Зеркало миров (ЛП) [Дэвид Аллен Дрейк] (fb2) читать онлайн

Дэвид Дрейк Зеркало Миров Перевод с английского А.Б. Белоголова

Глава 1

Илна посмотрела вниз, на долину, на храм из серого известняка и на изрубленные тела вокруг него. Трупов было много, хотя она точно не знала, сколько: когда число было больше, чем она могла сосчитать на пальцах, ей приходилось называть его с помощью бобов или камешков... если ей было не все равно. По большей части ей было все равно. Этот народ, люди и люди-кошки, которые, должно быть, убили их и были убиты в свою очередь, все были мертвы. Мертвые не имели значения. Илна любила свою семью, Чалкуса и Мероту. Они тоже не имели значения, потому что люди-кошки убили и их тоже.

— Это не могло произойти давно, — сказал Асион, невысокий темноволосый мужчина, который подстригал свои волосы и бороду ножом через большие промежутки времени. Илна была знакома с охотником почти месяц, и за это время она ни разу не видела, чтобы он их подстригал. — Я не чувствую их запаха на ветру.

— Здесь нет ни ветерка, — ответил Карпос, его рыжеволосый напарник, такой же неопрятный. Он раздавил комочек сухой земли между большим и указательным пальцами правой руки, позволив пыли осесть на землю. Она падала прямо вниз, насколько Илна могла это видеть.

— Ты просто притворяешься, ветерок дует, — сказал Асион, сгибая указательный палец левой руки, не отрывая взгляда от долины. — Пушок на моих ушах чувствует ветер, даже когда пыль не поднимается. Здесь достаточный ветерок, чтобы я почувствовал их запах, если бы они начали вонять.

В левой руке Карпос держал короткий, очень прочный деревянный лук со стрелой на тетиве; ее острие было бронзовым, тонким, но с широкими крылышками, которым потребовалось бы всего несколько ударов сердца, чтобы лишить жизни того, в кого она попала. У Асиона была праща с коротким древком и льняными ремешками. Для обычной охоты он стрелял гладкими камешками, но в подсумке у него было несколько заостренных свинцовых пуль; одна из них сейчас лежала в кармане. На металле пуль было отлито слово. Асион, казалось, думал, что это ценный амулет, хотя и не был уверен, потому что охотники умели читать ничуть не лучше Илны. Но она не верила в такого рода чары. Судя по тому, что она видела с тех пор, как к ней присоединились охотники, силы плеч Асиона было бы достаточно для большинства целей.

Илна взглянула на нити пряжи в своих руках, готовые быть сплетенными в узор, способный заморозить разум или остановить сердце любого, кто его увидит. Вместо этого она могла бы связать нить в простое прорицание, чтобы ответить на вопрос: — Ждет ли нас внизу враг?

Она делала нечто подобное каждое утро, чтобы выбрать направление для дневных путешествий… но сейчас такой заботы не требовалось. Она доверяла длинному, тонкому меху, растущему на макушке ушей Асиона, и доверяла своему собственному инстинкту, который подсказывал ей, если что-то впереди было не так, было неуместно в мирной долине. Здесь она этого не чувствовала.

Илна жила в деревушке на восточном побережье Хафта, пока ей не исполнилось восемнадцать. Два года назад волшебницу по имени Теноктрис выбросило на берег, и все изменилось. Она и ее брат Кэшел навсегда покинули дом в сопровождении своих друзей детства Гаррика и Шарины. И теперь — Гаррик был правителем Островов; его сестра стала Принцессой Шариной из Хафта; и у Кэшела было единственное, что когда-либо имело для него значение — любовь Шарины. Он мог бы стать Лордом Кэшелом, если бы захотел, но этот титул значил для него не больше, чем для Илны.

Губы Илны были тверды, как лезвие ножа. Когда-то она бы сказала, что не хочет ничего сверх того, что принесло ей умение ткать. Потом она встретила Чалкуса и Мероту, мужчину и ребенка, которые любили ее... пока их не убили. Илна улыбнулась. Смерть была величайшим и, возможно, единственным покоем, который она могла себе представить. А до тех пор она будет убивать людей-кошек.

— Мы спустимся, — сказала она, вставая и выходя из кустов, не дожидаясь согласия охотников. Это было их дело; они присоединились к ней, а не Илна ос-Кенсет, вцепилась за случайно встретившуюся пару сильных, уверенных в себе мужчин в поисках защиты. Навыки, которым Илна научилась в Аду, были гораздо более смертоносными, чем оружие и мускулы охотников. Хотя Илна знала, что встреча с Асионом и Карпосом на самом деле не была случайной.

Ее оракул направил ее через горный хребет в долину к востоку от той, по которой она следовала в течение первой недели после того, как покинула королевскую армию и своих друзей. Ее оставшихся в живых друзей. Запах костра привел ее к охотникам, коптившим тонко нарезанную оленину на решетке из зеленых веток. Асион и Карпос последовали за ней, потому что были сбиты с толку и напуганы, в то время как у Илны была цель.

Изменение, смешение эпох с помощью волшебства, превратили острова в единый великий континент, существовавший в далеком прошлом. Охотники — Илна предположила, что они были из гораздо более ранних времен; они с ней иногда спорили из-за диалекта друг друга, хотя понимали друг друга достаточно хорошо — были полностью дезориентированы случившимся. Илна понимала это Изменение ничуть не лучше, чем охотники, но это была просто еще одна вещь, которая для нее не имела значения. Она жила, чтобы убивать людей-кошек, Коэрли, потому что они убили мужчину и ребенка, которые придали смысл ее жизни. Охотники были готовы делать то, что им казалось трудным, лишь бы им разрешили сопровождать Илну.

Все, о чем она просила их — это убивать, причем убивать скорее животных, чем людей. Это Асион и Карпос находили таким же естественным, как дыхание.

Карпос направился вниз вместе с Илной, немного отклонившись от ее левого бока и позволив своим длинным ногам унести себя достаточно далеко вперед, чтобы можно было сказать, что он лидирует. Большой и указательный пальцы его правой руки лежали на тетиве лука, готовые одним движением оттянуть ее к уху и отпустить.

Карпос был ширококостным мужчиной с нависшими бровями. Он выглядел медлительным и неуклюжим, но показал, что не является, ни тем, ни другим. Илна улыбнулась. Оракул ее связей не привел бы ее к Карпосу и его партнеру, если бы они не были именно теми мужчинами, в которых она нуждалась в качестве помощников.

Асион ждал на гребне, наблюдая за обратной тропой, пока Илна и Карпос спускались по пологому склону. Мужчины вместе охотились на опасную дичь в течение десяти лет, поэтому от природы были осторожны. Это было хорошо, хотя огромные чешуйчатые травоядные, на которых они охотились на Орнифале в свое время, и близко не были такими смертоносными, как Коэрли, на которых они охотились по указанию Илны.

Долина была засеяна ячменем или овсом — всходы были слишком молодыми, чтобы Илна могла разобраться. Здесь же в корявом величии распускались древние оливы. Илна натянуто улыбнулась: деревья, казалось, были расположены случайным образом, но они образовывали настолько тонкий узор, что она бы сказала, что никто, кроме нее самой или ее брата Кэшела, не смог бы его увидеть. Пожалуй, почти никто.

Илне не нравилась гордыня, и меньше всего — в себе самой, и особенно ей не нравилось понимать, что она самонадеянно считала себя обладательницей уникального мастерства. Она улыбнулась чуть шире: поскольку в большинстве случаев она сама себе не нравилась, наличие конкретной причины не имело большого значения.

На дальнем краю долины заблеяла коза. Там было большое стадо, щипавшее траву, растущую среди скал на этом склоне. В районе вокруг деревушки Барка, где выросла Илна, никто не держал коз. Козам было тяжело на пастбищах, хотя Илне говорили, что они дают молоко лучше, чем овцы.

Овечье молоко и твердый сыр из молочной сыворотки были достаточно хороши для Илны и ее брата, когда они росли сиротами; достаточно хороши, когда они могли себе это позволить.

— Они не забредают на посевы, — заметила она, прищурившись, наблюдая за стадом. Козы знали о ней и Карпосе, но не казались пугливыми или даже особо заинтересованными. — Хотя за ними никто не наблюдает.

Охотник пожал плечами. — Думаю, все мертвы, — отозвался он. — Здесь не горят очаги, и ничего не слышно, кроме пения птиц. И коз, конечно. У нас сегодня будет козлятина, хозяйка?

— Я скажу тебе, когда приму решение, — резко ответила Илна.

Охотники не оценили, насколько хорошо должны быть выдрессированы козы, чтобы они не забредали в посевы. Было время, когда Илна принимала определенные вещи как должное. О, не в ее словах, как у большинства людей, а в глубине души: взойдет солнце, подует ветер, и Чалкус и Мерота пойдут по жизни вместе с ней. Пока что солнце продолжало подниматься, а ветер дуть, но все могло измениться в мгновение ока; и если бы это произошло, для Илны это имело бы меньшее значение, чем потеря ее семьи. Тем не менее, сейчас нужно было убить Коэрли.

Прямо впереди лежали три тела: два человеческих мужчины средних лет и человек-кошка. Они были жестоко изрублены мечами или топорами: одному мужчине выпотрошили живот, а голова Корла держалась на плечах клочком кожи — его позвоночник был напрочь перерублен. Никакого оружия видно не было, но морда человека-кошки была окровавлена.

— Теперь нам не нужно беспокоиться о том, что позади, — сказал Карпос. — Подождите, пока мы не проверим, что может нас ждать внутри, хорошо? Не отрывая взгляда от храма и распростертых тел, охотник поднял правую руку и помахал своему напарнику. Прежде чем вернуть кончики пальцев к наложенной на тетиву стреле, Карпос пошевелил своим длинным кинжалом в ножнах, чтобы убедиться, что он свободно вынимается.

Илна не думала, что им нужно ждать Асиона, но спорить не стала. Если бы это имело значение, она бы поступала так, как ей заблагорассудится, и проследила бы, чтобы охотники тоже поступали так, как требуется ей. Илне не нужно было доказывать свою силу; это было для слабых людей.

Она на мгновение задумалась, затем спрятала моток пряжи в рукав своей верхней туники. Она сама соткала эту ткань, а также свой плащ из небеленой шерсти, который защищал от воды, как шиферная крыша. Карпос и его напарник были одеты в бриджи и жилеты из недубленой оленьей шкуры, вывернутые телесной стороной наружу. В рюкзаках, которые они оставили на гребне, были меховые накидки для холодной погоды, хотя сезон продвинулся настолько, что в них больше не было необходимости даже ночью.

Илна подозревала, что мужчины продолжали носить с собой приличную одежду, хотя город, в который они раньше ходили каждую весну, чтобы продать желчь ящериц, после Изменения в мире не существовал. Они не желали отказываться от тех немногих аспектов своей прошлой жизни, которые все еще оставались.

Охотники украсили свои жилеты, пришив к ним скальпы Коэрли, которых они убили с тех пор, как присоединились к Илне, по две пары на каждого. Илна не возражала, но, конечно, сама она трофеи не брала. Все, что имело значение для Илны, — это убийство. Она не знала, что будет делать, когда убьет всех людей-кошек в этом мире. Она надеялась, что умрет, потому что в ее жизни больше не будет смысла.

Асион присоединился к ним, держа в правой руке древко своей пращи, а левой придерживая пулю в кармане. — Ребята, вы обратили внимание на пруд? — сказал он, нахмурившись. — Как вы думаете, зачем они его сделали? — Бросать туда растения?

Маленький храм был расположен на постаменте, к которому вели три ступеньки. Вокруг него и небольшого круглого бассейна перед зданием росли форсиции. Несколько кустов были вырваны с корнем и брошены в воду. Очевидно, что у людей, которые это сделали, были смертельные ранения. Один из них лежал на бордюре, мертвой хваткой сжимая ветку с желтыми цветами.

— А для чего у них вообще этот пруд? — спросил Карпос. — Они разводят рыбу? Он слишком маленький.

— Я не знаю, — ответила Илна. Она ничего не добавила к этому заявлению, потому что добавить было нечего, и она не видела смысла попусту тратить время. — Тогда давайте продолжим. Бассейн тоже удивил ее, хотя она и не потрудилась сказать об этом.

Илна не видела храмов до тех пор, пока не покинула деревушку Барка примерно два года — или целую жизнь назад, но с тех пор в городах, через которые она проезжала, их было предостаточно. Илна не обращала особого внимания на здания, но у нее был нюх на узоры. Она бы наверняка обратила внимание на храм, обращенный к бассейну, если бы увидела его.

Этот был первым. Карпос опустился на колени и приложил указательный и средний пальцы правой руки к горлу первого трупа, мужчины, лежащего на спине. Волосы у человека были седые, по крайней мере, те, что от них остались; лоб доходил до макушки. Его лицо было таким спокойным, будто он молился, хотя раны, которые его убили — три глубоких удара ножом в нижнюю часть тела и порез, сломавший кость верхней части правой руки, — должно быть, были чрезвычайно болезненными.

— Мертв с рассвета, — сказал Карпос, поднимаясь и снова берясь за тетиву. — Может быть, немного дольше, но не намного.

Илна посмотрела в бассейн, на ее лице застыло намеренное отсутствие выражения вместо обычного настороженного молчания. Вода была прозрачной и такой мелкой, что она могла видеть узкие щели между каменными блоками, устилавшими дно. Стебли форсиции отбрасывали неровную тень, и там, где с корней растений смыло грязь, виднелись пятна.

— Он был крутым ублюдком, я отдаю ему должное, — сказал Асион странно мягким голосом. Он кивнул на труп, лежащий на краю бассейна. — Большую часть пути ему пришлось ползти. Посмотрите на след.

— Да, — ответила Илна. — Я заметила.

Все трупы были, по крайней мере, среднего возраста; этот человек был еще старше. На вид он казался мягким, если не сказать толстым; это был человек, который работал не больше, чем требовалось, и был готов скорее поднять кружку, чем мотыгу. Возможно, это было правдой. Однако последним поступком этого человека, пока он был жив, было то, что он выдернул из земли большой куст и протащил его десять двойных шагов к бассейну, в то время как его кишки, извиваясь, вываливались из него. Его распороли, словно тесаком, но он не сдавался, пока не умер.

— Госпожа? — сказал Карпос. Его голос звучал озадаченно и, следовательно, обеспокоенно; люди, которые принимают большую опасность как факт жизни, начинают беспокоиться, сталкиваясь с вещами, которых они не понимают; они слишком хорошо знают, что может скрываться в неизвестном. — Кот не убивал этого парня. Это сделано клинком.

— У Коэрли было оружие, — резко ответила Илна. Она отвернулась от тела и бассейна. — Выжившие кошки забрали его с собой. В этом нет ничего удивительного!

— Тогда кто же жевал этого кота? — спросил охотник, указывая на мертвого Корла. — Посмотрите на его морду, кровь и... Он увидел лицо Илны и сглотнул. — Простите, госпожа, — пробормотал он тихим голосом. — Я думаю, это были кошки.

— Госпожа, кто этот человек? — спросил Асион со ступенек перед входом в храм. Большинство тел лежало там неровной грудой. — Я имею в виду, кто он такой? Асион засунул свою пращу за пояс, чтобы она не мешала, вытащив вместо нее длинный стальной нож; это было лучшее оружие для рукопашной схватки со всем, что набросится на него из храма. Свободной рукой он оттащил труп за лодыжку. Илна предположила, что это труп мужчины. Но грудная клетка у него была неестественно глубокой, живот маленький, и более плоский, чем у женщины в корсете. А кожа имела гладкий черный блеск отполированного угля. Его гениталии были очень маленькими. Труп был обнажен, если не считать круглого металлического щита, висевшего на шейном ремне; его правая рука мертвой хваткой сжимала рукоять меча, который выглядел пригодным как для рубящих, так и для колющих ударов. Это вполне могло быть тем оружием, которое убило и людей в белых одеждах, и Коэрли… и горло субъекта было перерезано чем-то, что почти наверняка было длинными челюстями человека-кошки.

— Здесь, внизу, еще больше чернокожих, — сообщил Асион. — Три или четыре, я бы предположил.

— Я не знаю, кто они такие, — холодно отозвалась Илна. Она злилась на охотника за то, что он задал вопрос, на который она не могла ответить, и еще больше злилась на себя за то, что не сказала этого сразу, вместо того чтобы заставлять своих спутников ждать. Она направилась к входу в храм, огибая трупы. — И, похоже, что оружие было в руках чернокожих, кем бы они ни были, — добавила она, хотя к этому моменту она сделала это просто как публичное признание своей ошибки; охотники уже знали, что она была неправа.

— Только не Коэрли.

Илна недолюбливала камень. Рациональная часть ее сознания понимала, что было глупо думать, что камень тоже ее недолюбливает; но не все в ее сознании было рациональным, и она думала так, чувствовала это глубоко внутри. Она  прошла по выровненным дорожкам и поднялась на крыльцо, улыбаясь прохладным серым плитам под ногами. — «Я наступаю на тебя», — подумала она. — «И я достаточно глупа, чтобы думать, что ты это понимаешь».

Несмотря на то, что это было каменное здание, оно было очень привлекательным. Крыльцо простиралось на все четыре стороны, опираясь на рифленые колонны. Сам храм имел сплошные боковые стены, но только две колонны спереди. Илна прошла между ними в главное помещение. Прямо под крышей виднелись намеки на замысловатую резьбу, но единственный свет проникал через вход позади нее. В дальнем конце стояли две статуи на квадратных каменных постаментах: нечеловечески безмятежная женщина и женщина Корл. Круглое основание между ними было пустым; статуя, изображавшая обнаженного мужчину, лежала лицом на пол.

— Эй, почему они молятся человеку-кошке? — спросил Карпос.

Его голос испугал ее; ее внимание было настолько сосредоточено на статуях, что она не услышала шороха его одетых в оленью шкуру ног, входивших в храм позади нее.

— Это, наверное, Богоматерь, — сказала Илна. — Богоматерь и Сестра во Христе, Царица Небес и Царица Мертвых. Она снова посмотрела на изображение Корла. — Или, возможно, демон. Если кто-нибудь из этих людей остался в живых, мы можем спросить их.

— Но здесь, ни души, — сказал Карпос. — Асион все еще осматривается, но мы бы уже услышали что-нибудь, кроме коз, если бы здесь кто-нибудь был. В его голосе не было беспокойства. Охотники не были жестокими людьми, но они были суровы, и даже при жизни люди из этого сообщества ничего для них не значили. — Почему они сделали Сестру во Христе Корлом? — добавил Карпос, почесывая левую бровь кончиком лука. — Я никогда такого не видел.

— Я что, похожа на священника? — огрызнулась Илна. — В любом случае, я сказала, что это может быть демон. Она опустилась на колени, вглядываясь в основание, поддерживающее статую Богоматери. Ее глаза достаточно хорошо приспособились к полумраку, чтобы разглядеть вырезанное на нем изображение Пастыря, супруга Богоматери. Он держал свой посох наготове, чтобы отразить атаку неповоротливых длинноруких огров с обеих сторон. На основании под самкой Корлов была похожая сцена: вождь Корлов с развевающейся гривой, поднял свою дубину с набалдашником, когда крылатые существа со змеиным телом угрожали ему.

Основание, с которого упала мужская статуя, было простым. Илна, нахмурившись, поднялась на ноги. — Здесь ничего нет, — сказала она. — Мы проверим жилые помещения, прежде чем решим, что делать дальше. На другом склоне есть хижины.

Кто-то застонал у ног Илны. Она отскочила назад.

— О, Сестра во Христе, возьми меня, госпожа! — воскликнул Карпос, указывая своим натянутым луком на фигуру на полу. — Это не статуя! Это человек!

***

Гаррик, некогда правитель Островов, стоял перед крупнейшим городом Коэрли. Люди-кошки называли это место просто «Место», потому, что десять тысяч его жителей делали его уникальным среди расы, которая обычно группировалась в охотничьи отряды из дюжины или двух дюжин особей. Когда Изменение эпох объединило их, это Место оказалось в пределах двадцати миль от Валлеса, столицы островов.

— Коэрли, выводите своего представителя-чемпиона! — крикнул Гаррик. Он был единственным человеком, который бегло говорил на языке людей-кошек, хотя он заставил десятки клерков и армейских офицеров выучить образцы их щелчков и шипения. — Выводите его сразиться со мной, или пусть выходит ваш Совет Старейшин сдаваться!

— Или мы могли бы просто разобраться с кошачьими тварями так, как поступил бы я в свое время, парень, — сказал призрак, разделяющий мысли Гаррика — Король Карус, его предок и советник. — Сожгите город дотла и убейте всех животных, которые выживут в огне. И отправляйся в следующий город и сделай то же самое.

— «Но Теноктрис говорит, что они нам нужны», — подумал Гаррик. — «И если бы она сказала, что нам нужно объединиться с обезьянами на деревьях Шенги, я был бы там, в джунглях, размахивая бананами и щебеча». Образ высокого загорелого короля в сознании Гаррика запрокинул голову и рассмеялся.

— Да, парень, — сказал Карус. — И ты, конечно, был бы прав. Но скорее обезьяны, чем кошки, съели бы людей, если бы мы им позволили.

— Если бы, — повторил Гаррик с ударением. Его улыбка и улыбка короля мрачно расширились.

Орнифал и другие острова королевства теперь представляли собой цепь высокогорий, окружающих огромный континент. Суша не поднялась в том смысле, в каком землетрясения и извержения вулканов иногда поднимают остров из моря — или погружают его на глубину вместе с городами на нем, оставляя их обреченных, кричащих жителей барахтаться в кипящих волнах. Изменение сплотило острова времен Гаррика в кольцо, которое соединило периоды, когда Внутреннее Море было сушей. Лучшим термином были бы фрагменты периодов.

Теноктрис, волшебница, чье появление в прибое у деревушки Барка стало первым из событий, приведших тихий мир Гаррика к катастрофе, сказала, что, по ее мнению, по меньшей мере, двадцать эпох соединились воедино, охватывая, по меньшей мере, столько же тысяч лет. Теноктрис настаивала, что она не была могущественной волшебницей, но ее забота и безупречное суждение неоднократно спасали королевство там, где кто-то с большей силой и меньшей мудростью усугубил бы надвигающуюся катастрофу.

Гаррик был больше уверен в догадке Теноктрис, чем в завтрашнем восходе солнца. За последние два года бывали случаи, когда солнце не взошло бы на следующий день ни для Гаррика, ни для королевства, ни для всего человечества, если бы не мастерство старой волшебницы.

Воины Коэрли закричали со стен Места, когда ворота содрогнулись и распахнулись наружу. Трубачи и горнисты королевской армии протрубили медный ответ, и плотные ряды солдат закричали и застучали копьями о свои щиты.

— Мы могли бы прорваться прямо сквозь этих тварей, — с сожалением задумался Карус. — Резать, сжигать и стирать их с лица земли.

— «Но мы сделаем так, как советует Теноктрис», — подумал Гаррик. — «И мы убьем этого Корла. Так что остальные поверят мне, когда я скажу им, что у них нет другого выбора, кроме как подчиняться законам, которые мы, люди, устанавливаем для них».

Рабы-люди закончили открывать ворота, и юркнули обратно за стены. Коэрли использовали людей так же, как люди использовали быков. Глаза Гаррика сузились, но шестеро голых рабов, вынужденных толкать створки ворот, были не самой страшной несправедливостью, происходящей в мире. Худшие вещи происходили тысячу раз каждый день в человеческих городах и поместьях. Но Коэрли, точно так же, как и люди, ели говядину. Это было бы достаточной причиной, чтобы решить проблему так, как хотел Карус, если бы люди-кошки отказались от предложения Гаррика провести испытание боем.

Коэрли завизжали громче. Вождь Корлов, самый крупный человек-кошка, которого Гаррик до сих пор видел, с важным видом вышел из города. Он остановился сразу за открытыми створками ворот и, подняв свою гривастую голову, издал угрожающий призывный звук кашля и криков. — Я Клаган! — закричал человек-кошка.

Гаррик мог слышать Корла даже сквозь дикую какофонию королевской армии.

— Никто не может устоять против меня! — продолжил вождь.

—Подожди и ты увидишь, чудовище, — сказал Карус с убийственным наслаждением. — Ты и твой Совет Старейшин не знаете, во что ввязываетесь!

Карус был правителем Старого Королевства, когда оно погрузилось в анархию за тысячу лет до рождения его дальнего потомка Гаррика. Никогда еще не было воина, равного Карусу. Если бы полководческое искусство и сильная рука с мечом могли сохранить цивилизацию, то Старое Королевство все еще стояло бы. Однако для царствования требуется нечто большее, чем военная мощь.

Гнев и яростный напор, которые сделали Каруса неудержимым на поле боя, были такой же причиной краха его королевства, как и мятежники и узурпаторы, появлявшиеся всякий раз, когда королевская армия оказывалась на расстоянии. В конце концов, волшебник засосал Каруса и его флот на погибель в глубины Внутреннего Моря. И, поскольку вера волшебника в свою силу была такой же обманчивой, как и у самого Каруса, они вместе утонули во время катаклизма. Однако смерть волшебника не спасла королевство. Когда смерть отпустила руку Короля, хаос, кровь и огонь воцарились на всех островах. Потребовалась тысяча лет, чтобы цивилизация вернулась — и теперь Изменение угрожало принести хаос в другой форме.

— Старейшины знают, что произойдет, — тихо сказал Гаррик, потягиваясь и чувствуя, как его кольчужная рубашка, словно вода, струится по замшевой куртке, смягчающей ее. — Я предложил им предлог, чтобы позволить им сдаться, и они ухватились за него. Иначе все Коэрли в этом Месте умрут, и они это тоже знают. Он громко рассмеялся, затем добавил: — Клаган, конечно, может и не знать.

— Он узнает, — отозвался Карус. — Очень скоро он узнает.

Гаррик стоял впереди передних рядов своей армии на два шага — расстояние от носка правой ноги марширующего солдата до того места, где этот носок снова опускается, — пять футов по гражданским меркам. Деревянные стены Места находились всего в сотне двойных шагов, самоубийственно близко, если бы их защищали люди с луками и катапультами.

Коэрли были достаточно быстры, чтобы уворачиваться от брошенных копий и даже стрел, поэтому они, никогда не разрабатывали метательное оружие для ведения войны. Они также не использовали его на охоте; они настигали свою добычу, опутывали ее утяжеленными лесками и либо немедленно убивали, либо доставляли в свои убежища, чтобы сохранить свежей для своих самок и котят. До Изменения предпочтительной добычей Коэрли были люди. Этого нельзя было сказать о людях-кошках, которым Гаррик и его правительство разрешили жить в этом новом мире.

— Я Клаган! — повторил Корл. — Кто осмеливается бросать мне вызов?

— Я Гаррик, Король Людей и Коэрли! — ответил Гаррик. — Поклонись мне или умри, Клаган!

Вожди Коэрли были вдвое тяжелее сексуально незрелых воинов, составлявших основную часть мужского населения. Даже их вожди обычно были ростом не больше среднестатистического человеческого мужчины. Клаган был исключением, но и Гаррик тоже. Он был самым высоким мужчиной в деревушке Барка на ширину ладони и, хотя был поджарым, был бы и самым сильным, если бы не его друг Кэшел. Кэшел был высок по обычным меркам, но настолько широкоплеч, что с любого расстояния казался приземистым; и даже для такого крупного человека, каким он был, Кэшел был непропорционально силен.

Чемпион Корл поднял свою булаву и закричал. Он направился к Гаррику пружинистым шагом, который для Корла свидетельствовал о необычной осторожности. Обычно человек-кошка бросился бы в атаку сломя голову, хотя в данном случае это означало, что он столкнулся бы с десятью тысячами человеческих солдат.

— Я не боюсь твоего оружия, зверь! — крикнул Клаган, что означало, что он действительно не боится. У него были на то причины. Коэрли не использовали огонь и, следовательно, не имели металла. Каменный наконечник булавы Клагана был размером с кулак Гаррика, а кожаная сбруя воина, единственная одежда, которая была на нем, содержала пару остриев. Одно было из твердого дерева, в то время как другое было выточено из человеческой бедренной кости. Они были острыми, как иглы, но у них не было режущих краев, и они разбивались при ударе по броне. В левой руке Клаган держал тридцатифутовый моток прочного растительного волокна, утяжеленный шариком высушенной на солнце глины, в который были вделаны крючковатые шипы, чтобы хватать и рвать.

— И учти его зубы, парень, — заметил Карус со спокойной уверенностью воина, который никогда не недооценивал противника и который, несмотря ни на что, никогда не проигрывал своих боев.

— Мы не забудем о его зубах, — отозвался Гаррик. — И мне не нужна сталь, чтобы убить тебя, Клаган!  Он снял свой шлем — произведение искусства, чьи позолоченные крылья широко расходились в стороны. Он помахал им в воздухе, затем водрузил на один из двух столбов, которые отряд его солдат вбил в землю, пока Старейшины Коэрли обсуждали ультиматум Гаррика. — Ты сдашься или умрешь! Это единственный выбор, который есть у Коэрли в этом мире, которым правят люди!

Гаррик расстегнул свой тяжелый поясной ремень. Кинжал в ножнах на правом боку частично уравновешивал меч на левом, но более тонкий ремешок через правое плечо поддерживал остальную часть веса меча. Не сводя глаз с Корла, Гаррик стянул через голову ремень и повесил его на перекладину столба, на котором уже висел его шлем.

— Что ты делаешь, чудовище? —  крикнул Клаган. — Ты пришел драться со мной или нет? Я — Клаган! Я никого не боюсь!

— Я буду драться с тобой, Клаган, — ответил Гаррик. Он схватился за свою кольчугу и тоже снял ее. Он был напряжен, зная, что ослеп в тот момент, когда тонкие звенья занавесили его голову. — И когда я убью тебя голыми руками... Он положил свою кольчугу на другой столб. Ее звенья были поочередно посеребрены и позолочены. Солнечный свет плясал на них и на отполированном до блеска его шлеме, привлекая взгляды наблюдающих за ним людей-кошек. Металл завораживал их не только своим практическим применением; он еще глубже врезался в их души. — ...   тогда Старейшины, пославшие тебя, увидят, что ни один Корл не может сравниться с воином-человеком!

— Это зависит от воина, парень, — заметил призрак в голове Гаррика.

— Но сопоставить меня с тобой — нет, ни с одним из зверей! — зарычал Клаган, теперь уже по-настоящему разозлившись, а, не просто позируя перед битвой.

Большой вождь сделал паузу, пока Гаррик снимал с себя снаряжение; теперь он снова двинулся вперед, издавая глубокое горловое ворчание. Гаррику этот звук показался более угрожающим, чем пронзительные вопли воинов на городской стене. Он отвязал мелкоячеистую сеть, свисавшую с пояса его легкой туники, и поднял четырехфутовый жезл, прислоненный к столбу, на котором лежал его шлем.

Гаррик шагнул навстречу человеку-кошке, улыбаясь от волнения и предвкушения. Конечно, он собирался убить чемпиона Корла. И он не стал бы этого делать, если бы у него были, хотя бы малейшие сомнения на этот счет. Но это была драка, а Гаррик участвовал во многих драках. Что бы ни говорил себе боец, единственное, в чем он мог быть действительно уверен, так это в том, что кто-то проиграет…

Гаррик развернул сеть перед собой. Она была шелковой, и достаточно плотной, чтобы запутать пескарей, с такими тонкими нитями, что на свету они казались скорее мерцающей мошкарой, чем куском ткани. Свинцовые бусины утяжеляли края.

Гаррик раскрутил сетку, и свинец оказался на внешнем крае виртуального диска. Клаган снова остановился и сгорбился, разглядывая сетку; он никогда раньше не видел, чтобы ее использовали в драке. С очередным хриплым рычанием он снова бросился на Гаррика, но тот заметил, что Корл отодвигается влево — подальше от незнакомого оружия. Гаррик слегка изменил угол наклона, чтобы держать Клагана прямо перед собой, и быстро очертил в воздухе цифру 8 своим жезлом. Он расправлял плечи, а также напоминал своим мышцам о том, сколько весит тонкая дубинка. Он выбрал дерево, чтобы привлечь внимание наблюдающих за ним Коэрли, но этот жезл-посох был из плотного кизила и упругим, как железо. Удар посохом из кизилового дерева не жалил, а сокрушал и ломал.

Жезл, палка Гаррика была толщиной чуть больше большого пальца, но только сильный человек мог сломать ее о колено — и при этом повредил бы его.

— Он готовится, парень... — пробормотал Карус. — Его шнур разворачивается справа от тебя, но он зайдет слева.

Два чемпиона находились на расстоянии тридцати футов друг от друга, но Гаррик не мог заметить в движениях Клагана ничего, что хоть в малейшей степени отличалось бы от того, что он делал до этого. Однако он не сомневался в предупреждении; Карус не совершал ошибок в бою.

Гаррик передвинул левую руку перед собой, перенося танец шелка направо. На мгновение круг засиял в воздухе, как масляное пятно.

Клаган прыгнул, но не на Гаррика, а к участку земли рядом с ним; утяжеленный конец лески Корла уже вырвался наружу.

Гаррик рванул сеть на себя, взмахнув палкой в правой руке. Клаган отреагировал еще до того, как приземлился на землю. Он начал замах, который размозжил бы Гаррику череп, если бы на пути не оказался посох из кизила. Большой Корл подхватил свою булаву и изогнулся всем телом, чтобы избежать удара Гаррика, двигаясь со скоростью, с которой не смог бы сравниться ни один человек. Мощные лапы Корла с тупыми когтями отшвырнули его под углом быстрее, чем взмахнул посох. Сеть Гаррика обвилась вокруг веревки человека-кошки, запутав шипы и обмотав саму веревку. И вес сети отвел шнур Корла от Гаррика, не причинив ему вреда.

Клаган приземлился в десяти футах от него, его булава поднялась для новой атаки, в надежде, что его противник споткнется или даже потеряет равновесие. Гаррик бросил сетку и резко дернул Корла за его же шнур. Клаган удивленно заблеял: он дважды обернул конец шнура вокруг левого запястья для более надежного захвата. Вместо того чтобы попытаться отпрыгнуть, как загарпуненная рыба,  он прыгнул прямо на Гаррика, чтобы дать слабину и открутить шнур с руки. Клаган встретил палку Гаррика еще в середине замаха, который Гаррик начал еще до того, как Корл впервые атаковал. Человек-кошка занес свою булаву. Ее бамбуковое древко треснуло и вылетело у него из руки. Кизиловый посох  ударил Клагана по морде, выбив длинный клык в  брызгах крови. Клаган рухнул на землю. Даже раненый и ослепший от боли, он развернулся на четвереньки, чтобы отпрыгнуть в сторону, когда Гаррик приземлился коленом ему на спину. Вес Гаррика придавил Корла плашмя, заставив его испуганно выдохнуть. Клаган начал скрести землю лапами…

Гаррик схватил левой рукой густую гриву на макушке человека-кошки и потянул назад. Вместо того чтобы ударить Корла лицом в грязь — возможно, это было бы больно, но боль не имела значения ни для одной из сторон в этом бою — Гаррик ударил правым кулаком по толстой шее своего противника.

Четыре конечности Клагана конвульсивно дернулись. Гаррик ударил снова и услышал, как хрустнул позвоночник человека-кошки. Голова Клагана откинулась назад в его руке, черный язык высунулся из уголка пасти. Гаррик попытался встать, но снова соскользнул на колени; если бы он встал, то почти наверняка растянулся бы во весь рост. Он был слеп, у него кружилась голова от усталости, и он был так слаб, что ноги не держали его.

Люди подбежали к тому месту, где он преклонил колени: его охранники, офицеры и Лайана, женщина, которую он любил. Лайана вытерла кровь и пот с его лба влажной тряпкой и сказала: — Дорогой, дорогой, с тобой все в порядке?

Гаррик открыл глаза. Его желудок успокоился; на мгновение ему показалось, что его сейчас вырвет из-за реакции на драку. — Отойдите, — пробормотал он.

Затем громко и яростно: — Дайте мне место! Клянусь Пастырем, дайте мне место! Они отодвинулись достаточно, чтобы он мог встать. Гаррик пошатнулся, но лишь слегка; он удержался еще до того, как Лайана коснулась его руки, чтобы поддержать.

— Старейшины Коэрли! — закричал Гаррик  на языке людей-кошек. — Выходите и услышьте законы, которые вы и ваш народ будете соблюдать отныне и до последнего вздоха! Выходите, пока моя армия не перебила всех Коэрли, как я убил этого воина! И он оттолкнул Клагана каблуком.

Королевская армия кричала и подбадривала, но со стен Места доносились только стенания.

***

— Принцесса Шарина, мы очень рады вашему присутствию! — сказал полный мужчина, одетый в красный плащ, отороченный горностаем. Три золотые цепи и золотая или позолоченная корона, отлитая в виде лаврового венка, дополняли его наряд. Свет фонаря отражался от его регалий и капель пота, выступивших на лбу и румяных щеках. — Никогда еще гордой общине Западного Сесила не оказывалась такая большая честь.

— Его титул — Главный Бургомистр, — сказала Госпожа Масмон, одна из помощниц канцлера, на ухо Шарине. Она пыталась говорить достаточно громко, чтобы Шарина услышала, но при этом сохранить слова в тайне от главного бургомистра и кучки чиновников помельче, стоявших прямо за его спиной.

На трех из четырех углов городской площади играли оркестры, и вся община собралась отпраздновать событие.

— Его зовут Клейн или Кейн; извините, я не могу прочитать записи моего клерка. Я прикажу отрезать ему нос за это! Если бы Шарина посчитала угрозу серьезной, она бы запротестовала. По словам помощницы канцлера, это была просто форма выражения, указывающая на то, что она была расстроена и переутомлена.

Конечно, все в правительстве были разочарованы и переутомлены. Шарина усмехнулась. Последние два года они были разочарованы и переутомлены, сталкиваясь с одним кризисом за другим. Изменение лишь незначительно усугубило проблему, когда разорвало все на части. Теноктрис сказала, что дальнейших сдвигов не будет, по меньшей мере, тысячу лет. Будущее выглядело светлым, если  королевство и человечество смогут пережить непосредственное настоящее. Если...

— Спасибо, Мастер К'ане, — сказала Шарина, позволив своему настроению превратиться в любезную улыбку. Она надеялась, что ее невнятное произношение скроет неуверенность в имени этого человека. — Принц Гаррик сожалеет, что не смог присутствовать на празднике в честь Дня Основателя из-за своих обязанностей в армии, но он просил меня передать его признательность Западному Сесилу за верность, продемонстрированную  королевству.

Горожане начали оживленно болтать. Из-за музыки и того факта, что все они говорили одновременно, Шарина не могла ясно понять ни одного из них — в лучшем случае акценты этого региона были трудными — но, судя по словам, которые она улавливала, она оставалась уверенной, что многого не упустила.

Западный Сесил был процветающим торговым городом во времена Старого Королевства. Но за тысячу лет, последовавших за смертью Короля Каруса, море поднялось и покрыло это место. Поскольку Валлес разросся, когда Герцоги Орнифала стали Королями Островов, население переехало в столицу вместо того, чтобы отстраивать Западный Сесил на возвышенности. Во времена Шарины этого города еще не существовало. После Изменения Западный Сесил вновь стал пригородом значительно расширившегося Валлеса, теперь не имеющего выхода к морю и удаленного от побережья континента, который вытеснил Внутреннее Море. В прошлом корабли удерживали разбросанные острова вместе. В будущем должна была бы быть другая система и, вероятно, другая столица, но пока правительство оставалось в Валлесе.

Жизнь граждан Западного Сесила изменилась еще более радикально, чем у жителей Нового Королевства, но они отреагировали на это удивительно разумно. Когда первые чиновники правительства Гаррика прибыли, чтобы начислить налоги, Западный Сесил заплатил немедленно и добавил клятву искренней лояльности.

Клейн/Кейн и его товарищи не имели ни малейшего представления о том, что произошло, но они понимали, что их единственный шанс выжить — это повиноваться людям, которые прибыли.

Шарина — Принцесса Шарина Хафтская — надеялась, что их уверенность не была напрасной. По крайней мере, сообщество получило королевский визит за свою поддержку. Главный Бургомистр повернулся лицом к толпе. Мрачный мужчина рядом с ним поднял свой церемониальный жезл. Его навершие представляло собой посеребренный гребень из двух рыб, соединенных у ртов; Шарина сначала приняла его за птицу с распростертыми крыльями.

— Граждане! — крикнул Клейн/Кейн. Мужчина с жезлом взмахнул им, и остальные горожане — и их жены, все одетые в черное и белое, но в самых разных стилях, — начали кричать. Оркестры перестали играть; танцоры замерли в своих хороводах. — Граждане! — повторил Клейн/Кейн. — Мы благословлены присутствием Принцессы Шарины, родной сестры нашего Лорда и повелителя Короля Гаррика. Да здравствует Принцесса Шарина!

Последовавшие за этим одобрительные возгласы были достаточно восторженными для любого. Даже Масмон, измученная задачей распространить влияние правительства на страну, которой двумя месяцами ранее не существовало, улыбнулась. Шарина шагнула вперед и подняла руки. На ней были придворные одежды с рукавами из многослойной шелковой парчи; этот жест заставил ее почувствовать их тяжесть.

Отец Шарины и Гаррика, Рейз был хозяином сельской гостиницы на Хафте, острове, который оставался захолустьем на протяжении тысячи лет после падения Старого Королевства. Летом Шарина ходила босиком и надевала верхнюю тунику поверх простой, внутренней только тогда, когда этого требовала холодная погода; придворные одежды, которые ей приходилось носить сейчас, казались ей незнакомыми и неудобными.

Но Рейз научил их выполнять свою работу. В прошлом это означало, что Шарина стирала белье, высыпала нечистоты в навозную кучу и обслуживала столики, когда гостиница была полна незнакомцев во время осенней овечьей ярмарки. Многие из них были пьяны и почти все были полны решимости рискнуть хотя бы раз — в надежде заманить потрясающую блондинку, слугу в свои постели.

Шарина лучезарно улыбнулась. Придворные мантии была необходимой частью ее нынешних обязанностей. Ей не нравилось носить их, но это было лучше, чем бродить по шумной общей комнате с подносами в руках, не имея возможности отшвырнуть нащупывающие ее руки в сторону. — Граждане! — обратилась она, задаваясь вопросом, так ли трудно местным жителям понять ее акцент, как, по ее мнению, их. — Мне приятно присоединиться к вам в праздновании дня основания вашей общины, потому что вы, в свою очередь, присоединились к Королевству в его новом виде.

Импришлось бы придумать название вместо «Королевства Островов». Конечно, даже в прошлом большинство людей не были гражданами Островов. Шарина жила в деревушке Барка или, возможно, в «районе» вокруг нее. Хафт был географическим понятием, а не ее домом, и королевства были знакомы только по древним эпосам, на которых Рейз учил читать своих детей.

— От имени Короля Гаррика и тысяч ваших собратьев, которые твердо стоят за мир и единство, — сказала Шарина, — спасибо вам! Желаю вам и Королевству процветания. А теперь возобновите свое веселье!

Люди, толпившиеся на площади, снова зааплодировали. Большинство из них были одеты в то, что, по-видимому, являлось официальной одеждой для общины: черно-белые комбинации для женщин и вышитый шерстяной фартук поверх пары туник для мужчин, но некоторые были в масках и костюмах. Рядом с Шариной стоял мужчина с чешуйчатой головой морского волка и хвостом из жесткой ткани, а ближе к центру толпы — гигантский медведь, оживляемый человеком на ходулях. Шарина усмехнулась. Меховой костюм, должно быть, был еще более неудобным, чем ее мантия.

Оркестры снова взялись за свою музыку. Каждый играл свою мелодию. По словам Масмон, в Западном Сесиле проживало почти восемьсот граждан — то есть взрослых мужчин. Это было достаточно масштабно, чтобы вызвать соперничество соседей, так что одновременное выступление трех групп не стало неожиданностью. Возможно, это прискорбно, но не удивительно.

— Могу я осмелиться спросить, ваше высочество? — сказал, вероятно, Кейн. Он с надеждой замолчал; на самом деле у него не хватало смелости продолжать без подсказки. Шарина милостиво кивнула. Она и Масмон были здесь, чтобы ободрить людей, которые были готовы считать себя частью королевства. Оно включало в себя благоговейных и косноязычных людей, таких как горожане Западного Сесила.

— Ах, ваше высочество, — продолжил Кейн, его глаза двигались неловкими овалами, чтобы не встречаться с взглядом Шарины. — Теперь королевство объединено? То есть, в наши дни, знаете ли, были неприятности. По крайней мере, так мы слышали. Чиновник с печальным лицом выразительно стукнул своим жезлом. — Граф Сандраккана поднял восстание! — сказал он гнусавым голосом. — Это то, что мы слышали. Шарина кивнула.

«Наши дни» для него были концом Старого Королевства, крахом цивилизации на всех Островах. Эти люди пропустили самое худшее, когда Изменение смешало эпохи — хотя Орнифал не был так сильно разрушен катаклизмом, как западные острова. Герцоги Орнифала стали Королями Островов почти по умолчанию.

— Изменение вызвало большие потрясения, — сказала она, — но по большей части то, что мы с вами считаем королевством, сейчас едино, как и когда-либо. Мы обменялись курьерами с Сандракканом и Блейзом, чьи правители полностью привержены восстановлению порядка.

— Чего я, честно говоря, не понимаю, — сказала Масмон, потирая лоб обеими руками. — Я бы ожидала, что Сандраккан, по крайней мере, заявит о независимости. Божья Матерь знает, что Графы делали это дважды за два поколения, и сейчас это кажется прекрасной возможностью.

— Изменение было слишком ошеломляющим для этого, — решительно ответила Шарина. Помощница, уставшая пятидесятилетняя старая дева, позволила себе распустить свой язык. Хотя Шарина не могла точно винить ее, она также не могла допустить, чтобы отчаяние Масмон заразило это сообщество. — Граф — и все граждане Сандраккана и других бывших островов — цепляются за лучшую надежду, которая у них есть в такой неопределенности, — сказала она.  — Мы — эта надежда, — продолжила она и улыбнулась. — Мы — единственная надежда человечества.

Группа, ближайшая к окружению Шарины, состояла из трех стройных усатых мужчин со свитками для записей разной длины и пожилой женщины, которая играла на маримбе с демоническим энтузиазмом. Потемневшие от времени бамбуковые палочки, которыми она ударяла по трубкам, были не тверже и не более узловатыми, чем пальцы, которые их держали. Две женщины танцевали под проникновенную музыку, принимая стилизованные позы с высоко поднятыми руками. Одна держала щит, выпуклая поверхность которого была тщательно отполирована, отбрасывая отблески фонаря и искажая лица наблюдавших; другая размахивала деревянным мечом.

Хотя меч не был настоящим оружием, телохранители Шарины — отряд Кровавых Орлов в черных доспехах — не спускали глаз с танцовщицы. Это были люди, в философии которых не было места никаким богам, кроме Долга и Подозрительности.

— Просто все стало по-другому, — сказал Кейн. Он кивнул на юг. — Даже звезды.

— Да, — ответила Шарина, — но люди доброй воли могут процветать, несмотря на перемены. Мы просто должны держаться вместе. Мужчины, женщины и Коэрли. Она усмехнулась. Созвездия в целом были такими же, к каким она привыкла, но яркая белая звезда оставалась прямо над южным горизонтом. Это приводило в замешательство, особенно потому, что она сияла на родном небосклоне.

— Мы кое-что слышим, — извиняющимся тоном сказал Кейн. — От путешественников, знаете ли. Они говорят, ну, что существует много неприятностей. Что это небезопасно. И повсюду водятся монстры, люди-кошки, каннибалы.

— Это люди-кошки, Коэрли, — согласилась Шарина. — Мы уже привлекли в королевство несколько их крепостей, их общин. Это было нетрудно после того, как они услышали, как легко мы уничтожали любую группу, которая пыталась сопротивляться. Она не потрудилась объяснить горожанину, что каннибал — это животное, которое поедает себе подобных существ. Коэрли были просто мясоедами, во многом такими же, как и сами люди; а поскольку Коэрли не были людьми, они не делали различия между людьми и бараниной.

— И Король Гаррик покоряет единственный крупный город людей-кошек, прямо сейчас, когда мы разговариваем, — добавила она с еще одной широкой улыбкой. — Вот, почему его здесь нет. Шарина знала, что сильно приукрашивает правду; она все равно была бы здесь на месте своего брата.

Высокий ранг Принцессы Шарины произвел впечатление на жителей Западного Сесила — или на Гильдию Мельников, или на уважительную делегацию прихожан Ланзедака на Кордине.

Принцесса Шарина встречалась с ними и выслушивала их, а затем передавала обычным чиновникам, которые приступали к сути их дела. В этом случае, как и во многих других, особой сути не было. Люди хотели, чтобы им говорили, что они важны и что их жертвы были оценены теми, кто требовал этих жертв. Шарина могла делать это очень хорошо, пока Гаррик руководит правительством. Обе работы были абсолютно необходимы, если королевство хотело выжить. Были правители, которые относились к гражданам как к машинам, которые платят налоги, но они делали это только на свой страх и риск.

— Хвала Владычице за то, что она привела нам такого великого короля, как ваш брат, Принцесса! — сказал человек с жезлом. Даже когда он говорил с явным энтузиазмом, ему удавалось сделать так, чтобы это заявление прозвучало как панихида.

— Хвала Владычице, — повторила Шарина, слегка приседая в реверансе в честь Царицы Небес. Она не просто произносила слова одними губами. Шарина не была особенно религиозной в детстве, но когда судьба катапультировала ее к ее нынешнему возвышению, она сразу поняла, что эта задача выходит за рамки человеческих возможностей, ни ее, ни чьих-либо еще. Она могла только надеяться — только молиться, — что Великие Боги действительно существуют и что они готовы помочь королевству и его защитникам.

Танцор в костюме медведя в центре площади начал медленно вращаться, и двигаясь в виде цифры 8; толпа расступилась перед ним. Сколько времени прошло с тех пор, как на Орнифале были медведи? Конечно, гораздо дольше, чем тысяча лет в прошлом Шарины, когда Западный Сесил процветал.

— Ваше высочество? — обратилась одна из женщин, стоявших позади горожан. Она шагнула вперед, протягивая глиняную кружку с откидной металлической крышкой. — Не хотите, ли отведать нашего эля? Я сама его сварила. Кейн повернулся с выражением мучительного ужаса на лице и закричал: — Деза, ты глупая корова! В Валлесе пьют вино, разве ты не знаешь? Теперь принцесса подумает, что мы деревенщины без всякой культуры!

— Я выпью пива, Мастер Кейн, — ответила Шарина, забирая кружку у пораженной женщины. Не в ее правилах было вмешиваться в то, как пара ведет себя между собой, но ее тон был значительно холоднее, чем мог бы быть, если бы Бургомистр не назвал свою жену коровой. — Надеюсь, это не сделает меня в ваших глазах некультурной деревенщиной? Шарина отпила глоток, когда лицо Кейна стало точной копией того, каким было лицо его жены мгновение назад. Шарина была резче, чем намеревалась; но она тоже устала, а «корова» — было не то слово, которое следовало употреблять бургомистру.

— Очень вкусно, Госпожа Деза, — сказала она, хотя, по правде говоря, эль пришелся ей не очень по вкусу. На Хафте хмель не выращивали; Рейз варил биттер для своей пивной с дубровником, который его жена Лора выращивала на своем огороде. Шарина снова взглянула на небо; полумесяц уже взошел, значит, она провела здесь достаточно времени. Она сделала едва заметный жест Масмон. Как и было условлено, помощница достала блокнот с четырьмя листочками из тонко нарезанной древесины вяза. Она наклонила его, чтобы поймать свет ближайшего фонаря, и сказала: — Ваше высочество? Я боюсь, что мы опоздаем на вашу встречу с Канцлером Ройхасом, если в ближайшее время не отправимся туда.

 — О боже, ваше высочество! — воскликнула Госпожа Деза. — Вы хотите сказать, что вам еще предстоит поработать сегодня вечером?

— Боюсь, что да, — ответила Шарина. Она улыбнулась, но внезапный прилив усталости превратил выражение ее лица во что-то неожиданно грустное. — Поскольку мой брат с армией, у тех из нас, кто имеет дело с гражданской стороной правительства, много работы.

Третья фигура в костюме танцевала достаточно далеко на площади, чтобы Шарина могла ее как следует разглядеть. Это был длиннолицый зеленокожий гигант, чьи руки волочились бы по булыжной мостовой, если бы человек на ходулях, находящийся внутри костюма, позволил им свисать. Вместо этого он двигал когтистыми руками так, что существо, казалось, набрасывалось на гуляк. Даже предполагая наличие элемента карикатуры в костюме, Шарина не была уверена, что это так.

— Мастер Кейн, этот танцор — демон? — спросила она, указывая на него.

— Не совсем, ваше высочество, — ответил Кейн, явно довольный ответить на вопрос, который не касался эля. — Это людоед, или огр, хотя некоторые говорят, что людоеды — это отродье женщин, которые спали с демонами. Герой Сезир убил людоеда, медведя и морского волка, чтобы спасти колонию, которую он привел из Канбеса. Это согласно Эпосу об Основателях. Вы читали эпос, ваше высочество?

— Частично, — честно ответила Шарина. Но очень маленькими частями, потому что в ее время Эпос был известен только  фрагментами. Ни в одной из сохранившихся частей не упоминался Сезир — или остров Канбес, если уж на то пошло. Она вернула кружку Дезе; так как уже опустошила ее. Ей хотелось пить, и с непривычки эль подействовал очень чувствительно.

— Нам действительно пора возвращаться во дворец, — сказала Шарина. Она улыбнулась Главному Бургомистру, затем обвела взглядом всех чиновников и их жен налево и направо. — Было приятно познакомиться с вами и выразить признательность королевства. Когда Шарина повернулась, чтобы идти, окруженной Кровавыми Орлами, танцовщица снова подняла свой щит в диком взмахе. На мгновение Шарине показалось, что в его полированной поверхности она увидела бледного, томного мужчину. Конечно, это должно было быть искаженное отражение.

***

Кэшел стоял на краю озера, слушая, как неподалеку напевают рыбаки, продираясь на своих крошечных каноэ сквозь камыши. Незнакомая яркая звезда всходила на юго-востоке; с тех пор как произошло Изменение, она всходила все раньше каждую ночь. Такой пастух, как Кэшел, очень хорошо познал небеса. Когда он впервые увидел эту звезду, она была частью «Кувшина с водой», созвездия, которое сигнализировало о начале сезона дождей, но через месяц она приблизилась к хвосту «Пантеры».

На корме каждого каноэ сидело по одному мужчине, толкая его вперед шестом; его напарник стоял впереди с длинным копьем. Вместо единого острия у копий были изогнутые наружу бамбуковые пружины с костяными зубцами на внутренних сторонах. Когда рыба поднималась, чтобы посмотреть на фонарь, свисающий с вытянутого носа каноэ, копьеносец наносил удар и ловил барахтающуюся жертву, как челюсти щуки.

Кэшел не был рыбаком, и рыбаки, которых он знал в деревушке Барка, выходили во Внутреннее Море с крючками и длинными лесками. Однако он мог оценить мастерство даже в людях, делающих что-то ему незнакомое, и эти ребята, ловящие рыбу в заросшем тростником месте к югу от Валлеса, очевидно, знали, что делают. Кроме того, ему нравилось, как они пели во время работы. Кэшел петь не умел, но ему всегда было приятно слышать, как его друг Гаррик играет на своей пастушьей свирели, когда они вместе наблюдали за овцами.

— Вот! — твердо сказала Теноктрис, выпрямляясь с корточек, на которых она сидела, делая пометки на земле серебряным стилусом. Они были так близко к берегу, как только могли, и все еще находили почву достаточно твердой, чтобы делать на ней пометки. Теноктрис достала из своей сумки бамбуковую палочку, затем извиняющимся тоном добавила: — Возможно, это пустая трата времени, Кэшел. Мне не следовало забирать тебя у Шарины.

Кэшел пожал плечами и улыбнулся. — Я не возражаю, — ответил он. — И в любом случае, насколько я видел, вы не теряете времени даром, Теноктрис. Он прочистил горло и отвел взгляд, немного смущенный. То, что он собирался сказать, могло прозвучать как хвастовство, а это Кэшелу не нравилось. — Я бы предпочел быть здесь на случай, если, знаете ли, что-нибудь случится, — сказал он. — Я полагаю, вам будет лучше со мной, если что-нибудь случится, чем, если бы вы были с кем-то другим.

Теноктрис тепло улыбнулась. Он не знал, сколько ей лет — наверняка по-настоящему много, — но большую часть времени она прыгала вокруг, чирикая, как воробей. Волшебство изматывало ее, но волшебство изматывало всех, кто им пользовался. Оно измотало даже Кэшела, хотя он и не был волшебником в том смысле, в каком его понимало большинство людей.

Он просто делал что-то, когда это было нужно. Теноктрис была единственной волшебницей, которую Кэшел встречал и которая, как ему казалось, знала, что делает. И к настоящему времени Кэшел встретил больше волшебников, чем мог мечтать за годы своего взросления.

— Итак, — сказал один из стариков, наблюдавших за Кэшелом и Теноктрис, незнакомцами, приехавшими из Валлеса на двуколке. Их было восемь; по подсчетам Кэшела, это была рука и три пальца. — Значит, вы, люди, волшебники?

— Она волшебница, — ответил Кэшел, улыбаясь и кивая в сторону Теноктрис. Она доставала из своего чемодана книги и свитки. Там были и свитки, разрезанные на страницы и переплетенные, которые она называла кодексами. — Большую часть времени я работаю пастухом, но сейчас я помогаю ей. Она моя подруга. Она друг каждого, каждого, кто хочет, чтобы хорошие люди победили.

Света было недостаточно, чтобы читать. Каким бы умным вы ни были — а умнее Теноктрис было немного, — было невозможно разглядеть буквы без лампы. Ей нравилось иметь перед собой слова своих заклинаний, даже, несмотря на то, что она собиралась произносить их по памяти. Это был трюк, аналогичный тому, как Кэшел всегда трижды разминал плечи, прежде чем поднять по-настоящему тяжелый вес.

— Мы не очень-то жалуем волшебников здесь, в Уотертауне, — сказал говоривший местный житель; остальные сдержанно кивнули. — Имей в виду, я ничего не говорю против твоей подруги.

Кэшел снова посмотрел на группу, на мгновение, задавшись вопросом, все ли они мужчины. Он решил, что так оно и есть, хотя они были такими старыми и согбенными, что это не имело значения. — Судя по тому, что я видел у большинства волшебников, — сказал он любезно, — вы правы, что так считаете. Я наблюдал за овцами, у которых было больше здравого смысла, чем у большинства волшебников. Но Теноктрис хорошая волшебница. Он помолчал и добавил, по-прежнему спокойно: — Я рад, что вы не выступаете против нее. Мне бы это не понравилось.

Кэшел предположил, что эти люди были старейшинами деревни, расположенной слишком далеко на берегу, чтобы разглядеть ее, даже если бы было светло. Более молодые мужчины были в каноэ, женщины вернулись в хижины и готовили еду, которую рыбаки съедят по возвращении. Старикам нечем было заняться, кроме как лезть не в свое дело.

Теноктрис закончила свои приготовления и подошла, чтобы присоединиться к ним. Кэшел задумался, не следует ли ему отослать местных жителей прочь, но Теноктрис указала на мраморный бассейн позади них. Обращаясь к говорившему мужчине, она спросила: — Не могли бы вы сказать мне, есть ли надпись на этом фонтане, мой хороший?

Бассейн, должно быть, питался из родника, потому что струйка воды стекала из трубы через бордюр, а затем вниз по склону. Далее поток впадал в открытый канал, тоже отделанный мрамором, а затем спускался в озеро. Годы разъели желоб, так что только небольшое отличие известняка от камня, образовавшееся в растительности, указывало на то, что он когда-то здесь был. Бордюр бассейна был покрыт крошащимся налетом — снизу черным, а сверху чешуйчато-белым, — этот мрамор впитался во влажную землю, но все равно казался твердым. На обратной стороне была выпуклая часть, будто предназначенная для размещения таблички или вырезанных слов, но Кэшел сомневался, что есть возможность определить, написано ли там что-нибудь, даже при солнечном свете.

— Госпожа, я неграмотный, — нервно ответил старик. Он отступил на шаг; Размеры Кэшела его не испугали, но Теноктрис напугала — то ли потому, что она была волшебницей, то ли просто по тому, как она говорила, было видно, что она леди. — Никто в Уотертауне не умеет писать, госпожа!

— Видите ли, я думаю, что это сооружение было построено как памятник битве, — сказала Теноктрис. — Согласно Библиотеке Стейтона, братья-близнецы по имени Пард и Пардил сражались за наследование Королевства Орнифал. Они и все воины в их армиях были убиты. Из скалы стал бить фонтан, чтобы смыть пятна крови с земли, а их дядя построил бордюр и стелу... Она указала на вертикальную плиту в задней части бордюра — ... вокруг него. Теноктрис прошла сквозь группу и опустилась на колени, чтобы внимательно посмотреть на бассейн.

Кэшел прибыл вместе с ней не потому, что существовала угроза — конечно, не со стороны этих мужчин, — а просто из общих принципов. Иногда все происходило очень быстро. Хотя Кэшел был быстр, он все равно не планировал давать неприятностям фору.

— Так это и есть родник, госпожа? — спросил Кэшел, прищурившись, чтобы посмотреть, поможет ли это ему разглядеть какую-нибудь резьбу на полуразрушенной плите. Этого не произошло.

— Боюсь, с историей есть проблемы, — ответила Теноктрис, одарив его одной из своих быстрых, жизнерадостных улыбок. Местные жители внимательно слушали; двое из них даже наклонились поближе, чтобы посмотреть, что можно разобрать на покрытом белыми волдырями камне. — Пард и Пардил на языке того времени означают Лошадь и Кобылу, и остров не назывался Орнифал, пока герой Вэл не прибыл из Тегмы тысячу лет спустя и не основал город Валлес. Она снова посмотрела на бассейн, поджав губы, и добавила: — Но все же, это мог бы быть памятник битве, которую описывает Стейтон.

Старик, который до этого молчал, сказал: — Госпожа, мой дедушка рассказывал мне, что на камне были вырезаны мечи и шлем. И еще он сказал, что там было больше закорючек. Это могло быть написано, не так ли?

— Твой дедушка, твой дедушка! — усмехнулся первый говоривший. — Он был чокнутым, Реббен, и ты тоже чокнутый, если думаешь, что эта прекрасная леди обратит хоть малейшее внимание на то, что ты говоришь или когда-либо говорил твой дедушка!

— Это я чокнутый, Харет? — возмутился Реббен, и его голос сразу же стал пронзительным и резким, как крик ястреба.

— Ну, он действительно это сказал! И я думаю, что он сказал правду, как он всегда говорил правду. И вообще, кто ты такой, чтобы говорить с нормальным человеком? Ты, который почти каждую ночь засыпает, уткнувшись лицом в кашу, если твоя дочь быстро не подхватит тебя, а?

— Ребята, не толкайте Леди Теноктрис, пожалуйста, — сказал Кэшел, двигаясь вперед, чтобы оттеснить стариков, не прикасаясь к ним. Он повернул свой посох, выставив его перед собой под углом, чтобы подчеркнуть то же самое, что и его слова. — Если вы собираетесь спорить, было бы хорошо, если бы вы нашли способ сделать это.

Мужчины разлетелись, как певчие птицы при ударе сокола, затем подскочили друг к другу, столкнулись и упали, сцепившись, с пронзительными криками.

Кэшел скорчил гримасу и встал между Теноктрис и бьющимися поблизости мужчинами. Он был неуклюж и чуть не стал причиной того, что пытался предотвратить: один из стариков чуть не столкнул Теноктрис в бассейн. Однако этого не произошло. Теноктрис прошла мимо с дерзким выражением лица, обходя мужчин на земле  с таким же небрежным безразличием, с каким она обходила грязное пятно от сливной трубы.

— Я уверена, что это — то место, — весело сказала старая волшебница Кэшелу, который последовал за ней обратно к кругу, который она начертила рядом с берегом. — Все, что я могу сказать из заклинания, которое я сотворила еще во дворце, это то, что это место станет важным. Я надеюсь, что теперь, когда я здесь, я смогу узнать больше.

Она уселась, скрестив ноги, лицом к нарисованной фигуре. И начала писать что-то как внутри круга, так и за его пределами, но Кэшел мог прочесть слова не больше, чем Харет и его друзья. Теноктрис подняла бамбуковую палочку. Прежде чем начать произносить заклинание, она оглянулась на Кэшела с кривой улыбкой. — Конечно, оно тоже может не помочь, — сказала она. — Просто я не такой могущественный волшебник, как я много раз доказывала в прошлом.

— Вы никогда не подводили, Теноктрис, — тихо сказал Кэшел. — Вы всегда делали достаточно, чтобы мы все еще были здесь. Есть вы, и есть королевство, для всех людей, которые борются со злом.

Улыбка старой волшебницы сменилась чем-то более мягким, позитивным. — Да, — сказала она. — Вот так можно об этом подумать. — Спасибо тебе, Кэшел.

Она склонилась над кругом и начала: — Стоктер неотер, постукивая палочкой по написанным словам силы, когда произносила их. — Мен мениппа менода. Кэшел отвел взгляд. Волшебство его не беспокоило, особенно когда этим занималась Теноктрис, но его работа заключалась в том, чтобы присматривать за ней. Наблюдать за песнопением Теноктрис было бы так же глупо, как наблюдать за тем, как овцы щиплют траву, вместо того чтобы следить за опасностью. А когда есть волшебство, всегда есть вероятность опасности. Теноктрис говорила, что она может видеть нити силы, которые исходят из определенных мест и переплетаются между собой. Эти силы исходят от храмов и алтарей, особенно старых, но они приходят и с кладбищ и, особенно с полей сражений, подобных этому. Больше людей, чем Кэшел мог себе представить, погибло здесь в крови и ужасе. Концентрированная власть привлекала тех, кто хотел власти больше всего на свете, и не все они были людьми.

Местные люди собрались на краю бассейна, тесно прижавшись, друг к другу, и все наблюдали за Кэшелом и Теноктрис. Они казались сердитыми и испуганными, хотя, возможно, лунный свет преувеличивал выражение их лиц. Кэшел улыбнулся им, надеясь, что выглядит дружелюбно, но не видел в этом ничего хорошего. Теноктрис продолжала бубнить. Иногда Кэшел улавливал несколько слогов... морчелла барза... но они ничего для него не значили.

Язык, на котором говорила Теноктрис, был обращен к существам — демиургам, как она их называла, но для Кэшела это было полной чушью.

Яркая звезда на юге продолжала восходить. Вода в мемориальном бассейне была зеркально гладкой; теперь она превратила отражение звезды в холодную белую дорожку. Кэшел начал протирать свой посох комком сырой шерсти, который он носил с собой для этой цели; ланолин, содержащийся в волокнах, предохранял гикори от растрескивания и придавал блеск полированному дереву.

Он сам сделал посох из ветки, которую фермер, которому принадлежало дерево, дал ему в качестве платы за его валку. В то время Кэшел был чуть больше ребенка, но у него уже была мужская сила. Теперь, когда он стал мужчиной, у него была сила Кэшела ор-Кенсет. Он улыбнулся этой мысли,  убрал шерсть, поднял посох, расставив руки чуть шире плеч, и заставил его медленно вращаться перед собой, расслабляя мышцы. Когда он размялся, ускоряясь и  скрещивая руки на груди, до тех пор, пока тяжелый посох не загудел, рассекая воздух.

Все еще держа ухо востро — в конце концов, он был начеку, — Кэшел поднял вращающийся посох над головой. Он повернулся под ним назад, затем снова вперед. Он передвигался быстрыми прыжками, используя вес окованного железом орешника, который тянул его. Кэшел увидел голубоватое мерцание в центре фигуры, нарисованной Теноктрис; волшебный свет, вызванный к жизни ее пением, подобно тому, как кремень высекает искры из железа. Кэшел почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом — тоже признак приближающегося волшебства.

Старики с изумлением наблюдали за происходящим, но Кэшел делал это не для того, чтобы произвести на них впечатление. Он снова ухмыльнулся. Он производил впечатление на гораздо более важных людей, чем эти старые чудаки, и некоторые из этих людей в то время пытались убить его. Обычно небольшое заклинание вроде того, что произносила Теноктрис, не вызвало бы у него такого трепета, как этот. Было ли что-то еще?

Там, где на пруду сияла звезда, теперь появился человек со щитом и обнаженным мечом. Ракурсы были забавными; он не отражался — отражаться было нечему, кроме пустого неба. Это было похоже на то, что он стоял прямо, а не лежал на спине в воде. Его нога двинулась вперед, и он оказался стоящим на каменном бордюре, но на воде не было никакой ряби. На  поверхности воды появился второй человек. Оба были обнажены, если не считать пояса, поддерживающего их ножны. В лунном свете их кожа казалась черной. Первый мужчина шагнул вперед, поднимая меч.

Реббен заметил его и закричал. Меч чернокожего расколол череп Реббена, как дыню. Пока другие старики вопили от ужаса, человек с мечом прыгнул в самую их гущу, рубя направо и налево. Вторая фигура выходила из бассейна.

Глава 2

Кэшел не понимал, почему это происходит, но он разбирался в драках, и прямо сейчас это было главное. Его руки переместились без необходимости думать об этом. Первый чернокожий оказался в гуще местных жителей, рубя с мастерством и удивительной силой: старик развалился на две части, его бедра и ноги в одну сторону, а верхняя часть туловища — в другую. Рот жертвы был открыт, чтобы закричать, но меч перерезал ему диафрагму; не было ничего, что могло бы вытеснить воздух из его легких. Кэшел не был уверен в точном ударе в ближнем бою, и не было времени рисковать тем, что могло не сработать. Держа левую руку на древке, а правую на рукояти, он направил свой посох в грудь появившегося человека, застывшего на бордюре. Он подставил свой круглый щит под удар. Щит был из тусклого металла и в поперечнике не превышал длины ладони и предплечья Кэшела.

С железного наконечника посоха посыпались искры. Щит издал металлический звук, похожий на звук плохо отлитого колокола, и врезался в грудь налетчика, хрустнув грудиной и широкими ребрами. Изо рта и ноздрей мужчины хлынула кровь, когда он рухнул в бассейн. Меч качнулся и с плеском упал в камыши. Однако у Кэшела не было времени беспокоиться о мертвеце или его снаряжении, потому что он не сводил глаз с выжившего воина.

По меньшей мере, четверо стариков лежали, разорванные на части. Только трое убегали, что-то бормоча, но Кэшелу показалось, что он видел, как Харет спрятался за каменным бордюром. К путанице частей тел там, где стоял чернокожий мужчина, с таким же успехом можно было добавить пять, или четыре трупа, но сейчас это не имело значения. Человек, шаркая, направился к Кэшелу в широкой стойке.

Его меч был на высоте пояса и плотно прилегал к телу, острие немного возвышалось над рукоятью, и было готово резать или колоть. Он держал щит на вытянутой руке перед собой. Кэшел ударил по предыдущему щиту достаточно сильно, чтобы раздробить ребра человеку, державшему его, но его посох не оставил никакой вмятины на круге тусклого металла. А его удар должен был даже пробить твердое железо.

Теноктрис продолжала произносить свое заклинание, будто позади нее ничего не происходило. Может быть, она и не знала, что что-то происходит; она была кем-то, кто полностью погружается в то, что делает. Сам Кэшел был не таким. Для волшебника было нормально концентрироваться только на чем-то одном, но пастух должен знать, что делает каждая овца из его стада одновременно. В противном случае те, кого игнорировали, падали со скал, тонули в болотах или убивали себя другими способами, которые могли прийти в голову только глупой овце.

Кэшел отступил на шаг, держа свой посох наклонно поперек, перед собой. Его долгом было охранять Теноктрис, но лучший способ сделать это — увести противника подальше. Если бы он встал между черным человеком и волшебницей, его бы разделали, как цыпленка. Меч, должно быть, был из того же металла, что и щит противника. Он оставил яркую зарубку на бордюре после того, как проткнул одного из чудаков, но край меча остался без отметин.

Единственный способ сражаться с таким оружием — иметь достаточно места для уклонения. Во всяком случае, сражаясь с посохом. Если бы под рукой была груда камней размером с кулак, как прикинул, Кэшел, он мог бы швырять их достаточно быстро, чтобы можно было найти место, которое противник вовремя не прикроет своим щитом. Когда Кэшел бросал, сильный удар в любое место от головы до лодыжки наверняка уложил бы его цель. Но там не было никаких камней. И меч, который перерубил бедренную кость, даже бедро старика, сделал бы то же самое с посохом.

Продолжая свой медленный танец, Кэшел краем глаза следил за бассейном, чтобы увидеть, не выходит ли из него еще один фехтовальщик. Он не знал, что будет делать тогда — вероятно, умрет, оказавшись зажатым между ними, потому что он не мог убежать и оставить Теноктрис, — но, казалось, там ничего не происходило с тех пор, как он убил второго человека. Вода была темной от медленно растекающихся кровавых завитков. Труп плавал лицом вниз; его ноги и руки свисали вниз, но широкое туловище изгибалось над поверхностью, как спина кита. Черная кожа поблескивала в лунном свете.

Кэшел ткнул посохом в сторону воина, выставив вперед левую руку. Он намеревался сделать финт, если только чернокожий не вступит в бой, чтобы встретить его своим щитом. Если бы это произошло, Кэшел вложил бы в удар спину и плечи, рассчитывая нанести достаточно сильный удар, чтобы сбить врага с ног до того, как у него появится возможность использовать свой меч. Вместо этого фехтовальщик низко пригнулся и двинулся вперед, как краб, выставив щит вперед, но немного в левую сторону, в, то время как клинок в правой руке, оставался опущенным и готовым к бою. Кэшел отступил, но противник двигался быстро, размахивая мечом во время выпада, он был хорош, и его клинок мог разрубить камень, и единственным выходом было…

— Эуламо! — крикнула Теноктрис надтреснутым визгом. Сверкающая лазурная нить, тонкая, как паутина, обвилась вокруг лодыжек чернокожего мужчины. Он беззвучно качнулся вперед, глубоко вонзив меч по рукоять в дерн от внезапности своего падения. Блеск сковал его лишь на мгновение, прежде чем рассыпаться пылинками, но этого было достаточно. Кэшел ударил своим посохом вместо того, чтобы размахнуться им: металлический наконечник обрушился на лысый череп до задних зубов. Руки и ноги налетчика дергались, но это было не более чем брыкание цыпленка, когда ему сворачивают шею.

Кем бы ни были эти чернокожие мужчины, они были слишком опасны, чтобы рисковать с ними. Кэшел отступил назад, тяжело дыша и оглядываясь в поисках чего-нибудь еще, с чем можно было бы сразиться. Мгновение ничто не двигалось; затем Харет высунул голову с другой стороны бассейна и снова нырнул.

Кэшел наклонился к человеку, которого только что убил, затем сообразил, что на субъекте не было туники, которая могла бы послужить тряпкой. Он снова достал свою шерсть и вытер кровь и мозги с конца своего посоха. Он не ожидал, что Теноктрис накинет петлю волшебного света на лодыжки фехтовальщика, но это был не первый бой, в котором способность правильно отреагировать на неожиданную возможность была причиной того, что Кэшел устоял. Это напомнило ему о Теноктрис.

Бросив окровавленную шерсть на тело, он быстро шагнул к ней. Она упала в обморок, когда выкрикнула последнее слово своего заклинания, но теперь пыталась подняться. Кэшел опустился на колени и подложил левую руку под ее торс. Он не собирался сразу поднимать ее, пока она его об этом не попросит. Но он обязательно позаботится о том, чтобы быть рядом и поддержать ее во всем, чего бы она, ни захотела.

— Кэшел, прикрой бассейн, — сказала она скрипучим голосом. — Оставь меня в покое. И проследи, чтобы звездный свет не падал на воду.

Кэшел поджал губы, осторожно убрал руку и подошел к бассейну. Он снова держал посох обеими руками наискось; возбуждение смыло недавнюю усталость из его крови. Бассейн был не очень большим и глубоким; медленно вращающееся тело не оставило много свободного места. Заглянув внутрь, Кэшел увидел округлые очертания щита, который выронил умирающий, когда его мышцы свело судорогой в последний раз. Что касается покрытия остальной поверхности воды…

Кэшел посмотрел на тела стариков. Земля с самого начала была влажной; теперь она стала липкой от запекшейся крови. Пастух не привередлив в том, куда он ставит ноги, но Кэшел старался просто из вежливости к мертвым не наступать на более крупные куски. Вежливость — это прекрасно, но сентиментальность — не выше необходимости.

На Реббене был короткий плащ; ночь была не холодная, но  старики любят теплую одежду. Кэшел снял плащ — он был приколот шипом — и набросил частью на плавающее тело, частью на бордюр. Если бы он положил плащ на открытую воду, он бы затонул, когда промокнет. С другой стороны все еще поблескивал ободок поверхности; лунный свет колыхался и сгущался, когда труп мягко покачивался. Туника человека, которого разрезали пополам, состояла из нескольких частей: куртки на торсе и юбки внизу. Кэшел оторвал обе части от тела и накрыл ими остальную часть бассейна.

Тело Реббена внезапно дернулось. Кэшел поднял посох, но это было всего лишь охлаждение тела. — Извини, старик. Я сделаю подношение Дузи за тебя, когда у меня будет возможность. Кэшел верил в Великих богов, Богоматерь, Пастыря и Сестру во Христе, но так, как он верил в таких городах, как Каркоза, когда рос в деревушке Барка. Они, без сомнения, были настоящими, и люди говорили, что они важны, но они его не трогали.

Кэшел и другие пастухи отдавали свои подношения Дузи, фигуре, нацарапанной на валуне на пастбище к югу от деревни.

Он вернулся к Теноктрис. Она сидела, но без посторонней помощи не смогла бы вернуться к бричке. Когда они ехали, и земля стала слишком мягкой для колес, они оставили запряженную лошадь, привязав ее к колышку. Она могла легко выдернуть колышек и уйти, но обычно она просто ходит по кругу, жуя осоку.

— Бассейн закрыт, Теноктрис, — сообщил Кэшел, присаживаясь на корточки рядом со старушкой. Она выглядела такой же серой, как вчерашний труп; вероятно, отчасти это было вызвано лунным светом. — Что мне делать дальше?

Теноктрис нацарапала на земле фигуру с пятью сторонами рядом с кругом, который она использовала для заклинания, за которым пришла сюда. Новая фигура была под тем местом, где она упала, так что он не видел ее раньше. Стало понятно, что ей пришлось сделать что-то совершенно другое, чтобы связать появившееся существо, но Кэшел до сих пор об этом не думал. Неудивительно, что она выглядела серой, сотворив второе заклинание!

— Мы должны немедленно вернуться во дворец, — прошептала Теноктрис. Она закрыла глаза, на мгновение открыла их, затем крепко зажмурила. — Кэшел, боюсь, я не смогу управлять повозкой. Придется тебе.

— Мэм, я не умею управлять лошадью, — ответил Кэшел. — Да, я помогу вам добраться до гички.

Люди, выросшие с лошадьми — такие, как Теноктрис, которая была леди по рождению, хотя и говорила, что у ее семьи было не так уж много денег, — не понимали, что большинство людей занимались сельским хозяйством с помощью волов и добирались туда, куда хотели, на своих собственных ногах. Лошади предназначались для знати и их слуг.

— Я не смогу управлять! — повторила Теноктрис, измученная и расстроенная. —  Прости, Кэшел, я действительно не могу.

Заставьте дворянина пахать за упряжкой волов, и вам повезет, если борозды останутся на том же поле, где они начинались. Однако все это было ни здесь и  ни там. Сейчас никому не нужно было вспахивать поле, присматривать за овцами или срубить дерево так, чтобы оно упало на расстоянии вытянутой руки от того места, где должно быть. Сейчас никто не хотел, чтобы Кэшел сделал что-либо из того, чему он научился за восемнадцать лет до того, как покинул деревню.

— Все в порядке, мэм, — сказал Кэшел спокойным тоном, которым он обычно устраивал овец на ночлег. — Я просто поведу лошадь. Мы доберемся куда нужно.

Он поднял Теноктрис на сгибе правой руки, удерживая посох на весу в той же руке. Было кое-что, что ему нравилось в жизни, которой он жил в деревне, но тогда у него не было Шарины, и он и не мечтал, что когда-нибудь будет. Нынче было лучше. И если это означало, что он оберегал неприятности от таких людей, как Теноктрис и Шарина, которые были недостаточно сильны, чтобы справиться с ними самостоятельно — что ж, это было лучше, чем присматривать за овцами, не так ли?

Двуколка была рассчитана только на двоих, но это натолкнуло Кэшела на другую идею. Он бы позвал Харета на помощь, но увидел, как старик потащился в том направлении, куда ушли другие выжившие. Что ж, наверное, это было и к лучшему. Кэшел присел на корточки рядом с человеком, которому он вышиб мозги, схватил его сзади за пояс с мечом и перекинул через левое плечо. Человек был неподвижен, как статуя; такое тоже может случиться, когда убивают овцу молотом, хотя в основном жители деревни перерезают ей горло ножом. На этот раз жесткость была, кстати, потому, что руки трупа прицепились к мечу и двойным рукоятям щита. Люди во дворце, особенно солдаты, захотят увидеть и труп, и металл, из которого они сделаны.

Слегка переваливаясь — вес не был проблемой, но потребовалось некоторое жонглирование, чтобы нести двух человек и быть уверенным, что меч в руке трупа не отрежет Теноктрис ухо, — Кэшел добрался до двуколки. Кобыла фыркнула, почувствовав запах крови, но не бросилась наутек, как она могла бы сделать. Он бросил труп на дальнее сиденье, затем подхватил Теноктрис, когда она слезла с его руки.

— Это пять миль, — с сомнением пробормотала она, открыла глаза, но не смогла удержать их в таком положении.

— Это прекрасно, — промолвил Кэшел, беря поводья в левую руку и направляя голову лошади в сторону шоссе. — Мы прекрасно доберемся туда, мэм. Он причмокнул, погоняя лошадь, гадая, что ему делать, если она попытается с ним бороться. — «Надо тянуть ее, пока она не подчинится», — предположил он, но кобыла не доставила никаких хлопот.

Шагая легкой походкой — он привык следовать за овцами, и хотя для этой цели он сбавил шаг, у лошади не возникло никаких проблем с тем, чтобы следовать за ним, — Кэшел расплылся в широкой улыбке. Скоро он увидит Шарину.

***

Гаррик стоял, вытянув руки по швам, в то время как помощники — сын Графа Блейза и внучатый племянник Лорда Уолдрона, командующего королевской армией, — надевали на него шлем, кирасу с позолотой и гравировкой и меч на поясе. Обычно он сделал бы это сам, но из-за сражения он чувствовал себя неустойчиво. Если бы сейчас  внезапно напали Коэрли, Гаррику пришлось бы продолжать стоять, пока армия будет сражаться вокруг него. Король Карус фыркнул. Гаррик ухмыльнулся.

— Как вы, Сэр? — обратился к нему Лердейн, сын графа, крепкий пятнадцатилетний подросток. У него был меч с крючковатым лезвием, традиционное оружие земляков Блейза, и он был не просто напоказ.

— Я просто подумал, что я никогда не был слишком уставшим для боя, — сказал Гаррик, давая реальный ответ вместо того, чтобы отпугнуть мальчика словами «О, ничего» или аналогичным неинформативным ответом. — Хотя я уверен, что чувствовал то же самое до того, как это началось — как и сейчас.

— Вы были великолепны, ваше высочество! — сказал Лорд Уолдрон, застегивая пояс с мечом. Он был выше, но намного стройнее Лердейна. — Я верну тебя в поместье моего брата, если ты не научишься держать язык за зубами, пока не станешь мужчиной, Лердейн! — рявкнул он. — Я бы предпочел, чтобы здесь была твоя сестра, а не болтливый мальчишка!

Командующий армией был мужчиной лет шестидесяти, с ястребиным лицом, имевшим очевидное семейное сходство с юношей. Возраст не ослабил и не смягчил его от вспыльчивого корнета кавалерии, которым он, должно быть, был в восемнадцать лет, но, несмотря на всю свою щепетильную заботу о своей чести, Уолдрон был опытным генералом. Его мужество было само собой разумеющимся. Помощники отступили назад. Гаррик пожал плечами, чтобы ослабить кирасу на плечах.

— Все в порядке, — крикнул он Лорду Аттаперу, который принял личное командование отрядом полка телохранителей, сопровождавшим Гаррика сегодня. — Мы отправимся маршем на Поле Сбора в центре города. Это Совет Старейшин; они будут сопровождать нас. — Да, пусть четверо мужчин понесут Клагана. Это их чемпион.

— Их покойный чемпион, — задумчиво добавил Карус.

От тяжести шлема у Гаррика начались пульсации в голове. В какой-то момент, сражаясь с Клаганом, он потянул мышцу шеи. Он надел доспехи напоказ, а не потому, что ожидал битвы. Устрашение людей-кошек блеском и твердостью металла было сейчас так же важно, как и тогда, когда Гаррик планировал сверкающую демонстрацию на досуге.

Призрак в его сознании усмехнулся. — Боль просто означает, что ты жив, парень, — сказал Карус. — Я не чувствую боли с того дня, как утонул. Мысленным шепотом он добавил: — Это единственное, по чему я скучаю, не иметь тела. Это единственное, что есть у меня.

— Я готов, ваше высочество, — сказал Лорд Тадаи, полный, идеально ухоженный мужчина и один из богатейших дворян королевства. Он стал — благодаря своему присутствию, желанию и способностям — главой гражданской бюрократии, сопровождавшей Гаррика на местах, в то время как Канцлер Ройхас отвечал за администрацию в Валлесе.

Гаррик ухмыльнулся ему. — Я никогда не сомневался в этом, милорд, — сказал он, когда Кровавые Орлы бросились вперед с левой ноги.

Трое помощников шли позади Тадаи, неся папки, которые могли потребоваться во время переговоров с Коэрли. Они выглядели испуганными, но сам аристократ, казалось, был безразличен к тому, что входит в город людей-котов-людоедов, как, если бы местом встречи был зал собраний во дворце. Хотя Тадаи едва ли знал, за какой конец меча держаться, он опроверг представление о том, что солдаты обладают монополией на физическую храбрость.

Ведущие стражники добрались до делегации Коэрли, заполнившей ворота.

— Вожди! — крикнул Гаррик на рычащем языке людей-кошек. — Ведите нас на Поле Сбора, где вы получите мои приказы!

— Мы сдержим нашу клятву, Вождь Животных, — ответил согбенный возрастом Корл. — Мы примем ваши приказы.

Шесть человек-мужчин стояли у каждой створки ворот, готовые закрыть их, когда им прикажут. Они непонимающе уставились на Гаррика, когда он прошел через ворота. Они были родом из эпохи Коэрли —  домашние животные, которых безжалостная выбраковка лишила всякой инициативы и смелости. По правде говоря, они были больше похожи на овец, чем на людей... но они все равно будут освобождены в качестве одного из первых действий новой администрации. Звери не будут править людьми, пока Гаррик будет королем. Даже если люди перестали быть людьми, только по облику.

— Вы понимаете, что это может быть ловушкой, ваше высочество, — сказал Уолдрон. Слова были достаточно уважительными, но тон добавлял: — Ты глупый щенок!

— Да, милорд, — ответил Гаррик, — мы это уже обсуждали. Но я не думаю, что это так. Я также не думаю, что завтра солнце взойдет на западе, что я считаю столь же вероятным.

Он взял с собой в крепость Коэрли всего пятьдесят солдат — эскорт, но не угрозу. Аттапер, конечно, хотел взять с собой весь полк — хотя в нем было меньше трехсот человек: охрана Принца Гаррика была чрезвычайно опасной работой, и не было времени набрать достаточное количество добровольцев для замены из линейных полков.

Триста солдат не имели бы никакого значения, если бы дело дошло до драки. Хотя никто из его советников по-настоящему в это не верил, Гаррик знал, что война закончилась, когда он сломал шею Клагана. Он прошел под аркой ворот, шагая в ногу со своими охранниками.

Стены Места были деревянными. Они были построены из неокоренных стволов деревьев, но за прошедшие с тех пор годы кора отслоилась, оставив древесину шелковисто-серой с черными прожилками. Это был сухой трут, усеянный скоплениями оранжевых грибов.

— Как вы думаете, мы могли бы пробиться отсюда с боем? — спросил  Уолдрон. — Я не забочусь о себе — я солдат; мой долг умереть за моего принца. Но что случится с королевством, если вас убьют?

— «Ты изменился за те годы, что прошли с тех пор, как мы встретились», — подумал Гаррик. Он не позволил словам сорваться с губ, но улыбка все, же появилась. Если этот упрямый старый  аристократ Орнифала начал уважать его, значит, Гаррик приобрел нечто более важное, чем одобрительные возгласы городской черни, которая приходила на любое зрелище. Вслух он сказал: — Милорд, сколько времени вам потребуется, чтобы покорить этот город? Используя войска, собранные снаружи.

Уолдрон нахмурился, но оценивающе огляделся по сторонам. Внутреннее убранство Места представляло собой массу отдельных плетеных домиков, круглая стена окружала несколько хижин, принадлежащих одному клану. Здесь не было улиц, только тропинки; нередко жилые комплексы прижимались друг к другу, как листья кувшинок, борющиеся за место на поверхности пруда. Люди-кошки выглядывали сквозь щели в стенах, наблюдая, как мимо маршируют их человеческие завоеватели.

— День на то, чтобы окружить город земляными валами и натянуть поверх них сети, чтобы звери не могли убежать, — начал Уолдрон. — С первыми лучами солнца сложить хворост с подветренной стороны стен и поджечь его. Зайти, когда пламя догорит, и прикончить всех, кто еще жив. Он поджал губы, затем с надеждой добавил: — Хотя на самом деле нам не пришлось бы ждать земляных работ — самцы не любят бегать, а самки не бросают своих детенышей. Это то, что вы намерены сделать, ваше высочество?

— Нет, не так, — резко ответил Гаррик, в то время как призрак в его сознании расхохотался. — Но могу ли я считать само собой разумеющимся, что если бы мы с вами были убиты, офицеры, оставшиеся вне этих стен, смогли бы привести этот план в действие?

— Вам, черт возьми, уже говорили, что они так и сделают! — рявкнул Уолдрон. — В армии нет ни одного солдата, который не знает, как это сделать. Мы уже сожгли полдюжины крепостей, когда они не сдавались, а это место горело бы еще лучше.

— Верно, — сказал Гаррик. — И Коэрли знают то же самое. Они не убьют меня только по этой причине, даже если вы не доверяете их чести. И она, уверяю вас, милорд, так же развита, как и ваша собственная. Гаррик улыбнулся, чтобы придать своим словам более дружелюбный оттенок, чем они могли бы быть восприняты в противном случае. По правде говоря, выбор между взглядами вождя Корлов и дворянина из Северного Орнифала на мир был невелик. Гаррику оставалось надеяться, что в долгосрочной перспективе это облегчит объединение общества людей и Коэрли, но прежде чем это произойдет, вспыхнет много искр.

— Ты сначала выживи сегодня, парень, — сказал Карус. Его изображение играло рукоятью своего воображаемого меча.

Гаррик предположил, что Совет Старейшин ведет делегацию самым широким путем из возможных. Но по мере приближения к центру города он становился все более узким. Когда Гаррик остановился, чтобы пропустить Уолдрона вперед, между домами, стены которых были покрыты массой серого грибка, он услышал, как кого-то сильно вырвало позади него. Он обернулся: самый молодой из помощников Лорда Тадаи стоял на коленях, его беспомощно рвало. Между спазмами он хныкал: — О, Божья Матерь, помоги мне, этот запах. Этот запах!

— Вставайте, Мастер Лорас, — резко сказал Тадаи. — У нас есть наш долг. Он протянул руку Лорасу, но молодой человек с трудом поднялся на ноги сам.

— Я в порядке, — хрипло сказал он, но глаза его были закрыты. Он раздвинул их до щелочек и, спотыкаясь, двинулся вперед вместе с остальными.

Уолдрон сделал паузу, потому что это сделал Гаррик, потом продолжил движение, фыркнув. — Я видел, как молодые солдаты делали то же самое на своем первом поле боя, милорд, — мягко сказал Гаррик, когда они снова смогли идти бок о бок. — И он не уронил папку с документами, которую нес.

— Да, это так, — ответил старый солдат. С полуулыбкой — или, по крайней мере, самой близкой к улыбке, которую Гаррик видел на его губах с тех пор, как они вошли в город Коэрли, — он добавил: — И это место, я признаю, привлекает внимание. Они кошки, это точно, эти звери.

— Да, — согласился Гаррик. — Так и есть. У него было слишком много других забот, чтобы обращать внимание на запах, но клерк, скорее всего, был сыном торговца из Валлеса, а не сельского крестьянина. Теперь, когда Мастер Лорас обратил на это его внимание, Гаррик понял, что вонь была хуже, чем в обычный летний день в деревушке Барка, когда ветерок дул со стороны кожевенного завода.

Лорд Аттапер во главе процессии выкрикивал приказы о развертывании своих войск. Сделав три шага, Гаррик и Уолдрон добрались до Поля Сбора — круга из голой глины диаметром в фурлонг. Коэрли толпились по краям, но широкая тропа оставалась открытой к центру, где по кругу стояли девять необработанных камней. Старейшины Коэрли запрыгнули на восемь камней, и присели на корточки лицом внутрь. Гаррик поставил свою левую ногу на последний камень, затем подпрыгнул, чтобы встать на него. Его голова была намного выше головы любого другого на этом поле, он мог видеть всех, и быть замеченным всеми.

— Коэрли, которых я победил! — начал он свое обращение. — Слушайте мои приказы и повинуйтесь! Говоря это, Гаррик медленно поворачивался так, чтобы все наблюдавшие за ним люди-кошки могли увидеть его лицо. Он возвышался над ними, его лицо было обрамлено посеребренным шлемом и развевающимися золотыми крыльями.

Его слова вызвали глухое рычание; по мере того, как его взгляд обводил каждый сегмент толпы, тембр звука становился выше. Кровавые Орлы стояли в круге, обращенном наружу, их щиты были обращены к вождям людей-кошек, каждый из которых стоял со своими избранными воинами во главе мужчин своего клана. Солдаты-люди представляли собой стену в черной броне, более массивную, чем Коэрли, и более высокую даже без султанов из конского волоса, приколотых к их шлемам. Но люди-кошки могли двигаться так, как танцует молния между летними облаками. Если бы дело дошло до сражения, Гаррик и все его окружение были бы убиты... но сражения не будет.

Призрак в его голове молчал; слабо улыбался, глядя глазами Гаррика, но производя другие расчеты. Несомненно, люди-кошки были быстры; против их скорости не было никакой защиты. Но человек не умирает в тот момент, когда получает смертельную рану. Он может продолжать рубить своих врагов минуту и больше, если он из тех, кто не возражает умереть, лишь бы забрать с собой к Сестре во Христе как можно больше своих врагов. Король Карус, выдающийся воин в истории Островов, руководил бы мечом Гаррика, если бы... Но этого не произошло.

Гаррик завершил обход толпы своим взглядом, возвращаясь к Совету Старейшин. На заре истории людей-кошек вождь, должно быть, удерживал власть только до тех пор, пока мог победить сильнейшего из своих воинов.

Если бы их общество никогда не развивалось дальше этого, Коэрли все еще жили бы разрозненными охотничьими группами и были бы животными, охотящимися на других животных. Большее число людей и оседлые общины требовали организации иного рода, лидерства, основанного на мудрости и опыте, а не просто на силе.

Тем не менее, все старейшины, стоявшие сейчас перед Гарриком, были бывшими вождями. У них были тяжелые тела и косматые гривы половозрелых самцов, которые годами питались красным мясом, а не рыбой и бобовыми, как обычные воины. Они злобно уставились на Гаррика в ответ, но старший, Корл, который обратился к Гаррику у ворот, сказал: — Мы здесь для того, чтобы ты командовал, вождь зверей.

— Тогда выслушай меня, — сказал Гаррик. — Во-первых, ты отправишь всех людей из вашего Места в мой лагерь. С этого дня ни один человек не будет служить Корлу!

Проблемы, которые освободившиеся люди могли бы создать для королевства, были ошеломляющими. Они не были рабами, они были одомашненными животными на протяжении сотен поколений. Но у Гаррика не было другого выбора, с которым он был бы готов согласиться.

— Я Барог! — прорычал вождь за пределами круга стражников. — Должен ли вождь Корлов есть рыбу?

Старейшина, который говорил, поднялся на ноги со своего камня и указал на Барога. Его грива, серебристая, но все еще с чисто черными прожилками, стала вдвое длиннее, чем прежде. — Убейте клятвопреступника! — крикнул он.

— Как ты смеешь... — отозвался Барог.

Вождь, стоявший слева от него, схватил его за плечо. Барог развернулся, вызывающе обнажив клыки; вождь справа от него, теперь уже позади, вышиб ему мозги деревянной булавой с шарообразным наконечником. Вождь, уже державший Барога, вонзил зубы ему в горло. Жертва и убийцы упали на землю, причем последние терзали первого, как собаки кролика. Воины, которыми Барог руководил несколько мгновений назад, присоединились к разрыванию мертвого вождя на куски.

По команде Аттапера Кровавые Орлы на той стороне круга опустились на одно колено, уперев свои щиты в землю; в противном случае обезумевшие Коэрли покусали бы и поцарапали когтями людей за лодыжки, пока бились между собой. Лицо Гаррика оставалось суровым, но в глубине души он улыбался. Возможно, теперь Уолдрон поверит тому, что Гаррик рассказал ему о благородстве Корлов.

— Мое правительство поступит справедливо со всеми членами королевства, людьми и Коэрли, — продолжил Гаррик, когда глухое рычание стихло настолько, что он смог говорить. — Мы предоставим вам свиней для выращивания на мясо, как мы поступили с крепостями, которые уже признали мою власть. Что-то теплое прилипло к тыльной стороне запястья Гаррика; он взглянул, затем смахнул клочок кожи и волос. В подобной рукопашной схватке это могло исходить и не от тела Барога. Коэрли действительно звери.

— Я видел, как люди делали то же самое, парень, — пробормотал король Карус. — Но не все люди, не так.

— С этого дня... — сказал Гаррик. То, что он только что увидел, придало его голосу новую резкость. — Любой Корл, который съест человеческое мясо, будет убит. Любой город, крепость или бродячая банда, которые укрывают людоеда, будут уничтожены до последнего щенка. Не будет никаких исключений и никакой пощады! Губы нескольких старейшин раздвинулись, обнажая клыки.

Из толпы раздался новый хор ворчания, но на этот раз, ни один Корл не протестовал устно. Старейшина сердито прорычал вполголоса тому, кто выступал в качестве представителя. Этот Корл кивнул и пристально посмотрел на Гаррика. — Вождь Зверей, — сказал он, — мы дали нашу клятву и сдержим ее. Но наши молодые воины — кто может управлять молодыми, когда кровь кипит и правит страсть? Ваши дети чем-то отличаются от других?

— Будут нападения на людей, я знаю это, — ответил Гаррик. — И я знаю также, что вы, Коэрли, сами выследите нападавших и убьете их, хотя они и дети вашей собственной крови. Вы сделаете это из-за своей клятвы и потому, что месть королевства будет абсолютной и неумолимой, если вы этого не сделаете. Не так ли, Глава Коэрли?

Представитель Корлов слегка откинулся на своем камне после того, как отдал приказ об убийстве Барога. Теперь он посмотрел сначала налево, потом направо, молча встречаясь взглядом со своими товарищами. Наконец он снова поднялся на ноги. — Я Элфас, Избранный Старейшинами! — сказал он. Его голос надломился, когда он повысил его, чтобы его было слышно сквозь неуютный гул толпы. — Кто-нибудь оспаривает мое право говорить? Вой становился громче, но, ни один Корл не осмеливался выразить свое недовольство словами. Гаррик почувствовал, как волосы на его шее и запястьях инстинктивно встали дыбом при этом звуке. — Тогда я скажу вот что, Предводитель Зверей! — продолжил Элфас. — Мы не боимся ваших угроз, но мы сдержим нашу клятву, потому что мы Коэрли!

— Как ты думаешь, они не боятся? — задумался Карус. — Я думаю, что был таким же храбрым, как и большинство мужчин, но я не хотел умирать.

— Вожди, по крайней мере, скорее умрут, чем отступят, — решил Гаррик про себя после минутного раздумья. — Но они боятся, что их кланы и вся их раса погибнут. Они знают, что это произойдет, если они не примут мои условия. — Очень хорошо, — сказал он вслух Главе Коэрли. — Пришлите шестерых своих клерков… Слово «корл» было ближе к «каунт», чем «клерк», но концепция была той же.

Десятитысячный город не мог существовать без какой-либо администрации, хотя версия Коэрли была грубой по меркам человеческой деревни. — ... пришлите в мой лагерь, чтобы встретиться с Лордом Тадаи… Гаррик сделал паузу. Тадаи поклонился. Он услышал свое имя, хотя вся остальная речь Гаррика была для него тарабарщиной. — ... и клерками под его руководством. Они объяснят, чего королевство требует от Коэрли, и организуют доставку подарков королевства его новым подданным, Коэрли.

Он ухмыльнулся. Люди-кошки были более осведомлены, чем люди, о тонких изменениях в выражении лица и языке тела. К этому времени все Старейшины уже поняли бы значение улыбки. Однако они были не так хороши в установлении вербальных связей, как люди. — Например, — продолжил Гаррик, четко формулируя свою точку зрения, — они определят, как и куда мы должны начать поставлять вам свиней.

Гомон собравшихся Коэрли снова изменился, на этот раз на полный надежды вой. Он был так же неприятен для человеческих ушей, как и угрожающее рычание.

Тадаи уже нанял Коэрли из крепостей, которые сдались ранее. Они и клерки-люди, с которыми они работали, отчаянно пытались выучить язык друг друга, но в настоящее время только Гаррик мог ясно обращаться к людям-кошкам и понимать их. Это был последний подарок от друга, нестареющей кристаллической Птицы, за мгновение до Изменения; и он достался Гаррику одному.

Пастырь знал, что привести людей-кошек в королевство будет чрезвычайно трудно даже при самом добром желании с обеих сторон. Гаррик не ожидал исключительной доброжелательности, зная Коэрли и еще лучше зная людей.

— Да, парень, но в качестве разведчиков и стрелков в армии... — задумчиво сказал Карус. Изображение короля уперлось кулаками в тазовые кости и открыто рассмеялось. — Никогда не было людей, которые могли бы сравниться с ними в этом. Может быть, твоя леди Теноктрис права.

— Коэрли, вы слышали мои приказы, — сказал Гаррик. — В ближайшие дни будут приняты дополнительные указы, но не из-за моей прихоти, а потому, что они необходимы. Люди и Коэрли должны вместе противостоять опасностям, которые в противном случае уничтожат нас всех. Помните об этом!

Гаррик приготовился сойти с камня. Он сказал правду, когда сказал, что не думал, что люди-кошки нападут на него и его спутников… но звук, запах и вид тысяч разъяренных воинов, прижавшихся друг к другу, заставили бы и скалу почувствовать себя неуютно.

— Или мертвеца... — добавил призрак Каруса, улыбаясь как от знания, так и от юмора.

— Предводитель Зверей! — обратился Старейшина, стоявший слева от Гаррика. Когда-то его мех был бежевым, но с возрастом большая его часть осыпалась; кожа под ним была липко-белой, как у саламандры в глубокой пещере. — Я Кигер. Элфас говорит за меня и за всех, потому что он Избранный, но могу я задать тебе вопрос?

— Говори, Кигер, — ответил Гаррик, глядя на Корла сверху вниз.

Кигер не поднялся, возможно, понимая, что это еще больше подчеркнуло бы массивность высокого человека в доспехах. — Вы говорите о справедливости и всеобщем благе, — сказал Кигер. — Но скажи мне, животное: имеешь ли ты какое-либо право диктовать Коэрли, кроме того, что дают тебе сталь и огонь?

— Через тысячу лет у них, возможно, будет достаточно дисциплины, чтобы противостоять армии людей с палками и сетями, — фыркнул Карус. — Может быть, через тысячу лет, не меньше.

Гаррик вытащил свой длинный кавалерийский меч и высоко поднял его; украшенное узором лезвие заплясало на солнце, как извивающаяся змея. — Ты хочешь склониться перед завоевателем, а не работать с союзником, Кигер? — спросил он. — Да будет так! А Кигер?

