Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова [Автор Неизвестен] (fb2) читать онлайн
- Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова (и.с. Памятники русского фольклора) 11.49 Мб, 1222с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Автор Неизвестен
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Беломорские ста́рины и духовные стихи Собрание А. В. Маркова
Алексей Владимирович Марков
А. В. МАРКОВ И ЕГО БЕЛОМОРСКОЕ СОБРАНИЕ
Проживший всего 40 лет Алексей Владимирович Марков (1877—1917) успел внести чрезвычайно важный и разносторонний вклад в отечественную науку, но скончался в то время, когда она оказалась в полосе небывалых организационных и материальных бедствий. Из-за этого труды А. В. Маркова не получили сколько-нибудь развернутой оценки в печати и даже сама его кончина не была отмечена ни одним некрологом. Написанные тогда М. Н. Сперанским, Ю. М. Соколовым, А. Н. Максимовым отзывы о научной деятельности покойного обнаружены при подготовке нашего издания и только теперь печатаются в его составе. Они могут выполнить функцию запоздалых — не по вине умерших авторов — некрологических статей. Библиографии же трудов А. В. Маркова пока не существует, а рассмотрение их эпосоведческой концепции было предложено В. П. Аникиным около 40 лет назад. Но недавно Т. Г. Иванова опубликовала обстоятельную характеристику всей совокупности сделанного А. В. Марковым в области фольклористики, с изложением его научной биографии, включая преподавательскую и организационную деятельность (и дав сведения о тех его работах, которые хотя и не посвящены фольклору, но достаточно тесно связаны с его изучением); при этом учитывались предшествовавшие публикации суждений об ученом, использованы и материалы архивов.[1] Существование этого подробного очерка побуждает ограничиться здесь суммарной оценкой сделанного А. В. Марковым в главных областях его исследовательской и собирательской деятельности, специально остановившись только на новых данных и, в особенности, на всем, что имеет непосредственное отношение к материалам, печатаемым в нашем издании. Непреходящее значение имеют труды А. В. Маркова по исследованию былин. Будучи учеником академика Всеволода Федоровича Миллера и работая в русле его исторической школы, А. В. Марков дал блестящие образцы соотнесений эпических сюжетов с русскими историческими событиями и историческими лицами — при опоре на тщательное сравнительное изучение всех вариантов, при внимательнейшем учете многовековых традиций самого восточнославянского фольклора и возможных «внешних» воздействий — как иноэтнических фольклорных материалов, так и средневековой литературы. Исследование историзма эпических памятников во всей сложности и многосторонности их связей с источниками, характерное вообще для школы В. Ф. Миллера, получило у А. В. Маркова, может быть, наиболее результативные воплощения.[2] Но А. В. Марков стремился практически развивать дальше методологию своего учителя, акцентируя внимание на определении социальной среды, обусловившей возникновение и эволюцию того или иного эпического произведения. Он опубликовал и свои теоретические соображения по данному поводу[3] (приобретшие, впрочем, после его смерти неоправданную гипертрофию в работах некоторых других представителей исторической школы). Эпосоведческие исследования современников и предшественников А. В. Марков осмыслял чрезвычайно внимательно и вместе с тем широко. Впечатляющим примером явился обстоятельнейший, скрупулезный разбор трудов самого В. Ф. Миллера.[4] А весьма емкой иллюстрацией широты подхода может служить суммарное сопоставление былиноведческих направлений и их ведущих представителей в одной из рукописей А. В. Маркова, уже не раз привлекавшее внимание современных фольклористов (но спорно истолкованное):Важно, что А. В. Марков отнюдь не противопоставлял друг другу выдающихся эпосоведов и возглавлявшиеся ими направления. Напротив, он отмечает, что «мифолог» Ф. И. Буслаев связан и с направлением «историко-литературным», и с «историко-бытовым», что В. Ф. Миллер принадлежит не только к третьему, но и ко второму, а сам А. В. Марков, хотя он заявил свое «историко-социологическое направление», остался и представителем «историко-бытового» направления В. Ф. Миллера.[5] Эпосоведческие труды А. В. Маркова внесли существенный вклад в изучение не только былин, но и духовных стихов.[6] А проблематика последних результативно сомкнула фольклористические устремления А. В. Маркова с уже давно обозначившимся специальным интересом его к древней русской литературе.[7] Он опубликовал несколько работ, в которых глубокое рассмотрение источниковедческих вопросов, относящихся к истории летописания, подчинено задачам общеисторическим.[8] Общеисторическая проблема этногенеза великорусов в работах А. В. Маркова не только стала объектом пристального внимания, но и разносторонне освещалась с привлечением как письменных средневековых источников, так и материалов фольклора, этнографии, антропологии.[9] Собственно фольклористические интересы ученого были многообразны: песни исторические и лирические, предания и легенды, сказки и загадки, обряды и лубок оказались среди предметов его работ, отображенных в публикациях по частным вопросам фольклористики, — помимо основных трудов, посвященных былинам, духовным стихам и взаимоотношениям устной поэзии с древнерусской литературой.«Течения в изучении былин | представители
1. Мифологическое 40—60 гг. | Буслаев (+ 2 и 3) 2. Историко-литературное 60—80 гг. | Акад. Веселовский 3. Историко-бытовое 90—900 гг. | В. Ф. Миллер (+ 2) 4. Д[олжно] б[ыть] историко-социологическое со ст[атьи] «Б[ытовые] ч[ерты] р[усских] б[ылин]» 1904». | А. В. Марков (+ 3)
* * *
Далеко не все исследования А. В. Маркова увидели свет. Он оставил богатое рукописное наследие, немалая часть которого сохраняет научную актуальность. К сожалению, многие из его рукописей оказались утрачены.[10] Сохранившиеся были сгруппированы в значительной мере случайно и бессистемно, а описаны малоквалифицированно, что весьма затрудняет их использование.[11] Тем важнее дать здесь хотя бы общее представление об архивном собрании этого ученого.[12] Исследовательские работы присутствуют здесь как в рукописном, так и в машинописном виде, иногда — в виде типографских корректур неопубликованного (а порой — и оттисков того, что было издано).[13] В массе не увидевшего свет материала — не только иные варианты и расширенные тексты напечатанных трудов А. В. Маркова, но значительное число исследований, вообще не дождавшихся публикации. Некоторые из них — в уже законченном виде, другие — на разных стадиях приближения к завершенности. Среди первых есть статьи по духовным стихам и церковным легендам, о песенных общих местах и о культуре народного пения, среди вторых — значительные по объему исследования летописей, повестей о Мамаевом побоище и других средневековых письменных источников. Немалую часть архива А. В. Маркова составляют разного рода рукописные заготовки, конспекты, выписки, картотеки.[14] Особенно много таких наработок по духовным стихам и лексике народных говоров, есть значительные материалы по славянской мифологии. Немалый интерес представляет научная переписка А. В. Маркова — около 500 писем к нему, среди которых больше всего от В. Ф. Миллера (22), А. А. Шахматова (20), Е. Н. Елеонской (22), А. Л. Маслова (21), Н. В. Васильева (24). Среди корреспондентов А. В. Маркова — А. Д. Григорьев, А. Н. Веселовский, Н. Н. Дурново, В. В. Каллаш, Е. Э. Линева, А. М. Листопадов, Н. К. Пиксанов, А. В. Позднеев, П. Н. Сакулин, П. К. Симони, Б. М. Соколов, Ю. М. Соколов, М. Н. Сперанский, Н. Ф. Сумцов, Н. С. Трубецкой, Н. Н. Харузин, В. Н. Щепкин, А. С. Якуб. Есть несколько писем А. В. Маркова к В. Ф. Миллеру, А. А. Шахматову, Д. Н. Анучину.[15] Экспедиционные материалы в основном разрозненны и перемежаются довольно беспорядочно с материалами научно-исследовательскими. Если при этом былины по большей части присутствуют в комплексах записей,[16] то гораздо менее компактны фиксации духовных стихов, осуществленные собирателями не только на Севере.[17] Но они находятся и не только в записях А. В. Маркова: сохранилась заготовка большого сборника, где сконцентрированы тексты из разных мест России. Это губернии: Архангельская, Вологодская, Костромская, Олонецкая, Саратовская, Симбирская, Смоленская, Ярославская.[18] Богато представлены записи песен А. В. Марковым — обрядовых и необрядовых — главным образом из губерний Архангельской, Калужской, Московской, Нижегородской, Олонецкой, Рязанской, Симбирской, Смоленской, Тульской, Ярославской.[19] Сказки представлены гораздо беднее — и по количеству текстов, и по их географическому диапазону.[20] Есть фиксации свадебного обряда и другие материалы, относящиеся не только к фольклору, но и к этнографии. В рукописном фонде А. В. Маркова сосредоточены фольклористические записи ученого за четверть века: он вел их начиная с пятнадцатилетнего возраста, причем сохранившиеся тексты и примечания к ним «свидетельствуют о том, что уже в гимназические годы А. В. Марков становится достаточно квалифицированным собирателем народной поэзии».[21] Активное записывание фольклора он ведет и студентом, вскоре обратив свои собирательские устремления на просторы русского Севера, — в Олонецкой и Архангельской губерниях. За 12 лет он совершил 6 поездок на побережья Белого моря: в 1898, 1899, 1901, 1903, 1905 и 1909 гг., причем в третьей экспедиции А. В. Маркову сопутствовали музыковед А. Л. Маслов и фотограф-любитель Б. А. Богословский. Последний не только фотографировал, но стал и фиксатором фольклора: его записи А. В. Марков затем публиковал наряду со своими. Сотрудничество же с А. Л. Масловым продолжилось: он производил нотировку не только их совместных фонографических записей, но и тех, которые позже осуществлял один А. В. Марков. Следует согласиться с заключением Т. Г. Ивановой: «Если бы научная деятельность А. В. Маркова была ограничена исключительно экспедициями, то по результатам его поездок на русский Север мы могли бы назвать этого ученого выдающимся собирателем XX века. Ему <...> принадлежит честь открытия былинной традиции на зимнем, Терском, Поморском и Карельском берегах Белого моря».[22]* * *
Внушительным результатом двух первых поездок стал хорошо известный каждому специалисту сборник, который А. В. Марков издал уже в 1901 г., — «Беломорские былины» (далее: ББ). Здесь собиратель опубликовал 116 своих записей — не только былин, но и нескольких духовных стихов, старших исторических песен, семейных баллад и небылиц, зафиксированных от 12 исполнителей в Зимней Золотице. Дальнейшие публикации — это изданные в 1906 и 1909 гг. два выпуска «Материалов, собранных в Архангельской губернии летом 1901 г. А. В. Марковым, А. Л. Масловым и Б. А. Богословским» (ММБ-1 и ММБ-2) и часть текстов напечатанного в 1908 г. сборника: Былины новой и недавней записи из разных мест России / Под ред. В. Ф. Миллера при ближайшем участии Е. Н. Елеонской и А. В. Маркова (далее: БННЗ). Кроме того, отдельные тексты приводились в исследовательских статьях, а также в некоторых сборниках, издававшихся и после смерти А. В. Маркова.[23] Уместно процитировать здесь упомянутые выше посмертные отзывы о трудах А. В. Маркова, написанные М. Н. Сперанским, Ю. М. Соколовым и А. Н. Максимовым.[24] Они уделяют специальное внимание именно беломорским записям, оценивая собирательскую работу покойного ученого. По заключению М. Н. Сперанского, «несмотря на свою недолгую жизнь», А. В. Марков «успел, благодаря своей незаурядной энергии и смелости своей научной мысли, <...> стать своего рода начинателем нового периода в изучении русской этнографии и в особенности устной словесности. <...> В 1899 г., будучи еще студентом, он совершает уже первое путешествие с целию собирания памятников устного творчества в Архангельский край и привозит из этой поездки те „Беломорские былины“, которыми отмечен в истории изучения русской словесности устной новый шаг после ослабления временного интересов к этой области творчества.[25] Со времени А. Ф. Гильфердинга (70-е гг. XIX ст.) мы не имели такого свежего и обильного нового материала по былине, какой так отчетливо, добросовестно и умело записан и издан был в „Беломорских былинах“: своими записями и изданием А. В. Марков не только вносил ценный материал в науку, но и важный в том отношении, что им открывалась новая, почти не затронутая до сих пор область жизни нашего эпоса — архангельская былина с ее оригинальной физиономией в смысле и композиции, отчасти с новыми сюжетами и новыми былинами; это опровергало наши подсчеты, показывая, что состояние нашей былевой традиции далеко не так безотрадно, как это рисовалось многим исследователям после записей Гильфердинга и Рыбникова. И действительно, пример Маркова принес обильные плоды: тот же Архангельский край дал нам до сих пор еще не исчерпанный материал в изданиях Григорьева (Архангельские былины, 3 т.), Ончукова (Печорские былины) и другие, явившихся после „Беломорских“ Маркова. Заслуга эта Маркова перед русской наукой вне всякого сомнения, и должна быть оценена тем выше, что была своего рода подвигом самопожертвования со стороны А. В. Маркова: она, несомненно, ему самому стоила дорого: будучи некрепкого здоворья, он совершил такую поездку, требовавшую, в силу тяжелых условий работы на нашем Севере, <...> не только затратить большую энергию, но и значительно ослабить свое здоровье, что, несомненно, отразилось на последующей жизни собирателя. <...> Тем не менее с захватывающей энергией он совершил и еще не одну поездку в заповедный край. Результатом были два обильные выпуска „Материалов по Архангельской губернии“ (поездка 1901 г.), принесшие не только былинный, но и другой материал этнографическо-литературный (духовные стихи, лирические, обрядовые песни). Из тех же поездок А. В. Марков делился материалом и в „Былинах новой и недавней записи“ (М., 1908). Этого одного достаточно было, чтобы мы сочли себя обязанными ему <...>». Охарактеризовав затем исследовательские труды А. В. Маркова, М. Н. Сперанский заключал: «Эта лихорадочная энергия, быстрота, с которой работал А. В. Марков, производит впечатление горения, являющегося результатом самоотверженного стремления к научной деятельности, сознавая ее потребности. Но жизненные условия его были настолько неблагоприятны, что он в этой деятельности, несомненно, нужной для общества и науки, не выдержал до конца и ... сгорел». Ю. М. Соколов писал: «Алексей Владимирович потому сумел внести много нового, освежающего в науку о русском фольклоре, что он не ограничился <...> лишь кабинетным исследованием теоретических вопросов о русской устной словесности, а перенес центр тяжести на наблюдения над живыми процессами <...>. Он соединил в себе кабинетного ученого-теоретика с практиком-наблюдателем. Такое сочетание двух направлений в изучении эпоса дало многие плодотворные результаты, и в дальнейшем почти для каждого исследователя стало обязательным быть в то же время и собирателем». В отзыве А. Н. Максимова подчеркивалось, что «А. В. Марков начал свою ученую деятельность в качестве собирателя» и «составленный им сборник «Беломорские былины» является одним из лучших в своем роде не только по обилию и интересу собранного материала, но также и по тщательности записи и обстоятельности комментария». Эти качества издания А. В. Маркова отмечали уже авторы появившихся сразу по его выходе обстоятельных рецензий. А. Н. Пыпин, сопоставив сборник с опубликованными результатами предшествовавших собирателей — прежде всего П. Н. Рыбникова и А. Ф. Гильфердинга, сочувственно цитировал слова В. Ф. Миллера из предисловия к сборнику А. В. Маркова, что представленные в нем результаты собирательской деятельности приводят к принципиально важному заключению: «былинная традиция в Архангельской губернии еще в начале XX столетия не менее свежа, чем в Олонецкой, считавшейся доселе Исландией нашего эпоса».[26] Обратив особенное внимание на высокую научную ценность не только текстов былин, но и большой вступительной статьи собирателя, А. Н. Пыпин заключал: «Из сказанного видно, какой замечательный вклад сделан г. Марковым в изучение народного поэтического творчества. Исследователи былин найдут здесь новый богатый материал для объяснения старого народного эпоса, и исследование народного быта расширяется новыми характерными этнографическими фактами».[27] Детальную характеристику сборника А. В. Маркова содержала подробная рецензия Н. В. Васильева.[28] Отметив, что до А. В. Маркова во всей Архангельской губернии была записана только 31 ста́рина (из них всего несколько — в Архангельском уезде, куда поехал А. В. Марков), Н. В. Васильев рассматривает состав тех 116 ста́рин, которые А. В. Марков опубликовал в своем сборнике. Среди них 9 произведений народного эпоса, записанных впервые, причем некоторые из них этот собиратель зафиксировал не единожды («Глеб Володьевич» — 2 записи, «Камское побоище» — 3 записи). Ряд уже известных былин оказался представлен у А. В. Маркова лучшими вариантами среди всех ранее опубликованных; другие в его фиксациях выделяются новыми важными подробностями. Есть и былины, впервые записанные как отдельные произведения («Туры», «Женитьба Дуная»). Главная исполнительница Беломорья А. М. Крюкова намного превзошла всех известных доселе сказителей по богатству своего эпического репертуара. «Пожелав в интересах науки широкого распространения сборнику г. Маркова, выразим надежду, — заключил Н. В. Васильев, — увидеть поскорее его продолжение».[29] Продолжения, как мы знаем, недолго заставили себя ждать. В дальнейшей работе А. В. Марков все большее внимание уделял духовным стихам, хотя основным объектом его внимания оставались былины и старшие баллады, объединяемые исполнителями их общим названием — ста́рины. При этом духовные стихи со временем оказываются уже на первом месте в изданиях собирателя. После ста́рин он помещает в них записываемые попутно причитания и некоторые песни. Но эти издания охватывали далеко не все, что записал А. В. Марков на побережьях Белого моря. К тому же разрозненность публиковавшихся в разных местах записей единого по существу эпического комплекса несколько снижала цельность его восприятия. Научная ценность собрания, приобретавшего все бо́льшую значимость по мере дальнейшего печатания его частей и давно ставшего фактом постоянно используемой фольклорной классики, в настоящее время уже не требует подробного пояснения. Достаточно сказать, что оно содержит около 130 записей только от таких знаменитых сказителей, как А. М. Крюкова, Г. Л. Крюков, Ф. Т. Пономарев, М. С. Крюкова. Всего же в собрании оказались представлены около 60 исполнителей эпоса из 16 населенных пунктов, охватывающих все очаги эпической традиции Беломорья.
А. В. Марков ведет запись от А. М. Крюковой. Слева — А. Л. Маслов
* * *
На основе обследования рукописного фонда А. В. Маркова были подготовлены к изданию все сохранившиеся фиксации русского фольклора, осуществленные им и его помощниками в Беломорском регионе. При этом 180 записей публикуются впервые. Из общего же числа 445 текстов, вошедших в наше издание, 240 — былины и старшие баллады, 91 — духовные стихи, остальное — свадебные и похоронные причитания, обрядовые и лирические песни, несколько исторических песен XVIII—XIX вв. и один заговор. Среди текстов, печатаемых впервые, — более двух третей записанных здесь А. В. Марковым духовных стихов и значительное число записей былин.[30] В издании представлены все сохранившиеся фиксации напевов с записей на фонограф. При этом печатаются впервые напевы Поморского и Карельского берега.[31] Аналогично публикациям самого А. В. Маркова основу нашего издания составляют ста́рины и духовные стихи; расположение их дается по субрегионам, далее — по населенным пунктам и исполнителям. Остальные записи вынесены в Приложение I. Подразделение всего материала в основном соответствует тому, как поступал сам А. В. Марков, хотя у него есть небольшие неточности: к Терскому берегу им были отнесены и два пункта соседнего Кандалакшского берега, а к Поморскому — один пункт Карельского берега и один — Онежского берега. И в первом сборнике А. В. Маркова (ББ), и в систематизированном им для публикации материале последней его поездки на Белое море 1909 г. записи эпических произведений от каждого исполнителя, предваряемые обычно его характеристикой (в одних случаях подробной, в других — краткой), располагались компактно и размещались по местам записи. Иной была последовательность в сборниках ММБ-1, ММБ-2 и БННЗ, что, однако, диктовалось спецификой самих изданий, в составе которых эти записи были напечатаны. Мы придерживались принципа, которому стремился следовать А. В. Марков: комплексу записей от того или иного сказителя предшествует характеристика этого лица, извлеченная либо из публикаций А. В. Маркова, либо из его рукописей, если она в них нашлась. К сожалению, в наличии оказались не все полевые или даже беловые рукописи материалов, собранных А. В. Марковым.[32] Те записи, оригиналы которых отсутствуют, печатаются, естественно, по публикациям. Среди них особое место занимает сборник ББ. За столетие он настолько прочно вошел в круг классических былинных собраний, что отсылки к этой книге и, соответственно, к номерам ее текстов непременно фигурируют в каждом серьезном былиноведческом труде. Представилось весьма важным сохранить в неприкосновенности эту нумерацию, дабы избавить будущих исследователей от существенных неудобств. Поэтому дополнения, внесенные нами по неизданным рукописям к опубликованным в 1901 г. записям от тех же исполнителей, вставлены в соответствующие места с продолжением общего счета текстов (после № 116, которым завершался сборник ББ); соответственно, материал Зимнего берега получил небольшие перебивки нумерации. Она затем выдержана последовательно для записей Терского и Поморского берега; соотнесенность же их новых номеров с прежними (в ММБ-1, ММБ-2 и БННЗ) дается специальным указателем. Основополагающими принципами нашего издания были его максимальная полнота и максимальная точность в воспроизведении записей А. В. Маркова. Этим диктовались и публикаторские приемы. Среди них новым является способ фиксации раскрываемых сокращений собирателя. Собственные имена, некоторые слова и обороты, которые встречаются в одном тексте неоднократно, А. В. Марков первый раз приводил полностью, далее обычно — в сокращении (с опущением части слова, обозначением его одной буквой и т. д.). Все такие сокращения в нашем издании раскрыты. Но это раскрытие далеко не всегда может претендовать на полную точность, так как имело место варьирование при произнесении собственного имени или другой лексемы.[33] Дабы полностью исключить возможные недоразумения, в издании обозначаются курсивом не только целые слова, опущенные в полевой записи собирателя и восполняемые при издании, но и все отдельные буквы, выпущенные при фиксации того или иного слова.* * *
Прежде чем перейти к детальному описанию способа подготовки издаваемого материала, целесообразно охарактеризовать текстологические особенности прежних его публикаций. Среди рукописей А. В. Маркова не нашлось беловых текстов, с которых производился набор записей, опубликованных собирателем. Это не позволяет определить, являются ли отличия его публикаций от полевых текстов только результатом редакторских правок самого собирателя или отчасти — результатом не выявленных им неточностей переписчиков. Но среди отличий явно преобладают такие, которые обусловлены стремленим фольклориста «улучшить» фольклорный текст. Общее же количество расхождений нередко достигает нескольких десятков в одном тексте. Почти не обнаружилось записей из опубликованных А. В. Марковым и имеющих сохранившуюся полевую рукопись, где бы весь текст был передан в издании с полной точностью. Сами же изменения порой довольно существенны; хотя они и не влияют на содержание произведений, стилистический облик их изменен этими поправками иной раз в значительной степени. В издании ББ сравнительно редки мелкие отклонения от текста полевой записи, но встречаются пропуски целых строк — в одних случаях, может быть, по недосмотру, но в подавляющем большинстве, как следует полагать, — для «улучшения» текста. В этих целях некоторые строки опущены или переставлены, а иногда и дописаны. Так, в тексте, напечатанном в ББ под № 71 («Бой Добрыни с Ильей Муромцем»), при описании этого боя в издании добавлены отсутствующие в полевой записи строки «Не дали на себя раны кровавые» (после стиха 128), «Ише друг друга они не ранили» (после стиха 131), «Хочёт спороть Ильи белы́ груди» (после стиха 143). Опущены в издании 4 стиха, завершавшие полевую запись этой былины: очевидно, А. В. Маркову представилось более уместным окончить этот текст описанием финального пира, а не последовавшего за ним продолжительного сна богатырей. В следующем тексте «Женитьба Добрыни» стих «Говорил-то Добрыня по-в трете́й након», бывший в полевой записи 52-м, в издании оказался 62-м (что, может быть, несколько улучшило логику изложения). В тексте, напечатанном в ББ под № 76 («Михайло Игнатьевич»), при публикации полностью пропущены стихи 54, 102, 169, 193, 212, 250; есть пропущенные слова и группы их, некоторые стихи переставлены, некоторые — дописаны. В данном случае собиратель прослушивал былину дважды. Тем не менее запись эта вообще дефектна: в ней остались пропуски, и, публикуя текст, А. В. Марков попытался сделать монтаж из двух фиксаций, сгладив этим недочеты полевой записи. Более сложный случай текстуального монтажа — напечатанная в ММБ-2 под № 24 былина «Добрыня и Алеша» (о ней см. ниже). В других текстах изменения далеко не столь значительны по «густоте», но в целом их набирается довольно много. Тексты, напечатанные в ММБ-1, имеют меньше отличий целых строк, но зато здесь множество случаев опущения предлогов и частиц в начале стихов. Можно полагать, что это следствие более совершенной методики записывания, от которой стала «отставать» методика публикации. Начальные частицы и предлоги, почти отсутствовавшие в полевых записях 1898 и 1899 гг., теперь оказались в изобилии. При публикации А. В. Марков стремился устранить их «избыточность». Так, в тексте былины «Дюк Степанович» (ММБ-1, № 18), состоящей из 244 стихов, 100 раз опущены начальные предлоги и частицы. Кроме того, пропущена одна строка, в 10 случаях пропущены отдельные слова, есть небольшие перестановки и изменения слов, что обусловлено, по-видимому, во всех случаях стремлением «улучшить» стилистический облик текста. Аналогичная картина в некоторых из записей, сделанных там же (на Зимнем берегу) в том же 1901 г. и попавших в издание БННЗ. Так, в напечатанной тут под № 43 былине «Михайло Игнатьевич» из 273 строк более 60 имеют опущения начальных частиц и предлогов. Здесь же выпущена одна строка, близкая по смыслу строке, находящейся чуть выше; остальные изменения мелки и многочисленны. Это все — тексты Г. Л. Крюкова, отображавшие его сказительскую манеру, которая была, очевидно, с меньшей точностью зафиксирована более ранними записями А. В. Маркова. Напечатанные в БННЗ записи от других сказителей имеют сравнительно мало отличий от полевых текстов, и отличия эти, за некоторыми исключениями, не особенно существенны. То же следует сказать о большинстве текстов, напечатанных в ММБ-2. Как можно полагать, собиратель постепенно совершенствовал не только точность записей, но и точность их публикаций. Последнее выражалось в более тщательной фиксации его изданиями диалектных форм и в сведе́нии до минимума стилистической редактуры. Уже при жизни А. В. Маркова началось печатание некоторых из не изданных им самим беломорских записей. В сборнике В. Ф. Миллера «Исторические песни русского народа XVI—XVII вв.» (Пг., 1915), издание которого после его смерти завершала Е. Н. Елеонская, помещены две записи песни о гневе Ивана Грозного на сына (№ 101 и 102). Первая передана с полной точностью, во второй произведены два небольших стилистических «улучшения», несколько сгладивших прозаизмы этого текста, перемежающего вообще стих и прозу.[34] В том же году А. П. Кадлубовским была напечатана осуществленная А. В. Марковым запись духовного стиха о Варлааме и Иоасафе — с небольшими неточностями.[35] Значительно хуже обстоит дело в относительно недавней публикации на страницах академической серии «Памятники русского фольклора». Том ее «Исторические песни XIII—XVI веков» (М.; Л., 1960), где тексты готовил Б. Н. Путилов, содержит напечатанную по записи А. В. Маркова редкую песню XIV в. «Щелкан Дудентьевич» (№ 44). Помимо многочисленных ошибок в написании отдельных слов после стиха 9 пропущена строка: «И за тридеветь морей». Есть правка, «улучшающая» текст: в начале стиха 113 добавлен союз «и», а в первом стихе текста — «И на стуле рыти бархате» — переделаны два последних слова: «крытом бархатом». Комментарии сообщают, что «в квадратных скобках даны слова, которые Марков показывал в записи прочерком как повторявшиеся» (с. 633). Это оказалось верно только в отношении стихов 90, 120 и 122. Во всех остальных случаях в рукописи прочерков нет и не могло быть по контексту (стихи 26, 34—37, 39, 50, 51, 53, 56, 58, 60, 61, 68—71, 74, 75, 86, 87, 115): публикатор просто дописывал слова, группы слов и даже целую строку (стих 51) по аналогии с более ранним текстом; в стихе 33 он дописал слово «Задудентьевич», не обозначив его скобками.[36] Скрытое дописывание содержит и сборник «Новгородские былины» (М., 1978) в академической серии «Литературные памятники». Ю. И. Смирновым по записи А. В. Маркова напечатан здесь короткий прозаический пересказ былины о Садко, в котором дописаны без каких-либо обозначений или оговорок 26 слов: полностью 8-я и 11-я строки текста № 45 на с. 220. Есть и недосмотры: дважды вместо «струны потравились», читается обессмысливающее текст «струны поправились», всего же — более десятка ошибок, помимо плодов орфографической унификации.[37] В 70-х гг. напечатаны исторические песни XVIII—XIX вв., в числе которых — беломорские записи А. В. Маркова. При их публикации допущен ряд текстовых погрешностей, однако гораздо менее значительных, чем в упомянутых публикациях Б. Н. Путилова и Ю. И. Смирнова.[38] Уже совсем недавно, в 1994 г., Л. А. Астафьева опубликовала еще 3 записи А. В. Маркова — без существенных текстуальных неточностей, но с дефектом иного рода: 24 строки, взятые из середины былины «Иван Годинович», которую А. М. Марков записал полностью от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень и которая в этой записи имеет протяженность 100 строк, представлены как «отрывок», записанный будто бы от М. С. Борисовой в деревне Федосееве.[39] Наконец, изданная посмертно в 1995 г. книга Б. М. Соколова «Большой стих о Егории Храбром» в приложении содержит среди прочего публикацию 2 записей этого стиха из беломорского собрания А. В. Маркова (на с. 141—145). Оригинала одной из них в рукописях не нашлось, вторая передана в этой книге с неточностями.[40] В целом можно сказать, что, за случайными исключениями отдельных (как правило, небольших по объему) текстов, корпус беломорских записей А. В. Маркова в изданных его частях публиковался на уровне, существенно отстающем от современных требований, предъявляемых к научному изданию. Мы стремились выправить это, насколько возможно, представив и все неизданное, но доступное публикации.* * *
Тексты, сохранившиеся в рукописях, печатаются по материалам фонда № 160 Российской Государственной библиотеки. С прежних изданий перепечатываются только записи, рукописи которых утрачены. В тех случаях, когда в материалах А. В. Маркова полевая запись отсутствует, но есть ее беловая копия, текст печатается по ней. Как общее правило, предпочтение отдается карандашному тексту полевой записи: она является источником всех публикуемых вариантов, полевые фиксации которых нашлись в архиве А. В. Маркова. Наблюдения над совокупностью его полевых записей приводят к заключению, что А. В. Марков (и Б. А. Богословский, которому принадлежит небольшое число записей этого собрания) почти не практиковал двойного прослушивания с фиксацией всех отличий второго звучавшего текста от первого (как поступала в очень многих случаях позже А. М. Астахова).[41] Собиратель почти всегда записывал однократно — очевидно, в одних случаях с замедленного пения, в других — под диктовку; затем, если позволяло время, прочитывал свою запись исполнителю и с его слов вносил мелкие поправки, дописывая иногда строки, которые исполнитель случайно пропустил. Таким образом, полевые фиксации А. В. Маркова (и Б. А. Богословского) не дают оснований для расслоения того или иного текста полевой записи. Дважды произведена ими упомянутая фиксация былины «Добрыня и Алеша», а в полевой записи А. В. Маркова были подведены подробнейшие разночтения по предшествовавшей записи священника Н. М. Истомина от той же исполнительницы. В своем издании А. В. Марков дал свод этих трех записей. В подготовленном теперь корпусе текстов представлены отдельно запись Маркова и запись Богословского, а реконструкция записи Истомина дана в комментариях (см. № 208 и 209). Большинство поправок полевой записи делалось, как видно, А. В. Марковым непосредственно при записывании. Это выправленные написания отдельных букв, начатые ошибочно и недописанные слова — тут же зачеркнутые с последующим верным написанием в той же строке или над строкой, и т. п.: плоды слуховых ошибок собирателя, исправленных уже в момент записи. Такого рода поправки нами учитываются, как правило, без особых оговорок. Но в текстологических комментариях оговариваются те изменения полевой записи, которые вносились после того, как текст был записан весь: дописанные в конце или на полях части его, вписывания между строк. В комментариях приводятся также пояснения исполнителя, помещенные в полевой записи перед началом текста или после его окончания, и некоторые пояснения собирателя, сделанные там же или на полях. Опускаются во избежание повторов только те из них, которые вошли в примечания, дававшиеся в его изданиях, нами теперь воспроизведенные. Ремарки же исполнителя, дававшиеся по ходу изложения и относящиеся к содержанию произведения, приводятся в корпусе в скобках между соответствующими строками текста (и не включаются в нумерацию его стихов). Этот способ, использованный результативно А. М. Астаховой, а вслед за нею и другими, представляется нам более удачным, чем приведение таких ремарок в сносках, практиковавшееся А. В. Марковым в его изданиях. Он давал в сносках и собственные ремарки. Часть их представляет собой пояснения отдельных слов (в ММБ-1 и ММБ-2), другая часть — разного рода соображения собирателя по поводу того или иного места текста и иные варианты опубликованных его строк. Первые перенесены нами в словарь (основу его составил словарь, которым было снабжено издание ББ, где пояснения слов в сносках не давались), вторые — в комментарии, где они идут под арабскими цифрами вслед за текстологическими примечаниями, которые соотнесены с текстом посредством буквенных обозначений. В текстах, издаваемых по полевой записи, курсивом набирается все, что восполнено публикатором: выпущенные собирателем при сокращениях части слов и целые слова, недописанные части строк, целые строки и группы их, текстуально не зафиксированные, а только обозначенные пропусками места или отсылками к предшествующим строкам текста, повтор которых собирателем в этих случаях опускался. Но курсивом не обозначается использование собирателем традиционного технического приема полевых записей, состоявшего в том, что буквально повторяющиеся слова предшествующей строки в последующей обозначены прочерком, указывающим на точный повтор. В тех случаях, когда с помощью курсива раскрывается сокращение слова, ранее в том же тексте написанного полностью, это производится без оговорок, равно как и написание курсивом числительного, обозначенного в полевой записи цифрой. Восполнение же целых слов, а также строк, только начатых в полевой записи, но по контексту являющихся повторением строк, находящихся в этом тексте ранее, снабжено, как правило, пояснениями в комментарии. В тех случаях, когда в полевой записи опущена вся строка или группа стихов, гипотетичесткое восполнение которых достаточно очевидно на основе предшествующего текста, непременно дается соответствующее пояснение. Исправления, внесенные в полевую запись чернилами, другим карандашом или другим почерком (А. В. Марков нередко поправлял записи Б. А. Богословского), учитываются без оговорок только в тех случаях, когда поправка представляет собой более ясное написание той же буквы или носит чисто орфографический характер (устранение ошибочного употребления «ѣ» вместо «е», «ѳ» вместо «ф» и т. п.), либо поправляет вполне очевидную описку полевой записи. Если же поправка изменяет фиксацию одного звука на другой (а тем более — изменяет значение слова), она непременно оговаривается, независимо от того, принята она или нет при подготовке текста; при необходимости указывается и то, как слово было передано в издании А. В. Маркова. Оговариваются непременно исправления нами обмолвок исполнителя или описок собирателя (как и случаи неясного написания, допускающие иные варианты прочтения полевой записи). Вообще же мы стремились в максимальной степени следовать тексту полевой записи, воздерживаясь в большинстве случаев от того, чтобы принимать позднейшие поправки, вносившиеся даже самим собирателем. А. В. Марков в одной из публикаций посетовал на невысокое качество записи Б. А. Богословского. Выполненные им фиксации действительно дают основания укорять собирателя-любителя в очевидных порой слуховых ошибках и в некоторой общей небрежности. Тем не менее не все исправления, внесенные в его полевые записи рукой А. В. Маркова, представляются бесспорными: часть таких поправок можно объяснить стремлением «улучшить» текст самого исполнителя. Немногочисленные беловые копии полевых записей, обнаруженные в архиве А. В. Маркова, почти все выполнены не им, а являются результатом работы переписчиков, по-видимому, не всегда достаточно хорошо знакомых с фольклором. Следствием этого являются неточности, обнаружившиеся в тех очень немногих случаях, когда кроме беловой копии в архиве есть сама запись, послужившая ее оригиналом. Целью нашего издания была максимально точная передача того, как устные произведения услышаны собирателем и зафиксированы в его записях. Вместе с тем соблюдаются и те эдиционные принципы, каких придерживался сам А. В. Марков при публикации своих записей (исключая, конечно, упомянутое выше стремление «улучшать» их). Будучи единообразны в основном, правила передачи для отдельных случаев не были у него совершенно одинаковы, а несколько изменялись в сторону более точной фиксации диалектной фонетики. Нами такие различия приведены к единообразию — в той мере, в какой это оказалось возможно, учитывая, что не все записи опубликованных текстов обнаружились в архиве А. В. Маркова. Так, например, в изданиях ББ и ММБ-1 передача «г» фрикативного не отличалась от передачи обычного «ѓ». Соответственно «г» фрикативное не обозначено нами в текстах, которые пришлось перепечатывать с этих изданий. В изложении конкретных правил начнем с этого звука. А. В. Марков в ММБ-2 передавал его буквой «h», в БННЗ обозначал с помощью знака ударения — «г». Нами используется второе обозначение как более удобное для цитации; к тому же аналогичным способом А. В. Марков обозначал во всех своих изданиях «ц» мягкое — «ц́». Относительно его сочетаний с гласными Марков в ММБ-2 оговаривал, что в таких случаях печатается «ця», «ци», «цё» без знака ударения. Он упоминал при этом, что в написании «це» согласный звучит твердо. Соответственно, если наблюдалось мягкое его произношение, собиратель употреблял обозначение «ц́е», что оговорено в издании ББ и встречается также в не опубликованных собирателем записях с Поморского берега (в них попадается и отступление от оговоренного Марковым правила — обозначение «ць»). Иногда собиратель упоминал, что в том или другом конкретном случае звук «ц» по степени мягкости или твердости является «средним»; эти оговорки нами повсюду, конечно, сохранены. Если обозначение мягкости согласного посредством знака ударения отсутствует в полевой записи, но есть в издании Маркова, оно нами сохранено. Звук, средний между мягким «ц» и мягким «ч», в изданиях А. В. Маркова изображается как «ц(ч)» и «ч(ц)». При сопоставлении с полевыми записями обнаруживаются неодинаковые способы фиксации подобного звука: «ч» в строке и «ц» над строкой, или наоборот, причем буква над строкой бывает иногда заключена в скобки или снабжена мягким знаком. Следует полагать, что это отражает известные различия в звучании, фиксированные при записывании, но затем подвергшиеся некоторой унификации, обусловленной, очевидно, типографскими возможностями и необходимостью избавить читателя от сложностей, слишком затрудняющих восприятие текста. В нашем издании из тех же соображений в корпусе текстов эти случаи упрощены: сохранена только та буква, которая у собирателя находилась в строке полевой записи (т. е. только «ч» или только «ц»). Но каждый такой случай снабжен отсылкой к текстологическому комментарию, где сообщено полное написание полевой записи; таким образом, все оттенки различий в фиксации подобного звука А. В. Марковым впервые передаются изданием. В тех же случаях, когда полевой записи нет и текст перепечатывается с издания собирателя, в корпусе опускается буква, бывшая в скобках, ав текстологическом комментарии сообщена полностью передача этого звука по публикации А. В. Маркова. Аналогичным образом передаются фиксированные собирателем в полевой записи случаи, когда ему встречался звук, средний между «с» и «ш» или между «л» и «в». Он обозначал их при публикации таким же способом, как и средний между «ц» и «ч», а в полевых записях — путем написания над строкой; в них есть и аналогичные обозначения среднего звука между другими согласными и между гласными, что в его изданиях оговорено не было. Во всех подобных случаях мы печатаем в корпусе только букву, читающуюся в строке рукописи собирателя, а в комментарии даем полное отображение графики полевой записи. Случаи спорадического употребления в ней буквы j только оговариваются в комментарии, фиксации же краткости гласного соответствующим надстрочным знаком сохранены в корпусе. Согласно принятому А. В. Марковым правилу, мягкое «о» всегда обозначается посредством «ё» (но неоправданные употребления «ё» в некоторых записях Б. А. Богословского исправлены с оговорками в комментарии), а случаи, когда вместо обычного в литературной речи «ё» встречается «е» под ударением, оно обозначается посредством «е́». Так же в соответствии с правилами Маркова «глухой неопределенный звук» между двумя согласными обозначается буквой «ъ», а пропуск какого-либо звука в произношении — апострофом. Не сохраняются те графические особенности оформления текста в публикациях А. В. Маркова, которые обусловлены только тогдашним правописанием: «ъ» в конце слов опускается, буквы «і, «ѣ», «Ѳ», «ѵ» заменены соответственно на «и», «е», «ф», «и». Но сохранены отличные от теперешних норм правописания формы окончаний (-аго, -яго, -ыя, -ия) и другие особенности, отобразившие архаику некогда общерусского живого произношения, а позднее сохранявшиеся в местных говорах. Подобного рода формы заменены теперешними только в заглавиях, когда они принадлежат собирателю, отображая научную традицию, а не исполнителям — с принадлежащими, несомненно, им диалектными словоформами. Сами названия произведений сохраняются такими, как они даны собирателем. Если произведение им не было озаглавлено, приводится название, дававшееся исполнителем, в кавычках; при отсутствии его название дано составителем — в угловых скобках. В угловые скобки бывают заключены и составительские восполнения недостававших слов и букв в текстах, принадлежащих собирателю, а также его вставки в пояснения исполнителя. Знаки ударения полевой записи, если они пропущены в издании собирателя, восстанавливаются, а знаки ударения, которых в полевой записи не было, но есть в его издании, — сохраняются (это относится и к точкам над буквой «ё»). В случаях, когда знак ударения в полевой записи исправлен чернилами или если в издании собирателя он оказался в ином месте, чем в полевой записи, принятое нами решение оговаривается в текстологическом комментарии. Как уже упоминалось, при отсутствии полевой записи использовалась беловая копия, при отсутствии рукописи — издание собирателя. В своих изданиях А. В. Марков иногда добавлял предположительно пропущенные, по его мнению, исполнителем буквы и слова, заключая их в круглые скобки. Для обозначения таких вставок собирателя нами используются прямые скобки. Круглые скобки употреблены как знак препинания.* * *
Н. В. Васильев, завершая свою рецензию на «Беломорские былины», писал: «Помимо ценности содержания, сборник снабжен всем необходимым для научной разработки заключающихся в нем данных: к нему приложен словарь местных и старинных слов, указатели предметов и имен и список былин по содержанию с указанием параллелей в других изданиях. Последнее особенно важно, — подчеркивал рецензент, — так как если указатели еще прилагались к некоторым из прежних сборников,[42] то список былин с указанием параллелей является у г. Маркова впервые».[43] Словарь местных и старинных слов, даваемый в настоящем издании, воспроизводит полностью словарь, подготовленный А. В. Марковым для своего сборника ББ (включая отмеченные им параллели из других словарей), но не является, конечно, простой перепечаткой марковского словаря: включены дополнительно все словарные пояснения А. В. Маркова из последовавших его публикаций беломорских записей, теперь переиздаваемых, а также из его рукописей, использованных в нашем издании. Упомянутые в рецензии указатели предметов и имен принадлежали не А. В. Маркову, а самому рецензенту и по исполнению оставляют желать лучшего. Наше издание следует типу книг серии «Памятники русского фольклора», где указатели такого рода не предусматривались. То, что сам А. В. Марков называл «список былин по содержанию», вследствие слишком радикального увеличения относящегося сюда материала, пришлось трансформировать. Дается Указатель сюжетов ста́рин и духовных стихов — с отсылками к номерам публикуемых текстов, но без указания параллелей. Они сообщаются по каждому сюжету отдельно — при компактном комментировании всех относящихся к нему записей, которые вошли теперь в наше издание. Комментарии группируются в нем именно по сюжетам, следуя традиции, которая утвердилась в нашей науке уже после А. В. Маркова — с появлением «Былин Севера» А. М. Астаховой. Согласно той же традиции и в связи с расширением материала, даются отсутствовавшие у А. В. Маркова указатели исполнителей и мест записи. Наличие же в нашем издании, помимо основной его части, Приложения I, содержащего более сотни записей, не относимых к ста́ринам и духовным стихам, потребовало дать указатель их по первой строке. Весьма важной частью издания является Приложение II, где напечатаны согласно современным принципам все сохранившиеся записи беломорских напевов — слуховые и выполненные на фонографе А. В. Марковым и А. Л. Масловым.[44] В Приложении III воспроизводятся статьи и научные отчеты А. В. Маркова о результатах его поездок на Белое море, включая неопубликованные. Здесь же впервые печатаются цитированные выше посмертные оценки научной деятельности А. В. Маркова, принадлежавшие крупнейшим русским фольклористам того времени. Был расширен иллюстративный материал марковских изданий. Помимо воспроизведения всех помещенных в них фотографий Б. А. Богословского добавлены его экспедиционные снимки, которые сохранялись у родственников А. В. Маркова, некоторые семейные фотографии; составлена географическая карта мест беломорских записей А. В. Маркова. Считаю приятным долгом принести слова благодарности ученым, оказавшим значительное содействие работе. Это ныне покойный Н. И. Толстой; ныне здравствующие В. П. Аникин и В. А. Василенко (он сохранил и с готовностью предоставил мне документы, относящиеся к биографии А. В. Маркова). Это и некоторые из фольклористов Пушкинского Дома, в особенности, Л. И. Петрова, впервые составившая — специально для настоящего издания — посюжетную библиографию записей духовных стихов,[45] и рецензент-музыковед Е. И. Якубовская. Особая признательность — родственникам собирателя: его сыну А. А. Маркову, его двоюродной внучке Т. Ю. Корнеевой, ее мужу В. П. Корнееву и их дочери П. В. Корнеевой. Они любезно предоставили документы, относящиеся к биографии собирателя, и фотографии из семейного архива; я пользовался их советами и содействием. Благодарю также за чрезвычайно благожелательное отношение сотрудников Отдела рукописей Российской Государственной библиотеки (прежде всего — ныне покойного В. Я. Дерягина) и Государственного Центрального музея музыкальной культуры имени М. И. Глинки. С. Н. АзбелевО НАПЕВАХ БЕЛОМОРСКОГО СОБРАНИЯ А. В. МАРКОВА
После того как в 1877 г. американец Томас Алва Эдисон изобрел фонограф, у собирателей устного народного творчества появилась возможность использования звукозаписывающей аппаратуры. В России активное внедрение фонографа в практику фольклористов происходило на рубеже XIX—XX столетий. Здесь наибольшим размахом отличалась деятельность Е. Э. Линевой. Именно в ее публикациях со всей очевидностью были продемонстрированы те безусловные преимущества, которые обретал исследователь при работе с документальными звуковыми материалами.[46] Принципиальными сторонниками использования звукозаписи в фольклористике оказались филологи А. Д. Григорьев и А. В. Марков, хотя их подходы несколько различались. А. Д. Григорьев отдавал предпочтение индивидуальной собирательской деятельности с последующей передачей фонографических валиков для расшифровки музыковеду И. С. Тезавровскому.[47] А. В. Марков привлек к участию в экспедиции 1901 г. музыковеда А. Л. Маслова,[48] наделив его широкими полномочиями: А. Л. Маслов осуществлял самостоятельные наблюдения, выполнял слуховые записи мелодий непосредственно с голосов народных исполнителей, принимал участие в записи народных певцов на фонограф, наконец, в процессе подготовки материалов к публикации расшифровывал фонографические валики. В итоге нотные разделы двухчастного собрания[49] наряду с расшифровками включили в себя и напевы, записанные в экспедиции непосредственно на слух. Таким образом, публикация, с одной стороны, все еще сохраняла связь с традицией фольклорных изданий второй половины XIX столетия, а с другой — опиралась на новые принципы, связанные с обработкой документальных звукозаписей. На основе материалов, собранных в совместной экспедиции, А. Л. Масловым были написаны две статьи. Одну из них он посвятил изучению проблематики народного духовного стиха,[50] другую — особенностям композиции былинных напевов.[51] Обе статьи оказались важными вехами в развитии русской музыкальной фольклористики и не утратили своего научного значения до настоящего времени.[52] Деятельность А. Л. Маслова-ученого отличалась достаточно широким диапазоном. Благодаря его усилиям как собирателя, расшифровщика и исследователя музыкальная часть собрания А. В. Маркова была достойно представлена российской научной общественности.[53] По завершении работ, вызванных подготовкой к изданию материалов Зимнего и Терского берегов Белого моря, А. Л. Маслов продолжил сотрудничество с А. В. Марковым. Судя по рукописи, сохранившейся в Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки, он выполнил еще 22 расшифровки с фонографических валиков, записанных А. В. Марковым в результате обследования традиций Поморского и Карельского берегов Белого моря.[54] При отборе фонограмм А. Л. Маслов наибольшее внимание уделил музыкальным образцам народного эпоса (главным образом — духовным стихам и балладам), с изучением которых связывал, по-видимому, основное направление в своих научных исследованиях. К сожалению, его труду не суждено было получить завершения. Трагическая гибель ученого в 1914 г. лишила русскую музыкальную фолькористику одного из самых ярких ее представителей, чья творческая деятельность уже на первых этапах увенчалась несомненными научными достижениями.[55] Со смертью А. Л. Маслова интенсивность изучения песенного фольклора северных поморов заметно ослабла. В результате широкомасштабной собирательской работы, осуществленной в районах Русского Севера уже в советское время,[56] наши представления о народнопесенной культуре поморов заметно расширились. Однако и на этом фоне публикации, выполненные в начале XX столетия А. Л. Масловым, прочно сохраняют свое место в ряду главных источников при изучении музыкальной стилистики севернорусского поющегося фольклора. В дальнейшем отдельные нотные образцы из собрания А. В. Маркова включались в состав музыкальных иллюстраций академического собрания «Исторические песни»,[57] появлялись на страницах былинных томов серии «Литературные памятники»;[58] 10 напевов вошли в музыкально-поэтическую антологию «Былины» Б. М. Добровольского и В. В. Коргузалова.[59] Музыковеды-фольклористы не раз обращались к Беломорскому собранию и в трудах общетеоретического характера,[60] и в исследованиях, посвященных отдельным явлениям народнопесенной культуры.[61] Иногда мелодии приводились как образцы для сравнения с песенным материалом, стилистически весьма отдаленным от севернорусского.[62] И все же материалы, вошедшие в Беломорское собрание, уже хотя бы по своему объему предполагали более активное введение их в научный оборот. Но понятна и та осторожность, которую проявляли специалисты. Собрание А. В. Маркова рассматривалось музыковедами как собрание филологическое, где записи мелодий выполняют роль своеобразных иллюстраций. Их фрагментарность, обычная для фольклорных изданий начала XX в., считалась не во всех случаях допустимой с позиций требований современного этномузыкознания. Следовательно, использование некоторых музыкальных образцов в научных целях становилось затруднительным. При объединении в одном собрании нотных расшифровок со слуховыми экспедиционными записями опубликованные напевы попали в неравные условия. В оценке специалистов не могло быть расхождений: здесь безусловно выигрывали расшифровки фонографических валиков, выполненные А. Л. Масловым. Исходя из требований наибольшей музыкально-этнографической достоверности, они выглядели предпочтительнее. К тому же при обращении к слуховым записям возникала дополнительная сложность: тут А. Л. Маслов часто пользовался принятыми в музыкальной фольклористике условными обозначениями и необходимыми оговорками, ускоряющими (и тем самым облегчающими) процесс фиксации мелодии. Эти условные обозначения были рассчитаны на теоретически подготовленных специалистов, способных при необходимости выполнить работу по дешифровке, без которой вероятность искаженного представления о музыкальных формах сильно возрастала. Таким образом, включение музыкальных материалов в научный оборот ограничилось наиболее надежными образцами, а также уникальными записями, которые так и не были продублированы фольклористами в процессе дальнейшего изучения песенных традиций северных поморов. Как собиратель А. В. Марков охватил довольно широкий круг явлений устнопоэтического творчества, но как исследователь основное внимание уделил все же эпическим жанрам. Нет сомнения, что уже в экспедиции он руководствовался принципом наибольшей полноты и максимальной детализации при отражении местных форм сказительской культуры. Такая установка обеспечила преобладание эпических напевов в нотных разделах собрания. Уникальность этих разделов становится очевидной при сопоставлении с современными публикациями по материалам из районов, охваченных маршрутами экспедиции 1901 г. Так, из сказителей Зимнего берега Белого моря фольклористам-музыковедам советского времени удалось записать лишь Марфу Крюкову.[63] После этого, при обследовании местной эпической традиции сотрудниками Института русской литературы, напевы на магнитофон не фиксировались. В результате итоговое собрание севернорусских былин, выполненное по записям от сказителей Печоры и Зимнего берега Белого моря, напевов поморского эпоса не содержит.[64] В процессе дальнейшего изучения устного народного творчества северных районов Архангельской области (оно осуществлялось в 1975—1979 гг.) фольклористами ИРЛИ был собран богатый песенный материал, однако эпическая традиция находилась уже в полном упадке.[65] Похожая картина складывается и с материалами Терского берега Белого моря. Д. М. Балашов, инициатор экспедиций 1957, 1961—1964 гг., по завершении работы высказывал следующее: «А. В. Марков, А. Л. Маслов и Б. А. Богословский, побывавшие на Терском берегу в 1901 году, обращали внимание главным образом на остатки эпической традиции. Поэтому открытие здесь через шестьдесят лет богатейшей песенной культуры при почти полном исчезновении традиции эпической явилось для нас счастливой неожиданностью».[66] Это существенно повлияло на исследователей, интересы которых постепенно переместились в сферу изучения местного обрядового фольклора.[67] Современные публикации ввели в научный оборот совершенно новый материал; одновременно — обозначили ту границу, за которой ревизия записей начала XX в. оказалась невозможной: местные эпические жанры стали вне досягаемости для современных собирателей.[68] Таким образом, музыкальные формы сказительской культуры Терского берега, где в собрании А. В. Маркова заметно преобладают слуховые записи (41 образец из 47; в материалах Зимнего берега — 11 образцов из 39), в основной массе остались непродублированными.* * *
Нотные материалы настоящего собрания представлены в трех разделах: 1) Напевы с. Нижней Золотицы; 2) Напевы Терского берега Белого моря; 3) Напевы, записанные А. В. Марковым после экспедиции 1901 г. Небольшое Дополнение включает две мелодии, записанные В. В. Пасхаловым с голоса А. В. Маркова и опубликованные затем в издании «Беломорские былины».[69] Надо заметить, что активная собирательская работа фольклористов в труднодоступных районах Архангельского Поморья пока еще не выразилась в систематической публикации результатов современных полевых обследований. Во всяком случае, в части песенного фольклора местные традиции представлены неполно, да и во всем остальном одним из главных источников для специалистов по-прежнему остается собрание А. В. Маркова. Вместе с тем отсутствие сопоставимых материалов не позволяет надежно прокомментировать многие нотные образцы, вошедшие в это собрание; в свою очередь и характеристика песенной культуры северных районов Архангельской области оказывается возможной лишь с позиций общего приближения к проблеме. Однако в результате внимательной проработки нотных материалов музыковеды все же внесли некоторые уточнения, принятые в настоящем издании. Текстологический анализ эпических напевов, осуществленный В. В. Коргузаловым во время составления антологии «Былины», показал, что напев былины «Садко» (Напевы с. Зимней Золотицы. № 40) был записан не от А. И. Лыткиной, как это указано в собрании, а от Ф. Т. Пономарева. Тем самым объясняется противоречие, возникшее при паспортизации мелодии (А. И. Лыткина) и соответствующего ей фрагмента словесного текста (Ф. Т. Пономарев).[70] Другое уточнение касается обрядового фольклора. Е. Б. Резниченко обратила внимание на серьезную ошибку, допущенную составителями при публикации напевов свадебных причитаний Зимнего берега Белого моря. В результате этой ошибки напевы причитаний плаче́й оказались перепутанными с напевом причитаний невесты.[71] На фоне весьма скромных материалов, представляющих местную плачевую культуру в современной музыкальной фольклористике, замечание Е. Б. Резниченко оказывается очень важным. В свою очередь укажем на досадный «просмотр» составителей, в результате которого в разделе «Былины и исторические песни» возникла большая путаница в паспортизации материалов, а один из образцов (напев № 42) и вовсе ее лишился: классически стройный напев былины «Женитьба Добрыни» (№ 34), записанный, по всей видимости, от А. М. Крюковой, ошибочно попал в репертуар М. С. Крюковой; в соотношении мелодий и текстов нарушилось соответствие. По этой причине исполнителем записанного от Г. Л. Крюкова напева «Кострюка» (№ 39)[72] стал Ф. Т. Пономарев, сам же Г. Л. Крюков оказался исполнителем двух совершенно не согласующихся между собою мелодий[73] (напевы былины «Василий-пьяница» — № 37, 38), А. И. Лыткина «обрела» записанный от Ф. Т. Пономарева напев былины «Садко» (№ 40 — это и установил В. В. Коргузалов) взамен «утраченного» напева «Небылицы» (№ 42). Наконец, М. С. Крюкова «заполучила» в свой репертуар мелодию, которой в Зимней Золотице владели, судя по публикации, лишь элитные сказители.[74] Уточним исполнителей в разделе «Былины и исторические песни: А. М. Крюкова — № 6—7, 21—34; М. С. Крюкова — № 8—9, 35—37;[75] Ф. Т. Пономарев — № 10—15, 40; Г. Л. Крюков — № 16—20, 38—39; А. И. Лыткина — № 41—42.[76] Отметим также некоторые погрешности, допущенные составителями в издании материалов Терского берега Белого моря. Напев № 13 соответствует тексту № 14 (исполнительница У. Е. Вопиящина). Текст № 13 (исполнительница А. Д. Полежаева) публикуется без напева. Напев № 14 соответствует тексту № 15 (исполнительница П. Г. Мошникова; от нее же записан и текст № 18, который, по указанию составителей, «так же поется»). Напев № 76 соответствует тексту № 75 (свадебное групповое причитание подружек невесты). Напев № 77 соответствует тексту № 76 (свадебное сольное причитание невесты). Текст № 77 публикуется без напева (записи всех упомянутых причитаний выполнены в селе Кузомень). Для того чтобы ускорить процесс работы, А. Л. Маслов осуществлял наблюдения над так называемыми типовыми напевами.[77] Когда одна и та же мелодия использовалась кем-либо из исполнителей в различных произведениях, она записывалась лишь один раз с каким-либо конкретным текстом. Но при публикации указывались все те «ста́рины», причитания или песни, которые были пропеты на тот же мотив. В собрании Зимнего берега Белого моря это относится к одному эпическому напеву (№ 18а)[78] и ко всем напевам причитаний. Чаще указания на типовые напевы присутствуют в материалах Терского берега Белого моря, где они приводятся в нотном разделе всякий раз после названия произведения (в скобках указываются номера поэтических текстов, исполненных на тот же напев): 9 (8), 14 (18), 17 (1), 29 (39), 40 (7, 20), 43 (26), 45 (19, 53), 50 (54). Специального комментария требует лишь один случай — из раздела «Причитания». К напеву № 72 дается сноска: «Так же поется № 73». Но оказывается, что два текста, объединенные общей мелодией (№ 72, 73), были записаны в различных, хотя и соседних, населенных пунктах: один — в д. Федосеево, другой — в с. Кандалакша. Поэтому более осторожное замечание, предваряющее публикацию текста № 73: «Напев сходен с напевом № 72»,[79] — выглядит предпочтительнее. Особый раздел составляют расшифровки фонозаписей, сделанных А. В. Марковым в районах Русского Севера после экспедиции 1901 г. В нем две части: первая содержит нотные образцы из упомянутой рукописи А. Л. Маслова (№ 1—22), вторая — наши расшифровки напевов с фонографических валиков А. В. Маркова, находящихся на хранении в Фонограмархиве Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (№ 23—36). В целом материал раздела довольно разнообразный, хотя в нем заметно преобладают музыкальные формы севернорусской напевной декламации. Между напевами, представленными в двух частях, заметно лишь одно, на наш взгляд, прямое совпадение: вероятнее всего, два напева духовного стиха «Сон Богородицы» (№ 22, 29) являются различными расшифровками одной и той же фонограммы,[80] выполненными с интервалом в 90 лет. Возможно, конечно, что А. Л. Маслов перевел на ноты другую запись духовного стиха от тех же исполнителей, но в любом случае необходимо подчеркнуть высокий профессионализм А. Л. Маслова-нотировщика, его последовательность в отражении диатонической природы мелодии (это согласуется с установками отечественного теоретического музыкознания начала XX столетия), стремление к детализации, к передаче в расшифровке особенностей музыкальной формы напева. Рукопись А. Л. Маслова производит впечатление незаконченной работы, включенные в нее образцы характеризуются различной степенью завершенности. Важно подчеркнуть, что каждый напев имеет свой порядковый номер, но строгая последовательность в этой нумерации отсутствует. Напевы располагаются следующим образом (в скобках указывается номер, под которым образец публикуется в настоящем издании): 19(1), 20(2), 21(3), 22(4), 23(5), 25(6), 26(7), 27(8), 33(9), 34(10), 35(11), 63(12), 65(13), 66(14), 67a (15), 67b (16), 68a (17), 68b (18), 71(20), 81(19), 82(21), 94(22). К сожалению, никаких сведений, объясняющих эту последовательность, в рукописи не содержится. Вряд ли она устанавливала связь расшифрованных мелодий с поэтическими текстами какого-либо нового собрания, филологическая часть которого была заранее подготовлена А. В. Марковым: тогда сильно нарушается логика расположения материала, что для работ А. В. Маркова совершенно не типично. Довольно трудно поверить и в то, что А. Л. Маслов указывал номер расшифрованного образца в звуковой коллекции. Если так, то цифра «94», выставленная перед напевом стиха «Сон Богородицы», дает возможность признать эту коллекцию едва ли не второй по величине из числа собранных филологами (в упомянутом трехтомном собрании А. Д. Григорьева содержится 157 нотировок; но при учете записей, выполненных А. В. Марковым в районах Зимнего и Терского берегов Белого моря, он как собиратель звуковых образцов поющегося фольклора оказывается, пожалуй, самой значительной фигурой среди российских филологов конца XIX — начала XX столетия). Наиболее вероятно все-таки другое: при расшифровке А. Л. Маслов устанавливал соответствие напевов с поэтическими текстами, собранными А. В. Марковым, и делал это на основе той нумерации, которую тексты получили в процессе экспедиционной работы. В результате косвенным образом зафиксировалась последовательность записи музыкальных образцов на фонограф, важная для идентификации материалов. Музыкальное строение образцов, отобранных и расшифрованных А. Л. Масловым, позволяет установить между ними определенные взаимосвязи. Дважды А. Л. Маслов употребил обозначение напева-дубля: № 15 (67a) — 16 (67b), № 17 (68a) — 18 (68b). Следовательно, каждое произведение после первой записи было повторно зафиксировано от того же исполнителя (или исполнителей). К последней паре примыкает, вероятно, и напев № 13 — полное соответствие трех мелодий совершенно очевидно. Такое же сходство обнаруживают напевы № 4 и 5, напевы № 8 и 10. Возможно, и здесь у каждой пары мелодий было по одному исполнителю. В Фонограмархиве имеются 7 восковых цилиндров (фонографических валиков), записанных А. В. Марковым (ФВ 3041—3047). О них сохранились только самые общие сведения. Известно, что 5 фоноваликов (ФВ 3041—3045) были записаны в 1909 г. в бывшей Архангельской губернии: два (ФВ 3041, 3042) — в д. Гридино; один (ФВ 3044) — в с. Сумской Посад; места записи двух фоноваликов (ФВ 3043, 3045) не указаны. Еще два фоновалика (ФВ 3046, 3047) считаются записанными в бывшей Олонецкой губернии в 1903 г., причем один из них (ФВ 3047) — в с. Шалякушка Каргопольского уезда. Отобранные для публикации нотировки соответствуют следующим фонограммам (после фондового номера воскового цилиндра указывается номер записи на нем): № 23 — ФВ 3041-03, № 24 — ФВ 3042-01, № 25 — ФВ 3041-01, № 26 — ФВ 3043-01, № 27 — ФВ 3043-02, № 28 — ФВ 3043-03, № 29 — ФВ 3042-02, № 30 — ФВ 3041-02, № 31 — ФВ 3044-02, № 32 — ФВ 3044-01, № 33 — ФВ 3046-01, № 34 — ФВ 3045-03, № 35 — ФВ 3045-04, № 36 — ФВ 3045-05. Из изложенного следует, что напевы № 23—25, 29, 30 были записаны в д. Гридино; напевы № 31, 32 — в с. Сумской Посад. С полной уверенностью можно сказать, что в д. Гридино был записан еще один фоновалик (ФВ 3043, напевы № 26—28). Это легко устанавливается путем сравнения трех балладных напевов (ср. № 25—27), представляющих безусловно одну местную традицию.[81] Определенные трудности возникают при идентификации напева былины (№ 33), который, согласно имеющимся сведениям, должен быть записан в Олонецкой губернии. Акустически звучание фоновалика серьезно отличается от всех других, датированных 1909 г. Возможно, он был записан раньше. Как известно, А. В. Марков посетил с. Шалякушку Каргопольского уезда Олонецкой губернии в 1903 г. Одна из его фонограмм была нотирована В. В. Коргузаловым и вошла в антологию «Былины».[82] Но опубликованный напев, а также современные записи поющегося эпоса, выполненные в Каргопольском районе Архангельской области, оказываются контрастными по отношению к интересующей нас былинной мелодии. Прямые же параллели к ней содержатся в материалах Карельского и Терского берегов Белого моря.[83] Можно предположить, что запись этой мелодии была осуществлена не в Олонецкой, а все-таки в Архангельской губернии; вероятно — в каком-либо из населенных пунктов Поморского или Карельского берегов Белого моря.[84] Вместе с тем нельзя не указать на детальные совпадения этой фонограммы с одним из напевов, записанных от Г. Л. Крюкова (ср. № 33 — Напевы с. Зимней Золотицы. № 18а, б).[85] Заметим, что зафиксированный в звучании зачин, типовой для былин киевского цикла, в текстах Г. Л. Крюкова встречается 8 раз (см. тексты № 73—78, 136, 138), да и мелодию в 1901 г. он четырежды использовал при исполнении «ста́рин». Конечно, для прямого утверждения о том, что в звучании сохранился фрагмент какой-либо былины в исполнении Г. Л. Крюкова, материалов недостаточно, но осторожное предположение, думается, заслуживает внимания. На одном из восковых цилиндров (ФВ 3045), записанном, согласно имеющимся сведениям, в 1909 г. в Архангельской губернии, содержится 5 фрагментов, напетых, по-видимому, одним исполнителем (мужчиной): две песенные мелодии и напевы духовных стихов «Ах, вы голуби» («Расставание души с телом»), «Праведное солнце в раю просветило» («Плач Адама») — последняя запись дублирована. Среди поэтических текстов параллельные записи обнаружить не удалось. Все же расшифровки трех наиболее важных образцов, связанных с традицией духовного стиха, включены в издание (№ 34—36).[86] Сохранившиеся на восковых цилиндрах записи А. В. Маркова лишь дважды совпадают с материалами, опубликованными по итогам современных обследований песенной культуры Карельского берега Белого моря. В обоих случаях сравнение напевов свидетельствует о несомненных упрощениях, происшедших в результате более чем полувековой ее эволюции.[87] Сами же фонограммы и сведения о них до некоторой степени помогают при паспортизации нотировок А. Л. Маслова. Становится очевидным, что расшифрованная А. Л. Масловым мелодия духовного стиха «Сон Богородицы» была записана именно в д. Гридино (очень большое сходство с напевом № 29 в записи из этого населенного пункта). Оттуда же, по-видимому, и напев былины «Потык» (№ 21).[88] Нотные материалы третьего раздела, несмотря на их сравнительно небольшой объем, в целом свидетельствуют о последовательности А. В. Маркова в обследовании фольклорных традиций Поморья. Одновременно его записи даже в том далеко не полном составе, в котором они сохранились до настоящего времени, подчеркивают своеобразие местных песенных вариантов,[89] а при изучении народной духовной лирики и вовсе оказываются едва ли не основными репрезентантами традиции.[90] Иными словами, напевы былин, баллад, обрядовых песен лишь вносят некоторые штрихи в те представления о песенной культуре Карельского берега Белого моря, которые складываются на основе современных публикаций; напевы духовных стихов становятся важным дополнением, совершенно необходимым для характеристики поющихся форм местного повествовательного фольклора, тем самым звеном, отсутствие которого тревожило, надо полагать, многих заинтересованных специалистов.[91]* * *
При работе с материалами следует учитывать, что поэтические тексты и приложенные к ним напевы записывались, как правило, отдельно друг от друга. Поэтому между словесным содержанием и подтекстовкой нотных строчек возникают расхождения, особенно заметные в материалах Зимнего берега Белого моря: здесь некоторые мелодии соотносятся с текстами «ста́рин», собранными А. В. Марковым в 1899 г. и затем вошедшими в собрание «Беломорские былины». К нотам приводятся лишь начальные фрагменты ранее опубликованных образцов, причем «без сохранения местного говора, но с удержанием количества слогов в стихе».[92] Несколько раз возникают противоречия в количественном составе исполнителей: ансамблевая запись напева прилагается к поэтическому тексту, зафиксированному, согласно паспортизации, от одного информанта.[93] В одном случае составители допускают полное несоответствие музыкального и поэтического компонентов публикуемой песни.[94] Музыкальная часть собрания оказывается довольно сложной не только по своему составу, но и по характеру представленных в ней материалов. В связи с этим последовательное применение единых текстологических принципов при подготовке издания оказалось невозможным. Конечно, публикация мелодий в той форме, которая была предложена в «Трудах Музыкально-этнографической комиссии», выглядела бы явным анахронизмом и была совершенно недопустимой. Но и полное лишение нотных образцов авторского почерка А. Л. Маслова-исследователя во многих случаях вызывало серьезные возражения. Наибольшие трудности возникали, разумеется, при формировании третьего раздела, где расшифровки А. Л. Маслова, не получившие к тому же окончательной авторской редакции, «столкнулись» с современными нотировками фонографических записей А. В. Маркова. При редактировании преобладающих в собрании напевно-декламационных форм за основу брались текстологические принципы, реализованные в севернорусских разделах антологии «Былины», но с учетом рекомендаций, предложенных в некоторых других работах.[95] Во всех иных случаях соблюдался принцип наименьшего вмешательства в авторский текст. Записи, выполненные от исполнителей-мужчин, изложены в басовом ключе (за исключением 6 образцов из третьего раздела — см. дальше), введен вертикальный ранжир нотного текста, сокращенные записи напевов представлены развернутыми формами.[96] В расшифровках А. Л. Маслова, помещенных в третьем разделе, везде сохраняется авторская запись мелодии в скрипичном ключе, пропуски в подтекстовке не реконструируются, но везде оговариваются. Также приводятся примечания, выписанные на полях карандашом. При работе с этими материалами нужно учесть следующее. В двух случаях перед нотировкой стоит пометка карандашом: «бас» (№ 1, 11). Такая же пометка, вернее, ее едва заметный след, есть и перед № 4. Однако сличение нотных материалов с поэтическими текстами убеждает в том, что А. Л. Маслов указал не отдельные нотные образцы, а те 3 страницы, на которых записаны мелодии, исполненные А. Г. Поповым (№ 1—5, 11). Следовательно, реальное звучание этих 6 мелодий должно быть октавой ниже их нотных записей. Настоящее издание, по крайней мере в своей нотной части, ни в коем случае не может рассматриваться как итоговое по отношению к той работе, которую проделали А. В. Марков, А. Л. Маслов и Б. А. Богословский. Оно лишь собирает воедино опубликованные беломорские записи, дополняет их выявленными архивными материалами. Анализ нотных образцов должен быть продолжен и выполнен на основе сравнения их с современными записями (разумеется, в тех случаях, где это окажется возможным). Для осуществления такой работы необходимо, чтобы материалы стали доступны для исследователей-музыковедов. В этом состоит основная цель издания, определившая форму публикации нотных разделов. Ю. И. МарченкоЗИМНИЙ БЕРЕГ
НИЖНЯЯ ЗИМНЯЯ ЗОЛОТИЦА
Аграфена Матвеевна Крюкова
I. Аграфена Матвеевна Крюкова, замужняя женщина 45-ти лет, родилась в 1854 г. в с. Чаваньге, на Терском берегу. Ее дед по матери Стрелков из села Тетрины переселился в с. Стрельну, когда еще она состояла только из 3 дворов.[97] Здесь он в течение 14-ти лет даром служил при церкви сторожем и старостой. Будучи сам грамотным, он научил читать и писать своих детей — двух сыновей и трех дочерей; грамотность передавалась из рода в род: по словам Крюковой, один из ее двоюродных братьев так любил читать, что даже песни и старины пел по какой-то рукописной книжке. Но ее матери некогда было хорошо научиться грамоте, потому что ей, как старшей из дочерей, пришлось с 14—15 лет принять на себя все домашнее хозяйство. Замуж она была взята за Кожина в село Чаваньгу, куда переехал также ее брат Ефим. Здесь-то родилась и выросла Аграфена; здесь же еще в детстве она выучила большую часть своих старин, главным образом, от матери и дяди, а также от соседей и подруг. Когда она была девочкой (лет 9-ти), ей стоило один раз прослушать старину, — и она уже запоминала ее на всю жизнь; до сих пор она поет старины, которые переняла от стариков и старух, умерших лет 30 тому назад. Ее замечательная память не была ослаблена грамотностью, потому что ей негде было научиться читать и писать: мать ее — сама еле-еле разбирала церковное письмо, а отец вовсе был неграмотный. Теперь она очень жалеет о том, что не знает грамоты. На Зимний берег она попала таким образом: когда ей было 18 лет, буря занесла в Чаваньгу партию золотицких крестьян, выехавших на весенний промысел за морскими зверями (в феврале и марте); там промышленники провели всю весну. Один из них, Семен Васильевич Крюков, посватался за Аграфену Матвеевну, которая в то время, как говорят, была очень красива. Ей не хотелось идти за него замуж, и она просила родителей не выдавать ее на чужую сторону, со слезами валяясь у них в ногах. Но они выдали ее насильно, так как слышали о женихе похвальные отзывы. По словам А. И. Васильевой (сказательница, см. IV), товарищи стали перед ними нахваливать Семена, «что он — мужик хороший, что он — мужик прово́рый, а из него ничто не оказалось». Тяжело было положение молодой женщины в большой семье ее свекра Василия Леонтьевича, который тогда жил в одном доме со своим братом Гаврилой (сказатель, см. III); особенно много она терпела от двух своих золовок, старых девиц, и не раз со слезами она мне жаловалась, что от них ей приходилось даже получать побои. После выхода замуж она только один раз была на родине, а теперь ее и не тянет туда, потому что ее родители, любимый дядя Ефим и большая часть других родственников уже умерли. В Золотице она обогатила и без того обширный репертуар своих старин, перенявши много старин у своего свекра, теперь уже покойного, а также несколько — у других лиц. Феноменальная ее память обнаруживалась, между прочим, в том, что она поправляла мелкие ошибки в своих старинах, пропетых днем раньше: она помнила, как спела название какого-нибудь города или реки; когда встречалось что-нибудь оригинальное, например, эпитет: кипарисовое седло, отчество Алеши: Леонтьевич, — она обыкновенно упоминала, в каких старинах встречаются эти особенности. К содержанию старин она относится с большим доверием, и только некоторые невероятные частности позволяет себе называть «врако́й»; вместе с тем пение старин (как и стихов) она считает весьма похвальным делом и чаще всего поет их в Рождественский пост; перед тем как «сказывать» старину, она заранее ее обдумывает, боясь, как бы не соврать, потому что, по ее словам, «убавишь или прибавишь (в содержании, а не в складе старин), — таковые прокляты; а стихи-ти (т. е. если неверно споешь духовный стих) — паче». Большею частью она поет старины своим детям, которых у нее было 9 человек; но четверо умерло, и теперь осталось две девушки, девочка 9-ти лет и 2 мальчика; обе взрослые дочери переняли у нее некоторые старины (одна из них пела мне, см. II). При народе же она не любит петь и потому не пользуется славою хорошей сказательницы; в селе многие удивлялись, когда узнали, что она пропела мне 60 старин; благодаря ее кроткому нраву, сосредоточенному характеру и некоторой замкнутости ее считали «простоватою». Она отличается особенною религиозностью, которая перешла к ней от матери, простаивавшей, как она говорила, целые ночи на молитве, и еще более развилась после замужества под влиянием тяжелой жизни. Эта сторона ее характера отчасти отражается и в ее старинах: действующие в них лица часто молятся, служат молебны и панихиды. Направление религиозности у нее, как и вообще у северного крестьянства, отличается приверженностью к старине и отвращением ко всяким переменам и нововведениям, так что по духу она — совершенная староверка. В ее исторических песнях и рассказах нетрудно уловить ненависть к патриарху Никону, Алексею Михайловичу и отчасти к Петру I. Когда на ее вопрос, признает ли русская церковь Никона святым, я отвечал отрицательно, она с радостью стала говорить об этом всем домашним. Она убеждена, что в последний раз на земле священник отслужит обедню по-старому, и тогда уже будет конец мира. С особенным удовольствием рассказывала она благочестивую сказку о том, как один богач не хотел помочь своему бедному брату и как св. Николай, явившись к ним, одного наставил на путь истины, а другого наградил. Великим постом и вечером накануне праздников она любит петь духовные стихи; я у нее записал 11 стихов, которые она выучила у матери, дяди Ефима, тетки Матрены Киприановны, свекра и соседки Марфы Ларионовны. Кроме старин и стихов, она знает несколько сказок, например, об Иване Гостинове (мотив Василисы Премудрой, дочери морского царя), о Лазоре Лазоревиче, о том, как солдат спас Петра I от разбойников; знает также причитания невесты на свадьбе и множество песен, как свадебных, так и необрядовых. Нужно заметить, что она строго отличает от старин исторические песни XVIII и XIX вв., которых она знает несколько: «Откатилась веточка»,[98] «Не полынь-травка в поле закачалася»,[99] «Зазвонили в большой колокол»[100] (все три песни с именем Петра I), о Захаре Григорьевиче Чернышове,[101] о взятии Варшавы в 1831 г.[102] После выхода замуж Аграфена Матвеевна почти перестала петь песни, кроме величальных, которые она поет на свадьбах. Старины она поет довольно слабым, но приятным голосом, не детонирует и хорошовыдерживает размер стиха. Она говорила, что каждая старина поется на свой голос; но мне она большинство старин пела одним и тем же протяжным напевом, чтобы удобнее было записывать, и только для немногих старин, например, о Кострюке, о вдове, ее дочери и сыновьях корабельщиках, она употребляла особенный голос. Из былинных героев она никогда не слыхала имен Ставра, Вольги и Микулы; не знает она также старин о битве Добрыни с Дунаем, о Камском побоище. Хотя она уже 27 лет живет в Золотице, но в говоре ее заметно довольно много особенностей: она не так ясно выговаривает безударное о, как золотицкие уроженцы; в некоторых случаях не заменяет я посредством е; большею частью произносит Владимир вместо Владимер; нередко в родительном падеже прилагательных вместо -оѓо и -еѓо выговаривает ово и ево; в суффиксах прилагательных удваивает н, например, соболинной; иногда чвакает; ц произносит не совсем мягко, щ (шш) — не совсем широко, и пр.
Аграфена Матвеевна Крюкова.
СТАРИНЫ ТЕРСКОГО БЕРЕГА
1. ТРИ ПОЕЗДКИ ИЛЬИ МУРОМЦА
Ай во городи было всё во Муроми,
Во сели-то у нас было во Качарови,
Там ведь был-то жил богатой-от хресьянин-от Иван всё Тимофеевич
Со своей-то жил с супругой с Епесте́ньей Олёксандровной.
5 Как не белинька берёзка к земьли клонитц́е́,
Не кудрявинька зелёна подгибаитц́е, —
Как дородьнёй доброй молодец-от падат батюшку в резвы́ ноги,
Ай тому ли всё Ивану Тимофеёвичу,
Ро́дной матушке Липесьте́нии Олёксандровны;
10 Говорит-то он сам да всё таки реци:
«Уж ты гой еси, родимой ты мой батюшко
Со родимой со моей, всё с ро́дной матушкой!
Благословите-ко меня вы, добра молодца,
Вы того ли Илью да миня Мурамця,
15 Ишше сильнёго могучово бога́тыря,
Съезьдить мне-ка, батюшко, в цисто полё;
Говорят шьто мне, могуци-ти сказали мне,
Мне сказали-то многи могуция бога́тыри,
Будто есь как во чисто́м поли на столбичку написано,
20 На дубовом на столбе ведь будто наресовано:
Есь нечистых три дорожки прямоезжиих».
Тут заплакали ево чёсны́ родители:
«Ты уедёшь — ведь убьют твою уда́лу буйну голову».
Говорит-то Илья, да Илья Мурамец,
25 Илья Мурамец, всё как свет-Ивановиць:
«Во чисто́м-то поли мне смерть не написана».
Он скоренько-то пошол да на широкой двор,
Он сядлал-то, сряжал да тут добра́ коня,
Надевал-то он уздицю всё серебряну,
30 Он ведь клал-то всё седёляшко всё кипарисноё,
Он садилсэ на своёго Вороне́юшка.
Он ведь стал-то у ево всё, доброй конь, поскакивать,
Стал он реки и озёра промеж ног спускать,
Вси болота и озёра всё проскакивать.
35 Приезжает он во да́лече в чисто́ полё;
Там, в цисто́м поли, да там столб стоит;
На столби-то всё было́ подписано,
На дубовом всё ведь было наресовано:
Как в перьву́ дорожку ехать — тут богату быть,
40 Во втору дорожку ехать — дак жонату быть,
Ай в третью́ дорожку ехать — не живу́ не быть.
Тут как думаёт Илья всё Муромеч, он прироздумыват:
«Шьто нашьто ведь мне-ка, старому, богату быть?
Мне-ка, старому, богатьсьво всё ненадобно;
45 Я поеду же однако в ту дорожоцьку».
Приезжает по дорожки недалёко-то;
Под одным-то тут ведь было под сыры́м дубом
Там стоит-то ведь, стоит да три розбойницька.
Розьделили по перьво́й они по мисы красна золота,
50 По другой они по мисы чиста се́ребра,
По третье́й они по мисы скатна жемцюгу,
Розьделили они да всё приконьцили.
Тут гледел-смотрял Илья да Илья Мурамець:
Он тут перьвого розбойника конём стоптал,
55 Он другого-та розбойника копьём сколол,
Он третьёму-то отсек по пле́ци буйну голову;
Собирал-то он к себе тут злато, се́ребро.
Тут же стал он по чисту́ полю розгуливать,
Он розгуливать стал, да всё розьежживать;
60 Розьминат-то он, розьежживат добра́ коня.
«Я поеду в ту дорожку, где жонату быть.
Ай на шьто же мне-ка, старому, жонату быть?
Мне женитьба, старому, ведь ни к чому будёт».
Говорит-то тут ведь сам себе, роздумыват.
65 «Я не то, токо я сьежжу, попроведаю».
Он ведь ехал Илья Мурамеч и до́ ночи;
Увидал-то он в тёмно́м лесу огромной дом;
Он поехал ко дому ко богатому.
Этот дом стоит ведь убран, прироскрашон весь.
70 Приежаёт он ко до́му всё близёхонько,
Привезал-то он коня своего доброго,
Ко тому ли привезал коня-то к золоту кольцю,
Принасыпывал пшеници белояровой.
Тут выходит к ёму да на красно́ крыльцё,
75 На красно́ крыльцё выходит красна девиця:
«Ты-ка здрастуй-ко, дородьнёй доброй молодець!
Проходи ко мне в полатушки высокия;
У миня-то ведь дом велик всё со полатами».
И спросил у ей Илья-та ведь свет-Мурамец:
80 «Уж ты гой еси, душа ты красна девиця!
Ис каких ты родов, да ты всё здесь живёшь:
Ис королевських ли родов, али ис княженьских?»
Тут ответ скоро́ держала красна девиця:
«Не могу тебе сказать, вскори́ поведати;
85 Я тогды тебе скажу, когды я замуж за тебя пойду».
Ай заходит он в ее́ да всё полаты-ти,
Она садит ёго Илью за дубовы́ столы,
А пои́т-то его водками всё разныма,
Она корьмит его кушаньём да ествами саха́рьныма:
90 «Уж ты пей, кушай, жених мой нарече́нной ты!»
Говорит-то тут Илья, да Илья Мурамец:
«Ты мне дай-ко-се свои-ти золоты клюци;
Обхожу-ту я по всем твоим покоям-то,
Я по всем твоим полатам белокамянным;
95 Я тогда-то ведь тебя да за себя возьму».
Пристыгает тут Илью да ноцька тёмная,
Ноцька тёмна пристыгает, ноць осённая.
Как лёжи́т деви́ця душа красная
Шьчо на ту ево кроваточку тисовую,
100 Шьчо на ту ли на периночку пуховую;
Говорит она сама всё таки реци:
«Ты лёжись-ко-се, лежись, да ты как мой жених;
Я сама-то всё тебя возьму, окутаю».
Говорит-то Илья Мурамець таковы реци:
105 «Повались-ко-се сама да на кроватоцьку».
Он увидел, шьчо у ей есь злы всё помыслы:
Уходить она желат да Илью Мурамця.
Он немного сь ей тут всё да розговаривал;
Захватил-то ей за девью за русу́ косу,
110 Он откинул взял перину всё пуховую,
Он кинал-то ей во по́греб во глубокой-от.
Хто не толкует — повали́тьц́е, тот и там упал;
Там наставлёны у ей да всё востры́ копья,
Нагублёно там ведь много душ напрасных-то:
115 Ис худых-то есь родов, много хороших есь;
Хто ведь мимо попадёт эти копья́, дак тот живой сидит;
Хто на копьё-то попадёт, дак тот приконьчитцэ.
Закрычали вси многи́ там люди добрыя:
«Шьчо сама она летит, ведьма проклятая!»
120 Ай нашол ведь Илья Мурамец да всё клюци у ей,
Отмыкал-то он ведь дьвери всё у этой те́мници,
Он скрыцял-то богатырьским своим голосом:
«То́ко есь хто живой, токо́ живёхонёк,
Из многи́х токо́ из вас, всё людей добрых-то,
125 Вы примайте са́му ведьму на востры́ штыки».
Тут народ-то православной вси Бога прославили.
Говорит-то Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамеч, всё сын Иванович:
«Выходите-ко вы все на улочку,
130 Поежайте-ко-се вы вси да по своим села́м,
По своим села́м, хто и по городам».
Тут напёхано у ей, выходит сорок всё царей,
Сорок царей, всё царевиц́ей,
Ай выходит сорок королей-то тут,
135 Сорок королей, всё королевиц́ей,
Сорок князей, всё княжевичей,
Как да чорного-простого тут народа цисла-смету нет.
Все поехали они всё по своим местам,
По своим-то по местам, разны́м по го́родам;
140 Да ведь тут они прирозьехались.
Он обцистил ту дорожку прямоежжую;
Да поехал Илья Мурамець, да сын Ивановиць,
Он поехал в ту дорожку, где живу́ не быть.
Ай приехал, он ведь день ехал всё до́ ноци;
145 Он завидел Соловья сына Рахма́тьёвича;
Шьчо сидит-то Соловей да на семи дубах,
Сам крычит-то Соловей по-соловьинному,
Сам шипит-то он, собака, по-зьмеинному,
Сам ревёт-то он, проклятой, по-зьверинному.
150 Приезжает ведь Илья близки́м-близёхонько,
Он стреляёт, всё он стрелоцькой калёною;
Ай ушла-то ёму стрелка всё во правой глаз,
Обошол-то Соловей кровью горячою;
Тут ведь падал Соловей Рахматович да на сыру́ землю;
155 Мать сыра-та ведь земля да потрясаласе.
Тут ведь брал ёго Илья, да Илья Мурамець,
Привезал он ёго́ да ко добру́ коню;
Он повёз-то Соловья да всё Рахматьёвича
Мимо свой ли-то ёго высок терём.
160 Тут увидела ево да доць-та старшая;
Говорит-то своей да ро́дной матушки:
«Наш ведь батюшко едет, мужика везёт».
Говорила ей да ро́дна матушка:
«Как мужик-от ведь едет, везёт батюшка».
165 Она кланеитц́е, Соловьёва молода жона,
А тому она Ильи, да Ильи Мурамцю:
«Ты возьми-ко у мня мису красна золота,
Ты возьми у мня другу хоть ци́ста се́ребра,
Ты возьми у мня третю́-ту скатна жемцюга». —
170 «Мне ненадобно твоё да красно золото,
Не возьму я у тебя да цисто се́ребро,
Не возьму я у тебя да скатна жемцюга».
Тут ударила-то палицёй тяжолою —
Палиця была у ей в сорок пуд —
175 Как ёго-то ведь доць да Соловьёва-та,
Невнац́е́й она его ударила;
Цють не пал-то доброй молодець з добра́ коня,
Цють не выпал из седёлышка да кипарисного.
Как ведь он-то тут, Илья, да скоро соходил он со добра́ коня,
180 Он хватал-то свою саблю вострую,
Он отьсек-то взял у ей да буйну голову;
Сам поехал-то в красён Киёв-град,
Он повёз-то Соловья да в красен Киёв-град.
Ай приехал он ко князю на широкой двор,
185 Да оставил Соловья-та всё Рахматьёвича,
Он оставил ёго на широко́м дворе;
Сам заходит во полаты белокамянны.
Ай у князя у Владимера всё пир идёт,
Ишше пир-от идёт, всё пир на радосьти.
190 Говорит-то тут Илья да таковы слова:
«Уж ты гой еси, ты кра́сно нашо солнышко,
Ты Владимир, ты князь да славной киевской!
Я обцистил ту дорожку прямоежжую,
Я привез-то Соловья, привёз Рахматьёвиця;
195 Мы как шьто будем теперь да над им делать-то?
Нать отсекци у ёго да бу́йна го́лова».
Как пошли-то тут смотрить ведь Соловеюшка Рахматьёвича:
Запеклисе у ево уста кровью горецёю.
Говорит-то князь Владимир таковы реци:
200 «Ты ведь спой-ко, Соловей, по-соловьинному».
Отвечает Соловей, ему ответ держит:
«Не твоё-то ведь я пью, да всё я кушаю —
Не тебя-то ведь, князь, я буду слушати;
Я ведь пью-то, кушаю всё Ильи Мурамця,
205 Я ёго-то ведь всё, я буду слушати».
Розрывал скоро́ Илья-то у ево всё кровь горяцюю;
Наливали ёму цяроцьку всё зелёна́ вина,
Зелёна́ ёму вина всё полторы ведра;
Выпивает Соловей Рахматьевич едны́м духом.
210 Говорит ёму Илья ведь таковы слова:
«Токо будешь, Соловей Рахматьёвич, ты меня слушать тут,
Я ведь буду тибя да всё поить, корьмить;
Будём езьдить заодно со мной в чисто́ полё;
Сосьвисьти-ко, Соловей, да ты ведь в по́лсвиста,
215 Уж ты в по́лсвиста свисьни по-соловьинному».
Сосьвисьтел-то он, собака, он ведь всим свистом;
Тут народ ведь, люди добры испугалисе,
Испугалисе они, всё с ног попадали.
Не можот уне́ть ёго всё Илья Мурамець —
220 Он отьсек взял у его тут буйну голову.
2. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН
Ай во славном было городи во Киеви,
Там ведь жил-был старая стары́ньшина да Илья Мурамець,
Илья Мурамець был да сын Ивановиць.
Ёму придумалось-то съезьдить во цисто́ полё;
5 Как поехал он да позабавитьц́е
Он тима́-ти ведь дворяньскима забавами:
Пострелять-то он поехал гусей, ле́бедей,
Он перьнисцятых-то мелких всё он утоцёк.
Он наехал во цисто́м-то поли три могуцёго богатыря,
10 Три того ли он, три бра́тёлка Борисьёвых:
Во цисто́м-то поли они деля́т всё красно золото.
Говорит-то Илья да таковы реци:
«Уж вы гой еси, три брата три Борисьёва!
Уж вы дайте-ко вы мне да красна золота».
15 Говорят-то ёму братьици Борисовы:
«Тибя скоро разлуци́м, стар, со белы́м светом».
Говорит-то казак да Илья Мурамець:
«Шьто у старого, у бедного взеть нецёго,
Взеть-то нецёго вам, всё живота ведь нет:
20 Только есь у мня у старого, всё у седатого,
Шьчо три есь у мня три стрелки всё калёныя;
Я сьтрилею ети стрелки по белым дням,
Собираю ети стрелки по тёмны́м ноцям:
По ноцям-то у мня стрелки как свешши́ горят».
25 Натегат скоро Илья да ведь он ту́гой лук,
Он спускаёт, Илья Мурамець, всё калену́ стрелу;
Он застрелил тут трёх братьиц́ей Борисьёвых,
Обирал-то он ведь тут злато, се́ребро,
А приехал-то ведь тут да в кра́сён Киев-град,
30 В кра́сён Киев-град приехал, ко князю на широ́кой двор.
Он дарил-то тут ети подароцьки,
Подарил-то злато, се́ребро ведь ласковому князю со кнегиною,
Со кнегиной с Опраксе́ей с Королевисьнёй.
Ишше князю-то Владимиру ети подароцьки ёму всё полюбилисе;
35 Он отдаривал ведь князь да всё Владимир-от,
Подарил-то ёму шубоцьку-кошу́лёцьку;[103]
Да потя́нута шуба всё камця́ткой мелкотравцятой;
На Владимири-то шупка как огонь горит.
Тут ведь вси-ти бояра на его розгневались,
40 На того ли казака, всё Илью Мурамця;
Тут бояра насказали на Илью князю Владимеру:
«Шьчо ж ты ой еси, ты красно наше солнышко Владимир-князь!
Напилсэ ведь Илья всё зелёна́ вина;
Он ведь ходит всё по городу по Киеву,
45 Он воло́цит ету шубку за един рукав,
Он воло́цит, сам ко шупки приговариват:
„Волоци́-тко-се ты шупку за един рукав,
Ай Владимира-та-князя за жёлты́ кудри!
Опраксею-Королевисьню я за собя возьму“».
50 Ишше тут-то князь Владимир пообидилсэ;
Приказал-то копать по́дкопы глубокия,
Шьчо глубокия пешеры ёму смёртныя;
Засадил он Илью Мурамця с добры́м конём.
Тут узнала всё про ето цюдо цюдноё
55 Молода-та ведь кнегина Опраксея-Королевисьня,
И сама она тому да приросплакалась:
«Шьчо неладно-то Владимир дело зьделал-то,
Занапрасно посадил да Илью Мурамця:
Насказали всё ёму бояра кособрюхия».
60 Подкопала она по́дкопы други́ ёму,
Она в роди как пешер ёму спасёныих,
Уносила всё ему книгу Евангельё,
Присылала ёму свешш всё воскояровых;
Шьчо сама-та пила, ела, она кушала,
65 Она тем же кормила Илью Мурамця;
Она так ёго корьмила, шьчобы князь не знал;
Ай добра́ коня спускали в зелёны́ лужка,
В зелёны́ лужка спускали, в шолкову́ траву.
Ай с того-то всё горя, горя великого
70 Тут уехало двенадц́еть всё бога́тырей:
В перьву голову уехал Самсон Сильния,
Во вторых-то тут уехал Пересмяка со племянницьком,
Тут ишше́-то как уехал всё Цюрило-свет всё Пле́нковиць,[104]
Да ишше́-то тут уехал всё Добрынюшка Никитиць млад,
75 Да ишше́ да тут уехал всё ведь Олёшенька Поповиць млад,
Да ишше́-то тут уехал всё Дунаюшко Ивановиць;
Тут уехали бога́тыри — не всё ведь мы их знам, да как их именём-то звать.
А ишше́-то с того горюшка великого
Да убилсэ тут Добрынюшко Никитиць млад
80 Он о тот ли о горюцёй о сер ка́мешок:
«Олишили токо Илью-то всё бела́ свету, —
А не буду безь ёго да я на свети жить!»
Ай прошло-то тому времени не год, не два,
Шьто не год, не два прошло ведь, братцы, да не три года,
85 Шьто прошло-то тому времени, тому три мя́сеця;
Шьчо прошла-то скоро вестоцька по всей земьли,
Шьчо по всей прошла земьли по Святоруською;
Да дошла-то ета вестоцька до земьли-то до поганыя,
Как до той ли до орды, до Золотой земьли.
90 Там ведь жил-то был да всё собака Ка́ин-царь,
Собака Каин-то царь, то царь Кали́новиць.
Он заслушел, шьчо нет живого Ильи Мурамця;
Подымаитьц́е собака ише Каин-царь,
Ише Каин-от-царь да всё Калиновиць,
95 Он со тем ли со своим сыно́м с любимыим;
За сыно́м-то всё идёт силушки всё несцётно-то:
Идет сорок-то царей за им, царевиц́ей,
И́дёт сорок королей, всё королевиц́ей;
Ай за каждым за царём, да за цяревицём
100 Шьчо за кажным королём, за королевицём
Шьчо идёт-то ведь силушки по сороку всё тысец́ей,
Ай за зе́тём силы-то идёт — да цисла-смету нет,
За самим же за собакой царём Каином
Идёт силушки за им — да цисла-смету нет.
105 Тут не вёшна все вода да розьливаласе,
Всё тотарьска-та сила-та подвигаитц́е
Ко тому-то всё ко городу ко Киеву,
Ко ко ласковому князю ко Владимиру,
Шьчо ко тем ли ко ц́ерьквам Божьи́м соборныим,
110 Шьчо соборныим, к ц́ерьквам все богомольныим,
Шьчо ко тем цюдны́м крестам животворяшшиим,
Ай ко тем ли ко мана́стырям к спасёныим.
Сам выходит царь-собака из бела́ шатра,
Шьчо собака-та выходит ише Каин-царь,
115 Ише Каин ведь царь да Кали́нович,
Ай выходит собака, похваляитц́е.
Подошла сила ведь за́ версту за мерную;
Замогли́-то продувать да ветры буйныя,
Замогло́-то пропекать да красно солнышко
120 От того ли всё от духу от поганого,
От поганого от духу от тотарьского,
От того ли всё от пару лошадиного.
Говорит-то ведь собака ишше Каин-царь,
Ишше Каин ведь царь да всё Калинович:
125 «Выходи-тко вы, всё да три тотарина,
Три тотарина вы всё да три поганого!
Вы пишите вы скоре-ко мне-ка грамотку,
Вы пишите мне-ка грамотку да всё вы руськую,
Не пером-то вы пишите, не ц́ернилами,
130 Не по белой по ербо́вой по бумажоцьки, —
Вы по рыту-ту пишите всё по бархату
Дорогим-то вы пишите сухим красным золотом,
Уж мы как ведь зайдём да в красен Киев-град».
Ишше тут ёму тотара отказалисе:
135 «Мы не знам, не знам писать-то, всё ты Каин-царь,
Всё ты Каин-царь да всё Кали́новичь!
Не умем-то мы писать всё грамотки всё руською».
Закрыцял-то тут собака по-зьверинному,
Засьвистел-то тут собака всё по-соловьинному:
140 «Уж вы гой еси, тотарева-булановя,
Уж вы ти всё стихари всё получёвныя!
Вы пишите скоро грамоту тотарьскую,
Ай тотарьску вы грамоту немецькую,
Ай пишите вы про князя про Владимира:
145 Ай мы князя с Владимира мы кожу всё с жива́ зьдерём,
Опраксею-Королевисьню мы всё с собой возьмём,
Увезём-то мы всё ей да во свою землю».
Они скоро написали ету грамотку;
Тут пошли-то ведь скоро́ всё три тотарина;
150 Ай приходят они ко князю на широкой двор,
С широка́ двора в полаты в белокаменны;
Принесли-то они грамотку тотарьскую,
Говорят-то они князю Владимиру
Все не руським язы́ком-то, своим они:
155 «Получай-ко, князь Владимир, скору грамотку
Ай от нашого царя, царя от Каина,
Шьчо от Каина-царя да всё Кали́новича».
Тут как стали скоро росьпецятывать;
Как по ихней-то всё пало по уц́ести:
160 На ту пору-ту приехал тут Олёшенька всё ис циста́ поля,
Попроведать-то приехал всё от князя со кнегиною.
Он ведь брал-то скоро грамотку росматривал,
Он россматривал грамотку-ту, всё ведь он процитывал.
Ишше всё-то у тотарина написано:
165 «Мы зайдем-то ведь мы завтра в кра́сён Киев-град,
В кра́сён Киев мы град ко князю ко Владимеру;
Мы не будём у его отсекать да буйной го́ловы,
Мы ведь будём ёго муцить-то мы муками:
У жива́ да мы ведь кожу-ту сьдирать будём;
170 Опраксею-ту мы Королевисьню мы с собой возьмём».
Они стали-то цитать, да все заплакали.
Говорит-то князь Владимир таковы слова:
«Уж вы вой еси, тотарява поганыя!
Вы мне дайте-ко мне строку, да трои́ мне сутоцьки:
175 Отслужить-то мне обедьни со молебнами,
Со молебнами мне да с панафидами». —
«Не даи́м-то тибе строку́ да на три де́ницька».
Тут заплакало-то нашо-то да солнышко,
Да по имени наш да всё Владимир-князь:
180 «У мня вси теперь в розьезди вси бога́тыри;
Теперь некому стоять будёт за веру православную,
Православну-ту веру, за Божьи́ ц́ерькви,
За Божьи́-ти за ц́ерьквы, за золоты кресты,
За золоты-ти кресты-ти стоеть, за князя, за кнегину-ту!»
185 Говорит тут Опраксея таковы реци:
«Уж ты гой еси, ты красно моё солнышко,
Ишше князь ты всё Владимир стольне-киевской!
Уж ты дай-ко росказать, мне всё поведай-то;[105]
Я ноц́е́сь мало спала, да много во сни видяла:
190 Как Илья-та ведь у нас будто живёхонёк,
Как живёхонёк у нас он, здоровёхонёк».
Говорит-то князь Владимир таковы слова:
«Кабы был у нас Илья кабы живёхонёк,
Не боелись бы собаки царя Каина,
195 Не розорил бы у нас да красна града Киева,
Не погубил бы у нас да всё Божьи́х ц́ерквей,
Не убил бы тогда миня, князя Владимера,
Он не вырубил тогда бы всё со старого до малого!»
Говорила Опраксея-Королевисьня:
200 «Я скажу-ту всё тибе, правду поведаю:
Занапрасно посадил ты Илью Мурамця;
Сохранила я ёго от сьмерти от голодныя;
Я поила-то ёго, корьмила всё любы́м куском
Я тайком-то от тибя тольки, Владимир-князь.
205 Ты просьтишь ли теперь миня в такой вины?» —
«Тебя Бох просьтит, всё Опраксея-Королевисьня!
Да пойдём-ко мы Илью звать, ниско кланитц́е».
Ай приходят в пешеры-ти спасёныя;
Ему кланеитц́е князь Владимир-от ниско́й поклон:
210 «Ты просьти миня, старая стариньшина,
Уж ты славной мой казак да Илья Мурамець,
Илья Мурамець да сын Ивановиць,
Ты просьти, прости миня всё виноватого!»
Говорил-то тут Илья, да Илья Мурамець:
215 «Тибя Бох простит, да красно нашо солнышко,
Тибя Бох простит, да всё Владимир-князь!
Не своим-то ты умом да дело здумал делати:
Насказали-то тебе бояра кособрюхия».
Он ведь скоро выходит ис по́дкопо́в — пеше́р спасёныих.
220 А служили всё обедьни-то да со молебнами,
Со молебныма всё с панафидами
Шьчо во тих ли во Божьи́х ц́ерквах соборныих,
Во соборных ц́ерквах да богомольныих,
Шьчо у тих ли у попов, отц́ей соборныих;
225 Ай приходят во полаты из Божьё́й ц́ерквы;
Он садит-то всё Илью да всё за дубовой стол,
Наливает ему цяроцьку всё зелена́ вина,
Зелена́-та вина цяру полтора ведра;
Он ишше́-то наливает пива пьяного,
230 Пива пьяного ему да полтора ведра;
Он ишшё-то наливает мёду сладкого,
Мёду сладкого он да полтора ведра.
Ишше стал-то тут Илья всё поговаривать;
Шшвелились у ёго всё могуци́ плеци,
235 Розыгралась-то в им силушка великая,
Всё вели́ка-та сила богатырьская;
Он ведь скоро ведь стават всё на резвы́ ноги.
Он ведь скоро тут выходит всё из-за дубова́ стола;
Он молилсэ-то всё тут Богу-Господу,
240 Всё царици-то небесной, Божьёй Матери,
Благословлялсэ всё у князя со кнегиною;
Он как скоро выходил сам на широкой двор,
Говорил скоро́ таки да реци горькия,
Реци горьки говорил да всё обидилсэ:
245 «Тебе Бох тебе судья, ты нашо красно солнышко,
Красно солнышко, Владимир славной киевськой!
Розлуцил ты всё миня да со добры́м конём,
Со добры́м миня конём всё с Вороне́юшком!»
Ай выходит на широ́ку сьветлу улоцьку;
250 Он понёс только в руках одну востру́ саблю,
Он ишше́ понёс в руках всё палицю свою цяжолую,
Он цяжолу-ту палицю всё сорока пудов;
Он ишше́ же он понёс копьё всё брузаменьское.
Недалёко отошел от города от Киева:
255 Тут бежит-то всё ёго, да бежит добрый конь,
Бежит доброй ёго конь всё Воронеюшко;
Обнимат своёго ножками любимого хозяина,
Говорит своим язы́ком ц́еловеческим:
«Я ходил-то, всё я бегал по зелены́м лужкам,
260 Всё я кушал-то траву, траву шолко́вую,
Уж я пил-то всё свежу воду ключо́вую;
Я не мог забыть любимого хозяина,
Я своёго-то всё старую старыньшину,
Я того ли всё Илью да Илью Мурамця,
265 Илью Мурамця, я сына Ивановича.
Во сего́дёшной-он мне да во денёц́ек-от
Приоткрылась мне дорожка токо к Киеву».
Тут садилсэ доброй молодець всё на добра коня;
Он поехал во те ли сц́епны́ леса Саратовы,
270 Ись тёмны́х ись тех лесов всё на круту гору́,
Шьчо на ту-то на круту гору́ на Арависькую,
Арависькую на го́ру на укатисту.
Выежал-то тут Илья, да Илья Мурамець,
Посмотрял с етой горы во трубоцьку подзорную;
275 Хоть-то думат доброй молодець, роздумыват:
«Этой силы на добро́м кони́ мне-ка будёт не о́бъехать,
Как серу́-ту всё волку́ будёт не о́бежать».
Помолилсэ на восток всё Богу-Господу
Он во ту ли во востоцьню всё в стороноцьку,
280 Ко тому ли ко мана́стырю спасёному,
Ко тому ли ко Онтонию, Феодо́сею;
Да поехал-то он тут да доброй молодець;
Ишше конь-от у ёго да как соко́л летит,
Шьчо Илья-та на кони́ да всё розмахиват
285 Он своей-то всё он палиц́ей тяжолою;
Он всё палицёй-то бьёт-то силу, всё саблёй секёт,
Он копьём-то колет, больше конь топц́ет.
Он ведь сутоцьки бил силу, други пошли,
И други-ти пошли сутки, третьи́ пришли;
290 Он добралсэ до само́го царя Ка́лина;
Говорит-то он ёму до таковы слова:
«Теперь буду у собаки я кожу с жива́ здирать:
Отмешшу разве тебе, собака, я слово похвальнёё;
Да не нать бы тебе, собака, всё хвалитисе,
295 Переди́-то страшать князя Владимира!
Ты пец́елил всё у мня моёго красна солнышка,
Проливал ты ведь всё у его князя горюци́ слёзы,
Ты тепериц́е, собака, у меня в руках;
Я не буду-ту марать свои белы́ руки
300 О того я о поганого тотарина,
О того ли о собаку царя Каина, —
Я приму тибя, возьму я на востро́ копьё,
Ростопцю тибя за то возьму своим добры́м конём».
Он убил-то тут собаку царя Каина,
305 Он убил-то у ёго сына любимого,
Он убил-то у его зетя любимого;
Не оставил-то он силушки на се́мяна.
Бога́тыри-ти там ведь спят в шатрах, не ведают,
Они спят в шатрах да всё не знают-то.
310 Поехал Илья Мурамець во Киев-град;
Приежаёт он ко князю ко Владимиру,
Приежает ведь он всё на широкой двор;
Он ведь бросил востру саблю, не повесил ей;
Говорит-то всё ведь он свое́й востро́й сабли́:
315 «Полежи ты, моя сабелька, немножецько;
И не служат у миня да руцьки белыя;
Не могу тибя повесить-то на спичёцьку.
Я изьбилсо доброй молодець в цисто́м поли;
Не пивал ведь, не едал я трои сутоцьки».
320 Тут услышели скоро́ ведь всё придверницьки,
У ворот-то ведь да всё приворотницьки;
Донесли-то скоро́ они ласковому князю всё Владимиру,
Шьчо приехал осударь наш Илья Мурамець;
Говорили-то они князю Владимиру:
325 «Он приехал ведь у нас всё голоднёхонёк».
А идёт-то скоро красно нашо солнышко,
На ши́роком двори у нас росьсве́тило,
Со своей-то со кнегиной с Опраксею с Королевисьню.
Как берут-то Илью да за белы́ руки;
330 Обнимаёт князь Владимир-от за шею за белу́ его,
Прижимает он к своёму к ретиву́ серьцю:
«А ведь цим теперь-то я тебя дарить буду,
А дарить-то всё тебя я буду, цим ударивать?
Наградить надоть наградушкой тебя великою».
335 Говорит-то ведь ста́рой казак Илья Мурамець:
«Мне ненадобно твои-ти, князь, подароцьки;
Заслужила мне-ка Опраксея Королевисьня,
Шьчо избавила миня от сьмерти всё от скорою,
Шьчо от сьмерти мне скорою от голодною».
340 Говорил-то князь Владимир таковы реци:
«Я могу зделать тебя князём, боярином». —
«Мне ненадобно на сём свети слава сосьветная;
Я не буду жить да на двори у тя,
Я не буду слушать-то бояр всё кособрюхиих;
345 Лучьше буду я езьдить по цисту́ полю».
Собирал-то для ево-то нашо красно солнышко,
Ишше ласковой князь да всё Владимир-свет,
Собирал-то для ёго всё пир великой-от
Ай на ц́елую недельку поры-времени;
350 Шьчобы́ собрать-то всех могуциих бога́тырей,
Шьчобы́ собрать-то всих князье́й да шьчо́бы бо́яров,
Шьчо́бы всех простых хрисьян прожитоцьних,
Шьчо́бы за здравье шчтобы ели, пили, кушали
Не за князя шьчтобы́, не за кнегину-ту.
355 Шьчобы за славного могуцёго бога́тыря.
3. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И БАДАН (БАТЫЙ)
Из-за моря-то было, моря синёго,
Из-за синёго моря, из-за Чёрного
Приходили-то чернёны бо́льши ка́рабли;
Приходил-то всё да царь неверныя,
5 Все неверной царь Бада́н Бада́новиць
Со своим-то со сыном с Торока́шкою,
Со своим-то зе́тё́м с одным со любимыим;
Ай за сыном-то идёт силы сорок тысец́ей;
Идёт сорок царей, сорок царевиц́ей,
10 Идёт сорок королей да королевиц́ей;
И за кажным за царём идёт цяревицём,
И за кажным королём да королевицём
Ише силушки идёт по сороку всё тысяц́ей,
И за зятём-то идёт силы сорок тысяц́ей,
15 А и сорок царей идёт царевиц́ей,
Ише сорок королей да королевиц́ей;
За вси́ма́ идёт по сороку тысець.
Собирал-то эту силу ровно три года,
Ровно три года силу, всё три месеця;
20 Ишше сам идёт, собака, похваляитц́е:
«Я приду-то ведь как скоро всё под Киев-град,
Отсеку же у Илейки буйну голову».
Как приходит царишшо в красён Киев-град,
Он ведь стелет всё мосты себе дубовыя,
25 Ай выходит царищо на крут бе́режок,
Ишше тот ли Бадан да всё Бадановиць;
Он ведь скоро выносит всё дубовой стол,
Ишше стал-то он писать да ёрлыцьки всё скоропи́сцяты;
Написал он на бумаги, на ц́ело́м листу:
30 «Уж мы как то придём, зайдём в кра́сён Киев-град,
Мы Владимера да ведь стругом выстружим,
Опраксею мы да Королевисьню —
Опраксеюшку-то я возьму в поляноцьки
Я возьму ей замуж за́ сына любимого;
35 Я ведь Божьи-ти ц́еркви на огни сожгу,
Я святы-ти вси иконы спушшу на́ воду;
Я ведь красных-то девушок да всих к собе возьму,
Я толпа́ми к собе возьму да добрых мо́лодцов,
Я стадами-ти возьму да коней добрыих».
40 Говорит-то сам тотарин таковы реци:
«Уж вы гой еси, тотара немило́сьливы!
Выходите вы ко мне да поскоре́шенько;
Ишше хто из вас знат да язык руськой-от?
Повезите скоро князю всё Владимиру».
45 Ай один-то тут тотарин нахвалилсэ-то,
Нахвалилсэ-то, скоро́ выскакивал,
Выскакивал ско́ро из бела́ шатра;
Он сутул, сам горбат, ведь наперёд покляп;
Ишше синь-от кафтан, голова да как пивной котёл.
50 Он сядлал-то ведь скоро коня-та доброго;
Он не спрашивал не мхов, и не темны́х лесов;
Всё крыцит ёму ззади царь Бадан Бадановиць:
«Заезжай-ко ты в стену не воротами,
Ц́е́рез тын-то скаци да ц́ерез башни науго́льния».
55 Приехал тотарин на широкой двор,
Оставлял-то он добра́ коня-та середи он широка́ двора,
Сам заходит в полаты в княженеськия;
Он кинаёт скоро грамоту на круглой стол,
Поворот он держал да всё вон пошол;
60 Запирал у полаты двери на́крепко,
Вси полатушки-ти тут да покосилисе,
Вси око́лёнки со страху поломалисе.
Он[106] ведь скоро призыват двух братьиц́ей крестовыих:
Во перьвы́х зовёт Добрынюшку Никитиця,
65 Во вторых зовёт Алёшеньку Поповиця:
«Роспецятывайте, братьиця крестовыя,
Ёрлыцьки тотарськи скорописцяты».
Они стали тут ведь скоро росьпечатывать;
Говорит-то князь Владимир таковы реци:
70 «Вы цитайте-тко,[107] всё братьиця, да не утайте-ко».
Они стали цитать, — слезно́ заплакали:
«Эта грамотка, Владимир-князь, тебе пришла нерадосьня:
Подошел-то ведь царь-от всё Бадан Бадановиць;
Собирал-то он ведь силы ровно три года,
75 Он ведь со́брал силы-то ведь с трёх земель;
Он ведь просит у тебя да трёх бога́тырей:
Перьву голову он просит всё у тя Илейку Мурамця,
Во вторых просит Добрынюшку Никитиця,
Во третьи́х просит Алёшеньку Поповиця:
80 „Отсеку-то я ведь сам у их да буйны головы“».
Тут-то скоро Владимир одеваютц́е
Со своей он с Опраксеёй Королевисьнёй,
Одевают на себя всё платьё чёрное,
Платьё чёрно на собя, платьё печальнёё;
85 А пошли-то они всё да во Божью́ церьковь,
А служить пошли молебны всё великия;
Отслужили молебны во Божьё́й церьквы.
Тут заплакал князь Владимир горюцьми́ слезми:
«Ишше все у мня бога́тыри розьехались!»
90 А идёт он да из Божьё́й церьквы —
К им настрецю всё калика перехожая,
Перехожая калика, переброжая;
Кланёлся Владимир-от калики перехожою:
«Ты откуль идёшь, калика, куды путь держишь?» —
95 «Я иду-ту, иду в сла́вной в кра́сён Киев-град
Я ко ласковому князю ко Владимеру;
Я спрошу-ту у тибя, всё князь, поведаю:
Почему ходи́шь в цёрном платьи в пец́е́льнём-то?» —
«Подошла ведь у нас силушка под Киев-град».
100 Говорит-то калика перехожая:
«Не калика ведь иду я перехожая —
Я иду ту тибе старая старыньшина,
Шьто по имени казак я Илья Муромець,
Из оче́тесьва иду я сын Иванович».
105 Ему кланялса Владимир до низко́й земли:
«Ты не мошь ли, Илья Мурамець, помиловать
Ты не ради всё миня, князя Владимера,
Ты не ради Опраксеи Королевисьни —
Хоть ты для́-ради Божьи́х ц́ерьквей соборныих,
110 Уж ты ради мана́стыре́й-то хоть спасёныих,
Уж ты для́-ради сиротских малых детоцёк?»
Говорил ёму Илья всё таковы реци:
«Отказал ты, князь Владимир, нас от Киева
Шьчо двенадцеть-ту ведь лет нас поры-времени».
115 Тут заплакал князь Владимир горюцьми́ слезьми;
Поклонилсэ он Ильи всё до низко́й земьли,
До низко́й ему земли, да до резвы́х всё ног:
«А постой же за веру православную!»
Тут ведь взял-то Илья Мурамець всё князя за праву руку́,
120 Он княгину Опраксею за леву́ руку:
«Вы не плаць-ко-се, князь да со кнегиною!
Постою-ту я за веру православную,
Постою я за Божьи́ ц́ерьквы́ соборныя,
За соборьныя ц́е́рьквы богомольния,
125 Постою я за мана́стыри́ спасёныя,
Постою-ту за сирот, за вдов за бедныих.
Ты да дай-ко мне-ка, красно нашо солнышко,
Насыпай ты пе́рьву мису кра́сна золота,
Насыпай ты вто́ру мису циста се́ребра,
130 Насыпай-ко третью мису скатна жемцюга;
А пойдём-то ведь к царю да всё с подарками;
Я возьму-то всё с собой князя Владимира,
Я возьму всё Добрынюшку Никитиця,
Мы возьмём ишше́ Олёшеньку Поповиця;
135 Мы пойдём-то к ёму скоро́ с подарками».
Как приходят всё к царю Бадану-ту Бада́новицю,
Принесли-то ему ско́ро подароцьки:
Как подносит князь Владимир пе́рьву мису кра́сна золота;
Принимает тут тотарин все едной рукой,
140 Он не бьёт-то всё ц́елом за то, не кланитц́е;
Подавает другу-ту мису циста се́ребра, —
Всё примает тотарин едино́й рукой;
Подаваёт третью́ ведь мису скатна жемцюгу;
Берёт-то тотарин всё подароцьки;
145 Говорит ему собака таковы реци:
«Ты возьми-ко, да ты князь Владимир же,
Ты прими у меня цяру зелена́ вина,
Зелена́ же вина цяру, полтора ведра».
Ай берёт-то князь Владимир едино́й рукой,
150 Выпивает князь Владимир тольки он один пивной стокан,
Подаваёт эту цяроцьку всё ста́ром-то старыньшины,
Шьчо тому ли казаку всё Ильи Мурамцю;
Выпивает Илья всё на единой дух.
Шшевелились у его всё могуци́ плеци,
155 Розгорелось у его да ретиво́ серьцё,
Лепёта́[108] же во лици перемениласе.
Ай как говорит ведь царь Бадан Бадановиць:
«Ты воспоежай топере, князь, во Киев-град;
Ты оставь мне трёх могуциих бога́тырей:
160 Во перьвы́х-то оставь да Илью Мурамця,
Во других оставь Добрынюшку Никитиця,
Во третьи́х оставь Алёшеньку Поповиця;
Сам ты запирайсе на крепки́ замки,
Ты крепи-ко-се свою-ту стену городовую.
165 Я прибью, зайду, со старого до малого».
Ай Владимир-князь поехал со Добрынюшкой да со Олёшенькой во Киев-град,
Илья Мурамець поехал ко Почай-реки;
Он ведь стал-то тут двенадц́еть-то бога́тыре́й розыскивать,
Он искать-то ведь их стал по зелёны́м садам:
170 Они езьдят по садам, всё забавляютц́е
Они всякима дворяньскима забавами.
Он ведь скоро крыцял Иле́юшка-та зыцьним голосом:
«Собирайтесь-ко, бога́тыри, в одно место;
Мы пойдём-ко скоре́ ко славну граду Киеву,
175 Мы ко ласковому князю ко Владимеру».
Ишше скоро съежались все бога́тыри:
А приехал-то в перьвы́х Самсон всё Си́льнёй-от,
Пересмяга-то приехал со племянницьком;
Они хоть не вси поимянно упомянуты.
180 А поехали ко городу ко Киеву,
Да ко ласковому князю ко Владимеру;
Отслужили обедьни с панафидами,
С панафидами обедьни, всё с молебнами.
Они стали тогда метать всё же́ребьи; —
185 Как ведь выпало Самсонушку всё Сильнёму,
Ай Самсонушку-ту ехать во праву́ руку́,
Пересмяги со племянницьком в леву́ руку,
А Ильи-то ехать Мурамцю во серёдоцьку,
А Добрынюшки-то ехать тоже шьто в серёдоцьку,
190 А Алёшеньки Поповицю ехать тоже в серёдку, по крупно́й силы.
А прого́ворил-то у Ильи-света у Мурамця,
Прого́ворил ёго да всё ведь доброй конь,
Прого́ворил он всё язы́ком цёловец́еським:
«Послушай ты, мой ласковой хозяин же,
195 Шьчо по имени Илья да свет ты Мурамець,
Из очетесьва Илья да сын Ивановиць!
Ты поедёшь в серёдку в силушку тотарьскую, —
У тотар-то есь три по́дкопа глубокиих,
В подкопах-то наставлёны востры́ шшыки́;
200 По бокам-то наставлёны востры́ шшыки,
По серёдоцькам — копья брозамецькия.
Я ведь перьвой-от подкоп всё пере́скоцю,
Другой-от ведь подкоп я пере́скоцю,
А в трете́й-от подкоп уроню тебя я, добра молодца».
205 Он ведь бьёт коня да по крутым местам:
«Эка волцья ты сыть, да травяной мешок!
Ты не хошь стое́ть за веру православную,
Ты не хошь слуша́ть любимаго хозяина!»
Он ведь бьёт коня всё по крутым бокам;
210 Он поехал скоро в больши подкопы глубокия.
Ай перьво́й-от подкоп конь скоро пере́скоцил,
А другой-от по́дкоп скоро конь пере́скоцил,
Уронил-то во трете́й подко́п да Илью Мурамця.
Набежали тут тотара всё поганыи,
215 Всё опутали во пу́тани шелко́выя,
Шьче́ во те его варга́ны[109] во железныя,
Отправляли всё к царю-то всё к неверному,
Ко ево-то увезли ёго к белу́ шатру.
Ишше сами тотара посмехаютц́е:
220 «Ты секи-ко-се, Бадан да наш ведь царь Бадановиць,
Отсеки ты у Илейки буйну голову».
Говорит-то всё ведь царь поганой-от да всё неверной-от:
«Вы возьмите-ко да стрелоцьки калёныя,
Вы стреляйте-тко ёму всё во ясны́ оци».
225 Тут ведь го́ворит-от цярь да таковы реци:
«Послужи-тко мне, Илейко, хоць три годика».
Говорил-то да Илья Мурамець:
«Я не буду служить у тя три годицька;
Кабы́ была у мня в руках топере сабля вострая,
230 Послужил бы я тебе всё по твоей шеи,
По твоей-то бы шеи по тотарьскою».
Говорит-то собака таковы реци:
«Отсеките у нево вы буйну голову».
Говорит-то тут Илья да свет всё Мурамець:
235 «А у вас ведь, у тотар, кака́ вера неправая;
Ай у нас ведь как секут да буйну голову,
У нас на́ полё увозят на Куликово
Да кладут-то буйну голову всё на колодоцьку,
Отсекут-то тогда да буйну голову».
240 Говорит-то собаки ца́рю ро́дной сын
Как по имени-то всё да Торокашко-то:
«Ты спусти, ты татенько родимой мой,
Ты спусти-ко старого да на Божью́ волю:
Сединой-то ведь старой изукрасилса».
245 Возмолилсэ Илья да Илья Мурамець
Со слёзами-то Миколы всё угодьнику:
«Прилетали-то во чисто́м поли мне-ка свет-ангели
Да садились они мне на могуц́и плеци,
Говорили они мне, шьто во цисто́м поли мне сьмерьть не писана;
250 Мне приходит-то тепере сьмерьть напрасная!»
Тут свалились-то от Бо́жьёй скоро милости,
Все опали-то пу́тани шолко́выя,
Отвалилосе железо всё приковано.
Взял-то Илья Мурамець тотарина да за резвы́ ноги,
255 Он ведь за́цял татарином помахивать:
В ту ведь сторону махнёт — валитц́е улицёй,
Да в другу-ту махнёт — всё переулками.
Прибежал-то у Ильи у Муромця свой Воронеюшко;
Он садилсэ тогда да на добра́ коня;
260 Они[110] стали по чисту́ полю поежживать,
Ай тотарьску-ту силу всё потаптывать.
Исприбили тотаров до единого;
Они били-то немало же ведь времени:
А двенадц́еть-то дней да по́ры-времени;
265 Не пивали они да не едали-то.
Да уехал собака-царь да во своё место;
А оставили ёму сына любимого,
Да за то ёго не сказнили, не срубили-то —
Он велел спустить Илью всё на Божью́ волю.
270 Да уехал царь да во своё место
Не на ц́ерьнёных-то да больших ка́раблях;
На мелки́х-то всё уехал лёхких шлюпоцьках,
Он приехал бесь прибытку во своё место;
Тут ведь брали всё ведь их жонки,
275 Брали они дубовы палоцьки
Да убили-то царя собаку-то неверного:
«Розорил-то ты ведь да наши до́мы-ти.
Оставил ты сирот да малых детоцёк!»
Слободил-то у нас Господь, небесной Царь,
280 Сохранил-то у нас многи́х бога́тырей,
Сохранил у нас веру православную,
Сохранил у нас надежду царя белого,
Сохранил у нас да всё Божьи́ церьквы,
Сохранил у нас мана́стыри спасёныя,
285 Сохранил у нас да книги всё церьковныя,
Сохранил у нас да цюдны светлы о́бразы!
Приежают на двор да к цярю белому,
К цярю белому, ко князю ко Владимеру;
Говорят-то они да таковы реци:
290 «Не потухло у нас да красно солнышко,
Не закрыло у нас да туцёй тёмною,
Не убили-то тотары царя белого,
Ишше князя-та всё света Владимира!
Ты пойдём-ко, князь Владимир, во Божью́ ц́ерьковь;
295 Мы ведь петь будём молебны всё за здравиё,
Принесём-то мы хвалу Царюнебесному!»
Приходили ведь скоро во Божью́ ц́ерьковь,
Отслужили молебны за здравие
За царя-та ведь да тут, за цярицю же,
300 За князье́й за всих да тут за бо́яров,
За руських сильних за могуцих своих бога́тырей;
Да повёлсэ-то пир у их наве́сели;
Они пили зелёна́ вина скольки надобно,
Без росцёту они брали золоту казну;
305 Одарил их Владимир-князь да со кнегиною,
Подарил их подарками великима
За услуги-ти ихны бога́тырьския.
4. БОЙ ИЛЬИ МУРОМЦА С СЫНОМ
А во да́лечи, дале́че во чисто́м поли
Там ведь стоял-то шатёр белой поло́тьняной;
Да во том во шатру новом поло́тьняном
Было жило пять могуциих бога́тырей:
5 Шьто перьво́й-от бога́тырь Ва́нюшко, боярьской сын,
Да второй-от Ванька, енеральской сын,
Да трете́й-от Олёшенька, поповськой сын,
Да четвёртой Добрынюшка Никитиць млад,
Ишше пятой-от старая старыньшина,
10 Ишше старая старыньшина Илья Мурамець,
Илья Мурамець был, да свет-Ивановиць.
Пробужаитц́е Илья да от крепко́го сну;
Он свежо́й водой ключе́вой умываитц́е,
Тонким белым полотеньцом утираитц́е,
15 Он ведь молитц́е всё Спасу пречистому
Да царици небесной Богородици;
Ён выходит на широ́ку светлу улицю,
Он берёт свою трубочку подзорную,
Он ведь смотрит на цётыре во вси стороны:
20 Шьто во да́личи, дале́че во чисто́м поли,
Там ведь ездит бога́тырь по чисту́ полю,
Ишше ездит по чисту́ полю, полякуёт;
Он ведь ме́цёт всё палицю тежолую,
Он ведь ме́цёт-то палицю сорока пудов,
25 Он берёт-то едной рукой, с коня нейдёт,
Не ’станови́т он своёго коня доброго;
На кони-то сидит будто сильнёй бугор.
Ишше тут-то Илья Мурамець приужа́хнулса,
Приужа́хнулсэ, со страху прироздумалса:
30 «Мне кого бы послать-то во чисто́ полё,
Во чисто́ полё послать мне, попроведати?
Мне послать ведь разве Ва́нюшу боярьского —
Не простых-то родо́в — роду боярьского;
Утеряёт в цистом по́ли буйну голову.
35 Мне послать ведь разве Ваньку иниральского —
Ениральцького роду пришол, нежного;
Утеряет-то в цистом поли буйну голову;
Да послать разве Олёшеньку Поповиця;
Он ведь роду как всё поповського —
40 Потеряет в чистом поли буйну голову;
Мне послать разве всё брателка крестового
Как того ли Добрынюшку Никитичя».
Услыхает Добрынюшка таковы реци;
Он ведь скоро выходит из бела́ шатра,
45 Он ведь скоро седлат-то своёго коня доброго,
Он седлат, всё убират коня богатырьского:
Он двенадцеть шолко́выих упружинок засте́гиват;
Ише сам он коню да приговариват:
«Уж ты шолк всё не рвись, да ты убор не гнись!»
50 Що не ради красы, да ради крепости,
Ради силы своей да богатырьския.
Как поехал Добрынюшка во чисто́ полё,
Не наехал бога́тыря в чисто́м поли;
Он поехал Добрынюшка поближе ко синю́ морю
55 И увидял бога́тыря всё присильнёго;
Он скряцял ведь бога́тырь’,[111] во всю голову:
«Ты постой-ко, бога́тырь, сам ты мне скажись,
Ты скажись-ко мне, богатырь ты могу́цёй жа;
Подъежай ко мне поближе, мы как съедемсе».
60 Как услышел бога́тырь таку похвальбу,
Поворачивает своёго коня доброго;
Как зары́снула у коничка права́ нога —
Мать сыра-та земля да потрясаласе,
Ише си́нёё море зволновалосе,
65 Из озёр, из рек вода да поливаласе.
Ишше тут ведь Добрынюшка испугаитц́е;
Подломились у Добрынюшки ножки резвыя,
Приупали у Добрынюшки руцьки белыя,
Приудрогло у Добрынюшки ретиво́ серцо́,
70 Помутились у его-то оци ясныя,
Прокатились у ёго жо горюци́ слёзы:
«Уж я скольки по цисту́ полю не езживал,
Уж я эдакого богатыря не видывал».
Поворацивал Добрынюшка добра́ коня
75 Ко своёму-ту он да ко белу́ шатру,
Ён поехал-то всё проць ко белу шатру.
Как стрецят-то старыньшина Илья Мурамець;
Недосуг Ильи коня учясывать-углаживать,
Недосуг ему двенадц́еть шолко́выих опру́жинок засте́гивать;
80 Ише сам говорит да таковы реци:
«Ише мне-ка во чисто́м по́ли смерть не писана;
Я поеду з бога́тырем побра́таюсь,
Я поеду с могуцим поздороваюсь».
Приежает Илья да во чисто́ полё;
85 Он наехал бога́тыря в чисто́м поли́;
А богатырь-то ездит, забавляитц́е
Он как детскима-боярьскима забавами;
Ишше сам-то он палици приговариват:
«Приклоню-ту свою палицю тяжолую,
90 Приклоню-ту я тибя прямо на красён Киев-град,
Как на матушку тибя, да каменну́ Москву».
Ишше те слова ведь старой ведь старыньшины
За беду-ту ёму стали за великую;
Приежаёт к бога́тырю близёхонько,
95 Он ударил своей-то ведь палиц́ей тяжолою,
Он ударил богатырю по буйно́й головы.
Как бога́тырь-то сидит, сидит не думаёт,
Он не думаёт сидит-то, сам не обёрнитц́е,
Не обёрнитц́е сидит, да не згле́нёт же.
100 Ишше тут ведь Илья да призадумалсэ:
«Разве силушка у мня уж не по-прежному,
Не по-прежному сила, не по-старому?»
Он отъехал всё за́ вёрсту за мерную,
Он нашол в поли́ горюцёй серой камешок,
105 Он ударил по ка́мешку палицёй тежолою —
Разлетелса-то камень на мелки́ куски.
Подъезжат опять к бога́тырю во второй након,
Он ударил его по буйно́й головы;
Ай бога́тырь-то сидит, всё не думает.
110 Ище тут опять Илья да отъежжает прочь;
Он ударил ведь в камень во второй након —
Разьлетелсэ ведь ка́мешок в мелки́ куски.
Приежает к бога́тырю во трете́й након,
Он ударил-то палиц́ей по буйно́й головы;
115 Да тогда-то бога́тырь усмехнулса-то;
Тут не лютоё зе́лье разгорелосе,
Богатырьско-то серцё роскипелосе;
Говорит-то Илья Мурамець таковы слова:
«Уж ты гой еси, бога́тырь ты могуцёй же!
120 Уж мы съедимсе с тобой разве, ударимсе».
Они съехались с им да всё ударились;
Востры сабельки у их да поломалисе,
Востры копьиця у их всё потупилисе
Всё от ихных же лат да богатырьскиих;
125 Ишше стали они да рукопашкою;
Ишше ма́стёр Илья-то да был боротисе;
Подкорю́цил бога́тыря правой ножоцькой;
Ище пал-то бога́тырь на сыру земьлю,
Мать сыра земля-то потрясаласе.
130 Он ведь хочёт пороть да груди белыя;
Ище сам он Илья-та ведь Мурамець пороздумалсэ:
«Я спрошу ведь у богатыря, роспрошу про то». —
«Уж ты гой еси, дородьнёй ты доброй молодець!
Тебе много от роду-ту тебе есь годов?» —
135 «А годов-то мне от роду-ту всё двенадцеть лет». —
«Ты ведь цьей же земьли да цьёго города,
Ты цьёго жо отця, ездишь, да цьей матушки?»
Говорит-то дородьнёй-от доброй молодець:
«Кабы сидел-то я у тебя да не белы́х грудях,
140 Не спросил бы я у тебя не роду, не племени,
Не спросил бы не города, отця-матушки,
Я колол бы твои-ти да всё белы́ груди,
Посмотрял бы твоё-то ретиво́ серцо».
Говорит-то Илья Мурамець во второй након;
145 Говорит-то ёму да во трете́й након:
«Уж ты цьей же земьли да цьего города,
Ты какого отця, какой матушки?»
Говорит-то дородьней доброй молодець:
«Уж я города всё ведь я неверного,
150 Уж я сын-то Маринки всё Кайдаловки,
Да котора живёт во земли неверныя,
Получает она пошлину великую
Как с того ли со князя-то со Владимира
Шьто за ти ли за чёрны-ти его ка́рабли́;
155 А миня она послала всё на святую Русь,
На святую миня Русь-ту, всё в каменну́ Москву
Отыскать тибя, старого седатого;
Не дошод, она велела всё низко кланитц́е,
Называть тибя велела всё ро́дным батюшком;
160 Да дала она перстень на праву́ руку́».
Как увидял-то старая стариньшина,
Он ведь свой ведь увидел всё именной перстень
Он со той ли со ’ставоцькой драгоц́енною,
Он ведь брал-то его да за праву́ руку,
165 Человал он его в уста саха́рныя:
«Как моё ты, моё цядо милоё,
Цядо милоё моё ты, всё любимоё,
Ты ведь мла́денькой мой всё Подсоко́льницёк!»
Человал он в уста-то его в саха́рныя,
170 Он ведь стал-то ёму скоро росказывать:
«Я ведь был-то ходил-то да по синю́ морю;
Замётало-то миня погодушкой великою;
Я тогда подарил перстень твоей ро́дной матушки:
„Какого́ ты родишь, да тому отдай:
175 Хошь ты сына родишь, быват, ясна сокола,
Хоть ты доцьку родишь, ты красну девицю“».
А поехали они тогда во бело́й шатёр;
Как на радости пили да трои сутоцьки.
Подсокольницёк-то ведь на ёго зло думаёт,
180 Зло-то думает он, шьтобы зло бы зделати:
«Не послушаю я матушки наказаньиця,
Ухожу я своёго-то родна батюшка!»
Как ведь тут же Илья всё как за́спал жо,
Как крепки́м-то сном за́спал богатырьским же;
185 Ишше взял Подсокольницёк-от востро́ копьё,
Как направил ёму всё в ретиво́ серьцё;
Сохранил ёго Господь-от, всё помиловал:
Розлетелось копьё-то Ильи-то в белы́ груди;
Ище был-то у ёго на шеи навешан золотой же крест,
190 Золотой-от ведь крест был во вси груди;
Он ведь тем же крестом от смерти всё избавилсэ,
Он ведь взял Подсокольницька за жолты́ кудри,
Он бросал-то его-то ведь высо́ко же,
Он ведь выше ёго-то лесу стояцёго,
195 Он пониже всё облака ходе́цёго;
Он ведь тут-то его же не убил вовсё;
Привезал он к своёму[112] к добру́ коню:
«Ты беги-ко, ступай-ко, конь-лошадь добрая,
Увези Подсокольницька во своё2 место,
200 Щёбы не ездил к нам больше во чисто́ полё,
Во чисто́ к нам полё, щёбы в красён Киев-град;
Не допушшу ёго до матушки славной каменно́й Москвы».
Побежал-поступал-то тут ведь доброй конь,
Прибегал-то к родимой его матушки.
205 Ён крыцял-то скоро ведь да зысьним голосом:
«Уж ты гой еси, матушка родимая!
Ты родима моя матушка любимая!
Ты отворь-ка мне косисьцято окошочько,
Посмотри-тко на своёго цяда милого;
210 Ты велела ведь мне-ка старому низко кланетц́е;
Ище стар-от ведь надо мной как надругалсэ-то:
Привезал-то миня взял ко добру́ коню;
Розьвежи ты миня, маменька, скорёшенько».
Розьвязала она его скорёшенько,
215 Ише стала сама про то выспрашивать:
«Уж ты было ли, цядышко, на святой Руси?»
Он ведь взял своё-то всё востро́ копьё,
Он ведь матушки-то ударил всё ведь в белу грудь;
Ишше тут ведь она-то скоро́ представилась.
220 Ише сам-то собака похваляитц́е:
«Уходил-то теперец́е ро́дну матушку;
Как теперец́е мне будёт воля вольная.
Заполоню-ту все я руськия че́рны ка́рабли,
Изберу-ту, изымаю со караблей многи́х людей;
225 Разышшу-то тогда же Илью Мурамця,
Отсеку я по пле́ць ёму буйну голову».
Как пришло-то об одну по́ру, прикатилосе,
Уж и сотня ц́ернёных-то пришло ка́раблей;
Захватил-то он, вси-то за́брал-то,
230 Заполонил он народу всего да православного.
Как приходят ёрлыцьки скоро скорописьцяты,
Да приходят-то скоро всё во Киев-град,
Шьто во матушку приходят в камянну́ Москву:
«Захватил-то Подсокольничок чёрны ка́рабли,
232 Заполонил-то Подсокольницёк людей добрыих,
Да матросицьков он да всих карабельшицьков».
Как недолго тут Илья, немного он роздумыват,
Он скорёхонько-скоро да собираитц́е;
Он ведь скоро поехал тут к Подсокольницьку,
240 Он прибил всех со старого до малого,
Он отсек у Подсокольницька буйну голову,
Пригонил вси чернёны-ти свои ка́рабли́
Он ведь в гавань ко князю ко Владимиру.
5. ДОБРЫНЯ И ЗМЕЯ
Ишше был жил Никитушка, не славилсэ,
Да не славилсэ Никитушка, состарилсэ,
Да состарилсэ Никитушка, представилсэ.
Оставалась у Никитушки люба́ семья,
5 Да люба́-та семья да молода жена;
Оставалось у Микитушки цядо милоё,
Ишше милоё цядышко, любимоё,
Как ведь мо́лодой Добрынюшка Никитиць млад.
Ишше стал-то Добрынюшка двенадцети лет,
10 Ишше стал-то просить благословленьица:
«Ишше матушка ты моя родимая!
Ишше дай-ко-се мне благословленьицо
Мне-ка сьездить-то разве во цисто́ полё,
Поискать мне во цисто́м поли поединшицька».
15 Да услышил про эту большу по́хвальбу,
Да услышил про то да православной-от царь,
Православной царь да Пе́тр-от Первой жо;
Он ведь скоро собирал да всё поцесен-от пир,
Он ведь скоро звал Добрынюшку Никитьиця:
20 «Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитиць млад!
Я пошлю тебе съездить во Почай-реки,
Привезти-то с Почай-реки свежо́й воды,
А свежо́й-то воды да всё ключёвою,
Да умытьц́е мне ведь, всё аньператору,
25 Приумытисе ведь да Петру Перьвому,
Приумытьц́е ведь мне-ка со кнегиною,
Со кнегиной-то мне да с Катериной-то,
Нам помытьц́е охвота, помолодитисе».
Тут Добрынюшка всё да не отслышилсэ,
30 А Никитиць-от всё не отговариват;
Он приходит к собе да на широкой двор,
Он седлат-то своего Воронеюшка.
Как выходит к ёму матушка родимая:
«Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитиць млад!»
35 Как заходит к ёму матушка с право́й руки,
Говорит ёму родима потихошеньку:
«Ты куды, моё дитетко, срежаисьсе,
Ты куды, моё дитятко, отправляисьсе?»
Говорит-то Добрынюшка таковы реци:
40 «Уж ты лучше бы миня, матушка, не споро́дила;
Споро́дила бы миня в темно́м лесу берёзоцькой,
Да стояла берёзка бы во тёмно́м она лесу,
Во тёмно́м она лесу да во чисто́м поли;
Ише ко той бы берёзки сьежжалисе всеа
45 Ище вси сильни могуции бога́тыри.
Я скажу тебе, матушка, поведаю,
Ты ведь матушка мая да всё родимая,
Ты честна́ вдова Амельфа Тимофеевна!
Ты бы лучше спороди́ла миня, Добрынюшку Микитиця,
50 Во синё-то бы морё серым камешком;
Да лежал бы этот камешек веки-по́-веки!
Посылаёт теперь миня Петр-от Перьвой, царь,
Посылаёт миня он за свежо́й водой,
За свежо́й-то водой за ключо́вою:
55 Приумыть-то ведь хоцёт лицё белоё,
Со кнегиной-то хоцёт с Катериною;
Приумытьц́е хотят, помолодитисе».
А тут скоро-то матушка благословлят его.
Как ни белинька берёзоцька к земьли клонитц́е, —
60 Ише кланяитц́е дородной доброй молодець,
Как по имени Добрынюшка Микитиць млад:
«Благослови-тко миня, матушка, мне-ка сьездить-то». —
«Тибе Бог благословит, моё цядо милоё!
Ты приедешь когда ведь ко Почай-реки,
65 Ростосне́тц́е твоё ведь всё бело́ тело,
Ты ведь здумашь-то купатьц́е во Почай-реки, —
Перьву-ту ты стру́ёчку заплывай,
А вторую-ту струёчку всё ведь заплывай,
Ише́ третьёй-то струёчки не заплывай».
70 Ише́ скоро Добрынюшка приежаёт-то,
Приежает Добрынюшка ко Почай-реки;
Да придумалось Добрынюшки покупатисе
Да во той ли во матушки во Почай-реки;
Он ведь пе́рьву-ту стру́ёчьку скоро заплывал,
75 Он втору-ту ведь струёчьку скоро заплывал,
Он ведь третью́-то ведь струёчьку призаплывал, —
Не послушал наказу ро́дной матушки;
Выходил он на серой горюць ка́мешок,
Он гледел-смотрел в чётыре во вси стороны.
80 Как с той стороны было́ с восточнюю
Тут ведь грозная туця подымаитьц́е;
Ише сам тому Добрынюшка удивляитц́е:
«Кабы туця ту́цилась, то бы гром гремел;
Кабы гром-от гремел, то бы цястой дожжик шол».
85 Не усьпел-то Добрынюшка слова вымолвить,
Слова вымолвить Добрынюшка, реци выполнить, —
Прилитела злодеюшка змия лютая:
«Уж ты хочёшь ли, Добрыня, я тибе водой залью,
Ишше хоцёшь ли, Добрыня, я тибя огнём сожгу,
90 Ишше хоцёшь ли, Добрыня, дымом затушу.[113]
Ишше хоцёшь ли, Добрыня, подхвацю в свои во хоботы змиинныя,
Унесу-ту я тибя-то в пешеры дальния
К малым детушкам своим тибя на сьиденьицо?»
Говорит-то Добрыня таковы реци:
95 «Ты хотела бы, злодейка-змея лютая,
Ты хотела бы, злодейка, — да как ведь тибе Бог ведь даст,
Как ведь Бог тибе даст, да Христос вы́даёт!»
Ишше мастёр был Добрынюшка нырком ходить,
Он нырком ма́стёр ходить да по-сёмужью:
100 Он у серого у камешку унырыват,
Он у кру́того у бе́режку вынырыват;
Он ведь скоро надевал своё платье цветноё,
Он ведь скоро почерьпнул два кувшина-то свежо́й воды,
Он ведь скоро же поехал во чисто́ полё.
105 Налетела злодейка-змея лютая,
Да брала ёго на хоботы всё змеинныя,
Вызнимала ёго вдво́ём со добры́м конём,
Вызнимала ево ’на высокохонько:
Да пониже-то облака ходе́цёго,
110 Да повыше она лесу́ стояцёго.
Ён ведь стал скоро плёточкой шолко́вою,
Ён ведь стал етой плётоцькой постя́гивать,
Ён ведь стал пушше ведь плётоцькой пошеве́ливать;
Отлетели у ей хоботы всё змеинныя;
115 Ище падат змея-та на сыру́ землю;
Ишше стала говорить ему змея лютая:
«Ты не бей миня, Добрынюшка Никитиць млад,
Не розори-ко ты моих-то дитей малыих!
Мы положим с тобой заповедь мы великую;
120 Ище́ ты ведь как будешь мне большой-то брат,
А ведь я тибе буду всё меньша́ сестра;
При какой ни будь мы будем всё при горюшки,
Уж мы будём друг дружки помогать мы всё,
Я не буду летать-то к вам в красен Киев-град,
125 Я не буду губить ваших людей добрыих».
Тут Добрыня скоро да испускалб-то всё,
Как спускал-то змею на волю вольнюю.
Полетела змея да скоро́ захвастала:
«Уж ты сам моло́д, Добрыня, у те ум ведь глуп!
130 А ведь будёшь ты теперец́е мне меньшо́й-от брат,
Уж я буду теперь-то тебе больша́ сестра;
Я всецяс же полецю теперь на святую Русь,
На святу-ту я Русь, ише в красен Киев-град,
Унесу-ту я у князя Петра Перьвого,
135 Унесу-ту я у него племе́ненку
Ишше ту же Забаву дочь Путятисьню».
А приехал Добрыня от Почай-реки;
Ишше ходят во Киеви в платьи цёрном всё,
Да во цёрном-то платьици во печальнём жо.
140 Приежает-то он к дворцюв ко царьскому,
Как ведь скоро приходит со свежо́й водой.
Говорит ёму царь всё таковы реци:
«Как у нас ведь во городи ведь несчастьицё:
После тво́его, Добрыня, после бываньиця
145 Унесла змея любиму мою племяненку
Ише ту у нас Забаву дочь Путятичьню;
Поежай скоро, Добрыня, за Забавой за Путятичьнёй».
Поворачивал Добрыня всё добра́ коня;
Не приворотил он своей-то ро́дной матушки;
150 Он приехал в пешероцьку к змеи́ лютою,
Он прибил, притоптал взял всех змеёнышов,
Он отсек-то у змеи взял буйну голову;
Он приве́з всё Забаву-ту дочь Путячисьню,
Он привёз к своёму-ту[114] к родному дядюшки,
155 Ко тому ли к царю-ту да к Петру Перьвому;
Полуцял сибе наградушку он великую:
Собирал-то для ёго да царь поце́сён пир,
Собирал он для ёго князей, бо́яров,
Собирал он на пир-от купц́ей-гостей торговыих,
160 Он ведь всех собирал многих из простых людей.
Он дарил ведь всё Добрынюшку Никитиця,
Он дарил дорогима всё подарками.
6. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ
Поежжает Добрынюшка во чисто́ полё,
Ко тому он ко каменю ко Ла́тырю,
Ко тому ли ко кружалу всё осудареву;
Как ведь сказывает Добрынюшка ро́дной матушке:
5 «Уж ты гой еси, матушка родимая!
Как пройдёт тому времецьку три годика,
Да пройдёт-то тому времецьку ведь шесть годов,
Да пройдёт-то тому времецьку всё деветь лет,
Да пройдёт-то тому времени двенадцэть лет, —
10 Ты бери-тко, моя матушка, золоты клюци,
Отмыкай-ко, моя матушка, ко́ваны ларьци,
Ты бери-ко-се мою-ту ведь золоту́ казну,
Ты клади-тко по ц́ерьквам,а всё по мана́стырям;
Уж ты пой-ко панафиды по мне великия,
15 Ты служи по мне обедни да всё поми́нальни.
А тибе-то, моя да ведь молода жона,
Ище́ душоцька Настасья Королевисьня,
Ай тибе-то, Настасьюшка, воля вольняя:
Хоть вдовой ты сиди да хоть заму́ж поди,
20 Хошь за князя поди ты, хоть за боярина,
За купця-гостя поди хоть за торгового,
За хрисьянина поди ты хоть за прожиточьнёго;
Не ходи же за Олёшеньку за Поповиця,
За того ли за братёлка за крестового;
25 У нас заповедь с им-то была положина:
Шьчо не делать-то нам шьчобы на зло́-то нам,
Не ёму шьчобы на́ зло-то, не мне ёму».
Ай прошло тому времени три годицька,
Да прошло тому времецьку ведь шесть годов,
30 Да прошло тому времени ведь ишше деветь годов,
Да прошло тому времени двенадцать лет;
Тут не соболиная шубоцька прошу́мела,
Как сафьяны-ти сапо́жицьки проскры́пели;
Как заходит во полатушки всё Владимер-князь,
35 Он заходит в полаты-ти, стал ведь свататц́е:
«Ты поди, поди, Настасьюшка, за Олёшеньку Поповиця!»
Говорит-то Настасья всё таковы реци:
«Я пойду за Олёшеньку за Поповиця;
Подожду ишше́ Добрынюшки из циста́ поля,
40 Подожду ишше́ Добрынюшки хошь два месеца:
Отпою ишше́ обедни да с панахидами,
Помяну ишше́ Добрынюшку всё Никитиця».
Шьчо прошло того времецька два месеця;
Отслужили обедни всё с панахидами.
45 Как приходит опеть да всё Владимер-князь:
«Ты поди, поди, Настасьюшка Королевисьня,
Королевисьня Настасья, ты дочь Никулишьна!
Ты поди, поди, Настасьюшка,б всё в замужество
За того ли Олёшеньку за Поповиця:
50 Уж я сам ездил, Настасья, во чисто́м поли́,
Я разьведывал, вести переведывал —
Ишше нету Добрынюшки Микитиця:
Он ведь всё убит лёжит во чисто́м поли.
Ёво бело-то тело всё прибитоё,
55 Всё прибитоё, всё-то лёжит пристреляно;в
Ишше буйна головушка всё лёжит отсецёна;
Я ведь сам яво предал всё ко сырой земли».
Тут поверила Настасья Королевисьня,
Тут поверила враки́ всё князя Владимера;
60 Тут пошла-то Настасьюшка всё заму́ж она.
А ведь ехал Добрынюшка ис циста́ поля;
Повалилса отдохнуть-то он во бе́л шатёр;
Не усьпел он заснуть-то да ишше крепким сном, —
Да забил-то ево-то тут ведь доброй конь,
65 Он забил-то ведь тут да ножкой правою:
«Тебе полно спать, любимой ты мой хозяин же,
Ище́ на́ имя Добрынюшка ты Никитиць млад!
У тебя-то в доми-то есь нешчасьицо:
Молода-та жона у тебя заму́ж пошла,
70 Не за князя пошла, всё не за боярина,
Не за гостя-купця пошла за торгового,
Не за бедново-нужного за хрестьянина, —
За твоёго за брателка за крестового,
За крестового братёлка за назва́ного
75 За тово ли за Олёшеньку за Поповиця».
Недосуг тут Добрынюшки долго спать-лежать;
Он ведь скоро ставал же, пробужалсэ тут,
Он ведь скоро поехал-то в красен в Киев-град;
Он ведь прямо приежаёт к матушки на подворьицё.
80 Да выходит-то матушка на красно́ крыльцё;
Он заходит Добрынюшка в ихно всё подворьицо,
Не здороваитце он-то с ро́дной матушкой.
Ише матушка тут всё приросплакалась:
«И какой-то невежа приехал на сиро́цько моё подворьицё!
85 Он ведь смело идёт ко мне без докладу всё.
Кабы было у мня бы да цядо милоё
Как бы мо́лодой Добрынюшка всег Никитиць млад,
Не завёл бы он[115] на двор-то ко мне добра́ коня».
Как сказал тогда Добрынюшка ро́дной матушки:
90 «Ты не плаць, цёсна вдова Омельфа Тимофеёвна![116]
Не моци-ко ты своёго-то лиця белого,
Лиця белого своёго ты пристарелого.
Уж ты спрашивай ты лучше про Добрынюшку:
Мы недавно з Добрынюшкой прирозьехались;
95 Ай Добрынюшка поехал да во чисто́ полё,
Ище я-то поехал в красён Киев-град.
Уж ты дай-ко-се моё да платье цьветноё;
Наряжусь-то я ведь, маменька, скоморошиной». —
«Я не верю у тя, да доброй молодець:
100 Шьчо Добрынюшка у мня-то да был хорошенькой;
Ишше лицико было как снежку белого». —
«Уж ты шьто же ты, матушка родимая,
Как двенадцать-то лет как я езьдил по чисту́ полю, —
Загорело от солнышка лицё белоё,
105 Прирвалось у мня от лесу ведь платье цьветноё.
Посмотри-тко, моя матушка родимая:
На право́й-то у мня-то было на ножоцьки,
Ище всё было пято́нышко родимоё».
По тому ево признала-то ро́дна матушка.
110 «Ты неси-ко-се мне-ка звонцяты́ гусьли». —
«Молода-та жона, всё Добрынюшка Никитиць млад,
Шьчо пошла у мня Настасьюшка всё как за́муж-от;
Ище скоро они пойдут во Божью́ ц́ерьковь,
Ище скоро держать будут по злату веньцу».
115 А пошол-то Добрынюшка круте́шенько;
Он заходит в полаты всё княженеськия,
Он садилса Добрынюшка всё на пецьку-ту;
Ён ведь стал-то во гу́сельци всё поигрывать;
Он утешил всё князя со княгиною.
120 Ишше сам он играт-то, сам приговариват:
«Не пёкло́-то красно солнышко у вас три́ года́,
Не пёкло-то красно солнышко оно шесь годов,
Не пёкло-то красно солнышко оно деветь лет,
Не пёкло-то красно солнышко двенадцеть лет»;
125 (Молодой-то жены своей наговариват):
«Росьпекло-то красно солнышко всё росьве́тило
На тринадцэтом, Настасья, у тя годоцики».
Говорил-то ведь князь-от да всё Владимир-свет:
«Ты подьвиньсе поближе хоть, скоморошина,
130 Приутешь жениха у мня со невестою».
Тут узнала Настасья-та Королевисьня,
Говорила она всё князю Владимиру:
«Уж ты гой еси, красно ты наше солнышко,
Уж ты гой еси, свет ты Владимир же стольнё-киевськой!
135 Ты позволь, князь, налить-то мне-ка рюмоцьку,
Поднести мне-ка этому скоморошины».
Говорил-то Настасьи-то всё Владимир-князь:
«Наливай-ко, Настасья, ты скольки тебе надобно».
Подносила Настасья всё скоморошины;
140 Принимает же он-то всё едино́й рукой,
Поздравляет ведь всё-то князя Владимира,
Поздравляёт жениха-та всё со невестою,
Выпивает ведь цяроцьку эту всю до дна.
Заговорил-то ведь эта да скоморошина:
145 «Уж ты гой еси, Владимир князь ты стольнё-киевськой!
Уж ты дай мне налить-то эту цяроцьку,
Вы дозвольте налить мне-ка мёду сладкого,
Поднести мне невесты всё заруче́вною».
Приказал-то ему-то да князь позволил-то;
150 Подносил он Настась всё Королевисьни:
«Уж ты пей-ко, Настасьюшка, цяру всю до дна;
Ты найдёшь в этой цяроцьки, бывать, добра».
Выпивает Настасьюшка мёду сладкого;
Прикатилса к Настасьюшки золотой перстень.
155 Как брала-то она перстень-от во праву́ руку́ —
Ишше перстень Добрынюшки всё Никитиця.
Ишше тут ведь Настасьюшка обраде́ла же;
Как скакала она ц́ерез дубовой стол,
Обняла она Добрынюшку за белу́ шею,
160 Цёловала его в уста саха́рныя:
«Как не тот-от мой жених-от — за столом сидит;
Ише тот-от мой муж-от, где у стола стоит».
Говорит-то Добрынюшка таковы реци:
«Не дивлю́-ту, Настасьюшка, твоей глупости».
165 Она пала Добрынюшки во резвы́ ноги:
«Ты просьти меня [в] вины, просьти виноватую!» —
«Я дивлю-ту тольки князю-ту со кнегиною:
Ишше князь-от Владимир-от у мня сватом был,
Да кнегина-та Опраксея-то была свахою,
170 Не прошшу тебя, брателка крестового:
Ты хотел же у жива́ мужа жону отнять,
Ты пец́елил мою-ту да ро́дну матушку;
Проливала она-то да горюци́ слёзы».
Он ведь взял-то Настасьюшку за белу́ руку;
175 Он кинал-то в Олёшеньку всё булатён нож
Ишше отнял Илья-та Олёшеньку Поповиця:
«Помиритесь-ко, братьиця крестовыя,
Вы крестовы, вы братьиця назва́ныя!
Ты поди домой, Добрынюшка, с молодой жоной,
180 Ты поди-ко к своей матушки к родимыя,
Ко цесно́й вдовы Омельфы Тимофеевны».
7. АЛЕША И СЕСТРА БРОДО́ВИЧЕЙ
Ай во славном было городи во Киеви
Да у ласкового князя у Владимера:
Собирал князь Владимир-от всё поц́есён пир
Ай на тех ли на своих-то князей, на бо́яров,
5 Он на тех ли предводителей всё на верныих,
Собирал он тут на тех на энералов-то,
На купц́ей на гостей на всех на торговых,
На всех собирал всё людей прожиточних,
На прожиточних собирал на всех хресьянушок;
10 Потому-то был назван у хрестьян прожиточных,
Ише назван был красным у их солнышком,
Всё ведь ласковым назван князём Владимером,
По ёго-то всё назван добродетели.
Собирал-то могуцих сильних бога́тырей,
15 Собирал-то два братёлка два Петровиця,
Два Петровиц́ей, братьиц́ей Бродо́вицей.
Ишше све́тёл-от день пошол ко ве́цёру,
Ай поц́есён-от пир идёт наве́сели.
Ишше все на пиру да напивалисе,
20 Ишше все на чесно́м да наедалисе;
Ишше все на пиру да пьяны, ве́сёлы.
Ишше красно-то нашо было солнышко,
Ище князь-о Владимер стольне-киевской,
Он ведь ходит-то всё сам веселёхонёк,
25 Говорит-то он и сам да таковы слова:
«Уж вы кушайте, кушайте, пейте, ешьте вы,
Уж вы пейте и ешьте, сами хвастайте»;
А богатой-от хвастат золотой казной,
А бога́тырь-от хвастат могуто́й-силой,
30 Ище глупой-от хвастат молодой жоной,
Ишше умной-от хвастат родным батюшкой,
Да разумной-от хвастат ро́дной матушкой,
А ведь хитрой-от хвастат ро́дной се́стрицой.
Да Владимир-князь по полатушки всё похаживат;
35 Он ведь белыма руцюшками розмахиват,
Золотыма персьнями всё сам набрякиват,
Он русы́ма кудрями скоро́ натряхиват;
Ишше сам-то тому всё приговариват:
«Удивляюсь дву́ма братьицям всё Петровицям,
40 Всё Петровичам, братьичам я Бродо́вичам:
Почему же вы, братьица, всё не хвастайте?»
Говорят скоро братьича таковы реци:
«Уж ты гой еси, кра́сно ты нашо солнышко,
Уж и ласковой князь да ты Владимир же!
45 Ише нецим же нам да во́всё хвастать-то;
Ишше тем-то ведь разве всё мы похвастам-то,
Да своей-то похвастам родной сёстрой,
Ище душочкой Настасьёй всё Петровной-то:
Да сидит у мня се́сьтриця родимая,
50 Как сидит она в высоком-то новом те́реми.
Ай сидит она за многима за заморьскима,
За заморьскима сидит она за замоцьками, —
Шьчобы красно ей солнышко не за́пёкло,
Шьчобы буйныи ветры да не завеели,
55 Шьчобы народ люди добрыи не увидели,
Шьчобы руськии могуции ей бога́тыри,
Вси дородьни-ти ей добры молодцы».
Тут скорёхонько ставаёт-то на ножки дородьнёй доброй молодець,
Ишше руськой-от сильнёй-от всё бога́тырь-от
60 Шчо по имени Алёшинька всё Поповиць млад:
«Вы не хвастайте, два братёлка два родимого,
Два Петровиця всё вы два Бродо́виця,
Вы не хвастайте родимой-то своей се́стрицёй:
Хошь сидит у вас за крепкима за замоцьками,
65 Шьчо поста́влёны крепки-ти верны караульшицьки,
Нечево-то про то они не знают тут:
Я хожу-то к родимой-то к вашой се́стрици,
Я ко душоньки к Настасьи-то всё к Петровны-то,
Я хожу-то к ей ведь я не по белым дням,
70 Я хожу к ей в вец́е́рях, в полно́ць да ноцьки тёмною;
Приду, брошу комоцик я снежку белого
Во ее́ косе́сцято во окошоцько;
Отьпират мне-ка окошоцько всё косесцято,
Запускат миня в окошоцько потихошеньку,
75 Шьчобы не знали бы, братьиця всё Петровичи,
Всё Петровичи, братьиця вы Бродовици».
Ище тут-то ведь братьицям за беду́ стало́,
За надсмешоцьку вели́ку им показалосе;
Они брали из нага́лишша всё булатен нож
80 Да кинали в Алёшеньку в Поповиця;
Да Алёшенька был-то ведь всё хитёр-мудёр,
Да Поповиць-от был у нас всё догадлив он:
Он подвинулсэ во леву-ту он стороноцьку —
Пролетел етот ножик у ёго о руцьку правую.
85 Тут скакал-то старая всё стариньшина,
Ише тот ли казак да Илья Мурамець,
Илья Мурамець всё да сын Ивановиць;
Он ведь скоро говорил-то им таковы реци:
«Уж вы гой еси, братьиця Петровици,
90 Вы Петровици, братьича всё Бродовичи!
Не стыдитесь стыду, стыду, братцы, се́стрина,
Не пристыдили шьчобы́ вас молоды жоны!»
Не досиживали тут всё пиру Петровици;
Они скоро брали́-то шляпы со спичецьки,
95 Они скоро молились всё Богу-Господу,
Они матери Божьёй да Богородицы,
Благодарили ведь ласкова князя-то Владимира
Со кнегиной с Опраксеей-то с Королевисьнёй;
Они кня́зям, боярам низко кланелись,
100 Енералам-то всим они, предводителям,
Они всем-то могуцим да всем бога́тырям;
Они только сердиты-ти были на Олёшеньку Поповиця.
Приежают они-то всё к широку́ двору;
Их стрецяют ведь ихны молоды жоны́,
105 Говорят они им-то всё таковы реци:
«Уж вы шьчо вы сегодне, вы братьиця Петровици,
Вы Петровици, братьиця всё Бродо́вици,
Уж вы скоро приехали со цёсна́ пиру?»
Как молцят они всё-то, им не сказывают.
110 Они скоро дожьдали́сь тут ноцьки тёмною,
Они стали-то к сестры́ всё к высо́ку те́рему;
Тут ведь пришло тому-ту в ноцьку времени;
Как пришли-то ведь братьиця под окошоцько,
Как кинали комоцик сне́жку белого.
115 Ище тут отпират скоро Настасьюшка окошоцько:
«Я прошу-то тебя-то, Олёшенька Поповиць млад,
Шьчо зайди ко мне теперь во высо́к тере́м
Шьчо попить-то, поесть мне с тобой, покушати;
У мня кушаньё севодне всё приготовлёно».
120 Тут нейдёт к ей в окошоцько всё Олёшенька;
Говорит-то она всё таки реци:
«Поцёму осердилсэ ты на меня-то всё?»
Тут ведь скоро загремели замоцьки крепкия;
Как приходят родимы ’е[117] всё братьиця;
125 Ище брали они всё ей за русу́ косу,
Да хотят ей вести-то ей во чисто́ полё,
Отрубить у ей по плець хотят буйну голову.
Уж как вывели ей братья на широкой двор;
Да Настасьюшка сле́зно всё уливаитц́е,
130 Как Петровна-то плацёт, как река идёт,
Как река-та идёт да как руц́ей бежит;
Во слёзах-то говорит она таковы реци:
«Уж вы гой еси, родимы вы милы братьиця!
Не могите миня вы скоро рубить-казнить,
135 А не можно ли миня-то всё помиловать?
Вы не бойтесь моего-то всё стыду се́стрина,
Вы побойтесь своёго-то вы стыду женина!
Росскажу-ту я про ваших молодых ведь жон:
Не своим-то умом его я приглашала тут;
140 Мне дозволили ваши всё молоды жены
Пригласить мне-ка Алёшеньку-свет Поповиця;
Потому они велели, шьчоб я вам не сказала про их:
Вы постойте, покараульте у своих у молодых ведь жон —
145 Изменили вас, братьиц́ей всё Петровиц́ей:
Как ведь старша-та любит Цюрила-света Пле́нковиця,
Как за то ево любит — за походочку,
Как походочка ево да очунь модная;
А веть младша-та любит — скажу я тебе, братёлко, —
150 Пересьмяки-то родимого всё племянницька,
За ухватку ево любит богатырьскую,
За красу-ту ево любит молодецькую».
Ише скоро про то-то всё роздёрнулось,
Как доходит до Олёшеньки Поповиця,
155 Шьчо повозят Петровици родну́ сестру,
Шьчо отсе́кци хотят у ей буйну голову.
Тут пришол-то Олёшенька всё Поповиць млад:
«Не секите-ко у Настасьюшки буйну голову;
Вы отдайте-тко Настасьюшку за миня заму́ж».
160 Они скоро ёму ниско поклонилисе:
«Ты бери-тко, Олёшенька ты Поповиць млад,
Ты бери у нас Настасьюшку с ц́ести, с радости,
Ты избави от стыду-ту от великого».
Ишше тут ведь Олёшенька поехал с Настасьюшкой во Божью́ церковь;
165 Принимали они-то скоро закон Божий,
Обдержали они скоро по злату веньцу;
Да повёлсэ у их тут пир на радости;
Посьле етого пиру́ домой приежают тут.
Как уехали Петровичи во чисто́ полё;
170 Испытать они хотят своих молодых всё жон.
Они жили во по́ли трои сутоцьки;
Приежают в полноць-ту ноцьки тёмною;
У большой седит Цюрилушко всё Пле́нковиць,
У меньшой седит Пересьмя́кин родной племянницёк.
175 Говорит-то Цюрилушко таковы реци:
«Уж ты гой еси, Пересьмякин всё племянницёк!
Нам ведь полно сидеть долго, проклаждатисе!
Мы гостим ведь, сидим у их третьи сутоцьки:
Не прошла шьчобы весть, не пронеслась-то ведь
180 Как до тех ли Петровиц́ей до Бродо́виц́ей.
Мы пойдём-ко домой, разьве станем собиратисе».
Говорят-то всё ихны молоды жоны:
«Не приедут сёгодне наши Петровици,
Не приедут сёводне наши Бродовици».
185 Как Петровици-Бродовици всё во ту пору —
Проговорили у их кони язы́ком человец́еским:
«Вам ведь полно, Петровици, спать в белы́х шатрах!
У вас в доми всё сделалось нешчасьицё:
Изменили ваши вас-то всё молоды жоны́,
190 Пригласили к себе-то дружков милыих:
Во перьвы́х-то Цюрилушко госьтит Пле́нковиць,
Во вторых-то госьтит Пересьмякин млад племе́нницёк».
Недосуг тут Петровицям розговаривать;
Они скоро-то тут да всё поехали;
195 Как идут-то скоро́ они в новы горьници.
А Цюрилушко-то всё он был хитро́й-мудро́й,
Он хитро́й-от, мудро́й все был догадьливой;
Он охвоць ходить за бабами был, за девками;
Он ведь скоро брал со спицьки пухову́ шляпу, —
200 Он услышал топот всё кониную;
Он выскакивал косисцятым всё окошоцьком,
Он бежал-то Цюрилушко всё ведь Пле́нковиць,
Он оставил перцятоцьки всё шолко́выя.
Пересьмякин-от был да всё племянницёк
205 Молодёхонёк был ише всё глупёхонёк;
Тот сидит-то, сидит, с има розговариват.
Да пришли-то всё братьиця тут Петровици,
Да схватали дородьня-та добра молодца,
Как схватали ёго-то за белы́ руки;
210 Богатырь-от был-то всё пресильния —
Розмётал-то всих братьиц́ей Петровиц́ей,
Выбегаёт на широ́ку-ту светлу улоцьку.
Они брали своих-то молодых всё жон —
Как узнали Цюрилушка по перцятоцькам, —
215 Да срубили у их взели буйны головы.
С того горюшка было, ведь с той круцинушки
Шьчо лишились ведь города, славна Киева,
Записались во город-от во Ц́ернилов-от;
Они стали поживать там, всё здрастовать.
8. ПОТЫК[118]
Ай ведь было во славном городи во Киеви,
Шьчо у ласкового князя у Владимера;
Ай ведь было жило у его всё три бога́тыря,
Три того ли всё три брателка крестового:
5 Во перьвы́х-то жил Добрынюшка Никитиць млад,
Во вторых-то жил Алёшенька Попович млад,
Во третьи́х-то жил ведь По́тык-от Михайло сын Ивановиць.
Говорил-то князь Михайлу, всё росказывал:
«Поежай-ко ты, Михайлушко, в чисто́ полё,
10 Уж ты молодой мой Потык, ты Михайло сын Ивановиць
Постреляй-ко хоть ты мне да белых ле́бедей».
Тут как скоро-то Михайло свет Ивановиць
Он ведь скоро-то выходит всё из-за дубова́ стола,
Он ведь скоро-то бежит всё на конюшин двор;
15 Он сидлал-то своево ведь коня доброго,
Он ведь скоро тут поехал во цисто́ полё;
Ишше брал-то он всё стрелоцьки калёныя;
Он завидял всё на тихой-то на за́води,
Он завидял лебёдушку всё белую:
20 Ета беленька лебёдка — золото́ перьё,
Золото у ей перьё, крыльё́ серебряно,
Голова-та усажо́на скатным жемцюгом.
Воспрого́ворит всё Потык-то Михайло свет Иванович:
«Я не буду-то стрелять етой лебёдочки,
25 Я не буду всё ей да я кровавить-то;
Не могу ли изымать ею́ живу́ в руки,
Увезти мне-ка живу князю Владимиру».
Он не мог-то поима́ть да ей живой в руки;
Он ведь скоро натяга́ёт Потык-то Михайло сын Ивановиць,
30 Натягаёт он у стрелки скоро ту́гой лук,
Он ведь хоцёт постре́лить-то эту лебёдушку;
Тут спрого́ворит лебёдушка язы́ком человечеським:
«Уж ты гой еси, ты Потык же Михайло сын Иванович!
Не стреляй-ко ты миня, всё белой лебеди:
35 Пригожусь-то я к тебе да всё во всё время».
Тут Потык-то Михайло всё Ивановиць
Он-то ей да пожалел да всё постре́лить-то,
Полетела-то лебёдочка ко Почай-реки;[119]
Поехал ведь Потык-то Михайло свет Ивановиць
40 Как за етой за белой вслед лебёдушкой.
Не лебёдушка летат-то тут — Овдотья Лиходеёвна;
Прилетела-то Овдотья на крут бе́режок,
Розьвернулась-то Овдотья красной девицёй;
Приежает-то ведь Потык-то Михайло свет Ивановиць.
45 Обнимат она Потыка Михайла всё Ивановиця,
Обнимает она ево всё за белу́ шею,
Чёловала ево в уста в саха́рния:
«Ты возьми, возьми-тко, Потык ты Михайло сын Иванович,
Ты возьми, возьми миня Овдотьюшку-ту за сибя заму́ж!»
50 Ишше тут-ито ведь Потык-то Михайло всё Иванович
Ишше он ведь тут ведь всё на ей сосваталсэ.
Тут садилсэ всё Потык-то Михайло всё Ивановиць,
Он садилсэ на своёго коня доброго,
Он поехал ведь Потык-то Михайло всё Ивановиць
55 Да поехал ведь он да в красён Киев-град
Ко своёму-ту ко ласковому князу ко Владимиру.
Овернулась тут Овдотья Лиходеёвна,
Овернулась-то она да белой лебедью,
Овернулась — полетела-то да переди́ его.
60 Ишше едёт Потык-от Михайло всё Ивановиць,
Мимо едёт Овдотьюшкин высок терём:
Сидит-то тут Овдотья Лиходеёвна,
Шьто сидит-то под косисьцятым окошоцьком.
Приежает ко князю ко Владимиру;
65 Он навёз-то тут ёму всё гусей, ле́бедей
Да пернасц́етых-то мелких утоцёк.
Говорит-то тут ведь Потык-от Михайло всё Ивановиць:
«Уж ты красно моё солнышко Владимир-князь,
Ты Владимир, ты князь мой стольнё-киецькой!
70 Ты збирал-то пир да для троих для нас,
Для троих для нас збирал, для трёх могуциих бога́тырей».
Говорит-то тут Потык-от Михайло всёИвановиць,
Как ведь говорит-то всё князю Владимиру:
«Собери-ко-се ты, князь, ты пир да одному мне-ка:
75 Я составалсэ ведь на Овдотьи Лиходеёвны;
Зазвонят ведь как вец́ерьни-ти позды сёгодни-то,
Мы тогда пойдём с Овдотьёй с Лиходеёвной
Во Божью́-ту мы ц́ерковь пойдём венцятисе»
Ай тому-то ведь Владимир-князь всё рад ведь был,
80 Он ведь рад ведь был тому раде́шенёк.
Ишше светёл-от день пошол ко вецёру,
Ишше красно-то солнышко пошло ко западу;
Зазвонили тут вец́ерни-ти ведь во Божьи́х ц́ерьквах;
Тут ведь Потык-от Михайло сын Ивановиць
85 Пошол-то Потык ведь свет Михайлушко в Божью́ ц́ерковь;
Нередилась тут Овдотья Лиходеёвна
Да пошла же она да во Божью́ ц́ерковь.
Как ведь отслужили-то позды́ вец́ерьни-то,
Говорил-то Потык-то Михайлушко Ивановиць,
90 Говорил-то всё отцам, попам соборныим:
«Повенчайте-тко вы нас с Овдотьюшкой с Лиходеёвной».
Говорила тут Овдотья Лиходеёвна:
«Уж ты гой еси, Потык ты Михайло всё Ивановиць!
Мы положим разве заповедь великую:
95 Впереди-то мы умрём которой один одно́го-то,
Шьчобы к мёртвому живого закопать в земьлю».
Положили они заповедь великую
Перед той ли они да во Божьё́й ц́ерьквы,
Как при тех ли отцях, отцях духовныих,
100 Шьчо при тех ли при приц́етьницьках ц́ерьковныих.
Овенцялсэ тут Потык-то Михайло сын Ивановиць
С молодой-то со Овдотьёй Лиходеёвной;
Приходят они всё из Божьё́й ц́ерькви.
Ише князь-от был Владимир всё радёхонёк,
105 Всё радёхонёк был он, веселёхонёк;
Он сади́т-то новобрачных, всё усаживат;
Ишше По́тыка Михайла всё Ивановиця
Он со той ли со Овдотьёй с Лиходеёвной
Он усаживал в полаты их за дубовы́ столы;
110 Повёлсэ тут у их всё пир наве́сели.
Они жили немного — только по́лгода;
Незамо́гла-то тут Овдотья Лиходеёвна;
Она вецёром незамогла, утром представилась.
Тут пошол-то скоро Потык-от Михайло все Иванович,
115 Он пошол-то тут да всё к попам соборныим;
Он зьделали могилу всё больши́ньскую,
Повалили Овдотьюшку всё ме́ртву в гроб,
Повалили тут Потыка Михайла все Ивановиця;
Подли бок-то поставили к ёму добра́ коня.
120 Говорит-то князь Владимир таковы реци:
«Уж вы гой еси, попы, отцы соборныя!
Я не дам-то Михайлушка лёжи́ть с Овдотьёй Лиходеёвной;
Повалите вы Овдотью всё едну вы в гроб,
Положите на Овдотью полосу железную,
125 Посадите вы Потыка Михайла со добры́м конём,
Положите вы ёму да саблю вострую;
Уж поставлю я к могилы крепких караульшицьков».
Закрывали с могилы[120] их решотоцькой железною;
Как ведь жолтым-то песоцьком не зарыли-то;
130 По роспореженьицю всё ведь было по хорошому,
По хорошому да всё по хитрому
Всё по хитрому было́, по мудрому:
Тут поставил он крепки́х всё караульшицьков.
Со шести было ц́есов да до двенадцети,
135 Приполазала тут зьмея к Потыку Михайлу всё Ивановичу;
Напустила тут Овдотья Лиходеёвна
Волшесьтвом она своим да зьмей-то лютыих;
Загрызьли-то у Потыка Михайла у Ивановича,
Ай хотят они отрысьть да ручки белыя.
140 Он хватил тут Потык-то Михайло всё Ивановиць,
Он хватил свою скоро́ востру́ сабьлю,
От отц́ек-то у змее́й да буйны головы.
Забрецяла полоса-та всё железная;
Заскрыпела тут зубами всё Овдотья Лиходеёвна.
145 Перепалсэ у Потыка у Михайла у Ивановиця доброй конь;
Он выскакиват из матушки сырой земьли,
Он выхватывал ногами своего хозяина;
Прого́ворил-то конь язы́ком человец́еским:
«Притопцю возьму Овдотью Лиходеёвну!»
150 Притоптал-то он в земьли, в гробу Овдотью Лиходеёвну;
’достали-то присек Потык-то Михайло всё Ивановиць,
Он присек ей, прирубил взял на мелки́ части:
«Не жона была Овдотья мне-ка Лиходеёвна,
Не жона мне-ка была — всё ерети́ця-та проклятая!»
9. ДУНАЙ СВАТАЕТ НЕВЕСТУ КНЯЗЮ ВЛАДИМИРУ
Ай во славном было городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимира
Заводилсэ-зациналсэ стол, поц́есён пир
Ай на тех ли на князьей, бояр да всё богатыих,
5 Шьчо на тех ли на купц́ей-гостей торговыих,
Ай на руських на сильних на бога́тырей,
На хресьян-то всё на бедных, на прожитосьних.
Ишше вси на пиру да напивалисе,
Ишшо вси на чесном да наедалисе,
10 Ишше вси на пиру-ту приросхвастались:
Ай богатой-от хвастат золотой казной,
Ай бога́тырь-от хвастат могуцё́й силой,
Ай ведь глупой-от хвастат молодой жоной,
Неразумной-от хвастат родимо́й сёстрой.
15 Ай Владимир-князь по полатоцькам похаживат,
С ноги на́ ногу ведь всё он переступыват,
Он сапог-то о сапог сам поколачиват,
Он ведь жолтыма кудьрями принатряхиват,
Он ведь белыма-ти ручками розмахиват,
20 Золотыма персьнями принашшалкиват;
Ишше сам он говорит да таковы реци:
«Ай во Киеви во городи все у нас да добры молодцы,
Добры молодцы-ти вси у нас поже́нёны,
Красны де[в]ушкиа вси заму́ж пода́ваны;
25 Я холо́с один живу-ту, князь Владимир-от,
Я холо́с-то всё живу да нежонат слыву.
Ище хто бы мне-ка выбрал бы из вас бы мне обручницу,
Да обручницу выбрал, красну девицу,
Шьчобы походочка у ей была пави́нная,
30 Ти́ха речь-то бы у ей да лебединная,
Ишше брови-ти у ей да цёрна соболя,
Цёрна соболя шьчобы у ей сибирчкого,
Ясны оци-ти у ей да я́сна сокола,
Ясна сокола у ей да всё заморьского,
35 Шьчобы лицико — поро́шки снежку белого,
Ягодиночки в лици да маку красного;
Шьчобы ростом-то она была нема́ла и умом свёрсна,
Шьчобы было бы кому да поклонятисе,
Шьчобы было бы кому да покорятисе,
40 Шьчобы было бы кого мне-ка кнегиной звать?»
Тут как бо́льшей-от хоронитце за среднёго,
Ише среднёй-от хоронитце за ме́ньшого;
Ай от ме́ньшого Владимиру ответу нет.
Как в ту-ту всё пору было, во то время
45 Тут выходит-выступает доброй молодець
Шьчо по имени Дунаюшко Ивановиць;
Из-за тех ли всё скамеёк белодубовых,
Из-за тех ли из-за столов да всё дубо́выих,
Из-за тех ли из-за скатертей шелко́выих
50 Тут выходит-выступает доброй молодець
Да по имени Дунаюшко Ивановиць.
Наливат ёму Владимир цяроцьку всё зелена́ вина,
Зелёна́ ёму вина всё полтора ведра;
Выпиваёт тут Дунай да на единой дух;
55 Наливаёт он ему всё пива пьяного;
Принимает Дунай да едино́й рукой,
Выпивает Дунай да на еди́ной дух;
Наливаёт Владимир-князь да мёду сладкого,
Мёду сладкого ему да полтора ведра;
60 Выпивает Дунай да на единой дух.
Ише стал тут Владимер-от выспрашивать:
«Уж ты гой еси, Дунаюшко Ивановиць!
Ты не знашь ли да ты мне всё обручници,
Ты обручници мне, да красной девици,
65 Ай походоцька шьтобы была пави́нная,
Тиха рець-та у ей да лебединная,
Ай ведь брови-ти у ей да цёрна соболя,
Ише оци-ти у ей да ясна сокола,
Шьчобы лицико — порошки снежку белого,
70 Во лици у ей ведь я́годинки маку красного;
Шьчобы было кому да покоритисе,
Шьчобы было кому да поклонитисе,
Шьчо былоб кого мне-ка кнегиной звать?»
Говорил-то тут Дунаюшко Ивановиць:
75 «Я ведь знаю, князь Владимир, тебе красну девицю,
Я во том знаю во Ця́хови, во Ля́хови
У того ли короля всё Ляхоми́ньского;
А ведь есь его две доц́ери любимыих:
Да одна-та доць Настасья Королевисьня,
80 Полениця она всё приуда́лая; —
Не тебе-то та — жона, не тебе та ведь;
А друга-то доць есь Опраксе́я Королевисьня:
Ай сидит она за тридеветь замоцьками заморьскима,
Шьчобы красно-то ей солнышко не о́пёкло,
85 Шьчобы буйны-ти ветры не завеели,
Шьчобы народ ей, люди добры не увидели».
Говорил-то Владимир-князь да стольне-Киевской:
«Ты бери-ко-се, Дунай да сын Ивановиць,
Ты бери-ко-се у мня да золотой казны,
90 Ты бери-ко-се ты силы скольки надобно».
Говорит-то Дунай да таковы реци:
«Уж ты ѓой еси, кра́сно наше солнышко,
Ты Владимир ведь князь всё стольнё-киевськой!
С богато́й-то мне казной да не купить будёт;
95 Мне-ка дай тольки два братёлка крестового,
Мне крестового два братёлка названого:
Мне того ли Добрынюшку Никитиця,
Мне того ли Олёшеньку Поповиця».
Они скоро собрались, скоро́ поехали.
100 Приежают к королю всё к Ляхоми́нскому;
Тут веде́тц́е у короля-та всё поц́е́сен пир.
Ай оставил-то Добрынюшку Микитиця,
Он оставил Олёшеньку Поповиця
Оставил братьиц́ей крестовых-то
105 Он ведь тут у короля на широко́м двори;
Тут пришол Дунаюшко к королю-ту на ясны́ оци.
Говорит-то король да таковы слова:
«Добро жаловать, Дунаюшко Ивановиць!
Ты пошьто же пришол, пошьто приехал к нам:
110 Ты служить-то ли ко мне по-старому,
Ай по-старому служить ко мне по-прежному,
Или по силушкой пришол ты под меня разьве с великою,
Разьве скорым послом ты ко мне послан-то?»
Говорит ему Дунай да таковы реци:
115 «Не служить-то я к тебе да верой правдою,
Не послом-то я к тебе да пришол посланый,
Я пришол к тебе, приехал сватом свататьц́е
За своёго-то за красного за солнышка,
За того ли я за князя за Владимира».
120 Говорил ёму король да таковы слова,[121]
Наливал-то ёму цяру зелёна́ вина,
Зелёна́ ёму вина да полтора ведра;
Выпивал Дунай да на единой дух.
Наливал ему да пива пьяного;
125 Выпивал Дунай да на единой дух.
Наливал ёму мёду сладкого;
Как ведь попивалв Дунай да мёду сладкого.
Ише стал-то Дунаюшко всё веселёхонёк.
Говорит-то он королю да второй након,
130 Говорит он королю да во трете́й након:
«Ты отдай, отдай, король да Ляхоминьскойг ты,
Ты отдай-ко-се свою-ту доць любимую
Ишше ты ли Опраксею Королевисьню
Ты за нашого за красного за солнышка,
135 За того ли всё за князя за Владимера!»
Говорит-то король да Ляхоминьския:
«Не отдам-то Опраксеи Королевисьни:
Опекат-то он всё куци всё назёмныя;
Я ишше́ слыхал у вас про князя про Владимира,
140 Белото́й-то он всё как коте́льня-та прига́рина».
Тут не лютоё зе́льё розгорелосе,
Богатырьско-то серьцё проскрипелосе;
Он хватил-то всё тотарина тут за́ ноги;
В одну сторону махнёт — вали́тц́е улицёй,
145 Шьто в другу-ту он махнёт — да переулками.
Засьвисьтел-то тут Дунаюшко во турей рог;
Тут наехали два брателка крестовыи:
Как перьво́й-от всё Добрынюшка Никитиць млад,
Шьчо другой-от Олёшенька Поповськой сын;
150 Они за́чели-то бить со старого до малого.
По подстоликам король-от всё туле́итц́е,
Куньей шубоцькой король всё прикрываитц́е.
Говорит-то Дунай да таковы реци:
«Ты не бойсе-ко, король всё Ляхоминськыя!
155 Не убьём-то мы тебя да зберегём мы всё».
Тут ставаёт всё король, король скорёхонько;
Он ведь кланелсэ Дунаюшку низёхонько:
«Уж ты го́й еси, Дунай да сын Ивановиць!
Ты бери-ко Опраксеюшку у мня да с ц́есьти, с радосьти;
160 Ты оставь мне-ка силы хоть на се́мяна».
Тут как скоро Дунаюшко-то приступил к замкам заморьскиим,
Он прибил-то всё ведь крепких караульщиков,
Притоптал-то он ведь вси замки заморьския.
Опраксеюшка скоцила на резвы́ ноги
165 Со того ли со стула рыта бархата:
«Я кого-то, как кого теперь увидяла!
Я того ли всё Дунаюшка сына Ивановиця».
Он тут брал-то Опраксеюшку всё за праву́ руку,
Он за те ли ей за перьсни за злацёныя,
170 Он повёл-то Опраксею на широкой двор;
Как Опраксею-Королевисьню он на руках несёт,
Ище́ сам он по се́ням-то в крови да до колен бредёт.
Тут поехали они да в красён Киев-град
К тому ли ко ласковому князю ко Владимиру;
175 Приежали они да в славной Киев-град.
Принимали с Опраксеей-то Владимир по злату́ венцю;
Как повёлсэ тут у их на радосьти поц́е́сён пир,
Да поц́е́сён у их пир да тут на весь на мир,
На кнезье́й у их да всё на бо́яров
180 Да на сильних на могуцих на бога́тырей,
Тут на трёх-то всё на братьиц́ей крестовыих:
На того-ли на Дунаюшка сына Ивановича,
На того ли на Добрынюшку сына Никитиця,
Шьчо на того ли на Олёшеньку да на Поповиця.
10. ЖЕНИТЬБА ДУНАЯ
Ише был-то жил Дунаюшко да он не в Киеви,
Ай не в Киеви жил, всё не в Ц́ернигови,
Жил во матушки, жил в славной камянно́й Москвы.[122]
Тут задумал Дунаюшко женитисе,
5 Он задумал-то женитьц́е не у князя, всё не у боярина,
Он во той ли проклято́й Литвы поганою
У того всё короля у Ляхоминьского.
Говорил-то Дунай да таковы реци,
Он тому ли всё Ильи, да Ильи Мурамцю:
10 «Я ведь сам-то — бога́тырь да я присильния, —
Я возьму себе ведь полени́цю преудалую,
Я ли ту возьму Настасью Королевисьню».
Тут поехал скоро всё Дунай у нас,
Всё Дунаюшко поехал сын Ивановиць,
15 Он поехал к королю да к Ляхоминьскому;
В чисто́м поли увидел и́скопы глубокия
У того ли всё коня да богатырьского;
Он ведь сам-то говорит да таковы реци:
«Досмотрю я топере, хто же езьдит во чисто́м поли».
20 Тут ведь езьдит всё ведь полениця приуда́лая
А по имени Настасья Королевисьня.
Они сьехались с Настасьюшкой да всё ударились;
О́ни друг дружку до больня́ не ранили;
Они стали тут сошли всё со добры́х коней;
25 Тут у Дунаюшка-та силушки мало́ стало;
Закрыцял-то он стару всё стариньшину,
Ай того ли он ведь ста́рого всё Илью Мурамця:
«Пособи ты мне-ка, братёлко крестовой мой,
Побороть мне полени́цю приуда́лую».
30 Говорит-то Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець да сьвет-Ивановиць:
«Шьчо не ц́есь эта́ хвала да молодецькая,
Шьчо не выслуга эта богатырьская —
Нам бороть-то двум могуцим всё бога́тырям
35 А едну-ту полени́цю преуда́лую».
Опознала у Дунаюшка Настасьюшка всё золотой перьстень, —
Подарила-ту Дунаюшку ведь всё Ивановицю,
Ай когда-то он ведь жил у их во клюсьницьках;
Говорила Настасья таковы реци:
40 «Уж ты гой еси, Дунай, Дунай Ивановиць!
Ты кабы́ был не Дунаюшко, я тебе бы не ува́жила,
Поборола бы ведь я да добра молодца,
Досмотряла бы твоё-то ретиво́ серьц́е».
Говорит-то Дунай всё таковы реци:
45 «Уж ты ѓой еси, Настасья Королевисьня!
Ты поедем-ко со мной в матушку в камянну́ Москву[123]
Уж мы примем с тобой да по злату веньцю».
Говорит-то тут Настасья Королевисьня:
«Я нейду-ту, Дунаюшко, всё я теперь да за тебя заму́ж;
50 Мы поедём-ко, сьездим к батюшку родимому,
Ко тому ли королю всё к Ляхоминьскому;
Нас просватат токо батюшко родимой мой».
А приехали они к королю всё к Ляхоминьскому.
55 Говорит король Дунаю таковы реци:
«Мне-ка хто ли ну́жон, дак тот и сам пришол;
Ты пришол ко мне, дородьнёй доброй молодець,
Послужить ко мне пришол ли верой-правдою,
Верой-правдою ко мне ты неизменною,
60 Всё по-старому пришол ко мне, по-прежному,
Ишше всё ко мне пришол ты по-досельнёму?»
Говорит ему Дунай да сын Ивановиць:
«Я пришол-то к тебе да не служить теперь,
Не по-старому приехал, не по-прежному;
65 Я приехал к тебе да всё как свататьц́е
Я на душоцьки Настасьи Королевисьни.
Ты отдай-ко-се Настасьюшку всё за миня заму́ж;
Увезу-ту я Настасью на сьвяту ей Русь,
На сьвяту-ту я Русь, да в камянну́ Москву». —
70 Тут ведь говорит ёму король да таковы реци:
«Не отдам-то я Настасьи Королевисьни:
У мня хто тогды на королевсьви-то будёт, останитце.
Как Владимир-от увёз князь Опраксею на сьвяту ведь Русь.
Ты пойди-ко ко мне жить на моё королесьвицё».
75 «Не отдашь ты токо мне-ка Настасьи с ц́есьти, с радосьти,
Я убью у тя со старого и всех до малого.
Как Настасья Королевисьня давно ведь мне посваталась;
Подарила мне дородьню добру молодцу
Со право́й-то со руки да золотой персьте́нь;
80 Опраксеюшка была тогды ише́ глупёхонька,
Королевисьня была всё молодёхонька,
Я ведь жил-то у тебя когды, король, во клюцьницьках,
Дру́го три года я жил у тя да всё играл во гу́сельци,
Утешал-то я любимых-то твоих две доц́ери:
85 Я в перьвы́х-то всё Настасью Королевисьню,
Во вторых-то Опраксею Королевисьню, —
Я дёржал тогда Настасьюшку-ту на своих коленях богатырьскиих».
Засадил-то взял Дуная в тёмну те́мницю.
Говорила тут Настасья Королевисьня:
90 «Ты подай-то, подай, батюшко, всё золоты́ клюци;
Отомкну-то я Дуная всё Ивановиця;
Я пойду-то за Дуная за ёго заму́ж,
Я ведь еду со Дунаём на сьвятую Русь,
Я во матушку еду в камянну́ Москву».
95 Говорит-то король да таковы реци:
«Ты поди, поди, Настасья Королевисьня,
Ты без драки-то поди бес кроволитною».
Отмыкала-то она ведь скоро тёмну те́мницю,
Выпускала Дуная на белой сьвет;
100 Они скоро собрались да тут поехали.
Приежают во матушку да в камянну́ Москву,
Принимают с Настасьёй по злату веньцу;
Собирает Дунаюшко поц́есён пир,
Он зовёт то всё князя всё Владимера
105 Со кнегиной Опраксеёй Королевисьнёй;
Да пиры-ти велись у их на радосьти равно́ полгодику;
Шьто во Киеви пируют, в камянно́й Москвы.
На пиру-ту Настасьюшка росхвасталась,а
Говорила она да таковы реци:
110 «Уж ты ѓой еси, Дунай да сын Ивановиць!
Отнеси-ко-се ты да всё злацён перьстень
Шьчо за ту ли всё за версту за мерную;
Я ведь стрелю всё из стрелоцьки калёною,
Я росьстрелю — вы ведь свесьте мой да золотой перьсте́нь, —
115 Некото́ра полавиноцька не больше-то будёт одна другой».
Отнесьли-то ведь ей всё золотой перьстень;
Она пе́рьстень-от тут да все росьстрелила;
Половиноцьки-ти на веска́х уверили,
Всё уверили, да они сьвесили; —
120 Шьчо одна-та другой не тяжелее всё, не лекц́е тут.
Ишше тут ведь Дунаюшку всё за беду стало,
За натьсмешоцьку вели́ку показалосе;
Он ведь хоцёт вести Настасьюшку всё во цисто́ полё.
Говорит ёму Настасья Королевисьня:
125 «Уж ты ѓой еси, Дунай да сын Ивановиць!
Не стрелей-ко ты меня, всё не ухаживай:
У мня есь ведь во у́тробы всё засеяно
Шьчо два мла́дого два ясного два сокола,
Шьчо два руського могуцёго бога́тыря;
130 По локо́т-то ведь я их да руцьки в золоти,
По колен-то ведь у их да ножки в се́ребри.
Ты хоть будёшь стрелять миня, Дунай да сын Ивановиць,
Ты ведь перьву-ту стрелоцьку не до́сьтрелишь,
Ты другу-ту ведь стрелоцьку пере́стрелишь,
135 Ишше третья-та стрелка — мне-ка в ретиво́ серьцё.
Ты просьти миня, Дунай да сын Ивановиць,
Ты просьти, просьти вины́ все виноватую!
У мня волосы, у бабы, до́лги, ум коро́ток всё».
Не принимает розговоров, не прошшаёт ей;
140 Он отьвёз-то тут Настасью далеко́ от города да от Москвы-то всё,
Он ведь перьву-ту стрелоцьку не до́сьтрелил,
И другу-ту стрелоцьку пере́сьтрелил,
Ай третью́-ту стрелку — ей всё в ретиво́ серьцё;
Он ведь скоро роспорол у ей всё груди белыя,
145 Досмотрял у ей в утробы ясных со́колов,
Шьчо два ясного два сокола у ей в утробы-то,
Шьчо два руського роди́лось бы могуцёго бога́тыря:
По локо́ть-то у их ручьки в красном золоти,
По коленям у их ножки в цистом се́ребри.
150 Как с того-то всё горя Дунаюшко с великого
Он скавал себе два ножицька укладныих,
Зокололсо он на ножицьках булатныих;
Ишше сам-то он сказал да всё таки реци:
«И лёжит-то где Настасья Королевисьня,
155 Тут лёжи-ко ты, Дунай да всё Ивановиць,
Протеки-ко-се тут славная Дунай да рецька быстрая!»
11. СУХМАТИЙ (СУХАН)
Ай во славном было городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимера
Тут ведь было у ево собран понесен пир,
А поц́есён-то пир всё на весь-от мир,
5 На князьей-то было, всё на бо́яров,
На сильних, могучиих бога́тырей,
Ишше все на пиру да напивалисе,
Ишше вси на чесном да наедалисе;
На пиру-ту вси сидят да они хвастают:
10 Ишше глупой-от хвастат молодой женой,
А разумной-от хвастат ро́дным батюшком,
Разумной-от хвастат ро́дной матушкой.
Ай Владимер-от ведь по полатушкам похаживат,
Ишше сам он говорит да таковы слова,
15 Говорит своим могуцим всем бога́тырям:
«Ишше шьто у мня бога́тыри сидят не хвастают?
Я спрошу же у тибя, да доброй молодець,
Уж ты руськой сильнёй всё бога́тырь мой
Ише тот ли Сухма́тий-свет Сухма́тьёвич:
20 Ты не пьёшь-то у меня, сидишь не хвастаёшь?»
Говорит-то Сухматий-свет Сухма́тьёвич:
«Уж ты гой еси, ты красно наше солнышко,
Ише тот ли ты князь да всё Влади́мир-свет!
Я ведь тем разьве тебе теперь похвастаю,
25 Шьчо привезу я тебе лебёду́шку всё ис чиста́ поля,
Я неранену тебе, всё некрова́влёну,
Привезу тебе лебёдочку живу́ в руках». —
«Уж ты гой еси, Сухматий свет Сухматьёвич!
Привези мьне-ка лебёдушку-ту завтро ты по у́тру мне-ка ранному».
30 Он отходит тут скоро́ почесён пир;
Ище вси-ти с пиру́ скоро росходятце.
Тут выходит-то дородьнёй доброй молодець
Шьчо по имени Сухматий-свет Сухматьёвич,
Он выходит тут из-за столов-то белоду́бовых,
35 Из-за тех ли из-за скатертей шолко́выих,
Он ведь бьёт-то цёлом, кланеитце князю со кнегиною,
Шьто со той ли с Опраксеей с Королевисьнёй;
Он скоре́шенько седлат своёго ко́ня доброго,
Он берёт-то всё ведь саблю свою вострую;
40 Поежжает во чисто́ё полё доброй молодець,
Из циста́ поля на тихи всё на заводи.
Он не мок найти лебёдушки да не одной негде́,
Не найти их-то да он не на заводях,
Не на матушки не он не на Почай-реки.
45 Приехал дородьнёй доброй молодець:
«Эко горюшко мне теперь да добру молодцу!
Не поеду я во красён теперь в Киев-град,
Я поеду, съежжу я теперь всё ко Непре́-реки».
Приежает, свет, он ко Непре́-реки:
50 А ведь Непре́-то-река тече́т всё помутиласе;
Проговорила она всё с им язы́ком человеческим:
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець,
Уж ты сильнёй бога́тырь со сьвятой Руси,
Ты по имени Сухматий-свет Сухматьёвич!
55 Не гледи-тко на меня, на матушку Непре́-реку;
Погледишь ты на меня, да ты не бойсе всё;
Я ведь, матушка река, ис силушки повышла всё:
Там стоят-то за мной, за матушкой Непре́-рекой,
Стоит-то тотаровей поганых десеть тысечей;
60 Как поу́тру-ту они да всё мосты мосьтят,
Всё мосты́ они мосьтят, мосты кали́новы:
Они утром-то мосьтят — я ночью всё у их повырою;
Помутилась я, матушка Непре́-река,
Помутилась-то всё да я изьбиласе».
65 Тут поехал-то дородьнёй доброй молодець,
Он за матушку поехал за Непре́-реку́
По тому-ту всё по мо́сту по калинову;
Он ведь стал-то тотар да побивать да всё поежживать,
Он конём их стал топтать да всё на саблю востру брать.
70 Как один-то был идо́лишо поганоё,
Он стрелял-то всё в дородьня добра молодца
А в того ли-то в Сухматия Сухматьёвича;
Он направил свою всё калену́ сьтрелу,
Он просьтрелил у ево да всё как правой бок;
75 Ише вышла пуля-та всё в левой бок.
Тут ведь спал-то со добра́ коня дородьнёй доброй молодець
Ише тот ли Сухматий-свет Сухматьёвич;
Он ведь взял-то из травы да всё сорвал листков,
Он обкладывал листами всё раны свои кровавыя;
80 Он с того-то всё ише́ с горя великого
Он выде́рьгивал лесину из сырой земли,
Он как стал-то лесиноцькой посьвистывать,
Он ведь стал-то дубиночкой помахивать;
Он прибил-то ведь поганых всих тотар-то тут,
85 Не оставил он ведь силы всё на се́мяна.
Да восталось дубиночки-то всё один обломочёк;
Тут ведь скоро он садилсэ на добра́ коня;
Приежает ко городу ко Киеву,
Он ко ласковому князю ко Владимеру;
90 Ай выходит скоро князь ёго стрецять всё на широкой двор,
Говорит-то он ёму всё таковы реци:
«Ты привёз ли мне, дородьнёй доброй молодець
А по имени Сухматий-свет Сухматьёвич,
Ты привёз ли мне лебёдочку неранену,
95 Ты неранену лебёдочку, всё некрова́лену;
Ты живу́-ту мне в руках хотел привезьти да всё немёртвую?»
Говорит-то тут Сухматий-свет Сухматьёвич:
«Мне-ка было, моё ты красно солнышко,
Мне ведь было всё ведь тут не до лебёдушки:
100 Подошла-то тут силушка тотарьская,
Ай у матушки стоит всё у Непре́-реки,
Ай стое́ли тотар всё десеть тысец́ей,
Всё мосьтили мосты они калиновы;
Они утром-то мосьтят, да ноцью выроёт
105 Ишше матушка-та всё-то уж Непре́-река; —
Вода-та всё в реки да помутиласе.
Я изьбил-то ведь тут поганых всех тотар-то их,
Не оставил я ведь их силы́ на се́мяна».
Ай спрого́ворит ведь тут да нашо красно солнышко
110 Как Владимер всё, князь да стольне-киечкой:
«Посадите-ко дородьня добра молодца,
Ай во ту ево во те́мницю во тёмную; —
Ай пустым-то всё он хвастаёт, напрасным тут».
Посадили-то в темницю добра молодца.
115 Посылат скоро Добрыню́шку-ту всё ведь князь проведывать:
«Уж ты сьезьди-ко, Добрынюшка Никитич млад,
Сьезди, сьезди ты ко матушки к Непре́-реки,
Розышши-ко, росматри да силу битую».
А приехал Добрынюшка к Непре́-реки; —
120 Намошшоны тут мосты, мосты калиновы;
Ай прибита всё силушка тотарьская;
Да нашол-то Добрынёчка обломочёк,
Всё обломочёк нашол это́й дубиночки;
Он привёз-то князю всё на посмотреньичо.
125 Они свесили-то ету всё дубиночку, —
Потянула дубина девяносто пуд.
Говорил-то Владимер князь да стольнё-киевчькой:
«Вы отмыкайте-тко подите скоро тёмну те́мницю;
Уж я буду Сухматья-та Сухма́тьёвича,
130 Я ведь буду-ту ево да теперь ми́ловать,
Буду миловать ево да буду жаловать:
Надорю я ёму города да всё с посёлками».
Отмыкали-то ево да скоро те́мьну те́мьницю,
Выпускают-то дородьня добра молодца.
135 Ишше сильнёго могуцёго бога́тыря
Да того ли Сухматья-свет Сухма́тьёвича.
Говорят-то ему да всё росказывают:
«Уж ты ѓой еси, бога́тырь святоруськия
Ты по имени Сухматий-свет Сухма́тьёвич!
140 Да ведь хоцёт тебя князь Владимер, хоцёт миловать,
Хоцёт миловать тебя да хоцёт жаловать,
Подарить-то хоцёт город всё с посёлками».
Говорит-то тут Сухматей-свет Сухматьёвич:
«Не умел миня Владимир-князь ведь жаловать!
145 Я теперец́е поеду во чисто́ полё».
Он садилсэ тут скоро на добра́ коня,
Он поехал скоро во чисто́ полё;
Он приехал во чисто́ полё роска́тисто,[124]
Он отдёрнул-то листки от ран кровавых всё,
150 Говорил-то ведь сам да таковы слова:
«Уж ты ѓой еси, мои раны кровавыя!
Протеки-тко-се из ран да всё Сухма́н-река,
Шьчо Сухман-то протеки-тко, река быстрая
Хоть у беднаго дородьня добра молодца,
155 Хошь у руського могуцёго бога́тыря
У того ли у Сухматья-свет Сухматьёвича!»
Протекала тут ведь Сухман, да рецька быстрая,
Выбегала у ёго всё кровь горячая.
Наказал ише своёму ко́ню доброму:
160 «Уж ты конь, ты всё конь, моя да лошадь добрая!
Ты не стой, не плаць у тела богатырьского,
Ты поди-ко-се, беги да куды хошь поди,
Во луга ступай-поди да во зелёныя,
Ты питайсе-ко всё травой шелко́вою,
165 Ходи пей-ко-се ключо́ву-ту сьвежу́ воду
Шьто ис той ли ты из матушки Сухма́н-реки».
Ишше тут-то ведь Сухматью-свет Сухма́тьёвицю
Тут славы́-ти всё поют, да он представилсэ,
Он представилсэ, тут да всё преконьцилсэ;
170 Всё славы́ про то поют, всё в старина́х скажут.[125]
12. МИХАЙЛО ДАНИЛОВИЧ
А во славном было городи во Киеви
Там ведь жил-то сильнёй, могуцёй бога́тырь-от;
Ишше был-то у ево да цядо милоё,
Цядо мило у Данилушка, любимоё
5 Ишше на́ имя Михайлушко Даниловиць.
Он и стал-то Михайлушко ходить по улоцьки,
Он играть-то стал да всё с ребятками:
Он за рученьку возьмёт, дак руцьку выдерьнёт,
Он за ножоцьку возьмёт, дак ножку выдерьнёт,
10 Он за голову возьмёт, дак голова-та проць.
Тут многи́-ти люди всё стали оби́дитьц́е:
«Уж ты гой еси, Данило сын Игнатьёвиць!
Не спускай-ко ты Михайла на светлу улицю:
Он ведь много прибил у нас малых детоцёк».
15 Говорит-то Данилушко таковы реци:
«Не грубите вы серьця всё богатырьского».
Говорит-то Данилушко всё Игнатьёвиць:
«Ты послушай-ко, моё ты да ця́до милоё,
Молодой ты Михайлушко свет Даниловиць:
20 Я оставлю тебе-то да всё добра́ коня,
Я добра́ коня тебе-то всё богатырьского,
Я оставлю, Михайлушко, копьё вострое,
Копьё во́стро, Михайлушко, брузамецькоё,
Я оставлю всё палицю тяжолую,
25 Я оставлю свою тебе саблю вострую,
Я оставлю ведь плётоцьку шолко́вую,
Я оставлю-то латы-то богатырьския;
Я ведь сам пойду, Михайлушко, всё ду́шу́ спасать.
Я прошусь пойду со князём да со Владимиром,
30 Я прошусь с Опраксе́ёй-то с Королевисьнёй».
Как приходит Данило-то всё Игнатьёвиць,
Он ведь кланеитце всим придверницькам,
У ворот-то стоят — он всим придворо́тницькам:
«Допустите до красного миня солнышка,
35 Всё до ласкова-то князя всё до Владимира».
Да заходит в палаты-те гряновитыя;
Он ведь крест-от кладёт-то всё по-писа́нному,
Он поклон-ль ведёт да всё по-уценому;
Он ведь князю-ту Владимиру низко кланялсэ,
40 Он кнегины-то Опраксеи Королевисьни;
Он ведь пал всё князю Владимиру во резвы́ ноги:
«Отпусти ты миня, моё красно солнышко,
Уж ты на́ имя ты князь да свет-Владимир жа,
Мне сходить всё ко Онтонию, к Феодо́сею,
45 Мне сходить-то там Богу всё помолитисе,
Ко святым к ихным мошшам мне-ка приложитисе;
Мне спасти-то теперь надоть душа грешная:
Уж я много ведь пролил крови напрасною,
Уж я много убил-то сильниих, могуциих,
50 Уж я сильних, могуциих, бога́тырей».
Да ушол-то Данило-от сын Игнатьевиць,
Он спасать ушол свою да душу грешную.
Приказал он своёму-ту цяду милому,
Молодому Михайлушку всё Даниловицю:
55 «Подойдёт, быват, Михайло, сила тотарьская,
Уж ты бей-ко-се силу да по краям силу,
Не заежжай-ко-се в серёдку, в силу тотарьскую».
Да прошло тому времени всё полгодика.
Тут подходит под Киёв-град всё силушка:
60 Во перьвы́х-то подходит король фрянцуския,
Во вторых-то подходит король швецькия.
Ишше тут все богатыри собиралисе,
На поц́есён-от пир они съежалисе.
Посылают тут скоро за Михайлушком,
65 За Михайлушком всё да за Даниловиц́ем;
Наряжаитце Михайлушко в платьё цьветноё
Да приходит ко князю всё на поц́е́сён пир;
Он ведь бьёт-то князю-ту ц́елом, низко кланялсэ
Он с кнегиной-то с Опраксеей Королевисьней;
70 Да садил-то князь Михайлушка во большо́ место,
Во большоё во место ишше подле собя.
Ище вси-ти сидят бога́тыри пьют, едят,
Ище пьют, едят сидят они, сами хвастают;
А Михайлушко сидит-то один не пьёт, не ест,
75 Он не пьёт сидит, не ест, он сидит не кушаёт,
Он ведь беленькой лебёдушки не рушаёт.
Говорит-то князь Владимир-от таковы реци:
«Уж ты шьто сидишь, Михайло ты свет Даниловиць,
Ты не пьёшь, ты не ешь, ты у мня не кушаешь,
80 Уж ты беленькой лебёдушки всё не рушаёшь?»
Говорил-то Михайлушко таковы реци:
«Я сижу хоть, сижу-то я на цёсно́м пиру,
Шшвелились мои-ти плеци могуция,
Розгорелось моё-то да ретиво́ серьцо,
85 Роскипелось у мня серьцо богатырьскоё.
Мне дай-ко ты, князь, да волю вольнюю
Мне-ка съездить впереди всих во цисто́ полё,
Мне попробовать побить-то силы́ татарскою».
Говорил-то князь Владимер-свет:
90 «Поежай-ко-се, Михайлушко Даниловиць!
Тибе Бог благословит побить силу тотарьскую».
Выходил скоро Михайлушко да на конюшен двор,
Он седлал-то, сряжал да всё добра́ коня,
Он ведь батюшкова коня богатырьского,
95 Надевал скоро латы-ти богатырьския,
Он берёт свою палицю всё тяжолую;
Он заходит в полатушки во родительски;
Помолилсэ-то он всё Спасу пречистому,
Ишше Матери Бо́жьёй-то Богородици,
100 Роспростилсэ с родимой-то своей матушкой,
Да поехал Михайлушко на добро́м кони́,
Да Михайлушко поехал сам молодёхонёк:
Ишше от роду ёму только семнадцеть лет.
Говорила ёму матушка родимая:
105 «Уж ты сьездей-ко к батюшку родимому
Ты к тому ли ко Данилу-ту ко Игнатьёвицю».
Не послушал наказу-ту ро́дной матушки:
«Не поеду я прошшатьце-то с ро́дным батюшком,
Я поеду скоре́ да во чисто́ полё,
110 Постою поеду я лучше за Божьи́ ц́ерьквы,
Постою-ту я за князя-та за Владимира,
Постою я за всю веру-ту православную».
Он ведь бил-то Михайлушко день до вецёра;
Заежаёт в серёдку в силу тотарьскую,
115 Он ведь бьёт своево-то всё коня́ доброго,
Он ведь бил-то коня да приговаривал:
«Ты поди-ко силу топци, да мой доброй конь;
Я копьём колю, да ты в ногах топци».
У тотар-то было всё у хитрыих,
120 У поганых-то было, всё-то было у мудрыих:
Они выкопа́ли по́дкоп страшно́й глубокой-от;
Да упал-то Михайлушко во глубок подко́п.
Как увидял родимой-от ёго батюшко,
Он увидял с крутой-то горы высокою,
125 От того ли от мана́стыря от спасёного —
Подошла ему силушка под Киев-град;
Ишу цёрному ворону будёт не облететь —
«Как Михайлушку, моёму цяду, будёт не объехать!»
А не мог-то утерпеть да всё Данилушко:
130 «Я пойду-ту подсоблю силу побить Михайлушку».
Он приходит по силушки тут скорёхонько,
Он и взял-то тотарина за резвы́ ноги,
Он ведь стал тут тотарином помахивать;
Показалось ему да тут ведь лёкко в руках;
135 Ен ведь выдернул берёзку-ту всё взял с коренём,
Он ведь стал этой берёзоцькой всё помахивать;
Он прибил-то ведь всю силу тотарьскую,
Розошолсэ ко по́дкопу глубокому;
Тут лёжит-то Михайлушко со добры́м конём.
140 Он вытянул Михайлушка со добры́м конём:
«Уж ты гой еси, Михайлушко мой Даниловиць!
Не могло-то утерьпеть всё серьцо родительско».
Как поехал Михайлушко, стал поежживать
На добро́м-то кони́ да их порубливать;
145 Изрубил, избил поганых всих тотар-то он.
Он ведь пал-то да батюшку во резвы́ ноги:
«Ты прости миня, батюшко, виноватого!
Не послушал я твоёго ведь наказаньиця,
Я заехал во силу-ту во крупну́-ту я,
150 Я упал-то да во по́дкоп во глубокия.
Ты ище́ во другой вины прости миня:
Не послушал-то родимой своей матушки».
Роспростилсэ Данилушко с цядом с милыим,
С цядом с милым Данилушко, всё любимыим;
155 Он нало́жил на ёго всё благословленьицё,
Да поехал-то Данило свет Игнатьёвиць,
Он поехал в манасты́рь да он душу́ спасать;
Он отправил-то своёго цяда милого
Он во Киев-град ко князю всё Владимиру.
160 Приобцистил Михайло силу тотарьскую,
Он приехал ко князю всё ко Владимиру;
Он ведь только да бил да одни сутоцьки.
Да Михайлушко едёт всё во Киев-град,
А бога́тыри поехали ис Киёва;
165 Приежают ёму-ту встрету бога́тыри;
Говорил-то Михайлушко всё Даниловиць:
«Воротитесь, бога́тыри, вы со мной вместях;
Мы поедемте, братцы, да в кра́сён Киев-град
Мы ко ласкову князю да ко Владимиру.
170 Приобил, приобцистил силушку фрянцюскую,
Я ишше́ же прибил силу ведь шведьскую».
Приежаёт ко князю-ту ко Владимиру,
Приежаёт он прямо всё на широкой двор.
Как стрецят-то ведь князь ёго с кнегиною:
175 «Уж мы цим тебя, Михайлушко, мы дарить будём,
Ишше цим тебя, Даниловиць, будём жаловать
По твоей-то поступоцьки богатырьскою,
По твоей-то заслуги всё по великою,
По твоей-то по храбрости, всё по смелости?
180 Хоть у князя женись, да хоть у боярина,
У купця хоть женись ты, гостя торгового».
Говорил-то Михайлушко он таки реци:
«Я не буду женитьц́е да не у князя я,
Не хоцю-то я взять всё у боярина;
185 Я желаю-то век езьдить по цисту́ полю;
Сохранять-то буду я ц́ерьквы соборныя,
Всё соборныя церьквы я богомольния,
Сохранять буду спасёны-ти всё мана́стыри,
Я стоеть буду за веру всё православную,
190 Сохранять-то буду князя всё со кнегиною,
Ише вси-ти рода́ буду я княжеськи».
Это слово Владимиру любо показалосе;
Собираёт для Михайлушка он поц́есён пир,
Он поц́есён-от пир да всё на весь на мир;
195 Он зовёт всих со старого и до малого,
Он зовёт всих князьей, бояр, богатых людей,
Приглашаёт он бедных, да не отказыват,
Шьчобы этот да пир был на память всим,
За великую услугушку за Михайлову.
13. ТУРЫ И ТУРИЦА
«Вы туры́,[126] вы туры́, туры́, малы детоцьки!
Вы бывали ли, туры́, на сьвятой-то нашой Руси,
Вы видали ли, туры́, красно солнышко,
Вы видали ли, туры́, млад сьветёл месець,
5 Вы видали ли ц́ерькву-ту, всё ц́ерькву соборную,
Вы соборну-ту ц́ерьковь, богомольнюю,
Вы видали ли царицу Мать-ту Божью-ту,
Пресьвятую всё царицю Богородицю?» —
«Уж мы были, туры́, на сьвятой на Руси,
10 Уж мы видели, туры́, красно солнышко,
Уж мы видели, видели, туры, млад светёл месець,
Уж мы видели башню новую,
Уж мы видели сьтену городовую,
Уж мы видели деви́цю-душу красную
15 Мы во той ли во сьтены́, да стены в новою
Мы во той ли, подле башню городо́вую:
Как ведь клала-то книгу всё Еваньгельё;
Как сама она над книгой сле́зно плачитце».
Говорит-то тура́м ро́дна матушка ихна́,
20 Ро́дна матушка-та и́хна говорит-то всё им:
«Уж в глупы туры́ мои, малы деточки,
Неразумны туры вы, малы деточки!
Я скажу, скажу про то, про всё поведаю:
Хошь вы были, вы были на сьвятой-то Руси,
25 Хошь вы видели, видели красно солнышко,
Хошь вы видели, видели млад сьветёл месе́ць,
Уж вы утряну зорю, вы вечернюю,
Ишше видели хошь вы да звезды частыя, —
Вы не сьтену вы видели городовую,
30 Не ограду вы видели у Божьё́й у ц́ерьквы́,
Ай не башню вы видели вы не новую;
Вы ведь видели соборну ц́ерьковь Божью-ту;
Как ис ц́ерьквы-то выходит не деви́ця ведь тут,
Шьчо сама вышла цяриця Мать-та Божья-та,
35 Пресьвята-та ведь Божья Богородиця;
Выносила она всё-то веру старую,
Веру стару-ту выносила всё спасёную;
Закопала-то веру-ту во сыру земьлю;
Шьчо под ту Божью ц́ерькву под соборную,
40 Под соборну под ц́ерковь богомольнюю;
Она плацёт над верой, заливаитц́е:
„Ты лёжи, моя верушка старинная,
Шьчо старинна ты вера православная,
Православна ты вера всё спасёная,
45 Шьчо спасёная вера, богомольняя!
Не бывать тебе, вера, на сьвятой на Руси,
Не видать тебе, вера, свету белого,
Сьвету белого, веры православною!“»
14. НАСТАСЬЯ МИТРЕЯНОВНА (ИВАН ГОДИНОВИЧ)
Дядюшка племянницька уговаривал:
«А пора тибе, племянницёк, женитисе». —
«Уж я рад бы, дядюшка, женитисе,
Мне-ка нету невесты по уму-ту взять,
5 Не у князя нету, не у боярина».
Говорил-то ведь дядюшка племянницьку:
«Я найду тебе невесту не в святой Руси,
Не в святой Руси невесту, в проклято́й земли
У того ли короля Ми́трея Митрея́новиця,
10 Ешшо ту ли Настасью Митрея́новну;
Ешшо сидит она за тремя замоцьками заморськима».
Только видели молодця сряжаючись,
Не видали уда́лого поедуци;
Во чисто́м-то поли только дым дымит,
15 Дым дымит, да будто столб стоит;
Сухо пеньицё, кореньицё поломалосе,
Мать сыра-то земля да потрясаласе.
Приежаёт уда́лой доброй молодець
Как в ту ли во землю во неверную
20 Ко тому ли королю всё к неверному,
Еще к тому ли к Митреяну Митреяновицю.
Он привязывал коня да к дубову́ столбу,
К дубову́ столбу да к золоту кольцю;
Уж восходит он сам на новы́ сени;
25 На новы́ сени ступил, дак сени дыблютьсе,
Сени дыблютьсе, новы́ колыблютьсе;
Отпирает полату, двери на́ пяту,
Запирает полату, двери на́крепко;
Он не кстит своего лиця белого,
30 Не поклоняитц́е и́дола́м поганыим,
Как ведь бьёт королю-ту во руц́еньку во правую,
Королевой во руц́еньку во левую;
Он ведь всим тут тотарам ниско кланялса.
Как поддёрнул-то король Ми́трей Митреяновиць,
35 Он принёс-то свой-от стул да рыта бархата;
Ишше сам он говорит да таковы реци:
«Ты садись-ко, дородьней доброй молодець!»
Ишще стул-то под им да всё сломаитц́е.
Как король-тоскакал всё на резвы́ ноги:
40 «А какой же пришол к нам со светой Руси,
Со светой Руси приехал, с камянно́й Москвы?
Али вор ты пришол к нам, розбойницёк,
Ли сбегло́й ли к нам солдат-от государевой?
Ты скажи-ко нам правду, всё поведай-ко;
45 И со силушкой пришол к нам с великою?»
Говорил-то дородьнёй доброй молодець,
Ишше руськой могучей бога́тырь наш:
«Я не вор к вам пришол, не розбойницёк,
Не сбегло́й я к вам солдат государевой,
50 Я приехал к тебе да сватом свататьсе,
Не за людей я приехал, за собя к тобе,
На твоей-то на любимой всё на дочери,
А на душоцьки Настасьи Королевицьни:
Ты отдай-ко-се Настасью Митреяновну.
55 Не отдашь токо без драки кроволитныя,
Я из рук у тя, из ног жи́льё повытяну,
Самого-то тебя струго́м повыстружу,
Твой рецистой язык да буду теменём тянуть».
Говорит-то король да таковы слова:
60 «Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
Я радёшенёк отдать бы за тебя заму́ж, —
Да приехал царишшё из неверных земель;
Три де́нецька прошло тому времени,
Как просватана у мня Настасьюшка;
65 У нас белы-ти руцюшки испода́ваны,
Золотыма-ти перстнями подарилисе.
Сам уехал ведь царь-от во чисто́ поле,
Шьто стрелять-то уехал гусей, ле́бедей,
Ише меленьких пернастих, мелких утоцёк;
70 Посадил у мня Настасью Митреяновну,
Посадил на стул рыта бархата,
Приказал-то вышивать шириноцьку красна золота,
Да садить-то ширинку скатным жемчугом;
Он навесил ише сорок замков
75 И поставил к замкам сорок караульшицьков,
Караульшицьков всё сорок татаревей».
Говорит-то дородьнёй доброй молодець:
«Я не много буду с вами розговаривать,
Я не буду гледеть да на тотар-то я,
80 Я не буду смотрять да на крепки́ замки».
Говорит-то король да королевы-то,
Королевы-то, своей всё молодой жены:
«Ты бери-тко, королева, да золоты́ клюци,
Отмыкай-ко, королева, кованы́ ларьци,
85 Вынимайте-ко вы да золоты клюци,
Отдавай-ко дородьню добру молодцу;
Ише пусь берёт королевну с чесци, с радости,
Пусь без драки берёт да кроволитныя».
Он ведь не́ брал ключей да во белы́ руки,
90 А отво́рил полату, двери на́ пяту,
Запирал он полату со всей ярости,
Он прибил-то убил да сорок сто́рожов,
Приломал-то ведь вси замки заморьския;
Как заходит в полаты белокамянны,
95 ’шше заходит к Настасьи Митреяновны.
А ставала Настасья на резвы́ ноги,
Поклонилась она ёму низёхонько:
«Уж ты здраствуй, дородьнёй доброй молодець!
Ты откуль же иде́шь да куды путь держи́шь?»
100 Говорит-то дородьнёй доброй молодець:
«Я иду-ту как, еду со святой Руси,
Со святой Руси да с каменно́й Москвы;
Я приехал на тибе всё ведь свататьсе.
Ты поди-тко, Настасья, за миня заму́ж;
105 Увезу-ту я тибя да во святую Русь,
Во святую тибя Русь да в каменну́ Москву».
Тут заплакала Настасья Митреяновна:
«Шьто умела миня матушка споро́дити,
Да умел миня батюшко шьто вспоить, вскормить,
110 Шьто вспоить, вскормить миня, возро́стить всё;
Не умели миня да за́муж выдати
Шьто без драки-то миня без кроволитныя!»
Он ведь брал-то Настасьюшку за праву́ руку,
Он за те ли за перстни за злачёныя,
115 Он увёл-то ей скоро на широкой двор,
Он садил-то ведь ей да на добра́ коня
Да повёз-то ведь ей в красён Киев-град,
В красён Киев-град да в каменну́ Москву.
Они день-то едут, они другой едут,
120 Да другой-от едут, они трете́й едут;
Да три де́нецька ехали, три ноц́еньки.
Говорит-то Настасья Митреяновна:
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
Ишше надоть теперь да коню здох давать».
125 Он ведь скоро соходит со добра́ коня,
Он ведь ставит шатёр ново́й поло́тняной.
Поволилса в шатёр ново́й поло́тняной,
Он ведь скоро заспа́л да богатырским сном.
А во ту пору, пору было, во то время,
130 Шьто не спит-то Настасья Королевичьня,
Шьто не спит она в шатру, больше прислушиват.
Шьто наехал царишшё всё неверноё,
Закрицял-то царишшё по-престрашному,
Закрицял-то царишшё по-звериному,
135 Зашипел-то царишшё по-змеиному,
Засвистел-то царишшё по-соловьиному.
Он скорёхонько приехал ко белу́ шатру.
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
Ты пошьто увёз Настасью Митреяновну?
140 Я из рук у тя, из ног жильё повытяну,
Отсеку я у тя по плець да буйну голову».
А заходит он скоро во бело́й шатёр,
Вынимаёт он скоро свой булатён нож,
Он ведь хоцёт отсе́кци буйну голову.
145 Тут заплакала Настасья Митреяновна:
«Не секи-то у сонно́го: всё ровно́ будёт — ты ссекёшь у мёртвого».
Ише скоро пробужалсэ доброй молодець,
Он ведь скоро скакал да на резвы́ ноги;
Ишше стали они да тут боротисе;
150 Ишше бились они да боролисе,
Не пивали они да не едали-то,
Ишше тольке ведь времени было три денька;
Не которой не можот обороть из их;
По колен они в сыру землю втопталисе.
155 Поборол-то дородьнёй доброй молодець,
Как которой приехал со святой Руси;
Ишше падал царишшё на сыру землю́,
Мать сыра-та земля да потрясаласе.
Закрыцял он[127] Настасью Митреяновну:
160 «Ты подай-ко, Настасьюшка, булатен нож
Уж мы будем колоть да груди белыя». —
«Не носи-тко, Настасья Митреяновна!
Не ходи ты, Настасья, за ёго заму́ж;
На святой Руси вера́ есь тежолая:
165 С кажной-то ноци нать умыть твоё лицё,
Помолитьсе ведь нать всё Богу-Господу,
Поклонитьсе ведь нать да Божьей Матери.
А приедёшь ты, Настасья Митреяновна,
Тобе жить-то ведь нать да всё в кухароцьках,
170 Нать Владимиру вам, князю поклонятисе
Сохранить-то на святой Руси нать среды, пятницы,
Надоть светлы Христовы воскресеньиця.
Ты поди-ко, Настасья Королевисьня,
Ты поди-ко, Настасья, за миня заму́ж;
175 В проклято́й-то земли у нас в Тотарьскою
Как у мня-то ведь вера будёт лёккая;
Ише сам-то живу, я всё царём царю,
А за мной-то ведь будешь жить царицею;
Будут вси тобе, будут поклонятисе».
180 Да Настасьюшка сидит да приросплакалась,
Приросплакалась сидит да приросту́жилась:
«От того-то бе́режку ведь я отстала-то,
Я к другому-ту, верно, не пристала же».
Принесла-то ёму да всё булатен нож;
185 Он ведь стал-то пороть да груди белыя,
Вынимать-то ретиво́ серьцо тотарьскоё;
Присек-то он взял его да на мелки́ части.
Ише сами поехали в красён Киев-град,
В красён Киев-от град да в каменну́ Москву;
190 Они принели себе по злату́ веньцю,
По злату веньцю да закон Божей-то.
15. ДЮК
Ай ведь было-жило во дальнём славном городи,
Шьто во той было Корелы во бога́тыя,
Там-то жил-был ведь дородьнёй доброй молодець,
Ише тот ли боярин Дюк Степановиць,
5 Ай ведь сильнёй был могуц́ей бога́тырь-от.
Ай у Дюка-та было у Степановича,
Ише был у его да всё широкой двор,
Ай ведь был-то у ево да всё широкой двор,
Как широкой ево двор да на семи верстах,
10 На семи-то верстах был, да семидесети был семи столбах;
Эти столбички-ти были столбы то́чоны,
Столбы то́чоны, были позоло́чоны;
Да у кажного столба всё было-то по золотому по колечушку;
Ишше крышоцька была на доми золочёная.
15 Ай сидела-то ведь Дюкова всё ро́дна маменька,
Посажо́на была у Дюка ро́дна маменька
Ишше та вдова Омельфа Тимофеевна
Посажо́на на стули рыта бархата,
На коври-то ево была да красна золота;
20 Как в ее́ было в полаты белокамянной
Надьведёно же надь ей-то было красно солнышко,
Надведёно надь ей ведь был да млад светёл месець,
Ище зори-ти были, звезды частыя,
Вся луна была над ей да поднебесная.
25 Тут не беленька берёзка к земьли клонитце,
Ни зелёненька, кудрява выгибаитц́е —
Тут дородьнёй доброй молодець да низко кланялсэ,
Ище тот ли боярин Дюк Стёпанович,
Ище тот ли бога́тырь да приуда́лой-от,
30 Ко своей-то он родимой милой маменьки,
Он к чесно́й вдовы к Омельфы к Тимофеевной;[128]
«Уж ты дай-ко мне-ка, матушка родимая,
Уж ты дай-ко мне-ка, матушка, благословленьицё
Мне-ка сьезьдить-то, дородьню добру молодцу,
35 Мне-ка сьезьдить-то теперь как в красён Киев-град,
Мне ко ласковому князю ко Владимеру,
Посмотреть-то мне-ка князя со кнегиною,
Посмотрять-то мне князьей да всех-то бо́яр тут,
Посмотрять мне-ка могуциих сильни́х богатырей».
40 Говорит-то ему матушка родимая:
«Уж ты гой еси, моё ты цядо милоё,
Молодой же ты Дюк да свет Стёпановиць!
Ты поедёшь, моё дитятко, не хвастай-ко,
Ты не хвастай-ко своим-то всё именьицём,
45 Ты не хвастай-ко своим да широки́м двором,
Ты не хвастай-ко своим многи́м да платьём цьветным-то,
Ты не хвастай-ко ухваточкой своей всё богатырьчкою,
Ты не хвастай-ко своим-то ты добры́м конём».
Говорит-то тут ведь Дюк да Дюк Стёпановиць:
50 «Уж ты гой еси, родима моя матушка,
Ты честна́ вдова Омельфа Тимофеевна!
На меня-то как найдут, я всё не уступлю тут им».
Собиралсэ-то ведь молодой-от наш боярин Дюк Стёпановиць,
Собираитче он да всё скорёхонько;
55 Тольки видели-то добра молодца сряжаючись,
Не видали тут поездки богатырьскою.
Приежает тут уда́лой доброй молодець,
Ише тот ли ведь боярин Дюк Стёпановиць
К широку́-ту двору ведь, всё князю ко Владимеру;
60 Он приехал-то да всё во ту пору,
Он во ту же пору приехал, всё во ту время —
Ишше князя-та Владимера ведь дома нет:
Шьчо ушол-то князь Владимир стольнё-киеськой,
Он ко той ушол ко ранной ко заутрени.
65 Оставлял-то он своёго ко́ня доброго,
Оставлял-то он у князя всё на широко́м двори,
Сам пошол-то во Божью́ церковь соборную,
Во соборну Божью церьковь богомольнюю;
Замарал-то он сафьяны всё сапожецьки
70 Шьчо по тем ли по москам, москам дубовыим.
Говорил-то мла́дой всё боярин Дюк Стёпанович,
Говорил-то ведь он, дак будто гром гремел:
«Шьчо сказали про Киев-город, шьчо — хорош город —
Уходил-то я спожецьки сафьяныя!»
75 Приходил-то он ведь скоро во Божью́ церьковь,
Говорил-то ведь тут он да таковы речи:
«Уж ты здрастуй, князь Владимир стольне-киеськой!»
Говорит-то князь Владимир таковы реци:
«Уж ты гой еси, ты дородьнёй доброй молодець!
80 Я не знаю-ту тепере, как тебя всё именём зовут,
Я не знаю, звеличать как из очетесьва».
Говорит-то тут боярин Дюк Стюпанович:
«Я наехал-то из той ли из Корелушки богатыя,
Ише тот ли я, богатой-от боярин я,
85 Я богатой-от боярин Дюк Стёпановиць.
Благослови-ко ты меня, всё Владимер-князь,
Мне-ка стать-то всё на крылос всё на правой-от,
Послужить-то мне, попеть хошь мне во Киеви,
Мне за той попеть обедьнёй воскресеньскою».
90 Говорит-то князь Владимир таковы реци:
«Тебя Бох благословит, да молодой боярин Дюк Стёпановиць!»
Ай запел-то скоро, зачитал всё Дюк Степановиць —
Божья церьковь-та тут да потрясаласе,
Всё окошоцька в Божьё́й-то церьквы покосилисе,
95 Все народ-то, люди добры с ног попадали;
На ногах-то стоит да сам Владимер-князь,
На ногах же он стоит, качаитце;
За праву́-ту руку дёржит всё Добрынюшка Микитичь млад,
За леву́ же руку дёржит-то Олёшенька Попович млад.
100 Говорит-то князь Владимир стольнё-киевськой:
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець,
Молодой же сьвет боярин Дюк Стёпановиць!
Тибе полно-то стоять, всё петь на крыласи!»
Перестал-то тут ведь Дюк да свет Стёпанович.
105 Как отпели, отслужили службу Божью-ту,
Говорит-то князь Владимир таковы реци:
«Ты пойдём-ко-се, пойдём, уда́лой доброй молодець,
Уж ты сильнёй же, могуцёй руськой ты бога́тырь наш
Шьчо по имени боярин Дюк Стёпановиць!
110 Ты пойдём-ко-се ко мне да ты ведь хлеба, соли ись,
Хлеба, соли ко мне ись да сла́дка мёду пить».
Пошол-то боярин-то богатой Дюк Стёпановиць;
Шьчо приходит во полаты княженеськия;
Он ведь крест-то всё кладёт да по-писа́нному,
115 Он поклон-от всё ведёт да по-учоному,
Он ведь князю-ту Владимиру всё низко кланялсэ
Шьчо со той ли со кнегиной Опраксеёй Королевисьнёй.
Собирал-то князь Владимир для ево поц́есён пир,
Собирал-то всё князей да своих бо́яров,
120 Собирал-то руськи́х могучих всё бога́тырей;
Он содил-то молодого-то боярина-та Дюка свет Стёпановича,
Он садил-то всё его да всё к собе близко.
Он сидит-то Дюк Стёпанович, не пьёт, не ест, не кушаёт,
Он беленькой лебёдочки не рушаёт.а
125 Говорит-то князь Владимир стольнё-киевськой:
«Уж ты шьто ты, как дородьнёй доброй молодець,
Молодой ли ты боярин Дюк Стёпанович!
Ты не пьёшь-то, всё не ешь сидишь, не кушаёшь,
Уж ты беленькой лебёдочки не рушаёшь;
130 Уж ты ме́кишки-ти кушашь, корки проць откладывать?»
Говорит-то тут боярин Дюк Стёпановиць:
«Уж ты гой еси, Владимир-князь да стольнё-киевской!
Потому-то я сижу не пью, не ем, не кушаю,
Как у вас-то ведь пецьки всё кирпишныя
135 Да помёлышко у вас ведь всё сосновоё;
На помёлышко льите́ воду болотную,[129]
Я скажу тибе, да всё Владимир-князь,
Я скажу-ту про сибя, тибе поведаю,
Я скажу-то всё тебе я про широкой двор:
140 Шьчо у мня-то ведь, у доброго у молодца,
Ишше дом у мня стоит ведь на семи вёрстах,
На семидесети у мня на семи столбах;
Ишше кажной всё столбичок был то́чоной,
Столбик то́чной, кажной позоло́чоной;
145 Как у кажного столба-та было всё да по колецюшку,
По тому-то было всё по золоту́ кольцю.
Ай ведь есь у мня, у Дюка, добра молодца,
На двори у мня да на конюшном всё
Как живёт у мня да петьдесят да всё людей робочыих;
150 Ишше есь у мня, у доброго у молодца,
Ишше платьиця живёт у мня да цьветного —
Мне носить-то будёт, добру молодцу, в году на кажной де́нец́ек,
Носить год да по три платья переменных в день.
Ишше есь у мня, у добра-та всё молодца,
155 Ишше крышоцька у мня да красна золота;
Золото́ у мня крылецюшко паратноё,
Как колецюшко у две́рей золото́ у мня.
Петьдесет у мня ведь, всё у добра молодца,
Петьдесет-то тут у мня всё портомойниць-то;
160 Тут бельё они стирают у миня, у добра молодца;
Ищэ есь у мня, ишэ у добра молодца,
Шьчо друго́ у мня-то петьдесят да мукосейниць-то;
Шьчо ишше́ у миня, у добра молодца,
Петьдесят всё у мня да всё колачьниць-то.
165 Шьчо у мня-то, у моей-то ро́дной матушки,
У чесно́й вдовы Омельфы Тимофеевны,
Да на стули сидит она всё рыта бархата;
На коври она сидит, на красном золоти;
Надьведёно ведь надь ей да красно солнышко,
170 Надьведёно надь ей да млад сьветёл месець,
Надьведёны зори утряны да зьвезды частыя,
Вся луна надь ей у мня всё поднебесная.
У моей-то у родимой всё у матушки
Ише пецьки-ти у ей были мура́влёны,
175 Ай помолышко у ей было шолко́воё;
На помёлышко она ведь льёт воду́ мёдо́вую,
Пересыпает она под да всё тут сахаром;
Ай колачики пекёт она круписчаты —
Тут колацик-от сьешь, другого хочитцэ;
180 Как другой-от скушашь — об третьё́м душа бажит.
Я ище́ же, доброй молодець, похвастаю:
Как стоит-то у мня тын серебряной да позолоченой:
Я ище́ же, доброй молодець, похвастаю:
У меня в тыну́ текёт река медовая,
185 Розсыпаитьц́е у речиньки всё золота руда;
Я ище́ же, доброй молодець, похвастаю:
Не имею я коня всё переменного —
Как наводит-то мой Бурушко всё кажной день,
Каждой день-то он наводит, переменят шерсть переменную».
190 Как свёзали тут, сковали добра молодца,
Посадили ево в те́мьницю во тёмную.
Говорит-то князь Владимир таковы реци:
«Уж вы гой еси, дородьни добры молодцы,
Вы два руського могучего бога́тыря!
195 Поежай в перьвы́х Добрынюшка Никитич млад,
Поежай второй Олёшенька Попович млад;
Опишите вы всё Дюково именьицё,
Вы берите-ко черьнил да вы з бумагами,
Накладите-ко вы больше — лошадиной воз».
200 А наклали они бумаг, ц́ернил всё лошадиной воз,
Как поехали они во ту славну Корелу во богатую.
Не доехали они да всё до города;
Увидали-то у Дюка крышу на дому его;
Говорят-то тут они всё таковы реци:
205 «Как горит, верно Корелушка богатая!»
Приежают они ко Дюку на широкой двор,
Говорят-то всё они да промежу́ собой:
«Дюк Стёпанович, наверно, не пустым хвастат».
Описали-то они да всё жили три месяця,
210 Описали они только всё один конюшной двор.
Шьчо пошли они поближе, Дюковой искать да ро́дной матушки:
Им стрецялась-то им встрету всё им женшшина;
Они кланелись ей всё до низко́й земьли:
«Здрастуй, Дюкова ты ро́дна матушка!
215 Ише Дюк-от тебе да всё поклон послал
Он поклон тебе послал, всё низко кланялсэ».
Говорила-то тут им всё женьшина:
«Ище есь то нас у Дюка до петидесят.
Я не Дюкова-та как да ро́дна матушка,
220 Ище Дюкова я да портомойниця».
Ведь пошли они ищэ́ вперёд;
Тут как стретилась им да дру́га женшина;
Они кланелись всё ей до низко́й земли:
«Здрастуй, Дюкова да ро́дна матушка!» —
225 «Я ведь Дюкова всё да мукосейница;
Ище есь-то нас у Дюка до петидесят».
Тут пошли они да всё опять вперёд;
Стретилась тут им да всё ведь женьшина;
Ишше кланелись они ей до низко́й земли:
230 «Здрастуй, Дюкова ты ро́дна матушка!
Ище Дюк-от тибе да всё поклон послал». —
«Я не Дюкова-то всё ведь родна матушка,
Я ведь Дюкова всё ведь я коласьниця».
Говорят-то тут дородьни добры молодци,
235 Шьчо два руського могуцёго богатыря,
Как по имени Добрынюшка Микитиць млад,
А по имени Олёшенька Поповиць млад:
«Уж ты гой еси, да ты всё женьшина!
Доведи-ко нас до Дюковой да ро́дной матушки —
240 Описать нам всё в доми именьицё».
Тут ведь доводила она до Дюковой до ро́дной матушки,
До чесно́й вдовы Омельфы Тимофеевны;
Шьчо на стули сидит да рыта бархата,
В дорогом она сидит вся в красном золоти.
245 Они кланелись ей всё до низко́й земьли:
«Здрастуй, Дюкова ты ро́дна матушка!
Ишше Дюк-от тобе да всё поклон послал,
Шьчо поклон-от послал, да велел низко кланитц́е».
Говорит-то ево всё родна матушка:
250 «Как моё-то ведь всё дитятко захвасьливо,
Шьчо захвасьливо дитятко моё, всё неуступчиво.
Я про то ведь вам скажу: он не пустым хвастат».
Говорят-то тут дородьни добры молодцы:
«Мы приехали описывать его именьицё».
255 Говорила родима ево маменька:
«Пусь продаст-то князь Владимир стольне-киевской,
Ише Киев-от продаст пушай на бумагу-ту,
Он Чернигов пусь продаст да на чернила-та;
Тогда опишут-то, быват, ево именьицё,
260 Ише вдо́вей-от дом да всё сиротской-от».
Они стали тут писать да всё описывать;
Они так-то всё на то они поло́жились:
«Как писать-то нам ведь нать три годицька —
Не описать-то нам будёт всёго именьиця».
265 Описали-то ево всё платья цьветноё —
Как носить-то надоть платьице всё цьветноё,
На три года нать носить, нать на три месяця,
Кажной день носить-то по три платья переменныя.
Тут ведь они да росьмехнулисе,
270 Росьмехнулисе они, всё удивилисе;
Тут всёго они именья оступалисе:
«Шьчо же хвастат доброй молодець, нас не оманиват,
Он ведь бы́лом хвастат, всё-то былью-ту».
Приежают они-то скоро ко князю ко Владимеру;
275 Росказали всё про Дюково именьицё.
Говорил-то князь Владимир таковы реци:
«Выпускайте вы ведь Дюка-ка из тёмной те́мници».
Говорил-то всё он Дюку таковы реци:
«Молодой ты свет боярин Дюк Стёпанович!
280 Ты просьти, просьти миня хошь виноватого,
Ты просьти-ко всё миня, князя Владимера!»
Тут садитц́е скоро Дюк Стёпановиць
На своёго-то он всё тут на добра́ коня.
Как ударились они с Цюрилушком всё Пле́нковым
285 Шьчо о ту ли они заповедь великую;
Говорит-то всё Чурилушко всё Пле́нковичь:
«У меня-то ведь у шубоцьки да есь три пуговки;
Запоёт у этих пуговок как соловей-тиця».
Говорил-то ведь как Дюк Стёпанович:
290 «У меня-то есь у шубоцьки да всё ведь как не пуговки;
Зарыцят у меня ведь вси зьвери рыкучия,
Запоют-то вси ведь птици иностранныя,
Зьвеселять-то всех во городи во Киеви».
Говорит-то всё Чурило таковы речи:
295 «Уж ты гой еси, богатой ты боярин Дюк Стёпанович!
Мы поедём-ко с тобой всё на Почай-реку;
Перескоцит у которого всё конь ц́ерез Почай-реку,
У которого не перескоцит, у того нать голова всё с плець».
Они так-то промежу́ собой ударились.
300 Переско́цил-то у Дюка у Стёпановича
Ц́ерез ту ли ц́ерез матушку ц́ерез Поцяй-реку;
Как Цюрилушка-та пал ведь доброй коницёк в Поцяй-реку,
Уронил-то Цюрилушка в Почай-реку.
Тут стал-то боярин молодой всё Дюк Стёпановиць
305 Он ведь вытянул Чурила со добры́м конём.
Говорит-то тут Владимир-князь да стольнё-киевской:
«Молодой ты наш боярин Дюк Стёпановиць!
Шьчо ты знаешь, над Цюрилом теперь сам суди,
Ты суди-ко, Дюк да ты Стёпановиць,
310 Ты суди у мня Чурилушка своим судом».
Говорит-то молодой боярин Дюк Степановиць:
«Я не буду-ту судить Чурила всё свет Пле́нковича,
Я тово ли всё бабьёго угодьничка;
Я оставлю-ту ходить его, всё жить во городи во Киеви,
315 Я у ласкового князя у Владимера;
Пушшай з девками он, з бабами он управляитце!»
А поехал молодой боярин Дюк Стёпанович,
Роспрошшаитц́е со князём со Владимером,
Со кнегиной с Опраксе́ёй с Королевисьнёй,
320 Роспрошшаитц́е с Добрынюшкой Никитичом,
Роспрошшаитц́е с Олёшенькой с Поповичом,
Со всима́-ти он со руськима с могучима бога́тырьми;
Уежает он к родимой к милой матушки,
Он ко той вдовы чесно́й Омельфы Тимофеевны.
16. КОЗАРУШКА (КОЗАРИН)
Ише был же король Петр Коромы́слов-от;
Да была-то у ёго да доць любимая,
Шьчо единая дочь была любимая
Ишше душочка Настасья Королевисьня;
5 А ведь было у ёго да деветь сынов,
Ише деветь сынов было, ясных со́колов;
Да было́ зародилось-то десято цядо милоё,
Ище мо́лодой Коза́рушка всё Петровиць-млад.
На родинушках Козариных было пошу́цёно,[130]
10 На родиночках Козарушки попорьтили;
Отець ёго, мать не во́злюбили́,
Ро́дны братьича его невознавидели;
Да хотели Козарушку всё конём стоптать,
Да хотели Козарушку всё копьём сколоть;
15 Понесли-то Коза́рина всё свинья́м отдать,
Да увидяла сестриця всё из окошоцька,
Ище та ли Настасья-та Королевисьня;
Отьнимала Коза́рина всё у нянюшок,
Отьнимала Коза́рина всё у бабушок,
20 Говорила сама им таковы слова:
«Вы не сказывайте родному всё вы батюшку;
Вы берите у мня много злата, се́ребра».
Она стала Козарушку всё покарьмливать,
Она стала Козарушку все пора́шшивать.
25 У ей скоро Козарин да скоро вырос тут;
По полаты-то Козарушка похаживат,
С ноги на́ ногу Козарушка поступыват,
Ище сам он говорит всё таковы реци:
«Уж ты вой еси, молода сесьтриця моя,
30 Уж ты душенька Настасья Королевисьня!
Да спусьти-тко на широ́ку миня на улочку
Поиграть мне со маленькима ребятками,
Мне повырвать у их из рук руцьки белыя,
Мне повыдерьгать из[131] ножьки-ти у их резвыя,
35 Оторвать у ново́го с плець буйна голова».
Говорит ёму Настасьюшка таковы слова:
«Не дозволю, Козарушка, идти на улоцьку;
Изобидишь многи́х ты малых детушок,
Будёшь много сьлезить-то отц́ей, матушок».
40 Как проходит тому време-то — одны сутоцьки;
Говорит опять Козарушка таковы реци:
«Не хоцю сидеть, сестриця, в полатах белокамянных;
Ты спусьти-тко поиграть миня всё с ребятками.
Роскажи мне-ка, сесьтрицюшка, не утай про то:
45 Ище есь ли у мнея-то ро́дён батюшко,
Ище есь ли у меня-то ро́дна матушка?»
Говорила родима ему сесьтриця-та:
«У тя есь на роду-ту родной батюшко,
Ише есь у тя, Козарин, родной батюшко —
50 Ише тот же король-то Пётр-от же;
На родинушках они тибя не возлю́били,
Да хотели, Козарушка, тибя конём стоптать,
Да хотели, Козарушка, тибя копьём сколоть,
Да хотели Козарушку сьвинья́м отдать». —
55 «Дак скажи-ко, сесьтриця, видно, я видь — королевськой сын?» —
«Королевськой ты сын, мне родной брателко». —
«Я не буду сидеть в полатах белокамянных;
Посмотрю я пойду народа, людей многиих,
Людей многих, народу, православныих.
60 Хоть не спустишь меня, се́стриця родимая —
Я отво́рю окошоцько косисцято».
А ведь скоро она выпускат волёй,
Выпускат ёго крылецюшком паратныим,
Шьто сама она Козарушки наказыват:
65 «Ты недолго ходи, Козарушка Петровиць млад,
Шьчобы детушки тибя не изобидели».
Говорит-то Коза́рин таковы слова:
«У тя нет ли, сесьтриця, палици тяжолою,
Шьто така, шьчобы была мне сорока пудов;
70 Я на улоцьки с ребятками управлюсь тут».
Тут заплакала Настасья Королевисьня:
«Немалу я теперь шутоцьку нашу́тила!
Я спусьтила Козарушку по белу́ сьвету;
Он убьёт теперь во городи много малых детоцёк».
75 Он приходит к ребяткам, к малым детоцькам;
Все ребятушка тому, стоят, удивляютц́е,
Дорогому-то ёго всё платью цьветному.
Он ведь стал-то с ребятками всё поигрывать.
Как ведь мудрой-от которой, всё подальше проць,
80 Он подальше проць всё подвигаитц́е,
А разумной-от которой, всё выспрашиват:
«Ты скажи, скажи, дородьнёй ты мла́дой доброй молодець:
Ишше как-то зовут тибя по имени,
Зьвеличать-то тибя ведь как по отечесьву».
85 Отвечаёт Козарушка всё ребятушкам:
«Как зовут миня Козарушка, королевськой сын;
Я живу-ту с Настасьей с Королевисьнёй».
Тут ребятушка скоро все росьсмехнулисе:
«Да какой-то пришол, бродяга деревеньская —
90 Называитц́е всё сыном королевськиим».
Ише тут ведь Козарушки за беду́ стало,
За надсмешоцьку вели́ку показалосе;
Он выде́рьгиват плётоцьку шолко́вую,
Он ведь стал-то плётоцькой в их побрасывать;
95 Он ведь за́ руку возьмёт — руку проць ведь оторвёт,
Он ведь за́ногу возьмёт — ногу он ведь оторвёт,
Он за го́лову возьмёт — голова и проць летит;
Он прибил-то ребятоцёк полсотни всех.
Да приходят к королю они под окошоцько:
100 «Обирай ты всё, король, Козарушку всё королевиця».
Говорит-то корль всё таковы реци:
«Навеку́ я Козарушку всё не видывал,
Про Козарушку ведь я ведь не слыхал некак».
Да пошол скоро Козарушко к ро́дной се́сьтрици,
105 Ишше к той ли Настасьи Королевисьни:
«Ты пойди проси у батюшка мне добра́ коня,
Ты пойди проси, Настасьюшка, копья вострого,
Ты поди проси ты сабельки мне-ка вострою,
Ты проси мьне-ка палици богатырьскою».
110 Говорила Настасьюшка Козарушки:
«Были матушки, отци[132] теперь под окошоцьком —
Твой ведь батюшко отьпёрсэ всё от Козарушки,
Он некак тебе не признаваитц́е».
Тут немного Козарушка розговаривал.
115 Он ведь скоро бежал-то на широкой двор,
С широка́ двора бежал всё во конюшну-ту,
Он седлал-то собе скоро добра́ коня,
Всё добра сибе коня-то всё богатырьского,
Он ведь скоро брал себе палицю тяжолую,
120 Он ведь брал себе седёлышко черкальское,
Надевал ведь на коня узду ц́есьмяную;
Он садилсэ тут скоро на добра́ коня,
На добра коня садилсэ на богатырьского,
Да поехал Козарушко куда Бох велит,
125 Куда Бох ёму велит, куда глаза гледят;
Запосту́пывал ёго-то всё ведь доброй конь,
Запоступывал он в ту ли дорожку, во чисто́ полё.
Посьле ёго было́ посьле бываньиця,
Истопили Настасьюшки па́рну ба́нёцьку;
130 Уцёсала головушку ро́дна матушка,
Уплёла-то у ей она трубцяту́ косу,
Овивала у ей она красным золотом,
Усадила у ей она скатным жемцюгом;
Говорила ей матушка родимая:
135 «Не ходи-ко, Настасьюшка, светлой улоцькой,
Ты поди-ко, Настасьюшка, широки́м двором».
Не послышала наказу ро́дной матушки,
Да пошла она Настасьюшка светлой улочкой.
Налетело три ворона, всё три ка́ркуна,
140 Похватили Настасью Королевисьню,
Унесли ей на го́ру-ту Арависькую
Да хотели Настасьюшки срубить у ей буйну голову.
Как во ту ведь пору было, во то́ время
Не есён-то соко́л скоро́ проле́тывал,
145 Как дородьнёй-то молодець наехал тут
Да по имени Козарушка королевськой сын;
Он прибил, притоптал-то всё тотар тут всих,
Сам у девици стал выспрашивать;
А деви́ця-та плацёт, как река текёт,
150 Ише красна возрыдает, как руцья́ шумят:
«Как вецёр у мня матушка на сьвятой Руси,
На сьвятой Руси головушку у мня учё́сала,
Заплёла она мою трубчату косу,
Овивала у мня она красным золотом,
155 Пересы́пала у мня она скатным жемцюгом.
Ище была-то ведь я-то королевська доць;
А ведь было у короля на сьвети много всех:
А ведь было у ёго деветь сынов, ясных соколов,
Да родилсэ у ёго всё было десятой сын
160 Ише тот ли Козарышко Петровиць млад;
На роду было́ Козарушки попо́рцяно;
Как отець ёго, мать невознавидели;
Я поила Козарушку до возросту,
Да Козарушка у мня богатырь всё примогучия,
165 Из неволи бы Козарушка миня выруцил!»
Соходил тут Козарушко со добра́ коня,
Он ведь брал-то Настасьюшку за белы́ руки,
Он ведь падал сесьтрици во резвы́ ноги:
«Ты оть смерьти, сесьриця, миня избавила;
170 Как моё-то добро к тебе назад пришло:
Ише я тибя, сесьтрицюшка, повыруцил,
Я избавил тибя смерти напрасныя».
Приежают к королю прямо на широкой двор;
Как стрецят король всё Настасьюшку,
175 Всё Настасьюшку стрецят свою Королевисьню,
Не признаёт Козару-ту королевиця;
Он ведь стал у Настасьи король выспрашивать:
«Ты скажи-ко-се, моя ты дочь любимая,
Скажи, душенька Настасья свет Королевисьня,
180 Это хто с тобой приехал, какой же богаты́рь сильнё́й:
Я могу-то ёго-то скоро́ пожаловать
За ёго за добро-то за великое:
Могу дать ёму город всё с посёлками».
Говорит-то Настасьюшка таковы реци:
185 «Уж ты гой еси, батюшко любимой мой!
Ты имешь миня за доць, Настасью Королевисьню,
Поциташь токо миня всё за родимую,
Я скажу-то про молодца, тебе поведаю:
Я про сильнёго могущёго про бога́тыря,
190 Про того тебе Козарушку, сына милого».
Тут как брал ёго король скоро за праву́ руку,
Человал ёго король в уста в саха́рныя,
Обнимал ёго король своей право́й рукой:
«Я приму теперь Козарушку за родна́ сына́,
195 Благословлю теперь Козарину королевсьство всё
Я за выслугу ёго за богатырьскую;
У мня будёт Козарушка королём ’сё жить,
Ище будёт владеть всим королесьвицём;
Ишше вси будут ёму, пушшай поклоняютце».
17. МИХАЙЛО ПЕТРОВИЧ (КОЗАРИН)
Ише было-жило у короля деве́ть сынов,
Зародиласе у короля десята доць
Ише душоцька Настасья Королевисьня;
После того-то зародилсэ у их всё десятой сын
5 Ише на́ имя Михайло королевиць сын.
А отец Михайлушка, ни мать не во́злюбил,
Ро́дны братьиця ёго невознавидели;
Захотели Михайлушка конём стоптать,
Захотели Михайлушка копьём сколоть.
10 А увидяла родима ёго се́стрица
Ише та ли Настасья Королевисьня,
Да брала она Михайлушка да на белы́ руки,
Уносила Михайлушка в свои палаты белы-камянны,
Ай поила, кормила, ёго ро́сьтила.
15 Ище стал у ей Михайлушко двенадцеть лет,
Ище стал-то Михайлушко у ей выспрашивать:
«Уж ты гой еси, девиця душа красная!
У меня есь ли на роду-то ро́дной батюшко,
У меня есь ли на свету на белом ро́дна матушка,
20 Ишше есь ли у меня да ро́дны братьиця,
Ишше есь ли у меня да родны се́стрици?»
Как спрого́ворит Настасья Королевисьня:
«Уж ты гой еси, Михайлушко Петровиць млад!
Ише есь-то у тебя на свети родной батюшко,
25 Ише тот ли король да Коромыслов Пе́тр,
Ише есь-то у тебя на свети ро́дна матушка,
Ише есь у тебя на свети деветь братьиц́ей,
Ише е у тя, десятой-от — ты, да млад есён соко́л;
И сестриць-то у тибя да тольки я одна,
30 Тольке я одна Настасья Королевисьня,
Королевисьня-та я ише́ Петровна же.
А как ты-то родилсэ когды малёшенек,
На родинушках тебе было пошу́цёно;
Ро́дён батюшко-то с матушкой тебя невознавидели,
35 А хотели тибя, Михайлушко, придать тебя к сме́рти́ ко скорыя,
А хотели тибя, Михайлушко, свинья́м отдать;
А увидяла ведь я да всё сама тибя,
А брала-то тибя да на белы́ руки,
Уносила тибя в полаты я да всё высокия;
40 Я поила тибя, корьмила всё как ро́сьтила».
Тут ведь пал ей Михайлушко в резвы́ ноги:
«Уж ты ми́ла моя се́стриця любимая,
Молода моя Настасья Королевисьня!
Ты умела миня от смерьти всё избавити,
45 Ты умела миня да всё споить-скормить, возро́сьтить всё —
Попрошу об цём, тибе я поконаюсе:
Ты поди сходи-ко к батюшку к родимому,
Ты проси поди у батюшка мне-ка добра́ коня,
Ты проси поди у батюшка-то мне да сабли вострою,
50 Ты проси поди у батюшка да копья вострого,
Ты проси поди седёлышка чиркальского,
Ты проси поди у батюшка всё збруи богатырьския».
Тут Настасья Королевисьня всё не ослышилась;
Она скоро приходит к ро́дну батюшку,
55 Пала батюшку Настасьюшка в резвы́ ноги́:
«Дай-ко, батюшко, ты мне да всё добра́ коня,
Мне добра ты коня всё богатырьского;
Дай ты, батюшко, ты мне да всё востра́ копья,
Всё востра-та копья да брозаменьского;
60 Дай ты, батюшко, седёлышка чиркальского,
Дай ты палици мне, батюшко, цяжолою,
Дай ты всю же мне-ка збрую богатырьскую».
Говорит-то батюшко Настасьи таковы реци:
«Уж ты гой еси, Настасья Королевисьня!
65 Как кому у тя, Настасья, всё конём владеть:
Ишше некому владеть всей сбруей богатырьскою». —
«У мня есь ведь возро́шшон милой-от родимой бра́тёлко
Ишше мо́лодый Михайло-королевиць млад:
Я ёго от смерьти всё избавила,
70 На своих я на белы́х руках возро́сьтила».
Говорит король Настасьи Королевисьни:
«Ты когды была, Настасья, доць мне-ка любимая;
Уж ты зделалась ноне доць постылая».
Ай пришла-то Настасья, приросплакалась,
75 Ро́дну брателку своёму пророзжалилась:
«Не дават-то батюшко, Михайлушко, тибе добра́ коня,
Не дават тибе ведь батюшко да богатырьского!»
Говорит-то Михайло таковы реци:
«Ты не плаць-ко-се, родима моя се́стрица,
80 Молода же ты Настасья Королевисьня!
Я пойду схожу ко батюшку всё на широкой двор,
Я возьму же коня все самолучьшого».
Он ведь взял коня да самолучьшого,
Самолучьшого коня да богатырьского,
85 Он поехал скоро с широка́ двора;
Не поехал он, да не воротами —
Ц́е́рес тын скакал да ёго доброй конь;
А поехал Михайлушко в чисто́ полё;
Во чисто́м-то поли́ да курева́ стоит,
90 Курева-то стоит, да дым столбом валит.
А приехал Михайлушко в цисто́ полё;
Он ведь ездил по цисту́ полю, поляковал,
Он ведь ездил немного, немало — ц́елой месець-от;
Нец́ёго не мог наехать во чисто́м поли,
95 Он не старого не мог, да всё не малого,
Не бога́тыря не мог, не полени́ци преуда́лыя.[133]
Придумалось ёму же съезьдить на круту́ гору́;
На круту гору приехал он да во темны́ леса;
Там услышил он, да ведь как шум шумит,
100 А как шум шумит, да ише гам гами́т.
Он подалса немножко по тёмны́м лесам —
Во тёмном-то лесу всё три розбойника,
Три розбойника да они дел деля́т
На перьво́й-от пай кладут да красно золото,
105 На другой-от пай кладут до цисто се́ребро,
На трете́й-от пай кладут да красну девицю.
А как пе́рьвой-от тотарин всё спрого́ворит:
«Ты не плаць, не плаць, деви́ця душа красная,
Ты не плаць, не плаць, Настасья Королевисьня!
110 Ты на мой-от, деви́ця, пай достанисьсе —
Увезу-то я тебе во земьлю во неверную,
Я ведь буду корьмить тибя ведь всё да кобылятиной».
Ай заплакала деви́ця пушше старого:
«Заплели у мня ко́су да на святой Руси;
115 Росьплетут у мня косу́ да в проклято́й Литвы!»
А другой-от тотарин да спрого́ворил:
«Ты не плаць, не плаць, деви́ця душа красная!
Ай на мой-от ты ведь пай да как достанисьсе,
Отсеку у тя по плець я буйну голову».
120 А трете́й-от розбойник-от спрого́ворит:
«Увезу, тебя, девиця, во своё место;
Я поить, кормить тебя буду белы́м хлебом,
Я поить-то тебя буду сла́дко́й водой мёдо́вою».
Говорит-то Михайлушко да таковы реци:
125 «Уж ты гой еси, да всё разбойницьки!
Уж вы дайте-тко-се мне-ка хошь вы по́л пая;
А хошь не дава́ите да мне-ка злата, се́ребра,
Уж вы дайте-ка мне хошь красну девицю».
Говорят-то тут ёму да всё разбойницьки:
130 «Не даи́м-то ты тебе не злата и не се́ребра,
Не даим-то мы тебе да красной девици».
Он ведь перьвого розбойника конём стоптал,
Он ведь дру́гого розбойника копьём сколол,
Он третьё́го-то розбойника да всё на во́лю́ спустил
135 Посадил он деви́цю на добра́ коня,
На добра́-та коня да впереди собя,
Он повёз-то деви́цю на святую Русь;
Он ведь стал-то у ей да всё выспрашивать:
«Ты скажи, скажи, деви́ця душа красная:
140 Ты какого ты роду, какой племени,
Ты какой же земли, какого города?» —
«Уж я роду-ту ведь всё да королевського,
Уж я доць-то всё Петру да Коромыслову». —
«Я ведь тоже роду королеського,
145 Я ведь тоже сын Петру да Коромыслову». —
«Как спасибо же тебе, да ро́дной брателко!
Ты повыруцил миня да из неволюшки». —
«А спасибо тибе всё же, ро́дна се́стриця,
Ты Настасья же свет Королевисьня!
150 Ты споила миня, скорьмила всё малёхонького;
А твоё-то мне добро ведь наперёд зашло.
Повезу-ту я теперь тибя да к ро́дну батюшку».
Повёз-то он ведь ей да в королесьво-то;
Он приехал к батюшку-ту под косисьцято окошоцько,
155 Он скрыцял-то своим ведь зыцьним голосом:
«Уж ты гой еси, король да Коромыслов Пе́тр!
Да была ли у тибя да ро́дна доць твоя?»
Отвечаёт-от король ёму скорёхонько:
«Как была-то у меня ведь доць родимая,
160 Молода у мня Настасья Королевисьня». —
«Ишше был ли у тибя да ро́дной дитятко,
Как Михайлушко у тя да млад Петровиць-от?»
От Михайлушка король да отпираитце:
«Ты бери-тко у меня да злата, се́ребра,
165 Ты поставь-ко своё да ты востро́ копьё,
Ты во матушку поставь да во сыру землю;
Я обсыплю тебе копьё-то красным золотом».
Говорит-то Михайло таковы слова:
«Не признашь токо своё да цяда милого,
170 Молодого-то Михайла-королевиця, —
Не отдам токо твою тибе любиму доць».
Отпирал король окошецько косисьцято:
«А ведь был у мня на роду Михайлушко,
А Михайлушко-то был у мня Петровиць млад.
175 Возлюблю теперь Михайлушка я пушше всех,
Посажу теперь Михайла на своё место,
На своё-то я на место королевськое,
Отдава́ю Михайлушку-ту всю державу королевськую,
Шьто повыруцил у мня-то доць любимую,
180 Ише ту ли да Настасью Королевисьню».
18. КНЯЗЬ РОМАН И МАРЬЯ ЮРЬЕВНА
Ишше было во городи во Цари́гради,
Ишше жил-то Роман да князь Ивановиць;
Ай была-то кнегина-та Марья всё ведь Юрьевна.
Он ведь езьдил, Романушко, в дальни города,
5 Собирать-то он езьдил дани-пошлины;
Обратилсэ домой тольке ненадолго-то,
Опять про́жил во гради тольке полмесеця;
Поежжаёт опять да во Большу́ землю,
Во Большу-ту в земьлю́-ту он за пошлиной.
10 Унимает Романушка молода жона,
Молода ево жона-та всё Марья Юрьёвна:
«Ты не езьди, Роман-от князь, во Большу землю,
Очышшать-то не езди ты дани-пошлины,
Дани-пошлины ты ведь всё прошлогодныя,
15 Шьто за те ли за годицьки всё за прошлыя:
Мне ноц́есь мало спалось, много во снях видялось:
У миня-то ведь будто да на право́й руки
Золотой-от перьстень у миня россы́палсо».
А не слушаёт Роман-от да князь Ивановиць,
20 Он не слушаёт своей-то всё молодой жоны,
Молодой-то жоны своей Марьи Юрьёвны;
Отьежаёт всё князь-от с широка двора.
Ц́ерез дво́и-ти было ра́вно́ сутоцьки,
Со восточьню-ту было со стороноцьку
25 Да со славного-то синя солона моря
Там идёт-то три ка́рабля всё ц́ернёныих
Да приходят во гавань князю к Роману-то.
Выздымают они всё флаки́ шелко́выя,
Да мостят-то всё мосты они дубовыя,
30 Настилают всё су́кна-та одинцёвыя.
Тут приходит поганоё всё Идолишшо
Он приходит тут скоро к Роману-ту в полатушки,
Во полатушки приходит всё в белокаменны,
Он приходит со Васькой-то с Торокашком всё:
35 Ишше знаёт ведь Васька язык руськия.
Говорит-то ведь Васька да таковы реци:
«Ище где у вас Роман-от свет Ивановиць?»
Отвецяёт кнегина-та Марья Юрьевна:
«Как Роман-от у нас-то уехал во Большу́ землю́,
40 Оцышшать жеуехал-то дани-пошлины».
Говорит-то ведь Васька-то таковы слова:
«Ты пойдём-ко, кнегина Марья Юрьёвна,
Ты сними у мня товары с цёрных ка́рабле́й».
Она стала-то всё у их выспрашивать:
45 «Шьто у тя товар-от на цёрных ка́рабля́х?» —
«У меня ведь товары-ти всяки-разныя:
Цёрны соболи у мня ведь есь сибирьския,
Ясны соколы у мня ведь есь заморьския,
Да шолки́-ти у мня есь ведь всяки-разныя,
50 Ишше сукна у мня всяки-розноличныя,
Ишше всяки напитки, каки́ вам надобно».
Набрала она много-то золотой казны,
Золотой-то казны берёт несцётну тут.
Говорят-то ей нянюшки-ти, матушки,
55 Говорят-то вси-ти ее́ прислужники:
«Не ходи-ко-се, наша мила хозяюшка,
Ише та ли кнегина ты Марья Юрьёвна!
Увезёт тебя Васька Торокашка-та,
Торокашка-та Васька-та сын Замо́ренин,
60 Увезёт он тебя-то ведь за синё́ морё».
Говорила она-то им таковы реци:
«Я не буду сидеть, с им розговаривать;
Откуплю скоре́ товары-ти вси заморьския».
Говорят-то в глаза ёму всё ведь нянюшки:
65 «Не торговать ты пришол, Васька, — воровать пришол!
