Превозмогая себя [Мария-Виктория Купер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Мария-Виктория Купер Превозмогая себя

Безграничное красное небо перетянула широкая лента черно-сизых туч. Косые лучи закатного солнца пронизывали воздух, насыщенный водяной пылью, и окрашивали всё вокруг в лилово-оранжевые оттенки. Я уверенно вела уазик по раскисшей полевой дороге. Городок был далеко, но в зеркало заднего вида настойчиво поблёскивал золотой купол полуразрушенной церкви. На переднем сидении позвякивала моя добыча из стрелкового клуба: небольшая сумка с пистолетом-пулемётом узи и полными магазинами на 32 патрона. Я была невероятно довольна собой. Если бы это был М-16 или АК, было бы куда лучше, но найти хоть какой-то огнестрел было большой удачей.

Осталось ехать совсем чуть-чуть: на соседнем холме показалась тёмная крыша моего временного дома. Газ в пол.

Резко дёрнула руль, въезжая на пригорок: зад машины сильно потащило по осенней грязи. Я выровняла колёса и бесцеремонно припарковалась у самого крыльца, на заросшем газоне. Схватила сумку и заперлась в доме.

Дом, милый дом!

Это был шикарный загородный особняк с витражными окнами и богатым барбарисовым садиком… Когда-то давно, в прошлом мире. Сейчас же это обычный плесневелый дом, гниющий изнутри и снаружи. Меня ужасно удручало его состояние: на стенах взбухла и потрескалась краска, полы «гуляли» нестройными волнами, а ковры, когда-то пушистые и цветастые, выглядели хуже помойной тряпки. Одна входная дверь мне казалась надёжной конструкцией: стальное полотно, окрашенное красным, скрепляли металлические рёбра жёсткости, посаженные на круглые старинные заклёпки. Я прикоснулась ладонью к холодному металлу и подумала: «Вот бы и мне такие рёбра, чтобы сердце не вылетело от страха во время очередной вылазки».

Осторожно пройдя по влажному вонючему ковру до западной стены, я поставила на грязный пол сумку: мои трофеи звонко лязгнули. Самодовольная улыбка не сходила с моего лица. С оружием я наконец-то доберусь до главного урода и закончу этот ад.

Щёлкнул тумблер солнечного генератора, и маленький настольный торшер с одним-единственным диодом сла́бо загорелся, едва просачиваясь через надвигающуюся ночь. Но мне света было достаточно. Разве много надо, чтобы почувствовать себя в безопасности?

В животе противно кольнуло, ко рту подступила горечь… Однозначно надо поесть. Что я сегодня ела? Две конфеты? Три! Три мятные конфетки, взятые на ресепшене стрелкового клуба… На одних конфетах далеко не уедешь.

Аккуратно переступая через подгнившие доски, я по темноте добралась до кухни и с тоской посмотрела на одинокую банку тушёнки, едва различимую в полумраке.

Да чёрт возьми! Я сделала такую грандиозную вылазку в одиночку. Сегодня будет пир. А завтра будь что будет. Если вообще будет это завтра.

Схватила со стола консерву и тут же вскрыла её ножом. Великолепный аромат еды, к которой я бы никогда прежде не притронулась, сводил с ума мой истощённый организм. Вот что голод делает с человеком!

Покопавшись в кухонных ящиках, добыла горсть риса и отсыревший бульонный кубик. Крупу высыпала в маленькую кастрюльку, залила водой из бутылки, раскрошила туда бульон и поставила на газовую печку. Повернула выключатель, поднесла спичку. В полумраке расцвёл яркий бело-голубой цветок. Я раздавила его кастрюлькой и присела на табуретку.

Как же мне повезло! В понедельник подвернулся этот дом, а сегодня — оружие. Нет, такого везения не бывает на одного человека. Это просто чудо, небесный подарок!

