Паучки [Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк] (fb2) читать постранично

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович Паучки

I.

На городской каланче пробило десять часов. Летнее утро свежо, хотя уже начинает чувствоваться наливающийся зной, особенно на солнечной стороне улицы; пешеходы пробираются по дрянным деревянным тротуарам, какие сохранились только в глухих провинциальных городах. Каждый прокатившийся по улице экипаж оставляет за собою длинную полосу пыли, которая садится на все кругом толстым слоем.

-- Кажется, пора...-- говорю я, вынимая часы.

Предстоит довольно неприятный визит; поэтому я стараюсь не думать о нем, а беру шляпу и торопливо выхожу из своей квартиры. Всего несколько улиц. Навстречу попадается несколько чиновников, дьякон, отслуживший раннюю обедню, несколько разбитных мещанок с коромыслами; вихрем пронеслась пара на-отлет местнаго светила медицины; шарахнулся одуревший с жиру стоялый купеческий жеребец, заложенный в лакированную пролетку; где-то на крыше неистово кричат галки. Вот и старинная церковь, видавшая еще татарские "заезды". Беру налево по каменному тротуару; вот и черная, точно крытая бархатом, вывеска с золотой надписью: "Банкирская контора Подбрюшникова и К°". Трехэтажный каменный дом, великолепный подезд -- одним словом, помещение приличное для финансовых операций.

-- Заперто-с...-- предупреждает какой-то сомнительный господин, когда я направляюсь в подезд.

Очевидно, мы явились сюда по одному и тому же делу, придется подождать. Сомнительный господин продолжает совершать неторопливый "проминаж" по тротуару и заглядывает в окна банкирской конторы. Я тоже делаю несколько туров по его следам, но это скучно -- ухожу на бульвар и сажусь на зеленую скамейку, покрытую пылью и разными гиероглифическими надписями. Солнце начинает припекать. От-нечего-делать черчу палкой на песке разныя геометрическия фигуры. Незадолго до меня кто-то сидел на этой же скамье и тоже чертил палкой по песку; видны следы широких каблуков, несколько свежих окурков валяются тут же. Начинаю думать на тему: кто был мой предшественник и чего он ждал? Можеть-быть, это тот самый господин, который ходит под окнами банкирской конторы; наверно, он сидел, сидел, а теперь и разминает ноги. Еще раз вынимаю часы -- половина десятаго без семи минут.

Часы у меня дешевые и очень плохие; приобретены они в минуту жизни трудную и ходят чрезвычайно капризно -- то отстанут на полчаса, то забегут вперед на целый час, а то и совсем остановятся. Но я все-таки люблю их, как любят стараго испытаннаго друга; ведь они были живым свидетелем работы, неудач, радости и горя, именно живым, потому что размеривали как бы сознательно время по всем этим житейским рубрикам. А сколько было передумано и перечувствовано с ними в безсонныя ночи, у постели больного любимаго человека, в минуты тяжелаго уныния, когда не клеилась работа и нападало страшное чувство сомнения и неуверенности в собственных силах. По ним же считался пулес, когда жизнь уходила из тела капля за каплей, и неотступная мысль о смерти заслоняла собой все другия представления, чувства и желания. Нет, я положительно люблю вот эти самые дрянные часы, это механическое сердце нашего торопливо работающаго времени: чувство довольно смешное, но, вероятно, хорошо знакомое очень многим небогатым людям. Кроме своих законных функций, моим часам приходится выполнять одну двусмысленную и обидную роль, потому что они в отделе моей движимой собственности являются единственным представителем благороднаго металла и поэтому время от времени выступают на сцену в качестве замаскированнаго денежнаго знака, говоря проще -- закладываются в кассу ссуд. Мне всегда было тяжело разставаться с ними именно таким образом, но делать нечего: есть обстоятельства сильнее людей, и между ними первое место занимает "наш общий друг" -- голод. Увы, я должен сознаться, что и теперь шел в банкирскую контору с коварною целью устроить некоторое перемещение ценностей, именно при посредстве этого стараго испытаннаго друга. Впрочем, это слишком старая история...

-- Подлецы...-- сердито проворчал надо мною тот же голос, который давеча предупредил о запертых дверях.

Сомнительный господин видимо взволнован и садится на лавочку рядом со мной; он сердито сплевывает на сторону и раскуривает дешевую измятую папироску. Следует довольно длинная пауза, и я опять начинаю думать на тему о разных неодушевленных предметах, которые имеют счастье делаться нашими друзьями -- факт, без сомнения, интересный в психологическом отношении, потому что расширяет область наших альтруистических чувств за пределы даже органическаго мира.

-- Нет, каковы подлецы-то?..-- уже шипит сомнительный господин, запахивая расходящияся полы своего верхняго пальто с явной целью скрыть заплатанныя коленки:-- дрыхнут до десяти часов... а?..

-- Кажется, контора обыкновенно открывается в девять?-- спрашиваю я, чтобы поддержать разговор.

-- Всегда в девять... Я и пришел сюда в восемь,