Увезти хошь у Романа-та молоду жону,
Молоду-ту жону-ту да Марью Юрьёвну».
Потихошеньку Марьюшка всё сряжаитце,
Поскорёшеньку всё она собираитце;
70 Надеваёт на сибя-то она кунью́ шубу,
Ишше ку́нью-ту шубоцьку, соболинную,
Да пошла-то она по мостам дубовыим,
Да идёт она по су́кнам всё одинцёвыим;
Как стрецяёт ей Васька Торокашко-то,
75 Торокашка-та Васька сын Замо́ренин;
Он стрецят ей на палубу на хрустальнюю,
Он ведёт ей в каюту-ту красна золота;
Он нанёс ей товаров-то всяких-разныих,
Говорит он ей сам-то да таковы реци:
80 «Выбирай-ко в товарах-то, ты росматривай;
Я пойду-ту, схожу-ту скоро на палубу».
Загледелась она-то да на товары-ти,
Забыла оманы-ти всё ведь Васькины,
Да не спомнила лукаства Торокашкова.
85 Говорил он потихоньку всё матросицькам:
«Постарайтесь вы, мла́дыи всё матросики:
Не берите вы мостов, всё мостов дубовыих,
Не трони́те вы су́кнов-то одинцёвыих,
Вы откуйте потихонецько я́коря́ булатныя;
90 Увезёмте к цари́шшу мы Грубиянишшу,
Увезёмте-тко Марью-ту за ёго заму́ж».
Сам уходит опеть скоро во каюту-ту.
Отковали они ведь я́коря́ булатныя,
Подымали они-то ведь скоро то́нки па́руса.
95 Говорит-то кнегина-та таковы реци:
«Шьчо ты Васька Торокашко ты сын Заморенин!
Ише шьчо у вас ц́ерьнён карабь пошевеливат?»
Говорил-то ведь Васька сын Заморенин:
«А припала-то с моря ведь всё погодушка;
100 От того же карабь у нас пошевеливат».
Россита́лась за́ три-то ц́ернёны карабли —
Да за те она товары за заморьския,
Да сама она с Васькой всё роспрошшаласе;
Как выходит на палубу на хрустальнюю —
105 Ище мать, родима своя-та да ми́ла сто́рона!
Будто белы лебеди тольке зля́тывают,[134]
Она тут-то ведь сле́зно взяла заплакала:
«Уж ты гой еси, Васька ты, Торокашко ты,
Торокашко ты Васька да ты Замо́ренин!
110 Не торговать ты пришол, тольки воровать пришол».
Как приходят к цари́шшу-ту Грубиянишшу,
Да заходят во гавань-то ко царишшу-ту,
Вызнимают на радости флаки шолко́выя.
Недосуг тут царишшу-ту дообедывать!
115 Он ведь скоро бежит да в ти́ху гавань-то,
Он ведь скоро убират-то мосты дубовыя,
Он ведь скоро настилат да ковры новыя,
Да росшиты ковры были красным золотом;
Он ведь скоро заходит на ц́ернён карабь,
120 А берёт-то ей тотарин всё за праву́ руку,
Он за те ей за перьсни всё за злацёныя,
Ишше сам он, тотарин, всё усмехаитц́е:
«Уж я кольки по белу́-ту свету́ не хаживал,
Я такой тибя, красавици, не нахаживал». —
125 «Я хоть дам тибе, Васька всё Торокашко ты,
Торокашко ты Васька да сын Заморенин,
Подарю за твою тибе за услугушку
Я-то три-то ц́ернёных больших ка́рабле́й
Со всима́ я тибе́ со матросами.
130 Ты торгуй-ко поди ц́ернёны вси ка́рабли,
Ты поди-ко-се, Васька, на сибя торгуй».
Уводил-то ведь всё да Марью Юрьёвну
Во свои-ти полаты всё во царьския,
Он поставил ведь стражу-ту кругом дому-то,
135 Он крепки́х-то везде да караульщиков,
Он заде́рьгивал окошецька вси косисцяты
Он железною цястою всё решоткою.
Повелось-то на радости тут поц́есён пир;
Напивалсэ царишшо-то всё поганоё,
140 Напивалсэ до пья́на он зелёны́м вином,
Напивалсэ, собака, он пивом пьяныим.
Как во ту ведь пору, всё было́ во то время,
Как молилась ведь Марьюшка Богу-Господу
Да прецистой царици-то Богородици:
145 «Сохрани миня, спаси ты, Боже, помилуй-ко
От того-то от тотарина от поганого;
Уж ты дай мне, Господи, путь-ту мне способную —
Хоть бы выйти на широ́ку светлу улицю.
Я скоцю лучше, я по́йду на Почай-реку,
150 Ухожусь лучше пойду́ от своих я рук!»
Не зглонётц́е поганому-ту тотарину;
Скоро за́спал тотарин-от Грубиянишшо,
Он крепки́м-то сном за́спал всё богатырьским-то.
Как по Божьёй-то было всё по милости,
155 Да по Марьюшкиной было всё по уц́ести:
Напили́сь-то тотара-та, вси ведь за́спали.
Как выходит она всё до караульшицьков,
Да дават им горсьём она красна золота;
Ишше вси-ти ей скоро пропускают-то;
160 Да пошла-то она да Богу молитц́е,
По широкой пошла по светлой улици.
По ее́-то было́ да всё по шьчасьицу:
Да слуцилось в то время всё в полноць-время;
Ишше спал-то цари́шо ведь трои сутоцьки.
165 Не слезами идёт больше уливаитц́е,
А питаитц́е всякима она фруктами;
Далеко́ она ушла у нас в трои сутоцьки;
Как приходит она всё ко Почай-реки:
«Мне скочить мне-ка разве уж во Почай-реку,
170 Утонуть-то мне разве от своих же рук?
Не достанитц́е мое-то хошь тело белое
Всё тому-то ли хоть тотарину всё поганому.
Сохранил теперь Осподь от ёго, помиловал».
Обтирала свои она горюци́ слёзы́.
175 Под глазами — ведь лодоцька с перевошшиком;
Говорит перевошшик ей таковы реци:
«Ты садись скоре́ в мою-ту, кнегина, лодоцьку;
Я направлю тибя ведь на путь, на истину,
Я на ту тибя дорожоцьку на широкую».
180 Как дават перевошшику красна золота.
«Мне ненадоть твоё-то ведь красно золото».
Перевёз-то он ей да стал невидимо;
Как открылась дорожоцька ей широкая.
Тут проснулсэ царишшо-то Грубиянишшо;
185 Рознимает скоро он книгу́ волшебную:
«Вы подите возьмите — за Почай-рекой».
Как пришли-то к Почай-реки по́слы посланы;
Да текёт славна матушка всё Почай-река,
В ширину-ту текёт река, текёт широкая,
190 В глубину-ту река очунь глубокая.
Говорят-то послы они таковы слова:
«Уж мы скажем царишшу всё Грубиянишшу:
Утонула, мы скажом, шьто во Почай-реки».
А приехал Роман-от ведь из Большой земли;
195 Он искал-то ведь ей да по всим городам;
Подошол он войной ведь под царишша-та,
Он прибил-то ведь со ста́рого и до малого,
Самого-то царишша взял на огни сожёг;
Ишше Васька-то Торокашко да на убе́г ушол.
200 Ишше сам он[135] воротилсэ он во свой же град,
Он во тот ведь во славной Ерусалим же град.
Да прошло тому времени всё три годицька;
Да на то ведь уж князь-от всё роздумалсэ:
«У мня нет теперь живой, видно, Марьи Юрьевны!»
205 Как прошло ведь тому времени равно три года.
Как задумал женитьсе-то князь Роман Ивановиць;
Он сосватал себе тоже княженеську доць.
Он послал-то поле́сьницька всё поле́совать;
А полесьницёк был он ис простых родов,
210 Ис простых-то родо́в-то да был из бедносьти;
Он стрелять-то послал его гусей, ле́бедей,
Он перна́сцятых меленьких всё ведь утоцёк.
А приходит кнегина-та Марья Юрьевна,
Да приходит близёхонько всё к полесьницьку;
215 Как завидяла она, видит, шьто муськой ведь полк, —
Она села за ку́т, сама притули́ласе,
Говорила сама ёму таковы реци:
«Уж ты гой еси, мла́денькой ты полесьницёк!
Ты подай-то мне своё-то хоть платьё верьхнёё,
220 Приодень моё-то тело на́гоё.
Не ходи ты ко мне-то сам близёхонько,
Уж ты дай-ко мне-ка ты приобдетьц́е-то;
Я сама-то приду-то да я тогда к тобе.
Не убойсе миня ты, бедно́й погибшою,
225 Не устрашисьты миня-то, бедно́й, безцясною;
Я ведь роду-ту, роду непростого-то,
Я ведь роду-ту, роду, да роду царьского,
Уж я веры-то, веры-то православною».
Он ведь скоро скинывал-то да платьё верьхноё;
230 Она скоро одевала ёго платьицё,
Она скоро идёт к полесьницьку на́ реци:
«Уж ты здрастуй-ко, мла́денькой ты полесьницёк!
У тя нет ли цёго-нибудь подорожницьков?
Покорьми ты мою-ту да душу грешную.
235 Ты скажи-ко, полесьницёк, ты какой, откуль». —
«Я хожу-ту, хожу ис Царя́града,
Я стреляю хожу всё гусей, ле́бедей,
Я перна́сцятых всё стреляю утоцёк
Я на свадьбу-ту всё князю Роману-то».
240 Говорит-то она ёму таковы реци:
«Неужли́ у вас Роман-от князь не женилсэ-то?» —
«Некакой у нас Роман-от князь не женилсэ-то;
Ишше только вц́ерась он сосваталсэ;
А сёгодне-то будёт всё смотреньё-то,
245 Ище завтра-то будёт всё венчаньицё».
Как пришли они с полесницьком на широкой двор,
Да сказала она-то полесницьку по тайности:
«Ишше я ведь — Романова молода жона,
Молода-та жона ведь я, Марья Юрьёвна».
250 Наливает Романушко всё полесьницьку,
Наливаёт с остатку-ту пива пьяного
Говорит-то полесьницёк таковы реци:
«Уж ты гой еси, Роман ты князь Ивановиць!
Ты налей-ко моёму-то бедному товарышшу,
255 Ты налей-ко ёму только мёду сладкого;
Поднеси-ко-се, князь-то, да ведь как сам ёму».
Ище князю-ту тут ёму смешно стало:
«Поднесу токо, уж я послушаю:
Да при свадьбы живу-то да всё цюжим умом».
260 Подносил-то он ей да мёду сладково;
Выпивала она-то тут на единой дух
Да спустила ёму перьсьтень всё обруц́ельнёй свой;
Он увидял-то перьсьтень да всё во цяроцьки,
Он берёт-то ведь перьсьтень да во праву́ руку,
265 Прижимаёт он перьстень к ретиву́ серьцу.
«Ты скажи-ко-сь, скажи мне-ка, полесьницёк,
Ты ведь где-то, полесьницёк, взял товарышша?
Роскажите-ко мне-ко сушшу правду всю,
Сушшу правду вы мне-ка всё неута́йную».
270 Говорит настояшшой ёму полесницёк:
«Я скажу-то тибе-то правду, поведаю:
Я нашол ведь в лесу твою-ту молоду жону,
Молоду твою жону-ту, кнегину Марью Юрьёвну».
Ише тут-то ведь князь да обраде́л у нас;
275 Он ведь брал-то ведь Марьюшку за праву́ руку:
«Ты откуль-то пришла, откуль тебя Бог принес?
Заступили ведь-то, ведь молитвы-ти
Ищё всё попов-то, отцов духовных,
Ишше всё наших приц́етницьков ц́ерьковных;
280 Со слёзами за тобя-то они Богу молилисе».
«Ты бери-ко, бери-ко-се, мой полесьницёк,
Ты бери мою невесту всё обруц́е́нную!
Не проминею-ту своей-то я молодой жоны,
Молодой своей жоны-то да Марьи Юрьёвны».
285 Повенцял-то он мла́дого всё полесницька
На своей он невесты всё обруц́е́нныя,
Становил-то всё мла́дого он полесницька
Он к сибя на двор главным всё предводителём.
Тут повёлсэ поц́естен-от пир на радости
290 Ище князю-ту Роману по свиданьицю с ёго да молодой женой,
Ишше мла́дому-ту всё полесницьку,
А повелсэ тут пир с им вместе тут;
Ишше князь-от Роман-от был всё тысецьким,
Ишше Марья-та Юрьёвна всё ведь сва́тьёю.
295 Овинц́ели мла́дого всё полесницька;
Обдёржали они ведь всё по злату́ венцю.
На двори у их жить стал главным предводителём.
19. ЧУРИЛО И АВДОТЬЯ (ЧУРИЛО И НЕВЕРНАЯ ЖЕНА)
Было в славном нашом городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимера
Ишше был-то у ёго бога́тырь-от любо́й-мило́й,
Ишше тот ли был Цюрилушко сын Пле́нковиць.
5 Зазвонили всё, по утру было ранному,
Как звонили-то заутреню-ту ранную,
Ише ту ли обедню воскресеньскую;
Тут стаёт скоро Цюрилушко, всё побужаитц́е,
Он свежо́ё водой клюцёвой умываитц́е,
10 В цьве́тно платьицё хоро́шо нарежаитц́е;
Он пошол-то молитьц́е Богу-Господу,
Он во Божью всё ц́ерьковь во соборную,
Во соборную ц́ерьковь богомольнюю.
Он ведь молитц́е стоит да во Божьё́й ц́ерьквы;
15 Тут приходят всё ведь маленьки ребятушка,
Говорят они Цюрилу свету Пле́нковицю:
«Тибе полно стоять, Цюрило, во Божьё́й ц́ерьквы;
Ты поди домой, Цюрило, поскорёшенько;
У тебя в доми́, Цюрилушко свет Пле́нковиць,
20 У тебя-то всё ведь в до́мьици нешшясьицё,
Как нешшясьицё у тя в доми слуцилосе:
У тя зделала измену молода́ жона.
Приежал-то всё к крылецюшку ко белому,
Ко белу́-ту крыльцю-ту, всё к паратному,
25 Приежал-то к твоей-то молодой жоны,
К молодой жены Овдотьи Королевисьни,
Приежал-то ведь всё да как нежда́ной гость,
Дорогой-то ведь как гость, как старой-прежной друг,
Старой-прежной ведь друг, да дружок милёнькой;
30 Уводила она ево в высо́ки све́тлы горьници;
Они пьют-то всё сидят да проклаждаютц́е,
Сладкой водоцькой до пья́на напиваютц́е».
Как Чурило стоит Пле́нковиць, сам не обе́рнитц́е,
Как ведь молитц́е он Богу-Господу.
35 А приходят ведь скоро красны девушки,
Становя́тц́е к Цюрилушки близёхонько;
Улыбаютц́е девушки, всё посмехаютц́е:
«Ты поди, поди, Чурилушко свет Пле́нковиць!
Как пришол-то к твоей-то жоны да нелюбо́й ведь гость,
40 Как тибе ведь гость неми́лой, ей ведь ми́лой друг».
Как Чурилушко стоит да всё не згля́нёт-то.
А приходят ведь два брателка крестовыи,
Крестовы два братёлка, назва́ныи:
Во перьвы́х-то Добрынюшка Никитиць млад,
45 Во вторых-то всё Олёшенька Поповиць млад;
Тут приходят, ёму да сами сказывают:
«Уж ты ми́лой ты наш брателко названой же,
Ишше то же Цюрилушко свет Пле́нковиць!
Как поди-тко-се домой-то поскоре́шенько:
50 Как приехал-то к тебе ведь нелюбимой гость,
Молодой-то жоны да ста́рой-пре́жной друг,
Старой-прежной друг».[136]
Ище тут-то Цюрилушко задумалса;
Отстоял-таки обедню воскресеньскую,
55 Ай пошол-то Цюрилушко скорёшенько.
Ай стрецяет ёго нянюшки-ки, мамушки да на новы́х сенях.
Ай стрецяют-то ёго всё сенны девушки;
Говорит-то Цюрило таковы слова:
«Уж вы гой еси, мои вы нянюшки, вы сенны девушки!
60 Каково́-то молода наша хозяюшка
Безь миня-то здраствуёт Овдотья Королевисьня?»
Отвечали ему скоро сенны девоцьки:
«Всё во старом-то у нас Овдотья в положеньици,
Вси зате́плёны свешши́ у ей с лампадами».
65 Отьпирает он свою-ту светлу све́тьлицю;
Тут сидит ёго любима милая племянёнка;
Говорит-то он племянёнки да всё выспрашиват:
«Ты скажи, моя любима всё племянёнка
Каково́-то безь меня эта[137] была Овдотья Королевисьня?»
70 Говорила племянёнка родному дядюшки,
Шьто тому ли Цюрилу свет Пле́нковицю:
«Уж ты гой еси, любимый милой дядюшка
А по имени Цюрило ты ведь Пле́нковиць!
Бесь тебя она молилась Богу-Господу;
75 Вси зате́плёны были свешши́ с лампадами».
Он скорёшенько пошол да в спальню в тёплую;
А сидит-то Овдотьюшка да Королевисьня,
Наредны́м она сидит всё нареднёхонька,
Весёлы́м она сидит всё веселёхонька.
80 Она скоро тут ставала на резвы́ ноги,
Она скоро бежала всё к Цюрилушку-ту Пле́нковицю:
«Ише шьто же ты, Цюрилушко свет Пле́нковиць,
Ты ушол-то долго? я сижу соскучилась».
Говорит-то всё Цюрило таковы реци:
85 «Уж ты гой еси, Овдотья Королевисьня!
Ай кака́ у тебя на спицьки ве́снёт шуба соболиная?» —
«Ишше были у мня бабушки, ребятушка;
Шьто оставили ведь шубу соболинную». —
«Уж ты гой еси, Овдотья Королевисьня!
90 У тя цья-то на спицьки ве́снёт пухова́ шляпа?» —
«У мня были в го́стях бабушки, ребятушка;
Позабыли-то на спицьки пухову́ шляпу». —
«Ишше гой еси, Овдотья Королевисьня!
Ты скажи-тко мне-ка правду-ту, поведай всё:
95 Эта цьи у тя сафьяненьки сапожоцьки?» —
«Ишше были-то всё бабушки, ребятушка
Да оставили сапожоцьки сафьяныя».
Посмо́трил-то под кроваткой-то Цюрило Пле́нковиць —
Там лёжит-то ее́ да всё как ми́лой друг,
100 Ишше милой друг как...[138]
Он хватил-то со спицьки саблю вострую,
Он отсек-то у ево да скоро буйну голову,
Он отсек-то тоже в Овдотьи Королевисьни:
«Уж ты зделала, Овдотья, мне изменушку!»
105 Сам ведь скоро пошол да на широкой двор,
Он сядлал-то своего да коня доброго,
Он поехал с горя-та всё во цисто́ полё,
Со стыду больше́ поехал со великого;
А за им-то поехал ста́ра всё старыньщина
110 Шше́ по имени Илья-то всё ведь Мурамець;
Поворотил-то он Цюрилушка все Пле́нковиця:
«Мы найдём-то как во Киеви тебе да красну девицю,
Красну девицю тебе да мы невесту-то
Не простого тибе роду, княженевського».
115 Он ведь скоро тут да всё стал женитисе,
Брал-то он да всё у князя доць.
А сходили всё они да во Божью́ ц́ерьковь,
А держали они с ей да по злату́ венцю.
Он ведь взял топерь себе да жо́ну верную,
120 Жо́ну верную себе взял неизменную;
Да повёлсэ-то ведь ц́е́сен пир на радости.
20. ХОТЕН
Ай во славном было городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимира
Заводилось пированьё-стол, поц́есён пир;
Собират-то этот пир всё не Владимир князь,
5 Собираёт Опраксе́я Королевисьня
Ай да тех ли на красных всё на девушок,
Ай на тех ли на жон да жон всё мужниих,
Ай на тех ли на вдов благоц́есливыих,
Шьчо на тех ли на сирот да всё безма́тёрных,
10 Ай безматёрных да всё на бедных-то.
В перьву голову звала да кня́зёву родну сёстру,
Ай родну-ту сёстру всё Цясову́ жону;
Другу голову звала на пир — Хоте́нюшка-та Блу́довиця ро́дну матушку.
Посадили Цёсову жону ведь по родни-то ей,
15 По родни-то ей садили во большой угол;
Блудову́-то жону садили по Хотенюшки,
За ёво-то ли за силу богатырьскую;
Ай садили ей подле Цясову́ жону,
Подле княз-то Владимира родну́ сёстру.
20 Ай сидели они да пили, кушали,
Пили, кушали они да проклаждалисе;
Наливали им княгина мёду сладкого,
Подносила она им да всим по цяроцьки;
Они скоро ставали вси да на резвы́ ноги,
25 Они скоро-то брали ети цяроцьки,
Они вси молились за царицю православную,
Ай молили, просили Бога-Оспода.
Тут ведь спомнила вдова да Блудова́ жона;
Как не пьёт-то она да своей цяроцьки,
30 Да подносит она да Цясовой жоны:
«Ты возьми, возьми у мня, да Цясова жона,
Ты возьми-тко у мня цяроцьку в белы́ руки;
Заведём-то мы с тобой дело немалоё,
Мы немало-то с тобой, дело великоё,
35 Ай вели́ко с тобой дело — разве сва́товство:
Ты отдай-ко-се свою-ту доць любимую
Ишше ту ли ты Чя́висьню Чясо́висьню,
Ишше ту ли мне деви́цю девети братье́й,
Девети-то ведь бра́тьей-то ли, ясных со́колов,
40 За моёго-то за сына за любимого
За того ли за Хотеюшка за Блудо̆вйця».
Да брала-то ету цяру Цясова жена,
Да брала-то как в свои-ти во белы́ руки,
Выливала-то ей цяроцьку в ясны́ оци,
45 Обливала у ей шупку сараци́ньскую,
Обливала ведь у ей у шупки пуговки:
Да перьва́-та у ей пуговка была в сто рублей,
Ай друга-та у ей пуговка была да в ц́елу тысецю,
А трете́й-то ведь пуговки да ц́е́ны не́ было;
50 Обливала-то у ей вси оци ясныя,
Пристыдила-то ведь ей да прибеше́стила
Да при всём-то ей пиру́ да при многи́х людях,
Всё при князи-то ей, всё при кнегины-то;
Обругала-то ей сына любимого,
55 Ай того же бога́тыря могуцёго
И того же Хотенюшка всё Блудовиця:
«Ай отець-то у его да всё был Блу́дишшо;
Ишше сын-от осталсэ всё уродишшо;
Он ведь езьдит по городу уродуёт:
60 Ишше хто бы Хотеюшку рубашку дал,
Ишше хто бы Хотеюшку бы подштаньницьки,
Ишше хто бы Хотеюшка-та покорьмил да хлебом, солью бы,
Покорьмил его обедом либо ужйно̆ю?»
Тут заплакала горько Блудова́ жона,
65 Она сжала вси досады на желанном ретиво́м серьци.
Тут не мог же усидеть родимой ее́[139] брателко
Ишше тот ли наш Владимир-князь да славной киеськой;
Он сказал-то Цясовой жоны одно слово:
«Уж ты глупая ты всё моя родна́ сестра,
70 Неразумна ты вот моя Цясова жона!
Немалу́ ты собе шутоцьку нашу́тила;
Ишше как-то тибе шутка ета с рук сойдёт?
Отворотит ведь Хотеюшко тебе, сёстра, да все насмешоцьки».
Просидела Блудова́ жона уж весь же пир;
75 Тут ведь стали со пиру́-ту росходитисе,
Ишше стали со цёсно́го роспрошшатисе,
Ай пошла-то ту домой да Блудова жона,
Как Хотеюшка всё ро́дна матушка;
Она крест-от кладёт да всё по-писа́нному
80 Да поклон-от всё веде́т да по-уцёному,
Роспрошаитц́е со ласковым со князем со Владимиром
Ай со той же со княгиной с Опраксеей Королевисьнёй,
Поклоняитц́е на все четыре сто́роны,
Со всима́-то она да всё прошаитц́е.
85 Как приходит к своёму́-ту к широку́ двору,
К широку двору, крылецьку всё паратному;
Да стрецяёт-то скорёшенько ею́ кухароцьки.
Отпирают-то тут крыльцё, дверь паратную;
Ай стрецяёт ей Хотеюшко млад Блудовиць,
90 Да стрецяёт ей Хотеюшко-то на новы́х сенях;
Он берёт-то ей за руц́енку за правую,
Ай ведёт-то ей в полаты белокамянны,
Ай садит-то ей на стул всё рыта бархата,
Розьдеват-то у ей шубу сороциньскую:
95 «Уж ты шьто же, моя маменька родимая,
Ты родима моя маменька любимая,
Ты неве́сёла пришла с пиру́, нерадосьня?
Разве местом-то тибя да обсадили тут,
Разве цяроцькой тибя да обнесли они,
100 Ли невежа над тобой-то разве насмеяласе?»
Говорила-то ево да ро́дна матушка,
Родна матушка ево, всё Блудова жона:
«Ай ведь местом-то миня кнегина не обсадила же,
Ишше цяроцькой миня не обнесла она,
105 А невежа надо мной же натсьмеяласе:
Натсьмеялась надо мной всё Цясова́ жона;
Я посваталась-то за тобя, да цядо милоё,
Цядо милоё моё да ты любимое,
На ее́-то на любимой всё на доцяри
110 А на той ли на Чявисьни Чесо́висьни,
Я на той ли на деви́ци девети братье́й,
Девети-то я братье́й, всё ясных со́колов;
Выливала мне цяроцьку она в ясны́ оци,
Обругала все тибя, моё да цядо милоё,
115 Цядо милоё, Хотеюшко ты Блудовиць». —
«Ты не плаць-ко-се, моя ты матушка родимая,
Ты родима моя матушка любимая!
Не моци ты свои-ти оци ясныя.
Отсьмею-ту я ведь ей скоро натсьмешоцьку».
120 Он ведь скоро ставал да на резвы́ ноги,
Он ведь скоро брал со сьпицьки саблю вострую,
Он ведь скоро-то седлал да он добра́ коня,
Он добра́ коня седлал всё богатырьского,
Он ведь брал с собой ко́пьицё циркальскоё,
125 Он поехал по городу по Киеву
Он ведь мимо-то ее́ да всё окошоцько.
Тут увидяла всё Чявисьня Чясо́висьня,
Ишше та ли ведь деви́ця девети братье́й,
Девети братьей девиця, ясных со́колов;
130 Ай мёталась-кина́лась во косисьцято окошоцько,
Отпирала ведь окошоцька немножоцько,
Шьчо крыцяла-то своим за зыцьним голосом:
«Ишше смел ты всё, урод, на мне посвататьц́е!»
Тут не лютоё-то зе́льё роскипелосе,
135 Богатырьско-то серьцё розгорелосе;
А как брал-то тут скоро своё востро́ копьё,
Он ведь ша́рнул-то копьём всё ведь в окошоцько;
Он немножко ей не пре́дал смерти скорыя.
Сам поехал он скоренько во чисто́ полё,
140 Он убил-то, он убил да взял всё семь быков,
Он извил-то, приготовил взял он семь ремней,
Изыма́л-то взял-то деветь ясных со́колов,
Привезал взял ко берёзоцькам, ко со́сёнкам;
Изымал-то всех уда́лых добрых мо́лодцов,
145 Сам поехал-то назал да в красён Киев-град;
Он приехал-то опеть к им под окошоцько:
«Изымал-то я твоих всех ясных со́колов,
Отсмеял я тибе всё ишше́ натьсмешоцьку;
Отсеку я их поеду буйны головы».
150 Говорит-то тут ведь Чявисьня Чясовисьня:
«Ты поди сходи, маменька, ко дядюшки,
Ко тому сходи ко князю ко Владимиру;
Попроси ты у его да хоть ты силы-то,
Попроси ты ведь силы десеть тысец́ей;
155 Да убейте-то тогда всё уродишша престрашного,
Да не ездил шьтобы́ по свету белому,
По тому же он по городу по Киеву».
Как приходит тут скоро Цясова́ жена:
«Уж ты гой еси, родимой милой братёлко,
160 Уж ты милой, ты любимой всё Владимир князь!
Мне-ка дай-ко-се ты силы десеть тысец́ей,
Ты повыруци любименьких плямяницьков,
Ты ис той же повыруци неволюшки;
Замори́т ведь нас ведь он смертью́ голодною».
165 Он ведь дал-то тут ей силы десеть тысеце́й;
Ён прибил-то ету силу на единой дух.
Некакой же она пользы всё не зделала,
Привела тольки в изьян князя Владимира.
Как пошла она просить к ёму в другой након:
170 «Уж ты дай мне-ка силы двадц́еть тысец́ей».
Говорит-то князь Владимир таковы реци:
«Уж ты глупая сестра, всё неразумная!
Розгруби́ли вы теперь бога́тыря могуцёго.
Мне-ка силы-то тибе-ка больше жалко дать;
175 Я даю́-то тебе лучше золотой казны:
Ты вели ёму поставить-то ево востро́ копьё,
Ай востро копьё поставить-то ему на я́рой лёд»
Она приходит к бога́тырю Хотеюшку, да низко кланялась:
«Ты поставь, поставь, Хотеюшко всё Блудовиць,
180 Ты поставь-ко-се своё-то копьё востроё,
Ты воткни-ко-се ты всё да как во ярой лёд;
Мы обсыплём тибе да красным золотом.
Уж ты выпусти ты детоцёк моих любимыих
Ты ис той ли из великой из неволюшки!»
185 Ай на то-то всё Хотеюшко не соглашаитц́е:
«А ненадоть мне-ка ваша золота́ казна,
«У мня есь казны да красна зо́лота,
Оста́влёно у мня у ро́дного у батюшка;
Мне во веки-ти будёт не прожить-то мне,
190 И останитьц́е она-то от миня-то людем добрыим.
Я ведь скоро же поеду во чисто́ полё,
Отсеку же я у их-то буйны головы».
Говорит-то князь Владимир таковы слова:
«Уж ты гой еси, сестра моя безумная!
195 Ты поди давай свою хошь доць любимую:
Не возьмёт ли он, быват, её в супружество,
Не возьмёт ли он, быват, её в кухароцьки».
Ведь пошла она давать свою же доць любимую:
«Ты возьми, возьми, Хотеюшко сын Блудовиць,
200 Ты возьми, возьми любиму доць в кухароцьки!»
Говорил-то Хотеюшко таки реци:
«Мне нашьто-то мне твоя-та доць безумная?
Я возьму лучше у бедного хресьянина,
Из именьиця возьму, не из богатьства ей —
205 Ай лицём она хоро́ша, всё умом сверстна».
Она пала-то ёму во резвы́ ноги:
«Ты возьми, ты возьми у мня любиму доць;
Ты спусти у мня на волю ясных со́колов!»
Ай зговорила ёму матушка родимая,
210 Ай родима ёго матушка любимая:
«Ты послушай-ко миня хошь, цядо милоё,
Ты миня-то же, родиму свою матушку:
Ты возьми-тко-се, возьми ей за себя замуж,
Ты хошь для-ради возьми князя Владимира,
215 Хошь ты ради Опраксеи Королевисьни.
Ты спусти-тко-се на волю ясных со́колов:
Как они-то всё тибе не виноватая».
Он послушал всё родиму свою матушку;
Он ведь съезьдил скоро во цисто́ полё;
220 Он спустил-то всех на волю ясных со́колов,
Он привёз-то их с собой же в красён Киев-град;
Он же взял тогды сестру ихну в замужество.
А ведь сьездили они тут во Божью́ ц́ерьковь —
Ишше тот же Хотеюшко да Блудовиць
225 Ай со той ли деви́ц́ей с Чявисьнёй с Чясовисьнёй
Девети-то ведь бра́тьей, ясных со́колов;
А повёлсэ у их тогды всё пир на радости;
Они звали-то на пир князя Владимира,
Они звали Опраксею Королевисьню.
21. САДКО
Ише́ был жил Садко́ новогородцькия.
Он ведь зделал всё гу́сельци яро́вцяты;
Он из хитрых же Садко́ да был хитёр-мудёр;
Ён ходил-то всё играл да всё ко озёру,
5 Он ведь день ходил играл, да он другойа играл.
Выплывала царица Белорыбица:
«Уж ты гой еси, Садко́ новогородския!
Ты сходи-ко-се во лавочки торговыя,
Ты купи-ко-се, купи да всё разны́х шелков,
10 Изьвяжи-ко-се ты всё да ты шолко́в нёво́д,
Замеци-ко-се ты в это Цюдо-о́зёро;б
Я пошлю-то золотых тибе три рыбинки,
Тыв ведь скоро сходиг в лавки торговыя».
Он ведь скоро мётал да всё шолко́в нёвод,
15 Изловил-то он да эти рыбинки.
Говорит ёму царица Белорыбица:
«Ты поди-тко-се тепере бейсе ты с купцамид о велик заклад,е
Выбивай у их три лавоцьки с товарами заморьскима;
Ай скажи, шьто „уловлю-то золотых я вам три рыбинки“».
20 Пробегали купци да в свои лавоцьки;
Обценилиж у ево да перьву рыбинку,
Перьву рыбинку-ту обценилиж ведь во сто рублей,
Другу рыбинку-то обценилиж целуз тысецю,
Третью рыбинки тут ведь ценыз не́ было.
25 Ай пробили все ведь лавки с товаром разныим,
А пробили три цернёных своих ка́раблей;
Ай отдавал-то три рыбинки Садко-купец — богатой стал.и
Он пошол-то на чёрных всё на ка́раблях,
Торговать-то он пошол да всё ведь в разны го́рода;
30 Торговал-то он ходил да всё как с прибылью.
Он пошол-то опеть да во второй након.
Ишше вси-ти он’к карабли по морю как да соколы́ летят,
Ай Садко́ськой-от кара́бь как ведь на якорю́ стоит;
А пошли его ц́ернёны многи ка́рабли.
35 Ай Садко́-купец по ка́раблю похаживат,
Он ведь беленькима ручками розмахиват,
Золотыма-ти персьнями принабрякиват,
Он белыма-ти пальцями принашшалкиват,
Он жолты́ма всё кудрями принатрясыат;
40 Он ведь сам всё говорил да таковы реци:
«Ишше кольки по синю́ морю не хаживал —
Я Морьскому ца́рю дани-пошлины не плацивал,
Вы спускайте-ко, мои млады матросики,
Вы спускайте-тко-се боцьку с красным золотом,
45 А другу́ боцьку спускайте с цистым се́ребро́м».
Ишше́ эти боцьки-то всё поверьх воды несёт.
Да сказал-то Садко́-купець новогороцькия:
«Не берёт у нас Морьской цярь дани-пошлины.
Уж вы делайте, матросицьки, вы же́ребьи,
50 Ай собе-то делайте вы жеребьи дубовыя,
Ай ведь мне-ка зделайте вы же́ребей да красна дерева».
Ишше вси ведь же́ребьи поверьх воды плывут,
Ай Садкосько’ же́ребей да ко дну ка́менём.
Уряжалсэ в дорого́ своё да в платьё цьветноё,
55 Он садилсэ-то во белу модну шлюпоцьку,
Он ведь брал-то собе да всё ведь гусельци,
Он ведь гусельци собе да звоньцяты́ они;
Он садилса во ету скоро шлюпоцьку,
Ай он стал ведь во гусельци поигрывать:
60 «Вы прошшайте-тко, мои млады́ матро́сицьки!»
Полетел у Садка червён кара́бь да как во кры́льици,
Перестыг-то всё ц́ернёных цюжих ка́раблей.
Как Садко-то не поспел взглянуть да на ц́ернён карабь,
Утянулал всё ёго царица Белорыбица,
65 Ай приводила ево всё к царю ко Морьскому-ту:
«Ты бери-ко-се, бери же ты, Морьской ведь царь,
Ты бери-ко-се Садка, купця новгороцького,
Ты бери-ко-се ево на трои сутоцьки,
Засади его играть да в звоньцяты́ гусли».
70 Говорит же цярь Морьской да таковы реци:
«Я сижу-ту ведь, Садко новгороцькой же,
Уж я жду тибя ровно́ три годицька.
Поиграй-ко-се во гу́сельци звоньця́тыя,
Ты утешь миня, царя всё со царицою».
75 Заиграл-то всё Садка новогороцькия;
Заплясали-то же царь всё со царицою,
Ведь плясали они всё во синём мори́.
А играет ведь он да ц́елы сутоцьки,
А играет-то он да всё други́ сутки,
80 Да играет-то он да третьи сутоцьки.
Айм как ведь приходит к ёму Микола всё Можайськой-от:
«Тибе полно играть, Садко новогороцькия!
Ты прирви возьми свои да звоньцяты́ гусли:
На синём-то ведь мори зделалась больша́ погодушка
85 Да от той ли от пляски-то царя с царицою;
Ище много изгубило людей добрыих,
Ище много ведь погибло чёрных ка́раблей,
И того больше́ погибло всё мелки́х судов».
Приломали-то взели[140] звоньцеты́ гусли.
90 Говорил-то тут да ёму всё ведь царь Морьской:
«Я ведь цим тибя, Садка-купця, пода́рствую,
Я ведь цим-то всё тибя дарить буду, ударивать?»
Говорил яму́ Садко новогороцькия:
«Покажи-тко мне своих да тридцеть красных девушок».
95 Росказал ёму Никола всё Можайськия:
«Ты бери-тко-се Настасью всё царевну-ту;
Он наре́дит-то тибе всё тридцеть девушек,
Он наре́дит-то ведь в платьицё всих в парноё,
Всех-то в па́рно-то их в платье, всех в однакоё;
100 Посади́т он всё Настасью-ту царевну-ту,
Посадит-то ей да всё в серёдки-то;
У Настасьи-то ведь оци ясна сокола,
Ишше брови-ти у ей да чёрна соболя
Уж ты ту смотри, Садко, купець новогородския,
105 Уж ты ту бери да за сибя заму́ж.
Айм хоть жалеть будёт ведь царь да своей доце́ри,
Не бери ты больше некакой но́во́й».
Приказал-то наредитьц́е все́ Морьской ведь царь
Ишше всим-то им в одна́ко платьё цьветноё.
110 Замечаёт Садко новогороцькой-от:
«Шьто мне взеть будёт Настасью-то получше всех».
Они вси-то сидят будто парьнёхоньки;
А Настасья потянула руцьку правую
Да мигнула Сад-купцю да чёрным глазиком;
115 Он ведь тут-то скоро догадаитьц́е,
Говорит-то он скоро́ всё цярю Морьскому-ту:
«Мне вот та же моя да Богом су́жона».
Тут ведь цярь-от стоит да испугаитце:
«Не своим ты, Садко, умом, верно, нака́заной;
120 Не отдам я за тибя свою-ту доць любимую:
Ай у мня-то Настасьюшки-то матушка была со сьвятой Руси,
Со сьвятой была Руси ведь матушка, ис каменно́й Москвы».
Тут ставала Настасья на резвы́ ноги,
125 Говорила царю всё таковы реци:
«Уж ты гой еси, батюшко любимой мой!
Не розлуци же ты миня с Садком, купцём богатыим,
Отдавай-ко-се миня ты с ц́ести, с радости;
Дай ты мне-ка же приданым три-то ка́рабля чернёныих,
Нагрузи-ко товарами да дорогима всё:
130 Ты один карапь грузи-ко красным золотом,
Ты другой карапь грузи-ко цистым се́ребром,
Ты третей карапь грузи каме́ньём драгоц́енныим».ж
Ишше тут царь просватывал свою любиму доць;
Нагрузил ёму ведь вси цернёны три-то ка́рабля:
135 Ишше перьвой карабь да с красным золотом,
Да другой же карапь да с цистым се́ребром,
А трете́й карапь с каме́ньём драгоц́енныим;ж
Спроводил-то он Садка-купця да с ц́ести, с радости.
Ай выходит Садко новогороцькия,
140 А выходит Садко да на синё морё,
На синё-то морё, морё Хвалыньскоё,
Ишше дал ему Господь-Бог по́ветерь способную,
Им способную поветерь, уносную;
Они скоро же приходят во Но́вой-град;
145 Он ведь скоро все обстыг вси ц́ернёны свои ка́рабли,
Он ведь скоро выгружал товары-ти заморьския,
Он ведь скоро делал Миколы-то да всё Можайському,
Делал он Божью́ церьковь,
Он ведь Бо́жью-ту церькву богомольнею
150 А тому ли-то Миколы всё Можайському.
22. СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ
А и было сорок калик да со каликою.
Собиралисе калики всё во единой круг,
Во единой же круг они на зелёной луг;
Они ко́пьеця во землю всё испоставили,
5 Они сумоцьки-котомочки исповесили;
У их суночки-котомочки рыта бархата.
Выбирали они да атамана-та,
Атамана выбирали Касьяна Немило́сьлива,
Подъата́манья — Михайлушка всё Касьяновича;
10 Они клали-то меж собой заповедь великую,
Да вели́ку они заповедь, немалую:
«Ишшё хто у нас ведь, братцы, заворуёт жа,
Ишше́ хто у нас, братцы, заплуту́ёт, как, —
Мы вкопам того во матушку в сыру землю́,
15 Мы вкопам тогда во матушку сыру землю́ по поясу,
Уж мы будём судить-то, братцы, своим судом,
Поведём-то мы, братцы, не под царьской суд,
Не под царьской-от суд-от да не под княжеськой:
Мы из рук возьмём, из ног-то жи́льё вытянём,
20 Отсекём возьмём по плець-то мы буйну голову».
А идут они ко городу всё ко Киеву;
Как навстречу им, встрету всё стрецялся-то
Как по имени Добрынюшка Никитиць млад
Да по имени Олёшенька всё Поповиць млад,
25 Да ишше́-то везут они с собой, с има —
Как позади-то едет князь Владимир-свет.
Они кланелись каликам до низко́й земьли:
«Вы куды пошли, калики перехожия,
Перехожи ли калики, переброжия?»
30 Отвечали калики-ти двум бога́тырям:
«Мы пошли-то молитьц́е к мошшам прецистыям,
Мы идём-то молитьц́е в Киев-ма́настырь,
Мы к Онтонью, к Феодосию помолитисе,
Во святых пешерах всим-то святым помолитисе,
35 А оттуль-то пойдём в Ерусалим всё град;
В Ерусалими-то гради тоже молитьц́е нать,
К Осподню же гробу-ту приложитисе.
И подайте нам милостинку спасёную».
Говорил-то Добрынюшка Никитиць млад,
40 Говорил-то Алёшенька Поповиць млад:
«У нас нету при собе-то, калики, золотой казны;
Подождите вы всё же князя Владимира, —
Он ведь скоро ведь к вам-то сецяс прика́титцэ».
Приежает Владимир-князь стольнё-киевськой;
45 Они кланелись, калики, ему жо до низко́й земьли:
«Уж ты здрастуй-ко, красно наше солнышко,
Ты Владимир же, князь наш стольнё-киевсьской!
Ты подай-ко нам милостину спасёнаю».
Подаваёт князь милостину спасёную,
50 Подаваёт ведь им да кра́сна золота,
Говорят тут калики всё перехожия:
«Да спасёт-то тебя-то как Боже-Осподи!»
Говорил-то Владимир всё таковы реци:
«Уж вы спойте-тко, калики перехожия,
55 Уж вы спойте-тко, мне да всё Еле́ньской стих».
Как запели калики всё перехожия,
Перехожи калики, всё переброжия, —
Мать сыра же земьля та потресаласе;
Под одну руку дёржит Владимира,
60 Под праву́ руку дёржит Добрынюшка Никитиць млад,
Под леву́-ту руку дёржит Олёшенька Поповиць млад;
Покатилась у Владимира с плець да буйна голова.
Унимаёт Добрынюшка всё Никитиць млад:
«Перестаньте петь, калики перехожия:
65 Ишше князь-от Владимир цють он жив стоит».
Перестали петь калики всё перехожия.
Говорит-то Владимир-князь стольнё-киеськой:
«Вы подите, калики вы перехожия,
Вы подите, калики, вы к моей-то кнегины-то,
70 Вы ко той ли к Опраксе́и всё Королевисьни;
Напои́т вас кнегина у мня, накормит всех
Да подаст-то вам милостину спасёную».
Как пошли-то калики всё перехожия;
Как приходят они-то всё в красен Киев-град,
75 В кра́сён-от град, ишше в матушку каменну́ Москву.
Как приходят они скоро под окошоцько,
А запели у полат-от всё у царьскиих,
А запели они-то славно́й Еленьской стих.
А увидяла Опраксея-то Королевисьня,
80 Подавала она милостинку спасёную,
Приказала заходить-то в полаты княжененския;
Она садила калик-то всё за дубовы́ столы,
Щё за те ли за скатерти всё за браныя.
Ище стали калики да всё роздеватисе,
85 Они стали-то Осподу молитисе;
Они крест-то кладут да по-писа́нному
Да поклон-от ведут они по-учёному,
Поклоняютце они всё Спасу пречистому
Да садятцеа они да всё попить, поись,
90 Всё попить, поись-то они, покушати.
А отпили, отъели они, откушали;
Благодарят Опраксею всё Королевисьню.
Опраксея-та тут да им все згово́рила:
«Уж ты гой еси, Михайлушко сын Касьяновиць!
95 Оставайтесь-ко вы надевать же всё».
А Михайлушко был-то всё красафциком;
Красота-та в ём была в лици́ непомерная;
На Михайлушка царица-та все обзарилась:
«Ты пойдём со мной, Михайлушко, во полаты княжененския:
100 Мне-ка надоть с тобой-то слово вымолвить».
Да Михайлушко всё он да не цюсвуёт,
Как Касьяновиць он не понимат ето;
Да зовёт, думат, царица по-хорошому.
Как приходит к царици-то в спальню хорошую,
105 Говорит ему цариця всё реци безумныя,
Всё безумныя реци да беспонятныя:
«Я прельстилась, Михайлушко, на твою красу».
Как зовёт она его к собе на кровать всё спать.
Тут Михайлушко всё да испугаитце,
110 Тут Касьяновиць всё перепада́итце;
Убежал от Опраксеи от Королевисьни
Ко своей-то ко мла́дой ко дружинушки;
Сам горюцима слезами весь обливаитце:
Он ведь молит за ей всё Бога-Господа,
115 Он ведь матерь прецисту-ту Богородицю:
«Ты прости, Боже, царицю в злом помышлении,
Ты ведь в глупых рецях да в непрости́мыих».
Он ведь сам-то не спит да Богу молитце.
Понёсла на ето зло-то Опраксея Королевисьня;
120 Подговорила Олёшеньку всё Поповиця:
«Принеси-ко Михайлушкову ко мне сумоцьку,
Принеси ты Касьяновиця котомоцьку».
Он ведь скоро приносил к е́ю потихошеньку;
Роспороли они сумоцьку рыта бархата,
125 Положили они-то всё золоту́ цяшу,
Из которой князь Владимир всё по приезду пьёт;
Зашивали ведь суноцьку всё иголоцькой.
А Михайлу-ту Касьяновицю не спитце-то
Перед великой напраслиной, изнева́гушкой;
130 «Мы пойдёмте-тко, Касьянушко Немило́сливой;
Ишше полно спать в полатушках проклаждатисе!»
Они скоро калики-ти всё ставали все,
Они скоро калики-ти одевалисе,
Они скоро калики да роспрошалисе,
135 Сокнегиною они больше прошшалисе.
После их наехал князь из циста́ поля;
Заискали-то тут ведь золотой цяшы,
Ис которой князь Владимир-от по приезду пьёт.
Ище Олёшенька да скоро сказыват,
140 Принимаёт грехи-ти на свою душу:
«Еттоб было у мня, князь, сорок калик в гостях;
Унесли-то они, верно, твою цяшу».
Посылал князь Владимир-от он скоры́х гонцёв;
Как нашли ету цяшу да у Михайлушка.
145 да судить стали Михайла они своим судом:
Закопали Михайлушка во сыру́ землю,
Да вкопали Михайлушка в земьлю по поясу
Да отсекли ёго взели буйну голову;
Прирубили-присекли всё на мелки́ части.
150 Ише сами пошли-то Богу молитисе,
Ко тому пошли к Онтонью, всё к Феодо́сею.
Помолились они да попрошшалисе;
Как пошли они ведь скоро да ис пешшеры-то:
«Приворотимте ко Михайлушку на могилу — нать».
155 А приходят к Михайлу-ту на могилу-ту, —
Да Михайло-то стоит-то всё живёхонек,
Да живёхонек стоит он, здоровёхонёк;
Красота-та во лици не утеряласе.
«Уж вы шьто от миня, братцы, убежали-то?»
160 Они стали прощатьц́е тут со слёзами всё.
Говорит-то Михайлушко таковы реци:
«Мы пойдёмте-тко, братцы, в красён Киев-от град,
В красен-от Киёв-град, пойдём в матушку камену́ Москву —
Мы не ради Опраксеи да Королевисьни,
165 Хоть мы ради пойдёмте князя Владимира:
Розгнила́сь ведь Опраксеюшка Королевисьня,
За грехи-ти ведь всё же пала в гно́ишшо;
Как Владимир-от князь от неё отступилсэ-то;
Посмотрять-то зайдёт он — нос завязыват.
170 Я дуну-то на её-то на грешно́ тело».
Как приходят-то они в красён Киев град,
Ише прямо ко князю свету-Владимиру,
И Владимер стрецят их от всей радости:
«Вы не можете ли, калики, да излицить у мня,
175 Излицить-то Опраксеи всё Королевисьни?»
И пришол-то Михайлушко, сле́зно Богу молитце;
Он ведь дунул своим-то всё святым духом.
У ей свалились коро́сты да ведь вси от ей;
Она зделалась ведь здрава-здоровёхонька.
180 Наредилась она в ризы дравоценныя,
Наредиласе, сама ведь не постыдиласе;
Входит, каликам-то низко кланялась:
«Уж ты гой еси, Михайлушко Касьяновиць!
Ты просьти миня в вины грешно виноватыя,
185 Ты просьти миня ише́, Михайлушко, во второй вины:
Пристыдила я твоё лицо непорочнаё,
Пристыдила я тебя-то рецьми́ напрасныма.
Ты просьти миня, Владимер-князь стольне-киевськой:
За Михайлушка-та я ведь пала́ во гно́ишшо.
190 Я обзарилась, Михайлушко, на твою красу».
23. СОЛОМАН И ИВАН НИКУЛЬЕВИЧ (ОКУЛЬЕВИЧ)
Было-то в Ерусалими, в славном гради-то,
Там ведь жил-то премудрой-от Соло́ман-царь
Со прекрасной жил царицой Солома́нихой.
Жили они да много времени;
5 Поежаёт царь Соло́ман, всё премудрой царь,
Поежает собирать он дани-пошлины,
Збирать пошлину поехал прошлогодьнюю —
Шьчо за те ли всё за годицьки за прошлыя,
Ай за прошлы-то годы, прошлогодныи.
10 Говорит прекрасна тут царица Солома́ниха:
«Ты не езьди, царь Соло́ман, збирать пошлины,
Збирать пошлину не езьди прошлогодную —
Этта при́дёт Васька Торокашко сын Замо́ренин,
Увезёт у тя царицу Соломаниху.
15 Приходил-то он два раза[141] — ты всё дома был».
Он не слушат царицы Солома́нихи,
Он скорёхонько в дорожку отправляитце,
Отправляитце в дорожку всё полгодика.
Ай прошла-то эта вестоцька да прокатиласе,
20 До того жо прошла весть до Царяго́рода.
Ай во ту-ту пору́ было́, во то время,
Собираёт прекрасной царь Иван Нику́льёвиць,
Собирает он пир на весь он мир:
Собирает на князьей да на бояр своих,
25 Собирает на хресьян на всех прожи́тосьних,[142]
На прожитосьних хресьянушок, на бедных тут.
Ишше все-то на пиру тут напивалисе,
Ишше все же на чесно́м да наедалисе,
На пиру-ту скоро все да стали хвастати:
30 Ишше глупой-от хвастат молодой женой,
Неразумной-от хвастат всё родной сестрой,
Ай ведь умной-от хвастат ро́дным батюшком,
Шьчо разумной-от хвастат ро́дной матушкой.
Ай прекрасной-от царь Иван Нику́льёвичь
35 Он по полатушкам да тут похаживат,
Он похаживат, сам всё усмехаитце;
Он ведь жолтыма кудрями принатрясыват,
Он ведь белыма руками прирозмахиват,
Золотыма он персьнями принабрякиват;
40 Говорит прекрасной царь Иван Нику́льёвич:
«Уж вы гой еси, кня́зи мои, бо́яра,
Вси купци вы, вси мои госьти торговыя,
Вси хресьянушки да вси прожи́тоцьни,
Вы прожитосьни все, да но́вы бедныи!
45 Роскажите мне вы, всю правду поведайте:
Ай у нас-то в Цари́гради́ вси молодци поже́нёны,
Ишше красны-ти девушки заму́ж пода́ваны;
Я един живу, прекрасной царь Иван Микульёвич,
Холо́ст-от живу да нежонат слыву.
50 Мне-ка хто бы из вас выбрал бы обру́чницу,
Мне обручницу бы выбрал супроти́в меня:
Шьчобы лицико — поро́шки снежку белого,
Ай походочка у ей была пави́нная,
Ти́ха рець у ей была да лебединная,
55 Брови-ти у ей да чёрна соболя,
Ишше оци-ти у ей да ясна сокола,
Ясна сокола у ей да переле́тного,
Переле́тного сокола, заморьского».
Ишше старшой-от хоронитце за средьнёго,
60 Ишше средьнёй-от хоронитце за ме́ньшого,
И от ме́ньшого прекрасному царю ответу нет.
Говорит-то Васька Торокашко сын Замо́ренин:
«Я не знаю-ту тебе, прекрасной царь Иван Микульёвиць».
Ишше говорит-то Торокашко сын Заморенин:
65 «Я ведь кольки не бывал по разным го́родам,
Ай по руським бывал и по неверным я,
Я видал, видал везде да красных девушок,
Не видал луцьше́ царици Соломанихи.
Уж ты гой еси, прекрасной ты царь Иван Микульёвичь!
70 Красота-та у вас сь ей будёт однакая,
Друг на дру́жку вы ведь сь ей похожия».
Тут ведь говорит прекрасной царь Иван Никульёвиць:
«Уж ты Васька Торокашко сын Заморенин!
Это есь ли где теперь таки права?
75 Говоришь ты ведь всё реци безумныя:
Как ведь можно у жива́ мужа жону отнять?»
Говорил-то Васька Торокашко сын Заморенин:
«Мне нехи́тро это дело мне-ка зьделати —
Увесьти-то мне царицу Соломаниху».
80 Говорит-то прекрасной царь Иван Микульевичь:
«А бери-ко ты у мня да золотой казны;
Ты достань, достань царицу Солома́ниху».
Говорит-то Васька таковы слова:
«Уж ты гой еси, прекрасной царь Иван Микульёвич!
85 Нагрузи-ко мне ты три ка́рабля чернёныих
Со тима́ ли со товарами заморьскима;
Я пойду-ту к ей да всё в Ерусалим я град,
Увезу-ту бес царя-та бес Соло́мана».
Тут грузил ёму прекрасной царь Иван Микульёвич,
90 Он грузил, грузил чернёны скоро ка́рабли;
А пошол-то Васька Торокашко сын Заморенин.
Он подходит ко сьвятому-ту к Ерусалим-граду;
Он вымастыват мосточки красна дерева,
Росьтилает он сукна одинцовыя
95 Он от цёрных-то от караблей вплоть до дворьца до царьского;
Он приходит к царици к Соломанихи:
«Уж ты здрастуй-ко, царица Соломаниха!
Я пришол, пришол к тебе на чёрных ка́раблях;
Ты сьними поди у мня товары всё заморьскии,
100 Всё заморскии товары всяки-разныя,
Забирай ты с нас ише́, бери да дань всю, пошлину».
Тут ведь скоро царица нарежаласе,
Ай пошла она к Васьки на ц́ерён карабь.
Заходила к ёму да на ц́ерён карабь.
105 На карабли-то ево было изукрашоно:
Ай каюты на карабли всё красна дерева,
Красна дерева всё да красна золота.
Тут зашла-то цариця Соломаниха
На тот на Васьки на ц́ерён карабь,
110 Во ту ли во каюту во хрустальнюю,
Загледелась на товары всё на разныя,
На разны́-ти на вси она шо́лки разныя,
Ише ра́зны были шо́лки всё заморьския.
Ай во ту пору было́, во то время,
115 Он ведь сказал-то всё младеньким матросицькам:
«Оставлейте-ко мосты вси красна дерева,
Отплывайте-тко из гавани царя Соло́мана;
Увезёмте мы царицу Солома́ниху —
Ай награду мы полуцим всё великую
120 От того-то мы царя всё от прекрасного».
Ай повёз-то тут царицу Соломаниху,
Он увёз, увёз царицу Соломаниху;
Он приходит, привозит ко царю прекрасному,
Ко тому ли ко Ивану-ту Нику́льёвичу;
125 Ай привозит царицю Соломаниху,
Роспускат-то он скоро́ флаки́ шолко́выя.
Тут стрецят-то их прекрасной царь Иван Микульёвиць.
Он стречаёт-то их да от всей радосьти;
Собирает он пир да тут на радости,
130 Повелось-стало у их пированьицё, поц́есён пир;
Тут ведь жили они да всё тут пожили.
Ай прошло-то тому времени полгодика;
Тут наехал-то из земель из дальних-то
Ай премудрой-то Соломан-царь;
135 Говорят-то ёму нянюшки да сенны девушки:
«Нет у нас царицы Соломанихи:
Ай увёз-то ей Васька Торокашко всё Заморенин,
Он увёз-то к царю прекрасному,
Ко тому ли-то к Ивану-ту Микульёвицю».
140 Тут недолго царь Соломан розговаривал;
Ай он брал-то двух бра́тьиц́ей крестовых-то:
Ай перьво́го-то Добрынюшку Никитича,
Ай другого брал Олёшеньку Поповиця;
Ай поехал-то Соломан-царь, отправилсэ.
145 Приежает Соломан-царь, премудрой он,
Приежает он да к Ца́рю-ту-граду,
Оставляет своих братьиц́ей крестовых-то
Ай за той ли за сьтеной их городовою;
Тут пошол-то сам он, наредилсэ всё каликою;
150 Он сказал-то двум братьицям крестовыим:
«Ай как будёт, быват, мне-ка неволюшка,
Я взыграю вам, братьиця, во ту́рей рог, —
Наежайте-ко тогда вы в Царь-от-град,
Вы рубите-ко со старого до малого».
155 Наредилсэ-то, пошол каликой перехожою,
Перехожою каликой, переброжою;
Он пришол-то к царицы под окошоцько,
Закрыцял-то он у ей да под окошоцьком:
«Уж ты гой еси, прекрасная царица Соломаниха!
160 Ты подай-ко мне-ка милостину всё спасёную —
Ты не ради-то калики перехожою,
Перехожою калики, переброжою, —
Уж ты для́-ради подай царя Соломана,
Ты Соломана-царя да всё премудрого».
165 Отьпирала окошоцько скоро́ косисьцято,
Ай бежала на широ́ку светлу улицю;
Тут признала она ёго, увидела:
Не калика-та ходит перехожая,
Перехожая калика, переброжая,
170 Тут ведь ходит-то Соломан-царь премудрой-от.
Тут брала она царя да за праву́ руку
Да вела ёго в полаты белокамянны,
Говорила-то она царю Соломану,
Шьчо Соломану-царю она премудрому:
175 «Ай премудрой-ты царь у мня Соломан ты!
Ты попей-ко седь, поешь, теперь покушай-ко;
У мня нет теперь в доми прекрасного:
Он уехал, царь прекрасной, за охвотами».
Он поел у ей, попил сел, покушал тут;
180 Заперла ево царица Соломаниха,
Заперла-то всё в сундук да во платно́й ево.
Тут приехал-то прекрасной царь Иван Микульёвичь,
Он приехал у ей всё со охвотами,
Он навёз-то тут ей да гусей, ле́бедей,
185 Он перна́сьцятых-то беленьких всё утоцёк.
Ишше тут царица розговариват:
«Уж ты душенька, прекрасной царь Иван Микульёвич!
Уж мы се́дём-ко с тобой пить, есь, всё кушати».
Они сели-то пить, есь с ей, всё всё кушати;
190 Говорит-то тут царица Соломаниха:
«Ай ты гой еси, прекрасной душоцька ты царь Иван Мику́льёвич!
Ты везьде езьдил, гулял, да ничего не знашь;
Я и дома была, цариця-та прекрасная,
Я ведь дома-то была, да много видела:
195 У мня есь-то ведь в госьтях всё небывалой гось,
Небывалой у мня гось да всё нежданой-от —
Не ждала ево, совсем об ём не думала».
Говорит прекрасной царь Иван Микульёвиць:
«Уж ты шьто севодьне, царица, не с ума шалишь?»
200 Говорит-то тут царица Соломаниха:
«Уж ты душенька, прекрасной царь Иван Микульёвичь!
Я скажу-то про то тебе, тебе поведаю,
Про того скажу царя тебе премудрого:
Шьчо сказали — царь Соломан — он хитёр-мудёр, —
205 Ишше сидет он у мня да в сундуки запёрт,
.................».[143]
Говорит-то прекрасной царь Иван Микульёвиць:
«Ты ведь врёшь теперь, царица Соломаниха!»
Отпирала она сундук, да всё показыват;
Говорит ёму цариця Соломаниха:
210 «Уж ты душоцька, прекрасной царь Иван Микульёвиць!
Не оставляй царя Соломана до у́тра ты —
Отойдёт он у тебя всё своей мудросью».
Говорит-то царь прекрасной Иван Микульёвиць:
«Ай тепере царь Соломан он в моих руках».
215 Говорит-то царь Соломан таковы реци:
«Уж ты гой еси, прекрасной ты царь Иван Микульёвиць!
Цим тебе рубить моя-та бу́йна голова,
Уж ты завтро отсекёшь да буйну голову, —
Шьчо увидят все народ, да люди добрыя».
220 Говорит царю цариця Соломаниха:
«Отруби ты, отьсеки да буйну голову».
Говорит-то Соломан-царь премудрой-от:
«Ты прекрасной мой царь Иван Микульёвиць!
Ты возьми-ко завтро зьделай ты высокой рей,
225 Ты к рею́-ту к тому зьделай возьми ли́сёнку,
Ты повесь возьми да всё три пе́тёлки:
Шьчо перьву́-ту повесь пете́лку толковую,
Ай другу́-ту повесь пете́лку варо́вую,
Ай третью́ ты повесь петёлку всё липову».
230 Тут прекрасной царь Иван Микульёвиць
Он ведь рад-то был тому, шьчо ёму царь сказал.
Говорит ёму цариця Соломаниха:
«Ты прекрасной мой царь Иван Микульёвиць!
Ты сьвяжи хошь в пу́тани шолко́выя,
235 Не оставь ты так царя да всё Соломана —
Измудри́тьц́е своей мудросью, он своей хитросью».
Он связал-то тут царя Соломана,
Замыкал-то за замочки его крепкия.
Он стаёт в утря́х, по у́тру-ту по ранному,
240 Он ведь делаёт скоро тут высокой рей,
К высоко́му делат ре́ю всё он ли́сницю;
Он повесил три пе́тёлки, вси разныя:
Он перьву́-ту всё петёлку шолко́вую,
Он другу-ту ведь петёлку варо́вую,
245 Он третью́-ту ведь петёлку он липову.
Повели они царя, царя премудрого,
Ай премудрого царя да всё Соломана;
На перьву́-ту на приступочку-ступеньку приздыну́лисе,
Говорит-то тут Соломан-царь премудрой-от:
250 «Ты прекрасной ты царь Иван Микульёвичь!
Уж ты дай мне-ка взыграть-то всё во ту́рей рог;
Ты иди-ко со мной сам, веди царицю Соломаниху:
Я потешу, поиграю, всё тебя, царя с царицою».
На другу́-ту ступеньку они вышли тут, —
255 Он зыграл опеть во дутоцьку, во турей рог;
Он играет, сам да приговариват:
«Я потешу-то их, всё я царя да со царицою:
Мне веко́м больше царицу не видать будёт».
Говорит-то цяриця всё царю прекрасному:
260 «Уж ты весь скоре́ царя Соломана:
Отойдёт он от тебя да своей хитросью».
Говорит-то царь Соломан всё премудрыя,
Говорит-то всем народу, людям добрым тут:
«Уж вы гой еси, народ, вси люди добрыя!
265 Вы которы вы умны, дак подите проць,
Не смотрите вы царя да всё Соломана:
Его-то ведь смерть будёт престрашная».
Он зыграл-то в трете́й након да всё во турей рог.
Тут наехала его дружиноцька хоробрая,
270 Шьчо два того ли всё два брателка крестового,
Два крестового два братёлка назва́ного:
Ишше тот ли Добрынюшка Никитиць млад,
Ишше тот ли Алёшенька Поповиць млад.
Говорит-то царь Соломан свет премудрой-от:
275 «Налетели у мня гуси со сьвятой Руси́,
Со сьвятой у мня Руси, сь Ерусалима, славна города;
Шьчо клюют у мня пшеницю белоярову».
Говорит-то царица Соломаниха:
«Ты прекрасной мой царь Иван Микульёвичь!
280 Отойдёт ведь царь Соломан своей хитросью».
Тут во ту ли пору, скоро во то время,
Тут два ясного два сокола проле́тыват —
Приежает два дородьня добра молодца,
Шьчо два руського могучого бога́тыря:
285 Шьчо перьво́й-от Добрынюшка Никитиць млад,
Ай другой-от Олёшенька Поповиць млад;
Ай приходят они скоро́ к рею́ высокому.
По Соломанову было тут роспоряженьицю.
Приказал-то он как им дело делать-то:
290 «В перьву пе́тёлку шолко́вую положьте вы,
Шьчо положьте вы прекрасного царя Ивана Мику́льёвича;
Я за то ёго поло́жу в петёлку в шолко́вую,
Ай шьчобы пришла-то ёму скоро сьмерть, —
Он не бил меня вперёд, да оставлял он всё».
295 Ай царицю Соломаниху поло́жили во петёлку,
Ей во ту ли во петёлку варо́вую;
Ешше Ваську Торокашку — всё во липову.
Тут ведь всих они всё злых людей приконьцили;
Ай поехали они, скоро отправились
300 Шьчо во тот ли они в Ерусалим-от град.
Они стали поживать да там всё здрастовать,
Всё по-старому они стали да жить, по-прежному.
24. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ И ЕГО МУЧИТЕЛЬ[144]
Ишше туры, олени по горам пошли,
Ишше серы-ти заюшки по за́секам,
Ишше беленьки горносталюшки по тёмны́м лесам;
Тут ведь рыбина ступила во морьску́ глубину;
5 Ишше на́ неби взошел да млад сьвете́л месец, —
На земьли зародилсэ могу́ць богаты́рь
Да по имени Егорей-свет Храбрыя.
У Егорьюшка во лбу было красно солнышко,
У Егорьюшка в затылоцьки был сьвете́л месец,
10 По коси́цям цясты-ти звездоцьки катаютце,
За ушами-ти зори занимаютц́йе.
И прошла ета вестоцька всё по всей земли,
Шчо по всей прошла зеньли, по всей Святоруською;
Шчо дошла ета вестоцька до неверного царя,
15 До неверногоа царишша всё Грубия́нишша.
Он царей-то, королей он всех повырубил,
Он ведь Божьи-ти церькви да вси на дым спусьтил,
Он святы́-ти иконы всё на мосты смосьтил,
Царя Фёдора Смоляньского под мець склонил
20 б Шьто под мець склонил дав он срубил-то у ево да буйну голову,
Да цярицю, доць прекрасну он изуродовать хотел
Да цяриця, доць прекрасна-та всё хитра́-мудра́ была,
Всё хитра была, мудра, да во Пеше́р-горы ушла,
Во Пешер-то горы ушла да горы камянны,
25 Да в собой-то унесла она цяда милого,
Цяда милого она, всё цяда любимого,
Шьчо того она Егорья-света Храброго.
Как приходит цариця гору камянную:[145]
«Уж ты гора́, ты гора, ты гора камянная!»
30 Называёт цариця да го́ру матушкой,
Называет цариця да сле́зно плацёт же:
«Ты прими, прими, гора, ты гора камянная,
Ты не для́-ради миня, ты для-ради цяда моего,
Для того ли для Егорья ты света-Храбраво».
35 Розьдвига́лась Пешшера, всё гора камянная,
Принимала царицю, всё доць прекрасную.
Как не мог найти цари́шшо всё Грубиянишшо.
Тут ведь стал у ей Егорьюшко всё пети годов,
Тут ведь стал у ей Егорьюшко всё восьми годов,
40 Ишше стал у ей Егорьюшко всё выспрашивать:
«Уж ты гой еси, цяриця, ты доць прекрасная,
Уж ты матушка моя, ты свет-родимая!
У мня был ли на роду-ту светг родной батюшко?»
Россказала цариця ему прекрасная:
45 «Уж ты ѓой еси, моё ты цядо милоё,
Уж ты мило моё цядышко, любимоё,
Ты по имени Егорей всё свет-Храброй ты!
Когда ту́ры-ти, олени по горам прошли,
Ище рыбина ступила во морьску́ глубину,
50 Ище на́ неби взошол-то млад сьветё́л месец,
На земли-то ты у мня родилсэ, всё могуць богаты́рь,
Ты по имени Ёгорей-свет ты Храбрыя;
Да во лбу-ту у тобя как будто соньцо красноё,
Да в затылки у тибя-то млад светё́л месец,
55 По локо́ть-то у тибя ведь руцьки в золоти,
По колен-то у тибя-то ножки в се́ребри,
По коси́цям часты звездочки всё катаютце
За ушами-ти зори занимаютце.
Да прошла эта весьть про тебя по всей земли, —
60 Ише вся у тя краса была поднебесная, —
Да прошла-то про тебя слава великая,
Как по всем прошла земьля́м, по всем славным городам;
Шьчо дошла эта весьть-та до неверного царя,
До неверного царя всё до Грубиянишша;
65 Он ведь Божьи-ти церькви вси огнём сожог,
Он святы-ти образа да он в мосты вси склал,
Царя Фёдора Смоляньского, всё твоёго батюшка,
Он под мець ево склонил, ссек у ево буйну голову,
А миня-то он, царицю, изуродоватьд хотел.
70 Я хитра́ очунь, мудра́ была, хитрому́драя;
Во Пешер-гору ушла я, всё горы камянную;3
Я в собой-то унесла тибя, цяда милого,
Я пришла-то, всё горы́ сле́зно приросьплакалась,
Ишше матушки Пешшеры прирозьжалилась:
75 «Уж ты матушка Пешшера, гора камянная!
Ты прими, прими царицю, всё доць прекрасную,
Ты не для́-ради миня, хоть для-ради цяда моёго,
Для того ли для Ёгорья-света Храброго».
Как ведь выслушал Ёгорей ее́ реци вси,е
80 Ее реци-ти вси да вси росказы-ти:
«Уж ты ѓой-еси, родима моя матушка,
Ише та ли царица, доць прекрасная!
Уж ты дай-ко мне-ка съезьдить благословленьиця,
Мне-ка съезьдить-то разе-то ко царишшу тут;
85 Ко царишшу я сьежжу всё Грубиянишшу,
Я пролью-то, пробью-ту кровь тотарьскую,
Отобью, отмешшу я кровь християньскую, —
За своёго за батюшка за родимого,
За того за царя за Фёдора за Смоляньчкого».
90 Тут заплакала родима-та ёго матушка,
Ише та ли цяриця-та, доць прекрасная:
«Уж ты ѓой еси, Егорей-свет ты Храбрыя!
До царишша-та есь всё три заставушки:
Ишше перьва-та заставушка — леса тёмныя,
95 От встоку стоят всё леса до западу;
Ишше ясному соколу не пролететь будёт,
Как тебе-то, доброму молодцу, на своём-то на добро́м кони́,
На добро́м-то кони будёт не проехати.
Да втора-та есьть заставушка великая —
100 Да стоит тут гора-та, гора камянная,
Ото встоку стоит гора до западу,
От земли-то стоит она ра́вно до неба;
Да третья́-та застава есь — река огняная,
Ото встоку тече́т-то всё до западу,
105 От земли пламя вьётце ровно до́ неба».
Тут выходит Ёгорьюшка на широ́ку светлу улоцьку,
Роспрошаитце с родимой своей матушкой.
А ис туци-то выпадывал ёму доброй конь
Да из облака выпадыват сабля вострая,
110 Сабля вострая ёму, палиця тяжолая,
Ишше вся-то принадлежность-та богатырская.
Да поехал Ёгорьюшко на добро́м кони;
Приежает Ёгорей к той заставушки,
Да к тем ли приежаёт к лесам тёмныим;
115 Приздымает Ёгорьюшко злата́ веньця,
Говорит-то Ёгорьюшко таковы слова:
«Вы леса, вы леса-то да леса тёмныя!
Вы не варуйте, леса, всё во неверного царя,
Вы поваруйте, леса-та, в самого́ Христа,
120 В самого, леса, Христа вы, Бога роспятого,
Во того вы во Егорья-света Храброго».
Проежает Егорьюшко ту заставушку;
Приежает Егорьюшко к горы камянной,
Говорит-то Ёгорей-свет таковы реци:
125 «Ты гора ли, гора, гора камянная!
Ты не варуй-ко, гора, ты во неверного царя,
Во неверного царя-то в Грубиянишша;
Ты поваруй-ко, гора, ты в самого Христа,
В самого-то Христа, всё царя небесного,
130 Во небесного царя, Бога распятого,
Во тово ише́ в Ёгорья-света Храброго».
Признимает Егорьюшко злата́ веньца,
Проежает Егорей ту заставушку.
Приежает к реки, к реки, к реки к огняной;
135 Говорит-то Ёгорьюшко таковы реци:
«Ты не варуй-ко, река, да во неверного царя,
Во неверного царишша Грубиянишша;
Ты поваруй-ко, река, да в самого Христа,
В самого Христа поверуй, царя небесного,
140 Во того ли-то всё Бога распятаго».
Признимает Ёгорьюшко злата́ веньца;
Проежаёт Егорей ту заставушку.
Приежает Ёгорьюшко ко царишшу-ту Грубиянишшу.
Как выходит царишшо на красно́ крыльцё:
145 «Ты поваруй-ко Егорей-свет ты Храбрыя,
Во мою ты всё веру во неверную».
Говорил-то Ёгорей да светы-Храбрыя:
«Я ведь скоро в твою-ту веру поварую:
Отьсеку у тя тотарьску-ту твою голову,
150 Отьмешшу я християньску-ту кровь горячую».
Приказал тут царишшо ево пилой пилить;
Да Ёгорья-та-света всё пила не берёт,
Ишше вся-та пила у их выспригну́ласе.
Ишше стал он Ёгорьюшка колясом вертеть;
155 Ишше всё-то в шепу́-ту приломалосе.
Ишше стал он Ёгорьюшка в котли варить;
Да Ёгорей-от в котли-то он стойком стоит,
Он в котли-то стоит-то да всё стихи поёт,
Ише песь-ту поёт всё Херуимскую;
160 У Егорья под котлом-то не огонь горит,
Не огонь-то горит, всё разны́ цветы цветут,
Всё цветы-тыж цветут, всё разны́ лазу́рёвы.
Приказал копать погрёб ёму глубокой тут:
В глубину-ту ведь погрёб сорока сажо́н,
165 В долину-ту ведь погрёб двадцети пети;
В ширину-ту ведь погреба двадцети сажо́н;
Он хватал-то Ёгорьюшка царишшо за жолты́ кудри,
Он кинал-то царишшо Ёгорья во глубок погрёб,
Он ведь цястою железною решотоцькой,
170 Он железною решотоцькой призаде́рьгивал,
Он каме́ньицём, кореньицём призаваливал,
Он жолты́м песком Ёгорьюшка призасыпывал;
Еще сам-то, собака, он похваляитце:
«Не бывать теперь Ёгорьюшку на сьвятой Руси,
175 Не видать теперь Ёгорьюшку сьвету белого,
Не видать теперь Ёгорьюшку ро́дной матушки!»
Как по Бо́жьёму-то пало изволеньицю,
По Ёгорьеву-ту пало по моленьицю:
Потенули-то всё ведь тут ветры буйныя
180 Шьчо со ту ли со востоцьню-ту со стороноцьку;
Вси жолты́-ти ведь песоцьки прирозьвеяло,
Всё ведь каме́ньицё с кореньицём прироска́тало,
Всю железную решотку прирозьде́рьгало.
Тут выходит Егорьюшко к нам на белой сьвет,
185 Он на белой-от свет, да всё увидял он,
Да увидял Ёгорей красно солнышко.
Тут выходит царишшо на красно́ крыльцё,
Он ведь кланелсэ Егорью-ту низёхонько:
«Уж ты ѓой еси, Егорей-свет ты Храбрыя!
190 Станем бра́татьц́е персьнями однозоло́тныма:
Ище будешь ты, Егорьюшко, мне большой ведь брат,
Я ведь буду тебе да всё меньшо́й-от брат».
Нецёго-то с им Егорей не розговариват;
Он хватил-то царишша за цёрны́ кудри́,
195 За цёрны́ ёго кудри́-ти всё за тотарьския,
Ище он всё кина́л ёго о кирписьнёй мос;
Ишше тут царишшу-ту всё славы́ поют,
Всё славы́-ти поют ёму, в старины́ скажу́т.
Он прибил-то со ста́рого и до малого.
200 Не оставил он силы-то на се́мяна.
Он поехал искать своих двух он се́сьтрицей,
Он нашел-то родимых двух ведь се́сьтрицей —
Как пасут они скота, за пастухов живут;[146]
Как на их-то ведь тело-то как камыш-трава.
205 Приводил-то, привозил он их к Ёрдан-реки,
Окупал-то он их-то всё в Ёрдан-реки;
Как свалилась у их эта камыш-трава;
Он ведь дунул на их своим святым духом;
У их зьделались тела будто снегу белого.
210 Он привёз-то их к родимой милой матушки;
Сам настал-то он на батюшково на место тут.
Они зажили тут да всё по-старому,
Да по-старому-ту зажили, по-прежному.
25. ОНИКА-ВОИН[147]
Был жил Они́ка-воин.
Поехал Оника-воин;
Преехал Оника-воин сьвятую Русь,
Он побил многих руських бога́тырей,
5 Пролил много у вдов сле́з горьких.
Задумал Оника-воин
Ерусалим-град розорити.
Насьтречу Оники-воину
И́дет тут чудо чудноё,
10 И́дет всё диво-дивноё,
Насьтречу всё сьтречаитце,
Всё Оники не ужаха́итце.
Оника на ко́ни ужахнулсэ,
И хо́чот вострую саблю всё направить;
15 Как из руки сабля упала.
Идёт-то ведь цюдо цю́дно:
У ей ту́лово зьверино,
Ише ноги всё лошадины,
Голова человечеськая,
20 Вла́сы у его до пояса.
Тут спрого́ворит Оника-воин:
«Ты како́ же чудо чу́дно,
Ты како же диво дивно:
Или царь, или царевиць,
25 Или король, ли королевиць,
Или руськой ты си́льнёй, могуцёй бога́тырь?»
Отвечает Оники сьмерьть-матушка:
«Я не царь, я не царевиць,
Не король я, всё не королевиць,
30 Я не руськой сильнёй, могу́чой бога́тырь, —
Я — сама престрашна Сьмерть твоя, матушка».
Тут спроговорит Оника-воин:
«Ой еси, престрашна Сьмерть-матушка!
Дай ты мне-ка строку съездить на три года,
35 Сьездить мне в Ерусалим-град Богу помолитисе,
Ко Осподьню мне-ка[148] приложитисе».
Говорит престрашна Сьмерть матушка:
«Не дам тебе строку на три года
Сьезьдить в Ерусалим-град Богу помолитисе,
40 Ко Осподьнёму гробу приложитисе». —
«Ой еси, престрашна Сьмерть-матушка!
Дай же мне-ка строку на три месеця
Съезьдить в Ерусалим-град Богу помолитисе,
Ко Осподьню мне-ка гробу приложитисе». —
45 «Не дам я тебе строку на три месеця». —
«Дай, Сьмерть, строку хоть на три дня
Уехать мне-ка в свой град». —
«Не дам я тебе строку на три дня».
Тут Оника на кони да возьерилсэ.
50 Вострой са́блёй замахнулсэ;
Пра́ва ру́ка всё покатилась,
Ле́ва ру́ка опусьтилась,
Голова с плець повалилась;
Тут Оники сьмерть случилась.
26. ГОРЕ[149]
Ишше было-то бедному хресьянину,
Ишше горюшко ёму да доставалосе.
«На роду ли мне горё было уписано,
На делу́ ли ты мне, горё, доставалосе,
5 В жеребью́ ли ты мне, горюшко, повыпало:
Я пойду теперь от горя во темны́ леса;
Шьто за мной горё летит тут чёрным вороном;
Я пойду ли я от горя на синё́ морё,
Ай за мной-то ведь горё — серой утицёй;
10 Я пойду-ту от горя на друго́ морё,
Как за мной-то ведь горё-то сизы́м орлом;
Я пойду-ту от горя во то ли во чисто́ полё,
Тут летит-то за мной горё ясным соколом.
Я пойду схожу от горюшка на тихи за́води,
15 Поплыву-ту я по тихим всё по заводям,
Тут за мной-то ведь горюшко да белой лебедью.
Я пойду схожу, от горя далеко́ уйду,
Я уйду пойду во те леса во тёмныя,
Я во те уйду во сц́епи во Саратовськи;
20 Тут за мной-то ведь горё — серым заюшком.
Я уйду, уйду от горя по крутой горы́,
Тут за мной-то ведь горё — горносталюшком.
Я уйду же я от горя в матушку сыру землю,
Ишше тут-то всё моё горё осталосе,
25 Ишше тут-то моё горё миновалосе.
Не достаньсе ты, всё горё великоё,
Не отьцю ты, моё горюшко, не матушки,
Ты не брату, моё горё, не родной сестры;
Не достаньсе ты, моё да горё горькоё,
30 Ты не другу моёму, всё не приятелю —
Ты останьсе со мной в матушки сырой земли!»
27. БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И ИХ СЕСТРА
Ай во славном было городи во Киеви,
Там была, побыла да пожила вдова,
Пожила была вдова, вдова Моряночка,
Пожила-та вдова была сорока годов.
5 Ай ведь было-то жило у ей деветь сынов,
Ай была у ей ише́-то дочка, красна девушка.
Деветь сыновье́й ее́ они в розбой пошли,
Во розбой пошли, пошли во розбойницьки.
Посьле ихново-то было у ей быва́ньиця,
10 Посьле ихново-то было у ей жива́ньиця,
Ищэ маменька дочьку-ту возро́сьтила,
Шьчо возро́сьтила дочьку-ту, замуж вы́дала
За того она купча-госьтя Моря́нина.
Вот живёт наша Моряночка хорошо очунь;
15 Они год-то живут, всё они другой живут.
Как заску́чила Морянка об ро́дной маменьки.
Ай о маменьки родно́й она все соскучила;
Говорит она купчу-ту-госьтю Морянину:
«Мы поедём к родимой к моей матушки!»
20 Не поехал Моря́нин всё к своей тёшшиньки.
Они год-от живут, они другой живут;
Они при́жили собе-то как ма́лого детишша,
Они детишша собе́, они-то юношу.
Говорит опять Моряночка таковы реци:
25 «Уж ты гой еси, купець богатой-от!
Мы поедём-ко домой-то, к ро́дной матушки,
На мою-ту родиму милу сторону,
Ко моей-то ко родимой милой матушки,
Ко Моряниной мы да всё ко тёшшинки».
30 Тут идёт скоро купець-то да всё богатой-от,
По прозваньицю-ту всё да он Морянин был,
Ён ведь скоро уходил к себе на широкой двор,
Он уздал-то, сядлал-то коня доброго,
Он повёз свою Моряночку к ро́дной матушки,
35 Он ведь маленького детища садил всё по серёдыши.
Они день-то едут, всё они другой едут;
Пристыга́ёт-то их-то всё ночка тёмная,
Ночка темна пристыгает, всё ночь осённая.
Говорит-то Моряночка таковы реци:
40 «Уж ты гой еси, Морянин, купець богатой ты!
Как пора тебе сходить теперь со добра́ коня,
Да пора спускать коня тебе во зелёной луг,
Да пора-то ставить шатёр всё белополо́тьняной».
Ишше тут всё купець-то скоро слушаёт
45 Он свою-ту Моряночку, молоду жону;
Он ведь скоро соходит сам со добра́ коня,
Он ведь скоро спускат коня в зелено́й-от луг,
Белояровой пшеници коню насыпыват,
Он ведь ставит-то бело́й-то шатёр поло́тьняной;
50 Повалились-то в шатёр, купець Морянин-от;
Засыпа́л скоро Морянин-от богатырьским сном,
А Моряночка-то да она всё не спит,
Всё не спит наша Моряночка, больше так лежит.
Ай ведь бы́ло-то времецько, всё было́ в полно́ць время:
55 Тут не шум-то шумит-то, всё не гам гами́т,
Шьчо наехало тут-то деве́ть бога́тырей.
На[150] наехали они-то да в по́лночь тёмную,
Ноцьку тёмную, в полно́ць да ноць осённую;
Как Морянина они-то ведь брали за желты́ кудри,
60 Отрубили-отсе́кли буйну голову,
Ма́ла детишша они всё взели розо́рвали,
Молоду эту Моряночку во поло́н взяли,
Во полон они взяли ей по серёдоши.
Ище все-то тут бога́тыри скоро за́спали,
65 Скоро заспали всё сном они богаты́рьскиим;
Шьчо один-то бога́тырь он не спит-то тут,
Он не спит, не спит, больше так лежит.
Тут заплакала Моряночка, заприцьта́ла тут:
«Та была-то пожила да в славном Киеви,
70 Там была-то, пожила была вдова,
Пожила была вдова сорока годов;
Шьчо у той у вдовы было́ деве́ть сынов,
Шьче деве́ть было́ сыно’, бы́ло ясных соколов,
Как бога́тыри они были могуции;
75 Ишше дочка была у ей, красна девиця.
Эти братьиця родимы всё во розбой пошли,
Во розбой они пошли, всё во розбойницьки,
Во чисто́ полё уехали всё они поля́ковать.
Посьле ихного было посьле быва́ньиця,
80 Посьле ихного было посьле живаньиця,
Ишше матушка дочку скоро возро́сьтила,
Шьчо возро́сьтила дочку, всё замуж вы́дала
За того ли за купця-та-гостя Морянина;
Ай увёз-то Морянин Моряночку во своё место,
85 Во своё увёз место-то, да во своё село,
Во своё увёз село, всё увёз за́ морё.
Ище год они жили, всё другой жили,
Уж как при́жили собе-то мала детишша.
Захотелось-то мне-ка в госьти ехати
90 Ко своей-то к родимой моей матушки,
Ко Моряниновой-то всё да как ко тёшшинки.
Ай Морянин-от Моряночку миня слушал был;
Он ушол-то ведь скоро на широкой двор,
Он уздал-то, седлал-то коня доброго,
95 Надевал-то на коня узду серебряну,
Ишше клал он седёлышко всё чиркальскоё;
Он повёз миня Моряночку к ро́дной матушки.
Мы ведь день-от едём да всё другой едём,
Да засты́гла-состыгла нас ночка тёмная,
100 Ночка тёмная состыгла, всё ночь осённая;
Я сказала Морянину, всё скоро поведала:
„Шьчо пора тибе, Морянин, сходить с добра́ коня,
Да пора тебе коню-ту, да коню сдох давать,
Шьчо здох коню давать, спускать в зелены́ луга;
105 И насыпь-ко ты пшеници белоя́ровой“.
Он поставил нам шатёр скоро поло́тьняной;
У мня за́спал Морянин всё богатырским сном,
Засыпи́ла я всё дитя малого;
А ведь я-то лёжала, лёжала, уж я всё не сплю,
110 Уж я всё не сплю, думу думаю.
Тут ведь скоро, во полно́ць было ноцьки тёмною,
Да не шум шумит-то, да всё не гам гами́т, —
Ай наехало тут деветь бога́тырей,
А бога́тырей, наехали всё деветь розбойницьков;
115 Они брали Морянина за жолты́ кудри,
Ай отсекли-отрубили с плець да буйну голову,
Мала ди́тятка взели, розо́рвали,
По чисту́ они полю-то всё розбро́сали».
Как один-от розбойничок приросплакалсэ,
120 Приросплакалсэ розбойницёк, приросту́жилсэ:
«Вы ставайте-тко, братьиця, вы братьича родимыя!
Немалу́-то мы шутоцьку нашу́тили;
Ище как эта шутоцька нам ведь с рук сойдёт?
Вы ставайте, пробужайтесь, мои братьиця!
125 Мы убили всё зятя любимого,
Мы того ли купця, купця Морянина,
Мы розо́рвали любимого всё племянницька,
Мы в полон-от топерь взяли свою родну́ сестру,
Мы родну-ту сестру свою Моряночку».
130 Тут скорёхонько стовали ро́дны братьиця,
Они падали сестрици во резвы́ ноги:
«Ты просьти. просьти, родима мила се́стриця,
Ты просьти, просьти, Морянинова молода жона!»
«Мы поедёмте тепере, братцы, в Киев-град
135 Ко своей-то ко родимой мы ко матушки;
Повезёмте-тко Моряночку, мы родну сестру,
Мы родну свою сестру, молоду вдову,
Ко своей-то родимой милой матушки;
Не пойдёмте-тко мы больше во розбойницьки,
140 Мы не будём больше езьдить по чисту́ полю;
Мы положим об том заповедь великую:
Мы не будём убивать больше многи́х людей!»
Тут просьтила их родима мила се́стриця,
Ишше та ли Моряночка, молода вдова.
28. ВДОВА, ЕЕ ДОЧЬ И СЫНОВЬЯ-КОРАБЕЛЬЩИКИ
Ай была-то жила вдовушка;
Шьчо ведь было у ей да тро́ё деточок:
Два сына было́ да всё ведь дочь единая.
Ай задумала вдовушка думушку худу́ про собя:
5 «Ай шьчобы мне, вдовушки, итьти ко синю́ ко морю́,
Ко синю́ морю, вдовушки, мне-ка деточок сьнесьти.
Спушшу, спушшу, вдовушка, детей на воду,
Я поло́жу-ту на дошшочку красна дерева,
Росьпишу-ту я слова, каки́ мне надомно,
10 По словам шьчобы моих детей узнавали тут».
Приходила-то вдовушка ко синю́ морю,
Их ведь кла́ла на дошшочку красна дерева
Да спускала-то деточок на синё́ё морё́,
Говорила-то деточком таково́ё слово́:
15 «Понеси, понеси ты, мо́рё си́нёё,
Си́нё морё понеси да на морьскую пучинушку!
Ты ведь спой-скорьми дитей, Спас пречистыя;
Ай на ум-то наставь, да Мати Божья, ты их!
Я сама-то пойду з дочкой спасатисе,
20 Я сама-то пойду Богу молитисе,
Я пойду я в ма́настыри в спасёныя».
Ай прошло тому времецьку ведь много лет.
Да ушла она молитьц́е Богу-Господу;
Ай ее́-то детей бедных маленьких,
25 Понёсло же детей по синю́ по морю́,
По синю́ по морю́ да их не знаем куда.
Как во ту ведь пору́ да во то времечко
Тут иде́т по синю́ морю́ чернён карабь
Да на том карабле млад карабельшичок;
30 Он ведь ходит по ка́раблю, сам расхаживаёт,
Он в подзорною трубочку посматриваёт;
Он завидял во трубочку чудо чудноё,
Он завидял во трубочку диво дивноё:
На дошшочки несёт да всё два детишша,
35 Их два детишша несёт два малого.
Приказал он спехнуть да скоро шлюпочку,
Он велел перенять да двух-то деточок;
Говорил он сибе да он тако́ё слово́:
«Я возро́шшу возьму — дак будут братьича мне».
40 Он возро́сьтил взял этих малых детушок,
Он состроил им по чорному им по ка́раблю́,
Нагрузил карабли да он товарами.
Отпускал корабли да во синё́ё морё́,
Отсылал он скоро́ да мла́дых братьичей своих,
45 Мла́дых братьичей своих, его воско́рьмленых родных.
Шьчо пошли-то ети братьича по синё́му-ту по морю́,
Ставились ети братьича ко родимому к селу.
Увидала там родна́ да ихна матушка была;
Шьчо приходит ихна матушка ко черьнёну караблю
50 Со своей она с родимой-то со дочерью;
Говорит-то тут ведь вдовушка таки она слова:
«За большого-то я брателка сама заму́ж иду́,
За меньшого-то я брателка дочь вы́да́ю».
Говорят-то карабельшички таковы-ти собе слова:
55 «Ты откуда же, кака пожила вдова пришла?»
Говорит-то всё вдова да таковы им словеса:
«Уж вы глупы карабельшицьки, неразумны вы молоды́!
Шьчо живёт ли тако чудо на бело́м же на свету́,
На бело́м-то ли на свету, на сьвятой ли на Руси:
60 Выходила ль ро́дна мать за своёго ль за сынка,
Отдавала ль дочь свою за родного братёлка?»
Старины скажу конець — больше нечево мне сьпеть.
29. КНЯЗЬ РОМАН УБИВАЕТ ЖЕНУ
Ишше было во славном городи во Киеви,
Ишше был-то князь Роман да сын Ивановиць;
И была-то княгина молода ёго
А по имени-то Марья доць Ондреевна;
5 А ведь было у его к княжно́ дитя
Ищё душоцька Настасья доць Романовна.
А уехал-то князь Роман Ивановиць,
А уехал он ведь всё да во чисто́ полё,
Из циста́ поля́ приехал к своёму двору.
10 И княжно-то всё дитя да приросплакалось,
Приросплакалось оно да приросте́шилось;
Не могли-то ей утешить бабушки, всё нянюшки.
А приходит сама княгина Марья свет Ондреёвна:
«Уж ты гой еси, моё княжно́ дитя!
15 Слышишь разве над собой большу́ незгодушку?
А уехал у тя батюшко да во цисто́ полё,
Из циста́ поля скорёшенко приехал-то:
Он ведь хоцёт розлуцить меня, кнегину, со белы́м светом,
Он ведь хоцёт розлуцить меня, кнегину, со милым садом
20 Ай со душоцькой Настасьей всё Романовной,
Он ведь хоцёт мне придать скору́ю смерть
Во сегоднешню-ту ноцьку тёмную».
Как приходит князь в полаты княженеськия,
А берёт-то кнегину за белу́ руку,
25 А ведёт-то кнегину на широкой двор;
А увёз-то ей серёдь ноцьки тёмныя,
Шьто увёз-то кнегину во темны́ леса,
Он отсек-то, отрубил у ей да буйну голову,
Он зарыл-то ей во матушку в сыру землю.
30 Как не знат-то про то княжно дитё, не ведает.
Стаёт она по у́тру всё по раньному,
Ише стала-то она да приросплакалась:
«Уж вы гой еси, вы нянюшки да бабушки!
Ише где-то моя да ро́дна матушка,
35 Ише та ли кнегина Марья доцьОндреевна?»
Говорят-то бабушки, всё нянюшки:
«Ише нету у тя да ро́дной матушки;
Твоя матушка ушла всё во Божью́ церковь,
Ушла Господу, всё Богу помолитисе».
40 Уж и тут-то всё как княжна́ дитя
Приходит скоро она во Божью́ церковь,
Шьто не у́брана она да не наря́жона,
У ей буйна голова всё не учёсана.
Все попы, отцы духовны огледелисе,
45 Все причетьники церьковны здивовалисе:
«Ише шьто же у нас топерь княжно́ дитя
А не убрана идёт, всё не наря́жона,
У ней буйна-та головушка всё не учёсана?» —
«Уж вы гой еси, попы, отцы духовныя,
50 Уж вы гой еси, приц́етьники церковныя!
Не видали ли родимой моей матушки,
Ише той ли кнегины Марьи свет Ондреевны?»
Отвечают тут скоро́ попы, отцы духовныя:
«Не видали мы твоей-то ро́дной матушки,
55 Не слыхали мы тайком про ро́дну твою матушку:
Он убил-то, князь Роман всё свет Ивановиць,
Он убил-то кнегину во темны́х лесах;
Он ведь нам-то пришол всё прироскаялса,
Он велел-то петь панафиды всё великия,
60 Он велел служить обедни всё поми́нальни».
Не убоялась тут княжно́ дитя,
Она скоро ушла да во темны́ леса.
Ай настрету ей иду́т да волки серыя,
Волки серыя идут, медведи цёрныя;
65 Некого она мале́шенька не убояласе.
Как довёл-то ей Господь ведь да до ро́дной матушки.
Не узнал-то князь Роман на свет Иванович,
Он ведь сам-от тому не рад же стал:
«Занапрасно уходил свою кнегину-ту,
70 Проливал я у ей да бесповинну кровь,
Розлуцил ей со своим да с малым детишшом,
Я со той ли со Настасьей-то с Романовной!
Я поеду-то тепере за кнёжны́м дитём».
А приехал он ведь скоро ко княжну дитю:
75 «Ай поедем-ко, моё-то всё княжно дитё!
Твоя матушка у мня сидит в полатах-то,
И сидит же во полатах белокамянных».
Говорила тут да всё княжна дитё:
«Не омманывай меня, да ро́дной батюшко:
80 У мня матушка лёжит да во тёмно́м лесу,
Во тёмно́м лесу лёжит, да во сыром бору». —
«Я сошил тибе, княжна дитя, обновоцьку:
Я сошил-то тибе шубоцьку во тысецю,
На шубоцьки ведь пуговка во сто́ рублей,
85 Как друга-та пуговка — да ц́ела тысеча,
А третья́ ишше пуговка — да ц́е́ны не было».
Говорила тут да всё княжно дитё:
«Мне ненадоть дороги твои подароцьки,
Мне-ка надобно своя-та ро́дна матушка.
90 Хошь привёл ты во полаты-то себе-то молоду жону,
Ише мне-ка-то привёл не ро́дну матушку,
Ише мне-то ты привёл да лиху мацёху».
30. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ (ГИБЕЛЬ ОКЛЕВЕТАННОЙ ЖЕНЫ)
Ишше был же ведь князь-от девяноста лет.
Он ведь взял себе кнегину двадцети годов;
Он ведь жил со кнегиной ровно три года,
На ц́етвёртой-от год да князь гулять пошол.
5 Он ходил-то гулять да равно три года,
На ц́етвёртой-от год да князь домой пошол;
А настрецю-ту князю идут ста́рици,
Идут старици ему, идут манашины,
Цёрнокнижници идут, ц́ерны́ куко́льници:
10 «Уж ты здрастуй-ко, князь да девяносто лет!» —
«Уж вы здрастуйте, старици-манашины!
Не видали ли кнегины, молодой жоны?» —
«Мы в глаза-ти не видали, слы́хом слышели:
А твоя-та, князь, кнегина за гульбой ушла,
15 За гульбой она ушла, да загуляласе».
Как прого́ворит князь да всё он старицям:
«Вы скажите-ко вы мне да сушшу правду всю,
Сушшу правду-ту вы, всё мне неутайную». —
«Ведь твоя-та, князь, кнегина она забыла всё тебя в дорожоцьки.
20 Не горят у ей лампады масла Бо́жьёго,
Не горят у ей свешши́ всё воску ярого,
Да не молитце она да Богу-Господу,
Да не молит за тебя, за князя-та обедьни-ти за здра́вьё все.
В перьву горницю зайдёшь, да тут ведь колыбе́ль ве́сьнет,
25 Ты в другу-ту ведь зайдёшь, да тут друга́ висит,
Ты в третью́-то ведь зайдёшь, да тут третья́ висит;
Всё к анбаром-то дорожки всё уто́рёны,
Все запасы роспрото́рены, изъе́дёны;
Ты сходи-ко, князь, к себе всё на конюшен двор:
30 А стоят-то ведь добры́ кони́ да по колен в назьму,
Белоя́рова пшениця не насыпана».
Князь скорёхонько поехал в кра́сён Киёв-град;
Приежат скоро́ к собе да на широкой двор.
Она вышла стрецять ёго скорёхонько:
35 «Уж ты здрастуй-ко, князь девяноста лет!»
Он ведь взял-то со спицьки саблю вострую,
Он отсек-отрубил да буйну голову,
Роскина́л да розбросал да по цисту полю;
Сам поехал тогда к палатам белым камянным,
40 К своёму тогды к двору широкому.
Во перьвы́х пошол смотрять своих добры́х коней, —
А добры́ кони́ стоят они по-старому да всё по-прежному,
А стоят-то до́бры ко́ни по колен в шолку,
Не в шолку, да хоть сказать, да в шолково́й травы;
45 Белояровой пшеници принасыпано.
В перьвую полату он заходит — тут да всё узор весьнёт:
А не скольки у ей не шито, вдвое плакано:
«Всё тебя я из дорожки дожидаласе —
Я узор я вышивала красным золотом,
50 Рыт-от бархат покрывала всё слёзами горькима».
Во втору полатушку заходит — тут свешши́ горят,
А свешши-ти горят да со лампадами:
А усердно-то она Богу молиласе.
Не ербо́вой на бумажецьки подписано:
55 «Всё молилась-то я Богу три дни, три ноци,
Всё тебя я из дорожки, князя, дожидаласе».
В третью горьницю зашол — все платьё лежит цёрноё;
А ведь тут же на листу-ту на ербо́вом всё подписано:
«Я носила-то я пол-го́да платье цёрноё;
60 Уж я думала, шьто княз-та живого нет, —
Из дорожецьки-то будёт не дождатисе».
Вси амбары-ти стоят да всё напо́лнёны,
Вси ведь лавоцьки стоят у ей непоцяты
Как со сладкима со всякима с напитками.
65 Тут не лютоё зе́льё розгорелосе,
Богатырьскоё серьцо роскипелосе.
Он ведь перьву-ту всё старицю конём стоптал,
Он другу-ту всё старицю копьём сколол;
Ишше третья-та стариця змолиласе:
70 «Ты не тронь-ко миня, князь всё девеносто лет!
Оживьлю тибе кнегину, молоду жону».
31. МАТЬ КНЯЗЯ МИХАЙЛЫ ГУБИТ ЕГО ЖЕНУ[151]
Поежжаёт князь Михайло
Во чисто́ё по́лё,
Во широкоё роздо́льё;
Оставляёт князь да Михайло
5 Свою-ту кнегину,
Молоду жону Марфи́ду,
И наказы̆вӑт князь Михайло
Своей маменьки родною,
И свет-сударини большою:
10 «Уж ты мать моя, мати,
Уж ты маменька родная,
И свет-судариня большая!
Ты корьми мою кнегину,
Молоду жону Марьфиду,
15 Корми е́свой-то саха́рной;
Уж ты пой мою кнегину,
Молоду жёну да Марфиду
Ише слатким ты мёдом».
Цють успел-от князь Михайло
20 С широка́-та двора сьехать,
До чиста́ поля не доехал, —
Ево доброй-то конь всё уткнулсэ,
Востра сабелька сломилась,
Пухова́-та шляпа скатилась.
25 «Я по етому замечаю,
По тому теперь признаваю, —
У мня есь-то в доми нешчасье,
Есь нешьчасьё в доми большоё:
Либо маменька неможот,
30 Молода-то жона либо хвораёт».
Посьле кня́зёва всё быванья,
Посьле князйёвой всё поестки
Ево маменька-та родная
Как корьмила ево кнегину
35 А овсяною кормо́ю,[152]
Шьто поила княгину
Троёсутосьнёй водою;
По три банёцькиа в день топила,
По три веницька хлоста́ла,
40 По три мыла измывала,
Горе́ць каминь всё нажигала
Во белы́-ти груди кнегины кла́ла,
Бе́лы груди всё пожигала,
Шьчо младеня-та вынимала,
45 Всё младеня-та из утробы.
Как приходит к рыболовам:
«Уж вы братцы рыболовы!
Уж вы зделайте мне колоду,
Мне колоду-ту сыродубою,
50 Принесите мне-ка колоду,
Положите вы во колоду
Вы кнегину всё со младе́нём,
Положите вы в колоду, —
Вы набейте-ко на колоду
55 Вы три обруця всё железных.
Напишу-ту я на колоду,
Напишу же я три предмета:
Шьчо перьва́ эта предмета —
Свою душу я погубила,
60 Шьчо втора-та эта предмета —
Я кнегину-ту потребила,
Шьчо третья́-та эта предмета —
Я младеньця-та из утробы,
Из утробы-то выживала.
65 Отьвезите эту колоду
Вы во синеё морё,
Накажите этой колоды:
„Не пристань ты, моя колода,
Не к каме́шку, д’ не к бере́жку,
70 Не к крутому-ту бережоцьку,
Не к розсыпцяту песоцьку!“»
Рыболовы-ти отвозили,
В си́нё море-то ей спустили.
Приежает князь Михайло,
75 Приежает он ис поля,
Ис широкого он раздолья;
Привезал-то коня князь Михайло
К золоту-ту всё колецьку.
Как стрецяёт князя Михайла
80 Ево матушка родная,
Сьвет-судариня большая;
Говорит тут князь Михайло:
«Уж ты маменька родная,
Ишше где-то моя кнегина,
85 Молода-та жона Марьфида?»
Говорит-то ведь ёму мать родная:
«Как твоя-та ведь, князь, кнегина
Шьчо горда, горда Марьфида
Сидит в горницах высоких,
90 Во подва́лышшах широких,
Тибя, мужа всё не стрецяёт,
Тибя князем не называет».
Он скорёхонько тут приходит;
Тут кнегины-то не случилось,
95 Молодой-то не пригодилось.
Говорит-то князь Михайло:
«Уж ты матушка родная,
Ты скажи, скажи сушшу правду,
Сушшу правду мне, неутайну:
100 Ты куды-то у мня кнегину,
Ты куды ей изгубила?»
Говорит-то ведь ёму матушка:
«Шьчо ушла-то твоя кнегина
Во Божью́ церьковь Богу моли́тце,
105 За тебя, князя, Бога молити».
Он приходит-то в Божью церьковь;
Тут кнегины-то не случилось.
Говорит-то он попам-отцам:
«Вы попы, отцы все духовны,
110 Все приц́етницьки ишше́ церьковны!
Не слыхали ль про кнегину,
Про молоду жону Марфиду?»
Шьчо сказали отцы духовны:
«Уж ты княз-от, князь Михайло!
115 Мы ведь скажем тебе, поведам:
Ты сходи-подь к рыболовам, —
Они знают, где кнегина».
Он скорёхонько приходит.
«Уж вы братья рыболовы!
120 Вы не знаите ли сказать мне
Про мою-ту всё про кнегину?» —
«Как ей маменька уходила,
С сёго свету-ту ей сгони́ла,
Веку долго̆го̆ полишила».
125 Рыболовы-ти росказали
Всю ведь сушшу ёму правду.
«Ты поедёш, князь Михайло;
Во синём-то мори́ кнегина».
Он сказал-то рыболовцям:
130 «Умеците-ко скоро нёвод,
Уловите мою колоду».
Рыболовци-ти изловили.
Он збивал-то с етой колоды
Всё три обруця железных,
135 Вынимал-то из колоды
Он княгину-ту со младенём,
Уносил-то он кнегину
Шьчо во Божью-ту церьковь,
Убирал-то он кнегину
140 Дорогой парцёй золотою,
Отпевал-то он свою кнегину
В Божьей церьквы,
Предавал-то свою кнегину
Он ко матушки ко сырой земли;
145 Сам сходил же князь Михайло
Он во кузьницю железну,
Он сковал-то князь Михайло
Всё два ножицька булатных,
Всё булатны были, укладны;
150 Пришол к маменьки к родною:
«Уж ты маменька родная!
По тому ты мне мать родная —
Только ты-то меня родила;
155 По другому ты мать родная —
Ты змея да миняб люта!»
Как пришолв-то князь ко кнегины,
Закололсо-то князь Михайло
На двух ножицьках булатных,
160 Да на двух-то всё на укладных.
Его маменька родная
Вдоль по бе́режку бежала,
Зысьним голосом крычала:
«Ой мне горюшко, ду́ши грешной!
165 Три души-то я уходила:
Я перьву-ту душу — княгину,
Я втору-ту душу — младеня,
Я третью́-ту — князя Михайла.
Мне веко́м будёт не проститце,
170 Веком князя не забыти!»
32. ИВАН ДОРОДОРОВИЧ И СОФЬЯ-ЦАРЕВНА
Ишше было-то во городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимера,
Там была-то у ево племяньниця любимая.
Ише та ли ведь Софья всё царевна-та;
5 Ише был-то Иван да Дородо́ровиць.
Они жили были-то от города неподалёку тут
А народ, вси люди добры про их всё проводили тут.
Говорил-то тут Иван всё Дородоровиць:
«Уж ты гой еси, ты Софья ты, царевна-я!
10 Ай поги́нули народ вси православныя
Как за наши-ти за души, души правядны.
Посмотри-ко ты сходи да в зелёны́ сада́:
Вси опали-то сада, да с древа всяко листьицё зелёноё,
Ц́ерез то ведь опал да всё зелёной лес,
15 Вси погинули народ ведь православной-от,
Осужали они нас всё понапрасному».
Зазвонили-то к заутрени всё к ранною.
Тут ставаёт Софья, всё царевна-та,
Она будит-то Ивана Дородо́ровиця:
20 «Ай ставай-ко ты, Иван свет Дородоровиць,
Двоюро́дной ты ведь мой да милой бра́телко!
У мня те́плятце лампадки масла Божьёго,
Вси зате́плёны свешши́ да воску ярого».
Говорит-то ей двоюродной всё братёлко
25 Шьто по имени Иван да Дородоровиць:
«Я севодьне всё ведь видел страшной сон,
Уж и страшной сон, всё я не знаю как:
Я иду будто, иду да во Божью́ церьковь;
Набегали мужики будто ко мне настрецю-ту,
30 Отрубили и отсекли мою голову».
Тут ставаёт он, скоро одеваитце,
Он приходит во Божью́ церьковь да Богу мо́литце.
Во Божьёй-то церьквы всё да ёго поносить стали:
«Уж ты гой еси, Иван свет Дородоровиць!
30 Розведитесь вы ведь с Софьёй-то с царевной-то,
Не приводите нас во грех, да людей многиих».
Говорит-то тут Иван да Дородоровиць:
«Кабы ум-то у вас был, да не грешили бы:
Ище Софья-та царевна — я ей сцитаю за родну сестру».
40 Не внимают мужики всё деревеньския;
Говорят они ёму да таковы реци:
«Мы ведь станём-то тебя да всё посматривать»
Он приходит домой, да сам росплакалсэ;
Говорит-то Софья, всё царевна-та:
45 «Не тужи-ка ты, не плаць, мой двоюро́дной брателко!
Не оставит нас Господь, всё Бох помилуёт».
Тольке поконьцили рець свою печальную —
Отпираютце двери скоро на́ пяту,
Тут приходит два-та палаця всё немило́сьливы;
50 Они отсе́кли у Ивана Дородо́ровиця,
И отсекли у ёго хоть буйну голову;
Они взели-то Софью, всё царевну-ту,
Её взели они да за русу́ косу,
Ей убили тоже всё сьмертью напрасною.
55 Погребли они ведь скоро ихны всё святы́ тела;
У их выросло-то на могилах вси разны́ цветы,
Шьчо у тех ли мошшей, мошшей нетленныих.
33. КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ЕГО НЕВЕСТА ДОМНА
Ишше был жил Ми́трей-князь Васи́льёвиць.
А как сва́талсэ Митрей на Домны Фалеле́евны
А ведь по́ три он года по три,
аАй по три́-то он года по триб осени;
5 На ц́етвёртой год да только свадьбы быть,
Тольки свадьбы-то быть да как к веньцю итти.
Превелось-то итти Митрею ко ранной ко заутрени,
Шьчо ко той ли ко обедьни воскре́сеньския.
Не видала ёго Домна Фалелеёвна.
10 Ай бросалась скоро Домнушка в окошоцько,
Как сама она сказала таковы реци:
«Шьчо сказали про Митрея — хорош, пригож,
Про Васильёвиця, — да лучше в свети нет;
Он сутул ведь, горбат да наперёд покляп,
15 Ишше ноги-ти кривы, да всё глаза косы,
Голова-та у ево будто́ пивной котёл».
Ишше выслушал Митрей-князь Васильёвиць;
Он пришол скоро́ во церьковь во соборную.
Отошли-то тут заутрени с обедьнями;
20 Он приходит во полаты княженевськия,
Говорил-то он сестрици всё родимою,
Ишше той ли ведь Марфы всё Васильёвны:
«Собирай-ко-се ты, Марфушка, поц́есён пир
На своих-то на любимых на подружоцёк,
25 Ты зови-ко, зови Домну Фалелеевну».
Ишше тут скоро Марфа собираёт всё,
Собирает скоро Ма́рфушка поц́есён пир,
Зазыват своих подружоцёк любимыих,
Ай зовёт-то она Домну Фалелеевну:
30 «Добро жаловать, Домна Фалелеевна,
Хлеба, соли ко мни ись да сла́дка мёда пить!»
Говорит-то Домны Фалелеевны
Говорит-то всё родима ее́ матушка:
«Уж ты вой еси, Домна Фалелеевна!
35 Мне ноче́сь мало спалось, да много во снях виделось:
Да как будто на моей-то на право́й руки
Золотой будто персьте́нь у мня россы́палсэ».
Ишше тот посол от Домны со двора пошол,
А другой-от посол да всё на двор пришол:
40 «Ты спусьти, спусьти-ко, Софья дочь Микуличня,
Спусьти молодую Домну Фалелеевну
Как ко нашей-то ко Марфы ко Васильёвны
Да попити, поесь ко ей да всё покушати,
Посидеть-то с нашой Марфой всё Васильевной».
45 Потихошеньку всё Домнушка сбираитце,
Фалелеёвна у нас всё одеваитце,
Пошла-то ведь Домна Фалелеёвна,
Как пошла-то ведь Домна на поц́есён пир.
На перьвы́х сенях стрецят-то Митрей-свет Васильёвиць,
50 Говорит-то ведь Митрей таковы слова:
«Добро жаловать, Домна Фалелеёвна,
Ко ногам-то ко кривым, всё ко глазам косым,
К головы-то ко пивной, к кудрям соломенным!»
Тут ведь Домнушки за досадушку вели́ку показалосе;
55 Шьчо не знат, вперёд итти ли, воротитьце ли.
Ай приходит Домна Фалелеёвна всё на други́ сени;
Там стрецят-то всё ей Марфа-свет Васильёвна,
Шьчо садит ей за снарядны дубовы́ стола,
Говорит она сама всё таковы реци:
60 «Ты садись-ко, садись, Домна Фалелеёвна!
У мня Митрея-та князя всё ведь в доми нет,
Шьчо Васильевиця-света всё не пригодилосе:
Он уехал у мня Митрей во чисто́ полё,
За куницемив уехал, за лисицеми,г
65 Он за всякима за разныма за птицеми».д
Говорит ей Домна Фалелеевна:
«Не оманивай, моя любима всё подружоцька,
Уж ты ѓой еси, ты Марфа-свет Васильёвна!
Миня стретил ведь Митрей на перьвы́х сенях».
70 Тут приходит Митрей-свет Васильевиць:
«Ты пойдём-ко-се, Домна Фалелеевна,
Сходим-ко, Домнушка, пойдём мы во Божью́ церьковь,
Уж мы при́мём с тобой все по злату́ веньцу!»
Говорит-то тут Домна Фалелеёвна:
75 «Ты спусьти, спусьти, Митрей-свет Васильёвиць,
Ты спусьти, спусьти меня сходить хоть к ро́дной матушки,
Мне-ка взять-то, попросить родительского всё благословленьиця!»
Говорил-то ей Митрей-свет Васильёвиць:
«А бесстро́сьнёго ведь времени на свети нет».
80 А пошла она ведь мимо кузьницю железную,
Ай сковала всё себе два ножицька булатныих,
Да булатны себе ножицьки, укла́дныи;
Отошла она за го́род недалёко тут,
Она ткнула себе ножицьки всё в ретиво серьцё:
85 «Не достаньсе-тко я, да красна девиця,
Я тому ли князю всё не Митрею Васи́льевичу;
Ты достаньсе, моё хоть тело белоё,
Цёрным-то во́рона́м на ка́рканьё!»
Тут пошол искать Митрей-свет Васильёвиць;
90 Приходит к родимой к ее́ матушки;
Не нашли они Домны Фалелеёвны;
Довели-то ево маленьки ребятоцька.
Он ведь брал у Домны ножицёк из ретива́ серьця,
Ише сам ведь на том ножицьку да закололсэ тут,
95 Говорил-то сам себе да таковы реци:
«Да лёжи-ко-се тело бе́ло Домны Фалелеёвны,
Тут лёжи-ко тело Митрея-света Васильёвиця!»
34. ЖДАН-ЦАРЕВИЧ
Ишше было во городи во Ц́ернигови,
Ишше жил-то тут всё богатой-от купець,
Да богатой-от купець Иван Гостиновиць;
Да была-то у ёво да молода жона,
5 Да была-то к ево да доць единая,
Шьчо едина доць Настасья-та Ивановна.
Отправляитце купець-от всё за синё морё
Ише тот ли Иван да свет Гостиновиць;
Нагрузил-то он три ка́рабля чернёныих,
10 Нагрузил-то он разныма товарами,
Да пошол-то он все да за синё́ морё
Провезти свои товары всё ведь розныя,
Навезьти товаров всё заморьских-то.
Тут пошол-то он скоро за́ морё;
15 Оставалась у ево всё молода жона,
Молода-та жона да с одной доц́ерью.
Он оставил приказаньицё им строгоё:
«Не спускай-ко ты свою-ту доць любимую
Из своёго из высокого из терема».
20 Приказал-то он своей да молодой жене:
«Токо скуцьнё будёт доц́ери любимой-то —
Выпускай-ко ты гулять ей на высок балхон;
Ище тут она посмотрит свету белого».
Да просилась-то однажды доць любимая
25 Ище та ли Настасья доць Ивановна:
«Уж ты милая родимая моя матушка!
Ты спусьти миня от скуки проходитьце мне».
Говорила-то тут мать-та ро́дной дочери:
«Уж ты милая Настасья ты Ивановна!
30 Мне-ка строго-то оставлёно приказаньицё
У твоёго у родного всё у батюшка».
Говорила-то ведь ро́дна матушка:
«Ты пойдём, пойдём со мной да прогуляимсе
А на тот ли на балхон ли на высокой-от
35 Да на те ли на перила золочёныя».
А пошли они, пошли, скоро отправилис;
Они ходят; посмотрят всё на улицу,
Ай гледят-то скрозь перилышка золоцёныя —
Тут ведь идёт всадьник он очунь хорош,
40 На своём-то он едёт вороном кони;
Говорит-то тут садник всё таки реци:
«Уж ты гой еси, душа ты красна девиця!
Почему не крепят тобя за крепки́ замки?
Как за ихно-то всё будёт, за строгось-ту,
45 Наделит-то их Бох таким несчасьицом —
А купец́еська ты всё молода жена!
Росскажу-то я про то, я всё поведаю:
Как родит-то ваша доць-та любимая,
Как родит-та она сына единого,
50 Не родит-то она, всё не от шалосьти —
Шьто за вашу-ту всё за крепось-ту —
А и тут-то нарекут имя Жданом-царевицём,
Как бога́тыря она да всё могуцёго;
Будут многи ёму люди поклонятисе».
55 Запечалилась-то тут жона купечеська,
Да скрипила свою доць-ту на крепки́ замки,
Не выпускала на белой сьвет полгодика.
Наехал-то тут всё до полгодицька,
Наежаёт тут, приходит купець богатой-от;
60 У любимою ее́ да всё у доц́ери
Как вели́ко тут несцясьицё случилосе,
Что слуцилосе нещасьицё у их в доми всё:
Да родилсэ прекрасной Ждан-цяревиць-от;
Красотой-от он подобён цярям, цяревицям,
65 Называют они всё Жданом-цяревицём.
Ише стал-то Ждан-цяревиць да тут большой он стал;
Изучила ёго матушка всей-то грамоты,
Изуцила ёго-то на добры́ дела,
На добры́ дела, порядки на хорошия.
70 Как многи́-ти люди стали ёму завидовать,
Востроты́-то с красотой ёго с великою.
Запросилсэ-то Ждан-от всё цяревиць-от:
«Ты спусьти-ко меня, матушка, на улочку
Посмотрять-то мне хресьянских малых детоцёк».
75 Выпускала ёго матушка на улочку;
Говорят-то ребятка, ему вслух крыцят,
Ему вслух-от крыцят, да посьмехаютце:
«Это вышол играть-то Ждан-цяревиць млад;
Ишше нету у ево всё ро́дна батюшка,
80 И не знают про то, у ево хто отець».
Услыха́ёт ведь скоро Ждан-цяревиць млад;
Как слова-ти ёму эти не пондравились;
Он тут много изобидел всё ребятушок,
Много, пожалуй, он до сьмерти убил.
85 Сам приходит к родимой к своей к матушки,
Сам ведь сле́зно, приходит, приросплакалсэ:
«Уж ты ми́ла моя матушка, любимая!
Уж ты дай-ко, скажи мне сушшу правду всю:
Ище хто у мня на свете-то есь ро́дной батюшко?»
90 Приросплакалась тут да дочь купеческа:
«Уж ты гой еси, моё да цядо милоё,
Цядо милоё моё да всё любимоё,
Ты прекрасна моя юноша, Ждан-цяревиць млад!
Не могу я ведь сказать про то, поведати.
95 Я нигде-то не была да никого не видяла.
Ты не бойсе студу-ту, не стыдись-ко ты;
Ты живи у нас, торгуй на чёрных караблях».
Говорит-то Ждан-цяревиць таковы слова:
«Не хоцю ведь у вас жить во цюжом доми:
100 Этот дом-от тебе, он — свой тебе,
А уж я пойду искать дому батюшкова».
Тут заплакала она ишше пушше старого.
«Ай поеду я, пойду в чисто́ полё,
Я искать-то себе пойду поединшицька».
105 Говорит-то ёму матушка таки слова:
«Я ноче́съ мало́ спала, много во сьни видяла:
Ай ведь будто предлага́л мне доброй молодець
Про твоё-то похожденьё богатырьскоё».
Говорила тут ёму да ро́дна матушка:
110 «Ты пойдёшь-то, моё цядышко любимоё,
Ты придёшь когды во да́лече, во чисто полё —
Там стоит-то твой ведь до́брой конь во чисто́м поли,
Да стоит-то доброй конь, стоит Вороне́юшко:
Как узда-та на кони была красна золота,
115 Ишше латы-ти богатырьски у коня лежат,
И копьё-то брузаме́ньско в земли воткнуто,
И седёлышко цирка́льско тебе направлено,
Ище плётоцька шёлко́ва приготовлёна;
Ай убор-то на кони́-то красна золота,
120 А упружинки-ти были всё серебряны».
Ай пошол-то тут у нас доброй молодець
Да по имени Ждан-цяревиць млад;
Он приходит-то скоро во чисто́ полё.
Обнимаёт ёго конь ногами всё переднима,
125 Говорит он язы́ком человечеським:
«Уж ты милой мой хозяин, Ждан-цяревиць млад!
Ты садись-ко на миня-то на добра́ коня,
Поежай-ко ты по по́лю всё по чистому».
Ище стал-то доброй молодець всё поежживать,
130 Он тяжолу свою палицю стал помётывать;
Ницёго-то не наехал во чисто́м поли;
Он поехал подальше, искать он разных го́родов.
Приежает ко городу к незнакомому —
Ишше делают всё стену городовую;
135 Тут наго́нёно народу-ту — цисла-смету нет:
Шьчо крепят они сьтену-ту серым ка́менём.
Соходил-то бога́тырь со добра́ коня,
Он ведь стал камешоцьками поигрывать,
Наносил он, наклал к сте́ны городового,
140 Укрепил-то он стену городовую.
Ише вси-ти ему низко вси закланелись:
«Ты поди-ко-се, садись ты на место царё:
В нашом городи-то нет царя настояшшого».
Он ведь сам тут пора́то им не отказывалсэ:
145 «Я поеду-ту, сьежжу ишше подальше там».
Приежает он тамотки в другой же град,
Увидал-то он там всё многи́х людей;
Он ведь стал-то про город-от выспрашивать:
«А какой-от этот город, есь ли царь-от тут?»
150 Отвечают они ёму по-учоному:
«Это царь, у нас есь царь в здешном городи».
Говорит-то им скоро таковы слова:
«У царя-та ведь нет ли доц́ери родной?» —
«Ишше есь у царя у нас три доц́ери.
155 Он севодьне, царь-от у нас пир собрал;
Выбирает такого он поединшицька:
«Скажут, ходит во цисто́м поли златорога лань:
Ище хто бы достал ту, доць бы отдал я».
Он поехал-то скоро во чисто́ полё,
160 Он нашол-то ведь лань да златорогую,
Он привёл-то ей ко двору к царю;
Тут выходит ведь царь-от на красно́ крыльцо:
«Ты какой же наехал уда́лой доброй молодець?
Ты отдай мне-ка лань-то златорогую —
165 Наделю-ту я тебя наградушкой великою».
Говорит-то дородьней доброй молодець:
«Покажи-ко ты своих любимых-то три доц́ери».
Ишше скоро ведь царь ему показывал.
«Мне ненадобно твоя-та доць ведь старшая,
170 Мне ненадобно твоя всё доць середняя;
Ты отдашь токо за меня да всё меньшу́ю доць,
Всё меньшу́-ту ведь доць свою, красавицу?» —
«Ты достань-ко ищё в по́ли коня всё златогривого;
Я тогда-то ведь росстанусь со своей доц́ерью».
175 Поехал-то ведь Ждан-от всё цяревиць млад,
Он ведь ездил во чисто́ поле трои сутоцьки,
Он нашол же коня-то златогривого,
Поима́л коня во пе́тёлку шолко́вую,
Ище той ли ёго да ножкой правою;
180 Он приехал к царю-ту со добры́м конём,
Со добры́м конём приехал с златогривыим.
Отдаваёт-то царь всё ему любиму доць,
Называет ёго ведь всё наследьницьком:
«Как теперец́е мне, видно́, заменушка;
185 Ты садись-ко, садись царём на место ты,
Повладей ты моим да всим ведь царством тут».
35. СМЕРТЬ ЦАРИЦЫ (НАСТАСЬИ РОМАНОВНЫ)[153]
Приутихло, приуныло море синёё,
Приутихли, приуныли реки быстрыя,
Приутихли, приуныли облака ходе́ция:
Благоверная царица преставляласе.
5 Воску ярого свешша перед ей да загореласе
Перед ей стоят два мла́дого два цяревиця,
Да стоят они, сле́зно уливаютце;
Во ногах сидит Настасья, доць цяревна-то,
А сидит она, сле́зно уливаитце.
10 Говорит-то царица православная:
«Уж вы гой еси, два мла́дого цяревиця,
Две мои ли две свешши да воску-я́ровыя,
Две мои ли две верьбы́ две кудрёва́тыя,
Вы две кру́глы две скацёны две жимцюжинки,
15 И два руського два молодого, могуцёго бога́тыря!
Идите-ко, сходите ко Грозному царю,
Вы ко Грозному царю Ивану-ту Васи́льёвицю,
Ко своему ли вы к батюшку к родимому:
Ише пусть же придёт со мной проститисе».
20 Тут ведь мла́ды-ти царевйцй не отслышилисе,
Да приходят ко батюшку к родимому;
Они падали ко батю̆шкў ко резвы́м ногам:
«Уж ты гой еси, батюшко родимой наш,
Уж ты Гро́зён цярь Иван Васильёвиць!
25 Ты поди-тко-се с матушкой проститисе:
У нас матушка родима преставле́итце».
Отвечаёт-то Грозён цярь Иван Васильёвиць,
Отвечает он дето̆цькӑм со всей грубости:
«Уж вы гой еси, мла́ды̆ мо̆й цяревици!
30 Уж вы как да э̆то̆ дело, пришли, здумали, ко мне?
Недосуг мне-ка итти с нею проститисе».
Как приходят с ответом к ро́дной матушки,
Ише к той нашой царици православною.
Посылает цариця во второй их нако́н,
35 Посылаёт царица во трете́й их во након:
«Вы подите-ка, мла́ды мо̆й царевици,
Вы подите-тко, верьбы мои да кудреватыи!
Вы зовите-тко его да немедленно сюды.
Уж вы милыя мла́ды мо̆й цяревици!
40 Уж вы падайте ёму да во резвы́ во ноги́».
Говорят опеть ёму таковы же реци:
«Ты пойди, пойди, батюшко — проститце зовёт». —
«Уж вы гой еси, мла́ды мо̆й цяревици! —
Он скрыцял на них опеть да зыцьним голосом, —
45 Недосуг мне-ка иттить мне с ей прощатисе:
Я сижу-ту за пи́сью, пишу грамотку,
Не пером я пишу, сйжў, не ц́ернилами,
Не по белой по гербо́вой по бумажоцьки,
Я по рыту пишу, сижу, по бархату,
50 Дорогим-то пишу я красным золотом,
Я про земьлю пишу да Святоруськую,
Я про веру пишу да християнскую́,
Про солдатушков пишу да новобраныих.
Вы идите, два мла́дого два цяревиця,
55 Вы скажите цярици благоверною:
Я всецясь-то приду с нею проститисе».
А приходят-то мла́дьи цяревици,
Росказали родимой своей матушки;
Отьпирали всё полаты двери на́ пяту;
60 Заходит-то Гро́зён Иван Васильёвиць,
Он приходит ко царицы благоверныя,
Говорит-то ей слово со всей грубости:
«Ты пошьто́ зовёшь, царица благоверная?»
Воспрого́ворит царица благоверная:
65 «Уж ты гой еси, Грозен царь Иван Васильёвиць!
Блӑго̆слови-тко мне да слово вымолвить,
Слово вымолвить мне, реци повыполнить,
Шьто без той мне бес казени без скорыя,
Шьто без той мне без сабельки без вострыя,
70 Шьто без той ли без ссылоцьки без дальния
Да без той ли без насмешоцьки великия». —
«Говори-ко-се, цяриця, шьто тйбӗ надобно». —
«Будь ты доброй, будь ты смирной, будь ты ми́лосливо́й
До своих-то до мла́дых двух цяревиц́ей;
75 Ты ишше́ же будь доброй, кроткой, ми́лосливо́й
До своей-то до мла́дой до царевны-то,
Шьто до той же до Настасьи до Ивановны;
Да ишше́ ты будь ведь доброй, будь ты милосливой
До солдатушков да новобраныих,
80 Да ишше́ ты будь доброй, будь ты милосливой
Ты до вдов-то бедных, малых детоцёк их».
36. КОСТРЮК
Да во славном было городи во Киеви,
Шьчо во матушки-то было камянно́й Москвы,
Ише по́ небу было всё по ясному
Да по воздуху было по небесному.
5 Там ведь мелки цясты звездочьки просве́тили:
По чисту́ полю бояра всё розьежалисе.
Да задумал-то Грозен царь Иван Васильёвиць,
А задумал-то всё да он женитисе,
Он не в матушки задумал в камянной Москвы,
10 Он во той ли задумал проклятоо́й Литвы
У того ли Небрю́ка-та всё Небрю́ковиця —
Да на той ли на Марьи всё Небрюковны.
Ише скоро-то Грозной царь Иван Васильёвиць,
Ише скоро-то он всё сряжаитьце,
15 Поскоре́-то он того всё отправляитце,
Он берёт с собой бога́тыря могуцёго,
Он того берёт Дуна́юшка сына Ивановиця;
А поехали дородьни добры молодцы;
Приежают во земьлю во неверную
20 Ко тому ли королю-ту Небрюку всё Небрюковицю.
Говорит-то Дунаюшко таковы реци:
«Уж ты гой еси, король Небрюк Небрюковиць!
Мы приехали к тебе, да не гостить к тебе,
Мы приехали к тебе да всё как свататьце
25 За того ли я за Грозного царя Ивана Васильёвича
Я твоей-то на любимоя на доц́ери
Шьто на той ли на Марьи всё Небрюковны.
Да отдай-ко ты Марью всё Небрюковну;
Ишше дай-ко приданого телегу красна золота,
30 Да другу́-то ты дай да циста се́ребра,
Да третью́-ту ты дай да скатна жемцюга».
Отдаваёт тут Небрюк да всё Небрюковиць
Да свою-ту он Марью свет Небрюковну
Да за Грозного царя Ивана за Васи́льёвича,
35 Да дават три телеги всё приданого:
Шьто перву́-ту телегу с красным золотом,
Да другу-ту телегу с цистым се́ребром,
Да третью́-ту телегу скатна жемцюгу;
Да отправилисе в матушку в каменну́ Москву.
40 Он ведь звал-то Грозен царь Иван Васильёвиць,
Своёго-то он звал тестя́ любимого,
Он ведь звал королеву-ту, свою-ту тёшиньку любимую:
«Проводите вы Марью всё Небрюковну
Как до матушки-то вы до камянно́й Москвы;
45 Посмотрите у мня матушки славной камянно́й Москвы,
Посмотрите у мня да ц́ерьквей Божьих-то,
Посмотрите у мня да кнезье́й, бо́яров,
Посмотрите могуцих руськиих бога́тырей».
Отказались они, да всё не едут тут;
50 Нахвалилсэ ёго шурин любимой-от,
Ише тот любимой Кострюк Небрюковиць:
«Уж ты ой еси, батюшко родимой мой,
Ише тот ли король Небрюк Небрюковиць!
Ты спусьти-ко миня сьездить на святую Русь,
55 На святую меня Русь, сьездить в матушку камянну́ Москву —
Проводить-то мне любиму свою се́стрицю,
Посмотрять ихных могуциих бога́тырей».
Они скоро-то тут да вси поехали;
Да приехали они-то всё во матушку в славну камянну́ Москву.
60 Тут ведь скоро зазвонили в большой колокол,
Да запели обедьни Херуимския
Ише всё-то попы, попы соборныя;
Ише скоро тут ведь повели их во Божью́ церьковь,
Привели-то Марью-ту Небрюковну во веру-ту крешшоную,
65 Во крешшону ей веру, в православную;
Они стали держать-то по злату веньцу,
Принимать-то они да закон Божий тут.
Посьле етого у их пошол поцесён пир,
Да поцесён-то пир пошол на весь ведь мир:
70 Шьчо в перьвы́х-то пошло на кнезей, на бо́яр-то,
Ише на тех ли на купц́ей да на богатыих,
Шьчо на руськиих могуцих всё бога́тырей;
А бога́тырей-то право не погодилосе,
Шьчо могуциих, удалых их не слуцилосе —
75 Собирать на бедных, на прожи́тосьних хресьянушок,
Не оставляет на радости ише бедных вдов,
Не оставлят он сиротьских всих малых детоцёк.
Как пошол у их поце́сён-от пир навесели;
Ише све́тёл-от день пошол ко вецёру,
80 И как красноё солнышко всё ко западу.
Грозной-от царь да Иван Васильёвиць
Со своей-то с кнегиной, молодой жоной
По полатам белокамянным похаживат,
Говорит-то он сам да таковы реци:
85 «Ише вси у мня сидят да на пиру-ту всё,
Ишше все у мня сидят-то ведь пьют всё, кушают,
Ишше беленьку лебёдочку всё рушают;
Да сидит только любимой-от, милой шурин мой
Ише тот ли Кострюк-от сидит Небрюкович он».[154]
90 «Сидишь ты нешьто́ у мня, всё не кушаёшь,
Ишше беленькой лебёдочки всё не рушаёшь?
Ишше место тибе разьве не по разуму,
Или кушаньё моё тибе не по совесьти,
Али цярой-то тебя разьве обнесли у мня,
95 Али хто-небудь уж разьве ведь надьсмехаитьце?»
Тут ведь скоро-то шурин ему ответ держал,
Отьвечаёт скоро́ всё Кострюк Небрюкович:
«Уж ты Грозной царь же Иван Васильёвич!
По уму-ту мне место твоё, по разуму,
100 Всё ведь кушаньё твоё по удовольствию,
Ише цярочкой меня не обнесьли нехто,
Как невежа надо мной-то не надьсмеяласе;
Я сижу у тибя, об том призадумалсэ:
Ише хочитцэ мне бы попотешитце,
105 Попотешитце мне бы, всё позабавитце;
Ты как дай луцьше могуцёго сильнёго бога́тыря,
Мне-ка дай-ко-се с им-то поборотисе.
Посмотри ведь ты, царь, сам со царицою
На мою всё поступочку богатырьчкую».
110 Ише тут Гро́зён царь Иван призадумалсэ,
Призадумалсэ тут-то он, приросту́жилсэ:
«Непошьто́ убьёт могуц́его у мня сильнёго бога́тыря!»
Выходил-то Грозён царь Иван Васильёвич,
Выходил-то он скоро всё на широкой двор;
115 Он берёт в белы руцюшки золоту трубу,
Затрубил-то он как всё в золоту трубу.
Ишше нету могуцих сильних бога́тырей,
Ишше нету-ту, всё да прирозьехались;
Как выскакивал один бедной бога́тырь тут,
120 Он ведь бедненькой, все сам нездоровенькой,
Ишше по имени-то Хроменькой Пота́нёчка;
Ишше хроменькой Потанёчка, нездоровенькой,
Он сутул, всё горбат, он был напере́д покля́п,
Он на праву-ту ноженьку всё припадывал,
125 На леву́-ту ту, он ножочькой подковырывал,
По пережи́му-ту был сам пережи́мистой,[155]
Ай он силой был несильнёй, всё напу́ском смел.
Говорил-то он всё Грозному цярю Ивану-ту Васильёвичу:
«Уж ты гой еси, Грозной царь Иван Васильёвич!
130 Я ува́жу Косьтрюку-ту хошь я в первой раз,
Я уважу Косьтрюку-ту во второй хошь раз,
Я уважу Косьтрюку-ту во трете́й-от раз.
Не пецялуйсе ты, Грозной мой славной царь:
Шьто Потанюшки мне-ка смерть не писана».
135 Да пошли они могуци всё на широкой двор;
Да выскакивал Косьтрюк-Небрюк ц́ерез дубовой стол;
Уронил-то он ведь сорок-то князьей, бо́яров:
Не убил хошь до смерти, да досадил он им.
Выходили тут Грозной царь Иван Васильёвиць
140 Со царицой-то со Марьей всё Небрюковной
Посмотрять-то на могуцих на двух бога́тырей.
Да Потанюшка-та бедной всё поддаваитьце,
Поддаваитьце Потанюшка всё до трёх же раз;
Всё кина́т ёго Кострюк-от всё Небрюковиць.
145 Грозён царь Иван Васильёвиць стоит неве́сёл тут,
Шьчо невесёл стоит, стоит всё нерадосьнёй;
Он повесил буйну голову всё с могуцих плець,
Он поту́пил очи ясны во матушку сыру земьлю,
Прокатились горюци́-ти всё ведь слёзы йз глаз.
150 Ишше Марья стоит-то да всё Небрюковна,
Она ве́сёло стоит, да всё ведь веселёхонька:
Не жалет она Потанюшки бедного Хро́мого,
Шьчо жалет она своёго-та брата ро́дного
Шьчо того ли Косьтрюка-та всё Небрю́ковиця.
155 Как во ту-ту[156] было да всё во то время,
Увидал бедной Потанюшка-та всё Хроменькой
Как своёго-та царя надежду белого,
Он того ли Ивана всё Васильёвиця, —
Шьто слезит-то он свои да оци ясныя,
160 Он жалет всё Потанюшку-ту всё Хро́мого.
Говорит-то Потанюшка таковы реци:
«Уж ты милой мой, ты всё Грозной царь,
Уж ты свет, ты государь Иван Васильёвиць!
Благослови-ко ты мне-ка хоть слово вымолвить,
165 Сло́во вымолвить мне да реци выполнить,
Ты бес той мне бес казьни бес скорыя,
Ты бес той мне бес сабельки без вострыя,
Ты бес той мне надьсмешецьки великия:
Ты ише́ благослови миня Косьтрюка побороть,
170 Побороть-то ведь мне ёго всё ведь по-хорошому».
Говорит-то ведь Грозен царь Иван Васильёвиць:
«Тебе Бох благословит, Потанечка Хроменькой,
Ише хроменькой ты, бедной, нездоровенькой!
Побори Косьтрюка-та, да как тибе хочитце,
175 Ише хочитце как-то да как ведь я велю;
Пропусьти ету славушку по столичному по славному по городу,
Как по матушки по нашой по камянно́й Москвы.
Ты не мошь ли с ёго хошь бы платьё цветно содрать,
По Москвы ёго по городу спустить на́гого?»
180 Он ведь выслушал реци-ти скоро от царя-та всё;
Поступил-то Потанюшка всё скорёхонько,
Он ведь брал-то ёго скоро за праву руку́,
Он бросал-то к собе он на ножку правую,
Он выки́нывал ёго вверьх высокохонько:
185 Он пониже ведь облаку всё ходецёго,
Он повыше его всё лесу́ стояцёго,
Он ведь выше дворьця-та всё государёва;
Он спускал Костьрюка-та всё на сыру землю,
Подхватил он его к себе на белы́ руки,
190 Обрывал у его-то всё платьё цьве́тноё,
Он спускал же ёго-то всё по святой Руси,
По святой Руси спускал всё по камянно́й Москвы,
Он ведь на́гого спусьтил всё ёго бо́сого.[157]
Ише Марья-та Небрюковна приросьплакалась;
195 А Косьтрюк-от идёт, сле́зно уливаитьце:
«Шьто не дай Бох бывать больше на святой Руси,
Как во славной-то матушки в камянно́й Москвы,
Да не дай Бох видать мне руських сильниих,
Руських сильних, могуцих мне бога́тырей!»
200 Тут ведь Косьтрюк Небрюковиць
Прибегает ко дворьцю скоро к восударьскому,
Он крыцял-то, зыча́л своим зыцьним голосом:
«Уж ты ой еси, се́стриця родимая,
Ты родима моя се́стриця любимая,
205 Уж ты Марья, ты всё да свет Небрюковна!
Уж вы дайте-ко своё хошь како-небудь платьё цьве́тноё,
Приукройте-тко моё вы всё тело на́гоё;
Вы подайте-ко моёго всё коня доброго».
Ише скоро тут Марья Небрюковна-та одевала их;
210 Ише тут-то был не Косьтрюк не всё Небрюковиць.
Ишше сказыват Марья всё Небрюковна
Своёму-ту Грозному царю Ивану всё Васильёвицю:
«Уж ты дай-ко-се мне в роспореженьицё, Грозной царь Иван Васильёвиць,
Запрети всёго народа православного,
215 Не смотряли шьчобы на моёго-та брателка любимого,
Не смотряли шьчобы, не гра́яли.
Приобдену сама я бедного на́гого».
Приобдела его-то да всё ведь на́гого.
Запретили многи, людей добрых всех,
220 Не смотряли шьчобы люди, не видели.
Уежал-то он скоро со студу-ту со великого,
К своёму-ту уехал-то к отцу к матушки,
Да к тому ли королю всё Небрю́ку Небрюковичу;
Он слезьнёшенько тут уих приросплакалсэ,
225 Он родителям своим Косьтрюк прирозжалилсэ:
«Не поеду я ведь больше на сьвятую Русь
К своёму-ту любимому всё ведь к зятю-ту,
Я к тому ли к Ивану-ту ко Васильёвицю,
Я к своей-то ведь Марьи-то всё Небрюковны!
230 Хороша у их матушка камянна́ Москва,
Хорошо-то у их всё изукрашона;
Только тем у их худо-то на сьвятой Руси,
На сьвятой-то Руси, в матушки всё в камянно́й Москвы,
Шьчо бога́тыри у их всё живут присильния,
235 Шьчо ведь сильни бога́тыри всё бестыдныя:
Обдирали миня-то да всё ведь до́ нага».
37. ИВАН ГРОЗНЫЙ И ЕГО СЫН[158]
Ай мне сьпеть мне-ка стари́нушку старинную,
Шьто старинную старинушку, бывалую
Про того ли сьпеть цяря, цяря москоського,
Про Ивана-та сьпеть всё про Васильевича.
5 Как во матушки-то было в камянно́й Москвы,
А у Грозного царя было у Ивана свет Васи́льёвича,
Заводилась у ево́ беседушка всё тихая,
Ай ведь тихая беседушка смиренная;
Тут ведь заводилсэ у царя-та всё поцесён пир,
10 Поцесён-от пир да тут на весь на мир:
Ай на тех ли на князьей, гостей торговыих,
Ай на сильних на могуциих бога́тырей;
Ай ведь вси тут на пиру-ту напивалисе;
Пьют они, едят, да сами кушают,
15 Ай ведь белиньку лебёдочку всё ру́шают;
На пиру-ту они все-то, все захвастали;
Ай богатой-от хвастат золотой казной,
Как бога́тырь-от хвастат могучо́й силой,
Ай как глупой-от хвастат молодой жоной,
20 Ише мудрой-от хвастат всё родной сестрой.
Говорит-то Грозен царь Иван Васильёвич,
По полатушки-то сам собой похаживат:
«Мне похвастать разьве мне, да царю Грозному,
Я могу-то, всё могу да я похвастать-то;
25 Ненапрасно буду хвастать, так я зьделаю:
Я повыведу измену ис Чернигова,
Я повыведу изменушку ис Киева,
Я повыведу изменушку из матушки ис камянно́й Москвы».
Говорят ёму смелы́[159] да всё сьмелёшенько,
30 Не боятьце-то Грозно́го-то царя всё белого,
Говорили-ти князья всё во одно слово:
«Уж ты гой еси, наш Грозной царь Иван Васильёвиць!
Ты не выведёшь изменушку из Новго́рода,
Не вывесьти изменушки тебе ис Киева,
35 Да не вывесьти тибе из матушки ис камянно́й Москвы;
Ишше тот у нас, у нас выведёт изменушку,
Шьчо ведь выведёт да из Новго́рода,
Он повыведёт у нас да всё ис Киева,
Он повыведёт у нас из матушки ис камянно́й Москвы —
40 И которо-то ведь цядышко твоё любимоё:
Он теперь ведь всё подле тобя сидит,
Ишше тот ли млад Фёдор-от Иванович.
Не потухнёт-то свешша ведь наша воску ярова;
Ай на ком загорит наша свешша-та воскоярова,
45 Зацарит у нас царём ведь Фёдор, всё царевиць млад,
Ай царевиць млад Фёдор свет Ивановиць;
У нас всё тогда в Москве-то будет по-хорошому».
Розгрубилось у царя-то ретиво́ серьцо,
Ретиво ево серьцо, всё кровь горячая;
50 Выбегает Грозен царь Иван Васильёвиць,
Выбегает он скоренько на красно́ крыльцё,
Он крыцит-то своим да зыцьним голосом:
«Вы бегите, вы идите ко мне вы крутёхонько,
Палачи вы все мои всё немило́сьливы».
55 Палачи-ти все ведь тут да испугалисе,
По домам они скоренько розьбега́лисе,
На крепки́ они замки всё замыкалисе;
Тольке тут не убоялсэ един он тут,
Ай по имени Малю́та сын Скурла́тьев был.
60 Ён бежит-то всё к царю всё не с упа́дкою:
«Почему ты эдак каркашь, ты всё Грозной царь,
Ище Грозной ты царь Иван Васильевич?
Ты крыцишь-то, ты крыцишь да не по-путьнёму».
Говорит-то Грозной царь Иван Васильёвич:
65 «Ты поди, поди, Малюта всё Скурлятов ты,
Ты поди прямо в полаты ко мне царьския,
Ты бери, бери единую жемцюжину,
Ты еди́наго моёво цяда милого
Шьчо по имени Фёдора Ивановича;
70 Ты возьми поди ево за рученьку за правую,
Поведи ево на по́лё на Куликово,
Ойми́-ко ты со спички саблю вострую,
Отсеки по плець его да буйну голову,
Принеси ко мне всё сабельку кровавую».
75 Он ведь брал ево за руц́еньку за правую.
Ай приходит скоро царь в полатушки свои во царьския,
Ай во царския полаты белокамянны;
Тут заплакали многи́ да люди добрыя,
На пиру-ту все кнезья да все ведь бо́яра:
80 «Шьчо потухла-то свешша ведь воску ярова,
Укатилась скацёна́ наша жемцюжинка,
Ай не стало-то на царсьви ведь царевиця
Ай того ли Фёдора у нас Ивановича!»
Надевали тот народ, да люди добрыя
85 Они чёрное всё платьичо, печальнёё.
Ай во ту-ту ведь пору́ было́, во то время,
Увидал-то тут как всё ведь из окошоцька
Любимой-от ево, всё милой дядюшка
Ишше тот ли князь Никитушка Романовиць;
90 Он не сам хошь увидал, да услыхал-то он:
Донесьли-то ему да кня́зья, бо́яра.
Отдавал он молодого-то взамен своёго ключничка,
Отнимал-то он любимого племянницька,
Шьчо того ли он Фёдора Ивановича;
95 Он берёт ево за рученьку за правую,
Он челуёт всё в ево уста саха́рныя:
«А ведь тот ли вам кус да не вам кушати!»
Отьсекали-то у мла́дого у клюцьницька,
Отсекали-то ево да буйну голову,
100 Привезли ко царю саблю́ кровавую.
Воротил-то дядюшка племянницька,
Он избавил-то его от сьмерти скорыя,
Он от скорой ево сьмерти от напрасною.
Собираёт князь Микитушка Романович,
105 Собираёт для племянничка почесён пир;
Всё палит-то он ис пушок беспрестанно тут,
Как из мелкого ору́жья безуты́шно-то.
Ай у Грозного царя Ивана-та Васильёвича
Ище пушки у ево всё — не по-старому,
110 Шьчо из мелкого оружья обсекаитьце;
Посылат-то он скоры́х послов скорёхонько:
«Вы зовите моево вы шурина,
Моево вы шурина любимого,
Вы того зовите-ко Микиту всё Романовича:
115 Он ведь пусьть придёт, меня в печали-то посмотрит-то,
Он посмотрит меня да посетит пушшяй».
Тут приходят к ему да так скоры́ послы:
«Ты пойдём, пойдём, Микита князь Романович!
Ай зовёт наш Грозен царь Иван Васильёвич».
120 Тут пошол-то он да так скоре́шенько;
Приходит он ко Грозному царю Иван Васильёвичу.
Говорит-то Грозной царь Иван Васильёвиць:
«Шьчо же милой ты, любимой мой ты шурин-от
Ай ли тот ли Никита свет Романовиць!
125 У тя пушки-ти палят да всё по-старому,
Всё по-старому палят у тя, по-прежному,
А из мелка оружья́ не обсекаютце;
Ты не знаёшь про меня разьве незгодушки,
Про моёго ты про мла́дого царевиця,
130 Про того ли ты про Фёдора Ивановича?
Как одна была у мня скачо́ная жемчужинка,
А одна была снали́вна сла́дка ягодка;
Ай свалиласе у мня да укатиласе —
Шьчо един-от у меня да сын любимой мой,
135 Ишше тот ли у мня Фёдор-от цяревиць млад,
Шьчо цяревиць у мня млад да свет Ивановиць!»
Говорит-то ёму шурин-от любимой-от
Ише тот ли Никита свет Романовиць:
«У миня-то, всё любимой ты ведь зеть ты мой,
140 У мня всё идёт по-старому, по-прежному,
У мня всё-то дело делаитце по-досе́льнёму:
Ай поц́е́сён у мня пир идёт наве́сели,
Шьчо навесели идёт у мня на радосьти;
Безуты́шно мы палим да в пушки всё,
145 У мня мелко оружьё не обсекаитьце;
Шьчо приехал ведь ко мне всё небывалой гось,
Небывалой ко мне гось да долгожда́ной-от
Шьчо по имени ведь Фёдор свет Ивановиць,
Ай любимой мой милой всё племяньницёк».
150 Говорит-то Грозен царь Иван Васильёвиць:
«Ты любимой мой, ты шурин, ты Никита свет Романовиць!
Ай обрадовал теперь моё да ретиво́ серьцо,
Воротил ты у миня сына единого,
Ай того ли у мня мла́дого царевиця
155 Ай по имени Фёдора Ивановиця,
Дорогую ты мою круглу жимцюжинку,
Виноградную нали́вну, сладку ягодку,
Мла́дого ты Фёдора-цяревиця!»[160]
38. СМЕРТЬ ИВАНА ГРОЗНОГО[161]
Ише было-то во матушки во нашой в каменно́й Москвы,
Как у нас во дворьци у царя белого,
Царя Грозного Ивана у Васильевиця:
Приходила тут ему да скора смерть,
5 Скора-та смерть матушка престрашная.
Ище стал-то он Грозен царь Иван Васильевич понема́гивать,
Розболелсэ-то он тут скоре́шенько.
В головях-то у ёго стоит Фёдор-от цяревиць млад,
Во ногах-то сидит Настасья-царевна.
10 Сидят они, сле́зно уливаютце.
Говорит им Грозной царь Иван Васильевич:
«Уж ты милой мой младой цяревиць млад!
Как когда-то я помру, да когды Бог велит,
Вы поло́жьте-тко мне-ка в гроб-от, мне,
15 Положьте-ко вы да мой-от стра́шон мець;
Понесут-то моё да тело белое —
Православны-ти люди всё ужа́хнутце,
Вси солдатушки тут да приросплацютьце.
Хошь и звали меня да всё я — Грозной царь,
20 Пожалеют-то меня да вси солдатушки:
Как до их-то я был, да всё не грозной был,
Всё не грозной был, да всё я милосьлив,
Всё я милосьлив да всё я жалосьлив».
Как во ту пору было́, во то время,
25 Понесли царя да во Божью́ церьковь.
Вси иду́т солдаты, сле́зно пла́цют-то,
Во полках солдаты прицитают тут.
Как един солдат-от на цясах стоял,
На цясах стоял да сле́зно плакал он;
30 Как ударили да в большой колокол,
Говорил солдат да таковы реци:
«Росьпрекрасно ты да моё де́ревцё,
Моё деревцё да кипарисноё;
Уж ты ягодка моя смородинка,
35 Виноградная да моя сладкая!
Ты когды росла да когда вызрела,
Во каку пору да ты повыросла,
Во како́ же лето ты повы́здрела?
Ты розы́ньсе-ко да мать сыра земля!»
40 Он приплакиват, сам выговариват:
«Ты роскройсе-ко, да дорога парця!
Ты востань-ко, седь, да православной царь,
Православной царь да царь ты белой наш,
Царь ты белой наш Иван Васильёвиць!
45 Ты востань, востань да ко солдату мне,
Ко солдату мне всё к новобраному;
Посмотри-ко ты да на солдатика:
Во слёзах стою да слово молвлю я,
В возрыданьици да рець гово́рю я;
50 Как реву-ту я, да как река тече́т,
Говорю-ту я, да как ведь гром гремит.
Уж ты стань, востань да посмотри на нас,
Посмотри на нас да ты на те полки,
Шьчо на те полки всё на солдацькия,
55 На свою-то ты да на арьме́юшку:
Хорошо у тя они уря́жоны;
Они вси у нас да по фрунту́ стоят,
Они вси стоят да оружьи́ дёржа́т,
Оружья́ держат да во своих руках,
60 Во своих руках да по своим полкам,
По своим полкам да по уц́еньицям,
По уц́еньицям — да ко войны́ уцят,
Ко войны уцят, да во поход пойдут,
Во поход пойдут, — да они вси ревут:
65 Споминают всё да царя белого,
Шьто того ли царя Ивана да Васи́льёвиця».[162]
39. СМЕРТЬ МИХАЙЛЫ СКОПИНА[163]
Поежает Скопи́н-от, да князь-от Михайло Васи́льёвич,
Поежает Ско́пин-от за Москву-реку.
’на наказывает Скопи́ну-ту родна матушка,
Родна матушка ему, ему молода жона:
5 «Уж ты душенька Михайло да ты Васильёвич,
Уж ты тот ли князь да Ско́пин-от!
Ты не езьди, Скопи́н, да за Москву-реку:
Там поставят тебя-то — ведь не за пир зовут,
Не за пир тибя зовут-то, не пировать с тобой,
10 Они тебя — держать всё хресьника
У того-то у князя у московського.
Ты одёржишь своёго хошь восприемьника».
Говорит ёму да родна-та да ево матушка:
«Ты не пей-ко-се у их да зелёна́ вина,
15 Ты не кушай-ко у их всё есвы саха́рныя:
Да уходит тебя кума, да доць Малю́тьёва».
Он не слушает наказу-ту ро́дной матушки,
Родной матушки наказу-ту, молодой жены;
Поежаёт-то Ско́пин-то князь Михайло свет Васильёвич,
20 Он берёт, берёт коня-та всё богатырьского,
Он уехал за матушку за Москву-реку.
Приежает ко князю-ту ко московському;
Да стречяют Скопина́-та князя Михайла Васильёвича,
Да стречают ево на широкой светлой улици,
25 Приглашают ево всё ’поче́сён пир;
Да идёт-то Скопи́н князь Михайло Васильёвич,
Он идёт-то да ничево-то всё не думает;
Одёржал же он своё́го восприемника.
Собираёт князь на радосьти тут почесён пир,
30 Он почесён-от пир да он на весь на мир:
На своих-то на князье́й да он на бо́яров,
Для того-то собират больше Скопина́ кума́,
Для того ли-то князя Михайла Васильёвича,
Да садит он ево всё во большо́ место
35 Во большо́ ево место да ише всё к собе.
Ише тут ведь бояра всё зло подумали;
Розговорили они да всё княгиню тут,
Насыпа́ли в стокан ёму зелья лютого;
Подносила кума всё ему крестовая.
40 Выпиваёт Скопи́н, ничево не думаёт;
Загорело у ево скоро ретиво́ серьцо;
Выходил-то он ведь скоро ис цёсна пиру,
Говорил-то он кумы-то своей крестовою:
«Уж ты гой еси, кума ты моя крестовая!
45 Опоила ты, всё ты меня, безбожниця,
Опоила меня ты да зе́льём лютыим,
Ты злодейка-кума, ты да зьмея лютая,
Зьмея лютая ты, да доць Малю́тина,
Доць Малютина ты, да всё Скурлатова.
50 Отьвези ты миня, да кум крестовой мой,
Ко своей-то[164] отьвезти меня к ро́дной матушки.
Ишше я-то на вас-то да зла не думаю:
Уходила миня кума-злодейка зла,
Да злодейка-та зла, да доць Малютина».
55 Уежаёт он скоро да к ро́дной матушки,
К родной матушки, к своей-то он к молодой жоны́;
Ише тут-то заходит-то во полатушки
Ко своей-то ко родимой да он ко матушки.
Он зашол-то сам сле́зно да уливаитце,
60 Он всемирно во своих грехах всим он каелса,
Ище тут-то з души́ он скоро́ представилсэ:
Да згорело у ёго-то тут ретиво́ серьцо.
40. ОСАДА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ[165]
Во Москвы-то было, во царьсви,
Во прекрасном восударьстви,
Перебор-то был боярам,
Пересмотр-о̆т бы̆л воеводам.
5 Из бояр, бояр выбирали,
Воеводу-ту поставляли,
Воеводу-ту непростого —
Ево роду же непростого:
Из бояр князь-Салтыкова.
10 Воспрого́ворит-то государь-царь наш,
Алексей-сударь свет-Михайловиць:
«Уж ты гой еси, воевода!
Я пошлю тйбя̆, воевода,
Ко мана́стырю святому
15 Ко игумену честно́му:
Стару веру-ту поруши́те,
Стары книги исприби́те,
На огни вы вси сожгите».
Воспрого́ворит воевода:
20 «Уж ты гой ӗсй, государь-царь наш,
Волексей ты суда́рь-Михайловиць!
Как нельзя-то думой подумать
На свято́ ведь на это место,
На прекрасною кенорию,
25 Шьчё на све́тов-то преподобных
Соловецьких ведь цюдотворьцев».
Воспрого́ворит осударь-царь наш
Алексей-от суда́рь-Михайловиць:
«Уж ты гой еси, воевода!
30 Прикажу я тебе казнити,
Руки, ноги же отпилити,
Буйну голову отрубити».
Воевода-та испугалсэ,
Сам слезами же обливалсэ:
35 «Уж ты гой еси, государь-царь наш
Алексей же суда́рь-Михайловиць!
Погоди ты миня пилити,
Уж [м]не дай рець говорити:
Мне-ка дай жӗ ты̆ силы много,
40 Мне стрельцов, борьцо́в, салдатов».
Шьчё садилсэ-то воевода;
Надалек’он, свет, отъехал, —
Он росплакалсэ, сам роздумалсэ:
«Хошь я смерть-ту — я прииму же!»
45 Он роздумалсэ воевода:
Во пути будто рознемо́гсе;
Он назать скоро воротилсэ.
На то место-то накупа́лсэ
Из бояр, бояр князь Пеше́рской;
50 Шьчё садилсэ-то воевода
Он во лёгоньки стружо́цьки;
Потянули-то ветры буйны
С полудённую сторонку,
Уносило-то воеводу
55 Ко манастырю святому,
Ко игумену чесно́му,
Ка[к] ко све́там-то преподобным
Соловецьким же чудотворьцам.
Как стрелял, стрелял воевода
60 Во соборну-ту Божью церьковь,
Уронил-то тут воевода
Богородицу со престола.
Вси манахи-ти испугались,
По стенам-то вси побросались
65 В одну келью-ту собирались,
В одно слово-то говорили:
Говорил-то всё игумен:
«Вы не бойтесь-ко, мои дети,
Не страшитесь-ко етой страсьти!
70 Мы по-старому ведь отслужим, —
С Христом в царсьви с им прибу́дём».
По грехам было суцини́лось,
По тежки́м грехам сотворилось:
Захотел-то ведь деревя́га
75 В светом озери [он] купатьце,
По верёвкам ц́ерез стену-ту опускатьце;
Ишше пал етот грешник
Он на сы́ру-ту земьлю;
Он сломил сво̆ю̆ пра́ву руку,
80 Извихну́л сво̆ю̆ леву ногу.
Тут пришол к ё̆мў воевода:
«Ты скажи-ко нам сушшу правду:
Ище́ порохом-то ли дово́лён манастырь,
Ишше пушками-то доволен ли,
85 Ишше крепосью-то крепок ли
Да людьми-то ведь он лю́дён ли?»
Говорил-то тут деревяга:
«Он ведь крепосью-ту крепок,
Он людьми тольки не лю́дён.
90 Попадите й вы зайдите
Дровяны́м-то в стену окошком».
Как зашол-то воевода,
Росказал как деревяга;
Он заця́л тут воевода,
95 Стару веру-ту поруши́л взял,
Стары книги-ти Божьи изорвал всё,
На огни-ти он прожигал их;
Всех манахов прирубили,
В си́нё морё-то помётали
100 Над игуменом наругались:
Рецист язык у его отрежут, —
Ц́ерез ночь было тако цюдо:
Он ведь зделалсэ весь здравой;
Они взели его убили —
105 Как небесно царство́ купили.
Во ту пору-ту, во то время,
В са́му в ту ведь в тёмну ноцьку
Ишше к нашому царю жо
К Олёксею-то свет-Михайловицю
110 Как приходят к ёму два старьца,
Как хотят-то его убита,
Руки, ноги да отпилити;
Говорят ёму таки реци:
«Уж ты гой ӗсй, государь-царь,
115 Олексей ты суда́рь-Михайловиць!
Не розорей-ко ты старой веры».
Посылат-то ведь царь же ско́ро,
Он гонцёв-то скоро́, салдатов:
«Старой веры не розоряйте,
120 Вы ведь книг-то не розрушайте,
На огни-то не розжигайте,
Вы манахов-то не рубите».
Ище стретили воеводу
В славном городи во Во́логды.
125 Воевода-то розболелсэ
Он в худой-то боли сконцялсэ.
Государь-от, государь наш царь
Олексей-свет суда́рь-Михайловиць
За воеводой собиралсэ,
130 Он своёй-то жизней сконцялсэ.а
Понесли ёго в Божью церьковь, —
Потекло у ёго из у́шей-то,
Потекла у ёго всяка га́вря
Ишше уши-ти затыка́ли
135 Всё хлопцятой белой бумагой.[166]
41. ШВЕДСКАЯ ВОЙНА ПРИ ЕКАТЕРИНЕ II
Во Москвы-то ведь было, в славном городи,
Ай на царьсви-то ведь не́ было не цяря и не цяревиця,
Шьчо не мла́дого родимого наследьницька:
Тут цярила-то цяриця благоверная
5 Ише та Екатерина Алексеевна.
Шьчо сидела она, цярила ровно три года;
Тут заслышел король неверной шве́дьской-от;
Ишше сам-то он, тотарин, похваляитце:
«Я зайду-пойду во матушку в Москву-город;
10 Наперёд я розорю в Москве да церьквы Божьи вси,
Я тогда буду рубить со старого до малого.
Не оставлю я в Москве силы на семяна;
Я царицу-ту Екатерину за собой возьму,
За своёго я за сына за любимого».
15 Ай подходит-то тут король всё шведьцькия,
Он подходит-то под матушку под славну каменну́ Москву,
Он тут пишот ёрлыцьки́ всё скорописцяты.
Принесьли-то от шведського-то короля да скору грамотку,
Подавают цярици-то Екатерины Алексеёвны;
20 Задрожали тут у ей да ручки белыя,
Приудро́гло тут ее́ всё ретиво́ серьцо,
Прокатились из очей слёзы горючия:
«Я слегу́ теперь в постелёчку во смертную!»
У ей был-то всё в полках-то во военных тут
25 Предводитель-от большой да был всё хитрой сам,[167]
Роспорядком-то был да всё россу́дливой;
Ухитри́л ёго Господь ведь своей хитросью.
Он пришол-то, стал царицу уговаривать:
«Не тужи, наша царица благоверная!
30 Ты читай себе молитву всё Исусову,
Призывай к себе на помощь Бога-Господа;
Ты садись поди, на свой садись на зо́лот стул».
Говорит наша царица православная:
«Не могу итти я сесь к тебе на зо́лот стул:
35 Присиделсэ золотой мне стул в три годицька».
Он ведь брал свою царицу за белы́ руки,
Посадил-то взял ведь он ей к дубову́ столу:
«Ты читай, сиди, молитву всё Исусову;
Сокрепит ведь тебя Господи, помилуёт».
40 Он ведь стал-то писать, ей всё росказывать:
«Написал ведь нам король да он всё швецькой-от:
„Приналажены ли как у вас да пушки-матушки,
Принака́чоны ли всё у вас да зе́льё с порохом?“»
Говорит-то тут ведь предводитель наш премудрой-от:
45 «Ты ведь слушай-ко, Екатерина Алексеёвна:
Присуди ты, мне-ка пособи да ели, как писать,
Мне-ка как писать злодею, всё отписывать».
Говорит Екатерина всё таки слова:
«Ты пиши, пиши-ко сам, да как ведь Бох велит,
50 Как ведь Бох тебе велит да твоей мудросьти».
Во перьвы́х-то стал всё приуписывать:
«Добро жаловать, ты да ко́роль шведськия,
Да во матушку-ту нашу в камянну́ Москву!
Под-у матушки во нашой камянно́й Москвы
55 Пушки-матушки у нас все принаряжены,
Бочки с порохом у нас всё принака́чоны».
Он ишше-то всё да как уписывал:
«У нас нет такого всё закону на сьвятой Руси,
На сьвятой Руси закону, в камянно́й Москве:
60 Погосьтить у нас в госьтях — тогда заму́ж берут.
Ты приди, приди ты в госьти-то к царици тут,
Ты ко мне приди, к царици, посмотрять меня;
Поиграм-то мы с тобой да в карты, в пе́шочки».
Уносили скору грамотку да свою руськую,
65 Отдавали королю в руки ко швецькому.
В руках грамотку он брал скоро́ да роспечатывал,
Роспечатывал он брал да скоро сам прочитывал,
Всё прочитывал, скоро росьмеха́итце,
Росьмехаитце, сам в госьти собираитце.
70 Приносил ей дороги́ да всё подароцьки,
Дороги-ти ей подарочки бесц́енныя;
Принимает царица-то Екатерина Алексеевна,
Принимает кароля да всё тут шведьского,
Шьчо ведёт она в полаты белокамянны.
75 Говорит-то ей король да таковы слова:
«Ты прекрасная Екатерина Алексеёвна!
Ты поди, поди за сына всё в замужесьтво —
Не сожгу-ту я в Москву у вас Божьи́ церьквы,
Не прибью-ту я у вас народу православного».
80 Говорит Екатерина таковы слова:
«Уж ты гой еси, король да король шведьськой ты!
У тя где-то ведь да сын-от, всё жених-то мне?» —
«У мня нету сына здесь, не пригодилосе.
Я ведь сам возьму тебя да увезу к себе».
85 Говорит наша царица благоверная:
«Мне-ка дай ты, король, строку на неделёчку,
Погосьтить-то мне с тобой да погулять ведь здесь».
Шьчо тому-то был король себе раде́шенёк;
Его ла́шшит всё цариця ре́цьми тут хорошима.
90 Говорил-то ей король да таковы слова:
«Шьто бессро́цьнёго-то времени на сьвети нет».
Тут ведь зовет ей король да всё к себе в госьти,
Ей во те ли во свои да всё во лагери.
Говорит тут предводитель всё премудрой-от:
95 «Положи возьми в мешок муки хоть с пуд ведь ты,
Ты носи эту муку да в собой кажной день.
Понесу-ту я ёму всё во́доцёк-напи́воцьков;
Напои́м мы короля да всё мы пьяного.
Я возьму, возьму в собой ише́ булатён нож».
100 Тут пошли они к ёму в госьти, отправились.
В камянно́й Москве народ вси ужахну́лисе,
Ужахну́лисе народ вси, зьдивовалисе,
Зьдивовались тут народ, слезно́ росплакались;
Говорят ведь они сами таковы слова:
105 «Эк, изьменушку царица, верно, делаёт!»
А приходит царица к королю в госьти;
Ей стречает тут король, да ниско кланялсэ.
Напоили ево водками всё до́пьяна;
Тут ведь стал-то король шведськой[168] веселёхонёк;
110 Ён ведь стал-то с царицой поговаривать,
Стал он разны-ти шутоцьки пошу́цивать.
Покатились у царици горючи́ слёзы.
Говорит тут предводитель таковы слова:
«Уж ты гой еси, король ты земьли Шведьскою!
115 Повались ты всё к царици на колени к ей».
Он тому-то как король был рад-раде́шенёк.
Говорит ёму царица-та Екатерина Алексеёвна:
«Уж ты гой еси, король да земли Шведськия!
Ты усьни ты на коленях хоть немножоцько.
120 Мне приходит теперь время, нать домой итти».
Тут ведь скоро же король да засыпал у ей.
Шьчо во ту ведь пору́ было́, во то́ время,
Предводитель её хитрой приуму́дрилсэ,
Приуму́дрилсэ он да приухи́трилсэ:
125 Доставает скоро ножицёк булатной-от,
От отрезал королю-ту буйну голову;
Ешшо сам-то взял его да приоку́тал всё,
Он спусьтил-то эту голову в мешок, в муку,
Положил мешок-то королю да под оку́тоцьку.[169]
130 Они сами благодарили Бога-Господа и вон пошли.
Они скоро, царица-та Екатерина Алексеёвна,
Ай приходят во полаты белокамянны,
Весёлы́м они приходят веселёхоньки,
Они за́цели палить-то, бить силу ведь шведцькую,
135 До тово — они не смеют им противитьце;
Они бились тут, стреляли бо́ём огняным;
Сила шведьская-та стоит да не противитце.
До того они добились бо́ём огняным —
Их немного тут стало оставатисе;
140 По сторонам-то шведська сила розьбегаитце,
Им тут в руки-ти сила́ нова́ пехаитьце,
Им пехаитьце в руки, изьвиняитце:
«Вы берите положите под сьвятую Русь,
Под сьвятую Русь, под матушку под камянну́ Москву!»
145 Исьприбили всю ведь силу до единого,
Не оставили силы всё на се́мяна.
117. <ВОЗНЕСЕНИЕ>
Середи было красного лета,
Накануни Христового Вознесенья,
Там возноситце Христос Бох на небе́са
Со аньделами, с херувимами,
5 Со арханьделами, с серафимами,
Со всею небесною силой.
Тут росплачитце нишшая братья,
Розгорюитца у Господа Бога сиротцка:
«Уж ты Господи, Господи, царь небесной,
10 Ты куды же, Христос Бох, полетаешь,
На кого ты нас нишших оставляёшь,
Ишше хто будёт поить-то нас кормити,
Ишше хто будёт обувати нас одевати,
Хто от темной нас ночи обороняти?»
15 Воспрого́ворит Христос Бох, царь небесной:
«Ты не плаць, не плаць, нишшая братья!
Не горюй-ко, убога вдовья сиротина,
Я оставлю вам гору ведь золотую,
Я оставлю вам реку-ту все медову́ю,
20 Я оставлю вам сад ишше с виноградом —
Уж вы будете сыты вы, пьяны,
Уж вы будете обуты вы все, одеты,
Уж вы будете тёплом-то все обогреты».
А нехто со Христом ведь слова не молвит,
25 Со небесным царем рець не гово́рит.
Воспрого́ворит Иван все Предотеця,
Воспрого́ворит Кресьтитель-от все ѓосподнёй:
«Уж ты Ѓосподи, Ѓосподи, царь небесной!
Не давай нишшим гору-ты золотую,
30 Не давай нишшим реку-ту медову́ю,
Не давай нишшим сада́-та все с виноградом;
Не владеть нишшим горой будёт золотою,
Не владеть нишшим рекой будет медово́ю,
Не владеть нишшим садо́м будёт с виноградом.
35 Да пройдет про то славушка все вели́ка,
Шьчо дойдет ета слава да по всей земьли,
Шьчо до тех дойдет до царей-то, князьей богатых,
Шьчо дойдет до купцей-то, гостей торговых.
Отоймут у их гору ведь золотую,
40 Отоймут у их реку́-ту все медову́ю;
На горы́ у их будет убисьво,
Во реки у их будёт кроволитьё,
Во садах-виноградах будут убиты лёжать головы.
Уж ты Ѓосподи, Ѓосподи, царь небесной!
45 Уж ты дай нишшим свое-то имя Христово.
Они будут ходити бедны по посёлкам,
Они будут Христа тибя поминати,
Все небесного Царя тибя звеличати.
Дак тибе придет весть-та на небе́са,
50 Придет со аньделами к тибе, с херувимами,
Со арханьделами к тибе, с серафимами
Да со вьсей к тибе с небесною силой».
118. <ДВА БРАТА ЛАЗАРЯ>
Ай был жил богатой, богат человек;
Сладкии меды один исьпивал,
Есвы сахарны один приедал.
Пошол богатой госьтей зазывать,
5 Насьтречу богатому убогой Лазарь,
Убогой Лазарь, убог человек.
«Здрастуй-ко, брателко, бо́гат человек,
Севодне ты меня, брателко, напой, накорьми,
Завтра ты, брателко, домой спроводи».
10 Плюнул богатой, сам прочь отошол —
«Едакой ты братечь, братом называть!
Едакой убогой родным меня нарекать!
Есь у мня братья получше тебя,
Получше, покраше, поприветьливие.а
15 Говьти торговы — торговы-то братья моя,
Говьтины-то дети — суседи мои».
Повёлса у богатого че́сён пир.
Приходил убогой ко братьнёму двору.
Было у богатова два лютого пса,
20 Два лютого пса было, да потстольнёго:
По подстолью ходят, крошочки собирайт,
Убогому Лазарю бедному подают;
Тем ему Господи душочку напитал.
Выполз и Лазарь, убогой человек,
25 Зглянет убогой Лазарь верх на небо сам,
Змолитце он, бедной, Господу Богу:
«Осподи, Господи, Бог милосьлив мой!
Господи, Господи, Бог жалосьлив мой!
Выслушай, Господи, моленьё мое,
30 Приймли, Владыка, молитву мою,
Сошли мне-ка, Господи, с небес а́ньдело́в;
И не смирных, не кротких, не милосьливых,
И пушшай вынут душочку нечестно из миня,
Выкинут пусть душу ту на рогозу миня,
35 Выпусьтят пусть душу, кинут в огняну реку́,
В огнену реку душу, в кипе́чу смолу —
Ай тово моя душа уготовала она,
Ай тово моя грешна ура́довалась,
Ай в огни-то гореть, ей в смолы-то кипеть».
40 Ай выслушал Господи моленьё-то от нево,
Принял Владыко молитву-ту у ево,
По́слал с неба ведь двух ему а́ньдело́в;
Сьмирных и кротких их, милосьливых,
Милосьливых их все жалосьливых.
45 Вынели душочку честно-то из нево,
Положили душоцьку на пелёну́,
Выздымали душу-ту верьх на небеса,
Приносили душу ко царсву-ту ей,
Ко тому ли ко царсву ко небесному,
50 Ко тому душу раю́ ко пресьветлому;
Клали эту душу́ сьветы аньдела́
К Авраамею душу́ все ко Якову,
К самому душу Христу к царю к небесному:
«Да тово твоя душа уготовала она —
55 Уготовала царьствиё небесноё собе,
И вовеки она будёт радоватьце».
И пошол купець богатой Лазарь госьтей провожать
И нашла на богатого лю́та хоробра́
Лю́та хоробра́ она немило́сьлива,
60 Немило́сьлива она нежало́сьлива.
Не видит богатой дому своево,
Не видит богатой жоны-то он своей,
Не увидял богатой детей перед собой.
Змолитьце богатой Господу Богу:
65 «Господи, Господи, Боху милосьтив мой,
Господи, Господи, Боху жалосьлив мой,
Выслушай, Господи, моленье мое,
Прийми, Владыко, молитву мою,
Сошли мне-ка, Господи, с небес двух аньдело́в;
70 Сьмирных и кротких ко мне милосьливых,
Мирных, ко мне жалосьливых,
Пусь вынут душу чесно-то изь миня,
Тихо и смирно пусь милосьливо,
Пусь поло́жат душу мою на пелёну́,
75 Унесут пусь душу во царсво-то у миня,
В царсьво положат во небесноё;
К Авраамею пусть поло́жат и ко Якову,
К самому душу Христу, к царю к небесному.
Выслушаи, Господи, молениё моё!»
80 Принял Господь Бох молитву его,б
Со́слал Владыко сь небес ёму а́ньдело́в;
Со́слал к ёму грозных а́ньделе́й
И некротких к ёму, все немилосьливых.
Вынели душу-ту нечесно-то из нево,
85 Кинули душу на сыру́ на земьлю́,
Бросили душу на рогозу ево,
Кинули душу во о́гняну реку,
И во о́гняну реку во кипе́чу смолу:
«И того твоя душа уготовала она,
90 Шьчо в огни-то гореть, ей в смолы-то кипеть».
И подёрнуло од все травой-муравой,
И пришлось ити брату́ убогому
По Божьёму было ёму изволеньицю.
Увидел ведь Лазарь богатой брат,
95 Сам он крычит таковыя слова:
«Братечь ты, братёлко, убогой целовек,
Бедной ты Лазарь, родной ты мой брат,
Нас одна мать родила на белой на свет,
Не одныма она сцясками наделила с тобой —
100 Меня ведь богатым, тебя бедным-убогим;
Окуни ты братець, убогой Лазарь,
Окуни ты мизёной пёрс в холо́дну воду́,
Проведи ты мне, брателко, по моим-то устам —
А не столь мне бы тошно в огни было гореть,
105 Да не столь мне бы бедно в смолы-то было кипеть». —
«Был бы я, брателко, на вольнём свету́,
Напоил бы тебя, накорьмил бы тебя,
Я теплом бы тебя обогрел бы всегда,
Спроводил бы я в путь, захоронил бы тебя».
110 И слава и цесь, и конец ведь стиху!
119. <ВСТРЕЧА ИНОКА СО ХРИСТОМ>
И́дет инок по дорошки,
Черноризець по широкой,
И́дет инок, слезно плачет,
Черноризець возрыдает.
5 Шьто настречу-ту иноку,
Шьчо настрецу черноризцю
Да идет ему царь небесной Бох.
Прорече́т ему царь небесной
Он своима устами пречистыма:
10 «Ты об че́м, об че́м и́дешь, инок,
Ты об че́м идешь, черноризець,
Ты об че́м идешь сле́зно плачошь,
Во слезах ты пути не видишь,
Ты дорожоцьки под ногами?»
15 Тот не знат-то про то инок,
Шьчо ведь стретилсэ царь небесной, —
«Ишше как мне-ка не плакать,
Ишше как сле́з не проливати?
Уронил-то я клюць церьковной
20 Я во синё я клюць морё,
В глубину-ту в морьскую».
Проречет-то ему Восподь же
Как своим пречистым гласом:
«Ты не плаць-ко-се, не плаць, инок,
25 Не рони сле́з, черноризець.
Я ведь возмошшу синее морё
Привеликима-ти волнами;
Аньдела́-ти в трубы востру́бят,
Подниму́т же волну морьскую,
30 Тебе выкинёт клюць церьковной
На крут красной все бережоцик,
На россыпцятой на песоцик».
Тово инок не внимает
Сам пошол он, сле́зно́ заплакал.
35 Все настрецю ведь цярь небесной Бох —
«Ты об цём, об цём инок плачешь,
Черноризець ты возрыдаешь?» —
«Ишше как то мне не плакать,
Ишше как слёз не проливати?
40 Утерял я книгу церьковну
Я со Божьима со словами».
Прорече́т ему царь небесной Бох:
«Уж ты гой еси, черноризець,
Ты поди-то просись в келью.
45 Я схожу, пойду в Божью церьковь,
Напишу-ту я тибе книгу
Своима́-то тебе руками,
Процитаю я тебе книгу
Я пречистыма все устами».
50 Тово инох не внимает,
Шьчо рече́т с им царь небесной Бох,
Ко пустыни припадает —
«Уж ты матушка, мать пустыня,
Принимай ты младого юнашу,
55 Принимай миня черноризца,
Принимай ты Боѓу молитце.
Трудом я буду трудитце,
Я постом же буду поститце»,
Во пустыню-ту не примают
60 Инох’ вовсе не пускают —
Во пустыни-то отвечают:
«Во пустыни жить здесь скучно —
За воро́та ведь не ходити
Дру́жьи братьи не водити».
65 Он пошол же, сле́зно заплакал.
Шьчо настрецю-ту черноризцю
Тут идет же Бох небесной царь —
«Ты не плаць, не плаць, бедной юнаша,
Ты не плаць, бедной черноризець!
70 Я сострою ведь тебе келью
Своима́ я тебе руками;
Посажу-всажу тебе в келью
Я три древа ведь кипарисных
Я пошлю, пошлю тебе в келью,
75 Я пошлю тебе птиць все райских;
Посажу все тебе на древьё —
Запоют они песни царьски,
Будут юношу утешати,
Черноризця-та взвеселяти».
120. <ИОСИФ ПРЕКРАСНЫЙ>
Кому повем печаль свою,
Кого призову к рыданию
Токмо ли я, Владыко мой,
Изьвесна моя печаль тебе.
5 Ково призову к рыданию своему,
Хто бы мне дал исто́чник сле́з,
Стал бы я плакать день и ноць
Отцу моему Иякову,
Всех благих жизнь подателю
10 Отцу моего Израелю.
То бы мне дал голубицу
Вешшамую мне беседами.
Мати моя, Рахия, ты
Прими у мня сле́зы горючия.
15 Братья миня все продали,
Ризу на мне всю ро́зорвали,
В крови всю ризу замарали.
Мати моя, Рахия,
Я ведь прода́н купцям гостям торго́выим
20 В ту ли я в землю́ в поганую
К тому ли царю к Фарафо́нею.
Шли купци богатыя,
Всели Осифа за руки —
«Ты не плаць, не плаць, прекрасной юноша,
25 Ты не плаць, Иосиф прекрасной же,
Увезем тибя в землю в неверную».
Привезьли Осифа прекрасного
К тому царю к Фарафонию.
Царь-то ево возьлюбил ево
30 За ево красу, за юнашу.
И Фарафонова жона была поганица,
Сама была остудьница,
Остудьница, безаконьница,
На прекрасногоа юнашу прельсьтиласе;
35 Ай звала ево к себе в полаты-ти,
Говорила Иосифу прекрасному:
«Ты Иосиф прекрасной мой,
Ты наша слуга ты верная,
Будь ты все мне будь милой друг,
40 Я возьлюблю ише не так тебя,
Я ухожу́ я царя своего».
Брала его поганица —
Эдака была остудьница,
Эдака была безаконьницаа —
45 Иосифа взяла на кровать к себе.
Закрычал-то Иосиф прекрасныя
Своим он все голосом,
Вырывалсэ он от царицы из рук.
Тут ведь царица зло подумала —
50 Прирвала взяла ризу драваценную,б
Соврала на Иосифа прекрасного.
Тут ведь ей хараон-царь пова́ровал,
Засадил Иосифа все-то он во темную те́мницю.
Было там с им сидело их
55 Их же сидело троё всех.
Привиделись им цюдны сны —
Цюдны им сны, все страшныи:
Вышло из моря семь коров,
Вышли коровы хорошия;
60 Посьле тих опять друго́ же семь
Те то коровы голыя,
Голыя коровы нешорсныя;
Худы-ти хороших поглотали их.
Виночерьп-от увидял дивной сон.
65 Говорил Иосиф прекрасныя:
«Твоему сну — быть тебе повешону
Хлебодар, ведь тебе будёт выпушшону.
Семь-то коров да все голодных —
Родилсэ хлеб теперь семь годов,
70 Не родитце хлеб друга́ семь годов;
Ети коровы поглотают их —
Ети ведь хлеб съедят весь».
Скоро забречали крепки́ замки,
Кре́пки замки все у те́мници,
75 Скоро выпускают хлебодара-та,
Виноцерьпа того ево повесили.
А сказал виноцерьп-от царю-ту он:
«Есь у нас в темници премудрой сидит
Тот ли Иосиф Прекрасной-от,
80 Сны он нам россудил обе́м,
Я видел сон пречудныя —
Вышло из моря семь коров,
Сыты они хорошия,
Друго́-то семь вышло голодныи.
85 Он россудил хорошо ведь нам —
Будёт семь годов сыты́х у нас,
Будёт же семь голодныих;
Отовсюль будут люди съежжатисе».
Приказал ведь царь его выпустить.
90 Все перед глазами царю да объевил о се́м —
Про свою жону, про поганицу,
Про едаку остудьницю,
Про остудьницю, про безаконьницю.
Все ти грехи ёму да показалисе
95 Тому царю Фарафону-ту.
Тут ёго царь возьлюбил ево,
Посадил ево на свое место:
«Ты же, Иосиф прекрасныя,
Ты собирай пшеницю хлебы многия,
100 Навозите, наполните со всих городов,
На семь годов шчобы было лишного.
Ты же, Иосиф прекрасной же,
Сам ты садись, сам цари».
Ай прошло семь годов сытых,
105 Дру́го-то семь пришли голодныи;
Приежали-то со всих земель.
Приехал Ияков-от
Со своим сыном Ведиямином,
Привезьли они злата-та;
110 И наклал он им хлеба-то,
Положи́л он свою цяшу,
Положил ёму цяшу в мешок
Ис которой царь он с при́езду пьет.
Посылал он скоры́х гоньцей
115 Настыгать Иякова, Ведиамина-та —
«Ишшите у их, они похтили,
Похитили золоту́ цяшу,
Ис которой я-то с при́езду пью».
Нашли у их золоту цяшу;
120 Тут ли они испугалисе,
Пришли к царю, в но́зи ниско кланились.
Тогда Иосиф прекрасныя
Поднимает их из ног своих
Обнимает их, в уста челует же,
125 Говори он им реци, таки слова:
«Отець мой Иякове,
Всех ты благий Израиля
Я ведь твой, царь, сын,
Тот ли Иосиф прекрасной-от;
130 Отдай ты мне брата милого,
Ведиамина мне родимого».в
121. АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ
Ишше был Ефимьян да князь богатой.
Он охвоцёй был Богу молитьце,
Он на кажну среду, пятьницю поститце,
Он на кажну суботу прицяшалсэ:
5 Да молил Ефимьян-от себе отро́дьё,
Он не женьского полу молил, муського.
Богородиця гласом прогласила:
«Тебе полно, Ефимьян, да Богу молитьце,
Да пора тебе домой надоть возратитьце:
10 Да кнегина тебе цяда ведь спородила,
Она не женьцького полу, муська́го.
Вы зовите попов да арьхиреёв,
Нарекайте вы имя-та Олёксеём,
Олёксеём вы, Божьим Цёловеком».
15 Ишше пришол Ефимьян к себе во полату, —
Ёму кнегина-та цяда спородила
Шьчо не женьцького по́лку — муська́го.
Они звали попов, собирали арьхиреёв,
Нарекали ему имя Олёксеём,
20 Олёксеем-то Божьим Человеком.
У их стал Олёксей у их лет пети-то,
Шьчо задумал ёго батюшко в грамоте учити,
Да ёго сьвета мать-та туда же,
Шьчо ему сьвету грамота даласе,
25 Рукописаньё скоре того открылось.
Ишше стал Олёксей годов шоснадцеть,
Ишше стал Олёксей-от уж возростати,
Возростати Олёксей стал, подыматьце
Он до тех пор до своих двадцети годов.
30 Шьчо задумал ёво батюшко женити,
Да его сьвета мать-та тоже женити.
Шьчо ему сьвету женитьце ведь не хотелось,
Отця-матерь прогневить-то не захотелось.
Шьчо искали Олёксею невесту
35 По тому ли по Римскому царсву,
Отыскали Олёксею они невесту
Не простого-то роду, княженевського,
Шьчо обручную кнежну Екатерину.
Олёксею женитьце ведь не хотелось,
40 Ёму хотелось тут Богу помолитьце,
Да шьчо за батюшковы, на матушкины грехи потрудитьце.
Повели Олексея со кнежною
Его во Божью-ту церьковь веньчати,
Золоты бы им веньци да обдёржати,
45 Шьчобы́закон им Господьней примати.
Да приходят Олёксей да со княгиной,
Шьчо с обручной с кнежиной с Катериной;
Золоты они веньци-ти да одержали,
Шьчо закон они Божей принимали,
50 Золотыма персьнями да поменялись.
А сидит Олёксей, сидит за столами;
Ишше ходит Ефимьян-от ведь князь бога́той,
Говорит Ефимьян-от Олёксею,
Олёксею он, Божью Человеку:
55 «Уж ты шьчо же, Олексей Цёловек Божей,
Ишше шьчо же сидишь да ты неве́сёл,
Буйну ты голову повесил?
Али местом тебя ли обсадили,
Али цярой тебя ли обносили,
60 Али невежа над тобой разьве насьмеялсэ,
Шьчо кнегина тебе разьве не по обыцью,
Молода-та жена не по разуму?»
Говорит Олёксей, Цёловек Божей:
«Не местом меня ведь не обсадили,
65 Шьчо не цяроцькой меня-то не обносили,
Да невежа надо мной как не надьсмеялсэ;
Не хотелось мне было женитьце,
Мне хотелось-то Богу помолитьце,
Мне за батюшков, мне за матушкин грех мне-ка потрудитьце».
70 Повели Алексея-та со кнегиной
Их во тёплу-ту спальню спать лёжити,
На хоро́шу на кисовую на кровати,
Шьчо на мякку на пуховую на перину,
Шьчо на мякки на пуховыя на подушки,
75 Под хоро́шо соболинно их одеяло, —
Богородица гласом прогласила,
’на пречистыма устами проговорила:
«Тебе полно, Олексей, спать со кнегиной!
Ты поди же, Олёксей, во Божью церьковь,
80 Ты молись, Олёксей, Богу со сьлёзами».
Да пошол Олексей-от со кровати,
Отьвязал от сибя-то он шолков пояс,
Он снимал со право́й руки золотой же перьсьтень,
Подавает свои он вешшы княгины,
85 Молодой своей жены-то Катерины:
«Уж ты гой еси, моя ты жена, кнегина!
Ты возьми мои вешшы-ти дорогия,
Ты возьми-ко, храни ты да мои вешшы.
Да тебя-то Господь Бох не оставит!»
90 Да брала у его она шолков пояс,
Да брала у его она злачёна персьтень.
Сам пошол Олёксей да в кладовую,
Он ведь брал-то тут золота, скольки надоть,
Надевал он одежду всё дравац́енну,
95 Сам пошол Олексей по Рымску-ту царсву.
Ёму стретилсэ нишшэя братья,
Говорит Олексей да нишшей братьи:
«Скинывай ты нишшею одежду,
Надевай мою дравац́енную,б богату».
100 Тут обрадовался нишшой-от бедной,
Надевал дравац́еннуюб одежду,
Отдавал-то он нишшу свою одежду.
Тут молилсэ Олёксей Богу со слезами:
«Ай, Мати моя пресьвятая,
105 Ай Дева прециста ты, Мать Мария!
Да шьчобы меня отець-от, мать не признавали».
Богородица гласом прогласила,
Да пречистыма устами проговорила:
«Тебе полно, Олексей, ведь Богу молитьце!
110 Ты поди, Олексей, да во караблик,
Да стоит-то караблицёк наряжоной,
Нала́жоной караблицёк роскрашо́ной,
Роскрашо́ной караблицёк, осношоной:
Шьчо весёлышка были золотыя,
115 Да уклюцинки были шолковы́я».
Да пошол Олексей-от в караблик.
Как холопы-ти ихны-ти ёго ишшут,
Ёму нишшому да подавают;
Одной рукой он от их примает,
120 Шьчо другой рукой нишшой братьи подавает,
Подавает за их-то он Бога молит.
Да поехал Олёксей, Целовек Божей,
Переехал Олёксей, Цёловек Божей,
Заходил Олёксей-от во Божью церьковь
125 Он молилсэ тут Господу со сьлёзами,
«Да шьчобы́ меня отець бы, мать не узнали».
Да поху́дело лицё-то ёго сьвятоё,
Как от слёз-то всё оци-ти потравились.
Богородиця гласом прогласила,
130 Шьчо прецистыма устами проговорила:
«Тебе полно, Олёксей, ведь Богу молитце!
Ты поди, Олёксей, да во караблик:
Да стоит твой караблицёк-от не по́тлел,
Парусочика белы да полотьня́ны,
135 Ай весёлышка были да золотыя,
Шьчо уключинки были шолковы́я».
Он идёт-то по Рымцькому царсву,
Он пришол Олёксей да под окошко:
«Уж ты гой еси, Ефимьян, ты кнезь богатой!
140 Ты подай мне-ка милосьтину спасёну
Ты не ради калики-то перехожа,
Ради своёго сына-то Олёксея,
Олёксея-та, Божья Цёловека!»
Ефимьян-от в окошоцько смотрит,
145 Подават ёму милосьтину спасёну:
«Почему же моево ты сына знаёшь,
Поцёму Олексея ты замичаешь?» —
«Мы в одной кельи Богу молились,
Мы в одной школе в грамоты с им уцились,
150 С одного мы блюда пили и ели».
Говорит тут калика-та перехожа:
«Уж ты гой еси, Ефимьян, ты кнезь богатой!
Ты поставь мне-ка келейку спасёну
Мне под то ли прекрасно под крылецько.
155 Да за то тебя Господь-от Бох не оставит,
Всё пошлёт тебе царство Осподь небесно».
Он поставил ёму келейку спасёну.
Шьчо ведь сам-то он ел, шьчо ведь кушал,
Посылал-то он нишьчому в келью.
160 Ише слуги-ти ёму, свету, не доносили,
Всё помоеми ёго, сьвета, обливали,
Ишше пепёлом ёго-то всё обсыпали,
Незамок Олёксей, Целовек Божей,
Заболел Олексей-от тут, преставлялсэ.
165 Преставлялсэ Олёксей всё во келье,
Заносили тут ладаны-ду́хи
По тому ли по Римскому царству;
Объевили-то всем попам духовным,
Объевили тут ли арьхиреям
170 Да нашли они мошшы у Ефимьяна,
Ефимьяна нашли-то мошшы калики.
Тут идёт Ефимьян да князь богатой,
Он ведёт попов-то, отцов духовных,
Он идёт-то ведет к себе архиреёв.
175 Тут пришол Ефимьян да князь богатой,
До сьвятых мошшей архирей-от всё доступаёт;
«Уж вы вой еси, сьвяты мошшы нетленны!
Вы подайте-ко мне-ка рукописаньё».
Не далось-то ему-то рукописаньё,
180 Ефимьян-от ведь князь да доступает:
«Уж вы гой еси, мошши вы сьвятыя,
Да сьвяты ли мошши вы всё нетленны,
Уж вы́ дайте-кось мне-ка рукописаньё!»
Рукописаньё Ефимьяну-ту не дало́се.
185 Тут приходит, приходит-то един дьякон.
Шьчо далось рукописаньицё-то дьякону;
Да берёт-то ведь дьякон рукописаньё,
Он ведь стал-то тут скоро цитати,
Он ведь стал-то им скоро росказать тут:
190 «Это сын-то ведь твой, да Ефимьян же,
Олёксей-от ведь тут, Цёловек Божей».
Тут заплакал Ефимьян-от князь богатой:
«Ты пошьто мне-ка, цядо, не сказалось,
Ты моё ты всё цядо пресладко?
195 Я состроил бы я келью бы всё хоро́шу».
Да иде́т ёго матушка родная,
Да родна ево мать Синодия:
«Пропусьтите, народ вы православной,
Вы миня-то хоть матушку родную,
200 До того миня до сладкого цяда,
До того ли миня-то Олёксея,
Шьчо до Божьёго миня до Цёловека!»
Тут идёт-то жена его да заруче́нна,
Шьчо иде́т она, сьле́зно-то плачот,
205 Во сьлёзах сама она прицитает:
«А пусьтите-ко, люди вы православны,
До того жениха до обруче́нна!
Да пошьчо же пришол, мне-ка не сказалсэ?
Мы в одной бы мы кельи молились,
210 Мы бы вдруг с тобой Господу бы прошшались,
Я с тобою бы вмести трудилась,
Промеж нами был бы Дух сьвятыя».
Понесьли Олёксея-та, Божья Цёловека,
Шьчо несьли-то его да сьветы мошшы,
215 Шьчо несьли то ево всё несьли три дьня-та,
До того ёго до Божьёго храму.
На пути-т лежат-то бедны убоги, —
Он ведь всим исциленьицё даваёт.
Тут приходят которы безглазы, —
220 Он ведь тем исциленьё скоро даваёт.
Вси поют-то ведь, вси они молят,
Всё хвалу они Господу всё приносят.
Да несьли-ти святы его мошшы,
Говорил архирей-от им таки реци:
225 «Вы отстаньте, народ-от вы православны,
Нам вы дайте сьвяты мошшы унесьти-то!
Мы поставим их в церьковь, положим,
Будём трои мы сутоцьки держати».
Тогда народ православны-ти отступили
230 Шьчо от тих ли от мошшей от святых-то,
От святых-то мошшей всё от Господьних,
От того ли Олексея-та, Божья Целовека.
122. <ИОАСАФ ЦАРЕВИЧ>
Был жил царь премудрой.
Народилсэ же у царя-то
И родилось ведь цядо мило,
Как родилса тут млад цяревиць.а
5 Мудреци были, люди хитры,
Цьчо сказали цярю премудрому:
«Ты не радуйся, царь премудрой,
Своёму сыну Иасафу,
Иасафу ты все цяревицю.
10 Он оставит твое царсво,
Все большо твое государьсво,
Он поступит же, младой юноша,
В православну веру, в крешшону,
Он свою душу будет спасати,
15 Во Христа он будет верить».
Он возрос тут Иосаф же,
Он возрос-то до лет петнадцеть.
Некуда-то же он не ходит
Ис полат-то полат царьских.
20 Говорил ёму царь премудрой,
Ево батюшко, свет родимой:
«Прогуляйсе, млад мой юноша,
Иосаф ты мой, свет цяревиць,
По игра́м по всим, по беседам.
25 Соберу я тебе девиць же,
У царей доцерей королевських,
Приведу я к тебе в полаты
Их во платьи драгоценном,б
Звеселят тебя, мла́дого юношу».
30 Промолцял Иосаф цяревиць,
Не ответу ёму все, не привету.
Говорил-то своёму дядьки:
«Ты любезной мой милой дядька,
Ты поедем со мной все прогулятьце
35 По том ли мы по цареву;
Я послушаю отца своево
Я царя же все премудрого».
Тут ведь царь тому зрадовалсэ,
Иосаф-от шьто поежжает.
40 Как уехал Осаф цяревиць —
«Шьто премудры мне-ка люди
Ето все мне пусто́ сказали».
Как поехали по царству,
Увидал Иосаф царевиць,
45 Увидал он чудо чудноё,
Он увидел диво дивно —
Он седатого старого старьця.
Говорил он своёму дядьки:
«Щьчо, любезной мой милой дядька,
50 Тут какой идет старой старець,
Тут какой же идет седатой?»
Говорит-то ведь ему дядька:
«Ты не бойся, пресладко цядо,
Иасаф ты, наш царевиць,
55 Етот старець-от такой же был,
Как ведь ты-то теперь и я какой,
Постарел он теперь в пусты́ни,
Он труди́тце, Богу́ молитце,
Мало хлеба он воскушает».
60 Говорит-то тут Иосаф царавиць:
«Ты любезной мой милой дядька,
Призови ты ко мне поближе,
Мне-ка рець шьтобы говорить с им,
Про пустыню мне спросить же».
65 Дядька со́звал же того старьца.
Старець все пришол к ему близко,
Все пришол к им, становилсэ,
Цяревицю ниско поклонилсэ.
Тут увидял млад цяревиць
70 Все одежду ихну пустыньску,
Сам тому скоро ужахнулсэ.
Прорече́т тут млад царевич:
«Тебе как мне-ка звать-то старьце?»в
Старець от радости взирает
75 На прекрасного все на юношу,
На Иасафа свет цяревиця —
«Ты зови, зови миня, цядо,
Иосаф-свет, зови, цяревиць,
Как зовут миня купець премудрой,
80 Ноне миня зовут как,
Я сьвятой теперь Варлаамий».
Проречет млад наш юноша,
Иасаф-то-свет царевиць:
«Ты скажи мне, о купець премудрой,
85 Скажи, святой Варлаамий,
Роскажи ты мне сушшу правду,
Роскажи про святу пустыню». —
«Ты пресладкое моё цядо,
Иосаф свет цяревиць,
90 В пустыни жить ведь надо горько,
Надо заповеди иметь Восподьни.
Я скажу про одну пустыню
Молодому тебе юнаши.
Там ведь жил был Предотеча,
95 Все ведь жил он, Богу молилсэ,
Шьчо питалсэ Предотеця,
Ишше пил Предотеця
Он болотную воду,
Ишше кушал Предотеця
100 Он гнилую колоду». —
«Нечево-то я не боюсь-то,
Нечево-то я не страшусь-то;
Я лишусь у папы царсва,
Я иду с тобой в пустыню, —
105 Говорит Иосаф цяревиць, —
Ты зайди, зайди ко мне, старьце,в
Уж ты, о купець премудрой,
Ты сьвятой, сьвятой Варлаамий».
Говорит сьвятой Варлаамий:г
110 «Уж ты ѓой еси, Иосаф ты,
Иесаф ты, сьвет цяревиць,
Не допусьтят до тебя слуги.
Ты за замками сидишь за крепкима,
За строгима караулами». —
115 «Ты приди, приди ко мне, старець,
Ты приди-ко, приди, не бойсе». —
«Я приду, приду к тебе, цядо,
Обману твоих караульшиков,
Я скажу, шьто иду з дарами,
120 Дравоценнойд несу камень».
Приежает Иосаф цяревиць,
Ево батюшко стрецяет —
«Шьчо, пресладкое мое цядо,
Иасаф свет цяревиць,
125 Каково тебе погулялось,
Каково тебе показалось?»
Прореце́т-то Осаф цяревиць
Своему он батюшку родному:
«Нечево я почти не видял,
130 Нечево мне не прилюбилось».
Запиралось ихно цядо
Во свои-ти он полаты.
Йе идет-то купець премудрой,
Шьто святой к ему Варлаамий.
135 Варлаамия не пускают,
Варлаамей отвечает
Со светым же своим духом:
«Уж вы слуги, слуги верны,
Мне царем ведь все приказано,
140 Я иду к ему с подарками,
Дравоценныяж несу камень».
Скоро слуги пропускали
Шьто светого-то Варлаама.
Отпираёт он полату,
145 Возрадело сладко цядо —
Он берет старьца за ру́ку,
Он садит ево со слезами,
Урече́т он таки речи:
«Уж ты о́ купець премудрой,
150 Ты святой, светой Варлаамий,
Вприведи ты в веру крешшону
Ты обех жо нас со дядькой».
Приводил их в веру в крешшону,
Во крешшону веру православну.
155 Прорече́т-то чадо пресладко,
Как прекрасной-от млад юноша,
Иисаф же сьвет царевиць:
«Уж ты о, купець премудрой,
Ты святой, святой Варлаамий,
160 Ты скажи, скажи мне всю тайность,
Скажи, как ты на свет родилсэ.
Я Христа в сибе приобряшшу,
Приобряшшу Христа я средь собя.
Затворюсь ли я в сьвертепи,
165 Начну плакать я, млад царевиць
Во всю жисть-то во грехах своих.
Уж ты можошь ли, Варлаамий,з
Небеса ты все измерить,
Вси моря и все земьли,
170 Можешь, можешь ли, Варлаамей,
Взять ты соньцо взять рукою,
Красно соньцо взять со лунами,
Све́тел месець со звездами?
Ты таку зьделал мудру мудрость,
175 Против того нечево не будет.
Запое́м тогды мы славу,
Запоем-то славу Восподьню,
Непрестанно же будём слушать —
Слава Творцу веком, Отцу и Сыну!»
180 Скажот Варлаамей,
Скажот Варлаамей:
«Не могу взять соньца,
Не могу взять месець.
Останьсе, царевиць,
185 Я тебя найду же,
Я тебя найду же».
Осталсэ царевиць
Посьле Варлаама;
Завсегда стал плакать,
190 Завсегда стал плакать:
«Не могу я здесь пребувать
Бес старьца, бес старьца».
Сле́зно он все плачет,
Сле́зно он все плачет.
195 Царсва он лишилсэ,
Сам пошол в пустыню.
Царства он лишилсэ.
Сам пошол в пустыню.и
Сле́зно и́дет, плачет,
200 Сле́зно и́дет, плачет:
«Пустыня святая, доведи до старьца,
Пустыня святая, доведи до старьца —
С им я жить жалаю,
Я Христа же приобряшшу сресьнею».
205 Пустыня сказует отроку младому:
«Пресладко нашо чядо,
Прекрасной млад ты юнаша!
Любит тебя Боже,
Любит тебя Боже
210 Пресладкий Исусе.
Иди во пустыню!»
Пожил он в пустыни,
Пожил он в пустыни,
Стал трудом трудитце,
215 Стал Богу молитце,
Стал постом поститце.
Скажот Варлаамей,
Скажот Варлаамей:
«Юнаша прекрасной,
Юноша прекрасной,
220 Иасаф царевиць!
Будешь ты богатой,
Будешь ты богатой,
Пожалеешь отцю богатьства».
Отвечает млад юнаша,
225 Отвечает млад юнаша:
«Я, купець премудрой,
Сьвятой же Варлаамей,
Жалел кабы богасьва,
Не лишилсэ я бы царсва,
230 Не оставил бы все царсво.
Вот тебе скажу я,
Вот тебе скажу я —
Молисе ты долго».
«Я скажу, Осаф цяревиць,
235 Три венця есь приготовлено.
Купил ты себе царево небесноё.
Тебе венець есь преготовлен
У сьвятых в руках есь аньделов;
Да ишше венець приготовлён
240 Шьто любимому дядьки;
Да ишше венець приготовлён
Шьто родимому твоёму папы,
Шьчо цярю-ту все премудрому».
Да ведь воспрого́ворил млад юнаша
245 Иасаф царевиць:
«Моёму-ту отцю за шьто венець?
Он живет ведь в доми и на царсви,
Он постом-то живет он не поститце,
Уж он ѓосподу Богу веть не моли́тце,
250 И я век поло́жил свою молодость в пустыни».
123. <СТРАШНЫЙ СУД>
Со востоцьную сторону
Налетели два аньдела.
«Два аньдела, два аньдела, —
Говорит им Восподи, —
5 Уж вы аньгели мои арханьдели,
Вы где были, куды лётали,
Вы кого же, аньдели, вы видели?»
Говорят тут святыя аньдели:
«Уж мы были, Восподи, на ростанюшках:
10 Ай душа со телом роставаитьце,
Роставаитьце не с кем не прошшаитьце;
Не простиласе, назадь к телу воротиласе,
Не простиласе, к телу воротиласе —
«Ты прошай, прошай, тело белоё,
15 Ай прошай, прошай, тело белоё,
Тело белое, окаянное;
Ай прошайте-ко-се вы, грехи тяжкия,
Ай прошайте, грехи тяжкия;
Тебя, тело, во гроб кладут,
20 Во гроб кладут, во гроб кладут,
Да во землю́ несут, во землю́ несут;
А миня-то душу грешну на ответ ведут,
На ответ ведут, отвечать велят;
Ише как я тепереце отвечать буду?
25 Отыдить мне-ка надоть самому Христу,
Самому мне Христу, царю небесному;
Уж я как-то я, как отвечать буду?»
Обсудилась душа в муку вечную,
В вечную муку, в безконечную.
30 Сама ли душа прорече́т про то:
«Мука ты, мука, мука вечная,
Злая смола, зла кипе́чая;
Со́здана́ мука не для ради нас,
Со́здана́ мука та вечная,
35 Вечная мука, огнь иньдейския,
Со́здана́ мука ради диявола-сотоны,
Диявола, дело ево;
Для тех мука создана —
Для антихристов, для дьявольцьких;
40 Для тех ише же мука создана —
Для отпатших душ веры православною».
124. <РАССТАВАНИЕ ДУШИ С ТЕЛОМ>
Человек на земли живе́т, как трава росьте́т,
Всяка слава человечеськая будто цьвет цьвете́т —
Вечору́ человек в беседы сидит,
И поу́тру человек во гробе́ лежит;
5 Ясны оци помрачились и язык умолчал,
Белы руки приложил к ретиву́ серьцу;
Забывает отца и матерь, жену и цяд своих,
И приходит, прилетает в незнакомый мир.
Душа с телом роставаитьце как птене́ць со гнездом
10 Ай тут ли душа приужа́хнитце,а
Ой как горё души, души грешною,
Горё души вокаянною:
«Тут пошла я, душа, пошла во тело,
Я пошла, душа, дорогой незнакомою,
15 Я увидяла такия чудны образа,
На веку́ я таких не видывала,
Я увидяла гла́сы престрашныя,
Навеку́ я их не видывала».
125. <РАССТАВАНИЕ ДУШИ С ТЕЛОМ>
Светёл-от день пошол ко вечору,
День к вечору,
Красно-то солнышко ко западу.а
Тут человеце преконьчаитцеа
5 И душа со белым телом роставаитьце,
Душа с телом роставаить,
Возмолитце душа грешная:
«Мати моя пречистая,
Пресвятая Мать Богородица!а
10 Прими моленьё души раб своих».а —
«Ай душа ты душа, душа грешная,
Грешна душа окаянная!
Ты была-жила на вольнем свету́,
Отошла бы ты во пустыню дальнюю,
15 От во пустыню дальнюю,
Запёрлась бы ты во келью спасёную,
Надела на себя платьё черноё,а
Чорно бы платьё спасёноё».
Гро́бы коло́ды дубовыя,
20 Гробы, колоды дубовыя.
Церьви вы, черьви неусыпаёмыя,а
Церьви вы, церьви неусыпаёмыя —
Та человеку стрета перьвая.а
Ай росплачитце душа грешная,
25 Грешная душа окаянная:
«Цю́дна царица Богородиця!а
Приими моленьё души раб своих,а
Приими моленьё безаконницы».
Тут-то душа да обсудиласе
30 В ту она в муку, в муку вечную,а
В те она в муки розноличныя,
Муки розличныя —
«Боюсь я муки вечныя, муки вечныя,
Боюсь огней страшных иньдейскиих».
126. <ОГНЕННАЯ РЕКА>
«Человеце, человеце, тело грешно мое,
Тело грешноё, человеце, окаянно было́.
Ты поди, человече, на крутую гору́,
Посмотри, человече, в четыре стороны:
5 Ише чем мать сыра земля изукрашоная,
Ише чем мать сыра земля наполненая?»
Отвечает, человече, тело грешноё,
Тело грешное, человече, окаянноё:
«Изукрашона мать сыра перьво красным солнышком,
10 Во-вторых она изукрашона церьква́ми Божьима,
Церьквами Божьима, главами золотыма, крестами,
Да наполнёна мать сыра земля Божью милосью».
Из-под той стороны было из-под западной
Протекает река, река огняная,
15 Ото въстоку тече́т река до западу,
От земьли пламя льетце равно до́ неба.
Шьто у той у реки был приставлён судья,
Был приставлен судья, судья милосьливой,
Судья милосьливой, судья жалосьливой
20 Шьчо по имени Михайло орханьдел-свет,
Шьчо по имени Гавриил орханьдел-свет,
Со двума́-ли со трема-ли со аньделами,
Со двенадцетью Михайло со арханьделами.
Он ведь скоро втрубил в золотую трубу.
25 Ишше правядны души со встоку идут,
Да со встоку идут, херуимской стих поют,
Да приходят-то души все правядныя
Да приходят ко царсву все ко небесному,
К самому же Христу, царю небесному,
30 А ко Исафу, к Аврамью, отмыкают им ца́рство небесноё:
«Да того ваши души уготовали,
И того ваши правёдны все ура́довались,
Ждет-то вас царство небесноё».
Ай грешныя души со запада идут,
35 Да со запада идут сами плачут и ревут,
Сами плачут и ревут з главы волосы дерут,
Ай подходят-то души к реки огняною,
А Михайло-арханьделу возмолилисе:
«Уж ты вой еси, Михайло арханьдел-свет,
40 Уж ты вой еси, Гаврии́л-от арханьдел-свет,
Перевези да перенеси нас церез огняну реку́,
Церез огняну реку, через ки́пучу смолу
Нас ко Исафью, Аврааму, ко Якову,
К самому нас Христу, к царю к небесному».
45 А Михайло-то арханьдел свет отьвет держал:
«Уж вы души вы души, души грешныя вы!
Уж и грешны вы души окаянныи,
Когда были вы жили на вольнём свету,
Уж вы были в церквы все состроёныя,
50 Ишше были у вас книги уложо́ныя,
Да уло́жоны книги написания;
Ишше были на шьто у вас поставлёны
Да попы-ти отцы были духовныя,
Да прицетьники были все церьковныя?
55 Уж не слушали цетья́-петья́ церьковного,
Вы не слушали звону колокольнёго,
Ище в Божию вы церьковь не хаживали,
Ишше Ѓосподу Богу вы не маливались,
Вы постов-то все души не постилисе,
60 Вы не спрашивали не стреды вы не пятьници,
Вы не светлого Христового воскресеньиця;
Вы поу́тру ране́шенько ставаите,
Вы до солнышково всходу наедаитесь,
Вы до пьяново пьяно напиваитесь.
65 Тут вам ведь, души, уготовали
Да в огни-то гореть, вам в смолы-то будёт кипеть,
Про вас будут всяки муки злы разноличныя.
Вы подите-тко, души, в реку в огняную».
Говорит им Михайло арханьдел-свет,
70 Говорит Гаври́ел орханьдел-свет
Со двума́ ли со трема он со аньделами
Со двенадцетью Михайло со арханьделами:
«Не могу я теперь вас, души, помиловати
Вам отряжено самим Христом небесным царем».
75 Ише грешныя души помёталисе
Ай во ту ли реку́ в ре́ку в огняную
Да родителей своих сами проклинаюцись:
«Вы увы, увы, родители, вы отець, мать мои!
Вы на шьчо нас малёшеньких вы споро́дили
80 И на добры дела вы нас не уцивали,
На хороши вы нас порядки не наставливали,
На родинушках, родители вы расто́пта́ли нас —
Да не столь бы нам страшно в му́ки мучитьце».
127. <НЕПРОЩАЕМЫЙ ГРЕХ>
Ишше был трудьник, Боже целовеце,
Не владел не руками, не ногами.
Ему пятьниця в явсьвеа ту явилась,
Да ево сьвешшой она осьветила,
5 Да его сьветомб она окради́ла —
«Ты поди, трудьник, Боже человече,
Ты поди, трудьник, сходи-ко-се в поселе́ньё,
Ты скажи-ко, поди ты всим православным,
Шьчобы матерным словом не бранились,
10 Шьчобы матери детей-то не проклинали,
Шьчобы дети матерей-то с отце́ми поцитали,
Шьчобы друк они друга любили».
Да жиды ведь у Христа были проклятыя,
Да Исуса Христа они роспинали,
15 В руце, в нозе гвоздьё-то заколотили,
Буйну голову жезлом они пробивали,
Как и ребра-ти жезлом они пробудали,
Со главы они венець-от сорывали,
Шьчо сьвяту его кровь они проливали.
20 Приходил-то тут Пе́тр-от, тут Павел
К пресьвятой-то Божьёй Богородици.
Подават-то им Мать наша Божья,
Подавала она клюци-ти им золотыя —
«Отмыкайте вы царсьво небесно,
25 Тольке трех тут во царсьво вы не пускайте —
Шьчо одна тута тяжко ведь согрешила,
Отця-матерь по матёрно бранила;
Ище́ той души не будёт прошшенья,
Тольки будёт одно-то ей покаяньё;
30 Во пресьветлом раю́ души не бывати
Самого Христа в очи-то не видати.
Шьчо друга́ душа тяжко согрешила,
Да ис хлеба из соли-то спорину́ душа вынимала;
Ишше́ той души не будёт прошшеньё,
35 Ей не будёт грехам-то все отпушшеньё,
Тольки будет на земьли души покаяньё;
Во пресьветлом раю́ души не бывати
Самого Христа в оци ей не видати.
Да ишше́ душа тяжко согрешила
40 Да младе́ня в утробы потребила;
Ишше той души не будёт-то прошшеньё,
Тольки будет одно той ей покаяньё;
Во пресьветлом раю́ будёт не бывати,
Самого Христа в очи не видати».
128. <О СМЕРТИ>
И сколь нашо на сем свети житие плаче́вно,
И сколь скоро и сколь кратко аки однодневно.
И когда и в кое́ время, некак неизвесно,
Смерть приидет аки носьнёи тать, возьмет нас нечесно (и прочее).
СТАРИНЫ ЗИМНЕГО БЕРЕГА
42. ИСЦЕЛЕНИЕ ИЛЬИ МУРОМЦА[170]
Ай во славном было городи во Муроми,
Ай во том было сели да во Качарови,
Там ведь жил-то был богатой-от хресьянин-от,
Ай богатой-от хресьянин-от Иван да Тимофе́ёвич.
5 Ему дал-то Господь сына единого,
Ай единого сына-та любимого
Ай по имени — Иле́йко сын Ивановиць.
Ише стал-то Илья у их пети годов —
Шьто сидит-то он, да всё не ходит он;
10 Ише стал-то Илья да десети годов,
А не служат у ево всё ножки резвыя;
Ище стал-то Илья и двадцети годов —
Не несут-то ево всё ножки резвыя;
Ище стал-то Илья и тридцети годов —
15 Не несут-то всё, не служат ножки резвыя.
На печаль-то пали ево родители:
«Шьто едино у нас цядышко убогоё,
Да убого моё цядышко, безногоё!»
Как пошли-то Иван свет Тимофеёвиць,
20 Со своей-то пошол да с молодой жоной,
На цяжо́лу-ту пошли да на роботушку,
Ай на ту ли на ц́ежолу — хлебопашество;
Посадили своево цяда любимого,
Ай любимого цядышка, всё милого
25 Ай того ли Илью да свет Ивановиця,
Посадили на кирпишну всё на печоцьку;
Говорили они ёму таки слова:
«Ай сиди ты до нас, нешевели́мой будь,
Не пади-ко-се ты, да не убейсе ты».
30 Он немного посидел-то посьле батюшка,
Да пришли к ёму калики под окошоцько:
«Уж ты гой еси, ты цядышко единоё,
Ты едино, ты цадышко любимоё,
А по имени ты всё Илья ты всё,
35 По оче́тесьву да всё Ивановиць!
Ты подай-ко ты милосьтину спасёную,
Ай напой-ко-се нас да пивом хмельниим,
Хмельниим да пивом сладкиим».
Говорит-то Илья, скоро́ ответ держал,
40 Отвечает скорёшенько Иванович:
«Уж вы гой еси, мои милы́ калики вы,
Перехожия спасёны, переброжия!
Вы зайдите-ко, подите вы ведь в дом ко мне».
Заходили калики ише в дом к ёму.
45 Говорил-то Илья да он таки реци,
Шьчо Ивановиць-от да со сьлёза́ми он:
«Перехожи вы калики, переброжия,
Я бы рад-то вам подать я милосьтинку всё спасе́ную:
У моёго-то у ро́дного у батюшка
50 Езь дово́льнё у ево всё золотой казны,
Шьчо приско́плёна казна, всё присодви́гнута;
Не могу сойти со печки со кирписьнёю».
Говорили калики перехожия:
«Ты как дай хошь нам напитьце пива сладкого». —
55 «Есь у батюшка-та пива всё ведь боцьками —
Не могу сойти со пецьки со кирпишною».
Говорят-то всё калики перехожия,
Перехожии калики, переброжии:
«Ты сойди, сойди, Илья, со печки со кирпишьною». —
60 «Я сижу, братци, на пецьки я единой день,
Не могу ходить на ножоцьках я тридцеть лет».
Говорят ёму калики перехожия:
«Росьтени-ко ты, росправь свои-ти ножки резвыя,
Ты сойди теперь со пецьки — они понесут тебя,
65 Понесут тебя, удёржат ножки резвыя».
Он росправил на печки ножки резвыя —
У ево ведь резвы ножоцьки всё росьтенулисе;
Соходил же он со печки со кирпичною,
У ево ведь резвы ножоцьки — как век ходил.
70 Он пошол-то скоро сам за золотой казной,
Подават-то каликам перехожиим;
Говорят ему калики, всё ответ держат:
«Не возьмём-то мы твоей всё золотой казны;
Принеси ты нам напитьце пива сладкого».
75 Нацидил, сходил в погрёб, цяшу пива сладкого,
Подаваёт всё каликам перехожиим,
Перехожим каликам, переброжим тут,
Подаваёт ведь он ото́ всей радосьти;
Он ведь кланеитце им всё до сырой земли,
80 До сырой ли до земли, до ихных резвых ног.
Они по́пили-то тут да пива сладкого,
И немного они цяшы оставляли тут,
Оставляли они цяшы, подают ему:
«Ты возьми у нас исьпей, да ты Илья же свет;
85 Посьле нашого питья — да мы скажо́м тебе —
Теперь будь-ко ты Илья да ты по имени,
Ишше будь-ко ты свет да Мурамець,
Илья Мурамець да свет Ивановиць.
Каково́ ты во собе слышишь здоровьицё?» —
90 «Я ведь слышу по собе — да теперь здрав совсим,
Теперь здрав-то совсем, всё здорове́шенёк». —
«Мы скажо́м теперь про то, тебе поведаём:
Принеси-ко ты ише́ пива́ другу́ цяшу».
Он всё рад бежать за пивом Илья Мурамець,
95 Илья Мурамець бежать да сын Ивановиць,
Нацидил-то он другу́ да пива сладкого,
Он принёс-то всё каликам перехожиим.
Исьпивали калики во другой након,
Оставляли ему да тут полцяшы всё:
100 «Пей-ко ты, Илья, да Илья Мурамець.
Потому мы тебя назвали, щьчо — Мурамець,
Мы по вашому зовём да всё по городу:
Ты живёшь всё во городи во Муроми».
Выпивал-то Илья да всё ись цяшы тут.
105 Говорят ёму калики перехожия,
Перехожи калики, переброжия:
«Ты ведь слышишь ли в собе теперь каку силу?»
Отвечает Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець да сын Ивановиць:
110 «Я ведь слышу-ту силушку в собе великую;
Кабы было кольцё в матушки в сырой земли,
Я бы взял-то я сам бы едино́й рукой,
Поворотил бы всю матушку сыру землю».
Ишше тут-то калики говорят да промежу́ собой:
115 «Как мы ведь силы-то тебе много́ дали —
Ай не будет носить-то тебя матушка сыра земля».
Говорят калики перехожия:
«Принеси-ко нам пива во трете́й након».
Он принёс-то сходил да во трете́й након.
120 Ай ведь по́пили они, немного этот раз оставили.
«Допивай, — ёму сказали, — пиво сладкоё».
Он ведь до́пил у их да пиво сладкоё;
Говорят они ему всё таковы слова:
«Ты ведь много ли собе теперь имешь всё силушки,
125 Ай ты слышишь по своим-то могучи́м плецям?» —
«Я ведь цюю в себе, слышу силы в половиночку:
В половины у миня всё силы сбавилось».
Говорят они ему всё таковы слова:
«Вели батюшку купить себе ты жеребёноцька,
130 Жеребёноцька купить да шьчобы серого,
Шьчобы серого купить да на манер всё белого;
Ты ведь пой-ко-се своёго жеребёноцька,
Ты ведь пой его да на реки Мура́венки,
Ай корьми-ко ты пшеницей белояровой;
135 Ты води-тко-се своёго жеребёноцька,
Ай кататьце давай ты ему в трёх роса́х,
Как ты в трёх его росах: да во перьво́й росы,
Во перьво́й росы катай всё во Иваньскою,
Во второй росы катай ты во Петровською,
140 Во трете́й росы катай коня в Ильиньською;
Ты давай ему кататьце в зелены́х лугах —
Тебе будёт ведь конь-от служить правдой-верою:
Победя́ть-то будёшь на кони́, всё бить многи́х бога́тырей;
Ишше конь-от будёт всё товарышь твой
145 И топтать будёт ногами силу всё неверную,
Пособлять будёт тебе, любимому хозяину».
Ай ишше́ ёму калики-ти гово́рят тут,
Шьчо говорят-то тут да ёму всё росказывают:
«Ты теперь, посьле того-то заведи ты себе латы богатырьския,
150 По своей силы иметь ты палицю тяжолую;
На коня-та ты нало́жь седёлышко да кипарисноё;
Ты ишше́-то возьми купи да плётку шолкову,
Плётку шолкову да всё копьё-то брузаменьскоё,
Не забудь ты ише́ да сабли вострою,
155 Ты тово ишше́ ножа да всё булатного.
Ты возьми теперь себе положь какого-небудь кушанья.
Отправляйсе ко батюшку всё на́ полё,
Ко своей-то ко родимой милой матушки;
Ты сьнеси-ко поди им пообедать-то,
160 Росскажи-ко-се им, да мы тебе сказали шьто».
Он ведь рад тому Илья-та был всё Мурамець,
Илья Мурамець рад да сын Ивановиць.
Походят-то калики, собираютце,
Говорили Ильи, да Ильи Мурамцю:
165 «Ты ише́-то будёшь езьдить во чисто́м поли;
Во чисто́м-то поли тебе да сьмерть не писана —
Ты не бойсе, езьди по чисту́ полю».
Ишше тут-то калики-ти стали всё неви́димо;
Он негде-то больше не зави́дял тут,
170 Не завидял тут, да они проць ушли.
Он скоро собирал да питьё, кушаньё,
Он понёс-то к родителю ко батюшку,
Ко тому ли к Ивану Тимофе́ёвичу,
К ро́дной матушки да к Епесьте́ньи к Олёксандровны.
175 Подошол-то он скорёхонько ко батюшку;
Увидал-то ево всё ро́дной батюшко;
Ишше тут они да обраде́ли же,
Обрадели, тому да были рады-ти.
Он принёс-то им обед, да принёс кушаньё;
180 Он ведь сказыват своёму отцю-батюшку,
Он тому ли Ивану Тимофеёвичу:
«Как пришли ко мне калики под окошоцько,
Закрычали у меня да под окошоцьком,
Запросили они милосьтины всё спасёною;
185 Я ведь так им отвечал, сьмело́ ответ держал:
„Не сойти, калики, с печьки со кирпичною“.
Попросил-то их скорёшенько к собе я в дом.
Запросили напитьце у меня ведь пива тут,
Они пива-та хме́льнёго всё сладкого;
190 Я принёс-то цяшу-ту полнёхоньку.
Не могли они допить, всё мне оставили:
„Допивай-ко ты, — сказали, — ис цяшы — и здоров будешь“.
Я повыпил всё ис цяшы-то и здрав тут стал,
Я ведь здрав тут стал да здорове́шенёк.
195 Наливал-то, приносил да я другу́ цяшу;
Выпивали-то ис той цяшы да полавиночку;
Допивал-то я у их да цяшу всю до дна.
Говорят калики мне да всё выспрашивают:
„Уж ты слышишь ли в себе силу великую?“
200 Я сказал-то им, скоро́ ответ держал:
„Я тут слышу в собе силушку великую:
Кабы было кольцё в земли великоё,
Я принялсэ бы своей всё едино́й рукой,
Поворотил бы я матушку сыру землю“.
205 Говорили мне они да изьвешша́ли тут:
„Не заносит тебя матушка сыра земля.
Принеси, — мне говорят, — пива третью́ цяшу“.
Выпивали-то ис цяшы полавиночку,
Допивал-то я ведь цяроцьку ведь всю до дна.
210 Говорят-то мне калики, всё ответ держат:
„А вели́ку ли ты силушку слышишь в собе теперече?“
Говорил-то я им да всё россказывал:
„Я тепере силу слышу в полавину всё“.
Говорили они да мне-ка всё про то:
215 „Ты пойдёшь к своёму к ро́дну батюшку —
Ты скажи ему про то да всё поведай-ко:
Ай купил шьчобы́ тебе он жеребёночка,
Ай не серого шьчобы́, да он не белого;
Ай под старось-ту он будёт-то как белой-от“.
220 Ай поить они велели ключевой водой,
Ай корьмить они пшеницей белояровой,
Ай катать они велели, водить в трёх росах:
Во перьво́й-то во росы они в Иваньчкою,
Во второй они в росы ево в Петровською,
225 Во третье́й они росы ево в Ильиньскою.
„Ай тогда у тя будёт жеребёночек“.
Они велели мне-ка завесьти-то латы богатырьския,
Они палицю тяжо́лу по своим рукам,
На головушку мне шляпу сарачиньскую,
230 И велели мне-ка завесьти всё плёточку шолко́вую,
Да ишше́ мне-ка велели саблю вострую,
Да ишше́ мне-ка велели всё булатен нож,
Да ишше́ мне-ка велели-то востро́ копьё да брузаменьчкоё
Ай седёлышко велели кипарисного всё деревця».
235 Ай тут батюшко ево да тому рад он был,
Тому рад-то он был, весьма раде́шенёк.
Он бежал-то скоре́шенько тут, скоро из циста́ поля;
Он хвалу-ту приносил Богу небесному,
Во вторых-то он царицы, Бо́жьей матери,
240 Во третьи́х-то всё калик да перехожиих:
«Они были у меня да не просты́ люди,
Не просты́ были люди, да всё сьвяты́ отцы:
Исьцелили у меня сына́ единого;
Заслужили у ёго ведь ноги резвыя».
245 Ай купил он ведь жеребёноцька,
Выбирал он по велёному да как по писаному;
По россказаному-то всё да дело делал тут,
Дело делал он да ко́ня ро́сьтил-то;
Он ведь дал за жеребёнка петьдесят рублей,
250 Он поил ево свежо́й всё ключово́й водой,
Как ведь он корьмил пшеницёй белояровой,
Он водил ево да по ноцям в луга,
Он катал ево да всё во тре́х росах:
Во перьво́й-то во росы катал Иваньскою,
255 Во второй-то во росы да во Петроською,
Во трете́й-то во росы да во Ильиньскою.
Тут ведь ко́ницёк у их да стал побегивать,
На шолко́вой на узды да стал поскакивать.
Ище стал-то Илья Мурамець-то коницька объежживать;
260 Тут скакал-то ево всё как доброй конь,
Он повыше-то выскакивал лесу стояц́его,
Он пониже-то облака ходе́чого,
Ц́ерес стены, ц́ерез башни перескакивал;
Он ведь речки-ти, озёра небольши-ти промеж ног скакал,
265 Ай больши́-ти таки́ реки перескакивал.
Тут купил ведь Илья Мурамець да сын Иванович,
Он себе же завёл латы богатырьския,
По рукам-то купил палицю тяжолую,
Надевал-то на конёц́ек седёлышко всё капарисноё,
270 Он ведь брал-то тут себе на копьё востроё,
Копьё востроё всё брузаменьчкоё,
Надевал-то он шляпу сарачиньскую,
Прибирал-то он в леву́ руку да плётку шолкову;
Он молилсэ на востошьну сьвяту сторону,
275 Поклонялсэ ро́дну батюшку во резвы́ ноги,
Ро́дной матушки да во резвы́ ноги:
«Дай-ко, батюшка, мне всё благословленьицё,
Со родимой со моей да ро́дной матушкой —
Назову я вас, родители, по имени:
280 Уж ты батюшко Иван свет Тимофеёвич,
Родна матушка Епестемия свет да Олёксандровна!
Пожелайте, порадейте всего доброго,
Всево доброго мне, всёго хорошего».
Говорили ёго цясны́ родители:
285 «Поежай-ко ты, нашо цадо милоё,
Тебя Бог благословит, цядо любимоё!
Тебе надоть уж ехать, тебе ве́лёно
Шьчо у тех тебе калик да перехожиих,
Перехожи’ всё калик да переброжиих.
290 Поежай, наше родимо мило дитятко,
Поежай-ко-се теперь да во чисто́ полё,
Ись циста́ поля приедь-ко в красён Киев-град,
Ко своему ты ко красному ко солнышку,
Всё ко ласкову князю ко Владимиру,
295 Шьчо ко той ли ко кнегины к Опраксеи Королевисьни;
Приежай-ко ты всё к им по-уцёному:
Уж ты крес-то клади да по-писа́нному,
Ты поклон-от веди да по уцёному;
Ты ведь кланейсе своёму красну солнышку,
300 Ише ласковому князю всё Владимиру
Со кнегиной с Опраксеёй Королевисьнёй;
Князьям, боярам всем ты низко кланейсе,
Всем солдатушкам, полкам ты новобраныим,
Всем своим-то ты бога́тырям, всё поединьшицькам.
305 Обойдись-ко ты сь има́ всё по-учёному,
Ознакомляй-ко-се ты сь има́ всё по-хорошому».
Он поехал-то в славен Киев-град;
Приежал-то всё ко князю ко Владимеру, —
Не приворачивал он всё да во чисто́ полё.
310 Сам приехал-то ко князю на широкой двор,
Соходил-то со добра́ коня скоре́шенько,
Он ведь шол-то всё да по-учёному:
Всем тут кланелсэ на се́нях-то низёшенько:
«Пропусьтите, доведите-ко миня до красна солнышка,
315 До того миня до князя до Владимира».
Доводили ёго да тут близёхонько.
Он ведь крес кладет да по-писа́нному,
Он поклон-от ведёт всё по-учоному;
Он ведь молитце всё Спасу пречистому,
320 Он творит-то всё молитву-ту Исусову,
Поклоняитце царицы, Божьёй матери;
Бьёт ц́елом всё князю-ту Владимеру,
Он ведь той же кнегины Опраксеи Королевисьни;
Поклоняитьце князя́м, боярам тут
325 На четыре на вси да на стороноцьки.
Говорит-то он сам да он таки слова:
«Уж ты гой еси, красно моё солнышко,
А ведь ласковой князь да ты Владимир свет!
Мне-ка сьезьдить-то благослови-ко во чисто́ полё,
330 Мне прибрать в чисто́м поли себе дружиночку хоробрую, —
Послужить-то мне тебе да верой-правдою,
Верой-праводою тебе-ка неизменною —
Шьчо за те ли за Божьи́ церьквы соборныя,
Шьчо за те мне за мана́стыри спасе́ныя,
335 Шьчо за тебя-то за князя со кнегиною».
Всё слова-ти таки хоро́ши князю прилюбилисе,
Прилюбилисе слова ёму, пондравились.
Го́ворит-то князь Владимер стольнё-киевськой:
«Ты ведь ц́ей такой учоной доброй молодець?
340 Ты скажи-ко, скажи про то, поведаймне:
Ишше как тебе ведь, доброй молодець, да звать по имени,
Зьвеличать тебя я буду из очетесьва;
Какого ты села, какого города,
Ай какого отца, какой ты матушки?»
345 Отвечаёт ёму скоро доброй молодець:
«Ай я города-та всё да я ведь Мурома,
Я села-та всё да я Кача́рова,
Ай по имени зовут миня да Илья Мурамець,
По отьци-то зьвеличают сын Ивановиць,
350 Ишше тот ли я бога́тырь сильнёй-от, могуцёй-от.
Благослови мне сьезьдить во чисто́ полё —
Сь неприятелём мне да поборотисе,
Ай со руськима бога́тырями мне да поздороватьце,
Поздороватьце мне да познакомитьце,
355 Мне прибрать себе дружиночьку мне храбрую,
Мне крестами-ти всё с и́ма побрататьце».
Говорит-то князь Владимир таковы слова:
«Ай тибе-то, доброй молодець, да воля вольняя,
Воля вольняя тебе да путь широкая!
360 Поежай-ко во чотыре во вси сто́роны,
Поежай-ко ты ведь з Богом во чисто́ полё,
Находи-ко ты могуциих бога́тырей;
Приежай ко мне ис поля на поце́сён пир.
Уж те быть надо всима́ во по́ли над бога́тырьми,
365 Надо всема́-то быть да атаманами,
Роспоредителём быть, ты Илья Мурамець,
Казаком ты надь има́, да сын Ивановиць».
Он поехал тут да во чисто́ полё;
Он наехал бога́тырей в белы́х шатрах:
370 Во перьвы́х нашол Добрынюшку Никитича,
Во вторых нашол Алёшеньку Поповиця;
Он ведь тут сь и́ма скоро всё знакомитьце;
Он побра́талсэ крестами золотыма тут,
Называёт их крестовыма всё бра́тёлками.
375 Он нашол ише́ Дунаюшка Ивановича,
Называет-то крестовым он всё брателком;
Он ише́ нашол Самсона Сильнёго,
А нашол ведь он да Пересьмяку со племяньником,
Он нашол ише́ Чурила сьвета Пле́нкова,
380 Он нашол ишше́ Ваньку всё боярьского
По фамилеи его — да всё Зале́шанин,
Он нашол ише́ Ваньку генеральского.
Надо вси́ма он был да атаман большой,
Потому был атаман большой — силушкой был он сильнее всех;
385 По другому ише был, шьчо не написана-то сьмерть да во чисто́м поли.
Говорят ёму бога́тыри да всё выспрашивают:
«Мы ведь как тебя теперь будём да звать по имени,
Зьвеличать-то как теперь мы из оче́тесьва?» —
«Вы зовите миня да Илья Мурамець,
390 Хошь и так ише зовите: старой-от казак да Илья Мурамець,
Из очетесьва вы зьвеличайте сын Ивановиць».
Они стали по чисту́ полю да все поежживать,
Всю покорнось-ту держат да Ильи Мурамцю,
Ильи Мурамцю да сыну всё Ивановичу.
395 Ише тем старина ли вся и коньцилась.
43. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ В ИЗГНАНИИ И ИДОЛИЩЕ
Ай во славном было городи во Киеви
Ай у ласкового князя у Владимера,
Ишше были жили тут бояра кособрюхие;
Насказали на Илью-ту всё на Мурамця —
5 Ай такима он словами похваляитьце:
«Я ведь князя-та Владимера повыживу,
Сам я се́ду-ту во Киёв на ево место,
Сам я буду у его да всё князё́м княжить».
Ай об этом они с кня́зем приросспо́рили;
10 Говорит-то князь Владимир таковы реци:
«Прогоню тебя, Илья, да Илья Мурамець,
Прогоню тебя из славного из города из Киёва;
Не ходи ты, Илья Мурамець, да в красён Киёв-град».
Говорил-то тут Илья всё таковы слова:
15 «А ведь при́дет под тебя кака́ сила неверная,
Хоть неверна-та сила бусурманьская —
Я тебя тогды хошь из неволюшки не выруцю».
Ай поехал Илья Мурамеч в цисто́ полё,
Ис циста́ поля отправилсэ во город-от во Муром-то,
20 Ай во то ли во село, село Кача́рово,
Как он жить-то ко своёму к отцю, матушки,
Он ведь у отца живёт, у матушки,
Он немало и немного живёт три года.
Тут заслыше’ ли Идо́лишшо проклятоё,
25 Ище тот ли цари́шшо всё неверноё —
Нету, нет Ильи-та Мурамця жива́ три годицька;
Ай как тут стал-то Идолишшо подумывать,
Он подумывать стал да собиратьце тут;
Назьбирал-то он силы всё тотарьскою,
30 Он тотарьскою силы, бусурманьчкою,
Назьбирал-то он ведь силу, сам отправилсэ.
Подошла сила тотарьчка-бусурманьчкая,
Подошла же эта силушка близёхонько
Ко тому она ко городу ко Киеву.
35 Тут выходит тотарин-от Идолишшо всё изь бела́ шатра,
Он писал-то ёрлычки́ всё скоропи́счяты;
Посылает он тотарина поганого.
Написал он в ёрлычках всё скорописцятых:
«Я зайду, зайду, Идолишшо, во Киев-град,
40 Я ведь выжгу-ту ведь Киев-град, Божьи́ церьквы;
Выбиралсэ-то шьтобы́ князь ис полатушок:
Я займу, займу полаты белокамянны;
Тольки я пушшу в полаты белокамянны —
Опраксеюшку возьму всё Королевисьню;
45 Я Владимира-та князя я поставлю-ту на кухню-ту,
Я на кухню-ту поставлю на меня варить».
Он тут скоро тотарин-от приходит к им,
Он приходит тут-то тотарин на широкой двор,
С широка́ двора в полаты княженецькия;
50 Он ведь рубит, казнит у придверьницьков всё буйны головы;
Отдаваёт ёрлычки́-то скорописчаты.
Прочитали ёрлыки скоро́, заплакали;
Говорят-то — в ёрлычках да всё описано:
«Выбирайсе, удаляйсе, князь, ты ис полатушок,
55 Нарежайсе ты на кухню варить поваром».
Выбиралсэ князь Владимир стольнё-киечькой
Ис своих же ис полатушок круте́шенько;
Ай скоре́шенько Владимир выбираитце,
Выбираитце Владимир — сам слезами уливаитце.
60 Занимает[171] княженевськи все полатушки,
Хочет взять он Опраксеюшку собе в полатушку;
Говорит-то Опраксеюшка таки речи:
«Уж ты гой еси, Идо́лищо, неверной царь!
Ты посьпешь ты меня взять да во свои руки».
65 Говорит-то ей ведь царь да таковы слова:
«Я ува́жу, Опраксеюшка, ешшё два де́ницька,
Ц́ерез два-то ц́ерез дня как будёшь не кнегиной ты,
Не кнегиной будёшь жить, да всё царицою».
Розьнемогсэ-то во ту пору казак да Илья Мурамець:
70 Он не мог-то за обедом пообедати;
Розболелось у ево всё ретиво́ серьцо,
Закипела у ево всё кровь горячая.
Говорит-то всё Илья сам таковы слова:
«Я не знаю, отцево да незамог совсим.
75 Не могу терьпеть жить-то у себя в доми;
Надоть сьезьдить, попроведать во чисто́ полё,
Надоть сьезьдить, попроведать в красён Киёв-град».
Он сядлал, зьбирал своёго всё Беле́юшка,
Наредил скоро своёго ко́ня доброго;
80 Сам садилсэ-то он скоро на добра́ коня,
Он садилсэ во седёлышко чиркальскоё;
Он ведь резвы свои ноги в стремёна́ всё клал;
Тут поехал-то Илья наш, Илья Мурамец,
Илья Мурамеч поехал свет Иванович.
85 Он приехал тут да во чисто́ полё,
Ись чиста́ поля поехал в красён Киёв-град;
Он оставил-то добра́ коня на широко́м двори,
Он пошол скоро́ по городу по Киеву;
Он нашол, нашол калику перехожую,
90 Перехожою калику перебро́жую,
Попросил-то у калики всё платья́ кали́чьёго;
Он ведь дал-то ёму платье всё от радосьти,
От радосьти скиныва́л калика платьичё,
Он от радосьти платьё от великою.
95 Ай пошол скоро́ Илья тут под окошоцько,
Под окошоцько пришол, к полатам белокамянным;
Закрыцял же он Илья-та во всю голову,
Ишше тем ли он ведь кры́ком богатырьским тут;
Говорил-то Илья, да Илья Мурамеч,
100 Илья Мурамець да сам Ивановиць:
«Ай подай-ко, князь Владимир, мне-ка милосьтинку,
Ай подай-ко, подай милосьтинку мне спасе́ную,
Ты подай, подай мне ради-то Христа, царя небесного,
Ради матери Божьёй, царици Богородици».
105 Говорит-то Илья, да Илья Мурамець,
Говорит-то он, крыцит всё во второй након:
«Ай подай ты, подай милосьтину спасёную,
Ай подай-ко-се ты, красно моё солнышко,
Уж ты ласковой подай да мой Владимер-князь!
110 Ай не для́-ради подай ты для ково-небудь,
Ты подай-ко для Ильи, ты Ильи Мурамця,
Ильи Мурамча подай сына Ивановиця».
Тут скорёхонько к окошоцьку подходит князь,
Отпират ёму окошоцько коси́сцято,
115 Говорит-то князь да таковы реци:
«Уж ты гой еси, калика перехожая,
Перехожа ты калика, переброжая!
Я живу-ту всё, калика, не по-прежному,
Не по-прежному живу, не по-досе́льнёму:
120 Я не сьмею пода́ть милосьтинки всё спасёною;
Не давать-то ведь царишшо всё Идолишшо
Поминать-то он Христа, царя небесного,
Во вторых-то поминать да Илью Мурамця.
Я живу-ту князь — лишилсэ я полат всё белокамяных;
125 Ай живёт у мня поганоё Идолишшо
Во моих-то во полатах белокамянных;
Я варю-ту на ево, всё живу поваром,
Подношу-ту я тотарину всё кушаньё».
Закрыцял-то тут Илья да во трете́й након:
130 «Ты поди-ко, князь Владимир, ты ко мне выйди,
Не увидели шьчобы́ царишша повара ево:
Я скажу тебе два тайного словецюшка».
Он скорёхонько выходит князь Владимир наш,
Он выходит на широ́ку светлу улоцьку.
135 «Шьчо ты, красно нашо солнышко, поху́дело,
Шьчо ты, ласков наш Владимир князь ты стольнё-киевской?
Я ведь чуть топерь тебя признать могу».
Говорит-то князь Владимир стольнё-киевской:
«Я варю-ту, всё живу за повара;
140 Похудела-то кнегина Опраксея Королевисьня,
Она день-от ото дьня да всё ише́ хуже». —
«Уж ты гой еси, моё ты красно солнышко,
Ище ласков князь Владимир стольнё-киевськой!
Ты не мог узнать Ильи да Ильи Мурамця?»
145 Ведь тут падал Владимир во резвы́ ноги:
«Ты просьти, просьти, Илья, ты виноватого!»
Подымал скоро́ Илья всё князя из резвы́х он ног,
Обнимал-то он ево своей-то ручкой правою,
Прижимал-то князя Владимера да к ретиву́ серьцю,
150 Человал-то он ево в уста саха́рныя:
«Не тужи-то ты теперь, да красно солнышко!
Я тепере изь неволюшки тебя повыручу;
Я пойду теперь к Идолишшу в полату белокамянну,
Я пойду-ту к ёму на глаза-ти всё,
155 Я скажу, скажу Идолищу поганому:
„Я пришол-то, царь, к тебе всё посмотрять тебя“».
Говорит-то тут ведь красно нашо солнышко,
Шьчо Владимер-от князь да стольнё-киевськой:
«Ты поди, поди к царишшу во полатушки».
160 Ай заходит тут Илья да во полатушки,
Он заходит-то ведь, го́ворит да таковы слова:
«Ты поганоё, сидишь, да всё Идо́лишшо,
Ишше тот ли, сидишь, да царь неверной ты!
Я пришол, пришол тебя да посмотрять теперь».
165 Говорит-то всё погано-то Идолишшо,
Говорит-то тут царишшо-то неверное:
«Ты смотри меня — я не гоню тебя».
Говорит-то тут Илья, да Илья Мурамець:
«Я пришол-то всё к тебе, да скору весь принёс,
170 Скору весточку принёс, всё весь нерадосьню:
Всё Илья-та ведь Мурамеч живёхонёк,
Ай живёхонёк он, всё здорове́шенёк;
Я встретил всё ево да во чисто́м поли;
Он осталсэ во чисто́м поли поезьдить-то,
175 Шьчо поезьдить-то ёму да пополяковать;
Заутра́ хочёт приехать в красен Киев-град».
Говорит ему Идолишшо, да всё неверной царь:
«Ище́ велик ли — я спрошу у тя, калика, — Илья Мурамець?»
Говорит-то калика-та Илья Мурамець:
180 «Илья Мурамеч-то будёт он во мой же рос».
Говорит-то тут Идолишшо, выспрашиват:
«Э по многу ли ест хлеба Илья Мурамеч?»
Говорит-то калика перехожая:
«Он ведь кушат-то хлеба по единому,
185 По единому-едно́му он по ломтю к выти». —
«Он по многу ли ведь пьёт да пива пьяного?» —
«Он ведь пьёт пива пьяново всёво один пивной стокан».
Росьсмехнулсэ тут Идо́лишшо поганоё:
«Шьчо же, почему вы этим Ильёю на Руси-то хвастают?
190 На доло́нь ево поло́жу, а другой прижму —
Остаётце меж руками шьто одно́ мокро́».
Говорит-то тут калика перехожая:
«Ище ты ведь по многу ли, царь, пьёшь и ешь,
Ты ведь пьёшь, ты и ешь, да всё ведь кушаёшь?» —
195 «Я-то пью-ту, я всё цяроцьку пью пива полтора ведра,
Я всё кушаю хлеба по семи пудов;
Я ведь мяса-та ем — к вы́ти всё быка я сьем».
Говорит-то на те речи Илья Мурамеч,
Илья Мурамеч да сын Ивановиць:
200 «У моёво всё у батюшки родимого
Там была-то всё корова-та обжорьцива;
Она много пила да много ела тут —
У ей скоро ведь брюшина-та тут треснула».
Показалось-то царишу всё не в удовольствии;
205 Он хватал-то из нага́лища булатен нож,
Он кина́л-то ведь в калику перехожую.
Ай помиловал калику Спас пречистой наш:
Отьвернулсэ-то калика в другу сторону.
Скиныва́л-то Илья шляпу со головушки,
210 Он ведь ту-ту скинывал всё шляпу сорочиньскую,
Он кина́л, кинал в Идолишша всё шляпою,
Он ведь кинул — угодил в тотарьску са́му голову;
Улетел же тут тотарин из простенка вон,
Да ведь вылетел тотарин всё на улицю.
215 Побежал-то Илья Мурамеч скоре́шенько
Он на ту ли на широ́ку, светлу улицю,
Он рубил-то всё он тут силу тотарьскую,
Он тотарьску-ту силу, бусурманьчкую;
Он избил-то, изрубил силу великую.
220 Приказал-то князь Владимир-от звонить всё в большой колокол,
За Илью-ту петь обедьни-ти с молебнами:
«Не за меня-то молите́, за Илью за Мурамця».
Собирал-то он поц́есен пир,
Ай поче́сён собирал для Ильи да всё для Мурамча.
44. ССОРА ИЛЬИ МУРОМЦА С КНЯЗЕМ ВЛАДИМИРОМ[172]
Ай во славном было городи во Киеви,
Собирал-то князь Владимер-от почесен пир,
Ай почесен-то пир на тех-то собирал, которы — в Киеви:
Собирал он больше на князей да всё на бо́яр же;
5 Позабыл в чисто́м поли могуцих он бога́тырей,
Да он не дал им вестоцьки, скоры́х гонцёв;
Некакого он бога́тыря да не почёстовал.
Как веде́тьце у них всё пир изве́сели,
Ай узнал про то Илья-та как да Мурамець:
10 «Я поеду-ту топерь да в красен Киев-град,
Я надену, братцы, шубу долгополую,
Назовусь-то я Никитой всё зале́шанин».
Тут поехал Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець поехал свет Ивановиць.
15 Приежаёт ко городу ко Киеву,
Ай ко ласкову князю ко Владимеру;
Он оставил ко́ня доброго на широко́м двори,
Сам заходит во полаты белокаменны;
Он ведь крест-то кладёт да по-писа́нному,
20 Он поклон-от ведёт да по-учоному:
«Уж ты здрастуй, нашо красно, моё солнышко,
Ай ты ласковой ты Владимер наш;
Уж ты здрастуй, Опраксея Королевисьня,
Уж ты здрастуйте, князи вси вы бо́яра!»
25 Говорит-то нашо красно-то всё солнышко,
Ище наш-от Владимир-князь да стольне-киеськой:
«Добро жаловать, дородьнёй доброй молодець,
Ай ко мне-то посидеть да на поцесён пир,
Ай попить-то, поись у мня, покушати,
30 Ай ведь беленькой лебёдочки пору́шати!»
Ай ведь не́ дал князь места по уму ему,
По уму-ту не дал места, всё по разуму:
Не посадил ёго Владимер-от не подле́ собя,
Не посадил ево Владимир-от проти́в собя —
35 Посадил ево Владимир, добра молодца,
Посадил-то ево в место не в почотноё,
Не в почетно ево место не в большой угол,
Посадил ево Владимер всё в посьледьнёй стол,
Посадил ево со малыма с ребятками,
40 Со тема́ ли со детьми, детьми боярьскима.
Сам он сел-то Илья, да Илья Мурамець —
Не Ильёй-то он, право, называитце,
Называитче всё Никитушкой-залешанин —
Ай хошь сел-то к Владимиру да за дубовой стол.
45 Он не пьёт, сидит, не ест, да всё не кушаёт,
Он ведь беленькой лебёдочки не рушаёт.
Ище князь, сидит, Владимир сам поглядыват,
Сам поглядыват, сидит, скоро́ росматриват;
Говорит ёму Владимир таковы речи:
50 «Ай же шьчо ты, наш уда́лой доброй молодець
Шьчо по имени Никитушка-зале́шанин!
Ты не пьёшь, сидишь, у мня, сидишь, не кушаёшь,
Ишше беленькой лебёдочки не рушаёшь?
Обсадил-то я тебя ли разьве местом тут,
55 Надьсмеялась над тобой разьве невежа-та,
Обнесли, можот, тебя да цяркой винною?
Ты сидишь ты всё у нас неве́сёл-от:
Ай поту́пил оци ясны в матушку сыру землю,
Ай во ту ли во се́реду кирпишную».
60 Говорит-то тут Илья да он таки реци:
«Ты ведь сам ты сидишь, князь, за дубовы́м столом,
Ты сидишь-то как всё с ворона́ми ты,
Ай миня всё посадил ты с воронятами!»
Тут Владимир-князь скакал он скоро на резвы́ ноги:
65 «Поежай поди, уда́лой доброй молодець,
Со моёго-ты ступай-ко со чёсна́ пира;
Ты не езьди ко мне больше в красен Киев-град,
В красён Киев-от-град не прослежа́й своёго ты следочку-ту;
Удаляйсе ты подальше ис циста́ поля!»
70 Он скорёхонько-то доброй молодець тут собираитце;
Ай выскакивал он скоро из-за дубовы́х столов;
Он прошаитьце со князём со Владимером,
Он со той ли со кнегиной с Опраксеёй-то:
«Тебе спасибо, ты мой ты красно солнышко,
75 На твоём-то на чесно́м-то на пиру́ тебе!
Не Микитушка я тя всё был зале́шанин, —
У тя тот ли был всё старая стари́ньшина,
Ишше тот ли атаман да Илья Мурамець,
Илья Мурамечь был да сын Ивановиць».
80 Говорил-то князь Владимир таковы слова:
«Воротись ты, мой уда́лой доброй молодець,
Уж ты руськой мой, си́льнёй ты бога́тырь-от
Ай по имени Илья ты, Илья Мурамець,
Ай по батюшки-отци ты сын Ивановиць!»
85 Говорил ёму Илья всё таковы речи:
«Не умел ты, князь Владимир, сокола́ имать,
Не умел ты сокола́ имать, в руках держать,
Не умел ты угосьтить всё добра молодца,
Ты того меня Илью-ту светы Мурамца!
90 Подойдёт, быват, к тебе сила неверная,
Ай неверна к тебе сила, бусурманьчкая,
Ты, тогда у тя бояра кособрюхи с ей управятце!
Я возьму-ту, князь Владимер, я своё востро́ копьё,
Я сойму у тя полаты по окошоцька;
95 Пусь задавит князьей да твоих бо́яров!»
Он сказал-то он сам тольки не зьделал так.
Уежает он скорёхонько в чисто́ полё.
Говорит-то Владимир таковы реци:
«Немалу́ я собе шутоцьку нашу́тил-то!
100 Ище как мне эта шутка теперь с рук сойдёт?»
Посылат-то он скоры́х гонцёв в чисто́ полё:
«Вы скажите, вы мои, мои скоры́ гонци,
Шьчобы ведь Илью-ту звал Добрынюшка Никитиць млад —
Ай з Добрынюшкой у их сь Никитичем
105 Ай поло́жона ведь заповедь великая:
Как которой-то из их да будёт гневатьце,
Будет гневатьце, которой будёт гнев держать,
Ай другому шьчобы́ уговорить бы так,
Одному шьчобы́ другого розговаривать».
110 Ай приходит эта вестоцька к Добрынюшки,
Г Добрынёчки приходит во чисто́ полё;
Ай Добрынюшка Никитиць скоро он зовёт ево:
«Ты поедём-ко, мой брателко крестовой ты,
Ты ко ласкову князю на поцесён пир;
115 Сам ведь всех велел собрать могуциих бога́тырей,
Пушше всех велел он звать да Илью Мурамця».
Говорит ёму Илья да всё таки реци:
«Ай спасибо князю все за приглашеньицё!
Я отказан уж от города от Киева,
120 От того я от пиру́, пиру́ чёсно́го я,
Я ишше́-то всё отказан от чиста поля.[173]
У ёго есь-то там много бояр есь всех;
Ишше будут поправлятьце-то когды всё при́ гори.
Я поеду во да́лече, дале́че во чисто́ полё,
125 Увезу я всих могучих все бога́тырей;
Я уеду-ту, уеду не на́ день-от,
Я не на́ день-от уеду, я не на́ два тут, —
Я уеду от ево всё на́ два го́дичка,
На два годичка уеду поры-времени».
130 Ай прошло-то тому времени ведь ц́елой год,
Наступает-то тому времени другой ведь год.
Тут поехал всё Илья да попроведати,
Попроведать-то поехал по чисту́ полю,
Попроведать-то поехал-то про красён Киев-град,
135 Он ише́-то попроведать всё про князя-та.
Ай про князя попроведать со кнегиною:
«Каково у мня живёт там красно солнышко,
Каково у мня живёт да всё Владимер-князь
Со своей-то со кнегиной с Опраксеёй-то,
140 Ай со той ли с Опраксеёй Королевисьнёй?»
Он ведь едёт, он розьежживат да по чисту́ полю;
Во чисто́м поли завидял: всё стоит-то силушка,
Шьчо стоит-то, стоит сила неверная,
Шьчо неверна-та силушка тотарьская.
145 Шьчо выходит тут Идо́лишшо-то изь бела́ шатра,
Говорит-то всё Идолишшо таки реци:
«Ай тотары вы мои, да палачи мои,
Палачи мои, тотары, немило́сьливы,
Немило́сьливы тотары, нежало́сьливы!
150 Выходите, понесите скору грамотку,
Понесите скору грамоту тотарьскую,
Ишше те ли ёрлычка да скорописцяты».
Тут тотары все да выходили все;
Отсылаёт он з грамотой да три тотарина.
155 Вот приходят тотара на широкой двор,
Без докладу иду́т, без приказаньиця,
Бес приказаньича ’ полаты белокамянны;
Как они тут отдавают скору грамоту,
Не кресьтя́т-то своёго лиця поганого;
160 Принимаёт князь Владимир стольнё-киевской.
В ерлычках-то скорописцятых написано:
«У тя нет, я знаю, князь, да при тебе ведь всё,
При тебе-то всё твоих да всё бога́тырей,
Ай богатырей-то, руських поединьшицьков.
165 Ай подай, подай мне-ка, князь, ты поединьшицьков,
Ты того подай Илью мне, Илью Мурамця;
Не подашь токо мне завтро поединьшицька —
Пушшай выедут ко мне всё на чисто́ полё;
А мы тут-то ста́нём с и́ма тогда битисе,
170 Мы ведь битьце с има станём, воёватисе;
Ай не дашь ты мне да поединьшицька,
Поединьшицька, могу́цёго бога́тыря —
Я зайду-то ведь к тобе всё в красён Киёв-град,
Я сожгу-то все ведь церьквы Божьии,
175 Розорю-ту у тибя мона́стыри спасёныя;
Ис полат-то ведь князя-та Владимера повыгоню,
За жолты́ ёго кудри́ возьму повыкину,
Ай оставлю одну в полатах-то кнегину я,
Ишше ту я Опраксею Королевисьню».
180 Это всё-то Илья, стоит, выслушиват.
Он приехал Илья-та всё во Киев-град,
Он во Киев-град приехал на добро́м кони;
Он спускал-то своево да всё добра́ коня:
«Ты постой, постой немножко, ты мой доброй конь!
185 Я пойду-схожу по городу по Киеву:
Не могу ли я найти калики перехожою;
Я возьму-ту у ево клюку всё подорожную —
Я не взял-то ведь да сабли вострою».
Нашол-то тут да Илья Мурамець
190 Ай ту ли калику перехожую,
Перехожу калику, переброжую,
Он того богатыря да всё Иванишша,
Попросил-то у ево платья́ кали́цьёго,
Он ведь не́ дал ёму платья́ кали́цьёго.
195 Он попросил-то у ево клюки всё подорожного;
Не дават ёму клюки он подорожного.
Говорит-то Илья Мурамець таки реци:
«Не отдашь ты мне клюки — да я возьму у тя».
Заревел-то тут калики всё Иванишшо,
200 Он ведь заревел, пошол, слёзами горькима;
Он кина́л свою клюку всё подорожную
Он во ту ли он во матушку в сыру землю.
Тут ведь цють-то мог достать да Илья Мурамець,
Илья Мурамеч достать да сын Ивановиць;
205 Он ведь брал эту клюку да во белы́ руки —
Шьчо весу́ будёт клюка всё девяносто пуд.
Он садилсэ на своёго на добра́ коня,
Он поехал тепере во чисто́ полё,
Во цисто́ полё поехал ко тотарам тут;
210 Он ведь за́чял по чисту́ полю поежживать,
Он ведь стал-то этой клю́чкой всё помахивать,
Он ведь стал-то тут тотар всё приубавливать;
Кольке клю́чкой тотар бьёт, вдвоё́ конём топцёт.
Он прибил-то, прирубил да всех тотаревей,
215 Он прибил-то, прирубил всё до единого;
Убивал-то он Идо́лиша поганого,
Убивал-то он его, всё приговаривал:
«Не ходи ты, Идолишо, не езди на сьвяту́ к нам Русь:
Тяжело видать могуциих бога́тырей».
220 Тут прибил он, прирубил силу великую,
Не оставил-то он силы всё на се́мяна;
Он оцистил тут своё да полё цистоё,
Сохранил-то он тут вси да церьквы Божьии,
Сохранял он все мана́стыри спасёныи,
225 Сохранял-то своего князя Владимера
Со кнегиной с Опраксеёй с Королевисьнёй.
Сам поехал он скоро в красён Киев-град
Ай искать-то всё калику-ту Иванища.
Он нашол-то ёго, встретил в славном Киеви,
230 Подавал ёму клюку всё подорожную:
«Ты бери, бери, калика ты Иванишё,
Ты бери, бери клюку всё подорожную.
Я поеду теперь я во чисто́ полё,
Во чисто́ полё поеду я г бога́тырям».
235 Тут приходит калика всё Иванишшо,
Он приходит ко князю под окошоцько;
Запросил-то он милосьтинку всё спасёную:
«Ай подай ты, князь Владимир стольнё-киевской,
Ты подай, подай милосьтинку мне спасёную».
240 Подавал-то ёму князь-от милосьтину всё спасёную.
Говорит калика перехожая:
«Я ведь видял сёгодьне Илью Мурамця;
Отымал у мня клюку он подорожную,
Он ведь бил-то всё моей клюкой силу тотарьскую,
245 Он убил клюкой Идолишша поганого».
Выходил-то князь Владимир всё на улоцьку,
Он ведь брал Иванишша калику за праву́ руку,
Чёловал ёго в уста в саха́рныя,
Уводил-то он калику во полатушки:
250 «Не во сьни ли то тебе эдак привидялось,
Шьчо уж был у мня Илья-та он во Киеви?
Не слыхал я про Илью-ту больше годика;
Всих увёз у мня могуцих всех бога́тырей.
Токо правду ты сказал мне-ка всё, Иванишшо,
255 Приобцистил токо он силу тотарьскую —
Я ведь буду-ту писать я ёрлычки всё скорописцяты,
Уж я буду отсылать теперь скоры́х гонцёв,
Я ведь буду-ту тепереце звать дорога́ госьтя,
Дорога-та я госьтя Илью Мурамця
260 Со своима-ти[174] с могуцима бога́тырями;
Напишу я ёрлыцьки им скорописцяты,
Отошлю-ту я сёводьне всё скоры́х гонцёв,
Розыскали-то шьчобы́ у мня да Илью Мурамця —
Собирал шьчобы́ свою-ту он дружиночку хоробрую,
265 Шьчобы руських-то могуцих всех бога́тырей,
И ко мне шьчобы́ приехали да пировать у мня,
Пировать шьчобы́ у мня да проклаждатисе,
Собираю этот пир уж не на кня́зей, не на бо́яров,
Собираю я на руських-то могуцих я,
270 Шьчо на руських могучих на бога́тырей:
На Илью-ту собираю всё на Мурамчя,
Ай на всих-то на ёго я на товарышшов».
Тут ведь скоро гончи, скоры́ послы наехали;
Они звали Илью да низко кланелись.
275 Ише тут у Ильи-то отошло да ретиво́ серьчё;
Он ведь тут поехал веселёхонек,
Он повёз-то всё своих да он товарышшов.
Ай приехали ко городу ко Киеву,
Шьчо ко ласковому князю ко Владимеру.
280 Ведь стречят их тут князь на широко́м двори
Со своей-то со кнегиной с Опраксе́ёй тут.
Говорит-то Илья, да Илья Мурамечь:
«Уж ты здрастуй-ко, ты красно моё солнышко,
Ище тот ли князь Владимир стольнё-киеськой,
285 Уж ты здраствуй, кнегина Опраксея Королевисьня!»
Говорил-то Владимир таковы речи:
«Уж ты здрастуй, здрастуй, атаман ты наш,
Ешше старая ли ты да всё стари́ньшина,
Да по имени Илья да сьвет ты Мурамець,
290 Из очетесьтва да ты Ивановиць!
Ты спасибо тебе, да Илья Мурамець,
Ай за силушку твою-ту за великую,
Шьчо за вы́слугу твою за богатырьскую:
Уж ты спас у мня, помиловал Божьи́ церьквы,
295 Ты ведь спас у мня, помиловал мона́стыри спасёныя,
Уж ты те ли вси сьвяты́ мошши нетленныя
И меня-то спас, князя, со кнегиною».
Он берёт ёго всё за праву́ руку,
Обнимат ево своей да руцькой правою,
300 Он челуёт всё в уста ёго в саха́рныя;
Он проводит во полаты княженеськия
Он ведь всих-то ёго да всих товарышшов:
Ай Добрынюшку ведёт да всё Никитича,
Ай Алёшеньку ведёт да всё Поповиця,
305 Он ведь всех ведёт бога́тырей да до единого;
Он садит-то Илью да он ведь выше всех,
Он ведь выше всих садит — да во своё место,
Ай бога́тырей садит всех по своим местам;
Сам ведь ходит со кнегиной, поклоняютце:
310 «Уж ты ешь-ко-се, ты кушай, атаман ты наш,
Атаман ты наш, старая старыньшина,
Ишше тот ли ты казак да Илья Мурамець!
Ты сидишь теперь, Илья, хоть во моём месьти,
Во моём месьти сидишь да ты во кня́зёвом.
315 Ты имей-ко на пиру да ты всё бо́льшину:
Для тебя-то этот пир да собираитце
За твою-ту за услугу богатырьскую,
Для твоих-то всё ведь тут да для товарышшов,
Для товарышшов збираю, для бога́тырей».
320 Ише та-то старина да тем приконьцилась.
45. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ
Ай поехал Илья Мурамець в чисто́ полё,
Да поехал во чисто́ он по́лё попроведати,
Попроведать, посмотрять, нет ли, не езьдят ли,
А не езьдя ли тотара-поединшыцьки.
5 Ай наехал во чисто́м поли́ единой серой ка́мешок,
Он наехал камешок — да всё подписано.
«У кого эта дорозоцька уежжона,
У кого эта широкая утоптана?
Розьезьдил я дорожоцькой, всё доброй молодець
10 Ай по имени Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець розьезьдил сын Ивановиць.
Да ведь я-то теперь поеду разве во тёмны́ леса;
Во право́й руки у мня дорожки приуци́шшоны,
Приуцишшоны дорожоцьки, изведаны.
15 Я поеду-ту тепере на круты́ горы».
На крутой-то на горы́ да там стоят белы́ шатры;
Во белы́х-то во шадрах-то есь-то тут сорок розбойницьков,
Ай по-руськи-то назвать — сорок тота́рьницьков,
По-тотарьски-то назвать — сорок камы́шницьков.
20 Тут ведь стал-то Илья да всё россматривать,
Он россматривать-то стал, да он розглядывать;
Говорит-то Илья да таковы слова:
«Уж вы гой еси, тотара вы поганыи!
Ай по-руськи-то назвать, дак вас тотарами,
25 По-тотарьски-то назвать — дак вы камышницьки».
Они стали из шатров да всё выскакивать,
Шьто тотарин за тотарин выскакивать,
Их навышло ишше сорок всё тотаровей.
Говорят-то тотара таковы слова:
30 «Ай ты гой еси, старой-от седатой ты!
Тебя скоро мы ведь розлуци́м да со белы́м светом».
Говорил-то им Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець да сын Ивановиць:
«Розлуцить-то вам меня да всё ведь не́зашто:
35 Тольки есь-то у мня шубка соболинная,
Ета стоит у мня шубоцька петсот рублей;
Ай на шубоцьки пуговка — петьсот рублей,
Ай друга-та у мня пуговка ведь — ц́ела тысеця,
Ай третья́-та у мня пуговка — ц́ены ей нет.
40 Ай да есь у мня у старого ишше́ перцятоцьки,
Ай перчатоцьки у мня да красна золота —
Подареньицё у мня князя Владимера;
Да перцятоцьки стоят всё петьсот рублей.
А ишше́ у мня у старого да у седатого,
45 У мня есь ише сапожоцьки на ножоцьках,
Ай сапожоцьки у мня тоже — петсот рублей.
Ишше есь у мня у старого, седатого,
Ишше есь у мня перо да лебединноё:
Я достал ето перо-то в середины моря си́нёго,
50 Я со того-то моря синёго со славного —
Называют это морё Окиян, да морё синёё —
А на том зо на горюцём сером камешки;
У мня стоит это пе́рышко петьсот рублей».
Говорят ёму тотара-ти да всё розговаривают:
55 «Мы ведь скоро тебя старого, седатого,
Предаём мы тебе старому скору́ мы сьмерть,
Отсекём-то у тебя мы буйну голову».
Говорит-то старой таковы реци:
«Я возьму-ту как свою да саблю вострую,
60 Отсеку-то я у вас да буйну голову.