Вода закипела. Запахло химическим куриным бульоном. Рис забулькал, выпуская пар из плотной клейкой массы. Я убавила мощность, вытряхнула туда тушёнку и накрыла кастрюлю крышкой.

Повезло, что хозяева дома были предусмотрительные: и вода от них осталась, и газ в баллоне. Жаль, что их самих не осталось. Я на днях листала хозяйский фотоальбом — случайно попался на глаза. Красивая семья. Они просто жили, любили, работали.

До всего этого меня не привлекала семейная жизнь, но сейчас всё изменилось. Я бы многое отдала за обычный разговор по душам, за возможность поделиться мыслями. Когда кто-то слушает тебя, тревога становится такой мизерной, никчёмной, слабой, и в итоге она больше не может грызть твой мозг и сосать жизненные соки. Живой разговор исцеляет, творит волшебство.

Через пару минут я поставила на плиту чайник и вскипятила воду.

Прожив в новом мире почти год, я инстинктивно научилась есть тихо и очень быстро. Либо ты запихиваешь еду в брюхо, либо тебя запихивает в брюхо урод. Но этот ужин стал огромным исключением. Я медленно подносила к губам ложку за ложкой, раздавливала языком рисинки, вдумчиво разжёвывала волокна говядины и облизывала каждую ложку дочиста. Наконец, выпив здоровенную кружку сладкого чая, я вернулась к восточной стене и села в сыроватое кресло, закутав ноги тёплым шерстяным пледом.

Начался ливень. Тяжёлое небо давило на меня. Казалось, будто тучи сжимали пространство и съедали простор… Ветер вбивал в окно чёрно-фиолетовые листья барбарисового куста, царапая разноцветные стёкла колючими ветками. Рис в животе разбух, глаза начали закрываться. Сытость обняла меня теплом, и я задремала.

Внезапно воздух сотряс озлобленный дребезг: зазвонил телефон. Я резко вскочила на ноги и схватилась за охотничий нож, закреплённый на поясе брюк. Сердце бешено заколотилось. Телефон не затыкался. Звонящий не думал сбрасывать звонок.

«Дура! Забыла, что включаешь телефон каждый раз, в надежде услышать своих знакомых и родных… Какая же ты дура!”

Осторожно балансируя по скрипучим доскам, пришла в коридор и остановилась, каждый раз вздрагивая от противного резкого звона. Моя рука замерла, как только кончики пальцев коснулись холодного пыльного пластика.

«Не буду брать телефон. Зачем? Ночью ни с кем нельзя говорить. А вдруг уроды эволюционировали и тоже могут звонить? Лучше дождаться рассвета».

Я всё равно сорвала трубку.

Диким голосом кричал мужчина, рыдая и захлёбываясь от отчаяния. Мне стало не по себе.

— Прошу! Кто-нибудь! Помогите!

— Я слышу вас.

— Мне нужна помощь! У меня люди!

— Где вы?

— Театр! Второй этаж! Скор…

Звонок оборвался, погас свет. Опять сдох генератор. Да чтоб тебя! Может быть, завтра будет солнце, и я заряжу аккумулятор.

Я стояла в кромешной темноте, сильно сжав трубку, и не понимала, как поступить. Ехать в театр ночью?

Бросила трубку. Злость на саму себя закипела, зашипела, зашкварчила, брызгаясь раскалёнными каплями на уставший разум.

«Ну вот куда ты лезешь, дура! Что тебе надо! Сама решила, что больше не будешь никого спасать! Но с другой стороны… Театр не так уж и далеко. И там выжившие. Живые люди. А если их уже сожрали уроды? Плевать! Мне и так хватило приключений, когда я выбиралась из города последний раз. Зачем я спасала тех ребят из подвала больницы? Только из-за меня их разорвали уроды! Это я виновата в их смерти!”

Перед глазами вспыхнуло воспоминание.

