ВоенТур 3 [АЗК] (fb2) читать онлайн

ВоенТур 3

Глава 1

К городу мы пошли спокойно, не встретив противника, хотя постоянно велась разведка абсолютно во всех направлениях и бригада могла развернуться в боевой порядок в любой момент.

Наша колонна не спеша вошла в город, втягиваясь на его улицы как длинная змея. В самом Борисове было в основном спокойно, только в паре мест разрялись перед немногочисленной публикой зараженные провокаторы. Их без лишних разговоров быстро вздернули на ближайших фонарнх столбах. Попутно присоеденив под сотню наших окруженцев, которые неизвесто чего мялись перед мостами через Березину.

Мы шли через Борисов, развернув красные знамена, из радиомашин на всю громкость звучал положенный кем-то из наших на музыку стих Симонова «А помнишь Алеша дороги Смоленщины» и исполненный приятным баритоном. В нем были и слова про этот город. Песня звучала, а люди смотрели нам вслед, кто с радостью, а кто и с осуждением.

Танки, бронетранспортеры, грузовики, тягачи с орудиями, мотоциклы и бронемашины, бригада впечатляла. Получившие новую форму со склада бойцы смотрелись браво, на каждом была зеленая каска, а в глазах горожан стоял немой вопрос, куда вы уходите отсюда, когда у вас столько сил?

Почему оставляете нас на поругание захватчикам? Они уже успели насмотреться на потрепанные и обескровленные наши части, которые отходили через город и мы заметно отличались от них.

К огромному сожалению это было не в наших силах, остаться тут и удержать город.

Все, что мы могли, так это вдохнуть в них надежду, что не вся Красная Армия разбита и что мы еще вернемся назад. Теперь нам стоило поспешить, так как карты раскрылись, немцы наверняка еще до вечера узнают о нашем примерном количестве, а самое главное о нашем местоположении.

Кроме прихваченных нами на горячем провакаторов наверняка найдется немало уродов, которые с огромным удовольствием, чтобы выслужиться перед новой властью сообщат своим новым хозяевам о нашей примерной численности и составе. Радовало меня только одно, мы шли на воссоединение со своими и еще уничтожим немало немцев.

* * *

Уже на том берегу, пару раз нас попытались проштурмовать с воздуха, но это окончилось для немцев очень печально. Количество эффективных зенитнх средств в составе всех наших колонн кратно превышала все принятые на этот момент нормы, как в РККА, так и в немецком вермахте.

Девятку Юнкерсов, которые попробовали нанести бомбовый удар по передовой колоне встретил шквал огня.

Снятый еще в начале рейда с БМК-Т радар, Маркони немного подшаманил и установил на один из полноприводных мощных грузовиков, на котором смонтировал и оборудовал всем необходимым сверхсовременную по нынешним меркам аппаратную. Так что теперь мы контролировали пространство примерно на пятьдесят-шестьдесят километров вокруг себя даже в движении, так что врасплох нас теперь не застать.

Получив своевременно целеуказание от наскоро обученного радарщика, мы заранее развернули зенитки в их сторону. На захваченных аэродромах, среди вещей немецких летчиков мы захватили и летные солнцезащитные очки, которые и выделили в первую очередь наводчикам зениток. Кроме этого практически все бойцы изготовили свои винтовки и ручные пулеметы.

Немцы верные своей манере заходили со стороны солнца, чтобы их не сразу увидели, но в этот раз им крупно не повезло. После первого же залпа, ведущий Юнкерс просто исчез в яркой вспышке взрыва, видимо кто-то очень удачно попал в бомбу. От разлетевшихся обломков пострадали и оба его ведомых, одному отбило крыло, а другому срезало хвост и они оба рухнули неподалеку от нас.

Второй тройке повезло лишь чуть больше, ведущего срезали из зенитных пулеметов, а левого ведомого скорее всего повредили пулеметно-ружейной стрельбой, так как трассеры к нему не тянулись. Когда огонь ведут одновременно из нескольких сотен винтовок и ручных пулеметов, то по закону больших чисел некоторое количество пуль попадет в цель вопреки любой теории. Лишь правый ведомый, беспорядочно сбросив свои бомбы, смог выйти из под огня с минимальными повреждениями. Из третьей тройки также сбили два самолета, таким образом из девятки бомбардировщиков назад улетело всего лишь два самолета, причем один из них слегка дымил, а другой рыскал по курсу.

То, что мы отделались всего лишь несколькими легкоранеными, конечно радовало, но вот то, что немцы прекрасно видели нашу колонну сильно удручало, хотелось абсолютной скрытности.

* * *

На месте, которое мы с начальником штаба выбрали под дневку, меня окликнули:

— Александр, стойте! — Оглянувшись я увидел деда Павла.

— Да Павел Игоревич, в чем дело?

— Александр, что вы хотите сделать?

— Не понял, что вы имеете в виду?

— Вы намерены оборонять Борисов?

— Нет, ввязываться в городские бои, когда наша первоочередная задача состоит в том, чтобы доставить попавшую сюда вместе с нами технику руководству страны я не буду. Фронт мы прорвали, главное что Березину пересекли, сейчас командование определится де и как лучше использовать бригаду, а мне с эксперементальной техникой надо грузиться на платформы и эшелоном в Кубинку.

— Вы не правы Саша! Я понимаю ваше желание, но сейчас мы можем как раз круто изменить ход войны. Вы только представьте себе, сейчас мы можем избежать блокады Ленинграда, а это не меньше полутора миллиона жизней. Для этого есть все предпосылки!

— Почему полтора, ведь во время блокады погибло около 800 тысяч жителей?

— Потому что я считаю и тех, кто погиб пытаясь прорвать блокаду города. Не позволив ему снять отсюда свои силы мы сможем удержать Киев, не допустить немцев к Москве, сбережем множество жизней наших бойцов и мирного населения. Кроме того есть еще одна очень веская причина.

— Какая?

— В Смоленске, в подвалах старой крепости сосредоточено большое количество вооружения и припасов, на несколько десятков дивизий хватит и вы хотите оставить все это добро немцам?

— Так, не понял, тогда какого хрена наши сдали немцам город, не вывезя предварительно все это богатство в тыл?

— А вот тут начинается самое интересное, я, по роду своей деятельности имею доступ ко многим материалам в спецархиве. Как вы думаете, сколько правды в слухах о терроре 37-го года и заговоре генералов?

— Дыма без огня не бывает, но насколько я знаю, там наверху был еще тот серпентарий, причем многие старые большевики показали себя отнюдь не с лучшей стороны, да еще этот Коминтерн, который похоже больше играл на руку финансовым тузам Запада, больно сильно там воняло и было очень много непонятного, что только вредило СССР.

— Абсолютно правильно, Сталин был хозяйственником, ему по большому счету мировая революция была до лампочки, он строил свою империю на базе России и если и полез бы дальше, то только как следует развив страну и укрепив в ней свою власть. Кстати его жена, Надежда Аллилуева была убита.

— Да бросьте, там ведь самоубийство было.

— Ага, из серии покончил жизнь трижды выстрелив себе в висок или пять раз ударив себя ножом в спину. У нее была сломана гортань, что при самоубийстве с помощью пистолета просто не возможно. Вот если бы она повесилась, тогда согласен. Ее убили чтобы надавить на Сталина, вот ему и пришлось выкорчевывать это все, не спорю, под раздачу попадали и посторонние, вот только анонимки строчили все на всех. Подсидеть начальника или коллегу, улучшить свою жилплощадь, свести счеты, а потом все дружно возмущались после смерти Сталина. Конев и компания просто сдали Смоленск, там была куча генералов, которых кроме как предателями и не назовешь, а на слуху у большинства только генерал Власов. Вот что вы знаете про его РОА?

— Был ее руководителем, предателей еще называли власовцами, но организовал ее не он, это точно, он ее просто возглавил встав во главе ее.

— Все правильно, было много мерзавцев, кто-то предал открыто, а кто вредил втихаря. Сейчас у нас есть великолепная возможность напрочь спутать немцам все планы, устроить им Сталинград в Смоленске. Тогда возможно удастся не допустить их в Киев и Харьков, а Харьков это ХТЗ и тридцатьчетверки, Ленинград это КВ, выпуск танков не будут прерван, а также Сталинградский тракторный. Только представь себе, три танковых завода продолжат выпуск продукции. В нашей истории немцы перебросили отсюда войска на юг и полностью захватили Украину, а сейчас мы имеем возможность не допустить этого.

— Все, сдаюсь, уговорили! — Я шутливо поднял руки вверх.

Не знаю, как тут поступить, с одной стороны дед Павел похоже прав, перспективы впечатляют, да и воевал он тут уже, вот ведь судьба у человека, дважды воевать в одних и тех же местах и в одно и тоже время. Звучит конечно заманчиво, вот только и риск огромный, а была не была, у меня в конце концов сейчас не та неполная танковая рота, что была сразу после нашего переноса сюда. Сейчас у меня считай полнокровная мотострелковая бригада фактически двухполкового состава, а это почти танковая дивизия по немецким меркам. Со всеми средствами усиления и люди, которые познали как все прелести немецкого плена, так и радость побед, они почувствовали ее вкус, получили уверенность в своих силах, а это многого стоит. Сначала видеть, как немец неудержимо прет на тебя, постоянно окружает и выигрывает сражения, а потом как уже ты практически без потерь громишь его отборные силы и идешь сквозь его войска как раскаленный нож через масло.

— Да, Павел Игоревич, а с кем мы свяжемся из наших, тут ведь начальства много разного?

Расстелив карту дед Павел показал: — Смотрите Александр, почти строго на восток, в лесу около Тетерина штаб 13-й армии генерал-лейтенанта Филатова. По моим ощущениям вполне адекватный дядька.

— Во! Вот с ним и будем связь устанавливать!

— Тогда так и поступим. Я даю команду готовить «Шторьх»!

* * *

Только Нечаев отошел распорядится насчет самолета, как ко мне подошел к подошел Климовский и сообщил, что на посту какой-то полковник устроил скандал и приказывает явиться к нему командиру нашего подразделения.

— Передайте приказ начкару: пропустить и сопроводить до штаба.

Через минут пять, по грунтовке в нашу сторону пылили «эмка» и сопровождавший ее трофейный «222».

Из пыльной машины вышел жилистый мужчина с наголо обритой головой, мясистыми губами и явно не дворянской внешности. Оглянувшись как-то совсем по хозяйски, он снял фуражку и вытер череп уже несвежим платком.

— Представтесь! — Вот так, без изысков, сразу в наглый наезд…

— Да, нет уж… Поскольку, вы находитесь в моем расположении, и вас сюда сопроводили ПО МОЕМУ ПРИКАЗУ, представитесь сначала вы. Документы! — По моему знаку, парни из комендантской роты, как морковку из грядки выдернули водителя из машины, и на пару с адьютантом или кто он там, уложили мордами в пыль. — Не советую… — произнес я, заметив как рука мужчины потянулась к кобуре. — Документы!!!

Только после этого, он протянул мне красную коленкоровую книжицу. Раскрыв ее, я прочел: «Гришин Михаил Данилович». Дальше было указано, что он состоит на действительной военной службе во 2-й стрелковой дивизии. Перевернув страничку, я узнал что он является командиром этой дивизии и имеет воинское звание полковник. Долее шли менее интересные данные: женат или холост, какое оружие за ним закреплено, и т. д.

Не спеша возвращать ему удостоверение личности, я начал методично сбивать с него спесь:

— Скажите полковник, где сейчас находится ваша 2-я стрелковая дивизия?

— До 22 июня 1941 года находился в отпуске, в санатории города Сочи. Моя 2-я стрелковая дивизия, расположенна на границе в районе крепости Осовец.

— А на основании чего, вы прибыли в мое расположение, и с какой целью?

— А вы так и не представились!

— Командир мотострелковой бригады Волков.

— Ваше звание, товарищ Волков?

— Капитан запаса.

После этих слов, лицо Гришина тронула победная улыбка.

— Как старший по званию, я подчиняю бригаду себе!

— Ну это врядли. Снова спрашиваю вас, на основании чего вы хотите подчинить мою бригаду себе?

— У меня приказ, задержать противника на рубеже реки Березина в районе города Борисов.

— Можно взглянуть?

Достав из планшетки лист бумаги с рукописным текстом, он протянул его мне. Внимательно его изучив, вернул его Гришину и продолжил:

— Все верно, согласно этого приказа командарма-13, вам вверена оборона борисовского участка. А где в нем указано, что я должен войти к вам в подчинение?

— Как старши…

— Как старший по званию, вы лучше меня обязаны понимать, что махновщина в армии недопустима! Ни в каком виде!!!

— Что…

Не успел полковник Гришин закончить фразу, как на поляну, где мы вели разговор въехала еще одна «эмка». И из нее вышел полковник с эмблемами танкиста. В отличии от Гришина он не был брит, а имел обширные залысины на голове.

— Здравия желаю. — Жестом кадрового военного, он кинул кисть руки к пилотке. — Полковник Лизюков, начальник штаба Борисовского гарнизона.

— Волков. Командир мотострелковой бригады.

— Уточните ваше звание, товарищ Волков.

— Капитан запаса он у нас. — Влез со своим комментарием полковник Гришин.

— Судя по всему, вы Гришин не смогли загрести бригаду товарища Волкова в свою «сбродную» дивизию? — С ехидной ухмылкой произнес будущий енерал и Герой Советского Союза.

А они тут не на шутку письками меряются… пришла на ум мысль. Это плохо. Тем временем, пока оба полковника обменивались колкостями, сзади неслышно подощел Климовский и сообщил почти шепотом:

— Делегат связи из штарма-13 с пакетом для вас.

— Товарищи командиры! — почти как на приеме у английской королевы официально и торжественно произнес я, — делегат связи из штарма, надеюсь я не надолго.

В уже развернутой полатке меня ждал капитан, который и вручил пакет. Мне предписывалось немедленно явиться для доклада в штаб армии.

— На чем вы прибыли капитан?

— На мотоцикле с коляской.

— Ясно. Мотоцикл отправляйте назад своим ходом, мы летим в штаб на самолете. Понятно?

— Да. Разрешите выполнять?

— Действуйте.

— Только…

— Что?

— Заправить бы технику…

— Распоряжусь.

Выйдя к полковникам, сразу сообщил:

— Лечу в штарм на доклад. Какие либо просьбы в штаб будут?

В ответ было дружное молчание.

— Я думаю, через несколько часов буду назад, как с вами связаться товарищи полковники?

Их ответы меня обескуражили — средств связи не было… Повернувшись к начштаба, приказал:

— Из батальона связи выдели по радиостанции средней мощности на колесах, и немецкой «Энигме» каждому. И еще… У половника Гришина четыре полка, выдели персонально для него телефонный взвод с необходимым имуществом. Как устойчивую связь с ними установишь, сразу мне доклад. Наверняка в штарме про них спросят. Остаешся на хозяйстве, а я полетел.

Попрощавшись с Лизюковым и Гришиным, всесте с делеатом сели в штабной «кюбель» и покатили к самолету.

Вечернее сообщение СовИнформБюро за 11 июля^[1]

… На Минском направлении усилиями наших наземных войск и авиации дальнейшее продвижение прорвавшихся мотомехчастей противника остановлено. Отрезанные нашими войсками от своих баз и пехоты мотомехчасти противника, находясь под непрерывным огнём нашей авиации, поставлены в исключительно тяжёлое положение. Отходящие от госграницы наши пехотные части прикрытия ведут ожесточённые бои и сдерживают продвижение моторизованных и пехотных войск противника на линии Лида — Волковым…

Глава 2

Москва, Кремль.

— Лаврэнтий, ну что у тебя по этому Волкову?

— Иосиф Виссарионович, ни каких данных по нему у нас нет. Все обнаруженные капитаны Волковы или не соответствуют заявленному возрасту или роду и месту службы. Этот человек из ниоткуда. Он внезапно появился в полосе Западного фронта через несколько дней после начала войны и начинает воевать. Сначала от отметился на железнодорожной станци Смолевичи, по факту не допустив замыкание кольца окружения немецкими танковыми соединениями. Затем, совместно с дивизией Руссиянова смог нанести поражение 7-й танковой дивизии вермахта, разгромив главную ее ударную силу — танковый полк, и взяв в плен его командира. Когда возникла непосредственная угроза охвата Минска с юга, 100-ю дивизию Руссиянова вместе с этим Волковым перебрасывают на рубеж реки Волма, где противник потерял неделю. За это время нам удалось вывести все войска из района Минска. У него тогда была неполная рота экспериментальной техники, какой именно до сих пор не известно. Все, что мы знаем, так это один тяжелый танк, средний танк похожий на Т-34 и тяжелая САУ, кроме того пара необычных бронемашин и грузовики с парой еще непонятных гусеничных машин.

— Так кто он, этот Волков?

На этот вопрос, всесильный нарком НКВД ответить как ему и положено — достоверно не мог.

— Что молчишь Лаврентий?

— Пока наверняка известно только то, что представляется инженером, бывшим танкистом, капитаном запаса.

— И как соответствует это тому, что он о себе сам говорит?

— Полностью. Достоверно установлено что прекрастно разбирается в тактике танковых войск, как наших так и противника. Технически грамотен. С полной уверенностью могу сказать, что идеологически подкован. Отмечена интересная особенность — не боится вступать в пререкания с политсоставом. На него ими написано несколько рапортов…

— Вот как… интересно что там пишит политсостав, Лаврентий?

— В основном объвиняют его в излишней жестокости, нарушении Женевской конвенции…

— Даже так… А какое твое мнение?

— Я сам сначала думал, что сильно переибает палку этот Волков, а разобравшись пришел к выводу что он сделал все правильно. Это бла кровная месть, как у нас в горах. И еще после нескольких таких акций, резко снизилось количество расправ над нашими раненными, женщинами-военнослужащими и граждансим населением.

— Что еще можешь сказать?

— С рубежа реки Волмы, рота Волкова с приданным ему батальоном десантников ушел в рейд по тылам противника.

— Кто подал идею об этом рейде?

— Он и подал, обратившись к генералу Руссиянову. Тот оценив замысел, повез его в штаб корпуса. Там и было принято решение о прридании ему батальона десантников. Затем он на пару дней исчезает. После чего следует массовый перелет через линию фронта на трофейной технике почти пяти десятков наших летчиков, которые доставили почти в полном составе штаб люфтваффе при группе армий «Центр». Они передали информацию об уничтожении двух эскадр пикирующих бомбордировщиков и отряда ближней тактической разведки, который обслуживал штаб танковой группы Гудериана. Эти действия резко снизили ударные возможности танковой группы, стабилизировав фронт минимум на полторы недели.Это время нам позволило создать эшелонированную оборону по реке Березине из отступающих частей и дивизий второго стратегического эшелона.

— Да… Сумел этот Волков натворить делов… Продолжай…

— По линии разведки пришли данные об необычайной активности в тех местах наших окруженцев, которые по проверенным данным уничтожили пару десятков колонн противника, причем некоторые из них были довольно сильными. Через пару дней после разгрома двух эскадр пикировщиков, на аэродром где это произошло приехала комиссия, которую возлавил лично Генрих Гиммлер.

— Значит английсое радио не врет?

— Проверяем, но очень похоже на то. Гитлер объявил, что того кто это сделал, он считает своим личным врагом и врагом рейха.

— Это хорошо Лаврентий! Неужели мы не сможем отметить сами своих героев как положено?Если бы все наши командиры так воевали. Есть мнение отметить товарища Волкова за его вклад в дело разгрома немецко-фашистких войск.

— Да уж, на героя он себе точно заработал. Одно уничтожение двух эскадр и Гиммлера чего стоит.

— Получится удержать немца на Березине?

— Шансы есть и весьма неплохие, сейчас с ним на контакт вышел генерал-лейтенант Филатов. Волков в немецком тылу организовал мотострелковую бригаду, согласно полученным нами данным в ее состав вошло около сотни различных танков, полк тяжелых гаубиц, полк противотанковой артиллерии, четыре мотострелковых батальона, батальон саперов, минометчиков и дивизион зенитчиков. Самое интересное, что он назвал эту бригаду — «Варяг».

— Вот что, негоже капитану запаса командовать мотострелковой бригадой, даже временно, думаю, что звание полковника он заработал честно.

Вызвав к себе в кабинет Поскребышева, Сталин произнес: Товарищ Поскребышев, подготовьте пожалуйста приказ о переименовании бригады товарища Волкова в Первую гвардейскую мотострелковую бригаду «Варяг».

* * *

Долетели мы быстро. Деревенька или село находилось на западном берегу небольшой речки, а сам штаб был расположен на противоположном, у мельницы. Рядом был ровный луг, на которй мы и плюхнулись. Самолет сразу закатили под раскинутые уже масксети.

Я вошел в двустворчатую дверь все еще держа в руках летный шлем с наушниками. Шагнув со света в помрак, сразу налетел на кого-то, кто пробормотал: «Извините меня, ттоварищ командир». Слева сидел ефрейтор в тряпочных нарукавниках, наверное штабной писарь. Наклонившись вперед и прижав ухо к громкоговорителю, стоял акой-то командир. В штабе находилось много людей, они были в мятых гимнастерках, лица не бриты, и я сразу почувствовал эту фронтовую атмосферу. Через открытую дверь наверное в комнату отдыха я мельком заметил стол со стоявшими на нем чашками с чаем и двух человек.

— Здравствуйте товарищ генерал-лейтенант. — Поприветствовал я вышедшего ко мне Филатова.

— Ну здравствуй полковник. — Улыбаясь и крепко пожав руку, ответил мне он.

— Вы ошиблись товарищ генерал-лейтенант, я капитан запаса.

— Нет никакой ошибки, уже с утра как полковник!

Увидев мое изумленное лицо, веско добавил: — приказ ставки, поздравляю вас товарищ Волков!

— Спасибо. — Это оказалось для меня действительно приятной неожиданностью.

— Ттогда сразу к делу. Какими силами вы располагаете?

— Два танковых батальона, в строю восемьдесят четыре танка, еще восемь ремонтируются, срок готовности — сутки. Четыре мотострелковых батальона почти полного состава, потери после последнего боя компенсированы из отходящих бойцов. Полк крупнокалиберной артиллерии, два дивизиона противотанковых орудий, минометный дивизион, зенитный дивизион, саперы, разведка, связь.

— Ничего себе, вот уж не думал.

— Есть к тебе полковник одно, но очень важное дело…

— Слушаю внимательно, товарищ генерал-лейтенант.

— Как тебе обстановка в районе Борисова?

— Не могу ничео сказать, только вышел из-за Березины и сразу сюда в штаб.

— Ясно. Нака вот почитай! — С этими словами он мне дал в руки лист бумаги в клеточку, на котором простым карандашом было написано следующие:

'Рапорт.

Докладываю обстановку, определяющую возможности выполнения Вашего частого боевого приказа № 05 от 7.7.41 г.^[2]

1) Непосредственно против р. Березина крупных частей противника нет. Действуют по основным магистралям — шоссе отдельные танковые отряды с охранением от них в виде отдельных дозоров (чаще танкеток) силою от отделения до взвода. Произведенная мною отдельными дозорами из двух бронемашин разведка на Борисов, Смолевичи и Борисов, Загорье, ближе 30-40 км дозоров противника не встречала. 2) Гарнизон, которым я располагаю для обороны рубежа р. Березины и Борисова, имеет сколоченную боевую единицу только в составе бронетанкового училища (до 1400 человек). Остальной состав — бойцы и командиры — сбор «сброда» из паникеров тыла, деморализованных отмеченной выше обстановкой, следующие на поиски своих частей командиры из тыла (командировки, отпуск, лечение) с значительным процентом приставших к ним агентов германской разведки и контрразведки (шпионов, диверсантов и пр.). Все это делает гарнизон Борисова небоеспособным. Налицо ряд побегов бойцов и командиров, провокационных ночных паник в виде ночных обстрелов впереди стоящих частей вторыми эшелонами, как это имело место в ночь с 5 на 6 и с 6 на 7.7.41 г. с жертвами — убитыми и ранеными. 7.7.41 г. имел место факт бегства с именным списком одного из подразделений лица комсостава. 3) Отсутствие связи (и каких бы то ни было средств для этого) с авиацией приводит к тому, что наши самолеты обстреливают и бомбят свои позиции и войска, а наши войска обстреливают свои самолеты. 5 и 6.7.41 г. сбиты своим артогнем и самолетами 1 разведчик и 2 скоростных бомбардировщика Красной Армии. Вместе с этим есть основания считать, что немецкие самолеты бомбят наши войска под советскими опознавательными знаками. 4) Отсутствие 3-го отделения и трибунала, до организации их мною лично, значительно ослабляет боеспособность и без того малобоеспособных частей гарнизона. Кроме того, нет танков и противотанковых орудий. Выводы: 1) главные силы противника от р. Березина далеко. Прорвавшиеся его незначительные отряды танков могут быть уничтожены введением в бой нескольких батальонов наших танков; 2) необходимы решительные меры по ликвидации шпионско-диверсионной работы фашистов; 3) следует прекратить необоснованную эвакуацию тылов, частей и местного населения; 4) для боеспособности вверенного мне гарнизона прошу: – дать хотя бы один батальон танков; – дать органически сколоченный стрелковый полк; – дать средства противотанковой обороны (орудия, мины, инженерно-фортификационные средства); – раскассировать «сборный сброд», пропустив его через густой фильтр; – обеспечить части гарнизона средствами связи, боеприпасами и продовольствием (о чем сделана заявка).

Вне учета этого вопрос обороны Борисов и рубежа р. Березина разрешен быть серьезно не может.

Начальник Борисовского ганизона

Корпусной коммисар Сусайков'

Увидев что я закончил читать, тут же спросил:

— Что скажете полковник?

— Разрешите несколько вопросов товарищ генерал-лейтенант?

— Задавай…

— Полковник Лизюков…

— Начштаба у корпусного комиссара…

— Полковник Гришин?

— Смог из отступающих сколотить три сводных стрелковых полка и прибрал к рукам отходивший гаубичный полк Северо-Западного фронта. Так что считай дивизия…

— Представляю какая засоренность личного состава.

— Погоди… А откуда ты про Гришина знаешь?

— Успел лично познакомиться. И с ним, и с полковником Лизюковым.

— И как они тебе?

— Честно?

— Сложилось впечатление, что они больше между собой причиндалами меряются, а не службу тянут…

— К сожалению и у меня такое мнение…

Тут нас прервал вошедший, сильно взволнованный командир, с петлицами подполковника. Он хоть и старался оворить тихо, но я сумел разобрать как он сказал Филатову: «Есть связь с КП фронта!»

Филатов взял трубку полевого телефона. У аппарата на КП фронта, как я понял был оперативный дежурный.

— Где вы запропали? — отчетливо и нетерпеливо донеслось из трубки. — На имя генерала Филатова имеется срочное приказание, записывайте! — Его карандаш быстро побежал по бумаге, а за спиной у меня остался стоять тот самый подполковник. Мне достаточно было чуть-чуть скосить глаза и я смог просто прочитать совсекретный документ: '13-й армии объединить усилия войск, — записывал генерал, — действующих на минском направлении (2, 44, 21-го стрелковых и 20-го механизированного корпусов) и нанести удар в направлении Раков с целью уничтожить раковскую группировку врага".

Для меня было дико, как по открытому каналу связи, даже без использования кодовых таблиц, командарм лично записывает карандашом совсекретнй приказ! Бл#ть!!! С этим надо что-то делать! Прибудим назад, сразу напрягу нашего Маркони!

Филатов отвел немного от уха телефонную трубку и довольно запальчиво заявил, что реальная оперативная ситуация абсолютно исключает возможность выполнения такой задачи. Дежуривший по штабу генерал резко оборвал его, сказав, что это указание подписано генерал-лейтенантом Маландиным лично и обсуждению не подлежит.

— Пригласите к телефону Германа Капитоновича, — нисколько не обескураженный резкостью оперативного дежурного, отозвался Филатов. Однако оказалось, что Маландин находится на заседании Военного совета фронта и освободится лишь через час-полтора.

Тоном, тоже не терпящим возражения, Александр Васильевич потребовал, чтобы оперативный записал и доложил Маландину, как только он освободится, просьбу немедленно связаться со штабом 13-й армии.

Ожидая звонок из штаба фронта, мы продолжили наш разовор.

— Да… Так вот, у меня сложилось такое же мнение. Поэтому полковник, вам придется принять на себя командование всеми частями и подразделениями в районе Борисова.

— Товарищ генерал, на свое место я вам предлагаю командира первого танкового батальона капитана Якубовского.

— Не понял, как это понимать?

— Я командовал бригадой временно, пока мы не выйдем к своим. У меня есть более важное задание, доставить секретную технику на полигон бронетанкового управления в Кубинку.

— А что за техника?

— На словах это не то…

— Уговорил, приеду под Борисов через день-два, покажешь! А сейчас подожди, тебе выписку из приказа вручат о подтверждении твоих полномочий.

Выйдя наружу, недалео от мельницы нашел Нечаева.

— Ну как?

— Перед тобой полковник Волков и командир борисовского оборонительного участка…

— Ну что-то такое я и предпологал… А за меня разговор был?

— Пока нет, но еще как говорится — не вечер…

Долгими нам показались последующие полтора часа. Наконец из штаба вышел подполковник и пригласил к командующему. Ситуация повторилась почти точь в точь. Не успел Филатов протянуть мне приказ, как прозвучал зумер одного из полевых телефонов.

Из трубки послышался как я понял ситуацию, голос генерала Маландина. Сразу же выяснилось, что фронтовое командование полностью обновлено, как и в моем времени: Павлова сменил генерал-лейтенант Еременко, срочно прибывший с Дальнего Востока, а Климовских — он, Герман Капитонович. Далее новый начальник штаба фронта, заслушав лаконичный, но исчерпывающий доклад командарма, пояснил:

— Я вынужден был подписать бумагу, текст которой вам передан, по настоянию товарища Ворошилова. Она была составлена еще до нашего с генералом Еременко прибытия. В настоящий момент Климент Ефремович более не настаивает на выполнении этого, данного ранее распоряжения. Затем генерал Маландин разъяснил, что, по имеющимся надежным донесениям, войска Гудериана приближаются к городам Борисов и Березино.

— Не исключено, — продолжал новый начальник штаба фронта, — что, если мы не примем чрезвычайных мер, эти важные в оперативном отношении пункты будут захвачены врагом с ходу и он легко преодолеет Березину. Кое-что нами уже сделано. Я с новым командующим посоветовался, и ставлю вас в известность, что завтра в 4.00, — сказал он, — 1-я Московская мотострелковая дивизия полковника Крейзера получит приказ к 12.00 выдвинуться из-под Орши к Борисову. Есть там и другие небольшие силы. Выходят туда и разрозненные части из окружения. Действия всей этой группировки приказываю координировать вам лично!

— Ранее, — добавил командующий фронтом, — дивизия Крейзера была подчинена 20-й армии, но теперь она оторвалась от нее на 50 километров, и потому я переподчиняю ее вам. Район города Березино надлежит прикрыть находящимся там 4-м воздушно-десантным корпусом, а также остатками 100-й и 161-й дивизий 2-го стрелкового корпуса, да и «окруженцы» наверняка накапливаются у переправ через Березину. Намечайте по карте, где расположите КП армии и корпусов.

Тут же было утверждено наше предложение расположить полевое управление армии на старом месте. Петр Михайлович Филатов доложил командующему, что Березино находится в полосе действий 4-й армии. На это Еременко ответил, что 4-я армия небоеспособна и ее управление будет выведено в резерв…

Глава 3

Тут мне пришла в голову одна мысль. Взяв в руки карандаш, я написал на листе блокнота: «Кому будет подчиняться 'Пролетарка»?

Бросив на меня пронзительный взгляд, Филатов указательным пальцем свободной руки потер свой висок. Через несколько секунд он указал карандашем на меня. Я тут же выхватил из его пальцев «Тактику» и слегка надрывая бумагу написал: «Нужны пока только разведподразделения — разведбат, полковые разведчики и артразведка!».

— Товарищ «Первый», есть предложение, сегодня не поднимать всю дивизию, а скрытно выдвинуть все ее разведподразделения. На месте их встретят.

—…

— Понял. Все будет готово.

Положив трубку, генерал Филатов очень как-то оценивающе посмотрел на меня.

— Потянишь ли? Еще суток не прошло, как ты капитан стал полковником… Я Крейзера знаю лично. Очень толковый командир. Сам понимаешь командиром на «придворную» дивизию абы кого не назначат.

— Какие твои действия будут первыми Волков?

— Сделаю следующее: в полосе ответственности от Веселово на севере от Борисова до Заберье, которое находися в месте слияния рек Бобр и Березина на юг от Борисова, на западный берег будет мной переброшены так называемые «заградительные» группы. Их единственная цель как можно дольше задержать выдвижение частей противника к указанному мне рубежу. У каждой группы в обязательном порядке по две радиостанции. Таким образом я буду точно знать, по какой дороге и какими силами продвигается противник. За то время, которое выиграют эти группы, по самой реке будут оборудованы позиции. А самое главное будут выявлены все места удобные для переправы, и подотовлены противотанковые засады.

— Толково. Что то вроде подвижной, так сказать маневренной обороны?

— Да.

— Полковник Крейзер, тоже сторонник такой тактики. Надеюсь вы на этом споетесь. Еще какие вопросы?

— Подрыв мостов…

— Полностью твоя обязанность… и ответственность. В штабе фронта, при старом командовании было мнение по возможности сохранять мосты.

— Понятно.

— Еще… Вчера нашему штабу удалось установить связь с нашей правофланговой 50-й стрелковой дивизией. Раньше она оборонялась севернее Минска. Ввиду отсутствия других войск этой дивизии приходиться прикрывать широкий фронт, включая Логойский тракт, который ведет через Лепель на Витебск. Командир 50-й дивизии принял под свое начало отброшенные к Логойску некоторые части 64-й стрелковой дивизии, а именно 288-й стрелковый полк, и остатки 30-го полка. А также 331-й полк 100-й стрелковой дивизии, которорй был ранее окружен в районе Острошицкого Городка.

— Было дело. Генерал Руссиянов тогда не смог деблокировать этот полк. Думали что все… сгинул.

— Нет… Потрепали ео сильно, но командир смог вывести к своим. Сеодня из этой дивизии сообщили, что части немецкого 39-го мотокорпуса оттеснили их и заняли Плещеницы.

Мы уткнулись в карты. Ситуация на северном фланге была следующая: Заняв Плещеницы и Логойск, противник наверняка по двум сходящимся дорогам в Зембена нанесет удар. А от Зембена до Веселово совсем нечего — только по дамбе перемахнуть и уже на восточном берегу Березины.

— Ситуация мне понятна. Можно идти?

— Давай… не подведи.

* * *

Трофейный «Шторьх» с огромным трудом смог оторваться от ровной поляны, которую использовали для взлетной полосы при штарме. Перегруженный сверх нормы, установленной заводом-изготовителем для этого изделия немецкого авиапрома, он все поднял в воздух кроме Волкова и Нечаева трех военюристов. Их направили для укомплектования военного трибунала бригады. Большинство пассажиров прильнули к стеклом кабины, с интересом наблюдая как удаляется земля.

Еще перед взлетом, пока мы ожидали личный состав трибунала, наметили с дедом Павлом самые первые действия, которые необходимо срочно осуществить. Поэтому, пока Пал Игоревич «рулил», я по рации отдавал первые указания в новом качестве.

Поскольку Маркони серьезно пошаманил над немецкой рацией «Шторьха», то я совсем не опасался радиоперехвата. Наш радиобог перевел работу аппаратуры с амплитудной модуляции на фазовую, присобачил блок инверсии спектра сигнала, и еще один, который каждые тридцать секунд менял несущую. Таким образом он добился скрытности передачи. Сейчас со своего воздушного КП, могу связаться напрямую с любым своим подразделением, как и они со мной.

После приземления, меня уже ждали начальник штаба Климовский и главный по радио Маркони.

— Маркони, начнем с тебя. У тебя люди и аппаратура готовы?

— Так точно. Четыре группы с двойным комплектом аппаратуры и тремя рабочими сменами в каждой.

— Шифровальщики?

— В каждой группе по два специалиста и одна немецкая «Энима»?

— Не вскроют обмен?

— Нет. «Энигмы» тоже прошаманины. Каждую из них нам удалось состыковать с Хельшрайбером (Hellschreiber см. http://www.rkk-museum.ru/vitr_all/exhibits/430.shtml).

— Маркони, мне это ниочем… По простому объясни.

— Теперь не надо делать много промежуточных операций. На одной стороне телеграфист набивает открытый текст, он шифруется «Энигмой», передается по каналу связи и противной стороне рашифровывается и и печатается в открытом виде на бумажной ленте.

— Ясно. Это все надежно?

— Более чем.

— Ну смотри… Когда люди будут на местах?

— У соседа справа и штарме-13 максимум через пару часов. Левый сосед и штаб фронта не могу пока сказать.

— Ладно. С тобой тогда пока все. — Повернувшись к НШ и Нечаеву произнес: — Слушаю ваши предложения…

— Заградительные группы в полной готовности, ждут постановки задачи.

— Ясно. Отбери три самых надежных групп с толковыми командирами, их на У-2 перебросить на правый фланг, перед боевыми порядками нашего соседа — 50-й дивизии. Высадка у мостов западнее и южнее Зембена. Задача стандартная — задержать подход немецких колонн к боевым порядкам нашего соседа.

— Сделаю.

— Дальше…все остальные группы перебросить на западный берег Березены с той же целью. Пока они хороводятся с немцами, от сих до сих, — я показал наш участок на карте, — зарыться в землю так, что бы примкнутого штыка не было видно. Это первое. Во-вторых, выявить абсолютно все места удобные для переправы — броды, мелководье, пологие берега и так далее…

— Уже делается, товарищ полковник. Тут прибыли полковники Гришин и Лизюков. Наверное есть смысл обсуждать план обороны вместе?

— Ты прав майор. Где удобнее?

— В штабе, он уже полностью развернут.

— Пошли.

Наш штаб был оборудован на базе одного из немецких трейлеров для перевозки танков. На его платформу установили специально изготовленный вагончик, у которого все боковые стенки опускались, превращаясь в пол, другая боковая стенка наоборот поднималась становясь крышей… Такой трансформер раскладывался за полчаса и штаб мог комфортно работать. Тут же были рабочие места оперативной группы, связистов и других необходимых специалистов.

Наши гости наблюдая за развертыванием, только цокали языками.

— Еще раз здравствуйте товарищи. Ну как нравится? — Я кивнул на свой штаб.

— Барство это все… — надменно произнес полковник Гришин.

— А я полковник так не считаю. От того, насколько правильное решение примет командир зависит очень многое, и исход боя, и жизни подчиненных. Поэтому каждый командир обязан следить за своим самочувствием и принимать все возможные меры по его поддержанию.

— Авы не зарываетесь капитан? — и после небольшой паузы добавил: — запаса…

— Уже не капитан запаса, а полковник… — после этих слов, вокруг разлилось явно ощущаемое напряжение. — И ваш непосредственный командир. Прошу ознакомиться с приказом штарма-13.

Подождав пока все ознакомятся с бумагами, продожил:

— Теперь к делу… Письками меряться будете после войны, если доживете. Товарищ корпусной коммисар, как командир гарнизона доложите о наличии сил и средств.

— В состав гарнизона входят: Борисовское танко-техническое училище. Личный состав обращен на формирование трех батальонов, общим количеством 1412 человек, кроме этого присутствует 22 танка БТ различных модификаций и 18 танкеток Т-27, также есть некоторое количество полевых и противотанковых орудий.

— Каких и сколько?

— Уточню и сообщу…

— Добро… Продолжайте…

— 1-я рота 1-го батальона 76-го полка 3-й дивизии НКВД по охране железнодорожных сооружений −152 человека, 85-я зенитно-пулеметная рота Минского бригадного района ПВО, 62-я зенитная батарея ПВО 18-го района авиационного базирования, управление 54-й авиабазы с 233-м и 234-м батальонами аэродромного обслуживания, 154-й ротой связи и 205-я аэродромно-техническая рота. Также в черте города находятся 20-я автобронетанковая ремонтная база, 30-й автотранспортный полк и 58-е управление военно-строительных работ. Два дня назад в мое распоряжение был передан 12-й дивизион бронепоездов — легкие бронепоезда №47 и №48.

— Подполковник Гладченко?

— Да, он. 26-го июня в Борисове закончил формирование, и 29-го июня был передан в мое распоряжение 122-й легкий инженерный батальон.

— Это все?

— В окрестных лесах скопилось большое количество командиров, которые возвращались из отпусков в свои части, но смогли добраться только до Борисова. Из штаба фронта должен прибыть начальник отдела кадров генерал-майор Алексеев, но о нем и его действиях пока ничего не известно.

— Ну что же, неплохо.

— Разрешите дополнить корпусного комиссара? — Произнес спокойным и уверенным голосом полковник Лизюков.

— Прошу.

— Утром к Борисову вышла большая группа 5-й танковой дивизии.

— Танки?

— Несколько машин. Все «КВ-1». Много машин, из-за отсутствия топлива оставлены в двадцати километрах на север от Борисова, за Веселово.

— Немедленно выслать топливо, экипажи и ремонтников. — приказал я Климовскому. — Ремонтники наши. А вы, — обратился я к Лизюкову, — предоставьте сопровождающего моим ремонтникам, чтобы быстрее организовать эвакуацию танков.

Пока Лизюков занимался этим вопросом, я начал расспрашиватьГришина.

— Что можете сообщить по вашей сводной дивизии?

— В составе моей дивизии, — это слово полквник Гришин выделил голосом, — два сводных стрелковых полка, гаубичный артполк, три отдельных 76-мм артдивизиона, из них два зенитных, и другие подразделения.

— Тоже неплохо. Я так понимаю полковник, вам удалось это сделать в самые кратчайшие сроки?

— Да. Дивизия сформирована из отходящих подразделений и отдельных военнослужащих.

— Где сейчас находятся полки дивизии?

— На западном берегу, в основном в Ново-Борисове. А где конкретно артполк?

— Там же, на том берегу.

— Это не правильно. Все крупные калибры переправить на этот берег. Немедленно. Выводить по-батарейно. Это же касается зенитных орудий. Приказ ясен, полковник?

— Ясен.

— Через полчаса, я должен увидеть первую батарею на этом берегу!

После того как Гришин ушел, я и Климовский остались вместе с корпусным комисаром.

— Иван Захарович, расскажите о своем училище.

— Ну что сказать… Танко-техническое оно с февраля. Еще год назад оно было Минским кавалерийским. Личный состав училища 1400 курсантов и преподавателей. Почти половина прибыла из Подольского стрелково-пулемётного…

— Так, так, так… А скажите, кто из ваших с автомобильной и бронетехникой на «ты»?

— Ну это прежде всего преподаватели технических дисциплин. И они же поименно знают курсантов, которые разбираются в технике.

— Тогда их всех направить на помощь 20-й рембазе. К ней же временно приписать всех техников и мотористов из БАО. Пусть будет мощный ремонтный орган. Далее, роту НКВД вместе с моими комендачами на «отлов» отпускников в окресностях. Что еще? Бани есть в городе?

— Есть несколько…

— Из «дивизии» Гришина, под видом помывки, выдергивать поротно и проводить как вы написали в своем рапорте «раскассирование». Мои командиры знают как это сделать быстро. Всех выявленных агентов передавать Пал Игоревичу, он хорошо знает как с ними работать…

— Чего тут знать! Сразу к стенке!

— Тут вы неправы. А радиоигра, а дезинформация. К стенке пойдет другой континент, для этого штарм трибунал прислал в полном составе.

— Понятно. Разрешите выполнять?

— Приступайте Иван Захарович.

* * *

Только ушел Сусайкин, как в штаб заглянул Нечаев.

— Ну как отправил людей?

— Минут пять как взлетели, минут через пятнадцать должна выйти на связь, еще через пять вторая…

— Тогда ждем, а пока подумай как лучше всю «сбродную» дивизию Гришина провести через фильтр. Я тут Сусайкина просил узнать про бани, может быть там, когда все раздеты? Помыть, а потом когда выдавать чистое и новое, пройтись по документам?

— Толково, так и сделаем. И еще что обязательно надо сделать, это всех обкатать танками, что бы не было «танкобоязни».

— С языка снял. А еще, если позволит время, каждую роту провести через танковую атаку, да хорошо бы не один раз. И расчет каждой пушки должен потренироваться на отражение атаки сразу нескольких танков. Поэтому количество «заградительных» групп надо увеличить, что бы мы успели сделать две основные вещи — организовать эшелонированную оборону и подготовить весь личный состав к отражению массированных танковых атак.

— Насколько увеличить?

— Максимально…

— Туда всех подряд не возьмешь, кроме нужного характера, еще и подготовочку соответственную желательно иметь.

— Должны вот-вот подойти разведподразделения «Пролетарки», их и используй.

— Отлично. Еще в десантном батальоне есть малеха подходящих кадров.

— Используй всех кого сочтешь подходящими. Нам нужна самая полная информация о противнике. Мы тут с Климовским одну идею хотим попробовать…

— Какую?