Вы поезьдили вы по белу сьвету, пограбили
Вы пограбили, побили людей добрыих».
Он тут скоро поехал на добро́м кони,
Он отьсек-то у тотар да буйны головы,
65 Он ведь взял-то у их со́брал злато, се́ребро;
Ай поехал-то он да в кра́сён Киёв-град,
Он ко ласкову князю ко Владимеру;
Он привёз-то всё да злато, се́ребро.
Благодарил-то тут князь да со кнегиною.
46. БОЙ ДОБРЫНИ С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ
Во Резани-то было, славном городи,
Да во Муроми, во Качарови.
Там ведь жил-то Никита сын Ивановиць
Ище жил-то князь, князь пребогатой был,
5 Со своей-то он жил с молодой женой,
Да со той ли с Амельфой Тимофеевной.
Ай ведь не́ было у них да малых детоцёк —
Они жили немало, немного — пять годов;
На шестом-то было́ у их на годицьку,
10 Да родилось у их да цядо милоё,
Ище мило-то цядышко, всё любимое,
Молодой-то Добрынюшка всё Никитиць млад.
Они скоро Добрынюшку всё возро́сьтили.
Да Никита-та, князь-от скоро представилсэ;
15 Оставалсэ Добрынюшка с одной с матушкой.
Ишше стал у нас Добрынюшка двадцети годов;
Да прошла ета славушка по вьсей земьли,
Как по всей-то земьли слава пошла великая,
До того дошла до города до Мурама,
20 До того дошла села, села до Кача́рова;
А услышил старой-от казак всё Илья Мурамець,
Он поехал узнать-то всё бога́тыря.
Как Илья-та тогды ишше он не си́лён был,
Ище Мурамець тогда-то не имел себе.[175]
25 Стретились Ильи два юноши,
Воротили Илью с пути-дорожоцьки:
«Воротись-ко, Иле́юшко, из дорожоцьки;
Ты пойдём-ко-се с нами ише в дом к тобе».
Принесьли-то ему всё цяшу серебряну,
30 Всё серебряну цяшу, всё позоло́цёну;
Ище дали исьпить ёму пива пьяного,
А другой наливал ёму юноша мёду сладкого;
Ише сами говорят ёму таковы реци:
«Уж ты слышишь ли, Илья, в себе силу великую?» —
35 «Уж я слышу в себе-то силу великую:
Кабы было тепереце кольцё в земли,
Поворотил бы вьсю земьлю-ту Святоруськую».
Наливали ёму-ту тольки пол-цяши-то;
Выпивал-то Илья-то скоро Мурамець.
40 «Ты вели́ку ли тепере слышишь силушку?» —
«Да теперь во мне силушки половинушка».
А во ту ведь пору скоро, во то время
Отправляли ёго юноши во чисто́ полё;
Подписали всё на ёго могуци́х плецях,
45 Шьчо Ильи-то во чисто́м поли смерть была не писана;
Как дава́ют ёму всё саблю вострую,
Всё давают ёму седёлышко черкальскоё,
Всё давают ёму копьё брузаменьскоё,
Всё давают ёму палицю тяжолую,
50 Да тяжо́лу ёму палицю — девяносто пуд.
Да поехал наш Илеюшка во чисто́ полё;
С руки на́ руку палицю всё побрасывал.
Он не мог найти Добрынюшки во чисто́м поли:
Как воту́пор было — Добрынюшка езьдил по тихим заводям.
55 Приежаёт ведь он-то[176] всё ко матушки,
Ко Добрынину приехал к широку́ двору,
Ко окошоцьку приехал ко коси́сцётому.
Отьпират-то вдова-то скоро окошоцько,
Ишше та вдова Омельфа Тимофе́ёвна,
60 Она кланялась ёму-ту до низко́й земьли:
«Уж ты здрастуй, двоюро́дной милой братёлко,
Уж ты старой казак свет Илья Мурамець,
Илья Мурамець ты же свет Ивановиць!
Ты не бойсе моёго двора сиротьского,
65 Заежай-ко-се добры́м конём на широкой двор
Ты попить-то, поесь ко мне, покушати.
Ищё ты-то когда у мня был малёхонёк,
Я жила-то ведь у твоё́го родного батюшка,
У своёго-то жила у двоюро́дницька,
70 У того же жила у Ивана Тимофеевича,
Я у матушки твоей жила у родимою,
У Елены я жила у Олёксандровны;
Я водилась с малёхоньким с тобой, с глупёхоньким;
За водню́-ту подарил твой ро́дной батюшко,
75 Двоюро́дной-от мой всё милой бра́тёлко,
Со твоей-то со родимой силой матушкой
Как со той ли с Еленой Олёксандровной
Не пожалели, подарили золотой персьте́нь;
А тепере — у Добрынюшки на право́й руки,
80 У Никитиця на пе́рьстецьку безымяном-то.
Уж ты гой еси, казак да Илья Мурамець,
Илья Мурамець ты да сын Иванович!
Ты не бойсе моёго всё двора вдовьёго,
Заходи ко мне попить, поесть, покушати.
85 Ты нейдёшь-то ко мне, да всё боисьсе ты!
Ты помилуй хоть моёго цяда милого,
Цяда милого моёго ты, всё любимого,
Да того ли Добрынюшку всё Никитича:
Ише цядышко у мня-то неуступциво;
90 Он ведь силой не силен, всё напу́ском смел».
Поворацивал Илья да коня доброго,
Он поехал Добрынюшку искать во чисто́м поли.
Он наехал Добрынюшку во чисто́м поли;
Они сьехалисе с ним, всё приударились;
95 Востры сабельки у их скоро потупи́лисе,
Востры копьиця у их всё поломалисе;
Они стали — боем всё рукопашныим.
Как садилсэ Илья к ёму на белы́ груди,
Увидал у ево на руки злацён перьсте́нь,
100 Он спросил у ёго про род, про племя тут.
Говорил-то Добрынюшка все Микитич млад:
«Я сидел бы у тибя теперь на белы́х грудях,
Не спросил бы не роду я, не племени,
Не спросил бы природы твоей серде́сьнёю».
105 Ишше тут-то Илья скоро усьмехаитьце;
Он берёт его за рученьку за правую,
Он челует его в уста саха́рныя,
Ище сам он говорит ёму таковы реци:
«Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитиць млад!
110 Ты глупёхонёк — стало быть, молодёхонёк.
Верно храбрось в тебе богатырьская;
Не напрасно прошла-то слава великая.
Ты поедём со мной лучше к ро́дной к матушки.
Да ко той вдовы к Омельфы к Тимофеевны».
115 Тут ведь скоро Добрынюшка догадаитьце;
Он ведь падал ёму скоро во резвы́ ноги:
«Ты просьти, просьти миня, просьти виноватого!
Говорила мне матушка родимая,
Шьто чесна́ вдова Омельфа Тимофеевна:
120 „Да увидишь в чисто́м поли Илью Мурамця —
Не дошо́д ты ёго, да низко кланейсе,
Называй ты ёго дядюшкой всё двоюродным,
Ты зови ёво к себе на широкой двор“».
Тут ведь скоро они тут поехали
125 Шьто во тот они славной во Резань-город,
Как ко той вдовы Омельфы Тимофеевны;
Тут ведь пили, проклаждались ровно три-то дня,
Всё побра́тались крестами однозоло́тныма,
Назвали́сь они братьеми крестовыма,
130 Шьчо крестовыма братьицями, назва́ныма.
Как оттуль они поехали в красен Киев-град
Посмотрять-то они князя Владимира
Со кнегиной с Опраксе́ей с Королевисьнёй,
Познакоми́тьце с руськима с могуцима с бога́тыреми.
135 Принимал-то Владимир их с ц́ести, с радости;
Собираёт для бога́тырей поц́е́сён пир,
Отовсюль он собират-то всё бога́тырей.
Во перьвы́х познакоми́лись Илья всё со Добрынюшкой.
Во вторых-то покресто́вались со Олёшенькой,
140 Да ишше́ с Дунаём сыном Ивановичем,
Да ише́ они с Цюрилушком со Пле́нковичём,
Да ише́ же со Самсоном всё со Сильним-то;
Да ише́-то Перетьсмяка тут со племянницьком,
Ишше был сь има Ва́нюша, всё боярской сын,
145 Ишше был с има Ванька, енеральской сын.
Ишше те же бога́тыря всё сильния
Записались всё в заповедь великую:
«Шьчобы стоять нам за князя за Владимира,
Шьчобы стоять нам за веру християньскую,
150 Шьчо за матушку Россию за православную,
Шьчо за земьлю-ту нам шьчобы Святоруськую».
47. АЛЕША, ПЕРЕОДЕВШИСЬ КАЛИКОЮ, УБИВАЕТ ТУГАРИНА
Ай во славном-то было-то в прекрасном Острови,
Во прекрасном-то было, славном городи,
Там два ясного два сокола выле́тыват,
Выежают два дородьня добра молодця,
5 Вы два руського могучого бога́тыря:
Во перьвы́х-то всё Олёшенька Левонтьёвич,[177]
Да Левонтьёвич Олёшенька Поповиць млад,
Во вторых-то ведь кресто́вой ево бра́тёлко
Ишше тот ли Еким да всё Ивановиць.
10 Они едут, едут братьича крестовыя,
Они бок ведь о́ бок ведь едут, плецё о́ плечо,
Нога о́ ногу гуляют, стремя о́ стремя;
Да поехали они-то в три дорожки прямоежжии,
В ту дорожочку поехали, к чисту́ полю.
15 Они ехали по по́лю, полю чистому,
Нечево совсем во по́ли не наехали,
Шьчо не гуся-та они, не белой лебеди,
Не какого они зьверя-та рысу́шого,
Да рысушого зьверя, всё бегушого, —
20 Только наехали два братёлка крестовыи
Во чисто́м они поли́ всё сер горюць камень.
Говорил-то Олёшенька Поповиць млад,
Шьчо Поповиць млад Олёшенька Левонтьёвич,
Говорил своёму брателку крестовому,
25 Шьто крестовому он братёлку, назва́ному,
Ай тому ли он Екиму всё Ивановичу:
«Уж ты гой еси, крестовой ты мой братёлко!
Ты смотри-ко, смотри грамоту, прочитывай».
Он смотрял-то скоро грамотку, прочитывал;
30 Как написана была-то грамотка словами золотыма всё.
Говорил-то он крестовому всё братёлку,
Бога́тырю Алёшеньки Поповичу:
«Процитал я, россмотрял всё эту грамоту;
Всё росьписаны дорожоцьки да прямоежжия:
35 Как перьва́ лежит дорожка прямоежжая,
Шьто во тот она лежит, лежит во Муром-град,
Как втора лежит дорожка прямоежжая,
Шьчо во тот лёжит она Ц́ернигов-град,
Шьто третья́ лежит дорожка прямоежжая
40 Она прямо во славён, красён Киев-град,
Ко тому ли всё ко князю ко Владимиру».
Говорил-то тут Еким да всё Ивановиць:
«Ты подумай-ко, крестовой ты мой брателко,
Нам куда-то теперь ехать, куда путь держать?»
45 Говорит ему Алёшенька Левонтьёвич:
«Мы поедем, братёлко, топерече в чисто́ полё,
Ись циста́ поля поедем в красен Киев-град».
Недалече во чисто́ полё подъехали,
Соходили добры молодци да со добры́х коней,
50 Шьчо спускали своих-то коней до́брых тут
Шьчо спусьтили они ко́ничков да в зелена́ луга,
Зелены́ они в луга, хоть ко Офра́к-реки;
Ишше сами они ставили белы́ шатры поло́тьняны,
Повалились во белы́ шатры да всяк во свой шатёр.
55 Тут не сьпитьце-то Алешеньки Поповичу,
Он не сьпит, всё не сьпит, сам больше так лежит;
Пробужаице поу́тру он ране́шинько,
Он свежо́й водой ключо́вой умываитьце,
Тонким белым полотеньчом утираитьце,
60 Он ведь молитце на всток сам Богу-Господу,
Сам пошол же в ту он сторону, всё ко Офрак-реки.
Тут идёт к ему калика перехожая,
Перехожа-то калика, переброжая;
Говорит ёму калика перехожая:
65 «Уж ты здрастуй-ко, дородьнёй доброй молодець,
Ише руськой сильнёй ты могуц́ей же бога́тырь ты!»
Говорит-то тут Алёшенька Попович млад:
«Уж ты здрастуй-ко, калика перехожая,
Перехожа ты калика, переброжая!»
70 Удивляитьце Алешенька тому диву:
На калики-то ведь на ногах полапотьки
Как рошшиты, всё сьплетёны ись семи шолков,
На калики-то всё шуба соболинная,
Соболинная шуба, долгополая,
75 На головушки шляпа сарачиньская,
Сарачиньская шляпа, земьли Гречеськой,
Как ведь ма́ленько личё ево да с цистым се́ребром,
Подбородок з барадой-то у ево, увито красным золотом,
Шэпалы́га подорожная у его в руках ише в тридцеть пуд,
80 Как облита у ево да сьвинцём греческим.
Говорил-то он таковы реци:
«Шьчо не ты ли, доброй молодець,
Шьчо не ты ли ведь Алёшенька Поповиць млад?
Я ведь шол-то как севодьне по чисту́ полю,
85 Я ведь видел-то севодьне чудо чудноё,
Чудо чудноё севодьне, диво дивноё:
Ишше езьдит по чисту́ полю змеи́шшо всё Туга́ришшо;title="">[178]
Ишэ конь-от под им да будто зьверь страшной;
Он ведь змеишшо-то Тугаришшо —
90 Три саже́ни-то больших печатныих,
Как переносьё ево будто палка дровокольняя;
Как ведь у ево на себе-то платья было цьве́тного,
Ише платьиця на ём да на сто тысецей,
На добро́м кони убор — дак ц́е́ны не́ было;
95 У коня-та ведь из ноздрей дак искры сыплютьце,
Ише из роту ведь у коня дак пламя па́шот тут».
Говорил-то тут Алёшенька Поповиць млад,
Шьчо Поповиць млад, Алёшенька Лявонтьёвич:
«Уж ты дай-ко, дай мне-ка, калика перехожая,
100 Перехожа ты калика, переброжая,
Мьне-ка дай-ко ты кали́цьё платьё цьветноё,
Надевай-ко ты моё-то всё ведь платьицё».
Они скоро тут с каликой-то переменилисе.
Говорит ише калика-та Олёшеньки Поповицю:
105 «Ведь крыцит ише́ зьмеишшо-то да во всю голову:
„Етот где же есь Олёшенька Поповиць млад?
Я его буду не бить ево, не у́чити,
Розорву ево возьму я скоро на́двоё“».
Наредилсэ он в каличьё платьё в чёрноё,
110 Взял он в руки шепалыгу подорожную.
Он приходит ко зьмеишшу-ту близёхонько,
Он крыцит ёму зьмеишшо во всю голову —
Мать сыра-та ведь земьля да всё колы́битьце:
«Не видал ли ты, калика перехожая,
115 Тут не езьдит ли Алёшенька Поповиць млад?»
Говорит-то тут калика перехожая:
«Не видал ведь я Алёшеньки Поповиця,
Ты крыци мне-ка, зьмей, пушше, шьтобы слышал я;
Нечево-то я теперь да всё не слышу ведь,
120 Я не слышу-ту, не вижу я рецей твоих».
Тут поверил-то зьмеишо калики, шьто таки реци;
Он походит-то к калики он близёхонько.
Он ведь хлопнул шелапы́гой подорожного
Он по той ли по его-то всё по го́ловы;
125 Тут свалилсэ зьмей Туга́рин со добра́ коня.
Он садилсэ-то ему всё на чорны́ груди.
Тут Тугарин ведь ему, зьмеишшо, взмолитсэ:
«Уж ты гой еси, калика перехожая,
Перехожа ты калика, переброжая!
130 Шьчо не сам ли ты — Алёша всё Поповиць млад?
Ты спусьти меня, спусьти да ты живого всё». —
«Не спушшу-то я тебя на свет живого тут».
Отрубил он взял, отсек да буйну голову,
Наредилсэ всё Тугарина да в платьё в чветноё.
135 Он садилсэ на его всё на добра́ коня;
Ишше платьё у ево ведь было на сто тысецей,
Ай убор-то у коня-та — ц́е́ны не было.
Он поехал тут ко бра́тёлку крестовому,
Ай к тому ли он к Екиму-то Ивановичу.
140 Тут увидел ево братёлко крестовой-от;
Он ведь думат — едет змей Тугарин сам;
Он наладил всё свою да стрелочку калёную,
Он стрелял-то всё в Алёшеньку Поповиця.
Он свалилсэ тут Алёшенька з добра́ коня;
145 Он отьсек взял у ево всё буйну голову,
Отдирал-то он сь его да платьё цьветноё,
Он увидел на грудях ево да золотой-то крест:
«Охте мне-ценько теперече тошне́шенько!
Я убил-то своего брата крестового».
150 Говорил-то тут калика перехожая:
«Ты не плачь, не плачь, Еким да ты Иванович,
Не груби своего серьца богатырьчкого:
У мня есь-то ведь с собой жива вода и мёртвая;
Оживлю тебе я братёлка крестового,
155 Я того тебе Алёшеньку Поповиця».
Избрызга́л-то он ведь тело всё Алёшеньки
Шьто збрызга́л-то ведь калика водой мёртвою,
Поливал-то он да всё живой водой;
Ото сну как будто молодець да пробудилсэ тут.
160 Они сели на добры́х коней, поехали,
Как поехали они да в красен в Киев-град;
А Алёшенька поехал на кони да на зьмеёвом-то,
Ай калики отдавал он своего коня.
А приехали они да в красен Киев-град
165 Шьчо ко ласковому князю ко Владимиру,
Навезьли они от зьмея злата, се́ребра.
48. КНЯЗЬ БОРИС РОМАНОВИЧ (ДАНИЛО ЛОВЧАНИН)
Было жило во славном городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимира:
Собирал-то Владимир-князь поцесён пир
Он на всех-то на князей, бояр богатыих,
5 Он на тех-то на купцей гостей торговыих.
Ише вси-ти на пиру да напивалисе,
Ише все на чёсно́м да наедалисе.
Говорит-то князь Владимир да таковы реци:
«Не видали ли вы где мне красной девици,
10 Хошь вы умну мне-ка где-нибудь, разумную,
Мне-ка хочь из простого житья, не из царьского?
Мне-ка скусьнё ведь, князю, холостому жить,
Холостому князю жить, да нежонатому».
Тут выскакавал-то един хвасьлив мужик,
15 Шьто хвасьлив мужик ведь Васько Торока́шко всё Замо́ренин:
«Я везде-то, князь Владимир, я везде бывал,
Я везде бывал, многи́х людей видал;
Не видал я лучше-краше-то Борисушка-то князя молодой жоны:
Красота-та у ей в лици неизреченная;
20 Не могу-ту я на ей, не мог да нагледетисе;
Ише лучше-то Борисушковой князя-та жоны́ на свети нет».
А Владимер-от князь да усмихаитце:
«Шьто ты, глупой ты едакой Васька, мужик ты деревеньськой жо!
Ише как можно́ на свети у жива́ мужа жону отнять?» —
25 «Мне немного надо, дело скоро зделаем:
Созови-тко ты Бориса на поче́сён пир,
Ай пошли-ко ты Борисушка-та на Буян-остров;
Как уходим мы Борисушка крутёхонько:
Ты вели, князь, извезать да всё шолко́в нёвод,
30 Ты возьми ёго отправь да на Буян-остров;
На Буяни-то на острови выходит всё страшо́н ведь зверь,
А страшо́н-от зверь выходит всё вака́нишшо».[179]
Говорит-то Владимир таковы реци:
«Вы зовите Борисушка ко мне вы князя на поцесён пир».
35 Они скоро Борисушка-та созвали всё на поцесён пир.
Говорит ёму Владимир таковы реци:
«Уж ты гой еси, Борис да сын Романовиць!
Ты ведь сьезди-тко от меня, от князя всё Владимира, —
Я нало́жу на тибя, Борисушко, службу великую:
40 Ай ты съездий, Борисушко, от миня на Буян-остров,
Излови-тко-се в шолков невод страшного ты звери́шша всё ваканишша,
Роспори ты у его да груди серыя,
Вынь-ко у его да ретиво́ серьцо,
Положи-ко ты на блюдо на серебряно,
45 Привези ты ко мне, князю, всё на посмотреньицё».
Как ведь тут Борисушко да не ослышилсэ;
Поскорёшенько он ведь тут домой пошол.
И пришол-то он к своей да молодой жоны:
«Уж ты гой еси, кнегина молода жона!
50 А накинул на меня ведь князь службу́ великую:
Посылает меня князь ведь съезьдить ко синю́ морю,
Ко тому ли ко Буяну, страшну острову,
Изловить велит зверишше всё вака́нишше,
Роспороть велит да ёго груди серыя,
55 Положить его серьцо на блюдо на серебряно,
Привезти велит князю на посмотреньицё.
А неси-тко-се, моя ты молода жена,
Ты неси-тко мне да полтораста стрел».
Принесла-то она ёму да полтретья́ста стрел.
60 Ише тут ведь Борисушку-ту за беду стало,
За досадушку ему всё показалосе.
«Ай не стал-то меня Бог ведь ми́ловать,
Как Владимир-от князь меня жаловать,
Молода миня жена не стала слушати!»
65 Он ведь взял с собой ведь тольке полтораста стрел,
Он поехал скоро ко синю́ морю;
И приехал скоро он да на Буян-остров,
Он поставил-то ведь к морю всё шолко́в нёвод,
Уловил-то он зверишшя страшного ваканишшя,
70 Роспорол у его да груди серыя,
Вынимал-то у его да ретиво́ серьцё,
Положил-то да на блюдо на серебряно;
Он поехал домой всё веселёхонёк:
«Шьто избавил миня Осподи и той смерти!»
75 А как во ту ведь пору, во то время
Приудумал Васька Торокашко всё:
«Уж ты дай мне-ка, Владимир-князь да стольнё-киевськой,
Уж мне дай-ко силушки да полтретьяста человек;
Убьём-то мы Борисушка в цисто́м поли́».
80 Ише дал ёму Владимир полтретьяста силушки;
Да ведь стретили Борисушка-та, Васька во чисто́м поли.
А стрелял Борисушко, выстреля́л вси стрелоцьки,
Он ведь вы́стрелял всё стрелок полтораста же;
Не хватило у его да больше стрелоцёк.
85 «Охти, мне-ценько тепере-ка тошне́шенько!
Мне-ка ладно говорила молода жона».
Ише тут ведь Борисушка убили всё.
Вси ведь зделались они тут веселёхоньки.
Собирает князь на радости поцесён пир;
90 Посылаёт скоро он скоры́х послов,
Он скоры́х послов ко Борисушку да во полатушки.
А ведь ти послы приду́т, уйдут — дак и други́ прийдут;
А зовут они ведь в царьской дом Борисушкову молоду жону:
«Ты поди-тко-се ко князю ко Владимиру, —
95 Шьто наехал-то у тя Борисушко ведь из циста́ поля».
Говорит она им да таковы реци:
«Не проехал бы[180] Борисушко-то, кабы жив он был».
Посылаёт опеть да он ведь, князь Владимир-от,
Посылаёт он за ей скоры́х послов,
100 А шьтобы скорей она шла, шьтобы не медляла.
А приходит она во полатушки-то княженеськия,
А во цёрном платьици пришла, сама в пец́е́льнем-то.
Она крест-от кладёт да по-писа́ному,
Он поклон-от ведёт всё по-уцёному,
105 Он бьёт целом Владимиру во руценьку во правую,
Князям, боярам всим она да низко кланялась.
Ей берёт-то всё князь да за белы́ руки:
«У тя нету Борисушка живого-то;
Он лёжит убит всё во цисто́м поли.
110 Ты поедём со мной всё во Божью́ церьковь;
Ты прийми со мной, со князем, по злату́ винцю».
Говорит-то Борисушкова молода жона:
«А нейду-то с тобой, князь, во Божью́ церьковь,
Не приму-ту я с тобой по золоту́ винцю.
115 Мне-ка дай-ко съездить строку до циста́ поля,
Захоронить-то у Борисушка бело́ тело».
Говорил-то князь Владимир славной киевськой:
«Поежай-ко-се; я ведь дам тебе-то строку сьездить во цисто́ полё;
Ай безсрочьнёго-то времени, братцы, на свети нет».
120 Как поехала кнегинушка Борисова,
Приворотила она во кузницю железную,
Искавала-то собе два ножицька булатныи,
Ай булатныи, два ножицька собе укладныи,
Шьто поехала тогда же во чисто́ полё,
125 Розыскала в цистом поли тело белоё,
Предала тело ко матушки к сырой земли;
И сама-то тут у тела приросплакалась:
«Не послушал ты, Борис да князь Романовиць!
Ай теперец́е меня хотят да всё похитить-то;
130 Не дают-то мне топерец́е вдовой вдоветь;
Миня насилу хоцёт князь Владимир взять-то за сибя заму́ж,
Овенцять-то меня хоцёт, овинц́е́тьце во Божьё́й церьквы.
Не пойду-ту я за́муж-от за князя за Владимира;
Я поло́жу таку заповедь великую:
135 Я поло́жила два ножицька булатныих,
Как во матушку поло́жила в сыру́ землю,
Как поло́жила-то ножицьки тупым концом во матушку в сыру землю,
Ай востры́м концём себе да в ретиво́ серьце:
«А лежит-то бело́ тело где Борисово,
140 Ай лёжи же тут моё тело, кнегинино!»
49. ИДОЛИЩЕ СВАТАЕТСЯ ЗА ПЛЕМЯННИЦУ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА
Ай во славном было городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимера
Ай была-то у ево взята к себе любимая,
Ай любима у ево была племянёнка
5 Ище та ли у ево да Марфа Митрёвна.
Он возро́сьтил ей дедюшка, повыкорьмил,
Он повыкорьмил дедюшка, повыросьтил;
Посадил свою любимую племянёнку
Он во те ли во высо́ки ей во те́ремы,
10 Посадил ей на диван да рыта бархата,
Ай того ли дорогого красна золота;
Он поставил-то к ей-то верных каравульшицьков,
Кроме мамушок ише́ да кроме нянюшок,
Ай замкнул-то за многи́ замки заморьския,
15 Ай заморьских замков, сказать за три́деветь,
Ей не знали шьчобы́ многи́ да люди добрыя,
Не роспустили шьчобы́ про ей, про красну девицю,
Про ее́-то красоту красу великую,
Ей по всем шьчобы́ землям по всем неверныим.
20 Не прошла бы шьчо́бы весь скора́-скоре́шенька
Шьчо до тех ли до царей, царей неверныих,
Шьчо до тех же королей бы, королевицей,
Ай до тех ли шьчобы идолов поганыих.
Посешчал часто, ходил к ей роден дядюшка
25 Ишше тот ли Владимир свет да стольне-киевськой.
Тут прошло-то как то время, всё повы́нёслось
Ай про ту ли про любиму про племе́нёнку
Шьчо того ли вся нашого князя Владимера;
Тут услышели многи́ цари, царевици,
30 Вси тут мно́ги короли да королевици;
И услыхает погано-то Идо́лишшо,
Ишше то ли царишшо всё неверноё,
Услыхал он про ту всё ее́ красу великую.
Вот задумал поганоё Идолишшо,
35 Ище то ли царишшо всё неверноё;
Он грузил скоро́ три чорново три ка́рабля
Дорогима он товарами заморьскима,
Он ведь вёз-то всё каме́ньё дровоц́енноё,
Дравоц́енно каменьё, самоцьветноё
40 В подареньицё князю со кнегиною,
Со кнегиной с Опраксеёй Королевисьнёй.
Он ведь скоро потходит-то под красен Киев-град,
Пот того ли к нам под красного под солнышка,
Щьчо под ласкового князя под Владимера;
45 Ён приходит во гавань, в красен Киев-град,
Он во ту-ту гавань, всё ко князю ко Владимеру;
Он берёт-то булатны свои якоря,
Он спускат-то он в воду свои я́коря,
Он мосьтит-то свои мосты дубовыя,
50 Росьтилает дорого́ сукно заморьскоё,
Посылает своих скоро́ тотар к ему:
«Отнесите, тотара, ско́ру грамоту,
Отдавайте вы в руки всё князю Владимеру,
Подавайте от миня князю подароцьки,
55 И ведь князю-ту дайте со кнегиною
По тому ли им по камню самоцьветному».
Тут приходят скоро всё тотара-ти,
Ай заходят они всё на красно́ крыльцё;
Их проводят, пропускают до князя до Владимера.
60 Ай не ксьтят-то, не кресьтя́т лиця поганого,
Шьчо не молятце они Спасу пречистому,
Не поминают царици всё небесною,
Как столбы будто идут, столбы отёсаны;
Подавают скоро грамоту тотарьскую;
65 У их писана грамота тотарьцькая
Не пером же у их да не цернилами,
Не по белой по гербо́вой бумажоцьки —
Ай по рыту у их да всё по бархату
Дорогим же сухим да красным золотом;
70 Подавают подароцьки да дороги́ свои,
Подавают ведь князю со кнегиною
Ай со той ли с Опраксеёй с Королевисьнёй
По самоцьветному по каменю.
Принимает у их да князь подароцьки,
75 Ай садит-то он их всё за дубовы́ столы.
Ише тут же тотара не садятьце-то,
Не садятьце они, да сами всё стоят;
Подаваёт им стульё рыта бархата;
Ишше тут тотара не садятьце всё.
80 Ай он го́вори́т он скоро всё таки реци:
«Ай ишите-ко Добрынюшку Никитичя,
Ай ишите-ко Алёшеньку Поповиця
И ишите-ко Дунаюшка Иванова;
Они скоро россмотрят скору грамотку.
85 Мы ведь скоро отпишём им самим ответ.
Ведь писать-то Дунаюшко всё мастёр он,
Ай лекко́-то он держи́т в своей право́й руки
Он ведь то ли перо да лебединноё;
Ай Добрынюшка с Алёшенькой с Поповичом
90 Они скоро прочитают тут, росмотрют эту грамоту».
Ай ведь скоро собирались три бога́тыря,
Прочитали скоро грамоту тотарьскую.
Ише пишот поганоё Идо́лишо,
Ише тот ли царишшо всё неверноё,
95 Он уписыват всё князю Владимеру:
«Я пришол-то, князь Владимир, да не госьтить к тебе,
Во твою пришол во гавань княженеськую, —
Я пришол-то к тебе да сватом свататьсе
На твоей-то на любимой на племянёнки
100 Ай на той ли на молодой на Марфы Митрёвны;
Ты отдай-ко, право, Марфушку всё за миня́ заму́ж.
Не отдашь ты ей заму́ж без драки кроволитною —
Приступлю скоро́ ко городу ко Киеву,
Розорю-ту я у тя, да всё Владимер-князь,
105 Ише те ли у тебя всё церьквы Божьия,
Я прибью у тя во Киеви многих да людей добрыих,
Ай останутьце только у тя во Киеви
Ай вдовы-ти, вдоветь, сиротки, малы детоцьки». —
«Не давайте князю строку вы неко́льки тут,[181]
110 Вы не на́ год ёму, вы не на по́лгода,
Не на месець ёму, не пол на месеця,
Вы не на неделёцьку ёму, не на един денёк;
Тольке дайте ёму времени на три цяса».
Говорит-то князь Владимир стольнё-киевской:
115 «Мне-ка дайте, дайте строку на три де́ницька
Посидеть моей невесты, красной девици,
Ише той моей любимой всё племянёнки,
Посидеть-то на[ть] ей со красныма девицеми».
Собирает-то князь Владимир всё поче́сён пир
120 Он на тех ли на князей, да на бояр ли он,
На многи́х-то на всех да людей добрыих;
Приказал-то им зьбиратьце всё в один им цяс,
Шьчобы друг они о[т] дружки тут не оставалисе.
Ише скоро собрались, скоро́ скоплялисе.
125 Говорит-то князь Владимер таковы слова:
«Собирая же я пир вам не на радосьти,
Не на радосьти вам пир, не на весельици;
Ай подумайте вы со мной думу крепкую,
Заступите за любиму за племянёнку,
130 Ай за ту ли за Марфу, Марфу Митрёвну».
Говорят-то ёму все люди добрыя,
Ай просты-ти вси хресьяна православныи:
«Мы не будём стоять-то за твою любимую племянницу,
Да не будут сиро́товать у нас ведь жоны з де́тьми с малыма».
135 Ишше тут-то князь Владимер приросплакалсэ:
«Уж вы гой еси, народ, вси люди добрыя!
У ей нету ведь, красной всё у девици,
У ей нету родителя всё батюшка
Со родимой-то сь ее́ да всё со матушкой,
140 У ей нету ведь бра́тьей, ясных соколов —
Пожалеть-то ведь ей теперь всё некому;
Пожалею тольки я-то, всё един я ей,
А ли тот ли родимой всё я дядюшка».
Он пошол скоро в ее́ да всё высок терём;
145 Отмыкаёт он скоро́ у ей крепки́ замки,
Он приходит-то к ей да во высок терём,
Он ведь крест-о кладёт всё по-писа́нному,
Ай поклон-от ведёт всё по-уцёному,
Ай ведь молитце всё Спасу пречистому,
150 Ай ведь Божьёй-то матери всё Богородицы.
Ай скакала тут ёго любимая племянёнка
На свои-ти она на ножки резвыя,
Обнимала ёго да за белу́ шею,
Прижимала ёго-то руку ко ретиву́ серьцю:
155 «Уж ты шьчо же так, родимой милой дядюшка,
Не по-старому пришол, всё не по-прежному,
Ише всё-то ты пришол ко мне не по-досе́льнёму,
Во сьлёзах ко мне пришол, в сьлёзах горючиих?»
Говорит-то ево дядюшка родимой-от,
160 А родимой ево дяденька любимой-от:
«Уж ты гой еси, племянёнка моя любимая,
Ай безо́тна ты моя да красна девиця!
Нечево, сидишь, про то топерь не знаёшь ты:
Ай пришол-то ведь как к нам поганоё Идо́лишшо,
165 Ишше тот пришол царишшо всё неверноё;
Он ведь всё-то на тебе да он ведь сватайтьце,
Не даваёт он мне строку не на го́д-от мне,
Не дават он мне-ка строку не на по́лгода,
Не дават мне-ка строку на неделёцьку;
170 Тольке дал он мне-ка строку на три часика.
Собирал я в три часа да я понесён пир,
Приказал я всем скоплятьце всем в единой час.
Отперьли́сь они у мня, вси отказалисе».
Тут заплакала душа да красна девиця,
175 Ишше та ли ведь Марфа, Марфа Митрёвна:
«Уж ты гой еси, дядюшка любимой мой,
А любимой мой дядюшка, родимой мой!
Отдавай-ко ты меня хошь с ц́ести, с радосьти
Всё без драки меня без кроволитною;
180 Ты проси-ко, проси строку на неделёцьку —
Посидеть мне-ка с подружками с любимыма,
Посидеть-то мне-ка всё, да красной девици,
Мне поплакать-то при их-то, красной девици».
Вот заплакал, пошол, дедюшка да пуше старого.
185 Посылаёт он Идолишшу ведь скору весьть,
Шьчо идёт заму́ж любимая племянёнка,
Тольке просит она строку на неделёцьку:
«Посидеть-то мне с подружками любимыма».
Говорит тут погано всё Идолишшо:
190 «Ай бесстро́цьнёго-то времени на сьвети нет;
Я ведь дам-то ей строку на неделёцьку».
Собираёт скоро князь всех красных девушок;
Он садил-то всё любимую племянёнку.
Ише вси-ти красны девушки скоплялись тут
195 На ее́-то всё на свадьбу на сьлезьливую;
Она села-то тут да всё выплакивать:
«Уж вы гой еси, вы девици души красныя!
Вы ведь вси вы живите́ да с отцём, с матушкой,
Уж я-то живу, да красна девиця —
200 Не отца-та у мня нет да ро́дной матушки;
Ише некому ведь за миня пристать да заступить теперь,
Заступить-то за миня да пожалеть меня;
А мня нету родимых моих братьиц́ей;
А тепере за миня не заступают вси кресьянушки,
205 Отдавать миня велят да всё просватывать
За того ли за Идолишша поганого.
Вы уж всё-таки да вы останитесь
У своих-то вы отц́ей, своих у матушек,
Ай ведь надоть мне ити во землю во поганую,
210 Во погану-ту мне земьлю во тотарьскую,
Да оставить нать своя вера крешшоная,
Мне крешшона своя вера богомольняя,
Богомольня мне своя вера спасёная,
Нать ити мне за поганого Идолишша,
215 За того ли за царишша за неверного».
Говорит-то ведь Марфа Митрёвна
Своему-ту она дядюшки любимому:
«Ты поди-ко ко мне, дядюшка любимой мой.
Мы ведь всё-таки с тобой да прироссудим-ко,
220 Прироссудим мы с тобой да мы подумаём».
Ай приходит к ей ведь дядюшка скорёхонько,
Он горюцима сьлёза́ми уливаитц́е;
Говорит-то ведь тут да таковы слова:
«Уж ты гой еси, ты Марфа Митрёвна,
225 Ай любима ты моя да всё племянёнка!
Ты скажи-ко мне-ка, шьчо да ты всё здумала,
Шьчо ты здумала, в уме цёго Господь принёс?» —
«Вразумил мне-ка Осподь, мой милой дядюшка:
Нагрузи мне-ка черьнёных два-та ка́рабля
230 3 дорогима ты с напитками со разныма:
Ай первой-от карапь с пивом пьяныим,
Ай другой-от карапь да с разныма-ти водками со сладкима,
А да дай мне-ка два бра́тёлка крестового,
Ай крестового, два бра́тёлка назва́ного:
235 Ай в перьвы́х-то дай Добрынюшку Никитиця,
Ай второго — Олёшенька Поповиць млад».
Тут ведь скоро грузил он чёрны ка́рабли,
Грузил-то он да приготовил-то.
Ай приходит Идолишшо поганоё,
240 Ай приносит ко князю всё подароцьки —
По тому ли он по каменю драгоц́енному,
Дравац́енному, по дорогому-ту;
Ишше́-то он говорил поганоё Идолишшо:
«Я в сани́ сажусь-то[182] к тебе я, всё Владимер-князь».
245 Ай прошло-то тому времецьку неделёцька.
Говорит-то он да всё князю Владимиру:
«Я пришол-то к тебе за твоей любимой-то племянёнкой,
Я за той ли пришол да Марфой Митрёвной:
А отдай мне-ка племе́нёнку-ту с цесьти, с радости».
250 Тут приходит князь Владимир стольнё-киевськой:
«Ай поди, моя любима ты племянёнка,
А безо́тна ты ведь наша красна девиця,
Ише та ли ты Марфа, Марфа Митрёвна!
Кабы брал у мня тотарин красно золото,
255 Ай мою бы да мно́гу золоту казну,
Ай тогды-то я тебе бы взял повыкупил,
Не пожалел бы своего я красна золота».
Вот ведь плацёт Владимир, уливаитьце,
Ай ведь Марфа, Марфушка-та тоже уливаитьце,
260 За белу́ ёго за шею обнимат ёго
Ай цёлуёт дедюшку в уста саха́рныя,
Сама бьёт цёлом, кланеитце во резвы ноги:
«Ай спасибо тебе, дядюшка любимой мой,
Ай на хлеби-то тебе, на соли-то,
265 Ай на всяких твоих да словах ласковых!
Я осталась-то от батюшка малёшенька,
От родимой своей матушки глупёшенька;
Воспоил ты, воскорьмил миня, повыросьтил,
Ай держал миня — сидела во высоком новом те́реми;
270 У мня были всё мамушки, всё нянюшки,
Для весельиця ведь были сенны девушки;
Ты во сад ходил гулять да для меня ты всё,
Ты водил меня, красну девицю, по зелёны́м садам.
Как пришло теперь у нас время, всё прикатилосе,
275 Ай жива с тобой розлука у нас, скорая;
Не от Оспода пришла эта розлукушка,
Ай от злого всё пришла нам от тотарина,
От того нам от Идо́лишша поганого!»
Ай увидял Идолишшо-то скоро Марфу Митрёвну,
280 Ишше тут ли он сам да веселёхонёк,
Веселёхонёк Идолишшо, сам рад тому.
Говорит-то тут Марфа, Марфа Митрёвна:
«Уж ты гой еси, Идолишшо поганоё,
Уж ты тот ли царишшё всё неверноё!
285 Буду, заповедь положим межу́ собой,
Не заходить шьчобы на твой да мне цернён карабь,
Ай тебе шьчобы не сойти-то со своих цернёных больших ка́раблей,
Мы дока́ме[183] уж не при́дём до твоёго города, —
Мы тогда с тобой в одно место будём съобшшатисе».
290 Тут царишшо-то неверной тому рад он был.
Отошли они от города от Киева,
Отошли они да далёко́хонько;
Приутихла-то им по́ветерь тихи́м-тихо́,
Не понёсло у их чернёны ихны ка́рабли.
295 Тут роздумалась Марфа, Марфа Митрёвна;
Говорила своим-то двум могуциим бога́тырям,
Ишше двум-то своим бра́тёлкам крестовым тут:
Ай перьво́му-ту Добрынюшки Никитичу,
Ай второму-ту Алёшеньки Поповичу,
300 Говорила она, да им россказыват:
«Вы сьвяжитесь-ко с Идо́лишшевым караблям;
Я ведь здумала делышко немалоё:
Позови ко мне Идолишша поганого,
Ай ко мне-то ведь в госьти, погосьтить ему;
305 Сам и при́дёт-то ко мне Идолишшо —
Я ведь буду его сама поить,
Я поить-то буду всё я пивом пьяным-то,
Я тогды буду поить его напитками;
Вы ведь в ту-ту пору пойте всих матросиков,
310 Ведь миня-то, красну девицю, один да ишше этта стой,
Ай ты стой у дверей да всё россматривай:
Пообидит, быват, ведь цим поганое Идолишшо, —
Ты бежи, бежи ко мне да ты мне по́можь дай,
Мне-ка по́мошш, бежи, дай да посматривай».
315 Он ведь скоро тут бежит погано к ей Идолишшо,
Ото всей-то он бежит, тотарин, радосьти.
Говорит-то он сам да всё таки реци:
«Уж ты здрастуй-ко, душенька ты Марфа Митрёвна!»
Тут садила она Идолишша всё за дубовой стол,
320 Наливала она Идолишшу-ту цяроцьку
Ай того ли она да пива пьяного;
Немала́-та была цяра — полтора ведра.
Принимает Идолишшо от радосьти,
Выпивает Идолишшо круте́шенько;
325 Она всё-то наливат да он тут скоро пьёт.
Они вы́поили тут карапь им пива пьяного;
Вси матросицьки у его да все повыпали,
Ай повыпали матросы, опнемели вси.
Тут Идолишшо поганой росьпьене́шенок,
330 Он хотел обнеть своей рукой тотарьскою,
Он накинул ише руку на белу́ шею;
Ай она-та ведь, Марфа, цють жива сидит.
Ай увидял Добрынюшка Никитиць млад,
Ай увидял Алёшенька Поповиць млад;
335 Они скоро к ей бежат в каюту всё хрустальнюю,
Ай берут они Идолишша всё за чорны́ кудри,
За черны́ они кудри да всё за тотарьскии,
Ай спускают они по шеи саблю вострую,
Отьсекают тотарьску ёго голову,
340 Тут спусьтили тотарина ведь скоро тут,
Да секут они ево всё на мелки́ часьти
Да бросают ёго да во синё́ морё;
Прирубили-прибили всех матросиков,
Ай сьмёта́ли тотар-то в морё до единого,
345 Они взели ихны ка́рабли черьнёныя.
Ай приходят ко князю ко Владимиру;
Ай стрецят их князь Владимир с цести, с радосьти:
Зазвонили у кажной у Божьё́й церьквы,
Заслужили в кажной во Божьё́й церьквы.
50. КНЯЗЬ ГЛЕБ ВОЛОДЬЕВИЧ
Там ведь был-то жил князь да во Нове́граде,
Там-то жил-то ведь как князь да Глеб Воло́дьевич.
Он задумал-то Глеб да сын Воло́дьёвиць,
Он задумал всё делышко немалоё,
5 Он немало ведь делышко, великоё:
Нагрузить своих три чорного три ка́рабля
Дорогима всё разныма товарами.
Он ведь скоро нагрузил да чёрны ка́рабли;
Потянула-то им по́ветерь способная,
10 Ай способна им поветерь, уносная.
Он ведь ставил на чернёны на три ка́рабля
Всих он разных-то мла́дых карабельшиков;
Они — кажной карабельшик знал всё свой карапь.
Как пошли-то вот они, скоро отправились,
15 Да пошли-то они всё за си́нё солоно́ морё,
Солоно́-то всё морё, морё Арапское.
Ай во ту ли пору было́, во то время,
Помешалась-то у их да ихна по́ветерь,
Приутихло всё у их ветё́р способноё,
20 Ай ведь пали-потянули ветры буйныя.
Он со вси пал со чотыре со вси сто́роны:
Со востосьню-ту пал ведь он, со западну,
Он со севёрну-ту пал, ведь он со летную;
Пали ети ветры, всё погода ли.
25 Замётало-забросало эти ка́рабли
Как во ту ли-то во земьлю во тотарьскую,
Во тотарьскую во земьлю, во Арапськую,
Шьчо ко той ли к еретици, ко розбойници,
Шьчо ко той ли ко Мари́нки ко Кайда́ловки.
30 Она тут-то забрала черьнёны-ти вси ка́рабли;
Якоря-то они спускали в воду — брала пошлину,
Ай мосты они мосьтили — мостово́ брала;
Засадила всих у их млады́х матросицьков,
На волю́ тольке спусьтила трёх-то карабельшицьков.
35 Ети ходят карабельшицьки до сьле́зно плацют же,
Сьле́зно плачут-то они да думу думают,
Думу думают они, думу единую;
Говорят-то они да всё в одно слово:
«Нам-то скольки будёт этта всё ходить по городу?
40 Нать писать-то ведь князю Глебуту Воло́дьёвичу,
Написать-то ведь нать нам скора грамотка».
Написали-то они да скору грамотку;
Он[184] ведь то ёму пишот про товары всё:
«Ишше были дороги́ у нас перцяточки,
45 Дороги были перцятки ись семи шолков —
Она всё у нас взяла да всё ото́брала.
Своёму она берёт эту всё пошлину,
Своёму-то скоплят она да золоту казну
Ай тому ли она другу, другу милому,
50 Дружку милому дарит-то она пошлину, любимому,
Ай тому ли она старой-то старыньшины
Ай по имени она да Ильи Мурамцю,
Ильи Мурамцю она, сыну Ивановичу».
Тут ведь всё они да росьписали тут,
55 Описали своёму князю любимому:
«Заморить она ведь хоцёт всё сьмертью́ голодною,
Ище тех она нашла да[185] всё матросицьков;
Тут она-то нас-то, добрых молодцов, не посадила нас
Хошь не до́сыта она да нас по́ит, кормит».
60 Нанимали, посылали всё скоры́х гонцей,
Ай скоры́х они гоньцёв, шьтобы скорёхонько,
Они тех-то всё послов, да послов верныих,
Послов верныих они, всё неизьменныих;
Да они ведь говорят да таковы слова:
65 «Вы приедите к ему, князю, скорёхонько, —
Он не мешкал шьчобы́ да князь не день, не два,
Шьчо не день-то он, не два, шьчобы не по́лцяса́».
Приежали-то тут они скоры́ послы;
Ай во ту ведь пору да князь-от Глеб Володьёвич
70 Он сидит-то за столом, да сидит кушаёт,
Сидит кушат за столом, сидит обедаёт.
Недосуг-то тут князю дообедывать;
Приказал-то им сёдлать да он добра́ коня,
Он добра́ коня сядлать всё богатырьцького;
75 Хорошо-то он велел коня да учесать да всё угладити;
Он двенадцеть-ту шелко́выих опружинок засьте́гивал
Да не ради красы, я ради крепосьти,
Для своей-то я для силы богатырьскою;
Приговаривал-то князь да Глеб Володьёвич:
80 «Ты уклад ты мой не гнись, да ты убор не рьвись,
Ты не ржавей, не темней да красно золото!»
Поежал-то он скоро, приговаривал:
«Ты беги, беги, скаци скоро́, мой доброй конь,
Ты мой доброй конь, да богатырьской мой».
85 Тут приехал-то князь-от Глеб за свет Володьёвиць
Он ко той ли еретици, всё безбожници,
Он ко той ли ко Маринки ко Кайда́ловки.
Увидала-то Маринка всё Кайдаловка,
Ишше та всё еретиця всё безбожниця;
90 Она зло-то всё несла на Глеба-то Володьёвича,
Потому она-то нёсла да всё ведь думала, —
За ёго-то ей хотелось замуж выйти всё,
Замуж выйти ей хотелось, во супружесьтво.
Приежат-то князь да ко ее́ всё к широку́ двору,
95 Он крыцял-то своим да зысьним голосом,
Зысьним голосом своим да во всю голову;
Ишше тот ли богатырь князь всё Глеб да свет Володьёвич,
Он ведь тут скоро крыцял да во второй након:
«Уж ты гой еси, ты еретиця, ты безбожниця,
100 Уж ты та ли Маринка ты Кайдаловка!
Ты подай, подай мои да че́рны ка́рабли,
Ты подай, подай мои товары все ведь разныя,
Ты подай-ко-се, Маринка, ты моих-то всё матросиков,
Подай трёх-то ты моих же младых карабельшиков».
105 Я во ту пору Маринка умываитьце,
Хорошо она да нарежаитьце:
«Ты возьми-ко-се, ты Глеб да всё Володьёвиць,
Ты возьми, возьми меня да всё в замужесьво —
Я отдам тогда чернёны твои ка́рабли,
110 Я отдам-то трёх твоих я карабельшиков,
Я отдам-то всё твоих, твоих матросиков».
Говорил-то тут Глеб да сын Володьёвич:
«Мне ненадоть, еретиця ты, безбожниця,
Ишше та ли Маринка ты Кайдаловка —
115 Не отдам тебе я цёрны ка́рабли,
Не отдам тебе младых всё карабельшицьков». —
«Загану́-то я тебе, князь, шесть загадок хитромудрыих;
Ты отгадашь мои загадки хитромудрыя —
Я тогда-то я тебе да всё отдам твоё».
120 Говорит-то ишше Глеб да сын Володьёвич:
«Отгану́ твои загадки хитромудрыя;
Говори-ко про загадки, всё мне сказывай». —
«Шьчо перьва́-то загадка хитромудрая:
Ишше краше-то сьвету, сьвету белого?
125 Шьчо друга́-та есь загадка хитромудрая:
Ище выше-то лесу, лесу темного?
Шьчо третья́-то есь загадка хитромудрая:
Бес кореньиця она да всё случаитце?
Ай цетьвёрта есь загадка хитромудрая:
130 Ишше цяшшэ, цяшше лесу, лесу цястого?
Как ишше́ ведь есь-то пя́та всё загадочка:
Бе-з-амоцьков-то ише́ же есь загадоцька?
Да ишше́-то есь у нас хитра́ загадочка:
Шьчо у вас-то это есь да на сьвятой Руси?
135 У тебя, князь, это есь у широка́ двора
Ай стоит-то высока́ гора, великая;
На горе-то есь ведь кипарис росьтёт всё дерево;
Как на дереви-то есь да тут соко́л сидит,
Как соко́л-от сидит, да он висё́м сидит».
140 Говорит-то ведь ей да князь-от всё таки реци:
«Ах ты, дура, еретиця, всё безбожниця!
Не хитры́ твои загадки хитромудрыя.
Шьчо перьва́-та всё загадка хитромудрая —
Ишше крашше ведь сьвету красно солнышко;
145 Ишше вышше-то лесу млад сьветёл месець,
Ишше цяшше-то лесу зьвезды Божьи-ти,
Бес кореньиця паду́т ведь снежки белыя,
Бе-з-амочков-то течу́т да речки быстрыя;
А гора-то у нас есь на сьвятой Руси,
150 Ай гора-то — мой-то богатырьской доброй конь;
Кипарисно-то деревцё — моё да всё седёлышко,
Ай седёлышко моё да на добро́м кони;
Да соко́л-то ведь сидит — ведь я же, доброй молодець,
Я ведь руськой сильнёй-от, могуцёй всё бога́тырь-от,
155 Ишше тот ли я князь да Глеб Воло́дьёвич.
Ты отдай теперь мои ведь чёрны ка́рабли».
Отдала она ему скоро-круте́шенько,
Всё круте́шенько она да ёму всё ёго,
Выпускала-то всих-то мла́дых карабельшицьков,
160 Выпускала всих-то мла́деньких матросиков;
Шьчо сама-то говорила таковы слова;
Как стояла на крыльци́ паратном всё,
Она кланялась ёму всё до низко́й земли:
«Добро жаловать, ты Глеб да сын Воло́дьёвич,
165 Ты ко мне-то ты в полаты белокамянны,
Шьчо попить-то ты, поись со мной, покушати!
Хоть ты нейдёшь ко мне да во полатушки,
Ты возьми, возьми у мня хоть золоту́ цярку,
Ты возьми-ко у мня-то, у девици душой красною,
170 Возьми, душенька князь да Глеб Воло́дьёвич!
Мы тогда-то ведь с тобой будём прошшатисе,
Мы тогда же с тобой будём роставатисе».
Он хотел-то взеть-то у ей золоту цярку в белы́ руки;
Тут ведь доброй ёго конь забил в земьлю право́й ногой,
175 Он сплёска́л-то у ево стокан в право́й руки;
Загорела тут матушка сыра земля,
Загорела тут грива лошадинная.
Он хватал скоро́ свою-ту саблю вострую,
Он отсек-то, отрубил да у ей голову:
180 Они вырубили всих со старого до малого,
Не оставили они силы́ на се́мяна.
Тут они-то обирали у ей всё красно золото,
Они со́брали у ей, да всё подо́брали;
Уходили на сьвяту-ту Русь, да ишше в Но́вго́род,
185 Поживать-то они стали всё по-старому,
Всё по-старому стали, всё по-прежному,
Всё по-прежному стали, по-хорошому.
51. ВОЛХ СВЯТОСЛАВЬЕВИЧ (ВСЕСЛАВЬЕВИЧ)
Ай ведь было во городи в Цернигови,
Ишше был тут ведь жил Светослав-то свет,
Не простого-то он был роду — боярьского.
Ай родилось у ево-то молодой жоны,
5 Молодой жоны, боярины-то всё большой-от ей
Да родилсэ у ей да цядо милоё,
Молодой-то у ей Волх да Светославьёвич;
Он родивши-то у ей, как будто гром огремел.
Говорил-то тут Волх да таковы слова:
10 «Ай родима моя матушка, любимая!
Ай не пе́лёнай ты в пелёны́ меня в шолко́выя,
Ай не овивай ты миня в пояса всё золочоныя;
Надевай ты лучше на меня же, моя матушка родимая,
Надевай-ко на меня всё латы богатырьския,
15 Надевай-ко на миня-то всё ведь шляпу-ту всё богатырьскую,
Не малу́-ту, не вели́ку шляпу — всё во сто́ пудов,
Ты клади-ко, моя матушка родимая,
Ты клади-ко мне-ка в руку-ту в праву́ мне паличю цяжолую,
Мне тяжо́лу клади палицю, всё девяносто пуд,
20 Да клади ты во леву́ мне руку, матушка, да пле́тку шолкову,
Ай клади ты мне-ка, матушка, да во мои-ти во резвы́ ноги,
Ты клади мне-ка всё зело́ да копьё востроё,
Ай клади ты, матушка, седёлышко клади чиркальскоё,
Ты клади-ко мне всю принадьлежносьть богатырьскую.
25 Я родилсэ от боярина, скажу-то, матушка, — я не боярьской сын,
Я родилсэ от боярина — я богаты́рь сильнёй,
Ише тот ли я Волх да Светославьёвич.
Ай не пелёнай ты миня, матушка родимая,
Ты во ти ли пелёны́ миня шолко́выя,
30 Шьчо во ти ли во пояса все золоченыя».а
Тут ведь матушка родима ужахну́ласе.
Ише стал у ей Волх-от Светославьёвич,
Ише стал тут у ей да все осьми́ годов;
Ёго стала уцить грамоти сама да ро́дна матушка.
35 Научила хорошо ево всё к святой грамоты.
Ише́ тут-то славной Волх да Светославьёвич
Он ведь пал-то на свети-то как всих хитрей,
Он-то всех ведь пал-то хитре́ да изо всех мудрей,
Ише тот ли ведь волх да Светославьёвич
40 Овернулсэ-то он пе́рьво всё серы́м волком,
Во второй раз овернулсэ чорным вороном,
Он ише́ же овернулсэ ясным соколом,
Он ише же овернулсэ-то оле́нём златорогиимб
Он ише́ же обернулсэ горносталюшком,
45 Как ише́ Волх овернулсэ мурашо́м малым.
Шьчо приходит ко родимой своей матушки
Ище тот ли свет-Волх да Святославьёвич
Говорит то ро́дной матушки да таковы реци:
«Уж ты ѓой еси, матушка моя родимая!
50 Как гремит-то про меня слава великая,
Ай велика-та славушка, немалая».
Ишше стал у нас Волх-свет Светославьёвич
Подьбиратьце стал годами, стал побольше тут.
Говорит-то тут Волх да Святославьёвич:
55 «Уж ты вой еси, родима моя матушка!
Мне-ка шьто то ведь, братцы, как придумалось
Собирать мне разьве силушку великую;
Собирать-то мне-ка силу надоть с трёх земель,
Мне-ка с трёх надоть земель да сь трёх всё го́родов».
60 Собирал-то он как силушку три годицька;
Назьбирал-то он ведь силушки да десеть тысец́ей.
Прогремела-то, прошла слава великая
Про того ли шьчо про Волха Святославьёвича,
Шьчо родилсэ-то когда, то ведь взошол, скажут, светёл месець,
65 Розошлись турки,[186] олени по темны́м лесам, —
Шьчо во том ли славном городи в Цернигови
Зародилсэ-то во ту пору, во то время,
Как бога́тырь-то родилсэ-то могуць-сильнёй
Ище тот ли славной Волх да Святославьёвич;
70 Ай родилсэ — на родинах будто гром зьгремел.
Как хотела пеленать ево родима-та всё матушка,
В пелены́-ти пеленать да всё в шолко́выя,
Не дозволил пелёнать да в пелёны́ себя.
Не дозволил овивать-то поясами золочоныма;
75 Как дозволил славной Волх наш Светославьёвич
Одевать ёму родимому[187] тут латы богатырьския,
Приказал поло́жить маменьки родимоюв
На головушку-ту шляпочку всё двесьти пуд,г
Ише палицю велел он класьть да девеносто пуд,
80 Шьчо во ту велел во рученьку во правую,
Во леву́ руку ведь плётоцьку шолко́вую,
Он ведь в ноги-то велел ведь класьть да как зело́ востро́ копьё,
Он велел-то как нага́лишшо с востры́м ножом,
Он велел поло́жить-то седёлышко черкальскоё,
85 Он велел всю принадьлежносьть богатырьскую.
Прогремела прошла славушка по всей земли
Про того ли про славного, могучого бога́тыря,
Про того прошла слава про Волха Святославьевича;
Докатилась-то, дошла слава великая
90 До тово ли до Иньдейска сла́вна города,
До тово ли до царя, царя Иньдейськово.
Говорил-то ведь тут да царь Иньдейськия:
«Нам ведь надоть наладить оружья́-ти всё военныя,
Приготовить надоть нам ведь всё стрелы́ калёныя,
95 Ай не подошол шьтоб под нас бога́тырь-от пресильния,
Ише сильней-от, могуцёй Святославьёвич».
Отправляитце Волх да Светославьёвич
Со своей-то он со силушкой великою
Он под тот ли под город Индейськой-от
100 Ко тому ли ко князю ко Индейському;
Вот пошли-то они да тут отправились.
Остоялись они да во тёмны́х лесах;
Их состыгла-то тут всё ночка тёмная;
Заспала́-то всё его сила́ великая;
105 Тут не сьпит-то ведь Волх да Святославьёвич.
Овернулсэ он ноцью волком серым-то.
Овернулсэ он оле́нем златорогим то,д
Он ведь стал-то тут по́ лесу побе́гивать,
Он ведь стал-то има́ть да чёрных соболей,
110 Он ведь стал-то има́ть всё куници и лисици-ти;
Он розьвёртывалсэ опять сильни́м, могуцим всё бога́тырем.
Он как стал-то ведь шить да всё куньи́ шубы,
Он куньи́-ти шубы шить, всё соболинныя,
На свою-ту всё на силу на великую,
115 Шьтобы в стужу-ту было им тепле́ ходить, —
Да носят пушшай всё ку́ньи шубы-то,
Ишше куньи, всё шубы солобиныя.
Тут они пошли, поехали с того места;
Приежали недалёко тут к богатому ко городу,
120 Ко тому ли к богатому, к Инде́и-то,
Ко тому-ту к царю всё ко Индейському
Ай ко той ли царици-то к Елены Олёксандровны.
Тут овёртывалсэ всё Волх-от Светославьевич,
Овернулсэ-то он да чёрным вороном,
125 Полётал-то он да по тёмны́м лесам;
Увидал-то он богатой город всё Инде́ю-ту,
Розьвернулсэ он тут да добрым молодцём,
Ише сильним, могуцим всё бога́тырём.
Говорит-то ведь Волх Святославьёвич:
130 «Вы ведь стойке-тко, моя сила великая:
Вы останьтесь-ко, моя вы силушка великая:
Овернусь-то я теперь да ясным соколом,
Полечу, сяду к царю я на окошоцько,
Я ведь всё-то у царя буду выслушивать».
135 Овернулсэ славной Волх даСвятославьёвич,
Овернулсэ-то он да ясным соколом,
Полетел прямо к царю да на окошоцько.
Говорил-то ведь тут да царь Индейския
Со своей-то он с молодой же со царицою,
140 Как со той со Елиной с Олёксандровной,
Говорит-то царь про Волха Святославьёвича:
«Нам не надоть ли, царица, запиратьце-то на кре́пки крепосьти?»
Говорит-то царица-та Елена Олёксандровна:
«Не поминай-ко-се ты, царь, да царь Индейскии,
145 Ты того ли ведь Волха Святослвьёвича:
Говорить-то про ево да думать страшно всё;
Он родилсэ на святой Руси, тебе будёт противницёк».
Тут сказал-то молодой да царь Индейськия:
«Ты не бойсе, не страшись, молода моя царица ты,
150 Елена ты всё Олёксандровна!
Принала́жоно у нас-то для ево, всё приготовлёно,
Для того ли у нас Волха Святославьёвича
Оружья́ у нас да со стрела́ми со калёныма».
Тут ведь выслушал прехитрой-от бога́тырь наш,
155 Ише тот ли славной Волх всё Святославьёвич.
Он овернулсэ тут скоренько горносталюшком,
Вырывал-то он ведь матушку сыру земьлю,
Попадал он ко военным славным к о́ружьям,
Вынимал-то всё у их стрелки калёныя,
160 Закопал, зарыл во матушку в сыру землю,
Иступил-то, приломал востры́ штыки железныя,
Всё зарыл-то у их, спрятал в матушку в сыру землю.
Увидали тут народ да люди добрыя,
Шьчо идёт-то силушка великая
165 Шьчо ко тому ли царю, цярю Индейському,
Шьчо ко той ли ко стены́ всё городо́вою;
Они стали запирать ту-туе стену городо́вую;
Ай на те ли на предме́ты, крепки крепосьти
Не попасьть будёт некакому си́льнёму, могучому бога́тырю,
170 Не пролесьть-то будёт Волху горносталюшком!
Овернулсэ он скоренько ясным соколом,
Вылёта́л он церез стену городовую,
Прилетел-то он к своей силы великою.
Говорит-то всё ведь Волх да Святославьёвич,
175 Говорит-то он, скоро́ да всё росказыват:
«Заперьли́сь-то они в стену городовую.
Выходи-тко, моя сила, из белы́х шатров,
Отыскал тольки в стены́ я место по́лого».
Ище тольки было тою шшолкой мурашу́ пройти.
180 Овернулсэ он да мурашо́м скоро,[188]
Овернул-то он силы десеть тысец́ей
Он ведь всех-то их ведь малыма да мурашо́чками;
Он во сьте́ну-ту зашол да сам ведь всих провёл,
Розьвернул тогды свою силу великую,
185 Ишше сам-то розьвернулсэ славной Волх Святославьёвич,
Розьвернулсэ он да могуци́м, сильним бога́тырём,
Надевал-то на себя он платьё богатырьскоё,
Надевал он на себя латы железныя,
Принималсэ за цяжо́лу свою палицю,
190 Он за ту свою за сабельку за вострую,
Он ведь за́цял тут да всё помахивать
Со своей-то со силушкой сь великою;
Как избили-то ведь всю силу Индейськую;
Он оставил тольки тысечь да красных девушок,
195 Ише тот ли наш ведь Волх да Святославьевич.
Как замкнулсэ царь с царицей на крепки́ замки;
Он стоптал-то, росьпина́л да розьбивал у их крепки́ замки;
Он ведь брал-то всё царя, царя Индейскго,
Он ведь брал-то царя да за жолты́ кудри,
200 Он кинал-то ведь царя всё о кирпишной мос;
Тут славы царю поют да в старина́х скажут.
Сам ведь брал-то за себя да всё в замужесьтво,
Молодую брал царицу-ту
Ише ту ли Елену Олександровну;
205 Он женил-то всих дородьних этих молодцов, —
Доста́лось-то на кажного по красной всё по девушки.
Населилсэ он в Индеюшку богатую
Ише тот ли славной Волх да Святославьёвич,
Он на место-то настал да стал царём царить,
210 Свою силушку заставил тоже в городи Индейськом жить,
Со своима-ти им жить с жонами с молодыма всё.
Завладел-то славной Волх всё Святославьёвич,
Завладел он всё Индеюшкой богатою.
52. ВАСИЛИЙ БОГУСЛАВЬЕВИЧ
Ишше было в славном городи в Новиго́роди,
Ай там жил-то ведь был да всё богатой князь,
Ай богатой ведь князь всё Богусла́нушко.
Ай была у ево всё молода жона,
5 Ишше та ли кнегина да Овдотья-свет Васильёвна.
Ай не славилсэ князь, ско́ро́ преставилсэ;
Оставалась у ево да всё мала́ семья,
Всё мала́ семья, Овдотья всё Васильёвна;
Оставалось у ево всё цядо милоё,
10 Цядо милоё Василей Богусла́вьёвич,
Ишше стал-то Василей Богуславьёвич,
Ишше стал у нас Васильюшко семи годов;
Отдала ёго родима ёво матушка,
Отдала ево во школу уцить грамоты;
15 Как ведь скоро Васильюшко да научилсэ-то.
Ишше стал он на улоцьку похаживать;
Он дворяньскима забавами да забавляитце, —
Малых деточок на улки пооби́живат:
Он ведь голову возьмёт, да голова тут проч;
20 Он ведь за́ руку, за́ ногу — нога тут проць.
Он ведь тут, Василей Богослаевич,
Он ведь много убивал да малых деточок.
Говорят-то всё многи́ да люди добрыя;
Тут ведь стали мужики-новогоро́дцы собиратисе,
25 Они стали к Овдотьюшки ходить, ругать-ту все.
Вот уходит Васильюшко опять на улочку;
Говорят-то мужики новогородския:
«Мы лишим-верши́м тебя, Василей, с своей-то буйной го́ловой,
Отсекём у тя по пле́ць мы бу́йну голову!»
30 Тут задумалсэ Василей Боѓуславьёвич;
Он пошол-то тут ведь скоро к ро́дной матушки,
Он повесил буйну голову с могучих плець.
Говорит-то тут ёму всё ро́дна матушка,
Ишше та ли всё вдова Овдотья-свет Васильёвна:
35 «Уж ты шьчо же, ты моё да цядо милоё,
Молодой ты мой Василей Боѓуславьёвич!
Ты неве́сёл-то идёшь, Васильюшко, ко мне, нерадосьнё?» —
«Уж ты ѓой еси, матушка родимая!
Тут хотят миня ’зымать-то мужики новогороцькия,
40 Отрубить они мою всё буйну голову».
Говорила всё матушка родимая,
Ишше та вдова Овдотья-свет Васильёвна:
«Уж ты ѓой еси, моё да чадо милоё,
Цядо милоё моё да ты любимоё,
45 Молодой ты мой Василей Боѓуславьёвич!
Собирай себе дружиночку всё храбрую,
Выбирай себе дружиноцьку проти́в собя,
А против себя дружинушку, хоробрую».
Говорил-то ей Василий Богуславьёвич:
50 «Соберу-ту я пир на широко́м двори,
Я налью-то ведь цяру зелёна́ вина́,
Зелёна́-та ви́на цяру полтора ведра».
аКак ведь тут-то онб наливат скоро чарочку-ту зелёна́ вина,
Зелёна вина цяру полтора ведра;
55 Сам садитце во полату белокамянну
Ай на тот ли он на стул всё рыта бархата,
Он ведь пишёт ёрлыцьки да скоро́писцяты,
Отсылаёт ёрлыки да всё по городу,
Собирались-то дружиноцька штобы хоробная.
60 Тут приходит к ёму да на широкой двор,
Во перьвы́х-то приходит к ему Потанюшка всё Хроменькой;
Тут-то брал Потанюшка цярочку лево́й рукой
Выпиваёт ету цярочку он на еди́ной дух.
Тут ведь брал-то Василей Богуславьёвич,
65 Он ведь брал-то в свои руки богатырьския,
Он ведь брал-то тут да всё как чёрной вяз,
Он ведь хлопал-клёска́л вязо́м Потанюшку да по резвы́м ногам;
Ай Потанюшка стоит, стоит, не тре́хнитце,
Он не тре́хнитце стоит да не зворо́нитцо.
70 Тут как брал его Василей Богуславьёвич
За праву́-ту его да всё за рученьку:
«Приходи-ко-се, Потанюшка ты Хроменькой,
Приходи в мои полаты белокамянны;
Уж ты будь мне-ка дружиночкой хороброю;
75 Ай садись ты за мои-ти дубовы́ столы,
Ты за те садись за скатерьти за браныя,
Ты за те садись за есвы за саха́рныя,
Уж ты пей-ко, ты ешь да всё ты кушай-ко».
Сам пошол-то опять да на широкой двор,
80 Наливаёт опять цярку полтора ведра,
Полтора-та ведра да зелёна́ вина.
Тут идёт опять к ёму всё на широкой двор,
Тут идёт-то всё дружина к ёму храбрая,
Ай идёт-то по имени Косьтя Новоторженин;
85 Он берёт-то ету цярочку лево́й рукой,
Выпивал-то ету чарочку всё на единой дух.
Тут хватал-то Василей Богуславьёвич,
Он хватал-то в белы руки богатырьския
С широка-то двора да всё он чёрной вяз,
90 Он ударил Косьтю всё по буйной ево го́ловы;
Ай стоит-то ведь Косьтя, не думаёт
Говорит-то Василей Богуславьевич:
«Уж ты ѓой еси, Косьтя Новоторженин,
Уж ты будь мне-ка дружиночкой хороброю,
95 Проходи в мои полаты белокамянны,
Пей ты, ешь у меня садись-ко, кушай-ко,
За мои-ти столы садись дубовыя,
Ты за скатерьти да всё за браныя,
Всё за есвы за мои да за саха́рныя».
100 Тут проходит Косьтя Новоторженин;
Оставаитьце Василей на широко́м двори;
Наполняёт-наливаёт чарочку опеть он зелены́м вином.
Тут приходит опеть к ему дружиночка всё храбрая,
Ище тот ли Данилушко сутул-горбат,
105 Он сутул, он горбат, всё наперёд покляп,
Тут вед он-тов выпивал он цяроцьку всё на единой дух.
Он того Василей Богуславьёвич
Он не пробуёт ево всё могучо́й силы,
Он не бил, не пробовал да всё чорны́м вязом:
110 «Проходи ты ко мне, Данилушко, в полаты белокамянны,
Уж ты будь мне-ка дружиночкой хороброю,
Ты попей поди, поешь у мня, покушай-ко,
Ты садись-ко за мои-ти дубовы́ столы,
Шьчо за браны за мои-ти белы скатерти,
115 Уж ты пей-ко, ешь да у мня кушай-ко
Ты как те ли мои есвы саха́рныя».г
Тут услышил Василей Богуславьёвич,
Шьчо збираитьце у князя-та новогоро́дцького,
Собираитьце пир да всё на весь ведь мир:
120 Шьчо на тех ли на князей всё на богатыих,
Да на тех ли мужиков новогородськиих,
Собирает пир да всё судить-то, да они всё присуживать
Ай того ли Васильюшка да Богусла́вьёвича.
Да услышал про это богаты́рь наш всё пресильнёй-от,
125 Да могуцёй богаты́рь наш доброй молодець,
Ешше тот ли свет-Васильюшко наш Боѓусла́вьёвич.
Всё на пир-то ведь Василья тут не по́звали.
Говорит-то Василей Богуславьёвич
Он своей-то всё родимой своей матушки,
130 Он ли той ли Овдотьи-свет Васи́льёвны:
«Уж ты ѓой еси, родима моя матушка,
Пожила вдова Овдотья-свет Васильёвна!
Я пойду разве ко князю на поче́сён пир,
Поведу-ту я свою дружинушку хоробрую».
135 Говорит-то Василью ро́дна матушка:
«Уж ты ѓой еси, Василей Богуславьёвич!
Ишше как ты пойдёшь, дак ты ведь не́зван-то:
Шьчо незва́ному, Васильюшко, скажу тебе, ведь госьтю всё ведь места нет».
Тут не слушат Василей Боѓуславьёвич,
140 Он не слушат родимую свою матушку;
Он ведь скоро тут да наряжаитце
Со своей-то дружиночкой со храброю,
Со трёма́-ти ведь со руськима могуцима бога́тырями:
Со перьвы́м-то со Потанюшкой со Хроменьким,
145 Со вторым-то со Косьтей с Новоторженином,
Со третьи́м-то со Данилушком с Горбатеньким;
Они скоро пошли-то всё ко князю-ту новогородському.
Как ведь тут они пришли-то тут скорёхонько;
Он ведь не спрашиват Васильюшко всё Боѓославьёвич
150 Он у две́рей-то да всё придверьницьков,
У ворот-то да всё ведь приворотьницьков,
Он заходит в полаты княженеськия,
Он ведь кланеитце князю всё новогородскому;
Он заносит свою-ту ножку правую
155 Церез ту ли скамейку белоду́бову,
Он садитц́йе-то скоро за дубовой стол,
Он садит свою дружиначку хоробрую;
Упеха́л-то из-за стола многих людей добрыих,
Ише тех ли мужиков новогоро́цьки́ех,
160 Он выпе́хивал их всё на новы́ сени.
Тут народ-то, люди до́бры испугалисе,
По домам-то ох[189] ведь много розьбегалосе
Да назадь опеть на пир да собиралисе;
Они стали сидеть, да всё посиживать,
165 Во сьмиреньици сидят да всё как пьют, едят.
Говорит-то тут князь новогородцькия:
«Уж вы шьто-то сидите́, да вы бога́тыри,
Вы не цим, сидите́, у мня не хвастаите?»
Говорит-то тут Косьтя Новоторженин:
170 «Уж и тем-то разьве я похвастаю:
Я осталсэ всё от батюшка родимого,
Я осталсэ от батюшка малёхонёк,
Я малёхонёк осталсэ, зеленёхонёк».
Воспрого́ворит Василей Боѓуславьёвиць:
175 «Я уж тем-то разьве я похвастаю:
О своей-то я о буйном о головушки,
Я ударюсь с вами, мужики новогородьския,
Ай ударюсь я с вами о велик залог,
О велик-то я залог — свою богаты́рьску-ту ли я о буйну голову, —
180 Пробиваю я свою вам буйну голову».
Говорят-то мужики новогородськия:
«Мы по у́тру-ту станём, утру ранному, —
Привести тибя, Василей Богуславьёвич,
Привести тибя шьчобы́ нам ко Непре́-реки;
185 Приведём тебя да мы к Непре́-реки,
К тому-то мы мосту, мосту дубовому,
Отсекём у тя по плець-то богатырьску буйну голову.
Ты не будёшь убивать-то всё многи́х хоть людей добрыих».
Тут пошол-то скоро с пиру́ Васильюшко,
190 Ай ведь тот у нас Василей Богуславьёвич,
Он повесил-то свою-ту буйну голову,
Ай повесил головушку с могуцих плець,
Запечалилсэ, пошол, сам закручинилсэ.
Ай приходит к родимой своей матушки.
195 Ай ко той ли Овдотьи-свет Васильевны
Со своей-то з дружиноцькой с хороброю.
Говорит-то ёму всё ро́дна матушка:
«Уж ты шьто же, ты моё да цядо милоё,
Цядо милое моё, цядо любимоё,
200 Молодой ты мой Василий Боѓуславьёвич!
Ты ведь шьчо у мня пришол всё запечалилсэ? —
«Уж ты ѓой еси, матушка родимая
А по имени Овдотья-свет Васильёвна!
Ишше как то мне-ка не печалитьце?
205 Я ударилсэ ведь на пиру-ту всё
Я сь тима́-то с мужиками всё новогородьскима,д
Я пробил-то им свою-ту богатырьску голову:
Увести хотят меня да ко Непре́-реки,
Ко тому ли всё миня мосту дубовому,
210 Отрубить хотят, отсекци всё мою-ту богатырьску буйну голову».
Посадила ёго матушка родимая
Да во ту ли ёго клетку во железную,
Шьчо за те ёво замки крепки заморьския.
За заморьския замоцьки за железныя,
215 Припирала-то ёго ишше черны́м вязом.
Как ведь тут-то пришло-то утро ранноё;
Приходили мужики новогородьския.
Тут ведь собирались мужики новогородьския
Ко Васильюшкову всё к широку́ двору:
220 «Выходи-ко ты, Василей Боѓуславьёвиць!
Поведём мы тебя к матушки к Непре́-реки;
Ко тому мы тебя мо́сту ко дубовому:
Нам охвота всё отсекци-то твоя-та буйна голова,
Богатырьска-та твоя да всё головушка».
225 Тут Василей сын Богуславьёвиць
Он ведь крепко спит своим сном богатырьскиим.
Шьчо пошло-то то ведь время на други́ сутки;
Тут ведь он всё спит, не пробужаитце.
Тут ёго-то всё родима ёго матушка,
230 Ишше та вдова Овдотья-свет Васильёвна
Тут берёт-то, насыпает она мису красна золота,
Шьчо другу-ту насыпаёт циста се́ребра,
Да третью́-ту насыпает скатна жемцюгу,
Да пошла она ведь всё к князю с подарками.
235 Шьчо приходит ко князю-ту новогоро́чкому;
Не примает ведь князь оть ей подарочёк:
«Не беру ведь у тебя я красна золота,
Не возьму я у тебя да чи́сто се́ребро,
Мне ненадобно твой да всё скатно́ё жемцю́г;
240 Мне подай тольки своёго ты сына́ любимого,
Молодого мне Василья Боѓусла́вьёвича».
Как пошла-то бедна вдовушка, слезно́ росплакалась.
Как приходит она да на чисто́ полё,
Роскина́ла-розбросала злато, се́ребро,
245 Россыпа́ла она свой да дорого́й жемцю́г
По тому ли она по по́лю чистому.
Шьчо сама-та говорила таковы реци:
«Мне не дорого теперь да красно золото,
Мне не дорого теперь мне цисто се́ребро,
250 Не желаю я теперь да скатна жемцюга, —
Дорого́ у мня моё мне цядо милое:
Мне-ка жаль ёго ухватки богатырьскою,
Мне-ка жаль его удалой буйной го́ловы,
Мне-ка жаль-то ведь рожо́ного мне дитятка,
255 Мне-каж молодого всё Василья-та да Богуславьёвича!»
Как приходит она всё на широкой двор, —
На широко́м-то двори ведь ходят по колен в крови.
Поступила тут ево дружиночка хоробрая,
Они бьют всё мужиков новогородскиих;
260 Тут нашло ведь мужиков всё перева́лами:
«Мы зайдём ведь ко Васильюшку да Боѓуславьёвичу,
Мы зайдём скоро́ к ёму мы на широкой двор,
Оберём мы у ево да да злато, се́ребро,
Отьсекём мы у ево да буйну го́лову».
265 Тут ведь они ведь все даз услыхали тут их красны девушки,
Молоды́-ти ведь всё ихны кухароцьки,
Ише ти ли Васи́льёвы всё портомойници —
Полоскали Васильюшковы всё белы́, тонки́ рубашоцьки;
Как котора на Васильюшка стирала-то рубашоцьки,
270 Как хватила она всё корымысло тут,
Она стала коромыслом всё пош́алкивать, —
Шьчо убила она силушки да це́луи сотьню-ту,
Ай Потанюшка убил да до пети он сот,
Ише Косьтя Новоторженин убил да до шести же сот,
275 Ай Данилушко убил да ц́елуи тысецю.
Ай бежит-то тут Васильюшкова портомойниця;
Тут откинула от две́рей она чёрной вяз,
Отомкнула-то замоцьки-ти скоро́ заморьския,
Отпирала она клеть крепку железную,
280 Говорит она сама да сле́зно плачитце:
«Уж ты сла́дка, ты снали́вна наша ягодка,
Молодой ты наш хозяин, свет-Василей Богуславьевиць!
Шьчо ты долго у нас спишь, ты не пробудисьсе, —
Уж ты спишь у нас, Василей, трои сутоцьки!
285 Шьчо твоя-та ведь дружиночка хоробрая
Они бродят на широко́м двори в крови-то до коленей все».
Тут ставал скоро́ Василей Боѓуславьевич
На свои-ти он на ножицьки на боѓатырьския,
Тут хватал-то всё Василей Боѓуславьёвич
290 Во свои-ти белы руцюшки да в боѓатырьския,
Он хватал-то, всё ведь брал да тут ведь цёрной вяз,
Он ведь стал-то всё вязом да тем поигрывать,
Как народа, людей добрых стал вязом чёрны́м пошалкивать:
Он на праву-ту руку махнёт — свали́тце улица,
295 Он на леву отмахнёт — всё переулками;
Он-ток прибил-то силу всю новогородьскую.
Он приходит тут да ко Непре́, к реки; —
Больше бить-то ведь Василью стало некого.
У Непре-то, у реки-то был да всё дубовой мост;
300 Тут стрецялсэ Василью на мосту-ту всё ему ведь тут,
Ишше тот ли стретилсэ-то ёму кресто́вой ёго бра́тёлко.
Он ведь стретилсэ,л говорит ёму Василей Богуславьёвич:
«Тебя цёрт ведь то несёт, брата крестового!
Ты идешь во ту пору, когды ненадобно:
305 Мы играм-то ведь севодьне головами всё,
Не жалем своих головушок мы боѓатырьскиих».
Говорит ёму крестовой ёѓо братёлко:
«Молодой ты знать Василей Боѓуславьёвич!
Ты порато со мной шибко зашибаисьсе.
310 Ты уцилсэ-то когды ты в школе грамоте,
Над тобой-то, кажись, был тогды больши́м ведь я,
Ты, Василей Боѓославьевиць, ты был тогды да всё меньши́м ты мне;
Я учил тебя к грамоте ѓосподьнёю».
Во руках несёт крестовой его брателко
315 Ише ту ли шепалы́гу подорожную,
Шепалыга подорожна будёт всё ведь двесьти пуд;
Он ударил Василью в буйну голову
Он ведь той ли шепалыгойм подорожною.
Ай ведь тут-то боѓатырьскоё серьцо розгорелосе;
320 Как хватал-то ведь Василей Богуславьёвич
Шепалыгу у ево да всё лево́й рукой,
Вырывал из рук у брателка крестового;
Он ударил тут братёлка по буйной го́ловы.
Тут славы́-ти поют ведь брателку крестовому.
325 Шьчо славы́ ёму поют, во многих старина́х скажут.
Подошол опять по мо́сту по дубовому;
Тут идёт ёму настрету хрёсной ёго батюшко,
Хрёсной батюшко ево да свет-Дивя́нишшо.
Ай он го́ворит Василей Боѓуславьёвич:
330 «Тебя чорт-от несёт, да хрёсной ты мой батюшко,
Водяной тебя несёт, да всё не во́ время!»
Говорил ёму кресто́вой ёго батюшко:
«Молодой, ишше Василей Боѓуславьёвич!
Не по собе-то ты теперь да дело делаёшь».
335 Говорит-то Василей Богославьёвич:
«Уж ты ѓой еси, родимой хрёсной батюшко!
Я севодьне играю головами всё мужицьима,
Всё мужицьима играю я, новогоро́цькима,
Не пропускаю головы и богатырьскою».
340 У ево-то всё у хрёсного да отца-батюшка
Ай на го́ловы надет наместо шляпы большой колокол,
А потянёт этот колокол пудов о тысецю.[190]
Как в руки́-то язык да всё петьсот пудов.
Погледел-то тут Василей-от на крестового на батюшка;
345 Он ударил ёго шепалыгой-то по этому по колоколу, —
Розьлетелсэ ведь колокол на мелки дре́безги,
Тут прошла-то шепалыга-та его всё буйну голову.
«Ай убил я ведь, верно, хрестового же отця, хрёсного!»
Ай крестового-то братёлка-та ишше мёртвого попи́ныват.
350 Тут приходят к Овдотьи всё к Васильёвны
Ише ти ли женьшины новогородьския
Под косисцято к ей да под окошоцько.[191]
Услыхал скоро́ Василей Боѓуславьёвич,
Он ведь ско́ро овраша́лсэ к ро́дной матушки,
355 Ище к той ли к Овдотьи-свет к Васильёвны.
Как налим-то круг ведь камешка всё овиваитьце,
Как Василей Богославьевич к матушки ведь всё он лашшитце;
Он ведь падат своей матушки в резвы́ ноги,
Он-то просит у ей родительска благословленьиця:
360 «Уж ты дай-ко мне-ка, матушка родимая,
Мне-ка дай-ко ты родительско блаѓословленьицё
Мне-ка сьездить-то, матушка, в Ерусалим всё град:
Я ведь нагрешил я много хоть со малых лет,
Убивал много народу православного,
365 Убивал много хресьяньских малых детушок,
Убил-то я своёго хрёсна батюшка,
Я убил-то крестового своёго брателка, —
Ише хрёсному моёму был родимой сын.
Мне-ка надобно в грехах да попрошшатисе,
370 Ко сьвято-то мне святыни помолитисе,
Ко сьвятым мошшам нетленым приложитисе,
Во Ердань мне-ка реки́ да окупатисе;
Мне увидеть ведь надоть свято озёро,
Откуль выпала матушка Ердань-река,
375 Мне сходить-то нать ведь, сьездить на сьвяту гору,
Приобразилсэ, на гору́-ту, где Исус Христос,
Где Исус-от Христос да где небесной царь:
Там ведь есь-то, скажут, стоит церьква́ соборная,
Там соборная церьква́ всё Приображеньская,
380 А двенадцеть есь во церквы тут ведь крылосов;н
Там ведь есь-то, скажут, камень Ла́тырь есь,
Ишше Латырь-от камень-от святой-от всё;
Установил-то наш Исус Христос, небесной царь,
Шьчо на том-то кам́ню веру православную,
385 Написал-то он на том камню́ всё книгу Голубинную
Со двенадцетью он всё ведь со апостолами».
Говорит ёму родима ёго матушка:
«Ты пойдёшь токо, моё ты цядо милоё,
Молодой же мой Василей Боѓуславьевич,
390 Ты пойдёшь токо на дело на хорошоё,
Я ведь дам тебе крепко́ родительско блаѓословленьицё;
Измени́шь токо, Василей Боѓуславьевиць,
Ты ’зьмени́шь токо своё да слово крепкоё,
То́ко будёшь кого бить-то по дороги православного, —
395 Бога́тыря ты, хошь и не бога́тыря,
Не неси-то тебя матушка тогда сыра земля!»
Она скоро благословила своёго тут цяда милого;
Они скоро ведь поехали да на чернёных ка́раблях.
Они шли-то тут времени немало жо:
400 Ай ведь шли они времени окол месяця,
Ай пришли-то они ко Ерусалиму-ту, к святу́ граду;
Да завидял-то Васильюшко всё силу бусурманьскую, —
А стоит-то силушка под Ерусалимом всё под городом.
Он не бил-то этой силушки да бусурманьскою.
405 Он доходит, доступает по своим делам,
По своим-то по делам — Боѓу молитисе,
Шьчо во тот ли светой в Ерусалим он град;
Он сьвятой-то всё сьвятыни-то всё мо́литце,
Во тяжки́х-то он грехах Боѓу прошшаитьце,
410 Ко святым мошшам нетленным всё прило́жилсэ,
Заказны́ поёт обедьни с панафидами,
С панафидами, всё со молебнами:
Поминать своёго он родного батюшка,
Молит Боѓа за свою-ту родну матушку,
415 За себя-то он всё за Василья Боѓославьёвича,
Он дават-то всё отцам, попам соборныим,
Он несчётно-то дават да золоту казну;
Он ведь молит за дружинушку хоробрую, —
Он несцётно же дават да золотой казны.
420 Ай отправились они всё ко Ёрдан-реки,
Ко Ердан-то ко реки, ко Льби́ну-ту[192] святому озеру
Как ведь тут-то стали во Ердан-реки купатисе
Со своей-то он с хороброю дружиноцькой.
Говорила ёму-ту ро́дна матушка:
425 «Не купайсе ты, Василей Боѓославьёвич,
Не купайсе-ко нагим во матушки Ердан-реки:
Только на́гим-то купалсэ сам Исус Христос,
Сам Исус Христос купалсэ, наш небесной царь».
Не послушал он наказу ро́дной матушки,
430 Ише той вдовы Овдотьи всё Васильёвны,
Окупалсэ он в Ёрдан-реки нагим-то всё,
Шьто нагим-то окупалсэ, без рубашоцьки;
Как ёго-то все дружиночка хоробрая
Окупались-то они да все в рубашоцьках.
435 Ай поехали они ко каменю ко Ла́тырю, —
Ай лёжит-то голова всё богатырьская;
Он ведь брал-то эту голову попинывал,
Он ведь стал-то эту голову побрасывать;
Говорит-то голова всё богатырьская:
440 «Не пинай меня ты, Васильюшко всё Боѓуславьёвиць,
Не пинай ты мою голову всё богатырьскую!
А не переско́цить тебе будет церез Ла́тынь-камень:
Ты перво́й-от раз, Василей Боѓославьёвич,
Переско́цишь церез камень во перво́й након,
445 Переско́цишь церез камень во второй након;
Не переско́цить тебе накону тре́тьёго, —
Ты убье́сьсе, Васильюшко, о этот ка́мешок;
Не бывать-то тебе будёт, Василей Боѓославьёвич,
Не бывати тебе будёт-то ведь на Сьвятой горы,
450 Шьчо во той тебе во церьквы всё Преображеньскою,
Не видать тебе уж той будёт церьквы́ соборною,
Тебе соборною церьквы, богомольнёю,
Не видать тебе будёт двенадцеть всё престолов всех,
Не видать буде, Василей ты да Боѓуславьёвич,
455 Ай двенадцеть-то тебе престолов-то, двенадцеть крылосов».
Говорит тут Василей таковы слова:
«Ай ты крепко спишь — тебе всё во снях видитце!»
Переско́цил перьвой раз Василей Боѓуславьёвиць,
Переско́цил Васильюшко церес камень во второй након,
460 Ай в трете́й-от након упал о этот Ла́тырь, все о камень-от,
Он убилсэ тут да всё до смерти-то,
Ай убилсэ наш Василей Боѓославьёвич.
Ишше тут Васильюшку славы́ поют,
Шьчо славы́ ёму поют да старины́ скажут.о
53. ГОЛУБИНАЯ КНИГА
Находила-то тут всё туця тёмная,
Туця тёмна находила, туця грозная
Ай со ту ли со востоцьню со стороноцьку;
Ай ведь посередь-то было поля чистого,
5 Выпадала-то тут книга Голубинная.
Ай сьезжалось к этой книги Голубинною
Ише сорок царей, сорок царевицей,
Ише сорок князьей, сорок князье́вицей,
Ише сорок королей, всё королевицей,
10 Ише сорок архиреёв всё с митрополитами,
Ише сорок протопопов-то с попами всё;
Ай сьежалось-то вси могуции бога́тыри,
Ише вси-ти руськи вси могуции бога́тыри,
Ай народа православного да цисла-сме́ту нет.
15 Ай подходит к этой книги Голубинною,
Ай подходит ведь наш всё православной царь,
Православной наш царь Давыд Евсе́ёвиць;
Он ведь сам-то говорит да таковы реци:
«Как ведь дайсе мне, книга Голубинная!
20 Ишше я-то — царь, да над царе́ми царь».
Перед им[193] всё книга, свету́, даваитьце,
Да ёму-ту, свету, книга открываитьце.
Ета книга-та ведь Голубина в долину́-ту сорока локо́т,
В ширину-ту будет книга двадцети локо́т.[194]
25 Говорит тут премудрой царь Давыд Евсеёвич:
«На налой-то эта книга не уложитце,
Во руках-то эту книгу мне не удёржать будёт.
Шьчо цитал я эту книгу ра́вно три года, —
Процитал я эту книгу тольки три листа».
30 Приежает к ёму да всё премудрой царь,
Всё премудрой к ёму царь да всё Владимер-от Владимеровиць:
«Уж ты ѓой еси же, царь Давыд Евсеёвиць!
Росскажи-ко мне про книгу Голубинную:
Отцёго-то ведь зацялсэ ишше белой свет,
35 Отцёго-то зацялось да красно солнышко,
Отцёго же да зацялсэ млад сьветёл месець,
Отцёго же тут заця́тись зо́ря у́тряна,
Отцёго же зац́ели́сь да звезды частыя,
Отцёго-то зац́ели́сь да всё царевици,
40 Отцёго-то зац́елись да цари православныя,
Отцёго-то зац́елись да князья ведь, дети княженецькия,
Отцёго же зац́елись да народ-от, всё да люди добрыя,
Отцёго-то зацялась-то в цёловеки кровь горячая,
Отчёго-то зац́елись да косьти крепкия,
45 Отцёго же зац́елась да матушка Ёрдан-река,
Ис какого она озера повыпала,
Отцёго же зацялась да всё Офрак[195]-гора,
Отцёго же названо-то ведь плаку́нь-трава,
Отцёго же ведь названо ведь славно Окиян-морё?»
50 Говорит-то тут премудрой царь Давыд Евсеёвиць:
«Не могу-то я тебе, Владимир ты же царь да всё Владимирович,
Не могу-ту я тебе да прочитать книги:
Я бы прочитал ведь только книги три листа:
Я скажу-то тебе, по своей скажу по памети,
55 Я скажу-то тебе, скажу-поведаю.
Шьчо зачялсэ у нас да всё как белой сьвет,
От Судьбы-то всё зацялсэ, от Боѓа, царя небесного;
Ай как за́цялось у нас да красно солнышко
От личя-та от его, царя небесного;
60 Зацяло́сь-то у нас да млад сьветёл месечь
От грудей-то от его, царя небесного;
Зац́елись-то у нас всё зори утряны
От оцей-то его, царя небесного;
Ишше мелки-ти звезды всё от риз его,
65 А цари-ти православны и царевичиа
Зац́елись-то от святой главы Адамовой,
А князья-ти зац́елись, всё княже́ничи
От его-то ли мошшей всё от Адамовых,
Ай народ-то зац́елись всё православныя
70 От его ли колена от Адамия;
Ай в целовеки крепки косьти всё от каменя,
Ай горе́ця-то кровь из моря Чёрного,б —
Ай на том камню ведь преобразилсэ наш Исус Христос,
Ай Исус всё Христос, да всё небесной царь,
75 Утьвердил-то он тут да косьти крепкия,
Написал-то на камню всё книгу Голубинную,
Он спускал-то эту книгу на сыру землю;
Зац́елись-то дожжи цясты всё от слёз ёго,
От того ведь от царя да всё небесного,
80 От прецистой матери всё Божьей, Богородици;
Ай плакун-от трава — ведь всем трава́м трава, —
Ише слёзы-то царици всё небесныя:
Она плацёт-то всё об нас, о грешниках
Да умаливат-то своёго сына пречистого,
85 Да Исуса-та Христа, царя небесного.
Как ведь Львино[196] озёро всим озерам оно озёро;
Потому-то оно названо-то это озёро, —
Выпадала изь ёго всё матушка Ердан-река.
А Ердан-от река ведь всем рекам река;
90 Потому она да всим рекам река,
Шьчо крестилсэ ведь в ей сам Исус Христос,
Сам Исус ведь Христос, да наш небесной царь.
А как Окиян-то ведь морё всем морям морё». —
«Поц́ему-то оно было названо?» —
95 «Потому оно да было названо,
Шьчо ведь мылась-то ведь в мори пресьвятая мать-то Богородица,
Ай царица ведь всё наша небесная,
Приумыла своё лицё пречистоё.
Посьреди-то Окияна, моря синяго,
100 Да стоит-то ведь Божья́ церьковь соборная
Ай соборная церьковь, богомольная; —
Почовала цариця-мать небесная.
Ишше в том Окияни, во синём мори,
Есь престрашная птиця ведь Магу́й-птиця:
105 Она по́слана ведь в Океян, да морё синёё,
Ай за то ли она была ведь послана —
Она много выела людей добрыих;
Ей послал-то во мо́ре сам Исус Христос,
Сам Исус ей Христос, да сам небесной царь;
110 Повеленьём-то она да Боѓа-Ѓосподаа
Она ло́жит свои-ти всё ведь е́иця
В Окиян-то в глубину, да морё синёё,
Всё выводит своих там дитей малыих;
Да Магуй-то ведь птиця вострепёшшитце, —
115 Ишше синёё морё восколы́блитце,
Восколыблитце морё, розволнуитце;
Тут ведь пру́жит карабли-ти всё госьтинныя
Со тема́-ли с товарами заморьскима.
А ведь есь-то под землёй да там престрашной зьверь,
120 По подзе́мелью да он ведь ходит всё;
Он куда пройдёт, дак тут не клюць пробьёт,
Вси ведь рыбы, вси звери поклоняютце.
Ишше кит-от назван, рыба, всим зверям он зьверь». —
«Поцему же он назван всим зверям он мать?» —
125 «Потому-ту зверь он назван был, —
Ай на тре́х-то китах основана матушка сыра́ земля;
Ишше кит-то шевелитце, — мать сыра земля тогда сколы́блитце,
Ай закроитце тогда ведь у нас белой свет».
Ай росплакалась тут матушка сыра земьля:
130 «Уж ты Ѓосподи, Ѓосподи, небесной царь!
Не могу-ту я держать, ведь матушка сыра земля,
Не могу-ту я держать всё много грешников,
Ишше больше я того всё безаконьников».
Говорит-то Ѓосподь, да царь небесной наш:
135 «Потерьпи-ко ты, матушка сыра земьля!
Не одумаютце ли всё, быват, грешники,
Не устрашатце ли, быват, хошь безаконники?
И умаливат за их да ведь как Божья мать
Говорит-то как мне да мать пречистая:
140 „Потерьпи ты, потерьпи, да сын возьлюбляной,
Ты Исус ли-ли Христос да всё небесной царь!
Ты просьти-ко-се, просьти, да просьти грешников,
Ты просьти-тко-се, просьти всё безаконьников“».
Говорил-то ей Ѓосподь, да ей небесной царь:
145 «Ты отдай миня же во второй всё раз к жидам всё на роспятьё-то, —
Им просьтились бы тогды да грехи тяжкия,
Грехи тяжкия просьтились безаконьников». —
«Не отдам-то на мученьё во второй я раз,
Не могу забыть муц́енья у тя прежнего».
150 Ише правда-та с кривдой заборолисе;[197]
Кривда-та правду изобидела.
Оставаитьце кривда на сьвятой Руси
У тово ли у народа православного,
Да уходит то правда как на́ небо,
155 К самому Христу она, к царю небесному.
54. РАЗБОЙНИК ИЛЬЯ, КУМ ТЕМНЫЙ
Ишше было во городи Цернигови,
Там ведь жил-то молодой-от князь-от душоцька,
Ише душоцька да князь Семён Михайловиць;
Живуци́сь-то ихна жись да хорошо жилась.
5 Им на радосьть-ту Господь послал да цяда милого,
Цяда милого послал, да всё любимого,
Да родилсэ у их маленькой княже́виць сын.
Собирает он на радосьти почесён пир,
Собирает он всих князьей-то, всех он бо́яров,
10 Он ведь всех госьтей-купцей торговыих.
Научили его нянюшки-ти, мамушки:
«Ты поди-ко, душочка, князь Семён Михайлович,
Ты зови, зови к себе всё кума стретного,
Кума стретного зови, кума крестового».
15 Тут князь-от не отслышилсэ;
Он ведь звал-то собе да кума стретного,
Он тово ли звал ведь тёмного[198] розбойника,
Звал он тёмнаго розбойника, да Илью Кли́манта.
Говорит ему кнегина таковы слова:
20 «Уж ты душоцька, князь Семён Михайлович!
Ты худого, нехорошого себе привёл кума;
Откажись возьми от кума Ильи Климанта».
Говорит-то ведь он да таковы слова:
«Угошшу я на пиру кума крестового —
25 На меня ведь лихо кум всё не подумаёт».
Приходил-то тёмной-от розбойник Илья Климантов,
Одержал он собе хресника любимого.
На пиру-ту он сидит, розбойник Илья Климантов,
Он сидит-то на пиру не пьёт, не ест, не кушаёт,
30 Он ведь беленькой лебёдочки не рушаёт.
Говорил ёму-то душочька, князь Семён Михайлович:
«Уж ты шьто сидишь, да кум ты мой крестовой-от,
Ты сидишь у мня не пьёшь, не кушаешь,
Ишше беленькой лебёдочки не рушаёшь?
35 Налили́сь-то очи ясны всё кровью́ у тя горючою.
Разьве местом я тебя обсадил теперь,
Обнесли-то разьве тебя золотой цярой,
Натсьмеялсэ разьве кто-небудь над тобой, крестовой кум?»
Говорит-то душочка, князь Семён Михайлович:
40 «Не убил ты севодьне человека по-напрасному,
Ты не пролил разьве крови християньскою?»
Говорит темно́й розбойник Илья Климантов:
«Ты не бойсе, мой крестовой кум Семён Михайлович,
Ты не бойсе середи да дьня ты белого;
45 Ты побойсе во полно́чь хошь ночки те́мныя;
Ты споме́нёшь всё тогда кума́ крестового!»
Говорит-то тут ведь душоцька-та, князь Семён Михайлович:
«Я не хвастай-ко ты, мой да кум крестовыя,
Ай ты тот ли наш розбойник Илья Климантов!
50 Я тепереце услышал похвальбу твою,
Я зало́жусь на крепки́ замоцьки тут заморьския,
Я поставлю тут ведь верных караульшицьков,
Не зайти теперь бы шьтобы, не попасьть никак».
Говорит тёмно́й розбойник Илья Климантов:
55 «Попаду-ту я к тебе, да я зайду к тебе».
«Уж ты душочка, ты князь Семён Михайлович![199]
Немалу́ ты топерь шутоцьку нашу́тил тут;
Эта шутоцька тебе да как ведь с рук сойдёт?»
Говорит-то ей ведь князь Семён Михайлович:
60 «Мы не будем ведь спать да во полноць-ту, ночку тёмную».
Говорит ёму кнегина таковы слова:
«Подавай да дороги ёму подароцьки».
Он сымает свою шапку з буйной го́ловы,
Подаваёт своему куму́ крестовому:
65 «Уж ты милой, любимо́й кум крестовой мой,
Ишше тот ли ты розбойник Илья Климантов!
Ты бери, бери подарочки, как я дарю».
Принимаёт он подароцьки да едино́й рукой,
Не дават ёму спасиба всё куму́ крестовому.
70 Поцерьнело тут у розбойника Ильи всё у Климанта,
Почерьнело лицё-то, кровь-та богатырьская,
Богатырська в лици кровь перемениласе:
«Я хошь взял-то у тебя подарки, кум крестовой мой,
Не укрепил ты моёго теперь да ретива́ серьця,
75 Розгрубил ты всё моё да ретиво́ серьцё».
Тут пошол у их кум да со чёсна́ пиру,
Запираёт он[200] двери крепко-на́крепко.
Они ту ведь уж ноцьку-ту уж не́ спали,
Они всю-ту ноць ведь Господу молилисе;
80 На другу-ту они ночку запиралисе
Шьчо на те ли на замки, замки на крепкия;
У замков были поставлены караульщики верныя.
Говорит-то ведь душоцька князь Семён Михайловиць:
«Шьчо же мы ведь станем на замках да запиратьце мы?
85 Уж уехал теперь мой крестовой кум».
Ай ведь у́ кума крестового была у Ильи Климантова,
Ай была у ево шубка-неви́димка,
Ай была-то у ево шапка-неви́димка.[201]
Заходил-то кум крестовой на бело́м сьвету,
90 На бело́м сьвету зашол — ёго уж не увидишь тут;
Повалилсэ под кисо́ву под кроваточку,
Он держал в своих руках да саблю острую.
Он сидел-то, всё лёжал да до полуночи,
Он в полно́ць-ту ведь ставал да на резвы́ ноги,
95 Ай отсек-то он у кума у крестового,
Он отсек-то у его да буйну голову,
Он отсек же у кнегины буйну голову,
Он отсек-то у любимого у хресницька;
Отбрызну́ла от младе́ня-та горе́ця кровь,
100 Шьчо брызну́ла во его-то во ясны́ оци,
Во ясны́-ти оци Ильи Климанту;
Он ослеп-то Илья, да Илья Климантов.
Закрыцял-то он своим-то зысьним голосом:
«Вы секите, вы рубите мою грешну голову!
105 Шьчо засек я своёго кума любимого,
Я засек-то свою куму любимую,
У крестового у дитятка отсек я буйну голову;
Мне попала кровь горя́ча во ясны́ оци».
Захватили тут его всё за черны́ кудри,
110 Увезьли они ево на по́лё на Кули́ково,
Шьчо отсекли, отрубили буйну голову.
55. ВСТРЕЧА ДВУХ КУПЦОВ В КАБАКЕ
Ишше был-то жил купець богатой-от.
Помирал-то купець да в молодых летах,
Оставлял он именьё своему сыну,
Своёму-ту он сыну одина́кому.
5 С того горюшка сынок купечеськой
Полюбил-то он пить да сладку водочку,
Сладку водочку пить и зелено́ вино.
Пропивал-то всё именье ро́дна батюшка,
Проиграл-то он да вдвоё в картоцьки;
10 Прогулял-то, проживал да он три лавоцьки
З дорогима он заморьскима товарами.
Он пошол-то во кабак да г зелёну́ вину,
Напивалсэ в кабаки́-то зелёны́м вином,
Говорил-то он голя́м, голям кабацькиим:
15 «Я скажу-ту вам, скажу, голям кабацькиим:
Я ходил, голи́, сегодьне я по городу,
Я искал-то всё собе брата крестового,
Я крестового собе брата названого;
Я не мок собе найти брата крестового,
20 Я нехто со мной хрестами не побраталсэ;
Как иду́т мимо меня, всё надьсмехаютце,
Надьсмехаютце иду́т да сами проць бежат».
Вдруг стоит-то тут у стойки голь кабацькая,
Голь кабацькая стоит, всё горька пьяниця,
25 Говорит-то он ему всё таковы слова:
«Мы побра́таимсе мы с тобой крестами золотыма мы!»
Говорит-то всё ему да голь кабацькая:
«Неужели у тебя имеитце да золотой-от крест?»
Говорит-то тут кабацька голь таки реци:
30 «Я сижу-ту хошь за стойкой, прохлаждаюсе,
Я ведь был-то навеку́ не голь кабацькая.
Я имел ведь у себя-та чёрны ка́рабли,
Я имел ведь у себя товары разныя,
Ай несцётно у мня было золотой казны».
35 Скиныва́л-то он с ворота золотой всё крест;
Ай побра́тались крестами золотыма тут.
Обдирало-то[202] у их да хмель-то пьяной тут;
Стали они да всё заплакали:
«Нам ведь полно-то ходить да нам шале́ть больше!
40 Нам ведь надоть наживать живот, как раньше был».
56. КУПЕЧЕСКАЯ ДОЧЬ И ЦАРЬ
Ише был-тожил купець да всё богатой-от;
Ай имел он многи́ себе лавки торговыя,
Ай имел он собе всё молоду жону,
Молоду себе жону, ишше едину́ю доць
5 Ай еди́ну-ту доць им всё любимую.
А ведь было у ёго много жило́ кухароцёк,
Ай кухароцек, ведь много прислужницьков;
Тут имел-то он себе да полей, нив много;
Он любил-то смотрять ходить стояцю рожь,
10 Прилюбилось на полях, нивах, пондравилось.
Посылает он свою всё дочь любимую:
«Ты сходи-ко-се, сходи-ка на чисто́ полё,
Ты нажни, нажни сходи да нам хоть по снопу домой».
Он давал-то ей во руцюшки стальнёй всё серьп.
15 И пошла-то тут одна она всё жита жать;
Она сноп-от нажала, и другой же жнёт.
Тут как видит — едёт всадьник на бело́м кони́,
На бело́м-то ко́ни всадьник подъезжат близко:
«Тобе Бох шьто помо́шшь, да красна девиця!»
20 Благодарила она его, всё ниско кланялась.
Соходил-то со своёго коня доброго:
«Уж ты дай мне-ка серьпа́, деви́ця душа красная».
А как красна-та девушка да испугаитьце,
Доць отец́еська всё догадаласе:
25 Она видит, шьчо наехал — не простых тут лиць;
Она тут скоро собираитьце домой идти.
Говорит-то ей да всё тут всадьник-от:
«Я ведь сноп тебе нажну да вот другой нажну;
Ты подай-ко мне росцёт, всё золоту казну».
30 Говорит она ему всё таковы слова:
«Благодарю-то я тебя, да доброй молодець!
Ты пойдём-ко ко мне в дом к родному батюшку;
С удовольсвием тобе он запла́тит всё».
Он нашол-то всё несчасьём[203] красну девушку.
35 Роспростилсэ он с ей скорёхонько,
Сам садилсэ он да на добра́ коня.
Она приходит тут к своим родителям,
Ко тому она купцю всё ко богатому,
Ко своей-то ко родимой милой матушки.
40 Как пришла-то она, сле́зно приросплакалась,
Она батюшку своёму прирозжалилась:
«Уж ты вой еси, родимой милой батюшко!
Ты послал ты меня да на великой сьмех:
Я пришла к себе на полюшко на чистоё;
45 Тут наехал ведь садьник на добро́м кони́,
На добром-то всё кони да всё на белом-то,
Просьмеял-то он меня, да красну девицю».
Как ведь тут купець вины на ей всё не поло́жили:
«Виноваты ведь мы да всё как сами-ти;
50 По грехам-то ведь-то нашим так слуцилосе,
По тяжки́м-то нашим сотворилосе!»
Стали тут на ей многи женихи всё тут свататьсе,
И купци на ей да всё бога́тыря;
Не пошла-то тут она, не пожелала всё:
55 «Провожу-ту я свою жисть красной девицёй,
Попрошаюсь во греху Богу в напрасном всё».
Да родилсэ-то у ей да всё ведь сын-от тут;
Ай родители ее́ сына́ возро́сьтили.
Говорит-то ей купець да таковы реци:
60 «Посажу-ту я своёго внука милого
На своё-то ево место, в свои лавочки».
Говорит-то ведь внук да таковы слова:
«Уж ты гой еси, родима моя матушка!
Не хочу я жить у вас да всё у дедушка:
65 Отьвези ты меня в какой-небудь хоть в город всё,
Ты отдай меня купцям, гостям торговыим».
Приросплакалась родима ёго матушка:
«Мне-ка жаль-то ведь с тобой будёт ростатисе!»
Как дала ему с собой да злата, се́ребра,
70 Шьчо несцётно ёму дали золотой казны;
Отьвезла она да в славной город же,
Как во ту ли ево матушку во каменну́ Москву;
Отдала она купцю ево в прикашшицьки;
Торговать-то он ведь стал да всё с прибытками;
75 Вострота ево была да всё великая.
Ай один купець ево перезывать всё стал:
«Я поло́жу-то тебе ведь жа́лованьицё великоё».
Переходит он в другу торгову лавочку;
Сам ведь круг-то он ведь лавоцьки росхаживат.
80 Скоро едёт тут корета золочёная;
Тут сидит-то во кореты красна девиця,
Шьчо сидит она да всё высматриват
На младого на етово прикашшика;
Погледела на ево, сама приза́рилась;
85 Говорит-то своёму она кучеру:
«Ты сворацивай к торговой к этой лавочки».
Говорит-то всё ему, да добру молодцу:
«Ты какой ходи́шь ведь молодець, розгуливашь?» —
«Я сидел-то, красна девиця, в торговых своих лавочках;
90 Мне-ка шьто-то как прискучилось;
Я ведь вышел посмотрять на сьветлу всё на улицу».
Говорит-то тут деви́ця душа красная:
«Ты веди, веди миня скоро во лавоцьку».
Он приводит ей да всё ведь в лавоцьки;
95 Она брать у ево, побрать, товары-ти берёт да всяки-разныя;
Набрала́-то у ево всё на три тысеци,
Попросила у ево пера всё лебединого,
Написала всё ёму да тут записочку,
Написала ёму, всё запецятала.
100 «Не евлюсь-то я к тебе как, доброй молодець,
Церез три тибя денёцька поры-времени, —
Ты возьми моё письмо ты скоро росьпечатывай,
Находи ты по письму да ты как всё миня.
Можот, худо будёт зайти, дак ты не бойсе же,
105 Хорошо будёт зайти, дак ты не бойсе же,
Проходи ко мне сьмеле́; тебя пропусьтят жо».
Тут ведь говорила она ему всё таковы реци:
«У меня-то нет с собой всё золотой казны;
Привезу-ту я тебе хоть церез три разьве денёцика;
110 А не привезу токо к тибе, дак вот оставлю я тибе да всё записочку.
Вы до тех пор не смотрите, не читайте-тко».
Ай прошло-то три денёцька поры-времени.
Как прошло-то тому времени да всё три де́нецька,
Запецяловалсэ тут всё доброй молодець:
115 «Я немаленьку шутоцьку нашу́тил тут —
Надавал-то я теперь да на три тысеци!
Да хоро́ша ведь матушка всё славна камянна́ Москва;
Написала хоть она всё андрес свой,
Написала хоть она, быват, мне-ка цюжо́ имя, цюжу фамилью всё;
120 Я зайду-ту как неладно — засадя́т миня, дородьня добра молодца.
Мне сказать разьве́ купец́еським всё детоцькам;
Не скажу-то я купец́еським всё детоцькам —
Засадя́т миня дородьня добра молодца.
Я отдам-то луцьше, из матушки отдам всё золотой казны».
125 Ай подумал он ведь тут, всё сибе да прироздумыват;
Росьпецятывал он скоро-то ее́ письмо.
На письми, всё в письми было́ написано:
«Молодой ты ведь всё как лавочник,
Да дородьнёй ты уда́лой доброй молодець!
130 По натуры-то твоей, по востроты твоей,
Я не знаю-то тебя да называть-то как.
Заходи-ко ты ко мне, ко красной девици,
Ко моёму всё ты да ко величесьтву:
У тебя была брала не ис простых родов,
135 Не ис простых у тя родов, да доцька царьская,
Доцька царьская брала, да царя белого,
Царя белого у тя всё православного.
Заходи ты прямо всё ко мне крыльцём паратным жо».
Он не наймуёт себе да всё добра́ коня,
140 Он пошол-то, исхитрилсэ, будто как в проходочку
Он идёт-то всё к дворьцу да он ко царьскому,
Ко тому он ко крылецюшку да ко пре-Красному,
Ко пре-Красному да ко паратному,
Ко паратному всё г золочёному.
145 Да стречают тут ево да ниско кланелись,
Не доносят-то царю ее́ да православному.
Тут стречают-то ее́ да всё прислужьницы.
Всё прислужьницы ее́ да сенны девушки;
Провели-то ево да до царевны-то.
150 Тут дрожат всё у ево да ножки резвыя.
Она скоро скакала царевна на резвы́ ноги,
А брала ево за рученьку за правую,
Человала всё ево в уста в саха́рныя,
Ай садила-то на свой она диван да рыта бархата,
155 Как сама-то всё она скоро и вон ушла.
Тут ведь думаёт дородьнёй доброй молодець:
«Россказать, думат, про то ушла да она батюшку,
Она батюшку своёму, ца́рю белому,
Ца́рю белому своёму, православному».
160 Приудрогло у ево всё ретиво́ серьцо,
Прокатились из очей слёзы горючия:
«Теперь скоро-то меня да будут бить, казнить,
Будут бить миня, казнить, ли будут весити».
Шьчо приходит тут царевна тут к ёму скорёхонько,
165 Нанесла-то всяких водочок заморьскиих.
Говорил-то молодой право прикашшичок,
Говорил-то он ведь ей да всё таки реци:
«Уж ты гой еси, ты всё вашо величесьтво,
Молода же ты царевна, не держи меня, всё не удёрживай;
170 Я не буду я сидеть-то у тебя да всё ведь пить с тобой,
Мне не линия с тобой сидеть всё простому-ту,
Всё простому мне, сыну да хошь купечеську;
Я пришол-то я к тебе да за росцётом всё».
Говорит ёму царевна таковы реци:
175 Рошьчитаю я тебя всё черес три часа,
Спровожу тебя домой-то я не по широкой сьветлой улици,
Спровожу тебя домой дорожкой незнакомою:
У меня-то ведь как в трои ети суточки
Как ведь зьделана тебе дорожка всё по подземельицю,
180 Там прокопана от нашого дворьца всё государева
До твоей-то до торговой всё до лавоцьки;
Всё засьве́цёны огни всяки у мня разныя».
Спроводила она всё да тут прикашшицька,
Спроводила ево дорожкой незнакомою.
185 С той-то поры-то стал ходить да к ей цестёхонько,
Сь ей просиживать стали ноцьки тёмныя.
Из другой земьли приехал тут король богатыя,
Он ведь стал-то у царя да всё тут свататьце;
Ай хотел-то царь просватать да свою жё доць любимую.
190 Говорит-то ёму доць всё таковы слова:
«Уж ты гой еси, родимой мой ты батюшко!
Я нейду-ту ведь за короля да всё в замужесьтво».
Не неволил свою-то доць наш белой царь.
Ай пошол-то по матушки по камянно́й Москвы
195 Молодой-то всё да королевиць-от;
Он ведь стал-то у купе́цеських ребятушок выспрашивать;
Познакоми́лсэ он скоро с детьми купец́еськима.
Тут ведь всё-то купечеськой-от сын да россказал ему,
Россказал-то ему да всё поведал он:
200 «Не пойдёт-то уж за вас ея величество —
Познакоми́лась-то ведь с нашим всё прикашшицьком;
Ходит наш-от к ей прикашшик кажной вечорочик-от,
Да просиживат с им да ночки тёмныя,
Шьчо проигрываит с им да всё ведь в карточки».
205 Говорил-то ёму всё королевськой сын:
«Я не верю, у вас шьто полюбит царевна-та,
Шьчо полюбит она ведь роду-ту простого, ведь не царьского».
Говорит-то тут ёму да сын купечеськой:
«У ей зьделаны таки да потайны всё рвы:
210 Как нехто ведь не знат в матушки всё в камянно́й Москвы;
Я узнал-то я да тольки укараулил-то.
Ишше тут-то он мне всё отпираитце,
Ишше всё-то он об том не извиняитце».
Тут ведь скоро пошол король да прямо он к царю-ту всё,
215 На лицё-то он пошол да царю белому;
Говорит-то ведь король да таковы реци:
«Уж ты гой еси, ты царь, да царь всё белой ты,
Царь ты белой, всё да православной ты!
Потому-то ведь нейдёт твоя любима доць —
220 Ознакоми́лась-то она, всё познако́милась
У купця-та ета в лавоцьки с одным прикашшицьком.
Досмотри-тко своёго ты дворьца всё государева —
Как подкопаны рвы да вплоть до лавоцёк торговыих;
Там горят ведь огни всяки разныя.
225 Он ведь ходит к ей да по подзе́мелью».
Не овинил-то тут ведь царь свою любиму доць,
Овинил-то тут он мла́дого приказшицька:
«Как ты сьмел ты подступить да к моей доц́ери?
Ис простых-то ты родов, быват, хресьяньских всё?
230 Не должо́н ты поступить к ея высочеству.
Да скажи-ко мне, дурак, скажи, безсовесной:
Ты какима людьми ты это здумал-то,
Ишше с ким ты эта ухитрилсэ-то
Подкопать ты рвы да потаённыя?»
235 Говорил-то тут дородьнёй доброй молодець:
«Я хоть куда-то иду, да ко присяги всё,
Церез звон миня ведите вси попы соборныя —
Не решалсо всё я делать рвов да потаённых-то;
Шьчо своя-та ведь твоя-та доць ухи́трилась.
240 Как сама она миня водила-то по этой по дорожоцьки».
Тут засадил-то цярь свою взял дочь любимую
Хошь не в тёмны-ти ей да хоть во те́мници,
Не в холодны ей в покои, всё во тёплыя,
Замыкал-то ей всё за многи́ замки,
245 Он ведь брал клюци да во свои руки;
У себя дёржал да всё хранил-то он:
«Караульшики всё, верно, изменьшики!»
Засадил-то он из лавки добра молодца
Он во ту ево во тёмну всё во те́мницю,
250 Не велел ёму давать всё трои суточки
Как не пить ёму, не ись, да всё не кушати.
Доносил-то он ведь скоро тут в сено́ти вси:
«Как ведь цим в синоти да россудят тут,
А ведь цим-то, цёго да всё россудят нас?»
255 Как ведь тут-то вышло ёму, шьто добра молодца повесить тут,
Повесить ёво да все на виселицю,
Отрубить ёму тогды да буйна го́лова,
Шьчобы видели народ, вси люди добрыя.
Говорил-то он всё да таковы слова:
260 «Уж вы донесите-ко, слуги, вы мои караульшицьки,
Донесите вы своёму царю белому,
Царю белому своёму, православному —
Не отошлёт-то он да этой грамотки
Как моей-то всё родимой милой матушки,
265 Не дозволит ли прити мне с ей проститце-то?»
Посылал-то он с письмом да гоньця скорого,
Шьчобы ехала ево да ро́дна матушка.
Привезьли-то тут родиму ево матушку.
270 Да стоит-то она, сле́зно уливаитце
«Уж ты гой еси, моё хоть цядо милоё!
Тебе уц́есьть пала всё така безцясная,
Ты родилсэ от безцясной бедной матери:
Просьмеял меня-то всё садовник[204] млад.
275 Погибает твоя буйная головушка!
Хоть меня-то — приняла я стыд напрасной-от,
Не от князя приняла я, всё не от царя же тут,
Приняла, быват, от простого деревеньского.
Как тебя-то хоть сказьнят да всё за царьску доць,
280 Всё за царьску доць, да за ея хоть за высочество.
Я рошшила всё тебе да модну всё рубашку-ту;
Рошшивала я тебе да красным золотом,
Вышивала вси слова свои бесцясныя,
Как роди́ла-то тебя и как возро́сьтила,
285 Как отьвезла-то на цюжу я тибя сторону;
Я не скольки-то шила — вдвоё плакала;
Вышивала я рубашку ра́вно три года,
Я ронила-то ведь слёз, да будто ру́цьи быстрыя.
Ты надень, надень мою топерь рубашоцьку —
290 Прочитают пусь мно́ги́ да люди добрыя,
Процитают пусь князья да вси князе́вици,
Прочитают пусь ведь вси люди премудрыя».
Одеват-то он рубашоцьку скорёхонько,
Роспошаитце с родимой своей матушкой.
295 Тут приходят палачи всё немилосьливы
Да берут-то ево всё за белы́ руки́,
За белы́ ёго руки́, за золоты персьни.
Приходит тут к ёму да пра[в]ославной царь;
Посмотрял-то он на те слова на золоты-ти всё,
300 Он ведь стал-то всё читать, да царь заплакал тут:
«Вы постойте, палачи всё немило́сьливы,
Погодите-ко его да всё весить-то,
Уж вы дайте-ко сюда да добра молодча.
Мы не будём ёго да мы всё весить-то:
305 Кабы́ ведь я-то буду ёму да всё родной отечь,
Ишше он-то мне-ка будёт всё родимой сын,
Да родимой-от сын, да всё чаревичь он.
По грехам-то ведь моим да так случилосе,
По тяжки́м-то по грехам мне-ка отворотилосе:
310 Посьмеялсэ надь его я ро́дной матушкой —
Отьсмеялсэ над моей да ведь он дочерью».
Призывают их скоро на осьню́ ставку,
На осьню́-то ведь на ставку, царю на личё-то ведь.
Повинилась-то ему да доць родимая:
315 «Уж ты татенька мой да всё родимой ты!
Как не он-то на меня нашол ведь всё,
Ише я-то ведь всим да виноватая;
Я обзарилась-то всё на красоту ево,
Созвала ево в полаты белокамянны;
320 Не пошла-то потому за короля заму́ж —
Всё в нешчасном я в таком да положеньици».
Повенчали тут да брата-та с родной сёстрой.
57. МАТЬ И ДОЧЬ В ТАТАРСКОМ ПЛЕНУ
За .....[205] рекой стоели злы тотарницьки;
Тотарьницьки дел деля́т,
Они дел деля́т да они пай пая́т.
Доставалась-то зятю всё ведь тёшша-та;
5 И не знаёт ведь зять, што досталась ёму тёшшенька.
Говорит-то тотарьницёк да таковы слова:
«Увезу-ту я полянку во своё место,
Во своё место полянку-ту да к молодой жены,
К молодой-то всё жены, руськой поляночки;
10 Прикажу я, прикажу да три роботушки:
Я перьву́-ту дать роботу — ей куделька пресьть,
Да втору ей дам роботу — смотрять ей, лебедей стеречь,
Я третью́-ту дам роботу — колыбель качать».
Привозил-то он полянку к молодой жены;
15 Ай дала одну роботу ей кудельку прясь,
Ей другу дала роботу лебедей стеречь,
Третью да́ла ей роботу колыбель качать.
Седит, качат да мала детишша,
Что сидит она качат, сама приба́йкиват;
20 «Ай баю́, баю, ты сьпи, боярьской сын!
Ище по́ роду-ту мне дак был бы вну́чоцёк,
Ай нельзя мне-ка назвать — дак ты ведь веры не той;
По отци тебя назвать — дак ты тотарничок,
Да по матушки назвать — сказать как вну́чоцёк,
25 Ты черёв-то всё моих ты был уры́вочок:
Ишше мать-то всё твоя ведь мне родная доць,
Мне родная она дочь да всё поляночка;
Во полон была взята она семи годов.
На груди-то на право́й дак есь родима у ей родинка,
30 У лево́й-то всё у ножки нет мизе́ньцика».
Тут сказали пошли да сенны девушки,
Всё её пошли сказали всё прислужоцьки,
Шьчо кацят-то полонянка колыбельку, приговариват:
«Ты баю, баю, да ты боярьской сын!
35 Ты по батюшку да всё тотарьницёк,
Ай по матушки ты да все руса́ночок,
По моим-то ты черёвам всё уры́вочок:
Ишше мать-та твоя мне-ка родная доць;
У лево́й-то у ноги да нет мезинчика».
40 Доложили тут да красны девушки
Да сказали они своей хозяюшки:
«Молода ты наша да всё боярина,
Со Руси-то взята да ты поляночка!
Ты заставила-то ро́бить ро́дну матушку».
45 Тут беги́т, беги́т, скоро да дочка к матушки,
Она падат-то дочь да к ногам к матушкиным:
«Уж ты матушка моя да ты родимая!»
Уливаитце слёзами всё горюцима.
«Ты бери у мня, бери да золотой казны,
50 Ты бери у мня, бери да ко́ня луцьшого,
Поежай-ко-се ты, матушка, да на сьвятую Русь,
На сьвятую ты Русь да изь земли неверною».
Говорила-то матушка да ро́дной доц́ери:
«Не беру я, не беру я золотой казны,
55 Не возьму я, не возьму да ко́ня луцьшого —
Провожу я с тобой жись, да со родным детём».
58. ВЗЯТИЕ КАЗАНИ И КАЗНЬ ЦАРЯ СИМЕОНА
Ишше было во городи в Казани тут;
Ай во том ли во Казаньском городи,
Середи было Казани, славна города,
Шьчо во тех было в полатушках всё во царьскиих
5 Опочовали-то, спали да царь с царицою,
Семион-от ведь царь с царицой со Еленою.
Ище царь-от ведь сьпит себе он да крепким сном,
Да Елена-та царица да она спать не сьпит;
Она мало-то спала-то всё ночку тёмную,
10 Она видела себе-то да такой страшной сон:
Да как будто со востоцьню-ту со стороночку
Там ведь грозна-та тученька подымаласе,
Подымалась-то туця грозна́ великая;
Вылетаёт там скоро ка-быть сизо́й орёл,
15 Прилетел он а на крышу-ту всё на царьскую,
Он ведь стал-то на крыши да всё полётывать,
Он во крышу-ту орьлиным-то носом всё поклёвывать.
Ай выходит Семион-от царь будто на улицю;
Приклёвал он у ево будто буйну голову,
20 Он выклёвывал у ево будто очи ясныя.
Ай ведь тут ли цярица-та приужа́хнитцэ.
Она думат про собя, думат думы крепкия,
Думя крепки-ти думат, всё премудрыя;
Говорит она сама собе таковы слова,
25 Закрычала своим она зысьним голосом:
«Тебе полно-то спать, царь, усыпатисе!
Пробужайсе, Семион ты царь, от крепко́го сну.
Росскажу-ту я тебе да дивной, страшной сон,
Росскажу-ту я тебе да всё поведаю».
30 Пробуждаитьце Семион-царь от крепко́го сну;
Ему стала царица Елена всё росказывать:
«Я ноце́сь мало спала, много во сьни видяла:
Со востошну-ту со сторону как орёл летит;
Он садилсэ к нам на крышу на золочёную,
35 Он ведь стал у нас крышочки всё поклёвывать,
А тебя, царь Семион, будто в буйну голову,
В буйну голову тебя будто, во жолты́ кудри,
Во жолты́ кудри тебя будто, во ясны́ оци».
Говорит Семион-царь таковы реци:
40 «Уж ты глу́па, царица да всё Елена ты!
Неужли́ же мы будём снам всё ва́ровать?
Некогда я же не буду сну всё варовать».
А не в долго-то было-то как то времецько,
Подымаитьце тут ведь да всё москоськой князь,
45 Да москоськой-от князь, ишше наш-от белой сьвет,
Ишшё той ли нашой верушки православною,
Ишше тот ли Иван да свет Васильёвиць;
Ишше скоро подъежат к Казани, славну городу
Он со многима своима с полками, со солдатами,
50 Он со старыма каза́ками да всё со славныма.
Приежаёт он ко Казани тут;
Навозил-то да он ведь бочки пороху,
Он спускает ведь к боцькам свешшу да по подзе́мелью.
Придводители ево вси ужахну́лисе,
55 А один-то предводитель да он смело́й же был:
«Уж ты милой ты князь наш Иван Васильёвиць!
Ты пошто спусьтил свешшу-ту всё по подзе́мелью?
Розорвёт-то всю ведь матушку сыру землю».
Тут доходит огонь-то всё до боцёк с порохом;
60 Ище с порохом боцьки всё заима́лисе,
От огню-ту они скоро загорелисе,
Загорелисе от пороху скоро, да захлопала
Ище матушка-та да всё сыра земьля;
Тут скопляитьце скоро земьля тут во одну гору.
65 Загорели [в]си царьски-ти тут полатушки.
Ише царица Елена была хитра, мудра́,
Да хитра была, мудра, всё она догадьлива;
Она слыхала про матушку про сьвятую Русь —
Ишше как на Руси-то да дело делают.
70 Да берёт она цариця да в руки белой хлеб,
Шьчо стрецят она князя света Москоського,
Ище Грозного царя Ивана Васи́льёвича,
Ище кланеитце всё ему низёшенько,
Принесла ему покорносьть всё з благодарносью.
75 Ише тут же цярю-ту всё пондравилось,
Да приятны слова в цесь показалисе
Ище той ли царицы-то всё Елены-то.
Ище царь-от Семион да был упрямой-от,
Да упрямой-от был да он гордо́й он сам.
80 Ище наш-от ведь руськой князь розрети́велсэ,
Ище Грозной-от наш Иван Васильёвиць;
Брал-то царя Семиона он за жолты́ кудри,
Он держал его кудри жо́лты во белы́х руках,
У живого оци ясны взял повыкопал,
85 Он срубил-то буйну голову-ту с могуцих плець,
Отьбирал-то у его всё платьё царьскоё,
Ишше ту ли потфи́ру-ту государьскую,
Он ведь тут всё себе, да он собе же взял;
А царицу-ту Елену да он привёл ею́,
90 Окресьтили, привели в веру православную,
Посьтригали-то ей всё во мана́шины;
В манастырь-то он увёз ей во спасёной-от.
Ище сам-то уехал в матушку в Москву ли он,
Он во матушку уехал в камянну́ Москву;
95 Он со той ли поры да стал царём царить.
59. ПОХОРОНЫ СЕНЬКИ РАЗИНА
Ище го́ворит-то атаман всё Сенька Разин-от:
«Ей, мне больше, атаману, по чисту́ полю не ежживать,
Мня по чистому по по́лю, по темны́м лесам!
У мня было на веку-ту всё поежжоно
5 Ай не год у мня, не два было́, не три года —
Я ведь езьдил по чисту́ полю, темны́м ле́со́м
Ей, тридцеть-то годичков поры-времени.
Как теперь мою дружиночку хоробрую
Изыма́ли их во ру́ки, посадили всё,
10 Посадили их во тёмну, тёмну те́мницю,
Ей, за те ли их за крепки за замочки тут,
За тема́-ти всё за строгима за караулами.
Посьле ихного-то я посьле́ бываньиця
Я ведь много-то делал пользи царю белому:
15 Я ведь много губил да людей добрых-то,
Я тут много убивал тотар поганыих,
Я ведь силы-то неверной, бусурманьскою,
Я тут много ведь грабил золотой казны.
Мне-ка больше золотой казны не грабьливать,
20 Мне-ка больше циста се́ребра не грабьливать,
Дорогого мне скацёного-то больше жемцюгу!
Я поеду, атаман же, во чисто́ полё,
Во чисто́ полё поеду ко своим товарышшам,
Посмотрю своих товарышов в бело́м шатре,
25 Роспрошусь-то я сь има́ на жисть на вечную».
Изь циста́ поля поехал ко Дунай к реки;
Приежает он ко матушки к Дунай-реки.
«Хороша тече́т Дунай да речка быстрая,
Речка быстрая тече́т, очунь широкая.
30 Закрычу я у Дуная переводьшика —
Тут нехто меня ведь всё не перевозят тут,
Шьчо тово ли атамана Сеньку Разина».
Говорил он своёму-ту он добру́ коню:
«Ты останьсе-ко, останьсе, ты мой доброй конь,
35 Ты останьсе-ко, конь мой, в зелены́х лугах,
В зеленых лугах останьсе, в шолково́й травы».
Тут поплы́л-то реку́ да Сенька Разин-от,
Подоплы́л ведь только речку до полу́реки,
До полу́реки доплыл да всё до камешка,
40 Всё до камешка до́плыл до горючого;
Он выходит на горючой на сер ка́мешок;
Написал он на камню, шьчо ёму ведь надобно,
Шьчо ведь надобно ёму, да про собя пишот,
Он всё пишот со сьлёзами со горючима,
45 Он своей пишот хороброю дружиночки:
«Уж вы милыи, моя хоро́бра ты дружиночка!
Токо выпусьтят на волю вас же, добрых мо́лодцов,
Токо бу́дите на волюшки на вольнёю,
Найдите́, быват, вы атамана Сеньку Разина,
50 Шьчо вы сильнёво, могучого бога́тыря[206] —
Росьпишу-ту вам, хороброй всё дружинушки:
Вы возьмите-тко отсюда тело белоё,
Вы возьмите-ко миня, всё увезите вы,
Повалите вы меня во матушку в сыру землю,
55 Положите межу трёх славны́х дорожоцёк,
Где сьежаютьце могуции сильни бога́тыри,
Во котором они месьти думу думают,
Думу думают они, совет советуют;
Ай ведь тут меня повалите межу трех славных дорожоцьки:
60 Шьчо перьву́ миня дорожку Питенбурськую,
Межу втору миня дорожку к матушки всё камянно́й Москве,
Ко третье́й миня дорожки к славной Киевской.
Повалите моё, положьте тело белоё,
Тело белоё моё всё богатырьскоё;
65 Вы кладите мне-ка в матушку в сыру́ землю
В зголову кладите мне чудён-от крест,
Вы мне в ноги-ти кладите мой ведь стра́шон мець,
По праву́-ту руку[207] мне кладите палицю тяжолую,
Ай к мецю-ту ставьте моего да всё добра́ коня,
70 К левой руцоньки кладите вы булатной нож;
Вы закройте моё-то тело белоё,
Навалите-ко плиту да камня серого;
Росьпишите вы слова вси до единого,
Опишите вы моё имя, фамилию,
75 Шьчо лежит-то ведь Сенька тут бога́тырь Разин-от.
А пойдут-то, поедут многи́ вси люди добрыя,
Быват, руськии могуции бога́тыри,
И пойдут-то молодци да красны девушки —
Всё помянут-то моё да тело грешноё;
80 Как цюдну-ту кресту они помолятце,
Они страшного меця всё приужа́хнутце».
Тут ведь выпустили всю дружиночку-ту скоро храбрую;
Тут наехала дружиночка хоробрая,
Отыскали тело бело богатырьскоё,
85 Повезьли тело бело церес три дорожоцьки:
Церез Киевську, Москоську, церез Питерську;
Хоронили-то его, да атамана-та бога́тыря,
Шьчо того-то ведь Сеньку ёго Разина;
Ище в голову-ту ставили чудён-от крес,
90 Ко ногам они поло́жили страшо́н-от мець,
К правой рученьки поло́жили да саблю вострую,
К левой руценьки поло́жили его булатной нож,
Добра́ коня они поставили к его страшну́ мецю,
Накрывали-то плиту всё камня серого,
95 На плиты́ всё росьписали, как и он велел:
Отьписали-то Сеньку всё бога́тыря,
Шьчо того ли бога́тыря могуцёго,
Могуцёго бога́тыря Сеньку Разина.
60. СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ ПЕТРА I
Ишше было в славной матушки да в камянно́й Москвы,
Ай ведь по небу-то было по голу́бому
Выкаталась-то луна, да луна сьветлая,
Луна сьветла, опекало соньцё красноё.
5 Шьчо во ту ведь всё пору́ было, во то время,
Зародилсэ у нас мла́денькой цяревиць-от
Шьчо по имени ведь Петр да Алексеёвич.
Ночку не́ спали премудры разны плотьнички,
Колыбелёчку цяревицю готовили,
10 Украшали ведь они да красным золотом;
Как втору-ту ноцьку они не́ спали
Всё ведь нянюшки да ихны мамушки,
А сенны́-ти всё у них да красны девушки,
Всё оку́точки-ти младому цяревицю готовили,
15 Шьчо окутоцьки-ти шили дорогого-то атласу белого,
Рошшивали всё они да красным золотом,
Ай садили-то они да скатна жемцюгу.
Шьчо на радосьти всё мла́дого цяревиця
Шьчо по имени Петра да Олексевиця,
20 Собирали на радосьти поче́сён пир,
Пир почесён собирал[208] да всё наве́сели,
На князей-то собирал да он на бо́яр-то,
Он на руських на могучих на бога́тырей,
Собирал-то всех солдатов новобранныих,
25 Собирал-то всех хресьян-то всех прожитосьних,[209]
Собирал-то он ведь вдов, сирот всё бедныих.
Говорил-то всё наш царь да таковы слова:
«Я кого забыл позвать, дак пушшай так иду́т».
Собиралсэ этот пир ведь трои сутоцьки.
30 Было да́но знать по всим землям да по всим го́родам;
Отовсюдь многи́ цари сьежжалисе,
Отовсюль-то из земель да короли всё разныя.
А тот пир-от у их вёлсэ трои сутоцьки;
На такой-то было большой радосьти,
35 Не видали, как прошло-то время, прокатилосе,
Прокатилось-то время трои сутоцьки.
Ишше стали тут вси госьти розьежжатисе,
Розьежжатисе госьти, росходитисе
По всем-то по губерьням, по всим своим го́родам.
40 Ишше стал-то росьти млад царевиць-от;
Он ведь скоро-то возростаёт тут,
Возростаёт он да как скорёхонько.
Ишше стал у нас да Пе́тр-от Перьвой-от,
Стал семи годов — да ёму от роду;
45 Как премудрой был цяревиць-от хитро́й-мудрой;
Изучилсэ-то он скоро Божьей грамоте,
Ко всему он изучилсэ, цёму надобно.
Ише стал-то у нас мла́дой всё цяревиць-от,
Ише тот ли у нас Петр всё Олексеёвиць,
50 Приходит-то стало время как женитбы тут.
Говорил-то ёму царь-от, государь всё наш,
Олексей-от говорил да свет Михайлович:
«Ты женись-ко-се, женись ты, млад цяревиць-от,
Ты женись-ко-се у мня, да где те хочетце».
55 Отвечаёт цяревиць Петр всё Олёксеёвиць:
«Я женитьце не хочу да в камянно́й Москвы;
Ты построй-ко мне-ка, батюшко, да славной город-от,
Питенбурх-от ты мне зьделай славным городом;
Я уеду, там дак буду жить-то я,
60 Буду жить-то я, владеть своим дворьцом».
Ай послушал-то ево всё ро́дной батюшко;
Говорил-то сам ёму да таковы реци:
«Ты премудрой, ты прехитрой ты цяревиць мой!
Уж ты ладно-то всё у мня уму́дрилсэ.
65 Мы зацьнём-то делать, убирать-то славной Питёнбурх-город;
Ты уедешь во готовы во полатушки,
Со своей тогда уедёшь с молодой жоной».
Женил-то своёго сына́ любимого,
Шьчо того ли всё Петра да ишше Перьвого,
70 Он женил-то ведь ево в земли неверною,
Во богатой он земли у короля швецького;
Он ведь брал-то тут Настасью Королевисьню,
Он привёз-то всё ей в матушку-ту в камянну́ Москву.
Посьле этово-то было посьле времени,
75 Там росстроили ведь Питёнбурх-город,
Они зделали дворець всё государёв-от.
Уехал-то со своей он с молодой жоной,
С молодой женой с Настасьей с Королевисьнёй.
Они с той[210] жили хорошо да бе́сь лиха;
80 Их как жись-та ведь была, да как цьветы цьвели,
Как цьветы-то цьвели у их лазурёвы;
Как катилсэ ихной век, да как река текла.
В этой радосьти Господь им дал ише́ радось:
Как родилсэ-то у их да всё ведь милой сын,
85 Всё ведь милой-от сын у их цяревиць-от;
Нарекли имя царевицю-ту Фёдором.
Собирал-то он на радосьти весёлой пир
Для своёго он для мла́дого цяревиця.
Тут звонили-то везьде да во вси колоколы,
90 Шьто молили-то Бога за цяревиця.
Ише стал у их цяревиць подростать он ведь,
До тово-то он у их-то, — стал большой у их;
Называть-то стали тут наследьницьком,
Ише тем-то стали звелицять-то Фёдором Петровичём.
95 Он[211] почасту собирал всё веселы́ пиры.
Говорили тут ему люди премудрыя:
«Уж ты гой еси, да наш ты белой царь,
Уж ты белой наш царь да Петр ты Перьвой наш,
Их отецесьтва же сьвет наш Олёксеёвиць!
100 Хошь росьтёт-то у тебя твоё-то цядо милоё,
Твоё мило росьтёт чадышко любимоё, —
Он ведь зделат-то тебе, верно, изьменушку,
Он изьменушку тебе, да он твоей веры,
Он ведь будёт править верушку старинную,
105 Он старинну будёт веру богомольнюю,
Богомольню хранить верушку спасёную».
Говорит-то ведь наш белой цярь,
Шьчо по имени ведь Петр наш Олёксеёвич:
«Не поверю я у вас, люди премудрыя,
110 Не услышу я покамесь всё у сына у любимого,
У того ли я да всё насьледника,
Я у Фёдора всё у Петровиця».
Ай ведь тут скоро росходились со пиру-ту вси,
Они ведь росходились по своим домам.
115 Посьле этой-то поры царь замечать всё стал
Своёго-то он сына́ да всё любимого:
Ходит Фёдор-от цяревиць всё невёсел-от.
Говорит-то ведь ёму-ту ро́дён батюшко,
Ишше тот ли царь Петр Олексеёвиць:
120 «Шьто же ты, моё да цядо милоё,
Молодой ты мой да всё наследницёк,
Ты по имени да Фёдор свет Петровиць-от!
Ты ведь ходишь у меня да невесёлой ты,
Почему ты у мня ходишь призадумалсэ,
125 Почему ты у мня ходишь запечалилсэ?»
Говорит-то ёму мла́дой-от цяревиць тут:
«Мне ноце́сь мало спало́сь да много видялось:
Прилетело-то, пришло будто два аньгела,
Шьто два аньгела мне-ка, два хранителя;
130 Говорят они про веру про старинную,
Про старинную про веру про спасёную,
Про спасёную про веру богомольнюю;
Называли-то меня младым цяревицём.
Говорят-то всё они мне-ка, росказывали:
135 „Как тепереце живёшь хоть ны наследьницьком;
Когда будёшь жить-то ты царём царить,
Ты царём будёшь царить да слыть всё белым-то,
Не держи-ко ты, не варуй веры папиной,
Ты не варуй-ко ише́ да веры дедовой;
140 Оврати-ко ты ведь верушку к себе назад,
Ты поверуй-ко-се в веру-ту всё в правдедка“».
Ай ведь тут Пе́тру Первому-ту показалось за досадушку:
Роспоряжатьце стал наследницёк малёхонёк,
Шьчо малёхонёк наследницёк всё молодёхонёк.
145 Он берёт ево за рученьку за правую,
Посадил ево в темницю на трои́ на сутоцьки;
Говорит-то сам ведь таковы слова:
«Продёржу-ту я ево хошь тро́и сутоцьки,
Я во той ли продержу да в тёмной те́мници:
150 Не поваруёт ли он да в веру нонешну?»
Отпирал-то церез трои сутки тёмну те́мницю,
Выпускал-то он всё мла́дого цяревиця:
Он сидит-то всё в темници, некуда́ нейдёт.
Говорит-то всё ему всё царь наш белой-от,
155 Царь наш белой-от Петр-от Перьвой-от:
«Я скажу тебе тепере, цядо милоё:
Не груби-ко ты моёго ретива́ серьця,
Не роспорежайсе надо мной да ты малёхонький;
Ты ведь варуй-ко в ту веру, в которую я варую —
160 Мы поваруём во веру всё во дедову».
Говорит-то ему младой цяревиць-от:
«Не поварую-ту я в веру, не в нонешну,
Буду верить я во верушку старинную,
Я в старинную, во верушку в спасёную».
165 Он ведь брал бежал со спицьки саблю вострую;
Хоцёт се́кци у ёго он буйну голову.
Тут иде́т скоро царица к те́мной те́мници,
Шьчо идёт-то она, сле́зно уливаитьце:
«Уж ты гой еси, мой да супруг милой ты,
170 Уж ты милой ты мой до всё любимой ты!
Дай сказать мне хоть единоё словецюшко:
Нету, нету таких прав да на сьвятой Руси —
Н’ётсекают-то цари да буйны головы.
Ты ведь хоцёшь отсекци у сына́ да у любимого,
175 Розорить-то ты ведь хошь да своё царство всё».
Тут стоптал-то[212] царь ногами-ти всё резвыма:
«Как же можошь ты, цяриця, мной роспорежатисе?»
Шьчо во ту ведь всё пору было́, во то́ время,
Ужахну́лсэ ведь наш младой цяревиць-от,
180 Ужахнулсэ-то он, скоро помираёт тут.
Ведь заплакала царица Королевисьня:
«Как потухла-то у мня свешша всё воску ярова,
Со востоцьню-ту стороноцьку упала с нёба звездоцька,
Укатилась-то у мня да виноградинка,
185 Виноградинка моя, да сладка ягодка!
Как не будёт на царсьви всё теперь наследьницька».
Похоронил он скоро мла́дого цяревиця;
Прогонил свою царицю-ту да Королевисьню,
Ис своёго-то и с царства он ей вы́гонил,[213]
190 Приказал свезьти во манастырь спасёной-от,
Приказал-то ей пострикци всё во мана́шины;
И тому она была тому радёшенька,
Шьчо радёшенька была да веселёшенька.
Уходила, уежала во сьвяты места,
195 Во сьвяты она места, да во спасёныи мона́стыря;
Она молилась со слёзами Богу-Господу,
Поминала своёго цяда любимого
Ишше мла́дого всё Фёдора Петровиця.
Он ведь сь тех-то пор да наш Петр Перьвой-от —
200 Повёлась-то ёго жисьть всё не на радосьти,
Не на радосьти пошла, не на весельици.
Шьчо прошло-то тому времени три годика,
И прошло же тому времени петь годиков.
Наредилсэ-то наш да царь-эт белой-от,
205 Царь наш белой всё да Петр-эт Перьвой-от,
Петр-эт Перьвой-от да Олёксеевич,
Наредилсэ он в платье-то всё плотьницьков;
У его ведь было содёржоно всё плотьницьков.[214]
Тут была всё у етих да плотьницьков,
210 Приготовляла-то им кушаньё вдова прекрасная
Как по имени-то всё Екатерина-та,
Из отечесьтва была всё Алексеевна;
Она пекла на их, варила всё им кушаньё.
Петр-эт Перьвой-от, наш царь, тут ро́бит плотьницьком;
215 Он ведь день-от ходит робит, на другой пришол,
Говорит-то сам Екатерины таковы реци:
«Ты поди, Екатерина Олёксеевна,
Ты поди, поди ты за миня в замужесьтво,
Всё в замужесьтво поди, да всё в супружесьтво».
220 Говорила-то Екатерина таковы реци:
«Допрошу-ту я, спрошусь у всех у плотьницьков,
’ни присудят ли итти мне, не присудят ли».
Как пришол-то тут ведь вецёр поры-времени,
Не пришол-то тут ведь ужнать Петр-от Перьвой-от.
225 Говорит Екатерина Алексеёвна:
«Уж вы гой еси, мои да вси вы плотьнички,
Вы ведь плотьнички вси мои знакомыя!
Россудите мне да дайте ума-разума,
Мне итьти ли замуж всё за плотьницька?»
230 Говорили ей да скоро плотьницьки:
«Ты поди-ко-се, Екатерина Алексеёвна».
А приходит-то ведь плотьник на другой же день,
Говорит-то он опять ей таковы реци:
«Уж ты гой еси, Екатерина Алексеёвна!
235 Ты идёшь токо за миня заму́ж,
Приготовляйсе вечорком да ко веньцю со мной;
Мы повенчаимсе в храму в самом посьледнём-то».
Екатерина Алексеевна да итьти здумала,
За того ли всё пошла она за плотьницька.
240 По домам-то стали люди росходитисе,
Как ёго-то ведь да вси тут плотьницьки;
Ище времецько-то тут прошло ведь к вецёру.
Он приходит ко свешшеннику к духовному,
Попросил ево зайти всё во Божью́ церьковь —
245 Не в соборны-ти он церькви, самы нижны тут.
Шьчо свешшеннику-ту тут всё не пондравилось,
Шьчо пришол-то он в погодушку великую;
Занесло ведь храм-от Божий снежком беленьким.
Говорит-ему свяшшеник-от таки реци:
250 «Бес порядку дело делашь всё ты, плотьницёк!
Ты бы мог дождать поры-время хорошого».
Брал-то плотьницёк лопату во белы́ руки,
Он розгрёб-то, роськинал да взял всё белой снег.
Заходили-то они во Божью́ церьковь;
255 Екатерина-та в папе́рти приосталасе,
Приосталасе она принаредитисе.
Принаредилась-то она да поскоре-то всё
И зашла она во храм да в храм всё Божий-от.
260 Он пошол-то во корман своей право́й рукой;
Доставает он несчотно красна золота,
Подаваёт-то он всё да тут свешшеннику.
Как свешшенник-от тут да ужахну́лсэ тут:
«Уж ты гой еси, какой бога́тырь этот плотьницёк!
265 Ты несцётно мне насыпал золотой казны».
Говорил-то тут ёму всё плотьницёк:
«Ты бери, бери, да кольки да́но тут:
Овенчай ты тольки царя белого,
Царя белого миня, хоть Петра Перьвого,
270 Петра Перьвого миня да Олёксеёвича».
Скинывал-то он своё-то платьё плотников;
Да увидели тогда-то, шьчо тут белой царь.
Ище поп-от ведь тут да испугалсэ тут
За свои-ти ведь он да за грубы́ реци;
275 Екатерина Алексеевна да чуть в уме стоит,
Цють в уме она стоит, да из глаз сле́зы льют,
Подломились-то у ей да ножки резвыя,
Приупали-то у ей да руцьки белыя.
Ишше тут они да повенчалисе;
280 Он повёл Екатерину в дво́рець царьския,
В дво́рець в царския повёл да в осударьской-от.
Поутру-ту он стаёт, утром ране́шенько,
Он идёт-то наперёд по воську-ту, полкам солдацькиим,
По солдацьким-то полкам всё новобраныим.
285 Говорит-то царь да таковы реци:
«Это шьчо же, братцы, есь закон да на сьвятой Руси,
В Питенбурхи-то у нас да славном городи:
Как ведь женятьце, посмотришь, всё во бедносьтях,
Шьчо во бедносьтях женятьце, во ну́жды-то —
290 Ишше всих-то проздравляют всё з брако́м законным тут
Как миня-то — я царь женилсэ по вечору по поздному,
Овенцялсэ-то ведь я да тоже вечером, —
Ай нехто-то ведь меня не проздравлят теперь».
Тут ведь зачели солдаты проздравлять ево,
295 Проздравлять-то всё ево да изьвинетисе
Услыхали-то тут да многи плотьницьки,
Многи плотьницьки да догадалисе:
«Ай не плотник-от тут ведь был, да Петр наш Перьвой-от».
Проздравляли-то ево-то ото всей от радосьти
300 Шьчо со тем его со браком со законным-то.
Говорил-то наш да ишше белой царь,
Наш-от белой-от царь да Петр-от Первой-от:
«Собирайтесь-ко, солдатушки вси новобраныя,
Новобраныя мои, да вси военныи!
305 Я для вас больше иду, да я ведь сам зову,
Ведь сам-то зову, да зову чёстую».
Собирали всех князьей да скоро бо́яров,
Собирал-то скоро всех знакомых плотьницьков;
За богатырями-то уехали скоры́ послы,
310 Да скоры́ послы уехали да скоры́ гонци,
Шьчобы ехали они вси на почесен пир,
Шьчобы ехали ис поля, поля цистого.
Ишше вси скоро́ бога́тыри сьежжалисе,
Оне ско́ро-то тут да все скоплялисе;
315 Они пили-то тут да ели, кушали.
Тут неделёцьку вёлсэ пир на радосьти.
129. АЛЕША ПОПОВИЧ УБИВАЕТ ТАТАРИНА[215]
Ишшебыло во городи Киеви,
Шше у ласкового князя у Владимира
Ишше было на дворе ведь три бога́тыря;
Проживали всё у князя у Владимера,
5 Оберегатели были красну Киеву,
Шше тому ли князю всё Владимеру,
Опраксеи-то же были Королевисьни,
Как любимой-то ведь кня́зёвой племянёнки,
Ишше ду́шоцьки-то были Марфы Митрёвны.
10 Говорил-то тут казак да Илья Мурамець,
Илья Мурамець, казак, да сын Ивановиць:
«Нам ведь полно этта жить в красном Киеви!
Мы поедём-ко, братцы, во чисто́ полё».
Они скоро же тут да собиралисе,
15 Ишше скоро они тут да отправлялисе,
Ишше садились на добрых же на своих коней,
На своих же коней на богатырьцькиих;
Приезжали они да во чисто́ полё,
Розоставили шатры белополо́тьняны;
20 Они стали по чисту́ полю поежживать, —
Нечего же во чисто́м поли не наехали:
Не гусей-то, не лебедей,
Не пернясцятых-то мелких они утоцёк.
Пристыгала их-то в поли ночка тёмная,
25 Ночка тёмна пристыгала, ночь осённая,
Шчо по утру-ту было, утру ранному,
По восходу-ту было сонця красного,
По закату-ту было луны сьветлою:
У того ли у старого стариньшины,
30 У того ли всё у Ильи, Ильи Мурамця
Как забил-то ёго конь да правой ножоцькой
Шчо о ту ли о матушку сыру́ землю,
Шчо о те ли всё о камешки о серыя.
Пробужаитце Илья ведь от крепко́го сну;
35 Он свежо́й водой ключовой умываитце,
Тонким, белым полотеньцём утираитце,
Он ведь езьдит тотарин на добро́м кони,
Величиной-то ведь тотарин как сильнёй бугор;
40 Он ведь езьдит, собака, похваляитце:
«Я приеду же, приеду ко белы́м шатрам,
Отрублю я, отсеку я буйны головы,
Роскинаю, розмечу я по чисту́ полю.
Я ведь тольке боюсь же старого стариньшины,
45 Я того ли ведь Ильи да боюсь Мурамця:
Шьчо гремит-то про него слава великая,
Розошлась же эта славушка по всей земьли,
Шьчо ведь силой же Илья да весьма си́льнёй есь,
Во чисто́м же поли ёму смерть была не писана».
50 Говорит-то тут Илья, да Илья Мурамець:
«Поежжайте-ко вы, братцы, попроведайте.
Я пошлю разьве Але́шеньку Поповича:
Ишше сила у ёго да не проти́в людей,
Не проти́в будёт Добрынюшки Микитича».
55 Тут ведь скоро как Алёшенька собираитце,
Как садитце он ведь всё да на добра коня.
Они съехались с тотарином, ударились,
Ишше друг друга до-болька́ не ранили.
Ишше сьехались они да во второй же раз;
60 Победил-то тут Алёшенька Поповиць млад.
Как упал-то тут тотарин на сыру́ земьлю, —
Не доехал же до города до Киева,
Не доехал же, собака, он до князя до Владимера,
Как до душоцьки ведь Марфы, Марфы Митревны.
65 И скоро же они да собиралисе,
Как поехали они да в красен Киев град
Шчо ко ласковому князю ко Владимеру.
Как стрецяёт князь Владимер он бога́тырей,
Собираёт он на радосьти почесён пир.
70 Повелась ведь тут да славушка великая,
Как его-то ц́есь-хвала да богатырьская
О том об Але́шеньки Поповиц́е.
130. ЖЕНИТЬБА ДЮКА СТЕПАНОВИЧА
Ай было во городи во Киеви,
Ай у ласкового князя у Владимера:
Цясто посешшал, приежал же к ёму
Молодой боярин Дюк Степановиць;
5 Жил же у князя у Владимера,
Жил на двори ра́вно полгода.
Придумалось Дюку Стёпановичу,
А тому же богатою бога́тыни,
Сьезьдить ёму же всё на родину
10 Ко своей к родимой ко матушки.
Жил он у матушки два года.
Не беленька берёзка к земьли клонитце,
Ишше наш-от ведь Дюк, Дюк Стёпановиць
Падал ведь матушки в резвы́ ноги:
15 «Ай же ты, родима моя матушка,
Чесна вдова Омельфа Тимофеевна!
Дай-ко-се мне благословленьиця
Съезьдить же мне, богатою бога́тыни,
Тому же ли Дюку Стёпановичу».
20 Говорила ему родна матушка:
«Боѓ благословит, цядо милоё,
Мо́лодой боярин Дюк Стёпановиць!
Ты у князя женись, хошь у боярина,
У купця же женись хошь у торгового».
25 Говорит же боярин Дюк Стёпановиць:
«Ай же ты, родима моя матушка
Не чесна вдова Омельфа Тимофеевна!
Есь у меня невеста принасмотреная,
Есь у меня всё повыбраная,
30 Шьчо во том у мня во славном городи во Киеви
У ласкового князя у Владимера —
Милая любимая племяненка,
Душоцька Марфа, Марфа Митревна».
Собирают его слуги верныя
35 Того же коня богатырьцького,
Надевают ему дорогой убор
И садят они Дюка на добра́ коня,
Резвы-ти ножки в стремена кладут;
Провожают-то Дюка Стёпановиця.
40 Поеха’ ли боярин Дюк Стёпановиць —
Видели ведь молодця ведь сядучись,
Не видели дородного поедучись;
Тольке у Дюка курёва стоит,
Курёва же стоит, да дым столбом валит;
45 Ище матушка сыру земьлю потребало,[216]
Быстрыя рецьки сколыхалисе,
Синее море сколыбалосе,
Леса-ти дремучи щевелилисе.
Ай во ту же-то было ночку тёмную,
50 Марфушки-то чудной сон привидялсе:
Находит туця, туця грозная
С ту ли со встоцьную стороноцьку;
Надошла эта туця, туця тёмная
На тот ли дворець она кня́зёвой.
55 Тёмная-та туця россыпа́ласе;
Выпали ис туци ветры буйныя,
Выпали ис туци дожи частыя;
Розогрело, роспекло же красно солнышко.
Марфушка скоро пробужаитце,
60 Горюцима слезами уливаитце.
И приходит к ей дядюшко родимой-от,
Ласковой Владимир стольнё-киевской;
И скоро отпирал двери на́ пяту.
Сидит она на стули рыта бархата,
65 Горючима слезами уливаитце.
Входит Опраксея Королевисьня,
Увидела Марфу-ту Митревну...[217]
Как приходит к ей Опраксея Королевисьня,
Как приходит к ей, ко Марфы, Марфы Митрёвны,
70 Говорит же она скоро таковы реци:
«Шьчо ты, душоцька же Марфа, Марфа Митрёвна,
Приуплаканы у тибя всё очи ясныя?»
Говорит же её дядюшка родимой-от,
Как родимой её дядюшка любимой-от,
75 Ишше ласковой Владимер стольнё-киевськой:
«Ты скажи-ко, скажи, Марфа, сушшу правду мне,
Уж ты ц́ем же, Марфушка, нездорова ты?» —
«Уж ты гой еси, дядюшка родимой мой,
Ты родимой мой дядюшка, любимой мой,
80 Ишше ласковой Владимер стольнё-киевськой!
Как здоровьицё у мня оно по-старому,
Все по-старому здоровьицё, по-прежному.
Тольке видяла я ведь, дядюшка, всё цюдной сон,
Ишше цюдной сон я видяла, ведь дивной он:
85 Надошло-то бутто туця, туця грозная
Как со ту ли со востоцьнюю стороноцьку:
Россыпалась, росходилась туця грозная
Шьчо над нашим над дворьцом да княженеськиим».
Ище князь сидит Владимер призадумалсэ,
90 Он повесил буйну голову
Со своих же он повесил с могуци́х плец́ей;
Прокатилисе из глаз да горюци́ слёзы:
«Уж ты душоцька ты Марфа, Марфа Митрёвна,
Ты любима же моя да ты племянёнка!
95 Как какой же при́дёт неприятель к нам,
Приведёт у нас в победу красён Киев град,
Розорит меня, князя, со кнегиною».
Опраксея-то стоит да умыле́итце:
«Не тужи-ко-се, моё ты красно солнышко,
100 Ишше ласковой Владимер-князь да стольне-киевской,
Этот сон-от перед Марфушкой самой передвидялсэ:
Как приедёт на ей да жених свататце,
Как приедёт на ей со сьвятой Руси;
Ище буйны-ти ветры — он ведь сам на двор,
105 Ище цясты-ти до́жжи — твои слёзы есь,
Красным сонцём обогрело — тибе к радосьти,
Как обрадуёт тибя да большой радосью.
Ишше где-то есь у нас богатая богатина,
Молодой же ведь боярин Дюк Стёпановиць!
110 Не бывал же он у нас ра́вно два года,
Не писал же он нам да скорой грамотки».
Не усьпели же они да слова вымолвить,
Слово вымолвить они да реци выполнить, —
Ишше едёт же бога́тырь-от скоры́м гонцём,
115 Тут бежит скоро Оле́шенька ведь с вестоцькой:
«Уж ты ѓой еси, ты красно наше солнышко!
Как приехал к нам да ишше гось на двор,
Шьчо незваной-от у нас да нежданой-от
Как ис той ли из Иньдии богатыя,
120 Молодой же боярин Дюк Стёпановиць».
Недосуг же тут Владимеру россиживать,
Недосуг-то ёму долго розговор весьти.
Он ведь скоро-то стрецял ведь Дюка Стёпановиця,
Он берёт его за рученьку за правую,
125 Он ведёт ёго в полаты княженеськия,
Шьчо во те ли во гридьны столовыя.
Говорит же ишше молодой боярин-от,
Ишше тот ли у нас да Дюк Стёпановиць:
«Не сажусь-то я к тебе, да всё Владимер-князь;
130 Ты ведь дашь токо подарок дорогой ведь свой, —
Тогда сяду я к тебе на стул же твой,
Я на стул же сяду твой да рыта бархата,
Ты отдашь токо́ любимую племянёнку,
Ты отдашь-то то́ко Марфу, Марфу Митрёвну,
135 Ты отдашь же то́ко Марфу за миня́ замуж».
Говорил-то тут ведь красно нашо солнышко,
Ишше ласковой Владимер стольнё-киевской:
«Ты бери-ко, бери, Дюк да Дюк Стёпановиць,
Ты бери-ко у мня Марфу с ц́есьти, с радосьти».
140 Шьчо приходит к ею дедюшка родимой-от,
Ишше ласковой Владимер стольнё-киевской:
«Уж ты душоцька моя да Марфа Митрёвна!
Ты поди-ко-се, поди да ты в замужесьтво,
За молодого-то всё поди боярина,
145 За того ли поди Дюка за Стёпановиця».
Стала Марфушка ему да поклониласе:
«Как спасибо тебе, дяденька родимой мой,
Уж ты ласковой Владимер стольнё-киевской!
Ты умел же меня, дядюшка, споить, скорьмить,
150 Ты умел же меня, дядюшка, замуж выдать-то
Шьчо без драки же миня бес кроволитною,
На сьвяту-ту миня Русь — не за тотарина».
Уредили Марфу скоро в дорого́ платьё,
В дорого-то платьё ей, да платьё цьветноё:
155 Как ц́енить-то будёт платьё — не обц́енить будёт.
Как повёл же ей ведь дяденька родимой-от,
Как за ту же брал за рученьку за правую,
Как привёл-то он ведь к Дюку Стёпановицю:
«Уж ты гой еси, боярин Дюк Стёпановиць!
160 Ты бери-ко, бери Марфу с ц́есьти, с радосьти».
Подавал-то скоро Дюк, да Дюк Стёпановиць
Обруцяльнёй он перьстень-от со ставкой драгоц́енною:
Как достат-то этот перьстень издалёка был,
Со того ли был со острова Буянова;
165 Подареньицё ведь было короля-та всё,
Как того ли короля да всё ѓерманьского,
Подарёно было матушки родимою,
Как цесною вдовы Омельфы Тимофеёвны.
Приходили мудреци, люди премудрыя,
170 Не могли-то обц́енить — как ц́ены не было.
Как ведь стали они скоро отправлятисе
Шьчо во ту ли ведь во Иньдею боѓатую.
Провожал-то ей брателко крестовой-от,
Шьчо крестовой-от брателко, названой-от,
175 Ишше тот же Добрынюшка Никитиць млад;
Провожал-то ей ведь старая стареньшина,
Ишше тот ли ей Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець да всё Ивановиць.
Що завидели-то Иньдею боѓатую;
180 Ишше крыши-ти у их да как огонь горят:
Как у Дюка-та ведь крыша была красна золота,
Кругом дому-ту текла река медо́вая,
Как бежала-то ведь тут да золота руда.
У их вёлсэ-то тут всё пир навесели,
185 Они пили, проклаждались трои сутоцьки.
Позабыла наша Марфа, Марфа Митревна,
Позабыла же жона да красен Киев град,
Позабыла же ведь дядюшку любимого,
Ишше ласкового князя всё Владимера,
190 Позабыла свою тётеньку любимую,
Ишше ту ли Опраксею Королевисьню,
Позабыла всех своих крестовых братьиц́ей.
Хорошо же ей житьё да прилюбилосе:
Ишше много-то у Дюка злата, се́ребра,
195 Ишше много-то у Дюка платья цьветного,
Ишше много-то у Дюка нянюшок-то, мамушок,
Ишше больше же того да сенных девушок.
Как пошла-то ихна жись очунь счастливая.
————
Марфа Семеновна Крюкова
II. Марфа Семеновна Крюкова, старшая дочь Аграфены Матвеевны (I), девушка 23 лет, грамотная. Две зимы, когда ей было 8 и 9 лет, она училась в своем селе у учителя, о котором сохранила до сих пор самые светлые воспоминания. Очень любит читать и бережет, как драгоценность, рукопись церковного письма, подаренную ей дедом Василием Леонтьевичем и содержащую в себе разные песнопения и жития. Большую часть своих старин и несколько духовных стихов она переняла у деда, который не менее своего брата Гаврилы (III) славился как замечательный сказатель. С девяти лет он учился в кельях Онуфриевского скита, находящегося в 100 верстах от Золотицы и в 50 — от Койды, на острове посреди Койдозера и разоренного, по словам крестьян, лет 40—50 тому назад, надо думать — в конце царствования Николая I, в эту эпоху крайней религиозной нетерпимости. Там он выучил духовные стихи и некоторые старины;[218] там же он научился петь церковные службы, но, несмотря на хороший голос, не соглашался петь на клиросе в золотицкой церкви, потому что, как он говорил (передаю со слов А. М. Крюковой), там служат не по-старому, на клирос нельзя взойти — так разит табачищем от дьячка; а пуще всего он боялся щепоти (трехперстного крестного знамения, вовсе неупотребительного у золотицких крестьян). Кроме своего деда, умершего 4 года тому назад, Марфа перенимала старины у матери и у крестьян с реки Мезени, которые нанимались покрученниками на судно (ра́ньшину) ее отца, когда он ходил в Норвегию за трескою; это было, когда Марфа еще ходила учиться. Она — большая любительница песен, которые поет мастерски; старины же «сказывает» редко, только Великим постом; вследствие этого она поет их довольно неуверенно, несколько прерывистым голосом и, сравнительно с Аграфеной, плохо выдерживает стих. На замечание матери, что она поет нескладно, она сказала: «Зато я пою так, как слышала, а вы, мама, и дедушка Гаврило прибавляете от себя; вот у вас и выходит складно». Кроме предлагаемых старин, М. С. Крюкова знает: 1) Исцеление Ильи Муромца, 2) Волх Святославьевич, 3) как Цюрило ходил к Пересьмякиной жене, 4) про трех сыновей князя Владимира: Святополка, Бориса и Глеба (этот духовный стих она называла стариной), и другие; несколько стихов, например, «По морю синему Халыньскому» (так начинается стих о грешной душе).[219] В говоре М. С. Крюковой заметно влияние грамотности; но так как это влияние не очень велико, то ее речь представляет из себя странную смесь местного наречия и книжных форм.
Марфа Семеновна Крюкова (слева) с сестрой Павлой Семеновной.
61. СВЯТОГОР И ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
Поездка Илья Мурамця во чисто́ полё:
Поежает Илья Мурамець да во чисто́ полё;
Как приехал он скоро во чисто́ полё,
Увидал-то он во по́ле ископоть-ту лошадиную;
5 Как сам он старой прироздумалсэ:
«Ише што же это за такое удивление?
Шше какой очунь бога́тырь сильний-от разгуливат?
Потому я замечаю-то,
Что ево-то конь ведь богатырьской-от.
10 Мне-ка ехать ли туда, али не ехать-то,
Догонять его ли мне, оставить ли?
Кабы знал я, старой, что есь этот бога́тырь-от не очунь сильнёй-от,
Состоял бы я ведь с ним, ево тогды бы победил-то ведь;
Кабы́ летами-ти да он ведь со мной на́ровне,
15 Не пострашилсэ бы, от него смерть я приня́л-то бы;
Есьли́ летами он ведь очунь мла́дой-от,
Победит меня Илью, да Илью Мурамця,
Мне-ка старому не чесь будёт, не похвальба мне богатырьская,
Что от мла́дого бога́тыря да смерть случитца-то.
20 Как не будет-то ведь всё, да как не писано:
Когда я был-то ведь не владел-то, не ходил да на резвы́х ногах,
Приходили ко мне всё ведь ангелы,а
Говорили-то мне таки речи, росказывали:
„Что не бойсе ты ведь, казак Илья Мурамець,
25 Ише сильнёй-от ты руськой бога́тырь-ет,б
Ише бейсе ты со всема́ богатыреми, ты воюйсе-ко;
Тебе, старому, в чисто́м поле-то смерьть не писана“».
Как поехал-то тогда да Илья Мурамець,
Как по той-то он путе-дороженьке.
30 Приежает он скоро́ во чисто́ поле,
Увидал-то в поле да бел поло́тьненой шатёр;
Заходит он скоро в шатёр поло́тьненой;
Увидал он во шатре кровать да всё железную,
Железную-ту кровать боѓатырскую;
35 Удивилсэ он да той кровате-то:
В долину́ была кровать да сорока сажень,
В ширину была да сорока сажень.
«Ише хто на этой кровати почова́т-лёжит,
Ише какоё это чудо чудноё?
40 Но[220] неверной ли какой да злой тотарин-от,
Он руськой ли могучой наш бога́тырь-от?
Уж я седу-то покушаю за его стол-от всё как за дубовой-от,
Я за ту ли за салфетку всё ведь браную,
Я попью-то, поем, всё покушаю».
45 Как во ту пору́, во то время
Прого́ворил-то конь его, да лошадь добрая:
«Ты зачем-то, Илья Мурамець, прельстилсэ-то
На бога́тырьской-от ты шатёр белый поло́тьненый?
Как за тем столом-то кушат-то бога́тырь с молодой жоной;
50 У ево-то есь жона да всё красавица.
Я скажу тебе, мой ласковой хозяин-от;
Изьвини-ко только, чего я тебе да роскажу-то ведь;
Ты послушай-ко речей да справедьливых-то:
Выходи-ко вон да из бела́ шатра.
55 Чесы ведь все у нас ведь все проходят-то,в
Что-которы ведь у нас назначены.
Воротя́тца скоро супруги из чиста́ поля,
Станут здесе пить-то, есь да веселитце-то,
Разно́й игрой они станут да забавлятьцэ-то,
60 Ише в те-то всяки игры они, в карточки.
Я скажу тебе: полезай ты на сырой-от дуб,
А коня поставь суда, да за сырой-от дуб,
А не вежи ты его к себе к дубу,
Отпусьти коня волей гулять да во чисто́ поле.
65 Ты послушай моево да наказаньица».
Выходил старо́й да из бела́ шатра,
Залезал он скоро всё на сы́рой дуб,
А лошадь отпускал да во чисто́ полё.
Вдруг он услышил чудо чудноё:
70 Ка згремел-то будто гром-то где,
Збушовала-то погодушка немалая
Как со вьсех с четы́ре сто́рон-то;
Потемьнело не́бо синее,
Задрожала матушка сыра́ земьля.
75 Увидал он — едет конь да богатырской-ет,б
На коне-то сидит всадьник-от,
Ишше тот ли руськой-от могучой-от бога́тырь-ет,б
Что по имени Светого́р[221] бога́тырь-ет;б
На плечах-то он ведь дёржит хрустальнёй-от рае́ць-от.[222]г
80 Он снимал-то ево-то скоро со своих плецей да богатырских-то,
Он пихал в корман да ручьку правую,
Вынимал-то из кормана ключь да золочёной-от,
Отмыкал-то он раецьг хрустальнёй-от,
Выпускал-то он свою да молоду жену.
85 ’не садились за столы да белоду́бовы,
’не покушали да всё поели-то,
Оне по́пели напиточок да розноличных-то,
Поутешались игрой в карточки.
Говорит-то он богатырь таковы речи:
90 «Теперь пора ведь мне-ка всё да на спокой лекчи».
Тут по́слала на ево-то скоро молода жона
На ево-то кровать перину всё пуховую,
Она ло́жила подушоцьки, зголовьицё, пуховыя,
Она кла́ла одеяло соболиное.
95 Он ведь лез скоро да на кровать боѓатырскую,
Он заснул да сном крепки́м да боѓатырским-то.
Она скоро выходила из бела́ шатра,
’на пошла гулять да по чисту́ полю;
Она с час поры да всё росхаживала,
100 Золотым персьнём да всё поигрывала;
С руке на́ руку-ту персьтень перебра́сывала:
«Когда была я на своей родимой-то на сто́роне,
Находилась когды красной девушкой,
Гуляла всё ведь я да в зелено́м саду;
105 Ты ведь был у мня ведь, персьтень, на право́й руке,
Я рвала-то разны-ти расьтенья всё садовые,
Распевала веселы-ти песьни девьия;
А какд слыхали-то тогда да как деви́ци-ти, да все мои подружоцьки;
Приходили-то оне ведь все да приежали-то,
110 Увеселяли-то миня, да красну девушку.
Приежали-то ведь к нам да тут скоплялись-то
Все ведь руськия могучи-ти бога́тыри;
Оне гуляли с нами по зелену́ саду.
В одну пору-ту ведь я да загуляласе;
115 Как увидала — едёт-то из поля всё бога́тырь-от,
Что пресильнёй-от да всё престрашной-ет,б
Увидал-то он миня, да красну девицу;
Я пондравилась ему, да красна девица.
Он заехал всё к моим родителем
120 Предлагать на мне да всё ведь свататьце.
Устрашились-то мои чесны́ родители.
Не спросили ’ни-то миня-то, не доло́жили,
Что жалаю ли ведь я, да не жалаю-то;
Они взяли-то миня да всё просватали
125 За того ли за бога́тыря за сильнёго.
Я живу-то ведь теперь да не красуюсе:
Мне-ка негде-то теперь да розгулятце-то;
Как ведь нечем-то он меня да не утешил-то
Ише мой супруг да всё ведь милой-ет.б
130 Мы седели в одну пору с ним-то, одну соль да кушали,
Росьпивали мы питья́ да розноличныя.
Он ведь взял в стокан себе браги на́лил-то,
Не допил до дна да мне-ка отдал-то:
«Допивай ты, моя всё да молода жона».
135 Как ведь не хотелось мне-ка выпить-то;
Побоялась я ево не послушать-то.
Ко̆гдӑ допила я всё да из стокана-та,
Почуствовала в сибе силушку великую;
Я роздумала, что зьделале он меня полени́цей зьделал богатырьскою.
140 Он не езьдит-то ведь на светую Русь,
Потому что не подынет матушка сыра земля;
Всё здесе, по горам Светым розьежживат».
Как она огленулась-то назадь да на сырой-от дуб,
Увидала она Илью Мурамця.
145 Она хватала ево за желты́ кудри,
Принесла ево в руках да ко белу́ шатру,
Спусьтила ево в корман супругу-ту,
Розбудила-то ево да ростреложила
От того крепка-та сна да богатырского:
150 «Что пора нам ехать, опять по Светым горам розгуливать».
Он ведь скоро от крепко́го сна да пробужаитьца,
Ключевой водой да умываитьца;
Белы́м полотеньцём утираитьца;
Убирал-то он ведь скоро-то бело́й шатёр
155 Посадил жону в хрустальёй-от рае́ц-от как,
Замыкал её-то он да золотым ключом.ж
Поехали оне да по Сьветым горам.
Как падал ево доброй конь да на резвы́ ноги:
«Тяжело-то мне везти да не под силу-ту:
160 Раньше я возил тибя, бога́тыря
Шьто твою жену да всё богатырскую;
Што-то есь бога́тырь-от — будет теперь ведь третьим-то;
Он сидит у тибя в кормане-то».
Он пехал-то свою ручку правую,
165 Вынимал-то из кормана Илью Мурамця:
«Ты скажи, скажи ты, всё богатырь-ет,б
Почему ты ко мне за́шол во мой-о́т глубок корман?» —
«Не своей-то я зашол волёй-охвотою:
Мня спусьтила-то твоя да молода жона».
170 Он отмыкал-то скоро всё хрустальнёй раец-от как,
Выпускал-то он свою да молоду жену;
Он хватал тогда да саблю острую,
Сказьнил он у жене да буйну голову.
Он ведь за́чел всё выспрашивать:
175 «Ты скажи-ко мне, да доброй молодець,
Ты какой-то ведь как руськой-от бога́тырь-ет?»б
Росказал ему да Илья Мурамец:
«Как приехал я ведь со сьветой Руси». —
«Покрестоваимсэ мы с тобою — я да Илья Мурамець, —
180 Что тима́-ти ведь крестами однозолочёными;
Назову-то я тибя братом крестовым-то.
Я ведь буду Светогор да бра́том старшим-то;
Ты ведь будь-ко-се, Илья, да братом младшим-то,
Научу-то я тибя всем по́ездам да богатырским-то,
185 Ише всем-то битвам, всем подви́гам богатырским-то».
Как поехали оне да по Сьветым горам,
Научил-то Сьветогор да Илью Мурамця
Как всем подви́гам-то да богатырским-то.
Как в одну пору́ они в поле розгуливали,
190 Увидали-то оне да гроб железной-ет;б
Оне скоро-то туда да поспешили-то:
Что за такоё есь ведь чудо-то,
Шше кому-то в этом гробе, чьему телу будет-то лёжать-то ведь?
Говорит Сьветогор-я Ильи Мурамцю:
195 «Ты лёжись-ко, брат крестовой, по сибе померей-ко:
Не тебе ли в ём да всё лёжать будёт?»
Повалилсэ Илья в гроб ведь Мурамец;
Он мало́й по ём лёжит, как маленькой ребёнок-от.
«Выходи-ко-се, крестовой брателко;
200 Не тебе да ведь Судьба-то, этот гроб определён-то Богом-Господом,
Не тебе, не твоёму-то телу в ём лежать будет».
Выходил-то скоро Илья Муромець;
Заходил-то скоро всё ведь Сьветогор-бога́тырь-ет.б
Как ведь тот-то гроб будьто́ по нём-то был,
205 Он не мал-то гроб и не великой-ет,б
Говорит тогда да Илья Мурамець:
«Тебе полно, брателко, шутить-то ведь!
Выходи-ко, ступай вон скоре».
Ише хочёт вытьти Светогор из гроба-та;
210 Он не может тут да он-то вытьти-то:
Очутилось-то на гробе три-то обруча железныя.
Он крычит-то зычным голосом:
«Ты бери-ко, брат, да саблю вострую,
Ты сьсекай-ко эвти обручи железные;
215 Мне-то душно в гроби-то приходит-то».
Как ведь брал-то саблю Илья Мурамець,
Он сьсекал-то эти обручи железныи.
Вдруг ведь кровля-та у гроба-та задьвинулась.
Как некак не мог отбить да Илья Мурамець.
220 Говорит-то Сьветогор-богатырь-эт могучой-от:
«Не руби-тко, брат, по-пустому-ту.
Верно, зьдесь мне-ка смерть ведь писана;
Верно, этот гроб из тучи выпал-то.
Подойди ты, брат, ко мне поближе-то,
225 Припади-тко-се к земле, ко гробу-ту пониже-то;
Я ведь дуну-ту своим духом в тибя да богатырским-то.
Ты прими-ко от миня да сибе силушки».
Говорит-то Илья Мурамець:
«Я исполню перьво твоё наказаньицё».
230 Он припал-то к земле он низёхонько.
Ише дунул он в него своим духом богатырским-то.
Говорит Сьветогор да во второй након:
«Ты припади опять к земьле пониже-то,
Ко моёму-ту ведь гробу поближа́е-то;
235 Я ведь дам тебе ишшё силы поболе-то». —
«Нет, не надоть боле, брателко крестовой-ет,б
Мне твоей-то боле силы богатырской-то;
Мне довольню-то тепере силы, скольке у меня-то есь теперь,
Как взять-то твою силушку-ту сильнюю,
240 Мать сыра земля тогда меня да не заносит-то».
Говорит-то Сьветогор да таковы речи:
«Очунь хитрой, брат крестовой-ет,б
Что не наклонилсэ ты ко мне поближе-то;
Тогда дунул бы я духом ме́ртвым-то,
245 Повалилсэ ты бы ко мне вме́стях мертвым-то.
Ты прошшай теперь, да брат крестовой-ет!б
Роспрошусь-то я с тобою теперь навечно ведь.
Привежи ты моево коня ко гробу-ту,
Потому что не совладеть да некому́ будет;
250 А сам ты поежай да на сьветую Русь,
Ты воюйсе теперь со всима теперь бога́тырьми;
Со всима-то ты теперь состоишь-то ведь;
Не убьют тебя некто, некакой да из бога́тырей
Тибе в чисто́м по́ле да смерть не писана;
255 Ты помрёшь, Илья, во своём доме родительском».
62. ЖЕНИТЬБА ДОБРЫНИ И НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ
Во славном городи во Киеви
Добрынюшка сидел со своей с ро́дной маменькой,
Оне под тем-то окошечком косисьц́етым,
Оне смотряли всё да во чисто́ поле.
5 Говорила Добры́ни ро́дна маменька,
Пожила вдова Омельфа Тимофеевна:
«Что пора тебе, Добрынюшка, женитьце-то»,
Скоро́й отьвет дёржал Добрыня своей маменьке:
«Я женилсэ бы, маменька родимая, —
10 У нас в Киеви-то девушки-то все заму́ж да испода́ваны.
Мне-ка нужно поезьдить по дальним го́родам,
По села́м-то мне и по деревьням-то,
Поискать-то мне невесты, красной девици».
Как ставал-то он скоро на резвы́ ноги:
15 «Скучно, скучно здесь сидеть мне, добру молодцу,
Я поеду да розгуляюсе;
Что сьежжу-то я во чисто́ полё,
Ись чиста́ поля проеду на Пучай-реку».
Спровожала ево маменька родимая,
20 На просьти́нах-то слово́ ему сказала:
«Поежжай-ко-се, Добрынюшка Никитич мой;
Не бери-ко своего коня да Воронеюшка,
Ты возьми коня-та батюшка родимого,
Ты возьми ево саблю вострую,
25 Ты возьми ево палицю военную,
Возьми плёточку шелко́вую;
Твой-от батюшко без плёточки не ежживал».
Поехал Добрыня во чисто́ полё,
Увидал-то он и́скопоть лошадиную,
30 Он пусьтил коня туда доганивать;
Увидал он тут поленицю приуда́лую:
На коне она по́ полю розгуливат,
На вороном по чистому розьежживат.
Подъежжает он к ней очунь близко-то,
35 Он выте́гивает скоро лук тугия-ти,
Он направливает стрелочку калёную,
Что ко стрелочки да приговариват:
«Вот лети, лети, моя стрела калёная,
Ты стрели, стрели в поленицю в буйну голову».
40 Как летела-то стрелочка калёная,
Розьлетелась поленици в буйну голову;
Сидит полениця — не ове́рнитце,
Назадь она да не посмотрит-то.
Он направливаёт стрелочку второй-от раз.
45 Розьлетелась стрелочка калёная
Она обратно-то, опять поленици в буйну голову;
Полениця-та сидит да не ове́рнитце,
Позади сибя да не посмотрит-то.
Он стреляет в поленицю в трете́й-от раз;
50 Тогда полениця огленуласе,
Огленуласе она да розьмехнуласе:
«Что думала я, что руськия комарики меня покусывают, —
Ажно руськия могучи-ти киевськи бога́тыри
Калену́ стрелу в меня пускают-то».
55 Она хватала-то Добрыню за желты́ кудри,
Спускала ево да во глубок корман.
Везла она ево да трои суточки;
Проговорил-то тут у ей конь, лошадь добрая:
«Что молода моя хозяйка ты,
60 Что душочка Настасья-та Микулична!
Тяжело мне везьти да двух бога́тырей,
Когда раньше в пору[223] возил тебя одну я красну девицю,
Красну девицю, поленицю преудалую».
Тут ответ держит Настасья-та Никулична:
65 «Что ты какой уда́лой доброй молодець?
Ис какой земли, да ты которого города, села да урожда́нець-от
Чьего отца да чьей ты матери?
Уж ты князя ли сын, али короля-та сын,
Ты того ли купця какого сын богатого,
70 Ли простого ты сын всё хресьянина?»
Отвечаёт ей Добрынюшка Никитич-от:
«Тьбе чово нужно знать, полениця приудалая?
Не скажу тебе про своего отца с матерью,
Не поведаю, какого роду есь-то я». —
75 «Уж ты руськой-от могучой-от бога́тырь-эт!
Кабы знала, что ты старой-эт,
Я отрубила бы тебе да буйну голову;
Чтобы знала кабы я, что ты ведь мла́дой-эт,
Назвала бы я тебя да ро́дным брателком;
80 Кабы знала я, что ты летами-ти да со мной на́ровень,
Я пошла бы вза́муж за тебя-то всё».
Говорит-то её доброй конь:
«Он ведь руськой-от могучой есь бога́тырь-эт
Что по имени Добрынечка Никитич-от;
85 Он ведь силою-ту супроти́в тибя,
Он ведь сьмелосьтью вдвоём тибя,
А летами-ти он с тобой ведь на́ровне».
Выпускала тут Добрынёчку Настасья-та Никулична;
Оне садились скоро на добры́х коней.
90 Говорит-то тут Настасья-та Никулична:
«Ты бери, Добрынюшка, меня теперь да во супружество».
Как ответ держал Добрынюшка Никтичь млад:
«Ты поедем-ко, Настасья дочь Никулична,
К нам во славной город-от во Киев-от,
95 К моей маменьки к родимыя,
К пожилой вдове Омельфы Тимофеевне».
Оне путь дёржали скоро в Киев-град;
Подъежали к Добрыни к широку́ двору,
Оне добры́х коней спускали во конюшну-ту,
100 Насыпали им пшеници белояровой,
Пошли в полаты оне всё белокаменны.
Как стречает их ведь матушка Добрынина;
Говорил Добрынюшка да ро́дной матушки:
«Что нашол я теперь да себе сужону,
105 Ту ли всё Настасью я Никуличну.
Мы пойдём теперь с Настасьёй во Божью́ церьковь,
Мы одёржим-то с Настасьёй по злату́ веньцю».
Тут давала-то благословленье ро́дна матушка.
Они скорей того пошли да во Божью́ церьковь,
110 Одёржали-то Добрыня со Настасьёй по злату́ веньцю;
Шол у их тогда да пир наве́сели.
Был на пиру-ту князь Владимер-от,
Была кнеина Апраксеия;
Приглашо́ны-то ведь были все бога́тыри.
115 Уж как вёлсэ пир да трои суточки;
Посьле троих суточок-то вси госьти розьехались;
Оставалсэ только Добрыня с молодой женой.
Прошло-то тому времени да три-то годичка.
Перестала тут Настасья-та Никулична
120 По чисту́ полю розьежживать;
Жила она в доме супруга-та
Со ево-то с ро́дной маменькой.
А как тоже[224] князь [в] поче́стной пир
Посылал-то по́слов звать Добрынюшку Никитича
125 Со его-то он с молодой женой.
Тут Добрынюшка Никитиць одевалсэ-то,
Одевалась хорошо Настасья-та Никулична;
Они пошли ко князю-ту да на почёстной пир.
Шол ведь день скоро у них да прокатилсэ-то,
130 Пир весёлой-от да под конець пошол.
Говорил-то князь Владимир таковы речи:
«Кто бы нашолсэ из вас, да из бога́тырей —
Ише сьездьдить-то во ту землю в неверную,
Как к моему тесьтю любимому,
135 Прирубить-то ево войсько — подошло к ему войною-ту;
Он писал ко мне, просил на помочь-ту бога́тырей;
Получал-то я ведь утром скору грамоту.
Кто из вас будёт да толь ведь доброй-эт,
Чтобы мог эту службу-ту сослужить-то ведь?»
140 Тут бога́тыри все замолчали-то,
Никто князю ответа не держали-то.
Говорил-то князь да во второй-от раз,
Говорил-то князь и во трете́й-от раз.
Тогда со скамейки белоду́бовой
145 Как ставал могучой русько́й бога́тырь-эт,
Что тот ли Але́шинька Попович млад:
«Ай кроме́ Добрыни из нас никто там не бывал-то ведь;
Добрынёчка у короля бывал-то там;
Он ведь знат бой-от держать по-ихному».
150 Говорил-то князь ему да таковы слова:
«Не исполнишь ты, Добрыня, наказаньица —
Я розгневаюсь на тибя князь Владимер-от,
Выселю тибя да вон ис Киева».
Как ставал Добрыня на резвы́ ноги,
155 Благодарил князя с кнегиною,
Он пошол скоро́ да ис полат-то вон;
Он идёт скучно́й да к родной маменьке,
К родной маменьке да молодой к жоне.
Тут начел тут Добрыня в путь-дорожку-ту збиратьце-то,
160 В далеку́ землю да отправлятьце-то.
Некому́ в семье о том не сказыват;
Тут узнали только нянюшки-ти, мамушки,
Все Добрынины прислужницы,
Донесьли о том ево да ро́дной маменьке,
165 Пожилой вдове Амельфы Тимофеёвне.
Она бьёт,[225] сле́зно плачёт-то,
Слезьми она да уливаитце:
«Ты куда, моё чадо́, да отправляисьсе,
Ты куда, моя скатна́ жемчужина,
170 Ты куда у мня, сладка ягода нали́вная,
Ты куда, моё чадо любезно, отправляисьсе?
Почто о том ты маменьке не скажошь-то,
Зачем родимой — тайносьти да не поведаешь?»
Говорит-то тут Добрыня ро́дной маменьке:
175 «Ты чого у мня всё выспрашивашь,
Что у мня выведывашь?
Что живой буду — к тебе приеду-то,
Помру — дак ждать тогда неково.
Я гневаюсь на тебя, моя маменька родимая:
180 Для чево меня, Добрынюшку, несчасново споро́дила,
Почему меня, Никитича да неталанного?
Где моё счасьё приосталосе,
Кому оно от миня доставалосе?
Лучше ты меня несчастного на бел свет не споро́дила!
185 Лёжал бы я, Добрынюшка, да серым камешком
У той ли у реке да всё Пучай-реке,
Век по́ веки лежал бы этот ка́мешок,
Некто его не шевелил бы никогда да не треложил бы;
Только езьдят-то к этому-ту камешку бога́тыри,
190 ’ни тому камню́ да удивляютце.
Нет — споро́дила миня ты ро́дна маменька
Во чисто́м поли берёзинькой кудрявою;
Как у той ли у берёзеньке
Как бога́тырь’ отдыхают во чисто́м поле.
195 Нет бы ты меня Добрынюшку, да ро́дна матушка,
Мале́шенького в корзиночку поло́жила,
По Днеп-реки по течению спусьтила-то!
Миня не было б в живых да на бело́м свети».
Во сьлезах Добрыни маменька сказала-то:
200 «Я ведь рада бы тебя на белой свет спородить счастливаго:
Таланью-ту тебя да в Илью Мурамця,
Силою тебя в Светогора-та-бога́тыря,
Кротосью тибя в Давида Кроткого,
Хитросью тибя в Сало́мана Премудраго,
205 Храбросью тибя в Олександра Храбраво,[226]
Красотой тебя бы в Осипа Прекрасного,
Богатьством-то тебя в Садка́ новгородскаго,
Походочкой тебя в Чурила Пле́нковиця,
Как тебя бегосьтво́м[227] в Добрынюшку Никитиця,
210 Как пером писать — в Дуная-та Ивановича,
Сьмелосью тебя в Алёшеньку в Поповича.
У мня не было детей, кроме тебя, да не единого.
Уж как не дал Бох счасья — теперь не будет-то».
Она пошла скоро́ в полаты белокаменны
215 Г богоданому своёму дитетку,
К молодой Настасьи-то Никуличне:
«Чего сидишь, Настасья? ничого сидишь не ведаешь,
Над собой незведушки[228] не знаешь-то:
Как твой супруг-от отправляитце,
220 В богатырьско платье одеваитце.
Ты поди сходи-ко сь ним просьтись-ко-се;
Ты зайди к нему со правого со стре́мена,
Говори-ко ты ему да со улыбкою,
Говори-ко ты ведь, как скажу-то я,
225 Как скажу-то, научу тебя:
«Уж ты ладушка моя, да лада милая,
Ты веньчельня моя лада, обручельняя!
Мы с тобой, лада, в Божьёй черьквы стояли-то,
Золоты веньци на головах дёржали-то,
230 Как из одной чары с тобой мы роспивали-то,
Золотыма-ти перснями мы менялисе;
Мы в согласьи жили да три годичка.
Скучно мне теперь с тобой да роставатце-то!
Ты скажи-тко мне, супруг любимой мой,
235 Скажи ты мне слова да всё приятные:
Ты куда, моя надежда, собираисьсе,
Далече́ ли в путь да отправляисьсе».
Говорит-то ей Добрынюшка Никитич млад:
«Уж ты ладушка моя да моя милая,
240 Ты дрожаюшша, мила́ супруга ты!
Я скажу-то тибе правду сушшую:
Что жив буду — к тебе приеду-то;
Жив не буду — ждать тибе миня-то не́чого».
Она спрашиват ево да во второй-от раз,
245 Она спрашиват ево да во трете́й-от раз.
«Я не буду к тебе, Настасья, не приеду три-то годичька —
Подожди, Настасья, ты ише́-то три;
Тому исполнитце-то времени да шесь-то годичков.
Ты исполни перьву заповедь женьскую,
250 Посиди-ко, подожди миня.
Как не приеду я друга́-та шесь-то лет —
Тому исполнитце двенадцеть лет;
Тогда исполнишь заповедь-ту вдовьюю:
Ты давай тогды мою да золоту казну
255 На поминанье в церьквы Божьия,
В мона́стыри-ти посылай да во спасёныя,
По вдовам давай да всё по бедным-то,
По сиротьским давай малым деточкам.
А тебе, Настасья, — воля вольняя:
260 Хоть вдовой живи, хоть ты взаму́ж поди
За того поди за князя, за кнежёвиця,
За короля поди, за прынца-та,
За того поди бога́тыря ты руськаго,
Ты иди-ко за купця да хоть богатого,
265 За простого-то иди хоть за хресьянина.
Только не даю тебе да дозволеньицо —
За тово ты за руського бога́тыря,
За моево брата крестового
За Алёшеньку Поповичя».
270 Тут скоро-то Добрыня уежал да с широка́ двора,
Уехал он да во чисто́ поле,
Ись чиста́ поля поехал в ту землю неверную.
Как приехал он к тому да королю к неверному,
Он ведь начел рубить войсько неприятеля.
275 Он не много воёвалсэ, всё не мало-то —
Как прошло-то тому времени двенадцеть лет;
Не возрашшалсэ домой Добрынюшка Никитич-от,
А когда уехал был Добрынюшка Никитич млад —
Тому времени прошло да три-то годичька,[229]
280 Приежает-то Алёша ись чиста́ поля;
Привозил он весточку Владимеру:
«Что видел я во чистом поле-то,
Что лёжит бога́тырь-от убитой-эт;
Опознал я всё по платьицю по цьве́тному,
285 Что надоть быть моему брату крестовому
Что тому ли всё Добрынюшки Никитичу.
Ты поди-тко-се, сходи, князь, к его ро́дной маменьке,
Передай ты им это извесьицо».
Одевалсэ князь Владимер-от,
290 Он пошол скоро к Добрыниной ко маменьке;
Передал-то он ей извесьицё, што получил от Алёшеньки Поповиця.
Тут заплакала Добрынина да ро́дна маменька.
Говорит Добрынина да молода жона:
«Я нейму-то, всё не верю-то;
295 Неправду сказыват Алёшенька Попович-от.
Подожду я ’шше́ Добрынюшку друга́ три года».
Как прошло-то тому времени-то шесь годов,
Привозит-то Алёшенька извесьтие,
Что, слышил он, убит Добрынюшка в земле неверной-то.
300 Как приходит князь опять к ево родимой маменьке.
Тут заплакала Добрынина да ро́дна маменька.
Говорит опять Настасья-та Микулична:
«Я нейму-то всё у него Алёшеньки, не верю-то.
Ишше хто ему дал-то всё изьвесьицё?»
305 Как исполнилось тому времени-то деветь годичьков,
Запосылал тут Алёша князя-та Владимира:
«Ты сходи-ко, поди, князь Владимир-от,
К Добрыниной да к ро́дной маменьке,
Уж ты сватайсе на Настасьи на Микуличне».
310 Как пошол князь скоро ко Добрыниной да ро́дной маменьке;
Он заходит к им в полаты белокаменны,
Он ведь спрашиват да у прислужниць-то:
«Вы дол’жите-тко Омельфы Тимофеёвны,
Что пришол я к ей да посоветовать:
315 Что я слышал-то теперь да весь-ту праведьливую,
Что нет в живых Добрынюшки Никитича».
Приходила тут Добрынина-то ро́дна маменька:
«Уж ты здрастуй-ко-се, князь Владимер-от!
Ты каку принёс к нам весточку радосьню?» —
320 «Хоть нерадосьню и весть-ту вам принёс теперь:
Вдостоверь-то нет Добрынюшки в живых у тя.
Как ждала Настасья-та двенадцеть лет,
Не могла его она дождатьце-то.
Ты отдай теперь Настасью-ту Никуличну,
325 Ты отдай замуж за Але́шеньку Поповиця».
Отвечает тут Добрынина да ро́дна матушка:
«Я не знаю про Настасью про Никуличну;
Есьли́ пойдёт она, дак и пушшай идёт;
Не пойдёт, не пожелат, дак я не вы́даю». —
330 «Ты поди, поди, Настасья, за Алёшеньку взаму́ж Поповиця». —
«Я ждала Добрынюшку шесь годичьков,
Исполняла тогда заповедь-ту женьскую;
Теперь исполнилось двенадцеть лет —
Исполнила заповедь-ту вдовьюю.
335 Я иду теперь взамуж за Алёшеньку Поповиця».
Как ведутце у князя-та пиры весёлыя,
Что идёт свадьба́ Алёшеньки Поповичя, —
Далече́-то, далече́ да во чисто́м поле
Сьпит Добрыня во бело́м шатре
340 Крепким сном-то он да богатырским-то.
Тут забил-то конь копытом о сыру землю,
Ростреложил Добрынюшку Никитичя,
Розбудил-то он Добрынюшку от сна-та утренна.
Говорит Добрынюшка да таковы слова —
345 Ударил он плёточкой шелко́вою:
«Что ты, волчья сыпь да травеной мешок,
Не захотел мне служить да верой-правдою?» —
«Нечево́ ты,Добрынюшка, не знаешь-то,
Что во твоей семье несчасьё-то случилосе:
350 Молода твоя жона взаму́ж пошла
За мла́дого Але́шеньку Поповиця».
Он скакал скоро на своево коня да Воронеюшка,
Он сьтегал его плёточкой шолко́вою.
Приежат-то скоро на широкий двор;
355 Он не привезал коня да г золоту кольцу,
Спускал ево всё да во конюшну-то,
Пошол он скоро в полаты́-то белокаменны.
Тут за ним-то все идут прислужники, прислужници,
’ни приносят жалобу к Омельфы Тимофеёвны:
360 «Что приехал тот бога́тырь-от скорым гоньцём да ис чиста поля,
Безо всякого дозволенья прошол к тебе в полату белокаменну».
Тут заплакала Добрынина-та ро́дна маменька:
«Кабы был у мня во живности Добрынюшка Никитич-от,
Не удалось тебе бога́тырю да насьмеятьце-то
365 Над моим двором сиротьским-то». —
«Уж ты гой еси, Омельфа Тимофеевна!
Ты не гневайсе на меня на руського бога́тыря:
Я з дозволеньица приехал всё Добрынина.
Мы вчерась з Добрынёй прирозьехались;
370 Он поехал во чисто́ полё,
Меня послал во город-от во Киев-от
Передать тебе ниско́й поклон». —
«Не насьмехалсэ ты, русько́й могучой-от бога́тырь-эт,
Кабы был в живых Добрынюшка, наехал бы». —
375 «Я дивуюсе тебе, да ро́дна маменька,
Что не признала ты меня Добрынюшки Никитичя». —
«У мня ведь был Добрынюшка Никитич млад —
Его личенько ведь было как порошки снегу белого,
На ём платьё было всё ведь цветное». —
380 «Ты родима моя маменька,
Как дожжами-ти на мне всё платьичё причёлкано,
Красным солнышком лицё моё да запеклосе всё». —
«У моёго-то у дитетка
Как была у его всё приметочка —
385 На право́й-то ноги́ была родинка».
Скиныва́л-то он сапожки тут сафьянные,
Показал-то он придьметочку.
Тут узнала его маменька родимая,
Во сьлезах она всё росказала-то:
390 «Что твоя-та молода жона
’на ушла замуж за Алёшеньку Поповиця.
Он сказывал мне весточки нерадосно;
Я скорьбила о тебе да ретиво́ серьцо,
Я сьлезила о тебе да очи ясныя». —
395 «Неси, маменька, мне всё, родимая,
Ты неси-ко моё платье цветное,
Ты неси-ко мои гусьлици игро́мыя;
Нарежусь-то я скаморошиной,
Я пойду ко князю на широкой двор,
400 С широка́ двора зайду в полату белокаменны».
Одевалсэ тут Добрыня скаморотьшиной,
Брал с собою звоньчаты́ он свои гусьли-ти;
Он заходит всё ко князю ко Владимеру,
Он хрест кладёт да по-писа́ному,
405 Он поклон ведёт да по учёному,
Он кланеитце князю со кнегиною:
«Уж и здрастуй, князь Владимир стольне-киеськой!
Ты дозволь-ко мне-ка место, куда сесь-то мне». —
«Вашо место-то да скоморошьноё
410 Что на печьки на муравленой».
Заходил-то он на место, где назначено.
«Ты дозволь-ко мне-ка, князь, да всё зыграть в гусли». —
«Ты играй-ко, играй, да скоморотьшина».
Он ведь зачел тут выигрывать.
415 Он берёт-то всё да ис Царя́града,
Наговариват на красной Киёв-град,
Алёшеньки Поповичю наце́ниват,
Настасьи-то Никуличны да выговариват.
Тут Настасьюшка да догадаласе,
420 Тут Никулична узнала-то.
Говорит она да таковы речи:
«Ты позволь-ко, князь Владимер, мне
Ты налить-то мне-ка чарку мёду сладкого,
Поднесьти мне да кому надобно». —
425 «Наливай-ко-се, Настасья дочь Никулишьня,
Подноси тому, да кому надобно».
Наливала она чарочку да мёду сладкого,
Поднесла она уда́лой скоморотьшине.
Принимал-то скоморотьшина одной рукой,
430 Выпивал-то он да на единой дух;
Говорил-то он тогда да таковы слова:
«Ты позволь-ко, князь, мне слово вымолвить;
Ише дай-ко мне-ка позволеньиця
Как налить-то мне-ка чару мёду сладкого,
435 Поднесьти-то мне, кому жалаю-то».
Подносил-то он ведь чарочку Настасьи-то Никулишне.
Выпивала она чароцьку да мёду сладкого;
Прикатилсэ к ее́ устам сахарным золотой перстень.
Она хватала скоро золотой перстень,
440 Одевала-то себе на пра́ву ручушку;
Сама скакала-то из-за тех столов ’зза белоду́бовых,
Она падала Добрынюшки да во резвы́ ноги:
«Ты просьти, просьти, Добрынёчка Никитичь млад!» —
«Я прошшаю тибя, Настасья всё Никулична.
445 Не дивую я тибе да уму женьскому,
Я дивую только князю-ту Владимеру
Потому-то, что у жива́ мужа жену отьнел».
Тут ставал Алёшенька Попович млад,
Он говорил-то всё таки речи:
450 «Ты просьти, просьти, меня, брателко крестовой-от,
Ты во той вины меня да в виноватой-то,[230]
Шьто посидел я возьле твою-ту любу́ семью». —
«В той вины тебя, братець, Бох просьтит;
Только в той не прошшу тибя,
455 Что омманул ты мою маменьку родимую:
Сказал — нет в живых Добрынюшки Никитичя».
Он хватал Алёшу за желты́ кудри,
Он бросал его да о кирпичной пол,
Хотел сказьнить у ево да буйну голову
460 Ише той ли всё да саблей острою.
Удёржал у его саблю острую
Что старо́й казак да Илья Мурамець:
«Розойдитесь вы ведь, братьиця-та, помиритесь-ко».
Он брал тут молоду жону;
465 Пошли оне да к ро́дной маменьке.
63. БОЙ ДОБРЫНИ И АЛЕШИ С ТАТАРИНОМ
Что стоял-то шатёр да во чисто́м поле.
Во шатре-то спа́ло два бога́тыря:
Что перьво́й-от Добрынюшка Никитич-от,
Что второй-эт Олёшенька Попович-от.
5 Они скоро тут бога́тырь’ просыпалисе,
Умывалисе оне да ключевой водой.
Говорил-то Алёшенька Поповичь-от:
«Мы поедем-ко, брателко крестовой-от,
Сьезьдим на эту гору мы высокую:
10 Не увидим ли чево мы, не услышим ли?»
Они скоро-то садились на добры́х коней,
Заежали ’ни на ту гору высокую,
’ни смотрили тут во трубочки подзорныя.
Нечево-то не видать нигде,
15 Никакой не езьдит нигде бога́тырь-от.
Приежали ’не обратно ко белу́ шатру,
Заходили они в бело́й шатёр,
Они зна́чели роспивать да разны водочки,
Как играть-то они начели во карточки;
20 Поигравши они в карты, спать легли.
Как заснул-то крепким сном Алёшенька Попович-от,
Как Добрынюшка Микитичь-от не сьпит, лёжит,
Он не спит, лёжит, да всё ведь слушаёт.
Шьто со южную-то было со стороночку,
25 Что не шум шумит, да там не гам гами́т,
Не погодушка во по́ле росшумеласе —
Тут крыцит-то богатырь зычьным голосом:
«Ты остойсе-ко-се, мой ведь доброй конь!
Шьчо пора тебе коню да отдыхать теперь.
30 Я ведь буду становить шетёр поло́тьненой».
Заходил скоро тотарьничек в бело́й шатёр.
Тут ведь видит Добрынюшка Никитичь млад;
Не до спа́нья пришло да тут Добрынюшки.
Он не знат, взбудить ли Олёшеньку Поповиця:
35 «Как збужу-то я Алешу, лутьче не наделаю:
Иш’ Алеша-та ведь роду, роду нежного;
Он ведь сквозь просонья не узнат, да шьто случилосе,
Потерят-то он да свою голову.
Я помешкаю Добрынюшка до утрия;
40 Я ведь ноченьку да всю ведь я продумаю,
Какой хитросью убить да мне тотарина».
Выходил-то по утру́, да утру ранному,
Выходил-то ис шетра Добрынюшка Никитич-от;
Он смотря-то тут ведь в трубоцьку подзорную,
45 Видит — недалече-то от их стоит шатёр.
Он садилсэ скоро на добра́ коня;
Подьежает он к шатру да ко тотарину,
Он крыцит-то, зычит да звычным голосом:
«Ты ставай, ставай, тотарин злой,
50 Пробуждайсе-ко, злодей, да поскорёшенько!
Вот со мной з Добрыней повоюимсе».
Тут держал ответ тотарин-от:
«Не желаю я ставать да утром ранным-то.
Мне-ка жаль тебя, Добрынюшка Никитич-от:
55 Понапрасну утеряешь буйну голову». —
«Ты ставай, ставай, злой тотарин-от,
Тебе полно, злодей, да отговаривать!»
Выходил скоро тотарин из шетра-та вон,
Он садилсэ-то тотарин на добра́ коня,
60 Он садилсэ, сам да россмехнулсэ-то:
«Я ведь думал, шо, Добрынюшка, ты говоришь во шутку-то:
Потеряешь ты свою да буйну голову.
Ты скажи-ко луччэ, какой смерти желаешь ты». —
«Молодой ише тотарин, в молодых годах,
65 Ише смешь надо мною насмехатце-то?»
Они сьехались-то скоро друг-то с другом-то,
Они друг друга́-то крепко ударили;
Сабли вострыя у их да поломалисе;
Не которой-от друг друга не ранили.
70 Во второй-от раз они опять ведь сьехались.
Тогда падал-то Добрынин конь да на резвы́ ноги;
Как стегал его Добрынюшка Никитичь-от:
«Ты чого, ты конь мой, устрашилсэ-то?
Будто по чисту полю некогда не ежживал,
75 Уж тотар-то будто никогда не видывал?»
Отвечает тут конь человечеським-то голосом:
«Ты напрасно бьёшь меня, Добрыня-свет Микитич-от:
Уж как перед тим-то пал на матушку сыру землю —
Не состоять-то тебе будет со тотарином,
80 Победит тебя да злой тотарин-от».
На ответ-то отвечал Добрынюшка Никитич-от:
«Ты издохни-ко сам, да лошадь злая-та!
Как не я помру Добрынюшка Никитич-от».
Не сказал конь нечего, простонал только.
85 «Ты помри, помри-ко сам, да лошадь добрая!»
Они съехались с тотарином, ударились.
Тогда хватал тотарин-от Добрыню за жолты́ кудри,
Он бросал ёго о матушку сыру земьлю,
А садилсэ-то к ему да на белы́ груди,
90 Он спорол-то ведь ему да груди белыя,
Вынимал-то он его серьцё богатырьскоё;
Сам уехал тотарин спать во бело́й шатёр.
Что по сходу-то ведь было красна солнышка,
Пробуждаитце Олёшенька Поповичь млад,
95 Смотрит — нету-то Добрынюшки Никитичя:
«Он куда, куда у мня да всё уехал-то?
Он гулять, верно, уехал во чисто́ полё».
Выходил скоро Алёша из бела́ шатра,
Брал с собою-то он трубочку подзорную,
100 Он смотрял, смотря на все чотыре сто́роны;
Негде не мог-то он увидеть Добрынюшки Никитичя.
«Он куда-то так уехал, не сказалсэ-то?»
Вдруг сожрал-то ведь Добрынин его доброй конь.
Огленулсэ тут Але́шенька Поповичь-от,
105 Он ведь видит — далече стоит Добрынин конь,
Неуря́жон он стоит в збруи коньской-то,
Неучосаной стоит да неуглажаной.
Он скакал скоро Але́ша на добра́ коня,
Подъежает он к Добрынюшкиному добру́ коню;
110 Как стоит-то его доброй конь,
Как повесил буйну голову с могуцих плець —
Он тоскует, верно, по хозяине.
Погледел недалеце́ от добра́ коня,
Увидал-то — лежит убит Добрынюшка;
115 Прибегает он к Добрынюшки Никитичю —
Закатилисе у Добрыни очи ясныя.
Как ведь плакал тут Олёшенька Попович млад:
«Тебе Бог судья, Добрынюшка Никитич-от!
Ты зачем, поехал, не розбудил меня?»
120 Он смотрел тогда в трубку подзорную;
Увидал-то он во по́ле шатёр белой поло́тьненой;
Обознал, што, по шатру-ту, был неруськой-от бога́тырь-эт,
Приежжаюшшой, неверной-от.
Он крычал-то, звычал да звычным голосом:
125 «Ты ставай, ставай, тотарин, ты злодей-от вот!
Ты зачем убил Добрынюшку Никитича?
Что давай со мной с Олёшенькой побра́таимсе».
Выходил-то злой тотарин из бела́ шатра,
Он садилсэ скоро тотарин на добра́ коня,
130 Он садилсэ-то, да сам он розьсмехнулсэ-то:
«Шо, желаешь ты, Алёша, со мной бой дёржать?
Понапрасному, Алёша, это здумал-то.
Ваш-от род-от всё попоськой-от,
Что попоськой род зави́дной-от,
135 Что завидной род завиду́шшой-от;
Ваши глаза-ти всё завидушшия,
Ваши белы-ти ведь ручки загрэбушшия.
Ты прельстилсэ на моёго коня богатырского,
Как на ту ли ведь збрую-ту серебрену».
но Отвечает тут Олёшенька Поповичь-от:
«Ты бы рад бы сьесь меня, проглотить, собака зла!
Каково́ ише миня да Бох ведь выдас-то».
Они скоро-то друг с другом сьехались;
Они друг друга́ взели саблеми ударили,
145 Они друг друга́-та до болька́ не ранили.
Они ’зе́ли-то второй-от раз-от сьехались;
Ишше они так сильнё ударились —
Мать сыра земля тогда да здрожала вся,
Из озёр, из рек вода да поливаласе.
150 Пособил Бох победить тотарина Алёшеньке;
Он кинал тогда злого-то тотарина
Он на матушку его да на сыру земьлю,
Сам садилсэ скоро к нему да на черны́ груди,
Он хочет пороть да груди черныя,
155 Вынимать-то его серьцо всё тотарьскоё.
Вдруг не о́ткуль взялсэ чёрной ворон-от;
Говорит-то ворон Алёшеньки Поповичу:
«Не пори-ко у тотарина черны́х грудей,
Ты спусьти, спусьти его да как домой жива́.
160 Сослужу я тебе за то да службу верную.
Далеко-то я сьлетаю за сини́ моря,
Что на те ли я на воды, воды тёплыя,
Я достану там, найду да воды мёртвою,
Во вторых же я достану-то живой воды,
165 Принесу е[231] я тебе да через три-то дня».
Вдруг-то стал-то чёрной ворон-от невидимо.
Он спускал тогда злого всё тотарина,
Только сь тем спускал, с таким да он условиём,
Что поло́жит-то тотарину заповедь великая,
170 Что не езьдить боле ему на сьветую Русь,
Что не битьце боле с руськима бога́тырьми.
Прилетает-то че́рной ворон черес трои суточки,
Принёс-то живой воды ему он, мёртвой-то:
«Ты возьми, возьми, Алёшенька Поповичь млад,
175 Ты возьми-ка напере́д да воду мёртвую,
Ты взбрызьни-ко-се Добрынюшку Никитиця;
Во вторых возьми брызьни-ко ты живой водой».
Вдруг-то стал ведь ворон всё невидимо.
Тут послушал-то Алёша ворона-та наказаньицё;
180 Во перьво́й-от раз брызнул водой мёртвою;
Тут сросьлось Добрыни тело белоё.
Как брызну́л он во второй-от раз,
Простонал-то тут Добрынюшка Микитич-от,
Открывал-то ведь он скоро очи ясныя,
185 Говорил-то он сам таковы слова:
«Не знай, много ли я, мало ли-то спал ведь здесь?
Уж я думаю, что ведь долго спал;
Почему же я ведь скоро стал?»
Отвечает тут Алёшенька Попович-от:
190 «Уж и спать-то было бы, братец крестовой-от,
Здесь бы было тебе век всё на веки,
Кабы не я помог Алёшенька Попович-от,
Не победил бы я злого тотарина:
Когда победил-то я зла тотарина,
195 Я хотел пороть да груди чёрныя,
Тут прилетел ворон со стороны тотарьскою,
Проговорил-то он таки речи:
«Не убивай-ко ты, не пори у тотарина черны́х грудей,
Ты спусьти, спусьти его домой жива».
200 Тут скакал Добрыня на резвы́ ноги,
Обнимал-то своего брата крестового,
Прижимал-то его к своему к ретиву́ серцю,
Называл-то он его братом крестовым-то:
«Мы поедем-ко теперь да в красной Киев-град,
205 Мы роскажом-ко про мо́е про несчасьицо;
Принесу-то благодарнось за тебя я, Олёшенька,
Розкажу-ту про тебя князю Владимиру,
Я твоёго-то добра век не забуду-то,
Доколь жив-то я, буду благодарить тебя».
64. АЛЕША ОСВОБОЖДАЕТ ИЗ ПЛЕНА СЕСТРУ
Во славном городи во Киеви
Заводилсэ у князя-та поче́стной пир.
Собирал-то ведь он могучих всех руських бога́тырей,
Полениць-то всех да преуда́лых-то.
5 Что наве́сели идёт у их почёстной пир;
Князь Владимир-от по комнаты погуливат;
Говорил-то князь да таковы слова:
«Кто бы, кто бы из вас, бога́тыри,
Уж вы сьездили да на Пучай-реку,
10 Привезли с Пучай-реке да ключевой воды
Мне князю-ту Владимеру с кнегиной приумытисе,
Приумытисе да помолодитисе?»
Тут ставал-то Алёша на резвы́ ноги,
Говорил-то он да таковы слова:
15 «Я ведь сьежжу, князь, да на Пучай-реку,
Привезу-то тибе ключевой воды».
Поежает тут Алёша во чисто́ поле,
Ись чиста́ поля подьежает он к Пучай-реке;
Почерпнул он взял да ключевой воды,
20 Поехал прямо в Киев-град,
Привозил воды князю Владимиру.
Умывалисе оне да ключевой водой,
Ай умылисе они да наредилисе,
Нередилисе, помолодилисе.
25 Тут дарил-то князь Владимер-от
Как Алёшеньку Поповиця
Как ведь тим-то пе́рышком орлиным-то,
Которо достато было с острова Буяна-та,
Что подарено было князю-то Владимеру
30 Что у тех госьтей у карабельшиков.
Ай как го́ворил Алёшенька Поповичь-от:
«Ты дозволь-ко мне-ка, князь, да дай-ко волюшку,
Мне-ка дай-ко сьезьдить на свою-ту родину,
Повидатьце мне с отц́ем и с матерью,
35 Попросить-то мне у них благословленьица:
Не приискали ли мне они невесты, красной девици?
Не приискали — дак не могу ли я сам себе да приискать-то где,
Во своей ли де я всё на родины,
Ели не на своей, хоть на дальной сто́роны?
40 Уж как все, князь, у тибя в Киеви поже́нёны,
Только я один да холостой живу».
Говорит-то ему князь Владимир-от:
«Ты женись, женись, Алешёнька Поповичь млад,
Тебе даваю я да позволеньицо,
45 Хоть у нас женись, да в красном Киеви,
Ай хоть у себя женись да в славном городи,
В славном городи в своём да ты в Ростови-то,
Хоть во тех женись дере́вьнях во простых да не в горо́дских-то;
Ты ведь тут бери, где только тибе пондравитце».
50 Поежжает тут Алёшенька Попович-от,
Поежжает скоро он да во чисто поле.
Он ведь день ехал, второй ехал;
Становил-то он бело́й шатёр поло́тьненой,
Призаснул-то он сном богатырским-то.
35 Пробужаитце по утру ранному;
Ему пекёт в глаза да соньцё красное.
Выходил-то он из шатра да из поло́тьнена —
Как летит-то по нёбу́ да ясной сокол-от,
Он летит-то, сам да выговариват:
60 «Тибе полно ночевать, Алёша, спать да во чисто́м поле!
Поежай-ко-се туда, куда прикажу я ехати, —
Поежай-ко-се ты в степи в Саратоськи,
Ты во те луга да во зелёныя.
Там во тех лугах да во зелёных-то
65 Есь в поло́н-то взя́та красна девиця,
Красна девиця есь, дочь отечеська.
Хоть она будёт не сужона тибе красна девиця,
Хоть прельсьтисьсе на ей да всё обзарисьсе,
Но не будет она тебе да молодой жоной».
70 Удивилсэ-то такому чуду-то Алёшенька;
Он стоял-то час времени при розмысленьици:
«И не знай, мне ехать ли, не ехать ли,
Не знай, правду сказал сокол, не знай кривду-то?
А давай я сьежжу-ту да попроведаю».
75 Поехал Алёша во те степи Саратоськи
Тима́ лесами всё дремучима,
Тима́ садами всё зелёныма.
Приежает в те сады в зелёныя,
Он ведь смотрит в трубоцьку в подзорную;
80 Увидал-то бело́й шатёр поло́тьненой,
Он спустил коня гулять да по чисту́ полю,
Сам пошол к тому шетру к поло́тьнену,
Он ведь спряталсэ тут за старой дуб;
Он стоит-то всё да тут выслушиват.
85 Шьчо не белая-то лебедь, лебедь ки́кала,
Красна девушка в полону да слёзно плакала,
Плакучи́сь-то ведь она да выговаривала:
«Как неделечька тому да поры-времени,
Когда я была в доми во родительском;
90 Я учясывала свою да буйну голову,
Уплетала не сама я трубчяту́ косу,
Уплетала у миня да ро́дна маменька,
Уплетала-то она да приговаривала:
«Что ты поди, поди гуляй, да красна девиця,
95 Что во тот-то во прекрасной сад;
Не ходи-ко ты во ту стороночку во западну:
Не очень давно-ка здесь случилосе —
Злых тотаринов за городом поимали-то».
Тут пошла гулять я красна девица;
100 Не исполнила-то приказанья ро́дной маменьке —
Захотелось посмотрять мне во стороночку во западну.
Вдруг не ветром по мне ударило.
Как не гром-то да прогремел-то ведь —
Говорили тут троё тотаринов:
105 «Мы ведь думали — не дождатьце-то сегодьне тибя, красна девица;
Ты сама-то к нам да как зашла суда.
Увезём тибя в поганую в землю, в неверную,
Мы возьмём кому ли во супружесьво.
Как у нас-то ведь вера́ да есь ведь лёккая:
110 У нас ненадоть мыть да лиця белого,
У нас ненадоть молитьце образам пречудным-то,
У нас ненадобно хранить да среды, пятьници;
Как у вас ведь на сьветой Руси
Привелось бы тебе, красна девица,
115 Вытьти взамуж-от за руського могучого бога́тыря,
Хоть за купця госьтя торгового,
Хоть за прожиточнёго простого за хресьянина, —
Тебе была бы вера-та тежолая:
Тебе надобно бы было мыть да лицо белоё,
120 Как ведь ксьтить тебе твоё да лицо белоё,
Поклонятьце ведь да чудным о́бразом».
Они схватили миня красну девицу,
Увезьли в полон да во чисто́ полё,
Ись чиста́ поля в Саратовськи да дики степи-ти»,
125 Как сидит-то красна девушка, слезьми да улаваитце,
А сама такие речи выговариват:
«Ты талань, талань моя несчасная,
Пала учесь моя несчестливая!
Ты куды, талань, у мня деваласе?
130 Ты в темно́м лесу ли, в леси заблудиласе,
Во жидки́х ли мхах где, во болотах-то,
Во преглу́бистых тихих озёрах-то?
Во Дунай-реке лежишь ты камешком горючиим,
По синю ли по мо́рю плаваешь ли серой утиц́ей,
135 На тихих заводях-то плаваешь белою лебедью?
Не оттуль ты улетела-то?
Прилетела ты ко матушке к сырой земле,
Зарывалась ты во матушку в сыру землю,
„Не видать, — сказала, — тебе учесьти, да красна девица!“
140 Одна на свети пала я несчасная
Изо всех из девиць-то из подружочок!»
Говорил-то тут перьво́й тотарин-от:
«Не плачь, не плачь, да красна девиця,
Что ты руська молода поляночка!
145 Что на делу́ ли ты мне достанисьсе,
Жаребью́ ли ты мне-ка выпадёшь —
Увезу я тибя во своё место,
Я срублю у тибя с плечь да буйну голову».
Выходил-то тут второй тотарин-от,
150 Говорил-то он тогды да таковы слова:
«Не плачь, не плачь, да красна девица,
Не плачь ты, мла́дая поляночка!
Как ведь ты мне-ка в наделу́ достанисьсе,
В жэрэбью ты мне-ка выпадёшь, —
155 Увезу я тибя во своё место,
Возьму я тибя да за сибя взаму́ж,
Буду корьмить-то я тибя хлебом-то,
Ржаным-то ведь тибя хлебом с мекиною,
Ишче буду корьмить говядиной кобыльёю,
160 Буду тибя поить водой болотного».
Выходил тогда третье́й-от как тотарин-от,
Говорил-то он да таковы слова:
«Ты не плаць, не плаць, да красна девица,
Не печалуйсе, красавица!
165 Как ведь ты мне-ка достанисьсе,
Я возьму тибя да во замужесьво,
Увезу тибя, красотка, во своё место,
Буду корьмить тибя белым хлебом всё круписьчетым,
Буду поить тибя той водой сладкой медовою;
170 Будёшь сидеть у мня на стули рыта бархата,
Будут подносить тибе кушанья-ти разныя,
Приставлю я к тибе много́ служаночок».
Услыхал-то эти речи Але́шенька,
Выходил скоро́ в чисто́ полё,
175 Он крычал коня своёго зычным голосом,
Садилсэ скоро на добра́ коня;
Подъежаёт ко шатру-ту ко белому ко тотарскому;
Перьво́го-то тотарина мечом сколол,
Второго-то тотарина конём стоптал,
180 Третьёго-то тотарина жива́ спусьтил;
Брал он тут да красну девицу,
Посадил он ей да на добра́ коня,
На добра́ коня, да позади сибя,
Повёз он ей да в красной Киев-град:
185 «Повезу я тибя, да красна девица,
Как ко ласкову ко князю ко Владимеру,
Прему́-то я с тобой да по злату́ веньцю;
Князь Владимер будёт у миня за свата-та,
Апраксе́ния-та будет тебе свахою.
190 Извини-ко, красна девица, —
Не спросил у тибя я про род-от, племя-то,
Начал предлагать тебе о браки-то.
Ты какой земли да какого города?
Князя ли дочь ты, княже́вна-та,
195 Короля ли дочь ты, королевна-та,
Ты простого ли дочь всё хрестьянина?»
В ответ отвечат да красна девица:
«Я роду-племени-то есь да из Ростова-та,
Я того-то попа дочь соборного,
200 Что та-то я Настасья дочь Леонтьёвна».
Тут Алёшенька сидит — незнашьто, что случилосе,
Ише что такое да приключилосе —
Не признал-то брат сестры родной!
Говорил-то он да таковы слова:
205 «Тепере нечево-то в красном Киеви будет делать-то».
Поворачивал коня обратно-то
Как на ту ли всё дорожочку Ростоськую,
Повёз ей красну девицю да к отцу, к матери;
Приежал-то скоро в славной Ростов-город.
210 Как увидали-то его честны родители,
Выходили, их стречали-то слёзами-ти;
Они не знай утробе́ли ли, возвеселели ли.
Собирал-то скоро батюшко его, родитель-от
Что пир-от почесен наве́сели.
215 Как жил Алёшенька да у родителей
Как полгодика да поры-времени;
Потом поехал в красной Киев-град
Ко князю ко Владимиру.
65. СОЛОВЕЙ СОЛОВЬЕВИЧ (БУДИМИРОВИЧ)
Из-за моря, моря синево,
Из-за синево моря́ Халынскаво
Выходило тут двенадцеть че́рных ка́раблей.[232]
Подходили те кара́бли ко городу ко Киеву,
5 Заходили они под самой дворець да всё ведь княжеськой.
Хорошо-то ети карабли очунь были да убраны,
Они убраны были, все позолочены,
Дорогима ’ни товарами да нагружо́ны-ти;
Ишше разны-ти товары всё заморскии,
10 Разны́ матерьи-ти были шелко́вые,
Разны́ атласы были, бархаты,
Ише находилса груз да красно золото,
Находилось во грузу да чисто се́ребро,
’ше ведь было в караблях каменьё драгоц́енное;
15 Разны́ мехи были — для зимы-то шить на шубы разные.
Он[233] скоро выкиныват-то те мосты дубовые
Как со своих караблей чернёных-то,
Он мосьтил-то ’вёрх до дворца-то вплоть до князева,
Выстилал-то он сукна разныя заморьские;
20 Он ведь нес в подарки мису перьво красна золота,
Что вторую — чиста се́ребра,
Что третью́ю мису-ту каменья-та драгоченного;
Ещо́-то нёс в подарок князю всё Владимиру
Ише тех разных мехов заморьских-то,
25 А кнеине Апраксейне всё матерьи нёс на платье всё шолко́вой-то.
Заходил-то он скоро́ ко князю на широкий двор,
Он допросил-то всех его придворьников,[234]
Чтобы́ доло́жили об ево приходи князю́ Владимеру,
Ему льзя ли да зайти в его палаты кнеженеськии.
30 Не ослышились князя[235] придворьники,
Оне пошли скоро́-то князю всё доло́жили
О ево да всё приходе-то;
Как бегут-то они скоро-то с изьвестиим:
«Вас просил-то ведь Владимир, велел низко кланетьце;
35 Заходи ты в ево по́латы-ти кнеженевьския».
Как пошол скоро́ Соловей сын Соловьев-от,
Он заходит-то в полату кнеженеськую;
Он ведь молитце ведь тут Спасу пречистому,
Он ведь здраствуёт-то он с князём Владимером,
40 Подаёт-то он ему да ручку правую,
А княгине подаёт да ручку левую;
Во вторых-то подае́т ему подарки в подареньице.
За такия-ти подарки очунь важныи
Что скакал-то князь Владимир на свои-ти ножки резвыя,
45 Подьвигал да свой ведь стул он рыта бархата,
Он садил-то дорога госьтя приежжого,
Сам сказал ему-то он да такую-ту речь:
«Я не знаю, чем буду тебя да всё отдаривать;
Как мне тибя красным золотом дарить, да у тибя-то своего да очунь много-то;
50 Подарю-то я тибя разьве, в подарок тибе всё поздраствую:
В каждом городи торгуй без дани-пошлине,
Хоть во Киеви торгуй, хочь во Черни-горе —
Везьде тебе всё воля вольняя.
Хоть ты где-ка хошь, туда и населяйсе-ко,
55 Ты бери собе в подарок города, которы подо мной-ту есь». —
«Ненадоть мне твоих разны́х городов всё в подарке-то;
Ты дай мне только, князь, да дозволеньицо,
Дай мне-то матушки сырой земли состроить себе дворець хрустальнёй-от». —
«Тебе даю я всё да дозволеньице;
60 Ты построй ево, куда желаешь-то —
Хоть возьле́ мой дво́рець княженеськой-от». —
«Я желаю-то построить себе дворець да во твоём-то, князь, да зелено́м саду;
Как во том саду да во зеле́ном-то
Растут-то всяки дре́ва-ти прекрасные.
65 Не ради я гулянки хо́чу двор состроить-то, —
Для того, чтобы́ мне видать в саду твою племянницу,
Что ведь мо́лоду Заба́ву дочь Путя́тичну».
Ишше строил скоро он дворець хрустальнии,
Изукрасил он его да красным золотом,
70 Снаредил его каменьём драгоц́енным-то.
Как в одну-то пору-то, время к вечеру,
Когда пошло-то красно-то солнышко к закату-ту,
Захотелось тут ведь красной девице,
Что мо́лодой Забавы дочь Путятичне
75 Погулять-то ей да в зелено́м саду;
Не гулять-то ей девицы захотелосе —
Посмотрять-то дворца да всё Соло́вьева.
Она просит-то дозволенья у свое́го дяденьки родимого,
Что у князя всё да у Владимира.
80 Как дае́т-то князь её да дозволеньицо,
«Ты иди, иди, любяшшая мила́ племянница,
Что мо́лода́ Забава дочь Путятична.
Сходи ты разгуляйсе в зелено́м саду;
Смотри же ты, племяньница, ты много не загу́ливайсе:
85 Что есь во Киеви народу-то ведь всяково:
Езь живут которы в Киеви — народ-от наш, всё киевский;
Тово боле-то у нас есь приежаюшых —
Чтоб не подсмотряли ’не тибя, да красна девица.
И ты не пой-ко-се, Забава, весёлы́х песён да заунывных-то,
90 Не примани своима песьнеми уда́лых добрых молодцов,
Ты своих бога́тырей да всё ведь киевских,
Ишчё не прельстились на тибя приежаюшши».
Тут-то скоро ведь князь-от вы́шол из ее́-то он из комнате,
Он пошол-то, будьто с нею распростилсэ-то:
95 «Ты гуляй, моя племяньница, да всё погуливай;
Тибе пусьть твоя гулянка пощестли́вит-то».
Тогда скоро-то Забава снарежаласе,
Поскорее-то она да одеваласе,
Она пошла-то скоро в зелен сад гулять;
100 Не очунь долго в саду она гуляла-то,
Она пошла скоро ко дворьцу да к Соловью-то ведь,
Подошла-то ко окошечку его косисьчету,
Становилась она, что послушала;
Что во перьвой-то ево да было комнате —
105 Как слышит — бречит-то что-то, сыплетце.
Подошла она да ко второй ко комнати;
Во второй-то, слышит, комнате
Тут читат-то ево матушка молитвы-ти,
Всё читат она да Богу молитце.
110 Подошла она да к третьёй комнате;
В той сидел-то комнате да Соловей-от как,
Он наигрывал всё во струну-ту,
Росьпевал-то песьни разные.
Увидал он ей тут красну девицу,
115 Он ведь ставал скоро со стула рыта бархата,
Выходил он тут да во зелёной сад.
Он просил-то зайти к себе Забаву-ту Путятичну:
«Ты пойдём ко мне в полаты-ти, зайди-ко посмотри у мня,
Хорошо ли оне у мня убраны».
120 Тут стоит Забава, прироздумалась,
Не знат, ли посетить ево, не посетить ево;
Роздумалась она своим умом-то ведь:
«Я схожу, зайду к нему да посмотрю-то ведь
Как ево-то строенья, в доми убранства-та».
125 Заходила ’на к ему в ево высо́ки комнате;
Он садил ей на стул да рыта бархата,
Наносил-то ей ведь всяких разных сладосьтей.
«Много времени я жил ведь всё ведь на́ сьвете —
Не видал я таких людей хороших-то,
130 Как ведь вас, Забава дочь Путятична.
Изьвините-тко-се, што я вам всё скажу-то ведь:
Я хочу на вас ведь свататьце у дядюшки;
Вы жалаите ли за меня итти в супружесьтво?
Вы ведь ответьте-тко, дайте мне скоро́й ответ».
135 Тут Забава испугаласе,
Горючьми слезьми да обливаласе;
Она ставала скоро со стула рыта бархата,
Благодарила ево, сама скоро вон пошла.
Пришла она не очунь ве́села;
140 Заметили все ей[236] тут няньки, мамке-то:
«Отьчево сегодьне у нас Забава невесёлая,
Что сь ней тако́ да приключилосе?»
Донесьли об том-то дяденьки родимому,
Тому ли князю всё ведь киеському Владимеру.
145 Приходит к ней ее́ ведь дяденька родимой-от,
Он спрашиват у ей да всё выспрашиват:
«Очево севодьне у меня, племяньница, ты очунь скучная?
Кто тебе в глаза разьве́ да насмеялсэ-то?»
Отвечат-то тут Забава дочь Путятична:
150 «Что некто мне в глаза не насмеялсэ-то,
Некто не ис твоих не из бога́тырей;
Насьмеялсэ надо мной да Соловей-от всё:
Во глаза-ти мне да красной девицы
Говорил-то мне он всё да о супружесьтве».
155 Отвечат-то ей да князь Владимер-от:
«Это не смеялсэ, говорил он правду-исьтену.
Ежель станет у меня да он ведь свататьца,
Я отдам тебя за ево, Забава дочь Путятичня».
Сам ведь вышел скоро князь-от от племяньницы;
160 Вдруг идёт-то Соловей к ему да на широкий двор,
Проходил скоро в полаты кнеженеськия,
Доступал он до князя до Владимира.
Говорит князь таковы речи:
«Ты садись-ко, мой да дорогой-от госьть». —
165 «Не сидеть к тебе я, князь, пришол-то ведь,
Я пришол к тебе да сватом свататцэ
На твоей ли на племяньницы.
Ты отдай за мня Забаву-ту Путятичну».
Покатились тут из глаз князя горючи́ слезы́;
170 Он ставал скоро́-то князь да на резвы́ ноги,
Тут по́дал князь ему да ручку правую,
Он просватал тут Забаву-ту Путятичну.
Говорит Соловей да таковы речи:
«У нас пушай будёт свадьба́ через меся́ць-от;
175 В ту по́ру я ведь съежжу за сине́ море,
За сине́ море́ да в свою родину,
Роспродам там сво́е я именьицо».
Тут он скоро-то как с князём роспрошалсэ-то,
Отправлялсэ он за мо́рё на трёх на чёрных ка́раблях.
180 Как прошла-то ета славушка по всей земле,
Дошла-то ета слава до неверной до земьле,
Что Забава на Руси-то ’на засватана.
Тут скоро собиралсэ царь неверной-эт,
Ишше тот ли всё царишшо Грубиянишшо:
185 «Что нет теперь во Киеви да Соловья-та как,
Как сильнево-то руськово бога́тыря».
Отправлялсэ на дьвенадцети да чёрных ка́раблях
Итьти войной под князя Владимера.
Сам он неверной царь да похваляитце:
190 «Я повыжгу-то весь красной Киев-град,
Я князя-та Владимера — сказьню ему да буйну голову,
Ежли не отдаст за меня взаму́ж племяньницы».
Он пошол-то скоро царь на чёрных ка́раблях,
Заходил он скоро во город всё во Киев-от,
195 Што на ту ли всё на матушку на Не́п-реку́;
Он бросал в воду́ яко́ри все булатные,
Как выки́нывал сукна́ заморские,
Сам писал он князю скору грамоту:
«Что отдай, отдай, князь, за меня взаму́ж племяньницу,
200 Без бою́ отдай ты, драки-кроволития.
Не отдашь, князь, за меня да сь чесьти, с радосьти —
Я боё́м возьму да ей ведь красну девицу».
Посылал скоро́ посла-та он тотарина:
«Как которой-то сосваталсэ на Забавы-то,
205 Он у мня-то у царя да всё пои́ман-то,
Посажон у мня да в тёмну те́мьницу;
Отобрал я все товары в дань-ту, в пошлину».
Как пошол посол тотарьничок;
Как посылал ево да с скорой грамотой:
210 «Ты отдай-ко эту грамоту князю Владимеру;
Ты немного сь ним да розговаривай.
Дай-ко строку ты ему на едну только неделёчку».
Приходит тут всё злой тотарин-от
К широку́ двору да княженеському;
215 Он не спрашивал у дьверей да всё придверников,
У ворот-то всё да караульщиков,
Он бросал их всех да в сторону;
Безо всякого-то дозволенья пошол в полаты княженесьския.
Он не ксьтит своево лица тотарсково,
220 Он не кланеитце князю-ту Владимеру,
Говорит грубо́ таки слова:
«Принимай-ко, князь, у мня да скору грамоту,
Содержи-ко мне ответ скоре».
Принимал-то скоро князь да эфту грамоту,
225 Приказал-то он ведь скоро роспечатывать,
Приказал князь поскорее грамоту прочитывать,
Вдостали́-то он ведь взял да во свои руки,
Прочитал-то он да скору грамоту,
Прочитал — да слёзы ’з глаз у е́го покатилисе:
230 «Уж ты тотарьничок, да всё тотарин ты!
Уж вы дайте мне-ка строку на три годична». —
«Не даю тебе строку на три годичка». —
«Ты ведь дай мне-ка строку на три мя́сеця». —
«Я даю тебе ведь строку только на одну неделёчку». —
235 «Я тогда отдам свою племянницу за вашего царя неверного».
Тогда на то тотарин согласилсэ-то,
Как ушол с извесьтиём к царишшу всё неверному.
Как ведь князь Владимер-от сидит задумалсэ;
Говорит-то он своей племяньице:
240 «У нас нет в живых-то Соловья теперь:
Хоть сидит он, посажон да в тёмной те́мнице,
Заморят они его да всё ведь з голоду».
Как ведь день прошол, и второй прошол;
Как приходит-то трете́й-то день,
245 Вдруг бегут ко князю со изьвесьтием,
Что пришол он Соловей из-за синя́ моря,
Привёз-то он опять товаров разных-то заморьских-то.
Получил-то эту весьть, да князь возрадовалсэ:
«Что постоит теперь Соловей за меня за князя за Владимера,
250 Он ведь выручит меня из рук царишша всё неверново.
Только тем теперь я муча́юсь-то —
Не случилось некаково у меня бога́тыря;
Они уехали-то все да во чисто́ полё».
Вдруг идёт-то Соловей-то скоро сам на двор,
255 Заходил он скоро ко князю ко Владимеру.
Ише тут скакал князь скоро на резвы́ ноги,
Он здоровалсэ да с Соловьём-то ведь.
«Ты постой-ко, Соловей, за меня князя Владимера,
Победи-ко-се царишша всё неверново,
260 Выручи миня князя да из неволюшки».
Как немного Соловей тут розговаривал,
Поворот держал да скоро вон пошол.
Роскипелось у ево серьцо да богатырьскоё,
Росходилось у ево плечи могучия;
265 Он хватал-то скоро саблю вострую,
Он бежал-то скоро на чёрны-ти тотарски всё на ка́рабли,
Он ведь прирубил всех тотаровей;
Самово-то он царишша Грубиянишша —
У живого глаза выколол;
270 Сам пошол скоро́ ко князю со изьвесьтием.
Собирал-то тут ведь князь на радосьти почёстной пир.
После́ пиру-ту посьле этово
Отдавал за Соловья племяньницю любимую,
Ише ту ли он Забаву-ту Путятичну.
275 Сходил Соловей-от со Забавой в Божью церьковь-ту;
Принели оне да по злату́ веньцю.
131. КНЯЗЬ ВЛАДИМИР И ЕГО СЫНОВЬЯ
Во славном во городи во Киеве,
У князя у Владимера.
Князь Владимер хварал, болел,
Хварал, болел, лежал же он;
5 Ожидал себе коньча жизни,
Призвал к себе своих владык-кнежевичей,
Тре́х руських-то могучих он боѓатырей:
Ста́решшего князя Светополка,
Втарого он князя Глеба,
10 Третьёго Бориса-князя.
Зачел дитей блаѓословлять же их:
«Уж вы дети мои милыя,
Милыя вы дети сирьдечныя,
Младыя мои вы книжевичи!
15 Вы послушайте моёго наказания:
Вы живите тихо, смирно, как ведь я, князь, жил.
Собирайте пиры посьле миня, князя,
Вы для тех ли для боѓатырей киевских,
Для тех ли купц́ей, госьтей торговых-то,
20 Для тех ли хресьян прожиточних,
Не забувайте вы сиротских малых деточек.
Тепере я вас наделять буду:
Старшому блаѓословляю город-о Чернигов-град,
Младшим двум кнежевичам Киев-град».
25 Блаѓословил скоро князь своих кнежевичей,
Потухло тогда сонцё красноё,
Закатилосе оно за темны́ за леса, —
Преставилсэ блаѓоверной князь,
Владимер князь ведь киевский.
30 Посьле ево приставленьица
Честно погребли ево да е́го дети;
Плакал ведь, скорбил об нём ведь Киев-город,
Потом князь старшие,
Князь ведь, старший брат Светополк-от свет,
35 Поехал в своей город-от, во которой блаѓословил Владимер-князь;
Во Киеви остались Борис и Глеб.
Он ведь жил в Черни-горы три года.
Как позавидовал врагу человеческому,
Помог в мыслях ему же он
40 Зло на брата помысьлити:
«В котором жил мой батюшко,
Ласковой Владимер стольне-киеськой,
Завладели градом братья младшие, —
Изьведу я их, в живых не оставлю-то,
45 Повладею славным Киевом.
Ухи́трюсь я на хитрось свою,
Напишу в Киев скору грамоту,
Отошлю грамоту по скоросьти».
Написал князь скору грамоту,
50 Отосла скоро во Киев-град:
«Вы ведь, малы мои братьица,
Блаѓоверны вы князи великия!
Пишу я вам да скору грамоту,
Приежжайте вы ко мне да на свиданьице,
55 Жалаю я с вами скороѓо свиданьица,
Я собираю пир великой для вас;
На том на пиру будем пировати с вами́,
Своеѓо князя-отца поминати будём».
Приходила скора грамота
60 Во Киев славной во город-от,
На тот на двор княженеськия;
Приносили ко младым-то кнеженевичам,
Ко Борису-князю, ко Глебу-ту.
Тут князья млады обрадовалисе,
65 Зрадова́лисе они, что пишот брат родной;
Приказали они скоро́ збирать коней,
Убирать коней дорогой убор.
Услышила об том кнегина-та,
Ихна-та ро́дна матушка,
70 Сьлезно-то она заплакала,
Во сьлезах речи́ гово́рила:
«Милы мои князи вы,
Младыя вы мои, глупыя!
Вы радосьни, очень веселы
75 Собираитесь к брату в госьти ехати;
Брат вас, вас не в госьти зовёт,
Не в госьти зовёт, не на свидание».
Подавали они её скору грамоту,
Сами становились на колени перед ней.
80 Говорила им кнегина-та:
«Не радуйтесь вы эфтой грамоте:
Она[237] хитрось очень мудритце,
Она мудрось весьма подымаитце;
Не на пир он зовёт, а погубить желат,
85 Погубить желат, лишить желат,
Он лишить желат сего свету белого,
Завладеть жалат славным Киевом».
Скоро младыя княжья матушки в ноги поклонилисе,
Они просили у неё дозволеньица:
90 «Дозволь, дозволь, матушка,
Сьезьдить нам в славной город во Черни-город,
Зьделать скороё с вами свиданьицо». —
«Поежжайте з Боѓом, младыя князья мои!
Только, наверно, жи́вы не приедите,
95 Не приведётце боле с вами свидитце».
Тогда кнегина во сьлезах с нима распрошшаласе,
Далече она них спрова́жала,
Слезно она о них плакала.
Поехали младыя кнежевичи,
100 Они ехали чисты́м полем.
Не очунь далече до города доехати,
Постречалса с ими ихной ро́дной брат.
Стречает он же них,
Неласково сь нима́ обходитце,
105 Крычит, звычит да звучным голосом,
Таким страшным, как бы лютый зверь.
Тово очунь громкаго голосу
Испугалисе млады кнежевичи.
Сахадили оне со добры́х со коней;
110 Борис поклонилсэ в ногу в правую,
Глеб поклонилсэ во левую;
Во сьлезах просили брателка родимоѓо:
«Ты прачти, прачти, брат родимой наш,
По твоей по грамоти едем к тебе;
115 Ты прими, прими нас сибе на двор,
Не ради-то[238] нас госьтей приежжих-то,
Ради нас людей странных-то;
Возьми нас во служители,
Мы будём тебе день и ночь служить
120 Со твоима с рабамина́ровне.
Бери, бери от нас в подарок Киев-град».
Не посмотрял злодей на прозьбу братьицей,
Бориса-князя-та мечом сколол,
Глеба-та-князя саблёй голову срубил,
125 Бросил ихны тела пречистыя,
Бросил он их во темны́я во леса
Лесным зверям на пишшу-ту:
«Нате, лесныя звери́, вам ведь кушенье».
Са́м злодей, злодей милосьлив
130 На коне ли на своём по полю розгуливал,
Сам злодей похваляитце:
«Теперь нет у нас во Киеви
Двух ведь нету у меня млады́х княжевичей.
Завладею славным городом,
135 Завладею я градом Киевом».
Немного злодею удалось счесьливо жить.
За похвальния речи́ несчасьё случилосе:
По Божьёму по веленьицу,
Посылает Ѓосподь с нёба аньгела;
140 Солетал с нёба аньгел-от,
Он ударил жезлом да о сыру́ю землю́
Провалилсэ злодей в кромешной ад
Со своим он з добры́м канём.
Лежали мошшы пречистые,
145 Они лежали не год, не два же тут,
Они лежали трицеть лет, —
Не един зьверь не прихаживал,
Не един хишной не заглядывал
На те мошшы́ пречистыя
150 Ни[х] хранил Ѓосподь Христос.
132. СТРАШНЫЙ СУД
По морю, морю синему,
По синему по морю по Хвалыньскому
Туда шли черны́ ка́рабли́.
На тех на ка́рабля́х сьветые аньгелы;
5 Насречу им сам Исус Христос,
Сам Исус Христос да царь небесной сьвет:
«Откуда идёте, сьве́ты аньгелы?» —
«Мы были-то, Осподи, на вольнём сьвету;
Много чудно видели:
10 Соньцё-то красно на закат пошло,
Душа сь телом роставаласе,
Отшедши душа прочь-от, плакала,
Подошла к телу, слово промолвила:
Прошшай, прошшай, тело белоё!
15 Тебя, тело белоё, во гроб кладут,
Во гроб кладут, в земьлю́ несут
Червям тело на источение.
Земля-мать тогда тело ’на возьмёт обратно в земьлю же,
Землёй тело разрушитца;
20 А миня, душу́, на ответ ведут,
На ответ ведут да отвечать велят
Са́мому́ Христу, царю небесному,
Судьи праведному да судьи жа́лосьливому́».
Постречаласе душа она с самим Христом,
25 Душа сьлезами обливаласе,
В сьлезах Христу она молиласе:
«Просьти, прости миня, Осподи,
Ты просьти миня во всех грехах!»
Отвечает сам Исус Христос:
30 «Зачем, душа, жила на вольнем свету,
Зачем чеса ты смёртного в уми не дярживала,
Зачем очю духовному не каелась,
О своих грехах о тяжких не плакала,
Не просила ты прошшенья у миня, душа?
35 Вам нету прошшения,
Только есь всегда одно пока́ение». —
«Ишше, Ѓосподи, Ѓосподи, ты Христос, царь небесной, Бох!
Я много тебе согрешила-то:
Во перьвы́х я согрешила-то —
40 По темным по лесам, ду́ша, много хаживала,
Ис коров молоко я выкликивала,
Во сырою кореньё выли́вывала;[239]
Ишше, душа, пушше согрешила я —
По полюшкам, душа, много хаживала
45 И чужия поля, нивы роскладывала,[240]
Много скота в нивы напускивала;
Что ж ишше душа Боѓу согрешила-то —
Непоправедно, душа, землю розделивала;[241]
Ишше, душа, Боѓу согрешила-то —
50 По улице, душа, много хаживала,
Разныма бранеми людей напрасно я ругивала;
Ишше́ душа Боѓу согрешила —
По подо́коньям, душа, часто хажива́ла,
Что видела, скажу я, не видела — скажу;
55 Ишше́, душа, Боѓу согрешила-то —
Малёхонького дитя своёго проклинала;
Ишше́, душа, Боѓу согрешила —
По игрышшам душа много хаживала,
На разныя пляски душа плясывала;
60 Ишше́ душа Боѓу согрешила —
Ранны заутрени прогуливала,
Позды обедни пропи́вывала;
Ишше́ душа Боѓу согрешила —
Свадьбу зверями овёрчивала;
65 Ишше́ душа Боѓу согрешила —
Напиласе душа зелёного вина,
Самому Сатану чесь приносила тогда,
С то́го со вина душа пьяна была,
Померла та душа бес покаяния,
70 Бес того попа, отца духовноѓо». —
«Теперь тебе, душа, место назначено,
Тебе место, душа, происподнёй ад;
Иди, иди, душа, прочь, окаянная,
Окаянная душа, многогрешная!
75 Хороших-то дел не творяшшая —
За то, душа, сибе ад уготовала».
Провалилась душа скрось преисподнёй ад.
Вечно мучитце души, не отмучитце
За своё великое прегрешение.
133. ЖЕНИТЬБА ПЕРЕСМЯКИНА ПЛЕМЯННИКА
Во славном во городе во Киеве
У князя у Владимера
Был у ево бога́тырь Пересьмяки родной племянничок.
Хорошо он стоял за веру православную,
5 Оберегал-то он князя со кнегиною,
И весьма жа любил в мореходстве ходить.
И однажды, при собранье пира́ же ево,
Говорил он ведь князю таковы́я слова:
«Што ж ты, ласковый князь Владимер!
10 Нагрузи мне-ка чёрны карабли
Тима́ ли товарами руськими.
Я схожу во те земли́ неверныи».
Говорил ему князь Владимер таковыя речи́:
«Что ж, удалой доброй молодець!
15 Тибя уволит ли дяденька родимой твой
Пересьмяка сын Васильёвич?» —
«Что ж ты, ласковой Владимер стольнё-киевськой!
Давным-то давно дяденька согласен на то».
Нагрузили тогда че́рны ка́рабли́
20 Тима ли товарами руськими.
По ево ли судьбе несчасною,
Подули-то ветры-я способные;
Чуть отошол он на синёё на́ море́,
Подули-то ветры неспособныя
25 Со тех островов Милитрискиих;
Потом же подули с неверных земель.
Приносило его к славну городу,
К славну городу к Царюграду.
Роспродал все товары-ти руськии,
30 Напринимал-то товаров заморскиих;
Пошол он обратно в красной Киев град.
Подули-то ветры неспособны для ево,
Накатилисе с моря волны морски́:
Понесло судно по ветру туда,
35 На те ли на пу́стыя на острове,
Забросило на пу́стыя на острове,
Де жа жили ’дны камышнички,
По-нашему, по-руському разбойнички.
Вся ево дружиночка хоробрая погинула.
40 Наехали на них разбойнички,
Отобрали все товары заморьскии.
Он же младой богатырь-от
Находился он без чуствия.
Красота ево пондравилась им,
45 И сжалелись, не сказьнили буйной головы,
Принесли ево бережно в свой же дом,
Повалили ево на кровать на кисовую,
На мяккую периночку пуховую,
Старались ево они в чуство привесьти.
50 Черес трои-ти сутки он упомнилсэ,
Почуствовал сибя он ведь здраво.
Роспросили они о природе ево;
Постановили ево атаманом над всима́.
Он ведь жил на пу́стом острове пять же лет.
55 Много печаловались во Киеви.
Ишше везьде-то езьдили боѓатыри, розы́скивали;
Нихто не мог нигде, ни в какой стране найти.
Во славном-то городе в Христи́не было,
У того ли у князя Херестинского,
60 Что была у ево дочерь любимая ево,
Что ведь та ли Марфида-княжевисьня.
Она весьма любила по мо́рю гулять;
Когда же ведь море утишитца,
Её возили всегда ихны боѓатыри.
65 И в одно же то время не случилось неково.
Она взела-то в собой двух подружек своих,
Поехала по́ морю гулять.
По ее́-то судьбе по несчасной по её,
Подул-то ведь ветер сильния в море.
70 Откачало-то лодку от города ихного,
Понесло ей на Мелетрийски острова;
Несло же её трои суточки.
В Херестине-то городе треложились об том;
Много же езьдило в плаванье в морё,
75 Те ли херестинския боѓатыри;
Не могли её догнать же негде́;
Воротились с извесьтиём князю же оне,
Не нашли негде ведь маленькой княжевны́ они.
Приносило её к Милитриским островам.
80 Набраласе волно́в полна лодка у них.
Увидали розбойнички,
Они скоро ’б том ведь в лодку собиралисе,
Приежжали скоро к лодке оне.
Подруги её испугалисе,
85 Без сознания в воду пометалисе,
Она же сьлезами обливаласе,
Ише та ли ведь мла́да кнежевичня.
Оны стали у её выспрашивать:
«Ты которой земли, какой укра́ине?»
90 Она же ничево не сказала никому,
Горючима слезами уливаласе.
Повели оне во свой же её дом,
Доло́жили об том скоро боѓатырю,
Пересьмякину родну́ племянничку.
95 Приказал ей завесьти в ево комнату,
Приказал ее́ уло́жить на перину-ту,
Приказал же им удалитце от них,
Приносил он ведь скоро ключевой же воды,
Поливает красну девицу он.
100 Тогда же заснула приятным нежным сном.
Почевала она трои суточки.
Некоѓо он не приглашал заходить,
Сам же он всё насматривал ее.
Тогда же девица пробуждаласе,
105 Таковы речи она себе сказала:
«Я ведь ѓде, ѓде нахожуся сейчас?»
Услыхал тогда боѓатырь её,
Заходил же он во комнату к её,
Вежли́во-то, низко поклонилсэ её:
110 «Моя же судьба одинокая с тобой.
Почему же судьба привела нас с тобой?
Ты скажи мне-ка, деви́ца, сушшу правду же,
Ис какой земле скажи, города,
Ис села скажи, деревни же мне?» —
115 «Херестина, славна города я,
Я тово же ведь князя дочь любимая ево».
Приходили тоѓда скоро камышнички к ему:
«Уж ты ласковой атаман же ты наш!
Как тепере девица во твоих она руках:
120 Ты куда́ ее́ хошь, ты туда же девай». —
«Я возьму, возьму её родной своей сестрой».
Прошло тому временю три же года́.
Он ведь начал тут скоро выдумывать,
Как бы ведь с острова убежать же им.
125 Оденитце гулять — и её с собою брал.
Усмотрил же он скоро, выгледел,
Некак нельзя же уехать на лошадях,
Только нужно уехать во лодках однех.
Однажды набрал много золотой с собой казны,
130 Подсмотрял, что разбойнички за́спали все.
«Уж ты ей еси, кня́жевна,
Что ж ты, душечка Марфида-кня́жевна!
У меня-то с тобою одна же судьба,
Поедем-ко мы по синёму по морю́».
135 Пали-то ветры способныя для ни́х,
Приносило-то их к Харасти́ны-городу́,
До города́ только за́ петь-то ве́рст.
Тут же стояла избушка пу́стая совсем,
В той-то избушки один человек жил,
140 но Потому же отапливал её.
Што приежжали херестинские боѓа́тыри туда,
Проведывали про мла́дую княже́вну завсегда.
И вскоре боѓа́тыри наехали туда,
И какая то радось сучиниласе у них!
145 Увидали в живых младу кнежевну свою:
«Ты скажи, скажи, мла́дая кнежевна наша́,
Какой человек с тобой находитце?» —
«И этот человек — киевский боѓа́тырь-от могуч
Пересьмякин-от племянничок».
150 Ише скоро ’ни поехали в Херестин, славной город-от
И дали весь они впереди себя ведь князю,
Что ведь едет ведь дочь мла́дая ево.
И князь-от их стретил весьма-очунь хорошо.
Пировали у них челой мясець оне.
155 Как тогда же Пересьмякин племянничок:
«Уж ты ой еси, князь Херестинской земле!
Когда спас я твою дочь от смерти её,
Ты тепере наделяй же меня.
Нечево мне ненадоть в награду от тебе, —
160 Я жа́лаю же взять твою любиму дочь,
К себе же жалаю во супружество.
Наша судьба соединилась с ей».
Что ведь князь-эт на то пожалал же к нему.
Оне скоро златыма персьнями поменялись с её.
165 Нагрузили оне чорны ка́рабли,
Отправились они в славный Киев град,
Приняли с её по златому по венцу.
134. РЫНДА
Во славном во городи во Европийском
Жил-то князь тогда Ару́б очунь боѓатые.
Много имел он у сибя разны́х боѓа́тырей,
Приежжали отовсюль к нему боѓа́тыри.
5 У нево же дочь была млада́ кнежевна-то,
Мла́дая кнежевна-та Минерва.
Что ведь здумалось,
Что ведь славному боѓа́тырю-ту Рынде же
Посмотрять на роскозь, на богатство то,
10 На тех ли на боѓа́тырей на сильниих.
У нево было, у князя, такие обычай-эт
Ко крыльцю-то подъежжать ко кнеженесскому,
Роскладывать полатки разны́х шелков.
Увидал всегда-то князь да посылал же к ним,
15 Посылал же ним одного-то боѓатыря-та сильнёго,
Что ж тоѓо ли боѓатыря-та Орму-ту,
Чтобы он всегда сьехалсэ, ударилсэ,
Узнавал чтобы, которой-эт боѓа́тырь имет силушку великую, —
Тех запускал-то он ко князю на широкой двор,
20 Заводил ко князю во гривни во светлыи;
Он ведь брал себе в число да во боѓа́тырей —
У нево же было всего три ста́ боѓа́тырей.
Ишше зачал Рында жить да при двори еѓо.
Он ведь жил у ево да ровно семь же лет;
25 Возьлюбил же князь, поставил надо всима́-то старшим-то.
Что ж прошла-то тогда славушка по всей земьли,
Что ж по всей земьли да по всем дальним го́родам,
Что ж ведь есь Рында в Европи очунь сильнёй-от.
Доходила эфта славушка до князя до Крусива-та,
30 До Курсива-та князя земли Крусинския.
Что ведь за́чел князь скоро снарежатисе:
Приказал он собирать-то своево добра́ коня,
Добра́ коня своёго Вороне́юшка,
Приказал убрать коня да в дорогой убор.
35 Он ведь дал изьвесьтие родной сестре,
Что прекрасной кнежевне-то Флориде:
«Что поеду я ко Рынде ко боѓа́тырю,
Повидаю я боѓатыря-то славного;
Есьли я ево побежу, дак ево с собой возьму,
40 Привезу ево во свой Крусив да славной город-от;
Есьли он меня побе́дит, дак я останусе».
Роспрошшалсэ он с сестрицею с родной своей.
Не видели они ево да поежжаючись,
Только видели ево да снарежаючи.
45 Приежжает он в славной город-от.
Увидали все боѓа́тырь’ у князя на ево дворе,
Доносили скоро Рынде-ту боѓатырю.
Он ведь съехалсэ-то скоро Рында-то,
Они съехались ведь с им, скоро ударились;
50 Сабли вострыя у них да приломалисе,
Оне друг друга-то до́-болька не ранили.
Во второй же раз ведь Рында с ним ведь съехалсэ;
Востры копьица у них да приломалисе.
Как тогда сказал ведь Рында таковы речи:
55 «Нам довольно сегодьне да будет битвы-то!
Поутру́ же мы с тобой повоюимсе,
Повоюимсе тогда с тобой, побра́таюсь».
У Крусива-то была с собой карта дорожная.[242]
Приежжает тут Крусив к кнежевне-то,
60 Что ко той ли он к Минерве-то,
Когда стояла кнежевна в зелено́м саду;
Подаёт же он её карту дорожную:
«Ты прими, прими, кнежевна-та премла́дая,
Прими же мою карту-ту дорожную,
65 Для моёѓо всё знакомства-та,
Что знакомая была с князём Крусивом-то».
Принела тут с удовольсьвиём кнежевна-та Минерва-то,
Она прочтила все в карты славны города,
Увидала в карты славной город-от Крусив-то всё;
70 Призывает скоро боѓатыря к себе Рынду:
«Дай, дай, дай мне-ка совета, Рында же,
Мне принять ли эту карту-ту, держать её,
Мне держать ли, не держать ли, ты скажи же мне». —
«Неприлично тебе будёт держать ево карту-ту,
75 Не чесь тебе будёт княженеськая держать её». —
«Хорошо, Рында же, я эфто зьделаю,
Отошлю же я обратно всё поутру,
Не могу я удержать ево дорожной карты-то».
По утру́-ту, утру ранному,
80 По восходу соньца красного
Рында рано очунь утром пробуждаитце,
И пошол скоро он во сад Минервин-от,
А Минерва-та ево давно ведь ждёт стоит:
«Я ведь сейчас же принесла карту Крусиву-ту,
85 Что тоѓо ведь князя подареньицо».
Она взела-то ево карту в ручку правую,
Поднела её, чтобы видел он.
Увидаёт князь, скоро подъежат к её.
«Не жалат, верно, держать моёго всё подарка-то.
90 Верно, есь у вас в Европи поединьшичок
За тебя же, младая кнежевна?»
Вскоре, вскоре Рында на коне сидел,
На коне сидел: ведь конь еѓо унаряжоной,
Унаряжон еѓо конь, всё убран же
95 Как и тем всё убором боѓатырским-то.
Он крычал, зычал звычным голосом:
«Поежжай ко мне ведь, князь, на поединок-от».
А у князя у Крусина-та
Не лютоё-то зельё разгорелосе,
100 Боѓатырьская-та кровь да роскипеласе,
Лепета в его лици скоро смениласе,
Могучи плечи ево росходилисе.
Он скакал скоро на своево на добра́ коня.
Скоро, скоро они с Рындой сьехались,
105 Они сьехались-то с Рындой, приударились.
Они перьвой раз-то сьехались, ударились —
Востры копьиця у их приломалисе;
Во второй же раз опять они сьехались —
Востры сабельки у их да приломалисе,
110 Один одного до́-болька́ не ранили.
Как тогда же они начели рукопашной бой,
Трои суточки оне да не пивали-то,
Не пиваючись оне да не едаючись,
По колен в землю оне в матушку втопталисе.
115 Наконец-то победил князь Крусив Рынду-ту,
Отобрал он ево сбрую лошадиную,
Самого ево брал сади́л да на добра́ коня,
Повёз, повёз ево да во свою земьлю,
Во Крусив-то, славной город-от.
120 По дороге-то Крусив с им разговаривал:
«Не тужи об том ведь, Рында, не плачь же ты!
У миня-то будёшь жить в Крусиви, славном городи,
Не за пленника-то будёшь, не за раба служить,
Ты ведь будешь у меня место брата́ родимого».
125 Не видал же Рында, как время скоро прокатилосе,
Увидали-то оне Крусив да славной город-от,
Заежали во Крусив да славной город-от.
Крусив-от всё ведь Рынды выговаривал:
«Уж ты ѓой еси ведь, Рында всё боѓатырь-от,
130 Ты боѓа́тырь-от ведь Рында очунь сильния!
Ты зайди, зайди теперь ко мне в высокой дом,
Во моё теперь владеньё кнеженеськоё».
Уви́дали-то в Крусиве, славном городи,
Увидали-то, што едет князь ведь жив, здоров,
135 Скоро все боѓатыри очень важливо ево стретили.
Заходил же во гривни во сьветлыя,
Приказал одеть ведь Рынду-ту боѓатыря,
Как одеть ево в платье цьве́тноё,
Как во цьветно платье дорого ево,
140 Приказал же собирать он пир на радосьти.
На пирах-то ведь весьма много народу собиралосе,
Много отовсюль ко князю сьежжалосе,
Пили, кушали оне да веселилисе
О приезди еѓо, князя всё Крусива-та.
145 Хорошо-то шол ведь пир у их наве́сели.
Красно солнышко пошло у их ко западу,
Ко западу пошло да ко закату,
Все на пиру тут напивалисе,
У его же на почестном наедалисе.
150 Боѓатырь-от захвастал своей силушкой,
Купець-от захвастал всё сво́ей золотой казной,
Умной-от захвастал ро́дным батюшкой,
Розумной-от захвастал ро́дной матушкой,
Глупой-от захвастал молодой женой,
155 Неразумной-от захвастал молодой сестрой.
А Крусив-от князь сидит, ничем не хвастает.
Он ведь взял-то Рынду за правую за рученьку,
Он повёл ёго по своим по светлым гривинам,
По тем ли по полатам кнеженескиим;
160 Приводил ево во первую полату,
ѓде сидела птиця попуѓай ево,
Во клеточки сидела во серебреной,
Котора ведь говорила голосом человеческим,
Предсказывала-то всё счастьё князю,
165 Предсказывала во путях и во дорогах.
Во втору завёл полату кнеженеськую;
Тут сидел же соловей, да птиця вешшная;
Она пела ему песьни всяки-разныя.
Во третью́-ту завёл в комнату княженеськую,
170 ѓде-ка было у ево выделано,
Что двенадцеть музыкантов тончёвало,
И двенадцеть с ним да тут дом же тут.[243]
Обказал всё богасьво всё Рынды-то,
Он ведь вы́водил да всё росказал ему;
175 Привёл в комнату тогда ево к родной сестре,
Ко родной сестре ево да ко Флориде:
«Уж ты ѓой еси, родна сестра,
Ты родна сестра кнежевна!
Этот боѓатырь-от — Рында очунь славные»,
180 Он ведь жил-то тут у князя ровно полгода.
Замечать же стал Крусив, что очунь скучьнёй стал,
Очунь скучьнёй стал да он бледо́й же стал.
Со́звал однажды Крусив ево гулять ити;
Они долго сь ним в зеле́ном саду гуляли;
185 Он ведь стал еѓо тогда Крусив выспрашивать:
«Отчево тебе у нас да нездоровитце?
Ты скучать, наверно, о своей стране,
О своих ли о товарищах-боѓа́тырях?» —
«Вот поведаю тебе, князь, всю правду-ту,
190 Роскажу я тебе от всего серца усердно-то:
Нечево я у тебя в твоём городи не соскучилсэ,
Хорошо у тебя житьё твое мне нравитце;
Ты во том же, князь, ведь сам виновен:
Ты зачем показал мне-ка родну́ сестру, —
195 Обь её-то я сам и хвораю всегда,
Я хвораю всегда обь ей, всё бледён же.