Я веду группу людей из больничного подвала в безопасное место. Я такая счастливая, что встретила ценных людей — медиков: хирург, его ассистент, две весёлые медсёстры. Мы шли, спокойно что-то обсуждая. В больнице было чисто и тихо — мы с мужиками ещё вчера зачистили помещение от уродов… Тогда у нас не было огнестрела, и мы работали почти голыми руками… Я завернула за угол. В конце коридора показалась массивная дверь, ведущая на улицу. Вдруг позади нас раздался грохот: два безобразных большеротых урода спрыгнули с потолка. Они наверняка притаились, выжидали момент…Какие же они безобразные, переломанные, отвратительные. Что же делает из людей такие извращения? На них висела лохмотьями одежда, а в мордах можно было угадать их прежний человеческий облик… Уроды в пару прыжков достигли нас и разорвали парнишку-ассистента и хирурга. Мы побежали с медсёстрами к выходу. Я уронила сумку с лекарствами прямо под ноги темноволосой женщине. Медсестра упала, и урод настиг её. Брызги крови долетели до меня. Вторая медсестра оглянулась, завизжала и подвернула ногу. Она замешкалась, осталась позади меня. Мгновение, и второй урод схватил её, вскрыл тонкую шею. Она хрипела, кряхтела, трепыхалась. Алая кровь веером обдала стены и потолок. Некого больше спасать. Я вырвалась на улицу…

Мозг каждый день разрывал мою душу этими картинами. Каждый день. Слёзы отчаяния затянули глаза. Боль зажгла грудь. Руки и ноги стали ватные… Я свалилась в кресло и начала беззвучно рыдать. Бешеный ритм дождя вторил моему сердцу.

Что я могла сделать? Надо было самой кинуться на уродов, жертвуя жизнью ради медиков? Наверное, надо было. И не пришлось бы сбега́ть из отряда выживших, сгорая со стыда и трясясь от страха. Не пришлось бы сейчас мучиться.

Как принять верное решение? Ведь мне уже хорошо, тепло, сытно… Зачем надо спасать тех, кто всё равно умрёт?!

Но внутри меня кипела кровь, плясал адреналин, раздувалось уничтожающее пламя ответственности.

Моя отстранённость — это неправильно. Я не смогу отсидеться.

Я решительно встала, распихала по карманам патроны, магазины и зарядила узи.

Красная облезшая металлическая дверь широко распахнулась и ударилась об косяк. Ледяной ливень врезался мне в лицо. Надо торопиться.

Кое-как добралась до машины и с четвёртого раза запустила мотор.

Колёса пробуксовывали, месили грязь. Мне казалось, что уазик вот-вот сядет брюхом на очередной колдобине, и я никому не помогу! Ливень нескончаемым ритмом стучал по машине, нагоняя в мой разум тревогу. Я ехала в городок, держа посередине фар непоколебимый ориентир — купол церкви, который слегка поблёскивал, что-то отражая… Неужели в городе до сих пор полыхают пожары? Там больше нечему гореть.

Город меня встретил огнём, гарью, пустотой и звериной тревогой. Горела моя школа. Чему там гореть? Я выжала педаль газа до отказа. Мотор закряхтел, и уазик помчался к театру. Я успею. Я спасу людей, чего бы это мне ни стоило.

Тормоз. Скрип. Схватила узи. Залетела в театр. Пол, когда-то роскошный и аккуратный, был завален кусками гипсовых лепнин, отвалившихся с потолка. Под ногами хрустели крошки разбитой мраморной плитки.

Я сделала несколько шагов вперёд, и откуда-то справа на меня кинулся урод. Он был меньше обычного, хилый и слабый, я даже толком не рассмотрела его в полумраке. Несколько выстрелов подряд прямо в лоб разворотили его истончённый череп. Чёрные мозги и чёрная, густая кровь забрызгали белый мрамор, а я устремилась по лестнице на второй этаж. Меня там ждут люди.

Вот она — белая, мощная дверь в холл. Рывок!

— Пустите! Пришла помощь! — заорала я и начала бешено долбиться в деревянное полотно.