— Сейчас планшет местности за Березиной делают. Вот хотим ситуационный центр изобразить и есть слона небольшими кусочками, но очень часто.

— Очень интересно, что получится в итоге.

— Получится — уверен! Такие планшеты делали во второй половине войны, специально созданные отдельные разведывательные артдивизионы, ОРАДы. Получалось очень хорошо.

В этот момент затрещал телнфон. Оператор с радиоцентра разыскивал деда Павла.

— На, тебя… — передал я ему трубку телефона.

— Нечаев, слушаю…

Положив трубку на телефон, он доложил:

— Одна группа высадилась в районе Адольфино, там мост через Цну, вторая аж дошла до Камня, там тоже хороший, крепкий мост. Саперы остались работать у моста, а остальная группа выдвинулась в сторону Плещеницы, ищет в лесу удобные места для засады.

— Контакт с 50-й дивизии есть?

— Нет.

— Это конечно плохо, но нам не привыкать…

Не успел я закончить фразу, как вошел адъютант и доложил о прибытии полковника Крейзера.

— Приглашай!

Зашедший полковник с огромным интересом оглядывался.

— Первый раз такую красоту видить приходится.

— Добрый день, товарищ Крейзер. Как добрались?

— Как и приказано — скрытно.

— Это и хорошо, и правильно! Кого с собой привели?

— В соответствии с приказом, все разведподразделения дивизии.

— Уточните…

— Дивизионный разведбат в полном составе, шесть полковых разведвзводов, танковая разведрота и артразведчики в полном составе.

Меня напрягло, то что от трех стрелковых полков прибыло аж шесть разведвзводов. Кода я служил, мотострелковый полк имел штатную разведроту… Ладно, промолчим, небось сойдем за умного.

— Отлично, тогда приступим. Первое… все ваши разведподразделения передаются в полное и безоговорочное подчинение товарищу Нечаеву, он наш главный разведчик и диверсант. Пал Игоревич, вам слово.

— Артразведчики, танкисты и разведбат будут разбиты на так называемые «заградительные» группы, в состав которых входят снайпера, пулеметчики, саперы, радисты. Эти в обязательном порядке. По ситуации могут привлекаться минометчики и противотанкисты. В этом качестве могут быть использованы ваши танкисты. Желательно знание немецкого. Еще я хочу попросить вас товарищ полковник прислать из вашей дивизии «Ворошиловских стрелков», толковых пулеметчиков с «ручниками» и минометчиков. Они в этих группах пройдут боевую стажировку, наберуться реального боевого опыта.

— Убедили, распоряжусь…

Но Нечаев, не оставил без внимания крейзеровское надувание щек.

— Если бы вы не убедились, то получили бы прямой и недвусмысленный приказ от вашего непосредственного командира. Надеюсь с военской дисциплиной у вас нормально?

От слов деда Павла, «наш человек», а полковник был стопроцентным евреем, стал красным как сырой буряк. При этом он начал теребить свой орден Ленина.

— Полковник, ваша высокая госнаграда полученная навеняка за учебные бои на полигонах, сейчас никакой роли не играет. Немцам она интересна толька как трофей. Да и вообще, вы бы его сняли, что бы не быть приоритетной целью для снайперов и диверсантов. А заодно поменять петлицы на полевые, а фуражку на пилотку.

Глава 4

К моему огромному удовольствию Крейзер не полез в бутылку. Это уже хорошо! Тем временем Нечаев продолжил излагать план действий «зарадительных» групп.

— Полковые разведчики займутся тем, на что их натаскивали, а именно: пешие взводы развернут линиюнаблюдательных постов перед передним краем оборонительного участка и по флангам, а также несение службы на сторожевых заставах. Конные взводы, конными патрулями, будут объезжать расположение полков первой линии обороны по периметру с тем, чтобы обезопасить наши подразделения, прежде всего управленческие и тыловые от внезапного нападения.При необходимости они выставят подвижные дозоры, которые патрулируют между подразделениями и с тыла с тем, чтобы исключить проникновение в расположение групп противника.

Ай да я! Ай да молодец! Как за умного сошел! Но свои пять копеет вставлю:

— Предлагаю, пешим разведчикам придать их коллег из артилерии, а конным роту НКВД, о которой говорил Сусайков.

— Мне нравится это предложение. Могу добавить. Что к этому делу можно привлечь комендантские взводы…

— И выходящих из окружения пограничников.

— Придать бронепоезда Гладченко… — опять вставил я пять копеек.

— Раз пошла такая пьянка, — с явным азартом начал Крейзер, — то неплохо было бы организовать отдельный штаб тыла, который бы занимался исключительно обеспечением боевых действий…

— В том числе охраной тыла нашей группировки! — Добавил Нечаев.

— И я даже знаю кому это поручить!

— Неушто Гришину? — понял меня с лету дед Павел.

— Комдив второй стрелковой? — удивился Крейзер. — Знаю его, этот сможет… Он как бульдозер, ему все до одного места.

— Тогда решено.

Через несколько минутв штабе появился Гришин. Не нужно быть тонким психологом что бы понять что они друг друга знают.

— Разрешите доложить? — Вместо слов, я только кивнул головой. — Ваш приказ выполнен. Гаубичный полк в полоном составе переправлен на восточный берег. — На этом он свой доклад окончил, и я в удивлении поднял брови.

Прокашлявшись, он дополнил:

— Сейчас приступят к переправе два дивизиона зениток.

— Калибр?

— Семдесят шесть.

— Что осталось на том берегу?

— Шестиорудийная батарея «полковушек», полный дивизион УСВ, девять «сорокопяток» и три ПТО калибра тридцать семь милиметров.

— Минометы?

— В каждом полку по роте батальонных и полковых минометов.

— Тогда давайте поступим так: «полклвушки», УСВ и полковые минометы тоже на этот берег, а остальная артиллерия остается с пехотой. Ясно?

— Да. Я хотел уточнить один вопрос. Мне командиры стрелковых полков сообщили что есть приказ о по-ротном выводе на этот берег стрелковых подразделений. Почему мне об этом не известно?

— Ну, во-первых уже известно, во-вторых кроме помывки со всем личным составом дивизии проведут еще одно важное мероприятие.

— Понятно.аня очень сильно удивила ваша способность в считанные дни оранизовать такое количество людей. — От этих слов он довольно заулыбался. — Поэтому есть мнение… поручить вам еще более ответственное дело… — тут я сделал паузу и стал ее держать.

Мой расчет оправдался. Полковник не выдержал первым и спросил:

— Какое товарищ полковник?

— Вы возглавите штаб нашей оперативной группы!

— Я строевой офицер, а не штабная… — тут он замолчал, не решаясь закончить свою мысль.

— Штаб не обычный, поэтому его возглавите вы. Это будет штаб тыла. Хоть это звучит не совсем по-боевому, но функции которые он будет исполнять будут архиважные. Вы будете отвечать за безукоризненую работу всех тыловых служб, а также за надежную охрану нашей тыловой зоны от разведчиков и диверсантов противника. Первые предложения я жду от вас через час. Для начала в ваше непосредственное распоряжение переходит рота НКВД, дивизион бронепоездов и взводы конной разведки дивизии полковника Крейзера. Думаю позже, в ваше оперативное подчинение перейдут особые отделы и территориальные органы тылового района. Вопросы?

— Мне все ясно.

— Ну и отлично. Тогда первое задание… берете автомобильный полк в полном составе и первой ходкой со смоленских складов привозите снаряды, патроны и гранаты. И обязательно малые лопатки для пехоты. Что бы они были абсолютно у всех.

Тут в разговор вмешался Крейзер:

— У меня в дивизии есть автобат и поразделение регулировщиков…

— Отличное предложение. Я тоже от нашей бригады выделю весь свободный автотранспорт.

Крейзер снова подал дельную мысль: — Топливо…

— Абсолютно верно! ГСМ это для нас также важно как снаряды и патроны! За дело Михаил Данилович. Вся надежда на вас…

* * *

Практически сразу стали поступать первые данные от «заградительных» групп. Обстановка медленно, как при проявлении фотобумаги в кювете, стала отражаться на макете местности. Крейзер увидев эту новинку даже замер, не отводя от нее глаз. В нашем присутствии операторы получая иформацию сразу же вносили изменения. Пока все группы работали вне зоны поражения артиллеристким огннем. Но думаю через три-четыре часа подключатся и наши пушкари.

Доклад о том, что есть первые результаты по «банным» делам застал нас с Крейзером уже на выходе из ситуационного центра. Результат был следующим: в трех ротах прибывших на помывку выявили пятерых агентов, которых изъяли по-тихому и дед Павел со своими ребятами уже плотно с ними работали. Все подробности будут позже, а сейчас мы пошли к учебному полю, где будут с каждой ротой нашей группы проходить обкатка личного состава танками и учебные оборонительные бои пехоты и артиллерии против немецких танков. За немецких танкистов будет играть второй танковый батальон бригады, в котором была собрана исключительно трофейная бронетехника. А с пехотой надо что-то придумать. Личный состав должен получить реальный опыт ведения огня, к тому же максимально приближенный к реальной боевой обстановке.

Бойцы сняв с себя форму и оставшись в трусах и сапогах энергично копали сплошную траншею ротного опорного пункта.

— Почему не индивидуальные ячейки согласно устава?

— Не работают они в нужой мере!

— Но Устав учит строить оборону по так называемой ячеечной системе. Понятно, что пехота в ячейках будет нести меньше потерь от вражеского огня.

— Возможно, по теории это так и есть, а главное, рубеж выглядит очень красиво, все проверяющие в восторге. Но увы! Война показала другое…

— Я с вами не согласен!

— На четвертый или пятый день войныменя заинтересовало, почему наша пехота, находясь в обороне, почти не ведет ружейного огня по наступающему противнику. Атаку противника мы тогда отражали обычно хорошо организованным артиллерийским огнем.

— И что вы выяснили?

— Добравшись под вражеским огнем до одной из ячеек, я сменил сидевшего там красноармейца и остался один. Умом я понимал, что где-то справа и слева тоже сидят красноармейцы, но я их не видел и не слышал, и от этого начал сильно нервничать. К тому же командир отделения не видел меня, как и всех своих подчиненных, и это во время боя! То есть реально, самый младший командир не может управлять своими подчиненными. А бой тем временем продолжался. Рвались снаряды и мины, свистели пули и осколки. Иногда самолеты сбрасывали бомбы. Но самое главное — взводный и ротный тоже не могут руководить своими подчиненными! Тогда я сделал вывод — из-за отсутствия твердого управления, из-за того что каждый из бойцов чувствует себя неуверенно когда находится сам в стрелковой ячейке, мы еще до боя проигрываем противнику! Я не один од в армии, и то, сознаюсь откровенно, чувствовал себя в этом гнезде очень плохо. Меня все время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли мои товарищи в своих гнездах или уже покинули их, а я остался один. Уж если ощущение тревоги не покидало меня, то каким же оно было у человека, который, может быть, впервые в бою!..

— Да… ценное наблюдение, но Устав…

— Ладно… Такой вопрос: необходимо перебросить отделение с левого фланга участка обороны взвода на правый, как это лучше сделать? Под огнем, при ячеистой системе или скрытно по траншее?

— Конечно по траншее…

— Да даже такой момент — в индивидуальной ячейке солдату даже нужду справить негде. Или в дерьме сиди, или под огнем беги…

— И демаскируй линию обороны… — уже задумчиво добавил Крейзер.

— Все уставы пишутся на основании опыта прошедшей войны, в лучшем случае текущей. Пройдет максимум полгода этой войны и напишут новые уставы. А пока нам надо максимально эффективно использовать тот опыт который нам уже достался, и частенько немалой кровью. Человек всегда остается человеком, и, естественно, особенно в минуты опасности ему хочется видеть рядом с собой товарища и, конечно, командира.

— Наверное вы правы… Ведь японцы потеряли на Халхин-Голе втрое больше солдат и офицеров, чем мы…

И тут я вспомнил кое-что из лекций в академии: японцы до конца боевых действий предпочитали окопчики-ячейки. Этот факт, разумеется, в сочетании с другими сказался и на итоговом соотношении потерь. Правильно сказал Крейзер — 3 к 1, и это что в основном они сидели в обороне.

— А там что? — Крейзер указал рукой на отрезок грунтовки, по которой туда-сюда ездили два танка.

— Лечим от «танкобоязни». Делаем обкатку личного состава, что бы повысить психологическую устойчивость.

— Вот это отличная идея! Прикажу у себя такое ввести!

— Яков Григорич, подскажите как человек опытный… Есть одна задумка, но не знаю как реализавать…

— Ну-ка, ну-ка… Рассказывайте молодой человек…

— Давать всестороннюю подготовку бойцу у нас нет времени на это. Основной вид боя сейчас для них это оборонительный. Немец идет на прорыв пуская вперед перед своей пехотой «двойной клин». Сзади пехота. Вот ее и надо изобразить перед обучаемыми бойцами. Танки натуральные, пехота — мишени. Расстояние от четырехсот до пятидесяти метров.

— Так так… интересно…

— Самая дальняя линия мишений — четыреста метров. Самая ближняя — пятьдесят. Для начала между линиями мишеней сделать пятьдесят метров, потом можно сделать двадцать пять. И вот тут мы подошли к главному — как дешево и сердито сделать так чтобы мишени при попадинии в них сами падали, это раз и два — как поднимать эти мишени в нужный момент, типа немецкий пехотинец начал делать перебежку?

— Интересно вы вопрос поставили… Очень интересно… Ну как сделать мишень, тут просто. Из трех снарядных ящиков взять крышки и днища, срастить по три щита — вот и получится ростовая мишень. Как просто сделать что бы она ложилась? Тоже просто, надо прикрепить снизу груз, который будет уравновешивать всю конструкцию относительно оси, на которой закреплена сама мишень. Пуля попала — мишень упала. Петли взять из тех же снарядных ящиков, ось из проволки или из негодного шомпола.

— В бригаде есть запас трофейных «маузеров»!

— Отлично, тогда мишень будет ложиться без проблем. Тут есть одна тонкость — надо что бы силуэт мишени более-менее соответствовал натуре, а то попадет пуля рядом с нарисованной головой, мишень упадет, а по факту — мимо…

— Отличное решение, а как поднимать в нужный момент?

— Тоже просто. На каждой линии мишеней оборудовать сплошную траншею, в нее загнать красноармейцев, которые и будут поднимать щиты. Заодно к обстрелу привыкнут…

— И к танкам, которе будут через траншею переваливать.

— Сколько надо мишеней?

— Батальон в каждой линии — много получается…

— Ну в каждой следующей уже меньше, но согласен надо много, что бы толк был. Где бы столько ящиков достать… Прикажу-ка я своим интендантам пустые ящики собрать и сюда вести.

— Лучше сразу готовые мишени, меньше ходок надо будет сделать.

Вот так неожиданно просто был решен вопрос с мишенями. Ведь если получится натренировать роты на прицельную стрельбу, то тогда мы сделаем великое дело. И если хватит времени то надо в каждой роте сформировать группы гранатометчиков и «бутылочников»… Да и вообще, нельзя ограничится только обкаткой. Метанине на моторное отделение, как отдельное упражнение тоже надо обязательно включить в программу подготовки!

— Яков Григорич, а что вы посоветуете для повышения эффективности расчетов противотанкистов?

— Есть у меня в дивизии один командир-энтузиаст. Он придумал к стволу пушки крепить СВТ и тягу проволочную… Пожалуй его есть смысл привлечь сюда.

— Да, согласен. Это было бы неплохо.

— По поводу подготовки противотанкистов, есть два предложения. Первое: при массированных атаках противника на каждое орудие как правило двигается четыре-пять танков. Я однажды приданной мне батарее «сорокопяток» предложил отбить атаку нескольких боевых машин, и никто в батарее с этой задачей не справился. Поэтому необходимо всех артиллеристов доучивать этому делу. Ведь выработав привычку стрелять по одной цели, они, в лучшем случае, поразят две. Остальные танки противника уничтожат расчет. Но ведь в реальном бою все обстоит иначе.

— И снова не могу с вами не соласиться. Вы еще говорили про второе.

— На той же батарее, подсмотрел интересное решение по определению дистанции прямоговыстрела.

— Крайне интересно, какое?

— Командир батареи велел каждому командиру у себя на козырьке фуржки сделать пропил, который соответствует габариту танка на дистанции прямого выстрела. И не надо по сетке бинокля высчитывать расстояние до цели. Любой номер расчета при необходимости может нахлобучить на голову фуражку и точно знать когда можно открывать огонь.

— Вы не перестаете меня удивлять! Как все просто…

Ведя этот разговор, мы вернулись в ситуационный центр, где нас ждал негаданный сюрприз в виде

генерал-лейтенанта Филатова. Который увидев меня заулыбался.

— Не спрашиваю как обстановка сам все видел! Здорово придумал, но одного не учел…

— Потолок не позволяет — низкий.

— Да-а… Если бы на верху поставить небольшой стол и пару стульев было бы вообще блеск!

— Со временем и это будет, товарищ генерал-лейтенант.

— Ты полковник обещал чудо-танк показать.

— Пойдемте, покажу.

Конечно с нами увязался и Крейзер. Мы вышли из штаба и под деревьями отправились к стоянке техники, которая была тщательно замаскирована и охраняема.

Часовой не купился на наши петлицы и стоял на своем. Я пароля и отзыва не знал на сегодня, и поэтому пришлось ждать начкара, который уже через пару минут примчался кабанчиком. Узнав меня, он тем не менее отвел меня в сторону и с напряжением в голосе спросил:

— Товарищ командир у вас все в порядке?

— Все нормально лейтенант.

— Кто эти люди с вами, вы их лично знаете?

— Да лейтенант. Один из них командующий нашей 13-й армией, другой тоже большой начальник из самой Москвы. Если хочешь спроси у них документы! — добавил я в шутку…

— Сочту нужным — потребую! — На полном серьезе ответил лейтенант.

— А вот это правильно, так действовать и дальше, честное слово — молодец! А теперь проведи меня с командирами к танкам.

За начкаром мы прошли за неболшой холмик, где среди густого кустарника и деревьев было укрыто и замаскировано несколько машин. С них при нашем появлении сразу же начали снимать масксети и сначала они увидели мой ИС — 3. А увидев и Филатов, и Крейзер опешили. Широкий и приземистый, с острой клинообразной мордой, вытянутой каплевидной башней и здоровенным 122-х миллиметровым орудием.Уж насколько грозно выглядел КВ, но и он проигрывал по всем показателям этому ужасу на гусеницах. Рядом частично сняли маскировку со стоящей самоходки.

Приземистая с еще большим орудием, она тоже изрядно удивила моих гостей, а рядом уже был приоткрыт Т-44, очень похожий на «тридцатьчетверку», но с более зализанный и с большой башней, да и орудие его тоже было длинее чем Ф-32.

— Что это? — Филатов сделал широкий мах рукой, показывая на все три машины.

— Это и есть та самая экспериментальная техника, которую я должен любой ценой доставить в Кубинку.

— Сейчас товарищ Волков такая ситуация, что если мы немца не удержим тут, то может эта вся красота не успеет дойти до фронта в серьезных количествах. А единичные экземпляры войну не выиграют, хребет не переломят…

— Представляю, что будет, когда она массово пойдет в войска. — восхищенно произнес Крейзер.

— Капут немцам будет, будут драпать так, что только пятки засверкают. — убежденно ответил я.

Глава 5

Генерал-лейтенант уехал в уже наступивших мягких летних сумерках. Никаких нештатных ситуаций пока не было.

— Яков Григорич… — начал я, потирая руки с самым заговорщицким видом.

— Еще более «за», чем вы…

— Вот это я понимаю, сразу видно наш человек!

— Вы из наших? — С самым серьезным видом спросил Крейзер.

— Как было сказано, еврей — это призвание и воспитание…

— Интересная трактовка, и лично для меня очень приятная, а что есть продолжение?

— Всего не помню, но цыган — это профессия, француз — это не национальность а образ жизни, хохол это диагноз…

— А русский?

— А русский — это судьба…

— Давайте не будем о грустном, что вы говорили «за посидеть»?

И тут я решил что пора немного постебаться:

— Вот, сразу видно характе΄ную че΄ту ΄усского человека! Где б он не находился, в какую б ды΄у судьба его не засунула, но только дай ему повод, и он с΄азу же начнет «отмечать», и вовсе не важно «что», главное, чтоб повод появился! П΄осто натура такая… «хлебосольная»…

Пока мы шутили, нам накрыли скромный стол, но на нем присутствовала бутылка «Камю», датская ветчина, сардины в масле и с лимоном, сыр…

— Трофеи? — понимающе произнес Крейзер.

— Они проклятые, а с другой стороны, чтобы победить противника, надо его знать…

— Кто сказал?

— Если честно, то не знаю. Осело в голове…

— Ну что по первой?

Хороший коньяк приятным теплом разливался в груди и это приятное ощущение постепенно опускалось вниз. Незаметно разговор перешел на тему, какая структура наилучшая для механизированных войск. Я больше молчал, и меньше пил, подливая трофейный напиток Яше.

А он рассказывал крайне интересные вещи, которые я наверняка не услышал больше негде.

— После первой мировой, военные теоретики в Европе, начали выдвигать новые, можно сказать революционные идеи по строительству передовых, высокомобильных механизированных армий, состоящих, соответственно, из механизированных же частей. Первыми к этой теме обратились британцы — их маленькую сухопутную армию модернизировать было бы проще всего. Не остались в стороне и французы с немцами…

— А мы?

— В СССР этот вопрос тоже не остался в стороне. С санкции тогдашнего начальника Академии РККА Эйдемана, были начаты проработки собственных вариантов механизированных соединений. Большую активность в этом вопросе проявил первый начальник бронесил РККА Калиновский. Если мне не изменяет память, начали в 29-ом. Я в том году получил роту в «Пролетарке», и эти эксперементы проходили на моих глазах. Сначала сформировали опытный механизированный полк.

— Интересно, какой его состав был?

— Его сформировали на базе 3-го отдельного танкового полка Московского военного округа, первыйкомандир Калиновский, он тогда из инспектора бронесил сразу на комполка!А состав бл такой: танковый батальон двухротного состава, артбатарея, автобронедивизион и мотострелковый батальон.

— Нормальный состав.

— Если мы в «Пролетарке» не вылазили с алабинского полигона, то они в Наро-Фоминске просто ночевали в поле, зато полк прошел всесторонние испытания в различной учебно-боевой обстановке. После этого примерно через год перешли к более сбалансированным механизированным бригадам.

После этих слов Крейзер замолчал. Мне показалось что он вспоминает что-то очень глубоко личное. Лицо у него было такое… как будто он был не здесь, а где-то далеко-далеко… Наверное несколько минут длилось его молчание, пока он не мотнул головой, стряхивая свое оцепенение.

— Долго я так?

— Минут пять точно…

— Отца вспомнил… и детство свое в Воронеже.

Прикинув в голове примерный его возраст, выходило что его семья жила в Воронеже, когда еще была так называемая черта оседлости. Это меня сильно удивило, а еще больше меня удивило что Крейзер смог это понять. Понять и объяснить.

— До революции жить в Воронеже, откуда я родом, евреям запрещалось. Но мой дед двадцать пять лет отслужил в царской армии и получил право поселиться в этом городе.

Рано оставшийся без мамы, она умерла в 1917 году от туберкулеза легких. Мне было всего пятнадцать лет, когда в двадцатом году умер отец от тифа.Я с двумя братьями и сестрой остались сиротами. После окончания гимназии поступил на курсы рабочих по строительно-дорожному делу. По окончании курсов недолго работал десятником-стажёром в Комитете государственных сооружений. Пока учился, хватался за любую работу что бы помочь младшим. В Красной Армии с февраля 1921 года. В 1922 году добровольцем поступил в 22-ю пехотную школу. В 1923 закончил ней учебу.

Н-да… помотало мужика, ничего не скажешь. Но дальнейшее слушание его биографии приведет к тому, что надо будет что-то рассказать о себе, а это уже черевато…

— Что вы имели ввиду, когда сказали что бригады были более сбалансированными?

— Сам посуди, первоначально состав бригады развернутой на базе полка был таким: танковый и моторизованный полк, разведывательный и артиллерийский дивизионы, и специальные подразделения. Бригада имела на вооружении 60 танков в полу, 32 танкетки и 17 бронемашин в разведдивизионе, две с половиной сотни автомобилей и 12 тракторов у артиллеристов.

— Запасных тракторов не было? Вдруг на марше поломка…

— Тогда еще нет.

— А дальше что?

— А дальше в районе платформы Алабино самолет, на котором летел Калиновский, который к тому времени уже был начальником Управления механизации и моторизации РККА зацепил деревья, после чего упал на землю и разрушился, а все находящиеся на борту люди погибли. Самолет этот перевозил военную комиссию во главе с заместителем начальника штаба РККА Триандафилловым.

«Триандофилов! Неужели тот самый? Я же изучал его труды в академии по оперативному исскуству!» — замирая от восторга лихорадочно думал я.

— Когда Калиновский сел в кресло созданного под него управления ( ), он решил укрупнить бригаду, теперь она имела уже 110 танков МС-1 и 27 орудий, и основное ее назначение — этоисследование вопросов оперативно-тактического применения и определение наиболее выгодных организационных форм механизированных соединений.

— Что было дальше?

— А дальше была полная жопа! После гибели Калиновского, понимавшего суть боевого применения бронетанковых частей и все их логистические проблемы,началась «эра» «теоретика» Халепского, решившего что: «танки — наше все!». При нем уже не было какого либо серьёзного и глубокого теоретического обоснования и началось формирование из тех бригад мощнейших, для своего времени, механизированных корпусов!

— Пока, с ваших слов все логично — сформировали полк, поробовали — получилось, далее бригада — тоже получилось, укрупнили бригаду — снова в «яблочко», почему не идти дальше?

— ились Как думаешь сколько было танков в первом механизированном корпусе?

— Ну… я думаю не больше двухсот… — прекрасно помня, что примерно на этой цифре остановились и мы и немцы. Правда немцы раньше пришли к этому.

— Свыше 500 танков и только 200 автомобилей на весь корпус!!!

— Сколько, сколько?

— Ты не ослышался, полтыщи танков, а машин меньше чем в первом опытном полку!

— Дебил, бл#ть!

— Вот, вот… Но к счастью, теорией крупных механизированных соединений по-прежнему плотно занимались и в Академии РККА. И Эйдеман, не слишком разделял страсть Халепского к гигантизму и огромному желанию Тухачевского к их объединению со «стратегической конницей». Он, наверное, понимал, что «среднетехническая» скорость кавалерии на марше не сильно выше, чем у пехоты и уж точно намного меньше, чем у танков и машин. Да и в атаке, конная лава танкам не особо эффективный помощник.

— Полностью согласен!

— Все таки в Академии, тщательно изучаяя зарубежный опыт, усиленно думали над теорией полностью механизированной армии будущего! В нескольких вариантах. Разной структуры и под разные задачи. Сменивший Эйдемана у руля Академии Шапошников, не стал резко менять курс на полную механизацию с одной стороны, но с другой полностью проигнорировал «стратегическую кавалерию». Я так думаю, что скорее всего именно с его подачи родилась идея о том, что механизированная армия должна состоять не из мехбригад, которые по сути были чисто танковми, а из механизированных дивизий — как соединений намного более сбалансированных, универсальных и мощных, чем мехбригады.

— Если не секрет, какой состав вашей дивизии?

— Какой это может быть секрет для вас, если вы сейчас мой непосредственный командир?

— Если честно, то еще как то не привык к этому…

— В состав дивизии входят: два мотострелковых полка, 6-й и 175-й, 12-й танковый полк, 13-й артиллерийский полк, 300-й зенитный артиллерийский дивизион. 123-й противотанковый артиллерийский дивизион, 93-й разведывательный батальон, батальон связи, инженерный батальон и другие специальные подразделения. Танковый полк оснащен в основном танками БТ-7 м. Всего в дивизии было около 225 танков. Находясь в районе Орши, дивизия получила 30 танков Т-34 и 10 танков KB. На вооружении артполка 54 гаубицы калибра 122 мм. Противотанковый дивизион имеет навооружении18 орудий калибра 45 мм. Численный состав почти 12 тысяч человек.

Мой новый знакомый оказался неисчерпаемым источником различной и очень полезной для меня информации.

— Есть пара идей об более эффективном использовании вашей техники.

— Внимательно слушаю товарищ полковник. — Тут Крейзер мновенно перешел на официальный тон, показывая этим, что доверительная беседа окончена и начались сугубо служебные отношения.

— Первое…все двести двадцать пять танков использовать исключительно как мобильное противотанковое средство из засад. Атаковать ими противника категорически запрещаю!

— А чем тогда контратаковать?

— КВ, они для этого подходят лучше всего…

— Так их только десять штук!

— Не совсем, у меня в хозяйстве чуть больше двух десятков, и ваши — уже полноценный тяжелый танковый батальон, который может повести за собой пехоту!

— Интересно… А что с «тридцать четверками»?

— У вас их тридцать, у меня почти полсотни и еще надеюсь удасться восстановить пару десятков из пятой танковой, которые были ими оставлены из-за поломок и отсутствия горючего. Это будет два батальона, на машины которого можно посадить примерно тысячу человек десанта и пустить вслед за КВ.

— А вот это уже очень, очень интересно…

Но тут наш разговор прервалкрик какой-то лесной птицы, раздавшийся где-то совсем недалеко. И практически сразу, из темнот к нам подошел майор Климовский.

— Товарищ полковник, у противника началось движение.

— Где?

— Напротив совхоза Веселово, у переправы.

— Веселово что напротив Зембина?

— Там же держит оборону 50-я дивизия!

— Через наших связистов посланных к ним, они и сообщили что их теснят и они отходят к Зембину.

— Подробности?

— Атакуют по двум направлениям. К утру скорее всего противник или выйдет на его окраины, или займет его. По предварительным данным атакует 20-я танковая дивизия немцев в полном составе. Очень много пехоты…

— А чего ей быть мало, если мы одну из танковых дивизий этого моторизованного корпуса лишили практически всех танков еще под Минском.

Крейзер мои последние слова слушал очень внимательно.

— Пошли к макету!

К этому времени, весь макет накрыли легким плетенным каркасом на котором закрепили брезент и маскировку. Внутри было душновато, но обстановка на макете была очень подробной. Благодаря этому замысел противника был виден как на ладони. Мелькнула даже шальная мысль, попросить Маркони закрепить над макетом один из смартов, и транслировать картинку на самый большой планшет, который есть у нас.

Крейзер не просто смотрел на макет, он буквально впился взглядом в него.

— Что скажешь Яков Григорьевич?

— Я бы немедленно поехал бы туда…

— На чем двинимся?

— У меня «эмка»

— У меня трофейный «кюбель».

— Давай на нем, заодно познакомлюсь с немецкой техникой.

— У меня есть кое что поинтересней, не пожелеешь.

— Согласен.

Сквозь открытый передний смотровой люк я видел, как мотаются верхушки убегающих назад деревьев. Как-то очень резко захотелось остудить хотя бы лицо, и я встал в полный рост. По грудь я возвышался над бортом БТРа. От яркой луны, тень моего БТРа неслась впереди по подкрашенной ночным светилом обочинегрунтовки. «Сто пятьдесят второй» утробно и мощно рыча мотором леко брал подъемы, и практически не теряя скорости хорошим накатом спускался вниз. У меня сложилось устойчевое убеждение, что водитель непроизвольно хочет догнать тень, он часто прибавлял газ, явно стараясь догнать ее. Логично — надо догнать тень, чтобы быстрее попасть в Веселово. Тень от бронетранспортера становилась все длиннее и контрастнее, и, чтобы не отстать от нее, водителю, как мне почему-то казалось, приходилось все чаще и сильнее нажимать на акселератор. И сам я и все вокруг меня, в ярком лунном свете кажется совсем другим, чем обычным солнечным днем. Вдоль дороги тянулись одинаково невидимые перелески, какие-то поселки и деревушки, в окнах которх я не заметил ни единого огонька. Я присел на сидение, и Крейзер наклонившись ко мне произнес:

— Знаешь, когда моя дивизия шла по Садовой к Можайскому шоссе, я, сообразив, что колонне придется пройти мимо моего дома, на мотоцикле обогнал всех, чтобы успеть проститься с родными.

— Это очень правильно, мы же в конце концов за них и воюем!

Ответом на мои слова бл очень благодарный взгляд этого нетипичного еврея.

…Я сидел в этой бронированной машине, закрыв утомленные предыдущей бессонной ночью глаза. Смотреть все равно было некуда. Наша небольшая колонна всего из двух машин шла с потушенными фарами.

Меньше чем через час, мы на БТР-152 добрались до совхоза Веселово. Занимавший здесь оборону стрелковый батальон большей частью отдыхал. Теплая июльская ночь была безветренна, и от этого до нас четко доносились звуки ночного боя, который шел на западном берегу Березины. Несколько красноармейцев выкашивали уже выколосившиеся хлеба на берегу реки, перед участком обороны своего батальона. Тяжелые колосья пшеницы с грустным шуршанием падали к ногам косарей. Мы шли по кромке скошенного участка. Луна зашла за облака и в неверном, слабом ее свете больше угадывалось чем виделось как слегка колыхается пшеничная стена.

Неожиданно под моими ногами зазвенела коса, на которую я нечаянно наступил, заглядевшись на сказочную красоту хлебного поля. С земли тот час вскочил незнакомый мне боец, и виновато вытянулся.

— Устал? — спросил спросил его по доброму Крейзер.

Он переступал с ноги на ногу и молчал. Я понял: наверное, не так давно крестьянствовал и теперь горько жалел пропавший хлеб и нелегкий труд неизвестных ему людей. Не дождавшись от него ответа, мы с Яков Григорьевичем пошли дальше. Не знаю о чем думал Крейзер, а я думал о других, человеческих потерях. Вчера, например, пропал командир одного из полков «сбродной» дивизии, которую за несколько дней сколотил полковник Гришин. Поехал со своим адъютантом на броневичке в один из батальонов и ни слуху ни духу о них. Может быть, лежат где-то в таких же высоких хлебах?

— Яков Гриорич, есть предложение!

— То что оно будет интересным, я уже не сомневаюсь…

— Не скашивать до конца это поле, а заминировать его огненными фугасами и кода противник под прикрытием высоких хлебов накопится для броска на наши позиции, одновременно поджечь его со всех сторон.

— А для полной надежности перед полем развернуть несколько пулеметных подразделений!

— Именно, а отход в тыл отрезать навесным огнем счетверенных установок.

— Тогда идемте скорее к рации, надо отдать распоряжения.

— Подождите, немцы после такого будут очень жестко обрабатывать наш передний край авиацией и артиллерией. Нужны ложные окопы перед всей линией нашей обороны здесь. И заодно присмотреть надежные и безопасные места в тылу, но не далее чем сто-стопятьдесят метром за линией траншей.

Глава 6

Когда мы подошли к своему БТРу уже светало. Противник лениво постреливал, воевать гитлеровцы начинают как правило ровно в семь утра, и не минутой раньше. Надо было готовиться к очередному военному дню.

У БТРа встретили минут как пять, подъехавшего на машине в батальон заместителя командира одного из сводного полка по политической части старшего батальонного комиссара. У замполита была не характерная для этой части военнослужащих фамилияБылинкин. Да по внешнему видуон не был похож на еврея, в отличии от того же Крейзера. Он был такой плотный, что при его совсем небольшом росте он казался просто толстым, почти круглым. И что меня не на шутку развеселило — он завтракал! Причем не на сидении «эмки», а в только что вырытом окопе на несколько человек.

— Кашки пшенной не хотите? — приветливо спросил он вместо приветствия. — Или, может, чайку?

— И кашки хотим. И чайку тоже.

— Семен Петрович, организуй товарищам командирам солдатской каши и чая! — не меняя выражения лица, спокойно произнес он в сторону.

— А еще больше я хочу уточнить с тобой наши сегодняшние боевые дела, дорогой товарищ замполит!

— Сначала покушать! Я сегодня спецально выехал пораньше, пока у немца не начался боевой день по распорядку.

— Тоже заметил? — спросил я поудобнее устраиваясь на старой шенели брошенной на земляной приступок в окопе.

В нем было прохладно, как в погребе, немного сыро и пахло свежей землей. Круглое лицо замполита с мягким носом и большими глазами было так же невозмутимо, как маска фараона в археологическом музее.

Было около половины седьмого. В небе появилась «рама» — разведывательный самолет противника, высматривавший цели для артиллерии и авиации фашистов. Так солдаты называли его потому, что он имел два фюзеляжа и напоминал с земли раму.

— Вчера с утра, поехал на «полуторке» другой батальон, и ровно в семь на нас спикировал двухмоторный «мессер». Хорошо что красноармейцы в кузове заметили и постучали по крыше кабины. Я на ходу открыл дверцу, а бойцы показывают на небо, и я сразу же увидел пикирующий на нас самолет. Тут я как закричу: «Федоров! Выполняй точно мою команду! Давай прямо по дороге, не снижая скорости!»

Самолет пикировал на нас. В кузове ребята прижались к кабине. Смотрю — вот оторвалась бомба.

— Стоп! — приказал я водителю. Машина замерла как вкопанная.

— Все на землю! Ложись! Бомба, сброшенная с опережением в расчете на наше продвижение, взорвалась метрах в семидесяти впереди. Небольшая видно была, осколки нас не достали.

— В машину! Вперед! — снова командую я. — Снова полный газ и свист ветра в ушах, а самолет разворачивается на нас. Видимо, летчик здорово разозлился, и вираж был оченькрутой. На случай, думаю: «если он гад разгадал наш маневр, надо остановить машину раньше!» Самолет вновь пикирует, я выжидаю время.

— Стоп! На этот раз бомба взорвалась метрах в пятидесяти. Пока летчик делал новый заход, наша машина успела скрыться в лесу. Моя хитрость удалась.

— Хороший ты рассказчик Былинкин!

— Так мне по должности это положено. — Невозмутимо ответил он, тщательно облизвая при этом ложку.

— Какой-то ты не правильный замполит, товарищ Былинкин…

— А что вы хотели от меня услышать?

От этих сказанных в упор слов я даже расстерялся.

— Вы лучше отдайте приказ по ввереннм вам войскам, о полном запрете использования командирами и замполитами легкового транспорта для их передвижения. Полуторка, не так привлекает внимание немецких летчиков как легковушки.

— Так вы вчера как раз на полуторке и ехали!

— Так и на нас этот немец начал пикировать после того как в хлам разделал лековушку с двумя командирами и водителем. Чудом остались живы — водитель перед ямой затормозил и бомба разорвалась метрах в десяти. Саму машину перевернуло. Мы их потом подобрали. И только после этого этот немец за нас принялся. А с кузова и обзор за воздухом намного лучше.

— А ведь толковая мысль! — Поддержал предложение замполита Крейзер.

— Толковая, приедем в штаб прикажу НШ приказ подготовить. А куда весь легковой транспорт пристроить?

— А на него лучше ДШК поставить, будет и приманка и мобильно… — шкрябая ложкой по котелку, все также невозмутимо произнес замполит.

— Голова! — только и смог восхищенно произнести командир «Пролетарки».

— Только легковушки придется переделать, но это мы поручим рембазе, как раз по их профилю. У тебя сколько ДШК в хозяйстве? — сразу поинтересовался я у Яков Георгиевича.

— Восемнадцать…

— И у меня не меньше, тут теперь главное чтобы легковушек хватило! — Я, аж загорелся идеей…

Договорившись обо всем, мы с Крейзером пошли обратно к своему БТРу.

В семь ноль, ноль в небе над позициями батальона появились девять немецких пикирующих бомбардировщиков Ю-88. Видно потери в пикирующих Ю-87 на этом участке противник еще не восполнил. И это хорошо — ведь по большому счету заходившие на бомбежку самолеты не могли отвесно пикировать как «Штуки», следовательно и меткость их ударов будет меньше! А это есть «гуд», как говорят немцы.

— Смотри, точно как по расписанию, — глянув на час произнес Яков Григорьевич, — нам бы этой точности у них поучиться!

Пикируя под углом градусов сорок — пятьдесят, до высоты восемьдесят — сто метров, они начали обрабатывать боевые порядки батальона. Одновременно с первыми разрывами бомб, ударили фашистские минометы и артиллерия.

Через четверть часа, на дамбе, которая тянулась через заболоченную пойму Березены от самого Зембина появились немецкие танки и густо оплепленне пехотинцами. За счет того что пехота была расположена десантом, они имели приличную скорость, которой и хотели воспользоваться для молниеносной атаки.

Предпологая нечто подобное, мной был разработан и соответствующий план по отражению первой атаки немцев на этом направлении. По моей оценке, на дамбу вышел танковый батальон немцев со средствами усиления. Что же, тем весомей будет победа!

Когда на дамбу вышли последние танки, первые уже были в полусотне от нашего берега, успешно пройдя через мост, на котором вовсю суетились саперы, в хорошем темпе снимая между ящиками тортила детшнуры.

— Давай! — отдал я команду саперу деда Павла, который в этот момент дежурил у радиостанции.

— Он нажал тангенту трубки, и радиостанция послала стандартный сигнал вызова частотой 800 герц, который примешивался к несущей частоте одного из каналов радиостанции. Именно на эту частоту и были настроены все приемники во всех зарядах установленных на мосту и дамбе.

Одновременный взрыв почти трех тон ТНТ заставил нас присесть на корточки. Только рота немецких танков с десантом, которая успела миновать мост не пострадала от нашей саперной хитрости. Поскольку взрывчатки было ограниченное количество, то участок дамбы от моста до нашего берега мы не минировали, но зато здесь противника ждали другие сюрпризы. Десант хорошо проредили шрапнелью несколько Т-28 и полковушек двадцать седьмого года, а батарея «сорокопяток» успела подбить пару «двоек». Остальные силы противника успели прошмыгнуть. Пехота спряталась на пшеничном поле, а танки и несколько орудий и минометов вместе с расчетами в прибрежном ивняке.

— Как думаете Александр Андреевич, пойдут в атаку такими ограниченными силами?

— Наверняка!

— После того что было на дамбе и мосту?

— Понты не позволят. Они же думают что это все из области везения и случайности. Да судя по всему это свежая дивизия которая не особо засветилась в боях.

— Почему вы так решили?

— По двум причинам: первая, это если можно так выразится — поведение на поле боя, вторая — дивизии с таким тактическим знаком я еще не встречал. Отсюда вывод — новички!

Буквально через пару минут, разведчики принесли зольдбухи тех, кто остался на дамбе у нашего берега.

— Что я говорил? — произнес я, после того как внимательно осмотрел документы, — 21-й танковый полк, 59-й пехотный полк и 20-й мотоциклетный батальон. Все из состава 20-й танковой дивизии. На всей технике тактический знак — вертикальная стрелка с полукруом. Танковый полк трехбатальонного состава.

— Как вы это определили?

— Большое количество чешских танков. 25-й танковый полк, который мы почти в ноль ушатали под Минском, имел на вооружении в основном чешские танки, и состав из трех батальонов. Тогда удалось вдумчиво побеседовать с командиром полка о многом, в том числе и о об организации их танковой дивизии.

— Расскажите?

— Позже, как нахлобучим уцелевшую передовую роту, правда неполную уже, прилично неполную. Но командирами таких вот передовых рот, немцы обычно назначают как правило самого наглого и безбашенного офицера в полку.

Как в воду глядел, командир батальона по телефону доложил, что его позиции с левого франга обходят прорвавшиеся через мост вражеские танки. И почти тут же телефонная связь с батальоном и с артиллерийским дивизионом нарушилась, а наблюдатедь засевший на дереве сообщил, что около двух взводов пехоты по пшеничному полю подкрадываются к передовой траншее одной из рот батальона.

Подозвал одного из выделенных в мое подчинение связного красноармейца, как мне сказали, в прошлом отличного регбиста:

— Срочно на огневые позиции дивизиона. Сообщите артиллеристам о танковой атаке слева. Понял? Повтори!

— В расположение ваших огневых позиций движется вражеский танковый десант, — уже по своему повторил боец. — Десант небольшой: несколько танков и до двух взводовпехоты. Встретьте его как следует.

— Всеверно, действуйте!

Как мне доложили уже после боя, командир дивизиона’встретил' танки противника и десант должным образом. Он выкатил две батареи своего дивизиона на возвышенности у окраины деревни, и расположил по обеим сторонам дороги. Местность перед деревней была покрыта кустарником, да к тому же соблюдалась строжайшая маскировка. Поэтому фашистские танкисты, не заметив ничего подозрительного, так колонной и двинулись к деревне. Тут-то с расстояния триста–четреста метров по ним и ударили обе батареи. Пять из семи танков были подожжены мгновенно. Два других пытались удрать, но и их догнали снаряды. Пехоту уничтожили переброшенная сюда рота, которая до это занимала позиции перед пшеничнм полем, и затем смененная пулеметным подразделением стрелкового батальона. Танки и десант перестал существовать.

Через полчаса посланный мной связной, мокрый от пота, с лицом, перепачканным землей, уже докладывал о выполнении задания: — Сообщение передано, на обратном пути телефонная связь восстановлена.