Древний человек-кошка уставился на него снизу вверх, скривив губы.

— Никогда не сомневайся, что если Коэрли нарушат свою клятву, к ним придут люди для завоеваний, — сказал Гаррик. — И у этих завоевателей будет не больше милосердия, чем было у самих Коэрли. От ваших крепостей ничего не останется, кроме пепла, развевающегося над костями ваших мертвецов!

— Гаррик и Королевство! — крикнул Уолдрон, выхватывая свой меч и поднимая его над головой. — Гаррик и Королевство! — закричали Кровавые Орлы, ударяя копьями о бронзовые выступы своих щитов. — Гаррик и Королевство!

Гаррик спустился вниз. — Лорд Аттапер, — сказал он, приблизив губы к ушной раковине командира стражи. — Выводите нас!

Собравшиеся воины Коэрли стояли в угрюмом молчании, но никто не возражал, когда человеческая делегация, топая и разбрызгивая грязь, прокладывала себе путь по грязи единственного города людей-кошек. Гаррик вложил свой меч в ножны, выходя с Поля Сбора, но Кровавые Орлы продолжали ликовать и бряцать оружием всю дорогу до ворот.

***

— Большой парень, не так ли? — сказал Карпос, выпрямляясь и прислоняясь к пилястре. Он не натягивал лук, но широкое острие его стрелы было направлено в позвоночник человека, лежащего на полу.

— Да, он крупный, — едко отозвалась Илна, опускаясь на колени рядом с незнакомцем.

Хотя в тоне Карпоса не было ничего откровенно угрожающего, Илна знала, что крупный мужчина, смотрящий на другого крупного мужчину, всегда думает о драке. Ее брат Кэшел обычно был самым крупным мужчиной в их окружении…

Незнакомец снова застонал. Его лицо было слегка повернуто к ней; усы подрагивали при дыхании, и еще у него была короткая черная бородка. Она бы предположила, что ему около сорока — достаточно много для крестьянина, но этот человек крестьянином не был. Его волосы и ногти были аккуратно подстрижены, а кожа гладкая, за исключением шрамов — пореза над правым глазом, впадины на правом предплечье, которая могла быть оставлена либо лезвием, либо когтем, и складки от острого предмета под левой лопаткой.

Жесткая улыбка тронула губы Илны: этот человек был воином. Она догадалась, что если перевернет его, то найдет сопряженную отметину где-нибудь в верхней части его груди, куда вошло острие. Почему он лежал здесь голый и без сознания, в то время как жрецы снаружи погибли, сражаясь с людьми-кошками, — вот вопрос, который нужно будет задать, как только парень сможет заговорить.

— Карпос, принеси воды, — сказала Илна. — Я не вижу никаких травм, но с ним что-то не так.

— Асион! — крикнул Карпос своему напарнику. — Мы кое-кого нашли! Принеси нам воды! Илна нахмурилась, но возражать не стала. Охотники были ее спутниками, а не слугами. Карпос боялся оставлять ее наедине с незнакомцем. Его беспокойство было неуместным, но это была безобидная ошибка. Илна только жалела, что все ее собственные ошибки не были такими безобидными. Если бы она не совершила особенно серьезной ошибки, сейчас у нее была бы лучшая причина для существования, чем надежда убить всех людей-кошек в мире; хотя убийства людей-кошек, казалось, было достаточно.

Пол в этом храме был выложен простыми каменными плитами, а не узорами из плитки или мозаики, которые она видела в других местах. Незнакомец провел по ним ладонями, нащупывая опору. Его глаза оставались закрытыми.

— Вот! — сказал Асион, быстро выходя из солнечного света с какой-то мокрой массой в левой руке. Нож в правой руке был направлен в землю, не представляя угрозы, но, несомненно, готовый к любым возникшим неприятностям. — Я не увидел поблизости тыквы, поэтому намочил, немного ткани в фонтане.

— С одного из тел? — спросил его напарник. — Иногда ты ведешь себя не лучше собаки, знаешь ли, Асион.

— Эй, я отрезал юбку, — защищаясь, сказал Асион. — На этой части тела не было никакой крови. Кто этот парень?

Илна взяла у охотника промокшее белье. Она была более чем склонна согласиться с Карпосом, но Асион сделал то, о чем его просили. Поскольку она не сказала ему, какие средства использовать, у нее не было права жаловаться на то, как он это сделал. Пока она раздумывала, помочить ли уголок рта незнакомца или, возможно, вытереть ему лоб, он слегка приподнял голову. Его глаза открылись, но лишь на щелочку. Обхватив себя руками, он приподнял туловище и подтянул колени под себя.

Асион попятился, вытирая левую руку о штаны из сыромятной кожи. Он поднял нож на уровень пояса острием вперед. Незнакомец встал и открыл глаза. Он взглянул на двух охотников и слабо улыбнулся. Затем он посмотрел на Илну; улыбка исчезла с его лица. Он плавно поднялся, но его тело на мгновение покачнулось после того, как он встал на ноги.

Лицо Илны напряглось в легком раздражении. Этот мужчина не мог быть таким старым, как она подумала, и иметь, так мало жира. Она ошибочно приняла вялость бессознательного состояния за мягкость. Теперь, когда он был настороже, плоть плотно облегала его кости.

Она протянула ему мокрую тряпку, спросив: — Как тебя зовут? Ее голос звучал раздраженно. Она улыбнулась, внезапно подумав про себя: — «Я провожу большую часть своей жизни в состоянии легкого раздражения, перемежающегося моментами крайнего гнева. Хорошо еще, что мне не нравится находиться среди людей, потому, что я была бы, не очень хорошей компанией».

Незнакомец вытер лицо тряпкой, выжимая струйки воды, которые расплескались по полу. Закончив с лицом, он начал растирать плечи и грудь. Тряпка к этому времени была просто влажной.

Он улыбнулся Илне. — Как тебя зовут? — спросил он. Его слова были ясны и слышны, но в голосе звучали странные, отдающиеся эхом интонации, как при звуке гонга. Илна сердито посмотрела на него. — Я Илна ос-Кенсет, — ответила она, потому что быстрее было дать ответ, чем утверждать, что она спросила его первой.

— А как тебя зовут? И что ты делаешь в этом храме? — резко спросил Карпос. Он отступил на два шага и теперь натянул стрелу настолько, чтобы тетива образовала вид плоской буквы V. Илна подозревала, что охотник не отдавал себе отчета в том, что делают его пальцы. Он был опасно напряжен.

Незнакомец посмотрел на Карпоса и снова улыбнулся. Это была не заискивающая улыбка, а просто выражение веселья. Он бросил тряпку на пол и потянулся, подняв руки во весь рост. Кончики его пальцев оказались впечатляюще близко к поперечным балкам из древнего дерева, поддерживающим фермы крыши.

— Отвечай мне! — крикнул Карпос, натягивая тетиву чуть дальше.

Снова повернувшись к Илне, незнакомец сказал: — Меня зовут Темпл?

Ей показалось, что в его словах прозвучал вопрос, но тон, возможно, обманул ее. Она свирепо посмотрела на Карпоса, достала из рукава моток шнурков и стала завязывать их, не обращая сознательного внимания на то, что делают ее пальцы. — Карпос, опусти свой лук сейчас же, — сказала она голосом, который мог бы разбивать скалы. —  Положи его, или я оставлю тебя здесь! От тебя мне не будет никакой пользы.

Асион встал между своим другом и незнакомцем, бормоча ободряющие слова. Карпос переместил стрелу параллельно плечам лука, удерживая их только пальцами левой руки. — Что это за имя такое — Темпл? — крикнул он, обращаясь к задней стене.

 — Что за имя? — ответил Темпл; мягко, медленно. В его голосе все еще звучало удивление, но он посмотрел на двух охотников с нежностью, которой Илна никак не ожидала.

Илна поморщилась и начала выбирать узелки из узора, который держала в руках. — Что здесь произошло? Почему тебя пощадили, когда напали люди-кошки?

— Меня пощадили? — спросил Темпл, глядя вниз на свое обнаженное тело. Он определенно был крупным — таким же высоким, как Гаррик, и даже более мускулистым. Темпл не был таким широкоплечим человеком, как Кэшел, но производил впечатление твердости дерева. Тихо, едва слышно шепча, он продолжил: — Прошло много времени. Очень долго.

— Отвечай мне! — попросила Илна. Он встретил ее сердитый взгляд.

— Коэрли не нападали, Илна, — ответил он. — Это сделали другие. Я их не знаю, но это были другие. Затем, едва слышно: — Очень давно.

— Я тоже не думаю, что это были кошки, госпожа, — сказал Асион тоненьким голоском. Он уставился на большой палец своей правой ноги, которым чертил круги на каменном полу.

Илна издала короткий, горький смешок. Шнурки в ее руках давали ей силу убивать или принуждать; она могла свести Темпла с ума или заставить его сказать все, что она хотела услышать. И все это сейчас не имело для нее ни малейшего значения. Она не знала, чего именно хотела, и ей нужна была причина получше, чтобы убить, чем тот факт, что она была — как обычно — зла и разочарована. — Хорошо, — сказала Илна охотникам. — Нам нет смысла здесь оставаться. В хижинах, наверняка, есть еда. Мы также можем подоить коз перед уходом. Я бы выпила молока.

— А как насчет тел, госпожа? — тихо спросил Карпос. — Мы оставим их, или...? Мертвые были просто мясом такого сорта, которое другие люди не едят; они не имели значения. Но...

— Мы поместим их в одну из хижин и завалим дверь камнями, — ответила она после минутного раздумья. Холодная улыбка снова тронула ее губы. — Я полагаю, это сделает ее мавзолеем. Такие вещи есть у богатых людей… когда они превращаются в мертвечину.

— Илна, ты уходишь? — спросил Темпл.

Илна пристально посмотрела на него. — Да, — ответила она. При этом у него не было особых причин оставаться здесь. — Ты хочешь пойти с нами? Затем, резким тоном:  — Тебе придется найти одежду, если ты пойдешь.

— Я найду одежду, — ответил Темпл. Он размял руки и снова улыбнулся ей. — И я пойду с тобой.

— Госпожа? — обратился Карпос. Его левая рука бессознательно дернулась, возвращая стрелу на тетиву. Он спохватился, сердито посмотрел на нее и свободной рукой выдернул стрелу. — Госпожа, вы думаете, это хорошая идея?

— Я думаю, это гуманная идея, Мастер Карпос, — отрезала Илна. — Я не настаиваю на том, что быть гуманным — это хорошо, но именно так я предпочитаю действовать, когда могу. Если Темпл не захочет оставаться один на том месте, где были убиты его товарищи, то я не могу сказать, что виню его. Когда мы прибудем в более подходящее место, он сможет покинуть нас. Она посмотрела на незнакомца. Он снова улыбнулся, на этот раз очень широко. — Простите, — пробормотала она. — Мне не следовало говорить о вас так, будто вас здесь нет, Мастер Темпл.

— Просто Темпл, Илна, — сказал он, посмотрел на Карпоса и сказал: — Я не буду для вас обузой, сэр.

— Сестра во Христе, черт возьми, знает, что ты не будешь! — отозвался Карпос вполголоса, но это были скорее слова, чем угроза. Илна знала — и Карпос тоже знал, что если она прикажет охотникам нести Темпла на носилках, они подчинятся. Вероятность того, что это произойдет, за исключением несчастного случая или серьезных ранений, была крайне мала. Этот мужчина явно был в такой же хорошей форме, как и охотники, а они провели всю свою жизнь в дикой местности.

Асион прочистил горло. — Послушайте, я не видел оружия рядом с телами, — сказал он, — но, возможно, в хижинах найдется что-нибудь для Темпла. Серп, или секач, или что-то в этом роде. Там, куда мы направляемся, у него должно быть оружие.

— Здесь должно было быть оружие, — сказал Карпос. — Здесь, у черта на куличках, без копья под рукой, скорее всего, просто невозможно!

— Верно, — подтвердила Илна, поджав губы и размышляя. Туники и плащ для Темпла не должны были составить труда; он был необычно высок, но несколько мертвецов были достаточно толстыми, чтобы их одежда прикрыла его должным образом, хотя и несколько иначе, чем у первоначальных владельцев. Сандалии, однако, или ботинки…

— У меня будет оружие, сэр, — заявил Темпл. Он повернулся и присел на корточки, затем ухватился обеими руками за середину каменного цилиндра между изображениями Богов.

— Ты молишься? — спросил Асион. Затем, обращаясь к своему партнеру: — Как ты думаешь, он молится?

Мышцы спины и плеч Темпла рельефно напряглись. На мгновение воцарилась тишина.

— Послушай, приятель, — сказал Карпос, — эта штука наверняка тяжелая, ты не сможешь передвинуть ее самостоятельно. Она весит больше, чем мы все трое вместе взятые, да и хозяйка тоже!

Камень заскрежетал, хотя, казалось, ничто не двигалось. Ноги Темпла выпрямились с медленной уверенностью восхода солнца. Массивный цилиндр — должно быть, он был, по меньшей мере, таким тяжелым, как сказал Карпос, — поднялся вместе с ним. Темпл начал поворачиваться, удерживая камень над головой.

— Отойдите назад! — закричала Илна, но охотники уже убегали прочь. Никто не смог бы долго удерживать в равновесии что-то настолько тяжелое. Если бы цилиндр наклонился в ту или иную сторону, он бы упал на пол, разбив каменные плиты.

Темпл присел на корточки с грацией оседающего быка, все еще держа камень. Его улыбка была застывшей, как у голого черепа, а мускулы, казалось, были высечены из дерева. Он опустил камень на пол всего лишь с легким стуком и скрежещущим звуком.

— Клянусь Сестрой во Христе, — тихо сказал Карпос. — О, Боже!

Левая рука Асиона сжимала мешочек с амулетом, который он носил на шее. Он что-то бормотал одними губами, вероятно, молитву. Он рассеянно убрал в ножны свой длинный нож, хотя Илна догадывалась, что он не отдавал себе отчета в том, что делает. Темпл содрогался и хрипел, делая глубокие вдохи и выдыхая их с яростью, всплывающей на поверхность морской свиньи. Он продолжал сжимать цилиндр, теперь уже для того, чтобы поставить его так, чтобы он не опрокинулся. Через мгновение он повернул голову, посмотрел на Карпоса и, задыхаясь, сказал: — Я не буду... нет, не буду обременять... вас.

— Сэр! — Я желаю вам всего наилучшего, — ответил Карпос. В его голосе звучал благоговейный трепет. — Клянусь Сестрой во Христе!

Илна фыркнула. Как правило, она не одобряла хвастовства, и подвиг, который только что совершил Темпл, определенно был хвастовством. Тем не менее, это без боя определило его место в этом сообществе людей и открыло то, что оказалось полостью под камнем, самым простым, если не самым легким из доступных средств. Она подошла, чтобы заглянуть внутрь.

— Илна, — твердо сказал Темпл. Он снова склонился над цилиндром, крепко зажмурив глаза, открыл их и посмотрел на нее. — Я займусь со всем этим, если вы не возражаете.

— Да, — ответила Илна, отступая назад. Она стояла прямая, как колонна, с застывшим лицом. Незнакомец вежливо упрекнул ее. Она часто упрекала тех, кто вмешивался в ее дела, но гораздо менее вежливо. Темпл медленно встал. Она ожидала, что он покачнется, но движение, когда оно произошло, было, таким, же плавным, как и все остальные его движения. Он кивнул охотникам, слегка поклонился ей и опустил руку в углубление. Илна рассмеялась — короткий звук, наполовину подавленный, но даже при этом с ее губ сорвалось больше юмора, чем обычно.

Оба охотника удивленно посмотрели на нее. Даже Темпл, выпрямившийся с доспехами в одной руке и мечом в другой, оглянулся через плечо, приподняв бровь.

— Темпл, — сказала она, честно высказав то, что думала, но, не объяснив, почему ей это показалось забавным, — вы с моим братом Кэшелом хорошо поладили бы друг с другом. Он тоже сильный человек. — «И он, как и ты», — добавила она в веселой тишине своего разума, — «не затевает драк, чтобы доказать, насколько он силен. Хотя, если бы вы двое действительно поссорились, было бы на что посмотреть».

Охотники рассматривали снаряжение Темпла. Шлем, кираса и круглый щит были сделаны из металла, который Илна не узнала. У него был медный оттенок, но он был слишком темным и имел почти фиолетовый оттенок.

— Так, что это, а? — спросил Асион. — Это бронза?

— Что-то вроде бронзы, — ответил Темпл. Его голос быстро терял свою странную интонацию. Он положил доспехи на землю и, придерживая ножны для равновесия одной рукой, положил другую на рукоять. — Но этот металл тверже, чем большинство бронз. Он вытащил меч. Прямой клинок был из того же темного металла, что и доспехи, но лезвие отливало ярким золотом даже в тусклом свете, просачивающемся сквозь дверь здания в двадцати шагах позади них.

— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал Асион, подходя ближе. Он осторожно протянул руку к мечу, как будто собирался погладить льва. — Где ты это взял?

Темпл слегка приподнял меч, держа его подальше от низкорослого мужчины. Асион отступил назад, и Темпл вогнал меч в ножны. — У меня все это давно, — тихо ответил он. — Очень давно.

— Тебе здесь еще что-нибудь нужно? — резко спросила Илна, чтобы разрядить обстановку. Когда Темпл покачал головой, снова улыбнувшись, она продолжила: — Хорошо, тогда мы обыщем дома в поисках еды, прежде чем... Она пожала плечами. —  ... похороним мертвых в одном из них. И мы найдем тебе одежду.

— Я тоже буду хоронить Коэрли, Илна, — сказал Темпл.

— Тебе не нужно помогать, — Илна пристально посмотрела на него, затем пожала плечами. — Как пожелаешь, — отрезала она, направляясь к двери. — Если хочешь, можешь пройти на руках весь путь туда, куда мы направляемся!

Темпл пока оставил доспехи там, где они были, но накинул пояс с мечом на обнаженную талию и последовал за остальными на яркое солнце.

 ***

Шарине удалось поспать в карете большую часть своего пути при возвращении из Западного Сесила. Однако она резко проснулась, когда железные шины начали стучать по кирпичам Главной Северной Дороги, идущей вдоль фасада дворцового комплекса. Она потерла глаза. Она плохо спала, но в данное время любой сон вообще был роскошью. Она улыбнулась. Она не думала, что у нее было то, что она назвала бы хорошим ночным сном, с тех пор как произошло Изменение. Принцессе Шарине просто слишком многое предстояло сделать. И не только Принцессе Шарине. Госпожа Масмон в противоположном углу подняла голову, увидев, что Шарина проснулась. Масмон делала пометки на пергаментной рукописи при свете свечи, прикрепленной сбоку.

Она пользовалась маленькой латунной ручкой, которую заправляла, макая в рожок с чернилами, свисавший с застежки ее дорожного плаща. Иногда, когда давление работы казалось невыносимым, Шарине помогало помнить, что другие испытывают такое же давление и, тем не менее, продолжают выполнять свою работу. Все люди, которые действительно понимали, что идет борьба между Добром и Злом и что Добро должно победить, если человечество хочет выжить, — все они работали так усердно, как только могли люди, и, может быть, еще немного усерднее.

Шарина улыбнулась Масмон с внезапным сочувствием. Клерк удивленно моргнула, затем выдавила из себя слабую улыбку в ответ. Она закрыла ручку, закрыла и убрала чернильницу, и как раз укладывала их вместе с книгой в дорожный футляр, когда карета подъехала к воротам дворца. Зарешеченные ворота со скрежетом открылись, но дискуссия между охранниками кареты и людьми на дороге продолжалась. Шарина не могла разобрать слов — отчасти потому, что все еще была одурманена сном и недосыпанием одновременно, — поэтому открыла ставню на окне и высунула голову наружу, чтобы посмотреть, что происходит.

Адмирал Зеттин стоял в воротах, держась левой рукой за уздечку ведущей лошади, и спорил с заместителем капитана, командовавшим охраной кареты. Когда Зеттин увидел Шарину, он отпустил лошадь и зашагал к карете, окликая: — Ваше высочество? Могу я проехать с вами до ваших покоев? Есть проблема, которую мне действительно нужно обсудить...

— Да, да, конечно, — ответила Шарина, и ее сердце провалилось в бездну теней. Она так устала. Единственное, о чем она думала, — это о том, чтобы горничная помогла ей раздеться — просто невозможно самостоятельно надеть или снять придворную мантию — и забраться в постель, чтобы поспать. Лорд Зеттин ждал у входа во дворец, потому что знал, что рано или поздно ей придется пройти здесь, и он не хотел оставлять свою проблему на утро. Зеттин открыл дверцу экипажа, поднялся на верхнюю ступеньку, но остановился, нахмурившись, когда увидел Госпожу Масмон.

— Все в порядке, — сказала клерк, зажимая свечу большим и указательным пальцами. — Я выхожу.

Шарина начала было протестовать, но потом поняла, что не знает, где находится точное место проживания Госпожи Масмон внутри стен комплекса; это вполне могло быть одно из зданий рядом с входом. Как бы то ни было, клерк почувствовала бы себя неуютно, если бы принцесса заставила ее остаться: а поскольку Зеттин, очевидно, не стал бы обсуждать свои дела в присутствии подчиненного, результатом всего этого было бы то, что Шарина еще дольше бы не спала.

Шарина высунулась из двери, через которую только что вышла клерк. — Кто-нибудь из вас, мужчины, помогите пройти Госпоже Масмон! — крикнула она охранникам. — Да, я имею в виду тебя! Вратам хватит на одного человека меньше за то время, которое тебе потребуется.

Она снова села. Зеттин устроился на противоположной скамеечке, пока кучер подгонял лошадей. Наклонившись к ней, он сказал: — Это Панда, ваше высочество. Там есть серьезная проблема, которая, я думаю, должна иметь приоритет над интеграцией Коэрли в королевство.

Шарина озадаченно посмотрела на Зеттина. Лунный свет, проникавший сквозь решетчатые ставни, скользнул по его лицу, больше скрывая, чем открывая, когда карета покатила вперед.

— Я бывала на Панде, — ответила она, пытаясь осмыслить слова Зеттина. — Панда не представляет опасности. Это сонный остров, слегка пахнущий специями, и даже ветерок там мягкий.

Панда был единственным крупным островом посреди Внутреннего Моря. Помимо обеспечения водой и провизией местного производства судов, пересекающих море, это было место, где местные торговцы могли сортировать региональные грузы для отправки в конечные пункты назначения. Тамошние люди, начиная с короля и ниже, были богаты и стремились к хорошей жизни, а не ввязываться в военные авантюры.

— Да, ваше высочество, — сказал Зеттин, вероятно, более резко, чем намеревался. Они все устали и становились раздражительными. — Так действительно было до Изменения, но теперь это не так. В годы, последовавшие сразу за распадом Старого Королевства, Панда была гнездом пиратов. Похоже, что сейчас так и есть, но ситуация гораздо хуже, потому что люди-преступники объединяются с людьми-кошками, которые отказываются стать частью королевства.

Шарина нахмурилась. — Как они это делают? — спросила она. — Как они могут говорить с Коэрли? Я не понимаю...

Зеттин пожал плечами. — Я полагаю, они как-то справляются, — ответил он, мрачно, нахмурившись. — Люди-кошки в основном молодые мужчины, то есть воины, из крепостей, которые сдались армии. Они и пираты, к которым они присоединяются, не очень-то отличаются друг от друга. Он отвернулся, хотя внутри медленно грохочущего экипажа он не мог видеть лицо Шарины так же ясно, как она могла видеть его. — Судя по тому, что рассказывают нам те, кто бежал из этого района, — продолжил Зеттин, тщательно скрывая эмоции, — они стали есть людей. То есть, люди стали есть. Если вы можете называть их людьми.

Ранее Лорд Зеттин был офицером Кровавых Орлов и протеже Лорда Аттапера. Когда Гаррик восстановил флот как единственное средство укрепления королевской власти над Королевством Островов, Зеттин стал его командующим — отчасти потому, что офицеры традиционной армии во главе с Лордом Уолдроном считали командование флотом ниже себя. Теперь, когда флот не представлял особой ценности для континентального королевства, Гаррик назначил бывшего адмирала главным военным помощником Шарины, которая руководила гражданской администрацией, пока он отсутствовал в армии.

— Ах, — воскликнула Шарина, теперь понимая, почему Зеттин так настаивал на том, чтобы сообщить ей об этом деле немедленно, вместо того чтобы ждать утра.

— Да, это то, с чем намнужно будет быстро разобраться. Но, милорд, я боюсь, что это решение примет мой брат, относительно того, как именно поступить. Это сугубо военное дело, и я держусь в стороне от него, за исключением случаев срочного кризиса.

— Но, ваше высочество...

— Милорд! — сказала Шарина. — Гаррик — Принц Гаррик — должен вернуться самое позднее послезавтра. Я немедленно отправлю ему информацию, но я не буду принимать решение без него.

— Да, конечно, ваше высочество, — устало ответил Зеттин. — Я понимаю, что это… правильный способ действий. Но... Он позволил своему голосу затихнуть, когда карета остановилась. Шарина выглянула сквозь щели, затем открыла свою дверь, прежде чем один из охранников, исполняющих обязанности лакея, спрыгнул с кареты, чтобы открыть ее.

Они остановились перед бунгало, которое Шарина использовала в качестве своих личных покоев, одним из десятков отдельных строений на территории дворцового комплекса. Когда Гаррик стал регентом и первым сильным лидером королевства за более чем одно поколение, половина зданий внутри стен пустовала и обветшала. Валлес снова стал административной столицей процветающего королевства, поэтому реконструкция дворца неизбежно соответствовала потребности в офисных помещениях. Что будет теперь, когда Валлес находится далеко в глубине страны — что ж, это проблема другого дня, если не отдаленного.

— Милорд... — сказала Шарина. Дверь Зеттина резко распахнулась, и Кровавый Орел ухватился и за ее дверь. — Ситуация, которую вы описываете в Панде, не только порочная, но и отвратительная. Тем не менее, по мнению моего брата, это, возможно, не самая серьезная угроза, с которой сталкивается королевство в данный момент, и не лучшее применение армии. Вы, я и мой брат — все мы отложим в сторону наши личные чувства и будем работать на благо королевства, как мы и делали до сих пор.

Она вышла из экипажа. Она не сказала Зеттину ничего такого, чего бы он уже не знал. Он был умным человеком, вполне возможно, самым умным из высших офицеров королевской армии, но он решил таким образом потратить ее время, потому, что был зол, и потрясен лично. Но у них не было времени на личные переживания!

Зеттин обошел карету сзади — как она надеялась, чтобы официально попрощаться, потому что беседа была закончена. Дверь ее бунгало открылась. Шарина перевела взгляд с офицера на — как ей показалось, горничную, ее единственную служанку, которая не спала из-за нее…

— Кэшел! — воскликнула она. Он стоял, крепкий, как дуб, в свете фонаря на крыльце, приветственно улыбаясь. Она ошибалась насчет того, что у нее не было времени на личные чувства. Шарина побежала вперед так быстро, как позволяла мантия; она не была тесной, но была такой длинной и тяжелой, что, скорее всего, обернулась бы вокруг ее лодыжек и она споткнулась бы, если бы, не была осторожна. Кэшел спустился по ступенькам, чтобы подхватить ее. Он также вдохновил ее душу внезапным потоком безопасности и удовлетворенности.

— Теноктрис лежит внутри, — сообщил Кэшел. — Ей пришлось сделать несколько трудных вещей. И есть кое-что еще, что тебе нужно увидеть. Слегка приподняв голову, он сказал Зеттину: — Сэр? Вам тоже лучше пойти и посмотреть на это. Что бы это ни было, вашим солдатам следует знать об этом.

— Да, — ответила Шарина, еще раз сжимая Кэшела, прежде чем отпустить его. Она еще не знала, в чем проблема, но знала, что, ни Кэшел, ни Теноктрис никогда не преувеличивали опасность. Поднимаясь по ступенькам, она бросила через плечо: — Лорд Зеттин? Не могли бы вы вызвать курьера из дежурной части в соседнем здании? Похоже, нам нужно вызвать Принца Гаррика.

— Я уже сделала это, Шарина, — сказала Теноктрис, стоя в глубине дверного проема. — Дежурный офицер думает, что Гаррик сможет вернуться к середине утра, если все пойдет хорошо.

 — Прекрасно, — отозвалась Шарина, легко обнимая пожилую женщину, когда подошла к ней. — Хорошо иметь друзей, которые примут правильные решения раньше, чем они тебе потребуются. Тогда мы назначим заседание совета на десять часов. А теперь давайте, посмотрим, что у вас есть.

Приятно быть человеком, который и сам принимает правильные решения. Даже когда она действительно устала.

Глава 3

Илна остановилась в начале долины, и прошептала: — Ты собираешься утверждать, что это не работа людей-кошек, Темпл? Она нахмурилась сама на себя. Узор на ее руке ясно давал понять, что Коэрли к этому времени уже были далеко за пределами слышимости ее голоса. Возможно, она говорила тихо из уважения к умершим — мысль, которая заставила ее нахмуриться еще больше.

— Нет, Илна, — спокойно ответил Темпл. — Их убила банда Коэрли и, как я подозреваю, сделала кое-что похуже. Там должны были быть дети.

Асион забрался на дерево — до середины, чтобы лучше видеть долину, чем Темпл и Илна с гребня. Карпос, присевший на корточки в нескольких шагах позади них, спросил: — Что мы теперь будем делать, госпожа?

— Что? — спросила Илна. — Мы спустимся на ферму и посмотрим, не заметим ли чего-нибудь важного с близкого расстояния. Затем вы вдвоем проследите за зверями до их дневного логова — сейчас ясный день и достаточно рано, так что вам ничего не должно угрожать. И когда мы точно узнаем, какова ситуация, мы убьем их. Как обычно. Она была удивлена, услышав гнев в своем голосе, хотя и предполагала, что гнев никогда не бывает слишком далек от поверхности. Вид трех тел внизу все расставил по своим местам. Это были три человеческих тела. Илне было наплевать  на осла, зарезанного в загоне сбоку от главного дома, и на дойную козу с козленком, которые пробежали почти фурлонг от опрокинутого ведра и табуретки у дома. В другое время она бы разозлилась на то, как убийцы намеренно вспороли живот козе и схватили ее за кишки так, что она вырвала их на бегу, но они сделали то же самое с женщиной, которая доила козу. Она поднялась на ноги.

— Я подожду здесь, — сказал Карпос и  скрылся из виду.

Илна взглянула на шнурки, которые держала в руке, затем начала выдергивать нити из узора. — В этом нет необходимости, — сказала она, но не стала спорить с Карпосом и начала спускаться по склону.

Он не сомневался в ее словах, просто продолжал делать то, что поддерживало его в живых на протяжении стольких лет, когда он охотился на опасных животных.

Темпл и Асион, спрыгнувший с дерева, присоединились к ней. Усадьба выглядела опрятно. О, не слишком опрятно по тем стандартам, по которым Илна содержала свое жилище и жилище Кэшела в мельничном доме их дяди, но с животными и, без сомнения, детьми, как сказал Темпл, даже Илна не смогла бы гарантировать идеальный порядок.

Стены главного здания были сложены из бревен, обтесанных теслом и обмазанных глиной; их недавно подкрасили. Несколько мест на крыше были ярче соседних мест, показывая, где были устранены повреждения от гнили и ветра. И все это теперь не имело значения для тех, кто жил здесь, потому что банда людей-кошек убила их всех. Губы Илны шевельнулись, хотя никто из наблюдавших не распознал бы в этом выражении улыбку. Она ничего не могла поделать с тем, что было в прошлом, но она была также уверена, как и в закат, что эта конкретная банда зверей больше не повторит свою резню.

— Я бы сказал, два дня, — промолвил Асион, присаживаясь на корточки возле трупа мужчины, у которого было время выхватить серп из пристройки. У него было деревянное лезвие, усаженное острыми кремнями, достаточно опасное оружие, если бы ему удалось ударить им; но, конечно, он этого не сделал. Судя по разрыву на бородатом горле трупа и ожогу от веревки на его правом запястье, зверь накинул леску-веревку на руку мужчины и вонзил крючки ему в шею так, что его попытка полоснуть серпом только углубила ее. Либо зверь, державший леску, либо один из его собратьев затем проткнул тонким острием диафрагму человека, оставив его медленно задыхаться или истекать кровью.

Хелман, мясник, который резал свиней, когда его маршрут проходил через деревушку Барка, делал это с такой же жестокостью, но сама Илна вела себя иначе. Она снова улыбнулась, хотя в ее улыбке было не больше юмора, чем за мгновение до этого. Если бы свиньи поймали Хелмана в ловушку какой-нибудь темной ночью на его пути, она, по крайней мере, сочла бы это редким случаем свершения правосудия.

Она вошла в дом. Дверь, подвешенная на кожаных петлях, была открыта, но прочный засов лежал как раз внутри, там, где люди-кошки бросили его, когда уходили. У жителей дома не было времени закрыть оконные ставни, поэтому люди-кошки проникли через окно, сорвав кожаное покрытие, которое было тонко выскоблено, чтобы пропускать свет. Темпл держал свой бронзовый меч перед собой, но щит был перекинут через спину, чтобы оставить свободной левую руку. Он опустился на колени, чтобы потрогать брызги на полу из половинок бревен. Кровь была достаточно сухой, чтобы отслаиваться, как и ожидала Илна.

— Как вы думаете, сколько человек здесь жило? — спросил Асион. У задней стены стояла сложенная кровать; он ткнул в раму кончиком ножа, выбив щепку. Он казался более напряженным, чем ожидала Илна. Илна с легким удивлением поняла, что охотник нервничает, находясь в доме. Спали ли они с Карпосом на открытом воздухе, когда ходили в город продавать свою желчь ящериц? Она фыркнула. Скорее всего, они все это время были пьяны или, по крайней мере, достаточно пьяны, чтобы не обращать внимания на крышу над головой.

— Родители в кровати, а младенец в колыбели в изножье, — сказала Илна. Говоря это, она поднялась на мансарду над единственной комнатой. К стене была прибита настоящая лестница, а не просто молодая сосна с коротко обрезанными ветвями, образующими ступеньки.

— Здесь, наверху... Она посмотрела на постельное белье, аккуратно свернутое у ската крыши, и прикинула ширину той части чердачного этажа, которая не использовалась для хранения вещей. — Вероятно, трое детей постарше. Хотя самый высокий не мог быть выше ярда… Да, обычный ярд и пядь большого пальца; она слышала, что люди из Кордины называют такую величину элем. — ... если только он не спал, свернувшись калачиком.

Шансов не было никаких, но Илна, тем не менее, подползла к кровати и откинула белье, чтобы убедиться, что, ни один ребенок не спрятался под ней, когда пришли люди-кошки. Никого не было, но она была не прочь потратить несколько мгновений, чтобы убедиться, что не оставляет младенца, который потерял сознание после того, как его спрятали. У нее и так было достаточно забот на совести. Одеяла были из козьей шерсти, но здесь их не было видно. Когда Илна прикоснулась к ткани, у нее возникло изображение каменных фермерских построек и пары старух, бормочущих что-то, и работающих своими челноками.

— А другой мужчина? — спросил Темпл.

— «Он не крестьянин», — вспомнила Илна. Вслух она сказала: — Наемный работник; на нем поношенная одежда хозяина. Туника ему слишком мала. Полагаю, он спал во флигеле. Она неторопливо спустилась по лестнице, наступая на каждую ступеньку и держась за поручни. Ей хотелось убраться подальше от кроватей, в которые дети никогда не вернутся, убраться из этого дома; но она не позволит неприязни заставить ее действовать поспешно. Душевный дискомфорт был всего лишь одной из тех вещей, таких как боль, голод и мрачная безнадежность, которых люди избегают, когда могут, и переносят, когда не могут.

Темпл указал на камин; на кончике его пальца был пепел. — Холодный, — сказал он. — Вплоть до камней очага. По крайней мере, два дня.

Люди-кошки не любят яркого света. Должно быть, они пришли на рассвете, когда семья приступала к утренним хлопотам по дому. Сейчас, в это время дня стая, должно быть, спит в тени шалаша из сплетенных веток. Коэрли проявляли настоящий талант к плетению тканей из лозы и коры, хотя они не выращивали лен и не разводили животных для получения шерсти. Они были чудовищами…

Деревянный дымоход был заделан толстым слоем глины. Илна нахмурилась, когда увидела это, но здесь было не так уж много доступного камня, и, в конце концов, семья погибла не от пожара в дымоходе. Люди, построившие ферму, были выходцами из более обжитого региона. Существовал ли он сейчас, или Изменение перенесло эту усадьбу на немыслимое расстояние во времени и пространстве от того места, где она была? Вероятно, это не имело значения. Если бы это было так, то она бы узнала достаточно скоро.

Асион водил кончиком пальца по простой резьбе на крышке деревянного сундука. — Ого, это прекрасно, — сказал он. Посмотрев на Илну, он продолжил: — Госпожа, куда делись дети, если мы не нашли их здесь? Они не смогли бы сбежать, если родители не смогли, не так ли?

Илна посмотрела на Темпла. Здоровяк ответил: — Группа захвата увела их, Асион. Они будут нежнее взрослых. В его голосе не было никакого выражения. Он повернулся к Илне и сказал: — Я бы предположил, что здесь было четыре или пять самцов, и в их логове могут быть самки и котята. Скоро они снова выйдут на охоту.

— Да, — соглашаясь, сказала Илна. — Асион, возьми Карпоса, и найдите зверей. Я не думаю, что они будут очень далеко. Я подготовлю все здесь, чтобы принять их.

— Да, хорошо, госпожа, — ответил охотник, проскальзывая в дверь и вытаскивая свою пращу из-за пояса, где он ее носил. Казалось, он был рад уйти.

Илна еще раз огляделась по сторонам, затем вышла во двор фермы. Темпл последовал за ней. Она надеялась, что там будет ткацкий станок, но это было не важно; она могла связать необходимые узоры вручную. Она наберет пряжу из туники мертвой женщины. Разрез только облегчит задачу, и она сможет использовать окрашенную кровью шерсть  с практической пользой.

— Илна? — обратился к ней здоровяк. — У тебя есть для меня задание?

— Я призову зверей, разведя огонь в очаге, — ответила она. — Но сама я буду ждать их перед домом. Вы могли бы решить, как вам троим, лучше всего действовать, когда они придут ко мне. Ее губы изогнулись в улыбке или насмешке. Она продолжила: — В конце концов, ты солдат, не так ли? Ей не нравились солдаты, мужчины, чья жизнь была направлена на то, чтобы убивать других мужчин.

— Что-то вроде этого, — спокойно ответил Темпл. Он огляделся по сторонам. — Асион спрячется в козьем хлеву, под соломой, чтобы скрыть свой запах. Карпос в навозной куче по той же причине. Я буду ждать в доме, потому что у Коэрли не будет времени, чтобы отличить мой запах от запаха предыдущих владельцев, прежде чем они нападут.

— Да, хорошо, — согласилась Илна, ошеломленная скоростью, с которой он спланировал дело. Охотники предпочли бы спрятаться в грязи на несколько часов до прихода людей-кошек, чем находиться внутри дома… и Темпл заметил это, как и она.

— Тогда я приступлю к работе, — Илна? — спросил Темпл. — В сарае есть инструменты. Я бы хотел похоронить мертвых, раз уж есть время.

— Да, — сказала Илна. — Если ты хочешь. Она подошла к трупу женщины. Ей следовало бы самой подумать об этом, но это не было ее настоящей работой. Ее настоящей работой было убивать людей-кошек, и очень скоро у нее появится шанс продолжить это занятие.

***

— Но у нас нет завершенного обследования маршрута в Панду, — заявил гражданский чиновник по имени Баумо. — Я уверен, что это кажется простым делом для людей, которым не нужно выполнять эту работу, но большинство жителей в этом направлении — Травяные Люди, которые не говорят на правильном языке!

Кэшел не знал, какова была должность Баумо и чем он занимается, кроме, как казалось, проведения изысканий. Действительно, Кэшел не знал, чем занимается большинство правительственных чиновников, присутствовавших на совещании; насколько ему было известно, все они как бы сливались воедино. Не то чтобы он не мог понять это: в течение двух дней он узнавал характер каждой овцы в стаде из десяти десятков или больше. Но его интересовали овцы и, ни капельки не интересовали дворцовые чиновники, какими бы важными они, ни были; а чиновники — это не его работа.

— Что ж, наверняка там будет достаточно продовольствия, чтобы обеспечить один полк, — сказал Адмирал Зеттин. — Я не думаю, что нам понадобится больше войск, чем полк. Пиратов не может быть больше тысячи или около того, и, в конце концов, они отвратительные извращенцы. Чего мы не можем себе позволить, так это ждать!

Встреча проходила в одном из самых больших конференц-залов, и в ней участвовало гораздо больше людей, чем Кэшел мог сосчитать по пальцам одной руки. Помимо важных персон, сидевших за столом, у стен стояли всевозможные клерки и посыльные, ожидая, что кто-нибудь спросит их или что-то прикажет. Заговорили несколько человек, никто из них, казалось, не был согласен с Зеттином, но никто из них не говорил того же самого.

Гаррик еще не прибыл, и Теноктрис не хотела вмешиваться в дела черных людей, Последних, как она их назвала, пока он не появится.

Шарина позволила Зеттину рассказать о его идее — атаковать Панду там, где давным-давно бывал Кэшел. Казалось, что после Изменения это место стало совсем другим. Шарина сидела в середине одной длинной стороны, прислушиваясь к спору, но, не руководя делами так, как, по мнению Кэшела, она могла бы это сделать, если бы захотела. Она позволяла людям говорить, чтобы занять их, пока ждала Гаррика и настоящего дела. Кэшел улыбнулся — Шарина была такой умной и красивой. И она любила его, о чем он и мечтать не мог, когда они вместе росли в деревушке Барка.

Теноктрис сидела слева от Шарины. Она читала книги и свитки, которые достала из сумки, в которой хранились необходимые волшебнице вещи. Она даже не притворялась, что размышляет о Панде. В основном она клала каждую книгу обратно, когда просматривала ее, но время от времени клала одну из них на стол с бамбуковой палочкой в качестве закладки. Когда Теноктрис хотела пометить какой-нибудь свиток, она прижимала его всем, что попадалось под руку, обычно рукописной книгой. Один раз она что-то шепнула Шарине, и та передала ей нож, который держала под верхней туникой.

Большой нож, появившийся в руке Принцессы Шарины, заставил многих вытаращить глаза. Один из клерков Лорда Тадаи даже начал что-то говорить, но солдат, стоявший рядом с ним, зажал парню рот ладонью и вытолкал его из комнаты. Судя по выражению лица Тадаи, когда он повернулся, чтобы увидеть переполох, клерку повезло, что кто-то, кроме его начальника, обратил на это внимание. Кэшел взглянул на сверкающий нож. Лезвие было заточено с одной стороны; при необходимости можно было постучать чем-нибудь по широкому краю на противоположной стороне клинка.

Охотники на тюленей с Острова Пьюл использовали свои ножи для любой работы: рубили дрова, готовили ужин — или кололи врага быстрым ударом снизу вверх. Людей с Острова Пьюл часто нанимали в качестве наемников, потому что они ничего не боялись. В них было не больше милосердия, чем в холодных морях, где они охотились на тюленей в тонких челноках из древесной коры.

Шарина получила свой нож от старого отшельника по имени Ноннус. Он умер, чтобы спасти ей жизнь, и, возможно, умер также для того, чтобы искупить некоторые из тех грехов, которые он совершил, когда был солдатом. Если Шарина хотела носить нож в память о Ноннусе… что ж, Кэшел решил, что он заслужил эту память, и были времена, когда было хорошо, что у Шарины был большой клинок.

Кэшел оглядел комнату, держа свой посох вертикально рядом с собой. Он стоял позади Шарины и Теноктрис не потому, что ему действительно нужно было беспокоиться о том, что кто-нибудь столкнется с ними на этом собрании, а потому, что это было его надлежащее место. Шарина сказала ему, что он может занять место за столом — что он может быть Лордом Кэшелом или Герцогом Кэшелом, если захочет... Но что пастух из Хафта знал о том, что значит быть герцогом? Что Кэшел знал наверняка, так это то, что он должен быть между неприятностями и существами, которые сами с ними справиться не могли. Когда-то это означало овец. Теперь это были люди, особенно Шарина и Теноктрис, и не было работы, которая могла бы удовлетворить его лучше.

Двое солдат спорили о том, сможет ли кавалерия быстрее добраться до Панды или земля слишком влажная, поскольку, в основном, Травяной Народ жил на болотах. Баумо говорил что-то о корме и лошадях, нуждающихся в зерне. Все это было действительно важно для них... и это не имело никакого отношения к реальному делу королевства, каким его видели Шарина и Теноктрис, а, следовательно, и Кэшел. Это были просто слова, пока не появился Гаррик и... Дверь Зала Совета открылась.

— Принц Гаррик и Леди Лайана бос-Бенлиман! — крикнул воин, командовавший охраной в коридоре снаружи, но Гаррик уже входил в комнату. Он выглядел измученным, но стойким и по-настоящему твердым — очень похожим на посох в руке Кэшела. На нем все еще были бриджи, в которых он ездил верхом, промокшие от пота лошадей. Лайана стояла позади него, тихая и собранная, как она всегда выглядела на публике. Судя по выражению ее лица, она могла бы прийти прямо из библиотеки, но левая половина ее дорожной юбки тоже была насквозь грязной. Она ездила верхом так же усердно, как Гаррик, но, конечно, на женском седле.

— Милорды, — обратился Гаррик. Он кивнул Теноктрис через стол, выдвинул пустой стул и усадил Лайану. Она села, но затем немного отодвинула стул от стола, чтобы показать всем, что она помощница Принца, а не равная ему. — Теноктрис? — сказал Гаррик, опускаясь на оставшийся стул. — Кто же эти Последние, о ком вы так беспокоитесь?

— С вашего позволения, ваше высочество, — перебил его Адмирал Зеттин, сидевший слева от Шарины. — Возможно, прежде чем мы дойдем до этого, мы можем сделать вывод...

— Замолчите! — закричал Гаррик, его стул с грохотом откинулся назад, когда он  вскочил на ноги. Это было похоже на раскат грома после вспышки молнии. — Зеттин, то, что вы оскорбляете меня, не имеет значения; но то, что вы оскорбляете женщину, которой королевство обязано своим выживанием во время этого длительного кризиса, это неприемлемо! Немедленно извинитесь перед Леди Теноктрис или покиньте мой двор.

На мгновение Кэшел, наблюдавший за происходящим с другого конца стола, с трудом узнал друга, которого знал всю свою жизнь. Лицо Гаррика раскраснелось, а кожа туго натянулась. Он был, как старый нож, изношенный до такой степени, что от него почти ничего не осталось, кроме остроты…

— Ваше высочество, — подала голос Шарина в ошеломленной тишине, — я приношу извинения за своего помощника. Его энтузиазм в отношении королевства иногда берет верх над ним. Леди Теноктрис, не могли бы вы, пожалуйста, приступить?

— Верно, — пробормотал Гаррик. Он криво улыбнулся и снова сел на стул, который поставила Лайана.

Зеттин не произнес ни слова, и никто из лакеев, стоящих вдоль стены, не осмелился пошевелиться.

— Последние — люди еще не наступившего времени, — начала Теноктрис, разглаживая края раскрытого свитка. — Они могут проникать на Землю, на которой мы живем со времени Изменения; и если их не остановить, мир наверняка будет потерян для всех, кроме их вида. Она подняла глаза, лучезарно улыбаясь всем, кого могла видеть с того места, где сидела. Теноктрис действительно была жизнерадостным человеком, с ней было приятно находиться рядом, хотя многое из того, что она говорила, было, тем, что никто не хотел слышать. Зеттин открывал и закрывал рот с таким видом, словно его только что ударили под дых.

Шарина наблюдала за Теноктрис с выражением нарочито вежливого внимания, но оглянулась через плечо на Зеттина, и сделала жест в его сторону двумя пальцами, призывая к тишине. Кэшел просиял. Боже мой! Шарина была настоящим чудом. То, как они с Гарриком вернули себе контроль над собранием, было так гладко, будто они практиковались в этом каждый день в течение года. Это было слишком плохо для Лорда Зеттина, который казался достаточно порядочным человеком. Но он тоже был напористым, а это означало, что ему придется столкнуться с людьми, которые знают, как дать отпор. Здесь, во дворце, ему не проломили череп, но, судя по тому, как сейчас выглядел Зеттин, он, возможно, предпочел бы это тому, как Гаррик и Шарина поставили его на место.

— Откуда они берутся? — спросил Гаррик. — Если они могут выскочить из любого водоема, я бы предпочел отправиться на их базу и пресечь набеги у источника.

— Я не думаю, что мы можем отправиться туда, откуда приходят Последние, — ответила Теноктрис, — потому, что я не верю, что это место находится в нашем мире. Хотя, я так предполагаю. Она поморщилась и провела пальцем по книгам, которые разложила перед собой. — Видите ли, здесь нет ничего особенно ясного, — сказала она. — Я хотела прочитать вам отмеченные мной отрывки, но только некоторые из вас... Она посмотрела через стол на Лайану и кивнула. Лайана слегка покраснела и опустила глаза. — … смогут понять, как я собираю ссылки на источники, и прихожу к тому, что хочу сказать. И, конечно, я могу быть совершенно неправой.

— Я сомневаюсь в этом, — сказал Гаррик. — В прошлом такого не было. Но продолжайте. Теноктрис не напрашивалась на комплимент; она действительно была настолько скромна в том, что делала. Это был единственный вопрос, который Кэшел мог придумать, в котором старушка, скорее всего, ошибалась.

Теноктрис смущенно улыбнулась. — Они прибывают в определенное место далеко на юге, там, что раньше было островом Шенги, — продолжала она, вытащила из сумки тонкий рулон пергамента и развязала ленту, которой он был завязан. — Я полагаю, это все еще Шенги, даже если это больше не остров... Она сделала паузу. Подняв глаза, в то время как ее пальцы расправляли тонкий белый пергамент поверх книг, уже покрывавших стол, она решительно продолжила: — Я собираюсь показать вам это место. Я, скорее, сомневаюсь, что вы поверите моему описанию, но, возможно, вы лучше поймете, что я чувствую. Она тихонько рассмеялась. — Но это не паника, — сказала она. — Но было бы справедливо назвать это большой заботой. Пергамент уже был помечен звездой, имеющей столько же точек, сколько ладонь и два пальца, то есть семь. Теноктрис нарисовала фигуру коричневыми чернилами каракатицы, затем обвела края, и кисточкой написала слова силы ярко-киноварным цветом.

— Волшебство? — пробормотал кто-то за спиной Кэшела.

Гаррик резко поднял голову. — Да, волшебство, — ответил он. — Я поклянусь своей надеждой на человечество, что все действия Теноктрис пойдут на пользу тем, кто противостоит злу, но я не буду требовать, чтобы кто-то наблюдал за работой волшебницы, если он этого не хочет. Любой, кто пожелает, может сейчас покинуть комнату. Это касается... Он оглянулся через плечо на подчиненных, стоявших у стены позади него. Его губы улыбнулись, но выражение лица было не намного глубже улыбки. — … присутствующих здесь молодых людей. С моего разрешения, независимо от того, останется глава вашего бюро или нет.

Клерк, а затем еще один клерк и мальчик, который был помощником Лорда Зеттина, выскользнули за дверь так тихо, как только могли. Никто из важных персон за столом не встал, но пухлый старый солдат, командовавший гарнизоном Валлеса, закрыл глаза и закрыл лицо руками.

— Продолжайте, Теноктрис, — тихо сказал Гаррик, когда дверь за мальчиком закрылась.

— Да, — сказала старая волшебница. Она взяла книги со стола, чтобы прижать три угла пергамента; нож с Пьюла прижал последний угол. Затем постучала бамбуковой палочкой по фигурке и начала: — Борфор барбо, барфор байе...

Кэшел убедился, что с Теноктрис все в порядке, затем продолжил осматривать комнату. Он никогда не думал, что наблюдение за чужой работой — хороший способ выполнить свою собственную работу.

— Мозо чейн алчейн... — сказала Теноктрис. Ее палочка переходила от каждого слова, написанного вокруг ее фигуры, к следующему, хотя Кэшел и не думал, что она читает их с пергамента. В конце концов, некоторые из них были перевернуты вверх ногами.

Когда Кэшел рос, в округе не было ни одного, даже захудалого волшебника. Во время овечьей ярмарки появлялись фокусники, но они были просто развлечением, как жонглеры и труппа ряженых, которые разыгрывали пьесы на сцене, которую образовали на крыше своего фургона. То, что делала Теноктрис, было другим, но это не было страшно. Другие волшебники пытались убить Кэшела или сделать что-нибудь похуже, но он тоже не находил их страшными. Они были проблемой, вот и все, и, по крайней мере, до сих пор Кэшелу удавалось справляться с любыми неприятностями, которые приходили к нему и к людям, за которыми он присматривал.

— Колчой пертаро... — пропела Теноктрис. Освещение в большой комнате менялось, хотя Кэшел не мог точно сказать, как именно. Оно не было ни ярче, ни тусклее, просто каким-то плоским. На мгновение ему показалось, что лошади и львы, вырезанные на фризе в верхней части стен, движутся, но, вероятно, это просто  подергивались тени.

— Басаот! — воскликнула Теноктрис. Люди по всей комнате что-то бормотали. Один клерк издал звук, похожий на крик жабы под весенним дождем. В Зале Совета происходило... ну, Кэшел даже не понимал, что это было. Он больше не был в Валлесе, он висел в воздухе, глядя вниз на кратер, черные стены которого поднимались над ледяной пустошью, простиравшейся за пределы видимости во всех направлениях. Чаша кратера тоже была покрыта льдом, но в середине ее наблюдалось движение. На мгновение Кэшел не понял, насколько велико то, что он видит, но потом ему показалось — он не чувствовал, что движется, — что он несется вниз. Вблизи он увидел, что пылинки, дрожащие в центре ледяной линзы, были Последними, их было две горстки, и что они танцевали по кругу. Стена кратера со всех сторон была далеким горизонтом.

— Ох-х-х... — пробормотал кто-то. Откуда доносился звук, было непонятно. Может быть, это был даже не звук, а просто испуганные мысли почти всех, кто наблюдал за происходящим. Последние величественно двигались, одновременно размахивая своими щитами и обнаженными мечами. Казалось, что двигался только один из них, а остальные были зеркальными отражениями. Когда они шагнули и медленно сделали пируэт, размытые пятна в воздухе внутри их круга сгустились в еще одну пару Последних. Вновь прибывшие присоединились к танцу, слегка раздвинув круг; и пока они танцевали, появлялись все новые и новые.

Кэшел не мог сказать, как долго это продолжалось. Он сознавал, что небо становится то ярче, то тусклее, но это не трогало его так, как должно было бы трогать течение времени. Каждый раз, когда Последние завершали круг своего танца, они останавливались, поворачивались лицом к югу и поднимали меч и щит навстречу белой звезде, сияющей на горизонте. В их небе она была выше, чем в Валлесе, но Кэшел узнал в ней незваную звезду, которую он заметил на юге перед  атакой Последних из бассейна.

Танец продолжался. Круг распространился на стены кратера. Последние все еще кружились, и в центре появлялось еще больше подобных им. Формировался второй круг танцоров, и еще один, и их было больше, чем Кэшел мог сосчитать по пальцам обеих рук. Последние заполнили огромную чашу; и они все еще танцевали, и появлялись все новые. Им не было конца. Они высыпали из кратера шеренгами, направляясь на север, все больше и больше, и им не было конца…

Бамбуковая палочка выпала из руки Теноктрис. От пергамента раздался тихий стук, на самом деле вообще беззвучный, но Зал Совета снова оказался в фокусе, и Кэшел быстро наклонился, чтобы подхватить волшебницу, когда она начала падать на заваленный стол. Это было все равно, что держать в руке птицу. Теноктрис ничего не весила; она была просто нервным трепещущим дыханием. Она измучила себя, делая это, показывая другим то, что видела сама. Показывая, чего должно опасаться все человечество.

— Когда это закончится? — спросил Баумо, человек, который беспокоился об обмерах. Пот теперь бисеринками выступал у него на лбу, а щеки были одутловатыми. — Когда они остановятся?

— Когда мы остановим их, Мастер Баумо, — ответил Гаррик. Его лицо снова стало напряженным, но голос звучал нормально. — Что мы и сделаем, клянусь нашими жизнями. Он улыбнулся, хотя большинство людей в комнате не поняли, что он пошутил.

***

Шарина улыбнулась брату, возвращаясь на свой стул. Одна из проблем, связанных с тем, чтобы быть правителем, заключается в том, что следует оставаться спокойным и рассудительным, в то время как люди вокруг тебя бегают кругами и кричат, что небо падает. На этот раз небо вполне могло обрушиться, но могло и не обрушиться — и, в любом случае, беготня по кругу ситуацию не улучшит.

Об этом можно узнать, если ваша семья владеет гостиницей, или фермой, или, если уж на то пошло, вообще ничем не владеет, как Кэшел и Илна. Единственные люди, которые могут позволить себе не понять этого — те, кто знает, что кто-то другой позаботится о них и их проблемах. «Кем-то другим» в данном случае был Принц Гаррик, которому помогал круг самых близких ему людей. Учитывая, что угроза королевству, несомненно, была реальной, Шарина была рада стать одной из этих помощниц, а не еще одной испуганной «трещоткой».

— Если вы все на минутку замолчите, ну, пожалуйста! — крикнул Гаррик, когда Шарина снова села. Он научился перекликаться с вершины холма на вершину другого, когда пас овец. В закрытом помещении, даже таком большом, как это, он мог греметь, как черепица на крыше, когда был в настроении. Нынешний крик был не таким громким, но он привлек всеобщее внимание. Все его услышали, и наступила тишина.

— Кэшел? Гаррик продолжил, теперь уже нормальным тоном, — ты много раз помогал Теноктрис. Как она себя чувствует?

В боковые стены зала были встроены каменные скамейки. Конечно, никто из помощников не сидел на них в присутствии принца и принцессы, но они сделали для  Теноктрис прекрасную постель, пока она приходила в себя. Они сложили матрас из военных плащей, а в качестве подушки использовали свернутую в рулон накидку Шарины. Шарина не знала, как к этому отнеслись солдаты, но в такой переполненной комнате ей было комфортнее без дополнительного груза тяжелой парчи на плечах.

— С ней все будет в порядке, — ответил Кэшел, застыв, как колонна, перед спящей волшебницей. Его посох стоял поперек него, никому не угрожая, но следя за тем, чтобы никто случайно не подошел достаточно близко, чтобы потревожить его пожилую подругу. — Все, что ей нужно, — это немного времени, вы же знаете, чтобы преодолеть усталость.

— Хорошо, будем надеяться, что леди Теноктрис быстро поправится, — сказал Гаррик. Он одарил комнату кривой улыбкой. Его пальцы были переплетены на столе. С того места, где сидела Шарина, прямо напротив своего брата,  она увидела, как они на мгновение покрылись пятнами от напряжения.

— Вот, чего мы не будем делать, — продолжил Гаррик с оттенком мрачности, — так это давить на нее сверх ее возможностей. Она нужна нам. Действительно, королевство нуждается в Теноктрис больше, чем во всех остальных из нас, присутствующих в этом зале. Все ли это понимают? Раздалось несколько перешептываний, но по большей части люди молчали, выражая согласие. Никто не собирался приставать к Теноктрис, когда Кэшел нес вахту, но всегда был шанс, что кто-нибудь, проявляющий больше рвения, чем рассудительности, ворвется в ее покои или подстережет ее, когда она их покинет. Теноктрис лучше было бы постоянно иметь отряд Кровавых Орлов, но Аттапер от этой практики  отказался, когда численность полка сократилась, а потребность в охране, если уж на, то пошло, возросла.

Шарина улыбнулась, но не позволила этому выражению коснуться ее губ. Не так давно она бы испугалась, что у Лорда Зеттина может быть план, по которому он приблизится к Теноктрис дальше того, что другие сочли бы границами вежливости и протокола. После утреннего упрека опасность с его стороны значительно уменьшилась.

— Итак, — продолжил Гаррик, — кто-нибудь узнал место, которое показала нам Теноктрис? Это Шенги? Лайана наклонилась и что-то прошептала ему на ухо. С редкой вспышкой раздражения Гаррик воскликнул: — Дузи, Леди Лайана! Скажите это всем, пожалуйста.

— На высокогорье Шенги есть вулканы, — начала сообщение Лайана холодным и твердым голосом. Она открыла книгу, узкие страницы которой были сделаны из бамбука, хотя и не смотрела на нее, когда говорила. — Однако до Изменения весь остров был покрыт густыми джунглями.

— Ваше высочество, если сцена, которую мы видели, была с Шенги, то мы все равно ничего не можем сделать, не так ли? — сказал Лорд Хаук, рожденный простолюдином, но возвышенный Гарриком за свои способности. — Даже если бы мы смогли найти достаточно лошадей и быков, чтобы перевезти армию по суше, тягловые животные съедят весь корм, который они могут унести, прежде чем мы преодолеем хоть малую часть расстояния.

— Ну, войска, конечно, могут сами добыть себе пропитание в подобной чрезвычайной ситуации, — вмешался Канцлер Ройхас. — Я не имею в виду мародерство. Казначейство может снабдить войска серебром или, при необходимости, выдать им деньги на покупку продовольствия.

— А они смогут пройти, милорд? — спросил Лорд Тадаи мягким голосом. — Мы не имеем ни малейшего представления о том, что представляет собой местность между нашим пунктом и Шенги. Это вполне могут быть джунгли или пустыня.

Тадаи и Ройхас были соперниками, если не сказать врагами. Ройхас получил первоначальное преимущество и вытеснил Тадаи из администрации более года назад, но в результате Тадаи смог присоединиться к армии в качестве главного гражданского администратора Гаррика. Он провел довольно много времени в тесном общении с принцем, и было очевидно, что он надеялся использовать это общение в качестве преимущества перед Канцлером.

— У нас есть отчеты по региону в ста милях к югу от Валлеса, — сообщил Мастер Баумо, старший клерк налоговой инспекции. — Это предварительные отчеты, и я должен признать, что опросы были только в трех или четырех точках, а не реальный охват территории. Он облизнул губы и хмуро уставился на испачканный пергамент в своих руках. Это был палимпсест, лист, который использовался повторно после того, как первоначальная надпись была соскоблена пемзой. Очевидно, она была стерта не так хорошо, как хотелось бы Баумо. — Тем не менее, в отчетах говорится о небольших владениях, разбросанных деревнях и довольно хороших запасах древесины для судостроения, — наконец продолжил он.

— Какая, к черту, нам теперь польза от кораблестроения! — закричал Лорд Зеттин. — Клянусь Божьей Матерью, парень, используй свой... Он спохватился и закрыл рот.

Шарина искоса взглянула на бывшего адмирала; его лицо было бледным, а взгляд устремлен в дальнюю стену. Он, должно быть, знал, что она — как и все остальные в комнате — наблюдает за ним, но только подергивание мышцы под его правым глазом доказывало, что он не был статуей.

— Если то, что мы только что видели, было реальной сценой, а не аллегорией... тихо сказал Гаррик. — Чего мы, конечно, не узнаем, пока  не сможем обсудить этот вопрос с Теноктрис. Но если это было реально, и Последние присутствуют в том количестве, которое мы видели, то они значительно превосходят численностью всю королевскую армию. Даже если мы сможем провести армию туда, где появляются Последние, в Шенги или еще куда-нибудь.

— Ну, тогда они тоже не смогут добраться до нас, не так ли? — резким голосом заявил Лорд Холханн, командующий гарнизоном Валлеса. Он был напуган волшебством и выплескивал этот страх в форме гнева. — Пусть у них будет Шенги! Он никогда не был частью королевства, разве что по названию. Если мы не сможем добраться до них, то и они не смогут добраться до нас.

Шарина оглянулась, чтобы посмотреть, заговорит ли Кэшел. Сидя так, как она сидела, она не могла его видеть из-за закрывающих его чиновников; и в любом случае, она знала, что Кэшел был не тем человеком, который добровольно поделился бы такого рода информацией с группой образованных людей. — Вот, что сказала Леди Теноктрис прошлой ночью... — включилась в дискуссию Шарина. Не было смысла объяснять, что Теноктрис разговаривала с Кэшелом, и он передал ей эту информацию. — Дело в том, что Последние не нуждаются в пище в том смысле, в каком нуждаемся мы. Их не остановит нехватка припасов на пути из Шенги на северные и западные острова, которые сейчас являются заселенной окраиной континента. Хотя само расстояние, конечно, задержит их.

Полдюжины человек заговорили разом, но Шарина ничего не могла разобрать. Дверь в конце комнаты открылась. Казалось, никто этого не заметил, кроме Шарины, которая краем глаза уловила движение справа и повернулась, чтобы сфокусироваться на нем. Фигура ростом с мальчика-подростка встала между парой Кровавых Орлов в дверном проеме. Шарина моргнула. Охранники стояли плечом к плечу; между ними не было места ни для прохода, ни даже для того, чтобы просунуть салфетку. На первый взгляд показалось, что фигура одета в рубашку и штаны из козлиной шкуры, но это была его собственная шкура: это был покрытый коричневым мехом эгипан, с копытами вместо ступней и двумя крошечными черными роговыми бугорками, торчащими из взъерошенных волос на голове. У него был меч в ножнах.

— Эй! — крикнул Лорд Аттапер, протискиваясь между Гарриком и существом. — Держите его подальше от его высочества!

— Я — Шин, — сообщил эгипан музыкальным тенором. — Я эмиссар Желтого Короля.

Один из Кровавых Орлов попытался схватить Шина сзади. Эгипан слегка пошевелился, и руки охранника сомкнулись в воздухе. Другой мужчина выхватил свой меч и отвел его назад для удара, который разрубил бы Шина пополам.

Шарина вскочила на ноги. Еще до того, как ее стул успел упасть на пол, она схватила охранника за руку с мечом. — Подожди! — закричала она. — Разве ты не слышал? Он сказал, что он от Желтого Короля!

***

— Желтый Король — это детская сказка, миф! — запротестовал Аттапер, обнажив меч. Шарина отпустила воина, которого схватила, но продолжала стоять лицом к охранникам, уперев руки в бока. Они скорее напали бы на фалангу воинов с пиками, чем ослушались ее.

— Осторожно, милорд, — сказал Гаррик, касаясь тыльной стороны правой руки Аттапера, чтобы предотвратить несчастный случай, о котором командир впоследствии может глубоко пожалеть. — Таковы эгипаны, как вы знаете, но это не мешает этому казаться настоящим.

Он прошел мимо всех, чего Аттапер, вероятно, не допустил бы, если бы, не был так ошеломлен происходящим. За дверью стояли стражники, которые должны были предотвратить любое вторжение, не говоря уже о незваном госте с мечом в присутствии Принца Гаррика…

— История Природы Панчанта утверждает, что эгипаны обитают в горах Западного Континента, — чопорно сообщила Лайана. Она была близко к Гаррику, двигаясь так идеально в ногу с ним, что он воспринимал ее лишь как размытое пятно, поскольку егозрение было сосредоточено на эгипане. — Конечно, нет никаких достоверных свидетельств существования Западного Континента, и многие географы отрицают его существование.

Эгипан — Шин ухмыльнулся. Лицом он выглядел почти, как человек, но когда  повернулся, чтобы окинуть зал быстрым взглядом, его профиль с длинной челюстью стал профилем зверя. — Желтый Король проснулся, — сообщил он. Его голос казался слишком громким для такой маленькой грудной клетки; но с другой стороны, лягушка-бык еще громче и намного меньше. — Он послал меня с предложением спасти людей вашего времени — если среди вас найдется настоящий представитель-чемпион.

— Ваше высочество, — сказал Аттапер, — пожалуйста, не стойте так близко к этому существу, по крайней мере, пока у него есть меч. Резко он добавил, обращаясь к Шину: — Тогда, ты отдай мне меч. Никто, кроме телохранителей принца, не ходит вооруженным в его присутствии!

— Возьмите его, и я приветствую вас, Лорд Аттапер, — ответил Шин, протягивая меч рукоятью вперед. Его язык вывалился наружу. Гаррик не мог судить по незнакомому лицу эгипана, было ли в его выражении столько же насмешки, сколько было бы у человека, делающего то же самое. — Я не имею никакого отношения к оружию. Я всего лишь посыльный.

Аттапер выхватил меч. Ножны были обернуты ремнем из толстой черной кожи, но на правом боку владельца не было кинжала или другого снаряжения, которое уравновешивало бы вес клинка. Хотя рукоять была грубой, как шагреневая кожа, на взгляд Гаррика, она казалась сделанной из того же темно-серого металла, что и поперечная гарда и шаровая рукоять.

— Что за представитель-чемпион? — спросила Шарина.  Гаррика позабавило, как чистый голос его сестры прорезался сквозь этот гул голосов. Здесь было так же шумно, как в общей комнате гостиницы во время овечьей ярмарки, хотя акценты были более культурными. — Ты имеешь в виду солдата?

Желтый Король, которого описывали Ригал и другие поэты Старого Королевства, несомненно, был мифом. Во время благословенного правления Желтого Короля мужчины и женщины питались плодами, которые вырастали сами без посадки и ухода. Там не было ни зимы, ни знойного лета, только благоухающие дни, в которых весна смешивалась с ранней осенью; все было мирным и золотистым. Через десять тысяч лет Желтый Король отбыл, пообещав вернуться, когда человечеству снова понадобится его помощь. Перед отъездом он научил людей сельскому хозяйству и письменности, чтобы они могли продолжать существовать и записывать великие деяния Желтого Короля.

С тех пор и по сей день участь человечества становилась все более суровой, все более несчастной, и люди бы не спаслись от этого упадка, пока не вернется Желтый Король. Многое было мифом; Гаррик знал это так же ясно, как и Аттапер. Но до первого зарегистрированного правительства существовало правительство людей. Легенды о Желтом короле ходили на каждом острове архипелага, даже среди сериан и смуглого народа Шенги, чьи языки совсем не походили на языки остальных островов. Возможно, те, кто правил в те времена, когда климат еще не изменился, все называли себя Желтым Королем; путаница в титулах могла скрыть детали их последователей. Географ Стейн думал именно так. Что касается лично Гаррика, то ему казалось, что Стейн или другие люди с другими предположениями могут быть правы.

Несомненно, некоторая истина лежит в основе универсального образца веры. Кроме того, Гаррику хотелось верить; и если каждое слово мифа Ригала было правдой и Желтый король вернется, чтобы спасти человечество в его величайшем кризисе — тем лучше. Он бы послушал Шина с возрастающей надеждой. Хотя эгипан стоял на месте, его ноги с раздвоенными копытами выстукивали сложный ритм по плиточному полу. От этих крошечных движений его тело, казалось, дрожало, но на его волосатом ухмыляющемся лице не было ничего испуганного.

— Люди настоящего времени должны выбрать представителя-чемпиона, которого они отправят к Желтому Королю, — сообщил Шин. — Однако представитель должен преодолеть все испытания, стоящие перед ним, так что вам следует сделать правильный выбор. Он поднял ноги, как будто собирался прыгнуть, но его голова не двигалась; копыта стучали друг о друга, ставя точку в его словах. Неужели он придумал визуальный каламбур? Шин перевел взгляд с Шарины на Гаррика. Его карие глаза, твердые, как сланец, превратились в пещеры, бесконечно глубоко уходящие в землю.

Гаррик почувствовал, что напрягся; призрак в его сознании с проклятием схватился за рукоять своего призрачного меча.

— Итак, Принц Гаррик? — спросил эгипан. — Разве мифам антропоморфных существ с Западного Континента не разрешается пошутить?

— Что за представитель? — спросил Гаррик, повторяя вопрос Шарины командным тоном. — Какие испытания устроит ему Желтый Король?

— «Шин чувствует мои мысли!» — подумал Гаррик. И, конечно, он чувствует, но не было никакого смысла говорить это или беспокоиться по этому поводу. Гаррик не пытался обмануть людей, с которыми имел дело, разве что путем некоторого смягчения, которое делало возможными человеческие отношения. Как правило, существовали способы отказать в просьбах, которые не включали в себя высказывания: «Нет, ты слишком глуп для этой должности» или «Ты превратишь мероприятие в катастрофу, ты, властная мегера».

— Желтый король не будет испытывать представителя, Принц, — ответил эгипан, — но путь к пещере, в которой спал Желтый Король, будет трудным. Возможно, слишком сложным для любого человека, а?

Длинный черный язык Шина зашевелился в беззвучном смехе. Гаррик почувствовал, как его лицо окаменело, но не из-за насмешки, а из-за уклончивости. Прежде чем он успел заговорить, Шин продолжил: — Желтый Король послал меч, который держит Лорд Аттапер, для испытания. Его лезвие достаточно острое, чтобы сбривать солнечный свет, и настолько твердое, что его невозможно затупить или сломать. Тот, кто достанет его из ножен, и есть тот представитель-чемпион, которого ты должен послать.

— Готово, клянусь Пастырем! — воскликнул Аттапер, положив одну руку на рукоять меча, а другой рукой сжимая ножны. Его мощные мышцы напряглись и выпирали из одежды. Больше ничего не двигалось. На лице Аттапера отразился шок, затем гнев и, наконец, мрачная решимость, которая показалась бы врагу более устрашающей, чем ярость. Его руки покрылись пятнами от напряжения, жилы на шее вздулись... И все же он не мог выхватить меч.

Карус запрокинул голову и рассмеялся с радостью страстного человека, неожиданно увидевшего исполнение своих мечтаний. — Сестра во Христе забери меня, если он не пришел за нами, парень! — фыркнул он. — Никто из них не увидит того, что видим мы с тобой, ты же это знаешь!

Гаррику пришлось сохранить невозмутимое выражение лица, хотя ему хотелось рассмеяться вместе со своим древним предком. Аттапер подумал бы, что насмехаются над ним, но это было совсем не так. Гаррик правил, потому что это был его долг, но ничто не могло заставить его чувствовать себя комфортно в качестве короля. Он наслаждался временами, когда безопасность королевства требовала от него быть мужчиной, что он и продемонстрировал, победив представителя Коэрли в единоборстве. И Карус был прав: остальные в комнате этого не увидят…

Лицо Аттапера стало темно-красным. Он покачнулся, но меч по-прежнему оставался в ножнах. Внезапно он расслабился, слегка наклонившись вперед и хватая ртом воздух. Его губы шевелились, но он не мог выдавить из себя, ни слова; но продолжал держать меч. Раздался хор бессмысленных голосов. Несколько офицеров попытались забрать меч у Аттапера, но он сердито отмахнулся от них.

— Милорд? — обратился к нему Кэшел. — Можно мне попробовать? Удивленный, Гаррик бросил взгляд в дальний угол комнаты и увидел то, чего ему следовало ожидать: Теноктрис стояла прямо, а рядом с ней стояла Лайана, держа посох. Кэшел не покинул бы свой самозваный пост, если бы, не был уверен, что в его присутствии больше нет необходимости.

Аттапер поднял голову, но злоба в его глазах угасла, когда он увидел, кто это сказал. Это не было признаком неадекватности — признать, что Кэшел ор-Кенсет был сильнее его… — Да, ты тот, кто нужен для этого, — сказал Аттапер срывающимся голосом. Он выпрямился и протянул меч Кэшелу. Те, кто были ближе всего, все, кроме самого Гаррика, попятились.

Эгипан тоже не двинулся с места. Он посмотрел на Кэшела и сказал: — О, сильный, очень сильный. Его слова были достаточно правдивы, а тон — уважительным, но Гаррик услышал смех — или ему показалось, что услышал. Язык Шина снова зашевелился. Да, это был смех, вне всякого сомнения.

— Гаррик? — спросил Кэшел, приподняв бровь, глядя на своего друга.

— Вытащи его, если это возможно, — ответил Гаррик, внезапно почувствовав себя неловко. Он не хотел ставить в неловкое положение своих друзей; но если он понял, что имел в виду эмиссар, а другие нет, значит, именно он является правильным человеком, не так ли? Представителем? Чемпионом? — Но если есть какой-то трюк, дай его мне, и я попробую.

— Что за трюк? — раздраженно спросил Лорд Холханн. Он говорил, обращаясь к углу потолка, очевидно, просто для того, чтобы услышать свой собственный голос. — В рукояти есть защелка, не так ли?

— Хорошо, — ответил Кэшел беззаботно. Он вытер левую руку о тунику и взялся за ножны чуть ниже крестовины; затем таким же образом вытер правую руку, сомкнул ее на рукояти и потянул.

В комнате было почти так тихо, что охранник, пробормотавший своему напарнику: — Я видел, как он поднял полный огромный сосуд с... — прогремел так, словно он кричал. Кровавых Орлов выбирали не за их социальные навыки, но даже в этом случае шокированный парень  замолчал, прежде чем Лорд Аттапер смог справиться с вмешательством. Все замерли.

— «Как бык, пытающийся вырвать из земли старый дуб», — подумал Гаррик, и на мгновение ему стало интересно, удастся ли Кэшелу, в конце концов, это сделать. Когда они росли вместе, он знал, что его друг силен, но то, насколько сильным стал Кэшел, в последнее время стало постоянным источником удивления. И все же никто не рассматривал Гаррика, сына трактирщика, как вероятного кандидата на пост Лорда Островов.

Кэшел сдался, тяжело дыша, как всплывающий на поверхность кит. Он тяжело дышал, всхлипывая.

— Надо же, какой ты сильный, — сказал Шин, на этот раз без намека на насмешку. — Много ли таких, как ты, в мире этого времени, Мастер Кэшел?

— Нет никого, подобного Кэшелу, — резко ответил Гаррик. Кэшел подтолкнул к нему рукоять, все еще слишком измученный, чтобы говорить; Гарик принял ее. — Никого, Мастер Шин!

Гаррик осмотрел меч. Грубая металлическая рукоять на ощупь была сухой и лишь слегка теплой. Ножны казались обычными, из штампованной жести, украшенной геометрическим узором черной эмали. Предположительно, внутри  были планки из тополя для придания жесткости металлической обшивке.

— Дайте мне больше места, если не возражаете, — попросил Гаррик, жестом отослав охранников от двери движением указательного пальца левой руки; они мгновенно повиновались и отскочили в сторону.

Гаррик шагнул вперед, взмахивая мечом слева направо в свистящем, восходящем рубящем движении. Удар был нанесен как тяжестью ножен, так и клинка, но Гаррик был сильным человеком и сегодня он был на высоте. Острие проломило обтянутую кожей деревянную дверь, а нижняя часть лезвия ударилась о каменную пилястру, поддерживающую фрамугу. Полетели щепки и каменная крошка.

Какой-то человек вскрикнул от удивления, а Аттапер прорычал: — Клянусь Сестрой во Христе!

Гаррик отдернул руку. Ее покалывало, но она не онемела. Обломки ножен свисали с клинка. Он сбил жесть и оборвал большую ее часть вместе с деревянными лубками. Металл клинка был нежно-серо-голубого цвета летних сумерек. Его кромка была слишком черной, чтобы иметь цвет. На ней не было никаких отметин, даже там, где она глубоко врезалась в камень. Гаррик посмотрел на ухмыляющегося эгипана.

Самым простым способом снять разбитые ножны — было бы снять их левой рукой, но иногда красочная демонстрация лучше спокойной практичности. Он ударил  тыльной стороной лезвия по другой пилястре, разбрасывая жесть и кусочки дерева от очередного удара по камню. Глубоко вздохнув, Гаррик повернулся лицом к своему совету.

Охранники во внешнем холле подняли тревогу через разбитую дверь, но их успокоение могло подождать. Очень медленно он поднял сверкающий серым цветом меч, высоко над головой.

— Люди этого времени! — сказал Шин золотистым и на удивление громким голосом. — Вы нашли вашего представителя!

***

Темпл вышел из-за угла дома со щитом, перекинутым через спину, и пучком палок, срезанных с кустов белой ирги, окаймлявшей поля. Илна повернулась к нему на табурете, на котором работала. Прежде чем она успела заговорить, здоровяк отбросил палки в сторону. Странным движением, пожав плечами, он переместил щит в руку и вытащил меч, не сводя глаз с вершины долины. Повинуясь инстинкту, Илна сначала взглянула на узор, который вязала, а не на то, что увидел Темпл. Уверенная, что опасности, которую она не заметила, нет, она подняла глаза на далекий склон и увидела Карпоса, приближающегося к ним размашистыми шагами, чуть ли, не вприпрыжку.

Его очевидная поспешность не означала, что возникла проблема: это был обычный темп охотников, когда они не скрадывали добычу, или не приспосабливались к более коротким ногам Илны. Асион должен был следить за задней тропой.

Темпл вложил свой меч в ножны. — Я не ожидал, что они вернутся с этого направления, — тихо сказал он. — Они решили вернуться по нашему следу, чтобы ввести в заблуждение Коэрли, если те заметят, что за ними наблюдали люди.

— Да, — согласилась Илна, возобновляя свою работу по привязыванию пряжи к каркасу из ранее собранных палочек. — Скорее всего, звери не поймут, что их лагерь обнаружен. Однако, если они догадаются, нам бы не хотелось привлечь их прямо сюда, иначе они могут задуматься над этим.

Она перевернула и положила рядом с собой законченную секцию, чтобы она случайно не повлияла на ее спутников. После минутного раздумья она выбрала три палочки, из только что принесенных Темплом, и возобновила свою работу. Это была сложная задача, тем более что фасад дома должен был стать частью узора, на который она наложит свою ткань на каркасе.

Серые и красновато-коричневые вкрапления неокрашенного дерева придавали тонкость, которую она не смогла бы получить только от шерсти, но использование чего-то другого, кроме ткани, расширяло ее навыки. Илна улыбнулась. Ей нравилось осваивать новые технологии. Кроме того, это было сделано ради благого дела, лучшего из всех: убийства людей-кошек.

Карпос подошел к ним. Прежде чем заговорить, он прижал лук к правому колену и наклонил верхний конец настолько, чтобы высвободить петлю тетивы из удерживающих ее костных выемок. Поднявшись, он позволил тисовому луку разогнуться. Оставленный натянутым, цельнодеревянный лук вскоре бы треснул.

— Они недалеко, — сказал он Илне. Асион теперь тоже спускался по дорожке. — Может быть, час хода. Во всяком случае, не более того. И они не пытались скрыть свои следы.

— Пленники все еще у них? — спросила Илна, продолжая работать, прикидывая, куда должна лечь каждая прядь, не утруждая себя оглядыванием стены. Узор был заложен в ее сознании; все, что ей нужно было сделать, — это выполнить его в соответствии с этой совершенной истиной.

— Нет, — ответил Карпос. — Если только они не заткнули им рты кляпами. Мы бы услышали людей, если бы они издали, хоть какой-нибудь звук. Да, Асион бы точно услышал.

Оба охотника верили, что чувства Асиона были острее, чем у его напарника. Илна согласилась с их мнением — потому что так сказали мужчины, и потому, что она сама могла различать оттенки двух нитей, которые любой другой назвал бы идентичными. Насколько она могла судить, все, что, по словам любого из них, они видели, обоняли или слышали, было так же верно, как восход солнца.

— Хорошо, — сказала Илна. — Тогда разведите огонь, пожалуйста. Я скрестила две палочки там, где он мне нужен. И приготовьте полдюжины заготовок из светлого дерева, чтобы я могла ими воспользоваться, когда они придут.

Она почти сказала «Хорошо», когда Карпос сообщил, что люди-кошки уже убили своих пленников. Если бы пленники были живы, ей и ее людям пришлось бы напасть на зверей в их лагере. Она предположила, что это можно было бы сделать, но это еще больше осложнило бы дело. Итак... Илна не думала, что люди-кошки убьют детей, которых они унесли, но раз уж они это сделали — они должны быть голодны и будут искать новую добычу. Она собиралась предложить кое-что: себя. И если бы зверям удалось убить ее, тогда они бы действительно заслужили свою трапезу.

— На всей дороге отсюда до того места, где разбили лагерь коты, дует легкий ветерок, госпожа, — сказал Асион, подходя ближе. — Нам пришлось исхитриться, чтобы не разбудить их раньше времени.

— Хорошо, — сказала Илна, сплетая свои три палки вместе шерстяными нитями, которые она набрала из туники, в которой умерла женщина. — Тогда помоги Карпосу с дровами. Сейчас я не хочу разводить большой костер, но мне нужно иметь наготове много веток, чтобы я могла подкидывать их в течение ночи. Они могут не торопиться приходить.

— Они не будут, госпожа, — ответил охотник, проходя мимо своего напарника, возвращавшегося от кучи дров. Удлиненный свес крыши защищал их у задней части хижины. — Но я принесу еще дров.

— У тебя есть для меня дальнейшие указания, Илна? — любезно спросил Темпл. Он стоял на одном колене, полируя свой кинжал куском замши, который принес из деревушки, где они его нашли. Он использовал короткое лезвие, чтобы срезать и подравнивать по длине срезанные палки; сок, сочащийся из внутреннего слоя коры, слегка отдавал кислотой.

— Нет, — ответила Илна, но огляделась по сторонам, чтобы убедиться в правильности своего заявления. — У меня достаточно палок.

— Очень хорошо, — сказал он, вставая и убирая кинжал в ножны. — Тогда я похороню коз.

Илна нахмурилась. Снабдив ее первой связкой палок, Темпл вырыл глубокую траншею и похоронил погибшую семью. Она была поражена тем, как быстро он работал, пользуясь только теми инструментами, которые они нашли здесь, на ферме: колом из закаленного на огне дуба, киркой, сделанной из козьего рога, и каменным теслом, которое он использовал в качестве мотыги. — Мы уйдем отсюда, самое позднее завтра утром, — сказала она. — Вероятно, сегодня вечером. Если тебя беспокоит запах...?

— Нет, Илна, — ответил Темпл со своей знакомой легкой улыбкой. — Этот запах меня не беспокоит. Впрочем, животные тоже заслуживают учтивости, если у нас есть время оказать им ее.

— Мы не убивали этих коз, — отрезала Илна. — Они на совести людей-кошек, или были бы на их совести, если бы она у них была!

— Все жизни одинаковы, Илна, — сказал Темпл. — И у нас есть время. Но если ты предпочитаешь, чтобы я этого не делал, я не буду.

— Поступай, как тебе заблагорассудится, — ответила Илна. Она была зла на себя за то, что затеяла спор из-за пустяка, безумного пустяка. — Как ты и сказал, у нас есть время.

Темпл собрал свои инструменты и подошел к мертвым животным.

Илна извивалась и завязывалась узлом, кипя внутри. Убийство людей-кошек было единственным, что сейчас имело значение. И она собиралась убить еще нескольких зверей.

Глава 4

Гаррик повесил свой пояс с мечом, кинжалом и кошельком на спинку стула, прежде чем сесть. Карус вздрагивал каждый раз, когда потомок, чей разум он разделял, обезоруживал себя на общественном собрании, но Карус не был главным — и ему изначально не нравились гражданские сборища. — Хотя находиться среди солдат — это прекрасно, — сказал призрак короля, ухмыляясь. — Даже если это вражеские солдаты. Я знаю правила, по которым мы играем.

Гаррик шагнул к стулу, который не упал, вероятно, потому, что Лайана положила руку на спинку, чтобы он не опрокинулся, когда Гаррик подтолкнул его. Он высоко держал меч эгипана, но теперь просто старался не порезать на куски тех, кто был вокруг него. Лезвие было таким острым, как утверждал Шин, даже там, где оно поцарапало камень.

— Дайте место его высочеству! — крикнул Аттапер, который, казалось, оправился от напряжения. — Отойдите, мне все равно, кто вы такой!

Гаррик взглянул на командира стражи, задаваясь вопросом, как тот воспринял тот факт, что его принц разгадал трюк, который Лорд не понял. Аттапер поймал его взгляд и подмигнул, печально усмехнувшись.

— Осторожно! — сказал Гаррик, вытаскивая левой рукой свой собственный меч и кладя его на стол. Дузи, это было неподходящее занятие для такой толпы людей, у половины из которых опыта обращения с оружием было не больше, чем в  философии сериан. Его лезвие с водяными знаками мерцало в свете, проникающем сквозь окна верхнего этажа. Гаррик участвовал с этим мечом в большем количестве сражений, чем мог сказать наверняка; он сослужил ему хорошую службу.

Видеть его рядом с оружием, которое принес эгипан, было все равно, что сравнивать гостиницу своего отца с этим дворцом. Держа ножны в левой руке, Гаррик вложил новый меч в ножны, не более чем с обычным легким стуком, когда боковая сторона лезвия потерлась о чеканный бронзовый край. Он слегка встряхнул его, чтобы посмотреть, насколько свободно меч лежит в новых ножнах; зазора между лезвием и деревянными планками было не больше, чем у меча, для которого они были изготовлены.

— Вы удивлены, Принц Гаррик? — спросил Шин, который стоял слева от Гаррика так же близко, как Лайана справа от него. Аттапер и охранники не посмели возражать против присутствия Лайаны, но эгипан двигался, как вода в ручье. — В конце концов, Желтый Король выковал его для человека-представителя, чтобы тот мог его носить.

— Значит… Я могу им воспользоваться? — спросил Гаррик, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало отчаянного нетерпения. Эмоциональный толчок, который он получил от подразумеваемого предложения, исходил скорее от Каруса, чем от собственной души Гаррика, хотя сын трактирщика к этому времени сам стал в достаточной степени воином, чтобы почувствовать прикосновение алчущего желания, когда он смотрел на серое совершенство.

— Если хотите, можете вернуть его Желтому Королю, когда доберетесь до его пещеры, — ответил Шин. — До тех пор, по крайней мере, он ваш, хотя, в конце концов, вам еще нужно добраться до его пещеры.

— Все сядьте, пожалуйста! — произнес Кэшел. Один из клерков, стоявших у стены, подбросил в воздух свой кейс с документами. Даже Гаррик подпрыгнул — он не был уверен, что когда-либо раньше слышал, как его друг кричит в закрытой комнате. — И ведите себя тихо.

Теноктрис стояла на скамье, где она только что отдыхала. Дополнительный рост позволял ей видеть всех в зале и быть видимой самой, но это не помогало ей быть услышанной в суматохе. Кэшел сделал это. Он стоял на полу перед ней, выглядя немного смущенным тем, как все на него уставились. Гаррик ухмыльнулся. Для того, кто нуждался в том, чтобы его услышали, самое лучшее, что может быть после обладания самыми сильными легкими в округе — это иметь друга с самыми сильными легкими.

— Спасибо, — сказала Теноктрис. Она наклонила голову в легком удовлетворенном кивке. — Гаррик, это не то предзнаменование, которого я ожидала — я думала, что изображение, которое я увидела в своем магическом камне, было аллегорическим. Но это не так. Ты должен пойти с ним.

— Принцу Гаррику нужно править королевством, — заявил Тадаи. — Леди Теноктрис, я очень уважаю ваше мнение, но в условиях этого кризиса было бы безответственно со стороны принца отправиться... мы даже не знаем куда!

— Милорд, он должен, — сказала Теноктрис. Это была миниатюрная женщина, которая сейчас выглядела как птичка, щебечущая со своего насеста, но именно сейчас в ней чувствовалась сила, с которой никто другой в комнате не смог бы сравниться. — Иначе не будет королевства, которым он может править. Последние будут единственными людьми в этом мире, да.

— Я собираюсь пойти, Теноктрис, — тихо сказал Гаррик. — Я планировал это с самого начала. Карус широко ухмыльнулся в сознании Гарика, вызвав улыбку и у самого Гаррика. — И, может быть, даже немного раньше, чем я узнал, что я представитель…

Он почувствовал огромное облегчение. Тяжесть короны была снята с него. Он был свободен снова стать самим собой; просто мужчиной, личностью, которая принимала решения только для себя.

— Я чувствовал то же самое в бою, — сказал Карус, и его лицо неожиданно помрачнело. — Это было единственное время, когда я был свободен от того, чтобы быть королем. Но это заставило меня искать битвы, в которых можно было бы сражаться, парень, и это сделало меня еще худшим королем, чем я был бы, если бы усерднее действовал на этой работе.

— Сколько войск вы возьмете с собой, ваше высочество? — спросил Аттапер холодным, будничным тоном.

— Хо, и вы пытаетесь обмануть Желтого Короля так, чтобы он принял армию, когда он послал за одним человеком? — сказал Шин с золотистой насмешкой. — Это то, что вы думаете, Лорд Аттапер? Представитель отправится в путь один, как он это знает, и как знаете и вы.

— Он может сражаться один на вашем турнире или что бы это ни было, — резко ответил Аттапер. — Так он поступил с людьми-кошками, как и сам настоял. Но у него должен быть сопровождающий, чтобы добраться туда!

Три голоса слились в шум — и резко оборвались, когда Кэшел дважды быстро стукнул рукоятью своего посоха по каменному полу. — Теноктрис нужно договорить! — сказал он, не так громко, как говорил раньше, чтобы привлечь внимание, но достаточно громко.

Старая волшебница выпрямилась, опираясь на плечо Кэшела. Она наклонилась вперед, чтобы прошептать ему на ухо так, чтобы он мог ее услышать. Она одарила Гаррика улыбкой, когда их глаза встретились, но ему показалось, что он увидел печаль под ее веселым выражением.

— Наши собственные усилия не спасут мир из-за некоторых проблем этого мира, —  сказала Теноктрис. Когда она начала говорить, все еще слышался шелестящий шепот, но при первых словах ее тонкого голоса все стихло. — Лорд Тадаи... Ее глаза, на мгновение ставшие скорее ястребиными, чем воробьиными, остановились на командире Кровавых Орлов. — И, особенно Лорд Аттапер, все вы: нам нужна помощь. Желтый Король предложил союз по цене, которую мы можем заплатить.

Эгипан, дрожа на месте, когда его копыта заплясали, отвесил полупоклон в знак признательности. Жесткие черные волоски его бороды, казалось, еще плотнее скрутились вместе, будто у них был свой собственный разум.

Теноктрис наклонила голову в ответ, улыбнувшись. — Человечество важнее королевства, милорды, — сказала она. — Если мы потерпим неудачу, все люди, и Коэрли, и овцы в мире умрут. В земле даже червей не будет, потому что Последние разровняют, запекут и убьют ее. Мгновение никто не произносил ни слова.

Гаррик кивнул, поглаживая рукоять нового меча кончиками пальцев. Он сказал: — Леди Теноктрис, у вас есть еще что-нибудь добавить или мы можем приступить к организации правительства на время моего отсутствия?

— Еще кое-что, ваше высочество, — сказала Теноктрис. Формальность была не для юмора; она признавала, что королевство все еще имеет значение, хотя это и не могло быть их главным приоритетом. — Нам также понадобится помощь волшебника, более могущественного, чем я.

Гаррик попытался заговорить, но старая волшебница отмахнулась от него с выражением раздражения на лице. — Сейчас не время для красивых слов. Да, я кое-что сделала, и мы все кое-что сделали, но теперь нам нужна помощь!

— Извините, — пробормотал Гаррик, извиняясь за то, чего он не сказал. — Вы хотите от нас, чтобы мы нашли волшебника?

Эта мысль заставила его внутренне содрогнуться, но он не позволил этому отразиться на своем лице. Однако Лайана узнала это; она слегка подвинулась, чтобы он мог почувствовать тепло ее тела так близко к своему плечу. Гаррик не испытывал ненависти к волшебству и не боялся его, как многие люди — и призрак в его сознании в том числе. Тем не менее, за исключением самой Теноктрис, волшебники, с которыми он встречался за последние два года, были либо неприятными, либо опасными, либо — очень часто — неприятно опасными.

Катастрофа, положившая конец Старому Королевству, была вызвана волшебником; катаклизм, приведший мир Гаррика в нынешнее смятение, был вызван волшебниками; и мысль о том, чтобы доверить безопасность мира могущественному волшебнику, вызывала глубокое беспокойство. Он ухмыльнулся. — «Мы продержались так долго, приняв решение Теноктрис», — подумал он. — «И я не собираюсь прекращать делать это сейчас».

— Все, что мне нужно в данный момент, это ваше разрешение уйти, — сказала Теноктрис, сверкнув кроткой улыбкой, которая вернула ее лицу обычный жизнерадостный оптимизм. — Я бы хотела сходить в Храм Могучего Пастыря. Когда я это сделаю, возможно, у меня будет лучшее представление о том, каким будет следующий шаг.

— Этот храм лежит в руинах, не так ли? — спросила Лайана. Она застыла во внезапном смущении.

— Так было до Изменения, — ответила Теноктрис. — Простите, мне не следовало этого говорить. В мое время он тоже лежал в руинах, дорогая. Полагаю, я намерена медитировать или, возможно, помечтать, а не жертвовать собой. И если позволите... Она снова коснулась плеча Кэшела. Он не повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Я бы хотела, чтобы Кэшел составил мне компанию, — продолжила она. — Отчасти потому, что он могучий пастух.

— Если Кэшел согласен... — начал Гаррик, но его взгляд переместился на сестру. Она быстро кивнула в знак согласия, хотя выражение ее лица на мгновение застыло. — ... тогда да, конечно.

— Конечно, Гаррик, — тихо сказал Кэшел. Его посох, как обычно, стоял вертикально рядом с ним. — Мне нравится помогать, и я тебе здесь не нужен.

— «Хотя, Шарина и согласна», — подумал Гаррик, — «но это дело между ней и Кэшелом; и в любом случае, она согласилась».

Теноктрис осторожно спустилась со скамьи, опираясь на руку Кэшела.

Гаррик оглядел собравшихся. — В таком случае, советники, — сказал он, — давайте обговорим детали работы администрации во время моего отсутствия. Его осенила мысль; он взглянул на стоящего рядом эгипана. — Так… сколько времени у меня есть на подготовку, Мастер Шин?

Шин усмехнулся, отчего его борода заплясала, хотя на данный момент его ноги были неподвижны. — У вас есть столько времени, сколько вы пожелаете, Принц Гаррик, — ответил он. — Но я бы посоветовал вам не задерживаться надолго, если вы хотите, чтобы ваш мир выжил.

***

— О, Пастырь, услышь меня! — хрипло взвыла Илна. — Уведи моего мужа в Царство Покоя. Защити его Своим посохом.

Ее голос имел право надломиться: она причитала с притворной печалью еще незадолго до захода солнца, и к этому времени они уже несли четвертую стражу в ночи. Луна зашла, и в течение часа свет, предшествующий рассвету, окрасит северо-восточное небо. Несмотря на заверения Асиона, люди-кошки пока выжидали. Илна взглянула на узор, который ее пальцы завязывали и распускали, просто чтобы занять себя во время задержки. Впрочем, они не станут долго ждать.

— О, Божья Матерь, моя дочь была хорошим ребенком, — воскликнула она. — Держи ее в безопасности под подолом Своей мантии.

Насколько было известно Илне, люди-кошки понимали человеческие слова ничуть не лучше, чем она разбиралась в их вое и визгах. Хотя ее нынешнее горе было таким же фальшивым, как и вера в Великих Богов, которую она подразумевала, она пела настоящие слова, потому что они были частью узора, который она ткала.

Чалкус понял бы, что она делает, и, возможно, Мерота тоже поняла бы. Мерота научилась у нее и Чалкуса видеть закономерности, которые большинство людей не видели, и не могли увидеть. Узоры в том, как мерцает лезвие меча, узоры в том, как шелестят листья в лесу… Мерота была умной девочкой, умнее ее самой или Чалкуса, богатой и образованной. Она бы далеко пошла. Мерота была мертва, ее череп был проломлен топором человека-кошки. Чалкус был мертв, пронзенный несколькими остриями насквозь; он был мертв, стоя на ногах, но, тем не менее, сразил своих убийц и убийц девочки, прежде чем позволил себе упасть.

И Илна ос-Кенсет тоже умерла, убитая теми же ударами, которые унесли жизни ее семьи. Она спохватилась. Ее глаза были открыты, но несколько мгновений она видела только прошлое. Бессловесные крики, которые горе вырвало из ее памяти, были настоящими.

Илна подбросила в потухающий костер сухие сосновые сучья, пропитанные смолой, — легко-воспламеняемые дрова, которые она держала наготове для этого момента. Ожидание закончилось. — Они идут, — сообщила она, обращаясь к спрятавшимся мужчинам. Затем ухватилась за край одеяла, которое повесила поперек передней части хижины, и стала ждать.

Костер вспыхнул, его внезапный свет отразился в глазах четырех людей-кошек, которые подошли к краю двора фермы. Один из зверей зарычал от злости и дискомфорта, поднимаясь с корточек. Он нес что-то похожее на рыболовное копье, два его пружинистых наконечника расходились от того места, где они были прикреплены к древку. Шипы были с внутренней стороны, чтобы они цепляли, а не убивали жертву быстро.

Корл подобрался ближе, так изменив курс, чтобы обойти огонь на расстояние, превышающее его собственный рост. Трое его товарищей тоже поднялись, хотя и старались не обойти своего лидера. Звери охотились стаями, но, судя по тому, что видела Илна, они были не более общительны, чем петушки. Они боролись за господство часто, жестоко, и не на жизнь, а на смерть… что избавило Илну от небольших неприятностей, хотя она не возражала против такого рода неприятностей.

Коэрли не любили огонь, но они последовали за клубами дыма на эту ферму, которую, должно быть, посчитали заброшенной. Конечно, пламя перед Илной не помешало бы им наброситься на нее с боков. Она улыбнулась в предвкушении: огонь должен был освещать, а не защищать. Вожак глухо зарычал. Его мускулы были мощнее, чем у обычного воина, и у него начала отрастать грива, но это в меньшей степени относилось к трем сопровождавшим его Корлам.

В полноценной стае вождь ограничивал количество мяса, съедаемого его воинами, поскольку без него самцы оставались сексуально нейтральными и не угрожали доминированию вождя. Эта охотничья компания, вероятно, ела только мясо, так что ее члены находились в условиях опасного равенства. Однако звери не собирались жить достаточно долго, чтобы убивать друг друга в битвах за господство.

Илна сдернула одеяло с колышков, открывая узор, который она прикрепила к стене.

— Живо! — крикнула она своим спутникам. Ее правая рука развязала шелковое лассо, которое было у нее на талии вместо пояса. Ведущий человек-кошка начал свой прыжок, его рука была готова пронзить горло Илны наконечником копья, прежде чем он заметил сплетенный узор на деревянной раме в ярком пламени. Его мышцы напряглись, и он боком повалился на землю. Зверь, стоявший прямо за ним, тоже упал, как и тот, кто держался дальше на случай, если Илна попытается убежать. Лассо Илны слетело с ее руки, образуя узор, который она знала, хотя еще не видела его. Человек-кошка, стоявший дальше всех слева, взвизгнул, как ястреб, и бросился к ней. Он прыгнул, подняв в правой руке каменный топор, а в левой — кинжал, вырезанный из корня. Он двигался быстрее, чем мог бы отреагировать человек, и закричал, запутавшись в зависшей в воздухе петле, через которую он пытался перепрыгнуть.

Илна резко дернула, поворачиваясь. Человек-кошка изогнулся, но натяжение шелка отбросило его к стене хижины. При ударе он потерял свой топор, но острый корень все еще был при нем, когда он упал на землю. Он подобрал ноги под себя, чтобы прыгнуть к Илне. Длинный меч Темпла вошел ему выше грудины и вышел через позвоночник в середине спины. Руки воина свело судорогой. Он кашлянул пузырем крови и, когда она брызнула ему на лицо, обмяк. Илна судорожно выдохнула. Асион поднялся, вытаскивая нож, который он вонзил в почку парализованного зверя. Голова самого дальнего человека-кошки была наклонена под прямым углом к остальной части его позвоночника. Когда Илна подняла глаза, увидела, что Карпос свернул шею вожаку стаи: одной ладонью надавил зверю на подбородок, а другой — на макушку. Темпл вытер свой меч краем одеяла, под которым была спрятана ловушка Илны.

— Не смотри на это, — рявкнула она, срывая со стены сделанную ей ткань, пряжу и опорные палочки, чтобы разрушить узор. Сейчас ей не хотелось тратить время на то, чтобы развязать узлы и скрутить пряди в моток.

— Я не знал, насколько ты могущественна, Илна, — сказал Темпл, продолжая протирать свою твердую бронзу. — У тебя замечательные способности.