Появилась тонкая щёлочка. Открыли! Там ещё есть живые!

Влетела в холл и прижалась мокрой спиной к ледяной двери. Пот заливал глаза. Горло сковывал привкус железа, селезёнку давил избыток крови.

— Стулья! Вон ту скамью! Сюда! Быстрее! — командовал мужчина.

Это с ним я говорила по телефону, это его голос.

Я не успела отдышаться, как пыльные резные стулья уже подпирали дверь. Кто-то пытался вырвать скамью из мраморного пола, но ничего не вышло. Бросили. Уроды со стороны лестницы царапали дверь. Отвратительный звук отдавал эхом по голове, но я старалась не слушать.

Вдруг всё затихло.

Я уселась в угол, опершись плечом на гладкую, белоснежную колонну. Дыхание никак не восстанавливалось. Я просто сидела, глотая воздух раздувающимися ноздрями. Огляделась, оценила перспективы… Людей немало — шестеро. Несколько женщин, одна беременная. Как я их всех выведу отсюда? Площадь перед театром уже кишит уродами, и это точно — они быстро вынюхивают жизнь. На лестницу нельзя — уроды затаились и ждут свежей крови.

Моя голова начала трещать от пустоты и беспомощности… Все планы спасения испарились. Мы все умрём в этом чёртовом театре.

— Окна! — истошно завопила женщина и кинулась к двери.

За грязным стеклом показался урод. Огромный рот, челюсти выломаны из суставов, переломаны скулы. Окно разлетелось на мелкие осколки. Урод прыгнул в центр холла и напал на беременную. Он вскрыл ей горло острыми обнажёнными костями фаланг, подставил обезображенный рот под фонтанирующую кровь и начал жадно пить. Женщина вмиг обмякла, повисла в его кривых лапах, как тряпичная кукла…

Я отошла от парализующего ужаса, схватила узи и прикончила урода. Звук выстрелов эхом пролетел по холлу, люди встрепенулись и разбежались, забились по углам. Уроды полезли в зияющее окно. Их было много, но я не могла точно сфокусироваться и сосчитать их. Я стреляла, только успевая менять магазины. Но уродов становилось больше и больше, они ползли через выбитое окно, царапая бесформенные животы и головы об осколки стекла. Стены и пол заливала кровь: алая, вишнёвая, чёрная.

Я стреляла, не отвлекаясь и не останавливаясь. Огромная масса мёртвых уродов застилала холл. Но новые, живые твари прибывали нескончаемым потоком.

Патроны закончились.

Я бросила растерянный взгляд по сторонам… Выживших не осталось. Всех людей вскрыли. Ярко-красная кровь фонтанировала из трепыхающихся тел. Я вжалась в маленькое пространство за колонной и притихла — меня никто не видел.

Но началось то, чего я боялась больше всего. Кошмар. Разорванные шеи людей начали грозно хрипеть, тела зашевелились и начали подниматься. Неадекватно двигались переломанные конечности, хрустели суставы и кости. Кожа и мышцы рвались от диких растяжений. Лопатки и ключицы выворачивались в невыносимые углы, челюсти выламывались и повисали, странно покачиваясь на кожных лоскутах.

Надо выбираться отсюда!

Не издав ни звука, я осторожно поползла на четвереньках к ближайшему целому окну.

И меня заметили уроды: старые и новообращённые. Они рванули ко мне, скользя перекошенными конечностями по липкому мрамору, залитому кровью. Я сделала рывок и со всей силы врезалась в стекло. Дикий дребезг. Вниз. Резкая боль в лодыжке. Ерунда, я жива. Уроды поползли в окна по стенам, несколько прыгнули за мной. Я запрыгнула в машину. Педаль в пол. Ни черта не вижу! Грёбаный дождь! Стена воды. Уроды какое-то время бежали за мной, но через несколько поворотов на хвосте никого не осталось.

Сегодня мне повезло.

Не помню, как добралась до дома.

