Иного не желаю. Часть 1 [Виктория Витальевна Лошкарёва] (fb2) читать постранично, страница - 3

остановился…

Я после этого ещё долго ненавидела отца, обвиняя его в уничтожении нашей семьи. Что с ним случилось в день гибели матери — нам так и не сказали, лишь какой- то отцов друг, судя по всему богач, перевёл на дедушкин счет крупную сумму денег — на воспитание Таи, то есть на меня — и с этим всё. Ни тела, ни могилы.

Из всей семьи осталась только я. Испуганная, сбитая с толку, непонимающая, что произошло, маленькая десятилетняя девочка…

Я… я не помню, как жила первые годы без родителей. Бабушка и дедушка делали всё возможное, но… это было не то. Я стала ненавидеть отца, винить мать, и дерзить всем, кто окружал меня на тот момент… оценки съехали ниже некуда и к нам уже пару раз приходили проверяющие из службы опеки.

А через пару лет у меня началось ЭТО.

И вот тогда я вспомнила последние слова мамы о «дурной крови»: что — то звало меня, нагоняло тоску, требовало…. Выхода.

Поначалу я даже не понимала, что происходит… но чем старше я становилась, тем сильнее делалось это чувство, усиливаясь ещё и жаждой…мужского тела.

Мне было шестнадцать, когда я однажды, выходя с физкультуры, случайно кинула взгляд на снимающих футболки одиннадцатиклассников. Меня тогда словно током ударило. Я почувствовала ноющую боль внизу живота и мне захотелось… захотелось…

Что шестнадцати летная девочка, живущая под неусыпным надзором бабушки и дедушки — особенно бабушки — могла знать о том, что ей «захотелось».

Только где — то через полгода, а то и больше — как раз на весенних каникулах — подружка, такая же пайдевочка как и я, только немного боевее из за наличия старшего брата, показала мне какую — то видеокассету этого самого брата.

— Что это? — поинтересовалась я у Каринки.

— У Арсена утащила, — заговорчески подмигнула подружка. — Ох, недаром братец её в своем шкафу прячет, прямо за свитерами.

Я выгнула бровь.

— Ты что, лазаешь по его вещам?

— А что такого, — возмутилась подружка. — Он всё — равно шкафом не пользуется, раз в Москву учиться уехал. А мне вещи куда — то складывать надо. Даже мама разрешила.

Я так поняла, что тетя Эмма разрешила сложить куда то вещи Арсена… А Каринка под шумок нашла у брата компромат.

— Что там? — поинтересовалась я.

— Хочешь, вместе посмотрим? — предложила подружка. — Мои завтра на юбилей к дяде едут, весь вечер никого дома не будет.

Тем же вечером, собравшись дома у Карины, мы включили видеокассету… Фильм, понятное дело, оказался только для взрослых. Карина морщилась, отводила глаза… А я впервые поняла, чего мне хотелось тогда на физкультуре. Это было желание. Мощное желание секса.

Домой тем вечером я пришла очень поздно — ходила кругами возле дома и размышляла…. Нормальные пай девочки, вроде той же Каринки, не испытывают ничего похожего… Меня же это чувство вело словно наркотик. И я помнила историю моих родителей, особенно моего отца, который не пропускал ни одной юбки. А что, если его болезнь передалась мне по наследству? А потом я вспомнила последний разговор с мамой — и её фразу про «дурную кровь»… И меня бросило в холодный пот.

Что если я стану как отец, которому было не важно с кем — главное- часто и много?

Я проплакала весь вечер и всю ночь….

С того момента всё поменялось — я не могла нормально спать, стала раздражительной — ненавидела ночи — особенно светлые лунные ночи, ненавидела себя и реакции своего тела. А они менялись. Я стала вроде бы лучше слышать и значительно лучше обонять — что иногда превращалось в испытание, особенно в раскаленном от жары, забитым до отказа людьми автобусе… А однажды… однажды ночью у меня на руках появились когти. Настоящие черные когти.

Чтобы не пугать бабушку и дедушку, которые уже давно спали, я закрылась в ванной, и уже там, спрятавшись за шумом воды, ревела и резала — пыталась отрезать их… Меня охватила дикая, всепоглощающая паника. Кто я? Что я такое? Мутант? Какой — то странный подвид человека??? И человек ли я??? А может… демон какой — нибудь?

Я опять прокручивала в голове все ту же давнишнюю мамину фразу о плохой наследственности. Она знала… знала, что со мной такое будет — потому что таким был мой отец. И следующая мысль принесла мне ещё больше горечи, но и она была верной. Мама покончила с собой, потому что не хотела иметь дел ни с отцом, ни со мной — его уродом.

Проснувшись на следующее утро в ванной на полу, я с удивлением увидела, что у меня на руках привычные ногти — и даже не было никакого намёка на какие — то черные когти…. Но я знала, что это всё — равно во мне есть. Я чувствовала это.

Я чувствовала себя уродом.

Я попыталась найти близких отца — не родных: родных у него не было, но хотя бы друзей или знакомых…. Но дедушка к тому времени успел выкинуть все записные книжки папы, и единственное имя, которое мне удалось узнать — имя того самого друга, который перевёл крупную сумму денег на дедушкин счет.

Мецената, позаботившегося о маленькой осиротевшей девочке, звали Владимиром Баевым.