Илна пожала плечами. Она предположила, что могла бы бросить свою ловушку в огонь; от нее больше не было никакой пользы ни ей, ни другим. Она решила не делать этого, хотя это был бы самый эффективный способ избавить мир от чего-то опасного, пока оно не будет уничтожено. Шерсть и палочки сами по себе ничего не значили, но они помогли ей убить четырех людей-кошек. Она просто обезвредила свою ловушку. Но если она решила не уничтожать материалы, которые сослужили ей хорошую службу, кто сможет сказать ей, что она ошиблась?

— Интересно, почему один из них продолжал двигаться, госпожа, — спросил Карпос. Он снял скальп с предводителя людей-кошек, используя свой длинный кинжал с изяществом гораздо меньшего ножа; теперь он направлялся к более отдаленной из жертв, чтобы забрать и этот трофей. — Я полагаю, ты просто хотела, чтобы убийство досталось тебе самой, да?

— Нет, — ответила Илна, подходя к телу зверя, которого заколол Темпл. — По какой-то причине мой узор на нем не сработал. Она приподняла человека-кошку за прядь волос на голове, за гребень длинных волос, спускавшийся по его затылку. Один из его глаз был обычного грязно-коричневого цвета, но другой был молочно-белым и мертвым, как осколок мрамора.

— Ах, — воскликнула Илна, снова опуская морду зверя в грязь. Нападавший был полуслепым, он не видел того, что его товарищи. И с ним ничего нельзя было поделать. Хотя, если бы она поправила две нити на дальнем левом конце ткани, она могла бы... Что ж, она учтет это в следующий раз. Следующих разов будет еще много, пока она не умрет или все люди-кошки не умрут.

Илна отряхнула ладони, затем развязала петлю, которой она поймала зверя, когда ее узор не сработал. Она боялась, что удар Темпла задел шнур, но, осмотрев его, обнаружила, что лезвие вошло в грудь над ее лассо и вышло ниже задней части петли. Шелк был нетронут. Если удар был рассчитан, то это была очень красивая работа; и, судя по тому, что Илна видела в Темпле, она, вероятно, была рассчитана.

— Спасибо, — сказала она. — Моя петля не удержала бы его от прыжка прямо на меня. Она прочистила горло. — И я ценю, что ты не перерезал мою петлю. Хотя я могла бы восстановить ее, если бы это было необходимо.

— В ткани очень мало такого, чего бы ты, не смогла сделать, Илна, — сказал крупный мужчина. Его голос был приятным, но в его словах не было вопроса. — У тебя замечательная сила, для чего бы ты ни решила ее использовать.

— Прямо сейчас я выбираю убивать зверей, — отрезала Илна.

Охотники вытерли свои ножи о шкуры мертвых людей-кошек. Они спокойно стояли с луком и пращой в руках, ожидая, когда она скажет им, что делать дальше.

— Мы можем отправиться прямо в их лагерь и покончить с этим делом, — резко сказала она. — Оставьте свои вещи, мы вернемся сюда.

Охотники обменялись взглядами. Асион направился к лесистому склону на северо-восток. — Я последую за тобой, — сказал Карпос Илне, поворачиваясь, чтобы посмотреть на горный хребет позади них. К тому времени, когда они доберутся до дневного лагеря людей-кошек, будет совсем светло. — «Было бы хорошо, если бы там было чем заняться», — подумала  Илна.

***

Кэшел сидел на корточках, прислонившись спиной к одной из двух колонн, все еще стоявших у юго-восточного угла руин. Там был участок каменного фундамента глинобитной стены и основания других упавших колонн. В остальном Храм Могучего Пастыря представлял собой груду расшатанных камней. Кэшел к этому времени повидал достаточно храмов, чтобы догадаться, как он мог выглядеть, но это были всего лишь его предположения. Теноктрис сидела, скрестив ноги, на другом конце, там, где должна была находиться статуя в те дни, когда она еще существовала.

Кэшел чувствовал себя неуютно из-за того, что они находились так далеко друг от друга на случай, если что-то случится, — почти в двух десятках двойных шагов, как он прикинул.

Однако она сказала, что все будет в порядке, и что его близость может стать проблемой, потому что он такой твердый. Кэшел не понял, что она имела в виду под «твердым» — конечно, так оно и было, но она сама сидела на каменной плите. Однако было много вещей, которых он не понимал; но он сделал то, что сказала Теноктрис.

Если бы еще несколько Последних выскочили из земли так же, как они вылезли из пруда прошлой ночью, что ж, он бы посмотрел, как быстро сможет добраться до нее. Когда ему требовалось, он двигался быстрее, чем обычно ожидали люди. Он держал посох поперек бедер и полировал его, мягко, улыбаясь. Он и его посох удивляли людей, да, так и было. Они удивляли людей и других созданий, которые вовсе не были людьми.

Искры синего волшебного света с шипением вспыхнули  над Теноктрис, затем исчезли. Кэшел какое-то мгновение пристально наблюдал за происходящим, но это случалось и раньше и ничего не значило. При каждом хлопке и потрескивании древесные лягушки замолкали, но потом снова начинали, как обычно. Кэшел слушал лягушек и ночных птиц и смотрел в небеса. Недавно, уже сегодня вечером землеройка села ему на ногу и чирикала, поедая жука; крылья, а затем кусочки панциря жука щекотали его обнаженную кожу, прежде чем землеройка убежала в ночь, чтобы найти кого-нибудь еще, кого можно убить. Землеройки были чертовски маленькими существами, несмотря на то, что они были ненамного длиннее человеческого пальца.

Теноктрис что-то пробормотала, или, может быть, кто-то другой заговорил рядом с ней. Во всяком случае, Кэшел никого не мог видеть. Глаза старой волшебницы были закрыты. На ее лице была спокойная улыбка, но Кэшел видел ее улыбку, когда она думала, что Зло вот-вот сокрушит ее и всех, кто ей дорог. Людям, которые думают, что смелость как-то связана с желанием ударить других людей, нужно было провести немного времени рядом с Теноктрис.

В высоком небе виднелись тонкиеоблачка, но в основном звезды сияли ясно. Пастух проводит много времени, глядя на звезды, в то время как другие люди спят. Они — его часы, а также компаньоны: они показывают время лучше, чем люди во дворце, благодаря капающей с клепсидры воде и трубачу, трубящему о часе, когда чашка наполняется и переворачивается. Созвездия были почти такими, к каким он привык. «Семь Пахотных Волов» были немного растянуты, а на месте синей звезды в набалдашнике «Кузнечного Молота» красовалась средняя красноватая звезда; ничего более важного не было. За исключением юга, где новая белая звезда была намного ярче всего остального, кроме луны.

Кэшел посмотрел на нее через плечо, затем оглянулся назад. Он полагал, что звезда была частью проблемы, но ему не о чем было беспокоиться, пока кто-нибудь не скажет ему, что это так. Птица-кардинал начала весело петь, хотя Кэшел не мог догадаться, почему так поздно. Уже несколько часов было темно.

Дузи, к тому времени, когда Теноктрис остановила бричку здесь, на восточной окраине Валлеса, уже стемнело. Во всяком случае, там, чем Валлес был сегодня. Кэшел был почти уверен, что когда он проезжал через эту часть города до Изменения, она была застроена многоэтажными многоквартирными домами. Кэшел не скучал по этим зданиям — они были голубятнями для людей; он не мог себе представить, как люди готовы были так жить, — но ему было интересно, что случилось с теми, кто в них жил. Он надеялся, что все они вернулись в свое время, настолько счастливые, насколько это вообще возможно в многоквартирных домах. Вероятно, было хорошо, что вокруг было не так много людей, как он ожидал, отчасти потому, что волшебство беспокоило людей.

То, что Теноктрис делала сейчас, было очень похоже на волшебство, даже если бы она хотела назвать это мечтанием, медитацией или как-то еще. Искры и звуки свидетельствовали об этом. Другая причина — и, вероятно, более веская — заключалась в том, что таким образом люди не беспокоили ее. Кэшел ни за что не смог бы удержать всех подальше от Теноктрис, если бы они находились посреди зданий, полных людей, тем более что ему самому приходилось держаться от нее на расстоянии. Конечно, большинство людей боялись волшебников, но всегда находилось несколько человек, особенно детей, которые не боялись или были скорее любопытны, чем напуганы.

В храм со стороны фасада вошла девушка. Проходя мимо, она посмотрела на Кэшела, хотя ничего не сказала и даже не проявила интереса. Она направлялась к Теноктрис. — «Ну, вот, получи, когда говоришь себе, что все идет хорошо!» — подумал Кэшел, поднимаясь на ноги.

— Мэм? — обратился он. — Я бы хотел, чтобы вы не подходили ближе к моей подруге. Она занята, ну, делом, о котором ей нужно по-настоящему, и хорошенько подумать.

Девушка остановилась как вкопанная и повернулась, чтобы посмотреть на него. Она была старше, чем он подумал, но все, же не очень старая; может быть, всего шестнадцать. У нее были распущенные темные волосы, которые накидкой ниспадали на тонкую сорочку, которая, казалось, была единственным, что на ней было надето.

— Ты можешь меня видеть? — спросила она. Ее голос был тонким и высоким, как трель лягушачьего хора.

— Да, мэм, — ответил Кэшел. У нее были очень тонкие кости; это и то, как двигались ее ноги, напомнили ему птицу. — Я знаю, что я не местный, но я был бы действительно благодарен, если бы вы не разговаривали с Теноктрис, пока она не закончит. Если бы девушка не послушалась его, когда он был так вежлив, он бы, наверное, задержал ее. Это было не то, что он хотел бы — хватать незнакомку и заставлять ее что-то делать, потому что он был сильнее, но Теноктрис зависела от него. Девушка просто смотрела на него. Неужели он сделал что-то не так? — Да, меня зовут Кэшел ор-Кенсет, — добавил он. — Я здесь просто со своей подругой Теноктрис, то есть Леди Теноктрис. Я переношу ее вещи.

— Ты видишь меня! — закричала девушка. Она поднесла руки к лицу, прикрывая открытый рот. — Это… да ведь никто никогда не мог меня увидеть! Ни разу со времен потопа.

— А, наводнение, мэм? — попытался уточнить Кэшел. — Я не из Орнифала; я имею в виду, я из Хафта. Наверное, я не слышал о здешнем наводнении.

— Нет, Потоп, — сказала девушка. — Когда вода покрыла все вокруг и все погибли. Ее язык коснулся губ; Кэшел не мог понять выражения ее лица. — Тогда я умерла, но я не ушла, как все остальные. Я пробыла здесь так долго. Я не знаю почему.

— Мэм, вы призрак? — спросил Кэшел.

Она не была похожа на привидение. Он подумал — сможет ли дотронуться до нее, если протянет руку, но не стал пытаться. Это было бы невежливо, да и в любом случае это не имело значения.

— Неужели? — сказала девушка. — Возможно, так оно и есть. Она снова облизнула губы. — Тебя зовут Кэшел, — удивленно произнесла она. — У меня тоже когда-то было имя. Хотя я не помню, что это было. Это было так давно.

— Вы живете где-то поблизости? — спросил Кэшел. — Остановились, я имею в виду, если вы не...

— Я думаю, я оказалась здесь после Потопа, — ответила девушка. Он не мог поверить, что она призрак; она казалась такой же реальной, как любая вещественная вещь.

— Я не думаю, что жила здесь раньше, но я действительно не помню. Она покачала головой, затем печально улыбнулась ему. — Я ничего не помню из того времени, когда была жива, — сказала она, — кроме того, что у меня было имя. Я уверена, что у меня было имя.

Нить рубиновых искр просочилась с неба и исчезла над головой Теноктрис. Насколько мог судить Кэшел, она не пошевелилась и даже не заметила этого. Из того, что сказала старая волшебница по дороге сюда, она заставляла происходить что-то — не больше, чем желоб заставляет воду вращать мельницу. Она просто ставила себя на место событий и, возможно, немного отодвигала их в ту или иную сторону.

Девушка пристально смотрела на Теноктрис. — Кэшел, она тоже меня видит? — внезапно спросила она, поворачиваясь к нему лицом. Ее глаза были очень темными, но казались настоящими.

— Мэм, — ответил Кэшел, — я не знаю. Думаю, когда она закончит, мы сможем спросить ее.

— О, это не имеет значения, — сказала девушка, отмахиваясь от этой мысли взмахом руки. — На самом деле ничто не имеет значения, если ты не потратишь время на то, чтобы посмотреть на это. Ты...  Она подняла руку и провела вдоль щеки Кэшела, не прикасаясь к нему. — У тебя есть чувства, Кэшел? — кокетливо спросила она. — Любовь и ненависть, что-то в этом роде?

— Я бы не сказал, что я кого-то ненавидел, мэм, — ответил он, чувствуя себя немного неуютно. Тем не менее, девушка не беспокоила Теноктрис, и это было все, что имело значение. — Я дрался с людьми и, думаю, буду драться снова. С людьми и другими. Но я ничего не знаю о ненависти.

— Раньше я что-то чувствовала, — сказала она, снова, отворачиваясь. То, что овладело ею на мгновение, теперь исчезло; слава Дузи. — Я тоже это помню. Когда я нахожусь рядом с людьми, мне иногда кажется, что я снова могу чувствовать, но в основном я всегда одна.

Земля задрожала, хотя движение было настолько слабым, что впоследствии Кэшел не был уверен, что почувствовал что-то большее, чем отдаленный фургон с тяжелым грузом.

— Теперь я чувствую печаль, — сказала девушка, не сводя глаз с Теноктрис. — Все в этом мире будут убиты так же, как Потоп убил всех в моем мире. Она, резко взглянула на него. — Это верно, не так ли? — спросила она. — И я должна печалиться из-за этого? Или я должна чувствовать что-то еще?

У Кэшела пересохли губы. — Мэм, — ответил он, — это было бы печально, но Теноктрис и все  остальные наши не позволят этому случиться. Все будет хорошо.

Девушка залилась золотистым смехом. — Да, — сказала она, — теперь я вспомнила. В мое время были ученые, которые собирались остановить Потоп, но Потоп все равно наступил. Ты увидишь, что на самом деле это не имеет значения, Кэшел. Когда ты оглянешься назад так же далеко, как я, поймешь, что ничто не имеет значения. И ты ничего не почувствуешь.

Рядом с Теноктрис раздался хлопок, глухой звук. Воздух внезапно стал чище, хотя Кэшел до этого не заметил никакой дымки. Старушка обмякла, едва успев опереться на руки. Кэшел подбежал к ней, держа свой посох перед собой. Теноктрис подняла голову и улыбнулась, услышав топот его ног по дерну. Она оставалась на месте, пока он не подошел, чтобы помочь ей подняться.

— Теноктрис? — сказал он, когда убедился, что с ней все в порядке, и она твердо стоит на ногах. — Есть кое-кто, кто хотел бы с вами познакомиться. Кэшел посмотрел туда, где он только что стоял, но девушки там больше не было. На мгновение ему показалось, что она, возможно, спряталась за одной из колонн, но, вероятно, это было не так. — Я думаю, она ушла, — сказал он в смущении. — Мы разговаривали, пока вы здесь сидели, вот и все.

Теноктрис кивнула и направилась к двуколке. Она коснулась запястья Кэшела, но на самом деле не опиралась на него. — Значит, девушка была местной? — спросила она. Кэшел ухмыльнулся. Теноктрис хотела узнать больше, но не хотела заставлять его чувствовать себя неловко.

— Я не знаю, так ли, — ответил он. — Она сказала, что утонула во время наводнения так давно, что не могла вспомнить своего имени. Хотя выглядела она совсем как девушка. Хорошенькая.

— В самом деле? — восхищенно воскликнула Теноктрис. — Значит, Первобытный Потоп? Боже, это довольно интересно, Кэшел. И она стала духом этого места, «гением места». Она улыбнулась. — Я полагаю, действительно, «гением места», раз ты говоришь, что она все еще является девушкой, на которую приятно посмотреть.

Кэшел пожал плечами; эти слова ничего для него не значили. Даже «дух этого места». — Она мало что могла вспомнить, — продолжил он, глядя по сторонам, когда они проходили между двумя все еще стоявшими колоннами. — Она сказала мне... Он замолчал и воспользовался моментом, чтобы переосмыслить свои слова. — Я сказал ей, что вы собираетесь остановить беду, которая надвигается сейчас. Как ее наводнение.

— Понятно, — сказала Теноктрис, пристально глядя на него. Он догадался, что она действительно поняла то, чего он не сказал. — Да, хотя я сама не могу остановить Последних, я думаю, что узнала, как заполучить союзника, который нам нужен. Она остановилась, все еще наблюдая за ним, когда они приблизились к двуколке. — Завтра мне снова понадобится твоя помощь, Кэшел, — сказала она. — Если ты не против.

— Да, мэм, я готов, — ответил Кэшел. — Когда я вам понадоблюсь? Он взял поводья лошади в левую руку, а правой ухватился за раму легкой повозки, чтобы она не рванулась вперед, пока Теноктрис будет забираться на нее. Впрочем, для этого ей не нужна была его помощь. Теноктрис взяла вожжи в свои руки.

— Я думаю, около полудня, — сказала она, когда он обошел повозку сзади, чтобы сесть с другой стороны. — Есть несколько вещей, которые мне понадобятся, и не все они есть в моих апартаментах. Мы отправимся к старым гробницам на территории дворца.

— Я не думал, что людей хоронят внутри Валлеса, мэм, — сказал Кэшел, поднимаясь с осторожностью, которой требовал его вес. Он был хорошим грузом для одной лошади, хотя дороги обратно во дворец были достаточно ровными, так что ему не придется выходить и идти пешком.

— Дворец не был частью города, когда строились гробницы, — ответила Теноктрис. — В то время эта семья, бор-Ториалы, даже не были Герцогами Орнифала. Она цыкнула на коня и дернула поводья; он немедленно двинулся вперед. Это выглядело так просто. Кэшел был почти уверен, что если он попробует так сделать, то лошадь, либо посмотрит на него, либо убежит в каком-нибудь другом направлении.

— Что ж, я помогу, чем смогу, Теноктрис, — сказал Кэшел. Он бы сказал то же самое в любом случае, но, возможно, послушав девушку, он вложил немного больше силы в свои слова.

***

Люди-кошки прятались от дневного света в ущелье между двумя выступами известняка, которые были немного тверже окружающих скал. Они соорудили низкий купол из веток, наломанных с соседних сосен.

— Здесь повсюду есть пещеры, — сказал Асион тоном мягкого упрека. — Как вы думаете, почему они берут на себя труд построить шалаш?

— Может быть, им не нравится камень, — ответила Илна более резко, чем того требовал вопрос. Она посмотрела вниз на убежище, лежа на плите из потрескавшегося серого камня. Солнце и мороз превратили поверхность в грубую гальку, которая любому показалась бы неудобной, но, ни один Корл, возможно, ненавидел камень больше, чем сама Илна. — Сколько их внутри, вы не знаете?

Карпос посмотрел на Асиона. Мужчина пониже ростом пожал плечами. — Есть один, — ответил он, — и я не думаю, что больше. И он, должно быть, ранен, иначе он бы пошел к нам вместе с остальными, верно? Они с Карпосом обменялись взглядами поверх головы Илны.

— Я полагаю, — осторожно сказал Карпос, — что, поскольку там только один и он прикован к постели, нам не нужно фантазировать. Кроме того, сейчас белый день, а им это не нравится. Я спущусь и прикончу его, хорошо?

— Нет, — отрезала Илна. — Я встану перед входом. Асион, разведи огонь и зажги факел. Когда я буду на месте, брось его на шалаш, и я остановлю зверя, когда он попытается выбраться наружу.

Пока они ждали, Илна связала узор. Казалось правильным использовать пряжу из туники убитой женщины, чтобы избавиться от зверей, которые ее убили. Это не должно было иметь значения, но узоров всегда больше, чем те, что вытканы только на ткани. Она посмотрела мимо Асиона на Темпла. — У тебя есть свое мнение? — потребовала она.

— Это хороший план, Илна, — ответил здоровяк. Он потянулся. Его меч был вложен в ножны, но она видела, как быстро он мог его выхватить. — Я буду с тобой на случай, если у Корла лихорадка, и он плохо  видит. Илна поморщилась, но Темпл не сказал ничего, на что она могла бы возразить.

Ее настроению не было оправдания. Она предположила, что ее раздражает камень, и то, что она не спала всю ночь; но в поведении Темпла было что-то беспокоящее. Казалось, он оценивал ее так же бесстрастно, как она смотрела бы на курицу, готовя ужин.

Илна встала и прошла полфурлонга вправо, так что оказалась в начале оврага, лицом к входу в шалаш. Дверь представляла собой всего лишь куст можжевельника, втиснутый в проем, но именно оттуда должен был выйти человек-кошка. Было важно остановить его на полпути. Если он направится вверх по дальнему склону вместо того, чтобы атаковать напрямую, никакой уверенности в их безопасности не будет. Даже раненый, Корл был опасен, если дать ему время.

Темпл обошел ее, держась, справа, чтобы не загораживать ей обзор убежища. Его меч был обнажен, и он отпустил ремень, так что щит свободно лежал в его левой руке. Выражение его лица отражало легкий интерес, как, будто он созерцал привлекательный пейзаж. Карпос стоял рядом с Асионом со стрелой наготове. Обычно это было бессмысленно: люди-кошки реагировали так быстро, что вероятность попадания стрел в них была не больше, чем вероятность того, что солдат-человек будет сбит с ног брошенным тюком сена.

Однако больной или раненый зверь может быть вполне уязвимым. Кроме того, это давало охотнику возможность почувствовать себя полезным. Между рук Асиона поднялся дым; он поднялся и зажёг  свой факел, который сделал из веток  низкорослого каштана, сломанного ветром  год или более, назад.

Илна встретилась взглядом с охотником, но вместо того, чтобы немедленно подать сигнал, начала спускаться в овраг. Она держала перед собой узелковый узор так, чтобы Корл не смог его не увидеть, если он  вообще посмотрит на нее. Только когда она преодолела половину расстояния, крикнула: — Хорошо, пора!

Она ожидала, что человек-кошка выскочит из шалаша, когда она заговорит. Действительно, он должен был заметить людей еще раньше, судя по звукам, которые они издавали, если не по их запаху. Слух и обоняние зверей были острее, чем у любого человека. Но в убежище царила тишина.

Асион бросил свой факел в сплетенные ветви. Они находились на солнце несколько дней, достаточно долго, чтобы хорошо высохнуть. Факел отскочил от шалаша, но от соприкосновения брызнули искры, и смолистые иголки вспыхнули. Внутри по-прежнему ничего не происходило.

Илна вышла вперед, на ее лице застыло сердитое недоумение. Она могла споткнуться о кусты на каждом шагу, но не сводила глаз с проема. Ее ноги могли бы сами о себе позаботиться. Умер ли зверь, или Асион ошибся, сказав, что кто-то из стаи здесь остался? Или — и это действительно вызывало беспокойство — человек-кошка обманул их? Он мог оставить куст на месте, во входном проеме, но спрятаться в холмах выше, в ожидании нанести удар сзади, когда люди сосредоточатся на пустом укрытии.

Когда огонь увенчал купол шалаша, куст вылетел из входа. — Он выходит! — крикнула Илна, но для охотников — и Темпла тоже, она была уверена — это было все равно, если бы кто-то сказал ей, что порвалась нить основы. Человек-кошка, пригибаясь, выбрался из укрытия, с рычанием поднялся, и застыл как вкопанный, как и предполагала Илна. Он был в двух двойных шагах от нее.

Какая-то часть сознания Илны, которая никогда полностью не отсутствовала, рассматривала красновато-коричневый мех кошки и отвергала его как слишком грубый для ткачества. Это как  использовать длинные листья алоэ.

Зверь был самкой. К ее груди прильнул котенок, которому, вероятно, было меньше недели от роду. Стрела Карпоса вошла через правую ключицу зверя; заостренное бронзовое острие вышло под ребрами с левой стороны. Зверь дико подпрыгнул в воздух. Шок разрушил эффект узора, но сейчас это не имело значения. Корл бился, разбрызгивая кровь изо рта на заросли полыни и ракитника. Но он был мертв с того момента, как в него попала стрела.

Карпос спустился по склону оврага с проворством серны. Он перепрыгивал с одного выступа на другой с высоты своего роста, вместо того чтобы скользить и карабкаться, как это сделало бы большинство людей.

Илна холодно улыбнулась: она бы точно поскользнулась и поцарапалась.

— Котенок еще жив, — сказал Темпл.

— Я вижу это, — ответила Илна. Она засунула сотканный образец пряжи в левый рукав. Самка конвульсивно вздрогнула и теперь лежала неподвижно, как проколотый мочевой пузырь. Младенец продолжал сосать грудь, его передние лапы — его руки, они действительно были руками — вцепились в длинные волосы на груди матери.

Илна наклонилась вперед. Горящий шалаш был слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно, но она не собиралась оставаться здесь надолго. Она схватила младенца за лодыжки. Он сердито мяукнул и изогнулся, чтобы укусить ее. Даже такой юный, что его глаза все еще были закрыты, он обладал инстинктами своей породы. Илна не смогла схватить его за голову так, как она сделала бы с цыпленком. Она поднялась, рывком оторвала младенца от матери и размазала его мозги по камню. Затем бросила маленькое тельце, отступила на шаг и вытерла руки песком со дна оврага.

Карпос оттащил тело самки от огня, затем опустился на колени, чтобы одним движением сделать разрез от основания шеи до макушки черепа, а затем назад. Он просунул острие своего ножа в разрез и отделил кожу головы от плоти, натягивая ее

Темпл внимательно смотрел на Илну. Она пристально посмотрела на него и прорычала: — Тебе есть что сказать?

Темпл вложил меч в ножны. — Нет, Илна, — ответил он. — Котенок был слишком мал, чтобы выжить без своей матери.

Карпос отложил скальп и начал вынимать острие своей стрелы. Илна предположила, что ему придется снова оперить ее, но это была самая простая часть изготовления стрелы. Недостатка в птицах, которые могли бы обеспечить их перьями, не было. Так далеко от городов металлическое острие невозможно было заменить, а на прямое, должным образом выдержанное древко стрелы ушло бы больше года.

— Ты думаешь, это имело для меня значение? — сказала она. — Я собираюсь убивать всех зверей, если смогу. Мне все равно, сколько им лет, всем им!

— Люди и Коэрли могут сосуществовать, — заявил Темпл, снова перекидывая свой щит через плечо. Он поднял голову и встретился с ней взглядом.

— Я в это не верю, — ответила Илна, — и в любом случае, мне все равно. Убивать их всех! Темпл ничего не сказал. — Не собираешься ли ты читать мне нотацию? — потребовала она.

— Не сейчас, Илна, — ответил он с дружелюбной улыбкой. — Возможно, в другой раз.

— Возможно, никогда! — возразила она.

Он пожал плечами. — Возможно.

Илна схватила мертвого котенка за шиворот и бросила его в огонь. — Карпос, — отрезала она. — Мы сожжем и самку тоже, когда ты вытащишь свою стрелу. Асион!

— Да, Госпожа? — отозвался охотник поменьше ростом. Он остался там, где был, наблюдая, пока остальные были в овраге.

— Срежь еще веток, — крикнула она. — Мы собираемся сжечь этих тварей, прежде чем уйдем отсюда.

— Я захватил с собой тесло, — тихо вмешался Темпл. — Им будет легко порубить кусты. Он начал подниматься по склону оврага, двигаясь почти так же легко, как шел бы по ровной поверхности.

Илна последовала за ним, хотя и с большим трудом. Она злилась на большого мужчину, хотя была слишком логична, чтобы представить, что у нее были для этого какие-то причины. И она еще больше разозлилась на себя.

***

Факельщик отскочил назад, вытянув свой короткий посох так, чтобы луч света от лампы, свисающий с его конца, падал на землю туда, куда Шарина сделает следующий шаг. Случайные взгляды, которые он бросал через плечо, не могли сделать ничего большего, чем убедиться, что никто не приближается с другой стороны. Он, должно быть, запомнил все тропинки на территории дворца или, по крайней мере, все те, по которым Принц Гаррик и его ближайшие соратники, вероятно, прогуливались вечером.

— Дорогу принцессе! — закричал парень. Он просто красовался. Трое мужчин, вероятно, служащие казначейства, возвращавшиеся домой после работы допоздна, уже пересекли тропинку, направляясь к воротам комплекса; не было ни малейшего шанса, что они помешают Шарине.

У клерков не было фонаря, и при такой яркой луне, как сегодня вечером, Шарине он тоже не был нужен. Однако этого требовал протокол, так же как протокол требовал, чтобы ее сопровождал отряд Кровавых Орлов. Ей могло не нравиться ни то, ни другое — и ей это нравилось не больше, чем придворные мантии или, если уж на то пошло, ее только что завершившаяся встреча с Леди Фарис, Инспектором по Канализации, — но она была частью работы Принцессы Хафтской.

— Всем встать перед Принцессой! — выкрикнул факельщик, перепрыгивая через три ступеньки крыльца бунгало Шарины.

По обе стороны от двери висели лампы, и пара Кровавых Орлов, ожидавших там, были — конечно же! — уже на ногах.

— Я думаю, дальше мы справимся сами, парень, — сказал старший охранник.

— У меня есть свои обязанности! — возразил парень.

— Верно, и они будут включать в себя удар по уху, если ты не уберешься, сынок, — сказал другой охранник. Он не был особенно недобрым, но его голос звучал так, словно он говорил искренне.

Шарина усмехнулась, поднимаясь по ступенькам. Она тоже находила паренька раздражающим в конце долгого дня. Не исключалась возможность, что она бы сама отвесила ему затрещину, если бы ей пришлось выслушивать гораздо больше его пронзительного самомнения.

Диора, ее горничная, открыла дверь, держа в руках фонарь со свечой; внутри помещения тоже горело несколько ламп. Принцессе не нужно было экономить на ламповом масле, как это делали слуги в сельской гостинице; или, во всяком случае, слуги принцессы придерживались такого мнения. Диора сделала глубокий реверанс. Эта формальность была для солдат; она знала, что Шарине это было безразлично, но они оба были актерами до тех пор, пока вокруг была аудитория.

— Мастер Кэшел еще не вернулся, ваше высочество, — сообщила она. Шарина почувствовала, как у нее упало сердце; она не осознавала, пока Диора не заговорила, как сильно она рассчитывала обнять Кэшела и ощутить его спокойную силу. Кэшел заставлял людей чувствовать себя в безопасности. Это было нечто большее, чем реальность того, чего стоили его мускулы и другие силы. Само его присутствие, казалось, отгоняло Зло лучше, чем могли бы сделать каменные стены или любое другое устройство. Он был хорошим человеком, добрым до глубины души, и рядом с ним нельзя было не верить, что Добро восторжествует.

Диора закрыла дверь. Шарина развела руки, позволяя служанке начать расстегивать складки и завязки, которые держали  мантию на Принцессе Шарине.

— Не хотите ли чего-нибудь перекусить, ваше высочество? — спросила она, продолжая работать. Диора была горничной Шарины с тех пор, как та стала принцессой. Они не были настоящими друзьями, скорее из-за различий в интересах, чем из-за социального статуса, но они хорошо ладили друг с другом.

Шарина могла обсудить литературу Старого Королевства с другими людьми, а Диора, без сомнения, знала людей, которые разделяли ее страсть к лошадиным скачкам; но горничная не возражала выполнять всю работу, для которой другая дворянка потребовала бы целую фалангу специалистов, и Шарина не выкрикивала проклятий и не хлестала свою горничную по лицу шпилькой из-за того, что та слишком сильно дернула за локон.

— Нет, нет, — ответила Шарина. — На умывальнике есть кувшин и кружка? Я просто хочу поспать. «Я просто хочу, чтобы Кэшел обнял меня», — но она не сказала бы этого вслух никому, кроме самого Кэшела.

— О, да, ваше высочество, — ответила Диора. В ее голосе прозвучало легкое чувство шока из-за этого вопроса. Это было все равно, что спросить горничную, считает ли она, что Шарине следует надеть одежду, когда она выходит утром на улицу.

Шарина усмехнулась. Чтобы Диора не подумала, что над ней насмехаются, она сказала вслух: — Водоем под городом превращается в большое озеро из-за того, что не стало Внутреннего Моря, и Белтису некуда стекать. Это означает, что канализация вскоре начнет переполняться каждый раз, когда пойдет дождь.

— Вот как? — удивилась горничная. — Я и представить себе такого не могла! Шарина тоже этого не знала, но теперь правительство было в ее руках.

Лучшим решением проблемы, вероятно, было, вообще, отказаться от Валлеса; после Изменения это место не подходило для большого города. Однако сейчас они не могли этого сделать. Это Изменение и так уже привело к слишком большим сбоям. Снести столицу и, кроме того, переместить правительство, вероятно, привело бы к падению королевства.

В краткосрочной перспективе Инспектор Фарис и пара армейских инженеров, прикомандированных к ее департаменту, заявили, что реку Белтис можно было бы отвести от города. Хотя для этого потребовалось бы много людей — возможно, бывших гребцов флота — а также перенаправление поставок в город. Лорд Хаук, Лорд Ройхас, а также Уолдрон и Зеттин также должны быть вовлечены в это дело. Но это не сегодня.

— А теперь поднимите руки, ваше высочество, — сказала Диора. Шарина послушно подняла руки; служанка одним движением сняла с нее тяжелое одеяние. Столь аккуратная работа требовала не только мастерства, но и немалой силы. Шарину обслуживали очень хорошо, и она это знала. — Что теперь, ваше высочество? — спросила Диора, вешая одежду. — Мне подождать, пока не прибудет Мастер Кэшел?

— Нет, нет, — ответила Шарина. — Просто иди домой, Диора. Ты можешь взять с собой лампу. Горничная рассмеялась.

— Вы думаете, я не смогу найти дорогу к казармам, когда луна почти полная? — ответила. — Что ж, спокойной ночи, ваше высочество. Я вернусь утром.

Обычно, по крайней мере, один слуга спал в прихожей бунгало, занимаемой членами королевской свиты. Шарина в этом не нуждалась и не хотела этого, а у Диоры была договоренность с приятным молодым заместителем капитана Кровавых Орлов. Офицеры охраны спали со своими подчиненными, но у них были отдельные квартиры в казарменных корпусах. Ситуация пошла на пользу как хозяйке, так и горничной.

Шарина оставила лампу гореть в прихожей, но потушила фонарь, зажав фитиль большим и указательным пальцами, прежде чем пройти через гостиную в спальню. Она не знала, когда вернется Кэшел; к тому времени облака могли закрыть луну. Ей бы хотелось пойти с ним к Теноктрис, как потому, что они были ее друзьями, так и потому, что она предпочла бы помогать волшебнице, а не принимать решения о канализации, о которой она ничего не знала, но которая повлияла бы на здоровье и комфорт десятков тысяч людей.

То, что сделала Теноктрис, повлияло на все человечество, сегодня и навсегда, но именно Теноктрис, а не Шарина принимала эти решения. Независимо от того, насколько сильно пожилая женщина принижала свои способности, Шарина и все остальные полностью доверяли ей.

Набор принадлежностей для волос был аккуратно разложен на туалетном столике у внешней стены. Шарина взяла грубую расческу и медленно провела ею по волосам. Там было и серебряное зеркальце с тиснением на обратной стороне в том же стиле, что на щетках и других расческах, но она оставила его там, где оно лежало. Расчесывание волос было просто способом привести мысли в порядок; в конце концов, она совсем не устала теперь, когда впервые за весь день была по-настоящему одна.

Она отступила в сторону и посмотрела на огромную луну. Диора опустила верхние половинки створок, оставив окна открытыми на высоту подбородка Шарины. Она теребила расческу, разглаживая ее взад-вперед, пока думала о жизни, которой жила сейчас. Богатство и власть не сделали ее счастливее, но счастливой сделал ее Кэшел. Если бы все они остались в деревушке Барка, дочери хозяина гостиницы не разрешили бы выйти замуж за бедного мальчика-сироту. Кэшел бы не попросил ее руки! Иногда то, что получаешь от своего выбора, не является очевидным.

Оконные стекла были ромбовидными,  размером с ладонь Шарины, оправленными в свинец. Стекло было выдуто и раскатано, прежде чем его разрезали. Видимость была настолько четкой, насколько это могли сделать опытные мастера, так что при дневном свете она могла лишь с небольшим искажением разглядеть самшитовую изгородь, отделяющую это бунгало от ближайшего здания. Ночью, и при удвоенном количестве створок, они были, в лучшем случае, полупрозрачными.

Когда Шарина посмотрела в окно, она увидела свое размытое отражение. За исключением... Она отступила назад и уставилась на изображение. Изображения. Она могла видеть себя, но рядом с ней был кто-то еще. Шарина оглянулась через плечо, поднимая расческу для удара…

Она была одна в комнате. Она снова вгляделась в отражение, задаваясь вопросом, видит ли она себя в обеих створках одновременно. Но хотя она двигалась, туманный другой образ, казалось, оставался неподвижным. Она прищурилась, пытаясь разглядеть лицо второй фигуры…

И Шарина повисла в пространстве. Она закричала, роняя расческу и пытаясь отпрянуть назад. Ее плечи ударились о стену, которой не было в ее спальне.

Она находилась в квартире с высокими стенами, расписанными павлиньим узором, и обоями из золотой ткани. Ей улыбался человек андрогинного вида в длинном малиновом одеянии; позади него стояли два похожих на людей существа из невыразительного серебристого металла. — Приветствую вас, дорогая Шарина, — сказал человек голосом таким же приятным, как и его лицо. — Я привел вас сюда, чтобы спасти.

Глава 5

— Прекрасно, — сказала Шарина, поворачиваясь, чтобы быстро оглянуться назад. Она находилась в ротонде и прислонилась спиной к одной из восьми рифленых золотистых колонн, поддерживающих над ней купол из хрусталя и золота. Судя по гладкой прохладе и прикосновению ее руки, колонна могла быть из настоящего золота.

— Теперь отправьте меня обратно. Я не нуждаюсь в спасении ни от вас, ни от кого-либо другого.

— Пожалуйста, Шарина, — сказал незнакомец, разводя руки ладонями вверх на уровне талии. — Вы вольны вернуться в любое время, когда пожелаете, но я надеюсь, что сначала вы выслушаете то, что я хочу сказать.

Шарина задумалась. У нее не было даже расчески в качестве оружия, потому что она уронила ее, когда начала перемещаться сюда. Она часто носила нож с Острова Пьюл в качестве талисмана под верхней одеждой, но встреча с инспектором по канализации была скорее утомительной, чем напряженной. Она все равно сняла бы нож и тяжелый пояс из тюленьей кожи, как только оказалась в безопасности своего бунгало.

— Тогда быстрее, — сказала Шарина, бросая взгляды по сторонам и не видя ничего, что могло бы предложить лучшее решение, чем поверить человеку на слово.

— Конечно, — отозвался мужчина. — И я хотел бы извиниться за свою самонадеянность, но у меня не было выбора. Кстати, я Принц Ворсан.

— Быстрее, я сказала! — повторила Шарина. Пронзительность ее голоса предупредила ее о том, что она приближается к пределу своего терпения. Ворсан был с нее ростом и немного тяжелее, но мускулистым он не выглядел. Она не была уверена, что сможет задушить его голыми руками, но попробовала бы, если бы пришлось.

— Я построил этот приют, потому что понял, что мой мир будет разрушен, — начал он, жестикулируя левой рукой. — Ваш мир, в свою очередь, вот-вот будет уничтожен, поэтому я предлагаю вам безопасность и бессмертие. Я никогда не дарил этого никому другому за все те века, что я здесь живу, дорогая Шарина. Не присядете ли вы, пока я буду объяснять?

Внешняя стена ротонды находилась на расстоянии четырех двойных шагов от кольца колонн. В великолепно раскрашенной стене было восемь дверей и два невероятно совершенных зеркала. Под каждым зеркалом стояла низкая кушетка, по-видимому, обитая павлиньими перьями в тон стенам. Пол был полупрозрачным, и сине-зеленым. Он сиял и переваливался, наводя на мысль о крошках оникса или, возможно, о настоящем океане под гладким невидимым барьером.

— Я не собираюсь садиться, — ответила Шарина. Она говорила резко, потому что иначе ее голос мог бы задрожать. Это было больше, чем усталость, или страх; на самом деле, она задавалась вопросом, может ли все это быть сном или галлюцинацией. — Отправьте меня обратно туда, в мое место, если сможете!

— Пожалуйста, только на минутку, Шарина, — сказал Ворсан, разочарованно, нахмурившись. — Вскоре Последние одолеют ваш мир, как моря затопили мой. Нет никакого способа остановить их. Ваша единственная надежда — спастись самой, и я предлагаю вам это спасение. У вас будет еда, вино, книги. При каждом слове он указывал на очередную дверь. Створки имели тот же золотистый блеск, что и колонны, и были отлиты с высоким рельефом. Фигуры на них были изящными и настолько совершенными, что, казалось, двигались. — И у нас будет целая вечность, чтобы наслаждаться ими, — продолжил Ворсан. — В этом святилище, созданном моим гением, нет ни возраста, ни болезней, ни немощи. Он улыбнулся. — Почему бы вам не попробовать бокал вина? У меня есть тысяча сортов виноградного вина, и все они разлиты по бутылкам в самый подходящий момент.

Безликая серебряная статуя торжественно шагнула к Шарине. На подносе, который, казалось, вырастал из ее руки, стояла приземистая глиняная бутылка с зеленой глазурью.

— Нет! — ответила Шарина, потянувшись за  ножом с Пьюла, которого, конечно же, у нее с собой не было. С нарочитым спокойствием она продолжила: — Принц Ворсан, вы убедили меня, что вы великий волшебник, но мне не нужны, ни ваше вино, ни еда. Я хочу вернуться домой.

На подносе, который держала другая металлическая фигура — очевидно, это были не статуи, — лежали круглый каравай, и ломтик сыра цвета старой слоновой кости.

Эта фигура не сдвинулась с места, и Шарина была бы счастлива, если бы этого не произошло.

— Как пожелаете, Шарина, — сказал Ворсан. Он не подал никакого заметного сигнала, но фигура с вином отступила назад и снова застыла в металлическом оцепенении. — Но, пожалуйста, не называйте меня волшебником; волшебство — это притворство или безумие. Я философ естествознания, добиваюсь своих триумфов знаниями и их применением, а не причудливыми выпадами с помощью сил, которых я не понимаю и не могу по-настоящему контролировать.

— О, — воскликнула Шарина, пораженная и не в состоянии до конца осознать то, что она только что услышала. Ее мнение о большинстве волшебников — обо всех волшебниках, кроме Теноктрис, — полностью совпадало с мнением Ворсана, но она не видела разницы между волшебством и принуждением статуй ходить.

Прочистив горло, и все еще не придумав полезного способа продолжить эту дискуссию, она сказала: — Что ж, я благодарю вас за вашу заботу, ваше высочество, но, как вы заметили, моему королевству — моему миру, если хотите, — угрожают захватчики. У меня есть обязанности, особенно в такой кризис, и мне нужно вернуться к ним.

— Ничего не поделаешь, Шарина, — решительно ответил Ворсан. — Не желаете ли вы посмотреть мои прогнозы о конце вашего мира? Я рассчитал все факторы, точно так же, как я поступил с Потопом. Другие пытались остановить наводнение, но я знал, что единственная надежда — создать защитную оболочку в ткани космоса. Я могу вам показать!

— Мне неинтересно смотреть на ваши фантазии! — отозвалась Шарина. — У меня есть обязанности, и у меня есть друзья, и я вдали от них, пока я здесь! Я хочу вернуться домой, Принц Ворсан.

— Шарина, пожалуйста, постарайтесь понять, — сказал Ворсан, протягивая к ней руки. — Моих занятий, как правило, было для меня достаточно, но иногда я искал других компаньонов. Но никогда, никогда я не предлагал того, что предлагаю вам. Я хочу, чтобы вы стали моей вечной супругой, бессмертной и защищенной от любых опасностей.

Его малиновые одежды двигались легко, как будто были из тонкой ткани, но бронзовые пластины не могли полностью скрыть его тело. Она задумалась, не был ли он мощнее, чем ей показалось сначала.

— Принц Ворсан, я прошу вас в последний раз, — сказала Шарина, подходя к хозяину дома. Керамическая бутылка с вином была бы неплохим оружием, хотя удар Ворсана вряд ли вернет ее домой. И протянут ли живые статуи руку помощи хозяину, если она нападет на него?

— Подождите! — воскликнул Ворсан, поднимая левую ладонь в знак согласия. — Тогда возвращайтесь; я не хотел удерживать вас против вашей воли.

— Как?

— Встаньте там, где вы были, когда пришли, — резко ответил он. Гнев, прорезавший высокий лоб Ворсана, был первой эмоцией, прорвавшейся сквозь маску воскового добродушия, которую он носил. — Да, именно туда.

Она оглянулась, чтобы убедиться, что все было так, как она помнила, затем шагнула почти вплотную к колонне.

— А теперь посмотрите в зеркало.

— В которое...

— В любое зеркало! — ответил Ворсан. — Это не имеет значения. Просто сосредоточьтесь. Как вы сделали, когда я привел вас сюда.

Зеркало на дальней стене ротонды было таким прозрачным, что Шарина почти поверила, что это проем. Она увидела себя на фоне сверкающей колонны, ее лицо было спокойным и царственным.

— «На чем я должна сосредоточиться?» — подумала она, глядя в свои собственные свирепые глаза — и снова оказалась в своей спальне, ее лунные тени были приглушены после яркой ротонды. Серебряный гребень, который она уронила, отправляясь к Ворсану, зазвенел на полу, как колокольчик.

***

Толпа внутри ворот, должно быть, состояла из половины дворцовых клерков и слуг, не считая всех высокопоставленных чиновников, и, судя по шуму, доносившемуся из-за высоких кирпичных стен, людей там было больше, чем на улице снаружи. Кэшел почувствовал легкий зуд, хотя линия Кровавых Орлов между присутствующими и ближайшими друзьями Гаррика означала, что ему не нужно  использовать свой вес и посох, чтобы не дать людям прижаться к Шарине. Хотя ему казалось, что, возможно, придется это сделать.

На нем была пара туник, которые соткала его сестра. Они были проще, чем одежда, в которой почти все присутствующие провожали Гаррика, но работы Илны всегда впечатляли людей, которые их видели.

Иногда Кэшел задавался вопросом, что он будет делать, когда у него закончатся ее туники, но еще одной особенностью одежды Илны было то, что она держалась как железо.

Но он справится. Главным образом, он надеялся, что с Илной все в порядке. У нее были трудные времена из-за убийства Чалкуса и просто проблемы с тем, чтобы быть просто Илной. Никто ничего не мог поделать ни с тем, ни с другим.

— Гаррик не хотел ничего подобного, — сказала Шарина. Ее голос звучал измученно, и выглядела она тоже измученной, хотя первое, о чем все подумали, когда видели Шарину, было то, что она красивая. — Должно быть, распространились слухи, и люди так боятся, что Принц уедет сейчас, когда все так происходит.

Шарина обняла Кэшела за руку и слабо улыбнулась ему. — И они правы, — добавила она. — Я начинаю думать, что же случится с королевством, если он не вернется.

Она все еще не спала, когда Кэшел вернулся с Теноктрис из храма Могучего Пастыря. В этом не было ничего необычного — им нравилось ждать друг друга, когда приходилось проводить день порознь, — но Кэшел не думал, что Шарина спала остаток ночи. Он не знал, в чем дело, поскольку она ему ничего не сказала. Он, конечно, не спрашивал. Шарина расскажет, когда будет готова. Однако ему было жаль видеть, что она выглядит такой усталой.

— Я думаю, Гаррик прекрасно вернется из этой поездки к Желтому Королю, — сказал Кэшел. — Он совершал и более трудные вещи. А ты будешь руководить делами, пока он не вернется, точно так же, как ты делала это раньше, с помощью Лайаны и всех остальных людей. На этот раз никакой разницы не будет.

То, что он говорил, было простой правдой. Любой, такой умный, как Шарина, должен был бы это понять: все остальные, особенно Гаррик, поняли. Но Кэшел догадался, что Шарине нужно, чтобы он сказал что-то в этом роде, что было достаточно легко сделать.

Они держались в стороне от давки вокруг Гаррика, но теперь из круга высокопоставленных чиновников вышел слуга, вежливо кивнул Кэшелу и сказал Шарине: — Ваше высочество, Леди Лайана была бы признательна, если бы вы присоединились к ней и принцу, если не возражаете.

— Верно, — сказал Кэшел, улыбаясь. Провести Шарину через толпу людей, которые были слишком взволнованы, чтобы быть вежливыми, было тем, что он умел делать лучше большинства людей. Хотя слуга, ведущий их в толпу великолепных туник и сверкающих нагрудников, тоже неплохо справился со своей работой.

Лайана в качестве руководителя шпионажа нанимала для своей работы людей двух категорий: эрудированных и жестких. Этот парень был настолько вежлив, насколько это было возможно, и носил тунику, украшенную по последней моде алым фениксом, но он не был ученым.

Лорд Уолдрон и двое других военных разговаривали с Гарриком — или, во всяком случае, обращались к нему, потому что он, казалось, уделял больше внимания Лайане и невысокому мужчине в кожаных бриджах, державшему обеимируками сабетаж — что-то вроде седельной сумки, но для него, а не для лошади.

Кэшел ожидал бы, что Аттапер тоже будет там, просто потому, что там был его соперник Уолдрон, если бы у него не было более веской причины. Однако его нигде не было видно. Кэшел ухмыльнулся. Он не был уверен, что Аттапер или Уолдрон считали, что есть более веская причина сделать что-то, чем то, что это делает другой из них.

Любой, кто наблюдал за двумя баранами на одном лугу, знал, что происходит, но Кэшелу не нужно было заглядывать дальше собственной души, чтобы понять это.

С одной стороны Гаррика окружали люди, а с другой — лошадь, на которой он должен был ехать: поджарый коричневый мерин. Он выглядел крепким, что, по мнению Кэшела, было главным. В дорогу на Гаррике не было доспехов, только новый меч и плетеный щит, но, несмотря на это, он был крупным мужчиной, а по обе стороны от крупа лошади висели набитые сумки.

Лошадь издала неприятный хрипящий звук, когда увидела Кэшела. Вероятно, это ничего не значило, но Кэшел вообще не любил лошадей, и в этой лошади не было ничего такого, что могло бы изменить его мнение об этой породе. Конечно, они двигались быстрее волов, так что за день можно было пропахать более длинную борозду; но они были пугливыми, их приходилось кормить зерном, и они были склонны болеть по такой простой причине, как перемена ветра. Кэшел в любой день взял бы быка вместо лошади.

Он понял, что его лицо стало жестким; это само по себе заставило его улыбнуться. Представьте, что вы позволяете чему-то такому ничтожному, как лошадь, вывести  вас из себя! И не то чтобы кто-то просил ее прокатиться верхом.

Гаррик увидел, что Шарина и Кэшел направляются к нему. — Извините, милорды, — сказал он и протиснулся между Лордом Уолдроном и парнем помоложе, также одетым в кавалерийские сапоги и короткий плащ. Обняв сестру, Гаррик оглянулся через плечо и сказал: — Лорд Уолдрон, не могли бы вы и ваши люди выделить мне минутку для принцессы и Мастера Кэшела, прежде чем я приступлю к своим новым обязанностям посла при Желтом короле? И он ухмыльнулся.

В этом выражении Кэшел увидел счастливого молодого человека, с которым дружил всю свою жизнь. Лорд Уолдрон отступил, потому что был вынужден, и кого-то толкнул, так как у него не было особого выбора, поскольку ситуация была такой напряженной. Он хлопнул ладонью по рукояти меча и крикнул: — Клянусь Богоматерью, сэр!

Другой человек был гражданским лицом, который, по мнению Кэшела, имел какое-то отношение к дорогам.

— Отойдите в сторону и дайте его высочеству немного места! — выкрикнул Уолдрон. — Подвиньтесь, или я сам освобожу достаточно места!

Эгипан Шин обошел лошадь с другой стороны. Из-за того, что он был такого маленького роста, толпившиеся люди не обращали особого внимания, пока его волосатые плечи не коснулись их обнаженных рук; затем они отпрянули, некоторые выкрикивали проклятия. Малыш расчистил пространство примерно так же хорошо, как это делал Уолдрон, и сделал это без крика.

Шин увидел, что Кэшел наблюдает за ним, и высунул язык. — Итак, Мастер Кэшел, — сказал он. — Значит, я напоминаю вам ваших прежних подопечных?

— Сэр, — ответил Кэшел, — я пас овец, а не коз. Есть люди, которые думают, что они одинаковые, но они никогда не ухаживали, ни за теми, ни за другими. И вообще, вы не козел. И, он тоже не был козлом.

Помимо того, что на самом деле он не был похож на козла, эгипан пах козлом не больше, чем человеком. Кэшел наморщил нос, размышляя. Больше всего его запах напоминал курицу, о чем он и не подозревал, пока не подошел так близко к Шину.

— Шарина, — обратилась Лайана, дотрагиваясь до сумки курьера. — Ты тоже была занята, и я не держала тебя в курсе дел, как следовало бы. Последние появились еще в семи известных нам местах, в городах. По предложению Леди Теноктрис Принц Гаррик разослал срочные предупреждения во все города королевства...

— Я подписался своим именем под предупреждениями, которые составил мой способный секретарь, — сказал Гаррик, кладя руку на плечо Лайаны. Она крепко сжала его руку. Лайана была заплаканной, хотя сейчас казалась спокойной. Пудра и румяна на ее щеках — обычно она не пользовалась косметикой — не могли скрыть припухлости вокруг глаз.

— Я просто записываю то, что просит его высочество, — твердо, сказала она, глядя на Шарину. — В любом случае, мы разослали предупреждения о том, что эти появления должны быть немедленно пресечены, а зеркальные бассейны, которые используют Последние, должны быть закрыты от неба. От звезды... И она кивнула в сторону юга.

Новая белая звезда была недостаточно яркой, чтобы разглядеть ее при дневном свете, но все знали, что она имела в виду. — В некоторых случаях наши посыльные приходили с сообщениями из населенных пунктов, подвергшихся нападению, как в случае с депешами из Эрдина. Курьер потянулся к сабетажу, но Лайана со вспышкой раздражения отмахнулась от нее. Это было для нее не более привычно, чем макияж. — Однако до сих пор не поступало сообщений о нападениях в местах, которые мы не предупреждали. Мы можем надеяться, что так будет продолжаться и дальше, но его высочество...

Она замолчала и посмотрела на Гаррика. Было глупо называть Гаррика «его высочеством», в то время как он стоял, держа свою руку на ее плече.

— Хорошо, — сказал Гаррик. — Шарина, ты займешься этим, пока меня не будет, но, возможно, больше ничего не сможешь сделать. И все же я подумал, что должен сказать тебе это сам, прежде чем отправлюсь в путь.

— Да, — ответила Шарина каким-то странным голосом. — Полагаю, мне придется делегировать свои обычные обязанности. Интересно, что будет с канализацией Валлеса?

— Я могу направить тебе двух надежных чиновников, — сказала Лайана, приблизив голову к голове Шарины. — Они могут встретиться с заявителями и уточнить запросы, хотя тебе все равно придется принимать решения.

— Да, я была бы признательна за это, — ответила Шарина тем же тихим шепотом. Она снова посмотрела на Гаррика и сказала нормальным голосом: — Ты говоришь, что мы предупредили города; но что, если Последние появятся где-то в другом месте? Повсюду есть пруды и заводи, их много в таких местах, которые никто, кроме пастухов или охотников, никогда не видел.

— Мы делаем то, что сказала нам Теноктрис, — ответил Гаррик, пожимая плечами. Однако он выглядел обеспокоенным.

— Ах, Гаррик? — подал голос Кэшел. Ему было неудобно вмешиваться в разговоры других людей, но на этот раз он знал кое-что, чего не знали другие — из беседы с Теноктрис в повозке. — Да, Теноктрис сказала мне, что это не просто пруды, это водоемы в местах, где много энергии. А, точнее, волшебной силы. И эти места всегда притягивают людей, или же люди притягивают эту силу. Как бы то ни было, если вы предупредите города, то получите  места, куда, скорее всего, и придут Последние.

— Леди Теноктрис очень мудра, — сказал Шин своим приятным голосом. — Если вы будете следовать ее инструкциям, то выиграете достаточно времени, чтобы ваш представитель добрался до пещеры Желтого Короля. Хотя она знает, и вы должны понять, что это всего лишь временная мера. Если потребуется, Последние отправятся к северному побережью вашего континента с ледника, куда они прибудут. Они уже в пути, и они не остановятся, пока Желтый Король не поможет вам остановить их.

— Сэр? — обратился к нему Кэшел. — Я надеюсь, что у вас с Гарриком будет безопасное путешествие; мы будем рады любой помощи, которую вы сможете оказать нам с Желтым Королем. Но мы уже справились с другими проблемами без его помощи, и я думаю, мы сделаем все возможное, чтобы справиться и с  Последними.

Он стукнул посохом по кирпичам сильнее, чем намеревался. Струя голубого волшебного света вырвалась из верхнего наконечника, и казалось, что облака танцуют.

Гаррик рассмеялся и прижал к себе Кэшела.  — Будь осторожен, Кэшел, — сказал он.

— И ты тоже, Гаррик, — ответил Кэшел, снова почувствовав смущение. — Мы все будем рады видеть тебя возвращающимся домой.

Гаррик крепко, но быстро поцеловал Лайану, затем вставил левую ногу в стремя. Лошадь заржала. Она, возможно, попыталась бы рвануться вперед, если бы Кэшел не увидел выражение ее злобных карих глаз и не схватился за уздечку. Он удерживал и быков; держать лошадь было совсем не сложно.

Гаррик повел своего скакуна через дворцовые ворота, а клин Кровавых Орлов расчищал ему путь. Толпа снаружи разразилась громкими аплодисментами. Кэшел обнял Шарину левой рукой, просто прижимая ее к себе. Когда Шин неторопливо подошел к лошади, он повернулся и уставился на Кэшела. Его смеющийся язык свесился набок, а потом он тоже уехал.

***

Илна нахмурилась: все люди, работавшие на ячменных полях, в долине внизу, были вооружены. Из деревни значительных размеров, приютившейся под святилищем на западном склоне, не поднимался дым от очагов. Жители деревни перебрались в лагерь из хижин, сделанных из шкур, одеял и кустарника, на другой стороне долины.

— Почему это, госпожа? — спросил Карпос. Он опустился на колени рядом, в то время как его напарник стоял на некотором расстоянии со своей пулей в перевязи.

Илне не нравилось, когда ее подталкивали, но она не позволила раздражению коснуться ее губ. Она ясно дала понять охотникам, что все основные решения будет принимать сама, и что они могут уйти, если возражают. Поэтому она не могла пожаловаться, если они хотели, чтобы она продолжала свою работу.

— Мы пойдем в деревню, — ответила она. — В ту, новую. Карпос, оставь свой лук натянутым, но не накладывай стрелу на тетиву. Она на мгновение задумалась, затем добавила: — А я пойду впереди. Я не такая угрожающая, как вы все.

Темпл усмехнулся. Когда Илна пристально посмотрела на него, он ответил: — Люди видят то, что они ожидают увидеть, Илна. Но часто это означает, что они видят очень мало.

Илна шмыгнула носом и двинулась в путь, выбирая маршрут среди обнажений пород. Склон был довольно удобным, но не было никакой тропинки к новому лагерю. Тропинка, выровненная террасами и вырубками, вела к святилищу и первоначальной деревне. Пока она шла, ее пальцы выводили сложные узоры. В основном она держала их — и ту часть своего разума, которая больше всего не любила камень, — занятыми, но созданные ею скелетные ткани были оружием, если оно ей понадобится.

Она подумала о замечании Темпла и поморщилась. Она ни для кого не представляла угрозы, пока они вели себя должным образом. Большинство людей, в большинстве случаев вели себя неправильно. Если они стали для нее проблемой, значит, Темпл был прав в том, что сказал. Илна снова поморщилась, будучи уверенной, что если обернется, то увидит улыбающегося здоровяка. Она не обернулась.

Люди на полях заметили их, но по большей части продолжали свою работу. Что бы ни заставило их держать при себе копья и длинные ножи, это был не страх перед четырьмя незнакомцами, прибывшими в их долину. Двое мужчин, которые подрезали оливковые деревья, начали подниматься по склону; они доберутся до новой деревни немного раньше группы Илны.

— Здравствуйте, друзья! — крикнул Темпл громким голосом. На этот раз Илна все-таки взглянула на него. Он махнул рукой мужчинам, которые спешили с поля. Через мгновение один из них помахал в ответ.

— Ты знаешь эту деревню? — спросила Илна. Выращиваемые культуры и манера одеваться людей были такими же, как в общине, где они нашли Темпла.

— Не эту конкретно, Илна, — ответил Темпл. — Хотя однажды я видел много таких же.

Она коротко кивнула, понимая. Времена Изменения были дико сумбурными, но люди в деревне разводили овец и выращивали те, же культуры так, же давно, как рассказывалось в книгах, которые читали Гаррик и Шарина. Вероятно, то же самое было и здесь.

Илна преодолела худшую часть разбитой скалы. Оставшаяся часть пути до хижин была достаточно ясной, чтобы она, пока шла, могла видеть святилище на другом конце долины. Оно было круглым и, хотя и небольшим, тем не менее, более впечатляющим, чем она здесь ожидала. Большинство деревень обходились священной рощей или деревянной статуей под соломенной крышей.

В деревушке Барка не было даже этого, хотя пастухи приносили подношения лицу Дузи, нацарапанному на валуне на вершине холма на Южном Пастбище.

Это святилище и алтарь перед ним были выложены из обработанного камня, хотя стена высотой по грудь вокруг священной ограды была сложена неровными рядами из плитняка.

Дома в заброшенной деревне тоже были построены из плитняка с замазанными глиной щелями; крыши были покрыты соломой. Дом священника внутри ограды был таким же, как и остальные, хотя и больше некоторых. Илне показалось, что она заметила движение за одним из маленьких окошек, но оно было слишком далеко, чтобы быть уверенной.

— Госпожа, — произнес Асион у нее за спиной. — Там, в доме рядом с храмом, кто-то есть, и в храме тоже кто-то есть. Вот только я не знаю, есть ли в храме  люди.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Илна, снова услышав раздражение в своем голосе. — Если они не люди, то кто же они тогда?

— Госпожа, я не знаю, — смиренно ответил Асион. — Это было просто движение, которое я увидел, но оно показалось мне каким-то неправильным.

— Добро пожаловать, путешественники! — крикнул старший из четырех мужчин, вышедших из хижин им навстречу. Пара, которая была в поле, присоединилась к ним, слегка отдуваясь от хода. — Издалека ли идете?

У всех мужчин были копья, хотя это были всего лишь лезвия ножей, привязанные сухожилиями к шестам. У каждого острия был маленький плетеный чехол, чтобы никого случайно не поранить. Жители деревни были готовы к неприятностям, но они ясно дали понять, что не собираются их затевать.

— Мы путешествуем уже больше месяца, — ответила Илна. — Можем ли мы приютиться здесь на ночь, или вы предпочитаете, чтобы мы продолжили путь?

Если бы они прогнали ее и ее спутников, Илна подумала бы, что они угрюмые и скупые люди. Она полагала, что люди имеют право быть угрюмыми и скупыми, потому что, если бы она начала наказывать за такое поведение, было бы очень трудно понять, где остановиться. Кроме того, это не помогло бы ей в ее настоящем деле в жизни — убийстве людей-кошек.

За группой мужчин стояли женщины и деревенские старейшины, как она предположила. Там были и дети, некоторые из них наблюдали за происходящим с деревьев и скал выше по склону, откуда им открывался лучший обзор.

— Мы заметили, что вы путешествуете с солдатами, госпожа, — сказал представитель деревни. Он был сгорблен, и у него было морщинистое лицо, но в его волосах все еще виднелись черные пряди.

— Да, они вооружены, — согласилась Илна. — Однако мы не хотим причинить вреда ни вам, ни любому другому человеку. Она остановилась в двух шагах от жителей деревни. Ее руки были сжаты над узором, который она соткала, но при необходимости она могла расправить его в мгновение ока.

— Брекон, ты старый дурак! — сказала пожилая женщина, протиснувшаяся сквозь шеренгу мужчин. Ее льняной пояс в красную и синюю полоску был явно дорогим и хорошо сделанным, несмотря на то, что Илна презрительно отнеслась к кричащему выбору цветов. — Леди, мой муж имеет в виду, что мы надеемся нанять ваших солдат, чтобы они убили беспокоящих нас демонов. Они ваши телохранители, не так ли?

— Они мои спутники, — ответила Илна резче, чем следовало. Ее смутило, что она проявила враждебность, хотя на самом деле ничего такого не подразумевалось. — Мы не имеем ничего общего с демонами... Она замолчала, вспомнив, что только что недооценила этих людей. — ... но тогда, что это у вас за демоны?

— Давайте, отведем их туда, где мы могли бы сесть как приличные люди и все объяснить, — сказал Брекон, очевидно, надеясь снова взять инициативу в свои руки. — Ах, у нас нет подходящей усадьбы, чтобы приютить вас, но мы можем найти вам место в наших лачугах, если вы не привередливы.

— Мы хотим остановиться все вместе, — сообщила Илна. Теперь она была уверена, что жители деревни не настроены враждебно, но если ночью что-то случится — пожар может охватить эти скученные лачуги в мгновение ока, — ей бы не хотелось искать своих товарищей в этой неразберихе.

— Все в порядке, Брекон, мы отправим их в нашу хижину, — сказала старушка. — Я буду спать с Миррой и Доаном, а ты, я думаю, сможешь найти себе место.

— Теперь, Грайя... — обратился Брекон. Илна не могла видеть взгляда, который бросила на него жена Брекона, но он и его товарищи-старейшины заметили это. Его рот закрылся, а голова дернулась назад,  будто ему дали пощечину. Парень рядом с ним, у которого не хватало двух пальцев на левой руке, хмыкнул и сказал: — Я думаю, ты можешь переночевать со мной и Уизи, Брекон. На одну ночь, я имею в виду.

— Что ж, давайте присядем и все обсудим, — сказал Брекон, стараясь казаться веселым, когда прокладывал путь между разбросанными хижинами к тому месту, где из склона холма торчал обломок скалы. Он помолчал, разглядывая это место, затем прорычал: — Ради Божьей Матери! Кто-нибудь, принесите соломы и одеяла, чтобы наши гости могли присесть!

Илна взглянула на своих спутников. Карпос уперся коленом в свой лук и снимал тетиву; Асион положил свинцовую пулю обратно в сумку и засунул древко пращи за пояс. Темпл…

Это было странно. В данный момент Темпл не выглядел опасным, хотя он был крупным мужчиной даже без меча и кинжала на поясе. Однако когда он пронзил Корла насквозь, он был такой же верной Смертью на двух ногах, как и любой другой мужчина, которого она видела рядом с Чалкусом. К нему бочком подошел деревенский мальчишка и прошептал какую-то просьбу. Темпл послушно вытянул левую руку и позволил мальчику раскачаться на ней. Девочка еще меньшего роста, вероятно, сестра мальчика, подбежала от матери и тоже вцепилась в нее. Дети визжали и смеялись, когда Темпл покачивал их вытянутой рукой, будто они ничего не весили.

Разум Илны наполнился жужжащей белизной. Когда она снова смогла видеть, то обнаружила, что сидит на камне, на сложенном плаще, вместо подушки. Когда Темпл убедился, что она пришла в себя, он отпустил ее плечи и отступил назад. Выражение его лица было нейтральным, но он наблюдал очень внимательно.

— О, госпожа! — воскликнула Грайя, вернувшаяся с кружкой свежего молока. — Похоже, солнечный удар? Брекон, ты дурак, зачем ты посадил их здесь на открытом месте?

— Ничего подобного! — ответила Илна, смущенная, и оттого еще более сердитая на себя, чем обычно. Эта выемка на склоне действительно была солнечной, но день не был столь теплым, чтобы это стало проблемой. — У меня просто закружилась голова, вот и все. И поскольку это было еще не все, и поскольку она предпочитала смущение лжи, Илна добавила: — Я кое о чем подумала. А теперь расскажите мне о ваших демонах.

Она подумала о Чалкусе и Мероте. Обычно ей удавалось избежать этого, но вид детей, качающихся на руках у сильного мужчины, вернул прошлое с неожиданной яркостью.

Темпл опустился на одно колено рядом с ней; охотники опустились на колени рядом с ним. Лично она предпочла бы стоять, а не стоять на коленях на разбитой скале, но мужчины, казалось, привыкли к этому.

Жители деревни сидели на корточках или на матрасах, которые они принесли из своих хижин. У них было достаточно времени, чтобы собрать свои домашние пожитки, когда они покидали деревню на другом конце долины.

Чаша, из которой Илна пила козье молоко, была покрыта глазурью с переплетенными зелеными и белыми зигзагами. Она не разбиралась в керамике, но посуда выглядела как изделие, которое, по ее мнению, могло быть только в богатых семьях в деревушке Барка.

— Да, что за демоны, — повторила Илна. Она была менее решительной, чем могла бы быть, если бы задержка не была вызвана ее собственной слабостью.

— Ну, это из-за женщины по имени Бистона, — начал Брекон. Старейшины расположились поближе к Илне и ее спутникам, но все жители деревни столпились вокруг. По мере того как солнце опускалось все ниже, с полей подходило все больше людей. — Она была волшебницей, но никогда раньше не причиняла реального вреда.

— Будь справедлив, Брекон, — вмешался мужчина, который предложил приютить Брекона на ночь. — Мы все были рады видеть Бистону в долине, и ты тоже. Я помню, как она нашла ожерелье Грайи, которое, как ты был уверен, кто-то украл, в большой кастрюле для тушения мяса, которую ты используешь только раз в год на праздник Богоматери.

Брекон мрачно посмотрел на свою жену. — Я все еще не понимаю, как оно туда попало, — проворчал он.

— Как бы ни попало, там оно и было, — сказал мужчина с отсутствующими пальцами. — И она делала это для всех: находила ножницы, или заблудившегося ягненка, или Паули, сына Паули, когда он не вернулся домой. Разве это не так?

— Мой мальчик все равно был мертв! — пронзительно закричала женщина с краю толпы.

— Да, он был мертв, Арма, — отозвался мужчина, оглядываясь и указывая на нее своей поврежденной рукой. — Но вы должны были похоронить его, чего вы никогда бы не сделали, потому что он лежал в той расщелине, до которой не могли добраться даже канюки. И ты была благодарна, как и следовало ожидать.

— И она сама была хорошей матерью, — продолжила женщина, которая теперь держала девочку и мальчика, которые качались на руке Темпл. — Это так.

— Правда, точно… — стали хором поддакивать жители деревни. Это было так, как, если бы ветерок обрел голос.

— В этом и была вся беда, что неудивительно, — снова подключился  Брекон. — Она колдовала над бородавками у двух своих мальчиков в прошлом месяце, когда все вокруг пошло наперекосяк. Вы понимаете, что я имею в виду?

Его последняя попытка взять ситуацию под контроль имела то преимущество, что вернула дискуссию к ее истинной теме. За прошедшие годы Илна усвоила, что подталкивание бессвязных ораторов не ускоряет получение информации, но бывали времена — и это был один из них, — когда она охотно подвесила бы какого-нибудь дурака за ноги, если бы думала, что это поможет ему перейти к сути.

— Да, — сказала она вслух. — Я слышала, что это называется «Изменение», но не думаю, что название имеет значение. Это происходило повсюду.

— Ну, так случилось, что я тогда пошел повидать Бистону, — продолжал Брекон.

— Верно, старик! — сказал довольно молодой мужчина. — За любовным заклинанием, не так ли?

— Захлопни свою пасть, Трилин! — возмутилась Грайя. — Если только ты не хочешь, чтобы вся деревня узнала то, что я знаю о тебе и твоей сестре. Ты слышишь?

На самом деле никто не произнес ни слова, хотя Илна услышала несколько смешков.

— Продолжай, Брекон, — сказала Грайя. — Расскажи леди свою историю.

— Видите ли, Бистона жила как раз по другую сторону холма, — снова заговорил Брекон, неопределенно указывая на долину. — Не то чтобы ей не были рады в деревне, но ей нравилось немного уединения. Я только начинал спускаться по тропинке, когда все это случилось. Я думал, что моя голова разорвется на части, клянусь, так оно и было!

— Мы все помним это Изменение, — отозвалась Илна. — Продолжайте свой рассказ, пожалуйста.

— Ну, — сказал Брекон, — вокруг того места, где была Бистона, с обеих сторон сгустился туман. Я услышал, как один из мальчиков что-то крикнул, но я ничего не подумал об этом из-за того, что происходило со мной. Но затем там появились два демона! И они съели мальчиков, они разорвали их обоих на куски и съели прямо там. Он скорчил гримасу, будто проглотил что-то кислое. — Ну, я думаю, они так и сделали, но я развернулся и побежал обратно, чтобы предупредить людей, понимаете.

— Ты бежал, чтобы спасти свою шкуру, Брекон, — сказал мужчина с отсутствующими пальцами. — Это то, что ты сделал.

— Ну, а ты бы разве не сделал этого? — повысив голос, потребовал Брекон. Он посмотрел на лица собравшихся соседей. — Есть ли среди вас кто-нибудь, кто не убежал бы, увидев двух демонов?

Никто не произнес ни слова. Илна даже заметила несколько кивков в знак согласия.

— Ну, я подумал, что они прикончат и Бистону, — продолжил Брекон. — И я действительно призвал людей выйти с копьями, хотя и не думал, что мы сможем что-то сделать. Они были большими, как дома, каждый, и их было двое. Но потом она спустилась с холма, держа их рядом с собой, будто они были щенками.

— Как будто они были ее мальчиками, — сказала женщина, которая раньше молчала. — Селлер с одной стороны и Баллун с другой, каждый держал ее за руку. Только у них не было рук.

— Опишите, пожалуйста, демонов, — попросила Илна. Она не была уверена, что означало «большие, как дома», но к этому она еще вернется.

— Это змеи на ногах, — сказал какой-то мужчина.

— И еще у них есть крылья, Чиллин, — сказал Брекон, — только они не летают. Он нахмурился. — Наверное, не могут. Крылья недостаточно велики.

— Тела слишком толстые для любой змеи, Брекон! — раздраженно возразил другой старейшина. — Они размером с лошадь и не намного длиннее — я имею в виду тело, и у них есть хвост и шея.

— Минутку, добрые люди! — сказал Темпл. Илна подозревала, что легкие в его большой груди могли бы реветь гораздо громче, но он определенно был услышан сквозь нарастающий гул голосов. В ошеломленной тишине он продолжил: — Брекон, демоны двуногие, с клювами, как у орла?

— Что? — спросил старик, просто так, чтобы дать своему разуму время осмыслить вопрос. Его глаза на мгновение сощурились; затем он продолжил: — Ну да, это они. И они голубые, гладкие, блестящие и голубоватые.

— О, на самом деле не голубые, а серые! — возразила какая-то женщина.

— Один из них голубой! — не сдавался Брекон. — Другой, ладно, можно сказать, что он серый, но...

— Тишина! — выкрикнула Илна. Ее голос был больше похож на удар хлыста, чем на громовой голос Темпла, но ей было приятно отметить, что жители деревни притихли. Это было хорошо, и хорошо для них тоже; ее пальцы уже начали завязывать узор, который можно было бы использовать, если бы одного слова было недостаточно.

— Темпл, — сказала она в тишине. — Ты узнаешь этих демонов?

— Это крылатые драконы, Илна, — ответил он, кивнув. — Существа из далекого прошлого Коэрли. Они не демоны, просто опасные хищники; хотя на самом деле Коэрли помнят их как демонов.

Илна никогда особо не интересовалась миром природы: всевозможные существа, прыгающие и щебечущие в живых изгородях, были для нее «маленькими серыми птичками» и представляли не больше интереса, чем комья земли. Однако изображения, даже высеченные на камне, были совсем другим делом.

— Основание статуи, где мы нашли тебя, — сказала она. — На нем были именно такие монстры?

Темпл кивнул с довольным видом,  соглашаясь. — Верно, — ответил он. — Демоны атакуют небесного бога Хьюилла. Но на самом деле это крылатые драконы. Если они взрослые, то, вероятно, длиной в три двойных шага и высотой в бедрах на величину моей поднятой руки.

— Они делают то, что им говорит Бистона, — тихо сказал Брекон, глядя на свои руки. Старик был вне всякого позерства. Казалось, он погрузился в прошлое, слабо цепляясь за мысли, проплывавшие мимо него. — Она направилась вместе с ними к святилищу. Там жрецом Оракула Божьей Матери был Редмин. Двое парней, которые помогали ему, я думаю, перелезли через заднюю стену и побежали. Во всяком случае, они не вернулись. Редмин стоял в воротах и сказал Бистоне, что она не может войти в священное место, потому что она нечистая.

— Я никогда не верил в мужество Редмина, — сказал какой-то мужчина.

Грайя фыркнула. — Я предполагаю, что он был в стельку пьян, — сказала она, — я видела, каким он обычно бывал.

— Несмотря ни на что, — пробормотал Брекон, — демоны убили его, разорвали на куски и съели. Это было похоже на двух терьеров, охотящихся на полевку.  И с тех пор они живут в святилище месяц и даже больше.

— Илна нахмурилась. — Что они едят? — спросила она. Если они на самом деле не демоны, то им нужно есть.

— Они охотятся по ночам, — ответил Брекон. — Не на людей, я думаю, благодаря Бистоне, нет, пока мы останемся на этой стороне долины. Но мы больше не можем держать коз, а люди, которые раньше приходили к оракулу, ну, все эти деньги пропали, можете сами догадаться.

— Она позволила нам вынести нужные вещи из наших домов в первый же день, — подключился мужчина с отсутствующими пальцами. — Если кто-нибудь сейчас поднимется туда, демоны выйдут наружу. Они не будут преследовать тебя, если ты побежишь, и никто не пытался это сделать. — Божья Мать знает, как я убежал, — пробормотал молодой парень, чьи ноги были почти такими же длинными, как у Карпоса. — Я, должно быть, сошел с ума, когда подумал вернуться за дурацким браслетом! Он пристально посмотрел на девушку рядом с ним. Ее лицо заострилось; на мгновение показалось, что она собирается что-то сказать, но она заметила устремленный на нее взгляд Илны и промолчала.

— Мы продолжали надеяться, что Бистона уведет демонов, — сказал Брекон, — или, во всяком случае, что они уйдут сами. Но все это время они оставались в святилище Владычицы. Он прочистил горло и сказал с надломленной яркостью уверенной лжи: — Я не думаю, что трем солдатам было бы трудно изгнать демонов, не так ли? И мы бы заплатили!

— А все мы помогли бы вам, — добавил мужчина с отсутствующими пальцами. — Все мужчины деятельного возраста готовы помочь. Но у нас нет мечей или крепких луков, как у вас, настоящих солдат.

— Госпожа, нам нужна помощь, — сказала Грая. — Видите ли, здесь больше денег в монетах, чем вы могли бы предположить, поскольку святилище является оракулом. Но если вы нам не поможете, тогда нам придется переезжать, это уж точно. В один прекрасный день демоны не найдут ни козы, ни оленя, и тогда они придут за теми из нас, кто окажется ближе всего. Нам придется переехать.

— Помолчите минутку, — сказала Илна. Ее тон был резким, но не из-за того, что что-то делали жители деревни, а потому, что они могли что-то сделать.

За эти годы она усвоила, что если она не скажет людям заткнуться, они будут орать, пока она думает. Учитывая, что, насколько она могла судить, большинство людей вообще не тратили время на размышления, она предположила, что их ошибка была естественной.

Илна не испытывала никакого интереса к убийству демонов — или драконов, или людей, или кого-либо еще, кроме людей-кошек. Однако прорицание, которое она плела каждое утро, чтобы дать им направление, привело их сюда. Это не означало, что они не могут продолжить путь на юго-запад завтра утром, как она делала с тех пор, как покинула Фест-Атару  сразу после Изменения, но, возможно. И, кроме того, уходить от проблемы никогда не было в ее привычках. Она посмотрела на трех своих спутников.

— Я не буду приказывать вам вмешиваться в это дело, — сказала она. — Если они такие большие, как ты говоришь, Темпл, вряд ли мы сможем осилить их даже с помощью жителей деревни.

— Только без них, — отозвался Асион, оглядываясь через плечо с явным отвращением. — Фермеры не годятся для такого дела. Они просто создадут проблему и оставят тебя с ней разбираться.

— Я не возражаю заняться этим делом, госпожа, — тихо сказал Карпос. — Думаю, все будет немного по-другому. Но ближе к тому, что делали мы с Асионом до того, как встретили тебя.

 — Темпл? — спросила Илна. Он снова улыбался ей!

— Мне не нужно приказывать избавить мир от монстров, Илна, — ответил он. — Я могу заняться с одним из драконов, пока вы с нашими товарищами убьете другого. Потом вы сможете оказать мне такую помощь, какая мне потребуется.

— Один? — спросила Илна, чувствуя, что начинает хмуриться. — Если они такие большие, как ты говоришь?

— У меня есть некоторый опыт в такой работе, — ответил Темпл так спокойно, будто сказал что-то об облаках над головой. — И вы мне поможете, когда освободитесь.

Движение в долине привлекло внимание Илны. Из входа в святилище появился дракон, затем второй. На затененном восточном склоне цвета были нечеткими, но у Илны был наметанный глаз на такие вещи: существа были светло-серо-голубым и темно-серым с более яркими голубыми крапинками. Они были такими высокими, что, если бы вытянули ноги во весь рост, то зацепились бы за балку здания.

Из жилища священника вышла женщина и встала между чудовищами. Они смотрели в сторону новой деревни, составленной из лачуг. Их короткие крылья были покрыты чешуей, а не перьями.

— Как вы думаете, они смотрят на нас? — осторожно спросил Карпос.

Один дракон, затем оба подняли свои клювы и пронзительно закричали. Звуки были такими же хриплыми и пронзительными, как у болотных ястребов, но гораздо громче.

— Они будут здесь и утром, — сказала Илна, поднимаясь на ноги. — Тогда мы пересечем долину и убьем их.

***

Два следа на дороге могли показаться городским жителям колеями от колес, но Гаррик был крестьянином: это были углубления, оставленные вьючными лошадьми, проезжавшими в противоположных направлениях. Если бы сегодня шел дождь, как это бывает осенью, его мерин провалился бы по брюхо; теперь же он просто поднимал пыль, покрывавшую его бриджи до середины бедра.

— До Изменения все это было болотом, — сказал Гаррик. Поскольку движения на дороге было немного, Шин шел рядом, легко подстраиваясь под размеренный шаг лошади. — Люди на этих фермах...

Живые изгороди по обе стороны дороги и между длинными узкими полями были из самшита, такого древнего, что нижние стволы были размером с женскую икру. Сидя верхом на лошади, Гаррик мог смотреть поверх них на каменные дома, расположенные вдалеке; крыши были из дерна, усеянного белыми маргаритками.

— ... жили еще в самом начале Старого Королевства, как говорит Лайана. Фактически, до того, как Орнифал стал частью королевства.

— Как они восприняли то, что вы стали их правителем, Принц? — спросил эгипан. — Они процветающий народ, и вы, вероятно, ожидаете, что они будут платить налоги.

— С этим помогли Коэрли, — ответил Гаррик с кривой улыбкой.

Это были процветающие фермы, выращивающие пшеницу на богатой черноземной почве, но он задался вопросом, откуда Шин узнал об этом. Живые изгороди были сплошными, а между полями и дорогой были прочные калитки вместо решетчатых перекладин.

 — Коэрли совершали набеги несколько раз после Изменения; это прекратилось, когда мы сожгли их крепости, вместе с самими налетчиками.

Король Карус мысленно рассмеялся: — Я никогда не встречал никого, кому нравилось бы платить налоги. Однако, если бы у них был выбор, они предпочли бы финансировать королевскую армию, чем кормить кошачьих тварей.

По направлению к ним шла пожилая женщина, держа за руку маленькую девочку. Когда они подошли достаточно близко, чтобы разглядеть эгипана, они замерли и прижались к живой изгороди. По крайней мере, они увидели что-то необычное — пони или согбенного старичка в коричневой домотканой одежде. Судя по выражению их лиц, они собирались бежать обратно по дороге, пока не упадут от усталости.

Гаррик снял свою широкополую кожаную шляпу и низко поклонился в седле. — Приветствую вас, милые дамы, — окликнул он. — Вы скрашиваете наше раннее путешествие в этот долгий день.

Шин прыгнул перед лошадью и пошел на руках, размахивая при этом копытами в воздухе. Маленькая девочка смотрела зачарованно, в то время как выражение лица пожилой женщины — ее бабушки? —  сменилась, по крайней мере, с паники   на нейтральный интерес. Они не говорили, но когда Гаррик проехал достаточно далеко, оглянулся через плечо и увидел, что они все еще наблюдают за ними.

Шин снова вскочил на ноги и сардонически ухмыльнулся Гаррику; ему не составило труда угнаться за лошадью, когда он шел на руках. Очевидно, чтобы подчеркнуть свои способности, эгипан сделал серию прыжков на руках, прежде чем снова оказаться рядом с Гарриком.

— Я практикую искусство медитации, которое требует совершенного владения своим телом, — сообщил он. — К счастью, я обнаружил, что люди принимают меня как шарлатана, но не как философа.

— «Он это серьезно?» — задумался Гаррик, и расхохотался. — Не имеет значения, серьезно вы это или нет, — сказал он вслух, хотя знал, что мог бы поберечь дыхание: Шин и Карус — его единственные спутники, которые могли слышать его мысли. — Я рад, что вы такой проворный, Мастер Шин. Мне не нужно беспокоиться о вас, если что-то случится по дороге.

— Не думайте, что я буду драться за вас, представитель, — отозвался Шин. Трудно было судить о выражении лица эгипана, но Гаррику показалось, что оно стало серьезнее, чем, возможно, было мгновение назад. — Вы выживите или потерпите неудачу в зависимости от ваших собственных способностей. То есть, вы будете жить или умрете.

— Я не припоминаю, чтобы когда-либо просил кого-то драться за меня, сэр, — тихо промолвил Гаррик. — Но я вооружен, так что несу ответственность за вашу безопасность, пока вы меня ведете.

Его пальцы поигрывали рукоятью меча. Он перенял эту привычку у призрака воина в своем сознании, но теперь это стало естественным и для него. В конце концов, он был воином... Хотя ему исполнилось семнадцать, прежде чем он впервые прикоснулся к мечу. Действительно, он видел такое оружие только на овечьих ярмарках. Мечи висели на поясах охранников, которые сопровождали некоторых богатых погонщиков, когда приезжали в деревушку Барка за шерстью и овцами.

Шин издал свой булькающий смешок. — О, не беспокойтесь о моей безопасности, Принц, — сказал он. — Хотя такая забота делает вам честь. Без сомнения, вы образец для подражания среди правителей, но вам лучше пока отложить это в сторону.

— Я уже отложил это в сторону, — сказал Гаррик.

— Есть вещи, по которым я буду скучать, покидая королевство таким образом… — широко улыбнулся Карус, но он знал, что пустота, которую ощущал его потомок, была вызвана отсутствием компании его друзей — конечно, включая Лайану, но не только Лайану. — ... но я не скучаю по тому, чтобы быть правителем. Потому, что я не такой образец для подражания, каким хотел бы быть.

Прочистив горло, и пристально глядя, пока эгипан не поднял голову, чтобы встретиться с ним взглядом, Гаррик продолжил: — Таким образом, я больше не принц, Мастер Шин.  И раз мне нравится дружить с теми, кто рядом, то я бы предпочел, чтобы вы называли меня Гарриком. А я буду звать тебя Шин, если ты не против.

Шин снова рассмеялся. — Как пожелаешь, Гаррик, — ответил он. — Хотя я не понимаю, чего ты ждешь от дружбы.

— Более приятного путешествия, Шин. Даже если все обернется плохо, я бы не хотел, чтобы мои последние дни жизни были при натянутых отношениях.

Последние несколько миль дорога плавно поднималась в гору. Гаррик не был уверен, но ему показалось, что они, вероятно, находятся за пределами того, что в его дни было побережьем Орнифала. Впереди, вдалеке на юге,  простирались лесистые холмы.

Дорога продолжалась, но превратилась в тропинку, мало чем отличающуюся от той, что вела на запад от деревушки Барка. Когда Гаррик был мальчиком, он иногда мечтал побывать в Каркозе, древней столице на дальнем побережье Хафта; он мечтал, но никогда по-настоящему не ожидал, что это произойдет. В конце концов, он побывал в Каркозе, а затем отправился гораздо дальше, прежде чем вернуться в Каркозу правителем всего королевства, Повелителем Островов.

Но теперь сами Острова остались в таком, же прошлом, как и Гаррик ор-Рейз, сын хозяина гостиницы. Гаррик ехал в самое сердце континента, который должен был быть морем. Ему предстоит пройти неизвестное испытание, и, тем самым, спасти человечество от гибели. Он был потерян, одинок и напуган — до такой степени, что и представить себе не мог, когда был мальчиком. Но он двигался вперед. Это было все, что он понимал: его долг — идти дальше.

Смеясь, Гаррик повернулся, чтобы посмотреть на мир, который он покидал. Дорога петляла между живыми изгородями и яркой зеленью проросшей пшеницы. Его глаза сузились при виде другой вещи, которую он заметил. — Ух, ты, — пробормотал он мерину, натягивая поводья, чтобы остановиться, прежде чем въехать в лес.

На северном горизонте, вероятно, в добрых десяти милях позади них, виднелось облако со слабым золотистым сиянием. Ранним утром он бы предположил, что это туман поднимается над прудом, но солнце стояло слишком высоко в небе, чтобы это было так.

— Шин? — позвал он. — Ты знаешь, что это за туман там, сзади? Я не припоминаю, чтобы когда-либо видел что-то подобное раньше.

— Ты знаешь историю о Короле Календаре, Гаррик? — спросил эгипан. Он стоял на одной ноге, скрестив на ней другую; его руки лежали на выступающих бедрах.

— Миф? — отозвался Гаррик. — Ну, я читал Книги Изменений Пендилла. Король Календар поклялся, что женится на Меруи, девственной жрице Владычицы, хотя Богиня запретила этот брак. Он двинулся на храм Меруи со всей своей армией, но Богиня заманила их в ловушку, в лабиринте тумана, в котором они шли, пока все не превратились в ели.

Он нахмурился, пытаясь вспомнить детали. Ему нравился Пендилл, но ужасно много людей, казалось, становились деревьями, птицами или родниками, когда становились не по ту сторону Великих Богов.

— Когда стало слишком поздно, Меруи пожалела, что отказала Календару, и обыскала лес в поисках его, — продолжил Гаррик. — В конце концов, она превратилась в сову и теперь летает среди деревьев, издавая траурные крики.

— Меруи действительно была мифом, — отозвался Шин, — а Король Календар на самом деле был лидером наемников по имени Лорун, который поклялся, что разграбит дворец волшебницы. Он давился смехом. — Я бы сказал, великой волшебницы. Но туман был на самом деле. Капитан Лорун и его люди ходят в нем, и по сей день.

Гаррик уставился на эгипана, пытаясь осмыслить то, что ему только что сказали. — Ты хочешь сказать, что облако, которое я вижу позади нас, — это Лорун и его солдаты?

— Нет, Гаррик, — спокойно ответил Шин. — Это Лорд Аттапер решил последовать за тобой с отрядом Кровавых Орлов, проигнорировав мои указания и твой приказ. Теперь они двигаются по лабиринту, который будет удерживать их до тех пор, пока их не освободят, или пока не наступит конец света.

Гаррик похолодел. Костяшки его пальцев, сжимавшие рукоять меча, покрылись пятнами, а лицо было таким же напряженным, как у призрака в его сознании. — Отпусти их, Шин, — попросил он. Его голос был таким густым и резким, что он не был уверен, что сам смог бы разобрать слова.

— Всему свое время, Гаррик, — ответил  эгипан.

— Сейчас, клянусь Пастырем!

— Нет, Гаррик. Только когда мы уйдем на день или два вперед, и у них не будет никаких шансов последовать за нами. Тогда они будут освобождены и, возможно, станут мудрее.

Гаррик убрал руку с рукояти меча и помассировал ее другой. Она была на грани судорог. Он ничего не сказал и продолжал смотреть насветящееся облако.

— Это так, или ты можешь вернуться в Валлес прямо сейчас и возглавить гибель своего мира, — заявил Шин. — Испытание предназначено только для представителя.

Гаррик хмыкнул. — Тогда нам лучше ехать дальше, — сказал он. К концу предложения его голос снова стал таким, каким должен был быть. Он обернулся и пришпорил мерина, приводя его в движение. Когда они оказались ниже гребня холма и больше не могли видеть светящееся облако, Гаррик сказал: — Шин? Если бы я не заметил туман и не обратил на него внимания, когда бы ты отпустил Аттапера и его людей?

— Но ты заметил, Гаррик. — Я не могу предсказать будущее, основываясь на прошлом, которого не было.

— Такие вопросы тебе не стоит задавать, парень, — прозвучал голос Короля Каруса в разуме Гаррика. — Возможно, ты получил неправильный ответ. Было бы чертовски трудно добраться до Желтого Короля, если бы ты просто разрубил своего проводника пополам так, как тебе хотелось. Призрак помолчал, затем рассудительно добавил: — Помни об этом!

Глава 6

Гаррика удивило, что группа строений на поляне была гостиницей, хотя уже больше часа он ощущал запах поджаривающегося бекона. Конечно, он был прав насчет бекона — это было не то блюдо, которое можно перепутать. Из последнего окна первого этажа правого крыла валил серый дым и медленно растекся по лесу. Там были хозяйственные постройки из обтесанных бревен, но бревна основного строения были распилены пилой. Гаррика побеспокоило такое расточительство древесины, когда обшивкой можно было бы закрыть и интерьер, но он вырос в деревушке Барка, которая была заселена тысячи лет назад. В этой темной пустоши, заросшей деревьями, не было необходимости экономить на древесине.

Центральная часть главного здания имела второй этаж с галереей. Там на скамье для пунша сидели трое мужчин, глядя сверху вниз на приближающихся Гаррика и Шина; они не разговаривали. Над дверной фрамугой был прибит череп кабана с огромными клыками. Спереди, на лежащем  куске ствола дерева, сидел мальчик.  Он чистил пару обуви щеткой из веток. Мгновение он наблюдал за ними, затем проскользнул внутрь через открытую дверь, прихватив с собой обувь.

Гаррик спешился, испытывая смесь удовольствия и боли, когда кровь растеклась по напряженным мышцам. Карус ухмыльнулся ему. Благодаря долгой практике своего предка Гаррик мог ездить верхом не хуже любого дворянина из Северного Орнифала, но его мускулы все еще были мускулами мальчика, чей личный опыт обращения с лошадьми ограничивался тем, что он водил животных на водопой на веревочном недоуздке, когда приезжал всадник. День, проведенный в седле, оставил у него такое чувство, словно два демона Сестры во Христе погрызли внутреннюю сторону его бедер.

Из гостиницы вышел коренастый мужчина в окровавленном кожаном фартуке. Он окунул руки в ведро и вытер их о засохшую мякоть бутылочной тыквы. — Добрый день, сэр, — сказал он дружелюбным тоном. Его глаза скользнули по Шину, но не задержались надолго, и его голос не изменился. — Я только что разделывал свинью. Вы останетесь у нас на ночь?

Мальчик выскользнул из-за спины хозяина и сел на чурбак. Он снова взялся за щетку, но, хотя и делал нерешительные чистящие движения, все его восхищенное внимание было приковано к эгипану.

— Да, и я рад, что мне не придется спать на природе, — ответил Гаррик. — У вас найдется конюшня для моей лошади?

— Превосходная, сэр, — сказал трактирщик, указывая на проход между левым крылом и центральной частью гостиницы. — С той стороны. За овес будет взиматься дополнительная плата, или сена будет достаточно?

— Овес, пожалуйста, — сказал Гаррик. Ему было странно находиться по эту сторону сделки, которая была одним из его самых ранних воспоминаний. — И отдельную комнату, если она у вас есть.

— Хорошо, хорошо, — повторил трактирщик. — Не будете ли вы, э-э... Он сделал жест двумя пальцами в сторону Шина, но не смотрел прямо на него. — Этот, гм, будет добывать пищу сам или мы должны кормить и его тоже?

— Мне овсянку, Мастер Ханн, — сказал эгипан. Его протяжный выговор идеально имитировал речь дворянина из Сандраккана. Гаррик подумал, что для хозяина гостиницы это прозвучало как акцент представителя высшего общества. — И репу, сырую. Он посмотрел на Гаррика и добавил с притворной скукой: — Самое худшее в путешествии — это то, что приходится выставлять напоказ свою еду, не так ли, мастер? Хотя, я полагаю, мы должны быть благодарны Божьей Матери за то, что нам предлагают.

Трактирщик, которого, как только что узнал Гаррик, зовут Ханн, мгновение смотрел на Шина с полуоткрытым ртом. Затем он низко поклонился и сказал: — Пожалуйста, войдите в мой дом, ваши светлости. И, ах...?

— Вы можете называть меня Шин, мой хороший, — сообщил эгипан. — Просто Шин.

— Господин Шин, — продолжил трактирщик, — у нас еще осталось несколько яблок прошлогоднего урожая. Добавить их в вашу кашу?

— Да, с удовольствием, Мастер Ханн, — ответил эгипан с неподдельным энтузиазмом, который поразил Гаррика. — Сушеные яблоки будут неожиданным удовольствием.

Гаррик перекинул седельные сумки через левое плечо и отвязал тяжелый плащ, привязанный к крупу. В его разуме Карус мысленно ухмыльнулся и сказал: — Наш друг Шин вполне может сам о себе позаботиться. Наблюдая за его движениями, я бы не удивился, если бы он смог чему-нибудь научить кошачьих зверей. Более трезво призрак добавил: — Не стоит недооценивать этого, парень.

— «А я это уже понял», — подумал Гаррик.

Взгляд Ханна переместился на мальчика. — Мегрин, поставь лошадь его светлости в первое стойло, — рявкнул он. — И проследи, чтобы ей дали овса, когда она остынет. Имей в виду, полную корзину, так и передай хозяйке.

— Я чищу обувь Мастера Орры, — пронзительно ответил мальчик. — Пусть Мирри займется лошадью, почему бы тебе не послать его?

 Ханн с удивительной быстротой наклонился вперед и ударил Мегрина по уху. Мальчик растянулся в грязи, затем вскочил и взял мерина под уздцы. — Прошу прощения, ваша светлость, — пробормотал он, с трудом пробираясь по проходу к конюшням…

Гаррик сохранял невозмутимое выражение лица, когда входил внутрь перед Шином и Ханном, но он был профессионально оскорблен тем, что только что увидел. Уроки Рейза помогали Гаррику и Шарине править Островами. Крики, неподчинение и насилие были бы очень плохой подготовкой к царствованию или к жизни.

— Да, парень, — согласился Карус. — Насколько я знаю по своему опыту. Но этот мир сложнее, чем был мир твоего отца.

В правом конце общей комнаты находился очаг. Девочка младше Мегрина возилась с тремя горшками: два были подвешены, а третий  стоял среди золы в самом дальнем от слабого огня углу очага.

Мужчины с галереи спустились по прямой лестнице, чтобы посмотреть на вновь прибывших. Двое были одеты в выделанные шкуры, хотя их штаны ниже колен были домоткаными. Должно быть, это были охотники, которым приходилось часто стоять в воде. Ткань высохнет, но кожа, особенно сыромятная, сморщивается и трескается. Они не произнесли ни слова, но третий босоногий мужчина — предположительно Орра, чья обувь была снаружи, там, где ее бросил мальчик, — сказал: — Могу ли я спросить, ваша светлость, откуда вы едете?

— Как они догадались, что ты дворянин? — удивился Карус. — На тебе простая шерстяная одежда, и твоя походка ничем не лучше, чем у любого простого солдата.

Гаррик сухо улыбнулся бы, если бы не опасался, что Орра неправильно истолкует это. Его предок, без сомнения, повидал немало крестьян, но он всегда проезжал мимо них во главе армии.

— Потому что у меня очень хороший меч, ваше высочество, — молча, ответил Гаррик Карусу. — Который через год стоил бы наличными больше, чем любой из этих людей, включая Ханна.

— Я Гаррик ор-Рейз, сэр, — вежливо представился он, усаживаясь на скамью, встроенную в переднюю стену. Он был выше любого из этих мужчин; сев, он стал менее угрожающим, хотя это означало, что ему пришлось подтянуть пояс с мечом, чтобы ножны могли стоять вертикально у него между ног. — Я путешествую, чтобы увидеть новые земли. Он сделал жест левой рукой. — В мое время все это было морем, господа, — продолжил он. — До Изменения место, откуда я родом, люди называли Валлесом.

Хозяин постоялого двора зашел за стойку у стены напротив очага. Он вернулся с кружкой из просмоленной кожи и подошел к Гаррику. — Вот, пожалуйста, милорд, — сказал он. — Мы варим наш собственный сидр здесь, в гостинице «Кабаний Череп». Я думаю, вы скажете, что у нас есть право им гордиться.

Гаррик сделал большой глоток и причмокнул губами с фальшивым энтузиазмом. — Превосходное изделие, мой добрый хозяин! — сказал он. Это было не совсем ложью: вполне возможно, что напиток был вкусным, хотя Гаррику не нравился ни сидр, ни вкус смолы. Но он знал, что некоторые его обожали; его отец держал несколько сосудов для путешественников, которые заказывали пиво в кожаных кружках. Жители городка, включая Гаррика, обычно пили из деревянных кубков.

— А ваш спутник, ваша светлость? — спросил трактирщик, искоса поглядывая на Шина.

Настойчивость Гаррика в том, что он простолюдин, очевидно, не принесла большой пользы.

— Я выпью воды из вашей дождевой бочки, Мастер Ханн, — отозвался эгипан. — Если я опьянею от вашего крепкого сидра, кто знает, что может произойти?

Гаррик пристально посмотрел на своего спутника. У Шина определенно было чувство юмора, но это не означало, что его невозмутимое предупреждение чего-то стоит.

— Меня зовут Орра, — сказал босоногий гость, усаживаясь на скамейку лицом к Гаррику. Его бриджи и короткая туника были из хорошей ткани, но жилет был сшит из шкуры какой-то пятнистой кошки. — Мне интересно, поскольку вы прибыли из Валлеса, можете ли вы рассказать нам что-нибудь о новом правительстве?

— Они прислали пару парней на таких же лошадях, как у вас, ваша светлость, — вмешался трактирщик. — Они сказали нам, что теперь мы являемся жителями королевства, и что они просто проводят обзор, но позже придут другие люди. Мы обеспокоены тем, что задумал этот новый король.

Карус рассмеялся.

Гаррик улыбнулся и вытер губы тыльной стороной ладони. — Я мало что могу вам сказать, — честно признался он. — Я верю, что правительство в Валлесе старается быть хорошим. Однако люди, даже те, кто пытаются быть справедливыми, иногда терпят неудачу. И я уверен, что будут налоги, но я не могу сказать вам, какими они будут. — «Я даже не могу сказать, за счет чего этот регион будет платить налоги», — подумал он. — «Яблоки? Шкурки ондатры?»

— Миру грозит огромная опасность, — продолжал Гаррик вслух. — Это существа, которые уничтожат все живое, кроме самих себя. Они называют себя Последними. Возможно, вас, как и других, призовут в армию, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.

Один из трапперов заявил: — Я пришел сюда, чтобы никому не служить. Если другие люди хотят сражаться, то они могут сделать это и без меня.

— Ваш единственный шанс выжить в том, что люди должны остановить Последних, — сказал Гаррик, не повышая голоса. — Другие сделают это за тебя, если ты не захочешь спасать себя сам.

Охотники посмотрели друг на друга. Тот, который молчал, сказал: — Меня это устраивает, — скрипучим голосом. Они повернулись и снова поднялись по лестнице; ступени заскрипели под их весом.

Ханн смотрел им вслед. — Здесь так много всего происходит, — сказал он, переплетая пальцы. — Я строил это место последние пятнадцать лет, пятнадцать! И я все вложил сюда. И все меняется. Я беспокоюсь, ваша светлость, и мне не стыдно сказать вам об этом.

— Я тоже беспокоюсь, Мастер Ханн, — сказал Гаррик, поднимаясь, чтобы помассировать бедра. — Но если каждый внесет свой вклад, у нас все получится.

— Ты имеешь в виду, если вас соберется достаточное количество, — сардонически уточнил эгипан. — И, кроме того, если вам повезет. Не забывай, что тебе уже повезло.