— Молодец парень! Объявляю тебе благодарность.

— Служу Советскому Союзу! Товарищ полковник, слева от нас, совсем близко, группа немецких автоматчиков. Идут по пшеничному полю.

— Сами видели?

— Сначала они меня, а потом уж я их, — с хитринкой ответил он.

— А почему вы думаете, что они вас первыми увидели? — удивился я.

— Они меня из автоматов неожиданно обстреляли. Надо полагать, увидели.

— Покажи, где это было?

— А вон там, товарищ полковник! — И он показал рукой на то место, где его чуть не подстрелили.

Наведя туда свой бинокль, отчетливо увидел как метрах в семидесяти — восьмидесяти от нас пшеница шевелилась как живая, хотя ветра не было. Это было четко видно по неподвижным столбам черного дыма, который поднимался от подбитой нами немецкой техники. Обстановка все усложнялась.

— Срочно связь с комбатом! — Ожидая пока меня с ним соединят, я держал телефонную трубку в руке.

Сидя с трубкой у уха, скорее увидел, чем услышал, что мне что-то говорит Крейзер, пока он чуть не закричал:

— Волков! Да оторвитесь от телефона! Стреляют совсем рядом! Прямо сзади нас!

Мы вылезли из окопа, и сразу же у нас над головой засвистели пули. Огонь вели с пшеничного поля. Надо было срочно уходить отсюда. Я отдал соответствующее распоряжение и крикнул связному:

— Бегом! Забирайте телефоны!

Какими-то огородами мы ломанулись к крайнему дому, рядом расположенной деревеньки. С разбегу налетели на высокий забор и, не задумываясь, перемахнули через него. Огибая угол какого-то сарая, я совершенно неожиданно лоб в лоб столкнулся с фашистом, держащим автомат на изготовку. Мы оба растерялись и опешили от неожиданности. Но положение немецкого пехотинца было несравненно лучше: у него уже в руках автомат. Еще одно мгновение, максимум доля секунды — и он, наверное, выстрелил бы. Но в этот момент из-за моего левого плеча выскочил связной и ловко нанес немцу прямой нокаутирующий удар в подбородок. Немец коротко дернул головой, при этом смешно хрюкнув и упал навзничь. Удар прикладом карабина посльного — и мы смогли без помех выскочить на улицу. К нашей удаче, на противоположной стороне деревни появились красноармейцы. Увидев нас, они быстро подбежали вместе с командиром роты, который по своей инициативе решил прикрыть окраину деревни. Для него так же, как и для меня, появление противника в нашем тылу явилось полной неожиданностью. Все это могло кончиться плохо.

Как потом удалось выяснить, часть танкового десанта была спешена для удара с тыла, когда с пшеничного поля ударит основная часть пехоты. Должен признать, что замысел немецкого командира бл грамотен и дерзок. Он не ставил своей целью уничтожить проивника, ему достаточно было нас дезорганизовать, вызвать хотя бы кратковременную панику и заставить покинуть свои позиции! Как говорится — снимаю шляпу! Жалко что не удалось захватить его в плен, но имя мы установили по снятым с его трупа документам.

А сейчас пришло самое время разделаться с пехотой противника, засевшей на пшеничном поле. Комбат словно услшал мои мысли — на поле разом захлопали заряды заложенные под закопанные бочки с бензином, которого у нас бало завались — в самом Борисове был расположен 646 окружной склад ГСМ.

Меньше чем за минуту поле полыхало огнем от края до края. Панические вопли очень скоро сменились диким и непрервным воем сгорающих заживо солдат противника. Те из них кто смог прорваться через стену огня, попадали под массированный пулеметный огонь и их мучения быстро

обрывались. Можно сказать что им сильно повезло, по сравнению с теми кто остался в эпицентре пожара.

Через четверть часа все было кончено. Остался только пепел на бывшем поле и запах сгоревшего зерна и жаренного мяса по-берлински.

— Ну что Яков Григорьевич, можно считать что двадцатая танковая потеряла около трети танков и пятую часть пехоты. Думаю, что теперь так нагло они не позволят себе наступать…

— Согласен. Думаю что нам уже сдесь делать нечего, можно возвращаться в штаб.

На обратном пути, склонившись над подробной картой, мы прикидывали варианты наилучшего размещения ввереных нам войск. Организация обороны нарезанного мне участка имела свои специфические особенности. Во-первых, крайне широкий фронт. Во-вторых, наличие трех момтовых переправ, которые позволяли в случае их захвата, обеспечить переправу любой техники и вооружения имеющихся у противника. В-третьих наличие некоторого количества бродов, которые открылись из-за аномальной жары. Ну и в-четвертых, это были силы и средства которые противник готов был бросить в бой за переправы и для захвата плацдармов. И они были совсем не малые — вторая и третьи танковые группы объединенные под единым командованием, в роли которого вступал штаб четвертой полевой армии.

Итак, широкий фронт и наличие трех переправ: борисовской в центре, зембинской на правом и чернявской на левом фланге нашего боевого порядка, а также дефицита войск исключили возможность построения сплошной, эшелонированной линии обороны. Исходя из этих условий, мной и Крейзером было принято решение на распределение усилий по трем наиболее предсказуемымы и опасным направлениям, где противник мог предпринять прорыв.

И тут нашим огромным преимуществом было то, что мы успели в полном объеме развернуть сеть «заградительных» групп, и в дополнение к ним не меньшее количество наблюдательных постов, чьей задачей было исключительно наблюдение за противником и своевременная передача в ситуационный центр их местонахождения, количества и вооружения. Плюс к этому возможность радиоперехвата и дешифровки большей части их сообщений.

Исходя из всего этого, нами были определены в глубине нашей обороны места узлов противотанковых опорных пунктов, которые примут на себя основной удар танкового кулака противника.Но при распределении сил и средств надо было считаться также с необходимостью обеспечить самостоятельность боевых действий на всех направлениях. Значительные промежутки вдоль восточного берега Березины, не занятые подразделениями, прикрывались разведкой и охранением.

Скрытно перебрасываемые подразделения дивизии Крейзера быстро окапывались и организовывали систему огня, готовясь к первым боям с врагом. Самое главное настроение было у всех одно — выстоять!

Глава 7

Без приключений добравшись в расположение, мы с Крейзером и встретившим нас полковником Лизюковым прошли в ситуационный центр. Из нанесенной на макет обстановки, все мы без труда пришли к выводу, что противник уже поменял свой замысел и готовится нанести удар на нашем левом фланге, используя в качестве переправы мост у Мурово на западном берегу Березины, и соответственно у Чернявки на нашем. И если подход к этой переправе у противника был удобный — из глубины своих боевых порядков, то на нашей стороне необходимо было в виду неприятеля сначала по рокадному направлению переправиться через реку Бобр, и только после этого мы могли выйти к переправе через Березину. Любая переброска резервов сразу же будет засекаться немцами, и о скрытности можно забыть. Было еще два варианта переброски резервов, но каждый из них также обладал существенными недостатками. Первый это мостик у деревни Клыпенка, который имел низкую грузоподъемность, к тому же переправившись на другой бере, необходимо было сделать немалый крюк, обходя заболоченный район. Второй вариант — паром у населенного пункта Превоз, но тут было еще грустнее. Что бы добраться до этого Перевоза, надо было переправиться через реку Нача в Велятичах, затем на пароме через Бобр, затем через два хлипких мосточка до лесной смолокурне, а затем уже лесной дорогой можно было выйти к Лавнице, котороя была рядом с Чернявкой.

По уму, если вышестоящее командование хотело сохранить эту переправу для себя, а оно очень этого хотело, то необходимо было передать этот участок соседней 4-й армии, добавив ей для его оборон хотя бы пару стрелковых дивизий. Но такой возможности не было, и ответственность за будущий прокол просто взвалили на меня. Понимая все это, да и не только я так думал, нами было принято единогласное решение — в хлам разрушить мост и главное протяженную насыпь по которой проходила дорога из Мурово в Чернявку. Таким действием мы лишали противника главной ценности этого операционного направления — стационарной переправы. Форсировать широкую болотистую пойму могут решиться только русские.

Таким образом, для осуществления этого плана нами были брошены еще в прошлую ночь практически все саперные подразделения. Так как взрывчатки не хватало, то мы использовали шестидюймовые снаряды, которые были в избытке на складе в Лепеле. Удалось за одиннадцать часов обернуться и доставить около тридцати тонн только снарядов. Но логистическая операция прошла более-менее по плану, хотя сил и нервов стоила изрядно. Пришлось даже на У-2 выбрасывать по маршруту регулировочные посты, что бы колонна не заблукала.

В общем и целом, к удару на своем левом фланге мы подготовились. Пока мы держали противника примерно в десяти километрах от Березены, постоянно нанося ему огневое поражение по скоплениям его сил и средств. Его оптическая артразведка на таком растоянии бессильна, звуковая дает крайне приблизительные координаты, а самолет авиаразведки мы наловчились гонять реактивными снарядами установленными на У-2. Одновременный залп с нескольких самолетов в половине случаях приводил к уничтожению или подбитию самолета. Так что уже на второй-третий день птенчики Геринга кружили над нами только эпизодически. Э-эх… если бы в моем распоряжении была бы хотя бы эскадрилья истребителей!

Такое ощущение, что кто-то наверху услышал мои просьбы. Не знаю кто это был — боженька или командарм, а может кто и повыше, например комфронта? Но буквально через полчаса, по закрытому каналу связи на меня вышел генерал-лейтенант Филатов и сообщил, что в мое подчинение передан 430-й ШАП с новыми, бронированными штурмовиками и эскадрилия истребителей летчиков-испытателей. После этой новости у меня как будто выросли крылья за спиной.

Я срочно вызвал к себе деда Павла, как наиболее тесно связанного с авиацией моего подчиненного, командира 54-й авиабазы с командирами обоих БАО, командиров аэродромно-технической роты и роты связи.

Когда все вызванные командиры собрались, я поставил им задачу на прием и обслуживание выделенной нам авиации.

— И вот еще что, думаю есть смысл рассредоточить по-эскадрильно авиатехнику на нескольких площадках, и создать невдалеке от каждой по ложному аэродрому, стащив туда все разбитые самолет и машины.

Тут встал со скамейки командир авиабазы и сообщил:

— Силами авиатехнических специалистов восстановлены до летного состояния несколько У-2, один МиГ-3 и два И-153, что мне с ними делать? У меня пилотов нет.

— У-2 передайте товарищу Нечаеву, а вопрос с МиГом и «Чайками» решу немного позже.

Еще не успели мы закончить это совещание, как позвонил Маркони:

— Командир, по поводу приданной авиации… — тут он запнулся.

— Говори!

— В общем есть две новости…

— Обе плохие?

— Нет одна хорошая…

— Давай с нее…

— К нам летит «Дуглас». Его задача доставить группу авиаспецов во главе с военинженером 3-го ранга. Его задание: узнать состояние аэродрома, наличие подходящей базы, боеприпасов, горючего, запасных площадок и тому подобное.

— Действительно добрая весть…

— А плохая состоит в том, они уже на подлете и у них не выходит одна «нога»…

— Погоди, сейчас переключу на «громкую», — после этих слов я щелкнл тумблером «Трансляция» и через динамик наш разговор стал слышен всем.

— Ты на «громкой», повтори!

— Товарищ командир передовая группа авиаспецов только что сообщила, что они на подлете и у них отказ гидросистемы, правое шасси не выпускаются.

Один из командиров: — Уточните какой самолет? — Прикрыв микрофон трубки рукой, негромко ответил: — «Дуглас».

— А сколько топлива на борту?

— Слушай Маркони, можешь переключить борт на нас?

— Сейчас сделаю. У них позывной «полста девятый», у вас «Мелодия», как поняли?

— Ясно.

— Переключаю…

В динамике зашипело, захрипело и наконец аослшался голос первого пилота:

— «Мелодия», «Мелодия», я «полста девятый» не выходит правая «нога», не выходит правая «нога»!

— Понял тебя. Как с топливом?

— Пока есть.

Один из командиров авиабазы предложил: — Пусть походит над аэродромом, выработает горючие, а потом с выпущенными закрылками и креном на выпущенную ногу. До самого последнего поддерживает машину элероном. Как только начнет заваливаться — сразу несколько резких торможений…

— А что с повреждениями?

— Консоль снесет, лопасти винта погнет, а так скорее всего больше ничего.

Все замолкли. Командир одного из БАО:

— А у нас на аэродроме случай был, точ в точ такая же петрушка была.

— И???

— Зашел на полосу, прижался до самого минимума, выпущенным колесом об землю стукнул и на следующий круг. Три раза так сделал и вторая нога вышла!

Дед Павел объяснил пилоту «Дугласа» порядок действий и отдал команду:

— Заходи на полосу!

Четыре раза транспортник проделывал пристукивание — не помогло. И тут с интересным предложением вышел Пал Игоревич:

— Ему под плоскость без «ноги» надо подогнать грузовик с копной сена в кузове! Главное скорости суметь уровнять, и пилота за руль посадить…

Мновенно наступила полнейшая тишина. Я смутно понимал, что нечто подобное я где-то видел, не слышал, а именно видел! И тут же память пронзила голову ярким воспоминанием. Отащив деда Павла в сторону, я тихо зашипел:

— Кино насмотрелся старый пердун? Тут тебе не съемочная площадка!

— Дурак ты Сашка! А откуда в сценарий этот эпизод попал?

— Откуда?

— Так на одной пьянке, я и рассказал об этом случае. А на ней был один еврей-сценарист, вот он и воспользовался, как говорят киношники — фактурой…

— Так ты участвовал в такой посадке самолета?

— И да, и нет…

— Это как?

— Да просто… Я тогда на том самолете, со своей группой возвращался из Вьетнама…

Какая это была группа, можно было и не спрашивать.

— Аведь может получится, надо только найти грузовик, который сможет до ста десяти километров разогнаться. Тогда в точке касания полосы, в момент потери скорости ближе к мотогондоле подъехать!

— А если он винтом по кабине рубанет? — резонно возразил командир одного из БАО?

— Все будет нормально! — уверенно произнес бывший пилот.

— Грузовичок из трофейных я дам. Есть у меня один очень шустрый. Сено, вон на краю полосы в уже брикетах прессованное. Кто за рулем будет?

— Я! — Мгновенно отозвался то самй командир, который сходу согласился с идеей Нечаева. — Я бывший пилот, так что справлюсь. Не сомневайтесь…

— Тогда, пока будут готовить грузовик, объясню задачу пилоту и пусть он сделает несколько заходов на посадку, что бы понять в каком месте должен быть грузовик. Но… Последнее слово за командиром экипажа…

Переключившись на «Дуглас», я произнес:

— Внимание «полста девятый»!

— Слушаю.

— Тут есть одно предложение… Ты в воздухе — тебе решать… Ляжешь правой плоскостью на грузовик с сеном? Он сам подойдет под тебя…

— Вас понял, жду команды!

Это только в кино блестяще получается все с первого раза. Мы не менее десяти раз пробовали сделать этот фокус, пока пилот и водитель смогли приноровиться друг к другу. Но все равно все задуманное прошло хорошо. Хорошо, потому что под самый конец, консоль крыла посунулась вперед и с сена упала на кабину машины. Хорошо что она была металическая и только слегка деформировалась, а бывший военный пилот успел выскочить наружу. А самолету хоть бы хны, даже винты не погнули.

Открыласть бортовая дверь, и на землю орохом посыпались люди. Один из них подошел ко мне:

— Воентехник 3-го ранга Тарахтун, по указанию полученному от командира 23-й смешанной авиадивизии полковника Нестерцева,выполняю подбор площадки для базирования истребителей и штурмовиков.

— Надолго к нам?

— Через два дняприказано было вернуться обратно. А сейчас незнаю… — он кивнул головой на одноногий самолет.

Пока мы с ним беседовали, по установленной одним из членов экипажа лесенке, степенно спустился военный летчик с петлицами майора.

— Командир корабля Стадник!

— Что у вас произошло?

— На подходе к месту посадки произошел отказ гидросистемы, шасси не выпускаются, приказал борт-технику выпустить шасси аварийно… Тоже не помогло. Уже было решил посадить самолет на «брюхо», но начались танцы с бубнами. Хорошо, что удалось сохранить машину, не известно в каком она была состоянии после аварийной посадки.

Тем временем авиатехники выпустили аварийную ногу, грузовик аккуратно вышел из под крыла и начал помалому буксировать «Дуглас» на место стоянки.

— А кто у вас такой головастый?

— Вот он! — Я ткнул пальцем в Нечаева.

— Спасибо братишка!!! — очень душевно произнес майор и крепко обнял Пал Игоревича.

Когда мы снова собрались в штабе, я решил поднять один вопрос.

— Сейчас все мы были свидетелями того, как можно спасти людей и самолет при аварийной ситуации. Этот случай однозначно показал, что нормальный выход из подобной стуации есть. Поэтому приказываю, специально для подобных ситуаций изготовить два аппарата, которые имеет более мошный двигатель, снять с них абсолютно все лишнее, что бы легче набирать скорость и готовиться проводить совместные тренировки. Всем все ясно?

— Разрешите вопрос? — спросил один из командиров.

— Задавай…

— А зачем два?

— Машины будут возвращаться из боя, и если будет отказ обеих стоеек, что бы не сажать самолет на брюхо…

— Понятно.

— Еще вопросы? — Все молчали… — Тогда за дело, немец ждать не будет!

* * *

— Яков Григорьевич, пока есть немного свободного времени, может продолжим наш разговор о создании мотомехчастей РККА?

— Можно… На чем мы остановились в прошлый раз?

— Что сменивший Эйдемана у руля Академии Шапошников, не стал резко менять курс на полную механизацию с одной стороны, но с другой полностью проигнорировал «стратегическую кавалерию».

— Как я уже говорил, Шапошников выдвинул идею о том, что механизированная армия должна состоять не из мехбригад, которые по сути были чисто танковми, а из механизированных дивизий — как соединений намного более сбалансированных, универсальных и мощных, чем мехбригады.

Мне кажется что он, наверное, понимал, что «среднетехническая» скорость кавалерии на марше не сильно выше, чем у пехоты и уж точно намного меньше, чем у танков. Да и в атаке, конная лава танкам не особо эффективный помощник. В Академии же, опираясь на зарубежные идеи, усиленно думали над теорией совершенно «революционной» полностью механизированной армии будущего! В нескольких вариантах. Разной структуры и под разные задачи.

— И что же?

— Вот над такой структурой, Шапошников и предложил поработать группе наиболее разбирающихся в этом вопросе преподавателей и слушателей Академии, профессором которой он, кстати, и сам являлся. Мякотка ситуации была в том, что на тот момент механизированных или хотя бы моторизованных дивизий, у РККА тогда, не было ни одной. Даже опытной. И «тренироваться на кошках» приходилось лишь в теории. Но, на то она и Академия! Для начала, в РККА появилась первая мотострелковая, а по факту моторизованная дивизия, — в нее была переформирована наша 1-я Московская пролетарская стрелковая дивизия. Именно на базе нашей дивизии была проведена серия интереснейших «структурных» экспериментов. Вариантов рассматривалось превеликое множество. К их проработке, помимо Академии им. Фрунзе подключили еще и Академию Моторизации и Механизации РККА им. Сталина.

— И что «академики» выдали?

— Предложили они из огромного количества разных вариантов три основных. Подробнее о них рассуждать сейчас не время, но в итоге остановились, а точнее Павлов смог продавить на верху свой вариант.

— Какой?

— Он, освоившись в должности начальника АБТУ, с одобрения возглавлявшего тода НКО Ворошилова, и при молчаливом согласии ГШ, начал в 1939 году реформировать бронетанковые части сразу в двух направлениях: во-первых, понимая, что пехота без танков — это вчерашний день, а танки без пехоты –вообщеглубокое заблуждение, доказанное боевой практикой Испании, и главное, ПОНИМАЯ, что в пехотных частях нет и в ближайшее время не будет качественной системы ТО танков, специально для усиления стрелковых войск, в их же структуре, начал формировать моторизованные дивизии — из двух мотострелковых полков, одного танкового и одного артиллерийского. По сути, это была одна из трех разработок «академиков». Только ту ее дополнили еще одним мотострелковым полком, поскольку помимо непосредственной поддержки танков, пехота еще была нужна для боевого охранения, обороны флангов, для прикрытия развертывания, и для удержания захваченныхрубежей. Именно поэтому танковый и артиллерийский полки были по одному, а мотострелковых два. Логично, «простенько и со вкусом»! Я бы даже сказал — исключительно изящное решение. И ддной из первых на эту структуру перешла наша дивизия.

От этих слов Крейзера, меня как мешком ударило! Или у меня дежавю? Никому ничего эта НАША, СОВЕТСКАЯ, «павловская» структура МД от 1939 года не напоминает? Ведь именно с такими дивизиями, но только под названием «танковых», я уже скоро месяц как воюю здесь в Белорусии!

А еще недавно во Франции Вермахт имел структуру ТД Панцерваффе совсем другой — с двумя танковыми полками и мотопехотной бригадой! Получается, немцы структуру своих ТД в наглую срисовали у Павлова? «Вот уроды! Но почему? Должна быть очень веская причина, что бы они пошли на это!»

Крейзер, как будто подслушал мои мысли:

— Вообще, забавная коллизия нарисовалась — имея ТД с двумя танковыми полками, немцы просто в хлам раскатали Францию, чем сподвигли наше высшее руководство создать аналогичную «боевую машину» и без всякой «предварительной обкатки», форсировать формирование своих ТД — так же с двумя танковыми полками — а как же иначе? Ведь немецкие ТД показали во Франции отменную эффективность!

— Вот только сами немцы имели «особое мнение» и большому количеству танков, предпочли «большую» ЛОГИСТИКУ! — не сдержался я, и неосмотрительно применил наверно не известный пока термин.

— Лоистика, это снабжение? — как-то не совсем уверенно переспросил Крейзер.

— Да, именно это я имел в виду…

— Понятно, что немцы от той своей прежней структуры по итогам компании остались не в восторге, несмотря на свою блестящую победу! Со снабжением-то наверняка имелись большие проблемы даже на столь ограниченном театре с меньшим количеством танковых групп.

— И это еще при их дорогах! А на наших… — а про себя подумал: «Я же как-то даже встречал утверждение в военно-исторической литературе, что благополучной эвакуацией из Дюнкерка, союзники были обязаны, прежде всего, сломавшейся логистике у немцев, которая за избыточно многочисленными танками в ТД той структуры, просто не успевали. И похоже что немцы вовремя сделали выводы. Правильные. Которые мыздесь проморгали».

Глава 8

Наш крайне интересный разговор прервался по очень необычной причине. Невдалеке приятный баритон красиво пел, как сказали бы в моем времени авторскую песню:

Крейзер от услышанного запунцовел от удовольствие. А кому не будет приятно от такого?

— Уважают и любят тебя люди Яков Григорьевич!

Но он на мои слова обратил мало внимания, и подозвав своего адъютанта что-то ему сказал. Через несколько минут тот вернулся и после кивка Крейзера доложил:

— Немцы сбросили листовки о сдаче в плен, а красноармеец Свинкин и младший командир Рыкалин в ответ написали песню, которая сразу стала популярной в прибывших уже подразделениях.

— Уважаю тебя красноармейцы и командиры товарищ Крейзер… — произнес я невольно улыбнувшись при этом.

— Не скрою, очень приятно! — Едва не зардевшись ответил Яков Григорьевич.

Мы еще совсем немного успели поговорить, как явился Маркони и отозвал меня в сторону. Тема его доклада и впрямь была очень деликатной — отправленная ранее нами в штаб фронта группа для обеспечения скрытной и защищенной радиосвязи с 13-й армией, вызвала восхищение командования. И вот пришел приказ оснастить все армии Западного фронта такими комплектами.

— Как будешь исполнять?

— Даже не знаю, если с «железом» особых проблем нет, то с персоналом — полная жопа. Где мне людей взять?

— У тебя же есть связь с штабом фронта? — Он кивнул. — Вот и сообщи им, что для этого тебе надо столько-то и таких-то людей. Своих возможностей изыскать персонал не имею, точка! И да… Пусть больше охраны выделят, это дело очень серьезное. У тебя все?

— К нам выехала какая-то важная птица из штаба фронта.

— Что за птица?

— Не знаю, сказали что все подробности тут на месте.

— Ясно, тогда ждем эту птицу. Свободен!

Загадочная «птица» не заставила себя ждать. С подъехавшей полуторки, из кузова спрыгнул капитан в пропыленной гимнастерки, а вместе с ним два крепыша с ППД в руках. Что было очень характерно, свое оружие они держали на изготовку, и в любой момент могли открыть огонь.

— Здравствуйте. Мне нужен полковник Волков.

— Представьтесь капитан!

— Капитан Флеров, командир батареи.

— Полковник Волков.

— Меня к вам направил штаб фронта, для помощи.

— Чем располагает ваша батарея капитан?

— Девять боевых машин и одно сто пятидесяти двух миллиметров орудие. Плюс двойной боекомплект.

— Где техника батареи?

— Укрыта в лесу, в двенадцати километрах отсюда.

— Связь с ней у вас есть?

— Да, в кузове радист с переносной радиостанцией.

— Ну что же, прошу за мной капитан.

Увидев в ситуационном центре обстановку, Флеров не сдержался и произнес:

— Вот это да!..

— Мы ожидаем активности противника вот на этом участке, — я показал специально сделанной именно для таких случаев указкой на протяженную дамбу, через широкую болотную пойму, протянувшуюся от Мурово на западном берегу Березины до острова рядом с нашим восточным берегом, уже с которого был перекинут мост шириной восемь метров и приличной для этого времени грузоподъемностью девять тонн. — Какой эллипс рассеивания у ваших боевых машин?

— Вы что-то знаете о новом оружии товарищ полковник?

— Логика… простая логика. Если у командира «пушечки» в петлицах, его подразделение называется «батарея», то это что-то стреляющее. А раз стреляющее, то и эллипс должен присутствовать.

— Да присутствует.

— Сейчас ваша задача, выбрать такую позицию и боевой порядок для вашей батареи, что бы с минимальным рассеиванием накрыть вот именно эту дамбу, в тот момент когда по ней пойдет колонна немецких танков — основная ударная сила противника.

Капитан выбрал позицию вдоль опушки, около отдельного здания чего-то мукомольного возле дороги. Опушка леса была на одной оси с дорожным полотном дамбы, а расстояние до огневой позиции батареи гарантировало минимальный разброс. Флеров уверил что девяносто пять процентов попаданий будет в полотно.

— Пристрелку орудием ведите аккуратно, что бы противник ничего не заподозрил.

— Сделаем так, что комар носа… — тут я его прервал.

— Как будете уходить, по дороге или по просеке?

— Еще не знаю. Определюсь на месте.

— Добро. Берите своих топиков и разведчиков и проведите рекогносцировку. Инженерную разведку путей выхода на позиции и отхода произвести особенно тщательно.

— Все понял товарищ полковник, разрешите идти?

— Нет. Зайдите на наш узел связи и получите позывные и частоты для связи. Вам надлежит быть постоянно на связи с моим штабом. Познакомитесь заодно с майором Климовским, моим НШ.

— Разрешите идти?

— Свободен капитан.

Вот уж не думал, что судьба сведет еще с одной легендой нашей армии. Хотя если честно, как однажды мне рассказал в академии один ветеран с кафедры артвооружения, на начало войны в составе РККА было несколько батарей реактивных минометов. Они были разного состава, так как опытным путем устанавливали оптимальную штатную организацию частей с новым видом вооружения. Если мне не изменяет память, то Флерову досталась самая большая батарея, почти дивизион.

— Яков Григорьевич, может пока спокойно, проедемся на учебное поле, посмотрим как проходит «обкатка» пехоты трофейными танками и подготовка ПТОшников?

— Согласен.

Прибыв на место, мы увидели как мой «трофейный» батальон идет в атаку в соответствии с немецкой тактикой — двойным клином, даже тройным. За танками по мере их продвижения, поднимались мишени. Сейчас по ним азартно палила засевшая в сплошных траншеях наша пехота. Надо сказать, что действовала она грамотно, не суетясь выбивала чуть ли не залпами командиров и пулеметчиков, а между их появлениями остальную пехоту.

Мне было интересно как она себя поведет, когда до линии окопов дойдут танки. Не смотря на мое волнение, я не усмотрел даже нервозности. И что меня больше всего удивило — никто из окопов не высовывался, а имитация разрывов регулярно происходила как только танк пересекал траншею.

После завершения учебной атаки, мы подошли к командиру, который руководил занятием.

— Ловко батальон отбил атаку танковой роты, только я не заметил гранатометчиков и «бутылочников», а взрывпакеты исправно хлопали. Как так?

— Старшина Крючков придумал хитрую штуку.

— Какую, доложите!

— Тогда прошу со мной, товарищи полковники.

Он привел нас к недалеко расположенному пункту боепитания, на котором в отдельной нише были сложены использованные цинки от патронов. К ним были приделаны крюки, по форме напоминающие проволочные плечики, только сам крючок был развернут на девяносто градусов. Покрутив в руках это приспособление, поднял взгляд на командира.

— Красноармеец находясь в окопе или траншее, в момент, когда танк противника проезжает

над ним, вот этим крюком цепляет цинк за гусеницу, которая и затягивает его на верх. Происходит взрыв, танк обездвижен и дальше по обстановке — или ПТОшники добивают, или «бутылочники».

— Да просто и со вкусом. Старшину поощрить и доложить об этом. И еще один вопрос: как происходит инициация подрыва?

— Используется натяжной взрыватель от противопехотки, который приводит в действие боец находясь в укрытии использую кусок бечевки.

Выйдя из окопчика, приказал срочно найти Нечаева.

— Что задумал Александр Андреевич? — обратился ко мне Крейзер.

— Есть одна мыслишка… Надо с Нечаевым проконсультироваться…

Дед Павел появился через несколько минут. Не дав ему раскрыть рот, сунул ему в руки самопальный заряд.

— Смотри что один старшина придумал…

— Ничего такого…

— Да просто и со вкусом! Заметь, что бойцу не надо высовываться из укрытия и метать связку гранат или бутылку. И самое главное… Надо чтобы в этом цинке был не просто заряд, а кумулятивный. Сроку тебе на это полдня!

— Не дурак понял… — вторую часть фразы дед Павел не произнес, а молча развернулся и ушел.

Дальше мы с Крейзером прошли на огневые противотанкистов. С их позиций доносился непрерывный треск винтовочных выстрелов. Там во всю шла тренировка на время поражения целей. Для ПТОшников основным упражнением было отражении массированной танковой атаки, когда одно орудие вынуждено противостоять четырем-пяти боевым машинам противника. На первом этапе подготовки расчеты стреляли по щитам из прикрепленныхк стволам орудий немецких карабинов, от которых шла обычная проволочная тяга к наводчику.

Мы подошли к ближайшему расчету, изготовившемуся к стрельбе, и я задал вопрос наводчику:

— Как будете стрелять товарищ младший сержант?

— Точно и метко, товарищ полковник! — не растерялся красноармеец и насмешливо посмотрел мне в глаза.

— Ну, если вы товарищ наводчик не растерялись перед двумя полковниками, то есть надежда, что и перед настоящими немецкими танками не сплохуете?

Команда «огонь» прервала наш разговор. До этого мирно стоявшие за орудием упряжки лошадей, потянули самодельными стальными тросами установленные на полозья макеты танков. Кое-кто из орудийных номеров орудия занервничал, но курносый наводчик спокойно выжидал приближения ближайшего к нему макета к красному флажку, и потом очень быстро одну за другой поразил пять целей. После того как осмотрели макеты, подсчитали пробоины, полковник Крейзер снова спросил наводчика:

— Какие результаты?

— Младший сержант Тарханов выполнил упражнение. Из пяти танков три подбиты, оставшиеся два орудие уничтожили!

— Разрешите доложить, товарищ полковник, — вмешался командир руководящий подготовкой, — младший сержант неправильно сказал. Его результаты — из пяти выстрелов пять попаданий!

Мы все вместе осмотрели макеты: в каждом из них было попадание.

— Так почему же вы уменьшаете количество пораженных целей младший сержант?

— Товарищ полковник, — твердо и уверенно докладывал Тарханов, — два макета поражены в самой верхней части, а, как известно, там броня имеет наклон и вызывает рикошетирование снарядов.

— Откуда это вам известно сержант?

— Об этом нам рассказали танкисты из трофейного батальона, которые были с вами под Минском.

— Как думаете что надо предпринять чтобы не допустить в реальном бою уничтожение орудия и его расчета?

— Пехотное прикрытие с «цеплялками» товарищ полковник! Хотябы отделение на орудие.

Я с уважением взглянул на краснощекого девятнадцатилетнего парня, — ведь, пожалуй, следует внести в учебный план поправку. Правда, поправка несколько усложнит обучение, но зато будет осуществляться более тщательная и осмысленная подготовка личного состава для действийв боевой обстановке.

— Капитан, — обратилсяя к рядом стоящему командиру, — перед каждым орудием вырыть траншею и посадить туда пехотное отделение!

— Разрешите доложить?

— Давай.

— Когда расчет уверенно начинает выполнять этот норматив, его переводят на другое учебное место, где орудие реально атакуют трофейные танки. На третьем учебном месте реальные атаки происходят на батарею ПТО, которая действует из засады. Там и есть пехотное прикрытие. Таким образом в неравный бой вступают подразделения наиболее полно подготовленные в тактическом, и самое главное психологическом плане.

После противотанкистов мы посмотрели как группа разведчиков и связистов укладывают полевой трофейный телефонный кабель через небольшую речушку, пока еще в нашем тылу. Крейзер впервые наблюдал за тем как я готовлю театр для боевых действий.

— Яков Григорьевич, ты спрашивал как данные об обстановке в тылу противника поступают в мой ситуационный центр?

— В таким образом, — я кивнул на солдат укладывающих кабель. — Через водные преграды кидают трофейный, он намного более водонепроницаемый чем наш. Ну а там где посуше используют наш.

— Ловко ты придумал, и ведь не запеленгуют!!! Да-а-а… — он восхищенно глянул на меня. — Но немцы не дураки, быстро сложат два и два, поймут, что радиограмм нет и начнут искать… И найдут. Что тогда?

— Ну… что бы этого не допустить, придумали мы одну хитрость…

— Расскажешь?

— Легко… От тебя у меня секретов нет.

— Интересно, чувствую что опять будет интересный и неожиданный ход.

— Это уже тебе судить. А идея такая… В самый неудобный для нас момент, когда мы или не успеваем перегруппироваться или еще по какой причине, выходит в эфир некая радиостанция и открытым текстом начинает передавать реально вскрытые данные о силах и средствах противника. Вот ты бы что сделал на месте немецкого генерала?

— Во первых, скорее всего отменил бы операцию, так как мой замысел и группировка раскрыты. А во-вторых отправил бы роту… пожалуй даже пару рот на захват разведгруппы, и обязательно живыми, сам понимаешь для чего…

— Правильно. А теперь представь, что место с которого велась радиопередача окружено минным полем и заранее пристреляно несколькими дивизионами дальнобойной артиллерии?

— Представил… полный амбец ротам выделенным для захвата. Я так и думал, что ты что такое учудишь. Только подумай, один выход в эфир и все планы коту под хвост! — После этих слов он не надолго задумался, а потом спросил:

— Погоди, погоди… А что с разведчиками? Их же, рано или поздно захватят!

— А не будет никаких разведчиков! — произнес я с нескрываемой насмешкой.

— Как не будет? А кто же тогда…

— Рация используется удаленно. В километре или даже дальше сидит человек с телефоном или ключом и передает данные. А под рацией стоит мощный фугас, который взрывается в нужный момент. Дублирование подрыва трехкратное…

— Ну ты могёшь Александр Андреич!

— Да, я такой! — решил поддержать его шутку. — А не продолжить ли нам Яков Григорьевич диспут на тему «История создания мотострелковых соединений РККА»?

— Можно, на чем мы в прошлый раз остановились?

— На том, что немцы по итогам французской компании, несмотря на свою блестящую победу, отказались от той своей прежней структуры танковой дивизии. Поскольку со снабжением у них наверняка имелись большие проблемы, даже на столь ограниченном театре, с меньшим количеством танковых групп и отличными европейскими дорогами и приемлемым климатом.

— Да, именно на этом мы и прервались. Кроме моторизованных дивизий, Павлов одновременно выдвинул идею формирования отдельных танковых бригад поддержки пехоты. Если бы сейчас, в самом начале войны, те наши стрелковые корпуса, что находились на стратегических направлениях, имели в качестве поддержки собственные танковые бригады — немцам было бы намного сложнее прорывать нашу оборону!

«А ведь задумка была очень правильной! Что получилось на самом деле? Формально, поддержку пехоте должны были оказывать те самые механизированные корпуса. И они её ОКАЗЫВАЛИ! По сути именно на этой поддержке мехкорпусов, какое-то время и держалась вся наша оборона. Но, тут произошло страшное — директива №3 НКО и ГШ ультимативно потребовала ВЫВЕСТИ все мехкорпуса из оборонительных боев и бросить их в удары по флангам прорвавшихся немецких танковых групп! Без знания обстановки, эти удары по большей части пришлись в никуда, в пустые операционные районы. К тому же организация самих контрударов была из рук вон плохой.Необходимая в таких операциях артиллерийская и воздушная поддержка отсутствовали. Получается Генеральный Штаб своими руками сжег все механизированные резервы армий, оборона которых, лишившись танковых частей, просто посыпалась. По-другому и быть не могло, если на каждую нашу приграничную стрелковую дивизию пришелся удар целого полевого корпуса немцев и наши танковые части, к тому времени уже раздерганные на отдельные дивизии были, по сути, гвоздями, на которых ещё как-то держалась наша оборона и пехота имела возможность планомерно и организованно отступать. ГШ своими действиями просто вырвал те „гвозди“, обрушив всё и ввергнув войска в хаос и катастрофу. Именно поэтому, формирование отдельных танковых бригад поддержки пехоты, которые никакой ГШ не смог бы сжечь в своих авантюрах, было очень даже правильным решением!»

Глава 9

Незаметно накатывался вечер. Мы с полковником Крейзером молча стояли на опушке леса и думали каждый о своем. Вдалеке полыхали пожары. Скоро уже совсем стемнеет, а до этого надо успеть отправить раненых. На дороге идущей на восток не было ни души.Только изредка мимо наспроезжали телеги с убитыми — их вывозили в тыл, что бы достойно, а не на скорую руку предать земле, поставить простенький фанерный обелиск, а в карман обязательно положить ложку с четко выцарапанной фамилией, именем и отчеством. Пропавших без вести должно быть как можно меньше!

Хрупкую тишину нарушил звук сразу нескольких танковых моторов, он быстро нарастал. Это в нашу сторону ехали семь танков, и первый из них, Т-34, уже был на подходе. За ним тянулись остальные — КВ и «двадцать восьмые».

— Ну вот, Яков Григорьевич, к нам и пополнение прибыло! — сказал я.

— Тут со всех сторон подкрепление двигается. И летчики, кстати, тоже. — он кивнул головой на заходящих на посадку сразу четырех У-2. Но это все равно крохи! Тут по хорошему, дивизии нужны… И авиаполки!

— Которыенам с тобой толькои снятся! — ответил я, прихлебывая остывающий чай, который принес совсем молоденький красноармеец за несколько минут до появления танковой колонны.Именно поэтому мы торопились его выпить, пока нас не накрыло пылью.Буквально через несколько секунд из-за танков показались четыре полуторки, на которых двигались молодцеватыебойцы, все как одинс автоматамина груди.

С ювелирной точностью проехав впритирку к первым двум танкам, они остановились в десятке метров от нас. Вокруг машин забегали строившиеся солдаты. Один из них, появившийся из кабины первого грузовика, поправил на голове фуражку и направился к нам. Его лицо показалось мне смутно знакомым. Я напряг память, и она выдала мне имя — капитан Агеев! Он тоже меня узнал. Вид у него был уставший, но решительный. Он козырнул, приветствуя меня. Мы обменялись крепким рукопожатием.Я заметил, что его пальцы с обгрызенными ногтями заметно дрожали. В воздухе повисло напряжение, так висит в воздухе предчувствие грозы.

— Какими судьбами? — спросил я. — Ваша контора, да еще таким составом просто так в прифронтовой полосе не появляется.Вас же наверняка штаб армии послал, не меньше!

— И не штабармии, а, заместитель комфронта по охране тыла. Чрезвычайная ситуацияу нас… — ответил мне капитан.

Я посмотрел в сторону.Огромная луговина была видна до самого края,ив отдалении ветер гонял волнами ковыли. Послышалось далекое жужжание. Я обернулся. Между елями сверкнула далекая и потому ещемаленькая металлическая точка, отдаленно похожая на фюзеляж самолета.Меньше минутыи самолет ужесовсем рядом, в каких-то пяти-семи метрах от нас, снизился до бреющего и пошел над травой.

— В нашем тылу работает вражеская рация и передает о наших войсках информацию… которая нам может крайне повредить… Сообщаю об этом только Вам. Прошу не передавать эту информацию дальше. Заутечку сведений составляющих гостайну виновные будут сурово наказаны! Видите лес?.. Вот он. — капитан показал его на карте. — Вчера в восемнадцать ноль-пять отсюда выходил в эфир коротковолновый передатчик. Через несколько часов сеанс связи повторился. Значит, место выхода в эфир где-то рядом. Скорее всего на высоте. Это надо срочно проверить, вопросы есть?

— Я так понимаю, что это все вы мне сообщили не просто так?

— Мне надо два стрелковых батальона…

— А почему не полк?

— Сейчас не тот случай что бы шутить товарищ капитан!

— Уже полковник…

— Так ты что, не понял, полковник⁈

— Да… И соблюдайте субординацию капитан! Хамство не красит командира РККА, вам понятно?

— Да.

— Два батальона, я тебе не дам! Даже двух взводов не дам… Но помогу! Своими силами справишься.

Надо отдать должное капитану, на бас он меня брать не стал. А я подозвав к себе ординарца, велел ему передать приказ Маркони, что бы он сюда немедленно прибыл. Ординарец кивнул и убежал. Когда он вернулся, то сухо и официально сказал, чтоон сильно занят и ждет менячерез десять минут у себя в аппаратной. Я кивнул головой и мы пошли к нашему начальнику связи.

Подойдя к нашей святая святых, аккуратно постучал в дверь будки. Никакого ответа. Постучал еще раз. Опять никакого ответа — даже не заперто. Я нажал ручку, дверь открылась. Перед тем как войти, отдал приказ:

— Всем отойти на пять шагов! К фургону не приближаться! — и только после этого я вошел.

Там было темно, глаза привыкли к потемкам и увидел что в углу лежатна спине двое людей, одноговидимо ударили сзади.

Проем двери кто-то перекрыл, и мой слух уловил тихий щелчок. Я развернулся, стараясь сделать это незаметно, и увидел прячущегося во встроенном шкафу Марконни. Его лицо было повернуто в профиль, в руке матово блеснул пистолет, наведенный прямо мне в грудь.

— Маркони, тихо… Свои… Ты как?

— Не дождетесь! Как ребята?

К счастью оба были живы, вдвоем мы их аккуратно вытащили из аппаратной и уложили на траве. Примчавшаяся медицина немного успокоила — оглушены, уже в сознании, здоровью ничего не угрожает.И только тут я заметил, как у Маркониизменился голос. Обычно холодный и спокойный, он вдруг стал тихим и каким-то просительным что ли.

— Маркони что тут произошло? — спросил я. — Кто они? А?

А Маркони судя повсему впал в стопор.

— Почему я их до сих пор не слышу ответа? Где дед Павел? Зачем вы здесь?

Последний вопросотносился к врачу.

— Сделайте емпо всемучто ли… Мне срочно надо знать что здесь с ними произошло!!!

Вместо укола, врач хлестко дал Маркони пощечину, и по его глазам сразу стало ясно что он пришел в себя.

— Так что здесь произошло?

— После того как ушел твой ординарец, я полез в этот отсек за одной хреновиной. Неожиданно дверца отсека захлопнулась и я услышал как два раза что-то упало. Потом было какое-то сопение и шебуршание и тишина. А потом пришли вы… Вот и все.

— Посмотри, может что пропало? Только внимательно глянь, ты же понимаешь как это важно?

Через несколько минут, после того как он дважды осмотрел аппаратную сообщил:

— Из нашего ничего, вообще ничего.

— Это точно?

— Абсолютно.

— А из не нашего?

— Пропала трофейная радиостанция, вернее блок питания от нее. Перед этим он был на зарядке. Твой ординарец еще помог его затащить вовнутрь. Ребята были очень сильно заняты…

Слова Маркони сложились с информацией энкэвэдешного капитана, и более-менее картинка сложилась в голове. Сообщив Маркони свои вполне обоснованные подозрения, приказал ему получить у капитана вне аппаратной все данные и помочь ему задержать этих башибузуков.

Из аппаратной мы вышли вместе.

— Капитан, тут похоже отметились только что ваши клиенты, забрали аккумуляторы от немецкой рации. Далеко они уйти не могли…

— Сейчас собаку на след поставим!

