Диверсант из рода Нетшиных (СИ) [Андрей Владимирович Смирнов] (fb2) читать постранично, страница - 2

у Зубцова князем Святославом Всеволодовичем, впал у своего великого родственника в немилость.Пришлось бежать поначалу в Галич к князю-шурину Даниилу Романовичу, сходить с ним и волынским князем Василько Романовичем разок на Миндовга. Много позже съездил Товтивил в Ригу за поиском помощи от немцев, где принял от местного архиепископа святое крещение под именем Готлиба, примерно тогда же вроде бы и состоялся свадебный сговор. А многосильный Миндовг, как узнали потом, почти одновременно засылал к магистру Ливонского ордена Андреасу Штирланду посулов, чтоб Товтивила-Готлиба убрали из жизни по тихому, но успеха то литовское посольство не имело.Сговор же брачный, хоть и было тогда нынешней невесте всего одиннадцать годков, жениху, правда, — восемнадцать, полный, годный для грядущей свадьбы возраст, — сговор тот оказался куда удачнее. Ливонский орден уже после того не просто окончательно вроде бы замирился с Миндовгом, крепко воссевшем в Новогрудке, но и обещал литовскому владетелю настоящую королевскую корону, с полной папской буллой впридачу. Товтивил вновь выступил против дяди Миндовга, успел осадить Воруту, был разбит, укрылся у своего другого дяди, Викинта, в замке Тверимет, а когда Викинт умер, опять вернулся в Галич.И вот теперь Жемайтия ждала Товтивила на великую свадьбу. Потому что хоть и удалось разбить вместе с русичами в свое время рыцарей из Ордена меченосцев, отправленных повелением святейшего папы Римского на Литовский край Крестовым походом, но набирал теперь силу новый Орден — Ливонский, да и датчане в покоренной ими Эстляндии вели себя не очень спокойно. И была надежда, что именно он, Товтивил, очень невзлюбивший после известных событий Ригу, скажет на празднестве те слова, что ждали все жемайты, от мала до велика.Ждали, что Товтивил объявит о новом, не только родственной кровью скрепленном союзе с друзьями псковскими и галицкими. И что вместе с ними побьет он наконец Миндовга. А там уже можно будет и за псов-рыцарей из Ливонского Ордена, что пытались свой мерзкий крест насадить в Литовском крае огнем и мечом, всерьез приняться. Ну и попить-погулять вволю тоже очень хотелось перед тяжкой ратной бранью — тем более что свадьба обещала стать такой, что и через сто, и через триста лет ее вспоминать будут!Вайва сразу после свадебного сговора заперлась дома и принялась за устройство приданого — все строго по обычаю, три воза разного всякого барахла на вывоз. Жениху тоже бы по жмудским («жмудь» — так русичи величали жемайтов) правилам домашними делами заняться, но все же Федор — он сын княжий, так что все больше по границам отцовых земель с малой дружиной пришлось ему путешествовать — дань собирал, да порядок блюл. За два года со дня сговора виделись молодые раза три или четыре, на более частые встречи времени просто не доставало, по подолгу, дней по несколько.И вдруг — скок-поскок часы, да вдругорядь — а свадьба уже завтра! Тринадцать лет исполнилось заневестившейся девушке — самое время княжичу сына, а старому князю внука понести.Пришли к Вайве домой самые близкие подруги, сели за стол и завели заунывные песни. Плакали в них девушки, что потеряет на следующую ночь невеста самое дорогое — девичество свое. Спрашивали в них девушки, как и многими годами ранее их матери, бабки и прабабки, у вещей и животных в доме, кто же после ухода Вайвы будет за ними ухаживать? И последнюю песню уже даже не пропели, а провыли, подобно стылому зимнему ветру, обращаясь к очагу — кто же, если не Вайва, будет поддерживать в нем огонь, чтобы могли отогреть свою дряхлеющую старость батюшка Йонас Кесгайла и матушка Аутра Кесгайлувен.Федор Константинович ждал свою «Радугу» (так переводилось имя Вайва со жмудского) назавтра на месте свадьбы у летнего полевого стана, но выезжать к жениху невесте было положено по обычаю в ночь. За полчаса до полуночи подружки довыли оставшуюся прощальную песню, девушка в последний раз вышла из отчего дома и подняла голову. На четверть неба сияла полная луна. Вайва тихонько вздохнула, незаметно коснулась висевшего у нее на груди оберега и очень медленно пошла в сторону заранее приготовленной повозки. Тронулись.Но вскоре свадебный поезд остановился. На границе селения его уже ждал с горящей головней в левой руке — чтоб заодно отпугивать и нечисть всякую болотную, в нижнем течении речки Невежис ставшую вполне обыденной, — посланец Федора боярин Данило. В другой руке он крепко сжимал кубок с пивом. Данило Терентьевич разглядел повозку, где сидела Вайва, трижды обошел ее противусолонь, низко поклонился и вытянул к невесте обе занятие припасами руки:— Здрава буди, свет наш Вайвушка! Не плачь, милая, вот он, тот священный огонь — как ты берегла его дома, так теперь беречь будешь и у нас!Подружки умело и споро прибрали пылающую головню в специально припасенную загодя жаровню, сама же Вайва также поклонилась встречающему и приняла у него из руки кубок. В голове немного кружило, с раннего утра невесте есть было не положено накануне