Очень долго стояла под холодным дождём. Очень долго. Всё, что было на мне, промокло основательно. Порезы на лице и руках щипало от воды. Нога ужасно болела. Не было никаких сил, чтобы прокричаться или рыдать навзрыд. Глаза наполняли дождевые капли. Я снова никого не спасла. Только себя.

Вошла в дом, разделась до белья, свернулась клубком на старом кресле под тёплым пледом и провалилась в пустоту.

Стук в дверь размазал меня по реальности. Кое-как поднялась, быстро натянула старую хозяйскую одежду, схватила нож и отправилась к входной двери. Стук был ровный, но слабый. Ни одна тварь не может так стучать. Это кто-то живой.

Открываю.

Замученный мужчина. Замёрзший, измазанный кровью. Живой.

— Я шёл по следам от машины.

— Ты кто? — спросила я. Рука крепко сжала нож.

— Ты спасла меня. Я шёл за тобой.

Я с ним говорила по телефону? Это он носил стулья под дверь? Тогда почему он не вскрыт? Их же всех вскрыли… Но он же живой, вот, стоит передо мной.

Я запустила его в дом. Эйфория оттого, что он выжил в той мясорубке, окрылила меня и усыпила бдительность. Всё-таки я спасла его… Хотя бы кого-то.

За окном стихло. Едва брезжил рассвет, тонкой полоской заглядывая в витражное окно. Дождь прекратился. Лишь комья грязи на ботинках мужчины отзывались во мне тяжёлыми эмоциями. Но я отмахивалась от страшных свежих воспоминаний, цепляясь за одну-единственную мысль: «Я спасла человека».

Провела гостя в зал, усадила на замученный диван и налила ему водку.

— Пей. Иначе окочуришься. — сказала я, указывая рукой на стакан.

— Я так устал. У меня больше нет сил.

— Живо пей.

Что-то меня настораживало в нём, но я не понимала, что именно. Он не смотрел на меня, не смотрел на стакан, просто сидел на диване, склонив голову. Будто что-то гложило его, и это была не просто усталость.

— Как ты выжил?

— Я не знаю. — он начал трястись и залпом выпил стакан.

— Как ты не знаешь?

Мужик замер, медленно поднял голову и уставился на меня неприятным, пронизывающим взглядом.

— Я слышал, что тут рядом есть березняк. Что там есть лагерь.

— Березняк? Это какой?

— Тут, недалеко.

— Это невозможно, я не так давно там проезжала. Там никого нет.

— Есть. Я шёл туда. Но учуял… Но увидел следы. Колею.

«Как это он учуял? Что-то здесь не так».

— Приведёшь их сюда? Будет большая радость.

Я сморщила лицо, сделала большой глоток из горла и грубо всучила ему бутылку.

— Хватит с меня игрулек в спасателя. Хватит! Вот тебе радость!

Он обнял бутылку и замер, начав косеть от алкоголя.

— Чёрт! Я не смогу отсидеться. — гневно рявкнула и подскочила к сумке из стрелкового клуба.

Весело зазвенели патроны. Карманы распухли от остатков магазинов. Зарядила узи. Ненавижу себя. Надеваю старую хозяйскую куртку и, стоя в коридоре, бросаю взгляд на гостя.

Так не должно быть, что-то здесь не то.

И передо мной пролетела короткая картинка, как мужчину вскрывает урод. Сразу следом за беременной… Из шеи мужчины фонтанируют алые брызги, несколько уродов пьют его кровь… Он кряхтит, задыхается, умирает…

Я резко рванула к гостю и схватила за руку.

— Как ты выжил! Тебя одного из первых вскрыли! — кричу я ему в лицо.

— Веди сюда людей. Быстро!

Он засмеялся. Лающий хохот летел в меня, словно камни. От слабого и измождённого человека не осталось ничего. Его рот растянулся, зубы расползлись, лицо стало бесконечной пустой дырой. Руки изогнулись назад, вывернулись лопатки. Захрустели связки, суставы, кости. Но я всё ещё держала его за руку.