***

— А это ордер на учреждение Четвертой Региональной Ассамблеи, — сказала Лайана, пододвигая к Шарине документ с безупречным заключением на листе тонкого пергамента. — Встреча состоится в Каркозе. У нас больше информации о Четвертом Регионе, чем о большинстве новых земель, поскольку вице-король Хафта уже начал изучать этот район, прежде чем он снова вступил в контакт с Валлесом после Изменения. В основном здесь живут Травяные Люди.

Шарина очень устала, но она взяла за правило аккуратно подписывать эти ордера. Они были слишком красивы, чтобы их можно было испортить кляксой или нацарапанной, как курицей, подписью, и к тому времени, когда их украсят печатями и лентами, они станут произведениями искусства, которые будут вывешиваться под трибуной на каждом заседании ассамблеи.

— Я подозреваю, что Лорд Рейз, глава администрации вице-короля, отвечает за патрулирование, — сухо сказала она. — Мой отец не является активным руководителем, но он определенно был на два или три шага впереди всех остальных в деревушке Барка, когда видел, что будет необходимо.

Называть своего отца Лордом Рейзом казалось еще более странным, чем думать о себе, как о Принцессе Шарине — отчасти, конечно, потому, что она не считала себя принцессой, хотя люди называли ее принцессой, и она выполняла ту работу, которую выполняют принцессы. Она посмотрела через стол, за которым они работали с Лайаной.

Кэшел — он сидел на скамье рядом с дверью — улыбнулся ей в ответ. На фризе прямо под потолком были изображены херувимы, выполняющие всевозможную работу людей — от розлива годового урожая вина по бутылкам, до валяльного цеха, где они макают шерстяные изделия в корыта с мочой, чтобы отмыть их.

Пока Кэшел ждал, он  рассматривал картины. Большинство занятий херувимов были такими, каких Кэшел никогда не видел в реальной жизни. Каждая домохозяйка в деревушке Барка пекла хлеб для своей семьи на своем очаге, поэтому коммерческая пекарня с большими кирпичными печами была такой же чуждой, как и косметическая фабрика по соседству. Несмотря на его невежество, Шарина распознала по выражению лица Кэшела восторг, который он испытывал от всего, что он рассматривал.

— А вот и последний ордер, — сказала Лайана, протягивая пятый лист пергамента. — У нас было не так много контактов с Донеллом, как хотелось бы, хотя, возможно, это из-за расстояния. Панда, конечно, находится в середине прямого маршрута туда, так что курьерам приходится широко огибать ее.

Шарина усмехнулась, расписываясь. Когда она возвращала ордер, то заметила приподнятую бровь Лайаны. — Если бы меня спросили, что делала принцесса, когда я была девочкой в деревушке Барка, — сказала Шарина, переходя к сути подразумеваемого вопроса, — я бы сказала, что она ела лакомства и выбирала между претендентами на свою руку. Во всяком случае, так они поступали во всех историях, которые я читала. Я и не думала, что буду подписываться своим именем, создавая органы местного самоуправления для участков, которые не были должным образом обследованы, не говоря уже о том, чтобы ввести их в королевство.

Лайана слегка покраснела. — Извини, — сказала она. — Гаррику, то есть принцу, это нравится...

— Он был моим братом Гарриком всю мою жизнь, Лайана, — перебила ее Шарина. Она устала, иначе не исказила бы свой комментарий таким образом. — Он останется Гарриком среди нас троих, конечно. И я не возражаю против того, что мы делаем: для меня это лучший способ узнать, что на самом деле происходит с королевством, которым я внезапно стала править.

— Да, — отозвалась Лайана с благодарной улыбкой. Она быстро вытерла глаза носовым платком; в уголках появились слезы. — Мы все очень устали. Гаррик тоже так говорит. И действительно, региональные советы кажутся лучшим способом объединить людей из других периодов. Когда мы передаем местным лидерам медальоны с изображением должности и свитки с подписью Принцессы Шарины, это действует в нужном направлении. Лорд Тадаи придумал подходящие образцы и соответствующую процедуру.

Лайана улыбнулась, выглядя моложе и счастливее, чем Шарина видела ее за последнее время. Во всяком случае, с тех пор, как Гаррик уехал. — Тогда они захотят стать частью королевства.

— Я, конечно, не могу представить себе лучшего плана, — сказала Шарина. Она обхватила голову руками. Она была уверена, что это хороший план, но в данный момент она не могла представить себе даже завтрашний восход солнца. Она чувствовала себя совершенно разбитой.

Лайана попросила ее остаться после заседания совета. Шарина с радостью согласилась. Они отослали даже клерков, которые обычно были такой же неотъемлемой частью управленческой работы, как и полированный стол вишневого дерева, за которым они работали.

Кэшел, конечно, тоже остался. Ему здесь нечего было делать, кроме как быть Кэшелом, невозмутимо солидным; и то, что Шарина чувствовала в этот момент, было для нее ценнее всего на свете.

— Хуже всего в армии, — тихо сказала Шарина, прикрыв глаза ладонями. Время, проведенное с Лайаной в молчаливом присутствии Кэшела, на самом деле было лучше, чем одиночество. Она отчаянно нуждалась в друзьях: полностью надежных, отзывчивых друзьях. — Я ничего не знаю о солдатах. Эти появления Последних...

— Все вторжения остановлены, и бассейны закрыты, — сказала Лайана, когда поняла, что голос Шарины затих. — Никто не смог бы справиться с работой лучше, чем ты, дорогая.

— Но на Тисамуре было почти восемьсот убитых и раненых, Лайана, — сказала Шарина, поднимая голову и кладя ладони на стол перед собой. — Во всяком случае, так сообщил курьер, и поскольку Лорд Ломар, Советник Резидента, не приводит никаких цифр в своем официальном отчете, я склонна верить курьеру. Это ужасно, не так ли? Должно быть, кто-то сильно ошибся. Должна ли я заменить военного командующего?

Лайана положила свою правую руку поверх левой Шарины. — Мы не знаем, — ответила она. — Мы не можем знать. И нам не нужно беспокоиться об этом сейчас. Она сжала руку Шарины и усмехнулась. — Потому что у нас есть гораздо более важные вещи, о которых нужно побеспокоиться, — добавила она.

Шарина улыбнулась в ответ. Она почувствовала облегчение, хотя ничего не изменилось. — Гаррик знал бы, что делать, — сказала она без того горького отчаяния, которое было в ее словах мгновение назад.

— Я не думаю, что он знает, — задумчиво произнесла Лайана. — Но Король Карус точно бы знал, я согласна. У него был инстинкт на подобные вещи. Однако его технике общения с иностранными послами недоставало тонкости.

Шарина расхохоталась; мгновение спустя смеялась и Лайана. Они обе наблюдали, как Карус обезглавил посла Лаута тем же движением, которым он обнажил свой меч. В то время, конечно, это не было смешно; и, возможно, им бы сейчас это не показалось смешным, если бы они не были на грани истерики.

В коридоре раздались голоса; сквозь толстую дверь комнаты были слышны ритмы, но не слова. Кэшел, молча, встал, кивнул женщинам и приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы выскользнуть наружу.

Шарина обнаружила, что наблюдать за его движениями — это постоянное удивление и восторг. Кэшел, казалось, ничего не делал быстро, но он никогда не делал неверного шага и никогда не замедлялся из-за того, что натыкался на что-то твердое или тяжелое. Мгновение спустя он появился снова вместе с Теноктрис.

— Я сказал охранникам, что все в порядке, — сообщил он. — Ты же не имела в виду, что Теноктрис не должна входить, когда говорила, что они никого не должны впускать.

— Конечно! — ответила Шарина. Проблема с тем, как Аттапер тренировал Кровавых Орлов, заключалась в том, что они были склонны очень строго выполнять приказы. Думая об этом, она не была уверена, что они пропустили бы даже Гаррика без обсуждения.

Теноктрис всегда казалась настороженной, но этим вечером выражение ее лица было лихорадочно ярким, что привело Шарину в замешательство. Хотя она улыбнулась Лайане, именно Шарине она сказала: — Дорогая, думаю, что я подготовилась настолько, насколько это возможно. С вашего разрешения, я сейчас собираюсь проверить свои исследования на Старом Восточном Кладбище.

Шарина спокойно кивнула, хотя сердце ее снова заледенело. Вслух она сказала: — Я велела Лорду Уолдрону оказывать вам любую помощь, какую вы пожелаете. Я надеюсь, он это сделал?

— Он предложил мне полк солдат, — ответила Теноктрис с мерцающей улыбкой. — На самом деле, он предложил мне на выбор несколько полков, будто я могу отличить один от другого. Я думаю, он был рад, что я обратилась к нему, а не к Лорду Аттаперу. Я попросила у него десять человек, которые были бы готовы копать в случае необходимости, и он заверил меня, что они будут. Она хмыкнула. — И я бы также хотела, чтобы меня сопровождал Кэшел, Шарина, — продолжила она. — Думаю, какое-то время мне будет нужна его компания.

— Конечно, — отозвалась Шарина. — Я думаю, мы все это предполагали. Она встала и подождала, пока пройдет головокружение, затем быстро обошла стол и обняла Кэшела. Однако она не ожидала, что Теноктрис скажет «нужна». Она не понимала, что это значит, но не видела никакой пользы в том, чтобы требовать от старой волшебницы подробных объяснений.

Кэшел был крепок, как огромный дуб. Пока Шарина была с Кэшелом, ничего не могло пойти не так. И ей не очень хотелось бы потерять присутствие Кэшела.

— Простите, Теноктрис? — сказала Лайана из мира за пределами «объятий Кэшела». — Я не знакома со Старым Восточным Кладбищем.

Шарина стиснула Кэшела и высвободилась из его объятий, хотя продолжала держать его за руку. Затем перевела взгляд с одной женщины на другую.

— Это название из моего времени, а не из вашего, — ответила Теноктрис. — Однако в вашем прошлом оно было довольно старым, даже тысячу лет назад, и до Изменения исчезло в скоплении лачуг за пределами собственно Валлеса. Я верю, что там, в могиле, я найду союзника, в котором нуждается человечество.

— «Насколько безопасно вытаскивать древнего волшебника из могилы?» —  подумала Шарина. И, конечно, это было не так — но если Теноктрис делает это, то лучшего решения не существует. От осознания этого у нее скрутило живот. — Мы полагаемся на вас, Теноктрис, — громко сказала Шарина, крепко сжимая руку Кэшела. — Ну, на вас и Гаррика, но Желтый Король был для меня мифом еще до того, как я научилась читать. Боюсь, я все еще так думаю.

— Мы обе будем надеяться, что ты ошибаешься, дорогая, — сказала пожилая женщина, задумчиво, улыбаясь. — Когда я была очень молодой, я прочитала «Грамматику Сил» Гоманна в остатках семейной библиотеки.  Я обнаружила, что могу поднять в воздух перышко. Хотя я, конечно, никогда не думала, что окажусь на повороте истории. Она встряхнулась или, возможно, поежилась. — Ну что ж, — сказала она. — Кэшел, если ты готов, не могли бы мы...?

— Извините меня, Теноктрис, — воскликнула Шарина. Она выпалила эти слова, сама того не желая, хотя они вертелись у нее на кончике языка с тех пор, как волшебница вошла в комнату. — Я... кое-что произошло прошлым вечером. Могу я поговорить с вами и Лианой? Это своего рода... женская проблема. Она взглянула на своих подруг. Теноктрис была явно непонимающей, Лайана держалась подчеркнуто нейтрально. Кэшел был Кэшелом, мягко улыбающимся, и твердым, как скала.

— Я пойду, поболтаю с охранниками, — сказал он. — Некто Бесок был пастухом на Кордине. Он тихо прикрыл за собой дверь.

Шарина сделала глубокую паузу. Она не могла говорить о Ворсане в присутствии Кэшела. — Прошлым вечером, когда я вернулась в свою комнату, я увидела отражение в окне, — начала она твердым голосом. — Я туда попала, не знаю как; я сосредоточилась на отражении, а потом оказалась в комнате с человеком, который назвал себя Принцем Ворсаном. Он сказал, что построил место, чтобы спастись от Потопа. Он хотел, чтобы я присоединилась к нему. У нее пересохло во рту. Она облизнула губы и продолжила: — Он сообщил, что Последние уничтожит нас, как Потоп уничтожил его мир.

— Как тебе удалось сбежать, дорогая? — тихо спросила Теноктрис.

— Он не пытался меня удержать. Это звучало невероятно, когда она пыталась это объяснить. — Он сказал мне посмотреть в одно из его зеркал, и когда я это сделала, то вернулась в свою комнату. Она сделала паузу, пытаясь сосредоточиться на важных деталях. — Зеркала казались стеклянными, а не металлическими, — сказала она. — Я никогда не видела ничего подобного.

Теноктрис пожала плечами. — Твой Ворсан звучит очень интересно, — сказала она. — Мне бы хотелось иметь свободное время, чтобы узнать о нем больше. Возможно, я могла бы даже встретиться с ним, но... Ее улыбка была небрежной; как вежливый отказ. — ... Боюсь, что нет. Он не кажется серьезной угрозой, да и вообще не представляет никакой угрозы. Боюсь, что и другие дела, безусловно, такие же.

— Значит, я просто должна забыть его, да? — спросила Шарина. Ей удалось сохранить спокойствие в голосе, но она разозлилась больше, чем можно было ожидать.

— Да, дорогая, если сможешь. Или, возможно... Она оценивающе перевела взгляд с Шарины на дверь, затем обратно. — Если сегодня вечером все пойдет так, как я надеюсь, — продолжила она, — мы с Кэшелом будем много путешествовать, пока не потерпим поражение от Последних. Однако вам и королевству понадобится волшебник, который будет консультировать вас в повседневных делах, пока меня не будет. Этот человек, мой сменщик, может иначе относиться к Принцу Ворсану. Я не обижусь, если вы воспользуетесь его или ее советом, а не моим.

— Вы покидаете нас! — воскликнула Шарина.

— Да, дорогая, — ответила старая волшебница. — Мы будем часто возвращаться, но я не могу обещать, что буду готова своевременно ответить на ваши вопросы. Она улыбнулась Шарине и добавила: — Если, конечно, я не потерплю неудачу сегодня вечером. Если это произойдет, не будет иметь значения, что еще я буду делать. Я не вижу никакой надежды для человечества, если я потерплю неудачу сегодня вечером.

— Я понимаю, — сказала Шарина, хотя ничего не видела. Ее голова наполнилась гудящей белизной; ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок. — Я буду молиться за вас. Я буду молиться за всех нас.

Теноктрис подошла к двери и открыла ее. — Я думаю, нам лучше пойти прямо сейчас, Кэшел, — сказала она. — Я бы хотела, чтобы в гробнице все было подготовлено до захода солнца.

— Да, мэм, — ответил Кэшел, возвращаясь в комнату. Шарина снова обняла Кэшела и крепко поцеловала его. Он был слишком застенчив, чтобы проявить инициативу, но крепко обнял ее и поцеловал в ответ. Возможно, в последний раз.

***

Теноктрис с довольным выражением посмотрела вниз по склону, затем сделала три быстрых шага вправо. Кэшел последовал за ней, неся сумку с книгами и порошками, которые она использовала в своем колдовстве. Однако вместо того, чтобы что-то из нее вынуть, Теноктрис указала на землю. — Здесь, — сказала она офицеру, командовавшему солдатами. — Тут должна быть наклонная траншея, ведущая на юго-запад примерно на пятнадцать футов. Откопайте ее, пожалуйста, и уберите, как я ожидаю, камни, загораживающие дверной проем в дальнем конце.

— Вы слышали леди, парни! — проревел офицер. — Заставьте меня гордиться вами, или вы никогда не освободитесь от дежурства в уборной!

Группа солдат уже работала мотыгами и лопатами. В конце концов, они слышали Теноктрис; они были достаточно близко, чтобы дотронуться до нее, и она говорила нормальным голосом.

Кэшел не понимал, почему солдаты — и моряки — выкрикивают все, что они говорят, но это было одной из причин, почему он стал пастухом, а не солдатом. Он последовал за Теноктрис в сторону, чтобы не мешать.

Солдаты, без сомнения, работали хорошо; было одно удовольствие наблюдать, как один парень копал землю мотыгой, а другой сгребал ее в плетеную корзину, и все это без того, чтобы мешать друг другу. У них также были хорошие инструменты с металлическими лезвиями. В деревушке Барка большинство лопат были сделаны из дерева, и только на режущей кромке имелось железное лезвие. Многие люди даже пользовались палками.

Кэшел посмотрел на Теноктрис. Она достала из-под своей шелковой мантии золотой медальон и держала его, наблюдая за солдатами. Она выглядела, ну, не такой жизнерадостной, как обычно, поэтому он сказал: — Я подумал, что вам, возможно, придется произнести заклинание, чтобы найти то, что вы хотите.

— Боюсь, не здесь, — ответила Теноктрис, улыбаясь, хотя и не смотрела по сторонам. — Это все равно, что спросить — «Какое устройство вам нужно, чтобы обнаружить лесной пожар?» Кладбища часто обладают огромной силой, но здесь речь идет не только о смерти и почитании. Человек, похороненный там... Она кивнула на траншею. Солдаты расчистили слой грязи и теперь выкапывали проем, вырубленный в скале. Это был пористый вулканический туф, который было так же легко вырезать, как меловой известняк холмов вокруг деревушки Барка. — ... был очень могущественным волшебником. Обычно мне не нравится работать в месте, где такая концентрация силы.

— Как звали волшебника, Теноктрис? — спросил Кэшел. Ему показалось, что вежливость требует знать имя человека, когда ты раскапываешь его могилу.

Она снова улыбнулась и на этот раз встретилась взглядом с Кэшелом. — Боюсь, я не знаю, — ответила она. — Я даже не знаю, как давно он жил. Хотя я уверена, что он был мужчиной; это я могу сказать по тому, что от него осталось. Ее взгляд скользнул по склону, усеянному маленькими кедрами и выступами туфа. Кэшелу показалось, что смотреть было не на что. В жесткой траве валялись черепки; он перевернул один ногой и обнаружил, что с обратной стороны на нем что-то нарисовано.

— Это была могильная плита, — сообщила Теноктрис. — В мое время на Орнифале людей хоронили стоя. Над могилой ставили урну с отверстием на дне. В годовщину смерти родственники и друзья бросали вино и еду в ее горлышко.

Кэшел нахмурился, пристальнее вглядываясь в глиняный осколок. Он не мог догадаться, что могло быть изображено на картинке, когда она была целой: все, по чему ему оставалось судить, — это параллельные мазки синего и сине-зеленого на глиняном фоне. — Если они были мертвы, это не имело значения, не так ли? — спросил он.

— Это имело значение для родственников и друзей, Кэшел, — ответила пожилая женщина. — И именно так они это делали.

— А, — пробормотал Кэшел, улыбаясь самому себе за то, что не подумал об этом. Он довольно хорошо разбирался в том, что будут делать люди, когда он побудет рядом с ними некоторое время, но не всегда понимал, почему они это делают. С Илной, конечно, было хуже: она злилась, когда люди поступали не так, как, по ее мнению, следовало. Илна была умна, без сомнения. Иногда Кэшел думал, что у них с сестрой нормальное количество мозгов на двоих, но в основном они достались ей. Он любил Илну, но был рад, что большинство людей в мире думают не так, как она. Он был почти уверен, что Илна тоже этому рада, что бы она ни говорила вслух о том, как ведет себя большинство людей.

— Вот, мы добрались до камня! — крикнул солдат в дальнем конце траншеи. Он и его напарник погрузились в землю по уши; другие солдаты с пологого места траншеи уже некоторое время выносили корзины с землей и опорожняли их. Говоривший мужчина просунул кирку в щель между каменным блоком и дверным проемом, вырубленным в туфе. — Эй, это два камня, — добавил он.

Его напарник просунул черенок своей лопаты — не лезвие, которое погнулось бы — в противоположную трещину. Они начали поднимать камень, работая как идеальная команда, и все это без необходимости согласовывать действия.

Офицер поднял голову. Кэшел улыбнулся ему, затем кивнул в сторону солдат, которые теперь передавали верхний блок еще двум солдатам, ожидавшим у края раскопа, чтобы забрать его. Офицер просиял, довольный тем, что кто-то, понимающий суть работы, наблюдает за тем, как ее выполняют его люди. Нижний блок был в два раза больше верхнего камня, который стоял на нижнем.

— Эй, Топ? — крикнул мужчина с мотыгой. — Я думаю, для этого камня нам понадобятся веревки.

— Дайте-ка, я попробую, — вызвался Кэшел. — Теноктрис, вы подержите? — и он отдал ей свой посох. Он мог бы положить его на землю, но предпочел отдать другу, если сам не мог держать. Это был всего лишь прямой кусок  ореха гикори, но он был у него уже давно. Это был его друг, когда он нуждался в друге.

— Дайте мне попробовать, — повторил Кэшел, подходя к раскопу. В первый раз солдаты проигнорировали его. Это его не беспокоило; это было похоже на то, что происходит, когда кто-то новый пытается присоединиться к группе, которая уже некоторое время действует вместе. Точно так же происходило и с овцами.

Траншея была длиной в три двойных шага и уходила под уклон на глубину человеческого роста у дверного проема. Кэшел присел на корточки, нависая над стоявшими внизу мужчинами.

— Возможно, я смогу поднять его без веревок и людей, которые будут тянуть их, — сказал он.

— Он может это сделать, — пробормотал один из солдат. — А ты как думаешь? Вместо ответа его напарник крикнул: — Топ, все ли готовы?

— Да, конечно, все в порядке, — раздраженно сказала Теноктрис. — Я скажу Лорду Уолдрону, что была важна спешка, если хотите. Или я попрошу принцессу Шарину рассказать ему. И еще, я бы хотела, чтобы, когда я войду в камеру, там было естественное освещение!

— Хорошо! — ответил офицер.

Люди в траншее  уже отодвигались,  освобождая место Кэшелу. — Если вы хотите попробовать, сэр, давайте. Но, похоже, это неподъемная нагрузка даже для такого крупного человека, как вы.

— Что ж, я попробую, — сказал Кэшел. Он спрыгнул в траншею, держась левой рукой за край, чтобы не упасть, и дотронулся до блока. Он был вырублен из того же мягкого камня, в котором была вырезана траншея. Кэшел был не из тех, кто хвастается, но это было даже не сложно. Он немного качнул блок вперед, на себя, чтобы убедиться, что он двигается; так оно и было. Он присел на корточки, расставил руки, а затем выпрямился в коленях. Все шло гладко, как задумал Кэшел, пока блок не оказался на краю траншеи, и  он не приготовился швырнуть камень вниз по склону.

— Уйдите с дороги! — резко закричала Теноктрис.

Кэшел не понимал, о чем она говорит, пока не понял, что четверо солдат оказались там, что раньше было пустым пространством. Они вытянули руки, готовые принять у него блок, как сделали бы, если бы его поднимали их друзья. Солдаты быстро двинулись в сторону, когда увидели, что происходит, но камень был совсем близко.

Даже Кэшел не смог удержать такой вес одними кончиками пальцев, когда запустил его в полет, но он смог затормозить его настолько, что солдаты успели отскочить, прежде чем камень ударился о землю и покатился прочь.

— Извините, — сказал Кэшел. Его дыхание стало тяжелым, как из-за того, что он случайно чуть не покалечил пару человек, так и из-за веса камня. — Я не ожидал, что там кто-нибудь будет.

— Клянусь пресвятой Владычицей, — сказал один из солдат, который чуть было, не оказался не в том месте. В его голосе не было злости. — Если ты можешь так метать камни, может, нам взять тебя с собой вместо катапульты, а?

— Извините, — смущенно повторил Кэшел. — Из меня не получится хорошего солдата.  Мужчины рассмеялись. Кэшел понял, что это была шутка, но все было в порядке, поскольку они подумали, что он тоже шутит.

Теноктрис спустилась по отрытой траншее, неся свою сумку со снаряжением и посох. Обычно Кэшел или кто-нибудь другой нес ее сумку, но на самом деле Теноктрис была намного сильнее, чем можно было подумать, глядя на нее.

— Пожалуйста, заходи внутрь, Кэшел, — сказала она, протягивая ему посох. Хотя она улыбалась, она также напоминала ему, что он стоит у нее на пути. — Я совершенно уверена, что мне было бы легче сдвинуть каменную дверь, чем тебя.

— Да, мэм, — ответил Кэшел. Он взял сумку и, держа ее перед собой, сгорбившись, вошел в дверной проем. — Осторожно, здесь ступенька вниз.

Хотя воздух внутри был прохладным, он был сухим и затхлым, а не промозглым, как ожидал Кэшел. Крытый проход длиной в два шага вел к дверному проему со столбами и перемычкой. Все это было высечено из цельной скалы. За входом была ступенька, ведущая вниз, в усыпальницу. Кэшел мог стоять там прямо. Теноктрис последовала за ним. С обеих сторон стояли низкие скамейки. У каждой были ножки и каркас, но все это было из камня.

Одна скамья была пустой; на другой стоял каменный гроб, крышка которого была сброшена. Она разбилась, когда ударилась об пол. Кэшел заглянул внутрь. Гроб был пуст. В данный момент в гробнице было достаточно света, чтобы все разглядеть. Дверь и траншея за ним располагались строго на западе, так что низкое солнце проникало прямо внутрь.

Теноктрис огляделась вокруг с задорной жизнерадостностью птички-крапивника. Она посмотрела на потолок, затем коснулась резьбы на гробу кончиками пальцев.

— Куда мне лучше положить вашу сумку, Теноктрис? — спросил Кэшел. Он поднял сумку, чтобы привлечь к ней внимание.

— О, просто поставь ее на другую скамейку, если не возражаешь, — ответила она, еще раз быстро кивнув. — Теперь я уверена, что мне не понадобятся инструменты, чтобы вызвать бывшего резидента. Я не до конца понимала, насколько он силен, Кэшел. Она улыбнулась так, что в этот момент стала больше похожа на щенка, чем на птичку. Затем добавила: — Я бы сказала, какой он могущественный, хотя на данный момент его нет в этом мире.

— Это проблема? — спросил Кэшел. Он рефлекторно немного  расставил ноги. Здесь было бы тесновато драться посохом, но прямой удар концом мог бы быстро покончить с делом, даже если бы не было места для трюков и вращений.

— Нет, совсем наоборот, — ответила Теноктрис, но ее улыбка казалась почти вымученной. — В конце концов, мы пришли сюда, чтобы обрести могущественного союзника. Хм, я думаю, мне все-таки нужно кое-что из сумки; лампу.

Пока Теноктрис рылась в сумке, Кэшел смотрел на гроб. Он был сделан из алебастра, вырезанного настолько тонко, что, должно быть, можно было видеть свет сквозь него, когда он был только что отполирован. Даже защищенный под землей, он имел морозный вид, который приобретает мрамор, когда некоторое время находится на открытом воздухе.

Длинная сторона гроба, обращенная к Кэшелу, была украшена изображениями людей, находящимися в городе. Когда он внимательно присмотрелся к резьбе, то увидел, что все они были мертвы или умирали; похоже, от чумы. Некоторые распростерлись у алтарей перед храмами, некоторые лежали в постелях или на улицах. Семья держалась за руки на плоской крыше, все были мертвы. Кэшел вообще любил скульптуры так же сильно, как и картины. Однако эта ему не понравилась. Он предположил, что ему бы не понравился человек, который хотел, чтобы это было на его гробу.

Он обошел вокруг, чтобы посмотреть на конец гроба, со стороны дверного проема. На резьбе снова были изображены мертвые люди, на этот раз разорванные куницами на куски. Казалось, не было особого смысла смотреть на другой конец, не говоря уже о том, чтобы беспокоиться о той стороне, которая прилегает к стене.

Лампа Теноктрис была плоской глиняной, такой же, как в любом доме в деревушке Барка — или где бы то ни было еще, — за исключением того, что посередине, вокруг отверстия для масла,  были вылеплены слова, написанные витиеватым старинным шрифтом. Она наполнила лампу из закупоренной бутылки, которая тоже была у нее в сумке. Теперь она указала пальцем на фитиль, который загорелся, синим волшебным светом.

— Ну вот, — сказала она, поворачиваясь к Кэшелу с довольной улыбкой. — Прежде чем я заберусь в саркофаг, Кэшел, я хочу попросить тебя об одолжении. Теноктрис снова достала медальон из-под своей мантии. Она мгновение рассматривала его, держа на ладони, затем подняла над головой на тонкой золотой цепочке. — Пожалуйста, сохрани его, мой дорогой, — попросила она. Затем поджала губы, коснулась защелки и раздвинула две створки золотого изделия. С каждой стороны на диске из слоновой кости было нарисовано лицо. Они были маленькими, и солнце быстро садилось, но Кэшел рассмотрел, что это мужчина и женщина.

— Это мои родители, — сказала Теноктрис. Она закрыла медальон и положила его в левую ладонь Кэшела. — Я не очень хорошо их знала. Боюсь, я, должно быть, была для них испытанием. Она улыбнулась с оттенком мягкой грусти, которую Кэшел видел раньше. — Конечно, не потому, что я была плохой, — объяснила она, — а потому, что я сильно отличалась от них и детей всех их друзей. Я смущала их.

— Теноктрис? — обратился Кэшел. — Как долго мне хранить его для вас? Только сегодня вечером?

— Храни его до тех пор, пока не почувствуешь, что пришло подходящее время вернуть его мне, Кэшел. И если я когда-нибудь перестану быть собой, немедленно уничтожь его. Пообещай мне это. Больше я никому не могу доверить эту обязанность.

— Да, хорошо, Теноктрис, — ответил Кэшел. Он на мгновение задумался, затем повесил цепочку себе на шею.

Теноктрис взгромоздилась на скамью, затем сама забралась в гроб — саркофаг. Она казалась ярче, сильнее, чем была раньше. — А теперь, Кэшел, — сказала она, укладываясь плашмя в каменном ящике, — все, что тебе нужно делать, это ждать и наблюдать, пока я засну. Положив голову на каменную подставку, вырезанную на дне гроба, Теноктрис начала тихо напевать. В словах был ритм слов силы, хотя Кэшел не мог разобрать отдельных звуков. Он подошел к двери и постоял там, наблюдая, как темнеет небо. Затем потер древко своего посоха, но знакомое прикосновение гикори не успокоило его. Кэшел не возражал против того, что не понимал, что происходит вокруг него; он привык к этому. Но на этот раз он был совершенно уверен, что действительно понял, и это его очень беспокоило.

***

— Да, я уверен, что предпочел бы иметь дело с драконом в одиночку, Мастер Асион, — сказал Темпл. Он произнес «уверен» с легким ударением. — Никто из вас не способен сражаться с чудовищами в ближнем бою, а я не в состоянии сражаться с ними каким-либо другим способом. Он слегка поклонился Илне и добавил: — Это ваш первый опыт общения с драконами. Я думаю, вы обнаружите, что у вас троих будет достаточно дел с другим чудовищем.

— Мы скоро узнаем, — ответила Илна. Обращаясь к охотникам, она добавила: — Идемте.

Роса, застывшая в чистом воздухе, сделала утро промозглым. Однако на небе не было ни облачка. День вскоре должен был стать достаточно жарким и сухим для тех, кто переживет следующие несколько часов. Жители деревни были на ногах, но молчали, если не считать шепота, наблюдая, как незнакомцы готовятся сразиться с монстрами. Они стояли на склоне над своими лачугами, как бы давая понять, что они не являются частью этогомероприятия на случай, если что-то пойдет не так. Время от времени раздавался детский плач.

Илна не думала о том, сопровождают ли ее Темпл и охотники. Конечно, так оно и было; но как только она решилась на это, выбор, сделанный другими людьми, больше не имел значения. Если бы она в одиночку напала на двух драконов, они убили бы ее так же верно, как восход солнца.

Она могла бы заморозить одного на месте, но другой схватил бы ее, как крапивник — гусеницу. Это положило бы конец проблеме, решения которой Илна не видела: как бы она тогда смогла убить всех Коэрли — уничтожить зверей до последнего котенка и седого старца?

Охотники начали расходиться углом перед ней — по одному с каждой стороны. — Нет, — твердо сказала Илна; она не рассердилась бы, если бы они немедленно подчинились. — Я должна быть впереди. Необходимо, чтобы зверь пошел прямо на меня.

Темпл оказался далеко справа, направляясь к заброшенной деревне. Его длинные шаги производили впечатление вялости, пока наблюдающий не замечал, какое расстояние преодолевает каждый из них. Драконы сорвали соломенные крыши с нескольких домов, а передняя стена другого обрушилась внутрь, так что Илне не казалось, что дома обеспечивают большую безопасность. Она мысленно пожала плечами. У рослого Темпла была уверенность человека, знающего свое дело.

Достаточно часто это мало что значило, но в прошлом Темпл оказался исключением.

Драконы находились у алтаря перед храмом. Ночью они поймали добычу и принесли ее, чтобы съесть; к этому времени они уже разодрали тушу до россыпи окровавленных костей. Пятнистый дракон лежал на правом боку. Когтями левой ноги он поднес к своим челюстям ободранные остатки бедра, затем укусил; кость треснула пополам.

— Я полагаю, это была коза? — сказал Карпос.

— Да, похоже, — согласился его остроглазый напарник. — Но это уже не имеет значения.

Бледный дракон следил глазами за Илной и охотниками. Он неторопливо поднялся на ноги. Его когти были прижаты к лодыжкам так, что острия торчали вперед; именно так они оставались острыми, когда существо ходило.

Перед тем, как отправиться в долину, Илна заранее связала свой узор из пряжи. Конечно, это было разумно, но она предпочла бы, чтобы перед ней стояла еще одна задача, чтобы занять свои пальцы. Эта мысль раздражала ее, потому что свидетельствовала о слабости. Она едва заметно улыбнулась. Конечно, она была не настолько слаба, чтобы позволить дискомфорту повлиять на ее реакцию.

Бледный дракон поднял голову к небу и пронзительно закричал, высунув черный язык. Его пестрый напарник одним движением вскочил на ноги и начал спускаться вниз. Обломок кости, которую он грыз, взмыл высоко в воздух и был отброшен в сторону. Зверь направился к Темплу, который только что начал подниматься по северному склону в сторону деревни. Бледный дракон пригнулся, вибрируя, как натянутая струна лютни.

Илна продолжала двигаться вперед в том неторопливом темпе, который задала себе с самого начала. Она не сводила глаз с существа, которое намеревалась убить, не обращая внимания на камни и острые колючки, которых касались ее босые ноги при ходьбе. После того, как работа будет сделана, у нее будет достаточно времени для примочек и припарок; однако, если она пропустит какое-то предзнаменование намерений чудовища, завтра они могут сломать ей бедро.

Из храма вышла женщина. Она стояла на крыльце, наблюдая за происходящим. Ее волосы были темно-русыми и спутанными, а на ее единственной тунике, справа, виднелось жесткое красновато-коричневое пятно.

Темпл начал взбегать в гору, легко двигаясь. Он не обнажил свой меч и держал щит близко к телу. Небо было достаточно светлым, чтобы различать цвета, но солнце еще не взошло, чтобы блеснуть бликами на полированном металле.

Бледный дракон устремился к Илне, как пригнувшийся ястреб. Его крылья торчали из плеч, наклоняясь, как шест канатоходца, поскольку они и хвост уравновешивали нисходящее движение существа. В это раннее время года ручей на дне долины все еще бежал. Илна шла по воде, морщась от ощущения гладкой гальки, вымытой и покрытой травой. Она начала подниматься по северному склону, держа свернутый узор в сжатых ладонях. Она услышала жужжание пращи Асиона, и краем глаза заметила, что Карпос поднял и наполовину натянул свой лук.

Дракон взвизгнул, оттолкнувшись от выступа сероватого известняка. Каждый прыжок приближал зверя к Илне и ее спутникам на его двойную длину. Еще один прыжок, и он будет рядом. Илна раскрыла узор между ладонями и подняла его над головой.

Приближающийся дракон застыл в воздухе. Вместо того чтобы устремиться к Илне и охотникам, он споткнулся и рухнул на землю. На мгновение, заскользив носом в грязи, он перевернулся на левый бок. Его застывшие мышцы не могли скорректировать угол, под которым он наклонялся, когда узор Илны поразил его глаза подобно удару молнии. У дракона были маленькие уши. Правое ухо исчезло в потоке крови, выбитой снарядом пращи, который едва не раздробил ему череп. Широкий наконечник стрелы Карпоса вонзился в оперение у основания правого крыла существа. Дракон продолжал скользить, его мощные задние конечности дергались перед полуоткрытыми челюстями. Облако желто-серой пыли покатилось вниз по склону перед ним.

Илна повернулась, продолжая двигаться в направлении зверя. Его глаза были ярко-голубыми и имели вертикальные зрачки. Карпос выстрелил дракону в горло; вторая пуля Асиона пробила ямку в тонкой серой чешуе на груди существа. Брызнула кровь, но удар не раздробил грудную клетку дракона, как надеялась Илна. Она продолжала поворачиваться, когда зверь проскользнул мимо. Асион выпрямился, чтобы выстрелить снова; при этом его туловище оказалось между узором Илны и глазами дракона. Он прыгнул вверх по склону к охотнику, будто вообще не был ранен.

Асион бросился в сторону. Когда дракон набросился на него, стрела просвистела между раскрытыми челюстями дракона и пробила основание черепа. Зверь согнулся пополам, его голова почти касалась длинного, обтянутого сухожилиями хвоста. Ноги яростно брыкались, правая нога выцарапала из почвы углубление размером с корзину объемом в бушель.

Илна рефлекторно закрыла глаза, когда на нее посыпался песок. Дракон с глухим стуком покатился вниз по склону, пока его голова не оказалась в ручье. Изо рта у него сочилась кровь. Правая нога продолжала подергиваться, но глаза никак не реагировали на мелкую пыль, которая кружилась над ними. Илна опустилась на колени и глубоко вдохнула. Пыль все еще оседала; она чихнула и закрыла лицо рукавом своей туники.

Это была просто удача, что инерция дракона не унесла его  вперед — прямо на охотников и Илну. Даже если бы удар не прикончил их на месте, она видела, как быстро зверь отреагировал, когда ее узор больше не удерживал его. Она совершила ошибку…

— Он был чертовски близко, — тихо промолвил Асион. Он вытер ладонь правой руки о тунику, затем снова взялся за  пращу. Карпос посмотрел вниз на дракона, который сильно дернулся.

— Мне никогда не достать мои стрелы, — печально сказал он. На его левом запястье, в том месте, где его задела тетива, было красное пятно. — На то, чтобы их вырезать, ушел бы весь день, и велика вероятность, что они все равно раскололись.

— Я помогу тебе сделать новые, — вызвался Асион. — Зверь был слишком близко.

Илна встала и отряхнула тунику там, где стояла на коленях. Она держала свернутый узор в левой руке; она не стала разбирать узелки, пока не узнает, что случилось с другим монстром.

— Пойдем, — сказала она, направляясь к заброшенной деревне. — Я иду первой. Мы найдем Темпла.

Дома, в основном, тянулись по обе стороны дороги, ведущей в долину, но в верхней стороне они располагались в виде перекошенной шахматной доски под стеной вокруг святилища. Там оседала пыль, но больше ничего не двигалось. Карпос наложил стрелу на тетиву. Он сердито посмотрел на хижину из камня на своей стороне узкой улочки и пробормотал:

— Здесь слишком узко для удобных действий. Это все равно, что преследовать тигра в зарослях.

— Я не слышу этого зверя, — сказал Асион. — Он крикнул пару раз, когда гнался за Темплом, я это слышал. Впрочем, я не обращал особого внимания. Кажется, они быстрые, могли бы загнать и оленя, как тот серый, который шел на нас.

Улица огибала дом, который был больше, чем большинство домов в деревне. Тремя сторонами он выходил во внутренний двор. Перед домом была изгородь из хвороста, чтобы загонять коз на ночь. Праща Асиона зажужжала, а Карпос снова натянул тетиву к уху. Илна подняла узор перед собой и вышла из-за угла. Дракон в голубых крапинках лежал в развалинах другого дома во внутреннем дворе, его голова была погребена под упавшим камнем. Зверь, должно быть, бросился вперед, когда получил смертельный удар, разрушив толстую стену.

Меч Темпла пронзил грудь дракона чуть ниже правого крыла, оставив глубокую рану шириной с ладонь Илны. Рана перестала кровоточить, но, судя по крови, залившей улицу и соседние хижины, она, должно быть, хлестала, как из мельничного лотка. Темпл сидел на кормушке во внутреннем дворе, полируя свой меч туникой, которую оставили хозяева, когда убегали. Он стоял спиной к Илне и остальным, но наблюдал за ними в зеркальном отражении щита, прислоненного к стене.

— Приветствую тебя, Илна, — сказал Темпл, убирая меч в ножны. Он накрыл корыто тканью. — Я рад, что с вами троими все в порядке.

Илна свернула свой узор и сразу же начала разбирать его на нити, так как он мог подействовать и на Темпла, если бы он повернулся к ней лицом.

— Клянусь Владычицей, друг! — изумленно произнес Карпос, расслабляя лук. — Как ты это сделал? Как ты в одиночку убил этого зверя?

Темпл повернулся и повесил свой щит за ремень. — Они быстры, как вы сами видели, — спокойно ответил он, — но они не думают больше чем на шаг вперед. Я прятался за стенами, пока он сам не подошел к тому месту, где я прятался.

Асион приподнял один из когтей дракона рукоятью своей пращи, затем вяло опустил его. Средний коготь на каждой лапе был длиной с человеческую ладонь, толстый и острый, как одна из стрел Карпоса. Маленький охотник посмотрел на Темпла. — Это была хорошая работа, — сказал он, но Илне его тон показался резким. — Воткнуть лезвие между двумя ребрами так, как ты это сделал. Если бы ты попал в кость, у тебя были бы проблемы, а?

Темпл пожал плечами и встал. — Я же говорил вам, что у меня есть опыт, — отозвался он, и посмотрел на долину. Илна проследила за его взглядом и увидела, как жители деревни устремляются к домам, которые они покинули, когда появились драконы. Она посмотрела на пряжу в своей левой руке. — Здесь еще есть та женщина, Бистона, — сказала она.  И резко добавила:

— Я не собираюсь убивать ее.

Асион поморщился; Карпос безразлично кивнул. Темпл улыбнулся и сказал: — Конечно, но нам лучше разобраться с ней, пока придут ее соседи. Возможно, они менее милосердны, чем мы.

— Она сумасшедшая, не так ли? — озадаченно сказал Карпос. — А Божья Матерь защищает сумасшедших. Они не причинят ей вреда. Илна фыркнула.

— Возможно, Мастер Брекон и его товарищи менее религиозны, чем ты, Карпос, — сказала она. — Да, давайте теперь посмотрим на Бистону.

Главная улица вела прямо к арке, ведущей в ограду храма. Ворот не было, а столбы были из оштукатуренного дерева с плетеной решеткой, образующей арку. Виноградные лозы, посаженные у основания каждой колонны, только начинали распускаться. Летом, когда листва распускалась, широкие листья скрывали плетенку. Илна слабо улыбнулась. Тот, кто сплел ивовые побеги в арку, был весьма искусен. Ее мастерство — Илна прикоснулась к плетеному изделию, чтобы на мгновение представить создательницу, женщину далеко за шестьдесят с узловатыми пальцами — заинтересовало Илну больше, чем безыскусные переплетения виноградных лоз.

Бистона стояла между двумя колоннами крыльца храма. Они тоже были деревянными и были вырезаны в виде статуй, хотя краска и детали обветрились. Илна не могла сказать, кем они могли быть — мужчинами или женщинами. Или обоими сразу, как предположила она. Ранее она видела статуи в Эрдине, изображавшие женщин выше пояса и мужчин ниже; Лайана называла их гермафродитами. У Илны были более веские причины не любить Эрдину, чем несколько статуй, но статуи вызывали у нее отвращение.

Территория была усеяна вонючими остатками трапезы драконов. Их челюсти были достаточно сильными, чтобы переламывать самые крупные кости, но они были неряшливыми едоками. В течение месяца осколки костей и кусочки плоти, превратившиеся теперь в лужи жидкости, разлетались во все стороны. К ступеням святилища не было расчищенной тропинки, поэтому Илна протопала по грязи. Сначала на ее лице отразилось отвращение, но внезапно ее осенило, что всего несколько минут назад, ей казалось вероятным, что ее собственный труп внесет свой вклад в этот беспорядок.

— Вы улыбаетесь, госпожа? — удивленно спросил Асион. Маленький охотник шел почти рядом с Илной, хотя она намеревалась идти впереди.

Но она была в хорошем настроении, поэтому просто ответила: — Я гордилась своей аккуратностью, когда вела хозяйство для нас с братом. Было бы очень неприятно стать частью этой мусорной кучи.

Асион моргнул, но больше ничего не сказал. Темпл, шедший позади них с Карпосом, усмехнулся. Бистона стояла, как третья статуя, напротив крыльца. Вблизи она выглядела намного моложе, чем показалось Илне с другого конца долины; ее растрепанные волосы были светлыми, а не белыми. Вероятно, она была всего на несколько лет старше самой Илны. Вытаращенные глаза Бистоны казались намного старше ее самой. Ну, как и у самой Илны, как предположила она.

Илна поднялась по первой из трех ступенек крыльца, затем остановилась на второй. Она держала в руке узор, на этот раз более нежный, но вместо того, чтобы развернуть его, сказала: — Госпожа Бистона? Мы пришли, чтобы помочь вам. Это ложь? Что ж, по крайней мере, мы пришли спасти вас от того, чтобы соседи не сожгли вас заживо.

Бистона вздрогнула; ее взгляд сосредоточился на Илне. Радужки глаз были ярко-синими, обескураживающе похожими на радужки драконов. — Мои сыновья мертвы, — промолвила она. Ее голос дрогнул; возможно, она не разговаривала с момента Изменения. — Я думала, что они еще живы, но я ошибалась.

Бистона была грязнее драконов, потому что, в отличие от них, она не вылизывала себя дочиста.

Илна удержалась от насмешки только потому, что у нее был большой опыт в умении держать язык за зубами. Это удивило бы многих из тех, кто ее знал, но они не могли видеть, что творится у нее в голове.

— Я сожалею о ваших сыновьях, — сказала Илна. — Мы убили виновных в этом зверей. Немного подумав — дом священника был неподалеку, но, вероятно, такой же убогий, как и территория храма — она добавила: — Госпожа, давайте пойдем к вам домой. Я уверена, вам нужно прилечь.

Жители начали возвращаться в свою деревню. Большинство из них собирались сначала разойтись по своим домам, но Брекон, Грайя и старейшина с изуродованной рукой вошли на территорию храма. Мужчины горько роптали по поводу беспорядка. Бистона повернулась и снова вошла в святилище. Внутри что-то резко заскрипело. Илна нахмурилась, но вошла следом за женщиной. Она была безумна, как и сказал Асион, и вполне возможно, что ее кажущаяся нормальность в любой момент превратится в убийственную ярость. Тем не менее, они решили помочь ей, так что у Илны не было выбора.

Внутреннее помещение храма освещалось только через входные двери, но этого было достаточно для маленькой комнаты. На задней стене была выложена мозаика, изображающая Владычицу, разводящую руки; она была сделана из кусочков цветного стекла, а не камня, и на лице у нее была широкая улыбка простушки. Однако статуи не было. Там, где она должна была быть, стояла кушетка. Она выглядела, как настоящая, но даже подушка и складки матраса были вырезаны из мрамора. Бистона лежала на ней так, словно матрас был набит гусиным пухом.

Крышу поддерживали открытые фермы. Ворон, сидевший на торцевой балке, снова каркнул, напугав Илну. Она не заметила птицу в тени.

— Нет! — резко сказала она Карпосу, но он уже расслабил лук, который натянул от удивления. Она улыбнулась: дело было не только в ней. Внутри святилища пахло, как в змеином логове зимой, хотя драконы не загрязнили его своим пометом.

Оштукатуренные стены были выкрашены в темно-красный цвет, но звери стерли большую его часть. — «Почесывались», —  предположила Илна. Овца сделала бы то же самое.

— Вы нашли это отродье демонов, Бистону? — потребовал ответа Брекон. Илна обернулась. Брекон стоял на крыльце со своей женой и другим старейшиной. Они, возможно, попытались бы последовать за ней и охотниками внутрь, но Темпл вытащил свой меч и наклонил его поперек дверного проема.

— В этом нет необходимости, — едко сказала Илна Темплу.

— Возможно, — ответил крупный мужчина с улыбкой. Он вложил свой пурпурный клинок в ножны с плавностью воды, выливаемой из кувшина, но жители деревни остались на своих местах. Очевидно, получилось так, как он и намеревался; и, возможно, в конце концов, он был прав.

— Бистона лежит на диванчике, — сказала Илна Брекону. — Она не несет ответственности за монстров, и, судя по тому, что она сказала минуту назад, к ней, возможно, возвращается здравый рассудок. Она сделала паузу, чувствуя, как каменеет ее лицо. — Вы должны относиться к ней как к одной из своих, — продолжила она. — Возможно, я никогда не вернусь в вашу деревню, но если я вернусь, и с Бистоной плохо обойдутся, я буду считать вас не лучше тех монстров, от которых мы избавили вас этим утром.

Бистона неожиданно крикнула: — Ламо эарарачарраэй аначаза!

— Что она сказала? — потребовал ответа Асион, переводя взгляд с лежащей женщины на Илну. — Я ничего не понял.

— Ричар басумаяоякинту анаксарнакса! — продолжила Бистона. Ее глаза были открыты, но несфокусированы; руки скрещены на груди, как у трупа.

— Это волшебство, — пояснила Илна. Эти слова ничего для нее не значили, но она достаточно часто слышала, как Теноктрис и другие произносят слова силы, чтобы к настоящему времени распознать тон и ритмы. И в очень неподходящее время, как подумала она, хотя и не высказала этого мнения вслух. Песнопение Бистоны должно было вызвать у жителей деревни чувство неловкости, и они, очевидно, уже обвиняли ее в своих несчастьях.

— Брекон, она говорит от имени Владычицы! — взволнованно сказала Грайя. — Редмин мертв, но Божья Матерь сделала Бистону своим оракулом — вместо него!

— Как это оракулом? — удивился Асион. — Вы можете это понять?

— Фамета матамаксанрана эхонтохерита! — пропела нараспев Бистона.

— Никто этого не понимает, даже волшебники, — презрительно сказала Илна. Она уже видела подобную подделку раньше. Без сомнения, Бистона вскоре «проснется» и объявит деревне, что теперь она их священник, и они должны почитать ее. Что ж, Илна хотела именно такого результата, но ее все равно раздражало, что это было сделано с помощью лжи.

— Илна ос-Кенсет — прокаркал ворон. — Прямой путь извилист, кривой путь прям. Его голос был резким, но вполне понятным. Не было ни малейшего шанса, что Илна неправильно истолковала звуки, которые обычно издают птицы.

Грайя вскрикнула от восторга и прижала к себе мужа. Другой старейшина опустился на колени и коснулся лбом пола крыльца. Он скрестил руки, целую и изувеченную, над головой.

— Ты должна свернуть в сторону, — сказал ворон, — или ты не достигнешь своей цели.

Бистона пошевелилась на кушетке. Она дважды моргнула и потерла глаза тыльной стороной ладони.

— Я никогда раньше не слышал, чтобы птицы разговаривали, — сказал Карпос, не испуганный, а удивленный.

— Да, да, — сказала Грайя, — Божья Матерь всегда говорит через Слугу, добрый господин. Ну, когда она это делает.

— Редмин много раз  говорил, что Слуга сообщил ему ответ, и проситель должен оставить свой подарок для Владычицы, — объяснил Брекон. — Но иногда бывает вот так.

— Грайя? — обратилась к ней Бистона, садясь на каменную кушетку. — Как я сюда попала? Затем, с ноткой пронзительности, когда она дотронулась до своей грязной одежды: — Что со мной случилось?

Темпл жестом пригласила старуху войти. Грайя мгновение колебалась, затем подбежала к Бистоне и схватила ее за руки. Она начала говорить, быстро, но тихим голосом. Ворон каркнул и расправил крыло, чтобы привести в порядок перья. У птицы был облезлый вид, свидетельствующий о преклонном возрасте. Старейшины перешептывались друг с другом, но Темпл и охотники смотрели на Илну.

— Вы ждете, что я что-то скажу? — сердито спросила она. — Мне нечего сказать. У меня нет цели! Ее спутники молчали.

Илна пронеслась мимо Темпла и быстро спустилась по ступеням храма. Она знала, что покидает святилище, чтобы птица не сказала ей что-нибудь еще. Она и так  проявила слабость и разозлилась еще больше. Илна оглянулась. Темпл и охотники вышли на крыльцо.

— Я никогда не сворачивала в сторону, — заявила Илна. — И я не собираюсь делать этого сейчас! Но пока она говорила,  вспомнила, что когда-то, давным-давно она отдала себя злу, самому Злу. Она ушла от него. Если бы она этого не сделала, если бы продолжила путь, который выбрала для себя, этот мир превратился бы в ледяное запустение. Таким, каким она его видела.

***

Визжащая лошадь разбудила Гаррика, но меч оказался у него в руке прежде, чем его собственные чувства пришли в норму. Король Карус обладал инстинктами кошки и рефлексами пружинного капкана; он никогда не забывал, где находится его меч, и что-нибудь непредвиденное заставляло его потянуться к нему. Это усложняло жизнь Гаррику, потому что принцу, как правило, не подобало выхватывать свой меч. Хотя были времена, когда это помогало ему выжить, и это, возможно, был один из таких случаев. Лошадь снова заржала. Звук оборвался хрустом кости, хотя другие животные продолжали брыкаться и реветь в конюшнях под окном Гаррика.

Ставни в комнате Гаррика были закрыты на засов, но правая створка приоткрылась и пропускала лунный свет. Он положил меч на матрас, набитый кукурузной шелухой, и быстро натянул сапоги. Наступить в темноте на вилы могло бы стать последней ошибкой, которую он когда-либо совершал.

— Ты знаешь, во что ты ввяжешься, если спустишься туда? — спросил Шин.

— Нет, — ответил Гаррик. Его ремень все еще висел на крючке в изголовье кровати; он надел его. Ему мог понадобиться не только кинжал, но и, скорее всего, он хотел бы освободить руки, держа меч в ножнах.

— Ты мог бы подождать здесь, — сказал Шин. — Комната прочная. Ты понятия не имеешь, какие существа бродят в этом регионе.

Отдельные комнаты гостиницы «Череп Кабана» находились в задней части второго этажа. Они были построены для торговцев, которые хотели бы запереть себя, своих охранников и свой багаж на ночь. Там было достаточно места для Гаррика и эгипана, хотя последний предпочел свернуться калачиком на полу, а не делить матрас с покрывалом из сшитых овечьих шкур.

Гаррик распахнул ставни и выглянул поверх наклонной крыши конюшни, не отвечая Шину. Он бы сам себе не нравился, если бы был человеком, мыслящим категориями Шина; и в любом случае, Шин вопроса не задавал.

Мальчик, Мегрин, стоял на опушке леса и что-то кричал. Гаррик не мог разобрать слов; возможно, это были вообще не слова, а просто ужас, озвученный голосом. Открылось следующее окно. Мастер Орра выглянул, встретился взглядом с Гарриком и снова нырнул внутрь. Его ставни захлопнулись.

Призрак в сознании Гаррика рассмеялся. — Нет недостатка в людях, которые хотят, чтобы кто-то другой сражался за них, — сказал Карус. — Я никогда не возражал быть этим кем-то.

Щит Гаррика был прислонен к стене ниже того места, где висел его меч; он поднял его за двойные рукояти. Это было плетеное водостойкое изделие с покрытием из вощеного льна, предназначенное для стрелков. Он казался неуютно легким по сравнению со щитом линейного пехотинца из березовой фанеры, который Гаррик носил в бою, на руке — и гораздо чаще на памяти Каруса, но даже в этом случае это было лучше, чем было у большинства путешественников.

— Сойдет, парень, — сказал Карус хриплым шепотом. — Это то, что у нас есть, так что сойдет.

Гаррик вышел на крышу, держа щит в левой руке и мерцающий серый меч в правой. Его улыбка отражала улыбку призрака в его сознании. Устойчивая крыша конюшни была сделана из жердей толщиной в руку, уложенных рядом. Они не были ничем покрыты, не говоря уже о том, что не были квадратными, но с них отслоилось достаточно коры, чтобы, если бы в конюшне было светло, Гаррик смог бы заглянуть сквозь них и увидеть, что происходит.

— «И если бы со мной была сотня Кровавых Орлов, я мог бы позволить им позаботиться об этой проблеме», — подумал он, ухмыляясь. Этого было бы достаточно.

Двери конюшни были открыты наружу. Гаррик оценил местность внизу — она была чистой — и прыгнул, согнув колени, чтобы приземлиться под прикрытием дверной створки. Двери были построены в том же массивном стиле, что и все остальное в гостинице. Если бы он приземлился прямо перед входом, что-то, или кто-то могло бы прыгнуть на него прежде, чем он смог бы повернуться. Судя по тому, как закричала лошадь перед тем, как ей сломали шею, это был бы конец — и неприятный конец.

Гаррик убедился, что стоит на ногах, перевел дыхание и шагнул в дверной проем с поднятым щитом. Он стоял там, пытаясь различить глазами смутные очертания в пятнистых тенях, вместо того чтобы броситься прямо внутрь. Пауза была бы самоубийством, если бы он столкнулся лицом к лицу с врагами — людьми, которые выбрали бы его в качестве мишени для стрелы или даже брошенного ножа, но хрюканье и слюнявые глотки из стойла мерина не были человеческими.

Существо, склонившееся над мертвой лошадью, повернулось к Гаррику. Это было искаженное изображение человека, очень широкоплечего и слишком высокого, чтобы стоять в полный рост, хотя потолок в задней части конюшни был высотой в десять футов. Его лицо было длинным и плоским; когда его челюсти открылись, они опустились прямо вниз, вместо того чтобы сдвинуться назад. — Хо! — завопило оно. — Эта лошадь очень жилистая, но вот лакомство, которое само пришло предложить себя в качестве более вкусного ужина!

Фонарь сзади осветил Гаррика, затем прошел мимо него в конюшню. Шкура существа была бледно-зеленой там, где  не было следов крови мерина. И это была самка.

— Да поможет нам Пастырь, это людоед! — взвизгнул Ханн. — Милорд, бегите! Ни один человек не может сразиться с людоедом!

Король Карус рассмеялся. Только когда Гаррик услышал звук, эхом отразившийся от стропил конюшни, он понял, что тоже смеется.

— Милорд! — повторил трактирщик, на этот раз возмущенным тоном. Гаррик отступил на шаг. Карус обдумывал следующий ход и все последующие ходы, как мастер шахмат, который играет с настоящими людьми и с самим собой во главе.

— Я оближу твои бедренные кости, маленький человечек! — сказала людоедка. Ее четыре груди, вялые, но отвисшие, колыхнулись, когда она слегка наклонилась вперед. — И ты все еще будешь жив, когда я это сделаю!

— Людоед читает мысли, Мастер Гаррик, — сообщил Шин откуда-то из-за его спины. Гаррику стало интересно, спрыгнул ли эгипан с крыши, как он, или вышел через дверь на первом этаже вместе с хозяином гостиницы. — Не в моем уме, конечно.

— Тогда она точно знает, как я собираюсь ее убить, — отозвался Гаррик. Слова прозвучали как рычание; во рту у него пересохло. — Ей придется пригнуться, чтобы пройти в этот дверной проем, и когда она это сделает, я проткну ее своим мечом. Он разрубит камень, ты же знаешь, Шин; он разрежет ее уродливый череп, как дыню.

Людоед взревел и бросился вперед — к двери, но не сквозь нее. Гаррик оставался на месте — в ожидании. Он рассмеялся над этим трюком и над тем, как они с Карусом его предвидели. Руки людоеда были длинными даже для такого крупного существа. Если бы Гаррик бросился ему навстречу, он схватил бы его, и втащил внутрь, вероятно, по пути ударив раз или два о дверные косяки. Стоя на своем месте немного в стороне от проема, Гаррик успел встретить цепкую руку и рубануть по ней. Острие этого меча ничего не сделало бы с большими костями существа, и если оно прочло его мысли, то было уверено в этом.

Людоед попятился и снова взревел, прижимая руки к бокам. Это было все равно, что наблюдать, как краб угрожает сопернику. Руки были удивительно длинными, футов восемь или около того; костяшки его пальцев царапали землю, если он наклонялся.

— Принесите лук и стрелы! — крикнул Гаррик  в ночь. Он слегка повернул голову, но все равно мог видеть людоеда обоими глазами. Ханн оставил свой фонарь на земле и исчез, но Гаррик был уверен, что все в «Кабаньем Черепе» слушают его. — Дротики, любые снаряды! Я не дам ему выйти, пока вы будете пичкать его стрелами!

— Так ты думаешь, что сможешь остановить меня, мое маленькое лакомство? — громко сказал людоед. — Неужели ты сомневаешься, что я снесу тебе голову, даже если тебе удастся достать мое сердце своим мечом?

Карус расхохотался. Гаррик ответил: — Нет, я в этом не сомневаюсь. Но я достану твое сердце. Он отбросил свой щит и вытащил кинжал левой рукой. Плетенка была бы бесполезна, если бы людоед бросился на нее, но он мог бы вогнать кинжал в цель, даже если бы вырвал меч после первого удара. Конечно, для него это не имело бы значения, но чем быстрее людоед истечет кровью, тем меньше шансов, что он убьет кого-нибудь еще. Кто-то должен это сделать. На этот раз этот кто-то — он, Гаррик. Это было решение, которое он принимал, когда становился пастухом, или солдатом, или принцем.

Людоед поднял руку и рванул крышу; жерди затрещали в его хватке. Гаррик приготовился. Людоед мог бы сбежать из конюшни, но крыша и стены были слишком крепкими, чтобы ему это удалось с легкостью.

— «Когда он просунет голову и плечи в отверстие, я сделаю выпад», — подумал Гаррик. — «Я воткну острие ему в диафрагму и разорву ее, чтобы вывалить его кишки на пол конюшни. Это не так быстро, как удар в сердце, но это убьет — и я, возможно, даже переживу эту неожиданную встречу».

Людоед внезапно попятился и прислонился к боковой стене, издав звук, похожий на скрежет камней. Через мгновение Гаррик понял, что он, то есть она, смеется. — Что ж, ты смелый, — приветливо сказала она. — И к тому же, умный. Я никогда раньше не встречала такого мужчину, как ты, вот что я тебе скажу.  Она склонила голову набок, и у нее отвисла челюсть; ее передние зубы были похожи на волчьи, но за ними виднелись огромные коренные зубы, способные раздробить бедро лошади.

— Она улыбается, если тебе интересно, — сообщил Шин. — У нее не такие губы, как у человека, поэтому она пытается изобразить выражение, которое наводит на мысль об улыбке. Лично я не думаю, что это очень хорошая копия, но я полагаю, что она заслуживает чего-то за то, что приложила усилия.

— Я дам ей кое-что, — ответил Гаррик хриплым голосом, повторяя слова, которые Карус произносил у него в голове. Если он поторопится, то почти наверняка доберется до цели с кинжалом, поскольку людоед сосредоточился на более длинном лезвии…

— Эй! — резко сказала людоед, выпрямляясь. — Ты король, от тебя зависит целый народ. Нам нет смысла убивать друг друга. Я совершила ошибку, придя сюда, я охотно признаю это. Иди своей дорогой и позволь мне идти своей, и я больше никогда не побеспокою тебя.

— Нет, — хрипло ответил Гаррик. — Ты права, я король. Я не собираюсь отпускать тебя людям, которые мне доверяют. Завтра это может быть ребенок, это может быть Лайана... Во рту у него было сухо, как в золе, сухо, как в горячем песке. Он дрожал от необходимости действовать, двигаться. Сначала он думал, что сможет дождаться, пока кто-нибудь принесет лук и стрелы, но теперь он не мог ждать. Он собрался тотчас броситься вперед и убить это чудовище, как оно убило его лошадь, как оно убивало всех подряд в прошлом.

— Принц Гаррик, я обидела тебя! — сказал людоед — людоедка. Она опустилась на одно колено — ее ноги были в нормальных человеческих пропорциях по отношению к телу, — слегка наклонила голову и коснулась кончиками пальцев лба. У Сериан это было знаком почтения. — Я убила твою лошадь.

— Ты убила не только мою лошадь, — ответил Гаррик, пораженный так, словно чудовище начало петь хвалебный гимн Божьей Матери.

— Ты ничего не знаешь о моем прошлом, — сказала людоед. — Кроме того, что мир до Изменения был другим — для тебя, для меня, для всех. Что произошло в этом мире, так это то, что я убила лошадь, которая была тебе нужна, чтобы добраться до Желтого Короля. Я буду твоим конем, Принц Гаррик. Я понесу тебя так уверенно и безопасно, как никогда бы не смогло это твое, глупое четвероногое.

От абсурдности ситуации у Гаррика закружилась голова. Он бы рассмеялся, но во рту слишком пересохло. — Может быть, у тебя найдется друг — морской волк, на котором я мог бы переплыть море? — прохрипел он. — Почему, во имя Дузи, ты думаешь, что я тебе доверяю?

— О, ее клятва обязательна, Гаррик, — весело подсказал Шин. — Хотя я далек от того, чтобы отговаривать тебя от того, чтобы тебя разорвали на части. Я уверен, что именно на этом настоял бы настоящий герой вроде твоего предка, не так ли?

— Как такое может быть? — изумленно переспросил Гаррик. — Доверять этому монстру? Он чуть было не повернул голову, чтобы посмотреть на эгипана, но вовремя спохватился. Каким бы большим ни был этот людоед — огр, он видел, как быстро она двигалась.

— Ты удивлен? — спросил Шин. — Я не знаю почему. Твоя клятва обязательна, не так ли? Даже если бы ты дал ее людоеду?

Шин подошел к Гаррику, разглядывая коленопреклоненного огра с холодной рассудительностью погонщика, оценивающего овец. — Ты, конечно, не сможешь воспользоваться своим седлом, но я уверен, что ты мог бы изготовить сбрую из шкур. В этом месте нет недостатка в шкурах, не так ли? В конце концов, нам предстоит пройти более длинный путь, чем я хотел бы пройти в твоих неуклюжих ботинках. Он издал свой булькающий смешок. — Хотя, конечно, это не будет иметь значения, — весело добавил он. — Она, конечно, разорвет тебя на части, если ты будешь сопротивляться. Это будет очень героическая смерть, без сомнения.

Гаррик закашлялся, начал смеяться и снова закашлялся. Его меч задрожал. Ему нужно было что-то предпринять. — Людоед! — сказал он. — Ты клянешься?… чем ты клянешься? У тебя есть Боги?

Людоед-огр снова изобразила искаженную улыбку. — Какое дело Богам до таких людей, как я, или существ, подобных тебе, в любом случае? Я даю тебе слово, Гаррик ор-Рейз, что я понесу тебя, как лошадь, что я не причиню вреда тебе и что я не причиню вреда другим существам по твоему желанию.

Гаррик вложил свой меч в ножны. — И я клянусь тебе, людоед, — сказал он, — что буду обращаться с тобой так же хорошо, как с лошадью или хорошим слугой, пока ты держишь данное мне слово.

— Ее зовут Кора, — сказал эгипан, появляясь в дверях. — Пишется К-О-Р-А. Хотя, я полагаю, ты можешь продолжать называть ее людоедкой. У тебя ведь не было имени для лошади, не так ли?

— Выходи, Кора, — сказал Гаррик, — и позволь мне взглянуть на тебя при лучшем освещении. Кроме того, тебе, должно быть, там тесно, а я обещал, что буду обращаться с тобой должным образом. В левой руке у него все еще был длинный кинжал; должно быть, он забыл о нем.

Он вложил его в ножны, когда людоедка низко пригнулась, чтобы пройти под дверной фрамугой, а затем выпрямилась во весь рост, без труда достигнув двенадцати футов. Кора потянулась, затем сказала: — Хотя я понимаю, что это может быть неделикатным вопросом, хозяин, я вломилась в эти конюшни, потому что была очень голодна. Если у вас нет лучшего применения трупу вашего бывшего скакуна, могу я продолжить трапезу?

Гаррик начал смеяться, но призрак Каруса расхохотался еще сильнее.

Глава 7

Кэшел предпочел бы побыть снаружи, под звездами, но он не возражал подождать в гробнице вместе с Теноктрис. Он сидел спиной к порогу, положив посох на колени. Масла было достаточно, чтобы лампа в другом конце помещения горела всю ночь, и все было бы в порядке, даже если бы она погасла. Когда дул подходящий ветерок, он улавливал обрывки разговоров солдат. Вместо того чтобы стоять вокруг траншеи, они поднялись на вершину холма. Оттуда они могли видеть любого, кто приближается к гробнице, но все равно держались немного в стороне от волшебства.

Песнопение, начатое Теноктрис, когда она лежала в каменном гробу, продолжалось в ритме значительно ниже того уровня, при котором Кэшел мог расслышать его как слова. Сейчас Теноктрис не говорила, во всяком случае, ее губы не шевелились: он наклонился поближе, чтобы убедиться в этом. Кэшел улыбнулся. Вероятно, хорошо, что солдаты держались на расстоянии. Было приятно наблюдать, как они раскапывают могилу, но, вероятно, звук обеспокоил бы их, если бы они были достаточно близко, чтобы слышать.

Лампа потускнела до голубого свечения фитиля. Кэшел наклонился вперед, вставая. Если бы он сразу вскочил на ноги, то разбил бы голову о каменную перекладину. Однако в самой гробнице он мог стоять прямо. Она была недостаточно высока для посоха, поэтому он держал его поперек. Он не знал, что произойдет, но был готов настолько, насколько это было возможно. Лампа снова зажглась. Кэшел нахмурился; он был рад свету, но это было совсем не то, чего он ожидал. Масло, которое Теноктрис налила из своей закупоренной бутылки, было таким жидким, какого Кэшел никогда раньше не видел. Может быть, именно поэтому оно так себя вело?

Прямо из воздуха возник человек и направился к другому концу гробницы. Он не вылез из стены, Кэшел был уверен в этом; сначала это был овальный туман, затем этот парень прошел сквозь него и встал у подножия гроба. На вид он был молод, ему едва исполнилось шестнадцать. Его шелковые одежды были такими тонкими, что сквозь них можно было разглядеть лампу. Ткань была ярко-синей; на ней были слова, вышитые золотом. Кэшел быстро узнал старинный витиеватый почерк.

— Боже мой, но ты такой большой, —  сказал незнакомец, улыбаясь так, что Кэшелу это не понравилось. — Как тебя зовут, красавчик?

— Я Кэшел ор-Кенсет, сэр, — представился Кэшел, слегка шаркая ногами, чтобы убедиться, что они правильно поставлены. — Вы тот самый парень, который был здесь похоронен?

Лампа загорелась ярче, чем когда-либо, но черты лица незнакомца были резкими даже там, где они должны были находиться в тени. И, кстати, о тенях — Кэшел взглянул на стену гробницы по другую сторону незнакомца от лампы. Вместо тени молодого человека на ней был виден тощий демон с головой ящерицы. Свет лампы проникал сквозь перепонки крыльев, отбрасывая более светлые тени, чем само тело; они двигались, когда незнакомец говорил.

— Похоронен? — переспросил незнакомец. — Боже мой, что за мысль. Но твоя подруга пришла сюда, чтобы найти меня, если ты это имеешь в виду. Он посмотрел на Теноктрис сверху вниз и ухмыльнулся. — Я, конечно, понимаю, почему она хотела, чтобы я возглавил дело, — сказал он. — Боже, если бы я был таким жалким слабаком, я бы просто повесился.

Он улыбнулся Кэшелу, очевидно, ожидая реакции, которой не последовало. Кэшел не позволял словам вывести его из себя, особенно когда это было то, что пытался сделать другой парень — как здесь. Конечно, то, что он не разозлился, не означало, что он не нанес бы быстрый удар посохом, впечатав парня в стену с такой силой, что сломал бы кости. Кэшел и на этот раз не стал бы этого делать, потому что Теноктрис действительно пришла сюда, чтобы встретиться с ним. Однако мысль об этом заставила Кэшела улыбнуться.

Незнакомец хихикнул, повернулся и направился в дальний конец камеры, прежде чем повернуться снова. Его тень колыхалась по грубо отесанной стене вместе с ним. — Я хотел получить Первый Камень, — задумчиво сказал он. — Ну, конечно, я хотел — любой бы хотел. Но я знал, где его найти и как его достать... почти.

Он снова рассмеялся, но в этом звуке не было ни капли юмора, даже радости палача. — Это «почти» дорого стоило, красавчик, — сказал он. — Оно стоило мне времени, больше времени, чем ты можешь себе представить. Я начинал думать, что оно будет стоить мне вечности; всего времени, которое когда-либо будет.

Быстро и бодро он направился к Кэшелу, протягивая левую руку. — Но теперь пришел твой друг, — сказал он. — Я заплатил, и хорошо заплатил, за свою информацию, и наконец-то я могу использовать ее, чтобы добыть Первый Камень. Отдай мне медальон, который ты держишь для меня, мой маленький цветочек, и мы продолжим дело, завершения которого я так долго ждал.

— Нет, — ответил Кэшел. Он не повышал голоса, но услышал, как он стал хриплым. — Медальон мне дала Теноктрис. И я должен хранить его.

— Ты думаешь, что можешь угрожать мне, ты, червяк! — возмутился незнакомец. — Угрожать мне? Он был — он не стал, он был — львом, даже больше, чем любой настоящий лев — зверем, чьи открытые челюсти могли проглотить Кэшела целиком. Из его разинутой пасти воняло гниющей между клыками плотью. Кэшел сгорбился.

Обычно он наносил удар правой рукой, описывая горизонтальную дугу, затем заносил другой наконечник посоха слева в ударе, который начинался на высоте колена. Но не сейчас.

Лев был слишком велик, чтобы вместиться в гробницу. Кэшел столкнулся с ним на плоской, безликой равнине — но равнина могла быть ненастоящей; а если это было не так, то и лев тоже. Удар по чему-то, чего не существовало, вывел бы его из равновесия, и это могло бы стать концом боя.

Незнакомец, может, и не был львом, но он был кем-то — и чем-то очень опасным. — Отдай мне медальон, червеобразная тварь!  — крикнул лев.

Кэшел чуть-чуть повел посохом сначала в одну, а затем в другую сторону. Он сказал все, что должен был сказать, поэтому больше не заговаривал. Были люди, которые думали, что блеф перед дракой пугает противника, но Кэшел в это не верил. Это его не пугало; и, кроме того, он обычно не нуждался в помощи.

Лев захихикал и снова стал стройным молодым человеком. — О, как же мне было весело, когда я был жив! — сказал он тем лукавым тоном, который Кэшел слышал во дворце, когда придворные пытались быть высокомернее друг друга. — Счастливые дни, счастливые дни.

Он улыбнулся Кэшелу; и когда он улыбнулся, его тело перелилось через стенку каменного гроба и слилось с Теноктрис. Это было все равно, что наблюдать, как мед впитывается в ломтик хлеба грубого помола. Лампа снова стала мерцать как обычно. Не было никаких признаков незнакомца. Теноктрис застонала.

— Теноктрис? — обратился к ней Кэшел. Должен ли онбыл помешать этому существу — прикоснуться к ней? Но она этого не говорила, и он не был уверен, что смог бы это сделать. Старая женщина осторожно села.

Кэшел предложил свою левую руку; она с радостью приняла ее. — С вами все в порядке? — спросил он, опуская ее на пол гробницы. На его руке она казалась не тяжелее голубя.

— Я получила то, зачем пришла сюда, — тихо ответила она. — Завтра мы должны пойти с Шариной в Место; у нас будут дела с Коэрли. Но сегодня вечером... Она указала на свою сумку. — ...  пожалуйста, понеси ее, мой дорогой. Сегодня ночью я должна поспать, потому что я устала так, как никогда за свою долгую жизнь.

***

Гаррик сидел на большом пне на поляне за конюшнями, продевая сыромятный ремешок через отверстия, проколотые шилом, чтобы сшить куски свиной кожи. Он ожидал, что сошьет новую сбрую сам, но Уинсес и Пендилл, охотники, остановившиеся в «Кабаньем Черепе», были рады сделать для  него большую часть работы.

— Ты сможешь дожить до своего двойного настоящего возраста, парень... — сказал Уинсес. Он поднял свиную шкуру левой рукой, прижал ногой нижний конец и отрезал полосу своим мясницким ножом. Гаррик достаточно поработал с кожей, чтобы понимать, какими сильными должны быть запястья охотника, чтобы сделать это одним движением. — И не делать столько же, как мы с Пендиллом.

Другой охотник — мужчины были двоюродными братьями — приветливо болтал с Корой, пока надевал на нее нагрудные и плечевые ремни, которые они уже вырезали и сшили. Гаррик взглянул на них. — Послушайте, — сказал он, хотя и знал, что это глупый вопрос, — вы с вашим кузеном не родственники каким-нибудь поэтам?

— Поэтам? — переспросил Уинсес, нахмурившись. — Что такое поэт?

— Кто-то, кто соединяет слова так, чтобы у них был ритм и, возможно, рифма, — смущенно ответил Гаррик. Карус мысленно засмеялся, и Шин тоже повернулся, чтобы рассмеяться. — Был знаменитый поэт с таким же именем, что и у вашего двоюродного брата, но я понимаю, что он, должно быть, жил в другое время.

— Я мог бы написать немного лучше, чем друг Уинсес, — заявил призрак Каруса. — Но я не буду притворяться, что интересовался бы поэзией больше, чем он. Это одна из тех вещей, в которых я никогда не видел особого смысла, например, учиться управлять, не держа руку все время на мече.

Орра появился в проходе, неся через левое плечо две набитые седельные сумки; его туника оттопыривалась из-за спрятанного под ней пояса с деньгами. Он пытался скрыть тот факт, что держал в руках маленький арбалет. Он был взведен.

— Мастер Орра! — позвал его Гаррик. Он помахал рукой, но намеренно не встал и не подошел на пять или шесть шагов к другому путешественнику. Орра явно нервничал; он не поворачивал головы, наблюдая за Гарриком только краем глаза.

— Тсс! — фыркнул Карус. — Скорее всего, он наблюдает за людоедом. И я не знаю, стал ли бы я его винить.

— Ах, да, Лорд Гаррик, — ответил Орра, держась поближе к стене гостиницы. Его поза намекала на то, что ему хотелось бы без лишних слов ворваться в конюшню, но он знал, что не сможет оседлать своего коня и выехать прежде, чем Гаррик доберется до входа. — Поздравляю! Я видел, как вы вчера вечером ворвались в самую гущу событий, и, признаюсь, не ожидал хорошего результата.

Уинсес посмотрел на Орру и фыркнул, затем вернулся к своей кожевенной работе. Шин, Пендилл и Кора с самого начала не обратили на него никакого внимания.

Гаррик медленно поднялся на ноги и потянулся. — Я и сам не ожидал такого хорошего результата, — сказал он. — При условии, что он действительно хороший, конечно. Как бы то ни было, я хочу попросить вас об одолжении. Мастер Ханн сказал мне, что вы едете на юг?

Орра выглядел еще более настороженно, чем раньше. — Я не люблю компанию, милорд! — резко ответил он. — Сейчас трудные времена, и я надеюсь, вы не почувствуете себя оскорбленным, если я скажу, что человеку лучше быть одному, чем в тесном контакте с незнакомцем. У меня здесь арбалет, — он слегка приподнял его, — из которого я стреляю во все, что приближается ко мне. Во что угодно или в кого угодно.

— Ничего подобного, сэр, — сказал Гаррик. Он сохранил свою дружелюбную улыбку, но не мог не подумать о том, насколько полезным был бы союзник с арбалетом, когда он столкнулся бы лицом к лицу с огром-людоедом. — Я бы хотел, чтобы вы предупредили, что я уже в пути, когда доберетесь до следующей гостиницы. Я надеюсь, вам не очень сложно это сделать?

Орра нахмурился. Он был кем-то вроде торговца или, по крайней мере, так говорил. Ни Мастер Ханн, который мог солгать из политических соображений, ни Мегрин, который сказал бы правду, хотя бы назло своему отцу, не были уверены, в чем конкретно заключается бизнес Орры. — Что значит «предупредить»? — осторожно спросил он. — В гостиницах здесь, в Великом Лесу, нет королевских апартаментов, вы же знаете.

— Я и не предполагал, что они есть, — сказал Гаррик, обнаруживая, что ему все труднее сохранять улыбку. — Но я бы хотел, чтобы они знали, что человек, который скоро прибудет верхом на огре, дружелюбен и платит хорошей монетой, несмотря на странность его скакуна. Он полез в свой кошелек и пересыпал монеты из одной руки в другую — только медь и серебро, конечно. Поменять золото в этой глуши было бы так же трудно, как и в деревушке Барка; с таким же успехом путешественник мог бы попытаться получить жилье за рубины. — Я просто не хочу причинять ненужного беспокойства, — пояснил Гаррик. Про себя он добавил: — И я не хочу выяснять, что есть люди, более готовые сразиться с людоедом, чем ты  прошлой ночью.

— Да, хорошо, я могу это сделать, — ответил Орра. Он помолчал несколько мгновений, затем добавил: — А теперь, если вы меня простите, я должен идти. Удачи вам в вашем путешествии, сэр.

— И вам, Мастер Орра, — сказал Гаррик, но его собеседник уже исчез в конюшне.

 — Хорошо, давайте примерим эту штуку, — сказал Уинсес, похлопывая по ремешку, который он закончил. Его рука была едва ли менее жесткой, чем дубленая свиная кожа. — Если мы правильно подобрали длину, то остается только сшить их вместе, и у вас будет седло.

— Да, дорогой мастер, — отозвалась Кора, выпрямляясь во весь рост. Один ножной ремень со стременем свисал с ее нагрудного ремня; подвес, в котором Гаррику предстояло сидеть, был готов, хотя, и не закреплен на месте. — Я с таким нетерпением жду возможности продемонстрировать свои таланты в качестве вьючного животного.

— Я не просил тебя убивать мою лошадь, — резко отозвался Гаррик. — Я не особенно заботился об этом животном, но мне не нужно было беспокоиться о том, что оно может быть саркастичным.

— Но ты не знал, о чем оно думало, — парировала людоед. — Было бы нечестно с моей стороны скрывать свои чувства так, как это делал этот грубый зверь.

Мастер Орра рысцой выехал из конюшни на своем белом коне. Он свернул через проход на главную дорожку, не сказав больше ни слова и даже не оглянувшись.

Гаррик вздохнул. — Кора, — сказал он, — я обещал тебе, что буду хорошим хозяином. Я был бы признателен, если бы ты не заставляла меня использовать против тебя мой меч, даже плашмя, хорошо? Потому что когда-нибудь позже я, вероятно, пожалею о том, что сделал это.

Людоедка рассмеялась; Шин засмеялся вместе с ней. И через мгновение Гаррик тоже рассмеялся.

***

— На сегодня достаточно, — сказала Илна, хотя солнце было едва ли на полпути от зенита к западному горизонту. Они шли через вечнозеленый кустарник с самого рассвета, и этот холмик травы и цветов под остролистным дубом привлек ее. В конце концов, они никуда не торопились. Асион замыкал шествие. Он кивнул, приложил два пальца к губам и пронзительно свистнул. Карпос сегодня был в авангарде, впереди  остальных. Охотники сказали, что свист был обычным предупреждающим криком сурка. Илна в этом не сомневалась, но не совсем понимала, зачем использовать такую форму тайного сигнала здесь, где не было никаких сурков.

— Я поставлю несколько силков на кроликов, — сказал Асион. — Может быть, и капкан тоже. Судя по помету, здесь полно диких свиней. Илна кивнула. Она внезапно почувствовала сильную усталость. Асион исчез в зарослях.

— Какова наша цель, Илна? — спросил Темпл. Он раскладывал костер вокруг сухого куста болиголова, который обрезал своим кинжалом. Он не отрывался от своей работы, когда говорил.

— Моя цель — убить всех людей-кошек, — резко ответила она. — Ты можешь уйти, если тебе это не нравится.

— Я присоединился к тебе, Илна, — ответил Темпл, улыбаясь своей аккуратной работе. — Я верю, что это моя судьба. Но мне  любопытно, куда мы направляемся.

Она фыркнула. — В долгосрочной перспективе мы умрем, — резко сказала она. — Пока этого не произойдет, я намерена вести себя так, будто жизнь имеет смысл в том, чтобы убивать людей-кошек. Илна повернулась и пошла вверх по склону. Она не знала, что именно в этом большом мужчине раздражало ее. Возможно, у нее возникло ощущение, что он осуждает ее, хотя он никогда не говорил ничего подобного.

Темпл взглянул на нее. — Ты заслужила свой отдых, Илна, — сказал он. — Мы разбудим тебя, когда ужин будет готов.

— Я просто посижу, — отрезала Илна. — Я не собираюсь ложиться спать. Когда она села и прислонилась спиной к дубу, то почувствовала прилив усталости и нахмурилась. Насколько она могла понимать, для этого не было никакой причины. Каждое утро она вязала небольшой узор, чтобы указать им направление движения. Это требовало больше усилий, чем можно было ожидать от человека, не занимающегося волшебством, — потому что теперь она заставляла себя признать, что ее талант был скорее волшебством, чем просто необычным умением ткать. И все же тривиального предсказания было недостаточно, чтобы объяснить ее нынешнюю тягу ко сну.

Полевые цветы украшали холмик, словно вышивка на травяном покрывале. Там были лютики, розовые и голубые первоцветы. Ей показалось, что она увидела и горечавки, но ей пришлось бы встать, чтобы убедиться в этом. Ей было все равно, найдет ли она в себе силы сделать это. Мерота любила цветы. Чалкус сплел бы девочке венок, если бы они сейчас были здесь.

Возможно, именно поэтому Илна захотела остановиться. Холмик, вероятно, был искусственным. По равнине было разбросано несколько скальных выступов, но этот был земляным и имел слишком правильный овал, чтобы природа могла его создать. На равнине, которую они пересекали, не было никаких признаков города, никаких обветренных скал с резьбой на защищенных нижних сторонах. Возможно, кочевники похоронили здесь своего вождя, и ушли из жизни в древние времена. Остролистный дуб был очень старым, и никто не мог сказать — через, сколько времени после того, как был поднят холмик, он пророс.

Илна слышала потрескивание огня в костре Темпла и чувствовала запах готовящегося мяса. Охотники, должно быть, вернулись с кроликами, хотя она их и не заметила. В это время года ягод еще не было, но обычно Илна нарвала бы молодых бананов и листьев одуванчика к мясу. Однако сейчас ей не хотелось вставать. — «В конце концов, я собираюсь поспать», — подумала она; и вскоре так и случилось.

***

Шарина была одета в бриджи и сапоги до колен. Ее наряд шокировал гардеробщиков, но Лорд Аттапер настоял бы на этом ради безопасности, даже если бы она сама не приняла решение на основе того, что Гаррик рассказал ей о городе Коэрли. Она не возражала против грязи, как могла бы поступить деликатная девушка. Однако то, что скрывалось в грязи, было опасным. Шарина осторожно переступила через человеческую реберную кость, из которой был извлечен костный мозг. Если и существовал лучший способ заразиться кровью, чем вонзить в свою плоть осколок гнилой кости, то, к счастью, это ускользнуло от воображения Шарины.

Даже Кэшел был обут в деревянные сабо, когда брел по грязной дороге, как бык. Он оглядывался по сторонам с таким спокойствием, каким только может обладать человек. Если бы была причина для тревоги, Кэшел увидел бы это раньше солдат, и Шарина доверяла его реакции больше, чем реакции солдат. Не то чтобы неприятности были вероятны. Люди-кошки казались очарованными своими посетителями-людьми, но в них не было и намека на враждебность. Она придвинулась ближе к Кэшелу, хотя и не пыталась обнять его, пока они шли между домами Коэрли. Она не боялась нападения, но от близкого присутствия такого количества Коэрли у нее кружилась голова.

— Запах ужасный, — сказала Шарина. — Я думаю, он хуже, чем на кожевенном заводе у нас дома. Хотя я не понимаю, как это может быть; наверное, я просто избаловалась, живя во дворце.

— Они кошки, — пробормотал Кэшел, пока они шагали по грязи. — Они едят мясо. Я никогда не чувствовал такого запаха мочи от мясоедов, как здесь.

 — Ох! — воскликнула Шарина, и, конечно, он был прав. Люди в деревушке Барка думали, что Кэшел медлителен, потому что он не знал многого из того, что они делали; но многое из того, что знали другие люди, было ложью.

Теноктрис ехала впереди них в носилках, которые несли двое из двадцати Кровавых Орлов. Аттапер лично возглавлял эскорт. Он был недоволен ситуацией, но смирился с тем, что Шарина была регентом вместо Гаррика.

Шарина слегка улыбнулась. Аттапер также признал, что она была сестрой Принца во многих отношениях: она прислушивалась к советам, но когда она превращала свое решение в приказ, она подразумевала, что ему следует подчиняться.

Также возможно, что полтора дня, которые Аттапер провел, блуждая в тумане с компанией своих людей, заставили его с большей готовностью следовать указаниям, чем до того, как он ослушался прямого приказа Гаррика…

Восемь вождей Коэрли, которые вели их по лабиринту, обернулись. Передовой отряд Кровавых Орлов расположился на открытом пространстве, которое Гаррик описал как «Поле Сбора».

Старейшины запрыгнули на камни; Теноктрис осторожно выбралась из носилок. Копья Кровавых Орлов были затуплены позолоченными шариками. Они держали их крест-накрест, чтобы образовать барьер против зрителей  Коэрли. Толпа теснилась, но взрослые Коэрли не пытались протиснуться мимо охранников. Однако этим утром среди зрителей были самки и котята, и один из них продолжал тянуться к Шарине. Мать мяукающего котенка схватила его за загривок, чтобы он не извивался между ног охранников.

Шарина огляделась. Теноктрис позаботилась обо всем, так что Шарина впервые увидела весь человеческий контингент. — Теноктрис? — спросила она, надеясь, что ее голос не выдал разочарованного изумления, которое она испытывала. — Вы не взяли с собой никаких переводчиков. Возможно, кто-то из присутствующих людей-кошек выучил человеческую речь, но Теноктрис все равно следовало бы нанять одного или нескольких клерков из бюро Лорда Ройхаса, чтобы проверить Коэрли. Конечно, теперь, когда Гаррик уехал, никто не мог хорошо общаться между двумя расами нового королевства…

Теноктрис взглянула на Шарину с легким раздражением. — Ах, я и забыла, — сказала она. — Я сейчас позабочусь об этом. Тебе, конечно, нужно поговорить с твоим новым волшебником.

Теноктрис заговорила на родном языке людей-кошек. Ответил один из Старейшин. Другой, вероятно, самый младший из восьми, поднялся на своем камне с низким рычанием. Шарина осознала, что крепко сжимает руку Кэшела, хотя он, конечно, никак не отреагировал. Она разжала хватку, но продолжала касаться кончиками пальцев его твердых мускулов.

Заднюю часть Поля Сбора огибал канал. В нем текла вода — кусочки мусора на поверхности перемещались вниз по течению, пусть и не быстро, — так что это была общественная канализация, а не выгребная яма.

Теноктрис прошла между сидящими Старейшинами и указала пальцем правой руки на жидкость, которая блестела, как свежая смола. — Пикран дечочокта! — воскликнула она голосом, который не был похож на ее собственный голос.

Вспышка волшебного света с треском сорвалась с пальца волшебницы. На мгновение канал превратился в багровый изгиб; затем вода гейзером взметнулась вверх, шипя и продолжая подниматься. Когда она поднялась столбом, пронзившим рассеянные облака, взорвалась в стороны в серебристом великолепии.

Шарина почувствовала легкую сырость. — Леди с золотистым мехом! — донесся до нее сквозь шум тоненький голосок. — Леди с золотистым мехом! — « Это котенок Корл зовет меня», — поняла Шарина. — «И я понимаю ее».

К ним подошла Теноктрис, удовлетворенно, улыбаясь. — Вот, — сказала она. — Я думаю, это решит проблему общения. То есть для всех, кто вдыхает эти брызги, но ветер относит их в сторону Валлеса.

Канал начал медленно заполняться. Краткое заклинание Теноктрис подняло только воду, оставив на дне мусор и нечистоты, которые были в ней взвешены. Маслянистые сточные воды медленно начали заполнять канал.

— Как... — начала Шарина, но спохватилась. Она посмотрела на Кэшела. Он ничего не сказал, но рука, которая не держала его посох, коснулась медальона, который он теперь  хранил. Теноктрис не смогла объяснить, как она подняла воду ввысь и, по-видимому, сделала гораздо более важные вещи тем же действием. Это было волшебство, а Шарина не была волшебницей. С таким же успехом она могла бы попросить  философа Сериана описать ей его учение на его родном языке. На самом деле Шарина имела в виду следующее: «Как вы обрели такую силу, Теноктрис?»

Кэшел уже дал ей ответ на этот вопрос — через существо, которое встретилось и слилось с Теноктрис в древней гробнице.

Шарина посмотрела на Теноктрис, затем снова на Кэшела и сжала его руку. — Что мы будем делать дальше, Теноктрис? — спокойно спросила Шарина. Если бы Кэшел был удовлетворен, то она бы предположила, что пожилая женщина, находящаяся рядом с ней, по-прежнему оставалась другом, который столько раз помогал спасать человечество в прошлом.

— Теперь я найду волшебника, который будет твоим советником, пока я буду занята в другом месте, — ответила Теноктрис. Она одарила Шарину легкой улыбкой, которая  была незнакома выражению ее лица, затем повернулась к Старейшинам.

— Вожди Истинного Народа! — обратилась она, произнося резкие гортанные звуки и шипение, которые в сознании Шарины — хотя и не в ее ушах — звучали как обычный культурный акцент старой аристократки. — Отведите меня в ваш Совет Мудрецов. У королевства есть дело к одному из них.

Косматые Старейшины начали бормотать между собой. Шарина могла расслышать некоторые слова, но они были слишком загадочными, чтобы она могла понять сказанное без контекста. Старейший Корл слез со своего валуна. — Я отведу тебя в дом совета, чудовище, — сказал он. — Но я могу сказать тебе, что ни у кого из наших мудрецов нет такой силы, как у тебя.

Теноктрис торжествующе рассмеялась. — Все в порядке, — сказала она. — До недавнего времени у меня тоже не было такой силы. Она пошла за Старшим на своих собственных ногах, вместо того чтобы вернуться в носилки.

— Нет, — скомандовала Шарина, сделав быстрый жест Аттаперу, когда он и его люди попытались окружить Теноктрис. — Следуйте за нами, но вы и ваши люди подождите снаружи здания.

Она видела, как Теноктрис околдовала воду в канале, заставив трепетать нескольких Кровавых Орлов. Они, несомненно, были храбрыми людьми, но волшебство оказывало на многих людей такое же подсознательное воздействие, как змеи или пауки. Иногда этот всепоглощающий страх выливался в неистовую ярость. Самое последнее, в чем сейчас нуждалось королевство, — это в том, чтобы обезумевший солдат начал убивать вождей и волшебников людей-кошек.

С Кэшелом за спиной Шарина вошла в длинный дом с крышей из дранки, к которому привел их проводник. Ей пришлось пригнуться, чтобы пройти под притолокой, предназначенной для Коэрли. Последняя вещь, на которую она бросила взгляд через плечо, когда входила, был канал. Он снова был полон и черен, как сердце Зла.

Глава 8

— Это самая странная вещь, которую можно найти посреди болота, — сказал Гаррик, разглядывая башню на расстоянии полфурлонга слева, когда они проезжали мимо. Немного подумав, он добавил: — И довольно неприятная.

Кора посмотрела, продолжая бежать трусцой. Ее походка перестала быть неудобной, как только Гаррик к ней привык. Ехать на ней было более или менее равносильно тому, как стоять на стременах лошади, держась за поводья, хотя ему приходилось наклоняться скорее назад, чем вперед. Упряжь представляла собой кожаную сбрую на плечах огра, поддерживающую ее ношу, как рюкзак.

— Я бы сказала, что, возможно, у них здесь проблемы с ограми, людоедами, — отозвалась Кора, — хотя я не чувствую запаха своего вида.

Призрак Каруса рассмеялся. — Это оборонительная башня, парень, — сказал он. — Здесь больше разновидностей налетчиков, чем огров, и когда такие наезжают, местные жители прячутся именно здесь. Или, если тебе так больше нравится, сюда приходят рейдеры, чтобы разделить добычу.

Башня могла иметь три этажа, хотя единственными узкими окнами были окна на верхнем уровне; нижняя часть, возможно, представляла собой единственную комнату со сводчатым потолком. Дверь, выходившая на дорогу, была массивной, с двумя окованными железом створками.

— Как раз то, что нужно, чтобы быстро загнать скот, парень, — прокомментировал Карус. — Хотя я бы сказал, что земля здесь слишком мягкая для скота.

— Башня не была частью этого региона до Изменения, — подсказал Шин. Эгипан без труда бежал рядом с Корой, хотя его копыта мелькали на расстоянии трех шагов от копыт огра. — Есть и другие аномалии подобного рода. Как правило, они связаны с концентрацией сил, которые отрывают объект от его предыдущего периода. Именно это, безусловно, и произошло в данном случае.

— Ты имеешь в виду волшебство? — спросил Гаррик.

— Возможно, волшебники, — предположил Шин.

Башня исчезла позади них, когда тропа, изгибаясь, спустилась с небольшого холма. Гаррик убрал руку с рукояти меча. У него не было причин чувствовать облегчение: в башне не было никаких признаков жизни, не говоря уже о враждебности. Кроме того, немногие хулиганы или бандиты стали бы беспокоить воина, едущего верхом на огре. Тем не менее, это было неприятное место. ***

Кэшел приостановился, чтобы дать глазам привыкнуть, когда вошел в дверь в конце длинного дома. Треугольные окна под краями седловидной соломенной крыши были единственными отверстиями, за исключением двери. Однако плетеные стены не были замазаны глиной, так что они пропускали воздух, да и немного света. Плетенка была соткана не по старинке, как шерстяные изделия его сестры. Ветви расщепленной ивы были обвиты вокруг вертикальных столбов узорами, которые Кэшел мог ощутить, но которых, на самом деле, не понимал.

Хотя для Илны они бы что-то значили. Жаль, что Илна вбила себе в голову, что ей нужно убить всех людей-кошек. Кэшел так не думал. Он был не прочь убивать, когда ему это было нужно, но как только враг сдавался, Кэшел был готов положить конец этому делу. Ему не нравилось драться, несмотря на то, что он много чего натворил, и ему определенно не нравилось убивать.

Илна была умнее его, в этом не было никаких сомнений. Но Теноктрис, Гаррик и Шарина поступили умно, когда оказались здесь, и они отнеслись к этому так же, как и Кэшел. Тем не менее, никогда не было никакого смысла спорить с Илной; и если бы люди-кошки убили Шарину, а не Чалкуса и Мероту… Кэшел не стал бы долго думать.

Однако он придвинулся ближе к Шарине.  Тем временем Теноктрис обратилась к людям-кошкам, сидевшим на корточках в другом конце длинного дома. — Мудрецы Истинного Народа, я пришла, чтобы выбрать одного из вас, кто будет давать советы нашей самке с золотистым мехом в то время, когда я должна буду отсутствовать рядом с ней. Она правит королевством, частью которого вы теперь являетесь.

Шарина наклонилась к Кэшелу и прошептала: — Я никогда раньше не видела смешанной группы рас Коэрли, а ты?

Кэшел подумал и ответил: — Нет. Он не заметил этого, потому что думал о людях-кошках, как о людях. Не было ничего смешного в том, что в группе людей — человеческих существ — были старики и мальчики, старухи и молодые матери. Вот кем были эти люди-кошки. Одна из самок держала по котенку в каждой руке. Они сосали грудь, пока она слушала Теноктрис, стоя лицом к своим собратьям.

Но Шарина была права: люди-кошки смешивались не так, как люди. Молодые самцы-воины держались особняком, а самки с котятами не смешивались с другими самками. Толпа снаружи, на Поле Сбора, была разделена на дольки, как пирог. Эти люди-кошки были вместе, потому что они были волшебниками. Это было важнее возраста, пола или чего-либо еще, точно так же, как у людей.

— Женщина не может править королевством, — заявил пожилой самец с фигурой и гривой вождя клана. — Женщина не может править Истинным  Народом!

Вожди придерживались диеты, состоящей из красного мяса, которое они разрешали только в умеренных количествах кому-либо еще. Кэшел не знал, какие дополнительные услуги люди-кошки предоставляли своим волшебникам, но горстка других самцов в этой группе были обычными воинами, даже тот, у кого в шерсти были седые пряди, который выглядел довольно старым.

— И все же она правит вами, вассал! — отрезала Теноктрис. — Та, что с золотистым мехом — Шарина, из одного помета с Гарриком, военачальником и вождем вождей. Это так же верно, как Гаррик убил вашего представителя-чемпиона голыми руками, так и его сестра из одного помета предаст вас всех огню и мечу, если вы нарушите свои клятвы.

Ее голос был богаче, чем Кэшел слышал раньше, но это все еще была Теноктрис. Это был кто-то могущественный — уже не тот, каким был, когда был слаб, даже если это был один и тот же человек. Теноктрис, обращавшаяся сейчас к людям-кошкам, была не той согбенной старухой, с которой Кэшел был в гробнице накануне.

Говоривший вождь поднялся на ноги и посмотрел на своих, сидящих на корточках товарищей. Их было больше, чем Кэшел мог сосчитать по пальцам обеих рук, а может быть, и вдвое больше.

— Я Комарг! — заявил он, сердито глядя на Теноктрис. Он помахал своей деревянной булавой над головой; на ней были вырезаны всевозможные узоры, но засохшие пятна крови на ней показывали, что она не перестала быть оружием. — Я великий вождь, а также вождь мудрых. Я пойду со светловолосой самкой и дам ей советы. Комарг был выше Теноктрис, фактически ростом с крупного мужчину. Конечно, не такой высокий и не такой сильный, как сам Кэшел.

— Меня не интересуют хвастуны или дураки, Комарг, — презрительно ответила Теноктрис. Она достала из рукава свернутую змеиную кожу и помахала ею. Кожа была бледно-коричневой и сморщенной.

Кэшел встречал немало людей, подобных Комаргу, и в этом случае он предположил, что люди-кошки были такими же, как люди.

Клятва или не клятва, но Комарг собирался нанести удар по Теноктрис. Посох Кэшела уже опускался, чтобы остановить его, когда Теноктрис крикнула: — Сабосет! — и взмахнула змеиной кожей, как хлыстом.

Синий магический свет озарил длинный дом. Кэшел увидел кости своих рук, сжимающих посох. Его уши хотели вздрогнуть от раската грома, но эта молния была без звука. На месте Теноктрис стояла двуногая змея с телом, размером с быка. Кэшел попятился, держа посох поперек, перед собой. Он не оглядывался, доверяя Шарине держаться в стороне. Они могли бы отступить к дверному проему, и тогда он придумал бы, что делать дальше. Зверю такого размера ничего не стоило бы пробраться даже сквозь самую искусно сплетенную сеть.

— Демон! — закричали люди-кошки, отползая назад. — Демон! Демон!

Комарг полуобернулся, но змея метнула свою голову на него. Он понимал, что находится слишком близко, чтобы убежать, поэтому замахнулся на змею булавой —  обеими руками. Змея приняла удар на себя своим распростертым крылом и обхватила Комарга за талию. Он закричал, когда змея подбросила его в воздух. Из его живота брызнула кровь; это выглядело так, словно кто-то распорол его пилой, которая сначала вошла внутрь, а затем вернулась обратно под другим углом. Комарг слетел с камня, потеряв свою булаву. Когда он упал, змея снова схватила его, на этот раз за голову, и встряхнула, как собака крысу. Затем  перебросила его через спину в угол, где он распростерся, как коврик. Из его ран сочилась кровь, сердце остановилось.

То, что Кэшел принял за прочную стену позади стаи людей-кошек, оказалось занавеской из плетеной соломы, прикрывающей дверь. Все они выбежали оттуда, кроме тощей старой женщины. Она рассыпала пыль по дощатому полу и нарисовала на нем изогнутый зигзагообразный узор. Узор не замыкался, но когда Кэшел проследил глазами за его концами, он увидел широкий овал. Волшебница Коэрли присела на корточки, прорычав что-то. Кэшел узнал в этих ритмах звуки волшебника, произносящего заклинания. Он добрался до двери, через которую они вошли, но пока не выходил наружу.