— Действуй, я тебе еще пару носимых радиостанций добавлю с обученными людьми — не помешают!

Пока собака брала след, подбежали мои радисты. Отряд капитана рысью побежал по взятому следу. А у нас начался разбор полетов…

* * *

— Скажите мне, мои дорогие однополчане, как так получилось что по расположению шастают чужие? И не просто шастают, а нападают на наших связистов, а?

Поскольку перед мной были не только мои командиры, а и командиры нескольких подразделений из дивизии Крейзера, «сбродной» дивизии которая перешла под командование Лизюкова и была присоединена к Борисовскому отряду, я не стал распространятся о том какие специфические задачи выполняет аппаратная Маркони.

— Вы наверное не в полной мере отдаете себе отчет, насколько важна связь для управления войсками. Поэтому с этой минуты удвоить… нет утроить бдительность во всех подразделениях! Каждому командиру будет четко обозначен район его ЛИЧНОЙ ответственности, и в случае повторения подобной ситуации наказание будет по меркам военного времени! Свободны… А вас майор Климовский я попрошу остаться!

Когда все вышли, я начал разговор с ним. Он как начальник штаба отвечает за связь, ему и пистоны получать…

— Значит так майор, эту аппаратную впредь размещать рядом со штабом, отдельно и только для нее выделить караул… тройной! За целостность этого объекта ты несешь персональную ответственность! По исполнении доложить! Свободен.

Дел Павел столкнулся с Климовским на входе в палатку.

— Что скажешь Пал Игоревич?

— Ты об аппаратной?

— А о чем еще? Конечно о нападении диверсантов!

— Сильно я сомневаюсь что это были диверсанты, командир.

— А кто, пацаны за яблоками залезли?

— Скорее всего это были разведчики из группы противника, которые обосновались в нашем районе.

— Почему ты так думаешь?

— Во-первых если бы это были диверсанты, то дежурная смена была бы уже холодная и это не самый плохой вариант для нас, гораздо хуже было бы если бы их уволокли с собой. А так их просто оглушили. Значит они были нападавшим без надобности. Забрали они только батарейный блок от немецкой радиостанции, который перед этим заряжался от бензоагрегата. Сидели эти орелики где-то рядом, и в удобный для них момент скрали так нужные им аккумуляторы. Хорошо что Маркони по голове не получил, а отделался легким испугом.

В этот момент к нам зашел Маркони.

— О-о-о!!! А мы как раз о тебе говорили… Как ты?

— Норм. Я тут чего зашел… Ребята пришли в себя и рассказали кое что интересное.

— Это как-то связано с нападением на них?

— И да, и нет… Перед нападением, они засекли работу неизвестного нам передатчика, во всяком случае позывные были совсем свежие, до этого не засвеченные. Но по ряду признаков раньше этот радист работал под другими позывными, которые раз в два дня регулярно менял. Еще есть один момент — мощность излучения неуклонно снижалась…

— Ну это понятно, рация работает, заряд батарей падает. — откликнулся Нечаев.

— Я хотел сказать другое — у радиста нет зарядного устройства и запасного питания, то есть он действует налегке. — Сказал Маркони.

— Тогда что? Это может быть баба? — Задал вопрос Нечаев.

— Вполне возможно… — Ответил Маркони.

— Связь с отрядом капитана есть? — С явным напряжением в голосе спросил Пал Игорич.

— Обижаете… — не на шутку оскорбился наш зам. по связи.

— Срочно! Надо капитану передать что бы не пропускал баб в зоне поиска.

* * *

Мы со своей подсказкой успели вовремя. Как потом рассказал Агеев, сначала они под корнем дерева обнаружили наш «сидор» с немецким блоком питания. Потом собака вывела отряд к небольшому лесному озерцу, в котором сидела крайне испуганная молодая женщина, которая сказала что буквально вот-вот мимо нее пробежал какой-то человек, а она испугалась и спряталась в воде за камышом. Она и вправду была голая, замерзшая и сильно напугана.

Собака уверенно пошла по следу в том направлении, которое указала женщина, но пройдя с полкилометра потеряла след. И сколько не старался проводник, найти направление куда ушел диверсант не удавалось. Тут и пришла радиограмма от нас. После этого у капитана все в голове и сложилось. Человеком которого искали была эта женщина. И как ловко она всех обвела вокруг пальца!

Конечно когда вернулись назад к озеру ее и след простыл, но проводник приметил где были сложены ее вещи когда она сидела в воде. Собака уверенно взяла след и настигли ее, кода она с рацией подходила к дороге. Там ее и взяли с поличным. Ну а поскольку свои машины капитан Агеев оставил у нас, то и вернулся он в наше расположение. Тут ее и взял в оборот Нечаев, конечно в присутствии Аеева.

Начиналось это совсем безобидно. Когда мне доложили, что вернулся отряд Агеева с пойманным диверсантом-разведчиком, да еще женщиной, то конечно мне захотелось на нее посмотреть. По пути к аппаратной, я проходил мимо нашего медсанбата и увидел там деда Павла, который стоя у носилок с одним из пострадавших о чем то говорил с двумя санитарами. Тогда я не придал этому значения, но как потом оказалось очень зря.

Почти у самой аппаратной Нечаев меня догнал. Там, в плотном кольце охраны был сам Агеев и очень миловидная молодая женщина.

— Блин! Никогда бы не подумал, что эта дама разведчик-диверсант! — с искреннем удивлением произнес негромко я, продолжая рассматривать ее.

— Каких я только не видел я, на своем веку шпионов командир. Поверь, практически все выглядели обычнми людьми. Ничего, дай бог и с этой справлюсь… — с этими словами, он снял с головы фуражку, вытер лоб и сделал несколько шагов к «сидору», который лежал на траве рядом с женщиной.

— Вот она!!! Телефункен! — услышал я торжествующий возглас Нечаева, который держал в руках вытащенный из вещмешка поблескивающий никелем и эбонитом радиопередатчик.

И именно в этот момент санитары проносили мимо нас носилки с телом, которое было накрыто испачканной в крови простыней.

— А ну ребята постойте! — Пал Игоревич расслабленно-спокойно подошел к ним и откинул перепачканнуюв крови простыню. Лицо парня, который попал сюда вместе с нами было обращено в центр круга и казалось смотрело прямо на женщину. От этого она опустила голову, дед Павел потрясеннй смертью своего боевого товарища, зажав в руке простыню, сделал пару шагов в ее сторону, в сильнейшем волнении, еще не веря в произошедшее, негромко произнес:

— Семена убили?!!

Он повернулся к сидящей на траве женщине, кинул лихорадочный взгляд на неё, затем на радиопередатчик и, как бы все вдруг поняв, с лицом, искаженным отчаянием и яростью, уставил палец на неё.

— Это ты!!! Ты сука его убила!..

— Н-н-ет!.. Я не убивала! Это не я!!! — энергично запротестовала женщина, сидя на пятой точке, отползая от Нечаева.

— Ты-ы!!! — И обведя взлядом всех рядом стоящих, убежденно добавил: Она убила Сему! Моего лучшего друга!!!

Именнов этот момент у меня возникло стойкое убеждение что это я уже где-то видел. А Нечаев продолжал, оглядываясь и как бы призывая в свидетели, истерично крича и натурально при этом брызгая слюной на радистку и в совершенном отчаянии при этом мотая головой:

— Я жить не буду!!!

Обеими руками он ухватил ворот своей расстегнутой наверху гимнастерки и, рванув, разодрал ее до пояса, обнажив широкую крепкую грудь, сплошь расписанную синими разводами морской татуировки.

— Тварь!!!Паскуда!!! Я прикончу тебя падаль!!!

Именно после этого, в голове щелкнуло: фильм «Летом сорок четвертого»! Так что получается, при съемках использовали реальные методы допроса агента в полевых условиях? То, что дед тертый калач это мне известно. И то что он владеет методами допроса в полевых условиях тоже верю сразу и безповоротно, но то что Нечаев прототип одного из главных героев фильма — это неожиданно. Вон, даже татухи морские совпадают…

К концу представления, радистка раскололась до самой жопы, и выдала все и всех. Капитан Агеев был крайне доволен. Улыбаясь, он заливаясь соловьем, сманивал деда Павла к себе:

— Павел Игоревич! Забираю вас к себе, мне такие специалисты нужны!

— Да нет капитан, извиняйте, но я тут со своими повоюю. Хотя если сами не будете справляться, то всегда готов помочь.

Озадаченное лицо капитана меня слегка позабавило. Я то понимал истинную причину отказа…

— Командирское звание и нормальная должность, а Пал Игоревич?

— Дак… не за звания и должности воюем капитан. Кстати, а не спланировать ли нам совместную операцию против этой абверкоманды?

Лицо Агеева сразу стало серьезным и заинтересованным:

— Что конкретно вы предлагаете?

— Радиоигру.

После этих слов Нечаева, глаза капитана мгновенно наполнились свинцовой тяжестью. Он принялся ходить туда-сюда, нервно покусывая стебелек.

— Вы наверное знаете, что возможность провала и последующей радиоигры всегда учитывается при планировании разведывательных операций. Заранее оговариваются различные действия агента и специальные знаки в радиограмме, по наличию или отсутствию которых можно было бы понять, что радист работает под контролем противника. — После этих слов он пытливо посмотрел на Нечаева, и после небольшой паузы продолжил:

— Радиоигра, это крайне острое оружие, и при неосторожном или неумелом её ведении, будет непременно обнаружена и использована противником против вас. Вы это понимаете?

— Вполне…

— И готовы нести ответственность?

— А вы?

Глава 10

Воздух, пропитанный хвоей, был чист и свеж. В эту ночь спалось крепко. Когда проснулся, даже было ощущение как после бани — тело легкое и хочется подпрыгнуть высоко-высоко. Выйдя на улицу, сразу заметил как небо на глазах светлеет. Несмотря на войну, сейчас в эту минуту предрассветная тишина была звенящей и безмятежной, и только где-то недалеко было слышно как хороводятся коты. Неожиданно хлопая крыльями, заорал петух, и тут же из-за крыши дома напротив показался край солнца.

У рукомойника, приколоченного к стене сарая, я умылся и когда вытирался вафельным полотенцем, увидел как из дровяного сарая вышел хозяйский сибирский кот по прозвищу Лапа. С придушенной мышкой в зубах он независимо прошествовал мимо. Котяра выложил добычу на крыльцо летней кухни и, сверкнув желтыми глазами, замер сфинксом. Он всегда приносил сюда мышей, ожидая справедливого вознаграждения. Если Лапа здесь, значит, скоро выйдет хозяйка. Каким то образом кот точно знал, когда она просыпается. Остальные члены семьи для него — всего лишь младшие члены стаи, где верховодит, естественно, он. Ну, в те моменты, когда хозяйки нет на горизонте. А она для кота не главарь, нет, она вне конкуренции, как бог на небе.

Сегодня должна начаться первая радиоигра в моей военной биографии. Назвали мы ее «Березина». Её цель на первом этапе — заставить противника поверить что на минском шоссе собрана внушительная группировка войск и наносить здесь удар не целесообразно. Пусть сами выбирают где, а так как вариантов очень мало, то надеюсь противник примет решение наступать в районе Чернявка. А там у нас приготовлен большой сюрприз, и это не только «Катюши», есть там еще разные всякие неожиданности.

А сейчас я пойду к нашей аппаратной, где Маркони и дед Павел приготовили все для первого сеанса связи под нашим контролем.

Все действие должно происходить в специально развернутой палатке, рядом с аппаратной. На столе сооруженном из ящиков и застеленным куском брезента стояла та самая радиостанция, уже подготовленная к работе. На раскладном стульчике сидела немецкая радистка, аккуратно причесанная, с ровной спиной и каким-то стеклянным взглядом.

— Вы готовы, фройлян? — весело спросил дед Павел, входя в палатку.

— Да. — Она осмотрела радиопередатчик.

Нечаев присел рядом с ней и положил перед собой часы. Осталось полторы минуты. Пал Игоревич достал из своего планшета листок бумаги, и еще раз перечитал текст составленной всеми нами радиограммы.

— Ну что же пора…

Радистка кивнула, подвинула ближе к себе листок с колонками цифр и привычным жестом положила руку на ключ. Ровно в восемь часов рация заработала. Она отстучала радиограмму, через тридцать секунд повторила ее и отодвинув от себя телеграфный ключ сложила руки на коленях.

Неожиданно радистка произнесло повышенным голосом: — Чтобы из расположения работать последний раз, герр капитан. Наши пеленгаторы засекут квадрат, доложат своему командованию, и сразу уйма людей поймет в чем дело. В абверкоманде сразу сообразят, что рация работает под контролем!

— Хорошо, хорошо Хельга. В будущем, мы будем работать из машины. — Маркони убрал рацию в «сидор» и унес в аппаратную.

Солнце сегодня уже припекало прилично, но в тени деревьев жара ощущалась пока слабо. Маркони еще вчера обещал нам всем «одын сурприз», и сейчас мы с нетерпением ждали, что же это будет. В приоткрытую дверь аппаратной было видно, что Маркони повернулся к дежурному связисту, который, надев наушники, что-то писал. От нетерпения, наш главный радиобог барабанил пальцами по стойке с аппаратурой.

— Ну, что?

— Вот пожалуйста. — Радист протянул ему блокнот со своими записями.

Маркони сравнил их с текстом подготовленной нами шифровки и повернувшись к нам произнес с толикой грусти в голосе:

— Ах, Хельга, Хельга. Вырезай из шифровки слово «ваша» и отправляй в эфир.

— Что такое? — поинтересовался капитан.

— Хельга думала, что работает в эфир, а мы очень существенно уменьшили мощность излучения передатчика, и шифровка дальше этой поляны в эфир не ушла, а записана нами. Только что мы ее прослушали, и выяснили, что радистка добавила одно лишнее слово. Сейчас мы условный сигнал работы под контролем уберем, и тогда, — Маркони улыбнулся, — только тогда, мои дорогие, шифровка пойдет в абверкоманду.

Я обернулся посмотреть на радистку. Девушка сидела по прежнему за столом под охраной. Она почувствовав мой взгляд посмотрела на меня и тотчас отвернулась.

Первый этап нашего плана был выполнен. Сунь-Цзы сказал: война — это путь обмана. А другой китайский мудрец изрек: самая лучшая победа — разбить замыслы противника. По моим наблюдениям сроки захвата нашей территории сместились уже минимум на две недели. Как мне кажется, основной причиной почему это произошло — это неудавшийся котел в районе Минска. Нашему командованию удалось вывести огромное количество войск, и даже по слухам большую часть отправить на Северо-Западный фронт, где противник смог существенно продвинуться к Ленинграду. Судя по сводкам Совинформбюро и данным нашего радиоперехвата с последующей дешифровкой, переброшенных войск было вполне достаточно для того, чтобы войска фон Лееба и Гёпнера снизили и существенно темп своего наступления, тратя теперь на продвижение вперед гораздо больше времени и сил. Даже один из моторизованных корпусов третьей танковой группы, самый северный перешел в подчинение группы армий «Север», и сейчас перебрасывается под Лугу.

Сейчас уже почти середина июля 1941 года, а линия фронта у нас все еще на тех рубежах, где в прошлой реальности был в конце июня — самом начале июля. И это есть, как говорят наши американские «партнеры» — It’s cool. С полной уверенностью можно уже можно сделать вывод о том, что и здесь, в районе Борисова имеется более чем серьезный шанс всерьез переломить ход событий — как минимум предотвратить захват стратегического моста через реку Березина, не позволить гитлеровцам с ходу захватить плацдарм на нашем береу и закрепиться на нем. Интересно какой максимум достижим в этой обстановке? Над этим нужно крепко подумать, очень крепко…

Нет,4. Panzerarmeeв составе двух танковых группгенерал-фельмаршала Ганса фон Клюге — весьма серьезная силища, никто не спорит, если словить гаву может влегкую продавить рубеж обороны, но шансы устоять достаточно велики. Особенно если учесть, что у фельдмаршала достаточно натянутые отношения со своими танкистами. С Гудерианом чуть бло до дуели не дошло… Кстати, надо будет обкашлять с Маркони этот момент, ведь ему посилам послать какую нибудь шифровку от имени Гудериана, где он посылает в пеший эротический тур своего командира… Может дуэль и состоится…

Это конечно неплохо, но сейчас у меня намноо более приземленная задача: не допустить захвата борисовского моста и плацдарма на восточном берегу Березены. А для тоо что бы обмануть противника, надо в первую очередь лишить его глаз, которые у нас в тылу. По данным Маркони, он засек еще четыре УКВ передатчика неопознанной пренадлежности, скорее всего немецких. И если три из них капитан Авдеев смог захватить и теперь они танцуют под нашу дудку, то последний выматал нам все нервы, а результата нет. И сидит он гад в районе той самой Чернявки, где у нас стык с армией Филатова. И как раз там Клюге собирает свой ударный кулак.

Мы тоже готовимся, но бляха муха, кое какие данные все таки уходят в абверкоманду! И что можно с этим сделать мы пока не знаем. Хорошо хоть дивизию Крейзера удалось скрытно перебросить из под Орши к Борисову. Развертывание прошло штатно, люди отдохнули, получили боеприпасы и готовы к бою.

Что же до действий под Чернявкой, на своем левом фланге, то пока больше трех мне не представляется. Основных трех. Кажется что не много, а куда не кинь, получается клин…

Первый, который паровозом лезет в голову — тупо не допустить форсирования противником Березены и захвата плацдарма на ее восточном берегу. Наилучший вариант с любой стороны. И возможности для этого не просто есть, а уже осуществлены. Мост и длинная дамба с островом у нашего берега подготовлены к подрыву, причем очень серьезному. Нажми на кнопку подрывной машинки и готово! И не надо ломать голову, как скрытно перебросить части, как незаметно подготовить линию обороны и все такое прочее… Но не решается главная задача — замысел противника не нарушен, он по прежнему будет искать где и как переправиться через водную преграду, захватить плацдарм и продвигаться дальше.

Второй, плавно проистекающий из первого: можно провести встречный контрудар, имея целью выбить не успевшего всерьез закрепиться противника обратно за Березину. Тут главное не провошкаться, не упустить время. Главное, собственно говоря, именно не дать передовым частям зарыться в землю и выстроить оборону. Плюсы — подрывом моста, отсечь переправившиеся части от основных сил, и потом раскатывать их с чувством, с толком, с расстановкой… Из минусов — значительно бо́льшие потери, поскольку просто так немцы не отступят, будут пытаться удерживать позиции до последнего, в свою очередь тоже не считаясь ни с какими потерями. Уж больно много для них стоит на кону. В случае успеха — впереди прямая дорога к Смоленску и отсутствие серьезных водных преград наподобие Березены.

Ну и, наконец, третий вариант развития событий, с первого взгляда самый, скажем так, неоднозначный. Да что там неоднозначный, прямо скажем — крайне рисковый и опасный с точки зрения тактики. Зато на оперативно-тактическом уровне, учитывая среднесрочную перспективу, он может дать неплохой выигрыш. И вот тут могут открыться уже стратегические варианты.

Итак, противник переправляется через Березину и занимают позиции на «захваченном» плацдарме, готовясь к упорной обороне. Вопрос: как им не дать быстро и качественно зарыться в землю? Ответ: снайпера и управляемое минное поле, тогда можно будет контролировать скорость с которой они смогут зарываться. Побольше раненных, и давать им возможность их выносить и вывозить через мост.

Проиграем в уме ситуацию еще раз… Немцы по мере сил зарываются в землю и думают, что плотно контролируют переправу и дамбу, что означает для них своевременный подвоз боеприпасов, снабжения, эвакуацию раненых и прочую логистику. Следующий вопрос: какие действия предпримут немцы, наблюдая за тем, что укрепление плацдарма днем происходит медленно? Ответ: они будут ждать ночи чтобы перебросить подкрепления, артиллерию и может быть танки… И вот когда пойдут танки, тогда мост и рвануть к такой-то бабушке! Разделив танковую колонну на три части — ту, которой дать переправится, та которая будет уничножена вместе с мостом, и наконец та, которая уцелеет.

Теперь с другой стороны… О том, что противник переправился через водную прераду, да еще и смог захватить плацдарм, я буду обязан доложить командарму, а тот в штаб фронта. Связь слава богу уже устойчивая… И ведь прямо из штаба фронта будут стучать мне по репе, что бы любыми силами, в кратчайшие сроки… и т. д. и т. п. А мне то, как раз суетится и нельзя, мне надо свою партию вести филигранно! А командование фронта наверняка станет бомбардировать меня гневными радиограммами в духе «почему остановился?», «немедленно отбросить противника обратно за реку!», «струсил, под трибунал захотел?»

Отсюда вывод — в план необходимо посвятить командарма, к него сейчас под Бобруйском затихло. Хоть он и не смог сбить немцев с плацдарма, но те поутихли, потому как сделали ставку на мой левый фланг. Нехай он отбрехивается, не давая фронту капать мне на мозги… Значит надо сегодня же быть у него и детально представить план.

Не успел я детально обдумать план визита, как генерал-лейтенант Филатов пожаловал сам.

— Ну здравствуй полковник!

— Здравствуйте товарищ генерал-лейтенант! Я как раз хотел с вами выйти на связь.

— Случилось что?

— Пока нет, но обязательно произойдет в самое ближайшее время.

— Докладывай!

После того, как я закончил, он произнес:

— Я к тебе почему приехал… Сегодня с утра немцев под Бобруйском как подменили. С утра была только одна атака, и та какая-то вялая, о чем это говорит?

— Противник убедился в беспереспективности своих действий под Бобруйском и скорее всего ночью начал переброску своих сил и средств на новое направлние.

— Вот и я так подумал, и еще я подумал именно о твоем участке обороны. Что скажешь?

— Давайте пройдем в штаб, там я вам наглядно покажу обстановку…

— Ну что же, давай пройдем, тем более давно хотел глянуть на твой макет.

Уперев обе руки в край макета Филатов буквально застыл не несколько минут.

— Насколько обстановка за Березиной соответствует реальной?

— Полностью.

— Ты понимаешь чем это грозит?

— Товарищ генерал-лейтенант, вы сейчас про что? Про высокую вероятность прорыва или про мое будущее?

— И про то, и про то…

— За карьеру я сейчас думаю меньше…

— Раз ты собирался ко мне, значит что-то у теб на уме есть. Докладывай!

Изложение основных тезисов много времени не заняло.

— Так, так, так… Мне пока не понятно другое. Резервы ты не просишь, а ехать ко мне собрался. Что же ты хотел от меня?

— После того, как фронт узнает о переправе противника, он начнет мне выкручивать руки, и вся задумка накроется меднм тазом…

— И ты хочешь, что бы я тебя на короткое время прикрыл?

— На два-три дня не больше…

— А если…

— Не будет если. Только победа. У нас единственный шанс, что бы Клюге на этом плацдарме увяз как пчела в сиропе!

Филатов опять задумался, глядя на макет.

— Полковник, а если ты сжав зубы и вяло отбрехиваясь, сформируешь ударные группировки, подтянешь тылы и решительным ударом срежешь плацдарм сходящимися фланговыми ударами, вдольвосточнооберега Березины, — он обеими руками сделал движение, как будто взял в руки огромный шар, — и отсечешь плацдарм?

— Полноценного котла не получится — масштаб не тот, и местность не слишком подходящая, но в окружение фрицы точно попадут — главное, мост вовремя уничтожить. Да и рискованно.

— Согласен, еще как рискованно! Но, или грудь в крестах… — до конца он не договорил.

— Потери окажутся немалыми, и наверняка куда бо́льшими, чем при реализации моего варианта. А обстрелянные солдаты это бесценная сила.

— Знаешь как хочется? Но и колется…

— Зато есть неслабый шанс всерьез потрепать ударную группировку 4-й ТА, в результате чего фон Клюге не скоро решится предпринять нечто стратегически серьезное в направлении Смоленска!

— Перспективно? — Сам себя спросил Филатов. И сам себе ответил: — Весьма. Тем более сегодня комфронта прямо сказал, что подкрепление подойдет и будет кому подпереть нас с тобой с тыла. Вот только… Конечно, ежели сил да боеприпасов хватит, что вовсе не факт…

Филатовмолчал и почти десять минут вдумчиво изучал ТВД, рассматривая его со всех сторон.

Отойдя от макета, он тяжело вздохнул. А я опять завел свою шарманку.

— Поскольку они продвинутые европейцы, то не получив серьезно по сопатке, они снова пойдут на форсирование реки. Они будут вынуждены наводить его в самом узком месте — там где стоял старый. И мы дадим им его навести, а потом когда опять пойдут танки мы рванем дамбу с другой стороны от острова. И так несколько раз, что бы потери были не очень большие, а то немец снова откажется от этого направления и поджидай его в другом месте! Вырваться на оперативный простор танки генерала Гудериана смогут, лишь миновав дамбу.И хозяином ситуации однозначно окажется тот, кто будет контролировать эту самую дамбу. Если заманить фрицев в огневой мешок, предварительно уничтожив мосток на западном берегу, чтобы пути к отступлению окончательно отрезать, так и вовсе хорошо получится.

— Так то оно все складно…

— Мои хлопцы тут на одном разъезде обнаружили два орудия Б-4 и вагон снярядов к ним…

— Это ты к чему?

— Оставили по двадцать снарядов к орудию, а остальными дамбу заминировали… Не пройдет Гудериан через дамбу своими танками. А с пехотой и артиллерией на плацдарме я справлюсь!

— В идеале тебе бы побольше артиллерии, не говоря уже про авиаподдержку… эх, как бы здорово! Но где все это летающее добро взять? Кстати, а тебе же выделили штурмовики, где они?

— Техника совсем новая, пока осваивают. Я на них не рассчитываю. Да и есть у них серьезный недостаток.

— Какой?

— Не предусмотрена защита задней полусферы. С голой жопой они сейчас — не бойцы, одним словом.

Хотя, с другой стороны, в реальности мост через Березину наши в июне-июле регулярно бомбили — безрезультатно, правда, — значит, шанс получить содействие авиации все-таки имеется.

Глава 11

Чертвозьми, как отчаянно хочется спать! Просто сил нет… Эх, хоть бы часок еще покемарить!

Да и все последние дни он, мягко говоря, не высыпался.В последние несколько дней, почти каждую ночь мне снился какой-нибудь кошмар, и приходилось просыпаться. Сон был очень тревожным. Во сне я шел по каким-то пустыням, редкой цепью огороженным кострам, сквозь завывание ветра, перемежающееся с хрипами умирающих, мимо сгнивших голов и рук, медленно шевелящихся в страшных смердящих прахах.Нет, бывало и хуже, кто спорит? И по несколько суток без сна обходился. Дело не в этом. Просто все это происходит на нервной почве. То ли реальная опасность возбуждает, то ли нет… Точно не знаю. Но такое очень даже может быть. А как по другому, если отбиться получилось после двух ночи? Глянув в сторону открытого окошка хаты лесника, увидел что как раз начало вставать солнце, окрашиваянебо на востоке в пастельные тона приближающегося рассвета?

Конечно, уже не июнь, когда начинает светать в начале пятого, но все одно, отдохнуть удалось не больше пары-тройки часов. Окончательно придя в себя, приподнялся на кровати, и взгляд четко сфокусировалсяна лице стоящего рядом человека. Точнее, моего адъютанта, старшего лейтенанта Щекочихина. Да что ж ты бубнишь, стоя над душой ирод! Эх, Щекочихин, ну вот почему ты такой нудный! А еще командир РККА, адъютант! Проснулся уже твой командир, проснулся…

— Товарищ полковник, — снова забубнил он, — радиограмма из штаба фронта, с пометкой «весьма срочно». И разведчики вернулись — не смогли переправиться через Березину, принесли сведения особой важности. Это тоже срочно. Вместе с ними командир разведбата майор Манкошев прибыл, они все снаружи дожидаются.

— Про разведку подробнее Костя.

Поколебавшись буквально секунду, старлей мрачно добавил:

— Не знаю толком что там у них произошло, но из группы только двое обратно дошли, оба раненые, все остальные там на берегу и остались.

— Я правильно тебя понял, на нашем берегу?

— Сейчас товарищ майор сам доложит.

— Я тебя правильно понял, разведчики на нашем берегу на немцев напоролись? — хриплым со сна голосом спросил я, усаживаясь на жесткой деревенской лавке, застеленной сложенным вдвое стеганым одеялом и шинелью.

Почему-то слегка кружилась голова, но вполне терпимо. Зная себя, понимал, что буквально еще пару минут, и все придет в норму. Ничего и не такое бывало, особенно после возлияний. Прокашлялся, прочищая горло, и подвигал плечами разминаясь и заодно разгоняя кровь в занемевшей руке.

— Не на немцев, — со вздохом покачал головой Костя.

— А на кого, на итальянцев что ли?

— Ну, в смысле на немцев, конечно. Только как я понял, не на простых, а на диверсантов. Разведка рядом с мостом, на нашей стороне и столкнулись, насилу с боем ушла. Двоих сразу потеряли, затем немного погодя еще одного, да еще двое остались прикрывать отход командира и радиста.

— «Бранденбурги» что ли? — едва ли не против воли ахнул я, мгновенно сложив в уме два и два.

И затейливо выругался себе под нос, отчего Костя поморщился. А я задумался. Перехватив мой взгляд, Костя спросил:

— Кто? — он похоже не понял о чем я сказал.

— Неважно, потом объясню.

— Тогда, может быть чаю?

… Хотя, если фрицы еще не заняли переправу, все не настолько критично. Пока фрицев из передового отряда не видно. А вот когда они появятся, тогда и начнется жара. Однако есть еще одно место, где фриц может появиться уже сегодня. Получается, что скорее всего наша группа столкнулась с ихпешей разведкой, которую наши передовое охранение благополучно прохлопало.

Возникает правильный вопрос: какэто оценить? Хорошо ли это, или наоборот плохо для нас? Пожалуй, что хорошо. Поскольку передовой отряд противника к мосту еще не выдвинулся. Так что время, у меня вполне вероятно еще есть, хоть думаю и немного. Но кровь из носу, нужны дополнительные, более полные данные от вернувшихся разведчиков. Да по большому счету не только от них. Нужно обязательно после разговора с ними зайти в ситуационный центр — пока я спал, мир вокруг нас мог очень сильно измениться!

— Нет Костя спасибо. Сейчас точно не до чая. — Я поднялся на ноги из-за стола.

От этого довольно резкого движения меня неожиданно повело в сторону, и пришлось опереться ладонью на бревенчатую стену, хорошо что скамейка под ней и стояла. Адьютант сделал шаг что бы помочь, но махнув рукой произнес:

— Все хорошо, просто не проснулся до конца, да и встал резко. Уже прошло.

Прилег отдохнуть в одежде, только снял ремень с портупеей и кобурой, разулся, да из фляги сполоснул ступни на пороге хаты. Как чувствовал, ага… Чтобы если случись что времени не терять. Сейчас только сапоги и портупею надеть. Я принял из рук адъютанта портупею с кобурой, привычно оправил гимнастерку, загнав складки за спину, застегнул верхнюю пуговицу

— Фуражку подай.

— Ага, спасибо.

Зеркала не было. Поэтому полагался на своего адьютанта. Он осмотрел меня и одобрительно кивнул. Ну вот, теперь можно и в люди…

— Ну что, пошли с разведкой говорить.

Выяснить подробности можно было, только поговорив с командиром разведбата и, крайне желательно, с уцелевшими бойцами, чем я и собирался заняться.

— А радиограмма? — опешил старлей.

— По дороге прочитаю, мне сейчас свежие разведданные намного важнее. Хотя ты прав, давай прямо сейчас и гляну… Только фанарик дай, а то темновато тут.

Пока адъютант вытаскивал из полевой сумки бланк уже расшифрованной радиограммы и возился с фонариком, я пытался прикинуть, сверяя информацию с тем, что знал сам, сколько осталось времени у меня до начала марлезонского балета.

Содержание радиограммы оказалось вполне предсказуемым и меня нисколько не удивило, от слова совсем. Мне предписывалось обеспечить невозможность захвата противником моста и плацдарма у деревни Чернявка. Ага, вот оно что… Вот спасибо, а то он сам не догадывался! Именно поэтому прекрасно осознавая всю опасность сложившейся ситуации, я вчера и отправил еще одну разведгруппу на ту сторону Березины. С заданием удостовериться, что ночью фашисты не начнут скрытную переброску сил через реку.В случае же обнаружения вражеской активности разведчикам надлежало немедленно радировать в штаб бригады.

Если отбросить «воду», то текст шифровки сводился к тому, что вы там держитесь, а то… Впрочем, вверенные мне части сейчас были готовы оказать противнику отпор, если, конечно, события в целом пойдут так как задумывалось мной и было одобрено Филатовым.

А вот если противник поступит как-то иначе… сделав неожиданный финт ушами, хотя вряд ли…

Да и как, каким образом? Ни лес, ни болота, ни мост с дамбой никуда не делись — и не денутся, так что будем надеяться, все произойдет по нашему плану.

На поляне перед блиндажом стояли понурые разведчики, курили самокрутки. Пока вокру было относительно тихо и еще темно. Только от входа в ситуационный центр, когда кто-то входил или выходил падал синий свет маскировочного освещения. Один из разведчиков сидел на бревне и смотрел в сторону. На тропе, у входа в блиндак, о чем-то тихо переговаривались начальник штаба Климовский и командир разведбата. За их спинами угадывалась фиура деда Павла.

Я прекрастно помнил всех парней из этой группы, опытных, уже успевших не раз, и не два понюхать пороха в июньских и июльских боях… Но на этот раз им не повезло. Они никак не ожидали встретиться еще на нашем берегу, у охраняемого моста с матерыми волками, подготовленными ничуть не хуже их. И только благодаря этому, его захват был предотвращен, хоть и ценой их жизней. Но у войны своя бухалтерия…

Завидев меня и адъютанта, майор, командир разведывательного батальона бригады, торопливо выбросил недокуренную папиросу и козырнул, бросив ладонь к фуражке под капюшоном плащ-палатки. В десятке метрах негромко тарахтела работающим мотором запыленная по самую крышу полуторка, на которой он прибыл.

Главный разведчик бригады был невысок, но крепок в кости, как в народе говорят. Улыбался он всегда доброжелательно, располагающе. В его присутствии бойцы его батальона были раскованы, не зажаты. Особенностью разведчика была способность мгновенно ориентироваться в самых сложных ситуациях. Будь на его месте любой другой, и батальону наверняка пришел бы конец.

Чернявый, с небольшими щегольскими усиками, подтянутый, несмотря на ранний час. Пистолет, маузер висел у него на уровне колен, но он умудрялся не наклоняясь изредка поглаживать его по стволу и рукоятке.

«Наверняка тюркские корни имеются», — автоматически отметил я, заодно припомнив, как его зовут. «Или тюрко-кочевнические, только не очень широко распространенные». Но какое это сейчас имело значение? Сейчас важно было другое.

— Товарищ полковник, командир разведбата, майор…

— Некогда, Таштемир, докладывай. Кратко и по существу. Что будет нужно — сам спрошу.

— Есть

Результат скоротечной стычки вкратце он озвучил быстро, не размазывая сопли тонким слоем — потеряв четверых, против трех наших немецкие диверсанты все-таки оторвались, уйдя за реку, на западный берег. С противником группа встретилась приблизительно в трехстах метрах от моста.

— Судя по тому что обмундирование и экипировка нашего НКВД — диверсанты. Насторожило то, что скрытно выдвигались лесным массивом в сторону реки, к мосту. С собой имели личное отличное стрелковое оружие, в основном автоматы ППД, пару снайперских СВТ и один пулемет системы МГ-34. Столкнулись практически лоб в лоб. Отзыв не знали. Сразу полезли в ближний ножевой бой — шуметь не хотели. Немцы, несмотря на понесенные потери, пытались преследовать группу почти до самого моста — вероятно, не хотели, чтобы о них узнали. Предполагаю, изучали систему охраны моста, для последующего захвата. Удалось захватить раненым одного пленного. Документов при нем, отлично сработаны под наши, но подвели скрепки. Кто такие, пока точно не известно. Мое мнение — сброшенная этой ночью с самолета группа парашютистов или разведка немецкой танковой дивизии. У меня все.

— Никакие это не парашютисты… — задумчиво пробормотал я, анализируя короткий, но емкий доклад майора.

Что ж, пока события, развиваются именно так, как мы и ожидали. Жаль времени нет, было бы полезно поговорить с разведчиками.

— Парни эти, скорее всего из восьмисотого учебного полка «Бранденбург». Слыхал про такой?

— Так точно, слышал. В сводке проходило, что они в июне, под Брестом вовсю орудовали, еще за сутки до немецкого нападения. Разрешите вопрос?

Я кивнул, оставив без внимания фразу майора про июньские события.

— Почему думаете, что это именно диверсанты из «Бранденбурга»? Могут ведь и на самом деле парашютистами оказаться.

— Почему? — от его вопроса, невольно и невесело хмыкнул.

— Давай будем считать, что предчувствие у меня.

— Я серьезно, товарищ полковник…

— Ну если серьезно, то смотри… Самолетами чаще всего забрасывают агентов и диверсантов абверкоманды и абверруппы, которые как правило состоят при армиях или группах армий. Здесь же уровень операции горазда выше, надо не просто взорвать мост, а захватить его целеньким, предотвратить его подрыв и удержать до подхода своих войск. Личный состав такого подразделения должен быть не «тихушником»-диверсантом, а классным штурмовиком и мастером скоротечного общевойскового боя, плюс к этому умело и упорно вести оборонительный бой… Как-то так… Вот сейчас с твоими бойцами поговорим, глядишь, и разберемся в этом вопросе и ситуации в целом. Ну как, получилось у меня объяснить?

— В целом да, товарищ полковник.

— Ты, я гляжу, не на своих двоих прибыл?

— Так точно, машина ждет, даже мотор не глушит.

— Бери своих парней и поехали!

Майор Таштемир Манкошев первым двинулся к ожилавшей его «полуторке». Судя по задумчиво нахмуренному лбу, вопросы у него не явно не закончились.

Я, не доходя до машин приказал своему адъютанту:

— Костя, дуй в штаб, передай мой приказ Климовскому или дежурному: я объявляю боевую тревогу всей бригаде. Понял?

— Но я…

— Товарищ старший лейтенант, выполняйте приказ! — я так резко повысил голос, что Таштемир обернулся и осуждающе покачал головой. — Через двадцать минут буду лично!

И еще, чтобы связь со всеми подразделениями работала как часы! Проверить самому и убедиться лично!

Машина уже тронулась, когда майор забубнил мне на ухо:

— Товарищ полковник, зачем вы сами? Там сейчас опасно, не дай чего, снайпер углядит…

— Понимаешь Таштемир, сильно я боюсь, что наш заслон у моста будет долго и упорно сдерживать противника. А мне надо что бы они переправу захватили и думали что снова им удача улыбнулась, но при этом не дать им сутки нормально окопаться. Тут брат идет тонкая игра, и если мы оплошаем, то худо будет всем! Так что мост им отдавать сразу нельзя никак, надо заставть их поверить что операция идет по их плану.

Майор молчал, хоть по его лицу было видно, что вопросов у него с каждой минутой становится все больше. Завершив беседу с Таштемиром, жестом показал двум его разведчикам, которые устроились у заднего борта кузова, пересесть ко мне.

— Значит, форма у диверсантов самая обыкновенные, как у пехоты? — спросил я, после того как разведчики расподожились рядом. — Я верно понял?

— Так точно, товарищ полковник, — устало кивнул один из них.

— А обувь? Ботинки или сапоги?

Сержант на несколько секунд задумался, при этом морща лоб, припоминая:

— Вроде бы сапоги… да, точно, сапоги, но не у всех! У троих или четверых ботинки были.

— Описать можете?

— Да чего их описывать, обычные ботинки, — удивился разведчик. — Меня только смутило, у НКВД и ботинки…

— Шнуровка спереди?

— А где ж ей еще быть? — Сержант на этот раз удивился еще больше, и тут же понимающе хмыкнул:

— Понял, товарищ полковник, о чем вы. Нет, не прыжковые то были ботинки. Самые обычные — наши и обмотки.

— Благодарю за наблюдательность, товарищ сержант. Что про пленного рассказать можете?

Разведчик помедлил, собираясь с мыслями:

— Да пожалуй ничего особенного. Обмундирован и вооружен, как и все остальные в группе. Он все больше молчал, поскольку раненый был. Стонал изредка, бормотал что-то по-своему, но не разберешь, что именно.

— Товарищ полковник… он… ну, раненый этот… не немец он. — Вклинился в наш разговор второй разведчик.

— Почему вы считаете, что не немец?

— Думаю… из Польши он родом… точнее не скажу… так знаю несколько слов.

— Что-то еще?

— Нет, товарищ полковник.

— Благодарю за службу, бойцы. Как с фашистом разберемся, представлю всю группу к правительственным наградам, и живых, и… героически павших. А пока выздоравливайте. Война не сегодня и не завтра окончится, так что повоюете еще.

Машина как раз остановилась у КПП.

— Товарищ майор, прошу за мной.

Спрыгнув с кузова и отойдя на несколлько шагов, майор опять задал вопрос:

— Почему вы сержанту объявили благодарность?

— Что же, отвечу… Третий батальон «Бранденбура», приписанный к группе «Центр», имеет в своем составе белорусов и поляков. Ну и русскими, разумеется, например, бывшими белогвардейцами или их потомками. Твои разведчики, как я понимаю, с их предварительной пешей разведкой столкнулись. А вот те, что на мост пойдут, тоже в нашей форме и с нашим оружием будут.

— Не знал, — пробормотал майор, бросая на меня более чем задумчивые взгляды.

В этот момент к нам подбежал начальник охраны моста. Не дав ему открыть рот, приказал:

— Прямо сейчас, не откладывая ни на минуту! Немедленно занять позиции и быть готовыми отразить нападение диверсантов противника!

— Ясно товарищ полковник!

Он повернулся и сделал какой-то сигнал руками, как на флоте. И тот час кто-то крикнул: «Тревога». Гарнизон горохом посыпался в траншеи и ДЗОТы.

— Сколько у вас людей, лейтенант?

— Сорок семь человек, включая меня.

— Не густо… Слушай внимательно лейтенант. Почти наверняка это будет наш пушечный бронеавтомобиль и одна или две грузовые машины. Все они будут переодеты в нашу красноармейскую форму! Многие из них по-русски говорят свободно. Могут изображать раненных и требовать пропустить в медсанбат. Никого с это минуты ближе ста метров к позициям не подпускать! Понятно?

— Все ясно.

— Да… Что у тебя есть против БА?

— ДШК в ДЗОТе.

— Годится.

— Мне бы подкрепление, товарищ полковник!

— К тебе уже выдвигается рота. Как прибудет, входишь в подчинение и слушаться ротного как батьку, усвоил?

— Да.

Повернувшись к майору произнес:

— Нам здесь больше делать нечего, возвращаемся!

— Товарищ полковник, а то, что вы про захват моста говорили, откуда вы узнали?

— Пояснить?

— Если можно.

— Майор сам подумай: там, где расположен важный мост, твоими людьми обнаружены диверсанты противника. Что это может означать? Если не принимать во внимание все маловероятные варианты, в сухом остатке будет только один — они появились тут с целью захвата моста, целехоньким, по другому смысла нет. Плюс самая элементарная логика.

— А про трофейную технику откуда?

— Да примерно оттуда же, — хмыкнул я. — Меня ведь как учили: хочешь просчитать действия противника, поставь себя на ео место. Поэтому, будь передо мной такая задача, сделал бы именно так: взял бы что-то узнаваемое издалека, бронеавтомобиль, грузовик или танк, поставил снаружи на подножку того, кто по-русски отлично шпарит, и вперед. При подъезде к мосту орал бы что-то вроде: «срочно мне командира позовите, у меня тяжело раненный генерал, немедленно нужна операция! А где ж он, мать вашу, так ее перетак, вы что, не видите, что я спешу» — ну, и так далее.

— Да… Хитро… И ведь сработает!!!

— Согласись, отвлекает внимание?

— А почему бронеавтомобиль, да еще пушечный?

— Башенная сорокапятка против ДЗОТа или пулеметного гнезда — самое то. Даже для долговременных укреплений опасен, если прямиком в амбразуру осколочным засадит.

— Танк тогда надежней. У него пушка мощнее.

— Согласен.Но танк в нашем случае неудобен тем что, едет не так быстро, да и обзор из него никакой, потому броневик лучше. Да и не ездят танки поодиночке, это сразу подозрение вызовет.

Танки я бы подогнал к мосту чуть позже, когда мост уже захвачен и нужно удержать плацдарм до подхода основных сил. Логично?

— Так точно, товарищ полковник, логично.

— Теперь дальше: бронеавтомобиль, конечно, хорошо, но сам подумай, сколько в него людей влезет? Трое, максимум четверо, а это маловато против взвода охраны. Значит нужен еще личный состав. Для них грузовой автомобиль удобнее всего, он особого внимания не привлекает. Ну, тоже логично?

— Вполне.