Тибе-то я желаю слово молвити,
Не желашь ли ты руки отдать родной сестре?»
Тогда стал-то Крусив на свои же он резвы́ ноги
200 И брал он Рынду за рученьку за правую:
«Обожди же, Рында, я пойду сейчас,
Я пойду сейчас скажу родной сестре».
Приходил тогда Крусив скоро к родной сестре:
«Родна́ сестра моя да моя милая!
205 Я пришол сказать тебе-то весь нерадосьню:
Рында всё ведь просит руки твоей;
Не желашь ли ты за Рынду дак слати же мне?» —
«Уж ты ѓой еси, мой брателко родимой мой!
Что ж боѓа́тыри ведь — жители невечныя:
210 Они сегодьне есь, завтро уедут-то,
Тогда останесьсе от еѓо сиротовать в молодых летах». —
«Я возьму такую с еѓо клятву-то». —
«Дак твоя-та теперь воля, — как ведь сам жалашь;
Я даваю на твоё роспореженьицо».
215 Приходил тогда Крусив да скоро к Рынды,
Говорил же он ему да таковы речи:
«Дай же мне, Рында, слово такоё боѓатырьскоё —
Не уежжать чтобы из нашого города,
Не покинать чтобы тебе теперь родной сестре».
220 Дал ведь Рында слово такоё с клятвою
Не уежжать боле ис Крусива, славна города.
Отдавал скоро за ево он родну́ сестру;
Они принели сь её да по злату́ веньцу.
Он же жил сь её да ровно полгода;
225 Заскучал же он весьма да об товарищах.
Он стал тогда просить князя Крусива,
Чтобы съездить тогда ему обратно к товарышшам на свиданьицо.
«Как не выстоял ты, Рында, во своём слове,
Изменил своё ведь слово боѓатырьскоё!»
230 Заплакала тогда ево да молода жена:
«Подумай ты же, Рында, —
Оставляешь ты теперь одну сечас;[244]
Посьле своёго ты отьезьдица
Ты будёшь скоро в отцях, а я в матушках». —
235 «Что ж ты ѓой еси, моя супруга ты!
Что премилая моя кнежевна Флорида!
Возрашшусь же я к тому да поре-временю».
Не могла же как упро́сить ево молода супруга;
Нечево это он ей на́ речи не здаваитце,
240 В путь-дорогу он скоро собираитце,
Со своей же он супругой распрошшаитце.
Как она ему на прошшаньицы слово молвила:
«Ты поедёшь в путь, мой дорогой супруг, —
Ты возьми в собою карту всё дорожную;
245 Бес карты у меня брателко не езьдит-то».
Не взял он у её карты дорожною;
Обонадеялсэ он на свою на хитрось-ту.
Он приехал-то ко князю, ко товарышшам;
Побыл он у них мясець-от,
250 Стал же в путь-дорогу собиратце-то;
Он ведь спомнил, не забыл супругу-ту,
Её же он да наказаньицо.
Он поехал, со товарышщеми роспростилсэ жо.
Сколько во темны́х лесах не езьдил он,
255 Он не мог найти себе пути-дороги;
Сколько не блудил Рында же, не езьдил, —
Воротилсэ он обратно-то к товарышшам.
Потужил же он, поплакал, — делать нечево...[245]
———
Гаврило Леонтьевич Крюков
III. Гаврило Леонтьевич Крюков, старик 77-ми лет, неграмотный. Родился в 1822 г. в Нижней Золотице. Старины он стал заучивать еще мальчиком, когда ему приходилось сиживать со стариками на тонях. Для того чтобы запомнить старину, ему нужно было, по его словам, раза два ее прослушать да пропеть вместе со сказателем. Лет 17-ти он нанимался покрученником к одному крестьянину села Койды (на Мезенском берегу) и там слышал много старин, но теперь эти старины почти совсем забыл. Бо́льшую часть своих старин он перенял, когда промышлял морских зверей в одной артели с золотицкими крестьянами: Андреем Тимофеевичем Яры́м, Алексеем Алексеевичем Голу́биным и хромым Григорием Гри́бой; особенно много он обязан Яро́му, крестьянину Верхней Золотицы, который в качестве хозяина лодки сидел на корме и, хотя был плохим промышленником, зато дни и ночи сказывал старины. Все эти старики умерли уже лет 50 тому назад. Несколько старин Крюков перенял у крестьян, которые приходили покрученниками с верхней Мезени. До 62 лет он жил в одном доме со своим братом Василием, причем 12 лет ему пришлось прожить вместе с Аграфеной Матвеевной (I), но ни она у него, ни он у нее старин не перенимали, хотя они и знают некоторые отличия своих пересказов. Его старины представляют значительную разницу и сравнительно со старинами его брата, записанными мною по пересказам Аграфены и ее дочери (II). Жена Гаврилы Леонтьевича умерла, когда еще его единственному сыну было 4 года, и с тех пор он живет вдовцом. Летом оба брата занимались ловлею семги и не ездили в Норвегию ни на своих, ни на чужих судах. Только их сыновья, когда уже подросли, приобрели себе суда. До раздела стариков сын Гаврилы Леонтьевича ходил за трескою в ладье, затем продал ее и сработал себе шкуну, а теперь он ходит на яхте, поднимающей 8 тысяч пудов. Семен Васильевич (муж Аграфены) до раздела также плавал в Норвегию 5 лет в раньшине, но потом она погибла в океане, а построить новое судно у него не хватает средств. Крюков до сих пор еще работает и имеет вид сравнительно бодрого старика; волосы у него совсем черные, и только борода поседела. Жизнь ведет он очень строгую: не только не пьет вина и не курит, но даже вместо чая пьет мяту, заваривая ее горячей водой. Поет он старческим голосом и немного шамкает, но напевы у него ясны и лишены детонирования. Как замечательный сказатель, он славится в обоих селах Зимней Золотицы. Из былинных героев он никогда не слыхал имен: Соловья Будимировича (или Соловьевича), Ставра, Ивана Гостиного, Сухмана, Вольги и Микулы, Волха Святославьевича, Чурилы Пленковича и Василия Буслаевича; Садка он слышал лишь от Пономарева (VII). Кроме предлагаемых старин, он знает: 1) «Неудавшаяся женитьба Алеши», 2) «Дюк», 3) «Козарушко», 4) «Девять разбойников и их сестра», 5) «Небылица», а может быть, и некоторые другие. На Мезенском берегу он слыхал две старины о Сеньке Разине, но теперь спеть их не может: 1) о том, как астраханский губернатор засадил Разинова сына в тюрьму;[246] 2) как Разин в темнице рисовал на стене лодку, приглашал своих товарищей в нее сесть и уезжал из тюрьмы;[247] ловил руками и бросал назад пули, которыми в него стреляли; долго его не могли поймать; он убивал только начальство, а простых людей не трогал.[248]
Гаврило Леонтьевич Крюков.
66. СВЯТОГОР И ИЛЬЯ МУРОМЕЦ[249]
Святогор с Ильей Муромцем ездили по полю и наехали гроб во чисто́м поли. «Илья Муромец, — говорит Святогор, — повались в этот гроб». Илья Муромец повалилсэ — гроб ему широкой, долгой и высокой. Святогор повалилсэ — как есть по ём; стал ставать — стать не может: «Илья Муромец, росшиби гроб, сшиби крышу». Илья Муромец стегнул саблей по гробу, а на крыше сделалсэ обруч железной; он другой раз стегнул и третей раз — гроб в трёх обручах и сделалсэ. «Видно, — говорит Святогор, — судьба моя помереть в чисто́м поли».67. ИСЦЕЛЕНИЕ ИЛЬИ МУРОМЦА[250]
Как во городи было во Муроми, во сели́-то Караче́еви, а жил-то Иван да Тимофеевич. Родилось у его да чадо милоё, чадо милоё Иле́юшка. Рос-то Илеюшка тридцеть лет — некакой отцю-родители помоши не было, не пособлял, — всё на печи сидел. Мать-та у ё́го ушла садов полоть. Вдруг пришло под окошочко две калики перехожия, перехожи две калики, переброжия, сами говорят да таковы слова, таковы слова да таковы речи: «Уж ты гой еси, Илеюшка сын Ивановичь! сойди-ко-се со печки с кирписьния». — «Уж вы гой еси, калики перехожия! не могу-то я сойти с пецьки-мура́вленки: не служат мои ножки резвыя; сижу-то я ра́вно тридцеть лет». — «А где твой-от отець-батюшко?» — «Мой отець-батюшко да полё чисьтить, а ломать ду́бье с ко́реньем из матушки из сырой земли». — «А пойди, — говорят, — запусьти нас в дом свой, отво́рь нам да красно́ крыльцё». — «А куды я, братцы, пойду, коль не могу я на́ ноги стать?» — «Спусьти-ко ты резвы́ ноги с пецьки». Стал-то он ногами пошевеливать, стал он ноги позды́нывать — у его ноги не по-старому, не по-прежному. Стал-то Илеюшка на резвы́ ноги, пошол-то Илеюшка на новы́ сени, отво́рил им крыльчё, запусьтил-то калик да перехожих. Заходили-то калики к Ильи Муромцю в светлы све́тлици, во столовы новы горьници. Говорят-то калики таковы речи: «Уж ты гой еси, ста́ра ты старыньшина! нет ли у тебя пивця да нам напитисе?» Взял-то он пивну́ чашу, шол он на погреб, чедил-то пива хме́льнёго; нац́едил-то он пива хмельнёго, принес-то каликам перехожима. Как попробовали калики пива хмельнёго. — «На-тко, выпей, Илеюшка, от нас да пива хмельнёго». Взял-то Илеюшко братыню с пивом хмельниим, выпивал-то братыню на единой дух. Спросили: «Шьто в собе чуёшь?» — «Чую я силушку вели́ку в собе». — «Начеди-ко нам втору́ чашу». Принёс он втору чашу; дали ему калики выпить второй раз. Выпил втору чашу: «Чюю я, — говорит, — в себе силу велику весьма». — «Принеси-ко, — говорят, — третью́ чашу». Принёс-то третью́ чашу; зачал пить Илеюшко третью́ чашу — не́ дали ему выпить чашу: «Не будет тебя подымать матушка сыра земля. Велику ли ты можешь силу?» — «Кабы в сыру землю был ввёрнут столб и укреплён в тверди небесной, взял бы я всю землю бы перевернул». Да сказали тут калики перехожия: «Будь ты бога́тырь — в чисто́м поли стое́ть за веру православную». И затужил, заходил Илья Муромець: «Нет-то у меня добра́ коня, добра́ коня по моёму по личю!» Вдруг идёт человек, ведёт жеребёночка — как снегу белого, хвост, грива у ёго чёрная, весь-от в шо́лудях. «Как я эти буду шо́луди сживать?» — «А катай, — говорит, — в трёх зорях в трёх росах утряных, вси сойдут». Приходит его ро́дна матушка из того́ саду́. Он седит на печи опеть. Сама говорит таковы речи: «Надо итти нести, Ивану Тимофеевичу нести па́ужинать. Послать-то некого, а самой итти — недосуг». Говорит-то Илья: «Уж ты гой еси, ро́дна матушка! Дай-ко я снесу родну батюшку». — «Как же ты хочешь нести? Нет у тебя резвых ног». Он ско́чил с пе́чи кирпичьния; увидала тут его ро́дна матушка. Понёс-то в чисто́ полё, отцю понёс па́ужину (он там с робочима робит). Приходит к батюшку на чи́шшенье; увидел его родной батюшко, весьма-то он обрадовалсэ, Бога тут прославил, пречистуту матерь Богородицу. Сел-то его батюшко закусывать, а пошол-то Илья Муромець ду́бье чистить; дубье-то рвёт из матушки сырой земли совсим с ко́ренем. Говорит-то ро́дной батюшко: «Этот, видно, сын у меня будет ездить во чисто́м поли, во чисто́м поли будет поля́ковать, и не будет ему поединшичка».68. ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА ИЛЬИ МУРОМЦА
А как перьвая была поездка Ильи Муромця
А из Мурома до Киева.
А как клал-то он да промежь собой ведь заповедь
Межь заутреней поспеть к обедни воскресеньския.
5 А пошол-то он да на широкой двор,
А седлал, уздал своёго коня, да лошадь добрую:
Шьто накладывал на спину лошадиную-ту войлучок,
А на войлучок накладывал седёлышко черкальскоё,
Вот зате́гивал-то он двенадцеть оту́жинок,
10 А застегивал-то он двенадцеть пряжочок;
’шше отужинки были шелко́выя,
А как пряжочки были́ да золоче́ныя,
А как шпёнышки были булатныя,
А того-то белого булата заморьского, —
15 Шьто не ради-то красы, да ради крепости,
Ради тэх-то пришпехов богатырськиях.
Он приковывал-то палицю ко стремену булатному;
А ка клал-то он к палици заповедь великую,
Шьтобы от Мурума до Киева-то палици-то не отковывать.
20 А как одевалсэ доброй молодець да в платьё богатырськое,
А прошшалсэ он с отцём да с ро́дной матушкой:
«Ты прошшай-ко-се, да мой ро́дной батюшко!»
Он ведь лёкко скакал да на добра́ коня.
А как видели тут молодца сряжаючись,
25 А не видели-то ёго поездки богатырськия.
Он поехал из города из Мурома,
Из того жо села да Карачаёва.
А как подъезжаёт к городу к Черни́-городу, —
Тут стоит-то под Черни-городом сила великая,
30 А хотят-то розбить, розорить-то город Чи́женец,
А Божьи́ ц́ерквы хочют да под конюшни взеть.
А сидит-то старой на добро́м кони́ да призадумалсэ:
«А шьто клал-то я собе-то заповедь великую,
Шьто от Мурома до Киева да палечи-ты не отковывать;
35 Как прости меня Господь да в таковой вины!
Я не буду боле-то класть заповеди великия».
Отковал-то он ведь паличю тяжолою,
Он ведь постёгал коня да по крутым бедрам,
А заехал во ту силу великую;
40 А да вперёд махнёт, дак зделат улиц́ей,
А назад махнёт — дак переулками;
Коё бьёт, больше конём всё мнёт.
Он прибил, притоптал всю силу великую.
Говорят-то мужики чернигорци,
45 Они говорят да таковы речи:
«Уж как с нёба нам послал Господь-от аньгела».
А други-ти: «Нет не аньгела Господь послал,
А нам по́слал Бог-то руського могучего бога́тыря».
А как стречают, мужики-ти города Черни-города,
50 А стречеют, отпирают ёму воро́та городо́выя,
А стречеют, ёму низко кла́нетьсе:
«А приди ты к нам хошь князём живи в Черни-городи, хошь боярином,
Хошь купцём у нас слови, гостем торговыма.
Мы ведь много даи́м тебе золотой казны несчётныя».
55 Говорит-то старой таковы речи:
«Не хочу-то у вас-то жить не князём, не боярином,
Не купцём, гостем торговым жа;
Мне ненадобно-то ваша золота казна несчётная:
Золотой казной мне ведь не откупатисе!
60 Только вы скажите в красен-от Киев-град дорожку прямоезжую:
Кольке времени ехать какой дорогою?» —
«Прямоезжей дорогой надоть ехать три месеця,
А окольною дорогой надоть ехать три года;
Заросла-то прямоезжая дорожка равно тридцеть лет,
65 Заросла-то она лесым тёмным жа;
А как есь на ей три заставушки великия:
А как перьва-та застава — ле́сы те́мныя,
А втора-та застава — грези че́рныя,
А как третья-та застава есть ведь реченька Смородинка,
70 А у той-то у речки есть калинов мост;
А тут есть-то, тут Соло́вьюшко живёт Рохма́ньёвич;
А сидит-то Соловьюшко да на девети дубах,
А как ревёт-то Солове́юшко да по-звериному,
А свистит Соловейко по-соловьиному,
75 А сидит-то собака, шипит он по-змеиному.
А не конному, не пешому проходу нет,
А не серому волку́ прорыску нет,
А не ясному соко́лу проле́ту нет». —
«Ну, спасибо-те, мужики, за дорожку прямоезжую!»
80 Он поехал по той дороги прямоезжою.
А как он приехал к лесу те́мному,
Соходил-то он да со добра́ коня,
А лево́й рукой-то он коня ведёт,
А право́й рукой дубье рвёт да ведь с ко́ринём,
85 С коринём рвёт да ведь мост мостит:
Он проехал-то лесы те́мныя,
А проехал-то он да гре́зи че́рныя,
А доехал до той жа речиньки Смородинки.
Как увидял ёго Соловьюшко Рахманьевич,
90 Зашипел-то[251] Соловьюшко по-соловьиному.
Заревел-то Соловьюшко да по-звериному,
Как ведь зашипел он Соловьюшко по-змеиному;
Ише мать сыра земля да потрёсаласе,
А сыро́ дубьё да пошаталосе;
95 Как потнулсэ ёго конь, на колени пал
А от того от свисту соловьиного,
А от рёву-ту он от звериного.
А как бил он коня да по крутым бедрам:
«Уж ты волчья пасть[252] да травяной мешок!
100 Не слыхал ты разе свисту соловьиного,
Не слыхал ли ты реву звериного,
А не слыхал шипотку-ту всё змеиного?»
А как брал-то он да свой розрывчат лук,
Натягал-то он тетивоньку шолко́вую,
105 А накладывал-то он стрелочку калёную,
Сам ко стрелочки да приговаривал:
«А лети моя стрела да по-под небёса,
А не падай не на воду, не на землю, не в сы́рой дуб,
А пади-тко-се Соло́вьюшку во правой глаз».
110 А как полетела стрелочка да по-под не́беса,
А как падала стрела не на воду, не на землю, не в сы́рой дуб,
Она падала стрелочка Соловьюшку во правой глаз.
А как падал Соловьюшко да на сыру землю;
Подъезжал тут старая стари́ньшина да под Соловьюшка,
115 А приковывал-то Соловьюшка да за белы́ руки,
Подымал Соловьюшка да на добра́ коня,
А приковывал ёго ко стремену булатному,
А подымал он Соловьюшка-то на добра́ коня;
А поехали они ко городу ко Киеву.
120 А как мимо ехали Соловьево высокое подворьицё,
А высокое-то дворьицё, высок терем;
Как увидели Соловьюшка да ро́дны дочери,
А больша-то говорит: «Как батюшко-то едёт, мужика везёт».
Да втора-то сёстра говорит: «То — мужик-от едёт, везёт батюшка».
125 А как едут они к Соловьюшку да к широку́ двору,
Да взяла ёго большая дочь да подворотину,
А хотела убить да Илью Муромця;
Подхватил-то стары́й казак да Илья Муромець да подворотину,
Ухватил-то ей да из белы́х-то рук;
130 Тут он хватил своё востро́ копьё,
А сколол-то его большую дочь.
Говорит Соловьюшко Рохманьёвич:
«Уж вы гой еси, мои дочерья любимыя!
Не грубите, не гневите серьдца богатырьского;
135 Выкупайте мня да из неволюшки:
Насыпайте ёму три-то мисы красна золота,
А три-то мисы чиста се́ребра,
Насыпайте три-то мисы меди, всё коза́рочки».
А поехал он ко городу ко Киеву,
140 А не зашол-то он к Соловьюшку в высок терем.
А приехал в славной Киев-град,
Ко ласкову приехал князю на широкой двор,
Как ведь соходил-то со добра́ коня,
А вязал-то коня да середи двора,
145 Середи двора к дубову столбу да к золоту кольчю;
Как заходит на крылечико косисчято,
Со красна́ крыльця в полаты княженецькия;
А он крест-от кладёт да по-писа́ному,
А поклон-эт ведёт да по-уче́ному,
150 А как бьёт челом-ту князю во рученьку во правую:
«Уж ты здраствуй, князь Владимер стольне-киевськой!» —
«Уж ты здрастуй-ко, дородьнёй доброй молодець!
Я не знаю твоёго не имени, не отчины —
Величеть тебя по имени, называть по отечесьву».
155 А князям, боярам всё — во левую.
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
Ты садись-ко за ти столы окольния,
А за ти жа за скатерти за браныя,
А за кушанья за розноличния».
160 А как сел-то Илеюшка за столы за белоду́бовы.
Как от пир идёт наве́сели,
Красно-то соньчё́ идёт на е́сени,
А как красно-то соньчё́ идёт ко западу,
Ко западу идёт, ко за́кату;
165 А как вси-то на пиру-ту сидят пьяны, веселы,
Пьяны, веселы сидят, хвастают:
А как всё богатой-от хвастат золотой казной,
Иной-от хвастат широки́м двором,
Как иной-от хвастаёт добры́м конём,
170 Сильн-ёт хвастат своей силою,
Умной-от-то хвастат родным батюшкой,
А разумной-от хвастат ро́дной матушкой,
А неразумной-от ведь хвастает родно́й сестрой,
А как глупой-от хвастат молодой жоной.
175 Как Владимер-от по гридни-то похаживат,
А белыма-ти ручьками розмахиват,
А желты́ма-ти кудрями принатряхиват.
А как сам он говорил да таковы слова:
«Уж ў мня вси-то на пиру пьяны, веселы,
180 Ишше вси у мня на честно́м хвастают;
А как приежай-от гость сидит, нечи́м не хвастаёт.
«Уж ты шьто жо, дородьнёй молоде́ць, нечи́м не хвастаёшь?» —
«А как чим-то я буду всё ведь хвастати?
Ише тим рази ведь я похвастаю —
185 Промежду заутринёй, обедней воскресеньския
Хотел-то я приехать из города из Мурома,
Из села-то приехать Карачеева.
А как ехал тут-то я путём-дорогою,
А стоит под городом Черни́-городом сила великая,
190 А великая сила, немалая;
Я тут побил ту силушку великую;
А приехал я ко городу Черни-городу,
А спросить у мужичков города Черни-города,
А спросить про дорожку прямоезжую.
195 Указали мне дорожку прямоезжую —
Ишше тридцеть лет по етой дорожочьки не езжено;
Ишше было на ей три заставушки великия:
Как перьва-та застава были ле́сы те́мныя да гре́зы че́рныя;
Как приехал-то тут к двум заставушкам,
200 А сошол-то я со добра́ коня,
А лево́й рукой коня веду, право́й рукой ду́бьё рву,
А как дубьё-то рву да совсим с ко́ринём;
Как я проехал тут да гре́зи че́рныя да ле́сы те́мныя,
А приехал к третию́ заставушки,
205 Я приехал туто к речинки Смородинки.
А сидит-то Соловьюшко Рохманович,
Да сидит-то вор-собака на девети дубах:
Я его состре́лил с девети дубов».
Тут-то закричели князи, бо́яра:
210 «Уж ты гой еси, мужичонко приехал задле́ньшина ты, деревеньшина».
А как тут старо́му казаку за беду да показалосе:
«Уж вы гой еси, бояра кособрюхия!
А седит-то у меня Соловьюшко да на добро́м кони,
На добро́м кони, у князя середи двора,
215 А прикован у мня ко стремену́ булатному».
Говорил-то тут Владимер-князь:
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
Навеку́ я не видал Соловьюшка Рохманьёва,
Не слыхал я ёго свисткотку́ соловьиного,
220 А не слыхал-то я рёву звериного,
А не слыхал-та я да ши́потку́ змеиного.
А покажи-тко-се мне Соловьюшка Рохманьёва,
А заставь ёго свистеть-реветь да по-звериному,
Шипеть ёго да по-змеиному».
225 Пошли они да на красно́ крыльцё;
Выходили тут бояра кособрюхия
А смотрить, слушать рёву соловьиного-змеиного.
А как говорит-то стары́й казак да Илья Мурамець:
«Уж ты гой еси, Соловьюшко Рохманович!
230 Ты свисти-тко-се подсвисту соловьиного,
А реви-тко-се полреву ты звериного,
Ты шипи-тко-се полшипотку всё змеиного».
А не послушал он да Ильи Муромця,
Засвистел-то он во весь свист-от соловьиныя,
235 Заревел во весь-то рёв звериныя,
Как зашипел он во весь-то шипоток змеиныя.
Ише мать сыра земля да потрясаласе,
Полаты княженецьки зашаталисе,
А как у князя резвы ножки подломилисе,
240 Буйна голова с плеч да подкатиласе.
Захватил князя Илья Муромець во праву руку к себе под пазуху,
А кнегину захватил под руку-ту всё под левую;
А как дёржит-то их в охапочки.
Как бояра-ти испопадали да вси ведь замертво.
245 А как закрычал стары́й да зычним голосом:
«Уж ты гой еси, вор-разбойник Соловей Рохманьёвич!
Тебе полно реветь да по-звериному,
Перестань свистеть по-соловьиному,
Перестань шипеть дапо-змеиному».
250 А как тут бояришка поверили, забое́лисе.
А как соходил стары́й со красна́ крыльця́,
А отковывал-от стремена булатныя,
А отсек Соловьюшку-ту буйну голову.
А как Соловьюшку у князя на двори да смерть кончаласе.
69. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ, РАЗБОЙНИКИ И ИДОЛИЩЕ
А как езьдил старо́й по чисту́ полю,
А как езьдил он путём-дорогою,
Да наехал он дорожку весьма широкую,
А широкую дорожку-ту прямоезьжую;
5 Да поехал он по той дорожки прямоезьжия
Да наехал тут три роста́нюшки широкия;
Да на тих-то на ростанях лёжал серой камешок,
Как на том-то камню было написано,
Да написано было, подрезано,
10 Да подрезано было: «Хто едёт в дорожку прямоезьжую,
Да тому, братцы, живу́ не быть;
Да хто поедет в дорожку в правую,
А тому, братцы, жонату быть;
Хто в эту левую дороженьку поедёт, тому богату быть».
15 Как сидит-то старо́й на добро́м кони́, призадумалсэ:
«Мне старо́му в чисто́м поли смерьть не писано.
Как в праву-ту дорожку ехать — как жонату быть;
Да нашьто мне-ка старо́му женитисе?
Как ста́рому, братцы, женитьсе — всё чужа́ корысть;
20 Да пойдут от старого малы деточки,
Захотят малы дети пить и ись, носить цьветно платьицё.
Как и в леву-ту дорожку мне ехать — богату быть;
А нашьто мне-ка на старось-то богачесьво,
А нашьто? — мне старому ненадобно;
25 Буду[253] золотой казны как кланетьсе.
Я поеду в ту дорожку, да где живу́ не быть».
Да как тут-то поехал в ту дорожечку прямоезжую.
Он немного подьехал по той дорожочки
От того жо от серого горючого от камешка;
30 Как стречялась ёму стреточка немалая:
Как стречялосе ёму сорок станичничков,
Да по руському званью сорок розбойников.
Как хотят-то старого убить-то всё, ограбити,
Да как с ко́нём, с животом да розлучить хотят.
35 Говорит-то старо́й, седит да поговариват:
«Уж вы гой еси, сорок розбойников, сорок станишьников!
Как вам убить-то, братцы, вам не́ за шьто,
Ише снеть-то у мня старого не́чего:
У мня с[254] собой ведь золотой казны не было;
40 Тольке у мня живота — да един доброй конь,
Еше доброй мой конь да во петсот рублёв,
Да как вся збруда моя да в челу тысечю».
А как тут розбойничков призарило, прибавилось;
Да хотят-то старого убить-то, всё ограбити.
45 Да сидит-то старой на добро́м кони, не встре́хнитьце,
Сам потихоньку сидит приговариват,
Да как тут-то говорил да таковы речи:
«Ише есь на мне шуба че́рных со́болей,
Она тольке стоит една петсот рублей;
50 Да на шубки только три-то пуговки:
Ише перьва пугвиця в петьсот рублей,
Да друга-то пуговка в ц́елу тысячю,
Третьей пугвици це́ны ей нет;
Эта шуба — пода́реньецё князя Владимера».
55 Да как тут розбойничков призарило,
Да призарило-то их, прибавило;
А как начели старого поши́ньивать, поде́рьгивать,
Как сидит-то старой не тря́хнитьце, не воро́хнитьце:
«Уж вы гой еси, вы розбойники-станичники!
60 Да убить-то вам меня ведь не́ за шьто,
Ише, право, снеть с меня ведь нечево:
Как и есь-то у мня ише шляпа, подаре́ньицё князя всё Владимера;
Как во шляпы есь пе́рышко,
А да перо стои́т единой тысечи».
65 Как за́чели они его поши́нивать, потыкивать;
Розьерилосе ёго да ретиво́ серьцё;
Как стегал-то коня да по крутым бедрам:
«Уж ты гой еси, мой доброй конь Белеюшко!
А хоть подыни́сь ты выше лесу стое́чего,
70 А пониже хоть облака ходечего,
Да отскочь-ко ты от сорока розбойников».
Как поско́чил его доброй конь выше лесу-ту стоечего,
А пониже облака ходечего,
Да отскакивал он во чисто́ полё.
75 Одёржал-то он тут добра́ коня Белеюшка,
А как вынимал-то свой розры́вчат лук,
Он нате́гивал тетивочку шелко́вую,
Да накладывал стрелочку кале́ную,
А ко стрелочки он приговаривал:
80 «А лети-ко, моя стре́ла, во да́лече чисто́ полё,
А как па́ди-ко, стрелочка, не на́ воду, не на́ землю,
А не на воду, не на землю, не в сы́рой дуб,
А пади-тко, моя стрелочка, в тот жо в самой сырой дуб,
Росшиби-ко ёго на мелки дребезги,
85 Ты убей розбойников да до единого».
Полетела стрелочка во дале́че во чисто́ полё,
Она падала не на́ воду, не на́ землю,
Как не, падала во самой во сы́рой дуб
Да рошибла ёго на мелки дребезги,
90 Да убило розбойников до единого.
Как очистил тут дорожку прямоезжую,
Он поехал в свой путь, в дорожочку
А к тому жа ко городу ко Лю́бову,
К своёму царю, к приятелю;
95 Посмотреть-то захотелось своего царя Любова:
Шьто деитьце во городи во Любови.
А как едёт ён ко городу ко Любову,
Да стречялась ёму калика перехожая,
А тот же сильния великия Иванишшо.
100 Не дошод-то калика ёму низко кланетце:
«Уж ты здрастуй-ко, государь наш Илья Муромець!»
Отвечаёт ёму Илья Муромець:
«Уж ты здраствуй-ко, калика перехожая!
Уж ты как жа миня знашь да именём зовёшь?» —
105 «Уж ты гой еси, осударь ты Илья Муромець!
Как тебя не знаю — да именем зовут?
Как я у твоёго батюшка жил во дворниках ровно тридцеть лет,
Шьто во дворниках жил и во конюхах». —
«Откуль ты, калика, идёшь, перехожая?» —
110 «Я иду-то из города из Любова,
От того-то царя Любова». —
«Шьто деитьце во городи во Любови?» —
«Во городи во Любови всё да не по-старому,
Не по-старому всё да не по-прежному:
115 Не дают-то просить милостины спасёныя,
А как запряшшона просить милостина спасёная,
А запряшшона поминать да Илью Муромця:
Хто ёго споме́нёт, такового рубить буйну голову.
А царя-та Любова на царьсви нет,
120 Да царит-то тут поганоё Идо́лишшо;
А как царь-от Любов на поварни старшим поваром;
Сподоблят он для поганого Идолишша кушаньё».
Говорит-то старой казак да Илья Муромець таковы речи:
«Уж ты гой еси, калика перехожая!
125 Уж ты дай ты мне своё платьицё каличесько
Да наде́ни моё платьё богатырьскоё».
Говорит-то калика да таковы речи:
«Мне в твоём платьи не подают милостины спасе́ныя».
Говорил-то старой казак да во второй након:
130 «Уж ты скинь своё платьё калицесько
Да надень моё платьицё богатырьскоё».
А как го́ворил-то он да во трете́й након;
Не дават-то калика платья всё каличьского.
А как розьерилось ёго да ретиво́ серцё,
135 Да бросал-то калику на сыру землю,
Скиныва́л-то с калики платьё всё калицесько,
Надевал-то своё платьё богатырьскоё,
А садил-то ёго да на добра́ коня:
«Уж ты гой еси, мой Белеюшко!
140 Ты не бегай ты рысью лошадиного,
Ты ходи-ко тихо́й ступьицёй бродовою,
Не уходи калики перехожого».
А как за́чял одевать платьё каличесько;
У калики была шляпа сорок пуд,
145 А клюка-та была ёго подорожная сорок пуд.
Как пошол-то стары́й казак Илья Муромець во Любов-град;
Как заходит[255] ко Любову на широкой двор,
А как спрашиват он про царя про Любова;
А да сказывают придворина про царя про Любова:
150 «Ноньче у нас царя Любова на царьсви нет,
А царит у нас поганоё Идолишшо».
А как довели тут старую старыньшину до поварни жо;
Говорит-то Илья Муромець таковы речи:
«Уж ты здрастуй-ко-се, мой Любов-царь!
155 Я пришол к тебе да попроведать жо,
А как шьто у вас деитьце после мо́его бываньиця,
Ише шьто деитьце во городи во Любови?» —
«Уж ты гой еси, калика перехожая!
Я топере не царём живу, поваром,
160 А царит-то у нас нонече поганоё сильнё Идолишшо».
Говорит-то калика перехожая:
«Посылал тебе поклон Илья Муромець, низко кланялсэ». —
«Уж ты гой еси, калика перехожая!
Кабы был живой Илья Муромець,
165 Не был я этта поваром». —
«Ты подай-ко мне-ка милостины спасе́ныя
Хошь ради Ильи Муромця».
Хватил-то младшей повар го́ловню,
Хотел убить калику перехожую;
170 Он при́знял свою клюку да подорожную,
Стегнул его да потихошеньку,
Оття́л у ёго с плечь да буйну голову;
Говорит-то калика перехожая:
«Уж ты гой еси, Любов-царь!
175 Не узнал ты старого казака Ильи Муромця».
Заплакал-то Любов-царь:
«Я топерече не царём живу, поваром,
Составле́ю на поганого Идолишша кушаньё».
А как пошол-то калика да из поварни вон,
180 Да выходит он да на новы́ сени,
А заходит тут в полаты-ти царьския,
Где сидит поганоё Идолишшо,
Заходит в ти полаты царськия;
Отпираёт он двери на́ пяту,
185 Запираёт он двери накрепко;
Тут полата да сколымаласе.
Он крест-от кладёт да по-писа́ному,
Да поклон-от ведёт да по-уче́ному,
Да бьёт он челом, низко кланитце
190 Ише той ли царици да Белолю́бихи,
Как поганому Идолишшу челом не бьёт.
А как тут поганоё Идолишшо на стули рыта бархата
На коленях дёржит царицю-ту Белолюбиху,
По локо́ть-то дёржит руки в пазухи.
195 Ише сам он говорит калика таковы речи:
«Уж ты гой еси, цариця Белолюбиха!
Пой подай-ко мне милостину спасе́ную
А как ради Христа царя небесного,
А как ради старого казака да Ильи Муромця».
200 Говорит-то цариця Белолюбиха:
«Уж ты гой еси, калика перехожая!
Не дают у нас нонече милостины спасе́ныя,
Не поминают старыя старыньшины;
Хто поме́нёт, тому рубить буйну голову».
205 А как спрошал тут поганоё Идолишшо:
«Уж ты гой еси, калика перехожая!
Да скожи-ко про своёго Илью Муромця,
Сколь он ростом велик жа?» —
«А сколь я велик, столь Илья велик;
210 Ише платьё мы носим с им с одного плеча,
А пьём мы из одной чаши». —
«А по много ли он хлеба, соли ест,
Да помного ли он вина, пива пьёт?» —
«А он пива, вина пьёт да по одной чары,
215 А хлеба, соли ест по три милостины спасе́ныя,
Во трете́й-то милостины отставаитьце». —
«Я-то ем хлеба, соли по пети печей
Да вина-та пью по сороковки жа».
Говорил тут калика перехожая:
220 «А как у мо́ёго у батюшка была корова бурая;
Она много пила, ела — у ей брюшина лопнула».
А как тут Идолишшо розьерилосе;
Да хватал он свой булатён нож
Да бросал-то он в калику в перехожою.
225 Увернулсэ-то калика за ободве́рину;
А как тут от нож ушол в ободверину вплоть до че́рёна.
«Как был ваш славной Илья Муромець,
На доло́нь бы посадил, другой сверху прижал,
Меж долонеми только мокро́ стало,
230 Грезь одна осталасе».
Да как тут Ильи за беду да показалосе,
Ёго серьчё да розьерилосе;
Захватил он свою шляпу всё каличеську,
А стегнул-то шляпой по буйно́й главы;
235 А как выпало простенком Идолишшо вон на улицю;
Тут Идолишшу смерть пришла.
Да поставил царя Любова жить по-старому;
А как сам пошол да во чисто́ полё,
Во цисто́ полё да ко добру́ коню,
240 Ко добру́ коню да калики да перехожою.
А как едёт калика в Любов-град;
Он чуть сидит да на добро́м кони,
Ише чуть в ём душа полу́днуёт.
Да сымал-то старой со добра́ коня.
245 Скинывал-то своё платьё цветноё,
Одевал-то калику да перехожого.
Тут с каликой прошшалисе,
Простились они да розосталисе;
Илья Муромець поехал во чисто́ полё,
250 Во чисто полё поехал ко Киеву,
А ко ласковому князю ко Владимеру.
70. БОЙ ИЛЬИ МУРОМЦА С СЫНОМ
Шьто на тих было горах Латыньських жа,
Как у той же было бабы у латы́нгорки
А как было у ей да чадо милоё,
А как мо́лодый у ей был да Подсокольничок-охвотничок.
5 А как стал-то Подсокольничок на возрости,
Как ясён-от соко́л стал на во́злети,
Как он стал-то ездить во чисто́ полё на добро́м кони,
А он по́лно стал владеть палицей тяжолою;
Высоко-то ей ме́чёт по-под не́беса,
10 Он подхватывает в едну́ю во праву́ руку.
А не белая берёзка к земли клонитьсэ,
А не сы́рой-от дуб да погибаитсэ —
Подсокольничок да ро́дной матушки в ноги падаёт,
А как просит благословленьица-то вековечьнёго,
15 Ише навеки да нерушимого
А как сьездить во чисто́ полё поляковать,
Посмотрить-то руськи сильния могучия бога́тыри.
Как даёт ёму матушка дозволеньицё и благословленьицё,
А даёт, она ёму наказыват:
20 «Ты поедёшь, ты чадо мило, во чисто́ полё,
Ты наедёшь старую старыньшину:
У ёго ведь борода седа, и голова бела,
Под им доброй конь как быть снегу белого,
Ишше хвост-то, грива была че́рная;
25 Не доежжаючи соходи да со добра́ коня,
Ише бей челом ему во сыру землю да низко кланейсе».
А пошол-то он на свой да на конюшен двор
А седлать-то, уздать всё добра́ коня;
А наклал-то он уздицю всё тесмяную,
30 А на спину-ту накладывал седёлышко черкальскоё,
А засте́гивал он всё двенадцеть пряжочек,
А ешшо застегивал он двенадцеть шпёнушков;
Как отужинки были шелко́выя,
А как пряжочки были́ да красна золота,
35 А как шпёнышки были булатныя —
Шьто не ради-то красы, да ради крепости,
А как той-то приправы богатырьскою
Оседлал-то, обуздал добра́ коня,
А он скоро скакал да на добра́ коня,
40 Как поехал-то он да во чисто́ полё.
А как перьвой день ехал с утра до вечера,
А другой-от день ехал с утра до вечера;
А как едет он по чисту полю, розъезжайтьсе,
А как вострым копьём да забавляитьсе,
45 Ишше клонит востры́м копьём да на святую Русь.
Как по утру, утру было ранному,
По восходу-ту сонця было красного,
Как во ту пору, во то время
А как ездил стары́й казак да Илья Муромець
50 Со своима-ти дружинами хоробрыма.
Выходил-то он да из бела шатра,
А как брал-то он трубочку подзорную,
А смотрил-то он во вси чотыре сто́роны;
А увидял он — со восточнюю стороночку
55 А как едет дородьнёй доброй молодець,
А он во́стрым копьём да потешаитьсе,
Высоко его мечот да по-под не́беса,
А подхватывает да во праву́ руку,
А как востро копьё клонит на святую Русь.
60 Заходил-то он да во белы́ шатры,
А да сам он говорит да таковы речи:
«Уж вы гой еси, мои братья́ мои названыя!
А как мо́лодый Олёшенька Попович млад!
А да съезди-ко да с им да поздоровайсе,
65 Поздоровайсе с им да поназванейсе,
Ты спроси-ко-се у ей, какого города,
Какого отца да какой матушки».
А как тут Олёшенька да не ослышилсэ
Одевал своё платьё богатырьское,
70 А поехал к удалу добру молодцу.
Не доехал Олёшенька до сильнего могучего бога́тыря,
Устрашился тут Олёшенька Попович-от,
Устрашилсэ ёго, убоялсэ жо —
А сидит, быват, на кони как сенна куча;
75 Не спросил Олёшенька не про родину, и не про вотчину;
Как поехал Олёшенька ко белым шатрам,
А спрошал тут старый казак да Илья Муромець:
«Уж ты спросил ли, Олёшенька, у молодца?» —
«Я не доехал до его, бога́тыря,
80 Устрашилсэ я да убоялсэ жа;
А как я да перед им как мала мушиця,
Он сидит-то на добро́м кони как сенна куча».
Говорил-то старыя старыньшина Добрынюшки Микитьичу:
«Уж ты съезди-ко, Добрынюшка, во чисто́ полё,
85 А спроси-тко молодца да про отечесьво,
Ты спроси-тко у его да про отечесьво,
А которой земли, да коего отця да коей матушки,
А которого отця да коей матери».
А умел Добрынюшка съехатьсе да поздороватьсе,
90 А не смел Добрынюшка спросить да про отечесьво,
А не смел спросить, какой земли, какого города,
Да какого отця да какой матушки;
Как стёгал коня да по крутым бедрам:
«А бежит мой доброй конь да Воронеюшко,
95 А столь скоро́ летит, как стрела калёная».
Как уехал-то Добрынюшка от Подсокольничка-охотничка,
Он приехал ко белу́ шатру.
Говорил тут старая старыньшина да Илья Муромець:
«Шьто ты, Добрынюшка, умел ты съехатьсе,
100 Да умел ты, Добрынюшка, с им да поздороватьсе,
А не умел ты спросить, какого города, какой земли,
Да какого цяря ли королевичя».
Он поехал старый ко дородьню добру молодцу.
Подъезжает он ко Подсокольничку:
105 «Уж ты здраствуй-ко, дородьнёй доброй молодець!» —
«Уж ты здраствуй-ко, дородьнёй доброй молодець,
А как руськия сильней бога́тырь жа!» —
«Ты скажи-тко мне, кое́й земли, какого города,
Ты скажи, какого отця, какой матери,
110 Эли ты цяря, короля, ли королевичя?»
А кричал тут Подсокольник зычным голосом:
«Ише скажот моя да тибе сабля вострая,
А роскажот тебе паличя тяжолая:
Отсеку-то я тебе да буйну голову».
115 А как тут-то старому за беду да показалосэ;
Розьерилось его ретиво серьцо да богатырськоё;
Как стёгал-то добра́ коня да по крутым бедрам.
А как розьехались бога́тыри да по чисту́ полю,
А сьежалисе богатыри да во едно место,
120 А ударились они палками буёвыма,
А тима́-ти саблеми вострыма;
У их сабельки всё-то посломилисе.
А розьехались богатыри во второй након,
А ударили они-ти палицеми тежолыма;
125 Ише мать сыра земля да потресаласе,
А в реках вода да сколыбаласе;
Как они друг друга не ранили,
Э как не́ дали[256] на собя раны кровавыя;
А у их ведь палици да пошорбалисе.
130 А розьехались богатыри да во в трете́й након,
А ударились они да копьеми-ти крепкима борзомецькима;
Они друг друга не ранили,
А как не́ дали на соби раны кровавыя.
А скоско́чили они да со добры́х коней,
135 Они начали боротисе, водитисе;
По колен в реку, в землю втопталисе.
А как не по Божьей-то было по милости,
Не по Ильино́й-то было учести:
Порвалось у Подсокольника да цьветно платьицё;
140 А как скользнулось у старика Ильи Муромця,
Как здала у ёго всё права́ рука,
Подвернулась у его да ножка резвая;
А как падал бога́тырь во сыру землю;
А как сел тут Подсокольничок-охотничок да на белы груди,
145 Ише хочёт спороть да каза́ку белы груди,
А как хочёт досмотрить да ретива́ серьца да богатырьского.
А как тут стары́й казак да испугалсэ жа,
Ишше Господу-ту Богу всё взмолилсэ жа:
«А ужели мне, Господи, в том-то мести смерть-то писана?»
150 А как вдвое-втрое у Ильи-то силы прибыло;
Да схватил-то Подсокольника да во белы́ руки,
А как смётывал со своих белых грудей да на сыру землю,
А как сел-то Подсокольнику да на белы́ груди,
Вынимал-то из кинжа́лишша булатен нож,
155 А хотел-то Подсокольнику спороть белы́ груди,
Досмотрить у его ретива́ сердца́ да богатырьского.
Как спросил у Подсокольника да про отечесьво,
Говорил-то Подсокольник таковы речи:
«А сидел-то я у тя да на белы́х грудей,
160 А не спрашивал у тя не роду, не отечесьва,
А спорол бы я тебе скоро белы́ груди».
А спрошал стары́й казак да во второй након;
Ишшё то же отвичаёт Подсокольничок-охотничок:
«А не спрашивал у тя про родину, про отечесьво;
165 А спорол бы я скоро́ белы́ груди,
Досмотрил бы я твоего серьца богатырського».
Тут-то старому да за беду да показалосе;
Загибал-то у ёго-то платьё цьветное;
Хочёт пороть ёго белы́ груди,
170 Хочёт досмотрить у ёго ретиво́ серьцо.
Захватил-то право́й рукой булатен нож.
Ише тут да Подсокольничок испугалсэ жа,
А старому казаку да возмолилсэ жа:
«А я вижу — у тебя голова седа[257] да борода бела;
175 Не моги моих пороть да всё белы́х грудей,
Не смотри моёго ретива́ сердца».
А как увидял тут стары́й казак да на право́й руки,
На правой руки да свой злачён перстень,
Подымал ёго за ручки-ти за белыя,
180 Чёловал ёго в уста саха́рныя:
«Уж ты гой еси, да Подсокольничок-охотничок,
А да той жо сын да бабы всё латы́нгорки!
А как я тебе — отець, да ро́дной батюшко.
Ты поедёшь да к родной своей матушки —
185 Ты скажи от миня да ей низко́й поклон».
Как Подсокольничок поехал к ро́дной матери,
А стары́й казак поехал ко белу́ шатру.
Он приехал ко белу шатру да сошол со добра́ коня,
Сошол со добра, спать ведь лёг в бел шатёр.
190 Как во ту пору приехал Подсокольничок к своёму широку двору,
Подъежжаёт он да под окошечко:
«Уж ты гой еси, моя да родна матушка!
Ты подай-ко мне своё востро́ копьё,
Ты подай-ко-се ко мне всё тупым коньцём».
195 А на то матушка ёго не ослышилась,
Подала своё востро́ копьё да из окошочка.
А как принял он копьё да за тупой конець,
Как направил он вострым коньцём в матушку-ту в груди белыя,
Заколол-то Подсокольник свою родну матушку.
200 А поехал скоро Подсокольник в чисто полё,
Как поехал во чисто полё да ко белу шатру,
Ко белу шатру да к Ильи Муромцю.
Он как приехал ко белу шатру,
Направил копьё всё востры́м коньцём,
205 А как ткнул Илью Муромца да во белы́ груди;
На грудях-то был лёжал у ёго крест золочёныя,
А весу́ тянул да полтора пуда;
Угодил он в самой етот крест,
Да не мог он проколоть да груди белыя.
210 Как от сна-то ведь стары́й казак да пробужалсэ жа,
Со сна-то он да испугалсэ жа;
А выскакивал-то он да из бела́ шатра,
Схватил-то он Подсокольника да со добра́ коня,
Высоко-то его бросил по-под не́беса;
215 А как падал Подсокольник о сыру землю,
Как убилсэ Подсокольничок о сыру землю,
А как Подсокольнику ведь смерть пришла.
А как пришол смотрить стары́й козак да Илья Муромець,
А увидял на руки да свой злочён перстень,
220 А как сам он говорил да таковы речи:
«А не знато, шьто было́ моё чадо:
А хошь высоко бросил по-под не́беса,
Подхватил бы ёго да на белы́ руки,
Не допустил бы я ёго до матушки сырой земли».
225 А как тут ведь Подсокольнику да смерть пришла,
Смерть пришла, и конець дошол.
71. БОЙ ДОБРЫНИ С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ
Как доселева Рязань слободой слыла;
А как нонече Рязань славен город стал.
А живёт-то в той Рязани князь Никита сын Романович.
Жил-то Никитиушка шестьдесят годов;
5 Как состарилсэ Романович, — преставилсэ,
Ай осталась у него мала́ семья,
Ай мала семья, молода жона,
Молода жона Омельфа Тимофеёвна;
Ай осталось у нёго чадо милое,
10 Милое чадо, любимое,
А как мо́лодый Добрынюшка Никитич млад.
Как от роду Добрынюшка был пяти годов,
Стал ходить по улочьки,
Стал с робятками боротисе;
15 Как не стало Добрынюшки да поединшычка;
А как малы-ти ребята двадцати пяти годов.
А как мастёр был Микитич со крутой[258] с носка спускать.
А как стал-то Добрынюшка на возрости,
Как ясён-то соко́л стал на во́злети.
20 А как стало Добрынюшки двенадцать лет,
Он нача́л в чисто́ поле поезживать,
А поезживать, всё стал погуливать,
А ездить всё на тихия на заводи,
А стрелить всё гусей, белых ле́бедей.
25 А как стал Добрыня во чисто́м поли поляковать,
А не стало Добрынюшки поединшычка.
А как начал он метать сильных могучих всё бога́тырей,
Ай прошла про молодца слава великая;
А дошла туто слава до города до Мурома,
30 А до того жа села до Караче́ева,
А до старо́го до казака Ильи Муромца;
Услыхал тут старой казак Илья Муромца
Про сильнего могучего богатыря.
Его серьдьце было неуступчиво;
35 Пошел он скоро на конюшей двор
Седлать, уздать свого да коня добраго.
Ай накладывал он уздицю тесмяную,
А на спину лошадину войлучёк,
Ай на войлучёк накладывал седёлышко черкальское;
40 Зате́гивал двенадцать сутужинок,
А сутужинки-потужинки-ти были шолковы;
А засте́гивал-то он двенадцать пряжочёк,
А пряжечки-ти были красна золота,
А спёнушки-ти были булатные,
45 Крепкого булата всё заморьского, —
То не ради красы, ради крепости.
Илья-то был сын Иванович
Одевалсэ он в платье богатырськоё,
Богатырсько платьицё, военное.
50 А у него ведь конь-ёт был как снегу белого,а
Ишше хвост-грива у него была че́рная.
Он скоро, легко скакал на добра́ коня,
И он скоро поехал по чисту́ полю;
А как по чисту́ полю только курева́ стоит,
55 Курева стоит, да тольке столб столбит.
А он скоро приехал ко Рязани славну городу.
Едет он по Рязани славну городу,
А играют туто маленьки ребятка жа.
А спрошаёт он у маленьких ребяток жа:
60 «Уж вы гой еси, маленьки ребятка жа!
Где это Добрыньино подворьицё,б широкой двор?
Вы скажите-ко мне про Добрынин про широкой двор».
Как отводят робятка’в добрынино подворьицё.
Подъезжает он под окошёчко,
65 А кричит он зычным голосом:
«Дома ли Добрынюшка Никитич млад, или в доме нет?»
Услыхала тут Добрынина да ро́дна матушка;
Подбегала она всё к окошёчку,
Отпирала ’на окошечка немножечко;
70 Как увидяла она старого казака Илья Муромця, —
А сидит-то он на своём добро́м кони́, —
Говорила Добрынина да ро́дна матушка:
«Уж и здраствуй-ко, казак Илья Муромець,
Илья Муромець да сын Иванович!»
75 Говорит тут Илья сын Иванов таковы речи:
«Уж ты гой еси Добрынина ро́дна матушка!
Ты как меня-то знаёшь, именём зовёшь,
Величаёшь ты меня по отечесьву?» —
«Ише как-то я тебя не знаю, Илья Муромець?
80 Уж мы пили из одной чаши;
А когда я училасе у твоей-то ро́дной матушки,
Ты тогды не мог ходить на резвы́х ногах,
А сидел ты всё на печьки на кирпицятой.
Ты добро пожаловать ко мне хлеба, соли покушати!
85 Накормлю ведь я тебя досыти,
Напою ведь я тебя допьяна».
Говорит-то Илья сын Иванович:
«Я не пить приехал, ни исть хлеба, соли жа.
Ты скажи-ко мне про своего чада милого,
90 Он и[259] в доме, или его нет?»
Отвичает Добрынина ро́дна матушка:
«У меня Добрыни топере в доме не случилосе:
Он уехал всё на тихия на заводи
А стрелеть гусей, белых ле́бедей,
95 А пернастых серых малых уточёк.
Уж ты гой еси, ты старой казак Илья Муромець,
Илья Муромець да сын Иванович!
Ты наедёшь моёго чада во чисто́м поли —
Не моги ёго убить, моги помиловать
100 Хошь не ради ёго, да ради меня вдовы:
Ишше хто меня будет под старость поить-кормить?»
Как поехал старой казак во чисто́ полё,
Ишше едёт он скоро по чисту полю —
Как увидял молодого в чистом поли бога́тыря:
105 Да он ездит на добро́м кони, розъизжаитьсе,
Всё дворяньскима утехами да забавляитьсе:
Высоко-то он паличю-ту мечёт по-под не́беса,
Подъезжаёт на добро́м кони,
Подхватыват ей да во праву́ руку,
110 А не допускает он до сырой земли.
Подъезжаёт тут старой казак Илья Муромець:
«Здрастуй-ко, дородней доброй молодець!
Ты скажи-ко-се про родину и про отчину».
Говорил тут Добрыня таковы речи:
115 «А когда скажот тебя моя паличя тяжолая,
А когды тебе ссеку да буйну голову».
Тут розъерилось у Ильи да ретиво́ сердьцо;
А стегал он коня по крутым бёдрам.
Розъезжалисе бога́тыри по чисту́ полю,
120 Соезжалисе богатыри всё в одно место;
Как ударились они паличеми тяжолыма,
У их паличи пошерба́лисе;
Ише друг дружки они не ранили,
Не дали на собя раны кровавыя.
125 А розъехались бога́тыри во второй након,
Ай ударились они саблями-ти вострыма;
Как по рук да сабельки сломилисе;
Ише друг друга они не ранили,
А розъехались бога́тыри во-в трете́й након,
130 Как ударились они копьеми ворзомецькима,
У их копьиця согнулисе, свернулисе;
Не дали на собя раны кровавыя.
Они соско́чили да со добры́х коней,
Они схватилисе во схваточку боротисе.
135 Они перьвыя суточьки борютьсе с утра до вечера
И други-то сутки борютьсе с утра до вечера;
А на третьи-то суточьки у Добрыни порвало́сь платьё цветноё,
Окатилось у Ильи всё права́ рука,
Подвернулась у его всё лева́ нога;
140 А как падал стары́й казак на мать сыру́ землю,
Ише мать сыра земля да потрясаласе.
Уж как сел-то Добрыня на белы́ груди,
А он вынел-выдернул из кинжалища булатной нож,
Ише хочёт досмотрить ретива́ серьця.
145 А как тут старой казак да Илья Муромець
Возмолилсэ он Спасу пречистому,
Ише матери Божьей Богородици:
«Уж ты Господи, Господи, ужелиг мне в чистом поли смерть не писана,
А ужели я помру на сём месте?»
150 У его да силы вдвое-втрое прибыло;
А мётал-то он Добрыню со белы́х грудей,
А как скочил стары́й казак на резвы́ ноги,
А как ш́ел-то Добрыни на белы́ груди;
Хочёт спороть Добрынюшки белы груди,
155 Досмотрить Добрынина ретива́ сердьця.
А как спомнил он Омельфино прошеньицё,
Ише спрашиват Добрынно отечесьво:
«Ты скажи-ка мне про своё отечесьво».
Говорит-то Добрыня таковы речи:
160 «А когды сидел у тя да на белы́х грудях,
Я не спрашивал, коей земли, какого города,
Какого отьця да какой матери;
Я спорол бы у тя всё белы груди».
Вынимал Илья из кинжалища свой булатён нож,
165 А хочёт спороть Добрынюшки спороть да всё белы́ груди,
Досмотрить Добрынина ретива́ сердьця.
А как тут Добрыня испугалсэ жа,
Ухватил у Ильи Муромця булатён нож:
«Я скажу тебе про родину-отечесьво,
170 Я скажу тебе про своего родна батюшка,
Я скажу тебе про свою родну матушку:
У меня родной батюшко был Никита сын Романович;
Он княжил в Рязани ровно шестьдесят годов,
А родна-то моя матушка — Омельфа Тимофеёвна.
175 Не моги меня казнить, моги помиловать.
Назыве́мьсе-ко мы братьеми крестовыма,
Покрестоемсе мы своима крестами золочёныма;
А как будет: ты — большия брат,
А я буду меньшия брат;
180 А мы будём ездить по чисту́ полю, поляковать,
Приставать будем друг за́ друга,
Друг за́ друга, за брата крестового».
А ставал-то он да на резвы́ ноги,
Подымал он Добрыню за белы́ руки,
185 Чёловал он Добрынюшку во уста саха́рныя;
А сымали оны с голов да золоты́ кресты,
Одевали друг на дружку золоты кресты,
Да садились они на добры́х коней,
Поехали они к Рязани славну городу
190 Ко Добрыниной да ро́дной матушки.
Как приехали Добрыни к широку́ двору,
Увидала Добрынина ро́дна матушка,
Стречала их середи двора,
Середи двора со красна́ крыльця,
195 Да брала она старого казака за белы́ руки,
Повела в Добрынины да светлы све́тлици,
Посадила она за дубовы́ столы,
За дубо́вы столы, за есьвы саха́рныя.
У их пошол всё наве́сели;
200 Они пили, веселились трои суточьки.
Богатыри спать полегли,
С того спали они трои суточки.
Тут богатыри просыпалися
Ото сна-то пробуждалися.
72. ЖЕНИТЬБА ДОБРЫНИ
Как задумал тут Добрынюшка женитисе,
А просил-то своей ро́дной матушки благословленьиця
Как женитисе ехать да обручатисе
Ко тому-то королю да всё к Мику́лину.
5 А поехал он Добрынюшка во чисто́ полё,
А поехал он да в прокляту орду.
Он ехал путём-дорогою,
А он всю-то ехал тёмну ноченьку;
А доехал до того жо до восходу соньчя красного,
10 До закату-ту светла ясна месеця.
Как по у́тру-ту было́ по ранному,
По восходу-ту было́ да соньця красного —
А сидела-то Настасья под окошочком,
Она видяла этого дородня добра молодца:
15 А он в город-от ехал не воротами,
Не воротами да не широкима,
Ён ехал по широку двору к полатам королевськиям.
Ише мать сыра земля да потрясаласе,
А полаты ихны колыбалисе.
20 А приехал он да на широкой двор,
Заезжал-то он да середи двора,
Соходил-то он да со добра́ коня,
А вязал-то он коня да к дубову́ столбу,
К дубову столбу да к золоту кольчю;
25 Сам он пошол на красно́ крыльцё,
Со красна́ крыльця да на новы́ сени,
Заходил-то в полаты в королевськие;
Он не кланяитьсе поганым идолам,
А да бьёт тольке челом королю Мику́лину во рученьку во правую:
30 «Уж ты здраствуй-ко король Микулин!» —
«Уж ты здраствуй-ко, дороднёй доброй молодец!
Я не знаю твоёго ни имени, ни отчины,
А не звеличети да по отечесьву». —
«Мня по имени зовут Добрынюшкой Никитичем». —
35 «Ты пошьто ко мне приехал?
А послом ко мне приехал по́словать из города из Киева,
От ласкова князя Владимира?» —
«Не послом-то я приехал к тебе по́словать,
Не служить-то я приехал верой-правдою,
40 Я приехал к тобе сватом свататьсе.
А отдай-ко ты Настасью за меня всё в замужесьво,
Уж ты с чести ведь отдай за меня, с радости;
Ише с чести не отдашь, дак я боём возьму,
С той да дракой кроволитною».
45 Отвечаёт ему король да таковы речи:
«Уж гой еси, молодой мальчишко жа!
А скричу я палачей своих да немило́стивых;
А опутают тебя во пу́тины шелко́выя,
Повалят тебя на колодку белоду́бову,
50 Отсекут твою буйну голову».
Говорит-то Добрыня во второй након
Говорил-то Добрыня по-в трете́й након:
«Уж ты гой еси, король да сын Нику́линин!
А отдай-ко ты Настасью за меня заму́ж,а
55 А без драки отдай да кроволитныя,а
Уж ты с чести ведь отдай, с радости великия». —
«Уж ты гой еси, мужичонко ты задле́ньшина, дервеньшшина!
Я скричу-то палачей да немило́стивых;
А опутают тебя во пу́тины шелко́выя,а
60 А уведут тебя да на широкой двор,
Повалят тебя на колодку белоду́бовуа
Отсекут-то тебе буйну голову».
Как пошол-то король да из полаты вон,
А пошол-то к своей дочери любимыя,
65 А как к той жо дочочьки к Настасьи Микуличьни.
«Уж ты гой еси, Настасья дочь Микуличьня!
Как приехал из Киева бога́тырь жо,
А как сватаитьсе за тебя замуж,
На тебе жа, Настасьи, белой лебеди;
70 Как ведь сам он похволяитьсе таковы речи:
Ише с чести не отдам, дак „я боём возьму,
С той даб дракой кроволитною“».
Говорила Настасья таковы речи:
«Уж ты гой еси да мой да родной батюшко!
75 Я ведь видяла да чудо чудное,
Чудо чудное да диво дивноё:
Со восточьню-ту сторонку как бы туча тучилась,
Туча тучилась, как бы гром гремел,
Частой мелкой дожжык ишел;
80 Немного тому время миновалосе,
Наехал дородней доброй молодец;
Скакал он через стену городовую,
Ехал он широким двором
К тым-то полатам королеськиим;
85 Мать-сыра земля потрясаласе,
Наши полаты колыбалисе.
Отдавай ты меня с чещи, с радости,
Без той же без драки кроволитныя;
Не губи ты народу по-напрасному».
90 А пошол-то король да вон из светлой светлици,
А приходит в свои полаты королевськия,
А берёт Добрыню за белы́ руки,
А челуёт-ту Добрыню во уста саха́рния,
А повёл-то он к Настасьи в светлу све́тлицю.
95 Как сидела Настасья на стули-то да рыта бархата,
Она скоро скакала на резвы́ ноги,
А брала она Добрыню за белы́ руки,
Человала Добрынюшку в уста саха́рныя;
Поминелись они ти перстнями золотыма жо,
100 Поминелись, обручилисе.
Собираласе Настасья ехать с Добрынёйв в славной Киев-град;
А как брал-то Добрыня ейг за праву́ руку,
А повёл-то Добрыня на широкой двор,
А садилсэ Добрыня на коня своёго лошадь добрую,
105 А садил-то он Настасью позади себя
На своё-то седло на черкальское,
А привязывал-прихватывал ко стременям булатным жа.
Как поехал он из города воротами да не широкима,
А скакал-то через стену городовую,а
110 Через ту жа башню наугольнюю.
Приежаёт он во красён Киев-град,
А к своёму широку́ двору.
Увидала их да ро́дна матушка,
А стречала-то их да середи двора,
115 Человала-то Настасью во уста саха́рныя,
А вела-то она во свои-ти светлы све́тлици,
Во столовы новы горници.
А как тут у их-то пир чесён пошол навесели
Заводилась у Добрыни свадёбка:
120 На отцёвсько-то место сам Владимер-князь,
А сватьей Владимера да молода жона,
А тысячьким старой казак Илья Муромець,
А дру́жком-то у их Олёшенька поповськой сын.
Повенчалсе тут Добрынюшка Микитич сын
125 На той жо Настасьи дочери Микуличьни.
Отошли туто пиры навесели;
Вси были на пирах пьяны, ве́селы.
73. ДОБРЫНЯ И ЗМЕЯ
Как во славном городи во Киеви,
Да у ласкова-то князя у Владимира
Заводилось пированьицо, почесен пир,
Ай на князей всиха, на бо́яр жа,
5 А на руських-то могучих на бога́тырей.
А как красно солнышко идёт на е́сени,
А почесен-от пир идёт наве́сели.
А как вси-то при пиру, вси пьют, едят да ве́селы,
А как вси-то на честном, вси хвастают.
10 Как Владимир-от князь ходит по горници,
С ножки на ножку переступыват,
А он белыма руками всё розмахиват,
Золотыма-ти перстнями принашшалкиват,
А русыма-ти кудрями принатряхиват,
15 А как сам он говорит да таковы слова:
«Уж вы гой еси, мои князья, вы бо́яра!
Уж вы руськии мои сильни бога́тыри!
Ишше хто жа из вас съездит на Пучай-реку
За свежо́й-то водой ключе́вою,
20 А как мне, князю, с княгиною умытисе, помолодитисе?»
Как большой-от от князя хоронитьсе за среднёго,
А как средней-от хоронитьсе за ме́ньшого,
Как от меньшого, от бо́льшого ответу нет.
Говорил-то князь Владимир во второй након,
25 Говорил-то князь Владимер во трете́й након;
Как от бо́льшого, от ме́ньшого ответу нет.
Как из-за того стола, стола окольнёго,
Из-за той-то скатерки из-за браныя,
Да из-за́ той есвы всё саха́рныя
30 Говорил тут дородьнёй доброй молодец,
А как мо́лодый Добрыня всё Никитич млад:
«Уж ты гой еси, ты красно солнышко Владимир-князь!
Уж я съежжу тебе на Пучай-реку,
Привезу-ту я тебе свежо́й воды ключе́вою,
35 Как тебе, князю, с княгиной умытисе, помолодитисе».
Говорил-то Владимир-князь да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Олёшенька Попович!
Ты бери-ко всё чернил, бумаг,
Ты пиши-тко с Добрынёй записи великия,
40 Во хмелинушки Добрыни захлыснулосе,[260]
Чтобы за́утра Добрыня не попетилсэ».б
А тому Олёшенька не вослышилсэ;
Уж как брал чернил, бумаг, писал он по́писи великия
Промежду собой с Добрынюшкой Микитичем;
45 Пописали они пописи великия;
А как стал-то Добрыня на резвы́ ноги,
А как брал-то Добрыня со спичьки пухову́ шляпу,
Надевал-то Добрыня на буйну́ главу,
А нахмурил чёрну шляпу на ясны́ очи,
50 А пошел-то Добрыня ко свому да широку́ двору,
А повесил буйну голову с могучих плеч,
А потупил очи в матушку-сыру землю.
А идёт-то Добрыня к своему-то широку двору,
Он идёт-то, всё шатаитьсе.
55 А какв увидала Добрыня молода жона,
А как та жа Настасья дочь Никуличьня;
А побежала к своей матушки,
К Добрыниной да к ро́дной маменьки,
Да сказала она своей маменьки:
60 «Уж ты гой еси, Добрынина родна матушка!
Как идёт-то у нас Добрыня с чесна́ пира,
А идёт-то он да всё шатаитьсе,
А повесил-то буйну голову ниже своих могучих плечь».
А стречала Добрыню молода жона,
65 А как та жа Настасья дочь Никуличьня,
А стречала его да родна матушка,
А как та жа вдова Амельфаг Тимофеёвна;
А стречели его середи ёго да широка́ двора,
А как брали его да за белы́ руки,
70 Говорила ёму родна матушка да таковы речи:
«А как шьто же идёшь, моё-то чадо милоё, моё любимое,
Не по-старому идёшь, да не по-прежному:
Повесил буйну голову с могучих плечь,
А потупил очи в матушку-сыру́ землю́?
75 Шьто тебе на пиру было не по разуму:
Или князь-от тебя местом о́бсадил,
Или винной чарой тебя о́бнесли,
А питья, есвы тебе разе не по́ души?
Эли глупой над тобой не насмехалсэ жа,
80 Шьто над твоей жа молодой жоной,
Эли, муть, над ро́дной твоей матушкой?» —
«Уж ты гой еси, моя родна матушка,
Как Амельфа ты, сударь, да Тимофеёвна!
Меня местом князь он всё не о́бсадил,
85 А да винной чарой меня всё не о́бнесли,
А нихтод надо мной не насмехалса жа,
Не тобою, родной матушкой,
Не моей да молодой жоной.
Самому мне доброму молодцу во хмелю-ту захлыснулосе,
90 А как съездить мне-ка князю на Пучай-реку́
За свежо́й водой да всё ключе́вою,
Привезти князю воды ключёвыя
Шьто умытисе тут со княгинёю,
А умытисе, помолодитисе».
95 Говорит-то ёму ро́дна ёго матушка,
Молода вдова Омельфа Тимофеёвна:
«А как жил твой батюшко шестьдесят годов,
А ничим жо он, жил, не хвастал жа;
Ты нималу собе шуточьку нашу́тил жо:
100 Там много дородных добрых молодцов приезживало,
А как руських-то сильних, могучих всё бога́тырей,
А назад ни один не приезживал:
Уносит всё змея лютая,е
Змея лютая да Сорочинськая
105 Своим-то змеёнышам на съеденьицё.ж
А тебе будёт назад не бывати во славном городи во Киеви,
А да нам тебя будёт не видати жо!
Ты послуша-ко моёго назаканьиця:
Ты когда приедёшь на Пучай-реку,
110 Почерпни ты скоро свежой воды ключе́вою,
Поежжай ты скоро ко городу ко Киеву».
От хмелины с утра да просыпаитьсе,
На Пучай-реку Добрыня собираитьсе;
А приходит Добрыня на широкой двор;
115 Оседлал Добрыня, уздал добра коня,
Наседил он седе́лышко черкальскоё,
Засте́гивал-то он двенадцать пряжечёк,
А зате́гивал двенадцать отужинок;
Пряжечки-ти были красна золота,
120 Ашпёнушки-ти были булатныя,
Отужинки-ти были шелко́выя,
То не ради красы, ради крепости,
Приправы богатырскою;
Красно золото-то не ржавеет,
125 А булат-от гне́тьсе — не сломитьсе,
А шелк-от подтянетьсе — не со́рветьсе.
Провожаёт ёго да ро́дна ёго маменька,
Провожаёт ёго да молода жона,
Провожают они, сле́зно плачутьсе.
130 А да он скоро скакал на добра коня;
А столько видели добра молодца, когда сряжаючись,
А не видели, когда да на добра коня сяжаючись.
Он из города поехал не воротами,
Не воротами он ехал не широкима,
135 А скакал он через стену городовую,
Через башню-ту да наугольную.
Только видели — в чистом поле курева стоит,
Курева стоит да один столб стоит.
А приехал скоро на Пучай-реку́,
140 Почерпнул-то он свежо́й воды ключе́вую,з
Настрелял-то он гусей, ле́бедей,
А пернастых малых серых уточёк.
Как пороспекло ёго да соньчё красное,
Прираздули ёго да ветры буйные;
145 Захотелось ёму во Пучай-реки окупатисе;
А да скинывал с собя платьё чьветно богатырськое,
А нырал-то он во Пучай-реку́.
А как плават Добрыня по Пучай-реки,
Как увидяла Добрыню змея лютая,
150 Змея-та лютая да Сорочиньская;
Налетела она на Добрынюшку Никитича,
Да сама она ёму говорила таковы речи:
«Как писи́-ти, писали — описалисе,
Как волхвы-ти волховали — проволховалисе:
155 А как хошь ли ты, Добрыня, я тебя водой залью,
Ишше хошь ли ты, Добрыня, я тебя огнём залью,и
Ишше хошь ли ты, Добрыня, я схвачу тебя
В свои-те двенадцать больши хоботы,
Унесу тя в свои горы Сорочинськия,
160 Своим детям на съеденьицё?»
А как мастёр был Добрынюшка нырком ходить,
Как горазд-от был Микитич всё понырывать;
А нырнул тут Добрыня во Пучай-реку,
Выставал-то Добрыня у крутого жёлта бе́режка;
165 А да выскочил Добрыня на желто́й-от крутой бе́режок,
Прибежал Добрыня ко своёму цьветну платьицю;
Он схватил свою востру сабельку.
Налетела тут на Добрыню змея лютая,
А хотела схватить Добрыню в двенадцать больши хоботы;
170 А отсек-то Добрыня змеи двенадцать больших хоботов,
А как падала змея да на сыру землю;
А как мать-сыра земля да потрясаласе.
Во Пучай-реки вода да сколыбаласе.
А одел-то Добрыня своё платьё цьветноё,
175 А надел он свои латы богатырськия,
А пришол-то он к змее-то лютою,к
Захотел змеи отсекти буйну голову.
А как ту змея ёму всё взмолиласе,
Она клятву кляла всё ёму великую:
180 «Уж ты гой еси, Добрыня сын Никитич млад!
Не моги меня казнить, моги помиловать;
А да назади лиха тебе не делала,
Ишше впредь тебе лиха не сделаю:
Я нало́жу на собя-то заповедь великую,
185 Шьтобы не лётать мне-ка да на святую Русь,
Не носить с Руси народу православного
А на тя жа на горы Сорочинськия
А своим-то детям да на съеденьицо».л
А спустил живу Добрыня змею лютую,м
190 Как прило́жил вси двенадцать больши хоботы,
Как вспорхнула змея со сырой земли,
Полетела змея по-под не́беса,
А да полетела она не на горы Сорочинськия,
Полетела она на святую Русь.
195 А как сел-то Добрыня на добра коня,
Поехал ко городу ко Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
А сречала змея, ле́тит со святой Руси,
Со святой Руси, из города из Киева;
200 В хоботах-то несёт душу-красну девицю.
Сам поехал он ко городу ко Киеву;
Заезжает он во красен Киёв-град;
А он едёт по городу по Киеву,
А во Киеви всё да не по-старому, не по-прежному,
205 Как народ-от ходят не по-прежному,
Оне ходят в платье че́рном, во печальнём жо.
Как и едёт он по городу по Киеву,
А играют туто малыя робятка жо;
А спросил-то он у малых у робяточок:
210 «Что ж народ ходят не по-старому, не по-прежному,
Они ходят в чёрном платье, во печальнем жо.
А завесили свои да лиця белыя?» —
«После твоёго-то бываньиця,
Налетела-то змея лютая
215 А на тот жа на зе́леной сад ко князю ко Владимеру;
А во ту пору, во то время
А гуляла-то в саду душа Марфа Дмитревна,
А любима-то князя племянниця;
Да во то время налетела на ей змея лютая Сорочиньская,
220 Ухватила ей в двенадцать своих хоботы,
Унесла она на горы Сорочиньския».
А сидит Добрыня на добро́м кони́ да призадумалсэ.
Призадумалсэ да прикручинилсэ:
«А шьто омманила меня да змея лютая!
225 Мне не чесь будёт, похвала да богатырськая,
А не выслуга мне будёт да молодецькая».
А он скоро поворачивал добра́ коня,
А добру коню да приговаривал:
«Уж ты гой еси, мой доброй конь, да Воронеюшко!
230 Побежи-ко ты скоро как стрела кале́ная,
А подымайсе ты выше лесу стоечего,
А пониже облака ходечего,
Ты скачи-тко, горы-долы промеж ног бери,
Ты скачи-тко с горы на гору,
235 Реки, озёра перескакивай;
Да ты бежи прямо на те горы Сорочиньския,
Ишше где живёт да змея-та лютая».
Приежжат Добрыня к горам Сорочиньскиям,
Соходил-то Добрыня со добра́ коня;
240 Во праву́ руку́ берёт востро́ копьё,
Во леву́ руку́ да повод лошадиныя;
А востры́м копьём закопыват ступени жа;
А лево́й рукой коня ведёт на горы Сорочиньския.
А залез-то он на горы Сорочиньския,
245 А садилсэ он скоро да на добра коня,
А как брал-то он трубочку подзорную,
А смотрил он на все четыре сто́роны,
Он смотрил змеиного жилишша жа;
А увидял тут Добрынюшка у змеи высок терем;
250 А стёгал коня по крутым бёдрам.
Как приежжал ко змеиному высо́ку терему,
А соскакивал скоро со добра коня;
Забегал-то он к змеи да всё в высок терем.
А сидит-то Марфа Митрёвна в высоком тереми, на матушки-сырой земли,
255 На коленях дёржит два змеиныша;
А как ссут у неё да груди белыя,
Высысают из ей да кровь горячую;
А как чуть-то в ей душа полуднуёт.
Отрывал-то он от грудей-то он да белыя,
260 Отрывал-то он двух детёнышов,
Розрывал-то он их на́двое,
А вымётывал вон из терема;
Выносил-то он Марфу Дмитрёвну из высока терема,
А садил-то ей ко добру коню.
265 А как тут Добрыня зажог змеи высок терем;
Загорелсэ змеин высок терем.
А увидала змея со святой Руси,
Полетела ко высоку терему,
Надлетела на Добрынюшку Никитича,
270 А хотела Добрынюшку огнём зажечь,
А хотела убить своима большима хоботы.
А отсек-то он змеи двенадцать больших хоботов;
Она падала да на сыру землю;
А как ту змея да замолиласе.
275 А тому Добрыня не поварывал,[261]
Розъерилосе его сердьце ретивое;
Он отсек ей да буйну голову.
А садилсэ да он да на добра коня,
А садил-то Ма́рфушку да позади собя,
280 Привезал он Марфушку позади собя,
Шьтобы не пала она да со добра коня;
Он поехал ко городу ко Киеву,
А ко ласкову-ту князю ко Владимеру.
Как сречает ёго князь да середи двора,
285 Середи двора его со княгиною,
Со своима няньками, кухарками,
Со всема́-то своима придворныма,
Со князьями и с бо́яры.
Пошел-то у них пир наве́сели, на радости.
74. МИХАЙЛО (ПОТЫК)
Как во славном городи во Киеви
А у ласкова князя у Владимера
А заводилось пированьё-столованьицё, поче́сён пир
А на своих-то князей, всё на бо́яр жа
5 А на руських на могучих на бога́тырей,
На купцей, гостей торговыя.
А как красно-то солнышко идёт оно на е́сени,
А почесён-от пир идет наве́сели;
А как вси-то при пиру-ту сидят пьяны ве́селы.
10 Как Владимер-от наш по гридни своей похаживал,
А с ножки на ножку переступывал,
А как белыма ручька́ми розмахивал,
А жолты́ма-ти кудрями приростряхивал;
А как сам он говорит да таковы речи,
15 Таковы речи да таковы слова:
«Уж ты гой еси, стары́й да ка́зак Илья Муромець!
Я пошлю съездить в прокляту́ Литву
А к тому-ту королю ко Прускому.
Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитичь млад!
20 Уж ты съезди-ко к королю-ту к Астрийському,
Получи-тко у ёго пошлины за три годика,
За три годика да сорок тысечей.
Уж ты вой еси, Михайлушко ты сын Игнатьевичь!
Уж ты съезди-ко к королю ко Лиховиньському,
25 К Лиховиньському к королю, ко Шведському,
Получи-ко дани за три годика,
А-то получи всего да сорок тысечей».
Как ставали тут бога́тыри да на резвы́ ноги,
А молились они Спасу́ пречистому,
30 А прошшалисе они со князем со Владимером
Да во ту же всё во рученьку во правую,
А седлали, уздали добры́х коней;
Они скоро, лёкко скакали на добрых коней;
Они видели-то добрых молодцов на добры́х коней сежаючись,
35 А не видели ихной поездки богатырськой — поезжаючись.
Ехали из города не воротами не широкима,
А скакали через стену городо́вую,
А через высоку башню наугольнюю.
А тольке видели — в чисто́м-то поли курева́ стоит,
40 Курева стоит, да только три столба столбит.
Они ехали перьвой день с утра до вечера;
На второй — наехали на роста́нюшки великия,
А на ти жо на три широки дорожочки.
Одержали они тут скоро добры́х коней,
45 Соходили они со добрых коней,
Розоставили-то три шатра поло́тьняных,
А как сами ведь в шатри они спать легли.
А как по утру, утру раннёму,
По восходу-ту было соньчя красного
50 А ставал-то государь да Илья Муромець:
«Вам полно спать да пора ставать!
А ведь надо нам ведь путь дёржать».
Как от сна тут добры молодцы да пробужалисе,
Выходили они да из белы́х шатров,
55 Умывались они свежо́й водой ключе́вою,
Утирались они белыми да полотеньц́еми,
А молились они сами Спасу всё пречистому.
Говорил тут стары́й казак да Илья Муромець:
«Мы положим заповедь да промежу собой:
60 Ише хто из нас привезёт, дак нам делить-то, братцы, натрое».
Они клали заповедь промеж собой великую.
Как скакали они скоро на добры́х коней насту́пчивых,
Они поехали да всяк в дорожички широкия.
А как приезжаё тут скоро́ стары́й казак да Илья Муромець
65 А к тому-то королю ко Прускому да на широкой двор,
А он скоро соходил да со добра́ коня,
А вязал-то ко́ня середи двора да к дубову́ столбу,
К дубову столбу да к золоту́ кольчю,
А как сам он ведь пошол на ново́ крыльцё,
70 Со красна́ крыльца да на новы сени,
А с новы́х сеней в полаты королевськия;
Он не кстит-то своёго личя белого,
А не поклоняитьсе поганым идолам,
Только бьёт целом во рученьку во правую
75 А к тому жо королю ко Прусскому:
«Уж ты здраствуй-ко-се, ты Прусско́й король!» —
«Уж ты здраствуй-ко, дородьнёй доброй молодець,
Уж ты руськия могучия сильний бога́тырь жо!
Ты зачем ко мне приехал жа?
80 А послом ты ко мне послан жа,
Ли служить ты мне приехал верой-правдою?» —
«Не служить-то я приехал тобе верой-правдою;
Я приехал к тебе послом послан жа
От того жо нашого от князя Владимера —
85 Получить от тебя-то дани сорок тысечей».
А как тут король да не ослышилсэ;
А берёт он со спички золоты ключи,
Отмыкал он скоро кованы ларьчи,
Да отсцитывал он дани-пошлины за три годика да сорок тысечей.
90 Как получил-то стары́й казак да Илья Муромець
Ише ту жо дань, всё ведь пошлину;
Как дарил ёму король да всё подарочки,
А подарочки дарил да красна золота.
Как прошшаитьсе стары́й казак да Илья Муромця:
95 «Ты прошшай-ко-се, король до земли Прусськия». —
«Ты прошшай-ко-се, дородьнёй доброй молодець.
Ты скажи-ко про своё отечесьво —
Ты кокого отця да кокой матери,
Звеличеть тебя по имени да по отечесьву?» —
100 «Я из города да всё из Мурома,
Из села-то я ежжу Карачеёва;
А у меня отець всё Иван да Тимофеич жа,
А меня зовут да Ильёй Муромцем;
Я служу у князя у Владимера да верой-правдой неизменою».
105 Провожаёт король да стары́й каза́ка Илью Муромця,
А как с чести провожаёт ёго, с радости.
А да как во ту пору, во то время
А приехал Добрынюшка к королю-ту Астрийському,
А приехал ведь к ёму да на широкой двор,
110 Соходил скоро́ да со добра́ коня.
Привязал коня к дубову́ столбу да к золоту кольчю,
А как сам пошол да на красно́ крыльцё косисчято,
Со красна́ крыльця да на новы́ сени,
А с новы́х сеней в полаты королевськия.
115 Сам приходит он в полаты королевськия,
А не кстит он своёго личя[262] белого,
А не поклоняитьсе он поганым идолам,
Только бьёт[263] королю во-в рученьку во правую:
«А да здрастуй-ко, король земли Астрийския!» —
120 «Уж ты здрастуй-ко, дородьнёй доброй молодець,
Уж ты руськия сильний могучия бога́тырь жо!
А зачим ко мне приехал жа?
Али послом послан жа,
Али служить мне-ка верой-правдою,
125 Верой-правдою да неизменою?» —
«Я приехал к тебе не служить не верою, не правдою да не неизменою;
Я приехал к тебе да послом послан жа
А как тим жо князём всё Владимером
Получить с тебя ти дани-пошлины да сорок тысечей».
130 А как тут король да не ослышилсэ,
А да взял он скоро с спичьки да золоты ключи,
Отмыкал он скоро кованы ларьчи,
Отчитал-то дани-пошлины да сорок тысечей,
Отдавал-то он Добрынюшки Микитичю:
135 «Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
А как тибя звать всё по имени,
Величеть тибя да по отечесьву?»
«Миня и́менём зовут Добрынюшка Микитичь млад,
А по фамильи-то да сын Романович».[264]
140 Как во ту пору, в само во то время
А приехал-то Михайлушко к королю ко Шведьському,
А ко Шведьському-то королю, ко Лёховиньському;
Ён заходит к ёму на широкой двор,
Соходил-то он да со добра́ коня,
145 Как ведь привязал коня к дубову́ столбу да к золоту кольчю,
А как сам пошол да на красно́ крыльцё косисчято,
Как ведь он заходит в полаты королевськия,
А не кстит он своёго личя белого,
А не поклоняитьсе поганым идолом,
150 Тольке бьёт челом королю во рученьку во правую:
«Уж ты здроствуй-ко, король да Ляховиньськия,
Леховиньськия король, ты Шведьськия!» —
«Ты зачем ко мне приехал жа?
Разе служить да верой-правдою,
155 Верой-правдою да неизменою?» —
«Я приехал не служить тебе не верою, не правдою,
А как я к тебе приехал послом послан жа
От того-то ведь от князя от Владимера
Получить с тобя да дани-пошлины да сорок тысечей».
160 А как тут король да не ослышилсэ,
А да брал он со спички золоты ключи,
Отмыкал он тут да кованы ларьчи,
Вынимал он золоту казну,
Отчитал-то дани-пошлины да сорок тысечей,
165 Отдавал-то он Михайлушку сыну Игнатьёву.
Тут-то королю за беду показалосе:
А как жалко-то ёму стало золотой казны.
Говорит-то он да таковы речи:
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
170 Мы зыграм-ко с тобой во пешки-шахматы;
Клади-ко-се залогом сорок тысечей,
Я кладу залогом полкоролесьва, полцярсьва своёго».
А как тут-то Михайлушко сын Игнатьёвичь призарилсэ,
А как сел-то ведь играть во пешочки, во шашочки,
175 А да клал-то он дань ведь, пошлину.
Как ступал король во перьво́й након,
Выступал ведь король да во второй након;
Проиграл-то Михайлушко-то дань ведь, пошлину.
А как тут Михайлушко да обзадорилсэ;
180 Клал залогом всё добра́ коня да збрую богатырськую.
А да вот короля призарило;
А как клал-то ведь залогом сорок тысечей.
Как ступал-то король да во перьво́й након,
Выходил-то король да по второй након;
185 На третьём нако́ни король Михайлушку-ту мат даёт.
Проиграл-то Михайлушко добра́ коня
Со всей обру́дой богатырською.
А как клал Михайлушко залогом буйну голову —
А служить-то королю ведь во́ веки:
190 «Ты клади-ко залогом всё добра́ коня;
Я кладу свою да буйну голову во́ веки —
Служить-то верой-правдою да неизменою».
А как тут короля всё призарило.
Как ступал-то Михайло во перьво́й након,
195 Выступал Михайлушко да во второй након;
На третьем нако́ни королю ведь мат даёт.
А как выиграл Михайлушко добра́ коня с обрудой богатырською.
А как тут королю за беду показалосе;
А как клал-то он залогу опеть сорок тысечей,
200 А как клал-то ведь Михайлушко добра́ коня;
А как начели играть во пешочки, во шашочки.
Выступал-то Михайло во перьво́й након,
Выступал-то Михайло во второй након,
На третьём нако́ни королю ведь мат даёт;
205 Отыграл Михайлушко да сорок тысечей.
А как тут королю кажисе за досадушку великую:
«А клади-тко, Михайлушко, дань-ту, пошлину;
А кладу тибе залогом а полцярсьва жа».
А как тут Михайлушко призарилсэ;
210 Они начели играть во пешки-то, во шашочки.
А ступал-то Михайло во перьво́й након,
Выступал-то Михайло во второй након,
На третьём накони королю ведь мат даёт.
Проиграл-то король полцярсьва жа.
215 А как жалко стало королю-ту ведь полцярсьва жа;
А как обзадорило короля играть во пешочки, во шашочки:
«Ты клади, Михайлушко, полцярсьва жа;
А ведь я отдаю тибе всё царсьво жо».
Как ступал-то Михайло во перьво́й након,
220 А ступал-то Михайло во второй након;
На третьём накони королю ведь мат играл.
А ведь проиграл король ведь царсьво жа
А тому ведь Михайлушку Игнатьёву.
Как говорил король да таковы речи:[265]
225 «Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
А да ты прости меня во такой вины,
Не бери-тко моёго цярсьва жа,
А оставь миня во цярсьви жа,
Не садись ты на моё на цярсьво жа.
230 А как есь у мня Овдотья, бела лебедь жа —
А отдам я тибе в замужесьво».
Как выводит король Овдотью, белу лебедь жа.
А как тут Михайлушко обзарилсэ,
А обзарилсэ Михайло взеть собе в замужесьво.
235 А берёт ею́ да за белы́ руки,
А челуёт ей да в уста-ти в саха́рныя;
А повёл-то Михайло Овдотью на широкой двор,
А садил-то Овдотью на добра́ коня,
Он поехал из города да не воротами,
240 А скакал-то через стену городо́вую.
А да как во ту пору, во то время
А приехал-то стары́й казак да ко белы́м шатрам,
А приехал Добрынюшка к белым шатрам;
А Михайлушка-то нету у белы́х шатров.
245 А как едёт Михайлушко да сударь Игнатьевич,
А ведёт сам на добро́м кони́ да красну девицю.
Соходил-то Михайло со добра́ коня,
А сымал-то Михайло Овдотью со добра коня.
А как го́ворил тут старая стары́ньшина да Илья Муромець:
250 «Уж вы гой еси, да братья крестовыя-назва́ныя!
А как станем мы исполне́ть свою заповедь великую —
А да станем-ко мы Овдотью делить на́троё,
Уж мы станём рубить Овдотью натроё».
Говорил-то Михайлушко Игнатьёвич:
255 «Уж ты гой еси, стары́й казак да Илья Муромець!
Я не дам-то вам делить Овдотьи натроё,
А не дам-то ей рубить натроё:
Я Овдотьюшку возьму да за собя замуж».
Говорил-ту старыя старыньшина да Илья Муромець:
260 «Уж ты гой еси, Михайлушко сын Игнатьёвич!
Не жона тебе-то будёт вековечьняя;
Как она, она ведь всё — роду́ змеиного.
Потеряшь ты за ей да буйну голову».
А как стала тут находить да ночка тёмная,
265 Повалились туто спать в шатры поло́тьняны;
Повалилсэ это спать Михайлушко с Овдотьюшкой.
А как было всё во самой во полуночи,
А как обвернула Овдотьюшка Михайла серым волкушком,
А спустила бега́ть да по чисту́ полю.
270 А как убежал-то Михайло во чисто́ полё,
А как бегал-то Михайло по чисту полю,
Прибежал-то к Овдотьи ко белу́ шатру.
Обвернула ёго да че́рным вороном;
Полетел Михайлушко да по темны́м лесам,
275 А летал-то Михайло по темным лесам,
А прилетел-то Михайло ко белу́ шатру.
Обвернула она Михайла белым горностаюшком,
А спустила-ту бегать по подкореньицю.
А как бегал Михайло по темно́м лесу да по подкореньицям,
280 Прибежал Михайло ко белу́ шатру.
Отвернула Михайлушка от горносталика.
А тогда Михайлушко в шатёр спать лёг жа;
А он крепко спал с того уста́точку великого.
А как с-по восходу-ту было соньця красного,
285 А да на зари-то было рано утряной,
Выходил туто старый из бела́ шатра,
А да сам он говорил да таковы речи:
«Тебе полно спать, Михайлушко, с Овдотьюшкой,
Пора тебе ставать да ехать ко городу ко Киеву,
290 А ко ласкову ко князю ко Владимеру!» —
«Уж ты гой еси, осударь наш Илья Муромець!
Не могу я стать да головы поднять;
А болит-то моя буйна голова,
А не служат у мня да руки белыя,
295 А не носят меня всё ножки резвыя».
А ставал-то Михайлушко да из бела́ шатра,
Одевалсэ он во платьё дорожно богатырськое.
Говорил-то ста́рый, государь да Илья Муромець:
«Уж мы не повезём Овдотьи во красен Киев-град!
300 А как не жона тебе будет любимая;
А того жо она роду ведь змеиного.
А да станём-ко мы Овдотью делить натроё,
Уж мы станём рубить Овдотью натроё».
Говорит-то сын Михайлушко Игнатьевич:
305 «А не дам-то я рубить Овдотьюшку натроё;
Не оставлю я Овдотьи во чисто́м поли,
Привезу я Овдотью в красен Киев-град,
А возьму-то я да за себя заму́ж».
А как стал-то Михайло садитьсе на добра коня,
310 А не мог Михайлушко сам сесть да на добра коня;
Посадил-то ведь Михайлушка да Илья Муромець.
Они поехали ко городу ко Киеву,
А ко ласкову князю да Владимеру.
А как приехали ко городу ко Киеву.
315 А как отдали князю да дань, да пошлину.
А во ту пору, во то время
Заводилась у Михайла, пошла свадьба жа;
Как отцём-ту сел сам Владимер-князь,
А как матерью-ту села да княгина жа,
320 А как тысецьким-то стал казак Илья Муромець.
А как обвенчалсэ тут Михайлушко с Овдотьюшкой,
Повели тут Михайлушка спать укладывать
В спальню горницю, в светлу све́тлицю;
Говорил-то стары́й казак да Илья Муромець:
325 «Уж ты гой еси, Михайлушко Игнатьевич!
А как станёт Овдотьюшка класть заповедь великую,
Не клади ты с ей заповеди великия —
Не лёжись-то с ей живой ведь в гроб;
Потеряшь тут свою буйну голову».
330 А как повалились спать Михайлушко с Овдотьюшкой,
А стары́й казак — у дверей ведь слушати.
Говорила Овдотьюшка Михайлу таковы речи:
«Уж ты гой еси, Михайлушко Игнатьевич!
Мы положим промеж-то заповедь великую,
335 А великую-то, ведь немалую:
А которой из нас да напере́д помрёт,
А тому живому повалитьсе со мной во гроб».
А как было во самую во полно́чь жа ведь,
А как померла Овдотьюшка у Михайлушка.
340 А да как по утру, утру ранному
А приходит тут Михайлушко из спальнёю,
Говорит он старому казаку да Ильи Муромцю,
Говорит-то он таковы речи:
«Померла-то у меня Овдотья, лебедь белая!»
345 Говорил-то а стары́й-то казак Илья Муромець:
«А почём ты клал с ей заповедь великую?
Ише не послушал моёго ты наказаньиця.
А ведь жалко всё тебя, Михайлушко,
А как жалко тобя, доброго молодца,
350 А как руського могучого бога́тыря!
Ты послушай-ко меня да во последней раз:
Уж ты сделай-ко-се ей да гроб великия,
Штобы в гроби было где легчи́,
Да штобы стоя стоеть да сидя сидеть;
355 Ты возьми с собою свешши́ да воску ярого,
Ты возьми с собой да саблю вострую к себе во гроб.
Не жалей-то ты Овдотьи, белой лебеди».
А как сделали ведь ей большой-от гроб,
А ведь повезли Михайлушка с Овдотьей во сыру землю,
360 Захоронили тут Михайлушка с Овдотьюшкой;
А задёрнул тут Илья Муромець полосой-то всё железною,
А как стал Илья-то Муромець на гробници ихней слушати.
А как закатилось тут да соньчё красное,
Потыхала тут заря [да] вечерняя,
365 А в ти поры Овдотья в гроби шшевелиласе,
А как лютою змеёю овернуласе.
А как тут Михайлушко да испугалса жа;
А скакал он скоро на резвы ноги,
Выхвати́л он свою саблю вострую,
370 А отсек змеи буйну голову;
Ише тут Овдотьюшки ведь смерть пришла.
Застучал-то саблёй вострой в ту плиту железную.
Услыхал стары́й казак да Илья Муромець,
Отсыпа́л он пески, камешки, отдерьгивал плиту железную,
375 Выпускал-то Михайлушка из гробници вон.
Тут Овдотьюшки конець пришол,
Конець пришол, да старины́ поют,
Старины поют да сказывают.[266]
75. ДУНАЙ
Как во славном было городи во Киеви,
А у ласкова-то князя у Владимера
А заводилосе пированьё-столованьицё, поче́сной пир
А на всих свои́х-то князей, бо́яр жа,
5 А на всих-то на руських могучих на бога́тырей,
На купцей-то, гостей торговыя,
А на тих-то гостей, калик да перехожия.
А как светел день-от идёт на е́сени,
Красно солнышко идёт на всей вы́шины,
10 А поче́сен-от-то пир идёт наве́сели;
А как вси-то на пиру сидят да пьяны, ве́селы,
А как вси-то на честном сидят пьют-то, едят, хвастают:
Как богат-от хвастат золотой казной ’суда́ревой,
А иной-от фастаёт да широки́м двором,
15 А как сильнёй-от хвастат да своей силою,
А иной-от хвастат всё добры́м конём;
А как глупой-от хфастат молодой жоной,
Неразумной-от хфастат всё родной сёстрой;
А как умной-от всё хфастат родным батюшкой,
20 А разумной-от хфастат родной матушкой.
Как Владимер-князь по полаты-то похаживат,
А с ножки на ножку переступыват,
А жолты́ма-ти кудрями приростряхиват,
А как белыма-ти ручками розмахыват,
25 А златыма-ти перстнями принашшалкиват;
А он сам-от говорил да таковы речи:
«Уж вы гой еси, моя вы князья, бо́яра!
А как вси у мня во Киеви поже́нёны,
Красны девушки заму́ж пода́ваны;
30 А как я един-то князь Владимер всё холо́ст хожу,
Я холост хожу да нежонат слову́.
Вы не знаите ли мне обрушьници,
А обрушьници мне-ка-то супроти́в себя,
Шьто обрушьници-то мне-ка, красной девици:
35 Шьтобы возрастом нема́ла и умом сверстна,
А бело́ лицё-то было у ей снегу белого,
А как ясны очи были как у сокола,
У того же со́кола как переле́тного,
Че́рны брови были у ей как у соболя черно́го всё сибирского,
40 А как я́годйници были у ей ка-быть маков цьвет,
А походочка у ей была павиная,
Ти́ха, кро́тка речь была шьтобы лебединая?»
А как большо́й-от князь хоронитьце за среднёго,
А вот средней-от тули́тьце всё за меньшого,
45 А от меньшого, от бо́льшого ответу нет.
Говорит-то князь Владимер по второй након,
А как говорил-то князь да по-в трете́й након:
«Уж вы гой еси, мои да князи, бо́яра,
Уж вы руськии могучи-сильни всё бога́тыри!
50 А не знаите ли мне обручници, да красной девици,
Красной девици да супроти́в меня:
Чтобы возрастом была нема́ла и умом сверстна,
А бело́-то личё у ей-то было ка-быть белой снег,
А как ясны очи были как у сокола,
55 У того же сокола как переле́тного,
Черны брови были ў ей как у соболя сибирского,
А как ягодьници были у ей ка-быть маков цьвет,
А походочька была ее́ павиная,
Тиха речь-то, кро́тка бы́ла лебединая?»
60 Как большой-от князь хоронитьце за среднёго,
А как средней-от князь хоронитьце за меньшого;
А от ме́ньшого, от бо́льшого ответу нет.
Из-за то́го жо стола да всё око́льнёго,
Из-за той жо скамеячки да белоду́бовой,
65 Из-за той же ествы всё саха́рныя
А ставал-то на резвы́ ноги дородьнёй доброй молодець
А как той жо Добрынюшка Микитич млад;
Ишше сам он говорит да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Владимер князь да стольнё-киевськой!
70 А благослови-тко мне-ка слово вымолвить,
Ты моги меня за слово́-то всё помиловать,
А не будь меня-то не казнить, не весити,
Не садить-то меня в те́мну те́мницю
А за крепкия всё караулы жо».
75 Говорил-то князь да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Добрынюшка ты Микитич млад!
Говори-тко ты, да шьто те надобно.
Я не буду тибя не казнить, не весити,
Не садить тобя да в те́мну те́мницю;
80 Я могу тобя да всё помиловать, пожаловать». —
«А как знаю-то я тебе обручницю-то, красну девицю,
Красну девицю да супроти́в тобя:
Она возростом нема́ла и умом сверстна;
Как бело́ лицё у ей-то бытьто снегу белого,
85 А как ясны-ти очи как у сокола,
А черны́-ти брови как у соболя сибирского,
А да ягодьници у ей были как ведь маков цьвет,
А походочька у ей павиная,
Тиха, кро́тка речь да лебединая.
90 А у того жа коро́ля у Лёховинського
А как есть-то у ёго две-то дочери любимыя:
А больша́ ёго-то дочь Настасья Королевичьня,
А та есть не тобе чета, да не тобе жона —
Она ездит по чисту́ полю, полякуёт;
95 То нама ровна́ и нам чота́;
А меньшая дочь Опраксея Королевичьня,
Она возростом нема́ла и умом свёрстна,
Бело лицё у ей-то бытьто снегу белого,
А как ясны-ти очи как у сокола,
100 У того же сокола как переле́тного,
А черны́-ти брови как у соболя сибирського,
А походочка ее́ была павиная,
Тиха, кро́тка речь да лебединая,
А да ягодьници-ти у ей были как маков цьвет.
105 Я не сам видал, да от людей слыхал,
От того-то брата назва́ного-крестового
А как от Дуная сына всё Иванова.
А он жил-то у короля ровно́ й двенадцеть лет:
А он три года жил у ёго всё ’ дворниках,
110 А да три года он жил ў ёго во конюхах, —
А как ездили они с Настасьёй во чисто́ полё поляковать;
А да три года-та он жил у ёго во ключниках, —
А-то всё было ёму пове́рёно;
А да три года-то жил-то он во стольниках,
115 А во стольниках-то жил, да у столов стоял;
А когды-то ёго дочери сидят кушаю,
А играл-то он во звончяты́ гусли,
Утешал-то у ёго дочери любимыя.
А как топере у тя Здунай да сидит во те́мной те́мници
120 А за крепкима замками-ти заморскима,
А за строгима-ти караулами».
Говорит-ту всё Владимер-князь да таковы слова:
«Уж ты гой еси, Добрыня всё Микитичь млад!
А бери-тко ты у мня со спички золоты ключи».
125 А да брал тут Добрыня, не ослышилсэ,
Ишше скоро брал да золоты ключи,
А пошол он отмыкать да те́мны те́мници;
Отмыкал он те́мну те́мницю,
Заходил-то он да в те́мну те́мницю.
130 А сидит Здунай среди да те́мной те́мници,
Да повесил буйну голову с могучих плеч,
А потупил очи́ ясны в се́реды кирпичьния.[267]
Сам проходит к Здунаю Добрынюшка близёхонько:
«Уж ты здравствуй, брат названыя-крестовыя!»
135 Уж как ’вилял Здунай Добрынюшку Микитьиця,
Он да скоро скоцил на резвы́ ноги,
А как бил челом во рученьку во правую:
«Уж ты здраствуй, ты мой брат крестовыя,
Крестовый ты мой брат, назва́ныя!»
140 А как говорит тут Добрынюшка Микитич млад:
«Уж ты гой еси, Здунай ты сын Иванович!
Мя-то выкупить-то было из неволюшки:
А как я тобой при пиру-то всё похвастал жа
Тому-то князю Владимеру —
145 А ты жил у короля двенадцеть лет,
Увидал у ёго Опраксею Королевичьню.
Ты пойдём топере ко князю на поче́сён пир».
А как ту Здунай да не ослышилсэ,
А пошол ко князю на поче́сен пир,
150 Заходил-то он в полаты в княже́не́цькия;
А как крест-от он кладёт да по-писа́ному
Да поклон-от ве́дет да по-уче́ному,
Ише бьёт челом князю Владимеру во рученьку во правую:
«Уж ты здраствуй-ко, Владимир-князь да стольно-киевской!» —
155 «Уж ты здраствуй-ко, Дунай да сын Иванович!
У тя милости прошу да на поче́сён пир.
А как ты у мня, Здунай, да в забытьи́ прошол».
А садил-то Здуная во большо́ место,
Во большо место, да во большой угол;
160 Наливали Здунаю чару зелена́ вина,
А не ма́лу, не вели́ку — в полтора вёдра,
Подавали Здунаю сыну Иванову;
Принималсэ Здунай да едино́й рукой,
Выпивал-то тут Здунай да едины́м духом;
165 А как ту жа чару наливали пива хме́льнёго;
Выпивал-то он да единым духом,
На закуску, на запивку — турей рог да мёду сладкого.
Как сидит Дунай, нечим не хвастаёт;
А повесил он ведь буйну голову с могучих плеч,
170 А поту́пил очи ясны в се́реду кирпичьнюю;
А сидит он не пьёт, не ест, не хвастает.
А как наливали вторую чару зелена вина,
А не ма́лу, не вели́ку — в полтора ведра,
Выпивал-то он да едины́м духом,
175 На запивку — турей рог да мёду сладкого.
А как тут-то Здунай да стал поглядывать,
А поглядывать ту за́чал, поговаривать,
А как зачал тут Дунай да стал похвастывать.
Говорит-то князь Владимер жа:
180 «Уж ты гой еси, Здунай да сын Иванович!
Уж ты много езживал да по святой Руси,
Уж ты много живал да в проклято́й Литвы.
А не знашь ли мне-ка всё обручьници, да красной девици,
Шьтобы возростом была нема́ла и умом сверстна,
185 А бело́-то лицё у ей-то было ка-быть белой снег,
А как ясни-ти очи были как у сокола,
У того же сокола как переле́тного,
А черны брови были как у соболя сибирьского,
Тиха речь-то кро́тка бы́ла лебединая,
190 А походочька у ей была павиная?» —
«У того-то короля да Лёховинського,
То я знаю, есть две дочери любимыя:
А больша́ ёго-то дочь Настасья-королевичьня,
Она ездит по чисту́ полю, полякуёт —
195 То нам ровна́ и нам чета;
А меньшая дочь Опраксея-королевичьня,
А та есть тобе чета да тобе жона».
Говорит-то князь да таковы речи:
«Привези-тко ты за меня ею́ в замужесьво;
200 Ты бери-тко у мня силы, сколько надобно,
А бери ты золотой казны несчётную».
Говорил-то Дунай князю таковы речи:
«А нашьто мне твоя силушка великая?
А как мне с силой не дратисе, не воеватисе;
205 Мне ненадобна твоя да золота казна несчётная:
Ише мне твоей казной не откупатисе.
Только дай мне-ка двух крестовых братьиц́ей, названыя:
Как перьво́го брат-Добрынюшку Микитьиця,
А второго брат-Олёшеньку Поповиця.
210 Привезём-то мы тебе Опраксею-королевичьню;
Он с чести не отдаст, дак мы боё́м возьмём».
Говорил-тко князь да таковы речи:
«А бери-тко, Дунай, да кто те на́добно».
Они брали со спичьков пуховы шляпы,
215 Как молились они Спасу пречистому
А да матери-то Божьей Богородици,
А пошли они да со чесна́ пира,
Со чесна пира да на широкой двор;
А седлали, уздали своих добры́х коней.
220 А как тольке видели, как бога́тыри срежалисе,
А не видели, как на добры́х коней сежаючись,
А не видели поездки богатырськия;
Тольке видели — в чисто́м поли́ да курева́ стоит,
Курева стоит, да только три столба столбит.
225 А приехали они да к королю да на широкой двор,
Соходили со добры́х коней,
А везали ко́ней середи двора к дубову́ столбу,
К дубову столбу да к золотым кольцю.
Говорил-то Здунай да таковы речи:[268]
230 «Уж ты гой еси, да брат ты мой крестовыя-назва́ныя!
Ты останьсе это, середи двора.
Как учюёшь — зазвенит неровно́ моя да сабля вострая,
Заскрипят-то мои плечи богатырськия, —
А тогды секи на двори, руби ты старого их ведь, малого,
235 Ни единого не оставлей королю на се́мяна».
А как заходят они на красно́ крыльцё,
С красна́ крыльця да на новы́ сени,
Оставляют тут Добрыню на новых сенях:
«Ты останьсе, мой ты брат крестовыя;
240 А как зазвенит-то моя сабля вострая,
А ты руби, секи старого, всё ведь младого,
Не единого королю не оставлей на се́мёна».
А как пошол Здунай в полаты королевськия;
Заходил-то он в полаты королевськия;
245 Отпирал-то он да двери на́ пяту,
Запирал-то он да двери на́крепко —
Шьто полата королеська потрясаласе,
Ставники́ в дверях да помиту́сились;
Он бьёт во рученьку во правую королю да Лёховиньському:
250 «Уж ты здраствуй-ко, король да Лёховиньськия!» —
«Уж ты здраствуй-ко, Здунай ты сын Иванович!
Ты пошьто ко мне приехал жа?
А служить-то мне приехал всё по-старому, по-прежному
А да той же верой, всё ведь правдою?» —
255 «Не служить-то я приехал те́бе́ не по-старому, не по-прежному,
Я не верой служить тебе, всё не правдою,
Не послом-то я приехал послан жа;
А как я приехал к тобе сватом свататьсе
На твоей-то на любимою на дочери
260 А на той жо Опраксеи-королевичьни —
За того жа за нашого князя Владимера,
За Владимера да стольнё-киевська.
Ты отдай-ко ею́ с чести, с радости,
Безо драки отдай да кроволитныя,
265 Не проливай крови напрасныя;
Уж ты с чести не отдашь, дак мы боё́м возьмём,
Той да дракой кроволитною».
Говорил-то король да таковы речи:
«У мня, право, Опраксеюшка просватана,
270 А просватана да запоручена
За того жо вот за поганого Идо́лишша;
А у нас топерече ведетьце пир,
У нас белыя ручки испода́ваны,
Златыма перстне́ми испоме́ненось.
275 А сидит у мня Идолишшо за тима́ столами белоду́быма,
За тима за есвами да всё саха́рныма».
А как говорил Здунай да во второй након:
«Уж ты право, король, Опраксеюшку — за князя за Владимера,
Уж ты чесьти отдай е́ю, с радости,
280 А без драки ты отдай да кроволитныя;
Уж ты с чесьти не отдашь, дак мы боё́м возьмём».
Говорил-то Здунай да во трете́й након:
«Ты отдай-ко, король, с чести, с радости,
Без драки ты отдай да кроволитныя,
285 А не проливай ты чужой крови понапрасному».
Говорил король да таковы слова:
«У мня, право, Опраксеюшка просватана, запоручена
За того жо за царишша за Идолишша».
Как стоит Здунай да призадумалсэ,
290 А повесил буйну голову с могучих плеч,
А потупил очи в матушку сыру землю́,
А как думал думушку да промежду́ собой:
«Нам не чесь-хвала-то будёт да молодецькая,
А не выслуга будёт у князя молодецькая,
295 А не чещь-хвала-то будёт богатырськая,
А шьто не привезём-то Опраксеи мы за князя всё в замужесьво!»
Как его стало рети́во сердьцё розъерятисе,
А горе́чя кровь ёго да розгорятисе,
Лепета́ в лици стала переменятисе;
300 Как у ёго сердцё розъерилосе,
Богатырськи плечи шшевелилисе.
Подходил-то он да ко дубовы́м столам,
А ко тому столу́-то[269] рыта бархата,
А как то́лконул поганого Идолишша во грудь-то ёму в поганую,
305 А как падало Идолишшо со сту́ла рыта бархата.
Ухватил-то он ёго да за резвы́ ноги,
А как начал тотарином Идолишшом по столо́м помахивать,
Ишшо сам он ёму да приговаривал:
«А как жи́ловат тотарин, всё не порвитьце,
310 Косьлив тотарин, всё не сломитьце!»
А под дубовы-то король столы пехаитьсе,
Че́рной шубой соболиной закрываитьсе,
А он говорит да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Здунай да сын Иванович!
315 А бери топерь Опра́ксею за князя за Владимера,
А вези-тко ей да на святую Русь,
Не губи-тко моёго народу понапрасному».
Как бросал-то тотарина да из белы́х-то рук,
А как сам пошол в полаты к Опраксеи-королевичьни,
320 А заходил-то в полату, в светлу све́тлицю
А ко той жо Опраксеи-королевичьни.
Как увидяла-то Здуная Опраксея-королевичьня —
А сидела-то она на стули рыта бархата,
Вышивала-то поганому Идолишшу шириночку,
325 А шириночку-ту вышивала красным золотом —
Она увидяла Здуная сына Иванова,
А скочила она на резвы́ ноги
И бьёт челом Здунаю сыну Иванову:
«Уж ты здрастуй-ко, Здунай да сын Иванович!» —
330 «Уж ты здрастуй, Опраксея-королевичьня!
Ты срежайсе ехать со мной на святую Русь,
На святую Русь да ты в замужесьво
За того-то за нашого-то князя за Владимера».
Ту недолго Опраксея собираласе,
335 Собралась она да покрутёшенько.
А как брал-то Здунай-то ей за рученьку за правую
Выводил-то ей да на новы́ сени;
На новы́х сенях прибито народу всё несчётною.
А идёт она-то, ужасаитьсе,
340 Она горькима слезами заливаитьсе,
А сама она да говорит да таковы речи:
«А умел-то меня батюшко вспоить, вскормить, возро́стити,
Не умел-то меня отдать в замужесьво,
А как с той жо чесьти отдать да с радости,
345 А без драки всё да кроволитныя».
Выводил-то ей да на широкой двор,
А садил-то он собе да на добра́ коня;
Они[270] скоро́, лёкко скакали на добрых коней,
Как из города поехали не воротами,
350 А скакали через стену городо́вую.
А как едут они путём-дорогою,
А наехали они на и́скопеть глубокую.
А как одёржал-то Здунай всё добра коня;
Уж и сам он говорит да таковы слова:
355 «Уж ты возьми-ко-се, Добрыня, у мня Опраксею на своёго на добра́ коня,
Я поеду по этой и́скопыти глубокия».
А как брал-то Добрыня Опраксею на добра коня;
А поехали они ко городу ко Киеву,
А ко ласкову князю ко Владимеру;
360 А как Здунай поехал пода́лече в чисто́ полё.
А во ту пору, во то время
Приехал Добрынюшка во красен Киев-град.
А ко ласкову-ту князю ко Владимеру.
А сречаёт князь всё Владимер жа,
365 А сречаёт середи двора.
Как пошла у Владимера да пир наве́сели,
Повелась у Владимера тут свадьба навесели;
Зачал князь женитисе,
Женитисе на Опраксеи-королевичьни.
370 А во ту пору, во то время
А приехал Здунай да ко белу́ шатру,
Соходил-то он со добра́ коня,
Заходил-то он в бел шатёр в поло́тьняной,
Увидал — в шатри лежит да душа красна девиця,
375 А как та же Настасья-королевичьня;
Она спит лежит да розметаласе,
Она крепким сном засыпала богатырским жа.
А как повалилсэ спать Здунай да сын Ивановичь,
А как обнимал-то Здунай да красну девицю,
380 А от сна девиця пробуждаласе даиспугаласе;
Она скоро выскакивала из бела́ шатра,
А кричала она да громким голосом:
«Уж ты гой еси, невежа, доброй молодець!
Ты зачем мне-ка приехал ко белу́ шатру,
385 А зашол ты во бело́й шатёр?
Отчеку-то я тебе-то да буйну голову,
Отчеку-то я да на чисто́м поли́!»
Не познала она Дуная сына Иванова;
А скакала на добра́ коня.
390 Выходил Здунай да из бела́ шатра,
А садилсэ он скоро́ да на добра́ коня.
Как розьехались они да по чисту́ полю,
А как сьехались они да во одно место,
Как ударили они да саблями вострыма —
395 У их сабельки все да пошшербалисе;
А как друг друга они не ранили,
А как не́ дали на собя раны кровавыя.
А они розьехались да по второй након,
А ударились они да палиц́еми тяжолыма —
400 Они друг друга не ранили,
А как не дали на собя раны кровавыя.
А розьехали они да по-в трете́й након,
А ударились они да ко́пьеми да борзоменьскима.
А как падала Настасья со добра́ коня да из седёлышка,
405 А как падала она да на сыру землю.
А как соскакивал Дунай да на сыру землю,
А как сел Настасьи на белы́ груди,
Вынимал он из кинжалишша булатен нож,
Залупал у ей-то груди белыя,
410 Захотел-то спороть белы́ груди,
Досмотрить-то у ей да ретива́ сердца.
Тут Настасья испугаласе,
А бога́тырю Настасья возмолиласе:
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
415 Не пори-тко моих белы́х грудей,
Не смотри-ко ты моёго ретива́ сердьця,
А возьми-ко ты меня да за собя заму́ж;
Уж я буду тебе да жона верная,
А как верная — служить те буду верой-правдою».
420 А как брал ставал-то он скоро́ да на резвы́ ноги,
Подымат-то ей да за белы́ руки,
За белы́ руки да за золоты́ персьни,
Чёловал е́ю в уста саха́рныя:
«Уж ты гой еси, Настасья королевичьня!
425 Не узнала ты Здуная сына Иванова».
Как садились они да на добры́х коней,
А поехали они да ко белу́ шатру;
А приехали они да ко белу́ шатру,
Соходили они да со добры́х коней,
430 Насыпа́ли коням шаници белояровой,
А спускали йись травы муравою,
А сами в шатёр зашли, они спать легли;
Они спали поры-время трои суточки;
На четвёрты суточки от сна да пробужалисе,
435 А как в красён Киев они отправлялисе,
А приехали ко князю на широкой двор.
Увидал-то князь да со кнегиною,
А увидяла Опраксея всё родну сестру.
А как тут Здунай-от взял Настасью за собя замуж,
440 За собя замуж да всё в супружесьво.[271]
А сидят-то они на чесном пиру-ту, пьют, едят да хвастают;
А Здунай-от как похвастал своей силушкой:
«А как нет из бога́тырей меня сильне́ да во чисто́м поли,
Дельней меня да стрелеть стрелочкой,
445 Той-то стрелочкой кале́ною».
Говорит-то Настасья да таковы речи:
«Уж ты гой еси, сударь Здунай да ты Ивановичь!
Ты не хвастай-ко да своей силушкой:
А как нет сильней в чисто́м поли да Ильи Муромця —
450 Ише нет ему да супротившыка;
А как нет дельней стрелеть меня, да красной девици —
Ты не стре́лишь, как я стре́лю, доброй молодець:
Я ростре́лю на буйно́й главы злачён персте́нь». —
«Я ростре́лю на буйно́й главы злачён персте́нь».
455 А они поспорили да на чесном пиру;
А как тут Здунаю сыну Иванову за беду показалосе.
А поехали они стрелеть да во чисто́ полё;
Розьезжались они да по чисту́ полю.
Клал-то на свою-ту буйну голову да свой злачён перстень;
460 Натяга́ла тут Настасья свой розрывчат лук,
Она клала стрелочку калёную,
Как ко стрелочки да приговариват:
«А полети моя калена́ стрела далеко да во чисто́ полё,
А не падай моя калена не на́ воду, не на́ землю,
465 А не падай Дунаюшку во правой глаз,
А попади стрела Дунаюшку в злачён перстень,
Росшиби ты перстень надвоё.
Полетела стрелочка да во чисто́ полё,
Она падала не на́ воду, не на́ землю,
470 А как падала Здунаю во злаче́н перстень,
А росшибла она перстень надвоё —
Не котора половинка не больше, не меньше.
Как стреляёт Здунай Настасьюшки в злачён перстень,
А как сам он приговариват ко стрелочки калёною:
475 «А не падай, моя стрелочка, не на́ воду, не на́ землю,
А не на воду, не на землю, не в злачён перстень,
А пади-тко, моя стрелочка, Настасьюшки во правой глаз».
Полетела стрелочка не на воду, не на землю,
А попала Настасьюшки во правой глаз.
480 Падала Настасья со добра́ коня,
Мать сыра земля да потресаласе.
Приезжает-то Здунай к Настасьюшки,
Соходит он со добра коня,
Вынимаёт из кинжалишша булатен нож;
485 А спорол Настасьи груди белыя,
Досмотрил Дунай Настасьи ретиво́ серцо.
Как увидал в утробы два младеня жа,
Два младеня, два́ сына, —
А как тут Здунай брошалсэ на тот жо на булатён нож,
490 Закололсэ Здунай да на востро́м ножи,
А как тут Здунаю с Настасьёй смерть пришла.
76. МИХАЙЛО ИГНАТЬЕВИЧ (ДАНИЛОВИЧ)[272]
Как во славном было городи в Киеви,
Как у ласкова-т’ у князя у Владимира
А заводилосе пированьицё, почесен пир
На всих-то князей, на всих бояр жа,
5 А на руських могучих всих богатырей,
А на купцей-гостей торговых жа,
А на всих-то калик да перехожиёх.
Красно солнышко идёт на е́сени.
Почесён пир идёт наве́селе.
10 Вси-то на пиру пьяны, ве́селы;
Они пьют, едят да и хвастают:
А богатой-от хвастат золотой казной несчётною,
А иной-от хвастат широки́м двором,
А как сильнёй-от хвастат своей силушкой,
15 А как глупой-от хвастат да всё родной сестрой,
А неразумной-от то хвастаёт молодой жоной,
А как умной-то хвастат да ро́дным батюшком,
А разумной-от хвастат ведь ро́дной матушкой.
Как тут, на пиру вси пьют, едят, да кушают,
20 А един-от доброй молодець сидит не пьёт, не ест, не кушаёт,
А бело́й лебёдушки себе не рушаёт.
А как Владимир-от князь по полаты-то всё похаживат,
Русыма-ти кудерьц́еми потряхиват,
Он с ножки на ножку переступыват,
25 Белыма-ти ручками розмахиват,
А как сам он говорит да таковы речи:
«А как вси на пиру, все пьяны, ве́селы,
Вси-то пьют, едят, вси хвастают,
А един-от доброй молодець не пьёт, не ест;
35 Он повесил буйну голову с могучих плеч,
Как по имени Игнатий сын Данилович».
Говорил-то Владимир князь стольно-киевськой таковы речи:
«Уж ты гой еси, Игнатий сын Данилович!а
Ты сидишь у меня при пиру,б
35 Разве местом я тебя обсадил,
Или винной чарой тебя о́бнесли,а
Если кто над тобой посмихаитьце,
...............
Не по разуму тебе, не по́ души?»
Отвечает Игнатий сын Данилович:
40 «Мне место по отчине, по отечесву:
Питья, кушанья мне по разуму,
Винной чарой-то меня не о́бнесли,
И нехто надо мной да не посмехаитьсе.
Благослови-тка мне слово молвити,
45 Не моги-ка меня за́ слово ни казнить, ни весити,
Ни садить меня да в те́мну те́мницю;
Ты моги меня-то за́ слово помиловать».
Отвечаёт Владимер-князь стольне-киевськой:
«Говори-тко-се, Игнатий, что те надобно;
50 Я не буду не казнить тебя, не весити». —
«Жил-то я у тя во Киеви шестьдесят годов,
Я носил-то я у тя во Киеви шестьдесят воёв,
А как срывочных-порывочных числа-снету[273] нет;
Кабы мне нонече нать душа спасти
55 Было у меня погражено-покуряжено;
А под старость лет[274] нать душа спасти,
Душа спасти, кабы в рай спусти,
Как постригтисе в старици в манатырь,в
Нало́жить на собя скиму спасе́ную».
60 Говорил-то Владимер-князь таковы речи:г
«Гой еси, Данило сын Игнатьевич[275]
А да кто у нас будет во Киеви оборанивать
Шьто от той жо от Литвы, орды поганыя?
Пойдёт тут славушка великая по всей земли,
65 Дойдёт-то славушка в прокляту́ орду, Литву поганую;
Взволнуеться тут орда, Литва поганая, —
Что во Киеви бога́тыри пристарились.д
Постриглисе они в ризы чёрныя,
Надели на собя скимы спасёныя». —
70 «Уж ты гой еси, Владимер-князь стольнё-киевськой!
Останетьсе у мя мило чадо моё любимое,
А как мо́лодый Михайлушко сын Игнатьевич;
Он можот оборонить красён Киев-град.
А как от роду ему двенадцать лет;
75 Он ведь можоте владеть моим добры́м конём,
Всей моей сбруей богатырською;
Латы-те мои-ти ёму не сходяться;
Он ведь скоро, лёккож скачет на добра коня,
А он ездит всё по широку́ двору,
80 Моей-то палиц́ей да забавле́етьце,
Котора была палиця во сорок пуд:
Высоко-то он ей мечет по-под не́беса,
А подхватыват во праву́ руку,
Не спускат на матушку-сыру землю».
85 Воспрого́ворил Владимер-князь таковы речи:
«Уж ты гой еси, Игнатий сын Данилович!
А я не слыхал про твово чада милаво,
Ты пришли, приведи своего-то чада милаго,
Покажи-ко мне на посмотреньицо».
90 Ставал-то Игнатьюшко из-за того стола из дубового,е
Ставал-то на резвы́ ноги,
Брал-то он пухову шляпу со спичечьки,
А пошол-от со чисна́ пира, с широки́х полат
Ко своёму-то широку́ двору.
95 Увидало его чадо милоё,
Милоё чадо, любимоё;
А сречает-то его середи широка́ двора,
Берёт-то его за белы́ руки,з
И челует своего родна батюшка в уста саха́рныя.
100 Говорит-то ему родной батюшко:
«Уж ты гой еси, моё да чадо милоё!
И поди-тко ко князю на посмотреньицё на почесен пир.
.....оденьсе в цветно платьицё,
Поди-ко ко Владимиру на широкой двор,[276]
105 На широкой двор на посмотреньицё;
Зайдёшь ты в полаты княженецькие, —
Крест-от клади по писа́ному,
А поклон-от веди по уче́ному,
Бей челом князю во рученьку во правую».
..................
110 И поклонялсе всим князьям, бо́ярам.и
..................
Садил-то Михайлушка за дубовой стол,[277]
За питья, ества саха́рныя,
Приказал наливать да чару зелена́ вина,
А не малу, не вели́ку — в полтора ведра;
115 Принималсэк Михайло едино́й рукой,
Выпивал он на единой дух;
На запивку, на закуску турей рог да мёду сладкого.
Да сидят при пиру пьяны весело.
Почесён пир да под конец пошол;
120 Красно солнышко идёт ко западу.
Вси князья, бо́яра на росход пошли
По своим домам да ко своим жёна́м.
А немного тому поры время миновалосе,
А прошла тут славушка по всей земли, по всей укра́ины,
125 Что во Киеви бога́тыри состарились,
Состарились, ины преставились;
Ушлил к Федосию в Пешшер-ма́настырь,
Нало́жили на собя да ризы че́рныя,
А надели на головы скимы-ти да все спасёныя;
130 А прошла-то слава скоро в прокляту́ Литву, в орду поганую;
Тут взволновалась проклята́ Литва, поганая,[278]
Собрала тут силушку великую, —
Розорить красён Киев-град,
Запленить князя Владимера,[279]
135 Церковь Божию по огонь спустить.[280]
Тут подходит силушка великая,
Великая силушка поганая
Под тот Киёв-град.
Учюл втепоры Михайлушко Игнатьевич,
140 Пошел-то просить благословленьица ко князю ко Владимеру
Росказать про эту силушку великую,
Взеть-то его[281] благословленьицё
А как ехать в эту силушку великую,
Прибить эту силушку до единого.
145 А приходит в полаты княженецькия;
Он как молитсе Спасу пречистому,
Поклоняитьсе-то матери Божьей Богородици,
Говорит-от князю Владимеру таковы слова:
«Уж ты здраствуй, князь Владимер стольнё-киевськой!
150 Благослови-ко меня съездить во чисто́ поле с има подратися,
Побить мне эту силушку великую,
Побить мне эту силушкум до единого
Не оставить эту силушкум на се́мена».
Отговорит-от князь Владимер таковы речи:
155 «Ты молодой зобзун, ты рано всё попа́рхивашь;
Потеряшь ты свою буйну голову по-напрасному».н
Тут-то Михайлушку за беду стало,
За досаду показалосе;
Его серьдче розярилось, розъерилосе ретиво́ серьдце,
160 Горечя кровь разгореласе, роскипеласе;
Пошол-то он с полаты вон,
Отпирает он двери на́ пяту,
Запирает он двери на́крепко;
Шьто полаты с боку на бок потрясалисе,
165 Ободверины помиту́сились,[282]
Из околенок слу́дочки[283] посыпались.
Приходил-то к себео на широкой двор,
Скоро оседлал, уздал коня своего богатырського,
Оседлал и обуздывал,
170 Надевал на себя платьё богатырськое,
Богатырсько платьё, всё военное,
А да ти жа латы всё........п
И легко́-скоро скакал на добра́ коня,
Поехал по городу по Киеву,
175 Приворотил-то он к ма́настырь-спасёному,
Ко своёму-то родну батюшку;
Подходит он к ему на крылечечько,
Стучит он во колечечько потихошенько.
Услыхал-то у дверей да родной батюшко,
180 Отпирал он двери потихошеньку да помалёшеньку,
Выходил он на крылёчушко.
А как падал-то Михайлушко во резвы́ ноги,
Просил-то благословленьиця вековечного
Подратисе с поганыма татарами,
185 И побить эту силушку великую.
Говорит-то его родной батюшко
Игнатий-ёт сын Данилович:
«Уж ты гой еси, моё чадо милоё!
Я буду тебе наказ наказывать;
190 Ты послушай-ко моё да наказаньицё:
Ты приедешь в силы в поганыя —
Не заезжай ты в силушку великую,
Там накопаны у их подкопы ти широкия, глубокия;
Уж ты ездь кругом силу больши́ полки
195 Бей-ко-се ты сь меньши́х полков;р
Середины там накопаны подкопы глубокие
А наставлёны у них там копья вострыя,
Востры копья булатныя.
Потеряшь ты свою буйну голову с добры́м конём».
200 Роспростилсэ тут Михайло с родным батюшком;
Выезжал-то он да поехал во чисто́ поле,
Доезжат он до силушки великия;с
Он начял с краю рубить силу великую,
Меньши́ полки до единого;
205 Розъерилось его сердьце богатырськое,
Розгореласе кровь да горячая,
Шевелилисе плеча богатырськия;
И забыл он наказаньицё отцёвськое.
Стёгалт он коня по крутым бедра́м плёточькой шелко́вою,
210 Заезжал-то он, скакал силу великую.
Доброй конь розъерилсэ,
Скачёт он силушкой великою.
Кого ..... втрое .... конем топтал.у
..............ф
Заезжает он во больши́ полки, в середину силушки;
215 Наехал на эту по́дкопь широкую,
Широкую подкопь, глубокую;
Скакал-то его доброй конь через эту подкопь — перескакивал;
Наехал он на другу — и другу-то перескакивал;
Приехал он на третью́ жа —
220 Не мог его доброй конь переско́чити.
Падал он на ко́пьиця на вострыя;
А как падал-то Михайлушко со добра коня;
Наскакали тут татаровя поганыя,
Опутали его во пу́тины в шёлко́выя;
225 Провели к поганому царишшу татарину,[284]
Приказыват ему отсекти буйну голову.
Тут розъерилсэ да Михайло сын Игнатьевич,
Срывал-то с собя пу́тины шелко́выя,
А сватил-то он скоро свою да саблю вострую,
230 Он отсек поганому царишшу буйну голову;
Он начал ходить по силушки, пошаривать;
Куды махнёт, туды улочька,[285]
Вперёд махнёт — дак улиця,
Назад махнёт — переулочек.
235 Со ..... билсэ он да трои суточки,
Ни пиваючись, ни ядаючись,
Не едаючись и не сыпаючись;
Захотелосе ему да отдохнути.
Ввалился в трупья всё поганыя, в татарськия,[286]
240 А он спит, спал да трои суточьки
Крепким сном да богатырськиим.
Как схватился его да ро́дной батюшко,
Как брал с собой клюку да подорожную
Игнатий сын Данилович
245 Сам он говорит да таковы речи:
«Уж не просто нет моего чада милаго,
Нет желанного на сырой земли!
Убит от поганыих татаровей».
Он походит до силушки великия;
250 Взята была клюка да подорожная
Перемётывал трупья поганыя, пересчитывал,
Высоко мечет под не́беса,
Сам он приговариват:
«Убили да уходили моего чада милаго!»
255 Как от сна-то втепорх Михайло пробуждаитьсе,
Как от хмелинки доброй молодец просыпаитьсе;
Учул он своего батюшка,
Скоро ставал на резвы́ ноги,
Походил он ко своему батюшку,
260 Ещэ падал ему да во резвы́ ноги.
«Прости меня, батюшко, да во перво́й вины:
Не послушал я твоё да наказаньицё;
Розъерилось мое сердьцё богатырськое, —
Позабыл-то твой наказ великия».
265 Пошли-то они от силушки поганыя,
Пошли-то они во красён Киев-град.ц
Игнатий пошел в Пешшер-ма́настырь,
А Михайлушко пошел к широку́ двору,
К широку двору да к своей ро́дной матушки.
77. ВАСИЛИЙ (ИГНАТЬЕВИЧ) ПЬЯНИЦА
Как шло-то два тура́ возьле синё морё,
Как два тура́ да златорогия;
А как по́плыли туры́ да на Буян-остров.
А как шли-то туры́ по Буян-острову́,
5 Да как тут настречю им тури́ця да златорогая,
Златорогая туриця да одношорстная:
«Уж вы здравствуйте, туры́ да златорогия,
Златорогия туры́ да одношорстныя!
Да откуль идьте́, да откуль путь лежит?» —
10 «Мы идём-то, идём да со сьвятой Руси,
Со сьвятой-то Руси, из города из Киева
Да от ласкова князя да от Владимера». —
«Ише шьто эт’ ноньче деитьце во Киеви?» —
«Да во Киеви у нас да не по-старому,
15 Не по-старому да не по-прежному:
Как ходит народ да в платьи че́рном же,
В чёрном платьици ходит, в пёчальнём же.
Как подошла тут силушка великая,
Подошол тут сам Кудрева́нко-царь
20 А как со любимым с зятём всё со Кы́ршиком;
А под зятём силы сорок тысечей,
А под самим цярём сто тысечей.
Да хотят розьбить, разорить красен Киев-град,
Ише Божьи церьквы на конюшни взять,
25 Ише манастыри спасе́ныя на дым спусьтить,
А князя со кнегиною в полон ведь взеть.
Да как мы видели ише чудо чудное,
Уж мы видели ише диво дивноё:
Как пресьвята-та да Богородиця
30 Вышла ис церьквы ис соборныя,
На ру́ках вынесла книгу всё Еваньгельё,
Она вышла на быстру́ реку,
Она села на горючёй серой ка́мешок».
А как во ту пору, во то время
35 Да бога́тырей в Киеви не случилосе,
Не случилосе их, не пригодилосе:
Да уехали они да по своим местам,
По своим местам, к отцям, к ма́теря́м,
К отця’, к ма́теря́м да к молодым жона́м.
40 Как во ту пору, во вто время
Да приходит ко Владимеру калика-та перехожая.
Он молитьце тут Спасу всё пречистому,
Поклоняитце князю да Владимеру:
«Уж ты здрастуй-ко, Владимер князь киеськой!
45 Ты о чём ходишь невесел, нерадостён?
Да повесил буйну голову с могучих плечь.
Не тужи ты, не печялуйсе:
А как есь у тебя во Киеви Васька, горька пьяниця,
Ише пьёт в кабаки вино безпро́сно жо;
50 Он можот поехать во чисто́ полё,
Он можот побить силушку великую».
Да он скоро надевал шубу че́рных со́болей,
Надевал-то шапку черну му́рванку,
Побежал он от ца́ря на большой кабак;[287]
55 Лёжит-то Васька-пьяниця на печи кабачьния,
На печи лёжит кабачния на кирпичния.
«Уж ты здрастуй-ко, Васька пьяниця!» —
«Уж ты здрастуй-ко, Владимер князь стольне-киевськой!»
Говорит Владимер-князь да таковы речи:
60 «Уж ты гой еси, Васька да горька пьяниця!
Ты вино-то пьёшь, ничего не знашь, не ведаёшь».
Говорит-то Васька таковы речи:
«Ише о́хте мне тошнёшенько!
Да болит-то моя буйна го́лова,
65 Горит-то, горит да ретиво́ серьцо́,
Да не служат мои да ручки белыя,
Да не носят меня да ножки резвыя:
Да как не́чим Васьки всё оправитьце,
Ише нечим Васьки опохме́литьце».
70 Говорит-то князь да таковы речи:
«Уж ты гой еси, чумак, ты чёловальник жа!
Наливай-ко ты Васьки зелена́ вина,
Шьтобы Васьки да оправитьце,
А оправитьце Васьки да опохме́литьце».
75 Наливал-то Васьки чару зелена́ вина,
Да не ма́лу, не вели́ку — полтора ведра,
Подавал же Васьки на печку жа.
Принима’-то Васька да едино́й ей рукой,
Выпивал-то Васька едины́м духом,
80 На запивку пива хмельнёго,
На закуску мёда сладкого.
Говорил-то Васька таковы речи:
«Уж и о́хте мене́ тошне́шенько!
Да болит-то, болит моя бу́йна голова,
85 Да горит-то, горит да ретиво́ серьцё́:
Нечим мне-ка оправитьце,
Нечим мне-ка опохме́литьце».
Говорил-то Владимир таковы речи:
«Наливай-ко, чёловальник, втору чару зелена́ вина,
90 Подавай-ко Васьки, горькой пьяници».
Принимал-то Васька едино́й рукой,
Выпивал-то Васька едины́м духом,
На запивку турей рог да пива хмельнёго,
На закуску ему мёду сладкого.
95 Ише сел-то Васька на печку на кабацькую,
Как зачял Васька с князём поговаривать,
Ише зачял Васька с князём розговаривать:
«Уж ты гой еси, Владимер-князь, красно солнышко!
Нет-то у меня тепереча добра́ коня
100 И нету у меня збруды богатырськии,
Збруды нету лошадиного:
Как збруда у мня пропи́та в петсот рублей,
Да как платьицё военно в челу тысечю,
И нету у мня не сабли вострыя,
105 И нету паличи чяжолою,
И нету у меня копья да борзоми́ньского —
Да как пропито всё чёловальнику».
Говорил князь Владимер таковы слова:
«Уж ты гой еси, чумак, чёловальник жа!
110 Да отдай ты Васьки скоро добра́ коня,
Да отдай ему ты безьденежьнё,
Ты безьденежьнё да бескопеечнё».
Как отдавал чёловальник всё безьденежьнё,
Безденежьнё да бескопеёчьнё.
115 Говорил-то он да таковы речи:
«Да болит-то, болит моя буйна голова,
Да горит-то, горит да ретиво́ серьцо́,
Да не носят мня да ножки резвыя:
Как нечим мне-ка всё оправитьце,
120 Ише нечим мне-ка опохме́литьце».
Говорил-то князь Васьки да таковы слова:
«Уж ты пей-ко, Васька, сколько хочитьце».
Начедил он меру зелена́ вина,
Да не ма́лу, не вели́ку — в полтора ведра.
125 Выпивал-то Васька едины́м духом,
Запивал он пивом хмельним жа
Да закусывал он мёдом сладким жо;
Как сам он надевал жо на собя платьё военноё,
Да военно платьё, богатырскоё;
130 Он пошол, седлал, уздал всё добра́ коня,
Оседлал он, обуздал коня доброго,
Он брал-то палицю тяжолую,
Он скоро лёкко скакал на добра́ коня,
Он поехал во силушку великую,
135 Ише в то во чисто́ полё.
Приежаёт в силушку великую,
Приежаёт он ко белы́м шатрам;[288]
Приежал он-то да ко белым шатрам,
Ко тому жа царю Кудреванку жа;
140 Как сам он говорит да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Кудреванко-царь!
Я не дам-то тебе розьбить, разорить да красен Киев-град,
Я не дам тебе взеть Божьи черькви да под конюшны жа,
Да не дам-то я тебе манасты́ри на дым спусьтить,
145 Да не дам-то я князя в плен со кнегиною;
Да вам дам тольке обирать кнезей, бо́яр жа:
Обирайте их жо именьицё,
Обирайте у их золоту казну».
А как согласилсэ на то да Кудреванко-царь.
130 Да поехали в красен Киев-град,
Обирали тут князей, бояр,
Повезли именьице из города обозами,
Вывозили именьиче во чисто́ полё,
Во чисто́ полё да ко белы́м шатрам.
155 Да приехали ко белым шатрам;
Да просил-то Васька у их такова́ паю́ —
Не дают-то Васьки да такова́ паю́;[289]
Да просил-то Васька у их полу́-паю —
Не дают-то Васьки всё полу-паю;
160 Да просил-то Васька една треть паю —
Не дают-то Васьки и треть паю;
Как просил-то Васька тольке одной четьверти —
Не дают-то Васьки едной четьверти.
А как говорил тут Кудреванко-князь:
165 «Уж вы гой еси, мои тотаровья!
А как при делах-то Васька перьвой был,
А при делу-ту Васька посьледной стал.
Вы нема́лу себе шуточку шутите;
Ише как вам эта шутка с рук сойдёт?»
170 Как сидит-то Васька на добро́м кони, думу думаёт,
Думу думаёт да совет советуёт;
А как его серьцё стало розьерятисе,
Лепета́ в лици стала да переменятисе;
А как розьерилось ёго да ретиво́ серьцо́,
175 Роськипелась в ём кровь горячая,
Да хватил-то он свою паличю тяжолую,
Он на́чял по силушки поежживать,
Цяжолой палицёй помахивать:
А как вперёд махнёт, дак делат улицёй,
180 Да назад оборотитьце — переулками.
Он рубил силушку великую,
А он бил и конём топтал,
Он тут по силушки поежживал
Да прибил, прирубил всю ту силушку великую,
185 А Кудреванка-царя жива́ спусьтил
Со любимым зе́тём всё со Кы́ршиком.
А как повёз он назад именьицё, живот-от ведь,
Да повёз он обозами
Да ко князю ко Владимеру на широкой двор.
190 Стречяёт его Владимер-князь:
«Уж ты здраствуй, здраво, Васька-пьяниця!» —
«Уж ты здраствуй-ко, Владимер стольно-киеськой!»
Говорит-то Васька да таковы речи:
«Да бери-тко ты, Владимир-князь, моё богачесьво,
195 Да богачесьво, платьё цьветноё,
Платьё цьветноё бери да золоту казну». —
«Уж ты гой еси, Васька, горька пьяниця!
Ты бери сам да золоту́ казну
Да проживай ей, да скольки можошь жа». —
200 «Мне ненадобно эта золота казна —
Да ненадоть берекчи мне-ка,
Не берекчи, не хранити жа.
Ты куды тут хошь — дарить-роздаривать.
Тольке дай ты мне волю пить безденежно,
205 Ише в кажном кабаки бескопеешно». —
«Уж ты пей-ко-се, Васька, вина, скольке хочитьце!»
78. ИВАН ГОДЕНОВИЧ
Как во славном было городи во Киеви,
У ласкова князя Владимера,
А как был-то у его почесен пир
На своих князей, на бо́яров,
5 А на руських-то могучих на бога́тырей.
А как вси-то купци, гости торговые
Сидят, пьют-едят, прохлаждаютьсе.
Красно солнышко идёт на есени, —
Почесён пир идёт наве́сели;
10 Красно солнышко идёт ко западу,
Ко западу, ко за́кату, —
Почесён пир да под конець идёт.
Как Владимер-от князь по гридни-то похаживат,
А своима-ти русыма кудрями приростряхиват,
15 А белыма-ти ручками да прирозмахиват,
А златыма-ти перстнями принашшалкиват;
А как сам ведь говорил да таковы речи,
Таковы речи да таковы слова:
«А как вси у мя во Киеви поже́нёны,
20 Красны девушки у мя замуж подаваны;
Как един-от доброй молодець холо́ст живёт,
Он холо́ст живёт, да он холо́ст словёт,
Как по имени Иванушко да сын Годенович.
Ты женись-ко-се, Иванушко, да где те хочетьсе:
25 Хошь во Киеви женись, да хошь в Чернигови,
Хошь у князя ты женись да у боярина,
Ай у купця, гостя ты женись да у торгового,
Хошь у хресьянина женись да чёрнопахотна».
Говорил-то Иван да таковы слова:
30 «Не хочу я у тя женитьсе не во Киеви, ни в Чернигороди,
Не у князя же нече, не у боярина,
Не у купця, гостя торгового,
Не у хресьянина чернопахотна;
А как буду я женитьсе в проклято́й Литвы,
35 У того короля да ляховиньского
А на той жо Овдотьи, белой лебеди;
Он чесью не отдаст, дак я й боём возьму,
Той дракой кроволитною». —
«Женись-ко, где те хочетьсе».
40 А как брал ставал Иван на резвы́ ноги;
А седлал-то ён своёго всё добра коня,
Он и скоро скакал на добра коня;
Он поехал по чисту́ полю,
В прокляту Литву, орду в поганую,
45 К тому жо королю да ляховинскому.
Он в город едет не воротами,
Не воротами не широкима;
Скакал-то через стену городовую,
Через башенку наугольную;
50 Заезжал-то к королю да на широкой двор,
Соходил-то со добра коня,
Становил коня да середи широка́ двора,
Середи широка двора, у дубова́ столба,
У дубова столба, у золота кольця;
55 А как сам ведь пошол на красно́ крыльце;
Он не спрашиват у ворот да подворотников,
У дверей не спрашиват да придверников.
Заходил-то в полаты в королевьския;
А не кстил[290]-то он своёго лиця белого,
60 Не поклонялсэ он поганым идолам;
Тольке бьет целом королю во праву́ руку.
«Уж ты здраствуй-ко, король земли да Лёховиньския!» —
«Уж ты здраствуй-ко, сильней могучей бога́тырь жа!
Ели ты ко мне приехал, послом послан жа,
65 Иль служить ко мне приехал верой-правдою?»
Говорит тут Иван да таковы речи:
«Не послом к тебе приехал по́словать,
Не служить тебе приехал верой-правдою,
Верой-правдою, неизменою;
70 Я приехал к тебе сватом свататьсе
На твоей же на любимою на дочери,
На той жо на душочки Овдотьи белой лебеди».
Говорит-то король да таковы речи:
«Уж ты гой еси, дородней доброй молодець!
75 Уж ты руськии могучия бога́тырь жа!
А не знаю я тебя, как именём зовут,
Величеть тебя по отечесьву». —
«Как зовут меня Иваном сыном Годеновым». —
«Уж ты гой еси, Иванушко Годенович!
80 У мня, право, Овдотьюшка просватана,
Просватана Овдотья, запоручена
Как за сильнего царишша Вахрамеишша».
Говорил-то Иванушко во второй након;
Говорит король да таковы речи.
85 Говорит Иван по третей након;
Отвечает король да таковы речи:
«У мня, право, Овдотьюшка просватана
За того жо царишша Вахрамеишша;
У их белыя-ти ручьки исподаваны,
90 Златыма-ти перстнями поменя́носе».
Стоит-то Иван да призадумалсе;
Как повесил буйну голову с могучих плеч,
А поту́пил очи в се́реду[291] в кирпичьнюю,
А как думат думушку вели́ку промежду собой:
95 «Мне не чесь-хвала приехать в красён Киев-град!»
Как ёго шевелились плечи богатырьския,
Розъерилосе ёго да ретиво́ сердьце,
Роскипеласе его кровь горячая;
А хватил-то он свою да саблю вострую,
100 Он как начал по столам сабелькой помахивать.
Заревели[292] тут татаровя поганыя,
А король-от под столы-ти всё пехаитьсе,
Соболиной чёрной шубой закрываитьсе,
А серы́м котико́м всё пехаитьсе
105 Ише сам говорит да таковы речи:
«Ты не бей-ко, Иван, народу по-напрасному,
Хушь оставь ты мне на семяна;
Ты бери-тко Овдотью с чести, с радости;
А сидит она в светлой све́тлици,
110 Во столовой новой горници
За девятью замками заморськима,
За крепкима караулами».
А пошол-то Иванушка ко Овдотьи в светлу светлицю,
Приломал замки заморськия,
115 Убил-то сторожов до единого;
Отпирал-то он светлу све́тлицю.
А сидит-то Овдотьюшка на стули на рытом бархатном,[293]
Вышивает шириночьку красным золотом,
А й высаживат дорогим-то мелким жемчугом.
120 Как увидяла Овдотьюшка Иванушка,
Она скоро скочила на резвы́ ноги,
А брала ёго за белы́ руки,
Человала ёго в уста саха́рныя.
«Мне-ка звать гостя, да не дозватисе,
125 Мне-ка ждать гостя, да не дождатисе, —
А топере сам ко мне всё приехал жо!»
Брал-то Овдотьюшку за праву́ руку,
Повёл-то Овдотьюшку на новы́ сени;
А идёт Овдотья, ужахаитьсе,
130 А слезами она да обливаитьсе:
«Ай умел меня отець вспоить-вскормить, возро́стити,
Не умел замуж отдать с чести, с радости!»
Выводил-то Иванушко Овдотью на широкой двор,
А скакал-то он на добра коня,
135 А содил-то Овдотью позади собя;
Как из города поехал не воротами не широкима,
А скакал через ту стену́ да городовую,
Через высоку башню наугольную;
Как во чистом поле курева стоит,
140 Курева стоит, стольке столб столбит.
Как во ту пору, во то время
А писал король царишшу Вахрамеишшу
Ярлык да скорописцятой:
«Что приехал из города из Киева дороден доброй молодець,
145 А увёз у тя Овдотью, белу лебедь жа,
Как во славной-ёт Киёв-град».
Приезжаёт[294] ко царишшу Вахрамеишшу,
А кричал-то своим зычным голосом:
«Уж ты гой еси, царишшо Вахрамеишшо!
150 Тебе полно пить есть да прохлаждатисе;
Ты здоро́во женилсэ — тебе не с ким спать!
Увёз у тя Овдотьюшку Иванушко Годенович».
Брал-то ён ярлык да скорописчятой,
Прочитывал, всё просматривал.
155 Розъерилось ёго сердьцё поганое,
Погано-то сердьцё татарськоё;
Закричал он зычным голосом:
«Уж вы гой еси, мои слуги верныя!
Вы седлайте-тко, уздайте моего добра коня».
160 Тут слуги его не ослышались,
Скоро седлали добра коня.
Одевалсэ в платьё богатырськое,
Выходил-то он на широкой двор,
Он скоро, лекко скакал на добра коня;
165 А поехал он из города не воротами,
Не воротами да не широкима,
А скакал-то через стену городовую,
Через высоку башню наугольную.
Он ведь едёт по чисту полю
170 Да стегат он свого ко́ня, лошадь добрую.
Как по утру-ту, утру было ранному,
По восходу было соньця красного,
Он наехал бел шатёр поло́тьняной,
А в котором-то шатри спит Иванушка с Овдотьюшкой.
175 Подъезжает он да ко белу шатру,
А кричал он зычал да зычным голосом.
Мать-сыра земля да потрясаласе;
Полога-то полы розмахнулисе;
Ото сна ведь то Иванушка пробуждаитьсе;
180 Выходил-то он да из бела́ шатра,
Ай умывалсэ он свежой-то водой ключе́вою,
Утиралсэ он да белым полотёнышком,
Да молилсэ он да Спасу-ту пречистому,
А как матери жо Божей, Богородици;
185 Как он помолилсэ Господу-Богу жа,
А оделсэ он в платьё военно богатырськое.
Розьезжалисе бога́тыри да по чисту́ полю,
А сьезжалисе богатыри всё в одно место;
Ай ударились они паличи-те тежёлыма;
190 Ише мать-сыра земля да потрясаласе,
А как сы́ро ду́бье пошаталосе;
Они друг дружка не ранили,
А как не́ дали на собя раны кровавыя;
А дак у них паличи да пошорбалисе.[295]
195 Розьезжалисе богатыри во второй након,
Ай ударились они да сабли вострыма;
Не по Божьей то было милости,
Не по Ивановой то было учести:
Ай усек-то Вахрамеишшоа праву́ руку.
200 А поехал-то он[296] да ко белу́ шатру.
«Уж ты гой еси, Овдотья-душа белая!
Уж ты выйди поскору́ да из бела́ шатра,
Завежи ты у меня платочком праву́ руку:
А посек-то у мня поганое царишшо Вахрамеишшо».
205 Тому Овдотьюшка не ослышилась,
Завезала ему праву́ руку.
А поехал Иван да во чисто́ поле;
Ай ударились они да копьеми вострыма,
А вострыма-ти копьеми ворзамецкима;
210 Друг дружки не ранили,
Не́ дали на собя раны кровавыя;
По ру́ку у их копьиця свернулисе.
Да соско́чили они да со добры́х коней,
А схватилисе они да схваточку боротисе;
215 Ай да они борютьсе с утра до вечера;
По колен в сыру землю́ втопталисе.
Как по Божьей то было по милости,
По Иванушкову то было учести:
Порвалосе у него да платьё цветное,
220 А здала[297] у царишша всё права́ рука,
Подвернулась у его да всё лева́ нога;
А бросал-то Иванушко царишша на сыру землю,
А садилсэ-то царишшу Вахрамеишшу да на белы́ груди,
Да хватилсэ он остра ножа булатного, —
225 А забыл-то он в шатри да свой булатен нож.
А скричал он ей Овдотьюшки громким голосом:
«Уж ты гой еси, Овдотья-лебедь белая!
Обнеси-тко скорея из шатру мой булатен нож».
А как тут Овдотьюшка да не ослышилась:
230 Принесёт-то ему булатен нож.
Говорит тут царишшо Вахрамеишшо да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Овдотья, бела лебедь жа!
Не давай-ко-се Иванушку ножа булатного,
А что было мнеб спороть моих грудей-то белыя,
235 А не до́смотрит ён сердьця богатырського.
А ты не ходи-тко за Иванушка в замужесьво:
У Иванушка ведь своёго дому нет,
А живёт он во двори у князя у Владимера;
А ты будёшь жа у князя всё кухаркою,
240 Составлеть на князя со княгиной кушаньё,
А да будёшь всё на князя со княгиной шити цьветно платьицё.
А как ты за меня заму́ж пойдёшь,
Уж ты будешь у меня-то жить царицёю;
Тее князи мои, бояра будут поклонятисе,
245 А как вси будут поганыя татаровя кланятьсе до единого,
Называть будут цярицёю».
Ай как сказано — у бабы волосы долги, ум короткой жа:
А стянула Иванушка за русы кудри́ всё с грудей поганыя;
А как ско́чил тут царишшо на резвы́ ноги,
250 Сел-то Иванушки на белы́ груди,
А он хочет спороть ему белы́ груди,
А он хочёт досмотрить всё ретива́ сердьця.
Говорила Овдотьюшка-бела́ лебедь:
«Не кровени-тко ты своих рук белыя,
255 Не смотри его ретива́ сердьця;
Ты опутай ёго во пу́тины шёлковыя,
Привежи его к сырым дубам во те́мну ночь».
Он опутал его в пу́тины шелковыя,
Привезал к дубам его на те́мну ночь.
260 А как сами они пошли да ко белу шатру,
Ко белу шатру, дошли они во бел шатёр,
А во бел шатёр зашли, они спать легли.
Как было́ по утру-ту, да утру ранному,
По восходу-ту было́ да соньця красного,
265 Прилетело два-то сизых голуба,
А не два-то сизых голуба прилетело, два-то ангела:
А послал Господь берегчи Иванушка Годенова.
А как начели голубы они воркувать по-голубиному;
А от сна Овдотьюшка да пробуждаласе;
270 Выходила-то она да из бела́ шатра,
Она смо́трила на тих-то сизых го́лубов,
Она слушала да то воркованьицё,
А да как ведь зашла она во бел шатёр:
«Уж ты гой еси, сильнё царишшо Вахрамеишшо!
275 Ты ставай-ко, выходи-тко из бела шатра:
Прилетело богатыри два-то голуба;
А сострель ты мне-ка этих сизых голубов;
Захотелось шьто-то мне этой голубятины».
А как тут царишшо не ослышилсэ;
280 А не мыл-то своёго личя поганого,
А не кстил-то он своего личя че́рного,[298]
А как брал-то свой розрывчат лук,
А натегивал тетивочку шелко́вую,
А накладывал он стрелочку калёную,
285 Он накладывал, ко стрелки приговаривал:
«А лети моя стрела во чисто́ поле,
А не падай на воду, не на́ землю, не в сы́рой дуб;
Ты пади-ко стрела в двух сизых голубов».
Полетела стрелочка не на́ воду, не на́ землю,
290 Она падала стрела да всё во сы́рой дуб,
От дуба царишшу в черны́ груди поганыя,
А в поганыя груди во само ретиво́ серьчё,
Ведь она жо в самое да в ретиво́ серьчё;
А как падал царишшо на сыру землю,
295 А как тут царишшу Вахрамеишшу ведь смерть пришла.
Тут Овдотьюшка заплакала:
«Охти, мне тошнёшенько!
От одного бе́режка откачнуласе,
Ко другому бе́режку не прикачнуласе».
300 А брала-то она саблю вострую,
А пошла-то она ко сырым дубам;
Ишё хочёт Иванушку отсекци буйну голову.
Отвели ти́ ангелы востру сабельку
От Ивановой буйно́й головы;
305 Тюкнула она во пу́тины шелко́выя,
Отсекла Иванушка от сырых дубов;
Ско́чил Иванушка на резвы́ ноги,
Пошол-то он ко белу́ шатру,
Ко белу шатру да ко добру́ коню;
310 Убирал-то Иванушка бел шатёр свой поло́тьняной;
Он скоро скакал на добра коня,
Садил-то Овдотьюшку да позади собя,
Он поехал ко городу ко Киёву.
Как доехал он до речиньки Смородинки,
315 Захотелосе ему напитисе свежо́й воды.
«Ты сойди-тко-се, Овдотья, со добра коня,
А сойми-тко-се у меня с право́й ноги сафьян сапог,
Почерьпни-тко ты мне-ка из реченьки свежой воды напитисе;
Этко, право, пить мне да захотелосе!» —
320 «Не воды-то хочёшь пить, да хочёшь мою кровь пролить».
Говорил-то Иван во второй након:
«Ай сойди-тко-се, Овдотья, со добра коня,
А сойми-тко-се с право́й ноги сафьян сапог,
Почерьпни-тко мне-ка из реченьки свежой воды напитисе:
325 Этко, право, пить мне да захотелосе!»в
Она говорит да таковы речи:
«Ты не пить хочёшь, мою ведь кровь пролить».
Не послушала Иванушка да во второй након.
Говорил-то Иван во-в трете́й након:
330 «Ты сойди-тко-се, Овдотья, со добра коня,
А сойми-тко у меня с право́й ноги сафьян сапог,
Почерьти-тко ты мне-ка из реченьки свежой воды ключе́вою».г
Не послушала Иванушка да во-в трете́й након.г
«Не воды-то хочёшь пить, да хочёшь мою кровь пролить».в
335 А как розъерилось у Иванушка да ретиво́ сердьцё,
Соскочил он скоро со добра́ коня,
А как сде́рьгивал Овдотью со добра коня,
Как бросал Овдотью на сыру землю;
Да отсек он Овдотьюшки праву́ руку:
340 «А мне эта твоя правая рученька ненадобно:
Обнимала она поганого царишша Вахрамеишша».
Ай отсек он Овдотьюшки леву́ ногу.
«Эта ножечька мне ненадобно:
Оплетала она поганого царишша Вахрамеишша».
345 Ай вдосталь у ей отрезал белы́ груди.
«Ише эти титочьки мне ненадобно:
А как шшупало поганое царишшо Вахрамеишшо».
А как со право́й ноги скидывал сафьян сапог,
Напилсэ он свежо́й воды;
350 Поехал он ко городу ко Киеву,
Ай ко ласкову ко князю Владимеру.
Приезжаёт он к Владимеру да на широкой двор;
А стречал его Олёшенька, попоськой сын:
«Ты здоро́во, ты Иванушко женилсэ всё, да тобе не с ким спать!»
355 Отвечаёт ему Иванушко Годенович:
«Уж ты гой еси, ты брат крестовыя!
А женилась у меня да саблявострая,
Обвенчаласе она у речиньки Смородинки:
Тут я сходил Овдотьюшки буйну голову».
79. ИДОЛИЩЕ СВАТАЕТСЯ ЗА ПЛЕМЯННИЦУ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА
Из-за моря-то, моря, братцы, синего,
А из-за́ синего моря из-за Ка́рьского,
Из-за Карьского моря, Арапського
А приходило три чернёных три-то ка́рабля,
5 А [в] тих-то караблях пришло поганое Идо́лишшо
Как ко ласковому князю ко Владимеру.
Он пришол ведь к ёму сватом свататьсе
На любимыё всё ёго племяньници
Как на душочки всё Марфы Дмитрёвны.
10 Говорил-то он да таковы речи:
«Уж вы гой еси, мои да три тотарина,
Уж вы мла́дые мои всё карабельшички!
Вы подите-ко ко городу ко Киеву,
А ко ласкову-то князю ко Владимеру;
15 А как сватайтесь на ёго любимой на племяньници,
Шьтобы с чести он отдал за меня, с радости,
А без драки ведь да кроволитныя.
А роскажите про меня, про Идолишша:
А как руки мои по трёх сажо́н,
20 А как тулово моё как сильной бугор,
Голова моя да как пивной котёл,
Глаза-ти у меня да как пивны́ чаши.
А как при́дите ко князю ко Владимеру,
А да станете вы да свататьсе,
25 А как будёт просить сроку на три годика —
Не давайте-ко да сроку на три годика;
А как будёт просить да на три месеця,
Не давайте сроку на три месеця;
Будёт просить да на два месеця —
30 Не давайте ёму сроку на два месеця;
А как станёт просить на три неделёчьки;
Не давайте ёму на три неделёчки;
А как станёт просить на три суточки —
А безсрочнёго време́ни на свети нет».
35 А приходят три-то карабельшичка ко князю ко Владимеру да в светлы све́тлици,
А не кстят они лиця поганого,
Не молятсэ да чудным о́бразом,
Как бьют они челом князю Владимеру,
А князьям, боярам не бьют челом, не кланятсэ:
40 «Уж ты здрастуй-ко, Владимер стольне-киеськой!» —
«Уж вы здрастуйте, дородьни добры молодци,
А да три-то мла́дых вас да карабельшичков!
А ведь разе пришли вы торговать товарами да розноличныма?
Вы торгуйте у мня безданно и безпошлино».
45 Говорят тут три тотарина:
«Не товарами пошли торговать да розноличнима,
Мы пришли к тебе да сватом свататьсе
На твоею на любимой на племянници
За того жо за поганого Идолишша.
50 Ты отдай за ёго да с чести, с радости,
А без драки отдай да кроволитныя;
А ты с чести не отдашь, мы боём возьмём.
Руки, ноги у Идолишша по трёх сажон,
А как тулово ёго как сильно́й бугор,
55 Голова ёго да как пивной котёл». —
«Уж вы гой еси, мла́ды три да карабельшички!
Уж вы дайте мне-ка сроку на три годика подумати». —
«Не даи́м мы те сроку на три годика,
Не даи́м-то мы те сроку на два годика,
60 Не даим тебе строку на единой год,
Не даим тебе строку и на три месеця,
Не даим тебе строку на три неделёчки». —
«Ах отдайте мне-ка строку на три суточки!»
Говорят тут три тотарина, да три му́рина:[299]
65 «А безсрочьнёго, братцы, време́ни на свети нет».
А давали князю сроку на три суточки.
А да как пошли они на че́рны ка́рабли,
Да приходят они на че́рны ка́рабли.
Говорит поганоё Идолишшо:
70 «Уж вы гой еси, мои млады́ да карабельшички!
А я дам ему-то строку на три месеця».
А во ту пору, во то время
Собирал-то Владимер-князь почесен пир
А на кнезей своих, на бо́яр жа;
75 А как вси на пиру сидят, пьют, едят да проклажаютьсе.
Говорил-то Владимер таковы речи:
«Как ведь вси да князя, бо́яра!
А пришло ко мне-ка свататьсе поганоё Идо́лишшо
На любимой-то моей племенници
80 Как на душичьки на Марфы всё да Дмитревны.
Заступите-ко за ей, за мою племенницю».
А как говорили князи, бо́яра:
«Мы не будем губить народу православнёго
За твою-ту ро́дную племянницю,
85 А не будём проливать крови понапрасному».
Как пошол-то Владимер-князь да со чесна́ пиру,
А повесил буйну голову с могучих плеч;
Он пошол прямо к Марфы Дмитревны в светлу све́тлицю.
А как уви́дала Марфа Митревна,
90 Как идёт ее́-то дядюшка не по-старому, да не по-прежному,
Не по-прежному да не по-досе́льнёму,
А да как спрошала Марфа Дмитревна:
«Ише шьто жо ты, дедюшка Владимер-князь,
А придёшь[300] ты ко мне не по-старому, не по-прежному:
95 Ты повесил буйну голову с могучих плеч?» —
«Уж ты гой еси, моя родна, любимая племянниця!
А как подошло туто поганоё Идолишшо,
А как сватайтсе на тобе, всё на Марфы Дмитревны,
А как сам он говорил да таковы речи:
100 Ише с чести не отдам, дак «мы боё́м возьмём».
Как ёго-то руки, ноги по трёх сажон,
А ведь тулово как сильно́й бугор,
Голова ёго да как пивной котёл,
Очи ясны у ёго да как пивны́ чаши,
105 А как нос его как палка дровокольная».
Говорит тут Марфа Дмитревна:
«Уж ты гой еси, дедюшка мой родимыя!
Не губи народу понапрасному,
А не проливай крови горечею,
110 А отда́вай меня да с чести, с радости,
Без драки отдай да кроволитныя.
А тольке дай прида́но — три черных три ка́рабля:
А перьвой-от ка́рабель грузи ты зелены́м вином,
А второй-от ка́рапь нагрузи да пивом хмельным жа,
115 А трете́й-от ка́рапь нагрузи да мёдом сладким жо;
Провожатых дай моих братьев крестовых, всё назва́ных жа:
А перьво́го-то брата дай Добрынюшку Микитьиця,
А второго-то брата дай Михайлушка Игнатьёва,
А третьёго брата Олёшеньку Поповичя».
120 А как дават ей князь три че́рных ка́рабля,
Нагружат напитками розоноличьнима.
Повелась у князя тут ведь свадьба жа.
Посылали звать Добрынюшку с Михайлушком душей-то красных девиц́ей;
А пошли они-то звать к Марфы Дмитревны на де́вью плачь.[301]
125 Они ходят, зовут да красных девиц́ей;
А зовут они молодых-то вдов,
А зовут-то они жон ведь мужния:
«Уж вы милости просим, души красны девици,
К Марфы Дмитревны на девью плачь!
130 Вас зазвала-то Марфа Дмитревна на девью плачь».
А как тут скоро збирались красны девици,
А как белыя лебёдушки на заводи слеталисе.
А как не бела́ тут на заводи бела́ лебедь воски́кала,
А как сле́зно Марфа Дмитревна восплакала;
135 Тут заплакали да сле́зно красны девици,
А да тут пушше заплакали по ей молоды вдовы,
Ишше пушше тут заплачут жоны мужния.
А да как отплакали тут да красны девици,
А пошла у Владимера свадьба наве́сели.
140 Как пришол-то тут поганоё Идо́лишшо,
А садилсэ он за столы да белоду́бовы,
За питья, за есвы саха́рныя.
А как ест он, тотарин, по-звериному,
А как пьёт-он да по-скотиному.
145 А как пили, ели, напивалисе;
А пошли они, повели Марфушку на че́рны ка́рабли,
А как провожают ей народ да православныя,
Провожают ей да сле́зно плачутсэ.
А как приходила Марфушка на свой чернён карабь,
150 А заходит она в каюту карабельную;
А при е́ю тут Добрынюшка Микитич млад.
Потянула по́ветерь тиха́ способная,
А пошли тут карабли да во синё морё,
Во синё морё да во своё село.
155 А как Руськая земля да потаиласе,
Как поганая земля да замениласе.
А как по Божьей-то было́ по милости,
По Марфушкиной было учести:
А как пала тут ведь ти́ха ти́шина;
160 Не несёт-то некуда да че́рных ка́раблей.
А как выходила из каюты всё ведь Марфа Дмитревна на палубу,
А сама она ведь говорит да таковы речи:
«Уж ты гой еси, да брат крестовыя!
Постарайсе-ко ты изо́ всих жа,
165 Подорожи моей да буйной го́лово́й:
А кричи поганому Идолишшу во всю голову,
А штобы он стянулсэ вси́ма карабли да во едно место,
Уж вы пойте-ко тотарове’ всих до́пьяна,
А я сама пойду поить поганого Идолишша».
170 А да как закрычал Дорыня громким голосом:
«Уж ты гой еси, поганоё Идолишшо!
А зовёт тибя Марфа-та Дмитревна стегатисе да черныма ка́рабли:
Она хочет сделать пир на радости,
Шьто своя земля да потаиласе,
175 А как ваша земля да сремениласе».
Как услыхал тут поганоё Идолишшо,
А весьма он сделал весьма радостён;
Приказал он во едно место свезатисе.
Повела ли тут Марфа Митревна поганого Идолишша в свою каюту карабельнюю,
180 А садила ёго на стул на ременчат жа,
А садила за ти есвы за саха́рныя;
Она стала наливать-то чары зелена́ вина.
А как стала наливать да чары пива хме́льнёго,
На закуску, на запивку мёду сладкого.
185 А как начял тут Идолишшо пить, есть да без опасности;
А он пьёт-то вино до́суха;
Запиват да пивом хмельниим,
Закусыват да мёдом сладкиим.
Вдостали́ зашаталасе ёго да буйна го́лова;
190 А валила ёго да на кроваточьку тисовую,
На мекку́ перину на пуховую.
Захватил-то он Марфу в охапочку;
А как за́спал он сном да богатырськиям,
А со сна на ей накинул руку правую,
195 А накинул на ей да ногу правую.
А да чуть под им жива лежит, душа в тели полу́днуёт.
Закрычала она громким голосом:
«Уж ты гой еси, ты брат мой крестовыя!
А сойми с миня руку Идолишша,
200 А скинь с миня ногу поганого».
Прибежал Добрынюшка в каюту карабельнюю;
А как смётыват с ей праву́ руку,
А как скидыват он с ей всё леву́ ногу.
Как соскакивала Марфа с кроваточки,
205 А выскакивала она на палубу-ту карабельнюю.
Как хватил Добрыня востру саблю жо,
А отсек Идолишшу да буйну голову;
Заскакало тут поганоё Идолишшо;
А как он присек ёго ведь намелко,
210 А сметали ёго да во синё́ морё;
Как рубили тотаровей да до единого.
Потянула им-то по́ветерь да всё способная —
А да как ко городу ко Киеву,
А ко ласкову князю-ту ко Владимеру.
215 Как приходят они в красён Киев-град,
Услыхал тут всё Владимир князь да со кнегиною;
Как стречели со всего города со Киева,
А как собиралисе наро’ да православныя.
Тут пошол у князя пир наве́сели, на радости.
80. КНЯЗЬ ГЛЕБ ВОЛОДЬЕВИЧ
А как падала погодушка да со синя́ моря,
А со си́ня морюшка с Корсу́ньского
А со дожжами-ти, с туманами.
А в ту-ту погоду в синёмо́рьскую
5 Заносила тут неволя три чернёных три-то ка́рабля
Шьто под тот под славён городок под Ко́рсунь жа,
А во ту-то всё во гавань всё в Корсу́ньськую.
А во том-то городи во Ко́рсуни
Не цяря-то не было, не цяревичя,
10 А не короля-то не было и не королевичя,
Как не князя не было и не княже́вичя;
Тут жила-была Маринка дочь Колда́ёвна,
Она бледь, еретиця была, безбожьниця.
Она как ведь в гавани заходили, брала пошлину,
15 Паруса ронили — брала пошлину,
Якори-ти бросали — брала пошлину,
Шлюпки на́ воду спускали — брала пошлину,
А как в шлюпочьки садились, брала пошлину,
А к мосту проставали — мостову́ брала,
20 А как по́ мосту шли, да мостову́ брала,
Как в таможню заходили, не протамо́жила;[302]
Набирала она дани-пошлины немножко, немало — сорок тысечей.
А да взяла она трои́ рука́вочки;
Что да ти трои́ рукавочки, трои́ перчаточки;
25 А как эти перчаточки а не сшиты были, не вязаны,
А выши́ваны-ти были красным золотом,
А высаживаны дорогим-то скатным жемчугом,
А как всажено было́ каменьё самоцьветноё;
А как перьвы-ти перчятки во петьсот рублей,
30 А други-ти перчятки в ц́елу тысечю,
А как третьим перчяткам цены не́ было.
Везаны́ ети перчятки ’ подареньицё
А тому жо ведь князю всё Воло́дьёму.
Отбирала ети че́рны карабли она на́чисто,
35 Розгони́ла она трёх младых карабельшичков
А как с тих с чёрных с трёх-то ка́раблей,
Она ставила своих да крепких сто́рожов.
А как ка́рабе́льшички ходят по городу по Ко́рсуню,
Они думают-то думушку за единую,
40 За едину-ту думу промежду́ собой.
А да што купили они чернил, бумаг,
А писали они да ёрлыки-ти скорописчяты
Шьто тому жо князю Глебову Воло́дьёму:
«Уж ты гой, ты князь да Глеб ты сын Воло́дьёвич!
45 Уж как падала погодушка со синя́ моря;
Заметало нас под тот жо городок под Ко́рсынь жа.
А во том жо было городи во Ко́рсыни
Не царя не было, не цяревичя,
Не короля-то не было и не королевичя,
50 А не князя не было́ и не кнежевичя;
Как кнежила Маринка дочь Кайда́ловна;
Она бледь, еретиця была, безбожьниця.
А мы как ведь в гавань заходили, брала с нас ведь пошлины,
А ведь как паруса ронили, брала пошлину,
55 Якори-ти бросали — брала пошлину,
Шлюпки на́ воду спускали — брала пошлину,
Уж мы в шлюпочки садились — брала с нас ведь пошлину,
А как к пло́ту приставали, плотово́ брала,
А ведь как по мо́сту шли, дак мостово́ брала,
60 А в таможню заходили — не протамо́жила;
Да взяла она дани-пошлины сорок тысечей,
А взяла у нас трои перчяточки —
Везёны́ были́ тебе, да князю, в подареньицё:
А как перьвы-ти перчятки во петьсот рублей,
65 А вторы-ти перчятки в ц́елу тысечю,
А третьи́м перчяткам ц́ены не́ было».
Они скоро писали, запечятали,
Отослали князю Глебову Воло́дьёву.
А тут скоро пришли ёрлыки к ёму,
70 Он их скоро роспоцятывал, просматривал.
Как его же серьдьцо было неуступчиво;
Розьёрилось ёго серьцо богатырськоё.
А он скоро брал свою-то золоту трубу розрывчяту,
Выходил-то скоро на красно́ крыльчё косисчято,
75 Он крычял-то, зычял зычним голосом,
Зычним голосом да во всю голову:
«Уж вы гой еси, дружины мои хоробрыя!
Уж вы скоро седлайте, уздайте добры́х коней,
Уж вы скоро, лёкко скачите на добрых коней,
80 Выезжайте вы скоро́ да на чисто́ полё».
А как услыхала ёго дружья́-братья́-товарышши,
Они скоро-то добры́х коней да собирали жо,
Выседла́ли, уздали ’ни добры́х коней,
Да скоро садились на добрых коней,
85 А из города поехали не воротами,
Не воротами-то ехали, не широкима,
А скакали через стену городо́вую.
Выежжала-се дружина на чисто́ полё,
А как съехалось дружины тридцеть тысечей.
90 Выежжал-то князь Глеб сударь Воло́дьёвич
Со своей дружиночками хоробрыма;
Прибирал он дружью́-ту, дружины всё хоробрыя,
Шьтобы были всё да одного росту,
А да голос к голосу да волос к волосу;
95 А ис тридцеть тысечь тольке выбрал триста добрых мо́лодцов,
Их-то голос к голосу да волос к волосу:
«Уж вы поедемте, дружина моя хоробрая,
А ко тому-ту славну городу ко Ко́рсыню,
А ко той жо ти Марины дочери Кайдалевны,
100 А ко той Маринки, еретици, бледи, всё безбожьници».
А как садились они скоро на добры́х коней,
А поехали они путём-дорогою.
Как доехали они до города до Ко́рсыня,
Становил-то Глеб своёго добра́ коня:
105 «Уж вы гой еси, дружина моя хоробрая!
Соходите вы скоро́ ведь со добры́х коней,
Становите вы шатры поло́тьняны,
А да спите-тко, лёжите во белы́х шатрах,
А дёржите караулы крепкия и строгия;
110 Уж вы слушайте — неровно́-то зазвенит да моя сабля,
Заскрипят да мои плечи богатырськия, —
Поезжайте-тко ко городу ко Корсыню,
А скачите вы через стену городо́вую,
Уж вы бейте-ко по городу старого и малого,
115 Не единого не оставлейте вы на се́мёна.
Я как поеду топерече ко городу ко Корсыню,
К той Маринки дочери Кайдаловны».
Подъежжаёт Глеб под стену-ту
Да под ту жа башню наугольнюю;
120 Закричал-то он да зычным голосом:
«Уж ты гой еси, Маринка дочь Кайдаловна!
А зачем ты обрала́ у мня да че́рны ка́рабли,
Ты зачем жа у мня згони́ла с карабле́й моих трёх-то карабельшиков,
А нашьто поставила да своих караульщиков?»
125 Услыхала Маринка дочь Кайдаловна;
Скоро ей седлали, уздали всё добра́ коня;
Выезжала она на ту же стену городовую:
«Здрастуй-ко, Глеб ты князь да сын Воло́дьёвич!» —
«Уж ты здрастуй-ко, Маринка дочь Кайдаловна!
130 А зачем ты у мня взяла мои-то три-то ка́рабля,
А згони́ла моих трёх-то карабельшичков со ка́раблёй?» —
«Уж ты гой еси, ты князь да сын Володьёвич!
Я отдам тебе три чернёных три-то ка́рабля;
А да только отгони-тко три мои загадки хитромудрыя —
135 Я отдам тобе-то три чернёных ка́рабли». —
«Только загадывай ты загадки хитромудрыя;
А как буду я твои загадочки отгадывать». —
«А как перьва-та у мня загадка хитромудрая:
Ише шьто же в лете бело, да в зимы зе́лено?»
140 Говорит-то Глеб да таковы речи:
«Не хитра твоя мудра́ загадка хитромудрая,
А твоей глупе́ загадки на свети нет:
А как в лети-то бело́ — Господь хлеб даёт,
А в зимы́-то зелено́ да тут ведь ель цьветёт». —
145 «А загону тебе втору загадку хитромудрую:
А да шьто без кореньиця ростёт да без лыж кататьце?» —
«Без кореньиця ростут белы́ снеги,
А без лыж-то катятьце быстры́ ручьи». —
«Загану тебе третью́ загадку хитромудрую:
150 А как есть у вас да в камянно́й Москвы,
В камянно́й Москвы да есть мясна гора;
А на той на мясной горы да кипарис ростёт,
А на той париси-дереви соко́л сидит». —
«Уж ты гой еси, Маринка дочь Кайдаловна!
155 Нехитра твоя загадка хитромудрая,
А твоей загадочки глупе́ на свети нет:
Как мясна-та гора — да мой ведь доброй конь,
Кипарисо дерево — моё седёлышко,
А как со́ловёй сидит, то — я уда́лой доброй молодець». —
160 «Я топерече отсыплю от ворот да пески, камешки,
А сама-то я, красна́ деви́ця, за тобя заму́ж иду».
Как поехала Маринка с той стены да белокамянной,
Приежжала к собе да на широкой двор,
Наливала чару зелена́ вина да в полтора ведра,
165 А да насыпала в чару зелья лютого,
Выезжала на ту жо стену городо́вую,
Подавала Глебушку она чару зелена вина:
«Уж ты на-тко на приезд-от чару зелена вина!»
А как принимаитьсе-то Глеб да едино́й рукой,
170 Ише хочёт он пить да зелена вина;
А поткнулсэ ёго конь на ножочку на правую,
А сплескал-то чару зелена вина
А да за́ тою да гриву лошадиную.
Загорелась у добра́ коня да грива лошадиная.
175 А как ту да Глеб испугалсэ жа,
А бросал-то чяру на сыру землю;
Ише как тут мать сыра земля да загореласе.
А как розьерилось ёго серьцо богатырськоё,
А стегал он добра́ коня да по крутым бёдрам;
180 Как поскочит ёго конь во всю-ту прыть да лошадиную,
А как скакал с прыти ёго доброй конь да через стену городо́вую,
А сустиг-то[303] ей Маринку середи двора,
А отсек тут ей Маринки буйну голову;
А как тут Маринки и смерть пришла,
185 Смерть пришла ей да середи двора.
81. КАМСКОЕ ПОБОИЩЕ
А к чему жо, братцы, приуныла луна небесная,
А помолкло-то сончё красноё?
А подымаласе туто Литва поганая,
Как подымалосе поганое Идо́лишшо
5 А на тот жо на Киев-град,
А на ласкова-то князя на Владимера.
Собирал-то он силы соро́к царей,
А да со́рок царей, сорок царевичей,
А да сорок-то королей со королевичей,
10 А как сорок-то атаманов, сорок атаманьшичков;
Под каждым-то было царём силы сорок тысяч,
Под каждым было царевичем силы по сороку́ тысяч,
Под каждым королём силы было по сороку тысяч,
И под каждым королевичем силы было по сороку тысяч,
15 И под каждым-то атаманом, под атаманьшичком силы было по сороку тысяч;
Под самим-то Идолишшем — числа-сметы не было.
А как учул-то тут да князь Владимер жа,
Он повесил буйну голову с могучих плечь,
А как сам ведь говорил да таковы речи:
20 «Уж ты гой еси, Добрынюшка Никитичь млад!
Ты бери-тко скоро чернил, бумаг;
Ты пиши-тко ярлыки да скорописчаты,
А да ты пиши-тко всих руських могучих всё бога́тырей
А ко мне, ко князю, всё да на поче́сён пир,
25 Пиши-ко ко мне на Камськоё побоишшо.
А садись-ко-се, Добрыня, на ременчат стул,
А пиши-то ёрлыки да скоропищяты:
У тебя рука лёкка́ и перо востро.
А как перьву-ту голову пиши Самсона сына Колубаёва,
30 А другу-ту голову пиши Дуная сына Иванова,
Во третьих-то пиши Святогора Гурьева,
Святогора-то пиши да со племянником,
А Ремянника пиши да со племянником,
Пересмёту ты пиши да со племянником,
35 Перемяку пиши да со племянником,
А да Ро́шшу, Рошшу-Рошшиби колпак да со племянником,
А пиши-тко двух-то брателков Петровичёв,
А двух брателков пиши-тко ты Сбродо́вичей,
Пиши-тко-се Иванушка сына Годенова,
40 Пиши-ко-се Гаврила Долгополого:
Он силой-то силён, тольке полы́ долги́;
А пиши-тко-се По́тыка́ сына Иванова,
А пиши-тко-се Олёшенька Поповича:
Он хошь силой-то не си́лён, дак напу́ском смел».
45 А как написали все ёрлыки да скорописцяты,
Они скоро-то писали, запецятали.
А как го́ворил-то тут сам Владимер-князь:
«Уж ты гой еси, Михайло сын Игнатьевич!
А да как-то есть у тя, Михайлушко, ко́ничёк малёшенёк,
50 А мале́шенёк твой ко́ничёк Голубанушко, удале́шенёк;
В трои сутки ты объезьдей по святой Руси,
Облови-тко ты всих руських могучих бога́тырей,
А не забывай ты их ни единого».
А как брал-то Михайло ёрлыки да скорописцяты
55 А как в сумочьку-то, в котомочьку,
А как молитьсе он Спасу-то пречистому,
Поклоняитьсе-то матери-то Божьей Богородици,
А прошшаитьце-то с князем со Владимером,
А прошшаитьце-то с князем да во рученьку во правую,
60 Со всима́-то руськима бога́тыри.
А он скоро пошол да на́ свой на широкой двор,
Как седлал-то он, уздал скоро добра́ коня;
А как падал родной-то матушки да во резвы́ ноги,
А просил он благословленья ехать на святую Русь.
65 А давала-то ёму всё ро́дна матушка да бласловленьицё,
А как та жа Омельфа Тимофеёвна,
А как на́веки давала нерушимоё
А как съизьдить на святую Русь.
Выходил он, молилсэ-то Спасу пречистому,
70 Поклонилса-то матери Божьей Богородици,
Што прошшалсэ он с своей да ро́дной матушкой,
Выходил-то он да на широкой двор,
А он скоро, лёкко скакал на добра́ коня,
А да как стёгал-то коня по крутым бёдрам,
75 А добру́ коню да приговаривал:
«Ты бежи-тко, мой конь, скоро, как стрела калёная,
А бежи-тко скоро по чисту́ полю».
Как не видели ёго поездки богатырьския:
Он из города поехал не воротами не широкима,
80 А скакал он через стену городовую,
А да через ту же башню наугольнюю;
А как тольке видели: во чисто́м поли́ да курева́ стоит,
Курева стоит, да тольке столб столбит.
Он поехал скоро к Самсону Колубаёву под окошочко косисцято,
85 А крычал-то своим зычным голосом:
«Уж ты гой еси, Самсон да Колыбаев жа!
А как бил челом тебе да низко кланялсэ
А как наш жо Владимер-князь да стольне-киевской,
А как звал-то он тебя да на поче́сён пир».
90 А да подавал-то он из сумочьки ёрлык да скорописцятой;
Принимал-то из окошочька Самсон да Колыбаёв сын,
А он скоро всё роспечатывал, прочитывал.
А скочил-то он да на резвы́ ноги,
Ретиво́ ёго да серьдчё розъерилосе,
95 Лепета́ в лици перемениласе,
Горе́чя кровь в ём да роскипеласе,
Богатырськи плечи шшевелилисе;
Сам он говорит да таковы речи,
Таковы речи да таковы слова:
100 «Уж вы гой еси, мои слуги верныя!
А подите ко мне да на широкой двор,
Выводите моёго́ всё добра́ коня,
Надевайте-ко на его седёлышко черкальскоё,
А накладывайте мои пришпехи богатырськия».
105 А как ту слуги да не ослышились.
Как во ту пору, во то время
А приехал-то Михайлушко к Дунаю к широку́ двору,
А кричал он ёму да громким голосом:
«Уж ты гой еси, Сдунай сын Ивановичь!
110 Ты живёшь — да ничего не знашь, не ведаёшь:
А как те бьё челом да всё Владимер-князь —
А на то жо сильнёё на Камскоё побоишшо,
А да тебя звал-то он на понесён пир,
На почесён пир всё да пива пить,
115 А побить-то силы всё неверныя».
Отпирал-то он окошечка немножочко,
Увидал он тут Михайла сына Игнатьева.
«Уж ты здрастуй-ко, мой названой брат,
А названой брат да ты крестовыя!
120 Собирайсе ты да к нам на понесён пир, на Камськоё побоишшо».
Как поехал тут Михайлушко да по святой Руси,
А ка по́звал тут руських всих могучих всё бога́тырей.
А как за́чели бога́тыри съезжатисе,
А к Самсону съезжатись на широкой двор;
125 Как за́чели бога́тыри съезжатисе —
Как ясны соколы да всё слетатисе;
Они скоро собрались, да не ослышались.
Как поехали бога́тыри от Самсона широка́ двора,
А как едут бога́тыри по чисту́ полю —
130 Ише мать сыра земля да потрясаитьсе,
А в реках, озёрах вода да колыбаетьсе,
А как со восточьню-ту стороночьку
А не тёмная туча ту́чилась,
А как тёмна туча как ведь грозная,
135 А как туча тучилась, как бы гром гремел,
Как бы гром гремел, да частой мелкой дожжик шол:
А как вдруг наехали тут всё бога́тыри;
Они в город Киев едут не воротами да не широкима,
А скакали через стену городо́вую;
140 Как стречаёт князь Владимер со кнегиною,
А стречаёт их-то сударь Илья Муромець,
Как стречает их да середи двора,
А стречает их да низко кланитьсе.
Они скоро скакали со добры́х коней;
145 А как бьют челом да низко кланятсе
Князю со кнегиною, государю Ильи Муромцю.
Говорит-то Илья Муромець:
«Уж вы здравствуйте, руськия могучии бога́тыри!
А нам милости просим хлеба-соли покушати,
150 А вина, пива попити жа,
А нам на Камское побоишшо:
С поганыма татарами побитисе».
А весьма бога́тыри они ведь стали ве́сёлы-радостны;
А пошли они во гридни княженецкия,
155 А как в ти в полаты в белокамянны,
Как садились за ти столы окольния,
А как за́чели пить-есть да веселитисе;
Они пили, веселились трои суточки.
Как не вёшня-та вода да розливаитьсе,
160 Не морська волна да колыбаитьсе,
А погана сила неверна ко Киеву да подвигаитьсе.
Как от того ведь пару лошадиного
Как помолкла луна небесная.
А приходит тут Владимер-князь:
165 «Уж вам полно, братцы, пить — пора ехать во чисто́ полё;
А да полно вам да поклаждатисе,
Надо ехать с неверной силой управлятисе!»
Как скричал-то тут старая стариньшина Илья Муромець:
«Мы без тобя-то знаем, без тебя ведаём!»
170 Тут Владимеру за беду пало, показалосе;
Он пошол-то со чесна́ пира, из гридни вон
Ко своей-то молодой жоны, к Опраксеи Королевишны.
Говорил тут старая старыньшина да Илья Муромець:
«Уж ты гой еси, Пересмёта сын Стёпанович!
175 Уж ты съезди-ко со своим да со племянником,
Уж ты съезди-ко в чисто́ поле, на шо́ломя окатисто,
А возьми-тко-се трубочку подзорную,
А как пересчитай-пересмечи эту силу великую,
Великую силу неверную».
180 Туто Пересмёта не ослышилсэ;
А да шол-то он да на широкой двор
Со своим-то он да со племянником.
(В ти по́р-то бога́тыри да они спать легли,
Спать легли и отдо́х иметь).
185 А садились они скоро на добры́х коней,
А поехали из города не воротами и не широкима,
А скакали через ту стену́ да городовую,
Через высокую башню наугольнюю;
Они скоро выежжали на шо́ломя да на окатисто,
190 Они брали трубочки подзорныя,
Как смотрили во вси четыре сто́роны —
Не могли они узрить-усмотрить коньця, не краечку
А как той-то силушки великия.
Не могли они сосчитать-сосмётать силы великия:
195 А как вёшняя вода да розливаитьсе,
Как морська волна да колыбаитьсе,
Ише мать сыра земля да потресаитьсе.
Как приехал Пересмёта ко князю на широкой двор;
Как не спитьсе старыя старыньшины да Ильи Муромцю;
200 А сречаёт их да середи двора,
Говорит-то он да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Пересмёта сын Стёпанович!
А пере́цита́л ли ты силы великия?»
Говорит-то Пересмёта сын Стёпанович да таковы речи:
205 «А не мог-то я пересчитать силы великия:
Всё ровно как вёшна вода розливаитьсе,
А морська волна да колыбаитьсе —
Как неверная сила ко городу ко Киеву заподвигаитьсе».
А как приходил тут старая старыньшина Илья Муромець,
210 А как сам он говорил да таковы речи:
«А вам полно, братцы, спать-то, вам пора ставать,
А пора ставать, надоть нам ведь путь смекать,
Нам побрататьсе с Идолишшом надоть, поздороватьсе».
А как тут богатыри да не ослышались;
215 Они скоро ведь скакали на резвы́ ноги,
Умывалисе они свежо́й водой ключе́вою,
Утиралисе они да полотеньц́еми,
Как молились они Спасу пречистому,
Поклонелисе они да матери Божьей Богородици;
220 Пошли-то они да на широкой двор,
Скоро, лёкко скакали на добры́х коней,
Поехали по городу по Киеву,
Скакали через стену городовую,
Через башню-ту да наугольнюю;
225 Отъезжали они подале во чисто́ поле,
Остановили они да добры́х коней,
Они соходили со добры́х коней,
Становили они белы́ шатры поло́тьняны;
А как ставили они крепких сторожов, да караульщиков,
230 А как двух-то руських могучих-то бога́тырей:
А как перву голову — Гаврила Долгополого,
А другую голову — Олёшеньку Поповича.
Говорит-то старик Илья Муромець:
«Уж вы гой еси, два бога́тыря!
235 А как буду я вам наказ наказывать:
Не побежат ли эти поганыя татаровя —
А как бейте их да до единого,
Не оставлейте их ни единого на се́мяна».
А ка тут скакали богатыри да на добры́х коней,
240 А поехали бога́тыри к силы великия,
Доежжали до той силы великия,
А да как остановили тут добры́х коней.
Говорил-то Илья Муромець, государь да таковы речи:
«А кому, братцы, из нас ехать в середину-матицю
245 Ко тому жа ко поганому Идо́лишшу,
А как с им поздороваться, побрататьсе,
А отсе́кци ему буйна голова́?»
Говорит Самсон-то, сын Иванов, Колыбаёвич:
«Уж ты гой еси, сударь Илья Муромець!
250 Не кому́ ж-то ехать, как тебе, в силу великую,
А отсекци Идо́лишшу буйну голову:
А тебе-то, Ильи Муромцю, во чисто́м поли смерть не писана».
Говорил тут стары́й казак да Илья Муромець:
«Я когда уеду как в силу великую,
255 Зазвенит-то моя сабля вострая,
Заскрипят-то мои плечи богатырськия —
А тогда вы розьезжайте по силушки великия,
А рубите ведь татар да до единого».
Как поехал старо́й-то в силушку великую,
260 А он мнёт-то всё конём силу поганую;
Он доехал до поганого Идо́лишша.
Говорит-то Илья Муромець таковы речи:
«Уж ты здраствуй-ко, поганое Идолишшо!
Я не дам тебе розорить-то города Киева,
265 В полон взеть князя Владимера,
А черьквей-то Божьих под конюшни взеть,
И не дам-то розорить монастыри спасе́ныя».
Тут спроша́ёт поганое Идолишшо:
«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
270 Ты скажи-тко, какой есть у вас да Илья Муромець?» —
«Я скажу про ста́ра козака про Илью Муромця:
Сколь я толст, велик — столь Илья велик, толст;
Ишше платье мы носим с одного плеча,
А как кушаём да из одной чаши».
275 Говорил тут поганое Идолишшо:
«А кабы был-то вас сла́вён Илья Муромець,
На доло́нь бы посадил, другой — сверьху прижал,
Промежду долонеми одно мокро́ осталосе,
А да я-то ем хлеба по пети пече́й,
280 А вина-то пью да сороковками». —
«Уж ты гой еси, поганое Идолишшо!
У нас-то на Руси у Ивана-свешшенника
А была-то у ёго корова бурая;
Много пила-ела — у ей брюшина лопнула;
285 У тебя, Идолишша, скоро лопнёт жа!»
А как тут-то закрычал поганое Идолишшо:
«Уж вы гой еси, палачи да немило́слива!
А сватите мужика да со добра коня,
Отсеките-ка ёму да буйну голову».
290 А как то Ильи Муромцю за беду да показалосе;
Ёго серьчё розъерилосе да розсердилосе;
Лепета́ в лици да в ём перемениласе,
А горе́чя кровь да роскипеласе,
А как плечи ёго да шшевелилисе;
295 Он ведь скоро хватал саблю тяжолую,
А тяжолую, саблю вострую,
Стегал-то он добра́ коня по крутым бедрам;
Он поско́чил ёго доброй конь в силушку великую;
А махнул-то он да саблёй вострою
300 А как са́му-то Идолишшу да в буйну голову
А во всю-то свою силу богатырськую,
А розсек он буйну голову вплоть до са́мого седёлышка;
Розвалилсэ тут Идо́лишшо всё на́двоё.
Начал-то в силы поежживать, помахивать;
305 А вперёд махнёт — сделат уличёй,
А назад махнёт — да делат переулками:
А зазвенила ёго да сабля вострая,
Заскрипели ёго плечи богатырськия;
Услыхала тут дружина-то хоробрая,
310 А как начели ездить, рубить по силушки великия.
А вперёд махнут — тут ведь улицёй,
А назад махнут — тут да переулками.
Они ко́ё бьют, коё коне́ми топчут жа;
Они били-рубили немножко, немало — шестёры суточки,
315 Не пиваючи добры молодцы, не ёдаючи,
Со добры́х коней да не сходяючись;
Што они прибили эту силушку да до единого.
Утомились их всё добры́ кони,
А у них да приустали всё белы́ руки;
320 Они чуть сидят-то на добры́х конях съежжаючись;
Ихны добры кони и́дут ступью всё бродовою.[304]
Как доехали они да ко белы́м шатрам,
Соходили они да со добры́х коней,
Насыпа́ли им шаници белояровой,
325 А спускали ко́ней во чисто́ полё
А шшипать-то, йисть травы мура́выя.
А да как во ту пору, во то время
Караульшиков у шатров не случилосе:
Угонилисе они да за татарами поганыма,
320 За тима́ же за ихныма бога́тыри.
Тут-то бога́тыри в шатры спать легли;
Они крепко спали ше́стеры суточки;
А не спит-то ’суда́рь Илья Муромець,
Жалет-то двух бога́тырей.
335 А как едут богатыри да из чиста́ поля,
Они едут да сами хвастают,
Как хвастают, таковы речи гово́рили:
«А кабы была на небеса да лисьниця,
А прибили бы силу небёсную».
340 А не спит в-те-пор ’суда́рь Илья Муромець,
Не спит он, так лежит, всё дело слушаёт,
Выходил-то он да из бела́ шатра,
Говорил-то им да таковы речи:
«Вы нема́лу себе, ребята, шуточку нашу́тили;
345 Ише как нам эта шутка с рук сойдёт?»
А ка спят-то бога́тыри, ничего не ведают.
А прошли тут ше́стёры суточки;
А от сна старой казак да пробужаитьсе,
А выходит он да из бела́ шатра,
350 А как смотрит он подалече в чисто́ поле:
А как воста́ла́ тут вся сила поганая,
Говорит тут старый таковы речи:
«Вам, братцы, полно спать, пора ставать!
Как остала-се сила поганая;
355 А как надоть нам с има побитисе».
Выходили богатыри да из бело́в шатров,
А как мылисе они свежой водой ключе́вою,
Утирались они да белы полотеньце́ми,
А молилисе они Спасу пречистому,
360 А как матери-то Божей, Богородици;
Они скоро, лёкко скакали на добры́х коней,
А поехали к той силы поганыя,
А как начели рубить силу великую;
А кого секут на́двое,
365 Из того рожаитьсе двое жо;
А кого секут на́трое,
Из того всё трое рожаитьсе.
Они перьвой день билисе с утра до вечера,
А силы всё не убавляитьсе.
370 Говорит-то ’сударь наш Илья Муромец:
«Уж нам полно, братцы, битисе, живым с мёртвыма дратисе!
Уж простит нас Господь а в такой вины?»
Как молилисе они Спасу пречистому;
А тут пала вся сила поганая.
375 А поехали в-ти-по́р да ко белы́м шатрам,
А Олёшенька с Гаврилом — во чисто́ полё;
На востры́х копьях они скололисе.
А приехали бога́тыри да ко белы́м шатрам,
А да обирали ти шатры поло́тьняны;
380 Роспростилисе да вси бога́тыри,
А поехали богатыри да по своим местам,
По своим местам, к отчям, к матерям,
А да к отчям, к матерям да к молодым жонам.
Как стары́й казак да Добрынюшка Микитич млад,
385 Они осталисе в чисто́м поли поляковать.
А как спят-то они, по утру ранному,
По восходу-ту соньчя красного
Как наехала баба Латынгорка на ту силу великую:
Она ме́чёт на востро́м копьи ту́лова по-под не́беса,
390 А сама она мечет, приговариват:
«Ише кто это прибил да силушку великую?
А прибила бы я всих бога́тырей да до единого».
А как ту богатырям за беду показалосе;
Да поехал Добрынюшка к бабы Латыягорки;
395 А ударились они да сабли вострыма —
У их сабельки да поломалисе;
Ударились они ко́пьеми борзоменьскима —
По рук копья у них согнулисе:
Не дали на собя раны кровавыя;
400 Они ско́чили со добры́х коней
И начели боротисе.
Не по Божьей-то было всё по милости,
Не по Добрыниной-то было учести:
Порвало́сь-то у ей платье цьветное,
405 А права́ рука у ёго да скольёну́ласе,
А лева́-то ножка у ёго да подвернуласе;
А как падал Добрынюшка на сыру́ землю,
А как села баба Латынгорка на белы́ груди,
А хоче́т спороть да Добрыни всё белы́ груди,
410 Досмотрить Добрынина да ретива́ серця.
Она едет своей ж... по белу лицю,
Она едет да приговариват:
«А целуй-ко-се мою ж... белую!»
Как во ту пору едет стары́й казак Илья Муромець;
415 Понюжа́л скоро добра́ коня,
Доставал тут, шьтобы не спорола грудей белыя,
Не досмотрила Добрынина ретива́ серьдця,
Надъехал Илья Муромець на бабу Латынгорку
Да спехнул ей со добра́ коня право́й ногой;
420 Пала баба на сыру землю,
Тут сел-то Добрыня на белы́ груди.
«Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитич млад!
Не знаешь ты бабьей ухватки:
Хватай бабу за пе́льки, пинай по́д гузно —
425 Тут будет бабы рана кровавая».
Тут-то Добрыня стал с сырой земли,
А садилсэ Добрыня на добра́ коня,
Отъезжал-то Добрыня во чисто́ поле;
Со того-то со стыду да со великого
430 А втыкал он востро́ копьё да во сыру землю,
Ишшо падал Добрыня на копьё ретивы́м сердьчем;
Тут-то Добрынюшки и смерть пришла.
82. СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ[305]
Собираласе дружиночка и хоробрая
Из того жо манастыря Валыньского,
Собиралосе соро́к калик да со каликою.
Они брали собе суночки-котомочки-то рыта бархаты,
5 А как лямочьки у сумочёк шолко́выя,
А как в лямочьки было сажоно́ по камню самоцьветному.
А как надевали суночьки на плечи на могучия
А да брали во правы́ руки копьиця вострыя;
Как пошли калики путём-дорогою,
10 Выходили калики на шо́ломя, да на окатину,
А к тому жо кресту всё Леванидову,
Они помолилисе кресту да приложилисе;
Они стали калики во единой круг.
Говорил тут Касьян да немило́сливой:
15 «Уж вы гой еси, дружиночки-то вы хоробрыя!
Уж мы выберём меж собой атамана жа,
Уж мы выберём промеж собой подата́мания».
Как выбирали туто атаманом Касьяна немило́слива,
А подата́маньём Михайла Михаи́лова.
20 А как го́ворил тут атаман да немило́сливой:
«Уж вы гой еси, дружья́-то вы хоробрая!
А как мы положим про́меж заповедь великую:
А шьто нам ведь не ходить не под цярськой суд, не под княжеськой;
Али кто как из нас заплутуитьсе ели заворуитьсе,
25 Не ходить-то нам под цярськой суд, не под князь-бояр;
Такова́го будём судить своим судом,
Всё своим будём судом судить да во чисто́м поли:
Во перьвы́х будём силитру жегчи на белы́х грудях,
Во вторых-то будём язык тянуть ис ко́реня,
30 А как ясны очи тянуть косиц́еми,
Ретиво́ серьцё да промежду ребра,[306]
А тогда отсе́кци ёму руки белыя да ноги резвыя,
Вдостали́ отсекци буйну голову,
Розмётать ёго да по чисту́ полю
35 А серы́м ёго волкам на та́сканье,
А черны́м ворона́м на ку́рканьё».
Как пошли тут калики путём-дорогою;
А да как стречалась им стрета́ немалая,
А немалая стрета́, да сам Владимер-князь
40 Со своима-ти с князе́ми и с боярами,
А с могучима, сильнима бога́тыри.
«Уж ты здраствуй-ко, Владимер-князь да стольнё-киевськой,
Со своима-ти с князьями-ти, всё бо́я́ры!» —
«Уж вы здраствуй-ко, калики-гости перехожия!
45 А куды у вас путь лежит, дорога-я?» —
«А лежит наш путь-дорожка во перьвы́х-то в красен Киев-град —
А да тут светым местам да помолитисе;
А да вдо́стали наша дорожка долгая,
А как долгая дорожка, дальняя —
50 А да вдостали ити в Ерусалим-от град
А как Господнему кресту да поклонитисе,
Ко Господнёму-то гробу приложитисе,
Как тут по святым местам да помолитисе». —
«Вы добро́-то, калики, думайте;
55 А Господь-от вам даст поры и времени».
Говорил-то Владимер таковы речи:
«Уж вы гой еси, калики перехожия!
Уж вы спойте-тко-то, братцы, мне Еле́ньськой стих;
Навеку-ту я не слыхал стиха Еленьського».
60 А как тут калики друг на дружку запоглядывали,
А как суночки снели с могучих плеч,
Востры копьиця потыкали да во сыру землю,
А как суночки повесили на копьиця,
А как становилисе калики во единой круг,
65 Как запели калики стих Еле́ньськия.
А как мать сыра земля затряса́ласе да сколыбаласе,
И в реченьки вода да сколыбаласе;
А у князя с плечь да покатилась буйна го́лова́,
Подломились у ёго да ножки резвыя;
70 А под правую руку подхватил да старая стары́ньшина,[307]
Под леву́-ту руку подхватил Добрынюшка Микитич млад,
За серёдочку-ту захватил Олёшенька Поповськой сын.
Говорил тут старый казак да Илья Муромець:
«Уж вам полно, вам братцы-калики, петь стиха Еленьського!
75 Покатиласе у князя с плечь да буйна го́лова́,
Подломились его да ножки резвыя».
Перестали тут калики петь стиха Еленьского;
Надевали суночки на плечи свои на могучия,
Они брали востры копьиця да во праву́ руку,
80 Как просили у князя милостины спасе́ныя:
«Уж ты гой еси, красно солнышко, тыВладимер-князь!
Ты подай жа нам милостину спасёную
А как ради самого Христа небесного».
Отвечает им Владимер-князь да стольнё-киеськой:
85 «Уж вы гой еси, калики перехожия!
А подать-то у мня топере вам-то нечего,
У мня золотой казны при себе не пригодилосе.
Вы подите-тко топере в красен Киев-град,
А подите ко мне да на широкой двор,
90 А во ти полаты княженецькия;
А как примёт вас Опраксея Королевичьня,
А накормит вас ведь до́сыта,
Напои́т вас она ведь допьяна,
Она много вам подаст да золотой казны».
95 Как пошли-то калики путём-дорогою,
А приходят они в красён Киев-град,
А как в красён Киев-град, ко князю на широкой двор;
Заходили в ти полаты в княженевськия,
Они молилисе Спасу всё пречистому,
100 А как матери-то Божьей Богородици;
А как бьют челом кнегины Опраксеи Королевичны:
«Уж ты здрастуй-ко, кнегиня Опраксея Королевичьня!
Ты напой-ко нас, калик да перехожия,
А подай ты нам-то милостину спасе́ную:
105 Приказал-то нам Владимер-князь».
А да напоила их ведь, накормила жа,
А дала им милостину спасе́ную,
А да как сама почивать пошла,
А да почивать пошла да в спальню горницю,
110 А послала тут ведь всё кухарку жа,
Приказала привести-то к собе в горницю
А того жо старшого подъата́манья.
«Ты поди-тко, Михайло Михаи́лович,
А зовёт тобя Опраксея Королевичьня:
115 У ней есть с тобой наказ — наказывать».
А как тут Михайлушко да не ослышилсэ,
А пришол-то к кнегины в спальню горницю.
А как захватила тут Опраксея Королевичьня в охапочку:
«Повалимсе, Михайло, спать со мной на те́мну ночь».
120 А не согласилсэ с ею спать на те́мну ночь,
Убежал-то он из спальнёй вон.
А как тут Опраксеи за беду да показалосе,
За великой стыд да показалосе;
Приказала Михайлушку в коша́лечьку поло́жить всё злату́ чашу,
125 Ис которой чары по приезду пьют;
Положили тут чару в суночьку Михайлушку.
Как ставают калики тут по у́тру всё по ранному,
А походят тут калики в путь-дороженьку,
А прошшаютьсе с Опраксеей с Королевичьней.
130 А да как они ушли да с широка двора,
А во ту пору, во то время приехал сам Владимер-князь,
А спросил-то той золотой чары —
А з дороги ёму выпити.
Не нашли они да той златой чаши.
135 Говорит тут Опраксея Королевичьня:
«Видно, ў нас украли калики перехожия».
Говорил-то Владимер таковы слова,
А да таковы слова, да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Олёшенька Попович жа!
140 Состыди́-тко-се[308] калик да перехожия:
Не унесли ли моей златой чаши?»
А как тут Олёшенька да не ослышилсэ,
А как скоро побежал да на широкой двор,
Обуздал, оседлал добра́ коня,
145 А он скоро скакал да на добра́ коня,
А поехал в суго́н да за каликами;
Увидал-то калик — идут путём-дорогою:
«Уж вы стойке-ко, воры калики перехожия!»
Как остое́лисе калики перехожия;
150 Ише тут каликам за беду да показалосе:
Как стёгали, толкали Олёшеньку Поповича.
А поехал Олёшенька ко городу ко Киеву,
А ко ласкову князю да ко Владимеру,
Росказал Олёшенька да про свое́й поступок жа.
155 Говорил Владимер да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитич млад!
Поезжай скоро за каликами да перехожима,
Допроси их да потихошенько».
А поехал Добрыня путём-дорогою,
160 А согнал он калик да на чисто́м поли;
Подъезжает он ко каликам-то ближехонько,
Говорил-то им да потихошенько:
«Уж ты гой еси, атаман Касьян да немило́сливой!
А как не взял ли кто у нас чаши князя Владимера?»
165 А как говорил тут Касьян да немилосливой:
«Уж вы гой еси, моя дружья́-товарышши,
А да вси наши калики перехожия!
А пос’лать посла да во второй након —
Кто ли из вас взял да золоту чашу?
170 Осмотрите-ко вы суночки-котомочки».
А как зачели сымать они суночки-котомочки с могучих плеч,
Они стали в суночках друг к дружки всё высматривать;
А нашли эту чарочку тут у Михайла Михаи́лова,
У того жо у полуатаманья жо,
175 А как отдали Добрынюшки злату чашу.
Взял-то Добрынюшка злату чашу,
Он поехал-то ко городу ко Киеву.
А как розьдевали тут Михайлушка до́нага,
А как жгли селитру-ту Михайлу на белы́х грудях,
180 А тянули очи ёго косицеми,
Ретиво́ серьцё промежду ребра,
А да тут отсекли ёму руки белыя,
А да как отсекли ёму ножки резвыя,
А отсекли ёму буйну голову,
185 А броси́ли ёго во чисто́м поли.
А как пошли тут калики перехожия,
Как послал тут Бог-Господь да с нёба аньгела
Оживить тут Михайлушка Михаи́лова,
Шьто бы убили понапрасному.
190 Как будто Михайлушко от сна да пробужаитьсе,
А одел-то он своё-то платьё цьветноё,
А надел он суночку-котомочку на могучи плечи,
Побежал он состыгать братье́й-товарышшов:
«Уж вы гой еси, братья-товарышши!
195 А пошьто меня оставили в чисто́м поли?»
А как тут калики испугалисе,
А как думали бежит да всё ведь бла́зник жа;[309]
А они присекли ёго опеть на́мелко;
Розьметали ёго во чисто́м поли.
200 Как ушли калики от Михайлушка,
А Господь-от ёму по́слал аньгела;
А как взял-то Михайла склал да во едно место,
А он дунул-то ёго святы́м духом;[310]
А как тут-то Михайло как от сна пробудилсэ жа,
205 А как взял свою сумку-котомочку да во́стро ко́пьицё,
А как шол он состыгать свою дружью́-братье́й-товарышшей;
А кричал-то он да громким голосом.
А как остояласе калика перехожая,
А говорил Касьян да немило́сливой:
210 «Это нам, братцы, чудо чудитьсэ.
А не понапрасну ли мы рубили Михайла Михаи́лова,
А не ложь ли кака есть от княгины Королевичьни?»
А как пришол Михайлушко к товарышшам,
Во перьвы́х-то падал во резвы́ ноги Касьян да немило́сливой:
215 «А прости миня, Михайло, во перьво́м греху,
А прости миня, Михайлушко, да во втором греху».
А как падали в ноги вся дружин’-братья-товарышши,
А как вси калики перехожия:
«А прошшай-ко нас, Михайло, во таком греху!» —
220 «Уж вас Бох простит да во таком греху!
Я прошшаю вас да во таком греху.
Я терпел-то ето понапрасному:
А я того дела не делывал,
А я той златой чаши да не воровывал,
225 Себе в суночку-котомочку не кладывал».
83. СОЛОМАН И ИВАН (ВАСИЛИЙ) ОКУЛЬЕВИЧ
Во Царигради-то жил прекрасной цярь Иван Оку́льевич,
А в Ерусалиме жил Соло́ман-цярь премудрыя
Собирал-то прекрасной цярь Иван Окульевич почесен пир
На кнезей-то своих, всё на бо́яр жа.
5 А до как вси-то на пиру да пьяны, веселы,
А да сидят, пьют, едят да хвастают;
А прекрасной царь Иван Окульевич по полаты похаживат,
А русыма-ти кудрями приростряхиват,
А златыма-ти перстнями принашшалкиват,
10 А как сам он говорит таковы слова да таковы речи:
«А как вси у мня в Цари́гради поже́нёны;
Красны девушки у мня заму́ж подаваны;
А как я един-от царь холо́ст хожу,
А да я холо́ст хожу да не жонат слову.
15 А не знаёт ли кто у мня[311] обручьници, да красной девици,
Красной девици да супроти́в миня —
Штобы возростом нема́ла и умом сверсна,
А бело́ личё у ей кабы было снегу белого,
А как ясны очи были как у сокола да переле́тного,
20 Чёрны брови как у соболя сибирьского,
А походка была павина, кро́тка речь была бы лебединая?»
Как из-за того стола окольнёго
А ставал тут на резвы́ ноги дородьнёй доброй молодець,
А как тот жо Васька Тороканов Пустоволо́дьёвич;[312]
25 Он подходит-то к царю близёхонько да поклоняитьсе низёхонько,
Говорил-то он да таковы речи:
«Благослови-тко-се, прекрасной царь Иван Окульевич, мне́-ка слово́ сказать,
Не моги меня за слово ка́знить, меня весити». —
«Говори-тко-се, тебе-ка што те надобно;
30 Не буду не садить, не весити». —
«Как я знаю тбе обручьницю да супроти́в тобя,
Супроти́в тобя да хошь не красну девицю:
А как есь в Ерусалими-гради у царя цариця Солома́ниха,
А как столь она прекрасна — такой красоты нигде на свети нет».
35 Говорил тут прекрасной царь Иван Окульёвич:
«Уж ты гой еси, Васька Тороканов Пустоволодьёвич!
Ишше как можно́ у жива́ мужа жона отнять?» —
«Не хитро́-мудро́ жона отне́ть:
Только дай мне-ка че́рной ка́рабель;
40 Привезу-то я царицу тебе Соломаниху
А со разныма со товарами».
Как давал ёму-то че́рной ка́рабель,
Нагрузил ёго товары розноличнима.
Как пошол-то Васька Тороканов Пустоволодьёвич,
45 А приходит он в тот же Ерусалим-от-град,
А приходит, приезжаёт в Ерусалим-от-град,
А во ту пору царя Соло́мана-та в доме не случилосе.
А да ходит Васька, торгуёт товарами, по городу;
А увидяла цариця Соло́мина:
50 «Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!
А продай-ка мне товару-ту, какой мне-ка ведь надомно».
Говорит-то Васька таковы речи:
«А приезжай ко мне на че́рной ка́рабель;
Покажу тобе товары цярьськия».
55 А ушол-то Васька на че́рной карабель.
А приехала цариця Соломаниха, —
А да сам он приказал: «Как взойдёт цариця Соломаниха да на чернён карабь,
Выпускайте вы вязки, мечите на́ воду,
Роспускайте паруса белы поло́тьняны».
60 А зашла тут цариця в каюту в карабельнюю
Выбирать товары, каки надобно;
Отвязали тут да вязки да тут верёвки жа,
А метали верёвки на́ воду,
А поднели паруса тонки поло́тьняны,
65 А пошли они да во синё морё.
Закачалсэ их да че́рной ка́рабель;
Ишше тут-то говорит цариця Соломаниха:
«А как што у тя каче́етьсе да че́рной ка́рабель?»
Говорит Васька Тороканов Пустоволодьевич:
70 «Это он всё качаитьсе со старого,
А не можот он да остое́тисе».
А да как набрала она товаров розноличьния,
А как выходила тут из каюты вон на палубу, —
Не увидяла она да всё своей земли:
75 «Охти, мне топерече тошнёшенько!
Я куды топерече деваюсе?»
Говорит-то Васька Торокан Пустоволодьевич:
«Ты молчи-тко-се, прекрасная цариця Солома́ниха!
Я везу-то тебя за прекрасного царя Ивана Окульёва».
80 А да как приходит он во Царь-от-град,
А стречат тут царь Иван Окульевич,
А берёт-то ей да за белы́ руки,
Челуёт ей в уста саха́рныя;
А повёл в свои полаты белокаменны.
85 Как во ту пору, во то время
А приехал царь Соло́ман из чиста́ поля,
А спрошал-то он у своих придворников:
«А как где моя цяриця Соломаниха?» —
«Уж ты гой еси, Соломан-царь премудрыя!
90 Как пришол-то из Цяряграда-то Васька Торокан Пустоволодьевич,
А увёз твою царицю Соломаниху
За прекрасного цяря Ивана Окульёва».
А как скоро он да брал свою да золоту трубу,
Выходил-то на крыльцё косисчято,
95 А кричал он в трубочку-ту золочёную:
«Уж вы гой еси, дружина-я хоробрая!
Уж вы оседлайте своих добры́х коней».
А как дружина не ослышилась;
А седлали, уздали добры́х коней,
100 А скакали они да на добрых коней,
А поехали они к Царю́граду
Да к прекрасному царю Ивану Оку́льёву
Отымать цярици Солома́нихи.
А да как приехали-то ко Царю́граду,
105 Оставлял-то он Соло́ман всё добра коня,
Как ведь сам им говорил да таковы слова:
«Уж вы гой еси, дружины мои хоробрыя!
Составлейте белы́ шатры поло́тьняны,
А караулы ставьте крепкия, всё ведь верныя.
110 Как заиграю я в звончаты́ гусли во перьвой раз,
А да как заиграю во второй након,
А скочите вы всё на добры́х коней,
Поезжайте вы во Царь-от-град;
Заиграю токо в трете́й након,
115 А тогда рубите и старого, и малого,
А хватайте прекрасного Ивана всё Окульёва,
А да хватайте вы Ваську Тороканова,
А цярицю-ту я ведь сам сдёржу».
Как приехал тут Соломан-царь к Ивану Окульёву на широкой двор,
120 Заходил-то он да на красно́ крыльцё.
А да как стречала цяриця Соломаниха:
«Уж ты здрастуй-ко, Соло́ман-царь премудрой жа!
А прости меня да во перьво́й вины:
А увёз меня неволёй Васька Торокан Пустоволо́дьёвич».
125 Она на́чела поить, кормить царя Соломана;
А во ту пору наехал прекрасной царь Иван Окульёвич.
«Куды я топере спречусь жа?»
А как стоит тут у ей высок сундук.
«А замкну-то я тебя топерече в высок сундук».
130 Повалилсэ царь Соломан в сундук-от жа.
А стречала она цяриця Ивана-то Окульёва:
«Уж ты гой еси, душочка мой, прекрасной царь Иван Окульёвич!
Шьто сказали — царь Соломан хитёр-мудёр,
А сидит-то он под гу́зном под бабьим жо!» —
135 «Отмыкай-ко-се да ты сундук-от жа,
Выпускай-ко-се царя Соломана».
Отмыкала она замочки-ти заморськия,
Отпирала она кова́н сундук,
Выпускала царя Соло́мана.
140 «Уж ты здрастуй-ко, премудрой царь Соломан жа!» —
«Уж ты здрастуй-ко, прекрасной царь Иван Окульёвич!
А зачим жо ты у мня увёз да млоду жену?» —
«Как не я увёз, да Васька Тороканов жа».
Говорит-то ёго молода жона:
145 «Уж ты гой еси, прекрасной царь Иван Окульёвич!
Отсеки царю Соломану да буйну голову:
Отойдёт-то царь Соломан своей хитростью».
Говорит прекрасной царь Иван Окульёвич:
«Мне рубить-то головы у ёго ведь не́ за што:
150 Некакого навеку́ лиха́ не делал жа».
Говорил тут ведь царь Соломан жа:
«Уж ты гой еси, прекрасной царь Иван Окульёвич!
Не руби-тко мне-ка с плеч да буйной головы,
А как зделай-ко мне-ка высокой рей
155 Да повесь-ко на рей три-то пе́тёлки:
А как перьву петелку зделай-ко-сь липовую,
А другу-ту петелку зделай всё варо́вую
А третью́-ту петелку зделай ты шолко́вую;
А [в] липову-ту мне поло́жить буйну голову,
160 А белы́ руки поло́жить в петелку варовую,
А резвы́ ноги поло́жить в петелку в шолко́вую».
А да как приказал да зделать всё высокой рей,
А да всё зделать три-то пе́тёлки;
А да повестил прекрасной царь палачей да немило́сливых:
165 «А ведите-ко царя Соломана да на высокой рей».
А как повели царя Соло́мана,
А позади идёт прекрасной царь Иван Окульёвич с царицёй Соломанихой,
А как с Васькой да с Торокановым;
А со всего народ граду сбегаитьсе
170 А смотрить смерти царя Соломана.
А как приходил-то царь ко рею всё высокому;
А как хочет ступать да на перьву́ ступень,
Ишше сам он, царь Соломан, говорит да таковы речи:
«Уж ты гой еси, прекрасной царь Иван Окульёвич!
175 А позволь-ко мне зыграть, на перьвой ступени поиграть да попотешитьсе,
А во ти жа поиграть да в звончаты́ гусли».
Говорит-то царь Соломан таковы речи,
А как говорила цариця Соломаниха:
«Не давай царю Соломану в звончаты́ гусли:
180 Отойдёт-то царь Соло́ман своей-то хитросью-ту, мудростью». —
«А да тут где же отойти царю Соломану?
А топерече-то я, царь Соломан, всё у вас в руках».
Заиграл тут в звончаты́ гусли;
Услыхали тут дружиночки в чисто́м поли,
185 Они скоро обирали белы́ шатры поло́тьняны,
А да как поехали к Царюгра́ду жа.
Заступал Соломан-царь да на втору ступень:
«Уж позволь-ко, прекрасной царь Иван Окульёвич, да зыграть во второй након,
Мне потешить собя и тебя со царицёю».
190 Говорит тут да цариця Соломаниха:
«Не давай ты ёму играть да в звончаты́ гусли:
Отойдет-то царь Соломан своей хитросью-ту, мудростью;
А как царь Соломан был весьма хитёр».
Говорил тут всё Иван Окульёвич:
195 «Играй-ко, царь Соломан, скольке надомно».
Как тут заиграл-то во второй након,
Заезжали ти-то молодцы во Царь-от-град,
А скакали через стену городо́вую.
А да как обступать-то царю Соломану на третью́ ступень,
200 Сам он говорит да таковы речи
(Позади идёт прекрасной царь Иван Окульёвич,
А по бокам идут палачи да немило́сливы),
Говорил тут Соломан-царь премудрыя:
«Ты позволь-ко мне сыграть в последнёй раз,
205 А мне-ка тебя, царя, потешити».
Говорит цариця Соломаниха:
«Не давай играть цярю Соломану». —
«А как где жа ёму отойти да своей хитростью?
А играй, царь Соломан, скольке тебе надобно».
210 А как заиграл-то царь Соло́ман во-в трете́й након,
Наскакала его дружиночка хоробрая.
Как топерече играт да приговариват,
А царю с цяриц́ей наговариват:
«Не видать вам смерти царя Соломана!»
215 Во перьвы́х схватила Ваську Тороканова,
Во вторых схватила прекрасного царя Ивана Окульёва;
А царицю он Соломан сам в руках держи́л.
А как клали Ваську Тороканова в петлю липо́вую,
А царицю клали всё в варо́вую,
220 Как царя Ивана Окульёва в шолко́вую;
А да тут им всим трём смерть пришла.
84. СМЕРТЬ ЦАРИЦЫ (НАСТАСЬИ РОМАНОВНЫ)
А к чему жа, братцы, приуныли порожки всё быстра́ река,
Не гремят-то поро́жки быстрыя?
А к чему жа, братцы, приумолкло-приуныло солоно́ морё?
А к чему жа, братцы, приуныли, не шумят-то да лесы те́мныя?
5 А к чему жа, братцы, поднебесная звёзда с неба отпа́дала?
А к чему жа, братцы, воску ярого свешша да потыхала жа?
А как благоверная цяриця приставляласе;
Порушалась эта наша вера православная.
А к чему жа, братцы, приуныли берега да речки быстрыя?
10 Говорит-то она таковы речи:
«Уж вы дети, мои-то два царевиця,
Два царевиця мои-то, два любимыя,
Два любимы вы уче́ные!
А подите-тко ко своёму родну батюшку,
15 Ко грозно́му-то цярю Ивану всё Васильицю;
Вы сходите-тко к ему в сенот-от жа,
Позовите-ко-се мне его проститисе;
А вы знаите, как прийти к ему, всё слово́ сказать:
Вы придите, станьте на ти жа жилы подколенныя,
20 Да вы говорите грозну царю, своёму родну батюшку:
«Уж ты гой еси, грозны́я цярь Иван Васильевиць!»
Вы подите-тко к ему, позовите ко мне-то всё проститисе».
А как тут-то два царевиця да не ослышились;
А надели оны своё платьё цьветноё,
25 А приходят они в сенот к своёму родну батюшку,
Ко грозно́му-ту царю Ивану-то Васильицю;
А он сидит-то на престоли всё на цярьском же,
А на го́ловы надет да венець цярськия,
А в руках держи́т-то он чудно́й-от крест.
30 Они стали на жилы-ти на подколенныя,
Они били[313] своему цярю-батюшку:
«Уж ты гой еси, грозны́я царь Иван-сударь Васильевиць!
А зовё тебя цяриця наша матушка
Во последней-от раз с тобой проститисе».
35 А тому-то ведь царь не ослышилсэ;
Соходил-то он со престола-то со цярського,
Скидывал-то он венець всё цярськия,
А сымал с себя порфиру цярськую,
А он клал на престол на цярськия,
40 Он пошел-то скоро ко цярици-то, своей к молодой жены,
Он ведь скоро ’ходил к ей в светлу све́тлицю.
Увидала его молода жона,
Ише та же цяриця благоверная:
«Уж ты гой еси, грозны́я цярь Иван Васильевиць!
40 А как буду я тебе наказ наказывать:
Ты не будь жа горечь, не будь спальчив жа,
До своих ты малых деточек будь ты милостив,
А до двух-то всё младых цяревиц́ей;
Я ишше́ тебе буду наказ наказывать:
50 Ты постой-ко-се за веру православную,
Ты постой-ко за монастыри-ти спасе́ныя,
А за ти же за черквы-ти за Божия;
Я ише́ тебе буду наказ наказывать:
Уж ты будь ты кроток, будь ты милостив
55 До чужих-то до деточок,
Новобраных всё солдатушок:
Стоят-то они за веру православную,
За тобя, цяря Ивана Васильиця,
За всих-то князей, за бо́яр;
60 Я буду ише́ наказ наказывать:
До своих-то до князей будь ты кроток, будь ты милостив,
А до тих жа ты князей, всё бо́яр жа;
Я ише́ тебе буду наказ наказывать:
Уж ты будь ты кроток, будь ты милостив
65 А до тих жа хрисьян да чёрнопахотных:
Ты наложь-ка на их подати по три денёжки, —
Наберёшь ты многи тысячи;
Ты положь на их по три копеечьки, —
Уж ты много насбирашь казны несчётныя;
70 Я ишше́ тебе буду наказ наказывать:
После мо́его-то бываньиця,
Не женись-ко-се ты в проклято́й Литвы,
В проклятой Литвы, орды поганыя
У Кострюка-Небрюка на родной сестры,
75 На той жа на Марьи Небрюковны:
Как порушитсе ваша вера православная».
А как тут царь розьерилса жа,
Розьерилса он да розсердилса жа;
Убежал-то он от царици, из спальнёй он.
80 А во ту пору, во то время
Поднебесная звезда с нёба отпа́дала,
Воску ярого свешша да потыхала жа,
Православна вера порушаласе;
Благоверная цариця приставляласе.
85 А потухла свешша да воску ярого,
А преставилась цяриця благоверная,
Поруши́лась наша вера православная.
85. КОСТРЮК[314]
Как задумал Грозны́й-от царь
Иван Васильевич женитисе,
Женитисе да обручатисе
Не в камянно́й Москвы,
5 Да не в святой Руси,
Не на святой Руси,
Да в проклято́й Литвы в поганыя —
У Кострю́ка-Небрю́ка моло́дого
На той жо на родной сестры
10 На Марьи Небрюковны.
Да просил он приданого
Полтораста просил улановей,
Триста просил татаровей,
Петсот просил доньских казаков,
15 Удалы́х добрых мо́лодцов;
Три телёги просил он красна золота,
Три телёги просил он чиста се́ребра,
Да три телёги просил меди всё козарочки,
Три телёги просил он скатна дорогого, мелка жемчуга.
20 Давал-то он полтораста улановей,
Триста давал татаровей,
Петсот давал доньских казаков,
Удалы́х добрых мо́лодцов;
Да три телёги давал он красна золота,
25 Три телёги давал он чиста се́ребра,
Три телёги давал он меди-козарочки,
Три телёги скатна жемчуга.
Как задумал наш Грозны́я царь
Иван Васильевич ехати
30 В прокляту́ орду поганую,
Да в поганую Литву, Литву женитисе
На той же на Марьи Небрю́ковны.
Да как начал он збиратисе,
Собруня́тисе да отправлятисе
35 В ту жа в прокляту́ Литву в поганую.
Он здра́восцал[315] да грези че́рныя,
Он здравосцал да лесы те́мныя,
Он здравосцал да речки быстрыя,
Он здравосцал да в прокляту́ Литву.
40 Приежаёт к Дюку Кострюку на широкой двор;
Как стречаёт Дюк Кострюк-от,
Да стречае молоды́я Грозного царя,
Да ведёт он в свои светлы све́тлици
Да во столовы новы горьници;
45 А садил-то Грозна царя да за дубовы́ столы,
За дубо́вы столы, за скатерти браныя,
А за ти же за ествы саха́рныя.
Как вси сидят и пьют, едят и хвастают;
Грозны́я царь Иван Васильевич
50 Сидит не пьёт, не ест, ничем не хвастаёт.
Кострюк Небрюк по полаты похаживат,
С ножки на ножку переступыват,
Жолты́ма кудрями принатряхиват,
Златыма-ти перснями принашшалкиват.
35 Сам он говорит да таковы речи, да таковы слова:
«Как вси у меня-то на пиру сидят, пьют, едят,
И вси у меня да хвастают;
Как приезжей-от гость сидит
Не пьёт, не ест, не кушаёт,
60 Нечи́м он у меня не хвастаёт.
Уж я разе тебя местом о́бсадил,
Или винной чарой тебя о́бнесли,
Мои ествы тебе не по́ души,
Не по́ души, не по разуму,
65 Эли князи мои, бо́яра
Над тобою посьмехаютце?» —
«Уж ты вой еси, Небрюк Кострюк моло́дыя!
Питья, ествы мне-ка по разуму,
Винной меня чарой не о́бнесли,
70 И нехто́ надо мной не посьмехаитьце.
Да как я к тебе приехал
Не пить, не есть, не кушати —
Ты дай же мне нарьчо́ноё, посулёноё».
Чечас Кострюк Небрюк
75 Писал триста татаровей,
Полтораста писал улановей,
Петсот писал доньских казаков,
Удалы́х добрых мо́лодцов.
А насыпал он три телёги красна золота,
80 Насыпал он телёги чиста се́ребра,
Три телёги он меди всё козарочки,
Три телёги скатна мелка жемчуга.
Да как начал Грозной царь Иван Васильевич
Сряжатисе, отправлятисе
85 На ту жа на сьвятую Русь, в камянну́ Москву.
Как поехал наш Грозной царь Иван Васильевич;
Он здраво проехал грези чёрныя,
Он здраво проехал лесы тёмныя,
Он проехал речки быстрыя;
90 Он здраво приехал во матушку да в камянну́ Москву
Со тою́ со Марьей Небрюковной.
Тут пошол у их чесён пир наве́сели.
Вси тут пьют, едят, хвастают;
Как любимой-от ёго шурин сидит,
95 Не пьёт, не ест, не кушает
И ничим сидит не хвастаёт;
Он повесил голову с могучих плеч,
Он поту́пил очи в се́реду кирпичнюю.
Говорил тут Грозны́я царь Иван Васильевич:
100 «Шьто же ты, любимой шурин, не кушаешь?
Эли место тебе не по вотчины,
Питья, ествы тебе разе не по разуму?» —
«Место-то мне-ка по вотчины,
Питья, ествы по разуму, по́ души;
105 Винной-то чарой меня не о́бнесли,
Нехто надо мной не посьмехаитьце,
Не князи, не бо́яра.
Я у тя спрошу: есь ли у вас в камянно́й Москвы
Таковы борьци, таковы борьчи,
110 Удалы́ добры молодци?»
Да как брал-то тут Грозны́я царь Иван Васильевич
Золоту трубу розрывчяту,
Выходил он на крылечко косивчято,
Кричал-то он в золоту трубу:
115 «Ише есь ли у нас в камянно́й Москвы таковы борьци?»
Услыхал тут из того ряду́,
Из того ряду коже́венна,
Умлыхал тут Потанюшко Хроменькой;
Хроменькой, сам тоненькой,
120 По животу он пережимистой,
На праву́ ногу подпадыват,
На леву́ подковыриват,
Костыльком он помахиват,
К цярському дворцю подвигаитьце.
125 Увидал тут Кострюк Небрюк:
«Это чорт идёт, не бо́ровшшик
Водяной идёт, не роспотешильшик!»
Он скачёт через вси столы дубовыя,
Через ествы саха́рныя,
130 Да бежал-то он да на новы́ сени,
Да на красно крыльцё да на широкой двор.
Как го́ворит тут Потанюшко Хроменькой,
Хроменькой да сам тоненькой:
«Уж ты гой еси, Грозны́я царь Иван Васильевич!
135 Мы положим промеж собой заповедь великую:
Неровно́ которой которого бросит,
Руку, ногу сломит,
Хребетну ли кость повыломит,
Из платья ли повылупит»
140 Смотрит тут Грозны́я царь
Иван Васильевич с Красна́ крыльця.
Как начели Кострюк Небрюк боротисе
С Потанюшкой Хроменьким,
С Хроменьким с им, с тоненьким,
145 Как начели боротисе, водитисе,
Как Потанюшко Хроменькой,
Хроменькой, сам тоненькой,
По животу пережимистой
На праву́ ножку подпадывал,
150 На леву́ подковыривал,
Костыльком он помахивал,
Как метал тут Кострюка Небрюка
На матушку сыру́ землю́,
Он ведь его из платья повылупил,
155 Хребётну кость повыставил.
Да скакал Кострюк Небрюк да на резвы́ ноги,
Побежал да по широку́ двору,
Захватил черну́ .... в праву́ руку,
Побежал, где-ка собаки шшеня́тятьсе,
160 Где-ка свиньи-ти приносятьсе,
Где-ка кошки люшшятьсе.
Говорит тут Марья Небрюковна:
«Это чорт, не бо́рошьство,
Водяной, не роспотешельсьтво!» —
86. ОРСЁНКО (АКСЁНКО)[316]
А Грозны́я царь Иван Васильевич задумал строить втору Москву, втору Москву на Во́логды. Не мог-то он построить второй Москвы на Вологды; тольке выстроил черьковь Миколину на том-то городи на Вологды; положил золотой казны сорок тысечей. А задумал-то Орсёнко посмотрить государёва строеньиця, не второй Москвы, черьквы Миколиной, того жо строеньиця государева. Пошол-то Орсёнко путём-дорогою, уцюл-то во стороноцьки гам, гово́рю великую. Захотилось посмотрить Орсёнку, хто такой розговариват. Деля́т тут воры-розбойники золоту казну, золоту казну да государеву из той церьквы Миколиной; церькву подло́мят и укра́дут. Походил-то Орсёнко тут к ворам-розбойникам: «Уж вы воры-розбойники! дайте мне такой же пай». Не дают-то воры-розбойники такова́ паю. Просил тольке у них полу́паю; не дают они и полу́паю. Просил-то он тольке треть паю; не дают-то они и треть паю. Просил он тольке четверть паю; не дают они и четверть паю. Просил тольке пети рублей; не дают-то Орсёнку и пети рублей. Розьерилось тут Орсёнка ретиво́ серьцо; хватал он сы́рой дуб из матушки сырой земли, высоко-то он метал по подне́бесью. Тут розбойники да испугалисе, по тёмно́му лесу розьбежалисе. Как со́брал Орсёнко золоту казну несчётную, он со́брал ей сорок тысечей, пошол он на втору Москву, на Вологду. Как приходит Орсёнко в славну Вологду, заходит в царе́вы больши ка́баки; уж он начал пить вино запоеми, откупать он занял сороковками; сам он пьёт и голе́й пои́т, голей поит, кабацьких пье́ниц́ей: «Уж вы молите Бога за Орсёнка!» Они пьют вино да Бога молят за Орсёнка. Прошла-то та славушка по городу по Вологды, шьто есь такой — откупат вино да сороковками, сам пьёт да и голе́й пои́т. Прошла по городу по Вологды; поимали Орсёнка во царе́вом большом ка́баке, посадили в те́мну те́мницю; посадили Орсёнка в те́мну те́мницю, приготовили ему да высокой рей; повели-то Орсёнка на высокой рей, — со всёго города народ сьбегаитьсе, сьбегаютьце да сьежжаютьце. Повели-то Орсёнка на высокой рей; говорит-то Орсёнко таковы речи: «Уж вы гой еси, народ православной! Не ходите смотреть моей сьмерти: моя сьмерть страшна́ будет, грозна, немилосьтива». Как умной-от народ назад воротитьце, а глупой-от народ вперёд идёт. Говорил-то Орсёнко во второй након: «Уж вы гой еси, народ православныя! Не ходите смотрить моей сьмерти: моя сьмерть будет всим страшна, всим страшна, грозна и немилосьлива». Говорил-то Орсёнко да во-в трете́й након: «Уж вы гой еси, народ православныя! Не ходите смотрить моей сьмерти: моя сьмерть будет всим страшна, всим страшна и немилосьлива». Привели-то Орсёнка на высокой рей; хотят-то Орсёнка класьть в петелки. Как хватил-то Орсёнко высокой рей он из матушки сырой земли, начел-то он реём помахивать по тому народу православному; побежали народ да православной, куды кому надобно. Испугались тут Орсёнковой сьмерти, пускали Орсёнка. Пошол-то Орсёнко опеть пить по-старому; приходит во царе́вы больши ка́баки, сам пьёт и голе́й пои́т: «Молите Бога за Орсёнка!»135. <ДОБРЫНЯ И ЗМЕЯ>. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ ПОПОВИЧА
Как не белая берёска она к земли клонитце,
Как не сырой дуб да погибаитце,
А просил-то своей-то родной матушки благословленьиця:
«Уш ты гой еси, моя родна маменька,
5 А как молода вдова Омельфа Тимофеёвна!
А уш ты дай же мне благословеньицо съезьдить во чисто полё,
Ай во чисто́ полё съезьдить тольке на двенадцеть лет,
А да што мне съезьдить по Святой земли
Ай да што мне съезьдить в прокляту Литву».
10 Давала ёму благословленьицо да на двенадцеть лет
Ай как ехать во чисто поле,
А говорила ёму родна матушка:
«Уш ты гой еси, да чядо милоё!
А ты уедёшь во чисто полё подалече,
15 А ты уедёшь в прокляту Литву поганую,
А уедёшь ты да на Дунай-реку́ —
А как там тобя да распекёт да красно солнышко,
Прираздуют тя да ветры буйныя, —
А не купайсе ты да во Дунай-реки:
20 А Дунай-река весьма быстра,
А как вывалит тибя да на синё морё».
А да как тут поехал Добрыня на Почай-реку.
А распекло Добрынюшку красно солнышко,
А роздули ёго ветры буйныя;
25 А от того жару захотелось Добрыни закупатисе
А во той ли во Дунай-реки.
А как скинывал с собя платьё цьветноё,
А как купался во Дунай-реки.
Отвалилоа Добрыню на перьву́ струю;
30 А нырнул как Добрыня во второй након,
Отвалилоб Добрыню на втору струю;
А как нырнул Добрыня во трете́й након,
Отвалило Добрыня да на синё морё;
А как начал Добрыня плавати.
35 А как с тих-то гор увидела змея-та лютая,
Она с тих же со Пещер-горы;
Налетела она на Добрынюшку Микитича,
А сама она говорит да таковы реци:
«Как писи-ти писали — описалисе,
40 А волхи-то волховали — проволховалисе:
А да шьто сказали-ти, убьёт миняв Добрынюшка;
А топерь Добрынюшка у мня в кохтях.
А да хошь ли ты, Добрынюшка, я тебя огнём сожгу,
И хошь ли ты, Добрынюшка, водой залью,
45 Ише хошь ли ты, Добрыня, схвачу во двенацеть больших хоботов,
А как хошь ли то, Добрыня, унёсу тя на Пещор-гору,
А да как во свой всё высок терем
А да ко своим-то малым детоцькам тибя да на съеденьицё?»
Говорил Добрыня таковы реци змеи лютыя:
50 «А да на воды человека взеть — ведь как мертвого!
А дай ты мне-ка выплыть на сыру землю, —
Тогды миня убей, хошь ты живьём неси,
А тогды, шьто хошь, то делай-то».
А да как спустила змея Добрыню на сыру землю;
55 Выплывал-то Добрыня на кротой-от жёлтой песок,
Как пошёл-то Добрыня по матушки сырой земли.
А как нету у Добрыни платья чветного,
Ише нету ни доброго коня, лошади,
Нету у ёго да сабли вострыя.
60 Как по Божьей было милосьти,
По Добрыниной-то было учесьти:
А как лёжал то тут да серой камешок.
А как увидела с Пешшер-горы змея та лютая,
А да хочёт несьти, схватить двенацеть больших хоботов.
65 Схватил-то Добрыня этот серой камешок,
Э как бил-то он змею лютую по хоботам,
А отшиб у ей-то вси двенацать больши хоботы.
А как падала змея да на сыру землю,
Как у ей отшиб вси буйны головы.
70 А как змея всё взмолиласе:
«А для моих то младых деточёк!
Когда дам ему платьё чьветноё,
Чьветно платьё богатырьскоё,
Отдам-то я свою паличю чяжолую,
75 Отдам-то я тебе свою саблю вострую,
Отдам вдостали́ своёго коня да Воронеюшка.
А да приложь ты ко мне вси двенацеть хоботов».
А да притянул, приложил двенацеть хоботов;
И полетела змея на Пещер-горы,
80 А пошёл-то Добрыня за змеёй за лютою.
Как приходит тут Добрыня к высокому ко терёму,
А как выходит тут змея всё из терёма,
Выносит Добрыни платьё чветноё.
А одевалсэ, снаряжалсэ Добрыня в платьё чьветноё,
85 А во чьветноё платьё, богатырьскоё;
Отдала она своё платьё богатырьскоё,
А как одел-то Добрынюшка Микитич млад;
А как выводила она коня, лошадь добрую,
А да своёго любимого да Воронеюшка,
90 А говорила она ёму ко́ню доброму:
«А уж ты конь, ты конь, да Воронеюшко!
Как мне служил, так и Добрынюшки служи».
Выносила она саблю вострую:
А как взял Добрыня у ей саблю вострую,
95 А отсек-то Добрыня у змеи да буйну голову,
А как зажёг-то Добрыня зьмеин высок терём.
А да он скакал скоро́ да на добра коня,
А как начал добра коня постёгивать
А как той жа плёточькой шолковою;
100 А подымалси его доброй конь выше леса стоячого,
А выше леса стоячого, ниже облака ходячого,
А как скачёт он с горы на гору,
А как ру́ц́ейки,г озёры мелки́ перескакиват.
А как приехал ту Добрыня во свои села.
105 А как езьдил тут Добрыня по чисту полю,
А как розгуливал-то он на добром кони зьмеином жа;
А как наступала тут ёму да ночька тёмная,
А тогда сходил с добра коня,
А разоставил собе бел шатёр поло́тьняной,
110 А как сам он в шатёр спать лёг.
А как по утру, утру ранному,
По восходу-то было сонча красного,
А как бьёт ёго конь си́льнё во сыру землю;
А как мать сыра земля потрясаитце.д
115 А от сна Добрыня пробужаитсе,
А как выходил Добрыня ис бела шатра,
А как брал он собе трубочьку подзорную,
Как смотрил-то во вси читыри сто́роны.
А некого́-то он не у́смотрил,
120 А как сам взошоле в белой шатёр, спать ведь лёг.
Как забил-то ёго доброй конь да во второй након.
Выходил-то Добрыня ис бела́ шатра,
А как смотрил-то здрил во ту же трубочьку подзорьную,
А зашол-то он опеть в бел шатёр, спать ведь лёг.
125 А забил-то конь да во трете́й након;
А выходил-то Добрынюшка да ис бела́ шатра,
А как смотрил-то во трубочьку позорную
А по чисту полю да во вси четыри стороны.
А как говорил-то ёго доброй конь:
130 «Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитич млад!
А поежай ты, заставай скоро, домовь:
А как твоя-та молода жонаж идёт в замужесьво».
А как тут Добрыня крутёхонько собираитсе;
А как скоро обирал свой белой шатёр поло́тняной,
135 А да скоро, лёкко скакал да на добра коня,
А да он добру коню да приговариват:
«А бежи ты, мой доброй конь Воронеюшко,
А уж ты так бежи, как стрела лётит кале́ная;
А скачи-тко ты да с горы на гору».
140 А да как побежал ёго добрый конь как стрела каленая,
А да как скачотз с горы на гору,
Как озёра, мелки реки перескакиват.
А как скоро-то приехал в красён Киёв-град,
Ко своёму широку двору.
145 А заехал он к собе всё во широкой двор.
А никто добра молода не стретил жа:
А не стречаёт ёго матушка родна ёго
А как та жо Омельфа Тимофеёвна,
А не стречат ёго молода жона Настасья королевисьня,
150 Королевишьня она да дочь Микулишня.
А как заходит весь в новы горьници,
Во свои полаты белокаменны,
А как молитсе Спасу пречистому,
Поклоняитце-то Матери Божью-то Богородици.
155 Как сидит-то ёго родна матушка
А на том-то на стули рыта бархата.
А не узнала-то она своёго чяда милого,
А как милого чяда, любимого,
А того жа всё Добрынюшку Микитича,
160 А говорит-то Добрыня таковы слова:
«Уж ты здрастуй-ка, Добрынина родна матушка!»
А да говорила Добрынина родна матушка:
«А уж ты где видал, ты ведь где слыхал
Как про моёго чяда милого?» —
165 «А мы вчорашнёгои-то дни с ним розъехались:
Как поехал всё ведь на́право,
А как он поехал всё ведь на́лево;
А он велел тобе да ниско кланитце.
А сегодняшнёй день наедёт к вечору.
170 А да где же ёго да молода жона?»
А говорила Добрынина-то ёго родна матушка:
«А как ёго жена всё замуш идёт
А за того за Алёшеньку Поповичя,
А да за того за бабьёго просьмешника,
175 А как которого не любило моё чядо милоё.
А да он ей наказывал, крепко да наговаривал:
А как пройдёт-то мне ровно двенацеть лет,
А хошь за князя поди, хошь за боярина,
А за купча ты пойди, госьтя торгового,
180 А хошь за хресьянина подь прожитосьна;
А не ходи тольке за Олёшеньку Поповиця.
А как я ведь не люблю роду всё попоського.
А как он был охочь хвастать красныма девушкам по-напрасному.
Да он охочь был смеетьсе молодыма жонами мужьнима,
185 А он всё ведь хвастал все молодыма вдовами всё безмужныма».
А да говорил-то Добрыня таковы речи:
«Уж ты гой еси, ты Добрынина родна мамушка,
А как та же молода вдова Омельфа Тимофеёвна!
А как дай жа ты Добрынине да платьё цьветноё
190 А пойду-то я смотрить Олёшеньки ко князю ко Владимеру».
А да приносила она платьё чьветноё.
А как обувал Добрынюшка сапожоцьки-обролочьки,
А надевал на собя шубу ц́ерных соболей,
А да надевал шляпу Добрынюшка пуховую.
195 «А уж ты гой еси, Омельфа Тимофеёвна!
Уж ты дай Добрынины и гусельци».
А как подала она со спичьки ёго гусьлици.
А как пошёл Добрыня ко князю-ту Владимеру.
А приходил-то он к ёму да на широкой двор,
200 А со широка двора да на красно крыльчё косисьчято,
А со красна крыльчя да на новы́ сени,
А с новых сеней в полаты княженейськия.
А как заходил-то он в полаты княженейськия,
А как молитц́е он Спасу всё пречистому,
205 А поклоняитц́е-то Матери-то Божию-то Богородици,
А как бьёт челом князю да со кнэгиною
А о ту жа о рученьку о правую:
«А уж ты здрастуй-ка, Владимер княсь да стольнё-киёвськой!
А уж ты здрастуй-ка, старый казак да Илья Мурамець!
210 А уж вы здрастуйте, вси руськи́ бога́тыри!
Ай уж ты здрастуй-ка, Олёшенька Попович жа!»
А как при пиру Добрыни не признали жа.
А стал-то Добрыня к той печьки муравлёнки,
А говорил Добрыня таковы речи́ да таковы слова:
215 «А ты позволь-ка, княсь Владимер, поиграть на звоньчаты на гусьли,
А потешить тибя, князя со кнэгиною,
Да потешить тут Олёшеньку Поповича
А со той жо с Настасьёй всё с Микулисьнёй».
Говорил тут княсь Владимер жа:
220 «Ты играй-то, молодець, скольке тибе хочитсе».
А зача́л играть Добрыня в звоньчаты гусьли;
Как играт он, в гусьлях выговариват,
Молодой жоны да наговариват,
А как тут выговаривать да наговаривать:
225 «А уж ты гой еси, Настасья дочь Микулисьня!
Не исполнила моёго наказаньиця»,
А как тут Настасья догодаласе,
А как признала она Добрынюшку Микитича,
А выходила она и-за того стола, стола окольнёго,
230 А да брала она Добрыню да за белы руки,
А как чёловала ёго в уста сахарныя,
А сама она говорила таковы речи:
«А здорово ты, Олёшенько, женился, — тибе не с кем спать!»
А как тут розъерилось Олёшеньки да ёго ретиво серьцо;
235 Как схватил-то тут свою-ту саблю вострую,
А хотел всё Добрыни отсечь буйну голову.
А захватил ёго праву руку старый казак да Илья Мурамечь:
«Уж ты гой еси, Олёшенька Поповичь млад!
А ты серьди, ни груби Добрынинава ретива серьця.
240 Да как я был не тобе чёта, не тобе ровна,
А сидел-то у меня Добрыня на белы́х грудях,
А хотел-то спороть мои да груди белыя,
А досмотрить-то моёго ретива серьця».
А как поло́жил-то Олёшенька да саблю вострую.
Как пошол-то Добрыня от князя от Владимера,
А как брал жону да за праву руку,
Да ведёт-то к широку́ двору.
А как увидела-та Добрынина та родна матушка,
А как идёт тут приежой гось, ведёт Добрынину жону да заправу руку,
250 А как тут Омельфа догадаласе:
«А как не гось был у мня, было моё чядо милое!»
А как то Добрынюшки конець пришол,к
Про ёго писаньё коньчилось.[317]
136. МИХАЙЛО ИГНАТЬЕВИЧ (ДАНИЛОВИЧ)
Как во славном городи было во Киёви,
А как у ласкова князя́ у Владимера,
А заводилсэ почесён пир
А на всих князей-то ёго, на бо́яр жа,
5 На руських-то могуцих бога́тырей,
Ай на тих же на купцей, госьтей торговыя,
Да на тех же на калик да перехожия.
А как светёл день идёт на есени,
А почесён пир идёт наве́сели.
10 А как красно солнышко идёт ко западу,
А ко западу идё, ко за́кату,
А почесён пир да под конесь и́дёт.
А как вси тут сидят, пьют, едят и хвастают,
А тольке един сидит, не пьёт, не ес, не кушаёт.
15 Говорил тут княсь Владимер таковы слова:
«А как што ж ты у мня, Игнатьюшка,
Не пьёшь, сидишь, не кушаёшь?
А разве тибе место не по разуму,
Или виной чарой тибя о́бнесли?
20 Или кто над тобой посьмехаитце?»
А как го́ворил Игнатий сын Данилович:
«Уж ты вой еси, красно солнышко Владимер княсь!
Э как мне-то место всё по разуму,
А петия и едьё мне всё по́ души́,
25 Э да как виной чарой меня не обнесли,
Да как ведь никто надо мной не посьмехаитце.
Да как ведь жил я у тя во Киёви да шесьдесят годов,
А да как сносил я у тибя во Киёви да шесьдесят боёв,
Как срывосьных-порывосьных цисьла-смету нет.
30 А как был у меня во Киёви с молодосьти погре́жено,
А погрежоно у меня да покуре́жоно;
А под старость мне-ка хочитце кабы душа спасьти,
А душа спасьти, мне-ка в рай сполсти,
Ай да пострицисе в ризу че́рную
35 А да нало́жить на собя скиму спасе́ную,
А постригсите мине к Федосию, Антонию в Пещера-манастырь».
А как говорил тут всё Владимер княсь:
«Ай от ты гой еси, Егнатий сын Данилович!
А ка кто будёт у нас во Киёви да оборанивать?
40 А как пройдёт тут про нас слава великая,
А што во Киеви богатыри состарились,
А состарились богатыри, преставились,
А да как постриглись они в ризы че́рныя,
А надели на собя скимы́ спасе́ныя,
45 А как к Антонию, Федосию в Пеще́рб-манастырь,
А как пройдёт тут славушка по всей земли,
А по всей земли да по святой Руси,
А да как во Киёви богатыри состарились, преставились,
А как тут зволнуитце орда-Литва поганыя,
50 А да как тут розо́рят, розо́бьют наш Киёв град,
А у нас некому во Киёви да оборанивать». —
«А уж ты вой еси, Владимер княсь да стольнё-киевськой!
А как останитце у мня да чядо милоё,
А как тот же Михайлушко Игнатьевич.
55 Э как от роду ёму двенацеть лет;
Он ведь можотв владать моим добрым конем;
А как латы мои ему не сходятце,
А как палецю мечет по поне́бесам,
А скоро подъежат да на добро́м коне,
60 Во ту же во праву руку;
А как палиця у мня тольке сорок пуд». —
«А уж ты вой еси, Игнатий сын Данилович!
А не видал-то я твоё́го чяда милого;
А приведи ты ко мне на почесен пир,
65 Ай на почесён пир мне на посмотреньицо;
Я не видал твоёго чяда милого,
Я не видал, не слыхал, что есь у тя да чядо милоё».
А как пошолг Игнатий со чесна пи́ру́,
А да как приходит к своёму широку двору́,
70 А как сречаёт Михайлушко да середи двора.
А как бьёт челом отьчу да ниско кланитсе.
«Ай уж ты гой еси, моё да чядо милоё,
А мило чядышко моё, любимоё!
А да ты поди-тко ко князю на посмотреньицо да на почесён пир».
75 А как одеваитце Михайлушко да снаряжаитце,
А как говорил-то ёму родной батюшко:
«А как придёшь ко Владимеру да светлу светлицю,
Ай отпирай-ко-се ты дьвери на́-пяту,
А запирай-ко-си их всё накрепко,
80 Ай да ты крес-от клади да по-писаному,д
А поклон-от веди да по-учоному;
Да уж ты кланейсе да на вси стороны;
Ай ка бей челом князю Владимеру
А да о ту же о рученьку о правую.
85 Сиди-тко на пиру, ешь, пей и кушай жо».
Да как пошолг Михайлушко да на почесён пир.
А как заходит он да на широкой двор,
А с широка двора да на красно крыльцё,
А со красна крыльчяе в полату княженецськую;ж
90 Отпират он дьвери на́-пяту,
А запираёт он ведь накрепко;
Как полата у князя потрясаласе.
Да как крес кладёт да по-писа́ному,
Поклон-от ведёт да по-ученому,
95 А как бьёт челом князю Владимеру:
«А да здрастуй, Владимер князь да стольнё-киевськой!» —
«А уж ты здрастуй, ты Михайло сын Игнатьевич!»
Как садил-то Михайлушка в место отьчёвскоё;
А да наливали чяру Михайлу зелена вина,
100 Да не малу, не велику — в полтора вёдра.
Принимал-то Михайло едино́й рукой,
А выпивал-то Михайло чяру единым духом,
На запивку, на закуску турей рог да мёду сладкого.
А как отошолз у князя всё почесён пир.
105 А как немного тому времни ни прошло, не миновалосе,
Да как прошла тут славушка великая
А как по всей земли, по всей украины,
А да прошла слава в прокляту Литву поганую.
Да как подымаитце поганоё Идо́лишшо
110 А да те то на красён Киев град —
А запленить князя Владимера,
А как Божьей церьквы под конюшней жить,и
А святы-ти мана́стыри на дым спусьтить,
А как князя Владимера в полон забрать.
115 А как тужил тут княсь Владимер стольнё-киевськой.
А как у́чул-то тут Михайлушко Игнатьевич,
А да пошолг-то он ко князю ко Владимеру.
А как приходит он ко князю ко Владимеру,
Ише бьёт цолом да ниско кланитце:
120 А уж ты вой еси, княсь Владимер стольнё-киевськой!
Как подходит под нас сила великая поганая.
А благослови-тко мне съезьдить во чисто полё
Да побить ту силушку великую».
А как говорил Владимер княсь Михайлушку:
125 «Уж ты гой еси, молодой, зобзун, попархивать!»[318]
А как тут Михайлушку да за беду да показалосе,
Росердилось, розгневилось ретиво́ серьцо;
А да как ведь пошолг ни с радосьти, ни весельиця.
Отпирал он дьвери на́-пяту,
130 А как запирал он крепко-на́-крепко, —
А как обе дверёнки да помитусились,
А да из околёнокк слутки посыпались.[319]
А да и приходит он на свой широкой двор,
Да как седлал, уздал он всё добра коня,
135 А да как накладывал узьдечю-ту тесьмяную,
А на сьпину настилал он ведь войлучок,
А да как на войлучок накладывал седёлышко черкальскоё,
А да затегивал двенацать всё отужинков,[320]
А застегивал-то он двенацать пряжочок;
140 Как пряжочкил те были золочёныя,
Как стегнышки были да всё булатныя,
А оттуженки были шелковыя.
А ето всё не ради красы, ради крепосьти:
Эй шёлк подьтенитця, не сорьветце,
145 А што то не ради красы, ради крепосьти,
А красноё золото ведь не ржавеёт,
А булат-от погнетце, сам не сломитце.
А как собралсэ Михайлушко, снарядилсэ жа,
А как скоро лёко скакал он на добра коня,
150 А как поехал по городу по Киеву,
А приворачиват к Федосию в Пешшер-монастырь
А к своёму родну батюшку,
Да к тому жо Игнатью всё Данилову.
Да всё взеть-то благословленьицо да вековесьнёё,
155 Э как на веки свои да нерушимоё
Э как съездить в чисто полё с тотарами побитисе.
А да как приехал тут Михайлушко ко келейки,
А как колотице он в окошоцько да потихошеньку,
А да как ведь говорит ведь он да помалёшеньку.
160 Как услышил тут Игнатий сын Даниловичь
А как своёго чяда милого,
А да как выходит скоро на крылечико;
А как падал Михайлушко да во резвы ноги,
А просил-то ёго да благословленьиця
165 А как ехать в чисто поле с тотарами подратисе.
А как говорит тут Игнатий сын Данилович,
А даёт-то ёму благословленьицо на веки да нерушимоё,
А даёт да сам ёму наказыват:
«Уж ты гой еси, моё да чядо милоё!
170 Ты приедешь к той силы неверныя,
Ты не езьди в силушку в серединушку,
А ты бей силу ты ей всё ведь с краюшку,
Уж ты бей силу всё меньши полки,
А ты не езьди ты в больши полки:
175 А там накопаны подкопы широкия, глубокия,
А как наставлёны там ведь копья вострыя;
Да ты хоть заедешь в больши полки
Да перекопы перескочишь жа,
А да дай-ко ты добру коню вздохнуть;
180 А перескочит перекопу во второй рас,
А тут подкопы-ти широкия, глубокия,
А как упадёт тут ведь доброй конь,
Он заколитце на тих копьях на вострых жа».
Как скочил он ведь во перво́й након,
185 Перескочил он подкупу широкую;
А скакал-то ёго доброй конь да во второй након,
Эй перескочил он втору-то по́дкопеть широкую, глубокую;
Эй наехал он на третью подкупеть широкую, глубокую,
А как сговорил-то ёму доброй конь:
190 «Уж ты дай мне-ка, Михайлушко, добру коню вздохнуть».
Как стёгал коня да по крутым бёдрам,
Как скочил ёго конь да во третей након,
А как не мог-то ёго доброй конь перескочить жа,
А как падал на ти жа на копьиця на вострыя,
195 А закололсэ ёго доброй конь да Воронеюшко;
А да как падал Михайлушко да со добра коня.
А как наскакали тут погановя тотаровя,
А да как вопутали во путани шолковыя,
А повели ёго к поганому Идолишшу.
200 А как говорило ёму поганоё Идолишшо:
«Уж ты гой еси, молодый да доброй молодець!м
А поди ко мне служить да верой-правдою,
А верой-правдою да не изьменою», —
«Уж ты гой еси, поганоё Идолишшо!
205 Не хочу у тебя служить ни верою, ни правдою.
Как бы я был всё на воли жа,
Послужила бы у мня тибе да сабля вострая».
Говорит тут поганоё Идолишшо:
«Уж вы палачи мои немилосливы!
210 Осеките-ка Михайлу, доброму молодцу, да буйну голову».
А как розъерилось у Михайла да ретиво серьцо.
Как махал-то своима руками-ти белыма,
Как розорвал-то на себе вси путины шолковыя,
А да ско́чил он на резвы ноги,
215 А да хватил-то свою саблю вострую,
А да отчек тут поганому Идолишшу да буйну голову.
А как начал Михайлушко по силушки похаживать,
Вострой сабелькой своей помахивать;
А как перёд махнёт, падёт их ведь уличёй,
220 Назадь-ту отмахнет, то делат переулками.
Ей как билсэ-дралсэ с има шесьтеры ровны сутоцьки.н
А как прибил-то всих тотар да до единого.
А как устали у Михайла руки белыя,
А не носят ёго больше ноги резвыя;
225 А как повалилсэ тут же в трупля-ти поганыя.
А как спал он немножко, немало — шесьтеры-то сутоцьки.
А как сватилсэ[321] ёго родной батюшко
А как тот же Игнатий сын Данилович:
«А должноо быть, нету живого чяда милого,
230 А убили тут погановя тотаровя.
А кабы знал я всё это, ведал тут,
Не спустил бы ехать чяда да во чисто полё,
А да съезьдил я, подрался бы с поганыма татарами».
Как выходит Игнатий на чисто полё,
235 А ко ти же ту́ловя поганыя.
А идёт-то он ужасаитце,п
А как горькима слезами убливаитце.
Высоко-то мечёт туловья да по подне́бесам.
Как от сна Михайлушко да пробужа́итце,
240 С того же устаточку великого да просыпаитце,
А да стаёт-то скоро на резвы ноги,
А как смотрит-гледит по силушки великия:
Как увидел-то, ходит старичишша да в платьи че́рныя.
Он пошел-то к своёму родну батюшку:
245 «А просьти-ко миня, батюшко, да в перьвой вины!
А как не послушал твоёго наказаньиця,
А уходил-то твоёго коня Воронеюшка!»
А как прощшал-то отець в таковой вине:
«Ты не делай впредь да таково дело.
250 А как где же возьмешь ты топерича добра коня?
А да ты поди-тко-ко таперь да на Ефрат-реку́:
Ей там есь один кони́чок невелик собой,
А хоть маленькой Голубанушко, удалёнькой».
А как брал-то он свою узду тесьмяную,
255 А да брал-то он с собой седёлышко черкальскоё,
А да пошол-то Михайло на Ефрат-ре́ку́,
А увидел тут дорожоцьку широкую;
А становился он всё под сырой дуб.
А как по утру было по-ранному,
260 А как бежит-то впереди доброй конь Голубанушко.
А как выскакивал Михайлушко из-под сыра дуба,
А как испугалсэ ёго доброй конь,
Ей как падал на колени на сыру землю;
А захватил Михайлушко за гриву лошадиную;
265 А право́й рукой держит добра коня,
А лево́й рукой накладыват узьдечю всё тесьмяную.
А как оседлал-то, обуздал добра коня,
А как скакал скоро, лёко на добра коня,
А как горы, долы он да промеж ног берёт,
270 Как скачёт да с горы на́ гору,
А он поехал ко городу ко Киёву.
А как приехал Михайло ко своёму широку двору.
137. КОЗАРУШКО
А как жил-то был князь Михайло Коромыслов-то.
А да ёго молода княгина чада всё споро́дила,
А спороди́ла она, на хлеб не приняла,
А как отдала ёго всё бабушки-задворенки;
5 А велела поить-корьмить гнилым хлебом с гнежиною,а
А поить-кормить водой болотною со ржавчиной.
А как того-то бабушка не пова́ровала,[322]
А как поила-кормила Козарушка белым хлебом круписчятым,
А да поила свежой водой мёдовой.
10 А да как тут стал Козарушко пети-шти[323] лет.
А как за́чал Козарушко ходить на улошку,
А играть с малыма ребятками, боротися;
А как малы-ти ребята двадцети пети годков, —
А да не стало у Козарушко да поединщичка
15 А как мастёр ведь был Козарушко со крутой метать.[324]
Да как за́чали дразьнить Козарушка Петровича:
«Уж ты гой еси, Коза́рушко!
Не своя очечька[325] наживы-заугольнею,
А не оча-то нет у тя, родной матушки».
20 Да как пошол Козарушко к своей бабушки,
Приходит невесел, нерадосен.
«А уж гой еси ты, моя бабушка любимая, родимая!
А уж есь ли у мня родной отець, родна матушка?» —
«А как есь у тя отець, родна матушка,
25 А как на свет-та тебя породили, на хлеб не приняли».
На роду́ над ей было полу́чено, и сужоно;
На свет его спородили — на хлеб не приняли.
А как пошол тут Козарушкое ко князю ко Пётру к Петровичу;
А как приходит он ко князю Петру Петровичу Коромыслову:
30 «Уж ты гой еси, князь Петр да Коромыслов!
Было и на веку[326] у тя да чядо милое?»
Как отвечаёт да князь Коромыслов-от:
«А да навеку да не было чада милого».
Да пошол-то Козарушка да из полаты вон,
35 Он приходит ко своей родной бабушки,
Да говорит да таковы речи:
«А уж ты бабушка моя любимая!
Испеки-то мне завтра да подорожничков,
А да как пойду заутра́ по чисту полю да́лече́».
40 А как стала да бабушка по утру по-ранныму,
Испекла-то ёму колачиков немножечко;
А как склал-то он во сумочку-котомочку,
Ай да надел-то он на свои плечи на могучия.
А как у той-то у бабушки у задворянки
45 Была ключка подорожная,
А весу-то она была только сорок пуд.
А как брал-то он её да во праву руку,
Пошол-то он да во чисто полё.
А идет-то он по чисту поли,
50 А увидел-то во чистом поле богатыря да на добром кони;
А да как подходит к тому богатырю, —
А не руськой тут то будит богатырь жа,
А поганое всё езди́ло да Идо́лишшо.б
А да как сходил тут Козарушко да во ино место,
55 А как вспроговорит поганое Идолишшо:
«Уж вы гой еси, калика перехожая!
А скажи-тко мне про своего Козарушка Петровича:
А ка сколько Козарушко росто́м велик?»
А как говорит тут Козарушко Петрович-то:
60 «Я скажу тебе про Козарушку Петровича:
А сколь я велик, столь и Козарушко ро́сто́м велик». —
«Ты скажи-тко-се, помного ли хлеба, соли ест?» —
«А как ест от наш Козарушко по три колачика».
Как говорил тут поганое Идолишшо таковы речи:
65 «Кабы был-то славной богатырь Козарушко,
На долонь бы я посадил, другой сверху прижал,
А между долонями одно мокро осталосе́».
А как тут Козарушке да за остуду показалосе;
Да как розьерилосе да ён серьце в ем богатырскоё,
70 А да раскипеласе в ём кровь горячая,
Лепота́ да в лице перемениласе;
А да как здымалв он свою клюку да подорожную,
А да бил он Идолишша по буйно́й главы,
А рошшиб тое голову да вплоть до мозгу,
75 А как ухватил-то он право́й рукой добра коня,
А как сымал с ёго да платьё богатырьскоё
А надевал-то на свои плечи богатырьскиё,
А как взял у ёго да паличу тяжолую,
Отобрал у его да саблю вострую,
80 А как взял у его копьё да долгомерное,
А да скоро, лёкко скакал на Идолишша на добраг коня,
А как начал Козарушка поезживать по чисту полю да на добром кони.
А да как по утру ездит Козарушка по ранному,
А учул-то в сыром бору, во частом лесу
85 Восплакалась красна девица.
Как не бела-та лебёдушка воски́кала,
А как красная девича да слёзно плачитце.
А да как подъёжаёт Козарушка да ко белу шатру,
Ко белу шатру да на добро́м кони.
90 А как перьвой-от татарин говорил да таковы речи:
«Ты не плачь, не плачь, да красна девича!
Кабы при делу[327] мне досталасе,
А да в жеребью ты мне-ка всё выпала,
И увёс бы я тебя да во свои места,
95 Во свои места да во свои сёла,
Ай да стал бы я поить, корьмить гиблым хлебом с нишиною,
А поить ту стал свежой водой болотною со ржавчиной,
А в осталид отсек бы те буйну голову».
А как второй-от татарин да таковы речи:
100 «А да увёс бы я дае своё село,
Свое село, в жеребьё кабы мне пала,
А взял бы я тебя в замужесьво,
А ка стал корьмить мясом, да кобылятиной,
Достали отсек бы те буйну голову».
105 А трете́й-от татарин говорил да таковы речи:
«Кабы мне в жеребьё ты, девича, осталасе,д
Ай увёс бы я да во своё село,
Я и взял бы я в замужесьво,ж
Я бы стал бы корьмить белым хлебом круписьцятым,
110 Поить свежой водой медовою.
А вдостали́ тут тибя да взял в замужесьво».
А сидит Козарушко да на добро́м кони, всё ведь слушаёт.
А она плачитце, красная девича:
«Ты коса моя русая!
115 Ай вечёр ты в бани парилась,
Ай поутру ты в плены́ попаласе!»
Ай как сидит Козарушка на добро́м кони, ведь слушаёт:
Ай первого тотарина копьём сколол,
А другого-то тотарина конём стоптал,
120 А как третьёго тотарина жива́ спусьтил.
А сходил-то он да со добра коня,
А да сошёл скоро с добра́ коня.