Теноктрис либо вызвала демона, либо сама была демоном, и он не преследовал никого, кроме людей-кошек. Кэшел помнил, как Гаррик сказал, что люди и люди-кошки теперь стали частью одного королевства. Это было прекрасно, но Кэшел все равно собирался подождать, пока не узнает больше, прежде чем ввязываться в то, что, казалось, не было борьбой за человеческие существа.

Змея — змея-демон, как догадался он, потому что это точно была не просто змея — наклонилась поближе к старой самке и пронзительно закричала. Ну, как большой ястреб. Самка моргнула, но продолжила петь заклинание. Змея-демон вытянула правую ногу с длинным средним когтем; ее крылья задрожали, уравновешивая большое тело. Когда изогнутый серпом коготь пересек линию на полу, вспыхнул малиновый магический свет.

Он был почти таким же ярким, как синий свет, когда появилось существо. Пыль разлетелась во все стороны, словно ее подхватил вихрь. Корл вскочила на ноги и ударила демона по морде грифельной палочкой, которую использовала, чтобы начертать свою линию. Какой бы старой она ни была, ее движение было быстрее, чем у любого мужчины, которых встречал Кэшел. И, возможно, даже быстрее. Палочка ни во что не попала, потому что змеи-демона там уже не было — фактически не было нигде.

Теноктрис стояла там, где была с самого начала, пряча лоскут змеиной кожи в рукав и слабо улыбаясь. — Итак, моя коллега, волшебница, — сказала она. — Меня зовут Теноктрис. А тебя как зовут?

Корл скривила губы в рычании. Кэшел снова был рядом с Теноктрис, хотя после того, что он только что увидел, он не сомневался, что она сможет позаботиться о себе. Тем не менее, он слегка приподнял посох, чтобы при необходимости подставить его под удар.

Человек-кошка посмотрела на палочку в своей руке, затем бросила ее на пол. Она лязгнула, ударилась о стену и откатилась назад.

— Я Расиль! — сказала она. — Но почему тебя это должно волновать, Теноктрис?

— Ты только что продемонстрировала, почему меня это волнует, — ответила Теноктрис. — Я знала, что среди Истинных Людей есть могущественный волшебник. Я пришла, чтобы встретиться с тобой, Расиль. Она критически оглядела женщину Корла; Кэшел сделал то же самое.

Конечно, на Расиль было не очень-то приятно смотреть: ее мех истончился на суставах, а плоть втянулась между костями предплечий. В деревушке Барка нечасто увидишь такое старое животное; они ни на что не годятся, а крестьяне даже в хороший год находятся слишком близко к краю пропасти, чтобы кормить бесполезные рты. Конечно, Расиль не была животным в полном смысле этого слова.

— Ты могла бы снова стать молодой, — сказала Теноктрис. — Почему ты этого не сделала?

Расиль зарычала с отвращением. — С чего бы мне хотелось продлевать свою жизнь в этом убогом мире? — ответила она.

— Я проживу годы, отпущенные мне судьбой, но я настолько не люблю боль, что охотно продлю их, — рассмеялась Теноктрис. — Это не такой уж плохой мир, если смотреть на него правильно, — сказала она, — но я здесь не для того, чтобы спорить с тобой. Она подняла лежащую палочку и протянула ее человеку-кошке. — Тебе она понадобится, — сказала она. Повернувшись, она продолжила: — Шарина, позволь мне представить твоего нового волшебника и советника, Расиль из племени Истинного Народа. Я думаю, ты найдешь ее очень удовлетворительной. А теперь, Кэшел, мы с тобой должны немедленно вернуться в гробницу, где провели прошлую ночь.

Теноктрис забавно улыбнулась и сказала: — Я больше не имею ничего общего с тем, кто был там похоронен, но это концентрация силы, которая будет полезна для следующего этапа нашего дела.

***

— Ты пришла, Илна, наконец-то, ты пришла! — воскликнула Мерота. — Чалкус, смотри, Илна здесь!

Илна открыла глаза. В голове у нее было пусто. Мерота бросилась в объятия Илны. — О, Илна! — прошептала она. — Мы снова все вместе, и я так счастлива!

Мерота была теплым, твердым телом, которое прижималось к Илне, как она всегда делала, когда они были в разлуке дольше обычного. И хотя Илна, возможно, представляла себе что-то, чего она хотела так сильно, как снова быть со своей семьей, она чувствовала грубую кору остролистного дуба на своих плечах совершенно реально. Моя семья… Илна встала, прижимая девочку к себе.

Чалкус широкими шагами направлялся к ней, выйдя из круглого храма, находящегося за бассейном. — Я никогда не сомневался, что ты придешь, дорогая, — сказал он. — Хотя я хочу сказать, что ожидание было самым тяжелым испытанием в моей жизни, в которой...

 Чалкус ухмыльнулся с оттенком волчьего удовольствия, которое Илна так хорошо помнила. — ... у меня была своя доля тяжелых поступков, и не все из них я совершал по отношению к другим.

Илна подбежала к нему, держа Мероту за руки, и они обнялись. Твердые мышцы Чалкуса были такими же упругими и нежными, как и всегда. — Прошло много времени, — прошептал он, но, возможно, Илна услышала вместо этого свой собственный шепот. Когда она сморгнула выступившие на глазах слезы, то слегка отступила назад и огляделась.

Она не видела никакого здания, кроме храма, но   от очагов, скрытых за деревьями поднимался дым. В поле зрения была горстка — больше, чем горстка — других людей. Один из них был пастухом на вершине соседнего холма, наблюдавшим за овцами на склоне под ним. Парапет и храм были сделаны хорошо, но очень просто. Они были построены из желтовато-серого известняка, и колонны храма не были рифлеными. Неподалеку лежала половина бревна, служившая мостиком через ручей. На нем, на коленях, стоял маленький мальчик и рисовал углем, в то время как женщина в белых одеждах не сводила с него глаз. Она почувствовала на себе пристальный взгляд Илны и подняла глаза, затем помахала рукой.

Илна снова посмотрела на Чалкуса, на этот раз вникая в детали, вместо того чтобы позволить себе отдаться яростному приливу любви. На нем была свободная рубашка из малинового шелка, рукава были заколоты золотыми браслетами; парчовый пояс, тоже шелковый, но выкрашенный в ярко-синий цвет, который заставил Илну прищуриться, когда она попыталась проследить взглядом за линией, где он пересекался с рубашкой. И еще черные кожаные бриджи, украшенные замшевыми аппликациями в виде танцующих девушек.

Илна никогда не видела ни одной из этих вещей, но они подходили Чалкусу в его лучшем наряде. В конце концов, он был моряком, а не утонченным эстетом из Валлеса — и уж точно не чопорной девушкой из деревушки Барка, питающей отвращение к саморекламе. В этом отношении и во многих других Чалкус был второй половиной Илны ос-Кенсет; гораздо больше половины ее души умерло, когда кошачьи звери убили его. И вот они с Меротой были здесь, в полном сборе до каждого шва и застежки, за исключением...

— Чалкус, где твой меч? — тихо спросила Илна. В выражении ее лица не было ничего, что могло бы подсказать любому наблюдателю, что она обеспокоена. — А кинжал?

— О, мое милое глупое сердечко! — ответил моряк. Он поднял ее руку и сделал движение, как будто хотел закружить ее, но она осталась на месте и встретила его взгляд с непоколебимой решимостью. — Дорогая Илна, — сказал он, — никто не отнимал их у меня, но меч здесь не нужен. Пойдем, я покажу тебе. Я повесил их в храме в качестве подношения Юноше. Я возьму их, если ты хочешь. Пойдем!

— Тебе не нужно доказывать мне, что ты говоришь правду! — ответила Илна. — Конечно, я тебе верю.

— О, пойдем, — подключилась Мерота, дергая Илну за рукав. — Там прелестная статуя, вот увидишь. И она из настоящего золота!

Чалкус рассмеялся и взъерошил девочке волосы. — Когда у тебя сквозь пальцы утечет столько золота, сколько утекло у меня, дитя, — сказал он, — в тавернах и, возможно, в менее подходящих местах, тогда ты лучше поймешь, насколько это незначительная вещь. Но да, дорогая, давай посмотрим на статую, потому что она очень красивая.

Илна обошла бассейн, двигаясь между ними; Мерота держала ее за левую руку, а теплые пальцы Чалкуса лежали у нее на талии. Он сказал: — Юноша — я имею в виду самого человека — похоронен в кургане, куда ты пришла. Неудивительно, что именно так ты смогла присоединиться к нам без… Он виновато улыбнулся, и быстро описал круг в воздухе правой рукой, прогоняя остальную часть мысли прочь.

— Ты не должен говорить «похоронен», Чалкус, — сказала Мерота тоном школьного учителя. — Она подумает, что Юноша мертв. Она серьезно посмотрела на Илну и объяснила: — Видишь ли, это не так. Он спит в кургане в хрустальном футляре. Он восстанет, когда настанет время привести все человечество в Рай.

— Да, это так, как ты так говоришь, дитя, — отозвался Чалкус. Его тон был не таким пренебрежительным, как слова, но почти. — И ты обладаешь глубокими знаниями, а я всего лишь моряк, так что я не сомневаюсь, что ты права. Но... Он замолчал и снова обнял Илну. — Я не могу представить себе другого Рая, чем снова быть вместе с моей любимой. Так, как сейчас.

Илна высвободила свою руку из руки Мероты и обеими руками обвила Чалкуса. Она обняла его; она никогда не думала, что снова почувствует эти перекатывающиеся мышцы. Да, действительно, это Рай. Она отступила назад. — Чалкус? — Как вы сюда попали?

Моряк пожал плечами. — Я не священник, любимая, — ответил он. — Здесь нет никаких священников, хотя я не придаю этому особого значения. Я полагаю, мы здесь потому, что так захотел Юноша. Я, Мерота и ты, все трое.

Они подошли к входу в храм. Колонны поддерживали соломенную крышу. В ограждении с прочными стенами, за колоннами была дверь из досок светлого букового дерева, соединенных накладками из орехового Дерева Жизни. Как и все остальное в здании, столярные изделия были простыми, но отличного мастерства. Илна слабо улыбнулась. На самом деле, это было очень похоже на одну из ее собственных тканей.

Чалкус открыл дверь. Стены на ширину ладони не доходили до конической крыши, но все же были выше свеса крыши, так что единственным источником света был дверной проем. Статуя в центре маленькой комнаты, тем не менее, сияла, гладкая, теплая и успокаивающая. Это был  обнаженный молодой человек, протягивающий руки, словно предлагая щедрость тем, кто приближался. На крючке рядом с дверью на мотках бечевки висели меч и кинжал Чалкуса, поскольку, насколько помнила Илна, он никогда не носил пояса с мечом. Он снял меч и засунул ножны из акульей кожи за пояс; его пальцы ласкали изогнутую роговую рукоять.

— Тебе не следует вынимать его здесь, Чалкус, — неодобрительно сказала Мерота.

— Конечно, нет, дитя, — ответил он укоризненно, вышел из помещения и сошел с крыльца. Илна стояла в дверях, наблюдая.

— Оглядываясь назад, я бы согласился, что вынимал его во многих местах, где мне не следовало этого делать, — сказал Чалкус. — Но я никогда не был настолько невоспитанным, чтобы беспокоить Юношу в Его храме. Пока он говорил, тонкий изогнутый меч появился в его руке и заплясал сложной фигурой в солнечном свете. Он подбросил его в воздух, повернулся лицом к Илне и перехватил рукоять левой рукой. Улыбаясь, он сделал еще один сложный жест и вложил меч в ножны, прежде чем вытащить его вместе с ножнами из-за пояса.

— Видишь, любимая, — мягко сказал Чалкус, держа меч на ладони. — Ничто, кроме вежливости, не мешает мне носить его. Или использовать, чтобы перерезать горло любому количеству людей — я думаю, сотням. Я сомневаюсь, что в этом месте найдется кто-нибудь, кто мог бы хотя бы подраться со мной, а?

— Ты бы этого не сделал! — сказала Мерота.

Чалкус крепко обнял ее. — Я делал это, дитя, — ответил он. — Я делал это и кое-что похуже. Но нет, я бы не сделал этого снова. Человек, которым я являюсь сейчас, предпочел бы умереть. Он чмокнул Илну в щеку, затем прошел мимо нее, чтобы повесить меч обратно на стену. — Я не хотел брать клинок с тех пор, как пришел сюда, — сказал он, обнимая Илну за талию в дверях. — И теперь, когда моя любовь вернулось навсегда, я хочу этого еще меньше.

— Чалкус, я не могу здесь оставаться, — сказала Илна. Ей показалось, что она ступила в яму, наполненную лепестками роз, прекрасными, благоухающими и мягко окутывающими ее. — Я не умерла.

— На самом деле, ты не умерла, дорогая, — ответил он с улыбкой. — И тебе никогда не придется умирать, теперь, когда ты снова присоединилась к нам.

— Пока Он не приведет нас в рай, — добавила Мерота с легким неодобрением, какое может быть у детей, когда старший не проявляет чувства приличия, которое, по мнению ребенка, оправдано. Она смягчилась до своей обычной жизнерадостности и продолжила: — Но до тех пор, да. И мы все равно будем вместе, иначе это не был бы рай!

— Но я не могу, — ответила Илна. — Я утопаю в розах… У меня есть обязанности в  мире. В другом мире.

Чалкус рассмеялся и поцеловал ее. — Чтобы отомстить Коэрли за убийство меня и Мероты? — спросил он. — Но мы не умерли, дорогая. Мы здесь, и ты здесь. Что может быть лучше этого?

Ребенок, рисовавший на мостике, встал; его мать отряхивала руками его тунику, пока он что-то лепетал ей.

— «Интересно, какими ткацкими станками они здесь пользуются?» — подумала Илна. Даже с такого расстояния она могла видеть, что белое одеяние матери, слишком длинное и струящееся, чтобы его можно было назвать туникой, было из очень тонкой ткани.

— Да, Илна, — сказала Мерота, крепко обнимая ее за талию. — Ты должна остаться. Иначе ты не будешь счастлива.

— Это не имеет значения! — ответила Илна таким резким голосом, будто ей только что дали пощечину. Она выпрямилась, инстинктивно отодвигаясь от мужчины и ребенка. — Это никогда не имело значения.

— Но сейчас это важно, дорогая, — сказал Чалкус, касаясь ее плеча и не сводя с нее серьезных глаз. — И ничто другое не имеет значения.

— Да, Илна, — сказала Мерота. — Ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливой с нами.

Илна посмотрела в бассейн. Вместо того чтобы увидеть отражение могилы напротив, вода покрылась рябью,отражая мир, в котором она заснула. Темпл и двое охотников стояли на холме с выражением отчаяния на лицах. Асион звал, прижав одну руку к губам; в другой он сжимал кинжал.

— Твое счастье — это все, что имеет значение, — сказал Чалкус.

Илна прыгнула в бассейн ногами вперед. Она была полностью одета и не умела плавать. Но, вода, возможно, была недостаточно глубокой, чтобы в ней можно было утонуть.

— Илна! — закричала Мерота.

Илна приземлилась на равнине, едва не угодив в костер Темпла. Три кролика жарились на гриле, на каркасе из зеленых веток. Они были в таком положении слишком долго, забытые обеспокоенными мужчинами. Илна подняла решетку за два угла, как самый быстрый способ устранить проблему, за которую она отвечала.

— Госпожа! — воскликнул Карпос. Он натянул тетиву своего лука и держал его со стрелой на тетиве. — Где ты была?

— Я вернулась, — резко ответила Илна. — У меня есть обязанности, ты же знаешь. Она коснулась языком своих сухих губ. — Доставай свои инструменты для копания, — сказала она. — В этом кургане что-то есть.

***

— Тебя устроит это помещение, Расиль? — спросила Шарина, указывая на открытую дверь. Она предпочла бы сказать «Госпожа Расиль», но на языке Коэрли это не предусматривалось. Она могла бы сказать «Самка Расиль», но это было бы так же оскорбительно для Корла, как и для самой Шарины.

— Если бы это было не так, — ответила Расиль, глядя через плечо Шарины, в то время как отряд Кровавых Орлов неловко наблюдал за происходящим, — я полагаю, я могла бы внести сюда навоз, чтобы сделать комнаты более похожими на хижину, в которой я живу в нашей Обители. Она зарычала. Новое восприятие Шариной языка Коэрли не смогло перевести этот звук, но она поняла, что он скорее забавлял, чем угрожал: волшебница смеялась. — И, возможно, — добавила Расиль, — вы могли бы найти мне еще и какую-нибудь требуху, чтобы поесть. Видите ли, для старой женщины этого было бы достаточно. Если бы я не была волшебницей... Она передернула своими узкими плечами; как пожатие по-человечески.

Шарина попросила, чтобы ближайшее к ней бунгало оставили пустым. Многие здания на дворцовой территории пришли в упадок еще до того, как Гаррик сменил Валенса III, но это было в отличном состоянии — возможно, потому, что оно стояло в буковой роще и деревья выдерживали силу штормов, которые в противном случае могли бы сорвать черепицу с крыши или сорвать ставни.

Однако никто не стал спорить с ее просьбой. В конце концов, она была Принцессой Шариной. Если она хотела уединения, она бы его получила. Она отправила гонца в Валлес раньше них, приказав управляющему привести дом в порядок. Лампа, горевшая в стенной нише, показывала, что это сделано, но даже при открытых дверях и окнах не было времени избавиться от затхлости. Тем не менее, Расиль, казалось, не обеспокоилась, когда вошла и огляделась.

Слуги, готовившие бунгало, привезли несколько предметов мебели: кушетку, подушка которой была немного великовата, пару стульев и стол, который, вероятно, отправили на хранение, когда инкрустации из слоновой кости начали отрываться от дерева.

Шарина не могла пожаловаться, учитывая, как мало времени у них было, но та ее часть, которая все еще была дочерью хозяина гостиницы, вздрогнула, увидев, что она предлагает гостье. Она быстро приняла решение. Заместителю капитана, командовавшему ее эскортом, она сказала: — Оставайтесь снаружи, если хотите. У меня есть личное дело к Расиль.

— Ваше высочество, боюсь, я не могу этого позволить, — ответил Кровавый Орел с акцентом Кордины высшего класса. Она не помнила, чтобы видела этого человека раньше. Он был относительно молод для офицера полка, отобранного из ветеранов. — Для такой женщины, как вы, небезопасно оставаться наедине с кошачьим чудовищем.

На мгновение в голове Шарины помутилось. За эти годы она сталкивалась со  многими мужчинами, которые говорили ей, что она должна или не может делать, потому что она женщина. Ей это никогда не нравилось, и сегодня вечером она очень устала. Она улыбнулась. — Вы говорите, вы не можете этого допустить? — спросила она. — Ну, тогда вы можете посидеть в уголке и поболтать с духами всех людей, которых вы убили в своей жизни. Вы ведь понимаете, что Расиль — волшебница, не так ли? Или, может быть, вместо духов мы вернем их тела?

Шарина почувствовала, что ее улыбка стала шире, хотя выражение было не глубже, чем на губах. Она добавила: — Вы когда-нибудь разговаривали с человеком, который мертв уже шесть лет, Младший Капитан? Я — да. Это не тот опыт, который я хотела бы повторить, но если вам действительно нужно зайти с нами внутрь, пока мы будем произносить заклинание...?

Офицер начал пятиться с того момента, как Шарина произнесла слово «волшебница». Его солдаты старательно смотрели в другую сторону, притворяясь, что не слышат стычки. Шарина глубоко вздохнула. Она дрожала. Она была жестока с этим человеком, и ее поведение ей самой не нравилось так же сильно, как и то, что она видела это в других, но... Она закрыла дверь между собой и солдатами, прежде чем начала хихикать. Выражение ужаса на лице заместителя капитана было таким забавным! И он был напыщенным болваном. Хотя он, несомненно, принимал близко к сердцу ее интересы, он был слишком глуп — по крайней мере, слишком узколоб, что, возможно, одно и то же — чтобы она доверяла его благоразумию.

Шарина повернулась лицом к комнате. Расиль пристально наблюдала за ней. — Итак, Шарина, — сказала она. — Ты тоже волшебница?

— Нет, — ответила Шарина. Она пожала плечами. — Я так сказала, чтобы заставить охранников оставить нас в покое. Я была уверена, что заместитель капитана не раскусит мой блеф.

Вместо того чтобы сесть на диван или на стул, Расиль присела на корточки на мозаичном полу. Он был выложен в виде сада с птицами в клетках по углам. Корл осторожно расположилась так, чтобы казалось, будто она сидит под грушевым деревом в центре комнаты. Она снова невесело хмыкнула и сказала: — Видишь ли, мне было интересно. Я могла бы заставить этого воина увидеть лица его жертв, но принести настоящие тела было бы трудно. Я была бы впечатлена, если бы ты смогла это сделать, Шарина. И я думаю, что даже твоя подруга Теноктрис была бы впечатлена.

Шарина села на один из стульев; его бронзовые ножки клацнули по камню. — Теноктрис сказала, что я должна спросить тебя об одной... Она прикусила нижнюю губу зубами, раздумывая, как сформулировать просьбу. — Проблеме, — решилась она, наконец. — Человек по имени Ворсан, Принц Ворсан, наблюдает за мной из зеркал. Я видела его лицо несколько раз, как правило, лишь на мгновение. Правда, однажды он призвал меня к себе. Он говорит, что он волшебник, ну, ученый, живший еще до Великого Потопа. Он хочет, чтобы я присоединилась к нему в его мире, потому что Последние собираются уничтожить этот мир.

Зрачки Расиль были вертикальными щелочками, как у настоящей кошки; они делали ее неподвижный взгляд еще более тревожным, чем он был бы в противном случае. — Итак, Шарина... — сказала она. — Как тебе удалось сбежать от этого Ворсана?

Шарина поморщилась. — Он не пытался удержать меня, — призналась она. — Но мне неуютно знать, что в любой момент он может забрать меня к себе. Ты можешь прогнать его?

Расиль снова пожала плечами. — Возможно, — ответила она. — Но скажи мне, Шарина, ты можешь заглянуть в будущее?

— Нет, конечно, нет! — ответила Шарина. — Почему ты спрашиваешь?

— Я тоже не могу, — сказала Корл, — по крайней мере, не совсем ясно. Но я считаю, что тебе было бы лучше оставить Ворсана в покое.

— Хорошо, — сказала Шарина. Она почувствовала прилив сожаления, хотя и знала, что Ворсан вызывал в лучшем случае раздражение. Возможно, она сосредоточилась на нем, потому что многие из стоящих перед ней серьезных проблем казались совершенно неразрешимыми.

Она встала. — Тебе еще что-нибудь нужно? В кладовой должна быть еда, но она может тебе не понравиться. Она усмехнулась и добавила: — Например, я почти уверена, что стюард не включил в не требуху. Если возникнут проблемы, скажи охраннику — снаружи их будет двое, — и он найдет кого-нибудь, кто исправит ситуацию.

Обычно слуга спал в нише рядом с кладовой бунгало. Шарина была совершенно уверена, что среди дворцовых слуг поднимется мятеж, если она прикажет одному из них запереться на ночь с Корлом — людоедом. Кровавые Орлы, на которых настоял Аттапер — чтобы они контролировали Расиль, а не защищали ее, так бы и поступили.

— Ты не собираешься спорить со мной по поводу игнорирования Ворсана? — спросила Расиль.

— Что? — удивилась Шарина, задаваясь вопросом, что же она пропустила из-за своей усталости, чтобы задать такой вопрос. — Нет. Теноктрис сказала мне, что я могу доверять тебе.

— И ты доверяешь Теноктрис? — спросила Корл. Она поднялась на ноги с определенной степенью контролируемой грации, наблюдать за которой было более впечатляюще, чем за простой быстротой.

— Да, конечно, — отозвалась Шарина. — Расиль, мои обязанности достаточно тяжелы и без того, чтобы я сомневалась в своих друзьях.

— Понятно, — промолвила Корл. Она подошла к дивану, сбросила подушку на пол, затем пнула ее ногой. Затем посмотрела на Шарину и усмехнулась, добавив: — Я думаю, этого достаточно. Она мягче, чем я привыкла, а мои кости достаточно старые, чтобы в них не проникал холод от камней.

— Тогда увидимся утром, — сказала Шарина, кладя руку на дверную задвижку.

— Да, утром, — согласилась Корл. — Будет лучше, если ты пойдешь со мной, когда я поговорю с теми, кто может сказать нам, где может быть самая большая опасность от Последних.

— Хорошо, — ответила Шарина. У нее были разные обязанности, но ей казалось, что просьба Расиль была самым важным делом, которое было у нее в руках. — Кто те люди, с которыми мы будем разговаривать?

— Скорее, кто они были, Шарина, — сказала Расиль. Ее губы приоткрылись, обнажив зубы, которые были впечатляющими, несмотря на то, что были стертыми и обесцвеченными. — Я вызову людей, которых Последние убили три ночи назад, когда они напали на Теноктрис. Она снова рассмеялась. Возможно, эта идея показалась Корлу более забавной, чем Шарине.

***

Гостиница находилась в полумиле вниз по долине, в роще деревьев. Гаррик, вероятно, не заметил бы ее сразу, если бы побеленные стены не поблескивали в лучах заходящего солнца. — Этот дом построен из напиленных досок, — сказал он Шину и Коре. — Интересно, у них будут соломенные матрасы, а не кукурузная шелуха?

— Я могла бы разломать конюшню, построенную из досок, — задумчиво произнесла людоеда. — Это мое собственное неверное суждение превратило меня во вьючное животное. Если бы я только справилась со своим голодом и отправилась на юг на один день раньше, я была бы свободным существом, каким предназначила меня Судьба.

— Или ты могла бы поймать дикую свинью, — сказал Шин, — и избавила бы себя от необходимости сносить конюшню.

— У меня всегда была склонность к конине, — ответила Коре тоном достойного упрека. — Такое великолепное существо, как я, имеет право на свои прихоти.

— Что в данном случае означает право носить на себе человека — представителя в качестве альтернативы вырезанию твоего сердца, — прокомментировал Шин. — Я бы полагал, что настоящий философ задумался бы о том, действительно ли вкус свинины так уж плох.

Здесь, в долине реки, тропа была шире, чем на гранитном склоне, по которому они только что спустились. Из подлеска торчали пни деревьев. Гаррик с интересом отметил, что они были спилены, а не срублены топором или просто окольцованы и оставлены, чтобы упасть во время бури после многих лет гниения. Непогода — возможно, наводнение, но это мог сделать и сильный мороз — уничтожила два дуба чуть выше по склону. Их ветви торчали в стороны, казалось, корчась в безмолвном ужасе.

Женщина в красном джемпере вышла из гостиницы, держа за руку ребенка. Гаррик снял свою широкополую шляпу и помахал ею. — Привет! — крикнул он.

— Как ты думаешь, она тебя слышит? — вслух поинтересовалась Кора.

Женщина закричала, схватила ребенка и бросилась обратно в здание. По крайней мере, у Гаррика не было никаких проблем с тем, чтобы расслышать ее.

— Разве Орра не сказал им, что я приду? — недоумевал Гаррик вслух. — Ну, мы почти пришли. Я не думаю... Он взглянул на Шина и обнаружил, что эгипан смотрит на него.

— Нет, — сказал Шин, — я не думаю, что люди, которых предупредили, что ты прибудешь на огре, пришли бы в ужас, узнав, что эгипан будет в составе группы. Хотя я польщен, что ты рассматриваешь такую возможность. Он подпрыгнул, встал на руки, затем снова перевернулся на копыта. Шин сардонически ухмылялся каждый раз, когда поворачивался в сторону Гаррика.

— Я никогда не замечала, чтобы людям можно было особенно доверять, — сказала Кора. — Ты считаешь маловероятным, что этот Орра забыл сказать или предпочел не говорить хозяину гостиницы, что ты прибудешь на таком чудесном скакуне, как я? Вы подружились с Орра?

— Нет, вовсе нет, — признал Гаррик. — Хотя я бы не сказал, что мы враги. Хотя...

— Да, — подал голос Король Карус. — Мы не знаем, чем занимается Орра. Если бы он подумал, что ты соперник, это было бы причиной немного усложнить твой путь.

— Он мог бы даже сказать людям, что придет великий и ужасный людоед, чтобы съесть всех их лошадей, — добавила Кора.

По ее тону Гаррик не мог понять, говорит она серьезно или нет. Действительно, интересно, что будет сегодня вечером в конюшне?

Трое мужчин вывалились из передней двери гостиницы. Двое из них были одеты в кожаную одежду и вооружены короткими мощными луками; третий был постарше и держал обоюдоострый топор. Это был скорее инструмент лесоруба, чем оружие, но руки и плечи мужчины выглядели впечатляюще, даже если живот, выпирающий из-под фартука, был тяжелее, чем, вероятно, был в расцвете его сил.

Пока Кора продолжала бежать трусцой вперед, из конюшни выбежал еще один мужчина с деревянными вилами, а за ним по пятам следовал маленький мальчик, которого, наверняка, послали за ним. Один из лучников поднял лук и прицелился, хотя расстояние все еще было слишком велико, чтобы выстрелить.

 — Подожди! — сказал Гаррик огру, натягивая поводья. Ну, ремни, конечно. — Я пойду, поговорю с ними. Кора остановилась, расставив обе когтистые лапы на изрытой колеями дороге. Гаррик качнулся вперед и ударился грудиной о ее затылок.

Карус печально улыбнулся. Его тренированные рефлексы обычно делали Гаррика таким же уверенным наездником, как и любого кавалериста из Северного Орнифала, но у Каруса было не больше опыта езды на огре, чем у его потомка.

— Теперь вот этический вопрос, Шин, — сказала Кора. — Если моего хозяина утыкают стрелами деревенщины, к которым он подходит, обязана ли я томиться над его трупом, пока не умру с голоду, как благородный скакун в балладах, или мне будет позволено бродить в поисках кобылок?

Гаррик спешился. — Ты заменяешь мерина, — сказал он. — Кобылок нет. Он расстегнул свой пояс и протянул его вместе с мечом и кинжалом огру. — Но ты можешь подержать вот это, если хочешь, — добавил он. — В надежде, что, если я буду выглядеть достаточно миролюбиво, здешние крепкие мужички не нашпигуют меня стрелами.

Гаррик шагнул вперед, размахивая шляпой в правой руке. — Привет вашему дому! — крикнул он. — Я друг! Он подошел бы на расстояние в полфурлонга — расстояние меткого выстрела даже из короткого лука, если бы лучник знал свое дело. Чего эти парни, возможно, и не умели: люди были склонны думать об охотниках, как о метких стрелках, но это было неправдой. Довольно часто охотники совершали свои убийства, терпеливо выжидая в тишине, пока цель не окажется достаточно близко, чтобы в нее можно было плюнуть.

— Но ты бы предпочел неумелых стрелков, — сказал Карус. — Из меня вырезали три стрелы, а дротик, который какой-то дикарь на Далопо вонзил мне в левую икру, почти прикончил меня, когда он начал гноиться. У этой пары тоже дротики.

— Простите меня за моего коня, — крикнул Гаррик. — Я знаю, он странный, но такой же безобидный, как пони. Это долгая история, и я охотно расскажу ее, когда угощу ваш дом кружкой эля.

Пожилой мужчина вытер обух топора о свой фартук. — В этих краях мы пьем сидр, — обоснованно ответил он. — Чертовски хороший сидр, если я сам так говорю.

— Тогда, может быть, вы все выпьете со мной сидра? — спросил Гаррик, подходя к группе из четверых мужчин и мальчика. Женщина и ребенок выглядывали из окна второго этажа.

Гаррик достал серебряную монету — Виноградный Лист Орнифала с потертым изображением Валенса II на другой стороне. Он покрутил ее на большом пальце, чтобы она сверкнула на свету, поймал и протянул кабатчику. Тот нахмурился, постучал монетой по своему топору, чтобы определить содержание серебра, и сказал: — Тогда ладно.

— Эти двое тоже пойдут? — спросил один из охотников, указывая своим луком в направлении Коры и эгипана. Участок его кожи на голове был покрыт розовым шрамом; он попытался зачесать оставшиеся черные волосы поверх раны, чтобы скрыть ее.

Гаррик повернулся, отчасти для того, чтобы дать себе время определиться с ответом на вопрос, и помахал Коре и Шину. — Теперь вы можете подойти! — крикнул он. — Эти джентльмены знают, что мы дружелюбные путешественники, у которых есть деньги на ночлег.

Мужчины, уставившиеся на него, еще не были убеждены в этом, но такая формулировка могла бы помочь развеять их подозрения. Гаррик улыбнулся хозяину гостиницы, наименее враждебному из всей компании, и обратился к нему. — Конечно, я не удивлен вашей озабоченностью. Предыдущий путешественник, Мастер Орра, обещал сообщить вам о моем приезде и моих спутниках. Разве он не упоминал об этом?

Трактирщик нахмурился. — Орра? — переспросил он. — Мы не видели никого с таким именем. Когда он должен был прибыть?

— Он должен был быть здесь сегодня пораньше нас, — ответил Гаррик. Шин и Кора приближались, эгипан шел на руках впереди неторопливо шагающего огра. — Верхом на покусанном блохами сером коне. Да, мы двигались в хорошем темпе, но не догнали его по дороге.

— Ни одна белая лошадь не проезжала здесь с тех пор, как год назад был мой день рождения, — проворчал конюх с едва различимым акцентом. — И это было до того, как Сестра во Христе утащила все в ад, а потом выплюнула обратно.

— Неплохое описание Изменения, — заметил Карус. На его лице была обаятельная улыбка, но Гаррик почувствовал скрытый холод, когда разум его предка рассудил, как лучше действовать, если все пойдет не так: выхватить топор, ударить рукоятью в висок охотника справа, отвести лезвие назад, чтобы поразить кабатчика и другого охотника одним ударом… Рефлексы древнего воина сейчас были не нужны; они почти никогда не были нужны. Но они были всегда доступны, и иногда это спасало жизнь Гаррику и, возможно, королевству.

Шин вскочил на ноги; людоедка опустилась на колени, опустила голову и вернула Гаррику меч на поднятых ладонях. Он небрежно пристегнул свое оружие, молча забавляясь подспудными расчетами Каруса о том, как лучше всего убить всех вокруг теперь, когда у него был меч. На всякий случай, конечно.

— Спасибо, Кора, — сказал Гаррик. — Ты можешь встать. Снова посмотрев на местных мужчин, он продолжил: — Мой шут, Шин, будет... Эгипан низко поклонился. — ... со мной в одной комнате. У вас ведь есть отдельные комнаты, не так ли?

— Здесь? — спросил трактирщик. Серебряная монета стерла его первоначальную вспыльчивость. — Ну, нет, сэр. Здесь, в «Нотч Хаус», на них нет спроса.

— У тебя же есть пристройка на заднем дворе под кладовую, Нодди, — сказал охотник со шрамом на голове. — Ты мог бы поместить их туда.

— В этом нет необходимости, — быстро отозвался Гаррик. — Общая комната подойдет очень хорошо. Что касается моего скакуна...  Кора присела в реверансе, ловко отбросив левую ногу назад, а не правую вперед, что могло создать впечатление, что она бросается на местных жителей. — Если у вас есть сухая пристройка, я думаю, она была бы лучше, чем конюшня. Кора совершенно безобидна… Если бы у Каруса было физическое тело, его смех зазвенел бы на крутых склонах долины. — ... но ее присутствие может спугнуть других животных.

— Ни за что на свете ты не будешь ночью со мной! — заявил конюх. Он отскочил назад, опуская вилы вниз зубцами вперед в защитной позе.

— Я полагаю, это амбар для зерна, — сказал трактирщик, потирая подбородок костяшками пальцев. — Он, э-э… Он ест зерно?

— Уверяю вас, я не трону ваше зерно, Мастер Нодди, — сообщила Кора. — Хотя, я надеюсь, вы не будете возражать, если я избавлю здание от нескольких крыс?

Один из охотников посмотрел на другого, и вопросительно спросил: — Тогда кто же он такой?

— Как ты думаешь, почему он спрашивает своего партнера, Кора? — сказал эгипан лукавым тоном. — Конечно, очевидно, что он мог бы спросить любого из нас троих.

— Начнем с того, что я не «он», благородный сэр, — ответила Кора. Она указала на свои верхние, а затем на нижние груди. — И внешность обманчива. На первый взгляд, я идеально сложенная женщина-огр в расцвете сил, мне едва исполнилось триста лет. Однако на самом деле я вьючное животное, несущее Мастера Гаррика. Я обладаю скромными манерами, которые редко можно встретить у лошади — независимо от того, насколько хороша эта лошадь на вкус.

— Джентльмены, — обратился Гаррик, — я очень хочу пить, и я бы не отказался от ужина.

— Как и ваш шут, дорогой хозяин, — подключился Шин. Обращаясь к Нодди, он добавил: — Я полагаю, у вас, в «Нотч Хаус» нет спаржи?

Трактирщик уставился на эгипана, затем поднял глаза на Гаррика. — Что это за спаржа, сэр? — спросил он.

— Шин довольствуется овсянкой и какими-нибудь фруктами, — ответил Гаррик. Увидев, что Нодди нахмурился, он быстро добавил: — Или овощами. Хотя бы немного лука?

 — Мы могли бы сбегать за луком, — согласился трактирщик. — Лест, быстро беги и скажи хозяйке, чтобы она поставила разогреваться кашу. Сейчас же!

Мальчик бросился к каркасному зданию. Он бы не помчался вот так выполнять задание, но он был взволнован возможностью рассказать своей матери о том, что он узнал, хотя на самом деле это было немногое.

— И, может быть, ягненка? — спросила Кора. Мужчины, шедшие к дому, остановились и обернулись, широко раскрыв глаза. — Нет? Ну, а баранья ножка?

— У нас есть ветчина, — отозвался трактирщик. — И часть свиной туши.

Кора театрально вздохнула. — Это подойдет, — сказала она небу, — вполне подойдет. Я буду грызть свиную бедренную кость и глубоко философствовать о преимуществах свиной диеты.

Гаррик откашлялся и снова начал шествие в дом. Охотник со шрамами снял тетиву с лука, хотя его напарник все еще держал стрелу наготове. — Есть ли какая-нибудь боковая тропа, по которой Мастер Орра мог пройти между гостиницей «Череп Кабана» и этим местом? — спросил Гаррик.

 — Есть звериная тропа, — ответил один охотник. — Кабаны и олени. Я думаю, он мог бы отправиться на охоту на одного из них, если бы захотел.

— Зачем ему это было бы нужно? — отозвался другой охотник. — Если он в состоянии иметь лошадь, он не стал бы охотиться ради мяса и шкур.

— Мы проезжали мимо оборонительной башни, кажется, так она называется, — сказал Шин, взбегая по трем ступенькам к входной двери. Его копыта застучали по доскам. — Кто там живет, если можно спросить?

— Ну, я не могу точно сказать вам, ах, Мастер Шут, — ответил трактирщик, открывая дверь своим гостям. — Видите ли, до Плохих Времен их здесь не было.

— Я бы хотел, чтобы их там не было, и сейчас, — отозвался конюх, нахмурившись, и собирая конский навоз  своими вилами. Он уставился на трактирщика с яростью, удивившей Гаррика. — Для тебя все в порядке, ты получаешь прибыль. Но я загоняю туда свиней, и мне это совсем не нравится!

— Ну, Кейлер, тебе не нужно вести себя так напыщенно, — сказал Нодди, с поклоном пропуская Гаррика вперед себя в общий зал гостиницы. — Разве я не даю тебе столько сидра, сколько ты можешь выпить каждый раз, когда возвращаешься? И разве ты его не пьешь?

— Простите, Мастер Нодди, — сказал Гаррик, размышляя, было ли это настоящее имя хозяина гостиницы или просто прозвище. — Значит, ваш конюх регулярно ходит в башню?

Нодди хмыкнул. — Рабанда! — крикнул он, повернувшись к лестнице в углу. — Спустись сюда и помоги мне с нашими гостями! Он в некотором смущении положил топор на стойку, затем снова повернулся к Гаррику. — Ну, из замка приходит слуга  каждые десять дней или около того...

— Чаще! — подсказал конюх.

— Ну, в последнее время это случалось чаще, вполне возможно, — признал Нодди. — И, возможно, это два разных слуги, но если это так, то они похожи как две капли воды. Они не разговаривают, но когда он в первый раз принес черепок с надписью «свиньи»...

— Ты умеешь читать, Нодди? — удивленно спросил охотник со шрамом.

— Я, безусловно, умею, — ответил трактирщик, наклонив голову так, что посмотрел на охотника свысока. — Как бы то ни было, он принес записку и серебро, которое содержало девятнадцать частей чистого серебра из двадцати. Поэтому я отправил Кейлера с ним, чтобы привести шесть свиней. С тех пор они приходят — или один из них, я не могу сказать, как я вам уже говорил. Теперь они не утруждают себя запиской, просто приносят серебро.

— Теперь в башне нет свиней, — сообщила Кора. Все быстро обернулись. Людоедка присела на корточки снаружи. Вероятно, она могла бы пролезть в открытый дверной проем, но не смогла бы встать или даже присесть на корточки, не проделав дыру в потолке.

— Что она, конечно, легко могла бы сделать, — сказал Шин, отвечая на невысказанное замечание.

Гаррик ухмыльнулся. — Я почувствовал запах свиней, — сказал он, вспоминая, как они пробегали трусцой мимо башни. В то время он проигнорировал это, потому что этот факт его не волновал; однако информация все еще была у него в голове, и проявила себя, когда потребовалась.

— Самый свежий свиной помет на дороге был семидневной давности, — сказала Кора, ее вытянутое лицо подчеркивало торжественную точность ее речи. — Запах из самой башни был несколько свежее, я согласна, но я бы услышала свиней, если бы они там были.

Женщина — та самая, которую Гаррик увидел, когда въезжал в долину, — крадучись спустилась по лестнице; она оставила ребенка на верхнем этаже. Она проскользнула через заднюю дверь к наружной жаровне, бросая нервные взгляды через плечо. Напротив, мужчины в общей комнате, казалось, расслабились.

— Я, однако, слышала лошадь, — добавила Кора. — Хотя и приглушенный звук, будто ее украли.

Гаррик пристально посмотрел на хозяина гостиницы. Нодди поморщился от дискомфорта. — Я ничего не знаю о том, кто живет в замке! — настаивал он.

— За исключением того, что их серебро содержит девятнадцать частей чистого серебра, — сказал Гаррик без интонации.

— Послушайте, я не знаю, как там, откуда вы прибыли! — сказал Нодди. — Здесь, однако, мы держимся особняком. Вот, почему мы не выбираемся отсюда очень часто. Он посмотрел на охотников в поисках подтверждения, но они отвернулись. Тот, у кого стрела все еще была на тетиве, повернул ее параллельно древку. Охотник виновато взглянул на Гаррика, затем снял тетиву с лука.

— Никогда не думал, что здесь может стоять каменный замок, — сказал другой охотник, пристально наблюдая за своим напарником, вместо того чтобы смотреть на Гаррика или хозяина гостиницы. — Это почти болото даже перед тем местом, где он стоит, а сзади — болото. Я видел, как там олень увяз в грязи. Я имею в виду, до того, как появился замок.

— Ну, и что я должен делать? — спросил Нодди. — Давайте, говорите! Что?

— Хорошо, Мастер Гаррик, — вмешался в разговор эгипан. Его язык задвигался в визуальном смехе. — Мы благополучно миновали башню, так что нам тоже не нужно беспокоиться об этом.

— Мы здесь поедим и сегодня переночуем, — сказал Гаррик. — Мы отправимся в обратный путь перед рассветом, чтобы было светло, когда мы туда прибудем. Я не хочу рисковать делом ночью.

Карус представлял, как взбирается по грубой каменной стене башни. Это было бы возможно, если бы он был босиком и пользовался обеими руками. Он мог бы держать кинжал в зубах, но это не помогло бы, если бы немые слуги опрокинули бы на него чан с кипящим маслом, когда он был на полпути наверх. Хотя, если огр поднимет его так высоко, как только сможет дотянуться, а затем подбросит на несколько оставшихся футов...

— Чего ты ждешь от своей лошади завтра, хозяин? — спросила Кора. — Ибо именно этого требует от меня моя клятва, если ты помнишь.

Гаррик посмотрел на сидящего, на корточках монстра. Он покраснел от гнева, исходившего от призрака в его сознании, но взрыв смеха, последовавший за этим мгновение спустя, был также реакцией Каруса. — Я ожидаю, что ты отнесешь меня к замку или куда-нибудь еще, как я решу, Кора, — ответил он, — а затем спокойно подождешь, пока я определюсь со своим следующим шагом. Если ты думаешь, что сможешь уйти налево, я надену тебе путы, но мерин, которого ты заменяешь, будет стоять с опущенными поводьями.

— Послушай, парень, — сказал охотник со шрамом, все еще глядя на своего напарника. — Я не боюсь неприятностей, но я их не одалживаю. Я держался подальше от этого замка с тех пор, как увидел его в первый раз. Я не вижу, что у тебя есть основания поступать иначе.

— Я не согласен, — ответил Гаррик. — Но я признаю, что ты не чувствуешь того же долга — действовать, что и я. Долг, конечно, не имел ничего общего с тем, что он стал принцем; он делал бы то же самое, если бы был владельцем гостиницы. Он делал то, что, по его мнению, должен был делать мужчина. Он криво улыбнулся Нодди. — А теперь, добрый хозяин, — сказал он, — я бы очень хотел поесть.

— А я, — сказала Кора, — потренируюсь стоять с опущенными поводьями. Я надеюсь, что к утру овладею этим навыком к удовольствию моего храброго хозяина.

Гаррик присоединился к неслышимому  смеху своего предка, в то время как трое местных мужчин озадаченно наблюдали за происходящим.

Глава 9

Теноктрис натянула поводья, останавливая двуколку на гребне над открытой могилой. Кэшел выпрыгнул и привязал кобылу к основанию куста — вероятно, форзиции, но она уже перестала цвести. Он использовал чембур, а не поводья, чтобы дать лошади больше пространства для маневра. Она, вероятно, запуталась бы с поводьями в кустах, но, по крайней мере, он попытался устроить ее немного удобнее.

Кэшел вытащил сумку со снаряжением Теноктрис из-за сиденья, когда  она спешилась. Она двигалась осторожно, но ей не нужна была его помощь, как раньше, для выполнения обычных вещей, таких как,  подъем и спуск с повозки.

— Я думал, здесь все еще будут охранники, — сказал он, глядя вниз на раскопки. По правде говоря, он был удивлен, что они смогли покинуть город Коэрли без сопровождения солдат. С уходом Гаррика все изменилось. Дело было не в том, что Шарине было наплевать на него и Теноктрис, просто она не верила, что Кэшел или кто-то, за кем присматривал Кэшел, нуждались в другой помощи. Кэшел улыбнулся, стоя с посохом в одной руке и сумкой, сделанной из коврика, в другой. Он не был таким сильным, как, казалось, думала о нем Шарина; но он сомневался, что солдат или целая армия справятся с любыми вероятными неприятностями лучше, чем он один.

— Я собираюсь снова лечь в саркофаг, — сказала Теноктрис, делая короткие шаги вниз по склону. — Только мне этого не нужно делать так, как в прошлый раз. Здесь такая мощная концентрация, что сократит процесс до нескольких минут. Она усмехнулась. — Эта концентрация сил — единственное, что здесь ценного, — объяснила она. — И от нее не больше пользы для обычных воров, чем от чана с расплавленной сталью.

Кэшел протиснулся вперед, просто на случай, если старая волшебница поскользнется. Шансов на то, что его собственные босые ноги выскользнут из-под него, практически не было, но он все равно наклонил посох для опоры. Он остановился на вершине траншеи, чтобы оценить положение солнца. Скоро стемнеет, но сумерки продлятся достаточно долго, чтобы можно было видеть еще час.

— Я собираюсь помолодеть, — сказала Теноктрис. Кэшел вошел в гробницу и обернулся, чтобы убедиться, что у Теноктрис не возникло проблем в дверях. Возможно, она подумала, что он удивился, услышав то, что она сказала, потому что продолжила: — О, уверяю тебя, не из тщеславия. Это просто практический ответ на трудности того, что мы будем делать. Видишь ли, мне нужно более гибкое тело.

Кэшел помог ей подняться на скамью и держал за руку, когда она забиралась в гроб. Он снова посмотрел на резьбу и задумался о человеке, который хотел быть похороненным в таком сооружении. Теноктрис открыла свою сумку и достала простой свинцовый стилус. С его помощью она начертила треугольник на дне каменного ящика в том месте, где лежала ее голова, когда они приходили сюда в прошлый раз, затем написала слова на каждой из трех сторон. Затем посмотрела на Кэшела с легкой усмешкой и сказала: — Ну, может быть, немного и от тщеславия тоже. Совсем немного.

Кэшел снова улыбнулся, но ничего не сказал. Она пошутила; она была не более тщеславна, чем он. Конечно, Кэшел хорошо разбирался в том, что он мог сделать, поэтому он знал, что может многое. Однако он не хвастался перед другими людьми, и то же самое относилось и к Теноктрис. Она легла в гроб и начала бормотать слова силы.

Кэшел повернулся к входу. Его задачей было убедиться, что никто не войдет, пока она будет в трансе. Кэшел подумал о человеке, который был похоронен здесь, если он был человеком, а не демоном, которым его сделала тень. Он снял левую руку с посоха и коснулся медальона Теноктрис. Он не был уверен, почему хранит его, но на это должна была быть веская причина. У Теноктрис всегда были веские причины.

Волосы на его руках и затылке встали дыбом. Яркий магический свет озарил гробницу с треском, похожим на то, как молния ударяет в дуб. От железных наконечников его посоха разлетелись голубые вихри. Кэшел повернулся, положив руки на древко, чтобы можно было наносить удары направо или налево в случае необходимости.

Теноктрис лежала в трубе чистого голубого света, мирно скрестив руки на груди. Ее губы шевелились, но Кэшел не мог расслышать ее слов из-за рвущегося звука волшебства. Он слегка попятился; от кокона света у него защипало в груди, словно он находился слишком близко к огню кузни. Он мог бы выдержать это, если бы пришлось, но не видел в этом необходимости. Гроб сиял волшебным светом, исходившим от Теноктрис. Пока Кэшел наблюдал, фигуры на боковой стороне гроба стали нечеткими и начали отслаиваться, как это бывает с мрамором, когда его долго оставляют на открытом воздухе. Участки прогнившего камня покрылись плесенью, а затем отпали.

Свет снова молниеносно погас. Кэшел моргнул и потер глаза тыльной стороной ладони. Если что-то нападет на него сейчас, пока он не может видеть…

Его кратковременная слепота сменилась тенями, а затем и реальными очертаниями в сумерках. На мгновение Кэшел подумал, не следовало ли ему все-таки зажечь лампу, но затем он увидел Теноктрис, сидящую с улыбкой на лице. Все предметы вокруг него сфокусировались в его зрении.

— Вау! — промолвил Кэшел. Он внимательно смотрел на Теноктрис, потому что черты ее лица остались прежними, но эта Теноктрис была его ровесницей. Ей не могло быть больше 20 лет. — Теноктрис, это сработало!

Юная Теноктрис поднялась на ноги. Она задела гроб, и вся передняя часть его осыпалась, как стена песка во время прилива. Весело смеясь, она спустилась со скамьи. — Итак... — сказала она. — Я тебе нравлюсь, Кэшел? Подняв руки над головой ладонями наружу, так что ногти соприкоснулись, Теноктрис сделала пируэт. Она была такой маленькой, что не доставала до потолка, даже встав на цыпочки. Кэшел моргнул. Это было действительно потрясающе. У Теноктрис все еще были тонкие кости, но ее лицо стало круглее, чем было, когда возраст сморщил ее щеки. Он не мог определить цвет ее волос, но они ниспадали длинными локонами, вместо того чтобы быть собранными в тугой пучок на макушке.

— Это действительно хорошо, Теноктрис, — ответил он. — Значит, это действительно вы? Я имею в виду, вы не просто изменили внешний вид?

— Гламур, ты имеешь в виду? — спросила она. — Нет, нет — так я выглядела, когда мне было двадцать один год. Хотя, если тебе нравится гламур... Она поднесла ладонь к лицу и что-то пробормотала. Отчасти это было «...бримо мааст», или что-то в этом роде. Сверкнул алый волшебный свет. Когда Теноктрис опустила руку, у нее были блестящие черные волосы, полные губы и грудь, которая заметно выпирала из ее шелковой парчовой мантии.

— Так тебе  больше нравится? — спросила она. Голос по-прежнему принадлежал Теноктрис, но в чертах лица не было ничего от женщины, которую Кэшел так хорошо знал в течение двух лет. Улыбаясь, она снова подняла руку. — Или так? На этот раз вспышка волшебного света снова была голубой, слабой по сравнению с тем сиянием, которое разрушило каменный гроб, но все еще достаточно яркой, чтобы оставить остаточные изображения в глазах Кэшела.

Теноктрис опустила руку. Рот Кэшела открылся от изумления. Шарина, высокая и белокурая, такая же совершенная, какой она была, когда он видел ее несколько часов назад, улыбнулась ему в ответ.

— Вы действительно нечто, раз делаете это! — сказал он. — Я думаю, нам все же лучше вернуться к повозке. Быстро темнеет, и пока мы не вернемся на главную дорогу, будет несколько серьезных выбоин.

— Итак... — сказала Теноктрис. — Ты не находишь меня привлекательной, Кэшел? Он не смог бы сказать, как произошла перемена, но то, что не принадлежало чертам Теноктрис, быстро исчезло. Она снова стала самой собой, только молодой.

— Что? — удивился Кэшел. — Конечно, нахожу. Вы действительно хорошенькая, как сама по себе, так и в любом другом смысле. Но я не хочу, чтобы мы сломали колесо на обратном пути. Он улыбнулся. — Хотя, я думаю, мы могли бы вернуться и пешком, если бы пришлось, — добавил он. — Раз уж вы снова молодая.

Теноктрис издала забавный смешок. — Да, — сказала она. — В конце концов, в этом и был смысл, не так ли? И ты прав, нам нужно двигаться. У нас очень много дел, мой друг. Она сама взяла сумку и вышла из гробницы. Ее шаги были быстрыми и птичьими, а спина очень прямой.

***

Трое мужчин были бы более чем счастливы, чтобы вскрыть курган самим, но Илна настояла на том, чтобы присоединиться к ним с палкой, которую Карпос вырезал для нее из кедра толщиной с его запястье. Из свежего кедра сочилась смола, так что теперь ее руки были липкими, но это только улучшило хватку. Она воткнула конец палки в грязь и вывернула ее вверх. Мотыга Асиона звякнула о камень; он развернул ее боком. — У меня здесь что-то есть, — сказал он. — Это не галька, это подогнанные камни!

— Копаем здесь, — приказала Илна. — Дайте мне. Они прорезали дерн на глубину ее предплечья на одном конце кургана. Он определенно был искусственным, насыпанным из верхнего слоя почвы, а не из желтоватой глины, которая быстро превращалась в подстилку окружающего луга. Это не доказывало правдивости того, что сказала Мерота, что Юноша, который втянул Илну в тот мир грез, был похоронен здесь, но делало это более вероятным.

Действительно ли это была Мерота? И Чалкус, с его руками — такими же сильными и гибкими, какими они были до того, как кошачьи твари набросились на него, нанося удары...?

— Что ты ожидаешь найти, Илна? — спросил Темпл. Они начали насыпать разрыхленную землю на верхнюю тунику Илны, а здоровяк вытаскивал каждую кучку на тунике из раскопа и сваливал подальше от кургана, чтобы она не мешала. Илна яростно расковыряла землю, открывая расщелину между двумя большими камнями. Ей не нужно было щадить свой инструмент, как Асион — мотыгу: если она отламывала конец от палки, Карпос просто затачивал ее снова.

— Я не знаю, — наконец, ответила она, не смотря по сторонам, вместо этого сосредоточившись на задаче, которая перед ней стояла. Как обычно, конечно; как она делала всю свою жизнь. — Возможно, кости, возможно, ничего.

Камни размером с ящик под слоем дерна не были обработаны никакими инструментами, но они были уложены с большой тщательностью. Она вогнала палку в расчищенную ею трещину, затем надавила на нее всем своим весом. Кедр был слишком податливым, чтобы из него получился хороший лом, но она приподняла верхний камень достаточно, чтобы заметить, что камни, находящиеся вокруг него, хрустят и скрежещут. Это была не просто груда: отдельные камни были уложены в своеобразный купол.

— Что ты будешь делать, когда найдешь то, что ищешь, Илна? — спросил Темпл.

Илна выдернула палку-копалку и обернулась. — Я тоже этого не знаю! — ответила она.

Солнце светило прямо из-за головы Темпла, превращая его светлые волосы в облако ослепительного света. Охотники слегка отступили назад. По выражению их лиц было видно, что они боялись, что независимо от того, что они сделают или не сделают, Илна собирается содрать с них кожу. Илна сверкнула глазами и открыла рот; они съежились. Она снова закрыла рот. Она собиралась зарычать на них просто за то, что они существуют. И это было именно то, чего они боялись — что она собирается это  сделать.

Илна расхохоталась. Это был не очень хороший смех, но у нее не было большого опыта в этом процессе. — Нам придется осторожно снять камни, прежде чем я смогу увидеть, что внутри, — сказала она спокойным голосом. — В противном случае купол рухнет, превратившись в еще худшее месиво.

— Я могу поднять этот камень, Илна, — вызвался Темпл. Он наклонился вперед и постучал по блоку, край которого она очистила своей палкой. — Тогда ты сможешь заглянуть внутрь.

Илна почувствовала, что к ней возвращается гнев. В тоне мужчины было что-то настолько уверенное, что ей захотелось огрызнуться на него — или еще чего похуже. Она спрятала свою пряжу в рукав, хотя начала завязывать узор, от которого здоровяк согнулся бы пополам из-за рвоты; никто не может казаться уверенным в себе, когда его выворачивает наизнанку.

— Хорошо, — отозвалась Илна. — Раз ты веришь, что сможешь. Она не верила, что он сможет это сделать; охотники тоже, судя по косым взглядам, которыми они обменивались. Темпл слабо улыбнулся и наклонился к каменному блоку, просовывая пальцы в трещины с обеих сторон.

— Ты понимаешь, что на тебя ляжет вес камней, которые прикасаются к тому камню, который ты собираешься поднять, — предупредил Карпос, нахмурившись. Он сцепил руки вместе и сильно сжал пальцы друг с другом.

— Да, — спокойно ответил Темпл. — Это будет трудно. Его плечи напряглись; сухожилия проступили на руках. Илнаотступила еще дальше в сторону. Темпл обладал такой же спокойной уверенностью, как и ее брат Кэшел. Хотя она не могла поверить, что он действительно был достаточно силен, чтобы вытащить блок самостоятельно…

Темпл стоял, как залитая солнцем статуя, согнутый и неподвижный, если не считать капель пота, стекавших с его волос. Они стекали по спине и массивным рукам. Камень скрежетал по камням. Темпл начал выпрямляться, его руки постепенно подтягивались к его телу.

— Он двигается! — выкрикнул Асион. — Клянусь Богоматерью, он двигается!

 Охотники вскарабкались на противоположные стороны кургана, очевидно ожидая, что Темпл отбросит  камень в сторону, куда бы его ни направили угол наклона и сила тяжести. Вместо этого он опустился на одно колено, повернул ладони вверх и наклонил на них блок. Осторожно выпрямив ноги, он поставил блок на дерн сбоку от того места, где они врезались в курган.

— Да укроет меня Владычица, — тихо произнес Карпос. — Я не думал, что кто-нибудь… Я просто не думал, что кто-нибудь сможет поднять... Карпос, который сам был более силен, чем обычный мужчина, был больше, чем Илна, поражен тем, что Темпл смог это сделать. Илна не знала, сколько весил камень; определенно, больше трех человек, а возможно, и намного больше.

Темпл повернулся, разминая руки. Кончики его пальцев были ярко-красными от силы его хватки. Он улыбнулся и сказал: — Теперь ты можешь заглянуть внутрь, Илна. И прими решение.

Она, молча, прошла мимо него. Несмотря на неправильную форму, блок вышел аккуратно, как пробка из бутылки; камни вокруг него оставались прочными, как оконные створки. Те, кто строил курган, были весьма искусны, несмотря на грубые материалы. Илна натянуто улыбнулась. Она всегда отдавала должное мастерству, даже когда мастера использовали камень.

Она посмотрела вниз, в камеру. Солнце светило мимо нее, и хрустальный гроб внутри распространял свой свет по всему помещению. Это действительно была гробница.

Несмотря на пыль веков и россыпь грязи, которая попала внутрь, пока они разбирали камни, гроб был достаточно чистым, чтобы она могла разглядеть тело мужчины внутри. Его кожа была оттенка слоновой кости, и не было никаких признаков разложения. Илна посмотрела на своих спутников. — Чалкус был прав, — сказала она. — Это человек, который забрал меня... Она сердито пожала плечами, пытаясь подобрать подходящее слово. — Туда, где это было, — выпалила она, наконец. — В мир грез. Это Юноша.

— Этот Юноша причинил тебе вред, Илна? — спросил Темпл. Это был просто вопрос; ни в словах, ни в тоне, которые восприняла Илна, не было ничего такого, чего можно было бы ожидать, если бы он только попросил бутылку воды.

Несмотря на это, ей потребовалось сознательное усилие, чтобы сохранить ровный голос, когда она ответила: — Я же сказала тебе: он похитил меня.

— Да, и ты вернулась, — констатировал Темпл. Охотники настороженно наблюдали за дискуссией. — Я полагаю, тебе разрешили вернуться. Это неудивительно, поскольку он, похоже, Бог мира. Значит, ты потеряла несколько минут своего времени с нами?

— Он...! — начала было, Илна. Она остановилась и почувствовала, как уголок ее рта приподнимается в кривой улыбке. — Он дал мне шанс забыть о моем долге. Ты это имеешь в виду, не так ли?

— Я ничего такого не имею в виду, Илна, — ответил Темпл, но тоже улыбнулся.

— Я просто задала вопрос. И если бы мне только была нужна  возможность забыть о моем долге, — продолжила Илна, — тогда я была бы жалким подобием человека. Она фыркнула. — Что ж, в мире и так достаточно подобных случаев. Так что нет, я не пострадала.

— Госпожа? — обратился к ней Асион. — Что нам теперь делать?

— Что делать? — переспросила Илна. — Я полагаю, снова засыпать могилу. Темпл, тебе нужна помощь в возвращении камня на место?

— Я не думаю, что в этом будет необходимость, Илна, — ответил крупный мужчина, снова разминая руки. Теперь его улыбка была очень широкой и теплой. Как у матери, смотрящей на своего новорожденного.

Илна повернулась и отошла на несколько шагов от мужчин, которые начали заканчивать работу. — Прощай, Чалкус, — прошептала она заходящему солнцу. — Прощай, Мерота. Я надеюсь, вы понимаете меня. Но, по правде говоря, Илна не была уверена, что даже она по-настоящему поняла все.

***

Шарина стояла возле болота, наблюдая, как Расиль достает из кожаной сумки кусочки кварца размером с кулак и раскладывает их по кругу на влажной почве. Волшебница Корл взглянул на нее и сказала: — Я отмечаю вершины двенадцатигранной звезды вокруг нас.

— Ах, — отозвалась Шарина, кивая; вежливый ответ на вежливое объяснение. Затем она спросила: — Это лучше, чем проводить линии так, как, э-э, делают другие? Она хотела сказать — «так, как это делает Теноктрис», но спохватилась. Она не знала Расиль — или Коэрли в целом — достаточно хорошо, чтобы понять, что может быть воспринято как оскорбление.

Шарина улыбнулась. Было достаточно неприятно иметь дело с людьми, которых ты не очень хорошо знаешь; и достаточно часто ты можешь сказать что-то не то людям, которых ты действительно знаешь.

Расиль тоже улыбнулась, хотя  заостренные зубы придавали немного двусмысленное выражение ее лицу. — Фигура в этом мире не имеет значения, Шарина, — сказала она, — за исключением того, что она вызывает в сознании волшебника. Корл издала свой рычащий смешок. — Для кого-то столь могущественного, как твоя подруга Теноктрис, — сказала она, — я сомневаюсь, что какой-либо материальный символ был бы необходим для выполнения такой простой задачи, как эта.

— Ах, — повторила Шарина. Она чуть было не сказала, что Теноктрис не всегда была такой могущественной, но, поразмыслив, оставила эту мысль невысказанной. Шарина знала, что она так и не начала понимать волшебство, несмотря на то, что была близка с Теноктрис в течение многих лет и была слишком близка с другими волшебниками в течение этого периода. Она решила, что ей лучше не высказывать своего мнения Расиль, которая, очевидно, многое понимала.

Солнце полностью село; на западе были бы видны звезды, если бы туман уже не поднялся так густо над поверхностью болота. Рыбаков, о которых упоминал Кэшел, сегодня не было; единственными фонарями были фонари солдат, сопровождавших Шарину и волшебницу.

Шарина снова слабо улыбнулась. Аттапер не хотел, чтобы она сопровождала Расиль. Когда она настояла на своем, он попросил Лорда Уолдрона прислать роту стрелков из регулярной армии вместе со своими Кровавыми Орлами. Он хотел быть готовым к угрозам, с которыми тяжелая пехота не сможет сражаться врукопашную.

Телохранители в черных доспехах ждали, почти молча, но стрелки — копьеметатели из северной Кордины, пастухи в гражданской жизни — сидели на корточках вокруг небольших костров и весело болтали. На ужин они плавили сыр в глазурованных горшочках и обмакивали в него куски ячменного хлеба.

Из бассейна, из которого Последние напали на Кэшела, сочилась вода. Бассейн так зарос кустарником, что белая звезда не отражалась на его поверхности. Лорд Уолдрон был готов снести бордюр и завалить источник камнями, но Теноктрис сказала не делать этого; он мог бы пригодиться.

Шарина плотнее запахнула свой короткий плащ; ночь была холодной. Она усмехнулась про себя: в любом случае, это было холодное дело. Затем посмотрела на южное небо, но не увидела белой звезды. Либо она еще не взошла, либо туман был слишком густым, чтобы ее можно было разглядеть. Туман был очень густым.

— Ты готова, Шарина? Шарина подпрыгнула; рядом с ней стояла Расиль.

— Да, — ответила она, смущенно улыбаясь.

— Извини, я просто задумалась.

Расиль гортанно хихикнула. Она кивнула в сторону руки Шарины, которая потянулась к ножу из Пьюла, спрятанному под планкой ее верхней туники. — Ты женщина, — сказала волшебница. — Я опасалась, что женщины твоего вида такие же трепетные плодовитые самки, как у Истинных Людей. Я вижу, что это не так.

Улыбка Шарины стала немного шире. — Не все из нас такие, — ответила она. — Я бы судила по любой из наших рас. Я видела, как Теноктрис выбрала тебя.

Расиль снова рассмеялась. — Я не женщина, — ответила она. — Я просто старая, и скоро я покончу с этим миром. Однако перед этим... Она подошла к центру фигуры; она была около десяти футов в диаметре, насколько Шарина могла судить по густой траве. — Подойди и встань рядом со мной, Шарина, — приказала Корл. — Мы отправимся в место, которое проверит твою смелость так же, как Теноктрис проверяла мою. Я не сомневаюсь, что ты пройдешь. Она усмехнулась, когда Шарина подошла к ней. — Вполне может случиться так, что мы обе умрем, но в твоем мужестве не будет недостатка.

Расиль начала петь заклинание. Слоги не были словами в том смысле, в каком их понял бы человек, даже словами силы, но ритм был таким, как у каждого волшебника, которого Шарина видела действующим.

Солдаты притихли; Кровавые Орлы сомкнули ряды. Костер стрелков вспыхнул, когда они добавили топлива и помешали его, чтобы оно быстро разгорелось, но туман, поднимающийся от черной воды, казалось, тоже сгустился. Осколки кварца засверкали искрами волшебного света, сначала голубыми, а затем красными; воздух стал заряженным. Сияние, слишком бледное, чтобы иметь цвет, исходило от покрытого кустарником водоема.

На мгновение Шарине показалось, что кипарисы у пруда и отдаленные дубы колышутся; затем она поняла, что их искажает  воздух, как это бывает в жаркий день. Она и волшебница Корл провалились в светящуюся серую дымку. Она не чувствовала движения или головокружения: мир, включая грязную траву у нее под ногами, исчез. Она висела в осязаемом пространстве. Расиль продолжала петь.

Шарина почти нашла смысл в вопле волшебницы, и осознание этого напугало ее на интуитивном уровне. — «Я не должна этого слышать! Никто не должен этого слышать!» Впервые она осознала, что разница между волшебниками и такими же непрофессионалами, как она сама, может заключаться в способности понимать определенные вещи, не сходя с ума.

В серой дымке возникли очертания. Сначала Шарина подумала, что глаза обманывают ее, заставляя поверить, что вокруг нее нечто большее, чем бесконечный туман; потом она решила, что видит покрытые мхом кипарисы на другой стороне болота, их тени отбрасываются на туман, как иногда бывает на горных перевалах. Приблизилась тень. На мгновение Шарина увидела клыки, такие же серые, как и пятнистое лицо, в котором они находились. Ужастик отчаянно вскрикнул и исчез.

Расиль прекратила петь, и присела, на корточки, тяжело дыша. Когда она взглянула в сторону Шарины, то потеряла равновесие, зарычала и опустила руку, чтобы не свалиться набок. Шарина опустилась на одно колено и подхватила Корла левой рукой. Она много раз видела, насколько изнурительным было основное волшебство, и что бы Расиль ни сделала, чтобы привести их сюда, это было важно. И насколько сложно будет вернуться  обратно? Но этот вопрос можно отложить на потом, после того, как они закончат свои дела. Приблизилась еще одна фигура, но тут же метнулась прочь — бесшумно, хотя Шарина могла слышать отдаленный хор воплей. Формы существ были такими же неопределенными, как у сосулек. Она была уверена, что смогла бы разглядеть прозрачные формы, если бы было хоть немного света.

Расиль посмотрела на нож и усмехнулась. — Шарина, — сказала Корл, — я не сомневаюсь, что ты храбра, как самый могущественный вождь Истинного Народа; но, пожалуйста, убери свой нож. С таким же успехом ты могла бы резать лунные лучи. И, кроме того, тебе могут понадобиться обе руки, чтобы поддержать меня.

— Да, хорошо, — ответила Шарина. Она вложила большой нож в ножны с гораздо большим трудом, чем вытащила его рефлекторно. Она хмыкнула и спросила: — Расиль, кто это такие?

Расиль встала; Шарина поднялась вместе с ней. Она была готова схватить Корла за руку или плечи, если та начнет падать, но в этом не было необходимости. Из пустоты выплыли еще три фигуры. Их рты открывались, как у карпов, глотающих воздух летом, но эти пасти были с зубами длиннее, чем у морского волка. Тот, что в центре, закричал, как нагнувшийся ястреб; остальные присоединились на полтона по обе стороны от него. Затем они отплыли в сторону и исчезли.

— Это были люди, — сказала Расиль. — Теперь... теперь они те, кого ты видишь. Это был твой народ, но они очень старые. Когда духи находятся здесь так долго, как эти, нет большой разницы между человекообразными тварями и Истинными Людьми.

Что-то приближалось, медленно, скорее шагая, чем скользя сквозь туман. Это что-то было все еще слишком далеко, чтобы Шарина могла разглядеть детали. — Это призраки? — спросила она. Ее голос прозвучал выше, чем она намеревалась. Она прочистила горло. — Расиль, что нам от них можно ожидать?

— Те были всего лишь голодные, — ответила Корл. — Но есть и другие, и они придут.

Шагающая фигура приблизилась, превратившись в человека, который нес длинное копье и высокий изогнутый щит, сделанный из шкуры пятнистого быка. Он уставился на Шарину пустыми глазами.

— Сэр? — позвала Шарина. Она отчаянно хотела услышать голос, отличный от ее собственного или голоса волшебника. — Кто вы? Я Шарина ос-Рейз. Солдат, молча, прошел мимо, хотя и повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Он продолжал оглядываться, пока не скрылся из виду.

Волшебница возобновила свое пение, хотя на этот раз ритм был немного другим. Туман собрался в сгусток, который, в свою очередь, медленно разделился на три фигуры, становившиеся все более отчетливыми. Это были старики, угрюмо смотревшие на Корла. — Зачем ты меня вызываешь? — спросил один ворчливым голосом. — Они живые, — сказал другой. — Им нет до нас никакого дела, как и нам до них.

— Я приказываю тебе рассказать мне о существах, то есть Последних, которые убили тебя, — сказала Расиль. — Ваш собственный вид и вся жизнь в мире зависят от вашей помощи. Где находится самая непосредственная опасность от Последних для вашей расы и моей?

— У нас нет никаких дел с живыми, — завопил дух.

— Я приказываю тебе! — повторила Расиль. Она начала читать заклинание, но духи закричали прежде, чем она произнесла третий слог. — Говори! — настаивала  Расиль.

— Панда! — сказала средняя фигура. — Последние уничтожат Панду, — сказал тот, что справа, — и от Панды они распространятся, чтобы завоевать мир. — Последние завоюет мир! — воскликнул третий. — Если не из Панды, то из великой ледяной линзы на Шенги. Последних не остановить! Все трое начали ужасно выть. Их очертания расплылись и удлинились; их рты раздулись, превратившись в клыкастые ямы.

— Убирайтесь! — закричала Расиль. — Я отпускаю вас! Когда трое стариков растворились в тумане, волшебница снова начала петь. Ее резкий голос начал слабеть, но, казалось, становился все сильнее. Шарина сжала руки, ее губы зашевелились в безмолвной молитве: — Владычица, защити меня, если на то будет Твоя воля. Владычица, не дай мне погибнуть в этом месте вдали от тех, кого я люблю.

В тумане появились и стали светиться огни. С приливом благодарного восторга Шарина поняла, что туман вокруг них поднялся с болота, а огни были солдатскими фонарями и походным костром. Расиль упала, но Шарина подхватила ее прежде, чем она ударилась о землю. Корл был очень легкой, такой же легкой, как Теноктрис.

— Благодарите Божью Матерь! — закричала Шарина. — Хвала Богоматери, которая выводит нас из тьмы!

***

Солнце все еще скрывалось за восточным горизонтом, но небо было достаточно светлым, чтобы было видно, что огромные двойные двери оборонительной башни были открыты. Никого поблизости Гаррик не видел.

— Вперед! — прокричал Карус в голове Гаррика. — Не упускай шанс! Иди! Вперед!

— Продолжаем движение! — сказал Гаррик, сдерживая порыв пнуть своего скакуна в ребра. Но с Корой в этом не было необходимости. Кроме того, он не был уверен, что готовность огра вести себя, как лошадь распространяется на то, чтобы с ней обращались как с лошадью. — К двери! — он говорил настойчиво, но не кричал. У него не было желания предупреждать людей, находящихся в башне, пока они сами его не заметят.

— Я знаю из достоверных источников, что есть лошади, которые взбрыкивают, хозяин, — пробормотала Кора, но ускорила шаг, перейдя с трусцы на тряский галоп. — Хотя за большинством из тех, кого я видела, гнался огр.

Грунт был неустойчивым. Кора поскользнулась, отвернув каменную глыбу, ударившуюся о выступ позади них; она треснула, как мяч, выпущенный из катапульты. Ее левая рука вытянулась, в то время как правую она прижала к ребрам, сохраняя равновесие, но, не замедляясь. Гаррик раздумывал, обнажить ли ему меч — рефлекс и твердое убеждение Каруса — или оставить его в ножнах на случай, если, в конце концов, в нем не будет необходимости. Обдумывая это, он потянулся к рукояти, полагая, что бегущий огр будет расценен как нападение, независимо от того, взмахнет мечом мужчина у нее за спиной или нет.

Первый же резкий удар ноги Коры о дорожку заставил его передумать; он схватился за болтающиеся ремни. Даже Карус мог видеть, что они наверняка слетят со своего скакуна, если Гаррик не сосредоточится на езде, а не на том, что может произойти после того, как они доберутся до башни.

Там, где тропа была узкой, Шин следовал за ними; на более широких участках он шагал чуть слева от огра. Двенадцатифутовые прыжки эгипана легко соответствовали шагам Коры. — В башне никого нет! — крикнул он. — Они все за ней!

Гаррик услышал приглушенное ржание лошади. Он не смог бы сказать этого наверняка из-за топота когтистых лап огра, но звук определенно мог доноситься из болота за башней. — Обойдем здание! — приказал он.

Кора сошла с главной дороги, наклонившись в сторону, когда повернула к башне. На втором шаге ее нога по щиколотку увязла во влажной почве. Она пошатнулась, и Гаррик обнял ее левой рукой за шею. Эгипан отстал.

— Земля мягкая! — сказала Кора. Ее ноги разбрызгивали гейзеры грязи при каждом шаге. — За башней будет еще мягче!

— У них там, похоже, есть лошадь, —  крикнул Гаррик. Карус был пылающим присутствием в его сознании, молчаливым, но пульсирующим рвением к битве. — Обходи!

За дверным проемом, внутри башни была темная пустота, пахнущая кровью и страхом. Воздух, сочащийся оттуда, был заметно теплее, чем утренний бриз, сопровождавший Гаррика с гребня.

Кора повернула направо, в ту сторону, куда склонился Гаррик. Ее правая нога по колено погрузилась в грязь; она откинула руки назад, чтобы не потерять равновесие. Ее левая нога, выставленная далеко вперед, чтобы удержаться, погрузилась до промежности. Она шлепнулась животом, поднимая осоку в ряби грязи.

Гаррик пролетел мимо и приземлился у основания башни. Он напряг мышцы ребер, когда понял, что происходит, хотя удар о мягкую землю был шоком, у него не перехватило дыхание. Он встал, вытаскивая меч, и начал обходить башню, проваливаясь при каждом шаге до середины икр. Он не мог себе представить, как местные жители протащили лошадь по такой почве; она должна была провалиться по брюхо.

— Там трое мужчин, — сказал Шин, щелкнув себя по левому боку. Основание башни расширялось наружу юбкой, чтобы отражать тараны. Копыта эгипана сверкали, когда он побежал по камню, высоко поднимая внутреннюю ногу, чтобы держать свое хрупкое тело в вертикальном положении. — И лошадь, которую они ведут, — добавил Шин.

Гаррик вышел из-за поворота башни. Двое мужчин в серой одежде пытались вести белую лошадь, похожую на ту, на которой Орра уехал из «Черепа Кабана». Один тянул поводья, в то время как другой следовал позади, яростно хлеща хлыстом по заду животного. Белая лошадь дернулась и заржала, но повязка, туго стягивающая ее морду, заглушила звук, превратив его в отчаянное ржание.

Третья фигура была выше и худощавее; его одежда мерцала в первых лучах рассвета. Он стоял на краю какой-то ямы, которую Гаррик заметил, когда они проходили мимо башни накануне днем. Когда высокий человек увидел Гаррика, он крикнул своим слугам на языке, который звучал как пение птиц. Они повернулись, вытаскивая изогнутые мечи из-под своих одежд. Освобожденный конь рванулся влево и немедленно увяз в грязи.

Под грязной поверхностью была твердая тропинка, хотя постороннему глазу была видна только грязь с отблеском водорослей. Гаррик нашел тропинку — каменную насыпь, едва выступавшую из грязи. Она была скользкой, как мокрый лед, но он все равно почувствовал прилив триумфа. Левой рукой он вытащил кинжал и двинулся вперед. Он бы точно так же бросился на троицу, если бы ему пришлось плыть. В конце концов, у слуг было не лучшее положение, чем у него.

— Ты решил, что они враги без переговоров, Гаррик? — рассудительно спросил Шин. — Что ж, я думаю, в этом ты прав.

Фигура в сверкающих одеждах держала в левой руке серебряный нож-атаме. Он направил его на Гаррика и пропел: — Чурбу бурет барох!

Волосы на затылке Гаррика встали дыбом, но, чтобы выжить, ему нужно сконцентрироваться только на чем-то одном… Слуга, стоявший позади лошади, нанес серию широких, изогнутых ударов в воздухе.

— Фермер с серпом мог бы сделать лучше! — усмехнулся Карус, когда Гаррик шагнул вперед. Гаррик опустил меч, а кинжал выдвинул вперед левой рукой. Он должен был прикончить первого слугу, прежде чем другой вступит в бой. Тропинка, скрытая под грязью  была узкой. Но у противников могло хватить ума — пробраться через грязь и зажать его между ними. Не стоит недооценивать своего противника…

Слуга нанес удар. Гаррик заблокировал его кинжалом, его мускулы были готовы пронзить тело противника, свалить его умирающим в трясину и броситься на оставшегося человека, прежде чем тот успеет подготовиться к атаке.

Клинок встретился с клинком с визжащим треском. Гаррик почувствовал удар в плечо, и его левая рука онемела. Его тело изогнулось от удара, сорвав аккуратный выпад, отработанный на тренировочной площадке, который он был готов сделать. Он недооценил своего противника. Кем бы ни было это существо, оно не было человеком — или, во всяком случае, было нечеловечески сильным.

Гаррик шагнул вперед, скрестив клинки, и ударил слугу плечом в грудь. Он подумал, что под одеждой было что-то тверже кости, но у него не было времени или необходимости беспокоиться об этом. Он ударил мечом вверх, пронзив живот — через позвоночник между лопатками слуги. Тот дернулся, но не выпустил свой кривой меч. Его язык высунулся из бледных губ, и он начал хрюкать, как свинья на опоросе.

Гаррик сильно надавил левой рукой — ощущение в ней начинало возвращаться — и дернул вниз рукоять, чтобы освободить меч. Его крестовина уперлась слуге в ребра. Если бы лезвие не было необычайно острым, он, возможно, не смог бы вытащить его после такого глубокого удара. Как бы то ни было, оно перерезало кость так же легко, как и вошло внутрь.

Мертвый слуга шлепнулся в грязь. Живой слегка отпрянул, чтобы не споткнуться. Гаррик сделал выпад, нанося удар. Его ведущая нога поскользнулась на мокром камне, и он упал на левое колено. Его острие не попало в цель, но и удар слуги наотмашь тоже не прошел. Карус — это был его рефлекс, а не Гаррика — взмахнул клинком вверх вместо того, чтобы восстановиться, как сделал бы мастер меча после неудачного выпада.

Острие меча коснулось запястья слуги и рассекло мышцы, сухожилия и кость. Изогнутое лезвие слуги вонзилось в осоку и утонуло. Его рука повисла под прямым углом к предплечью. Он повернулся, чтобы бежать, его мантия развевалась, но его нога поскользнулась точно так же, как за мгновение до этого у Гаррика. Он упал с дорожки с еще одним хрюканьем, похожим на хрюканье свиньи. Карус на всякий случай заколол бы барахтающегося слугу, но Гаррику не досталось безжалостности его предка. Он прошел мимо лежащего мужчины, не сводя глаз с волшебника, который стоял, напевая и направляя на него атаме.

— Артайе таймам тар! — промолвил волшебник. Гаррик застыл на месте. Кобыла пыталась вернуться на твердую дорожку с тех пор, как сорвалась с нее в тот момент, когда ее отпустили. Она уперлась передними копытами в середину груди лежащего слуги и попыталась приподняться; вместо этого она с последним отчаянным ворчанием столкнула мужчину в болото. Забурлила слизь.

— Арбита ратратакс! — произнес Шин мелодичным голосом. Осколки красного волшебного света, невидимые до этого момента, отлетели от Гаррика. Они упали на мокрую землю и с шипением исчезли. Он снова был свободен. Эгипан стоял на твердой дорожке, ухмыляясь своей козлиной ухмылкой.

Волшебник, стоявший рядом с ямой, недоверчиво вскрикнул. Гаррик двинулся вперед. Хотя пауза и была кратковременной, она лишила его инерции.

Его мышцы болели от скачки и боя. Но он все еще мог убить волшебника. В этом не было никаких сомнений. Волшебник, должно быть, тоже это понял. Он указал своим атаме на болото и пробормотал слова, которые Гаррик не расслышал из-за шума крови в ушах. Он сделал еще один шаг, осторожный, потому что ему не нужно было торопиться: волшебнику некуда было идти, кроме как в болото или в яму.

Но волшебник сошел с твердого места и зашагал через заросли осоки. На нем были тапочки из позолоченной кожи. Они сверкали алым волшебным светом каждый раз, когда касались поверхности, но не погружались в грязь. У волшебника было худое, властное лицо. Он с презрением посмотрел на Гаррика, когда благополучно миновал пределы досягаемости его руки и меча, но наблюдал за эгипаном со смесью ненависти и страха. Затем поднял серебряный атаме, будто отражая атаку. Шин просто рассмеялся и высунул язык.

Гаррик начал двигаться назад по скрытой под грязью тропинке-дамбе. — Не беспокойся, — сказал Шин. Гаррик остановился. Он не мог пройти мимо эгипана, не сойдя в болото. Он не доверял суждениям Шина, но слишком устал, чтобы спорить об этом.

Волшебник добрался до основания своей башни и начал обходить ее, держа лицо в сторону Гаррика и Шина. Когда изогнутая каменная стена наполовину скрыла его, он снова нацелил на них свой атаме и произнес: — Тора амаим...

Кора протянула свою длинную руку и схватила волшебника за лодыжки. — Урк! — крикнул волшебник, когда Кора подняла его рывком в воздух. Она размозжила ему мозги о стену башни. Его атаме звякнул о камень, а затем с плеском упал в болото. Кора продолжала держать труп вверх ногами.

В свисающей с плеч мантии волшебник был похож на цыпленка, ощипанного для варки. Его кожа была безволосой, и восково-белой.

— Я сделала это сама, хозяин, — заявила она. Каменная дамба, должно быть, продолжалась вокруг башни и с этой стороны, потому что она стояла лишь на тонком слое грязи. — Поскольку я не удовлетворена качеством еды, которую ты мне предлагаешь, я подумала, что убью человека, чтобы поесть. Ты не можешь возражать, поскольку он явно был твоим врагом.

— Я действительно возражаю, — ответил Гаррик. Сначала он подумал, что людоедка шутит, но до него дошло, что она вполне может быть серьезна. — Я, конечно, возражаю! Ты не должна, э-э, есть людей! И он продолжил: — Ты не должна убивать людей. В сложившихся обстоятельствах это было не только глупо, но и неблагодарно грубо.

— Ты бы запретил своей лошади — есть овес со склада мертвого врага? — потребовала Кора.

— Я бы не позволил своей лошади есть людей, — ответил Гаррик, — и тебе я тоже не позволю!

Из ямы-провала донесся всасывающий рев. Гаррик обернулся, гадая, не обрушиваются ли ее края и не утянет ли его туда. Клешня с лезвиями длиной с рост Гаррика высунулась из провала. Она пощупала вокруг, а затем с хлюпаньем погрузилась в грязь, как весло. В поле зрения появилось существо с одним глазом посередине головной пластины и гнездом щупалец вокруг разинутой пасти, за которым последовала еще одна клешня. Тело существа было диаметром с башню. Только Дузи — или Сестра во Христе — знали, как глубоко его тело уходит в карстовую воронку.

Шин рассмеялся. — Я не думаю, что тебя сейчас должно волновать то, что хочет съесть твой конь, Гаррик, — сказал эгипан.

Глава 10

Гаррик почувствовал, как Карус наложил холодную маску на изображение монстра перед ними. Он был воином, человеком войны в первую очередь. Опасные места — огромные клешни, щупальца, которые извивались на пять или шесть футов из похожего на рот миноги рта, — были выделены. Слабые места — суставы и большой центральный глаз — также были выделены, в то время как остальная часть существа оставалась в тени.

Гаррик опустился на колени и вытер свой меч о тунику трупа, лежащего поперек скрытой под грязью дамбой, и посмотрел на свой кинжал. Удар слуги оставил на стали зазубрину глубиной в палец; было чистой удачей, что лезвие не защемилось вместо того, чтобы блокировать смертельный, в противном случае, удар. Он бросил кинжал на землю и вырвал изогнутый меч из рук мертвеца. Рука слуги была тонкой, но бугристой от сухожилий; кожа имела сероватый оттенок. Чуть ниже толстой части лезвия была зазубрина, но ничего такого, что серьезно ухудшило бы его полезность.

— Или ты мог бы убежать, — подсказал Шин. — Многие люди подумали бы, что это единственный разумный выход, Принц Гаррик.

— Я не думаю, что я это сделаю, — ответил Гаррик, поворачиваясь лицом к монстру. В конце концов, у зла был выбор: ты сталкиваешься с ним лицом к лицу или скармливаешь ему других людей в надежде, что оно съест тебя последним. Бегство было просто способом скормить ему других.

Король Карус рассмеялся с суровым добродушием. — Беги, парень? — закричал он. — Он один и ты у нас тоже один. Шансы невелики!

У монстра было куполообразное тело, которое двигалось на четырех широких лопастях. Скрытая под грязью дамба поддерживала его, когда он с плеском двигался вперед, но Гаррик подозревал, что он прекрасно справится с трясиной или даже с открытым морем. Существо, вероятно, не стало бы так хорошо передвигаться по каменистым холмам в направлении дома Нодди, но у Гаррика не было бы никакой возможности узнать об этом. Оно сможет добраться до дома Нодди только через его труп.

— Или, что более вероятно, после того, как проглотит тебя, я думаю, — сказал Шин непринужденным тоном. Он отступил туда, где мог прислониться к башне; его правая нога была откинута назад, упираясь в расширяющееся основание. — Я полагаю, на это было бы интересно посмотреть.

Чудовище подплыло ближе. Хотя его панцирь не изгибался при движении, оно не производило впечатления медлительного или неуклюжего, как черепаха.

Карус оценил прочность башни, затем сказал: — Каменная кладка может выдержать, но я бы не стал на это рассчитывать. Как бы то ни было, мы не сможем сражаться с такой тварью через амбразуры. Целься ему в глаз, парень, и будем надеяться на лучшее.

— Шин, ты можешь помочь? — спросил Гаррик, не оглядываясь через плечо.

— Нельзя ожидать, что представитель-чемпион победит волшебников, Гаррик, — отозвался эгипан. — Однако этот монстр не волшебник; и еще неизвестно, тот ли ты чемпион, который нужен Желтому Королю.

Гаррик рассмеялся. Никто не приказывал ему возвращаться к башне, поэтому у него не было никакого права жаловаться, если никто не вызвался ему помочь.

Кобыла, чья белая шерсть была скользкой от грязи и водорослей, сумела поставить сначала одну, а затем обе передние ноги на дамбу. Гаррик задумался, сознательно ли она поплыла к скрытой грязью поверхности или случай привел ее к ближайшей твердой опоре. Ничто из того, что он видел в лошадях, не заставляло его думать, что они хоть немного умнее овец, а овцы находились на интеллектуальном уровне кроликов. Плечи кобылы поникли.

Чудовище рванулось вперед, как атакующая змея, подняв огромный фонтан грязи и осоки. Одна клешня сомкнулась на шее лошади и выдернула животное из трясины. Хлынула кровь, и намордник, наконец, слетел. Лошадь успела вскрикнуть от ужаса, прежде чем клешня раздробила ей трахею. Другая клешня схватила левую заднюю ногу кобылы, и потянула, вырывая ее. Монстр швырнул кобылу на дамбу, сломав позвоночник и ребра, и начал разрывать ее на части.

Гаррик бросился вперед, пока монстр был занят. Можно было ожидать, что он поскользнется на скользких камнях, но сейчас его равновесие было идеальным. Он вскочил на мертвую лошадь. Чудовище повернуло свою жертву боком и продолжало тянуть, пока ее шкура не лопнула; его щупальца работали в полости тела, забирая органы и кишечник в свой пульсирующий рот.

Одно щупальце обхватило правое бедро Гаррика. Вместо присосок для захвата, у этих «рук» были крошечные зубцы, покрывающие светлую внутреннюю поверхность. Проткнув бриджи Гаррика, они, извиваясь, начали кромсать ткань и кожу.

Гаррик рубанул прямым мечом, отсекая держащее его щупальце и отрезав носок своего ботинка. Он промахнулся мимо своего большого пальца ноги настолько, что почувствовал холодное скольжение холодного металла. Времени на осторожность не было. Он прыгнул к морде монстра, поставив правую ногу на мускулистую губу, из которой росли щупальца. Он не мог дотянуться до глаза, но если бы поставил левую ногу на один из костяных выступов, торчащих из панциря, то смог бы…

Щупальца схватили его за обе лодыжки и потянули. Он нанес удар изогнутым мечом, глубоко вонзившимся в мускулистое щупальце, но, не отрубив его. Хватка монстра усилилась, вместо того чтобы разжаться. Гаррик ударил прямым мечом. Хотя лезвие было невероятно острым, он не смог освободить свою правую ногу. Угол удара был слишком неудобным. Обе клешни наклонялись к нему. Из-за толстой брони существа, его руки, даже с тремя суставами, были недостаточно гибкими, чтобы дотянуться. Однако, если Гаррик упадет, они разорвут его на куски — если только монстр не захватит его целиком в свою пасть.

Зловоние из его пищевода было хуже, чем от дохлого мула, пролежавшего неделю. Гаррик выронил кривой меч и схватился за выступ, на который надеялся опереться. Его пальцы соскользнули: хитин был скользким, и был покрыт грязью. Он перевернулся. Щупальце на его левой лодыжке перестало дергаться, хотя и не разжалось. Гаррик повернулся направо и снова рубанул по щупальцу с этой стороны, на этот раз, перерубив его насквозь. Отрубленный конец шлепнулся и задрожал, затем замер.

Сзади к Гаррику подобралась Кора. Она уперлась ногами по обе стороны от пасти монстра и схватила зубами щупальце, удерживающее его левую ногу. Ее длинные руки были раскинуты, сжимая нижние лезвия обеих огромных клешней так, что они не могли сомкнуться. Края хитина были не такими острыми, как металлические, и, по-видимому, не могли резать без верхних лезвий, как ножницы. Несколько щупалец чудовища обвились вокруг ног огра, пытаясь отбросить ее. Какое-то время она держалась, но недолго. Но Гаррик был свободен.

Он наступил на выпуклость, подпрыгнул вверх и вонзил меч на всю длину в огромный глаз. Существо отпрянуло назад всеми четырьмя лапами. Ноги Гаррика взлетели в воздух, но он не выпустил меч из рук. Его туловище врезалось в головной щит монстра, но он продолжал держаться, в то время как его клинок вращался в черепе существа.

Клешни сомкнулись под ним; Кора ослабила хватку. Гаррик  надеялся, что ее отбросило в сторону, а не раздавило или засосало, но все умирают, и он может умереть в следующее мгновение. Лопасти с одной стороны снова рванулись вперед, но другая пара заколотила по поверхности, как женщины, стирающие белье. Правый бок существа приподнялся, затем резко опустился. Гаррик качнулся, как маятник. Лезвие меча выдернулось. Он соскользнул по головной пластине существа и отскочил от его губ. Щупальце хлестнуло его, но не смогло удержать; он упал на спину, подняв фонтан грязи.

Его правая рука и грудь были скользкими от прозрачной жидкости, вытекшей из глаза монстра, и чувство, которое начинало возвращаться в его тело, было исключительно болью.

— «Если бы я упал на камень, а не в болото», — подумал Гаррик, — «я бы, вероятно, погиб». Он начал смеяться. Это была агония, и она заставила его смеяться еще сильнее. Он все еще держал меч, но ему пришлось отпустить его, потому что  боялся, что порежет себя, когда боль прижала его руки к груди. Людоедка подняла его на сгибе левой руки. Держа его нежно, как мать, она направилась к башне, где их ждал Шин.

— Мой меч, — прошептал Гаррик. — Он утонул? Он больше не мог держать его.

— Он у меня, — ответила Кора. Она пинком сбросила мертвого слугу в болото, вместо того чтобы снова переступить через него. — Я уверена, ты захочешь вытереть его, но у Шина есть тряпки.

— И свежая одежда, — добавил эгипан, показывая серую тунику. — Без сомнения, ты можешь перешить ее и в бриджи.

— Я могу идти, — заявил Гаррик. Даже для него самого его голос звучал как предсмертный хрип, но он знал, что случится с его ушибленными мышцами, если он позволит им напрячься. — Я думаю, мне лучше пройтись.

Кора передала скользкую рукоять меча эгипану, затем опустила ноги Гаррика на мостовую у основания башни. Она держала его за плечо, пока они оба не убедились, что он может стоять без посторонней помощи, затем отпустила его.

Задние конечности чудовища поворачивались в трясине, медленно погружаясь, но затопленная дамба поддерживала его голову. Нижняя лопасть ближайшей клешни была вырвана из сустава; она свисала на нити бледных мышц. Кора бросилась к огромному трупу.

— Кора? — удивился Гаррик. — Куда ты?

Людоедка обернулась. — Чтобы приготовить себе ужин, хозяин, — ответила она. — Я помогла тебе только потому, что мне не хотелось еще раз есть свинину. Ты собираешься сказать мне, что морепродукты, подобные этому… Она указала на монстра. Ее рука была невероятно длинной, когда она вытянула ее во всю длину. — … твоему верному скакуну тоже запрещены?

— В прошлый раз я говорил тебе, что ты можешь есть, — отозвался Гаррик, — и эту штуку, которая вылезла из ямы. Я сейчас не в той форме, чтобы разбираться с ней, так что иди и ешь досыта. Он снова начал смеяться. Хотя он пытался удержаться на краю башни, но все равно опустился на колени. Боль доказала, что он жив. Эта мысль заставила Гаррика и призрака в его сознании рассмеяться еще сильнее и мучительнее.

***

Огромный кирпичный цилиндр находился в нескольких милях к западу от Валлеса. Кэшел не знал, зачем Теноктрис привела их туда. Он вошел впереди нее в ожидании, что там будет полно бродяг или, по крайней мере, захламлено их мусором, но вместо этого там была только гулкая пустота и запах птичьего помета. Нервно ворковали голуби; два взлетели со знакомым шелестом маховых перьев. В здании не было окон, поэтому единственным источником освещения был лунный свет, проникавший через дверной проем. По нему Кэшел мог сказать, что внутри здание было куполообразным, а не прямолинейным, как снаружи, хотя даже в этом случае оно было очень большим.

Вошла Теноктрис со своей сумкой в руках. Кэшел просил ее подождать у коляски, пока он осмотрит это место, но на самом деле  не ожидал, что она его послушает. Даже до того, как Теноктрис вызвала демона, она была гораздо менее осторожна в отношении опасности, чем ему хотелось бы. Кэшел, конечно, привык к этому. С овцами было то же самое.

— Я принесу остальное, Теноктрис, — сказал он, направляясь к двуколке. Теноктрис бросила поводья, привязанные к куску железа размером не больше сжатого кулака. Гнедой конь мог бы легко убежать, но вместо этого он просто попятился, насколько мог, не сдвигая веса железки. Он закатил глаза на Кэшела, когда  тот поднял меч и бронзовый треножник с задней части коляски, но, казалось, испугался даже заржать.

Кэшел слегка нахмурился. Они не хотели, чтобы лошадь ушла, но не было подходящего места, чтобы привязать ее. И все же страх в глазах животного немного обеспокоил его. Теноктрис всегда была вежливой и доброжелательной, но под поверхностью… Лошадь заставила Кэшела понять, что он никогда не видел, чтобы волшебница колебалась, делая что-либо или используя все, что у нее было, для выполнения своей работы. Он ухмыльнулся. Теноктрис была на их стороне. Он предположил, что это было все, что действительно имело значение.

— Установи треногу здесь, — сказала Теноктрис, указывая на центр пола. Она смахнула листья, которые занесло ветром, и положила на расчищенное место пучок веточек с грубой чешуйчатой корой. — Над камином. Для Кэшела этот пучок был совсем не похож на камин. Даже на то, чтобы разогреть треногу с чашей, достаточно большой, чтобы в ней можно было постирать.

Он подчинился, не споря: было много вещей, которых он не понимал, но другие люди понимали. Он доверял Теноктрис. Она подождала, пока он установит штатив и одобрительно кивнула. Затем откупорила крошечную бутылочку — она была размером с большой палец Кэшела — и теперь переливала ее содержимое в чашу. Было слишком темно, чтобы различить цвет того, что она вылила, но он был готов поклясться, что оно имело фиолетовый оттенок.

— Что это за место, Теноктрис? — спросил Кэшел, оглядываясь по сторонам. В потолке были ниши, но они, казалось, просто облегчали конструкцию. Голубям они нравились, это правда.

Теноктрис одарила его быстрой улыбкой. — Еще одна гробница, — ответила она. — Это гробница жены богатого человека из Старого Королевства. Гробницы концентрируют силы лучше, чем что-либо, кроме поля боя, а с полями сражений есть проблемы. Ее улыбка стала шире. — Видишь ли, они привлекают и другие вещи, — продолжила она. — Именно поэтому я решила не возвращаться туда, где мы были раньше. Мышь, которая слишком часто использует одну и ту же норку, однажды обнаружит, что ее поджидает кошка.

Теноктрис коснулась края треножника, затем протянула свою руку. — Теперь, пожалуйста, меч, Кэшел, — сказала она. Он отдал ей меч, который принес во дворец после битвы с Последним. Она вытащила его и отбросила ножны к дальней стене. Серый металл отражал лунный свет далеким мерцанием. — Встань поближе к треножнику, — приказала Теноктрис, критически оглядывая лезвие. Когда Кэшел послушно двинулся, она указала мечом на песчаный пол и сказала нараспев: — Сискибир кебибир.

С острия меча сорвалась искра, коснулась пола и осветила острие меча синим. Теноктрис взмахнула мечом по дуге, по ходу солнца. — Кнебибир садами самомир. Волшебный свет, бледный, как серное пламя, задрожал и продолжил гореть. Теноктрис обошла треножник, на ходу напевая. Кэшел отодвинулся, чтобы не мешать, хотя она была достаточно далеко, так что, он, вероятно, не мешал. — Мерих речар…

Зажимы, крепящие ножки треноги к чаше, были выполнены в форме львов. Когда голубой свет отразился от них, их гривы заколыхались, и Кэшелу показалось, что он увидел, как задвигались их передние лапы.

— Паспар! — пропела Теноктрис и остановилась, глубоко дыша. Круг светазамкнулся. Она посмотрела на Кэшела и удовлетворенно улыбнулась. Несмотря на свое молодое лицо, Теноктрис выглядела намного старше, чем была до появления демона. — Я не привыкла к тому, что могу распоряжаться такими силами, — сказала она. — Я нахожу, что мне нравится этот опыт.

Теноктрис подняла меч странной формы и осмотрела его в мерцающем свете круга. Кэшел хмыкнул и сказал: — Раньше вы не использовали металлические стержни, Теноктрис. Только бамбуковые палочки, которые вы выбросили.

Она усмехнулась, поглаживая лезвие кончиками пальцев. — Да, — согласилась она. — Я беспокоилась, что не смогу контролировать силы, с которыми работала, если позволю им опираться на предыдущие заклинания. Теперь мне не нужно беспокоиться об этом.

Все еще улыбаясь, Теноктрис указала мечом на ветки под треногой. Снова вспыхнула искра, покрыв веточки, на короткое время голубым налетом. Они начали гореть гораздо ярче, чем должны были гореть такие маленькие кусочки дерева. У них был сладкий, острый запах; Кэшел чихнул.

— Это кассия, — сказала Теноктрис, не отрывая глаз от чаши. — Из Тисамура. Указав мечом на чашу, она начала петь. Сначала пение было таким тихим, что Кэшел не расслышал слов. Он улыбнулся этой мысли. Он все равно бы их не понял, конечно.

Хлопнули перья, поднимая пыль с пола —  ему прямо под ноги; он обернулся. Это был не голубь, а ворон, большой, как кошка, даже со сложенными черными крыльями. Он сел прямо за пределами круга и склонил голову набок, уставившись на Теноктрис глазом, в котором отражалось голубое пламя. Второй ворон влетел в дверь и остановился на расстоянии вытянутой руки от первого, и сделал два прыжка вбок по кругу.

Кэшел бросил взгляд, чтобы посмотреть, что делает Теноктрис. Кассия вспыхнула, как сухая жимолость, но сама он не горела. Жидкость начала испаряться. В чаше этой жидкости  было всего с наперсток, но клубящееся облако начало заполнять огромный свод. Оно было бледно-фиолетового цвета. Влетел третий ворон, раскрыл свой острый клюв и каркнул. Кэшел услышал лишь слабый шорох, прежде чем круг пламени с ревом превратился в сплошную стену света. Ему показалось, что он падает, но они с Теноктрис стояли на твердом каменном полу, где под бурлящей чашей горел огонь.