— Вот и ладно. Все, помчали в штаб…

В итоге, после четырехчасового боя немцам удалось захватить целый мост, и они поставив дымовую завесу, смогли перебросить около роты пехоты и несколько орудий. Взорвать переправу, к сожалению, гарнизон охраны не успел, этому воспрепятствовали диверсанты, успевшие перерезать ведущие к зарядам провода, а установленные на настиле бочки с горючим поджечь не удалось…

Только вот беда, при окапывании начали постоянно взрываться подготовленне моими саперами сюрпризы. Плюс снайпера, под звук «шарманок» иммитирующих стрельбу станковых пулеметов, выбивали всех кто попадал в прицел, стараясь при этом не убить, а тяжело ранить. Да так, чтобы надо было поваляться в госпитале несколько месяцев, а затем на гражданку. Раненных выносить давали. Этим самым противник сам практически закупорил себе путь снабжения плацдарма.

К вечеру, по нашим прикидкам немцы только ранеными потеряли около полнокровного батальона плюс убитых где-то с роту. Вот так-то. Показали унтерменши германцам кукиш в кармане. У нас потери тоже имелись, но на порядок меньше. А как начало смеркаться на западном берегу, к реке подошли немецкие танки. А теперь должен начаться самый интересный этап операции — борьба с танками. По нашей задумке вокруг танков будет создана активная зона поражения, где будут установлены мины с боевыми частями фугасного типа. Подобный принцип действия хорошо известен, но думаю, в этом вопросе очень здорово поможет опыт деда Павла и вагон восьмидюймовых снарядов. Но перед тем как они выйдут на дамбу, их накроет вся ствольная артиллерия, которая имеется в нашем распоряжении.

После массированного артналета фрицы буром, да по темноте лезть вперед не стали, решив выждать до утра. До раннего утра, часов до четырех…

Глава 12

После того как бой окончательна затих, и единственным звуком нарушавшим тишину, стали легкие порывы ветра над рекой. Мы, все трое вышли с НП и тяжело уселись в траву, а потом стали молча глядеть на гаснущие пожары. Это тянулось долго, лишь изредка прерываемое нашими вздохами или свистом рассекаемого ветром облака…

Первым нарушил молчание я, перед этим выслушав по телефону доклад ротного с моста. Отдав связисту трубку, неспеша продолжил:

— Для начала совсем неплохо, объявить всем кто принял участие в этом бою благодарность. Но сильно нос не задирать, пока мы только немцам по нему леко щелкнули. Настоящий бой начнется, когда к мосту подойдет их кампфгруппа в полном составе, не говоря уж об основных силах танковой дивизии. Их надо будет встретить так, чтобы все это увидели и услышали.

Пока только я знал, что одним из вариантов такой встречи может быть залп «Катюш», а может быть и не один, и это казалось мне вполне логичным.

— Справимся, товарищ полковник! — Сейчас Климовский был абсолютно серьезен, ни малейшего намека на улыбку. — Общий замысел ваш я уяснил, разрешите выполнять?

— Выполняйте. Самое главное для всех — постоянная координация всех действий со всеми. Даже самые небольшие отклонения от разработанного плана операции, в обязательном порядке уведомлять и согласовывать! Только так и никак иначе. Вопросы? Нет? И на последок хочу напомнить относительно связи. Немцы оттого и воюют успешно, что связью пользоваться на все сто процентов умеют, а мы чем хуже? Прошу уделить этому вопросу особое внимание! Никакой радиобоязни не потерплю!

Жестом показав Климовскому чтоб он остался, негромко позвал а адъютанта:

— Костя, что там с авиацией выяснил?

— Да, товарищ полковник. К вылету «хоть сейчас» готово звено из пяти машин, но боекомплекта — всего на один вылет, и то с неполной загрузкой. Эрэсов по четыре штуки на борт, бомб тоже маловато.

— Это штурмовики, а истребители на прикрытие?

— Вся эскадрилия готова, местность изучили, радио освоили.

— Это хорошо.

У Маркони насчет отработки взаимодействия пилотов с радаром сам спрошу. Еще остались У-2, но насчет них время еще есть. Пожалуй надо создать под авиагруппу отдельный небольшой штаб. Уже для этого время пришло. Хотя вслух сказал совсем другое:

— Как говорят бухгалтера — учтем, пригодится. Немцы — существа сугубо европейские, а значит психологически легкоранимое, и потому к неожиданной штурмовке с воздуха отнесутся с большой опаской. Кому понравится когда их с землей мешают. Так что, думаю и одного неполного боекомплекта хватит, чтобы они в свои штаны наложили.

Отпустив адъютанта, развернулся к начштаба:

— Давай-ка мы с тобой вот еще о чем покумекаем. В качестве запасного варианта, так сказать…

Как мы и предполагали без четверти четыре по московскому времени началась методическая артподготовка и заполошная стрельба из стрелковки, которая закрывала перерывы между разравами и скрывала шум танковых моторов и гусениц. Но против этой хитрости у нас были целых две своих. Это разветвленная сеть наблюдателей, с заранее проложенной и тщательно замаскированной проводной связью, которую ни один слежечный приемник не обнаружит и несколько тепловизоров, через которые, на фоне более холодной водной поверхности было прекрасно видно сколько и какой техники идет по переправе. Судя по очертаниям, это были танки немецких моделей — противник решился по серьезному вложиться в удар, и «чехов» не стал использовать. Ну что же… Так тому и быть.

Когда через мост проскочили две танковые роты, одновременно, сразу по нескольким радиосигналам были подорваны: половина моста у нашего берега, и дамба в двух местах — с западной стороны острова и у западного берега Березины. Этим действием нам удалось не только заблокировать колонну немецкой техники, но расчленить ее. Получилось как завещал своим потомкам, то ли Цезарь, то ли отец Александра Македонского, Филлип.

Сразу же после этого, та часть немецких сил которая осталась на западном берегу подверглась мощному артиллерийскому налету. Когда начала отвечать немецкая артиллерия, то абсолютно вся наша артиллерия которая могла дотянуться до их огневых позиций переключилась на них, и работала до тех пор пока не подавила все батареи противника. И только после этого, когда рассвело за дело принялись «Катюши». После их залпов дамба перестала существовать, а остнов представлял собой лунный ланшафт. Подсчет потерь противника показал, что нами уничтожено почти два танковых батальона, а это почти полностью танковый полк — основная ударная сила немецкой Panzer-Division.

* * *

Наступившим утром, пока в штабе Волкова отцы-командиры над картами сушили себе мозги, буквально в паре километрах от моста, небольшая колонна трехбашенных «двадцать восьмых», состоящая всего из четырех машин попарно разошлись по обе стороны подъездной дороги, занимая позиции. Вопреки уставам, доставленные на броне пехотинцы с саперами сразу занялись совсем не любимым во все времена существования сухопутных войск делом: окапыванием боевой техники и подготовкой позиций. Грунт в этом месте, не так уж далеко от реки попался рыхлый, его почему-то не иссушил летний зной и хоть он и легко поддавался лезвиям саперных и пехотных лопат, но этот военно-технологический процесс сопровождался очень эмоционально, самыми простыми русскими словами, с уст тех, кто пластал шанцевым инструментом белорусский суглинок.

Основательно подготовиться успели вовремя. Да и как устраивать перекур, когда с самого утра все слышали как недалеко идет бой? Только закончили маскировку, как из штаба сообщили, что, ждать атаки следует в течение ближайшего получаса.

Штабные промахнулись с прогнозом всего-то минут на двадцать. Неожиданным был только первый разрыв, осколочно-фугасные гранаты старательно перепахивали предполье, падая то с недолетом, то с перелетом, а пара снарядов подняла из небольшого болотца фонтаны воды и ила.

По закону больших чисел, несколько снарядов угодило в только что отрытые траншеи, но слава боу никого чудом не зацепило. И на этом успехи немецкой артподотовки закончились. Еще не успел легкий ветерок сдуть в сторону завесившую окопы и огневые позиции дымно-пыльную взвесь, как многие бойцы услышал глухой рокочущий металлический гул, и из-за плавного изгиба грунтовой дороги показался первый танк. Но сначала из-за деревьев на обочине осторожно появилсяорудийный ствол. Прошла секунда-другая, и выползла башня танка. Люк был открыт, и над ним возвышались плечи и голова человека в черном шлеме. Немецкий командир прекрасно понимал, что артобстрел не увенчался особым успехом, и стремился как можно скорее развить наступление, но это с одной стороны. С другой, немецкий танкист не собирался лететь вперед сломя голову. Тем более что впереди, буквально в десяти метрах от его машины, точно по середине дороги зияла большая воронка. И хотя по обоим обочинам бли накатанные объезды, он не спешил.

Он был блондином — настоящий ариец. Высокий, туго перетянутый ремнем поверх комбинезона, он уже стоял на танковой броне, внимательно оглядывая в бинокль местность лежащую перед ним.

Сейчас он представлял собою прекрасную мишень — не только снайпер, любой посредственный стрелок мог бы снять его первым же выстрелом. Через минуту немец опустил ногу в люк, и держась за края руками, перекинул вторую ногу, скрывшись в танке.

Но то ли потому, что воронка на дороге и в самом деле показались немцу воронкой от авиабомбы, то ли его обманула царящая вокруг тишина, но так или иначе танк с урчанием подался назад, остановился, и медленно направился в объезд. Раздался взрыв. Моментально поднялась завеса из земли и пыли, заслонив собой немецкий танк. И тут же ее прорезало пламя разрыва. С переправившимся через Березину авангардом кампфгруппы начался бой. И в тот же момент раздался еще один взрыв, затем второй и третий — это подорвались на минах еще три подошедших, вплотную к первой машине, танка. И сноваих прикрыла медленно оседающая стена земли и пыли. Из люков подбитых танков начали шустро выскакивать черные фигурки, которые падали, ползли по опаленной траве, вскакивали и снова, то падая, то поднимаясь, изо всех сил бежали назад, к остановившимся бронетранспортерам. С которых уже спешивалась пехота. А вслед за этим раздались частые ружейные выстрелы, и застрекотали пулеметы. Разом все изменилось. Давящая тишина, нарушаемая до этого лишь однотонным гудением танковых моторов и лязгом гусениц, разорвалась. Поначалу слышны были только частые ружейные выстрелы и пулеметные очереди, но очень скоро их стали заглушать разрывы снарядов — это еще не подошедшие к минному полю немецкие танки открыли ответный огонь из своих пушек.

Вначале противник явно бил наугад, по невидимым целям, просто чтобы дать возможность своей пехоте, покинувшей бронетранспортеры, занять боевые позиции. Но скоро снаряды стали рваться и непосредственно в наших боевых порядках.

Танковая атака в лоб, хоть и при поддержке пехоты успеха не добилась: пока немногочисленные, но маневренные БТ из укрытий и удобных складок местности, короткими обстрелами с последующим отходом затягивали танки противника в глубь управляемого минного поля, наводчики ПТО и превращенных в огневые точки «двадцать восьмых» не спеша разобрали цели. Только после того какбольшая часть танков оказалась на минах, поле активировали. А пара ПтОПов открыли огонь с дистанции гарантированного поражения. Потеряв в первые же минуты боя одиннадцать машин, немцы даже не смогли откатится назад… оставив в предполье еще три панцера. Тонкая бортовая броня немецких танков не могла противостоять ни снарядам сорокапяток, ни трехдюймовкам нашихсредних танков — и те, и другие порой пробивали вражеские машины буквально навылет. Пехоте закрепиться тоже не удалось, тем более без поддержки брони это теряло всякий смысл.

Меньше чем через полчаса снова заговорили немецкие пушки, пытаясь нащупать позиции моих противотанкистов и поразить вкопанные в землю Т-28. Но, как и в первый раз, без существенного успеха. Противнику не удалось повредить ни одного танка, а пехота с саперами переждали короткий артналет в окопах, счастливо отделавшись всего полутора десятками раненых, которых тут же эвакуировали в тыл. Зато в ответ им прилетело с полтора десятка крупнокалиберных осколочно-фугасных гранат — так сказать «горячий» привет от одного из дивизионов гаубичного артполка.

Первые снаряды старательно перепахали поворот шоссе, буквально в клочья разворотив потерявшую ход «тройку», которая в бою потеряла всего лишь гусеницу и оперативно вытащенную с поля боя. Второй залп лег дальше — многометровые фонтаны поднялись над верхушками придорожных деревьев: наш корректировщик, оседлавший одну из высоких сосен, старался, как мог. Несколько попаданий оказались весьма удачными. Близкие разрывы перевернули и подожгли еще пару бронетранспортеров, а один из последних «чемоданов», с журчанием пронесшийся над нашими позициями, видимо, угодил в боекомплект немецкого орудия, поскольку на этот раз рвануло куда сильнее, и над лесом лениво поднялся здоровенный клуб темно-серого дыма. На этом «контрбатарейный» артналет закончился. Мы берегли боеприпасы, прекрасно понимая, что вскоре, они понадобятся нам.

Противник на этот раз попался упорный, после короткой передышки он атаковал снова. Но на этот раз под прикрытием минометных батарей, буквально засыпавших наши позиции минами. У наводчиков 8-cm Granatwerfer 34 дело, к сожалению, пошло намного лучше. Пока смертоносные чугунные капли с душераздирающим воем падали вниз, заставляя красноармейцев вжиматься в землю, вперед снова двинулись немецкие танки. Их мехводы выжимали из движков все возможное, пытаясь как можно быстрее проскочить простреливаемый участок, прежде чем по ним успеют открыть прицельный огонь. Этому способствовала умело поставленная дымовая завеса, клубы мутного серо-белого дыма которой затянули наши позиции, мешая наводчикам. Этим моментом мновенно воспользовались идущие на флангах танки, они сразу же развернулись в сторону ПТО, намереваясь уничтожить их раньше, чем мои артиллеристы успеют выбить большую часть танков.

Вторая атака серьезным успехом не увенчалась. Несмотря на дымовую завесу, добраться до линии окопов не удалось, хоть на этот раз противник и смог продвинуться гораздо дальше. Стреляя с коротких остановок, немцам удалось подбить два неудачно подставившихся БТ и повредить механизм поворота башни одному из Т-28. Еще несколько панцеров, укрываясь за дымом и корпусами подбитых комарадов, подавили огнем и гусеницами почти всю противотанковую батарею левого ПтОПа, расчеты которой и без того понесли серьезные потери от минометного обстрела. С моего НП было видно, как приободрились атакующие вместе с танками пехотинцы, которе с первых же минут боя отстали от идущих на максимальной скорости боевых машин, а затем на какое-то время были прижаты к земле нашими пулеметами.

Обеим сторонам казалось, что победа немцев близка. Еще одно небольшое, последнее усилие — и исход боя будет решен, мы были уже не в силах и далее сдерживать неукротимый натиск немецкой брони.

Но буквально через минуту, после того как я морально согласился с тем, что этот бой проигран, командир взвода легких танков по собственной инициативе, очень грамотно используя преимущество своих машин в скорости и маневренности, дерзко ударил оттуда, откуда противник уже совсем не ожидал — со стороны погибшей почти всей батареи «сорокопяток». Сначала его маневр поддержала только одна уцелевша пушка погибшей батареи ПтОПа.

Грамотно прячась в складках местности, искуссно прикрываясь дымами от немецкой завесы и горевшей на поле боя техники, танкистам удалось незамеченными пройти вдоль кромки леса и смешавшись с вражескими танками, начать бить в упор с минимальных дистанций, только в борт или корму. Сделав выстрел, максимум два в упор, когда промазать было просто невозможно, они мгновенно меняли позицию, ловко прикрываясь от ответного огня только что подбитыми машинами, которые занавешивались все новыми и новыми столбами дыма — уже не серого, химического, от горящего дымсостава, а иссиня-черного, чадного, бензинового. Тем временем их дружно поддержали «двадцать восьмые» и оставшиеся «сорокапятки» второго ПтОПа.

Поле боя представлявшее собой дефеле, которое было стиснуто с одного края лесом, а с друго болотистой поймой реки Бобр, к тому же пересеченное широким ручьем резко снижало возможность полноценного маневра. Немецкие панцергренадеры внезапно оказавшаяся в буквальном смысле под гусеницами не только наших, но и своих танков не выдержала первой и начала беспорядочно отходить. Своя жизнь все таки дороже. Того и гляди, раздавят как вошь…

В этот момент начали вести огонь наши полковые минометы, которые существенно добавили отступающей пехоте прыти. Первые мины упали с небольшим перелетом, но быстро внеся поправку, следующую серию положили точно, поднимая на дороге и ее обочинах подсвеченные короткими всполохами дымно-пыльные кусты разрывов. Одна из мин воткнулась точнехонько позади башни одной из уцелевших «троек», вызвав детонацию боекомплекта. Рвануло так, что сварной корпус разошелся по швам, а саму башню отбросило на несколько метров. Наши танкисты ухитрились не потерять ни одной из трех машин, и с началом минометного обстрела слаженно откатились назад, опасаясь попасть под дружественный огонь.

Глава 13

Наряду с этой позицией, вдоль этой дороги, вокруг Чернявки и даже на его территории были загодя созданы несколько противотанковых опорных пунктов, перекрывавших наиболее важные участки этой местности.

Еще несколько суток назад, мной был отдан приказ приступить к строительству целой сети ПтОПов. Я всемерно форсировал их строительство, и хоть подобная схема противотанковой обороны была известна в РККА еще с осени сорок первого — зимы сорок второго, и впервые была применена под Ростовом-на-Дону, в реальности тактика ПтОПов стала массово применяться только в 1943 году, в частности во время Курской битвы.

Главной изюменкой было расположение позиций ПТО на небольшом, не более восьмисот метров, расстоянии друг от друга, то есть на дистанции прямого выстрела. При этом орудия могли вести огонь не только по фронту, как при линейном размещении, а в разных направлениях, и в то же время обязательно находясь в огневой связи с соседними ПтОПами, взаимно перекрывая друг другу сектора обстрела. Получалось что при попытке противника вклиниться между двумя соседними группами орудий танки попадали под кинжальный огонь в борт. Помимо собственно артиллерии, каждый ПтОП вооружался крупнокалиберными ДШК, достаточно эффективными против не только легкобронированной техники, но и бортовых проекци более мощных танков.

В реальной истории, впервые столкнувшись с новой системой советской обороны, гитлеровцы весьма высоко оценили ее эффективность, присвоив ей название Pakfront, от немецкого обозначения противотанковой пушки. Правда, в отличие от ростовских степей, окружающий ландшафт не позволял мне реализовать в полном объеме все преимущества ПтОПов. Окрестности Борисова частенько не позволяли вести огонь даже в три стороны, не говоря уже о круговом обстреле. Как правило слишком узкими были дефиле, обычно зажатые между лесом и болотистыми участками, но я был твердо уверен в том, что мне удастся преподнести противнику весьма неожиданный сюрприз…

Темвременем, пока отрезанный от основных сил своей кампфруппы авангард вступил в бой,

бригада «Варяг» зарывалась в землю и подтягивала тылы.Занимал позиции вокруг Чернявкизенитный дивизион бригады, основной задачей которого являлось прикрытие ПтОПов от немецких авианалетов. Но его позици были выбраны так, что бы при необходимости была возможность эффективно поражать танки.

Еще одной крайне нетривиальной задачей оказалась эвакуация жителей Чернявки и окрестных хуторов. Хорошо, что этим вопросом озоботились заранее. Сейчас из вески эвакуировались последние жители — самые упертые. Когда только объявили местным об этом мероприятии оказалось много несогласных, но в своем решении я был категоричен и непреклонен, поскольку прекрасно понимал, что после нескольких дней боев она, скорее всего, просто перестанет существовать в качестве населенного пункта, оставшись лишь обозначением на довоенных картах.

Тут к проведению разъяснительных бесед с местными и организации вывоза людей и их имущества сильно помог полковник Крейзер и корпусной комиссар Сусайков. Они подключили подчиненные им политорганы в полном составе. Кто-то из них предложил пойти на хитрость, и озадачил особистов, что бы те жестко надавили своим ведомственным авторитетом — для пущей серьезности… ну и вообще. Пусть местные только попробуют спорить, особенно после озвученного приказа при неповиновении применять силу! Позже поймут, что все делалось ради их же собственного спасения.

Свой медсанбат я отвел подальше от линии фронта, в тылы «Пролетарки». Мы не собирались рисковать ранеными и медперсоналом. Кроме этого дополнительные силы и средства медсанбата дивизии полковника Крейзера должн были помочь справиться с авралом при массовом поступлении раненных. На каждой позиции оставались лишь пункты первой медицинской помощи и кое-какой транспорт для эвакуации раненых. Все мои бойцы искренне желали не допустить неожиданного прорыва гитлеровцев в наш тыл — уж больно прочно запали в их память жуткие сцены чудовищных зверств, творимые фашистами в захваченных ими наших медучреждениях…

* * *

На НП было уже жарко и душно. От усталости заныло под ложечкой, и мне с неудовольствием подумалось, что мы зря затеяли такой сложный план. А потом я сообразил, в чем дело. В силу ограниченности наших, сил для достижения успеха нужно добиться четкого взаимодействия, которое пока часто хромало.

Выслушав очередной доклад я невольно усмехнулся:

— Ну что ж, товарищи командиры, с почином, так сказать! Судя по представленным данным, потери противника в технике и живой силе такие, что на данном направлении противник из игры практически выбыл. Переправа разрушена, что бы снова переправить тяжелую технику на предоставленный им плацдарм нужно приложить огромные усилия и потерять на этом много времени. А этого немецкое командование себе позволить не может. Только пехотой, даже при поддержке артиллерии ему реку не форсировать. Значит, будет покусывать, пока не перегрупперуется для нанесения удара в другом месте! К сожалению танки у противника пока не закончились, и нам, расслабляться не только рано, но даже и преступно. За дело!

Остатки немецких подразделений, решили не крушить одним могучим ударом, а использовать для натаскивания командиров не имеющих реального боевого опыта. Пусть учаться в таких условиях, чем совсем необстрелянными с ходу попадать под каток вермахта. Для этих целей полковник Крейзер выделил два мотострелковых батальона, пару танковых рот БТ и несколько батарей. В качестве советников к каждому командиру прикрепили по обстреляному и толковому ветерану из моих.

Перед тем, как отбыть в Борисов я остался на несколько часов понаблюдать за действиями наших подразделений. Рядом со мной остался Крейзер. В блиндаже НП нас было четверо, плюс связисты.

— Костя, что там у летунов? Вроде, летал кто-то над головой?

Перед тем как ответить адъютант озабоченным взглядом посмотрел на часы:

— Двадцать минут назад дежурное звено истребителей было поднято в воздух. Немецкий авиаразведчик перехвачен и сбит.

— Удалось кого-то из экипажа взять в плен?

— Двоих. Командира экипажа и пилота. Стрелок погиб при перехвате.

— Есть уже какой-то результат?

— Из интересующих нас сведений пока ничего. Только имена, фамилии и часть где служат.

— Не густо… Кто работает с пленными?

— Нечаев, товарищ полковник.

— Тогда за результат я спокоен.

Старший лейтенант выглядел таким довольным, словно собственноручно и сбил «раму», пленил летчиков и успешно их допросил.

— Вот это, я и называю вести боевые действия во взаимодействии. Как поднимали дежурное звено?

— Начальник связи сообщил, что над нашими позициями неопознанная цель. Связался с подразделением расположенном в том районе, и они подтвердили, что над головой «рама».

— Маркони передай мою благодарность, а командиру подразделения мое неудовольствие — он должен был сам связаться с летунами и сообщить об авиаразведчике!

— Сделаю.

— А так в общем и целом молодцы. Держи постоянную связь с авиаторами, пусть будут готовы в любой момент подняться в воздух. Немец привык воевать по шаблону, так что скоро для них еще работа будет — наш противник без авиаподдержки воевать не привык.

Со мной был полностью согласен Крейзер:

— Сейчас немецкий командир наверняка запросит помощь пикирующих бомбардировщиков, чтобы те вскрыли и пропахали бомбами линию нашей обороны. Он ведь не в курсе, что серьезных сил у нас тут нет. Вот пусть наши соколы и встретят их, да хорошенько потреплют.

— Все понял Костя?

— Слушаюсь, товарищ полковник.

Я взглянул на стоящего рядом Яков Григорьевича:

— Если отбросить мелочи и прочие недочеты, ваши батальоны в целом готовы вступить в бой с недобитыми подразделениями противника?

— Ну… если отбросить — то да, — с твердой уверенность кивнул Крейзер. — Хотя мелочи тоже важны. Особенно когда их немало и они неожиданны…

— Немного времени у нас в наличии пока что есть, поэтому его надо использовать максимально эффективно для слаживания и обкатки в реальном бою ваших батальонов. Согласно данным моей разведки раньше сеодняшнего вечера или даже ночи резервные части противника сюда не подойдут, а остатки переправившейся группы сейчас особой опасности уже не представляют. Сдержим. Пусть возятся у моста, шансов у них все равно никаких. Главное только, чтобы они сами об этом раньше времени не догадались…

Прошло совсем немного времени, наверное не более получаса, как в безоблачном небе показались черные точки, совсем скоро превратившиеся в восемь «Юнкерсов». Минут за десять до этого, пришло предупреждение от Маркони, что сюда движется восемь неопознанных воздушных целей.

Через мой продвинутый бинокль было отлично видно как в нескольких километрах от наших позиций бомбардировщики слаженно разделились на пары. Первая пара пикировщиков, включив сирены, не раз отработанным маневром перевернулась через крыло, и хищно устремилась к своей цели.

Заработал на каждом самолете курсовой пулемет, снаряженный особыми патронами, которые давали хорошо различимый фонтанчик. Они начали неуклонно приближаться к нашим окопом, по мере того как пилот компенсировал снос. Когда дорожка пересекла нашу траншею четыре фугасные бомбы отделившись от держателей внешней подвески вздыбили фонтаны земли, сразу накрыв полностью весь край левого фланга окопов. Пока смертельный груз падал на цель самолеты, разойдясь в стороны, начали набор высоты. И тут же их место заняла следующая пара.

Вой сирен, короткий свист падающих бомб, гулкие ударывзрывов, затянувший позиции дым. Со стороны вроде бы все штатно, словно на учениях… Черт возьми! Где наши истребители? Ведь до сих пор все было нормально! Даже «раму» перехватили как на учениях, словно сто раз это уже делали. Так… Мне надо срочно связаться со штабом, а потом надо успокоиться… Хотя нет… Сначала успокоиться, а потом связаться с летунами. Когда они объявятся? Елки, о чем я думаю? Тут, кстати, над позициями вроде пара «мессершмиттов» прошла. Не может быть. Или может? Хотя какой смысл сейчас…

— Костя! Что вяснил?

— Наши истребители немцы перехватили на подходе. Немцы сбили командира звена и его ведомого. Остальные успели нырнуть в облака, и противник потерял их из виду.

— Блин соколы-испытатели!

Уже позже, когда я говорил с командиром истребительной эскадрилии приданной мне, то он признался в ходе нелициприятного разговора, что хоть личный состав и укомплектован испытателями ЛИИ и заводов, но имеет слабые боевые навыки, отсутствие ночной практики, и малую натренированность в выполнении фигур высшего пилотажа.

А сейчас нашу пехоту выручали зенитчики. Началось… По итогу их действий, можно уверенно сказать, что если бы не они, то больших потерь нашим подразделениям не избежать. Жертв среди личного состава оказалось бы несравнимо больше.

Окопавшаяся, ближайшая к нашему НП батарея противотанкистов к сожалению, не избежала потерь. Артиллеристы, явно побывавшие под налетами не один раз, как только засекли немецкие «Штуки», сразу сняв прицелы и заткнув ветошью стволы сорокапяток, чтобы близкими взрывами в них не набросало земли, успели укрыться в лесу. После окончания авианалета выяснилось, что уцелела только половина орудий — одну в хлам разбило практическим прямым попаданием, а другую перевернуло близким разрывом, искорежив одну из станин, и оторвав колесо.

Под самое окончание налета, непонятно откуда появились две тройки наших «ишаков», которые атаковали немецких пикировщиков с разных направлений. Для «птенцов Геринга» это было полностью неожиданно. Нам с земли было четко видно их явное замешательство.

«Юнкерс-87» — отличный пикирующий бомбардировщик, равного которому просто нет, плюс очень грамотное его применение на поле боя. Но без господства в небе над театром боевых действий он легко уязвим. Сейчас сложилась именно такая ситуация — прикрытие связано боем м нашими «МиГами», а «ишаки» смогли дорваться до «тела», и шансов у них совсем немного.

Наши пилоты, судя по всему уже успели понюхать пороху и подставлялись по дурному под крыльевые пулеметли спереди и не атаковали со стороны задней полусферы, прикрытой MG-15 бортового стрелка. Максимально полно используя свое преимущества в скорости и маневренности, атаковали так, чтобы не попадать в прицел противника. Двоих 'лапотников2 сбили сразу, в первом же заходе на цель. Один из них рухнул в Березену, не более чем в километре, около дамбы, а другой взорвался в воздухе, падая на землю в виде трех крупных фрагментов и множества мелких обломков. Третий пикировщик, получив в двигатель пушечную очередь, задымил и резко отвалил в сторону, разматывая за собой черный шлейф дыма, упав где-то среди деревьев на западном берегу.

Остальные самолеты, окончательно сломав строй, торопливо вышли из боя, и неприцельно сбросив оставшиеся бомбы, на полном форсаже взяли направление на запад, уходя на свой аэродром. Уже в самом конце очень не повезло еще одному: пристроившийся к нему в хвост «ишачок», скорее всего повредил управление рулями высоты. Сбить не сбил, но после этой атаки, немецкий самолет летел как-то тяжело, неуверенно рыская из стороны в сторону. Может и не сможет добраться к себе, навернется по дороге… Только в этот момент я не понял почему наши летчики не стали преследовать дезорганизованного противника.

Уже позже, когда я смог задать этот вопрос командиру этих ребят, мне с сожалением объяснили, что горючего и боеприпасов у эскадрилии И-16 было в обрез, максимум еще на два-три вылета, и когда им пополнят запасы и того, и другого, никто из командиров не имел ни малейшего понятия…

А на земле межу тем шел ужасный бой, до последней железки и капли крови. Как мне потом сообщил Крейзер, та первая серия авиабомб унесла жизни пятерых бойцов, еще несколько человек были ранены и контужены. После третьего захода добавился артобстрел. На этот раз он продлился куда дольше. Противник как будто, вымещая свою злость за так удачно сорванный авианалет и погибших камрадов, словно старался израсходовать все имеющиеся боеприпасы. Противник непрерывно обстреливал позиции почти сорок минут.

На слух, одновременно работали крупнокалиберные орудия из-за Березины, и более мелкие минометы с плацдарма. Немецкий командир явно сйчас использовал всю имеющуюся в наличии огневую мощь, для того что бы при атаке не было осечки. Ему нужен гарантированный успех.

Такая мощная огневая подготовка наступления противника, конечно же не была безрезультатной.

Мы понесли достаточно ощутимые потери и в технике, и в живой силе. Практически прямым попаданием снаряда был безвозвратно уничтожен один из легких танков, серьезно повреждена ходовая часть другого БТ. Еще оказался разбит крупным осколком двигатель одного из четырех

Т-28 — снаряд угодил точно под корму танка, рядом с МТО. Экипаж, который предусмотрительно укрылся от обстрела в наспех отрытой щели, смог сразу же потушить вспыхнувший бензин. Сам танк после этого повреждения двигаться самостоятельно больше не мог, только на буксире. Зато вполне мог вести огонь из капонира.

Потеря пяти человек от первых бомб была цветочками. Основной урожай сняла вражеская артиллерия — потери среди пехоты и остальных бойцов оказались более значительными. Даже хороший окоп — не танк, его с места не сдвинешь и броней не закроешь, а время на то, чтобы пристреляться, у фашистов имелось.

Незадолго до окончания артподотовки, пока легкий ветерок не снес в сторону вставшую бурым облаком, поднятую взрывами пыль и дым, с обоих флангов практически одновременно штурмовые группы проотивника начали стремительную атаку, подобравшись на исходнные по лесу под прикрытием грохота артподготовки. Немецкий командир, именно на эти группы и возлагал особую — или, скорее, последнюю надежду: пока русские будут укрываться от мин и снарядов, его пехотинцы сумеют подобраться если не к самой линии окопов, так хотя бы на расстояние одного-двух бросков до них. Когда они ворвутся в траншеи русских иванов, остольное будет делом техники и немалого боевого опыта. Чему, чему а захватывать оборонительные позиции противника их учили, и очень хорошо. А уже во время,когда в траншеях начнется рукопашная, в атаку пойдет оставшаяся броня.

Глава 14

Опустив бинокль на грудь и повернувшись к Крейзеру, произнес:

— Похоже, что события тут развиваются, как мы и задумывали Яков Григорьевич?

— Полностью согласен с вами Александр Андреевич. — полковник удовлетворенно кивнул, при этом слушая по полевому телефону доклад из передовых подразделений.

Положив трубку он добавил: — Пока противник действует именно так, как мы с вами и предполагали.

— Тогда, как в гимне поется? Начинаем наш последний и решительный…

— Согласен, Александр Андреевич, — присоеденившийся к нашему разовору начальник штаба устало кивнул.

— Ну раз правильно понимаешь ситуацию, тогда давай действуй. Но очень осторожно. Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ полковник, вопросов нет. Начинаем работатьпо мосту?

— Да, пора полностью обрубить фрицам возможность перебрасывать через реку подкрепления и боеприпасы, а заодно не позволить доставлять горючее.

— Кстати у наших саперов как дела, доклад от них был? — Мой вопрос не застал Крейзера врасплох.

— Мост полностью готов к подрыву, заминированы все опоры, кроме того дополнительные заряды размещены под пролетами и берегу в местах примыкания мостового полотна, — кратко и по существу доложил командир «Пролетарки». — Командир саперной группы гарантирует, что восстановить мост будет невозможно, только новый строить! Ну, или понтоны наводить, ниже по течению.

— А что с дамбой?

— Дамба тоже подготовлена к подрыву.

— Саперы чем сейчас заняты?

— Заканчивают работы по минированию разведанных бродов. Правда, после этого ни мин, ни тротила не останется, все запасы выгребли.

— Ну что же, Яков Григорьевич, добро. Пусть твои саперы ждут команды до последнего, коль уж взрывать переправу, так вместе с немецкими танками и прочей техникой и личным составом!

— Ясно, так и сделают!

— А выделенные нам бомбардировщики мы пока прибережем. Все что останется на переправе и дамбе после подрва приказываю уничтожить силами артиллерии. И дайте отмашку штурмовикам, пусть тоже поработают, пора им начинать входить в дело.

— Засиделись «Илы» на аэродроме, самое время им полетать. — Согласился со мной Крейзер.

— И вот что… Это очень важно… Приминение штурмовиков без истребительного прикрытия категорически запрещаю, карать за это буду нещадно, вплоть до расстрела по закону военного времени! Ясно?

— Куда уж ясней…

— Товарищ полковник, с аэродрома ИАП ответили?

— Только что. Готовы к вылету на сопровождение, ждут отмашки от «Илов».

— Это прамильно. Пусть выполнят два прохода над шоссе, сбросят все, что имеют. После дозаправки и пополнения боекомплекта помогут бомбардировщикам.

— Подерживаю, потери после последнего налета у них серьезные. Потрепали ребят «сто девятые».

— Потрепали, — я закаменел лицом, — но если бы не их «Ишачки», совсем туго им бы пришлось.

Отлично летуны отработали, отогнали немцев.

— Хорошо, и самое главное вовремя командывание нам с авиацией смогло помочь, так что вовсе без воздушного прикрытия мы не останемся. — И продолжил, выдержав недолгую паузу:

— Интересно, когда же немцы двинуться через переправу?

— Скоро. Вон уже их артиллерия начинает пристрелку.

— Так что, через час жду доклада об уничтожении переправы. Полном уничтожении! Ничего иного слышать не желаю. После выполнения основной задачи пускай отработают по дороге на западном берегу и предмостному квадрату — нечего фрицу там делать!

— Ясно. Распоряжусь.

Я уже выходил с НП, когда услышал как командир-танкист обращается к Яков Григорьевичу:

— Товарищ комдив, разрешите вопрос? А нам когда уж в бой? У моста вроде как повоевали немного, а сейчас опять стоим, приказа ждем.

— Да вот уже практически дождались, — хмыкнул Крейзер. — О чем мы с вами приватно говорили, хорошо запомнили? Тактику «ударил — отошел» запомнили? Огонь и маневр, никаких танковых дуэлей и прочей дурости. Экипажи беречь как зеницу ока, лично проконтролирую.

— Отлично помню товарищ полковник! Танки новые построим, помощнее нынешних, а вот чего они будут стоить без обученных людей?

— Молодец танкист — правильно понял! Тем более их дома семьи ждут. Живых и с медалями на груди. Приказ поступит буквально в течение часа, скорее всего, даже раньше…

Хмыкнув про себя, я в хорошем настроении двинулся к своему «кюбелю». Была внутри меня полная уверенность в том, что теперь у этой переправы будет все путем.

* * *

Назад в штаб мы добирались с Нечаевым вместе. Машина еще не успела набрать скорость, а я уже обратился к деду Павлу с вопросом:

— Давно хотел спросить, как в тот раз вы войну начинали?

— Как начинал?

— Да… В ту ночь на двадцать второго июня, во взводе многим не спалось — было очень душно, и… как то тревожно. Поверишь какая-то маета была на душе. И что характерно, не у меня одного. Предчувствие что ли… После ужина, в клубе бригады крутили популярную в то время картину «Путевка в жизнь»«, а на воскресенье были назначены спортивные соревнования с участием гражданской молодежи. Это многих из наших флотских ребят радовало, потому как среди этой самой молодежи у ребят появились знакомые девушки. А ровно в четыре тридцать утра, голос дневального, прооравшего: 'Рота подъем! Боевая тревога!», сбросил всех нас с коек. Мы привычно натянув обмундирование и расхватав оружие с противогазами, заняли свои места в шеренгах на среднем проходе, где уже стоял хмурый комроты со взводными. По его приказу «Всем вниз!» мы по гулким пролетам задробили солдатскими сапогами. Сначала всю нашу бригаду построили на плацу перед казармами, а затем вывели за территорию части и расположили на опушке близлежащего леса. Из-за полной неопределенности мучительно тянулись минуты нашего ожидания.

— А что бригаду не бомбили?

— Не-а… Обошлось… — И Нечаев замолчал.

— А что дальше?

— А дальше старшина роты приказал выделить бойцов для получения боеприпасов, снаряжения и продовольствия. Бойцов выделили, а тем временем из штаба бригады прибыли посыльные, сообщившие, что по боевой тревоге подняты все войска Западного военного округа. Новость эта была встречена гробовым молчанием. «Кажется война», — тихо прошептал мой друг Легостаев, но его все равно услышали и зацыкали. А еще через час, наш парашютнй батальон в полной боевой экипировке, поротно, соблюдая полную скрытность лесом двинулся на свой аэродром. На одной из полян нас остановили, и комбат сообщил, что фашистская Германия без объявления войны нарушила государственную границу СССР, бомбя города и села. Задача подразделения — сосредоточиться в месте дислокации и ждать дальнейших указаний командования. После этого капитан отдал приказ продолжить движение. Уже на подходе к аэродрому мы все услышали гул приближающихся с запада самолетов и подняли к небу головы. Те шли на большой высоте, держа курс на восток. Затем более десятка машин отделились от основной группы и, снижаясь, понеслись в сторону батальона. По команде «Воздух!» мы тут же привычно рассредоточились, укрывшись в кюветах и густом подлеске, а несецкие самолеты с черными крестами на плоскостях, сделали два захода на аэродром, сбросив бомбы. Затем пикировщики, сделав разворот, подвывая моторами, ушли на запад. Помню как от взрывов колыхнулась земля, подняв верх целые фонтаны, а когда они осели, на их месте заклубился густой дым, и уже вырвались языки пламени. Прошло буквально пять минут после начала налетета, а нашего аэродрома больше не существовало. Когда похоронили убитых на аэродроме, и оказали помощь раненым, наш комбат вышел по рации на связь со штабом бригады, доложив о случившемся. Оттуда получили приказ следовать на соединение с ней в обусловленное место. Выслав вперед охранение, батальон двинулся лесом дальше, неся с собой на самодельных носилках своих раненых. Помню как все мы шли молча и подавлено, осмысливая случившееся. Вот так, в тот раз она для меня началась.

Над дорогой показался немецкий истребитель. Его профиль на фоне голубого неба был отчетливо виден. Он рванул круто вверх, и затем пошел в пике, с каждой секундой приближаясь к нам. Шофер погнали машину быстрее, да и местность становилась ровнее. Во второй раз мы заметили самолет, когда он почти касался земли идя на бреющем.

— Давай вон под то дерево, от греха подальше, приказал я водителю.

Лес, между тем, уже проснулся. Сквозь кроны высоких сосен пробивались солнечные лучи, в кустах весело трещали сойки, где-то далеко рассыпалась дробь дятла.Чтобы не терять время стоя под кроной большого дерева, спросил Нечаева:

— А первый бой какой был? — и тут же проклял себя за свой вопрос. Получилось, как если бы он стал расспрашивать, кем работает како-то дядя Вася. Но было уже поздно. Дед Павел снисходительно поглядел на меня и ответил: — Удачно. — И немного помолчав рассказал про свой первый бой в том времени.

— Не помню уже точно, на второй или третий день после сдачи Минска, из штаба нашего воздушно-десантного корпуса, к нам в бригаду поступила директива Ставки в которой говорилось: «Для изоляции и уничтожения подвижных частей противника, прорвавшихся от Слуцка на Бобруйск, путем диверсионных нападений на отдельные машины, части и тылы, 214-ю авиадесантную бригаду форсированным маршем на автотранспорте выбросить сегодня же ночью для действия в направлениях на Глушу, Глуск и Старые дороги».

В тот же день, с наступлением сумерек, вся наша бригада в полном составе покинула место временной дислокации, погрузилась на автомашины и скрытно начала выдвижение по указанным в боевом приказе маршрутам. Спустя некоторое время бригада разделилась и каждый батальон взял свое направление, исчезая во тьме ночи. Тихо урчали моторы грузовиков, фары у всех машин были затененными, даже у лошадей артиллеристов копыта были обмотаны тряпками. Марш длился до самого рассвета. На утренней зорьке, в уже редеющем тумане, с какого-то проселка наша небольшая колонна свернула на более широкую дорогу, а потом машины спустились в долину, и переехав вброд мелкую речушку, через некоторое время остановились на невысоком песчаном склоне, поросшим вековым бором. Невдалеке за ним виднелся уходящий за поворот, широкий тракт. Наша рота, загнав свои ЗИС-5 в березовую рощу, готовилась устроить засаду перед мостом через реку Птичь, который был расположен на выезде из райцентра Глуск. Помню что слева от дороги тянулись густые кусты верболоза, точь в точь как эти, — он указал рукой на растущие рядом с «кюбелем» кусты, — а справа, за дорогой, зеленел еще не зрелый овес, и васильки цветущие на этом поле, которое заканчивалось у далекой опушки. Ротный выслал на тракт группу разведки из трех человек, во главе со старшим сержантом. Вскоре она вернулась, и командир группы доложил, что сразу за поворотом стоит немецкий Т-4, возле которого возятся трое танкистов, а еще два играют в карты.

— Танк говоришь? — прищурился наш ротный. — Жаль, артиллеристов у нас нет, — вздохнул он с большим сожалением.

— Почему нет? — ответил мой флотский дружок. — Я на крейсере служил комендором главного калибра. Для меня эта пукалка — семечки.

— Я тоже могу, — добавил мой лучший друг Стайков.

— Вот как? — вскинул брови ротный и моментально принял решение.

Оставив за старшего, командира первого взвода и прихватил с собой ротного старшину, а вместе с ним меня и еще трех человек, бегом двинулся в сторону тракта. Уже через четверть часа мы лежали в высокой осоке за поворотом, метрах в ста от танка. В карты рядом с танком уже никто не играл, а экипаж в черных комбинезонах в полном составе, натягивал тросом на катки слетевшую гусеницу. Уходившая вперед на несколько километров дорога была пуста. Только в небе беззаботно трепетал жаворонок. Ротный, осмотрев все в свой бинокль недолго подумал и приказал: — Мы со старшиной выдвигаемся вперед и расстреливаем танкистов, остальные на подстраховке! — И сунув бинокль за пазуху на пару со старшиной неслышно пополз вперед и исчез. Спустя некоторое время дневную тишину нарушил стрекот очередей, мы, вскочив, бросились вперед, с оружием наизготовку. Когда подбежали к танку, все было кончено. Пятеро, подплывая кровью, валялись на земле, а наш ротный со старшиной стояли рядом.

— Осмотреть машину, — ротный утер пот со лба.

Внутри танка оказалось пусто, на внешних креплениях висели пять канистр с горючим, на башне с десяток таких же, но с водой, а сзади башни была привязана здоровенная уже опаленная свинья.