А заходил-то он в бело́й шатёр поло́тьняной,
А как брал-то красну девичу да за белы руки:
125 «Уж ты гой еси, да красна девича!
А ка ты скажи, какого отча да какой матери?» —
«А отець у мня князь Петр-от Коромыслович». —
«А как было у его да чядо милоё?»
А и говорила красна девича:
130 «Как было чядо у ёго да милоё,
Как молодой Козарушко Петрович жа;
Ка была-то я, одна да красна девича». —
«А да знашь ли ты Козарушку Петровича?» —
«Как ли я не знаю Козарушки Петровиця?
135 А как ведь он мне родной брателко;
Как на роду ему у отча с матерью было пошучено;
А на свет она ёго споро́дила,
На хлеб ёго она не приняла,
А одала ёго водитця бабушки-задворёнки,
140 Да велела корьмить хлебом с гникиною,
А да как поить свежой водой болотною со ржавчиной.
А так-то бабушка не поваровала:
А да поила, корьмила белым хлебом круписьчятым,
Поила свежой водой медовою».
145 А да садил-то Козарушко сёстру да на добра коня,
Как повёз он во своё сёло да к отчу к матери,
А как привёс он к ёму к широку двору,
Повёл то ей в светлы светлици,
В ти жа полаты княженевьския:
150 «Уж ты на-тко, Петр Коромыслович!
А ты бери-тко тибе привез любиму дочь.
А да ты примай Козарушку, да чядо милого».
А говорил тут Пет да Коромыслов жа:
«А на веку[328] у мня не бывало чядо милое».
138. ДУНАЙ (ВАСИЛИЙ КАЗИМИРОВИЧ)
Да как у ласкова у князя у Владимера
А заводилось пированьицо, почесен пир
Да на всих жа князей, на бо́яр жа,
На могучих руських сильних бога́тырей.
5 А как красно солнышко идёт на есени,
Да почесен пир идёт на весели;
А как вси при пиру сидят пьяны, веселы,
А как вси-то они пьют, едят, хвастают.
А как князь Владимер по гридьне своей похаживат;
10 Как сафьяны-ти ёго сапожоцьки поскрипывают,
Он и русыма кудрямы приростряхиват,
А белыма ручьками всё розмахиват,
А златыма-ти перстнямы принащалкиват;
А как сам он говорит да таковы речи:
15 «Уж ты гой еси, Сдунай да сын Иванович!
А как сьезьди-ка да в прокляту́ Литву
Да отьвези-ка царю Батыю пошлину,
А как пошлины-то сорок тысечей
Да за ти же за три годика,
20 Да сведи-ка триста удалых добрых молоцов,
А петьсот сьведи красных девушок».
Говорил-то Сду́най сын Иванович:
«Я не пойдуа покоретци Батыю царю поганому,
Не веду-тко я триста ’далых добрых молоцов,
25 Да не дам-то я петьсот красных девушок
На поруганьё их красыб девичей,
Да не буду ёму платить дани-пошлины;
Да как могу ему сечь да буйну голову». —
«А поежай-ко-се, Сдунай да сын Иванович». —
30 «Уж ты только дай мне двух брателков названныя:
Как перьвого брата Добрынюшку Микитича,
А второго брата Михайлушка Игнатьева». —
«А ты бери-то кто тибе надобно,
Ты бери-тко моей силы сколько надобно». —
35 «А уш ты вой еси, красно солнышко, Владимер князь!
А и шьто жа мне губить народ по-напрасному?
А погу́бим то ёго троима,
А розорим ёго всё царьсво жа,
Что навеку не вспомянуть нашей дани-пошлины».
40 А как ставали бога́тыри на резвы ноги,
Ай побрали они шапочьки му́рванки,
А надевали на свои-ти буйны головы,
А пошли они по своим домам,
По своим домам да по своим дворам;
45 Да седлали, уздали они добрых коней.
Только видили богатырь’ как сбиралисе,
Да сбиралисе да одевалисе:
А оне оседлали, обуздали коней добрыя,
А оне скоро лёкко скакали на добрых коней,
50 Да из города поехали воротами, —
Не воротами поехали не широкима,
Они скакли черес стену городовую,
А черес башню-ту наугольную;
А да тольке видели — в чистом поли курёва стоит,
55 Курёва стоит, да тольке три столба столбит.
А они скоро поехали в царьсво батырьскоё,
А батырьско царьсво всё к царю Батыю.
А как приехали к ёму на широкой двор,
Они не спрашиваютце у дверей придьверьников,
60 А заежают прямо на широкой двор.
Да сходят со добрых коней,
А становят он’ коней середи двора,
Середи двора у дубова́ столба,
А вязали они за златы кольчя.
65 А как говорит Здунай таковы речи:
«Уж ты гой еси, брат мой крестовыя,
Тот же молодой Михайлушко Игнатьевич!
Карауль ты своих добрых коней,
Чьтобы не отвзяли у нас всё добрых коней.
70 Да как послушай ты моёго наказаньиця:
Неровно закрипят наши плечи богатырьския,
А зазьвенят-то наши сабли вострыя, —
А да секи на двори и старого и малого,
Не оставлей ты ни единого татарина».
75 А заходят оне да на красно крыльчё,
А со красна крыльчя да на новы сени,
Да заходили они в полаты королевськия,в
Как бьют челом царю Батырину,г
Ай бьют челом не лисно кланяютце.
80 А да как сам-от сидит на стули рыта бархата:
«Уж вы здрастуйте, приежжы добры молодцы!
А вы пошто ко мне пришли, приехали:
А ли вы пришли по́слом посланы,
Или служить мне-ка пришли верой-правдою,
85 А верой-правдою, не изьменою?» —
«А мы пришли к тебе не служить не верою, ни правдою,
Мы пришли-то от князя от Владимера:
А не хочет-от Владимер платить тобед дани-пошлины;
А мы пришли за старо годе получить дань пошлину;
90 А не́ так — разобьём, розо́рим всё твоё ведь царьсвиё». —
«Ай уж вы гой еси, удалы добры молоцы!
Ой не дам-то вам я дани-пошлины;
А да со́беру я свою силу-множество,
А пошлю я своих сильних бога́тырей, —
95 А да как ведь тут розорять весь славён Киев-град;
А да созову на чисьтож полё своих богатырей».
А как говорил Здунай да сын Иванович:
«А да поежай-ка, Добрынюшка, с Михайлушком да во чисто полё;
А убейте у ёго двенацеть всих богатырей».
100 А как тут пошол Добрыня на широкой двор к Михайлушку:
«А отвяза́й, Михайлушко, своего добра ко́ня».
А да о́ни скоро лёкко скакали на добрых коней,
Ай да как поехали они да во чисто полё;
А да как наехали в чистом поли всих Батыина богатыри,
105 А да кричали они зысьним голосом:
«А вам полно-то спать, бога́тыри, в чистом поли!»
А как услышили бога́тыри да таковы слова,
Ото сна они да пробужалисе,
А да как от хмелинушки да просыпалисе;
110 А как увидели руських-то двух бога́тырей,
А как тут богатыри Батырина да испугалисе,
А на уес поехали ко городу к Батыину.
А как состык Добрынюшка с Михайлушком,
А состыгли их на чистом поли,
115 А осекли им по плеч да буйны головы.
А да как приехали к Батыю на широкой двор,
А да говорят они да таковы речи:
«Государь ты, всё Батырин царь!
Мы побили твоих сильних бога́тырей».
120 А как учуел тут царь Батый,
А закричал тотарин во всю голову,
А как полата ёго да потрясаласе.
А заревел-то тут тотарин по-зьвериному:
«А вы скоро́ идите ко мне, бежите с голову на́ голову,
125 И хватайте трёх-то руських могучих богатырей».
Как набежала та́ сила бесчётная,
Они скоро скакали на добрых коней,
А как зачели они рубить-то всё тотаровей
Да широку́ двору поеживать.
130 Как закрычали тут тотаровя-улановя,
А как царь-от сам-от на убег бёжит,
И крычит он таковы речи:
«Уж вы руськии могучии богатыри!
А да вы оставьте хоть на семена,
135 Не рубите-ка их да до единого».
А как прибили-прирубили многи тысечи,
А говорил-то царь Батырин таковы речи:
«Не рубите моего народу по-напрасному,
Как я одам назать князю дань, ведь пошлину,
140 А как буду платить дань князю, всё ведь пошлину,
А вы берите у мя злата, скольке вам ведь надобно,
А да отьвезите князю Владимеру».
А получили они дань да за вси годики,
А как прощались с царём Батыриным.
145 «Вы прошшайте, добры молодци!
Я не буду находить веко́м на князя на Владимера».
Как приехали богатыри да в красен Киёв град,
А да привезли они много дани-пошлины,
Привезьли они золотой казны бесчетной жа.
150 А как говорит князь таковы речи:
«Уж вы гой еси, мои руськи́ бога́тыри!
А как чим ведь буду я вас жаловать?
А подарю-то вам по шубоцьки да соболиныя,
А да наложу на шубочки да по три пуговки:
155 А как перьва-та пуговка будёт в петьсот рублей,
А втора-то пуговка в ц́елу тысечу,
А да вз третьей-то пуговки — цены ей нет.
А подарю вам по шапочки по му́рванки;
А как в ихи-то шапочках по пе́рышку
160 Того жа орла орловича:
Сидит-то он среди моря на сером камешки,
А как шиплёт-рьвёт из себя эти пе́рышка,
А как кажно перо стои́т петьсотк рублёв».л
139. САДКО
Бывал-живал Сатко-купець богатыя.
А как и’-за того-то моря синего
Да пришола-то он ко славному ко городу ко Киеву.
Ай сидел-то Сатко при чесно́м пиру,
5 А как пил-то, ел, сидел, хвастал жа:
«Я скольке по морю-морю не хаживал,
Я морьскому царю пошлину не плачивал».
А тут хвастал-то во Киёви товарушки повыкупить,
Свои-ти трицеть ка́раблей повыгрузить.
10 А как за́утра во Киеви товарушка вдвоё-то прибыло,
На вторы-ти сутки вдвоё-втроё навезли,
А на третьи сутки ише больше старого преста́вили.
Ай нагрузил он свои церны карабли
Разноличьныма-то всякима товарами.
15 Да как потянула ёму поветерь тиха спосо́бная;
Да какб отправилсэ Сатко да во синё морё,
Во синё морё да во своёв место.
Как та земля стала таиласе,г
Ихна-та земля здремениласе.[329]
20 Как Саткоськой-от карапь некуды нейдёт,
А инны-ти карабли как со́колы летят.
Как купець Сатко по палубы похаживат,
А как он с ножку на ножку переступывал,
А как сам ведь говорил таковы речи да таковы слова:
25 «А уж вы слуги, слуги мои верныя,
От вы водолащики мои моло́дыя!
Да сходите-тко в синё морё,
Ай во синё морё да пот чернён карапь:
А не на луды́-то стоит мой чёрный карапь не на́ подводныя?»
30 А как тут слуги да не ослышылись,
А скинывали оне своё платьё чьветноё,
А скакали они во синё морё,
Ай во синё морё да под чернён карапь;
Ай выставали они на другом боку,
35 Ай выходили они да на чернён карапь,
Сами говорили таковы слова:
«Уж ты гой еси, Сатко-купець богатыя!
А как не на луды стоит наш чернён карапь не на подводныя».
А как го́ворил Сатко-купець богатыя:
40 «Ай уж вы гой еси, слуги мои верныя!
А да как должно быть, держит Морьской царь,
Ай как просит он да виноватого.
От вы слуги мои верныя!
Вы делайте-ка по жеребью да по белоду́бову».
45 Ай как тут слуги́ да не ослышились,
Ай как делали они по же́ребью.
«А вы мечите-ка ети́ жребьи́ ведь на́ воду».
Они зделали по же́ребью,
Как бросали жеребьи́ ведь на́ воду.
50 А как ины́-ти жеребьи́ поверьх воды пловут,
А как Саткоськой-от пошол ко́ дну ка́менём.
А как го́ворил Сатко-купець богатыя:
«Вы спускайте лёхку шлюпочьку».
Ай как брал он с собой золоты гусельки́ розрывчаты,[330]
55 А да как ведь садилсэ в лёхку шлюпочьку,
А как он прошшаитце, сам слёзами обливаитце:
«Вы прошшайте-ка, прошшайте мои слуги верныя!»
А как прошшались его слуги верныя:
«А ты прошшай-ка наш, Сатко-купець богатыя!»
60 А как Саткоськой-от карапь как соко́л полител.
А ка за́спал тут Сатко-купець богатыя
А во той жа во легонькой во шлюпоцьки.
А как пробужаитце купець богатыя
А сидит-то у Морьского ца́ря за дубовы́м столом косисьчятым.
65 А да как спрашиват Сатка-купця богатого:
«Уж ты, Сатко-купець богатыя!
А ты жонат живёшь, али холос словёшь?
А да ты возьми жа у мня девушки красныя:
Есь-то у мня-то три девушки хорошия;
70 Одна-то есь то красна девиця Чернавочька». —
«Да как ту-ту возьму за собя замуж,
Ай уйду-то я да во своё место́».
А как тут Сатко за столом да засыпаитце;
А как от сна ведь он да пробужаитце, —
75 Ай сидит-то в доме у собид
За тема́ столамае белодубова
Как с той жа девушкой Чернаушкой,
А да они пьют, едят, всё ведь кушают.
А во ту пору пришли ёго да чёрны карабли,
80 А да они идут не сь ц́есьти, ниж с радосью,
А не здымают флаков на мачтахз жа,
Тольке держат флаков в пол-мачтах жа.
А да как стречал Сатко свои да чёрны ка́рабли
Как со своею с молодой женой.и
140. ДЮК СТЕПАНОВИЧ
Как во той ли Корелушки богатыя
Как жил-то был богатая богатина,
А как тот же Дюк сын Степановиць.
А да широко было ёго строеньицё устроино:
5 А строеньицё устроёно да на семи вёрстах,
А на семи вёрстах на семи́десяти́ семи столбах;
Ай на угла́х было, построены да церьквы Божия,
Ай таки да черьквы всё Миколины;
А кругом дому была ограда красна дерева,
10 А красного дерева, всё окована,
А не сприметить как, не зайти к Дюку во широкой двор;
А у конюшень были дьвери всё хрустальния.
А да как не беленька берёзонька шатаитце,
Да не сырой дуб да погибаитце,
15 А не муравая трава к земли клонитце, —
Как Дюк-от Степанович родной матушки в ноги падаёт,
Ай да как просит у ей благословленьиця
Как ехать в славён Киёв град
А да как ко ласкову князю ко Владимеру —
20 Ай да посмотрить ёго князя да со кнэгиною,
Да посмотрить всих руських могучих бога́тырей.
Ай как даёт ёму матушка благословленьицо
Ай как ехать во славён-от Киёв град,
А даёт ёму, наказыват:
25 «А неровно́ ты, дитетко, напьёссе зелена вина,
А ты ничем, ничим при пиру сиди, не хвастай жо,
Ай да ты ничим не похваляйсе жа».
А как приказал слугам верным жа
А седлать-уздать добра коня наступчива;
30 А тут слуги́ ёго да не ослышились,
А как скоро седлали-уздали ёго добра коня,
Ай да как стал сын наряжатисе да собиратисе,
А да клал он с собой подорожничьков немножечко
А как в ту же суночку-котомочку,
35 А та была суночка да рыта бархата,
А как лямочки были у суночки семи шёлков,
А да как высажины лямочки былоа да скатным жемчугом,
Посажоно было в эти лямочки по камушку да самоцветному;
А как одеват он сам собя да платьё чветноё,
40 А платьё чветноё да подорожноё;
А как молитсё он Спасу всё Пречесному,
Ай да покланяитце Матери Божьей да Богородици,
Ай да прошаитце да со своей родной матушкой.
Ай как пошёл Дюк сын да Стёпанович
45 Ай на тот да на конюшей двор,
А скоро Дюк скакал да на добра коня,
А скоро он съёжал да с широка двора;
Ай как ехал перьвой день с утра до вечёра,
А да ехал второй день с утра до вечёра,
50 А да на третьи́ сутки́ приехал ко городу ко Киёву;
Как скакал-то он через стену городовую,
А черес ту же башню наугольнюю.
А как заежал он ко Владимеру да на широкой двор,
А соходил-то он круто́ да со добра коня,
55 А да становил коня да к дубову столбу,
А вязал-то коня да к золоту кольцю,
А пошёл-то он со двора да на красно́ крыльцё,
А со красна крыльца да на новы́ се́ни́,
А с новых сеней в полаты княженейския,
60 Как молитсе он Спасу всё Пречистому,
А как Матери Божьей Богородици,
Ай ка бьёт целом князю да со кнэгиною
А как о ту же о рученьку о правую,
А как князьям-бо́ярам всё о левую.
65 А как садил-то Владимер гостя во большо́ место.
А как наливали ёму чяру зелена́ ви́на́,
Не што не малу, не велику — в полтора вёдра;
А да не берёт-то чары во праву́ руку,
А да он неб хочёт пить да зелена вина.
70 А как вси тут сидят пьяны-веселы,
А как вси-то сидят пьют, едят и кушают;
А как почесён пир идёт у их наве́сели.
А как вси они сидят да пьяны-ве́селы,
А сидят-то они, всё ведь хвастают:
75 А как богатой-от ведь хвастат золотой казной да госуда́ревой,
А как иной-от хвастаёт да широки́м двором,
А как сильнёй-от похвастат своей силою,
А как умной-от хвастат родным батюшком,
А разумной-от хвастат родной матушкой,
80 А как глупой-от хвастат всё родной сёстрой,
А нера́зумной-от ведь хвастаёт да молодой жоной.в
А как сидит-от Дюк Стёпанович, ничим не хвастаёт.
А как го́ворил-то князь да таковы́ реци́:
«А как приежой гось сидит, не пьёт, не ес, не кушаёт,
85 А как не кушаёт, да и ничим не хвастаёт,
Как по имени-от Дюк Стёпанович.
Тибе што равзе местом я тибя о́бсадил,
Али виной чарой тибя о́бнесли,
Эли князья-бо́яра над тобой да посмехаютце?»
90 А говорит-то тут Дюк да сын Стёпанович:
«Уж ты гой еси, Владимер князь да стольнё-киёвськой!
Уж ты местом миня всё не о́бсадил,
Виной чарой миня-то всё не о́бнесли,
Не князья, не бо́яра не посмехаютсе;
95 А как не могу я кушать вашого-то кушанья:
А как пахнёт вашо кушаньё на со́сенку,
А как на то же на сосново на помёлышко.
А как у мня-то родна матушка пекёт колачики, —
Э колачик-от съешь, другого хочитце.
100 О третьём колачики ду́ша́ бажи́т.
А у мня в печки пашут — помёлышко шолковоё,г
Окунают в ту воду́-то всё мёдовую.
А да я ишше да тим похвастаю:
Да как своим да светлым платьицём,
105 Э мне не надобно не шить-кроить да платья цьветного,
А как будёт мне носить на три годика;
А ише вдво́ё лёжит платья не шитого,
Не шитого лёжит, кроёного.
А как есь у мня золотой казны несчотнод жо».
110 А да как закричали бояра кособрюхие:
«Ай уж ты гой еси, мужичёнка ты приехал задве́нщина!»[331]
А говорили князю таковы речи:
«Уж ты вой еси, Владимер князь да стольнё-киевськой!» —
«Уж вы гой еси, моя князя-боя́ра!
115 Я не буду садить госьтя приежжого;
А да как ведь нужно посмотрить ёго именьицо,
А тогда садить ёго да ’тёмну те́мницю».
А говорил-то князь да таковы речи:
«Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитич млад!
120 Уж ты гой еси, Олёшенька Попович млад!
А вы берите чернил, бумаг да скольки надобно,
Уж вы поежайте-тко в Корелушку богатую,
А да опишити-ка именьицо Дюка́ сына́ Стёпанова,
А пересчитайте-ка его золоту́ казну да осудареву».
125 А как тут брали́ они да пуховы шля́пы́,
Как брали они много́ чернил, бумах,
А проходили они да на широкой двор
А сёдлать-уздать да всё добры́х коней;
А говорил-то им да Дюк Стёпанович:
130 «А ты гой еси, Добрынюшка Микитич млад!
Как вы приедете в Корелу к нам в богатую,
А найдите моё подворьицо-строеньицо, —
А не найти моих дверей дворовых жа;
А куды вам заехать на широкой двор,
135 А да научу да накажу вам добрым молодцам:
А заедите как середи дома,
А заедите к окошку косиссятому, —
А кричите-ка громким голосом:
„Уж ты вой еси, Дюкова да родна матушка!
140 А отворь-ка нам дворовы дьвери —
А заехать-то нам к тоби да на широкой двор“».
А да она скрычалае тут всё дворьникам:
«Уж вы дворьники мои да караульшыки!
А да запусьтите-каж два дородьних добрых молоцов.
145 Да вы тут отворьте тут им да широки дьве́ри́».
А как заехал Добрынюшка с Олёшенькой да на широкой двор.
А как тут Добрыня с Олёшенькой удивлялисе
А тому строенью-ту всё Дюкову,
А как было у ёго да всё устрояно,
150 А устрояно да изукрашоно.
А пошли с широка двора, на красно крыльцё косисьцято, —
А на перьвы́х сенях стречаёт их кухарочка;
А да как они встречеёт,
Они кланятся да бьют челом да ниско кланятсе:
155 «А уж ты здрастуй, Дюкова да родна матушка!» —
«А мы не Дюковы-то родны матушки,
Мы просты Дюковы кухарочки».
А на вторых сречают-ка Дюковы да всё ведь горнишьни:
«А да уж вы здрастуй-те-ка, Дюковы да родна матушка!»
160 А как на тре́тьи́х сенях стречат да родна матушка,
А ведёт-то во свои да светлы светлицы,
А да садила-то она на стульё-то рыта бархата.
«А да уж вы гой еси, дородьни добры молоцы,
А как руськия могучих два бога́тыря!
165 А я не знаю, как вас, добрых молодцов, да именё́м зовут,
А звеличеть-то вас да по очечесьву;
А да вы скажите-ко про своё именя жа и отечесьво».
А как говорил Добрыня таковы речи:
«А зовут миня Добрыней, по отечесьву Микитичом».
170 А как Олёшенька говорил да таковы речи:
«А зовут миня Олёшенькой Поповичом».
Да уж то говорила тут Дюкова да родна матушка:
«А вы скажите-ка, где моё осталось чадо милоё,
Эо на воли живет-то, в тёмной-то те́мници?» —
175 «А он не сидит-то в тёмной темници,
А он ходит у князя в полатах княженейськия.
А да ты скажи как, скажи, да родна матушка,
Окажи вперьво да платьё чьветноё,
А да переситать ёго да платьё чьветноё
180 А записать ёго в книги-то белыя».
А говорила тут Дюкова да родна маменька:
«А уш вы гой еси, слуги мои верныя!
А носите-ко моё́го чяда чьветноё».
Э говорит-то она им да таковы речи:
185 «А да вам чернил, бумаг не ста́нёт жа
Как описывать ёго да платьё цветное,з
Да весь наряд ёго да чада милого».
А да ситали, писали ровно трои суточки, —
А на половину у их не стало чернил, бумак.
190 А ка го́ворил Добрыня с Олёшенькой да таковы речи:
«А не пустым-то твоё чядо о том хвастал жа».
А как они отказывали описывать да Дюковои именьицо:
«Чернил, бумаг у нас не стало жа;
А ише вдвоё-троё описать-то есь ёго именьицо;
195 А золотой казны ёго нам не сощитать будёт.
А да как не пустым-то Дюк ведь хвасталсэ
Своею золотой казной.
А да как собрать со сёго Киева золотой казной, —
А дак то не будёт за ёго именьицо.
200 Ах ты гой еси, родна Дюкова матушка!
Не хотим ситать вашого именьица,
А как будёт всё вашо ситать именьицо —
А не сошитати нам будёт в три́ года́».
А как содилась собиралось дубовы́ столы.
205 А как садила госьтей да за дубовы столы,
А как поила их, корьмила до́сыта
А да всё поила ведь до́пьяна.
Добрынюшки с Олёшенькой кушаньё да прилюбилось жа.
«А да как с роду мы не кушали да этокогок кушанья!»
210 А как напивались, наедались до́сыта,
А да как выходили ис-за тих столов да белоду́бовых,
А отмолилисе Спасу всё Пречистому,
А да прошаютсе с Дюковой да родной матушкой:
«А ты прошай-ко-се, Дюкова да родна матушка!» —
215 «Вы прошшайте-ка, дородьни добры молодци!
А как вы приедете в славно-Киёв град,
Заступите-ко,л замольте таковы слова:
А штобы князь Владимер не казьнил, не весил бы».
А как поехали богатыри да с широка двора, —
220 А отпирали ти дьвери широкия,
А выпускали их добрых молодцов.
А да как поехали богатыри путём-дорогою;
А путём едут дорогою, розговаривают:
«А как есь ли на свете така богатина!»
225 А да как приехали ко городу Киёву
А ко ласкову князю ко Владимеру,
А да как сречаёт Дюк Стёпановичь да нашироко́м двори:
«А как видили вы мою родну матушку?» —
«А да вона тибе да ниско кланялась».
230 А да как заходят ко князю в полаты княженьскии,
А как молитсе оне Спасу пречистому
А да как бьют челом князю Владимеру:
«Уж ты здрастуй-ка, наш Владимир княсь стольнё-Киевьськой!»
А как поспрошал Владимир жо:
235 «Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитичь млад!
Ай описали вы Дюково именьицо?»
А как говорил Добрынюшко со Олёшенька:
«А как едну,м именья одну четверьть жа:
А как писать ёго всё, ситать именьице, —
240 А не сошитать-то нам будёт ровно в три года;
А не пустым-то Дюк он хвастал о том жа.
А да выпускай-спускай Дюка сына Стёпанова.
А как собрать нам именьё да со всёго града Киева, —
А не собрать нам за еднон именьё Дюкова».
141. ВАСИЛИЙ (ИГНАТЬЕВИЧ) ПЬЯНИЦА
А как во славном городе во Киеви,
Как у ласкова князя у Владимера,
Как из Киева богатыри повыехали
По своим местам, ко отцам, матерям.
5 Да ко своим да молодым жонам.
Да ко маленьким да ко деточькам.
Как видели во городи чудо чудноё,
Чудо чудноё да диво дивноё:
Как вышла да из того ма́настыря́,
10 Как вышла Пресвятая Богородиця,
Она ль на руках вынесла книгу Евангелиё.
Вышла она да на быстру реку,
И села она на серой на камешок,
И стала как читать книгу что́ Евангельё.
15 Как ходит царь да призадумалсэ,
Призадумалсэ царь да приросплакалсэ.
А как о ту пору, о то время
Да крицял да Кудреванко-царь:
«Уж вы еси, татаровя-улановя!
20 Уж кто из вас умет по-русьски разговаривать?
Выа подите ко князю послом пословать,
А снесите-тко ярлык скорописцятой».
А как выходит татарин не мал собой,
Сам он говорит да таковы слова:
25 «Я могу по-русски да розговаривать,
Да я могу по-русски всё розсказывать».
Да подавал Кудреванко скоро ярлык скорописцятой,
Да как поехал ко городу ко Киеву
Да ко ласковому князю ко Владимеру.
30 Да заходит он во полаты княженецкия,
Да не кстит он своёго лица поганого,
Да не бьет челом князю Владимеру,
А подават ярлык да скорописцятой.
А как князь Владимер да роспецятывал,
35 Роспецятовал ёго да просматривал.
Говорил-то татарин таковы речи:
«Уж ты Владимер-князь да стольно-киевьскёй!
Ты не бойсе устраху Кудреванка-та!»
А во ту пору, во то время
40 Да пришел-то калика перехожия.[332]
Говорил-то князю да все Владимеру:
«Ты о чем, Владимер князь, всё печалишься?» —
«Да ты всё калика перехожая,
Да ты всё да калика переброжая, —
45 Как пришла силушка под город под наш великая,
Да пришол под нас Кудреванко-царь
Со любимым со этым со Кыршиком,
Хотят наш разорить наш Киев-град,
Да как меня князя со кнегиною в полон забрать,
50 Да как черквы Божии под конюшни взять,
А манастыри спасеныи на дым спустить».
А говорит тут калика да таковы речи:
«Уж ты еси красно солнышко Владимер-князь,
Как есь у тя во Киеви да Васька горька пьяница,
55 Он не уехал да во свое место
А да как пьет он вино да все запоем». —
«А где же этот Васька горька пьяница?» —
«А и в нове большем кабаки
И лёжит он на печки да на кабачькия,
60 На кабачькия печки на кирпичьния».
142. «ШУТОВА́ СТАРИНА́»
Как было во городи во Ту́еси,
А как не было у их да предводителя,
Как ни князя не было, ни княжевича,
А князи́ли-то невестки-то, невесточки.
5 Как у их промеж собой да грех пошёл,
А грех пошёл да брань пошла:
А буёвыма па́лками — мутовками,
А как вострыма ко́пьеми — ухватами,
А чяжолымыа палиц́еми — всё лопатамы.
10 А как кашицю они обневолили;
Кислы-ти шти даб у ход пошли,
А да промежу́ собой они росхвастались:
А как бы этот был кисель с пресным молоком,
А как мы бы с ним поправились, побра́тались.[333]
143. НЕБЫЛИЦА
Ай как скали,а братцы, сын на матушки поехал жа.
Да как ту мать родну́ запрёк под корень,
А молоду жону запряк при́сьтяжью;
Как родну матушку посьте́гиват,
5 Постегиват да понюживат,
А молуду жону́ свою поддярживат.
Ай как сказали, братьци, на синём мори овин горит да со мекиною.
А скали,а братьци, по чисту полю карапь бежит,
А карабль-от — паруса вверьху,
10 А да сказали, братьци, он да со матросами.
Ай как сказали, братьци, кобыла белку лаяла,
А росширя глаза, глаза выпучил;[334]
А как сказали, братьци, на ели́ свинья гнездо сьвила,
А гнездо свила да и малых детей сь ели свела.
15 А сказали, братьци, на ели была мохавка чухариной хвос.
А как, братьци, по понебесью медьведь летит,
Он ножками и лапками помахиват,
А как коротеньким своим хвосьтиком поправливат.
———
Анна Ивановна Васильева
IV. Анна Ивановна Васильева, девица 56 лет, неграмотная, уроженка Нижней Золотицы. Живет она в доме своего зятя и, так как у нее нет большого достатка, по временам (например, на страдную пору) нанимается приходящей работницей к богатым односельчанам. Старины она переняла по большей части еще девочкой лет 10 от золотицких «мужиков», теперь уже покойных. Кроме предлагаемых здесь старин, она знает следующие: 1) «Дунай» (рассказывая содержание старины, она называла его Алешей Поповичем; выпущенный из темницы, он сватается на Настасье, дочери короля Задонского; соперником его является князь Данило Белый девяноста лет), 2) «Дюк», 3) «Девять разбойников и их сестра», 4) «Князь, княгиня и старицы» («Был князь Михайло девяноста лет»).87. ЧУРИЛО И НЕВЕРНАЯ ЖЕНА
Ай о вёшнем было праздницьки во Троици,
Нападала пороха снегу белого.
Шьто по той по порошици, белу́ снегу
Шьто не беленькой-от заюшко проскакивал,
5 Не серой горносталюшко прорыскивал —
Туто шло-прошло два брателка крестовыя,
Два крестовы прошло братьиця, назва́ныя:
Во перьвы́х-то шол Цюри́лушко Оплёнковиць,
Во вторых-то шол Олёшенька Поповиць млад.
10 Как Олёшенька пошол да во Божью́ ц́ерьковь,
А Цюрилушко пошол да к широку́ двору,
К широку́ двору пошол-от к Перемя́тьёву.
Он заходит на крылецюшко прекрасноё,
Он бере́тьце за колецько за серебряно,
15 Уж он де́рьгат за реме́шок семишо́лковой.
Увидала ёго девушка-служаноцька,
Как любима Перемятьёва племяньниця,
Отворила окошоцька немножоцько:
«У нас хто стоит сегодни на крылецюшки,
20 Хто бредит стоит [в] серебряно колецюшко?» —
«Уж ты вой еси, девушка-служаноцька,
Ты любима Перемятьёва племяньниця!
У тя в доми ли есь дедюшка родимой твой?» —
«У нас нету вот ведь дедюшки родимого:
25 Он уехал х цёсной ранной ко заутрени». —
«У тя в доми ли есь дединка родимая?» —
«У нас в доми есь дединка родимая, —
Со слёзами стоит да Богу молитце».
Услыхала ее́ дединка родимая,
30 Поскорёшенько ставала со кроватоцьки,
Покруц́е́ одевала тюфли на́ ноги,
Поскорёшенько бежала по новы́м сеням,
Потихошеньку отпирала сени на́ пяту;
Как брала она Цюрила за белы́ руки,
35 Обнимала ’на Цюрила за белу́ шею,
Цёловала Цюрила во саха́рной ус,
Заводила Цюрила в нову горьницю.
Как Олёшенька пришол да во Божью́ церькву,
Уж он крест-от кладёт да по-писа́ному,
40 Он поклон-от ведёт да по-учёному,
На вси сто́роны цятыре поклоняитьце:
«Уж вы здраствуйте, попы, отци духовныя,
Уж вы здраствуйте, прецетьники церьковныя!
Уж ты здраствуй-ко, Цюрилушко Ивановиць,
45 Уж ты здравствуй, Перемёта сын Васильёвиць!
У тибя-то сёгодни небывалой гось,
Как твоей-то пожилой жоны да старо-прежной друг».
Ишше ето Перемёты за беду́ пало,
За вели́ку ёму пало за досадушку;
50 В ём горяця-та вся кровь да роскипеласе,
Богатырьска ёго сила расходиласе.
Пошол поскорёшенько да из Божье́й церьквы,
Уж он падал Перемёта на добра́ коня;
Приежаёт Перемёта к широку́ двору;
55 Он ставил коня да середи двора,
Не приказана поставил, не привязана;
Он заходит на крылецюшко прекрасноё,
Он бере́тьце за колецько за серебряно,
Уж он де́рьгат за ремешок се́мишолковой.
60 Услыхала ёго девушка-служаноцька,
Как любима ёго была племяньниця,
Отворила окошоцька немножецько:
«У нас хто стоит тепере на крылецюшки?»
Как заходит Перемёта на новы́ сени,
65 Он спросил у любимой у племяньници:
«У нас [в] доми ли дединка родимая?» —
«У нас [в] доми есь дединка родимая». —
«У нас хто зашол сегодни на широкой двор?»
Как заходит Перемёта в нову горьницю;
70 Он востры́м копьём стоит да в пол поты́киват,
Он сьмело́ со своей хозяйкой поговариват:
«Это цьи лёжат персцятоцьки на пе́цёцьки?» —
«У нас были этта бабушкины детоцьки,
Как оставили персцятоцьки на пецёцьки». —
75 «Ишше цья лёжит там шляпоцька на полоцьки?» —
«У нас были вот бабушкины детоцьки». —
«Цьи лёжат у нас сапожки под кроватоцькой?» —
«У нас были этта бабушкины детоцьки,
Как оставили сапожки под кроватоцькой».
80 Перемёта-та стоит да середи́ полу,
Он востры́м копьём да в пол потыкиват;
Ёго горяця-та кровь да росходиласе,
На свою молоду жону да роскипеласе.
Как соходит тут Цюрилко со кроватоцьки,
85 Ишше спрашиват Перемёта у Цюрилушка:
«Ты по-старому пришол ко мне, по-прежному?
Ты пришол ко мне равзе во конюхи,
Ты во конюхи пришол ко мне, во служники?»
Цюрилушко во резвы́ ноги попадыват:
90 «Ты просьти-тко меня да во перьво́м греху!»
Он просьтил тут Цюрилка во перьво́м греху,
Он цеснешенько спрова́дил с широка́ двора;
Уж он понял востру саблю на молоду жону,
Он сказьнил у ей да буйну голову.
88. НЕБЫЛИЦА (СТАРИНА)
Сказали, братци, — по цисту́ полю карабь бежит,
Карабельшицьки на караблики побе́гают,
Они руцьками, ножками роботают.
Ише это, братци, цюдо — не́ цюдо;
5 Я видал ишше цюдышко цюдне́ того.
Сказали, братци, — по поднебезью медьведь летит,
Уж он ножками, лапками помахиват,
Он коротеньким хвостиком поправливат.
Ишше это, братци, цюдо — не́ цюдо;
10 Я видал ишше цюдышко цюдне́ того.
Ишше жонки-ти, девки бежат с ухватами,
Ишше маленьки ребята бежат с подо́лами.
Ишше это, братци, цюдо — не́ цюдо.
89. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ И ЕГО МУЧИТЕЛЬ
Ише туры-ти, олени по горам пошли,
Ише белы-ти заеци по за́секам,
Ише рыба-то ступила в морську́ глубину,
Ише на́ небо взошол да млад светё́л месець —
5 Ишше на́ землю родилсэ могуць богаты́рь
Ишше на́ имя Ёгорья-света Храброго.
Как во лбу-ту у Ёгорья красно солнышко,
В затылу́-ту у Ёгорья млад светел месець,
По косицям мелки звезды катаютьце,
10 За ушми́-ти белы зори замыкаютце.
Ишше стал у ей Егорей пети́, шти годов,
Ишше стал у ей Егорей конём владать,
Он конём у ей владать да копьём шу́рновати.
Как прошла эта вестоцька по всей земли,
15 И по всей она земли по Светаруськия.
Как узнало-то царишшо неверноё,
Как неверноё царишшо Ондрее́нишшо;
Уж он силу-ту всю нашу повырубил,
Ишше Божьи-ти церьквы на дым спусьтил,
20 Царя Фёдора Смоленського под мець склонил,
Он царицю, доць Прекрасну изуродовать хотел.
Как цяриця, доць Прекрасна хитра́-мудра была,
Шьто хитра-мудра была, да во Пешо́р-горы ушла,
Уносила своёго да цяда милого,
25 Ишше на́ имя Ёгорья-света Храброго
Ишше стал у ей Ёгорей благословленьиця просить:
«Уж ты маменька, маменька родимая моя!
Благослови-тко мне, маменька, ехати
Ко тому же ко царишшу ко неверному,
30 Ко неверному царишшу ко Ондрее́нишшу».
Ише тут ли цяриця сле́зно сплакала:
«Уж ты гой еси, цядо моё милоё,
Ишше на́ имя Ёгорья-света Храброго!
Ты поедешь к цярю да к Ондрее́нину —
35 Он тибя, моя цядо, повырубит,
Ишше буйною голову со плець сказьнит,
Миня, ро́дну матерь, одну погуби́т».
Отвецят ей Ёгорей-света Храброй-от:
«Уж ты маменька, маменька родимая моя!
40 Я поеду ко городу ко Киеву,
Я поеду сам, без благ’словленья твоёго».
Как садилсэ Егорей на добра́ коня
Не увидяла собранья богатырьского;
Во цисто́м-то поли́ да курева́ стоит,
45 Курева-та стоит да дым столбом ў его вали́т.
Приежает ко городу ко Киеву,
Как на город заежает не воротами,
Он на Киев заезжает не широкима.
Увидал ёго царишшо Ондрее́нишшо;
50 Отправляет он могуцих, сильних бо́гатыре́й.
Ай сьежжаютыде богатыри на добро́м кони́,
Не поддаваетьце Ёгорей-света Храброй он,
Побиваёт свет Егорей он ведь Храброй-от
Трёх могуцих, сильних бо́гатыре́й...
———
Рукопись покойной Устиньи Крюковой
V. Рукопись покойной Устиньи Крюковой. Листок со стариною об осаде Соловецкого монастыря найден мною в Нижней Золотице у одной старухи; он находился среди рукописей со статьями церковного содержания и духовными стихами: об Иоасафе-царевиче, о кончине и о грешной душе. В одной из тетрадок с духовными стихами находится запись: «1813 года Устинья Крюкова», на другой — бумажный водяной знак: «В. Ф. П. М. 1815». Следовательно, старина была записана (или списана со старого оригинала?) в десятых годах XIX в. Владелица рукописей в молодости жила у своей тетки Устиньи Крюковой в Онуфриевской пустыни Мезенского уезда, в 100 верстах от Золотицы, и там выучилась грамоте от скитниц. Рукопись писана без разделения на стихи; начало старины в ней оторвано, и поэтому оно приводится по записи со слов старухи, владелицы рукописи.90. ОСАДА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ
Чьто во славном было царстве,
Во великом государстве
Перебор был боярам,
Пересмотр был воеводам;
5 Из бояр, бояр выбирали,
Воеводой поставляли;
Что есть выбрали воеводу,
Его роду непростого,
По фамильи Солтыкова,
10 Петра сына Алексеевиця.
Посылали воеводу
К Соловецьким чудотворцам
Манастырь их розорити,
Стару веру поруши́ти,
15 Стары книги изодрати
И огню их придати,[336]
Всех сътарцев прирубити
И в синее[337] море пометати.
Что возговорит воевода
20 С великим плачем слезным,
Что нелзя того подумать
На святое то[338] место,
На прекрасною киновию.
Что возговорит государь царь
25 Алексей сударь Михайловичь:
«Ты добро, добро воевода,
Я велю тебя казнити,
Руки, ноги отрубити,
Збуйною[339] голову отпилити».
30 Воевода ужасался
И[340] слезами обливался:
«Погоди меня казнити,
Прикажи речь говорити —
Поручи мне силы[341]
35 Стрельцов буйцо[342] и сальдатов».
Что садился воевода
Во лехи да во лехвия стружечки;[343]
Потянули ветры[344]
Со восточную сторонку;
40 Приносило воеводу
К соловецким чюдотворцем —
Ко манастырю свето,[345]
Ко игумену честному.
Что стрелял воевода
45 Во соборную Божию церковь;
Уронил воевода
Богородицу со престола.
Все[346] сътарцы испугались,
По стенам пометались,
50 В одно место сбирались,
В одно слово говорили.[347]
Во Москве было во царстве,
В грановитой во полаты
Отворялись, отворялись царьския двери —
55 Воскрычали, возопили:
«У вас есть ли караули —
Гонцы скоры бы посылали
Скорбее бе манастырь[348] не розоряли
И[349] старцев не рубили,
60 И веры бы не рушили».
Что возговорит игумен:
«Вы духовный мой дети
Уже стойте, не здаватесь,
За Христа Бого умирайте!»
Аминь.[350]
———
Дарья Андреевна Попова
XII. Дарья Андреевна Попова, вдова лет 45, знает старины: а) про сына Цюрилушка Перемётковиця и Опраксеи Коромысловны, б) как Цюрило ходил к Пересмякиной жене, в) как муж уехал на сторону, купил платье...,[351] но петь их отказалась, несмотря на двукратную мою просьбу (А. В. Марков). Записи от нее произведены в 1901 г. Б. А. Богословским; это вторая и, по-видимому, первая из старин, названных ею А. В. Маркову, а также баллада, которая вспомнилась, очевидно, вместо ранее ею названной (С. А.).144. КОЗАРИН
На роду Козарушка попортили.
Отец с маминькой Козарушка не злю́били;
Отвезли оне Козарушка ко бабушки,
Ко той ли ко бабушки задворёнки;
5 Не велели корьмить хлебом кропищьцятым,
Не велели поить водой медовой,
’не велели кормить хлебом ржанисьцятым,
’не велели поить водой со ржавциной;
Их бабушка тут да не послушала,
10 Ише стала корьмить хлебом круписьцятым,
Що стала поить водой медовою.
Ише стал у ей Козарушка пети годов.
Ише стал-то Козарушка на улоцьку похаживать,
Со малыма ребяткамы поигрывать.
15 Що стали ребетюшки подразьнивать,
Що стали Козарушка дразьнить да цюжима выблядком.
Що тут Козарушку да за бёду пало́
За бёду пало́ да за великую,
За досадушку пало́ не за малую.
20 Он приходит то к бабушки к задворёнки:
«Ох ты гой еси, бабушка задворёнка!
Я спрошу тибя, бабушка задворёнка,
Есть ли у мня на роду да родной батюшко,
У мня ес ли на роду да родна матушка?» —
25 «Ой гой еси, дитятко Козарушко,
У тя есь на роду да родной батюшко,
У тя есь на роду родна матушка:
Ты отьця Петра да Коромыслова,
Уж ты матери Опраксеи королевисьни».
30 Как пошёл-то дитятко на улоцьку да во второй након
Опеть с робятками поигрывать.
Стали ёго ребятушка подразьнивать,
Ише стали звать ёго да цюжим выблядком.
Он которого хватит за руку — выдернёт,
35 Он которого трехнёт — да ис плець шею выставит.
Приходит-то Козарушко ко бабушки:
«Спеки ты бабушка да подорожницьков,
Я пойду-ка искать отьця с матушкой». —
«Ох ты гой еси, дитятко Козарушко,
40 Ты пойдёшь искать-то отця с матушкой —
Не найти тибе родного отьця с матушкой:
Есь да три заставушки великия —
Перьва-то застава да река огняна,
Ото востоку стоит река да запада,
45 Ото востоку стоит река до запада;
Втора-то заставушка — горы вы́соки,
Втора-то заставушка — горы вы́соки,
От земли-то стоят оне до́ неба;
Третья-то заставушка да лесы тёмныя,
50 Третья-то заставушка да лесы тёмныя,
От земли стоят влоть до́ неба».[352]
145. ЧУРИЛО И НЕВЕРНАЯ ЖЕНА
Ай о вёшном было празницки о Троици
Ай нападала порошиця снегу белого.
Ай по той ли по порохи, по белу снегу
Шьто не белой заюшко проскакивал,
5 Ах не се́рой горноста́юшко проры́скивал,
Ай туды шло да прошло-то два-то брателка,
Ох два-то брателка прошло да два назва́ныя
Цьто назва́ны ти братьиця крестовыя.а
Во-первых-то шёл Олёшенько Поповиць млад,
10 Во вторых то шёлб Цирушко да сын Плёнковиць.
Как Цюрилушко идет к широку двору́,
А Олёшёнько прошёл да во Божью́ церкву́,
К заутрене прошёл да Благовещеньской.
Заходит Цюрилушко да на крылецюшко,
15 На крылецюшко Цюрилушко да на прекрасноё,
Цьто крылецико под ним да поша́талосе,
Вереюшка под ним вси покацялисе.в
Подергиват за ремишицёк семишолковой,
Побрякиват за колецюшко за серебряно.
20 Услыхала тут деушка служаноцька,
Цьто любима Перемятина племяньниця,
Отворила окошоцько немножоцька,
Спросила тихой рецью потихошеньку:г
«Ише кто стоить у нас да на крылецюшке,
25 Ише кто у нас побрякиват за колецюшко,
Ише кто у нас подергиват за ремешецёк?» —
«Ах ты гой еси, деушка служаноцька,
У тя в доме ли дядюшка родимой?» —
«У мня нету дядюшки родимого,
30 Уехал он к заутрине Благовешеньской». —
«У тя в доме ли дединка родимая твоя?» —
«У мня в доме-то дединка родимая,
Она стоит да со слёзами Богу молитце;
Засвечены лонпаточки хрустальныя,
35 Затеплены свещи да воску ярово».
Услыхала тут дединка родимая,
Одивала башмашки потихохоньку,
Побежала скорёхонько по цястой листвице,
Отпирала она дьвери сени на́ пяту,
40 Брала Цюрилушка да за белы руки,
Обнимала Цюрилушка да за белу шею,
Целовала Цюрилушка да во сахарный ус,
Заводила Цюрилушка да в задьню горьницю,
Садила Цюрилушка да за убра́ной стол,
45 Поила Цюрилушка да цяём кофеём.
Убоялсэ Цюрилушка да Перемётушки:
«Он застанёт миня да во своём дому́,
Он сказнит у меня да бу́йну го́лову».
Приходит Олёшенька в Божью церькву́,
50 Ише крест-от кладёт он по-писаному,
Он поклон-от ведёт да по-уцёному:
«Уж вы здраствуйте, попы-отци духовныя,
Ише здраствуйте-ка, вси прицетьники церьковныя,
Уж вы здрасвуйте, вси кнезья и бо́яра,
55 Уж вы здрасвуйте, старицьки пристарелыя,
Уж вы здрасвуйте, малы детоцьки не урослыя,
Уж ты сдрасвуй-ка, Перемётушка сын Васильёвичь!
Не сказни моей да буйны го́ловы,
Ты позволь мне-ка сказать да таковы реци:
60 Пришёл к твоей молодой жёны
Незваной-от гось не цестовам,
Пришёл к твоей жены да старопрежной друк».
Заходили у Перемётушки да могуци плеци́,
Роскипелась у Перемётушки да кровь горяцяя —
65 «Вы просьтите-ка отци духовныя,
Во просьтите-ка миня во перьвом греху.
Застану я у жёны гостя нежданого,
Я нежданого гостя ёго незваного,
Я сказьню у ёго да по плець го́лову».
70 Только видели Переме́тушку да во Божьёй це́рьквы.
Выходит-то Переме́тушка из Божьей це́рьквы,
Только видели — садился на добра́ коня.
Во цисьтом поли да курёва стоит,
Где-ка от пару от кониного дым столбом стоит.
75 Приежат-то Перемётушка к широку двору́,
Оставлят он коня да не привязана,
Заходит на крылецюшко да на прекрасноё,
Брякат за колецюшко да за сере́бряно,
Он де́рьгат за ремешецёк да семишо́лковой.
80 Услыхала ёго да молода́ жона,
Скорёхонько бежала да по новым сеня́м,
Круцёхонько стрецяла да мужа верного,
Брала она Перемётушка да за белы́ руки,
Обнимала Перемётушка да за белу шею́.
85 Перемётушка ей тут отьвет дёржал:
«Твои руцьошки сёгодня скверныя,
Во сёгодняшний день уста поганыя».
Заходит Перемётушка да в спальню горницю —
Лёжат у Перемётушки спошки под кроватоцькой.
90 «Ох ты гой еси, моя да молода́ жона!
У тя чьи сапожоцьки лёжат да под кроватоцкой?»
Не стала молода жона правды ска́зывать,
Правды ска́зывать, стала оманивать:
«У мня были то бабушкины детоцьки,
95 Оставили сапошки пот кроватоцькой». —
«У тя чья шапоцька веснёт на спицёцьки?
Опять стала она ёго оманивать:
«У мня были бабушкины детоцьки,
Оставили шапоцьку на спицёцьки».
100 Веснёт сибироцька да церес грядоцьку.
Стал у жоны верно спрашивать:
«У тя цья веснёт сибироцька да церес грядоцьку?»
Опеть стала стала она ёго оманивать:
«У мня были бабушкины детоцьки,
105 Оставили сибироцьку церес грядоцьку».
Пошёл-то Перемётушка во спальню горницю,
Застал-то Царилушка да на кроватушки.
Он взял свою да саблю во́струю,
Сказьнил у Цюрилушки да буйну голову,
110 Рострелял свою да молоду жону —
Во-перьвых-то он стрелил да в ретиво серьцё,
Во-вторых-то стрелил в буйну го́лову,
Отстре́лил у ей да руцьку правую,
Во цетвертых-то отстрелил ножку левую.
115 Размётал косьё да по цисту́ полю.
146. <БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И ИХ СЕСТРА>
Вот во славном было городи во Киёви
Там жила-пожила да молода вдова.
Цьто у той у вдовы было деветь сынов,
Десята была доць, красна девиця.
5 Цьто вси ти братьиця сёстру возросьтили,
Возростили ей да возлелеели,
Возлелеели ей да замуж выдали
За того ли за купця госьтя за морянина.
Повёс-то ей морянин во свё село,
10 Во свё село да синё морё.
Они гот живут, там другой живут,
Они прижили себе мала детишша,
Мала детишша да мала юноша.
Задумала морянка во госьти к маменки —
15 «Ты поди-тко-се, морянин, да на конюший двор,
Выбирай ко себеа да лошать добрую,
Лошать добрую да не ежалую,
Неежана лошатку постухмяную».
Он накладывалб седёлышко церькаськоё,
20 Он намётывал орудьицё серебряно.
Садилсэ морянин на добра коня,
Моряноцьку садил да позади собя,
Мала дитятка садил он во середоцьки,
Поехал морянин да в госьти к маминьки.
25 Они день едут, другой едут,
Пристыгала морянина ноцька тёмная.
Доехал морянин да до циста поля,
Розоставил морянин бел полотняной шатёр,
Розоставили да сами спать лёгли,
30 Морян скоро да росыпаитьце.
Моряноцька лёжит, она спать не спит,
Она спать не спит, на морянина глядит.
Вдрук не шум шумит, не гам гамит,
Наехало к шатру деветь разбойницьков.
35 Взели морянина они у́били,
Моряноцьку саму́ в полон взели́,
Мала детишша зашибли о сыру́ землю́,
Зашибли розбойницьки, сами спать лёгли.
Они вси розбойницьки да прирозоспались,
40 Один-от розбойницёк, он спать не спит,
Он спать-то не спит, на моряноцьку гледит.
Сидит моряноцька да прирасплакалась,
Прирасплакалась сидит да прираздумалась,
Сидит она сама приплакиват:
45 «Во славном то было во Киёви,
Там была то пожила да молода вдова.
Цьто у той то вдовы было деве́ть сынов,
Що десята была доць красна деушка.
Що все ти братьиця миня лелеели,
50 Возлелеели сами́ в розбой пошли.
После их миня матушка возростила,
Возростила да замуж выдала
За того ли за купця да за морянина.
Увёс миня морянин во своё сёло,
55 Во своё сёло да за синё морё.
Уж мы год жили, мало-другой жили,
Уж мы прижили себе да мала детишша,
Мала детишша прижили мала юноша,в
Захотелось мне моряноцьки в госьти к маминьки.
60 Повёс миня морянин да в госьти к маминьки».
Забудил то братёлко товаришей:
«Вы встийте-ка, братьиця родимыя!
Мы любимого́-то зетёлка взели у́били,
Мы родимого племянницька зашибли о сыру землю,
65 Мы родиму-то се́стрицю во полон взели́».
ВЕРХНЯЯ ЗИМНЯЯ ЗОЛОТИЦА
Федор Тимофеевич Пономарев
VI. Федор Тимофеевич Пономарев (уличное прозвище Почо́шкин),[353] неграмотный старик 70 или 71 года, содержатель земской станции (по-местному «станцион»); он обязан возить проезжее начальство в Нижнюю Золотицу («Устье»), Инцы и Ко́злу, за что получает в год 300 рублей. Кроме того, он занимается ловлей семги в Белом море, в нескольких верстах от устья р. Золотицы. Семейство его состоит из четырех замужних дочерей и двух женатых сыновей, с которыми он поделился только нынешний (1899) год; один из них еще не успел выстроить себе дом и живет пока в доме отца. Этим летом они общими усилиями строят яхту, а раньше мореходное судно было только у другого сына, так что Федор никогда не был «корабельщиком». Лет 25 тому назад он служил старостой при Верхне-Золотицкой церкви и, будучи большим приятелем покойному священнику Ивану Розанову,[354] нередко пел ему «былины» (так он один называл старины, очевидно, усвоив это название от священника); наверное, и записывал Розанов от него, потому что Пономарев знает все шесть старин, записанных в Зимней Золотице и напечатанных у Ефименка:[355] «Первая поездка Ильи Муромца», «Бой Добрыни с Ильей Муромцем», «Дюк», «Соло́ман» (а не Соломон), «Иван Годенович», «Дунай». Последнюю старину он знает не всю, и прежде не знал до конца: действительно, в записи Розанова рассказ о встрече Дуная с Настасьей очень скомкан, а конца былины совсем нет (ср. в этом сборнике № 75). По характеру Федор Тимофеевич — веселый, добродушный старик; он любит балагурить и шутить с девушками. Но эта шутливость соединяется в нем с верностью заветам старины и добропорядочностью: он не курит и не пьет. Замечательная память его видна из того, что он умеет петь не менее 14 старин; она обнаружилась между прочим в том, что он подробно рассказывал мне историю об испанском рыцаре Веницияне и королевне Ренцивене, историю, которую давно уже читал ему племянник; при рассказе он не затруднялся передавать такие непривычные для его уха названия, как король Брамбеус, Мальтийский остров и пр. Старины он поет сильным приятным голосом и как виртуоз — свободно, легко, не подыскивая выражений; благодаря этому, он славится как очень хороший сказатель. Из былинных героев Пономарев никогда не слыхал имен Соловья Будимировича, Ставра, Ивана Гостиного, Сухмана, Вольги и Микулы, Волха Святославьевича, Василия Буслаевича. Кроме предлагаемых здесь старин и 6 вышеозначенных, он знает следующие: 1) «Как Добрыня ездил на Пучай-реку», 2) «Потык», 3) «Как Чюрилюшко жил с Перемятовой женой»,[356] 4) «Смерть жены Грозного царя», 5) слышал рассказы о Святогоре и говорил, что они отпечатаны в книжках, но чтобы кто-нибудь пел «на голосах», — не слыхал.
Федор Тимофеевич Пономарев.
91. ИСЦЕЛЕНИЕ ИЛЬИ МУРОМЦА[357]
Илья Муромец тридцать лет был больной, сидел на гно́ище. Однажды пришли к нему две калики (святым духом) и попросили напиться. Илья Муромец сказал им, что не может встать; калики велели ему попробовать. Он встал с печки и налил воды. Калики приказали ему испить самому и спросили, велику ли силу он чует. «Если бы было в земле кольцо, я повернул бы всю землю». Калики дали ему испить в другой раз, и силы у него убавилось наполовину. Они приказали ему стоять за веру православную и за землю Святорусскую и обещали, что ему на́ поле смерть не писана. «Только молись Спасу и Божьей матери», — прибавили они. Когда ушли калики, он вышел на улицу; а за дверьми лежит огромный камень; он его выворотил и отнес на сторону. Коничек-жеребчик ему из облака выпал. Тогда он поехал в Киев и дал обет-заповедь — не вынимать по дороге оружия.[358] Илья получил смерть в Киеве, в пещерах; мощи его есть за то, что за святую веру стоял.92. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ[359]
Илья Муромец был в поле и, когда возвращался в Киев, узнал, что там засел Идо́лишшо, который хотел изгнать христианскую веру. На дороге в Киев Илья встретил калику Иванишша и переоделся в его платье калическое, а ему отдал своего коня. Пришел он на двор ко князю и просит милостыни зычным голосом. Князь Владимир говорит ему: «Не проси, — Идолишшо запрещает давать милостыню». Но Идолишшо сам позвал: «Поди-ка сюда, в гридню, калика». Когда Илья вошел в палаты, Идолишшо обратился к нему с вопросом: «Не знаешь ли Илью Муромца? Я о нем много слышал». — «Да, я знаю его, как сам себя». — «А много ли он хлеба, соли ест, вина пьет?» — «Да когда ест, пьет, а когда и так живет». — «Коли он такой богатырь, то я посадил бы его на долонь, другою бы прижал — только бы мокренько осталось». — «А вот у нашего попа было коровище обжорчивое; оно много пило, ело, да и лопнуло». Это Идо́лишшу не понравилось; он схватил нож и бросил в Илью Муромца; Илья увернулся, и нож пролетел мимо. Тогда Илья отсек ему саблей голову, и она улетела за окошко.93. АЛЕША И СЕСТРА ЗБРОДОВИЧЕЙ
Да во славном во городи во Киеви,
А у ласкова князя у Владимера
Заводиласе пирушочька, почесен пир
Шьто на многия кнезье́й, на думных бо́яров,
5 Шьто на руських могучих на бога́тырей,
Шьто на тих полени́ц на преуда́лыя,[360]
Шьто на тих жа на каза́ков на задоньския,
Шьто на тех жа бурла́ков на московьския
И на тех на кресьян на прожиточьния.
10 Красно солнышко кати́тце ко западу,
Ай ко западу солнышко, ко за́кату;
У Владимёра-та пир идёт на радосьти.
Ишше все-ти на пиру сидя пьяны весело,
Ишше все на пиру-ту да напиваючись,
15 Ишше на пиру-ту да наедаючись —
Ишше все ведь на пиру-ту да приросхвастались:
Шьто иной-от сидит хвастаё золотой казной,
Шьто иной-от сидит хвастат широки́м двором,
Шьто иной-от сидит хвастаёт добры́м конём,
20 Сидит глупой-о хвастае молодой жоной,
Неразумной-о хвастаё родной сестрой.
Да сидело два ведь братьиц́ей Петровиц́ей;
Ай Петровици ети братьиця Збродо́вици
Да сидят они не пьют, сами они не кушают,
25 Ишше беленькой лебёдушки не рушают,
Ай сидят-то они, нечим сами не хвастают.
Да Владимер-кнезь по гривнюшки похаживает,
Он жолтыми кудерцями сам натрясыват,
Ишше сам говорит он таково слово:
30 «Ишше вси-ти на пиру у мня пьяны, ве́селы,
Уж вы вой еси, вы братьеця Петровици!
Сидите́ вы не пьете́, нечево не кушайте,
Уж вы беленькой лебёдушки не рушайти,
Сидете́, да нечим у нас не хвастаите?»
35 «Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевской!
Золотой казны у нас-то да не случилосе,
Именьиця при себе не пригодилосе;
Только есь-то ведь у нас одна любимая,
Любима есть у нас, одна да есь се́стричя
40 Ишше та же Олёнушка Петровна-я.
А сидит она у нас да в задьней горьници,
Шьтобы лишныя люди ею́ не за́здрили,
Шьтобы красное солнышко ю не за́пекло».
Говорил тогды Олёшенька Поповиць сын:
45 «Уж вы вой еси, вы братьиця Петровици!
Ай живу с вашой Олёнушкой будто я муж с жоной».
Ишше тим братьям речи-ти не в любви пришли,
Показались за досадушку за великую.
Говорил тогда Олёшенька Поповиць сын:
50 «Вы подите-тко теперече к широку́ двору,
Закатайте-тко-се ком снегу белово,
Ай мечите-тко Олёнушки в око́лёнку —
Ише сами вы увидите, шьто как будё делати».
Да пошли ети братьиця к широку́ двору,
55 Закатали они ком-то да снегу белово,
Ише кинули в стекляну свою околенку.
Увидала де Алёнушка Петровна-я,
Отпирала де окошочько косисьчято,
Выпушшала она беленько полоте́нышко.
60 Увидали ети братьиця да родимыя,
Ишше сами говорили да таково слово:
«Уж ты вой еси, Олёнушка Петровна-я!
Наряжай-ко-се во платьицё ты во че́рное,
Повезём-то тебя на́ полё на Кули́ково
65 Да сьсекём-то у тебя буйну головушку».
Говорила де Олёнушка Петровна-я:
«Уж вы вой еси, вы братьиця мои родимыя!
Да не бойтесь-ко студу-страму вы сестрина,
Уж вы бойтесь-ко стыду-страму вы женина:
70 У большого брата живёт жона с Добрынюшкой,
У меньшого брата жона живёт с Перемётушкой».[361]
Ишше етому братья не поверили;
Наредили ей во платьичё во че́рноё,
Ай поло́жили в кореточку во те́мную,
75 Повезли-то ей как на́ полё на Кули́ково:
Ай хотят у ей отсекци буйну́ да головушку.
Да во ту же де во пору и во́ время
Ай поехал де Олёшенька Поповиць сын,
Ай крычит-то он, зычит-то зычным голосом:
80 «Уж вы вой еси, вы братьеця Петровичи!
Ай не троньте вы Олёнушки Петровны-я.
Вы не бойтесь стыду-страму вы сестрина,
Уж вы бойтесь-ко страму-стыду вы женина:
У большого-то жона живёт с Добрынюшкой,
85 У меньшого брата жона живёт с Перемётушкой, —
Ишше ходим мы все трое в одны гости».
Ише взял-то Олёшенька Поповиць сын
Ай увёз-то Олёнушку Петровну-ю.
94. КАМСКОЕ ПОБОИЩЕ
Подошло, братцы, под Киев-от соро́к царей,
Ишше со́рок царей, сорок царевиц́ей,
Ишше сорок королей, братцы,[362] королевицёв,
Ишше сорок ятманов, подъятма́ниськов.
5 А под кажным под царём было, под царевицём,
А под кажным королём, под королевицём,
Ай под кажным под ятманом было, подъятма́ниц́енком
Ише силушки-то было да по сороку тысечей;
Под самим под царишшом да под Идо́лишшом
10 Под праву́ руку-то царишша сорок тысечей,
Под леву́ руку царишша сорок тысечей,
Впереди идёт царишша-та сорок тысечей,
Позади идёт царишша-та сила — числа-сме́ту нет.
Говорил тогды поганоё да Идо́лишшо:
15 «Ай кого жо мне послать будёт в красён Киев-град
Ай свезти мне ёрлыки-йти скорописьчяты?
Мне послать, не послать Ваську-королёвиця».
Ишше Васька-королёвиць Идолишшу любимой зять.
Говорил тогды поганоё да Идолишшо:
20 «Уж ты вой еси, ты Васька, королёвиць ты!
Уж ты сезди, ты Васька, ты в красён Киев-град,
Ай свези-тко ёрлыки-йти скорописьчяты».
Ишше в те́ поры де Васька-то не ослышилсэ;
Лёкко, скоро скачет он на добра́ коня,
25 А поехал тогды Васька в красен Киев-град;
Ён ко городу-ту ехал да не дорогою,
Ай во город заежает не воротами,
Ай конь скачет черес стену-ту городо́вую,
Мимо ту же круглу башню-ту науго́льнюю.
30 И едё он во гридни-то княженетськия,
И мечё он коня сам середи двора,
Не привязана мечёт д’ не приказана,
Не розсе́длана мечёт да не розуздана,
Сам идёт тогды во-в ги́рьню-ту княженевьскую,
35 Отпирает Васька дверй-ту на́ пяту,
А не кстит он своёго-та личя че́рново,
Ён кладёт ёрлыки эти на дубовой стол.
А берёт восударь тогды Илья Муромець,
А зьберёт ёрлыки, скоро роспечатыват,
40 А скорее того сам ведь просматриват;
Ишше сам он говорил тогды таково слово:
«Охти мене-чьки, мене-чьки,
Охти мене-чьки да тошнёхонько!
А не вёшна ведь вода нас облелеяла,
45 Подошло-то к нам под Киёв-от соро́к царей,
Ише со́рок царей, сорок ведь цяревиц́ей,
Ише сорок королей, сорок королевицёв,
Ише сорок ятманов да подъя́тманьченков;
Да под кажным под царём было, под цяревицём
50 Ише силушки-то было по сороку тысечей;
Под самим под царишшом под Идо́лишшом
Уж силушки было — да числа-сме́ту нет».
Говорил жо восударь тогда Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, Владимёр ты стольнёй-киевськой!
55 Ай бери-тко-се свои да золоты ключи,
Отмыкай-ко-се свои окованы́ ларьци,
Насыпай-ко-се чашу красного золота,
Ай другу жа насыпай-ко-се чистого се́ребра,
Ай третью́ насыпай-ко-се скатного жемчуга,
60 Ай дари-тко-се Ваську-ту королёвиця,
Ай проси-ко-се строку на три годика,
Шьтобы нам во Киеви да покаетьсе,
Да покаетьсе во Киёви нам да поправитьца».
Ишше в те́ поры Владимёр-князь не ослышилсэ;
65 Ай берёт он свои тогды золоты ключи,
Отмыкаёт он свои окованы́ ларьци,
Насыпаёт он ведь чашу красна золота,
Ай другу жа насыпаё он чиста се́ребра,
Ише третью насыпаёт он скатна жемчугу,
70 Ай дарит тогды Ваську-ту королёвиця,
Он просит где-ка строку-ту на три годика.
Васька да́ры-ти берёт, им да чёлом не бьёт,
Не дават им-то строку на три годика.
Ай просили они строку-ту на три месеца;
75 Не давал Васька строку-ту на три месеца,
Только дал им ведь строку-ту на двенадцеть дён.
Да уехал тогды Васька в силу-орду неверную.
Говорил тогды восударь-от да Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка ты Микитиць!
80 Ты садись-ко-се, Добрыня, да на ременьчат стул.
У тебя же, у Добрынюшки, рука лёкка́,
Ай рука у тя лёкка да и перо востро́;
Ты пиши-тко ёрлыки скоро-на́-скорей,
А пиши-тко-се дружинушку да хоробрую:
85 Перьву голову — Самсона-та Колыбанова,
Ай пиши-тко Светогора Первосла́вьёва,
Да пиши-тко-се Потанюшку-ту Хро́мого,
Ай пиши-тко-се Гаврила-та Долгополого,
Ай пиши-тко Перемётушку да Васильева,
90 Ай пиши-тко-се ты Ро́шшу-ту Росшиби колпак,
Ише Рошшу-ту пиши да со племяньником».
Говорил тогда восударь-от да Илья Муромець:
«Ай кого же мы пошлём ехать по святой Руси,
Розьнести ёрлыки эти скорописьчяты?
95 Ай послать, не послать Михайлушка Данилова:
У Михайлушка лошадь-та ведь малёшенька,
Да малёшенька лошадь да удалёшенька».
Ишше при́звали Михайлушка тогды Данилова,
Ишше сами говорили ёму таково слово:
100 «Уж ты вой еси, Михайлушко да Даниловичь!
Уж ты сьезди, ты Михайлушко, по святой Руси,
Розьвези-тко ёрлыки эти да скорописьчяты,
Созови-тко-се дружинушку да хоробрую
Да тому жо де ко князю на почёсной пир,
105 К восударю и де к Ильи Муромцю,[363]
Да на грозноё зови на Камськоё побоишшо».
Ище в те́ поры Михайлушко не ослышилсэ;
Лёкко, скоро сам он скачет на добра́ коня,
Ай поехал де Михайлушко по святой Руси,
110 Ай крычал-то он, зычал тогды зысьним голосом,
Да во всю жа богатырьску буйну́ да головушку:
«Добро жаловать, дружинушка вы хоробрая,
Ай ко князю ко Владимеру напочесен пир,
К восударю ко Ильи, братцы, вы как на́ помочь
115 Ай на гро́зно де на Камськоё сильнё побоишшо!»
Да приехал де Михайлушко тогды Даниловиць,
Ай приехал де Михайло-то в красён Киев-град;
Он обьездил вьсю-ту землю Святоруськую,
А приехал де Михайлушко на тре́тей день,
120 Ишше тре́тьёго дьня да полу́ же дня.
Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка да Микитиць!
Ты скачи-тко-се ты скоро жо на добра́ коня,
Поежжай-ко-се, Добрынюшка, во чисто́ полё,
125 Сосьситай-ко-се да орду-силу неверную,
Привези-тко-се ты сметушку в красён Киев-град».
Ишше в те́ поры Добрынюшка не ослышилсэ,
Лёкко, скоро скакал тогды на добра́ коня,
Ай поехал де Добрынюшка во чисто́ полё;
130 Ён смотрит на орду-силу да неверную,
Ишше сам буйной головушкой да покациват.[364]
А не мог сосьцитать орды да неверныя;
Да приехал де Добрынюшка в красён Киев-град,
Он привёз — не привёз сметы в красён Киев-град;
135 Ишше сам он говорил тогды таково слово:
«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевськой!
Ишше надобно бумаг, чернил три воза,
Ай описывать орда надо три года:
Да как этой орды-силы да неверьныя
140 Ише ясному соколу будё не о́блететь
Да во весь день-от как ведь вёшныя,
Ишше серому-ту волку будё не о́брыскать
Ай во вьсю-ту ноченьку в осённую».
Ише съехалась дружинушка-та хоробрая,
145 Ай дружинушка сьехалось ра́вно тридцеть душ,
Ишше тридцеть-то было без единого,
Сам тридцатой восударь был Илья Муромець.
Да живёт эта дружинушка да по перьвой день,
Ишше пьё эта дружинушка она по вто́рой день,
150 Ишше пьют они бога́тыри да по тре́тей день.
Говорили тогды князи-ти, ду́мныя бо́яра:
«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевской!
Ише пьё у тя Илейка, проклаждаитце,
Ише ратным он делом не заботитце, —
155 Ише хочё изминить у нас да во Киеви».
Говорил тогда Владимёр-от стольнёй-киевськой:
«Уж ты вой есь, восударь да Илья у мня Муромець!
Ише пьёшь у мня во Киеви, забавляисьсе,
Ише ратным делом не заботисьсе, —
160 Верно, хочёшь изминить у мня ты во Киеви?»
Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевськой!
Ишше не́жаль мне тебя, князя, со кнегиною,
Ишше не́жаль мне бояринов да брюши́ников;
165 Только жаль мне-ка во Киеви Божьи́х церквей,
Только жаль мне-ка во Киёви-то бедных вдов».
Ишше стал тогды Иле́юшка собиратисе,
Ишше стал тогда з дружинушкой собрунятисе,[365]
Отправляитьце Илеюшка во цисто́ полё;
170 Ай берёт он сороковочку зелена́ вина,
Ишше пива-та берёт ведь он другу́ бочку,
Ишше третью-то ме́ду сладкого.
Ишше выехали они во чисто́ полё,
Розоставили шетры они белополо́тьняны;
175 Ише пьют во шетрах они по перьвой день,
Ише пьют во шетрах они да по вто́рой день,
Забавляютьце они, пьют сами да по третей день.
Говорили тогды князи, думныя бо́яра:
«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевськой!
180 Ише пьё у тя Илейка-та по перьвой день,
Ише пьё у тя Илейка-та да по вто́рой день,
Ише пьё у тя Илейка и по третей день;
Сам ратным он делом не заботитце, —
Верно, хочё изминить у нас под Киевом».
185 Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:
«Уж ты вой еси, Олёшенька, ты Поповиць сын!
Поезжай-ко-се ты, Олёша, ты во чисто́ полё,
Ай скажи-тко ты восударю ты Ильи Муромцу:
Ишше што он во шатрах пьёт, забавляитце,
190 Ишше ратным он делом не заботитце, —
Верно, хочё изминить у нас под Киевом?»
Ишше в те поры Олёша не ослышалсэ,
Лёкко, скоро скакал тогды на добра́ коня,
Да приехал-то Олёша-то ко белы́м шатрам,
195 Ише сам он говорил тогды таково слово:
«Уж ты вой есь, восударь да Илья Муромець!
Ише пьёшь ты во чисто́м поли, проклаждаишьсе,
Сам ты ратным ты делом не зоботисьсе, —
Верно, хочёшь изминить, верно, под Киёвым».
200 Говорил де восударь тогды Илья Муромець:
«Мне-ка не́жаль мне вора князя Владимёра,
И как не́жаль мне бледи Опраксеи Королевишны,
Ишше нежаль мне князе́нов, бояр брюшинников;
Только жаль мне Божьи́х церквей, бедных вдов.
205 Ай на ком ета заботушка на ком поло́жона,
Ише тем ето дело будё созла́жоно».
Говорил же восударь тогды Илья Муромець:
«Уж вы вой еси, дружинушка да хоробрая!
Уж я стану вам топеречи што да наказывать,
210 Уж я стану вам топеречи вам наговаривать;
Да сысполните моё вы приказаньицо;
Я поеду я топере в силу-орду неверьную,
Да сысполните моё вьсё приказаньицё:
Засьвистит моя когды сабьля вострая,
215 Зазьвенит когда моя кольчуга да серебьряна,
Заревут когды поганыя да татаровя,
Вы скачите тогда-кось на добры́х коней,
Поежжайте-тко в силу-орду неверьную,
Ай рубите-тко всё старого и малого,
220 Не оставлейте единого на се́мяна».
Лёкко, скоро де Илеюшка скаче на добра́ коня,
Ай поехал в орду-силу неверною;
Ай едё да ко силушки, к орды неверныя.
Ай не вёшна вода тогды розьливаласе,
225 Роступаласе орда-сила неверы̆ныя;
Ише едё восударь тогды Илья Муромець,
Ише едё он к поганому Идо́лишшу.
Ай сидит де Идолишшо на девети стулах,
Ай сидит-то де он будто сильнёй бугор;
230 Голова-та у ёго а будто сильней бугор,
Ай глаза у ёго будто пивны́ чаши,
Ише нос у ёго будто палка драва́ко́льняя.
Да приехал восударь к ёму Илья Муромець;
Говорил тогды поганоё Идолишшо:
235 «Уж и здрасвуй, дородьнёй доброй молодець!
Вы поправились во Киеви ли, покаелись,
Ли очистили дорожки в красен Киев-град,
Ли построили дворы нам постоялыя,
Да устроили конюшны вы лошадиныя?»
240 Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
«Мы поправились во Киеви вси да покаелись,
Ай очистили дорожки в красен Киев-град,
Ай построили мы домы постоялыя,
Ай устроили конюшны лошадиныя».
245 Говорил тогда поганоё Идолишшо:
«Ай каков у вас есь восударь-от да Илья Муромець?
Или много ли он хлеба, соли ест,
Или много ли вина он перед вы́тью пьёт?»
Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
250 «Уж ты вой еси, поганоё Идолишшо!
Уж ты зглень на миня: ведь какой я, — Илья:
Ишше хлеба, соли ес он да умерянно,
А вина по вытью пьёт по одной чарочки».
Говорил тогды поганоё Идолишшо:
255 «Он мало ведь пьё, сы мало пьё и кушает, —
Он и мало можёт он и дестовать.
Ише хлеба я ем, дак к вы́тью по семи печей,
А вина-та я пью по се́ми ве́дёр жа».
Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
260 «Уж ты вой еси, поганоё ты Идолишшо!
Ай была у миня у батюшка коровишшо;
По загу́менью коровишшо питалосе,
Ай на за́хлебьи[366] у коровишша брюхо треснуёт;
У тибя жо, у Идолишша, скоро тресьнёт жа».
265 Говорил тогды поганоё Идолишшо:
«Кабы был здесь восударь-от да Илья Муромець,
На доло́нь посадил, сверьху при́жал я —
Межь двума межь долонеми только мокро́ стало».
У Илеюшки серьдечушко розьерилосе,
270 Ай горе́ча-та кровь да роськипеласе,
Ай могучи ёго плечи росходилисе,
Лепёта́ во лици перемениласе.
Ай берёт он тогды свою-ту сабьлю вострую,
Ай махнул-то своей-то сабьлей вострыя,
275 Отсек у Идолишша буйну́ головушку;
Да свёрьнулась голова, будто как пугвица.
Засьвисьтела тогды сабьля ёго вострая,
Зазьвинела-то кольчуга-та серебьряна,
Заревели да поганыя тотаровя, —
280 Услыхала де дружинушка хоробрая,
Лёкко, скоро де скачут на добры́х коней,
Ай поехали в орду-силу неверную;
Да секут-то они старого и малово,
Не оставливают единого их на се́мяна.
285 Да рубилисе бога́тыри по перьвой день,
Не пиваючись рубились, не едаючись,
Со добры́х коней они сами не сьлезаючись;
Да рубилисе богатыри по вто́рой день,
Не пиваючись рубились, не едаючись,
290 Со добрых коней они сами не слезаючись;
Да рубилисе бога́тыри по третей день,
Не пиваючись рубились, не едаючись,
Со добры́х коней не сьлезаючись.
Говорил тогды восударь-от Илья Муромець:
295 «Ай поедем мы топеречи во белы́ шетры,
Ише станем мы в шатрах да отдыхать теперь».
Во шатрах был оставлён Олёшенька Поповичь сын,
А оставлён де Гаврило Долгополыя
Увидал тогды Олёшенька Поповиць сын,
300 Да поехал де как Васька-та, королевиць сын, —
А скакали они де тогды на добры́х коней,
А настыгли тогды Ваську-королёвиця,
Ай отсекли де у Васьки да буйну́ головушку.
Да как едут они ко белы́м шатрам,
305 Ише сами говорили да таково слово:
«Ай была кабы лисьниця нам на небо,
Ай присекли мы бы силушку небесную».
Услыхал жа восударь тогды Илья Муромець:
«Уж и сукины вы дети, Олёшенька Поповиць сын!
310 Хорошу жо вы как шуточку да нашу́тили;
Ише как эта шуточка вам с рук сойдёт?»
Да легли тогды бога́тыри во белы́ шатры.
Ише спят они бога́тыри да по перьвой день,
Ише спят они бога́тыри да по вто́рой день,
315 Ише спят тогды бога́тыри сами по третей день
Со того жа со уста́тку со великого.
Да по у́тру-ту было, да утру очунь рано жа,
По восходу-ту как было соньця красного
Ише вышел де Илеюшка изь бела́ шетра,
320 Ай гледит на орду-силу тогды неверную, —
Ай стоит сила-орда вься живёхонька.
Да ’шше сам он говорил тогды таково слово:
«Ише хто-то де эту шуточку, верно, да нашучивал,
Ише надо тому шуточка отшучивать».
325 Да как вышла де дружинушка из белы́х шатров;
Увидал тогда Олёшенька да Поповиць сын,
Увидал тогды Гаврилушко Долгополыя —
Ай скакали де на копья, коньци они на вострыя,
Закололись они на копьях грудью белою.
330 Ише тут-то им, братанушкам, да славы́ поют.
Да пришло тогды дружинушки делать было нечево, —
Ай скакали де они тогды на добры́х коней,
Ай поехали в орду-силу они неверную;
Ише рубят де они их всих да до единого.
335 Ай которого как рубят они на́двое,
Изь того же как рожаитьце два тотарина;
Да которого рубили да они натрое,
Ис того ведь как рожаитьсе три да тотарина.
Да рубилисе бога́тыри они по перьвой день,
340 Ай рубилисе бога́тыри они по вто́рой день,
Ай рубилисе бога́тыри сами по третей день,
Не пиваючись рубили да не едаючись,
Со добры́х коней они сами не сьлезаючись.
Да отьехал тогды восударь-от да Илья Муромець,
345 Ай гледит де на орду-силу тогды неверную, —
Ай лёжит де тогда орда вься мерьтвёхонька.
Закрычял тогды Илеюшка зычьним голосом:
«Уж вой еси, дружинушка вы хоробрая!
Поежжайте-ко, дружина вься, по своим местам».
350 Да поехал восударь тогды Илья-та Муромець,
Ай поехал де Добрынюшка сь им да Микитиць сын.
Ише едут де они сами по чисту́ полю,
Ай наехали на и́скопыть на глубокую:
Ише ехал де ведь сильния да бога́тырь тут;
335 Ише конь и под бога́тырем, будто сильней лев,
Поворачивал ископыти глубокия.
Да как сами они едут да по чисту́ полю, —
Ишь езьдит баба, бела́ блеть латы́нгорка,
Она трупья-ти сама на копьиця помётыват,
360 Да ко тру́пелям сама она приговариват:
«Охьте, мене-чики, мене-чики теперь тошнёхонько!
Не застала я ведь Камського сильня побо́ишша!
Не застала ведь как вора да Ильи я Муромца, —
На доло́нь посадила, другой сверьху при́жала,
365 Межь двума межу долонеми тольки мокро́ стало».
Услыхал жа восударь тогда Илья-та Муромець:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка ты Микитиць сын!
Поежжай-ко-се ко бабы ты ко латы́нгорки,
Ай поеду я топеречи по и́скопыть глубокия».
370 Добрынюшка поехал к бабы латынгорки,
А Илеюшка поехал по ископти глубокия.
Он еде де Илеюшка по чисту́ полю,
Увидал во чисто́м поли бело́й шате́р;
У шатра-та ведь стоял ведь как доброй конь,
375 Ише зо́блё он пшаницю-то белёя́рову.
А приехал де Илеюшка ко белу́ шатру,
Ай сошол, скакал Илеюшка со добра́ коня,
Сам пошол тогды Илеюшка во бело́й шатёр.
Во шатри-то ведь как спал тогды доброй молодець,
380 Ишше спит молоде́ць сном богатырскием.
Говорил тогды восударь-от Илья-та Муромець:
«Ай сонного мне убить-то, будто как мёртвого, —
Ишше честь-та молодцу́, не похвалба́ будёт».
Ишше сам он говорил тогды таково слово:
385 «Ай ставай-ко-се, дородьнёй ты доброй молодець,
Ай не для́-ради спасеньиця, а сьвоей главы!
Уж мы сьедимьсе с тобой на поли да побра́тимьсе;
Кому на́ поли будёт нам Божья́ помочь?»
Пробудилсэ дородьнёй доброй молодець;
390 Ай скакали же они тогды на — на добры́х коней,[367]
Ишше сьехались они тогды да по перьвой раз,
Ай ударились они балец́еми да боёвыма;
Только палеци в руках у их поломалисе,
Они друг-то дружки сами они не ранили,
395 Ише не́ дали они раны к ретиву́ серцу.
Да как сьехались бога́тыри во — во второй након,
Ай ударили они сабьлеми-ти вострыма;
Ише друг-то дружки сами они не ранили,
Ише не́ дали ранушки к ретиву́ серцу;
400 Только сабли-ти в руках у их пошорба́лисе.
Да как сьехались бога́тыри во трете́й након,
Ай ударились ти копьеми бурзуменьскима;
Они друг-то дружки сами они не ранили,
Они не́ дали ранушки к ретиву́ сертцу;
405 Только копьиця в чинега́лишшах[368] свернулисе.
Да скакали через гривы-ти лошадиныя
Да схватилисе бога́тыри и больши́м боём,
Да большим они боём сами рукопашосьним.
Да по Божьею было всё да по милосьти,
410 По Илеюшкиной было ёго по учесьти:
Подьвернулась у молодца-та ножка правая,
Ай ослабла у ёго тогды рука левая;
Ише падал тогды молодець на сыру землю,
Да Илеюшка-та сел к ёму на белы́ груди;
415 Увидал де на руки у ёго да злачён перстень,
Ише перстень-от увидел да он имяно́й жа свой;
Ише сам он говорил ёму таково слово:
«Ты скажись-ко-се, дородьнёй ты доброй молодець,
Уж ты ко́ёго жа города и какой земли,
420 Ай какого сын отца ты да какой матери?
Ишше как тя, молодець, всё да именём зовут,
Ишше как молодца звеличают по отечеству?»
Говорил тогды дородьнёй доброй молодець:
«Ай сидел кабы ведь у тя на белы́х грудях,
425 Не спросил бы я ни родины и не вотчины,
Ай спорол бы я тебе груди белыя,
Досмотрил бы я твоёго ретива́ серца».
Говорил ёму Ильюшка во второй након,
Говорил ёму Илеюшка во трете́й након.
430 Говорил-то ведь дородьней доброй молодець:
«Ай такого я ведь города да такой земли,
Ай такого я отца ли, я такой матери:
Миня де молодца зовут да Борисушком,
По отецесью ведь я сын королевичь же».
435 Услыхал жа восударь тогды Илья Муромець,
Ай скакал тогды Илеюшка со белы́х грудей,
Ай берё де молодца он да за белы́ руки,
Ай чёлуёт во уста-ти во саха́рныя:
«Уж ты вой еси, дородьнёй ты доброй молодець!
440 Ай Борис ты ведь ты не королевиць сын,
А Борис ты, ты да как ведь Ильё́вичь сын:
Ай была твоя когды ро́дна матушка,
А была де когды она заполо́нена,
Ише езьдил ведь я, ей отпола́нивал,
445 Да тогда тибя, Борисушка, всё засеял жа.
Ты ведь как, Борис, мне-ка да любимой сын».
Да Борису ети как речи не в любви пришли,
Показались за досадушку за великую.
Ай Борисушко поехал к ро́дной матери,
450 А Илеюшка поехал во чисто́ полё.
Да как едёт де Илеюшка по чисту́ полю
Ко тому жа ко Добрынюшки ко Микитицю, —
У Добрынюшки ведь баба-та бледь да латы́нгорка
Да как езьдит по личю она гу́зном жо.
455 Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка да Микитиць сын!
Ай не знашь жа ты как бабьею да ухваточки:
Ай бери жа бабу за пельки да пинай по́д гузно, —
Ишше тут жа бабы раны да кровавыя».
460 Да как толкнул Илеюшко бабу латынгорку,
Ишше пнул сапогом как ей по́ гузну,
Да сьвернуласе ведь бабушка, будто овсяной сноп.
Ише сел тогды Добрыня к ей на белы́ груди,
Розьметал, присек Добрыня на мелки́ ей часьти жа,
465 Розьметал ею бабу латы́нку по чисту́ полю,
Сам поехал де Добрынюшка, куда ёму путь лежит.
Говорил жо восударь тогды Илья Муромець:
«Ай скажу-то я, Добрынюшка, да во Киеви,
Шьто как езьдила латынгорка по белу́ лицю».
470 Да Илеюшка поехал во бело́й шате́р;
Ай Борис-от де поехал к ро́дной матери,
Ише сам он говорил он таково слово:
«Уж ты вой еси, моя же да ро́дна матушка!
Ай наехал я старого на чисто́м поли;
475 Ай зовёт как ведь старой миня выбьлядком.
Да скажи-ко мне-ка, мать, правду-исьтяну,
Королевич ли я, ли Борис младой И́льевич?»
Говорила да ёму тогды ро́дна матушка:
«Ишше ты ведь как, дитя, Борис не королевиць сын:
480 Ай когда же я была зполо́нёна,
Приежал де восударь тогды Илья Муромец;
Ай миня-то ведь как он отпола́нивал,
Сотворила сь емь любовь как сердесьнюю,
Ай втипор я тибя, Борисушка, засеяла.
485 Ише ты ведь как Борис теперь младой Ильевич».
Да Борисушку как речи эти да не в любви пришли,
Показались за досадушку за великую.
Отсек он у матери буйну́ головушку;
Ише сам тогды поехал во чисто́м поли́,
490 Ише сам он говорил таково слово:
«Ай наеду ели старого на чистом поли,
Ай сьсеку де у ёго я да буйну-ту голову».
Да как едё Борис ко белу́ шатру,
Ишше сьпит тогды Илеюшка во бело́м шатри,
495 Ишше за́спал он сном-то да богатырския.
Ай соско́чил де Борис со добра́ коня,
А идёт де как Борис во бело́й шате́р;
Ише спит тогды Илеюшка забуду́шшим сном.
Да берёт своё копьё-то вострое,
500 Да как хочёт де придать Илеюшку злой смёртоцьки;
Ише ша́рнул он в белу грудь да копьём вострыя.
Да по Божьею было всё по милосьти,
По Илеюшкиной было ему по учесьти, —
Ай Илеюшки-ка в поли смерть было не писано, —
505 Ише крест-от был на груди весу полтора пуда,
Ише плитка-та была да серебьряна.
Ишшо пало да ёго да ко́пьё-то да востроё,
Ишше пало во плитку-ту, крест да серебьряной;
Ай согнулось-то копьё-то да востроё.
510 Ай скакал тогда Илюшка на резвы́ ноги,
Ай хватил молодца за белы́ руки;
Ише мечёт де высоко́ ёго по-под не́беса,
Ай на белы ёго ручюшки не прихватыват;
Да убил тогды Бориса о сыру́ землю.
515 Ише тута де Борисушку да славы́ поют.
Да скакал тогды Илеюшка на добра́ коня,
Ай поехал де по ископыти да Добрыниной
Ай приехал де Илеюшка ко синю́ морю.
У синя́ моря лёжит-то да камень серыя;
520 На кони́-то[369] ведь лёжал Добрынюшка,
Ай убилсэ Добрыня на добро́м кони
Со того жо со страму-стыду с латыньго́ркину:
Шьто как езьдила баба по белу́ лицю,
По белу́-ту лицю езьдила своим гу́зьнишшом.
525 Ишше тогды восплакал Илья-та Муромець:
«Уж ты вой еси, брателко да крестовыя!
Не сказал бы про тебя я да в городи Киеви».
Да как здялал де колоду белоду́бову,
Ай зарыл-то де Добрынюшку во сыру землю;
530 Сам поехал де Илеюшка в красён Киев-град.
95. СОТКО[370]
Да как хвалитце Сотко́, похваляитце Сотко́
Во ини́ гради[371] товары вси повыкупить
Да на че́рлены на ка́рабли да повыставить.
Да пошол Сотко́ на двенадцати караблях,
5 Он приходит во гавань карабельнюю
Ай ко той жо ко при́стали лодейныя.
Да по перьвой день товары все повыкупил,
На черлёныя на ка́рабьли повыставил;
Да на вто́рой день товаров больше старого нашло.
10 Ай по вто́рой день товары все повыкупил,
А на че́рлены на ка́рабьли повыставил;
Да на тре́тей день товаров больше старого пришло.
А по третей день товаров всех повыкупить не мог,
Да на черлёны на ка́рабьли повыставить не мог.
15 Да пришол Сотко́ на двена́дцать карабля́х,
Да назад-ту он пошол на шесьти́ карабля́х.
Ишше вы́шол Сотко́ на синё́ё на морё́,
Ишше все карабли как будто со́колы летят,
Ай Сотко́вой ведь карабль да некуды ведь нейдет,
20 Некуды он нейдёт да на одном мести стоит.
Ай Сатко́-купець по ка́раблю похаживаёт,
Он жо́лтыма кудерце́ми натряхиваёт,
Ишше сам он говорил да таково́е слово́:
«Уж ты вой еси, дружинушка хоробрая моя,
25 Ишше те жо мои да водолашшички!
Вы скачите-тко вы скоро вы во синеё во морё,
Вы смотрите-тко вы скоро под черьлёным караблём:
Ишше наш-от карабль не на ме́ли ли стоит,
Не на ме́ли ли стоит, не на лу́ду ли нашол,
30 Не на лу́ду ли нашол не на подводную?»
Ай скакали как дружина во синё́ё во морё́,
А смотрили они скоро под черьлёным карабьлём,
Ишше сами говорили таково ёму слово́:
«Ишше наш-от карабль не на ме́ли он стоит,
35 Не на мели он стоит, не на луду он нашол,
Не на луду он нашол не на подводную».
Да Сотко́-купець по ка́раблю похаживаё,
Он и жо́лтыма куде́рьцеми натрясываё:
«Уж вы вой еси, дружинушка хоробрая моя!
40 Вы скачите-тко, дружинушка, во шлюпочку,
Поезжайте-тко, дружина, во темны́е во леса,
Вы срубите-тко по же́ребью по тава́лженому.
Верно, есь у нас на ка́рабли пригрешной человек;
Отсеките-ко по же́ребью тава́лженому».
45 Ишше в те́ поры дружинушка не ослышилась ево;
Ай скакали они скоро ведь во шлюпочку.
Ай поехала дружина во темны́я во леса.
Они секьли как по же́ребью тава́лжоному.
Ай метали они же́ребьей во синё́ё во морё́.
50 Ишше вси-ти жеребья́ да будто гоголи пловут,
Ай Сотко́вой-от же́ребь ко дну ка́менём пошол,
Ко дну ка́менём пошол да он нигде-то не выста́л.
Пришло Сотку́ да с карабля-та соходить,
С карабля-та соходить да на дошшочку соходить;
55 Соходил Сотко́ да на дошшо́чьку.
Сошол Сотко да на дошшочёчьку;
Ай кара́бель-от пошол, да будто со́кол полетел.
Заснул Сотко да на дошшочочьки,
Пробудилсэ Сотко да у Морского у царя.
60 Говорил-то ёму да ведь Морской-от царь:
«Уж ты вой еси, Сотко-купець, богатой человек!
Уж ты ко́лико ты по́ морю не хаживал,
Ишше мне-то ведь царю дани не плачивал.
Ты бери-тко-се, Сотко, у мня су́жону собе,
65 У мня сужону собе, да собе ряжоную».
Ай сидела у царя за зы́бой бабушка,
Говорила де Сотку да таково́ ёму слово́:
«Приведёт тобе царь ишше полк деви́ць, —
Не бери-тко-се из того полку невесты собе;
70 Приведе́т тебе полк да второй-то девиць, —
Не бери-тко-се с полку да себе сужоную;
Приведе́т тебе полк-от трете́й девиць,
Идёт сзади как девушка Черна́вушка,
Ай Чернавушка идёт да Шолудья́вушка, —
75 Ты бери-тко-се да собе сужоную,
Собе сужоную да собе ряжоную».
Привёл ёму царь верно по́лк ёму деви́ць.
«Ише нету мне-ка своей су́жоное́й».
Ише привёл ёму полк да второй девиць.
80 «Ишше нет-то мне здесь да собе су́жоною́».
Да привёл ёму полк да трете́й да деви́ць;
Идёт ззади девушка, идёт Чернавушка,
А Чернавушка идёт да Шолудьявушка-я.
Говорил тогды Сотко-купець, богатой человек:
85 «Вот мне сужоная да моя ряжоная».
Ишше лёк Сотко́ на кроваточку,
На кроваточку лег с девушкой с Чёрнавушкою;
Заснул Сотко да на кроваточки,
Пробудилсэ Сотко у быстрой реченьки:
90 Ай стоят во реченьки черьлёны карабли,
Черьлёны карабли купця богатого, ёго.
96. СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ
Собиралосе ведь, братцы, сорок царей,[372]
Ишше сорок калик, братцы, со каликою.
Становилисе калики на зеле́ной луг,
На зеле́ной луг сами во единой круг,
5 Выбирали промежу́ они де атаманушка,
Атамана выбирали с подъата́маньём:
Атаманом был Михайло Михайло́вичь сын.
Они клали промежу заповедь великую,
Ише клали они заповедь промежу́ собой:
10 «Ише хто-то из нас, братцы, заворуитце,
Ише хто-то из нас, братцы, за́плутуитце,
Ише хто-то из нас, братцы, за блудо́м пойде́т —
Не ходити-то нам, братцы, не под царьский суд,
Не под царьския суд-от да не под княжеськой;
15 А судити-то мы будём промежу́ собой:
Да рети́во-то серьдечушко промежу плечи,[373]
А речист-от язык, братцы, тянуть те́менём,
Да жегчи-то на белы́х грудях сели́трушка,
А ломать на правом боку рёбрышка,
20 Вдостали́-то отсекци буйну головушку».
Собиралисе калики перехожия,
Ай пошли эти калики в красён Киев град.
Да настрету им Владимёр стольнёй-киевской,
Ише сам говорил им таково слово:
25 «Уж вы здрасвуйте, калики перехожия!
Вы откуль иди́те, калики, куда путь лежит?»
Отьвечали де калики перехожия:
«Мы идём от креста от Клядови́това,
Да пошли мы ко городу ко Киеву
30 Ишше Восподу Богу помалитисе,
Ко Восподьнёму гробу приложитисе,
Во Ердань во реки́-то да покупатисе».
Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:
«Уж вы вой еси, калики перехожия!
35 Уж вы спойте, вы калики, да мьне-ка Еле́ньской стих;
Не слыхал я от ро́ду стиху Еле́ньсково».
Становилисе калики на зеле́ной луг,
На зеле́ной-от луг сами во единой круг;
Они посохи-ти в земьлю испоты́кали,
40 Они суночьки-котомки испове́сили;
А запели де калики стих и да Еле́ньския.
Ишше мать сыра земьля под има потресаласе;
А упал тогды Владимер на сыру земьлю,
Ишше сам он говорил им таково слово:
45 «Уж вы вой еси, калики перехожия!
Ишше полно вам петь стиху́ да Еленьсково!»
Перестали де калики перехожия.
Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:
«Уж вы вой еси, калики перехожия!
50 Золотой казны с собой у мня не случилосе,
Именьиця при мьне не пригодилосе.
Да подите вы, калики, в красён Киев град
Ай ко той же Опраксе́и Королевисьни,
Ай просите вы милосьтины спасёныя,
55 Ай спасёныя милосьтины, тружо́ныя».
Да пошли ети калики в красён Киев град,
Ай Владимёр-от поехал, куда путь лёжит.
Да пришли ети калики перехожия,
А пришли ети калики в красён Киев град,
60 Да пришли они ко гривьни княженевськии,
Ишше прося они милосьтины спасёныя,
Ай спасёныя милосьтины, тружо́ныя,
Ишше для́-ради Христа, царя небесьного,
Ишше для́-ради ведь Божьею Богородицы.
65 Услыхала Опраксеюшка Королевицьня,
А сама де говорила таково слово:
«Добро жаловать, калики, хлеба, соли ись,
Хлеба соли-то ись-то да вина с мёдом пить!»
Да зашли ети калики перехожия,
70 Ай зашли ети калики во гривьню княжененьскую.
Да живут ети калики-ти по перьвой день,
Да живут ети калики по вто́рое.
Говорила Опраксея-та Королевисьня:
«Уж ты вой еси, Михайло ты Михайло́виць сын!
75 Ты пойдём ко мне во спальню-ту княжоневьскую,
Ишше спи-тко во спальни княжоневськия».
Ишше етому Михайлушко не ослышилсэ,
Да пошол-то он спать в спальню княженевьскую.
Говорила Опраксея Королевисьня:
80 «Уж ты вой еси, Михайло да Михайло́виць сын!
Сотворим-ко-се любовь со мной сердесьнюю».
Говорил тогды Михайло-то Михайло́виць сын:
«Ай нельзя мне сотворити любовь сердесьния —
У нас кла́дёна заповедь великая,
85 Ише заповедь кладёна промежу́ собой:
Ише хто-то из нас, братцы, заворуитце,
Ише хто-то из нас, братцы, заплутуитце,
Ише хто-то из нас-то да за блудо́м по́йде́т —
Не ходити-то нам будёт не под царьской суд,
90 Не под царьския суд-от, не под княжеской;
А судить-то мы будём всё своим судом:
Да речист-от язык станем тянуть те́менём,
Ясны очи-ти потянём мы косичеми,
Ай рети́во-то сердечушко промежу́ плечи,
95 Да жегчи́ станём селитру-ту на белы́х грудях,
Вдостали́ станём отсекать буйну головушку,
Да оставим мы того всё во чисто́м поли».
Говорила Опраксея-та во второй након,
Говорила Опраксея-та во трете́й након:
100 «Сотвори́м-ко-се любовь со мной сердечьнюю».
Отказалсэ Михайло Михайло́вичь сын.
Ише стали де калики собиратисе,
А пошли эти калики из города из Киева.
И во ту же во пору и во то время
105 Положила де Опраксея Королевичьня
Ко тому же ко Михайлуйшку ко Михайлову
Ай во ту же ему во суночку, во котомочку
Ише ту же она чашу красного золота,
Ис которой чаши Владимер по приезду пье́т,
110 По приезду-ту пьёт, по отъезду пьёт.
Да пошли эти калики во чисто́ полё.
Да во ту же де во порушку, во то время
Ай наехал де Владимёр стольнёй-киевской.
Ай стречаёт Опраксея Королевичьня;
115 Ише стал тогды Владимёр стольней-киевской,
Ай спросил у ’праксеи Королевичьни —
Ис которой он ис чаши по приезду пьёт;
Не нашли этой ведь чаши они негде́ ею́.
Говорила Опраксея Королевисьня:
120 «Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй-киевской!
Ишше были е́та калики перехожия —
Видно, взели чашу твою они красного золота».
Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:
«Уж ты вой еси, Олёшенька Поповиць сын!
125 Поежжай-ко-се ты, съезди во чисто́ поле,
Состыди-тко-се ты калик да перехожия, —
Не попала ли има чаша красна золота,
Ис которой я ис чаши по приезду пью?»
Ишше в те поры Олёша не ослышилсэ;
130 Лёкко, скоро сам он скаче на добро́м кони,
Да поехал де Олёша во чисто́ полё,
Он наехал де калик да перехожия,
Он крычал, зычал тогды им зыцьним голосом:
«Уж вы воры, вы калики перехожия!
135 Вы украли у Владимёра чашу красна золота,
Ис которой де Владимёр по приезду пье́т».
Услыхали де калики перехожия;
Становилисе калики на зеле́ной луг,
Они на зелёной луг, сами во единой круг,
140 Они копьи-ти в земьлю испотыкали,
Они суночки, котомки исповесили,
Да как взе́ли де Олёшу-ту за белы́ руки,
Ишше знели Олёшу со добра́ коня,
Оттыка́ли Оле́ше подштанники[374]
145 И нахлопали Олёше ж... до́ красна.
Да поехал де Олёша в красён Киев град;
Ай приехал он ко князю ко Владимеру,
Ишше сам он говорил таково слово:
«Ай не мог-то я состы́кчи калик-то перехожия».
150 Говорил тогды Владимёр стольнёй-киевской:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка да Микитиць сын!
Поезжай-ко ты, сьезди во чисто́ полё,
Постыди-тко-се калик да перехожия;
Не попала ли им чаша красного золота?»
155 Ише в те́ поры Добрынюшка не ослышилсэ;
Лёкко, скоро он ведь скачет на добра́ коня,
Ай поехал Добрынюшка во чисто́ полё
Да состык-то калик-то да перехожия;
Он крычал, зычал каликам засьним голосом:
160 «Уж вы стойте-тко, калики перехожия!
Не попала ли вам в суночки-котомочки,
Не попала ли вам чаша кра́сного золота,
Ис которой де Владимёр по приезду пье́т?»
Услыхали де калики перехожия;
165 Становилисе калики на зеле́ной луг,
На зеле́ной луг калики во единой круг,
Ишше копьиця вь земьлю испотыкали,
Ишше суночки-котомки исповесили;
Они стали де искать сами промежу́ собой
170 Во тих жа во суночках, во котомочках;
Ай нашли как ету чашу красного золота
У того де Михайла Михайло́виця,
Ишше отдали чашу красного золота
Ай тому же де Добрынюшки да Микитицю.
175 Ай Добрынюшка поехал в красён Киев град,
И привёз-то он ко князю-ту да Владимеру,
Ишше отдал он чашу красного золота.
Ишше стали де Михайлушка своим судом,
Ишше судят де Михаила Михайло́виця:
180 Ай речист-от язык они тянут те́менём,
Ишше ясны-ти очи тянут они косичеми,
Ай рети́во-то сердечушко промежу́ плечи,
Вдостали́ тут селитру́ жгут на белы́х грудях,
Вдостали́ де как отсекли буйну́ ему головушку;
185 Ай оставили Михайлушка на чисто́м поли,
Да пошли ети калики, куды им путь лежит.
Недалёко ведь отошли они от Михайлушка —
Состыгат их да Михайло Михайло́виць сын,
А крычит-то он, зычит им зычьним голосом:
190 «Уж вы братцы-калики перехожия!
Ай зачим меня оставили во чисто́м поли?»
Услыхали де калики перехожия;
Становилисе калики на зеле́ной луг,
На зеле́ной-от луг они во единой круг;
195 Они посохи-ти вь земьлю испотыкали,
Они суночки-котомочки исповесили,
Ишше стали де Михайлушка во второй након,
Во второй након ведь стали ёго судить своим судом:
Да речист-от язык они опять тянуть те́менём;
200 Ишше ясны-ти очи тяну́ть опять косичеми,
Да рети́во-то сердечко тя́нуть они те́менём,
Они жгут-то селитру-ту на белы́х грудях,
Вдостали́-то отсекали буйну́ головушку;
Ише сами де пошли, куды им путь лежит.
205 Ай состыг опять Михайлушко во второй након
А крычит-то он, зычит им зычьним голосом:[375]
«Уж вы братцы-калики перехожия!
Ай зачим меня оставили в чисто́м поли?»
Услыхали де калики перехожия;
210 Становилисе калики на зеле́ной луг,
На зеле́ной-от луг они во единой круг;
Они посохи-ти в землю испотыкали,
Они суночки-котомочки исповесили,
Ишше стали де Михайлушка во третей након,
215 Во третей након ведь стали ёго судить своим судом:
Да речист-от язык они опять тянут те́менём,
Ишше ясны-ти очи тяну́т опеть косичеми,
Да рети́во-то сердечко тя́нут они те́менём,
Они жгут-то селитру-ту на белы́х грудях,
220 Вдостали́-то отсекали буйну́ головушку;
Ише сами де пошли, куды им путь лежит.
Да состыг-то их Михайлушко во третей након.
Ай судили де калики во трете́й након,
Ай розьсекли, розметали его на мелки части же,
225 Ишше сами-ти пошли, куда им путь лежит.
Да состыг-то их Михайлушко Михайло́виць сын:
«Уж вы вой еси, вы братья-калики перехожия!
Ай зачим же оставьляите во чисто́м поли?»
Становилисе калики на зелёной луг,
230 На зелёной они луг стали во единой круг;
Ишше копьиця-ти вь земьлю испотыкали,
Они суночки-котомки исповесили,
Ишше сами говорили да таково слово:
«Ты просьти-тко-се, Михайлушко Михайло́виць сын,
235 Ты просьти-тко-се, Михайло, ты в таковой вины!»
147. ВАСИЛИЙ КЕСАРИЙСКИЙ
Слава есь Василью Великому, Кисаринскому чудотворцу!
И стоял Василей двадцеть пять лет во Божьею церквы,
Во папе́рьти у притвора на молитвы;
Молилсэ Василей Восподу Боѓу от жаланья
5 Со те́плыма серьдецами,
Со горючима со сьлезами.
Сьвет пресьветая Боѓородица
С небеси гласом прогласила
И сама глаголала:
10 «Ты, сьвет Василей,
Великая Кисаринския чудотворец!
Хороша молисьсе Восподу Боѓу от жаланья,
Со те́плыма серьдецами,
Со горючима со сьлезами,
15 Восподь Бох твоёго моления не примаёт:
Пахнут от тебя злыя коренья — духи».
Сьвет Василей и сам глаголат:
«Ты, сьвет письвятая Боѓородица!
Я двадцеть петь лет хмельнёго в уста не вкушаю».
20 Свет Василей на земьлю пада́ет
И свою ѓлаву до крови́ розьбивает.
Свет пресвятая Боѓородиця
Со престолу соходила,
И пречистыя ручи
25 От себя отлагала,
Василью Великому под ѓлаву подлагала,
И Василья Великоѓо на нози зьнима́ла,
И сама глаголат:
«Ты сьвет Василей,
30 Великия Кисаринския чудотворец!
Нету твоей молитвы ко Ѓосподу боле
И нет твоей столпы ко Ѓосподу свыше!»
Го́рё тому человеку,
Ихто же в пьяньсьви по́мре!
35 Ис того ис косьтия чоловечья
Тогда двадцеть пять лет
Хмельния вон[376] не выходят.
Не велёно с пьяницёй на дороги стречатьсе;
Есьли стретишь пьяницю на дороги
40 И станешь пьяницю на добро учити
И станешь пьяницю на ум наставляти,
И тут жо пьяницю роздразнишь,
И пьяниця тибя палкой побьёт, либо ножом зарежот,
И та душа замени́т ёво и пойдёт.
45 О горё тому человеку,
Ихто же на пьяницю стоит смеетце́!
И тот жо на свою душу грех перенимаёт.
Не велено пьяницю во Божью́ церькву впушшати:
И пьяниця стоит на боѓомольи, Боѓом страждит.
50 Не ве́лёно сьвешенным архиреям и ереям,
И попом и протопопом
Хмельнёго в уста вкушати;
Только ве́лёно сьвешенным архиреям и ереям
И попом и протопопом
55 И Божья линтарлея[377] составляти.
О горё тому чоловеку,
Ихто жа сквернословит и по-матерну бранитце!
Тут же Мать[378] сквернят и поно́сят,
Кой сотворил небо и землю,
60 И кой сотворил род человеческий,
И кой сотворил тварь плодовитую.
Ежели мужськой пол по-матерну избранитце,
Трижда нёбо и земля потресётце;
Ежели женськой пол по-матерну избранитце,
65 И трижда нёбо и земля потресётце,
И трижда кровею ею́ вуста запекутце.
Есь у Ѓоспода Боѓа
Есь устроёно три покоя:
Рай пресветлой, царство небесно
70 И для-ради душ правядных;
Есь ад кромечной,
Мука превечная,
Огни горяшши, смола кипяшша, зьмеи ядовитыя,
И душ многогрешных.[379]
148. ВСТРЕЧА ИНОКА СО ХРИСТОМ
Иде инок по дороги,
Да как черныя ризы по широки.
Ишше сам-то он сьлезно-то плаче,
Ишше сам он тяжоло возрыдае.
5 Ишше стретилсэ Царь ему да Небесный:
«Ты об чом, об чом, инок, плачешь,
Ты об чом, молодыя, ты возрыдаешь?» —
«Ишше как мьне-ка, Восподи, да не плакать,
Ишше как ведь мьне-ка не рыдати?
10 Утерял-то я клю’ церковный,
Уронил-то я в синее море». —
«Ты не плачь-ко-се, не плачь-ко-се ты, инок,
Ты не плачь, не рыдай ты, да молодыя!
Ты поди-тко-се к синёму морю:
15 Да потянут тогды буйныя ветры,
Сколыбаитц́е ведь синёё морё,
Да росходятц́е ведь большия волны,
Ишше выплёшшот тебе клюць церковной».
Да пошол тогды к синёму морю;
20 Потянули тогды буйныя ветры,
Сколыбалось тогды синёё морё,
Росходились тогды большия волны,
Да как вы́плёскало ключь ёму церковной.
Да идё тогды ведь инок по дороги,
25 Да иде́ черноризець по широкой;
Он сам иде́ ведь сьлезно-то плаче,
Ишше сам он тяжоло возрыдае.
Ишше стретилсэ Царь ёму Небесный:
«Ты об чом, об чом, инок, плачешь,
30 Ты об чом, об чом, молодыя, возрыдаёшь?» —
«Ишше как мне-ка, Восподи, не плакать,
Ишше как ведь мне-ка не рыдати?
Утерял-то я книгу-ту златую». —
«Ты не плачь-ко-се, не плачь ты ведь, инок,
35 Не рыдай, не рыдай ты, молодыя!
Напишу я тебе книгу-ту златую
Своима́-ти тебе златыма руками».
Да иде́ тогды инок по дороги,
Да идёт молодыя по широкой,
40 Он сам тогды сьлезно-то плаче,
Ишше сам тяжело он возрыдаё,
Ишше к матери г земьли припадаё,
Отца с матерью споминаё:
«Вы пошто миня на горё засеели,
45 На злоц́есьё миня фьсё спородили!»
Ишше стретилсэ Царь ёму Небесный:
«Ты об чом, об чом, инок, ты плачешь,
Ты об чом, молодыя, возрыдаёшь,
К матери г земьли припадаёшь,
50 Отця с матерью споминаёшь?» —
«Ишше как мне-ка, Ѓосподи, не плакать,
Ишше как ведь мне-как не рыдати,
Ишше к матери г земьли не припадати,
Отца с матерью не споминати?
55 Ишше стал я топериче в младых ле́тах
Одолеют на миня худыя мысьли,
Нападают на миня всё ве’ дьяволе». —
«Ты не плачь-ко-се, не плачь ты ведь, инок,
Не рыдай, не рыдай ты, да молодыя!
60 Ты поди-тко-се же, в лес уйди подальше,
Ты сострой собе келею под елью;
Ишше станут к тобе ангели летати,
Ишше станут тебя пропитати;
Залетают к тобе птици-ти райски,
65 Запоют-то тобе песьни-ти царьски, —
Отваля́тце́ от тибя худыя мысли,
Отойдут от тебя вси ведь дьяволе».
Да пошол тогды инок, в лес ушел подальше,
Он состроил собе келею-ту под елью;
70 Залетали к ёму тогды аньгели,
Ишше стали ёго пропитати;
Залетали к ёму пьтици-ти райськи,
Как запели ёму песьни-ти царски, —
Отошли оть ёго худыя мысьли,
75 Отошли оть ёго тогды дьяволе.
149. ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА ИЛЬИ МУРОМЦА
А зьбираитц́е Илеюшка, собруняитце:
Он седлат-то, уздаё коня доброго,
Он накладывал узди́цю всё тисьмяную,
Ай намётывал седёлышко чиркальскоё,
5 Да засьте́гивал двенадцеть вси подпружины,
Ишше те же подпружини чистого серебра,
Ай засьте́гивал двенадцеть вси сьпенёчики,
Ишше те же шпенёчки красна золота,
Да не для-ради красы, ради крепосьти,
10 Ишше для́-ради окрепушки богатырския,
И ли для́-ради приправушки молодецкия,
Ай булат-от-железо не по́тритце,
Самохиньской-о шелк да у меня да не по́рвитце,
Красно золото в грези не поржавеёт.
15 Ишше клал перьву заповедь великую:
«Прикавать мне-ка палеця боёвая
Ай во том же во городи во Муроми,
Не отковывать до города до Киева».
Ишше клал втору заповедь великую:
20 Приковал-то он свою сабьлю вострую
Ай во том же во городи во Муроми, —
Не отковывать до города до Киева.
Ишше клал третью заповедь великую:
Приковал-то он всю збруду богатырскую
25 Ко тому-то ко стремени ко булатному
Ай во том-то во городи во Муроми, —
Не отковывать до города до Киева.
Только видели Илеюшку собираюцись,
Не видели поездоцьки Ильи Муромца;
30 Только видели — во полюшки куреву́шка вье́т.
Да как еде де Илеюшка по чисту́ полю,
Он и едё ко городу да ко Чижену.
Обступала кругом-то города Чижена
Обступала де кругом-то сила неверная.
35 Ишше стал тогды Илеюшканаворачивать
А на ту-эту силу-орду да неверную.
Ишше сам говорил тогды таково́ слово:
«Ты просьти миня, Восподь Боѓ во перьво́й вины:
Приковал-то я свою да палецю боёвую,
40 И клал-то я ведь заповедь великую
Не отковывать до города до Киева.
Да просьти миня Восподь Боѓ во второй вины:
Приковал-то я свою-ту сабьлю вострую
Ай во том я во городи во Муроми, —
45 Не отковывать до города до Киева.
Да просьти миня Восподь Боѓ во третье́й вины:
Приковал-то я всю збрудушку богатырскую
Ко тому я ко стремени ко булатному, —
Не отковывать до города до Киева.
50 Отвались ты, моя збрудушка богатырская
От того жо ты от стремени от булатного,
Отвалилась вся ведь збрудушка богатырская
От того-то де от стремени от булатного.
Ай берёт тогды Илеюшка сабьлю вострую,
55 Ишше стал тогды на силушку наворачивать;
Ай присек-то он тотар всих до единово,
Не оставил он единого их на семяна,
И приехал сам во город-о во Чиженской.
Собирались мужики-ти города Чижина,
60 Собралисе мужики они во Божью́ церьковь,
Ишше сами говорили таково слово:
«Ай кого нам ведь послал, видно, Восподи аньгела,
Видно, нам послал Ѓосподь арханьгела,
Или руського могучого нам бога́тыря?»
65 Говорили мужики города Чижина:
«Уж ты ѓой еси, дородьнёй ты доброй молодець!
Ты поди-тко, молодець, во Чижени царём цари,
Ты поди-тко-се во Чижени хоть купчом слови,
Ты поди-тко-се во Чижени хошь и так живи».
70 Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
«Не хочу у вас во Чижени я царём царить,
Не хочу ли я во Чижени купчом жа слыть,
Не хочу я во Чижени у вас так я жить;
То скажите про дорожку прямоежжую,
75 Ай куда же мьне-ка ехать в красён Киев-град?»
Говорили мужики-ти города Чижена:
«Ай окольня-та дорога ехать будё три года,
Прямоежжа-та дорога ехать — три месеца.
Ишше есь только три заставушки великия:
80 Ишше перьва-та заставушка — лесы те́мныя,
Ай втора-та ведь заставушка — грязи че́рныя;
Ишше третья есь заставушка очунь великая:
Ишше есь только реченька Смородина,
А у реченьки есь Соло́вьюшко Рахма́нистой;[380]
85 Ай сидит Соловей на девети дубах;
Ай не конному, не пешому тут проходу нет,
Нет — не ясному-ту соколу проле́ту нет,
Ай не руському бога́тырю проезду нет».
Говорил восударь тогды во второй након,
90 Говорил восударь Илья во трете́й након:
«Вы скажите, мужики города, брюшинники,
Ай куда же мьне-ка ехать в красён Киев-град?»
Говорили мужики ёму во второй након,
Говорили мужики ёму во трете́й након:
95 «Тут кругом ехать дорожка будё три года,
Прямоежжая дорожка ехать — три ведь месеца;
Только есь три заставушки очунь великия:
Ишше перьва заставушка — лесы те́мныя,
Ай втора-та заставушка — грези че́рныя;
100 Ишше третья-та заставушка очунь великая —
Только есь Соловеюшко Рохманистой».
Да Илеюшки пришло тогды делать ёму нечево;
Ай поехал по дорожки прямоежжия.
Да приехал де Илеюшка ко темны́м лесам,
105 Сошол-то Илеюшка со добра́ коня;
Ишше левой-то рукой он ведь коня ведёт,
Ишше правою рукой он ду́бье рвё,
Он дубье-то рвё, тольки тут мос мосьтит,
Да проехал ту заставушку тёмны-дремучия,
110 Он проехал де ведь грязи он как чёрныя.
Ай скакал скоре Илеюшка на добра́ коня,
Да как едё он ко реченьки ко Смородины:
Через ручку нету мелкого переброду же,
Ище нету как ведь узкого перескоку же;
115 Только есь через реченьку калинов мос.
У того же ведь у мосьтика у калинова
Ай сидел Соловеюшко Ромахнистой,
Ай сидел Соловеюшко на девети дубах.
Зашипел Соловеюшко по-зьмеиному,
120 Закрычал Соловей по-богатырьскому,
Заревел он, засьвисьтел по-соловьиному —
Ишше мать сыра земьля под им потрясаласе;
Под Илеюшкой конь под им потыкаитце.
Он выде́рьгивал втипор плётку семишолкову,
125 Ай сьтегал де он коня да по крутым бедрам:
«Уж и волчья ты сыть да травяной мешок!
Не слыхал разьве сьвисту ты соловьего,
Не слыхал ли шипотку верно зьмеиново,
Не слыхал разьве рёву да зьвериново,
130 Не слыхал разьве крыку-ту богатырсково?»
Да отковывал Илеюшка тугой лук розрывчивой;
Ай кладёт свою стрелочку калёную,
Да ко стрелоцьки[381] своей он приговаривал:
«Уж и стрелочька, стрела моя калёная!
135 Ты не падай, моя стрелочка калёная,
Ай не на́ воду пади-тко-се, стрела, не на́ земьлю,
Ай пади-тко-се Соло́вьюшку, стрела, во правой глаз».
Полетела да ёго стрела калёная,
Ай не на́ воду-ту пала она, и не на́ землю,
140 Только пала де Соло́вьюшку она во правой глаз;
Полетел Соловей со девети дубов,
Упал Соловей-от на сыру землю.
Приковал ёго ко стремени ко булатному,
Он повёз Соловеюшка во Киев-град.
145 Да как еде по мосточку по калинову —
Увидали у Соловьюшка дочери любимыя;
Ай больша-та говорила: «Едё у нас батюшко,
Ишше батюшко-то едё, мужика везёт».
Говорила как дочерь-та середьняя:
150 «Ишше батюшко-то еде, мужика везёт».
Говорила меньша дочь да таково слово:
«Ай мужик-от едёт, везё батюшка».
Да больша дочь ведь хватила подворотину,
Ай середьня-та хватила коромысьличо,
155 Ай меньша дочь хватила да помёлышко,
Ай бежа к восударю-ту к Ильи Муромцу.
Говорил Соловеюшко да Рохманистой:
«Вы не троньте-ткось, любимыя мои дочери,
Не гневите богатырьского ретива́ сердца;
160 Толь подите вы берите телегу красна золота,
Ай другу-ту вы берите чистого серебра,
Ишше третью вы тените скатного жемчугу,
Ай тените вы во город-от во Киев-град,
Выкупайте вы отца своего, да родителя».
165 Да как едё восударь-от Илья Муромець,
Он ко городу едё Киёву не дорогою,
Ай во город заежжаё не воротами,
Конь скакал чере-сьтену городо́вую,
Мимо ту же круглу башню наугольнюю,
170 Да как еде де ко Владимёру прямо на широкой двор,
Он мечот коня сам середи двора,
Не привязана-та мечот да не приказана,
Не россе́длана он мечот, не розуздана,
Он идё тогды во-в гирьню-ту княжонефьскую.
175 Ишше втепоры Владимёра в доми не случилосе:
Да уехал де Владимёр-от во Божью́ церьковь,
Он уехал де к обеденки к воскрисеньския.
Да Илеюшка пошол тогды в церьковь во Божью́ же он
Ай ко той же к обедёнки к воскрисеньския.
180 Да приходит де Илеюшка во Божью́ церьковь,
Он крес тогды кладёт сам по-писанному,
Ай поклон ведёт Илеюшка по-учёному,
Ишше молитце он чудным о́бразам;
Ишше сам он говорил тогды таково слово:
185 «Уж вы здрасвуйте, попы, отцы духовныя,
Уж вы здрасвуйте, народ, вси люди православныя!»
Да гледят де попы, отцы духовныя,
Ай гледят-то весь народ, люди православныя, —
Ай не знают де дородьнёго добра молодца.
190 Ай Владимёр-от стоял тогды во Божье́ церквы.
Ай прошла-то де обедьня воскресеньская, —
Подошол де Владимёр стольнё-киевской:
«Уж ты здрасвуй, дородьнёй добрый молодец!
Добро жаловать ко мьне жа ты хлеба-соли ись,
195 Хлеба-соли ко мьне ись-то, вина с мёдом пить!»
Говорил же восударь-от Илья Муромеч:
«Уж ты здрасвуй, Владимёр стольнёй киевской!
Я приехал ведь к тебе прямо на широкой двор», —
Да приехали они тогды из Божье́й церьквы.
200 И зашли они во-в гирьню-ту ко Владимеру,
Ишше стали пировать они с Илеюшкой.
Собрались тогда князя, вси бога́тыри.
Говорил де Владимер-от таково́ слово:
«Уж ты вой еси, дородьнёй доброй молодец!
205 Ты какого же города, какой земли,
Ай какого сын отца ты, какой матери,
Ишше как молодца́ тебя именём зовут,
Ишше как зьвеличают тебя да из отечества?»
Говорил жо восударь тогды Илья Муромець:
210 «Уж я ежжу от города от Мурома,
И миня-то зовут-то Илья Муромець,
Илья Муромець я ведь сын Иванович».
Говорил тогды Владимёр таково слово:
«Ты давно ты ведь из города из Мурома,
215 Ты куды к ехал во город-от во Киев-град?»
Говорил же восударь тогды Илья Муромець:
«Я поехал де из города из Мурома, —
Зазвонили де заутрени ран’ воскресеньския,
Ай застал вашу обедёнку воскресеньскую.
220 Уж я ехал по дорожки прямоежжия».
Говорили тут ведь князи, думныя бояра:
«Уж ты ѓой еси, Владимёр стольнёй киевской!
Ай не быть де восударю-ту Ильи Муромцу,
Только быть мужиченышку ему засельшина,
225 Ай засельшина мужик, дурак-деревеньшина!
Ай пустым-то де детинушка похваляитце, —
Ишшо как скоро приехал из города из Мурома.
Ведь как есть три заставушки очунь великия
Ай на той на дорожки прямоежжия:
230 Ай как есь ведь застава — лесы те́мныя,
Ай втора-та заставушка — грези че́рныя;
Только третья-та заставушка очунь великая —
Ведь как есь Соловеюшко Рохманистой;
Ай сидит Соловей на девети дубах».
235 Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
«Уж вы вой еси, боеришка вы брюшинники!
Вы сходите-тко подите на широкой двор:
Привезён Соловеюшко у мня Рохманистой,
Ай прикован он ко стремени булатному».
240 Да пошли они тогда на широкой двор;
Ай сидит Соловеюшко на добро́м кони,
Ай прикован он ко стремени булатному.
Говорили тогды князи-ти вси бо́яра:
«Уж ты вой еси, Соловеюшко Рохманистой!
245 Посьвисьти-тко, Соловей, ты по-соло́вьёму,
Пошипи-тко-тко, Соловеюшко, по-зьмеиному,
Пореви-тко, Соловеюшко, по-зьвериному,
Покричи-тко, Соловей, ты по-богатырьскому».
Отвечал Соловеюшко Рохманистой:
250 «Уж вы вой еси, вы князи, думныя бояра!
Ай не ваше пью я, кушаю — не вас слушаю;
Уж и чьё-то и пью, ем, того слушаю».
Говорил тогды Владимёр-от стольнёй киевской:
«Уж ты вой еси, восударь ты Илья Муромець!
255 Ты вели-тко посьвистеть ёму по-соловьему,
Ай вели-тко пошипеть ёму по-зьмеиному,
Ай вели-тко пореветь ёму по-зьвериному,
Ай вели-тко покрычать по-богатырскому».
Засьвисьтел Соловей тогды по-соловьему,
260 Заревел Соловей тогды по-зьвериному,
Зашипел Соловеюшко по-зьмеиному,
Закричал Соловей по-бога́тырскому —
Ай упали тогды князи вси, думны бояра,
Ай упал тогды Владимёр стольнёй киевской.
265 Говорил же восударь тогды Илья Муромець,
Ишше у́нёл де Соловеюшка да Рохманиста.
Ай поверили князи-ти, думны бояре,
Што как верно ѓосударь-от Ильи Мурамеч.[382]
Да во ту же де во порушку и во то время
270 Ай пришли де Соловея родны дочери,
Притянули де тележку красного золота,
Ай другу же притянули чистаго серебра,
Ишше третью притянули скатного жемчугу,
Да как выкупили отца они родителя.[383]
275 Ай уехал Соловей в своё те́плое гнездышко,
Ай не стал больше сидеть на девяти дубах.
150. БОЙ ДОБРЫНИ С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ
Ай во том во городи во Резанюшки.
Доселева Резань-то слободой слыла,
Нонече Резань-то словё городом.
Во той во Резанюшки во городи
5 Жил-был Микитушка Романович.
Живучи́сь, братцы, Микитушка соста́рилсэ,
Состарилсэ Микитушка, сам представилсэ.
Ище жил-то Микита шесьдесят годов.
Снёс де Микита шесьдесят боёв,
10 Ишше срывосьних, урывосьних цисла-сме́ту нет,
Оставалась у Микиты любима́ семья,
Ай люби́ма семья-та — молода жена,
Молодыя Оме́льфа Тимофеевна;
Оставалось у Микиты чадо милое,
15 Милоё чадышко любимое,
Молодыя Добрынюшка Никитиць сын.
Осталсэ Добрыня не на возросьти,
Ка-быть ясной-от сокол не на возьлети,
И осталсэ Добрынюшка пети-шти лет.
20 Да возрос де Добрыня-та дьвенадцеть лет.
Изучилсэ Добрынюшка вострой грамоте,
Научилсэ Добрынюшка да боротисе,
Ишшо масьтёр Микитич а круто́й метать,
На белы-ти ручки не прихватывать.
25 Шьто пошла про ёго слава великая,
Великая эта славушка немалая
По всим городам, по всим украинам,
По тем-то ордам по татаровям;
Доходила эта славушка великая
30 Ай до славного города до Мурома,
До стары́ казака-та Ильи Муромца, —
Што масьтёр Добрынюшка боротисе,
А круто́й де метать на сыру землю;
Ишше нету такова́ борца по всей земли.
35 Стал тогды Илеюшка собиратисе,
Ишше стал тогды Илеюшка собрунятисе
Ай на ту-эту славушку великую,
На того же на борьца на приуда́лово.
Он седлал, уздал тогда коня добраго,
40 Ай накладывал узди́цю-ту тесьмяную,
Ай намётывал седёлышко чиркальскоё,
Да засьтёгивал двенадцеть вси подпружины,
Засьте́гивал двенадцеть вси сьпенёчики;
Ай подпружяны-ти были циста[384] се́ребра,
45 Да сьпенёчки-ти были красного золота.
И сам тогды стал збруды приговаривать:
«Булат-железо не по́гнитце,
Самохи́ньской-о шолк сам не порвитце,
Ише красно-то золото в грязи не ржавеёт».
50 Только видели Илеюшку собираючись,
Не видели поездочки Ильи Муромца;
Только видели — во поли куреву́шка вьёт.
Он здраво-то ехал полё чистое,
И здраво-то ехал лесы те́мныя,
55 И здраво-то ехал грязи че́рныя.
Ишше еде ко Резанюшки ко городу;
Ко городу ехал не дорогою,
Во город заежжаё не воротами, —
Конь скакал же чере-сьтену городовую,
60 Мимо ту же круглу башню наугольнюю.
Ишше сам жа говорил тогда таково́ слово:
«Ай доселева Резань-то слободой слыла,
И нонече Резань-то слывёт городом».
Увидал-то он маленьких рибятушок,
65 И сам говорил им таково слово:
«И скажите вы, живёт где-ка Добрынюшка?»
Доводили до Добрынина широка двора:
У Добрынюшки двор был неогро́мистой,
Ай подворьицо-то было необширное.
70 Да кричал-то он, зычал зычьним голосом
Ай во всю жа богатырску буйну головушку;
Ишше мать сыра земьля под им потрясаласе,
Ай Добрынина избушка пошатиласе,
Ставники в его окошках помиту́сились,
75 Стёколенки в окошках пошорбалисе.
«Эли в доми Добрынюшка Микитиц сын?»
Услыхала де Омельфа Тимофеевна,
Отпирала де окошечко косишчато
И рець говорила потихошеньку,
80 Да сама жа говорила таково слово:
«Уж и здрасвуй, восударь ты да Илья Муромець!
Добро жаловать ко мьне-ка хлеба-соли есь,
Хлеба-соли ко мне ись, вина с мёдом пить».
Говорил восударь тогды Илья Муромець:
85 «Ише как меня знашь, вдова, ты именём зовёшь,
Почому же ты меня знашь из отечесьтва?»
Говорила Омельфа Тимофеевна:
«И знать-то ведь сокола по вылету —
Ише знать-то бога́тыря по выезду,
90 Ише знать молодца ли по поступочки».
Да немного де Илеюшка розговаривал;
Ишше речь говорит — коня поворачиват.
Говорила де Омельфа Тимофеевна:
«Уж ты гой есь, восударь ты Илья Муромець!
95 Ты не буди ты спальчив, буди милосьлив:
Ты наедёшь как Добрынюшку на чисто́м поли, —
Не сруби-тко у Добрынюшки буйно́й головушки;
Добрынюшка у миня ведь молодёшенёк,
Не речах у мьня Добрынюшка зашибчивой,
100 На делах у мьня Добрыня неуступчивой».
Да поехал восударь тогды во чисто́ полё.
Он выехал на ше́ломя на окатисто,
На окатисто-то шоломя на уго́ристо,
Да увидел под восточней под стороночкой —
105 Ише езьдить дородьней доброй молодець,
Потехаитце потехами весёлыма:
Ише мечот свою палецю боёвую,
Да на белы-ти рученьки прихватывал,
Ай ко палеци своей сам приговаривал:
110 «Уж ты палеця, палеця боёвая!
Ишше нету мьне тепере поединшика,
Ишше руського могучого боѓатыря».
Говорил восударь тогды Илья Муромець:
«Уж ты полно, молоде́ць, ездить, потехатисе,
115 Небылыма словами похвалятисе!
Уж мы сьедимсе с тобой на́ поли́, побратаимсе,
Ай кому-то де на́ поли будё Божья́ помошш».
Услыхал во Добрынюшка Микитиць сын,
Ото сна будто Добрынюшка пробуждаитце,
120 Поворачивал своёго коня доброво.
А как сьехались боѓа́тыри во чисто́м поли,
Ай ударились они палецьми боёвыма,
И друг дружки сами они не ранили
И не́ дали раны к ретиву́ сердцу.
125 Как тут сьехались во второй након,
Ай ударились они саблеми-ти вострыма,
Они друг дружки сами не ранили,
Ишше не́ дали раны к ретиву́ серцу.
А как сьехались боѓа́тыри во третьей након,
130 Ударились ведь копьеми бурзомецькима.
Ище друг-то дружки сами не ранили,
Ишше не́ дали раны к ретиву серцу,
Только сабли у их в руках поломалисе.
Да скакали черес гривы-ти лошадиныя,
135 Ай схватилисе боѓа́тыри больши́м боём,
Ай большим-то боём да рукопашосьним,
Да водилисе боѓатыри по перьвой час,
Да водилисе боѓатыри по вто́рой час,
Ай водилисе боѓатыри ровно три часа.
140 Да по Божью было всё по милости,
По Добрынюшкиной было да по учесьти:
Подвернулась у Илеюшки права ножочка,
Ослабла у Илеюшки лева ручушка;
Ишше пал-то Илеюшка на сыру землю;
145 Ишше сел тогды Добрыня на белы́ груди,
Сам он говорил ёму таково слово:
«Уж ты вой еси, дородьнёй добрый молодець!
Уж ты ко́ёго города, какой земли,
Какого сын отца ты, какой матери,
150 И как молодца тибя именём зовут,
Ишше как зьвеличают из отечесьтва?»
Говорит восударь-о Илья Муромець:
«Ай сидел-от кабы я у тя на белы́х грудях,
Не спросил бы я не родины, не вотчины,
155 А спорол бы я твои да груди белыя,
Досмотрил бы я твоёго ретива́ сердца».
Говорил де Добрынюшка во второй након;
Говорил тогды Микитич во трете́й након;
Говорил же восударь тогды Илья Муромець:
160 «Уж как ежжу я из города из Киева,
Ай стары́й де я казак тот Илья Муромець,
Илья Муромець я ведь сын Иванович».
Да скакал тогды Добрынюшка со белы́х грудей,
Берё де Илеюшку за белы́ руки,
165 Ай чёлуё в уста-ти во саха́рныя:
«Ты просьти миня, Илеюшка, в таковой вины,
Шьто сидел у тебя да на белы́х грудях!»
Ишше тут де братаны-ти поназванелись,
Ай крестами-ти сами они покрестовались;
170 Ай Илеюшка-то был тогды ведь бо́льший брат,
Ай Добрынюшка-то был тогды а ме́ньший брат.
Да скакали ведь они на добрых коней,
Ай поехали братаны они в Резань-город
Ай ко той они ко Добрыниной родной матушки.
175 Да стрече́ёт их Омельфа Тимофеевна.
Приехали братаны ис чиста́ поля,
Они пьют-то тогда сами, проклаждаютце.
Говорил жа восударь тогды Илья Муромечь:
«Уж ты вой еси, Омельфа Тимофеевна!
180 Ты спусьти-тко-се Добрынюшку Микитица,
Ты спусьти-тко ёго ты да в красен Киев-град».
Да поехали братаны в красён Киев-град,
А к тому же де князю ко Владимёру.
151. ДОБРЫНЯ И ЗМЕЯ. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ
Да во славном во городи во Киеви,
Э у ласкова князя у Владимёра
Заводилась пирушочка, почесён пир
Што на многих князьей, на думных бо́яров,
5 Што на руських могучих на бога́тырей,
Што на тех полени́ц на приуда́лыя,
Ай на тех на каза́ков на задонския,
Ай на тех на бурла́ков на москофьския,
Да на тех хресьянушок прожитосьних.
10 Красно солнышко кати́тце ко западу,
Ай ко западу солнышко, ко закату;
Ю Владимёра пир идёт на радосьти.
И все на пиру, братцы, сидя, пьют, едя,
И все на пиру-ту сидя, кушают,
15 Ище беленьку лебёдушку они рушают;
И все на пиру сидя приросхвастались:
Иной сидит хвастат золотой казной,
А иной сидит хвастат широки́м двором,
А иной сидит хвастаёт добры́м конём,
20 Сидит глупой-о хвастат моло́дой женой,
Неразумной-о хвастаёт родной сестрой.
Што Владимер-князь по гирьнюшки похаживат,
Он жолтыма куде́рц́еми натрясыват,
Ишше сам говорил он таково́ слово:
25 «Уж и вой еси, вы, князи, думныя бо́яра!
Эли руськи могучия бога́тыри,
И те полени́ци преуда́лыя,
И те же вы каза́ки все задоньския,
И те же вы бурла́ки все москофьския,
30 Ишше те же вы хресьянушки прожитосьни!
Ишше сьезьдили бы хто мине-ка на Пучай-реку,
Ай привёз бы хто сьвежо́й воды ключо́выя
Ишше мне-ка со княгиною да умытисе».
От большого боярина отьвету нет.
35 Говорил-то Владимёр во второй након.
Говорил-то князь Владимёр во трете́й након.
Всё как бо́льшой хоронитце за средьнего,
И средьний хоронитце за ме́ньшого,
От меньшого бое́рина отьвету нет.
40 Из-за то́го ли стола из-за окольнево,
Ай со той со скамейки белодубою
Ай выходит дородьнёй доброй молодець,
Молоды́я Добрынюшка Микитиць сын.
Подьвигаитце Добрынюшка близёшенько,
45 Поклоняитце Микитиць сам низёшенько,
И реци говорил сам потихошеньку:
«Уж и красноё солнышко, Владимёр-князь!
Благослови мне-ка, Владимёр, слово вымолвить,
Не моги-тко за слово головы сказнить,
50 Ты моги-тко-се миня же всё помиловать».
Говорил ёму Владимёр стольнёй киевской:
«Говори-тко, Добрыня, што те надобно».
Говорил тогды Добрынюшка да Микитиць сын:
«Уж и сьежжу ведь я верно на Пучай-реку́,
55 Привезу тебе сьвежо́й воды ключовыя
Ай тебе со кнегиною да умытисе».
Ище эти речи Владимёру во люби пришли,
Во люби ёму пришли, очунь поглянулисе.
Записали они записи великия,
60 Закрепили они князём-то Владимером.
Да немного де Добрыня стал разговаривать;
Он и крест-о кладё по-писа́ному,
Ай поклон ведё Добрынюшка по-уче́ному,
Ише кланеитце Спасу Пречистому,
65 Ище тут де как Божьею Богородицы,
Ишше сам говорил тогды таково слово:
«Ты прошшай-ко-се, Владимёр стольнёй киевской,
Ты прошшай же Опраксея Королевисьня,
Ай прошшайте, весь народ, люди православныя!
70 Хорошу я себе шуточку нашучивал:
Ишше ета шуточка мене-ка с рук сойде́т?»
Да пошол де Добрынюшка к широку́ двору,
Ай заходит он во задьню свою горьницу,
Ай сидит-то Добрынюшка на ременьцят стул;
75 Посвесил он свою буйну головушку,
Ай поту́пил он свои тогды очи ясныя
Ай во ту же де во се́реду во кирписьнюю.
Да приходит де к ёму родная матушка,
Молоды́я де Омельфа Тимофеевна,
80 Да сама же говорила таково слово:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка Микитиц сын!
Ишше што же ты сь пиру пришол нерадосен?
Разьве место на пиру было не по родины,
Разьве старой кто над тобой изьежжаитце,
85 Эли млад хто над тобой насьмехаитце,
Или винной чарой-чашой тебя о́бнесьли?»
Говорил тогды Добрынюшка Микитиць сын:
«Ишше место на пиру было́ по родины,
Не старой надо мной изьежжаитце,
90 Ай не млад надо мной не насьмехаитце,
Ай не винною чарой-чашой миня не о́бнесьли;
Хорошу-ту я ведь шуточку нашучивал:
Ишше как ета шуточка мьне-ка с ру́к сойде́т?
Похфалилсэ я ведь князю-ту Владимёру
95 Уж и сьезьдить-то я всё на Пучай-реку,
Привесьти ему сьвежо́й воды ключовою —
„Ишше мьне-ка со кнегиною умытисе“».
Говорила де Омельфа Тимофеёвна:
«На речах у мьня, Добрынюшка, ты зашибчивой,
100 На делах ты, Добрыня, неуступчивой.
Ишше был-то у тебя отець, родной батюшко,
Ай не сьмел-то он ведь ехать на Пучай-реку:
Ай на той жо ведь на речиньки, на Пучай-реки
Ай летат зьмея бьлеть Сорочиньская,
105 Ай берёт она народ да православныя
Да уносит на горы Сорочиньския,
Она корьмит своим малым зьмеёнышам».
Говорил тогды Добрынюшка Микитиць сын:
«Уж ты гой еси, моя да родна матушка!
110 Ай уеду я Добрынюшка на Пучай-реку́,
Не пройдёт-то мьне Добрыни ровно шесть годов,
Ай минуитц́е Микитичю дьвенадцеть лет, —
Што пеките вы поминки вековесьния,
Посылайте по ц́ерьквам да по мана́стырям,
115 Поминайте вы Добрынюшку вековесьнёго».
Говорила де Омельфа Тимофеевна:
«Ай приедёшь, Добрынюшка, на Пучай-реку,
Не плавай ты, Добрынюшка, на Пучай-реки́, —
Прилетит тогды зьмея бьлеть Сорочиньская,
120 Заберё тебя, Добрынюшку, в больши хоботы,
Унесё тебя на горы Сорочиньския,
То как скорьмит своим малым зьмеёнышам».
Говорил тогды Добрынюшка Микитиць сын:
«Уж ты вой еси, моя ты молода жена!
125 Уж и буду я топерь тебе наказывать,
Ай исполни моё фсё приказаньицо:
Не приеду я, Добрынюшка, во дьвенадцеть лет,
Ишше станут на тобе женихи-ти свататце, —
Не ходи-тко-се ты не за кого замуж,
130 Не за князя не ходи, не за боярина,
Не за руського могучого бога́тыря,
Не за купчика нейди, госьтя торгового;
Как посватаитц́е Олёшенька Поповиць сын, —
Ты поди-тко за Олёшу-ту за ёво заму́ж».
135 Ишше стал тогды Добрынюшка собиратисе;
Он седлат де, уздат тогды коня доброво.
Только видели Добрыню собираючись,
Ай не видели поездочьки Микитица;
Только видели — во полюшки куре́ву́шка вьёт.
140 Да ка здраво-то он ехал полё чистое,
Ишше здраво-то он ехал ле́сы те́мныя,
Ишше здраво-то он ехал гре́зи че́рныя,
Ишше здраво он стал тогда на Пучай-реку́;
Розоставил он бело́й шатёр поло́тьняной.
145 Ай живёт тогды Добрынюшка во бело́м шатри,
Ай стрелят-то он гусей да белых ле́бедей,
Ишше тех жа пернастых серых утицей.
Захотелосе Добрынюшки покупатисе;
Ай забыл-то материньское нака́заньё.
150 Скиныва́ёт он своё да платьё чьве́тное,
Ай кладёт да свою збрудушку богатырскую,
Ай кладёт тогды Добрынюшка под сы́рой дуб;
Ишше стал тогды Добрынюшка да купатисе,
Ишше по́плыл Добрынюшка на перьву́ струю;
155 Показалосе Добрынюшки — струя мелка,
Ай струя ёму мелка-та и вода лекка;
Да как выплыл Добрынюшка на шесту струю,
Показалосе Добрынюшки — струя мелка,
Ай струя ёму мелка-та да как вода лекка;
160 Да как выплыл Добрынюшка на дьвенадцеть струй,
Ай тогды-то ведь, во ту пору да во то время
Налетела де зьмея-та Сорочиньская,
Ай сама же говорила таково слово:
«Уж ты ѓой еси, Добрынюшка Микитиц сын!
165 Заберу тебя, Добрыня, в свои хоботы,
Унесу тебя, Добрыню, на горы Сорочиньския
Да скормлю тебя своим малым зьмеёнышам».
Да Добрынюшки пришло тогды делать нечево.
Ишше масьтёр Добрынюшка был нырком ходить;
170 Унырнул тогды Добрынюшка на дьвенадцеть струй,
Ишше вынырнул Добрынюшка на шестой струи;
Унырнул тогды Добрынюшка на шестой струи,
Ишше вынырнул Добрынюшка платья у чветново,
Ишше выскочил Добрынюшка на крутёхонько,
175 Одевал-то ведь своё платье чветное,
Да берё тогды Добрыня сабьлю вострую.
Налетела де зьмея бьлеть Сорочиньская,
Ишше хочё забрать в свои больши хоботы.
Ишше стал тогды Добрыня саблёй помахивать,
180 Ай отьсек-то у зьмеи шесь больших хоботов;
Ишше пала де зьмея тогды на сыру земьлю,
Ай сама же говорила таково слово:
«Ты спусьти миня, Добрынюшка Микитиц сын;
Ай не стану я летать больше на сьвятую Русь,
185 Ай не стану я носить народу православного».
Да спусьтил тогды Добрыня зьмею безбожницу.
Улетела де зьмея на горы Сорочиньския.
Да живё тогды Добрынюшка во бело́м шатри́.
И прошло тогды Добрынюшки верно шесь годов,
190 Миновалосе Добрынюшки дьвенадцеть лет.
Ишше стал тогды Добрынюшка собиратисе;
Он берё тогды сьвежо́й воды ключовыя,
Отправляитце во город он во Киев-град;
Лёкко, скоро сам он скачет на добра́ коня,
195 Ай поехал де Добрынюшка в красён Киев-град.
Он едё с утра день весь до вечера,
Состыгала де Добрынюшку тёмна́я ночь;
Розоставливал Добрынюшка бело́й шате́р,
Ай лёжилсэ Добрынюшка опочив держать.
200 Восподь ноць тогды пронёс, да Восподь де́нь дае́т.
Да выходит Добрынюшка изь беле́ шатра.
По восходу-ту как было соньчя красного,
Ай не бела тогды лебёдушка воски́кала,
Ишше красна тогды девушка да восплакала:
205 «Охьте мьне-чки, хьте мьне-чки тошнёхонько!
Ты коса же, ты моя да коса русая!
Не досталась ты, моя же коса русая,
Не за князя ты досталась, не за боярина,
Не за руського могучого за бога́тыря,
210 Не за добра купьча, госьтя торговоѓо,
Ты досталась жа, моя да коса русая,
Ишше тем жа ма́лым-малы́м зьмеёнышам,
Доставалась ты, моя коса, на роста́рзанье.
Кабы был у мьня бра́телко названыя,
215 Ай названыя ведь брателко крестовыя,
Молоды, братцы, Добрынюшка Микитиц сын,
То бы не́ дал бы миня всё на роста́рзанье».
Услыхал тогды Добрынюшка Микитиц сын;
Да рети́во ёго серцо тогды розьерилосе,
220 Ай гореча-та вь ём кровь всё роскипеласе,
Лепета-та во лици перемениласе;
Лёкко, скоро он де скачет на добра коня,
Ай поехал де Добрыня к горам Сорочиньскиям;
Да приехал он к горы Сорочиньския,
225 Привязал-то он своего коня доброво,
Ай полес тогды на горы Сорочиньския,
Он и вылез де на горы Сорочиньския,
Да идё де ко зьмеину тёплу гне́здышку;
Во гнезьди сидит как красна девушка,
230 Молоды́я Олёнушка как Митревна,
Ай любима де Владимёра племянница;
Да как пьют да зьмеёныши ею́ да горячу кровь;
Да едва у ей душа в тели полу́днуёт.
Ише втепоры вынимал из гнездышка зьмеиново;
235 Да берё тогды свою да сабьлю вострую,
Он отсек у зьмеи дьвенадцеть хоботы,
Вдостали́ отсек у ей буйну́ головушку;
Да зажог тогды зьмеино те́пло гнездышко,
Ай сожог тогды всех зьмеёнышов до единого,
240 Не оставил он их не единого на се́мяна.
Да берё тогды Олёнушку за белы́ руки,
Ай понёс-то де со горы со Сорочиньския;
Ай приходит де Добрынюшка ко добру коню,
Лёкко, скоро де он скаче на добра коня,
245 Ай Олёнушку садил он позади собя,
Да поехал де Добрыня в красён Киев-град.
Не доехал он до города до Киева —
Ишше стретилась калика перехожая.
Говорил тогды Добрынюшка Микитиць сын:
250 «Уж и здрасвуй, калика перехожая!
Ты откуль идёшь, калика, куда путь лежит?»
Говорила де калика перехожая:
«Да иду ли я из города ис Киева,
Ай пошла де я ко кресту Клядовидову».
255 Говорил тогды Добрынюшка Микитиць сын:
«Ишше што де во Киеви теперь деитце?»
Говорила де калика перехожая:
«Ай топерече во Киеви не по-старому,
Не по-старому во Киеви, не по-прежному:
260 Ай не стало де во Киёви сильных бога́тырей;
Да которы де бога́тыри повымерли,
Ай повымерли де богатыри, поскимились,
Да к Онтонью, к Федосью ушли в Пешшер-ма́насты́рь;
Да не стало де во Киеви Добрынюшки;
265 Да пекут по ём поминки вековесьния,
Посылают по ц́ерквам да по мана́стырям,
Поминают де Добрыню-ту вековесьнё жа».
Говорил тогды Добрынюшка Микитиць сын:
«Уж ты вой еси, калика перехожая!
270 Ты сьними-тко-се сь себя платьё каличесько,
Ай надень-ко-се мое платье богатырьское,
Да бери-тко-се мою ты лошадь добрую:
Ай пойду-то я каликой перехожия,
Ай во тот ли я во город, в красен Киев-град».
275 Скиныва́ла де калика платьё каличесько,
Одевала она платье богатырское;
Да Добрынюшка надел платье каличесько,
Да пошол тогды каликой перехожия;
Да идё тогды во город-от во Киев-град;
280 Ай идёт де как Добрынюшка к сву широку́ двору,
Да как про́сил-от мило́сьтины спасёныя
Ише для́-ради Христа, царя небёсново, —
Услыхала де Омельфа Тимофеевна,
Отьпирала де окошечко косисьщато,
285 Ай сама же говорила таково слово:
«Уж и здрасвуй, калика перехожая!
Ты откуль идёшь, калика, куды у тя путь лежит?»
Говорил тогды Добрынюшка родной матушки:
«Я иду ли от креста от Клядовитова,
290 Да иду ли я во город-от во Киев-град
Ишше Восподу Боѓу да помолитисе,
Ко Восподьнёму ко гробу приложитисе,
Во Ердань во реки хочу покупатисе».
Говорила де Омельфа Тимофеевна:
295 «Уж ты вой еси, калика перехожая!
Не слыхал ли про Добрынюшку про Микитица?»
Говорил тогды Добрынюшка родной своей матушки:
«Уж жили мы з Добрынюшкой в одном месьти,
Ишше пили мы сь им, ели с одного блюда,
300 Ишше платьичё носили с одного плеча.
Оставил вам Добрынюшка ведь долгой век,
Ишше долгой ведь век, белой вам сьвет:
Да преставилсэ Добрынюшка Микитиц сын».
Говорил тогды Добрынюшка родной матушки:
305 «Ишше где жа у Добрыни молода жена,
Молоды́, братцы, Катерина дочь Микулисьня?»
Говорила жо Омельфа Тимофеевна:
«Ишше тепериц́е ей в доми не случилосе:
Ай походит Катеринушка ведь замуж-от
310 За того жо за Олёшу за Поповица;
Да вцярась ведь у ей было смотреньицо,
Ай сегодьне ведь у ей будёт венчаньицо».
Говорил тогды Добрынюшка родной матушки:
«Уж ты ѓой еси, вдова благочесьтивая!
315 Ай оставил мне Добрынюшка да останочки:
Ай велел ведь вам отдать мьне-ка звончаты́ гусли,
Ай велел-то вам отдать да свой злачён перьстень, —
Ишше перьстень у ево был обручёныя».
Оддала тогды Омельфа Тимофеевна,
320 Оддала тогды калики звоньчаты́ гусьли,
Оддала ёму-то ведь злачён перьстень.
Да пошол тогды Добрынюшка Микитиць сын,
Ай пошол тогды к Олёши к широку двору;
Ай приходит де к Олёши на широкой двор,
325 Он идё тогды в гирьню-ту во Олёшину,
Станови́тц́е во место-то во каличесько,
Во каличесько, к приступки ко предворныя.
Да стоит тогды за столами Олёша белодубыма;
Катеринушка-та ходит ’на со чарочкой,
330 Ай подносит она чару зелёна́ вина
Ко тому жо ко народу православному.
Говорил тогды Добрынюшка Микитиць сын:
«Уж ты вой еси, Олёшинька Поповиць сын!
Благослови-тко поиграть мьне-ка в звоньчаты́ гусьли,
335 Ишше вас со кнегиною приутешити».
Говорил тогды Олёшенька Поповиць сын:
«Ты играй-ко-се, калика, колько тебе хочитце».
Заиграл тогды Добрыня в звончаты гусьли —
Ишше масьтёр Добрыня-та в гусьли играть —
340 И стал на гусьлях всё выговаривать
Ай про сво́ю де, свою́ поездку богатырскую.
Услыхала Катеринушка дочь Микулисьня,
По наи́грышшам Добрынюшку замечать стала,
По играм-то Добрынюшку узнавала же;
345 Ай сама же говорила таково слово:
«Уж ты вой еси, Олёшенька Поповиць сын!
Ты налей-ко-се чару зелёна вина,
Да не малу, не велику — в полтора ведра,
Поднесьти мьне-ка калики перехожия».
350 Ишше втепоры Олёша не ослышилсэ;
Наливал-то он чару зелёна́ вина.
Подносила Катерина доць Микулисьня
Ишше той она калики перехожия.
Да берё тогды калика едино́й рукой,
355 Выпиваё де Добрынюшка на единой дух,
Ишше в цярку он кладёт свой злаче́н персьтень,
Ишше персьтень-от кладёт как обруче́нной-эт.
Да кладёт Катерина чашу на дубовой стол,
Да берё тогды калику за белы руки,
360 Да челуёт во уста-то во саха́рныя,
Да сама жо говорила таково слово:
«Да не грело красно солнышко дьвенадцеть лет,
Да тепе́ре праведи́мо высоко́ взошло,
Обогрело вьсю как земьлю Сьвяторуськую,
365 Обогрело де вдовиноё подворьицо».
Говорила Катерина доць Микулисьня:
«Уж ты ѓой еси, Олёшенька да Поповиць сын!
Ишше ты мьне-ка, Олёшенька, ты не веньчан муж:
Да пришол ко мьне-ка верно веньчан муж».
370 Говорил тогды Добрынюшка да Микитиц сын:
«Уж ты вой еси, Олёшенька Поповиць сын!
Ты здорово жо женилсэ — тебе будё не с ким спать!
Да как свадёбка тебе стала во петьсот рублей,
Ай столы, пиры-ти стали в челу тысечу».
375 Ай берё тогды Добрынюшка молоду жону,
Ай пошол тогды к свое́ю ро́дной матушки.
152. ПОТЫК
А збираитц́е дружинушка, собруняитц́е:
Во перьвы́х, ѓосударь-от Илья Муромець,
Во вторых, Добрынюшка Никитичь млад,
Во третьи́х, По́тык Михайлушко сын Ивановичь.
5 Провожат-то их Владимёр стольнёй киевской,
Провожаёт Опраксея Королевисьня.
Да ка здраво они едут полё чистое,
Ели здраво-то едут лесы те́мныя,
Да как здраво-то едут да грязи черныя.
10 А приехали на шо́ломя на окатисто,
Розоставили белы́ шатры поло́тьняны,
Да живут во шатрах они по перьвой день,
Ай живут во шатрах они да по вто́рой день,
Ай живут во шатрах они да по тре́тей день,
15 Говорил же восударь-от Илья Муромець:
«Уж и полно нам жить в шатрах, забавьлятисе,
Ай пора нам розьежжатьсе всим нам натрое!»
Говорил восударь тогды Илья Муромець:
«Да поеду я, братцы, к Дюку́ да Степанову,
20 Посмотрю ли я у Дю́ка широка двора,
Посмотрю я у Дюка-та ро́дной матушки,
Посмотрю ли я у Дюка да портомоёнок».
У Дюка́-та дом стоял тогды на семи верстах;
Ишше триста столбов было да серебьряных,
25 Ай четыреста столбов было позолоченых,
Ишше медных, железных да числа-сме́ту нет;
Да как дом был крыт ёго медью козарочкой,
Ай котора же козарка дороже красна золота;
Да как печьки-ти были его муравьляны.
30 Ишше матушка пёкла у ёго да колачики, —
Ай колачик-от сьешь — другого хочитце,
Об третьём колачики душа бажи́т.
Да помёлышка-ти были у ей да шелко́выя.
Говорил тогды Добрынюшка да Микитиць сын:
35 «Ай поеду я, Добрыня, во чисто́ полё,
Привезу ли я злата, серебра несьчотнова.
Уж мы станем делить, братцы, всё мы как натроё».
Говорил тогды Михайлушко сын Иванович:
«Ай поеду я, братцы, да во Большу землю,
40 Во Большу-ту я земьлю, да в прокляту в Литву,
Да поеду ко царишшу-ту ко Идо́лишшу,
Ай поеду я к ёму право сватом свататце
Ай на душочки Овдотьюшки, белоя лебеди;
Да возьму ли я Овдотьюшку за собя заму́ж,
45 Ай не дам-то я делить, братцы, вам делить е́ю на́троё».
Говорил тогда восударь-от Илья Муромець:
«Уж ты сукин сын, Поты́к Михайлушко Иванович!
Не жона жа тебе будет — зьмея лютая;
Уж ты будёшь, Михайлушко, у семи сьмертей,
50 Налетаисьсе, Михайло, ты че́рным вороном,
Ай нарышшишьсе, Михайлушко, ты серы́м волком,
Накопаисьсе, Михайлушко, горносталюшком,
Приломашь ты о коре́ньё буйну́ свою головушку,
Налёжисьсе в чисто́м поли ты серы́м камнем».
55 Всё как этому Михайлушко не поваровал.
Ай поехал де Иле́юшка к Дюку Стёпанову,
Ай Добрынюшка поехал да во чисто́ полё,
Да Михайлушко поехал да во Большу землю,
Во Большу-ту он земьлю, да в прокляту в Литву.
60 Да как здраво он ведь ехал он полё чистое,
Ишше здраво он ведь ехал да лесы-ти те́мныя,
Ай да ели здраво он ведь ехал да грязи-ти че́рьныя.
Ишше едё он ко городу ко Задоньскому.
Ай ко городу он ехал да не дорогою,
65 Да в город заежжаё он не воротами,
Конь скакал жа черес сьтену да городо́вую,
Мимо ту жо круглу башонку науго́льнюю;
Ишше едё к королю прямо на широкой двор;
Он мечё коня сам да середи двора,
70 Не привязана-та мечё да не приказана,
Не росседлана мечёт да не розуздана;
Сам идёт тогды во гирьню-ту королефьскую,
Отпираё Михайлушко дьвери-ти на́ пяту,
Он бьё чолом королю-ту земьли Задонския,
75 Ишше тут жа королевой, молодой жоне:
«Уж и здрасвуй ты, король земьли Задонския!
Уж и здрасвуй, королева, ты молода жена!»
Говорил тогды король земьли Задонския:
«Уж и здраствуй ты, Михайлушко сын Иванович!
80 Ты по-старому приехал ли жить, по-прежному,
Во рабы ли ты приехал ко мне, в конюхи,
И во мла́ды ли приехал ко мьне во клюсьники,
Ты ис Киева приехал ко мьне да посланником?»
Говорил тогды Михайлушко Сын Иванович:
85 «Не по-старому приехал жить, не по-прежному,
Не в рабы к тебе приехал я, не в конюхи,
Не во мла́дыя приехал я те не во клюсьники,
Ис Киева приехал я не посланником, —
Да приехал я к тебе прямо сватом я свататьце
90 Да на душоцьки Овдотьюшки, белой я лебеди.
Да отдай-ко-се Овдотьюшку за миня замуж».
Говорил ёму король земьли Задоньския:
«У миня, право, Овдотьюшка просватана
За того де за поганого за Идо́лишша».
95 Говорил ёму Михайлушко во второй након,
Говорил ёму Михайлушко во трете́й након:
«Ты отдай, право, король е́ю за миня замуж!
Уж и чесью не отдашь — я у тя ведь за боём возьму,
Уж я силой-то возьму своей боѓатырския,
100 Ай грозой возьму я княжонефьскою».
Говорил ёму король-от во второй након,
Говорил ёму король да во трете́й након:
«Право, право, ведь Овдотьюшка у миня просватана,
Ишше ко́льц́еми-пе́рьснеми у нас оме́нянось;
105 Ай тебе-ка, Михайлушко, е́ю неѓде взять».
Да Михайлушку ети речи не вь люби пришли,
Показались за досадушку за великую;
Ай ретиво ёго серцо розьерилосе,
Ай горяча-та крофь вся в ём роскипеласе,
110 Ай могучи ёго пьлячи расходилисе,
Лепета-та во лици перемениласе.
Да пошол тогды Михайлушко на новы́ сени,
Он сломил-то двенадцеть крепких замочиков,
Ай убил-то он двенадцеть крепких сто́рожов;
115 Отпирал тогды Михайлушко двери-ти на́ пяту.
Ай сидит-то Овдотьюшка за красе́ньц́еми,
Вышиваёт де она Идолишшу шириночку;
На кобылочках сидя у ей ясны соколы,
На кобылочках сидя у ей сизы голубы,
120 По подножочкам сидя у ей че́рны соболи.
Говорил тогды Михайлушко сын Иванович:
«Уж и здрасвуй, Овдотья, ты лебедь белая!
Ты поди-тко-се, Овдотьюшка, за миня замуж».
Да скакала де Овдотьюшка на резвы ноги,
125 Ай брала она Михайлушка за белы руки,
Цёловала во уста ево во саха́рныя,
Ай сама же говорила таково слово:
«Уж и ждать мьне-ка гостя, будё не дождатисе,
Ай глядеть-то будё госьтя, не догледетисе,
130 Ай топеречи Михайлушко ко мьне сам пришол».
Да немного де Михайло сь ей розговариват,
Ай берёт тогды Овдотьюшку за белы руки,
Ай повёл-то ведьОвдотьюшку на новы́ сени,
Со новы́х сеней повёл е́ю на широкой двор,
135 Лёкко, скоро сам скакал на — на добра коня,
Ай Овдотьюшку садил он позади собя.
Ише втепоры Овдотьюшка сама заплакала,
Говорила де она тогды таково слово:
«Охте мьне-цьки, хте мьне-цьки, мене тошнёхонько!
140 Ай люцьки́ отци-ти, люцьки матушки
Отдавают дочерей со ц́есьти, со радосьти;
Ишше мой отець-от, моя родна матушка
Ай умели миня всё воспоить, скорьмить,
Не умели они миня заму́ж отдать:
145 Отдавают со великого со кроволитьица».
Да как вышол ведь король тогды на широкой двор,
Ишше вышла королева, молода жена:
«Уж ты вой еси, Михайлушко сын Иванович!
Добро жаловать ко мне ты хлеба, соли ись,
150 Хлеба, соли ко мне ись, ты вина сь мёдом пить!»
Говорил тогды Михайлушко сын Иванович:
«Уж ты вой еси, король земьли Задоньския!
На приезьди ты госьтя не учо́стовал —
На отьезьди будё госьтя тебе не учостовать».
155 Да немного де Михайлушко розговаривал,
Ай выде́рьгивал он плёточку семишолкову,
Ай стёгал-то он коня сам по крутым бёдрам,
Поехал де Михайлушко вон из города.
Ишше еде де Михайлушко по чисту́ полю,
160 Он еде как ко реченьки ко Смородины, —
У той же де у реченьки у Смородины
Ай горит-то зьмеино те́пло гнездышко.
Говорила де зьмея, да бьлять-безбожница:
«Уж ты вой еси, Михайлушко сын Иванович!
165 Ты сойди-тко-се, Михайлушко, со добра коня,
Ты сьними-тко со правой ноги да софьян сапог,
Поцерьпни-тко-се свежо́й воды ключовыя,
Ты залей-ко-се зьмеино те́пло гне́здышко.
Ай во вре́мя я, Михайлушко, добро тибе зьделаю».
170 Говорила де Овдотьюшка, лебедь белая:
«Не сходи-тко-се, Михайлушко, со добра коня,
Не заливай-ко-се зьмеинова те́пла гнездышка!
Ай какого захотел себе добра зьмеи?
Ишше разьве зьмея когда огнём ожгёт».
175 Да Михайлушко-то этому не поваровал;
Ай сошол тогды Михайлушко со — со добра коня,
Ишшо сьнял-то ведь со право́й ноги сафьян сапог,
Почерпнул-то он сьвежо́й воды ключовыя,
Ай залил тогды зьмеи да те́пло гнездышко.
180 Улетела де зьмея, бьлеть-безбожница.
Лёкко, скоро де скакал он на добра коня,
Ай поехал де Михайлушко, куды ёму путь лежит,
Да приехал де Михайлушко ко белы́м шатрам.
Ишше нету восударя-та Ильи Муромца,
185 Ишше нету же Добрынюшки Микитица.
Да приехал он к себе прямо во бело́й шате́р.
Бох день тогды пронёс, Восподь ночь дае́т.
Овернула Овдотьюшка тогды Михайлушка,
Овернула да ёго она че́рным вороном;
190 Ай летае де Михайлушко по — по-под не́беса,
Ай далёко от шатра сам не уле́тыват.
Бох ночь тогды пронёс, да Восподь день дае́т;
Отьвернула де Овдотьюшка тогды Михайлушка.
Ай лёжал тогды Михайлушко среди шатра
195 Со того жо со устаточку со великово.
Бох день опять пронёс, да Восподь ночь дае́т.
Обвернула де Михайлушка серы́м волком;
Ишшо рышшот де Михайлушко по чисту́ полю,
Ай далёко от шатра сам не урыскиват.
200 Бох ночь опять пронюс, да Восподь день дае́т;
Отьвернула де Овдотьюшка тогды Михайлушка,
Ай лёжит-то сьпит Михайлушко середи шатра
Ай с того жо со устатку-ту со великого.
Бох день опеть пронёс, Восподь ночь дае́т.
205 Обвернула де Михайлушка горносталюшком;
Ай копаитц́е Михайло по-под коре́ньицём,
Приломал свою он буйну голову.
Восподь ночь тогды пронёс, да Бох опеть день дае́т.
Отьвернула де Овдотьюшка Михайлушка,
210 Оввертела да ёго буйну да головушку
Ишше тем жо полотёнышком она беленьким;
Ишше сьпит же Михайлушко тогды середи шатра.
Да во ту же де во пору и во то время
Ай приехал восударь-от Илья Муромець,
215 Ай приехал де Добрынюшка да Микитиц сын,
Ай Добрынюшка привёз им золотой казны,
Золотой казны привёз-то да им несчетно жо.
Да приехал восударь к своёму ко белу шатру, —
У Михайлушка у бела стоит шатра свой добрый конь,
220 Не стречат-то де Михайлушко сын Иванович.
Говорил же восударь тогды Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка ты Микитиц сын!
Не стречаё нас Михайлушко сын Иванович».
Соскакал скоре́ Илеюшка со добра коня,
225 Ай бежит-то ко Михайлушку во бело́й шате́р, —
Ай лёжит тогды Михайлушко во бело́м шатри,
Ай лёжит де — приломана буйна́ головушка,
Ай Овдотьюшка сидела во бело́м шатри.
Да берё тогды Илеюшка Михайлушка,
230 Ай ведёт де Михайла к сибе во бело́й шатер.
Бох день опеть пронёс, да Восподь ночь дае́т.
Ай пошол жо восударь тогды Илья Муромець,
Он пошол да к Овдотьюшки во белой шате́р,
Ишше лёк тогды с Овдотьюшкой почи́в держать;
235 Да лёжат они с Овдотьюшкой во белом шатри,
Ай накинула Овдотьюшка руку-ту белую,
Ай накинула она тогды ножку резвую,
Досталы де спорхонула на белы́ груди,
Ишше хочё ёго предать злой смёрточки.
240 Да Илеюшки пришло тогды делать ёму нечево,
Ай скакал тогды Илеюшка на резвы́ ноги,
Ай берёт тогды Овдотьюшку за русу́ косу,
Ай выде́рьгивал он плёточку семишолкову,
Ай волочит де Овдотью кругом середи шатра,
245 Ай стегат-то своей плёткой шолковой;
Насьтегал Овдотьи, сколько ёму надобно,
Ишше бросил Овдотью во белой шате́р,
Сам пошол тогды ко Михайлушку ко Иванову,
Ишше по́слал Михайлушка в шатёр сь е́ю опочив дёржать.
250 Да лёжа́ они с Михайлушком во бело́м шатри,
Да боитьсе де Михайлушко да Овдотьюшки,
Ай боитьсе де Овдотьюшка тогды Михайлушка.
Ишше вте́поры у их Бох ночь[385] пронёс,
Бох ночь тогды пронёс, да Восподь день дае́т.
255 Говорил де восударь тогды Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка Микитиць сын!
Ишше полно нам ведь этта жить во белы́х шатрах,
Ишше надобно нам ведь ехать в красён Киев-град».
Лёкко, скоро сами скачут на добрых коней,
260 Ай поехали братаны в красён Киев-град;
Ай ко городу ехали не дорогою,
Ай во город заежжали не воротами,
Кони скакали черес сьтену городовую.
Ишше едут ко Владимёру на широкой двор,
265 Да стречаёт ведь князь их со кнегиною,
Ай стречают де они, сьлёзно умываютце.
Говорил же восударь тогды Илья Муромечь:
«Ты о чём жа, ты Владимёр, сьле́зно уливаисьсе?
Ишше надо нам теперечи с тобой веселитисе:
270 Ишше станём мы играть топере свадёбку,
Ишше станём мы женить теперь Михайлушка».
Говорил тогды Владимёр стольнё-киевской:
«Уж ты вой есь, восударь ты Илья Муромець!
Ишше был у миня король-от земьли Турския;
275 Ай играли сь им во пешочки, во шахматы,
Проиграл я королю денёг сорок тысечей,
Проиграл я двенадцеть добрых молодцов».
Повелась-то ведь тогды у их свадебка.
Говорила де Овдотьюшка, лебедь белая:
280 «Уж ты вой еси, Михайлушко сын Иванович!
Уж и сьделам мы с тобой крепку заповедь,
Ай запишом мы с тобой записи великия,
Закрепим-то мы князём Владимёром,
Закрепим-то мы ѓосударём Ильёй Муромцом:
285 Да которой де у нас переди помре́т,
Ай другому-то надобно во гроб живу лекчи».
Ай на ето Михайлушко согласен был.
Записали они записи великия,
Закрепили они князём-то Владимёром,
290 Закрепили восударём-то Ильёй Муромцом.
Повелась тогды у их верно свадебка,
Повенчалсэ Михайлушко сын Иванович.
Говорил тогды Владимёр-от стольнёй киевской:
«Уж ты вой есь, восударь да Илья Муромец!
295 Ай кого жа мы пошлём ехать в град Турския
Ко тому жа королю земьли Турския
Ай отыгрывать денёг сорок тысячей,
Отыграть надо двенадцеть нам добрых молодцов.
Ишше кто у нас играть масьтёр в пешки, во шахматы?»
300 Говорил восударь тогды Илья Муромец:
«Ай пошлём-ко мы Михайлушка сына Иванова:
Ишше нету такового игрока на сьвятой Руси;
Отыграт-то у ёго сорок тысячей,
Отыграт-то ведь двенадцеть добрых мо́лодцов».
305 Говорил жа восударь тогды Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, Поты́к ты Михайлушко Иванович!
Поезжай-ко-се ты, сьезьди в земьлю Турския,
Поиграй ты во пешки и во шахматы
Ай со тим жо королём да земьли Турския,
310 Отыграй ты у ёго денёг сорок тысечей,
Отыграй-ко-се двенадцеть добрых молодцов».
Да пришло тогды Михайлушку делать нечево,
Ишше стал тогды Михайлушко собиратисе,
Ишше ехать де Михайлушко к королю Турскому.
315 Лёкко, скоро он ведь скаче на добра коня.
Провожат-то де Владимёр стольнёй киевской,
Провожаёт ѓосударь да Илья Муромець,
Провожаё де ёго тогды молода жона,
Молоды́я де Овдотьюшка, лебедь белая.
320 Только видели Михайлушка собираючись,
Ай не видели поездочки богатырския,
Только видели — во полюшки курева́ стоит.
Да ка здраво он ведь ехал полё чистое,
Ишше здраво он ехал да лесы те́мныя,
325 Ишше здраво он ведь ехал да гре́зи-ти че́рныя;
Ишше едё к королю-ту земли Турскому.
Ай ко городу он ехал не дорогою,
Ай во город заезжал он сам не воротами,
Конь скакал же чере сьтену-ту городовую,
330 Мимо ту жа круглу башню наугольнюю.
Ишше едё к королю прямо на широкой двор;
Он как мечё де коня сам среди двора,
Не привязана-та мечё да не приказана,
Не роседлана мечёт да не розуздана;
335 Сам идёт тогды во гирьню-ту королевую,
Ишше бьё челом королю-ту земли Турския:
«Уж ты здрасвуй, король же земли Турския,
Уж и здрасвуй, королева, молода жена!»
Говорил ёму король тогды земьли Турския:
340 «Уж и здрасвуй ты, Поты́к Михайлушко Иванович!
Ты по-старому приехал ли жить, по-прежному?
Во рабы ли ты приехал ко мне, в млады́ во конюхи,
Ли во мла́дыя приехал ко мьне во клюсьники,
Ли ис Киёва приехал ко мьне ли посланником?»
345 Говорил тогды Михайлушко сын Иванович:
«Не по-старому приехал жить, не по-прежному,
Не в рабы к тебе приехал я, не во клюсьники,
Не во младыя приехал те не во конюхи,
Ай приехал я из Киева да посланником
350 Ай играть с тобой во пешки-ти, во шахматы,
Отыгрывать своих я сорок тысечей,
Ай отыгрывать двенадцеть я добрых молодцов».
Королю де отказатьсе ёму тогды некогда;
Ишше сам он говорил ёму таково слово:
355 «Ай положим-ко, Михайлушко, заповедь великую:
Есьли ты как поиграшь миня во пешки-шахматы,
Ай отдам тебе, Михайло, я сорок тысечей,
Ай отдам тебе, Михайло, добрых молодцов;
Есьли я как поиграю тебя, да Михайлушко,
360 Не спушшу я тебя, Михайло, в красен Киев-град».
Да Михайлушко на ето очунь да согласной был.
Розоставили они пешки-то, шахмата.
Ай ступал тогды Михайлушко по перьву ступ,
Ай ступал-то ведь король по вто́ру ступ,
365 Ай Михайлушко ступил тогды по третью ступ,
Заступил-то коё место самолучшоё,
На серёдки доски королю мат дае́т;
Отыграл у короля-та сорок тысечей,
Отыграл-то он дьвенадцеть добрых молодцов.
370 Говорил тогды король-от земьли Турския:
«Уж ты вой еси, Михайлушко сын Иванович!
Розоставим-ко, Михайлушко, во второй након.
Ишше ты где поиграшь миня, Михайлушко,
Ай отдам тебе, Михайло, я сорок тысечей,
375 Ай отдам тебе дьвенадцеть добрых молодцов,
Ай ишше́ я ведь тебе дру́га сорок тысечей;
Есьли я как поиграю тебя, я, Михайлушко,
Не спушшу тибя, Михайлушко, в красён Киев-град».
Да на ето де Михайлушко да согласной был.
380 Розоставили они пешки во второй након.
Ай ступил тогды Михайлушко по перьву ступ,
Ай король-от ступил тогды по вто́ру ступ,
Ай Михайлушко ступил тогды и по третию ступ,
Зазступил-то коё место самолучшое,
385 На серёдки доски королю мат даёт;
Отыграл-от Михайлушко сорок тысечей,
Ишше выиграл Михайло друга́ сорок тысечей,
Отыграл-от он дьвенадцеть добрых молодцов.
Говорил тогды король-от земьли Турския:
390 «Уж ты вой еси, Михайлушко сын Иванович!
Розоставим-ко-се пешки во трете́й након.
Есьли ты как поиграшь миня, Михайлушко,
И отдам-то я тобе да как сорок тысечей,
Ишше дам тебе, Михайлушко, третьих сорок тысечей,
395 Я отдам тебе дьвенадцеть добрых молодцов;
Ишше есь-то у миня теперь-я родима дочь,
Молодыя ведь как Марфушка-королевисьня,
Ишше Марфушку я отдам тебе за тобя замуж,
Ай оставлю я тибя на сьвети королём всё слыть.
400 Ишше я как поиграю тибя, Михайлушко,
Не спушшу тибя, Михайлушко, во красен Киев-град,
Не отдам тибя, Михайлушко, со дружинушки,
Не отдам тибе, Михайлушку, сорок тысечей».
Да Михайлушку пришло тогды делать нечево,
405 Согласилсэ де Михайлушко сын да Иванович.
Срозоставили они пешки-ти во тре́тей раз.
Говорил тогды король ёму земьли Турския:
«Ай топеречи, Михайлушко, перва́ моя жа ступ,
Да твоя-та ведь, Михайлушко, вторая ступ».
410 Говорил тогды Михайлушко сын Иванович:
«Ай неправо де ты, король да земьли Турския!
Ай играют де у нас да на святой Руси
Ай во ти жа во пешки да во шахматы:
Ай игрок-от у нас ступает по перву ступ,
415 Отыгро́к у нас ступает да по втору ступ.
Есьли ты как поиграл, король земьли Турския,
Ишше сьледовало тогды тибе ступать первому;
Ишше я как поиграл тибя, король Турския,
Ишше сьледуёт ступать мне, игроку, первому».
420 Королю пришло тогды делать нечево.
Ай ступал тогды Михайлушко по перву ступ,
Ай король тогды ступал по втору ступ,
Ай Михайлушко ступал тогды по третью ступ,
Заступил-то коё место самолуцьшое,
425 На серёдки королю-ту ёму мат даёт.
Обыграл тогда Михайлушко короля земли Турския,
Ишше выиграл тогда от ёго сорок тысечей,
Отыграл-то он дьвенадцеть добрых молодцов,
Ишше выиграл у ёго верно любимую дочь.
430 Ишше по́слал он дьвенадцеть да добрых молодцов,
Ишше послал он Владимёру сорок тысечей;
Ай уехала дружинушка в красён Киев-град.
Захотелосе Михайлушку да Иванову
Посмотрить-то ёго де Марфы-королевисьни;
435 Увидал-то ведь Михайлушко сын Иванович —
Пондравилась де Марфа-королевисьня,
Ай забыл свою Овдотьюшку, лебедь белую,
Да женилсэ де на Марфы да королевисьни.
Ай живё де во городи во Турском жо.
440 Да во ту жо де во пору и во то время
Померла тогды Овдотьюшка, лебедь-та белая;
Ай Михайлушку ведь надобно во гроб живу легци́.
Говорил жа восударь тогды Илья Муромечь:
«Уж ты вой еси, Олёшинька Поповиц сын!
445 Уж ты сьезди-тко во город-от во Турския,
Ай скажи-тко-се Михайлушку Иванову,
Померла де у ёго верно молода жена,
Штобы ехал де Михайлушко в красён Киев-град».
Ишше втепоры Олёша-та не ослышалсэ,
450 Лёкко, скоро он ведь скаче на добра коня,
Ай поехал де Олёша да к городу ко Турскому,
Сам крычал тогды, зычал да зычьним голосом:
«Уж ты ѓой еси, Поты́к Михайлушко Иванович!
Померла топерь твоя у нас молода жена,
455 Ай топере нать легчи тобе к ей живу во гроб».
Услыхал тогды король-от земли Турския,
Ишше сам он говорил он таково слово:
«Уж ты сукин сын, Потык ты Михайлушко Иванович!
Натьсмеялсэ ты над моей любимой дочери,
460 Не сказал-то ты, што в Киеви поже́нилсэ!»
Говорил тогды Михайлушко сын Иванович:
«Ишше врёт-то всё Олёшенька Поповичь сын!
На другой, верно, придьмет в Киёв я понадилсэ,
Ай зовё миня Владимёр стольнё-киевской».
465 Да Михайлушку пришло ёму делать нечево,
Ишше стал он собиратьсэ-то ехать в красён Киев-град.
Обседлал он, обуздал тогды коня доброго,
Лёкко, скоро сам он скаче на добра коня,
Отправляитсэ Михайлушко в красён Киев-град:
470 Провожат да ведь ёго король земьли Турския,
Провожаёт ёго верно молода жона
Да сама-та уливаитце, сле́зно плачитце.
Ай простилсэ Михайлушко с молодой женой,
Да приехал де Михайлушко в красён Киев-град.
475 Ай стречаё восударь тогды Илья Муромець;
Говорил же восударь тогды Илья Муромець:
«Померла у тя Овдотьюшка, лебедь белая;
Ай закон тебе лёжит, как во гроб живу́ легц́и».
Да Михайлушку пришло тогды делать ёму нечево.
480 Повалили де Михалушка жива во гроб.
Ишше жалко де князё ёго Владимёру,
Ишше жалко восударю-ту Ильи Муромцу;
Ишше нечого ведь им, тогды делать нечево.
Повезьли тогды Михайлушка да на кладьбишшо,
485 Натянули ёго обручи железныя,
Положили де в колоду белодубову,
Ай зарыле де Михайлушка во сыру землю.
Да пришло тогды Илеюшку делать ёму нечево;
Ай пошол тогды Илеюшка тогды во Божью́ церьковь,
490 Ай берё де он ведь книгу всё Евангельё,
Он идё со книгой Илеюшка на могилочку;
Он читат-то он книгу-ту по перьвой раз,
Ай прочитыват ведь книгу во вто́рой раз,
Просматривал он книгу-ту во третей раз,
495 Да нашол-то он в книги таково слово:
«Слободить де как чёловека от смерти понапрасныя».
Розмышляет восударь тогды умом-разумом.
Ай во ту же де во пору и во то время
Налетела де зьмея-та бьледь-безбожница,
500 Ай зарылась у Михайлушка на могилочки.
Ишше вти́поры Илеюшка догадалса же,
Да ревё де как Михайлушко во сырой земли.
У Илеюшки тогды серьцё-то розъерилосе,
Ай сейчас-то в ём вся кровь роскипеласе;
505 Ай розрыл-то он Михайла да могилочку,
Ишше выдёрнул колоду белодубову,
Он сорвал тогды вси обручи железныя.
Овернулась де Овдотьюшка зьмеёй лютою,
Ишше жгё она Михайлушка да жигалами,
510 Ишше те́нёт изь ёго кровь горячую;
Ай едва застал — в Михайли душа полуднуёт.
Да берё тогды Овдотьюшку за белы́ руки,
Ай берё тогды Михайлушка Иванова,
Ай повёл-то их ко князю ко Владимеру.
515 Ишше стали де судить-то Михайлушка с Овдотьюшкой,
Ай не могут россудить ёго с ей законно жа;
Ишше следуё сьмерть придать Михайлушку Иванову.
Со стороны некому́ тогды делать нечево.
Приказали де Михайлушку да Иванову
320 Увесьти де Овдотьюшку на добро́м кони,
Ай отсекчи у Овдотьи буйну голову.
Лёкко, скоро де Михайло скаче на добра коня,
Ай Овдотьюшку садил он позади собя,
Ай повёз-то Овдотьюшку во чисто́ полё
525 Отрубить-то ведь у ей буйна головушка.
Да поехал де Михайлушко во чисто́ полё,
Оввернула де Овдотьюшка тогды Михайлушка,
Ишше бросила Михайла в полё серы́м камнём,
Ишше са́ма де поехала к городу Задоньскому.
530 А во ту же де во пору и во то время
Лёкко, скоро де как скачё на добра коня,
Ай поехал де восударь-от Илья Муромец;
Ишше едё де Илеюшка по чисту́ полю,
Ай увидел — во чисто́м поли лёжит серучей камень;
535 Ишше сам он говорил таково слово:
«Уж я колько по полю этта не ежживал,
Ишше этого я камня не видывал;
А не быть этта серому каменю,
Ишше быть этта Михайлушку Иванову».
540 Да берё тогды Илеюшка сер горюч камень,
Да берёт он на свои руки белыя,
Высоко-то он мечё по-под не́беса,
Ай на белы свои рученьки не хватывал;
Ишше пал этот серуч камень на сыру землю,
545 Ай рошшибсэ этот сер да горюч камень,
Як очу́дилсэ ис каменя тогды Михайлушко.
Посадил тогды Михайла к сибе на добра коня,
Ай поехал состыгать-то Овдотью, лебедь белую.
Недалёко де состыгли до города Задоньского.
550 Ай не спрашивал восударь тогды Илья Муромець,
Ай присек-то за вси часьти ею́ за мелкия,
Розметал тогды Овдотьюшку по чисту́ полю;
Ишше сами поехали в красён Киев-град.
Да приехали во город-от да во Киев-град;
535 Говорил тогды Михайлушко сын Иванович:
«Уж ты вой есь, восударь ты да Илья Муромечь!
Я женилсэ жа во городи во Турьския,
А взята у мня ведь Марфа королевичьня».[386]
Говорил-то восударь тогды Илья Муромец:
560 «Што я знаю, што женилсы во городи во Турьския,
У того у короля жа земли Турьския».
Ишше стал тогды Михайлушко собиратисе
Ишше ехать де ко своей молодой жоны,
Ай ко той жо де ко Марфы королевисьни.
565 Проважат ёго Владимёр со кнегиною,
Провожаё восударь тогды Илья Муромець.
Ай простилсэ де Михайлушко сын Иванович
Со тема жо со кнеземи, со боярами,
Ай со руськима могучима со бога́тырьми,
570 Ай поехал де Михайлушко в город Турьския.
Ай стречаё де король ёго с королевою,
Ай стречаё да ёго тогды молода жена,
Молоды́я тогды Марфушка королевисьня.
Ай живут они во городи, проклаждаютце.
575 Получил тогды Михайлушко да насьледьсьвие,
Повладал-то как городом земли Турския.
153. ИДОЛИЩЕ СВАТАЕТСЯ ЗА ПЛЕМЯННИЦУ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА
Из-за Карьского, из-за Арапьского
Приходило три ка́рабьля три че́рьляны;
Приходил де поганоё Идо́лишшо,
Приходил-то ведь он да сватом свататце.
5 Говорил тогды поганоё Идолишшо:
«Уж ты вой еси, Владимёр стольнёй киевской!
Я пришол-то к тобе да сватом свататьце
Што на душецьки Олёнушки на Митревны.
Ай отдай ты Олёну за меня замуж.
10 Уж ты чесью не дашь — за боём возьму,
Уж я силой-то возьму да боѓатырскою,
Ай тебя ли я, князя, всё под мець склоню».
Собирал тогды Владимёр-от почесен пир
Што на многие кнезья и на думных бо́яров,
15 Што на руських могучих на бога́тырей,
Што на тих на полениць на приуда́лыя,
Што на тех жа на каза́ков на задоньския,
Што на тех на бурла́ков на москофьския,
Што на тех хресьянушок прожитосьних.
20 Красно солнышко катитце ко западу,
Ай ко западу солнышко, ко за́кату, —
У Владимёра ведь пир идёт не на радосьти,
Да не пьют, не едя, ничо́го не кушают,
Они беленькой лебёдушки не рушают.
25 Говорил тогды Владимёр стольнёй киевской:
«Уж вы вой еси, вы князи, думны бо́яра
Или руськия могучии бога́тыри.
Ише те вы как каза́ки как задоньския,
Ише те вы бурлаки как москофьския,
30 Ишше те же вы хрестьянушки прожитосьни!
Да пришло ко мьне из Карьского, Арапьского,
Ай пришло ко мьне поганоё Идо́лишшо,
Ай пришол ведь ко мьне да сватом свататьце
Што на душочки Олёнушки на Митревны».
35 Ишше бо́льшой хоронитце за средьнево,
Ишше средьнёй хоронитце за меньшово,
А от меньшого бое́рина отьвету нет.
Говорил-то кнезь Владимёр во перьво́й након,
Говорил-то кнезь Владимёр во второй након,
40 Говорил-то Владимёр во трете́й након;
Всё как большой хоронитце за средьнево,
Ишше средьнёй хоронитце за меньшово,
А оть меньшого бое́рина отьвету нет.
Говорила де Олёнушка-та Митревна:
45 «Уж ты гой еси, дядюшка родимыя!
Отдавай миня со чесьти и со радосьти,
Не проливай ты ведь крови всё горячия,
Не губи-тко-се народу православново.
Только дай-ко-се приданым мьне черьле́н карабь,
50 Уж ты дай-ко-се три брателка названыя,
Ай названых мьне-ка братьиц́ей, крестовыя:
Во перьвы́х ты дай Добрынюшку Микитица,
Во вторых Перемётушку Васильева,
Во третьи́х ты дай Олёшеньку Поповица».
55 Ишше эти князю речи во люби пришли,
Во люби ёму пришли да поглянулисе.
Повелась-то ведь у их да тогды свадебка.
Ишше дал-то Олёнушки черьле́н карабь,
Ишше дал-то ей три брателка названыи,
60 И названых три братьиц́ей крестовыя:
Во первых дал Добрынюшку Микитица,
Во вторых Перемётушку Васильева,
Во третьи́х дал Олёшеньку Поповица.
Да пошли они тогды да во синё морё;
65 Ишше пала им ведь по́ветерь способная.
Ишше руська-та земьля да потаиласе,
Ай неверна земьля возремениласе.
Ишше пала-то ведь сьтиль да тихохонько, —
Не несёт их не в котору сторону.
70 Говорила де Олёнушка-та Митревна:
«Уж ты гой еси, Добрынюшка Микитиц сын!
Ты спушшай-ко-се шлюпку карабельнюю,
Поежжай-ко ко царишшу на черьлён карабь,
Ты зови-тко-се ко мьне да во чесны́ госьти».
75 Ишше втепоры Добрыня не ослышилсэ,
А спускал де ка шлюпку карабельнюю,
Ай поехал ко царишшу на черьлён карабь,
Ишше сам он говорил да таково слово:
«Уж ты ѓой есь, царишшо Вахрамеишшо!
80 Добро жаловать к Олёнушки ко Митревны,
Да звала тебя Олёна во чесны госьти».
Ишше эти речи как царишшу во люби пришли;
Да как сам он говорил да таково слово:
«Уж как еду я ведь к ей да на черьлён карабь».
85 Ай приехал Добрынюшка Микитиц сын;
Ишше еде де царишшо Вахрамеишшо.
Он приехал ко Олёны на ц́ерьлён карабь;
Да стречаёт де Олёнушка-та Митревна,
А приходит де царишшё на черьлён карабь,
90 Ишше с боку на́ бок он да пошатаитце;
А стречаёт де Олёнушка-та Митревна,
Ай заводит во каюту карабельнюю.
Ай сидя во каюты, угошшаютце,
Ишше сладкима напитками да напиваютце.
95 Напоила де поганого Идо́лишша
Ай тима́ де напитками-ти забуду́шшима;
Ишше за́спал поганоё Идолишшо
Ай во той же во каюты карабельния.
Говорила де Олёнушка-та Митревна:
100 «Уж ты ѓой еси, Добрынюшка Микитиць сын!
Ты поди-тко во каюту в карабельнюю,
Ты бери-тко-се свою да сабьлю вострую,
Отруби-тко-сь у Идолишша ты буйну голову».
Ишше втепоры Добрыня не ослышилсэ,
105 Он берёт де свою да сабьлю вострую,
Ай махнул де царишша по буйно́й главы,
Ай не мог прочь отрубить буйной го́ловы.
Ай Добрынюшка был очунь ухватистой;
Ай приско́чил Добрыня на ременьчат стул,
110 Повторил ёго Добрыня во второй након, —
Отлетела голова как будто пугвица.
Говорила де Олёнушка-та Митревна:
«Уж ты гой есь, Перемётушка Васильевиць,
Уж ты гой еси, Олёшенька Поповиць сын!
115 Вы подите во каюту карабельнюю,
Вы ташшите-то царишша вы на палубу,
Вы мечите-тко царишша во синё морё».
Ишше втепоры Олёша не ослышились,
Ай идут во каюту карабельнюю,
120 Да берут де ёво да за резвы́ ноги,
Ишше стя́нут де ёво ко палубы карабельнёю
И метали де ёво да во синё морё.
Только пала им ведь поветерь способная,
Ай пошли они-то в красён Киев-град.
125 Да стречаёт их Владимер стольнёй-киевской.
А ’шше пьют-то де они со радосьти,
Ай пируют де они да во весельица.
Ай тогды верно у их прошла ведь свадебка.
154. ЧУРИЛО И НЕВЕРНАЯ ЖЕНА
Ай на тот же на празьник-от на вёшныя,
Ай на вёшныя празьничек на Троицу
Нападала тут пороха сьнегу белово.
Што по той по порохи да по белу́ сьнегу
5 Ай не беленькой заюшко проскакивал,
Не серой горносталюшко прорыскивал,
Ай тут шло-то два брателка названыя,
Што названыя братьиця, крестовыя:
Во первы́х-то шол Чурилушко Плёнковиць,
10 Во вторых-то шол Олёшенька да Поповиць сын.
Да Чурило-то пошол к Пере́мину двору.
Ай приходит на крылечушко на прекрасноё,
Он бречит тогды колечушком серебьряным.
Услыхала тогды девушка-служаночка,
15 Ай любима Перемятьёва племяница,
Ай любима Катеринина-та ведь клюсьница;
Говорила тогды девушка-служаночка:
«Ишше хто же у воротиков колотитце?»
Говорил тогды Чурило-то сын де ка Плёнкович:
20 «Уж ты вой еси, девушка-служаночка!
Уж ли в доми у тя дядюшка родимыя,
Молодыя Перемёта сын Васильевич?»
Говорила тогды девушка-служаночка:
«Ишше нету у нас дядюшка да родимея:
25 Ай ушол-то он ко ранною ко заутрени».
Говорил тогды Чурило-то сын Плёнковиць:
«Или в доми ли дядинка родимая,
Молодыя Катерина-та дочь Микулисьня?
Уж ты вой еси, ты девушка-служаночка!
30 Ты отворь-ко-се мьне ворота-ти косисчаты».
Ай сулил-то ей Чурило-то петсот рублей,
Да на то-это девушка не согласиласе;
Ай сулил тогды Чурило ей ц́елу-ту тысечю,
Ай на это тогды девушка не согласная;
35 Ай сулил-то ведь лисичь, куничь на кунью́ шубу,
Да на это тогды девушка согласиласе,
Побежала тогды к дядинки к родимыя:
«Уж ты вой еси, дядинка родимая!
Ты не знашь нечого, в доми што у тя деитце:
40 Ай прише́л-то ведь к тебе небывалой гось,
Небывалой к тебе гось-то, старопрежной друг,
Молоды Чурило-то сын де Плёнковичь».
Запусьтили де Чурилушку в задьню-ту горьницу.
Ай Олёшенька пошол тогды во Божью́ церьковь.
45 Да приходит де Олёша во Божью́ церьковь,
Он и крес тогды кладё сам по-писаному,
Ай поклон ведё Олёша по-ученому,
Ише кланеитце он да чудным образам.
«Уж вы здрасвуйте, попы, отцы духовныя,
50 Уж вы здрасвуйте, народ, люди православныя!»
Да подходит к Перемётушки близёхонько,
Ише речь говорил сам потихошеньку:
«Уж ты здрасвуй, Перемёта сын Васильевич!
Да стои же, Перемётушка, во Божье́й церьквы,
55 Уж и молисе Спасу-ту пречистому,
Уж и тут же ты Божьею Богородицы;
Ай не знаешь ты, у тя в доми што ведь деитце:
Да пришол-то ведь к твоей молодой жены,
Ай пришол-то ведь небывалой гось,
60 Небывалой к ею гось да старопрежной друг,
Молодыя де Чурилушко сын Плёнкович».
Ишше эти ведь как речи ёму не в люби пришли,
Показалось Перемётушки за досадушку великую.
Он и крес тогды кладё да по-писаному,
65 Ай поклон ведё Перемётушка по-уче́ному,
Ишше молитце он Спасу-ту пречистому,
Ишше сам он говорил тогды таково́ слово:
«Вы прошшайте-тко, попы, отцы духовныя,
Уж вы прошшайте, весь народ, люди православныя!
70 Да пойду ли я теперьче к широку двору, —
Есьли есь у миня у молодой жоне,
Ишше есь ли как у ей теперь небывалой гось,
Небывалой у ей гось-то старопрежный друг,
Молодыя де Чурилушко сын Плёнкович, —
75 Да сьсеку я у Чурилушка буйну голову,
Не спушшу ли я Чурилушка теперь на белой свет».
Да пошол Перемётушка из Божье́й церьквы;
Он приходит на своё крылечко на прекрасноё,
Он бречит де колечушком серебьряным.
80 Услыхала тогды девушка-служаночька,
Ай любима Перемятьёва племянница,
Ай любима Катеринина ведь клюсьница,
Побежала она к дядинки к родимыя:
«Што идёт Перемётушка из Божье́й церьквы!»
85 Да идё Перемётушка в задьню горьницу,
Ишше сам-то по полу да похаживат,
Он и троской как в пол своей поколачиват:
«Ишше чья эта сибирочка на грядочки?»
Говорила Катерина дочь Микулисьня:
90 «Ишше были этта маткины ребятушка,
Позабыли сибирочку на грядочки».
Перемётушка по горьницы похаживат,
Он и троской де в пол сам поколачиват:
«Ишше чья эта шапочка на спичечки?» —
95 «Ишше были этта маткина ребятушка,
Позабыли они и шапочку на спичечки».
Перемётушка по горьници сам похаживат,
Он и тросточкой в пол сам поколачиват:
«Ишше чьи рукавичочки-то на спичечки?» —
100 «Ишше были этта маткины ребятушка,
Позабыли рукавичочки на спичечки».
Перемётушка по горьници сам похаживат,
Он и тросткой своей в пол поколачиват:
«Ишше чьи этта сапожки под кроваточкой?» —
105 «Ишше были этта маткины ребятушка,
Позабыли сапожки-ти под кроваточкой».
Перемётушка по горьници всё да похаживал,
Он тросью всё в пол поколачивал;
А берёт тогды перинушку пуховую,
110 Розьвернул эту перину-ту пуховую —
Ишше выскочил Чурило-то сын Плёнкович.
Говорил тогды Чурило сын де Плёнкович, —
Ишше пал тогды Перемётушки во резвы́ ноги,
Ишше сам он говорил тогды таково слово:
115 «Ты просьти жа, Перемётушка, в таковой вины».
Говорил Перемётушка Васильевич:
«Уж ты вой еси, Чурило сын всё Плёнкович;
Уж я не́сколько тебе-то всё наказывал,
Уж я несколько тебе всё наговаривал:
120 Не ходи-тко-се, Чурило, к широку двору,
Не люби-тко-се, Чурило, молодой жоны, —
Да сьсеку я у Чурила у тя буйну головушку,
Не спушшу боле Чурила я тибя на белой сьвет».
Да берё тогды Перемётушка сабьлю вострую,
125 Он отсек у Чурила-та буйну голову,
Во вторых-то де у девушки-служаночки,
Молодой жены поученьичо дал по женьския.
———
Влас Иванович Чекалев
VII. Влас Иванович Чекалёв (уличное прозвище Блинов), неграмотный, семейный крестьянин 59 лет. От отца остался трехлетним ребенком; долго жил одним домом с двумя своими братьями; тогда они сообща владели двумя судами, и ему приходилось ездить в Норвегию; но двадцать лет тому назад братья разделились, причем он предоставил суда своим братьям и с тех пор в Норвегии не бывал. Занимается он ловлею семги в Белом море, а также, между делом, сапожным мастерством. Старины он перенял от стариков на тонях, и славится в своем селе как хороший сказатель. А. М. Крюкова (I) говорила, что некоторые старины он выучил по книге, которую ему читали; по всей вероятности, здесь надо разуметь рассказ про Святогора и сказку об Еруслане Лазаревиче, которые он, действительно, знает, слышавши чтение их по книжке. Из былинных героев он никогда не слышал имен Соловья Будимировича, Ставра, Ивана Гостиного, Сухмана, Вольги и Микулы, Василия Буслаевича; не знает он и старин про Садка, о том, как Идолище сватался за племянницу князя Владимира. Кроме предлагаемых здесь старин, он знает следующие: 1) «Первая поездка Ильи Муромца», 2) «Бой Добрыни с Ильей», 3) «Добрыня на Пучай-реке», 4) «Добрыня и Алеша», 5) «Дунай», 6) «Иванушко Гордёнович», 7) «Девять разбойников и их сестра», 8) «Князь девяноста лет и старицы».97. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ
Ише хто ету дорожоцьку-ту у́торил,[387]
Ише хто ету широкую-ту у́е́здил?
«Утори́л ету дорожоцьку старо́й старик.
В ширину ета дорожка — стрельцю-ту да перестре́лити,
5 В глубину ета дорожка коню под шше́тоцьку,
Ише конь-от был у старого на убе́л был бел;[388]
Ише сам-от старой — голова-та седа[389] да борода бела,
Ише ехал ту старой по дорожоцьки
Да наехал ко столбу-ту да ко роста́нюшкам.
10 Да на столбики было-то как написано,
А глубокима-ти по́дрезами подрезано:
«Во перьву́ ехать дорожоцьку — богату быть,
Во втору ехать дорожоцьку — жонату быть,
Во третью́ ехать дорожоцьку — убиту быть».
15 А сидит тогды старой на добро́м кони,
Розмышляёт своим-то умом-разумом:
«Я не еду в ту дорожку, где-ка богату быть:
Да нашьто-то мне-ка старому золота казна?
У мня нету у старого молодой жоны,
20 Да у мня некому тошши́ть будёт золотой казны.
Я не еду в ту дорожку, где-ка жонату быть;
Да нашьто-то мне-ка старому женитисе?
Уж как старому женитце — будет чюжа́ корысьть.
Я поеду в ту дорожку, где-ка убиту быть».
25 Уж как ехал-то старой по дорожочьки,
Да наехал на дорожки на семь станицьников,
А по-нашому по-руському семь розбойников.
Да они хоцют старо́го убить, ограбити
Да с конём-животом ёго розлучити хотят.
30 Да сидит-то ведь старой на добро́м кони,
Говорил-то ведь старой таковы речи:
«Уж вы вой еси-то, да семь станисьников,
Вы по-нашому по-руському семь розбойников!
Вы зашьто миня хочете убить, ограбити?
35 Да именьиця в собой у мня не лучилосе,[390]
Золотой у мня казны не пригодилосе.
Токо есть у мня у старого один доброй конь;
Ише конь-от ведь стоит как петсот рублей,
Как убор-от на кони стоит ц́елу тысечю».
40 Ише тут-то станичьников приза́рило;
Они хочют старого убить, ограбити
Да с конём-животом ёго розлучити хотят.
Говорил-то ведь старой-от таковы речи:
«Вы зашьто миня хочете убить, ограбити
45 Да с конём-животом миня розлучити хотите́?
Да именьиця в собой у мня не лучилосе,
Золотой-то казны у мня не пригодилосе;
Тольке есть у мня у старого одна шубочька,
Да на шубочьки есть у мня три пуговки:
50 Ише перьва-та пуговка петьсот рублей,
Да втора-та ведь пуговка в семьсот рублей,
Ише третья-та пуговка в челу тысечю».
Ише тут-то станичьников призарило;
Они хочют старо́го убить, ограбити
55 Да с конём-животом ёго розлучити хотят.
Да как говорил-то ведь старой таковы речи:
«Уж вы вой еси, да семь станичьников!
И зашьто миня хочите убить, ограбити
Да с конём-животом миня розлучити хотите́?
60 Да именьиця в собой у мня не лучилосе,
Золотой у мня казны-то не пригодилосе;
Только есь у мня у старого одна суночька,
Да во суночьки есь у мня три стрелочьки:
Ише перьва-та стрелочька во семьсот рублей,
65 А втора-та стрелочька в ц́елу тысечю,
Уж как тре́тьёй-то стрелочьки ц́ены ей нет».
Ише тут-то станичьников призарило;
Они хочют старо́го убить, ограбити
Да с конём-животом ёго розлучити хотят.
70 Да росправил тут старой как арка́ньцик-от
Да накинул на всих станичьников,
Да напустил-то своёго коня доброго,
Ише сам-то ведь стал-то ездить по чисту́ полю;
Рострепал-то, розьде́ргал всих станичьников.
75 Он очистил дорожку прямоезжую.
98. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ НА ЗАСТАВЕ
Да межу Киёвым было, меж Черниговым,
Да стояла заставушка — семь[391] бога́тырей:
Атаманом государь наш Илья Муромець,
Втору голову Добрынюшка Микитиць-от,
5 В третью голову Самсон да Колывановиць,
Во-цетвёртых[392] Гаврюша-та Долгополыя,
Да во-пятых Потанюшко был Хроменькой,
Во-шестых-то были братьиця Збродо́вици,
Во-седьмых-то был Олёшенька Поповиць-от.
10 Да от той-то от заставушки — семь бога́тырей
Да не конному, не пешому проходу нет,
Да не ясному-ту соколу проле́ту нет.
Да на ту жа на славушку на великую
Приежаёт дородён доброй молодець
15 Да из той жо из земьли-то из Задоньския.
Да кричял молоде́ць своим громким голосом:
«Уж ты гой еси, заставушка — семь бога́тырей!
Ты давай-ко мне, заставушка, поединьшика;
А не дашь ты мне, да-ка, поединщика,
20 Я убью-то ведь вас всех за единого».
Говорил государь тогды таковы речи:
«Да послать мне-ка Самсона-та Колыбанова, —
Он ведь силой-то силен, да неухватист был;
Через то он потерят свою буйну голову.
25 Да послать мне-ка Гаврюнку-то Долгополого, —
Он ведь силой-то силен, дак полы́ долги́;
Да церез то он потерят свою буйну голову.
Да послать мне-ка Потанюшка-та Хроменького, —
Он ведь силой-то силен, как в ногах хромой;
30 Через то он потерят свою буйну голову.
Да послать мне двух братьиц́ей Збродо́вицей, —
Они силой-то сильни, сами забродятце;
Через то они потеряют да буйны головы.
Да послать мне-ка Олёшеньку Поповичя, —
35 Он ведь силой-то не си́лён, тольке напу́ском смел;
Церез то он потеряет свою буйну голову.
Да послать мне-ка веть брателка назва́ного,
Молодыя Добрынюшку Микитиця, —
Он ведь силой-то силён да как здело есь».[393]
40 Да недолго наш Добрынюшка разговаривал,[394]
Лёкко, скоро скакал-то да на добра́ коня,
Ише сам поехал он-то да во чисто полё;
Выезжаёт на шо́ломя на окатисто,
Он ведь здрил-смотрил на вси чётыре сто́роны,
45 Увидал-то — под одной да под стороночькой
Уж как езьдит-то молодець, потеха́итце,
Из рецей-то да молоде́ць да похваляитце:
«Мне наехать бы руського могучёго бога́тыря —
Я убил бы ёго да ’место овода».
50 Да скричял тогды Добрынюшка громким голосом:
«Уж ты, полно те езьдить да потехатисе,
Из речей-то тебе-ка да похвалятисе!
Уж мы станём-ко на́ поли сьезжатисе».
Не два ясного сокола слетаитце,
55 Два дородьнёго добра молодця сьезжаитце.
Под Добрынюшкой конь-от потыкаитце;
Говорил тогды Добрынюшка таковы речи:
«Уж ты конь жа, конь ты да Воронеюшко!
Разве слышишь ты надо мной да незгодушку?»
60 Да гледел тогды Добрыня на доброго молодця, —
Да сидит-то молоде́ць да как сенна́ кучя,
Голова-та у ёго-то да как пивной котёл,
Да глаза-ти у ёго да как пивны́ чяши,
Ише нос-от у ёго как палка дровокольняя.
65 Говорил тогды Добрынюшка таковы речи:
«Уж ты конь, ты мой конь да Воронеюшко!
Уносил от пурги́ и от па́дёры
Да уде́рьгивал от пулечьки от свинцёвыя;
Унеси миня от смерьти-то от напрасныя».
70 Ише конь-от от земьли-то де отделяитьсе,
Выше лесу стоячёго поднимаитьце,
Да унёс он к заставушки — семь бога́тырей.
Ницёго-то государь наш у Добрынюшки не спрашивал,
Да лёкко, скоро скакал-то да на добра́ коня,
75 Ише сам он поехал-то во чисто́ полё.
Выежаёт на шо́ломя на окатисто,
Он смотрил-то на вси цётыре стороны;
Увидал под одной он под стороночькой
Уж как ездит-то молодець, потехаитьце,
80 Из речей-то ведь молодець похваляитьце:
«Мне наехать бы руського бога́тыря, —
Я убил бы ёго ’место о́вада».
Да крицял государь тогды громким голосом:
«Уж как полно те ездить да потехатисе,
85 Из речей-то тебе да выхвалятисе!
Уж как станём мы на́ поли сьежжатисе».
Не два ясного сокола сьлетаитьце,
Два дородьнёго молодця сьезжаютсе.
Да ударили бога́тыри саблеми вострыма;
90 У их сабельки-ти да пошербалисе,
Сами друг-то ведь друга они не ранили.
Да ударились тут палецьми тяжолыма;
У их палици-ти да поломалисе,
Сами друг-то ведь друга они не ранили.
95 А ударились тогда да ко́пьеми вострыма;
У их копьиця по яблучькам сломилисе,
Сами друг друга они-то ведь не ранили,
Они не́ дали ведь раны к ретиву́ серцу.
Да скакали через гривы-ти лошадиныя,
100 Да большим-то боем да рукопашкою
Да водились бога́тыри трои суточки,
Они ноги втоптали да по колен в земьлю.
Государя-та ножоцька подломиласе,
Ише права-та ручюшка окатиласе,
105 Да упал-то государьтогды на сыру земьлю;
Да садилсэ молоде́ць ему на белы́ груди,
Он ведь хочет спороть ёму белы́ груди.
Да змолилсэ государь да Спасу пречистому,
Пресвятой-то матери Божьёй Богородици;
110 У ёго прибыло силы, втроё больше стало жо.
Он спехнул-то бога́тыря как овсяной сноп,
Ише сам он садилсэ да на белы́ груди,
Да не спрашивал не родины, не вотчины,
Да спорол у бога́тыря белы́ груди,
115 А потому шьто государю-ту было на́ поли смерть не писана.
А отправилсэ тогда он к заставушки великою,
Ише сам он говорил им таковы речи:
«Уж вы вой еси, дружиночька хоробрая!
Розьезжайтесь вы, дружиночька, по своим местам,
120 По своим-то местам да ко своим домам.
Ише полно вам стоять заставушкой великою!»
Да розьехались бога́тыри по своим местам,
По своим местам, по своим домам.
99. БОЙ ДОБРЫНИ С ДУНАЕМ
Уж как было у Дунаюшка погре́жоно,
Да погрежоно-то да было покуре́жоно,
А на добрых на коничьках поезжоно.
Да поехал тут Добрынюшка во чисто́ полё,
5 Да увидял Добрынюшка, во цисто́м поли́
Да стоит-то чёрно́й шатёр поло́тьняной.
А приехал Добрынюшка ко чёрну́ шатру.
На шатри-то ведь было как написано,
А глубокима-ти по́реземи подрезано:
10 «Хто приедёт как ко чёрну́ шатру,
А живому ведь от чёрна шатра не уехати!»
Но чёрно́м шатри стояла кроваточька со новы́х[395] костей,
Со новы́х костей да с зуба рыбьёго;
На кроваточьки перинушка пуховая,
15 Одиялышко лёжало да чёрны́х соболей;
У шатра-та стояла-то бочька с зелёны́м вином,
Да на бочьки-то чярочька золочёная,
Да не ма́ла, не вели́ка — полведра вина.
Ише взял-то Добрынюшка чяроцьку золочёную,
20 Наливал-то ету чяроцьку зелёна́ вина,
Выпивал-то ету чяроцьку на единой дух
Ише для́-ради красы-то да молодецкою,
Да втору-ту наливал ради смелосьти богатырьския,
Уж как третью наливал ради крепости богатырьския.
25 Хме́ли́нушка в головы́ тогды расходиласе.
Ети подписи тогды ёму не понравились,
Ише по́дрези ёму-ту не поглянулисе;
Ростоптал тогды взял он чёрно́й шатёр
Да ласку́тьё розьметал взял по чисту́ полю,
30 Да розсек он взял бочьку с зелёны́м вином,
Да лёжилсэ как тогды сам на кроваточьку,
Засыпаёт тогды своим сном как богатырьскиям.
Тогды ехал к шатру-то Дунаюшко сын Ивановичь;
Закричял-то Дунай да громким голосом:
35 «Ишше хто-то ростоптал мой черно́й шатёр,
Да лоскутье хто-то розьметал по чисту́ полю,
Да розсек-то хто-то бочьку с зелёны́м вином? —
Да кричял, — да живому от черна́ шатра не уехати!»
Услыхал тогды Добрынюшка Микитиць-от,
40 Да скакал-то Добрынюшка со кроваточьки,
Да скакал-то Добрынюшка на добра́ коня.
Да не ясны-ти соколы слеталисе,
А дородьни-ти молодцы съезжалисе.
Да ударились они да саблеми вострыма, —
45 У их сабельки-ти да поломалисе;
Они ударились тут палиц́еми цяжолыма, —
У их палеци-ти да поломалисе;
Да сами друг-то друга они не ранили.
Да ударились тогды да ко́пьеми вострыма, —
50 У их копьиця по яблучькам сломилисе;
Они друг-то друга как не ранили,
Они не́ дали раны к ретиву́ серцу.
Да скакали через гривушки лошадиныя,
Да большим они боем, ту-да-рукопашкою
55 Да водилисе бога́тыри три суточьки;
Они ноги втоптали по колен в землю.
Да во ту-то пору да как во то́ время
Уж как ехал государь-от наш Илья Муромець,
Да как сам-то говорил он таковы речи:
60 «Как неверной с неверным как ведь боритьце,
Ише надо ехать их как прита́кивать;
Ише руськой со руським как ведь боритьце,
Ише надо ведь ехать да розговаривать;
А как руськой с неверным да как ведь боритьце,
65 Надо ехать ведь руському помош дать».
Да приехал государь к им Илья Муромець,
Ише говорил им таковы речи:
«Уж ты гой еси, Дунаюшко Ивановиць!
Молодыя Добрынюшка Микитиць-от!
70 Вы о цём жа как тут да вы боритесь?»
Росьц́ёпились тогды как бога́тыри;
Говорил ёму Дунай да сын Ивановичь:
«Я оставил в чисто́м поли чёрно́й шатёр.
Ростоптал у мня Добрынюшка чёрно́й шатёр,
75 Да лоску́тьё розьмётал он по чисту́ полю;
Да стояла у шатра боцька с зелёны́м вином,
Да на боцьки была цярочька золочёная.
Да розьсек взял он боцьку-то с зелёны́м вином,
Изломал у меня чярочьку золочёную».
80 Говорил тогды Добрынюшка таковы речи:
«Уж ты вой есь, восударь ты наш Илья Муромець!
Я приехал ведь к этому ко чёрну шатру;
На шатри-то ведь было как написано
Да глубокима-ти по́дрезами подрезано:
85 «Хто приедёт к чёрну́ шатру,
Из чёрна́ шатра живому не уехати».
У шатра стояла боцька золочёная;
Ише выпил-то я из боцьки как три цярочьки;[396]
Хмелинушка в головы у мня росходиласе.
90 Ети подписи-ти мне как не понравились,
Ети по́дрези-ти мне не поглянулисе;
Ростоптал ведь я взял чёрно́й шатёр,
Как я лоску́тьё розьметал взял по чисту́ полю,
Я розьсек взял тогды боцьку-ту с зелёны́м вином,
95 Изломал я эту чярочьку золочёную».
Говорил-то да государь-от таковы речи:
«Уж ты гой еси, Дунаюшко Иванович!
Ише колько я не еживал во чисто́м поли,
Ише колько не роставливал чёрных шатров,
100 На шатрах-то ведь етого не подписывал
Да глубокима-ти по́дрезами не подрезывал.
Да хорошо-то я приехал к вам ростатй вас, —
Оборол бы тя Добрынюшка Микитичь-от
Да убил бы тебя как до́ мертва».
105 А поехали бога́тыри в крашон Киев град
Ко тому жа ко князю-ту ко Владимёру.
Росказал государь-то да Илья Муромець
Про того жо про Дунаюшка Иванова,
Ише как он написал на чёрно́м шатри.
110 Обсудили Дунаюшка Иванова,
Посадили Дунаюшка в тёмны по́гребы
Да немножко, немало — на семнадцеть лет.
100. ПОТЫК[397]
Собираласе дружиночька хоробрая:
В перву голову государь наш Илья Муромець,
Во вторых-то Добрынюшка Микитичь млад,
В третью голову-ту По́тык сын Ивановичь.
5 Да приехали к столбу да ко ростанюшкам.
Говорил восударь наш Илья Муромець:
«Уж ты вой еси, дружинюшка хоробрая!
Я поеду ко царству-то как ко Дюкову,[398]
Привезу я золотой казны сорок тысечей».
10 Говорил тогды Добрынюшка Микитиць млад:
«Я поеду-ту на тихи-ти вёшны за́води,
Привезу я три камешка драгоц́енныя».
Говорил тогды ведь По́тык сын Ивановичь:[399]
«Я поеду во землю-ту, во землю во Задо́ньскую,
15 Привезу-ту Марьюшку[400] лебедь белую».
Говорил-то восударь да таковы речи:
«Розьделю-то я золоту казну на́трое».
Говорил тогды Добрынюшка таковы речи:
«Привезу-то я три камешка драгоченныя —
20 Розьделю-ту ети камешки-ти на́троё».
Говорил-то тогды По́тык таковы речи:
«Привезу я ведь Марфушку, лебедь белую, —
Я не дам вам делить-то как ей на́троё».
Говорил ёму восударь да таковы речи:
25 «Уж ты гой еси, Потык да сын Ивановиць!
Не велел бы я брать-то Марфы, да лебедь белую:
Да не будёт тибе Марфушка молода жона,
Уж ка будёт тибе Марфушка змея лютая;
Уж ка будёшь у Марфушки у семи сьмертей,
30 У семи-то сьмертей да у напрасныя».
Да розьехалась дружиночка хоробрая.
Да поехал восударь ко царству Дюкову,
Да Добрынюшка поехал на тихи-ти вёшны заводи.
Да наказывал государь-то да Илья Муромець:
35 «Уж ты вой еси, брателко назва́ныя!
А ты будёшь на те на тихи вёшны заводи,
Уж ты станёшь купатьсе на перьво́й реки,
Да покажитце тибе да как вода лёкка́,
Как вода-та лёкка да как струя тепла́,
40 А попловёшь тогды, Добрынюшка, на втору реку, —
Да увидит змея ведь з гор лютая,
Да тибя-то тогда она водой зальёт,
Да водой она зальёт тогды, огнём зажгёт».
Да приехал как Добрынюшка Микитиць-от
45 Да на ти же на тихи вёшны заводи,
А розьдевал он своё-то да платьё цьветноё,
А побрёл он во ту ту реку купатисе;
Да показаласе Добрынюшки да вода тёпла́,
Да вода-та тёпла да как струя лёкка;
50 Ишше по́плыл Добрынюшка да на втору́ реку.
Увидала-то из гор да змея лютая,
Налетела на Добрынюшку Микитичя;
Она хоцёт Добрынюшку водой залить,
Как водой-то залить она, огнём сжегти.
55 Ише мастёр был Добрынюшка в воду нырати он.
Унырнул-то Добрынюшка на перьво́й реки,
Он ведь вы́стал Добрынюшка на второй реки,
Да у своёго у платьиця у цьветного;
Да схватил он свою-ту да саблю вострую.
60 Надлетела-то зьмея-та да как ведь лютая,
Он махнул-то своей да саблей вострою,
Он отсек-то у ей двенадцеть хоботов.
Да змолилась зьмея-та как ведь лютая:
«Уж ты вой еси, Добрынюшка Микитиць-от!
65 Не секи-тко моей ты да буйной головы:
Я ведь дам тебе-ка да как три камешка,
Я три камешка да драгоц́енныя».
Да садилсэ как Добрынюшка на змею лютую;
Она вынесла на го́ру-ту на Сионьскую.
70 Ише взял-то Добрынюшка ведь камешки.
Да змолилась зьмея-та тогды лютая:
«Не розорей-ко-се, Добрынюшка, зьмеиного подворьиця
Да не сожги-ко моих-то да малых детоцёк.
Я не буду летать больше на святую Русь,
75 Я не буду губить народу-ту православного».
Ише етого Добрынюшка не ва́руёт,[401]
Он зажог взял зьмеиноё подворьицё,
Он зажог взял всих малых детоцёк;
Ише сам-то ведь сел на зьмею лютую,
80 Приказал сьнести с горы Сионьския.
Полетела зьмея-то как ведь лютая
Да снесла-то Добрынюшку на сыру земьлю.
Он отсек у ей-то как ведь голову,
Розьметал как ее́ тело по чисту́ полю,
85 Да поехал тогды он ведь в крашон Киев град.
Ише поехал-то Потык да сын Ивановиць
Он во ту же во земьлю-ту в Задоньскую,
Ко тому-то королю земьли Задоньския.
А да примал ёго король земьли Задоньския:
90 «Уж ты здрастуй, ты Потык сын Ивановиць!
Ты по-старому ли приехал, ты по-прежному,
А во ключники приехал, во замочники?»
Отвецял-то Потык да сын Ивановиць:
«Не по-старому приехал я, не по-прежному,
95 Я не в ключники приехал, не в замочники;
Я приехал к тобе сватом свататьсе
Я на душоцьки на Марфы, лебеди белыя».
Отвецял ёму король земьли Задоньския:
«Уж ты вой еси, Потык сын Ивановичь!
100 Да как тут у мня ведь Марфушка просватана
За того жо за поганого за Идо́лишша.
Да сидит у меня Марфушка в задьнёй горници
За двенадцети висучима замоцьками,
За двенадцетью за крепкима-ти сто́рожьи;
105 Ише ткёт у меня Марфушка красё́нышка,
Забират она платоцьки-ти красным золотом.
На кобы́лоцьках сидят у ей ясны соколы,
На наби́лоцьках сидят у ей сизы голоби,
На подножецьках сидят у ей чёрны соболи».
110 Говорил тогды Потык да сын Ивановичь:
«Уж ты цесью не отдашь, да возьму не́цесью».
Отвецял-то король земьли Задоньския:
«Право, е́й-Богу, Марфушка просватана».
Ише ти ведь как речи не в любви пришли.
115 А пошол-то ведь как Потык на новы́ сени,
Он убил-то двенадцеть да крепких сто́рожов,
Он ведь при́рвал-то двенадцеть да вси замочиков,[402]
Да отпирал ведь у Марфушки двери на́ пяту.
Сизы голубы у ей да испугалисе,
120 По верхам-то у ей да розьлеталисе,
Чёрны соболи у ей вси розбежалисе.
Да скакала тогды Марфушка на резвы́ ноги
Да сама-то говорила таковы речи:
«Да не грело-то красно солнышко ра́вно три́ года,
125 Да тепере праведи́мо высоко́ взошло!»
Да обнимала-то Потыка за белу́ шею,
Цёловала ёго-то в уста саха́рныя.
Уж как брал-то ведь Потык ей за праву́ руку,
Да повёл-то ей Потык по новы́м сеням.
130 Да увидела ведь Марфушка, лебедь белая, —
Да убиты двенадцеть-то крепких сто́рожов,
Ише сорваны двенадцеть вси замоцики, —
Да сама говорила-то таковы речи:
«Да умел миня батюшко споить, скормить,
135 Не умел миня батюшко замуж выдати:
Отдавашь миня не с цесьти, да как не с радосьти,
Отдавать ты миня да с кроволитьиця».
Да повёл взял ведь Марфушку на широкой двор,
Посадил-то ведь Марфушку на добра́ коня,
140 Ише сам-то садилсэ да переди́ ею́.
Да выходит король-то земьли Задоньския,
Ише сам он говорил-то да таковы речи:
«Добро жаловать, Потык сын Ивановиць,
Хлеба, соли ко мне ись да вина с мёдом пить!»
145 Отвецял-то ведь Потык сын Ивановиць:
«На приезди ты гостя не учёствовал —
На отъезди тибе гостя не учёствовать!»
Только видели — Потык-от собираитце,
Да не видели поездоцьки богатырьския.
150 Конь скакал церез стену-ту городо́вую,
Через ту же церез башню науго́льнюю.
Они день-от как едут с утра до вечора;
Состыгала тут Потыка ночька тёмная;
Розоставил ведь Потык как бело́й шатёр,
155 Розоставил кроваточьку со новы́х-то[403] костей,
Со новы́х-то костей да с зуба рыбьёго
Да валилсэ со Марфушкой — лебедь белыя.
Розьсердилась-то на ёго Марфушка, лебедь белая.
Обвернула ёго да чёрным вороном,
160 Приказала лететь ёму по поднебесью;
Он летал-то всю ноцьку осённую,
А осённу-ту ноц́еньку до бела́ свету.
Обвернула другой раз да как добры́м конём,
Да сама-то садилась как на добра́ коня,
165 Она езьдила-то всю ночьку осённую;
До того жа он езьдил до бела́ свету,
Пролёжал он ведь день с утра до вецёра.[404]
Обвернула она тогда горносталюшком,
Приказала копатьце да под кореньицём;
170 Копалсэ Потык до бела́ свету,
Приломал он свою да буйну голову.
Да тогда-то овернула-то серым камешком,
Она бросила ка́мешок во цисто[405] полё,
Да сама она валилась в новой бело́й шатёр.
175 Да во ту-ту пору де, как во то время
Уж как ехал государь наш Илья Муромець,
Ише сам говорил-то да таковы реци:
«Ише колько в цисто́м поли не езживал,
Уж как этого камешка не видывал».
180 Он ведь брал тогды ка́мешок на белы́ руки
Да метал этот камешок по поднебесью;
Уж как выскоцил[406] у камешка Потык сын Ивановиць.
Говорил государь тогды таковы речи:
«Ты постой-ко-се, Потык, во чисто́м поли;
185 Я пойду-то ко Марфушки во бело́й шатёр».
Да пришол-то ведь государь-от во бело́й шатёр,
Повалилсэ ведь к Марфушки — лебедь белыя;
Да накинула Марфушка праву́ ногу.
Да хватила она-то ёго право́й рукой;
190 Ише хоцёт-то здушить-то осударя Илью Муромця.
Да скакал государь тогды на резвы́ ножки,
Ише брал-то ведь Марфушку за русу́ косу,
Уж как вынял государь-то как три пру́тышка,
Ише начял стягать-то Марфушку, лебедь белую.
195 Да змолилась-то Марфушка, лебедь белая:
«Уж ты вой еси, Потык сын Ивановиць!
Я не буду теперь-то да зьмея лютая,
Я ведь буду тепереци молода жона».
Ише про́спал государь ноць-ту да до бела́ сьвету.
200 Тогда садились они да на добры́х коней:
А садил-то ведь Потык Марфушку позади собя;
Да поехали они тогда в крашон Киев град,
Да наехали они на зьмею лютую;
А горит у ей зьмеиноё подворьицё.
205 «Ты сойми-ко-се, Потык, да свой сафьян сапог,
Ты залей-ко моё зьмеино гнёздышко, —
Я те зделаю добро-то как великоё».
Да соходил-то Потык со добра́ коня,
Скинива́ёт как свой сапог сафьянныя,
210 Да заче́рьпыват свежо́й воды ключёвыя,
Да заливат он зьмеино гнёздышко.[407]
Да по ихному было да как по ’тьезду-то,
Да приехал во Киев король как Тульския;[408]
А он выигра́л у Владимёра золотой казны сорок тысечей,
215 А он выигра́л у Владимёра двенадцеть-то ка бога́тырей,
А во ти жо во пешки он, во шахматы.
«Уж ты гой еси, Потык да сын Ивановиць!
После вас-то приехал король земьли Тульския;
Он ведь вы́играл у меня золотой казны сорок тысечей,
220 Он ведь выиграл у мня двенадцеть-то как бога́тырей,
А тогды сьезди ты, Потык да сын Ивановиць,
Ко тому жо королю да земьли Тульския,
Отыграй ты золоту казну, сорок тысечей,
Отыграй-ко-се ты двенадцеть как бога́тырей».
225 Да отправилсэ Потык да в земьлю Тульскую,
Ко тому королю-ту да земьли Тульския.
Приезжал ведь Потык да сын Ивановиць,
Ише сам говорил ёму таковы речи:
«Уж ты вой еси, король да земьли Тульския!
230 Я приехал играть во пешки-ти, как во шахматы».
Они садились играть с королём де земьли как Тульския.
Да недолго ведь Потык как отыгрывал:
Он ведь ступь-ту ведь ступил, на другой ведь мат даёт.
Отыграл-то у ёго золотой казны сорок тысечей,
235 Отыграл у ёго двенадцеть-то всих бога́тырей,
Он ведь выиграл у ёго да любимую доць,
Да любиму-ту доць да одинакую
Ише на́ имя Овдотьюшку, лебедь белую;
Да поехал ведь Потык в крашон Киёв град.
240 Да стречят ёго Владимёр-от стольнё-киеськой,
Да стрецяёт Опраксе́я Королевичьня.
Да привозит золотой казны сорок тысечей,
Да привозит двенадцеть да как бога́тырей.
Да узнала тут Марфушка, лебедь белая,
245 Как сосваталсэ на Овдотьюшки-лебедь белыя,
Да сама говорила таковы реци:
«Мы поедём с тобой да как венцятисе;
Мы положим таку заповедь великую:
Да которой умрёт, другому живому во гроб легчи,
250 Шьтобы выкопать могила трёх локо́т».
Обвенцялсе ведь Потык сын Ивановичь.
Умёрла-то у ёго да Марфушка, лебедь белая;
Повалили ведь Марфушку во гроб в огромныя
Да наверх-то ведь Потыка сына Иванова
255 Зарывали во ту могилу-ту во глубокую.
Да на ето государь-то как догадьлив был:
Привезал как ко гробу колокольцик-от,
Ишше вы́вёл из могилы проволо́ку жа.
Втипор скакала Марфушка, лебедь белая,
260 Ише зац́ела душить-то Потыка сына Иванова.
Зазьвенел-то ведь медной колокольцик-от,
Зазьвонила-то про́волока-та как железная.
Не дозволят-то закон розрыть могилу-ту.
Да во ту-то пору, да как во то́ время
265 Налетела зьмея да как ведь лютая,
Она на́цяла рыть-то да как сыру́ землю,
Она вырыла Потыка сына Иванова
Да втипо́р тут же Марфушку, лебедь белую,
Опалила она Потыка сына Иванова,
270 Ише будто ёго да головёнушку.
Говорил восударь-то да Илья Муромець:
«Ише надоть ведь зделать ре́инка высокая,
Надоть зьделать-то пе́тёлка варёная.
Повели-то ведь Марфушку, лебедь белую,
275 Да повёл-то ведь Потык сын Ивановичь;
Он ведь вывел на ре́ину высокую,
Да хотел он сунуть ей в петёлку варёную.
Да на ето государь-от да как догадьлив был:
Он ведь стал под реинку высокую;
280 Она сунула Потыка сына Иванова, —
Да махнул государь-то да саблёй вострою
Да по той жо по ре́ины высокою;
Да упал-то ведь Потык на сыру́ землю.
Да скакал-то государь-от да Илья Муромець
285 Да на ту жа на реинку высокую,
Он ведь сунул тут Марфушку в петёлку варёную.
Задавилась тогды Марфушка, лебедь белая.
Да росклали огонь, большой пожо́г,
Повалили тут ведь Марфушку, лебедь белую,
290 Повалили ведь Марфушку на большой пожог
Да сожгли-то ее́ как тело белоё,
Ише пепел как розьвеели по цистў полю.
Говорил государь тогды таковы реци:
«Уж ты сукин сын, Потык сын Ивановиць!
295 Говорил тогды я тибе таковы речи:
„Ты не езьди во землю-то во Задоньскую,
Не бери-тко-се ты Марфушки-лебедь белыя:
Те не будёт Марфушка молода жона,
Тебе будёт Марфушка зьмея лютая“.
300 Поежай-ко-се теперечи к королю-то как ведь Тульскому,
Ты возьми-тко-се Овдотьюшку, лебедь белую».[409]
Да отправилсэ ведь Потык-то сын Ивановичь;
Ише с им-то поехал государь-от да Илья Муромець,
Да поехал Добрынюшка Микитиць-от;
305 А приехали к королю-ту за земьли Тульския.
Он не стал-то давать Овдотьюшки-лебедь белыя;
Они не́цёсно взели Овдотьюшку, лебедь белую,
Увезьли-то они да в крашон Киев-град.
Повенцялсэ тогды Потык сын Ивановичь
310 А со той же Овдотьюшкой-лебедь белыя.
101. ДЮК
Уж как не было на силу-ту на Самсонову,
Да на сильнёго Самсона-та Колыба́нова,
Да на сцястьё государя Ильи Муромця,
Да на ве́чьво[410] Добрынюшки Никитичя,
5 Да на ярость-ту Олёшеньки Поповичя,
На злату казну Сатка́, купця[411] богатого,
На строеньицё Дюка сына Стёпанова.
А у Дюка был дом-от да на сёми вёрстах.
Кругом Дюкова было ведь широка́ двора,
10 Ведёна была оградушка булатная;
Насажоны были столбицьки серебряны,
Насажоны были столбики позоло́чёны,
Уж как медных, железных числа-смёту нет.
Да закрыт как ведь дом медью козаркою,
15 А котора-та медь дороже красна золота.
Да настроёны у Дюка-та были кузьници,
Да настроёны у Дюка-та были банёчьки.
Да не беленька берё́зка-та к земьли клонитце,
Ише Дюк-от перед матерью низко кланилсэ:
20 «Ты спусьти миня, маминька, съездить в кра́шон Киев град,
Посмотрить-то мне князя Владимёра
Да со той же с Опраксеёй-то Королевичьнёй».
Не спушшат ёго маменька родимая:
«Ты поедёшь, моё цядышко ты милоё,
25 Да напье́сьсэ ты зелёна́ вина,
Да во хмелю-то, моё чядышко, не устроисься,[412]
Да захвасташь своим-то да широки́м двором,
Да захвасташь своею ты ро́дной матушкой
Уж как Дюкова-та была матушка
30 Она дровц́еми топит кипарисныма,
Она помёлышками па́шот да семишолковы,
Пекёт она колачики круписцяты;
Да колачик-от[413] съешь — другого хочетца,
А другого-та съешь — о третьём душа бажи́т».
35 Да просилса ведь Дюк-от по второй након;
Не спушшаёт ёго маменька родимая;
Да просилсэ ведь Дюк-от по трете́й након;
Да спустила ёго маменька родимая.
Одевал тогды Дюк-от платьё зо́лото,
40 На коня-то — убор да как серебьряной,
Да поехал тогды Дюк-от в крашон Киев град.
Приежал тогды Дюк-от в крашон Киев град,
Да ко той же приежал да ко Божьёй церьквы́;
Да заходит ведь Дюк-от да во Божью́ церькву;
45 Он ведь крест-от кладёт да по-писа́ному,
Как поклон-от ведёт тогды по-учёному;
Он ведь кланеитце чюдным образам.
Огледелись попы-ти вси, как дьяконы
На того же на дородьнёго на молодца,
50 Они петь-то, читать да помешалисе.
Отслужили тогды-то да во Божьёй церьквы,
Ише вон-то пошли да из Божьё́й церьквы.
Ише звал его государь-от[414] на поче́сной пир:
«Добро жаловать, да Дюк-от всё Стёпановичь,
55 Хлеба, соли ко мне-ка ись да вина с мёдом пить!»
А они приходят во гривьню-ту да княжене́рскую
Да садятце за столы-ти за дубовыя.
Да подносят винцё-то, пиво стоканциками.[415]
А сидит-то ведь Дюк-от да сын Стёпанович —
60 Да повесил-то свою-ту буйну голову,
А ничим-то сидит он как не хвастаёт.
Да ставал тогды государь-от на резвы́ ноги,
Он ведь взял-то цярочьку в полведра вина,
Наливал эту цярочьку зелена́ вина,
65 Подносил тогды ведь Дюку сыну Стёпанову.
Да примал он ету чярочьку едино́й рукой,
Выпивал он ету чярочьку на еди́ной дух;
Да вторую наливал ёму полтора ведра;
Принимал-то ету чярочьку едино́й рукой,
70 Выпивал он ети чярочьки на единой дух.
Хмелинушка в головы тогды росходиласе;
Он захвастал тогды своим широки́м двором
Да захвастал своею родной матушкой:
«Проживу я у вас во Киеви три годика,
75 Ише кажной день носить стану платьё сменноё».
Да нехто тогды по Дюки-то не ручяютце;
Говорят-то ведь Дюку сыну Стёпанову:
«Да засельшина, детина, деревеньшина!
Уж ты пьяной напилсэ да приросхвасталсэ».
80 Поручилсэ по Дюки-то государь-то да Илья Муромець;
А тогды отправили ко царству Дюкову
Описать ёго-то как именьицё.
Да как жили у Дюка-та ра́вно три года,
Описали одны они ку́знеци с банеми.
85 Розьсердилась тогды Дюкова-та матушка,
Отписала ведь князю Владимеру:
«Да вы продайте-тко Киёв со Церниговым,
Вы купите бумаг-то со чернилами, —
Вы тогда-то опишите моё именьицё.
90 Вы спустите тогды моёго цяда милого,
Да во свой-от спустите во широкой двор».
Отпустили тогды Дюка сына Стёпанова
Да во свой-то ёго да во широкой двор,
Ко своей-то родимой да как ко матушки.
102. КОЗАРУШКО (КОЗАРИН)
На роду-ту Козарушка попорьтили,
Отец с матерью Петровиця не злю́били,
Отсылали Козарушка ко бабушки,
Да ко бабушки Петровиця к задво́рёнки,
5 Не велели корьмить хлебом круписцятым,
Не велели поить водой мёдо́выя;
Да велели корьмить хлебом гнилым жа всё
Да велели поить водой со ржавчинки.
Уж как тих рецей бабушка не варуёт;
10 Да корьмила Козарушка хлебом круписцятым
Да поила Петровиця водой мёдо́выя.
Ише стал наш Козарушко пети́, шти лет,
Ише стал-то по улочьки похаживать,
Ише с малыма ребятушками поигрывать.
15 Ёго дразьнят тут маленьки ребятушка:
«Не прямого ты отця, не пря́мой матушки;
Ишше всё ты ведь ходиш чюжой выблядок!»
Ишше как эти речи не в любви пришли.
Он которого ухватит как ведь за́ руку,
20 Оторвёт у того да он праву́ руку;
Он которого ухватит как ведь за́ ногу,
Оторвёт у того он праву́ ногу.
Ише сам пошол втипо́р да как ко бабушки,
Ише сам говорил ей таковы речи:
25 «Уж ты гой еси, бабушка-задво́рёнка!
Ты скажи-тко-се мне, да кто у мня отець ведь, мать:
Миня дразьнят тут маленьки ребятушка,
Да зовут-то меня всё как выблядком».
Говорила ёму бабушка-задворёнка:
30 «Уж ты вой еси, Козарушко Петровиць-от!
У тя отець ведь-то — Пётр да Коромы́словиць,
Ише матушка — Петрова-та молода жона».
Говорил-то Козарушко таковы речи:
«Уж ты вой еси, ты бабушка-задворёнка!
35 Напеки-тко-сё мне подорожьничков,
Уж ты дай мне шляпочьку ра́вно тридцеть пуд;
Уж ты дай-ко мне клю́чёчьку ра́вно сорок пуд».
Напекла ёму бабушка подорожьничьков,
Да дала ёму бабушка тут шляпочьку,
40 А дала ёму бабушка ведь ключёчьку;
Да пошол наш Козарушко искать батюшка.
Да приходит Козарушко в ту дере́вёнку;
Да играют на улоцьки маленьки ребятушка;
Он ведь спрашивал да как у маленьких ребятушок:
45 «Ише где-то Петрово как подворьицё?»
Отвели ёму ребятушка подворьицё.
Да скричял-то Козарушко громким голосом:
«Уж ты вой еси, Пётр да Коромысловиць!
Не бывало ли у тя да чядышко милоё
50 Ише на́ имя Козарушко Петровичь-от?»
Да избёнка у Петра вся пошаталасе,
Ставники́-ти[416] у ёго вси покосилисе.
Отвецял-то Пётр да Коромысловиць:
«Не бывало у нас тако́ чядо милоё».
55 Да ведь проць пошол Козарушко Петровиць-от;
Покатились по белу́ лицю горючи́ слёзы.
Да пошол-то Козарушко во чисто́ полё,
Розоставил бело́й шатёр поло́тьняной,
Да валилсэ он сам во бело́й шатёр.
60 Да выходит в полно́ць-ту из бела́ шатра;
Услыхал-то в чисто́м поли деветь го́лосов —
Там ведь плакала в чистом поли красна девиця:
«Да коса, ты коса, да моя русая!
Да плели тебя, коса, да на святой Руси,
65 Росплетут тебя, коса, да в проклято́й Литвы.
Кабы был у мня ведь брателко Козарушко,
Он не дал тут поганым тотарам-то на пору́ганьё».
Ише о́брал Козарушко бело́й шатёр,
Ише сам побежал-то да во чисто́ полё,
70 Он избил-то всих да семь[417] розбойников,
Ише отнял у их свою да как родну́ сёстру;
Ише сами пошли они ко батюшку,
Ко тому жо Петру-ту Коромыслову.
Приходят ко ёго-то да ко подворьицю;
75 Да скричял тогда Козарушко громким голосом:
«Уж ты вой еси, Пётр да Коромысловиць!
Не бывало ли у тя-то да цядо милоё
Ише на́ имя тут Марфушка, лебедь белая?»
Да выскакивал Пётр тогда на улицю
80 Со своей-то он да с молодой жоной:
«Да бывало у мня тако чядо милоё
Ише на́ имя тут Марфушка Петровна-та».
Ише брал он ведь Марфушку за праву́ руку
Да повёл-то ведь Марфуршку в свою горьницю,
85 Ише тут же пригласил да Козарушка Петровиця.
103. ЧУРИЛО И НЕВЕРНАЯ ЖЕНА
А на вёшной на празьничёк на Троицю
Нападала поро́шиця снежку белого.
А по той по порошици, по белу́ снежку́
Ише шло-прошло два брателка назва́ныя,
5 Два назва́ныя брателка, крестовыя:
Во перьвы́х-то шол Чюри́лушко Петровичь-от,
Во вторых-то шол Олёшенька Поповичь-от.
А Чюрилушко пошол-то де к широку́ двору,
Он колотитьце у серебряна колечушка.
10 Услыхала тут девушка-служаночька,
Да любимая Васильёва племе́нёнка;
Отпирала окошочька немножоцько,
Да сама говорила-то потихошенько:
«Ише хто у нас колотитьце у колечушка?»
15 Отьвечял ей Чюрилушко Петровичь-от:
«Уж ты вой еси, девушка-служаночька,
Да любима ты Васильёва племенёнка!
Дак у тя дома ли дедюшка родимыя?»
Отьвечяла ёму девушка-служаночька:
20 «У мня нету ведь дедюшки родимого:
Да ушол-то у мня дедюшка во Божью́ церькву
Да он четья́-то, пенья́ слушать церьковного,
Он того жа де звону-ту колокольнёго». —
«У тя дома ли де́динка родимая?»
25 Отвецяла[418] ёму девушка-служаночька:
«У мня дома тут дединка родимая:
Да злёжит у мня дединка в задьнёй горници». —
«Уж ты вой еси, девушка-служаночька!
Ты поди скажи дединки родимыя:
30 „Как пришол-то к тебе да небывалый гость
Дак ише на́ имя Чюрилушко Петровичь-от“.
Я ведь дам тебе, девушка, три денёжки,
Три денёжки-то дам да как три зо́лотых».
Побежала тут девушка в задьню горницю
35 Да сказала тут дединьки таковы речи:
«Уж вы вой еси, дединка родимая!
Да пришол-то какой-то к тебе-ка небывалый гость
Ише на́ имя Чюрилушко Петровичь-от».
Да скакала тогды дединка на резвы́ ножки,
40 А бежала тут дединка по новы́м сеням,
Как отпирала тут дединка сени на́ пяту,
А сама говорила-то таковы речи:
«Да не грело-то солнышко, не сьве́тило,
Да тепере праведи́мо-то высоко взошло!»
45 Да обнимала Чюрилушка за белу́ шею,
Понабрала она Чюрилушка за праву́ руку,
Повела она Чюрилушка в задьню горьницю,
Скинива́ла у Чюрилушка сибироцьку,
Скинивала у Чюрилушка сапожоцьки
50 Да валилась со Чюрилушком на кроватку спать.
Да Олёшенька пришол вти́пор во Божью́ ц́еркву́;
Он ведь крест-от кладёт да по-писа́ному,
Он поклон-от ведёт да по-учёному,[419]
Он ведь кланялсэ-то чюдным о́бразом,
55 Ишше в ли́шшецю-ту кланялсэ Василью Переме́тьёву.
Его спрашивали да попы, дьяконы:
«Ты какой-от идёшь да каким словёшь?» —
«Я слову-ту Олёшинькой Поповичём.
Нас ведь шло-прошло два брателка назва́ныя:
60 Во перьвы́х-то шол Чюрилушко Петровиць-от,
Во вторых-то шол я, Олёшенько Поповиць-от.
Как Чюрилушко пошол к Васильёву широку́ двору,
Да к Васильёвой ушол он к молодой жены;
Я Олёшенько пришол да во Божью́ церькву
65 Как четья́-та, пенья́ слушать церьковного,
Я того жа ведь слушать-то звону колокольнёго».
Ише брал-то Васюльюшко шляпочьку со спичечки,
Ише сам-то пошол да из Божё́й церьквы,
А повесил свою-ту буйну голову.
70 Он приходит к своёму-ту широку́ двору,
Он колотитьце за серебряно колечюшко.
Услыхала тогды девушка-служаноцька,
Да любимая Васильёва племе́нёнка,
А сама говорила-то таковы речи:
75 «Ише хто у нас колотитьце у колечюшка?»
Говорил-то ей дедюшка родимыя:
«Отпирай-ко ты, девушка-служаночька».
Да скакала тут девушка на резвы́ ножки,
Побежала тут девушка по новы́м сеня́м,
80 Отьпира тут девушка двери на́ пяту.
Говорил ведь дедюшка таковы речи:
«Уж ты вой еси, девушка-служаночька!
Ише хто-то ведь у нас есь небывалой гось?»
Отьвечяла ёму девушка-служаночька:
85 «Какой-то пришол Чюрилушко Петровичь-от,
Да ушол он ведь с дединкой в задьню горьницю».
Отьпирал тогды Васильюшко в горьници двери на́ пяту.
Завернула Чюрилушка во периночьку.
Говорил тогды Васильюшко таковы речи:
90 «Ише чья эта сибирочька на спичёчьки?»
Отвечяла ёго да молода жона:
«Уж как были тут бабушкины́ робятушка
Да оставили у мня эфту сибирочьку». —
«Ише чьи эти сапожочьки под кроваточькой?»
95 Отьвечяла ёго-то молода жона:
«Уж как были тут бабушкины робятушка
Да оставили сапожки-ти под кроваточькой».
Розьвернул тогды Васильюшко пиринушку, —
Да лёжит-то Чюрилушко Петровичь-от.
100 Он ведь выхватил свою-ту саблю вострую
Да отсек у Чюрила-та буйну голову.
Говорила Васильюшку молода жона:
«Соберём мы, Васильюшко, пир наве́сели,
Шьто уходил у мня Чюрилушка Петровичя».
105 Ишше со́брал Васильюшко пир наве́сели.
Наливала она им два стоканьчика,
Наливала она да зелья смёртного,
Подносила Васильюшку Переме́нтьёву,
А другой-от ведь девушки-служаночьки,
110 Да любимой-то Васильевой племе́нёнки.
Выпивали они-то да зельё смертноё;
Приходила им тут кончина[420] свету белого.
104. КАМСКОЕ ПОБОИЩЕ[421]
«Уж ты вой еси, Добрынюшка Микитичь-от!
У тибя, у Добрынюшки, рука лёкка́,
Да рука-та лёкка да как перо востро́.
Уж я буду-ту тебе, Добрынюшка, росказывать:
5 В перьву голову — Самсона ты Колыба́нова,
Втору голову — Дуная-та Пересла́вьёва,
В третью голову — Гаврюшу-ту Долгополого;
Да пиши-тко Луку Толстоременьника,
Да обе́х пиши с племе́ньником;
10 Уж ты Ро́шшу пиши-тко, Рошшиби колпак,
Рошшиби колпак пиши с племеньником,
Да двух братьицей пиши-тко-сь, да двух Збродовичей,
Да двух братьицей пиши-тко-се двух Поповиц́ей,
Да пиши-тко-се Потанюшку-ту Хро́мого,
15 Да пиши-тко-се Дюка сына Стёпанова,
Да пиши-тко-се Матьвеюшка Петровичя».[422]
Да собиралось тут бога́тырей тридц́еть без единого,
Да тридцятой — государь наш Илья Муромець.
105. СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ
Собираласе дружиночька, соро́к калик,
Уж как со́рок калик-то да со каликою.
Атаманом тут Касьян-то да сын Ивановиць,
Подъата́маньё Михайлушко Михайло́вичь-от.
5 Они клали таку заповедь великую:
«Ише хто-то из нас, братцы, заплуту́итьце,
Ише хто-то из нас, братцы, заворуитьце,
Ише хто-то из нас, братцы, за блудо́м пойдёт, —
Не ходить тогды ведь вам не под царской суд,
10 Не под царской-от суд да не под княжеской;
Ну такого чёловека судить своим судом:
Ише ясны-ти оци тянуть косиц́еми,
Да речистой-от язык тянуть те́менём,
Да ретивоё сердечюшко промежу́ плечи,
15 Да жегчи́ будём селитрушку на белы́х грудях,
Да отсе́кчи втепо́р да буйна голова,
Розьмётать ёго тело по чисту́ полю».
Они здраво[423] идут-то в полё чистоё;
Да пошли ети калики в Еруса́лим-град
20 Они Господу Богу-ту помолитисе,
Ко Господьнёму гробу-ту приложитисе,
Во Ердань-реки-то да окупатисе.
Им ведь стретилсэ Владимёр на чисто́м поли;
Скинива́ёт свою-ту шляпу пуховую:
25 «Уж вы здрастуйте, сорок калик со каликою!» —
«Уж ты здрастуй, наш Владимёр да стольнё-киеськой!»
Говорил-то им Владимёр да таковы речи:
«Уж вы вой еси, сорок калик со каликою!
Уж вы спойте-тко мне стих Еле́ньския —
30 Не слыхал-то я у вас стиху́ Еленьского».
Становилисе калики во единой круг,
Во единой круг калики-ти на зелёной луг,
Востры копьиця в земьлю-ту испоты́кали,
Они суночьки-котомочьки исповесили;
35 У их суночьки-котомочьки рыту бархату,
А подсуночьки у их-то де красного золота;
Да как запели калики-то стих Еленьския.
Уж как матушка сыра земьля потряхаласе;
Под Владимёром конь-от подтыкаитьце,
40 Да упал на коленки конь на сыру́ землю,
Да упал-то Владимёр-то со добра́ коня.
Говорил тогды Владимёр-от таковы речи:
«Уж вы сорок калик-то да со каликою!
Уж вам полно петь-то стих Еленьския;
45 Не могу-ту я у вас больше слушати».
Перестали калики петь стих Еленьския.
Да ставал тогда Владимёр на резвы́ ноги,
Ише сам говорил-то таковы речи:
«Да именья у мня в собой не случилосе,
50 Золотой-то казны при мне не пригодилосе;
Вы подите-тко-се да в крашон Киёв град,
Да к моей-то вы подите к молодой жоны
Ише на́ имя к Опраксеи-ти Королевисьни:
Она заплатит ведь вам за стих Еленьския».
55 Да пошли эфти калики в крашон Киев град;
Да приходят ко гривни-то княжене́рския,
Они просят тут милостину спасёную.
Увидала-то Опраксея Королевисьня,
Отпирала окошочька[424] немножочько
60 (Да сама говорила потихошенько),
Подала им ведь милостину спасёную.
Увидала ту прекрасного подата́манья
Ише на́ имя Михайлушка Михайло́вичя,
Да сама говорила-то таковы речи:
65 «Добро жаловать ко мне-ка хлеба-соли ись,
Хлеба-соли ко мне ись да вина с мёдом пить!»
Заходят калики во гривни-ти княженерския;
Да садила она за столы дубовыя,
Угошшала их да пивом пьяныя,
70 Пивом пьяным-то их да хлебом-солью жа.
Ише тут ити каликом начьле́говать;
Розьвела их калик вси во разны комнаты,
Да Михайлушка увела во свою спальную,
Да валила ёго на свою кроваточьку,
75 А сама говорила-то таковы речи:
«Уж ты вой еси, прекрасно ты подъата́маньё!
Сотворим мы с тобой любовь сердечьнюю».
Говорил ей прекрасно-то подата́маньё:
«Уж ты вой есь, Опраксея ты Королевисьня!
80 Мне нельзя сотворить любовь сердечьнюю:
У нас кла́дёна ведь заповедь великая:
Ишше хто-то из нас, братцы-то, заворуитьце,
Ишше хто-то из нас, братцы-то, заплуту́итьце,
Ишше хто-то из нас, братцы, за блудо́м пойдёт, —
85 Да не ходить тогды нам ведь не под царской суд,
Не под царской нам суд да не под княжеской;
Таково́го чёловека как судить своим судом:
Ише ясны-ти очи тянуть косичеми,
А речистой-от язык-от тянуть те́менём,
90 Да ретивоё сердечюшко промежу́ плечьми,
А жегчи́ будём селитру на белы́х грудях
Да отсекчи втипор-то да буйна голова,
Розьмётать-то ёго тело по чисту́ полю».
Проходила тогда ноченька осённая.
95 Ише про́спал Михайлушко до бела́ сьвета.
Да ставала дружиночька хоробрая,
Собиралась дружиночька во поход ити.
Понесла тут Опраксея ёго на сё́рдочьку;
Положила ёму в суночьку чашу зо́лоту,
100 Из которою Владимёр по приезди пьёт.
Да не знало прекрасно-то подъата́маньё
Ише на́ имя Михайлушко Михайло́вичь-от.
Да отправились калики-ты во чисто́ полё;
Она послала тут сзади Олёшеньку Поповичя:
105 «Настыги-тко сорок калик со каликою:
Они украли у мня чашу-ту как ведь зо́лоту,
Ис которой Владимёр-от на приезди пьёт».
Да поехал тут Олёшенька Поповичь-от
Да настыг-от сорок калик со каликою,
110 Закричял-то Олёшенька громким голосом:
«Уж вы стойте, сорок калик со каликою,
Уж вы воры, калики да перехожия!
Вы пошьто-то украли у нас-то да чяшу зо́лоту,
Ис которой-то Владимёр по приезди пьёт?»
115 Они сне́ли тут Олёшньку со добра́ коня,
Да подштанники[425] снели у Олёшеньки
Да насе́кли Олёши-ти ж... до́ красна.
Приежал-то Олёша в крашон Киев град,
Говорил-то Опраксеи-то Королевичьни:
120 «Они не́ отдали калики мне чяши золотой,
Да насекли мне ж...-ту они до́ красна».
Посылат она Добрынюшку Микитиця.
А настыг-то Добрынюшка на чисто́м поли.
Да на это Добрынюшка оче́сьлив был;
125 Ише сам говорил-то таковы речи:
«Уж вы сорок калик-то да со каликою!
Не попала ли вам чяша-та красна золота,
Ис которой Владимёр на приезди пьёт?»
Становилисе калики-ти во единой круг,
130 Во единой круг калики-ти на зелёной луг;
Они стали смотьрить во своих суночьках
Да нашли-то ведь чяшу как ведь зо́лоту
У прекрасного нашли-то да подъата́манья
Ише на́ имя Михайлушка Михайло́вичя.
135 Они отдали чяшу-ту красна золота
Молодыя Добрынюшки Микитичя.
Они стали судить Михайлушка своим судо́м:
Ише ясны-ти очи тянули косичеми,
Да ретиво-то сердечюшко промежу́ плечи,
140 А жогли́ они селитру на белы́х грудях,
Да отсекли у ёго-то да буйну голову,
Розьметали ёго тело-то по чисту́ полю,
Ише сами пошли-то во чисто́ полё.
Обвернулисе назад они, —
145 Да бежит-то Михайлушко Михайло́вич-от.
Ише зачели судить они по второй након:
Ясны-ти очи тянули косичеми,
Да речистой-от язык тянули те́менём,
Да ретивое сердечюшко промежу́ плечи,
150 А жогли они селитру на белы́х грудях,
Да отсекли втипо́р да буйну голову,
Ише тело розьметали-то по чисту́ полю,
Ише сами пошли поперёд-то по чисту полю.
Овернулисе назад они, —
155 Да бежит-то Михайлушко Михайло́вичь-от.
Ише сам он говорил им таковы речи:
«Уж ты вой еси, дружиночька, соро́к калик!
Вы напрасно меня-то как наказываите:
Яночёвал-то у Опраксеи Королевичьни;
160 Увела-то она во свою спальницю,
Да валила меня на свою кроваточьку
Да сама говорила таковы речи:
„Уж ты вой еси, прекрасно ты подата́маньё!
Сотворим мы с тобой любовь сердечьнюю“.
165 А не согласилсэ я с ней сотворить любовь сердечьнюю,
Росказал свою заповедь великую,
Понесла она миня на сёрточьку,
Положила мне-ка чяшу во суночьку».
Да прошшалась с им дружиночка хоробрая,
170 Шьто «напрасно наказали мы два раза;
Мы не знали тоёго дела великаго».
Как отправились калики в Еруса́лим-град;
Они Господу Богу-ту помолилисе,
Во Ёрдани в реки́-ти да окупалисе,
175 Ко Господьнёму гробу-ту приложилисе.
106. ИВАН ГРОЗНЫЙ
Да к цёму де приутихло-то морё синёё,
Да к цёму де приуныли круты бережка,
Почёму де призасохли рецьки быстрыя,
Почёму не побежали ручьи мелкия? —
5 Потому де приутихло-то морё синёё,
Потому де приуныли-ты круты бережка,
Да потому не побежали ручьи мелкия,
Как представляитце цяриця-та благоверная;
Да сама-то царю она наказыват:
10 «Ты Грозён ты ведь царь Иван Васильёвиць!
Ты не будь-то грозён да до солдатушок,
А не будь ты ведь строг до малых деточёк.
Я ишше́-то накажу тибе наказ великия,
Я велик-от те наказ накажу, немалыя:
15 Не бери-тко-се ты замуж Марьи Берблю́ковны, —
А не будёт тебе Марьюшка молода жона,
Уж как будёт тебе Марьюшка зьмея лютая».
А представилась цариця-та благоверная.
Ише со́брал тут царь-от пир наве́сели;
20 Ише сам говорил-то да таковы реци:
«Уж я вывёл-то изменушку из Киева;
Привезу я ведь правдушку из чиста́ поля».[426]
Ише было у царя-то да цядо милоё,
Ише мило-то ведь чядышко одина́коё
25 Ише на́ имя Васильюшко Ивановиць;
Ише о́т роду Васильюшко было двадцеть лет.
Говорил-то Васильюшко таковы речи:
«Ты Гро́зён ты наш царь Иван Васильёвиць!
Уж ты вывёл ведь правдушку из Киёва;
30 Привезёшь ты изьменушку из чиста́ поля».
Розьсердилсэ Грозён царь Иван Васильёвиць
На своёго на чядышка на милого;
Приказал отьвезьти ёго во чисто́ полё
Да отсекци[427] ёго ведь как буйну голову,
35 Принести-то ёго голову на торе́лоцьки.
Отвели-то Васильюшка во чисто́ полё,
Шьтобы не видал Грозён царь Иван Васильёвиць.
Они при́брали поганого тотарина,
Шьто такой же ведь есь — Васильюшко сын Ивановиць,
40 Да отсекли у Васильюшка[428] буйну голову.
Да как поехал тут Грозён цярь Иван Васильёвиць,
Он поехал во то жо во чисто́ полё,
Да привёз он ведь Марьюшку Верблюковну,
Ише взял он за себя да обвинцялсэ.
45 Да у Марьюшки была-то да как родна́ сёстра.
Называлась она да муськи́м имено́м —
Кострюко́м Мастрюко́м сыном Ивановым;
Захотела она-то да как боротисе,
Да искала себе она поединшика;
50 Да нехто против ей да как не вы́скивалсэ.
Она много згубила народу-ту православного.
Да спокаелсэ Грозной царь Иван Васильёвиць,
А шьто взял-то ведь Марьюшку Верблюковну;
Он ведь спомнил наказ своей жоны благочесли́выя;
55 Пожалел тогды своего-та чяда милого
Ише на́ имя Васильюшка Иванова.
Да выходит тогды Потанюшка де Хроменькой.
Ише сам ведь говорил он таковы речи:
«Уж ты вой еси, Грозён царь Иван Васильёвичь!
60 Уж ты как мне прикажошь с ей поборотисе?»
Говорил-то Грозён царь Иван Васильёвичь:
«Уж ты вой еси, Потанюшка ты Хроменькой!
А борись-ко-се, Потанюшка, как Бох поможет тебе».
Да схватилсэ с Кострюко́м сыном Ивановым.
65 Он из платьиця-та ей да как повылупил
Да хребётну-ту костоцьку повыломил;
А упала Кострюк Мастрюк на сыру земьлю.
Тогды увидял Потанюшка ведь Хроменькой,
Шьто не мужик-то ведь есь, да как ведь водитьце.
70 Да со-с того со стыду она со великого
Затянулась она-то да под крылечюшко,
Ише где-ко собаки-ти как приносятце.
Росьсердиласе ее́-то сестра милая
Ише на́ имя-то Марья Верблюковна;
75 Побежала она ведь в задьню горьницю,
Надевала свою шляпу богатырьскую:
Ей подделали в шляпу-ту ведь ку́тило,[429]
Да надела на свою-ту буйну голову, —
Ише шляпа-та была да равно тридцеть пуд;
80 Ише тут она да закололасе.
Ише зра́довалсэ Грозён царь Иван Васильёвичь,
Ишше сам он говорил-то таковы речи:
«Охте-те-мни-чки-то мне тошнёхонько!
Уходил я своёго-то чяда милого
85 Ише на́ имя Васильюшка Ивановичя!»
Привели к ёму Васильюшка Иванова,
Ише сами говорили да таковы речи:
«Ты Грозён ты наш Иван Васильёвиць!
Мы отсекли у тотарина буйну голову,
90 Принесли тогды к тебе-ка на торелочьки;
Пожалели мы Васильюшка Иванова».
———
Федор Парфенович Седунов
VIII. Федор Парфенович Седуно́в, грамотный старик лет 60, любитель покурить и выпить. Читать и писать он выучился у матери, а старины перенял от отца, считавшегося замечательным сказателем. Поет он сильным, приятным голосом, отчеканивая каждое слово; последняя особенность его пения, может быть, объясняется тем, что в прежнее время он певал в церкви, на клиросе. Кроме предлагаемой здесь былины, он поет еще несколько старин, например, «Сорок калик со каликою», но не ручается за то, что знает их до конца.107. ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА ИЛЬИ МУРОМЦА
Нам не дорого не злато да чисто се́ребро,
Дорога наша любовь да молодецкая:
Да как злато-то, се́ребро минуитца,
Дорога наша любовь не позабудитца,
5 Да как перьва поездка да Ильи Муромца
От славного города от Мурома
Ко славному городу ко Киеву.
Он уздаёт, седлает да коня доброго:
Ён кладёт седёлышко черкальское,
10 Да посте́гивал подпружинки толковы,
Да засте́гивал пряжечки чиста золота,
А брал с собой меч да саблю вострую
И брал-то копьё да борзомерное,
Он приковывал ко стремени булатному, —
15 Не отковывать от города от Мурома
Да до славного города до Киева.
Ле́кко, скоро скакал да на добра́ коня.
А как видели бога́тыря — сряжаитце,
Да не видели поездки богатырския;
20 Только видели — в чисто́м поли курева́ столбом.
Ён выехал на́ шо́ломя окатисто,
Да здрил-то, смотрел на все четыре сто́роны.
Да со западну видел со стороночку:
Да не грозна туча поднимаитце,
25 А стояла-то там сила неверная,
Под славным-то городом под Чи́женцём.
Говорит-то сударь да Илья Муромець:
«Да прости миня Бох да в таковом греху!
Я клал-то ведь заповедь великую
30 Да на ту же на меч да саблю вострую,
Да на то же копъё да бурзомерное;
А тепере мне сабля да нужно-надобно».
Отпадала-то сабля от стремени булатного;
Он берёт-то саблю да во белы́ руки,
35 Сам поехал во ту силу неверную.
Он рукою махнул, дак лежит улицёй,
Да в другу[430] махнёт, дак — переулками.
Он пресек-то ведь всю силу неверную,
Сам поехал-то в город Малой Чиженец
40 Да ко тим мужикам да мало-чиженцям.
Говорят мужики да мало-чиженци:
«Уж ты вой еси, уда́лой доброй молодець!
Уж ты хошь ли у нас да царём царить,
Уж ты хошь ли у нас да седоко́м сидеть?»
45 Отвечат им восударь да Илья Муромець:
«Не хочу я у вас да не царём царить,
Не царём я царить, не седоком сидеть.
Вы скажите мне про дорожку прямоезжую,
Да куда-то ездить в красён Киев-град».
50 Говорят мужики да по второй након,
Говорят-то они да по трете́й након.
«Не хочу я у вас ведь не царём царить,
Не хочу я у вас не седоком сидеть.
Вы скажите мне про дорожку прямоезжую,
55 Шьто куда-к ли мне ехать да в красён Киев-град». —
«Уж ты вой еси, уда́лой доброй молодець!
Да как около ехать тибе будет три года,
А прямо-то ехать тебе три месеца.
Да по той жа дорожки прямоезжия
60 А есь ли три заставушки великия:
Да как перьва застава да ле́сы тёмныя,
Да втора застава да грези чёрная,
Да как третья застава — реченька Смородина;
А у той же у речки да у Смородинки
65 У ей нет переброду да часто-мелкого
Да нет перескоку да часто-уского;
У ней есь через ей один кале́нов мост.
У того есь у моста у калёного,
Да сидит Соловей на девети дубах;
70 Там не конному, не пе́шому проезду нет,
Да не ясному соколу проле́ту нет:
Да по целому бога́тырю с конём глотат».
Тут немного бога́тырь да розговаривал,
Покруче́ свою лошадку поворачивал;
75 Он поехал по дорожки да прямоезжия.
Ай приехал ведь он да к заставушки великия,
Да ведь где были тут грези чёрныя,
Да там ли стояли да ле́сы те́мныя
Он и сходит, восударь наш Илья Муромець,
80 Он и сходит, слезает да со добра́ коня;
Он одною рукой да он коня ведёт,
Да другою рукой он ведь дубьё рвёт,
Да дубьё-ти рвёт да коню мос мостит.
Он проехал две заставушки великия
85 Да приехал ко третьей заставушки великия,
Ко той же ко речки ко Смородины.
Говорит ли государь наш Илья Муромець,
Говорит-то ведь он да таковы речи:
«Уж ты вой еси, речинька Смородинка!
90 На те нет переброду да часто-мелкого
Да и нету перескоку да часто-узкого;
Да есь через тебя один кале́ной мост;
У того-то есь у калена́ моста,
А сидит Соловей на девети дубах,
95 Он не конному, не пешому проходу нет,
Да не ясному соколу проле́ту нет».
Он сам говорил да таковы речи:
«Да просьти миня Бох да в таково́й вины!
Уж я клал-то ведь заповедь великую
100 Да на ту же на лук, калену́ стрелу:
Не отковывать от стремени булатного
Как от славного города от Мурома
Да до славного города до Киева;
Ай тепере мне лук, стрела нужно-надобно».
105 Сам поехал ведь он ко калену́ мосту;
Заезжаёт-то он да на кале́ной мост.
Засьвистел Соловей по-соловьиному,
Заревел Соловей да по-зьвериному.
Под бога́тырем конь да спотыкаитце;
110 Ён и бьёт-то коня да по крутым бедрам:
«Уж ты волчья ли пасть[431] да травяной мешок!
Зачим скоро под бога́тырем да спотыкаисьсе?»
Он берёт-то ведь лук да калену́ стрелу,
Он берёт во свои да во белы́ руки,
115 Направляёт Соловейку он во правой глаз.
Да как выстрелил он да калену́ стрелу,
Она падала Соло́вьюшку во правой глаз;
Полетел Соловей со девети дубов,
Он и падал на матушку сыру землю, —
120 Сыра мать-та земля да потрясаласе.
Он берёт Соловейка да во белы́ руки,
Он приковывал ко стремени булатному,
Сам поехал ведь он да в красен Киев град.
Он едёт во город в красен Киев жа,
125 Да ехал мимо Соло́вьев широкой двор.
Как было у Соловьюшка три дочери;
Они здрят-то ведь, смотрят во чисто́ полё:
«Вон батюшко едёт да мужика́ везёт».