Это архитварь. Главный урод. Тот, за кем я охотилась. Тот, с кого всё началось. Тот, кто переселяется по новым телам, кто дарует простым уродам способность обращать людей в себе подобных…

И вот он нависает надо мной, а я, ошарашенная и испуганная, не могу разжать руку и схватить узи. Мгновение растянулось бесконечностью…

Он резко вцепился в мои плечи обезображенными кистями. Каждый палец, каждая его фаланга были перекошены и выдавлены через тонкую серую кожу.

Импульсивным рывком он сорвал с меня куртку и свитер, обнажив горло. Его лицо стало темно-багровым, кровавые ссадины наполнились чёрной, вязкой кровью. Глаза дьявольски сверкали, как искры сварки. Но он чего-то ждал. Чего?

«Он хочет обратить меня в себе подобного и переселиться в моё тело. Он сам пришёл за мной».

Страх отпустил меня. Я разжала руку и схватила оружие. Вот уже дуло смотрит на него. О, эти выпученные глаза и раскрытый рот! Урод падает на колени и отползает на четвереньках под стол.

— Ты сам ко мне пришёл!

— Я сделаю тебя такой же. Мы будем обращать других, мы станем властво…

Выстрелы. Брызги крови, осколки костей, чёрная жижа мозгов. Его тело с грохотом упало на пол.

«Надо валить отсюда. Хоть куда. Но непременно через березняк…»

Тяжело дыша, я вырвалась из дома.

Вот это туман! Густой, чистый и белый, как плотный дым.

Запрыгнула в машину, но уазик никак не хотел запускаться. Бак пуст — бензина больше нет. Я гневно хлопнула дверью и замерла, стоя в одной майке в тяжёлом тумане. Сомнения вновь поползли внутри моей головы.

«А если в березняке нет никакого лагеря? Если там уроды? Его прихвостни. Его армия. Он мог меня обмануть».

«Конечно же, ты, дура, пойдёшь проверять. Надо лишь обойти холм, спустится с другой стороны от дороги…»

Я поковыляла вперёд. Нога болела, и с каждым шагом становилось всё хуже. Сапоги вязли в густой грязи. Волосы быстро напитались туманной влагой. При каждом выдохе из моего рта вырывалось облако белого пара. При каждом движении странная боль отдавала в поясницу.

Холм. За ним березняк.

Я подошла к краю холма и ступила на жёсткую траву, что ковром устилала склон. Из-под ног полетели мелкие камешки.

Вот и берёзы… Среди белых стволов едва различимы тканевые палатки. Люди! Группа. Человек десять. Несколько детей.

Я молча и спокойно начала спуск по крутому склону. Но неуклюже поскользнулась по траве и, упав на правый бок, покатилась вниз. Острый камень затормозил меня, глубоко порезав бедро. Но боль не ощущалась.

Услышав шум, группа людей затаилась. Я встала и, вся в грязи, пошла на них, выставив узи вперёд.

— Я пришла, чтобы спасти вас! Сюда шла архитварь, я её только что прикончила. Но если кто дёрнется — пристрелю!

Никто не возразил.

Я растерянно осмотрела людей. Никогда прежде я не видела никого из них.

Поднялся тёплый ветер, размывая белый туман позади меня.

Вдруг маленький мальчишка, одетый в грязную куртку не по размеру, выбежал из-за берёз и замер, тыча пальцем в небо. Молодая женщина побежала за ним и остановилась, заворожённо смотря вверх.

— Там вертолёты! — пронзительно закричал мальчишка.

Я обернулась. Десяток военных вертушек летели по небу, прорываясь из тумана. Послышался шум лопастей. Один из вертолётов начал снижаться, ища ровную площадку для посадки…

— Мы спасены. — прошептала я, и горячие слёзы счастья побежали по моему грязному лицу.