Волшебный свет стал бледнее, тоньше; он напоминал лунный свет на поверхности пруда. Вороны исчезли, но в тенях что-то двигалось. Дым, вьющийся от треножника Теноктрис, превратился в лицо человека. Он посмотрел вверх и закричал: — Время, еще один день жизни! Затем лицо исчезло, растворившись, как брызги дождевой капли. Дым превратился в другое лицо, и еще в одно, а затем в существо, которое не было человеком — никогда не могло быть человеком: голова ящерицы с клыками длиной в палец и глазами, холодными, как у воронов. Потом и оно тоже исчезло.

— Накьяр сисбе, — пропела Теноктрис, указывая мечом, но не в клубящийся дым. — Каям!

Лицо мужчины, неподвижное и совершенное, как статуя Пастыря, покрылось рябью. Казалось, оно впитало в себя весь пар и стало твердым.

— Зачем ты зовешь меня? — прогремело оно. Слова эхом отдавались гораздо дальше кирпичного купола.

— Мне нужен ключ, который Тельхины искали много веков, — сказала Теноктрис. Голос определенно принадлежал ей, но в нем была незнакомая суровая уверенность.

— Это запрещено! — ответило лицо из дыма. — Не беспокой меня больше!

Теноктрис нарисовала в воздухе символ острием своего меча. Лицо заревело от боли и ярости. — Где ключ? — потребовала Теноктрис. — Говори!

— Это не в твоей власти! — закричало лицо. — Только Он, Тот, Кто забрал ключ у Тельхинов, может...

— Говори! — и меч снова повернулся. Кэшел почувствовал, как его глаза слипаются от пронзительной боли, хотя он видел это движение только сбоку.

Лицо беззвучно вскрикнуло, а затем сказало: — На Могиле Посланников! И пусть ты никогда не получишь избавления от агонии за то, что ты сделала!

Теноктрис со звоном уронила меч. Наклонившись, она схватила треножник за когтистую лапу и подняла его. Кэшел нахмурился, но вспомнил, что она больше не хрупкая старуха. Теноктрис перевернула треножник над костром, мгновенно погасив его. Кольцо волшебного света вспыхнуло, затем исчезло, оставив только темноту. Кэшел повернулся лицом наружу, держа свой посох поперек. Он не мог сказать, откуда может исходить опасность.

Лунный свет струился сквозь дверной проем. Теноктрис покачнулась. Кэшел протянул руку, чтобы поддержать ее, но она удержалась без посторонней помощи. — Боюсь, тебе придется нести мою сумку, Кэшел, — прошептала она.

— Да, Теноктрис, — ответил Кэшел. — Что мы собираемся делать?

— Мы вернемся во дворец и ляжем спать. Завтра нам предстоит идти еще дальше, и я должна быть готова. Она торжествующе рассмеялась. Звук эхом отразился от кирпичного свода гробницы.

***

Шарина назначила сегодняшнее заседание совета в большой беседке с видом на водный сад. Плеск воды, направляемой из Реки Белтис по акведуку, который был восстановлен Гарриком после того, как целое поколение не работал, напомнил ей о волнах, шуршащих о дамбу под гостиницей ее отца. Однако днем прошел дождь, и лягушки, кричащие среди лилий, были не той разновидности, что она слышала в деревушке Барка. Она улыбнулась и обнаружила, что эта экспрессия ей нравится. Она поняла, что прошло слишком много времени с тех пор, как она делала это в последний раз.

— Советники, — обратилась она, оглядывая сидящих за столом вельмож. Их помощники стояли среди колонн, поддерживающих крышу беседки, скорее скрытые, чем освещенные висящими фонарями. Большинство военных с несчастным видом смотрели на Расиль. Некоторые даже коснулись кончиками пальцев своих пустых ножен — им не разрешалось носить оружие в присутствии регента.

— Леди Теноктрис выполняет другие обязанности от имени королевства, — сказала Шарина. — В свое отсутствие она назначила здесь Расиль, — она указала на волшебницу Корл, — консультировать нас вместо нее. Используя свое искусство, и в моем присутствии, Расиль получила информацию, указывающую на то, что наша армия должна немедленно двинуться на помощь Панде, осажденной Последними.

— Послушайте, пусть они убивают друг друга! — заявил Адмирал Зеттин, и его голос был только первым в хоре протестующих. По меньшей мере, шестеро из четырнадцати советников возражали, а несколько других пристально смотрели на Расиль, перешептываясь с помощниками.

Шарина снова улыбнулась. В эпосах короли отдавали приказы, и все подчинялись, за исключением, возможно, грубого злодея, которого хотели унизить за то, что он усомнился в мудрости короля. Реальность, которую она видела при Гаррике, так же, как и сейчас, заключалась в том, что люди, которые были пригодны для управления главными комитетами королевства, также были более чем готовы предоставить монарху преимущество своего мнения, когда они с ним не соглашались.

— Минутку, пожалуйста, — попросила Шарина нормальным тоном. Никто из говоривших участников не обратил внимания. Она не пыталась перекричать шум: во-первых, потому что у нее бы это не получилось и в лучшем случае добавило бы еще один голос к общему гвалту. Во-вторых, и что более важно, она не кричала, потому что это понизило бы ее статус. Если бы она не представляла себя, как Принцессу Шарину, эти могущественные солдаты мысленно низвели бы ее до статуса официантки. Они с Лайаной знали, что это произойдет, если не будет ни Гаррика, ни Кэшела, поэтому они подготовились.

Шарина кивнула, и Лайана ударила в восьмидюймовый медный гонг, стоявший перед ней. Хотя ее молоток был скорее деревянным, чем металлическим, протяжный звук гонга, тем не менее, заставил замолчать все голоса за столом. Когда все спорящие закрыли рты — более проницательные в смущении, остальные с озадаченно-раздраженными взглядами, — Лайана зажала гонг пальцами левой руки.

Шарина слабо улыбнулась и сказала: — Лорд Уолдрон, не могли бы вы сначала изложить свои возражения, пожалуйста.

— Ваше высочество, мы не знаем, какова ситуация со снабжением на пути в Панду, — сообщил командующий армией. — До Изменения мы могли загружать припасы на торговые суда и отправлять их туда, где они нас будут ожидать. Теперь мы либо добываем корма в пути, либо берем их с собой — это означает, что тягловые животные все съедают на пути, и, все равно, кормов недостаточно.

— Я поняла практические проблемы, — ответила Шарина. — Адмирал Зеттин, не могли бы вы сейчас изложить ваши возражения?

— Я не имею в виду, что мои люди не могут этого сделать, — поспешно добавил Уолдрон. — Но это будет нелегко.

— Я скоро вернусь к вам, милорд, — сказала Шарина, пытаясь придать своему тону сталь, как она слышала от Гаррика — или, во всяком случае, короля Каруса — в прошлом. Она не была уверена, что ей это удалось, но, по крайней мере, Уолдрон успокоился. — Адмирал, если можно, кратко.

 — Панда — гнездо пиратов и каннибалов, — сказал Зеттин, кивнув. Он был напорист и молод во многих отношениях, поскольку был младше Уолдрона на тридцать лет, но он также был очень умен. — Последние — не люди. Чем дольше они сражаются друг с другом, тем сильнее королевство. Мы не должны вмешиваться.

— Очень хорошо, — отозвалась Шарина. — Расиль, пожалуйста, ответьте на замечание адмирала.

Канцлер Ройхас оторвался от своего разговора с Лордом Хауком, предположительно обсуждая оплату и закупку припасов, если армия двинется на Панду. — Ваше высочество, — сказал он, — я не думаю, что этому животному подобает обращаться к нам. Даже если сейчас оно говорит как человек.

— Как вам будет угодно, милорд, — ответила Шарина, стараясь сохранять спокойствие. Ей показалось, что Канцлер высказался резче, чем он бы сказал Гаррику.

— Лорд Тадаи? Пухлый, идеально ухоженный аристократ сидел за столом напротив Ройхаса; он срочно шептался с двумя клерками, царапая заметки на листе коры сикомора. Он встретился глазами с Шариной и поднял бровь в вопросе. — Да, ваше высочество?

— Лорд Ройхас отказывается от своего портфеля, — сказала Шарина. — Вы готовы принять обязанности Канцлера?

— Ваше высочество, подождите! — воскликнул Ройхас, резко поднимаясь со стула и поджимая колени под столом, который был ниже, чем он привык. Он плюхнулся обратно на стул. — Пожалуйста!

— Я охотно служил королевству на любой должности, на которую вы или ваш царственный брат назначали меня, ваше высочество, — елейным голосом произнес Тадаи. Он старательно избегал смотреть на смущенного мужчину, сидящего напротив. — Для меня было бы честью, если бы вы решили использовать меня в качестве канцлера.

— Ваше высочество, — сказал Ройхас, успокоившись. Он встал и низко поклонился, затем выпрямился, чтобы встретиться с ней взглядом. — Прошу прощения. Я оговорился, потому что устал. Но, ваше высочество, разве я не могу утверждать, что был неутомим в выполнении своих обязанностей; я, безусловно, был честен и эффективен. Я полагаю, что даже... Он повернулся, чтобы взглянуть на своего соперника, затем снова посмотрел на Шарину. … — Лорд Тадаи согласился бы с этим. Я допустил речевую ошибку. Этого больше не повторится. Он поклонился и снова сел.

Шарина кивнула. — Хорошо сказано, Канцлер, — сказала она. — Лорд Тадаи, мне повезло, что я могу сохранить вас в качестве главы моего отдела по гражданским делам, когда я выступлю с армией. Она одарила Уолдрона жесткой улыбкой и добавила: — Что я и собираюсь сделать в ближайшее время. Расиль, пожалуйста, объясните, почему вы считаете, что мы должны отправиться в Панду.

Она не угрожала Ройхасу тем, что произойдет, если он — не заостряя на этом внимания — снова оскорбит Расиль. Он понимал, и все за столом знали, что произойдет. То же самое понимали стражники, клерки, слуги и придворные, наблюдавшие за происходящим через открытые окна беседки.

Шарина улыбнулась, плотно сжав губы. Ей не нравилось быть регентшей, но и опорожнять ночные горшки в гостинице ей тоже не нравилось. Гаррик зависел от нее, и она полагала, что королевство тоже зависело от нее, хотя ей было очень неудобно думать в таких терминах. Следовательно, ей нужно быть регентшей.

— Последним нет счета, — заявила Расиль. — Они не становятся слабее, уважаемый воин, да, не больше, чем ослабевает море, разбиваясь о скалы. Но оно разрушает скалы. Так и Последние разрушают Панду; и пока они это делают, они укрепляют бассейн, через который они попадают в этот регион. Если вы не остановите их, пока можете, вы ускорите их завоевание этого мира на два года — или, возможно, на три.

Корл говорила смесью щелчков и звуков губной гармошки, но, благодаря замечательному волшебному мастерству Теноктрис, слушающие люди понимали ее прекрасно. Эта мысль заставила Шарину задуматься о Теноктрис такой, какой она была сейчас, и забеспокоиться о том, с чем может столкнуться Кэшел, защищая волшебницу.

— Я не понимаю, как эти Последние попадают в воду, — сказал Лорд Хаук, глядя на груду документов, разложенных перед ним на столе. — Они там плавают, так ли это?

— Расиль? — попросила Шарина. — Пожалуйста, объясните, в чем дело.

Она уже задавала волшебнице этот вопрос, но вместо того, чтобы передавать информацию от себя, решила, что она должна исходить из первоисточника. Помимо всего прочего, это могло бы повысить статус Расиль в глазах советников. Ройхас, конечно, был не один в недоверии и пренебрежении к своим союзникам Коэрли.

— Последние не прикасаются к воде, — начала объяснять Расиль. — Они переходят от отражения к отражению. Если вы исказите поверхность места, которое они выбрали, вы заблокируете их, — она кашлянула и сделала паузу.

— «Сколько же ей лет? Сколько лет этой Коэрли?» — подумала Шарина.

 — Они не могут использовать любой водоем в качестве своего зеркала, — продолжила Расиль. — Для их искусства должен быть фокус, плотное сплетение силы. Спасите Панду, вы уже заблокировали все подобные фокусы в своей части этого мира. Корл рассмеялась — как звериный звук, который, вероятно, не должен был звучать угрожающе. — Ваша Теноктрис — очень великая волшебница. Я не гожусь на роль ее самого низкого раба... и все же она предпочитает служить вашему королевству вместо того, чтобы завоевать гегемонию над этой вселенной.

Ее пожатие плечами было идентично пожатию озадаченного человека. Она снова рассмеялась и добавила: — Это почти как, если бы Теноктрис была мной, только гораздо более могущественной.

— Я не понимаю, что подразумевает эта кошка, — жалобно сказала Министр Почты своему соседу, дородному Коменданту Ночного Дозора Валлеса. Его глубокий хмурый взгляд подсказал Шарине, что он не собирается сильно помочь с этим вопросом. Министр Почты почувствовала на себе чей-то взгляд и в ужасе подняла глаза, затем зажала рот обеими руками. Это был очаровательно невинный жест, но он напомнил Шарине, что эта дама была политическим союзником Канцлера Ройхаса.

Шарина поднялась на ноги. — Это означает, — сказала она, хотя знала, что министр задала гораздо более простой вопрос, чем тот, на который она решила ответить, — что, как бы трудно ни было искоренить вторжение Последних в Панду, мы должны сделать это. Нам необходимо выиграть время до того, как другие враждебные силы смогут войти в контакт с Последними.  И мы должны сделать это. Есть ли за этим столом кто-нибудь, кто не согласен с этой оценкой?

Воцарилось молчание. Они были умными людьми — ну, большинство из них — и прагматиками. Учитывая факты, они пришли бы к тому же выводу, что и она.

— Лорд Уолдрон? — обратилась она, глядя на старого солдата сверху вниз.

— Мои люди сейчас разговаривают с людьми Мастера Баумо, — ответил Уолдрон, кивая в сторону клерка налоговой инспекции. — К утру у нас будет готов оперативный план. Он мрачно улыбнулся и добавил: — Если бы я искал легкой жизни, я бы не стал солдатом. И если бы кто-нибудь из моих людей подумал, что это будет легко, я бы прогнал их или раздавил.

Шарина почувствовала внезапный прилив удовлетворения, как когда-то... «Был поздний вечер, но постельное белье гостей было чистым, общая комната подметена, каша на утро варилась на кухонном огне, а ночные горшки опорожнены». — Очень хорошо, Советники, — сказала Шарина. — Мы будем делать здесь свою работу, чтобы Принц Гаррик и Леди Теноктрис могли спасти нас, выполняя свою. — «И Кэшел может спасти нас», —  подумала она. — «Прежде чем он вернется, чтобы спасти меня от  тьмы одиночества».

***

Илна и Темпл присоединились к Асиону на известняковом гребне, глядя вниз на расстилающуюся внизу землю. Долина позади них представляла собой пустыню из вздымающейся пыли и древесных растений, укрывающихся с подветренной стороны обнажений. Впереди виднелась кочка травы, не самая пышная из растительности, но свидетельствующая о наличии воды. Навстречу им, вверх по пологому склону, тянулись широкие поля, орошаемые ручьем, протекавшим у подножия более крутых холмов по ту сторону долины; по берегам росли тополя.

Асион повернулся и подал знак своему напарнику. Карпос был меньше чем в фарлонге позади, гораздо ближе, чем обычно, потому что местность, которую они только что пересекли, была слишком пустынной и пыльной, чтобы скрыть возможного врага.

 — Это странно, — сказал Темпл. Он указал на южный конец долины, где ручей вытекал из выемки в скальной стене. — Впечатляет, по крайней мере. Это плотина. Если бы ручей на другой стороне протекал естественным путем, вся долина была бы затоплена.

— Откуда ты... — начала было Илна, затем нахмурилась из-за своей глупости. Она так сильно не любила камень, что, по-видимому, это лишало ее разума. — Да, я вижу, что плотина высокая, и что вода переливается через край. Она вернула свое внимание к деревне на другом берегу ручья.

Стены были сложены сухой кладкой, без раствора, а крыши зданий были покрыты дернистой травой. Домов было больше, чем она могла сосчитать по пальцам обеих рук; но, как ей показалось, не вдвое больше. Линия тени от солнца позади нее уже начала затемнять коричневатые крыши.

— Семнадцать хижин, — сказал Темпл. — Я бы сказал, что они такого размера, что в каждой могут разместиться шесть или восемь членов семьи. Вы так не думаете?

— А где люди? — спросил Карпос, подходя к ним. — И где козы? Я их не вижу.

— Там дверь, — указал Асион. — Вон там, в скале.

Илне потребовалось мгновение, чтобы понять, что он указывает не на скалу среди домов, а скорее на склон холма за ними. Там была дверь, укрепленная, как городские ворота, хотя и не такая большая. Человек, стоявший в двери, был в тени, поэтому она и не заметила его, пока он не пошевелился, но охотник заметил. Она слегка улыбнулась. В мире много людей, обладающих особыми навыками.

Асион и Карпос не остались бы в ее компании, если бы не были среди этих людей. Она посмотрела в сторону. И у Темпла тоже есть навыки — определенно есть. Из двери вышел другой мужчина  и помахал им. Он сложил ладони рупором и что-то закричал.

— Он говорит «Быстро», — нахмурившись, сказал Асион и посмотрел на Илну.

— Да, — ответила она. — Нам нет смысла здесь оставаться.

— Я пойду первым, — заявил Карпос, двигаясь вниз по склону размашистой трусцой. Он держал обе руки на луке, наложенная стрела была направлена влево. Казалось, он не торопился, но он очень быстро преодолевал расстояние.

— И мы будем двигаться быстро, — сказала Илна, переходя на рысь. — Потому что парень, который нас зовет, знает об этой долине больше, чем мы.

Она задавалась вопросом, не опозорит ли она себя; бег не был тем навыком, который она развила в себе. С другой стороны, были вещи и похуже, чем упасть лицом вниз не только перед своими спутниками, но и перед местными жителями. Их еще больше выбралось из пещеры, горстка и один — шесть. — Бегите! — закричали они. Теперь они кричали все вместе. Она слышала слова даже сквозь топот своих ног по рыхлой почве. — Бегите!

Эти худшие вещи, возможно, вот-вот произойдут. Илна улыбнулась. Все будет в порядке. Она не очень хорошо бегала, но знала, как стоять и бороться. Она достала из рукава пряжу и стала завязывать ее на ходу. Это не было оружием против чего-то неизвестного, чего-то, о чем беспокоились местные жители, это было просто для того, чтобы занять себя. И это она делала хорошо и находила расслабляющим. Походка Илны стала привычной. Она больше не беспокоилась о том, что может споткнуться, или о том, как котомка бьет ее по спине. Ей следовало затянуть ремни потуже, прежде чем начинать спускаться, но на самом деле это не имело значения.

Пшеница на полях дружно цвела; почва здесь, должно быть, очень хорошая. Илна предположила, что именно для этого жители деревни приложили все усилия, чтобы перекрыть речку плотиной: ил, который оседал из-за медленного течения воды многие годы, был намного богаче, чем в долинах, которые веками выжигались солнцем и продувались ветром.

Она оглянулась через плечо. Темпл слабо улыбнулся, поймав ее взгляд. Он бежал на цыпочках, придерживая щит и ножны, чтобы они не раскачивались. Очевидно, он мог поддерживать этот темп — или более быстрый — очень долго. Что ж, Илна тоже могла бы, если бы захотела, но они добрались до тополей, а Карпос уже пересек ручей. Она была рада деревянному мостику. В нем не было необходимости, но камни размером с кулак в русле ручья могли перевернуться или соскользнуть под ней, если бы она попыталась перебежать его с разбегу. И вообще — ей не нравились камни.

Солнце скрылось за горизонтом. Небо все еще было светлым, но произошли изменения. Илна больше не оглядывалась. Для этого будет время, когда она доберется до пещеры. Теперь она могла видеть дверь, еще более массивную, чем ей показалось на расстоянии. Скобы с внутренней стороны могли бы удержать засов толщиной с ее бедро.

Карпос приблизился к местным жителям. Они казались обычными фермерами, очень похожими на людей, с которыми Илна выросла на Хафте. Их туники были сделаны из козьей шерсти, а не из овечьей, но кто-то, менее знакомый с тканями, не заметил бы разницы.

— Быстро внутрь! — крикнул тучный мужчина с рыжей бородой. В руках он держал простое копье. Его товарищи были вооружены такими же копьями, за исключением пары с дубинками. Илна добежала до жителей деревни, стоявших снаружи. За ними были женщины и дети, нервно наблюдавшие из глубины пещеры. Карпос скорчил ей вопросительную гримасу.

— Быстрее, пока демоны не добрались сюда! — закричал рыжебородый. Вместо того чтобы подчиниться, Илна обернулась посмотреть, что же их преследует. Ничего и никого не было. Пшеница колыхалась лишь от легкого ветерка, который не ощущался даже волосками на тыльной стороне рук Илны. Но на небе было другое солнце, тусклый красный шар на полпути к западному горизонту. В воздухе можно было заметить незнакомую консистенцию, которая не совсем походила на запах.

Серая пелена начала заволакивать горный хребет, с которого Илна и ее спутники впервые увидели долину, и на ней проступили очертания двери. Воин Корл, затем еще двое, проскользнули сквозь эти очертания, как свет, отражающийся от полированного металла. Они помчались вниз по склону, рассредоточившись, как всегда делали Коэрли на охоте. У них было обычное оружие: маленькие топоры, метательные веревки с утяжеленными крючьями и копья с пружинящими двойными наконечниками. Еще одна троица людей-кошек, затем еще одна, выбежали из наметившегося дверного проема.

Красное солнце было слишком тусклым, чтобы отбрасывать их тени, но их волнистый мех блестел, когда они двигались. Они были проворными и быстрыми, иногда совершая прыжки вниз по склону, с которыми не смог бы сравниться ни один человек.

— Мы должны закрыть дверь! — в отчаянии сказал рыжеволосый местный житель. — Входите, или мы будем вынуждены оставить вас снаружи!

— Пока нет, — ответила Илна, когда ее пальцы перебирали узелки в узоре, который они сплели. — Я должна увидеть больше.

Из отдаленных очертаний появилась группа людей-кошек, больше, чем все группы, которые вышли раньше.

— Я закрываюсь, — сказал местный житель, повысив голос.

— Нет, — отозвался Темпл. Он говорил негромко, но каждый слог был как из кварца.

— Мы должны...

— Нет, — повторил Темпл.

Люди-кошки приближались очень быстро. Все они были воинами без вождя, который обычно возглавлял бы такой большой отряд. Пальцы Илны заработали, ища ответ, к которому ее сознание не смогло бы прийти. Она была уверена, что такой ответ есть…

— Илна, — мягко сказал Темпл. — Мы поступим так, как ты считаешь нужным. Но что касается меня, я бы предпочел сразиться с Коэрли позже.

У нее получилось! Илна шагнула в дверной проем. Темпл сам захлопнул за ней панель; она была массивной, как ворота пограничной крепости.

Рыжеволосый и его товарищи задвинули засов на место. Илна услышала стук легких топоров людей-кошек по внешней стороне двери. Это было не опаснее, чем град, стучащий по шиферной крыше мельницы, на которой выросла Илна. Люди-кошки взвизгнули от разочарования.

— Я нашла путь к тому, что искала, — сообщила Илна, обращаясь к размытым фигурам вокруг нее. В глубине пещеры были лампы, но ее глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к ним. — Наконец-то.

— Госпожа? — спросил Карпос. — О чем это?

— О двери, которую открыли кошачьи звери, чтобы прийти сюда, — ответила Илна. — Конечно, сначала нам придется убить их всех. Она почувствовала, как ее губы сжались, словно лезвие изогнутого ножа. — Но мы бы все равно хотели это сделать, — добавила она.

Глава 11

Со спины огра Гаррик мог видеть верхушки колючих изгородей по обе стороны изрытой колеями красной грунтовой дороги, но по большей части саму Кору не было видно крестьянам, работавшим в полях. Они были поражены, увидев человека, смотрящего на них сверху вниз с высоты четырнадцати футов, но не бросили свои инструменты и не побежали с криками. Пара болтающих женщин, которые увидели Кору, когда они проходили мимо пролома в живой изгороди, с криками убежали, бросив завернутые в листья свертки, которые они несли на головах. Их яркие хлопчатобумажные халаты развевались за ними, как крылья попугаев.

Шин одобрительно принюхался. — Паста из нута, картофеля и помидоров в обертке из лепешек, — сказал он. — Очень вкусная приправа, включая немного шафрана. Но...  Он улыбнулся Гаррику — или, возможно, Коре. — ... было бы неправильно лишать трудолюбивых фермеров их обеда.

— Я подозреваю, что ты лишаешь бродячих собак неожиданной награды, — сказал Гаррик, когда людоед потрусила дальше, — но да, это было бы неправильно. Мы купим ужин обычным способом, когда остановимся на ночлег.

— И могу я надеяться на хороший говяжий окорок, дорогой хозяин? — спросила Кора. — Я чувствую, что это страна крупного рогатого скота.

Называть это место «страной крупного рогатого скота» было преувеличением. Несколько фермеров пахали за одиноким волом, очевидно взрослым, но не крупнее молодого бычка той породы, которую жители деревни Барка превращали в волов — путем кастрации. Но даже это было редкостью: большинство людей, которых Гаррик видел на полях, рыхлили почву для посева мотыгами.

Комментарий Коры заставил его задуматься — насколько то, что она сказала, было, шуткой, а насколько правдой. Он подозревал, что имело место и то, и другое. Что огр так причудливо заявляла вещи, которые на самом деле были правдой — в том числе, что она ела людей в прошлом, и с нетерпением ждала возможности сделать это снова, когда перестанет находиться под контролем Гаррика. Что, в свою очередь, заставило Гаррика задуматься о нравственности своей позиции. Мог ли он с чистой совестью выпустить в мир хищного монстра после завершения своего посольства к Желтому Королю?

Король Карус в его голове мрачно усмехнулся. — Если ты беспокоишься об этом, парень, — сказал он, — то в твоей армии есть солдаты, о которых тебе тоже лучше побеспокоиться. И это не самые худшие войска, которым предстоит тяжелый бой.

Шин трусил рядом с Корой, время от времени делая сальто, чтобы разнообразить свой путь. Теперь он рассмеялся и сказал: — Более осторожный человек мог бы сказать: «Если он завершит свое посольство». Но ты, очевидно, оптимистичный молодой человек, а также великий чемпион и представитель.

— Тсс, Шин, он всего лишь логик, — запротестовала Кора. — Если он будет разорван на куски или съеден, или произойдет любой другой вероятный фатальный исход этого путешествия, тогда его моральное затруднение исчезнет. Тебе лучше побеспокоиться о том, как поведет себя его верный конь после вероятной катастрофы.

— Увы, но я не философ, — ответил Шин. — В таком случае моя первая забота — не стать твоим следующим блюдом.

— Хорошее замечание! — отозвалась Кора. — Теперь, когда ты напомнил мне об этом, я не придаю особого значения тому, что я еще не пробовала эгипана. Да, я запомню это на будущее.

— «Наверняка они шутят»… — подумал Гаррик. Он прочистил горло и сказал вслух: — Недалеко впереди лес. Лиственные породы деревьев, и некоторые из них довольно высокие.

— Там, где дорога входит в этот лес, нас поджидают люди, — сказала людоед, глубоко шмыгая носом. Нос у нее был плоский, чуть больше горбинки с двумя вертикальными прорезями, но, очевидно, очень чувствительный. — Я думаю, двенадцать… Да, двенадцать мужчин, один из них, как мне кажется, пахнет пачули. Остальные пахнут в основном навозом и собственным потом.

— Отряд солдат под командованием офицера, — сообщил Карус. — Я не думаю, что они представляют большое войско, но двенадцать все равно хорошее число. И я бы предположил, что у них есть луки.

— Будем надеяться на лучшее, — спокойно сказал Гаррик.

— А я надеюсь, что мы будем держать наш меч в ножнах наизготовку, — сказал Карус, но его изображение ухмылялось. Потребовалось бы больше мужества — и кровожадности — чем Гаррик или его предок ожидали от местных ополченцев, чтобы затеять драку с фехтовальщиком на огре.

Они миновали последнее поле. Теперь обзор не загораживали  живые изгороди, и Гаррик увидел полосу кустарника шириной в фарлонг, а затем и сами деревья. Некоторые поднимались почти на двести футов в воздух.

— Тиковое дерево, — сказал Карус с удовлетворением человека, уверенного в своем знании. — Я столкнулся с ним на Сиримате. Чертовски твердое дерево для частокола, и оно горело не так, как я ожидал. Нам пришлось перелезать через стены.

Солдат, в такой же одежде, что и фермеры на полях — соломенная шляпа, набедренная повязка и свободный хлопчатобумажный жилет — стоял у подножия одного из ближайших деревьев. Он закричал от возбуждения и схватил то, что Гаррик принял за кривое бамбуковое копье, прислоненное к стволу дерева. Это был лук выше его роста, а стрела с каменным наконечником, которую он наложил на тетиву, была пяти футов длиной.

Еще больше людей, похожих на первого, как горошины, вскочили с мест, где они сидели или спали в тени. У некоторых были копья, но было еще несколько луков. Оружие было грубым, но, как заметил Карус, его было много.

— Приветствую вас, друзья! — крикнул Гаррик, весело помахав левой рукой. Его правая рука не была на рукояти меча, но он мог быстро достать его, если понадобится. — Пожалуйста, простите мою лошадь. Она безвредная! Мы всего лишь путешественники, проезжающие через вашу страну и готовы заплатить за еду и ночлег.

— Безвредная! — фыркнула людоедка, но понизила голос. Она даже перешла на шаг, хотя даже этого было недостаточно, чтобы успокоить нервозность солдат. Один наполовину натянул лук, затем ослабил его. Гаррику стало интересно, какова может быть дальность полета длинных стрел. Офицер встал. Должно быть, он надевал свой нагрудник, состоящий из блестящих дисков на цепочках. Даже Гаррику он показался бесполезным; а Карус расхохотался. Однако нагрудник был блестящим, и, очевидно, это было все, что у  человека было.

— Стойте! — закричал офицер высоким голосом. У него были такие тонкие усики, что их можно было нарисовать кисточкой; кончики торчали вверх, как рога местных быков. — Вы не должны подходить ближе, или мои люди наверняка уничтожат вас! Чтобы продемонстрировать свою решимость, он вытащил свой кривой меч — со второй попытки, и то только после того, как взялся за ножны левой рукой. Когда меч обнажился, Гаррик увидел, что лезвие заржавело до самого края ножен. — Не подходите ближе!

Гаррик слегка потянул за ремни; если бы Кора была лошадью, он бы натянул поводья, но все, что требовалось огру — это намек. Предполагая, конечно, что она готова подчиниться; к счастью, в данном случае так оно и было. Гаррик задумался, не следует ли ему спешиться. Он крикнул: — Ваша милость, мы мирные путешественники.

— В это трудно поверить, когда человек сидит на спине огра, не так ли? — весело прокомментировал Шин.

— Если бы они не боялись, они были бы опасны, — сказал Карус, смотря глазами своего потомка с холодным презрением. — Если бы ты был торговцем, ведущим вьючного мула, они бы тебя ограбили. А если бы ты путешествовал со своей женой, тем хуже было бы для нее. О, я знаю таких проходимцев.

— Вы не должны подходить ближе! — крикнул офицер, брызгая слюной. Он был в ужасе. — Вы не должны!

— Стой, — прошептал Гаррик Коре, находившейся в пятидесяти футах от отряда. Если он продолжит приближаться, будет зависеть, разлетятся ли солдаты, как воробьи, или нападут вслепую. Возможно, выбор действительно состоял в том, чтобы выхватить меч и броситься в атаку, надеясь обратить их в бегство…

— Давайте посмотрим, на что способна маленькая пантомима? — предложил эгипан. Он набрал пригоршню красной пыли и направился к солдатам, крича: — Кто хочет увидеть чудеса? Я великий волшебник! Я открою вам секреты, о которых даже не мечтают смертные! Он подбросил пыль в неподвижный воздух.

Вместо того чтобы отпуститься назад, пыль сформировалось в образ женщины с широкими бедрами и пышной грудью. Эгипан продолжал двигаться вперед, в то время как изображение танцевало над ним, яростно вращаясь и иногда отклоняясь назад так, что ее голова была на уровне ее лодыжек.

— «Этого не может быть!» — задумался Гаррик. Но, хотя фигура из пыли не обязательно должна быть более реалистичной, чем та, что вырезал бы обычный скульптор, у него возникло ощущение, что Шин создал не просто танцора, но и определенную танцовщицу. — Подойди, медленно, — сказал Гаррик огру тихим голосом. — Остановись позади Шина, и я спешусь.

— Вы находите ее красивой? — спросил Шин, остановившись в двух шагах от опушки леса, к который отступили солдаты при его приближении. Офицер был единственным, кто не двинулся с места, возможно, потому, что он уже стоял спиной к молодому дереву. У него не хватило концентрации, чтобы обойти ствол толщиной с бедро с одной или с другой стороны.

— Ты бы хотел, чтобы я походила на руках, хозяин? — спросила Кора, двинувшись вперед.

— Нет, — отрезал Гаррик. Он нахмурился и спросил: — А ты сможешь?

— Это Лейла, — заявил офицер задыхающимся голосом, уставившись на танцующее изображение. Его рот открылся, и он снова посмотрел на эгипана. — Это Лейла!

— Это действительно так? — спросил Шин. Его голос, как всегда, был мелодичным и веселым. Он поднял еще больше пыли.

— Возможно, это мой неоткрытый талант, — лукаво заметила Кора. — Но, конечно, если вы предпочитаете, чтобы я скрывала свой творческий дух под маской унылого конформизма, я так и сделаю.

Гаррик громко рассмеялся, что поразило солдат, но в то же время расслабило их. Один из них занес свое копье с кремневым наконечником для броска, затем снова  опустил его древком на землю. Что, возможно, было именно тем, чего добивалась Кора, как подумал Гаррик, когда она опустилась на колени, чтобы помочь ему освободиться от ремней. Это была не та помощь, которую он получил бы от мерина.

— Каким бы вкусным ни был мерин, как я должна заметить, справедливости ради, — добавила Кора.

Шин подбросил вторую горсть пыли. Она тоже закружилась и замерцала, превратившись в фигуру, в натуральную величину. Небольшое количество материала не должно было, более чем, намекать на очертания, но она выглядела такой же цельной, как танцовщица: плотная, с резкими чертами лица; скорее переваливалась, чем кружилась. Офицер вскрикнул от ужаса и закрыл глаза. Он дважды ударил мечом по виртуальной фигуре, затем выронил меч и, рыдая, побежал к границе леса.

Шин выбрался из-под изображений. Они рассыпались так же быстро, как и сформировались, оседая на растениях, на подстилке леса. Эгипан рассмеялся и сказал: — Я не удивлюсь, если ему показалось, что он увидел свою жену на этой второй фигуре. Возможно, он боялся, что она заметит его любовницу, как вы думаете?

Большинство простых солдат просто растаяли, продираясь сквозь кустарник, чтобы добраться до полей, а не отступать в тиковый лес. Однако несколько человек остались, наблюдая за незнакомцами с немой покорностью.

Гаррик достал несколько бронзовых монет из кошелька на поясе. Он положил их на левую ладонь, направляясь к ближайшему солдату, лучнику. — Как я уже сказал, мой добрый сэр, мы мирные путешественники, — сказал Гаррик. — Не могли бы вы сказать мне, найдем ли мы гостиницу, если пойдем по этой дороге?

Местный житель уставился на деньги, казалось, забыв обо всем остальном. Однако он не протянул руку, чтобы взять их.

— Вот, парень, они твои, — сказал Гаррик, позвякивая монетами на ладони. Он не хотел ронять деньги на землю — это было бы унизительно, хотя он сомневался, что местному жителю было бы все равно — поэтому он взял правую руку парня в свою, раскрыл ее и высыпал в нее монеты. — На этой дороге есть постоялый двор? — снова спросил Гаррик.

Второй солдат, молча, наблюдал за всем происходящим. Теперь он взорвался: — На этой дороге нет ничего, кроме владений Лорда Холма. Он сплюнул на землю и добавил: — Вы можете сделать много хорошего  друг другу!

***

Кэшел положил руку на ствол ближайшего дерева в роще, просто чтобы почувствовать знакомую упругость коры. Даже горожане могли бы опознать лохматый гикори, по крайней мере, если бы они когда-либо видели его раньше. Чего у них не было бы, если бы они провели всю свою жизнь на Орнифале, как сказал бы Кэшел, — до тех пор, пока Теноктрис не остановила двуколку возле этой рощи на западной стороне дворцового комплекса.

— Теноктрис, — обратился он, — эти деревья появились здесь из-за Изменения? Потому что я никогда раньше не видел гикори на Орнифале, а эти деревья старые.

— Их посадила молодая женщина, — ответила Теноктрис, продолжая размечать пятигранную фигуру, пока говорила. — Она была из семейства бор-Ториал — фактически принцессой. Ее возлюбленный был эмиссаром Графа Хафта. Он пропал в море при возвращении в Каркозу.

Ее инструментом был меч, который он забрал у Последнего. Кэшел предположил, что она знала, что делала. Она сделала паузу и посмотрела на него. — По крайней мере, такова история. — Я думаю, я могла бы узнать что-то еще, если бы занялась этим вопросом, но это было три поколения назад, и это не поможет победить Последних. В любом случае, она посадила эту рощу.

Кэшел задумчиво поджал губы. — Она похоронена здесь? — спросил он. А Теноктрис писала слова по краям своей законченной фигуры. Помимо опавших листьев, по земле змеилась смесь плюща и жимолости. Даже тому, кто написал слова на такой поверхности, было бы трудно их прочитать, но, судя по тому, что видел Кэшел, волшебники считали важным, чтобы слова были именно там. Они не обязательно должны были быть видны, по крайней мере, для глаз. Она снова посмотрела на Кэшела с мягким выражением, которое он не привык видеть на ее лице.

— Нет, Кэшел, — ответила она. — Она сама просила об этом, но приличия этого не позволили. Она похоронена вместе с остальными членами своей семьи в большой усыпальнице бор-Ториал к западу от городских стен. Но ее… сердце, если хочешь, ее надежды похоронены здесь. Ее страстное желание создало концентрацию, которая поможет тому, что мы с тобой собираемся сейчас сделать.

Она похлопала себя по бедру. — Подойди ближе, — сказала она; и, когда Кэшел встал рядом с ней, она начала петь. Вместо того чтобы вслушиваться в слова, которые все равно были всего лишь бессмысленными слогами, Кэшел посмотрел на деревья. Листья распустились, хотя и не достигли своего полного размера. Кэшел не то чтобы скучал по деревушке Барка, но он был в значительной степени доволен своей жизнью там. Он улыбнулся: другие люди, возможно, подумали бы, что это тяжело, но ему это подходило. Это было то, что имело значение.

Улыбаясь шире, он провел ладонями по древку из гикори, просто чтобы почувствовать полированное дерево. Было приятно подумать о деревушке Барка.

И когда он улыбнулся, высокие серые стволы начали вращаться вокруг него. Сначала быстро, потом замедлились, пока не замерли, не ощущая даже обычной дрожи ветерка, шевелящего листья, или проносящегося мимо насекомого. Роща исчезла. Кэшел и Теноктрис стояли у подножия холма с плоской вершиной. Вокруг них простиралась равнина, поросшая овсюгом ржавого цвета, кое-где усеянная акациями и низкими, но такими же колючими кустами. Растительность колыхалась на сухом ветру; высоко в небе кружил, взмахивая крыльями, одинокий стервятник.

Теноктрис посмотрела на холм с крутыми склонами, затем повернулась к Кэшелу. Ветер трепал ее волосы, падавшие ей на глаза. Она не собирала их в пучок с тех пор, как снова стала молодой. Она раздраженно откинула их назад, а затем рассмеялась, как девушка, которой она казалась. — Полагаю, это то, что я получаю за тщеславие, — сказала она. — Что ж, я думаю, я просто приму наказание. Она кивнула на холм и продолжила: — Это Могила Посланников. Предположительно, были отправлены два посланника, чтобы вывести Человечество из тьмы, но вместо этого они развратились и были заключены в тюрьму под этим утесом.

Губы Кэшела снова поджались. — А кто послал их, Теноктрис? — спросил он. — И кто же их здесь похоронил?

Теноктрис пожала плечами с насмешливой улыбкой. — У каждой религии есть ответ на этот вопрос, — сказала она, — но нет двух одинаковых ответов. Ваши священники в деревушке Барка сказали бы, что Посланников послала Богоматерь, и что Пастырь заключил их в тюрьму, когда они обратились к греху. Я не уверена, что их действительно кто-то послал, и я не уверена, что их заключили в тюрьму; но они здесь, и они обучают искусствам великой силы волшебников, которые могут вырвать у них эти знания.

В деревушке Барка не было священников, за исключением осени, когда они приезжали из Каркозы на процессию поСбору Десятины. Они проносили изображения Богоматери и Пастыря по городу и собирали деньги, причитающиеся Великим Богам за год. Кэшел, однако, не стал поправлять Теноктрис, поскольку ошибка не имела значения; вместо этого он посмотрел на длинный холм. Это был слоистый песчаник, на котором было мало растений. Это были кусты, которые росли в грязи, задуваемой ветром  в щели. Некоторые песчаники были не слишком твердыми, но даже в этом случае это была бы серьезная работа, если бы им пришлось копать вглубь на какое-то расстояние.

— Туннель уже есть? — спросил он. — Или мы сами будем его копать? Кэшел не волновался. Он предположил, что если бы им понадобились инструменты сверх того, что они обычно носили с собой, Теноктрис сказала бы ему взять их. И если по какой-то причине она ожидала, что он пробьет дыру в скале другими камнями, что ж, именно это он и сделает.

Волшебница что-то искала в своей сумке. Она подняла взгляд с оттенком юмора, затем смягчилась, прежде чем сказать: — Мы не будем входить в гробницу, Кэшел, хотя путь туда есть. Все, чему учат Посланники, является злом, независимо от того, кажется это так на первый взгляд или нет. Она сделала паузу, снова заглянула в сумку и взяла то, что было то ли стилусом, то ли тонкой палочкой. Она была не длиннее кисти Кэшела, но сверкала так, как может сверкать только бриллиант.

Теноктрис вернула ее на место с забавным выражением лица. — Кэшел, — сказала она, — у меня никогда не возникало соблазна посетить Посланников. Я знала свои способности и, следовательно, понимала, что вряд ли смогу заставить их дать мне знания, которые я, возможно, ищу. Однако сейчас — я действительно могла бы это сделать. Странно, не правда ли, что власть сама по себе ведет к искушению?

Кэшел задумался над вопросом. — Нет, мэм, — ответил он. — Так всегда, с любым видом власти. Конечно, если ты порядочный человек, это не проблема. Ты просто знаешь, что не станешь затевать драки, если другой парень слишком пьян, чтобы соображать, ты просто стараешься не попадаться ему на пути.

Теноктрис выглядела так, словно собиралась рассмеяться; вместо этого она подошла ближе, похлопала его по запястью и отскочила назад, прежде чем он успел что-либо предпринять. По правде говоря, он не был уверен, что сделал бы, если бы у него было время подумать.  Затем она сказала: — Я собираюсь попросить тебя поработать с оракулом самостоятельно, вместо меня. Она указала на овсюг, на котором они стояли. — Возьми, пожалуйста, в руку семена одного колоска, — сказала она с той вежливостью, которую люди используют, когда не ожидают никакого ответа, кроме, как «Да, мэм».

— Да, мэм, — ответил Кэшел. Переложив посох в левую руку, он большим и указательным пальцами правой руки приподнял ближайший стебель и собрал семена на ладонь. Головка колоска была острой и волосистой, но это не повредило его мозолям. — Да, мэм? — повторил он, на этот раз, чтобы сказать Теноктрис, что он готов ко всему, что она задумала дальше.

Почва здесь была каменистой, так что даже выносливый овсюг был редким. Однако если смотреть поверх колосков, он выглядел как сплошное поле, потому что равнина простирается далеко вдаль.

— Подбрось семена в воздух, — сказала волшебница. Она сложила кончики пальцев вместе, жестом, который Кэшел помнил с тех пор, когда она была старой. — Они упадут, указывая на предмет, за которым я пришла.

— Просто подбросить их вверх? — спросил Кэшел, думая, что ослышался. При таком сильном ветре они, наверняка, рассеются на юг, под углом в сторону от холма.

— Да, вверх, — подтвердила Теноктрис. — Давай, пожалуйста.

Кэшел повиновался. После ее довольно резкого ответа, он не удивился, что семена образовали в воздухе треугольник, как гуси, прежде чем опуститься на землю. Он был готов поспорить, что они легли в определенном порядке, несмотря на то, что стебли других травянистых растений скрывали узор.

— Ты можешь следовать в указанном семенами направлении, вверх по холму? — спросила Теноктрис. — Я имею в виду, следовать совершенно точно?

— Да, мэм, — ответил Кэшел. — Я это и имею в виду. Он вытянул свой посох на расстояние вытянутой руки, чтобы посмотреть вперед, не столько потому, что ему это было нужно, сколько, чтобы показать Теноктрис, что он все понял. Теперь, когда она была молодой, она, казалось, не доверяла людям так, как раньше.

На скале рос куст полыни, может быть, на расстоянии фарлонга вверх по склону, под тем углом, под которым им нужно бы двигаться. Выше, на горизонте, в направлении, указанном стрелкой, виднелся выступ скалы, похожий на нос. Оба ориентира были похожи на множество других мест на холме, но они не были одинаковыми. Кэшел без проблем сориентировался.

— Тогда веди меня, пожалуйста, Кэшел, — сказала Теноктрис. Она виновато улыбнулась. — Потому что я, конечно, не могу этого сделать.

Кэшел улыбнулся. Он ничего не сказал, когда начал подниматься по склону, но ему стало легче оттого, что Теноктрис сожалела о том, как она говорила. Время от времени все становятся раздражительными — ну, почти все. Но когда ты понял, что сделал это, ты, по крайней мере, можешь попытаться не делать этого снова.

— Посланники нас не интересуют, — сказала Теноктрис у него за спиной, когда он пробивал им дорогу по скале. — Но их присутствие привлекло сюда другие вещи. Это одна из тех штук, которые мне нужны, своего рода ключ.

— Он действительно похож на ключ? — спросил Кэшел и остановился. Перед ним стояла акация, не больше молодого деревца. Однако, зная, как медленно растут растения в этом сухом климате, можно было предположить, что кусту было столько же лет, сколько и ему самому.

— Я не знаю, как он будет выглядеть, и из чего он сделан, — ответила Теноктрис. — Хотя это может быть просто кварц.

Кэшел решил обозначить свою линию и пойти в обход, а не идти прямо. Сломать дерево, чтобы Теноктрис могла следовать за ним, не составит труда, но… ну, чтобы сделать это, нужно приложить немало усилий. Им не повредит и прогуляться.

С другой стороны, из красной почвы среди корней акации торчал кусочек кварца. Кэшел достал свой нож, крестьянский инструмент с железным лезвием и роговой рукоятью, и поскреб вокруг кварца. Он не торопился, стараясь не надрезать корни больше, чем это было необходимо. Если бы он придавил маленькое деревце, скорее всего, не заметил бы блеска белого камня.

Теноктрис обошла вокруг, откуда могла наблюдать. Однако она не вмешалась, даже не спросила, почему он решил, что это то, что они ищут. Он этого не знал; просто камень привлек его внимание. Он очистил кончик камня молочного цвета, вытер свой нож и вложил его обратно в деревянные ножны. Затем присел на корточки над выскобленным конусом, зажал кварц между пальцами и, опираясь на колени, подтянулся вверх. Точно так же, как он срывал овсюг, как он подумал с улыбкой. Камень был длиной всего с его мизинец. Когда он потянул, камень выскочил с брызгами красной земли. Кэшел вытер грязь с кварца о свою тунику, затем протянул его Теноктрис. — Это то, что вы искали, мэм? — спросил он.

— Да, Кэшел, — сказала она с широкой улыбкой. — Я верю, что это он. А теперь давай вернемся в наш собственный мир. Теноктрис повернулась и начала спускаться с холма туда, где они появились на этом выжженном солнцем ландшафте.

— Значит, мы возвращаемся в рощу? — спросил Кэшел, осторожно следуя за ней.

— Нет, — ответила Теноктрис. Она бросила на него через плечо еще один из тех странных взглядов, которыми одаривала его с тех пор, как снова стала молодой. — Я думаю, мы присоединимся к армии в походе на Панду. Видишь ли, Шарина уже с армией.

***

Нога Шарины поскользнулась на мокрой глине, которую передовые полки растоптали в скользкую грязь. Рядовой Лирес, телохранитель слева от нее, выругался и схватил ее за руку. Однако она вряд ли упала бы, и даже это не означало бы ничего хуже, чем промокнуть. Разведчики наметили наилучший маршрут для марша армии на юго-запад, но это не означало, что он был полностью удачным. Здесь скалистые холмы спускались к краю озера, питаемого тающими в долинах ледниками. Линия марша неизбежно сужалась, вызывая заторы и некоторую неразбериху. Даже Принцесса Шарина не могла рассчитывать на твердую почву под ногами.

Она предпочла идти пешком, а не ехать верхом на лошади или чтобы ее несли в носилках. Это послужило хорошим примером для войск, все из которых, за исключением самого Лорда Уолдрона, были пешими. Это было бы достаточно веской причиной для того, чтобы сделать это…

Но эта военная причина просто дала Шарине повод следовать своим собственным предпочтениям. Она не научилась ездить верхом, когда росла в крестьянской деревне, где лошади были редкостью, и ей не нравились животные, когда, став принцессой, она волей-неволей познакомилась с ними поближе.

Движение пешком также позволило Шарине одеваться в практичную одежду вместо придворных мантий, в которые в противном случае ее заставили бы облачиться приличия. Она могла не обращать внимания на то, что дворцовые слуги думали о ее наряде, но простые солдаты были бы шокированы, если бы Принцесса Шарина появилась на публике в коротком плаще, паре туник и крепких сандалиях, как крестьянка. Жертва, на которую она пошла, чтобы идти рядом с ними, была достаточным оправданием для того, чтобы носить удобную, практичную одежду вместо шелковой парчи.

Шарина шла рядом с Расиль, чтобы дать понять армии, что волшебница Корл была доверенным советником, а не опасным чужаком. Расиль не смогла бы совершить путешествие на своих ногах, как Теноктрис, поэтому ее несли. Для дворянки, отправляющейся в долгое путешествие, не было бы ничего необычного в том, чтобы ехать в гамаке, который несут двое носильщиков.

Однако Расиль было неудобно лежать на спине, поэтому она сидела на паланкине, у которого была снята спинка. Двое мужчин, несших ее, были обычными носильщиками портшеза из Валлеса, которые при обычных обстоятельствах не покинули бы городские улицы. Однако с движением у них не возникало никаких трудностей. Очевидно, мощеные улицы и грязные переулки, покрытые всевозможным мусором, были хорошей тренировкой для грязных трасс и скалистых ущелий.

Лорда Тадаи, женщину, отвечавшую за материально-техническое обеспечение и старшего клерка Лорда Хаука, несли на носилках. Колесных транспортных средств не было: ни фургоны, ни коляски не выдержали бы первых пятидесяти миль этой экспедиции. Вьючные животные — лошади, мулы и ослы — перевозили продовольствие и минимальный багаж войск.

Торговля Королевства Островов в значительной степени зависела от барж и грузовых судов, поэтому численность армии, направлявшейся в Панду, была продиктована количеством животных, имеющихся в Валлесе.

— Доброе утро, ваше высочество! — приветствовал Лорд Уолдрон, наблюдая с лошади в окружении пеших помощников, как двигается армия. Он единственный в армии был верхом. — Не удивляйтесь, если в течение следующих трех миль произойдет задержка. Авангард настилает гать на участок, где чертов ледниковый сток превратил землю в зыбучие пески, но я не уверен, что они доберутся до южного конца до того, как к ним подойдет передовой батальон.

— Мы можем ожидать, что войска сделают все, что в человеческих силах, милорд, — отозвалась Шарина. — И я уверена в этом, поскольку вы здесь главный.

Лошадь была не просто уступкой возрасту Уолдрона — на самом деле, он был бы последним человеком в армии, который признал бы, что не может маршировать в том темпе, в котором это делал кто-либо другой. Аттапер сказал Шарине по секрету, что командующий армией все время будет двигаться взад и вперед по линии марша —  задача, требующая, чтобы даже более молодой человек был верхом. Этот совет был явно хорошим. Тот факт, что Лорд Аттапер добровольно согласился на это ради своего соперника, был положительным отзывом о нем — и о духе, который Гаррик поддерживал среди своих офицеров.

Уолдрон поговорил со своими помощниками и возобновил медленное продвижение вдоль строя, наблюдая за обмундированием своих солдат и раздавая похвалы и замечания по мере необходимости. Когда он добирался до арьергарда — под командованием Аттапера — он снова двигался вперед. Возможно, Уолдрон не отличался самым богатым воображением среди офицеров, но он был компетентен и совершенно неутомим в выполнении своих обязанностей.

Шарина изначально задавалась вопросом, почему ее брат — и, более того, Король Карус — оставил Уолдрона командовать армией, когда он с самого начала ясно дал понять, что не верит, что кто-то, кроме дворянина из Северного Орнифала, такого как он сам, должен быть на троне Островов. Она пришла к пониманию того, что Карус, вероятно, инстинктивно понимал, что чувства Уолдрона никогда не повлияют на решимость, с которой он выполняет свои обязанности, и что его клятва была тверда, как горы. На самом деле, так же тверда, как клятва Гаррика; или Шарины.

Тропа расширилась, хотя и была скользкой от талой воды ледника, находящегося слева. В прежние времена у этой гряды холмов не было названия: весь регион находился под Внутренним Морем. Нынешняя долина представляла собой голую скалу с остатками ледника. Солнце отливало голубым от льда, оставшегося в более глубоких впадинах.

В поверхность ледника  было вморожено чудовище. Действительно, кончик короткого крыла торчал изо льда. — Расиль, — резко сказала Шарина. — Что это? Что это за штука в леднике?

Волшебница Корл перебирала в пальцах бусины, бормоча тихие заклинания. Бусины были разных сортов — деревянные, коралловые и цепочка камней, казалось, подобранных наугад в русле ручья. Она проследила за направлением указующей руки Шарины, ее мордочка дернулась.

— Дракон, — ответила она и посмотрела на окружающий пейзаж так, словно видела его впервые. — Это очень старое место. Да, очень старое. Но я не думаю, что оно простирается очень широко.

— Но что это за существо? — спросила Шарина. — Оно опасное?

Расиль пожала плечами, сидя на своем стуле. — Это было бы так, если бы оно было живым, — ответила она. — У Истинных  Людей есть о них легенды. Они хищники, но не совсем животные; у них есть некоторая способность мыслить. Она издала свой скрипучий смешок и добавила: — Однако среди них не было волшебников, поэтому их нельзя считать по-настоящему способными к цивилизации.

— Будут ли еще драконы? — спросила Шарина. — Я имею в виду, не замороженные во льдах.

— Я не могу сказать, Шарина, — ответила Расиль. — Но я так не думаю. Легенда утверждает, что Баррог, Мудрейший из Мудрых, очистил мир от драконов. — Ну, очистил его от демонов, потому что это скорее легенда, чем история — и заключил их всех в ледяные оковы до Последних Дней, когда они будут освобождены, чтобы сражаться против людей и богов. Истинных Людей, конечно.

— У нас будет достаточно времени, чтобы побеспокоиться об этом, когда мы победим Последних, — сказала Шарина, осознавая, что она очень устала. — Мы не собираемся разбить Последних. Лучшее, на что мы можем надеяться в Панде, — это выиграть стычку, но даже это не гарантировано.

С дальнего конца колонны раздался звук трубы. Один из пехотинцев роты, стоявшей непосредственно перед Шариной, повернулся и проревел: — Стоять!

Капитан Аскор обратился к сигнальщику, тело которого  обвивал его  рог. Этот человек повторил сигнал, полученный из начала колонны, более насыщенным, менее настойчивым тоном своего длинного инструмента.

— Ваша светлость? — обратился Лирес. — Мы снова останавливаемся. Лирес никогда до конца не понимал форм вежливого обращения. С другой стороны, этот солдат дважды был смертельно ранен, спасая жизнь Шарины. Ни она, ни кто-либо другой в ее присутствии не собирались читать ему лекцию о важности обращения «Ваше высочество» вместо какого-либо менее почтительного обращения.

— Уолдрон сказал нам, что это вполне вероятно, — мягко ответила Шарина. Она посмотрела на холмы. Дракон остался позади, но она не сомневалась, что в новом мире, вызванном Изменением, были другие — и еще худшие — ужасы. Даже без предупреждения Уолдрона она уже понимала, что следует ожидать задержек.

Переброска армии морем была сложной задачей. Корабли медленно отправлялись в путь. Они теряли друг друга из виду и не могли придерживаться графика даже без штормов, которые еще больше затрудняли движение. Экспедиция по суше была гораздо хуже. Колонна двигалась со скоростью самого медленного элемента, и что-то всегда шло не так в каком-то месте, или сразу нескольких.

Шарина и Кровавые Орлы были довольно близко к голове колонны; суммарные задержки становились тем больше, чем ближе вы находитесь к хвосту колонны. Арьергард приходил в лагерь уже после наступления темноты, как это происходило каждый день с тех пор, как армия выступила в поход. Уолдрон каждое утро перемещал предыдущий головной полк в тыл и непрерывно перемещал второй полк вперед.

Эпосы игнорировали многое из того, что касалось передвижения и снабжения армии. Поэты говорили только о битвах — и теперь, когда Шарина видела сражения, она знала, что реальность тоже не очень похожа на эпосы.

Расиль перебирала четки с закрытыми глазами, бормоча что-то хриплым шепотом. Было ли это религиозным упражнением, колдовством или просто средством расслабления? Конечно, ответ не имел значения; это был просто вопрос того рода, который крутился в голове Шарины во время этих сводящих с ума остановок. Ей следовало бы взять с собой древнюю рукопись для чтения, хотя у ее брата было больше вкуса к литературе, чем у нее.

Она посмотрела на землю. Талая вода была заметно голубой, даже в неглубокой луже у ее ног. Ее лицо в отражении выглядело бледным, хотя, вероятно, цвет воды был отчасти виноват в этом…

Но рядом с ней был Принц Ворсан. Шарина инстинктивно обхватила себя руками, чтобы оттолкнуться от пустого воздуха. Это совсем не помогло. Зеркальная поверхность повернулась, и она оказалась внутри, в зале из полированного камня и отражений.

— Зачем вы это делаете? — крикнула она мужчине, который смотрел на нее с другого конца ротонды. Сегодня у нее с собой нож из Пьюла, как всегда, когда она в поле с армией. Были времена, когда его тяжелое лезвие было границей между жизнью и смертью. Как для самой Шарины, так и для королевства. Сейчас она не потрудилась просунуть руку сквозь разрез своей верхней туники, чтобы коснуться рукояти. Она была слишком зла, чтобы нуждаться в убеждении.

— Ради вас же самой, Шарина, — отозвался Ворсан. Сегодня на нем была мантия из алого бархата, идеально подходящая к рубину в виде кабошона на среднем пальце левой руки. Кольцо мерцало внутренним огнем, когда он успокаивающе жестикулировал. — Конечно, вы уже должны были понять, что для вашего мира нет никакой надежды. Оставьте его и присоединяйтесь ко мне.

Шарина уставилась на волшебника: приятный на вид человек среднего роста, не лишенный физической привлекательности, но без той искорки, которая сделала бы его интересным как мужчину. Она не сомневалась, что Ворсан умен и способен на многое, но не могла представить, что проведет какое-то время в его компании. Провести с ним вечность было бы невозможно: она предпочла бы умереть. Что, вероятно, и произошло бы, поскольку она видела, что у людей нет надежды, чтобы победить Последних.

— Найдите другого компаньона, — резко ответила Шарина. — Найдите кого-нибудь, кто заинтересуется вами. Я не такая!

— Шарина, вы не понимаете, — взмолился Ворсан, делая шаг вперед. Худощавые металлические слуги, стоявшие слева и справа от него, пошевелились, когда он это сделал; Шарина сжала свой нож. Ворсан поднял руки ладонями вперед. — Пожалуйста, я только хочу помочь вам, — сказал он. — Не могли бы вы хотя бы съесть немного фруктов или чего-нибудь выпить, пока мы это обсуждаем? Как по команде, слуги протянули подносы, привлекая внимание к графину и хрустальным бокалам на одном, и пирамиде фруктов на другом. Виноград и апельсины были знакомыми, но было также что-то похожее на грушу с грубой кожурой и несколько ярко-зеленых плодов диаметром с яйцо, но идеально круглой формы.

— Я сказала, нет! — выкрикнула Шарина, доставая свой нож. — Вы мерзкий маленький человек! Вы следуете за мной и шпионите за мной, и мне это надоело!

— Остановитесь! — слуги встали между ней и Ворсаном, защищая принца.

Несмотря на их странный внешний вид, мысль о нападении слуги, держащего поднос с фруктами, была настолько нелепой, что Шарина внезапно хихикнула. Она подозревала, что была на грани истерики, но это все равно сняло напряжение с ситуации. Она аккуратно вложила нож в потайные ножны, чтобы не порезать ни тунику, ни себя.

— Принц Ворсан, —  произнесла она официальным тоном. — Я должна попросить вас больше не беспокоить меня. Ваше внимание нежелательно. Если вы джентльмен, вы должны уважать мои пожелания.

Ворсан заломил руки и повернулся к ней боком с мучительным выражением лица. — Я вижу, что я для вас забавная фигура, Принцесса, — сказал он. — Что ж, я ничего не могу с этим поделать. Каким бы глупым это вам ни казалось, я, у которого может быть кто угодно, любая, о ком я только мог  бы подумать, с кем разделить свой рай вне времени… Но я хочу только вас. За все века, прошедшие со времен Потопа, я впервые встретил кого-то, кто был чем-то большим, чем минутная прихоть.

— Вы пытаетесь льстить, — ответила Шарина, — но мне от этого очень неуютно. Пожалуйста, оставьте меня в покое. Она прочистила горло и сосредоточилась на зеркале справа от себя. — Я намерена уйти. Я надеюсь, у вас хватит порядочности выполнить мою просьбу.

— Я бы только хотел, чтобы у меня хватило сил сделать это, Шарина, — прошептал Принц Ворсан. Глаза Шарины встретились с глазами ее кристально чистого отражения. Она почувствовала, как зеркало снова начало смещаться. — Я бы только хотел сделать это, — донесся шепот, возвращающий ее в ее собственное время.

***

Илна задумалась — есть ли в пещере еще какой-нибудь выход, кроме того, что закрыт тяжелой дверью: возможно, отверстие для вентиляции, выходящее наискось сквозь скалу наверху, или штрек, похожий на лисью нору за много миль отсюда, по другую сторону хребта. Вероятно, это не имело значения, потому что там было немного людей и животных — небольшое количество коз и несколько свиней — чтобы полностью испортить воздух. В пещере, конечно, воняло, но так же воняли дома всех, кроме горстки самых богатых крестьян в их округе. Все остальные спали со своими животными в хижинах с земляным полом, чьи плетенки и солома медленно загнивали.

Грессар, рыжеволосый деревенский староста, разговаривал с Темплом, которого, по-видимому, считал лидером группы. Это до некоторой степени разозлило Илну, но не настолько, чтобы она решила его поправить. — Пещера всегда служила нам убежищем, — сообщил Грессар.

Единственная лампа была прикреплена к стене пещеры на высоте, до которой мог дотянуться высокий человек. Первоначально перламутровый камень, покрывающий стену, должен был служить естественным отражателем, но с годами он почернел от сажи.

— Однако нам она не требовалась со времен моего деда, когда бароны Итон и Бессинг поссорились, и оба они совершили набег на долину.

— Итон и Бессинг погибли в тот Ужасный день, — сказал другой мужчина. — Нет никаких признаков ни королевства, ни вольного города Бриккин в полутора днях пути к югу. Я сам их разыскивал.

— А я ходил с ним! — добавил третий парень. Он с энтузиазмом кивнул. — Я ходил, но их там не было.

— Но когда баронов не стало, пришли демоны, — продолжил Грессар, бросив кислый взгляд на парней, которые вмешались в его декламацию.

Изменение, вероятно, ослабило структуру деревни; и даже раньше, если бы эта долина была похожа на деревушку Барка, ни у одного человека не было власти безоговорочно отдавать приказы своим соседям.

— В первую ночь они убили семь человек... — И дюжину коз, — сказал второй мужчина. — Три из них мои.

— Сестра во Христе заберет тебя, Кардон! — рявкнул Грессар. — Если бы они убили тебя, а не твоих коз, возможно, ты смог бы держать рот на замке, пока кто-то говорит!

— Спокойно, друзья! — вмешался Темпл. В его голосе не было злости, но он повысил голос достаточно, чтобы придать ему властности. — Мы здесь, чтобы помочь вам решить вашу проблему. Сохраняйте спокойствие, и вскоре все снова будет в порядке.

— Ну, они действительно убили коз, — пробормотал Кардон, но он, по крайней мере, притворялся, что разговаривает сам с собой, вместо того, чтобы перебивать.

— Демоны вернулись через три ночи новолуния после того Ужасного дня, — сказал Грессар. — На этот раз мы знали их признаки, поэтому укрылись здесь, в пещере. И мы восстановили дверь, хотя и не так хорошо, какой она была прежде. Тем не менее, они не ворвались сюда.

— Кошки — ленивые животные, а также злобные, — сказала Илна. — Они не предпримут никаких усилий, даже для того, чтобы убить.

Темпл оценивающе посмотрел на нее. —  Коэрли используют свою быстроту, а не силу, — заметил он. — И они стараются избегать замкнутых мест, где они были бы в невыгодном положении. Он кивнул жителю деревни и продолжил: — Вам повезло, что у вас было это убежище, Мастер Грессар, и вы проделали очень хорошую работу по его укреплению. Но пришло время покончить с нападениями Коэрли раз и навсегда.

— Давно пора, — сказала молодая женщина свирепым голосом. — Это не вернет мою Миру, не так ли? А ты и мой никчемный муженек ничего не сделали, чтобы спасти ее, Грессар!

— Послушай, Стуна, ничего нельзя было поделать, — ответил староста с той нарочитой рассудительностью, которую  используют, когда пытаются успокоить ребенка на грани истерики. Это не срабатывало с детьми, как Илна знала из многолетних наблюдений, и уж точно не сработало с обезумевшей матерью. Она издала бессловесный вопль и бросилась на Грессара с поднятыми руками. Он отступил на шаг, затем повернулся и согнулся, спасаясь от ногтей Стуны.

Двое мужчин взяли ее за руки, выглядя смущенными этой задачей. Когда она разрыдалась, они немедленно отпустили ее.

— Мире было всего четыре года, — сказал мужчина, который до этого молчал. — Это была не ее вина, она просто была слишком мала, чтобы все понимать. Она не смогла найти своего любимого щенка внутри, поэтому снова выскользнула, пока мы закрывали дверь. Она же такая тяжелая, так что медленно двигается, вы же видели. И демоны уже были рядом, почти напали. Мы ничего не могли поделать!

Он говорил, отвернув лицо от Темпла, что означало, что Илна смогла разглядеть его черты настолько хорошо, насколько позволял тусклый свет. Она сама провела время в некоем подобии Ада; этот человек был в другом месте, но там было так же темно.

— Темпл? — сказала Илна. — Путь к моей цели лежит через место, откуда пришли эти звери; так говорит мне мой узор. Я не знаю, что это за место, но я намерена отправиться туда.

— Это своего рода пузырь во времени, — сказал Темпл, в то время как жители деревни слушали его с удивлением. — Долина, подобная этой — возможно, именно эта — находится в своей собственной вселенной. Он улыбнулся с оттенком грусти. — Она может быть очень похожа на ту, в которой вы нашли меня, до того, как Изменение вернуло ее в нынешний мир. Можно сказать, в неудачное время, но сами Последние, возможно, были ответственны за выбор времени. Должен быть волшебник, то есть волшебник Корл, который сформировал пузырь. Этот волшебник правит охотничьей стаей, которая выходит на охоту, когда здесь создаются подходящие условия.

— Как ты рекомендуешь нам войти в мир зверей, солдат? — резко спросила Илна. Ее пальцы завязывали и разматывали пряжу. Каждый созданный ею узор был ужаснее предыдущего. Она точно знала, как умерла девочка Мира, потому что видела, как звери убивали Мероту. В этой долине они продержались достаточно долго, чтобы съесть ребенка, в отличие от банды, у которой было всего несколько секунд, чтобы насладиться убийством Мероты, прежде чем Илна отомстила более ужасно, чем их кошачьи умы могли себе представить до того, как это произошло. Убийцы Мероты умерли, и эти тоже умрут. Недостаточно скоро, как сказала мать ребенка, но скоро.

— Мы пойдем через их дверь, — спокойно сказал Темпл. — Но сначала мы встанем перед ней, пока их воины будут в дальнем конце долины. Они должны вернуться в свой анклав до восхода солнца, поэтому они придут к нам. Он указал на охотников. — И когда они это сделают, мы убьем их, — добавил он. — Поскольку нет другого способа справиться с этой бандой.

— Нет другого способа справиться с любым из зверей, — отрезала Илна. — Но почему они все будут на другом конце долины?

— Ага, — сказал Темпл, кивая. — Вот тут-то и вступят в дело мужчины деревни. Если они захотят помочь, конечно. В противном случае мне придется самому заняться этой частью дела, пока вы трое будете преграждать воинам путь домой.

— Наши люди помогут вам, — сказала Стуна. Она издала каркающий смешок. — Или, клянусь душой моей Миры, я убью каждого из них, пока они спят. Всех, до единого!

— Лорд Темпл, — официально произнес Грессар. — Скажите нам, что мы должны делать.

Глава 12

Снаружи палатки звякнул металл, вероятно, пряжка ударилась о бронзовую кирасу офицера стражи. Это был безобидный звук, но Кэшел почувствовал, как Шарина напряглась в темноте. Он ничего не сказал. Шарина внезапно начала всхлипывать. Кэшел по-прежнему ничего не говорил, но одной рукой погладил ее по плечу, а другой крепко обнял. Ему хотелось, чтобы она рассказала ему, в чем проблема, но не собирался приставать к ней. Ей и так было нелегко. Шарина села на постели, расстеленной прямо на земле, что привело слуг в ужас. Однако она держалась твердо, настаивая на том, что она, как регентша, отправляется в экспедицию на Панду и что она не собирается обременять армию позолоченным медным каркасом кровати.

— Кэшел, за мной наблюдают, — тихо прошептала она. — Его зовут Ворсан, Принц Ворсан, и он волшебник, живший до Великого Потопа, который, очевидно, не является мифом. Я всегда думала, что Потоп был мифом. На последнем слове ее голос сорвался, и она снова заплакала.

Кэшел обнял ее. — Что тебе сказала Теноктрис? — спросил он, принимая как данность, что она поговорила бы с Теноктрис, если бы волшебник доставлял ей неприятности.

— Она сказала, чтобы я не волновалась! Кэшел, он забирал меня в свой мир. Если я посмотрю в зеркало или на любое другое отражение не так, как надо, я оказываюсь там, в его дворце, с ним!

— Ты рассказала об этом Теноктрис, и она просто сказала не беспокоиться? — уточнил Кэшел. То, что сказала Шарина, не сходилось. Было что-то еще, чего он не знал, и так бывало достаточно часто, но на этот раз ему казалось, что он может разобраться.

— Я сказала... — начала Шарина, но испуг и гнев в ее голосе исчезли к концу второго слога. Гораздо спокойнее она продолжила: — Теноктрис сказала, что не верит, что Ворсан причинит мне вред. И Расиль сказала, что, по ее мнению, нам не следует пытаться уничтожить его, потому что она не может точно предсказать будущее.

Кэшел присел на корточки — палатка даже Принцессы была маленькой; простые солдаты просто заворачивались ночью в свои плащи — и натянул свою тунику. Он привык одеваться в темноте; многие пастушьи дела делались в темноте и в самые страшные бури, какие только можно себе представить. Его посох лежал рядом с матрасом, набитым конским волосом, а не соломой, как у крестьянина. Он дотронулся до него. Дерево гикори напомнило ему о деревне, и он улыбнулся. — Это означает, что Расиль думала, что сможет предсказать будущее, — сказал Кэшел. — И, может быть, настанет время, когда она захочет, чтобы Принц Ворсан был рядом.

— Ты думаешь, я должна просто позволить ему, ну, делать то, что он делает? — отозвалась Шарина. — Я сказала ему оставить меня в покое, но он этого не делает.

Они столкнулись локтями, когда она натягивала свою тунику. Она пыталась скрыть раздражение в голосе, но Кэшел все равно услышал его.

— Нет, Шарина, — спокойно ответил он. — Но я думаю, мне следует поговорить с ним самому. У тебя здесь есть зеркало?

Для затеянного дела ему бы понадобился свет. У охранников снаружи палатки был фонарь, который он мог бы одолжить, но он предпочел бы оставить их и всех остальных в покое. Кэшел не часто выходил из себя, но сейчас он был в ярости. Он взял кремень и огниво из просмоленного кожаного цилиндра, висевшего на шесте палатки, и высек искры в кучку грибных спор. Когда трут вспыхнул, он поднес к нему фитиль лампы.

— У него есть металлические люди в качестве слуг, — тихо сказала Шарина. — Я услышала звук, когда начала засыпать, и подумала...

— Я сам поговорю с ним, — тихо повторил Кэшел. — У тебя есть зеркало?

— Вот, — ответила Шарина, держа свой нож вертикально так, чтобы их освещенные лампой лица отражались на плоской поверхности отполированного лезвия. — Я думаю, это... подойдет.

Кэшел увидел, как на стали задрожали тени, не более того. Снаружи палатки послышались голоса; отдохнувшие охранники сменяли тех, кто был на дежурстве.

— Он там, — сказала Шарина настойчивым шепотом. Кэшел не знал, обращалась ли она к нему или только к себе. — Я знаю, что он там!

— Он меньше меня, — осторожно сказал Кэшел.

— Как и зрачок моего глаза, — сказала Шарина. — Но я могу видеть вас всех. Ножа достаточно.

— Принц Ворсан, — обратился Кэшел, говоря так, будто лезвие ножа было тем человеком, которого он искал. — Меня зовут Кэшел ор-Кенсет. Я хотел бы поговорить с вами; это не займет много времени. Даю вам слово, что я не причиню вреда ни вам, ни вашим близким, если вы позволите мне поговорить.

На металле застыла тень, по-видимому, отражение кого-то позади них. У нее была форма, но не структура. — Ворсан, вы можете доверять... — начала, было, Шарина.

Кэшел коснулся ее щеки левой рукой. — Тише, любимая, — сказал он, глядя на мерцающую сталь. — Это разговор для мужчин. Тень сдвинулась и стала легкой, круглой комнатой под сияющим куполом. Человек на другой стороне был одет в мантию такого синего цвета, который Кэшел видел всего несколько раз по вечерам, когда смотрел в морские глубины. На этом фоне двигались облака безупречного серебра, разрываясь и перестраиваясь, словно их гнал осенний шторм. — «О, Илна была бы рада увидеть эту ткань!» — подумал Кэшел и покраснел, потому что, в конце концов, он пришел сюда не за этим.

Ворсан был пухлым созданием. На нем был венок из серебряных цветов, которые сочетались с вышитыми облаками, а справа и слева от него были серебряные человечки, о которых упоминала Шарина. У них не было лиц или выпуклостей, которые есть у обычных людей; они были похожи на восковых фигур, которых немного нагрели. Каждый серебряный человек держал металлическую дубинку, которая, казалось, росла прямо из его руки. Кэшел прочистил горло и поднял свой посох выше — так он был слишком высок для палатки, — но просто держал его в одной руке, никому не угрожая. — Вам они не потребуются, — сказал он, кивнув в сторону слуг. — Мое слово верное.

— Да, да, я в курсе этого, — ответил Ворсан с таким выражением лица, словно проглотил что-то кислое. — Тем не менее, я сам не сторонник насилия, и, ах, я почувствовал, что лучше быть готовым, когда я объясню вам ситуацию.

— «Если ты думаешь, что эти две металлические обезьяны остановили бы меня, если бы я не дал своего слова», — подумал Кэшел; но промолчал, потому что это прозвучало бы как угроза, а он был не из тех, кто угрожает людям. — «Но если бы я не дал своего слова…»

— Теперь я уверен, что вы очень заботитесь о принцессе, — сказал Ворсан. — Это верно, не так ли?

— Да, это так, — ответил Кэшел. — Я забочусь о Шарине.

— Но, видите ли, суть в том, что вы не сможете защитить ее от того, что вот-вот случится с вашим миром, — заявил Ворсан. — Я единственный, кто может защитить ее. Но я не могу заставить ее понять это. Последние уничтожат ваш мир, как Потоп уничтожил мой, но на этот раз передышки не будет. Человечество обречено навсегда — и Принцесса Шарина тоже обречена, если вы не убедите ее пойти со мной. Понимаете ли вы это?

— Сэр, — ответил Кэшел, — я не верю, что мы не сможем победить. Я никогда не поверю, что побеждает Зло, даже если оно убьет меня, и я не думаю, что Шарина тоже в это верит. Но...

— Я говорю вам правду, мой хороший! — сказал Ворсан. — Вы думаете, что я ошибаюсь? Я создал это убежище. Я Ворсан, и я не совершаю ошибок!

Кэшел рассмеялся. Он все еще злился, но маленький человечек был забавен, как лягушка-бык, надувающаяся и пытающаяся быть быком.

— Вы совершили одну ошибку, о которой я знаю, Мастер Ворсан, — сказал он, и подавил смех в своем голосе. Смех над малышом обеспокоил бы его больше, чем крики. Это было бы не по-доброму, но Кэшел разозлился. — Вы думали, что это будет иметь значение для Шарины, даже если она решит, что вы правы, — продолжил он. — Даже если она была бы уверена, что мы все проиграем, а эти черные уродливые Последние убьют все остальное в мире. Она все равно продолжала бы бороться, потому что так поступают порядочные люди, когда дело доходит до этого, чем поддаваться злу. Вы бы и сами это знали, если бы были мужчиной.

Ворсан преувеличенно покачал головой. — Вы действительно не можете в это поверить? — сказал он, но, хотя в его словах прозвучал вопрос, его тон говорил о том, что он действительно начинает понимать. — Принцесса Шарина уникальна, она настолько замечательна, что было бы неправильно, если бы она так бессмысленно растратила свою жизнь. Она обязана сохраниться для мира!

Кэшел снова рассмеялся. — Вы себя слушаете? — спросил он, имея в виду суть вопроса. — Шарина собирается бороться за мир, чего вы никогда бы не сделали. Просто не путайтесь под ногами. Это все, чего она хочет от вас, Ворсан.

— Она не может на самом деле так думать, — прошептал Ворсан, глядя на свои сложенные перед собой ладони. Он поднял глаза на Кэшела и продолжил: — Очень хорошо, тогда вы можете идти. Сосредоточьтесь на своем отражении в одном из зеркал.

— Еще кое-что, Мастер Ворсан, — сказал Кэшел. — Я дал вам слово, что не причиню вам вреда, если вы пригласите меня войти; и я так и сделал. Но, сэр, если вы снова побеспокоите Шарину, я вернусь, без приглашения и без каких-либо обещаний. И тогда я покончу с этим делом, что бы ни сказала Теноктрис.

— Вы не сможете связаться со мной, пока я не разрешу! — ответил толстяк.

Кэшел улыбнулся. — Моя лучшая часть не собирается доказывать, насколько вы неправы, — сказал он. — Но я не такой мирный человек, как вы, возможно, думаете. Всего доброго, Мастер Ворсан. Кэшел посмотрел в зеркало, такое же прозрачное, как воздух между ним и его поверхностью; и через мгновение он оказался в объятиях Шарины.

***

Озеро было куполом теплого тумана, поднимающегося так далеко, насколько Гаррик мог видеть со спины огра. Воздушные потоки открывали виды и закрывали их, время от времени показывая ему рощи фруктовых деревьев, разбросанные вдалеке. В воздухе был слегка неприятный привкус, но не тления.

— Ты чувствуешь запах асфальта? — спросил Шин. — Это битум. За столетия он просочился и заполнил большую часть чаши. Дождь в него не впитывается, как в обычный грунт, поэтому поверхность прорезана пресноводными протоками. Эгипан с ухмылкой кивнул своей козлиной бородкой в сторону озера. — И островки грязи и камней остались там, где были холмы, — добавил он.

— Да, я вижу, они засажены фруктовыми садами, — ответил Гаррик, вынимая правую ногу из стремени и сгибая ее, чтобы размять мышцы. — Я никогда не видел такого места, как это. Это, конечно, довольно интересно, но я не представляю, как мы сможем пересечь его. Мы сможем обойти?

— Нет, — ответил Шин. — Но я полагаю, что эти люди... Он мотнул подбородком в сторону шести фигур, появившихся из теплого тумана. Они были вооружены, хотя в данный момент казались скорее настороженными, чем открыто враждебными. — ... смогут провести нас.

— Вонь этого асфальта мешает мне что-либо унюхать! — с отвращением проворчала Кора. — Это хуже, чем быть слепым или находиться рядом с ним.

— Я спешусь! — сказал Гаррик настойчивым шепотом.

Кора опустилась на колени; незнакомцы попятились с тревожными криками. Они, должно быть, подумали, что огр пригнулась, чтобы броситься в атаку.

— Мы друзья, добрые господа! — крикнул Гаррик, и вышел вперед, подняв левую руку в приветствии. — Не пугайтесь моего скакуна. Уверяю вас, она совершенно безобидная.

— Да, да, наступи мне на любимую мозоль, — пробормотала Кора вполголоса. — Возможно, мое унижение еще не было таким полным, каким могло бы быть. Совершенно безобидная, ха-ха.

— Я Гаррик ор-Рейз из Хафта, путешествую на юг в надежде навестить мудреца, — продолжил Гаррик, сохраняя жизнерадостный тон. — Я не богат, но я могу найти серебряную монету для человека, который проведет меня и моих спутников через это… Он сделал жест, все еще левой рукой. — ... озеро, или смоляную яму, или как вы ее называете.

По правде говоря, шестеро мужчин выглядели настоящими злодеями. Хотя, вероятно, они были не лучше дисциплинированы, чем отряд, встреченный его группой на северной окраине тикового леса. Эти были лучше вооружены и так же рычали и были опасны, как свора дворняжек.

— Теперь вы находитесь во владениях Лорда Холма, — сказал мужчина, чья шляпа с двумя углами была украшена длинными перьями, теперь потрепанными, но первоначально розовыми. В руках он держал взведенный арбалет, который, в отличие от его одежды, выглядел очень ухоженным. — И следите за своим языком, когда обсуждаете его собственность, так для вас будет лучше.

— Я действительно так и сделаю, господа, — ответил Гаррик, стоя, подбоченясь, с высоко поднятой головой. Самое опасное, что он мог бы сделать, — это подчиниться этим людям; они набросились бы на него, как акулы, если бы решили, что над ним можно издеваться. — А теперь, кто из вас проведет меня на другую сторону?

Предводитель повернулся к пожилому мужчине, стоявшему рядом с ним, толстяку, чьи редеющие волосы были светлыми, но борода — рыжевато-коричневой с проседью. — Что думаешь, Платт? — спросил он. — Как ты думаешь, он тот самый?

— Возможно, это он, Лил, — ответил толстяк, почесываясь левой рукой. — Жаль, что Милорд не дал нам его подробное описание. Просто — «Придет герой, приведите его ко мне».

— Милорд — волшебник, — решительно сказал Лил Гаррику. — Он может многое предвидеть.

— Значит, он предвидел нас, — сказала Кора, которая подошла прямо к Гаррику сзади, пока тот разговаривал с Лилом и его людьми. — Кто, кроме героя Гаррика ор-Рейз, мог приручить такого красивого и могучего скакуна, как я?

— Она заставляет их думать, что это шутка, — сказал Карус, критически глядя на огра глазами Гаррика. — Но когда ты думаешь, как получилось, что ты ездишь на ней верхом... Она умная леди, как бы она ни выглядела.

— Я получила больше комплиментов, чем способен сделать мне любой человек, — сказала Кора, озадачив местных жителей, которые не слышали замечания призрака. — Но все равно спасибо.

— Для меня было бы честью познакомиться с Лордом Холмом, — вежливо сказал Гаррик. — Хотя, как я уже сказал, мое желание — просто пройти через его территорию, заплатив за еду и ночлег. Мы, конечно, никому не причиним вреда по пути.

— Черт возьми, я же говорил, что вы не пройдете, — сказал главарь, жестикулируя своим арбалетом. Лук был сделан из дерева с роговой спинкой, а не из стали, но Гаррику не требовалась оценка его предка, чтобы понимать, что стрела с квадратным наконечником пронзит грудь человека с близкого расстояния.

— Что тут может вредного, Лил? — спросил другой мужчина. — Они не работают нигде, кроме южных островов, и ты знаешь, что половина этих грязнуль уже сбежала.

— Заткнись, Вагга! — сказал Лил. — Сестра во Христе откусит тебе язык, дурачок. Он поднял глаза, чтобы оценить положение солнца. — Хорошо, мы проведем их. Вот только как с этим, хм, большим...

— Я огр, дружище, — отозвалась Кора с холодной ноткой. — Твое невежество простительно, но отсутствие вежливости — нет.

— Ладно, неважно, все как я уже сказал, — проворчал Лил. — Он не сможет перебраться, если он не летает. Там есть немного твердой почвы, и большая часть поверхности подходит для человека, если он будет двигаться. Но лошадь не сможет этого сделать, а это животное крупнее любой лошади.

— Я тоже смогу, — заявила людоедка, поднимая левую руку и растопыривая когтистые пальцы. Размах их был огромен, легко сравнимый с ребрами зонтика. — Но на четвереньках, как я соизволю сделать в данных обстоятельствах, я распределяю свой вес шире, чем лошадь или даже человек. Веди нас, сэр!

Лил пожал плечами. — Я полагаю, это существо опустится на самое дно ямы, — сказал он. — Но это не мое дело. И ты... Он впервые посмотрел прямо на Кору. Лилу явно не нравилась огр, хотя он, казалось, не был таким пугливым, как многие из тех, кого Гаррик встречал с тех пор, как начал ездить на ней верхом. — ... там внизу много разных компаний, можешь с ними встретиться. Они пытались перебраться через озеро без нашего сопровождения, что ж, эти уже пытались.

— Послушай, Лил, — сказал Платт, снова почесывая пах. Это выглядело как его нервозная манера поведения. — Уже довольно поздно. Тебе не кажется, что нам, может быть, стоит подождать до утра?

— Нет, черт возьми, я так не думаю, — огрызнулся Лил. — Давайте пойдем. Вагга, ты будешь первым

Маленький человечек, похожий на крысу, кивнул и скользнул вперед. Он нес в связке три копья и носил шляпу, сделанную из листьев, согнутых на каркасе из побегов ивы. Лил жестом, указал Платту идти впереди себя и сказал Гаррику: — Вы все следуйте за мной, — и ступил на податливую, бесплодную поверхность.

Шин запрыгал впереди, скорее танцуя, чем идя. Гаррик, шаркая, вышел на тропинку позади него. Он почувствовал тепло озера на своих икрах еще до того, как оно просочилось сквозь подошвы обуви, но само по себе это не было опасно. В битум были добавлены пыль, растительные вещества и гравий. Люди впереди Гаррика двигались быстро, поэтому он приноровился к их темпу. Он привык к болотам, но ему было бы удобнее, если бы у него был посох, чтобы прощупывать почву, перепрыгивать через нее и — в худшем случае — распределять свой вес, если он соскользнет в засасывающую полость. Он также не предполагал, что горячая смола освободит жертву так же легко, как грязь болота в его деревне.

Эгипан повернулся и вопросительно приподнял бровь. Гаррик ухмыльнулся, его настроение внезапно улучшилось. — Я просто подумал, что дегтярная ванна понравилась бы мне еще меньше, чем грязевая, когда я пас овец, — сказал он. — Так что я буду избегать этого.

— Эй, а что, если большой провалится, Лил? — крикнул мужчина в конец группы.

— Тогда тебе нужно обойти такое место, Тенни, — ответил вожак, на данный момент призрак в тумане. — Или ты собираешься ждать здесь, пока за тобой не придут болотные духи.

Тенни прорычал проклятие, но не настолько повысил голос, чтобы заставить Лила обратить на него внимание.

— Или опять же, — пробормотала Кора, — я могла бы решить провести свои последние мгновения, наслаждаясь блюдом из человеческого мяса. Мы никогда не можем быть уверены в будущем, не так ли? Огр не казалась обеспокоенной.

Карус рассмеялся, но Гаррик не был уверен, что комментарий был шуткой. С другой стороны… Гаррик ухмыльнулся. Мысль была забавной, даже если это не было шуткой, если смотреть на мир определенным образом. Он сам стал в достаточной степени воином, чтобы понимать, что иногда мрачные шутки были единственным доступным видом, и это были те моменты, когда шутка действительно была нужна.

Туман в основном рассеялся, хотя Гаррик не заметил ни дуновения ветерка, ни клочка прохладного воздуха, которые могли бы это объяснить.

Они добрались до острова. Деготь впитался в грязь по его краям, образовав черную корку. Вагга трусил по полю бромелии, с приземистыми чешуйчатыми стволами, похожими на пальметты. Они росли прямыми рядами и, должно быть, были посажены намеренно.

— Это ананасы, — сказал Карус. — Я видел их в Тисамуре во время моей первой кампании. Если разрезать ствол, получается кисло-сладкий вкус одновременно. Любой холод убивает их, но я думаю, что эта паровая баня заботится о них.

Гаррик критически осматривал растения, шагая между рядами. За ними не ухаживали неделями или даже больше, судя по тому, как виноградные лозы обвивались вокруг стволов. Он задумался о пугалах-привидениях, о которых упоминал Лил; затем о том, зачем Лорду Холму понадобился герой.

Они снова оказались на асфальте. Тропинки вели от острова к острову. Поверхность прорезала полоса темной воды шириной восемь или девять футов. Вагга и Лил с плеском прошли через нее. Шин грациозно перепрыгнул ее, приземлился на руки и снова кувыркнулся на копыта. Гаррик тоже мог бы перепрыгнуть, но он не доверял поверхности на другой стороне. Приземление всем его весом могло привести к ее разрушению. Самое меньшее, на что он мог тогда рассчитывать, — это потерять ботинок, который ему понадобится после того, как они пересекут эту вонючую тьму. Вода была теплой, дно скользким, но глубиной ниже колена. Он взобрался на другой берег и, хлюпая, двинулся вперед. Их босоногие проводники не проявили ни малейшего интереса к тому, чтобы остановиться и позволить Гаррику вылить воду из обуви.

Тропинка по битуму постоянно петляла. Однажды Вагга повел их по широкому кругу. Туман снова рассеялся достаточно надолго, чтобы Гаррик смог разглядеть одинокий пузырек свежей смолы посреди сплошного серого пространства, которое они только что миновали. Они пересекли еще три островка нормальной почвы, каждый из которых был засажен фруктовыми деревьями.

Свет угасал; небо было еще слишком ярким для звезд, но все внизу было в густой тени. Ни Гаррик, ни Карус не смогли определить, что это за фрукт растет на последнем острове, и они не задержались в полумраке достаточно надолго, чтобы даже предположить его родство. Часть урожая гнила, брошенная на землю.

Гаррик оглянулся через плечо. Кора шла следом, легко передвигаясь на четвереньках. Она срезала пальмовые листья, чтобы вплести их между длинными пальцами обеих рук, увеличивая площадь их поверхности, как это делают перепонки на лапках лягушки. Она усмехнулась, хотя на ее вытянутом лице появилось выражение дикого ужаса.

— Лил, становится чертовски поздно! — проворчал Платт. — Нам следовало подождать до утра.

— Заткнись, дурак, или тебе не стоит беспокоиться о пугалах! — прорычал в ответ Лил. Впереди замигали огни, затем исчезли в клубах тумана. — Как раз вовремя, — пробормотал один из мужчин.

— Посмотри налево, парень, — предупредил Карус, видя глазами Гаррика больше, чем их владелец. Сначала Гаррику показалось, что он видит другой остров в полумиле от себя. Однако очертания были почти квадратными, и когда туман на мгновение рассеялся, ему показалось, что он разглядел оконные ниши и башенки по двум углам.

— Мастер Лил? — обратился Гаррик. — Это что, дворец там, на озере?

Украшенный перьями двурогий вожак дернулся. — Просто закрой свой рот, парень! — сказал он тоном отчаянного гнева. — Все, что вы хотите узнать, оставьте при себе, чтобы спросить у Милорда, слышите?

Гаррик не ответил. Лил был явно напуган; не было смысла обижаться на то, что он ляпнул.

— Я бы не сказал, что его легко напугать, — сказал Карус. — Ну, может быть, ему не нравится темнота. Некоторые люди такие. Призрак снова рассмеялся.

Ни он, ни Гаррик не думали, что Лил боится темноты; но меч и желание им воспользоваться могли бы помочь во многих ситуациях, пугающих, и не только. Они подошли достаточно близко, чтобы увидеть, что огни были горшками, подвешенными к столбам и трепещущие дымным, темно-красным пламенем.

— Фу! — прорычала Кора. — Они жгут смолу. Гаррик не сомневался в ее замечании, но ветерок донес до него клубы дыма, и он неудержимо закашлялся. Даже после того, как он избавился от сгустка дыма, с задней стенки горла словно содрали кожу.

— Милорд! — воскликнул Лил. — Мы нашли путешественников! Возможно, это тот человек, которого вы ищете!

Теперь было совсем темно. Огни протянулись на фарлонг как на восток, так и на запад вдоль берега битумного озера, хотя на шестах были подвешены только те фонари, что ближе к середине. Люди, в основном мужчины, но несколько женщин и несколько детей, проходили неясными силуэтами на фоне слабого пламени. Люди под висячими фонарями были вооружены, у некоторых из них были щиты, а также части доспехов.

Человек, вокруг которого они столпились, был одет в полосатую накидку из тонкого шелка и шлем, украшенный оперением какой-то нелетающей птицы.

— Милорд, он скачет на великане! — воскликнул Платт, явно пытаясь выслужиться. — Я полагаю, это доказывает, что он тот, кого вы ищете, верно?

— Милорд, — обратился Гаррик, подходя к человеку в шлеме с плюмажем. Он поклонился, достаточно низко, чтобы выказать почтение, но без раболепия. — Я Гаррик ор-Рейз, путешественник с севера, просто проезжаю через ваши замечательные владения.

— Выведите его на свет, чтобы я мог его видеть, — проворчал Холм. Он отступил назад, освобождая место, его прозрачная накидка развевалась. Очевидно, она была сделана скорее для украшения, чем для утепления в этом насыщенном теплом месте.

Гаррик подумал, что кажущийся рост Холма был уловкой с помощью плюмажа и, возможно, кожаной обуви, но даже в тонких тапочках он был бы на ширину ладони выше Гаррика. Он был худым, и выглядел не особенно здоровым. Его щеки были одутловатыми, а рука дрожала там, где он сжимал ремень через плечо.

Взгляд Холма переместился с огра, безмятежно сидящую на корточках на земле, представляющей собой грубую смесь гравия и кусочков раковин моллюсков — на Шина. И, наконец —  на рукоять длинного меча Гаррика. Он резко поднял голову и сказал: — Знай, что я волшебник!

— Мастер Лил упоминал об этом, — непринужденно отозвался Гаррик. Ситуация еще не была опасной, но могла очень быстро стать такой. Судя по взглядам слуг Холма, этот человек пополняет доходы своих рощ бандитизмом. Это смоляное озеро с его скрытыми тропами было бы таким же безопасным логовом, как любой горный утес. Но Холм, похоже, нашел ему применение… — Лил также сказал, что я мог бы оказать вам какую-то услугу, — продолжил Гаррик. — Хотя я и мои спутники просто проезжаем мимо, мы, безусловно, готовы выразить вам нашу благодарность за проезд.

— Вот что, вам понадобится нечто большее, чем просто благодарность, — отрезал Холм. — В противном случае вы не сумеете переплыть пролив... Он указал себе за спину.

Гаррик почувствовал запах соли в воздухе, и звук волн, слабо набегающих на берег.

— ... и это море шириной в три мили. Единственный корабль, который может пересечь его, — мой. Ты видишь свое положение, парень?

Языки пламени, вырывавшиеся из горшков со смолой, освещали суровые лица и оружие под рукой. У Лорда Холма было двадцать или тридцать телохранителей…

— Двадцать семь, — вставил Карус. — И сам Холм, если его посчитать. Вероятно, как для контроля над рабочими «грязнулями», как называл их Вагга, — которые ухаживали за его садами, так и для грабежа его соседей.

Из-за кольца вооруженных людей эти рабочие наблюдали за происходящим. Это были худощавые люди, одетые по минимуму, и казались такими же, как фермеры, которых Гаррик видел к северу от тикового леса.

— Я уже говорил вам, милорд, — сказал Гаррик, стараясь, чтобы его голос звучал приятно, но самообладание было очевидным, — что я готов оказать вам любезность. Если вы вежливо попросите, мы сможем уладить этот вопрос и, я надеюсь, приступить к закупке еды для меня и моих спутников.

При нормальных обстоятельствах жизнь чернорабочих у Холма не сильно отличалась бы от жизни, которую они имели бы у землевладельцев своей расы. Теперь, судя по тому, что сказал Вагга, они рисковали навлечь на себя гнев охранников при попытке бегства.

— Да, коза была бы очень кстати, — сказала Кора, напугав тех, кто стоял рядом с ней. Копейщик отскочил в сторону, запутался в ногах и рухнул на землю, разразившись градом проклятий.

— Вежливо, вы говорите? — сказал Холм. Он бросил взгляд на Лила, затем уставился на Гаррика. — Очень хорошо. Мой дворец — дворец моей семьи на протяжении семи поколений — находится на берегу озера. Возможно, вы видели его, когда мои люди проводили вас через озеро?

— Крепость из битумных блоков? — переспросил Гаррик. — Да, мы ее видели.

— Это дворец, — сказал Холм со вспышкой раздражения. — Он очень хорошо обустроен. Если стены из асфальта, а не из камня, что из этого? Он прочистил горло. — Но это не имеет значения, — продолжил он. — Мои работники очень суеверны. Они вбили себе в голову, что фигуры, в которые ветер превращает туман, — это призраки, поэтому они отказываются выходить ухаживать за фруктовыми садами. И я должен признать...

Холм скорчил кислую мину и огляделся. Охранники опустили глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. — ... что они заразили некоторых из моих слуг. И, что я хочу в качестве платы за ваш проезд через пролив... Он уставился на Гаррика. Он был похож на сову, страдающую расстройством желудка. — ...  чтобы вы провели ночь в моем дворце. Это разрушит чары. Это все, э-э, слухи. Не более того. Если вы откажетесь...

Гаррик коротко махнул Лорду Холму, призывая его к молчанию. Если этот дурак продолжит, он скажет что-нибудь, что будет нелегко проигнорировать.

— Милорд, — обратился он. — Вы обещаете мне и моим спутникам проезд, если мы проведем ночь в этом черном дворце? Вы клянетесь своей жизнью?

— Да, я обещаю, — ответил Холм. — Это все, что вам нужно сделать, и я окажу вам всяческую помощь.

— И козу, — подсказала огр. — Козу сегодня вечером. И другую еду, без сомнения, по желанию моего хозяина.

— Да, козу! — согласно сказал Холм. Дрожащий свет придавал его лицу еще более взволнованный вид. — Ты согласен, парень? Не так ли?

— И еще кое-что, — вмешался Шин, это были его первые слова с тех пор, как они пересекли смоляное озеро. — Нам понадобится проводник. Кто из ваших храбрецов поведет нас, милорд?

— В этом нет необходимости, — сказал Лил. — Отсюда, прямо к южном берегу озера существует дамба. Она  ведет прямо к дворцу. Озеро немного смещается. Поэтому здесь построили дамбу, чтобы дорога была всегда. Давным-давно. Давным-давно.

Гаррик посмотрел на своих спутников. Эгипан улыбался; Кора поднялась на ноги. — Тогда мы согласны, — сообщил Гаррик. — Мастер Лил, не проводите ли вы нас к этой дамбе, пожалуйста?

— После того, как принесут козу, дорогой хозяин, — сказала людоед. — Я чувствую, что еда должна быть вкусной, даже если она может оказаться моей последней, как вы думаете? И она громко засмеялась.

В сознании Гаррика король Карус тоже смеялся от радости кровавого предвкушения.

***

Илна стояла у входа в пещеру, глядя на склон долины. Солнце позади нее, должно быть, зашло, но она еще не могла разглядеть звезды над затененной землей.

— Мы должны быть там! — пробормотал из пещеры Асион. — Карпос, ты понимаешь, что мы должны.

Захныкал ребенок. Его мать начала напевать: — Тише, малыш... Но Илна также слышала страх в голосе женщины. Все мужчины в деревне были далеко от пещеры и в безопасности, они наверняка стали бы жертвами, если бы план Темпла не сработал.

— Если бы всех нас было видно, мы могли бы привлечь к себе внимание некоторых Коэрли, — спокойно сказал Темпл. — Они не станут бросаться на одну Илну в дверях, или на легкую добычу в другом месте. Она скажет нам, когда нам пора выходить.

 Воздух подернулся дымкой, но просветлел. В высоком небе чужеродное солнце сформировалось так, как кровь сочится из булавочного укола. Четыре линии красного волшебного света задрожали на склоне холма, очерчивая дверной проем, и троица охотников Коэрли выпрыгнула из своего мира в мир людей. Житель деревни под плотиной в дальнем конце долины начал раскручивать в воздухе ревун, издавая ритмичный гул, который эхом отдавался от склонов.

Ведущий Корл направился к пещере своим обычным маршрутом, но звук привлек их внимание к мужчинам общины, собравшимся на открытом месте. Корл начал раскручивать свою веревку с крючками, хотя был почти в миле от намеченной добычи. Он издал пронзительный вой и бросился к людям. Из двери волшебного света выскочили еще Коэрли. Эти и следующие за ними люди-кошки рассредоточились по флангам первой тройки, расширяя живую сеть. Группами по трое появилось еще больше Коэрли; затем последняя группа, молодые воины, толпой погнались за старшими.

Общее количество было за пределами способности Илны сосчитать на пальцах обеих рук, но она определила, что поведение охотников было таким же, как и предыдущим вечером, когда все звери покинули свое логово.

— Хорошо, — сказала она своим спутникам, не оглядываясь на пещеру. — Они все здесь, и бегут к началу долины.

Темпл поднял неуклюжую трубу, которую позаимствовал у жителей деревни. Это был деревянный конус длиной с его вытянутую руку, снабженный мундштуком, вырезанным из бедренной кости козы. Он издал резкий звук в сторону людей под плотиной. Ревун остановился с коротким стоном. Деревенский житель, который его крутил — Грессар, должно быть, просто отпустил шнур, когда Темпл подал сигнал.

Илна еще немного понаблюдала, чтобы убедиться, что звук трубы не повлиял на стаю Коэрли. Затем она сказала: — Хорошо, они по-прежнему сосредоточены на людях.

Темпл поставил трубу вертикально на землю. Он и двое охотников вышли из пещеры и направились к очерченному порталу, позволяя Илне задавать темп. Позади них деревенские женщины закрыли тяжелую дверь. Одна из них начала всхлипывать.

Илна не любила бегать — и бегала плохо, главная причина, по которой ей это не нравилось, — но сейчас это было необходимо. Она поняла, что ноги и легкие на самом деле не подведут ее, если она будет готова продолжать, несмотря на боль. Она не могла представить себе обстоятельств, при которых позволила бы боли диктовать свое поведение, поэтому просто двигалась вперед с сердитым выражением на лице. Это выражение, конечно, не было для нее новым.

Плотина рухнула с серией глухих ударов. Камни стучали друг о друга, когда они выпадали из кладки, а давление воды разрушило всю конструкцию. Темпл организовал проект этим утром, показав Грессару и его коллегам, где разместить рычаги.

Илна не была уверена, что жители деревни смогут выполнить план, но и практической альтернативы она не видела. Если жители деревни потерпят неудачу, конечно, люди-кошки убьют их. Она слабо улыбнулась. И тогда они убьют Илну и ее спутников, чьи жизни также зависели от внезапного возвращения реки в долину, из которой она была отведена. Впрочем, даже в этом случае она смогла бы разобраться еще с несколькими Коэрли.