— По моему хорошая огневая точка, — похлопал по броне старший лейтенант, обходя танк. — Значит так… Садитесь в танк и ждете моей команды на открытие огня, а роте скрытно выдвинуться ближе к мосту, тщательно замаскироваться и занять позиции вдоль дороги на расстоянии не менее гранатного броска. Давай, старшина к подразделению, — приказал наш ротный. — Я скоро буду. И еще, пришли нескольких ребят. Нужно забрать горючее со свиньей. Они нам не помешают, пусть хлопцы свежатинкой побалуются, который день на сухих пайках сидим.

— Понял, — выдохнул старшина и шустро порысил к бору.

Убитых немцев оттащили в кювет, бензин перелили в канистры из под воды, которые были на башне. Носильщики сделали по три ходки пока забрали все что нужно, и новый экипаж танка, занял свои места, а рота укрылась в засаде. Оговорили необходимые сигналы. Через полчаса все было готово. По плану ротного, при появлении на дороге противника, мы из танка первыми открываем по нему огонь из пушки с пулеметами, а затем, с фланга, в дело вступает вся тупает рота. Красная ракета — отход на исходную позицию. Мост мы заминировали, рота укрылись в том самом верболазе недалеко от моста, на подходе. По другую же сторону, у кромки поля, уже за мостом, наш ротный приказал установить пару ручных пулеметов с самыми подготовленными и меткими расчетами. Время близилось к полудню, на пустынной дороге никто не появлялся.

Наконец, примерно часа через полтора, со стороны Глуска, на дороге, далеко впереди, сначала возникло пыльное облако, а затем показалась немецкая колонна.

— Идут! — первым заметил его наш наводчик, наблюдавший в оптику. — Не меньше батальона, — добавил он, сглотнул слюну.

В голове колонны шел пятнистый бронетранспортер, а за ним, как сейчас помню, катили три мотоцикла с колясками, а уже следом двигались длинная вереница тупорылых грузовиков, полные сидящих в кузовах солдат.

— Странно, почему мотоциклисты не двигались впереди бронетранспортера… — внимательно слушая рассказ Нечаева произнес я.

— Этого уже не узнать. Думаю бардак присутствует не только в нашей армии. Помню тишина перед боем была такая, что было слышно как на одном грузовике весело пиликала губная гармошка.

Командир со старшиной и подрывной машинкой был рядом с танком, и я четко слышал как командир сказал:

— Давай, — лежавшему рядом старшине, как только бронетранспортер въехал на мост.

Тот крутанул ручку подрывной машинки, через секунду на мосту гулко ухнуло, и тяжелая машина слетела в воду и опрокинулась вверх колесами. Еще когда вниз летели обломки досок с бревнами, Наш комендор чуть шевельнул ствол и нажал кнопку, внутри танковой башни оглушительно громыхнуло, в ушах возник звон, головной грузовик разнесло в клочья. Одновременно рота открыла шквальный огонь по колонне из «дегтяревых», ППД и винтовок. К ним присоединились наши танковые пулеметы. Грузовики съезжали с дороги в поле, а танк бил по ним, не переставая. На дороге начался ад. Когда немецкая пехота посыпались из кузовов, полетели гранаты, и вверх плеснула серия разрывов. Факелами вспыхнули еще три машины, поле усеялось неподвижными телами. Оставшиеся в живых залегли в кювете и хаотично отстреливались. Когда боезапас был использован наполовину, в той стороне, где залегла рота, стали рваться мины, а из огня с дымом выползла самоходка и ударила по танку. Снаряд скрежетнул по броне, машину слегка тряхнуло.

В следующее мгновение, вверх взлетела красная ракета — ротный дал сигнал на отход. Мы очень шустро выбрались из машины и, спрыгнув наземь, припустили к бору. Через короткое время позади рвануло. Обернувшись, увидел как танк горел, окутываясь чадным дымом. Раскуроченные грузовики вонюче дымились на дороге, кругом валялись трупы захватчиков, а пулеметы из-за моста добивали убегавших в поле короткими очередями, заодно прикрывая наш отход. Когда наша группа, загнанно хрипя и отхаркиваясь от пороховых газов, достигла бора, рота уже завершала погрузку. Ребята один за другим перевалились в кузов последней, ЗИСы вслед за мотоциклом тронулись с места. Один из немецких мотоциклов остался цел. Кто и как его прихватил — загадка… Спустя короткое время она удалялась на грузовиках по проселку. Впереди урчал трофейный «Цундап», за рулем которого восседал старшина, а в люльке покачивался ротный. Еще одним чудом было то, что рота в этом бою не потереряла ни одного человека убитыми, только несколько раненых… Вот так Саша я получил свое боевое крещение…

Глава 15

В самом конце рассказа деда Павла, в воздухе над нами развернулся воздушный бой.

Краснозвездный, с курносым носом истребитель, лихо гонял нашего обидчика и наконец подбил его. Недалеко от нас, на восток, к небу поднялся густой маслянистый дым, и донесся глухой звук взрыва. Затем он начал кружить над лесом, пока я не дал зеленую ракету, и только тогда он трижды помахал крыльями.

После этого мы двинулись дальше и через полчаса уже были в штабе нашей бригады. Доклад Климовского не огорчил тем, что противник на борисовском направлении и севернее активности не проявлял, но и не обрадовал, поскольку за время нашего отсутствия произошло два события, которые вызвали серьезную озобоченность. Причем одно у меня, другое у Пал Игоревича.

Меня озаботило непредвиденное развитие отношений с одним из соседних подразделений нашей бригады. Рядом с моей бригадой, в лесу, несколько дней назад расположился банно-прачечный отряд, укомплектованный в основном девушками-москвичками. Ближе всех к нему оказался десантный батальон. Ребята там как на подбор, и естественно начались взаимные походы друг к другу. Эту ситуацию сильно усугбляло то, что своего медработника там не было, и фельдшера батальона нередко стали приглашать туда для лечения ожогов, травм и прочих заболеваний. А когда девчата узнали, что каждый десантник имеет неплохую медподотовку это явление стало повальным. Девушки часто приходили к десантникам в гости, а ребята наведывались к ним.

Как только этот отряд прибыл в наше расположение мы четко понимали, что его расположение неподалеку такого большого числа молодых девчат отрицательно сказажется на состоянии дисциплины в бригаде. Практически сразу были зафиксированы самовольные отлучки среди бойцов, в одной из которых отличился один из десантников, который имел не только кошачьи глаза, но и повадки записноо донжуана.

Еще до событий под Чернявкой, в один из вечеров, после отбоя, когда личный состав батальона уснул, он в очередной раз прокрался на территорию отряда, где и занялся в кустах этим самым делом со своей подругой. В процессе, пара так рычала и стонала, что это услышал местный часовой, тут же доложивший по команде. В результате этого обоих нарушителей воинской дисциплины и нравственности задержали со всеми вытекающими из этого последствиями. Поскольку гауптвахты в батальоне не было, виновнику щедро влепили пять нарядов вне очереди, отправив копать нужник. И если наказание парня у меня не вызвало никаких эмоций, то разбор поведения в быту его подруги, да еще на открытом комсомольском собрании, меня повергло в шок.

Меня еще сильно удивило то, что девушка с собой ничего не сделала. Командование бригады приняло самые строгие меры к пресечению непотребства, для чего организовало патрули, призванные выявлять и отлавливать таких самовольщиков. Девушек банно-прачечного отряда это возмутило настолько, что несколько, наиболее активных, прорвались к комбату десантного батальона, где устроили чуть ли не скандал. Конечно порядок, в итоге мы навели, но врагов себе нажили.

И вот сейчас начшаба мне доложил, что переданная в банно-прачечнй отряд для стирки форма и белье всего десантного батальона через положенные сутки назад не поступило и весь его личный состав ходит в старом, оборванном обмундировании и похож на махновцев уже второй день подряд.

— Чем они это объясняют?

— Мол, сгорело при дезинфекции.

— Какие меры предприняты? — спросил я у начштаба.

— Оформлена заявка на получение нового обмундирования и всего необходимого со складов. Машины уйдут за ним через, — он глянул на свои наручные часы, — через полчаса.

— Ясно.

— Так что утрем мы нос бабам!

— Я б на твоем месте не радовался бы так…

— Это почему?

— Да хотя бы потому, что максимум через неделю, его снова надо отдавать на стирку в отряд. Что снова заявку будешь оформлять?

— Так что же тогда делать?

— Что, что… договариваться!

Вот такой оказалась девичья месть за байкотирование их внимания…

— Ладно, вечером перед отбоем я схожу к ним в отряд, попробую что-то сделать.

На входе из штаба меня перехватил Нечаев. Весь его вид говорил о том, что он сильно чем-то обеспокоен.

— Александр Андреевич, тут такое дело… Комбата десантников, во время нашего отсутствия радиограммой вызвали в штаб фронта.

— Знаю, НШ об этом доложил, как мы вернулись из под Чернявки.

— Я знаю зачем его туда дернули.

— Так, так… Рассказывай…

— В тот раз, это произошло на месяц позже чем сейчас, а точнее ранним утром двадцатого августа 1941-го, еще до подъема. Наш радист принял радиограмму напрямую из штаба Западного фронта, в которой его начальник маршал Советского Союза Шапошников срочно вызывал нашего комбата Полозкова к себе. Перед выездом тот приказал всем командирам в батальоне привести свои подразделения в полную боевую готовность. Майор вернулся в расположение части к исходу того же дня, уже начинались сумерки. Из штаба Запфронта он привез приказ на десантирование и топографические карты районов высадки и дальнейших действий десанта в тылу врага. В штаб сразу же были вызваны командиры двух рот батальона, подлежащих заброске за линию фронта.

Спешка была страшная. Комбат сообщил им, что готовность десантников назначена на двадцать два ноль ноль. Именно к этому времени на наш аэродром должны были прилететь самолеты для выброски десанта.

— Пал Игоревич, ты же мне это не просто так рассказываешь?

— Нет конечно… Тогда целью десанта было скопление в районе машинно-тракторной станции поселка Горки Могилевской области, вражеской бронетехники, где тогда гитлеровцы организовали заправочную базу с мастерской по ремонту танков, бронемашин и другой техники. Тогда их там по данным воздушной разведки, было сосредоточено несколько сотен, и все они готовились к наступлению на Смоленск и далее на Москву. Было бы преступлением, если бы мы не попытались тогда уничтожить хотя бы часть этого бронированного кулака. Командование нашим фронтом приняло решение, на рассвете следующего дня, то есть двадцатьтретьего августа пробомбить это скопление немецкой техники, а затем, после бомбежки, выбросить на их головы десант, который бы уничтожил и сжег все, что там останется. Наша задача была очень сложная, но крайне важная. Необходимо во что бы то ни стало задержать этот бронированный кулак, направленный в сердце нашей Родины. И только молниеносное идерзкое нападение на врага, всеобщая смелость и отвага помогли бы нам ее выполнить.

— То есть там немцы развернули СПАМ и пункт заправки. Скорее всего, там же была и база боепитания.

— Именно так и было.

— И что же вы предлагаете сейчас?

— Сплошной линии фронта тогда не было, и мы тогда встретились со своим батальоном под Кричевым. Не поверишь, в сам городок мы приехали эшелоном 100-й стрелковой дивизии, которую выводили в тыл на пополнение. На станции нашу группу встретил начальник связи бригады и препроводил в комендатуру. Не раз после этого, бойцы нашей группы, да и остальных тоже, возвращались к вопросу, все ли было сделано для выполнения боевой задачи в том десанте. В этих беседах принимали участие наши взводные командиры и ротный. Говорил он мало, больше слушал, но последнее слово всегда оставалось за ним. Кто-то, уже не помню точно кто, высказал мысль о том, правильно ли тода поступило командование фронтом, выбросив десант сразу после бомбежки, практически на верную гибель. Возник серьезный спор, в котором многие выступили за правильность этого решения. Они доказывали, что после бомбометания еще оставалось достаточно неповрежденной вражеской техники, которую и удалось уничтожить, свалившись немцам как снег на голову. Другие же заявляли, что если бы десант был высажен ночью, без шума, они смогли бы сделать еще больше и со значительно меньшими потерями. Имелись и другие мнения. Завершая разговор, наш взводный повел черту: что все мы, по своему, правы, однако не знаем одной очень важной детали. Именно в тот день немцы планировали отправить около сотни восстановленных танков под Смоленск. Об этом стало известно нашей разведке, что и заставило командование фронтом срочно высадить десант, чтобы сорвать планы противника.

— И вы хотите сейчас произвести высадку заранее, ночью?

— Тогда высадка десанта была осуществлена с большим опозданием по времени. Если бы мы приземлились хотя бы на двадцать четыре часа раньше и в темное время, у нас было бы больше успеха и меньше потерь.

— И у вас есть план?

— Да.

— Слушаю вас, Пал Игоревич…

— Первое. Дать вслед вызванному в штаб фронта комбату, что бы он немедленно сообщил о том, де сейчас противник развернул СПАМ. Второе, выслать за ним в штаб фронта наш «Шторьх». По радио много говорить не след. Третье, фронт уже наверняка спланировал операцию по вброске десанта и ломать ее никто не даст…

— И вы предлааете…

— Накануне, в суммерках, уже сегодня произвести перебрску силами нашей эскадрилии нескольких групп которые помогут подавить зенитные средства немцев, что приведет к уменьшению потерь десанта. После высадки десанта, на этапе отхода произвести штурмовку преследующих наших бойцов подразделений противника и попытаться эвакуировать раненных, что бы не снижать маневренность групп. Это в общих чертах.

— Полностью соласен с вами. Приступайте немедленно!

Предположение Нечаева полностью подтвердилось, только СПАМ немцы организовали не в Горках, Могилевской области, а недалеко от городка Червень, в деревне ОстрОвы http://www.etomesto.ru/map-rkka_n-35-g/?x=28.416266&y=53.715294

на базе МТС и МТМ (машино-тракторные мастерские). В остальном, было практически стопроцентное совпадение с развитием событий в нашем времени. Только сейчас, противник планировал ударить не по Смоленску, а по Борисову.

Сразу по прилету комбата и сделанного им мне доклада, он приступил к отбору личного состава, приказав набрать сотню добровольцев для выполнения особо важного боевого задания.

Капитан из управления батальона хрипло подал команду: — Добровольцы, два шага вперед!

Шагнул весь батальон. Тем не менее, отобрали только сотню, наиболее подготовленных. Туда вошли практически все старослужащие и младшие командиры батальона. Их сразу взвесили, сытно накормили, и уложили спать в тени, на берегу журчащего ручья.

Нам, а если честно, то в основном благодаря действиям Нечаева, удалось провести подотовку по его плану. Нами было заменено вооружение групп на трофейные автоматы, которые срочно собрирали по всей бригаде. Наши снайперские винтовки заменили на немецкие, как и «Дегтяри» на MG. У противника тогда можно разжиться патронами. Каждый из них имел пистолет под девяти милиметровый патрон, кинжал или нож. Все это укладывалось на амбарные весы и дополнялось толовыми шашками с запалами до тридцати килограммов.

По возможности заменили скоропортящиеся рыбные и другие консервы на тушенку со шматом салом. Кроме этого каждый получил две плитки шоколада, батон сырокопченой колбасы и пачку рафинада. Остальное добирали по желанию — патроны, махорку, рыбные консервы, соль. Но чтоб общий вес не превышал тридцати шести килограммов. Эта цифра строго выдерживалась. Помимо названного, каждому выдали по пятьсот рублей денег, которые предназначались для покупки продуктов у населения. Также каждый десантник был снабжен медицинской аптечкой и тройным комплектом перевязочного материала.

Когда ночью, сотня добровольцев из десантного батальона грузилась в машины для отправки на аэродром базирования ТБ-3, в тылу противника уже приступили к разведке переброшенне на У-2 наши разведывательно-диверсионные группы, которые будут усилены снайперскими парами, пулеметными и минометными расчетами доставленные второй волной.

Как старший командир, я был полностью информирован о ходе подотовки четырех групп десанта. Их возглавили два командира рот батальона и два самых опытных взводных. После выполнения основной задачи, каждая группа начнет действовать самостоятельно в своем районе. Ровно в полночь бойцов групп подняли по тревоге. Некоторые спали так крепко, что их пришлось расталкивать, после чего все искупались в прохладной воде и переоделись в чистое. Перекусили.

Через десять минут после приема пищи, личный состав всех групп выстроилась немного в стороне от расположения батальона. Затем из темноты возник комбат в сопровождении политрука и старшего адьютанта батальона. Майор, еще раз обошел строй добровольцев, пристально всматриваясь в их лица, затем обернулся к следовавшему за ним старшему адьютанту: — Приступайте капитан.

Всех усадили в восемь подогнанных полуторок. Каждая полугруппа влезла в кузов и рассаживалась по лавкам. Далее, чуть подсвечивая затененными фарами, грузовики, переваливаясь на кочках, выехали на дорогу и взяли нужное направление.

Дальнейшее мне стало известно со слов Нечаева, который поехал с колонной до аэродрома. Я сильно переживал что он прыгнет с остальными, но уже садясь в «кюбель» он меня успокоил:

— Нельзя мне туда, не дай бог в плен попаду…

Ехали почти три часа, дважды сверяясь по карте, многие в кузовах дремали. Еще до рассвета небольшая колонна остановились у какого-то зернохранилища, рядом с которым и был нужный аэродром. Сразу после вырузки весь личный состав групп пригласили в зернохранилище, где едва уловимо пахло хлебом, и всем выдали парашюты ПД-6, гранаты, по две бутылки авиационного бензина, оборудованных зажигательной спичкой и терки к ним. Там же, поверх обмундирования, все одели темно — синие куртки с брюками. Расположились метрах в ста от стоянки самолета ТБ-3, к которому авиатехники, подсвечивая фонариками, крепили авиационные бомбы, которые авиатехники подвозили на специальных тележках. Явственно слышались тихие матерки. У них что-то не ладилось с подвеской, однако помочь им десантники не могли и молча лежали в траве. Некоторые, упрятав самокрутки в кулак, — незаметно курили. Ребятам было ясно, что они полетят в тыл врага в качестве первого воздушного десанта в этой войне. Через некоторое время к десантникам подъехал легковой автомобиль с погашенными фарами. Из него вышел коренастый мужчина в кожаном реглане, подойдя поздоровался, и представился:

— Подполковник Кравченко, представитель штаба Западного фронта. Кто старший?

— Нечаев.

— Прошу вас и остальных командиров следовать за мной.

Нечаев построил командиров групп, и они двинулась за встретившим. Через час они вернулись назад и подошли к десантникам. Бойцы сообщили офицерам о беседе с Кравченко и той задаче, которую он поставил.

— В таком случае моя задача облегчается, — чуть улыбнулся дед Павел, — поговорим о деталях.

Итак, выбрасываются четыре десантные группы, — он обвел ребят глазами и продолжил дальше:

— Прыгаем с высоты шестисот метров, сразу после бомбометания. С учетом отсутствия у вас большого груза, будем выбрасываться «средним затяжным», чтобы не дать противнику перебить десант в воздухе. Первоочередные объекты уничтожения — танки, бронемашины, бензовозы, боеприпасы, оборудование мастерских и только потом живая сила противника. На нее отвлекаться только если есть угроза вашей жизни или помеха выполнению главной задачи. Тогда ее уничтожать всеми видами оружия, включая финки и кинжалы. Отход по красной ракете в сторону высоты 184,1. На саму высоту не прем, а обходим, затем в лес. Там нас будут ждать проводники, знающие тропу через болотную пойму. Время проведения операции — полчаса, иначе фашисты опомнятся и по открытой местности нам не оторваться. Все ясно?

— Имеется вопрос, — поднял вверх один из десантников.

— Слушаю.

— Я понял так, что в плен никого не брать, всех кончать на месте?

— Верно поняли, боец.

— И чем больше, тем лучше?

— Нет. Еще раз довожу до вас основную задачу десанта — уничтожение бронетехники, запасов топлива и ремонтного оборудования. Теперь ясно?

— Ясно.

Затем полугруппы, выстроившись в цепочку, каждая погрузились в свой бомбардировщик, которые затем разворачивали тягачом и подтаскивали к началу взлетной полосы. Взревели моторы, и ТБ-3 медленно, один за другим прижимаясь к земле, порулили на взлет. Когда начал взлет первый, то у меня создалось впечатление, что он никогда не оторвется от земли. Однако перед самой деревней машина все-таки смогла оторваться от взлетной полосы, и стала по немного набирать высоту. Я знал, что за всю службу в бригаде, ребятам никогда не приходилось прыгать после бомбометания.

По себе знал, как неуютно было сидеть рядом с авиабомбами.

Глава 16

В ночь, когда четыре группы отправились на задание я спал урывками. Постоянно меня будил дежурный по штабу, который немедленно, по поступлению новой информации от наших групп около немецкого СПАМа. С началом высадки десанта, их главной задачей будет подавление огня по самолетам и десантникам, а затем прикрытие их отхода. Этим решением мы с Нечаевым надеялись существенно сократить потери и увеличить эффективность удара.

Огромное облегчение наступило, после поступления сразу от нескольких групп информации о том, что бомбовый удар и последовавшая за ним высадка прошли успешно. Противник не ожидавший удара оказывал неорганизованное и слабое сопротивление. Практически в самый последний момент пришла идея о предварительном бомбовом ударе с У-2 по зенитным точкам, штабу и узлу связи развернутому на СПАМе. С бреющего полета, выключив двигатели, «кукурузники» как призраки появились над немецкими позициями и нанесли точные удары пятидесяти килограммовыми бомбами. Сразу после этого начали бить минометные расчет и снайпера. ТБ-3 вышли на СПАМ вовремя и не допуская перерыва в огневом воздействии провели бомбометание и высадку.

Меньше чем за полчаса десантники уничтожили все в районе высадки. Единственная попытка преследования противником одной из групп, была пресечена налетом штурмовиков, который корректировался с земли. Отойдя на несколько километров от СПАМа, каждая на свою точку, группы передали своих раненных и погибших пилотам У-2, которые успешно провели их эвакуацию. Поскольку наступил день, то группы по плану должны были скрытно выйти в глухие местадля последующей эвакуации ночью на «большую землю» нашими У-2.

Дед Павел приехал за пару часов до полудня. Уставший, видно что не спал.

— Ну что… Поздравляю с успешно проведенной операцией!

— Она еще не закончена, вот выйдут ребята…

— Согласен, операция еще не закончена, но ее задачи выполнены. По данным посланной авиаразведки уничтожено почти полторы сотни танков и столько же единиц другой техники. Сгорел большой склад ГСМ. Уничтожен склад с танковыми снарядами, при его подрыве, более чем на половину серьезно повреждена техника отряда ближней авиаразведки. Так что я отдал приказ на оформление наградных документов на всех без исключения, кто лично участвовал в этой операции. Кстати, ты тоже в списке.

— Как тут идут дела?

— Весь день, на всем протяжении нашего участка обороны противник ведет себя пассивно, ведя только беспокоящий огонь по нашим позициям. По сообщению штаба армии, наибольшую активность немцы проявляли под Березино, где ими был захвачен плацдарм, который они прочно удерживают несмотря на наши попытки сбросить их в Березину.

— А хули им не удерживать, когда там всего лишь десантная бригады бьется!

— Откуда знаешь?

При этих моих словах он немного смутился.

— Так было в прошлый раз, не думаю что сейчас сильно иначе.

— Фактически десантная бригада это полк…

— Да…

— Так… давай что знаешь про прошлый раз, подробно!

Он присел на расположенное здесь как раз для этих целей бревнышко и неспеша начал свой рассказ.

— Четвертый воздушно-десантный корпус получил приказ занять своими бригадами оборону по восточному берегу река Березина у деревни Свислочь, поздно вечером 28 июня.

— Почему там?

— Не знаю, так решили в штабе корпуса. Скорее всего потому, что накануне, 27 июня немецкие войска прорвали Слуцкий УР и по шоссе стремительно наступали на Бобруйск.

— Ясно. А где эта деревня, что не могу найти… — шуршал я листами карты.

— Найди Бобруйск, а от них шестьдесят километром на запад.

— Ага… Нашел…

— Уже после войны я выяснил, что тогда не только наш батальон выбросили на машинах к Старым Дорогам, а всю двести четырнадцатую… И не просто так, контрударом вместе с частями 4-й армии разгромить двигавшегося на Бобруйск врага. По тем документам, которые я смог изучить после войны, части корпуса в ту тревожную ночь, вывезли со складов в район леса в 8–10 км от Пуховичей, все, что можно было погрузить в имеющиеся машины и прицепить к ним: артиллерию, часть боеприпасов, продовольствие. Корпус не имел лошадей по своему штату, а автомашин было очень мало, поэтому часть имущества осталось на складах. Из района сбора две бригады, седьмая и восьмая направились к Березине, а наша, как ты уже знаешь к Старым Дорогам. Седьмой бригаде была поставлена задача прикрыть направление Березино — Могилев, мост через Березину был подготовлен к взрыву. Восьмой бригаде была поставлена задача не допустить прорыва немцев в направлении Свислочь — Могилев.

— Объясни, если прикрывать направление Березино — Могилев мне понятно, какой резон прикрывать Свислочь — Могилев?

Наклонившись над моей картой, он пояснил:

— У тебя нет нужного листа. В самой Свислочи была переправа через реку, а совсем рядом километрах в пяти, вниз по течению был железнодорожный мост, на ветке Осиповичи — Могилев.

— Тода понятно.

— Уже точно не помню, но числа третьего, в полдень, противник смог обойти левый фланг 100-й дивизии генерала Руссиянова и отходившей к Березине от Минска, вместе с ней 161-й стрелковой дивизии, и мелкими группами танков и мотопехоты просочиться в район Березино, к переправе.

Первые попытки гитлеровцев прорваться к мосту были отбиты десантниками семерки. Бой не утихал весь остаток дня и всю ночь. По воспоминаниям ветеранов неразбериха в районе Березино была невообразимая. Чтобы не допустить захвата моста противником, его взорвали. Но перед этим противнику удалось несколькими группами переправиться на восточный берег и вклиниться в промежутки между районами обороны подразделений воздушно-десантной бригады. Утром 4 июля бригада контратакой попыталась сбросить немцев с захваченного плацдарма, однако была встречена мощным огнем. Контратака была неудачная и к исходу дня подразделения пришлось отвести на рубеж реки Клева.

Я снова зашуршал картой:

— Погоди, погоди… — Найдя на карте название реки, на глаз прикинул на сколько отошла бригада, — получается отошли на три километра?

— Да, как ты понимаешь обороняться за водной преградой легче.

— Согласен.

— В районе Свислочи, где оборонялась восьмая бригада, несмотря на поддержку 122 КАП, немцам удалось захватить плацдарм на Березине на пару дней раньше.

— Это что же получается, что мы тут спокойно сидим на жопе, а нас опять обходят?

— И не просто обходят, а опять готовят «двойные клещи»!

— Есть идеи?

— Ехать в штарм-13 и предлагать помощь.

— Только сначала разберемся с более грозным противником…

— Что не знаю?

— Да знаешь ты его… Банно-прачечный отряд!

— Это да… Думаешь договоришься?

— А другого выхода у нас нет!

К девушкам мы попали в разгар обеда. Все таки женщины всегда остаются ими. Большая палатка отведенная под столовую была красиво оформлена, белые скатерти, накрахмаленные салфетки, тарелки вместо котелков, одним словом — сплошная красота. Единственное, что портило общее впечатление — это неприятный запах, идущий от котлов, в которых вываривалась стирка. Мгновенно все разговоры стихли, и все повернулись в нашу сторону.

— Здравствуйте девушки, здравствуйте красавицы! Гостей принимаете? — Но прием оказался крайне холодным. Поэтому мы без лишних слов уселись за длинным столом.

К нам сразу подошла женщина, на ней было скромное темное платье. В руке она держала букетик полевых ромашек, похожий на с озвездие. Когда она улыбнулась, я непроизвольно кивнул, усмехнулся в ответ и обомлел. Ее губы двигались, но я почему-то не мог разобрать слов, хотя они были совершенно отчетливо слышны… Эта женщина, была теплой, мягкой, даже нежной. И еще необыкновенно красивой. А когда увидел ее глаза — зеленые с поволокой, как у лани, понял что настал пипец котенку.

В себя пришел от довольно чувствительного тычка Нечаева.

— Командир, ты кушать будешь?

— Да нет… — И увидев взлетевшие от удивления брови, добавил, — мне бы с девушками поговорить.

— Сейчас они закончат обедать и поговорите. Может быть холодного кваса?

— О-о-о!!! Это было бы очень кстати…

— Минуточку…

Я был готов отдать самое дорогое на отсечение, но вторыми «девяносто» она виляла цинично и преднамеренно. Мы с дедом Павлом, только и смогли, что молча скосить друг на друга глазами, так ка всеми своими фибрами чувствовали, что за нашей реакцией на эту провокацию внимательно следят несколько десятков пар глаз.

Квас был превосходен. Я допил его залпом и стал молча наблюдать, как жестяной бокал поблескивает в лучах солнца. Наверно, не стоило смотреть на это долго — меня посетила целая вереница воспоминаний. Из них меня вернул приятный глубокий женский голос:

— Как квас?

— Превосходен… как и все остальное… — при этом я неспеша опустил взгляд чуть ниже ее лица.

Молодая женщина зарделась.

— Вы к нам по делу или как?

— Однозначно по делу, которое вы обозначили «или как». Мне необходимо поговорить с девушками об этом «или как».

— Можете начинать, тут практически все, только несколько дежурят у котлов.

— Замените их мужчинами и пригласите сюда.

— Хорошо.

Через несколько минут весь женский персонал отряда был в сборе.

— Милые девушки! Меня зовут…

— Мы знаем… — с задних рядов донеслось сразу несколько звонких голосов.

— Что же, тогда моя задача облегчается. Вы конечно догадываетесь о чем я пришел с вами поговорить.

— Девочки! — вскочила одна малохольная, — не слушайте его!

На нее зашикали…

— Я не могу вам запретить встречаться с молодыми людьми, тем более когда такой огромный выбор. Отношения это всегда хорошо, тем не менее есть одно большое «НО»! — на этом моменте наступила тишина. — Это массовый подрыв воинской дисциплины!

— Мы ничего не подрывали, они сами к нам приходят! — опять подала голос малохольная.

— А ну цыц!!! — Не выдержал этого балагана Нечаев. — Специально для вас девушка, напоминаю — идет война и все эти ваши женские штучки остались в прошлом мирном времени! Ясно?

— Какие это наши штучки? — опять не унялась эта малахольная.

— Какие, какие… — и очень похожим голосом и интонацией повторил бессмертную фразу из «Бриллиантовой руки»: — Не виноватая я, он сам пришел!

На какой-то миг, в палатке воцарилась тишина, а потом раздались негромкие смешки и легкое подхрюкивание — кто-то явно сдерживал свой смех.

— Уели тебя Алена…

— Дамы, если серьезно, то мы, с моим боевым товарищем отлично отдаем себе отчет в том, что никакие патрули и другие дисциплинарные меры не смогут полностью остановить этот процесс.

— Но вы хотите что-то предложить? — Раздался бархатный голос у меня за спиной.

Я мгновенно понял кому он принадлежит.

— Как говорит одна народная мудрость, если пьянку нельзя предотвратить, то ее надо возглавить!

Сразу хочу пояснить… Я не предлагаю устроить у вас в отряде дом свиданий.

— А что тогда? — Нет, эту малахольную кто-то заткнет?

— Мы своими силами, недалеко отсюда организуем полевой клуб, с музыкой, танцами и… — тут я обернулся и добавил, — с квасом. Но! В него будут отпускать только тех военнослужащих, которые не будут нарушать дисциплину и показывать высокие результаты в боевой подготовке. То есть, к вам в гости будут приходить лучшие! Согласны?

Ответ прозвучал практически хором.

— У меня к вам будет только одна просьба… Тех ребят, которые будут там в самоволке передавать патрулю. На этом я с вами прощаюсь. — Мы с Нечаевым развернулись и вышли из палатки.

Не успели мы пройти и десятка шагов, как меня окликнул тот самый, неповторимый по красоте голос:

— Товарищ полковник, не хотите захватить с собой кваса?

— Это было бы кстати…

— Тогда подождите немного, я принесу.

И тут всю малину испортил дед Павел: — Мы с полковником очень спешим в штаб. Если возможно, то пришлите ваш чудесный напиток с Аленой, часам к… — он отвернул манжет на рукаве, — часам к двадцати двум. Договорились?

Ответом ему были два испепеляющих взгляда.

— Хорошо… — и резко развернувшись молодая женщина пошла куда-то вглубь расположения банно-прачечного отряда.

— И что это сейчас было, а Пал Игоревич?

— Ничего страшного, просто я организовал себе свидание.

— С этой малахольной?

— Ты очень глубоко ошибаешься. Пока ты вздыхал по своей зеленоглазке, я заметил то, что ты не увидел.

— Это что же?

— Веселые бесенята в глазах Аленки. Она просто всех троллила, как говорят в нашем времени.

— Ясно. Тогда «Шторьхом» в штарм?

— Однозначно. Только сначала надо справиться, на месте ли командарм.

Через четверть часа, к штабу подошел Нечаев и сообщил, что командарм-13 выехал как раз в район Березино. Так же он получил координаты КП воздушно-десантного корпуса в том районе.

Дождавшись истребительного эскорта из состава эскадрильи выбитой мной для прикрытия выделенных мне ИЛ-2, мы вылетели в окрестности Березино.

Спустя час мы разыскали КП 4-го воздушно-десантного корпуса. Там же на КП встретили только что прибывшего туда Филатова.

К нам вышел генерал-майор с кавалерийской выправкой, со шпорами на сапогах и опаленным явно не здешним солнцем лицом. Он представился. Это был командир десантников Жидов. Узнав, что имеет дело с командармом-13, он не очень уверенно доложил, что у него имеются сведения о подчинении его корпуса 4-й армии.

— Когда они поступили? — осведомился Филатов.

— Пять дней назад, утром, когда я прибыл в корпус, у нас побывал представитель штаба 4-й армии.

Петр Михайлович сообщил командиру десантников о смене командования фронта и о содержании своего разговора с новым командующим генералом Еременко, а также довел ему приказ комфронта обеспечить надежную оборону Березино и переправы в этом районе через реку, силами 2-го стрелкового и 4-го воздушно-десантного корпусов

— Слава богу, — с огромным облегчением и совершенно не по-уставному отозвался на эту весть Алексей Семенович Жидов.

Из дальнейшего разговора с Алексеем Семеновичем Жидовым выяснилось, что он прибыл из Среднеазиатского военного округа, где командовал 21-й Туркестанской горно кавалерийской дивизией. Вся его более чем двадцатилетняя предшествующая служба прошла в кавалерии, поэтому о десантных войсках он знал лишь понаслышке и даже с парашютом никогда не прыгал.

— А с действиями пехоты в обороне вы знакомы? — тут же последовал вопрос Филатова.

— Конечно,- заверил комкор.

— Тогда все в порядке, вы меня немного успокоили — сказал Петр Михайлович, — прыгать с парашютом нам с вами в ближайшее время не придется, самолетов-то практически нет.

— А куда же мне тогда девать парашюты? Ведь я их принял несколько тысяч, и они стоят громадных денег, — озабоченно осведомился наш собеседник.

— Найдите возможность отправить их фронтовым интендантам, они на станции Чаусы, близ Могилева.

Эта часть разговора заметно приободрила Алексея Семеновича.

— А то сидим, не получая никакой информации, как в стеклянной банке.

— Что вообще никакой?

— Абсолютно! В плане обстановки имею только сведения о своем корпусе: 214-й бригаде полковника Левашова приказали нанести удар в сторону от полосы наших действий, по бобруйской группировке немцев, и в последующем воевать в тылу врага как партизанскому соединению.

— Я считаю это ошибочное решение, — мгновенно, ответил командарм, и тут же осведомился:

— Где 214-я в данный момент?

— Мы вынуждены были сразу же отправить ее на автомашинах в район местечка Старые Дороги для совместных действий с мехкорпусом генерала Никитина. На текущий момент, она уже в соприкосновении с противником, но с ней по радио поддерживается постоянная и устойчивая связь

— Полностью отменить этот приказ, — сказал Филатов, — я не могу. Но вы немедленно радируйте комбригу, чтобы в случае, если окажется в окружении, пробивался к главным силам.

Далее Жидов четко доложил, что направление Березино — Могилев прикрывается 7-й воздушно-десантной бригадой полковника Тихонова, один батальон которой выдвинут на западный берег Березины и закрепился по обе стороны шоссе Минск — Могилев.

— 8-й воздушно-десантной бригаде подполковника Онуфриева, — продолжал командир корпуса,

— мной приказано закрепиться в устье реки Свислочь, и удерживать там переправу, а заодно и одноименный поселок, чтобы не допустить прорыва противника к Могилеву с этого направления.

Буквально за несколько минут до вашего прибытия поступили, от ее командира поступили свежие сведения.

— Какие? — спросил командарм.

— К расположению бригады уже выходят отдельные группы вражеских танков.

Услышав это, Филатов тут же решил ехать в Свислочь, а командиру корпуса приказал принять самые решительные меры для обороны Березино. Тут же было решено подготовить мост через реку к взрыву, но не взрывать его до последней возможности.

Глава 17

Филатов принял решение добираться до Свислочи на нашем самолете. Пока летели меня не покидало стойкое ощущение, что мне предстоит с ним скоро расстаться. Уж больно заинтересовано он его осматривал. Но только сам самолет не передашь, с ним уйдет много чего — авиатехники, запчасти, пилот бензовоз, разборный ангар… Многим имуществом именно для «Шторьха» мы успели обзавестись.

Когда мы прилетели в Свислочь, то практически сразу убедились в том, что десантники подполковника Онуфриева действовали грамотно и уверенно. Согласно доклада командира бригады, после быстрого броска они развернулись, и сразу взяли всю переправу под перекрестный огонь пулеметов и 45-миллиметровых орудий, благо боеприпасов к ним было в достатке. Несколько дней велись вялые боевые действия. Противник небольшими группами нащупывал стыки и слабые места в нашей обороне.

— Сегодня, рано утром моя разведка донесла, что к переправе движется крупная танковая часть. Захваченные ей пленные, рассказали о том, что это был один из танковых батальонов 6-го танкового полка 3-й танковой дивизии группы Гудериана.

Вскоре, мы все смогли наблюдать как противник при поддержке авиации начал массированную атаку. Оценив количество задействованных пикировщиков отметил про себя, что немцы перекинули сюда резервные части Ю-87 или просто сняли с других участков фронта. Бомбежка была адская. Мощь бомбовых ударов стервятников Рихтгофена, которым противодействовали лишь отдельные зенитные средства нарастала. Это вынудило командира бригады начать отвод передового охранения с правого берега. Мост взорвать не удалось, уловив выгодный момент, на слуцкую переправу, на предельных скоростях выскочили фашистские танки. Они порвали гусеницами шнуры для дистанционного подрыва, уничтожили саперов-подрывников и оказались на левом берегу Березины. Несмотря на плотный и хорошо организованный огонь десантного батальона, противник понеся большие потери, тем не менее сумел, потеснить наше подразделение, овладеть восточным берегом на протяжении двух километров, закрепиться и создать таким образом плацдарм.

После краткого обмена мнениями командарм разрешил подполковнику Онуфриеву отход на два километра вдоль шоссе в сторону деревни Вирков. Там был небольшой мост, подорвав который, можно было сдерживать превосходящие силы противника, так как с обеих сторон были топкие болота. Генерал Филатов внял наконец моим настойчивым доводам о том, что в создавшейся обстановке он рискует остаться без связи и потерять управление армией, и принял решение вернуться в Березино.

Именно здесь мне с Нечаевым довелось встретиться с комфронта генералом Еременко. Как выяснилось позже, он прибыл в район боев восточное Свислочи, получив донесение о том, что на восточном берегу Березены противником захвачен плацдарм и переправа. Мы с командармом находились в этот момент на КП бригады на северо-восточной окраине деревни Вирков.

Произошло это так: мы уже собирались идти к самолету, как неожиданно по ее единственной улице, поднимая клубы пыли, на большой скорости промчалась мимо нас новенькая эмка в сопровождении броневика со спаренной зенитно-пулеметной установкой.

Проскочив мимо КП метров на двести, этот кортеж круто развернулся и подъехал к нам. Из эмки вышел генерал-лейтенант. С виду это был поистине богатырь, хотя и не отличавшийся особенно высоким ростом. Он был в буквальном смысле квадратным.

Когда-то меня супруга затащила на пинках и со скандалом в Русский музей в Питере. Из всего что там было, мне запомнилось только одно полотно. На картине Врубеля, богатырь показался мне тогда чрезмерно утрированным, особенно шириной своих плеч. Но сравнивая теперь образ, созданный воображением художника и казавшийся мне тогда фантастическим, даже карикатурным, сейчас глядя на комфронта, я подумал: видно, и Врубелю встречался в жизни богатырь-крестьянин с подобным торсом…

Командующий неожиданно легко для своей плотной комплекции зашагал к нам, прямо-таки спортивной походкой. По властному взгляду его небольших стального оттенка глаз, мы безошибочно поняли, что это тот самый Еременко, о суровости которого многие из здесь присутствующих были немало наслышаны.

Командарм, я и Онуфриев представились. Неторопливо здороваясь с нами тремя, пожимая мне руку посмотрел на меня изучающе, и сказал довольно высоким голосом: — Хвалили тебя полковник, интересно было на тебя взглянуть.

В ответ я невольно улыбнулся. Все наши сопровождающие постарались ретироваться, однако комфронта заметил это, и молча, одним только резким движением руки вернул всех назад, и задал мне вопрос:

— Что смешного мной было сказано, полковник?

— Как прикажите отвечать товарищ генерал-лейтенант, правильно или честно?

От такой наглости скороспелого полковника Еременко немного подзавис, но быстро справился и ожидаемо ответил:

— Мне нужен правдивый ответ.

— Меня удивило неожиданное сочетание вашей фигуры и голоса…

— Что же теперь можно поделать, если таким мамка родила. Ладно это все лирика, лучше скажите голубчики, как вы умудрились сдать переправу и позволить захватить плацдарм? Я смотрю успокоились? Или что-нибудь собираетесь предпринять?

— Приложим все силы, чтобы восстановить положение, — быстро нашелся комбриг.

— Поперед батьки в пекло не лезь, — отрезал Еременко. — Послушаем, что скажет командарм.

— Я согласен с подполковником, — подтвердил Филатов.

— Тогда помозгуем, как это сделать, — заключил Андрей Иванович.

Было решено нанести удар по плацдарму со стороны северного фланга силами танковых батальонов моей бригады, которые имели Т-34, усилив его ротой тяжелых танков КВ с танковым десантом, при поддержке артиллерии. Предварительно разрушив дамбу переправы залпом «Катюш» и сосредоточенным огнем всех наличных орудий крупного калибра. По всем канонам военной науки, с флангов врага должны были сковывать удары мотострелков, но поскольку там присутствовали болота, то оставалось только бить в лоб.

— Сутки вам хватит для перегруппировки полковник?

— Планирую справиться быстрее, товарищ комфронта!

— Это было бы отлично, сейчас каждая минута дорога.

Обещая менее чем за сутки перебросить бригаду к Свислочи я не лукавил. Еще в самом начале рейда по тылам, с полной очевидностью стало понятно, что даже для танковой роты с десантным батальоном на машинах и наличной артиллерии одного танкового мостоукладчика катастрофически не хватает. Мной был отдан устный приказ абсолютно всем — морщить мозг и представить мобильное решение по быстрому преодолению великого множества рек, речушек и просто ручьев с крутыми берегами. Не сразу, но оно было найдено и представляло из себя две передвижные П-образные арочные колонны из дуба с закрепленными блоками на вершинах и конструкции, которая по сути была огромной струбциной крепившийся посередине моста, который было необходимо усилить. Через блоки колонн, тросы цепляли к этой струбцине и лебедкой натягивали их. Таким образом, даже мой ИС мог проходить по слабому мосту не разрушая его. Все это было смонтировано на трех большегрузных трофейных грузовиках и именовалось мостовым взводом. Не сразу, но на текущий момент удалось сформировать шесть таких взводов, то есть две роты. Помимо их, все наличные в бригаде Т-28 были переделаны в танковые мостоукладчики по типу ИТ-28, которые были сведены в еще две роты. Так у меня образовался свой моторизованный мостовой батальон, который и должен был обеспечить стремительное выдвижение бригады к месту проведения наступательной операции. Также были переброшено все наличное ПВО, и даже попросил у Крейзера его зенитный дивизион, так как не сомневался в том, что в ходе нашего контрудара, противником будет массировано применена штурмовая авиация.

Через одиннадцать часов бригада «Варяг» скрытно, в полном составе была на исходных. Личному составу удалось даже прихватить пару часов сна после марша. Хотя многие из них умудрились спать, покачиваясь в кузовах грузовиков.

Наш контрудар помимо нашей артиллерии и «Катюш», поддерживал также 122 КАП и орудия бронепоезда на котором прибыл генерал Еременко. КАПу мы подкинули снарядов и придали на время пару взводов управления. После артиллерийской подготовки и удара ИЛ-2 по переднему краю противника вперед двинулись танкисты. Зуд в одном месте не позволил мне находиться на НП и я поставив в известность командарма незаметно исчез.