Да втора́ говорила таковы слова:
130 «Шьто батюшко едет да мужика везёт».
Да как третья говорит да таковы слова:
«Да мужик-от ведь едёт, везёт батюшка;
Он прикован ко стремени булатному».
Они вышли на улочку настречать да Илью Муромця:
135 «Ты отдай нам родного нашого батюшка».
Он немного бога́тырь с им’[432] розговаривал.
Он поехал ко князю да на широкой двор
На поче́стной пир ко князю ко Владимеру.
Он мечёт коня да нерозуздана,[433]
140 Сам идёт-то во гривню да княженецкую;
Он крест-от кладёт да по-писа́ному
Да поклон-от ведёт да по-учёному,
Он и бьёт-то челом князю Владимеру
Да кнегины Опраксеи да Королевичьни,
145 И кланялсэ на вси четыри сто́роны:
«Уж вы здравствуйте вси кня́зя да вси бо́яра!»
И руським могучим бога́тырям,
И всем полени́цям да преуда́лыя
Да всем-то народу да православным жа.
150 «Уж ты здрасвуй, уда́лой да доброй молодець!
Я не знаю, тебя как имене́м назвать
Да как звеличать тибя из отечества.
Добро жаловать ко мне да хлеба-соли ись,
Хлеба-соли-то ись, вина с ме́дом пить!»
155 Они все на пиру да сидят пьют, едят,
Да все на честном они приросхвастались:
А иной-от хвастал да широки́м двором,
А иной ведь хвастал да золотой казной,
А иной ведь тут хвастал силой богатырскою,
160 Да иной-от хвастал да молодой жоной,
Да безумной-от хвастал да родной сестрой.
А один доброй молодець сидит не пьёт, не ест,
Он не пьёт-то, не ест, ише́ ничем не хвастаёт.
Говорит-то Владимёр стольнё-киевской:
165 «Уж ты вой еси, уда́лой доброй молодець!
Уж ты што жа сидишь у меня не пьёшь, не ешь,
А не пьёшь-то, не ешь сидишь, ничем не хвастаёшь?» —
«Бласлови мне, Владимер-князь, слово молвити,
Слово молвити мне-ка, да речь гово́рити!
170 Я еду из города из Мурома.
Я был-то под городом Чижемом;
Я очистил дорожку к вам прямоезжую,
Да привёз я Соловья к тебе на широкой двор».
Говорит-то Владимёр таковы речи:
175 «Не пустым ли ты, детинушка, похваляисьсе?»
Говорит-то Илья да таковы речи:
«Уж ты вой еси, Владимёр-князь стольнё-киеськой!
Ты бери-тко дружинушку хоробрую:
Перьву голову Добрынюшку Микитича,
180 Во вторых ты Олёшеньку Поповича,
Да пойдём мы со мной да на широкой двор
Да смотреть Соловья прикована ко стремени».
А пошли они Владимёр да на широкой двор;
Говорил-то Илья наш, Илья Муромець, —
185 Он велел Солове́ю засьвистеть в полго́лосу,
Зареветь Солове́ю велел он по-звериному.
Сыра мать-та земля да потрясаласе;
Задрожали у Владимёра ножки резвыя,
Буйна голова с плеч да покатиласе;
190 Он падал Владимёр на сыру́ землю́.
Да подхватывал Добрынюшка за праву́ руку,
А Олёшенька подхватывал за леву́ руку,
Повели-то во гридню да княженецькую.
Говорил-то Владимёр-князь таковы речи:
195 «Ты просьти миня, осударь Илья Муромець,
Да просьти миня да в таковой вины».
———
Иван Прокопьевич Прыгунов
IX. Иван Прокопьевич Прыгунов, неграмотный крестьянин 57 лет; старины слышал от золотицких стариков, уже покойных: Аверьяна, Андрея Викуловича Седунова, Олина. Последнего сказателя вспоминают в обоих селах Зимней Золотицы, хотя он уже давно умер. Прыгунов поет отрывисто, отчеканивая чуть ли не каждый слог. Кроме предлагаемой старины, он знает хорошо стих про Алексея Божьего человека, но другие старины спеть не может. Вдвоем со своим братом он рассказывал подробно про Иванушка Гордёновича весьма близко к пересказу (№ 78) Крюкова.108. БОЙ ДОБРЫНИ С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ
Да доселёва Резанюшка слободой слыла,
Ишше нынеце Резань словёт городом.
Ишше был жил Микитушка Романович,
Живучи́сь-то Романович состарилсэ,
5 Да состарилсэ Романович, преставилсэ.
Оставалась у Микитушки велика́ семья,
Да вели́ка-та семья его молода жена;
Да ише́-то оставалосе чядо милоё,
Ише маленько чядышко любимоё,
10 Да любимо е́го чядышко одинакоё
Ише на́ имя Добрынюшка Микитичь млад.
Ише стал-то Добрынюшка пети-шти лет,
Ише стал-то на улочку похаживать,
Ише с малыма робятками поигрывать:
15 Да которого хватит за праву́ руку,
Оторвёт он у того да пра́ву ручюшку;
Да которого хватит да за леву́ ножку,
Оторвёт он у того да леву ножечьку.
Изучилсэ Добрынюшка боротисе,
20 Да горас-то Добрыня со круто́й метать.
Да прошла жа про его-то слава великая,
Да вели́ка ета славушка, немалая,
Да нема́ла та славушка по всей земьли,
Да по всей-то земьли по всей укра́инки,
25 Да дошла эта славушка до Мурома
Да до сильня каза́ка-та Ильи Муромца:
Ише нет-то такого борца по всей земьли,
Да по всей-то земьли, по всей укра́ины.
Да немного тут бога́тырь розговаривал,
30 Да бежал-то Илеюшка на конюшей двор,
Он брал-то себе да коня доброго;
Ише видели бога́тыря сряжаючи,
Да не видели поездочьки богатырьския, —
Тольке видели в чистом поли курева́ стоит,
35 Курева-та стоит да тольки дым вали́т.
Ишше едёт Илеюшка не дорошкою,
Да ко городу приежаёт да не воротами,
Ише скачёт через стенушку городовую,
Через ту жа-то башню наугольнюю.
40 Он увидял во городи ребятушок:
«Уж вы вой еси, ребятушка мале́шеньки!
Вы скажите-ко, ребятушка, которой Добрынюшки широкой дом,
Да широкой-от дом, да он высок тере́м?»
Отвечают робятушка мале́шеньки:
45 «Не высокой-от дом, да не широкой двор».
Услыхала-то Добрынина ро́дна матушка,
Отпирает окошочька немножечко,
Да сама-то говорила потихошеньку:
«Уж ты здрастуй, дородьнёй доброй молодець,
50 Уж ты на́ имя Илеюшка ты Илья Муромець!
Уж ты милосьти ко мьне хлеба ись,
Ко́ мьне хлеба ты ись, да вина с мёдом пить!»
Отвецят-то Иле́юшка, Илья Муромець:
«Ише как миня знаёшь, именё́м зовёшь,
55 Именём миня зовёшь ты, из отечесьва?» —
«Ише знать-то ясного сокола по по́лету,
Ише знать-то уда́лого молодца по по́езду».
Говорит-то Иле́юшка таковы речи:
«Уж ты вой еси, Омельфа Тимофевичьня!
60 У тя в доми ли твоё-то чядо милоё,
Ише мило твоё чядышко одинакое,
Ише на́ имя Добрынюшка Микитичь млад?» —
«Не случилосе у миня в доми чяда милого,
Ише милого чядышка, любимого:
65 Да уехал у миня чядышко во чисто́ полё,
Да на ти же на тихи ве́шны заводи
Да стреле́ть-то гусей да белых ле́бедей,
Ишё тих же пернастых серых уточёк». —
«Уж ты врёшь ты, Омельфа, миня оманивашь,
70 Уж ты сушшой-то правды мине не сказывашь». —
«Охте-то мне-чько тошне́шенько порато же!
Уж ты вой еси, Иле́юшка, Илья Муромець!
Ты наедешь моего да чяда милого,
Ты наедёшь ты его да во чисто́м поли, —
75 Не моги его убить, моги помиловать,
Ты моги-тко-се ёго помиловать,
Не розори-тко-се вдовиного подворьица».
Тут немного бога́тырь розговаривал,
Да поехал Иле́юшка во чисто́ полё,
80 Он увидял-то, в чисто́м поли курева́ стоит,
Курева-та стоит, да тольки дым валит:
Там ездит Добрыня по чисту́ полю,
По чисту-ту полю ездит, похваляитца:
«Ише нету-ту мне-ка поединшычька!»
85 Услыхал-то Илеюшка, Илья Муромець;
Ише тут-то Илеюшки не подравилось.
Они съехались бога́тыри во чисто́м поли
Да ударились бога́тыри пальче́ми-ти;
Ише друг друшки бога́тыри не ранили.
90 Да во второй-от раз они да съехались,
Да ударились они сабелькеми-ти вострыма;
Ише друг друга́ бога́тыри не ранили,
Пошербались у бога́тырей востры сабельки.
Ише съехались бога́тыри во трете́й након,
95 Да скакали бога́тыри через ко́ничков,
Да схватились богатыри боротисе;
По коленям-то в земьлю-ту втопталисе.
Да по Божьей-то всё было по милосьти,
По Добрыниной-то было всё по учесьти:
100 Да здала у Иле́юшки лева ножечька,
Да здала у Илеюшки права ручюшка;
Ише пал-то Илеюшка на сыру земьлю,
А Добрынюшка пал да на белы́ груди.
Говорил-то Добрыня таковы речи:
105 «Уж ты вой еси, дородьнёй доброй молодець!
Уж ты ко́его города, кое́й земьли,
Ты какого отца да какой матери?»
Отьвечят ему да Илья Муромець:
«Я сидел бы у тибя да на белы́х грудях, —
110 Я не спрашивал у тибя бы да роду-племени,
Я спорол бы у тибя да груди белыя,
Досмотрил бы у тибя да ретиво́ серцо».
Говорил-то Добрынюшка во второй након:
«Уж ты ко́его города, кое́й земьли,
115 Ты какого отца да какой матери?»
Отьвечят-то Илеюшка, Илья Муромець:
«Я сидел бы у тибя да на белы́х грудях,
Я не спрашивал бы у тибя да роду-племени,
Я спорол бы у тибя да груди белыя,
120 Досмотрил бы у тибя да ретиво́ серцо́».
Говорил-то Добрыня во трете́й након:
«Уж ты ко́его города, коей земьли,
Ты какого отца да какой матери?»
Отьвечят-то Илеюшка, Илья Муромець:
125 «Я того жо города-та Мурома,
Ише сильни каза́ка да Илья Муромець».
Да скакат-то Добрыня со белы́х грудей,
Да берёт-то Добрыня да за белы́ руки
Ише падат Добрыня во резвы́ ноги:
130 «Ты просьти миня, Илеюшка, в таковой вины!
Кабы знал-то ише, ведал, Илеюшка,
Не сидел бы у тибя да на белы́х грудях».
Тут побра́тались братаны да покрестовались:
«Уж ты будь-ко мне-ка, Илеюшка, да вторы́й отець».
135 Тут поехали братанушки в красён Киев град
Да ко славному Владимеру ко киеську.
Приежает к Владимеру на широкой двор;
Да стречят-то Владимер стойно-киеськой:
«Уж ты здрастуй, Илеюшка, Илья Муромець!
140 Уж ты здрастуй, дородьнёй доброй молодец!
Я тибя-то, доброй молодець, не знай, как зовут».
Говорит-то Илеюшка, Илья Муромець:
«Ише на́ имя — Добрынюшка Микитичь млад».
———
Марья Сергеевна Точилова
X. Марья Сергеевна Точилова, девица лет 60. По ее словам, за нее сваталось шесть женихов, но ни один из них ей не понравился, и она предпочла остаться в девках. Если не ошибаюсь, в молодости она жила в одном из скитов: Онуфриевском или Игнатьевском (см. с. 254, 1002; последний находится верстах в 60-ти от Золотицы, недалеко от реки Ру́чьев), и там выучила некоторые старины; но большую часть своего обширного репертуара она переняла у отца. В своем селе она слывет замечательной сказательницей; к сожалению, я мог записать у нее очень немногое. Она долго не соглашалась мне петь, подозревая, не явился ли к ней дьявол в моем образе,[434] или не послан ли я правительством проверять рекрутов, или не увезут ли ее в Москву, если она споет старины. Кроме предлагаемых здесь былин, она знает: 1) «Первую поездку Ильи Муромца», 2) «Как Алеша отнял жену у Добрыни» и многие другие.109. ДУНАЙ
Да у ласкова князя да у Владимера
Заводилось пированьё ёго, поце́сён-от пир,
Он на много князей жа, на многих бо́яров,
Он на руських могуцих на бога́тырей
5 Да на вси полени́ци да преуда́лыя.[435]
Да Владимёр-от по полу запохаживал,
Да он белыма руцьками помахивал,
Он русы́ма кудрями принатряхивал:
«У мня вси были в городи испоже́нёны,
10 У мня красны деви́ци да за́муж были выданы.
Токо я один во городи холостой хожу,
Я холо́ст хожу себе, неженат слыву.
Вы не знаете ли где-ка, братцы, мне обруцьници,
Вы обруцьници где мне-ка, портомойшици,[436] —
15 Уж возростом немала и умом сверстна,
У ей бело лицё шьтобы — белой снег,
У ей цёрны брови будто были у соболя,
У ей оци-ти ясны будто были у сокола,
У ей я́годьници-ти были будто маков цьвет, —
20 У того жа у соболя у сибирьского,
У того жа у сокола переле́тного?»
Ише бо́льшой за меньшого хоронитьце,
От большо́го-то, братцы, всё отьвету нет.
Да выходит Добрыня да сын Микитиць-от
25 З-за того жо стола-та из-за угольнёго,
Он со той жо скамеёцьки з белоду́бовой,
Подьвигаитьце к ёму потихошенько,
Уж он рець говори ёму помалёшенько:
«Бласлови миня, Владимёр-от, слово вымолвить,
30 Не моги миня за́ слово-то скоро́ сказнить,
За одно же слово моги миня помиловать». —
«Говори-тко, Добрынюшка, шьто те надобно». —
«Уж я знаю, тобе есь где обручьниця;
Хоша сам не видал, то у людей слыхал,
35 Уж я цюл-то у брателка названого,
Я от молода Дуная сына Иванова.
Да сидит у тибя он да в тёмной те́мьници,
Он за ту беду сидит, за напраслинку;
Да сидит у тя Дунаюшко в тёмной те́мьници
40 Тридцеть лет ведь сидит, весь во мху оброс». —
«Вы пойдите-ко, слуги да мои верныя,
Вы берите, мои слуги, да золоты клюци,
Отмыкайте-тко, слуги, вы те́мны же́,
Выпускайте мне Дуная сын-Иванова».
45 Они брали эти слуги да золоты́ клюци,
Отмыкали эти слуги те́мны те́мьници,
Да привели они Дуная сына Иванова,
Наливали ёму цяру да зелёна́ вина,
Небольшу таку, немалу — да полтора ведра;
50 Да примаитце Дунаюшко единой рукой,
Выпивал там Дунай да едины́м духом.
Наливали ёму цяру пива пьяного;
Да примаитце Дунаюшко единой рукой,
Выпивал-то Дунай-от едины́м духом.
55 Они третью наливали да мёду ёму сладкого.
Ише тут-то Дунаюшко весёлой стал,
Он весёлой стал, позаговаривал.
Да Владимёр-кнезь по полу запохаживал,
Уж он белыма руцьками помахивал,
60 Да русы́ма кудрями да принатряхивал,
Уж он сам говорил ёму таковы слова:
«Уж ты вой еси, Дунай дак сын Ивановиць!
Ты не знашь ли ты где мне-ка обруцьници,
А обруцьници ты где мне, портомойници,
65 Шьтобы возрастом нема́ла была, умом сверстна,
Шьтобы было лицё у ей будто белой снег,
У ей цёрны брови будто были у соболя,
У ей оци-ти ясны будто у сокола, —
Да походоцька у ей-то шьтобы была павиная,
70 У ей ти́ха рець была лебединая, —
У того жа у сокола у сибирьского,
У того жа у соболя переле́тного?» —
«Уж я жил-то во городи в Ляхивоньския,
У того же короля я земли Задоньского,
75 У ёго я три года жил во клюцьниках,
Уж я три года жил у ёго в замочьниках,
Уж я три года жил у ёго в стола́рьницьках;
Я видал-то — у ёго да есь две доцери:
А перьва́ доць-от Настасья да Королевицьня,
80 Они езьдит по цисту́ полю, полякуёт,
А полякуё, езьдит она розбойниця,
Да словё поленицей да преуда́лою
Да стоит-то в цисто́м поли поединьшицьком;
А втора доць Опраксея есь Королевисьня.
85 Опраксеюшка тибе будёт твоя рука,
Да рука-та будёт, твоя сьняга:[437]
Она возрастом нема́ла и умом сверсна;
У ей бело лицё́ да будто́ белой сьнег,
У ей це́рныя брови будто у соболя,
90 У ей оци-ти ясны будто были у сокола, —
У ей ягодьници-ти да будто маков цьвет,
Да походоцька у ей та была павиная,
Тиха речь-та ее́ была лебединая, —
У того жа у соболя у сибирьского,
95 У того-та ясного сокола переле́тного;
А сидит Опраксея доць Королевисьня
За двенадцетеми сидит она замоцьками,
За тринадцетеми-то крепкима сторо́жеми,
Шьтобы красно ей солнышко не запекло,
100 Шьтобы буйныя ветры-ти не за́дули,
Шьтобы лишни-ти люди ей не засмо́трили». —
«Поежжай-ко, Дунаюшко, скорым сватом сватайсе,
Ты бери у мня, надобно сколько силы-арьмии,
Ты возьми моей несцётной золотой казны».
105 Да Дунаюшко ёму да ведь отьвет дёржал,
Отьвецяёт Дунай ёму сын Ивановиць:
«Мне-ка сцётной твоёй не откупатисе,
Могуто́й-то, силой твоёй не воёватисе;
Только дай-ко три брата да три названого:
110 Во перьвы́х мне названого-крестового
Уж ты вой еси[438] Добрынюшку мне-ка Никитиця,
Во вторых Иле́юшку славна Муромця,
Мне во третьих Олёшеньку дай Поповиця;
Тот уж силой несилён да хуть напу́ском смел».
115 Да не долго бога́тыри збиралисе:
Только видели богатырей поезжаючись, —
Во цисто́м-то ведь полюшки курёва́ стоит,
Курёва-та стоит, да идёт дым столбом, —
Да не видели поездки да богатырьскою.
120 Они мелки озёрышка перескакивали,
Они реки-ти быстры промежь ног брали́;
Они ехали бога́тыри на цисто́м поли,
Они к городу ехали не дорожкою,
Да во город заезжали не воротами, —
125 Они скацют церез стену городо́вую,
Церез ту да нову башню треугольнюю.
Да король-от во полаты перепада́итьце,
В сундуки жо король-от замыкаитьце.
Да выходёт король-от земли Задоньския:
130 «Уж ты здрастуй, Дунаюшко сын Ивановиць!
Ты пошьто ко мне приехал, жить не во ключьники ли,
Не во ключьники приехал, не в замочьники ли,
Не в замочьники ко мне, не в столарники?» —
«Я приехал к тобе жа не во ключьницьки,
135 Я приехал к тебе-ка да не в замочьники,
Я приехал ко тебе да не в столарничьки;
Ко тебе жа я приехал сватом свататьце
Я на мо́лодой Опраксеи доць-Королевисьни». —
«Право, ей-Богу, у мня засватана,
140 Да засватана Опраксея да запору́чёна
За того жа цюди́шша да за Идо́лишша;
У ёго нос-о как палка дровокольняя,
Да глаза-то у жениха-то как пивны́ цяшы,
Голова-та ёго будто сильнёй бугор».
145 Во второй раз говорил, из грени вон пошол:
«Уж и цесью не дашь, то ты за буё́м возьмём,
Мы возьмём своей сило́й да богатырьскою,
Мы возьмём жа грозой своей княженецькою».
Он выходит за ворота на улицю,
150 Ише тот жо Дунаюшко сын Ивановичь,
Говорит-то всим могуцим трём бога́тырям,
Говорил-то ведь он им таковы слова —
Он Добрынюшку оставил да у добра́ коня,
Он Илеюшку оставил да на новы́х сенях —
155 Он Добрыню с собой берёт за праву́ руку,
Уж он сам говорил таковы слова:
«Уж ты вой еси, Илья у миня славной Муромиць!
Зазьвенит у мня когда сабля вострая,
Забредит когда моя-та сабля вострая, —
160 Ты секи на се́нях старого тогда, малого,
Не оставь ты единого на се́мяна».
Да присекли двенадцеть да крепких сто́рожов,
Обломали висуци тут да вси замки,
Да заходя к ей во гридню да княженецькую.
165 Она делала делышко немалоё:
Да плела-то сидела золоты круги
Да цьветами-ти всякима розноличьнима
Да кругами-ти всякима розноличьнима,
Да Идо́лишшу своёму она дары плела;
170 По кобылоцькам у ёй сидя сизы голыби,
По набилоцькам у ей сидя ясны соколы,
По ставця́м у ей сидели белы лебеди.
Сизы голыби у ей-то да прирозле́тались,
Ясны соколы у ей-то да прироспо́хались;
175 Опраксея во полаты перепада́ласе,
Красота-та в лици у ей изменяласе,
Да берё ей Дунаюшко за праву́ руку,
Да ведё ей Дунаюшко за злацьни́ персьни,
Да ведё ей из гредни княженецькою.
180 Да заплакала Опраксея доць Королевицьня:
«Ты умел миня, батюшко, воспоить-корьмить,
Не умел миня, батюшко, замуж выдати!
Там людськи-ти отци бедны, людськи матери
Отдавают из нужды бедны, из бедносьти,
185 Отдавают из-за́ хлеба, из-за́ соли;
Ты-то, моё да соньцё красноё,
Не цёсным миня пирком давашь, с кроволитьицём».
Тогда вынёс-то король земли Задоньския,
Ему вынёс-то мизу да красна золота,
190 Да другую да вынёс да циста се́ребра,
Уж он третью выносит скатна жемцюгу.
Они да́ры берут-то, сами цёлом не бьют,
Да цёлом-то они не бьют да им не кланеютце:
«Вот на приезьди ты госьтя не уцёстовал, —
195 На отьезди те дорогого не уцёстовать!»
Посади́т свою невесту да заруце́нную,
Посадил-то Дунаюшко на добра́ коня,
На добра-та коня он позади себя,
Закрывал свою невесту шалью шолковой,
200 Шьтобы красно ей солнышко не за́пекло,
Е́ю буйны-ти ветры шьтобы не за́дули,
Ей бы лишныя люди да не засмо́трили.
Да поехали бога́тыри по цисту́ полю
Да приехали к Владимёру стойно-киёському.
205 Да выходит кнезь Владимёр да стойно-киёськой,
Да выходит на улицю потихошенько,
Подвигаитьце к невесты да помалёшенько,
Он и кланеитце ей низёшенько:
«Уж ты здрастуй, невеста заруцёная!
210 Невеста ты была мне да Богом сужона,
Ише сужена ты Богом была, ряжона,
Ише мне ты, ты невеста была налажона.
Уж ты здрастуй, патретнова красавиця!
Ише в мири тако́вых людей мало водитце,
215 А на свети негде́ боле не отышшетсе». —
«Уж ты здрастуй, Владимёр-кнезь да стойно-киёськой,
Уж ты удалой да доброй молодець!
А не сужоной ты был мне-ка Богом, ряжоной,
Ише Восподом Богом да приналажоной».
220 Уж он брал свою невесту за праву́ руку,
Уж он вёл свою невесту да в задню горьницю,
Надевал на ей повязку да драценную,
На ей платьё надел-то необцене́нное,
Покатил свою невесту во Божью́ церькву.
225 Да немало етого времени продьлилосе,
Ише шесь тут цясов им миновалосе;
Ише всё они дело то приконцили,
Приехали во гредню-ту княженецькую:[439]
У их пир-то пошол да всё на радосьти,
230 Да на том на весельици на великия.
Во цисто́м-то ведь поли мало не дым столбит,
Да не дым-то столбит, едё полени́ця преудалоя,
Да не дым-то столбит, да не гам гамит.
Говорит-то Владимер-кнезь стойно-киеськой:
235 «Уж вы вой еси, сильни вы бога́тыри,
Уж вы вся, мне, дружиноцька хоробрая!
Погодите[440] вы моёму-ту горюшку:
А вы стретьте поленицю да преудалую
Да сьсеките, срубите до плець голову,
240 А не допускайте до моёго вы широка двора».
Да поехали они да во цисто́ полё.
Да стоит-то Опраксея Королевишьня
За снарядным стоит она дубовы́м столом,
Да сама-то говорит ёму таковы слова:
245 «Уж ты гой еси, Владимер-кнезь стойно-киёськой!
Допусьти у мня родиму милу се́стрицю,[441]
Угости-тко-се ей да сладкой водоцькой,
Уж ты всекима дорогима ей напитками,
Уж ты всекима дорогима ей гостиньц́еми».
250 Да в отьвет-то Владимер да стойно-киёськой
Отьвецяё он всё да молодой жоны:
«Уж ты вой еси, моя да молода жона!
Да не ты бы говорила, кабы ново́й мне кто, —
На долонь бы посадил я, другой сверху прижал,
255 Только межь долонеми бы мокро́ стало».[442]
Да приехали бога́тыри во цисто́ полё,
Ише сьсекли у ей-то по пле́цям буйну голову,
Роскинали, розбросали по цисту́ полю,
По тому жо по роздольицю по широкому.
260 У Владимёра пир-то пошол на радосьти,
Да на том на весельици на великия.
110. КОЗАРУШКО (КОЗАРИН)
Отець с матушкой Коза́рушку не злю́били,
На роду-ту Козарушку попорьтили.
Ише стал-то Козарушка-та пети́, шти лет,[443]
Он стал-то на улочьку побе́гивать,
5 Он со малыма ребятушками стал поигрывать.
Задрозьнили Козарушка ребятушки:
«Не прямого ты отця, не прямой матери!»
Кого за́ руку хватит, да руку выдерьнё,
Кого за ногу хватит, да ножку выставит,
10 За живот-от перехватит — да живота лишит.
Да пошол-то Козарушко ко бабушки:
«Уж ты вой еси, бабушка родимая!
Я прямого ли отця да прямой матери?» —
«Ты прямого отця-та да прямой матери:
15 У тя был жа Пет отець Коромысловиць,
У тя мать была Петриха Коромыслиха».
«Напеки жа мне-ка, бабушка, подорожьницьков:
Я пойду жа на тихи мелки заводи
Пострелеть гусей да белых ле́бедей,
20 Ише тих же пернастых малых утоцёк».
А идёт-то Козара да по цисту́ полю,
По тому идё роздолью да по широкому;
Ише стретилось ёму цюдо страшноё,
Цюдо страшное стретилось, ужасноё:
25 У ёго нос-от как палка дровокольняя,
А глаза у ёго будто пивны́ цяшы,
Голова у ёго жа будто сильнёй бугор.
Ише спрашиват-то цюдышко ето страшноё:
«Ты вой еси, уда́лой ты доброй молодець!
30 Ты не знашь ли Козары где Петровиця?
Уж он сколь-то велик да сколь широк?» —
«Да сколь я-то велик да сколь я широк,
Ише столь-то Козарушка-та велик и широк». —
«Он по много ли Козара да к выти хлеба ест?» —
35 «Уж он ест по три милостины». —
«Уж и много ли Козарушко зелена́-та вина пьё?» —
«Зелена-та вина пьё по три рюмоцьки». —
«Ваш немудрой Козарушко Петровиць-от!
Я ишшу-то ёго да ровно шесть лет;
40 Да прошла про ёго слава великая
По всей земли, по всей вокра́инки.
Уж я хлеба-та ем да по семи пецей,
Зелена-та пью-то по три сороковоцьки».
У Козарушки серьцё да роскипелосе,
45 Да могуция плеци да росходилисе,
Лебёда́[444] ёго в лици вся перемениласе,
Да хватил-то он цюди́шша со добра́ коня
Да зашиб-то цюдишша о мать сыру земьлю.
Да тогда он заговорил: «Слава Восподу,
50 Слава Восподу Христу-ту, цярю небёсному,
Той же матери Божьёй да Богородици!
Мне-ка при́слал-то Бок да коня доброго,
Мне ише прислал-то Бок саблю вострую,
Мне тогда прислал-то Бок жа копьё булатноё».
55 А тогда розоставил да он шатёр белой,
Он шатёр-от белой-то поло́тьняной.
На зори тогды было да рано утряной,
На выка́ти-то было соньця красного,
Да во тих во горах-то да во Пешшерьскиях,
60 Да приплакиват Козарушку Петровиця,
Там живёт-то родима ёго се́стриця, —
Унесла е́ зьмея да семиглавая —
«Кабы был у мня брателко Козарушка,
У мня не были зьмеины да дити маленьки,
65 Они не́ ссали мои да груди белыя!»
Да поехал во горы да во Пешшорьския,
Он присек-то Козарушка Петровиць-от
Уж он всих-то зьмеиных малых детоцёк,
Роскинал, розбросал-то их по цисту́ полю,
70 По тому по роздолью да по широкому,
Посадил сестру-ту да на добра коня,
На добра-та коня он позади себя;
Да приехал к отцю да к родной матери,
Он и к тим-то полатам да к белым камянным,
75 Да крыцит-то Козарушка громким голосом, —
Вся полата у их пошаталасе,
Ставники́ в окнах побуту́сились;[445]
Да крыцял-то Козарушка звонким голосом:
«Уж ты гой еси, Пет дак Коромысловиць!
80 У тя было ли цядышко любимоё,
Да из мо́лодых Коза́ра да сын Петровиць-от?[446]
Да была ли ваша доць-та да прилюбимая?» —
«Да была-то одна доць-та у нас любимая». —
«Я привёз вашу доцерь да вам любимую». —
85 «Вы отдайте-тко доць мне-ка любимую». —
«Вы обсыпте мою-ту саблю золотом,
Я тогда-то отдам вам дочь любимую».
Тогда отдал доць-ту ихну любименьку,
Да приехал Козарушка ко бабушки.
111. МАТЬ КНЯЗЯ МИХАЙЛЫ ГУБИТ ЕГО ЖЕНУ
Поежал-то кнезь-от Михайло
Во чисто́ полё широ́ко,
Да во роздольицё дале́цё,
Да говорил-то кнезь-ё Михайло
5 Да своей маменьки родимой:
«Уж ты маменька родима!
Не буди моей кнегины
Да присьпесивой Катерины
По утру рано ставати,
10 Светлой пецьки затопле́ти;
Потому ей не буди-то, —
Мало детишшо во утробы».
Не усьпел-то кнезь-е Михайло
Он со двора-та долой сьехать,
15 От двора-та скоро отьехать, —
Его маменька родима
Жарко банёцьку топила
Во владыцьнёй цёсной празьник,
Во Христово воскресеньё;
20 Серой камень нажигала;
Повела эту кнегину
Присьпесиву Катерину
В парну банёцьку помытьце,
Да помытьце, похвостатьце,
25 Клюцёво́й водой поплёскатьце;
Завязала оци ясны
Тонким, белым полотеньцём
У кнегины Катерины,
На утробу ей спушшала
30 Сер-горюцёй серой камень,
Выжигала из утробы
Она малого младе́ня,
Она малого дите́тя;
Да рыболовам-то крыцяла:
35 «Вы поскоре-скорей бежите!»
Рыболовы прибежали,
Ею зьделали колоду,
Трои обруци набили,
Трои обруци жалезны.
40 Уж во-в ту пору в то время
Ише едё кнезь-е Михайло
По цисту́ полю широкому,
По роздольицю дале́цю.
У ёго же конь потьпялсэ,
45 Пухова́ шляпа свалилась,
Сабля востра подломилась:
«Уж ты конь мой, лошадь до́бра,
Ты слуга праворучьня!
Уж ты мне-ка не скажошь,
50 Шьто мне-ка не роскажошь,
Шьто ль есь в доми неладно,
У меня же неисправно:
Или маменька хвораё,
Ли кнегина немога́ё?»
55 Шьто приехал кнезь Михайло
Из циста́ поля широкого,
Из роздольиця далёкого.
Не стречя́т ёго кнегина,
Да стре́цят маменька родима.
60 «Ише где моя кнегина
Присьпесива Катерина?» —
«Пригорда твоя сьпесива
Сьпит на мяккую перину,
На пуховых на подушках;
65 Она из горьници не выйдё,
Тебя, Михайло, не стрец́е́ё».
Он пошол-то кнезь Михайло
В задьню горницю убра́ну,
Ко перины ко пуховой,
70 Ко кровати ко тесовой;
Ише нет ёго кнегины,
Присьпесивой Катерины.
Уж он тут перепалсэ,
Он на вострой нож металсэ;
75 Его нянюшки здёржали,
Его мамушки подёржали:
«Уж ты стой-постой, Михайло!
Уж как мы тебе всё скажом,
Уж как мы тебе роскажом:
80 Не усьпел ты, кнезь Михайло,
Со двора-та з дому сьехать,
От двора свэго отъехать, —
Твоя маменька родима
Жарко банёцьку топила
85 Во владыцьнёй цёсной празьник,
Во Христово воскресеньё;
Серой камень нажигала;
Повела эту кнегину
В парну банёцьку помытьце,
90 Да помытьце, похвастатьце,
Клюцёвой водой поплёскатьце:
„Ты пойдём, моя кнегина,
В парну банёцьку помытьце“.
Шьто сер-горюцёй вытягала;
95 Завезала у кнегины
Шьто ее́ же оци ясны
Тонким, белым полотеньцём,
Выжигала из утробы
Она малого младеня,
100 Она малого дете́тя;
Рыболовам-то крыцяла:
„Поскоре-скорей бежите!“
Рыболовы набежали,
Ею зьделали колоду,
105 Трои обручи набили,
Трои обруци железны,
На синё морё спушшали.
Ты поди-ко, кнезь Михайло,
Ты по конюхам коню́шным,
110 По торговишшам гостинным;
Ты купи-ко, кнезь Михайло,
Коней пару вороныя,
Ты корету золотую,
Ты три нёвода шолко́вых;
115 Набери силы хресье́ньской,
Ты лови ету колоду».
Он пошол-то кнезь Михайло
Он по конюхам конюшным,
По торговишшам гостиным;
120 Он купил же кнезь Михайло
Коней пару вороную,
Он корету золотую,
Он три нёводы шолко́вы;
Набрал силы он хресье́ньской,
125 Уж он выловил колоду,
Уж он тут сперепалсэ,
Во синё морё бросалсэ.
Ёго маменька родима
Вдоль по бе́режку ходила,
130 Слёзно плакала-рыдала:
«Три души я погубила:
Я перьву́ душу́ безвинну,
Я другу душу́ безгрешну,
Третью ду́шу занапрасно!»
Анна Пуловна Бурая, Анна Ивановна Лыткина
XI. Анна Пудовна Бурая и Анна Ивановна Лыткина — пели вместе, причем вторая исполняла должность подголоска; все старины они пели одним напевом. Бурая — замужняя женщина лет 40, неграмотная; старины переняла у своей тетки М. С. Точиловой (X). Кроме старин, пропетых ею вместе с Лыткиной, она знает следующие: 1) Добрыня и змея, 2) Дунай, 3) Козарушко, 4) Цюрило, 5) Мать князя Михайлы губит его жену, 6) Камское побоище (последнюю старину она знает не совсем хорошо). Лыткина — девица 38 лет, грамотная; у нее я приобрел сказку о Бове-королевиче старой печати, с картинками. Старины, по-видимому, она знает плохо: она согласилась помогать Бурой только потому, что последняя одна петь стеснялась. Обе женщины пели мне вместе также похоронные и свадебные причитания («пла́ци»).112. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ
У ласкового князя у Владимёра
Заводилось пированьицё, поце́сён пир
Да на многих князей, на многих бо́яров,
Да на сильних, могуция бога́тыри
5 Да на всих полениць да преуда́лыя.
Они все-то на пиру да напивалисе,
Они все на цёсно́м да наедалисе.
Говорил-то восударь да Илья Муромець:
«Нам кого, братцы, послать да на Пуцяй-реку
10 Принести-то холодной клюцёвой воды,
Ише тих принести да младых яблуков?»
Говорил-то Олёшекька Поповиць млад:
«Мы пошлём, братцы, за холодной клюцёвой водой,
Мы пошлёмте Добрынюшку Микитиця;
15 Принесёт он холодной да клюцёвой воды,
Уж он тех принесёт да младых яблуков».
Да пошол у нас Добрыня к своёму двору,
Да неве́сёл, повесил буйну голову,
Уж он ниже повесил своих могуцих плець.
20 Да стречят-то ёго да ро́дна маменька
Да со той со Добрыниной молодой жоной,
Да уж спрашиват у Добрынюшки родна маменька:
«Уж и шьто ты, моё да цядо милоё,
Шьто неве́сёл, повесил буйну голову?
25 Разве место тебе пало не по вотцины,
Ели тебя хто обнесли да винной цярою,
Разьве хто тя укорил да молодой жоной,
Разьве хто тя попрекнул своей[447] ро́дной матерью?»
Говорил-то Добрынюшка Микитиць млад:
30 «Да нехто не укорил миня молодой жоной,
Да нехто не попрекнул миня ро́дной матерью;
Посылают миня да на Поцяй-реку́
Принести мне холодной да клюцёвой воды,
Ише тех принести да младых яблуков».
35 Да росплакалась Добрынина ро́дна маменька:
«Охте, те́-мне-цько, те́-мне-цько тошнёхонько!
На Пуцяй-то на реки да змия лютая
Да сьсекёт у тя, срубит по плець голову.
Да тебе-то дитетко, шьто же я скажу:
40 А не пей, моё цядо, клюцёвой воды».
Говорил втепо́р Добрыня молодой жоны:
«Ты поди-тко, моя да молода жона,
Принеси-тко поди мне-ка триста стрел».
Да жона-та принесла ёму четыреста.
45 Да заплакал Добрынюшка Микитиць млад:
«Да не стал миня Господи-то миловать,
Молода миня жона не стала слушати!»
Говорила Добрынина молода жона:
«Уж ты вой еси, моя да лада милая!
50 Да при времени понадобитце калена́ стрела, —
Ты за стрелку бы дал всё петьсот рублей,
Ты петьсот-то рублей дал, да тебе не́где взеть».
Говорил ише Добрынюшка молодой жоны:
«Уж ты вой еси, моя да молода жона!
55 Когда выйдёт-то мне разьве шесь годов
Да ише-то истекут да все двенадцеть лет,
Ты бери тогды мои да золоты́ клюци,
Ты мою-ту бери тогда золоту казну,
Розсылай по черьква́м-то, по мана́стырям,
60 Поминай-ко тогды да душу грешную.
Да ише́ те накажу, да молода жона:
Тогды розойдёт-то слава великая
Да по всем-то по го́родам, по вьсей земьли,
Да по вьсей-то земьли, по вьсей украинки,
65 Да засватаютьце на тебе-ка князи, бо́яра,
Уж как сильни, могуция бога́тыри;
Да засватаитьце Илья да славной Муромець, —
Не ходи ты за Иле́юшку славна Муромця;
Да посватаитьце Олёшенька Поповиць млад, —
70 Да поди за Олексеюшка Поповиця».[448]
Во цисто́м-то во поли да там шатаитьце,
С боку на бок калика-та лягаитьце,
Ко Добрынину дому подвигаитьце.
Да увидяла Добрынина ро́дна маменька
75 Да отво́рила косисцято окошоцько:
«Уж ты вой еси, калика перехожая!
Не видал ли моёго цяда милого
Уж ты вой еси[449] Добрынюшка Микитиця?» —
«Уж мы пели-то, ели со одна́ блюда,
80 Уж мы платьё носили со одна плеця;
Да преставилсэ Добрынюшка, преста́релсэ.
Ише где-то у Добрыни молода жона?»
Да сёгодне у Добрыни, е тоа девей стол,[450]
Да уж завтро у бедненькой смотреньицё,
85 После завтре у ей-то будёт венценьицё». —
«Уж ты вой еси, Добрынина ро́дна маменька!
Пригласи-ко калику перехожую».
Ноцёвала калика перехожая;
Говорил он Добрыниной ро́дной маменьки:
90 «У тя где-то Добрынины звоньцяты́ гусли?
Мне велел поиграть он в звоньцяты́ гусли;
Мне-ка хотьце утешить князя со кнегиною.[451]
Доведи-тко до ихного смотреньиця».
Да пришла-то калика перехожая,
95 Ише села калика на песьнёй-от столб,
Говорила калика перехожая:
«Благослови-ко, Олексей, зыграть в звонцяты́ гусли,
Мне утешить-то князя со кнегиною». —
«Ты играй-ко-се, калика перехожея».
100 По наи́грышкам калика перехожея,
По насвистышкам Добрынюшка Микитиць млад.
«Благослови-ко Олексеюшко Поповиць млад,
Поднести мне калики винну цяру-ю».
Не благословят-то Олёшенька Поповиць млад.
105 Не глядела Добрынина молода жона,
Подошла она к калики перехожою,
Наливала калики цяру зелёна́ вина.
Да калика-та берёт да едино́й рукой,
Проздравлят Олексеюшка Поповиця
110 Да со всем проздравлят с убраны́м столом,
Со всема́ его княземи, со кнегинами,
Выпиваё калика зелёну́ цяру
Да кладёт-то калика свой злацён персьте́нь.
Тогда взял свою Добрынюшка молоду жону,
115 Молоду-ту жону-то за праву́ руку.
Во глаза-ти вси Олёшеньки насмеялисе:
«Ты здорово женилсэ — тебе не́ с ким спать!
Тебе свадёбка стала во семсот рублей.
Ты здорово женилсэ — тебе не с ким спать!»
120 Да не кажному жонитьба издаваитьце.
113. ДЮК
Да у Дюка-та двор-то да на семи вёрстах,
Кругом дому оградушка серебьряна;
Ише по́ сту столбов-то было́ серебьряных,
По полу́тросту столбов было́ позолоченых,
5 Ише медных, железных да цисла-сме́ту нет;
Ише сорок конюх да со конюшнами,
Ише сорок кухароцёк ходя в гарусном,
А друга́-тоа сорок ходя в шолковом;
Ише сорок кухароцёк ходят в гарусном
10 Да друга́-та ведь сорок ходят в шолковомб
Ишше пецьки у Дюка были муравцяты,
Да помёлышка у Дюка из семи шолков.
Ише мать-та у Дюка была коласёнка,
Да пекла она у ёго колацики:
15 Да колаци-от съешь — другого хоцетьце.
Да другой-от съешь — третьёго душа бажи́т.
Не лесина во цисто́м поли шатаитьце,
Ише Дюк-от перед ма́тюнкой ведь цё́лом бьёт,
Уж он цё́лом-то бьёт, опеть кланеитце:
20 «Благослови миня, маменька, в гости ехати
К тому мне-ка ко Киеву, славну Мурову,
Ко тому мне ко Владимёру славну киеському,
Во Божью́-ту мне-ка церковь да помолитисе,
Ко Восподнёму мне гробу да приложитисе,
25 На Дунай на реки да окупатисе,
Мне людей-то посмотрить да самому себя показать».
Не дават-то ему мать благословленьиця:
«При пиру́-то приросхвастаисьсе, цядо милоё,
Ты своей-то несцётной золотой казной,
30 Ты своим-то ведь домом благодатныям,
Ты бесцётным своим у мня имушшесьвом».
Тут дала ведь ему мать благословленьицё.
Он поехал-то Дюкушко Стёпановиць;
Он ко городу едёт не дорогою,
35 Он во Киев заежжаёт не воро́тами,
Скацё конь церез стену-ту городо́вую,
Да воехал во Киёв, славной Муром-от
Он ко тим-то ко ранным заутриням.
Он ко тим-то ко поздым ко обедёнкам:
40 Уж он ставит-то добра́ ко́ня не привязана,
Не привязанного ставит-то, не приказана,
Да воходит-то Дюк да во Божью́ церькву,
Уж он крест-от кладёт да по уцёному
Да поклон-от ведё да по писа́ному;
45 Становилсэ-то Дюкушко во сторо́ньицё.
Вси-ти кне́зи, бояра да огледелисе;
Да подходит Владимёр да столно-киеськой.
«Уж ты здрастуй, Владимёр-князь столно-киеськой!» —
«Уж ты здрастуй, уда́лой ты доброй молодець!
50 Я не знаю, как тибя-то именём назвать,
Именём тебя назвать да из отец́есьва». —
«Отойди-тко-се, Владимёр-князь столно-киеськой!
Они не то тут поют, не тебя слушают,
Нам уж слушать велять звону колокольнёго». —
55 «Уж как милосьти прошу тебя хлеба, соли ись,
Хлеба, соли тебя ись да винной цяры пить!»
Да Владимёр-от конь во ступь-ту бежит да лошадиною,
Да у Дюка-та рысью всё пави́ною.
Заводилсэ у Владимёра поцесён пир
60 Да на многих князей-то, на многих бо́яров
Да на сильних, могуцих на бога́тырей.
Ише вси-то на пиру сидя́, пьют, едят,
Ише вси-то на цёсном да напиваютце;
Ише вси при пиру да приросхвастались:
65 Ише глупой-ов ведь хвастат родной матерью,
Неразумой-ог хвастат родной се́стриц́ей,
Да неумной которой хвастат молодой жоной.
Да Владимер-о по́ полу похаживат,
Уж онд тростоцькой в пол да поколациват,
70 Да подходит ко Дюку да ко Стёпановицю:
«Уж ты шьто же, молоде́ць, не пьёшь, не ишь
Да неци́м-то, удалой-о, не забавляисьсе,
Да неци́м-то, молоде́ць, ты не похваляисьсе?
У тебя разве нету да широки двора,
75 У тебя-то разве нету да своёго села,
У тебя разве нету да молодой жоны,
У тебя разьве нету да ро́дной матери,
У тебя разьве нету да родной се́стрици?» —
«Да у меня-то, братцы, дом на семи вёрстах;
80 Кругом домушку оградушка булатная;
У мня по́ сту столбов-то было́ серебьряных,
По полу́тосту столбов у мня позоло́чёных,
У мня медных-то, железных цисла-сме́ту нет;
У мня сорок конюх да со конюшнями,
85 У мня сорок кухароцёк ходя в гарусном,
Да друга-та ведь сорок ходя в шолковом;
У мня пецьки-ти белы да всё муравцяты,
Да поме́лышка у мня из семи шолков;
Ише мать-та у мня была коласёнка;
90 Да колацик-от съешь — другого хоцитьце,
Да другой-от съешь — третьёго душа бажит.е
Да поедёмте, братьиця, в моё село;
Да берите-ко книг, да колько надобно,
Да пера-то берите да со цернилами; —
95 Ницёго-то не описать вам моя имушшесьва».
Да поехали ко Дюкову широку́ двору,
Да на тих они поехали на сто-то лошадях,
Они набрали пе́р да со цернилами
Да бумаги они себе по на́добью,
100 Да приехали ко Дюкову широку́ двору.
Ишше маменька у Дюка перепадаитце:
«Говорила я своёму да цяду милому:
Ты росхвастаисьсе, дитятко, широким двором,
Ты своим-то безцётненьким именьицём!»
105 Да стрецяют-то Дюкушка кухароцьки;
Да здороваютце с Дюковыма кухарками:
«Уж ты, здрастуйте, Дюкова ро́дна маменька!» —
«У мня не маменька, тут-то мои кухароцьки».
Да стрец́еют-то Дюковы кухароцьки;
110 Да здороваютце они-то с кухароцьками:
«Уж вы сдраствуйте-ко, Дюкова молода жона!» —
«Не жона-та у меня, ише кухароцьки».
Они стали описывать именьице,
Да не стало у их да не бумаг, не пера,
115 Ницёго-то на Дюково именьицё;
Они всё-то придёржали, не хватило ницёго.
114. БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И ИХ СЕСТРА
Да бывала поживала пожила вдова.
Да у той у вдовы-то было деве́ть сынов,
Да деве́ть-то сынов было, ясных соколов,
Да десята-та была да красна девиця.
5 Ише братья сёстру да не возлю́били,
Не возлю́били сёстру, невознавидели,
Ненавидели братья да во розбой ушли.
После тих-то пор мать доцьку возро́сьтила,
Да возро́сьтила она да замуж вы́дала
10 За того-то за купця-гостя Морянина.
Они год-о живут да с им другой живут;
Они прижили к себе-то мала детишша.
Захотелось тут Моряночьки в гости к матери:
«Ты поди сходи, Морянин, на коню́шей двор,
15 Выберай-ко себе да лошадь добрую,
Лошадь добрую себе да неезжа́лую,
Неезжалую себе ты, постухмя́нную
Ты себе-то слугу-то праворучьную».
Да не видяли Морянина на по́езьди,
20 Только видяли Морянина во цисто́м поли:
Во цистом-то поли да дым столбом стоит.
Дым столбом-то стоит, да курева́-то куреви́т.
Да состы́гала Морянина ночька тёмная;
Розоставил шатёр-о бело́й поло́тьняной,
25 Повалилсэ со Моряночькой во бело́й шатёр:
Уж он сам повалилсэ на праву́ руку,
Да жону-то валил да на леву́ руку,
Мало детишшо валили во серёдыши.
Ише мало-не шум-о шумит, не гам гами́т,
30 Да наехало деве́ть-то братье́й-розбойницьков.
Они ссекли у Морянина по плець голову,
Роскинали-розбросали по цисту́ полю,
Мало детишшо убили о сыру земьлю,
Молоду́ эту Моряноцьку во собой взели,
35 Во собой-то взели только до утрика.
Ишше все-ти розбойницьки приза́спали,
Ише малой-о розбойницёк не спит, лёжит,
Да не спит он, лёжит да у ей спрашиват:
«Уж ты вой еси, женьшина Моряноцька!
40 Ты скажись какого города, кое́й земли,
Ты какого отьця да какой матери?» —
«Уж я города Киёва славна Мурома,
Я отьця-то доць Петра да Коромыслова,
Уж я матушки Петрихи да Коромыслихи;
45 Да у нас-то ишше было деве́ть сынов,
Да деветь-то сынов у мня розбойников,
Да десятая была да красна девиця.
Ише братья сёстру́-то меня не злю́били
Да не злюбили миня да не возро́сьтили.
50 Не возросьтили миня, они во розбой ушли.
После этих-то пор меня мать, доць, возро́сьтила,
Да возро́сьтила миня да замуж вы́дала
За того меня купця-госьтя Морянина;
Уж я год-о прожила, уж я другой прожила:
55 Уж мы прижили к себе да мало детишше.
Захотелось мне Моряночьки в госьти к матери;
Я послала Морянина на конюшей двор
Выберать себе[452] коня-та неезжалого,
Неезжалого себе-то да постухме́нного;
60 Нас не видели с Морянином на поезьди,
Только видели нас во цисто́м поли,
Во цисто́м-то поли у нас дым столбом стоял,
Дым столбом-то стоял, да курева куревит». —
«Уж вы вой еси-то, братьиця родимыя!
65 Вы ставайте-ко, братья, да шьто вам я скажу:
Уж мы секли у зетя да по плець голову,
О сыру земьлю убили любимого племеньницька,
Во собой-то возели да ро́дну се́стрицю!
Уж нам полно-то, братья, езьди́ть поляковать,
70 А поляковать-то е́зьдить нам, розбойниц́еть!
Не узнать, когды-то мы ссекём у матери голову.
Да поедёмте-ко, братья, во своё село,
Во своё село да к своему двору,
Повезёмте любиму-ту милу се́стрицю».
115. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ (ГИБЕЛЬ ОКЛЕВЕТАННОЙ ЖЕНЫ)
Старина-та сказать да старика связать,
Старика, братцы, связать да со старухою.
Ише ето ведь цюдо, братцы, — не́ цюдо,
Ише есь-то как цюдышко цюдне́ того:
5 Да женилсэ Ондрей да девяноста лет,
Уж он взял себе кнегину девети годов
Да уехал от кнегины на три годика.
Она год-о живёт, сам-другой живёт.
На трете́й год приходят да три старици,
10 Да три старици стары, да три мана́шоци.
Принела-та кнегина да старых стариц́ей,
Напоила, накорьмила хлебом до́сыта;
Стали старици у кне́зюшки всё выспрашивать,
Да выспрашивать стали у ей, выведывать:
15 «Уж ты вой еси, кнегина девети годов!
Ты жолешь ли Ондрея девеноста лет?» —
«Кабы приехал ко мне Ондрей девеноста лет
Середи ко мне приехал ноцьки тёмною;
Хоть бы выскоцила я в одной рубашоцьки,
20 Не одела побежала, ёго стретила;
Хоть бы без башма́цьков была, я бы в одных цюлоциках,
Не одела б побежала, ёго стретила;
Хоть бы без повойника я, в одном платоцики,
Не одела побежала да ёго стретила».
25 Да ушло-от от кнегинушки три старици;
Они стретили Ондрея во цисто́м поли.
«Уж ты вой еси, три стареньки три старици,
Вы три стареньки старици, три манашици!
Не видали ль вы кнегины девети годов?» —
30 «Уж мы были у кнегины да девети годов.
Да кнегина у тебя да за гульбой пошла,
За гульбой она пошла, да загуляласе:
Перву горницю ты зайдёшь — да колыбель весьнёт,
Другу горницю зайдёшь — у тя друга весьнёт;
35 Третью горницю зайдёшь — у тя третья́ весьнёт;
Прожилась у тя кнегинушка, проматаласе:
Ко онбарам дорожоцьки изуто́рёны,
Да шурупцяты замоцики исприломаны,
Да стоялы[453] твои хлебы да исприедёны,
40 Да лёжашши-ти деньги роспрото́рёны,
Вси напитки у тя сладки да исповыпиты;
На конюшен двор зайдёшь — кони не убраны,
Они не убраны стоят да по колен в говни.
Ты приедешь — ссеки у ей буйну голову,
45 Роскинай-то, розбросай да по цисту́ полю».
Да приехал Ондрей да к широку́ двору,
Середи-то он приехал ноцьки тёмною.
Да стала ёго кнегина девети годов
Да услышила Ондрея девяноста лет,
50 Побежала стрец́еть-то ёго без летницька,
Да без летника она, в одной рубашоцьки,
Без платоцька она, в одном повойницьки,
Без башма́цьков она-то, в одных цюлоциках.
Уж он сек-то у кнегины по плець голову,
55 Роскинал-то, розбросал да по цисту́ полю.
Перьву горьницю зашол — у ей свешши́ горят:
У ей сколько не мо́лёно, сколько плакано,
Самого кнезя Ондрея у ей дожи́данось;
В другу горенку зашол — все лампадоцьки зате́плёны:
60 У ей сколько не мо́лено, сколько плакано,
Самого кнезя Ондрея на двор дожиданось;
Третью горьницю зашол — у ей красна́ стоят:
У ей сколько не ткано, сколько плакано,
Самого кнезя Ондрея на двор дожиданось.
65 Ко онбарцям дорожки да не прото́рёны,
Да шурупцяты замоцьки да не приломаны,
Да стоялы-то хлебы да не прие́дёны,
Да лежашши ёго денёжки не придёржаны,
Да напитоцьки сладки да не повыпиты.
70 На конюшон двор зашол — да кони убраны,
Кони убраны стоят да по колен в шолку.
Тогда пал-то Ондрей да на добра́ коня;
Перьву старицю состыг да ту конём стоптал,
Другу старицю состыг да на копьё примал;
75 Третья стариця ёму да возмолиласе
Да во резвы-ти ножки да поклониласе:
«Не трони́ меня, Ондреюшко девяноста лет!
Оживлю твою кнегинушку девети годов».
Да повёз-то он стареньку-то старицю;
80 Оживила кнегинушку девети годов.
Возрадел втипо́р Ондреюшко девяноста лет.
116. НЕБЫЛИЦА
Старина-та сказать да старика связать,
Старика, братцы, связать да со старухою;
Ише это, братцы, чюдышко нецюдноё,
Ише есь-то, братцы, чюдышко цюдне́ того:
5 Шьто по морю, морю да жорнова несё,
Ише три-то снохи да жорнова делят;
Ише это, братцы, цюдышко нецюдноё,
Ише есь-то, братцы, цюдышко цюдне́ того:
Шьто по синёму-ту морю как овин несёт,
10 Да овин-о горит да со соломою;
Ише это цюдо, братцы, нецюдноё,
Ише есь-то, братцы, цюдышко цюдне того:
По подне́бесью-ту, братцы, как медведь летит
Да коротеньками[454] ножками погудыват,
15 Да коротеньким хвостём своим поправливат;
Ише это, братцы, цюдышко нецюдноё.
Да свинья-та в дубу, братцы, гнездо сьвила; —
Ише это, братцы, цюдышко нецюдноё, —
Да гнездо-то сьвила да детей принёсла.
ТЕРСКИЙ БЕРЕГ
ФЕДОСЕЕВО
Мавра Семеновна Лопинцева
XIII. Мавра Семеновна Лопинцева, старуха около 80 лет, неграмотная. Не терпит курения, уверяя, что в годы ее молодости никто не курил табаку. Очень религиозна. Обращалась с просьбой разрешить вопрос, сколько раз следует читать какие-то молитвы; до сих пор она читала их по одному разу, но за последнее время ей привиделось «во мраке», и она слышала голос, что нужно читать по три раза. Старины и стихи она переняла «от кандала́цких людей, от жонок и стариков». Военных, богатырских стихов она не певала; знала раньше «про Илью Муромиця», но теперь не может спеть. Кроме того, что от нее записано, она знает старины про Козарина и князя Митрея и стихи о Вознесении, про Макарья и Михаила Арханьгела. Термины «старина» и «стих» она путает: стихи об Егории и Непрощаемом грехе она называет старинами, и вместе с тем говорит о «богатырских стихах». Лопинцева — старая приятельница А. Д. Полежаевой (из Кандалакши); поэтому многие стихи их сходны. Записанный от Лопинцевой стих о Страшном суде сходен со стихом Полежаевой (№ 171) и по мелодии, и по тексту. Вот его начало:По морю, морю карабь пловёт,
Алилуй, алилуй! Господи помилуй!
Он со аньделамы да со арханьделамы...
155. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
На сёмом-то году на восьмой тышяшшы
Наежжал тут царишшо Грубиянишшо.
Он кнезей-то, бояр всех повырубил,
Молодых-то кнегин он в полон берёт. (2)
5 Блаѓоверного-то цяря Фёдора
Под собя он склонил, голову́ срубил;
Оставалосе ёго да цядо милоё,
Оставалосе да цядо милоё,
Цядо милоё да Егор-о Храбрыя,
10 Уж он стал-то Егорья ёго муцити
Всема ты мукамы да рознолицьныма,а
Всема мукамы да разнолицныма.а
Уж он стал-то Ёгорья да топором ёго рубить,
Топором-то рубить да он пилой пилить;
15 У пилы-то как зубъё прикро́шилосе,
□ топора лезьё приломалосе;
Как Ёгорья-света ёго то неймёт.
Он того вор-собака не пытаитце:
Уж он взял-то Ёгорья за жолты́ ёго кудри,
20 Уж он стал-то Ёгорья на воды́ топить,
На воды ёго топить да колясом вертеть;
Колясо-то в шшапъё всё приломалосе;
Как Ёгорья-светаб его то неймёт.в
Он того-то собака не пытаючи,
25 Уж он стал-то Ёгорья во котли ёго варить, (2)
Во котли ёго варить да колясом вертеть;
Под котлом-то росьтёт да трава-мурава,
На травы-то цьветут цьветы́ лазу́рёвы,
Во котли Ёгорей стоём стоит,
30 Он стоём-то стоит да сам стихи поёт,
А стихи поёт херувимския.
Он того-то собака не пытаючи,
Уж он взял-то Ёгорья за жолты́ кудри,
Он повёл-то Ёгорья во цисто́ полё,
35 Он копал там Ёгорью тёмны по́грёбы,
В долину-ту он копал да тридцети сажон,
В ширину ту он копал да двадцати сажон,
В ширину-ту копал да двадцети сажон,
В глубину он копал да сорока сажон;
40 Он бросал тут Ёгорья в тёмныя погребы,
Он решатоцькой Ёгорья заде́рьгивал,
Муравой-травой всё замуравливал,
Он жолты́м песком ёго засыпывал,
Он пеньём ёго, колодьём всё заваливал,
45 Серым ка́менем всё закапывал.
Поежжат вор-собака, похваляитце:
«Не бывати-то Ёгорью на святой Руси, (2)
Не видати-то Ёгорью да родной матушки свое́й!» (2)
По ёго ли-то молитвам по Исусовым (2)
50 Выпадала з гор да пыль-погодушка;
Всё пеньё-то, колодьё всё розвеяло,
Серо каменьё всё роскатывало,
А жолты-то пески да все розвеяло,
Ведь решатоцьки да все розьде́рьгало,
55 А решатоцьки все роздерьгало.
Выходил тут Ёгорей да сьветую Русь, (2)
Он пошол тут Ёгорей во Божью церьков,
Он пришел тут Ёгорей во Божью церькву, —
Во Божьёй-то церьквы́ да стоит мать ёго родна, (2)
60 Уж как мать-та стоит да Богу молитце.
Тут спрого́ворил Ёгорей ро́дной матушки:
«Уж ты мать ли моя да ты родимая!
Бласлови-ткось ты меня да сесь поехати
Ко тому ли к цяришшу Грубиянишшу; (2)
65 Я срублю-то, срублю ёго буйну голову,
Я срублю-то срублю да буйну голову,
Я пролью-то, пролью да кроф-ту тотарскую ёго,
Я пролью-то пролью кроф тотарскую,
Отмешшу-то обиду християньскую».
70 Вот и конь-то ёго да лошадь добрая
В погребах-то стоит да на семи ц́епях.
Тут пришол-то Егорей на широкой свой на двор,
Он и брал-то свою лошадь добрую.
Только видели Ёгорья ёго седуцись,г
75 А не видели Ёгорья ёго поедучи;
Из желта́ песка только курёва́ пошла.
Приежжал тут Ёгорей ко крутым горам,
Как спушшалса Ёгорей со добра́ своя́ коня,
Тут зговорил Ёгорей он крутым горам:
80 «Розодвиньтесь-ко вы, круты горы,
Пропусьтите-кось меня проехати;
Я из вас буду рубить брёвна крепкия,
Уж я буду из вас строить церьквы Божия».
Поежжал-то Ёгорей во цисто́ полё:
85 Во цистом-то поли, гледит, поли — да сёстры ро́дныя его,
И у их-то на ихд платьё изь ёловой ис коры,
Как и волосы отрошшоны до ног своих,
Тут и взял-то Ёгорей ро́дных се́стрицов своих,
Он волков-то отпусьтил да во чисто́ полё:
90 Приежжал-то к цяришшу ко Грубиянишшу,
Он скрыцял-то, зыцял да зыцьным голосом своим:
«Выходи-тко ты, цяришшё, да на красно́ своё крыльцё,
Я срублю-то, срублю твою буйну голову,е
Я пролью-то, пролью да кроф тотарскую,е
95 Отмешшу я всю обиду христеяньскую,
Отмешшу всю обиду хрестияньскую».
Как вышол он ведь на красно́ крыльцё:
«Уж как полно, Ёгорей, нам с тобой сердитисе,
Уж мы станём-ко с тобой да ведь миритисе».
100 Он срубил-то, срубил ёго буйную голову,
Он пролил-то, пролил да кроф тотарскую,е
Отместил он обиду всю христеяньскую.е
Приежжал-то Ёгорей к ро́дной матушки своёй.
156. МОЛОДЕЦ И ЦАРЕВНА (ЕГОРИЙ И ЗМЕЯ)[455]
У цяря было да у богатыяа
Уж как доць была да всё красавиця.
Отпросилась в Росию к цярю белому,
Во гости-то поехала да к доц́ерям ёго.
5 Она спрашиват у их да доц́ерь ёго:
«Вы скажите-тко, вельможи цярьския:
Уж как кто-то сотворил да соньцё красноё?
Уж как кто-то сотворил да млад светёл месе́ць?
Ишше кто-то сотворил да зьвезды мелкия?»
10 Тут спрого́ворят вельможи вот и цярьския:
«Уж как соньцё сотворил Господь Христос да цярь небёсныя».
Ишше спрашиват Елена всё красавиця:
«У вас хто-то сотворил да ц́ерьквы Божьии?
Уж как шшо жа у вас есь да во Божьи́х ц́ерьквах?»
15 Отвец́ели тут вельможи да цярьския:
«У нас есь свешшеники, отци духовныя».
Тут Еленушка да всё изьведала,
На[456] поехала домой да ко родителям,
Она спрашиват своих да ведь родителей:
20 «Отпусьтите-ко миня в Росию нать кресьтитисе».
Тут родители на ей да осерьдилисе.
Уж как зделалось у их со́дбишшо,
Тут потребовали цяря да ведь во со́дбишшо;
Тут пошол ведь цярь богатый ведь во содбишшо.
25 Он идёт домой, понивши буйну голову,
Потупя́ идёт да воци ясныя,
Ронит, плачёт горючи́ слёзы.
Тут выходит тут стрец́еть ёго да молода жона:
«Ты цёго жо, цярь Огафей, ты невесёл есь,
30 Ты идёшь понивши буйну голову,
Потупя́ идёшь да оци ясныя?»
Тут спрого́ворил-то ей Агафей-цярь:
«Уж как же мне топерь да ведь не плакати?
Оцередь пришла моя да ехать к озёру
35 На сьедениё зьмеи да семиглавыя». —
«Ты не плаць-ко, цярь Агафей, не толкуй об том.
Уж как есь у нас доць Елена всё красавиця:
Мы наре́дим доць во платье само луцьшоё,
Запрегём мы лошадь свою добрую,
40 Засьтегнём корету красна золота,
Мы даём[457] ей ведь слугу, да слугу верную, —
Он сьвезёт ведь ей да как ко озёру».
Ны ведь при́звали свою да доць Еленушку,
Оны дели-то на ей ведь платьё само луцьшоё,
45 Посадили ей в корету красна золота,
Уж как куц́ера ей дали слугу верного.
Тут бежит ведь лошадь — только гром стоит.
Тут услышила Еленушка, да што нейдёт лошадь,
На повы́стала[458]-то ис кореты красна золота,
50 На гледит, шшо нет коня как доброго,
Уж как нет-ту у ей слуги верныя;
А гледит — леса стоят больши да забудушшия,
Ишше озёро стоит да больше всех того,
Кругом озёра есь да только ведь жолты́ пески.
55 Тут пошла Еленушка кругом да всё зоплакала,
Она дёржит-то в уми да Бога нашого,
Она и́дёт ведь да на жолты́ пески,
Она села тут да на жолты́ пески,
А сидит-то тут да плацитц́е.
60 Гледит, едет доброй молодець да на кони верхом.
Тут приехал он да ведь к Елёнушки.
«Ты не плаць, Елена, не рони-тко сьлёз.
Вот как я слегу́[459] да с добра́ коня,
Я топерь-то ведь да отдыхать буду.
65 Красно солнышко пойдёт да ведь ко западу,
Сьветёл де́нецёк пойдёт ко вецёру, —
Ты буди меня тогды да поскоре́ буди».
Вот сидит Елена да всё поглядыват.
Как ведь солнышко пошло да всё ко западу,
70 Сьве́тёл де́ниц́ёк пошол ко вецёру, —
Гле́ди́т: морё сине зволновалосе,
Тут летит зьмея да семиглавая,
Как летит зьмея да похвале́итце:
«Уж как мне-то пироги да припасёныя!»
75 Она стала тут будить да добра молодца,
На стронила свои сьлёзы на бело́ лицё,
Тут скоцилб уда́лой доброй молодец
Он скоцил да на добра коня,
Обнажил свою да саблю вострую,
80 Он срубил у ей да петь голов долой,
Отвязал у ей да пояс шолковой,
Он сьвязал зьмею на пояс шолковой:
«На, веди, Еленушка, зьмею да во свой город ведь,
Ко Агафию веди да ко красну́ крыльцю».
85 Уж как он идёт Огафей на красно крыльцё.
«Ты скажи в ответ да ты не бойсе ведь.
Ты уйдешь ли ты во веру христиеньскую,
Ты поверишь ли во ѓоспода росьпятого?в
90 Как нейдёшь во ѓоспода да все роспятого, —
Я спушшу зьмею да семиглавую».
Тут пошла Еленушка да зьмеёй домой.
На приходит ко отцу да ко Оѓапею;
Он выходит тут да на красно́ крыльцо,
95 Уж как видит, што идёт доць Еленушка,
На ведёт зьмею да всё двуглавую:
«Ты поверишь ли ведь в ѓоспода роспятого, —
Не спушшу зьмею да ведь двуглавую».[460]
157. ДВА БРАТА ЛАЗАРЯ
Жило-то два брата два Лазаря.
А один-от был и Лазарь боѓатой,
А другой-от был и Лазарь ведь нужной.
Он и тридцеть лет да во гно́ишши жил.
5 Вот и пришол ведь Лазарь к брату да под окно:
«Уж ты, братец, братец, богатой Лазарь!
Ты подай-ко мне-ка милостыну Христа ради».
А тут бросалсэ ведь Лазарь по пле́ць в окно:
«Ты откуль мне-ка братець, какой пришол?
10 Мне-ка князи ведь, бояра-те братья мои,
Мне-ка купци торговы-те госьти мои.
Уж и подьте-ко-се два кобеля́,
Отгоните-ко вы Лазаря от широких ворот».
От и пошли ведьа два кобеля́,
15 От и Лазареву душу да напитали,
По подстолью крохи да назбирали.
Пошел Лазарь да во цисто по́лё,
Уж как змо́лилсэ Лазарь Ѓосподу Боѓу:
«Уж ты выслушай, Ѓосподи, моленье мое:
20 Как молитвы-ти да как ведь Лазаревы:
Как пришли ты, Ѓосподи, мне двух аньделов,
Мне не кротких, мне не смирных, не милосьливых.
Не́ц́есно душу мою вы́ложите,
Крюком, боком мою да душу вытените,
25 А сьнесите мою душу да в муку вечную;
Как того моя душа да уготовала.
На довольнё на сём свети нацарьсьвовала».
Услышал Ѓосподи мо́леньё ёго,
Как молитвы ёго да ведь как Лазарёвы,
30 Как прислал ёму Ѓосподь двух аньделов,
Ёму кротких, и смирных и милосьливых;
Уж как чесно-то ёго да душу выложили,
Положили-то ёго душу на серебряно блюдо,
Как сьнесьли-то ёго душу в пресьветлой рай;
35 Как того ёго душа уготовала.
Как у Лазаря имениё всё прахом взяло́сь,
Как житьё-бытьё богачьво водой рознесло.
Как пошол ведь и Лазарь да в чисто по́лё,
Как молитце Лазарь и Ѓосподу:
40 «Уж ты услыши, Ѓосподи, моленьё моё,
Как молитвы мои, да эти праведныя;
Пришли мне-ка, Ѓосподи, двух аньделов,
Мне-ка кротких, и смирных, и милосьливых;
Шчобы чесно мою душу да выложили,
45 Положили б мою душу на серебряно блюдо́.
А сьнесите-ко мою душу в пресьветлой рай;
Как тоѓо моя душа да уготовала».
Тут услышал ведь Ѓосподи молитвы ёго,
Как и по́слал ёму Ѓосподь двух аньдело́в,
50 Как не кротких, не сьмирных, не милосьливых.
Как и не́ц́есно его да душу вытянули,
Крюком, боком ёго да душу вытянули,
Как сьнесьли ёго душу в муку вечную:
Как того ёго душа да уготовала,
55 На довольнё на сём свети нацарьсьвовала.
Тут увидял Лазарь брата во раю́,
Он спросил у Лазаря, брата своёго:
«Уж ты, брате, брате, убогой Ла́за́рь!
Уж ты дай-ко мне, братец, хоть мизёнка воды,
60 Омочи мои уста, да хоть в огни не гореть».
158. АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ
Уж как стал Ефимьян-князь Боѓу молитце:
Он на кажную пе́тьницу постилсэ,
Он на кажную, суботу причашшалсэ,
Он просил у Ѓоспода отродья:
5 «Ѓосподи, Господи, Царь небесной!
Дай, Ѓосподи, мне отродья —
Он муського полку, либо женьского».
Как во сьнях ёму Боѓородица явилась,
На святым своим ѓла́сом прогласила:
10 «Уж ты стань-кось, Ефымьян, да пробудисе,
Клюцёвой свежой водыцёй умойсе,
Тонким белым полотеньцём утрисе,
От жоланья ты ведь Ѓосподу помолисе,
Ко святому-ту Николы со сьлёзамы.
15 Ты поди-тко во ложнюю во спальню:
Как кнегина тобе сына спородила.
Окресьтите-ко младеня, омолите,
Нарекайте-ко ёму имя да Олёксеём,
Олёксеём ёму Божьим Чёловеком».
20 Уж как стал Ефимьян да пробудилсэ,
Он от крепкого-то сна да прохватилсэ,
Клюцёвой свежой водыцёй умылсэ,
Тонким белым полотеньцём утёрсэ.
От жаланья он Ѓосподу помолилсэ,
25 Он сьвятому-ту Николы со сьлёзамы,
Он пришол-то во ложнюю во спальню, —
Как кнегина-та ёму сына спородила.
Он пошол-то к попам да к протопо́пам,
Ко большим-то он к чиновным к орхиреям.
30 Окрестили-то ёго, омолили,
Нарекли́-то ёму име Олёксеём.
У кого-то росьтёт днём, да у ёго цёсом,
У кого росьтёт неделёй, у ёго месецём.[461]а
Уж как стал-то Олёксей да лет двенадцеть,
35 Уж задумал-то Ефимьян да ёго грамоты уцить.б
Олёксею-ту свету грамотка даласе,
Как ёму-ту рукописаниё открыло.
Стал и Олёксей да лет сёмнадцать:
Тут задумал Ефымьян сына женити,
40 Как женидба-то Олёксею не даласе.
Уж как пошол Олёксей на ложню спальню
Со своёй он со кнегиной Катериной,
Во синях ёму Богородица евилась,
А сьветом-то ёму гласом прогласила:
45 «Уж ты стань-ко, Олёксей, да пробудисе,
Клюцёвой свежой водыцёй умойсе,
От жалания ты Ѓосподу помолисе,
Тому-то Миколы да со сьлёзамы.
Отвежи ты от собя да шолков пояс,
50 Привежи ты ко кнегины к Катерины,
Ты сойми-ко с руки да злацён персьтень,
Ты отдай своей кнегины Катерины;
Ты сойми-ко своё платьё цьветно,
Ты одень-ко на собя да чёрну ризу,
55 Ты уйди-ткось в карабельнию гавань,
Ты возьми-ткосе лёккую шлюпку,
Ты уедь-ко из Рымского царсва,
Ты бросай своё кнегину Катерину».
Тут ведь стал-то Олёксей да пробудилсэ,
60 Клюцёвой свежой водыцёй умылсэ,
Тонким белым полотеньцём утёрсэ,
От жалания он Ѓосподу помолилсэ,
Ко сьвятому Николы да со сьлёзамы.
Отвязал он от собя да шолков пояс,
65 Привязал своёй кнегины Катерины,
Уж он дал того цяря да злацён перьстень:в
«Когды мой у тя перьстень роспае́тце,
Тогды увидишь Олёксея да Цёловека Божья».
Тут пошол-то он во гавань да карабельню,
70 Уж он взял-то себе да лёкку шлюпку,
Он уехал от ей проць да во пустыню.
Он молилсэ во пустыни да лет ведь тридц́еть;
Тут задумал Олёксей да проць уехать.
Он приехал тут во Рымскоё царьсво,
75 Он пошол тогды во Божию церьковь.
Тут вышол Ефимьян, да князь багатой,
Подават ёму милостину Христа ради;
Он примат от их милостину спасе́ну,
Он и молит за ёго да ведь и Боѓа.
80 А пришол ведь Олёксей да к Ефимьяну,
К Ефимьяну-ту пришол да под окошку,
Запросил он милосьтину Христа ради:
«Ты подай, Ефымьян да князь богатой,
Ради сына Олёксея Цёловека Божия».
85 Тут бросалась ёго мати да по плець в окно:
«Уж ты откуль идёшь, калика, где проживала ты?
Где ты видял Олёксея Цёловека Божия?»
Отвецял ёму калика да прохожалой:
«Уж и как-то я не видял Олёксея?
90 Мы в одной-то с им ведь келейки проживали,
Мы в одну-то с им ведь грамотку читали».г —
«Ты поди-ткось к нам, калика, во полаты,
Ты живи-тко вместо сына Олёксея». —
«Я нейду-то к вам в полаты белокамянны;
95 Вы состройте-ко мне келью о крылецько».
Уж как тут Олёксей да зажил ведь,
Он Ѓосподу Богу тут молилсэ;
Он, и кушаньё ёму да посылали,
Как лакеи-ты ёму не доносили.
100 Собирались народ в Божью церьковь;
Тут зьделалось земноё тресе́ньё;
Повышли-то все из Божьёго храму:
«Куды мы топерь пойдём да сьвята искати?»
Отошли ко Ефимьяну да ко крылецьку —
105 К Ефимьяна-то ведь калика преставилсэ,
Он и дёржит в руки́ рукописаньё.
Ефимьян тут видит — Олёксей есь.
Уж ид втепоры у жоны перьстень роспутилсэ,
Как ёго-то шолков поес отвязалсэ.
110 Тут пришол Ефымьян к рукописанью,
Уж он стал-то у ёго из рук как брати,
А ёму-то рукописаньё не далосе.
Тут пришла-то ёго ро́дная мати,
Как у ёго рукописаньё взяла же,
115 Матери рукописаньё далосе;
Тут и мати-та узнала, шщо Олёксей есь,
Олёксей есь да цядо ихно.
Она хватала-то свои волосы ведь в руки,
О кирпичьнёй-от пол она бросалась:
120 «Отцёго ты мне, Олёксей, да не сказалсэ?»
О жона-та ведь пришла ко ёго гробу:
«Ты цёго мне, Олёксей, да не сказалсэ?
Я поцясту к тобе в госьти бы ходила».
159. НЕПРОЩАЕМЫЙ ГРЕХ
Каелса-то доброй молодець сырой земли,
Как сырой земли да сырой матери:
«Ты просьти-тко, мать сыра земля, да сыра ма́тёра,
Во перьво́м греху да ты меня просьти:
5 Я бранил отца да бранил матушку.
Во другом греху да ты меня просьти:
Уж я жил-то со кумой да со крестиною,
Уж я прижил у кумы да млада отрока.
А ешшо прими-тко, мать сыра́ земля,
10 Ты покай меня да во больших грехах:
Уж как езьдил доброй молодець да по чисту́ полю,
Я убил в поли́ госьтя да всё торгового».
Тут спрого́ворит ёму да мать сыра́ земля,
Мать сыра земля да сыра ма́тёра:
15 «Во перьво́м греху да ведь могу просьтить,
Шшо бранил отца да бранил матушку;
Во втором греху да ведь могу просьтить,
Шшо ты жил ведь со кумой да со кресьтиною,
Хошь ты при́жил, хошь ты с ей да млада отрока.
20 Во третьё́м греху да не могу просьтить,
Не могу просьтить да не могу покаети:
Ты ведь езьдил, доброй молоде́ць, да по цисту́ полю,
Ты не госьтя ты убил да не торгового,
Своего убил брата крестового,
25 Поруши́л своё да кресно знаменьё».а
160. ШЕСТЬ КАЛИК СО КАЛИКОЮ
Уж как шли-пошли калики прохожа́лыя,
Уж как шесь калик пошло да со каликою
В Русалим город да вумолитисе,
Во Ердан-реки да покупатисе,
5 Ко Ѓосподьню гробу приложитисе,
Положили на себя да таковой закон:
Ешьли кто укра́дёт, кто убьёт,
Сотворит такой-от тяшкой блуд, —
Отпороть у тех белы-ти белы́ груди,
10 Вынимать тут ретиво́ серцо́ со пец́енью,
Вытегать тут рецистой езык со те́менью.
Тут ведь шли-пошли калики прохожалыя,
Оны шесь калик пошло да со каликою,
По пути пошли да по дорожоцьки,
15 Тут настрету едёт княсь Владымер стольнё-киевской.
Потихошеньку калики подвигалисе,
Понижошеньку да поклоне́лисе,
Ны просили тут по гривны красна золота
А на путь себе на дорожоцьку;
20 Понизёшеньку оны да поклоне́лисе:
«Вой еси ведь князь Владымер стольнё-киевской!
Уж ты дай-кось нам по гривны красна золота».
Тут спрого́ворил им князь Владымер стольнё-киевской:
«Уж как дело-то моё да всё заежжоё,
25 Ка́зна собина ведь завозная.
Уж вы по́йдите, калики, мимо Киёв-град,
Приворацивайтеа вы во Киёв-град
Ко Опра́ксеи ко королевичьни:
Накорьмить-то, напои́т она вас до́сыта,
30 Надаёт вам золотой казны да сколько надобно».
Понизёшеньку калики поклонилисе,
Ны в дорожицьку да ведь отправились,
По московскыя пошли да славной киевской.
Ны пришли калики ведь во Киёв-град
35 Ко Опраксеи да королевични.
На примала тых калик да чесью-почесью,
Накорьмила, напоила она до́сыта,
Надала́ им золотой казны да сколько надобно;
Отвела им спать да нову горьницю,
40 Атаманушка звала собе во спальницю,
На прельшшала атаманушка на больши́ грехи,
На больши́ грехи, тяжко́й великой блуд.
Тут сказал-то ей да атаманушко:
«Мне никак нельзя да ведь неможно быть,
45 Положон у нас да таковой закон:
Есьли кто украдет, да есьли ктоубьёт,
Сотворит тяжко́й великой грех, —
Закопатьб ёго по поясу в сыру́ землю,
И пороть ёго да всё белы́ груди,
50 Вынимать-то рецисто́й езык со теменью,
Вытегать-тов ретиво́ серцо́ со пец́енью».г
Тут Опраксия да прогневиласе.
На пошла взела ведь цяшецьку-ту красна золота,
Положыла к атаману-ту во сумоцьку.
55 Заутра́ калики поднималисе,
Во дорожаньку да отправлялисе.
Наредила вслед слугу да слугу верного,
Запрегла она да лошадь добрую,
Как отправила вслед да за каликамы.
60 Тут насьтигли калик да на дорожичьки:
«Вы заце́м же взели ихну золоту цяшицьку?»
Тут нашли у атамана всё во сумоцьки.
Тут оны ведь брали атамана да за жолты́ кудри,
Тут пороли у ёго ведь белы́ груди,
65 Вынимали рецисто́й язык со те́менью,
Вынимали ретиво́ серцо со пец́енью.
Тут пошли калики ведь во Киёв-град,
Ко ѓосподьню гробу да помолилисе,
Во Ердан-реки да воскупалисе.
70 Тут назать пошли да по дорожацьки;
Оны клали ѓде ёго да во сыру землю,
Оны ведь идут, гля́жут: он стоём стоит,
Он стоём стоит да аки цьвет цьветёт.
———
Марья Степановна Борисова
XIV. Марья Степановна Борисова, урожденная Крылова, 62 лет, замужем за кореляком, неграмотная. Ее муж был вдовцом, когда она с ним познакомилась, родом из Ковды, и потому ей пришлось выйти замуж против воли родителей. Он шел на Мурман покрученником, и у него ничего не было, — «ни сеточки». Поселившись в Федосееве, он нажил оленей и все хозяйство; за последнее время поставили третью избушку. Старины она перенимала еще девушкой у матери. Раньше она слышала, как пели про Илью Муромца и Идолишша, но теперь забыла; по ее словам, Илья «возновится, выйдет из земли» (т. е. воскреснет). Кроме печатаемого материала и записанной у нее сказки о Медведке, она знает старину о князе Дмитрии и Домне Фалелеевне, стихи о Вознесении, Егории, Алексее Человеке Божьем; слыхала также про Кострюка (царь женился во Швеции, жену взял неверную; с Кострюком Темрюковичем боролся Васенька Хроменькой, Храбренькой).161. <ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ>
На седьмом году восьмой тысещы
Наежжал цяришшо Грубиянищо. (2)
Он кнезей, бояр да всех повырубил...[462]
162. СОН БОГОРОДИЦЫ
«Уж ты мати, ты мати да присьвятая!
Уж ты где, мати, спала-опочовала?» —
«Уж ты цядо, ты цядо возьлюблённое
Я спала-то ноц́есь, опочовала
5 У сьветой я реки да на Ёрдани,
У сьветой я воды да на Ерьтепи». —
«Тебе шчо, мати, ноц́есь во сьнях привидялось?» —
«Мне привидялось цюдён крест ѓосподён.
Как на том ли на крестеа ты, цядо, росьпят.
10 На кого ты миня, цядо, да оставляёшь,
На кого ты миня, цядо, спокидаёшь?» —
«Ты не плачьб-ко, моя мати присьвятая!
Оставляю тибя, мати, на Ивана,
На того ли я Ивана Богослова.
15 Уж я в перьвой-от день, мати, росьпят буду,
Я на дру́гой-от день, мати, погребусе,
Я на третей-от день, мати, воскресну.
Уж я сам на неби, сам да возьнесусе
Я со славою да всёй с ѓосподьнёй.
20 Уж я сам по тебя да, мати, буду,
Уж я сам ли ись тебя да душу выну,
Я кладу твою душу да на серебряно блюдо,
Отпоём твою душу со попамы,
Со попамы, со дья́ка́мы, со прец́е́теньникамы,
25 Со прец́е́теньникамы да сь ц́ерьковныма,
Со большима цинамы со арьхиреямы.
Посажу твою душу да за престолы».в
163. ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ
Уж как жил-то был Микитушкаа да всё бога́тый князь.
У ёго был то Добрынюшка да всё Никитич млад.
Как Никитушка-то пожил по сёму свету,
Оставалась у ёго да вдова ц́есная.б
5 Уж как жил-то был Микитушка да все бога́той князь.
У ёго было да цядо милоё,
Как Добрынюшка да всё Микитичь млад;
Оставалсэ с ро́дной маменькой с цёсной вдовой,
Как с Офимъёй он да с Олёксандровной.
10 Как была-то там прослышила[463] Плакун-река:
Как збиралисе туды бога́тыря́ пресильния;
А купалисе оне да во Плакун-реки.
Поежжал Добрынюшка Микитичь млад
Он купатисе да во Плакун-реку́.
15 Не спушшала-то его да ро́дна маменька,
Как цёсна вдова Офимъя Олёксандровна:
«Ты не езди-ко, Добрынюшка Микитичь млад;
Ищэ есть-то там три струи, да струи быстрыя:
Запловёшь, Добрынюшка, да за третью́ струю,
20 Прилетит з горы да зьмея лютая;
Зьмея лютая дьвенадцети-хобо́тная,
Унесёт она тебя на высоку гору́
Малым детоцькам да на сьеденьицё».
Тут спрого́ворил да всё Добрынюшка,
25 Как Добрынюшка да он Микитичь млад,
Он спрого́ворил да ро́дной маменьки:
«Ты послушай-ко, моя да ро́дна маменька,
Ты ц́есна́ вдова Офимъя Олёксандровна!
Блаѓословишь — пойду, и не блаѓословишь — пойду
30 Я купатисе да во Плакун-реку».
Тут спрого́ворит да всё цёсна вдова,
Офимъя есь да Олёксандровна:
«Ты послушай-ко, Добрынюшка Микитиць млад:
На коѓо ты оставляёшь золоту казну,
35 На коѓо ты спокидаёшь молоду жону?»
Как спрого́ворил Добрынюшка Микитичь млад:
«Ты послушай-ко, моя да ро́дна маменька,
Ты цёсна вдова Офимья Олёксандровна:
Как не приеду-то я к вам дьвенадцеть лет —
40 Розьдели-ко ты да золоту казну,
Золоту казну да ты на три части:в
Уж ты перьву часьг бери сама себе,
Да другую чась да молодой жоны,
Уж ты третью чась да по Божьим ц́ерьквам,
45 По Божьим ц́ерьквам всё по мана́стырям».
Брала маменька да золоты клюци,
Отмыкала там да ко́ваны́ замки,
Приносила там ему да ёму плётоцьку,
Она плётоцьку да и’ семи шолков
50 Завоженьиця да ро́дна дедушка,
Подареньиця да ро́дна батюшка.
Поежжал Добрынюшка Микитиць млад
Он купатися да на Плакун-реку́.
Приежжал Добрынюшка да он к Плакун-реки́,
55 Он пошол купатисе да во Плакун-реку́;
Уж он заплыл там Добрынюшка да за перьву́ струю,
Переплыл он за втору струю,
Ищэ за́плыл он да за третью́ струю.
Приляталад там да зьмея лю́тая,
60 Змея лютая дьвенадцети-хобо́тная,
Роспусьтила-то она свои восры́ кохти,
Ка хотела там хватить Добрынюшку Микитиця.
Тут спрого́ворил Добрынюшка Микитиць млад:
«Как не ц́есь тебе, да зьмея лютая,
65 Зьмея лютая дьвенадцети-хобо́тная,
Как не ц́есь тебе хватать да со быстро́й струи.
Полетай-ко ты, зьмея, да во цисто́ полё,
Во цисто полё, да зьмея, битисе,
Зьмея, битисе, зьмея, рубитисе».
70 Полетала там зьмея да во цисто́ полё.
Как поехал там Добрынюшка Микитичь млад,
Приежжал Добрынюшка да во цисто́ полё;
Как схватилисе оны с люто́й зьмеёй,
Как броси́ла там зьмея люта́ да о сыру́ землю,
75 Тут Добрынюшки да мало можитц́е.
Уж ка спомнил тут Добрынюшка да эту плётоцьку,
Эту плетоцьку да и’ семи шолков
Завоженьиця да ро́дна дедушка,
Бласловленьиця да ро́дна батюшка, —
80 Изломил как у зьмеи дьвенатцеть хоботов.
Тут змолиласе Добрынюшки люта зьмея:
«Ты спусьти, Добрынюшка, да всё Микитиць млад,
Малым детоцькам на восьпитаньицё.
Я даю[464] тебе силу несьметную —
85 Некого́ не будет как сильне тебя.
Ты поди, Добрынюшка, да во цисто́ полё:
Ищэ есь там три колодця три глубокия;
Уж ты выпей там да клюцёво́й воды, —
Как прибудёт тебе сила несметная».
90 Ка спусьтил тут Добрынюшка люту́ зьмею,
Как поехал там Добрынюшка да во цисто́ полё,
Он нашол там три колодця три глубокия,
Три глубокия да три ключёвыя;
Уж он випил там воды да из колодця перьвого — силы прибыло;
95 Как в другом колодци выпил — услышил силу несьметную;[465]
Он ис третьёго колодця выпил клюцёвой воды —
Он и зделалсэ во гноищы, во бо́лищы.
Там лёжал Добрынюшка да во цисто́м поли,
Он просил, молил да уж он Ѓоспода,
100 Он просил, молил себе здоровьиця;
Как услышал там Ѓосподь ёго молитву всё,
Он послал ёму да всё аньдела,
Ему андела да всё арханьдела,
Излицить Добрынюшку Микитиця.
105 Прилетал к ему аньдел, арханьдел всё,
Излицил тут Добрынюшку Микитиця
Луцьше старого да хра́бре прежного.
Ка скрыцял-зыцял Добрынюшка да зыцьным голосом:
«Уж ты лошадь ты моя, да лошадь добрая!
110 Ты лети ко мне да ис циста́ поля́;
Мы поедём-ко домой да к ро́дной маменьки,
К родной маменьки Офимъи к Олёксандровны,
Ли к моёй жоны да к молодой жоны».
Прилетал к ёму да его доброй конь;
115 Обуздал он своёго добра́ коня,
Полетал Добрынюшка да он к лютой зьмеи,
Он убил приехал всё люту́ зьмею,
Он убил у ей да малых детоцёк,
Розорил ее́ да ее жительсьво.
120 Приежжал домой Добрынюшка да ко свою двору —
Не выходит там стрец́еть да ро́дна маменька,
Не выходит там стрец́еть да молода жона.
Он увидял тут да мала юныша:
«Ты скажи-ко мне, да малой юнышок,
125 Ишше есь ли у меня жива да ро́дна маменька,
Как ц́есна вдова Офимъя Олёксандровна?
Ишше есь ли у меня жива да молода жона?»
Тут спрого́ворил да малой юнышок:
«Ишше есь жива да твоя родна маменька,
130 Как цясна вдова Офимъя Олёксандровна:
Как ушла она до по Божьим ц́ерьквам,
По Божьим ц́ерьквам да всё по мана́стырям
Отдавать она да золоту́ казну;
Как уехала твоя да молода жона
135 Во Божью ц́ерьковь да всё венчатисе
Со Олёшенькой да со Поповицём».
Поежжал Добрынюшка ко Божьёй ц́ерьквы,
Заходил Добрынюшка да во Божью ц́ерьковь,
Он срубил-то у Олёшеньки да буйну голову.
140 Уж он брал Добрынюшка да молоду жону,е
Он приехал ведь Добрынюшка во свой он дом.
164. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ
Ходил, гулял Дунаюшкоа из орды в орду,
Сын Иванович да из Литвы в Литву,
Загулял Дунаюшко да к королю в Литву,
Ко тому ли королю да к Ляхоминскому.
5 Королю служил да ровно деветь лет.
Как король любил да крепко жаловал,
Королевишша-та любила пачэ короля.
Уж я днём служил да всё во чашницьках,
Поутру́ служил да я во стольницьках,
10 Вец́ёру служил я у Настасьюшки да у кроватоцьки,
У королевишни да у право́й руки,
У право́й руки да на бело́й груди.
Заводилсэ-починялсэ у того ли короля да Ляхоминьчкого[466]
А на всех кнезей, купцей торговыих,
15 Как на всех хресьянушок прожитошьних.
Ишэ звали тут Дунаюшка да на поцесьтёнб пир,
Унимала как Настасья королевишьня:
«Не ходи, Дунаюшко, да на почесьтён пир;
На пиру, Дунаюшко, да наедаисьсе,
20 До повалушка да зелена вина да напиваисьсе, —
На ц́есно́м пиру до станешь хвастати,
Ты похвастать душочькой Настасьёй королевичьней».
Не послушал тут Дунаюшко да сын Ивановиць,б
Он пошол-то к королю да на поче́сьтен пир.
25 Ищэ все-то на пиру да сидят пьют, едят,
Ищэ все да на чесном да они кушают,
Как белу́ю лебедь они рушают,
Как серо́го гу́ся сидят счи́пают.
Ищэ все-то добры молодцы да сидят хвастают,
30 Ищэ тот ведь хвастат тем, иной — иным:
Как богатой хвастат золотой казной,
Ищэ умной хвастат родимо́й сестрой,
Как безумной хвастат молодой жоной,
Как сильнёй-то хвастат силой несьметною,
35 Доброй молодец да он добры́м конём,
Как нец́ем — Дунаюшко он сидит не пьёт, не ест,
Он сидит не пьёт, не ест, не кушаёт,
Белой лебеди да он не рушаёт,
Как сера гуся сидит не щы́па́ёт,
40 Как нец́ем-то доброй молодец сидит не хвастаёт.
Как спрого́ворил король да Ляхоминьцькия:
«Ты цёго, Дунаюшко, сидишь не пьёшь, не ешь,
Сын Ивановиць, да ты не кушаёшь,
Белой лебеди да ты не рушаёшь,
45 Как сера́ гуся да всё не щыпаёшь?
Как нецем ты, доброй молодець, сидишь не хвастаёшь?
Разьве месьтечко-те не по отчыны,
Разьве цяроюб тебя обно́сили,
Али дурак, пье́ниця над тобой не надсьмеялисе?»
50 Тут спрого́ворит Дунаюшко да сын Ивановичь:
«Мне-ка местечько да есьть по вотчыны,
Меня цяроюб да не обно́сили,
Дурак, пьениця-то надо мной не натьсьмеялисе.
Ище не́ц́им мне-ка добру молодцу похвастати;
55 Разьве тем мне добру молодцу похвастати:
Я ходил, гулял да из орды в орду.
Из орды в орду да из Литвы в Литву,
Загулял Дунаюшко да’ королю в Литву,
Ко тому ли королю да к Ляхоминьчькому.
60 Королю служил да ровно деветь лет;
Как король любил да крепко жаловал,
Королевна-та любила пачэ ко́роля́,
Как Настасьюшка да у души дёржит.
Уж я дьнём служил да всё во цяшьницьках,
65 Поутру́ служил я во стольницьках,
Вецёру служил я у Настасьюшки да у кроваточьки,
У королевишьни да на право́й руки,
На право́й руки да на бело́й груди».
Эти речив королю во слух па́ли́,
70 Ляхоминьчькому да за беду стали,
За беду стали да за великую.
Тут скрыцял, зыцял король да зычьным голосом:
«Палачив, вы палачив да немило́сьливы,
Вы тотаровя да есь булатныя![467]
75 Вы берите-ко Дунаюшка да за белы́ руки,
За белы руки да за жолты́ кудри,
Вы ведите-ко Дунаюшка да на конюшен двор,
Вы садите-ко да на добра коня,
Вы везите-ко да во чистов полё,
80 Вы кладите буйну голову на плашочьку,
Как на ту ли плашочьку на липову,
Как на ту ли плошшадь на кровавую,
Вы рубите у ёго да буйну голову».
Старшой кроетьц́е да он за среднёго,
85 Средней кроетьц́е да он за ме́ньшого;
От меньшо́го королю отьвету нет.
Он скрыцял, зыцял да во второй након:
«Палациб вы, палациб да немилосьливы,г
Как тотаровя ли вы булатныя!
90 Вы берите-ко Дунаюшка да за белы́ руки,
За белы руки да за жолты́ кудри,
Вы ведите-ко Дунаюшка да на конюшен двор,
Вы садите-ко да на добра́ коня,
Вы везите-ко да во цистоб полё,
95 Не по улици везите, по зау́лочью,
Вы кладите буйну голову на плашоцьку,б
Как на ту ли плашоцькуб на липову,
Как на ту ли плошшадь на кровавую».
Ишше брали тут Дунаюшка да за белы руки,
100 За белы руки да за жолты́ кудри,
Как вели Дунаюшка да на конюшен двор,
Как садили тут Дунаюшка да на добра́ коня.
Как скрыцял, зыцял Дунаюшко да зыцьным голосом:
«Палаци, вы палаци да немилосьливы,
105 Как тотаровя были́ булатныя!
Вы везите-ко Дунаюшка да вдоль по улоцьки
Мимо те ли-то окошоцька Настасьины».
Повезьли Дунаюшка да вдоль по улоцьки
Мимо те ли-то окошоцька Настасьины.
110 Как скрыцял, зыцял Дунаюшко да зыцьным голосом:
«Ты просьти, прошшай, да зо́ря́ белой свет!
Прошшай, душоцька Настасья королевишьня!»
Ишше сьпит Настасья, не пробудитц́е;
Он скрыцял, зыцял да во второй након;
115 Все палатушки да с угла на́ уго́л да покачалисе,д
Ставники́ в окошках покоси́лисе,
Кисова́ кровать да подломиласе,
Тут Настасьюшка да пробудиласе;
Как бросаласе Настасьюшка по плець в окно:
120 «Палачи,в вы палациб да немилосьливы,
Как тотаровя были булатныя!
Вы везите-ко Дунаюшка да на широкой двор,
Вы берите злата, се́ребра да скольки надобно».
Как везьли Дунаюшка да на широкой двор,
125 Ишэ брали злата, се́ребра да скольки надобно;
Ищэ брали с кабака го́ля́ кабацького,
Как рубили у ёго да буйну голову.
Как пошол Дунаюшко он ко солнышку ко Владымеру стольнё-киёвському.
Как не можот солнышко Владымёр стольнё-киевськой
130 Он прибрать не можот собе сужону,
Богосужону да богоряжону.
Тут спрого́ворит Дунаюшко да сын Ивановиць:б
«Ты послушай-ко, солнышко Владымёр стольнё-киевской!
Уж ты дай-ко мне-ка две дружиноцьки,
135 Две дружиноцьки да две хоробрыя:
Одного дружиноцьку Микитушку Поповиця,
А другу дружиноцьку Олё́шеньку;
Я поеду к королю да к Ляхоминьцькому.
Как ведь есь у короля две доц́ери,
140 Как две доц́ери да две хорошия:
Одна доць-та есь Настасьюшка да королевишьня,
Не твоя слуга, да не тебе дёржать,
Не тебе дёржать да не тебе владать;
Как друга-та есь доць Опраксея-королевишьня —
145 Как та твоя слуга, да как тебе дёржать,
Как тебе дёржать да всё тебе владать».
Приежжал он к королю да к Ляхоминьчкому,
Ищэ взял у короля доц́ерь любимую,
Апраксеюшку да королевишьню,
150 Повели, повезьли да ко Владымеру да стольнё-киёвському.
Привезьли к солнышку Владымеру да стольнё-киевському.
Как осталсэ Дунаюшко да сын Ивановичь,
Он осталсэ там да во чисто́мв поли
Дожидать-то душичьку Настасью королевишьню.
155 Он розьдёрнул там шатёр да во чисто́м поли,
Он наклал ведь лошади пшеници белояровой.
Приежжала там Настасья королевисьня,
Как розьдёрнула да свой шатёр поло́тьняной,
Отьвязала там добра коня от пшеници белояровой.[468]
160 Привязала своёго коня к пшеници белояровой.
Пробудилсэ тут Дунаюшко да от крепка сна,
Как пошол смотреть да лошадь добрую.
«Ты ставай, бога́тырь всё пресильния,
Мы поедём-ко с тобой да во цисто́ полё».
165 Как поехали оне да во цисто́ полё,
На своих оны да на добры́х конях.
Ишэ хлопнулисе оне да своей палиц́ей —
Как сбил Дунаюшко бога́тыря да проць з добра коня,
Как садилсэ тут Дунаюшко да на белы груди,
170 Ищэ спрашивал да у бога́тыря:
«Уж ты цьёйб земли, да скажи, чьёйв орды?
Ты цьёгоб отця да чьёй матушки?»
Тут спроговорит богатырь всё пресильния:
«Как бы я сидел да на твоих белы́х грудях,
175 Я не спрашивал не имени, не отчыны,
Я порол бы всё твои белы́ груди,
Вынимал бы ретиво́ серьцё со печенью».в
Тут спроговорит Настасья королевишьня:е
«Уж ты ѓой еси, Дунаюшко да сын Ивановичь!
180 Бытто ты не знашь своёй душоцьки Настасьёй королевисьни?»
Уж как брал Дунаюшко да за белы́ руки,
Цёловал Дунаюшко в са́харьни́ уста,
Как садилисе оны да на добры́х коней,
Поежжали к солнышку Владымеру да стольнё-киёвському.
185 Как приехали оны ко Владымеру да стольнё-киёвському,
Как садилисе да за срядны́ сто́лы,
За срядны́ столы́ да белоду́бовы,
Напивалисе оны да зелёна́ вина.
Тут Настасьюшка да росходиласе:
190 «Ты, Дунаюшко, да есь метно́й стрелеть,
Ты метно́й стрелеть, да я метней тебя:
Перестре́лю этот я злачён перьстень —
Некото́ра половинка не больше есь, не меньше всё».
Тут спрого́ворит Дунаюшко да сын Ивановиць:
195 «Ты поди, Настасьюшка, да во чисто́б полё».
Тут спроговорит Настасья королевисьня:
«Ты просьти, Дунаюшко, да бабу пьяную,
Бабу пьяную да виноватую!
Я пойду к тебе да во цисто́ полё —
200 Уж как стрелишь ты меня да в ретиво́ серьцё:
Уж ты перьвой раз ко стрелишь, не дострелисьсе,
Как другой-от раз ко стрелишь, перестрелисьсе,
Уж как третей раз ведь стрелишь — мне-ка во белы́ груди.
У меня в грудях есь два младеня бытто жар горят».
205 Как пошли они да во цисто́ полё.
Ишше стрелила Настасья королевисьня,
Она стрелила да во злачён персьтень,
Перестрелила да ёго на́двоё.
Отошла она до во чисто́ полё.
210 Ишше стрелил-то Дунаюшко да сын Ивановичь;
Ищэ перьвой раз стрелил, да не дострелил,
Как второй-от раз стрелил, перестрелил,
Ищэ третейж раз-от стрелил прямо во белы́ груди;
Ищэ выпали ведь два младеня — бытто жар горят.
215 Как пришол Дунаюшко к телу Настасьину,
Он и тыкнул себе ножиком в белы́ груди.
165. КОЗАРИН
Уж как жил-то был ведь Пе́т да Карамышов-ту.
У ёго-то не было малых детоцёк;
Как родилсэ у ёго да чядо милоё,
Как Козарин у ёго всё Петровиць.а
5 Он ходил, гулял по широким сьветлым улицям,
Уж он рвал-то ведь у мальчиков да буйны головы,
Отрывал-то ведь у их да руцьки белыя.
Как отец батюшка на цяда милого да роспрогневалсэ,
Посадил ёго да в тёмну те́мницю.
10 Как ходила-ту к ёму сёстра родимая,
Как носила-ту ёму есву́ саха́рнюю.
Как пошла она ведь к брателку да во тюрашеньку
Как носила ведь ёму есву саха́рнюю,
Ка приехало-то к ей да три розбойника,
15 Увезьли как эту девушку да они в свой-от дом,
Заводили-ту метать да оны же́ребьи:
Как кому достанитц́е да красна девиця?
Красна девиця да она плакала,
За русу́ косу она хватаетьц́е,
20 О кирпишнёй пол да всё бросаетьц́е́,
Ко русы́ косы да приговариват:
«Ты коса моя, да коса русая,
Коса русая да красави́тая!
Ты вцяра, коса, была у батюшка,
25 Как у батюшка была, у матушки,
У того ли короля да Карамышова.
Кабы знал мой братёлко Козарин Петровиць,
Ищэ не́ дал бы вам, тотаровям, да на поры́ганьё,
На поры́ганьё да на потсме́ханьё».
30 Тут спрого́ворил тотарин всё поганыя:
«Ты не плаць, не плаць, девиця, не плаць, душоцька моя!
Заутра́ будём дуван дуванити.
Кабы ты мне-ка, девиця, доставаласе,
Розрубил бы я тебя на мелки дребески».
35 Как на то деви́ця не утешила.
За русу́ косу́ она хватаитьц́е,
О кирпишьнёй пол она бросаитьц́е,
Ко русо́й косы да приговариват:б
«Ты коса моя да коса русая,
40 Коса русая да красовитая!
Ты вцёра, коса, была у батюшка,
Как у батюшка была, у матушки,
У того ли короля да Карамышова.
Кабы знал мой братёлко Козарин Петровиць,
45 Ищэ не́ дал бы вам, тотаровям, да на поры́ганьё,
На поры́ганьё да на потсме́ханьё».
Тут спрого́ворил тотарин всё поганыя:
«Ты не плаць, не плаць, девиця, не плаць, душоцька моя!
Заутра́ будём дуван дуванити,
50 Как о тебе будём да жеребьи метати мы.
Кабы ты мне-ка, деви́ця, доставаласе,
Я завел бы на тебя да платьё цьветное».
Как на то деви́ця не утешилась.
За русу́ косу́ она хватаитьц́е,в
55 О кирпишьнёй пол она бросаитьц́е,в
Ко русо́й косы да приговариват:
«Ты коса моя да коса русая,
Коса русая да красовитая!
Ты вцёра, коса, была у батюшка,
60 Как у батюшка была, у матушки,
У того ли короля да Карамышова.
Кабы знал мой бретёлко Казарин Петровиць,
Ищэ не дал бы тотарам на поры́ганьё,
На поры́ганьё да на подсме́ханьё».
65 Тут спрого́ворил тотарин всё поганыя:
«Ты не плаць, не плаць, девиця, не плаць, душоцька моя!
Заутра́ будём дуван дуванити,
Как о тебе будём жеребья метати мы.
Кабы ты мне-ка, девиця, доставаласе,
70 Уж я взял бы как тебя да за себя замуж».
Как на то девиця не утешилась,
За русу́ косу́ она хваталасе,
О кирпишьнёй пол она бросаитьц́е,
Как ко русо́й косы да приговариват:
75 «Ты коса моя, да коса русая,
Коса русая да красовитая!
Ты вц́ера, коса, была у батюшка,
Как у батюшка была, у матушки,
Как у того ли короля да Карамышова.
80 Кабы знал мой братёлко Козарин Петровиць,
Ищэ не дал бы тотарам на порыганьё,
На по́рыганьё да на потсме́ханьё».
Стоял братёлко Козарин Петровичь,
Он стоял у ей да под окошоцьком.
85 Приходил Козарин Петровиць он ведь к им ведь в дом,
Он срубил ведь у тотар да буйны головы,
Уж он брал свою сёстру родимую,
Он повёз к Петру к отцю да Карамышову.
Он привёз ту сёстру свою родимую
90 Он к тому Петру да Карамышову:
«Уж ты выкупи-ко у меня доц́ерь любимую,
Уж ты выкупи-ко златым, се́ребром».
Тут пришол к ему Пе́т Карамышов:
«Ты продай-ко мне свою[469] доц́ерь любимую!
95 Уж ты где-ка взял ее́ да во тёмны́х лесах?» —
«Я нашол твою ведь доц́ерь во тёмны́х лесах,
Во тёмных лесах да у розбойников».[470] —
«Мне не наб-то твоёго не злата, не циста се́ребра,
Я отдам тебе твою доц́ерь любимую».
166. МАТЬ ПРОДАЕТ СВОЕГО СЫНА ИВАНА
У отця было да всё у вумного,
Как у матери да у розумныя
Родило́сь там цядышко да всё безумноё,
Как безумноё да неразумноё.
5 Поц́естёшеньку походит на царёв кабак,
До повалушка он напиваитц́е да зелёна́ вина.
Он спозналса там со девкамы, со вдовкамы, со блядкамы.
Он не слушаитц́е своей ро́дной матушки;
Поносил он ей словамы непорочныма.[471]
10 Ро́дна маменька на цяда милого да роспрогневалась.
Я пойду-схожу во гавань к карабельшицькам,
Карабельшицькам да к иностраньницькам:
«Уж вы ѓой есь, карабельшоцьки да добры молодцы!
Вы купите у меня да цяда милого,
15 Цяда милого, цяда любимого.
Моё чадышко как стоит он как петсот рублей;
Я возьму-то за его да стольки сто рублей».
Продала-то ро́дна маменька Иванушка,
Как Иванушка да цяда милого,
20 Цяда милого, чяда любимого.
Повела она да карабельшоцькам,
Карабельшоцькам да иностранныя.
«Ты не вора ли ведёшь к нам, да не розбойника?» —
«Я не вора к вам веду да не розбойника,
25 Своёго веду я к вам да цяда милого,
Цяда милого, цяда любимого».
Тут спрого́ворит Иванушко да цядо милоё:
«Уж вы ѓой есь, карабельшоцьки да иностранныя,
Вы заморцькия да добры молодцы!
30 Уж вы дайте моёй маменьки не сто рублей,
Уж вы дайте моей маменьки да ц́е́лу тысешшу.
Ишче я вам, доброй молодец, да зароботаю».
Ишшо дали ёѓо маменьки да ц́елу тысяшшу.
Как не пыль в поли да запыляитц́е,
35 Не березонька-та ко сырой земли да приклоняитц́е,
Как Иванушко да с ро́дной маменькой прошшаитц́е,
Он прошшаитц́е сь ей, роставаитц́е:
«Ты просьти-прошшай да ро́дна маменька!
По житью-бытью да ровно маменька,
40 По подобию есь зьмея лютая,
Зьмея лютая да семиглавая,
Семиглавая, была вила́вая!»
Ишче дали добру молодцу да ружьё ц́ельнёё,[472]
Ружье ц́ельнёё да копьё востроё.
45 Как ступил ведь доброй молодець да на черьлён караб,
По караблицькуа да запохаживал,
Свое горюшко да запокликивал:
«Ты куда поди-ка, — горе вслед идёт;
Некуды от горюшка не деваисьсе,
50 Не деваисьсе, не потеряисьсе!»
Поежжал Иванушко да во цисто́ полё,
Во цисто́ полё да на добро́м кони.
Прилетела там Иванушку да пуля быстрая.
Ишшэ пал Иванушко да со добра́ коня;
55 Ишшэ па́ло его тело на сыру землю,
Как сера́м волкам да всё на во́еньё,
Цёрным во́ронам да им на граеньё.
Слу́цило́сь итьти да ро́дной маменьки
Мимо ето тело молодецькоё;
Спровадила ро́дна маменька да во сыру́ землю.
167. СМЕРТЬ СКОПИНА
Уж как езьдил Скопи́н ровно три месеця,
Аливу, аливу![473] Скопи́н три месеця.
Ищэ взял-то Скопи́н ровно три города,
Аливу, аливу! Скопи́н три города:
5 Уж как перьвой-от город Шяратовськой,
Ка другой-от город Вержьвлютовчкой,
Ищэ третей-от город кумыа Малютихи-вдовы.
Ищэ тут ли кумы́ за беду есь стало́,
За беду кумы́ стало да за великую,
10 Аливу, аливу! за великую беду.
Собирала кума да пир поц́есьтён стол.
Ищэ звали Скопина да на поц́есьтён пир
Ищэ хлеба, соли йись, зе́лёно́го вина пить.
Унимала Скопина́ да ро́дна матушка своя,
15 Уговаривала молода ягоб жона,
Ищэ плакалисе малы детоцьки,
Аливу, аливу! малы детоцьки его:
«Не ходи-ко, Скопин, на поц́естён пир!
Потеряёшь, Скопин, буйну голову свою».
20 Не послушал Скопин ро́дной матушки своёй,
Не послушал Скопин молодой своёй жоны,
Не послушал Скопин малых детоцёк своих.
Там поехал Скопин на поц́естён пир.
Приежат Скопин ко широким ворота́м;
25 Как приходит стриц́еть ищэ та ли-то кума да Малютиха вдова.
Как подходит к ему потихошенько,
Ищэ кланеитц́е понизёшенько:
«Добро жаловать, Скопи́н, на поц́естён пир
Уж ты хлеба, соли йись, зе́лёно́го вина пить!
30 Ты цёго-то везёшь саблю вострую свою?» —
«Я не сабельку везу, — твою голову сойму». —
«Ты садись-ко, Скопин, в большой самой уго́л».
Посадила Скопина да за средны́ она столы,
Наливала Скопину цяру зо́лотую,
35 Цяру зо́лотую да зелёна́ она вина,
Зелёна она вина да ц́е́ло́ ровно ведро.
«Ты прими-ко, Скопин, на праву́ свою руку́,
Уж ты выпей, Скопин, на единой дух».
Ишэ принял Скопин на праву́ свою руку́,
40 Ищэ выпил Скопин на единой дух.
Наливала другу ровна два она ведра:
«Ты прими-ко, Скопин, на праву́ свою руку́,
Уж ты выпей, Скопин, на единой дух».
Ищэ принял Скопин на праву́ свою руку́,
45 Ищэ выпил Скопин на единой дух.
Наливала она да третью цароцьку,
Третью цяроцьку дав люта зельиця,
Люта зельиця да ровно три она ведра.
«Ты прими-ко, Скопин, на праву́ свою руку́,
50 Уж ты выпей, Скопин, на единой дух». —
«Мне-ка цяроцька не пить — да кумы не любить;
Мне-ка цяроцька выпить — мне живому не быть».
Как примаёт Скопин на праву́ свою руку́,
Выпиваёт Скопин на единой дух.
55 Ищэ брал тут Скопин саблю вострую свою,
Как срубил у кумы буйну голову.г
Ищэ тут Скопину да славу ёму поют,
Аливу, аливу! да старины скажут.
———
Елена Васильевна Гришанова
XV. Елена Васильевна Гришанова, молодая женщина, от которой в д. Федосееве мы записали старину о братьях-разбойниках. Незадолго до того она переехала туда со своим мужем из родного села Шу́ньги, Олонецкой губернии, Петрозаводского уезда.168. БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И ИХ СЕСТРА
Была жила да вдова Пашиця.
Как у той вдовы у той Пашици
Много детушок, мало девушок:
Одинака доч, деветь сыновей.
5 Деветь сыновей вси в розбой пошли,
Одинаку дочку замуж выдали
Тут за славноё за синё морё
За того купца да за богатого...[474]
КАНДАЛАКША
Авдотья Дмитриевна Полежаева
XVI. Авдотья Дмитриевна Полежаева, урожденная Пушкарева, бездетная, замужняя старуха, 70 лет. Родилась в Кандалакше, и тут же вышла замуж двадцати лет, за односельчанина и ровесника. Всю жизнь она прожила в своем селе и никуда оттуда не выезжала. Занимается рыбной ловлей — преимущественно ловит треску на уду. Кроме печатаемого материала,[475] у нее записаны тексты былины о Дунае и стиха об Алексее Человеке Божьем; знает она также стихи об Егории Храбром и о Захарии.169. ВОЗНЕСЕНИЕ
Посередь-то было летика красного,
На канун Возьнесенья Христового.
Как возьнёсса Ѓосподь на небе́са,
Вот росплацетца нишшая-та братия,
5 Ростужитца, у Ѓоспода сиротина:
«Ѓосподи, Ѓосподи, Царь наш небесныя!
На кого ты нас, Ѓосподи, оставляешь,
На кого ты нас, Владыко, спокинаёшь?» —
«Ты не плачь-ко, не плачь, да нишша братия,
10 Не горюй-ко, убога сиротина!
Я даю́[476] вам реку́-ту мёдовую,
Я даю вам гору́-ту золотую,
Я даю́ вам сады виноградья».
Тут прослышал Иван-от Предотеча,
15 Тут прослышал креститель-о ѓосподён:
«Уж ты Ѓосподи, Ѓосподи, Царь наш небесныя!
Не давай-ко им реки-то мёдовы́я,
Не давай-ко им горы да золотыя,
Не давай-ко им садов-виноградьё:
20 Как над этой горой будёт им кроволитьё,
Как над этою рукой будёт убийсьво.
Как надъедут купчы, госьти торговыя,
Отоймут у их реку-ту мёдовую,
Отоймут у их гору-ту золотую,
25 Отоймут у их сады все виноградия.
Оны будут ведь холодны и голодны,
Нё убуты будут, не одены,
От тёмной-то ноциа не обогреты.
Уж как дай-ко своё-то имё Христово,
30 Ты спусьти-тко по градам, села́м, по деревням;
Оны будут сыты и пъяны,
Оны будут обуты и одены
И от тёмной ноциа обогреты».
170. <АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ>
Уж как жил Ефимьян, гость богатой.
Уж как стал Ефимьян Богу молитьсе;
Он на всю ту петницу паститцэ,
На всяку субботу причасалсэ.
5 Уж молит он у Господа отродия,
Как муського полу-то и женьского.
Как во снях Богородица явилась,
Своима-то устамаа прорёкала:
«Уж ты стань, Ефимьян, да пробудисе
10 Ты от крепкого сна да прохватисе,
Клюцевойб водыцай умоишьсе,
Тонким белым полотенцем оботрисе,
От желания-то Господу Богу помолисе,
Ты Пречистыя молисэ со слёзами.
15 Ты сходи-ка, сходи к жены спаленью —
Там кнагина тибе сына спородила.
Ты поди-сходи ко Рынскому ко царьсву,
Ты ищи-ка попов да протопопов,
Що больших цинов да архиреев,
20 Окрестити младеня, омолитвити,
Нарёкати ёму имя Олёксеем,
Олёксея Целовека ведь Божия».
Уж как стал то Эфимьян да пробудилса,
От крепкогов сна он прохватилсэ,г
25 Клюцевой водой цай он умылса,
Тонким белым полотенцом отерсэ.
От желанья-то Господу Богу помолилсэ,
Он пошёл-то во женину во спальню —
Там кнагина ему сына спородила.
30 Он пошел-то ведь ко Рыньскому царьству
Он привёл-то попов да протопопов,
Большиихд цинов властей да архиреев.
Окрестили младеня, омолитвели,
Нарёкали ёму имя Олёксеем,
35 Олёксея Целовека ведь Божия.
У кого-то ростет днем, да у его — цасом,
У кого-то неделею, у его — двума.
Уж и стал-то Олёксей-то лет двенацати,
Захотел-то Ефимьян ёго грамоти уцить.
40 Уж как грамота Олёксею ведь даласе,
Рукописание-то Божое открылось.
Как стал-то Олёксей-то лет восёмнадцати,
Захотел-то Ефимьян его женити.
Он пошёл-то Ефимьян ко Рыньскому царьству,
45 Он нашел ёму кнагину Катерину.
Повенчал-то Ефимьян-то Олёксея,
И роселись оны за средны столы.
Уж как все-то за столом сидят и веселы,
Уж как все-то за столом напивалисе,
50 Уж как все-то за чесном наедалисе.е
Тут спроговорит да Ефимьян, да гость богатыя:
«Уж ты цядо мое, да цядо милоё,
Цядо милоё моё, да молёноё,
Ты молёное моё цядо, прошеное,
55 Олёксей ты Целовек ты Божий,
Ты цого за столом сидишь не ве́сёлой,
Ты свою-то буйну голову повесил ведь;
Тебе що-то не по уму да не по разуму,
Петье-кушаньё тебе разве не по душе,
60 Молода тебе кнагина не по разуму?»
Тут спроговорит-то Алёксеи Целовек Божой:
«Мне всё по уму да всё по разуму,
Молода-та мне кнагина в любовь пришла».
Повалили Олексея в ложню спальнюю,
65 Как уснул-то Олёксей-то своим крепким сном.
Как во снях-то Пречистая ёму явилася:
«Стань-ка ты, Олёксей, да пробудисе,
От крепкого сна ты прохватисе.
Тут скидывай шелковое поесиё,
70 Скидывай свои обручныя перстень,
Скидывай-ко со себя да платье цветноё,
Надевай на себя каличьё платеё.
Ты поди-ка во чистое полё,
А во чисто поле ко синю морю,
75 У синего моря стоит кораблик,
А на том-то корабли отправлейся в пустынь.
Ты бросай-ка свою кнагину Катерину».
Стал-то Олёксей да пробудилсэ,
Крепкого сна он прохвотилсэ.
80 Он стегивал обручны свои персни,
Он стегивал шелковоё поесиё,
Скидывал он со себя да цветно платиё,
Надевал он на себя каличьё платиё.
Он покинул свою кнагину Катерину.
85 Он пошёл-то во цистое полё,
Он с цистого поля ко синёму морю,
Он пошёл ко синю морю ко кораблику.
Он пошел на том кораблике во пустыню.
Он молилсэ в пустыни ровно трицеть лет.
90 Во снях ёму Прецистая явилась:
«Ты поди-тко к Ефимьяну под окошко,
Ты проси-тко у нёго милости спасёную;
Он состроит тебе келейку под крылецьком».
Уж как стал Олёксей, он приоправилсе,
95 Пришёл он Олёксей он из пустыни.
Возвратился он к Ефимьяну он под окошко.
Уж он просит уж милостыню спасёную
Ради сына Олексея Человека Божьяго,
Тут бросался Ефимьян он по плець во окно —
100 «Ой еси, калика перехожая,
Уж и что ты видал Олёксея Человека Божьяго?» —
«Уж я как-то не видал да Олёксея!
Мы в одной-то с ним келейке богу молилисэ
И в одном-то уцилище с ним училисэ
105 И в одной одной-то с ним школы находились». —
«Ой есь ты, калика перехожая!
Ты поди ко мне в палаты белокаменны». —
«Ой ты гой еси, Ефимьян, гось богатыя!
Ты сострой-ка мне келейку под крылециком».
110 Уж и сам-то пил-то кушал Ефимьян,
То-то калике посылал-то перехожия.
Как слуги у нёго-то не доносили,
Как помои ёму на голову лили.
Тут преставился преподобный.
115 Заходили заискали по граду ёго —
Разносил-то ведь дух ладонной по всему граду.
Как нашли-то мощи у Фимьяна под крылцём.
Тут узнали мать-отец цядо милоё
Тут плакала рыдала жёна Катерина:
120 Не могли узнать, что Олёксей Целовек Божий.
У ёго житьё-бытьё в грамоты описано.
Отьцу-матери он грамоты не выпустил,
Со своёй жены Катерины грамоту выпустил.
171. СТРАШНЫЙ СУД
А по синяму морю карап идёт,
Алилуй, алилуй, Восподи помилуй![477]
По солоному морю черьлён пловёт.
На том карабли идёт Исус Христос,
5 Он с аньделамы да с арханьделамы.
«Вот куды идете́, вот куды литите́?» —
«Да идём-то, литим з души з грешныя.
Роставалось тело-то бело со белы́м свето́м,
Роставаласе душа да со белы́м тело́м,
10 Не просьтивши душа грешна, не каевши.
Она в трёх грехах душа не каеласе:
Спорину она ис квашни выни́мывала,
Во утробы младеня затравливала,
У коровы молоко подсушивала».а
172. МЫТАРСТВА
А преподобныя Макарей
Пошол из пустыни, в мир он пошол православной,
Пошол посетить он православных христианов.
Как настрету преподобному Макарью
5 Идет ц́еловеческому у́му несведи́мо —
Как и сонцё-луна пекёт поднебесна.
Тут проговорит преподобныя Макарей:
«Куды и́дёшь, чёловече, куды путь твоя надле́жит?» —
«Пошол повестите преподобному Макарью,
10 Шшо твоя душа уготовала царсво небесно,
Шшо душа твоя уготовала к Господню престолу».
Уж и го́ворит преподобныя Макарей:
«Слава Отцу и слава Сыну,
Слава и Сьвятому Духу
15 И ныне, и присно, и во веки веко́м, аминь!»
Ѓосподи помилуй, ѓосподи помилуй,
Помилуй мя грешноѓо, помилуй!
Проповедай, аньдели мне-ка ѓоспо́дён,
Как-то православным людём на сём свети будёт жити.
20 Уж как жить будём, Боѓу молитце,
И молитце надо, не гордитце,
Не гордитце надо, не возноситце.
И суседам и суседкам надо не бранитце,
И суседов и суседок надо почитати,
25 И во Божью церков надобно ходити,
И дитей-то надо в церков приучати,
И родителей-то надо почитати,
И голодного-то надо накормити,
Зжадного-то надо напоити,
30 И нагого надо воболкати
И бо́гоѓо[478] надо одевати,
Странного-то на дом принимати,
И дорожному-ту путь при пу́ти показати;
Мёртвого до гроба надо спроважати,
35 На свой копитал надо свешши покупати,
Стоеть плакать и рыда́ти;
И за грешника надо Ѓосподаа-Бога просити.
Кругом но́ги душа грешна овиваитце:
«Помените, братана и сёстры,
40 Помените, сродники и сродници,б
Помените, друзи и недру́зи,
Попросите Воспода-Боѓа,
Помогите моёй ду́ши грешной!»
Понесьли-то душу по мытарьсьвам.
45 Каково́ добро на сём свети душа грешна творила?
Она голодного не накормила,
Жадного не напоила,
Странного в дом не примала
И больнёго в доме не сетила, —
50 Некакова добра на сём свети душа грешна не творила.
Уж как ры́нули-то душу грешну же́злом в груди,
Поднели́[479] же ниже зе́мли, ниже моря:
«Ты поди, душа грешна,
Иди ты ведь в муку вешьну,
55 В муку вешьну поди, в бесконешьну!»
173. ОГНЕННАЯ РЕКА
Протёкала река, река огнена́я,
Ото встока река текёт да запада.
Как по праву руку-ту идут правядны;
Уж как правядны идут — веселятце,
5 Херувимския стихи да восьпевают,
За отц́ей, за матерей да Боѓа молят.
Уж как грешны идут — сле́зно плачут,
Перед собой не пути ведь не видят,
Отц́ей, матерей проклинают:
10 «Уж и луцьше бы отець не засеял,
Уж и луцьше бы мать меня не родила,
Сорока бы недель в утробы не носила,
На родимом бы месьтида ростоптала,
На белой-от свет бы не попусьтила!»
15 Как приходят-то грешны ко огняной реки,
Уж как молятце грешныя души:
«Уж и ѓой еси, Михайло-сьвет Арханьгел!
Уж и ѓой еси, Ондрей Перьвозванной!
Перенесите вы нас цереза огнянну реку́
20 Вы к Обраму, к Исаку, ко Якову».
Тут спрого́ворит Михайло-свет Арханьдел:
«Уж и ѓой вы есь, грешныя души!
Уж как жили вы были на вольнём на свету́,
Вы не петьници, не среды не поцитали,
25 Вы не сьветлого Христовоѓо воскресенья,
Рано пили, рано ели, рано тешилисе,
Вы во Божью-то ц́ерков-то не ходили,
Уж вы нам-то, богам,[480] да не молились;
И вотц́ей, матерей да не шьтили.
30 Уж вы бытьте вы прокляты, грешны,
Три земли прокляты́я в преисподню!»
Тут спрого́ворит Михайло-свет Арханьдел:
«Уж вы ѓой еси, Оньдрей ты Перьвозванной!
Уж и рой-ко-сь грешных в огняну реку́,
35 Ты заваливай их пениём, каменьём,
Призаде́рьгивай решоткамы железныма,
Шшобы не́ слышать было писку́-ве́реску».
174. НЕПРОЩАЕМЫЙ ГРЕХ
«А прости, прости ты, матушка сыра́ земля,
А прости, прости ты, сыра матери,
И меня прости, покай да добра́ молодца:
В перьво́м греху просьти, покай меня:
5 Уж я жил ведь с кумой да со крестовою
И я прижил у кумы да млада отрока». —
«Уж я в том греху я могу простить,
Я могу простить, могу покаети:
Уж ты малой был да молодёхонёк,
10 Умом-разумом да был глупёхонёк». —
«Во втором греху покай, матушка сыра́ земля,
Ты покай да добра молодца.а
Я бранил отця да бранил матушку». —
«Уж я в том греху тебя да ведь могу просьтить,
15 Уж могу просьтить, могу покаети:
Уж ты молод был да молодёхонёк,
Своим разумом да был глупёхонёк». —
«Во третьём греху покай, да мать сыра земля,
Ты покай, просьти да добра молодца:
20 Уж я езьдил, доброй молодець, да по цистуб полю,
Я убил в цисто́м поли купця, госьтя торгового». —
«Уж я в том греху тебя ведь, молодець, да не могу просьтить,
Не могу просьтить, ды не покаети:
Не купцяв убил, госьтя да не торгового,
25 Как убил ведь своёѓо брата́ крестовоѓо,
Как порушал ведь да крёсно знаменьё».
175. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ
Ездил-та Дунайка по чисту полю,
А заехал Дунайка к королю в Литву,
Ко тому королю да Ляхоминьскому.
Как у короля-то жил да ровно деветь лет.
5 Король молодца да любит, жалует,
Королева-то любила паче ко́роля,
Королевишня любила паче всех.
Загорелся тут поче́стён пир —
Как на всех купцэй, гости торговыя,
10 На всех хресьянушек прожитошных.
Тут зовет король Ляхоминьския:
«Ты пойди, Дунайка, на почестён пир,
На почестён пир да на дивиной стол!»
Унимат Настасья королевисьня:
15 «Не ходи, Дунаюшка, ты на почестён пир
Неравно на почеснён пир прирасхвашташся,
Неровно мной красной девицей похвалишьсе,
Пропадет твоя буйна головушка да не за денежку».
Поди Дунаюшка Настасью не послушал он,
20 Пошёл Дунайка на поцестёна пир.
Уж как все тут на пиру да напивалисе,
Уж как все на честном да наедалисе,
Все тут на пиру да прирасхвастались.
Уж как умной хвастат золотой казной,
25 Неразумной хвастат молодой жёной,
Как безумной хвастат родимой сестрой,
Иной хвастаит да ведь добрым конем.
Как Дунаёшка не пьёт, не ес, не кушаёт,
Белой лебеди да он не рушаёт.
30 Уж проговорил король да Ляхоминския:
«Уж ты што, Дунаюшка, не пьёшь, не ешь, не кушаёшь,
Что ты белыя лебеди не рушаёшь?» —
«Уж мне нечем добру молодцу похвастати
У меня нет ведь да родимо́й сестры,
35 Нету у меня ведь молодой жёны,
Нету у меня золотой казны.
Уж ты есть король да Ляхоминския,
Поднеси-ка мне да чаруб зелёна вина,
Зелёна вина да полтора ведра».
40 Тут ведь наливат король да Ляхоминския
Зелена вина, зелена вина да полтора вёдра.
Подносил король да Ляхоминския:
«Выпей выкушай-ка, Дунайка сын Ивановиць,а
Уж выпей-то Дынайка цяруа зелёна вина».
45 Тут Дунаюшка да прирасхвасталса:
«Уж как ездил я ведь, добрый молодець,
Добрый молодець, ведь из орды в урду,
Из орды в урду да из Литвы в Литву,
Как заехал добрый молодець да к королю в Литву,
50 Ко тому ли королю да Лихоминскому.
У короля-то жил я ровно деветь лет.
Король молодця да любит жалует,
Королева-то любила паче ко́роля,
Королевишня любит у души имет.
55 Уж я день служу да ведь во клюшницках,а
Уж как ноць служу да у Настасьи королевисьнены,
У Настасьи королевисьнены да кроватоцьки,
У кроватоцьки да у тисовыя,
У цисовыя я, на белы́х грудя́х».
60 Уж королю реци́ во слу́х пали,
Во слух пали да во беду́ стали,
На беду стали да на великую.
Он скрыцал, скрыцал да зыцьным голосом:
«Уж вы той есть, полачи да немилосливы!
65 Вы бирите-ка Дунайка за желты кудри,
Вы видите-ка Дунайка во цисто́ полё,
Вы рубити у ёго да бу́йну голову.
Вы мецитеа ёго да тулово да по цисту́ полю,
Цьто черны́м-то во́ронам на граянье,
70 Ко серым волкам да ведь на военье».
Тут взмолилсэ ведь Дунайка сын Ивановиць:
«Уж гой есь вы, палачи немило́сливы!
Вы видити как меня путём дорожоцькой
Мимо тот ли дом Настасьи королевисьны».
75 Он скрыцал, скрыцал да зычнымв голосом:
«Ты прости-прошай да душоцька Настасья королевисьна!
Мне топерь-ка добру молодцьу да смерть пришла».
Как Настасья спит да ни пробудитце.
Во второй то раз вскрыцал да зыцьным голосом:
80 «Ты прости-прошай да душоцька Настасья королевисьна!
Мне топерь-ко добру молодцьу да смерть пришла».г
Как Настасья спит она крепко не пробудитце.д
Он в трете́й он раз скрыцал да зыцьным голосом
Как во всю-то силу богатырьскую,
85 Что полатушка со угла на́ угол покацаласе,
Тесова кровать да подломиласе.
Ото сна Настасьюшка да пробудиласэ.
Тут Настасьюшка — по плець в окно
Ровно по белым грудям.
90 Как срыдала ведь, скрыцала своим голосом:
«Уж вы гой есь, полочи вы немило́сливы!
Вы берити золотой казны вам колько надобно,
Уж вы по́йдите вы на царе́в кобак,
Вы берити-ка голя кобацького,
95 Вы ведити-ка ёго да во цисто полё,
Вы рубити у ёго да буйну голову,
Вы мецити-ка да по цисту полю
Цёрным воронам да ведь на граянье,
Да серым волкам да ведь на военье.
100 Вы спустити-ка Дунаюшка на волюшку».
Как уехали да во цисто полё,
Попростилсэ-то Дунайка сын Ивановиць
Он с Настасьёй да королевисьнёи.
Как поехали да на рукопашку во цисто полё
105 Как съежалиса во цистом поли да два богатыря,
Друг-то дружку побивать-то ни могли оны
Как един-от богатырь да крепко силён был,
Он ударит бога́тыря по ла́там желе́зной па́лицей,
Как свалилсэ богатырь со добра коня,
110 Со добра коня да на цисто полё.
Как другой-от богатырь да крепко силён был,
Уж как сел к нёму да на белы груди:
«Ты скажись, скажись, сильныя могуция богатырь,
Ты коёй земли да ты коёй орды,
115 Коёго́ отца да коёй матушки?»
Отвецяит сильныя могуция богатыри:
«Как бы я сидел да на твоих белых грудях,
Я не спрашивал ведь ни отца, ни матушки,
Я порол бы ведь твои белы груди
120 Вынимал бы ретиво серцё да со пецьенью.
Я отця да короля да Лихоминьския».
Тут ведь брал Дунайка за белы руки,
Цаловал Дунайка в сахарны уста
Тут Настастья ведь да королевисьня.
125 Приежали ведь они к королю да Ляхоминьския.
Тут с великой радосью король да Ляхоминьския
Он и принял свою Настасью королевисьню,
Выводил он веселым пиром да скорой свадебкой.
Повенчалсэ тут Дунайка сын Ивановиць
130 Он с Настасьей королевисьнёй.
Тут завелся ведь великой и почестён пир.
Он ведь звал-от на пир да солнышка Владымира.
Уш как стал ведь солнышко Владимир-княсь:
«Кто бы мне нашёл да ведь супружницю,
135 На супружницю, да ведь супротивницю,
Белым лициком — поро́ху снегу белого,
То очи ясны да цёрна соболя».
Большой кроетце да ведь за среднёго,
Уж как средней кроетце за меньшого,
140 Уж как меньшого ответа нет.
Во второй от раз скрычал да зыцьным голосом:
«Кто бы, кто бы мне нашёл да ведь супружницю,
Не супружницю, да супротивницю,
Белым личиком — пороху снегу белого,
145 То ясны очи да цёрнаа соболя».
Уж как старший кроетца за среднёго,
Уж как средней кроетце за меньшого,е
Как от меньшого Владимиру ответу нет.
Он трете́й от раз крыцит даж зысьным голосом:
150 «Кто бы, кто бы мне нашёл да ведь супружницю,
Не супружницю да супротивницю,
Белым личиком — пороху снегу белого,
То ясны очи да цёрна соболя».
Как послышал тут Дунайка сын Ивановиць —
155 «Есь у него ведь короля да Ляхоминския
Есь три доценьки,а да три хорошия:
Есь Настасья королевисьня, да перва доценька —
Ни твоя слега да ни тебе владать;
Есь и Аннушка да королевисьня —
160 Ни твоя слега да ни тебе владать;
Есь Опрокся есь да королевисьня —
Есь твоя слега[481] да ведь тибе владать».
Собират Дунай да ведь дружину он богатырьскую,
Он пошёл ведь к королю да Ляхоминския:
165 «Ты гой еси, король да Ляхоминския!
Ты отдай Опроксю королевисьню
Ты за солнышка Владымира да славно-киевской».
Не хотел король да Ляхоминьския
Как одать Опро́ксю королевисьню.
170 Как надвинулсе Дунайко сын Ивановиць
Он двенацать всех бога́тырей.
Попустил свои руки король Ляхоминския,
Поклонял да свою буйну голову.
Тут ведь на пиру все напивалисе,
175 Все-то на честном да наедалисе,
Все тут на пиру да прирасхвасталисе.
Как Дунайка хвастат он ведь боле всех —
Он своей силой могутой богатырьскою,
Своёй удачёй, своёй храбросью:
180 «Я ростре́лю свой злацёна перстень пополам ёго,
Обе ведь половиноцьки равны падут».
Тут спроговорит Настасья королевисьня:
«Понапрасну хвасташь ты Дунаюшка да сын Ивановиць,
Ин быть тибе ведь так ни вымыслить.
185 Уж я как стре́лю свой злачён перстень,
Не котора половина все равны падут».
У Дунайки ретиво серцо богатырскоё да разгорелося,
Он отвёл Настасью королевисьню да на цисто полё.
Тут змолилася Настасья королевисьня:
190 «Ох ты гой еси, Дунайка сын Ивановиць!
Хоть ты стрелишь ты меня перестрелишь, перестрелишь,
Во второй-от раз да не дострелишь ведь,
Да не дострелишь ведь;
Во трете́й-от раз стрелишь прямо в белы груди,
195 Во белы груди да прямо ретиво серцё.
Ты убьешь ведь у меня в утробы
Сильных ведь богатырей,
Как два юноши-то младыя».
Тут Дунайка ретиво серце разгореласе,
200 Богатырьское да неуступчиво.
Он первой раз стрелил — не дострелил
До Настасьи Королевисьни.
Во второй раз он стрелил — перестрелил ведь.
Во трете́й ведь раз стрелил во белы груди,
205 Во белы груди да прямо в ретиво серцё́.
Тут порол ведь он Настасьюшкины белы груди,
Вынимал он-то младыя два юноша,
Ужь как сильныя могучияб богатыря.
Ужь тыкнул нож тыпым коньцом да во сыру землю,
210 Как вострым коньцом себе в груди.
Где лёжит тело белое Настасьи королевисьны,
Тут лёжит сам Дунайка сын Ивановиць.
176. МАТЬ ПРОДАЕТ СВОЕГО СЫНА
А родители да были вумныя,
Уж как цядышка пали безумныя.
Пошли цядышка по ка́бакам погуливать,
Золоту казну стали прокидывать,
5 А со девками, со вдовкамы погуливать.
Уж как маменька на молодца да роспрогневалась.
Пошла маменька во гавань карабельнюю:
«Вы купчи, госьти да ведь торговыя!
Вы купите у меня да чяда милого,
10 Чяда милого, чяда любимого». —
«Не вора́ ли ты продашь да не розбойника,
Не церьковного продашь да ты грабителя?» —
«Продаю-то я да чяда милого,
Чяда милого да я любимого.
15 Моё чядышко стои́т петсот рублей,
Я за чядышко возьму да только сто рублей».
Не березонька в ответ да к земли да клонитце,
Не кудрявая к сырой земли да приклоняитце, —
Доброй молодець со маменькой прошшаитце:
20 «По житью-бытью — да моя мать родна,
По досады, по розлуки — змея лютая!»
Уж как прого́ворит да доброй молодець:
«Вы купци, госьти да всё торговыя!
Уж вы дайте моёй маменьки да за меня не сто рублей,
25 Уж вы дайте за меня да целуа тысашшу,
Не ходила бы ведь моя мать да по подо́конью,
Не збирала бы да ку́сков ломаных,
Ку́сков ломаных да ло́мте́й резаных!»
Забривали тут ведь молодца да во солдатики,
30 Надевали на его шанель солдацькую.
С кормы на́ нос он по ка́раблю да запогуливал,
Запогуливал, сам запоплакивал,
Он поплакиват, го́рё́ причитыват:
«Ты талань ли ты моя, да учесь горькая!
35 Ты куды, талань, топерь да сподеваласе?
Ты в тёмны́х лесах, талань моя, да заблудиласе,
Ты в цисто́м поли, талань, бога́тыри́ тя по́били?
Охохохохо, да охти мне-шенько!
Некуды уйдёшь некуды денисьсе!
40 Я куды пойду, да горё всё с собой,
Мне на час горё да не отвяжитце».
Привозили добра молодца да во чисто́ полё,
Посадили добра молодца да на добру́ лошадь,
Награжали добра молодца да што медны́м ружьём,
45 Што медны́м ружьём да золотым копьём.
По чисту́ полю доброй молодець да запоежжывал,
Запоежжыват да сам поплакиват,
Сам поплакиват, горё своё причитыват,
Он с того го́ря́ да со кручинушки
50 Он свалилсэ проць да со добра́ коня.
Шшо резвы́ ноги да во быстро́й реки,
Шшо буйной главой да под рокитов куст.
Шшо на ту пору́, да на то времечько
Прилетело ведь три птичьки, три кукушици:
55 Как една кукуша на бедну́ главу́ села,
А друга́ кукуша — на белы́ груди,
А третья́ кукуша — на резвы́ но́ги́.
На буйно́й главы да сидит мать родна,
На белых грудях — да родима сестра,
60 Во резвы́х ногах да молода жена.
177. КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ЕГО НЕВЕСТА ДОМНА
Сваталса-то Митрей-князь да он по три года,
Он по три года да по три осени.
На четьвёртой год да только свадьбы быть,
Только свадьбы быть да лишь[482] к винцю пойти.
5 Пошол Митрей-князь да ко заутрени,
Шшё Васильевиць ко воскресеньскыя;
Тут бросалась Домнушка по плець в окно,
Фалелеевна да по белы груди:
«Уж как это, скажут, Митрей-князь
10 Он хорош-пригож, даа луцьше в свети нет;
Он сутул, горбат да наперёд покляп;
Шшо глаза косы, да ведь ноги́ кривы;
Уж как ку́дерьци да заонеськия,[483]
Уж как речь-та у его была корельская».
15 Уж как Митрею князю речи́ во слух пали́,
Как во слух пали́ да за беду стали.
Пришол Митрей-князь да от заутрени,
Как Васильевиць от воскрисеньскыя:
«Уж ты ѓой, сестриц́енька Марья Васильевна
20 Ты збери-тко ведь себе поче́сьтён пир,
Как поче́стён пир да ты деви́ной стол,
Созови-тко Домну Фалелеёвну да на почесьтён пир,
На почесьтён пир да на деви́ной стол —
Хлеба-соли есть да сладка мёду пить.
25 Скажи: Митрея-кнезя́ да ёго дома нет,
Как Васильёвича не случилосе —
Ушол Митрей-князь да за охвотамы,
За куницямы да за лисицямы,
За медведямы да за злодеямы».
30 Как перьвы́ послы да к Домнушки на двор пришли:
«Добро жаловать да прошу милосьти!
Зва́ла, кланялась Марья Васильевна
На поче́сьтён пир да на деви́ной стол,
Хлеба-соли есьть да сладка мёду пить».
35 Перьвы послы да со двора сошли,
Как други послы да к ней на двор пришли:
«Добро жаловать да прошу милосьти!
Тебя, Домнушку да Фалелеёвну,
Зва́ла́ кланялась Марья Васильёвна,
40 На почесьтён пир да на деви́ной стол
Хлеба-соли йись да сладка мёду пить.
Уж как Митрея-князя́ да ёго дома нет,
Да Васильёвича не случилосе:
Ушол Митрей-князь да за охвотамы,
45 За куницямы да за лисицямы,
За медведямы да за злодеямы».
Как вторы послы да со двора сошли,
Как третьи́ послы да к ей на двор пришли:
«Звала, кланялась Марья Васильёвна
50 Тебя, Домнушка, да на почесьтён пир,
На почесьтён пир да на деви́ной стол,
Хлеба-соли ись да сладка мёду пить».
Унимаёт маменька да свою Домну Фалелеёвну:
«Не ходи-тко, Домнушка, ты на почесьтён пир,
55 А почесьтён пир да на деви́ной стол!
Мне вечор-ноче́сь да мне мало́ спалось,
Мне мало́ спалось да во сьнях видялось:
Соскатилса чюдён крёст да со белы́х грудей,
Роспаялса весь злачён перьсте́нь да на право́й руки».
60 Тут ведь Домнушка ведь не послушала да свою маменьку.
Стала Домнушка белёшенько да умыватисе,
Хорошохонько да снарежатисе;
Пошла Домнушка да на почесьтён пир.
Пришла Домнушка в полаты белокамянны.
65 Она крёс кладёт да по-писа́ному,
А поклон ведёт да по-учёному.
Уж как Митрей-князь сидит в большом углу:
«Добро жаловать да прошу милосьти
Тебя, Домнушка да Фалелеёвна,
70 Ко сутулому да ко горбатому,
Ко глазам косым да ко ногам кривым,
Ко кудерьця́м да ко заонеськия,
Ко рецям да ко корельския!»
Уж как Домнушка да испужаласе,
75 Фалелеёвна да перепаласе:
«Уж ты ѓой есь, Матрей-князь да ты Васильёвиць!
Ты спусьти меня сходить да к ро́дной маменьки:
Я забыла ведь злацён перьстень да на окошоцьки,
Нам которым ведь персьнём с тобой да обручатисе».
80 Тут спрого́ворил ведь да Митрей-князь:
«Уж ты где ходи, да только моёй слови».
Пошла Домнушка она да ведь во кузьницю,
А сковалаб Домнушка два ножицька булатныя,
Пошла Домнушка да во цисто́ полё,
85 Оны тыкнула тупым концём да во сыру́ землю,
А востры́м концём себе да во белы́ груди:
«Не достаньсе ты, моё да тело белое,
Уж как Митрею-князю́ да на поры́ганьё;
Уж достаньсе, моё тело очень белоё,
90 Во серым волкам на во́еньё,
Чёрным воронам да на погра́еньё!»
———
Дарья Андреевна Мостовникова
XVII. Дарья Андреевна Мостовикова, пожилая замужняя женщина. От нее записан один стих об Егории Храбром.178. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
На восьмом году на восьмой тысечи
Наежал-то царища Грубиянищо.
Он кнезей-то всех повырубил,
Молодых кнагинь он во полон берёт.
5 Благоверного царя Фёдора
Он под мець клонил, голову срубил.
Оставалось у нёго цядо милоё,
Цядо милоё Егор Храбрыя.
Уж он стала Егорья всё-то муцити
10 Всемы муками да рознолицьныма:
На воды топить да колесом вертеть;
Как Егория-света то неймет.
Он того, собака, не пытаючись,
Уж он стал Егорья как пилой пилить,
15 Как пилой пилить, топором рубить.
У пилы зубья всё прикрошилося,
У топора жельё приломалося;
Как Егорья-свет его то неймет.
Он того, собака, не пытаючись,
20 Еще стал Егорья во котли варить.
Как котёл кипить, Егорья стоём стоит,
Он стоит, стоит, сам стихи поёт,
Он стихи поёт да херувимския;
Под котлом ростёт трава-му́рава,
25 Как светы ростут да всё лазурьёвы.
Как Егорья-свет его то неймёт.
Он того, собака, не пытаючись,
Еще брал Егорья за белы руки,
Он повёл Егорья на кругу гору́,
30 Он копал Егорью тёмныя погрёбы:
В глубину копал да сорока сажон,б
В ширину копал трицати сажон,б
Уж он брал Егорья за белы руки,
Он бросал Егорья в тёмны погрёбы,
35 Он железныма решоткам призадергивал,
Муравой-травой да замуравливал,
Пеньём, коре́ньем призакладывал,
Он желты́м песком призасыпывал,
Серым ка́меньем да призаваливал.
40 Ище тотарин тут похваляитце:
«Не бывать Егорью на святой Руси,
Не видать Егорью своёй-то матушки,
Своёй матушки да Степанидушки!»
По Егорому по моленьюцю
45 Выпадала та погодушка.
Выходил Егорей на святую Русь,
Приходил Егорей ко матушки:
«Роднав матушка Стёпанидушка,
Стёпанидушка да Олёксандровна!
50 Ты дай-ко мне благословление
Мне убить да тотарина,
Пролить да кровь тотарьскую,
Известить[484] обиду християньскую».
Ни давала матушка благословления,
55 Ни давала Олёксандровна.
Садилса на добра коня;
Видели седуцись, а не видели поедуцись.
Он приехал Егорей ко полатушкам,
Он скрыцал да зыцьным голосом.
60 Выходил тотарин на красно крыльцё.
«Я пролью, пролью кровь тотарьскую».
Как полатушка с угла на угол покачаласе,
Косищятог окошко его да покосилосе.д
От сна тотарине пробуждаецэ,
65 Он скрычал-крычал да зыцьным голосом,
Он второй нако́н скрыцал да зыцьным голосом.
Как полатушка да подрожала-то,
Как тесовая кроватушкаж-та покацьнуласе,
Ото сна тотарин пробудилсэ стал,
70 Выходил-то тотарин на круто крыльцё:
«Уж нам полно, Егор, с тобой ссоритцэ,
Нам пора с тобой крестоватьсэ!»
Покатиласа с плець его буйна голова.
———
А. Ф. Гагарина
XVIII. А. Ф. Гагарина, урожденная Полежаева, 70 лет (замужем была в Ковде лет 16-ти).179. <ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ>
Егорий жил на Святой Руси,
На Святой Руси, в камянной Москвы.
Тут стали Егорья его муцити,а
Его всякыма разнолицными его муками.
5 Сперва стали Егорья на воды топить,
Колесом вертеть, топором рубить;
Потом стали опять Егорья во котли варить —
Егорий стоймя стоит и стихи поёт,
Стихи поёт да херувимския,
10 Под котлом стоит трава му́рава.
Стали Егорью копать да больши погребы —
В ширину погрёб да двадцать пять сажён,
В глубину погрёб да сорока сажён;
Брали Егорья за желты кудри,
15 Бросали Егорья в глубоки по́гребы,
Задергивали Егорья ресоцоткамы железныма
Да замура́вливали травой му́равой,
Да засыпа́ли желты́м песком,
Да заваливали серы́м ка́менем.
20 На ту пору, на то времецько
Пала ску́рила да пыль-погодушка,
Раздергивала ресоцётки железные,
Раскладывала серы каменья,
Развеяла желты́ пески
25 По тем ли по молитва́м Иисусовым.
Выходил Егорья-свет на Святую Русь,
Тогда приходил к своей родной матушки-Степанидушки —
«Благослови-ка ты меня, родна матушка Степанидушка,
Пролить кровь татарьскую,
30 Благослови как изменить обиду християнскую.
Да пролью как кровь татарьскую
Да изменю обиду християнскую».
Да выходит тут Грибиянище на широкой двор
На крылецько на раскрашено
35 На раскрашено крыльцё новорублено —
«И полно же, Егорей, со мной ссоритц́е,
Уж и станем мы с тобой братанетьце,
Уж мы станем крестом крестовать!»
Уж хватил Егорий его саблю вострую
40 И срубил царища Грубиянища бу́йну голову.
Он срубил-сразил да буйну голову,
Порешил его жись татарьскую,
Изменил обиду христианскую.
180. <АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ>
Да жил Ефимьян, богатый человек,
Ровно трицать лет.
Да у его никого было отродьицё
Да он как вышел на всточнуюа страну, на всточную
5 Он взмолился к Господу:
«Уж ты дай ты мне, Господь, отродьица,
Хощь мужськогоб полу, хоть женьского».
Тут молодая кнагиня тут зародила сына.
Тут родила она сына Божьяго —
10 Алексея Целовека Божьяго.
Вот какого она сына спородила.
И пошла будить Ефимьяна князя:
«Пора стать, пробужатися,
Я, молодая кнагина, сына спородила.
15 Зови попов, архиереев
И всех больших цинов да протареёв,
Нарекай-ка ты, крести, молитвуи,
Именуй сына Целовеком Божьим».
Ище все ходили на крещеньице,
20 Все крестили, все молитвили
Олексея Целовека все Божьяго.
У кого росце́т цасом, у него — двума,
У кого росце́т неделяеи, у него — двума,
У кого росце́т годом, он — двума.
25 Он двенадцати лет стал ведь Целовек Божий.
Он грамотку уцился уж скорехонько
Вот Олексей человек Божии лет семнадцати.
На восемнадцати лет споженили Олексея Божьяго Целовека
На молодыя княгины Катеринушки
30 Вот веселым пиром да светлым праздникомв.
Все-то на веселым пиру да напиваетце.
Все на весёлым пиру да напиваютце,
Олёксей Человек Божий — он не пьет, ни ест да не кушает;
Он не пьет, ни ест, белы лебеди он да не рушает.
35 Как спроговорит да родна матушка:
«Ты цядо моё да цядо милоё!
Ты не пьешь, не ешь да ты не кушаешь —
Разьве тебе питье ни кушанье ни по разуму,
Бела лебеди да тебе не по мысляцам?»
40 «Цес-то мне да по уму, да по разуму,
Бела лебедь мне да все по мысляцем,
По мысляцем все, все повары».г
Тут стали Олексея спать ложити.
Так пришёл Олексей Человек Божий спаленку
45 И отвязал свой шелков пояс,
Скидыват со правой руки золочён перстень.
Отдавал кнажны свой шелков пояс,
Со правой руки свой злацён поясд —
Покудь шелков пояс не расплетитце,
50 Покудь злацён перстень да не износитце,
Тут кнагина его больше не увидаетце.
Он скидыват платье цветное,
Надеват платье калицноё.
Тогда ушел Олексей да во пустынички,е
55 Во пустыничики да молитисе.
Он ходил молилсе тридцеть лет.
Он тогда пришел ко своему-то батюшку,
Он ко батюшку да к Ефимьянушку —
«Уж ты здрасвуй, князь да Ефимьян богат целовек!»
60 Он по плеци во окно то:
«Уж ты здраствуй, да каликушка перехожая,
Перехожая да переброжая!
Уж ты каликушка да перехожая,
Уж ты не знашь-от моёго цяда милого,
65 Олексея Целовека Божьяго?» —
«Уж я знаю, знаю твоёго да чяда милого,
Да молёного, да чядо прошеного.
Он во одном со мной училище училсе,
Во одной колейке Богу молилисе.
70 Послужи ты Ефимьян да богатыи князь,
Уж нет ли у тебя да келейки да постоялы?» —
«У меня келейки стоялыя
Только есть под крыльцём да под парашныим,
У меня живёт и та келья;
75 У меня не век-то жить да все молитеся».
И потом-то стал Олексей да Богу все молитеся.
Тут Ефимьян-то стал кушанье поститче
И посылал-то кушанье да с прислугами;
Он сам-то к ёму все не захаживал
80 Тут застил ладон по пещерушкам:
Он-то тут Олексей Целовек Божий вот преставился.
Он как выписал да свою жизнь да на бумажоцьку,
На бумажочьку на белую, да на гербовую,
Он положил на белы груди.
85 И не кому не далась эта грамота,
Только далася грамотка все кнагинушке,
Непорушины кнагины, Катеринушки —
«Как не знали цто ты наше цядо милоё,
Цядо милое да и рожёноё,
90 Да Олексей Целовек да Божий,
Так не стали бы так держать тебя, цядо милое!»
Тут-то выносили Олёксея Человека Божия;
Выносили ёго на зелёную площадушку,
Со Олексеём все прощалися, все плакались.
181. <СМЕРТЬ ГРЕШНИКА>
Жил человек,
Нисколько Богу не молилсе.
Ангел Божий прилетел его будить:
«Что ты долго спишь, не пробудешся,
5 От сна не прохватишьсе?»
Говорит ёму, глаголет:
«Сплю я до белого до свету,
До светлого Христова Воскресенья;
За утра жив буду — встану,
10 Тогда Господу Богу помолюся
И Владычице Матери покаюсь».
Андел Божий ему глаголет:
«По́мри ты, целовеце, скорой кончиной,
Злой смертью;
15 Иде же, целовеце, в муку вечну
И муку бесконечную.а
Чтобы не было от тебе, целовеце,
Ни писку, ни вереску
Ни проклятаго твоему смраду.
20 Жил ты на сём свети —
Ты на́гого не одел,
Ты бо́сого не обул
И странного в темнице не посещи́л;
Ты жил на вольнём свете —
25 Ел-пил сахар,
Держал хорошо. —
Иди, целовек, в смерть вецну,а бесконецну».а
КУЗОМЕНЬ
Павла Федоровна Конёва
XIX. Павла Федоровна Конёва, урожденная Корехова, замужняя женщина 34 лет. Она училась один год в Кузоменском училище и настолько усвоила грамоту, что может свободно писать. Затем она получила кое-какие врачебные познания: два месяца училась в г. Кеми у доктора оспопрививанию, и в качестве оспоопрививательницы некоторое время жила в Умбе. Жила она и в Кандалакше, но тут она уже занималась шитьем. Одним словом, она изъездила все побережье Белого моря от Архангельска до Кандалакши и весь Терский берег от Кандалакши до с. Поноя. Как женщина бывалая, она отличается открытым обращением и чужда всякой застенчивости. Часто вращаясь в городском обществе, она восприняла некоторые черты городской жизни: например, ходит в прюнелевых башмаках, не употребляет грубых деревенских выражений и называет свои былины не «старинами» или «стихами», как обычно они зовутся, а именно «былинами». Однако же она переняла у старух целый ряд песен, причитаний, заговоров и с большой охотой поет их. Кроме чужих песен, она поет также сочиненные ею самой песни, которые, по ее словам, она сразу придумывала и записывала целиком. Лет за шесть до нашего приезда она была большой любительницей новых песен, и к тому времени относятся сложенные ею песни. По ее словам, песню «Девицы, милые созданья» в Кузомени поют все. Вот две из сочиненных ею песен. Обе они носят автобиографический характер; вторая сочинена незадолго до выхода замуж за бедного крестьянина и заканчивается примирительной нотой. Напевы этих песен крайне просты и шаблонны; она сочиняла их также сама, очевидно, по образцу новейших песен, занесенных в Архангельскую губернию. Мелодия песни «Я сколько мук переносила» очень похожа на мелодию романса «Над серебряной рекой».1
Деви́цы, милыя созданья,
Всех бойтесь вообшше мущин.
Мущины ласковы бывают,
Покуда ни обманут нас.
О, как они нас обольщают,
А мы, несчастны, верим йим.
Они не любят нас, несчастных,
Они загубят нашу жизнь.
Мы в жизни светлых дней не видим,
Не встретим радостей нигде.
Не будёт нам зьдесь утешенья,
Не будет верной нам любви.
Я много горя испытала,
Закрыто всё в моей груде.
Но это всё неисправимо,
Уже промчалось всё давно,
И тяжело нам жить на свете,
Когда защиты у нас нет.
Нет, нет её у нас, не будет
У нас до гроба никогда!
А я до гроба, до могилы
Страдать и мучитца должна.
Девицы, я вас умоляю:
Не стоит нам мущин любить!
Уже пора, настало время
Ихны надьсмешки нам забыть.
Они нас много раздражали,
Но не любили никогда.
Но мы тепере всё узнали,
Когда згубили мы себя.
2
Я сколько мук переносила,
И обманов — вдвое.
А тоска тоски сильней,
Рвется ретиво́е.
Хорошо тому на свете,
Кто не знал невзгоды;
А я с тоской уже знакома
Почти в детски годы.
Ко мне ва́рвара-мущины
Часто подходили,
Мне подарки и любовь
Всё они сулили.
На обманы я здалась,
Что после любви этой, —
И тепере я живу
Дурочкой отпетой.
Вы, девицы, не смотрите
На мушски обманы;
Выходите за мущин,
Хоть за пусты корманы.
Хотя з бедным муженьком
Лутче заживётца,
Чем з богатым мужиком —
Всякий надсмеётца.
«Боже, жизнь моя управи
Всемогущею рукой (2)
И от бед меня избави,
Просвети рассудок мой» (2) и т. д.
Павла Федоровна Конёва.
182. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ
Што й во стольном было граде, граде Киеве,
А у солнышка было князя у Владимера:
Заводилсэ, начиналсэ стол, почесьтен пир,
Не для батюшка пир, да не для матушки,
5 Не для тех попов, отцов духовныих,
Не для тех причетьников церьковныих;
Заводилсэ, начиналсэ стол, почесьтен пир
Он для сильных могучиих бога́тырей.
Ищэ все на пиру да наедалися,
10 Ищэ все на чесно́м да напивалися,
Ищэ все на пиру да приросхвастались.
Ищэ тот то тем хвастаёт, другой иным:
Ищэ умной-от хвастат отцом, матерью,
Неразумной-от хвастат молодой женой,
15 Вовсе глупой-от хвастат родимо́й сестрой;
А богатой-от хвастат золотой казной,
А Олёшенька хвастат калено́й стрелой,
Ищэ сильной-от хвастат могуто́й-силой.
«Дак хоть хвастает Добрыня молодой женой,
20 Молодой женой Настасьёй Никуличной!»
Вдруг не из бо́льшого места не из меньшого,
Из-за тех ли столов да из-за средниих,
Выходил у нас Владимер стольно-киевский,
Выходил из-за столов он на дубовой пол.
25 Он по комнаты своёй тут похаживат,
Он такия сам речи поговариват:
Уж он кличот-выкликает поединьщика[485]
С Невежей биться-ратиться:
«К нам летат Невежа чёрным вороном,
30 Уж и пишет Невежа со угрозою.
На ково же мне накинуть эту служебку?
Мне накинуть эту службу на старого бога́тыря да Илью Муромца».
Поднимаетца Илья да на резвы́ ноги.
«Благослови же мне-каа, Владимир, слово вымолвить!
35 Я недавно ис той пути-дороженьки.
Я на заставушки стоял ровно двенадцать лет,
Долго билсэ я с Невежей, долго ратился.
За последнее время не казал он глаз.
Вы пошлите-тко Добрынюшку Никитичя
40 Вы с Невежею битьца, битьца-ратицьца...»[486]
183. МИХАЙЛО ДАНИЛОВИЧ
Да во славном было городе да во Киеви,
Што у солнышка-князя да у Владимера.
Заводилсэ-начиналсэ стол, поче́сьтён пир
Не для батюшка пир да не для матушки,
5 А для тех для попов, отцов духовныих,
И для тех причетников церковныих,
Всё для руских для сильных для бога́тырей.
Да ишьше все на пиру да наедалися,
Ишше все на честном да напивалися,
10 Промежду они собой да приросхвастались.
Ищьче тот-от тем хвастаёт, иной иным:
А богатой-от хвастат золотой казной,
Ишьче глупой-от хвастат молодой женой,
Неразумной-от хвастат родимо́й сестрой,
15 Ишьче сильной-от хвастат своей силою.
А один сидит Данило да сын Игнатьевич,
Он не пьёт сидит, не ест, нечем не хвастаёт,
Понизя он сидит удалую голову,
Потупя он сидит да очи ясныя.
20 Воспро́говорит Владимер стольно-киевской:
«Уж ты ѓой еси, Данило сын Игнатьевич!
Уж ты што же не пьёшь, не ешь, не хвастаешь?
Иль в пиру тебе место не по отчине,
Иль в пиру тебя чарою прио́бнесьли,
25 Иль какой дурак-невежа натьсмехаитце?»
Воспрого́ворит Данило сын Игнатьевич:
«Уж ты солнышко-Владимер стольно-киевской!
Благослови-тко ты Данилу слово вымолвить
Ты бес той ли бес сылочки да без дальныя,
30 Ты бес той ли мне казени бе-смёртныя,
И бес тех ли столбов да без высокиих
И бес тех ли ремней бес сыромятныих». —
«Да говори ты, Данило, что ти́би́ надобно,
Ты бес той ли бес сылочки без дальныя,
35 Ты бес той ли бис казени би-сьмёртныя,
Ты бес тех ли столбов да без высокиих,
Ты бес тех ли ремней да сыромятныих». —
«Я задумал теперь скинуть платьё цветноё,
Я задумал одетце в платьё чёрноё,
40 Да ищьче в чёрное платьицо спасёноё».
Воспрого́ворит Владимер стольно-киевской:
«Уж ты ѓой еси, Данило сын Игнатьевич!
На ково же ты бросаешь ты сьвятую Русь,
Ищьче хто у нас останитце зашчитою,
45 Граду Киеву будет обороною?» —
«Уж ты ой еси, Владимер стольно-киевской!
Што останетце у мня есь чадо милоё,
Ишше на́ имя Михайло-свет Данилович.
У мня может Михайлушко конём владать,
50 Он конём можот владать да копьём шу́рмова́ть.
Дак постоит мой Михайло зашчитою
И за Киев он град да обороною,
И за всю он за матушку сьвятую Русь».
Воспрого́ворит Владимер стольно-киевской:
55 «Ты поди же, Данило, в келью тёмную,
Ты во тёмную келию спасёную».
Тут приходил Данило сын Игнатьёвич
Со чесна пиру́ от князя от Владимера.
Призывает своего он чадаа милого,
60 Ишьше на́ имя Михайла Даниловича:
«Уж ты ѓой еси, Михайло да сын Данилович!
Я накину на тибя типере служобку,
Уж я служобку накину немалую,
Я немалую служобку да великую:
65 Будь зашчитой всему-ту граду Киеву,
Обороной постой да за сьвятую Русь.
Ты уж можошь тепере конём владать,
Ты конём можошь владать да копьём шу́рмовать.
Я даю́ тебе коня да боѓатырсково,
70 Я даю́ тебе палицу тяжолую,
Я даю́ тебе копьё да долгомерноё,
Я даю́ тебе трубку долговидную,
Я даю́ те все досьпехи боѓатырския.
Накажу я тебе, да чадо милоё:
75 Уж ты выедёшь на гору на высокую,
Посмотри тогда в трубку долговидную;
Тут увидишь ты силушку несьметную,
Ты несьметную силушку, несьчотную;
Не заезжай ты, Михайло сын Данилович,б
80 Не заезжай во сереёдку силы-матицы,
Уж ты бей-то силу-то со строчками,[487]
Оставляй силу наволо́чками.
Уж ты дай коню отдо́ху хоть на суточки;
Ты на суточки не дашь, дай нав полсуточок,
85 На полсуточок не дашь, да хоть на три часа.
Есьли не дашь, тотары-улановя,
Оне мурзы-палачи да немило́сьливы
Подкопают оне по́дкопы глубокия,
’Не уронят тебя в по́дкопы глубокия
90 И оденут вериги тебе тяжолыя».
И не видели Михайла одеваючись,
Только видели его да поежжаючи:
Во чисто́м-то поле да дым столбом стоит,
Из жолты́х ли песков да курева́ летит.
95 Уж он выехал на го́ру на высокую,
Он попробовал своей да могуто́й силы:
Он выкидывал палицу тяжолую;
Ишьче падала палица не на́ воду,
Што нег на́ воду падала, не на́ земьлю,
100 Ишше падала Михайлу в буйну голову;
А сидит тут Михайло, не росьме́хнитце,
А желты́ кудри ево да не ростряхнутце.
Да кидал-бросал Михайлушко в другой након;
А всё падала палица не на́ воду,
105 Што ни на воду падала, ни на землю,
Ишче падала Михайлу в буйну голову;
А сидит всё Михайло, не усьмехнитце.
А жолты́я кудри не ростря́хнутце.
Да посмо́тре́л он в свою трубку долговидную
110 Он на эту ли силушку несьмётную,
Он на несьмётную силушку, бисчотную.
ПодьежаётМихайлушко к чисту́ полю,
Заежжаёт во серёдку силы-матицы,
Ишше на́чал Михайлушко розмахивать
115 Уж он эту всю силушку да неверную:
В одну сторону махнёт — дак цела улиця,
В другу сторону махнёт — дак переулочки.
Тут и билсэ Михайло ровно три он дня,
Ровно три дня он билсэ, ровно три ночи.
120 Ай устал у Михайла его доброй конь,
Воспрого́ворит он голосом человеческим:
«Уж ты ѓой еси, Михайло сын Данилович!д
Ишче младый ты воин, несьметливой!
Уж ты дай мне отдо́ху хоть на суточки;
125 Ты на суточки не дашь, хоть на полсуточок».
Воспрого́ворит Михайло сын Данилович:б
«Я не дам тебе отдо́ху на еди́ной час».
Воспроговорит ему конь да во другой након:
«Уж ты ѓой еси, Михайло сын Данилович!
130 Запылились глаза пылью-ту,
Запеклись мои уста кровью татарскою.
Уж ты ѓой еси, Михайло сын Данилович!б
Есь подко́паны три по́дкопа глубокия.
Уж я первой-от по́дкоп пере́скочу,
135 А другого-то подкопа не до́скочу,
А ишче в третий-от по́дкоп уроню тебя».
Ни послушалсэ Михайло Данилович.
Уж он бил добра-коня да по крутым бедрам,
Он пришпаривал коня да во всю силочку.
140 Ище первой-от по́дкоп пирескочил,
А другого он подкопа не до́скочил,
Ище в третий-от подкоп уронил ево,
Ище сам побежал да ёго доброй конь,
Побежал он по лесам да по дремучиим,
145 Он по мхам бежал болотам по дыбу́чиим,
Он по тем бежал горам да по высокиим,
Прибежал он к Данилу к Игнатьевичу,
Уж он к той ли ведь келии к спасёныя,
Он копытом забил да в мать сыру́ землю,
150 Шчтобы вышол догадалсэ ёго батюшко.
Воспрого́ворит Данило сын Игнатьёвич:
«Верно, есь во чисто́м поле несчастие:
Есь побито моё да чадо милоё,
Не побито оно, верно, изранено!»
155 Ай упал когда Михайло сын Данилович
Он во те ли во подкопы глубокия,
Подбежали тут татаровя-улановя,
Ишше му́рзы, палачи да немило́сьливы,
Подхватили Михайла за белы́ руки,
160 Одевали вериги тяжолыя
На его ли боѓатырски могучи́ плечи;
Повели оне Михайла на сьмёртну казьнь,
И хотят отрубить да по плечь голову.
Воспрого́ворит Михайло сын Данилович:б
165 «Уж вы ѓой есь, палачи да немило́сьливы,
Немилосьливыя вы нежало́сьливы!
Вы сьнимите вириги-те тежолыя,
По добру вы не рубите мне буйну голову».
Ай ни слушают татары Михайлушка,
170 Всё ведут ево поганыя на смёртну казьнь.
Да скрычал-зычал Михайло во всю голову,
Во всю силочку скрычал он боѓатырскую:
«Отпусьтите, татаровя-улановя,
Уж вы мурзы, палачи да немило́сьливы,
175 Немило́сьливыя да нежало́сьливы!»
Тут тряхнул ли Михайло могучмы плечми, —
И свалились вериги тяжолыя.
Он схватил тут татарина за резвы́ ноги,
Тут он начал татарином помахивать,
180 Он махал ли во все четыре стороны:
«Ишше жиловал тотарин, не со́рвитце,
Голова на его жилах всё дёржитце!»
Он далёшеньким-далёко во чисто́м поле
Он заметил тотарина не битого,
185 Он не битого тотарина, не ранена:
Подьвигаитце тотарин скорёшенько,
За собой он тянёт дьнишшо карабельноё,
Ишше на́лито в нём да ключевой воды,
Ключевой ли воды, воды холодныя;
190 Розьбирает он тела да все изьбитыя,
Он полошшот их в днишше карабельноём.
Подбегаёт Михайло сын Данилович
Ишше к етому самому татарину,
Он хватает его да за белы́ руки,
195 Ишше хочит ёго бросить о сыру землю.
Бросил его отец на сыру землю.
У Михайлы выкатилсэ чудённой крест.
Он поднял его да за белы руки,
Целовал его во сахарьны уста:
200 «Не послушал ты родительского наказаньица!»
184. ИВАН ДУДОРОВИЧ И СОФЬЯ ВОЛХОВИЧНА
Ишше был жил Иван да сын Дудорович.
Он ходил-гулял да по чисту́ полю,
Он стрелял свою стрелочку калёную;
Застрелил свою стрелочку в окошечко
5 Ищэ к той ли к Софьюшки к Волхо́вишни.
Ай перьвы́ послы к Софьи на двор пришли:
«Уж ты ѓой еси, Софьюшка Волхо́вишна!
Ты отдай нам стрелочку калёную
Ишше нашому Иванушку Дудоровичу;
10 Ты бери себе казны, да сколько надобно». —
«Мне не надобно вашой золотой казны,
Пущай сам ко мне придёт Иван Дудорович».
Что й перьвы́ послы да со двора сошли,
А вторы послы к ней на двор пришли:
15 «Уж ты ѓой еси, Софьюшка Волховична!
Ты отдай нам стрелочку калёную
Ишше нашому Ивану ты Дудоровичу;
Ты бери сь него казны, вам сколько надобно».
Отвечает им Софьюшка Волхо́вична:
20 «Мне не надобно его да золотой казны;
Пушчай сам ко мне придёт Иван Дудорович —
Я отдам тогда ему да калену́ стре́лу́,
Я бес всякой отдам да золотой казны».
Вторы послы да со двора сошли.
25 Одеваитце Иванушко скорёшенько:
Уж он шляпочку кладёт да на одно ушко,
Уж он шенель кладёт да на одно плечо,
Уж он потходит к терему, к злату верьху,
Ишше к тем ли полатам белокаменным.
30 Выбегает к нему Софьюшка скорёшенько;
И берёт она его да за белы́ руки,
И ведёт она ево да в нову горьницу,
И садит она Ивана за дубовой стол;
Накорьмила Иванушка ведь досыта,
35 Напоила она его, да она до́пья́на,
Напоила, накорьмила, спать уло́жила.а
Что й по комнаты Софьюшка похаживат,
Да тихошенько Иванушка побуживат:
«Тебе полно спать, Иван, да усыпатися,
40 Да пора тебе, Иван, да пробужатися!
Отслужили часну рану заутреню,
Ишше ту ли христовску-воскресенскую,
Воскресенскую да возьнесенскую.
Вдруг идут у мня два брата, два царевича,
45 Идут два мла́дых два Ивана два Волховича».
А Иванушко сьпит, ды не пробудитце.
Забудила его Софья во второй након:
«Тебе полно спать, Иван, да усыпатися,
Да пора тебе, Иван, да пробужатися!
50 Отьслужили чесну́ ра́ну́ заутреню,
Ишше ту ли христовску-воскресенскую,
Воскресенскую да возьнесенскую.
Вдруг иду́т у мня два брата два царевича,
Что й два мла́дых два Ивана два Волховича».
55 Тут вставаёт Иванушко скорёшенько,
Умываитце Дудорович белешенько;
Уж он шляпочку поло́жил на одно ушко,
Он шенель скоро́ накинул на одно плечо,
Он спушчаитце по лесьнице дубовыя.
60 С ним встречаютце два брата два царевича,
Их два мла́дых два Ивана два Волховича:
«Ты чого, соко́л, леташь да зьдесь обля́тывашь,
Ты зачем зашол сюда, Иван Дудорович?
Ты женитца хочешь или свататьця
65 Што й на нашей на Софьюшки Волховични?»б
Воспрого́ворит Иван да сын Дудорович:
«Да давно у нас св Софьюшкой полаженось,
Да давно у нас с Волховишной сосватанось.
Мы чудны́ми крестами поминялися,
70 Злачёны́ми персьнями обручилися».
Тут ведь брали ёго братья за белы́ руки,
Што й садили Ивана на добра́ коня,
Увозили Ивана во чисто́ полё,
Отрубили Ивану по плечь голову;
75 Оне ло́жили на блюдо буйну голову,
Понесьли его к сестре к своёй любимыя.
Увидала их Софьюшка Волховична.
Что иду́т у ей братья ис чиста́ по́ля́
И какую-то несут да буйну голову;
80 Она платьицо одела воскресенскоё,
А второ она одела подвенечное.
И встречала два брата два царевича,
Их два мла́дых два Ивана два Волховича:
«Уж ты ѓой еси же, наша родима сестра,
85 Уж ты можешь ли узнать, чья буйна го́лова?»
Воспрого́ворит Софьюшка Волховична:
«Уж вы ѓой еси, два брата два Волховника,
Вы два мла́дых два Ивана два розбойника!
Вы куды топерь девали тура златорогого,
90 И туда же тури́цу златошорстную!»
Ишше тут-то братанам за беду́ стало,
Што за ту ли им досаду за великую.
Потхватили они Софью за белы́ руки,
Отвозили ведь Софью во чисто́ полё,
95 Отрубили сестре да по плечь го́лову,
Схуронили ей с Ываном во сыру́ землю.
Выростали две берёзки кудрёватыя.
Шли прохожие-народ и удивлялися:г
«Тут погублено две души безгрешныя,
100 Тут пролита кровь, верно, безвинная!»
185. БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И ИХ СЕСТРА
Ай было́ жило у ко́роля́ деве́ть сынков,
Что й деве́ть сынков да ясных со́коло́в.
Зародиласе у ко́роля́ десята дочь
Ище на́ имя Настасья Королевичьня.
5 На роду́ ей брата́нья не возьлю́били,
Не возьлю́би́ли Настасью, возьлелеели,
Возьлелеели сестрицушку, в розбой пошли,
Ай в розбой они пошли, все за розбоями.
Посьле их Настасьюа матка выросьтила,
10 Королевишню да взаму́ж выдала
За тово купца да за Морянина.
Они год-то сь ней живут, они другой живут.
Они при́жили к сибе да мала детища.
Запросиласе Настасья к отцу, к матери,
15 К отцу, к матери да к роду, к племени.
Тут Морянин Настасью приослушелсэ.[488]
Он берёт коня да самолутшого,
Он садил Настасью на добра́ ко́ня,
На добра́ коня́ садил да впереди сибя,
20 Мала детища садили во серёдочку.
Они день едут да и уж до́ ночи,
И застигла их да ночка тёмная,
Ночка тёмная, долга осённая.
Они раскинули шатёр бело́й поло́тнянной,
25 Они раскинули да самы спать легли.
Вдруг не гром гремит вдале, не стук стучит,
К ним приехало деве́ть розбойничков.
Они брали Морянина за белы́ руки,
Выводили на широку сьветлу улицу,
30 Отрубили ему да буйну голову,
Мала детишша зашибли о сыру землю,
Ищэ эту Моряночку выб собой взяли.
Они день там едут да сь ней другой едут.
Вдруг застигла тут их да ночка тёмная,
35 Ночка тёмная, долга́ осённая.
Се разбойнички да прирозо́спались,
А один не сьпит да доброй молодец,
Он в упор глядит да на Моряночку:
«Ты скажи, разъясни, да ты Моряночка,
40 Ты чьего есь роду да чьёй ты племяни,
Чьей ты до́рогой природушки сердечния?»
Ишше тут же Моряночка росплакалась,
Начала ёму Моряночка расказывать:
«Нас было́ жило́ у короля деве́ть сынов,
45 Их деве́ть было́ сынов да ясных со́колов.
Зародилась я у короля десята дочь.
На роду миня братанья ни возьлю́били,
Ни возьлю́били братанья, возьлилеяли.
А потом мои братаньица в разбой пошли,
50 Все в разбой они пошли, стали разбойничать.
Посьле них меня мамаша скоро взро́сьтила,
Скоро взро́сьтила мамаша, взамуж вы́дала,
Она выдала миня да за Морянина.
Мы с ним год жили, да с ним другой жили,
55 Мы другой жили да сь ним трете́й жили.
Ай мы прижили к сибе да мала детишша.
Запросилась у Морянина к отцу, к матери;
А Морянин меня да приослушался.
Он садил меня да на добра коня,
60 На добра коня садил да впереди себя,
Мала детишша садил он во серёдочку.
Уж мы день едём да сь ним другой едём;
Нас присьтигла сь ним да ночка тёмная,
Ночка тёмная, долга́ осённая.
65 Мы раскинули шатёр бело́й поло́тняной,
Мы раскинули да самы спать легли,
Вдруг не шум шумит, да вдруг не гром гремит,
К нам приехало вас, деветь разбойников».
186. ВДОВА, ЕЕ ДОЧЬ И СЫНОВЬЯ-КОРАБЕЛЬЩИКИ
Што й было́ жило́ у вдовушки два сына,
Два сына у ей как ясна сокола;
Зародиласе у ей ишше третья дочь.
Што й задумала ведь вдовушка Богу молитисе.
5 Пелёнала их пелёнками камчатныма,
Што везала их пое́сьцем шолко́выим.
Она клала на дошо́чку на дубовую,
Опускала сыновей да во синё морё,
И сама она им да приговаривала:
10 «Уж ты пой их, корьми да ишше Спас Исус!
Ты на ум их наставь да Богородица!»
Удалилась она з дочкой во тёмны́ леса,
Во тёмны́х во лесах Боѓу молиласе,
Ай молилась она з дочкой ровно тридцеть лет,
15 Ровно тридцеть лет да ище три года.
Захотелосе вдовушки на Русь пойти.
Выбегает она з дочкой ко синю́ морю,
Ко синю она морю да ко солоному:
По поднебесью да как соко́л летит,
20 По синю́ морю да там корабль бежит.
Закричала тут вдовка карабельщичка:
«Уж ты ѓой еси, уда́лой корабельшщичок!
Ты возьми миня да за себя взамуж,
Мою доченьку возьми взамуж за брателка».
25 Отвечают тут вдовки карабельщички:
«На веку-ту чево было́ не слыхано,
На белом свете чево было да не написано, —
Чтобы мать родна́ вышла взамуж за сына,
А сестрицюшка пошла взамуж за брателка!»
187. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ
Ишше был жил князь да девяносто лет.
Уж он взял кнегинку девети годов,
Девети годов да десети ле́то́в.
Уж он жил с кнегинкой ро́вно три года,
5 Ро́вно три года, ровно́ три осени;
На четьвёртой год да князь гулять пошол.
Он ходил, гулял там ро́вно три года,
Ро́вно три года, ровно́ три осени;
На четьвёртой год да князь домой пошол.
10 Попадаитце князюшку три старицы,
Шьто и три старицы, да три манашины,
Черноризьницы, черноклобо́вницы,
«Уж вы ѓой есь, старицы манашицы!
Не видали ли кнегинки девети годов,
15 Девети годов да десети ле́то́в?» —
«Уж мы видом не видали, да слыхом слышали:
Шьто твоя кнегина за блудом пошла,
За блудом пошла да заблудилася;
Вкруг амбарика дорожки приуто́рёны,
20 Золота казна да приудёржана.[489]
Уж ты в комнату придёшь, там колыбель весьнёт;
Ты в другу зайдёшь, да там друга весьнёт;
Ты в третью́ зайдёшь, да там третья́ весьнёт:
Бесь тибя всё, батюшко, все наживаны,
25 Бесь тебя, бес князя, все доста́ваны.
А в конюшны добры кони по колен в назьму;
Белояровой пшеницы не насыпано,
Ключевой воды да не навожено.
Она выдёт встречать в одной рубашечки
30 Бесь чулочиков, в однех башма́чиках».
Он приехал к полатам белокаменным.
Оставляет он коня да не привязана,
Подбегат к воротам к белоду́бовым.
Выбегат, ёго стречает молода жена
35 Бес чулочиков, в однех башмачиках,
Бес камзольчика, в одной рубашечки.
Уж он брал кнегинку за белы́ руки,
Он садил кнегинку да на добра коня,
Увозил кнегинку во чисто́ полё,
40 Он срубил у ей да по плеч голову,
Он бросал ведь тело да во чистом поле.
Приезжает к полатам белокаменным:
Вкруг амбарика дорожки не уторёны,
Все шурупчаты замочки всё не сломаны,
45 Золота казна да не издержана.
Уж он в комнату зашол, да там пела́ веснут;
Все не столько в них шито, сколько плакано,
«Все тебя ли, князюшко, дожидано».
Он в другу́ зашол, да там други висят;
50 В них не сколько шито, сколько плакано,
«И тибя всё, князь, домой дожидано».
Он в третью́ зашол, да там третьи́ веснут:
В них не колько шито, сколько плакано,
«Все тибя ли, князь, домой дожидано».
55 Он в конюшну пришол да к ко́ню доброму:
Ишше конь-от стоит да по колен в шолку,
Белояровой пшеницы да принасыпано,
Ключевой воды да принавожено.
Воспрого́ворит княсь да девяносто лет:
60 «Погубил я душу ей безгрешную,
Уж я пролил кровь да всё безвинную!»
Тут поехал княсь да девяносто лет,
Он поехал обратно во чисто́ полё,
Он наехал три старицы-манашины,
65 Чо́рнори́зницы, черно́клобо́вницы.
Уж он перву манашину конём стоптал,
А фтору манашинку копьём сколол,
Ищэ третия манашинка взмолиласе,
В резвы ноги князю поклониласе:
70 «Не губи ты миня, князь да девяносто лет:
Оживлю я вам кнегинку девети годов».
188. МАТЬ КНЯЗЯ МИХАЙЛЫ ГУБИТ ЕГО ЖЕНУ
Что й поехал князь Михайло
Да он на царьскую службу
Да к ’осуда́рю на роботу.
Да приворачивал Михайло
5 Ко соседям на бесёду;
Да выбирал сибе Михайло
Да по уму сибе невесту;
Приискал себе невесту
Да уж он белую биляну,
10 Да молоду жону Марфи́ду.
Да привозил свою биляну
Да к своей маменьки родимой:
«Да уж ты пой, мати́, биляну
Да ты сладки́ма медами,
15 Да ты корьми мою биляну
Да ты белы́ма калачами
Да и сладки́ми пряника́ми».
Да тут поехал князь Михайло
Он на царскую службу
20 К ’осударю на роботу.
Не усьпел он з двора сьехать —
Еѓо доброй конь споткнулся,
И востра сабелька сломилась,
И пухова шляпа свалилась.
25 Да воспрого́ворит Михайло:
«Да верно, есь в доме́ нешчасье:
Да родна маменька неможет
Или белая биляна
Да молода жона Марфида!»
30 Не усьпел он з двора сьехать,
Да ево маменька родима
Да по три бани в день топила,
Да по три веника мочила,
Да по три камня нажигала;
35 Она биляну приводила,
Ей на белы́ груди спусчала,
Ей белы́ груди прожигала;
Два младеня вынимала,
Их во сыру́ колоду клала,
40 Да три приметы написала:
Ищеа перьвая примета —
«Я беляну уходила»;
А друга ещё примета —
«Я свою душу погубила»;
45 Да ище третия примета —
«Я два младенца заварила,[490]
Да во сыру́ колоду кла́ла
Да в сине море отпущала».
Что приехал князь Михайло
50 К своей маменьки родимой:
«Ты послушай, мать родная:
Да ище где моя беляна?» —
«Что твоя дитё беляна
Да спит во тёплой во спальне».
55 Тут бросалсэ князь Михайло
Да он во тёплую спальну,
Да ище́ там беляны нету.
«Да уж ты маменька родная
Да ты скажи мне сушшу правду,
60 Да ты скажи мне, не утай же,
Ище где моя беляна
Да молода жена Марфида?» —
«А твоя, дитё, биляна
Да у соседа на биседы».
65 Тут бросалсэ князь Михайло
Да он к соседу на биседу,
Да исче там биляны нету.
«Да вы соседы, вы соседы,
Вы порядовныя соседы!
70 Вы мне скажите сущу правду,
Да ище где моя беляна
Молода жена Марьфида?» —
«Да ты послушай, князь Михайло:
Да не усьпел ты з двора съехать,
75 Да твоя маменька родима
Да по три бани в день топила,
Да по три веника мочила,
И по три камня нажигала,
Она беляну уводила,
80 Ей бе́лы груди прожигала,
Два младеня вынимала,
Да во сыру колоду кла́ла
И в сине море отпусчала».
Да тут бросалсэ князь Михайло
85 Он к своей маменьки родимой:
«Да уж ты моя мати!
Да ты по имени Овдотья,
Да по прозванью зьмея люта!
Да исче где моя беляна
90 Да молода жена Марьфида?» —
«Да я твою, дитё, биляну
Да во сыру колоду клала,
Да ей в сине море отпусщала».
Да тут бросалсэ князь Михайло
95 Да он в кузьнецу железну,
Да выкова́л сибе Михайло
Да он два ножичка булатных,
Да уежжал тогды Михайло
Да он во чистое поле,
100 Да становил ножи булатны
Да во сырую во земьлю,
Да уж он падал белой грудию
Да он на ножички булатны.
189. КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ЕГО НЕВЕСТА ДОМНА
Ишче сваталсэ Митрей-от по три года,
Князь Васильевич да по три осени.
На четьвёртой год да то́лько свадьбы быть,
Только свадьбы быть, только́ к венцу пойти,
5 Ай к венцу пойти да обвенчатися.
Зазвонили чосну́ рану́ заутреню,
Ише ту христовску да воскрысенскую.
Воскресенскую да возьнесенскую.
Что й пошол князь Митрей ко заутрени,
10 Он ко той ли ранней к воскрысенския,
К воскрысенския да к возьнесенския.
Что й бросалась Домнушка по плеч в окно,
Фалелеевна ровно́ по поясу:
«Ай не етот ли Митрей князь Васильевич?
15 Што й сказали про Митрея — хорош, пригож,
Он хорош, пригож да в свете лутьче нет;
Он сутул, горбат да наперёд покляп,
И ноги́ кривы́ у ево, глаза косы,
Русы кудри у Митрея онесския,
20 Ищэ речь у ево да самоедская».
Ишчэ тут ведь Митрею во слух пало;
Шчо й Васильевичу за беду стало,
Што й за ту пало надсмешку за великую.
Воротилсэ Митрей от заутрени,
25 Приходил он к Настасьюшки к Васильёвны:
«Уж ты ѓой еси, сестрицюшка любимая!
Соберём-ко мы пир да всё деви́чей стол.
Попроси ты Домну Фалелеёвну
На почесьтен пир да на девичей стол
30 Хлеба, соли йись да сладка мёду пить.
Ты скажи, что Митрея-князя в доме нет,
Что й Васильёвича да не случилося:
Он ушол ведь в лес теперь полесовать,
За лисицами да за куницами,
35 Он за разныма за мелкима за птицями».
Що й первы́ послы к Домны на двор пришли:
«Добро жаловать, Домна Фалелеёвна,
Ишшо к нашей Настасьи к Васильевны
На почесьтен пир да на деви́чей стол
40 Хлеба, соли йись да сладка мёду пить!
Ишше Митрея-та князя в доме нет».
Что й перьвы́ послы да со двора сошли,
А й вторы послы к Домны на двор пришли:
«Отпусьти ты Софьюшка Никулишна,
45 Свою дочерь Домну Фалелеёвну
На почесьтен пир да на девичей стол
Хлеба, соли есь да сладка мёду пить.
Ишче Митрея-та князя в доме нет
Што й Васильевича не случилося,
50 Не случилося, не пригодилося:
Он ушол ведь в лес да всё полесовать,
За лисицами да за куницами,
Он за разныма за мелкима за птицами».
Что й третьи́ послы к Домны на двор пришли:
55 «Добро жаловать, Домна Фалелеёвна,
Ишше к нашой к Настасьи всё к Васильёвны
Хлеба, соли йись да сладка мёду пить!»
Не спушчает ей Софьюшка Никулична:
«Не ходи ты уж, Домна Фалелеёвна,
60 На почесьтен пир да на девиной стол.
Я ночесь мало спала, да во сьне видяла:
Со бело́й груди скатилъсэ чудённой крес,
На право́й руки роспаялсэ всё злачён персьтень».
Не послушалась Домна Фалелеёвна.
65 Умываласэ Домнушка белёшенько,
Одеваласе Домна нареднёшенько,
Приходила к Настасьюшки к Васильёвны
На почесьтён пир да на девичей стол.
Вдруг зашла она в полаты белокаменны,
70 Отъкрывала дубовы́ да двери на́-пяту;
Она крес кладёт да по-писа́нному
И поклон ведёт да по-учоному;
Поклониласе на все четыре сто́роны.
А седит тут Митрей во большом углу,
75 Князь Васильевич да во чесно́м месьте:
«Добро жаловать, Домна Фалелеёвна,
Ко сутулому да ко горбатому,
Всё к ногам кривым, к моим глазам косым,
Ко кудрям моим да всё к онескиим,
80 К поговорюшки да к самоедския —
Хлеба, соли йись да сладка мёду пить!
Ты садись, проходи да за дубовой стол».
Воспрого́ворит Домна Фалалеёвна:
«Отпусьти-тко миня, Митрей-князь Васильевич!
85 Я с право́й руки забыла там злачон персьтень,
Мы которым с тобой будём обручатися».
Воспрого́ворит Митрей-князь Васильевич!
«Ты где хошь ходи, только моей слови!»
Тут пошла ведь Домна Фалелеёвна
90 Што ис тех она полат да белокаменных;
Заходила она в ку́зьнецу железную,
Что й ковала дьва ножичька булатныих,
Уходила с ними Домна во чисто́ полё,
Становила Фалелеёвна во сыру́ землю
95 Что востры́ма концами во белы́ груди,
Да сама тут ведь Домна приговарйвӑла:
«Не достаньсе моё да тело белоё
Ты сутулому да ты горбатому!
Ай достанься моё да тело белоё
100 Луччэ матушки да ты сырой земли!»
———
Марья Федоровна Кожина
XX. Марья Федоровна Кожина, по прозванию «Чируха», старая вдова, вдовеет уже 30 лет. Две дочери ее замужем, третья, вдова, с своим сыном живет вместе с матерью. Был еще сын, но утонул. Любит говорить поговорками: например, «песёнка — церемисёнка», «ешь варёно, слушай говорёно», «головнёй не тирал» (о небывалом человеке). Кожина знает Маремьяну Немчинову и слышала от нее старину про Марью Юрьевну и Маринку Кайгаловку, но свои старины она переняла не от Немчиновой, а от своего отца, также от матери и других старинных людей. В напевах Кожиной замечается стремление к фигурации и к частому варьированию; эпическим стилем она владеет превосходно.190. АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ
Был жил Ефимъян, да князь богатой.
Охвоць Ефимъян Богу да молитьц́е:
На петьницю, суботу он прицяшшалсэ,
На сьветлоё Христово воскресенья, —
5 Молил он себе отродья,
Хоть женьского он себе, хоть муського.
Потродясь Ефимъян да притрудилсэ,
На лавоцьку спать да валилсэ.
Богородица гласом прогласила,
10 Прицистая дева мать Мария
Цёловец́еським язы́ком проговорила:
«Тебе полно, Ефимъян, спать да усыпатьц́е,
Те пора, Ефимъян, да пробужатьц́е
От крепко́го сну забудушша!
15 Поди-ко-се во Римсько ты во царьсьво,
Кнегина тебе сына спородила.
Зьбирай-ко ты попов-то, протопо́пов,
Зьбирай-ко ты прицятников ц́ерьковных,
Поставте-тко вы кума со кумою,
20 Крисьтите в свято Божьё крешшеньё,
Нарекайте ёму имя Олёксеём,
Олёксеём имя Божьим Цёловеком».
Ото сна Ефимъян пробужалсэ.
Не-знат Ефимъян да испугалсэ,
25 Не-знат[491] Ефимъян да зрадова́лсэ.
Клюцёвой свежо́й водой стал да умыватьц́е,
Тонким белым полотеньцём да вытиратьц́е,
Стал Ѓосподу он Боѓу помолилсэ,
Божьёй Матери прецистой со сьлёзамы.
30 Пошол он в Римцько своё царьсво,
Восходил в белы каменны палаты, —
Кнегина ёму сына да спородила.
Зьбирал он попов да протопопов,
Зьбирал всех прицатьников ц́ерьковных;
35 Поставил он стретного[492] кума,
Как кума поставил да со кумою,
Кресьтилисе во Божьё крешшеньё,
Нарекали ёму имя сьвятоё,
Сьвятоё ёму имя Олёксеём,
40 Олёксеём-то Божьим Цёловеком.
Стал Олёксей да лет пети-шти[493] —
Захотел ёго батюшко в грамоты уцити,
Как мать-осударына по тому же,
Ему света грамотка даласе,
45 Как ёму рукописаньицё да открылось.
И стал Олёксей да лет-то пятнадцать,
Как стал Олёксей да лет-то двадцеть,
Захотел ёго батюшка женити,
Как мать-осударына по тому же.
50 Ёму, сьвета, женитьц́е не хотелось,
Принёволил ёго батюшко на-силу.
Не хотелось Олёксею родитель прогневити.
Пошли оны по Римцькому по царьсву,
Выбирали Олёксею да невёсту.
55 Они выбрали Олёксею да невёсту
У ласко́ва князя Филимона,
Как на младыя обручныя кнегины,
Кнегины ёго да Катерины.
Крутёхонько свадёбку сыграли,
60 Поскорее Олексея да женили,
Да женили Олёксея да овенчали.
Как все на пиру сидят напивались,
Как все на ц́есном сидят наедались.
Как один Олёксей сидит да неве́сёл,
65 Свою буйную голову да повесил,
Обливаитц́е горюцима да сьлёзами.
Проглаголит Ефимъян-князь да богатой:
«Ты цёго, Олёксей, сидишь да невесёл,
Свою буйную голову да повесил,
70 Обливаисьсе горюцима сьлёзамы?
Как местом тебя равзе обсадили,
Как цярою тебя равзе обносили,
Даром-то тебя не удари́ли,
Кнегина по обыцью да не пала?»
75 Проглаголёт Олёксей Чёловек Божей:
«Местом меня не обсадили,
Как цярою меня не обносили,
Даром-то миня да удари́ли,
Кнегина по обыцью мне да пала».
80 Звали Олёксея в тёплую лёжню,
Как на хорошу тисо́вую кроватку,
Как на мяккую пуховую перинку,
Как на крыто косисьцято изголовьё,
Под тёпло соболино да одеяло.
85 Как сьпит там Олёксей Цёловек Божей,
Как в перьвом цясу да в тёмной ноци
Да Богородиця въявь ёму явилась,
Прицистая дева мать Мария,
Цёловец́еським языком проговорила:
90 «Те пора, Олёксей, спать пробужатьц́е
От крепко́го сну да забудушша!
Отстёгивай да шолков пояс,
Сымай-ко с правой руки злацён перьстень,
Отдавай своей обручныя кнегины,
95 Кнегины отдавай ты да Катерины,
Ты сьнимай с сибя да платьицё цьветно,
Надевай на сибя платьицё цёрно,
Как цёрно́ё платьицё спасёно».
«Ты куды, Олёксей, скоро да походишь?
100 Отец, матушка твои да забранятц́е:
Куды сподевала да Олёксея?» —
«Пойду теперь я во Божью-ту ц́ерьковь
За отця, за матерь Боѓа помолити,
За тебя, обручная кнегина,
105 Кнегина ты Катерина».
Пошол Олёксей как в цистоё полё,
Ись цистого поля ко синёму морю;
Как у синёго моря стоит караблик.
Становилсэ Олёксей на караблик;
110 Ёму дал Ѓосподь ти́шинку способну,
Уж как дал ёму по́ветерь проносну;
Он да перешол ц́ере синё грозноё морё,
Увидал там келейку спасёну.
Как молилсэ Олёксей лет-то тридц́еть.
115 Богородиця въявь ёму явилась,
Прицистая дева мать Мария,
Цёловец́еським язы́ком проговорила:
«Тебе полно, Олёксей, Боѓу да молитьц́е!
Умолил себе ты царьсьво да небесно».
120 Ото сна стал Олёксей да пробужатьц́е,
Клюцёвой свежой водой да умыватьц́е,а
Тонким белым полотеньц́ём да вытиратьц́е.а
Стал ѓосподу Богу помолилсэ,
Божьёй Матери прицистой со сьлёзамы.
125 Пошол Олёксей да к синёму морю,
Становилсэ Олёксей да на караблик.
Не хотелось Олёксею во Римськое царьсьво,
Как хотелось Олёксею во дальняя земли.
Пала Олёксею сильняя погода,
130 Носило Олёксея трои сутки,
Принесло опять во Римськое во царьсьво,
Выходил на кру́той красной бережоц́ек;
Выходил на росыпцятой песоц́ек;
Молилсэ он Боѓу со сьлёзамы,
135 Шшоб матушка-отець да не признали.
Идут как кнези, бояра,
Идут оны во Божию-ту ц́ерьковь,
По нишшим златници давают, —
Велят поминать всё Олёксея,
140 Олёксея Божьёго Цёловека.
Олёксей от них златници не принимаёт,
На Ѓоспода руки вызьнимаёт.
Идёт Ефимъян да князь богатой,
Тому нишшому златницю даваёт;
145 Тот нишшой златници да не примаёт,
На Ѓоспода руки возьнимаёт,
Ефимъяну в резвы ноги да пада́ёт,
Ноги сьлёзамы обливает:
«Не нать твоей милосьти спасёной;
150 Я могу так знати Олёксея,
Олёксея-та Божья Цёловека». —
«Уж ты как моёго сына знаёшь,
Ты по имени ёго называёшь,
По оте́цесьви ёго величаёшь?» —
155 «Уж я как твоёго сына знаю:
Мы в одном-то месьти Боѓу молились,
Молились с Олексеюшком да спасались;
Пошол Олёксей да во дальния земли,
Пошла я, калика, да в здешноё место.
160 Уж вы гой есь, Ефимъян да кнезь богатой!
Сострой-ко мне-ка келейку да спасёну
У своёго ты красного крылецька,
Не ради ты калики да перехожой,
Ради своёго сына да Олёксея
165 Олёксея-то Божьёго Цёловека».
Состроил ёму келейку спасёну.
Молилсэ Олёксей да лет пятнадцать.
Как шчо Ефимъян да пил он, кушал,
Отсылал-то калики да перохожой.
170 Как злы были халуи-лиходеи:
Хорошу-ту пишшу всё приедали,
Всё носили помои, ополоски.
Богородица въявь ёму явилась,
Прицистая мать Мария:
175 «Тебе полно, Олёксей, Боѓу молитьц́е!
Умолил себе царьсьво небесно.
Возьми-тко ц́ернильницю да бумажку,б
Пиши-ко ты своё да похоженьё,
Пиши-ко своё да прихоженьё».
180 Посьпел Олёксей только написати, —
Пришол Ѓосподь душу вынимати,
Он со аньгеламы пришол, со арханьделамы,
С херувимамы пришол да с серафимамы,
Со всёю небесной пришол силой.
185 Заносило по граду да духи сьвяты.
Да негде-то не могут найти сьвятого.
Пошли оны во Божью ц́ерьков:
«Как угодьники у нас равзе явились?»
За престолом тут им проговорило:
190 «Вы ишшите святого у Ефимъяна:
Преставилась калика да перехожа,
Он дёржит в руках рукописаньё».
Некому́ рукописаньице не даётц́е,
Рукописаньице не даётце.
195 Идёт Ефимъян да князь да богатой,
Ёму рукописаньицё далосе.
Как жалко Ефимъян да сидит плацёт,
Как жалко Ефимъян сидит возрыдаёт:
«Возьлюбляно ты цядо Ѓосподнё,
200 Ише ты ли Олёксей да Цёловек Божей!
Цёго ты пришол теперь к нам не сказалсэ,
С одного бы блюда пили с тобой, воскушали,
Заедно бы с тобой Ѓосподу молились,
За младого цьвета трудились!»
205 Идёт ёго маменька родима,
Как жалко она да идёт плацёт,
Как жалко она идёт возрыдаёт,
Власы со главы да содираёт:
«Возьлюбляно цядо ты ѓосподнё!
210 Ишшо ты ли Олёксей Цёловек Божей!
Цёго пришол нам ты не сказалсэ?
С одного бы блюда пили с тобой воскуша́ли,а
Заедно бы с тобой Ѓосподу молились,а
За младого цьвета трудились!»
215 Идёт ёго обручная кнегина.
Стогды у ей злацён пояс роспустилсэ,
Стогды у ей злацён перьстень роспаялсэ.
Как жалко́ она да идёт плацёт,
Как жалко́ она идёт возрыдаёт.
220 «Ишше ты ли Олёксей ты Цёловек Божей!
Цёго пришол нам ты да не сказалсэ?
С одного бы блюда пили с тобой, воскуша́ли,
Заедно с тобой Богу молились,а
За младого цьвета трудились!»в
191. ОКСЁНЫШКО[494]
Жил был Микитушка, он преставилсэ.
Оставалось у Микитушки цядышко милоё,
Ищэ ма́лодой Оксёнышко да Микитиць млад.
Уж как стал Оксёнышкоа да на возросьти,
5 Как жонила ёго маменька да родимая.
Захотелось Оксёнышку ехать да во цисто́ полё
Как людей-то посмотреть да как себя казать.
Проважаёт ёго матушка родимая,
Проважаёт ёго да молода жона;
10 Проважаёт ёго матушка да наказыват:
«Ты поедешь, моё да цядо милоё,
Ты наедёшь в цисто́м поли старого,
В поли старого наедешь, в поли т’ малого, —
Со коня соходи да низко кланейсэ,
15 Не обижай понапрасну не единого.
Как рознежитц́е твоё да тело белоё,
Розгоритц́е твоё да ретиво́ серьцё,
Ты захошь как купатисе да в Пучай-реки,[495] —
Уж ты перьву-ту струёцьку за́плыва́й,
20 Уж ты другу-ту струёцьку да за́плыва́й,
Уж ты третьёй-то струёцьки да не плавай-ко.
Ты послушай-ко матушкина наказаньиця».
Как поехал Оксёнышко да Микитиць млад,
Он наехал в цисто́м поли старого,
25 В поли старого наехал да в поли малого, —
Со коня соходил да низко кланелсэ,
Не обижал понапрасну да не единого;
Как розьнежилось ёго да тело белоё,
Розгорелось ёго да ретиво́ серьцё,
30 Захотел купатисе да в Пучай-реки,б —
Уж он перьву-ту струёцьку за́плывал,
Уж он другую струёцьку за́плывал,
Уж он третью-ту струёцьку за́плывал,
Не послушал он матушкина наказаньиця.
35 Да за третиёй струёцькой стоит велик камень,
Да на этом каменю лёжит драго́ сукно,
А на этом на сукни лёжит злацён ремень,[496]
Заходил тут Оксёнышко на велик камень,
Уж он взял как во руки злацён ремень,
40 Ишше сам он говорил да таковы реци:
«Ишше хто этым ремешком цёшитц́е,
Ишше мне кабы теперецю в глаза видать!»
Сколыбаласе матушка да Пучай-река,
Выходила злодейка да зьмея лютая:
45 «Уж ты ѓой еси, Оксёнышко да Микитиць млад!
Как осмелилсэ зайти ты на мой велик камень,
Да моим ты гребешком как цёшисьсе?
Я хоша́ тебя, Оксёнышка, да жива́ зглону,
Я хоша́ тебя, Оксёнышка, на дно згружу,
50 Я хоша тебя, Оксёнышка, да под хоботы,
Унесу я тебя да к малым детоцькам,
Дав к малым детоцькам сьнесу тебя на сьиденьицо».
Говорил тут Оксёнышко таковы реци;
«Огледись-ко ты, злодейка зьмея лютая,
55 Ишше-то на Москвы топерь деитьц́е?»
Огледеласе злодейка зьмея лютая.
Как Оксёнышко со камешка да у́нырну́л.
Уж как масьтёр был ходить Оксёнышко по-ры́бному,
Ишше масьтёр был нырать да по-зьвериному.
60 Да крутёхонько бежал Оксёнышко г добру коню,
Надевал на собя да платьецо нижноё,
Надевал на собя да платьецо верьхноё,
Ишше всю на собя збрую богатырьцькую;
Как садилсэ Оксёнышко на добра коня,
65 Уж он взял как во ру́ки да саблю вострую;
Тут скрыцял как, зыцял да зысьным голосом:
«Прошу милосьти, злодейка, со мной поотведатце!»
Налетела злодейка да зьмея лютая, —
Отрубил у злодейки да буйныя головы.
70 Как поехал Оксёнышко во цисто́ полё,
Как наехал в цисто́м поли розбойницьков —
Как пограбили на Вологды Миколу-ту,
Да Миколу-ту пограбили как Можайцького.
Уж он со́брал всю казну до копеёцьки.
75 Он поехал ко матушки к родимыя.
Как стрецяёт ёго матушка родимая, —
Не стречаёт ёго да молода жона.
Говорил тут Оксёнышко да Микитиць млад:
«Уж ты ѓой есь, моя матушка родимая!
80 Ише ѓде-ка моя да молода жона?»
Промолцяла ёго матушка да родимая;
Как вела ёго во высоки теремы,
Как садила Оксёнышка за дубовой стол,
Говорил тут Оксёнышко да Микитиць млад:
85 «Уж ты ѓой есь, моя матушка родимая!
Ише ѓде-ка моя да молода жона?»
Говорила ёму матушка родимая:
«Как твоя-та жона да издурацилась:
Подсмотрела твои да золоты́ клюци,
90 Отмыкала всю твою да золоту казну,
Уносила всю казну да до копеёцьки.
Как спозналасе с купцямы с торговыма,
Да играт она во картоцьки да во шаѓматы;
Приграла твою всю да золоту казну».
95 Как садилсэ Оксёнышко на добра коня,
Он поехал по городу по Киеву,
Де играют во картоцьки да во шахматы;
Он увидял на улици ребятушок:
«Уж вы ѓой еси, ребятушка малыя!
100 Ишше ѓде-ка играют купци-госьти торговыя,
А играют во картоцьки да во шахматы?»
Приводили ребятушка малы-малыя.
Как стоят тут цясы да каравульния.
Уж он взял во руки саблю вострую,
105 Он зашол тоѓды в полаты во купец́еськи,
Он у всих отрубил да буйны головы,
Ише со́брал всю казну да до копеёцьки.
Как ёго сидит молода жона во большом углу,
Во большом углу сидит она пьенёшенька.
110 Уж он взял как за косы за женьцькия.
Привязал он ко хвосту да лошадиному,
Как повёз ей по городу по Киеву.
Ише вси во городи здивовалисе.
Привёз он ко матушки к родимыя.
115 Как стрецяёт ёго матушка родимая.
«Уж ты вой есь, моя матушка родимая
Шьчо я буду делать над молодой жоной?»
Говорила ёму матушка родимая:
«Как твоя-та жона — да как твоя воля».
120 Отрубил у жоны да по плець голову.
192. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ
Ходил-гулял Дунаюшко из орды в орду,
Загулял молоде́ць да х королю в Литву.
Да король-от молодца любит-жаловат,
Ишше душоцька Настасья королевисьня
5 Да не может на ёго да нагледетисе,
Нагледетисе она не можот на ёго да насмотретисе.
Да приходит она ко батюшку ко королю:
«Уж ты батюшко, король земли Ляховиньцькия!
Ты отдай-ко мне-ка молодца во клюсьники,
10 Ты во верныя отдай мне-ка во прикашшики,
Шьчобы было кому-то верить золоты клюци,
Золоты клюци верить, казна моя нешчотная».
Отдавал тут король да своёй доц́ери.
Да живёт тут Дунаюшко у Настасьюшки,
15 Никакой ёму нету утехи да роботушки:
Ише дьнём-то играют с ней во картоцьки.[497]
Как заводитц́е у короля стол, почэсной пир,
Да зовут тут Дунаюшка Ивановиця.
Не спушшат его Настасья королевисьня:
20 «Не ходи-тко ты, Дунаюшко сын Ивановиць!
Неровно́-то во хмелю словцё-то молвитц́е, —
Потерять ты свою буйну голову,
Укороташь ты себе да веку долгого».
Не послушал Дунаюшко сын Ивановиць,
25 Да пошол’ королю на почэсной пир.
Уж как все-то на пиру сидят напивалисе,
Ишше все-то на ц́есном сидят наедалисе,
Уж как все-то на пиру сидят приросхвастались.
Ишше тот тем хвастаёт, ново́й новы́м:
30 Ишше глупой-от хвастат молодой жоной,
Неразумной-от хвастат родимо́й сёстрой.
Говорил тут король земли Ляховиньцькия:
«Уж ты ѓой еси, Дунаюшко сын Ивановиць!
Ты цёго сидишь, ты не пьёшь, не ешь,
35 Ты не пьешь-то не ешь да неци́м да не хвастаёшь?»
Говорил тут Дунаюшко сын да Ивановиць:
«Ишше цим мне у вас теперь да похвастати?
Я живу-ту теперец́е у Настасьюшки;
Некакой мне-ка нет утехи да роботушки:
40 Уж я дьнём-то да играю с ней во картоцьки».
Ишше эты как реци не в любе́ пришли.
Он скрыцял тут, зыцял да зысьним голосом:
«Уж вы ѓой еси, тотаровя поганыя!
Уж вы му́рзы, палаци есь немило́сьливы!
45 Уж вы скуйте-тко, сьвяжите доброго молодца,
Вы везите-ко ёго на смёртную казеню».
А бежалитотаровя тут поганыя,
Ишче мурзы, палаци немило́сьливы,
Уж как бросили на телёжку дрововозную,
50 Повезьли ёго на смёртную казеню.
Говорил тут Дунаюшко сын Ивановиць:
«Уж вы ѓой еси, тотаровя поганыя!
Вы везите-ко дорожкой прямоежжою
Мимо душоцьку Настасью королевисьню».
55 Он скрицял тут, зыцял зысьним голосом:
«Уж ты душоцька Настасья королевисьня!
Уж ты сьпишь на тисо́выя кроватоцьки,
Ты на мяккия пуховыя периноцьки,
Ты не знашь над собой некакой невзгодушки:
60 Да везут меня, удалого добра молодца,
Да везут меня на смёртную-ту казеню».
Тут скрыцял как Дунаюшко во второй након,
Да скрыцял тут Дунаюшко в третей након,
Да во всю голову скрыцял да во всю могуту,
65 Во всю силоцьку скрыцял свою богатырьцькую:
«Уж ты душоцька ли ты Настасья королевисьня!
Уж ты сьпишь ли на тисовой на кроватоцьки,
Ты на мяккия пуховыя периноцьки,
Ты под тёплым соболином одевалышком,
70 Ты не знашь над собой некакой невзгодушки:
Как везут меня, удала добра молодца,
Да везут меня на смёртную казеню».
Тут услышала Настасья королевисьня.
С угла на угол полата покацяласе,
75 Как стёколышка в околёнках забрявкали.
Тут бросаласе Настасьюшка по плець в окно,
Как крыцяла, зыцяла она зыцьним голосом:
«Уж вы ѓой еси, тотаровя поганыя,
Уж вы мурзы, палаци есь немило́сьливы!
80 Уж вы ежели мне вы не послушныя,
Уж я скоро срежусе во платьё богатырьскоё,
Я у всих отрублю у вас буйны головы».
Уж то скоро везьли удала добра молодца,
Как везьли скоро ёго на ей широкой двор.
85 Ишше жил с того[498] Дунаюшко у Настасьюшки,
У Настасьюшки-то жил ровно ишше три года.
Стогда поехал ко солнышку столён-киевську.
Как на ту пору у солнышка да почэсной пир.
Как зовут тут Дунаюшка на почэсной пир.
90 Уж как все-то на пиру сидят напивалисе,
Уж как все-то на чесном сидят наедалисе,
Уж как все-то на пиру сидят приросхвастались.
Ишше тот ли тем хвастаёт, ново́й новы́м:
Ишше глупой-от хвастат молодой жоной,
95 Неразумной-от хвастат родимо́й сёстрой.
Только солнышко князь Владимир столён-киевской
Только ходит по полатушки, похаживал,
Да такия он-то реци спроговаривал:
«Ишша все-то у нас во городи поженёны,
100 Ишша красныя-то девушки взаму́ж пода́ваны;
Столько я один, князь Владимир, да холо́с хожу,
Я холос-то хожу теперь, нежонат живу.
Ишше хто бы мне прибра́л сопружницю,
Мне сопружницю прибрал, мне-ка сопротивницю,
105 Шшёбы лициком была бела, умом свёрсна,
Шшёбы лицико было порохи сьнегу белого,
Шшёбы брови-то у ей были цёрного соболя,
Шшёбы оци-то у ей были ясного сокола,
Шшёбы походоцька у ей была павиная,
110 Шшёбы тихая рець была лебединая?»а
Ишше бо́льшой-от туляитц́е за среднёго,
Ишше среднёй-от туляитце за меньшого,
Как от меньшого Владимеру ответу нет.
Из-за того из-за столика из-за средьнёго,
115 Да со той ли скамеёцьки белодубовой
Да ставаёт Дунаюшко сын Ивановиць,
Ишше сам говорил он таковы реци:
«Уж ты ѓой еси, солнышко Владимер стольно-киевськой!
Бласлови-тко мне да словцё молвити,
120 Да бес той шшёбы́ тюрмы мне-ка бес тёмныя,
А бес той мне-ка бес сылоцьки без дальния,
А бес той мне-ка без пе́тёлки шелко́выя».
Говорил тут как Владимир столён-киевцькой:
«Ишше Бох тя бласловит, Дунай да сын Ивановиць,
125 Да бес той тебя тюрмы шшёбы бес тёмныя,
Да бес той тебе без петёлки шелко́выя,
Да бес той тебе бес сылоцьки без дальния». —
«Уж как знаю я тебе как сопружницю,
Я споружницю-ту знаю да сопротивницю:
130 Она лициком есь бела́, да есь умом свёрсна;
У ей лицико есь порохи снегу белого,
Как походка у ей есь павиная,
Ише тиха-та рець лебединная,
Ишше брови-то у ей да цёрного соболя,
135 Ишше оци-то у ей да ясного сокола:
У того ли короля есь Лехоминьцького
Ишше молодая Опра́ксе́я королевисьня». —
«Ты бери-тко-се, Дунаюшко, денёг колько надобно». —
«Мне не надобно твоёй золотой казны;
140 Столько дай мне-ка Микитушку Добрынюшку,
Столько дай мне-ка Олёшиньку Поповиця».
Только видели да молодцов да сряжаюцись,
Как не видели уда́леньких поежжаюцись;
Ис циста́-та поля да курёва пошла,
145 Из жолта́го песка да только дым столбом.
Подъехали оне под славной Киев-град.
Оставлят он свою дружинушку хоробрую,
Оставлят-от свою дружинушку, сам наказывал:
«Оставай-ко-се, дружинушка моя хоробрая,
150 Вы играйте-ко во картоцьки, во шахматы,
Какова-та пора да каково́ времё:
Уж я перьвой раз как зыграю да во ту́гой лук,[499]
Уж я дру́гой раз сыграю да по-ратьнёму, —
Вы седлайте-ко, уздайте коней добрыих;
155 Уж я третей раз зыграю по-ратьнёму, —
Вы садитесь крутёхонько на добрых коней,
Вы рубите стогды старого и малого,
Не оставьлейте вы на семё не единого».
Пошол стогды в полатушки королевцькия,
160 Отвореёт он двери потихошенько,
Запираёт он двери помалёшенько,
Королю бьет Дунай цёлом во праву́ руку,
А Опраксы королевисьнёй во леву́ руку.
Говорит тут король земли Ляховиньцькия:
165 «Що сказали про Дунаюшка — жива́го нет,
А теперец́е Дунаюшко сам на двор.
Ты пожить ли пришол опеть, погосьтить ко мне?»
Говорил тут Дунаюшко сын Ивановиць:
«Я не жить к тебе пришол топерь, не госьтить топерь,
170 Я о добром дели пришол теперецю о сватовсьви
Как за нашого за солнышка столен-киевська
Как на вашея на доц́ери на любимыя.
А на мо́лодой Опраксы королевисьни».
Ишше эты королю реци не в любе пришли,
175 Он скрыцял, зыцял зысьним голосом:б
«Ох ты сукин сын, Дунай сын Ивановиць!
Ты опеть же пришол ко мне натьсьмехатисе.
Уж вы ѓой еси, тотаровя поганыя!
Уж вы мурзы, палаци-то немило́сьливы!
180 Уж вы скуйте-ткось, сьвяжите доброго молодца,
Вы везите-ко ёго на смёртную казеню».
Набежали тут тотаровя поганыя,
Ишше мурзы, палаци да немило́сьливы,
Ишше видит Дунаюшко неминуцяя;
185 Он хватил как скамеёцьку белодубову,
Уж он у́цял тотаринов поколацивать;
Ишше сам как ис полатушки выбираите.
Уж он хватил как тотарина за́ ноги,
Уж он у́цял тотарином помахивать:
190 Как куды-то махнёт, летят улици,
Как назад-от махнёт, дак переулкамы.
Как крутёхонько бежал стогда к добру коню,
Уж он взял как в руки ишше ту́гой лук,
Уж он перьвой раз зыграл как во ту́гой лук,
195 Уж он другой раз зыграл да он по-ратьнёму,
Тут наехала дружинушка хоробрая,
Да напали-то рубить оне старого,
Оне старого рубить да оне малого,
Не оставьлеют на се́мяна не единоѓо.
200 Выходил тут король да на красно́ крыльцё:
«Уж ты вой еси, Дунай да сын Ивановиць!
Не руби-тко моёй силы по-напрасному;
Отдаю́ я тебе как доцерь да любимую
Я за вашого за солнышка столён-киевска».
205 Не унималсэ как Дунай да сын Ивановичь.
Говорил тут король да во другой након,
Говорил тут король ёму во трете́й након:
«Уж ты вой еси, Дунаюшко сын Ивановиць!
Не руби-тко моёй силы по-напрасному.
210 Обирайте мою доц́ерь да любимую,
Ишше ту ли Опраксею королевисьню».
Выводил свою доц́ерь да любимую,
Снаредил ей как в платьице драгоченноё,
Выводил-то ей как на красно́ крыльцё.
215 Посадили Опраксею на добры́х коней,
Как поехали с Опраксеей ко солнышку.
Наехали в цисто́м поли ископеть конинную —
Как ведь падали[500] колодци глубокия.
Говорил тут Дунаюшко сын Ивановиць:
220 «Уж ѓой еси, дружинушка моя хоробрая!
Вы везите-тко Опраксею королевисьню
Как ко солнышку Владимер столён-киевську.
Я поеду про бога́тыря в полё проведывать».
Он завидял в цисто́м поли да бога́тыря.
225 Оне сьехались сь им да поотведались,
Приломали все палици да цяжолыя,
Приломали все копья-та ворзумецькия.
Друг друга добольня́ оне не ранили.
Как скоры́м оны боём да рукопашкою:
230 Как скакали церез гриву лошадинную,
Уж как падал Дунаюшко на сыру землю:
Как садилсэ как богатырь на белы́ груди,
Уж как те́нёт как ножик-от из нага́лишша,
Ишше хоцёт поколоть да как груди белыя,
235 Уж как хоцёт смотреть ёго ретиво́ серьцё,
Как ведь едёт старейше казак да Илья Муровець.
Как змолилсэ тут Дунаюшко сын Ивановиць:
«Уж ты ѓой еси, Илья, да Илья-то Муровець!
Пособи-тко мне убить теперь-то бога́тыря».
240 Говорил тут старейше казак да Илья Муровець:
«Да не ц́есь-то нам, хвала да молоде́цькая,
Как не выслуга нам будёт богатырьцькая —
Ишше двум-то бога́тырям одну бабу бить!»
Стрепеталсэ тут Дунаюшко со сырой земли,
245 Уж как шиб тут бога́тыря со белы́х грудей,
Садилсэ тут Дунаюшко на боѓа́тыря;
Уж он стал как пороть у ей груди белыя,
Ишша хочёт смотреть у ей ретива серьца, —
Как увидел на белы́х грудях цюдёной крест,
250 Со которым он сь ей да крестамы бра́талсэ.
Соходил как Дунаюшко со белы́х грудей,
Тут с Настасьюшкой поздоровалсэ.в
Тогда поехали ко солнышку Владимеру.
А поехали ко солнышку ко Владимеру,
255 Как у солнышка у Владимера стол да поц́есён пир.
Тут вси напивались, да вси наедались,в
Да вси росхвастались.
«Уж ты ѓой еси, Настасья королевисьня!
Отведу я тебя да во цисто́ полё,
260 Я сойму со правой руки злацён перьстень,
Положу я злацён перьстень на твою да буйную голову,
Уж я встрелю в тебя да ис туга лука,
Пересьтрелю я свой перьстень да пополам ёго».
Говорила Настасья да королевисьня:
265 «Не стрелей-ко ты, Дунаюшко сын Ивановиць!
Уж ты пе́рьвой раз стрелишь, как не до́стрелишь,
Уж ты другой раз стрелишь, да пере́стрелишь,
Уж ты третей раз стрелишь — мне во белы́ груди».
Не послушал Дунаюшко да Настасьюшки.
270 Уж он перьвой раз стрелил, да не до́стрелил,
Уж он другой раз стрелил, пере́стрелил,
Уж на третей раз стрелил да во белы́ груди,
Застрелил тут Настасьюшку королевисьню.
У Настасьюшки было́ во чьреви два мальцика:
275 У одного по колен да ножки в золоте,
По локо́ть да ножки были у их в се́ребри.г
193. МИХАЙЛО ДАНИЛОВИЧ
Был жил Данило Игнатьёвиць.
Он пошол за те да моря дальния,
Он пошол на те да воды тёплыя,
Он пошол во келейки спасёныя.а
5 Как прошла эта вестоцька по всем землям,
Как по всем землям да по всем го́родам, —
Как не стало в городи надеюшки,
Как не стало обороны великия:
Только был один Данило Игнатьёвиць,
10 Он ушел за те моря дальния,
Он на те на воды тёплыя;
Подымался собака ишше Ка́лин царь.
Он и брал ишше соро́к царей да со царевицём,
Ишше сорок королей да с королевицём;
15 Как у кажного царя да у царевиця,
Как у кажного короля да королевиця
По соро́к тысе́ць да мелкой силы ведь.
Подошол собака под славной Киев град,
Розоставливал бело́й шатёр поло́тьняной.
20 Посылаёт своёго посла любимого,
Ишше сам он послу свому наказыват:
«Ты не две́ремы поежжай да не воротамы,
Уж ты прямо скоци ц́ерез стену городовую;
Ты не бей цёлом да ты не кланейсе.
25 Ты меци записку на дубовой стол,
Ишше сам говори да таковы реци:
Уж ты здраствуй, руськой кобе́ль, собаки брат,
Отворей-ко ты воро́та широкия,
Ты росьтеливай сукна ты до́роги,
30 Направлей-ко кушанья да рознолицьного,
Шчобы нашому царю собаки Калинуб
Со своей было арьмией попить, поись».
Тут как солнышко да испугаитц́е,
Как Владимер-князь да запечалилсо.
35 Ишше хоцёт отвореть ворота́ широкия,
Да росьтеливать сукна дороги,
Розоставливать столы да белодубовы,
Направлеть ведь кушанья да розноличного.
Приходила царица благоверная,
40 Ишше та ли Опракса королевичьня,
Говорила она да таковы реци:
«Уж вам полно умирать да впереди смерьти!
Вы крепите-ко ворота крепко-на́-крепко,
Уж вы пойте-ко, служите во Божье́й церьквы
45 Вы тому ли Спасу прецистому,
Божьёй матери прецистой Богородици».
Закрепили ворота крепко-на́-крепко,
Как пошли оны служить во Божьёй ц́ерьквы да трои сутоцьки,
Не пиваюцись служили да не едаюцись.
50 Как пошол тут солнышко да из Божьёй церьквы,
Как настрету удалой доброй молодець.
Он проводит своёй да правой ножоцькой —
Ведь как скацют и́скорки́ булатныя.
Тут как солнышко да испугаитц́е,
55 Как Владимер-князь да запечалилсэ:
Ишше думат, идёт да неприятель-от.
Уж он сам говорил да таковы реци:
«Уж ты здрасвуй-ко, удалой доброй молодець!
Ты коёй земли да ты коёй орды,
60 Ты которого отца, которой матушки?»
Говорил удалой доброй молодець:
«Тебе полно, солнышко, да надсьмехатисе!»
Говорил тут солнышко второй након,
Говорил тут солнышко в трете́й након.
65 «Тебе полно, солнышко, да надсьмехатисе!
Уж как я-то есь города росийського,
Отца-матери Данила Игнатьёвиця,
Ишше на́ имя Михайло Даниловиць».
Уж он брал молодца да за белы руки,
70 Уводил в полаты белокамянны,
Ишше сам говорил да таковы реци:
«Уж ты ѓой еси, Михайлушко Даниловиць!
Послужи-тко ты да верой-правдую,
Послужи-тко-се за веру христеяньцькую,
75 Ты еще́ послужи за Божьи́ церьквы,
Да тому Спасу прецистому,
Божьёй матери, прецистой Богородици».
«Я пойду за те моря за дальния,
Я пойду на те воды на тёплыя,
80 Я просить у батюшка блаѓословленьиця».
Он пошол за те же моря дальния,
Он пошол на те воды на тёплыя,в
Он просил у батюшка блаѓословленьиця
Ишше ехать битьц́е с неприятелём.
85 Благословлял ёго батюшко родимыя,
Он давал ёму соловьюшка на головушку,
Ясна сокола давал да на право́ плецё,
Бела крецята да на лево́ плецё.
Как поехал Михайлушко Даниловиць,
90 Он рубил как силу трои сутоцьки,
Трои сутоцьки рубил да не пиваюцись,
Не пиваюцись рубил да не едаюцись,
Как добру коню отдо́ху да не даваюци.
Тут спрого́ворит соло́вьюшко да на головушки,
95 Вот есён сокол да на право́м плеци,
Бел-от крецят да на лево́м плеци:
«Уж ты ѓой еси, Михайлушко Даниловиць!
Уж ты дай-ко-се отдо́х-от коню доброму».
Не завидял — скакать да церес тулова тотарьския;
100 Запецятались у ёго оци ясныя.
Он спушшал своёго да коня доброго.
Он ходил-гулял ёго доброй конь да трои сутоцьки,
Он с того пришол хозяину.
Он наця́л рубить силу тотарьскую,
105 Трои сутоцьки рубил да не пиваюцись.
Как и были накопаны по́дкопы глубокия.
Уж он перьвой по́дкоп пере́скоцил,
Уж он другой по́дкоп пере́скоцил,
Уж он в тре́тей уронил Михайлушка Даниловиця.
110 Набежали тотаровя поганыя,
Ишше те ли палаци да немило́сьливы,
Как опу́тали в путани шолковыя,
Как сковали в желе́за ворзомецькия,
Повели ёго да к цярю Калину.
115 Говорил ёму да ишше Калин-царь:
«Уж ты ѓой еси, уда́лой доброй молодець!
Уж ты как служил да царю белому,
Ишше так мне послужи да царю Каину».
Как говорил Михайлушко Даниловиць:
120 «Кабы был я теперь на вольнёй волюшки,
Я сидел бы у тебя да на белых грудях,
Я порол бы твои да груди белыя,
Я смотрел бы твоё да ретиво́ серьцё».
Повезьли ёго на смёртну казень-от.
125 Тут проговорит соловьюшко да на головушки,
Млад есён соко́л да на правом плеци:
«Уж ты ѓой еси, Михайлушко Даниловиць!
Ты росьтени-ко свои да ножки резвыя,
Приросправь-ко свои да руцьки белыя, —
130 Как спадут с тебя да п́утани шолко́выя».
Росьтянул свои да ножки резвыя,
Он росправил свои да руцьки белыя,г —
Все скатились путани шолко́выя.
Откуль взялсэ-проявилсэ его доброй конь
135 Он со всею со збруей богатырьцькою.
Как поехал Михайлушко Даниловиць,
Как увидял в цисто́м поли да родна батюшка.
Как нашол ёго батюшко колокольню-ту.
Смотрел своёго да цяда милого.
140 Он не мок ёго увидеть во ту́ пору.
Как хватил он днишо карабельнёё,
Уж он налил клюцёво́й воды
Уж как ходит, ишшот своёго цяда милого.
Уж как едёт Михайлушко Даниловиць.
145 Он хватил везишшо сорока пудов,
Ишше сьвисьнёт, падёт ему по шляпоцьки.
Говорил Михайлушко да таковы реци:
«Шьчо ты езьдишь, уродишшо, по полю́ уродуёшь?» —
«Уж я думал, дитятко, тебя жива́го нет».
194. ИВАН ДУДОРОВИЧ И СОФЬЯ ВОЛХОВИЧНА
Ходил-гулял Иванушко Дудоровиць,
Он ходил-гулял да по цисту́ полю,
Он стрелял гусей да белых ле́бедей,
Перелётных-то серых да малых утоцёк.
5 Засьтрелил-то он стрелоцьку в стольнёй Киев-град,
Вот на те ли на сады да на зелёныя;
Он пошол как за стрелоцькой за калёною.
Как увидяла как Софьюшка доць Волхо́висьня,
Как звала ёго во высоки во теремы,
10 Как поила, корьмила ёго до́сыта,
Ёго досыта корьмила да ёго допьяна.
Как цюдны́ма крестамы оны побраталисе,
Как злацёныма персьнями да обруцялисе,
Шшобы одному-то молодцу не женитисе,
15 Шшобы Софьюшки да взамуж нейти.
Отзвонили цесну́ рану заутреню;
Как будила Иванушка Дудоровиця:
«Ты вставай-ко-се, Иванушко Дудоровиць!
Отзвонили цёсну рану заутреню».
20 Как крутёхонько Иванушко снарежаитц́е,
Поскоре того со Софьюшкой роспрошшаитц́е.
На перьву-ту лесинку спусьтилсэ,
Он на другу-ту лесинку спусьтилсэ,
Как на третьёй-то лесинки стретили,
25 Ишше стретили два братца да два Волховиця:
«Уж ты ѓой еси, Иванушко да Дудоровиць!
Уж ты как зашол ко нашой се́стрици ко родимыя,
Как ко молодой ко Софьюшки да к Волховисьнёй?» —
«Я ходил, братцы, гулял по цисту́ полю,
30 Я сьтрелял-то гусей да белых ле́бедей,
Перелётных-то серых да малых утоцёк;
Засьтрелил как я стрелоцьку в славной Киёв-град,
Засьтрелил я как стрелоцьку на ваш сад да на зеленыя;
Я пошол как за стрелоцькой за калёною.
35 Как увидял Софьюшка доць да Волховисьня,
Позвала миня во высоки да во теремы». —
«Уж ты хоцёшь ли, Иванушко, да женитисе
Ты на нашой сестрицюшки на родимыя?»
Говорил тут Иванушко таковы реци:
40 «Как у нас-то со Софьюшкой да заправлёно,
Ишше белы у нас руцюшки зада́ваны,
Шщобы мне, добру молодцу, не женитисе,
Шщобы Софьюшки да взаму́ж нейти».
Ишше эты братанам реци не в любве пришли.
45 Оне брали Иванушка за белы́ руки,
Посадили на телёжку да дрововозную,
Повезьли тут Иванушка во цисто́ полё,
Отрубили у Иванушка по плець голову,
Приходили ко сестрицюшки к родимыя:
50 «Уж ты ѓой еси, сестрицюшка наша родимая!
Ишше это есь голова да коёго́ тула?»
Говорила сестрицюшка да родимая:
«Уж вы по́ роду братаньиця мне родимыя,
По поступки вы есь, братана, всё розбойницьки».
55 Ишше эты как реци братанам не в любве пришли.
Оны брали сестрицюшку за белы́ руки,
Отвозили сестрицю да во цисто́ полё,
Отрубили у сестрици да буйну голову.
———
Ольга Семеновна Вопияшина
XXI. Ольга Семеновна Вопиящина, вдова 53 лет; овдовела год тому назад, и с тех пор живет прислугою у богатых купцов. Вопиящина родилась в с. Оленице, на запад от Кузомени по Терскому берегу, и прожила там до 23 лет, а затем вышла замуж в Кузомень. Старины свои она заучила в Оленице, девочкой лет десяти, у своих деда и бабушки. Кроме печатаемого материала, у нее записаны тексты старин о Дунае, Дюке, Соловье Блудимировиче и Козарине (отрывок). Знает она также старину «Поехал князь Михайло, поехал князь Арханьгел».
Ольга Семеновна Вопиящина.
195. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
Кода туры да олени по горам пошли,
Кода белы заюшки по засекам,
Кода рыба-то ступила в морьску глубину,
Кода на небо взошола да млад светёл месець,
5 На земли-то зародился могуцёй руськой бо́гатырь,
Ишше младыя Егорий Храбрыя.
У ёго света-Егорья во лбу сонцё,
У ёго света-Егорья в тылу́ месець,
По косицям цясты звезды расыпалисе.
10 Тут прознал царище неверноё,
Да неверноё царище Ондреянище.
Он кнезей, бояр всех повырубил,
Благоверна царя Фёдора под мець склонил,
Благоверную царицю изуродовать хотел.
15 Благоверна царица хитра-мудра была.
Уходила в пёщоры, горы каменны,
Уносила своёго цяда милого,
Цяда милого, цяда любимого.
Що и кормила и поила до пети годов,
20 От пети лет до двенацати.
Ишше стал Егорий не маленькой.
Говорил ведь Егорий таковы реци:
«Уж вой ’си, моя маменька родимая,
И цесна вдова Омельфа Тимофеевна!
25 У нас есь ли на роду да родной батюшка,
У нас есь ли на роду да родны братьиця,
У нас есь ли на роду родныи сестрицюшки?»
Ишше тут-то ведь матушка росплакаласе,
Своёму-то цяду милому рожалилась:
30 «У нас был на роду родной батюшка;
У нас не было на роду родных братьицев,
У нас не было родных сестрицюшек.
И кода прознал царище неверный,
И когда на небе взошола светел месець,
35 На земли-то зародился могуцёй руськой бо́гатырь,б
Ишше младыя Егорий Храбрыя.
У тебя, свят Егорий, во лбу сонцё,
По косицям часты звезды росыпалисе,
За ушмы зори замыкалисе.
40 Тут прознал-то царищо неверноё,
Что неверноё царищо Ондреянишшо,
Он кнезей-то, бояр всех повырубил,
Благоверна царя Фёдора под мець склонил,в
Он под мець склонил да голову срубил;
45 Благоверную царицю изуродовать хотел».
И уж он проситце благословленьиця
У своёй-то родимой у матушки
И ц́есной вдовы Омельфы Тимофеевной:
«Уж ты гой еси, моя маменька,
50 Ты любима моя маменька, родимая!
Уж ты дай мне благословление родительско
Ты на все меня лета на текушшия.
Ты прости-косе и благослови-косе
Ишше ехать бы мне к царищу неверному,
55 Пролить мне кровь тотарьскую,
Воротить бы мне християньскую».
Говорила ёму маменька любимая,
И любима ёго маменька, родимая:
«Уж ты гой еси, цядо моё милоё!
60 Ишше есь у ёго три заставушки,
Три заставушки у ёго есь, три великия —
И ни коному, ни пешиму проедучись,
Ни цёрному ворону пролётуцись».
Уж он проситце во второй након,
65 Уж проситце во трете́й-от рас.
«Уж ты гой еси, цядо милоё,
Цядо милоё да любимое!
Ты не можошьг ты теперь конём владать.
Ты не можошьг ты теперь ведь копьём владать».
70 И не видели молоця сряжаючись,
Только видели детину поедучись.
И поехал Егорий ко заставушкам,
Ко заставушкам поехал ко великия,
Он ко первыя заставы разъехалса:
75 Ишше перьвая застава — лесы тёмныя,
Ото встока лесы стоят до запада;
Нет ни коному, ни пешему проездучись,
Нет ни цёрному ворону проле́туцись.
Говорил тут Егорий таковы реци:
80 «Уж вы лесы, лесы тёмныя!
Розойдитесь вы, лесы, на две стороны,
Пропустите вы прохожого-проежого».
Розошлись лесы на две стороны,
И проехал Егорий Храбрыя.
85 И приехал Егорий Храбрыя:
И втора-то застава — горы ка́мяны,
Ото встокад стоять горы до запада.
Говорит тут Егорий Храбрыя:
«Уж вы горы ли, горы камяны!
90 Розойдитесь вы, горы, на две стороны,
Пропустите вы прохожого-проежого».
Розошлись ведь горы на две стороны,
Проехал Ёгорий Храбрыя.
И приехал Ёгорий Храбрыя:
95 Ишше третья-то заставушка — река огнена.
Говорил тут Ёгорий Храбрыя:
«Ты река ли, река, река огнена!
Уж ты высохни, река, река, досуха,
Пропусти-косе прохожого-проежого».
100 Ишше высохла река, река досуха,
И проехал Ёгорий Храбрыя.
И приехал он к царищу неверному,
К неверному царищу Одреянишшу.
Ишше взял он царишшо неверное,
105 Уж нацял ёго мукамы муцити,
Он тема ли мукама рознолицьныма;
Ишше всю ёго, ёго, Егория, нешшо ни берёт.
Стал Егорья варить;
Егорий стоймя стоит, стихи поёт,
110 Стойком он стоит да стихи поёт,
Он стихи поёт да херуимския;
Под котлом-то росьтёт трава муравлена.
Ишше стали лу́жьём-калу́жьём закладывать,
Ишше мелкима пескамы зарыли ёго.
115 Всё ёго Егорея нишшо ни берёт.
И ёго ведь серцё розгорелосе,
И могуци ёго плеци росходилисе.
Выходил он Егорей Храбрыя,
Уж он про́лил у ёго кровь тотарьцькую,
120 Воротил он у ёго християньцькую.
И поехал Ёгорий к своей маменьки,
Ко ц́есной вдовы Омельфы Тимофеевны.
Он поехал ис пещоры, горы камянны.
196. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ
Що и во стольнём городи во Киеви,
Що у ласкова князя у Владимира
Заводился-поцинался стол, поцесён пир
И на всех-то на князей, на бо́яров
5 И на тех-то купцейа-то, госьтей торговыих.
И приходит тут Солнышко киевськой:
«Ишше кто бы прибрал мне супружницю,
Кто бы мне прибрал супротивничю, —
Що бы лициком бела была, умом свёрсна,
10 Що ветром ё да не овеяло,
Що бы соньцом ё да ведь не опекло,
Що оци у ей да ясна сокола,
Що бы брови-то у ей да цёрна соболя,
Да походка у ей была да павиная,
15 Тиха рець-та была да лебединая?»
Ишше большой тулеитце за среднёго,
Ишше среднёй-от тулеитце за меньшого, —
И от меньшого Солнышку ответу нет.
И-за того ли-то стола из-за среднёго,
20 И-за той скамьи белодубовой
Выходил уда́лой доброй мододець,
Ишше на́ имя Дунай да сын Ивановиць:
«Уж ты ой еси, Солнышко стольнё-киевськой!
Благослови слово молвити да рець говорити
25 Бес той ли плашоцьки воровыя,
Бес той ли петелки шелковыя,
Во том ли городи в Киеви
У ласково князя у Владимира.
У того ли короля да Ляхоминьския
30 Есь у них душоцька Опракса королевисьня —
Що и ветром ё не овеяло,
Що и очи у ей да ясна сокола,
Брови у ей да соболиныя,
Тиха рець у ей да лебединая».
35 И пошёл тут Дунай сын Ивановиць,
Он засватался он тут за Опра́ксу королевисьню.
Уж скрыцял король да Ляхоминския:
«Вы несите да ко саблю вострую,
Сосеките у Дуная буйну голову».
40 Принесли ка тут сабельку вострую,
Сосекли тут Дунаюшка буйну голову.
Ишше тут Дунаюшку славу поют,
Ишше тут Дунаюшку старины́ скажут.[502]
197. НАСТАСЬЯ МИТРЕЯНОВНА (ИВАН ГОДИНОВИЧ)
Заставлеет-то дедюшка племенничка женитисе:
«Те пора, пора, племенничек, женитисе.
Тебе полно холостому волочитисе!»
И ответ держит племенничек дедюшке:
5 «Мне не честь-хвала молодецькая.
Мне не выслуга богатырьская
Мне безрука взять — самому делать,
Мне безнога — на пеци сидеть.
Мне не честь-хвала молодецькая,
10 Мне не выслуга богатырьская!»
И не видели мо́лоця сряжаюцись,
Только видели уда́лого поедуцись.
Ис циста-то поля курева́ пошла,
Из желта песку только дым столбом.
15 И поехал удалой за три города,
За три города за три мерные,[503]
Приежал он к Митреяну Митреяновичу.
Он метал коня-то непривязана,
Насыпал пшеницы белояровой.
20 Он по лисницям идёт —
Да под ним лисниця изгибаласе;
Он по сеницькам идёт, да сени дыблютце,
Сени дыблютце, новыа колыблютце.
Отворял полату, двери на́-пяту,
25 Запирал полату крепко-на-крепко.
Уж он крес кладёт да по-писа́ному,
Он поклон-от ведёт да по-уцёному,
Он молитовку творит да Исусову.
Говорил Митреян сын Митреянович:
30 «Уж не вор ли пришёл-от, ни разбойник ли,
То не сбеглой ли солдат государёвой?»
И ответ держал уда́лой доброй молодець:
«Я пришол удалой доброй молодець,
Уж я сильнёй руськой бо́гатырь,
35 Я об том пришол об добром дели, о светосьви.
Уж и есь ли у вас Настасья Митрияновна?» —
«У нас нету Настасьи Митриявны:
И засватана Настасья за Идо́лишша,
За великого и привеликого она поганого.
40 Сидит Настасья за соро́к замков,
За сорок замков шурупчатых».
Не долго уда́лой розговаривал,
Приломал сорок замков, соро́к сурупчатых,
Уж он брал Настасью за белы руки,
45 Целовал Настасью сахарны усты,
Посадил Настасью-ту на добр́а коня,
Посадил Настасью впереди себя,
И поехал удалой за три города,
За три города да за три мерныих.
50 Оны ехали да день до вецёра,
Ишшеб стала застигать их тёмна ноценька.
Говорит Настасья Митреяновна:
«Те пора, пора да со коня сходить,
Те пора, пора да коню здох давать!»
55 Он не слушал уда́лой доброй мо́лодець.
Говорит Настасья да во второй након:
«Те пора, пора да со коня сходить,
Те пора, пора да ко́ню сдох давать!»
Он не слушал уда́лой поединьшицю, да красну девицю.
60 Говорит Настасья во трете́й након:
«Те пора, пора да со коня сходить,
Те пора, пора да ко́ню здох давать!»
Ишше слушал уда́лой доброй молодець.
Розоставили шатёр белой поло́тняной,
65 Оны самы сь ей да спать легли.
Ишше едёт Идо́лишшо проклятоё,
Превеликое оно поганоё.
Не доехал да города за три вёрстоцьки,
Он скрыцял, зыцял да зыцьным голосом,
70 Он во всю-ту моготу́ да всё тотарьцькую:
«Уж ты гой есь, Митреян сын Митреяновиць!
Есь ли у тя Настасья Митреяновна?» —
«У меня нет Настасьи Митреяновной:
Приежал-то удалой доброй мо́лоде́ць,
75 Ишше сильнёй могуцёй руськой бо́гатырь
Ответ держит[504] удалой доброй молодець
Увозил Настасью Митреяновну».
И поехал Идолишши поганоё.
Он скрыцял, скрыцял зыцьным голосом,
80 Он во всю моготу все тотарьскую.
Скрыцял Идолишшо во второй након:
«Уж ты гой есь, удалой доброй молодець,
Сильней могуцёй руськой бо́гатырь!
Ты отдай мне Настасью Митреяновну.
85 Не отдашь Настасью Митреяновну,
Я стругом то тибя-то возьму выстрожу,
Я из рук, из ног жильё вытяну».
И закрыцял Идолишшо в трете́й након:
«Уж ты гой есь, удалой доброй молодець,в
90 Сильнёй могуцёй руськой бо́гатырь!
Ты отдай мне Настасью Митреяновну;
Не отдашь Настасью Митреяновну,
Я стругом-то тибя-то возьму выстрожу,
Я из рук, из ног жильё вытяну!»
95 А как руськой богатырь ножом тыкнул в груть.
Да и пал Идолишшо со добра коня.
И поехал удалой доброй молодець,
Написал ведь клятву великую:
«Щобы век мне не жинитце,
100 Щобы век мне, добру молоцу, век холостому волочитьц́е».[505]
198. ДЮК
Ис Хламыниця-города, из Далици.
Да ис той ли Корелы, из бога́тыя,
Выежал удалой доброй мо́лодой,
Молодой боя́рин Дюк Степановиць.а
5 Приежал он во город во стольния
Ко тому ли ко Солнышку Владимиру.
Ишше служат обедьню Воскресеньску.
Он мётал коня́ да не привязана,
Да засыпа́л он пшеници болояровой.
10 Отворял он у церьквы двери на-пяты,
Затворял он дьвери крепко-накрепко.
Уж он крес-от кладет по-писаному,
Он поклон от ведет по-уцёному,
Он молитву творит да всё Исусову.
15 И отпели обедню Воскресеньскую.
Уж он бил цёлом Солнышку в праву руку,
А кнагины ёго да во леву руку,
Уж он сам-то говорил таковы реци:
«Бласлови ты, Солнышко, херуимську спеть
20 Во всю-то моготу-то богаты́рьскую». —
«Уж ты пой-ко-ся, уда́лой доброй молодець,
Уж ты сильнёй могуцёй ру́ськой бо́гатырь!»
И запел удалой доброй мо́лодець —
С угла на угол церьковь покачалосе,
25 И хрустальны околенки приломалисе,
Ише божьи привесы помахалисе,
Ишше божьи иконы все попадали.
Ишше кнези и бояры все попадали,
И один стоит Солнышко кочаитце,
30 Под праву дёржит Илья Муромец,
С под леву руку Микитушка Добрынюшка.
И отьпел он херувимську великую,
И зовёт ёго Солнышко на поцесён пир,
Хлеб-соли ись да сладка меду пить:
35 «И поди-ко-се, уда́лой доброй молодець,
Молодой боярин Дюк Стёпановиць
Ко мне хлеба-соли ись да сладка меду пить».
Отвечал удалой доброй молодець,
Ишше сильнёй могуцёй руськой бо́гатырь:
40 «Не могу я ваша хлеба ись —
А у вас ведь есь печка да глиняна,
Да помёлыко есь да все сосновое,
На помёлыко льите́ воду болотную;
Не могу я ваша хлеба ись.
45 Как у мня у маменьки пецька муравлена
И помёлыко есь у нас шелковоё,
И на помелыко льёт есву саха́рную;
У мня маменька пецёть ведь колачики —
Колацик съешь — дрогово хоцетце,
50 А по тре́тей душа горить.
И у мня у ведь Дюка
Стоит ведь дом на семи вёрстях,
На семи вёрстах да на семи столбах,
Ишше все столбы истоцёны,
55 Ишше все столбы позолоцены
И на кажном столбу да красно золото,
Красно золото да цисто серебро.
У мня ведь Дюка петьдесят колацниц,
Уб мня у Дюка есь петьдесят портомойниць,
60 Уб мня-то Дюка петьдесят мукосейниць есь.
У мня мамушка сидит на стуле золоте,
И сидит она на рытев да на бархате,г
Подведёно под ей ведь солнцчё и звездоцки,
Подведёно ведь луна вся поднебесная».
65 И сидит он у Солнышка у Киевьска
Ишше животом своим расхвастыват.
И связали то ёго да добра молодца,
И попал ведь он во неволюшку
Надели ведь на ёго железыд бурзомецькия.
70 И посылаюте тудаж ведь смотреть Илью Муромця,
Во второй након Микитушку Добрынюшку.
И пошли тут удалы добра молодца.
И завидели оны туця туцитце,
Туця туцитце и туман туманитце,
75 И завидели у Дюка-то дом стоит,
Дом стоит да на семи столбах,
Ишше все столбы были истоцёны,
Ишше все столбы позолоценыз
И на кажном столбу да красно золото,
80 Красно золото да цисто серебро.
И пошли оны писать по конюшному двору —
Ишше весь позолоцён да изукрашен.
Оны писали-росписывали,
Не хватило у их бумаги да цёрнил.
85 Ишше встречу идет да красна девиця —
«Уж ты здрасвуй да Дюкова матушка!» —
«Я не Дюкова-то матушка, а его колацьница».
Как втора приходит красна девиця —
«Я не Дюкова матушка, а Дюкова портомойниця». —
90 «Проводи ты нас, красна девиця,
Ко той ли ко матушки да Дюковой».
Провела их красна девиця до дому;
Ишше встречу идет да красна девиця —
«Уж ты здрасвуй Дюкова да матушка!» —
95 «Я не Дюкова-то матушка, я ёго мукосейниця».
Проводила красна девиця к Дюковой ко матушки;
Повёла их она до Дюковой до матушки.
Отворили-то двери на пяту,
Запирали оны дьвери крепко накрепко.
100 Оны крес-от кладут по-писаному,
И поклон-от кладути да по-уцёному:
«Ишше здрасвуйк-ка Дюкова матушка!
И тебе ведь Дюк-от поклон посылает».
Ишше тут ведь она-то заплакала:
105 «И моё-то ведь дитятко захвасливо,
И моё-то ведь дитяткол занозливо,
И моё-то дитятко не пустым хвастат».
И дала-то им ведь по колацику.
Оны съели — по другому хоцитце,
110 А по третему душа горит.
И дала им злата и серебра
На гостинцы по целому корману —
«Вы снесите на поклон дитятке».
И царю послала колациков,
115 И царице послала колациков.
И пришли оны ведь, добры молодцы:
«Солнышко да стольнё-киевськой!
Не пустым да хвастат Дюк Стёпановиць».
Тогда выпустили да добра молодца
120 И зовёт его Солнышко на поцесён пир
Хлеба-соли ись да сладка мёда пить.
Осердился он на Солнышка на киевська —
Посодили сковали в железа бурзомецкия —
Зговорил ёму да таковы реци:
125 «Ишше есь у вас да сильнёй бо́гатырь,
Уж пойдет со мной да погулять ведь?»
Отвечал ёму Владимир стольнё-киевськой:
«Есь у нас могуцёй сильнёй богатырь,
Чурилом ведь да Плёнковиць».
130 И пошли оны по городу по Киеву.
Ишше все народы испужалисе,
Все в окошоцька бросалисе.
Наежал ведь могуцёй руськой бо́гатырь,
Оны стали скакать церез Дунай-реку.
135 И скоцил моло́дой Дюк Степановичь,
И Цурило скоцил да пал в Дунай-реку.
Оны вытащил своей рукой да богатырьскою
Все Цюрила да ише Плёнковиця со добрым конем.
Приежал Стёпановиць да ко Владимиру,
140 Он сымал шляпочку пуховую.
И не видели молодця сряжаючись,
Только видели удалого поедуцись —
Ис циста поля да курева пошла,
Ис желта песка только дым столбом.
199. <КОЗАРИН>
На роду Козарина попортили.
Отець-мать Петровиця не приняли,
Одавали бабушки задворёнки:
«Возьми, бабушка, возьми, задворенка,
5 Ты корьми Козарина соломой,
Уж ты пой Петровиця помоямы».
Ишше стала бабушка корьмила сладки́м хлебом,а,
Ишше сладким хлебом белыим,
И поила Петровиця сладки́м мёдо́м.
200. СОЛОВЕЙ БЛУДИМИРОВИЧ
И-за ельницька, и-за березьницька,
И-за цястого леску и-за олёжницьку
Выходило-выбегало трицеть ка́раблей,
Трицеть ка́раблей выходило да со одиным караблём.
5 И один-от кара́пь наперёд выбегал.
И не тем-то караблик изукрашоной,
И не тем-то цёрной изулажоной, —
Ише нос-от, корма по-периному
И глаза-то у ёго да по-зьмеиному;
10 Ише место глаз по камешку по самоцьветному,
Ише место ушей по лесици по до́рогой.
И не тем-то караблик изукрашоной,
И не тем-то цёрной изулажоной, —
И приходил он во гавань карабельнюю
15 И к тому ли он к Солнышку киёвську,
Ко Владимеру стольнё-киевську.
Он сымал-то с себя-то платьё цьветноё,
Надевал он на себя да драгоценноё;
И брал ведь свои да золоты клюци,
20 Отмыкал свои да кованы ларци,
Ведь брал он блюдо серебряно,
Уж он склал на блюдо три камешка,
Три камешка да драгоценныя,
Закрывал камкой белой крупцятною
25 И пошол он по городу по Киеву.
Ише все люди-народ да испужалисе,
Ише все люди в окна побросалисе.
И пришол он ведь к Солнышку киёвську,
Отворят полату-дьвери на́ пяту,
30 Запират[506] дьвери крепко-на́крепко.
Уж он крест кладёт по-писаному,
Он поклон-от ведёт по-уцёному,
Он молитву творил всё Исусову;
Уж он солнышка дарил двума камешкамы,
35 Он царицю-то дарил одним камешком;
Уж он сам говорил таковы реци;
«Бласлови-ко-се, Солнышко, слово молвити,
Слово молвити да рець гово́рити.
Бласлови здесь построитце;
40 Мне не долго стоеть — только три месеця». —
«Уж ты стройсе, удалой доброй молодець,
Уж молодой Со́ловей Блудимировиць,
Ой князей рой, хоть бо́яров,
Тех ли купцей, гостей торговыих,
45 Тех ли хресьянушек прожитосьних».
Ой говорил удалой до́брой молодець:
«Мне не чесь-хвала да молодецькая,
Мне не выслуга да богатырьская —
Мне князей рыть, хошь бояров,
50 Ише тех ли купцей торговыих,
Ише тех ли хресьянушек прожитосьних.
И бласлови ты построитце
Прямь твоего зелёного сада». —
«Прямь моего зелёного сада стройсе, доброй молодець».
55 И пришол удалой доброй молодець,
Он сымал платьё драгоценноё,
Надевал платьё цьветноё,
Платьё цьветноё, одноцьветноё.
Ише не было ни будеры[507], ни падеры,
60 Ише не было ни лицку, ни грому, —
И очудилось три терема высокия,
И высокия златоверхваты;
Ише на неби соньцё — в терему соньцё,
Ише на неби месець — в терему месець,
65 Ише на неби звезды — в терему звезды,
Подведена луна[508] вся небесная.
Выходила Забава на красно крыльцё студитисе,
И не долго стояла — ровно три цясу,
И сама она дивоваласе:
70 «Ише что это за теремы высокия,
Высокия да златоверхаты?
Ише не было ни будеры, ни падеры,
Ише не было ни лицку, ни грому, —
И очудилось три терема высокия!»
75Приходила она к дедюшки к Солнышку:
«Уж ты гой еси, дедюшка Солнышко!
Ише цьи это теремы высокия,
Высокия да златоверховаты?
Ише не было ни будеры, ни падеры,
80 Ише не было ни лицку, ни грому, —
И очудилось три терема высокия».
И ответ держал дедюшка Солнышко:
«Уж ты гой еси, Забава доць Путятишня![509]
Приежал ведь молодой Со́ловей Блудимировиць,
85 Приходил он на трицети на караблях;
Удари́л он нас ведь подаркамы:
Меня-то дарил двумя камешкамы,
Он царицю-то дарил да одним камешком.
Ише я ёго бласловил построитце».
90 «Уж ты гой еси, дедюшка Солнышко!
Ты спусьти-ко-се меня да теремок смотреть». —
«Уж ты гой еси, Забава доць Плутятисьня!
Ты умом-то ведь есь да молодёшонька,
На лицё-то есь да зеленёшонька, —
95 И засмотрисе на теремы высокия,
Высокия да златоверхваты, —
Увезёт тибя удалой доброй молодець,
Ише сильнёй могуцёй руськой богатырь»...[510]
201. ЖЕНИТЬБА ГРОЗНОГО (КОСТРЮК)
И задумал Грозен царь Иван Васильёвиць женитисе
Во той ли земли во неверныя
На той ли на Марьи Демрюковны.
По приезду назад царь пир сочинил.
5 На том на пиру все напивалисе,
Все на чёсном наедалисе,
Все на пиру приросхвастались.
И глупой хвастат молодой жоной,а
Нерозумной хвастат родимо́й сёстрой.
10 И сидит уда́лой доброй молодець,[511]
Он ничем не хвастаёт.
Приходил Грозный царь Иван Васильёвиць,
Уж он сам говорил таковыя реци́...
Один был Васинька, один был Маленькой:
15 На одну ножку прискакиваёт,
На другу ножку припадываёт...[512]
202. СМЕРТЬ СКОПИНА
И поехал Скопин во цисто полё гулять.
Элиман! Эхлелю![513]
Уж он ездил, гулял ровно три́ го̆да.
Подкупил-то Скопин ровно три́ го̆ро̆да:
5 Ище перьвой город купец́еськой,
Ище другой город неверного царя,
Тре́те́й город ку́мы да Малю́тихи.
Ише тут-то кумы за беду стало,
А за ту ли беду да за великую,
10 Що за ту ли просмешку за великую...[514]
ВАРЗУГА
Ульяна Егоровна Вопияшина
XXII. Ульяна Егоровна Вопиящина, девица 62 лет. Родилась в Варзуге, но бывала в Архангельске. Последние четыре года она служит сторожихой при сельской школе; до этого она жила прислугою у священника Н. М. Истомина. Отличается открытым характером и обходительным обращением. Свои старины она переняла у матери, умершей 17 лет тому назад, а также у других «досельных» людей. Старины и стихи она поет отчетливо, истово, и тексты знает наизусть, почему ей не приходится подыскивать выражений даже в самых обширных былинах. Записанная у нее былина о Добрыне и Алеше (№ 208) — наиболее полный и цельный из всех многочисленных пересказов этой былины. Кроме печатаемого материала, у нее записаны тексты стиха о Лазаре и следующих старин: 1) «Бой Микиты (Добрыни) со змеей» (напечатана в книге А. Маркова «Из истории русского былинного эпоса». Вып. 2. С. 48—49), 2) «Иван Дудорович и Софья Волховична», 3) «Смерть Михайлы Скопина».
Ульяна Егоровна Вопиящина.
203. <ДВА БРАТА ЛАЗАРЯ>
Был-жил славный богат цёловек,
Пил-ел сладко, ходил хорошо,
Сладкея меды един испивал,
Сахарьния ясвы един изъедал,
5 Хорошу одежду един износил.
Зацинался у богатого стол-поцесён пир,
Пошёл богатой го́стей зазывать.
Вышёл богатой он за ворота,
Стрету богатому убогой Лаза́рь,
10 Убогой Лаза́рь, убог цёловек —
«Братець ты, братець, бо́гат цёловек,
Сёгодни ты, братець, на́пой-накорьми́,
Напой накорьми, тёплым обогрей,
Завтра ты, братец, на путь проводи!»
15 Плюнул богатой, сам проць отошёл —
«Едакой ты стра́мной, братом называть,
Едакой убогой, ро́дным нарекашь!
Есь у мня братьев по́лучше тебя,
Получше, покраше и повежлевия:
20 Гости торговы — всё братья мои,
Кнези бояра — всё друзья мои,
Сыновья гостинны — суседы мои».
Было у богатого два лютыи пса,
Два лютыи пса было да два подстольницька.
25 По подстолью ходят, мелкия крошки,
Мелкия крошки вы́збирывали,
Убогому Лазарю носили,
Кровныя раны за́лизывали.
Тем его Господи душу напитал.
30 Пошёл убогой из гостинна двора,
Вышёл убогой вон за ворота,
Змолилса убогой Господу Богу:
«Господи, Господи, Бог мило́сливой,
Бог мило́сливой, Спас жало́сливой,
35 Выслушай, Господи, мо́леньё моё,
Прими, Господь Бох, молитвы мои,
Сошли, Господи Бог, с небес ангело́в —
Не кротких, не смирных, не мило́сливых,
Не мило́сливых, не жалосливых
40 По мою по ду́шу по Лаза́реву́,
Выньте вы душу нечесну мою́,
Положите душу на рогозу́,
Выздыните душу верх не высоко́,
Опустите душу во кромешныя ат,
45 Во кромешныя ат, во огняну реку,
Во огняну реку, в кипечу́ смолу́!»
Выслушал Господи мо́леньё ёго,
Принял Господь Бох молитвы ёго,
Сослал Господь Бох с небес ангело́в:
50 Двух кротких, двух смирных, двух милосливых
По его по душу по Лаза́реву.
Вынели душу чесну из его,
Положену душу на пелену́,
Опустили душу во пресветлыя рай
55 К Исаку́, к Аврааму, ко Якову.
Пошёл богатый гостей провожать,
Вышел богатый вон за ворота,
Нашла на богатого люта хоробра,а
Люта хоробра не́милослива́.
60 Не узнал богатой дому своёго,
Не узнал богатой жё́ны-то своёй,
Не узнал богатой де́тей-то своих.
Змолилсэ Господу Богу:
«Господи, Господи, Бог милосливой,
65 Бог милосливой, Спас жалосливой,
Выслушай, Господи, моленье моленоё моё,
Прими, Господь Бог, молитвы мои,
Сошли Господь Бог с небес ангелов —
Двух кротких, двух смирных, двух милосливых,
70 Двух милосливых, двух жалосливых,
По мою по душу по богатого,
Выньте вы душу чесну из миня,б
Положите душу на пелену́,
Вы́здыните душу верх на небеса,
75 Опустите душу в пресветлыя рай,
К Исаку, к Авраму ай ко Якову,
К самому Христу, Царю небесному!»
Выслушал Господи моленьё ёго,
Принял Господь Бог молитвы ёго,
80 Сослал Господь Бог с небес ангелов:
Не кротких, не смирных, не́ милосливых
По его по душу по богатого.
Вынели душу нечесну его,
Положили душу ай на рагозу́,
85 Выздынули душу верх не высоко́,
Опустили душу в кромешныя ад,
В кромешныя ад, во огняну реку,
Во огняну реку, во кипечу смолу́.
Увидал богатой Исака в раю,
90 Увидал богатой Аврама в раю,
Увидал богатой Якова в раю,
Увидал богатой брата своего.
Он спроговорит, братец, богат цёловек:
«Братец, братец, убогой Лаза́рь,
95 Убогой Лазарь, убог цёловек,
Одна ведь нас матушка с тобой родила,
Не однемы сщяскамы с тобой делила,
Тебя наделила пресветлым раём,
Миня наделила огняной рекой,
100 Огняной рекой, кипечёй смолой».
Спроговорит братец убогой Лаза́рь:
«Братец, братец, богат цёловек,
Когда мы ведь жили на вольнём свету,
Ты был богатой, я был бедной,
105 Ты не напоил, ты не накорьмил,
Ты не накорьмил, тёпло́м не обогрел».
Спроговорит братець бо́гат цёловек:
«Братець, братець, убогой Лазарь,
Омоци ты, братец, свой левой мезёнь,
110 Проведи ты, братец, по мем устам,
Не толь бы мне тошно в огни гореци́,
Не толь бы мне тошно в смолы гореци́».
204. АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ
Ой был Ефимьян, кнесь богатой.
Ой нету у Ефимьяна отродия,
Не женьского полку, ни мусского.
Молилсэ Ефимьян годов петнацать;
5 Он молитце богу с прилежанием.
Ой матери Божьей со слезами:
«Создай мне-ка, Господи, отродие.
Хоть бы женьского полка, муского!»
Ай тут Ефимьян приуснувшись,
10 Богородица гласом прогласила,
Пречистая дева мать Мария
Цёловецёским языком проговорила:
«Пора, Ефимьян, спать убужатце,
От крепких снов забудушших!
15 Княгина сына спородила.
Зовите попов, протопопов,
Зовите царей, патриярхов,
Священника в дом приводите,
Родимници молитву давайте,
20 Младеню имя нарекайте,
Нарекайте ёму Алексеём,
Олексеём, Божьема Цёловеком».
Ай тут Ефимьян от сну пробуждалсэ.
Не-знай Ефимьян испугалсэ,
25 Не-знай Ефимьян зрадова́лсэ;
Помым руки, Богу помолилсэ,
Гредёт в белу камянну полату.
Княгина ёму сына спородила.
Оне звали попов, протопопов,
30 Оне звали царей, патреярхов,
Свяшшенника в дом приводили,
Родимници молитву давали,
Младеню имя нарекали.
Нарекали ёму имя Алёксеём,
35 Олёксеём, Божьём Цёловеком.
Стал Олексей годов пети-шести,
Ой изволил ёго батюшко уцити,
Ой мать-осудариняб по тому же.
Ёму, свету, грамота даласе,
40 Ёму рукописаньицё открылось.
Ай стал Олёксей лет шоснацати,
Оизволил ёго батюшко женити
И мать-осудариняб по тому же.
Ёму, свету, женитце не хотелось;
45 Оца, матерь прогневить не захотелось.
Ай ходят по Римскому царьсву.
Выбирают Олёксею невесту.
Нашли Олёксею невесту
У славного князя Филимона.
50 Скорёшенько свадебку сыграли,
Повели Олёксея в Божью церьковь,
Златыя веньци накладали,
Златыма перснямы обручали
Привели Олексея в белу камянну полату,
55 Ай вси за дубовы столы садились.
Ай все за столамы сидят пьют, едят,
Ай пьют, едят да веселятца;
Один Олёксей сидит не пьёт, не ес,
Не весёл, буйну голову повесил,
60 Сахарьния ясвы не воскуша́ёт,
Медяного питья не исьпивает,
Обливаитьце горючима слезамы.
Спрого́ворит Ефимьян, княсь богатый:
«Ты шщо же, Олёксей, сидишь не пьёшь, не ешь,
65 Ты невесел, буйну голову повесил,
Сахарьния ясвав не воскушаёшь,
Медяного питья не исьпиваешь,
Обливаисе горючима слезамы?
Мы местом тебя разве обсадили,
70 Цярой мы тебя ли обносили,
Кнэгина ли тебе не по обыцью?»
Спроговорит Олёксей, Цёловек Божёй:
«Ни местом миня не обсадили,
Цярой вы миня не обносили,
75 Кнэгина-та мне по обыцью».
Повели Олёксея в тёплу спальню.
Ай тут Олёксей ка-быть уснувшись,
Богородиця гласом прогласила,
Пречиста Дева мать Мария
80 Цёловецёским язы́ком проговорила:
«Ты гой еси, Олёксей Цёловек Божей!
Пора ити по синёму морю;
Обрети́тце маленькой кораблик,
Ой седь ты на маленькой кораблик, —
85 Унесёт тебя в пустыню незнакому».