Поскольку она не ожидала и не желала жить вечно, то, что ее убьют сейчас, а не позже, ее не сильно беспокоило. Подниматься в гору по засеянным полям было еще неприятнее, чем когда Илна бежала по ним, когда прибыла в долину. Она не могла сказать, что было приятно добраться до конца борозды — в конце концов, она все еще бежала в гору, — но это было менее неприятно. В конце концов, это было именно то, чего Илна ожидала от жизни. Ее губы снова изогнулись в едва заметной улыбке. «Менее неприятно» — это было больше, чем она ожидала от жизни. Она оглянулась через правое плечо.

Скопившаяся вода пенилась и клубилась, просачиваясь сквозь смещенные камни. Поток нарастал по мере того, как он разъедал все большую и большую часть плотины, которая отводила его, выталкивая блоки с обоих краев, но даже при этом объема воды было недостаточно, чтобы заполнить долину сплошной стеной. Люди-кошки взвыли от удивления и гнева, но им не составило труда вскарабкаться по обоим склонам, чтобы избежать надвигающейся воды.

Жители деревни, которые пробили первую дыру в основании плотины, наверняка утонули бы, если бы у них не было плота из массивных бревен, на который можно было забраться. Половина домов в деревне лежала в руинах еще до того, как вода достигла их и разрушила стены, а  из бревен  кровель был изготовлен плот. В команде жителей был тридцать один человек, как сказал Темпл: тридцать взрослых мужчин и женщина Стуна.

Она настояла на том, чтобы пойти с ними, хотя была недостаточно сильной или тяжелой, чтобы сильно усложнить задачу. Плот был достаточно большим, чтобы вместить их всех, но бурлящая вода раскачивала его так сильно, что несколько человек упали с него на глазах у Илны; они цеплялись за травяные веревки, которые она сплела из соломы с крыш, пока Темпл готовил плотину к разрушению, а охотники строили сам плот.

— Мы здесь! — сообщил Асион, останавливаясь у светового прохода. Подойдя, Илна увидела мерцающую мембрану внутри более ярких прямоугольных очертаний. — Госпожа, что нам делать?

Темпл посмотрел на Илну и приподнял бровь. Она пожала плечами. Он понимал ситуацию лучше, чем она; она была бы дурой, если бы отдавала приказы просто для того, чтобы доказать, что она это может. Она почувствовала порыв, но, по крайней мере, подавила его, прежде чем выставить себя дурой. На этот раз.

— Мы подождем здесь и убьем воинов Коэрли, когда они попытаются вернуться, — сообщил Темпл охотникам. — Когда мы убьем последнего из них, мы войдем в их мир, по другую сторону портала и закончим работу. Асион с сомнением посмотрел на Илну.

— Да, — сказала она, определяясь с узором, который будет использовать сегодня. — Это несложная задача. На этот раз Илна успела связать необычно крупный узор, хотя для работы у нее были только короткие отрезки пряжи в рукаве. Они обязательно справятся.

Плот покачнулся и поплыл вниз по течению, медленно вращаясь в потоке. Потерявшие равновесие жители деревни заползли обратно на борт, спасенные веревками. Неожиданно Илне показалось приятно плести что-то исключительно для конкретных физических целей, задача, в которой не было и намека на волшебство или принуждение. Илна улыбнулась, как змея, с плотно сжатыми губами и жестоким выражением лица. В то время как ткань, которую она сейчас вязала, имела отношение к принуждению. Она приведет  воинов Коэрли к смерти так же верно, как веревка палача.

Река текла в долину более плавно, обманчиво спокойно теперь, когда она смыла остатки плотины, которая так долго ее ограничивала. Половина Коэрли была на восточной стороне, по ту сторону широкого канала от Илны и ее спутников. Словно по сигналу, они вместе вошли в воду и поплыли к плоту с жителями деревни. Остальные люди-кошки направились к группе Илны. Она решила, что ее узор завершен. Он был немного длинноват, чтобы растянуть его самой на вытянутых руках.

— Темпл? — обратилась она, протягивая ему один конец связанного узора. — Возьми это, если можешь. Когда я скажу, натянем его между собой покрепче.

— Тогда мы поменяемся сторонами, Илна, — сказал здоровяк с дружелюбной усмешкой. — Чтобы я мог держать его левой рукой, а не... Он вытащил свой меч. Бронзовый клинок тихо загудел. — ... моей правой.

— Хорошо, — ответила Илна, подходя к нему сзади и меняя конец, который держала, на тот, который предложила ему.

Река продолжала подниматься, хотя теперь медленно. Вода плескалась у края портала; Илна почувствовала, как вода, заметно прохладная, омывает ее ноги. Рыхлая почва таяла и хлюпала у нее под пальцами ног. Илна задалась вопросом — просочится ли вода в другой мир, но обнаружила, что может видеть полоску света, мерцающую даже сквозь тонкий слой грязи.

Дверь — мембрана света — позади них заставила волосы Илны встать дыбом на затылке. Она взглянула на своих спутников, чтобы посмотреть, почувствовали ли они это. Карпос, вероятно, неправильно истолковал ее жест, потому что сказал Темплу: — Значит, ты уверен, что они не смогут напасть на нас через это окно сзади?

— Если Коэрли войдут в портал сзади, Карпос... — сказал Темпл с глубоким смешком. — Они отправятся в место, которого нет ни в нашем, ни в их мире. Они не знают, что это за мир, но боятся, что он плохой. Он снова рассмеялся с искренним весельем. — Правда, — продолжил он, — он гораздо хуже, чем они себе представляют.

Илна фыркнула. — Я бы предпочла, чтобы мы все равно убили их сами, — сказала она.

Люди-кошки, прыгнувшие в воду, приближались к плоту. Они плавали как собаки, высунув головы из воды и гребя всеми четырьмя конечностями. Возможно, обычные кошки тоже так плавали — Илна никогда не видела, чтобы кто-нибудь из них заходил в воду.

Звери, казалось, не возражали против купания, но сейчас это им не помогало. Грессар прицелился из лука в ближайшего из них. Зверь нырнул под воду, но мгновение спустя вынырнул на поверхность. Грессар выстрелил. Его лук был грубым и коротким, как простое оружие фермера — из обычного дерева, со стрелой с каменным наконечником. Однако для этой цели он был достаточно хорош: стрела вошла в шею человека-кошки на ширину ладони. Хлынула кровь; зверь забился по кругу и затонул. Другой Корл нырнул под воду и вынырнул, чтобы ухватиться за край плота. Трое деревенских жителей ударили по нему копьями и дубинкой. Один из ударов, должно быть, попал в цель, потому что Корл поплыл прочь, оставив за собой расползающийся красный след.

Охваченный паникой деревенский житель метнул свое копье в плывущего воина Корла. Оружие не было сбалансировано для броска, да и в любом случае у мужчины не было навыков в этом деле; бросок прошел на расстоянии вытянутой руки, когда цель нырнула под воду. Другой мужчина раскинул свою сеть для ловли рыбы, утяжеленную галькой, и накрыл голову и плечи Корла, когда тот снова вынырнул. Рыбак подтащил свой улов к плоту, где его проткнуло еще одно копье, на этот раз насквозь.

Слабо улыбнувшись, Илна оторвала взгляд от приятной драмы, разворачивающейся вокруг плота. Теперь у нее и ее спутников были свои задачи: Коэрли на западном берегу реки были в лучшем состоянии, чем удалось их товарищам по плаванию. Карпос наложил стрелу на тетиву; Асион держал пулю в кармане своей перевязи левой рукой.

— Как только ты скажешь, Илна, — спокойно промолвил Темпл, не сводя глаз с приближающихся воинов Корлов.

Обычно Коэрли могли увернуться даже от пуль из пращи с близкого расстояния, но их узкие ступни увязали в грязи глубже, чем у людей. Они плескались в потоке, чтобы не попасть под снаряды. Оставаться вне досягаемости имело для них свои проблемы. Они были по пояс в воде, и течения было достаточно, чтобы их сильно тащило. Их хвосты хлестали по поверхности, и Илна была уверена, что их рычание было скорее яростью, чем общением.

Она улыбнулась. — Мы позволим им подойти на половину ближе, — сказала она. У зверей не было настоящего вожака; вместо того, чтобы броситься как один по команде гривастого вождя, они огрызались и препирались почти минуту. Поток сбивал их с ног. И их нападение было неорганизованным. Один из зверей потерял равновесие и бросился вперед. Те, кто были по обе стороны от него, прыгнули к людям, и мгновение спустя вся группа пришла в шумное движение.

— Пора, — сказала Илна. Она натянула свой узор с одновременным рывком Темпла. Кошачьи звери пронзительно закричали и споткнулись. Один из них разматывал утяжеленный шнур, когда его глаза в полной мере осознали значение зазубренной паутины Илны. Его метательная рука дернулась, отводя линию броска в сторону, чтобы зацепить шею одного из своих товарищей.

Карпос выстрелил — только оперение стрелы выступило над грудиной ближайшего воина. На таком коротком расстоянии она почти полностью пронзила стройное тело зверя. Карпос, держа еще одну стрелу между пальцами левой руки, выстрелил снова. Зверь кувыркнулся в медленном течении; он потерял опору, когда замер. Стрела вонзилась ему под ребра и вышла из противоположной лопатки. Карпос наложил третью стрелу на тетиву и выстрелил. Стрела с силой ударила в верхнюю часть черепа зверя; выйдя, острие прижало длинные челюсти друг к другу. И Карпос полез в свой колчан за оставшимися тремя стрелами.

Праща Асиона перезаряжалась немного медленнее, но по мишеням на таком близком расстоянии его пули не только пробивали, но и дробили кости. Охотник был маленького роста, но руки у него были невероятно сильными. Тусклое красное солнце затемняло кровь, струящуюся из трупов, когда их сносило вниз по течению.

Осталось три зверя. Течение отнесло их достаточно далеко на юг, так, что узор  Илны больше не управлял ими должным образом. Она сказала Темплу: — Мы должны повернуться, чтобы держать узор лицом к ним, или...

Темпл опустил свой конец узора и шагнул вперед, переложив щит в левую руку. — Так будет проще, Илна, — сказал он, не оглядываясь через плечо. Затем командным тоном, напомнившим ей о том, как король Карус управлял телом Гаррика во время битвы, Темпл прогремел: — Парни, не стреляйте! Я сам закончу с этим делом!

Он вошел в воду. Теперь Коэрли были в полной боевой готовности. Илна подумала, что они перегруппируются и нападут вместе, но, возможно, они были слишком рассержены, чтобы обдумать это как следует. Или, опять же, возможно, ближайший воин не видел причин медлить: ни один обычный человек не мог сравниться с быстротой зверей.

Вода глубиной до его согнутых в коленях ног брызнула, когда воин Корл высоко подпрыгнул. Он взмахнул коротким отрезком своей крючковатой лески, чтобы обхватить шею Темпла и его руку с поднятым мечом. Утяжеленный конец вместо этого отлетел в сторону, потому что меч Темпла оказался там, где зверь ожидал увидеть свободный путь; шнур оборвался на острие меча, остром, как луч света. Темпл не отреагировал на атаку зверя: ни один человек не был настолько быстр.

Он предвидел ее, увидев последовательность событий до того, как они произошли, и нанес удар в то место, где зверь будет находиться, когда лезвие пройдет сквозь это место. Точно так же, как обычно делал Чалкус, когда был жив.

Корл изогнулся, увидев смерть, на которую он бросился, но все его четыре конечности были оторваны от земли, так что ему не на что было опереться. Меч продолжил свой изогнутый удар, попав зверю под короткие ребра и перерубив их так же легко, как перерезал шнур мгновение назад. Зверь разлетелся на части в фонтане крови и содержимого желудка. Одна его половина  с открытой пастью молчала, а ноги бешено дергались в другой половине.

Илна знала, насколько острым было бронзовое лезвие, но сила, необходимая для того, чтобы полностью разрубить туловище, была за пределами мечтаний большинства мужчин. Темпл шагнул вперед, не замедляя шага. Второй воин сделал низкий выпад, держа в каждой руке по деревянному острию. Он направил их, как ножницы к коленям Темпла, словно захлопнувшийся капкан, но длинная рука фехтовальщика и длинный клинок снова предвосхитили атаку: Корл насел на меч с такой силой, что бронзовое острие пробило основание его черепа.

Третий воин не координировал действия со вторым, но их стая была опытными убийцами, которые в прошлом действовали вместе: он поднялся высоко, потому что его товарищ атаковал снизу. Прыгая, он наклонил свое копье так, чтобы пара упругих деревянных наконечников обхватила шею человека зазубринами на их внутренней поверхности. Удар отразился от маленького щита Темпла, поднявшегося в результате того же движения, которым меч вонзился во второго зверя. Это было похоже на наблюдение за танцем, но значительно более грациозным, чем у всех танцоров, которых видела Илна.

Корл продолжил движение, приземлившись с плеском в воду позади Темпла. Он выронил копье и вытащил топор с каменным наконечником из петли на поперечных ремнях, которые были его единственной одеждой. Темпл поворачивался, пригибался, опуская щит вниз и вокруг себя. Он знал, что произойдет дальше — и Илна знала, что произойдет, — но понять что-то — это не то же самое, что быть способным  остановить это.

Темпл был быстр для человека, но Коэрли были быстры, как мысль, быстры, как мерцание воды. В чужеродном солнечном свете сверкнуло движение. Удар! Зверь прыгнул прямо вверх, молотя конечностями. Его голова превратилась в кровавые руины. Он упал на спину, затем перевернулся на живот и начал дрейфовать по течению. Время от времени новый спазм взбалтывал воду, но, как правило, только одной конечностью за один раз.

Асион прижал шнур своей пращи правой ладонью к рукояти. — Это была моя последняя пуля, — смущенно сказал он. — Я рад, что сохранил ее, а?

Темпл отпустил свой щит покачиваться на ремешке, который удерживал его, когда он не использовался. Он шагнул к Асиону и обнял его, осторожно держа меч подальше от них обоих. Он не мог вложить оружие в ножны, пока не очистил бронзу от крови и грязи. — Я очень рад, что ты сохранил ее, брат Асион, — сказал Темпл, отступая назад.

Туловище первого убитого им зверя лежало на склоне выше того места, где вода, теперь медленно отступавшая, омыла его. Он поднял труп за загривок и вытер лезвие о пятнистый мех. Карпос вырезал стрелу из тела зверя, которое лежало в свежей грязи. — Интересно, есть ли у фермеров стрелы, которыми я мог бы воспользоваться? — пробормотал он. — Я не думаю, что найду больше пары своих собственных, учитывая это течение.

Илна посмотрела вниз, в долину. Женщины вышли из пещеры. Несколько из них побежали к плоту, севшему на грунт, когда первый напор воды прошел. Мужчины стояли на коленях над несколькими своими товарищами, которых они уложили на землю. Один или несколько воинов Корлов, должно быть, поднялись на борт плота и нанесли удары, прежде чем сами были убиты.

— Они потеряли все, — сказал Темпл. — Им придется пересаживать посевы, а также восстанавливать свои дома.

Илна посмотрела на здоровяка. Его лицо и тон были лишены всякого выражения. — У крестьян тяжелая жизнь, солдат, — резко сказала она. — Эти крестьяне, те, кто все еще жив, не потерпели, чтобы на них охотились кошачьи звери. Это все, что я могла для них сделать. Или кто угодно мог бы!

— Да, Илна, — отозвался Темпл. — Теперь, пока солнце не село... Он кивнул в сторону тусклого красного шара, который теперь висел над западным горизонтом. — Мы должны пройти через портал. Наша задача еще не выполнена.

— Хорошо, — ответила она. — Асион и Карпос, вы готовы? Охотники поднялись от тел. Они встали в линию рядом с ней и Темплом. Все вместе — Илна и ее спутники прошли сквозь мембрану света.

***

— О! — воскликнула Шарина, увидев Цитадель Панды, возвышающуюся над равниной. — Это не то, чего я ожидала.

 — Она значительно больше, чем я думал, ваша светлость, — сказал рядовой Лирес. — Я слышал, что это сонное местечко. Да, не то, чтобы мы не смогли бы взять его за неделю или две. Или, может быть, даже быстрее, если бы вы отдали приказ о штурме вместо того, чтобы подрывать стены.

— Я не собираюсь отдавать приказ о штурме, — сухо ответила Шарина, — или принимать какие-либо другие военные решения, пока у меня есть компетентные офицеры. Но я была на Панде в прошлом — до Изменения, конечно, — и это был сонный маленький остров. Здесь выращивали фрукты и овощи для кораблей, пересекающих Внутреннее Море, а торговцы обменивали грузы местным жителям.

У Панды сейчас — и, как предполагала Шарина, в ее далеком прошлом — были массивные каменные стены, внутри которых возвышались квадратные башни с бойницами для стрел. На зубчатых стенах двигались фигуры. Она не могла разглядеть их в деталях, но Лирес сказал: — Клянусь Сестрой во Христе! Там есть и кошки, и люди! Он прочистил горло, смущенно отвернулся от Шарины, а затем заставил себя снова встретить ее холодную улыбку.

Расиль продолжала перебирать четки в своем паланкине, но ее глаза были открыты и, казалось, сосредоточены на появляющемся в поле зрения городе.

— Извините, миледи, — пробормотал солдат. — Я имею в виду, они ничем не отличаются от нас. Я не знаю, почему я это сказал.

Передовые полки королевской армии выстраивались в боевой порядок, продвигаясь по равнине. Послеполуденный воздух звенел от труб и рожков, настойчивых и никогда не настроенных одинаково. Шарина предположила, что солдатам было легко отличить свой собственный призыв от призывов других подразделений, но гражданскому лицу это было крайне неприятно.

Расиль присела на корточки. Хотя ее паланкин покачивался, когда носильщики спускались по ущелью на равнину, волшебница балансировала на корточках так же легко, как мыльный пузырь подпрыгивает в воздухе. Она указала на юго-запад. — Вот гнездо, которое Последние построили у входа в этот мир, — сказала она. — Ты можешь видеть силы, которые мы, волшебники, фокусируем, принцесса?

— Нет, — ответила Шарина, проследив за линией руки Расиль. Рядом с западными стенами Панды — так близко, что они частично скрывали ее, — находилось то, что она сначала приняла за тень. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это сооружение со странными выступами и углами, более высокое, чем стены Панды, хотя некоторые башни в городе возвышались над ним. — Расиль, у меня нет таланта к волшебству.

У рук Расиль были необычные углы, а ее меховой покров — скорее серый, чем каштановый, и местами стертый — вызывал беспокойство. В деталях она больше походила на зверя, чем когда Шарина рассматривала ее как целостную личность.

Волшебница Корл гортанно хихикнула. — Видеть потоки — это не волшебство, — сказала она, — хотя лучшие волшебники видят материю, с которой работают. В данном случае... Она опустила руку — переднюю конечность. Теперь она еще дважды постучала когтистыми пальцами по воздуху. — Я вижу нити силы, сплетенные в два огромных троса, алый и лазурный. Но я сама не могу повлиять на них так же, как и ты. Последние используют силы, которыми не смог бы манипулировать ни один волшебник, даже твоя подруга Теноктрис, принцесса. Вся их раса должна обладать искусством и способностью объединять свои таланты, как муравьи вместе поднимают мертвого кузнечика.

Стрелки из головы колонны начали двигаться к крепости пришельцев, рассеиваясь по мере продвижения. Небольшие группы Последних работали на равнине, уничтожая все человеческие насаждения и строения за пределами досягаемости стрельбы из лука. Теперь черные фигуры начали двигаться обратно к своей цитадели.

— Они бегут! — с надеждой сказала Шарина.

— Они отступают, пока не оценят силу новой угрозы, — бесстрастно поправила Расиль. — Стены их цитадели неприступны. Атаковать можно только открытые ворота, и Последние закроют их своими телами там, где ваши воины не смогут использовать свое превосходство в численности. Когда вы будете сражаться с Последними один на один, они, скорее всего, победят; и если один из них будет убит, его место займет другой.

Передовые полки тяжелой пехоты следовали за стрелками размеренным шагом. Рога и трубы звучали с веселым энтузиазмом.

— Отзови своих воинов, принцесса, — сказала  волшебница Корл. — Они умрут без всякой цели. Отзови их обратно.

— Капитан Аскор! — обратилась Шарина к командиру своего подразделения охраны. Она не собиралась учить своих офицеров, как воевать, но она — должна с чистой совестью передать важную информацию, которую получила от других советников. — Призовите сюда Лорда Уолдрона, если сможете!

Волшебница Корл продолжала сидеть на корточках, перебирая нитку розовых коралловых бус. Ее вытянутое лицо было обращено к черной цитадели, но взгляд был рассеянным.

— Расиль? — окликнула ее Шарина. — Если мы не будем атаковать Последних, то как мы сможем изгнать их?

— Я изучу этот вопрос теперь, когда увидела их гнездо, — ответила Расиль. — Но Последние очень могущественны, принцесса. Возможно, нам следует атаковать их неприступные стены, пока они не перебили нас всех. Она снова рассмеялась.

Шарина уставилась на крепость. Ее лицо казалось застывшим, а костяшки пальцев правой руки, в которых она сжимала свой нож, покрылись пятнами.

Глава 13

Хотя луна уже взошла, Лил взял палку с шариком смолы на конце и поджег ее от висящего горшка с горящей смолой. — Ну,  пойдем, — с несчастным видом сказал он Гаррику. — Хотя вы могли бы найти дорогу сами, если вы не слепые. Остальные охранники Холма быстро отступили в шатер. Сквозь бархатные стены донеслись звуки вечеринки с выпивкой.

Гаррик не ответил. Лилу не понравилось, что ему приказали отвести их, но он принялся выполнять свою работу. Не гаркнуть ли на него…

— Или сбить его с ног, — вставил Карус с печальным смехом. — Что я вполне мог бы сделать. Но это не ускорило бы дела.

— Как вы думаете, кого может прогнать факел, Мастер Лил? — насмешливо спросил Шин. — Уверяю вас, не то существо, которое обитает в этом озере.

Лил что-то пробормотал, и сплюнул — правда, подальше от эгипана и его спутников. Он вытащил свой факел из горшка, медленно вращая шарик смолы, чтобы распространить растущее красное пламя по его поверхности.

— Садитесь в седло, хозяин, — сказала Кора. Она опустилась на колени рядом с Гарриком, придерживая когтистыми руками «стремена». Гаррик взглянул на нее, затем потрогал землю. Эта гравийная полоса была такой же прочной, как мощеная улица, но он не был уверен, какой будет дамба.

Он, было, открыл рот, чтобы сказать, что пойдет пешком, затем закрыл его. Емугораздо лучше узнать, выдержит ли его поверхность  верхом на огре сейчас, чем позже, когда могут произойти другие события. Особенно учитывая, что «другие события» были неопределенными, но определенно угрожающими. Он поставил левую ногу в петлю и ухватился за плечи огра, чтобы взобраться на нее.

— Скажите мне, Мастер Шин, — сказала Кора. — Права ли я, предполагая, что у большинства боевых коней больше здравого смысла, чем у благородных героев, сидящих на них верхом? Или мои суждения искажены особыми обстоятельствами?

Эгипан рассмеялся. Гаррик ухмыльнулся и сказал: — Эпосы обычно не обсуждают этот вопрос, но говорят, что номинальный командир корабля героя Клона дал ему совет. Когда я вернусь в Валлес, я попрошу Лайану провести поиск в основных храмовых библиотеках для получения дополнительной информации по этому вопросу.

Лил перевел взгляд с Коры на Гаррика, затем на эгипана. — Вы с ума сошли? — потребовал он.

— Возможно, — ответил Гаррик, внезапно, повеселев. Шин и Кора были не только компаньонами, но и друзьями. — Хотя, кажется, это помогает.

Лил повел их через лагерь рабочих — хижин из листьев, привязанных к каркасам из веток. Маленькие смуглые человечки в нервном молчании наблюдали, как они проходили мимо. У рабочих не было оружия, даже камней или асфальтовых факелов, которые были доступны здесь любому. Должно быть, таково было решение Лорда Холма и его стражи.

Из дверных проемов сверкали глаза, освещенные факелами, но Гаррик только один раз увидел взрослую женщину. Голый смуглый ребенок внезапно выбежал, на пухлых ножках, из хижины, заливисто смеясь. Его мать, которая сама выглядела не старше пятнадцати, побежала за ним, схватила его за шиворот и начала шлепать своей тапкой, заставляя кричать, еще до того, как затащила его обратно в хижину. Она старалась не смотреть на Гаррика и его спутников, будто, игнорируя незнакомцев, она могла помешать им, причинить ей вред.

— Шин? — обратился Гаррик. — Ты знаешь, насколько широка эта земля? Я чувствую запах соленой воды.

— Здесь в ширину фарлонг, где Лорд Холм держит свое хозяйство, — ответил эгипан. — Она сужается вдвое к востоку и западу, где, наконец, соединяется с материком, огибая смоляное озеро.

— Она недостаточно широкая, — пробормотал Лил. — Если с юга налетает шторм, он заливает эту маленькую косу. Такое случалось трижды с тех пор, как я у Милорда, только это не имело значения, потому что мы были в миле от озера, так что море даже не намочило фундамент форта. Он прочистил горло и исправился: — Дворца, так мы должны его называть. Дворца.

С моря налетел легкий ветерок, рассеяв клочок тумана. Полная луна сияла в прозрачном воздухе, отбрасывая линию более черной тени по всей длине приподнятой дорожки, уходящей в озеро.

— Хорошо, — сказал Лил, указывая факелом. — Вот дамба. Она ведет прямо к дворцу. Просто следуйте по ней, и вы не ошибетесь. Кора остановилась у основания дамбы.

В Орнифале зимой мужчины рубили лед на реке Белтис. Уложенные в ямы с опилками между слоями, ледяные блоки оставались охлаждать напитки богачей в разгар лета. Эта дамба была построена из асфальта, вырезанного таким же образом с поверхности смоляного озера и уложенного в несколько слоев высотой, образуя дорогу. Верхний слой битума с годами смешивался с пылью и гравием, которые наносило ветром, так что он превратился в разновидность бетона, в котором связующим веществом была смола, а не известь.

Огр ступила на дамбу, осторожно опуская свой вес. Ее когтистая лапа не утонула. Она остановилась, скосив глаза на своего всадника, чтобы узнать направление.

— А утром Лорд Холм перевезет нас через соленую воду на своей барже? — спросил Гаррик. — Это так, Мастер Лил?

— Милорд сказал, что так и будет, — прорычал стражник. Он не поднял глаз, чтобы встретиться с Гарриком взглядом. — В любом случае, почему бы и нет? У нас нет никакого груза, так как грязнули  больше не отправляются на острова. С таким же успехом мы можем перевести вас и ваших животных.

— Хорошо, давайте отправимся в путь, — сказал Гаррик. Он почувствовал невольную симпатию к Лилу, который, очевидно, не доверял своему хозяину, но не желал лгать ради него. — Если туман снова закроет луну, нам придется пробираться ощупью.

Шин издал переливчатый золотистый смешок и сделал движение руками. Шар лазурного волшебного света раздулся до размеров дыни прямо перед ним. Он был достаточно ярким, чтобы были видны швы между блоками асфальта. Эгипан танцевальным шагом пошел  на дамбе, напевая: — Тот, кто хочет быть храбрым, побеждает все бедствия...

Кора размеренным шагом последовала за ним. Ее когти и копыта эгипана цокали по гальке на поверхности дамбы. Гаррик оглянулся через плечо. Какое-то короткое время он мог видеть факел Лила, как тусклую красную искру, движущуюся на запад через перешеек, но затем туман сгустился во всю толщу и поглотил все, что находилось за пределами сияния светового шара Шина. — … И следует за Хозяином, — продолжил пение эгипан, а затем разразился новым смехом.

Ночь была густой, но не безмолвной. Асфальтовое покрытие стонало, и время от времени с глухим шлепком лопался пузырь. Такая влажная жара заставила Гаррика ожидать появления лягушек и насекомых, но ничто живое не издавало ни звука. Кора легко шагала вперед. Некоторое время они молчали.

— Кто-нибудь из вас видит дворец? — наконец, спросил Гаррик. — Насколько я могу судить, мы должны приближаться...

Воздух стал заметно прохладнее, хотя Гаррик не почувствовал дуновения ветерка, которое, должно быть, вызвало перемену. Небо было ясным; звезды сияли вокруг луны, которая находилась в часе пути от зенита. Черная громада дворца Лорда Холма возвышалась в нескольких шагах впереди.

Эгипан сделал еще один жест своими изящными руками, похожий на то, как будто скомкал пергамент в шарик и бросил его; шар волшебного света исчез. Каким бы полезным ни было освещение, в сочетании с естественным лунным светом оно придавало предметам неопрятный оттенок.

Дворец выглядел достаточно неряшливым, даже при бледной чистоте Луны. Как и дамба, он был построен из блоков, выпиленных с поверхности озера. То, что он был тщательно обработан и украшен пилястрами и грубыми украшениями из дерева, делало эффект еще более гротескным.

Кора без приказа опустилась на колени, чтобы Гаррик мог спешиться. Высокие окна были со стрельчатыми арками; стекла, вставленные в проемы в освинцованных рамах, возможно, были цветными, но Гаррик не был уверен в этом при таком освещении. Двойная дверь была из тяжелого дуба и окована железом, но обе створки были открыты. Факелы, подобные тому, который нес Лил, ждали в канделябрах по обе стороны углубленного дверного проема, готовые к использованию.

Шин взял один, критически осмотрел его и провел над комком смолы левой рукой, сложенной чашечкой. Вспыхнула красная искра, и смола начала гореть глубоким дымным пламенем. Шин протянул Гаррику рукоять факела, добавив, прищелкнув языком: — Или ты предпочитаешь обращаться со мной как со своим слугой, Принц Гаррик? Должен ли я нести факел для тебя?

— Ты мне не слуга, — ответил Гаррик, забирая факел. Он слегка вытянул руку, чтобы едкий дым был с подветренной стороны от них всех. — И я способен нести его.

— Ты  пока держи его в левой руке, — сказал Карус. Он усмехнулся. — Мне бы не понравилось это место, даже если бы нам не сказали, что нас отправляют, потому что больше ни у кого не хватило духу пойти сюда.

— Каким бы отвратительным я ни находила запах этой адской ямы... — сказала Кора. Она согнулась почти вдвое, чтобы переступить порог. — Я бы знала, есть ли внутри что-нибудь живое. Там никого нет.

— Я бы счел это более обнадеживающим, — сказал эгипан, следуя за ней, — если бы подумал, что живые были единственной или даже самой большой опасностью, с которой мы могли бы здесь столкнуться.

Гаррик задержался в дверях, чтобы рассмотреть бугорок на резной лепнине; это был обесцвеченный обломок кости быка или кого-то еще большего. Конечно, животные — и, без сомнения, люди — должны были попадать в смолу за те столетия, что существовало асфальтовое озеро. Чем крупнее зверь, тем больше вероятность, что его вес пробьет корку, особенно если ее скрывает слой дождевой воды.

Он вошел в здание. Там не было прихожей, просто холл, который поднимался на высоту трех обычных этажей. Куполообразная крыша имела большое отверстие в центре. Лунный свет струился через это круглое окно и окрашивал западную сторону зала. Гобелены, изображающие всадников, охотящихся на странных зверей на фоне горного пейзажа, покрывали битумную стену; в противном случае она почти полностью поглощала бы свет.

Отражение от шелковой ткани с металлическими нитями освещало большую комнату лучше, чем люстры в пиршественном зале дворца в Валлесе. Конечно, оно не работает в новолуние. Вдоль обеих боковых стен стояли скамьи, а напротив входа — высокий деревянный трон с позолоченными — или, возможно, золотыми — драконьими навершиями.

Гаррик ожидал бы, что в центре зала будет свободное пространство. Просители стояли бы там во время аудиенций, а слуги устанавливали бы столы для пиршеств.

Вместо этого прямо под круглым отверстием стоял массивный черный саркофаг. Шин и Кора остановились  по обе стороны саркофага, враждебно глядя на него. Гаррик присоединился к ним, поднеся факел поближе, чтобы лучше рассмотреть витиеватые рельефы.

— Это черное дерево? — спросил он, и уже протянул руку, чтобы ответить на свой собственный вопрос. Он постучал по крышке костяшками пальцев. — Это камень, — удивленно сказал он. — Это, должно быть, гагат. В любом случае, он достаточно труден для тонкой резьбы. А она очень хорошая.

Присмотревшись к рельефам внимательнее, Гаррик осознал их необычность, а также мастерство резчика. На крышке были две отдельные полосы, расположенные так, что ноги фигур были обращены к двери. В центре верхнего регистра была худая, как скелет, фигура человека, вероятно, мужчины, в длинных одеждах. Его руки были раскинуты в стороны в благословении. Хотя черты лица были стилизованы и в любом случае были очень мелкие — лицо было размером с кончик большого пальца человека. Гаррику показалось, что он заметил сходство с Лордом Холмом.

Нижний регистр был покрыт множеством животных, каждое из которых явно отличалось от своих многочисленных собратьев. Звери принадлежали, по меньшей мере, к дюжине различных видов, каждый из которых был похож на животное, которое Гаррик видел или, по крайней мере, читал описания, но ни один из них не был по-настоящему идентичен чему-либо знакомому.

Самыми крупными из вырезанных животных были слоны. У них были необычно длинные изогнутые бивни, но это можно было объяснить художественной вольностью. Однако жировые бугры на плечах зверей и лохматая шерсть, покрывавшая их тела, не были похожи ни на что, что Гаррик когда-либо видел или слышал. Точно так же львы казались достаточно обычными, пока он не заметил изогнутые клыки, выступающие из-под нижней челюсти. У антилоп было четыре рога, а не два, а головы волков казались слишком массивными даже для их необычайно крепких тел. Кружащие стервятники тоже были слишком большими, если предположить, что слоны и другие животные не были карликовыми версиями своих нынешних родственников.

— Странное место для Лорда Холма, чтобы хранить здесь гроб своего отца, вам не кажется? — сказала Кора, которая, должно быть, заметила то же сходство, которое, как показалось Гаррику, увидел только он сам. — Конечно, никогда не знаешь, что решат сделать люди. Я виню в этом то, что их черепа настолько малы, что сжимают их мозг.

— Это не отец Холма, — сказал эгипан. — По крайней мере, это не его отец, если только Холму не много тысяч лет. Я бы оценил, по меньшей мере, в десять тысяч лет.

Гаррик отступил назад и нахмурился. — Как ты это решил? — спросил он.

Шин коснулся рукояти кинжала, который Гаррик забрал в сторожевой башне, и сказал: — Можно мне одолжить его?

— Да, — ответил Гаррик. — Конечно.

Шин взял кинжал и провел его острием по краю крышки. Гаррик поморщился, увидев, что с лезвием плохо обращаются, хотя, поразмыслив, понял, что гагат недостаточно тверд, чтобы затупить хорошую сталь. — Ты видишь, какие яркие края у царапины? — сказал эгипан, жестикулируя одной рукой, в то время как другой возвращал кинжал в ножны Гаррика. Это был замечательный образец филетической корреляции. — Сравни их с тусклостью рельефов. Воздух не действует быстро на гагат, но он действует; и этот саркофаг был сделан тысячелетия назад.

По правде говоря, Гаррик не мог разглядеть разницы — конечно, не при свете факелов и, вероятно, не при ярком свете солнца. Но он также не видел причин сомневаться в суждениях Шина по этому вопросу или по чему-либо еще, что эгипан решил заявить с такой уверенностью. Он посмотрел вверх, на купол. С того места, где он стоял, ободок отверстия выделял закопченный край на серебристо-сером фоне луны.

Шин осмотрел гобелены. Они казались хорошо сделанными, но сцены не имели очевидной связи с этим черным дворцом. Гаррик подумал, не награбил ли их Холм или кто-то из его предков во время набегов.

Кора открыла дверь в перегородке позади трона и присела на корточки, чтобы заглянуть в проход, ведущий к жилым помещениям за ним. Ей пришлось бы ползти, чтобы преодолеть его, и, судя по выражению отвращения на ее лице, она не видела причин для этого.

Что-то зашипело. Гаррик повернулся. Свет полной луны падал прямо на саркофаг, сглаживая рельефы. Сформировалась фигура, возникшая из воздуха, вместо того чтобы подняться сквозь каменную крышку. Гаррик отступил назад, коснувшись рукояти, но, не вытаскивая меч. Кора и эгипан бочком обошли зал, встав рядом с Гарриком и поближе к наружной двери.

Фигура, по меньшей мере, семи футов ростом, даже без пьедестала саркофага, на который можно было встать, посмотрела на Гаррика сверху вниз и рассмеялась. Это действительно была более высокая и похожая на труп версия Лорда Холма.

— Ты жертва? — спросила фигура. Ее голос прогремел, словно из огромной пещеры. — Не раньше времени, я должен сказать. Моя кровь, должно быть, разжижилась, раз дело тянулось так долго.

Гаррик вытащил свой меч с приглушенным звоном клинка из серой стали. Он отступил еще на шаг, полагая, что его спутники будут держаться подальше, и ему не придется тратить на них внимание. — Милорд, — сказал он волшебнику в мантии. — Я сказал вашему потомку, что проведу ночь в этом дворце. Я не жертва ни вам, ни ему, ни кому-либо еще. Мы с друзьями сейчас уйдем и предоставим эту ночь вам.

Волшебник снова рассмеялся и поднял левую руку, выставив костяшки пальцев. На безымянном пальце было кольцо с огромным красным камнем. — Белия! — сказал он. Пленка алого волшебного света покрыла внутреннюю часть зала, как пленка внутри яичной скорлупы.

Кора зарычала и, сгорбившись, направилась к открытому дверному проему. Она отскочила от красного мерцания, зарычала и рванула его обеими руками, как будто пыталась разорвать шелковую занавеску. Ее когти скользнули, не зацепившись.

Гаррик сделал выпад, целясь в правую коленную чашечку волшебника. Это была самая легкая мишень, и, хотя это не привело бы к немедленному смертельному исходу, жизненно важные органы высокого мужчины оказались бы в пределах досягаемости второго удара.

— Эйтабира! — крикнул волшебник и окутался волшебным светом, как цикада в своей куколке. Лезвие, прорезавшее твердый известняк, отскочило в сторону. Клинок пропел высокую ноту; правая рука и предплечье Гаррика почувствовали себя так, словно он окунул их в кипящую воду. Он приглушил вибрацию, прижав меч к бедру.

Снова раздался громкий смех волшебника. Он сжал левый кулак так, что огненный камень указал на Гаррика. Гаррик нанес удар по крышке саркофага между ног волшебника. Гагат разлетелся вдребезги. Волшебник с хриплым криком опрокинулся навзничь. Мерцание волшебного света исчезло, как иней на солнце.

— Садись в седло! — крикнула Кора, поворачиваясь и опускаясь на одно колено. — Садись!

Гаррик пошатнулся. У него кружилась голова, будто он ничего не пил три дня.

— Быстрее! — крикнул эгипан, останавливаясь в дверях, чтобы оглянуться.

Здание покачнулось, выбив несколько стекол из оконных рам. Людоедка взяла Гаррика на руки и выбежала из дворца. Подземные толчки сотрясли озеро. Шин бежал впереди, прыгая по камням дамбы, когда они поднимались и опускались. Во дворце позади них волшебник снова закричал. Он кричал, как кролик, попавший в силки, но гораздо громче.

— Теперь со мной все в порядке! — сказал Гаррик. Он подумал, что это так, и начал убирать меч в ножны, но передумал. — Я могу идти сам!

Огромная голова пробила поверхность асфальта, высоко поднимая туловище, когда существо пыталось взобраться на дамбу. Это был бы слон, если бы не лохматая шерсть, покрывающая его тело. Он пронзительно затрубил, когда Кора промчалась мимо с Гарриком.

Безжалостный лунный свет засверкал, когда все больше существ вырвались из своего древнего заточения по всему озеру.

— Быстрее! — закричал эгипан. Когтистые лапы огра высекали искры при каждом прыжке по крошащемуся асфальту.

***

Илна ожидала увидеть либо пейзаж, подобный долине, которую она покинула, либо болото, подобное тому, где Гаррик нашел людей-кошек, охотящихся на Травяных Людей. В итоге, когда она вошла в портал, ее босые ноги захрустели по крупному песку. Он был цвета ржавчины, но маленькое красное солнце подчеркивало этот оттенок. Местность была, в основном, бесплодной, но вода была, несмотря на отсутствие почвенного покрова. То, что Илна сначала приняла за осоку — при ближайшем рассмотрении это оказалось не так — росло в луже в нескольких шагах слева, а низины были усеяны чем-то похожим на папоротники, растущими из древесных бугорков, похожих на корневые выросты кипариса.

— Ну, нет сомнений, каким путем они пришли, — сказал Карпос. Он кивнул в сторону протоптанной в песке дорожки, не столько линии следов, сколько параллельного двойного гребня, протянувшегося по обе стороны тропинки. Это напомнило Илне о том, как муравьи прокладывают дорожки в песчаной почве после дождя.

— В любом случае, их там нет, — сказал Асион, который наклонился, чтобы собрать камешки с песка. Он использовал свой короткий указательный палец левой руки, чтобы перебирать возможные варианты, прежде чем внезапно переложить четыре гладких куска кварца в другую ладонь. Он переложил их в свою сумку для зарядов.

Менее чем в полумиле впереди возвышалось сооружение из стекла — ровные плоскости с таким количеством сторон, сколько пальцев на руке. Тусклое солнце, клонившееся к западному горизонту, окрашивало некоторые грани в розовый цвет, в то время как другие отражали небо или землю, но у стекла не было собственного цвета.

Карпос вздохнул и снял тетиву с лука, затем повесил его на грудь за провисшую тетиву. У него не было времени забрать стрелы из зверей, которых он подстрелил. — Я пойду первым, — сказал он, выходя вперед остальной группы. Он пошел рядом с тропой Коэрли, вместо того, чтобы пересекать ее, хотя здесь осторожность была скорее рефлекторной, чем целенаправленной.

Илна, скорее из вежливости, чем по какой-либо другой более веской причине, тоже пошла стороной; Темпл шел через дорожку от нее.

— Думаешь, ты сможешь попасть в кошку теми камнями, которые подбираешь? — тихо спросил Карпос. Илна оглянулась через плечо на Асиона. Он смотрел им вслед, держа руку с камешком в своем кармане. Он пожал плечами и ответил: — Это заставляет меня чувствовать себя лучше.

— Да, — сказал его партнер. — Я понимаю, что ты имеешь в виду.

В этом месте не было деревьев, хотя незнакомые растения с прямыми стеблями и короной из коротких листьев — они росли из ствола, как цветы на стебле мальвы — были выше, чем она, или даже чем Темпл и Карпос. Подстилки из корешков поддерживали их, часто гордо возвышаясь там, где ветры смели окружающий песок.

— Я видел, как что-то двигалось! — сообщил Асион. — Одна из пластин на доме сдвинулась!

— Я подумал, что это просто свет, — отозвался Карпос. — Но если ты говоришь, что она сдвинулась, я тебе верю.

Они добрались до строения. От нижней плоскости до противоположного края каждая панель была высотой с Илну или Корла. Тропа привела к панели, нижний край которой проходил по земле. Совсем недавно песок здесь был счищен. Илна могла заглянуть в стекло, но его рябь искажала предметы внутри так, что она не могла сказать, что это такое.

Карпос осторожно надавил кончиками пальцев левой руки; в правой руке он держал наготове длинный нож. Стекло не сдвинулось с места. — Темпл?  — позвал он. — Ты знаешь, как открыть его?

— Асион, — отозвался Темпл. Он обнажил меч и выставил щит вперед. — Стреляй в центр этой панели, этого должно хватить. Он взглянул на остальных. — Я бы ожидал, что все воины были в отряде рейдеров, которые нападали, — добавил он, — но я могу ошибаться.

Илна кивнула, слегка поднимая руки, чтобы привлечь внимание к узору, который она только что связала. Она пока не расправляла ткань; если бы ее спутники посмотрели на нее, это парализовало бы их.

Асион отступил на шаг, автоматически оглядываясь по сторонам и позади себя, так как дуга пращи охватывала большую площадь. Он покачал камень на конце пращи, укладывая его в кожаную чашу.

— Карпос? — тихо предупредил Темпл. Он передвинул свой щит, поместив его между лицом Илны и панелью, затем отвернулся сам. Карпос прикрыл глаза левым предплечьем. Ремень пращи Асиона просвистел в воздухе.

Стекло разлетелось вдребезги  одновременно с таким треском, словно рядом ударила молния. Панель рассыпалась облаком радужной пыли, которая оставила несколько искр в воздухе даже после того, как большая часть осела на красную землю.

— Я поведу, — сказал Темпл, входя в здание. Его бронзовый меч был направлен острием вперед на уровне пояса, а щит он держал в левой руке.

— Следуйте за мной, — коротко сказала Илна охотникам, входя в свою очередь.

Воздух внутри был влажнее, чем в песчаных пустошах снаружи, и сильно пахло Коэрли. Пол был из волокнистого торцевого камня; каким бы замечательным это ни казалось, это не было ошибкой, которую не могли бы ощутить босые ноги Илны. Материал вызывал у нее ощущения не пастбищ или созревающего льна, а скорее тепла, огня и давления, превышающего то, что может вынести что-либо живое.

— «Может ли камень чувствовать боль?» Илна улыбнулась. Ей было приятно представить, что он может. Стеклянные стены приглушали свет, но пропускали достаточно, чтобы видеть. Внутри здание было разделено перегородками, но Илна обнаружила, что не может быть уверена, доходят ли стены до крыши — или есть ли потолок  под крышей. Все было искажено, будто она пыталась разглядеть что-то под водой.

— Они где-то впереди! — крикнул Асион, хотя и наблюдал за тылом. — Темпл, я чувствую их запах!

Темпл обошел угол. Вернее, проскользнул за него; Илна не заметила движения, только присутствие большого человека здесь, а потом там. — Это детская, — мягко сказал Темпл, хотя и не опустил меч. — Котята. Ни один не старше шести недель.

Илна передвинулась к его левому боку. Да, котята; их было столько, сколько пальцев на одной руке. Они были в яме глубиной по пояс, вырытой в полу, слишком глубокой, чтобы они могли выбраться самостоятельно. Все, кроме одного, огрызались на людей, прыгали и цеплялись на мгновение за край своей тюрьмы, прежде чем соскользнуть обратно; один прижался к задней стене.

— Четверо самцов, одна самка, — сказал Темпл. — Здесь где-то, по крайней мере, есть одна самка репродуктивного возраста, возможно, две. Они где-то спрятались, вероятно, в кладовой. Он криво улыбнулся Илне. — Коэрли не походят на людей, Илна, — добавил он. — Или, по крайней мере, на тебя.

Илна с отвращением фыркнула. Она предположила, что это ее общее отвращение: к людям-кошкам, но и к людям и к самой жизни. Она покачала головой и сказала: — Ты намекал, что где-то здесь есть волшебник. Ты знаешь, где он? Если бы она сплела что-то, чтобы ответить на свой вопрос, ей пришлось бы убрать защитный узор, который был у нее. По собственному желанию она бы этого не стала делать.

— Я бы предположил, что он так высоко, как только смог забраться, — ответил Темпл, глядя вверх. — Снаружи у здания есть острая вершина, так что должно быть что-то над плоским потолком, который мы видим.

Илна проследила за его взглядом. Она не увидела потолка, плоского или какого-либо другого. Сочетание отражений и искажений в стеклянных панелях грозило вызвать у нее головную боль. — Хорошо, — сказала она более резко, чем того заслуживало все, что Темпл сказал или сделал. — Отведи меня туда, если не возражаешь.

— Госпожа? — неловко спросил Карпос. — Что нам делать с... Он указал на котят мизинцем, а не ножом в своей руке. — … с этими?

— Убей их, конечно! — ответила Илна. Она взглянула на Темпла, чтобы посмотреть, осмелится ли он возразить, но лицо здоровяка оставалось бесстрастным. — Но ты не должен снимать скальпы.

— Я думаю, что это там, — сказал Темпл так, будто не слышал обмена репликами. Он кивнул в том направлении, куда они двигались с тех пор, как вошли в здание. Не дожидаясь ответа, он обошел яму и направился к коридору, который она могла видеть с того места, где они стояли.

Она последовала за ним, прислушиваясь к визгу котенка. Он увернулся от ножа Асиона достаточно далеко, чтобы удар только ранил, а не быстро убил. Звук не доставил Илне того холодного удовольствия, которое она обычно получала, зная, что зверям больно.

Комнаты — пространства — странного здания были неправильной формы, которую Илна не могла понять. Должно быть, она не видела их должным образом; раньше она всегда могла улавливать узоры, даже в камнях, которые ненавидела. Это ее непонимание внезапно вылилось в приступ отвращения к себе, от которого у нее закружилась голова.

— Вот лестница, — сказал Темпл, кивая в сторону того, что, как она теперь увидела, было, диагональной панелью, выступающей на расстоянии вытянутой руки от стены. Она не осознавала, что это отдельная панель, пока здоровяк не постучал по ней краем своего щита. — Мне идти первым?

— Нет, — ответила Илна, проходя мимо него с поднятой, но все еще не расправленной пряжей. — Я пойду.

— Кладовая под лестницей, за другой перегородкой, — сказал Темпл.

— Они подождут! — пробормотала Илна. Ее неоправданный гнев на Темпла заставил ее разозлиться на саму себя. Ступеньки были и узкими, и более высокими, чем они были бы для людей; у Коэрли ступни были меньше, но их лапы были более упругими. Для Илны это было почти как карабкаться по лестнице. Она посмотрела вверх, чтобы быть готовой, если кот-волшебник внезапно появится наверху лестницы.

Котята перестали визжать. Она поймала себя на том, что надеется, что охотники не обнаружат, где прячутся самки, пока они не разберутся с волшебником. Ее губы поджались, но, по крайней мере, гнев вернулся в более обычное состояние легкого неодобрения себя и мира.

Илна ступила на круглую платформу. Пока она не забралась достаточно высоко, так, что ее глаза оказались над краем, она не была уверена, что лестница не заканчивается на самой крыше.

В центре плоской поверхности сидел мужчина Корл. У него была развевающаяся грива вождя и то, что, очевидно, было мощным телосложением много лет назад. Много десятилетий назад. Зверь, находящийся перед ней, был, безусловно, самым старым Корлом, которого она когда-либо видела. Его грива была белой и теперь всклокоченной, и у него стерся мех со всех сторон. Пятнистый пурпурный цвет его кожи проступал сквозь оставшуюся шерсть, делая ее грязно-серой.

Илна держала перед собой свой узор. Глаза зверя были закрыты. — Не беспокойся об этом, животное, — сказал он. Она никогда раньше не слышала, чтобы кошки издавали звуки, которые она могла бы понять. — Я знаю все, поэтому я знаю свою судьбу. Я не буду сопротивляться. Он закашлялся от смеха. — Как можно бороться с судьбой? — спросил он. — Даже я, Нойнт, величайший волшебник всех времен, не могу победить судьбу.

Илна рассмеялась, хотя в ее голосе было мало юмора. — Я всегда думала, что хвастуны — дураки, — сказала она. — Ты доказал это лучше, чем большинство, зверь, решив рассказать мне, насколько ты силен сейчас.

— Ты можешь опустить его, — тихо сказал Темпл, указывая на узор Илны указательным пальцем левой руки. Он повесил свой щит на плечо, но держал меч наготове. Илна хотела ответить, что не доверяет другим определять, что безопасно, а что нет, особенно когда имеешь дело с волшебниками... но, к своему удивлению, обнаружила, что доверяет Темплу. Она спрятала узор в рукав, не разворачивая его, затем сразу же достала новый моток, чтобы определить, как они должны действовать дальше.

Нойнт открыл глаза. Они были молочно-голубыми, и в них Илна едва могла разглядеть зрачки — если бы он не закрыл их, она бы решила, что волшебник слепой. — Посланники дали мне силу, которую я у них потребовал, — сказал он резким, надтреснутым голосом. — Все, о чем я просил... И теперь ты здесь, и ты убьешь меня, потому что ты — то, чего я не предвидел. Он снова засмеялся, но звук перешел в хрип.

— «Он скоро умрет, убьем мы его или нет», — подумала Илна. — «Хотя, конечно, мы убьем его».

— Ты знаешь Посланников? — спросил Нойнт, когда снова обрел контроль над своим голосом. — Я подозреваю, что ты не знаешь. Я не… я не мог... Внезапно в его прерывистом голосе зазвучал гнев. — Никто не мог предвидеть тебя! Никто!

Илна посмотрела на Темпла. — Убей его, — сказала она. — Я решу, что нам делать дальше.

— Я расскажу тебе, как поступить, — спокойно сказал волшебник. — Вот, почему я ждал тебя вместо того, чтобы покончить с собой, как планировал. Я расскажу тебе, как связаться с Посланниками, которые дадут тебе силу, которую ты пожелаешь. Любую силу, которую ты потребуешь, они предоставят.

Илна уставилась на древнего Корла, впитывая его слова. Этажом ниже Карпос крикнул: — Госпожа? Мы разобрались с самками. Что ты хочешь, чтобы мы теперь сделали?

— Вы можете подняться сюда, — сказал Темпл, удивив Илну как тем, что он сказал, так и тем фактом, что он вообще заговорил.

— Я полагаю, мы уйдем отсюда, — резко сказала Илна и сердито посмотрела на него.  Затем резко обратилась к волшебнику: — Ты думаешь, мы пощадим тебя? Я не пощажу. Я не позволю тебе поверить в ложь, даже если я ее не говорила.

— Конечно, животное, конечно, — отозвался Нойнт. — Я потерпел неудачу, а это значит, что я заслуживаю смерти. Он издал звук, который, возможно, был началом смеха, но мгновение спустя он оборвался. — Я потерпел неудачу тысячелетия назад, когда ворвался в присутствие Посланников и не защитил себя от тебя. Ты думаешь, что будешь мудрее, животное?

— Меня не волнует мудрость! — ответила Илна. Она услышала, как охотники поднимаются по ступенькам позади нее. Не оглядываясь, она шагнула вперед, чтобы дать им обоим место встать на платформу. — Я хочу убить каждого представителя вашей расы, каждого зверя-убийцу. Ты это понимаешь?

— Какое мне до этого дело? — снова сказал волшебник, закашлявшись. — Я ведь уже буду мертв, не так ли? Он указал на пол платформы, где он сидел в центре круга, выгравированного на грубой стекловидной поверхности; внутри были изогнутые формы букв старинного письма. — Встань внутрь и произнеси слова, — сказал он. — Ничего больше. Здесь сосредоточены силы, как нигде больше.

— Нам придется найти другой способ, — сказала Илна, бросив взгляд в сторону Темпла. Она испытала такое же облегчение, как и разочарование; Нойнт вызывал беспокойство, которое она не могла полностью объяснить. — Я не могу прочитать эти письмена. Я ничего не могу прочитать!

— Я могу, — вызвался Темпл. Он не повышал голоса; она никогда не слышала, чтобы он повышал голос. — Моего голоса будет достаточно, Вождь Коэрли?

— В этом месте хватило бы даже ребенка, — ответил волшебник. — Это так же просто, как шагнуть с края этого, моего святилища. Он провел пальцами по канавкам слов силы. — Ничуть не сложнее. Очнувшись от своих размышлений, волшебник впервые обратил свои молочно-белые глаза на Темпла. — Но ведь ты едва ли ребенок, не так ли? — сказал он. — Я не предвидел и тебя. Боже, каким же я был дураком, когда считал себя таким умным, таким могущественным.

— Госпожа? — пробормотал Асион у нее за спиной. — Может, мы...? Он не закончил вопрос, но не было сомнений в том, о чем он спрашивал. Даже Корл понял.

— Тебе не нужно убивать меня, существо, — сказал Нойнт. Он поднялся на ноги с большей грацией, чем Илна ожидала, учитывая его трудности с речью. — Я не хочу быть оскверненным твоим прикосновением. С последним взрывом смеха древний волшебник сошел с платформы.

— Следите за ним! — крикнула Илна, ожидая подвоха. Она заглянула за край. Нойнт врезался в верхнюю часть перегородки, обрамлявшей одну из комнат. Его ребра хрустнули, и хотя его изломанное тело шлепнулось на бок ближе к лестнице, струйки крови медленно стекали по обеим сторонам перегородки.

Карпос прочистил горло. — Я не думаю, что кто-то из нас получит его скальп, верно? — спросил он, но Илна проигнорировала охотника.

— Что нам теперь делать, солдат? — спросила она  Темпла.

— Теперь мы все стоим внутри круга, — ответил Темпл, спокойный, как замерзший пруд. — И я прочитал заклинание. Он слабо улыбнулся Илне. — Теперь тебе решать, Илна, — добавил он.

***

Шарина пальцами раздвинула щель в зарослях кустарника, чтобы можно было выглянуть наружу. Цитадель Последних слабо светилась желтым пятном в темноте — немного ярче по краям, где соединялись пятиугольники. Этот цвет навел ее на мысль о плесени, но — она усмехнулась сама себе — это было только потому, что это имело отношение к Последним. Она ранее видела стены, окрашенные в тот же бледный оттенок, и находила это привлекательным. Иногда Шарина слышала «бах!» — это стреляла артиллерия.

Когда порывистый ветерок дул в нужном направлении, она даже могла слышать хлопанье луков и звон мечей, когда  солдаты-люди сходились врукопашную с черными захватчиками. Последние расширяли свои фасеточные укрепления вокруг Панды, двигаясь только по направлению солнца, а не в обоих направлениях, как они делали до прибытия королевской армии.

Они несли ужасные потери от артиллерийских стрел и тяжелых камней, но медленно, панель за панелью, их стены продвигались вперед. Последние подорвали поперечные стены Лорда Уолдрона, засыпали траншеи и хладнокровно разделили пехоту, совершавшую вылазки в попытках разрушить укрепления изнутри. Армия замедлила наступление нечеловеческих сил, но никакие человеческие усилия не могли остановить его.

По решению Шарины — хотя и при восторженной поддержке всех ее офицеров — армия не сотрудничала с бандитами Панды. Эти отступники едва ли были в состоянии защитить свои собственные стены, и они так и поступали, несмотря ни на что.

Шарина вздохнула. Она смотрела на цитадель, потому что за ее спиной Расиль разговаривала с призраками и демонами. Шарина, конечно, знала, что происходит, и понимала, что это необходимо... Но, тем не менее, ей было не по себе. Загородка скрывала колдовство Расиль от глаз солдат, которые были бы им обеспокоены. Они знали, что происходит — и действительно, любой, кто хотел, мог наблюдать сквозь грубую плетеную решетку так же легко, как Шарина сейчас выглядывала наружу.

Солдаты связали кустарник почти таким же образом, как они делали большие корзины, наполненные землей, которые образовывали стены лагеря. Последних было недостаточно много, чтобы напасть на лагерь, во всяком случае, пока, но Лорд Уолдрон тщательно подготовился к неожиданным опасностям. Однако против ожидаемой опасности ничего нельзя было сделать. Через несколько месяцев, несмотря на усилия Уолдрона, Последние замкнут кольцо вокруг Панды. Затем они могут уничтожить всех, кто еще останется в городе… и просто ждать и готовиться за многоугольными стенами, которые войска не смогли пробить.

Если Последние заполонят Панду до того, как откроют стены своей светящейся черной крепости, они превзойдут численностью королевскую армию и любую возможную армию людей. Шарина вспомнила видение Теноктрис о черных монстрах, появляющихся в ледяной линзе. Даже если бы в здешний укрепленный бассейн приходили по одному или по двое за один раз, прошло бы совсем немного времени, прежде чем черные не-люди стали бы превосходящими силами. Это был бы конец человечества.

Подумав об этом, Шарина повернулась, чтобы посмотреть на волшебницу Коэрли. В конце концов, не так уж приятно было наблюдать, как Последние прокладывают себе путь в ее мире. Она снова усмехнулась. Расиль стояла в фигуре, образованной стеблями тысячелистника. Она рассыпала их, как показалось Шарине, бесцельно, но жесткие желтые пряди сложились в настоящий узор: каждый стебель лежал впритык к двум другим.

Внутри фигуры был свет, иногда такой же яркий, как солнце пустыни, но чаще тусклый, как луна сквозь облака. Теперь это было слабое голубое свечение, исходящее от чего-то веретенообразного и нечеловеческого. Когтистые руки неизвестного существа яростно жестикулировали, когда оно говорило с Расиль. Но фигура не издавала ни звука.

Шарина могла видеть лицо волшебницы, оно было таким спокойным, будто она заказывала обед. Существо подняло свои длинные челюсти в том, что казалось отчаянным воплем, угрожая небу когтями; затем растворилось в темноте. Шарина ожидала увидеть другой мир, другого обитателя. Вместо этого Расиль обмякла.

Шарина подскочила к ней сбоку, стараясь не потревожить стебли тысячелистника. Она действовала, не задумываясь; возможно, она прыгнула в царство, в котором мог выжить только волшебник, но никто не был в безопасности, пока Последние не будут побеждены, а у Расиль было больше шансов достичь этого, чем у Уолдрона и всей королевской армии. Кроме того, Шарина была не из тех, кто беспокоится о собственной безопасности, когда друг в опасности. К настоящему времени волшебница Коэрли стала если не совсем ее другом, то, по крайней мере, доверенным лицом.

— Их собственная сила работает на меня, — пробормотала Расиль. Она сгорбилась с закрытыми глазами. Если бы Шарина не подхватила ее, она, вероятно, лежала бы, скорчившись, на четвереньках на земле. — Я бы никогда не смогла добиться этого, если бы Последние не сосредоточили столько силы в этом месте.

— С тобой все в порядке, Расиль? — спросила Шарина. Тело волшебницы Корл горело, а сердце учащенно билось, но Шарина напомнила себе, что волшебница не была человеком. Возможно, это было нормально для людей-кошек.

— Я устала, принцесса, — сказала Расиль. Она не открывала глаз, но голос ее зазвучал тверже. — Я думаю, даже твоя подруга Теноктрис устала бы после этого. Но у меня есть ответ. Старая волшебница Коэрли выпрямилась. Шарина отступила в сторону, как сделала бы, если бы поддерживала Теноктрис после волшебства. Первоначальный шок от его воздействия, казалось, проходил быстрее, чем от сопоставимых физических усилий, хотя иногда у Шарины создавалось впечатление, что заклинания оставляют душевные шрамы, которые никогда не заживают.

Расиль взяла руки Шарины в свои, и внимательно их осмотрела. Пальцы Корла были короткими, а ладони более узкими, но длиннее, чем у человека. — Ты умеешь плавать, принцесса? — спросила она. — Да, я вижу, что ты можешь. Ее глаза встретились с глазами Шарины. Они обе улыбнулись.

— Да, — ответила Шарина. — Я очень хорошо плаваю.

— Последние попадают в этот регион через бассейн в центре их цитадели, — сказала Расиль, и в ее голосе появились пилообразные нотки. — На дне этого бассейна находится Первый Камень. Он является фокусом, который привлекает их к этому месту, а не к другому. Ты должна достать Первый Камень из бассейна и принести его мне. Расиль рассмеялась. — Хорошо, что ты умеешь плавать, принцесса, — добавила она. — Кому еще мы могли бы доверить сделать это? Ваши воины, без сомнения, очень храбры, но они... Она провела указательным пальцем по воздуху, как, будто выводя буквы. Лазурный волшебный свет исходил от короткого когтя, каждая искра принимала мерцающую форму закованного в броню солдата. — … у них не хватило бы духу на это? Да, чтобы иметь дело с Великой Мудростью.

— Кэшел смог бы, — сказала Шарина. Она пыталась скрыть эмоции в своем голосе, опасаясь узнать, какие эмоции она могла бы проявить, если бы этого не сделала. — Он не боится волшебства. Но его здесь нет; и вообще, он не умеет плавать. Она прочистила горло. — Как я доберусь до бассейна, Расиль? — Здесь только два входа, и оба они охраняются.

— Тебе придется стать невидимой, — ответила Корл. — А это значит...

В этот момент выстрелила катапульта. Тяжелый камень разлетелся на рикошетирующие осколки почти сразу же, как рычаги ударились об упоры. Один, а может, и несколько Последних, несомненно, погибли, но осталось бесконечное количество существ. Подобно воде, стекающей по склону утеса, они, в конечном счете, уничтожат королевскую армию. — … что ты будешь слепой. Следовательно...

— Слепой? — спросила Шарина. Она почувствовала холод и тошноту, как, будто ее ударили под дых. — Я не понимаю!

— Если тебя никто не увидит, — сказала Расиль, то и ты ничего не увидишь. Ты будешь пользоваться моими глазами.— Она потянулась. Старая волшебница, казалось, стала более гибкой в результате упражнений, которые она получила во время марша.

— Ну, если ты так говоришь, — пробормотала Шарина, снова вглядываясь в ночь. Мысль о том, что она может быть слепой, все еще пугала ее. — Ах… Когда мы это сделаем?

Расиль повторила свой горловой смех. — Не раньше утра, принцесса, — ответила она. — Я должна поспать и восстановить свои силы. И даже тогда я смогу выполнить заклинание только благодаря тому, что создали Последние, этой прочной колонне, на которую я заберусь.

Шарина кивнула. — Тогда я тоже лягу спать, — сказала она. И мысленно она прошептала: — О, Кэшел. Пожалуйста, вернись сегодня вечером. Но в глубине души она знала, что будет спать одна.

***

Дегтярное озеро представляло собой нагромождение обломков, из которых выползали монстры, и воздух был насыщен вонью битума. Гаррика затошнило бы, если бы он не был так зол на то, что его, как младенца, несли через этот хаос. Ему удалось вывернуть руку Коры так, что он, по крайней мере, оказался лицом вперед, но он не мог притворяться, что контролирует происходящее с ним. Рычание зверей, доносившееся с озера, было таким же громким, как войзимней бури. Впереди на полоске твердой земли горели факелы, подергиваясь в возбуждении. Без сомнения, слуги Лорда Холма кричали, но обычный человеческий шум не был слышен в этой какофонии.

В конце дамбы лицом к ним стоял волосатый слон. Он был намного крупнее, чем другие, которых Гаррик видел мельком в этом месте, высотой около двенадцати футов до вершины его горбатых плеч. Он обхватил хоботом свои огромные клыки, и наклонил голову навстречу приближающемуся огру. По обе стороны от монстра поверхность блестела лужицами жидкой смолы; обойти его было невозможно.

— Отпусти меня! — крикнул Гаррик. Он неоднократно выдвигал это требование во время бега Коры к берегу, но теперь у огра не было выбора. Она резко остановилась и опустила Гаррика на землю, на удивление мягко, несмотря на необходимую поспешность. Шин вприпрыжку двигался по дамбе впереди них. Он сделал двойное сальто в воздухе, приземлился на копыта и взмыл ввысь, как камень, выпущенный из катапульты.

Хобот слона развернулся, чтобы ударить его — но слишком поздно. Эгипан приземлился на выпуклый лоб зверя, затем опустился на его плечи. Он ухмыльнулся Гаррику и Коре, указывая на асфальт. С указательных пальцев Шина посыпались голубые искры. Там, где каждая из них коснулся смолы, поверхность забурлила. Из обеих луж поднялись саблезубые кошки. Слон попятился, мотая головой то в одну, то в другую сторону. Кошки прыгнули одновременно, вцепившись когтями в мохнатую холку слона, в то время как их длинные клыки вонзились в его шею.

Смеясь, Шин спрыгнул. Слон зарычал и шагнул влево, извиваясь, пытаясь забодать кошку с этой стороны. Добыча и охотники с шумом шлепнулись на сверкающий асфальт; волна смолы хлынула на дамбу. Гаррик перепрыгнул через липкую черноту и достиг гравийного берега прежде, чем Кора успела снова заключить его в объятия.

— Сюда, чемпион! — позвал Шин. Крошечные рожки эгипана сияли, как бриллианты, сверкающие на солнце. — К лодке!

— Что ты наделал, черт бы тебя побрал? — закричал Лил. Слуга Холма стоял с высоко поднятым асфальтовым факелом в левой руке и обнаженным мечом в правой.

— Это ты вызвал демонов? — потребовал Шин, указывая на зверя.

Лохматое существо размером с быка проковыляло мимо Гаррика, и оттолкнуло Лила с дороги передней лапой. Когти у него были черные и длиннее человеческих пальцев, но это был не медведь, как сначала подумал Гаррик: узкая морда и длинный язык зверя были как у ленивца, питающегося листьями.

—Сюда! Гаррик последовал за прыгающим эгипаном. Волк с массивными челюстями бросился на них. Гаррик нанес удар с рефлекторным мастерством Каруса, почувствовав, как острое лезвие пробивает кости, твердые, как у льва. Волк подпрыгнул в воздух, приземлился на лапы и, спотыкаясь, побрел в темноту, свесив голову между передними лапами. Его глаза остекленели.

Они достигли южного края гравийной косы. В воздухе пахло солью, а не асфальтом, и луна высвечивала пятна пены на медленном прибое. Баржа с закругленными носом и кормой была привязана к концу деревянного причала. Шин взбежал по доскам намного раньше Гаррика и огра. Он запрыгнул на перила судна и взгромоздился, как петух на забор, выкрикивая что-то удивительно громким голосом. Гаррик не узнал этого языка.

Лорд Холм и охранник с топором на длинной рукояти добежали до причала. Холм выкрикнул приказ. Коренастый охранник поднял оружие. Кора схватила его сзади за шею и вывернула тело, как домохозяйка, режущая курицу на ужин. Лорд Холм пронзительно закричал и повернулся, взмахнув мечом с тонким лезвием. Огр ударила его мертвецом в грудь. Холм и охранник упали в воду и затонули. Ни один из них больше не вынырнул.

Шин продолжал звать с перил. Гаррик запрыгнул на баржу. Она стояла высоко на воде, так как открытый трюм был пуст. С каждой стороны было по четыре весла, которые были повернуты внутрь, пока судно стояло у причала. Вальки весел были достаточно длинными, чтобы ими могли работать по два-три гребца, стоя на мостках левого и правого борта.

Кора остановилась в конце причала лицом к берегу. Она наклонилась вперед и раскинула руки с выпущенными когтями. Спереди она, наверняка, выглядела устрашающей. Люди Холма бежали к барже. Огр издала пронзительный рев, заставив приближающуюся толпу остановиться.

Гаррик пытался развязать одну из веревок. Они были привязаны к перилам ивовыми прутьями, и в темноте он не мог разобраться с узлом. Он услышал детский плач. — Кора! — крикнул он. — Пропусти их!

— Да, позволь им подняться на борт, Госпожа Кора! — добавил Шин. — Они будут нашей командой!

— Фу! — громоподобным шепотом произнесла Кора. — Я бы лучше взяла стайку цыплят... И они были бы вкуснее, чем эти смуглые коротышки. Несмотря на свои причитания, Кора, не оглядываясь, шагнула на баржу.

Когда Кора несла его вниз по дамбе, Гаррик понял, что она держит равновесие так же хорошо, как и Шин. Он всегда считал себя человеком с хорошей координацией, но по сравнению со своими нынешними товарищами он был сущим младенцем.

На борту баржи собралась толпа. Все они были чернорабочими, трудившимися в садах Лорда Холма. Эгипан обратился к ним с речью на их родном языке. Мужчины отвязали весла без особых проблем, с которыми столкнулся Гаррик, в то время как женщины устроились в трюме. Те, у кого были младенцы, прижимали их к груди.

Пара длиннорогих бизонов неуклюже брела по пляжу, расшвыривая ногами гравий. Один из них поднял голову и взревел, как ветер, дующий сквозь полое бревно. К пристани больше не подходили беженцы, и единственными факелами, которые Гаррик мог видеть, были тлеющие капли смолы, неподвижно лежащие на земле.

В лагере были сотни рабочих; менее пятидесяти из них сумели подняться на борт судна. Возможно, другие бежали на восток или запад вдоль берега. Как бы то ни было, Гаррик больше ничего не мог поделать с ситуацией.

Носовой трос баржи был обмотан петлей вокруг кнехта в конце причала. Гаррик попытался высвободить его. Когда это не удалось со второго раза, он перерубил его мечом так же легко, как на бегу перерубил хребет волку. — Отталкивайтесь! — сказал он.

Шин что-то крикнул, возможно, передавая приказ на языке рабочих. Во всяком случае, те, кто были на борту у берега, оттолкнули судно от причала. Вероятно, это была неправильная процедура — одна из лопастей раскололась, — но судно отошло от берега.

К причалу подбежал охранник. У него был лук, и он в ужасе оглядывался  через плечо. — Вернитесь! — крикнул он Гаррику. — Вернитесь и заберите меня!

Баржа была уже в дюжине футов от причала, и гребцы начали разворачивать нос в сторону моря. — Плыви к нам! — крикнул Гаррик. — Мы подберем тебя, но ты должен доплыть до нас!

— Пусть Сестра во Христе высосет твои мозги! — закричал мужчина. Возможно, он не умел плавать. Он наложил стрелу на тетиву и начал натягивать лук.

— Пригнитесь! — предупредил Гаррик.

Баржа покачнулась, когда Кора спрыгнула с ее перил, швырнув лучника на гравий. Схватив его за шею и одно бедро, она вцепилась зубами в его нижнюю часть груди. Брызнула кровь. Пара волков бросилась к ней, затем остановилась, оценивая ее размер. Руки Коры согнулись и разорвали труп на части. Смеясь, она бросила по половине тела каждому волку.

— Шин, придержи гребцов! — скомандовал Гаррик. — Мы должны подождать...

Кора бросилась к берегу на четвереньках, облизывая окровавленные губы. После третьего большого шага она повернула в сторону моря.

— Кора, ты не сможешь прыгнуть так далеко! — крикнул Гаррик. — Плыви.  Кора прыгнула, разбежавшись, и ухватилась за корму. Хотя ее хватка расколола секцию перил, она удержалась и перемахнула в трюм. Укрывшиеся там беженцы устремились к носу в тишине, нарушаемой лишь хныканьем некоторых детей.

— Вот еще, плыть! — заявила Кора. — Я могла бы перейти вброд, благородный господин; вода здесь неглубокая. Но почему я должна промокнуть? Ее язык высунулся, чтобы слизнуть остатки крови, забрызгавшей ее вытянутое лицо. И когда баржа скользнула на юг через пролив, рабочие на веслах начали распевать веселую мелодию.

***

Волосы на затылке Кэшела встали дыбом. Теноктрис держала меч, который они забрали у Последнего. Она указала им на деревянную надгробную плиту и промолвила: — Ратра... Затем подняла и опустила лезвие, обозначая сегмент дуги. Она не потрудилась ничего рисовать на земле, прежде чем начала петь заклинание: — Ратакс!

Вспыхнул волшебный свет, такой же яркий и насыщенный, как лист красного стекла. Он повис в воздухе между двумя точками, мерцая и искажая ночной склон за ними. — Баинчуч, дамне, бурет! — продолжила Теноктрис. С каждым словом она опускала меч, выбрасывая в небо еще одну полосу волшебного света. Теноктрис пропела заклинание и повернулась. Кэшел шагнул вбок, чтобы всегда оставаться к ней спиной. Он держал свой посох перед собой, сжимая его чуть крепче, чем сделал бы, если бы был более доволен тем, что делала волшебница. — Астралеос крелеос!

Они стояли на склоне холма, где короткие заросли тростника росли, как чахлая роща. Здесь неровными рядами стояли столбики-вехи. Первоначально в прорези в верхней части каждой вехи был прикреплен листок бумаги с именем человека, чей прах был захоронен под ним, но штормы быстро разорвали и развеяли эти свидетельства. Вешки могли храниться годами, но когда они, наконец, сгниют, будет новое захоронение поверх кремированных костей предыдущих.

— Бурот, меней, ио! — пропела Теноктрис, повысив голос на последнем слоге. Хотя ее рука и меч не описали и половины воображаемого круга, алый волшебный свет внезапно образовал стену вокруг нее и Кэшела. Трава и ежевика исчезли в розовой дымке. Кэшел мог видеть Теноктрис такой же, как всегда, но теперь были только он и она. Она опустила меч и посмотрела на мерцающие красные полотнища. Ее губы улыбнулись, но это была жесткая улыбка.

Кэшел услышал отдаленные крики. Сначала он подумал, что это пар, вырывающийся из-под тяжелой крышки кастрюли. Однако этот звук продолжался, и через некоторое время он уже не был так уверен. Крик оборвался, и волшебный свет исчез. Завывал ветер, поднимая с серого моря клочья пены, достаточно сильные, чтобы щипать лицо.

Была ночь, но слишком пасмурная, чтобы разглядеть звезды; если луна и взошла, то ее скрывала завеса облаков. Туника Кэшела хлестала его по ногам. Если бы он присматривал за своим стадом в такую погоду, он бы закутался в свою овчинную одежду... если, конечно, неожиданно не разразится шторм, что случалось не раз. Тогда все, что можно было сделать, это продолжать двигаться. Он заставил себя прищуриться на море.

В такой шторм неприятности идут с подветренной стороны. Теперь не было ничего, кроме прибоя, медленного и угрюмого, как капающий сок, но клиновидная голова морского волка могла появиться в поле зрения в любой момент. В этом месте могли быть твари и похуже морских волков. Он не знал, куда Теноктрис привела их, но это место не казалось ему хорошим.

Пляж состоял из разбитых ракушек и крупного песка. Вдоль линии прилива валялись коряги, в том числе лишенные коры, выбеленные солью стволы деревьев; позади был низкий лес. Насколько мог судить Кэшел, деревья были в основном буковыми и кедровыми, но ни одно из них не превышало четырех-пяти двойных шагов в высоту.

Теноктрис взглянула на море. — Как ты думаешь, оно отходит? — спросила она.

— Думаю, да, — ответил Кэшел. — Но до прилива не так уж и далеко.

— Нам не понадобится много времени, — сказала Теноктрис. — Нескольких минут, вероятно, будет достаточно, но мы подождем час, прежде чем вернемся. Она чертила на песке острием своего меча, поворачивая лезвие — то тонкой линией, то широким росчерком. Она писала слова силы буквами, каждая высотой со средний палец Кэшела.

Кэшел посмотрел на линию деревьев и отошел на безопасное расстояние от Теноктрис, чтобы медленно вращать свой посох. Он оценивал силу ветра, так, как он обдувал посох и пытался вырвать его. — Кто-то наблюдает из леса, Теноктрис, — тихо сказал он. — Я не могу сказать, кто, но думаю, что их больше одного.

Пляж простирался, насколько он мог видеть, влево и вправо. Ничто не двигалось, кроме того, что дул ветер.

— Да, должно быть, — согласилась Теноктрис. Она сделала паузу и критически посмотрела на то, что написала. Слов было столько, сколько пальцев на одной руке. Песок все еще был влажным после отступающего прилива; бриз еще долго не заполнит начертанные буквы, вероятно, до тех пор, пока прилив не вернется и не сотрет все это.

Теноктрис полезла в кошелек, который она начала носить на поясе через плечо. Она достала ключ, который они нашли в Гробнице Посланников. И теперь держала его большим и указательным пальцами своей руки. Внутри, зажатый в ее ладони другими пальцами, был обычный кварцевый камешек. Кэшел мог видеть его с того места, где он стоял, но никто, наблюдавший из леса, не мог. Теноктрис наклонилась так, что ее рука оказалась прямо на грунте, позади того места, где она нарисовала слова. Она положила ключ на ладонь и камешек на песок, затем поднялась с той же жесткой улыбкой, что и раньше.

— Думаю, этого хватит, — сказала она. Ее голос был более молодым и полным, чем у старой Теноктрис, но это заставило Кэшела снова подумать, что он не хотел бы видеть ее своим врагом. — Мы подождем в нашем собственном мире, затем вернемся сюда через час.

— Да, мэм, — сказал Кэшел, поднимая посох вертикально. — А... потом что, Теноктрис?

Она рассмеялась, и все еще держала ключ, спрятанный в руке. — Потом мы закончим наши переговоры с Тельхинами, — ответила она. — На наших собственных условиях. Жестко усмехнувшись, Теноктрис начала напевать. Она меняла порядок слов силы, которые привели их на этот мрачный берег.

Глава 14

Кэшел почувствовал ветер еще до того, как исчезла завеса волшебного света, оставив его и Теноктрис снова на крупном песке. Пляж был таким же, как и раньше, за исключением того, что море начало наступать. Существа, серые, как небо, склонились над словами, которые Теноктрис начертила на земле. Они были меньше людей, и их было больше, чем Кэшел мог сосчитать по пальцам обеих рук.

Теноктрис рассмеялась. Она коснулась сгиба локтя Кэшела свободной рукой — в правой она держала меч — и сказала: — О, Кэшел! Можешь ли ты представить, что ты был стариком и вдруг стал самим собой, таким же сильным, как сейчас? Видишь? Вот что случилось со мной! Она говорила как счастливый ребенок; ну, счастливая молодая женщина.

— «Что ж, каждый когда-то был счастливым ребенком», — подумал Кэшел, но потом вспомнил о своей сестре. Илне досталась большая часть мозгов, предназначенных для них обоих, но она упустила свою долю счастья. Пока она была с Чалкусом, все было по-другому, но с тех пор, как его убили, ей, вероятно, было хуже, чем когда-либо. Прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз видел Илну. Кэшел надеялся, что скоро увидит ее снова, и что она будет в лучшем месте, чем была, когда уходила.

— Что случилось, Кэшел? — спросила Теноктрис.

Он понял, что хмурился или, во всяком случае, был не так весел, как обычно. — Я просто вспомнил мою сестру и подумал, что  с ней все в порядке, — ответил он извиняющимся тоном. Поскольку он больше не хотел говорить об этом, он ткнул посохом в сторону серых фигур и спросил: — Кто они, Теноктрис?

— А, эти... — сказала она, неторопливо направляясь к ним. Она скрестила правое запястье на левом, чтобы распределить вес меча на обе руки. — Это Тельхины. Их сослали сюда, потому что они мерзкий, вероломный народ, но они знают определенные вещи. В частности, они знают дорогу к Точке Опоры Миров.

Вблизи Кэшел увидел, что существа были одеты в остроконечные одежды, которые закрывали их до самой земли. Он не был уверен, как они могли смотреть вокруг. Может быть, ткань, закрывавшая их лица, была очень тонкой, но сейчас, когда он смотрел на них, ему так не казалось.

Теноктрис пошла вдоль беспорядочной шеренги Тельхинов, пристально вглядываясь в каждого, проходя мимо. В конце она повернулась и пошла назад, улыбаясь. — Мы хорошо поработали, Кэшел, — весело сказала она. — Ты приносишь мне удачу. Теноктрис снова похлопала его по руке; затем, не меняя выражения лица, слегка наклонилась вперед. Используя лезвие, она разгладила одну линию символов, которые нарисовала, когда они были на этом пляже в первый раз.

— Вы обманули нас, — заскулило существо, стоявшее ближе всего к измененному слову Теноктрис. — Мы пришли торговать, а вы заманили нас в ловушку. Его голос звучал как у раненой лисы, слабый, сердитый и крайне злобный. Его тело не двигалось; Кэшел не мог видеть его губ, чтобы сказать, двигались они или нет.

— Ты вероломный лжец, Тельхис, — холодно отозвалась Теноктрис. — Все твои люди такие. Ты бы ограбил меня и вернулся в мир, из которого был изгнан за неверие.

— Мы сохранили веру! — запротестовало существо. — Люди оставляют товары на нашем пляже, а мы предлагаем товары взамен. Они забирают наши товары или забирают свои, если не принимают наше предложение.

Когда Кэшел подошел так близко, что заметил характерный запах Тельхинов. Это была смесь старого пергамента и кислой сухости мертвых жуков.

Теноктрис хрипло рассмеялась. — Я предложила вам Ключ, — сказала она. — Что ты намерен заплатить мне за Ключ, Тельхис?

Кэшел держал свой посох вертикально, но его руки были расставлены на боевом расстоянии — на дереве гикори. Он не стал бы оскорблять Теноктрис, вставая между ней и этими серыми существами; но если бы Тельхис сделал или сказал что-то, что Кэшел счел бы угрожающим, он не стал бы ждать указаний, прежде чем нанести удар. Они напомнили ему личинок, извивающихся в трупе опоссума.

— Все, что угодно, — прохрипело существо. — Все, что угодно, г-г-г... — хором подхватили остальные. Звуки были как во время кормежки в лисьей норе…

— Ты возьмешь Ключ, — сказала Теноктрис  холодным голосом, которым она говорила с Тельхинами с самого начала. — И ты вернешься на свой уровень, куда я не смогу последовать за тобой. И ты ничего мне не заплатишь. Поэтому я поймала вас здесь со словами силы, и вы укажете мне путь к Точке Опоры ценой ваших жизней.

— Не к Точке Опоры! — ответило существо, заговорившее первым. — Что угодно, только не Точка Опоры, — тихо заскулили его товарищи. — Все, что угодно...

Кэшел посмотрел на восточный горизонт. Ему показалось, что стало светлее, чем было, когда они пришли, но это могло быть игрой его разума. Он хотел бы, чтобы наступил рассвет, и он хотел бы убраться отсюда; но он останется столько, сколько захочет Теноктрис, чтобы он был с ней.

— Ты думаешь, я здесь для переговоров? —

сказала Теноктрис. — У меня нет причин любить тебя, Тельхис! Тот, кто изгнал тебя, проявил больше милосердия, чем ты можешь ожидать от меня. Укажи мне путь к Точке Опоры, или вы будете стоять здесь, пока не умрете, и ваши тела не обратятся в прах!

— С Точки Опоры вы могли бы сдвигать миры, — сказал вождь Тельхинов. — Она может разрушать миры, — эхом отозвались его товарищи. — Она может разрушить наш мир, даже наш собственный...

— У вас не будет мира! — заявила Теноктрис. — Вы замерзнете и умрете, и вашу пыль разнесет по этому пляжу. Тельхины станут всего лишь пылью и воспоминанием, и, наконец, даже память о вас исчезнет из космоса!

— Скажи ей... — сказал один из них. Кэшел не был уверен, кто из них произнес это. — Укажи ей путь к Точке Опоры, — прошептал хор, словно осины, шелестящие в темноте.

— Я укажу вам путь к Точке Опоры, — сказал лидер. Его голос был таким же тонким, как холодный, пронизывающий ветер с моря. — Я должен указать вам путь...

На мгновение не было слышно ни звука, кроме ветра и крика далекой морской птицы. Голос позади Кэшела прогремел: — Лончар тебриэль тобриэль! Слово, написанное изогнутым старинным шрифтом, само собой возникло фиолетовым пламенем в воздухе между Теноктрис и Тельхисом. Звук исходил не от вожака и не от всех Тельхинов вместе взятых. Несмотря на то, что Кэшел не доверял сгорбленным серым фигурам, он рискнул оглянуться через плечо.

— Риофа мориат чаэль! — прогремел голос, и это говорило само море. Медленные волны собрались в безгубый рот. Кэшел повернулся к нему лицом, описав посохом быструю дугу. С обоих наконечников посыпались синие искры волшебного света.

— Мор мариот! — и рот расплылся и исчез. На мгновение море покрылось рябью, будто на него пролили масло; затем и это исчезло. Мгновение спустя прибой возобновил свое медленное продвижение вверх по пляжу.

— Да... — тихо сказала Теноктрис. Кэшел посмотрел на нее. Ее профиль был бледным и четким, как камея. Слова силы уже таяли в воздухе перед ней. Пока Кэшел наблюдал, надпись очень быстро меняла цвет с фиолетового на оранжевый и обратно. Используя ногу вместо лезвия меча, Теноктрис стерла слова, которые она написала на песке. Тельхины свернули в лес, как слепые сцинки, ищущие укрытия.

Теноктрис полезла в свой кошелек и достала кварцевый ключ от Гробницы Посланников. Она показала его глазам, наблюдавшим из-за деревьев, затем намеренно уронила рядом с камешком, который оставила в качестве приманки. — А теперь, Кэшел, — сказала она. — Мы должны отправиться к Точке Опоры Миров. Добраться туда будет очень трудно даже теперь, когда я знаю дорогу, и... Она снова рассмеялась, как счастливый ребенок. — Но вернуться будет гораздо труднее!

***

Полоса колючего кустарника окаймляла ручей, по которому Гаррик и его спутники шли к горе. Даже сидя на спине Коры, Гаррик не мог видеть воду, но от звука ее неистового журчания никуда было не деться. Обычно это, должно быть, был сезонный ручеек по выжженному ландшафту, но сейчас он явно разливался.

— Ледник заполнил свою долину зимой и отступил на сотню ярдов в течение жаркого лета, — сообщил Шин. — С момента Изменения лед таял быстрее, чем когда-либо прежде. Долина очистится через год, за исключением затененных расщелин; и даже там лед не останется на второй год. Он проскочил вперед Гаррика и Коры, лениво обгладывая листву с ветки, которую отломил в кустах.

Гаррик и представить себе не мог, что маленькие серо-зеленые листочки на вкус лучше сосновой коры, но он видел, как козы сдирали кору с молодых сосен. Очевидно, эгипаны были в равной степени одинаковы с ними по своим вкусам.

Шин усмехнулся. — Вам повезло, что он тает, — сказал он. — Раньше лед  покрывал вход в Гробницу Желтого Короля. Хотя, без сомнения, настоящий чемпион мог бы прорыть себе ход через ледник.

— Лошади не роют туннелей во льду, — сурово заметила Кора. — Если вам это  интересно, благородный господин.

— Не очень, — ответил Гаррик, — но все равно спасибо.

Гора стеной возвышалась над равнинами. Гаррик прочистил горло и продолжил: — Далеко ли еще, Мастер Шин?

— Недалеко, — отозвался эгипан. — Мы почти у входа в долину, а дальше не более полумили.

Пролив, который они пересекли на барже Лорда Холма прошлой ночью, был шириной менее трех миль; при дневном свете они, возможно, смогли бы увидеть дальний берег, прежде чем отправиться в путь. После того, как они высадились, Шин — единственный, кто хоть что-то знал о местности, — велел рабочим грести на запад, где в радиусе двадцати миль они найдут значительное поселение. Именно там Холм продавал свою продукцию.

Эгипан повел Гаррика и Кору прямо вглубь страны по пустынному ландшафту, ориентируясь по многогранному пику, который виднелся на горизонте. Еще до полудня они встретили ручей, и пошли вдоль него. Они не пытались пробиваться сквозь плотную завесу кустарника.

Баржа была снабжена провизией. Гаррик взял половину всего, находящегося в грузовой сетке, включая бочонок с водой. Спасенные рабочие направились в поселение с едой и водой; он и его спутники —  своим путем.

Гора представляла собой клин вулканической породы со слабым зеленоватым оттенком. Она возникла на окружающей равнине из сланца, который в результате выветривания превратился в рыхлую почву. Судя по пышному кустарнику по берегам ручья, он, очевидно, был очень плодородным, когда получал достаточно воды. Шин взобрался на отрог, его копыта быстро сверкали.

Кора хмыкнула. — Я бы сказала, крутой подъем, — сказала она. — Для лошади... но пропустите это мимо ушей. Она последовала за эгипаном вверх по склону. Гаррик перегнулся через ее плечо, чтобы перенести свой вес как можно дальше вперед, почти так же, как он сделал бы, если бы она действительно была лошадью.

Людоедка не переставала ворчать с тех пор, как они расстались с баржей на берегу, но продолжала идти, несмотря на дополнительный груз еды и тридцать галлонов воды.

По другую сторону отрога была долина, выдолбленная медленным движением ледника. Скала была абсолютно стерильной, начисто очищенной ото льда и камней, которые его массивный вес увлекал за собой. Внизу журчал ручей. Талая вода была белой от вещества, растворенного в горных породах.

Шин весело рассмеялся. — Ты готов, Гаррик? — спросил он. — Возможно, ты думаешь, что остальное будет легче, чем то, с чем ты столкнулся, чтобы добраться сюда?

— Сейчас я спешусь, — отозвался Гаррик. Людоедка уже начала опускаться на колени. — Шин, просто веди, а я последую за тобой, как мы делали раньше. Словесные игры никогда не были мне по вкусу, и это неподходящее место для таких игр.

Кора снова встала и поправила грузовую сетку. Было бы непросто вернуться к верховой езде на лошадях, которые не читают его мысли. Хотя это было бы проблемой только в том случае, если он выживет.

Ручей не заполнял долину, которую ледник выдолбил за эти годы, но крутой склон с обеих сторон был осложнен осыпью из рыхлых камней, которые сбросил лед, когда растаял. Эгипан спрыгнул к кромке воды, трижды коснувшись склона.

— Он ставит свои ноги так, словно наносит удар мечом, — сказал Карус, с восторгом наблюдая за происходящим. — Он был бы очень, очень хорош с мечом, я имею в виду. Так же хорош, как я.

— Хмф! — фыркнул Шин, ухмыляясь Гаррику и призраку в его сознании. — Мечи — пустая трата хорошего металла... Но если бы их не было, воин, я мог бы тебе кое-что показать.

Карус рассмеялся, и, казалось, потянулся. У призрака была только память о физическом теле, но это тело было настолько неотъемлемой частью его личности, что его присутствие сохранялось тысячу лет после его смерти. — О, да, парень, — согласился Карус с кривой улыбкой. — Я мог бы оторвать человеку голову, не задумываясь об этом. К сожалению, мне вообще следовало бы подумать об этом подробнее.

Слабо улыбаясь, Гаррик забрался в ущелье, прислонившись спиной и раскинув руки к каменной стене. Он затянул пояс так, чтобы меч лежал перед его правой ногой, где он с меньшей вероятностью мог помешать. Если бы ему пришлось прыгать так, как это сделал эгипан, он бы это сделал. Здесь, в устье долины, перепад составлял менее двадцати футов, хотя склон был достаточно крутым.

Карус усмехнулся, а Гаррик улыбнулся шире. — «Ну, я бы попытался это сделать. Поскольку мне это не нужно, я не собираюсь ломать ногу или шею, выставляя себя напоказ».

— Интересно, благородный господин... — сказала Кора. К изумлению Гаррика, она сделала стойку на руках на краю оврага. — Как ты думаешь, какое физическое действие, которое ты можешь совершить, произвело бы на меня впечатление? С этими словами она спустилась по склону на руках, останавливаясь, когда ее короткие ножки дрожали, между каждым из трех длинных «шагов». Внизу, забрызганная ручьем, она снова подобрала ноги под себя и встала нормально.

— По-видимому, ничего, — ответил Гаррик, улыбаясь, потому что он взял за правило улыбаться, а не позволять своему лицу становиться мрачным, как у его предка-воина, когда он получал вызов.

— Хотя, вспоминая наш разговор при встрече, возможно, есть несколько моментов, а? — людоедка поклонилась. Из-за того, что ее торс был таким длинным, ее лицо оказалось на расстоянии ладони от лица Гаррика. К счастью, она ела смесь проса и чечевицы, которую баржа везла для своей команды. — Как скажете, благородный господин, — сказала она. — Благородный господин поедет верхом или пойдет пешком?

— Я пойду пешком, спасибо, Кора, — ответил Гаррик. — Хотя я надеюсь, что если я поскользнусь, ты поймаешь меня прежде, чем я упаду в воду.

В сотне ярдов впереди ручей, казалось, вырывался из сплошной стены. Когда они подошли ближе — Шин танцевал впереди, в то время как Гаррик осторожно выбирал опору; он не осмеливался оглянуться, чтобы посмотреть, как движется огр, — Гаррик увидел, что долина резко сворачивает влево. Там был выступ, достаточно широкий, чтобы по нему можно было идти, но он был скользким от холодных брызг.

Шин оглянулся и крикнул: — Осталось немного, — и исчез за скалой. Гаррик повернулся лицом от стены и бочком двинулся за эгипаном, прижимаясь спиной к скале. Дома он не раз переходил бревенчатые мосты под дождем, не задумываясь об этом, но цена падения в эту пенящуюся талую воду могла быть гораздо хуже, чем промокнуть в ручье Паттерн Крик.

Только после того, как уступ расширился настолько, что он мог нормально идти, не ударяясь левым локтем о склон, Гаррик оторвал взгляд от своих ног. Толстый слой льда покрывал долину в сотне ярдов впереди. Ручей вытекал из отверстия внизу. Внутри был свет, тусклый, но, вероятно, достаточный для того, чтобы они могли идти без факелов. Гаррик, однако, не мог сказать, как далеко вглубь долины уходила пещера.

Прямо над входом в ледник было вморожено чудовище с крыльями и змееподобной головой. Его кожистая шкура была пурпурно-красного цвета, что заставило Гаррика вспомнить о кленовых листьях осенью.

— Дракон, — задумчиво произнесла Кора. — Не думаю, что я когда-либо видела такого большого зверя раньше. А вы, Мастер Шин?

— Да, — отозвался эгипан, — но не часто. Он легко достиг бы пятидесяти футов от носа до хвоста, если бы вытянулся.

Всякая надежда на то, что существо мертво, исчезла, когда огромная голова дернулась. С грохотом осыпался расколотый лед. Некоторые из кусков, которые ручей потащил вниз по течению, были размером с человека.

— Я бы сказал, что мы выбрали удачное время, не так ли, Гаррик? — крикнул Шин. — Я имею в виду, не на полчаса позже. Но пойдем. Мы почти на месте, и я уверен, ты с нетерпением ждешь достижения своей цели.

Он поскакал вперед, делая пируэты на каждом третьем шаге. Эгипан, должно быть, танцевал просто ради удовольствия, потому что к этому моменту он уже точно не думал, что Гаррик сомневается в его ловкости. Гаррик вошел в пещеру. Кора потопала за ним. Она держалась прямо, хотя немного впереди ей пришлось бы пригнуться, чтобы не достать до потолка головой.

Ручей в закрытом месте звучал оглушительно, а воздух был промозглым, как зимний дождь. Освещение сквозь толстый лед имело голубоватый оттенок, и при нем плохо были видны рыхлые камни. Гаррик споткнулся, затем споткнулся снова. Он был рад, что на нем были тяжелые ботинки. Шин оглянулся. Казалось, он смеялся, хотя Гаррик не мог расслышать его  из-за рева ледяной воды. Они пошли дальше.

***

Заклинание Расиль звучало иначе, чем слова силы, которые использовали волшебники-люди, но ритм был тот же. От него по рукам Шарины точно так же побежали мурашки. Фигура, которую Расиль нарисовала вокруг них, на этот раз, используя мелкий белый песок, а не стебли тысячелистника, имела двенадцать сторон. У Шарины было достаточно времени, чтобы сосчитать их, пока она слушала заклинание. Время от времени она опускала два пальца на рукоять своего ножа.

За плетеной ширмой Лорд Уолдрон и его люди сражались до последнего с отчаянной храбростью людей, которые скорее умрут, чем сдадутся.… что означало только то, что они умрут. К настоящему времени самый тупой солдат королевской армии мог предсказать результат сражения, в котором потери противной стороны постоянно восполнялись

— Божья Матерь, — молилась Шарина себе под нос, — Ты Королева Мира, а мое дело — война; но, если на то будет Твоя воля, помоги мне, чтобы человечество не было уничтожено.

Голос Расиль поднялся до визга, как у разъяренной кошки. Волшебный свет вспыхнул синим над фигурой, затем исчез. Исчез весь мир. Шарина была слепа.

— Расиль? — позвала она. Услышала ли она ужас в собственном голосе? Это был ее худший страх: не иметь возможности видеть, не иметь возможности читать… Она протянула руку и коснулась костлявой руки волшебницы.

Тело Корл оказалось неожиданно теплым под слоем ее меха. — Расиль, я не могу... Прежде чем Шарина смогла закончить предложение, зрение начало возвращаться... но она смотрела себе в лицо. Мир стал более зернистым. Красные и коричневые тона стали глубже и утонченнее, а ее собственные голубые радужки растворились в белых.

— У тебя есть задача, — сказала волшебница. — Выполняй ее как можно быстрее, Шарина, потому что я не твоя подруга Теноктрис. У моей власти есть пределы, даже в этом месте.

Шарина открыла рот, чтобы задать следующие вопросы: Ты пойдешь со мной? Что произойдет, если я стану видимой внутри гнезда Последних? Что, если я не смогу найти бассейн или талисман, Первый Камень, в бассейне?

Это было бы пустой тратой времени, которого, как только что сказала Расиль, было мало, и Шарина улыбнулась и быстро вышла из укрытия. Вместо двери солдаты натянули один конец стенки на другой. Точка обзора Шарины переместилась вместе с ней, хотя она все еще могла видеть и себя. Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть, но после того, как она один раз коснулась стены прохода — острые концы плетня царапали, как кошачьи когти, — у нее не возникало проблем.

Теперь, при солнечном свете, в лагере было тихо. Свободные от дежурства солдаты спали; стражники на башнях беспорядочно болтали или просто смотрели в сторону крепости Последних.

Шарина слышала, как на южной стене работает группа рабочих, но укрытия солдат скрывали их от глаз, которыми она пользовалась. Она быстро пробежала между канатами и плетеными стенами. Ее ноги поднимали пыль, но не было ничего такого, что могло бы сойти за дуновение ветерка, даже если бы кто-нибудь это заметил; но никто не обратил внимания.

Шарина беспокоилась о том, чтобы выйти через главные ворота, но в этот момент фуражиры пригнали дюжину ослов с корзинами зерна. На близком расстоянии находились деревни Травяного Народа, хотя продовольствия, которое привезла эта команда, не хватило бы армии надолго. Она проскользнула через ворота.  Сердито заржал осел, но люди ее не заметили. Так или иначе, армии здесь в скором времени припасы не понадобятся.

Уолдрон расположил свои осадные позиции в четверти мили от восточного входа в черную крепость. На парапете были люди, но все орудия, за исключением трех небольших баллист, были перемещены для усиления другого фланга, где активно действовали Последние. Это был просчитанный риск: он сводил к минимуму человеческие жертвы, если только Последние не изменят направление своей атаки. Если бы они предприняли вылазку с восточного входа, многие погибли бы, удерживая его в течение времени, необходимого для возвращения артиллерии. Уолдрон объяснил и рекомендовал этот план, и Шарина  решила принять его.

Если что-то пойдет не так и тысяча храбрецов погибнет в один кровавый час, она будет винить себя. — Божья Матерь, помоги мне, — прошептала она. — Божья Матерь, верни моего брата, чтобы он мог решить, как поступить!

В линии осады не было ворот. Пандусы длиной в фарлонг поднимались к переходам для охраны на восемь футов над землей, а между ними были простые лестницы. Шарина поднялась по пандусу к выступу, на котором когда-то стояла большая катапульта; теперь его занимало отделение пехоты. Солдаты были в кирасах, но сняли шлемы. Четверо играли в кости, в то время как остальные смотрели на врага и разговаривали о еде. Они не заметили, как Шарина осторожно прошла мимо них к стене на полпути между выступом и следующей парой охранников.

Она ухватилась за вертикальные ребра жесткости, затем перелезла через парапет. Повисев мгновение, она опустилась на ничейную землю и направилась к крепости пришельцев. Земля здесь была ниже и влажнее; Лорд Уолдрон разбил их лагерь на самой высокой местности, не считая самой скалы Панды.

Превышение рельефа было не более десяти футов, но в этом и заключалась разница между сухой поверхностью и жизнью в болоте. Шарина пробежала несколько шагов по воде, прежде чем замедлилась и стала более внимательно следить за тем, как она ставит ноги. Глаза, которыми она наблюдала, переместились немного влево от линии, по которой она двигалась, поэтому она сама переместилась в ту же сторону.

Последние перекрыли вход в свою крепость отдельной перегородкой, построенной перед главной стеной крепости. Два существа стояли в ее укрытии, скрытые от осадных сооружений людей. Они были неподвижны, как статуи. Шарина остановилась, чтобы успокоить сердце и дыхание. Ее взгляд переместился вперед, но остановился, когда Расиль поняла, что делает Шарина. Шарина улыбнулась. В любом случае, волшебница, должно быть, поняла, что ей не следует двигаться быстрее, чем она считала безопасным способом. Решив, что она достаточно успокоилась, Шарина прошла мимо молчаливых охранников в крепость. Легкое удивление от ее бессловесного спора с Расиль помогло больше, чем любое количество глубоких вдохов.

Снаружи стены были непрозрачно-черными днем и непрозрачно-желтыми ночью. Изнутри они были прозрачными с легким оттенком зеленого. Отряд из сорока с лишним воинов Последних стоял у входа, готовый ответить, если нападут люди.