Как потом мне рассказал дед Павел, который остался с генералами, наблюдая захватывающее зрелище довольно солидной группы танков, на предельной скорости устремившихся на противника, комфронта захотел что-то у меня уточнить. Но узнав что я укатил в атаку на ИСе, в первый момент был взбешен. Филатов успокоил его, сказав, что разрешил мне непосредственно в боевых порядках по радио руководить боем.

Лавина наших танков смяла врага и прорвалась вплоть до переправы. Когда на КП пришло это известие, Еременко воскликнул:

— Едем!

Присутствие двух генерал-лейтенантов на передовой подействовало на весь личный состав явно ободряюще. Хлопая рукой по наклонной броне ИСа, он с огромным воодушевлением произнес:

— Можем же бить немцев! — и его суровое лицо осветилось на секунду-другую какой-то задорной мальчишеской улыбкой.

Его восторг довольно резко прервал Филатов: — Прислушайтесь, товарищи! — Все вокруг моментально замолкли и сразу четко послышался гул моторов фашистских самолетов — шли пикирующие бомбардировщики. И было их не менее тридцати-сорока. Они построились в круг и с крутого пике начали штурмовать огневые позиции корпусного артполка. Первой открыла огонь спаренная установка с броневика Еременко, успела сбить одного из стервятников, но сейчас же была атакована другим и точным попаданием была сметена с лица земли. Генералы, комбриг и дед Павел находились в глубоком окопе и были засыпаны землей. Но не успел выйти из пике второй Ю-87, как все средства ПВО бригады «Варяг» и зенитный дивизион Крейзера открыли массированный и сосредоточенный огоне по немецким бомбардировщикам. В первые же секунды было сбито сразу несколько самолетов. Сколько было радости для войск и населения, когда на их глазах было сбито пять немецких самолетов, а шестой загорелся и пошел на снижение.

Еще не окончился бой зенитчиков с люфтами, как генерал Филатов приказал мне прибыть на КП бригады. Когда я прибыл, Еременко неожиданно для всех, а может быть и для самого себя, обнял меня, крепко пожал ему руку и сказал:

— Представлю к «Красному Знамени» и добьюсь, чтобы представлению дали ход. Запиши, Пархоменко, и передай кадровикам! — окликнул он своего порученца, сына легендарного начдива.

Но сидеть спокойно на месте противник не желал, наоборот он хотел отбить утраченный плацдарм обратно, так что нам было чем заняться. И надо признать, что он сумел нас удивить. Под прикрытием начавшейся артподготовки, неожиданно для нас из под воды, возле нашего берега стали появляться танковые башни. На противоположном берегу в лодки рузилось около пехотного батальона.

Немцы попытались пробиться к нашему берегу. Но у меня уже были опытные и обстрелянный, инициативные бойцы, каждый из которых понимал свое место в бою. Им не надо было ждать команды. Поэтому они открыли огонь сразу, как только обнаружили и оценили угрозу. Попадания в танки начались сразу же, один за другим, они останавливались в воде, а некоторые от попаданий снарядов взрывались, когда детонировал боекомплект. За десять минут было уничтожено около полутора десятков танков, и эта необычная атака из под воды в буквальном смысле захлебнулась.

Видя что танки почти все подбиты, лодочный десант с середины реки повернул назад. Но нне всем улыбнулась удачно вернуться на берег. Не меньше трети лодок было уничтожено. Получив хорошую взбучку, немцы отошли, но с их стороны слышался рев моторов, а кроме того они снова вызвали на поддержку авиацию. Налет правда удался не очень, так как уже в глубоких капонирах стояли бронетранспортеры с зенитками, и они снова не дали немцам бомбить прицельно. Юнкерсы получив подарки от зенитчиков, провели бомбометание с высоты, и быстро вывалив своё содержимое, улетели.

Уже изучив повадки немцев, я понимал что на сегодня боевая работа уже закончена и решил немного развеяться. К этому времени Еременко отбыл на своем бронепоезде назад в Могилев, и мы остались втроем. Комбриг плотно занялся своим хозяйством, мне было на кого оставить свое буквально на час-полтора и узнав от Онуфриева что рядом есть чудное лесное озеро, предложил Филатову съездить на него. ИС я брать не стал, случайность может произойти любая, а он в единственном экземпляре, поэтому сели в мой «кюбель» и в сопровождении водителя, радиста и двух автоматчиков мы с командармом рванули на лесное озеро по быстрому искупнуться.

Через три-четыре километра нам встретилась небольшая группа солдат, понуро бредущих по обочинам дороги на восток. Мы остановились, остановились и встреченные нами бойцы. Судя по цвету петлиц, и зачуханному внешнему виду, это были красноармейцы выходящие из окружения.

— В чем дело, куда вы идете? — спросил я их, выходя из машины.

Они молчали, еще ниже понурив головы. Сколько таких солдат мне уже пришлось повидать… Тысячи. Судя по тому, что они явно уходили от места боя, это были те, кто раньше спасовал в бою.

Может быть растерялись, может у каждого была какая-то другая причина. Но сейчас они стыдились смотреть мне, да и друг другу в глаза. Значит они еще не дошли до той черты, заступив которую их можно назвать дезертирами, а может и предателями.

— Бойцы, — сказал я, — вы напрасно ушли с передовой, враг страшен лишь тогда, когда его боятся. Смотрю, среди вас нет командиров, а есть среди вас сержанты?

Вперед робко вышел один единственный человек с двумя треугольниками на петлицах, и я спокойным тоном, но строго приказал:

— Товарищ сержант, постройте людей и немедленно отведите их в свою часть и сдайте командиру батальона и скажите ему при этом, что командующего армией генерал-лейтенант Филатов задержал этих людей, когда они уходили в тыл…

И в этот момент, когда я еще не окончил отдавать приказ сержанту, из группы выскочил на обочину дороги здоровенный детина в военной форме и, обращаясь к солдатам, истошно закричал:

— Не слушай его, братва, не будем воевать, идем по домам, а ты… — он гневно ткнул пальцем в меня, повернувшись ко мне лицом, до этого стоял ко мне боком, обращаясь ко мне, почти прошипел как змея, — замолчи!!! — И одновременно, попытался вскинуть свой карабин на руку.

Когда-то друг моего отца, доктор математических наук и заодно мастер спорта по боксу научил меня всего лишь одному боксерскому приему, так называемой «двоечке». И рассказал один секрет используемый практически в любой связке. Что бы удар был неожиданный, и его не смог заметить противник, необходимо на очень короткое мгновение его остановить на первой трети траектории. Помню мне очень долго не давалась эта наука, и только после того, как я начал ходить в бассейн и делать это в воде дело пошло на лад.

Вот и сейчас, сделав очень быстрый подшаг с такой же задержкой, я отработанным движением влепил ему свою «коронку». Первый удар пришелся выше верхней губы, под нос, который ошеломил и дезориентировал его, а второй снизу в нижнюю челюсть, да еще с подворотом всего корпуса. Амбал хрюкнул, у него погнулись ноги в коленках и он округлой спиной, как бы перекатился в пыль дороги.

Два солдата, до этого стоявших безучастно, бросились к провокатору, обезоружили его и связали.

— Ну вот видите, мужики, кого вы послушались, — вполне миролюбиво сказал я.

— Да, это он мутил воду! — выкрикнул кто-то из красноармейцев.

— Все толковал, что нас предали и что война проиграна, — еще раздались возмущенные голоса.

— Это наглая ложь, — тут же отозвался я. — Не скрою, всем нам придется очень нелегко. Немец вояка серьезный, сами видите он умеет воевать. Но один хрен, мы будем в Берлине, как до этого были наши деды! Я вам слово даю…

— А этого изменника Родины, военный трибунал выведет на чистую воду.

Найдя глазами тех, кто наиболее решительно двинулся против провокатора, я сказал им:

— Товарищи, ваше место на передовой. И еще раз вам скажу, что русских никогда и никто не побеждал раньше и теперь никто не победит. Гитлеровская армия будет разбита.

И уже обращаясь к солдату выделенному для сопровождения дезертира, приказал:

— Отведи его в штаб бригады, заодно покажи дорогу остальным красноармейцам!

Люди построились, оправились и пошли за моим бойцом. Почему-то я был уверен, что они больше никогда не спасуют перед опасностью.

Глава 18

Перед тем как сесть в «кюбель», генерал Филатов высказался по поводу моей боксерской «двоечки».

— Знаете Александр Андреевич, я как многие военные не чужд единоборствам. Поверьте мне, я кое-что в этом понимаю. За семь лет, пока я был начальником Владивостокской пехотной школы имени Коминтерна, я намеренно культивировал в ней единоборства, в том числе и бокс. Но сейчас, я не смог заметить начало удара, хотя наблюдал за развитием ситуации внимательно. Даже достал пистолет из кабуры. Но вы произвели удар так стремительно, что я даже немного растерялся… Поделитесь секретом?

— Не вопрос Петр Михайлович, если не возражаете, то как приедем на озеро, там и покажу.

— Тогда вперед!

Ехали мы совсем недолго. Неожиданно деревья раздвинулись, лесная дорога круто оборвалась, и мы на машине выкатились на небольшую прогалинку возле уютноголесного озерца,маленького, но чистого до черноты, окруженное со всех сторон зеленой стеной. В немкак в зеркале отражалось небо. Её водную гладь оккупировали стаи водомерок, шарахающихся от всплесков то тут, то там, то ли окуня, гоняющего малька, то ли ещё чего. Посреди расцвела желтая кувшинка. Высунулся из воды стебелек,будто палочка, и на нем распустился большой круглый цветок.

Вода была холодноватая, градусов восемнадцать. Видно где-то был подземный ключ. Но все равно купались м с генералом с огромным удовольствием.

— На Дальнем Востоке есть горячие источники, очень полезные для мужского здоровья, Александр Андреевич, — сообщил мне Филатов.

— А я грызу яблоки вместе с семечками и кочанам, только хвостик остается если он есть…

— Надо же… Не знал, хотя яблоки я люблю. Больше всего «Белый налив».

Я уже хотел было сказать, что мне нравится слегка недозрелый «Голд», но вовремя сообразил, что здесь и сейчас этот сорт неизвестен.

— А мне больше нравятся крымские…

— «Кандиль Синап»?

— Да.

— А вы знаете что название этого сорта пришло от турков, и переводится как «Синапская лампада», из-за очень похожей формы яблока?

— Если честно, то нет.

— Сам я из Ржева, и мой отец, да и дед по отцовской линии были известные на всю округу садоводы.

Тут нашу беседу прервал крик моего радиста. Пришлось саженками плыть к берегу.

Когда генерал вышел из воды, я уже передавал гарнитуру рации радисту.

— Вижу новости не из приятных? — сделал вывод Пётр Михайлович, оценив мой озабоченный вид.

— Что-то такое я и ожидал, поэтому не скажу что сильно расстроен. Сегодня ночью немецкие саперы приступили к наведению понтонного моста через Березину в районе Бобруйска. Наведение переправы противник планирует закончить к 18−00 сегодняшнего дня. Кроме этого, сегодня утром мотопехота танковой дивизии форсировала Березину в другом месте и расширила ранее захваченный плацдарм севернее Бобруйска в районе Шатково. На плацдарме замечено пять средних танков, однако из-за противодействия сводного отряда 47-го стрелкового корпуса генерал-майора Поветкина дальнейшая переброска бронетехники была отложена.

— Откуда сведения?

— Радиоперехват и дешифровка…

— Тогда срочно едем в штаб десантной бригады. Я скорее всего полечу в штарм, а вы со своей бригадой форсированным маршем выдвигаетесь к Бобруйску с задачей сорвать переброску немецких мотомехчастей на восточный берег Березены под Бобруйском.

— Генерал-майор Поветкин?

— Приедем к Онуфриеву я напишу приказ для него, что бы он всемерно помогал вам и не пытался вас и вашу бригаду подчинить себе!

— Спасибо товарищ генерал-лейтенант!

Водитель гнал как мог, и в штабе десантной бригады мы были через четверть часа. Аппаратные нашего Марконни были совсем недалеко от штаба подполковника Онуфриева. Забравшись к в аппаратную я стал знакомится со всей доступной информацией. По мере осмысления данных пришло понимание с какой бяки начать действия по срыву переброски войск противника на наш берег. Начать я решил с борьбы с истребительной и разведывательной авиации противника.

Первое. Задействовать 214-ю бригаду, которая сейчас действует как раз на бобруйском направлении в поиске и установлении точного местоположения всех аэродромов базирования немецких истребителей и разведчиков. Марконни выдаст им районы поиска.

Второе. Пока будут устанавливаться аэродромы, накрутить Филатова, что бы он вышел на штаб фронта и выгрыз как можно больше авиации для очистки неба над Бобруйском.

Третье. Согласно радиоперехвата, небо в районе Бобруйска держит 51-я истребительная авиаэскадра подполковника Мельдерса, в составе приблизительно сотни машин. У меня же только эскадрилья летчиков-испытателей. Поэтому будем давить птенцов Мельдерса по частям — хитростью и смекалкой. Ближайший к нам немецкий плацдарм находится у деревни Шатково. Туда я и приказал отправить одно звено штурмовиков под прикрытием одного (одного Карл!) истребителя. Зная, что противник сейчас же поднимет в воздух свою истребительную авиацию, в соседнем квадрате с превышением по высоте дежурила вся истребительная эскадрилья МиГов. Наш тактический прием полностью оправдался. Как только наши штурмовики начали бомбить плацдарм севернее Бобруйска, гитлеровцы сейчас же выслали четверку своих истребителей. По команде Маркони, специально оборудованные два У-2, включили аппаратуру глушения установленную на них, чем нарушили взаимодействие как между вражескими истребителями, так и между наземным авианаводчиком и «мессершмидтами». Завязался воздушный бой. Сколько было радости для войск и местного населения, когда у них на глазах всего за пару минут были сбиты все немецкие самолеты. Конечно потом, когда аппаратуру глушения выключили, мы слышали как наземные авианаводчики сообщили о коварстве «иванов», как они воюют не по правилам…

Таким образом, в тот день до наступления сумерек, мы в районе Бобруйска уничтожили 17 самолетов люфтваффе, потеряв 2 своих и одного пилота.Когда я сообщил об этом в штарм-13, начальник штаба даже дважды по телеграфу запрашивал меня, не ошибся ли я. Отловленные несколько немецких летчиков указали точное расположение их аэродромов, на который сразу же была сориентирована практически вся 214-я бригада. Сегодня ночью она должна разделиться и скрытно совершить марш в районы юго-западнее Бобруйска и Слуцка и быть готова после налета всего 3-го авиакорпуса дальнего действия уничтожить немецкую авиаэскадру.

Ночью благополучно прошла переброска бригады в район Бобруйска. Подразделения занимались подготовкой позиций напротив трех немецких плацдармов. И это была не единственная хорошая новость. Не знаю какие доводы привел генерал Филатов в штабе Западного фронта, но Марконни тихонько мне подсунул перехваченный и расшифрованный приказ комфронта всем подчиненным соединениям бомбардировочной авиации:

«Всем соединениям ВВС Западного фронта. Немедленно, всеми силами, эшелонировано, группами уничтожать танки и переправы в районе Бобруйска. Приказ передать командирам 42, 52, 47, 3 ак дд, 1 и 3 тап, это помимо 3 ак дд. Всем частям, которые размещены на аэродромах Боровское, Шаталово, Шайковка, Смоленск и другие. Немедленно передавайте всем. Исполнение доложить сюда, кому, когда передано. Принял ОД капитан Лукьяненко».

Нам осталось только скоординировать их действия с действиями 214-й бригады. Марконни и его подчиненные не спали всю ночь.

Наконец, перед самым рассветом пришла радиограмма от десантников, что оба аэродрома на которых базировались истребители 51-й эскадры полностью уничтожены, вместе со всей техникой, личным составом и запасами. И по ним не просто нанесены массированные бомбовые удары, а еще был произведен захват десантниками и произведена полная зачистка. Эскадры Мельдерса не существует в природе. Теперь, лишив противника истребительного «зонтика» над Бобруйском, можно спокойно приступать к уничтожению наземных войск, в первую очередь панцерваффе.

Но меня сильно беспокоило присутствие новых частей пикировщиков. Поэтому, после краткого совещания, мы пришли к следующему плану: последовательно проводя разведку боем на различных участках, провоцировать вызов наземными частями пикировщиков, предварительно стянув все наличные зенитные средства и подготовив к вылету истребительную эскадрилью.

В результате этих действий, удалось как минимум ополовинить эскадру Ю-87, а также точно выяснить аэродром базирования, по которому в последующем нанести комбинированный удар ДБА и десантников.

Оставив на борисовском участке обороны всю разведывательную сеть и ситуационный центр с подробным макетом местности, здесь под Бобруйском нужно было это чем-то заместить. По согласованию с генералом Филатовым и штабом Западного фронта, мне временно подчинили

214-ю бригаду, но… Причем большое такое НО… Как обеспечить передачу развединформации так сказать в режиме «прямого репортажа» при отсутствии необходимого количества подготовленных радистов и так, что бы их не запеленговали?

В этом важном и сложном вопросе опять помог Марконни. Суть идеи была следующая: у нас в ближнем тылу работает достаточно мощная радиостанция, диктор которой произносит слова из кодовой таблицы. А за линией фронта, любой грамотный боец по составленной командиром бумаге следит за тем, что бы нажать на тангенту любой штатной радиостанции, когда слышит в наушниках нужное слово. Это хоть и не так быстро, но зато запеленговать кратно сложнее, и самое главное передавать информацию можно сразу, как только она появилась. Необходимое количество радиостанций десантникам забросили на У-2, вместе с инструкторами.

Наконец, все было готово для уничтожения немецких плацдармов. Первым под нашу раздачу попал тот, который находился севернее города. Когда его зачистили, то нашими трофеями стали девять немецких средних танков оборудованных для подводного хода, пара десятков минометов и около полутора сотен стволов стрелковки от уничтоженной роты панцергренадеров.

Второй плацдарму железнодорожного моста, на следующий день давался намного сложнее. Не желая класть людей почем зря, каждый метр земли буквально выгрызали — настолько было упорным сопротивление противника. И это при том, что практически половина всей собранной тут артиллерии была задействована на обстреле упорно наводимой немцами понтонной переправы.

Столкнувшись с нашими систематическими массированными артобстрелами противник сначала пытался вести контрбатарейную борьбу, но из этого практически ничего не вышло. Их постоянно подводила радиосвязь. Благодаря нашему Марконни, мы сразу засекали координаты их артразведчиков и огневых позиций, передавали их нашим летчикам, которые сразу вылетали в район огневых позиций немецкой артиллерии и уточнив на местности их местоположение, наводили наши штурмовики. Более полутора часов на это дело не уходило.

Пока шел штурм немецкого плацдарма у жд моста, я решил сместиться буквально на километр севернее и три западнее, ближе к тому месту, где по данным разведки наводится понтонный мост. Какое же было мое изумление, кода я лично, через мощную оптику увидел, что противник не наводит понтонную переправу, а упорно и методично, прикрываясь дымами собирает металлический сборный мост! Который позволит переправить на восточный берег тяжелую технику и перейти в наступление. Прямо в центральной части города! Моему возмущению и ярости не было предела! Тем более, что осталось ему буквально ничего. Если бы не мое любопытство, то мы имели шанс все просрать, и 3-я танковая дивизия группы Гудериана начала бы продвигаться дальше на восток, к Могилеву уже сегодня, максимум завтра на рассвете… И только 3-я танковая, еще утром Марконни доложил, что в районе Бобруйска продолжается сосредоточение всего немецкого 24-го мотокорпуса: кроме 3-й танковой дивизии, выдвигались 10-я моторизованная и 1-я кавалерийская дивизии.

Я срочно связался с батареей Флерова, кратко обрисовал ситуацию и приказал с минимально возможного расстояния дать полный залп по предмостью на западном берегу. Капитан выбрал позицию прямо на плавном повороте грунтовой дороги, практически на выезде из Титовки, сделав топопривязку для каждой машины. Одновременный залп сто двенадцати реактивных снарядов, практически в упор произвел ошеломительный эффект. Когда осела пыль, на месте предмостья был лунный пейзаж. На самом мосту, вернее на отдельных его фрагментах не было заметно никакого движения.

Похоже основную свою задачу в районе Бобруйска, бригада «Варяг» уже выполнила, осталось додавить немцев в районе жд моста, причем срочно! Я бы на месте немецкого командования, лишившись двух потенциальных районов переправ, срочно перебросил бы все что возможно на пока еще существующий плацдарм. И чем же мне можно быстро сковырнуть немцев с захваченного плацдарма? Вопрос…

Подошедший адъютант тихо на ухо доложил:

— Там к вам капитан Флеров просится, по важному делу…

— Зови.

— Това… — начал было капитан…

— Что там у тебя? Только быстро!

И он повторил практически слово в слово мои мысли про последний немецкий плацдарм.

— Что конкретно предлагаешь?

— Мне бы на карту взглянуть…

— Для чего капитан?

— Мне надо знать конфигурацию немецкого плацдарма, товарищ полковник!

У что же… Надо, так надо… И через полминуты, адъютант мчался со всех ног в штаб к Климовскому за нужной картой.

Я с интересом наблюдал как капитан колдует с разных размеров эллипсами вырезанными из плотного картона. Он неспеша накладывал их на карту в различном порядке, пока не остановился на наиболее подходящем. После этого он прочертил от каждого эллипса директрису и циркулем отмерил расстояние от центра фигуры. Много ума, что бы разгадать его задумку не было нужно. Он определил боевой порядок своей батареи, при котором одним залпом накрывается сразу весь плацдарм.

Когда он закончил и поднял голову от карты, я задал ему только один вопрос:

— Ваше решение о накрытии сразу всего плацдарма правильное и интересное, но есть одно «но»…

— Какое?

— Немец сидит в укрытиях, а ваше оружие хорошо по незащищенному личному составу и технике. Я сильно сомневаюсь в эффективности такого удара.

— Я продумал этот момент. Сначала предлагаю произвести короткий артналет минут на пять-десять. И сразу же после его окончания имитировать общую атаку криком «ура». Когда противник сломя голову бросится занимать окопы, тут мы и произведем залп всеми установками!

— А ведь может сработать! Так и сделаем! Сейчас отдам распоряжение, а ты езжай расставляй свои машины капитан. Связь как обычно. Жду доклад о готовности к залпу.

Задумка капитана сработала на все сто процентов. Через три часа плацдарм был ликвидирован вместе с железнодорожным мостом и скопившимися резервами перед ним на западном берегу. Опасность форсирования Березины в районе Бобруйска, на какое-то время была купирована нами. Понятно что противник не оставит своих попыток к форсированию, но пара-тройка спокойных дней на этом участке у моего командования была.

За всеми своими проблемами, я и не подозревал, что в Берлине сейчас идет обсуждение насколько целесообразно продвигаться дальше на восток к линии Днепра. Адольф Гитлер, обеспокоенный слишком глубокой танковой операцией, указывал Бобруйск как рубеж, на который необходимо выдвинуть лишь охранение. Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер запишет в свой дневник мнение о ситуации под Бобруйском следующее:

«Однако, на деле Гудериан — и это вполне правильно с оперативной точки зрения — наступает двумя танковыми дивизиями (3-й и 4-й) на Бобруйск и ведет разведку в направлении Днепра явно не для того, чтобы наблюдать за районом Бобруйска, а для того, чтобы форсировать Днепр, если для этого представиться возможность. Если он этого не сделает, он допустит крупную ошибку. Я надеюсь, что еще сегодня он овладеет мостами через Днепр у Рогачева и Могилева и тем самым откроет дорогу на Смоленск и Москву. Только таким образом удастся сразу обойти укрепленное русскими дефиле между Днепром и Западной Двиной и отрезать расположенным там войскам противника пути отхода на Москву…»

Глава 19

Меня и весь штаб бригады сильно угнетало второй день полное отсутствие противника в районе Бобруйска. Почему он не наступает? Ведь каких-то два дня назад он атаковал изо всех сил, особенно на плацдарме у железнодорожного моста. И после того как мы последовательно выбили его со всех захваченных им ранее плацдармов он вдруг пропал. В чем дело? Наша разведка, в первую очередь радиоперехват Марконни ничего не дала. Не смогли прояснить ситуацию и десантники 214-й бригады.

Ответ на этот вопрос я получил в штабе 13-й армии, куда был вызван по приказу генерала Филатова. Как выяснилось в разговоре с ним и его НШ, немцы обошли нашу 100-ю стрелковую дивизию с левого фланга, а стало быть, и весь 2-й стрелковый корпус.

— Приказ на отход они видимо получили с запозданием, уже тогда, когда гитлеровцы подошли к реке Березине и отрезали им путь на восток. — докладывал начальник штаба армии.

Как то так получилось, что его я сейчас видел в первый раз. Судя по тому, что в петлицах у него было по одному ромбу, то переаттестацию он не прошел. Пока я размышлял над тем, что может быть тому причиной, он после небольшой паузы продолжил:

— По нашим данным, пехота противника при поддержке около семидесяти танков ударила вдоль Могилевского шоссе, прорвала оборону дивизии и устремилась к местечку Березино, которое уже и так находится в его руках… По Могилевскому шоссе «сотка» отходить не может — оно перерезано противником. Поэтому они вынуждены продвигаться по разбитым, заболоченным проселкам.

После этих слов, сами собой всплыли в памяти картины того, что я не раз видел в недавнем рейде: выбиваются из последних сил конные и орудийные упряжки, натужно ревут застрявшие грузовики. И все эти орудия, автомашины, телеги приходится вытаскивать на руках. А тут еще, как назло, то и дело раздается тревожный голос наблюдателя: «Во-з-д-у-х!» Сотни глаз одновременно смотрят вверх и с замиранием сердца видят как «Юнкерсы» один за другим, предварительно выстроившись в огромный круг, начинают почти отвесно падать вниз.

Тезка генералиссимуса Суворова, комбриг Петрушевский продолжал:

— Противник уже несколько раз смог нанести фланговые танковые удары. Генералу Руссиянову приходится в трудных условиях бездорожья разворачиваться для отражения этих ударов. Все это, вместе взятое, чрезвычайно усложняет и замедляет отход его дивизии. — НШ поднял на меня немигающий взгляд.

Наверное и дураку стало б понятно, что все что было сказано — неспроста. И мне прикажут помочь генералу Руссиянову переправиться на восточный берег Березины. Петрушевский словно прочел мои мысли:

— По нашим расчетам, «сотка» сможетк 15 часам завтра выйти к местечку Березино, где была до последнего времени переправа через одноименную реку. Местечко, как я уже говорил, уже занято противником. Можно было попытаться прорваться через Березино, заново навести переправу и перейти на другой берег.

Генерал Филатов до этого слушал молча, и только сейчас задал единственный вопрос:

— Ваша бригада сможет помочь генералу Руссиянову?

— Какие у него есть переправочные средства?

— Ввиду отсутствия переправочных средств у него остается единственный выход — идти к переправе у местечка Березино. Сейчас положение 100-й стрелковой дивизии стало критическим:

со всех сторон противник, а впереди, на востоке, река. Как будете действовать полковник?

— Под огнем заново наводить переправу в районе Березино это бессмысленно — получим большие потери и самое главное потеряем время. Надо искать другой вариант решения поставленной задачи.

— Сколько вам надо времени?

— Два часа.

— Время пошло! — Филатов демонстративно посмотрел на свои часы.

— Мне нужен лист самой подробной карты района от Березино до Бобруйска!

— Сейчас распоряжусь полковник.

Карту через пять минут мне вручил адъютант командарма в коридоре штаба, заодно проводив меня в свободную комнату со столом. Решение я нашел через четверть часа скрупулезного изучения топокарты. Между Свислочью и Березино находился населенный пункт Якшицы, в километре от которого была указана переправа. Только судя по топообозначению это был не мост, и не дамба, а что-то другое. Помимо этого, ниже по течению, русло реки сужалась и там был паром. Ширина реки не превышала пятидесяти метров.

Чиркнув записку, послал своего адъютанта к самолету. Он должен был связаться с Климовским и передать приказ о проведении инженерной разведки в нужном районе. Переброска группы должна осуществляться на нескольких У-2. Также готовились несколько разведгрупп для заброски на западный берег.

Ровно через два часа, я стоял перед командующим и его начальником штаба, докладывая свое решение по выполнению поставленной перед мной задачи. Еще через полчаса, уже возвращался под Бобруйск.

* * *

Прибыв в свой штаб, первым делом выслушал доклад майора Климовского:

— Проведенная инженерная разведка в районе населенного пункта Якшицы дала положительный результат.

— Кто ее проводил?

— Командир нашего «мостового» батальона лично, с группой своих командиров.

— Что предлагают?

— По существующему подвесному пешеходному мосту, усиленному с помощью расчетов мобильных опор пускать пехоту и легкий гужевой транспорт.

— Та-а-к…

— Используя стальной трос парома и трос с лебедкой нашего БТСа, через блоки натянуть четыре нитки и на них уложить деревянный настил. Такая конструкция спокойно выдержит любой наличный автотранспорт.

— Отличное решение. Кто предложил?

— Механик-водитель БТСа.

— Обязательно отметить! Напишите представление к БЗ.

— Сделаю.

— А как переправлять артиллерию, у Руссиянова ее аж два полка?

— Планировали использовать паром и катер БМК…

— Что значит планировали, сейчас уже не планируйте?

— Как оказалось артиллерии будет в два раза больше…

— Откуда она взялась?

— Из 161-й дивизии, которая отходит вместе дивизией Руссиянова.

— Понятно. Есть предложения?

— Мостовики полетели осматривать несколько паромов на впадающих в Березину реках. Может получится поставить их вместо опор и использовать колейные мосты наших танковых мостоукладчиков.

— Понятно с этим вопросом…

Дальше мы обсудили как и какими силами прикрывать места наших переправ. Осталось только дождаться данных от наших разведгрупп с западного берега, в районе прилегающим к Якшицам. Что бы не терять время, мы посовещались с Климовским и решили сформировать сводный моторизованный отряд, который немедля направить в район Якшицы, а точнее к населенным пунктам Селиба и Лучный Мост.

— Моторизованный отряд — это хорошо, — покачал головой Климовский, — но запас ГСМ недопустимо мал, плюс еще надо пару-тройку топливозаправщиков оставить для отходящих дивизий, что бы они не бросили свою технику…

— Сколько у нас уже пустых бензовозов?

— Шестьдесят процентов, это по объему топлива.

— Освобождай самые большие бочки и отправляй на ближайшую нефтебазу.

— Понял. Только ближайшая, это в Борисове.

— Вот туда и отправляй, а я свяжусь с Крейзером. Попрошу о помощи.

Переговоры с Яковом Григорьевичем много времени не заняли. Правда хитрый еврей не захотел рисковать своими машинами, но мы договорились. Как только его машины вернуться назад целыми, он выпускает мои, уже загруженные топливом. Такая вот рокировка получилась, и я его как еврей, еврея понимаю. Остаться ему без бензовозов, это значит его моторизованной дивизии стать обычной пехотой.

— Ну что ж, придется часть машин оставить здесь, а горючее из их баков перелить в оставшиеся…

Только так, мы сможем начать переброску бригады. На том и порешили — Вперед уходит передовой, полностью моторизованный отряд, основные же силы бригады должны были выступить комбинированным маршем несколько позже.

— Давай теперь лучше подумаем, кого включить в передовой отряд. Мне кажется, надо составить его из разведывательного батальона, зенитного артиллерийского дивизиона и, может быть, еще противотанкового дивизиона.

— Я бы еще добавил трофейную танковую роту, которую пополнили «ныряющими» машинами, из-под Шаталово.

— Сколько их?

— Девять, все восстановлены и боеготовы.

— Отличная идея! Только мне кажется разведбата будет мало.

— Можно добавить пару рот десантников, но тогда им надо будет отдать и топливо, а его мало.

— Ничего, надеюсь машины Крейзера вернуться все и мы получим назад свои «бочки».

Немедленно вызвали командира разведбата бригады, которому мы решили доверить командование сводным моторизованным отрядом. Когда он пришел, ему была поставлена такая задача: в максимально сжатые сроки выйти к Якшицам и Бычину, связаться в этом районе с разведгруппами, переправиться на западный берег, захватить плацдармы в местах переправ и удерживать их до подхода основных сил бригады или отходящих стрелковых дивизий. Мы не скрывали, что задача тяжелая. Тем более, что когда мы совершали марш от Свислочи к Бобруйску, собственными глазами видели в каком состоянии находятся дороги. Места здесь заболоченные, трудно проходимые. Плюс еще, нами же разбитые, и к тому же горючего катастрофически мало.

Но приказ должен быть выполнен!

— Сделаем все, что в наших силах! — просто сказал комбат.

— Выступайте немедленно. Желаем успеха!..

Было уже 12 часов 30 минут. Мы все в штабе надеялись, что часам к четырем, максимум к пяти, комбат разведчиков отряд сможет достичь заданного района и, возможно, наладит взаимодействие с группами разведки, которые были уже на западном берегу. Но вышло, как я потом узнал, совсем иначе.

Передовой отряд, сравнительно быстро пройдя первую половину пути, застрял в болотистых лесах в районе небольшой деревни Лютино, на берегу речки с характерным названием Лень. Ее берега были совершенно непроходимы. Натужно ревели застрявшие в грязном месиве грузовики. Только наличие в отряде трофейных танков спасло отряд, но расходовалось зря драгоценное горючее и самое главное терялось бесценное время. В некоторых местах пришлось рубить лес и прокладывать гати. Вскоре встало несколько грузовиков — кончилось горючее. Все это привело к тому, что отряд лишь к 19 часам смог выйти в заданный район, южнее местечка Местин.

Практически сразу была установлена связь с разведгруппами. С помощью одной из них был выявлен участок реки с песчаным дном. Там сразу же спустили мой БМК-Т, который за один рейс перебросил два отделения разведчиков. Ко второму рейсу десантники нашли две большие лодки, и катер смог сразу быстро переправить уже четыре отделения. Третьем рейсом он особо не напрягаясь, на пароме перекинул сразу роту десантников. И только после этого пустили по дну трофейные танки. Таким образом, меньше чем через час, на западном берегу реки у нас было три роты, из которых одна была танковая. Еще через час, все намеченные места переправ были надежно прикрыты нашими заслонами, которые не надеясь на авось, со всей возможной скоростью окапывались.

К этому времени, подошел наш «мостовой» батальон, который сразу принялся готовить переправы для двух стрелковых дивизий, согласно разработанному плану. Быстро и без суеты устанавливались дополнительные опоры на подвесном пешеходном мосту, наращивали трос лебедки БТСа тросом от парома, натягивали его через блоки на обоих берегах. Мой катерок при этом мотался от одного берега к другому как челнок. На самом пароме варили специальную раму, что бы БМК-Т мог толкать впереди себя паром, а не тянуть его за собой.

Пока все это делалось, вперед к дивизии Руссиянова ушли специально выделенные группы регулировщиков, которые будут направлять поток войск, в зависимости от вида, каждый к своей переправе. На наше счастье авиации противника не было, от слова «вообще»! Это была огромная удача, прежде всего потому, что немцы пока не знают о месте исчезнувшей с могилевского шоссе дивизии.

В полночь без нескольких минут, подошедшая дивизия начала переправляться через реку Березину. Не в первый раз наблюдая за отходящими остатками наших частей, я понимал, что они действуют деморализующе на моих бойцов. Хоть мои ребята уже далеко не необстрелянные солдаты, все равно от такого они задумываютя о силе и неподимости противника. Ведь мы отступаем… Сейчас переправлялись не только личный состав «сотки», но и многие кто примкнул к ним на лесных дорогах Беларуссии. Некоторые отступающие, если подойти к ним строго юридически, должны быть привлечены к ответственности за отход и получить кто что заслужил.

Однако, глядя на измученных, обожженных солнцем, голодных бойцов, я оценивал их по-своему.

Такие отступающие солдаты, сержант и командиры в большинстве своем были кадровые, обученные, опытные воины. Но случилось то, что случилось — беда. Часто не по их вине — они просто не могли устоять против той силищи, которая на них обрушилась. И необеспеченность артиллерией, танками, авиацией, боеприпасами тоже не на их совести. Они же могут стать золотым фондом в среде молодых неопытных бойцов, если им дать шанс.

Именно поэтому, я немедленно приказал развернуть в тылу своей бригады походные кухни, места приема пищи, полевые души. Ручейков, речушек и небольших озер здесь огромное количество. Да и проводить фильтационные мероприятия при этом намного легче. Не хочет боец мыться в холодной воде? Почему? Говорит что неделю идет по лесам и болотам, а от самого мылом импортным пахнет! На цугундер!!!

И когда усталые, запыленные воины помылись, переоделись в чистое белье, побрились, почистились, поели досыта, отдохнули, и заиграла на их лицах вместо усталости благодарная улыбка. Тогда и можно с ними говорить, и самое главное — приказывать…

Прикрывали переправы 34-й и 46-й гаубичный артиллерийские и 355-й стрелковые полки сотой дивизии и роты нашей бригады. Почему так? Да потому что, бригада не смогла к этому времени выйти к переправам, это с одной стороны, а с другой, кроме 100-й дивизии, вместе с ней вышел весь 2-й стрелковый корпус. А в него кроме «сотки» входила еще одна стрелковая дивизия и корпусные части, и конечно же управление. Но это было не все, со стрелковым корпусом вышли остатки 20-го механизированного корпуса. Он хоть и был по факту пехотой, но какое-то количество танков и артиллерии имел. Так что головной боли мне прибавилось изрядно.

Хорошо хоть, что я знал лично генерала Руссиянова и командира стрелкового корпуса, с которыми не стал бодаться. Вернее они со мной и переправа войск проходила в более-менее спокойной обстановке. Хотя пришлось на ходу придумывать, как увеличить пропускную способность всех переправ.

Заменив на позициях роту трофейных «ныряющих» танков, на машины 20-го мехкорпуса, припахали панцеры по дну перетаскивать артиллерию. Выгнали на пологий берег полтора десятка полуторок и сняв на каждой одно заднее колесо, которое заменили диском, через который пропустили веревку, которая крепилась к большой лодке. Таким образом за одну ходку, всеми лодками переправлять по полторы сотни бойцов — считай роту. Включил заднюю передачу — тянешь лодку с красноармейцами на свой берег. Перешел на первую, или даже на вторую — пустая лодка мчится забирать следующую группу бойцов. После этого, приказал мостовому комбату эту идею развить и чтобы у него все машины могли таким образом тянуть лодки.

— Уже думаем над этим, товарищ полковник! Сделаем все что в наших силах.

С начартом, разговор был о другом:

— У нас есть достаточное количество трофейных танков, которые мы не используем в боях по различным причинам. Приказываю, отобрать необходимое количество и переоборудовать их в тягачи с возможностью подводного хода. Лично отвечаете за исполнение!

— Ясно! Сам думал, как сделать артиллерию независимой от переправ. Тут водных преград много…

— Ну вот и отлично, исполняйте!

На рассвете, я вместе с командным составом обоих корпусов наблюдал, как последние роты арьергардного полка переправились на левый берег и втягивались в леса на восточном берегу Березины. Мои мостовики успешно заканчивали разборку подвесных мостов. Похоже что мы опять оставили немцев с носом!

Занималась заря погожего летнего дня. По-утреннему свежий лесной воздух, напоенный запахом смолы и хвои, бодрил, вливал новые силы. Аппетитно тянуло дымком от походных кухонь.

Глава 20

На следующую ночь после удачной переправы наших войск под Якшицами, меня разбудил адъютант и передал приказ генерала Филатова срочно прибыть к нему в штарм. Особо подчеркивалось, что сделать это надо обязательно на личном самолете.

Мысль о том, чтобы лично передать командарму самолет, отмел сразу. Вывод напрашивался простой — Филатову для чего-то нужен не только я, но и мой самолет… Получается так…

— Пилот? — одеваясь, я обратился к адъютанту.

— Уже поднял, сейчас готовит вашу ласточку к вылету.

— Радист?

— Ждет у самолета. Аппаратура проверена. Не подведет!

Через четверть часа, мы уже летели над железкой, которая выведет нас к штарму, без всякой радионавигации. По всему протяжению маршрута не наблюдалось ни одного огонька на земле. Она была темной и мрачной. Глядя в иллюминатор, я думал о свой дочери Маше… Как она сейчас там? Что ей сказали обо мне? Как она это приняла?

Приземлились благополучно. Филатов не спал.

— Два часа назад я получил приказ из штаба фронта — срочно прибыть с тобой на их КП в Смоленск. Ну, заодно решил воспользоваться твоим самолетом.

— Ясно, товарищ генерал. Самолет и пилот готовы к продолжению полета!

— Мой адъютант поместится?

— Обижаете… Разрешите вопрос?

— Радиограмма подписана комбригом Петрушевским… Я ответил на твой вопрос?

— Нет. Я хотел узнать, на КП фронта есть площадка, куда можно сесть?

— Да. Там базируется эскадрилья связи на У-2.

— Понятно. Тогда летим?

— Присядем на дорожку…

Еще от Еременко, при встрече с ним у переправы под Борисовоммы узнали, что в командование фронтом скоро вступит маршал Тимошенко. Так что, скорее всего нам предстояла встреча с Наркомом обороны. А Еременко и Буденный становились его заместителями. В санатории, где расположился командный пункт фронта, мы с генералом Филатовым добрались без происшествий.

Без труда нашли его совсем рядом с Гнёздово, где в двухэтажном главном корпусе располагался штаб фронта. Маршала Тимошенко в кабинете не было. Адъютант сообщил, что он с минуты на минуту появится.

И действительно, вскоре Тимошенко вошел в приемную. Так я впервые увидел Семена Константиновича. Именно он скажет, когда ему предложат написать мемуары о Великой Отечественной войне: «правду написать не дадут, а врать я не хочу!.. », и откажется. Он отличался кавалергардским ростом и телосложением, говорил рокочущим баритоном с явно заметным украинским акцентом. Маршал ответил на наше приветствие и жестом руки приказал обоим следовать за ним в кабинет. Едва закрылась за нами дверь, строго, но без раздражения спросил командарма:

— Где вы чуть ли не целую неделю пропадали? Вас нельзя было изловить на армейском КП!

— Я выполнял приказание генерала Еременко, потребовавшего от меня лично обеспечить удержание рубежей по восточному берегу Березины в армейской полосе.

— Добрэ, — вдруг как-то по-домашнему произнес маршал.

— Это на Еременку похоже, он сам готов идти в штыковую атаку и других заставляет делать то же самое.

Мы с генералом Филатовым слегка выдохнули. Но не надолго…

— О действиях Крейзера и Жидова я знаю практически все. А вот о нем, и его действиях, наоборот, почти ничего. — При этом, он ткнул в меня указательным пальцем как штыком. — К завтрашнему утру напишешь подробный рапорт о действиях своей бригады. А сейчас краткий доклад!

— Ясно, товарищ маршал! Разрешите приступить?

— Начинай.

Я уложился в полчаса. Горло пересохло напрочь. Желание пить стало очень сильным. Таким, какое возникало у меня только в экстремальных ситуациях.

— Ну что ж… — Маршал, заложив руки за спину, покачивался, перенося свой вес с пяток на носки и обратно. — Вы должны понимать, что немцы получив несколько раз к ряду от вас по носу, не успокоятся. Подтянут свои вторые эшелоны и навалятся еще большими силами. Поэтому, сейчас вам предстоит обеспечить оборону на Днепре в районе Могилева. Войска туда стягиваются отличные, но боевого опыта не имеют, а вы, кажется, уже поднаторели в этом деле.

Нарком начал размеренно вышагивать по кабинету на своих длинных прямых ногах и не приказывал, а как бы внушал Филатову и мне, что армия должна сделать все возможное и невозможное, чтобы сбить в полосе своих действий темп наступления вражеской танковой армады и лучшим рубежом для этого является Днепр.

— Твои войска, — говорил он, обращаясь к генералу Филатову, — очень неплохо дрались под Минском, Борисовом и Бобруйском, не имея соседей. Теперь же тебя будут подпирать с обеих сторон надежные соседи, справа — 20-я армия Павла Алексеевича Курочкина и слева, 21-я Василия Филипповича Герасименко. Полосу ответственности Якшицы — Бобруйск, и далее на юг, вы передаете частям Василия Филипповича. От зембинской переправы и далее на север — 20-й армии. Пока все ясно?

— Ясно, товарищ Маршал! — бодро ответил Филатов.

Тимошенко перевел взгляд на меня, будто проверяя, усвоил ли я.

— Разрешите внести предложение, товарищ Маршал?

— Попробуй, полковник…

— От зембинской переправы идет только одна хорошая дорога. И идет она в направлении Витебска. Логично было бы 20-й армии передать участок от Студеницы, это немного южнее указанной вами переправы.

— Насчет дороги ты прав, полковник… По ней во фланг и тыл Курочкина немец может выйти, а вот почему ты предлагаешь нарезать ему еще кусок до Студеницы?

— По этой же причине, товарищ командующий, из-за дорог!