Ай тут Олёксей от сну пробужалсэ,
Сымал сь себя платьё цьветно,
Накладыват на себя платьё цёрно,
Сымат с руки злацён перстёнь,
90 Отвязыват от себя шолковг по́яс,
Одават своёд обручноёд кнэгины,
Обручно кнэгины Катерины:
«Когда этот перстень роспаятце,
Когда этот пояс роздёржитце,
95 Поминайте миня хлебом и солью,
Давайте по нишшим, убогим».
Пошол он ко синёму морю, —
Обредилсэ маленькой кораблик,
Ай сел он на маленькой кораблик,
100 Унесло ёго за синеё морё,
За синеё морё за соло́но,
Принесло ёго в пустыню незнакому.
Молилсэ Олёксей годов трицеть:
На всяку суботу причащалсэ,
105 На всяку недельку ел просфорки.
Богородиця въявь к нёму ходила:
«Те пора ити ко синёму морю!
Обретитце маленькой кораблик».
Пошёл он ко синёму морю;
110 Обрятилсэ маленькой кораблик.
Сел он маленькой кораблик,
Унесло его во Рыньскоё царьсво.
Пришол к Ефимьяну под окошко,
Попросил он милостыню спасёну:
115 «Ты гой еси, Ефимьян, кнесь богатой!
Подай-ко ты мне милостыню спасёну,
Хоть не ради миня, ради калики, —
Ради твоёго сына Олексея,
Олексея, Божья Цёловека!»
120 Оне все по плець в окно бросались.
Ай спроговорит Ефимьян, кнесь богатой:
«Ай как ты моёго сына знаёшь?» —
«Ай как я твоёго сына не знаю?е —
В одной мы с ним школы уцились,
125 В одной кельи Богу молились,
На всяку суботу прищащались!
Ай ты гой еси, Ефимьян, кнесь богатой!
Сострой мне-ка хижинку спасёну
Под своим любимым крылецьком».
130 Состроил кнесь богатой
Ёму он хижинку спасёну.
Ой що Ефимьян воскуша́ёт,
Ей то Олёксею присылаёт;
Лакеи к ему не доносят,
135 Помои на келью выливают.
Заносили тут ладоны-духи
По всёму тому Рыньскому царьсву.
Отворили у кельи оне двери:
Лежит, восияет как сонцо.
140 Оны тут вси плакали-рыдали:
«Нащо же ты нам не сказа́лсэ?
Мы бы взяли вж белокамянны полаты!»
Понёсли Олёксея на кладбишшо,
Бросали по сторонам оне златници;
145 Никто златници не примает,
Все прикладываютцез ко Божью Цёловеку.
205. РАССТАВАНИЕ ДУШИ С ТЕЛОМ[515]
Уж мы про́спали, мы прогу́лели
Живуцись царьсво небесное;
Дак не будет нам прошшения,
Нам великого милосердия.
5 Житьё-бытьё скончаетце,
Как душа с телом роставаитце:
«Ты прости-тко, прощай, тело белоё!» —
«Ты прости-тко, прощай, ду́ша грешная!»
Нада тобой тело, люди чесь ведут,
10 Надо мной, душой, надругаютце.
Как тебя, тело, на плецях несут,
Ай миня, душу, на речагах тащат.
Ай тибя, тело, в церьковь Божию,
Как миня, душу, на суд Божий.
15 Ай тебя, тело, в мать сыру землю,
Ай меня, душу, в муку вечную,
В муку вечнуюб да в бесконечную.в
Мне не то тошно-тошнёхоньког
В огни гореть, в смолы кипеть;
20 Мне то-то горько-горчёшенько
Сд Сотоной сидеть, на Сотону гледеть:
У миня сд Сотоной ноги скованы,
Как миня руки связаны.
206. БОЙ ИЛЬИ МУРОМЦА С СЫНОМ
Между Киёвом между Церниловым
Там стояла застава великая,
Семь-то рускиих могуциих бога́тырей:
Атаманом-то был да Илья Мурамець,
5 Подата́маньём Борис да королевской сын,
Под Борисом Олёшенька Попович млад,
Под Олёшой Иванушко Замо́ренин,
Под Иваном Иванушко Зале́сенин,
Под Иваном Иван да Долгополыя.
10 Выходил Илья да из бела́ шатра,
Он смотрел во трубку долговидную,
Засмотрел в чисто́м поли́ нахвальшицька:
Уж он езьдит по цисту́ полю, полякуёт,
Он востро́ копьё кинат под о́блацьё,
15 Он конём подъежжат, рукой подхватыват,
Уж он сам к тому да приговариват:
«Кабы мне-ка эта за́става́ проехати,
Семь-то рускиих могуциих бога́тырей,
Я кнезей, бояр бы всех повырубил,
20 Молодых кнегинь да ко себе бы взял».
Уж как эты Ильи реци за беду стали,
Ай за ту за надсмешку за великую.
Заходил Илья да во бело́й шатёр,
Говорил Илья да таковы реци:
25 «Уж вы ѓой еси, братия-товаришши,
Вы крестовыя мои, названыя!
Нам кого послать в цисто́ по̆лё̆ за нахвальшицьком,
За удалым за добрым молодцом?
Нам послать будёт Бориса королевиця, —
30 Королевського да роду гордого,
Потерят он в гордосьти да буйну голову.
Нам послать Олёшеньку Поповиця?
Ай поповского роду спесивого,
Потерят он в спесьти буйну голову.
35 Нам послать Иванушка Заморӗнйна —
Отерят Ванюша буйну голову.
Нам послать Иванушка Залесина —
Потерят Ванюша буйну голову.
Нам послать Ивана Долгополого —
40 Дак в полах Ванюша заплётаитц́е,
Потерят Ванюша буйну голову.
Нам послать будёт Добрынюшку Никитиця —
Дак он зашшита будет граду Киеву,
Оборона будёт нашой крепосьти».
45 Ай сряжалсэ Добрынюшка Никитиць млад
Он на плотицьки стелит войлуцьки,
Он на войлуцьки седёлышка цыркальския
И-семи шолков с подкругамы натягиват,
Уж он сам к тому да приговариват:
50 «Уж ты шолк не рьвись, да ты булат не гнись,
Красно золото да ты не ржавей-ко,
Чисто се́ребро да ты не ме́дей-ко!
Ай не ради красы, да ради крепосьти,
Ради силы-могуты́ да богатырьцькия».
55 Выходил Илья да из бела́ шатра,
Говорил Илья да таковы реци:
«Ты приедешь на го́ру на высокую,
Ай на то ли на шо́лумя роскатисто, —
Ты смотри-гледи во трубку долговидную.
60 Засмотри́шь в цисто́м поли́ нахвальшицька,
Ай нахвальшицька, уда́ла добра молодца, —
Ты крыци-зыци да зысьным голосом,
Зысьным голосом да во всю голову,
Во всю силу-могуту́ да богатырьцькую.
65 У нахвальшика конь как присьёро́шитц́е,
Сам нахвальшик на кони́ да приутря́хнитц́е, —
Поворот дёржи да во цисто́ полё;
У нахвальшика конь как не сьёро́шитц́е,
Сам нахвальшик на кони́ да не утря́хнитц́е, —
70 Поворот дёржи да ко белу́ шатру».
Он приехал на гору на высокую,
Ай на то ли на шолумя раскатисту;
Он смотрел в трубку долговидную,
Засмотрел в цисто́м поли́ нахвальшицька.
75 Он крыцял-зыцял да зысьним голосом,
Зысьним голосом да во всю голову.
У нахвальшицька конь да не сьёро́шилсэ,[516]
Сам нахвальшик на кони́ да не утря́хнулсэ.
Закрыцял нахвальшик зысьним голосом,
80 Зысьним голосом да во всю голову.
У Добрыни-то конь да пал на окарак,
Сам Добрыня с коня приусва́лилсэ.
Поворот дёржи́т да ко белу́ шетру.
Выходил Илья да из бела́ шатра,
85 Как сряжалсэ Илья, да Илья Мурамець,
Илья Мурамець да сын Ивановиць.
Он на плотицьки да стелит войлуцьки,
Он на войлуцьки седёлышка цыркальськия,
И дьвенадц́ети шолков с подкругамы натягиват,
90 Уж он сам к тому да приговариват:
«Уж ты шолк не рвись, да ты булат не гнись,
Красно золото да ты не ржавей-ко,
Цисто серебро да ты не медей-ко!
Ай не ради красы, да ради крепосьти,
95 Ради силы-могуты́ да богатырьския».
Ай поехал Илья, да Илья Мурамець,
Мать сыра земьля да потрясаласе,
Ай сыхо́ дере́вьё в леси поломалосе.
Он приехал на гору на высокую,
100 Как на то ли на шолумя роскатисту;
Он смотрел во трубку долговидную,
Засмотрел в цисто́м поли́ нахвальшицька;
Уж он езьдит по цисту́ полю́, полякуёт:
Он востро́ копьё кинат под о́блацьё,
105 Он конём подъежжат, рукой подхватыват,
Уж он сам к тому да приговариват:
«Кабы мне-ка за́става́ проехати,
Семь-то рускиих могуциих бога́тырей, —
Я князей, бояр бы всех повырубил,
110 Молодых кнегин да ко себе бы взял».
Ишше эты Ильи реци за беду́ стали,
Как за ту за надсмешку за великую.
Поворот дёржи́т да во цисто́ полё.
Оны тут с нахвальшицком съежалисе,
115 Оне тут с нахвальшицьком схватилисе,
Оне билисе да день до вечора.
Ай зьбивалсэ нахвальшик на белы́ груди,
Вынимал ножи́шшо из нага́лишша,
Уж он тыкал Ильи да во белы́ груди.
120 У Ильи-то крез да полтора пуда,
У Ильи-то крез да пригибаитце,
У нахвальшицька нож да изгибаитц́е.
Соходил нахвальшик со белых грудей.
Оне тут с нахвальшицьком схватилисе,
125 Опять билисе да день до вецёра.
Ай зьбивалсэ Илья дак на белы́ груди,
Вынимал ножишшо из нагалишша,
Увидал он на руки ёго злацён перьстень.
Говорит Илья да таковы реци:
130 «Ты скажись, удалой доброй молодець,
Ты цьёго́ роду́ да цьёго племени,
Ты цьёго отца да цьёй ты матушки?»
Говорит нахвальшик таковы реци:
«Я сидел у тебя да на белы́х грудях,
135 Дак не спрашивал не роду и не племени,
Я не спрашивал не отца у тя, не матери».
Говорит Илья да во другой након:
«Ты скажись, уда́лой доброй молодець,
Ты цьёго́ роду да цьё́го племени,
140 Ты цьёго́ отца, да цьёй ты матушки?»
Говорит нахвальшик во другой након:
«Я сидел у тебя да на белых грудях,
Дак не спрашивал не роду и не племени,
Не спросил не отца у тя, не матери».
145 Говорит Илья да во трете́й након:
«Ты скажись, уда́лой доброй молодець,
Ты цьёго́ роду́ да цьёго племени,
Ты цьёго отца да цьёй ты матери?»
Говорит нахвальшик таковы реци:
150 «Я от батюшка синя́ моря, от камешка,
Я от матушки Настасьи королевисьни».
Соходил Илья да со белы́х грудей,
Уж он брал его да за белы руки,
Цёловал его да в сахарьни́ уста;
155 Дак поехали да ко белу́ шатру.
207. <МИКИТА И ЗМЕЯ>
Как поехал Микита во цисто́ полё,
Со циста́-то поля да во тёмна леса,
Ис тёмных-то лесов да на Почай-реку́;
Он задумал купатьце во Почай-реки;
5 Скинывал с себя Микита платьё верхноё,
Поскоре того Микита платьё нижноё,
Уж как падал Микита во Почай-реку́,
И нырнул Микита с крута бе́режку́,
Уж как выстал Микита на серой ка́мешку,а
10 Как смотрел-гледел Микита во вси чётыри стороны:
Ай от западной сторонки туча туцитьце,
Кабы туча тучилась да гром гремел,
Кабы гром-от гремел да цястой дожик шёл.
Налетела тут змея, да змея лютая:
15 «Уж ты хоцёшь ли, Никита, я живком сгоню,[517]
Уж ты хоцёшь ли, Никита, я водой стоплю,
Уж ты хоцёшь ли, Никита, я огнём сожгу́?»
Как умел нырать по-рыбьёму,
Ай нырнул он со серого камешка,
20 Уж он выстал у крута красна берешка;
Надеваёт Микита платьё нижноё,
Поскоре-то Микита платьё верхноё,
Уж как падал Микита на добра коня.
Налетела тут змея, да змея лютая;
25 Уж как тут с Микитушкой схватилисе.
Оны билисе день до вецёра;
А збивался Микита на цёрны груди,
Вынимал ли Микита свой була́тной нож.
Замолиласе змея, да змея лютая:
30 «Не пори ты, Микита, у меня цёрных грудей.
Уж ты дай мне полётать да по святой Руси;
Уж мы станём крестамы бра́татьце с тобой».
Как ни смотрит Микита ей прошеньиця,
Отрубил у ей Микита по плець голову.
208. БОЙ ДОБРЫНИ С НЕВЕЖЕЮ. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ
Как во славном граде, в стольне Киеви,
Ай у ласкова князя у Владимера
Нациналсэ стол, поцесён пир
Заходил к им Добрынюшка Микитиць млад.а
5 Как за им зашли князья всё, многи бо́яра,
Многи рускии могуции бога́тыри.
Вполсы́та оне да наедалисе,
Вполпьяна́ оне да напивалисе,
Оне вси на пиру да порасхвастались.
10 Уж как тот тем хвастаёт, ново́й новы́м:
Ишше умной хвастат отцом, матерью,
Ай безумной хвастат золотой казной.
Как Добрынька-та хвастат молодой жоной,
Молодой Настасьёй, доц́ерью Микулисьнёй.
15 Оне вси на пиру да росьмехнулисе,
Друг на друга на чёсном да оглянулисе.
«Видно, нецим уж Добрынюшки похвастати, —
Дак уж хвастаёт Добрынька молодой жоной,
Молодой жоной Настасьёй, доцерью Микулисьнёй!»
20 Не есён соко́л с тёпла́ гнезда солятывал,б
Не бело́й кречет с тёпла́ гнезда сопархивал, —
Соходил ли тут да сам Владимер князь
Со свое́го места с княженецького.
Он по гридьне столовыя похаживал,
25 Сам таки он реци поговаривал:
«Уж как вси-то добры молодцы росхвастались;
Мне-ка нецим, Владимеру, похвастати.
Как во да́лечи, дале́че во цисто́мв поли́
Там лётат Невежа цёрным вороном,
30 Уж он пишот мне-ка со угрозою,
Уж он клицёт-выкликаёт поединьшика.
Мне кого послать с Невежой битьц́е-ратитьц́е,
Очишшать дороги прямоежжия,
Постоять на крепкиих заставушках?»
35 Уж как бо́льшой-от туляитц́е за среднёго,
Ишше среднёй-от хоронитц́е за меньшого;
Ай от меньшого Владимеру ответу нет.
И-за задьнёго стола-та белоду́бова
Вышол перьвой богаты́рь наш граду Киеву,
40 Ишше старой казак да Илья Мурамець.
С ним по гридьне столовыя похаживат,
Он такия реци поговариват:
«Я теперь недавно из дорожецьки.
На заставушках стоял целых двенадцеть лет,
45 Дак Невежа, цёрной ворон, не казал мне глаз.
Кабы видял я Невежу, цёрна ворона,
Пострелил бы я собаку ис туга́ лука.
Нам послать будет Добрынюшку Никитиця:
Он зашшыта будёт граду Киеву,
50 Оборона будёт нашой крепосьти».
Выпивал Добрынька цяру зелёна вина,
Не большую пил, не малу — полтора ведра.
Как поконьчили поче́сён пир, пошол с пиру,
Он невесёл пошол и нерадосён.
55 Приходил в полаты в княженецкия.
Как не белая берёзка к земьли клонитц́е,
Не зелёныя листоцьки растилаютц́е, —
Припадат Добрынька к своёй матушки:
«Уж ты вой е́си, матушка родимая,
60 Ты чесна вдова Офимья Олёксандровна!
Ты пошто миня бесцясного споро́дила,
Ай пошьто ты бесталанного отро́дила?
Спородила бы меня ты, ро́дна матушка,
Луцьше маленьким катушим серым камешком,
65 Завёрнула бы меня да в полотёнышко,
Спусьтила в глубину, на дно-синё-морё.
Там лёжал бы я о́т веку и до́ веку;
Буйны ветры хоть меня да не завеели,
Добры люди про миня да не забаели;
70 Дак не езьдил бы я да по сьвятой Руси,
Не губил бы я да християньцьких душ,
Не слезил бы я да отцей, ма́терей,
Не вдовил бы я да жон моло́дыих,
Не сиро́та́л бы я да малых детушок.
75 Ай тепере нать ехать во цисто́ полё,
На заставушках стоять целых дьвенадцеть лет».
Ай спроговорит Офимья Олёксандровна:
«Кабы знала над тобой таку незгодушку,
Кабы ведала велико я безвре́меньё,
80 Дак не так бы тебя, дитятко, споро́дила:
Спороди́ла бы тебя я, цядо милоё,
Уж я силой в Сьвятогора бы бога́тыря,
Уж я уц́есью-таланью в Ылью Мурамця,
Уж я сьмелосью в Олёшу бы Поповиця,
85 Я посадкою-поездкой молодецькою
Я в Поты́ка Михаила во Иванова,
Я походочкой поступоцькой щапливой
Я в Потока Михайла во Иванова
Всим житьём-бытьём, именством бы богатеством
90 Я во мла́дого во Дюка во Степанова.
Видно, су́дил Бох изволил тебе так уж жить, —
Зародилсэ в звезду ты в бесцясную!»
Как сряжалсэ Добрынюшка Никитичь блат:
Уж он платьицё кладёт тако зверинноё,
95 Снаряжаёт-обряжаёт коня доброго,
Поежжат Добрынька ш широка двора.
Проважат Офимья Олёксандровна,
Проважат, сама да кли́цём кликаёт:
«Ай же ты, любимая невёстушка,
100 Уж ты шьчо сидишь во терими в златом верьхи́,
Над собой равзе невзгодушки не ведаёшь?
Закатаитц́е уж наше красно солнышко,
Ай заходит за горы за высокия:
Поежжат Добрынька ш широка двора.
105 Ты скоци-тко на широкой двор скорёшенько,
Поспроси ты у Добрыньки хорошохонько,
Он далёко ли едёт, куда путь держит,
Скоро ждать ли, дожидать да нам домой велит,
Велит скоро ли в окошоцько посматривать?»
110 Как скоцила Настасья доць Микулисьня
В одной тоненькой рубашоцьки, бес пояса,
В одных тоненьких цюлоциках, бес цёботов;
Забегаёт Добрыньки со бела́ лиця,
Припадаёт к стремецьку г булатному:
115 «Ай же ты, моя любимая державушка,
Мой ты миленький Добрынюшка Никитись блат!
Ты далёко ли едёшь, куда путь дёржишь,
Скоро ждать ли, дожидать да нам домой велишь?»
Ай спрого́ворит Добрынюшка Никитись блат:
120 «Когда ты у мня, бедна, стала спрашивать,
Даг же я теперь нацьну тебе расказывать:
Как пройдёт тому времени и три года,
Уж ты три года прождёшь да друга три прожди;
Твой Добрынька назад не изворотитц́е,
125 Дак втогда тебе, Настасья, воля вольняя;
Хоть вдовой сиди, да хоть заму́ж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина;
Не ходи только за бабьего натьсмешника,
За судейного за перелетника,
130 Ай за смелого Олёшу за Поповиця:
Как Олёша-та собака мне — назва́ной брат;
Ай названой-от брат ведь пачэ ро́дного».
Только видели Добрынюшку как седуцись,
Не видали Добрыньки как поедуцись.
135 Не дорогой он ехал, не воротамы, —
Ц́ере’ стену скацёт городо́вую,
Мимо башню машот наугольнюю,
Уж он з горушки на горушку поскакиват,
Уж он с хо́лма на́ холъм перепрядыват,
140 Вси он рецьки, озёра перескакиват,
Уж он мелкия роздолья промеж ног спушшат.
Куды падали копыта лошадинныя,
Тут оцю́дились колодецьки глубокия.
Ише де́ницёк за де́ницьком как дожж дождит,
145 Ай неделька за неделькой как трава росьтёт,
Ишше годиц́ек за годицьком — соко́л летит.
Как прошло тому времени и три года,
Поскоре сказать, прошло и ц́елых шесь годов.
Приходил к им Олёшенька Лёвоньтьёвиць,
150 Приносил к им вестоцьку нерадосьню:
Ай убит лёжит Добрынька во цисто́м поли,
Он головушкой лёжит да чрес рокитов кус,
Уж он резвыма ногамы во ковыль-траву,
Руцьки ножки у Добрыньки поразьмётаны,
155 Уж как буйна-та головка поразломана,
Ясны оци вы́клёвали вороны.
С того нац́ели к Настасьюшки похаживать,
Уж как нац́ели Микулисьню посватывать.
Ишше сватом-то ходит сам Владимер князь,
160 Уж как свахой — Опраксия королевисьня:
«Ай тебе ли жить, Настасья, молодой вдовой,
Молодой твой век одной коро́тати?
Ты поди хоть за князя, за боярина,
Хоть за смелого Олёшу за Поповиця».
165 Она свата дари́т одной шириноцькой,
Она сваху дарит другой шириноцькой.
Она сьмелого Олёшу калёно́й стрелой.
«Как исполнила я всю-ту мужню заповедь —
Прожила теперь да целых шесь годов, —
170 Дак исполню свою я женьску запо́ведь:
Проживу ишше да целых шесь годов,
Дак втогда ишше усьпею всё заму́ж пойти».
Как прошло тому времени и шесь годов,
Поскоре сказать, прошло целых дьвенадцеть лет.
175 Приходил опеть Олёшенька Лёвоньтьёвиць,
Приносил к им вестоцьку нерадосьню:
Как убит лёжит Добрынька во цисто́м поли,
Вси уж костоцьки ёго да порастасканы.
С того нац́ели к Настасьюшки похаживать,
180 Опять нац́ели Настасьюшку посватывать.
Ишше сватом ходит сам Владимер князь,
Уж как свахой — Опраксия королевисьня:
«Ай тебе ли жить, Настасья, молодой вдовой,
Молодой твой век одной коро́тати?
185 Ты поди хоть за князя, за воярина,
Хоть за сьмелого Олёшу за Поповиця».
Пораздумалась Настасья, прирасплакалась:
Уж ей силой берут, бедну, неволею,
Ей не чесьтию берут да не охвотою.
190 Как веде́тьсе пир у их по третей день,
А сёго дни нать ити во ц́ерьков Божию,
Принимать с Олёшой по злату́ веньцю.
Как пошла Настасья’ широка́ двора,
Ай садилась Офимья Олёксандровна
195 ’на пот сьветло косисьцято окошоцько,
Уж как плакала старушоцька с приче́тиком:
«Ай давно уж закатилось сонцо красноё;
Закатаитьц́е, видно, и сьветёл месець!»[518]
Как из далече, дале́че ись циста́ поля
200 Выпадала пороха сьнегу белого;
По тому сьнежку, белой порошеньки
Уж как ехал детинка Заоле́шенин.
На ём платьицё тако зьверинноё;
Под им конь-от косматой бытто лютой зьверь.
205 Не дорогой он едёт, не воротамы,
Ц́ере’ стену скацёт городо́вую.
Приежжал к полаты к белокаменной,
Уж он пнул столбы, ворота своим цёботом;
З боку на́ бок столбы все рошшатнулисе,[519]
210 Ай широкия воро́та отворилисе.
Проводил коня да не привязывал,
Заходилг в полату без докладушок.
Уж он крес кладёт да по писаному,
Ай поклон ведёт он по уцёному,
215 Поклоняитц́е на вси цётыре сто́роны,
Он старушоцьки кланялсэ особенно:
«Уж ты здраствуй, Офимья Олёксандровна!
Ай же ты, Добрынюшкина матушка,
Тебе сын Добрынюшка поклон послал.
220 Мы сёго дни сь им с вецёра розьехались:
Ай Добрынька поехал ко Царю́граду,
Уж как я поехал к граду Киеву.
Говорил мне Добрынька таковы реци:
Есьли судит Бох бывать да в граде Киеви,
225 Попроведай про родиму мою матушку,
Попроведай про любимую семеюшку,
Молоду Настасью доць Микулисьню».
Ай спрого́ворит Офимья Олёксандровна:
«Ай же ты детинка Заолешенин!
230 Не тебе бы надо мной да натьсмехатисе,
Не тебе бы досажать победно ретиво́ серьцё.
Без угару болит да буйна голова,
Без досады шумит да ретиво́ серьцё.
Приходил к нам Олёшенька Лёвоньтьёвиць,
235 Приносил к нам вестоцьку нерадосьню,
Шчо й убит лёжит Добрынька во цисто́м поли;
Он головушкой лёжит да чрес рокитов кус,
Уж он резвыма ногамы во ковыль-траву;
Руцьки, ножки у Добрыни поразьмётаны,
240 Уж как буйная головка поразломана,
Ясны оци вы́клёвали вороны.
С того нац́ели к Настасьюшки похаживать,
С того нац́ели Микулисьню посватывать:
Уж как сватом-то ходит сам Бладимер-князь,
245 Уж как свахой Опраксия-королевисьня.
Уж ей силой берут, бедну, неволёю,
Ей нечестию берут да не охвотою.
Как веде́тц́е пир у их по третей день;
Ай сёгодни пойти нать в ц́ерьковь Божию,
250 Принимать с Олёшой по злату веньцю».
Ай спрого́ворит детинка Заолешенин:
«За кого пойдёт Настасья доць Микулисьня, —
Дак велел сходить на пир, на свадёбку,
Ай тебе он велел брать золоты́ клюци,
255 Отпушшатьсе в по́грёбы глубокия,
Ай достать мне-ка одежду скоморошную,
Да достать мне-ка гусёлышка яро́фцяты».
Ай брала Офимья золоты́ клюци,
Отпушшалась в по́грёба глубокия,
260 Как достала одежду скоморошную,
Ай достала гусёлышка ярофьцяты,
Ай достала шубоцьку-кошулёцьку,
Доставала сапо́жоцьки зелён сафьян,
Подавала цё́рну́ шляпу пуховую,
265 Ай пуховую шляпу ушистую.
Уж он брал ведь палицю соро́к пудов:
«Шщобы нас на свадьби не обидели».
Он пошол к Бладимеру стольне-киевскому.
У дверей стоят тут всё придверьники,
270 Не пропушшают удалу скоморошину.
Уж он брал их за шею, проць отталкивал,
Сьмело проходил в полаты в княженецкия.
Как иду́т за им да все придверьники.
Ай иду́т за им все приворотники,
275 Ай творят оны велику ёму жалобу:
«Ай кака-та уда́ла скоморошина!
Уж он брал нас за шею, проць отталкивал,
Сьмело проходил в полаты княженецкия».
Го́ворит скоморошина да таковы реци:
280 «Здраствуй, солнышко Владимер стольне-киевский,
Со своим ты с князём с перьвобрачныим,
Со своёй княгиной второбрачныя!
Ишше где-ка моё место скоморочноё?» —
«Ай твоё ведь место скоморошноё
285 На брусовой пецьки ды и в за́пецью».
Уж он вэтим местом не обрезгуёт.
Залезал на пецьку на брусовую,
Вынимал он гусёлышка ярофцяты,
Уж он клал на колена молодецькия,
290 Уж он нацял струноцьки натягивать,
Уж он нацял на гуселышках похаживать,
Уж он и́грыши берёт да со Царя́града,
Ай выи́грыши ведёт до града Киева.
Ай стоит Настасья за столом да белоду́бовым,
295 У ей сьлёзы-то скацют из ясны́х оц́ей,
Не в один скоци́ли руц́ей — ровно в три руцья:
«Я была как за любимой-то державушкой,
У его были ведь эки же гусёлышка».
Ай спрого́ворит Владимер стольне-киевский:
300 «Ай же ты, уда́ла скоморошина!
Солезай со пецьки со брусовыя.
За твою игру за весёлую
Я даю[520] тебе три места три хорошиих:
Ай перьво́ тебе место — подле миня,
305 Ай друго тебе место — супроти́в миня,
Ай третьё тебе место — куда сам захошь».
Не садилсэ скоморошина подле князя,
Не садилсэ он да супроти́в князя,
Он садился к Настасьи доц́ери к Микулисьни.
310 Говорил он на пиру да таковы реци:
«Уж ты вой еси, солнышко Владимер стольне-киевский!
Ты позволь-ко мне-ка налить цярку зелёна вина,
Подьнесьти мне цярку, да кому я хоцю,
Кому задумаю, кого пожалую».
315 Говорит Владимер стольне-киевский:
«За твою игру да за весёлую
На моём пиру да шщо ты хошь твори».
Наливал он цярку зелёна́ вина,
Подносил Настасьи доц́ери Микулисьни.
320 Уж он сам говорилд да таковы реци:
«Всю ты выпей цяроцьку до донышка,
Не допьёшь до дна — да не видать добра».
Как брала Настасья цярку во белы́ руки,
Выпивала цяроцьку до донышка;
325 Подкатилсэ какой-то ей злацён перьстень.
Уж как видит Настасья доць Микулисьня,
Шшо й была з Добрынькой в ц́ерьквы Божия,
Принимала з Добрыней по злату веньцю.
Уж как вышла иза столов да белоду́бовых,
330 Она падала Добрыньки во резвы́ ноги:
«Ты просьти миня’ вины да виноватую!
Я наказу твоего да не исполнила».
Как спрого́ворит Добрынюшка Никитичь блат:
«Не дивую твоему я уму женьскому:
335 Уж как бабей волос долог, а ум ко́роток;
Как дивую я брату-ту названому
Ишше на́ имя Олёшеньки Поповицю.
Да ишше дивую князю я Владимеру:
У жива мужа да отымат жону!»
340 Уж как вышел Олёша зза столов да белоду́бовых,
Уж он кланялсэ Добрыни во резвы́ ноги:
«Ты просьти миня’ вины да виноватого». —
«Уж как в той вины да тебя Бох просьтит,
А в другой вины я не прошшу тебя:
345 Ты зац́ем ходил к родимой моёй матери,
Досажал ея победно ретиво́ серьцё?»
Уж он брал Олёшу за жолты́ кудри;
Он водил по гри́дине столовыя,
Уж он сам на гусьля́х да все выигрывал,[521]
350 Как от буханья не слышно было оханья.
Пригодилсэ в бесёды Илья Мурамець;
Уж он брале Добрыню за могуты́ плеця,
Уж он сам говорил да таковы реци:
«Не убей ты за наспрасьнину бога́тыря:
355 Хоть он силой-то не си́лён, а напу́ском сьмел».ж
Тут Владимеру ко стыду пришло;
Потупил он ясны оци во кирпичной пол.
Брал Настасью за белы́ руки.
Садилсэ Олешенька покрай лавочки брусовыя,
360 Уж он сам говорил таковы реци:
«Всяк говорит на сьвети женитц́е,
Не всякому женидба издаваитц́е:
Издалась только Ставру́ сыну Годе́нову
Да мла́дому Добрынюшки Микитицю».
209. БОЙ ДОБРЫНИ С НЕВЕЖЕЮ. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ
Как во славном граде, в стольне Киеви,
Ай у ласкова князя у Владимера
Нациналсэ стол, поцесён пир.
Заходил к им Добрынюшка Микитиць млад.
5 Как за имыа зашли князья всеб бо́яра,
Многи рускии могуции бога́тыри.
Вполсыта оне да наедалисе,
Вполпьяна́ оне да напивалисе,
Оне вси на пиру да порасхвастались.
10 Уж кто тем хвастаёт, ново́й новы́м:
Ишше умной хвастат отцом, матерью,
Ай безумной хвастат золотой казной.
Как Добрынька хвастат молодой жоной,в
Молодой дак Настасьей, доц́ерью Микулисьнёй!»
15 Оне вси на пиру да росьмехнулисе,
Друг на друга на цёсном да оглянулисе.
«Видно, нецим уж Добрынюшки похвастати, —
Дак уж хвастает Добрынька молодой жоной,в
Молодой дак Настасьей, доцерью Микулисьнёй!»
20 Не есен с тепла гнезда солятывал,
Не белой кречет с тепла гнезда сопархивал, —
Сходил ли тут да сам Владимир князь
Со своёго место княженецького.
Он по гридьне столовыя похаживал,
25 Сам таки он реци поговаривал:
«Уж как вси-то добры молоци росхвастались;
Мне-ка нецим, Владимеру, похвастати.
Как во далече, далече во цистом поли
Там лётат Невежа цёрным вороном,
30 Уж он пишёт мне да со угрозою,
Уж он клицёт-выкликаёт поединьщика.
Мне кого послать с Невежой ратице,
Ощишати дороги прямоежия,
Постояти на крепкиих заставушках?»
35 Уж как бо́льшой-от туляетц́е за среднёго,
Ишше среднёй-от хоронитц́е за меньшого;
А и от меньшого Владимеру ответу нет.
И-за заднёго стола-то белодубова
Вышёл перьвой богаты́рь наш граду Киеву,
40 Ишше старой козак да Илья Мурамець.
С ним по гридьне столовыя похаживат,
Он такия реци поговариват:
«Я теперь недавно из дорожоцьки.
На заставушках стоял целых двенадцеть лет,
45 Дак Невежа, цёрной ворон, не казал мне глас.
Кабы видял я Невежу, цёрна ворона,
Пострелил бы я собаку ис туга́ лука́.
Нам послати выдёт Добрынюшку Никитиця:
Он зашита будёт граду Киёву,
50 Оборона будёт нашой крепосьти».
Выпивал Добрынька чашку зелена́ вина,
Не большую пил, не малу — полтора вёдра.
Как поконьчили поц́есен пир, пошолг с пиру,
Он и невесёл пошолг да и нерадосён.
55 Приходил во полаты княженецкия.
Как не белая берёска к земьли клонитц́е,
Не зелёныя листоцьки растилаютц́е, —
Припадат Добрыня к своёй матушки:
«Уж вой еси, матушка родимая,
60 Ты чесна вдова Офимья Олёксандровна!
Ты пошто миня бесцясного споро́дила,
А и пошьто бесталанного отро́дила?
Спородила бы меня ты, ро́дна матушка,
Луцьше маленьким катушим серым камешком,
65 Завёрнула бы меня да в полотёнышко,
Опусьтила в глубину, на дно-синё-морё.
Там лёжал бы я там от веку и до́ веку;
Буйны ветры меня хоть не завеели,
Добры люди про миня да не забаяли;
70 Дак не езьдил бы я по святой Руси,
Не губил бы я християньцьких душ,
Не слезил бы я отцей, ма́терей,
Не вдовил бы я жён моло́дыих,
Не лешал бы я да малых детушёк.
75 А и тепере нать ехать во цисто́ поле,
На заставушках стоять целых двенадцеть лет».
А и спрого́ворит Офимья Олёксандровна:
«Кабы знала над тобой таку невзгодушку,
Кабы ведала велико я безвре́меньё,
80 Дак не так бы тебя, дитятко, споро́дила:
Спородилабы тебя я, цяло милоё,
Уж я силой в Сьвятогора бы бога́тыря,
Уж я уцесью-таланью в Илью Мурамця,
Уж я смелосью в Олёшу бы Поповиця,
85 Я посадкою-поезкой молодецькою
Я в Потыка Михаила во Иванова,
Всим житьём-бытьём, богаством, именьством
Я во мла́дого во Дюка во Сте́панова.
Видно, су́дил Бох изволил тебе так уж жить, —
90 Зародилсэ в звезду ты бесчасную!»
Как сряжалсэ Добрынюшка Никитичь млад:
Уж он платьице кладёт дак зверинно,
Снаряжаёт-наряжаёт коня доброго,
Поежат Добрынька с широка двора.
95 Провожат Офимья Олёксандровна,
Провожат, сама клицём кликаёт:
«Ай же ты, любимая невёстушка,
Уж ты що сидишь во терими в златом верхи́,
Нат собой невзгодушки не ведаёшь?
100 Закатаитц́е уш наше красно солнышко,
А и заходит за горы за высокия:
Поежжат Добрынька ш широка двора.
Ты скоци-тко на широкой двор скорёшенько,
Поспроси ты у Добрыньки хорошохонько,
105 Он далёко ли едёт, куда путь держит,
Скоро ждать ли, дожидать да нам домой велит,
Велит скоро ли в окоцьке посматривать?»
Как скоцила Настасья доць Микулисьня,
В одной тоненькой рубашоцьки, бес пояса,
110 В одных тоненьких цюлоциках, бес чоботов;
Забегаёт Добрыньки со бела лиця,
Припадаёт к стремецьку булатному:
«А и же ты, моя любимая державушка,
Мой ты миленький Добрынюшка Микитичь млад!
115 Ты далёко ли едёшь, куда путь дёржишь,
Скоро ждать ли, дожидать да нам домой велишь?»
А и спрого́ворит Добрынюшка Микитичь млад:
«Когда ты у мня, бедна, стала спрашивать,
Дак же я теперь нацьну тебе расказывать:
120 Как пройдёт тому времени и три года,
Уж ты три года прождёшь да друга три прожди;
Твой Добрынька назад не изворотитце,
Дак тогда тебе, Настасья, воля вольняя:
Хоть и вдовой сиди, хоть заму́ж пойди,
125 Хоть за князя, хоть за боярина;
Не ходи только за бабьёго надсмешника,
За судейного за перелетника
А и за смелого за Олёшу за Поповиця:
Как Олёша-то собака мне — назва́ной брат;
130 А и названой-от брат ведь падше ро́дного».
Только видели Добрынюшку как седуцись,
Не видали Добрынюшки как поедуцись.
Не дорогой он ехал, не воротамы, —
Через стену скацёт через городо́вую,
135 Мимо башню нашота угольнюю,
Уж он с горушки на горушку поскакиват,
Уж он с хо́лма на́ холъм перепрядыват,
Вси он рецьки, озёра перескакиват,
Уж он мелкия роздолья промеж ног спушшат.
140 Куды падали копыта лошадинныя,
Тут оцю́дились колодецки глубокия.
Ише денецёк за денецьком как дожь дождит,
А и неделька за неделькой как трава росьтёт,
Ишше годицёк за годицьком соко́л лётит.
145 Как прошло тому времени и три года,
Поскоре сказать, прошло целых шесть годов.
Приходил к им Олёшенька Лёвоньтьёвиць,
Приносил к им вестоцьку нерадосьню:
Ай убит лёжит Добрынька во цисто́м поли,
150 Он головушкой лёжит да чрес рокитов кус,
Уж он резвыма ногамы во ковыль-траву.
Руцьки, ножки у Добрыньки поразьмётаны,
Уж как буйна-та головка поразломана,
Ясны оци выклёвали вороны.
155 С того нацяли к Настасьюшки похаживать,
Уж как нацяли Микулишню посватывать.д
210. МИХАЙЛО ДАНИЛОВИЧ
Как и во славном граде стольне Киеви
Ай у ласкова князя у Владимера
Зацинался стол, стол, поцесён пир
Що на тех князей боярскиих,
5 Ай на тех полениць да на удалыих.
Как спрого́ворит Данило сын Игнатьевиць:
«Уж ты солнышко Владимер стольне-киевськой!
Блаослови мне да слово молвити,
Слово молвити да рець говорите
10 Ай бес той лиа ка бес сабельки без вострыя,
Ай бес той мне петелки шелковыя». —
«Говори, Данило, що те надобно!»
Говорит Данило таковы реци:
«У мня смолоду было бито, было граблено,
15 Ай под старость мне хоцетце душа спасьти».
Дак спроговорит Владимер стольне-киевськой:
«Нет прошеньице тебе, блаословленьице».
Ай спроговорит Данило сын Игнатьёвиць:
«У мня есь парнишоцько немаленькой,
20 Ой немаленькой парнишко, лет двенацати».
Ай уехал Данило сын Игнатьёвиць.
Ай приходит собака Ка́лин царь.
Нагонил собака силы мно́жесво.
Как не можот пропёкать да сонцё красноё,
25 Ай не могут продувать да ветры буйныя.
Как поехал Владимер стольне-киевськой
Со своёй Опраксиёй королевисьнёй
Не в Божью ц́ерко́вь да помолитисе;
А и играют робятишецька на улици.
30 А и один парнишоцько поболе всех:
Он кого ухватит за руку, рука летит;
Он кого как за ногу, нога летит;
Ай кого он за головку, в стороны лёжит.
Оны брали ёго да за белы́ руки,
35 Цёловали ёго да в бу́йну голову,
Оны спрашивали у ёго:
«Ты цьёго роду́ да цьего́ племени?» —
«Уж я батюшка Данила Игнатьевиця,
Ише я Михайло сын Даниловиць».
40 Только видели Михайла наряжаюцись,б
Как не видели Михайла поежаюцись.б
Приворациват в пустыню он к родителю,
Ише на имя Данило сын Игнатьёвиць.
Говорит ёму Данило сын Игнатьёвиць:
45 «Уж ты гой еси, Михайло сын Даниловиць!
Ты приедёшь на гору на высокую,
Тут стоит собака силой Ка́лин-царь, —
Не заежай в серёдку-силу-матицю:
Ай в серёдки силушка ядрёная,
50 Ай ядрёна силушка, смудрёная.
Уж ты бей всё силушку по крайцикам».
Он и заехал на гору на высокую,
Где стоит собака, силой Ка́лин-царь,
Заежаёт в серётку-силу-матицю.
55 Уж он ездил да рубил да трои сутоцьки.
Говорит Михайлу ёго доброй конь:
«Уж ты гой еси, Михайло сын Даниловиць!
Уж ты дай одыху на три́ цяса́».
Уж он бил коня да по тучным бедра́м:
60 «Што ты волцья сыть, травяной мешок!
Уш ты равзе по цисту полю не хаживал,
По тотарьцькой крови ты не браживал?»
Опять ездил да рубил да трои сутоцьки.
Говорит ёму конь да во другой нако́н:
65 «Уж ты гой еси, Михайло сын Даниловиць!
Уж ты дай мне-ка оддыху на два цяса».
Уж он бил коня да по туцьным бёдрам:
«Що ты волцья сыть, да травяной мешок!
Уж ты равзе по цисту полю не хаживал,
70 По тотарьцькой крови ты не браживал?»
Опять ездил да рубил да трои сутоцьки;
Незамок пробродить по телам тотарцькиим.
Ай спрого́ворит Михайлу ёго доброй конь:
«Уж ты дай мне здоху на единой цяс.б
75 Ай не дашь мне здоху на единой цясб —
Уроню тебя во поткопы глубокия».
Уш он бьет коня да по тучным бедра́м:
«Що ты волцья сыть, да травяной мешок!
Уш ты равзе по цисту полю не хаживал,
80 По тотарьцькой крови ты не браживал?»
Опять ездил и рубил да трои сутоцьки.
Унёс Михайла ёго доброй конь,
Уж он бросил ёго в поткопы глубокия.
Тут схватили, поймали уда́ла до́бра мо́лоца.
85 Как сковали ёго да руки белыя,
И связали ёго да ноги резвыя,
Положили арканы на белу́ шею́,
Привели его да к царю Ка́лину.
Говорит ёму собака да ведь Калин царь:
90 «Уж ты гой еси, уда́лой до́брой молодець!
Ты служи-тко-се мне верой правдою».
Говорит Михайло сын Даниловиць:
«Кабы спала у мня петелка шелковая,
Кабы спали железа у мня с рук и с ног,
95 Сослужил бы я тебе да верой-правдою
По твоей по шее саблей вострою».
Говорит царь да во друго́й након:
«Уж ты гой еси, Михайло сын Даниловиць!
Ай служи ты мне да верой-правдою».
100 Говорит Михайло во другой нако́н:
«Кабы спали железа у мня с рук и с ног,
Кабы спала петелка шелковая,
Дак сослужил бы я тебе да верой-правдою
По твоёй бы я по шее саблей вострою».
105 Прилетела к нёму птицька на право плецё,
Говорит ёму да таковы реци:
«Ростенись-ко ты, Михайло сын Даниловиць,
Дак спадут у тя железа с рук и с ног».
Ростянулсэ тут Михайло сын Даниловиць,
110 Уж как спали железа с ёго рук и с ног,
Уж как спала петелка шелко́вая.
Ухватилсэ Михайло за саблю вострую,
Он срубил ёго да по плець голову.
Ише ездил да рубил да трои сутоцьки,
115 Он избил силу всё тотарьцькую.
Ай поехал Михайло на свою родину, —
Ай каково-то видит, старо Базыково ходит.в
Он волоцит днишшо карабе́льнеё,
Омыват он тела да всё тотарьцькия.
120 Ай спроговорит Михайло сын Даниловиць:
«Ай каково тут, староё Базыково,
Ты волоцишь днишшо корабельнёё,
Омывать тела да всё тотарьцькия?»
Ай спроговорит староё Базыково:
125 «Ишше я есь Данило сын Игнатьёвиць,
А ищу я своёго да цяда милого
Ише на́ имя Михайла-та Даниловиця».
Уж он брал у ёго днишшо во праву руку,
Розмахал взял, бросил за Дунай-реку,
130 Припадал Михайло ко ёго резвым ногам:
«Ты просьти вины да виноватого,
Што назвал тибя старым Базыковым!»
211. ТУРЫ И ТУРИЦА
«Уж вы туры, да малы детоцьки!
Уж вы где были, туры́, да кого видели?» —
«Уж мы были, туры, да на синём на мори́,
Уж мы видели, туры, башню новую,
5 Уж мы видели стену да городовую.
Выходила там девиця-душа красная,
Выносила она книгу Еванделиё,
Хоронила она книгу во сыру землю,
Она плакала над книгой, уливаласе:
10 „Не бывать тебе, книга, на святой Руси,
Не видать тебе, книга, свету белого!“»
Как спроговорит турам да родна матушка:
«Уж вы туры, да туры, да малы детоцьки!
Там не башня стояла не новая,
15 Не стена ли там стояла городовая,
Не девиця выходила душа красная,
Дак не книжку выносила Еванделиё:
Там стояла церковь соборная;
Кругом церьквы стенаа белокаменная.
20 Выходила запрестольня Богородиця,
Выносила она веру християньскую,
Хоронила она веру во сыру землю,
Она плакала над верой, уливаласе:
„Не бывать тибе, вера, на святой Руси,
25 Не видать тибе, вера, свету белого,
Те не утренёй зари, да не вечерния!“»
212. ПРО ДЮКА СТЁПАНОВА[522]
Как запели, заслужили обедьню воскресеньскую.
Все князи-то боя́ра-то сметьём лёжать,
Один солнышко Владимер-от коцяитце;
Под праву-то руку дёржит Илья Муромець,
5 Под леву руку Добрынюшка Микитиць млад.
Как отпели, отслужили обедьню воскресеньскую,
Вси ко солнышку на пир да собиралисе.
Оне вси на пиру напивалисе,
Оне вси на чёсном да наедалисе;
10 Один Дюк-от Степановиць не пьёт, не ес;
Уж он меки́ши ес, да корки проць кладёт.
Ай спрого́ворит Владимер стольнё-киевськой:а
«Уж ты гой еси, уда́лой доброй молодець,
Молодой ты боярин Дюк Стёпановиць!
15 Що ты меки́ши ешь, да корки проць кладёшь?»
Ай спроговорит уда́лой доброй молодець:
«Уж солнышко Владимер стольнё-киевськой!
У вас пецька есь да ведь глиняна,
Ай помёлышкаб у вас да всё ёловыя,
20 На помёлышка льют воду болотную.
У моёй-то у матушки родимыя
У нас пецька есь да всё муравлёна,
Ай помёлышко у нас да всё шелковыя,
На помёлышко льёт она сладкой мёд;
25 Ай пекёт-то моя маменька колацики:
Ай колацик-от съешь — другого хочитце,
Ай третьёго-то колацика душа бажи́т.
Как сидит ли моя маменька родимая
Ай на том ли на стули на бархати,
30 Ай на том ли на коври на красном золоти.
Подведёно под её да красно солнышко,
Подведёно под ей да млад светёл месець».
Тут схватили дородня добра молодца,
Посадили во железа во булатныя.
35 Как послали два удалых добра молодца.
Ай пошли же удалы добры молодцы
Ай по той ли по Корелы по богатыя.
Как идёт-то им навстрету одна женшина;
Оне кланелись да до сырой земли:
40 «Уж ты здраствуй-ко, Дюкова матушка!»
Ай спроговорит им эта женшина:
«Ише я ли еси не Дюку не матушка,
Ише я ли есь да Дюку портомойниця».
Уж как стали молодцы и вперёд пошли.
45 Ай идёт им навстрету друга женшина.
Оне кланелисе да до сырой земли:
«Уж зрастуй-ко, Дюкова матушка!» —
«Ише я ли да Дюку мукосейниця».
Уж как стали молодцы и вперёд пошли.
50 Ай навстрету идёт к им красна девиця.
Оне кланелисе да до сырой земли:
«Уж ты здраствуй, красная девиця!
Доведи ты нас до Дюковой матушки».
Довёла их тут и красная девиця
55 Ай до той она до Дюковой матушки.
Оны кланелисе да до сырой земли:
«Уж здрастуй-ко, Дюкова матушка,
Ты цеснав вдова Офимья Тимофеёвна!
Тебе Дюк-от Стёпановиць поклон послал,
60 Он поклон тибе послал да велел кланетце.
Ай сидит ли твоё дитятко в поимани,
Ай во тех ли в железах во булатныих».
Ай спроговорит Офимья Тимофеёвна:
«Ай моё-то ведь дитятко захвасливо,
65 Ай захвасливое дитятко, занозливо.
Не пустым же моё дитятко росхвасталось».
Ай дала ёму шубоцьку-кошулёцьку,
Ай дала ёму сапожоцьки на ножоцьки,
Ай послала три колацика хорошиих.
70 Ай пошли-то удалы добры молодцы,
Ай по той по Корелы по богатыя;
А пришли оне к Владимеру стольнё-киевську,
Принесли тут три колацика хорошиих.
Он колацик-от съел — другого хотитце,г
75 Ай третьёго-то колачика душа бажи́т.
Уж как выпустили уда́ла добра мо́лодца.
213. <ИВАН ДУДОРОВИЧ>
Ише был жил Дудорушко, состарилсэ,
Ой состарилсэ Дудорушко, преставилсэ.
Оставалось у Дудоро цядо милоё
Ише на́ имя Иван да сын Дудо́ровиць.
5 Да он стрелял ходил всё стрелоцьку калёную.
Застрели он к Софьюшки в окошоцько.
Ише было у ея два браца два родимого
Ише на́ имя два Ивана, две Волховиця.
Как увидела Софьюшка Волховицяа —
10 «Уж ты гой еси, Иван да сын Дудоровиць!
Ты цёго ходишь, вкрук облятывашь?» —
«Уш ты вой еси, Софьюшка Волховисьня!
Застрелил я свою стрелоцьку калёную
Как на ваши хорома на высокия».
15 Как брала ли ёго Софья за белы́ руки,
Уводила в полату белокаменну.
Ай корьмила ёго Софья ведь досыта,
Напои́ла ведь Софья до́пьяна,
Уложила ёго Софья на кроватку спать.
20 Как отпели отслужили обедню воскресеньцькую,
Уш как Софьюшка по горёнки похаживат,
Потихошинько Иванушка побуживат;
Уш и стал-ко-се Иван да сын Дудоровиць. —
«Как придут у мня два братца, два Волховиця,
25 Ише тех ли два Ивана два царевиця».
Поскорёшёнько Иван да одеваитце,
Выбегаёт Иван да на красно крыльцё.
Тут попали ему два браца, два Волховиця,
Ише на́ имя два Ива́на два царе́виця;
30 Ай спроговорят два браца два царевиця:
«Чёго ходишь ты, Иван, да вкрук облятывашь?
Ты возьми-тко у нас Софьюшку Волховисьню».
Ай спрого́ворит Иван да сын Дудоровиць:
«Ай давно у нас с Софьюшкой пола́жонось,
35 Мы цюдны́ма крестамы поменялисе,
Мы златыма перснямы обручилисе».
Оны брали Ивана за жёлты ку́дри́,
Оне бросили Ивана о кирпичьной мос.
Посадили Ивана на добра коня,
40 Отвезли оне Ивана во тёмны́ ле́са́,
Ай отсекли у Ивана по плець голову.
Принесли оны к Софьюшки Волховисьни —
«Уш ты гой еси, Софьюшка Волховисьня!
Ета цья же молодецька буйна го́лова́?»
45 Ай спрого́ворит Софьюшка Волховисьня:
«Уш вы гой еси, два братца, два родимого!
Вы куды склали тура златорогого,
Дак туды же турицю малошёрсную».б
Оне брали ведь Софью за белы ру́ки́,
50 Отвезли оне Софью во ц́исто полё,
Положили ей на плашку на дубовую,
Отрубили у ей да по плець голову.
214. МАТЬ КНЯЗЯ МИХАЙЛЫ ГУБИТ ЕГО ЖЕНУ
Как поехал кнезь Михайло
Он на царьскую на службу,
Да к государю на работу.
Как наказыват кнезь Михайло:
5 «Да уж ты мать моя родима
Осударыняа Овдотья!
Ты корьми, мати, беляну
Уж ты ситьныма хлебами,
Ты белыма калаця́мы;
10 Уж ты пой, мати, беляну
Да сладкой водоцькойб медо́вой».
Не успел он с двора съехать, —
Ай корьмила мать беляну
Троёсутосьнёй кромою,[523]
15 Щё поила мать беляну
А болотною водою;
По три бани в день топила,
По три веника носила,
По три мыла измыва́ла,
20 Горець камень изжигала
На белыя груди кла́ла́,
Белы груди выжигала;
Она младе́ня вынимала.
Три приметы написала:
25 Уж как перьвая примета —
Она беляну уходила;
Ише дру́гая примета —
Она младеня потребила;
Уж третьяя примета —
30 Свою душу погубила.
Она зделала колоду́,
Ой колоду сыродубу,
Набивала на колоду
Три обруця железных,
35 Отвозила колоду
Да на синеё морё.
Да поехал кнесь Михайло
Он со царьския службы,
С осударёвой роботы.
40 Не успел он со двора съехать, —
У Михайла конь поданулсэ,
Кожодер[524] да розмахнулсэ,
Востра сабелька сломилась,
С головы шляпа свалилась.
45 Щой подумал кнесь Михайло:
«Да равзе в доме есь у миня неладно:
Равзе мать моя неможот,в
Либо молода кнагина».
Приежаёт кнесь Михайло
50 К белокамянной полаты, —
Его матушка стречаёт,
Молода жона не стречаёт.
Що спрого́ворит кнесь Михайло:
«Уж ты мать моя родима,
55 Осударыня Овдотья!
Ище где моя беляна
Молода жена кнагина?» —
«Ай во тёплой во спальни
Она со миленьким дружоцьком».
60 Ай бросалсэ кнесь Михайло
Он во тёплую спальню —
Тут нет ей, нет, да не случилось.
Ай спрого́ворит кнесь Михайло:
«Уж ты мать моя родима,
65 Осударыня Овдотья!
Ты скажи мне сушую правду,
Сушу правду неутайно». —
«Уж ты дитятко сердесьно!
Не успел ты с двора съехать,
70 До другого не доехал, —
Ай корьмила я беляну
Троёсутосьнёй кромою,
Ай поила я беляну
Ей болотного водою;
75 По три бани в день топила,
По три веника носила,
По три мыла измывала,
Горець камень нажигала,
На белыя груди клала,
80 Я младеня вынимала.
Три приметы написала:
Уж как перьвую примету —
„Я беляну уходила“;
Уж дру́гая примета —
85 „Я младеня потребила“;
Уж третьяя примета —
„Свою душу погубила“.
Уж я зделала колоду,
Я колоду сыродубу,
90 Набивала на колоду
Я три обруця железных,
Отвозила колоду
Я на синёё морё».
Дак бросалсэ кнесь Михайло:
95 «Рыболовы, рыболовы,
Замеците шелков невод,
Уловите вы колоду,
Вы колоду сыродубу».
Перьвой от рас метали, —
100 Им колода не попала;
Ай другой-от рас метали, —
Им колода не попала;
Как трете́й-от рас метали, —
Им колода-то попала.
105 Что прого́ворит кнесь Михайло:
«Уж ты мать моя родима!
Да ты по́ роду — мать родима,
По розлуки — змея люта!»
Как бросалсэ кнесь Михайло
110 Он во кузьнецю железну,
Ай сковал тут кнесь Михайло
Он три ножика булатных,
Ай бросалсэ кнесь Михайло
На три ножика булатных.
215. СМЕРТЬ МИХАЙЛЫ СКОПИНА
Ишше был жил Скопи́н да сын Васильевич соко́л.
Елиман! там было́![525]
Что задумал Скопин ехать за Москву за реку́.
Там былоа не спущает Скопина́ ро́дна маменька,б
5 Там былоа не спущает Скопина молода его жена.б
Там былоа ни послушал Скопин молодой своёй жены,
Ни послушал Скопин ро́дной маменьки, —
Что поехал Скопин за Москву́ за реку́,
Он ко той ли кумы да всё к Малютичихи.
10 Приежает к своей кумушки к Малютичихи;
Что стречает его кумушка милёшенько,
Что берёт ёго кума за белы руки,
И ведёт ёго кума в нову горьницу,
А садит ево кума за дубо́вой но́вой стол,
15 И поит ево кума чаем, кофиём;
Односила она кумушку чарочку,в
Подносила она чару зелёна́ вина,
Зелена́ она вина в полтора ведра:
«Ишше выкушай, Скопин, да сын Васильевич соко́л!»г
20 Принимает Скопин чару едино́й рукой,
Выпиваёт Скопин чару на еди́ной дух.
Ише тут-то Скопин приросхвасталсэ:
«Ише был жил Скопин я млад Васильевич соко́л.
Я задумал, Ско́пин, ехать за Москву́ за реку́;
25 Не спущает миня молода моя жена,д
Не слушает миня ро́дна маменька моя;е
Не послушал я, Скопин, молодой своей жены,
Не послушал я, Скопин, ро́дной маменьки;
Я поехал, Скопин, за Москву за реку́.
30 Я не долго здесь гулял, столько три месеца,
Я три месеца гулял, три города взял:
Ише перьвой-от город купеческой взял,
А другой-от город крисьянской взял,
Ищэ третей — кумы тибя Малютичихи».
35 Ишше тут-то кумы да за беду пало,
Что за ту ли ей надсмешку за великую.
Опущаитце кума во глубоки погреба,
Наливала она чару зелена она вина.
По краям-то зелье люто стоит, ключиком кипит,
40 По средине зьмея люта изьвиваитце.
Подносила эту чарочку кумушку:
«Уж ты выкушай, кумушко, чарочку!»
Воспроговорит Скопин сын Васильевич соко́л:
«Есьли чарочка не пить, нать кума́ прогневить,
45 Есьли чарочка исьпить, самому живу́ не быть.
Чем кума мне-ка гневить, дак лутче чарочка исьпить».
Принимает Скопин чару едино́й рукой,
Выпивает Скопин чару на еди́ной дух.
И поехал Скопин и-за Москвы за реки;
50 Не доехал до своёго до широкого двора, —
Ищэ тут-то Скопина́ ёго ро́зорвало.ж
Тут стречает Скопина молода его жена,
И встречает Скопина ро́дна маменька.
Он лёжит уж, росьтенулсэ по дубовым по саням.
55 Елиман, там было́!
216. <СКОПИН>
Поежает Скопин да за реку за Москву,
Да он ко той ли ку́мы да Малютицихи.
Унимаёт Скопи́на родимая его мать —
Не послушал Скопин да родной матушки,
5 Поежаёт Скопин да за реку за Москву.
Унимаёт Скопина молода ёго жёна:
«Ты не езди, Скопин, за реку за Москву,
Щой ко той ко ку́мы к Малютицихи!»
Не послушал Скопин да молодой своей жены,
10 Ай поехал Скопин за реку за Москву.
———
Марья Федоровна Приданникова
XXIII. Марья Федоровна Приданникова, шестидесятилетняя вдова. Муж ее утонул, когда ей было 30 лет. Она была неграмотная, но после смерти мужа научилась читать. Петь старины и песни она научилась от отца, неграмотного. Кроме печатаемого материала, от нее записаны тексты старин: 1) «Настасья Митреяновна (Иван Годинович)», 2) «Князь, княгиня и старицы». Записана также «Смерть Скопина», которую Приданникова поет без припева и называет не стариною, а песнею: «Поежаёт Скопин за реку за Москву». Затем она знает старину про «Море́нина» («Братья разбойники и их сестра»), песню про сына Сеньки Разина: «Проявился незнамой человек», стих «И сколь наше на сем свете житие плачевно!» Слыхала также старины про Ивана Дудоровича и Дюка.217. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ
Был жил Иванушка, не славилсэ,
Не славилсэ Иванушко, преставилсэ.
Оставалось у ёго да цядо милоё...
Как пошола Дунай из земли в землю,
5 Из земли в землю, из орды в орду,
Как зашола Дунай да к королю в Литву,
Ко тому ли королю да к Ляходимскому
Уж он жил у ко́роля двенацать лет:
Уж он три года у ко́роля да клюшницял,
10 Уж три года придворницял, за столом сидел,
Уж он три года у короля да золотой козной.
За то король да любил-жаловал,
Королевна молоца паче ко́роля.
А зародился тут у короля почесён пир,
15 Почесёной пир, похвали́ной стол
Ай на тех ли на пановей, улановей,
Ай на тех ли палац́ей немилостивых,
Ай на тех ли полениць на удалыих.
Ише вси на пиру напивалисе,
20 Ише вси на цёсном наедалисе.
Один сидит Дунаюшка не пьёт, ни ес,
Он ни пьёт, ни ес сидит, ни кушаёт.
Ай да спрого́ворит король да Ляходимския:
«Уж ты што сидишь, Дунаюшко, не пьёшь, не ешь,
25 Не пьёшь, не ешь, не кушаёшь?»б
И спрого́ворит Дунай да сын Ивановиць:
«Я от батюшка осталсэ я малёшенёк,
Я малёшонёк да я глупёшенёк.
А пошола ходить да из земли в землю,
30 Из земли в землю да из орды в орду;
Как зашола я ходил да к королю в Литву.
Уж как жил у короля двенадцать лет:
Уж я три года у ко́роля да клюшничал,
Уж я три года у ко́роля да при дворци служил,
35 Уж я три года у короля да за столом сидел,
Уж я три года у короля да золотой козной.
Миня за то король лю́бил-жаловал,
Королевна молодца да паче ко́роля».
Ише тут ети реци королю да не в люби пришли.
40 Он крыцял-зыцял да зыцьным голосом,
Зыцьным голосом, во всю голову:
«Уж вы гой есь, вы пановя-улановя,
Уж вы гой есь, палаци да немило́сливы,
Уж вы гой есь, поленици вы удалыя!
45 Вы берите Дуная за белы́ руки,
Вы ведите-тко Дуная на широкой двор,
Уж вы путайте [в] путонцыв шолковыяа
И в други ручны, ножны, заплечныя».
Уж тут брали Дуная за белы руки,
50 Повели тут Дуная на широкой двор,
Его запутали в путонцы шолковыя,а
Ой в други ручны, ножны, заплечныя.
Как спроговорит Дунай да сын Ивановиць:
«Уж вы гой есь, пановя-улановя,
55 Уж вы гой есь, палаци немило́сливы,
Уж вы гой есь, поленици вы удалые!
Вы ведите меня мимо Настасьино окошоцько».а
Повели Дуная мимо Настасьино окошоцько.
Как спроговорит Дунай да сын Ивановиць:
60 «Уж постойте, пановя-улановя,
Вы постойте, палаци немило́сливы,
Вы постойте, поленици вы удалыя!»
Так крыцял-зыцял Дунай да зыцьным голосом:
«Ты прошай-прости да белой вольнёй свет!»
65 Прости, душоцька Настасья королевисьня!
У мня было с тобой упито и уедёно,
На тесовыя кроватки было успано,
На твоих белых грудях было улёжано».
Ище тут Настасьюшка не слышала.
70 Он крыцял-зыцял да во второй након,
Он крыцял-зыцял да во трете́й након:
«Ты прошай-просьти да белой вольнёй свет!
Просьти, душоцька Настасья королевисьня!
У мня было с тобой упито и уедёно,
75 На тесовыя кроватки было успано,
На твоих белых грудях было улёжано».
Пробужалась тут Настасья от крепка́го сна,
А мяталася Настасьюшка по плець в окно,
А по плець в окно, ровно по по́ясу́,
80 Говорила Настасья таковы реци:
«Уж вы гой есь, пановя-улановя,
Уж вы гой есь, палаци немило́сливы,
Уж вы гой есь, поленици все удалыя!
Вы ведите Дуная на конюшон двор,
85 Вы снимайте с ёго путаньци шолковыя,а
Вы други ручны, ножны, заплецьныя».
Повели Дуная на конюшон двор,
А снимали с ёго путанцы шолковыяа
Да други ручны, ножны, заплецьныя.
90 Выходила тут Настасья на конюшон двор,
Выбирала коня да самолучшого,
Дала ёму копьё долгомерноё,
Дала ёму плёточку шолко́вую.а
Не видали до́бра молодца сряжаюцись,
95 Только видели уда́лого поедуцись:
Во цистом поли да курева́ стоит.
Как ехал Дунай день до вецёра
И наехал на бел шатёр поло́тняной,
Заходил Дунай в шатёр поло́тняной;
100 Там сидят два могуция бога́тыри:
И один-от спит Добрынюшка Микитиць-от,
Другой-от спит Олёшеньког Поповиць-от.
Оне вси тут крестамы покристовались;
Ай Дунай-от на крестовести-то старшой брат.
105 Ой садились добрыд молодцы да на добрых коней,
Поехали оне во Киёв-град
Ко тому ли ко солнышку Владимеру,
Ко Влади́меру стольнё-киевську.
Как у солнышка нашого Владимера
110 Заводилса-зацинался стол, поце́сён пир
На тех ли на князей, на бо́яров,
Ай на тех сильныих, могуциих бога́тырей,
Ай на тех вдов благочестивыих.
Ише вси на пиру да напивалисе,
115 Ише вси на цёсном наедалисе;
Как один-от сидит солнышко не пьёт, не ес,
Он не пьёт, не ес, сидит не кушаёт.
Он по новой светлой гривнице похаживат,
Таковыя реци поговариват:
120 «Ише вси у нас во городи да испоже́нелись,
И все красныя девици исповыданы;
Как один я, солнышко, холо́с хожу,
Я холост хожу́, нежоната живу.
Выбирайте мне супружину да супротивницю:
125 А белым лицом была да будто белой снег,
А цёрныма бровямы цёрна соболя,
Ише ясныма оцямы ясна сокола
А и походоцька была у ей пави́ная,
Ай тиха́я рець да лебединая».
130 Ише бо́льшой-от за средьнёго хоронитце,
Ише среднёй-от за меньшого хоронитце,
А от меньшого брата и ответу нет.
Ис того ль из места не из бо́льшого,
А и со той скамейки белодубовой
135 Подымаитце Дунай да на резвы но́ги́,
Он тихошенько к царю да подьвигаитьце,
Он низёхонько царю да поклоняитьце,
Говорит Дунай да таковы реци:
«Уж ты гой еси, солнышко Владимер наш,
140 Блаослови-тко миня да слово вымолвить!»
А и спрого́ворит солнышко Владимер наш:
«Говори-тко ты, Дунай, да и ще те надобно?»
И спроговорит Дунай да сын Ивановиць:
«Уж я от батюшка осталсэ я малёшенёк,
145 Я малёшенёк, я глупёшенёк.
Я пошол ходить да из земли в землю,
Из земли в землю да из орды в орду.
Как зашола я ходил да к королю в Литву,
Ко тому ли королю да Ляходимскому.
150 Уж я жил, я жил у короля двенацать лет:
Уж я три года у короля да клюшницял,
Уж я три года у короля придьворницял,
Уж я три года у короля да за столом сидел,
Уж я три года у короля да золотой козной.
155 Миня за то король да любил-жаловал,
Королевна молодца да паче ко́роля.
У ёго есь дьве доц́ери любимыя:
Как одна-та доць Настасья королевишьня,
Она езьдит по цисту полю, полякуёт
160 Со тема́ ли полякамы да некрещёныма;
Ей буйныя ветры приовеели,
На ей добрыя люди приобзабздрили.[526]
А и друга́ доць, Опраксия королевисьня,
Она сидит во новой светлой гривнице,
165 Сидит она за замоцькымае заморскыма;
Ей буйныя ветры не овеели,
Ей добрыя люди не обзабздрили.ж
Она белым лицём да бутто белой снег,
Она цёрныма бровямы цёрна соболя,
170 Она ясныма оцямы ясна сокола».
Тут спроговорит солнышко Владимер наш:
«Уж ты гой еси, Дунай да сын Ивановиць!
Ты бери-тко моёй козны бесчётныя,
Ты бери-тко моёй силушки великия,
175 Ты бери-тко моих ко́ней самолучшиих,
Поежай ты за Опраксеёй да королевишнёй».
Как спроговорит Дунай да сын Ивановиць:
«Уж ты гой еси, солнышко Владимер наш,
Ты Владимер наш да стольнё-киевськой!
180 Мне не надо твоёй казны бесчётныя,
Мне не надо твоёй силушки великия,
Мне не надо твоих ко́ней самолучшиих.
Мне-ка дай-ка дьве дружинушки хоробрыя,
Дай-ка два братца два крестовыя:
185 Одного мне дай Добрынюшказ Микитиця,и
А другого дай Олёшёньку Поповиця».
Не видали добрых молодцов сряжаюцись,и
Только видели удалых поежаючись,
Во цистом поли да дым столбом стоит,
190 Дым столбом стоит, да курева стоят.
Приежали во царьсво Ляходимскоё,
Ко ко тому королю да Ляходимскому.
Тут полякуёт Настасья королевисьня
Со тема ли полякамы да некрещёныма.
195 Оставлят Дунаюшка дружин своих в цисьтом поли,
Ише сам он дружинушкам наказыват:
«Быват,[527] я закрыцю вам зыцьным голосом, —
Вы рубите тотаровей поганыих».
Сам поехал в столицю к королю в Литву,
200 Ко тому ли королю да Ляходимскому.
Привязал коня да ко красну столбу́,
Ко красну столбу да к золоту кольцю.
По лестовкам идёт тихошонько,а
Он по сеням-то идёт да помалёшонько,а
205 Он заходит в полату белокаменну
Ише тут король-от за столом сидит.
А и спроговорит король да Ляходимския:
«Ай ты гой еси, Дунай да сын Ивановиць!
Ай откуль ты едёшь, откуль путь дёржишь?»
210 А и спроговорит Дунай да сын Ивановиць:
«Уж я еду из города из Киева
От того ли от солнышка Владимера.
А и приехал я к вам о добро́м деле о святосьве
На твоёй Опракси королевисьни
215 А и за нашогоа за солнышка Владимера».
Ише тут королю эти реци не в люби пришли,
Не любвик пришли, не оказалисе:
«Не отдам я своёй Опраксиил да королевисьни
А за вашу-ту веру поганую,[528]
220 За поганую да за потельнюю».м
Ише тут Дунай-от побежалн-от ис полаты вон;
Выбегал Дунай да на бело́ крыльцё,
Он крыцал-зыцял да зыцьным голосом,
Зысьным голосом да во всю голову,
225 Во всю силу-могуту да богатырьскую:
«Уж вы гой еси, дружья-братья́-товаришши!
Вы рубите тотаровей поганыих».
Ише тут оне вперёд махнут — летят улицёй;
Назат отмахнут — да переулками.
230 Выбегал тут король да на красно́ крыльцё,
Говорил тут король да таковы реци:
«Ушь ты гой еси, Дунай да сын Ивановиць!
Ты уйми своих дружин хоробрыих,
Не губи у мня силы по-напрасному.
235 Я одам тут Опраксю тут да королевиснью
За вашёго солнышка Владимера».
Унимат тут Дунай своих дружин хоробрыих.
А и пошола тут король во но́ву гривницю,
Уж он брал Опраксею да за белы руки,
240 Отдавал тут Дунаюшку-Дунаёвицю.о
Тут садился Дунай да на добра коня́,
А Опраксею садил да позади себя;
Поехал Дунай да во цисто поле,
Взял тут с собой Настасью королевисьню;
245 Поехали друзья во Киев-град.
Приехали ко солнышку Владимеру.
Ише тут солнышко их нетерпимо ждёт:
Выходил тут солнышко на широкой двор,
Уж он брал Опраксею да за белы руки,
250 Цёловал Опраксею да в сахарьни уста́.
Пошола тут у царя пир наве́сельи,
Оне столовали-пировали трои сутоцьки.
Ише вси на пиру да напивалисе,
Ише вси на цёсном да наедалисе,
255 Ише вси на пиру сыты-пьяны зделались,
Ише вси на пиру да приросхвастались.
Ише тот хвастат и ново́й новы́м.
Ише глупой хвастат молодой жоной,а
Неразумной хвастат золотой казной.
260 А Дунай-от хвастат: «я метно́й стрелець».п
Ой Настасья хвастат: «я метней тебя».
Ише тут эти реци не в люби пришли,
Не в люби пришли, не окозалисе.
Уж он брал Настасью за белы руки,
265 Отводил Настасью во цисто полё.
Спроговорит Настасья королевисьня:
«Уж ты гой еси, Дунай да сын Ивановиць!
Не руби ты у мня по плець голову;
У меня есь с тобой засеяно два ясного два сокола».
270 Не послушал тут Дунай да королевисьни,
Он отсек у ей да по плець голову;
Он порол у ей да груди белыя,
Он увидел, що засеяно два ясного два сокола.
Да могуция плеци росходилисе,
275 Богатырьскоё серьцё розгорелосе.
Он и ставил востро копьё в сыру землю,
Он тупым коньцом ставил во сыру землю,
Он вострым-то ставил себе в белы груди.
Ише тут Дунаюшку с Настасьёй славы́ поют,
300 Тут Ивановицю с королевисьнёй старины́ скажу́т.
218. ИВАН ГОДИНОВИЧ
Сказал дедюшка племенницьку женитисе:
«Уж ты шчо долго, племянницёк, не женисьсе?»
Отьвет держи́т племянницёк дядюшки:
«Мне-ка стара взеть — дак на пеци лёжать,
5 Мне молода взеть, — да всё цюжа корысьть».
Не видали добра молодцы сряжаюцись,
Ай не видели удалого поедуцись:
Только видели: да цисту́ полю
Дым столбом стоит, да курева́ стаёт.
10 Приежжал он к полаты к белокамянной,
Заходил в полату белокамянну,
Уж он крес кладёт да пописа́нному,
Он поклон ведёт да по-уцёному;
Он садилсэ на белу на брусову лавоцьку.
15 Говорит тут Митреян сын Митреяновиць:
«Ай не вор ли к нам пришол, да не разбойник ли?
Ай не збеглый ли солдат да новобраныя?»
Воспроговорит удалой доброй молодець:
«Дай не вор я к вам пришол да не разбойницёк,
20 Ай не зьбеглыя солдат да новобраныя,
А пришол я к вам, удалой доброй молодець,
Ай о добром дели к вам, о сва́товсьви
На твоёй Настасьей Митреяновной».
Ай спроговорит Митреян сын Митреяновиць:
25 «Уж ты ѓой еси, удалой доброй молодець!
У мня нет Настасьи Митреяновны:
У мня три года Настасьюшка просватана
За того ли за Идолишша проклятого
За проклятого да за поганого.
30 У мня сидит Настасья в новой гривници
Ай за три́деветь замков, триде́веть сторожов,
За тема ли за замоцькамы заморьцькима».
Ишше тут доброй молодець да из полаты вон.
Приломал он три́девять замков, триде́веть сторожов,
35 Уж он брал Настасью за белы́ руки,
Цёловал Настасью в сахарьни усты,
Выводил Настасью на широку светлу улицю,
Он садил Настасью на добра ко́ня́,
Отьежал с Настасьёй во цисто́ полё.
40 Оны ехали с утра да день до вецёра,
Как настигла их да ноцька тёмная.
Ай спроговорит Настасья Митреяновна:
«Уж ты ѓой еси, удалый добрый молодец!
Тебе пора, пора да ко́ню здох давать,
45 Коню здох давать, шатёр роскинывать».
Тут скоры́м-ско́рым молоде́ць Настасью слушаёт.
Соходил тут молоде́ць з добра́ коня,
Насыпал коню пшеницы белояровой;
Розоставили бел шатёр поло́тняной,
50 Оны ложились во бел шатёр полотняной.
Как на ту пору́ да на то времецько
Наежало тут Идолишшо проклятоё,
Ай проклятоё само поганоё.
Он крыцял-зыцял да зысьним голосом,
55 Зысьним голосом да во всю голову,
Во всю силу-могуту́ до богатырьцькую:
«Уж ты ѓой еси, Митреян сын Митреяновиць!
Ты отдай-ко мне да поединьшицю,
Поединьшицю, да красну девицю,
60 Ишше на́ имя Настасью Митреяновну.
Не отдашь ты мне, да я возьму тебя,
Я возьму тебя да стругом выстружу,
Я из рук, из ног да жи́льё вытяну».
Он крыцял-зыцял да во второй након,
65 Он крыцял-зыцял да во трете́й након:
«Уж ты ѓой еси, Митреян сын Митреяновиць,
Ты отдай-ко мне да поединьшицю,
Поединьшицю, да красну девицю,
Ишше на имя Настасью Митреяновну.
70 Не отдашь ты мне, да я возьму тебя,
Я возьму тебя да стругом выстружу,
Я из рук, из ног жи́льё вытяну».
Выходил тут Митреян да на красно́ крыльцё,
Говорил тут Митреян да таковы слова:
75 «Уж ты ѓой еси, Идо́лишшо проклятоё,
Ты проклятоё, само поганоё!
У мня нет Настасьи Митреяновны:
А как был сёгодни удалой доброй молодець,
Приломал он три́деветь замков, триде́веть сторожов,
80 Он увёз Настасью Митреяновну».
Он тут подал Идолишшо да на добра́ коня,
Он поехал Идолишшо в цисто́ полё;
Он наехал на бел шатёр полотьняной,
Говорил он сам да таковы реци:
85 «Мне сонно́го взеть — да бытто мёртвого;
Тут не ц́есь-хвала да молодецькая».
Закрыцял Идолишшо да зысьним голосом,
Зысьним голосом да во всю голову:
«Уж ты ѓой еси, удалой доброй молодець!
90 Ты отдай-ка мне да поединьшицю,
Поединьшицю, да красну девицю.
Не отдашь ты мне, — да я возьму тебя,
Я возьму тебя да стругом выстружу,
Я из рук, из ног да жи́льё вытяну».
95 Ишше тут доброй молодець не слышал-то.
Он крыцял-зыцял да во второй након,
Он крыцял-зыцял да во трете́й након:
«Уж ты ѓой еси, удалой доброй молодець!
Ты отдай-ко мне да поединьшицю,
100 Поединьшицю, да красну девицю.
Не отдашь ты мне, — да я возьму тебя,
Я возьму тебя да стру́гом выстружу,
Я из рук, из ног да жи́льё вытяну».
Пробужалсэ доброй молодець да от крепка́го сну,
105 Ключевой свежой водой да умываитц́е,
Тонким белым полотеньцем утираитц́е,
Надеват сапожки на босу ногу,
Выходил он на светлую широкую на улицу.
Оне тут с Идолишшом схватилисе;
110 Оне дрались-боролись ровно три цяса;
Как збивалсэ доброй молодець к Идолишшу да на цёрны́ груди,
Он крыцял-зыцял да зысьным голосом,
Зысьним голосом да во всю голову:
«Уж ты ѓой еси, Настасья Митреяновна!
115 Ты подай-кось, ты Настасья, мне булатной нож;
Уж мы сколём у Идолишша церны́ груди,
Уж мы вынём у Идолишша да серьцё с пец́енью».
Ишше тут Настасьюшка ёго не слушаёт,
Митреяновна итти не думаёт.
120 Он крыцял-зыцял да во второй након:
«Уж ты выйди-тко, Настасья, из бела́ шатра,
Ты подай-кось, Настасья, мне булатной нож;
Уж мы сколём у Идолишша цёрны гру́ди,
Уж мы вынем у Идолишша да серьцё с пец́енью».
125 Ишше тут Настасьюшка его не слушаёт,
Митреяновна итти не думаёт.
Он крыцял-зыцял да во трете́й након:
«Уж ты выйди-тко, Настасья Митреяновна,
Уж ты выйди-тко, Настасья, из бела шатра,
130 Ты подай-косе, Настасья, мне булатной нож,
Уж мы сколём у Идолишша цёрны́ груди».
Тут Настасьюшка его не слушаёт,
Митреяновна ити не думаёт.
Как зьбивалсэ Идолишшо к молодцю да на белы груди,
135 Он крыцял-зыцял да зысьным голосом:
«Уж ты выйди-тко, Настасья, из бела́ шатра,
А подай-косе, Настасья, мне булатной нож;
Уж мы сколём у молодця белы́ груди,
Уж мы вынём у его серьцё со печенью».
140 Выходила тут Настасья из бела́ шатра,
Она брала Настасьюшка булатной нож;
Оне скололи у молодця белы́ груди,
Уж и вынели у его серьцё со печенью,
Роскинали взели на вси стороны.
145 Тут летит зьмея, да зьмея лютая,
Как несёт вина да полтора ведра,
Полтораведра да зелья лютого.
Подносила Идоллишшу проклятому;
Выпивал тут Идолишшо да на единой дух, —
150 Пропадал тут Идолишшо да во единой цас.
Тут спрого́ворит Настасья Митреяновна:
«От того я бере́жку откачнуласе,
Ко другому бере́жку не прикачнуласе!»
Тут садилась Настасья на добра коня,
155 Она поехала Настасья во цисто полё,
Во цисто полё поехала поляковать.[529]
219. КОЗАРИН
Был жил царь Петр Скоромы́словичь.
И было у царя деветь сынов.
Народилсэ у Петра десятой сын,
Десятой сын Козарин-от Петровиць-от.
5 Не отець, не мать Козарина да не возлю́били,
Родны братаньици да возненавидёли.
Оне хотели Козарина конём стоптать,
Оне хотели Козарина огнём спалить,
Оне хотели Козарина в воды топить.
10 Оне отда́ли к бабушки к задво́рёнки;
Не велели корьмить хлебом крупишцятым,
Не велели пои́ть сы́тной мё́дово́й водой.
Не послушала их бабушка задво́рёнка:
Она корьмила Козарина хлебом крупишцятым,
15 Она поила сытной мёдовой водой.
Ише стал тут Козарин трёх годов,
Ише стал Козарин пети-шести годов,
И стал Козарин лет двенацати.
Заходил Козарин тут по улицы,
20 Застрелял он стрелоцьки калёныя;
Он застрелил бабушки в околёнко,
Он пошол за стрелоцькой калёныя.
Тут взял Козарин стрелоцьку калёную,
Он пошол к своёй бабушки задворёнки,
25 Тут стал у бабушки выспрашивать:
«У мня есь ли на роду́ да родён батюшко,
У мня есь ли на роду́ да родна матушка?»
Ише тут бабушка росплакалась,
Во слёзах Козарину да слово молвила:
30 «Ише гой еси, уда́лой доброй мо́лодець!
У тя есь да на роду́ да родён батюшко,
У тя есь на роду́ да родна матушка:
У тя батюшко Петр Скоромысловиць».
Он спроговорит Козарин сын Петровиць-от:
35 «Уж ты гой еси, моя да мила бабушка!
Уж мне дай-ко-се мне блаословленьице
Пойти-сходить к батюшку коня спросить,
Коня просить да копья вострого».
И спроговорит бабушка родимая:
40 «Тебя Бог блаословит, цядо милоё!»
Пошола тут Козарин в полаты белокаменны;
Он крес кладёт да по-писаному,
Он поклон ведет да по-уцёному,
Поклоняб свою молодецьку буйну голову:
45 «Батюшко-родитель мой,
Ише на имя Петр да Скоромысловичь!
Уж ты дай-ко ты мне, батюшко, добра́ коня,
Уж ты дай мне, батюшко, да копья вострого,
Уж ты дай мне, батюшко, плётку шолкову».а
50 И ответ дёржит Петр царь Скоромысловиць:
«У нас не было на роду Козарина.
Я даю тебе клячу-кобыличу».
Оседлал тут Козарин и добра коня,
Выходил он на светлую на улицю;
55 Уж он стал у бабушки просить блаословеньиця
А и ехать во далицю в чисто полё
Себя показать да лю́дей посмотреть.
И ответ дёржит Козарину-ту бабушка:
«Тебя Бог благословит, Козарин сын Петровиць-от!»
60 Как поехал Козарин во чисто полё,
Выводил кобылицю он за город,
Онв садилсэ на клячу на кобыличу, —
У кобылици ноги подломилисе.
Загорелосе у Козарина да ретиво серцё,
65 Росходилисе да у Козарина да могуци́ плеця;
Он дёрнул за хвос кобылу, здёрнул кожу с ей.
И глядит Козарин во чисто полё:
Вдругг конь бежит, только земля дрожит.
Прибежал к Козарину да на колена пал:
70 «Уж ты гой есь, Козарин сын Петровиць-от!
Я тебе слуга, стану тебе служить».
А и садилсэ Козарин на добра коня.
А и ездил Козарин три-то месеця;
Не видал не коного, ни пешого.
75 Ай поехал Козарин-от во Киев град.
Как завидел Козарин цёрна ворона,
Ай стал тут у ворона выспрашивать:
«Уж ты гой еси, черён ворон!
Ты откуль летишь, откуль путь дёржишь?
80 Ты кого видал да кого слыхивал?» —
«Я лецю из города из Киёва.
Уж я видел, под городом стоит там три тотарина,
Три тотарина да три поганыя,
Они дел делят да оне пай паят:
85 Ай один-от пай паят да красно золота,
Ай другой-от пай паят да цисто серебро,
Ай трете́й-от пай паят да красну девичу.
А девиця плацёт как река текёт,
Ише красна возрыдаёт как руцьяд шумят».
90 Ай недолго тут Козарин разговаривал,
Ай поехал Козарин да под Киёв град.
Ай наехал тут на тотаровей.
Просит Козарин у тотаровей да такове пай-от;
Не давают Козарину такова паю.
95 А и просит Козарин полу́-паю;
Не давают Козарину полу́-паю.
А и просит Козарин третье́й части;
Не давают Козарину третье́й части.
Ише просит Козарин красной девичи;
100 Не давают Козарину да красной девичи.
Тут один-от тотарин спроговорит:
«Если ты мне-ка, девичюшка, достанисьсе,
Увезу я тебя да во свою землю,
Во свою землю да во Тотарьскую
105 И отдам тебя замуж за кресника».
А другой-от тотарин-от спроговорит:
«Если ты мне-ка, девичюшка, достанисьсе,
Увезу я тебя да во свою землю,
Во свою землю да во Тотарьскую,
110 А и стану корьмить мясом кониныим».
А трете́й-от тотарин-от спроговорит:
«Если ты мне-ка, девичюшка, достанисьсе,
Отвезу я тебя да во темны леса,
Отсеку у тя да по плець голову».
115 А девиця плацёт как река текёт,
Ише красна возрыдаёт как ручья шумят.
У Козарина серьцё розгорелосе,
Могуция плеци росходилисе.
Одного-то взял тотарина копьём сколол,
120 А другого тотарина конём стоптал,
Ише третьёго тотарина ножом сколол.
Он брал девичу за белы руки,
Цёловал девичу в сахарьны уста:
«Скажи-тко-ся, да красна девиця,
125 Скажи, цьёй земли, скажи, цьёй орды,
Цьёго отьца, цьёй ты матушки?»
Ай спроговорит да красна девиця:
«Уж ты гой еси, удалой доброй мо́лодець!
А и из вашогоа из города ис Киёва,
130 А и вашого царя Петра да Скоромысловиця».
Ише тут Козарин приросплакалсэ:
«Уж ты будь-ка мне сёстра родимая!»
И садилсэ Козарин на добра коня,
Ай сёстру садил да позади себя.
135 Ой поехал Козарин-от во Киев-град,
А приехал в полаты белокаменны.
Тут Козарин сёстры наказывал:
«Ты взойдёшь, сёстра, в полату белокаменну,
Ты своим родителям серьдесьниим, —
140 Не забыдь миня да на новых сенях».
Простоял Козарин ровно три цяса,ж
Не спомнила сёстра родимая.
У Козарина серьцё розгорелосе,
Могуция плеци росходилисе;
145 Уж он кинул палицю да по белым сеням.
С боку на бок полата покачаласе,
Ставники́ в окошкоз покосилисе,
На столах питья, еденья поплескалисе;
Уж и вспомнила сестра про братёлка.
150 Выходил Козарин на красно крыльцё.
Тут мёталсэ Петр царь Скоромысловиць,
Тут мёталсэ Петр по плець в окно,
По плець в окно он мёталсэ, по поясу;
Говорил он сам таковы реци:
155 «Добро жаловать, Козарин сын Петровиць-от,
Уш ты к нам в полаты белокаменны
Хлеба-соль ись да сладка мёду пить!
Тебе будёт теперь место у миня в дворьци».
А и ответ дёржит Козарин-от Петровиць-от:
160 «Не повадилсе я да во дворьци сидеть,
А повадилсе по цисту полю поляковать».
220. СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ
Собиралось сорок калик со каликою
На залёной луг да во единой круг.
Они клали тут ведь заповедь великую,
Ни великую заповедь нималую:
5 «Ише кто из нас, братия, заворуитця,
Ише кто из нас, братия, заблудуитця,
Ише кто из нас, братия, за блудо́м пойдёт, —
И того копать да по пояс в землю,
О-колен в землю ровно по поесу,
10 Цис-рецис язык да тянуть теменью,
Ясны оци вертить косицямы».[530]
И как были калики вперёд пошли,
Ой все суноцьки на плеця исповесили
И все клюшоцьки на сунки испотыкали.
15 Подходили калики под Киев град,
Становились у полаты у княжеськой,
Попросили милосьтиню Христовую
У того ли у солнышка Владимера.
Как бросалась Опраксея по плець в окно,
20 Королевисьня ровно по поясу,
Говорила сама да таковы слова:
«Добро жаловать, калики перехожия,
Хлеба-соли ись да сладка мёду пить!»
Накорьмила калик сыта-до-сыта́,
25 Напоила калик их ведь допьяна,
Разложила калик да на кроватки спать.
Молодого Тараска ко собе брала
И сама ложилась на кроватку спать;
Говорила Опраксея да таковы слова:
30 «Добро жаловать, Тарас, да на кроватку спать!
Сотворим со мной да грех блудной-от».
Ей ответ дёржит Тарас да во перьво́й након:
«Уж ты гой еси, Опраксея да королевисьня!
Не иду я к тебе да на кроватку спать,
35 Не творю с тобою греха блудного.
У нас кладёна заповедь великая:
Ише кто из нас, братия, заворуитце,
Заворуитце, заблудуитце, —
И того копать да по пояс в землю,
40 Цис-рецис тяну теменем,
Как ясны оци вертеть косицамы».
А спроговорит Опраксея второй након,
А спроговорит Опраксея трете́й након:
«Добро жаловать, Тараско, на кроватку спать!
45 Сотворим со мной да грех да блудныя».
А спроговорит Тарас ёй во трете́й након:
«Я нейду к тебе, Опраксея, да на кроватку спать,
Не творю с тобой греха да блудного.
У нас кладёна заповедь великая,
50 Великая зоповедь немалая:
Ише кто из нас, братия, заворуитце,
Заворуитце, заблудуитце, —
И того копать да по пояс в землю,
Цис-рецис тяну теменем,
55 Как ясны оци вертеть косицямы».а
Ише тут Опраксея да за беду пало,
И за ту ли за насмешку за великую.
И бежала в столову нову гривницю,
И брала она цяшу княженецькую,
60 Она клала Тораску-то во суноцьку.
А и былиб каликив вперёд пошли,
А все суноцьки на плеци исповесили
И все клюшоцьки на сунки испотыкали
Они на ту пору да на то времецько.
65 Ай наехал тут солнышко Владимер княсь.
Заискали цяши княжеценькия;
Не нашли тут цяши княженецькия.
Ай спроговорит Опраксея королевисьня:
«Уж ты гой еси, солнышко Владимер княсь!
70 Начевало у мня сорок калик да со каликою;
Не унесли ли оне цяши княженецькия?»
Посылают за каликамы скоры́ послы́;
Нагонили тут калик да перехожиих,
Обыскали у калик вси да суноцьки
75 Ай нашли тут цяшу княженецькою
У того ли у Тараска у Естюгина.
Ише вси тут калики испужалисе,
Ише вси тут калики перепалисе.
Говорили калики таковы реци:
80 «У нас кладёна заповедь великая,
Ай великая заповедь да немалая:
Ише кто из нас, братья, заворуитца,
Еше кто из нас, братья, заблудуетце,
Ише кто из нас, братья, за блудом пойдёт, —
85 И того копать да по пояс в землю,
Чис-речис тянуть теменем,
А и ясны оци вертеть косицямы».
Тут копали Тараска во сыру землю,
Они цис-рецис язык тенули теменем
90 И ясны оци вертели косицамы.
Ише были калики и вперёд пошли,
Заходили калики во святыя град,
Во полынь-травы да укаталисе,
Они во Ёрдань-реки да искупалисе,
95 Ко Господню гробу приложилисе;
И пошли калики во Божью церьковь.
Оне крес кладут да по-писаному,
Оне поклон вёдут да по-уцёному,
И молитву творят сполна Исусову.
100 Ай увидели — Тораског-то стоит на крылосе,
Он стихи поёт да херувимськия.
Ише вси тут калики испужалисе,
Ише вси тут калики перепалисе.
Побежали калики все ис церьквы вон.
221. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ
Как был жил князь да девяноста лет.
Уш он брал кнагину девети годов,
Девети годов да лет семнацати,
Уш он жил с кнагиной ровно три года,
5 На цетвёртой год да кнесь гулять пошёл.
Он ходил-гулял да ровно три года,
Ровно три года ровно три о́сени́,
На цетвёртой год да княсь домой пошел.
А и попало ёму стречу три старици,
10 А и три старицы да все монашици,
В цёрной ризьници в цёрной о́лыушници.
Ай спроговорит княсь да девеноста лет:
«Уж вы гой еси, старици монашици,
Не видали ли ли моёй кнагины девети годов,
15 Девети годов да лет сёмнацати?»
Отвечали ёму старици монашици:
«Ай твоя княгина за блудом пошла́,
За блудом пошла да за заблудиласе.а
Круг омбариков дорожоцьки проторёны,
20 Золоты клюци да исприломаны,
Годовалы хлебы вси изъедёны,
Золота казна да вся издёржана.
Ты приедёшь домой — выдёт стрецять
Тебя княгина девети годов
25 В одной рубашоцьки без летьницька,
В одном платоцьки да без повойницька,
В однех башмациках да без цюлочиков.
Взойдёшь в полату — колыбель висьнёт,
В другу зайдешь, так и друга висьнёт,
30 А в третью зайдешь да третья висьнёт».
Поехал княсь да из циста поля,
Приехал в полаты белокамянны,
Поколотилсэ он у колецика.
Вышла встрецять ёго княгина девети годов
35 В одной рубашоцьке без летьницька,
В одном платоцьки без кокошьницька,
В однех башмациках да без цюлочиков.
Уж он брал кнагину за белы руки,
Он кинал кнагину на добра коня,
40 У ней у рук косьёб да поломалосе.
Отвозил кнэгину во тёмны леса,
Он срубил у ей да по плець голову.
Роскинал он тело на вси стороны —
И в одну-то сторону серым волкам на съиденьице,
45 А в другу-то сторону воронам на граянье,
В третью сторону сорокам на шокотанье,
И в цетвёрту сторону зверям да на съеденьице.
Тут поехал кнесь да девеноста лет,
Он приехал к полатам белокамянным.
50 И заходит в полату белокамянну,
Он зашёл в горницю — пяло́ веснут,в
И не только шито, больше плакано,
А и тебя, князя, домой ожи́дано;
А в другу зашёл — да и друге веснут,
55 Не только шито, вдвоё плакано,
Тебя, князя, домой ожидано;
И в третью́ — и в третьи ве́снут,
Не только шито, вдвоё плакано,
Тебя, князя, домой ожидано.г
60 Пошёл тут князь да девеноста лет,
Посмотрел сходил да вкруг омбариков —
Золоты клюци да не приломаны,
Годовалы хлебы не изъедены,
Золота казна да не издержана.
65 Он в конюшну ту зашел — стоят добры кони,
А добры кони да по колен в шёлки́,
А и едят оне пшеницю белоярову.
Тут садилсэ княсь да на добра коня,
Тут поехал княсь да во цисто полё.
70 Он застал тут старици-монашици.
Он перву взял старицю конём стоптал,
Он другу старицю копьём сколол,
Он третью́ старицю ножом сколол.
Ише тут старицям славы́ поют,
75 Им славы́ поют да старины́ скажу́т.
222. СМЕРТЬ СКОПИНА
Поежаёт Скопин за реку за Москву,
Провожаёт Скопина даа родна матушка,
Унимаёт Скопина да ро́дна матушка:
«Уж ты дитятко, Скопин да сын Васильёвиць,
5 Ты не езди-тко, Скопин, за реку́ за Москву
Ты ко той ли ко кумы ко Малютицихи,
Да уходит тя кума, кума Малютициха».
Унимаёт Скопина да молода ёго сёстра:
«Уж ты братёлко, Скопин да сын Васильёвиць,
10 Ты не езди ты ко Скопин да за реку за Москву
Ты ко той ли ко кумы да ко Малютицихи,
Да уходит тя кума, кума Малютициха».
Не послушал тут Скопин да родимо́й своёй сестры.
Унимаёт Скопина́ да молода ёго жона:
15 «Уж ты душоцька, Скопин да сын Васильёвиць,
Ты не езди-тко Скопин да за реку за Москву
Ты ко той ли ко кумы да ко Малютицихи
Да уходит тя кума, кума Малютициха».
Не послушал тут Скопин да молодой своёй жоны,
20 Ай поехал тут Скопин за реку за Москву.
Приежа́ёт ко кумы да ко Малютицихи
Да стречат его кума, кума Малютичиха:
«Добро жаловать, кумушко любимый мой!»
Да брала́ она ку́ма за праву́ю руку́,
25 Да садила она ку́ма д’за дубовой стол,
Да бежала тут кума да во глубоки погрёба,
Наливала она цяру да зелена́ ёму вина,
Подносила она кумушку любимому:
«Ты прими, прими, кумушко любимый мой!»
30 Да ответ держит кумушко любимой он:
«Мне-ка цяра-та принеть — дак самому живу не быть,
Мне друга́редьб не принеть, дак куму прогневить».
Принимал тут Скопин да на праву́ руку,
Выпивал тут Скопин да на единой дух,
35 Да бежал тут Скопин да на широкий двор,
Умирал тут Скопин да во единой чяс.
Ишше тут Скопину-ту славы́ поют,
Ишше тут Скопину да старину́ скажут.
———
Сусанна Ильичня Клешова
XXIV. Сусанна Ильичня Клешова, пожилая женщина, сестра более известной певицы старин, Александры Кривоноговой, по прозвищу «Коропчи́хи», которая отказалась сообщить нам старины. Клешова большую часть своего репертуара переняла у местных, варзугских старых людей; но стих об Егорье Храбром она выучила у покойной матери, которая была родом из с. Ковды (на Карельском берегу). Поэтому стих начинается так же, как кандалакшские пересказы: «Во седьмом году восьмой тысячи», тогда как все пересказы Терского берега отличаются особенным началом: «Туры, олени по горам пошли». Клешова передавала предание о том, что богатыри окаменели, но что потом они «переворотятся», сделаются живыми. Кроме печатаемого материала, у Клешовой записаны тексты былины «Настасья Митреяновна (Иван Годинович)» и двух песен — «Соловеюшко премилый» и «Как вечор в гостях гостила». Затем, Клешова знает старины: 1) «Князь девяноста лет» («Князь, княгиня и старицы»), 2) «Моренин» («Братья-разбойники и их сестра»), 3) «Мать князя Михайлы губит его жену», 4) «Князь Дмитрий и его невеста Домна», 5) «Как Микита купался во Почай реке и бился со змеей» («Добрыня и змея»); начало: «Поежжает Микита во цисто́ полё». Такая именно версия былины записана от Ульяны Вопиящиной. Клешова поет также стих про Лазаря.223. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
Во сёмом-то году да восьмой тысешши
Наежжало цяришшо неверноё,
А неверноё цяришшо Грубиянишшо.
Он кнезей-бояра всех повырубил,
5 Уж он Божьи-то ц́ерквы все на дым спусьтил,
Он из Божьих-то икон да взял мосты смосьтил,
Царя Фёдора Смоляньского под мець склонил,
Он под мець склонил да буйну голову срубил,
Онб цярицю доць прекрасну изуродовать хотел.
10 Шьто цяриця доць прекрасная хитра-мудра была:
Уходила во пешшоры, в горы камянны,
Уносила своего да цяда милого,
Ише на́ имя Егорья-сьвета Храброго.
Тут проведало Идо́лишшо проклятоё,
15 Роспроклятоё, само поганоё.
Уж он брал Егорья за жолты́ кудри,
За жолты кудри да за белы́ руки,
Уж он стал тут Егорьюшка-сьвета муцити
Уж он всякима мукамы розналичныма.
20 Уж он стал Ёгорьюшка топором рубить;
У топора востреё все приломалосе,
Ишше тут-то Егорья нешто не брало,
Всё по Божьёму да повелению,
По Егорьевому-сьвету молению.
25 Уж он стал Ёгорьюшка колясом вертеть;
Колесо в шшепу всё приломалосе,
Ишше тут-то Егорья нешто не брало,
Всё по Божьему да повелению,
По Егорьёвому-сьвету молению.
30 Уж он стал тут Ёгорьюшка во пилы́ пилить;
У пилы-то зубьё всё прикрошилосе,
Ишше тут Егорья нешто не няло,
Што по Божьёму повелению,
По Егорьеву-сьвету молению.
35 Уж и стал Ёгорьюшка конём топтать;
Под конём Егорьюшко стойком стоит,
Он стойком стоит да сам стихи поёт;
Ище тут-то Егорья нешто не няло,
Што по Божьёму повелению,
40 По Егорьеву-сьвету молению.
Уж и стал Егорьюшка в котли варить;
Во котли-то Егорьюшко стойком стоит,
Он стойком стоит да сам стихи поёт,
Он стихи-то поёт всё херовимцькия,
45 Он молитвы творит всё Исусовы;
Под котлом-то ростут цьветы лазуревы,
Во котли-то цьветёт трава муравая.
Он того, собака, не пытаюцись,
Уж он брал Егорья за жолты кудри,
50 Уж он стал Егорьюшка водой топить.
По воды Ёгорьюшко го́голём пловёт,
Как гого́ль пловёт да сам стихи поёт,
Сам поёт стихи, молитвы творит всё Исусовы.
Того, собака, не пытаюцись,
55 Уж он брал Ёгорья за жолты́ кудри,
За жолты кудри да за белы́ руки,
Он садил Егорья на добра коня,
Увозил Егорьюшка во цисто полё,
Он копал погреба да приглубокия:
60 В ширину-ту погреб тридцети пети,
В глубину-ту погреб сорока пети;
Он спушшал в погреба его в глубокия,
Он жолты́ма пескамы призасыпывал,
Он железныма решаткамы заде́рьгивал,
65 Он валюцим каме́ньям призакапывал,
Он тямны́ма лесамы призакладывал,
Муравой-травой всё замуравливал.
Сам пошол, собака, приросхвасталсэ:
«Не бывать тебе[531] Егорью на сьвятой Руси,
70 Не видать больше Егорью сьвету белого,
Не видать больше Егорьюшку соньця красного!»
Со того ли поля, поля цистого,
Со того ли со роздольиця со широкого
Выпадали тут ветры, ветры буйныя.
75 Все железныя решатки прирозьде́рьгало,
Валуцё каменьё прироска́тило,
Все дрёмуция леса проць приотва́лило,
Мураву-траву всю розмуравило,
Все жолты пески да прирозьвеяло.
80 Выходил тут Егорьюшко на сьвятую Русь,
Увидал тут Егорей свет и белыя,
Увидал Ёгорьюшко соньцё красноё,
Увидал тут Егорей отця[532] с матушкой.
224. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ[533]
Был жил Никитушка, состарелсэ,
Ай состарелсэ Никитушка, преставилсэ.
Ай осталось у Никитушки отродьицё,
Ишше на́ имя Добрынюшка Микитиць блад.
5 Поежжаёт Добрыня во цисто́ полё,
Ко тому ли ко каменю ко Латырю,
Ко тому ли ко кружалу к осудареву.
Он наказыват Добрыня родной матушки:
«Уж ты ѓой еси, моя да ро́дна матушка!
10 Как пройдёт тому времени три года,
Как пройдёт тому времени шесь годов,
Как пройдёт тому времени деве́ть годов,
Пройдёт тёплоё летико двенадцето, —
Ты бери-ко, моя мать, да золоты ключи,
15 Отмыкай-ко, моя мать, да кованы ларьци,
Ты бери-ткосе казны да сколько надобно,
Ты клади-ткосе по ц́ерьквам да по мана́стырям,
Уж ты ѓой, служи обедьни воскрисеньския,
Уж ты те ли панафиды великия.
20 Молода моя жона, да хошь вдовой сиди,
Хошь вдовой ты сиди, да хошь заму́ж иди,
Хошь за сына иди да за хресьеньского,
Хошь за госьтя поди да за торгового;
Не ходи ты за Олёшеньку Поповиця:
25 Мне Олёшенька Поповиць-от крестовой брат».
Поехал Добрыня во цисто́ полё
Ко тому ли ко каменю ко Латырю,
Ко тому ли ко кружалу к осудареву.
Уж он жил там Добрыня ровно три года,
30 Уж он жил там служил там ровно тридцеть лет.
Тут брала-то его мать да золоты клюци,
Отмыкала его мать да кованы ларьци,
Брала казны сколько надобно,
Она кла́ла по ц́ерьквам да по мана́стырям,
35 Служила обедьни воскресеньския,
Она пела панафиды великия.
Молода его жона да не вдовой сидит,
Не вдовой она сидит, она заму́ж пошла,
Не за кнезя пошла да княженецького,
40 Не за сына пошла да за хресьеньского;
Как пошла она за Олёшеньку Поповиця.
Тут поехал Добрыня из циста́ поля,
От того ли он от каменя от Латыря,
От того ли от кружала государева.
45 Попало ему встрецю три старици,
А три старици ему, всё три манашици.
«Уж вы здраствуйте, старици-манашици!
Как по-старому ли стоит да каменна Москва?
Как жива ли у меня да родна матушка,
50 Как здорова ли моя да молода жона?»
Тут спроговорили старици-манашоци:
«Уж ты ѓой еси, Никитушка Добрыниць млад!
По-старому стоит камянна Москва,
Как жива у тибя да родна матушка,
55 А здорова у тибя да молода жона.
Молода твоя жона да не вдовой сидит,
Не вдовой она сидит, она взаму́ж пошла,
Не за кнезя пошла за кнеженецького,
Не за сына пошла да за хресеньского;
60 Да пошла она за Олёшеньку Поповиця,
За того ли за крестового за братёлка».
Ай пошол наш Никитушка пошахивать.
Уж он шах-от шахнёт, дак и верста-та проць;
Он другой-от шахнёт, дак и друга-та проць;
65 Он трете́й-от шахнёт, дак и третья́-та проць.
Он приходит х полаты белокамянной,
Называитц́е каликой перехожою,
А даваитц́е калика на подворьицё:
«Уж ты гой еси, Добрынина матушка!
70 Ты пусьти меня, калику, на подворьицё.
Тебе сын-от Добрынюшка поклон послал,
Он поклон тебе послал да велел кланетьц́е». —
«Не в глаза бы ты, калика, посьмеяласе,
Позади бы ты, калика, похваляласе!»
75 Воспроговорит Добрыня во второй након:
«Уж ты ѓой еси, Добрынина родна матушка!
Ты пусьти миня, калику, на подворьицё,
Хошь на ту ли на брусову белу пецюшку,
Тебе сын-от Добрынюшка поклон поклал,
80 Он поклон тебе поклал да велел кланетьц́е.
Уж мы три года с Добрынюшкой стольниц́ели,
Уж мы три года с Добрыней клюшниц́ели,
Уж мы три года с Добрыней при дворци сто́ели».
Как даваитц́е калика родной матушки:
85 «Уж ты ѓой еси, Добрынина матушка!
Ты пусьти миня, калику, на подворьицё,
Хошь на ту ли на брусову белу пецюшку.
Тебе сын-от Добрынюшка поклон послал.
Он поклон тебе послал да велел кланетьц́е.
90 Уж мы три́ года с Добрынюшкой стольницели,
Уж мы три года с Добрыней клюшниц́ели,
Уж мы три года с Добрыней при дворци сто́ели́». —
«Не в глаза бы ты, калика, посьмеяласе,
Подали́ бы ты, калика, похваляласе!»
95 Как пусьтила Добрынина матушка
Как тоѓо ли ведь калику на подворьицё.
Ведетьц́е у Олёшеньки поц́есен пир.
Тут спрого́ворит калика во перьво́й након:
«Уж ты ѓой еси, Добрынина матушка!
100 Уж ты дай мне-ка Добрыниных гусе́лышков
Веселить мне-ка Олёшеньку Поповиця».
Тут проговорит Добрынина матушка:
«Не велел мне-ка давать своих гусёлышков».
Тут спрогово́рит калика во второй након:
105 «Уж ты гой еси, Добрынина матушка!
Уж ты дай мне-ка Добрыниных гусёлышков
Веселить мне-ка Олёшеньку Поповиця».
Тут спрого́ворит Добрынина матушка:
«Не велел мне-ка давать своих гусёлышков».
110 Опеть спроговорит калика во трете́й након:
«Уж ты ѓой еси, Добрынина матушка!
Уж ты дай мне-ка Добрыниных гусёлышков
Веселить мне-ка Олёшеньку Поповичя».
Тут дала Добрынина матушка
115 Калики Добрыниных гусёлышков.
Тут и стал калика всё играть да выговаривать:
«Был жил Микитушка, состарилсэ...[534]
................
Да сьлезает калика с белой пецюшки,
Он приходит к столу да белоду́бову,
120 Он берёт тут Олёшки за жолты кудри,
За жолты его кудри да за белы руки,
Выводит Олёшку на новы́ сени:
«У живого тебе мужа не отнеть жоны».
225. ТУРЫ И ТУРИЦА
«Туры, вы туры, да малыа детоцьки!
Уж вы где, туры, были, кого видели?» —
«Уж мы были, туры, на сьвятой Руси,
Уж мы видяли, туры, башню новую,
5 Башню новую, сьтену да городовую;
Уж мы видели деви́цю-душу красную:
Выходила там девиця-душа красная,
Выносила она книгу Иваньгельё,
Она плакала над книгой, уливаласе,
10 Шчо сама она ко книги приговаривала:
„Не бывать тебе, книга, на сьвятой Руси,
Не видать тебе, книга, сьвету белого,
Не утряной зори, да не вец́ерьныя,
Шчо не сьветлого Христова воскресеньиця!“»
15 Воспрого́ворит турам родна матушка:
«Уж вы туры, вы туры, да малы детоцьки!
Там не башня стоит, да башня новая,
Не сьтена-та там стоит да городовая,
Не девица выходила душа красная;
20 Там стоит есь ограда белокаменная,
Там стоит есь церьковь соборная.
Выходила да престольня Богородиця,
Выносила она веру християньскую,
Она плакала над верой, уливаласе,
25 Шчо сама ли она к веры приговаривала:
„Не бывать тебе, вера, на сьвятой Руси,
Не видать тебе, вера, сьвету белого,
Зори, утреной зори, не вец́ерния,
Шчо не сьветлого Христова воскресения!“»
226. ИВАН ГОДИНОВИЧ
Ишше был-жил дядюшка с племенницьком.
Захотелось дядюшки племенницка женити-се:
«Уж ты же, мой племенницек, не женисьсе,
На кого племенницек надеисьсе?» —
5 «Я малешенек да я глупешенёк,
Мне-ка стара взять, да на пеци лёжать,
Мне моло́да взять да всё цюжа корысь».
Столько видели молодца сряжаюцись,
Не видали удало́го поежжаюцись,
10 Во цисто́м поли только курёва идёт,
Курёва идёт да дым столбом стаёт,
Сухо пенье, кореньё поломалосе.
Проежаёт он к полаты белокамянной.
Он везал коня да ко красню крыльцю,
15 Ко красню крылцю да г золоту кольцю,
Насыпал пшеници белояровой.
Он по лестовкам пошол да потихошенько,
Под им лестовки да подгибаютц́е,
Он по сеноцькам — да помалёшенько,
20 Под им сеноцьки да сени дыблютц́е,
Сени дыблютце, новы колыблютц́е.
Он заходит в полату белокамянну,
Как полата з боку на́ бок покацяласе,
Ставники в окошках покосилисе,
25 На столах питье, еденьё поплёскалосе.
Как сидит тут Митрей да во большо́м углу,
Свет Васильёвиць да во ц́есно́м мести.
Как спроговорит Митрей свет Васильёвиць:
«Ты не вор ли пришол к нам, не розбойницёк,
30 Не зьбеглой ли солдат к нам новобраныя?»
Тут спрого́ворит удалой добрый молодець:
«Уж ты гой еси, Митрей Митреяновиць!
Я не вор пришол к вам, не розбойницёк,
Не зьбеглой пришол солдат да новобраныя,
35 Я пришол об том дели об сватовстви
Я на той ли Настасьи Митреяновны».
Как спроговорит Митрей-от Митреяновиц:
«Как просватана Настасья да за три годика,
Митреяновна да за три осени
40 За того ли Идолишша за проклятого,
За проклятого да за поганого.
Ў нас сидит Настасья за соро́к замков,
За соро́к замков да за шурупцятых,
Шчобы ветром Настасью не провеяло,
45 Шчобы красным ей солнышком не за́пекло,
Шчобы добры на ей люди не обзарились».
Как пошол удалой доброй молодец,
Он замки ломал да шурмы шу́рмовал,[535]
Уж он брал Настасью за белы руки,
50 Выводил Настасью да на красно́ крыльцё,
Целовал Настасью в сахарны́ уста,
Он садил Настасью на добра коня,
Увозил Настасью во цисто́ полё.
Оны ехали тут да до вецёра,
55 А до вецёра да до полу́ноци.
Дак присьтигла их тут ноцька темная,
Ноцька темная, долга осённая.
Воспрогово́рит Настасья Митреяновна:
«Уж ты ѓой еси, удалой доброй молодец!
60 Нам пора, пора да со коня сходить,
Со коня сходить да коню здох давать, шатер роскидывать;
Насыпай пшеници белояровой».
Не послушал удалой доброй молодець.
Как спрого́ворит Настасья во второй након:
65 «Уж ты ѓой еси, удалой доброй молодец!
Нам пораа со коня сходить да коню здох давать;б
Как роскидовай шатер белой поло́тьняной,
Насыпай пшеници белояровой».
Не послушал удалой доброй молодец.
70 Как спрого́ворит Настасьюшка в трете́й након:
а«Уж ты ѓой еси, удалой доброй молодец!
Нам пора со коня сходить да коню здох давать,
Как роскидовай шатер белой полотьняной,б
Насыпай пшеници белояровой».
75 Тут послушал удалой доброй молодец.
Розоставили шатер белополо́тняной
Насыпать пшеници белояровой.
Вдруг не стук стучит, да вдруг не гром гремит,
Вдруг наехало Идо́лишшо проклятоё,
80 А проклятоё само́ поганоё.
Он крыцял, зыцял да во всю голову,
Во всю силу-могуту все боѓатырьцькую:
«Уж ты ѓой еси, вудалой доброй молодец!
Ты подай-ко-ся да мою да поеденьщицю,
85 Поеденьщицю да красну девицю.
Не подашь ты мне-ка да красной девици,
Я из рук, из ног да жильё вытяну,
Уж я вырву ретиво́ серьцё со пец́енью».
Тут не мог утерпеть удалой доброй молодец,
90 Он пошол ис шатра бела поло́тняна,
Ай схватилисе с Идолишшом проклятыим,
Как с проклятыим да со поганыим.
Залезал удалой доброй молодец
Ай к тому ли к Идолишшу проклятому
95 На церны груди да на поганыя,
Он крыцял, зыцял да зысьным голосом:
«Уж ты ѓой еси, Настасья Митреяновна!
Ты подай мне-ка ножишшо из нага́лишша,
Уж я вырву из его да ретиво́ серцё,
100 Уж я вырежу его да груди цёрныя».
Не послушала Настасья Митреяновна,
Не подала она ножишша из нагалишша.
Как взмолилсэ удалой доброй молодец:
«Уж ты ѓой еси, Настасья Митреяновна!
105 Ты подай скоре ножишшо из ногалишша,
Уж мы вынём у Идолишша ц́ёрны́ груди,
Уж мы вынём ретиво́ серьцё со пец́енью».
Не послушала Настасья во второй након.
Как взмолилсэ удалой доброй молодец:
110 «Уж ты ѓой еси, Настасья Дмитреяновна!
Ты подай мне-ка ножишшо из нагалишша,в
Уж мы вынём у Идолишша ц́ерны́ груди,
Уж мы вынём ретиво серьцё со пец́енью,
Мы из рук, из ног да жильё вытенём».
115 Не послушала Настасья во третей након.
Выбивалсэ Идолишшо добру молодцу на белы́ груди,
Он крыцял зыцял да зысьным голосом,
Зысьным голосом да во всю голову,
Во всю силу-могуту да все тотарьскую:
120 «Уж ты ѓой еси, Настасья доць Митреяновна!г
Ты подай мне-ка ножишшо из нагалишша,
Уж мы вырежом у его да груди белыя,
Уж мы вынем у его да ретиво́ серьцё».
Поскорёшенько Настасьюшка сьвернуласе,
125 Подала она ножишшо из нагалишша.
Тут летит зьмея, да зьмея лютая
Как несет зьмея да полтора ведра зелена вина:д
«Уж ты выпей-ко, Идолишшо, привыкушай».
227. КНЯЗЬ РОМАН УБИВАЕТ ЖЕНУ
Уж как был жил Роман да кнезь Михайловиць.
У ёго была кнегина Марья доць Васильёвна;
У их прижито дитё Настасья доць Романовна,
А хитра-мудра да девети годов.
5 Порознежилось кнежно́ дитё, Настасья доць Романовна,
И росплакалось кнежно дитё, прирознежилось;
Ею стала мамушка убайкивать,
Ею стала мамушка улюлькивать:
«Уж ты сьпи, кнежно дитё Настасья доць Романовна!
10 Ише скоро наедёт твой-от батюшко,
Ише грозной-от кнезь Роман Михайловиць».
Не могла ей мамушка убайкати,
Не могла судариня улюлькати.
«Уж ты сьпи, кнежно дитё Настасья доць Романовна,
15 Сколь хитра-мудра девети годов!
Как наедёт твой батюшко родимой-от,
Ише грозной-от князь Роман Михайловиць».
И росплакалось кнежно дитё Настасья доць Романовна,
И росплакалась да приростешилась;а
20 Ей не могут нянюшки убайкати,
Ей не могут нянюшки улюлькати,
Ею стала мамушка убайкивать:
«Уж ты сьпи, кнежно дитё Настасья доць Романовна,
Сколь хитра-мудра да девети годов!
25 Ише скоро наедет у тя батюшко,
Ише грозной-от кнезь Роман Михайловиць».
Прирозо́спалась кнегина перьвобрачная,
Ише та ли кнегина Марья доць Васильёвна.
Как во то время, во те цясы
30 Как наехал грозной кнезь Роман Михайловицъ.
Ай не слышала кнегина перьвобрачная.
Росходилось у еѓо да ретиво серьцо,
Розгорелась у еѓо кровь богатырьцькая.
Он идёт в полату белокамянну,
35 Уж и брал кнегину за белы руки,
Выводил кнегину на новы сени,
Он садил кнегину на добра коня;
Он из рук, из ног да жильё вытянул,
Он отрезал у ей да груди белыя,
40 Он у рук, у ног да пёрсты все повыломал,
Сокатились с пёрстов да злацёны перьсни.
Увозил он ей да во цисто́ полё,
Розбросал на все цётыре стороны.
Он приехал к полаты да к белодубовой.
45 Он заходит в полаты белокамянны,
Он садитьц́е за столы да за дубовыя,
Во большой угол да во большо место.
Пробужаитце кнежно дитё Настасья доць Романовна
Пробудиласе да стала плакати:
50 «Ишше где моя ма́тёнка родимая,
Ише на́ имя Марья-сьвет Васильёвна?»
Ею стали бабушки убайкивать,
Ею стали мамушки улюлькивать:
«Уж ты гой еси, кнежно дитё Настасья доць Романовна,
55 Сколь хитра-мудра да девети годов!
Как ушла твоя мать да в тёплу спалёнку».
А бросалосе кнежно дитё во спалёнку, —
Тёплая спалёнка да не ото́мкнута,
Пуховы периноцьки не усланы,
60 Соболино одеялышко не розо́гнуто.
Тут пришло княжно́ дитё росплакалось:
«Во посьледьнёй раз мать байну вымыла,
Во посьледьнёй раз мать косу выплела,
Во посьледьнёй раз да ленту у́вила,
65 Цьветно платьицё да снаряжаласе!»
От пришло княжно дитё росплакалось,
Жалобнёшенько да прицитаюци.
Как пошло кнежно дитё во банёнку, —
Тёпла банёнка да не ото́мкнута,
70 Клюцёва вода да не изьдёржана,
Как бело́м мылом не умываласе,
В цьветно платьицё не одеваласе.
Тут пошло княжно дитё росплакалось,
Жалобнёшенько да прицитаюцись:
75 «Во посьледьнёй раз мать байну вымыла,
Во посьледьнёй раз да косу выплела,
Во посьледьнёй раз да ленту у́вила!»
Как приходит в полату в белокамянну
Ко тому ли ко батюшку к родимому:
80 «Уж ты ѓой еси, батюшко родимой мой,
Ты скажи мне где ро́дна матушка,б
Уж ты грозной кнезь Роман Михайловиць!
Ише где моя да ро́дна матушка?»
Ей спроговорит батюшко родимыя:
85 «Уж ты ѓой еси, Настасья да доць Романовна
Сколь хитра-мудра да девети годов!
Как ушла твоя мать да во Божью ц́ерьковь».
Вот бросалось кнежно дитё в Божью ц́ерьковь,
Отворят дубовы да дв́ери на́-пяту,
90 Она крес кладёт да по-уцёному,
А поклон ведёт да по-писаному,
Шчо молитвы творит да всё Исусовы:
«Уж вы здрасвуйте, попы, отци духовныя!
Уж вы зрасвуйте, прицятьники ц́ерьковныя!
95 Уж вы зрасвуйте, народ, все люди добрыя,
Уж вы ближныя суседы порядо́вныя!
Не видали ли моёй да родной матушки?» —
«Уж мы видом не видали, дак слыхом слышали».
Тут пошло кнежно дитё росплакалось,
100 Жалобнёшенько да прицитаюцись:
«Во посьледнёй-от раз мать байну вымыла,
Во посьледнёй раз да косу выплела,
Алу лентоцьку да в косу у́вила,
’Цьветно платьицё да снаряжаласе!»
105 Как спушшаитьц́е с крылецька со ц́ерьковного,
Тут бежит два во́лка да долгохвостыя.
Она тех волко́в не устрашиласе:
«Уж вы здрасвуйте, во́лки долгохвостыя!
Не видали ли моёй да родной матушки?»
110 «Уж мы видом не видали, да слыхом слышали:
Как твоя-та ведь мать да во тёмном лесу,
Во тёмно́м лесу да под сыры́м дубо́м».
Тут пошло княжно́ дитё росьплакалось,
Жалобнёшенько да прицитаюцись:
115 «Во посьледьнёй раз мать байну вымыла,
Во посьледьнёй раз да косу у́плела,
Алу лентоцьку да в косу у́вила,
В цьветно платьицё да снаряжаласе!»
Как приходит в полату белокамянну,
120 К своёму она ко батюшку к родимому,
К Роману кнезю Михайловицю:
«Уж ты вой еси, батюшко родимой мой,
Уж ты на́ имё Роман да кнезь Михайловиць,
Ты скажи-тко мне, где родна матушка?
125 Не утайся ты да не убойсе ты».
Как спрого́ворит батюшко родимыя,
Ишше грозной-от князь Роман Михайловиць:
«Ты не плаць, моё дитетко родимоё,
Уж ты на́ имя Настасья доць Романовна,
130 Ты хитра-мудра да девети годов!
Я сострою тебе три терема высокиих,
Я сошью тебе шубу во петсот рублей».
Как спроговорит княжно дитё Настасья доць Романовна:
«Как не нать мне ка шубку во петсот рублей;
135 Как згорите терема, да вы златы веньци![537]
Уж ты згинь да пропади лиха мацёха!»
Воспроговорит Настасья во второ́й након:
«Уж ты ѓой еси, батюшко родимой мой,
Ише князь Роман Михайловиць!
140 Ише где, скажи, моя да родна матушка?»
Воспроговорит ведь грозной кнезь Роман Михайловиць:
«Ты не плаць, княжно дитё Настасья доць Романовна
Сколь хитра-мудра да девети годов!
Я сошью тебе шубу во петсот рублей,
145 Я сострою тебе терем золоты веньци,
Заведу тебе моло́ду мацёху
Луцьше старыя да луцьше прежныя».
Воспроговорит княжно дитё Настасья доць Романовна:
«Мне не нать твоих три терема высокиих,
150 Ай згорите три терема златы веньци!
Ай згори твоя шуба во петсот рублей!
А згинь-пропади да лиха мацёха!
Ты отдай-ко мне да свою[538] матушку».
———
Парасья Григорьевна Мошникова
XXV. Парасья ГригорьевнаМошникова, старуха лет 50. Старин знает немного и называет их «стихами». Бо́льшую часть своего репертуара она заучила в Варзуге, но два стиха (№№ 228 и 229) она переняла еще девочкой в Мудьюге, на восточной стороне Двинской губы. Кроме печатаемого материала, она знает старины: 1) «Князь, княгиня и старицы», 2) «Мать князя Михайлы губит его жену», 3) «Князь Дмитрий и Домна Фалелеевна»; стихи: 1) «Лазарь», 2) «Егорий Храбрый». Последний стих — обычной на Терском берегу версии: «Федор Смоляньской», «царица доць Прекрасна». Начало стиха:Туры, олени по горам пошли,
Ишше белы-то заеци по засекам,
Серы горностали по тёмным лесам,
Бела рыбина ступила во морьску глубину...
228. РАССТАВАНИЕ ДУШИ С ТЕЛОМ[539]
Уж мы про́спали да мы прогу́ляли
Живуци́сь цярсво небесноё.
Не будет нам больше прошшения.
Житьё з бытьёма сконьчаитц́е,
5 Душа сь телом да роставаитц́е;
Роставаласе, сьлезно прошшаласе:
«Ты просьти-прошшай, да тело белоё!» —
«Ты просьти-прошшай, да душа грешная!» —
«Тебя, тело, во гроб кладут,
10 Миня, душу, на суд поведут;
Тебя, тело, да на плецях понесут,
Миня, душу, на рыцягах поташшат;
Тебя, тело, в Божью́ церков,
Миня, душу, да на́ суд Божия (2).
15 Не толь было мне-ка горько-горькошенько,
Не толь было мне-ка тошнё-тошнёшенько,
С Сотоной нать сидеть, на Сотону гледеть:
У миня-та Сотоной будут ноги скованыя,
У миня-та Сотоной будут руки связаныя.
20 Луцьше в огне гореть, во смолы кипеть, —
Не толь тошно́ мне-ка, тошнёшенько!
229. ГРЕШНЫЕ ДУШИ
«Уж вы души, души да многогрешныя,
Многогрешныя души да окаянныя!
Уж вы где, души, были, кого видели?» —
«Уж мы были, души, на сьвятой Руси». —
5 «Ишше ц́ем мати земьля там изукрашоная,
Ишше ц́ем мати земьля там принаполнёная?» —
«Изукрашона земьля там красным солнышком,
Принаполнена земьля Божьёй милосью.
Там гробы, колоды дубовыя,
10 Меж тема́ есь домови́шша предвечныя.
Уж нам колько не жить,а помереть будёт.
Куды нашо богасьво останитц́е?
Ишше я вам скажу, ц́ем душа-та спасти:
Душа-та спасьти постом, молитвамы.
15 Ишше я вам скажу, ц́ем во рай пойти
Шьчо во рай-от пойти цёсно́й милосьтию».
230. НАСТАСЬЯ МИТРЕЯНОВНА (ИВАН ГОДИНОВИЧ)
Ишше был жил дедюшка с племенницьком.
Захотелосе дедюшки племенницька женити-се:
«Уж ты што долго́, племенницёк, не женисьсе,
На кого жо ты, племенницёк, надеисьсе?»
5 Отвечаёт племенницёк дедюшки:
«Я малёшенек ноньц́е, глупёшенёк.
Мне-ка стара нать взеть, да на пеци лёжать;
Мне моло́да будёт взеть, да всё цюжа корысьть».
Столько видяли молодця сряжаюцись,
10 Не видали удало́го поежаюцись;
Во цисто́м-то поли да курева только стоит,
Курева-та стоит, да дым столбом валит;
Сухо пеньё тут, коре́ньё поломалосе,
Мать сыра земьля тут потрёсаласе,
15 Всё синё тут море́ всё зволновалосе.
Он приехал к полаты к белокаменной, —
Ай полата з боку на́ бок покачаласе,
Ставьники́ тут в окошках покосилисе.
Он по лестовкам идёт, да лестоцьки подгибаютц́е;
20 Он по сеницькам идёт, сени дыблютц́е,
Сени дыблютц́е, новы́ колыблютц́е...[540]
ПОНОЙ
А. И. Горбунцова
XXVI. А. И. Горбунцова, родом из с. Пялица, 89 лет.231. НАСТАСЬЯ МИТРЕЯНОВНА (ИВАН ГОДИНОВИЧ)
Говорил-то дядюшка племянничку:
«Пора, племянницёк, женитисе,
Те пора женитц́е, время свататц́е!» —
«Глупой дядя, неразумной-от!
5 Где-ка мне женитисе?
Мне стара́-та взять — дак на печи лежать,
Мне безрука взять — надоть работати,
Молодая взять — дак цюжа́ корысьть,
Мне кривая взять — дак мне не хоц́етц́е».
10 Не видели-то молодця седуци,
Только видели уда́лого пое́дуци,
Во цисто́м поли курева стоит, дым столбом встаёт.
Он ехал молодець день до вецёра.
Красно солнышко пошло ко за́кату.
15 Приежал он к городу да Митреянову;
Становил добра коня у нова двора;
Он идёт по лестовкам дубровыим —
Подь им лестовки да подгибалисе,
Новы́е сени колыбалисе.
20 Заходил в полату Митреянову,
Садилсэ он на лавоцьку на дьве́рную —
Под им лавоцька да подгибаласе.
Говорил тут Митреян да Митреяновиць:
«Ты не вор ли пришол, не розбойницёк?
25 Не ноче́шной ты подорожницёк?
Не збеглой солдат ли ѓосударевой?»
Отвецят уда́лой доброй молодец:
«Я не вор пришол, не розбойницёк,
Не ночешной подорожницёк,
30 Не збеглой солдат ѓосударевой;
Я приехал сильнёй руськой могуцёй боѓаты́рь,
Я приехал к тебе о большом дели, о сва́тофсьви
На твоей Настасьи Митреяновны».
Говорит тут Митреян да Митреяновиць:
35 «У меня есь цядышко просватано,
Три года уш как просватано
У того Идо́лишша проклятого,
У проклятого Идолишша поганого.
Уехал Идолишшо ф цисто́ полё
40 Он стрелять-палить гусей, лебедей,
Фсяких пернатых мелких утоцёк;
Оставил Настасью за сорок замкоф,
За сорок замкоф шурупцятых».
Тут-то молотцу за беду стало,
45 За ту насмешку за великую;
Скоцил со лавоцьки со дверьныя,
Поломал сорок замков шурупцятых,
Брал Настасью Митреяновну
И садил Настасью на добра коня,
50 На добра коня позади себя;
Поехали оны во чисто́ полё.
Ехали оны день до вецёра.
Красно солнышко пошло ко западу и ко за́кату.
Говорит Настасья Митреяновна:
55 «Уш ты ѓой еси, удалой доброй молодец,
Скоро-руськия могуцёй, сильнёй бо́ѓаты́рь!
Мне пора с тобой опоцин дёржать,
Нам добру́ коню надоть здох давать».
Ишше тут молодец да скоро слушаёт.
60 Остоял он своего добра коня;
Роскинули оны бело́й шатер поло́тьняной.
Приежаёт Идолишшо ис циста́ поля —
Нет Настасьи Митреяновны.
Берёт с собой он саблю вострую,
65 Во других берёт палицю тяжолую.
Не поехал Идолишшо в цисто́ полё.
Увидал он во цисто́м поли бело́й шатёр;
Он думат своей думою тотарскою:
«Мне сонно́го-то убить — всё как мёртвого,
70 Мне сонно́го-то убить фсё не це́сь-хвала».
Крыцял-зыцял зыцьним голосом:
«Ты ѓой еси, могуцёй, сильнёй боѓатырь!
Подавай мне теперь поединьшика!
Не дае́шь ты мне поединьшика —
75 Из живого я из тя жилы вытяну».
Ставал удалой доброй молодец;
От крепкого сна да пробужаитце,
Садилсэ он да на добра коня:
Перьвой рас сьехались, приударились,
80 Друг друга до́ больня не ранили;
Фторой-от рас сьехались, ударились,
Друг друга до больня не ранили;
Третей рас сьехались, ударились;
Трехнул удалой доброй молодець
85 Идолишша проклятого о сыру землю.
Хотел пороть да груди чорны ёго тотарьския.
Во перьво́й корманьцик бросаитце —
У ёго ножоцька не слуцилосе;
Во другой корманьцик он бросаитце —
90 Тожо ножоцька не слуцилосе.
Говорит удалой доброй молодець:
«Уш ты ѓой еси, Настасья Митреяновна!
Ты подай мне булатён нош
Спороть ёго да груди цёрныи,
95 Вынимать ёго серьцё тотарскоё».
Тово Настасья фсё не слушаёт.
Говорит он во фторой након:
«Уш ты ѓой еси, Настасья Митреяновна!
Ты подай мне булатён нош
100 Спороть ёго да груди цёрныи,
Вынимать ёго серьцё тотарскоё».
Тово Настасья фсё не слушаёт;
Говорит он во третей након:
«Уш ты ѓой еси, Настасья Митреяновна!
105 Ты подай мне булатён нош
Спороть ёго да груди цёрныи,
Вынимать ёго серьцё тотарскоё».
Тово Настасья фсё не слушаёт.
Говорит Идолишшо проклятое:
110 «Ты ѓой еси, Настасья Митреяновна!
Не неси булатён нош,
Не ходи в ихню веру християньскую!
Ихня вера есь тяжолая,
Тяжолая вера християньская:
115 Надоть кстить-крестить лицо белоё,
У их водятце среды-пятници,
Имеют они посты долгие.
Лёхка наша вера тотарская:
Не надоть кстить-крестить лицо белоё,
120 У нас не водятце среды-пятници,
Не имеем мы постов долгиих.
Поди бери ёго за желты́ кудри,
Трехай его о матушку сыру землю,
Неси мне-ка булатён нош
125 Роспороть ёго груди белыя,
Вымать ёго серьцё христианскоё».
Идёт Настасья Митреяновна,
Несёт ему булатён нош.
Он хотел пороть ёго да груди белыя.
130 Говорит удалой добрый молодец:
«Не трони меня, Идолишшо проклятое!
Я не буду битьце-дратьце о пустом дели,
О пустом дели, фсё о женьшины».
Он раздумалсэ думой тотарьскою,
135 Пушшял ёго на свою волю.
Спусьтил удала добра молотца на свою волю —
Только молодец и жонат бывал,
Только молодец и с жоной сыпал.
232. МАТЬ ПРОДАЕТ СВОЕГО СЫНА
От отця, от матушки от умного,
От роду, от племени розумного
Зародилось чядышко безумное.
Охоць был ходить на царе́вы больши ка́баки,
5 Охоць был пить зелена вина,
До улову напивалсэ пива пьяного,
И зналсэ с голямы фсё с кабацькима.
Тут вдовы за беду стало,
Тут за насмешку за великую.
10 Выходит вдова на приглубу на тиху́ гавань,
И крыцит вдова зыцьним голосом:
«Уж вы гой есь, госьтюшки заморяна!
Вы купите моего цяда безумного».
Того-то госьти фсё не слушают,
15 Вавилоняна того не ведают.
Она крыцит во второй након,
Крыцит вдова во трете́й након
Зыцьним голосом и во всю голову:
«Ой вы еси, госьти заморяна!
20 Купите моего цяда безумного».
От того крыку-зыку вдовиного,
От по́зыку сиротиного
Круты горы, завалы приосыпались,
Гнило́ дере́вьё в леси фсё попадало,
25 Тиха́я гавань сколыбаласе,
Фси кара́блечьки покачалисе,
Фси окошоцька покосилисе,
Фси око́лёнки поломалисе,
Свежа рыбина ступила в глубину морьску, —
30 И заморяна-госьти испужалисе.
Выходил-то Павел, госьть-заморенин:
«Ты ц́его крыцишь, вдова, зычним[541] голосом?» —
«Уж ты гой есь, Павел, госьть-заморенин!
Купи у мня цядышка безумного». —
35 «Дорого ли просишь за цядышка безумного?» —
«Ты насыпь мне мису красна золота,
Другу-ту насыпь циста се́ребра,
Третью́ накати скатна жемцюга;
Покрой соболямы фсё сибирьскима —
40 Мне на шубу соболиную,
На угреву фсё вдовиную». —
«Цёго ты дорого просишь за цяда безумного?» —
«Не того бы моё-то цядо стоило,
Кабы не пил он зелена́ вина:
45 Поставил бы ёго на тонкой ярой на осённой лёд,
Да засыпал бы ёго красным золотом». —
«Он цёго горазд, твоё цядо безумное?
Топором тёсать или стружком стругать,
Шильц́ем шить или иголоцькой,
50 Или пером писать, или ц́ерниламы
По белой гербо́вой по бумажоцьки?» —
«Того не гораздо моё цядо безумноё:
Он горазд соколо́м летать по поднебесью,
Серы́м волком рыскать по темны́м лесам,
55 Свежой рыбиной ходить в глубины морьской,
Писать горазд сухим красным золотом
По рыту-ту по бахрату,
Горазд играть во шахматы, во пешоцьки,
С Морьским цярём во зо́лоты».
60 Павел, госьть-заморенин
Насыпал цяшу красна золота,
Другу-ту насыпал циста се́ребра,
Третью́ накатил скатна жемцюга,
Покрыл соболямы фсё сибирскима
65 Середи моря карабли остое́лисе.
Говорит этот уда́лой доброй молодець:
«Уж ты ѓой еси, Павел заморенин!
Просит у нас Морьской царь пошлины».
Он садилсэ на дошшоцьку белоду́бову
70 И спусьтильсэ во синё морё.
И приходит к Морьскому царю.
Морьской цярь сидит с своей цариц́ею,
Играет во шахматы во зо́лоты.
И садят ёго за дубовой стол:
75 «Садись-ко, удалой доброй молодець!»
———
Т. Т. Логинова
XXVII. Т. Т. Логинова, родом из д. Чапома.233. МИХАЙЛО ПЕТРОВИЧ (КОЗАРИН)
Было же у ко́роля деве́ть сынов,
Было у Владымёра ясных соколоф.
Заводилсэ у ко́роля десятой сын,
Ишше на́ имя Михайлушко Петровиць жа.
5 Нехто ёго Михайлушка не возьлюбили,
Нехто ёго Петровиця невознавидели:
Хотели Михайлушка конём стоптать,
Хотели Петровиця саблей вострою,
Хотели Михайлушка топором тёсать,
10 Хотели Петровиця ф котьли варить.
Ишше брали ёго ненюшки-мамушки на руцюшки,
Понесьли ёго Михайлушка на улоцьку.
Сожале́ласе-зболеласе родна́ сёстра,
Ишше на́ имя Настасья доць Петровисьня,
15 Взяла ёго Михайлушка на белы руки,
Носила Петровиця во нову горницю,
Поила, корьмила до пети годоф,
До пети годоф корьмила, до шесьти летоф.
Стал Михайлушко конем владеть,
20 Стал тут Петровиць саблёй вострою,
Стал Михайлушко пальцёй тяжолою.
Воспроговорит Михайлушко сын Петровиць:
«Уж ты ѓой еси, Настасья доць Петровисьня!
У мня есь ли на роду-ту родной батюшко,
25 У мня есь ли на роду-ту родна матушка,
У мня есь ли на роду да родны братьиця,
У мня есь ли на роду родны сестрицюшки,
У мня есь ли на роду хрёсной батюшко,
У мня есь ли на роду да хрёсна матушка?»
30 Воспроговорит Настасья доць Петровисьня:
«Уж ты ѓой еси, Михайлушка сын Петровиць,
Тебе я буду сказывать:
У тя был на роду-ту родной батюшко,
У тя была на роду-ту родна матушка,
35 У тя были на роду да родны братьиця,
У тя были на роду да родны сестрицюшки,
У тя был на роду хрёсной батюшко,
У тя была на роду да хрёсна матушка.
Было-жило у ко́роля деве́ть сыноф,
40 Зародилсэ ты у ко́роля десятой сын,
Ишше на́ имя Михайлушко сын Петровиць жа.
Нехто тебя, Михайлушка, не возьлю́били,
Нехто тебя, Петровиця, невознавидели:
Хотели Михайлушка конём стоптать,
45 Хотели тебя, Петровиця, саблёй вострою,
Хотели Михайлушка топором тёсать,
Хотели Петровиця ф котьли варить.
Брали тебя ненюшки-мамушки на руцюшки,
Понесьли тебя, Михайлушко, на улоцьку.
50 Жжалеласе-зболеласе я, родима́ сестра,
Ишше на́ имя Настасья доць Петровисьня;
Брала тебя, Михайлушка, на белы руки,
Уносила тебя, Петровиця, в нову горьницю,
Поила тебя корьмила до пети годоф,
55 До пети годоф кормила до шести лето́ф;
Стал-то Михайлушко конём владеть,
Стал-то Петровиць саблей вострою».
Воспрого́ворит Михайлушко сын Петровиць:
«Уж ты ѓой еси, сёстра моя родимая!
60 Мне-ка дай блаѓословленьицё
Мне отбить, мне отлить крофь тотарьцькую,
Мне отбить, отмесьтить крофь християньскую
У того ли у Идо́лишша проклятого».
Он пошол на заставушку;
65 Стоял на заставушки ровно три года,
Билсэ-ратилсэ с Идолишшом проклятыим.
Только дым столбом, да курёва́ стоит.
Прилетело три ворона, три тотарина,
Уносили Настасьюшку доць Петровисьню,
70 Посадили Настасью за рокитоф куст.
Сле́зно сплакалась Настасья доць Петровисьня:
«Кабы было у меня два братца два родимыих,
Кабы был у меня Захар да Лука Петровичи,
Не́ дали меня, да родимо́й сёстры,
75 Трём тотарёвам поганым на поруганьё».
Выскоцил тотарин из бела шатра,
Из бела шатра ис поло́тьняна,
Говорил татарин таковы реци:
«Ты не плаць, не плаць, Настасьюшка доць Петровисьня!
80 Заутра́ мы со дружьямы будём дел делить,
Будём дел делить, да станём пай паи́ть:
На одну куц́ю положим красна золота,
На другу куцю положим циста се́ребра,
На третью куцю положим тебя, девицю.
85 Кабы ты, девиця, мне досталасе,
Увозил бы тя, Настасьюшку, в свою волось,
В свою волось, Петровну, не во верную,
Отдал бы я тебя во холуйки жить,
Во холуйки жить тебя бы, во служаноцьки,
90 Во служаноцьки тебя бы вековесьния».
Росплацитьц́е Настасья доць Петровисьня:
«Кабы было у меня два братца два родимыих,[542]
Кабы был у меня Захар да Лука Петровици,
Не́ дали меня, да родимо́й сестры
95 Трём тотарёвам поганым на поруганьё».
Выскоцил тотарин из бела шатра,
Из бела шатра ис поло́тьняна,
Говорил татарин таковы реци:
«Ты не плаць, не плаць, Настасьюшка доць Петровисьня!
100 Заутра́ мы со дружьямы будём дел делить,
Будём дел делить, да станём пай паи́ть:
На одну куцю́ положим красна золота,
На другу куцю положим циста се́ребра,
На третью куцю положим тебя, девицю.
105 Кабы ты, девиця, мне досталасе,
Увозил бы тя, Настасьюшку, в свою волось,
В свою волось, Петровну, не во верную,
Взял бы тя, Настасьюшка, во замужесьтво,
Во замужесьтво и во обруц́есьтво».
110 Росплацитьц́е Настасья доць Петровисьня:[543]
«Кабы было у меня два братца два родимыих,
Кабы был у меня Захар да Лука Петровици,
Не́ дали меня, да родимо́й сёстры,
Трём тотарёвам поганым на поруганьё».
115 Выскоцил тотарин из бела шатра,
Из бела шатра ис поло́тьняна,
Говорил татарин таковы реци:
«Ты не плаць, не плаць, Настасьюшка доць Петровисьня!
Заутра́ мы со дружьямы будём дел делить,
120 Будём дел делить, да станём пай паи́ть:
На одну куцю́ положим красна золота,
На другу куцю положим циста се́ребра,
На третью куцю положим тебя, девицю.
Кабы ты, девиця, мне досталасе,
125 Увозил бы тя, Настасьюшку, в свою волось,
В свою волось, Петровну, не во верную,
Отдал бы тя, Настасьюшку, во царици жить,
Был бы я, Настасьюшка, цярём служить,
Взял бы тя, Настасьюшка, царицёю».
130 Не туця-та стуцилась, не гром гремит,
Не гром згремел да цястой дожжик лил;
Кабы гром-от гремел, да цястой дожжик шол;
Кабы цястой дожжик шол, дак бы грат летел:
Приехал брателко родимыя,
135 Ишше на́ имя Михайлушко.
Взял он перьвого тотарина конём стоптал,
А другого тотарина копьём сколол,
Третьёго тотарина ножом сколол,
А ножом сколол да ф котли сварил.
140 Брал он сестрицю родимую за белы́ руки,
Выводил из-за бела́ куста,
Садил да на добра коня,
Поежал он да ис циста́ поля.
234. ИВАН ДУДОРОВИЧ
Ишше жил-был Дудорушко, не славилсэ,
Он не славилсэ Дудорушко, состарилсэ,
Как состарилсэ Дудорушко, преставилсэ.
Оставаласе ёго любима семья,
5 Любима ёго семья, да молода жона;
Во вторых, у ёго осталось цядо милоё,
Цядо милоё осталосе, либимоё,
Ишше на́ имя Иванушко Дудоровиць.
Он ходил-гулял по улёцьки по ши́рокой,
10 Он ходил да сьтрелял сьтрелоцьки калёныя.
Он засьтре́лил на хоромы на высокия,
Он засьтре́лил на полаты на белокамянны;
Кругом етой он полатушки похаживал.
Выходила тут Настасья на красно́ крыльцо,
15 Говорила тут Настасья таковы реци:
«Ты цёго же, Иванушко, поскакивашь,
Ты на наши на хоромы фсё посматривать?» —
«Уж ты гой еси, Настасья Митреяновна!
Я засьтре́лил свою сьтрелоцьку калёную
20 Шьшо на ваши на хоромы на высокия,
Я на вашу на полату белокамянну».
Выходила тут Настасья со красна́ крыльця,
Шьшо брала она Ивана за белы́ руки.
По приступкам Ванька шол — приступки ломятце,
25 По сеням-то Иван шол да сени дыблютце,
Сени дыблютце, новы́ колыблютце.
Заходил он во полату белокаменну,
З боку на́ бок ту полатка покацяласе,
Фсе косисьцяты окошоцька скосилисе,
30 Фсе хрустальния стеколка поломалисе,
На столи́ питьё-еде́ньё росплёскалосе,
Фся хрустальная посуда приломаласе.
А садила тут Ивана за дубовой стол,
Во большой она угол да во цёсно́ место,
35 Подносила тут Ивану зелёна́ вина,
А не ма́лу она цяру, полтора ведра.
Воспрого́ворит Настасья Митреяновна:
«Тебе полно спать, удалой доброй молодець,
Ише на́ имя Иван да сын Дудоровиць!
40 Отошли же тут заутрени ранныя,
Отслужили жо обедьни воскрисеньския;
Как идут у меня два брата два родимого,
Шьшо идут у мня два Ивана цяревиця».
Не стават, не пробуждаитц́е доброй молодець.
45 Шьто спроговорит Настасья во второй након:
«Ты ставай-ка, пробуждайсе, доброй молодець,
Ише на́ имя Иван да сын Дудоровиць!
Шьшо идут у мня два братця два волховника,
Шьшо идут два Ивана два цяревиця».
50 От Иванушка во сьне да тут ответу нет.
Шьшо скрыцяла тут Настасья во третей након,
Закрыцяла да она да зыцьним голосом,
Зыцьним голосом скрыцяла да во всю голову:
«Ты ставай-ка, пробуждайсе, доброй молодець,
55 Ише на́ имя Иван да сын Дудоровиць!
Шьшо идут у мня два брата два родимого,
Как идут два Ивана два волшебника
От заутрени ранныя, от обедьни воскрисеньския».
Выходил же тут Иван да сын Дудоровиць
60 На красно́ё, на прикрасно на крылецико.
Ишше брали ёго брателка родимыя,
Шьшо примали ёго да за жолты́ кудри:
«Ты цёго же к нам, Иванушко, потхаживашь,
Ты не нашу ли Настасьюшку посватывашь?» —
65 «Да давно у мня с Настасьюшкой посватанось,
Шьшо давно у мня с Волховисьнёй полажонось».
Шьшо примали тут Ивана да за жолты кудри,
Шьшо тресьли они Ивана о сыру́ земьлю,
Оны склали тут Ивана на добра́ коня,
70 Увозили Дудоровиця во цисто́ полё,
Отьсекали у Ивана по плець голову,
Позьмильцили тут ёго да тело белоё,
Роскинали тело бело по цисту полю.
Выходила тут Настасьюшка Волховисьня:
75 «Ушь вы вой-тесь-ко, два брата два волховника,
Ушь вы вой-тесь, два Ивана два цяревиця!
Вы цёго же губите душу безвинную?»
Оны брали тут Настасью за жолту косу,
А тресьли жо тут её да о сыру́ земьлю,
80 Увозили же Настасьюшку ф цисто полё,
Схоронили Настасью во сыру землю.
Выростало тут два дерева кудрявыих,
Да комлямы оны росьли ф куцю,
А вершинамы оны росьли на́розю,
85 А кудрявья дерева́, зелёныя.
———
У. И. Куроптева
XXVIII. У. И. Куроптева, родом из дер. Чапома.235. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ ПОПОВИЧА
Ишше в славном-то гради стольне-Киеви,
Там стояли полаты белы каменны.
Не от ветра полаты покачалисе,
Не от вихоря полаты отпиралисе.
5 Ишше жил там ф полатах цярь-от Гра́дин же.
Он зьбираёт пир да на весь на мир,
Добрым людям-то он зьбирал на за́видось:
Он ведь кня́зей зьбирал, да зьбирал бо́яроф,
Сыновей-то он зьбирал да княженеськия.
10 Ишше по́звал он Добрынюшку-Микитушку.
Ишше фсе на пиру да приросхвастались:
Шьшо богатой-от хвастал красным золотом,
Ишше умной-от хвастал родом-племенью,
А безумной-от хвастал молодой жоной;
15 А Микитушка-Добрыня ро́дной матёнкой,
Пречёстно́й вдовой Офимьёй Олёксандровной.
После етого стали они дел делить,
Стали дел они делить да стали пай паить.
Никитушки-Добрынюшки дел выпал —
20 На заставу цярь Градин поставил:
На заставы нать стоять ведь всё Добрынюшки.
Поежжаёт Добрынька к ро́дной матёнки:
«Уш ты ѓой еси, мать моя родимая,
Пречёстна вдова Офимья Олёксандровна!
25 Уш ты дай ведь мне-ка бласловленьице —
На заставы нать стоять мне дьвенатцеть лет».
Воспрого́ворит Микиты ро́дна матёнка:
«Ты когда же, Добрынюшка, домой будёшь?» —
«Как пройдёт тому времени дьвенатцеть лет,
30 Шьчо тринатцато лето будёт тёплоё,
Как ваш Добрынюшка назать не изворотитце,
Ты тоѓда, моя жона, да хоть заму́ш пойди,
Ты заму́ш-то пойди да хоть вдовой сиди,
Хоть за кня́зей ты пойди, да хоть за бояроф,
35 Хоть за го́сьтей пойди хоть за торговыих,
Хоть за сына пойди за кнеженеського;
Не ходи ты за Олёшу Поповиця:
Мне Олёша Поповиць крестовой брат».
Не видали добра молотця сряжаюцись,
40 Только видели Микиту снаряжаюцись.
Ишше де́ницёк за де́ницёк как дошь дожжит,
А неделька за неделькой как трава росьтёт,
Ишше годик-от за годик как соко́л летит.
Шьшё проходит тому времени деве́ть годоф.
45 Как стоит наш Добрынька ф цисто́м поли,
Он за ту стоит за веру християньскую,
За того ли он стоит за цяря Гра́дина.
Шьшё приходит калика перехожая,
Перехожая калика переброжая:
50 «Уж ты гой еси, Микитушка-Добрынюшка!
Шьшё твоя-та кнегина всё заму́ш пошла
За того ли за Олёшу за Поповиця».
Воспрого́ворит Добрыня таковы реци:
«Уш ты ѓой еси, калика перехожая,
55 Перехожая калика, переброжая!
Ты поди сходи к моей да молодой жоны,
Ты возьми-ко-се мне гусельци яро́фцяты».
Приходила калика к ро́дной матёнки:
«Уш ты гой еси, вдова благоц́есьливая
60 Прецесна вдова Офимья Олёксандровна!
Шьчо убит лёжит Добрынюшка ф цисто́м поли;
Руцьки, ношки у ёго да прироздёрнуты,
Он буйно́й-то головой да ф цяс рокитоф кус».
Ишше плацёт ёго маменька родимая:
65 «Закатилось у меня да сонцё красноё,
Закатитц́е у меня да сьветёл месе́ць
Шьшо в моих-то полатах белых камянных!»
Ишше деницёк за де́ницёк как дошь дожжит,
Шьшо неделька за неделькой как трава росьтёт,
70 Ишше годик-от за годик как соко́л летит;
Шьчо проходит тому времени двенадцеть лет.
Попадат ёму калика перехожая,
Перехожая калика, переброжая.
Воспрого́ворил Микитушка-Добрынюшка:
75 «Уж ты ѓой еси, калика перехожая!
Ишше дай мне-ка платья калицьёго,
Ты надень-ко-се моё да богатырьскоё».
Испугаласе калика перехожая:
«Уш ты ѓой еси, Микитушка-Добрынюшка!
80 Шьчо твоё-то будёт платьё тяжелёшенько.
Ты надеть моё-то платье фсё калицёё.
Шьчо твоя-та жона да фсё к венцю пошла;
Только свадьбы быть да овенцятисе».
Приежат он к маменьки родимыя,
85 К пречёстной вдовы к Офимьи Олёксандровны:
«Уш ты ѓой еси, Офимья Олёксандровна!
Ишше дай-ко мне-ка платья богатырьского».
Он веть падал тут матери в резвы́ ноги:
«Уш ты ѓой еси, мать моя родимая!»
90 Ишше взял он ведь гусельци ярофцяты,
Шьшё пошол он к Олёшиньки к Поповицю.
У дверей-то у их были придверники,
У ворот-то у их были приворотники.
На одну руку махнёт — да лёжит улицёй,
95 На другу руку махнёт — да переулкамы.
Он зашол тут к Олёшеньки Поповицю.
Он играл ф свои гусельци яро́фцяты,
Он играл себе в гусельци ярофцяты:
«Шьшо не всякому женитьба издаваитц́е:
100 Издалась только Олёшеньки Поповицю».
Воспрого́ворит Марфа доць Васильёвна:
«Мне позвольте-ко вы, князи-бояра,
Вы позвольте мне-ка слово молвити,
Слово молвити бес петёлки бес липовой,
105 Бес плашоцьки дубовыя».
«Ты скажи-ко-се, Мария доць Васильёвна». —
«Вы позвольте-ко цяру зелёна́ вина,
Зелёна-та вина да полтора ведра,
Поднесьти мне калики перехожия».
110 Подносила она цяру зелёна вина,
Зелёна она вина да полтора ведра:
«Шьшо не туто-ка судьба да за столом стоит,
Ишше та у мня судьба да на пеци сидит».
Шьчо Олёшенька Поповиць-от росплакалсэ:
115 «Шьчо не фсякому женитьба издаваитц́е!»
———
В. В. Самохвалова
XXIX. В. В. Самохвалова, из дер. Стрельна.236. НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ ПОПОВИЧА
Поежает Микита во цисто́ полё
Ко тому ли ко каменю ко Златырю,
Ко тому ли ко кружалу к осудареву:
Наказуёт Никита своёй матери:
5 «Уж ты ѓой еси, маменька родимая!
Как пройдёт-то тому времени три года,
Пройдёт-то тому времени шесь годоф,
Пройдёт-то тому времени деве́ть годоф,
Пройдёт-то тому времени дьвенадцеть лет,
10 Настанет тут летико тринадцато, —
Бери ты, моя мать, да золоты́ клюци,
Отмыкай-ко, моя мать, да золоты ларьци,
Ты бери-ко, моя мать, да золоту казну,
Ты клади-ко по ц́ерьквам да по мана́стырям,
15 Ты служи-ко обедни с панафидамы.
Молода моя жона, ты вдовой сиди,
Ты вдовой сиди, да хоть заму́ш пойди,
Ты за кне́зей пойди да хошь за бо́яроф,
За купц́ей-госьтей пойди да за торговыих;
20 Не ходи ты за Олёшу за Поповиця:
Мне Олёшенька Поповиць да крестовой брат».
Только видели Микитушку срежаюцись,
А не видели Микитушку поежаюцись;
Только дым идёт, да куреву́ха бьёт.
25 Шьшо прошло-то тому времени три года,
Шьшо прошло-то тому времени шесь годоф,
Шьшо прошло-то тому времени деве́ть годоф,
А прошло-то тому времени дьвенатцеть лет,
Шьшо настало-то летико тринатцато, —
30 Шьшо брала его мать да золоту казну,
Она клала по ц́ерьквам да по мана́стырям,
Шьшо служила обедни с панафидамы.
Молода его жона да фсё заму́ш пошла,
Не за кне́зей пошла да не за бо́яроф,
35 Не за тех купцей торговыих;
Шьшо пошла она за Олёшу за Поповиця.
Поежаёт Микита ис циста́ поля,
От того ли он от каменя от Златыря,
От того ли от кружала ѓосударева, —
40 Шьшо настрецю Микитушки три старици,
Шьшо три старици настрецю, три манашици.
«Уш вы ѓой еси, старици манашици!
По-старому ли стоит у нас каменна́ Москва?
Жива ли во дому да родна матушка?» —
45 «По-старому стоит да каменна Москва,
Жива у тя в дому да родна матушка;
Молода твоя жона да фсё заму́ш пошла,
Не за кне́зей пошла да не за бояроф,
Не за тех го́сьтей торговыих;
50 Шьшо пошла она за Олёшу за Поповиця».
Скиныва́л он своё да платье цьветноё,
Одевал он себе да платьё цёрноё,
Платьё цёрное спасёноё,
Приходил к своей полаты к белой каменной.
55 «Уш ты ѓой еси, Никитина родна матушка!
Ты пусьти-ко-се меня да обогретисе.
Тибе сын-от Микита фсё поклон послал;
С одного мы с Микитой блюда кушали,
За одну мы с Микитой думу думали». —
60 «Не в глаза ты, калика, натьсмехаласе!»
Соходил он во полату в белу каменну,
Он садилсэ на пецьку на муравлёну,
Он просил у матери родимой гусёлышок весёлыих.
Заиграл он Никитушка в гусёлышка, —
65 З боку на́ бок полатушка покацяласе,
Фсе тут ф полатушки да поспужалисе.
Скинывал тут Никита платьё цёрноё,
Одевал тут Микита платьё цьветноё,
Он падал Микита ро́дной матушки во резвы́ ноги.
70 Он брал тут Олёшу-ту Поповиця за жолты́ кудри,
Бросал тут Олёшу о сыру землю;
Он брал тут к себе молоду жону.
———
А. М. Харлина
XXX. А. М. Харлина, родом из д. Чапома.237. <КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ>
Шьшо был-жил князь да девяноста лет,
Он бирал книгину девети годоф,
Девети годоф да десети лето́ф.
Он ка’ жил тут с книгиной ровно три года,
5 На ц́етьвёртой-от год да княсь гулять пошол.
Он ходил-гулял да ровно три года,
На ц́етьвёртой-от год да княсь домой пошол.
Шьшо настрецю-ту ёму идёт три старици,
Шьшё три старици, да три манашици.
10 Воспрого́ворит княсь да девяноста лет:
«Уж вы ѓой еси, старици-манашици!
Не видали ли моей книгинушки
Девети годоф да десети летоф?» —
«Уш мы видели твою книгинушку
15 Девети годоф да десети летоф:
За гульбой ушла да пропа́дом[544].
Уш ты при́дёшь, кнезь, да во перьвой терём —
Во перво́м терёми́ да колубе́ль весьнёт;
Уш ты при́дешь, князь, да во другой терем —
20 Во другом тереми да как друга́ весьнет;
Уш ты придешь, князь, да во третей терем —
Во третьем тереми да как третья́ весьнет;
Уж ты при́дешь, князь, да ко анбарику —
У анбарика дорошки испрото́рены,
25 Фсе шурупцяты замоцьки испроломаны,
Золота казна фся испрото́ржона,[545]
Фсе слатки́ меды да фсе испи́питы,
Калёны́ орешки испришшолканы;
Уж ты, при́дешь, княсь, да во конюшен двор —
30 Фсе добры кони да по колен в говни,
Белояровой пшеници не насыпано.
Уш ты при́дёшь, кнесь, да во носьни́ цясы,
Тут как выидёт книгинушка стрицятисе
Шьшё биз летницька, в одной рубашоцьки,
35 Бес платоцика, в одном повойницьки,
Бес цюлоцикоф, в однех башма́циках, —
Ты сруби у ей да буйну голову,
Розмеци у ей да тело белоё,
Роскинай у ей да по цисту полю».
40 Тут не люто серьцё росходилосе,
Богатырьцько да роскипелосе.
Тут приходит княсь да во ноцны́ цясы.
Тут выходит кнегина девети годоф,
Девети годоф да десети летоф.
45 Он срубил у ей да буйну голову,
Розмельцил у ей да тело белое,
Роскинал у ей да по цисту полю.
Тут приходит кнесь да во перьво́й терем —
Во перьво́м тереми пела́ веснут:
50 Шьшё не сколько шито, вдвоё плакано,
«Шьшё тибя, князя, на двор дожидано».
Тут приходит князь да во другой терем —
Во другом тереми пела́ веснут:
Шьше не сколько шито, вдвоё плакано,
55 «Шьше тибя, кнезя, на двор дожидано».
Тут приходит во трете́й терем.
Во третьём тереми пела́ веснут:
Шьшё не сколько шито, вдвое плакано,
«Шьшё тибя, кнезя, на двор дожидано».
60 Тут приходит кнезь да ко анбарику —
У анбарика дорошки не прото́рёны,
Шшё шурупцяты замоцьки не приломаны,
Фсе слатки́ меды да не испи́питы,
Калёны́ орешки не пришшолканы.
65 Тут приходит кнезь да во конюшен двор —
Фсе добры́ кони́ да по колен в шолку,
Белояровой пшаници принасыпано.
Тут не люто серьцё росходилосе,
Богатырьцько до роскипелосе.
70 Он вить брал коня, да коня доброго,
Коня доброго, коня уцёного,
Он вить брал да саблю вострую,
Он вить брал пальцю́ тяжолую.
Он перьву́-ту старицю конём стоптал,
75 Он другу́-ту старицю копьём сколол.
Шьшо третья-та стариця возмо́лилась:
«Уж ты ѓой еси, князь да девяноста лет!
Ты не бей меня да не губи меня.
Я сьлецю тебе да за живой водой,
80 За живой водой да я за мёртвою;
Оживим тебе да мы книгинушку
Девети годоф да десети летоф».
———
Исполнители не зафиксированы
238. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
Когда туры, олени по горам оне пошли,
Когда волки, лисицы по засекам,
Когда серы горностали по темны́м по лесам,
Ишше рыба ступила в морьску глубину,
5 Когда на́ небо взошол да млат светёл месе́ц,
На земли́-то зародилсе могуцёй богатырь
Ишше на́ имя Ёгорей светы храбрыя.
Да во лбу-ту у ёго да красны солнышко,
Во затылки у ёго да млат светёл месец,
10 По буйной главе ясны звезды катаютце,
По косицям ясны зари замыкаютце.
Да пошла его вестоцька по всёй земли,
Шьшо по всёй земли да по светой по Руси.
Да дошла ета вестоцька до удоньского цяря,
15 Шьшо до этого цяришшя Оньдреянишше.
Да спроведат собака до удоньской цярь,
Уж он Божьи-то церьквы на дым спустил,
Он из Божьих-то икон да взял мосты смостил.
Цяря Федора Смоленьского под гнет склонил,
20 Он под гнець-то склонил, взял голову срубил.
Благоверную цярицю изуродовать хотел,
Благоверная цяриця хитра была мудра,
Уходила в пешшорыа горы каменныя,
Уносила своего да цяда милого,
25 Цяда милого Ёгорья света храбрыя.
Да кормила-поила до пятиб годовв
До пети-шести годоф до пятнадцати лет.
Да замок тут Ёгорей конем владать,
Да замок ведь тут Ёгорей копьём шурмовати́.
30 Да замок ведь тут Ёгорей плеткой шолковою́,
Стал у матери выспрашивать:
«Уж ты, гой еси, маменька родимая моя!
У нас был ли на роду да ро́дной батюшка,
У нас были ли на роду да ро́дны братьица,
35 У нас были ли на роду ро́дны сестрицюшки,
У нас был ли на роду да весь и род-племень?г
Уж ты, гой еси, маменька родимая моя,
Ишше дай мне-ка благословеньё родительскоё,
Уж мне съезди к собаки к удоньскому цярю,
40 Отьмесьти ёму серьцё ретивоё,
Да отьлить ёму сьлёзы горюция». —
«Уж ты, дитетко серьдесьнё, тебе не съездить тут,
Ишше есь веть тут да три заставушки,
Три заставушки три великия:
45 Ишше перьва-то застава — лесы темныя,
Как не конному, не пешому проезду нет,
Да не ясному соколу пролету нет,
Не тебе, добру молотцу, проезду нет.
Да ишше друга́-та застава — горы камянныя,
50 От земьли-то стоят да оне до́ неба,
От встоку стоят оне до запада,
Шьто не конному, не пешому проезду нет,
Да не ясному соколу пролёту нет.
Ишше третья-то застава — река огняная,
55 От земьли пламя пашот до́ неба,
Ото встоку идет ото до запада».
Как не видают добра молотца сряжаюцись,
Только видели добра молотца поежжаюцись.
Во цисто́м-то поли́ да дым столбом стоит,
60 Дым столбом-то стоит да курева идёт.
Как приехал тут Ёгорей ко заставушки,
Шьто ко перьвыя заставы к лесам тёмныим.
«Уж вы, лесы, вы лесы, лесы тёмныя!
Вы кого лесыд веруите?» —
65 «Уж мы веруем — ф собаку в удоньскаго цяря». —
«Вы не веруйте ф собаку в удоньского цяря,
Уж вы веруйте в Ёгорьёву матушку».
Как приздынёт Ёгорей до злата веньця,
Разодвинулись леса да во все стороны.
70 Ишше конному, пешому проезд-от есь,
Ишше ясному соколу пролет-от есь.
Да проехал Ёгорей ко заставушки
Шьто ко той ли ко заставы к горам каменныим:
«Уж вы горы, вы горы, да горы каменныя!
75 Вы ф кого горы, горы веруите?» —
«Уж мы веруем ф собаку в удоньского цяря». —
«Вы не веруйте ф собаку в удоньского цяря,
Уж не веруйте в Ёгорьеву матушку».
Да приздынет Ёгорей до злата веньця,
80 Ишше осьветит Ёгорей светлым месецём,
Ишше о́пекёт Ёгорей красным солнышком.е
Разодвинулись горы на две стороны,
Ишше конному, пешему проезд-от есь,
Ишше ясному соколу пролет-от есь.
85 Да проехал Ёгорей ко заставушки
Шьто ко этой ли ко заставы к реки огняной.
От земли пламя пошот до неба,
Ото востоку идет до запада.
«Ты река, река, да река огняная,
90 Ты в кого, река, да река веруёшь?» —
«Уж я верую ф собаку удонского цяря». —
«Ты не веруй ф собаку в удонского цяря,
Уж вы веруйте в Ёгорьеву матушку».
Как приздынет Ёгорей до злата веньця,
95 Ишше осветит Ёгорей красным солнышком,
Ишше опекёт Ёгорей светлым месяцем.
Вот он приехал к удоньскому цярю.
Он ф котли стоит колясом вертит.
Стал он Ёгорья в котли-то варить.
100 Он в котли-то варит да стойком стоит.
Он стойком стоит, фсё стихи поет.
Ишше стали Ёгория колясом верьтеть.
Да копали тут яму глубокую,
Да бросали Егорья в яму ту,
105 Да задерьгивали решоткамы железными,
Песком завалили.
Пали тут ветры буйныя,
Да розьдергало решотки железныя.
Выходил тут Ёгорей в святую Русь.
110 Он хватил тут собаку удоньскаго цяря
За его-то волосы проклятыя,
Тряхнул о землю и отмесьтил ёму ретиво серьце.
239. ИВАН ДОДОРОВИЧ
Ише жил был Додор — не славилсэ,
Как прославилсэ Додор, преставилсэ.
Оставалось у Додора цядо милоё
Ише на́ имя Иван Додоровиць,
5 А осталсэ сын Иванушко малёшенек,
Он малёшенек Додоровиць, зеленёшенек.
А столько ходил по цисту́ полю,
По широкому роздольицю погуливал.
Он тугой-от луцёк да всё натягиват,
10 Он калёную стрелоцьку направливат.
Уж он выстрелял стрелоцьку калёную
Выше лесу стрелял...........................
Выше облака..................д...............
Ко двум братьицям, ко Иванам ко царевицям,
15 Ко царевицям да ко Волховишшам.
Сказьнили-срубили по плець голову,
Буйну главу у Додоровиця,
У сестрици Софьи у доць-Микулицьни.
На том на месте прекрасненьком
Выростало два деревця два кипарисныя.
240. «ПРО ИВАНА ДУДОРОВИЦЯ»
Ише был жил Дудорушко, состарилсэ,
Ой состарилсэ Дудорушка, преставилсэ.
Оставалось у Дудора цядо милоё
Ише на́ имя Иван да сын Дудо́ровиць.
5 Да он стрелял ходил всё стрелоцьку калёную,
Застрели он кСофьюшки в окошоцько.
Ише было у ея два браца два родимого,
Ише на имя два Ивана два Волховиця.
Как увидела Софьюшка Волховиця —
10 «Уж ты гой еси, Иван да сын Дудоровиць!
Ты цёго ходишь, вкруг облятываешь?» —
«Уж ты гой еси, Софьюшка Волковисьня!
Застрелил я свою стрелоцьку калёную
Как на ваши хорома на высокия».
15 Как брала ли ёго Софья за белы́ руки,
Уводила в полату белокаменну,
Ай кормила его Софья ведь досыта,
Напоила ведь Софья до́пьяна,
Уложила ёго Софья на кроватку спать.
20 Как отпели отслужили обедню воскресеньцькую
Уж как Софьюшка по горёнки похаживат,
Потихошинько Иванушка побуживат:
«Уж и стань-ко-се, Иван да сын Дудоровиць —
Как придут у мня два бра́тца, два Волховиця,
25 Ише тех ли два Ивана, два царевиця».
Поскорёшёнько Иван да одеваитце.
Выбегаёт Иван да на красно крыльцё.
Тут попали ему два браца, два Волховиця,
Ише на́ имя два Ивана, два царе́виця.
30 Ай спроговорят два браца два царе́виця:
«Чего ходишь ты, Иван, да вкруг облятываешь?
Ты возьми-тко у нас Софьюшку Волховисьню».
Ай спрого́ворит Иван да сын Дудоровиць:
«Ай давно у нас с Софьюшкой пола́жонось,
35 Мы цюдными крестамы поменялисе,
Мы златыми перснямы обручилисе».
Оны брали Ивана за жёлты ку́дри́,
Оне бросили Ивана о кирпицьной мос.
Посадили Ивана на добра коня,
40 Отвезли оне Ивана во темны́ ле́са́,
Ай отсекли у Ивана по плець голову.
Принесли оны к Софьюшки Волховисьни —
«Уж ты гой еси, Софьюшка Волховисьня!
Ета цья же молодецька го́лова́?»
45 Ай спрого́ворит Софьюшка Волховисьня:
«Уж вы гой еси, два братца два родимого!
Вы кудыа <...> тура злоторогого,
Дак туды же турицю малошёрсную».
Оне брали ведь Софью за белы́ ру́ки́,
50 Отвезли оне Софью во цисто полё.
Положили ей на плашку на дубовую,
Отрубили у ей да по плець голову.б
241. <БРАТЬЯ РАЗБОЙНИКИ И ИХ СЕСТРА>
Было-жило у ко́роля́ деве́ть сынов,
Деветь сынов да ясных соколоф,
Зародилась у ко́роля́ десята доць.
Ишше братья сестрицю возьлелеяли,а
5 Возьлелеили сестрицю, самы в розбой пошли.
Посьле их тут матерь доц́ерь вро́сьтила.
Доц́ерь вро́сьтила, замуж вы́дала
За того ли за купця госьтя море́нина.
Оне год живут, оне другой живут,
10 Оне при́жили к себе да мала де́тишша,
Мала де́тишша к себе да ясна сокола.
Захотела тут морянка в госьти к матери.
Ишше тут-то моренин не ослушилсэ,
Выходил тут моренин во конюшной двор,
15 Выбирал коня да самолуцьшого,
Самолуцьшого коня да копья вострого,
Он садилсэ тут да на добра коня,
Молоду жону садил да позади себя,
Мала детишша садили во серёдоцьки.
20 Оне день едут, оне другой едут,
Да настыгла их да ноцька тёмная,
Ноцька тёмная долга осенная,
Да роскинули шатёр белополотьняной,
Белополотьняной шатёр, да самы спать легли.
25 Да наехало деветь разбойников,
Оны ’секлиб у Моренина по плець голову,
Мала детишше зашибли о сыру землю́,
Молоду жону брали ко себе ф полон.
Ише восемь-то разбойникоф как сьпят, как сьпят,
30 Как девятой-то разбойницёк не сьпит, не сьпит,
Он не сьпит, не сьпит, фсё на Моряноцьку гледит,
Ишше стал тут у Моряноцьки выспрашивать:
«Ты цьёго роду да цьего племени?»
Ишше стала тут Морянко сьлезно росказывать:
35 «Как жило́-было у ко́роля́ деве́ть сыноф...»
Он скрыцял да ззыцял да зыцьним голосом:
«Вы ставайте-ко, братаньиця родимыя,
Мы у зетюшка-те сьсекли по плець голову,
Мы племенницька зашибли о сыру́ землю,
40 Как сестрицюшку-ту взели ко себе ф полон».
242. <ВДОВА, ЕЕ ДОЧЬ И СЫНОВЬЯ-КОРАБЕЛЬЩИКИ>
Спородила-то вдовушка два сына,
Да она два сына да ясного сокола,
Ой она два сына два ясна сокола;
Пелёнала в пелёна да камцятныя,
5 Пелёнала в пелёна комцятныя
Да пояса́ла в пояса да шолко́выя,
Поясала-то в пояса да шолко́выя
Да она клала на доску на дубовую,
Она клала на доску на дубовую
10 Да на дубовую дошоцьку на новую,
На дубовую доску на новую.
Да шьто сама вдова да приговаривала,
Шьто сама-та вдова она приговаривала:
«Да ты качай, качай да морё синёё,
15 Ты качай-ко, качай да морё синёё,
Да восколыбливай да струя быстрая,
Восколыбливай да струя быстрая,
Да ты вспой-вскорьми да Спас прицистыя,
Ты вспой-вскорьми да Спас прицистыя,
20 Ты на ум наставь да Богородиця,
А на ум наставь да Богородиця».
Да воспроговорит вдовушка своей доцюшки:
«Мы пойдём-ко, доцюшка, во темны леса,
Во темны леса да Боѓу молитисе».
25 Шьто молилась вдовушка ровно тридцеть лет,
Да ровно тридцеть лет да без единаго,
Ровно тридцеть лет она без единаго.
Да живуци́сь вдова она встосковаласе
Да стосковаласе, слёзно заплакала:
30 «Да ты пойдем-ко-се, доцюшка, ко синю́ морю,
Ко синю морю да ко солоному,
Шьто ко си́нёму морюшку ко солоному.
Ише по морю-то бытто карапь идёт —
По подьнебесью бытто сокол летит.
35 Да закрыцим-ко-се, доцюшка, зысьним голосом,
Да зысьним голосом да во всю голову:
«Да ушь вы ѓой еси да карабельшицьки,
Да вы меците якоря да булатныя,
Да упушшайте-ко паруса да полотняныя,
40 Вы берите вдовушку на ц́ерен карабль;
Я за больщаго сама замуж иду,
Я за меньшого-то доцьку выдаю».
Воспроговорят да карабельшицьки:
«Цёго на сьвети-то было не слыхано,
45 На бело́м сьвети цёго было́ не видано,
Шьтобы мать-то шла замужь за́ сына,
Как за брателка да сёстру вы́дала».
243. <КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ДОМНА>
Был-жил Митрей-от князь Васильёвиць,
Он как сваталсэ на Домны Фалелеёвны,
Он по три года, по три осени,
На четвёртой год только свадьбы быть,
5 Только свадьбы быть да ко венцю пойти, да овинчатисе,
Шьшо златны́м перьснём да обручатисе.
Слуцило́се итти Митрею кнезю Васильёвицю
Ко заутрени да ко воскресеньския
Мимо ту полату белокамянну,
10 Мимо ту ли Софью доць Микулисьню,
Мимо ту ли Домну Фалелеёвну;
Шьшо бросалась Домнушка по плець в окно,
Фалелеёвна она по поясу —
Шьшо не этот ли Митрей княсь Васильёвиць?
15 Шьшо сказали про Митрея «хорош, пригош»,
Про Васильёвиця «да луцьше ф свети нет!» —
«Он сутул, горбат да на перед поклят,
Ёго глаза косы́ да ноги кривы,
Русы волосы да заонеськия,
20 Поговорюшка ў ёво корельцькая».
Тут как Митрию князю́ во слух пало,
Шьто Васильевицю да за беду стало,
За таку беду да за великую.
Воротилсэ Митрей от заутрини
25 Княсь Васильевиць от воскресеньския
Он ко той сёстры своёй к родимыя,
Ишше на́ имя к Марьи Васильёвны —
«Уж ты ѓой еси, сёстра моя родимая,
Уж и на́ имя Марья доць Васильёвна,
30 Ты зьбирай-ко-се пир да ты на весь-от мир,
Ты зови-ко-се Домну Фалелеёвну
Хлеба-соли ист да слатка мёду пить;
Ска́жи: „Митрия князя, ёго дома нет,
Его дома нет да не луцилосе,
35 Он ушол ф цисто́ полё полесовать
За куницямы да за лисицямы,
Шьшо за мелкима за разныма за птицямы“».
Шьшо пирьвы́ послы у Софьи со двора сошли,
Шьшо други́ послы у Софьюшки на двор пришли —
40 «Уж ты ѓой еси, Софья да Микулисьня,
Ты спусьти-ко Домну Фалелеёвну
Шьшо ку нашей ко Марии ко Васильёвны
Хлеба-соли ист, да слатка мёду пить;
Ишше Митрия князя ёго дома нет,
45 Ёго дома нет да не луцилосе».
Воспрого́ворит матушка родимая,
Ишше на́ имя Софья доць Микулисьня:
«Не ходи-то, моё цядо милоё;
Мне ноц́есь мало́ спалось да во снях виделось:
50 Роспалсэ со правой руки злацён перьстень,
Приломалсэ со белы́х грудей цюдённой крес.
Не послушала ты матёнки родимыя».
Да пошла она да поскорёшенько,
Она двери отворят да на́ пяту,
55 Запирала двери крепко-на́крепко;
Она крес кладет да по-писа́нному,
Шьшо поклон-от ведет да по-уцёному.
Она бьёт цёлом да ниско кланеитце:
«Уж ты здраствуй, Марья доць Васильёвна,
60 Уж ты здраствуй, ты Митрей-ко Васильёвиць». —
«Приходи-тко-се, Домна Фалелеёвна,
Ко сутулому да ко горбатому,
Ко глазам косым, да ко ногам кривым,
К русым во́лосым да заонеськиим,
65 К поѓоворюшки да фсё корельскии!»
Испугалась тут Домна Фалелеёвна,
Воспрого́ворит Митрию книзю Васильёвицю:
«Уж ты ѓой еси, Митрий княсь Васильёвиць,
Ты спусьти-тко миня да к ро́дной матёнки —
70 Позабыла я со белы́х грудей цюдённой крес,
Со правой руки да я злацён перьстень».
Тут пошла тут Домна поскорёхонько,
Тут пошла она да во цисто́ полё,
Тут сковала Домна три ножицька,
75 Шьшо три ножицька да три булатные,
Она тыльём кладет да во сыру землю,
Востриём кладет да во белы груди.
Шьшо клала она да приговаривала:
«Не достаньсе, моё да тело белоё,
80 Ни сутулому да ни горбатому,
Ни глазам косым да ни ногам кривым,
Русым волосам да заонеськиим,
Поговорюшки да фсё корельския;
Ты достаньсе, мое тело белоё,
85 Ты серы́м волкам да на зьбираньицё,
Цёрным во́ронам да на сьлетаньицё,
Горьким пьяницям да на смотреньицё».
Тут выходит Митрий княсь Васильёвиць
Он на то ли на красно крыльцё —
90 Шьшё за цюдо-то да шьшо за диво-то:
Шьшё ф цистом поли серы́ волки зьбираютц́е,
Шьшё цёрны́ вороны сьлётаютц́е,
Горьки пьяници да фсё смотря́т ходят.
Он тут пришол, ножицьки взял да сам закололсэ.
ПОМОРСКИЙ БЕРЕГ
ГРИДИНО
Иван Тарасович Мяхнин
XXXI. Иван Тарасович Мяхнин, 39 лет <в 1905 г.>, крестьянин деревни Гридино (7/1, л. 4 об.).244. ИСЦЕЛЕНИЕ ИЛЬИ МУРОМЦА И БОЙ С ДВОЮРОДНЫМ БРАТОМ
Жил-был старик да старуха. Был у их старый Илья Муромец. Тритц́еть лет у его и нок не́ было. Мати да отець ушли на́ полё сена́ косить. Пришло две калики подорожныих. Просят у его мило́сьтину. «Не могу, — говорит, — подать, у мня нок нету». Оны говорят: «Спусьтись с сундука». Он стал спускатьц́я — у него ноги и стали. Подал он милосьтину каликам подорожныим. Калика говорит: «На-ко, выпей у меня ис кувшиниця». Он как выпил, так силу и учюствовал у себя. Оседлал-обуздал своего доброго коня и поехал в чисто́ поле. Езьдил, езьдил, затем наехал себе бога́тыря порядочьнёго. Он скрицял-зыцял во всю гортань богатырськую. Под бога́тырем конь пал на коленка. Оны ударились во копья бурзоменьскии, ф палици булатныи, во сабельки вострыи, тем лекким боем рукопашостним черес те гривы лошадиныи. Зьбил его богатырь на сыру землю, сел на белы груди. — «Скажи, — говорит, — ты коё́й орды, коёй земли, коёго́ отця, которой матери?» — «Кабы я сидел на твоёй груди, дак не спрашивал не имени, не изотчины, прямо порол бы груди белыи». — «Ты скажи, скажи, да не утай, скажи: ты коёй орды, коёй земли, коёго́ отця, которой матери?а — «Дай-ко мне, Осподи, силы друго́ столько. Мне, Илье Муромцю, смерть не написана, а теперь смерть приходит!» Заиграла у его сила в могучи́х плечях, збил бога́тыря, сам сел к ему на белы́ груди. «Ты скажи, скажи, — говорит, — ты коёй орды, коёй земли, коёго́ отця, которой матери?»а По два раза спросил. — «Я есь ис проклято́й Литвы, из неверной земли. Двоюро́дный брат». Поднял его Илья за белы руки, ц́еловал ф сахарни́ уста, поехали оны ф красен Киеф грат, ко тому ко солнышку Владымеру.245. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ
Ой же ты, езьдил Дунай из орды в орду,
Из орды в орду да из земьли в землю.
Ой, заехал к королю да к Ляховиньцькому.
Уш он жил у короля да ровно деветь лет;
5 Перьво три́ годы он жил у короля во стольшицьках,
Друго три́ годы он жил у короля во конюхах,
Третьё три́ годы он жил у Настасьюшки ф постельшицьках:
Не пуховыи перинушки отряхивал,
Не круто, высоко изголовьицё накладывал,
10 Тойко спал с Настасьёй на кроватоцьки тесовыи,
На одной периноцьки пуховыи,
Как дёржал руки выше колен, пониже пояса,
Как лёжал он у Настасьи на белых грудях.
Заводилсэ у короля поцесен пир
15 Как на фсех князей на фсех на бо́яроф,
Ой на фсих сильниих, могуциих бога́тырей.
Ишше фси-то на пиру-то пьяны, ве́селы,
Ишше фси-то на пиру да приросхвастались:
Как которой хвастат молодой жоной,
20 Как которой хвастат золотой казной,
Как которой хвастат силой богатырьською.
Как один Дунаюшко не хвастаёт.
Ешше ходит король по полатам белокаменным,
Сам он говорит да таковы реци:
25 «Ой же ты, Дунай да сын Ивановиць!
Для цего ты, Дунаюшко, не хвастаёшь?
Или не́цим, добру тибе веть молотцю, похвастати?»
Говорит Дунай да таковы реци:
«Ой же ты, король да Ляховинцькии!
30 Ишше есть у мня да цим похвастати!
Как жил у тя у короля ровно деветь лет;
Перво три́ годы я жил у тя во конюхах,
Ай друго три́ годы я жил у тя во стольшиках,
Третье три годы я жил у Настасьюшки ф постельшицьках:
35 Не пуховыи периноцьки ростряхивал,
Не круто́, высокоё зголовьицё накладывал,
Тойко спал с Настасьёй на одной периноцьки пуховыи,
Ай лёжал у Настасьи на белых грудях».
Тойко тут королю за беду палось,
40 Ой за ту досадушку великую:
«Ой вы, пановя мои, улановя,
Уш как те тотара немилосьливы!
Вы ведите-ко Дуная во цисто́ полё,
Хоть во то ф полё Куликово,
45 Ай ко той ко плахи г белолиповой,
Ай рубите-ко, казните с плець[546] да буйну голову».
Ой как брали Дуная за белы руки,
Поводили во то ф полё Куликово,
Ко той ко плахи г белолиповой,
50 Как рубить-казнить да буйну голову.
Тут Дунаушко да вот росплакалсэ:
«Ты прошшай, прошшай, да прошшай белой сьвет!
Мне по этой сырой матушки-земли не хаживать,
Травушки-муравушки не таптывать!
55 Вы прошшайте, люди православныя,
Прошшай, душоцька Настасья королевисьня!»
Как скрицял-ззыцял Дунай да зыцьним голосом,
Как во фсю пору да молодецькую,
Ой во фсю свою гортань да богатырьцькую:
60 «Как прошшай, прошшай, да прошшай белой сьвет!
Мне по этой сырой матушки-земли не хаживать,
Травушки-муравушки не таптывать!
Вы прошшайте, люди православныя,
Прошшай, душинька Настасья королевисьня!»
65 Ой бросаласи Настасьюшка по плець в окно:
«Ой вы, пановя мои, улановя,
Вы уш те тотары немилосьливы!
Вы ведите-ко Дуная на широкой двор».
Приводили Дуная на широкой двор.
70 Как брала Настасья за белы руки,
Целовала Настасья ф сахарьни́ уста.
Поскоре того Дунай поворот дёржит.
Как седлал, уздал своя добра коня;
Ой накладывал свою приправу богатырьцькую,
75 Одевал усьпехи богатырьцькии.
Только видели Дуная седуци,
Да не видели Иваныця поедуци;
Не дорогамы, да не воротамы, —
Цересь те ли сьтены городовыи.
80 Тойко жолтыи песоцьки столбом ставятце.
Как приехал во Киёф ко солнышку Владимеру.
Заводилсэ у солнышка поцесен пир,
Как на фсех князей на фсех на бо́яроф,
А на фсих сильниих, могуциих бога́тырей.
85 Шше вси-то на пиру да пьяны, веселы,
Ешше вси-то на пиру да приросхвастались:
Которой хвастат золотой казной,
Как которой хвастат силой богатырыцькою,
А которой хвастат молодой жоной,
90 Как которой хвастат любимо́й сестрой;
Ой неумной хвастат молодой жоной,
Нерозумной хвастат любимо́й сестрой.
Как один Дунаюшко не хвастаёт.
Ешше ходит солнышко по полатам белокаменным:
95 «У нас вси во Киеви поже́нёны,
Фси красны девушки замуж подаваны;
Как один я, солнышко, холо́с хожу,
Как холос хожу да нежонат брожу.
Вот не знат ли хто мне да молодой жоны:
100 Ойно у ей тело поро́ху сьнегу белого,
Тиха рець у ней да лебединая,
Оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Шьшобы кроф рыскуцёго заюшка?»
105 Как один из-за середьнёго окошка подвигаитце,
Помалёшеньку да подближаетце.
Говорит солнышко ведь во фторой након:[547]
«У нас вси во Киеви поже́нёны,
Фси красны девушки замуж подаваны;
110 Как один я, солнышко, холо́с хожу,
Как холос хожу да нежонат брожу.
Вот не знат ли хто мне да молодой жоны:
Ойно у ей тело поро́ху сьнегу белого,
Тиха рець у ней да лебединая,
115 Оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Шьшобы кроф рыскуцёго заюшка?» —
«Красно солнышко, Владимир столён киефськой!
Я найду тебе да молоду жону».
120 «Здрасвуй, Дунай да сын Ивановиць!» —
«Ой же ты солнышко Владимир столён киефськой!
Я найду тебе да молоду жону:
У ей тело поро́ху сьнегу белого,[548]
Тиха рець у ней да лебединая,
125 Оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Шьшобы кроф рыскуцёго заюшка». —
«Ой бери-ко силы, колько надобно». —
«Как не нать мне твоёй силы — телят пропашших!
130 Тойко дай-ко мне-ка два уда́лых добра молотця:
Одного Олёшеньку Поповиця,
Во вторых Микитиця Добрынюшку:
На одну пору мне-ка Олёша пить подас,
На другу пору мне-ка Добрынюшка коня зберёт».
135 Как седлали, уздали своих добры́х коней,
Как накладывали седёлышка черкальськии,
Одевали усьпехи богатырьцькии.
Только видели их веть седуци,
Как не видели ф цисто́ полё поедуци:
140 Не дорогамы да не воротамы,
Церес те ли сьтены городо́выи.
Только жолтыи пески да столбом ставятце.
Как приехал к королю да Ляховинцькому,
Заежжали к королю да на широкой двор,
145 Как вязали ко́ней г золотым кольцям,
Г золотым кольцям да г дубовы́м столбам.
Говорит Дунай да таковы реци:
«Ой же вы, дружья́-братья, мои товарышши!
Как я пойду ф полаты белокаменны
150 Ко тому ли королю да Ляховинцькому;
Как зделаитц́е у нас ф полаты стук да гром,
Как тогда вы потьте ко мне да на повыроцьку».
«Здраствуи, король да Ляховинцькии!
Я х тебе пришол об добром дели — сва́тофстви
155 За того за солнышка князя Владимера:
Ой ту ли Опраксею королевисьню,
Ой ту нать взять ёму ф супружество». —
«Кабы не служил ты у меня ровно деветь лет,
Я бы срубил бы у тя, сказьнил да буйну голову!»
160 Как скорей наросьнё Дунаюшко попятилсэ.
Как скакал король со кроватоцьки тисовыи,
Со той периноцьки пуховыи.
Как хватал Дунай да за жолты́ кудри,
За жолты кудри да й за белы руки;
165 Он уш нацял короля похлапывать,
Как похлапыт, да сам пошьшялкиват.
Зделалсэ у их ф полаты стук да гром.
Как идут ёго дружья-братья́-товарышши,
Ой наця́ли силушку рубить, да как траву косить;
170 Вырывали двери с ободверьицямы.
У их зделалсэ ф полаты стук да гром.
Говорит король да Ляховимцькия:
«Ты уйми дружъёф-братьёф-товарышшоф!
Я вам отда́ю Опраксе́ю с ц́есью, с радосью
175 За того за солнышка Владимера».
Как седлали, уздали веть добры́х коней,
Накладывали збрую-приправу богатырьцькую,
Уежжали во Киёф, славён Киёф грат,
Ко тому ко князю солнышку к Владимеру —
180 Как не дорогамы да не воротамы
Ц́ерес те ли сьтены городо́выи;
Только жолтыи песоцьки столбом ставятьц́е.
Не доехафши до Киёва богатого
Езьдит поляниця, веть полякуёт:
185 Мецё копьё да по поднебесью,
Наежжат на то копьё да мурзоменьцькоё,
Хватат она то копьё да во белы руки.
Говорит Дунай да сын Ивановиць:
«Ой же вы, дружъя-братьи́-товарышши!
190 Вы возьмите Опраксею королевисьню,
Вы везите к солнышку к Владимеру;
Я поеду далец́е во цисто́ полё
Побитьц́е, веть порататьц́е,
Уш я силою да веть померитьц́е».
195 Как розьехалсэ Дунай да сын Ивановиць,
Как ударились во сабельки во вострыи,
Ударились во копья мурзоменьцькии, —
У их фсе до рукополо́женья[549] приломалиси;
Оны ударились во палици тяжолыи, —
200 Как фсе до рукоположенья приломалиси,
Ой ис ко́лець вон да вырывалиси;
Оны — лёкким боим да рукопашисьним,
Ц́ерес те ли гривы лошадиныя.
Тогды збил Дунай Настасью на сыру землю.
205 «Ты скажи, скажи, да не утай, скажи:
Ты коёй орды да ты коёй земли,
Ты коёго́ отця да коёй матушки?» —
«Кабы я у тя сидела на белых грудях,
Ай не спрашивала не имя, не изо́тчины,
210 Ай порола я у тя да белы грудоцьки,
Вынимала ретиво́ серьц́е с пец́енью». —
«Ой скажи, скажи, да не трати себя!» —
«Ой я есь короля да Ляховимцького,
Ой я есь Настасья королевицьня».
215 Брал он Настасью за белы́ руки,
Целовал Настасью ф сахарьни уста.
Ой седлали, уздали своих добры́х коней,
Ой накладывали седёлышка чиркальскии.
Только жолтыи песоцьки столбом ставятце.
220 Приехали к солнышку Владимеру.
Заводилсэ у солнышка поц́есен пир
На фсех князей, на фсех на бо́яроф,
Ой на фсих сильниих, могуциих бога́тырей.
Ешше фси-то на пиру да пьяны, веселы;
225 Ешше фси-то на пиру да приросхвастались.
Говорит солнышко Владимер столён киефской:
«Как спасибо, Дунай да сын Ивановиць!
Ты нашол веть мне да молоду жону —
Ойно тело пороху сьнегу белого,
230 Тиха рець у ей, поговора лебединая,
Ой оци у ней да ясна сокола,
Брови у ней да цёрна соболя,
Ой кроф рыскуцёго ли заеця».
Говорит Настасья королевисьня:
235 «Ой же ты, Дунай да сын Ивановиць!
Я умею стрелять ис туга лука —
Луцьше миня да ни находитц́е».
Говорит Дунай да сын Ивановиць:
«Умею я да не хуже́ тебя.
240 Выходи, Настасья, на Фагор-гору,
На Фагор-гору да на роскатисту!»
Ой нацяли стрелять да ис тугов лукоф
Уш как тема стреламы — калена́ стрела.
Говорит Дунай да таковы реци:
245 «Ой же ты, Настасья королевисьня!
Когда ты стрелять да поцишше́ миня, —
Где лёжит тело Настасьино,
Пусь лёжит тут тело Дунаево!»
Тут Дунаюшку славы поют,
250 Тут славы́ поют да старины́ скажут.
246. МИХАЙЛО ДАНИЛОВИЧ
Ой отправляитце Данила во те во кельи богомольнии
Со той княгиной-королевисьнёй —
Та княгина благоверная.
Оставаитьце у его да едино́ цядо,
5 Едино цядо Михайлушка Даниловиць.
На прошшеньи батюшко прикас приказывал:
«Ой же ты, солнышко Владимир столён киефськой!
Дай-ко-се ёму роботку не тяжолую,
Одну рукомоецьку:
10 Наливать водиц́енька клюцёвая,
Подавать тонко бело полотёнышко».
Как повыросло да ево цядышко,
Оны пьют, едят да веселятисе,
Над собой незгодушки не ведают.
15 Оступила сила-рать великая
Кругом Киёва было́ богатого:
Тот цяришшё Кудриянишшё,
Тот собака вор-о Каин цярь.
Как поутру было́ раным-ранёхонько,
20 Выкатаитце да красно солнышко,
Ой приходит собака вор-о Каин цярь,
Веть уж тот цяришшё Кудриянишшё,
Ой приносит[550] бумашку, лис гирбовыи,
Подават бумажку ф цёрном платьице,
25 Горькима сьлезамы уливаитце,
Тальянським платоцьком утираитце.
«Ты бери-ко много злата, се́ребра,
Злата, серебра да скатна жемцюга:
Злато, се́ребро да некуда́ будё,
30 Как скацен жемцюг да не укатитце». —
«Злато, се́ребро у миня буде,
Как скацён жемцюг у мня укатитце».
Говорит Михайло таковы реци:
«Ой же ты, собака вор-о Каин цярь,
35 Ой как то цяришшё Кудриянишшё!
Ой не хвастай ты, собака вор-о Каин цярь,
То же цяришшё Кудриянишшё!»
Вырывал Михайло рукомойку княжонецькую,
Как стёгал он рукомойкой о кирпицён пол,
40 Розбивал он рукомойку о кирпицён пол.
Он седлал, уздал своя добра коня,
Одевал успехи богатырьцькии,
Ой накладывал седёлышка церкальськии;
Поежжат он в большой в ма́настырь,
45 Не дорогамы Михайло, не воротамы,
Церес те ли сьтены городовыи;
Только жолтыи песоцьки столбом ставятц́е.
Как поехал Михайло во те во кельи богомольнии
Ко батюшку г Данилы Митриёвицю,
50 К матушки княгины благоверныи:
«Ой ты, батюшко Данило Митриёвиць княсь,
Матушка княгина благоверная!
Благословите ехать мне-ка во цисто́ полё,
Как на ту ли силу-рась великую,
55 На того собаку вора-Каина,
На того цяришьшя Кудреянишшя:
Оступила сила-раць великая
Кругом Киёва богатого.
Уш мы пьём, едим да веселитимсе,
60 Нат собой невзгодушки не ведаём».
Как седлал, уздал Михайлушка добра коня,
Поежжал во то ф полё Куликово,
Ой на ту ли силу-раць великую,
На того собаку вора-Каина,
65 На того цяришшя Кудреянишшя.
Как розьехавши Михайла во цисто́ полё,
Не едаюци Михайло рубит силу, не пиваюци,
Ай добру коню отдо́ху не даваюци:
«Ой ты, волцья сыть да травяной мешок!»
70 Повырубил эту силу-рась великую,
Ай убил собаку вор-о Каина,
Ай того цяришшя Кудреянишшя;
Приехал во Киёф славен Киёв-грат,
Ко тому ко князю солнышку к Владимеру:
75 «Здрасвуй, солнышко Владимер столён киефской!
Отмесьтил я свою родительскую обидушку».
247. КОТЯНКО БЛУДОВИЧ
Заводилсэ у Солнышка почесен пир.
Ишше фси-то на пиру да напивалиси,
Ишше фси-то на цестном да наедалиси,
Ишше фси-то на пиру да приросхвастались:
5 Как которой хвастат золотой казной,
Как которой хвастат любимо́й сестрой,
Как неумной хвастат молодой жоной,
Неразумной хвастат любимо́й сестрой.
Ишше фси-то на пиру да приросхвастались,
10 Ишши фси-то на ц́есном да прирозьехались.
Говорит Котянкова родна матушка:
«Как отдай-ко замуж мне Чайну да Цясовисьну
За Котянка сына Блудова».
Говорит баба гордливая-ломливая:
15 «Уж выблядком Котянком похваляисьсе!»
Ай как плацёт Котянкова матка горюцьмы́ слезмы,
Тальянцьким платоцьком утираитц́е.
Как шла она на поц́есен пир вот ве́села,
Идёт с поц́есена невесела,
20 Ниско буйну голову повесила,
Горькима слёзамы уливаитц́е,
Тальянцьким платоцьком утираитц́е.
Говорит Котянко таковы реци:
«Ой же ты, моя да родна матушка!
25 На поц́есен пошла пир ведь ве́села,
Как с поц́есна идёт — ниско буйну голову повесила,
Горькима слёзамы уливаитьсе,
Тальянцьким платоц́ьком утираитьц́е».
Говорит Котянко сына Блудовичь:
30 «Ой же ты, родна́ моя да маменька!
Отмешшу я обидушку родительцу».
Как седлал, уздал своя добра́ коня,
Как накладывал свою приправу богатырьцькую.
Только видели Котянка седуци,
35 Не видели ф цисто́ полё поедуци;
Только жолтыи песоцьки столбом ставятце.
Как розьехалсэ Котянко из циста поля,
Как в нов терём он — тупым концём.
Как упал новой терем — винограт сломал,
40 Ишше фси вереи́ да помитусились.
Едва Цяйна Цясовисьна на ногах стоит:
«Как и не́ было не ветерка, не вихоря,
Терем пал, да винограт сломал!»
Отместил только обидушку родительску.
248. ОКСЕНКО
Ой поехал Оксёнышко ф цисто́ полё.
Да завидел — ф цисто́м поли огонь горит,
Ай огоницёк горит малёхонько,
Как стават ф цистом поли, дымок стават,
5 Ай дымок стават ф цистом поли тонёхонько.
Как сидит сорок вороф, сорок розбойникоф,
Как делят они денёк соро́к тышець:
Как пограбили Миколушку Можайцького.
Как говорит Оксёнко таковы реци:
10 «Ой же вы, сорок вороф, сорок розбойникоф,
Дайте-ко мне долю, хошя третью цясь[551]».
Говорят сорок вороф, сорок розбойникоф:
«Не даём тебе, Оксенышку, доли, третьёй чясьти».
Говорит Оксёнко во фторой након:
15 «Ой же вы, сорок вороф, сорок розбойникоф!
Дайте-ко мне денёк хошя пять рублей:
Ой со похмелья у Оксёнышка голова болит,
Ишше не́цим Оксёнышку опохме́литьц́е». —
«Не даём тебе, Оксёнышку, денёк ни копеёцьки».
20 Говорит Оксёнко таковы реци:
«Ой же вы, тотара немилосьливы!
Вам со старого у меня взять нец́его:
Как у старого у мня, у се́дого
Едная пугофка ф петьсот рублей,
25 Как фторая пугофка да ф целу тысечю,[552]
Ой самой кунии шубы цислу-смёту нет,
Цислу-смёту нет, да ей цены тут нет».
Тут тотаришшоф тут задор берет,
Они начели на Оксёнышка поскакивать,
30 Ай поскакивать, Оксёнышка похлапывать.
Как хватал Оксёнка тотаришша за жолты́ кудри,
Ай как начял тотаришшом помахивать,
Как помахивать, да сам пошшалкивать:
«Уж ты жиловат тотарин — не пере́рьвисьсе,
35 На семи суставах роздаваисьсе!»
Как прибил сорок вороф, сорок розбойникоф,
Обирал у их денёк соро́к тышець;
Тогды поехал на цярёвы вольни ка́баки.
Как заехал во тот горот во Вологду.
40 Он не только сам-от пьёт, колько голе́й поит,
Ище тех голей кабацькиих.
Ой пропи́л Оксёнко денёжок соро́к тышець.
Как удумали нарот воло́гжана,
Как пограбил бутто́ Миколушку Можайцького.
45 А состроили грядоцьку дубовую,
Сторожили петёлку толковую.
Говорит Оксёнко таковы реци:
«Ой же вы, народ вологжана!
Дайте-ко мне цяру зелена вина,
50 Ишше мерою да полтора ведра».
Ай давали цяру зелена вина,
Выпивал Оксёнко на единой дух.
Говорит Оксёнко во фторой након:
«Ой жа вы, народ вологжана!
55 Дайте-ко мне цяру полфтретья ведра».
Выпил Оксёнко на единой дух.
Говорит Оксёнко во третей након:
«Ой жо вы, народ вологжана!
Дайте-ко мне цяру полшеста ведра,
60 Ой же вы, народ вологжана,
Шьшобы мне не только было страшно ф петлю сунутц́е».
Ой давали цяру зелена вина,
Ешше мерою ли цяра ф полшеста ведра.
Выпивал Оксёнко на единой дух.
65 Ой тогды Оксёнко стал наве́сели.
Вырывал он грядоцьку дубовую,
Сорывал петелку толковую,
Говорит Оксёнко таковы речи:
«Ой же вы, народ вологжана!
70 Вы бежите-ко, куда у вас да голова несёт».
Как пошол Оксёнко на те цяревы вольни ка́баки,
Обирал он денёжок соро́к тышець;
Как седал, уздал своя добра коня
И поехал во Киёв, в славён Киёв грат,
75 Ко тому ко солнышку Владимеру.
Тойко видели Оксёнка седуци,
Как не видели ф цисто полё поедуци;
Только жолтыи песоцьки столбом ставятц́е.
Не дорогамы, да не воротамы —
80 Церес те ли сьтены городо́выи.
Как приехал во Киёф, в славён Киёф грат:
«Здраствуй, солнышко Владимер столён киефской!
Я поезьдил далец́е во цисто́м поли.
Я завидел — в цисто́м поли сидит соро́к вороф,
85 Как соро́к вороф сидит сорок розбойникоф;
Я обра́л у их денёжок соро́к тышещь».
249. КНЯЗЬ РОМАН И МАРЬЯ ЮРЬЕВНА
Как пошол Роман да за охвотамы
Как на те на тихи мелки заводи.
Унимат его Романа молода жена,
Молода жена да Марья Юрьёвна,
5 Марья Юрьёвна да лебедь белая:
«Мне сей ноци, Романушко, мало́ спалось,
Ой мне мало́ спалось, да много во снах виделось:
Как скатилсэ перьстень со право́й руки,
Ай россыпалсэ перьстень на мелки́ цясты;
10 Эй я фси-те зе́рнетка присо́брала,
Одного зерна да не могла найти».
Не послушафши Роман да молодой жоной,
Как пошол на ти на тихи мелки за́води
Как стрелять гусей да белых лебедей,
15 Малыих пернастых серых утушок,
Ай стрелят гусей да белых лебедей,
Малыих пернастых серых утушок.
Как сидит-то Марья у окошецька,
Как глядит-то Марья во синё морё:
20 Как бежит три ц́ерьлена три ка́рабля.
Забегали в гавань карабельнюю,
Опускали паруса поло́тняны,
Как бросали якоря муравыи[553]
Да спускали шлюпоцьки циркальськии.
25 Как глядит-то Марьюшка — беда пришла,
Ой беда пришла, деватьц́е некуда,
Детьц́е некуды, ухоронитисе.
Ой — на новы́ сени, да со новых сеней,
Со новых сеней да на красно́ крыльцё,
30 Со красна крыльця да во цисто́ полё,
Как во то ф полё Куликово,
Пот те ли яблоньки кудрявыи.
Ешше фсе тотара ишшут, не оступятце,
Да не могут найти Марью Юрьёвну,
35 Марью Юрьёвну да лебедь белую;
Ешше фси тотара отступилиси,
Ой один тотарин не отступитц́е,
Как нашол веть Марью Юрьёвну,
Марью Юрьёвну да лебедь белую.
40 Брали Марью за белы́ руки,
За белы руки, да за златы́ перьсни,
Повозили на те на ка́рабли церьнёныи;
Выкатали якоря булатныи,
Ой здымали шлюпоцьки циркальцькии,
45 Да здымали паруса полотняны;
Увезьли веть Марью Юрьёвну,
Марью Юрьёвну да лебедь белую.
Как приходит Роман да Митриёвиць князь,
Митриёвиць князь да ко свою́ двору —
50 Как увезёна у его да молода жона,
Молода жона да Марья Юрьёвна,
Марья Юрьёвна да лебедь белая.
Плацё Роман да Митриёвиць князь:
«Не найти мне будёт боле молодой жоны,
55 Молодой жоны да Марьи Юрьёвны!»
Ой неско́лько время не подо́шла же,
Ой пришла у его да молода жена,
Молода жена да Марья Юрьёвна...
Тут стал быть Роман да Митриёвиць князь.
———
Иван Матвеевич Мяхнин
XXXII. Иван Матвеевич Мяхнин. (См. записную книжку). Свои «стихи» он заучил от отца, сидя с ним на тоне (7/1, л. 250, 250 об., 274). Среди сохранившихся рукописей А. В. Маркова записная книжка не обнаружена (С. А.).250. ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА ИЛЬИ МУРОМЦА
Первая поездка богатырьськая.
Скочил его доброй конь челу́ версту,
А челу́ версту немалую, ровно мерную.
Соходил Илья со добра коня
5 И поставил туто чюден крест.
Приехал Илья на те леса дремучии,
На те грязи топучии.
Он левой рукой коня ведет,
А правой рукой мос мосьтит.
10 И приехал — стоит розбой великие,
И хотят у Ильи коня убить.
Берет Илья свой ту́гой лук,
Тугой лук свой натягиваё,
Калену стрелу направливаё.
15 И стре́лил Илья во сыру́ землю;
И начала стрела ворочать на целу́ сажень.
И пал розбой великие коленамы на сыру землю
И просили у Ильи прошшеньиця.
Он не бил их.
20 И приехал на те мосты калиновы.
И заслышел Соловей сын Рахматович,
И закрычал по-звериному,
И засвистал по-змеиному.
И падал богатырьской конь на сыру землю.
25 Брал Илья плетку шолкову
И бил добра коня по тучьно́й бедры:
«Ой же ты волчья сыть, травянно́й мешок!
Не слыхал ты покрыку звериного
И не слыхал ты посвисту змеиного?»
30 Он подъехал к нему за десять верст.
Опять закрычал Соловей во фторой након,
Опять падал богатырьской конь
Он коленамы на сыру землю.
И берёт Илья плетку шолкову,а
35 И бьёт добра коня по тучьной бедры:а
«Ты волчья сыть, травянной мешок!а
Не слыхал ты покрыку звериного,а
Не слыхал ты посвисту змеиного?»а
И подъехал Илья под само Соловьёве гне́здышко.
40 Ешше́ скрычал Соловей ф третий након.б
Тут пал опять богатырьской коньб
Он коленамы на сыру землю.а
Берет Илья свой тугой лук,в
Тугой лук свой натягиваё,а
45 Колену стрелу направливаё,в
Сам ко стрелки приговаривал:
«Не падай, калена стрела, не на воду, землю,
Не на мхи, болота дыбучии,
Не на плеса́, озера широкии,
50 Прямо падай Соловью во правой глаз».
Попало Соловью во левой глаз,
Свалилса Соловей как овсянной сноп.
И брал Илья Соловья,
Привязал позади хвоста к то́року
55 И сам поехал.
Едет к Соловьевым полатам белокаменным.
И больша доць глянула:
«Батюшко едет — мужыка везёт».
И середня говорит:
60 «Батюшко едет — мужыка везёт».а
А меньша́ зглянула ды заплакала:
«Не батюшко едет — мужыка везёт,а
А едёт силён могучей руськой бо́гатырь,
Везёт нашего батюшка».
65 «Ой вы мужии, мужии,
Богатыри вы сильнии!
Оберите вы руського бога́тыря».
Они коней обрудили и поехали к Ильи Муромцю.
И увидал Соловей сын Рахматович, шо зятёвья́ едут —
70 «Ой жо вы, мои зятёвья любимыи,
Не серьдите вы руського бога́тыря.
Просите его в полаты белокаменны
Выпить по чары зелёна́ вина».
Солнышку Владымеру он кланялсы,
75 Кнегинушки Опраксы челом он бил.
Говорит Солнышко Владымер-князь:
Говорит Солнышко Владымер-князь:а
«Ой же ты, детинуша молодешенек!»
251. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ЦАРЬ КАИН
Сорок цярей сорок ко́ролей,
И у кажного цяря-цярёвиця.
И у кажного короля-королёвиця
Было силы-войска по сороку тышець,
5 У самого собаки цяря Каина
Было силы войска цисла-сме́ту нет.
Садилсы собака на ременьчят стул,
Брал чернилицю вольячьную,
Написал посылен лис, запечятывал;
10 Не пером писал, не черниламы,
Наводил хоравиньским чистым золотом,
Написал посылен лист, запечатывал;
Посылал скоры́ гонця Бурзы-посла,
Своего зятя любимого:
15 «Не дорогой едь, не воротамы,
Поежжай чересь три башни наугольния;
Заедёш ф Киев, иди к солнышку Владымеру,
Не кланейся и челом не бей,
Выложи посылен лист на золот стул,
20 Шчобы очишшали Киев-град, где-ка стоять сорока цярям,
Без бою, без драки, бес се́ченья».
Солнышко Владымер прочитал.
252. ДОБРЫНЯ И ЗМЕЯ
Поежжат Добрынька во чисто полё.
На походи, на поезьди
Матушка ему приказыват:
«Ой же ты, моё чядо милоё!
5 Поедёш, Добрынька, во чисто полё,
Не приворачивай на цярёвы больши ка́баки
И не пей зелена вина.
Хоть ты станеш пить зелено́ вино,
Не знайсе с дефкамы с курвягамы;
10 Хоть и станеш знатьц́е з дефкамы с курвягамы,
Не играй, Добрынька, во шахматы,
Во те таблеты мудрёныя;
Хоть и станеш играть во шахматы,
Только не купайся во Почай реки;
15 Хоть и станеш купатьце,
Не нырай за перву́ струю;
Хотя и нырнёш за перву струюа
Не нырай за фтору струю;
А и нырнеш за фтору струю,а
20 Не нырай за струю третию;
Ай нырнёш за третью́ струю —
За третьёй струёй беда горит,
Беда горит, и детьце некуда:
Налетит тебе люта змея Горыльниця».
25 И поехал Добрынька во чисто полё.
Приворачивал на цярёвы больши ка́баки
И пил Добрыня зелено́ вино,
И зналсэ з дефкамы с курвя́жкамы,
И играл во шахматы.
30 И приехал ко Пучяй-реки;
И нырал за перву́ струю,
Вынурнул у фторой струи,
И нырал за фторуб струю,
И вынырнул у третьейв струи.
35 Налетала люта змея Горыльниця:
«Захочу — Добрынюшку на хобота хвачю,
Захочу — Добрынюшку ко дну згружу».
Нырнул Добрынька, тихонько к берегу принырнул.
Платье одел да на коня сел —
40 «Эх ты, проклятая люта змея!
253. ИВАН КАСЬЯНОВИЧ (ГОДИНОВИЧ)
Говорит солнышко Владымер-княсь:
«Пора тебе, Иванушко, женитиси,
Пора тебе, Касьяновичь, женитиси». —
«Да хотелось мене-ка, Солнышко, женитисе,
5 Где-ка мне не вера, тут навязывают,а
Где-ка мне-ка вера, тут мне не дают». —
«Ой же ты, Иванушко Касьяновичь,
Женись-ко ты, где те вера есь:
Бери-ко той грозой княнецькою,
10 Той своёй силой богатырьскою». —
«Мне хотелось бы женитисе
За́ морем у Митрея богатого».
Поехал Иванушко женитисе
И поехал Касьяновичь женитисе,
15 И скоре сказать — приехал к Митрею богатому;
Сватаитц́е на Настасьи Митрие́вични.
Отвечяет ему Митрей богатыи:
«У мня три́ годы́ Настасья засватана
За цяря Кошшея за Трепетого».
20 Он берёт той грозой княженецькою
И той берёт силой богатырьскою;
И взял Настасью Митриёвичню.
Едет Иванушко по чисту́ полю,
И настрету идёт Кошшей Вотрипетович.
25 И нац́ели с Кошшеём ф поли битисе.
Зьбил Иванушко Кошшея со добра коня,
Садилсэ на белы́ груди
И хочё пороть груди белыя.
Змолитц́е Кошшей Вотрипетовичь:
30 «Ай же ты, Настасья Митреёвична!
Зьде́рьни ты Ивана со белы́х грудей.
У меня ли ты будеш сидеть цяриц́ею
И будут тебе кажны люди поклонятисе,
А у Ивана будеш сидеть пониже всех,
35 И будеш дожидать куса́ поданого».
А бабей волос, весь ум короток,
Куды ветер повеет, туды ум понесёт, —
Она здёрнула Ивана со белы́х грудей.
Тут ф чисто́м поли ёго двоё обневолили,
40 Привязали Ивана ко сыру́ дубу,
К коренистому дубу ко кряковистому.
Кошшей роздёрнул шатёр белополо́тняной
И стал с Настасьёй обниматисе.
Вышел Кошшей из бела́ шатра —
45 Прилетел голупчик со голубушкой,
Сели на тот дуб сырой.
«Ой же ты, Настасья Митриеёвична,
Я стре́лю голупка со голубушкой:
Одному голупчик, а другому — голубушка».
50 Он взял натянул тугой лук.
Тугой лук он натягивал,
Калену стрелу накладывал
И ко стрелки приговаривал:
«Не падай не на́ воду, не на́ землю,
55 А пади в голупчика з голубушкой».
Поднималаси стрела по подне́бесью,
А не пала не на воду, не на́ землю,
Прямо опушшялась Кошшею во белы́ груди,
Роспорола у Кошшея груди белыя.
60 Тут Настасьюшка от берешку откачнуласи,
А к другому не прикачнуласи.
Говорит Иванушко Касьяновичь:
«Ой же ты, Настасья Митреёвична!
Отвяжи меня от сыра́ дуба,
65 От сыра дуба коренистого,
Коренистого от кряковистого». —
«Ой же ты, Иванушко Касьяновичь!
Не будеш ты меня бити-мучити? —
«Не буду я тебя бити-мучити,
70 Только дам тебе три повинки женскии».
Отвязала Ивана от сыра дуба.
Взял Иванб ноги отсек —
«Мне-ка твоих ног не надобно:
Ты с неверным Кошшеем оплеталаси».
75 Взял руки отсек —
«Мне-ка твоих рук не надобно:в
Ты с неверным Кошшеем обнималаси».
И губы и нос отрезал прочь —
«Не нать мне-ка, не губ, не носа твоего:
80 Ты с неверным Кошшеём ц́еловаласи,
Ц́еловаласи и любоваласи.
Теперь, Настасья Митриевичня,
Хоть вдовой живи, хоть со мной поди.
Хоть останьси серы́м волкам на военьё,
85 Чёрным воронам на гра́еньё».
И приехал к солнышку Владымеру.
«Шшо же ты, Иванушко, без жоны приехал?» —
«Не фсякому женидба издаваитц́е!»
254. «ВАСИЛЬЮШКО БУСЛАВЬЕВИЦЬ» <САУЛ>
На приста́ви, приста́ви
Жил Бусла́вей девяносто лет.
Оставаитце у ёго цядо милоё
На имя Васильюшко Буславьевиць.
5 На прошшенье он сказывает:
«Дайте моему цяду роботку не цяжолую —
Одну княженецьку рукомоецьку».
Оседлал, обуздал своего добра коня
И поехал во цисто́ поле.[555]
255. СОТКО
Пошол Сотко-купець по́ морю. Идет по морю. Су́дно стало на осерётке моря. Ветер дуёт, а судно некуда нейдёт. Этот Сотко-купець говорит: «Берите дерево дубовое и зделайте всем по жеребью, бросьте эты жеребья́ на воду». Вси жеребьи как гоголи́ пловут, а Сотка жеребей, на-круг, на-круг, ко дну ка́менём. — «Это дерево не сьвя́тое — возьмите дерево кленовое, зделайте жеребьи по фто́рой рас». И тоже бросили жеребьи в сине море. И фси жеребьи как гоголи́ пловут, а Сотка жеребей, на-круг, на-круг, ко дну ка́менём.а — «Это дерево не святое, проклятое. Возьмите дерево кипирисное, зделайте по жеребью». Зделали по жеребью и бросили в сине море. Вси жеребьи как гоголи́ пловут, а Сотка жеребей, на-круг, на-круг, ко дну ка́менём.а И заговорил Сотко-купець богатыи: «Колько по́ морю не хаживал, а Морьскому цярю дани не плачивал. А теперь Морьской цярь пошлины требует, головки чисноб не лутчии. Зделайте мне яшшык дубовыи, по праву́ руку кладите пресвятую Богородицу, по леву́ руку кладите Миколу Святителя, во резвы ношки кладите звончяты́ гусли». И спусьтили его в синё море. Окозалсэ он у Морьского цяря. Морьской цярь требуёт его к себе. Роздор у его с женой идёт: один то толкует, а другой другое: как закатаитц́е красно солнышко — за́ воду или за́ землю. Сотко говорит: «Закатаитц́е красно солнышко не за́ воду, и не землю, а за ту луну небёсную». Цярь и росхохоталсы. — «Ты хорошо, Сотко, россудил. Заиграй, Сотко, в звонцяты́ гусли». Тот стал играть, а он стал плясать. Подняло. День тончёвали. Плясал, плясал цярь. Повалилсэ Сотко спать. Пришла Мать присвята Богородиця и говорит: «Цярь пляшот: шубой машот — сини́м морем, а рукавамы — трясёт крутыма бе́решками. Не играй, Сотко, в звонцяты́ гусьли». — «Как жо я отзовусь?» — «А ты скажи: гусе́льни у мня струны потравились — не могу больше играть». Он утром ставаёт, опеть приказыват цярь играть. — «Нет, не могу играть, гусельни струны у мня потравилиси». — «Ну, Сотко, я назавтрея соберу тебе триста деви́ць, выберай себе невёсту». Тот день прошол, он повалилсэ спать. Опять Богородиця пришла к ёму: «Ой же ты, Сотко-купець богатыя! — Выберай себе девицю Чернавицю». Заутра́ ставаёт Сотко. Выбрал себе девицю Чернавицю. И повалилсы на ноць спать. Спал, спал, спал; пробудилсы, гледит: лежит у своей реки, одна рука и одна нога лежит в реки. Увидал он и свой город.256. ВАСИЛИЙ БУСЛАВЬЕВИЧ
В Новгороде жил был Буслав девяносто лет, жил не старилсы. Оставалось чядо милоё, молоды́й Василей сын Буславьевич. И он стал на улочках побегивать и со малыма робяткамы поигрывать. И робят которого за́ руку дерьнет, руку выдерьнет; которого за ногу дерьнет, ногу выдерьнет; которого хватит в загривок, тот идёт роскорякою. Стали отчи жалитьц́е матушки Омельфы Тимофеевны: «Васька обижат ребят. Уйми — закличь своего сына милого». Мати прибежала, его уняла и домой привела. Он стал е́рлышка писать: «Хто хочет жить в добром похожьи, тот иди к Ваське на угошшенье». Мужики идут, прочитают, идут к Ваське. Он нальет по чары зелена́ вина, мерой чяра войдёт полтора ведра, а весо́м чяра полтора пуда. Кто не может выпить, тех станет хлопать червленым вязом. Идут, головы свяжут, со слезамы. У́ вора у Васьки у Буславьева не упито было, не уедено, в добри в хо́роши не похожено, только навеки увечьичя зале́зено! Идёт Фома Белозе́рянин на двор к Васьки. Пришол. Наливает ему Васька чяру зелена вина. Мерой чяра полтора ведра, а весо́м чяра полтора пуда. Принимае Фома чяру и выпивает на единой дух. Пробует Васька бить его червлёным вязко́м — он стоит как столб. «Это, дружья-братья, мне годен будет». Потом идет Потаня маленькой: на́ ношку прихрамывае, на́ ручку припадывае. И приходит к Васьки на широкой двор. Наливает Васька ему чяру зелена вина.а Мерой чяра полтора ведра, а весо́м чяра полтора пуда. Принимае Потаня чяру и выпивает на единой дух. Пробует Васька бить его червлёным вязко́м — он стоит как столб.б «Это, дружья-братья, мне-ка храбрые годятця». Оны пошли ходить. С этой досады мужики новогородчяна собрались и совет советуют, как Ваську убить. Он их колотил с товарышшами. Зашол к мужикам новогородчянам. Черес стену. Он их много убил, попалась ему телёга вольячная. Стали оны к матушки Омельфы жаловатьц́е: «Много прибил народу — мало в Новгороди ставитц́е». Мати пришла, сзади за пле́ця хватила и уняла. Напосле́ди он ходил, у каменя решилсы. На каменю написано, шчо черес камень скочит — силы прибудёт. Он стал скакат; скочил в ту сторону — перескочил, скочил в другую — перескочил, а в третью — вза́пят скочил, задел пятамы за камень и упал.257. ЩЕЛКАН ЗАДУДЕНТЬЕВИЧ
И на стуле рыти бархате,
На ковре красном золоте
И цярь сидел, суды судил, ряды рядил:
И Ваську — на Ко́стомку,
5 Мишку — на Малые Резы́,
И шурина любимого,
Шшолканаа Задудентьевичя,
И службой бо́льшою,
Дорожкой дальнёю:
10 И за тридеветь морей,
За тридеветь земель
Зьбирать дани-пошлины;
И зьбирать дани-пошлины
За прежны годы, ле́та прошлыя:
15 Со всякой улици по курици,
Со всёго дому по пяти рублей;
У кого нету пяти рублей —
И по лошади по добрыя,
По дочери хорошия,
20 По сыну одинакому.
Ну зьбирал Шшолкан,
Зьбирал Задудентьевичб
Со всякой улици по курици,
Со всёго дому по пяти рублей;
25 У кого нету пяти рублей —
И по лошади по добрыя,
По дочери хорошия,
По сыну одинакому.
И приехалв —
30 «Вот тебе, чярь Возвяк,
Служба сослуженая
Да ря́ды наряженыя,
Дорожка исправленая».
И прозго́ворит цярь Возвяк:
35 «Хто бы мог мне думушка подумати,
Взял бы сына одинакого
И вел на широкой двор,
И тыкнул востры́м ножом в грудь,
И налил чашу крови,
40 Перед цярем испил?»
Шшолкан Задудентьевич
Взял сына одинакого,г
Вел на широкой двор,г
Тыкнул востры́м ножом в грудь,г
45 И налил чашу крови,г
Перед цярём испил —
«Вот тебе, цярь Возвяк,
Служба сослуженая
Да ряды наряженыя,
50 Дорожка испра́вленая.
Пожалуй, цярь Возвяг,
Твердо город,
Тверду прекрасную,
Становитьц́е большим начальником
55 И сам собой». —
«Бери-ко ты пановей-улановей,
Палачей немило́сьливых».
Взял он пановей-улановей,
Палачей немило́сьливых;д
60 И пошол Шшелкан.
Пошол Задудентьевич.
И настрету ему Возвякова сестра —
«Ты куды, Шшелкан, пошол,
Ты куды, Задудентъевич?» —
65 «Я пошол, Шшелкан,
Я пошол, Задудентъевич,
Твердо город,
Тверду прекрасную,
Становитьц́е большим начальником,г
70 Сам собой».
А старуха наместо говорит:
«Дай тебе Осподи
Ту́ды не прийти
И назад не дойти,
75 Положить своя буйна́ головушка».
И таки пошол Шшелкан,
Пошол Задудентьевич.
И пришол Шшелкан,
Пришол Задудентьевич,
80 Пришол ко Нау́м ко реки
И роздёрнул шатры белополо́тняны.
И говорит Шшелкан,
Говорит Задудентьевич:
«Хто бы, хто бы мне-ка мог
85 Мою думушку подумати?
И знал бы по-руськи сказать,
По-норвесьськи толма́чити
И Митрею князю,
Василью князю
90 Приказать,
Шшёбы улици чистити
И фатеры пригота́вливати,
Шшелкана в гостьи
Дожидать».
95 Выскоцил черне́шенек мале́шенек:
«А я знаю по-руськи сказать,
По-норвесьськи толма́читиг
И Митрею князю,
Василью князю
100 Приказать».
Пришол Митрей княсь
И Василей княсь.
И спрашиват Шшелкан:
«Шшо у тя за́ люди?» —
105 «У мня попы, дьяки,
Протопопы,
Все ц́ерковны причетьники». —
«Этто шшо у тя за́ люди:
Кафтаны долгия,
110 Рукава широкия,
Волосы долгия,
Шляпы плоскии;
Это шшо у тя за́ люди —
Сатаны это, дьяволы».
115 Спрашиват Митрей князь
И Василей князь:
«У тя-то шшо за люди?» —
«У мня пановя-улановя,
Палачи немило́сьливы,
120 Потом Митрей княсь
И Василей князь».
Ушол он прочь.
Пошол Шшелкан,
Пошол Задудентьевич,
125 Приходит протиф Красного села.
Ис Красного села
Выскочил Дю́тькозля́ть,
И хватил Шшелкана поперёг живота,
И бросил Шшелкана о сыру́ землю.
130 И тут Шшелкану славы́ поют,
И тут Шшелкану старины́ скажут.
258. ИВАН ГРОЗНЫЙ И ЕГО СЫН ФЕДОР
Когды восияло соньцё красноё,
Тогды воцярилсы грозён цярь,
Грозён цярь Иван Васильёвиць.
И задумал цярь под Казань пойти
5 И Казаньско́ё цярьство мимоходом взять,
И Казаньско́го цяря со престола снять,
Снять с ёго корону цярьскую.
«Я вывел изменушку ис Каза́нь-града,
И вывел ис Тульского, ис Тобульского,
10 Из Новаграда.
Ешше выведу ис Чернигова».
———
Александр Семенович Мяхнин
XXXIII. Александр Семенович Мяхнин, 17 лет, сын Семена Абрамовича. Знает стихи: «Езьдит старой на добром кони» (Илья Муромец), Егорий Храбрый — «Во шестом году в осьмой тысячи», «Добрынюшка Микитич ходил, путешествовал», «Дунай Иванович», «Что за чудная превратность». Учил на тонях, не у отца, знает до 10 «стихов», слыхал про князя Романа (7/1, л. 3, 202—202 об.).259. ПОТЫК ИВАНОВИЧ
Жил был Потык сын Иванович.
Походит он на те ли мелки заводи
Стрелять гусей да белых лебедей.
Не бела́ лебедочка на заводи закыкала:
5 «Не стреляй ты меня, Потык сын Иванович.
Я не лебедь есь белая —
Марья Юрьевна да лебедь белая». —
«Приплывай-ко ты, Марьюшка,
Ко кру́ту красну бе́решку».
10 Взял он Марьюшку за белы́ руки,
Ц́ёловал он Юрьевну ф сахарни́ уста.
Едет Потык с молодой женой Марьей Юрьевной,
Едет ему настречу стар казак да Илья Муромець —
«Ой же ты, Потык сын Иванович,
15 Ты кого везёшь? —
«Я везу себе богомсужену да богомряжену». —
«Ты везёшь себе ведь люту змею;
Она уходят тя, Потыка сына Иваныча!»
Он едет прямо во Божью́ церкву,
20 Полагаёт заповедь великую:
Кто наперёд умрё, живому вслед итти.
Доставали колоду белодубову;
Овернулась Марьюшка Ягой-бабой,
Стала звать Потыка ф прокляту́ Литву.
260. КОЗАРИН ПЕТРОВИЧ
На роду Козарина попортили,
Отець с матерью на́ руки не приняли;
Оддавали бабушки задворенки,
Ей кормить поить да до шести годоф.
5 Он стал по уличкам побегивать,
С малыма ребяткамы поигрывать:
Которого дерьне за́ ногу,
У того ногу долой повыдерьня,
Которого дерьне за́ руку,
10 У того руку долой повыдерьня,
Которого за голову хватит,
У того голова долой.
Стали жалитьц́е отцю с матерью,
Отця-мати жалобы не примаюче.
15 «Уш ты выблядок да заугольшына
Не пряма́ добыча молодецькая!»
Он спросил у бабушки задворёнки:
«Я коёй горды, я коёй земли,
Коёго́ отця да ко́ёй матушки?» —
20 «Ты того отця да тоёй матушки...»а
———
Августа Тимофеевна Иванова
XXXIV. Августа Тимофеевна Иванова. Дочь Парасковьи Ивановны, девушка 26 лет. <Знает> от дедушки, умершего лет пять назад, Максима (отца своего отца): Дунай, Козарин, Романа (с концом: она положила в ней свое платье, через реку перебродила и домой попала); слышала, как Алеша сватал жену у Добрыни — плохо знает (7/1, л. 4, 5, 154).261. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ
Сидел Илья Муромець у рец́еньки,
Сидел Илья Муромець у быстрыи.
Идут калики перехожия,
Перехожия калики, переброжия.
5 Он спрашыват калик перехожиих:
«Ай же вы, калики перехожия!
Фсё ли у нас в городи по-старому,
Фсе ль у нас во Киеви по-прежному?» —
«Фсё у нас во городи по-старому,
10 Фсё у нас во Киеви по-прежному,
Столько ф Киеви есь не по-прежному:
Приежжал Идо́лишшо проклятыя,
Увозил у солнышка князя Владымера молоду жону». —
«Ай же вы, калики перехожия!
15 Дайте вы мне платья калицьёго,
Оденьте вы моё богатырськоё».
Отвецяют калики перехожия:
«Хоть мы так не отдаём, дак ты сило́й возьмёш».
Надел Илья Муромець платьё калиц́ее
20 И пошол к Идо́лишшу проклятому
За той княгиной за Опраксой королевисьней.
Пришол к Идолишшу неверному.
Садилса калика на дверну лавоцьку.
Спрашиват Идолишшо проклятоё,
25 Он спрашиват у калики перехожого:
«Ой же ты, калика перехожая!
Сильни ли у вас во городи бога́тыри,
Много ли хлеба-соли искушают?
Я хлеба искушаю по семи пудоф,
30 А соли к выти по пяти пудоф!»
Говорит калика таковы реци:
«А была у нашого батюшка Левонтия
Была кобыла обжорая,
Много ела, пила да лопнула;
35 А тебе, неверному, такова жо ц́есь».
Брал неверный долго́й ножик,
Кидал ф калику перехожого.
На ногу калика увёртлив был —
Выбегал калика на новы́ сени,
40 Скидавал калика свою медну шляпу,
Кидал в Идолишша неверного,
Убил неверного до́ смерти.
Взял Опраксу королевисну за белы́ руки,
Повёл к солнышку князю Владымеру.
262. БОЙ ИЛЬИ МУРОМЦА С ДВОЮРОДНЫМ БРАТОМ
Во славном во городи во Киеви
Стояли за́ставы три бога́тыря.
Перьвы́й бога́тырь Илья Муромець,
Вторый Добрынюшка Никитиць,
5 Третей Олёшенька Поповиць.
Пошол Олёшенька коня поить.
Видит — езьдит богатырь по цисту полю;
На право́м плеци сидит ясно́й сокол,
На лево́м плеци сидит сизо́й орёл,
10 Конь летита бытто стрела летит;
Останитц́е ископынь кониная
Не с малую хоромину — хресьяньский дом.
Езьдит неверный похваляитц́е:
«Сказали околе Киева много есь бога́тырей —
15 Не можно́ наехать не единого.
Я завтро буду в столен Киев град,
Фси Божьи́ церьквы на огни сожгу,
А народа християн да всих повырублю,
Маленьких робят хоть на́ кол высажу».
20 Услышал Олёшенька таковы слова,
Пришол к богатырям россказыват:
«Езьдит богатырь на добро́м кони,
Уж он езьдит неверный похваляитц́е:
Я завтро буду, братци, в столен Киев град,
25 Вси Божьи́ церьквы на огни сожгу,б
А народа християн да всих повырублю,б
Маленьких робят хоть на́ кол высажу».б
Говорит Илья Муромець таковы реци:
«Ай же вы, руськии бога́тыри!
30 Поежжайте к неверному богатырю
Битьц́е с им на поединшыка».
Вси бога́тыри наши руськи испугалисе,
Дают ответ Ильи Муромцю.
Поежжал Илья Муромець ф цисто́ полё
35 Битьц́е с неверным бра́татьц́е.
Оны съехались ф первый рас ф цисто́м поли
Ф копья́ долгомерныи,
Фторой раз во палици булатныи;
Сидит Илья Муромець на кони да не потряхнитц́е.
40 Третей рас съехались рукопашный бой;
Слетел Илья Муромець на сыру землю,
Сял неверный на белу́ю грудь,
Стал он Илья Муромця выспрашивать:
«Ты скажи коёй орды, коёй земли,
45 Коёго́ отця да ко́ёй матушки?»
Говорил Илья Муромець таковы реци:
«Кабы я сидел у тя на бело́й груди,
Не стал бы я спрашывать не роду, не племени,
Я бы резал твоё серцё со пец́енью,
50 А тянул бы язык со темени,
А глаза копал бы со косицямы».
Второй раз спросил у ёго неверный:в
«Ты скажи коёй орды, коёй земли,
Коёго́ отця, да ко́ёй матушки?»
55 Третий раз:
«Скажысь, богатырь, не губи себя,г
Коёго́ отця да ко́ёй матушки?»
Отвецят Илья Муромець таковы реци:
«Ой же ты пресьвята Мати Богородиця!
60 Дай жо мне силушки друго́ столько!»
Закипела сила в могуци́х плецях.
«На роду мне смерть не оказана,
Во святых мне-ка книгах не написано,
Штобы помереть мне во цисто́м поли».
65 «Ты не бей меня да не згуби меня!
Здраствуй-ко, ты мой двоюро́дный брат!
Уж я езьдил по свету восемь лет —
Сказала мне-ка матушка сударыня,
Шшо есь в Росеи твой двоюро́дный брат —
70 Так я пошол тебя розыскивать».
263. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ
Езьдил старый на добро́м кони́,
На добром кони на Туц́епадушки;
Он реки, озера на оскок скакал,
Мхи, болота промеж ног спускал,
5 Синё́е море на око́л бежал.
Наехал старый на сер ка́мешок;
На камешки подпись подпи́сана:
«В дорожку ехать — женату быть,
Во другу дорожку ехать — богату быть,
10 А в третью ехать — живому не быть,
Живу не быть стару, застрелену».
Сидит тут старый да й выдумыват,
Головой кацят, рець выговариват:
«На што же мне, старому, женату быть?
15 Мне-ка стара взять — наб на пеци держать,
На пеци доржать да молоком поить.
На што же мне-ка старому богату быть?
Нет у мня старого, любимо́й семьи,
Любимой семьи у мня не слуцилосе,
20 Молодой жены не пригодилосе —
Некому держать да платья ц́ьветного,
Некому тошши́ть золотой казны».
Поехал старой в ту дорожку, где живу́ не быть.
Наехал старой на соро́к тышець розбойникоф,
25 На тех ли сорок тышець на грабителей.
Хотят старого убить, пограбити,
А с конём, с животом стара приро́злуцить.
«Ой же вы розбойники тотаровя!
Отступитесь-ко вы проць от старого —
30 У меня, у стара, живота-та нет,
Живота-та нета и взять вам нец́его;
Столько есь у стара один цюден крес».
Розбойников задор берё,
Задор бере да пушче старого,
35 Пушче старого да злее прежного:
Хотят старого убить, пограбити,б
А с конём, с животом стара приро́злуцить.б
«Ой же вы розбойники тотаровя!б
Отступитесь-ко вы проць от старогоб —
40 У меня, у стара, живота-та нет,б
Живота-та нет, и взять вам нец́его;
Столько есть у старого кунья́ шуба,
У шубоцьки да есь три пугофки,
Перва́ пугофка стоит сто рублей,
45 А друга́ пугофка стоит триста рублей,
Третья пугофка стоит пятьсот рублей,
А самой куньей шубы да и ц́ены не знать:
Подаренье князя́ Владымера,
Бласловленье Опраксы королевисьны».
50 Ишче тут розбойникоф задор их взял
Пушче старого да злее прежного,
Хотят старого убить, пограбити,б
С конём, с животом стара прирозлуцить.б
Не сырой-то бор да загоряитц́е,
55 У старого сердецько розгоряитц́е —
Привязал старой добра́ коня;
Вырываёт старой сырой-от дуб,
Он стал дубо́м сырым посвистывать,
Он стал дубо́м сырым помахивать,
60 Убил тотарищеф дай до одного.
Тут ехал старой на сер ка́мешок,
Подписывал подпись на камешки:
«Зае́ждена дорожка старым казаком,
Старым казаком да Ильёй Муромц́ем».
———
Иринья Филиппьевна Горшкова
XXXV. Иринья Филиппьевна Горшкова, вдова лет шестидесяти. Знает: «Алексей, Божий человек» (до того, как садился на кораблик), «Романушко», «Князь, княгиня и старицы», «Ездил стар на добром коне» (про Илью Муромца), «Егорий» (без конца), «Митрей князь», «Василий и Софьюшка», «Мать продает сына»; свадебные песни: «Около Нового города», «По синему морю» (7/1, л. 4 об., 178—178 об.).264. СОН БОГОРОДИЦЫ
Ой же ты, Мати Марея,
Прециста́я Дева святая!
Где ты нац́есь нац́ёвала,
Да где ты нац́есь поц́евала?
5 «Нац́евала во городе в Ерусалиме,
Страшен я сон во снах видела,
Страшен я сон во снаха премудрой:
Бытто я Сына спородила,
Во святое Крешшеньицё кресьтила,
10 Во пелены́ я пеленала,
Во пелены́ камцяты́я,
Во пояса шелковы́я.
Хто бы мой пороссудил,
Хто бы мойа пороскажот?»
15 Прозговорит малоя юно,
Малоя юно, сын возьлюблен:
«Матушка, я твой сон пороссужу,
Да я твой сон поросска́жу:
Быть-то мне, матушка, роспяту,
20 Ко тому ли кресту пригвоздяша».[556]
265. ДУНАЙ И НАСТАСЬЯ
Езьдил молодець из орды в орду,
Да заежжал-то удаленькой королю в Литву.
Да его, молотця, ко́роль да любил-жаловал,
Королевисьня — пац́е ко́роля,
5 Душоцька Настасья у души дёржит.
Служил у ко́роля девять лет.
Заводитця у ко́роля поц́есьтен пир;
Фси-то на пиру сидя пьяны ве́селы,
Фси-то на пиру напивалисе,
10 Фси-то на ц́естном восхвалялисе;
Один молодець не пьё, не кушаё,
И нецим не хвастаё.
«Што же ты, Дунаюшко, не пьёш, не еш,
И нецим не хвастаёш?» —
15 «А цим мне, Дунаюшку, похвастати?
Разве тем мне, Дунаюшку, похвастати
Шшо я езьдил, молодець, из орды в орду,а
Заежжал-то удаленькой королю в Литву.а
Меня, молотця, король да любил-жаловал,а
20 Королевисьня — паце короля,а
Душонька Настасья у души дёржит.а
Служил у короля деветь лет:
Три годы служил во конюхах,
А три годы служилб во стольшиках,
25 А три годы служилб во постельшиках;
Стелил периноцьки пуховыи,
Накладывал зголовьицё повальнёё,
Доржал руцьки во пазухи».
Королю забедно́ пало.
30 «Ведите-ко Дунаюшка во цисто́ поле,
Ко плахи ко кровавые,
Рубите-казьните буйну голову».
Повели его мимо терема Настасьина.
Он скрыцял, ззыцял зыцьним голосом:
35 «Ты прошшай-ко, прошшай да зоря-бело́й сьвет,
Прошшайте, люди православныя,
Прошшай, душоцька Настасья королевисьня!»
Во перьвой након Настасья не услы́шала.
Он скрыцял, ззыцял во фторой након:
40 «Ты прошшай-ко, прошшай да зоря-бело́й сьвет,а
Прошшайте, люди православныя,а
Прошшай, душоцька Настасья королевисьня!»а
Во фторой након Настасья не услышала.а
266. ВАСИЛИЙ ОХУЛОВИЧ
«Хто бы мне-ка нашол супружницю,
Супротиф меня, да молоду́ жону,
Шшо умом умну да й разумо́м статну́,
Нать тело порошки снешку белого,
5 Оци-то у ей да ясна сокола,
А брови у ей да цёрна соболя,
А кроф рыскуцёго заюшка?»
Прозго́ворит детинуша поваренной:
«Я найду тебе супружницю,
10 Супротиф тебя да й молоду жону
Сострой-ко три карабля ц́ернёныя,
Нагрузи эти ка́рабли сушшом-хрушшом.
Купи-ко три птици райськия,
Шшобы пели голосамы цярьскима».
267. КНЯЗЬ РОМАН И МАРЬЯ ЮРЬЕВНА
Походит Романушко за охвотамы
Стреляти гусей, белых ле́бедей.
Унимат Романа молода жона,
Молода жона да Марья Юрьёвна,
5 Марья Юрьёвна, лебедь белая:
«Ты не ходь-ко, Романушко, да за охвотамы,
Не стреляй-ко гусей да белых ле́бедей.
Мне се́й ноци, Марьюшки, мало́ спалось,
Мне мало спалось, да много во снах видялось:
10 Сокатилсэ персьтень со право́й руки,
Со право́й руки да со мизе́ноцька,
Россыпалсэ персьтен на мелки́ сясьти,
На мелки сясьти, на ме́лки зе́рнятка;
Фси я зе́рнятка я присо́брала,
15 Одного я зе́рнятка не могла найти».
Не послушал Роман да молодой жоны,
Молодой жоны Марьи Юрьёвны,
Уехал Романушко за охвотамы.
Села Марьюшка к окошоцьку.
20 Гледит Марья во синё морё во солоноё
Как бежи́т три карабля три ц́е́рняных,
Паруса у их поло́тняны.
Забегали в гавань карабельнюю,
Ай бросали якоря булатныи,
25 Опушшали паруса́ поло́тняны,
Подымали флаки шолковыи,
Опушшали шлюпоцьки дубовыи,
Поежжали на пристань карабельнюю.
Видит Марьюшка — беда пришла,
30 Беда пришла да детьц́е не́куды.
Пошла тут Марьюшка тулитисе,
Тулитисе-хоронитисе во цисто́ полё.
Пришла она к той яблонки кудрявыи,
Приздыну́ла яблонку кудрявую,
35 Она села под ту яблонь кудрявую.
Вси ишшут тотаришша не отступятц́е.
Один тотарин не отступитц́е,
Он не иском ишше — всё духо́м берёт;
Пришли поганы во цисто́ полё
40 Ко той ко яблонки кудрявыи,
Приздыну́ли яблонку кудрявую —
Сидит там Марья Юрьевна, —
Марья Юрьёвна да лебедь белая.
«Ты скажы, скажы да не утай, скажы:
45 Ты ли есь да Марья Юрьевна,
Ты ли есь да лебедь белая?» —
«Не я есь да Марья Юрьевна,
«Не я есь да лебедь белая».
Оны бьют ей не жалеюцись.
50 «Есь я Романова беломойшыця,
Беломойшыця да портомойшыця».
Брали ей да за белы руки,
За белы руки да за златы перстни,
Приводили ей на пристань карабельнюю,
55 Садили в шлюпоцьки дубовыи,
Привозили на ц́ерне́н карабль
Ко тому ли к Манайлы, к сыну к Ахматовицю;
Подымали паруса поло́тняны.
Заводит ей Манайло ц́еловать в сахарни́ уста.
60 Возговорит Марья Юрьевна,
Марья Юрьевна:
«Ай же ты, Манайла сын Ахматовиць!
Дай же мне-ка строку на один месець».
Дал он ей строку на один месець,
65 Не ц́еловал ей в сахарни́ уста.
Пришол в свойа
С тех радосьтей сбирал Манайлушка поц́есьтен пир.
На пиру фси напивалиси,
На поц́естном наедалиси,
70 Одна Марьюшка сидит неве́села,
Буйну головушку повесила.
Тут возго́ворит Манайла сын Ахматовиць:
«Што жо ты сидиш, Марья Юрьевна, неве́села,
Буйну головушку повесила?»
75 Возго́ворит Марья Юрьевна:
«У нас на Руси есь праздник великии,
Фси гуляют со нянькамы, со мамкамы».
Он на радосьтях отпусьтил ей гулять
Со нянькамы, со мамкамы во цисто́ полё;
80 Дал он ей коня да самолуцьшого,
Дал он ей свои да золоты клюци;
Брала она золотой казны ей колько надобно да зелена́ вина,
Выходила Марьюшка на конюшней двор,
Брала она конюка самолуцьшого.
85 Напоила нянёк мамок фсих до́пьяна,
Тут оны и уснули.
Убила коня она самолуцьшого,
Надевала на коня да цьветно платьицё.
«Где лёжит тело Марьино,
90 Тут лёжи и тело Манайлино!»
Запели по Манайлы тут хвалы хорошыи.
Марья пошла во святую Русь
Где рецька придё, она пере́пловё,
Руц́ейки придут — она пере́бредё.
95 Пришла к Роману на святую Русь.
268. МАТЬ КНЯЗЯ МИХАЙЛА ГУБИТ ЕГО ЖЕНУ
Езьдил князь Михайла
Тритцеть лет он по Поморью.
Искал собе беле́ну,
Красну хо́рошу жону Марьфиду.
5 Он нашел сабе беляну,
Красну хорошу Марфиду.
Приежжаё князь Михайла
Приежжаёа молодыя
К своёй матушки к родныя,
10 К государыни к Овдотьи:
«Ушь ты мать моя родная,
Ѓосударыни Овдотья,
Ушь ты пой-корми кнегину,
Красну хо́рошу Марьфиду
15 Крупишшатым, пшанисьним,
Сладкой водоцькой медо́вой».
Не сусьпел он з двора съехать,
До циста́ поля доехать,
Его доброй конь поткнулса,
20 Князь Михайло догадалса.
Его матушка родная
Ѓосударыни Овдотья
Парну баенку топила,
Горяць[557] камень нажигала,
25 Ретиво́ серцё порола,
В ретиво серцёб спушчала
Вынимала три приме́ты:
Первая примета —
Есь Михайла во дорошки,
30 Дру́га есь примета —
Живе́т с Михайлой во совети,
А третьяя примета —
Есь младенець во утробы.
Строила колоду
35 Беладу́бову хорошу,
Положила во колоду,
Спушшала в реку быстру,
В реку быстру каменисту.
Приежжаё князь Михаила,
40 Приежжаё молодыя
К своёй матушки родныи,
К ѓосударыне Овдотье:
«Ушь ты мать моя родная,
Ѓосударыни Овдотья!
45 Ушь как где моя беляна,
Красна хо́роша Марфида?» —
«Ушла твоя беляна,
Красна хо́роша Марфида
Ф парну баенку помытьця».
50 Он бросалса князь Михайла,
Он бросалсаа молодыя —
«Уш ты мать моя родная,
Ѓосударыни Овдотья!
Ушь как где моя беляна,в
55 Красна хо́роша Марфида?»в —
«Ушла твоя беляна,
Красна хороша Марфида
Во Божью́ ц́еркофь молитьця
Он пошол искать.г
60 Тут металса князь Михайла
Тут металсаа молодыя
Он во Божию во ц́еркву;
Пришол к матушки к родныя:
«Уш ты мать моя родная,
65 Государыни Овдотья,
Уш как где моя беляна,
Красна хо́роша Марфида?»д —
«Ушла твоя беляна
Красна хороша Марфидав
70 К суседу во бесёду».
Тут металса княсь Михайла,в
Тут металса молодыя
К суседу во бесёду —
«Твоя матушка роднаяе
75 Строила колоду
Беладу́бову хорошу,
Положила во колоду,
Спушшала в реку быстру,
В реку быстру каменисту».
80 Он металса княсь Михайла,
Он металса молодыя —
Рыболовы ловя́т рыбу:
«Рыболовы, рыболовы,
Рыболовы молодыя,
85 Замеците шелко́ф невод,
Заловите-ко колоду».
Рыболовы заметали,
Им попало рыбы много.
«Рыболовы, рыболовы,в
90 Замеците шелко́ф невод».в
Рыболовы заметали,
Им попала шшука рыба.
«Рыболовы, рыболовы,
Замеците шелко́ф невод».
95 Заметали рыболовы,
Им попала колода
Белоду́бова хоро́ша.
Он отвез ей ф цисто полё:
«Где лежит моя беляна,
100 Тут лежи и князь Михайла!»
Его матушка родная —
«Уж я, грешна, согрешила.
Три души я погубила:
Перву душу — князь Михайлы,
105 Другу душеньку — Марфиды,
Третью душу — младеня,
Младеня во утробы!»
———
Прасковья Ивановна Иванова
XXXVI. Парасковья Ивановна Иванова. Слышала от отца (7/1, л. 3 об., 154, 178, 274). Знает: Егорья, Михайла князя, Митрей князь, Савула (л. 5): Царь Савул поехал собирать дани-невыплаты по разным ордам. Оставил жену свою беременну и наказывал: буде сына родишь — пришли мне на помочь, буде дочь родишь — зятя пришли. Она родила сына, отдала его в услуженье —наливать воду в рукомойку. Наехали враги. Он бросил рукомойку о кирпичен мост: «Я служил у тебя двенадцать лет — не выслужил хлеба мягкаго». Поехал. (л. 5 об.). Это предварительное краткое припоминание побудило, очевидно, собирателя настоять на полной записи, которую он осуществил в последний день, перед отъездом из Гридина; см. № 271 (С. А.).269. ВОЗНЕСЕНИЕ ХРИСТОВО
Стал Восподь Бох на́ небо возноситц́е.
Росплациться нишшая братья,
Розгорюютця малыи сироты:
«Ты куды же, Восподь, поежжаёш,
5 На кого ты нас нишшых оставляёш?» —
«Вы не плацьте-ко, нишшая братья,
Не рыдайте-ко, малыи сироты.
Я оставлю вам гору золотую,
Я оставлю вам реку́ мёдову́ю,
10 И оставлю вам сады виноградны;
Вы будете сыты и пьяны и веселы».
Тут возго́ворит Иван Предотеця:
«Ай же Восподь Бох небесной!
Ты позволь же мне слово молвить,
15 Супроти́во Христа рець гово́рить». —
«Говори-ко, Иван, цёго знаёш».а —
«Не оставь-ко ты им горы золотыя,
Не оставь-ко ты им реки мёдовы́я,
Не оставь-ко ты им сады виноградны;
20 Прознаю́т богатыи люди,
Одберут гору золотую,
Одберут реку мёдову́ю,
Одберут сады виноградны.
Над горою будё голоубийсьво,
25 Над рекою будё кроволисьво,
Над садамы будут великии драки.
Ты оставь-ко им слово Христово:
Ради Христа их накормят,
Ради Христа тяпло́м обогреют,
30 Ради Христа их и платьём обденут».
Возговорит Восподь Бох небесный:
«Ай же ты Иван Предотеця!а
Ты умел слово молвить,
Супроти́в Христа рець гово́рить;
35 Бытьте твои уста золотыи,
А в году тебе праздники цясты́и».
270. СОН БОГОРОДИЦЫ
Мати Мария,
Прецистая Дева,
Где ты ноц́есь ноцевала —
«Ноц́евала я во городи Ерусалими,
5 Во Божьей ц́ерьквы за престолом,
За тем ли престолом за Христовым.
Мало я времяцько сыпала,
Страшон я сон во снах видяла,
Страшон я сон во снах премудрый.
10 Бытто я Сына спородила,
Во святоё крешшеньиц́е кресьтала,
Во пелены́ пеленала,
Во пояса повивала,
Во пелены камцяты́я,
15 Во пояса шолковы́я.
Хто бы мой сон пороссу́дил,
Хто бы мой сон поросска́зал».
Тут возго́ворит малое юно,
Малое юно, Сын возьлюбле́нный:
20 «Я, Матушка, твой сон пороссужу,
Я, Матушка, твой сон поросска́жу.
Быть-то мне, матушка, на кресту роспяту,
В руци гвозьё забиваша,
В ноги гвозьё колотяша,
25 Тросью в голову убиваша,
Же́зламы бока прободаша,
Кроф и́сь тела руцьямы проливаша».
Тут восплацеться Мати Мария,
Тут восплацетьця Дева святая:
30 «Увы, увы, цядо мило,
Цядо милоё мой сын возьлюбле́нныя!
На кого жо ты меня, дитё, оставиш,
На кого жо ты меня, дитё, спокидаёш?» —
«Я оставлю тебя, Мати, на брата,
35 На того ли на брата Иоанна,
На того ли на крестителя Восподня.
Поцитай Иоанна родным сыном,
Родным сыном твоим возьлюбле́нным.
На третей день я, матушка, воскресну,
40 Сам я ко тебе, матушка, буду.
И́сь тела́ твою душу выну,
Спишу я твои облик на икону,
Положу икону в Божью церковь.
Придуци́сь иконы помолюсе,
45 Пойдуци́сь к иконы приложусе,
Во́ веки с тобой, Матушка, прошшусе».
Ишшо хто ф цистоты пребывает,
Хто этот стих трижды на́ день воспевает,
Тут будет избавлен от муки вецьной,
50 От муки вецьной да й бесконецьной
От той от смолы кипяц́ей,
От того от ц́ерва неусыпаемого.
271. САВУЛ И ЕГО СЫН
Поежжает Савул во Большу орду,
Ко тому ко городу Ц́ернилову.
Оставаитьце́ у ёго молода жона беременна.
По́йдуци, Савул ей приказыват,
5 Приказыват, наказ наказыват:
«Ежли сына ро́диш, ясна сокола,
Дай-ко ему работушку не тяжолую,
Постафь к княженецькой рукомоецьки
Наливать воды клюцёвыи.
10 Посылай-ко тогды дитятка на выруцьку.
Ежли доцерь ро́дишь, лебедь белую,
Воскорми-воспой до полна возроста,
Оддавай замуж за бога́тыря,
Посылай зятюшка на выруцьку».
15 Она родила сына ясна сокола.
Поставила его к княженецькой рукомоецьки
Наливать воды клюцёвыи.а
Воскормила, воспоила ёго до полного возроста.
Сказала своему сыну любимому:
20 «Ой же ты...[558]
Поежжай-ко к родному батюшку на выруцьку».
Поехал он ко городу Цернилову.
Он взял княженецьку рукомоецьку,
Свиснул рукомойку о кирпицьной пол:
25 «Ой же ты, курва, княженецька рукомоецька!
Я служил у тебя до полна возроста,
А не выслужал у тебя слова гладкого,
А не то хлеба мяккого!»
Выходил доброй молодець на конюшен двор,
30 Обседлал-обуздал добра́ коня.
Только видели молотця сядуци,
А не видели молотця поедуци —
Во цисто́м поли курева́ стоит,
Жолты́ пески столо́ом ставятц́е.
35 «Славной руськой бо́гатырь!
Подъежжай к нашому городу:
У нас во городи нету цяря цярить,
Нет цяря цяритъ, нету короля королить,
Мы положим тебя цярём цярить,
40 Цярём цярить и королём короли́ть».
Он подъехал к ихному городу.
Они опутали его в путани шолковыи,
Посадили его ф те́мну те́мницю.
Приежжает Савул да из Большой орды
45 Ко своёй жоны Омельфы Тимофеевны.
Собирает Савул да поцестной пир.
На пиру фси сидят пьяны-ве́селы,
Одна сидит Омельфа Тимофеевна неве́села,
Буйну головушку повесила.
50 Возго́ворит Савул да таковы реци:
«Али ты того сидишь, Омельфа Тимофеевна, неве́села,
Буйну головушку повесила,а
Што я сам жив пришол,
Што я пир завелб да й госьтей навел?» —
55 «Не того я сижу невесела,в
...........
А я ф том сижу,
Што сокол пришол, а соколёнка нет».
Савул в то время не догадаитц́е,
Пьет, ест, сидит, з гостямы угошшаитц́е.
60 Возговорит Савул во фторой након:г
«Али ты того сидишь, Омельфа Тимофеевна, неве́села,
Буйну головушку повесила,
Што я сам жив пришол,
Што я пир завел да й госьтей навел?
65 Возго́ворит Савул во трете́й након:г
«Али ты того сидишь, Омельфа Тимофеевна, неве́села,
Буйну головушку повесила,
Што я сам жив пришол,
Што я пир завел да й госьтей навел?»
70 Тут Савул догдаитце.
Немного он у ей спрашивал,
Обседлал своего добра коня
И поехал за сыном за любимыим.
Приехал Савулушко ко городу Ц́ирнилову,
75 Он скрыцял, ззыцял зыцьным голосом:
«Ай же вы...[559]
Подавайте мне-ка поединьшика!»
Оны стали молоденького сына призывать:
«Езьдит руськой бога́тырь во цисто́м поли;
80 Буде едеш к ему поединшиком,
Мы выпусьтим тебя ис тёмной те́мници».
Он обседлал, обуздал добра коня.
Оны стали битьц́е палиця о палицю,
Молоденькой бога́тырь с коня слетел.
85 Садилсэ Савул к нему на белу́ю грудь —
«Ты скажи, скажи, бога́тырь, не утай, скажи,
Ты коёй орды да ты коёй земли,
Коёго́ отця, которой матушки?»
Он ему не сказыват; до трех раз спрашивал,
90 Отвецят богатырь-от молоденькой:
«Кабы я сидел у тя на белых грудях,
Я не спрашивал бы не роду, не племяни,
Порол бы твоё да ретиво серцё,
Вынимал бы язык с пец́енью,
95 Копал бы глаза со косицямы».
Увидал Савул свой имянно́й персьтень —
«Ай же ты, мое цядо милоё,
Цядо милоё да сын любимыи!»
Брал его да за белы́ руки,
100 Целовал его в сахарни́ уста,
Садил на добра коня фпереди себя.
Приежжал домой к матушки родимыи,
Привозил своего мила́ цяда любимого.
272. МАТЬ ПРОДАЕТ СВОЕГО СЫНА
От отця было́, братци, от умного,
От матушки-жоны благоразумноя
Зародилось-то чядышко безумноё.
Как безумноё-то цядышко нерозумное.
5 Он охвоць был ходить на цярёф кабак,
Охвоц́ей пить да зелёна вина,
Зелёна вина да пива пьяного.
Сам идёт домой да матюха́итц́е
Тема словамы непоносныма,
10 Ругат-бранит свою да родну матушку
Курвой, блядью да еретиц́ею.
Этта матушки за беду́ пало,
За ту досадушку великую.
Брала она своего мила цяда любимого,
15 Брала она его за белы́ руки,
Привела на пристань-гавань карабельнюю
Г дорогим гостям г заморянам,
Г заморянам да г ворзогорянам —
«Ай же вы, дороги госьти заморяна,
20 Заморяна да ворзогоряна!
Вы купите у меня мила цяда сына любимого;
Дайте мне-ка пятсот рублей,
Не жалейте дать хоть ц́елу тысяшшу —
Шшобы не ходить мне-ка по подо́конью,
25 Не збирать мне-ка было ломтей резаных,
Ломтей резаных да кускоф ломаных».
Оны говорят:
«Ты не вора ли продаш да не розбойника,
Не ноц́ешного да подорожника,
30 Не ц́ерковнаго ли да грабителя?» —
«Не вора продам я, не розбойника,
Не ноц́ешного продам подорожника,
Не ц́ерковного продам грабителя,
Продам я своёго цяда любимого».
35 Дали оны ей пятьсот рублей,
Не жалели ей дать да ц́елу тысяшшу,
Шшобы не ходить ей было по подо́конью,
Не збирать бы ей было ломтей резаных,
Ломтей резаных да кускоф ломаных.
273. ВАСИЛИЙ И СОФЬЯ
Жыло было триц́еть триа сестры.
Оны фси-то стояли по Божьи́м ц́ерквам,
Оны оси цитали по-книжному,
Оны фси-то пели по-ц́ерковному,
5 Одна Софеюшка нецёго не говорит.
Только Софея слово смолвила:
«Ты, Васильюшко князь, подвигайси сюда!»
Васильева матушка идёт по́ городу,
Во право́й руки несёт пива пьяного,
10 Во левой руки несёт зелья лютого.
Она пива налила да Василью поднесла,
Она зелья налила да Софеи подала —
«Ты, Васильюшко, пей да Софеи не давай». —
«Ты, Софеюшка, пей да Василью не давай».
15 Васильюшко испил да Софеюшки поднёс,
А Софея испила да Василью поднёсла.
Василей говорит: «У мня головушка болит».
А Софея говорит: «Ретиво́ серцё шшемит».
Понесьли-то Василья на буйны́х головах,
20 А Софею понесьли на белых на руках.
Вырослаб-то на Васильи шолкова́ верба,
Выросла-то на Софеи мурава-трава,
Росц́вели ц́ьветы лозуревыи,
Рознесло духи малиновыи.
25 Кореньиця ф куцьку срошшаитьц́е,
Вершиноцьки ф куцьку слипаютьц́е.[560]
———
Авдотья Петровна
XXXVII. Авдотья Петровна, девушка 51 года. Живет бедно. Незаконная дочь корельской девушки. Называет свои пьесы «стихами». Заучила их от покойной старушки Титовны, которая знала, помимо этих стихов, еще Осипа прекрасного. Слыхала стихи также от покойного Матвея, дочь которого Татьяна знает отцовский репертуар (7/1, л. 202—202 об., 209).274. АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ
Жыл был Ефимьян, гось богатой.
Охвоць Ефимьян Богу молитц́е;
На фсякую среду, пятницю посьтитц́е,
На фсякую суботу прицяшшатце.
5 Мо́лил Ефимьян себе отродья,
Женського полу или муського.
Прошло тому времени немного;
Богородиця с небес гласом прогласила,
Ц́еловец́еським языком говорила:
10 «Ты ставай, Ефимьян, убужайсе,
Клюц́евой водиц́ей умывайсе,
Во бело полотенц́е утерайсе,
Кресьти свои ясныи оци;
Зови попоф, протопопоф,
15 Зови и кума́ со кумою,
Поди ф свою спальну.
Лёжит твоя кнегина,
Она тру́дна лёжит и больна,
Родила она младеня.
20 Полагай святое имя Олёксеём,
Олёксеём Человеком Божьим».
Он ставал со сна, пробужалсэ,
Звал кума́ со кумою.
Кресьтили младеня,
25 Полагали ёму святое имя Олёксеём,
Олёксеём Человеком Божьим.а
Прошло тому времени лет семь,
Захотели Олёксея грамоты уцити;
Олексею-свету грамота дала́се.
30 Стало лет восьминац́еть,
Захотели оны Олексеюшка женити;
Ему женидба не даласе.
Повалили его во свою спальню.
Богородиця ёму с небес гласом прогласила,а
35 Ц́еловец́еським языком говорила:а
«Ты ставай, Олексей, да обужайсе,
Клюц́ево́й водиц́ей умывайсе,а
Полотеньц́ем утерайсе,
Скидыва́й свои зла́тыи персьни,
40 Отвязывай свой шелко́вой пояс;
Пойди-ко ты ко синему морю,
Садись-ко во маленькой караблик,
Поежжяй-ко во Иньдейськую пустыню».
Стало Олексеюшку лет триц́еть;
45 Приходит он во Рыньское цярсьво
Каликою да перехожей,
Приходит к Ефимьяну в госьти:
«Ой же ты, Ефимьян, гось богатой!
Возьми-ко ты меня к себе жить,
50 Хоть не ради меня, а ради сына,
Олексея, Божья ц́еловека». —
«Поц́ему же ты сына знаешь?» —
«А мы жили с ним вме́сьтях,
В одной пустыни Богу молились».б
275. КОЗАРИН
Роды Козарина попортили;
Отець с матушкой на́ руки не приняли,
Оддавали ёго г бабушки задво́рёнки —
Корьмить-поить да до полна́ ума,
5 Корьмить-поитьа до по́лна возраста.
Стал Козарин по улоцькам побегивать,
С малыма робяткамы поигрывать:
Кого дерьнё Козарин за руку,
У того руцьки проць повыдерьнё;
10 Кого дерьнё за́ ногу,
Ту ношку проць повыдерьнё;
Кому всутыць подас,
Тот идё домой да роскорякою.
Стали ёго робятоцьки
15 Бранить выбьлятком да зауго́льшыцьком.
Он приходит к бабушки задворёнки:
«Ой же ты, бабушка задворёнка!
Скажы, скажы, да не утай скажы,
Есь ли у меня да отець, матушка?» —
20 «Есь у тя батюшко Пётры Коромысловиць,
Матушка Настасья королевисьня;
Роды у тя попорьтили,
Отець с матушкой на́ руки не приняли».б
Козарин садилсэ на добра коня;
25 Только видяли Козарина седуци,
А не видяли поедуци —
Ф цисто́м поли́ да курева́ стоит.
Ехал Козарин во цисто́ полё.
Ф цисто́м поли плац́е деви́ця, уливаитц́е;
30 Выходит тотарин из бела́ шатра —
«Ты не плаць-ко, деви́ця красная,
Заутра мы, девиця, будем дел делить,
На перьву́ долю положым красна золота,
На другу долю положым циста се́ребра,
35 На третью долю положым тебя, девицю.
Будё ты падёш да на мою долю,
Я возьму тебя за себя замуш».
Тут плацё девиця боле старого,
Тут плацё девицяа да злее прежнего,
40 Ко своёй русы косы прицитыват:
«Плетёна́ коса на святой Руси,
Росплетут тебя, коса, тотарове».
На другой день выходит изь бела шатра:
«Я возьму тебя да портомойшиц́ей».
45 На третий день выходит изь бела шатра:б
«Я тебя возьму да ф цисто́м поли убью
Цёрным во́ронам на гра́еньё,
Серы́м волка́м на ры́сканьё».
Подъежжат Козарин к этой девицини:
50 «Скажы, скажы, девиця, не утай, скажы,
Коей орды да коей земли,в
Коёго́ отця да коей матушки?»
Спрашыват Козарин во фторой након:
«Скажы, скажы, девиця, не утай, скажы,б
55 Коей орды да коей земли,б
Коёго отця да коей матушки?»б
Спрашыват Козарин во трете́й након.г
................
«У мня батюшко — Петры Коромысловиць,
А матушка Настасья королевисьня».
60 Он садил ей на добра коня.
Приежжае к матушки на шырокой двор,
Крыцял-зыцял зыцьным голосом:
«Ой же ты, батюшко Петры Коромысловиць,б
Да матушка Настасья королевисьня!б
65 Обирайте свою да любиму доць!»д
...............
Крыцял-зыцял да во третей након
Во всю силушку да молодецькую,
Во всю гортань да богатырськую.
Выходили стрецять ей на улицю.
70 «Ой же ты, Настасья королевисьня!
Наливай-ко цяру зелена́ вина».
Она налила да зелья лютого.
Он крыцял-зыцял да зыцьным голосом:
«По роду, роду да бытто мать родна,
75 По жытью-бытья — быть змея лютая».
