Собрание сочинений. Том 5 [Ромен Роллан] (pdf) читать постранично, страница - 2

шумливый; говорил он быстро,
глотая слова и отрывисто жестикулируя. Он не обладал
коммерческими способностями отца, но не лишен был хо*
зяйственной жилки. Впрочем, достаточно было спокойно
продолжать начатое до него дело, чтобы оно шло своим
ходом и процветало само по себе. В местных кругах Антуана считали дельным человеком, хотя, говоря по совести, роль его была самая незначительная; он способствовал преуспеянию предприятия только своей методичностью и усердием. В общем он был человек в высшей
степени почтенный и всюду пользовался заслуженным
уважением. И в городке и в окрестных деревнях он
снискал себе прочную популярность приветливостью и
простотой манер, кое-кому казавшихся чересчур панибратскими, развязными и грубоватыми. В деньгах он
не был расточителен, но в чувствах — Щедр непомерно.
Он легко пускал слезу и при виде чужой беды так бурно
выражал свое огорчение, что неизменно потрясал пострадавшего. Как и большинство обитателей городка,
Антуан увлекался политикой. Он был до крайности
умеренным республиканцем и при этом ярым либералом, патриотом и, по примеру отца, рьяным антиклерикалом. Он состоял в муниципальном совете, и для» него с
коллегами не было лучшего удовольствия, как насолить
Приходскому священнику или суровому проповеднику,
приводившему в восторг местных дам. Кстати, не следует забывать, что антиклерикализм
французских

провинциальных городков по большей части-' бывает
одним из видов домашней войны, замаскированной формой той глухой и жестокой борьбы между мужьями и женами, которая неизбежна почти в каждой семье.
Актуан тяготел и к литературе. Как все провинциалы его поколения, он был воспитан на латинских
классиках, из которых заучил наизусть несколько страниц и множество пословиц, на Лафонтене и Буало —
На Буало «Поэтики» и главное «Аналоя», на авторе
«Девственницы», а также на рое1ае штогез 1 французского X V I I I века и пытался подражать им в своих стихотворных опусах. В их кругу не он один страдал этой
склонностью, возвышавшей его в глазах знакомых.
В городе повторяли его стихотворные шутки, четверостишия, буриме, акростихи, эпиграммы и куплеты, зачастую несколько вольные, однако не лишенные довольно
плоского юмора. Тайны пищеварения при этом отнюдь
не были забыты. Муза прилуарских краев охотно трубит
в рог на манер знаменитого дантовского дьявола:
Ее} е§Н ауеа
уж очень все это было глупо и его же выставляло в смешном свете. Подумать только — «композитор-республиканец»! Н о это еще не самое страшное. А вот что они противопоставляют его «республиканское искусство» — «пропахшей ладаном музыке» великих мастеров, его предшественников, тогда как он был вскормлен их духовным богатством, — это уж слишком...
— Ах болваны! С ними того и гляди прослывешь
идиотом!
И потом, зачем же ради него поносить талантливых
французских композиторов, которые ему самому могли
нравиться в большей или меньшей степени (скорее в
меньшей, чем в большей), но, без сомнения, превосходно
владели своим ремеслом. А хуже всего, что ему бесцеремоннейшим образом приписывали гадкие чувства по отношению к его родине! Нет, этого нельзя так оставить...
— Я сейчас же напишу им, — сказал Кристоф.
— Нет, не надо, — воспротивился Оливье, — ты
слишком раздражен. Лучше завтра, на свежую голову.
Кристоф заупрямился. Когда ему хотелось высказаться, он не мог ждать до завтра. Он только обещал,
что даст Оливье прочитать письмо. Это оказалось нелишним. После того как текст был должным образом отредактирован, причем Кристоф считал для себя самым
главным опровергнуть навязанное ему мнение о Германии, он побежал опустить письмо в почтовый ящик.
— Ну, теперь все улажено, — сказал он, вернувшись, — письмо будет напечатано завтра.
Оливье с сомнением покачал головой. Отнюдь не
успокоившись, он испытующе заглянул в глаза Кристофу
и спросил:
— Т ы ничего не сболтнул лишнего за столом?
— Да нет же, — смеясь, ответил Кристоф.
— Наверняка?
— Говорю тебе — нет, трусишка.
У Оливье немного отлегло от сердца. З а т о теперь
стало неспокойно Кристофу. Он припомнил, что говорил
без умолку, не задумываясь, сразу же почувствовав себя,
как дома. Ему и в голову не приходило быть настороже:
все присутствующие так старались показать ему свое

сердечное расположение. Да они и в самом деле были к нему расположены. Люди всегда расположены к тем, кому
благодетельствуют. А Кристоф так искренно веселился, что
заражал своим весельем и остальных. Он вел себя с такой добродушной бесцеремонностью, отпускал такие сочные шутки, столько ел, с такой быстротой, ничуть не хмелея, поглощал спиртные напитки, что внушил уважение
Арсену Гамашу; тот сам был не промах поесть и по
своей примитивной, грубой, здоровой натуре глубоко
презирал хилых людишек, парижских заморышей, которые боятся съесть и выпить лишнее. О людях он судил
за столом. И потому высоко оценил Кристофа. Тут же