— Допустим… Ладно… Пусть будет так. В полосу фронта спешно перебрасываются свежие войска.В вашу 13-ю войдет 61-й стрелковый корпус. Части генерала Бакунина, который командует этим соединением, уже разгружаются в районе Могилева.

— Далековато, товарищ Маршал.

— Кроме того, в полосе вашей армии будет находится 45-й стрелковый корпус. Его 187-я дивизия, как мне доложили, — маршал при этом строго взглянул на генерала Маландина, вошедшего только что в кабинет, — уже заняла оборону в районе Дашковки, две остальные дивизии — 148-я и 132-я, ожидаются с часу на час. Оба корпуса имеют средства усиления. Дивизии полного состава,насчитывают от 12 до 15 тысяч человек, 2–3 тысячи лошадей, сотни машин. Конкретно этим войскам вашей армии приказываю упорно оборонять рубеж по реке Днепр на участке от Шклова до Нового Быхова!

— Кому подчиняется 45-й корпус, товарищ Маршал? — не удержался с наболевшим вопросом генерал Филатов.

— Фронту… У вас останется 20-й механизированный корпус генерала Никитина, а в дальнейшем подойдет и 20-й стрелковый корпус генерала Еремина. С этими, повторяю, силами вы обязаны удержать рубеж Березины, и ни в коем случае не допустить выхода врага к Могилеву — это крайне важный транспортный узел…

Мы с Филатовым могли только переглянуться. Но и этого нам хватило, что-бы понять, что думаем мы об одном и том же…

— Что-то я, видно, не убедил тебя: глядишь ты как-то мрачно,- вдруг опять совершенно иным, доверительным тоном сказал командарму маршал и, не дав ему ответить, обратился теперь уже к генералу Маландину: — Покажи им, каковы возможности фронта по стабилизации положения на текущий момент. У них не должно остаться сомнений в реальности задач, которые мы им ставим.

Генерал Маландин подошел и, раздвинув штору, занавешивавшую большую оперативную карту, обвел указкой расположение войск фронта. Сначала он пояснял, что от Себежского укрепленного района, выгибая свой фронт в сторону противника, по северному берегу Западной Двины развернулась 22-я армия генерала Ф. А. Ершакова. Далее, в районе Витебска, сосредоточивается 19-я армия генерала И. С. Конева. Южнее к ней примыкает 20-я армия генерала П. А. Курочкина, затем идет 13-я и, наконец, на крайнем южном фланге — 21-я армия генерала В. Ф. Герасименко.

Все они двухкорпусного состава.

— Кроме этого, — продолжил Маландин, — мы имеем два сильных механизированного, а фактически танковых корпуса: 5-й и 7-й, которые в самое ближайшее время нанесут мощный контрудар в районе Сенно и Лепеля.

— Как видите, — прервал своего начальника штаба маршал Тимошенко, восстановлен сплошной фронт. Сил у нас теперь немало, и врагу не поздоровится, если будем действовать смело и напористо.

— Действительно, сил немало, — отозвался раздумчиво генерал Филатов, — но без авиации и зенитных средств им будет крайне трудно выполнить поставленную перед ними задачу. Да и бросить в наступление два танковых корпуса без авиационного прикрытия и поддержки в нынешней ситуации, по-моему, крайне опрометчиво! Они под ударами вражеских ВВС, скорее всего, застрянут в межозерных дефиле и болотах под Лепелем.

В тот самый момент, когда Петр Михайлович произносил эти слова, в кабинет быстро вошел, гордо закинув голову с копной вьющихся волос, армейский комиссар 1 ранга.

— Что-что вы говорите, товарищ генерал-лейтенант? — резким скрипучим голосом произнес он, обращаясь к Филатову.

Тот четко повторил сказанное.

— А какое лично у вас мнение, товарищ полковник? — с легкой издевкой обратилась ко мне копна волос.

— Еще более такое же, товарищ Мехлис! — вернул ему издевку я.

После этого он, изобразив на своем лице презрительную гримасу, подошел к Тимошенко и что-то сказал ему на ухо.

Семен Константинович, в свою очередь не сдержав неудовольствия, сказал Филатову и мне:

— Товарищ Мехлис просит вас обоих после окончания нашего разговора зайти к нему ненадолго, — и он выразительно посмотрел на члена Военного совета фронта, как бы подчеркивая необходимость не задерживать командарма и комбрига, и тут же предложил Филатову поделиться в впечатлениями о боях, проведенных 13-й армией, и о методах действий немецко-фашистских войск.

— Лев Захарович, я прошу вас задержаться и выслушать нашего лучшего командарма. Да и полковнику Волкову есть что нам поведать…

Мехлис, тут же вплотную подошел к Тимошенко. Из-за приличной разницы в росте, он не мог задать свой вопрос на ухо Маршалу, поэтому лично я его услышал:

— Тот самый?

Семен Константинович только кивнул своей бритой головой. Филатов практически повторил мой доклад Тимошенко, добавив несколько интересных моментов, о которых я не знал.

— Я тут услышал мнение командарма-13, по поводу нашего контрудара на Лепель. Может они помогут нам своим боевым опытом, как считаете Семен Константинович?

«Ох и с#ка конченая этот Мехлис!» — почти с восхищением подумал я. Это какую чуйку надо иметь в аппаратных играх, что бы вот так виртуозно переобуться в прыжке?

— Герман Капитонович, план контрудара сюда, со всеми данными!

Через несколько минут генерал Маландин вернулся вместе с подполковником, который нес с собой пухлую стопку документов. Вероятнее всего, он был соответствующим направленцем в оперативном управлении штаба фронта. Разложив документы и карту на большом столе, он подвел меня и Филатова к карте, где были обозначены направления ударов танкистов 7-го и 5-го механизированных корпусов.

На карте было видно, что 7-й корпус имел одно эшелонное построение, обе его танковые дивизии должны были двигаться параллельно, в 5-м же корпусе во втором эшелоне находилась 109-я мотострелковая дивизия. Полосу действий корпусов пересекали две цепи по шесть озер в каждой, а между ними заболоченная местность. Крайне неприятно поразило меня, что в качестве пехотной поддержки танков Виноградова и Алексеенко фигурировали только две входивших в их состав мотострелковые дивизии, что было на мой взгляд катастрофически мало!

— Ну что скажете товарищи полководцы? — не смазанными дверными петлями прозвучал голос Члена Военного Совета фронта.

— Какими силами авиации располагает противник на этом участке фронта?

Ответ Маршала нас с Филатовым полностью обескуражил. С его слов, здесь оказался задействованным почти весь 2-й воздушный флот фельдмаршала Кессельринга! Мы же, как помявшись сказал нам направленец, имеем всего 65 исправных истребителей. 65, Карл!!! Крайне слабым было и зенитное прикрытие. Уточнив количество и тип зенитных средств, я понял, что только в моей бригаде их больше почти в два раза, чем в обоих корпусах. Когда я спросил направленца, сколько же здесь наших танков, он многозначительно хмыкнул и сказал мне негромко, но так, что бы слышали все:

— Силища, почти полторы тысячи! Лично товарищ Сталин бросил их на подмогу нашему фронту и указал, где использовать.

Я, признаться, не поверил, и попросил уточнить. Перебрав пару бумаг, он озвучил указанные в них данные, что в 5-м корпусе числится 924 танка, а в 7-м — 715.

— Сколько неисправных? — Въедливо спросил я.

— Среди них есть определенное количество неисправных, но в бой могли вступить все же около 1400 машин! — С гордостью ответил подполковник.

— Какие типы машин в корпусах?

Из путанного ответа, удалось уяснить, что в корпусах примерно по две сотни т-26. Только в 5-м МК они разделены пополам между двумя танковыми дивизиями, а в 7-м они находятся в одной — 18-й ТД.

— Остальные боевые машины это танки БТ? — спросил у подполковника.

— Нет. — Он нашел нужную справку и зачитал: вчера в 5-й мехкорпус прибыл сводный танковый батальондвухротного состава 2-го Саратовского бронетанкового училища. Все 7 танков КВ-1 имеют пушки Л-11. 10 танков Т-34 имеют орудия Ф-34. Направлен в 13-ю танковую дивизию.

Сводный танковый батальон Ульяновского бронетанкового училища, имеет на вооружении 6 машин КВ-1, с пушками Ф-32, из них три были отправлены с Казанских курсов усовершенствования комсостава. 10 Т-34 имеют орудия Ф-34. Направлен в 17-ю танковую дивизию. — подпол стал перелистывать свои документы… — Ага… вот! Несколько дней назад в 7-й мехкорпус из Ленинграда пришел эшелон с 10-ю КВ-1 и 30-ю КВ-2. Все КВ-1 были переданы в «Пролетарку», полковнику Крейзеру, 20-ть КВ-2 — в 14-ю ТД и 10-ть КВ-2 — в 18-ю ТД. Также в состав 14-й ТД включили танковый батальон Харьковского танкового училища с 4-мя КВ-1 и 29-ю Т-34, а 18-я ТД получила из ремонта 16-ть Т-26 и 7 БТ.

— Вот видите какая сила набирается! — Снова заскрипел Мехлес.

Зная что в дивизии Крейзера есть две сотни БТ-7М, у меня возникло смутное подозрение.

— Позвольте задать вопрос подполковнику, товарищ армейский комиссар 1-го ранга?

Мехлис в ответ только кивнул.

— Подскажите подполковник, вы говорили что мехкорпуса полностью в штате, почему такая разница в танках между ними, две сотни машин? Если быть точным 209.

— Мне это тоже интересно, подполковник… — вмешался в наш диалог комфронта.

— Как вы знаете, товарищ Маршал, 5-й мехкорпус перебрасывался с Украины в район восточнее Орши: танковые части прибыли к 4 июля, другие продолжали выгружаться до 8 числа, основные силы 109-й моторизованной дивизии, тыловые и ремонтные части не прибыли вообще…

— Как не прибыли, и почему я об этом узнаю только сейчас?

— Генерал-лейтенант Лукин, не имея связи со штабом нашего фронта, из-за прорыва немецких танков, сам на свой страх и риск приказал снять с погрузки 109-ю моторизованную дивизию и направить ее к Острогу.

— Где этот Острог?

— На Украине…

— Час от часу не легче… Какие еще части 5-го мехкорпуса не прибыли?

— На Украине остались разведбат и батальон связи 13-й танковой дивизии, товарищ командующий.

Похоже, командующий не совсем владеет ситуацией… Я решил добавить немного кипятка:

— Получается, что еще около 240 танков, которые не исправны, не смогут участвовать в контрударе, правильно? — Мой вопрос просто повис в воздухе. — Хочу пояснить, это считайте танковой дивизии нет! Целой танковой дивизии, понимаете⁈

— Согласно данных разведки, им будет противостоять 39-й моторизованный корпус, в составе которого только одна дивизия танковая, другая вообще моторизованная, без танков! — негромко ответил направленец.

— Зато ей наверняка придали какой-нибудь дивизион самоходок!

— Это не та сила, которая сможет остановить наш контрудар! — Запальчиво ответил подполковник.

Присутствующий генералитет, пока предпочитал слушать нашу перепалку.

— Не та, говорите… Что же, давайте считать… тысяча четыреста сходу делим на три, так как мехкорпуса наступают, согласны? — после того, как подполковник кивнул, я объявил результат:

— Уже 470! — Потом, оба корпуса в боях не участвовали, поэтому еще раз смело можно поделить на три, сколько остается? Полторы сотни!!! Считайте, что после контрудара от каждого мехкорпуса останется по танковому батальону, чем развивать успех, добытый такой кровью? Пехотой? Двумя дивизиями против моторизованного корпуса в обороне с частями усиления, где каждый солдат, унтер и офицер имеют не один год реального боевого опыта?

— Но…

— Это еще не все… Забыли про авиацию, а конкретно: 2-й Люфтфлот Кесельринга и наши 65 истребителей! Они просто не дадут без потерь корпусам выйти на исходные! Я уже не говорю про связь и, соответственно, про управление в бою и на марше…

— Но…

— И самое главное! Оба корпуса, по факту, не имеют своей пехоты и должны наступать без ее поддержки! Я не говорю еще о том, как и где 5-й корпус будет ремонтировать свою технику…

— По решению командования 5-й мехкорпус обслуживает армейский сборный пункт аварийных машин в Орше.

После этой фразы, у меня натурально упала планка.

— Вы себя слышите подполковник? Рембаза в шестидесяти километрах от района контрудара корпуса!!!

Глава 21

Предыдущий фрагмент

— Уже 470! — Потом, оба корпуса в боях не участвовали, поэтому еще раз смело можно поделить на три, сколько остается? Полторы сотни!!! Считайте, что после контрудара от каждого мехкорпуса останется по танковому батальону, чем развивать успех, добытый такой кровью? Пехотой? Двумя дивизиями против моторизованного корпуса в обороне с частями усиления, где каждый солдат, унтер и офицер имеют не один год реального боевого опыта?

— Но…

— Это еще не все… Забыли про авиацию, а конкретно: 2-й Люфтфрот Кесельринга и наши 65 истребителей! Они просто не дадут без потерь, корпусам выйти на исходные! Я уже не говорю про связь и соответственно про управление в бою и на марше…

— Но…

— И самое главное! Оба корпуса, по факту не имеют своей пехоты и должны наступать без ее поддержки! Я не говорю еще о том, как и где 5-й корпус будет ремонтировать свою технику…

— По решению командования 5-й мехкорпус обслуживает армейский сборный пункт аварийных машин в Орше.

После этой фразы, у меня натурально упала планка.

— Вы себя слышите подполковник? Рембаза в шестидесяти километрах от района контрудара корпуса!!!

— Мой НШ, на порядок лучше подготовит этот контрудар чем вы! А он всего лишь майор… Правда тут есть один нюанс — он имеет реальный боевой опыт и отлично знает чем бумага карты отличается от реальных оврагов!Он знает, как сейчас надоосуществлять управление боем! Без всяких подсказок со стороны — на основеисключительносвоих практических навыков… Тут мы совершим большую ошибку. Просто большую.

И в этот момент, маршал повел себя не как военачальник, а как заправский дипломат.Он шагнул назад, и мягко перевел разговор в конструктивное русло. Потом вернувшисб к столу и уперев в него обе руки, он улыбнулся, показав всем нам два ряда сверкающих в свете дня зубов и с самой обворожительной из своих улыбок предложил нам:

— Товарищи командиры, прервемся на завтрак. Потом продолжим. Вопросы? Нет вопросов. Пошли в столовую. Тем более там уже уху разогревают, — он оглядел нас и улыбнулся.—Потом вопросами будем заниматься. Очень кушать хочется. Кто «за»?Нет возражений? —Тимошенко поочередно оглядел всех присутствующих. — Ни одного. Отлично.

Правда перед этим, он как то по особому переглянулся с направленцем. Или мне это показалось?

Чёрт их разберет. Но я прямо кожей ощутил, как все резко изменилось после этого взгляда.

После этих слов, мы все потянулись к дверям. Я выходил предпоследний, за мной, в соответствии со званием шел подпол. В это время пронзительно завыла сирена воздушной сирены, и мы, перешагивая через две ступеньки, кинулись вниз по лестнице.На первом этажеуже не было пустынно — то тут, то там нам навстречу попадались озабоченные людив форме.

В тамбуре, перед самым выходом из здания, подпол как бы нечаянно, наступил мне на ногу. Чувствовалась нога мастера — мне было очень больно. Я с трудом удержался, чтобы не развернуться к нему лицом.

Честно говоря, что-то подобного я ждал с того момента, как перехватил непонятный для меня взгляд комфронта. Подполковник двигался за мной сразу за мной и немного правее. Для моментального ответа, кроме резкого удара правым локтем, вариантов не было. Попал я от всей души в его мягкое брюхо, да так удачно, что мужик смачно, не то булькнул, не то хрюкнул. Только после этого из-за спины раздался негромкий «о-ох!!!» и забористый мат свястящим шепотом. На ходу оглянувшись назад, увидел как он, медленно передвигаясь вдоль стенки коридора на полусогнутых, ртом разинутым воздух хватает. Удачно удар прошел, вон как он медленно разгибается, а ведь он на полголовы выше меня и в плечах шире. В танкисты ведь берут невысоких да юрких, что бы в тесноте танка легче было действовать. А он привык к просторным штабным помещениям, питаться по часам, а не когда успеешь ухватить на бегу. Вот и раздобрел на штабной службе, и поэтому пузечко слабеньким оказалось. А может, просто не ожидал резкой и моментальной ответки. Это ты, штабной, косяка спорол. Нападения всегда и везже ожидать нужно.

Иначе будет как сейчас… Только так можно, если не избежать, то хотя бы мимнимизировать ущерб.

Направленец медленно выпрямляется, и при этом взгляда своего от меня не отрывает. Видимо понимает с#ка, что его высокий покровитель ему сейчас не защита. Ведь за то что он сделал со старшим по званию, да еще во время военных действий трибуналом попахивает и конкретно. Мы сейчас один на один, в пустом коридоре, как гладиаторы на арене. И не смотря, что он выше меня и шире, только понимает он, что побеждает всегда не тот кто сильней, а тот кто идет до конца. По его глазам вижу, что он это понимает очень четко, что на любое его действие или даже слово я отвечу предельно жестко и асимметрично. Спустя несколько секунд подполковник не отрывая от меня взгляда, медленно поднимает свои руки к горлу и, нащупав воротник кителя, поправляет его.

Выйдя из здания санатория, я быстрым шагом двинулся к ближайшей щели, так как начался воздушный налет. Высоко в небе возникли Юнкерсы, которые приближались к нам, они стали расти в размерах, превращаясь в пикирующие бомбардировщики. Над штабом появились черные кресты… От них отделились черные точки и они медленно падали вниз. Когда до земли осталось около трехсот метров, было видно что это крупные бомбы. Когда до земли осталось около трехсот метров, было видно что это крупные бомбы. Метров с пятидесяти уже можно было различить веретено стабилизатора. Сразу вспомнилось, как дед Павел рассказал про интересную примету о бомбовом стабилизаторе: если он виднеется над тушкой самой бомбы, то будет недолет, если под ней, то перелет. Если справа от корпуса, то она уйдет левее тебя и наоборот. Хуже всего, если за ее корпусом стабилизатора не видно… Прищурив один глаз я внимательно рассматривал падающую на нас смерть. Бомбы, наверное, были далеко не первой модификации, и если верить деду Павлу, то все они должны были уйти правее и дальше того места, где я был сейчас.
 Скоро все внизу утонуло в огне и дыму. Ни с чем подобным я раньше не встречался. Особенно сильно досталось парку санатория. Все вокруг полыхало, выбрасывая вверх снопы искр и дыма. Полетели осколки.

Несколько раз мимо, из-за облаков, подсвеченных разрывами бомб, с отвратительным воем пронеслись «Ю-87». Были слышны пулеметные очереди с ближних самолетов.

Дно щели подпрыгнуло, я ощутил сильнейший удар в грудь и потерял сознание. Через какое-то время я пришел в себя. Меня тошнило, и во рту было солоно от крови. Я хотел встать, но от резкой боли опять потерял способность двигаться. Справа от меня, там, где еще недавно стоял трофейный «кюбель», была черная, глубокая воронка. Мимо прошли двое красноармейцев с носилками, с них свисала так знакомая рука подполковника с огромной кистью. Мячик баскетбольный той кистью, наверное, без труда держать можно. Его тело было накрыто куском брезента с опаленным краем. «Ну вот… Бог не фраер, отбегался мужик…» — рикошетом под черепом мелькнула мысль.

Осмотр меня врачом не занял много времени. Он внимательно осмотрел мое тело и нахмурившись, сказал:

— Вам показана госпитализация. — Немного подумал и добавил: — Хотя бы два-три дня… Несмотря на полученную легкую контузию, у меня разыгрался неслабый аппетит. О чем я сразу ему сообщил. В ответ, он только покачал головой.

Уже через полчаса я был накормлен самыми разнообразными кушаньями: помидорами, сыром и солеными грибами. Я старался не обращать внимания на неприятный запах, который буквально висел в воздухе. Никаких неприятных последствий, я после приема пищи не ощутил, о чем и сообщил военврачу, который как раз, тоже зашел в палатку перекусить.

— Похоже вам повезло молодой человек. Постарайтесь не перегружать свой организм в ближайшую неделю. Если тянет в сон, то обязательно уделите этому занятию, хотя бы немного времени. Это крайне важно!

Вот к этому пожеланию военврача, который судя по возрасту застал еще Первую Мировую, я прислушался. впервые за долгое время спокойно уснул, прямо на земле возле палатки, где кушал. Мне снился сон. Какой-то городок с длинными белыми домами, одноэтажными домами с палисадниками, небольшими садиками и виноградниками. Мы сидели за обеденным столом, и за окнами этого городка был день. Было тихо. Никакого движения не было видно — городок словно замер в ожидании чего-то. Вдруг я заметил летящую над горизонтом огромную черную птицу. Это был черный ворон, который сложив крылья несся к земле. Только он не каркал, а ревел как сирена немецких «Штук». Он почти долетел до земли, как я увидел еще одну птицу, летящую ему навстречу со стороны солнца. Они сцепились в смертельной схватке, в воздухе замелькало что-то и я проснулся.

Как оказалось, прямо над нами шел жестокий воздушный бой. Вой сирен, гул моторов и треск пулеметов заполнили все вокруг. Мне с Филатовым пришлось нырнуть за ствол одной из сосен, от греха подальше. Вскоре над деревьями повисло густое облако пепла и дыма, сквозь которое стало видно сверкающее на солнце что-то похожее на раскаленный добела толстое металлическое бревно. Самолет! Мы увидели «Мессершмитт», который развернуло ударом винта. Метрах в ста от земли у него отвалилось правое крыло, и он потерял управление. Летчик падал, беспорядочно кувыркаясь, неумолимо приближаясь к земле.

От этого зрелища нас с командармом отвлек зычный голос Тимошенко. Он что-то говорил какому-то полковнику и еще двум десяткам старших командиров. Я повернулся к Филатову. Тот посмотрел на меня, медленно покачал головой. Он явно раньше меня понял, что случилось.

— Самое лучшее, — сказал он, — не вмешиваться. Во всяком случае пока.

Отсидеться в стороне конечно не получилось. Разглядев нас, он почему-то обратился конкретно ко мне:

— Ты там критиковал план контрудара штаба фронта, полковник? Вот теперь ты, под полную личную ответственность предоставишь свой через двадцать четыре часа! Исполнять! Можешь забрать к себе всех командиров с этого направления, в оперативном управлении. Подполковник Матицин погиб. Теперь контрудар на тебе.

Уже через полчаса мы летели в штаб армии генерала Филатова, захватив с собой направленцев Матицина. Перед отлетом, нам удалось убедить командующего, что руководить контрударом должен все таки генерал Филатов, в интересах дела. Как командиры корпусов будут относиться к приказам новоиспеченного полковника, который перед этим был всего лишь капитаном запаса?

При более спокойном размышлении над полученным приказом комфронта, мы с генерал-лейтенантом пришли к выводу, что при силами штаба армии это лучше сделать чем, чем штабом бригады.

Узнал я и несколько неизвестным мне ранее фактов. Как рассказал мне командарм-20 Павел Алексеевич Курочкин, предполагалось, что заниматься координацией действий танков будет генерал-армии Павлов, которого маршал Тимошенко назначил его своим заместителем по автобронетанковым войскам, после снятия с фронта. Теперь мне стало понятно почему была крайне слабой была организация взаимодействия. Штаб 20-й армии был фактически отстранен от руководства механизированными корпусами и соответственно намечаемым контрударом. Безусловно добавило неразберихи и то, что Сталин насчет Павлова распорядился по-иному, и Дмитрий Григорьевич оказался в руках Берии.

Для осуществления контрудара нам разрешили использовать кроме моей бригады, еще и воздушно-десантный корпус Жидова. Переброску которого осуществили в основном силами моей бригады.

В один из дней, генерал Филатов направил меня в оперативное управление фронта к генералу Семенову, чтобы ознакомиться с последними данными о противнике, получить карты и другие оперативные документы. В оперативном управлении штаба царила напряженная, нервная атмосфера. Это было связано с подготовкой контрудара мехкорпусов. Одновременно было решено, что сразу после этого я выеду в Могилев, куда перемещался штаб 13-й армии. Мне предоставлялся более надежный транспорт и охрана.

Массово мы использовали ходовые макеты танков и другой техники. Еще одним способом введения противника в заблуждение стала звуковая имитация переброски танков по ночам, которую предложил один из наших, вспомнив про фильм «Слушайте на той стороне» о боях на реке Халхин-Гол в 1939 году. Эта операция проводилась с помощью мощных репродукторов, изготовленных на базе нескольких звукоулавливателей «ЗТ-5» смонтированных на низкой колесной тележке с четырьмя подвижными рупорами с металлическими раструбами, которые воспроизводили звуки движущихся танков и истребителей. Они использовались попарно, для создания стереоэффекта, чем достигалась полная иллюзия движения техники.

Пока осуществлялись мероприятия по дезинформированию противника и его разведки, люди деда Павла и скудные истребительные силы, которые нам смог выделить фронт, по общему плану занимались уничтожением бомбардировочной авиации немцев. Не всегда мы прибегали к прямому уничтожению самолетов, иногда было выгодней уничтожить склад ГСМ или бомб, иногда места размещения пилотов и авиатехников.

Самым тяжелым моментом, были пожалуй ежедневные объяснения с комфронта и его начальником штаба. Я их понимал — с них Москва требовала немедленного результата.

Ровно через неделю, в полдень, маршал Тимошенко вызвал всех нас, включая командиров корпусов к перекрестку на шоссе Минск — Москва, в 15 километрах северо-восточнее Орши. Он выслушал доклад об обстановке и состоянии корпусов.

— На сей раз,- произнес маршал,- вы получите задачу, как я уже сказал, соответствующую вашим силам.

И отдал устно по карте приказ о нанесении контрудара во фланг и тыл полоцкой группировке немцев в общем направлении на Лепель глубиной около 100 километров. Помимо устного приказа в тот же день был отдан и письменный, несколько конкретизировавший первоначальный.

Этими действиями предполагалось остановить противника, наносившего главный удар в стык двух нашихфронтов. В течение ночи он должен был быть выполнен, а на следующий день на основе имевшихся данных, уточнить его направление и сроки. Разведка помоглауточнить– немецкиечасти должны были выйти к Полоцку в районе Крестище, и войска нового направления должны быть обеспечены поддержкой авиации.

После этого, маршал отозвал генерала Филатова и меня в сторону и дал еще одно негласное распоряжение:

— В 14-й танковой дивизии 7-го мехкорпуса, командиром 6-й артиллерийской батареи 14-го гаубичного полка служил сын товарища Сталина, старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили. Это большая ответственность для всех нас.

«Бля#ь!!! Как я мог забыть?» — молнией сверкнула в голове паническая мысль. Необходимо было что-то быстро придумать. Но по быстрому ничего толкового в голову не приходило и я на время отпустил эту проблему.

Глава 22

Они приехали ровно за сутки до начала запланированного контрудара. Штабная «эмка» зарулила в расположение штаба дивизиона, легко пройдя через все наши КПП. Часовой у штаба сразу же доложил о приезде неожиданных гостей и я некоторое время разглядывал их изнутри штабной палатки, находясь в тени и вне поля их зрения. Меня очень удивило, что ни один пост не сообщил об этих гостях. А скоро я понял, почему это произошло: за оцеплением стояла полуторка и пара мотоциклов с коляской. Людей от силы пара отделений, правда как на подбор и поголовно вооружены автоматическим оружием. Дежурный по штабу тоже не удивился. Невольно обратил внимание на пулевые отверстия в ветровом стекле.

После того как дверь «эмки» открылась, из нее вышел уже хорошо знакомый батальонный комиссар, который на самом деле служил в особом отделе штаба фронта и какой-то новый командир с четырьмя шпалами в зеленых петлицах, и фуражке с таким же околышем. На груди у пограничника было два ордена — Красное Знамя и «Звездочка».

«Вот значит как погранец… боевой… и в немалых чинах… » — с удивлением ворохнулась мысль в голове. «Интересно, что ему надо?»

Полковник был явно славянином — русые волосы, высокий лоб, светлые глаза и широкие плечи с узкой талией. Форма, состоящая из френча защитного цвета с накладными карманами и синих галифе с ухоженными сапогами, сидела как влитая… «Кадровый…» — сделал я однозначный вывод.

В отличи от этого командира, я ходил в обычном красноармейском хебэ, пилотке и брезентовых сапогах. Когда-то и я тоже выглядел так, как этот бравый командир. Прищурив глаза, попытался разглядеть цвет канта на петлицах. От этого зависело, строевой командир перед мной или политработник. Кант был золотистый, что однозначно указывало что это не партейный товарищ…

И еще я заметил небольшую деталь: большой палец правой руки загипсован.

Приехавшие командиры почему-то не спешили отходить от машины, что-то обсуждая. Вскоре отойдя в сторону, они присели за поваленным деревом. Майор ленивым движением вытянул из кармана пачку «Казбека» и зажигалку. Полковник достал из портсигара в нагрудном кармане сигарету и поставил ногу на ствол. Майор чиркнул своей зажигалкой и они прикурили от нее. Оба сделал по глубокой затяжке. После этого пограничник снял фуражку провел куском бинта по своему потному лбу, присел, и, закинув ногу на ногу, снова затянулся.

Ну вот, похоже представление продолжается… Изредка они поглядывали на штабную палатку и на окружающих, как бы подтверждая друг другу, мол, да, именно это я и имел в виду. Через какое-то время подойдя к машине, батальонный комиссар Барсуков встал у дверцы и вытащил планшетку. У меня сложилось твердое мнение, что они ожидали, когда на них обратят внимание.

Наконец они не спеша, вразвалочку пошли к с нашей палатке. Войдя в нее, они прошли к обшарпанному раскладному столу.

— Здравствуйте, товарищи — особист вскинул руку к фуражке. — Это полковник Мисюрев, заместитель наркома Госбезопасности Белорусской ССР товарища Цанавы.

Это был первый сравнительно высокий по званию представитель НКГБ, оказавшийся в расположении бригады. Я внутренне подтянулся и вышел навстречу гостям, но не один, а взяв с собой начальника штаба и подвернувшегося рядом комбата зенитчиков.

— Здрасть! — нестройным хором ответили ему все присутствующие в штабной палатке.

— Здравствуйте, товарищи. — с легкой приветливой улыбкой отдал честь Мисюрев.

По тембру его голоса сразу стало ясно, что он не местный, как я и предполагал. Он кивнул, и в его глазах мелькнула лукавая насмешка. Но выражение лица человека, стоящего передо мной, не отличалось такой же чистотой, как его френч и сапоги.

— Прошу меня простить, товарищи — полковник мастерски изобразил легкое смущение и, посмотрев мне прямо в глаза, спросил — Товарищ полковник, где мы можем с Вами переговорить наедине?

Возникшая неловкая пауза слегка затягивалась. Я указал на поваленное дерево, где он с особистом недавно курил и развернувшись двинулся в ту сторону, бросив НШ:

— Пока ты за старшего. — Тот в ответ понимающе кивнул.

Полковник, дойдя до поваленного дерева огляделся, полез в карман и слегка нерешительно спросил — можно ли закурить?

Я коротко кивнул, но не удержался и съязвил:

— Вроде недавно курили…

— Все так… Но с началом войны, стал дымить намного больше… и ничего не могу с этим поделать…

— А мне вот удается сдерживать себя в этом деле…

— Даже не начинали?

— Да нет… было дело, но сумел бросить.

— Где это вы? — Я кивнул на его загипсованный палец.

— «Мессер» на дороге, третьего дня обстрелял. Водитель убит, а мне вот рикошетом палец сломало. — Вы — «кадровый»? — спросил он. Я кивнул. — Я тоже, — ответил он. — В 24-м начал службу рядовым на заставе…

Ситуация складывалась интересно и была довольно странная. Особисты приехали фактически одни, без соответствующей в таких случаях группы поддержки. Впрочем, если он собирался проводить силовую акцию, поддержка должна была иметь размер не менее роты, а лучше даже батальона НКВД. Но у него реально нет вообще никого. Странно. Ведет себя предельно вежливо, но знаем мы эти их подходики, есть опыт общения с товарищами из КГБ, которые нам далеко все и не всегда товарищи.

Я сел на ствол упавшего дерева и изобразил на лице усталое внимание.

— Пожалуй тоже присяду? — Полковник стряхнул пепел на зеленую траву.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Вы хотели со мной поговорить?

— Да, товарищ полковник, конечно. Меня Александр Петрович зовут. Сам я из рязанских…

— Александр Андреевич… — откуда я родом, решил умолчать, мало ли… Пошлют запрос…

— Мы уже не первый день, так сказать, наблюдаем за вами, и сначала за вашим подразделением, а теперь частью и отметили большие успехи в борьбе с немецкими агрессорами и вот, наконец, я сам решил к вам заехать… — полковник выкинул окурок, и сложил руки на коленях.

Я отметил, что поза майора была показательно миролюбивой и до кобуры достать с такого положения крайне сложно. Да и соствола он не встал. Тем не менее я немного занервничал. И хотя все его поведение дышало умиротворением и спокойствием, только глядя на его холеную морду, я совсем перестал ему доверять. Что-то было не так. Каким бы добрым и хорошим этот полковник ни казался, это был не тот случай, что бы расслабить булки.

— Кстати, а кто у вас отвечает за политработу? Он в расположении части?

От этого вопроса слегка напрягся и не сводя глаз соврал: — Нет, наш замполит сейчас осматривает передовые позиции.

— Давайте я сам его найду, заодно и посмотрю на вашу передовую…

— Хорошо. Лучше, если вы поговорите с ним с глазу на глаз.

— Александр Андреевич, в последние дни сложилась крайне тяжелая ситуация для наших войск, связь со многими частями потеряна, враг нагло лезет вперед и у нас есть некоторые проблемы… — полковник Мисюрев с трудом подбирал слова.

— Есть такое… Но хочу сказать, что многие командиры сознательно не используют даже те радиосредства, которые имеются в наличии…

— Почему?

— У них так называемая «радиобоязнь» — они опасаются пеленгации и удара или артиллерии противника или люфтваффе.

— А Вы?

— А я имею таких радиоспециалистов, которые грамотно используют свою технику.

— В эти тяжелые дни ваша часть показала пример доблести и крайне высокой выучки, а товарищ генерал-лейтенант Филатов очень лестно отзывается о вас. Но есть небольшие вопросы, которые мне необходимо разъяснить.

— Слушаю Вас внимательно, товарищ полковник. — Я непроизвольно сцепил свои руки на колене.

Мисюрев потупил глаза, хмыкнул и замялся, изображая явно деланное смятение и неуверенность.

— Давайте так: я изложу Вам некоторые факты и попрошу на них ответить…

— Хорошо…

— Итак первое. В начале ваших боевых действий, ваше подразделение было оснащено абсолютно новой техникой, которой нет и никогда не было на вооружении Красной Армии. А именно — плавающий скоростной бронетранспортер, танки, бронированное самоходное орудие крупного калибра, мостоукладчик, бронированная техничка. А еще Ваше подразделение полностью радиофицировано. Это только то, что мы на текущий момент успели выявить.

— Есть такое, не буду отрицать.

— Я уже не один год служу в Западном особом военном округе и хорошо знаю о всех новых образцах военной техники, поступающей на вооружение, — он по прежнему упорно смотрел не на меня, а в траву, куда-то в точку перед мной, медленно перебирая пальцами здоровой руки. — Второе. Бойцы вашего подразделения, во главе которого вы встретили войну, все как на подбор очень образованы и технически грамотны. Рядовые бойцы отлично знают радиодело и электротехнику.

В его словах наступила пауза, но я упорно продолжал молчать.

— Третье. Мне удалось связаться с центральным аппаратом НКГБ, и там однозначно ответили, что в данный район не направлялись какие-либо специальные подразделения Красной Армии или войск НКВД, оснащенные новейшей техникой для проведения испытаний.

После этих его слов, я почувствовал как по спине скользнула капелька пота. Быстро же они отработали… А пограничник встал и заложив руки за спину продолжил, медленно ходя туда-сюда мимо меня:

— Ну а теперь самое интересное. Вы и Ваши подчиненные из состава подразделения с которым вы начали войну, неоднократно демонстрировали незнание ряда вещей, общеизвестных для любого военнослужащего Красной Армии.

Я слегка поудобнее устроился на поваленном дереве и скрестил руки. Ну давай, чего там еще у тебя есть…

— Некоторые ваши военнослужащие… Да что там некоторые… Подавляющее большинствовполне естественным образом реагировали на обращение моих людей «господа офицеры»!

«Проверял, морда гебэшная!»

Мисюрев остановился и посмотрел прямо мне в глаза:

— На основании всего вышесказанного у меня и ведомства которое я представляю, есть все основания полагать, ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК…

— Кхм… извините, что⁈

— Да, да… именно ГОСПОДИН ПОЛКОВНИК! Или какое звание у вас на самом деле?

«Ну вот… пиз#ец котенку!»

—… что вы некое подразделение Русского Общевоинского Союза, которое на средства патриотического эмигрантского движения снабжено новейшими образцами французской и британской техники и тайным образом было переброшено в приграничный район СССР для помощи Советскому Союзу в борьбе с гитлеровской Германией! После того, как она позорно разгромила Францию.

«Эко полковника занесло!» И от этой мысли, у меня на лице непроизвольно появилась улыбка.

— Вам смешно господин полковник?

— Не обращайте внимания Александр Петрович, это от нервов…

— Мы знаем о движении «Смены вех» и нам известно о том, что среди эмигрантов, особенно в офицерской среде, многие крайне враждебны германцам и симпатизируют Советскому Союзу! — Мисюрев впечатывал слова, слегка раскачиваясь с каблуков на носки сапог.

— Разрешите вопрос?

— Задавайте!

— Судя по вашей форме вы из погранвойск. — Я не спрашивал, я категорически утверждал. — По озвученной сотрудником особого отдела фронта вашей теперешней должности, вы замнаркома НКГБ. Далее… В этой организации случайных людей по определению не бывает. И вы не исключение. Отсюда следует простой вывод — в погранвойсках вы занимались разведкой!

На эти мои слова он только молча зыркнул своими серыми глазами. Но и этой его реакции мне хватило, что бы понять что я с первого раза попал в точку.

— Что еще можете сказать?

— А то, что в любой разведке является непреложным правилом минимум дважды перепроверять поступившую информацию. Но вы этого не смогли сделать! Я в этом твердо уверен…

— А в чем вы еще уверены Александр Андреевич? — Его голос стал шипящим. Мне на мгновение показалось, что еще немного и появится кончик раздвоенного языка, как у ядовитой змеи.

Теплый июльский воздух на опушке, где мы вели внешне спокойную беседу внезапно стал тягучим и липким как смола. Во время возникшей паузы, отрешенно подумал, какая же это дичь, хотя в целом звучало вполне правдоподобно и даже в чем-то логично… Тут уже просто так мне не отбрехаться.

— А еще, я абсолютно уверен в том, что никакой, повторяю НИКАКОЙ информации о том что меньше месяца назад здесь, в этих лесах должно появиться или появилось подразделение РОВС, оснащенное по последнему слову техники, у вас лично, у НКГБ БССР, да любой другой спецслужбы СССР НЕТ!!! От слова «совсем». И это ваше предположение о том что мы РОВС, это просто выстрел в небо — авось попадем.

Когда я поднял на него глаза, то увидел взгляд естествоиспытателя, который рассматривает приколотого булавкой жука.

— Допустим Вы правы, тогда исходя из вашего анализа, кстати очень грамотного, как вы объясните появление здесь вашего подразделения?

Штирлиц был уже не просто близок к провалу, он двумя руками держался за чемодан радистки Кэт, а под мышкой сжимал лыжу пастора Шлага.

— Если вы начнете опрашивать наших солдат и командиров, то очень скоро выясните, что из них никто и никогда не был во Франции или Англии, никто не знает иностранных языков более, чем в объеме школьной программы. К тому же хорошо забытой. А все они выросли в Советском Союзе и являются советскими гражданами. Как и я.

Тут я невольно глубоко вдохнул, как перед нырком с головою в омут.

— Товарищ полковник… кхм… Ваша версия очень реалистична и непротиворечива. На первый взгляд… Но есть один нюанс… — я с трудом подбирал слова.

— Текущая реальность намного сложнее и неожиданнее, чем то, что Вы сейчас описали. Товарищ замнаркома НКГБ, мы все, и наша техника, и все что с нами есть, попали сюда из будущего, из две тысячи одиннадцатого года! И я не могу объяснить это даже сам себе…

Челюсть полковника медленно пошла вниз, а глаза стали округляться. Пользуясь моментом я продолжил:

— Фашисты для нас — исторический враг и мы ни секунды не сомневаясь, вступили в бой с ними за нашу советскую Родину! А главное, мы знаем, что наше дело правое, враг будет разбит и Победа будет за нами. И даже знаем, когда будет эта Победа. Но еще важнее то, что с нами эта Победа будет еще быстрее!

Надо отдать должное полковнику, из навалившегося на него шока, он вышел очень быстро:

— Но тогда, в связи с этим, у меня остается только один вопрос: что от вас ожидать в дальнейшем и можем ли мы вам доверять? — Мисюрев не сводя глаз с меня, точно так же сложил руки на своей груди.

— А у вас остались какие либо сомнения, в том что нам нужно не доверять, или это вопрос сохранения собственной жопы и получения плюшек?

Я перевел дыхание, встал с поваленного ствола и продолжил:

— Как я понял, вопрос доверия к нам снят с повестки? — и дождавшись его кивка, продолжил:

— А поэтому, товарищ целый замнаркома, чем меньше нам будут мешать бить фашистов — тем будет лучше. Согласны?

— Против вашей логики спорит трудно… А по поводу плюшек и как говорят здешние евреи, «тухеса», то поверьте, этим страдает не только наше ведомство. Я бы сказал, что в вашем наркомате размах поболее…

— Можете сказать подробнее?

— После того как вы подготовили контрудар, там… — он поднял палец вверх, — было сформировано мнение, что вас, со всей экспериментальной техникой необходимо срочно эвакуировать в глубокий тыл.

«Бл#дь! Узнаю родную армию! Сначала шухер, потом геволт, после этогопоиск виновных, наказание невиновных, и как вишенка на торт — награждение непричастных».

* * *

На следующий день после разговора с замнаркома мне пришел приказ грузить всю экспериментальную технику и необходимый личный состав в эшелон. А в назначенный час началась артиллерийская подготовка, а затем удар мехкорпусов. Они, в первый же час сумели прорвать оборону немцев и продвинуться в глубину их обороны на шесть километров. Но неожиданно ситуация осложнилась мощным контрнаступлением немцев. В боевые порядки корпусов во многих местах вклинились танковые части противника, которые состояли из двух моторизованных и одной танковой дивизии. Нашей разведкой было вскрыто выдвижение еще нескольких соединений гитлеровцев с правого берега Западной Двины. Особо сильные потери наши танкисты несли от авиации люфтваффе, переброшенной из Франции. Их авангарды первоначально смогли продвинулись примерно на десять километров от рубежа обороны 20-й армии.

И как не хотелось мне помахать шашкой, но для военного человека приказ это альфа и омега жизни.

Вот и пришло время нам прощаться со своими боевыми товарищами. Мне даже стало очень жаль, все же создавая свою бригаду с нуля, я вложил в нее и хороший шмат своей души, да и не только я.

Вспомнилось как в тылу врага, из групп окруженцев и наших пленных, без снабжения, а имея только пару найденных складов, трофейного и брошенного нашими войсками оружия, вооружить не просто стрелковую, а фактически танковую бригаду с артиллерией, причем тяжелой, а это что-то.

Все же хорошо воевать имея представления, что и как будет происходить, да и знания о том, что и как надо делать, дают тебе значительное преимущество.

За эти дни мы отправили уже значительную часть людей, правда только по ночам, чтобы избежать ненужных потерь. Не смотря на все наши усилия, немецкая авиация по прежнему господствовала в воздухе, правда не так как в первые дни нашего переноса. Но учитывать ее воздействие приходилось в обязательном порядке.

Уже под вечер мы пригнали на выделенную для нас станцию все нашу экспериментальную технику, а кроме того и кое что из трофеев. Генеральский Хорьх я сохранил, просто не ездил на нем после появления начальства и его ни кто не видел. Моя вездеходная эмка и два оставшихся кюбеля охраны ни чьих притязаний не вызывали. Загнав всю технику на платформы мы тщательно закрыли ее брезентом и выставили часовых.

Филатов и Мисюрев, оба с охраной приехали проводить нас. Тепло попрощавшись с ним, я пошел в свою теплушку, практически весь состав был из них и открытых платформ. Кроме нас с эшелоном отправлялись с десяток НКВД-ешников от особого отдела фронта. Наконец машинист паровоза дал короткий гудок, залязгали сцепки вагонов и наш воинский эшелон тронулся…

КОНЕЦ 3 ТОМА

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/289638

Примечания

1

Данное сообщение не соответствует по дате РИ.

(обратно)

2

Документ реальный, в нем только изменены даты событий +10 дней.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

*** Примечания ***