Воины Последних стояли, повернувшись спиной к солнцу, и держали руки поднятыми, расправляя перепонки между руками и тазом. Это делало их похожими на летучих мышей, хотя такие короткие крылышки вряд ли могли удержать в воздухе тела размером с человека. Шарина вспомнила, как Теноктрис говорила, что существа питаются солнечным светом, а не пищей и водой.

Вблизи Последние выглядели гораздо менее похожими на людей, чем на расстоянии. Нижняя часть их живота была просто связкой, соединяющей ноги и верхнюю часть туловища. Шарина пошла дальше, стараясь держаться как минимум в двух двойных шагах от Последних. Отчасти она не доверяла своему чувству дистанции, когда смотрела глазами Расиль, но ей было интересно — насколько хорошим может быть осязание Последних. Вызовет ли легкий ветерок от ее прохода внимание черных монстров? Кроме того, она не хотела быть близко к ним.

То, что они были гуманоидами, делало их еще более отвратительными. Это было все равно, что видеть обезьян, одетых как придворные, ухмыляющихся и кривляющихся в пародии на дворцовые манеры. Крепость была без крыши; хотя стены были прозрачными. Последние, казалось, предпочитали поглощать солнечные лучи без помех.

Сторона, обращенная к Панде, была выше и состояла из трех или даже четырех слоев пятиугольных граней. Несколько десятков воинов стояли вдоль южной стены, расправив свои перепонки. В это время года солнце стояло достаточно высоко, чтобы проникать внутрь, но зимой этого не будет. Однако битва, наверняка, закончится еще до наступления зимы.

Шарина осторожно прошла мимо воинов, питающихся светом. Она поняла, что инстинктивно боится, что может бросить на них тень, но они, казалось, так же не обращали на нее внимания, как и их товарищи у восточного входа. Возможно, самым большим различием между противоборствующими лагерями было то, что среди солдат-людей всегда была какая-то активность. Последние же стояли черными статуями, ожидая начала действий. Два существа на западном конце шеренги скрестили руки, повернулись и обнажили мечи.

Шарина замерла, хотя глаза Расиль переместились на шаг, прежде чем остановиться и подождать ее. Пара зашагала прочь от нее с гибкой быстротой, не совсем вприпрыжку, но и без той резкой угловатости, которую разум Шарины ожидал от существ, которые стояли, как марионетки, когда не двигались. Они направлялись к западному входу, готовясь атаковать людей, как тысячи их собратьев атаковали за последние дни... и погибли, и были заменены. Так и эта пара умрет и будет заменена.

Прямо перед Шариной был пруд. Последние расчистили его по краям так же тщательно, как королевскую мантию. Ничто не мешало обзору на него от южного горизонта. Там сияла новая белая звезда, хотя и скрытая на мгновение полуденным солнцем. На мгновение на поверхности пруда замерцало отражение воина; затем существо вышло из воды, черное, мрачное и неумолимое, как восход солнца. Когда он подошел к шеренге, где стояли его собратья, поглощая солнечный свет, прежде чем присоединиться к битве, идентичное отражение появилось на воде, из которой вышел первый.

Шарина глубоко вздохнула, стянула с себя майку и бросила ее на землю. Увидят ли Последние предмет одежды теперь, когда на ней его нет? Это не имело значения: они увидят всплеск. Одетая только в пояс из тюленьей кожи с ножом, Шарина нырнула в бассейн. Ее тело разрушило образ Принца Ворсана, мрачно смотрящего на нее снизу вверх. — «Божья Матерь, помоги мне, чтобы люди смогли выжить!»

***

Илна ступила на залитый лунным светом склон, лицом к скалистой гряде, выступающей из окружающих лугов. Она была одна всего мгновение, прежде чем Темпл прошел слева от нее, а двое охотников справа. С этой стороны не было никаких признаков портала. Ее спутники появились из воздуха, разбухая, как капли воды, конденсирующиеся на холодном металле. Асион быстро повернулся со своей, заряженной камнем пращой. Карпос, держа свой длинный нож, без всякого выражения оглядел поверхность скалы.

— Что же это за место? — спросил он.

— Это Могила Посланников, — ответил Темпл, проследив взглядом за взглядом охотника, направленным к вершине. Он указал левой рукой на клин тени чуть выше линии, где почва была слишком бедной для овсюга. — Однако вход находится у основания. Там.

— Похоже, что это тесное помещение, — заметил Карпос. — Это не такое место, где я бы с нетерпением ждал возможности выследить кошку, которую я ранил.

— Однако однажды мы это сделали, — сказал Асион, бросив быстрый взгляд на своего напарника, прежде чем возобновить осмотр залитых лунным светом  полей овсюга, усеянных редкими колючими деревьями. — Вспомни того полосатого демона с мешком, который продолжал красть нашу приманку далеко на юге.

— Это может быть хуже, чем когда-либо, — сказал Карпос. — Темпл, стоило ли хозяйке идти сюда, а?

— Карпос, ты не должен указывать мне, что я должна или не должна делать, — отрезала Илна. — И Мастер Темпл, ты, в частности, тоже не должен указывать мне направление.

— Я не могу ответить на этот вопрос, Карпос, — сказалТемпл. Он притворялся, что не слышал ее слов. — Это единственный способ, которым она может связаться с Посланниками. Если это ее цель, у нее нет выбора.

— Моя цель — избавить мир от Коэрли! — заявила Илна. — Как ты уже должен был давно понять. Она начала подниматься по оставшемуся склону к длинному песчаниковому гребню. Она не оглянулась, чтобы посмотреть, следуют ли за ней мужчины, хотя, конечно, они шли. — И, — добавила она, — вы также должны знать, что если бы мне было нужно ваше мнение, я бы его спросила!

— Ну, я думаю, все будет в порядке, — сказал Карпос, стараясь казаться беспечным. — Только я думаю, мне лучше идти первым, госпожа. Вы понимаете, потому что я... ну, я так поступал раньше.

— Боюсь, это невозможно, Карпос, —  тихо отозвался Темпл. — Хотя эта мысль делает тебе честь. Чтобы приблизиться к Посланникам, необходима сила, которой нет ни у тебя, ни у Асиона. Если бы ты попытался это сделать, ты потерял бы свою человечность.

Нога Илны задела кустарник, растущий перед пещерой. Его листья были маленькими и пухлыми; Илна была уверена, что они горькие на вкус, потому что вся растительность этого сорта была такой. У листочков были ороговевшие кончики, которых она не замечала, пока они не поцарапали ее. Она поморщилась, затем обнаружила, что ее губы изгибаются в натянутой улыбке. Белые цветы кустарника ярко сияли в лунном свете. Это было еще одним доказательством того, что за привлекательные вещи приходится платить.

— Послушайте, я думаю, я могу рискнуть, если захочу! — резко произнес Карпос. Он был крупным мужчиной — таким же крупным, как Гаррик, — но физически не мог сравниться с Темплом. Тем не менее, в его тоне был вызов.

Вместо того чтобы ответить охотнику, Темпл тихо сказал: — Илна, ты можешь пойти или остаться, как пожелаешь. Однако если эти люди будут сопровождать тебя, они преобразятся, как те, которые приходили задавать вопросы Посланникам, и у кого не было силы добиться ответов. Я полагаю, они могут стать… прислужниками. Ты знаешь, что у тебя на уме, но эти люди были твоими друзьями.

Илна остановилась у входа в пещеру. Она могла войти, не пригибая головы, но лишь с трудом. Она задалась вопросом, как далеко ей придется идти по проходу. Узоры, которые она связала для защиты, тоже не были бы эффективны в темноте. Воздух, поднимающийся из глубин пещеры, нес легкий привкус специй. Возможно, внутри священники проводили обряды? Или запахи могли исходить из могилы. В любом случае, это были пустые вопросы, но никто не спросил, что она думает по этому поводу.

— Послушайте, я не боюсь! — заявил Асион. Высокий тон его голоса делал слова лживыми, но Илна не сомневалась, что он и его напарник сыграют роль бесстрашных людей. Темпл не ответил. Он, конечно, не спорил с охотниками. Илна повернулась и достала из рукава восемь нитей пряжи и начала связывать их.

— Темпл, — спросила она, — насколько здесь глубоко? Мне взять факел?

— Прежде чем ты пройдешь дальше, рассветет, — ответил здоровяк. — Тебе предстоит пройти долгий путь, но способность видеть не будет одной из твоих проблем.

Она никогда не спрашивала Темпла, откуда он знает о том, что делает. Ей не нравились люди, которые задают личные вопросы, и она не собиралась вести себя подобным образом сама. — Хорошо, — сказала она, пятясь в пещеру. Она подняла узор, который только что связала, так, чтобы все его видели, затем бросила его поперек входа. — Вы трое можете подождать меня разумное время. Темпл, ты, вероятно, лучше меня представляешь, что может произойти. Если я не вернусь, тогда идите своей дорогой. Я, э-э, я была довольна вашей компанией в последние недели.

— Послушай, я иду с тобой! — сказал Карпос, поднимаясь на последний участок склона. Он остановился на полпути, не доходя до входа. Асион, шедший чуть позади, столкнулся бы со своим напарником, если бы не был быстр и проворен, как воробей.

— Нет, ты не пойдешь, — ответила Илна. — Я наложила здесь блокирующее заклинание. Оно сработает и в кромешной темноте, если тебе интересно, поскольку я показывала его вам при свете. Она прочистила горло. — Темпл? Асиону и Карпосу может понадобиться проводник, если я не вернусь. Ты сможешь это сделать?

Темпл пожал плечами. — Я поведу их, если возникнет такая ситуация, Илна, — ответил он. Она повернулась. Ей в спину Темпл добавил: — Да сопутствуют тебе Боги, Илна.

— Богов нет! — отозвалась Илна. Ее голос эхом отразился от каменных стен. Ей не следовало сердиться, но у этого человека был невероятный талант говорить то, что проникало в самые холодные глубины ее сердца.

Впереди Илна увидела проблеск света. Она улыбнулась так широко, как никогда. Каким ткачом мог бы быть Темпл с таким инстинктом!

Глава 15

Кэшел был почти уверен, что если бы он мог закрыть глаза, то вообще не почувствовал бы никакого движения. Он не мог этого сделать, пока охранял Теноктрис, поэтому почувствовал приступ головокружения, когда мир перестал вращаться за пределами идеального круга, который она нарисовала посреди дубовой рощи. Дубы исчезли. Солнце стояло прямо над головой, когда Теноктрис начала свое заклинание, но теперь оно было близко к южному горизонту. Его свет не приносил тепла.

Кэшел и волшебница стояли на каменистом пляже, отколовшемся от неровного утеса, карниза, о который море билось во время зимних штормов. Вода была слишком спокойной, чтобы можно было разглядеть даже полоску пены, но низкое солнце освещало ее, создавая блестящий контраст с тусклой черной галькой.

Теноктрис огляделась вокруг с критическим выражением лица. — Мне жаль, что я не смогла подойти ближе, — сказала она. — Алтарь — средоточие великой силы, но это само по себе мешает мне использовать свое искусство, чтобы привести нас непосредственно к нему. Нам придется идти пешком.

Кэшел слабо улыбнулся. — Я не возражаю прогуляться, Теноктрис, — отозвался он и отошел в сторону, где сделал пробное вращение своим посохом, сначала по направлению движения солнца, а затем — против. В основном он расслаблял мышцы, но его не удивило, что наконечники спиралями отбрасывали магический свет, который медленно угасал, когда он поднимал посох.

— Что-то не хочет, чтобы мы были здесь, — сказала Теноктрис. Она посмотрела на море, затем на небо. Солнечный свет был таким слабым, что Кэшел, проследив за ее взглядом, мог различить созвездия, зная их самые яркие звезды.

Кэшел снова крутанул посох. — Все в порядке, — сообщил он. — Вы знаете, в какую сторону нам идти, или нам следует подняться вон туда... и осмотреться? Он кивнул на карниз. Хотя он был едва ли выше, чем он мог дотянуться, карниз был выгодной точкой обзора в этом бесплодном ландшафте.

Теноктрис посмотрела на Кэшела. Она не сердилась, но ее взгляд проникал прямо в его сердце. — Мы увидим алтарь, когда достигнем угла скалы, находящейся перед нами, — спокойно ответила она. — Он сразу за мысом, что совершенно очевидно. И они пошли вдоль берега.

Пара  чаек с серыми головами наблюдала за происходящим с кромки моря. Сначала одна, потом другая взмыли в воздух и закружились, набирая высоту. Они кричали на Кэшела и Теноктрис, как всегда, раздраженно. Черная галька норовила разъехаться под босыми ногами Кэшела, но в остальном он предпочитал ее кирпичным или булыжным мостовым, по которым ходил в городах. Эти камни были шероховатыми, но у них не было шипов или острых краев.

Он взглянул на Теноктрис. На ней были сабо на деревянной подошве, хотя высокий верх был из кожи с модным рисунком. Она встретилась с ним взглядом, улыбнулась и сказала: — Да, я оделась так, как ожидала увидеть. Выражение ее лица посерьезнело. — Я должна была предупредить тебя, — сказала она. — Извини. Я привыкла к тому, что ты можешь справиться с чем угодно.

Кэшел просиял, глядя на нее. — Да, мэм, — сказал он. — Так и есть. Или, во всяком случае, я постараюсь. Он прочистил горло и добавил: — Не следовало говорить мне о том, что вы знали, где мы будем. Я знал, что вы знали об этом.

— Ты хотел бы, чтобы я продолжила наше дело, — сказала Теноктрис. На ее лице появилась слабая улыбка, но он не был уверен, что скрывается за ней. — Ты был прав, напомнив мне об этом. У нас обоих есть то, к чему мы хотим вернуться.

— Да, мэм, — сказал Кэшел, думая о Шарине и чувствуя тепло во всем теле. — Но я все равно не должен был этого говорить.

Краб длиннее ступни Кэшела вынырнул из прибоя впереди них. Его панцирь был грязно-желто-коричневого цвета, который приобретает сера при нагревании. — Этими клешнями он может оторвать палец, — сказал Кэшел, наклоняясь, чтобы поднять кусочек гальки. Он метнул его, сильно, но, не пытаясь попасть: его снаряд разбился о такие же камни на расстоянии ладони от краба. По своей воле Кэшел никогда не убивал существ, даже неприятных. Вместо того чтобы юркнуть обратно в воду, краб бросился на них сбоку.

Нахмурившись, Кэшел шагнул вперед, встав перед Теноктрис. В двух шагах от уродливого существа он взмахнул своим посохом, как копьем. Краб подпрыгнул в воздухе, но недостаточно быстро. Железный наконечник разбил край его панциря и ножки с той же стороны. Краб приземлился на спину, скребя оставшимися лапками, чтобы перевернуться. Кэшел подошел ближе, прикинул угол и своим посохом сбросил существо в воду. Он разбирался в крабах. Его собратья съедят его раньше, чем это успеют сделать другие хищники.

— Это было забавно, — сказал он Теноктрис. — Они уже много раз приходили за мной, но не так настойчиво. Как вы думаете, крабы болеют бешенством?

Из моря выплыло двойное количество крабов, все того же уродливого цвета и таких же больших, как первый. Их когтистые лапы цокали по камням, когда они бочком подбирались к Кэшелу и Теноктрис.

— Я думаю, нам бы лучше... — начал Кэшел. Появилось еще больше крабов. Море вскипело от них. Крабов было слишком много, чтобы их можно было сосчитать, они выплывали на берег, как пузыри грязной желтой пены.

***

Холод кусал руки и уши Гаррика. Он переплел пальцы и покрутил ими, чтобы разогнать кровь. Ему было интересно, думает ли Кора, что он нервничает, и усмехнулся. Шин оглянулся и приподнял бровь.

— Я нервничаю, — бросил Гаррик через плечо. — Но я ломаю руки не поэтому, Госпожа Кора.

Людоедка рассмеялась. Это был звук, который заставил Гаррика вспомнить о пузырях, поднимающихся на болоте. Ночью, когда они пересекали пролив на барже, стало прохладно, но с тех пор, как взошло солнце, беспокоила только жара. Вероятно, здесь, подо льдом, было не так уж холодно, но из-за контраста с сухой пустошью, которую они только что пересекли, все казалось намного хуже, чем было на самом деле.

Эгипан остановился у круглого отверстия в скале. Его края были такими же гладкими, как у сапожника, нарезающего кожу. В нем не было двери, и Гаррик не увидел никаких признаков того, что дверь когда-либо была установлена.

— Вы добрались до места упокоения Желтого Короля, — сообщил Шин. Портал был высотой около двенадцати футов, но из-за мгновенной игры света Гаррику показалось, что его заполняет стройная фигура эгипана.

— Тогда входи, Гаррик. — И я тоже пойду, — сказала Кора. — Я больше не твой конь, парень. Мы же договорились об этом?

Гаррик оглянулся на нее. Предупреждала ли Кора, что собирается напасть на него? Нет. И если бы она это сделала, что ж, он не смог бы жить как человек и по-прежнему не доверять всем и всякому, кого встретит. Если Пастырь решил, что людоед, которому доверял Гаррик, должен оторвать ему голову сзади, так тому и быть.

— Да, госпожа, — сказал Гаррик. — Ты была хорошим товарищем и отличным скакуном. Ты свободна от своей клятвы. Я освобождаю тебя от нее.

— Очень хорошо, — ответила Кора. Она поставила сетку с провизией на усыпанную щебнем дорожку. — Тогда я могу стать зрителем. Я думаю, Мастер Шин собирается показать нам чудеса.

Эгипан рассмеялся. — Воистину чудеса, — сказал он, входя в гору вместе с остальными. Гаррик прикоснулся к стене прохода: она была гладкой, как стекло. Вокруг него был свет, но он не мог определить источник. Он был голубым, но более чистым, яснее голубого, чем тот, что проникал сквозь лед снаружи, из долины. Это был волшебный свет. И не только освещение, но и сам проход, должно быть, был создан магией.

— Это не должно быть сюрпризом, не так ли, Гаррик? — спросил Шин, не поворачивая головы. — Ты знал, что Желтый Король был волшебником. Вот, почему ты пришел сюда, не так ли?

У Гаррика пересохло во рту. — Я знал, что Желтый Король — это миф, — сказал он. — Это то, во что я действительно верил, как ты, должно быть, знаешь. Я пришел, потому что Теноктрис так велела мне. Он невесело рассмеялся. — Я пришел, потому что Теноктрис дала мне повод уйти от обязанностей короля, которые я ненавижу, потому что боюсь, что поступлю неправильно и все испорчу. Вот, почему я здесь, Мастер Шин.

— Ну, я не думаю, что причины имеют значение, не так ли? — весело отозвался эгипан. — Важно то, что ты пришел. Он шагнул в камеру.

Ее потолок поднимался так высоко, что терялся в дымке волшебного света. Винтовая лестница огибала помещение, поднимаясь и исчезая из виду. Пол был каменный, отполированный, как и стены, и более ста футов в диаметре. В центре, лицом к входу, стоял огромный трон на трехступенчатом основании. Он был целиком вырезан из естественного камня. На его пустом сиденье лежала подушка из желтой ткани. Больше в большой комнате ничего не было.

Карус вытащил бы свой меч в инстинктивной реакции на ситуацию, которую он не понимал. Гаррик держал руки перед собой с растопыренными пальцами, но он, конечно, тоже не понимал, что происходит. — Эх, Шин? — обратился он. — Мы должны ждать здесь прибытия Желтого Короля? Или...?

— О, что касается этого... — отозвался эгипан. Он повернулся двойным кувырком к основанию трона, затем взобрался на него. С каждым шагом он, казалось, становился больше. Когда он поднял желтую ткань — это была сложенная мантия, а не подушка — он оказался одного роста с троном. Шин улыбнулся и поклонился Гаррику, затем уселся на каменное сиденье. — Я прибыл. Более того, и ты прибыл, чтобы встретиться со мной, Гаррик.

Карус прикидывал, как атаковать эгипана, но это был Карус. Все, что было достаточно большим, чтобы представлять опасность, было для него потенциальной угрозой. Это была полезная черта в подчиненном, но не очень хорошая для ответственного лица. Гаррик был лицом ответственным. Он прочистил горло.

— Ах, ваше высочество, — сказал он, глядя на величественную фигуру, восседавшую перед ним на троне. — Я пришел просить вашей помощи в борьбе с Последними, захватчиками, как вы знаете. Я...  Абсурдность ситуации поразила его. Он рассмеялся, понимая, что, должно быть, звучит немного истерично. — Вы поможете нам, ваше высочество? — просто сказал он. — Поможешь ли ты человечеству теперь, когда ты провел меня по всему этому пути, чтобы просить тебя?

— Я был Шином для тебя во время путешествия, — сказала величественная фигура. — Я останусь Шином для тебя и Госпожи Коры, если вы не возражаете. У Шина более интересная жизнь, чем жизнь Желтого Короля.

Гаррик поклонился. — Мне полюбился Шин, — сказал он. — Я был бы рад, если бы он вернулся. Эгипан встал и спустился с трона, уменьшаясь с каждым шагом так же, как он рос. Внизу ворот мантии скользнул по его телу, и он вышел из нее. Его язык растянулся в улыбке. Гаррик подумал, не собирается ли он подкатиться к ним колесом.

— Возможно, в другой раз, — сказал эгипан, цокая копытами по полу. — Испытание не было проверкой того, насколько ты смелый воин, Гаррик, — продолжил Шин. — Хотя ты, безусловно, доказал это достаточно хорошо. Что мне нужно было определить, так это насколько ты подходишь в качестве правителя для страны, в которой «люди» означают больше, чем представители человеческой расы. Ты меня полностью удовлетворил на этот счет.

— «А если бы я этого не сделал?» — подумал Гаррик. Он не произнес этих слов вслух, а Шин не ответил на невысказанный вопрос.

— Ты же знаешь ответ, парень, — сказал призрак в его голове. — Он такой же суровый, как и я, и у него не больше причин любить нас, чем он любит Последних.

— Может быть, чуть больше, Брат Карус, — ответил Шин снова со своей насмешливой улыбкой. — Но сейчас это не имеет значения, поскольку ваш потомок преуспел там, где не преуспел бы более развитый физически правитель. Я пойду к своему… ну, вы могли бы назвать его алтарем, на вершине этого хребта. Вот ступени к нему.  Он указал на лестницу, опоясывающую комнату. — Только есть  одна проблема, — продолжил Шин. — Дракон, которого мы видели вырывающимся изо льда, также достигнет высшей точки. И хотя я мог бы справиться с ним, я не могу одновременно справиться с драконом и выполнить то, о чем ты меня просил. Я имею в виду, за оставшееся время. За то время, что осталось человечеству.

Король Карус начал смеяться. Его изображение стояло, подбоченясь, и весело смотрело на эгипана глазами Гаррика. — Я полагаю, тебе не понравились бы мои шансы попасть сюда так, как это сделал Гаррик, а, Мастер Шин? — сказал Карус. — По правде говоря, они мне тоже не нравятся. Я полагаю, все закончилось бы в конюшне с мертвым людоедом и моей головой, оторванной от шеи. Он кивнул в сторону Коры.

Людоедка присела на корточки, опершись локтем о колено, чтобы поддержать подбородок. Она кивнула в ответ, ей было так же комфортно иметь дело с призраком, как и с Желтым Королем.

— Так что, честно говоря, я не подошел бы для такой работы, — продолжил Карус. Черты его лица ожесточились, хотя улыбка осталась. — Но я сражался с драконом. Занимайся своими делами, волшебник. Я и этот парень займемся со зверем вместо тебя.

— Ты еще не сражался с таким большим драконом, как этот, — сказала Кора.

Гаррик пожал плечами. Ему не нужно было, чтобы его предок говорил ему, что теперь делать. — Это лучший способ добраться до него? — спросил он, указывая на лестницу, опоясывающую стену.

— Безусловно, самый лучший, — согласился Шин. — Даже если бы ты был скалолазом. А я последую за тобой.

Кора встала и потянулась. — Лучше ты следуй за мной, Мастер Шин, — сказала она. — Я думаю, что тоже пойду.

Гаррик, молча, посмотрел на нее. Людоедка скорчила гримасу, на ее вытянутом лице появилось  выражение удивления. — Знаешь ли, это мое дело, что я делаю, — сказала она. — Я больше не твоя лошадь! Она сделала пренебрежительный жест правой рукой. Это было похоже на качающуюся буровую вышку. — Мясо дракона довольно вкусное, — добавила она. — Молодого, во всяком случае. Я сама никогда не ела такого крупного, но я надеюсь, что это так.

— Хорошо, — тихо сказал Гаррик. — Я тоже полон надежд, мой друг. Он, нервничая, подошел к основанию лестницы. Ему бы хотелось броситься вверх по ступенькам, но очень скоро ему потребуются все силы и дыхание. По правде говоря, ему и Коре, вероятно, понадобится больше сил, чем у них есть; но они собирались попытаться.

***

Илна больше не могла видеть свет, когда оглядывалась через плечо, а серое свечение впереди было недостаточно сильным, чтобы помочь ей ориентироваться. Она шла дальше с застывшим и мрачным лицом; более или менее, как обычно, как она полагала. Худшее, что могло случиться, — если она упадет в пропасть, и сломает себе шею, и в данный момент она не была расположена считать это плохим результатом. Она будет продолжать, пока жива, но жизнь не доставляла ей удовольствия с тех пор, как она видела, как люди-кошки убили Чалкуса и Мероту.

Свет становился ярче. В течение нескольких минут она слышала, как что-то шуршит по полу рядом с ней; теперь она могла видеть искаженные тени размером с собак. Она не потрудилась притвориться, что это собаки. — О, она очень сильная, — прошептал чей-то голос. — Посланники преклонятся перед ней, — прошелестел другой голос. — Не такая, как мы, не такая бедная, слабая неудачница, как мы.

Свет стал сильнее. На этот раз она могла сказать, что говоривший был одним из убегающих существ. На мгновение оно встало, и она подумала, что это человек; но затем оно снова сгорбилось. В нем не было ничего человеческого, хотя когда-то, возможно, и было. Илна вспомнила, что Темпл говорил о тех, кто разыскал Посланников, но не имел сил заставить их говорить.

Асион и Карпос заслуживали лучшего с ее стороны. Действительно, Илна не могла припомнить никого, кто не заслуживал бы лучшего, хотя среди тех, кого она встречала, было немало таких, кого она отправила бы на верную смерть без угрызений совести или колебаний. Но эти презренные создания оказались здесь под свою ответственность, а не ее. Она улыбнулась. Она не была ответственна за чье-либо присутствие, кроме своего собственного, и продолжала двигаться.

Поскольку она бывала в пещерах раньше, то ожидала, по крайней мере, намека на сырость, если не на воду, текущую по полу. Воздух здесь был таким же сухим, как и на сухих лугах наверху. И, конечно, скала была из песчаника, а не известняка, где появились естественные пещеры. В этом месте не было ничего естественного. Что ж, она понимала это.

— Посланники склонятся перед ней! — щебетали тоненькие голоса. — О, какой силой она обладает! Когда Илна не смотрела на этих существ, их звуки наводили ее на мысль о крысах. Даже на ее взгляд, то, как они бегали, было похоже на крыс.

Стены пещеры были широкими у потолка, но выпуклыми, прежде чем снова расшириться внизу. Места для движения было предостаточно, но у Илны возникло ощущение, что стены тянутся к ней. Она ненавидела скалу, и она ненавидела эту пещеру; но людей-кошек она ненавидела еще больше. Она рассчитывала заплатить, чтобы получить то, что хотела.

— Что она потребует? — щебетали голоса. — О, такая мощь! Она будет править Посланниками, как они правят жалкими созданиями вроде нас!

У света не было ни источника, ни цвета. Он был серым, серым того Ада, в котором жила Илна, пока не отдала свою душу злу и не приобрела навыки, которыми не смог бы овладеть ни один человек. В адском свете Илна увидела глубоко в скале узоры, застывшие в кристальном ужасе: смерть, обреченность и хаос, все было прорисовано в деталях. О, да. У нее есть сила. И скоро, возможно, у нее будет сила убить каждого Корла, который есть.

Свет становился ярче с каждым шагом. Как глубоко она ушла? В землю, в гору? Обычно Илна чувствовала время — если не расстояние, как ее брат Кэшел, — но камень сбивал ее с толку. Она оказалась похороненной в этом месте. Она похоронила себя. И она была не одна. Существа разбегались, когда ее взгляд падал на них, ползли, когда думали, что она не смотрит. На них была бесцветная одежда, и она никогда не видела их лиц. — Она погасит солнце, сдвинет звезды с их орбит и вернет эпоху огня и льда!

Стены прохода начали прорастать колючими наростами, похожими на морских ежей. Сначала Илна подумала, что это лишайник, но когда остановилась, чтобы рассмотреть его поближе, то обнаружила, что наросты были кристаллами, выдавленными из самой породы. Она никогда не видела ничего подобного на песчанике. Это было так же неожиданно, как обнаружить личинок в дыне. Она продолжала идти, стараясь не смотреть по сторонам. Ее рот был сжат в линию яростного неодобрения, а пальцы вязали узоры из пряжи.

Она делала то же самое, когда ступила в Ад и потерялась для мира. Она делала то же самое в прошлый раз, когда ступила в Ад. Ее улыбка дрогнула. На этот раз, по крайней мере, она знала дорогу. Улыбка исчезла. Гаррик, однако, не пришел бы сюда, чтобы спасти ее. Но это не имеет значения. Если она уничтожит Коэрли, как собиралась, тогда ничто другое не будет иметь значения.

— Она встретится с Посланниками! — щебетали голоса. Искаженные существа покрывали пол коридора позади Илны. Крысы размером с собак, больших собак… — Она встретится с Посланниками, и они поклонятся ей! Они поклонятся!

Илна вошла в сферическое помещение. Оно было огромным, слишком большим, чтобы она могла судить о его истинных размерах. Все здания, рощи и террасы дворца в Валлесе могли поместиться в нем. В центре висело вращающееся розовое свечение. Оно освещало пещеру так же, как солнце освещает поверхностный мир.

Илна заметила, что стены из песчаника были покрыты полосами так высоко, насколько она могла видеть. Отметины были более яркими, чем те, которые она видела на утесах перед тем, как войти в проход, но она, должно быть, находилась далеко под поверхностью мира, который покинула.

— ТЫ ПРИШЛА К НАМ, — заговорили голоса в ее голове. Каждый голос повторял другой голос, и менял порядок от слога к слогу. Липкий розовый свет дрожал в такт словам. — ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ, ВОЛШЕБНИК?

Илна сосредоточилась на свете мысленным взором, как на узоре, который намеревалась соткать. У света был узор. Он смещался, когда отдельные узлы обвивались вокруг и даже проходили друг сквозь друга. Узлы имели форму, но Илна видела в них постоянно меняющиеся части, которые они показывали этому миру в определенный момент. И огни говорили.

— МЫ — ПОСЛАННИКИ, — говорили тихие голоса. — У НАС ЕСТЬ ВСЕ ЗНАНИЯ, ВОЛШЕБНИК, И МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ИХ ТЕБЕ.

— Она могущественна, — тихо простонали серые фигуры. — Никогда не было никого столь могущественного, как она, или почти никогда. Они расползались по полу пещеры, как плесень на гниющих фруктах, никогда не подходя к Илне так близко, куда могла бы дотянуться ее нога, если бы она на них набросилась.

Их запах был невыносимым. Казалось, он состоял из застарелой мочи и прогорклого пота. Как давно сюда приходили волшебники? Извивающаяся масса казалась размером с армию, собранную для смотра; больше, чем самые большие толпы, пришедшие послушать речь Гаррика на площади перед дворцом.

— Я хочу, чтобы вы убили всех Коэрли! — потребовала Илна. Она повысила голос, но он все равно затерялся в просторах зала. — Мне сказали, что вы можете все. А вы можете? Я хочу, чтобы вы убили их всех!

— МЫ НЕ ДЕЙСТВУЕМ, ВОЛШЕБНИК, — сказали голоса. — МЫ НЕ МОЖЕМ ДЕЙСТВОВАТЬ, ПОТОМУ ЧТО МЫ ЗАПЕРТЫ.

ЗДЕСЬ, ОТДЕЛЬНО ОТ ВАШЕЙ ВСЕЛЕННОЙ. НО У НАС ЕСТЬ ЗНАНИЯ, И МЫ БУДЕМ ДЕЛИТЬСЯ ИМИ.

Глубокий вздох сотряс воздух в зале. Возможно, он исходил от собравшихся существ, существ, которые когда-то были людьми, но вышли из этого состояния, когда добрались до Посланников. Однако казалось, что сам мир выдохнул свое отчаяние.

— ТЫ ХОЧЕШЬ УБИТЬ КОЭРЛИ, — сказали голоса. — МЫ ПОКАЖЕМ ТЕБЕ, КАК…

Она больше не видела кружащихся огней. Вместо этого — группа Коэрли из нескольких существ окружила семью людей. Отец семейства держал копье. Он бросился на воина Корла, который с презрительной легкостью отскочил в сторону. Воины с обеих сторон выстроились крючковатыми линиями. Одна веревка обвилась вокруг горла мужчины и дернула его назад; другая привязала древко копья к его запястью, в то время как зверь, бросивший ее, потянул в противоположном направлении. Человек бился и задыхался, пока третий воин не проткнул ему диафрагму кремневым ножом.

Затем — группа вождей Коэрли — седых, со шрамами возраста и суровой жизни — уселась на круг из камней. Вокруг них стояло еще больше зверей, слишком много, чтобы сосчитать. Они выли от страсти, обезумевшие от крови.

Затем — женщина Корл, еще старше вождей, стояла в плетеном загоне без крыши. Она пела заклинание и отмечала время ножом-атаме, вырезанным из сланца. Вокруг нее шествовали изображения, призраки призраков в глазах Илны. Большинство из них были черными существами в форме человека, похожими на трупы, которые Илна видела, когда они нашли Темпла. Однако, вдалеке обнаженная женщина стояла на краю бассейна. Черные твари, казалось, не обращали на нее внимания.

Затем — Коэрли пожирали свою добычу. Мех этой группы слегка отличался от пятен и полосатости первых людей-кошек, которых показали ей Посланники. Хотя, мало кто из других людей, был бы в этом уверен. Зверь засунул руку младенца себе в рот и вытащил ее, отделяя мясо от костей так, как человек мог бы съесть куриное крылышко.

Затем — Посланцы снова повисли в центре пещеры, пульсируя в ритме крови. Их голоса сказали: — ПРИНЕСИТЕ  ЕЙ НОЖ.

— Нож для волшебника, — хором произнесли крысиные голоса. На ковре сгорбленной мерзости возникло движение. — У нее должен быть нож, и мы его принесем.

— У меня есть нож, если он мне понадобится! — отозвалась Илна, доставая из рукава нож для разделки овощей в костяном футляре и обнажая лезвие. Это была прекрасная сталь, истертая, но достаточно острая, чтобы расщеплять волоски.

У входа в проход появился золотой серп; он переливался из руки в невидимую руку. Одно из существ наклонилось ближе, опуская клинок на расчищенное пространство вокруг Илны, а затем вжалось в толпу своих собратьев. Изогнутое лезвие отражало свет Посланников гнилостным оттенком, который, как  подумала Илна,   было бы невозможно получить от золота.

— Я сказала, что у меня есть нож! — повторила она.

— ПРИНЕСИТЕ ЕЙ ЖЕРТВУ, — сказали Посланники. Свет, который они излучали, прилипал, как патока, ко всему, к чему прикасался. — ОНА ДОБЬЕТСЯ СВОЕГО. ОНА УБЬЕТ ВСЕХ КОЭРЛИ.

Илна намеренно оттолкнула серп ногой обратно в толпу прислужников и посмотрела на вращающиеся розовые пятна. — Почему я должна приносить вам жертву? — резко спросила она.

— Она убьет их всех! — захныкали прислужники. — О, какая сила, сила, превосходящая любую другую!

— ТЫ НЕ ПРИНОСИШЬ НАМ ЖЕРТВУ, ВОЛШЕБНИК, — сказали голоса. — КРОВЬ — ЭТО СИЛА. ТЫ СТОИШЬ ТАМ, ГДЕ СОПРИКАСАЮТСЯ МИРЫ, ПОЭТОМУ ТЫ ДЕЙСТВУЕШЬ ЧЕРЕЗ ВСЕ МИРЫ.

Илна услышала шорох. Она обернулась и увидела, как серые некогда люди протягивают ей то, что она сначала приняла за сверток меха. Он пошевелился в розовом свете: это был Корл, котенок возрастом не более четырех-пяти недель. Его глаза все еще были закрыты. Когда прислужники положили его на расчищенное место, он неловко мяукнул.

— ВОЗЬМИ ЖЕРТВУ, — сказали Посланники. — ПЕРЕРЕЖЬ ГОРЛО КОРЛУ. Затем  повторили: — КРОВЬ — ЭТО СИЛА.

— Она убьет его, — ликующе прошептали прислужники. — Она выпьет кровь Коэрли, каждого из них!

Серое существо подтолкнуло котенка рукой или ногой, чего Илна не заметила. Маленькая жертва взвыла и попыталась кусаться.

— Убирайся! — скомандовала Илна, наклоняясь вперед. Если бы прислужник мгновенно не бросился обратно в толпу своих собратьев, она бы вспорола его ножом, который все еще держала в руке. Илна остановилась, затем подхватила котенка левой рукой. Она ожидала, что он зарычит, но вместо этого он скорчился у тепла ее груди.

— ТЫ ДОЛЖНА ВЫПУСТИТЬ КРОВЬ ЖЕРТВЫ, — сказали громовые голоса. — ТОЛЬКО С ЕГО СМЕРТЬЮ ТЫ СМОЖЕШЬ ИСПОЛНИТЬ СВОЕ ЖЕЛАНИЕ И СВОБОДНО УЙТИ.

На протяжении многих лет Илна убивала бесчисленное количество животных — в основном голубей из своего собственного питомника, но иногда покупала кур у других домовладельцев в округе. С тех пор как она отправилась на свою миссию по уничтожению людей-кошек, она убивала и их, старых и молодых; таких же юных, как этот. В основном она вышибала мозги котятам о камни; их зубы были слишком острыми, чтобы схватить их за голову и свернуть им шеи, как она делала с домашней птицей. Она могла достаточно легко воспользоваться своим ножом, хотя ей пришлось бы придержать котенка, чтобы кровь не попала на ее туники.

Илна посмотрела на Посланников. — Я не буду приносить кровавую жертву! — заявила она, засовывая нож в футляр и пряча его в рукав. Затем достала моток пряжи. — Скажите мне другой способ, или я уйду отсюда.

 — ТЫ ДОЛЖНА ВЫПУСТИТЬ КРОВЬ ЖЕРТВЫ, — сказали голоса. — ТЫ ПРИШЛА К НАМ. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ВЕРНУТЬСЯ, ПОКА НЕ ВЫПОЛНИШЬ СВОЮ ЗАДАЧУ.

— Она должна убить Корла, — пропищали прислужники. Она услышала смех на высоких тонах. — Она должна подчиниться, или присоединится к нам-м-м!

Илна держала котенка на сгибе левого локтя. Его присутствие было помехой, но не большой; она начала вязать узор. У серых существ были глаза. Ее умение могло дотянуться до них, парализовать их, если она побежит обратно по проходу, который привел ее сюда. По проходу, который вернул ее в Ад… Она подняла узор.

— ЕЕ СЛАБОСТЬ ВЫДАЛА ЕЕ, — прогремели Посланники. — ОНА ВАША. Розовый свет исчез, оставив кромешную тьму.

— Она наша! — завизжали существа, многочисленные, как волны во время шторма. Теплая, пронизывающая мерзость окутала Илну в темноте.

***

— Бегите к утесу! — крикнул Кэшел. Крабы могли карабкаться, но, по крайней мере, это их немного замедлило бы. Здесь, на гальке, они были почти такими же быстрыми, как человек. С вершины карниза они с Теноктрис могли бы сообразить, что делать дальше. Во всяком случае, они могли бы попытаться. Если они позволят этим крабам добраться до них, от них не останется ничего, кроме обглоданных костей. Теноктрис еще ранее сказала, что кому-то они здесь не нравятся. Это было правдой, и он не сомневался в ней и раньше.

Низкий утес был на небольшом расстоянии, но, хотя Теноктрис снова была молодой, она не была хорошей бегуньей. Кэшел предположил, что леди делают это не так часто, как деревенские девушки вроде Шарины. Он держался позади нее, что было хорошо, потому что она споткнулась совсем рядом с обрывом. Она врезалась бы прямо в скалу, если бы Кэшел не схватил ее за тунику прямо между лопатками и не отдернул ее назад.

Клешни краба впились ему в пятку. Это было больно, что не имело значения; но они могли схватить его на несколько пальцев выше и перерезать подколенное сухожилие, что сделало бы его калекой на всю жизнь. Не было времени ни говорить, ни планировать, ни делать что-либо, кроме как действовать.

Одной рукой — в другой он держал посох — Кэшел быстро выпрямил правую руку и швырнул Теноктрис на карниз так, как швырнул бы тяжелый камень. Он повернулся, наступив на схватившего его краба. Было приятно почувствовать, как он забрызгивает его мозолистую ступню соком, таким же холодным, как море, из которого он выполз, но сразу появилось крабов больше, чем он мог сосчитать.

Он поднял свой посох, думая, что сможет раздавить крабов, когда они приблизятся к нему, но они были слишком близко, и их было слишком много. Краб схватил его обеими лапами за правую икру, значительно выше лодыжки. Еще больше крабов столпилось рядом с ним. Времени на планирование не было…

Кэшел обрушил наконечник на краба, который держал его. Он подпрыгнул вверх, ухватившись за посох, как за опору, чтобы поднять себя, и повернулся всем телом. Если бы у него был разбег, он, возможно, смог бы перемахнуть через край карниза. Но, застигнутый врасплох, он сумел ухватиться за верх лишь левой рукой. Он висел на одной руке, поддерживая половину своего веса другой, балансируя на посохе, будто это была колонна.

Теноктрис запела заклинание. Кэшел не знал, что у нее на уме, но оно должно было сработать быстро, чтобы принести ему хоть какую-то пользу. Его правая нога кровоточила, и он чувствовал себя так, словно его ударили дубинкой. В мышце все еще оставалась клешня, хотя остальная часть краба была размазана на гальке.

Крабы переползали друг через друга, скапливаясь у подножия утеса, но некоторые уже начинали карабкаться вверх. У Кэшела не хватало сил, чтобы подняться, действуя только одной рукой. Он мог бы сделать это, если бы отпустил посох, но он не хотел этого делать, и уронить его вниз, в толпу щелкающих желтых монстров. Дело было не только в том, что посох был оружием, которое ему понадобится, если ему удастся взобраться на скалу.

Кэшел и этот кусок дерева гикори вместе побывали во многих трудных ситуациях и всегда выбирались из них. Он не собирался оставлять его крабам. Однако он начал дрожать. Каким бы сильным он ни был, он не мог держаться так вечно. Он подумал, что если так случится, то он упадет на пляж и раздавит столько крабов, сколько сможет, прежде чем остальные утянут его под воду.

— Шакед! — крикнула Теноктрис, размахивая мечом, который она использовала вместо волшебной палочки. Кэшел ожидал вспышки волшебного света, но вместо этого он услышал лай собаки, которая, должно быть, была больше, чем он мог себе представить. Кэшел оглянулся через плечо. Из-за мыса показался зверь с лохматой рыжей шерстью и черепом длиннее человеческой руки. Он был размером с двух быков. Его клыки, как верхние, так и нижние, были длинными, но зубы, расположенные в челюстях, были приспособлены для того, чтобы резать или раздавливать. Он бросился к массе крабов, разбрызгивая гальку своими лапами с плоскими когтями.

Крабы начали разбегаться в сторону моря, расходясь волнами. Огромное существо, похожее на собаку, снова заревело и набросилось на них, опуская свои длинные челюсти, чтобы хватать их на бегу. Оно прошло сквозь шевелящуюся желтую массу, как коса сквозь зерно, хлопая слюнявыми челюстями, чтобы давить крабов, которых поймало. Ноги, клешни и части панцирей разлетались в стороны. Морские птицы и выжившие крабы позже очистят гальку. Огромный зверь развернулся, заставив пляж задрожать. Он весил тонны.

Кэшел упал на землю. Единственными крабами возле утеса теперь были те, которых он затоптал при первом натиске. Те, кто еще были живы, либо дергались, либо пытались отползти к воде; они не представляли опасности.

Кэшел не смог забраться на карниз лучше, чем за мгновение до этого, и это большое существо, похожее на собаку, могло стащить его с того места, где он висел, так же легко, как человек срывает грушу с низкой ветки. Зверь фыркнул. Кэшел начал вращать свой посох, чувствуя подергивания в мышцах, которые он усердно тренировал под неудобными углами всего мгновение назад. Зверь снова загудел; он должен есть падаль, иначе большая часть еды останется у него между зубами и сгниет. Зверь описал дугу вдоль кромки воды, раздавив вторую партию крабов.

— Он не причинит нам вреда, — крикнула Теноктрис. Кэшел глубоко вздохнул. Он оставил посох рядом с собой, затем повернулся и посмотрел вверх. Теноктрис улыбнулась ему с карниза. — Если ты мне поможешь, — продолжила она, — я спущусь. Я не хочу прыгать на скалу.

— Нет, мэм, не нужно, — ответил Кэшел. — И я не хочу, чтобы вы это делали. Он прислонил посох к скале. Когда Теноктрис, извиваясь, перевалилась через край и повисла на руках, он обхватил ее за талию и осторожно опустил на гальку. Кэшел почувствовал, что краснеет. — Я сожалею о том, как я, ну, бросил вас, — сказал он, снова беря свой посох.

Теперь существо, похожее на собаку, обнюхивало берег моря, облизывая покалеченных им крабов. Казалось, оно не замечало людей. С этого ракурса Кэшел увидел, что его задние конечности были пятнистыми.

— Ты спас наши жизни единственно возможным способом, — резко сказала Теноктрис. — Я не думаю, что тебе следует за это извиняться. Она усмехнулась. — Я всегда знала, что у тебя большие способности к искусству, — добавила она. — С помощью волшебства. И, конечно, я знала, что ты силен в том смысле, в каком непрофессионалы оценивают силу. Но пока у меня снова не появилось собственное здоровое молодое тело, я по-настоящему не понимала, насколько ты силен, Кэшел.

— Спасибо, мэм, — ответил он, не сводя глаз со зверя, которого Теноктрис призвала, чтобы спасти их. Он начал говорить что-то еще, но спохватился.

Теноктрис рассмеялась. — И, да, мы займемся своими делами, — сказала она. — Чтобы ты мог вернуться к Шарине. Пойдем, алтарь совсем недалеко. Вместе они снова отправились к мысу.

Кэшел оказался между волшебником и существом-собакой. Оно снова загудело, и это было все. Возможно, оно прощалось.

***

Шарина чисто вошла в бассейн и двумя взмахами рук погрузилась глубже. Она ожидала шока, но вода была теплой, как кровь. Взгляд Расиль тоже опустился, очевидно, смотря через левое плечо Шарины, но видел дальше, чем могли видеть глаза — человека или Корла, любого из них. Вода, искаженные рыбы, которые подплыли вплотную к Шарине, прежде чем броситься прочь, взмахнув хвостами, и далекая грязь мерцали красным оттенком волшебного света.

Бассейн был глубиной в тысячу футов, но Шарина видела дно глазами волшебницы. Она вряд ли смогла бы проплыть так глубоко, но продолжала плыть вниз. Она ожидала, что не справится, но не сдавалась. Слой ила и гнили, покрывавший дно бассейна, стал прозрачным в розовом сиянии. Шарина увидела крошечных слепых животных, живущих в нем, червей и менее узнаваемых существ с раковинами, ногами или суставчатыми щупальцами.

Она продолжила двигаться вниз. Ей не нужно было дышать так, как следовало бы обычному человеку. Ее раскинутые руки загоняли ее глубже, несмотря на сопротивление чего-то, но она больше не верила, что это вода. Камни на дне бассейна, гранитные крошки, которые в прошлые века были гладкими, когда поток разбивал их, начали проступать сквозь слой грязи.

Сначала они лежали в алом мерцании. Волшебный свет вспыхнул вокруг единственного камня, сферы из кварца размером с кулак Шарины. Он был очень близко. Это был... Рука Шарины погрузилась в грязь, которую она больше не могла видеть, и схватила Первый Камень.

Он был холодным, потом стал горячим; она почувствовала, как ее обожженная плоть отслаивается, а кости руки чернеют и крошатся, хотя глазами Расиль видела, что не пострадала. Она оттолкнулась от дна и поплыла вверх, действуя только левой рукой. Поверхность была точкой солнечного света далеко вверху, но ей все равно не нужно было дышать. Освещенный солнцем круг расширился; она могла видеть рябь, остатки волнения, которое она вызвала, ныряя.

Шесть искаженных черных пятен стояли по краям бассейна — солдаты Последних, привлеченные всплеском. Даже если они не видели ее, могли ли они заметить волнение, создаваемое ее телом в воде? Шарина потянулась левой рукой поперек своего тела и вытащила свой нож. Она не хотела брать камень в другую руку, так как могла уронить его или, что еще хуже, покалечить и левую руку, сжечь плоть и кости. Оба ее запястья превратились бы в почерневшие обрубки.… Она испытала сильный шок.

Пруд забурлил; хлам, который тысячелетиями оседал на дне, вздулся темным, расползающимся облаком. Что же она сделала, когда вытащила Первый Камень? Она всплыла на поверхность. Если здесь когда-либо и был каменный бордюр, Последние убрали его, когда готовили бассейн для своих целей. Шарина оперлась на край правым локтем и рукоятью ножа, затем высунулась из воды.

Двое ближайших к ней Последних рубились в бассейне. Их мечи были настолько остры, что лезвия едва взбудораживали воду. Ни один из них не задел ее. Все Последние теперь были настороже, их кожные перепонки сложились. Шарина увернулась между двумя солдатами, которые, должно быть, почувствовали движение. Они замахнулись друг на друга, но их удары рассекали только воздух.

Шарина проскользнула мимо, и идеально расположенные лезвия оказались на волосок от черной плоти друг друга, некоснувшись ее. Шарина бросилась к входу. Ее туника лежала на земле там, где она ее бросила. Ее мать, Лора, была бы в ярости на нее; Лора никогда не понимала, что реальность иногда важнее внешности…

Когда Шарина думала о Лоре, это всегда происходило в такое время: когда она или Гаррик делали что-то необходимое для человечества, чего не одобрила бы их мать. Она улыбнулась, несмотря на ситуацию. Возможно, Лора все-таки была хорошей матерью. Она показала им, чего следует избегать.

Последние выстроились в линию по всей ширине крепости, встав плечом к плечу. Бурлящий бассейн не предоставит им подкрепления, по крайней мере, в течение нескольких минут, но невозмутимые черные солдаты возвращались с линии осады через западный вход. Они, должно быть, мысленно разговаривали друг с другом.

Шарина добралась до восточного входа, через который вошла. Пятеро Последних стояли поперек него, полностью заполнив пространство. Их мечи были подняты, чтобы нанести удар. Времени на раздумья не было…

Шарина ударила воина, стоящего в центре, прямо в глаз. Он забился в конвульсиях, размахивая мечом и щитом в стороны; его ноги задрались вверх, как у лягушки. Шарина отпрянула, когда его соседи нанесли удары. Шеренга воинов, выстроившаяся позади нее, побежала к входу. Выбрав момент, Шарина перепрыгнула через бьющееся тело. Она выбежала из крепости и со всех ног бросилась к рядам людей, потому что теперь ей не нужно было скрывать свое присутствие.

К ее удивлению, Аттапер и отряд Кровавых Орлов стояли у подножия стены; они спустились вниз по прочной лестнице. Расиль стояла на парапете. — Вот она! — крикнул Аттапер. — Обойдите свою принцессу, солдаты! Шарина видела все своими глазами, а это означало, что и ее можно было видеть. Ей не было дела до мужчин, по крайней мере, в данный момент, но Последние могли ее увидеть.

Она оглянулась через плечо, ожидая увидеть их колонну, несущихся за ней. У Аттапера не было артиллерии, чтобы поддержать войска, которым пришлось бы подставлять себя под мечи, способные разрезать сталь.

Но Последние не последовали за ней. Однако в крепости что-то происходило; пара искаженных черных тел взлетела высоко в воздух и упала обратно.

Солдат накинул плащ на плечи Шарины и застегнул его. Это была военная форма и, возможно, его собственная, но Расиль, должно быть, сказал ему взять ее с собой для этой цели: на других солдатах такой формы не было. Шарина поднялась по лестнице, балансируя без помощи рук. Она не могла вложить свой нож в ножны, пока не вытрет сукровицу с лезвия, и у нее не было другого способа нести Первый Камень, кроме как в руке.

Кровавые Орлы выстроились перед лестницей. Они начали карабкаться, как только она добралась до парапета. Расиль взяла кварцевую сферу. Правая рука Шарины ощущалась так, словно ее заморозили, но она видела, как двигаются ее пальцы, когда пыталась пошевелить ими. Она отступила в сторону, чтобы у Кровавых Орлов было место взобраться на парапет; Аттапер, как и следовало ожидать, ждал на земле, пока все его люди не поднимутся.

— Что нам теперь делать, Расиль? — спросила Шарина. Она огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было бы протереть нож — тряпки или пучка сухой травы. Поблизости ничего не было, а она не хотела испачкать плащ какого-нибудь солдата. Волшебница шагнула в отсек, в котором ранее стояла катапульта, и разложила стебли тысячелистника в виде фигуры на полу из утрамбованного дерна. — Теперь, — сказала она, — я передам Первый Камень человеку, который способен правильно им воспользоваться, принцесса. Потому что я, конечно, не могу этого сделать.

— Ваша светлость? — обратился рядовой Лирес, мужчина, который регулярно оказывался рядом — и перед — Шариной в самых неподходящих местах. Он предлагал ей замшу, вероятно, ту самую, которую он использовал, чтобы довести почерневшую бронзу своих доспехов до зеркального блеска. — Используйте вот это. Все смоется.

Шарина потянулась за куском козлиной кожи. Рядом с ее лицом на щите воина отразилось другое лицо. Она отпрянула.

— Шарина, вы должны сейчас же пойти со мной! — воскликнул Принц Ворсан. — У вас осталось всего несколько минут. Вы освободили существо, которое привлек к себе Первый Камень. Дорогая принцесса, все вышло из-под чьего-либо контроля!

— Отойди от меня! — закричала Шарина. Лирес выглядел озадаченным, пытаясь понять, откуда доносится голос Ворсана. Потрясенный словами Шарины, у него отвисла челюсть, и он выпрямился по стойке смирно. — Извините, госпожа! — пробормотал он. — Мне не стоило говорить, этого больше не повторится.

— Не ты, Лирес, а...

— Сестра во Христе забери тебя, Лирес! — крикнул Аттапер, поднимаясь по лестнице. — Это у тебя на щите лицо, и оно говорит!

— Шарина, нельзя терять времени. Вы должны...

Крепость Последних взорвалась наружу с оглушительным треском. Плиты, которые не смог бы сдвинуть ни один человек, теперь раскололись и прогнулись, ломаясь поперек, а не там, где швы соединяли отдельные пятиугольники. Облако опалового дыма поднималось от обломков.

Шарина моргнула: это был не дым. Это был панцирь краба, большего, чем она могла себе представить. На самом деле это был не краб. Щупальца вокруг его рта извивались, а единственный глаз в верхней части головной пластины был больше, чем бассейн, из которого она достала Первый Камень.

Существо, извиваясь, поползло к лагерю людей. Каждая клешня была размером с трирему. Одна из небольших баллист, оставшихся на этом конце линии осады, выпустила свою стрелу. Если она и попала в цель, то эффект был потерян из-за необъятности цели.

— Шарина, вы должны... — закричал Ворсан.

Лирес сбросил свой щит с парапета на ничейную землю. — Думаю, его отсутствие  сейчас не будет иметь большого значения, — небрежно сказал он, вытаскивая меч. — И этот разговор действовал мне на нервы.

 — Шарина, клянусь твоей жизнью, иди! —  крикнул Ворсан из-под стены. Щит приземлился зеркальной стороной вверх. — Я не хочу жить вечно без тебя!

Существо приблизилось. Шарина взглянула на Расиль, которая произносила заклинание, стоя в четырехконечной звезде, и протянула Первый Камень. Волшебный свет заиграл вокруг нее — синий, а затем алый.

— «Интересно, успеет ли она закончить заклинание», — подумала Шарина. Она посмотрела на нож из Пьюла. Она все еще не вытерла лезвие, но теперь это не имело значения. — Божья Матерь, будь со мной. Забери мою душу к себе, когда я покину это тело.

Существо подалось вперед, далеко перевалившись через парапет.

Глава 16

— Тельхины украли знак, который ведет к Точке Опоры, — сказала Теноктрис, глядя на плиту из черного камня, о которую плескалась вода. — Сами они, конечно, не осмелились бы ей воспользоваться. Они просто хотели иметь ее.

— Вот, Лейсин с фермы Хардлум тоже был скрягой, — сказал Кэшел. Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как он жил в том районе, и не видел ни одного города больше, чем скопление хижин, составляющих деревушку Барка. — Он не то чтобы воровал, но он бы урезал вашу зарплату, если бы подумал, что может это сделать. Кэшел никогда не понимал Лейсина, богатого фермера, который питался ничуть не лучше самого Кэшела или даже так же. У них бывало одно и то же дешевое блюдо — сывороточный сыр, овес или ячмень и корнеплоды, — но у Лейсина не было Илны, чтобы приготовить все это и приправить дикой зеленью. И все же, все же он обманул двенадцатилетнего сироту, который провел три летних дня, восстанавливая стену из камня, рухнувшую во время шторма. Кэшел улыбнулся воспоминаниям.

— Мастер Лейсин изумил тебя? — спросила Теноктрис с настороженным выражением лица.

— Нет, мэм, — ответил Кэшел, теперь смущенный. Он продолжал смотреть через пролив, чтобы не встречаться с ней взглядом. Примерно в миле от них был еще один мыс, возвышающийся выше, чем на этой стороне. — Я подумал, что, хотя я и не достиг своего полного роста, когда мне было двенадцать, я все же был слишком большим, чтобы Лейсин угрожал выпороть меня, если я не уберусь с его фермы без моей зарплаты.

— Ах, — отозвалась Теноктрис. — Я подозреваю, что Лейсин и Тельхины поняли бы друг друга лучше, чем ты или я понимаем кого-либо из них. Она снова посмотрела в сторону пролива; Кэшел проследил за ее взглядом.

Плита возвышалась над поверхностью на высоту пояса, но, чтобы добраться до нее, им пришлось бы пройти вброд целый фарлонг воды. Невозможно было сказать, насколько она глубока. От соленой воды у него болели порезы, хотя люди говорили, что соляная ванна помогает им быстрее заживать. Кэшел подумал о крабах и о том, будут ли они ждать его неподалеку от берега и решил, что узнает об этом достаточно быстро.

— Я могу перенести вас, — сказал он. — Возможно, будет лучше, если вы сядете мне на плечи, так у меня будут свободны обе руки. Если они понадобится, вы же понимаете.

— Я сама пойду пешком, Кэшел, — сказала Теноктрис. Она одарила его забавной улыбкой. — Я больше не старуха, ты же знаешь. Я не стану морщиться. Она снова повернулась к морю. — Волшебник, стоящий там, может изменить миры, — сказала она. — Именно так сказали Тельхины. Если он достаточно могущественный. Она подняла бровь в сторону Кэшела.

— Да, мэм, — отозвался он. На самом деле это был не вопрос, но, казалось, она хотела, чтобы он что-то сказал. — Вот, почему вы захотели быть здесь, не так ли?

— Многие волшебники хотели бы оказаться здесь! — сказала Теноктрис. В ее голосе звучала злость, хотя почему на него, он не мог себе представить. — Для волшебника, обладающего достаточной силой и надлежащими инструментами, возможно все. Он мог бы править мирами. Всеми мирами, Кэшел! Не только этим.

Кэшел огляделся, слегка пошевелив руками на своем посохе. Вода была грязно-серой и холоднее воздуха, о чем он знал, шагая по оставленным приливом желобам. Карниз позади них и холмы по другую сторону пролива были вулканическими и слишком сырыми, чтобы на них что-либо могло расти. Большое существо, похожее на собаку, которое спасло их, должно быть, питалось тем, что выбрасывало море, если Теноктрис не принесла его сюда из какого-то совершенно другого места.

Он подумал о том, чтобы достать свою сырую шерсть и протереть ланолином посох, но Теноктрис могла подумать, что он подталкивает ее к продолжению дела. Казалось, она и так была в плохом настроении. — Чтобы жить здесь, нужно ужасно хотеть править, — сказал Кэшел. — Думаю, не мне это говорить. Хотя бывали времена, когда он жалел, что не мог заставить овец проявить немного больше здравого смысла.

— Тогда я не думаю, что миру стоит тебя бояться, Кэшел, — мягко сказала Теноктрис. Она подняла инородный меч и критически осмотрела его, затем снова опустила острие на землю. Она улыбалась, когда снова встретилась взглядом с Кэшелом. — Теперь мы перейдем к Точке Опоры, и я думаю, что все-таки попрошу тебя понести меня. На сгибе твоей руки. Уверяю тебя, в воде нет никакой опасности.

— Да, мэм, — отозвался Кэшел, устраивая сиденье из своей левой руки. Она обхватила его за шею, а он схватил ее за внутреннюю сторону колена, чтобы она не свалилась, и пошел. Вода, конечно, была холодной, но не такой, что могло бы стать проблемой для короткой прогулки. Она не доходила ему до середины икр. Единственная проблема заключалась в том, что ему приходилось идти медленнее, чем ему хотелось бы, потому что иначе он забрызгал бы ноги Теноктрис. Кэшел ухмыльнулся. Он привык ходить за овцами, так что медленная ходьба тоже не была чем-то новым, и зашагал дальше.

***

Гаррик взошел на высокую вершину. Алтарем Шина, должно быть, был куб из кварца рядом с отверстием, ведущим в пещеру. Обломки скал на гребне были бежевыми и красновато-коричневыми. Но сухая трава в трещинах между ними — совершенно бесцветной. Солнце садилось на западе, и на южном горизонте странная белая звезда мерцала, как глаз демона.

Дракон выглянул из-за края утеса в пятидесяти футах, вглядываясь в ветер, который с ревом поднимался по скале. С точки обзора Гаррика, он был похож на гигантскую хищную птицу. Его хвост был жестким, и подрагивал вверх-вниз, регулируя равновесие существа. Его шкура была цвета мрачного пламени.

Алтарь был почти таким же высоким, как Гаррик, и, по-видимому, одинаковым во всех измерениях. Глядя издалека, он бы сказал, что это искусственное сооружение, но, находясь в пределах досягаемости, он не мог разглядеть никакой связи между его молочным оттенком и песчаником, на котором он покоился.

Гаррик двинулся влево, держась на расстоянии от дракона. Однако он, должно быть, услышал его, потому что развернулся и на мгновение встал на дыбы, расправив короткие крылья, чтобы казаться массивнее. Он сверкнул глазами, затем вытянул свою длинную шею в сторону Гаррика и закричал. Его язык был черным, а зубы — цвета старой слоновой кости.

— На самом деле ему не нужны крылья, чтобы выглядеть большим, — спокойно сказал Карус. — Он и так размером с тридцативесельный корабль. Ну, почти.

Они оказались лицом к лицу с драконом. При повороте шеи расстояние между ними сократилось вдвое. Гаррик держал меч наискось поперек тела. Его кинжал был опущен и направлен влево, готовый нанести удар вверх. Тело дракона опустилось, а ноги сжались для прыжка. Гаррик продолжал медленно кружить. Он был так же напряжен, как и монстр, но его ноги скользили, как змеи. Его улыбка отражала улыбку призрака-воина в его сознании.

Кора сошла с лестницы. Гаррику было интересно, не передумала ли она над своим предложением сразиться с драконом вместе с ним. Но она просто ждала, чтобы появиться в момент, который больше всего нарушит выбор времени атаки существа.

Дракон закричал, на этот раз сердито, а не угрожающе; второй противник смутил его маленький мозг. Он прыгнул вбок вдоль края утеса; несмотря на свои размеры, он был проворен, как малиновка. Каменный гребень содрогнулся, когда когтистая лапа ударила по нему. Закат придал естественному цвету существа оттенок засыхающей крови.

Огр наклонилась вправо, слегка наклонившись к дракону, как это сделал Гаррик с другой стороны. Зверь мотнул головой из стороны в сторону. У него было узкое лицо и устремленные вперед глаза хищника; когда его противники были так близко, он не мог держать их обоих в поле зрения. — Он не привык, чтобы на него охотились, — сказала Кора со смехом. — Эта перемена пойдет ему на пользу.

Шин вышел из пещеры и взобрался на алтарь. Он двигался почти неуверенно, вместо того чтобы привлекать к себе внимание акробатическими трюками.

— Вряд ли, если все пойдет так, как я задумал, — отозвался Гаррик. Он придвинулся ближе к дракону. Если бы он и огр разошлись далеко, дракон прыгнул бы на одного, прежде чем другой успел бы вмешаться.

Эгипан поднял обе руки, будто указывая на небо, и начал петь. Волшебный свет заструился между его указательными пальцами.

Кора снова рассмеялась, затем сгорбилась.  Дракон бросился на нее, развернувшись на левой ноге. Его растопыренные когти вонзились в поверхность песчаника, разбрасывая песок и гальку. Кора отпрыгнула на двадцать футов назад, стоя на ногах. Гаррик ударил дракона сбоку в колено. Он не задел хрящ, потому что нога согнулась, но невероятно острое острие меча вонзилось в бедренную кость. Зверь закричал и развернулся к Гаррику. Вместо того чтобы уклониться назад, он полоснул его по клюву. Дракон отвел голову за пределы досягаемости, разбрызгивая кровь из того места, где порез задел за живое.

Дракон прыгнул на Гаррика, оттолкнувшись правой ногой, но он нырнул в сторону. Зверь развернулся в воздухе, чтобы последовать за ним, но Кора схватила его за жесткий хвост в воздухе. Вес огра развернул хвост, и дракон  рухнул на левое бедро.

Существо ударило Гаррика крылом о скалу. Крыло было коротким по сравнению с длинным телом, но все равно это была десятифутовая дубина из костей и хрящей. Гаррик моргнул. Он чуть не проткнул себя кинжалом, когда падал. Если бы не рефлексы Каруса, он истек бы кровью, как зарезанная свинья, и умер бы в течение нескольких минут, даже если бы дракон не потрудился прикончить его.

Линия волшебного света с шипением протянулась от горизонта до горизонта, поддерживаемая поднятыми указательными пальцами Шина. Хотя солнце почти село, голубое сияние освещало горный хребет так же ясно, как в полдень.

Дракон хлестнул хвостом, пытаясь сбросить Кору. Она сначала не отпускала его, но второй удар отбросил ее к краю утеса. Дракон вскочил на ноги. Если бы Гаррик был в лучшей форме, он бы подогнул ноги под себя и немедленно вскочил. Вместо этого он перекатился на четвереньки, затем поднялся на одно колено. Дракон взвизгнул и топнул ногой, чтобы раздавить Гаррика, как маслину в прессе.

Гаррик нанес удар по опускающейся ноге, вогнав половину своего длинного клинка в кости лодыжки. Когти дракона рефлекторно сжались, сжимая острые, как солнечный свет, края.

Существо издало громкий крик и подпрыгнуло вверх, оторвавшись от меча. Гаррик пошатнулся и попятился. У него двоилось в глазах, и он потерял кинжал, неизвестно где. Насколько он понимал, он мог торчать и в нем, но не думал, что его левое плечо и ребра могли бы болеть сильнее, если бы в них был воткнут длинный нож.

— Лягушачий мозг! — крикнула Кора. Она развела руки в стороны ладонями назад. — Презренный мозг! Дракон повернулся к ней, и клюнул вниз, используя свой крючковатый клюв, как кинжал убийцы. Но Кора ударила по обеим сторонам птичьей головы кусками песчаника, которые она прятала в своих огромных ладонях.

Дракон споткнулся, а Гаррик сделал два шага, чтобы занять нужную позицию, затем снова ударил его по правому колену. На этот раз он попал точно в сустав. Дракон неуклюже попытался укусить Гаррика, а Кора метнула камень, который держала в правой руке, и он отскочил от затылка существа. Дракон пошатнулся. Гаррик приблизился и снова нанес удар, целясь на этот раз в левое колено. Он промахнулся, потому что Дракон отступил назад. Когда он перенес вес на правую ногу, колено подогнулось. Существо издало отчаянный крик и повалилось набок.

Людоедка отступила в сторону и тоже упала; коготь глубоко вонзился в ее левую ногу. Дракон ударился о песчаник, покатился и скатился с края утеса. Гаррик слышал, как он кричал в бессильной ярости, казалось, невероятно долго. Земля задрожала, когда дракон ударился о выступ на полпути вниз, затем снова задрожала, когда он ударился у основания скалы и отлетел далеко в сторону. Третий удар пришелся на дорожку на дне долины.

Гаррик снова опустился на одно колено; на это ушло меньше энергии, чем на то, чтобы оставаться в вертикальном положении. Шин стоял, как мохнатая статуя, на вершине своего алтаря. Линия света, на которой он балансировал, превратилась в трубу, в которой человек мог стоять прямо. На обоих горизонтах возвышались колоссальные фигуры. На севере была древняя женщина Корл, держащая светящийся шар из кварца. На юге стояла молодая женщина, которая потянулась к шару. Черты женщины были поразительно похожи на профиль Теноктрис.

***

Существа, придавившие Илну к земле, завыли, как зловонный ветер, и тяжесть свалилась с нее. Как только это произошло, камеру залил чистый белый свет. Она, пошатываясь, поднялась на ноги, щурясь от ослепительного блеска и слез ярости. Котенок еще сильнее прижался к сгибу ее руки. Она увидела приближающиеся размытые фигуры и попыталась расправить узор, который связала для защиты.

Карпос накрыл своей большой рукой ее ткань, прежде чем Илна смогла привести  ее в действие. — Госпожа, все в порядке, — сказал он. — Мы здесь. Мы тебя вытащим отсюда.

— Что это за штуки? — спросил Асион с явным отвращением. — Они грязные, как опоссумы, клянусь Богоматерью, они такие и есть!

— Нас вытащит Темпл, я имею в виду, — добавил Карпос. — Скажи, что это у тебя за  кошак?

— Они бы сделали меня одной из них, — ответила Илна. Она открыла глаза; когда они были закрыты, она подумала о будущем, которого только что избежала. Свет был как в полдень солнечного дня, яркий, но не такой уж необычный. Только по контрасту с розовым полумраком он был таким шокирующим.

Илна убрала пряжу, затем прикрыла маленького зверька-кошку свободной тканью рукава, не столько для тепла, сколько чтобы защитить его от глаз охотников. Она сказала: — Не беспокойтесь о котенке. Все будет хорошо.

От щита Темпла исходил свет. Он повесил его на левое плечо, поэтому его сияние отражалось от стен пещеры, а не падало прямо на Илну и охотников. Даже отражаясь от цветного песчаника, свет сохранял свою белую чистоту.

— Как ты это делаешь? — выпалила Илна. — И как вы сюда попали?

Темпл улыбнулся. — Я думаю, нам лучше уйти отсюда прямо сейчас, — ответил он. — Поскольку я не думаю, что есть какая-то причина здесь оставаться?

— Нет, — сказала Илна, подавляя дрожь.

— Нас здесь ничто не держит. Темпл жестом указал ей на проход на поверхность. — Я последую за остальными, — добавил он. — Так будет лучше всего.

Двое прислужников лежали на каменном полу, разорванные ножом Асиона. Чистый свет превратил их тела в клубки серых тряпок, и он загнал остальных существ в глубину пещеры. Асиону не нужно было бы бить никого из них, но Илна хорошо понимала, почему он решил это сделать.

Она заставила себя посмотреть на Посланников. Все, что она могла видеть, — это мерцание в ярком воздухе.

Они прокляли ее на вечность мерзкого забвения, но куда теперь делась их сила? Илна обернулась. — Спасибо, что спасли меня, Темпл, — сказала она. — Я должна была сказать это раньше. Спасибо вам всем.

— Это было приятно, — ответил Темпл. Он улыбнулся. — Это было то, что следовало сделать давным-давно. Но теперь...?

— Да, — сказала Илна, направляясь к проходу.

— Я пойду первым, — сказал Асион, разматывая ремень своей перевязи.

— Я бы хотела, чтобы вы оба пошли вперед, если не возражаете, — сказала Илна. — Мне нужно обсудить кое-какие дела с Мастером Темплом.

— Да, госпожа, — кротко ответил Карпос. Он присоединился к своему напарнику, и они вместе вошли в коридор. Несмотря на тени, щит на плече Темпла освещал путь так же ярко, как и тогда, когда Илна спускалась этим путем.

— Я никогда не думала, что выберусь отсюда, — прошептала она. — Я думала, что я в Аду. Навсегда. Котенок мяукнул и потерся о руку Илны.

— Мы бы не оставили тебя здесь, Илна, —  сказал Темпл. Он шел рядом с ней, прижавшись правым плечом к ее левому. Она повернулась и тихо спросила: — Как вы смогли пройти? Я же заблокировала вход в пещеру. Когда Илна выпалила подобные слова, впервые увидев своих спасителей, они были скорее обвинением, чем настоящим вопросом. — Как вы сюда прошли, когда я запретила? Ей было неловко вспоминать это, но память у нее была очень хорошая. Ей было о чем с болью вспоминать в темные предрассветные часы, так что еще одно воспоминание не было большой обузой.

Темпл сунул руку за пояс и достал моток шнурков. Илна знала, что если она расправит его вместо того, чтобы просто распутывать узелки, то найдет узор, который она оставила, чтобы закрыть проход. — Он бы тебя остановил? — спросил Темпл.

Она нахмурилась. — Нет, конечно, нет, — ответила она.

— И меня не остановил, — сказал Темпл тем же мягким тоном, что и раньше. Он протянул моток, скрученный и безвредный, Илне. Их глаза встретились, когда она забирала его.

Темпл отвернулся, посмотрел вверх по проходу на охотников, которые были в нескольких шагах впереди них. Он тихо сказал: — В очень далеком... мире, скажем так, были люди и Коэрли, как и на Земле. Они сражались и убивали друг друга на протяжении поколений. Он слегка повернулся и встретился взглядом с Илной.

— Продолжай, — сказала она. Котенок откинул рукав, который прикрывал его. Она коснулась его правой рукой, чтобы успокоить, и подумала — отняли ли его от груди. Вероятно, нет.

— И вот, родился человек, — сказал Темпл, обращаясь к проходу впереди. — Величайший воин своего времени, возможно, всех времен. Этот человек решил, что боевые действия должны прекратиться, что люди и Коэрли должны жить вместе в мире.

— Кто-нибудь послушался его? — спросила Илна. Она тоже смотрела прямо перед собой. — Я не думаю, что они послушались.

— Поначалу это делали лишь немногие, — ответил Темпл. — Но он был великим воином. Он сражался с теми, кто противостоял ему, и сокрушал их, убивал их достаточно часто. И людей, и Коэрли. В конце концов, он обрел покой, и в его мире воцарился мир. Темпл посмотрел на нее. — Он не был святым, Илна, — продолжил он, и его слова прозвучали резко. — Он был совсем не похож на святого. Но он принес мир в свой мир.

Илна облизнула губы. Они и ее рот стали сухими, как пух.

— Я знаю такого человека, — сказала она.

— Я так и думал, что ты сможешь, — отозвался Темпл с улыбкой. — И, возможно, с ним случится то же самое, что случилось с воином, о котором я говорю. После его смерти люди — как люди, так и Коэрли; теперь они думали друг о друге, как о людях — поставили ему статуи в своих храмах. Они забыли, что он был человеком, очень ужасным человеком, когда ему это было нужно. Он стал богом солнца. И духовенство в последующие века будет рассказывать о том, как он принес свет мира на землю.

Илна могла видеть вход в пещеру прямо перед ними, за плечами двух охотников. —  А потом? — спросила она.

— Много раз происходили Изменения, которые переделывали мир в разных местах, как лоскутное одеяло, — продолжил Темпл, все еще улыбаясь. — Среди них был священный бассейн мира воинов. Когда туда пришли Последние, с ними сражались жрецы. Они предотвратили прибытие большего количества существ. Темпл поморщился. — Они были священниками, а не воинами, — резко сказал он. — У них не было оружия или умения им пользоваться, но у них было мужество, которого, в конце концов, оказалось достаточно. Он, снова, посмотрел на нее. — Они молились своему Богу, Илна. Не за себя, а за эту Землю, за которую они были готовы умирать.

— Позвольте мне сообщить вам! — весело воскликнул Асион. — Я рад снова увидеть открытое небо. Я уверен!

— Мы все рады, друг мой, — отозвался Темпл. Он жестом пригласил Илну идти впереди него, а сам шагнул в узкий проход, повернулся и махнул рукой. Гребень треснул и содрогнулся. Из трещины в скале вылетела пыль; затем косяки входа ударились друг о друга. Все снова задрожало, когда воцарилась тишина.

— А что с Посланниками? — спросила Илна.

Темпл пожал плечами. — Они остались, — ответил он. — Они останутся навечно. Но, хотя я уверен, что люди найдут способ снова добраться до этого хранилища, но я не думаю, что это произойдет скоро.

— Послушай, Темпл! — сказал Асион. — Что нам теперь делать?

— Я думаю, что на какое-то время вы, возможно, захотите остаться с Илной, — ответил Темпл с улыбкой. — А Илна? Я подумал, что ты, возможно, захочешь вернуться домой. Возвращайся к друзьям, которых ты оставила после Изменения.

Илна посмотрела на него без всякого выражения. Котенок мяукнул и попытался уткнуться носом в ее грудь. Это не принесло ему никакой пользы, но в Валлесе или где бы там ни был Гаррик, можно найти дойную козу или даже кормилицу. — Да, — сказала Илна. — Я бы этого хотела.

Улыбаясь, как статуя Бога, Темпл поднял свои руки к солнцу.

***

— Вот и хорошо, дошли, — сказал Кэшел, останавливаясь рядом с черной плитой. Он приподнял Теноктрис левой ладонью; его правая рука, сжатая на посохе, давала ей возможность опереться на его плечо. — Однако я не могу поставить вас на ноги. Эти слова напомнили ему о том, как он бросил ее на карниз. Он снова почувствовал смущение, хотя в тот момент, ну...… как она сама сказала, он не видел другого выбора.

— Я сама могу встать, спасибо, — ответила Теноктрис. Она гибко выпрямилась и направилась к центру блока, стуча деревянными подошвами.

Пробежавшись пальцами по Точке Опоры, Кэшел задумался, что же это такое, на самом деле. Он подумал, что это скала, когда увидел ее с берега, но на ощупь она была холодной, как металл. Она была гладкой, как лезвие топора, и даже цвет был неправильный. У него не было такого чутья, как у Илны, на подобные вещи, но он мог видеть, что черный цвет был слишком чистым, чтобы быть натуральным. Ну, над этим вопросом можно будет подумать как-нибудь в другой раз. Кэшел воткнул посох в море и покрутил им, убеждаясь, что он прочно уперся в дно. Опираясь на посох, он сам сделал высокий шаг на плиту. Хотя он и не собирался поскользнуться, но все равно предпочел бы снова оказаться в холодной соленой воде, чем идти по этой скользкой поверхности.

— Что бы вы хотели, чтобы я сделал, Теноктрис? — спросил он.

Она внимательно осматривала плиту, как Кэшел проверял бы текстуру дерева, прежде чем придать ему какую-либо форму. Из чего бы она ни была сделана, она была не только отполированной, но и идеально круглой.

— В конце концов, мне не нужно рисовать никакой фигуры, — сказала Теноктрис. — Хотя, я бы смогла, даже вот этим, — она помахала мечом, — в чем я скорее склонна сомневаться, теперь, когда я здесь.  И Теноктрис отвела руку и швырнула меч в море. — Вот, — сказала она. — Мне никогда не нравилось использовать мечи. В них скрыта угроза, хотя они по-своему эффективны. Ты понимаешь, что я имею в виду, Кэшел?

— Я думаю, что да, мэм, — ответил он. — Но это не имеет значения. Есть много вещей, которых я не понимаю, но все равно все получается.

Она холодно улыбнулась ему. — Тогда просто оставайся рядом, — сказала она. — Это помогает больше, чем ты можешь себе представить. Да, и еще кое-что!

— Да, мэм?

— Я дала тебе на хранение свой медальон, — сказала Теноктрис. Она протянула правую руку. — Верни его сейчас. Он мне нужен, чтобы выполнить эту задачу.

 — Да, — ответил Кэшел. — Хорошо, это займет у меня минутку. Он оперся на посох локтем, чтобы работать обеими руками. Железный наконечник, вероятно, скользил по плите, поэтому он зажал его между пальцами правой ноги.

— Ты собираешься отдать мне медальон?

— спросила Теноктрис резким, повышающимся голосом.

— Да, мэм, конечно, — ответил Кэшел, сосредоточившись на том, что он делал. Ему нужно было быть осторожным, иначе он разорвал бы тонкую цепочку. — Вот, пожалуйста. Он держал медальон и цепочку на ладони, вместо того чтобы вложить в ее руку. Это позволило бы ей взять и надеть его обеими руками, не запутываясь в волосах.

— Кэшел, во мне сидит демон! — сказала Теноктрис. — Тебе не было интересно, откуда взялась моя новая сила? С этим медальоном в моем распоряжении никто и ничто не  сможет меня контролировать!

— Но вы будете держать себя в руках, — отреагировал Кэшел. Он чувствовал себя глупо, держа медальон, а она его не брала. Она даже опустила руку, чтобы он не смог просто положить его ей на ладонь. Он неловко откашлялся. — Теноктрис, — сказал он, — я видел демона. Он не хотел помериться со мной силами, и я не думаю, что с вами у него что-нибудь бы получилось. В любом случае, вы все еще Теноктрис. Так что вот ваш медальон, если он вам нужен.

Теноктрис взяла медальон. — Ты был очень хорошим пастухом, не так ли, Кэшел? — сказала она.

Он улыбнулся. — Да, мэм, — ответил он. — И я надеюсь, что все еще им являюсь. Он достал кусок шерсти и вытер свой посох, особенно ту его часть, которую он окунул в соленую воду. Он надеялся, что будет пользоваться им еще много лет; а если нет, что ж, по крайней мере, в конце ему не придется стыдиться того, что он не позаботился о своих инструментах.

Теноктрис начала напевать слова силы. Диск волшебного света замерцал между ее поднятыми руками и начал вытягиваться в трубу. Кэшел убрал шерсть и наблюдал за своей подругой. Он просто стоял там, где был, слабо улыбаясь и расставив ноги. Для любого, кто смотрел на него, он был таким же твердым, как сама Точка Опоры Миров.

***

— Хорошо, — сказал лорд Аттапер. Он казался раздраженным и немного скучающим, но, конечно, не испуганным ползущим к ним чудовищем. — Капитан Аскор, уведите ее высочество отсюда быстрее. Я думаю, доставьте ее обратно в Валлес. Боюсь, вам придется импровизировать с маршрутом.

— Нет, — отозвалась Шарина. Она кивнула в сторону волшебницы Корл. — Мне нужно остаться с Расиль.

Земля задрожала, когда существо двинулось к линии осады. Четыре ноги, похожие на весла, привели его в движение, так что оно скорее плыло, чем шло.

— «Это определенно не краб», — подумала в глубине души Шарина. Ее губы улыбнулись так, как люди думают о пустяках, когда им осталось жить считанные мгновения.

— Аскор, я сказал... — взревел Аттапер, выплескивая свой гнев на подчиненного, потому что даже сейчас он не мог накричать на Принцессу Шарину.

Шарина встала между мужчинами, оказавшись лицом к лицу с командиром стражи на расстоянии нескольких дюймов. Она была высокой для женщины.  Достаточно высокой, чтобы смотреть ему в глаза или почти так. — Черт возьми, — отрезала она, — мир будет жить или умрет из-за того, что эта волшебница… — она указала на Расиль, не поворачивая головы, — способна сделать прямо сейчас. Если ей понадобится помощь в ее искусстве — в ее колдовстве, Аттапер, — вы поймете, о чем она просит?

Аттапер отступил назад. Выражение его лица сменилось с яростного на нейтральное. Когда его глаза проследили за жестом Шарины, он озабоченно нахмурился. Несколько Кровавых Орлов чувствовали себя комфортно рядом с волшебством, но их командира среди них не было.

— Хорошо, — сказала Шарина, отворачиваясь. — Вы делайте свою работу, милорд, и предоставьте мне заниматься моей.

И краб выполнял бы свою работу или, во всяком случае, получал бы удовольствие от нее, и тогда Шарине не пришлось бы беспокоиться о проблемах управления королевством или о многом другом. Она стояла, держась одной рукой за плетеную ограду, лицом к Расиль. Если волшебница неожиданно что-то попросит, Шарина будет готова это сделать.

Расиль держала Первый Камень на расстоянии вытянутой руки, произнося заклинание. Слабый лазурный круг начал искриться перед ней. У Шарины возникло ощущение глубины и отдаленности, но заклинание, очевидно, было еще не завершено. Удаление талисмана из пруда высвободило это грозное существо. Она задалась вопросом, следовало ли оно за камнем. Спросить было некого, кроме Расиль, которая не сможет быстро ответить, как и сама Шарина не сможет задать ей вопрос.

Монстр угрожающе придвинулся ближе. Он мог бы разорвать осадные сооружения на части своими клешнями; то, что он этого не делал, скорее всего, было из-за презрения к ним как к барьеру. Шарина холодно взглянула на него, показывая солдатам, находящимся поблизости, что она не боится встретиться с этим существом лицом к лицу. Но она боялась.

Это было все равно, что смотреть на лавину, сметающую все на своем пути. Но она была Принцессой Шариной Хафтской, стоявшей рядом с мужчинами, которые неоднократно рисковали своими жизнями, в буквальном смысле, ради королевства, которому они служили. Она тоже служила ему.

— Шарина, я все еще могу спасти тебя! — закричало лицо со сверкающего щита, лежащего на земле.

Шарина опустила глаза и сказала: — Ворсан, если бы ты заслуживал титула «Принц», ты бы спас свой собственный мир, или погиб бы вместе с ним! Как и Аттапер, она вымещала свой гнев и страх на ком-то, на кого было безопасно нападать. — А теперь предоставь мне заниматься моими обязанностями!

Расиль стояла в конце трубы, которая охватывала нечто большее, чем просто пространство. На невообразимо далеком, другом конце возвышалась гигантская фигура, темная, но фокусирующаяся по мере того, как волшебница пела. Синий волшебный свет, соединяющий концы, сверкал ярче с каждым слогом.

— Я не смогу жить, если ты умрешь, — крикнул Ворсан, но Шарина больше не смотрела на него. Казалось, что сама скала Панды ползет к ним. Единственный сверкающий глаз чудовища охватывал мир от горизонта до горизонта. Глаз был слишком высоко, чтобы попасть в него камнем из катапульты.

Аттапер крикнул: — Выстрел! Залп из стрел, выпущенных его войсками, был безобиден, как струя дождя. По большей части снаряды отскакивали от толстого головного щита; те немногие, что застряли, колыхались, как усы на подбородке великана. Каждый раз, когда Шарина переводила взгляд с монстра на Расиль или наоборот, она чувствовала себя дезориентированной.

Труба, которую держала волшебница, не вела ни в одном направлении мира, где стояла Шарина в тени существа, большего, чем могло бы стать что-либо живое.

Фигура, держащая другой конец трубы, в равной степени не соответствовала нынешней реальности. Она становилась яснее по мере того, как разгорался волшебный свет. Это был человек, была женщина… — Клянусь Богоматерью, это Теноктрис с тех пор, как она сделала себя молодой!

Передние лапы монстра напряглись, готовясь поднять массивное тело на осадные сооружения и за их пределы. Стоявшие поблизости солдаты держали мечи наготове; они уже метнули свои копья. Разлетелась на куски небольшая баллиста; ее экипаж перезарядил ее как раз вовремя, чтобы выпустить последнюю стрелу, которая попала в головной щиток монстра. Это было свидетельством мужества и профессионализма перед лицом неминуемой катастрофы.

— Я спасу тебя, Шарина, — крикнул Ворсан с задворков сознания Шарины. Затем…

Все стало янтарным, будто она смотрела на мир сквозь тонкий черепаховый панцирь. Существо-краб уменьшилось…

Но не исчезло. Щит, который солдат Лирес сбросил с парапета, стал размером с небо. И на лице, мерцающем на щите, открылась огромная радужная оболочка. Чудовище растворилось в ней, как соль растворяется в воде.

Солдаты кричали от изумления и страха. Страха, хотя, они не дрогнули перед лицом надвигающейся смерти, потому, что чудовище исчезло. Остался только широкий след, который его продвижение проложило от того места, где была крепость Последних.

Шарина посмотрела вниз. Щит лежал там, где упал, поблескивая в ярком солнечном свете. — Наверное, он... — прошептала она, но не закончила свой глупый комментарий. С древним принцем что-то произошло, просто не могло быть все в порядке. Даже сейчас она не могла притворяться, что Ворсан ей не нравился, но он дал ей повод уважать его. — Божья Матерь, прими к себе душу Ворсана, который пожертвовал собой ради других. Ноннус, будь братом тому, кто умер за меня, как ты умер за меня.

Длинная морда Расиль дернулась, когда она выкрикнула последние слова своего заклинания, и воцарилась тишина.

Ни волшебница, ни солдаты не смогли разрушить ее. Труба света превратилась в пульсирующий сапфировый стержень, такой яркий, что он стал почти непрозрачным. Расиль вставила в нее Первый Камень, в то время как колоссальная фигура Теноктрис потянулась с другого конца. Их руки встретились на полпути. Раздался удар грома. Труба исчезла. Волшебница Корл пошатнулась вперед и упала бы, если бы Шарина не подхватила ее.

На равнине за пределами Панды, со стен которой люди и Коэрли в изумлении смотрели вниз, был полдень. От Последних, которые атаковали город, ничего не осталось. Кроме частей тел на краю ямы, из которой вылезло существо, похожее на краба. На окружающем горизонте задрожал алый волшебный свет.

***

Теноктрис стояла как статуя, ее поднятые руки касались трубы волшебного света, темного, как морские глубины. Вместо искр и вспышек, которые Кэшел ожидал от волшебства, это сияние было плотным, почти твердым. Часть Кэшела думала, что он должен выглянуть наружу на случай, если что-то подкрадывается к ним, но с тех пор, как крабы забрались в воду, ничего подобного не происходило. Даже если бы они вернулись, они не смогли бы вскарабкаться по скользкой стене плиты. Кэшел просто наблюдал за Теноктрис. То, что она делала, было опасно и безошибочно. Он не притворялся, что сможет сильно помочь, если что-то пойдет не так, но он попытается.

— Астраэлелос! — крикнула Теноктрис. — Храэлеос! При каждом слоге маленькие волнообразные вершины сплющивались в круг, расширяющийся от Точки Опоры. Теноктрис не выросла, но казалась больше, чем гора. Древняя женщина Корл стояла, как зеркальное отражение Теноктрис, на другом конце трубы. Она тоже пела, но в ее правой руке был хрустальный шар с пульсирующим красным огнем в центре. Теноктрис снова закричала, но в мире Кэшела была только тишина. Женщина-кошка держала кристалл, и Теноктрис потянулась, чтобы взять его. Их руки встретились. Красный, ревущий магический свет поглотил мир и расширился.

Кэшел стоял рядом с Теноктрис. Вместе они заглянули в сердце космоса. Лицо волшебницы было спокойным, как у бога. Обхватив левой рукой сверкающий кристалл, она указала правой на звезду. Ее белый свет стал алым и из пятнышка превратился в мерцающий шар. Еще мгновение Последние продолжали ползти по миру, в котором жил Кэшел. Он видел все. Ряды свирепых черных фигур маршировали из ледяного кратера, откуда они прибыли на Землю. Свет красной звезды упал на них, и они загорелись, воспламенив леса и равнины. Те, кто пересекал пустыни, расплавляли песок, превращая его в стекло. Ледяная линза, где Последние стояли плечом к плечу, взорвалась паром, таким же сильным, как новое извержение холодного сердца вулкана.

Теноктрис опустила руку. Красная звезда вспыхнула, а затем исчезла, как дым во время шторма. Теноктрис повернулась и посмотрела на Кэшела, улыбаясь. Она держала кристалл в левой руке.

— «Разве она просит меня взять его?» — подумал он. — Нет, Теноктрис, — сказал он, но не смог расслышать слов даже у себя в голове.

Все еще улыбаясь, Теноктрис указала пальцем правой руки на кристалл. Он изогнулся, сжался и исчез. Алый свет исчез вместе с кристаллом. Теноктрис начала падать вперед, но Кэшел подхватил ее и осторожно опустил. Вместо того чтобы положить ее голову на отполированную черную плиту, он тоже сел и положил ее на свое левое бедро.

Высоко над головой прокричала чайка. С запада дул легкий ветерок. Кэшел подумал — дул ли он все время, но он не замечал его раньше. Происходило многое…

— Я не могла доверить себе Первый Камень, — прошептала Теноктрис. Она открыла глаза, но совсем чуть-чуть. — Я не могла доверять никому, кроме тебя, Кэшел. И ты не захотел его взять. Должно быть, она имела в виду кристалл.

— Ну, он мне не нужен, Теноктрис, — сказал он. — Вам здесь удобно? Я мог бы отнести вас на берег.

Теноктрис рассмеялась. — Нет, я полагаю, это не нужно, — ответила она. — А после того, как я немного отдохну, я отвезу нас домой. Обратно к Шарине.

Кэшел просиял. — Это будет здорово, — воскликнул он.

Чайка крикнула снова. Забавно. Даже птичий крик сейчас показался Кэшелу веселым.

Эпилог

Священник Ниверс поднялся с кушетки из зеленого бархата, такогостарого, что ворс протерся до основания множеством пятен. — Они возвращаются! — крикнул он надтреснутым голосом.

— Если ты планируешь пригласить кого-нибудь на ужин, Ниверс, — сказал Салмсон, — то лучше бы им приготовить репу. Крысы доели остатки ветчины, но она все равно портилась.

Салмсон официально был младшим жрецом Франка, Бога Неба; на самом деле он был дворецким Ниверса. Он вошел с графином разбавленного вина, когда услышал, как Ниверс пробуждается от своего пророческого транса.

Эти двое и старая кухарка, которая бормотала что-то себе под нос на диалекте глубинки, были единственными обитателями особняка священника, пристроенного к храму Франка.

— Нет, ты дурак! — закричал Ниверс. — Франка и Его Братья и Сестры возвращаются! На алтарях будет литься кровь, чтобы Они могли пить, а для меня — это лучшие деликатесы! Он споткнулся о пояс своей мантии; пояс развязался, пока он отправлял свою душу на поиски будущего, лучшего, чем это разрушенное настоящее. Он проходил этот ритуал в каждое новолуние, но никогда до сих пор его мечты не достигали цели.

— Идем! — сказал Ниверс, поднимая свою одежду. — Помоги мне найти мои сандалии. Только хорошие, не забудь! Я должен увидеть Императора. Паломир снова станет великим!

— И свиньи будут летать, — пробормотал Салмсон, но поставил графин на стол с каменной столешницей и последовал за своим хозяином по коридору в номер, в котором они жили. Это не был один из обычных снов Ниверса, вызванных запахом пыльцы лотоса. Эти фантазии длились недолго, пока священник не поднялся с кушетки.

Арочные окна здесь, на третьем этаже, выходили на город Паломир, похожий на драгоценный камень на фоне темной массы окружающих джунглей. Свет отражался от тысяч шпилей и крыш. Поскольку солнце было близко к горизонту, тени и преломления скрывали большую часть руин стеклянных башен. — «Но, возможно...» —  подумал Салмсон. По коридору перед ним пробежала крыса.

***

Гаррик спустился с залитой солнцем вершины горы в тень брезента, прикрывавшего Регента — Принцессу Шарину, и ее совет. Лагерь находился за очень впечатляющими полевыми укреплениями, но он не имел ни малейшего представления, где он находится.

— Это Панда, но в мое время это был остров, — подсказал Карус, чье чутье на местности не имело себе равных в опыте Гаррика. Изображение призрака нахмурилось. — И в твоем тоже.

— Принц Гаррик, вы вернулись! — с энтузиазмом воскликнул Лорд Тадаи. Он сидел по другую сторону стола совета — две двери опирались на козлы и были покрыты сукном, поэтому он первым увидел появление Гаррика.

— Держу пари, он думает, что ты только что вошел в палатку, — сказал Карус, которому даже сейчас было не по себе от волшебства.

— Гаррик! — воскликнула Шарина, повернувшись и оттолкнувшись от стола, когда попыталась встать. Лайана просто опрокинула свой стул и бросилась в объятия Гаррика. Она бы не сделала этого, если бы не была очень напугана…

— И у нее были на то причины, — промолвил Карус. — Хотя все получилось довольно хорошо. Нет ничего такого, с чем не справится хороший меч, когда им размахивает мужчина.

— «Сказано как простым солдатом», —  подумал Гаррик, но он был слишком счастлив, чтобы быть язвительным. В конце концов, Карус иронизировал. Он действительно так думал, но он знал, что разрушил свое королевство, когда вел себя подобным образом, как король.

Все бормотали приветствия и поздравления. Гаррик позволил этому продолжаться некоторое время, потому что он был истощен внезапным избавлением от стресса. Обнимать Лайану было всем, что он хотел бы делать, и пусть другие люди говорят — он мог бы это делать. Но он должен управлять королевством…

Гаррик в последний раз сжал Лайану в объятиях и вырвался. Она поправила стул и чопорно уселась. Шарина предложила ему стул — сделанный здесь, в лагере, из кольев и плетеных, как фашины, досок, хотя и покрытый красным сукном, — но Гаррик пока не хотел садиться.

— Вы отправились в Панду, чтобы подавить ренегатов? — спросил он, вспоминая сообщения об острове, которые поступили до того, как он ушел с Шином. Он надеялся, что в его тоне не прозвучало неодобрения, но это был бы не тот способ, которым он использовал бы такую большую часть ресурсов королевства.

— Чтобы уничтожить плацдарм Последних, ваше высочество, — ответил Лорд Уолдрон достаточно убедительно, чтобы показать, что он понял подразумеваемую критику. — Мы обсуждали сейчас, как поступить с самой Пандой теперь, когда Принцесса Шарина уничтожила Последних.

— Это Расиль уничтожила Последних, — поправила его Шарина. Однако в том, как она это сказала, было что-то странное. Гаррик не знал, кто такая Расиль, но был уверен, что скоро узнает.

— И Теноктрис, — добавил Кэшел, появившийся рядом с Гарриком. — Она только что вернула нас.

Гаррик резко обернулся. Рефлекс его предка заставил его руку схватиться за меч, хотя он и не обнажил клинок. Его друг стоял рядом с дерзкой молодой женщиной, которую Гаррик не узнал. На этот раз Шарина опрокинула свой стул и вскочила, чтобы обнять Кэшела.

Гаррик отошел в сторону, улыбаясь и радуясь, что случилось что-то, что отвлекло внимание людей от того, как он полез за оружием, когда появился его лучший друг.

— По-моему, ты можешь извиниться, если ошибся, — сказал Карус, на этот раз совершенно серьезно. — Если что-то оторвет тебе голову, потому что ты подумал, что это безобидно, у тебя не будет второго шанса.

— Гаррик так же ответственен за успех, как и любой из нас, — сказала женщина, прибывшая с Кэшелом. Услышав голос, Гаррик узнал Теноктрис, но она была гораздо моложе.

— Королевству очень повезло с правителем, Ваше высочество, — сказал Адмирал Зеттин. — Я просто указывал на то, что у нас есть возможность подать пример Панде, повесив всех, кого мы там найдем. Несмотря на свою дерзость, Зеттин, должно быть, что-то увидел в выражении лица Гаррика, потому что быстро добавил: — Или всех мужчин, конечно, пиратов и Коэрли.

— Милорд, — обратился Гаррик. С тех пор, как Карус поселился в его сознании, он понял, что ему не нужно повышать голос, чтобы было ясно, когда он сердится. — Я думаю, мы приведем другой пример с Пандой. Мы пощадим всех, но распределим мужчин по существующим полкам с приказом сержантам следить за ними. И мы повесим тех, кто не прислушается к нашему предупреждению.

— Я не удивлюсь, если мы повесим очень многих из них, — сказал Лорд Уолдрон, но он не спорил с планом. Он улыбнулся, взглянув на Зеттина, протеже Аттапера и, не являющегося другом командующего армией.

— Я бы тоже не удивился, милорд, — отозвался Гаррик, — но важно дать им шанс. У вас есть отряды Коэрли?

— У нас есть люди-кошки, — ответил Уолдрон, нахмурившись. — Я бы не назвал их подразделениями, но, похоже, у них все в порядке с передвижением небольшими группами. Они под командованием моряка. И он дернул подбородком в сторону Зеттина.

— Милорд? — подогнал Гаррик адмирала, потому что он явно не собирался говорить — снова — без просьбы.

— Ваше высочество, из Коэрли получаются отличные разведчики и добытчики, особенно ночью, — сообщил Зеттин, глядя куда-то за правое плечо Гаррика. — Их дисциплина быстро улучшается с тех пор, как мы начали прикреплять младших офицеров, ведущих гребцов и тому подобных к каждому, э-э, их военному отряду.

— Неглупый человек, — заметил Карус со смешком. — Несмотря ни на что, он становится выше себя.

Гаррик улыбнулся. Он потянулся, хотя и не так высоко, как ему хотелось бы, потому что под брезентом было недостаточно места. — Тогда очень хорошо, — произнес он. — Если только нет чего-то критичного и срочного для меня...?

Никто не произнес ни слова, хотя несколько советников могли бы это сделать, если бы он так основательно не потребовал доклада у Лорда Зеттина.

— Леди Лайана, у вас что-нибудь есть?

— Ничего важного, ваше высочество, — вежливо ответила начальник шпионской службы королевства. — Наши геодезисты сообщили об Империи Паломир на юге.

Гаррик нахмурился. — Паломир, о которой говорил древний Писец? — спросил он. И  попытался вспомнить, что именно он читал в хронике Кордины после падения Старого Королевства. Безымянный писец смешал реальную информацию тысячелетней давности с большим количеством мифов.

— Да, я так думаю, — ответила Лайана, довольная, что он уловил ссылку. — Однако Паломир, похоже, не более чем название в его нынешнем виде. Он может подождать.

— Тогда, уважаемые Советники, — сказал Гаррик, улыбаясь группе, — я удалюсь в свои покои. Я уверен, что вы все были заняты, но я хочу сообщить вам, что мои ресурсы сейчас на исходе. Его осенила мысль. — Да, — воскликнул он. — А есть ли для меня покои? Я знаю, вы не ожидали...

— Да, конечно, — откликнулась Лайана, на этот раз грациозно поднимаясь. — Если позволите, я провожу ваше высочество.

Гаррик поклонился и вышел из укрытия. Кровавые Орлы окружили его так плавно, словно сопровождали его на парад. Навстречу Гаррику с парой суровых на вид мужчин шла подтянутая женщина, которую он боялся больше никогда не увидеть.

— Илна! — восхищенно позвал он ее. Кроме всего прочего, Илна несла на руках мяукающего котенка Корла.

***

Хотя Последние уже давно превратились в сверкающее сияние, вода продолжала бурлить из горного кратера. В воздухе чувствовался сернистый привкус: вулкан пробудился. Фигуры медленно освобождались ото льда, который покрывал их бесчисленные века.

Слева гигант  тряхнул своими длинными золотистыми волосами, рассмеялся и обнажил меч. Он был безбородым юношей во всем, кроме роста, гибким и потрясающе красивым. Его глаза были холодны, как у гадюки. Женщина справа могла бы быть его сестрой, за исключением того, что ее волосы были темно-иссиня-черными, а в руке она держала трезубец. Ее смех вторил смеху юноши; у него был тембр охотящейся кошки.

Фигура в центре проснулась последней. На нем был рогатый шлем, а его белая борода ниспадала на чешуйчатую кирасу. Он открыл свои серые глаза и долго молчал, прежде чем поднять свой обоюдоострый топор. — Мы свободны! — крикнул он.

Раскаты грома вторили словам. Гигантские фигуры раздулись и исчезли в грозовых облаках, которые неслись со всех сторон, заполняя небо. — Мы свободны! Боги Паломира вернулись.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Эпилог