Родник Эгнар [Мкртич Армен] (pdf) читать постранично

ББК 84Ар7
А 834
Предисловие
А. ПИСТУНОВОЙ
Послесловие
Н. ХАЧАТУРЯН

Армен, М.
А 834 Родник Эгнар: Повесть / Пер. с арм. и послесл. Н. Хачатурян; Предисл. А. Пистуновой. — Ер.: Совет. грох, 1984. — 136 с.
Повесть Мкртича Армена «Родник Эгнар» прочно вошла в золотой фонд армянской советской литературы. История трагической любви юноши и замужней женщины, ставших
жертвой косных обычаев и национальной розни, развертывается на воссозданном почти с
документальной точностью фоне старого восточного города и переходит в размышления о
любви, о смысле жизни, о дружбе, о высокой силе человеческого мастерства. Глубина философских раздумий и нравственных уроков делают повесть интересной для любого читателя.
Предыдущее издание повести выпущено в свет в 1979 г. издательством «Советакан
грох».

А 4702080200 (1104)
259.83
705 (01) 83
© Послесловие, оформление.
Издательство «Советакан грох», 1984.

ББК 84Ар7
Ар2

ПИР МКРТИЧА АРМЕНА
Прочитав последнюю страницу «Родника Эгнар», я подумала: закономерно, что никогда не
увижу автора этой книги, ведь все мои любимые творцы умерли... А друзья говорили, что еще совсем недавно он ходил по улицам Еревана, плотный лысый человек с нелегким характером, иногда
смешной, иногда трагически печальный, суетливый и величественный, испытавший долгое и тяжкое горе неволи, слишком рано — совсем молодым — написавший свою главную книгу, после которой ему словно бы нечего было делать на земле.
Я не встречала мастера Армена, хотя при его жизни многажды приезжала в Армению, затем,
чтобы прикоснуться к тому, о чем «Родник Эгнар» повествует так пронзительно, затем, чтобы увидеть — в качестве немыслимого исключения — одного из великих творцов — Мартироса Сарьяна.
«Родник» посвящен Аветику Исаакяну, этим же дивным именем назван в книге один из его
героев, хранящий память о друзьях одинокий строитель мостов Аветик. Сло́ ва «Мартирос» нет в
повести, где столько прекрасных имен, принадлежащих святцам армянской культуры. (В том числе
и собственное имя Армена — Мкртич — он отдал его главному действующему лицу, суровому мастеру, стремившемуся оспорить любовь искусством). Здесь Аветик, Каро, Геворк, Варос, Баграт,
Агаси... А непроизнесенное «Мартирос» словно растворено в синем воздухе Армении, в пейзаже
родины, который дан в повести сарьяновски нежно и остро, легендарным и реальным цветным
словом, не забывшим ни одной горной травинки, ни одного дикого цветка, ни единого звука ущелий, полей, тропинок, падающих струй и капель воды, двигающихся силуэтов горных холмов, звуков рассвета и заката, запахов плодов и овощей, тяжести листвы и колосьев. Вот отчего, наверное,
чтение «Родника Эгнар» было для меня словно бы воспоминанием сарьяновской живописи, и
сцена ухода из жизни мастера Мкртича показалась композиционно схожей с фронтальной статикой
знаменитого тройственного автопортрета, где старый человек словно бы принимает себя молодого
и себя, вступившего в зрелость, размышляя о сделанном и прожитом. Но, быть может, дело и не в
Сарьяне, подлинное искусство всегда нам кажется нашим собственным воспоминанием, нашим
собственным восприятием мира — просто творец как-то таинственно узнал мое, глубокое, спрятанное, даже мне самой еще неведомое, и теперь он говорит всем, а я горжусь, что знала это до него...
«Родник Эгнар» — книга, имеющая множество фабул при апокрифически кратком сюжете. Легенда старого Гюмри об Эгнар, неверной жене, над чьей могилой бил родник, из которого никто,
кроме мужа, не сумел напиться — только канва, по которой филигранное перо Армена дивно выткало узоры глубоких нравственных размышлений, картины отошедшей в небытие жизни, абрисы
прекрасных несчастливцев. На этой канве создан словно бы монохромный и строгий армянский
ковер, где охра, черное и белое соединились в причудливую карту судеб тех, кто не сумел осилить
судьбы.
Я еще вернусь к канве, к сюжету, который многозначно существен в книге Армена, но сначала
хочу вспомнить узоры его будто попутных размышлений. На пороге смерти мастер Мкртич думает
о том, сколько успел сделать. Когда-то он поставил перед собою задачу, казавшуюся в молодости
грандиозной: построить сорок родников. Он не знал тогда, что творческая, рабочая задача была
мерой его жизни, которая иссякнет, прекратится, как только будет завершено земное дело. «И он
продолжал строить, как и прежде, и все жалел только, что в молодые свои годы поставил целью
жизни сорок родников, а не семьдесят семь или сто. Теперь-то он твердо знал, что задумай тогда
хоть втрое большее число — все равно выполнил бы свой обет»... «Он начал умирать сразу же, едва
кончил сороковой родник. Чуть только работа была полностью завершена, мастер вдруг почувствовал, что холодеет кровь в жилах, что там, внутри, что-то сломалось... жизненный стержень,
наверно».

Это начало книги Армена, и, прочитав его, я остановилась и стала думать о самом писателе и
гигантских задачах,