276. КНЯЗЬ РОМАН
Что походит-то Романушко за охвотамы
На те ли на тихи мелки заводи,
Стрелять-то гусей да белых ле́бедей,
Маленьких перистых серых утоцёк.
5 Унимат Романушка молода жона,
Молода жона да Марья Юрьёвна,
Марья Юрьёвна да лебедь белая:
«Не ходи-тко ты, Романушко, за охвотамы:
Ноц́есь мне-ка Марьюшки мало́ спалось,
10 Мало́ спалось да много во снах видялось —
Закатилсэ у мня злацён персьтень,
Да россыпалсэ на мелки зе́рнятки;
Вси я зернятки присо́брала,
Одного я не могла собрать».
15 Не послухал Романушко молоду жону,
Он ушел-то Роман за охвотамы
На те ли на тихи мелки заводи,а
Стрелять-то гусей да белых лебедей,а
Маленьких перистых серых утоцёк.а
20 Села Марьюшка к окошецьку,
И глядит Марьюшка во синё море.
Во синем морюшки со́лоном
Там бежит три ц́е́рняна три ка́рабли,
Забегали оны прямо в гавань карабельнюю,
25 Опускали да па́руса поло́тняны,
Метали я́коря да булатныи,
Опускали шлюпоцьки да раскра́шеныи,
Приежжали на ту ли пристань карабельнюю.
Тут ли Марьюшка глядит, беда пришла,
30 Беда пришла, да детьц́е некуда.
Тут пошла ли Марьюшка да хоронитисе,
Хоронитисе да на новы сени,
Со новы́х сеней да на красно́ крыльцё,
Со красна́ крыльця да во цисто́ полё.
35 Приздыну́ла яблонь кудрёватую,
Она села под яблоньку кудрёватую.
Вси тота́ра да ищут, да отступилиси,
Один неверной да ни отступитц́е.
Приздыну́л он яблоньку кудрёватую —
40 «Уж ты ты ли есь да Марья Юрьёвна,
Уж ты ты ли есь да лебедь белая?» —
«Да не я-та есь да Марья Юрьёвна,
Не я лебедь белая,
Я Романушкова да портомойшиця».
45 Всё тотарин не верит, не пота́итц́е —
«Ишше ты то есь да Марья Юрьёвна,
Ишше ты есь да лебедь белая».
Брал уш Марьюшку дай за белы́ руки,
За белы́ руки дай за златы́ персьни.
50 Повели-то Марьюшку на пристань да карабельнюю
Да й садили ф шлюпоцьку роскрашону,
Да й свезли-то ей да на ц́ерьнён карап.
Да й здымали паруса полотняны,
Да й катали якоря булатныи,
55 Да й здымали шлюпоцьку роскрашону.
Ай приходит Романушко из охотушки,
Ай глядит — ф синём мори только три тыцёнки.
277. КНЯЗЬ МИХАЙЛО
Ишше езьдил князь Михайло
Трицять лет он по Поморью,
Он искал себе беляну,
Красну хо́рошу жону Марьфиду.
5 Он нашол себе беляну,
Красну хорошу жону Марьфиду.
Приежжяёт к маменьки к родныи,
К осударыни к Овдотьи:
«Уш ты маменька моя родная,
10 Уш ты пой-корьми мою беляну
Красну хорошу жону Марьфиду
Ты крупишчятым пшанисьним,
Слаткою водой мёдо́вой».
Уежжяё князь Михайло,
15 Уежжяёт молодыя.
Ёго маменька родная
Парну баенку она топила,
Серой камень нажигала;
Тут белянушку призывала,
20 Белы грудюшки порола.
Тут узнала три приметы:
Ишше перва есь примета —
Жить с Михайлой во совети,
А другая есь примета —
25 Што младень есь во утробы,
Третья есь примета —
Княсь Михайло во дорошки.
Его доброй конь потнулсэ,
Княсь Михайло догадалсэ.
30 Приежжае к маменьки к родныи,
К осударыни к Овдотьи.
«Уш ты маменька моя родная,
Ишше где моя беляна,
Красна хо́роша Марфида?» —
35 «Красна хо́роша Марфида
Ушла в парну баенку помытьц́е».
Тут металсэ княсь Михайло,
Тут металсэ молодыи,
Ишше нет ёго беляны.
40 «Уш ты маменька моя родная,а
Ишше где моя беляна,а
Красна хороша Марфида?»а —
«Ушла в церкву-ту молитьц́е».
Тут металсэ княсь Михайло,а
45 Тут металсэ молодыи,а
Фсе нет ёго беляны.
Приходит к маменьки к родныи,б
К осударыни к Овдотьи.
«Уш ты маменька моя родная,
50 Ишше где моя беляна,
Красна хо́роша Марфида?» —
«Ушла к суседам в бесёду».
Тут металсэ княсь Михайло,а
Тут металсэ молодыи:а
55 «Вы суседы, вы суседы,
Ближны порядовны,
Вы скажите, не утайте
Где ш моя беляна?»
А суседы отвецяли:
60 «Твоя маменька родная
Парну баенку топила,
Серой камень нажигала,в
...........
Што состроила колоду,
Во колоду полагала,
65 Во Дунай-реку спускала».
Тут металсэ княсь Михайло,а
Тут металсэ молодыиа
Ко Дунай быстрой реки.
Рыболовы рыбу ловя.
70 «Рыболовы, рыболовы,
Замеците вы тоню́, —
Скаже, — при́дё рыбы много».
Заметали рыболовы —
Им пришло рыбы немного.
75 «Рыболовы, рыболовы,а
Замеците то́ню другу
Приде рыбы ишше боле».
Заметали другу тонюг —
Им пришло рыбы немного. —
80 «Рыболовы, рыболовы,
Замеците тоню третью,
Придё рыбы вам боле».
Заметали третью тоню —
Им пришла колода.
85 Оны беляну обирали,
Во сыру землю́ копали.
278. КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ЕГО НЕВЕСТА ДОМНА
Сваталсэ Митрей княсь по три́ годы,
Он по три годы да по три осени,
На ц́етьвёрту осень лише сватьбы быть,
Лише сватьбы быть, да нынь к венцю пойти.
5 Металасе Домнушка по плець в окну,
Фалелеёвна равно по поясуа —
«Не этот ли, матушка, Митрей княсь,
Не этот ли, сударыня, Васильёвиць?
Сказали про Митрея — хорош, пригож;
10 Он сутул, горбат да наперёд покляп,
Ноги кривы́ да глаза косы́,
Кудри жоги́ да заонеськии,
Рець Васильёвиця да корельская».
Эти реци Митрею во слых пали́,
15 Васильёвицю за беды́ пало.
Воротилсэ Митрей князь да от заутрени,
Приходит он к сестриц́еньки к родимыи:
«Сестриц́енька моя родимая,
Збери-ко, збери да поц́есьтен пир,
20 Поц́есьтен пир да деви́ной стол;
Ты зови-ко Домнушку на почесьтен пир,
Фалелеевну зови на девиной стол:
«Ужо братця в доми не слуцилосе,
Васильёвиця не пригодилосе,
25 Ушол брателко за охвотамы,
За куницямы да за лисицямы».
Первы послы к Домнушки до двора дошли,
Други послы да до сеней дошли,
Третьи послы — сама Марья пошла:
30 «Поди, Домнушка, на поц́есьтен пир,
У мня братця дома не слуцилосе,
Васильёвиця не пригодилосе».
Унимат ли Домнушку родна матушка:
«Не ходи-ко, Домна, на поц́есьтен пир,
35 Не ходи-ко, Домна,б да за девиной стол —
Мне се́й ноци мало́ спалось,
Мало́ спалось, много видялось:
Скатилсэ злац́ён персьтен,
Россыпалсэ на мелки зе́рнятки».
40 Не послушала Домнушка родной матушки,
Пошла Домна на поц́есьтен пир,
Пошла Домнаб да за девиной стол.
Приходит Домнушка на поц́есьтен пир.
«Этта крыса ли пришла да магазейная,
45 Этта выдра ли пришла дав подземельняя!»
Домнушки во стыд пало,
Домнушка и проць пошла.
Пришла ф цисто́ полё.
Да бросала нош в сыру землю́ да тупым концём,
50 Бросилась на востёр-от нож.г
———
Полага (Полагея) Редкина
XXXVIII. Пола́га (Полагея) Редкина <кроме печатаемого от нее записано без слов «Вознесение Христово»; «Страшный суд» — переписано с ее рукописи> (7/1, л. 4, 226).279. СТРАШНЫЙ СУД
Плачу и рыдаю,
Смертный час ожидаю.
Душа с телом раставалась,
На Страшен Суд поспешалась.
5 Сойдет Судья с небес на землю,
Со престолом сойдет веть Он со Божьим
Судить живых и мертвых,
Вострубит трубы Он золотыя.
Да небо, земля-мати потрясется,
10 Солнце и луна и месяц потаиче,
Луна во тьму предложиче,
Спадут с небес звезды на землю;
Умерши от гробов востанут,
Грядут на праведен Суд Божий.
15 Речет он, Михайла Архангел:
«Которы праведные души,
Ставайте полкамы одесную,
Становитесь лицамы ко востоку.
Отвержены райския двери,
20 Сготовлена райская пища.
Разве нет чениы неизносимы.а
Которые грешные души,
Ставайте полкамы вы ошую,
Воротитесь личами вы на запат.
25 Сотворена вам вечная мука».
Расплачутся грешны души:
«Ой же, свет Михайла Архангел!
Начто ты нас прочь отсылаешь,
Небесного царствия лишаешь,
30 В небесное чарствие не спускаешь?»
280. ЗАПОВЕДЬ ПЯТНИЦЫ (ТРУДНИК И ПЯТНИЦА)
Пустынник во пустыни
Не владел он не рукамы, не ногамы.
Пятьниця во снах ему явилась,
Пятьниця святых свец́ей освятилась:
5 «Поди ты, рабе Божий, ко народу,
Сказывай народу христеяном,
Чтобы среду, пятьницю посьтились,
По матерну слову не бранились;
Матерноё слово проклято́ё,
10 От матерного слова душа погибаёт.
Дети матерей не розгневайте,
Матеря́ детей не проклинайте,
Жидамы детей не называйте;
Жиды у Христа были прокляты́я,
15 Жиды-ты Христа роспинали
И во сьвятоё лицё Ему наплевали
Великоё Имя Господённое».
281. ПОТЫК
Езьдил Потык сын Ивановиць
Он стрелять гусей, белых ле́бедей,
Стре́лил он лебедь белую.
Говорит ёму лебедь таковы реци:
5 «Ты не лебедь стрелил — стрелил молоду жену,
Богомсужену да богомряжону,
Молоду жону Марью Юрьёвну».
Брал он Марьюшку за белы́ руки,
Целовал он в сахарьни́ уста.
10 Она говорит биру́ци:а
«Перву заповедь положим:
Которой наперёд помрё, живому вслед пойти».
Еде Потык сын Ивановиць
С молодой жоной с Марьёй Юрьёвной;
15 Настрету попадат ему
Стар казак Илья Муромець —
Ты кого везёш, Потык сын Ивановиць?» —
«Молоду жену Марью Юрьевну». —
«Ты не богомсужону везёш, не богомряжону,
20 Не молоду жону, а зьмею лютую».
Овернулась она пропасьтимою, бутто и померла.
Говорит Потуку стар казак Илья Муромець таковы реци:
«Ты бери-ко книгу старинную,
И бери-ко колокол звенистыя,
25 И цитай-ко книгу ту старинную,
И звени-ко в колокол звенистыя».
Еде стар казак Илья Муромець —
«Трицеть лет я езьдил,
Не слыхал я звону колокольнёго».
30 Взял розрыл он сыру мать-землю
И достал он Потыка сына Ивановиця.
Опять поехал Потык сын Ивановиць
С молодой женой с Марьёй Юрьевной;
Овернула она его серым камешком.
35 Едет-то стар казак Илья Муромець —
«Триц́еть лет я мимо это место выезьдил,
Не видал я этого серого камешка».
«Ты бери-ко этот серой камешок,
Микитушка-Добрынюшка,
40 И бросай-ко его ц́ерез лево́ плецё».
Микитушка не мог от земли отзнять.
«Бери-ко ты, Олёшенька Поповиць,
И бросай-ко камешок ц́ерез лево́ плецё».
Олешенька не мог отзнять от сырой земли.
45 Взял-ка стар казак Илья Муромець,
Свистнул сер камешок ц́ерез лево́ плецё,
И россыпалсэ сер камешок,
И вышел Потык сын Ивановиць.
Поехал Потык сын Ивановиць
50 С молодой жоной Марьёй Юрьевной.
Приехал он домой на добро́м кони;
Она сунула ёму сонны булавоцьки,
Сама пошла ковать гвозья́ полуаршинного
Забивать ему во белы руки,
55 Забивать емуб и во белы́ ноги.
Сьпит Потык сын Ивановиць,
Будит его девиця Чернявиця.
А слезамы уливаитц́е —
Не может его никак розбудить.
282. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ
Поежжат ли боярин во чисто́ полё
Говорит он боярине таковы речи:
«Дожидайсе меня ты ц́ерес три года,
Ты не мош дождатьц́е ц́ерес три года,а
5 Дожидайсе меня ц́ерез шесь годоф;
Ты не мош дождатьце церес шесь годоф,а
Дожидайсе меня ц́ерез девять лет;
Ты не мош дождатьц́е церес девять лет,а
Дожидайсе меня цереса двенатц́еть лет.
10 Цьветно платьиц́е ты не выдержи,
Добрых коницькоф ты не выезьди,
Во Божью́ ц́еркофь — свеци фсе прижги».
Дожидат-то боярина церес три годы,
Не могла дождатьц́е церес три годы;а
15 Дожидат-то она церес шесь годоф,а
Не могла дождатьце церес шесь годоф;а
Дожидалась она ц́ерес девять лет,
Не могла дождатьце церес девять лет;а
Дожидалась она ц́ерес двенатц́еть лет.
20 Едет-то боярин ц́ерез двенатц́еть лет
К молодой жене боярине.
Настрету ему попадались две де́вици чернявици.
Спрашивал:
«Ой же вы девици чернявици!
25 Што хорошого на моёй стороны?» —
«Были мы у твоёй боярине;
У ей цьветно платьицё фсе выдержано,
Добры коницьки фсе выежжены,
В Божью́ ц́еркоф свечи не выжганы;
30 Весьнёт у ей кац́ель,
Мы смотрели кацяли у ей дитятка».
Приехал боярин к своёму двору
Выходит боярина стретать своёго боярина.
Брал он саблю, брал он вострую,
35 И рубил-казьнил ейну голову.
Пала головушка не на воду, не на́ землю —
Полетела прямо на небо к Богу-Господу.
Приходил он ф полату белокаменну,
Посмотрел — цьветно платьицё не выдержано,
40 Добры коницьки не выежжены,
Во Божью ц́еркофь свеци выжганы,
И кац́ели нигде не было.
Поехал боярин во чисто́ полё.
Попадали ему девици чернявици —
45 «Ой же вы, девици чернявици,
Пройдите вы сквозь матушку сыру землю».
Брал он саблю, брал он вострую,
Казьнил-рубил свою буйну голову.
———
Авдотья Михайловна
XXXIX. Авдотья Михайловна, 64 лет, тетка И. Т. Мяхнина. Знает: Вознесение, князь Михайло, Илья Муромец и разбойники, Алексей Божий Человек (без конца), слыхала про Потыка (7/1, л. 226—226 об.).283. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
Наежжал цярищо Кудреянищо
Ко тому ко городу к Цернилову.
Он князей, бояр да фсих повырубил,
Благоверного да цяря Фёдора
5 Он под мяць склонил да голову́ срубил.
Оставалосе да цядо милое,
Молоды́й Егорей светы Храбрыи.
Он наця́л Егорья света муцити
Фсякима мукамы да рознолицьныма.
10 Он наця́л Егорья топорами сець —
Топоры зубьё фсё прикрошилосе,
Ягорья-света не уя́зьвило,
Не уязьвило да не кровавило;
15 Он наця́л Егорьюшка пилой пилить —
У пилы зубьё фсё прикрошилоси,
Прикрошилоси да приломалоси,
Ягорья-света не уязьвило,
Не уязьвило да не кровавило.а
20 Он наця́л Егорьюшка ф котли варить —
Котёл кипит да и ходуно́м ходит,
Во котли Ягорей стоём стоит,
Он стоём стоит да сам стихи поёт,
Он стихи поёт да херувимськии,
25 Пот котлом росьтёт трава мура́вая,
На травы цьвятут цьвяты лазуревы;
Ягорья-света не уязвило,
Не уязвило да не кровавило.а
Он пошол неверный во цисто́ поле,
30 Копае по́гребы глубокии —
Долины по́греб да двац́ети сажон,
Ширины по́греб да двац́ети сажон,
Глубины по́греб да сорока сажон;
Он брал Егорья за жолты́ кудри́,
35 Он метал Егорья во глубок погрёп,
Железной решотоцькой заде́рьгивал,
Пеньём-кореньем призаваливал.
Он пошол неверный ис циста́ поля,
Он пошол неверный, похваляитц́е:
40 «Не бывать Егорью на святой Руси,
Не топтать Егорью мураво́й травы,
Не видать Егорью свету белого,
Свету белого да соньця красного!»
По Егорьеву свету моленьицю,
45 Да по Божьему изволеньицю
Потянули з гор ветры буйныи,
Пеньё-каме́ньё прирозва́лило,
Жалезну решотку прирозде́рьгало.
Выходил Егорей на святую Русь,
50 А топтал Егорей мураву́-траву,
Увидал Егорей свету белого,
Свету белого да соньця красного.
Приходил он к матушки к родимыи,
Просил прошшеньицо-бласловленьицо
55 Отместить обидушка великая
Тому цяришшу Кудреянишшу.
284. КОЗАРИН
На роду Козарина попортили;
Отець, мать на́ руки не приняли,
Оддавали бабушки задворенки
Корьмить-поить да до трёх годов,
5 До трёх годов да до шести-та лет,
От шести лет да до двенац́ети,
От двенац́ети до полна возроста.
Стал молодець конём владать,
Конём владать да копьём шуймовать.
10 Кого поде́рьнёт за белу́ руку — у того руцьку выдерьнё,
Которого хватит за ногу — у того ножку выдерьнё,
Которого хватит за жолты́ кудри — у того оторвет и буйну́ главу.
Стали его ругать-бранить:
«Ох ты выблядок сын да зауго́льшина!»
15 Приходил он г бабушки задворенки —
«Ты скажи-ка, бабушка задворенка,
Я кое́й орды да я коей земли,
Коего отця да коей матушки?» —
«Ты есь города Бере́зова
20 Отця Петра да Коромыслова».
Садилса Козарин на добра коня;
Стольки видели-то молодця седуци,
А не видели-то уда́лого поедуци;
Во цисто́м поли да курева стаёт,
25 Жолты́ пески да столбом ставятц́е.
Приежжал Козарин ко белу́ шатру.
Выходи́т девиця изь бела шатра,
Плацёт девиця горюцьмы́ слезы́:
«Плетяна́ коса да на сьвятой Руси,
30 Росплетут косу́ да ф проклято́й Литвы».
Выходил тотарищо поганыя —
«Ты не плаць, девиця душа красная!
Заутра́ мы станем, братци, дел делить,
По-вашему да паёф па́евать.а
35 На перву́ долю положим красна золота,
На другу долю положим циста се́ребра,
На третью́ долю положим тебя, девицю.
Ежель ты да мне повыпадёш,
Я возьму тебя да ф портомойници».
40 Плацёт деви́ця пушше старого,
Пушше старого да хуже прежнога.
Выходил другой тотарищо поганыя —
«Ты не плаць, девиця душа красная!б
Заутра мы станем, братци, дел делить,б
45 По-вашему да паёф па́евать.б
Ежель ты да мне повыпадёш,б
Я возьму тебя да за себя замуш».
Плацёт деви́ця пушше старого,б
Пушше старого да хуже прежнога.б
50 Выходил третей тотарищо поганыя б —
«Ты не плаць, девиця душа красная!б
Заутра́ мы станем, братци, дел делить,б
По-вашему, по-руськаму да па́еф паевать.
Ежель ты да мне повыпадёш,
55 Я срублю, сказьню да буйну голову,
Розмецю косьё да по цисту́ полю
Цёрным во́ронам да на съедениё».
Брал Козарин ей да за белы́ руки,
Он садил Козарин ей да на добра́ коня,
60 Приежжал Козарин к городу г Бере́зову,
Ко тому к Петру да Коромыслову.
Он скрицял-сзыцял да зыцьним голосом:
«Ишше есь ли у меня да отець, матушка,
Отець Петры Коромысловиць,
65 Матушка Настасьюшка Кирбитьёвна?» —
«Было у нас два отродьиця;
На роду Козарина попортили;в
Было у мня друг о отродьицё —
Наежжали тотаришша поганыи,
70 Увезьли у нас Олёну». Он у их обрал сестру.
285. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ
Женилсэ князь да на кнегинушки;
Уж он взял кнегинушку моло́дую,
Моло́ду взял да лет двенац́ети,
Сам князь да лет семнац́ети.
5 Поежжае князь да из орды в орду,
Из орды в орду да из Литвы в Литву,
Оставлят кнегины свешши-ладаны,
Свешши-ладаны да питья-кушанья:
«Ты моли, кнегина, за меня Богу,
10 За князево да за здоровьице;
Ц́ерес три года не буду, дак ц́ерез шесь годоф,
Ц́ерез шесь годоф не буду, церес деветь лет,
Ц́ерес деветь лет не буду, дак ц́ерес двенац́еть лет,
Ц́ерез двенац́еть лет не буду — дак живого нет».
15 Езьдил князь да из орды в орду,
Из орды в орду да из Литвы в Литву,а
Езьдил князь да по цисту полю.
Идут ему настрецю две старици,
Идут ему настрецюб да две ц́ернявици,
20 Потихошеньку к ему да подвигаюц́я,
Понизёшеньку ему да поклоняюця:
«Уш ты здрасвуй, князь да ты моло́дыи,
Ты молодыи да безбородыи!
Уш мы были у твоей да у кнегинушки,
25 Мы смотрели робёноцька трёхмесяцьна.
Питьё-кушаньё у ей да фсё приедено,
Добры конёцьки у ей да фси приежжены,
Столько свешши-ладаны да не прижжоныи».
Богатырьцько серц́е розгоряитц́е.
30 Садилсэ князь да на добра коня,
На добра коня скороступцива,
Подъежжал к своей полаты к белокаменной.
Его конь заговорил по-ц́еловец́ески:
«Занапрасно, князь да князь, ты крофь прольёш!»
35 Приежжяёт князь да ко красну́ крыльцю,
Выходи́т кнегина на красно́ крыльцё
В одной рубашецьки бес пояса,
В одных цюлоцьках без башма́цикоф;
Деветь лет да соньцё не́ пёкло,
40 На десято лето соньцё ро́спёкло.
Уш он брал княсь в руки востру́ саблю,
Он срубил у ей да буйну голову.
Ейна буйна головушка
Не пала не на́ землю, не на́ воду,
45 Не ф те болота-мхи дыбуции,в
Прямо пролетела глава на́ небо.
Заходил княсь в свою полату белокаменну —
Питьё-кушанье да не приедено,
Добры конецьки да не приежжены,
50 Столько свешши-ладаны прижжёныи;
Нет у ей робёноцька трёхмесяцьна.
Садилсэ князь да на добра коня,
На добра коня скороступцива,а
Поехал князь да во цисто́ поле.
55 Опять идут две старици да две ц́ернявици,
Потихошеньку к ему да подвигаюц́я,а
Понизёшеньку ему да поклоняюця:а
«Уш мы были у твоей да у кнегинушки,а
Мы смотрели ребёноцька трёхмесяцьна.
60 Питье-кушанье у ей да фсе приедено,
Добры конёцьки у ей да фси приежжены,
Столько свешши-ладаны да не прижжоныи».г —
«Уш вы старици да вы ц́ернявици!
Проходите вы да скрось сыру́ землю́!»
———
Авдотья Максимовна
XL. Авдотья Максимовна, золовка Парасковьи Ивановой, девушка лет тридцати (7/1, л. 4).286. ИВАН ГРОЗНЫЙ И ЕГО СЫН ФЕДОР
Без отця, без матушки живут люди,
Без роду, без племени бога́теют;
Без Божьей милосьти жить не́ можно.
Когда восияло сонцё красноё,
5 Когда уродилсэ, братци, светёл месець,
Тогда воцярилсэ наш-от Грозен цярь,
Ишше грозен ѓосударь Иван Васильёвиць.
Ишше здумал туто цярь под Казань подходить;
Казаньсько́ он цярсьтво мимоходом брал,
10 Казаньська цяря он со степе́ни збил,
С его сьнял порфиду златоцярськую.
Заводилсэ у ёго поц́есьтен пир
На фсих на кня́зей, на богатырей.
Ишше фси на пиру напивалисе,
15 Ишше фси на пиру росхвастались:
Ой хвастат богатой богачесьтвом,
А другой хвастат добры́м конём,
Безумнойа хвастат молодой женой,
Неразумнойа хвастат родимой сестрой.
20 Как похвастат Грозен цярь Иван Васильёвиць:
Он похвастат своей силушкой богатырьскою —
«Я вздумал под Казань подходить,
Казаньско́е цярьство мимоходом брал,
Казаньська́ цяря со степени збил,б
25 С его сьнял порфиду златоцярськую;б
Я повывел измену ис Ц́ернигова
Иа повывел яа измену из Данилова».
Возговорит Фёдор Ивановиць:
«Ты повывел измену ис Цернигова
30 И повывел измену из Данилова,б
А не вывел ты измены ис каменно́й Москвы».
Он зглянет на Фёдора мутны́м око́м,
Он скрыцита на Феодора яры́м сертц́ём:
«Ты дай-ко мне да поединшыка!»в
35 Тут сидит-то Федор да й выдумыват:
«Мне на брата сказать — будё брата жаль,
На суседа сказать — дак цюжа кроф пролить,
А на себя сказать — мне виновату быть;
Сказать мне на брателка родимого,
40 На того Микитушку Романовиця».
«Сидит поединшыкг за едным столом,
Он уш пьёт-ес да с одного блюда,
С одного блюда да й одной ложецькой».
Онскрыцял грозен цярь яры́м сертц́ём:д
45 «Ой же пановя, улановя,
Ишше те палаци немило́сьливы!
Вы берите Федора за белы́ руки,
Увозите его во чисто́ полё».
Фси палаци да испугалиси,
50 Фси по за́столью захоронилиси;
Один Малюта не пугаитц́е,
Не пугаитц́е да й не поло́хаитц́е
Ишше тот Малюта Воскуратовиць.
Он назды́мывал камоцьку мелкотрафцяту,е
55 Он брал Фёдора за белы руки,
Увозил Фёдора ф цисто́ полё.
Узнала его матушка родимая,
Пришла к Микиты Романовицю:
«Как потухлаж зоря раноутрянна,
60 Погасиласи свеця воску ярого».
Тут немношко Микита розговаривал —
Он наде́ргивал сапошки на босу́ ногу,
Накидывал шинель на одно плецё,
Надевал шляпу да на одно ушко,
65 Брал коня да необседлана,
Необседлана да необуздана.
Едет Микита по цисту полю,
Он рукой машот да й голосо́м крыцит:
«Ой же вы народ да православныя!
70 Ишше дайте дорожному дороженьку,
Розодвиньтесь-ко вы на две сторонушки!»
Фси Микитушку послушали,
На две стороны фси роздвинулись.
Ино едет Микита во цисто́ поле,
75 Он рукою машет да й голосо́м крыцит:
«Ой же ты, Малюта Воскуратовиць!
Уш ты этот кусок сьеш дак и подависьсе,
Тебе тем кусоцьком задавитисе,
Тебе той кровью захлебнутисе».
80 У Малюты серцё дрогнуло,
Пала сабля на сыру́ землю́.
Думает Малюта, шшо послы пришли;
Он брал Фёдора за белы руки,
Посадил Федора на добра коня.
85 У их завелось молебство в ц́ерквы, фси идут в платьи.
Ишше ехал Микита ф каменну Москву,
Выбирал у вдовы сына на одно лицё
Со тем ли со Федором цяревицём,
Дали денежек пятьсот рублей.
90 И привёз Микита брателка родимого,
Он ведёт брателка во Божью́ ц́ерковь.
Говорят народ православныя:
«Ишшо же ты, Микита сын Романовиць,
Фси идут народ в цёрном платьици,
95 А ты идёш в светлом платьици?»
Он поблиску́ подвигаитц́е,
Понизёхоньку поклоняитц́е —
«Есь ли виноватому да прошшеньицё,
Прошшеньицё да й блаѓословленьицё?
100 Есь ли, нет, да взять не́ откуду.
Ешше есь ли виноватому прошшеньицё,
Прошшеньицё да й блаѓословленьицё?»б —
«Тебя Бох просьтит, Микитушка, не знаю ф цём».
Брал он брата за белы руки,
105 Выводил за́ стоецьки, во Божью ц́еркву,
Выводила на средину.
———
Василий
XLI. Василий, старик, муж Авдотьи Михайловны (7/1, л. 226—226 об.).287. КАК ЛЕНИВЫЙ СТАЛ ТРУДИТЬСЯ
Полно лениваму ленитц́е,
На́ одре валятц́е,
З боку на бок кататц́е,
Ох, не могу я!
5 Сушит косьти у меня параклиця,
Голову жар объемлет,
Ноги трясутця,
Цют я влекуся.
Как приходит обедное время,
10 Несут кушаньё довольнё,
Полное беремя —
Свежую[561] селе́дку,
Разную похлёпку.
Лень с одра ставаёт,
15 Богу не моли́тця,
Ест как здоровый.
Братья друг на дружку оглянулись,
Сами росмехнулись.
Ле́ни пало стыдно;
20 За́шел в свою клеть,
Стал лень трудитц́е;
Стал Богу молитц́е
Во своём нешшасьи.[562]
———
Две девочки, обе Александры
XLII и XLIII. Две девочки, обе Александры, 12—13 лет (7/1, л. 3, 154).288. РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
Прецистая Дева Мария
Исуса Христа спородила,
Во ясьли Его схоронила.
Звезда ясна засияла,
5 Трём цярям путь показала.
Три цяря приходили,
Богу дары приносили,
На колени припадали,
Исуса Христа звелицяли.
10 Мы вам рац́ею читали,
Христа проздравляли.
Вам, хозяин, хозяюшка, с праздником проздравляем.
289. СОН БОГОРОДИЦЫ
Шла Божыя Мати по лесам, по болотам,
Шла — приуснула,
Легла — приустала.
Виляла сон страшон и диво:
5 Бутто Ѓоспода Бога в руки да в ноги гвозьё забивали,
Голову тросью убивали.а
Протёкала кроф вплоть до запода.
290. СТРАШНЫЙ СУД
Плачу и рыдаю,
Смёртную цяшу выпиваю,
На Страшо́н я Суд поспеваю.
Дети родителей не гневите,
5 Родители детей не проклинайте,
Жыло-было, Господа не забывайте.
291. МИХАЙЛО АРХАНГЕЛ
Ай же ты Михайло арханьгел!
Затрубит он ф тру́бу золотую
Земля-мати, небо потрясётц́е,
Соньцё, луна потаитц́е,
5 Звезды на́ землю па́дут,
Телеса от гроба воста́нут.
Вот идут-бредут праведны душы,
Вы́ставлёны полками одесную —
«Ай же вы, праведны душы!
10 Райськи вам двери отворёны,
Райська вам пишша зготовлёна».
Вот идут-бредут грешныя душы
Выставлёны полками одесную —
«Ай же вы, грешныя душы!» —
15 «Ай же ты, Михайло арханьгел!
Для ц́его нас в рай не спускаеш,
Райських ворот не отворяеш,
Райськой пишшы не зготовляёш?»
Отвешчат Михайло арханьгел:
20 «Ай же вы, грешныя душы!
Спороджоны были от Адама и от Еввы».
КЕМЬ
Василий Алексеевич Норкин
XLIV. Василий Алексеевич Норкин, кемский мещанин лет 70-ти, довольно дряхлый. Выучил свои две старины в молодости, когда ходил на Мурман, от покойного теперь кемского мещанина, который знал эти две старины. Прежде пели и в городе старины чаще. Прежде он был богаче и ездил промышлять треску на Мурман, а теперь обеднел и служит в работниках. Теперь он смотрит за сплавом леса по р. Кеми, а также нанимается в ночные сторожа в городе. В Кеми вообще знают старины и умеют отличать их от дух<овных> стихов; указывают мещ<анина> Якова Тарасова, который умеет петь старины. Пожилым женщинам слово «старина» вполне понятно. Но, по-видимому, лишь очень немногие настолько интересовались старинами, чтобы их заучивать; в Кемском уезде старины более известны. В Гридине много певцов и певиц (13/16, л. 4 об. — 5.).292. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ (ДУНАЮШКО)
Осталса Дунай от отца маленькой,
От матушки осталса глупенькой.
Он ходил гулял из орды в орду, из Литвы в Литву.
Он зашол к королю Ляховимскому.
5 Он служил ровно в девять лет —
По три года служил в стольниках,
По три года он в блюдниках,[563]
По три года он на новы́х сенях;
Днем на новых сенях,
10 А ночью на Настасьиных белы́х грудях.
Король любил его и жаловал,
Королевиха пушше́ того,
А душечка Настасья королевишна у души держит.
Заводитце у короля Леховимского почестен пир
15 На всех кнезей и бога́тырей
И купцей именитыих.
Приглашают Дуная.
Унимает его Настасья королевишна:
«Ай же ты Дунай сын Иванович!
20 Не ходи ты на почестен пир.
На почестен пиру все бывают наве́селе
И, бывают, приросхва́стливы;
А ты, Дунай, экой зано́сливой —
Ты похвасташ мной, красной девицей».
25 Дунай Настасью не слушалса.
Ключовой водой умывался
И в цветно платье снаряжалса он,
Приходит на почестен пир.
На пиру стали пьены́-веселы,
30 На почестном приросхва́стливы;
Умной хвастат родимой сестрой,
А безумной хвастат молодой женой,
Один Дунай не ест, не пьёт
И ниче́м не хвастает.
35 Тут походит к ему король Ляховимския —
«Ай же ты Дунай да сын Иванович!
Али место тебе не по отчины,
Или чарой тебя о́бнесли,
Што же ты не ешь, не пьешь
40 И ничем не хвастаеш?»
Тут возговорил Дунай да сын Иванович:
«Ай же ты король Ляховимския!
Мне место у тебя по отчины,
И чарой меня не о́бнесли,
45 А не́чем мне, молодцу, хвастати
И не́чем удало́му похваля́тисе».
Тут возго́ворит король Ляховимския:
«Ай же ты Дунай да сын Иванович!
Ты бери ключи однозоло́тныя,
50 Иди ф погреба глубокия,
Бери казну-со́бину, скочи сколько те надобно;
А нет — иди на конюшен двор,
Выбирай ты лошадь самолучшую
И хвастай ты им.
55 Возго́ворит Дунай да сын Иванович:
«Стыдно мне молодцу, будет чужим хвастатце
И конфузно удало́му похвалятися,
А лучше дай ты мне чару зелена́ вина
Ра́вно полтора ведра,
60 А другую чару сладка мёду-та».
Тут подносят ему чару зелена́ вина
Ра́вно полтора ведра.
Принимает Дунай едино́й рукой,
Выпивает он на единой дух,
65 Запивает он сладким медом-то.
Тут возго́ворит Дунай да сын Иванович:
«Ай же ты король да Ляховинския!
Ты позволь мне сло́вцо вымолвить
Бес той казни́ бес смёртныя
70 И бес той ли сабельки без острыя». —
«Говори, Дунай, што те надобно». —
«Остался я от отца маленькой,а
От матушки осталса глупенькой.
Я ходил гулял из орды в орду, из Москвы в Литву.
75 Я зашол к королю Ляховимскому.
Я служил ровно девять лет —
По три года служил в стольниках,
По три года я в блюдниках,
По три года я на новы́х сенях,
80 Днем на новых сенях,
А ночью на Настасьиных белы́х грудях,
Король любил меня и жаловал,
Королевиха пушше́ того,
А душечка Настасья королевишна у души дёржит».
85 Тут королю пало за беду да за великую,
Он зычал-скричал своим голосом:
«Ай же вы аловья-паловья,
Ай же вы палачи да неми́лосливы!
Вы берите Дуная под руки,
90 Ведите его ф чисто́ поле
И секите его буйну голову,
Принесите ко мне на показ».
Тут Дунай со всеми распростилса,
Тут палачи подхватили Дуная по́д руки,
95 Повели его ф чисто́ поле
Сечь рубить его буйну голову.
Тут возго́ворит Дунай да сын Иванович:
«Ай же вы а́ловя-па́ловя,[564]
Палачи вы немилостивы,
100 Вы берите казны-собины сколько вам надобно,
Ведите меня мимо Настасьин двор».
Тут палачи на казну призадорились,
Повели Дуная мимо Настасьин двор.
Он сзычал скричал своим голосом:
105 «Ты прости-прошшай мой белой свет,
И прости-прошшайте народ православныя,
Прости душечка Настасья королевишня!»
Повели Дуная во чисто́ поле
Сечь-рубить его буйну голову.
110 Тут Настасья во сне не слышала.
Скричал он во фторой након:б
«Ты прости-прошшай мой белой свет,
И прости-прошшайте народ православныя,
Прости душечка Настасья королевишня!»
115 Сзычал скричал он в тре́тей раз —
Палаты с угла на́ угол покоснулися
И в рамках стекла поломалися.
Тут Настасья от сна пробуждалася,
Бросалася ф свое окошечко —
120 «Ай же вы палачи неми́лосливы,
Вы берите казны сколько вам надобно,
Идите в кабак, купите голю кабацкого,
Отрубите его буйну голову,
Несите королю на показ,
125 Отдайте Дуная мне на́ руки;
Я зберегу и схороню его».
Тут палачи на казну призадорились;
Отда́ли Дуная Настасьи королевишны,
Шли ф кабак, купили голю кабацкого,
130 Рубили его буйну голову,
Несли королю на показ.
Тут возго́ворит Настасья королевишна:
«Ай же ты Дунай да сын Иванович!
Ты скажи, есть ли у тебя на Святой Руси,
135 Ты скажи, в городи во Киеви
Есть ли отец, матушка,
Есть ли молода жена и малы детушки?»
Тут возговорит Дунай сын Иванович:
«Есть у меня на Святой Руси
140 Есть у меня отец, матушка,
Молода жена и малы детушки». —
«Што же ты, Дунай, раньше не сказывал?»
Тут начели́ они прошшатися;
Даёт онав ему добра коня.
145 Отправляетце Дунай на Святую Русь, во Киев град;
Ф чисто́м поли курева́ стоит.
Приежжает он во Киев град
Ко тому ли солнышку Владымеру.
293. ДУНАЙ ИВАНОВИЧ (ПРО ВЛАДЫМЕРА)
В городе во Киевеа
У того ли солнышка Владымера
Заводитца почестен пир
На фсех кнезей, всех сильниих, могучиих бога́тырей
5 И всех купцей именитыих.
Солнышко идет со востока и до запада,
А пир идет у мо́лотцов наве́сели́.
Тут возго́ворит солнышко Владымер-князь:
«Ай же вы, боя́ра, сильния могучия бога́тыри
10 И вы, купцы именитыя!
Все у нас во Киеве вспоже́нены,
Все девицы замуж повыданы,
Только я один теперь холост хожу;
Кто бы при́брал мне супружницу,
15 Штоб лицом она была как белой снег,
Брови у ней были чорна соболя,
Глаза у ней были ясна сокола,
Умом умна, разумо́м статна,
Штоб можно было́ её назвать кнегиною
20 И было бы кому вам поклонитися».
Тут большой туляетца за среднего,
А средней туляетца за малого,
От малого-глупого ответу нет.
Тут возго́ворит солнышко во фторой након:б
25 «Ай же вы, бо́яра, сильния могучия бога́тыри
И вы, купцы именитыя!
Все у нас во Киеве вспоже́нены,
Все девицы замуж повыданы,
Только я один теперь холост хожу.
30 Кто бы при́брал мне супружницу,
Штоб лицом она была как белой снег,
Брови у ней были чорна соболя,
Глаза у ней были ясна сокола,
Умом умна, разумо́м статна,
35 Штоб можно было́ её назвать кнегиною
И было бы кому вам поклонитися».
Тут большой туляетца за среднего,
А средней туляетца за малого,
От малого-глупого ответу нет.
40 Возго́ворит он в третей раз:б
«Ай же вы, боя́ра, сильния могучия бога́тыри
И вы, купцы именитыя!
Все у нас во Киеве вспоже́нены,
Все девицы замуж повыданы,
45 Только я один теперь холост хожу;
Кто бы при́брал мне супружницу,
Штоб лицом она была как белой снег,
Брови у ней были чорна соболя,
Глаза у ней были ясна сокола,
50 Умом умна, разумо́м статна,
Штоб можно было́ её назвать кнегиною
И было бы кому вам поклонитися».
Тут большой туляетца за среднего,
А средней туляетца за малого,
55 От малого-глупого ответу нет.
Тут встает со скамеечки дубовыя
И выходит из-за угла столика красна дерева
По имени Дунай да сын Иванович,
Подходит он ко солнышку Владымеру —
60 «Ай же ты, солнышко Владымер князь!
Позволь мне сло́фцо вымолвить
Бес той казни бес смертныя,
Бес той сабельки без вострыя.
Я осталса от отца маленькой,в
65 От матушки осталса глупенькой.
Я ходил гулял из орды в орду, из Литвы в Литву.
Я зашел к королю Ляховитскому;
Служил я у него ровног девять лет.
Есть у него две дочери:
70 Перва дочь — Настасья королевишна,
Лицом она как белой снег,
Брови у ей чорна соболя,
Глаза у ней ясна сокола,
Только, солнышко, не владать тебе будет ей;
75 А есть у него другая дочь
По имени Опраксея королевишна,
Сидит она в погребах глубокиих,[565]
Не кто ей люди не обзарили
И собаки не облаяли,
80 Лицом она белее снегу белого,
Брови чернее черна соболя,
Глаза яснее ясна сокола,
Умом умна и разумо́м статна,
Та будет нареченна жена,
85 Можно будет назвать ей кнегиною
И будет кому поклонитися».
Тут возго́ворит солнышко Владымер-князь:
«Ай же ты, Дунай да сын Иванович!
Ты бери казны-собины сколько тебе надобно
90 И силы армии сколько требовно,
Сходи к ней, посватайся.
Если отдаст добра, ты добра возьми,
Не отдаст добра, тогда з бою́ возьми».
Тут возго́ворит Дунай да сын Иванович:
95 «Ай же ты, солнышко Владымер князь!
Мне казны, солнышко, твоей не надобно
И силы-армии твоей не требовно,
Ты дай лучше два брата мне крестовыих:
Одного по имени Олешеньку Поповича,
100 А другого Никитушку-Добрынюшку.
Мы съездим, посватаемся,
Если отдаст добра, дак добра возьмем,
Не отдаст добра, дак з бою возьмем».
Тут берут оны добры́х коней —
105 Только видели молодцей коней седлаючи,
А не видели их поежжаючи —
Ф чистом поле курева стоит,
Желты́ пески росыпаютца.
Приежжают оны в прокляту Литву
110 Ко тому ли королю Ляховимскому;
Скачут черес стены высокия,
Приежжают к королю на двор.
Тут возго́ворит Дунай да сын Иванович:
«Ай же ты, Олешенька Попович млад,
115 Оставайся на новом дворе,
А мы пойдем с Никитой на новы́ сени». —
«Ай же ты, Никитушка-Добрынюшка,
Оставайся на новы́х сенях,
Я пойду ф полату белокаменну
120 Ко тому ли королю Ляховимскому.
Я махну платком вольянтовымд [566] —
Вы рубите старого и малого,
Не оставляйте проклятых тотар на се́мена».
Заходит он ф полату белокаменну,
125 Бьет чолом королю Ляховимскому:
«Здраствуй, король Ляховимския!» —
«Здраствуй, Дунай сын Иванович!
Зачем ты приехал сюда —
Торговать ли приехал — торгуй безданно беспошлинно,
130 Ли на житье ты приехал сюда —
Вот тебе три места три ме́стечка:
Первое место — подле меня,
Второе место напротив меня,
Третье место куда хочетца».
135 Тут возго́ворит Дунай да сын Иванович:
«Ай же ты, король да Ляховимския!
Не торговать-то я приехал сюда, не на житье приехал,
А приехал за добрым делом — за сватовством
На твоёй любимыя дочери Опраксеи королевишны
140 За того ли солнышка Владымера».
Возговорит король Ляховимския:
«Не отдам я любиму дочь
За того ли солнышка Владымера».
Тут походит Дунай ис полат белокаменных,
145 Машот он платком вольянтовым.
Тут нашли рубить богатыри старого и малого.
Махнут — падёт улицами,
Отмахнут — падёт переулками.
Тут приходит Дунай в полаты белокаменны,
150 Говорит он таковы речи королю Ляховимскому:е
«Ай же ты, король Ляховимския!
Посмотри, как мои гуси твое пшено клюют сорочинское».
Король посмо́трил в свое окошечко:
Махнут богатыри — падёт улицами,
155 Отмахнут — переулкамы.
Тут возговорит король Ляховимския:
«Ай же Дунай да сын Иванович!
Ты уйми своих сильниих могучих богатырей;
Отдам я любиму дочь Опраксею королевичну
160 За того ли солнышка Владымера».
Тут походит Дунай да на новы сени,
Унимает своих товаришшей:
«Будет вам рубить-топтать проклятых тотар;
Достали, што нам надобно».
165 Заходят оны ф полату белокаменну,
Начали пить и веселитися.
Возговорит Дунай-от сын Иванович:
«Будет нам гулять здесь.
Подай ты, зачем мы приехали».
170 Тут дает король Дунаю ключи однозоло́тныя.
Идет Дунай в погреба глубокия,
Заходит в полату Опраксеи королевишной,
Берет ей за белы́ руки
И становит ей на резвы ноги.
175 Тут возго́ворит Опраксея королевишня:
«Ты скажи, Дунай-от сын Иванович!
За себя береш ли за людей ведешь?» —
«Не за себя беру, а за людей веду —
За того ли солнышка Владымера».
180 Тут возго́ворит Опраксея королевишня:ж
«За руского, небось, ярыжника!»
Тут приводит он ей к королю Ляховимскому;
Начала она прошшатися.
Поехали на святую Русь.
185 Едут по чисту́ полю,
Во чисто́м поле курева́ стоит,
Желты́ пески россыпаютца;
Наехали они на ископы[567] лошадиныя:
По колен он[568] землю рвал.
190 Остановилсэ Дунай сын Иванович
На этой ископы лошадиныя,
Говорил он своим товаришшам:
«Нужно съездить по этой ископы лошадиныя —
Если руськой бога́тырь — звать к Солнышку на почестен пир,
195 А если неверной бога́тырь — то с ним поотведатце».
Тут возго́ворил Олешенька Попопович:
«Мы не едем по этой ископы лошадиныя,
Мы останемся на почестном пиру
У солнышка Владымера».
200 Принужден ехать Дунай сын Иванович,
Не знат кому оставить Опраксею Королевишну:
Оставить Олешеньки — он роду поповского, роду завидливого;з
Оставил Никитушки-Добрынюшки.
Поехал по ископы лошадиныя,
205 Уехал в чисто поле.
Говорит он таковы речи:
«Если руськой бога́тырь — иди к Солнышку на почестен пир,
А неверной богатырь — давай с тобой приотведаемся».и
Тут встает богатырь из бела́ шатрак
210 И садитца на добра коня.
Начали они съежжатися;
Первой раз съехались копьямы вострыма,
Другой раз саблямы вострыма,
По яблокам сабли сломалися,
215 Никто никого не ранили;
Третей раз мечамы,
По яблокам мечи сломалися,
Никто никого не ранили;
Скокали они з добры́х коней
220 И начали боротися;
Дунай был бойко́й боротися,
Свалил он сильня могучого бога́тыря,
Садилса он на белу́ю грудь,
Берет он булатной нож,
225 Хочет ткнуть белу́ю грудь,
Сам себе и думает:
«Приеду я Солнышку на почестен пир —
Убью я сильнёго могучого богатыря,
А не знаю, кого именно».
230 Спрашиват:
«Ты скажи, коей орды,
Какого роду племени?»
Отвечает сильней могучой богатырь-от:
«Кабы я сидел на твоих белы́х грудях,
235 Не спрашивал не роду, не племени
Порол белу́ю грудь
И вынимал я серцо со печенью,
Кидал бы по чисту́ полю».
Богатырское серцо розгоряетца,
240 Хочет ткнуть белу́ю грудь,
Тут кладет руку бога́тырю на белу́ю грудь, —
Увидает Дунай свое именно́ кольцо.
Скачет с белы́х грудей,
Становит ей на резвы ноги —
245 «Што же ты, Настасья королевишна, мне не скажисься?»
Тут садились они на добрых коней
И поехали во Киев-град
Ко тому ли солнышку Владымеру.
Приежжяют на почестён пир
250 И начали пить и веселитися.
За тема ли пирамы Добрыня с Настасьей поженилися.
Пир идет навесели,
Тут возговорит Настасья Королевична:
«Кто из вас, из руськиих сильниих бога́тырей
255 Можот стре́лить в кольцо однозо́лотное?»
Тут Дунай берет ружьё,
Первой раз стре́лил — поверх кольца,
А второй раз — в правой бок кольца.
Унимает его Настасья-Королевична:
260 «Не стреляй ты, Дунай, в третей раз,
Ты стрелишь мне в бе́лу грудь.
Я принесу тебе два сильниих могучиих богатыря».
Богатырское серцо розгоряетца —
Стреляет он ф третий раз в белу грудь.
265 Берет булатной нож,
Порёт белую грудь Настасьи Королевичной,
Вынимает он два чада два малыих.
Потом ставит булатной нож вверх копьем
И бросаитца сам на булатный нож.
270 Тут Дунаю и Настасьи славу́ поют.
СОРОКА
Анна Ивановна Труфанов
XLV. Анна Ивановна Труфанова, старообрядка. Стиховник писан ее покойной сестрой лет сорок назад (7/1, л. 3, 129).294. «СТИХ О ПРИШЕСТВИИ ГОСПОДА НАШЕГО ИСУСА ХРИСТА»
Господь грядет в полунощи,
Жених идет со славою,
Со ангелы, архангелы,
Прославити святых своих,
5 А грешным всем комуждо их
Воздати им мучение.
Егда снидут архангелы
По Божию велению,
Ужасно они возгласят
10 И грозно тогда вострубят.
Егда трубы возопиют
И мертвыя вся воззовут,
Небеса вся ужа́снутся
И земля вся вострепещет,
15 Тогда вся тварь устрашится,
Концы земли содрогнутся;
Прекрасное и солнце
Лучи своя сокрыет вся;
Луна тогда пресветлая
20 Престанет от течения,
Звезды тогда небесныя
Погибнут вси и спадут.
Тогда вся тварь колеблема,
Сжигаема растаются.
Егда с небес подвигнутся
25 Вси ангели, архангели,
Велит Господь поставити
Престол Его среди земли;
Егда сядет на престоле
Святыя славы своея,
30 Тогда Ему покло́нятся
Вся племена земленая;
Судить будет вся грешныя
Судом Своим и праведным.
Без милости осудятся
35 Вси грешнии, неправеднии,
Отъидут вси с дияволом
В геенну и во лютую.
Ко грешным всем речет Господь:
«Идите вы, проклятии,
40 В огнь вечныи, бесконечныи
На вечное мучение».
Тогда рекут вси грешнии:
«Кто нас изме́т от вечных мук?
Нам несть ныне ни милости
45 От всех Творца-Создателя;
Никтоже нас помилует,
Иде́м во тму кромешную.
На нас Господь прогневался,
Лице Свое отвращает.
50 К кому ныне прибегнем ми,
Кому печаль поведаем,
Кроме́ тебя, Создатель мой?
Прости ты нас во всех грехах».
Христу слава подобает
55 Во вся веки веко́м, аминь.
295. «СТИХ О НЕБЕСНОЙ РАДОСТИ И О ВЕСЕЛИИ»
Взыди ты, человече, на Сионскую го́ру,
Ты послушай, человече, велегласныя трубы.
Труба истинно зовет, в небо шествие дает.
О, доколе ты, человече, не покаешися?
5 Помяни ты, человече, жития суету:
Что успеет тебе слава мира суетнаго,
Все богатство твое зде останется.
На он век пойдеши отсюду в нескончаемый.
Несть от смерти избавления богатеством.
10 Аще хощеши избыти муки вечныя,
Сотвори дело достойно покаяния.
Двери царствия отверсты — что не входиши?
Чертог Спасов изъукрашен — что не тщишися?
Рай отверст, изготовлен — что мятешися?
15 Ты доколе, человече, не готовишися?
Се жених грядет в полунощи венчати тя.
Ты возми светлу свещу преукрашенную,
Вниди в радость с женихом, царствуй во́ веки:
Несть тамо болезни, ни рыдания, ни слез,
20 Но всегда радость и веселие бесконечное;
Тамо лоно Авраамле восприимет тя,
Све́тла радость несказанная объемлет тя,
Ангели воспоют песни красныя:
Творец твари, всех Владыка в веки славится.
25 Тогда несть тебе к тому смерти во́ веки,
Но всегда ти радость будет не преста́ющая во́ веки.
Птицы райския воспоют песни красныя,
Древеса возшумят гласы дивными,
На главах венцы у праведных возложатся,
30 В златотканныя ризы вси оденутся,
Яко солнце лица́ их возблистаются.
Не ктому тамо смерти не будет во веки.
Но и ты благодарныя песни во́зслеши:
Слава Тебе, Христе Боже, всех Создателю,
35 Тебе слава и держава будет во́ веки. Аминь.
296. «СТИХ О ПОСЕЧЕНИИ СМЕРТИ»
Взирай с прилежанием, тленный человече,
Како век твой проходит, и смерть недалече.
Готовися на всяк час, рыдай со слезами.
Ангел же твой хранитель тебя извествует,
5 Краткость жизни твоея пе́рстом показует.
Текут времена и лета в мегновении ока,
Солнце же скоро шествует на запад с востока.
Содержай мечь мщения во своей десницы,
Увещавает тя выну, и глаголет сице:
10 «Убойся сего меча, отселе покайся,
Да не посечет тя, зело ужаснися».
Приидите, вси людие, к вере преосвященной,
Грядите во святый храм кротко и смиренно,
Молитву прилежну к Богу возсылайте,
15 На Святое Писание умильно взирайте;
Прочти всяк усердно, много прослезися,
От ревности всякия сердцем умилися.
О, смерте вселютая! поемлет человеки,
На он век преселяет на вечныя веки.
20 Всегда, ныне и присно, и во́ веки веко́м, аминь.
297. «СТИХ ПЛАЧА ИОСИФА ПРЕКРАСНАГО, ЕГДА ПРОДАША БРАТИЯ ЕГО ВО ЕГИПЕТ»
Кому повем печаль мою,
Кого призову к рыданию?
Токмо Тебе, Владыко мой,
Известен плачь сердечной мой,
5 Самому Творцу-Создателю
И всех благих подателю.
Кто бы мне дал источник слез,
Я плакал бы и день, и нощь.
Кто бы мне дал голубицу,
10 Вещающую беседами, —
Возвестила бы Израилю,
Отцу моему Иякову:
«Отче, отче Иякове,
Пролей слезы́ ко Господу.
15 Не знаеш ты, Иякове,
О своем сыне Иосифе.
Твои дети, моя братия,
Продаша мя во ину землю.
Исчезнуша мои слезы
20 О моем с тобой разлучении.
Умолкнула гортань моя,
И несть того, кто б утешил мя».
Земле, земле, возопившая
Ко Господу за Авеля!
25 Возопи ныне ко Израилю,
Отцу моему Иякову.
Видел я гроб своей матери,
Рахиль, нача́л плачь многии,
Токи струям явилися —
30 Перси слезам мочилися.
«Увиждь, мати, Иосифа,
Востани скоро из гроба:
Твое чадо любимое
Ведомо есть погаными.
35 Моя братия продаша им,
Иду ныне в работу к ним.
Отец же мой не весть сего,
Что сын ныне лишен его.
Отверзи гроб, моя мати,
40 Приими к себе свое чадо;
Буди твой гроб тебе и мне,
Умру ныне я горце зде.
Приими, мати, лишеннаго,
От отца моего разлученнаго.
45 Внуши, мати, плачь горькии
И жалостныи глас тонкии,
Виждь плачевныи образ мой,
Приими, мати, скоро во́ гроб твой».
Не могу аз болше плакати:
50 Хотят врази мя закла́ти.
«Рахиль, Рахиль, не слышиш ли,
Сердечныи плачь приимеш ли?
Призывал много Иякова —
Не услышал он моего гласа;
55 Ныне зову к тебе, мати:
Держат мене супостата».
Смутилися погании,
Купцы злии́ ага́ряне:
«Не дей чары, Иосифе,
60 Не введи в печаль господей своих!
Прободем тебе на сем месте,
Погубим злато за тя данное».
Тогда купцы поверили,
Дряхлое лице его уведали:
65 «Скажи, наш раб Иосифе,
За что продан в работу к нам?
Тех ли ты раб или́ пленник их,
Или́ ты кой от сродник их?»
Иосиф же смиренныи
70 Глаголы веща умиленныя:
«Я ни тать, ни раб, и ни пленник их,
Но любезныи сын Израилев;
Пастуси же суть моя братия,
Вси единаго отца есмы.
75 Послан аз бых отцем моим
Доити скоро к братиям своим,
Они же мене вам продали,
В работу вечно отдали».
Рекли ему вси мужие:
80 «Не плачь, не плачь ты, юноше!
Несть ты наш раб, но буди брат,
В славе будеш велицей там».
Послали весть ко Иякову
О своем брате Иосифе:
85 «Мы нашли ризу своего брата.
На горах лежит повержена.
Отче, отче Иякове!
Сия риза — твоего сына.
В печали мы вси о нем;
90 Горки слезы и ты пролей.
Пестру́ ризу послахом ти,
А Иосифа нигдеже несть».
Зрит Ияков в крови ризу, —
Поверг себе лицем книзу,
95 Возопи с плачем, с рыданием
И горким воздыханием:
«Сия риза — моего сына:
Козья несет от нея псина.
Почто не сьял меня той зверь?
100 Токмо бы ты был, сын, цел.
Увы мне, Иосифе,
Утроба моя вожделенная!
Увы, увы мне, сыне мой!
Где растерзан есть весь возраст твой.
105 Растерзал аз шед седины́ мои,
Слезы бы испустил о том,
Не хощу аз на свете болше жить,
По Иосифе в печали быть.
Чадо мое пресладкое!
110 Вина бых аз твоей смерти:
Убих, чадо, пославыи тя
Видеть стадо и братию.
Возплачу аз, возсетую:
Чадо мое бысть мертвое!
115 С плачем моим во ад сниду, —
Тамо тя, сыне, найду,
Ризу твою вместо тела
Положу пред ся, Иосифе!
На ин разум наводит мя:
120 Риза твоя есть вся цела,
Не вредил зверь зол твоего тела;
Тя убийцы руками умертвили есть,
Жизни сея лишили есть.
Растерзал бы зверь зол твою ризу,
125 Повергши зле с тобой низу,
На твоей ризе не бысть призна́к,
Токмо съяден един твой зрак.
Умру, чадо Иосифе,
Не хощу зрети сего света!»
130 Продали купцы Иосифа
Служить князю неверному,
Пентерфи́еви поганому,
Злому мужу, лукавому;
Взяли цену премногую.
135 И бысть у него слугою.
«Мне поручен бысть весь дом его».
И радость всем рабом его.
Злая жена Петерфи́ева
Прельстить его умыслила.
140 Всегда себя украшала,
Иосифа же прельщала:
«Дерзни на мя, Иосифе,
Никого отнюд не бойся
И моего мужа.
145 Иди ко мне, Иосифе,
Отраву дам, уморю его,
Жизни сея лишу его».
Иосиф же рек госпожи своей:
«Погибель есть души моей,
150 Не хощу сего сотворити,
Не хощу Бога моего разгневати».
Возопи к Творцу ко Господу:
«Боже, Боже отец наших!
Избави мя от сего зверя;
155 Не хощу у́мреть жены деля».
«Отче, отче Иякове!
Прелей слезы ко Господу.
Впадох в беду вселютую
От жены, стыда не иму́щую.
160 Молись, отче Иякове,
О своем сыне Иосифе,
Да избавлюся беды сея,
Избегнуть могу от жены сея».
О, злая жена безстудница,
165 Петерфи́ева блудни́ца,
Вселукавая пагубница!
Держит крепко Иосифа,
Влечет к себе в ло́жницу.
Оставив же он свою ризу,
170 Избег скоро от нея книзу.
Зрит себя она посра́млену,
Сшивает лесть несказа́нну:
Взявши ризу, кажет мужу:
«Почто купил сего раба,
175 Жидовина пресквернаго,
Дому всему невернаго?»
Веру поят Петерфи́и
Своей жене всепрескверней,
Всадил его в темницу
180 За жену свою всесквернавицу.
Иосиф же сказует сон
Двоим рабом фараоновым.
Един от них он молится,
Ис темницы свободи́тся:
185 «Не киих дел злых повинен есмь —
Воистину един Бог весть».
Фараон же царь египетский
Видит он сны зело страшны́;
Призывает царь Иосифа,
190 Вопрощает о снах несказа́нных.
Иосиф же сон толкует,
Глад велий всем сказует.
Вторым царем бысть Иосиф
В свою руку жезл приемлет.
195 Его царем называют,
Царство ему все вручают.
Житие мирно провожают,
Славу Богу возсылают,
Всегда Его воспевают
200 Во вся веки веко́м, аминь.
298. «СТИХ О НЕКОЕМ ПУСТЫНИЦЕ СТАРЦЕ. ЗЕЛО ПОЛЕЗНО1»
Иде́т старец ис пустыни,
Идучи́ он слезно плачет,
Черноризец возрыдает.
А настречу ему Господь Бог:
5 «Чево же ты, старец, плачеш,
Черноризец, возрыдаеш?» —
«Как мне, Господи, не плакать,
Черноризцу мне не рыдати?
Как я млад зело пострихся,
10 Я всех добрых дел лишился,
Потерял ключи от церкви,
И златую твою книгу
Опустил я в Чермно́ море».
И рече ему Господь Бог:
15 «Ох ты стань, старец, воротися,
Со слезами Богу молися.
Сомучю Я Чермно́ море,
Я найду ключи от церкви
И златую Свою книгу,
20 И вложу Я в тебя кротость
До скончания твоего века,
И введу Я тебя в свой град,
Благословлю Я тебе твой дом».
299. «СТИХ О ПУСТЫННОМ УЕДИНЕНИИ»
Кто бы мне, мне поставил
Прекрасную пусты́ню,
Кто бы мне построил
Не на жителном, тихом месте,
5 Чтобы мне не слышать
Человеческаго гласа,
Чтобы мне не видеть
Прелестнаго сего мира,
Дабы мне не зрети
10 Суету-прелесть света сего,
Дабы мне не желать
Человеческия славы.
Нача́л бы горько плакать,
Грехов своих тяжких ради.
15 Кому повем грехи своя,
Кому объявлю беззакония?
Токмо Тебе, Владыко мой, —
Ты буди мне изба́витель.
Подаждь ми, Христе Боже,
20 Злым грехом моим всем просты́ню.[569]
Аминь.
ШИЖНЯ
Яков Степанович Королев, Степан Иванович Крайный
XLVI, XLVII. Яков Степанович Королев и Степан Иванович Крайный. Крестьяне <села Конёво (Александрово) Каргопольского уезда>, православные, лет 60—70. Знают: два стиха об Егории (плохо), «Христос Боѓ-спаситель», «Расплачитца душа грешная», «Алексей, Человек Божий». В Конёве некоторые поют «Как ходил гулял Добрынюшка по городу» (Добрыня и Маринка). Записаны от них стихи в с. Шижне Кемского уезда в четырех верстах от с. Сороки (7/1, л. 106.).300. ХРИСТОВО РАСПЯТИЕ
Иже о Христе Иисусе.
Збиралисе фкупе иудейски
Иудеи-жыдовеи,
Кне́жныи ца́ри, фарасеи,
5 На́чел Христа торговати.
Один был апостол прельстилсы,
Злодей был лукавый Иуда,
За тридесять сребреник Христа при́дал
Иудеям жыдовеям,
10 Кне́жныим ца́рям фарисеям.
На́чели Христа роспинати,
Святую крофь Ево проливати;
Святыя ризы раздираша,
На жеребей раскидаша,
15 По жыдовям разделяша.
Дерно́й венець на голову возложили,
Трэстию по святой главы убивали,
Жестию уста Его помазуют.
Головами своима спокивали,
20 Мимо Ёго Христа проходили.
Не че́ели Сыном Исусом,
Не че́ели неверного повладати.
На крест Христа света пригвождяли,
На святое древо кипарично,
25 Ручи, но́жи Ёго гвоздём приколоша,
Ре́бра Ёго копие́м прободоша,
Святую крофь Ёго проливаша.
Споведала Мати Мария,
Увидяла Своего Сына
30 На кресте Ёго роспята,
Роспята Ёго кровавленна.
Тече́т ко кресту со слёза́ми.
Утробою своей розгорела,
Очми́ своима́ рыдаёша,
35 Пришла ко кресту, припадоша:
«Увы, прислаткый Сын Исуси!
Напрасно Ты, сын, прида́лсы,
Напрасную муку ты терпит».
Исус на кресте Сам прослезилсы:
40 «Увы, Мати, рази ты ни знаёш,
Ради Меня и сонце померкнет,
И луна в кроф приложитцы,
Ка́мене на земле распадаюци,
Ц́ерьковныи врата отверзаюци.
45 Жывот смерть мой мировечной
Дарую праведным на спасениё,
А грешным на вечную муку.
Пожди, Мати, малое время,
Егда тело Моё с креста сымут,
50 Во плошшеницу вовьюси,
Погребен е́си, Матерь, я буду,
На третий день воскресну,
Всюму миру обьевлюся,
Весь мир, Мати, взрадуе́ц́е
55 Фся земля, Мать, возвеселитци.
Дождуси Христова возьнесенья,
Вознису́си Я на небе́са
Со аньделами и со арханьделами,
И с херувимами и с сарафимами,
60 Со фсей с небесной силой».
Песь поём херуимску,
Славим Тебе, Христе Божи!
301. ПРО ЛАЗАРЯ
Аким ц́ёловек да славный богат.
Он роскосны ествы пил вить ел,
Дороги одежды богач надевал
Перед бога́чеми перед воротам.а
5 Выходил бога́той вон за ворота́,
След за имб выхо́дя слу́жные рабы́,
След за имб вынося ме́т и вино.
Свёрсталсы боѓатой протиф Лазыря́в —
О́боздрел Лазырь брата своёго:
10 «Христа ради братёлко, на́пой накорми,
Страмное тело обуй, дай оде́ж.
Не я тибе заплачю — Боѓ со небес
Дас тибе место в прикрасном раю боѓатому,
Где тибе боѓатому луцьше на́домно́».
15 Воскричял боѓатой ѓромким голосо́м:
«Ай ты лёжишь, Лазырь, аки гной,
Устами благолуёш аки лютой пёс.
Есь у мене братия, какоф и я сам,
Есь у мня дру́жия получше меня,
20 Много я имею злата-серебра,
Больши того я имения.
Я ли ни боюсе теперь не́чим-не́чиго́,
Я ли ни блюжюсе теперь неким-некого.
Большая беда будет — златом откуплюсь,
25 Большая невзгода — да другом заменюсь,
Некак неможно — конем объеду».
Сам плюнул боѓатой, сам прочь отошол —
«Соймите вы, слуги, трёх кобелей,
Чтоб меня братом не называл».
30 Кобели по постолику ходили,
Обросныи крошичьки подбирывали,
К убоѓому Лазырю принашывали,
Гноёщии раны зализывали.
Ангели, со небес соле́тывали,
35 Пищу Ѓосподню соношывали.
Тем наш Лазырь сыт пребывал.
Возмолилсы Лазырь ко Ѓосподу:
«Ѓосподи Боже, Спас милосливой!
Создай мне-ка, Ѓосподь, двух аньдело́ф,
40 Двух аньдело́ф да двух немилосливых».
Во́слушал Ѓосподь молитву ёго,
Праведно молениё Лазырево,
Со́здал Ѓосподь двух аньдело́ф,
Двух аньдело́ф коих милосьливых,
45 По́ душу его по убогого.
Ц́есно из Лазыря душу выняли,
Положыли душеньку на́ пелену,
Унесли душеньку на небеса,
Отдали душеньку Боѓу в рай,
50 Святому Обрамею —
«Прими ты, Обрамий, на руци сибе».
Ц́елует его в сахарни уста —
«Рады мы тебе, давно дожидались».
Праведной Лазырь рай угуде́л.[570]
55 Малое време́чько про́длило́сь,
Боѓатой во́ поли гулял,
На́йде на боѓатого скорбь и болесь:
Выкинуло боѓатого кверьху высоко,
Бросило боѓатого о сыру землю́;
60 Не узнал боѓатый ни жены, ни детей,
Не узнал боѓатый дому своёго.
Возмолилсы боѓатый ко Ѓосподу:
«Ѓосподи Боже, Спас милосливой!
Со́здай мне, Восподи, двух аньдело́ф,
65 Двух аньдело́ф коих милосьливых,
Эдак моя душенька помуцилась
На́ вольном свету».
Выслушал Воспоть молитву ёго,
Со́здал Воспоть двух аньдело́ф,
70 Двух аньдело́ф, двух немилосьливых
По́ душу ёго по бога́того.
Нец́есно боѓатого душу выняли —
Шкипертом вон душу вышыбли,
Положыли душыньку на́ востро копьё,
75 Выздынули душыньку ве́льмо высоко,
Бросили душыньку в смо́лоть, в огонь
На ту колесницюг на огненную:
«Вот тебе, боѓатой, светлый рай,
Муцись ты, боѓатой, век по́ веку».
80 Выступил боѓатой и́з муки на ра́й,
О́бозрел боѓатой Обрамия:
«Обрами́й, Обрамий, скажи моему брату —
„Брателко, выступи и́з светла раю́,
Не попомни,брателко, грубосьти моей,
85 Оммоци же в мори свой мезенной пёрст,
Оммоци же смёртные уста,
Штобы мои у́ста да не згорели,
Штобы мне-ка фсему да не згореть“».
Он ёму благолуёт у́боѓой Лазы́рь:
90 «Ай ты мой брателко, бо́ѓат че́ловек!
Теперь волюшка не своя, а Божья,
Когды жыли были на́ вольнём свету,
Зац́ем мы фсёго не спра́вливали?
Ты про Божью милось ты нигде не знал,
95 Страмного, бо́сого ты не убувал,
При́ пути просяшшому ты не давал,
У́мерша во гроби ты́ не спроважа́л,
Бо́сого, нагого ты не одевал,
Божьё Писаньё у лож ты фсё клал,
100 Меня есь ли братц́ем ты не называл.
Мноѓо ты имееш злата, серебра,
Больши того имения».
Во́скричял боѓатый громким голосо́м:
«Ах ты мой брателко, убоѓый Лазы́рь!
105 Нету у меня теперь ничего,
Злато моё, сре́бро зе́мля побрала,
Слава моя, гордось дамно́ минула́сь.
Кабы знал я, ведал веку своёго,
Страмного, босого я бы обул,
110 На́гого, босого я бы одел,
При́ пути просяшшым тем бы я дал,
Ф те́мници сидяшьных я бы посешшал,
У́мершых во гро́бах тех бы проводил,
Отця бы духовного я бы споцитал,
115 Божье Писаниё в лож бы я не клал,
Тебя есь ли братцем я бы называл».
Ска́ялсы боѓатый да не во́время.
Коѓды было времечко, да́мно минуло́сь.
Аминь, аминь, кому што Боѓ дал.
120 Праведному Лазырю славы поём.д
302. ЕГОРИЙ И ЛИСАФИЯ
Было три цярсьва, три Рахлинскии:
Перьвой город — Содом-город,
Другой город — Гомор-город,
Третьё цярсьво Рахлинскоё.
303. МУЧЕНИЕ ЕГОРИЯ
Был цярищё Кудриянищё,
Фсех цярей он повырубил,
Самого цяря он Ага́пита...
304. ЗАПОВЕДЬ БОГОРОДИЦЫ (ТРУДНИК И ПЯТНИЦА)
Молилсы трудьник во пустыни,
Ни имел он ни руками, ни ногами,
Молилсы Восподу Боѓу со слёзами.
Ёму во сьнях Пятниця евиласе,
5 Сама присьвятая Боѓородиця
Кристом его да осьвитила —
«Ставай, раби да Божый, ц́ёловец́и,
Поди, раби Божый, да по народу,
Слаф, раби Божый, да фсёму миру:
10 Мужьей жены да вы цисны́и,
Поймити вы по три дня в ниделю,
Среду, пятницю да молитци,
По-матёрному слову да не бранитци;
Матёрноё слово погубляёт,
15 Мать Божью присвятую Боѓородицю прогнивляёт;
Дети родителей споцитайте,
Родители детей не проклинайте,
Жыдами детей не называйте;
Жыды у Христа сьвета прокляты́и,
20 Жыды Сьвета росьпинали,
На крест Е́го сьвета пригвождяли,
Мать присвятую Боѓородицю проклинали,
Во фторы́и день Христа Цяря поѓрёбали;
На третей день Христос наш Цярь воскреснет,
25 Со аньгилами да с херувимами,
Со грозныма да сарафимами».
Мы песь поём да хирувимськи,
Мы славим тебе, да Христе Божи!
СУХОЙ НАВОЛОК
Мария Алексеевна Смагина
XLVIII. Мария Алексеевна Смагина, 74 лет. Староверка. Шесть лет жила без брака. Лет сорок назад была в Москве и в Нижнем <Новгороде>. Знает: «Осипа прекрасного», «Со страхом, братие», «По грехам нашим», «Потоп страшен умножался», «Умоляла мать родная», «Что за чудная превратность», «Время радости настало» (7/1, л. 2 об., 106—107).305. ДВА БРАТА ЛАЗАРЯ
Жыло было два брата два Лазаря.
Один был богатый Лазарь,
А другой был братець убогой Лазарь.
Пришол туто братець к брату своему —
5 «Братець ты братець, богатый Лазарь,
Подай мне, братець, хоть милостинку
Не ради меня, ради Ѓоспода Христа». —
«Какой ты мне братець, какой убогой Лазарь?
Ку́пци да боѓаты — братия моя,
10 Нишшы да убоѓи — братия твоя».
«Потьте-ко, холопы, выпускайте кобелей,
Выпускайте кобелей со железныих цепей,
Пусь ёго убоѓого ро́зорвут».
Кобели по подстолью бегали,
15 По подстолью крошицьки зби́рывали,
Убоѓого Лазаря на́кормили́.
Поехал боѓатой во цисто́ полё гулять,
Нашла на боѓатого темень-слепота.
Не у́зрел боѓатой дому своего,
20 Не детей, не жены, не светлыя светлици,
Светлыя светлици фси скво́ землю прошли.
Взмолитце богатой Ѓосподу:
«Ѓосподи, Ѓосподи, сам вышней Творець,
Пошли мне-ка, Ѓосподи, двух аньдело́ф,
25 Двух кротких, двух смирных, двух милосьливых,
Вынят мою душеньку честно ис тела́,
Положа́т мою душеньку на́ пелёна́,
Пусь приносят мою душеньку ко Ѓосподу́,
К Осипу, к Исаку, ко Якову в рай».
30 Послал ему Ѓосподь двух аньдело́ф
Не кротких, не смирных, не милосьливых.
Выняли душеньку не с ц́есьюа ис тела́,
Положили его душеньку на́ коляса́,
Бросали его душеньку в оѓненну реку́,
35 Так его душенька поц́естовала.б
306. ЛИСАФИЯ И ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
...............
Перво царствиё да он огнём спалил,
Друго царствиё да он водой стопил,
В третьё царствиё да он змею спусьтил.
Он змею спусьтил да семиглавую...
5 Выпадал жребий на самого царя,
На самого царя на Ага́пита...
307. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ
Жил был стар казак да Илья Муромец.
Ц́ерез реки перевозу он не спрашывал,
Он сини́ моря да на око́л скакал,
Он большие мхи да фсё окру́г бежал.
5 «Женитце што мне старому, седатому?»
Наехал на вороф да на розбойникоф,
На ноцьны́их подорожникоф.
308. КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ
Жил был кне́зюшко да девяносто лет,
Взял кнегинушку да девяти годоф.
Жил с кнегинушкой да ровно три́ года́,
Ровно три́ года́, ровно три́ осени,
5 На ц́етьвёрту осень князь гулять пошол.
Ходил гулял да ровно три года,
Ровно три года, ровно три осени,
На ц́етьвёрту осень князь домой пошол.
Настрецю кнезюшку две старици,
10 Две старици цёрнокнижници,
Цёрнокнижници, цёрноризници.
Стал князюшко у их выспрашывать:
«Каково жывёт моя кнегинушка,
Каково жывё моя моло́дая?» —
15 «Придёшь, кнезюшко, да ко крылецику,
Поколотисьсе да у колецика,
Выскоцит твоя кнегинушка,
Выскоцит твоя моло́дая,
Выйдет без летницька, в одной сороц́ецьки,
20 Без башма́цикоф в одных цюлоциках —
Ты под мець клони да голову́ сруби.
Придёш, кнезюшко, да во перьво́й терём —
В первом тереми да колыбель ве́сьнёт;
Придёш, кнезюшко, во фторой терёма —
25 В другом те́реми да колыбель весьнёт;
Придеш, кнезюшко, во трете́й терём —
Ф третьём тереми да колыбель ве́сьнё;
Придёш, кнезюшко, да во горенку —
Фси постелёцьки да у ёй выспаны,
30 Фси подушецьки да у ёй при́рваны;
Придёш,б кнезюшко, да во глубо́к погрёп —
Фси слатки́ мёды́ у ёй приедёны,
Слатка водоцька у ёй выпита;
Придёш, кнезюшко, да на конюшеньку —
35 Стоят ко́нецьки да по колен в назьму́,
Некормлёныя да не поёныя».
Пришол кнезюшко да ко крылецику,
Поколо́тилсэ да у колецика.
Выскоцила ёго кнегинушка,
40 Выскоцила ёго моло́дая —
Он под мець клонил да голову́ срубил.
Пришол кнезюшко да во перьво́й терём —
Ф перьвом те́реми да веснут пялышка,
По пялышкам да фсё нашывано,
45 Не столько шыто, сколько плакано,
Кнезюшка домой дожыдано.
Пришол кнезюшко да во фторой терём —
В другом тереми да веснут пялышка,
По пялышкам да фсё нашывано,
50 Не столько шыто, сколько плакано,в
Кнезюшка домой дожыдано.в
Пришол кнезюшко во трете́й терём —
В третьем тереми веснут пялышка,
По пялышкам да фсё нашывано,в
55 Не столько шыто, сколько плакано,в
Кнезюшка домой дожыдано.в
Пришол кнезюшко да во горенку —
Постелюшки да не выспаны,
Подушецьки да не при́рваны.
60 Пришол кнезюшко да во глубок погрёп —
Слатки́ меды да не приедены,
Слатка водоцька да не выпита.
Пришол кнезюшко да на конюшен двор —
Стоя конецьки да по колен ф шолку́,
65 По колен ф шолку́, да дуга в золоти,
Накормлёныя да напоёныя.
Поехал кнезюшко да во цисто́ полё
Заставать стариць.
Одна стариця была крёсна матушка,
70 А друга-та стариця да родна тётушка.
Одну старицю он под мець клонил да голову́ срубил,
А друга стариця ему смоли́ласи,
Смоли́ласи да поклониласи:
«Поедём, князюшко, во цисто́ полё
75 Ко камешку ко Латырю,
Привезем мы оттуда живой воды,
Ожывим твою кнегинушку,
Ожывим твою моло́дую».
Оживили да стали жить да быть.
ВИРЬМА
Дементьева Наталья Михайловна
XLIX. Наталья Михайловна Дементьева, замужняя женщина, лет сорока, родом из Сумы. Есть сказка про Илью Муровиця, но она ее не знает; слыхала про Василья и Снафидушку. Знает стихи про Михайла Архангела, Алексея Божьего человека, про Лазаря (есть напев), «Идет старец из пустыни» (см. Пертозеро, № 327) (7/1, л. 2, 59—59 об.).309. ХРИСТОС-МЛАДЕНЕЦ И МИЛОСТЛИВАЯ ЖЕНА
Милосьлива жона милосердна
Стояла край пути, край дороги,
Держала своего цяда на руцях.
Она з дитянком со своим стояле,
5 Тогда жи́ды-супостаты набежали,
Милосердну жону соспрошали:
«Давно ль ты Христа Бога видала?»
В то время Мать Присьвята́ приходила,
Христа цяда на руках приносила,
10 Милосьливой жоны ѓоворила:
«Брось своего цяда в огонь-пецьку,
Возьми Христа Боѓа на руци».
Тогда жи́ды-супостаты прибежали —
Милосьлива жона ѓоворила:
15 «Я ф сей цяс Христа Боѓа видала,
В огонь-пецьку бросала».
Жиды-супостаты прибежали,
Жалезны заслоны заперали,
Жалезны подпоры подперали —
20 «Теперь, дефкин Сын, Ты не выдёш,
На сьвети Боѓом не будёш».
Ф то время на руках Христа Боѓа не стало.
Милосьлива жона розвопелась —
«Не удало́сь мне на Христа поглядети».
25 К мура́влёной пецьки потходила,
Жалезны потпоры вынимала,
Жалезны заслоны отворяла:
«Неужоль моё шядо згорело?»
А младенець по пецьки ѓуляёт,
30 Книгу Еваньгельё цитаёт —
«Мать ты моя милосердна!
Пе́рьва в раю пребываёш».
Аминь.
310. ВОЗНЕСЕНИЕ ХРИСТОВО
В ц́етьвёрток на шестой на недели
Посьли сьветлого Христова Воскрисенья
Тут росплацитц́е нишшая братья
И ростужитц́е мала сиротка:
5 «Ты куда жо, Ѓосподь, поежжаёш,
На кого жо Ты нас оставляёш?
Нас хто жо корьмить-поить станёт,
Ишше хто обувать, одевати,
Ишше хто будёт тёплом обогревати?»
10 Тут спрого́ворит Христос, цярь небесной:
«Вы не плацьте-ко, меньшая братья,
Не тужите-ко, мала сиротка,
Я оставлю вам гору златую,
Я оставлю реку́ медову́ю,
15 Я оставлю сады, виноѓрадья,
С того будете сыты и пьяны,
С того будете одены и обуты,
С того будете тёплом обогреты».
Тут спрого́ворит Иван Предотеча:
20 «Послушай-ко, Ѓосподь наш небесной,
Ты позволь перед Ѓоспода стати,
Ты позволь пред Христа слово сказати —
Не остаф-ко им горы златыя,
Не оставлей им реки медовыя,
25 Не остафь им садоф-виноградья.
У их есь ище сильния люди,
Сильния люди боѓаты,
Отоймут у их ѓоры златыя,
Отоймут фси реки́ медовыя,
30 Отоймут фси сады виноѓрадья.
Над ѓорой у их будё ѓоловоубиство,
Над рекой у их будет кроволиство,
Над садамы у их будет слезоплацьё.
Лучше остаф им Христово своё слово,
35 Пушшяй оны по́ ѓраду ходят,
Пусь на каждой день Христа споминают.
Хто ново́й Христа́-ради накормит-напоит,
Ново́й Христа-ради оденет, обует,
Ново́й Христа-ради тёпло́м обоѓреёт».
40 Тут спроѓоворит Христос цярь небесной:
«Спасибо те, Иван Предотеча,
Ты умел перед Ѓоспода стати,
Ты умел со Христом рець сказати,
За то пусь уста твои златыи,
45 За то пусь тебе празьники ц́есты́и,
За то пусь тебе службы долги́и».
Слава тебе, Боже наш, слава Тебе!
311. ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
Наежжал цярищо Кудриянищо
Он со силою да со неверною,
Со тотарамы да со поганыма.
Он кнезей, бояр да фсих повырубил,
5 Блаѓоверного да императора
Он под мець склонил да ѓолову́ срубил.
Оставалосе да оставленьицё —
Цядо милоё, дитя любимоё,
Дитя любимоё, Еѓорей Храброй-сьвет.
10 Стали Ёѓорья муцити
Фсякима мукамы да разнолицьныма.
Перьвой мукой муцили — пилой пилить,
У пилы зубьё́ да роскрошилосе.
Стал Ёѓорья топором рубить,
15 Топоры неймут да фсе ломаютце.
Стал Егорья колесом вертеть,
Колясо неймёт да приломалосе.
Он стал Ёгорья на воды топить да на огни палить,
Потом стал Егорья во смолы варить;
20 Котёл кипит бытто ѓром ѓремит,
Егорей-свет ф котли стойком стоит, сам стихи поет,
Пот котлом ростё трава шолко́вая.
Он взял Егорья за жолты́ кудри́,
Он спусьтил Егорья во ѓлубок погрёп,
25 Во ѓлубок погрёп, да сорока саже́нь,
Он решотоцькой да призаде́рьгивал,
Он мелко́й земле́й да призакладывал,
Серым ка́менём да призаваливал.
Пе́ньём, колодьем призаваливал.
30 Отходя, собака, похваляитц́е:
«Не бывать Ёѓорью на сьвятой Руси,
Не видать Ёѓорью сьвета белого».
По Егорьеву да по моленьицю,
По Ѓоспода да повеленьицю
35 Пали ветры да фсё шоло́нники;
Всёа пеньё́-колодье розвалилосе,
Серо ка́меньё да роскатилосе,
Фся мелка́ земля да прирозвеяла,
Решотоцька да прироздвинулась.
40 Выстал Еѓорей Храброй-свет,
Откуль-не́-откуль да взялса доброй конь
Со всей збруею да с лошадиного,
Со приправою да з богатырьською.
Садилса Еѓорей на добра́ коня,
45 Уехал домой да к ро́дной матушки.
Росплакалась да ро́дна матушка:
«Откуль взя́лосе да цядо милоё,
Цядо милоё да дитя единоё?» —
«Дай-ко, матушка, благословленьиця,
50 Я поеду к цяришшю к Кудреянищщю
Отмешшу ему да злу обидушку». —
«Не поежжай-ко, моё дитятко,
У ёго ведь есь три за́ставы:
Перва за́става — да горы толкуции,
55 Друга за́става — да моря волнуции,
Третья за́става — змии клююции».
Не послушал Еѓорей родной матушки.
Приехал перьвой за́ставы —
«Ай же вы горы, горы толкуции!
60 Розойдитесь, го́ры на мелки́ горы́,
Пропусьтите Еѓорья Храброго».
Приехал к дру́гой за́ставы —
«Ай же вы реки, реки, моря волнуции!
Росьтекитесь, реки на мелки́ руцья́,
65 Пропусьтите Еѓорья Храброго».
«Ай же вы зьмеи клююции!
Роспловитесь, зьмеи, на мелки́ места,
Пропусьтите Еѓорья Храброго».
Срубил, срубил да буйну голову,
70 Спролил да крофь тотарьськую,
Воротилса домой да к ро́дной матушки.
312. ЗАПОВЕДЬ БОГОРОДИЦЫ (КАЛИКА И БОГОРОДИЦА)
Лёжал калика перехожей,
Не владел он не рукамы, не ногамы.
Боѓородиця глас прогласила:
«Поди, рабе, Божий ц́еловец́е,
5 По своему Рыньскому цярсву,а
Скажи фсему миру-народу,
Штобы среду, петницю посьтились,
В воскресный день Боѓу молились,
Мушшыны поматерно не бранились:
10 Матерно слово у Христа проклято́ё.
Штобы дети родителям повиновались,
Штобы родители детей жидамы не звали:
Жи́ды у Христа прокляты́и.
Слава тебе, Боже наш, слава тебе.
313. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ
Езьдил ста́рой на добро́м кони,
Ото младосьти езьдил до старосьти.
Ёѓо доброй конь да Туцёпадушко
Он рек, озёр да фсё не спрашывал,
5 Он синё морё да фсе вокру́г бежал,
Глатки мхи да мимо ног спускал.
Тут приехал старой во чисто́ полё —
Во чисто́м поли да серой камешок,
Есь на камешки да потпись потписана,
10 Во котору ехать старому дороженьку —
Во перьву ехать — боѓату быть,
Во другу ехать — жонату быть,
Во третью ехать — убиту быть.
Стоит старой да подумаёт,
15 Головой качат да сам роздумыват:
«А нашто мне, старому, боѓату быть?
Нету у меня любой семьи да молодой жоны,
Не́кому дёржать да платья цьветного,
Не́кому тошшыть да казны-собины.
20 А нашто мне старому жонату быть?
Стара взеть да мне не хоц́етьц́е,
А молодая взеть дак тут цюжа́ корысь.
А поеду ф ту дороженьку, да ѓде убиту быть,
Убито́му пострелёному».
25 Тут поехал старый ф ту дороженьку.
В срету сретилось да триц́еть розбойницькоф да сорок подорожницькоф.
Тут говорят розбойники да во перьво́й након:
«Мы убьём, убьём старого, пограбим мы,
Мы с конем-животом розлуцим ёго».
30 Тут говорит старый таковы слова:
«Вам убить, убить меня не́ково,
Да взеть с меня нец́ево —
Один чюден крест на груди серебряной,
Он весо́м весит полтора пуда,
35 Ц́еною стоит восемсот рублей».
Спрого́ворят воры-розбойники:
«Мы убьём тебя, пограбим-ко». —
«Да меня убить некого,
Да взеть с меня не́ц́ево —
40 Плетёшки на ношках семи шелкоф да семи ряткоф,
В носах, пятах по каменю по яфонту,
Днём пекёт как красно солнышко,
В ноць пекёт как сьветла месеця». —
«Да убьём, убьём, старого пограбим». —
45 «Да вам убить, убить неково,
Да взеть с меня не́ц́ево».
Розьневилса Илья Муромиць,
В одну сторону махнул — да бутто гресь валит,
В другу сторону махнул — да бутто праху нет.
50 Засьтелил эту дороженьку Илья Муромець,
Илья Муромець да сын Ивановиць.
314. МАТЬ ПРОДАЕТ СВОЕГО СЫНА ИВАНА
От отця было от умного,
От матушки да от разумныя
Родилось цядышко безумноё
Иванушко хресьяньськой сын.
5 Он охвоць ходить да на цяре́в кабак,
Охвоць пить да зелена вина.
Зналсэ з дефкамы да со шельмофкамы,
Бранилсэ бранью да неподобною.
Брала Иванушка да ро́дна матушка,
10 За его ли за белы́ руки да за златы перстни,
На присталь повела да карабельнюю.
«Купите-ко да цяда милого,
Цяда милого да дитя гульливого,
Дайте-ко да хоть одну сотенку».
15 Спроговорил Иванушко да гульливой сын:
«Не жалейте, братци, ц́елой тысеци!»
Тут не белая берёска да г зени клонитце,
Сын с матушкой да прошшаитц́е:
«Просьти-ко, просьти, да ро́дна матушка,
20 По добру сказать — да быть люта́ змея».
Сел Иванушко да на караблицёк,
За йима горё да горё вслед пошло.
Иванушко да во постелёцьку —
За йим горё вслед пришло,
25 В головах стоит да в головах лёжит.
Иванушко да во могилоцьку —
За им горе да горе вслед идёт,
Впереди идёт с лопатамы,
Позади идёт с копырюгамы.
315. КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ДОМНА АЛЕКСАНДРОВНА
Сваталса Митрей по три года,
Васильёвиць ходил по три осени,
На ц́етьвёртой год лише сватьбы быть,
Лише сватьбы быть, только к венцу пойти.
5 Митрей пошол ко заутрени,
Васильёвиць пошол к воскрисеньския.
Увидела Домна Олёксандровна,
Кидалась-бросалась по плець в окно,
Олёксандровна по поясу:
10 «Не этот ли, матушка, Митрей княсь,
Не этот ли, сударушка, Васильёвиць?
Сказали про Митрея — хорош-пригош,
Про Васильёвиця — во свети лучше нет.
Ажно — сутул, горбат, наперёд покляп,
15 У ёго ноги кривы да глаза косы,
Русы кудри не́сладны заонесьскии,
Реци у Митрея корельськии».
Эты-ты слова Митрею в слух пришли,
Васильёвицю не пало по́ серцю.
20 Воротилса тут Митрей от заутрени,
Говорил своей сестрици да родимыя:
«Собири-ко ты, сестриця, поче́тен пир
Ты не ради кнезей да не ради бояр,
Созови к себе Домну Олёксандровну,
25 Скажи: „Митря братця дома нет,
Васильёвиця не слуцилосе“».
Перьвы послы к Домны на двор пришли:
«Пожалуй-ко, Домна Олёксандровна,
К Марьи девици на поче́тной пир —
30 У ей Митрея братця дома нет,
Васильёвиця не слуцилосе».
Не спускала ей да родна матушка:
«Я ноц́есь сон да ху́дой видела —
Потеряла фси хресты серебряны,
35 Фси собрала, одного не могла собрать:
Не тебя ль я потере́ю, родно дитятко?»
Ѓоворила ей Домна Олёксандровна:
«Куда ноць пройдёт, тут и сон протекёт».
Пошла к Марьи девици на почотной пир.
40 Только ступила на шырокой двор —
Он срубил да буйну голову,
Он спролил да кроф дево́цюю,
Он труп топтал да мноѓо га́лилса,
Сам в леса́ ушол да там повесилса.
———
Артемий Григорьевич Попов
L. Артемий Григорьевич Попов, 70 лет <из дер. Бабино Каргопольского уезда>. Калика. Научился от местных слепцов-каргополов. Знает: «Взирай с прилежанием». <Записи от него велись в с. Вирьма> (7/1, л. 2, 37—37 об.).316. РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
Де́виця прецистая,а
Мати блаѓословле́нная,
Звезда с небес пресветлая
С полуно́ци восияла,
5 Осьве́тила всею́ землю́,
Всею́ землю́, сю селенную.
Споро́дила Царя Христа,
Царям Царя, бо́гам Бога.
Волхви идут персидскии,
10 Дары несут Царю Хри́сту —
Златой венець с перфирою,
С перфирой со царскою,
Сладку́ пищу младухо́вную.[571]
Хвалу хваля́т великую,
15 Ц́есь воздают преславную.
Ирод царь смущаетца,
Не хоцетб славы той слышати,
Ни похвалы же Ево видети.
Россылает по фсем о́рдам —
20 Велел убить младеньцикоф
Цетырна́десять тысяшшей.
Мы славим Тебя, Христе Боже наш!
317. РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
Христос Спаситель,
Весь мир просветитель,
Народилсы Христос во Ефлиеми,
Во той страны во Удейской.
5 Произво́лил в вертепы восприбыти,
Во Божию́ е́сель возложите.
Ирод царь возмутилсы,
Производил Христа царя убити.
Волхов по земле он россылает,
10 Повелел младенц́икоф потребляти.
Четырнадцеть тысяшшей убили,
Не могли Христа Царя сыскати.
Как волхвы будут у вертепоф,
В ве́ртепы Царя Христа сыскали,
15 Взы́скали Ёво, испытали.
Приходили перситскии ца́ри,
Приносили ц́есныи дары.
За́шевци, Христу поклонились,
Ироду царю насмеялись,
20 Христу Боѓу славу воздавали.
Мы славим тебя, Христе Боже наш.
318. «ПРО ЛИСАФИЮ»
Были три царства, три Рахлинских:
Первое царство — Адам-город,
Другое царство — Содом-город,
Третьё царство Рахлинскоё.
5 Было беззаконьё великоё.
Адам-горот скрозь землю́ прошол,
Содом-горот огнём взяло́,
А в Рахлинской грат Господь зьмею́ послал,
Зьмею лютому на съидениё,
10 Злу-перситскому по пожрениё.
Брала зьмея по главы по скотинные;
Мало в граду ско́тишшя находитц́е —
Стала брать по главы человечески.
Мало в граду народу находитц́е —
15 Собирались тут фсе рахлиняна
К самому царю к Ага́питу,
Стали кидать промежду же́ребей,
Кому итьти к змеи́ на съидениё,
Злой-перситской на пожрениё.
20 Выпал жеребей справедливыи
Самому царю Ага́питу
Ити к змеи́ на съидениё,
К злой-персидски на пожрениё.
Закруц́инилсыа царь, запечалилсы.
25 Приходил в белокаменны полаты —
Говорила цариця рахлиньская:
«Не кручиньси, царь, не печялуйси,б
У нас есь с тобой кем заменитися —
Есь немилая дочь одинакая,
30 Красная Лисофия Агапиёвна;
Она не нашому Боѓу молитци,
Не нашу веру веруёт;
Отдаём г змеи́ на съидениё,в
Г злой-персидскии на пожрениё».
35 Приходил Ога́пит к своёй дочери —
«Ты мила́я дочь одинакая!
Поутру́ ставай раны́м-ранёшенько,
Умывайся, дочь, белы́м-белёшенько,
Снаряжайси, дочь, хорошохонько —
40 Котору веру веруёш,
Я за тую веру тебя взамуш отдам».
Много радости дочь принаполнилась,
Всю-ту ночь Боѓу молиласи.
Было три иконы святыи,
45 Вышиты наресованы:
Первая — Спасо-Пречистая,
Другая — Миколы Святителя,
Третья — Егорью свету Храброму.
Ставала дочь поутру раным-ранёшенько,
50 Умывалась дочь белым-белёшенько,
Снарежалась хорошохонько.
Выходила девиця на круто́ крыльцо,
Згля́нула девиця на широкой двор —
На дворе стоит корета тёмная,
55 Запряжен жерепчик нелекчёныи,
Посажон дети́нуша поваренной.
Тут девица здогадаласи,
Жалобнёшенько приросплакалась:
«Не на то отець меня, мать споро́дили,
60 Што за ту веру меня взаму́ш отдать,
Отдают г змеи да на съидениё,
К злой-персидской да на пожрениё».
Эти три икониг с собой брала,
Выходила девиця на шырокой двор,
65 Садилась девиця ф корету тёмную.
Поежжал жерепцика нелекчёныи,
Повёз дети́нуша поваренной
Ко тому ли ко синему морю,
Ко тому ко сходу ко змеиному;
70 Оставлял девицю край синя моря.
Ноежжял Егорей на добро́м кони;
Соходил Егорей со добра коня,
Говорил девици таковы слова:
«Ах ты милая доцьа одинакая,
75 Красная Лисафья Агапиевна!
Блаѓослови Егорья опочик держать.
Ты глиди, девиця, на синё морё;
Коѓда си́не море сколубаетц́и,
Волны на́ мори приросходятц́и,
80 В берега вода прибывать станет,
Люта́ змея стане появлятися,
Тоѓда Ёгорья ото сна буди».
Мало времени призамешкалось,
Вдруг сине море сколыбалоси,
85 Волны на мори росходилиси,
В берега вода стала прибыватися,
Люта́ змея стала появлятися.
Нац́ела́ деви́ця Егорья ото сна будит —
Не можот никак розбудитися;
90 Жалобнёшенько приросплакалась.
Пала слеза к Егорью на бело́ лицё —
Тут Егорей ото сна востал:
«Ах ты мила́я дочь одинакая,
Красная Лисафья Огапиевна!
95 Ах как жгёш ты моё лицо!» —
«Как же мне тебя, света, не жгати-си!»
Люта́ змея рот отворяйтися,
Говорит зьмея таково слово:
«Есь ли мне, зьмеи, ково пожратися?
100 Две главы человечеськи,
Третья глава лошадиная!»
Скочил Егорей на добра́ коня,
Тупым концём копьем — в змею лютую:
«Будь, змея, кротка, смирна,
105 Как смирна́я у хресьянина скотинина!»
«Ах ты мила́я дочь единакая,
Красная Олисафья Огапиевна!
Отвижи от себя шелко́ф пояс,
Ты вяжи зьмею на шелкоф пояс,
110 Поведи зьмею во Рахлиньской грат;
Станови зьмею середи града́,
Середи града́ да супроти́ф царя;
Ты крыци, девиця, громким голосом:
„Ога́пит, царь земли Рахлинскии!
115 Ты поверуй веру истинну,
Ты постафь-ко три церквы соборныи,
Три соборныи да боѓомольныи:
Первую ц́ерькоф Спасу Пречистому,
Другую — Миколы Свитителю,
120 Третью Еѓорью свету Храброму“.
Возьми с отца заповить великую.
Ты приведи змею во чисто́ полё».
Ноежжял Егорей свет на добро́м кони́,
Присек змею да на мелки куски,
125 Тут змею да на огне сожог,
Тут россеял пепел по чисту́ полю.
Тут стала гора Зьмииная.
Славу поём го́ры Зьмииным!
319. «АЛЕКСЕЙ, БОЖИЙ ЧЕЛОВЕК»
Во славном во Римском гради,
Было при царе при Онофрии,
Жил был княсь Ефимьяне.
Не было от ро́ду у ево некаково детишша.
5 Он Восподу Богу́ молилсы:
«Сыздай, Восподи, мне младово детишшя —
При́ младосьти князю на потеху,
При́ старосьти князю на замену,
При после́д концины на помин душы».
10 Услыхал Ѓосподи ево моленье,
При́нял Ефимьяновы молитвы,
Оцюди́лась кнегина ц́ереви́стая.
Строшьное время проходило,
Се́би сына родила.
15 Свяшшенника в дом к себе приводили,
Ф крещёную веру окресьтили,
Нарекали имя Олексеём.
Пришло Олексею семь лет
Нац́ели ево в грамоты уцити.
20 Ему сьвету грамота дала́си,
Скоря́ Писанию обуцилсы.
Прошло Олексию восемнатцеть лет,
Великии княсь Ефимьяне
Похотил он мла́дово женити.
25 Жинитц́и ему не хотелоси,
Отца-матери гнивить не захотелось.
Пошли искать обручную кнегину
По́ всему по Римскому граду.
Взы́скали обручную кнегину —
30 Кнегину нашли Катерину.
Во Божью церкву приводили,
Зла́тыме перснями обручали,
Зла́тыме винцями овинцяли,
Цюдена крест ц́еловали,
35 Весь Божей закон принимали.
Повели Олексея вон ис церьквы,
Приводил в белокаменны полаты.
Са́дились рабы за трапе́зу
Хлеба-соли воскуша́ти,
40 Медова́ питья воспивати.
Он не пьёт, не ест, не воскуша́ёт,
Уливаитц́е горячима слезами.
Великии княсь Ефимьяне —
«Што ты, милое цядо,а
45 Ты не пьёш, не еш, не воскушаёш,
Медова́ питья не воспива́ёш?»
Повели Олексея ф тёплу спальну.
Прошло ночиб до полуно́чи;б
Соходил с тесовой кроватки
50 Говорил обручныя книгины:
«Ах ты моя обручная книгина,
Книгина моя Катерина!
Отпоя́ш от меня шолкоф пояс,
Сойми с правой руки зла́чен перстень,
55 ........в до ветра».
Она на то время умолчала,
Ни ответу, ни привету не сказала,
Сняла с правой руки зла́чен перстень,
Отпоясала шелко́ф пояс.
60 Вышол Олексей вон ис спальни,
Приходил ко синю ко морю,
Становилсы на маленькой караблик.
На́ мори погода поднималась,
Понёсло этот маленькой караблик,
65 Во Нефест-грат приносило.
Становилсы этот маленькой караблик
Напротив Божьей ц́ерьквы.
Выходил Олексей вон ис караблика,
Заходил ф соборну Божью церкьву,
70 Становилсы во церьквы во папе́рти,
По правую сторону притвору.
Он Восподу Боѓу молилсы,
По нищей по братьи поклонилсы
Зе́мныи поклоны воздавае.
75 Великии княсь Ефимьяне
Сва́тилсы о любимом своём сыни.
Стал он рабоф своих россылати
По фсем градам, по фсем пустыням —
Не могли сына ево сыскати.
80 Взы́скали ево да не узнали,
Мило́сьтину ёму подавали.
Он милосьтину принимаё,
Сам Воспода Боѓа прославле́ё —
«Сподобил Творець мне-ка Владыка
85 От своих рабоф ми́лосьтина взяти».
За своих рабоф Боѓу молитьц́е
За свои за мла́дыи за ле́та.
Восьминадц́еть лет Боѓу молилсы,
Стоял ф соборной Божьей церквы.
90 Тут же глас небесной гласит же —
Крыцит Мать пресьвятая Боѓородиця:
«Полно, Олексей, здеся жити,
Полно отца-матери гневити;
Поижжяй во свой славной Рим-грат.
95 Тебя отець, мать не узнаёт,
Молодая обручная книгина».
Он сему гласу удивилсы,
Со слизами ѓосподу Боѓу молилсы,
Со нишший со братьи роспростилсы.
100 Пошол Олексей вон ис церьквы,
Приходил ко синему ко мо́рю,
Становилсы на маленькой караблик,
Он Восподу Боѓу молилсы.
Поднималас на́ мори погода,
105 Понесло этот маленькой караблик
Во свой славной Рим-грат.
Становилсы этот маленький караблик
Протиф соборной Божьей церьквы.
Выходил Олексей вон ис караблику,
110 Заходил ф соборну Божью церькоф,
Становилсы во церьквы во папе́рти,
По́ правую сторону притвору.
Великии княсь Ефимьяне
Идёт от долгой от службы;
115 По нищим милостину воздаваё,
Всё любимово сына поминаё
Олексея Божья ц́еловека.г
Приходил Олексей к князю близе́нько,
Поклонилсы князю низенько —
120 «Великии княсь Ефимьяне!
Построй мне, убоѓому, келью,
Построй ради имени Господьню
Ради любимово своево сына
Олексея Божья человека».
125 Великии княсь Ефимьяне
Он сему гласу удивилсы,
На те слова просьлезилсы —
«Ах ты, убоѓий человеке!
Поц́емуа же моёво сына знаёш?» —
130 «Как же мне ёво, света, не знати?
Как мы в одной страны Боѓу молились,
Заодно мы пили, воскуша́ли».
Великии княсь Ефимьяне
Брал ево за правую за ручку,
135 Повёл в белокаменну полату.
Садились рабы за трапе́зу —
Садил ево с собой рядом
Стал он ево тут уговаривать:
«Живи в белокаменной полаты!» —
140 «Не живу я в белокаменной полаты,
Построй мне, убоѓому, келью,
Построй ради имени Господьню,
Ради любимово твоеѓо сына,
Олексея Божья человека».
145 Построил убоѓому келью,
Дал ему мла́доѓо келейника —
Чтод пьёт, ест княсь, воскушаёт,
То убоѓому ф келью посылаёт.
Были слуги немило́сьливы —
150 Фсе съедят, сопьют, совкушают.
Люди посуду омывают —
Убоѓому ф келью посылают.
Он на то святой не оскорбилсы.
Услыхал Олексей скоро кончину себе;
155 Посылаёт младоѓо келе́йника
Сходить к князю к Ефимьяну
Попросить ц́ерьнил и бумаги.
Он принёс ц́ерьнила и бумагу.
Нацял фсё житьё-бытьё писати:
160 Ф которой страны родилсы,
Ф которой страны в грамоты училсы,
Ф которой страны жинилсы.
Тут святой преставилсы.
Запахну́ло в граду ду́хом-ладуном,
165 Епитраху в сновиде́ньи видитц́е:
Ищите святово во гради,
Ищите у князя Ефимьяна —
Построена убоѓому келья.
Епитрах весь крылос собирает,
170 Со стихами келью отпирает —
«Сьвяты вы, сьвяты мошши!
Отдайте вы скорописаньё».
Нац́ели житьё-бытьё цитати —
Ф которой страны он родилсы,
175 Ф которой страны в грамоты уцилсы,а
Ф которой страны он жинилсы.
Доциталсы до любимово своево сына,
Олексея Божья человека.
Ве́ликий княсь Ефимьяне
180 Нацял на своей главы волосы рвати,
Золотым ризы роздирати —
«Ах ты моё милое цядо!г
Пришол из великии пустыни,
Поц́ёму мне во пло́ти не сказалсы,
185 Я бы построил тебе келью,
Не ф таком бы я месьти изукрасил».
Услыхала мать ево Главди́я
Идёт, сле́зно плачёт,
Умильно причеты причитаёт,
190 Мощи слезами обливаёт:
«Ах ты мой сын возьлюбле́нной!
Пришол из великии пустыни,
Поц́ему во плоти мне-ка не сказалсы?
Я бы сама ф келью приходила,
195 Пищу-еству сама бы приносила,
Одёжу всё бы теби переменяла».
Услыхала ёѓо обручная кнегина,
Книгина ёѓо Катерина —
«Ах ты, мой муж нарече́нной,
200 Ах ты, супруѓ неоциненной!»г
Идёт к мощам, сле́зно плачёт,
Умильно причёты причитаёт,
Мощи слезами обливаёт:
«Я бы сама ф келью приходила,
205 Зоодно бы Ѓосподу Боѓу молилась;
Между нами был бы Святой Дух».
Понесьли святоѓо погребати,
Не могут нека́кы проносити.
Множество народу сокоплялось.
210 Великии княсь Ефимьяне
Похотел он злато россыпати —
Нехто на злато не взираёт,
Фсе ко святым мошшам припадают.
Глас небесной гласит же,
215 Крыцит Мать пресьвятая Боѓородица:
«Сьпишите сьвятово на икону;
Станут к иконе прикладатьц́е,
Станет икона исциленьё давати».
Славу поём Олексею, Божью цёловеку!а
320. «МИХАЙЛО АРХАНГЕЛ»
Плацёт-рыдаёт,
Смертный цяс помышляёт,
Душа с тело́м ростаётци,
На Страшен сут поспешаё.
5 Сойдёт Судья с небес на́ гору,
На гору сойдет на Осионску.
С престолом сойдёт он со Божьим,
Вострубит ф трубу золотую;
Неба и земля потрясётци,
10 Сонцё, мисяць потаитци,
Луна во тму придложитци,
Па́дут звезды с небес на́ землю.
Возго́ворит Михайло Архангел:
«Которы праведныи душы,
15 Ста́вайте полками ко востоку
Оттворёны вам райськии двери,
Згото́влёна райськая пища».
Говорит свет Михайло Архангел:
«Которыи грешныи душы,
20 Ставайте полками все ошую».
Росплацютц́е грешныя душы:
«Ах ты свет Михайло Архангел!
На што ты нас проць отсылаёш,
Небесново царсва лишаёш!» —
25 «Отойдите проць, прокляты́и!
Споро́жены от Адама, от Евы,
Спу́щены на трудную землю
Ради душевного спасенья,
Христа вы Бога не знали,
30 Странного в дом не примали,
Бо́сого вы не обули,
На́гого вы не одели,
Гла́дного не накормили,
Холодного Христа ради тёпло́м не обогрели.
35 За то вам превечная мука
Со воплею со великою».
Велико имя Господенно есь!
321. <ПЛАЧ ДУШИ ГРЕШНОЙ>
Росплацитц́и душа моя
Перет Спасовым образом,
Да ростужитц́и тело моё,
Цяюци муки превечныя.а
5 Не помогут души моей
Ни друзья, ни братия,
Не пособит души моей
Ни именье, ни боѓачество,
Ни ѓордость, высокоу́менье.
10 Помогут души моей
Поклоны фсено́чныи,
Ти́ха плацьб покаяния,
Тихоми́рная мило́сьтина.
Тем избавитца душа злой муки превечныи,
15 Тем наследует душа царева небесново,
Жития виковечново
Во́ веки векоф. Аминь.
СУМСКОЙ ПОСАД
Прасковья Тимофеевна Королькова
LI. Прасковья Тимофеевна Королькова, вдова лет 50 (л. 24).322. ТУРЫ И ТУРИЦА
«Ту́ры, вы ту́ры, малы детоцьки!а
Где вы были, туры́?» — «На синём на мори́». —
«Что вы видели, туры́?» — «Башню новую, стену городо́вую.
Ис-под той ли ис-под башни да ис-под новыя,
5 Да ис-под той сьтены городо́выя
Выходила там девиц́а душа красная,б
Выносила она книгу Ева́нгельё,
Хоронила она книгу во сырую землю́.
Она плакала над книгой, заливаласе:
10 «Уш ты книга ль ты, книга Евангельё,
Не бывать тебе, книга, на святой Руси,
Не видать тебе, книга, свету белого, соньця красного».
А не деви́ця выходила —
А выходила запрестольня Богородиц́а,
15 Выносила она веру християньскую,
Схоронила она веру во сырую землю́.
———
Ростовцева Авдотья Алексеевна
LII. Авдотья Алексеевна Ростовцева, девица лет 35, плохо знает единственный этот «стих» (л. 22).323. КНЯЗЬ ДМИТРИЙ И ЕГО НЕВЕСТА ДОМНА
Сваталса Митрей по три́ годы,
Васи́льёвич князь по три осени,
На четьвёртой год только свадьбе быть,
Только свадьбе быть и к венцу пойти.
5 Как пошол наш Митрей ко заутрени,
Васильёвич княсь ко воскрисенския,
Увидала ёго Домна Олександровна,
Бросилась Домнушка по плеч в окно,
Олександровна онаа по поясу,
10 И спросила свою мать Софью Микулисьну:
«Не этот ли, матушка, Митрей княсь,
Не этот ли, сударыня, Васильёвиць?
Сказали про Митрея — хорош-пригош,
Про Васильёвича князя — лучше в свети нет,
15 Ажно Митрей князь да он сутул, горбат,
Он сутул, горбат, сам наперёд покляп,
У ёго ноги кривы и глаза косы́.
Речь у Митрея корельска — заонесская».б
Эте слова Митрею в слух пришли,
20 Васильёвичу-князю за беду взялись.
Вернулса наш Митрей-княсь от заутрени,
Да Васильёвич княсь от воскрисенския,
Он сказал своей сестры Марьи Васильевны:
«Ты послушай-ко, сестриця, Марья Васильёвна:
25 Собери-ко ты, сестриця, свой че́сьтен пир,
Не зови-ко ты не кня́зеф и не бо́яроф,
Созови одну Домну Александровну».
Первы послы к Домны на двор зашли:
«Ты послушай-ко, Софья Микулисна!
30 Ты пожалуй-ко,в Домна Александровна!
Ты пожалуй-ко, Домна Александровна,
К Марьи Ва́сильевны на чесьтен пирг —
У ей брата Митрея дома нет,д
А Васильевича князя не случилосе,
35 Он ушол ф поле за куницямы да за лисицямы,е
За черны́ма соболямы за сибирскима,ж
Он ушол стрелять да серых уточек,
По реки гонять да гусей, ле́бедей».
Те послы со двора не сошли,
40 А други послы к Домны на двор зашли:
«Ты послушай-ко, Софья Микулисна!з
Ты пожалуй-ко, Домна Александровна!
Ты пожалуй-ко, Домна Александровна,
К Марьи Ва́сильевны на чесьтен пир —
45 У ей брата Митрея дома нет,
А Васильевича-князя не случилосе,
Он ушол ф поле за куницямы да за лисицямы,
За черны́ма соболями за сибирскима,
Он ушол стрелять да серых уточек,
50 По реки гонять да гусей, ле́бедей».
Те послы со двора не сошли,
А третьи послы к Домны на двор зашли:и
«Ты послушай-ко, Софья Микулисна!
Ты пожалуй-ко, Домна Александровна!
55 Ты пожалуй-ко, Домна Александровна,
К Марьи Васильевны на чесьтен пир —
У ей брата Митрея дома нет,
А Васильевича-князя не случилосе,
Он ушол ф поле за куницямы да за лисицямы,
60 За черныма соболямы за сибирскима,
Он ушол стрелять да серых уточек,
По реки гонять да гусей, ле́бедей.
Чарочку пьёш, или замуш идёш?» —
«Чарочки не пью и замуш нейду».
65 Покатилась голова Домны Олександровны,
Покатилась голова Митрея Васильёвича.
ПЕРТОЗЕРО
Стихи у грамотной девушки
LIII. Стихи у грамотной девушки 1. Стих о Вавилонстем пленении и о Сионе: «Слезы ливши о Сионе и сердечною тоской». 2. Стих Иоасафацаревица: «Ис пустыни старець в царский дом приходит». 3. Стих о пользе душевной. Глас шестый: «Благослови меня, Господи, о грехах о своих поплакать». Конец: «Тебе слава и ныне, и присно, и во́ веки веко́м. Аминь». 4. «Поздно, поздно вечерами» — конец: «Кто любил вас всей душой». Приписка: «Купцу послали в чюжую дальную старону ета песнь». 5. Стих о блудном сыне: «Человек бе некто богатыи — Славу и честь ему возсилает». 6. Стих как жить в пустыни: «Что за чюдную превратность. — И возводит выше звезд. Аминь». 7. Стих: «Среди самых юных лет вяну аки нежной цвет». 8. О пустыне (без начала): «...Нищ и убог я хощу быти, да с тобою хощу жити». Конец: «Бесконечна всегда радость». 9. «Со страхом мы, братия» (см. далее). 10. «Боже отце всемогуще, Боже, сыне присносущне — Радости и веселия не будет конца». 11. Стих о страшном потопе: «Потоп страшен умножался». 12. Стих о плачи Иосифа Прекраснаго. 13. Стих: «Господь грядет в полунощи, Жених идет со славою» (Страшный суд). 14. Стих про младыя лета. «Горе мне, увы мне во младой во юности!» 15. Стих: «Человек живет на земли как трава растет» (см. далее). 16. Стих о умилении души: «Попекися, душе моя, о своем ти спасении» (ср. рукопись из Лицы). 17. Стих Андрею Денисиевицу: «Европа ты славнейшая». Приписка: «Конец певам и стихам. Слава Всевышнему Богу. И ныне, и присно и во веки веком. Аминь». В стиховнике с Выг-Острова были: 1. Алексий. 2. Старец из пустыни. 3. Об Адаме. 4. Об исходе души. 2 стиха — из других стиховников. <Содержание двух стиховников, которыми собиратель воспользовался в дер. Пертозеро (где был прежде старообрядческий скит), находясь там 16 и 17 июня 1909 г. Все 4 текста второго стиховника А. В. Марков переписал. Из первого он использовал текст № 9, поместив в своей тетради его вместе с одним из текстов, упомянутых в конце «других стиховников» (поскольку это два близких варианта одного стиха), дав по одному тексту разночтения к другому. Второй текст из «других стиховников» («На воспоминание грозныя смерти») был переписан отдельно. Всего, таким образом, собиратель скопировал в Пертозере семь текстов> (С. А.).324—325. «СТИХИ О СТРАСТЕХ ГОСПОДНИХ И О ПЛАЧИ ПРЕСВЯТЫЯ БОГОРОДИЦЫ»[572]
Со страхом мы, братия,[573] мы послушӑем
Божия писания, Господних стрӑстей.
Пророки пророчили за тыся̆щу лет,
Дрўгая сказали — за триста годов,
Рождение, мучение Исуса Хрйста.
Во марте во месяце, во последних днех,
Стрӑстныя[576] недели во пятничной день
Во святом во граде во Иерусалиме
10 Плакала ходила святая Дева.
При ней были трое мироносиц жен.
Во́ грӑде им встречу[577] грядут два жйда.
Восплакала спросила их святая Дева:
15 Возговорят[581] Девӗ два жидовина:
И мы били,[584] мучйли Исуса Христа;
20 В ноги и во длани прибивше гвоздьми,[589]
Венец возложили[590] на глӑву Его;
Исуса копием в ре́бра пробо̆ли́,
Зӗмля обагрися от кровй Его».
25 Услышала глаголы их святая Дева,
Она бысть бес памяти и больше́ часӑ,
Ударилася о́ землю, едва бысть жи́ва.
Жены соблюдали и были при ней.
Застонет, восплачет, в горести речет:
30 «Увы, мать сыра земля, возми мя к себе!
Сыне мой возлюбленный,[593] надежда моя!
Почто не послушал Матери Своей?
Ныне вижу, Сыне, порогаема.[594]
Какое ты дело жидам сотворил?»
35 «О, злыя[595] ругатели, беззаконныя!
За какое вы дело Исуса биете?»
«Вчера не хотела отпустить Тебе.[596]
Волею пойде на крестную смерьть».
«Плачите, рыдайте, солнце и луна,
40 Стоните и плачите, месяц со звездам,
Плачите, рыдайте, вдовы сироты́!
Наставник-Учитель ваш покинул вас всех».
«Сыне мой любезный, надежда моя!
Волею терпи́ши страсть и крестную смерьть.
45 Ныне сердеце мое все терзается,
Составы и плоти разсыпаются,
Кровию устне мои запекаются,
И от горести гортань моя заграждается.
Сыне мой любезный, утеха моя!
50 Почто оставляешь мя едину здесь?
Вкупе бы вкусила с Тобою я смерть.
И кто ныне утешит от горких мя слез?
Ныне Симеоново пророчествие
Збылося, воистинну глаголы его.
55 Ото́ страха великаго и со ужасти
Скрылися, бежали апостоли вси,
Едину оставили мене плакати.
И кто мне ныне, Сыне, поможет в слезах?»
«Архангел Гавриил, помози ты мне.
60 Радость моя велия сам сошел во гроб!»
Застонет, восплачет, в горести речет:
«Увы, мать сыра земля, возми мя к себе!»
Господь проглагола к Матери Своей:
«Любезная Мати, не плачь обо Мне:
65 В третий день воскресну, прославлю тебе,
И твоей радости не будет конца».
У Божией церкви, у царских дверей
На́двое за́веса раздиралася,
Древа под дубравами преклонялися,
70 Камение на́двое распада́лися.
Рыдание слез услышал Господь —
Начали трястися небо и земля,
Солнице и месяц не стали светить
От шеста́го часа́ до девятаго.
75 Со́ страха великаго и со ужасти
Жи́ды вси припа́дали ни́чком на́ землю,
Вне ума лежали четыре часа,
Они же проклятии не покаяли.
За то осудил их Бог во вечную тму.
80 Мучение-мука́м[597] не буде́т конца.
Слышавше мы, братие, вси восплачемся[598]
Страдание, мучение Исуса Христа,
Восплачемся на всяк день и покаемся;
Господь Бог услышит покаяние,
85 За то нам дарует царьствие Свое,
Радости и веселию не будет конца.
326. «СТИХ АЛЕКСИЯ, ЧЕЛОВЕКА БОЖИЯ»
Во славном во Римском во царстве
У богатаго князя Ефимьяна
Не бы́ло у него отродья,
Не́ было ни сына, ни дочери.
5 Во Божию церковь ходили,
Со слезами Господу молились:
«Создай же нам, Господи, отродья,
Подай же нам сына или дочери,
При младости дай нам на утеху,
10 При старости дай нам на оскорбление,
Посли́ смерти души на поминание».
Услышал Господь Бог моление,
Его Ефимьяново прошение —
И мла́дая княгиня понесла́сь.
15 Строчное время на исходе,
Урочныя ча́сы наставали,
Ай родила́ любимаго сына.
Священника в дом приводили,
Ай младенцу имя нарекали,
20 Нарекли ему имя Алексием,
Ай Божиим свет человеком.
Во Божию церковь носили,
По-царьски Алексия окрестили,
Чюден ему крест приложили.
25 Возрос Алексий пяти, шести лет,
Стали его в грамоте учити.
Ему, свету, грамота далась,
Ско́рее того рукописание.
Возрос Алексий лет семнадцати,
30 Поизволил его батю́шко женитце
Во том же во Римском во царстве,
Во том же во царском во роде,
У богатаго гостя Иульяна
На младой княгини Екатерины.
35 В пятницу у их было рукобитье,
В суботу у них было порученье,
В воскресной день — во Божию церковь;
Во Божию церковь ходили,
По церкви Алексия обвенчали.
40 Вышел свет со Божией церкви,
Пришел в белокаменну полату,
Садилсе за сто́лы за дубовый;
Ни хлеба, ни соли не вкушает,
Ни сладких питьев не испивает,
45 Горючии слезы проливает.
Увидел его князь Ефимьяне:
«А о́н же ты сын мой возлюбленной!
Что ты сидиш, свет, кручинен,
Ни хлеба, ни соли не вкушаеш,
50 Ни сладких питьев не испиваеш,
Горючии слезы проливает?
А или́ тебе женитва не по думы,
Мла́дая княгиня не в обыча́й?»
Вышел за стола за дубоваго,
55 Он Господу Богу помолилсе,
Со батюшком, с матушкой распростился,
Пошел свет во теплую ложню;
Да спать Алексий свет не ложилсе,
Он Господу Богу промолилсе.
60 В седьмом часу темны́я нощи
Отруши́л от себя шелков пояс,
Вынял с правой ру́ки злаченой перстень,
Будил свою мла́дую княгиню:
«Ай стань, моя мла́дая княгиня,
65 Мла́дая княгиня Екатерина,
Ай вот тебе ше́лков пояс,
С правой ру́ки злаченой перстень!
Спусти меня за синее море
Ай Господу Богу помолится,
70 За младыи ле́та потрудится».
Ай тута княгиня прослезилась.
Пока она слезы поттерала,
В те́ по́ры Алексия потеряла.
Пошел Алексий путем-дорогой,
75 Пришел свет ко синему морю,
Ко крутому красному бережечку,
К желтому сыпучему песочку,
На тую корабелню нову пристань.
Садился на малыи корабль,
80 Поехал Алексий за синее море.
На́ мори погода подняла́сь,
Снесло Алексия за синее море;
Принесло пот тое Людийское царство.
Пришел он во Божию церковь,
85 Становилсе во церкви во па́перти,
На правой руки́ у престола.
Трудился, молился лет семнадцать.
Ел он, свет, пил не по-многу:
На всякой недели по просфирки,
90 На кажду суботу причащался.
С небес ему глас проглаголал:
«Он же ты, Алексий, человек Божий!
Поди в свое Римское царство;
Отец тебе, мать не спознает,
95 Мла́дая княгиня не узнает».
Вышел Алексий со Божией церкви,
Пошел Алексий путем-дорогой,
Пришел он ко синему морю,
На ту корабельню нову пристань,
100 Садился на малую корабль.
На мори погода подняла́сь,
Снесло Алексия за сине море,
Пот тое под Римское царство,
Ко крутому красному бережечку,
105 Ко желтому сыпучему песочку,
На тую корабелню нову пристань.
Выходил со малаго корабля,
Пошел Алексий путем-дорогой,
Пришел он во Римское царство,
110 Зашел, свет, во Божию церков,
Становилсе во церкви во папе́рти,
Назва́лся он нищенким убогой.
Святая литургия на проходе.
Всех князей, бояр свет пропущает,
115 Князя Ефимьяна задержает,
Главу ко ногам преклоняет,
Слезами он ноги умывает,
Умилно он князю вещает:
«А он же ты, князь Ефимьяне!
120 Построй мне-ка, нищему, келью
Подли своей каменной полаты,
Под свои́ма часты́ма перехо́дми.
Я про твоего сына знаю».
Ефимьян на месте прослезился:
125 «А он же ты, ни́щенькой убогой!
Почем моего сына знаеш?
Я сам своего сына не знаю».
Спроговорил нищенькой убогой:
«В одной с ним пустыни пребывали,
130 За едино с ним Господу молились».
Ай взял Ефимьян нищи и убога,
Свел в белокаменну полату.
Постройли нищему келью
Подли своей каменной полаты,
135 Под свойма частыма переходми,
Дал ему слугу своего келе́ника.
Что сам Ефимиян воскушает,
Ту пищу ко нищему присылает;
Слу́га к нему пищу не приносит,
140 Ко псам тую пищу разливает;
Царьскии сосуды обмывает,
А его, света, помоями обливает.
Он ну́жду с радением принимает.
Проведал он, нищенкой, кончину,
145 Послал он слугу своего, келейника:
«Принеси мне ис торгу́ лист бумаги,
Чернилицу принеси со чернилми —
Мне написать свое рукописанье».
А сходил его слуга-брате-келейник;
150 Принес ему ис то́ргу лист бумаги,
Чернилицу принес со че́рнилми.
Он написал свое рукописанье,
Ай ту да веть нищенькой преставился.
Темьяном и ладаном запахну́л.
155 По всему по Римскому царству
Вси князи, патриархи пометались,
Пошли оны святых мощей искати.
Нигде оны святых мощей не сыскали;
Везде оны святых мощей искали,
160 Пришли оны ко ни́щему в келью —
Ай тут святы мощи сыскали.
Вси ко мощам прилагались —
Никому рукописанье не возда́лось.
Ефимьян сам ко мощам приложилсе —
165 Ему рукописанье читать возда́лось;
Чертаньяв не видит,
В рыдании слова не молвит:
«А он же, сын мой возлюбле́ной!
Зачем мне ранее не сказался?
170 Построил бы я келью не такую —
Выше своей каменной полаты;
Не́ дал бы я слуги тебе келеника,
Я сам бы приносил тебе пищу».
Проведа́ла матушка родная,
175 Течет ко мощам, обмирает,
Власы со главы сорывает,
Одежду на се́бе раздирает.
Проведала мла́дая княгиня,
Течет ко мощам со слезами:
180 «Ты же жених мой обруче́ной,
Обруче́нной жених, богосужде́ной!
Зачем мне-ка ранее не сказался?
В одной бы мы пусты́ни пребывали,
За едино с тобою Богу молились бы!»
185 Его родители родны́и
Построили гробы золотыи,
Крутили в камо́чки крущатыи,
Понесли во Божию церковь;
Шли да несли день семнадцать —
190 Нищи до церкви не допустят.
Ефимьян князь златом россыпает,
По нищей по братии разделяет.
Нищи за злато не принимались,
А вси ко мощам прилагались.
195 Безруким давает свет руки,
Безногим давает свет ноги,
Глухим давал свет прослышание,
Всяки́м странным давал свет здравие.
Всегда, ныне и присно, и во веки веко́м.
Аминь.
327. <ВСТРЕЧА ИНОКА СО ХРИСТОМ>
Иде́т старец ис пустыни,
Приуплака́лся черноризец.
И навстречю ему Господь Бог:
«Ты оп чем же, старец, плачеш,
5 Черноризец, возрыдает?» —
«Как мне, Господи, не плакать
И черноризцу не рыдати?
Уж я млад зело постригся,
Всех я добрых дел лишился:
10 Потерял я златую книгу,
И уронил я ключи от церкви
И во Че́рное во море».
Тут ему сказал Господь Бог:
«Поди, старец, обратися,
15 Со слезами Богу молися.
Я найду златую книгу;
Исушу я Черно́е море
И достану ключи от церкви,
И введу тебя во свой град,
20 И награжду тя, тя своим градом —
Ты живи до скончание века».[599]
328. «СТИХ О АДАМЕ»
Восплачется Адам пред раем седя:
«Раю́, ты раю́, прекрасный раю!
Мене ради сотворено бысте,
Еввы ради раю заключено бысть».
5 Евва согрешила, Адама прельстила,
Закон преступила, Богу согрубила,
Весь род наш отгнала от рая́ святаго,
И свои́ погрузила и во тму помрачила.
Адам вопияше Богу со слезами:
10 «Увы мне грешному, увы беззаконному!
Уже я не вижу архангельскаго гласа,
Уже я не вижу райския пищи.
Боже милостивой, помилуй нас грешных».
Проговорит Евва, Адаму глаголя:
15 «Адаме, Адаме, господине мой!
Не велел нам Бог жити во прекрасном раю́,
Ничтоже вкушати от райския пищи;
Послал нас Господь Бог на трудную землю
Хлеба снедати от потнаго лица,
20 А правдою жити, а зла не творити».
Господь спородился, Адам свободился,
Во Иордане крестился — весь мир обновился.
Братия и други, прибегнем мы в церкви,
Пролием мы горечия слезы
25 И Богу ко вышнему Творцу —
И Он нас избавит от вечныя муки.
Житие временое — слава суетная,
Гордость и зависть наша на сем волном на свете.
Очи наши — ямы, руце наша — грабли:
30 Что очи завидят, то руци заграбят.
Нам дает Бог много — нам кажется мало;
Не можем мы ныне ничем наполнится.
Егда мы умрем, тогда все забудем,
Тела наша будут червям на снедение,
35 Кости наши будут земли на предание,
Души наши пойдут по своим по делам.
Тогда нам не пособит богаство;
Разве нам пособит милостыня наша,
Что нищим давали от праведных тру́дов.
40 Покинем мы гордость, возлюбим кротость,
Накормим алчных, напои́м жадных,
И оде́жем наги́х одеянием своим;
Провадим мы мертвых Божию церковь:
Уже нам с ними последняя дружба.
45 Родителей своих поминаите —
И нас Бог помянет на престоле седя́.
И мы здесь потрудимся во временей жизни —
И тем себе купим небесное царствие.
И ныне, и присно, и во́ веки веко́м. Аминь.
329. «СТИХ О ИСХОДЕ ДУШИ ОТ ТЕЛА»
Человек живет на земли, как трава ростет.
Всяка слава человеча яко цвет цветет.
К вечеру человек в беседе и здрав, и весел седит,
А поутру человек той уже во гробе лежит;
5 Ясны очи помрачились, и язык замолчал,
И все уды онемели, и недвижим весь стал.
Душа с телом раставались как птенец со гнездом:
Возлетает и приходит в незнакомый мир,
Оставляет все житейское попечение:
10 Честь и славу, и богатство маловременное,
Забывает отца и матерь, жену и чад своих
И преселяется во ин век безконечныи,
Тамо зрит лица́ и вещи преужасныя:
Добрых ангел и воздушных духи темные.
15 Вопрошают душу ангели об делах ея,
Не дают ей не малейшаго послабления:
«Ты куда, душе, быстро́ течеш путем своим?
Ты должна здесь в делах своих оправдитися.
Вспомни, как на оном свете во гресех жила;
20 Здесь грехами твоими как сетьми свяжут тя».
Встрепетавши же тут душа воскрычала жалостно:
«Вы помилуйте, помилуйте, добрии ангели,
Не отдайте мя, несчастную, в руки злых духов,
Поведите мя ко Господу милосердому.
25 Я при смерти во делах своих покаялась,
В коих волен милосердый Бог простит меня».
«Вы же что, мои друзи, ближнии сродницы,
Обстояще, гроб и тело лобызаете,
Вы почто меня водою омываете
30 Не омывшагося слезами пред Господем?
Вы почто меня в ризы светлы облачаете
Не облекшагося в ризы брачныя?
Вы почто све́щи надо мною возжигаете,
Не возжегше бо я светильника душевнаго?
35 Вы почто псалмы и песни совершаете,
Не воспел бо я в животе своем песни духовныя?
Что же в церковь со свещами провождаете
Не возжегшаго светильника маслом милости?
Что же в раках с преподобными полагаете,
40 Ихже образу житие не последовах?
Но прошу от вас последняго послужения:
Вы раздайте мое имение нищим страникам;
Их молитвы и слезы теплыя Бог послушает
И подаст для их прошения грехов моих отпущения.[600]
45 За то самы вы от Господа услышите:
„Приидите, благословении Отца Моего,
Вы наследуйте уготованное вам царствие
Со избра́ными святыми, Мне послу́жившими“».
Аминь.
330. «СТИХ НА ВОСПОМИНАНИЕ ГРОЗНЫЯ СМЕРТИ»
Гробе мой, гробе,
Превечный мой доме!
А ты, мое ложе,
По смерти мне гоже.
5 Белы руки сложат,
И во́ гроб положат,
И по́ртом оденут,
И гробом накроют,
И в землю опустят,
10 И перстию посыплют.
И буду лежати,
Гласа ожидати.
Как в трубы вострубят,
Всех мертвых возбудят;
15 И аз пробужуся,
С гробом разлучуся.
А тут две дороги,
Широки и долги,
Во́ век бесконечный —
20 Конца-краю нету.
По тем по дорогам
Многи люди по́йдут.
А моя дорога
Во́ власти у Бога:
25 Как Господь восхощет,
Туды нас и по́шлет.
Хотя я негожа,
Пойду на суд Божий.
Я буду стояти,
30 Ответ помышляти,
Себя укоряти,
Сам плакать-рыдати,
Умильно взирати
На правую страну,
35 Ко светлому раю:
«Ты раю мой, раю,
Прекрасный мой раю!
В тебе не живати,
Святых не видати.
40 Моя душа грешна
По́йдет в муку вечну,
Во́ век бесконечный —
Конца-краю нету».
И ныне, и присно,
45 И во́ веки веко́м.
Аминь.
КАМЕНИХА
Каменева А. Г
LIV. А. Г. Каменева.[601]331. «СТИХ О МИХАИЛЕ АРХАНГЕЛЕ»
[Михайло] Арханьгел
Востру́бит в трубу золотую:
«Ставайте, умершии, из гро́бов
Которыи праведныи души,
5 Ставайте лицом вы на восток-ота
.......... одесную».
КОММЕНТАРИИ
Записи ста́рин и духовных стихов комментируются по сюжетам (произведениям), в алфавитной последовательности их главных персонажей и названий. Данные о каждом тексте содержат его номер и заглавие согласно корпусу текстов, ссылку на источник публикации и сведения о наличии заглавия в источнике, когда он рукописный. Сообщаются значимые дополнительные сведения о тексте, когда они есть перед его началом или после его окончания в рукописи. Далее помещены под буквенными отсылками текстологические примечания составителя. Затем — под цифровыми отсылками — примечания к тексту собирателя (либо — прежнего издателя), иногда — исполнителя и те из примечаний составителя, которые не относятся к помещенным ранее. Затем — паспортные данные о записи: исполнитель, место и время фиксации. Поскольку подавляющее большинство фиксаций осуществлено А. В. Марковым, фамилия собирателя сообщается только при записях, выполненных Б. А. Богословским. Если собиратель указал место жительства исполнителя, отличное от места записи, сведения эти приводятся. Здесь же сообщаются данные о том, от кого или где произведение было усвоено исполнителем (если они не фигурировали уже при общей его характеристике в корпусе текстов). После комплекса сведений о всех записях эпического сюжета приводится библиография его вариантов, записанных другими собирателями и в других местах России. В тех случаях, когда перечень вариантов сюжета был уже опубликован, дается отсылка к этому перечню, дополняемая при необходимости указанием не вошедших в него вариантов. При наличии нескольких опубликованных перечней указываются наиболее полные. В сообщаемых впервые перечнях вариантов духовных стихов в скобках упомянуты скрытые перепечатки. В текстологических примечаниях прямым штрифтом дается текст полевой записи, курсивом — все пояснения к нему. В цифровых примечаниях собирателя или примечаниях издателя (если публикацию, откуда перепечатано примечание, осуществлял не сам собиратель или не только он) цитаты из полевых записей обозначаются кавычками. Условные сокращения, используемые в примечаниях: загл. — заглавие; зап. — запись, записал; изд. — издание, осуществленное собирателем; издат. — издатель; исп. — исполнитель; к. — контаминация; л. — лист, листы; п. з. — полевая запись; приб. — прибавлено; собир. — собиратель; ст. — стих, строка; фр. — фрагмент. Шифр рукописного источника сообщается сокращенно в виде дроби, где числитель — номер папки или коробки в фонде А. В. Маркова, знаменатель — номер единицы хранения. Сокращенные обозначения публикаций при указании вариантов даются на фамилию исполнителя либо на фамилию собирателя или публикатора. Если их более одного — на название публикации. При сквозной нумерации текстов в издании, составляющем несколько томов, номер тома не указывается. При отсутствии в публикации единой нумерации указывается страница, на которой начинается текст. Отсутствие при цифре обозначения страницы («с.») означает, что имеется в виду номер текста.АДАМА ПЛАЧ
328. «Стих о Адаме» (7/1, л. 99—100, с загл.). Переписано из стиховника с Выгострова в дер. Пертозеро 16—17 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 13; Якушкин-1983 492 (Бессонов 658); Варенцов с. 40, 44; Бессонов 632—657, 659—666; Романов с. 378, 379, 380; Ильинский-1906 с. 41; Соболев 37.АКСЕНКО
86. Орсёнко (Аксёнко) (ББ, с. 463—464). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 30 июня 1899 г. (Слышал от крестьян с верхней Мезени). 191. Оксёнышко (3/7, л. 18—20, с загл.). а В п. з.: Микитушка; чернилами над строкой написано: Оксёнышко. б На поле: Ч твердое. в Знак повтора, означающий присутствие здесь союза да, чернилами зачеркнут. Зап. от М. Ф. Кожиной в с. Кузомень летом 1901 г. 248. Оксенко (БННЗ, с. 272—274). Зап. от И. Т. Мяхнина в дер. Гридино в 1905 г. Варианты: Астахова-1951 с. 781—782 (перечень); ПФМ 219.АЛЕКСЕЙ, ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ
121. Алексей, Человек Божий (18/1, л. 16 об. — 21, без загл.). В п. з. перед текстом: (от матери). а В п. з. злачјён. б В п. з. дравацјенную. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. 158. Алексей, Человек Божий (3/1, л. 8—10 об., загл.: «Стих»). а В п. з. далее в скобках: скорее. бВ п. з. уцчить. в На поле далее чернилами: обруцёной? г В п. з. чцитали. д В п. з. Ужы, над строкой чернилами знак вопроса. Зап. от М. С. Лопинцевой в с. Федосеево в июне 1901 г. 170. <Алексей, Человек Божий> (3/3, л. 16—20, без загл.). а В п. з. чернилами над последней буквой проставлено ы, а на поле — знак вопроса. б В п. з. клюцчевой. в В п. з. крепкогво. г В п. з. прохватилсэа. д В п. з. большсиих. е В п. з. слова пропущены. Зап. Б. А. Богословский от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша летом 1901 г. 180. <Алексей, Человек Божий> (3/5, л. 2—5, загл.: «Алексей»). а Это слово чернилами заключено в скобки. б В п. з. мужськогво. в В п. з. конец слова дописан чернилами. г В п. з. было поваравя, исправлено чернилами. д Чернилами три последние буквы зачеркнуты. е В п. з. было пыстынички, исправлено чернилами. Зап. Б. А. Богословский от А. Ф. Гагариной в с. Кандалакша 22 июня 1901 г. 190. Алексей, Человек Божий (3/6, л. 15—19 об., без загл.). а В п. з. не дописано. б В п. з.: бумажшку. в На поле в конце приписано: Шесть недель его по граду несли до кладбища. Исцелял, кто без рук, без ног. Зап. от М. Ф. Кожиной в с. Кузомень летом 1901 г. 204. Алексей, Человек Божий (3/9, л. 2—6, без загл.). а Красными чернилами исправлено: Божьим; в изд.: Божьем. б Начало слова осудариня в п. з. неразборчиво; печатается по изд. в Красными чернилами исправлено: ясвы; так и в изд. г В п. з. шёлков. д Красными чернилами в конце слова приписано й; так и в изд. е В п. з. прочерком обозначен повтор первых трех слов предыдущей строки, далее написано: не знаю; по-видимому, дефект записи, но чернильных приписок или поправок в этой строке рукописи нет; печатается по тексту изд. ж Предлога в в п. з. — нет, он добавлен в скобках в изд. з В п. з. пликладываютце; печатается по изд. Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 274. Алексей, Человек Божий (7/1, л. 219—221, без загл.). а В п. з. строка недописана. б Ниже в п. з. приписано: (Конца не помнит) рукописанье далось одному отцу. Зап. от Авдотьи Петровны в дер. Гридино 1 июля 1909 г. 319. «Алексей, Божий человек» (7/1, л. 41—50, с загл.). а В этом слове в п. з. после ц в скобках ч. б В этом слове после ч в скобках ц. в В п. з. начало строки Я пойду сам зачеркнуто. г В п. з. в этом слове ц(ч). д В п. з. в этом слове ч(ц). Зап. от калики А. Г. Попова из дер. Бабино в Сумском посаде 19 июня 1909 г. 326. «Стих Алексия, человека Божия» (7/1, л. 89—97, с загл.). Переписано из стиховника с Выгострова в дер. Пертозеро 16—17 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 7 (Бессонов 29); Якушкин-1983 294; Якушкин-1986 10; Смирнов с. 30; Попов 1; Варенцов с. 219, 246; Бессонов 28, 30—36; Барсов-1867 4; Можаровский с. 258; Ефименко 10; Колосов с. 173; Добровольский-1903 с. 651, 658; ПРН-1894 с. 6; ПРН-1899 с. 5, 8; Агренева-Славянская с. 105; Боржковский 7; Романов с. 357, 360, 364; Малинка 5; Синозерский 3; Грузинский 2; Дилакторский 1; Чернышев-1900 с. 425, 428; Сперанский-1901 4; Ончуков-1907 1; Рудин 1, 2; Сперанский-1906 3; Петрова-1990 1, 2, 3; Черняева 30, Верхокамье 27; Кастров-1994 9 (фр.), 10 (фр.). ПРПЭ 19, 20 (фр.), 21; Петрова-1998 6, 7; ФС с. 165; Новичкова-2001 8. См. также перечень вариантов: Адрианова с. 230—235.АЛЕША ПОПОВИЧ И СЕСТРА ЗБРОДОВИЧЕЙ
7. Алеша и сестра Бродо́вичей (ББ, с. 68—73). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 93. Алеша и сестра Збродовичей (ББ, с. 476—478). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. Варианты: ДН и АП с. 406 (перечень).АЛЕША ПОПОВИЧ И ТУГАРИН
47. Алеша, переодевшись каликою, убивает Тугарина (ББ, с. 234—238). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 30 июня 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). Варианты: ДН и АП с. 397 (перечень), 44; НЗБ с. 180 (доп. перечень); ФРУ 100, 101; Венедиктов 3, 10; Скрыбыкина 4.АЛЕША ПОПОВИЧ — НЕУДАВШАЯСЯ ЖЕНИТЬБА ЕГО
6. Неудавшаяся женитьба Алеши (9/2, л. 19—20 об., без загл.; ББ, с. 63—68). а В п. з. было це́рьквам, чернилами знак ударения зачеркнут. б В п. з. было Настасьюшко, чернилами последняя буква исправлена. в В п. з. пристреляна, исправлено чернилами. г Это слово в п. з. зачеркнуто чернилами (и в изд. опущено). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 17 июня 1899 г. (Переняла у матери и дяди Ефима). 62. Женитьба Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши (ББ, с. 312—324). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 1 июля 1899 г. (Переняла у деда Василия Леонтьевича; эту старину Г. Л. Крюков называл «мезенской» и говорил, что он слышал ее от прохожего. — Собир.). 112. Неудавшаяся женитьба Алеши (9/3, л. 16 об. — 19 об., без загл.). а В п. з. е и то написаны как два слова, чернилами дополнительно между ними — разделяющий знак (но в изд. напечатано одним словом: ето). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица 24 июня 1899 г. 182. Неудавшаяся женитьба Алеши (3/7, л. 14—14 об., загл.: «Добрыня и Алеша»). а В п. з.: мне (ка). Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 208. Бой Добрыни с Невежею. Неудавшаяся женитьба Алеши (3/12, л. 2—8 об., без загл.) а Три последних слова этой строки и три предшествующих строки в п. з. отсутствуют, печатаются по изд. б В п. з. было солятыват, исправлено чернилами. в В п. з.: ц(ч)истом. г Чернилами за взято в скобки. д В п. з.: говорил (в). е Чернилами три первых слова заключены в скобки. ж На поле: словами; это отнесено к четырем последним словам строки, которые подчеркнуты. Зап. от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. В изд. собиратель дал сводный текст этой былины из трех вариантов, оговорив только два. В примечании к заглавию он писал: «Эта былина была записана несколько лет до нашей поездки — Н. М. Истоминым и вновь — А. В. Марковым. Из записи Н. М. И. взяты след. стихи, выпущенные певицей во второй раз <...> Другие разночтения подведены под текстом. В этой записи нет точного сохранения говора. Некоторые стихи певица выпустила в первый раз, именно <...>». Из сопоставления опубликованного текста с рукописями 3/8, л. 8—13 и 3/12, л. 1 об.—9 об., видно, что А. В. Марков и Б. А. Богословский записывали дважды, а в издании, придерживаясь в основном своей записи, А. В. Марков использовал для дополнений и сносок частично запись Б. А. Богословского, частично — запись Н. М. Истомина, причем ни одна из трех записей не оказалась представлена в этой публикации целиком. В корпусе текстов мы публикуем далее запись Б. А. Богословского, до конца не доведенную, а здесь даем запись Н. М. Истомина. Ее первые 43 стиха А. В. Марковым были скопированы, дальнейший текст восстановлен по разночтениям, приведенным А. В. Марковым на полях и между строк своей записи, а также в выносках до ее начала и после ее окончания (на листах 1 об. и 8 об. — 9 рукописи 3/12). Скурпулезность этих разночтений, где даются различия не только строк и слов, но и отдельных букв, позволяет считать помещенный ниже текст достаточно верным воспроизведением записи Н. М. Истомина. Она не претендовала на вполне адекватную передачу спетого, так как выполнена была под диктовку исполнителя (С. А.). Та же былина, записанная священником с. Варзуги о. Николаем Михайловичем Истоминым 2 года тому назад. Записано со слов, а не пения.Стих (старина)
Во славном граде, стольном Киеве,
У ласкова у князя у Владимира
Не от ветра палаты покачалися,
Не от вихоря ворота открывалися.
5 Заходил в них Добрынюшка Никитич млад.
А за ним зашли князья-то, многи бо́яры.
Вполсы́та они все наедалися,
Вполпьяна́ все напивалися,
Все на пиру порасхвастались:
10 Тот тем хвастаёт, а другой — другим;
Умный хвастат отцом-матерью,
Безумный хвастат золотой казной,
Добрыня хвастат молодой женой,
Молодой Настасьей, дочерью Микуличной.
15 Все на пиру усмехнулися,
Друг на друга на честном оглянулися,
Промежу собой разговор ведут:
«Видно, нечем уж Добрыне похвастати,
Так и хвастает Добрынька молодой женой,
20 Молодой Настасьей, дочерью Микуличной!»
Не ясен сокол с тепла гнезда солятывал,
Не белой кречет с тёпла гнезда сопархивал, —
Соходил ли тут сам Владимир князь;
По гриднице столовой сам похаживат,
25 Такия речи поговариват:
«Вси вы, добры молодцы, расхвастались, —
Мне-ка нечем, княз-Владимиру, похвастати:
Как во далече-далече во чистом поле
Там лётат Нивежа черным вороном;
30 Уж он пишет мне-ка со угрозою,
Кличет-выкликаёт поединщика.
Некого послать мне с Невежей биться-ратиться,
Расчищать дороги прямоезжия,
Постоять на крепких заставушках».
35 Больший-то хоронится за средняго,
А средний туляется за меньшаго;
А от меньшаго Владимиру ответа нет.
Из-за задняго стола-то белодубова
Вышел первый богатырь наш граду Киеву —
40 Еше старый казак Илья Муромець.
Сам по гридьнице столовой он похаживал,
Сам такия речи поговаривал:
«Я тепере недавно из дороженьки,
На заставушках стоял целых двенадцать лет,
45 Дак Невежа, цёрной ворон, не казал мне глаз.
Кабы вилял я Невежу, цёрна ворона,
Пострелял бы я собаку ис туга лука.
Нам послать было Добрынюшку Никитиця:
Он зашшыта будёт граду Киеву,
50 Оборона будёт нашой крепосьти».
Выпивал Добрынька чару зелёна вина,
Не большую пил, не малу — полтора ведра.
Как поконьчили поче́сён пир, пошол с пиру,
Он невесёл пошол и нерадосён.
55 Приходил в полаты в княженецкия.
Как не белая берёзка к земьли клонитц́е,
Не зелёныя листоцьки растилаютц́е, —
Припадат Добрыня к своёй матушки:
«Уж ты вой е́си, матушка родимая,
60 Ты чесна вдова Офимья Олёксандровна!
Ты пошто миня бесцясного споро́дила,
Ай пошьто ты бесталанного отро́дила?
Спородила бы меня ты, ро́дна матушка,
Луцьше маленьким катушим серым камешком,
65 Завёрнула бы меня да в полотёнышко,
Опусьтила в глубину, на дно синя-моря.
Там лёжал бы я о́т веку и до́ веку;
Буйны ветры хоть меня да не завеели,
Добры люди про миня да не забаели;
70 Дак не езьдил бы я да по сьвятой Руси,
Не губил бы я да християньцьких душ,
Не слезил бы я да отцей, ма́терей,
Не вдовил бы я да жон моло́дыих,
Не сиро́тал бы я да малых детушок».
75 Тут спроговорит Офимья Олёксандровна:
«Уж ты гой еси, чадо милое!
Кабы знала над тобой таку незгодушку,
Кабы ведела велико я безвре́меньё,
Не бы так бы тя, дитятко, споро́дила:
80 Спороди́ла бы тебя я, цядо милоё,
Уж я силой в Сьвятогора бы бога́тыря,
Уж я уц́есыо-таланью в Ылью Мурамця,
Уж я сьмелосью в Олёшу бы Поповиця,
Уж походочкой-поступочкой щапливою
85 Я в младого Чурилу сына Пленкова,
Я посадкою-поездкой молодецькою
Я в Поты́ка Михаила да Иванова,
Я походочкой поступоцькой щапливой
Я в Потока Михайла во Иванова
90 Всим житьём-бытьём, именством бы богатеством
Я во мла́дого во Дюка во Сте́панова.
Видно, су́дил Бох изволил тебе так уж жить, —
Зародилсэ в звезду ты в бесцясную!»
Как сряжалсэ наш Добрынюшка Никитичь блат:
95 Уж он платьицё кладёт тако зверинноё,
Садится Добрыня на добра коня,
Поежжат Добрынька ш широка двора.
Праважат его Офимья Олёксандровна,
Праважат, сама да кли́цём кликаёт:
100 «Ой же ты, моя любимая невёстушка,
Молода Настасья дочь Микулична,
Уж ты шьчо сидишь во терими в златом верьхи́,
Над собой разве невзгодушки не ведаёшь?
Закатаитц́е ведь наше красно солнышко,
105 Ай заходит за горы за высокия:
Поежжат Добрыня ш широка двора.
Ты скоци-тко на широкой двор скорёшенько,
Поспроси-ко у Добрыньки хорошохонько,
Он далёко ли едёт, куда путь держит,
110 Скоро ждать ли, дожидать да нам домой велит,
Велит скоро ли в окошоцько посматривать?»
Выходила на широкий двор скорехонько
В одной тоненькой рубашоцьки, бес пояса,
В одных тоненьких цюлоциках, бес цёботов:
115 Забегаёт Добрыньки со бела́ лиця,
Припадала к стремецьку г булатному:
«Ай же ты, моя любимая державушка,
Молодой ты Добрынюшка Никитись блат!
Ты далёко ли едёшь, куда путь дёржишь,
120 Скоро ждать ли, дожидать да нам домой велишь?»
Спрого́ворил Добрынюшка Никитись блат:
«Ой же ты моя любимая семеюшка,
Молода Настасья дочь Микулична,
Когда ты у мня, бедна, стала спрашивать,
125 Дат же я теперь нацьну тебе расказывать:
Как пройдёт тому времени и три года,
Уж ты три года прождёшь да друга три прожди;
Как Добрыня твой назад не изворотитц́е,
Дак втогда тебе, Настасья, воля вольняя:
130 Хоть вдовой сиди, да хоть заму́ж поди,
Хоть за князя поди, хоть за боярина;
Не ходи только за бабьёго натьсмешника,
За судейного за переветника,
Ай за смелого Олёшу за Поповиця:
135 Как Олёша-та собака мне — назва́ной брат;
Ай названой-от брат ведь пачэ ро́дного».
Только видели Добрынюшку как седуцись,
Не видали Добрыньки как поедуцись.
Не дорогой он ехал, не воротамы, —
140 ц́ере’ стену скацёт городовую,
Мимо башню машот наугольнюю,
Уж он з горушки на горушку поскакиват,
Уж он с хо́лма на́ холъм перепрядыват,
Вси он рецьки, озёра перескакиват,
145 Уж он мелкия роздолья промеж ног спушшат.
Куды падали копыта лошадинныя,
Тут оцю́дились колодецьки глубокия.
Уж как де́ницёк за де́ницьком как дожж дождит,
Ай неделька за неделькой как трава росьтёт,
150 Ишше годицек за годицьком как соко́л летит.
Как прошло тому времени и три года,
Поскоре сказать, прошло и ц́елых шесь годов.
Приходил к им Олёшенька Лёвоньтьёвиць,
Приносил к им вестоцьку нерадосьню:
155 Ай убит лёжит Добрынька во цистом поли,
Он головушкой лёжит чрез рокитов кус,
Уж он резвыма ногамы во ковыль-траву,
Руки ноги у Добрыньки поразьмётаны,
Уж как буйна-та головка поразломана,
160 Ясны оци вы́клёвали вороны.
С того нац́ели к Настасьюшки похаживать,
Уж как нац́ели Микулисьню посватывать.
Ишше сватом-то ходит сам Владимер князь,
Свахой ходит Опраксия королевисьня:
165 «Ай тебе ли жить, Настасья, молодой вдовой,
Молодой твой век одной коро́тати?
Ты поди хоть за князя, за боярина,
Хоть за смелого Олёшу за Поповиця».
Она свата дари́т новой шириноцькой,
170 Она сваху дарит другой шириноцькой,
Она сьмелого Олёшу калёно́й стрелой. —
«Исполню я, — говорит, — мужню заповедь,
Проживу тя целых шесть годов,
Исполню я свою женску заповедь,
175 Проживу еще целых шесть годов,
Тогда усьпею еще я взамуж пойти».
Опять деничок за деничком как дождь дождит,
Неделька за неделькой как трава росьтёт,
Годицёк за годицьком как сокол лётит.
180 Прошло опять тому времени шесть годов,
А поскорей сказать — прошло целых двенадцать лет.
Приходил опять Олёшенька Лёвоньтьёвиць,
Приносил опять весточку нерадостну:
Как убит лёжит Добрынька во цисто́м поли,
185 Вси уж костоцьки ёго да порастасканы.
Опять нацели к Настасьюшки похаживать,
Опять стали Микуличну посватывать.
Ишше сватом ходит сам Владимер князь,
Уж как свахой — Опраксия королевесьня:
190 «Ай тебе ли жить, Настасья, молодой вдовой,
Молодой твой век одной коро́тати?
Ты поди хоть за князя, за боярина,
Хоть за сьмелого Олёшу за Поповиця».
Пораздумалась Настасья, порасплакалась:
195 Уж ей силой берут, бедну, неволёю,
Ей не чесьтию берут да не охвотою.
Как веде́тьсе пир у их по третей день,
Ай сёго дни нать ити во ц́ерьковь Божию,
Принимать с Олёшой по злату́ веньцю.
200 Как пошла Настасья ’ широка двора,
Ай садилась Офимья Олёксандровна
’на пот сьветло косисьцято окошецько,
Уж как плакала старушоцька с приче́тиком:
«Ай давно уж закатилось сонцо красноё;
205 Закатаитьц́е, видно, и сьветёл месець!»
Походит Настасья с широка двора.
Как из да́лече, дале́че ис циста́ поля
Выпадала пороха сьнегу белого;
По тому сьнежку, белой порошеньки
210 Уж как едет детина Заоле́шенин.
На ём платьицё тако зьверинноё;
Под им конь-от косматой бытто лютой зьверь.
Не дорогой он едёт, не воротамы,
Ц́ере’ стену скацёт городо́вую.
215 Приежжал к полаты к белокаменной,
Уж он пнул столбы, ворота своим цёботом;
З боку на́ бок столбы все пошатнулисе,
Ай широкия воро́та отворилисе.
Проводил коня да не привязывал,
220 Проходил в полату без докладушок.
Уж он крес кладёт да по-писа́ному,
Ай поклон ведёт он по-уцёному,
Поклоняитц́е на всицётыре сто́роны,
Он старушоцьки кланялсэ особенно:
225 «Уж ты здраствуй, Офимья Олёксандровна!
Ай же ты, Добрынюшкина матушка,
Тебе сын Добрынюшка поклон послал.
Мы сёго дни сь им в вечеру розьехались:
Ай Добрынька поехал ко Царю́граду,
230 Уж как я поехал к граду Киеву.
Говорил мне Добрынька таковы реци:
Есьли судит Бох бывать да в граде Киеви,
Попроведай про родиму мою матушку,
Попроведуй про любимую семеюшку,
235 Молоду Настасью доць Микулисьню».
Ай спрого́ворит Офимья Олёксандровна:
«Ай же ты детинка Заолешенин!
Не тебе бы надо мной да натьсмехатисе,
Не тебе бы досажать победно ретиво́ серьцё.
240 Без угару болит буйна головушка,
Без досады шумит да ретиво́ серьцё.
Приходил к нам Олёшенька Лёвоньтьёвиць,
Приносил к нам вестоцьку нерадосьню,
Шчо й убит лёжит Добрынька во цисто́м поли;
245 Он головушкой лёжит да чрес рокитов кус,
Уж он резвыма ногамы во ковыль-траву;
Руцьки, ножки у Добрыни поразьмётаны,
Уж как буйная головка поразломана,
Ясны оци вы́клёвали вороны.
250 Изсушила я победно ретиво́ серцё,
Тяжелёшенько по сыне своём плакала.
С того нац́ели к Настасьюшки похаживать,
С того нац́ели Микулисьню посватывать:
Уж как сватом-то ходит сам Владимер-князь,
255 Уж как свахой Опракси́я-королевисьня.
Уж ей силой берут, бедну, неволёю,
Ей не честию берут да не охвотою.
Как веде́тц́е пир у их по третей день;
Ай сёгодни пойти нать в ц́ерьковь Божию,
260 Принимать с Олёшой по злату веньцю».
Ай спрого́ворит детинка Заолешенин:
«Говорил мне Добрыня таковы речи:
Велел мне сходить на пир на свадебку,
Тебе он велел взять золоты ключи,
265 Опускаться в погреба глубокия,
Достать мне одежду скоморошную,
Достать мне шубочку кошулечку,
Достать мне сапоженьки зелен сафьян,
Достать мне шляпочку пуховую,
270 Пушистую, ушастую, завесисту,
Да достать гуселочки яровчаты».
Брала Офимья золоты ключи,
А сама говорит таковы речи:
«Кабы был мое чадо милое,
275 Не дал бы тебе надо мною надсмехатися!
Некуда же мне с одеждой......»
И достала одежду скоморошную.
Брал он в руки палицу в сорок пудов.
«Шщобы нас на свадьби не обидели».
280 Он пошол к Владимеру стольне-киевскому.
У дверей стоят тут всё придверьники,
У ворот стоят приворотники, —
Не пропушшают удалу скоморошину.
Уж он брал их за шею, проць отталкивал,
285 Сьмело проходил в полаты в княженецкия.
Как иду́т от дверей придверьники,
Ай иду́т от ворот приворотники,
Ай творят оны велику ёму жалобу:
«Уж ты гой еси, солнышко Владимер стольно-киевский!
290 Ай кака-та уда́ла скоморошина!
Уж он брал нас за шею, проць отталкивал,
Сьмело проходил в полаты княженецкия».
Тут прого́ворит удала скоморошина:
«Здраствуй, солнышко Владимер стольно-киевский,
295 Со своим ты с князём с первобрачныим,
Со своёй княгиной второбрачныя!
Ишше где-ка моё место скоморочноё?»
Испроговорит Владимер стольно-киевский:
«Ай твоё ведь место скоморошноё
300 На брусовой пецьки ды и в за́пецью».
Уж он вэтим местом не обрезгуёт.
Он садилсе на пецьку на брусовую,
Вынимал он гусёлышка ярофцяты,
Уж он клал на колена молодецкия,
305 Уж он нацял струнецьки натягивать,
Уж он нацял по гуселькам похаживать,
Стал на гусёлышках выигрывать:
Уж он и́грыши берёт да со Царя́града,
Ай выи́грыши ведёт до града Киева.
310 Ай стоит Настасья за столом да белоду́бовым,
Худо видит вольный белый свет;
У ей сьлёзы-то скацют из ясны́х оц́ей,
Не в один скоц́или ру́ц́ей — ровно в три руцья:
«Я была как за любимой-то державушкой,
315 У его были ведь эки же гусёлышка,
Уж он так же по гусёлочкам похаживал!»
Ай спрого́ворит Владимер стольне-киевский:
«Ай же ты, уда́ла скоморошина!
Солезай со пецьки со брусовыя.
320 За твою игру за весёлую
Я даю тебе три места три хорошиих:
Ай перво́ тебе место — подле миня,
Ай друго тебе место — супроти́в миня,
Ай третьё тебе место — куда сам похошь».
325 Не садилсэ скоморошина подле́ князя,
Не садился он да супроти́в князя,
Он садилсэ к Настасьи доц́ери к Микулисьни.
Говорил скоморошина таковы реци:
«Уж ты вой еси, солнышко Владимер стольне-киевский!
330 Ты позволь-ко мне-ка налить цярку зелёна́ вина,
Подьнесьти мне цярку, да кому я хоцю,
Кому задумаю, кого пожалую».
Говорит Владимер стольне-киевский:
«За твою игру да за весёлую
335 На моём пиру да шщо ты хошь твори».
Наливал он цярку зелёна́ вина,
Подносил княгине второбрачныя,
Уж он сам говорил да таковы реци:
«Всю ты выпей цяроцьку до донышка;
340 Не допьёшь до дна — так не видать добра».
Как брала Настасья цярку во белы́ руки,
Выпивала цяроцьку до донышка;
Подкатилсэ ей отколи то злат перьстень.
Уж как видит Настасья доць Микулисьня,
345 Шшо й была з Добрынькой в ц́ерьквы Божия,
Принимала з Добрынёй по злату́ веньцю, —
Выходила Настасья из-за дубовых столов,
Она падала Добрыньки во резвы́ ноги:
«Ты просьти миня’ вины да виноватую!
350 Я наказу твоего да не исполнила.
Меня силой берут и неволею,
Не честью берут, не охотою.
Сватом был сам Владимер князь,
Свахой Опраксия королевична».
355 И про́говорит Добрыня Никитичь млад:
«Не дивую твоему я уму женьскому:
Уж как бабей волос долог, а ум ко́роток;
Как дивую я брату-ту названому
Ишше на́ имя Олёшеньки Поповицю.
360 Да ишше дивую князю я Владимеру:
У жива мужа да отымат жону!»
Выбегал Олёша зза столов да белоду́бовых,
Припадает к Добрыне ко резвым ногам:
«Ты просьти миня вины да виноватого». —
365 «Уж как в той вины да тебя Бох просьтит,
А в другой вины я не прошшу тебя,
Что ходил ты к моей матушке родимыя,
Приносил ей весточку нерадостну,
И сушил он победно ретиво́ серьцё».
370 Уж он брал Олёшу за жолты́ кудри;
Водит он его по гри́дине столовыя,
Уж он сам на гусьля́х да выговариват,
А Олёша тут поахиват.
А от буханья не слышно было оханья.
375 Пригодилсэ в бесёды Илья Мурамець;
Захватил Добрыню за белы руки,
Уж он сам говорил да таковы реци:
«Не убей ты за наспрасьнину бога́тыря:
Хоть он силой-то не си́лён, а напу́ском сьмел».
380 Тут Владимеру ко стыду пришло;
Потупил он ясны оци во кирпичен пол.
Брал Настасью Добрыня за белы́ руки.
И встречала Офимья Олександровна:
«Не красное солнышко повызошло,
385 Не мелкия звездочки разсыпались, —
Пришол Добрыня на широкий двор!»
Остался Олёша Леонтьевич,
Садилсэ покрай лавочки брусовыя,
Уж он сам говорил таковы реци:
390 «Всякий на сьвети женитц́е,
Да не всякому женидба издаваитц́е:
Издалась женитьба Ставру́ сыну Годе́нову
Да мла́дому Добрынюшки Микитицю».
АЛЕША ПОПОВИЧ ОСВОБОЖДАЕТ СЕСТРУ
64. Алеша освобождает из плена сестру (ББ, с. 329—334). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у деда Василия Леонтьевича и у покрученников с р. Мезени; пели одинаково). Варианты: ДН и АП с. 412—413 (перечень); НЗБ с. 180.АЛЕША ПОПОВИЧ УБИВАЕТ ТАТАРИНА
129. Алеша Попович убивает татарина (ММБ-1, с. 31—32). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. (Переняла у дочери Марфы, которая, в свою очередь, заучила от работника Ортемия, родом из Мезенского края). Вариант: Крюкова 30.АНИКА-ВОИН
25. Оника-воин (9/1, л. 3 об. 4, без загл.). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 4 июля 1899 г. (Переняла у матери). Варианты: Варенцов с. 110, 118, 120; Рыбников 89 (проза), 212, 213; Бунаков с. 92; Барсов-1867 5; Гильфердинг т. 1, с. 700; Агренева-Славянская с. 124; Григорьев 7, 315, 318; Афанасьев с. 288 (проза); ПФМ 251; Черняева 19; Петрова-1998 21.БОГОРОДИЦЫ СОН
162. Сон Богородицы (3/2, л. 15—15 об., без загл.), а Последняя буква приписана чернилами. б В п. з. плачць. в После текста в скобках карандашом: Запрестольна пресьвята Богородиця. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 264. Сон Богородицы (7/1, л. 187, с загл.). а В п. з. место этих слов не заполнено, но нет прочерка, обозначающего повтор написанного выше. Зап. от И. Ф. Горшковой и П. И. Ивановой в дер. Гридино 6 июля 1909 г. 270. Сон Богородицы (7/1, л. 161—163, без загл.). Зап. от П. И. Ивановой в дер. Гридино 2 июля 1909 г. 289. Сон Богородицы (7/1, л. 157, с загл.). а На поле в п. з. знак вопроса и инициалы собирателя: АМ. Зап. от двух девочек, обе Александры, в дер. Гридино 1 июля 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 37; Якушкин-1986 11, 39 (Бессонов 615); Попов 5; Варенцов с. 48; Бессонов 605—614, 616—620, 621—631 (проза); Барсов-1867 2; Можаровский с. 299; Ефименко 4; Добровольский-1903 с. 672, 673, 674, 676, 677; Добровольский-1905 с. 332; ПРН-1894 с. 3; Агренева-Славянская с. 88 (к.); Сперанский-1901 10; Ильинский-1906 с. 35; Максимов с. 88; Озаровская с. 88; Петрова-1990 19; ВС с. 236, 237; Петрова-1998 23; ФС с. 155.БОРИС И ГЛЕБ
131. Князь Владимир и его сыновья (ММБ-1, с. 22—25). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: Киреевский-1848 6; Якушкин-1860 с. 31; Бессонов 140—152; Добровольский-1903 с. 669; Романов с. 337, 338, 340; Верхокамье 25; Петрова-1998 20.БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ И ИХ СЕСТРА
27. Братья-разбойники и их сестра (ББ, с. 159—163). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 30 июня 1899 г. (Переняла у жены своего дяди — «дедьны» — Матрены Киприяновны, родом из Ку́зомени). 114. Братья-разбойники и их сестра (9/3, л. 6—7 об., без загл.). На поле помета собирателя (л. 6): вместо оть они пели о. Поправить при переписке! Соответствующие поправки, сделанные в п. з. чернилами, приняты без оговорок. Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица 23 июня 1899 г. 146. <Братья-разбойники и их сестра> (3/14, л. 5 об. — 7 об., загл. чернилами: «Вдова и разбойники»). а Чернилами в п. з. переправлено: сибе. б В п. з. накладовал: буква ы переправлена чернилами. в В п. з. юноыша. Неточная беловая копия: 3/4, л. 1—4. Зап. Б. А. Богословский от Д. А. Поповой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 168. Братья-разбойники и их сестра (3/2, л. 1, без загл.). Зап. от Е. В. Гришановой (из с. Шуньги) в с. Федосеево в июне 1901 г. 185. Братья-разбойники и их сестра (3/7, л. 12 об. — 14, без загл.). а В п. з. было Настасья, последняя буква исправлена красными чернилами. б В п. з. выъ. Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 241. <Братья разбойники и их сестра> (13/19, л. 76—78, без загл., беловик). а В ркп. буква я карандашом подчеркнута, над ней карандашом и. б В ркп. (с)секли. Зап. в с. Поной летом 1903 г. Варианты: Астахова-1951 с. 71—702, 809 (перечни); Иваницкий 574, 575; БПЗБ 39, 114, 120, 132, 138, 152, 155, 156, 158; ЛН с. 186, 385; Черняева 14; Якушкин-1986 36; РЭПС и ДВ 106, 239, 240; Славянина 11; ФРНП 56; Багизбаева с. 184; Дмитриева с. 45; ПРПЭ 17, 18; Кастров-1998 4—6; ФС с. 145; Кастров-2001 8, 9.ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ
52. Василий Богуславьевич (9/1, л. 31 об. — 42 об., без загл.). В п. з. перед текстом: Пели и в Чаваньге, по как-не помнит (выучилась здесь в Золотице). а—б Начало строки чернилами заключено в прямые скобки, внизу чернилами написано: пропустить; в изд. эти слова были опущены. в То же, внизу чернилами: выпустил. г Под этой строкой в скобках неразборчиво написанная ремарка исполнителя, чернилами перечеркнутая. д В п. з. новородьскима. е Эта ремарка зачеркнута чернилами. ж Начальные два слова чернилами заключены в прямые скобки, внизу чернилами написано: выпустил; в изд. эти слова были опущены. з Начало строки синим карандашом заключено в скобки, внизу написано: пропустил; в изд. эти слова были опущены. и В п. з. цјелу. к Это слово чернилами заключено в скобки, наверху чернилами написано: проп.; в изд. оно было опущено. л Начало строки чернилами заключено в скобки и зачеркнуто; в изд. оно было опущено. м Чернилами ы переправлено в у, в скобках внизу приписано: см. выше; в изд. у. н Под этой строкой карандашом приписано в скобках: двенадцать престолов; см. ниже; в изд. слово престолов вставлено вместо слов во церквы, а двенадцеть — вместо слова ведь. о Под двумя чертами в п. з.: убавишь или прибавишь — таковы́е про́кляты (в содержании старин). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 29 июня 1899 г. (Переняла от покрученников, приходивших в Золотицу с Мезенского берега). 256. Василий Буславьевич (7/1, л. 272—273, 275, с загл.). а В п. з. фраза недописана. б Три фразы собирателем опущены, но в п. з. для них оставлено место; текст восстанавливается как повтор предыдущего. Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Гридино 5 июля 1909 г. Варианты: НБ с. 362 (перечень), 6, 11, 15; НЗБ с. 188 (доп. перечень); Домановский с. 282; БП 249.ВАСИЛИЙ И СОФЬЯ
273. Василий и Софья (7/1, л. 164—165, загл.: «Старина»). а В п. з. ц́еть три написано над строкой. б В п. з. слово написано поверх ошибочного прочерка. Зап. от П. И. Ивановой в дер. Гридино 2 июля 1909 г. Варианты: Астахова-1951 с. 708—709, 809 (перечни); Бессонов, вып. 1 с. 699; Черняева 10; Кастров-1998 1—3; ФС с. 120.ВАСИЛИЙ ИГНАТЬЕВИЧ
77. Василий (Игнатьевич), пьяница (ББ, с. 409—414). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 30 июня 1899 г. (Перенял у старика Мухи, родом с верхнего течения Мезени, умершего более 20 лет тому назад.) 141. Василий (Игнатьевич) пьяница (3/15, л. 14 об. — 16, с загл.). а В п. з. перед этим местоимением: Она; это слово чернилами заключено в скобки и в изд. опушено. Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: УС и ВГБ с. 290—291 (перечень); ПРПЭ 9; Новичкова-1998 с. 366.ВАСИЛИЙ КАЗИМИРОВИЧ
138. Дунай (Василий Казимирович) (9/6, л. 1—5 об., загл.: «Батый»). а В п. з. описка: пейду. б В п. з. описка: красных. в В п. з. описка: кололевския. г Над строкой карандашом в скобках буква л между а и т: Ба(л)тырину. д Далее одно короткое слово в п. з. неразборчиво; в изд. оно опущено. е В п. з. за старого; рядом чернилами: (старой год?); в изд.: старой год. ж В п. з. ь чернилами перечеркнут, в изд. опущен. з Чернилами в п. з. в зачеркнуто, нет его и в изд. и Чернилами исправлено: тих; так и в изд. к В п. з. пяетьсот. л В п. з. по окончании текста: шаба́ш. Зап. Б. А. Богословский от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: УС и ВГБ с. 287 (перечень).ВАСИЛИЙ КЕСАРИЙСКИЙ
147. Василий Кесарийский (ММБ-1, с. 13—15). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: Якушкин-1983 503 (Бессонов 577); Якушкин-1986 4 (Бессонов 576); Бессонов 572—575, 578; Ефименко 11; Добровольский-1903 с. 665; Романов с. 333, 334; Грузинский 3; Успенский с. 179; Лапшин с. 182; Чернышев с. 430; Ончуков-1907 12; Кастров-1994 18 (фр.).ВДОВА, ЕЕ ДОЧЬ И СЫНОВЬЯ-КОРАБЕЛЬЩИКИ
28. Вдова, ее дочь и сыновья-корабельщики (ББ, с. 163—164). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 4 июля 1899 г. (Переняла у девочки Федоры, лет 12; она была родом из Чапомы́, но жила в Чаваньге в няньках). 186. Вдова, ее дочь и сыновья-корабельщики (3/7, л. 5 об. — 6 об., без загл.). Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 242. <Вдова, ее дочь и сыновья-корабельщики> (13/19, л. 8—10, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. Варианты: Чернышев-1936 с. 255—256 (перечень); Киреевский НС, ч. 2 2150; Крюкова 85; БС-1993 5 (с. 25 — перечень); БС-1996 1—3; РФХ с. 293; ФС с. 147.ВОЗНЕСЕНИЕ
117. <Вознесение> (18/1, л. 2—3, без загл.). В п. з. перед текстом: У дедушки Ефима. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. 169. Вознесение (3/3, л. 4, об. — 5, без загл.). а В п. з. ноцчи. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша в июне 1901 г. 269. Вознесение Христово (7/1, л. 159—160, с загл.). а В п. з. этот стих вписан между строк. Зап. от П. И. Ивановой в дер. Гридино 2 июля 1909 г. 310. Вознесение Христово (7/1, л. 72—74, с загл.). Зап. от Н. М. Дементьевой в с. Вирьма 19 июня 1909 г. Варианты: Якушкин-1860 с. 41; Варенцов с. 59, 61, 62, 65; Бессонов 1, 2, 420, 421; Барсов-1867 21 (к.); Барсов-1873 с. 597; Ефименко 1; Ляцкий-1894 5; Добровольский-1903 с. 678; ПРН-1894 с. 4; ПРН-1899 с. 3; Романов с. 382, 383; Онучков-1907 13; Соболев с. 27 (к.); Соколовы 68; Озаровская с. 79; Петрова-1990 10, 11; БФФ 14; Дмитриева с. 46; Никитина с. 33; Кастров-1994 6, 7 (фр.); Кастров-1998 11; Петрова-1998 4, 5; ФС с. 156.ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ
51. Волх Святославьевич (Всеславьевич) (9/1, л. 42 об. — 48, без загл.). а Эта строка и две предыдущих в п. з. чернилами заключены в скобки и перечеркнуты; в изд. они были опущены. б Чернилами последние два слова в п. з. зачеркнуты, а в помещенной под строкой в скобках ремарке исполнительницы зачеркнуты скобки; в изд. эта ремарка была вставлена в строку на место зачеркнутых слов. в В п. з. этот стих ошибочно находится после стиха 69. г В п. з. под строкой было приписано в скобках: или сто? пудов; чернилами эта приписка зачеркнута, рядом помета: (ср. ст. 16). д Чернилами вставлено второе и в конце слова златорогим, а слово то зачеркнуто. е Чернилами второе ту зачеркнуто, затем восстановлено; в скобках приписано: член при местоим.! Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 29 июня 1899 г. (Переняла от покрученников, приходивших в Золотицу с Мезенского берега). Варианты: УС и ВГБ с. 291 (перечень); Черняева 5.ВСТРЕЧА ДВУХ КУПЦОВ В КАБАКЕ
55. Встреча двух купцов в кабаке (ББ, с. 280—281). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича).ВСТРЕЧА ИНОКА СО ХРИСТОМ
119. <Встреча инока со Христом> (18/1, л. 9—11, без загл.). В п. з. перед текстом: У казачихи, годов 30, из с. Те́трины (напев — Солов. монастыря). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. 148. Встреча инока со Христом (ММБ-1, с. 15—17). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 298. «Стих о некоем пустыннике старце. Зело полезно» (7/1, л. 147, с загл.). 1 Все стихи, кроме 1, 9, 23, повторяются. (Собир.). Скопировано из рукописи А. И. Труфановой в с. Сорока 25—26 июня 1909 г. 327. <Встреча инока со Христом> (7/1, л. 98, без загл.). Переписано из стиховника с Выгострова в дер. Пертозеро 16—17 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 40, 43, 44; Варенцов с. 183, 185, 186; Рождественский 23, 120; Можаровский 1; Ефименко 7; Добровольский-1903 с. 687, 688 (два текста); Онучков-1907 16; Соболев 40.ГЛЕБ ВОЛОДЬЕВИЧ
50. Князь Глеб Володьевич (ББ, с. 251—255). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 4 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). 80. Князь Глеб Володьевич (ББ, с. 429—433). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 15 июня 1899 г. Варианты: Астахова-1938 15; Крюкова 79; НЗБ с. 190.ГОЛУБИНАЯ КНИГА
53. Голубиная книга (9/1, л. 4 об., 6—8 об., 10, загл.: «Старина»). В п. з. перед текстом: Слышала от мезеньцей, от покойной Марфы старушки, которая жила в кельях Онуфриевского скита (на Терском тоже пели, но она не помнит); поетьце на стариньской голос. а В п. з. два последних слова этой строки приписаны под строкой в скобках, а следующая строка написана как ее продолжение; чернилами скобки зачеркнуты и проведено разделение строки на две. б После этой строки чернилами в скобках: так поправить; в изд. строка была помещена перед предыдущей. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 27 июня 1899 г. Варианты: КД с. 208; Киреевский-1848 11; Якушкин-1986 5 (Бессонов 88); Надеждин с. 34 (Варенцов с. 16; Бесссонов 91); Варенцов с. 11, 17, 229; Бессонов 76—87, 89—90; Барсов-1867 3; ПРН-1894 с. 19; БРМЭ 121; Агренева-Славянская с. 96; Романов с. 287, 290, 295, 298; Чернышев-1900 с. 433; Григорьев 88, 199, 207, 210, 260, 283, 325, 366, 388; Бурцев с. 98; Ончуков-1904 56, 78; Добровольский-1905 с. 332 (к.); Отто с. 12 два варианта (Варенцов с. 19, 30); Оксёнов с. 304; ФРУ 115—118; Балашов с. 139 (фр.); Белоусов с. 41; Черняева 54; Кастров-1994 2 (фр.), 3; Петрова-1998 1, 2 (фр.); Новичкова-2001 9.ГОРЕ
26. Горе (ББ, с. 158—159).я Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. (Переняла у своего двоюродного брата, племянника матери, родом из с. Стрельны). Варианты: Отто с. 31 (Варенцов с. 127, 130); Рыбников 22, 48, 187; Гильфердинг 90, 177; Михайлов 3; Григорьев 357, 406; Крюкова 90.ДАНИЛО ЛОВЧАНИН
48. Князь Борис Романович (Данило Ловчанин) (ББ, с. 238—242). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 16 июня 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). Варианты: НЗБ с. 186 (перечень); Киреевский. Вып. 3 с. 28, 32; Крюкова 62; ПФМ 233.ДВА ЛАЗАРЯ
118. <Два брата Лазаря> (18/1, л. 21—23 об., без загл.). В п. з. перед текстом: От матери. а В п. з. попривѣтливѣе, исправлено чернилами. б В п. з. мою — явная описка или обмолвка. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 4 июля 1899 г. 157. Два брата Лазаря (3/1, л. 10 об. — 11 об., загл.: «Стих»). а В п. з. далее сада в скобках (проставленных карандашом, но позже). Зап. от М. С. Лопинцевой в с. Федосеево в июне 1901 г. 203. <Два брата Лазаря> (3/8, л. 20 об. — 23 об., без загл.). а В п. з. на поле красным: = хвороба. В п. з. миеня. Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 301. Про Лазаря (7/1, л. 117—121, с загл.). а В п. з. эта строка вписана между строк позже. б В п. з. јим. в Строка написана сбоку; далее зачеркнута строка: Тут лёжал Лазырь у ворот аки гной. г В п. з. колесниц(ч)ю. д В п. з. есть ряд мелких поправок, сделанных в процессе записывания, — вероятно, при сверке путем чтения текста записи исполнителям. Зап. от Я. С. Королева и С. И. Крайного из с. Конёво в с. Шижня 26 июня 1909 г. 305. Два брата Лазаря (7/1, л. 111—112, без загл.). В п. з. перед текстом: От калик. а В п. з. ц́(ч)есью. б В п. з. под строкой: (далее не помнит). Зап. от М. А. Смагиной в дер. Сухой Наволок 22 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 10; Смирнов с. 26; Якушкин-1860 с. 44; Якушкин-1983 285, 396; Якушкин-1986 14; Попов 2; Варенцов с. 66, 71, 73, 212; Бессонов 19—26; Барсов-1867 8; Барсов-1873 с. 598; Ефименко 8; Добровольский-1903 с. 646, 648; ПРН-1894 с. 13, 15; ПРН-1899 с. 26, 29, 31; Агренева-Славянская с. 99; Михайлов 1; Романов с. 341, 345, 349, 352, 353; Сперанский-1901 5; Сперанский-1906 4; Малевич с. 109; Соболев с. 31, 33; Фридрих 638 (два варианта); Петрова-1990 5—7; Черняева 29, 39, 52; Новиков с. 36; Верхокамье 29; Резниченко 1; БФФ 16 (Кастров-1994 17); Кастров-1998 9 (фр.); Петрова-1998 17—19; ФС с. 170.ДМИТРИЙ КНЯЗЬ И ЕГО НЕВЕСТА ДОМНА
33. Князь Дмитрий и его невеста Домна (9/1, л. 8 об. — 9, 11—12, без загл.). а—б Чернилами в п. з. эта часть строки заключена в скобки; в изд. вся строка опущена, а последнее слово ее присоединено к предыдущей строке. в В п. з. куницјеми. г В п. з. лисицјеми. д В п. з. птицјеми. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 27 июня 1899 г. (Переняла у матери). 177. Князь Дмитрий и его невеста Домна (3/3, л. 6 об. — 8 об., без загл.). а В п. з. пригож да было написано дважды, повтор чернилами зачеркнут. б В п. з. сшковала. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша в июне 1901 г. 189. Князь Дмитрий и его невеста Домна (3/7, л. 8—10, загл.: «Князь Митрей»). Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 243. <Князь Дмитрий и Домна> (13/19, л. 11—16, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 278. Князь Дмитрий и его невеста Домна (7/1, л. 216—218, без загл.). а В п. з.: равнониже по поясуа. б В п. з. оставлено место для первых слов, но нет прочерка, обозначающего повтор написанного выше. в В п. з. оставлено место без обозначения повтора. г В п. з. ниже зачеркнутая строка: Тут и смерть себе придала. Зап. от Авдотьи Петровны в дер. Гридино 1 июля 1909 г. 315. Князь Дмитрий и Домна Александровна (7/1, л. 67—68, без загл.). Зап. от Н. М. Дементьевой в с. Вирьма 19 июня 1909 г. 323. Князь Дмитрий и его невеста Домна (7/1, л. 22—23, загл. «Стих»). а Эти два слова в п. з. написаны над зачеркнутыми Васильевна бросилась. б В п. з. сбоку приписано: v. Рець — погово́ря корельская. в Эти три слова написаны над зачеркнутыми Отпусьти свою дочь. г Далее в п. з. зачеркнуты две строки:Те послы со двора не сошли,
А други послы на двор зашли.
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ — БОЙ ЕГО И АЛЕШИ С ТАТАРИНОМ
63. Бой Добрыни и Алеши с татарином (ББ, с. 324—329). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у покрученников с р. Мезени). Варианты: УС и ВГБ с. 287 (перечень).ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ — БОЙ ЕГО С ДУНАЕМ
99. Бой Добрыни с Дунаем (ББ, с. 505—507). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. Варианты: УС и ВГБ с. 288 (перечень); Новичкова-1998 с. 358.ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ — БОЙ ЕГО С ИЛЬЕЙ МУРОМЦЕМ
46. Бой Добрыни с Ильей Муромцем (ББ, с. 230—234). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). 71. Бой Добрыни с Ильей Муромцем (9/3, л. 34—38 об., IV, без загл.). а Чернилами в начале строки зачеркнуто А. б Чернилами ё переделано из о. в Чернилами добавлен апостроф. г Чернилами в этом слове зачеркнуты две последние буквы; они опущены в изд. Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 22 августа 1898 г. 108. Бой Добрыми с Ильей Муромцем (ББ, с. 536—539). Зап. от И. П. Прыгунова в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. 150. Бой Добрыни с Ильей Муромцем (ММБ-1, с. 53—56). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: УС и ВГБ с. 285 (перечень).ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ — ЖЕНИТЬБА ЕГО
72. Женитьба Добрыни (8/6, л. 14—17, без загл.). а В п. з. строка не дописана. б В п. з. пропущено. в Чернилами с Добрыней в п. з. зачеркнуто и в изд. опущено. г В п. з. чернилами обозначена перестановка слов: ей Добрыня, что и осуществлено в изд. Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 23 августа 1898 г. Варианты: ДН и АП с. 395 (перечень); НЗБ с. 176 (доп. перечень); Крюкова 26.ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И ЗМЕЙ
5. Добрыня и змея (9/2, л. 4 об. — 8, без загл., «протяжно»). а В п. з. поверх слова все чернилами знак вопроса; в изд. слово опущено. б В слове испускал второе с вставлено чернилами: выправлена описка п. з. в В п. з. дворю с пометой собирателя: М. б. описка вм. дворцю; в изд. описка исправлена. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 17 июня 1899 г. (Переняла у матери). 73. Добрыня и змея (9/3, л. 27 об. — 34, без загл.). а В п. з. пропуск после слова князей, в изд. перед этим словом напечатано всих; принимая добавление собирателем пропущенного слова, помещаем его на свое место, согласно п. з. б Эта строка в п. з. находится дважды: первый раз, ошибочно, — после слова великия; чернилами заключена там в скобки (и в изд. опущена). в Чернилами эти два слова в п. з. зачеркнуты и в изд. опущены. г Чернилами первая буква исправлена на О (так же и в изд.). д Чернилами и переправлено в е (так же в изд.). е Вписано в п. з. между строк. ж Эта строка и предыдущая в п. з. приписаны на нижнем поле; помещены согласно порядку строк в изд. з Чернилами у переправлено в о; так и в изд. и Так в п. з. и в изд. к Строка приписана в п. з. на нижнем поле; помещена согласно изд. л Далее в п. з. — явно ошибочный повтор текста у спутавшегося исполнителя:Как отсек-то Добрыня змеи-то двенадцать больших хоботы
Да одел он свое все платье цветное,
Он послушал.
Притянул он,
Хочет секчи змее буйну голову.
Тут змея да возмолилася.
ДУНАЙ
9. Дунай сватает невесту князю Владимиру (9/1, л. 16 об. — 20 об., без загл.). а Скобки (круглые) в п. з. карандашом, но проставлены позже написания слова. б В п. з. написано слитно щобыло, две последние буквы чернилами отделены двумя вертикальными линиями, над строкой чернилами знак вопроса (в изд.: щобы было). в В п. з. попивал, чернилами переделано в выпивал (так и в изд.). г В п. з. ляхиминьской, испр. чернилами. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 27 июня 1899 г. (Переняла у матери). 10. Женитьба Дуная (9.1, л. 12—13 об., 15—16 об., без загл.). а В п. з. росхасталась; чернилами вставлено в и помечено в скобках: по предыдущему. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 27 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 75. Дунай (ББ, с. 389—401). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 13—14 июня 1899 г. 109. Дунай (ББ, с. 540—547). Зап. от М. С. Точиловой в с. Верхняя Зимняя Золотица 23 июня 1899 г. 164. Дунай Иванович (3/2, л. 2—6, без загл.). а Слово подчеркнуто чернилами. б В этом слове цч. в В этом слове чц. г В этом слове не приписано чернилами. д В этом слове ч подчеркнуто, над строкой приписано: твердое. е В этом слове шс. ж Второе е чернилами написано вместо и. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 175. Дунай Иванович (3/3, л. 9—16, загл.: «Дунайка»). а В п. з. в этом слове цч. б В п. з. в этом слове чц. в В п. з. зычцьным. г В п. з. вместо этих строк пропуск, дано обозначение повтора. д В п. з. пробудитцеэ. е В п. з. вместо этой строки: и т. п. ж Далее обозначен повтор. Зап. Б. А. Богословский от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша летом 1901 г. 192. Дунай Иванович (3/7, л. 20 об. — 23, загл.: «Дунай», до стиха 137 включительно; далее — 3/6, л. 20—22 об.). а Далее в п. з. — ошибочно повторенные исполнительницей строки 107 и 108 (о бровях и очах — без слова были); они зачеркнуты красными чернилами. б В п. з. эта строка подчеркнута; на поле против нее — цифра 2), а после строки 177 на поле такая же цифра 1); после нее зачеркнутое начало строки: Ишше эты коро...; далее — косой крест; печатается без учета этих помет, в соответствии с передачей текста в изд. в В п. з. эта строка и следующая отмечены вертикальной чертой, на поле против этой строки написано: словами. г В п. з. между этой строкой и следующей написано: словами. Зап. от М. Ф. Кожиной в с. Кузомень летом 1901 г. 196. Дунай Иванович (3/11, л. 4 об. — 5 об., загл. чернилами: «Дунай»). а В п. з. купцчей. 217. Дунай Иванович (3/9, л. 13 об. — 23, без загл.). а В этом слове в п. з. после шипящего ё, печатается согласно изд. б В п. з. кашаёшь, над строкой у? карандашом; в изд. исправлено. в В п. з. потонцы, над строкой у? карандашом; в изд. исправлено и добавлен в начале предлог в в скобках. г Красными чернилами конечное о исправлено в а; так и в изд. д В п. з. садили дозры; описки исправлены карандашом (сь?) и красными чернилами; в изд. исправлено. е Красными чернилами изменен порядок последних букв: амы; так и в изд. ж Красными чернилами вычеркнуто второе б; так и в изд. з Красными чернилами последняя буква исправлена на у; так и в изд. и В п. з. в этом слове цч. к Красными чернилами переправлено на в люби; так и в изд. л Красными чернилами исправлена описка; вставлена пропущенная буква к; так и в изд. м Первая буква карандашом подчеркнута, на поле: к?; в изд.: котельнюю. н Красными чернилами изменено: убежал; так и в изд. о Отчество карандашом подчеркнуто, на поле — знак вопроса. п Последние две буквы карандашом подчеркнуты, на поле: ть? Зап. Б. А. Богословский от М. Ф. Приданниковой в с. Варзуга летом 1901 г. 245. Дунай Иванович (БННЗ, с. 167—174). Зап. от И. Т. Мяхнина в дер. Гридино в 1905 г. 265. Дунай и Настасья (7/1, л. 195—197, без загл.). а Строка в п. з. недописана. б В п. з. для этих двух слов оставлено место. в В п. з. над этим словом: Еленушка. г Далее в п. з. оставлено место для двух строк, ниже — зачеркнутые строки:Зыцьным голосом да во всю голову,
Во фсю гортань да молодецкую.
ДЮК СТЕПАНОВИЧ
15. Дюк (ББ, с. 101—109). а В изд. эта строка, несомненно, пропущена, что видно из общего содержания, знака препинания в конце предыдущей строки и пропуска в общем счете строк. Она мной восстановлена предположительно на основе последующего текста. (С. А.). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 29 июня 1899 г. (Переняла у матери, которая «век пела» эту старину). 101. Дюк (ББ, с. 515—518). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. 113. Дюк (9/3, л. 9 об. — 12, без загл.). а Чернилами то исправлено на та и над строкой приписано чернилами ведь. б Эта строка и предыдущая в п. з. чернилами перечеркнуты (и в изд. не включены). в В п. з. глупоё; печатается по изд. и согласно пояснению собирателя в п. з. на л. 6 (см. — при № 114). г В п. з. неразумноё; печатается аналогично предыдущему. д Далее в п. з. зачеркнутый синим карандашом предлог в. е В этой строке и в предыдущих — 83, 84, 86—88, записанных сокращенно, опущенные слова восстановлены на основе аналогичных строк выше и согласно изд. Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица 23 июня 1899 г. 140. Дюк Степанович (3/4, л. 9 об. — 20, загл. чернилами). а В п. з. над строкой в середине карандашом написаны слова: лямочки было, без обозначения вставки. б В п. з. не написано карандашом позже над строкой со знаком вопроса и обведено карандашом. в В п. з. жёной. г В п. з. шёлковоё. д В п. з. несчётно. е В п. з.: А да унас крычала, очевидно, слуховая ошибка собирателя; в изд.: А крычала. ж В п. з. запусьтите как; печатается согласно изд. з В п. з. описка: цетное. и В п. з. это слово неразборчиво, можно прочесть го-ть; печатается согласно изд. к В п. з. да это такого. л В п. з. да ступите-ко; печатается согласно изд. м В этом слове д восстановлено чернилами. н В п. з. ено; печатается согласно изд. Зап. Б. А. Богословский от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 198. Дюк (3/11, л. 9—13 об., загл. чернилами). а В п. з. на поле, почерком А. В. Маркова: Следует описание Дюка: «плетка в полтораста рублей». б В п. з. И. в В п. з. рете, над строкой ы? г В п. з. бартате, над строкой х? д В п. з. железу, над строкой ы? е В п. з. послают, над строкой ы? ж В п. з. туду, над строкой а? з Эта строка и следующая в п. з. опущены, но чертой на поле обозначена отсылка к предыдущим строкам (55—56). и В п. з. над строкой ведут? к В п. з. здрасвуюй, чернилами ю зачеркнуто. л Повтор этого слова не обозначен чертой, как повтор трех предыдущих слов, но проставлен знак, позволяющий полагать, что он является обозначением повтора. м В п. з. Чирило, исправлено чернилами. Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 212. «Про Дюка Степанова» (3/8, л. 18 об. — 20 об., с загл.). а В п. з. кивськой. б В п. з. помелышко, исправлено красными чернилами. в В п. з. цчесна. г В п. з. хоцчитце. Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом1901 г. Варианты: Астахова-1951 с. 742, 809 (перечни); НЗБ с. 182—183 (доп. перечень); Черняева 8, 18, 23; ФРУ 112; Венедиктов 9; РЭПС и ДВ 34; Скрыбыкина 7; ПРПЭ 10—12; ФС с. 96; БП 152.ДЮК — ЖЕНИТЬБА ЕГО
130. Женитьба Дюка Степановича (ММБ-1, с. 33—37). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. (Переняла у дочери Марфы, которая, в свою очередь, заучила от работника Ортемия, родом из Мезенского края). Вариант: Крюкова 56.ЕГОРИЙ И ЗМЕЙ
156. Молодец и царевна. (Егорий и змея) (3/1, л. 6—8, загл.: «Стих»). а Далее в п. з. в скобках: у неверного. б В п. з. скоцчил. в Далее в скобках: ис книги. Зап. от М. С. Лопинцевой в с. Федосееве в июне 1901 г. 302. Егорий и Лисафия (7/1, л. 127, с загл). Зап. от Я. С. Королева и С. И. Крайнего из с. Конёво в с. Шижня 26 июня 1909 г. 318. «Про Лисафию» (7/1, л. 51—55, с загл.). а В п. з. в этом слове ц(ч). б В п. з. печ(ц)ялуйси. в В п. з. съјидение. г В п. з. кони, вероятно — описка или недослышано. Зап. от калики А. Г. Попова из дер. Бабино в Сумском посаде 19 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 3 (Бессонов 120); Якушкин-1860 с. 27; Отто с. 25; Бессонов 117—120; Барсов-1867 6; Барсов-1873 с. 601; Агренева-Славянская с. 102; Ончуков-1907 2, 3; Ляцкий с. 101; Черняева 4 (к.); БРМЭ ПО, 116; БФФ 17 (Кастров-1994 8 — фр.), 16; Петрова-1998 11—16; ФС с. 157; Кастров-2001 11. <Юрий и Цмок>: Смирнов Ю.-1981 63; Резниченко 3; Смирнов Ю.-1984 6; Климчук 7; БС-1996 35, 36.ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ
24. Егорий Храбрый и его мучитель (9/1, л. 20 об. — 25, загл. «Старина»). а В п. з. было начато он царе, затем он карандашом переправлено в до, недописанное второе слово зачеркнуто, после чего стоит буква н и за ней — точка. В изд. напечатано: до неверного. б—в В п. з. эти слова чернилами зачеркнуты. г В п. з. было хоть, слово карандашом зачеркнуто, ниже зачеркнутого горизонтальная черта. Истолковываем ее как указание на повтор написанного выше свет. (В изд. слово опущено). д В п. з. было изурововать, описка исправлена чернилами. е В п. з. к этой строке дан вариант в скобках, зачеркнутый чернилами: Он повыслушал веть реци её росказы вси. ж В п. з. ты чернилами переделано в ти. 3 См. примеч. к 28 ст. (Собир.). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 27 июня 1899 г. (Переняла у матери). 89. Егорий Храбрый и его мучитель (ББ, с. 468—469). Зап. от А. И. Васильевой в с. Нижняя Зимняя Золотица 4 июля 1899 г. (Переняла у поморки Александры, родом из Пялицы, на Терском берегу). 155. Егорий Храбрый (3/1, л. 3 об. — 5 об., загл.: «Старина»). а В п. з. разнолицчьныма. б—в Последняя буква слова света и дальнейшие три слова дописаны чернилами. г В п. з. седуцчись. д В п. з. на их написано над строкой, в строке слово надето, заключенное в скобки. е Окончания строки в п. з. нет, печатается по изд. Зап. от М. С. Лопинцевой в с. Федосееве в июне 1901 г. 161. <Егорий Храбрый> (3/2, л. 13, без загл). В п. з. перед текстом: Старина-ли, стих-ли... помнилось — испортилось. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 178. Егорий Храбрый (3/5, л. 7—8, без загл.). а Слово отсутствует в п. з., печатается по изд. б В п. з. сажён, печатается по изд. в В п. з. буква р приписана чернилами. г В п. з. косищцято. д В п. з. покосиласе, исправлено чернилами. е В п. з. была первая буква, остальные дописаны чернилами. ж В п. з. полатушка, исправлено чернилами. Зап. Б. А. Богословский от Д. А. Мостовиковой в с. Кондалакша 23 июня 1901 г. 179. <Егорий Храбрый> (3/5, л. 1—2, загл.: «Егорей Великомучиник»). а В п. з. муцчити. Зап. Б. А. Богословский от А. Ф. Гагариной в с. Кандалакша 22 июня 1901 г. 195. Егорий Храбрый (3/11, л. 13 об. — 17, загл. нет). а В п. з. взошёл; печатается по изд. б Эта строка не записана, обозначена на поле отсылкой к аналогичной строке выше, но после следующей тут строки, а не перед ней; порядок строк дается согласно изд. в Строка не записана, обозначена отсылкой к аналогичной строке выше. г В п. з. можёшь; печатается по изд. д В п. з. втока; с вставлено чернилами; печатается по изд. Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 223. Егорий Храбрый (3/12, л. 19 об. — 22, без загл.). Перед текстом: кажд<ый> стих повторяет<ся>. а Далее в п. з. в скобках: да. б В п. з. шьчо, над строкой: он; печатается по изд. Зап. от С. И. Клешовой в с. Варзуга летом 1901 г. 238. Егорий Храбрый (Соколов Б., с. 142—145; примечание на с. 172). Перед текстом рукой А. В. Маркова: не исправлено. а Это слово подчеркнуто карандашом. б Карандашом исправлено на пети, на поле знак вопроса. в Справа от строки: (ў). г Далее помета: повторяется начало былины; восстановить его здесь текстуально не представилось возможным, так как неясна граница этого начала. д Далее: (3); восстановить утроение текстуально с уверенностью нельзя, так как неясно, одно ли слово далее повторялось (ср. предыдущую строку). е Две последние строки подчеркнуты карандашом. Зап. в с. Поной в 1903 г. 283. Егорий Храбрый (7/1, л. 227—229, с загл.). а В п. з. строка недописана. Зап. от Авдотьи Михайловны в дер. Гридино 3 июля 1909 г. 303. Мучение Егория (7/1, л. 127, с загл.). Зап. от Я. С. Королева и С. И. Крайного из с. Конёво в с. Шижня 26 июня 1909 г. 306. Лисафия и Егорий Храбрый (7/1, л. 116, с загл.). В п. з. перед текстом: (слышала давно). Зап. от М. А. Смагиной в дер. Сухой Наволо́к 22 июня 1909 г. 311. Егорий Храбрый (7/1, л. 63—66, с загл). а В п. з. можно прочесть Фсё (неясно, какая буква написана позже — В или Ф). Зап. от Н. М. Дементьевой в с. Вирьма 19 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 2; Смирнов с. 33; Якушкин-1860 с. 15, 18, 23; Якушкин-1983 297; Якушкин-1986 7 (Бессонов 106); Афанасьев с. 76 (проза), 77, 103 (Бессонов 108); Отто с. 22 (Якушкин 23); Варенцов с. 95, 100; Бессонов 98—105, 107, 109—115; Барсов-1867 7; Добровольский-1903 с. 639, 642; ПРН-1894 с. 9; ПРН-1899 с. 11 (БРМЭ 113); Агренева-Славянская 113; Романов с. 302; Грузинский 1; Сперанский-1901 3; Григорьев 93; Ончуков-1907 4—7; Соколов Б. с. 129, 150; Азбелев с. 179; Сперанский-1906 2; Ляцкий с. 98; Озаровская с. 82; Петрова-1990 4 (напев Кастров-1990 3); БРМЭ 117; Балашов с. 194; Черняева 4 (к.), 38, 44; БФФ 18 (фр.); Петрова-1998 8—10; ФС с. 159; Кастров-2001 10.ЖДАН-ЦАРЕВИЧ
34. Ждан-царевич (ББ, с. 177—182). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 1 июля 1899 г. (Переняла у матери). Вариант: Крюкова 92.ИВАН ГОДИНОВИЧ
14. Настасья Митреяновна (Иван Годинович) (ББ, с. 96—101). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 16 июня 1899 г. (Переняла у старика-соседа Ефрема, умершего, когда еще А. М. Крюкова была девочкой). 78. Иван Годенович (8/6, л. 2—10, без загл.). а В п. з. Вахрамейшшу; исправлено согласно изд. и смыслу дальнейшего текста. б В п. з. мнѣ; черналами переправлено: мъ не; так и в изд. в Повтор предыдущего, опущенный в п. з., дается согласно изд. г Повтор, опущенный в п. з., дается с учетом отличия, содержащегося в изд. Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 23 августа 1898 г. 197. Настасья Митреяновна (Иван Годинович) (3/11, л. 2—4 об., без загл.). а В п. з. да вы, на поле другим карандашом новы; печатается по изд. б Второе ш в этом слове чернилами зачеркнуто; в изд. его нет. в Эта строка и пять следующих в п. з. отсутствуют, но для них оставлено место, а на поле — вертикальная черта здесь и у аналогичных строк выше; печатается по изд. Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 218. Иван Годинович (3/13, л. 13—16, загл. чернилами). 226. Иван Годинович (3/12, л. 17—19 об., загл.: «Дядюшка с племянником, здешний стих»). а—б Текст не записан, обозначен в п. з. как повтор находящегося выше. в Далее в конце строки: и т. д.; два следующих стиха, опущенные в п. з., печатаются по изд. собирателя. г В п. з.: д’М; в изд. расшифровано как доць Митреяновна. д Два последние слова в п. з. в скобках; в изд. они опущены и использованы для конструирования следующей строки, которой в п. з. нет. е В п. з. сбоку приписано: = как старина. Зап. от С. И. Клешовой в с. Варзуга летом 1901 г. 230. Настасья Митреяновна (Иван Годинович) (3/12, л. 9 об., без загл.). Зап. от П. Г. Мошниковой в с. Варзуга летом 1901 г. 231. Настасья Митреяновна (Иван Годинович) (БННЗ, с. 213—216). Зап. от А. И. Горбунцовой (родом из с. Пялица) в с. Поной летом 1903 г. 253. Иван Касьянович (Годинович) (7/1, л. 268—271, без загл.). а В п. з. этот стих вписан между строк. б В п. з. Ивану. в В п. з. строка недописана. Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Гридино 5 июля 1909 г. Варианты: Астахова-1938 с. 585, 648 (перечни); Пропп с. 127 (доп. перечень); НЗБ с. 185—186 (доп. перечень); БЗП 43; БПЗБ 70, 104, 139, 144; ПФМ 225—227; Черняева 41; Скрыбыкина 21; Новичкова-1998 с. 361; БП 182.ИВАН ГРОЗНЫЙ И ЕГО СЫН
37. Иван Грозный и его сын (ББ, с. 190—194). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 30 июня 1899 г. (Переняла у старушки Прасковьи Ивановны, умершей лет 30 тому назад). 106. Иван Грозный (ББ, с. 528—530). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. 258. Иван Грозный и его сын Федор (7/1, л. 264—265, без загл.). а В п. з. чернилами над строкой знак вопроса. Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Гридино 5 июля 1909 г. 286. Иван Грозный и его сын Федор (7/1, л. 175—177, 199—200, без загл.). а В п. з. далее оставлено место на одно слово; восполнено по предыдущему. б В п. з. строка недописана. в В п. з. последнее слово чернилами зачеркнуто, выше чернилами написано: виноватого. г Чернилами внесено изменение, аналогичное предыдущему. д В п. з. строка недописана, последние ее четыре слова вписаны чернилами. е В п. з. этот стих вписан между строк. ж Два первых слова в п. з. обозначены чертой как повтор этих слов в находившейся выше, но зачеркнутой строке: Как потухла у нас свеця воску ярого. Зап. от Авдотьи Максимовны и А. Т. Ивановой в дер. Гридино 6 июля 1909 г. Варианты: Крюкова 106, 109; ИП XIII—XVI 200—247, 249—260; Потявин с. 204; ФС с. 110.ИВАН ГРОЗНЫЙ — СМЕРТЬ ЕГО
38. Смерть Ивана Грозного (ББ, с. 194—195). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. (Переняла у своего двоюродного брата, племянника матери, родом из с. Стрельны). Варианты: Миллер 154, 156; Крюкова ПО; ИП XIII—XVI 267, 278—284; Бараг 5.ИВАН ДОРОДОВИЧ И СОФЬЯ-ЦАРЕВНА
32. Иван Дородович и Софья-царевна (ББ, с. 173—175). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 1 июля 1899 г. (Переняла у жены своего дяди Матрены Киприяновны, которая была родом из Ку́зомени, но вышла замуж в Ча́ваньгу). 184. Иван Дудорович и Софья Волховична (3/7, л. 6 об. — 7 об., 10—10 об., загл.: «Иван Дудорович и царевна Софья и два брата волховника царевича»). а Далее в п. з. текст прозой, взятый в прямые скобки и затем перечеркнутый: По гридне она похаживат, он на ней сваталсэ, оне поменялисе крестамы, персьнями обручалисе. Она говорила ему: пора тебе женитце и время свататце, она станет его будить; в изд. это опущено. б Чернилами внизу приписано: далее см. через 2 листа; перед возобновлением текста на л. 10 — знак х). в В п. з.: (с). г Эта строка в п. з. заключена в прямые скобки; в изд. — без скобок. Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 194. Иван Дудорович и Софья Волховична (3/7, л. 17—18, без загл.). Зап. от М. Ф. Кожиной в с. Кузомень летом 1901 г. 213. <Иван Дудорович> (3/9, л. 8—9 об., загл.: «Про Ивана Дудоровиця»). а Слово в п. з. подчеркнуто карандашом, на поле почерком А. В. Маркова: Волховицсьня? Начало слова подчеркнуто, на поле знак вопроса (карандашом). Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 234. Иван Дудорович (БННЗ, с. 265—267). Зап. от Т. Т. Логиновой в с. Поной летом 1903 г. 239. Иван Дородович (9/8, л. 9—10, с загл., беловая копия, рукой А. В. Маркова, чернилами). Перед текстом карандашом: Поной. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 240. «Про Ивана Дудоровиця» (9/8, л. 11—13, с загл., беловая копия, чернилами). а В тексте далее пропуск. б Текст весьма близок к тексту 213. Зап. в с. Поной летом 1903 г. (согласно указанию рукописи). Вариант: Крюкова 82.ИДОЛИЩЕ СВАТАЕТСЯ ЗА ПЛЕМЯННИЦУ КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА
49. Идолище сватается за племянницу князя Владимира (ББ, с. 242—250). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 5 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). 79. Идолище сватается за племянницу князя Владимира (ББ, с. 423—429). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 14 июня 1899 г. 153. Идолище сватается за племянницу князя Владимира (ММБ-1, с. 77—80). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: УС и ВГБ с. 289 (перечень); Новичкова-2001 2.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ — БОЙ ЕГО С СЫНОМ, С ДВОЮРОДНЫМ БРАТОМ, С НАХВАЛЬЩИКОМ
4. Бой Ильи Муромца с сыном (ББ, с. 53—59). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 16 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 70. Бой Ильи Муромца с сыном (ББ, с. 358—363). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 15 июня 1899 г. 98. Илья Муромец на заставе (ББ, с. 502—505). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. 206. Бой Ильи Муромца с сыном (3/8, л. 2—5, без загл.). Зап. от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 262. Бой Ильи Муромца с двоюродным братом (7/1, л. 166—169, без загл.). а В п. з. лежит. б В п. з. строка недописана. в Ниже в п. з. оставлено место на 2—3 строки; текст восполнен по предыдущему. г Ниже оставлено место для одной строки; она восполнена предположительно по одной из предыдущих. Зап. от А. Т. Ивановой в дер. Гридино 3 июля 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 283—284 (перечень); Корепова с. 2; РЭПС и ДВ 80, 237; ПРПЭ 4—8; ФС с. 89; Федорова с. 415; БП 87—99. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И БАДАН (БАТЫЙ) 3. Илья Муромец и Бадан (Батый) (ББ, с. 45—53). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 18 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима и матери). Вариант: Крюкова 2.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И ИДОЛИЩЕ
43. Илья Муромец в изгнании и Идолище (ББ, с. 215—220). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 1 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). 92. Илья Муромец и Идолище (ББ, с. 475). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. 261. Илья Муромец и Идолище (7/1, л. 170—171, без загл.). Зап. от А. Т. Ивановой в дер. Гридино 3 июля 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 280 (перечень); Скрыбыкина 3; ФС с. 86; БП 64, 66.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ
2. Илья Муромец и Калин (ББ, с. 36—45). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 19 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 251. Илья Муромец и царь Каин (7/1, л. 251—252, с загл.). а В п. з. конец слова скомкан. б В п. з. слово недописано. Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Гридино 5 июля 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 284—285 (перечень); БП 164.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И РАЗБОЙНИКИ
45. Илья Муромец и разбойники (ББ, с. 228—230). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 4 июля 1899 г. (Переняла эту старину у дочери Павлы специально для того, чтобы сообщить А. В. Маркову; а Павла Семеновна, в свою очередь, выучила старину у деда Василия Леонтьевича). 69. Илья Муромец, разбойники и Идолище (ББ, с. 352—358). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 28 июня 1899 г. 97. Илья Муромец и разбойники (ББ, с. 500—501). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. 263. Илья Муромец и разбойники (7/1, л. 172—174, без загл.). а Начало строки в п. з. отсутствует, текст восполнен по стиху 41. б Строка в п. з. недописана. Зап. от А. Т. Ивановой в дер. Гридино 3 июля 1909 г. 307. Илья Муромец и разбойники (7/1, л. 107, без загл.). В п. з. перед текстом: пел кершик, умерший лет 50 назад. Зап. от М. А. Смагиной в дер. Сухой Наволок 22 июня 1909 г. 313. Илья Муромец и разбойники (7/1, л. 69—71, с загл.). Зап. от Н. М. Дементьевой в с. Вирьма 19 июня 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 281—282 (перечень); РЭПС и ДВ 35; Федорова с. 415.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СВЯТОГОР
61. Святогор и Илья Муромец (9/1, л. 48—51 об., 28 об., без загл.; ББ, с. 309—311). В п. з. перед текстом: узнала от покойного деда Василья Леонтьевича; слышала также от мезенцев, но иначе. а В п. з. строка начинается словом тогда, заключенным в скобки; чернилами оно зачеркнуто. б В п. з. ет, первая буква исправлена чернилами в э. в Слова ведь все, употребленные здесь первый раз, чернилами зачеркнуты; в изд. они были опущены. г В п. з. ларец, исправлено чернилами. д В п. з. а как заключено в скобки, чернилами как заключено в прямые скобки и зачеркнуто. е В п. з. это слово заключено в скобки; чернилами — зачеркнуто; в изд. оно было опущено. ж Здесь обрывается п. з.; далее-ет восстановлено по предыдущему. Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 29 июня 1899 г. 66. Святогор и Илья Муромец (ББ, с. 343—344). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 15 июня 1899 г. (Слышал в с. Койде, лет 60 тому назад). Варианты: УС и ВГБ. с. 278—279 (перечень); БП 4, 5.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ — ИСЦЕЛЕНИЕ ЕГО
42. Исцеление Ильи Муромца (ББ, с. 205—215). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). 67. Исцеление Ильи Муромца (ББ, с. 344—345). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 28 июня 1899 г. 91. Исцеление Ильи Муромца (ББ, с. 474—475). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. 244. Исцеление Ильи Муромца и бой с двоюродным братом (7/1, л. 279—280, без загл.). а В п. з. для окончания фразы оставлено место; текст восполнен по предыдущему. Зап. от И. Т. Мяхнина в дер. Гридино 6 июля 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 278 (перечень); РЭПС и ДВ 6, 7; БП 54—57.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ — ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА ЕГО
68. Первая поездка Ильи Муромца (ББ, с. 345—352). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 15 июня 1899 г. 107. Первая поездка Ильи Муромца (ББ, с. 531—536). Зап. от Ф. П. Седунова в с. Верхняя Зимняя Золотица 20 июня 1899 г. 149. Первая поездка Ильи Муромца (ММБ-1, с. 47—52). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 250. Первая поездка Ильи Муромца (7/1, л. 253—257, без загл.). а В п. з. строка недописана. б Недописанный в п. з. текст здесь восстановлен предположительно — по аналогии со стихами 31—32. в В п. з. оставлено место для одной строки; восполнено по предыдущему тексту. г В п. з. многоточие; текст восполнен по предыдущему. д В п. з. фраза недописана; восстановлена по предыдущему. Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Гридино 5 июля 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 279—280 (перечень); Новичкова-1998 с. 347; БП 60, 63.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ — ССОРА ЕГО С КНЯЗЕМ ВЛАДИМИРОМ
44. Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром (ББ, с. 220—228). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). Варианты: УС и ВГБ с. 280—281 (перечень); Федорова с. 415.ИЛЬЯ МУРОМЕЦ — ТРИ ПОЕЗДКИ ЕГО
1. Три поездки Ильи Муромца (ББ, с. 31—36). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 30 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). Варианты: УВ и СГБ с. 282—283 (перечень); ФС с. 91.ИЛЬЯ-РАЗБОЙНИК, КУМ ТЕМНЫЙ
54. Разбойник Илья, кум темный (ББ, с. 277—280). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). Варианты: Гильфердинг 10; Крюкова 88.ИОАСАФ ЦАРЕВИЧ И ВАРЛААМИЙ
122. <Иоасаф царевич> (18/1, л. 4 об.-9, без загл.). В п. з. перед текстом: У покойной соседки Марфы Ларионовны, у матери. а Следующие одиннадцать строк записаны в нижней части следующего листа с обозначением, что их нужно вставить сюда. б В п. з. драгоцјенном. в В п. з. старьцје. г Для этих двух слов в п. з. оставлено место, где чернилами проведена черта, обозначающая повтор написанного выше. д В п. з. драгоцјенной. е В п. з. ј? ж В п. з. дравоцјенныя. з В п. з. против этой и пяти следующих строк на поле: NB интересно. и На поле: церковный напев. к В п. з. далее: (конца не помнит) до того допое́тце, шьто «история вся» — так вот и сказано. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. Варианты: Бессонов 176; Можаровский с. 256; Добровольский-1903 с. 666; Рождественский 116. ИОСИФ ПРЕКРАСНЫЙ (ПЛАЧ ИОСИФА) 120. <Иосиф Прекрасный> (18/1, л. 13—15 об., без загл.). В п. з. перед текстом: От Василия Леонтьевича; на Терском берегу из келий; певали, но не помнит как. (Убавишь, прибавишь — проклят тот, а стихи-ти — паче). а В п. з. буквы пропущены. б В п. з. дравацјенную. в На поле карандашом: (пропущен сон Иосифа); чернилами: певица не знала, куда его вставить. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. 297. «Стих плача Иосифа Прекраснаго, егда продаша братия его во Египет» (7/1, л. 138—146, с загл.). Скопировано из рукописи А. И. Труфановой в с. Сорока 25—26 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 8; Якушкин-1983 493; Варенцов с. 133, 136; Бессонов 37—44; Боржковский 9; Романов с. 377; Грузинский 4; Сперанский-1901 8; Рождественский 66; Верхокамье 31; Резниченко 2; ВС с. 235; ФС с. 154.КАЗАНИ ВЗЯТИЕ И КАЗНЬ ЦАРЯ СИМЕОНА
58. Взятие Казани и казнь царя Симеона (ББ, с. 291—293). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 5 июля 1899 г. (Слышала однажды в Золотице, от кого — не помнит). Варианты: Крюкова 101; ИП XIII—XVI 47—83; Потявин с. 201, 202; Бараг 1; РЭПС и ДВ 179, 180.КАМСКОЕ ПОБОИЩЕ
81. Камское побоище (ББ, с. 434—444). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 12 июня 1899 г. 94. Камское побоище (ББ, с. 478—491). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. 104. Камское побоище (ББ, с. 523). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. Варианты: УС и ВГБ с. 284 (перечень); Дмитриева с. 32.КНЯЗЬ, КНЯГИНЯ И СТАРИЦЫ
30. Князь, княгиня и старицы (Гибель оклеветанной жены) (ББ, с. 167—169). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 19 июня 1899 г. (Переняла у родных). 115. Князь, княгиня и старицы (Гибель оклеветанной жены). (9/3, л. 7 об. — 9, без загл.). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица 23 июня 1899 г. 187. Князь, княгиня и старицы (3/7, л. 4—5 об., без загл.). Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 221. Князь, княгиня и старицы (3/13, л. 10 об. — 13, без загл.). а В п. з. заблудиласеь. б В п. з. было: Они урукосье; исправлено карандашом рукой А. В. Маркова. в В п. з. в пяловесну. г Строки восстановлены по предыдущим согласно отметкам п. з. Зап. Б. А. Богословский от М. Ф. Приданниковой в с. Варзуга летом 1901 г. 237. <Князь, княгиня и старицы> (1/13, л. 1—9, без загл., беловик рукой Б. А. Богословского). Зап. от А. М. Харлиной (родом из с. Чапома) в с. Поной летом 1903 г. 282. Князь, княгиня и старицы (7/1, л. 242—244). а В п. з. строка недописана. Зап. от Полагеи Редкиной в дер. Гридино 5 июля 1909 г. 285. Князь, княгиня и старицы (7/1, л. 230—232, без загл.). а В п. з. строка недописана. б В п. з. место для первых трех слов, но нет прочерка, обозначающего повтор написанного выше. в В п. з. дыбуц(ч)ии. г Строки 59—62, для которых в п. з. оставлено место, восполнены по тексту строк 25—28. Зап. от Авдотьи Михайловны в дер. Гридино 3 июля 1909 г. 308. Князь, княгиня и старицы (7/1, л. 107—110, загл. «Кнезюшка»). В п. з. перед текстом: Фси знали. а В п. з. нет во и терем, но оставлено достаточно места и для этих слов. б В п. з. далее оставлено место, заполненное нами, исходя из контекста. в В п. з. строка недописана. Зап. от М. А. Смагиной в дер. Сухой Наволок 22 июня 1909 г. Варианты: Астахова-1939 с. 768—769, 810 (перечни); БПЗБ 88, 113, 131, 140; РНПКП 187, 196, 202; ТФНО 5; ФС с. 139, 140.КОЗАРИН
16. Козарушка (Козарин) (ББ, с. 109—114). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. (Переняла у старушки Прасковьи Ивановны, умершей лет 30 тому назад). 17. Михайло Петрович (Козарин) (ББ, с. 114—119). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 16 июня 1899 г. (Переняла у матери). 102. Козарушко (Козарин) (ББ, с. 518—520). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. 110. Козарушко (Козарин) (ББ, с. 547—549). Зап. от М. С. Точиловой в с. Верхняя Зимняя Золотица 23 июня 1899 г. 137. Козарушко (3/14, л. 20—24 об., 3/15, л. 2—3, с загл.). а В п. з. примечание: Дерево гниет, дак вот то класть в хлеб-от. б В п. з. Идолишшё. в В п. з. вдымал, исправлено чернилами. г В п. з. чернилами это слово зачеркнуто. д В начале слова в п. з. чернилами приписано д. е Далее в п. з. чернилами вставлено во. ж В п. з. на поле карандашом приписано: выпустил. Зап. Б. А. Богословским от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 144. Козарин (3/14, л. 7 об. — 9, загл. чернилами). а В п. з. цчюжим. Зап. Б. А. Богословский от Д. А. Поповой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 165. Козарин (3/2, л. 7 об. — 9, загл.: «Старина: Козарин, сын, отец Пет Карамышов»). а После этого слова в п. з. чернилами приписано: -от. б Второй слог ва в п. з. вставлен чернилами. в В этом слове: ие. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 199. <Козарин> (3/11, л. 18 об., без загл.). а В п. з. хлебов. Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 219. Козарин (3/13, л. 2—7, с загл.). а В п. з. после шипящего ё. б В п. з. было поклонясь, последние буквы зачеркнуты чернилами. в Далее было на, зачеркнутое чернилами. г В п. з. вдрук, печатается по изд. д В п. з. рецья, исправлено чернилами. е Слово в п. з. неразборчиво, можно прочесть тавя; печатается по изд. ж В п. з. цяса. з Над строкой приписано в конце слова: ах? Зап. Б. А. Богословский от М. Ф. Приданниковой в с. Варзуга летом 1901 г. 233. Михайло Петрович (Козарин) (БННЗ, с. 187—190). Зап. от Т. Т. Логиновой (родом из дер. Чапома) в с. Поной летом 1903 г. 260. Козарин Петрович (7/1, л. 208, с загл.). а В п. з. под строкой: (дальше не помнит). Зап. от А. С. Мяхнина в дер. Гридино 29 июня 1909 г. 275. Козарин (7/1, л. 222—225, с загл.). а В п. з. для первых слов оставлено место, но нет прочерка, обозначающего повтор написанного выше. б Строка в п. з. недописана. в В п. з. этот стих вписан между строк. г В п. з. ниже оставлено место на одну строку, явно недостаточное для повтора возможных здесь стихов 54—56. д В п. з. ниже оставлено место не более чем на две строки, слишком недостаточное для восполнения текста. Зап. от Авдотьи Петровны в дер. Гридино 1 июля 1909 г. 284. Козарин (7/1, л. 234—237, без загл.). а В п. з. следующие три стиха спеты позже: они находятся в выноске, место которой в тексте обозначено знаком собирателя. б В п. з. строка недописана. в Далее в п. з. оставлено место на четыре строки, но достаточно уверенно его заполнить текст не позволяет: подходящее сюда начало его пространнее. Зап. от Авдотьи Михайловны в дер. Гридино 3 июля 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 292—293 (перечень); Новичкова-2001 3.КОСТРЮК
36. Кострюк (ББ, с. 184—190). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 85. Кострюк (ББ, с. 459—463). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 28 июня 1899 г. 201. Женитьба Грозного (Кострюк) (3/11, л. 17 об., без загл.). а В п. з. жёной. Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. Варианты: Крюкова 103, 104; ИП XIII—XVI 109—117, 120—199, 259.КУПЕЧЕСКАЯ ДОЧЬ И ЦАРЬ
56. Купеческая дочь и царь (ББ, с. 281—289). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 27 июня 1899 г. (Переняла у Ф. Е. Стрелкова, слышала лет 15 тому назад; о нем — в списке сказателей на с. 1010). Вариант: Крюкова 93.МАТЬ И ДОЧЬ В ТАТАРСКОМ ПЛЕНУ
57. Мать и дочь в татарском плену (ББ, с. 289—290). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у дочери Павлы). Варианты: Астахова-1951 с. 800 (перечень), 224; ИП XIII—XVI (доп. перечень), 24—36, 28—37; Селюкова с. 62; РЭПС и ДВ 96, 97, 238, 238 а.МАТЬ ПРОДАЕТ СВОЕГО СЫНА
166. Мать продает своего сына Ивана (3/2, л. 16—17, без загл.). а В п. з. караблицчьку. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 176. Мать продает своего сына (3/3, л. 2—3, загл.: «Стишок от голодных кишок»). а В п. з. цчелу. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша в июне 1901 г. 232. Мать продает своего сына (БННЗ, с. 256—258). Зап. от А. И. Горбунцовой в с. Поной летом 1903 г. 272. Мать продает своего сына (7/1, л. 185—186, без загл.). Зап. от П. И. Ивановой в дер. Гридино 2 июля 1909 г. 314. Мать продает своего сына Ивана (7/1, л. 74—75, с загл.). Перед текстом в п. з.: (без напева). а В п. з. јим (но двумя строками ниже — йим). Зап. от Н. М. Дементьевой в с. Вирьма 19 июня 1909 г. Варианты: Григорьев 24; РНПКП 194; Черняева 53; Новичкова-2001 5.МИЛОСТИВАЯ ЖЕНА МИЛОСЕРДАЯ
309. Христос-младенец и милостливая жена (7/1, л. 60—61, с загл.). Зап. от Н. М. Дементьевой в с. Вирьма 19 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 14; Якушкин-1986 15 (Бессонов 324); Надеждин с. 34 (Варенцов с. 16; Бессонов 91); Варенцов с. 174; Отто с. 28 (Варенцов с. 177, 178; Бессонов 321); Попов 4; Бессонов 320, 322, 323, 325—332; Барсов-1867 9 (к.); Агренева-Славянская с. 88 (к.).МИХАЙЛО ДАНИЛОВИЧ
12. Михайло Данилович (ББ, с. 90—95). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 18 июня 1899 г. (Переняла у матери). 76. Михайло Игнатьевич (Данилович) (9/3, л. 20 об. — 27, без загл.). а В п. з. строка не записана, печатается по изд. б В п. з. внизу на поле приписана строка: А ничим ты сидишь, не фастаешь; в изд. она помещена после строки 34. в В п. з. над окончанием строки вписаны слова: к Федосию в Пешшер-ма́настырь; они в изд. помещены вместо четырех последних слов этой строки, которые в п. з. остались не зачеркнуты. г В п. з. над двумя последними словами: стольно киевськой; в изд. — аналогично предыдущему. д В изд. далее отсутствующая в п. з. строка: Пристарились да представились. е В п. з. на месте этого слова пропуск; печатается по изд. ж В п. з. было лёгко; исправлено чернилами. з Далее в п. з. приписанные позже слова: Челует свое; в изд. их нет. и В п. з. над строкой вписано: А как руським всим могучим богатырям; в изд. это напечатано в качестве следующей строки. к Слог ма вписан чернилами. л В п. з. над этим словом вписано постриглись; в изд. это вошло, но без слова ушли. м В п. з. здесь оставлено место. н В п. з. последнее слово заключено в скобки. о В п. з. над строкой вписано скоро; в изд. это слово напечатано вместо к себе. п На поле внизу страницы в п. з. приписаны две строки, помещенные сюда в изд.:Как берёт он палицю всё тяжолую,
А котора была весом в сорок пуд.
А заехал в силушку великую;
Уходил-то я твово добра коня Воронеюшка».
Как пошли они ко городу ко Киеву
Ко ласкову-ту князю Владимеру.
МИХАЙЛЫ-КНЯЗЯ МАТЬ ГУБИТ ЕГО ЖЕНУ
31. Мать князя Михайлы губит его жену (9/2, л. 16 об. — 18 об., загл.: «Старина»). а В п. з. бенецьки, чернилами над строкой а и знак вопроса; печатается по изд. б После этого слова в п. з. чернилами вставлено (sic), в изд. в скобках знак вопроса. в В п. з. было пришел; исправлено чернилами. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 17 июня 1899 г. (Переняла у матери). 111. Мать князя Михайлы губит его жену (ББ, с. 549—552). Зап. от М. С. Точиловой в с. Верхняя Зимняя Золотица 23 июня 1899 г. 188. Мать князя Михайлы губит его жену (3/7, л. 10 об. — 12 об., без загл.). а В п. з. Ищсче. Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 214. Мать князя Михайлы губит его жену (3/8, л. 5—7, без загл.). а Перед началом имени в п. з. позже проставлено в скобках Г. б В п. з. водоцчькой. в В п. з. неможёт. Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 268. Мать князя Михайла губит его жену (7/1, л. 188—192, с загл.). а В п. з. оставлено место для этого слова, но нет прочерка, обозначающего повтор написанного выше. б В п. з. — аналогично предыдущему. в В п. з. строка недописана. г В п. з. слово недописано; восполнено по смыслу. д В п. з. для стихов 64—67 оставлено место; текст их восстановлен по стихам 43—46. е В п. з. далее: (повторяются стихи); текст стихов 75—79 восстановлен по стихам 34—38. Зап. от И. Ф. Горшковой в дер. Придано 6 июля 1909 г. 277. Князь Михайло (7/1, л. 212—215, с загл.). а В п. з. строка недописана. б В п. з. ниже этой недописанной строки оставлено место на 4 стиха; они восполнены по стихам 31—34. в В п. з. ниже этой строки: (и далее); восполнить пропуск на основе предыдущего текста мешает начало строки 63. г В п. з. ниже оставлено место на 2 стиха; они восполнены по стихам 74—75. Зап. от Авдотьи Петровны в дер. Гридино 1 июля 1909 г. Варианты: Астахова-1951 с. 777—778, 810 (перечни); Иваницкий 570; БПЗБ 112, 119, 125, 130, 154; РНПКП 186, 197, 203; Черняева 49; ТФНО 4; Кастров-1990 с. 174; ФС с. 134; Новичкова-2001 7.НАСТАСЬИ РОМАНОВНЫ ЦАРИЦЫ СМЕРТЬ
35. Смерть царицы (Настасьи Романовны) (ББ, с. 182—184). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 16 июня 1899 г. (Переняла у матери). 84. Смерть царицы (Настасьи Романовны) (8/6, л. 10—11 об., без загл.). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 23 августа 1898 г. Варианты: Крюкова 102; ИП XIII—XVI 265, 266; ЯЕВ-1896 № 34.НЕБЫЛИЦА
88. Небылица (старина) (ББ, с. 467—468). Зап. от А. И. Васильевой в с. Нижняя Зимняя Золотица 28 июня 1899 г. 116. Небылица (9/3, л. 9 об., загл.: «Погудка, но старина»). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица 23 июня 1899 г. 143. Небылица (9/6, л. 9—9 об., загл.: «Нибыли́цю»). а В п. з. красным карандашом переправлено: сказали; так и в изд. Зап. Б. А. Богословский от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: Астахова-1951 с. 787, 810 (перечни); БПЗБ 149; ПКК 167; РЭПС и ДВ 245.НЕПРОЩАЕМЫЙ ГРЕХ
127. <Непрощаемый грех> (18/1, л. 11—11 об., без загл.). В п. з. перед текстом: От сестры Марьи д. б. от матери. а Выноска на поле чернилами: = свята́. б Выноска на поле чернилами: = крестом. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. 159. Непрощаемый грех (3/1, л. 5 об.-6, загл.: «Старина»). а В п. з. ниже, после двойной черты, приписано:Посередь-то было да лета теплого
Накануне-то было Вознесения (знает).
О ВТОРОМ ПРИШЕСТВИИ ГОСПОДА
294. «Стих о пришествии Господа нашего Исуса Христа» (7/1, л. 132—134, с загл.). а Далее оставлено место на одиннадцать строк. Скопировано из рукописи А. И. Труфановой в с. Сорока 25—26 июня 1909 г. См.: Бессонов 474, 475; Рождественский 146.О ЖИТИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ, О ЛЕНИ, О ПУСТЫННОМ УЕДИНЕНИИ, О СМЕРТИ, О НЕБЕСНОЙ РАДОСТИ И ВЕСЕЛИИ
329. «Стих о исходе души от тела» (7/1, л. 101—102, с загл.). Переписано из стиховника с Выгострова в дер. Пертозеро 16—17 июня 1909 г. 287. Как ленивый стал трудиться (7/1, л. 233, без загл.). Зап. от Василия в дер. Гридино 3 июля 1909 г. 299. «Стих о пустынном уединении» (7/1, л. 148, с загл.). Скопировано из рукописи А. И. Труфановой в с. Сорока 25—26 июня 1909 г. 128. <О смерти> (18/1, л. 13, без загл.). В п. з. перед текстом: От матери. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июня 1899 г. 295. «Стих о небесной радости и веселии» (7/1, л. 135—136, с загл.). Скопировано из рукописи А. И. Труфановой в с. Сорока 25—26 июня 1909 г. 296. «Стих о посечении смерти» (7/1, л. 137, с загл.). Скопировано с печатного листа из рукописи А. И. Труфановой в с. Сорока 25—26 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 38, 39; Бессонов 669, 670 (фр.), 673, 674; Можаровский с. 290; Ефименко 6; Соколов А. 7; Ильинский-1906 с. 60; Рождественский 98, 144; Серебренников с. 4—5; Верхокамье 32. Ср.: Рождественский 129. См.: Рождественский 115. Ср. «Стих о рождении Антихриста»: Варенцов с. 189; Летописи-1861 отд. 3 с. 14 (Рождественский 14); Рождественский 11, 20, 28. Варианты: Варенцов с. 203; Можаровский с. 254; Рождественский 70, 71. См.: Бессонов 519. Варианты: Бессонов 520; Можаровский с. 282.ПЕРЕСМЯКИН ПЛЕМЯННИК — ЖЕНИТЬБА ЕГО
133. Женитьба Пересмякина племянника (ММБ-1, с. 37—41). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. (Переняла от одной золотицкой старой девушки). Вариант: Крюкова 96. ПЕТРА I СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ 60. Семейная жизнь Петра I (ББ, с. 296—303). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 1 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). Варианты: Крюкова 116—118; ИП-XVII 135—137.ПЛАЧ ДУШИ ГРЕШНОЙ, ПРО ДУШУ ВЕЛИКОЙ ГРЕШНИЦЫ
172. Мытарства (3/3, л. 3—4, загл.: «Са́лмы»). а В п. з. hвоспода. б в п. з. сродницчы. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша в июне 1901 г. 181. <Смерть грешника> (3/5, л. 6—6 об., без загл.). а В п. з. в этом слове цч. Зап. Б. А. Богословский от А. Ф. Гагариной в с. Кандалакша 22 июня1901 г. 229. Грешные души (3/12, л. 10—10 об., без загл.). а В п. з. далее в скобках да (в изд. нет). Зап. от П. Г. Мошниковой в с. Варзуга летом 1901 г. 321. <Плач души грешной> (7/1, л. 39, без загл.). а В п. з. првечцныя. б В п. з. плацчь. Зап. от калики А. Г. Попова из дер. Бабино Сумском посаде 19 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 23; Варенцов с. 156, 157; Агренева-Славянская с. 112 (к.); Романов с. 405 (к.); Ржига с. 65. Ср.: Серебренников с. 8; Верхокамье 40. Киреевский-1848 24; Отто с. 29 (Якушкин-1860 с. 39; Варенцов с. 144); Варенцов с. 236; Шейн-1873 721; Романов с. 384.ПОТЫК МИХАЙЛО
8. Потык (ББ, с. 73—77). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 19 июня 1899 г. (У родственников переняла еще маленькой девочкой). 74. Михаило (Потык) (ББ, с. 379—389). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 14 июня 1899 г. 100. Потык (ББ, с. 508—515). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. 152. Потык (ММБ-1, с. 65—77). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. (Перенял у покойного старика Петра Алексеевича, слыхавшего былину в деревне Ниже, близ Мезени). 259. Потык Иванович (7/1, л. 203—206, с загл.). Зап. от А. С. Мяхнина в дер. Гридино 29 июня 1909 г. 281. Потык (7/1, л. 239—241, без загл.). а В п. з. этот стих вписан между строк. б Два первых слова в п. з. отсутствуют, на их месте нет прочерка, обозначающего повтор написанного выше. Зап. от Полагеи Редкиной в дер. Гридино 3 июля 1909 г. Варианты: Астахова-1951 с. 779 (перечень), 150; НЗБ с. 186 (доп. перечень); Григорьев 262, 272, 277; БЗП 36—42; РНПКП 180; Черняева 15.ПЯТНИЦА СВЯТАЯ И ТРУДНИК
280. Заповедь Пятницы (Трудник и Пятница) (7/1, л. 238, без загл.). Зап. от Полагеи Редкиной в дер. Гридино 3 июля 1909 г. 304. Заповедь Богородицы (Трудник и Пятница) (7/1, л. 122—123, без загл.). Зап. от Я. С. Королева и С. И. Крайного из с. Конёво в с. Шижня 26 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 52; Якушкин-1860 с. 61; Якушкин-1983 293 (Бессонов 602); Бессонов 592—601, 603, 604; Глебов 3; Барсов-1867 9; ПРН-1894 с. 12; Агренева-Славянская с. 112 (к.); Романов с. 405 (к.), 406, 407, 408; Ильинский-1906 с. 41; Соколовы 69, 70; Кастров-1990 7; Кастров-1994 19; Петрова-1998 22; ФС с. 169.РАССТАВАНИЕ ДУШИ С ТЕЛОМ
124. <Расставание души с телом> (18/1, л. 12 об. — 13, без загл.). В п. з. перед текстом: От дедушки Вас. Леонтьевича, из келей, из Онуфриевского скита, где он учился с 9 годов (не пел на крылосе, п<отому> ч<то>, говорил, служат не по-старому, пуще всего боялся щепо́ти). а В п. з. приужа́хнитцје. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. 125. <Расставание души с телом> (18/1, л. 15 об. — 16, без загл.). Перед текстом в п. з.: От матери и от Матрены — бедьны — вси поют. а В этой строке подчеркнуты части некоторых слов, в совокупности не составляющие связного целого, что не позволяет считать эти подчеркивания знаками повтора. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. 205. Расставание души с телом (3/9, л. 7—7 об., без загл.). а В п. з. на; в изд. добавлено д в скобках. б Начальных трех слов в п. з. нет; печатаются по изд. в В п. з. бесконечную, второе у красными чернилами зачеркнуто; в изд. его нет. г В п. з. тошнешёнько, печатается по изд. д В п. з. этого предлога нет, печатается по изд., где он проставлен в скобках. Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 228. Расставание души с телом (3/12, л. 10, без загл.). а В п. з. далее в скобках у нас (в изд. нет). Зап. от П. Г. Мошниковой в с. Варзуга летом 1901 г. Варианты: Ефименко 5; Шейн 720; Добровольский-1903 с. 684; Романов с. 404; Грузинский 9; Ильинский-1906 с. 40; Соколовы 66; Фридрих 634; Петрова-1990 15, 16; Новиков 36, 37; Щуров 21.РОМАН КНЯЗЬ И МАРЬЯ ЮРЬЕВНА
18. Князь Роман и Марья Юрьевна (ББ, с. 119—126). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 18 июня 1899 г. (Переняла у подруги и ее тетки — старушки Авдотьи Киприяновны). 249. Князь Роман и Марья Юрьевна (БННЗ, с. 220—222). Зап. от И. Т. Мяхнина в дер. Гридино в 1905 г. 267. Князь Роман и Марья Юрьевна (7/1, л. 179—184, без загл.). а В п. з. строка недописана. Зап. от И. Ф. Горшковой и П. И. Ивановой в дер. Гридино 2 июля 1909 г. 276. Князь Роман (7/1, л. 209—211, с загл.). а В п. з. строка недописана. Зап. от Авдотьи Петровны в дер. Гридино 1 июля 1909 г. Варианты: Киреевский. Вып. 5 с. 92, 96; Григорьев 421; Крюкова 80; Балашов-1963 с. 200; РНПКП 188, 189, 201.РОМАН КНЯЗЬ УБИВАЕТ ЖЕНУ
29. Князь Роман убивает жену (ББ, с. 165—167). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 16 июня 1899 г. (Переняла у матери). 227. Князь Роман убивает жену (3/2, л. 14—17, без загл.). а В п. з. было приростешилось; исправлено чернилами. б Далее в п. з. — спетая явно ошибочно строка: Тут спрого́ворит батюшко родимой мой. Зап. от С. И. Клешовой в с. Варзуга летом 1901 г. Варианты: Анучин с. 86; Астахова-1951 с. 790, 810 (перечни); Бирюков с. 125; Языковы 213; ФРУ 138; Кастров-1990 с. 175; БС-1995 8 (перечень: с. 343).РЫНДА
134. Рында (ММБ-1, с. 41—46). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г.САДКО
21. Садко (9/2, л. 13—16 об., без загл.). Внизу на поле л. 6 (под стихом 12): (перед некоторыми стихами сказительница прибавляла: «ай»). а Другой вписано чернилами. б В изд. ударение изменено: Цю́до-озёро. в Чернилами изменено: он. г Чернилами изменено: сходил. д Чернилами изменено: всё с купц́еми. е С этой строкой соотнесена крестиком написанная на верхнем поле со знаком «v» строка: Пробивайсе ты ведь все с купце́ми бейсе об заклад с има. ж В п. з. обцјенили (йот вставлен позже, в изд. не учтен — отсутствует, и далее — аналогично). з В п. з. цјелу или цјену (со вставленным йотом). и Строка чернилами переделана: Оттово-ли-то Садко́ купец богатый стал. к В п. з. он; чернилами слово заключено в скобки и в изд. опущено; восстанавливаем его, полагая, что это усечение в пении они. л В п. з. утянала. м Слово зачеркнуто чернилами. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 17 июня 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 95. Сотко (ББ, с. 491—493). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. 139. Садко (9/6, л. 6—8 об., загл.: «Сатко»). а В п. з. пришёл. б В п. з. это слово повторено, чернилами повтор зачеркнут и в изд. отсутствует. в В п. з. сво. г Чернилами переправлено: да спотаиласе; так и в изд. д Чернилами последняя буква переправлена в я; так и в изд. е Чернилами последняя буква переправлена в и; так и в изд. ж Чернилами последняя буква переправлена в е; так и в изд. з Чернилами ч переправлено в ш; так и в изд. и После окончания текста в п. з.: шабаш. Зап. Б. А. Богословский от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 255. Сотко (7/1, л. 266—267, без загл.). а В п. з. фраза недописана; восстановлена по предыдущему тексту. б В п. з. это слово неразборчиво. Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Гридино 5 июля 1909 г. Варианты: НБ С. 388 (перечень), 29, 46, 53; НЗБ с. 188—189 (доп. перечень); Черняева 22; ФРУ 113, 114; Венедиктов 6; Скрыбыкина 12, 16; Дмитриева с. 44.САУЛ И ЕГО СЫН
254. «Васильюшко Буславьевиць» <Саул> (7/1, л. 281, без загл.). Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Гридино 6 июля 1909 г. 271. Савул и его сын (7/1, л. 281 об. — 287, без загл.). а В п. з. строка недописана. б В п. з. слова пир завел были в строке 53, в ней они зачеркнуты, но их повтор обозначен тут прочерком. в Ниже в п. з. оставлено место для одного стиха, восполнение которого по предыдущему тексту было бы не бесспорно. г Ниже в п. з. пропуск, восполненный по предыдущему тексту. Зап. от П. И. Ивановой в дер. Гридино 7 июля 1909 г. (Переняла от покойного отца и от свекра). Варианты: УС и ВГБ с. 292 (перечень).СЕНЬКИ РАЗИНА ПОХОРОНЫ
59. Похороны Сеньки Разина (ББ, с. 293—295). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у свекра Василия Леонтьевича). Варианты: Крюкова 59; ИП-XVII 311—314, 316—321.СКОПИНА МИХАЙЛЫ СМЕРТЬ
39. Смерть Михайлы Скопина (ББ, с. 196—197). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 5 июля 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 167. Смерть Скопина (3/2, л. 6 об. — 7 об., загл.: «Старина»). Перед текстом: с приговором. а Далее в п. з. в скобках да; в изд. опущено. б В п. з. яёго. в В п. з. под этим словом в скобках: как. г Далее в п. з. в скобках: у ей. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 202. Смерть Скопина (3/11, л. 18, без загл.). Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 215. Смерть Михайлы Скопина (3/7, л. 2—3, без загл.). В п. з. перед текстом: у Маришки Немчиновой. а Два начальных слова в п. з. синим карандашом зачеркнуты и в изд. опущены. б После окончания строки: 2). в В п. з. далее вычеркнутая тем же карандашом, которым велась запись, строка: Ише выкушай, Скопин сын Васильевич. г В п. з. эта строка вписана тем же карандашом между строк. д Перед началом и после окончания этой строки проставлено: 2). е Аналогично проставлено: 1). ж Эта строка записана в самом конце, а место ее после стиха 50 обозначено знаками: 1) и X. Зап. от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 216. <Скопин> (3/8, л. 13 об., без загл.). Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 222. Смерть Скопина (3/13, л. 16—17, без загл.). В п. з. перед текстом: Не видна старина. Песня, как певал отец ее. а В п. з. до. б В п. з. было: друга рець, исправлено над строкой в скобках; чернилами помета: ошибка, ослышался. Зап. от М. Ф. Приданниковой в с. Варзуга летом 1901 г. Варианты: ИП XVII 34—59; УС и ВГБ с. 293 (перечень); РЭПС и ДВ 194.СОЛОВЕЙ БУДИМИРОВИЧ
65. Соловей Соловьевым (Будимирович) (ББ, с. 335—342). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 29 июня 1899 г. (Переняла у деда Василия Леонтьевича). 200. Соловей Блудимирович (БННЗ, с. 242—245). Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. Варианты: Астахова-1939 с. 630 (перечень) 67; Пропп с. 169 (доп. перечень); НЗБ с. 184 (доп. перечень); БПЗБ 6, 28, 36; Черняева 20.СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ ОСАДА
40. Осада Соловецкого монастыря (ББ, с. 197—199; 9/2, л. 3 об. — 4, начиная со стиха 79). В п. з. перед текстом: дома слышала. а Первоначально в п. з. было: жить своей жизнью сконцялсэ; этот текст заключен в скобки, заменен печатаемой строкой; собиратель в примечании пояснил, что она была спета после его просьбы повторить; в своем изд. он напечатал первоначальный текст. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 16 июня 1899 г. 90. Осада Соловецкого монастыря (ББ, с. 470—472). Зап. от владелицы рукописи в с. Нижняя Зимняя Золотица 24 августа 1898 г. Варианты: Якушкин-1860 с. 83; Бессонов 157, 158; Летописи-1861 отд. 3 с. 90 (Рождественский 33); Рождественский 32, 33; Абрамов с. 147, Ончуков-1907 15; Крюкова 114.СОЛОМАН И ВАСИЛИЙ ОКУЛОВИЧ
23. Соломан и Иван Никульевич (Окульевич) (ББ, с. 144—151). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у дяди Ефима). 83. Соломан и Иван (Василий) Окульевич (ББ, с. 450—456). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 15 июня 1899 г. 266. Василий Охулович (7/1, л. 198, с загл.). Зап. от И. Ф. Горшковой в дер. Гридино 6 июля 1909 г. Варианты: Астахова-1951 с. 794, 810 (перечни); НЗБ с. 191—192 (доп. перечень); БПЗБ 16, 25, 109; РНПКП 199; Черняева 26; БП 273, 276.СОРОК КАЛИК СО КАЛИКОЮ
22. Сорок калик со каликою (9/2, л. 8—8 об., 10—13, без загл., «протяжно»). а Буква я чернилами переделана из буквы и и снабжена знаком вопроса над строкой. б Чернилами буква о исправлена в а, но в изд. оставлено, как п. з. 1 Ко каликам: — молодыя были. (Исп.). 2 В старины́ пое́тьце́. (Исп.). 3 Ожил святым духом, в-кои́-пор они ходили в манастырь. (Исп.). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 17 июня 1899 г. (Переняла от матери и дяди Ефима). 82. Сорок калик со каликою (ББ, с. 444—450). Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица 15 июня 1899 г. 96. Сорок калик со каликою (ББ, с. 493—499). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица 21 июня 1899 г. 105. Сорок калик со каликою (ББ, с. 524—528). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. 160. Шесть калик со каликою (3/1, л. 2—3 об., загл.: «Старина́»). а В п. з. приворацчивайте. б Перед этим словом на поле знак *. в—г Этих слов в п. з. нет, они даются по изд., где соответствуют предыдущему — в стихе 10. Зап. от М. С. Лопинцевой в с. Федосеево в июне 1901 г. 220. Сорок калик со каликою (3/13, л. 7 об. — 10 об., без загл.). а Строки восстановлены по предшествовавшим согласно отметкам в п. з. б Далее в п. з.: кали; обведено карандашом, над словом знак вопроса карандашом, затем чернилами оно зачеркнуто. в Далее в п. з. союз и; он так же отмечен и так же зачеркнут. г Чернилами переделано: Тараско. Зап. Б. А. Богословский от М. Ф. Приданниковой в с. Варзуга летом 1901 г. Варианты: Астахова-1939 с. 634, 649 (перечни); НЗБ с. 184 (доп. перечень); Крюкова 46; БПК 38; БПЗБ 32, 137, 146; Дмитриева с. 43; Новичкова-1998 с. 368, 374; БП 174; Иванова 28.СТРАШНЫЙ СУД
123. <Страшный суд> (18/1, л. 12—12 об., без загл.). а В п. з. перед текстом: Из келий, от старой девы Агафьи, родом с Мезени, за Щелью, кака-то деревня, а жила в Онуфриевском скиту. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 3 июля 1899 г. 126. <Огненная река> (18/1, л. 3—4 об., без загл.). В п. з. перед текстом: От матери. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 26 июня 1899 г. 132. Страшный суд (ММБ-1, с. 25—27). Зап. от М. С. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 171. Страшный суд (3/3, л. 4—4 об., без загл.). а В п. з. подсшушивала. Далее в скобках: коротенькой, аминь стишку. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша в июне 1901 г. 173. Огненная река (3/3, л. 5—6, без загл.). а В п. з. цчерез. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша в июне 1901 г. 279. Страшный суд (7/1, л. 149—150, без загл.). а В п. з. на поле помета собирателя: NB Скопировано из рукописи П. Редкиной в дер. Гридино 3 июля 1909 г. 290. Страшной суд (7/1, л. 158, с загл.). Зап. от двух девочек, обе Александры, в дер. Гридино 1 июля 1909 г. 291. «Михайло архангел» (7/1, л. 155, с загл.). Зап. от двух девочек, обе Александры, в дер. Гридино 1 июля 1909 г. 320. «Михайло Архангел» (7/1, л. 56—57, с загл.). Записано от калики А. Г. Попова из дер. Бабино в Сумском посаде 19 июня 1909 г. 330. «Стих на воспоминание грозныя смерти» (7/1, л. 103—104 с загл.). Переписано из стиховника с Выгострова в дер. Пертозеро 16—17 июня 1909 г. 331. «Стих о Михаиле Архангеле» (13/16, л. 4, с загл.). а На поле первые пять строк текста охвачены фигурной скобкой, против центра которой: из фонографа. Зап. от А. Г. Каменевой в с. Камениха в 1904 г. Варианты: Киреевский-1848 16—19, 25; Якушкин-1860 с. 34 (фр.), 35, 59; Якушкин-1983 292, 500 (Бессонов 446), 501 (Бессонов 456); Якушкин-1986 12; Варенцов с. 137, 148, 150, 162; Бессонов 441—445, 447—455, 457—467; Рождественский 99; Барсов-1867 1; Можаровский с. 290; Ефименко 3, 12; Добровольский-1903 с. 684, 685; ПРН-1894 с. 18; ПРН-1899 с. 32; Михайлов 2; Романов с. 389, 390, 391, 392, 394, 396; Малинка 3; Грузинский 8; Дилакторский 2; Сперанский-1901 6, 7; Бурцев с. 87; Анучин 1; Сперанский-1906 5; Охотин с. 39; Озаровская с. 81; Фридрих 637; Петрова-1990 12, 13; Новиков с. 36; Кастров-1994 5; Петрова-1998 3; ФС с. 172.СУХАН
11. Сухмантий (Сухан) (ББ, с. 86—88; 9/1, л. 2—3 об., начиная со стиха 86). Варианты: УС и ВГБ с. 290 (перечень).ТУРЫ И ТУРИЦА
13. Туры и турица (ББ, с. 95—96). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 30 июня 1899 г. (Переняла у старушки Авдотьи Киприяновны, тетки своей подруги). 211. Туры и турица (3/9, л. 6 об. — 7, без загл.). а Слово вписано красными чернилами; в изд. оно есть. Зап. Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 225. Туры и турица (3/12, л. 10 об. — 11, без загл.). а В п. з. буквы ал вставлены чернилами. Зап. от С. И. Клешовой в с. Варзуга летом 1901 г. 322. Туры и турица (7/1, л. 24 без загл.). а В п. з. детоцчьки. б В п. з. на поле в скобках: ц. — среднее. Зап. от П. Т. Корольковой в Сумском посаде 18 июня 1909 г. Варианты: УС и ВГБ с. 291 (перечень); Соболевский 384; Скрыбыкина 14, 17, 18; Дмитриева с. 42; БП 205, 211.ХОТЕН БЛУДОВИЧ
20. Хотен (ББ, с. 130—135). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 18 июня 1899 г. (Переняла у соседа Ефима, старика, умершего, когда еще А. М. Крюкова была девочкой). 247. Котянко Блудович (БННЗ, с. 252—253). Зап. от И. Т. Мяхнина в дер. Гридино в 1905 г. Варианты: НБ с. 427 (перечень), 68; НЗБ с. 186 (доп. перечень); РНПКП 182; Черняева 50; Соколова с. 121.ХРИСТОВО РОЖДЕСТВО
288. Рождество Христово (7/1, л. 156, с загл.). Пояснение к этому тексту в п. з. на л. 3 об.: Поют в Рождество. Зап. от двух девочек, обе Александры, в дер. Гридино 1 июля 1909 г. 316. Рождество Христово (7/1, л. 38, с загл.). а В п. з. прецчистая. б В п. з. хоц(ч)ет. Зап. от калики А. Г. Попова из дер. Бабино в Сумском посаде 19 июня 1909 г. 317. Рождество Христово (7/1, л. 39—40, с загл.). Зап. от калики А. Г. Попова из дер. Бабино в Сумском посаде 19 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 15; Варенцов с. 45, 47, 235; Бессонов 234—237, 316—318; Добровольский-1903 с. 677; Ильинский с. 485; Сперанский-1901 9.ХРИСТОВО РАСПЯТИЕ
300. Христово распятие (7/1, л. 124—126, с загл.). Зап от Я. С. Королева и С. И. Крайного из с. Конёво в с. Шижня 26 июня 1909 г. 324—325. «Стихи о страстех Господних и о плачи пресвятые Богородицы» (7/1, л. 85—88, с загл.). Переписано из стиховника местной грамотной девушки и стиховника с Выгоострова в дер. Пертозеро 16—17 июня 1909 г. Варианты: Киреевский-1848 53; Якушкин-1983 291, 499 (Бессонов 375); Попов 3; Варенцов 50, 53, 57; Бессонов 4, 367, 368, 373, 374, 376—379, 381—382; Шейн-1873 723; Романов с. 402, 403; Добровольский-1903 с. 678; Боржковский 11; Сперанский-1906 6 а; Ильинский-1906 с. 38; Соболев с. 27 (к.); Петрова-1990 17, 18; Новиков с. 36; Верхокамье 44 (фр.).ЧУРИЛО И НЕВЕРНАЯ ЖЕНА
19. Чурило и Авдотья (Чурило и неверная жена) (ББ, с. 126—129). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 18 июня 1899 г. (Переняла у матери, дяди Ефима и крестного отца). 87. Чурило и неверная жена (ББ, с. 465—467). Зап. от А. И. Васильевой в с. Нижняя Зимняя Золотица 28 июня 1899 г. 103. Чурило и неверная жена (ББ, с. 520—523). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица 22 июня 1899 г. 145. Чурило и неверная жена (3/14, л. 1 об. — 5, загл. чернилами). а В п. з. последняя буква заключена в скобки. б В п. з. цёл. в В п. з. покацяелисе. г В п. з. потехошеньку; испр. чернилами. Зап. Б. А. Богословский от Д. А. Поповой в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 154. Чурило и неверная жена (ММБ-1, с. 80—82). Зап. от Ф. Т. Пономарева в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Варианты: Астахова-1951 с. 801—802, 810 (перечни): НЗБ с. 183—184 (доп. перечень); БПЗБ 4, 37, 151, 153, 157; ПРПЭ 16; ФС с. 105; БП 158, 159, 162—164; Иванова 25, 27. ШВЕДСКАЯ ВОЙНА ПРИ ЕКАТЕРИНЕ II 41. Шведская война при Екатерине II (ББ, с. 201—205). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 2 июля 1899 г. (Переняла у матери). Варианты: Крюкова 128; ИП-XVIII 410—436; ФРУ 128; РЭПС и ДВ 227.ШУТОВА СТАРИНА
142. «Шутова́ старина́» (9/6, л. 5 об. — 6, с загл.). а Чернилами последняя буква переправлена в а; так и в изд. б Чернилами добавлено на; так и в изд. (там же у ход напечатано одним словом). Зап. Б. А. Богословский от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. Вариант: БЗП 55.ЩЕЛКАН
257. Щелкан Задудентьевич (7/1, л. 258—263, без загл.). а В п. з. было Шшалкана, исправлено чернилами. б В п. з. далее: (повтор); стихи 23—28 восполнены по стихам 15—20. в В п. з. эта строка зачеркнута синим карандашом. г В п. з. строка недописана. д В п. з. здесь оставлено место для одного стиха; он восполнен по стиху 57. Зап. от И. М. Мяхнина в дер. Придано 5 июля 1909 г. Варианты: ИП-XIII—XVI 39—43, 45, 46.ПРИЛОЖЕНИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ I
Исторические песни XVIII—XIX вв.
332. <ВЗЯТИЕ РИГИ>
Как на матушке на сьвятой Руси,
На сьвятой Руси да в камянно́й Москвы,
Плыло-выплывало, плыло-выплывало
Три военных карабля,
5 Плыло-выплывало три военных карабля.
На первом карабличке, на первом карабличке
Все солдатики сидят.
На первом карабличке все солдатики сидят,
На втором караблички кня́зья-бо́яра сидят,
10 На третьем караблички император-царь сидит.
Приставали, закапывали бочки с лютым зельем,
С вочлояровым черным порохом.
Раскопало землю, свечи зажигали, бочки ро́зорвало.
333. «ВОЕННА ПЕСНЯ ДОСЕЛЬНЯ»[602]
Во степи было, степи да во Туреськии,
Во Туреськия:
Там стояла ведь сила, сила-арьмия,
Сила-арьмия,
5 Сила-ѓармия, сила ведь восударева,
Восударева.
Как фермаршел-князь он на кони сидел,
На кони сидел.
Объежжал-то он силу свою, ѓарьмию,
10 Силу-ѓарьмию,
Он салдатикам, князь, ведь выговаривал:
«Вы салдатики, братца мои, деточки,
Вы мои деточки,
Уж вы детоцьки мои новобраныи,
15 Новобраныя!
Послужите-ткось вы цярю-ту белому,
Цярю белому,
Цярю белому служите-тко верой-правдою,
Верой-правдою:
20 Вы постойте-тко за верушку, веру християньцькую,
Християньцькую.
Вы берите-тко земного вы злата, се́ребра,
Ох, вы злата се́ребра».
Тут спрого́ворили ёму ведь да салдатики,
25 Всё салдатики:
«Нам-то не надобно нам да злата, се́ребра.
Нам злата се́ребра;
Столько веть надобно нам попа, отца духовного,
Отца духовного:
30 Нам покаетьц́ё, нам ведь во тяшки́х грехах,
Во тяшки́х-то грехах».
Не усьпели салдатики словця вымолвить, —
Що не камешки у их з-за крутой горы покатилисеа
С плець-то у их головушки покатилисе.
334. «ДОСЕЛЬНЯ ПЕСНЯ»
Там сидел-то посижальшочок,
Посижальшочок, росийской граф, (2)
Це́рьняшова Захар Григорьёвиць (2)б
Он по те́мници погуливал,
5 Табаку трубку роскуривал,
Запевал пешьнюв любимую,
Он любимую свою родимую:
«Ты талань ли моя, талань така́,
Талань, учась горёгорькая!
10 На роду, талань, была написана?
На делу́ ли, тӑлӑнь, доставаласе?
На крящэньици, талань, умо́лёна?
Мне сидеть в тёмной те́мници
Мне от младосьти до старосьти,
15 До седа́-та бе́ла волоса».
Случилось там итти-ехати
Мимо эту тёмну те́мницю
Самому коро́лю Пруськия.г
Тут спрого́ворил росийськой граф
20 Це́рьняшов Захар Григорьёвичь:д
«Уж ты ѓой еси Пруско́й коро́ль!
Прикажи-ко ты меня поить-корьмить;
Не прикажошь ты меня поить-корьмить,
Прикажи на волю выпусьтить; (2)
25 Не прикажошь на волю выпусьтить,
Прикажи-ко меня скоро́ сказьнить;
Не прикажошь ты меня скоро́ сказнить —
Напишу я скору грамотку
К самому я к цярю к белому.[603]
30 Тут наш белой цярь ростужитьц́е,
До́нски ка́заки поднимутьц́е; (2)
Самого тебя в полон возьмут, (2)
Што твою жону — в наложници». Аминь.
335. <ЧЕРНЫШЕВ В ТЕМНИЦЕ>
В Астрахане было в городи
За воротамы хрустальныма
Посажён был потюрёмшицёк,
Потрюремшицёк, росийской граф
5 Цёрнышёв Захар Григорьёвиць.
Он по те́мнице погуливат,
Табаку́ трубку́ раскуриват,
Он поёт песни́ как лес шумит
На слова́х пӗсню выгова́риват:
10 «Ай талань ты моя талань худа́,
Талань-уцясь горькая,
На роду ли мне уписана,
В жеребью ли мне ня выпала.
На бедуа ли мне досталасе,
15 Щчо сидеть во етой темници
И во той ли заключенныя».
Мимо эту темницю,
Мимо эту заключерную
Слуцилосе ити-ехати
20 Самому королю прускому —
Разорительб свету рускому.
Спрого́ворит росийской графв
Цёрнышёв Захар Григорьёвиць:
«Уж ты батюшко, пруской король,
25 Прикажи миня поить, корьмить;
Не прикажёшь ты поить, корьмить,
Прикажи хоть на волю́ спустить.
Не прикажёшь на волю спустить,
Прикажи хоть голову́ скозьнить.
30 Не прикажёшь головы скозьнить,
Напишу я ету скору грамотку
По отласу рыту бархоту́
Своима слезмы́ горючима.
Отошлю я ету грамоту
35 Уж я к до́нским бо́льшим ка́закам.
Ише донской Дон сколыблитце,
Донски козаки подынутце,
Отсекут у тя по плець голову».
336. «ПРО КУТУЗОВА»
Собиралсэ князь Кутузов со полкамы,
Со полкамы,
Со тема ли со донскима с казакамы,
С казакамы.[604]
5 Выбирал он ис казаков есавула,
Есавула.
Есавулы каравулы крепко сьняли,
Крепко сьняли.
На фрянцюського маёра в полон взяли.
10 Приводили тут маёра ко кешматору,
К тому ли ко кешматору да Кутузову,
А Кутузову.
Как Кутузов у маёра крепко спрашивал,
Крепко спрашивал:
15 «Ты скажи, скажи, маёрик ты есь френьцюськой!
У вас много ли силы во Парижи?» —
«У нас силы во Парижи сорок тысець,
При самом Палевони — сьмету нету».
Тут ударил князь Кутузов в правую шшоку,
20 В праву шшоку:
«Уж ты врёшь, ты врёшь, маёрик есь фрянцюськой!
Уж ты разьве меня, Кутузова, не знаешь,
Уж ты разьве, Смоляньського, меня страшшаёшь?
Я угроз ваших, френчюських, не боюсе,
25 Не боюсе.
Я до вашого Паливона доберусе,
Доберусе».
Не восточная зьвезда в по̆лй восияла,
Восияла.
30 У Кутузова сабля забрецяла,
Забрецяла.
Що не шарики по полику да катились,
У френчюзов с плечь головушки у их валились.
Уж он бил-рубил фрянчюжов бес пошьчаду.
337. <14 ДЕКАБРЯ 1825 г.>
Время тяшкое приходит — турка хочет воевать.
С англичанином кумивши не можно́ Россеи взять.
Не в показанное время царя требуют в Синот.
Царь недолго снаряжалса, на ямских он отправлялса;
5 На ямских он отправлялса, ишше братцу вестку дал:
«Приежжяй, брат, поскоряе, попроведаёшь меня,
Предаю́т скорую сме́ртку — похоро́нишь, брат, меня».
Князь по горници идет, во руках книгу несёт;
Книга страшная «Пророк» — верно, брат назад нейдет.
10 Ниц́ево князь не спросил, часовых всех прирубил;
Двои двери отпирает, ко третьим он подходил,
К стеклянны́м дверям подходит — на коленц́ех брат стоит,
Перед ним полковник ходит по фамильи Офицер,
Держит саблю на весу — «царю голову снесу».
15 Недолго царю жить — только сабля возвилась.
На ту пору, на тот час приежжяет брат сечас —
«Ты ставай, брат, поскоряе — из Синоту вон пойдём,
Весь Синот сичас зажгём;
Нам недорог и Синот, синото́рские стражи́».
338. «СТАРИНА»
Старец, временем согвенный,
В ветхом рубище, са клюкой,
С виду набожный смиренной
Шёл вечернею порой.
5 Ему радость низнакома.
По пятам его нужда
Шла всю жись, и цяши полной
Ни видал он никогда.
Там — и дома, здесь — и приветят,
10 Тут — и сыт, и есь дадут.
«Я скитаюсь, как отпетый,
Свой земной свершая путь».
Рас пошёл искать приюта
Он в ближайшое село;
15 Потрясла его минута.
Стал он, тусклыми очами
Посмотрел везде кругом,
Видит рят могил с крестамы
За расыпавшим валом.
20 Он собрал остаток силы,
На кладбище поплелсе
И над свежоюб могилой
На костыль свой оперсе.
Он здохнул, перекрестилсе
25 И, молитву сотворя,
Тихо, горько прослезился
И как вкопаной стоял.
Малыдик шёл на поли с стадом.
Стретилв старьца меж могил;
30 Подошёл к нему тихонько,
Робко с нём заговорил:
«Что ты, дедушка, так познё
Здесь стоишь, пойдём в село.
Запоздаишсе быть во поли,
35 Экой грех тебе случитьце —
С мертьвечами ночевать,
И тут страху неберешься,
И всю ночь не будёшь спать».
Старец тихо отвёрнулся,
40 Головою покачал;
После вздоха улобнулся,
Внятно мальчику сказал:
«О дите моё родное!
Девеносто с лишком лет
45 Я скитаюсь с этом мире,
Много видил горя, бет.
Мертьвецы твои не страшны;
Я не экой видил страх
Под Смоленском и под Красным,
50 И в других ешшо местах.
Был я в битве Бородинской —
В самом первом ряду стал;
От Москвы и до Парижа
Финцуза прогонял
55 Ядра вкруг миня свистали,
Дым душил пороховой,
Кровь лилась вокруг реками,
Смерть вилась над головой;
Трупы грудамы валились
60 Друг на друга, как гора;
А Владычица хранила
Среди ужасов миня.
Двацать с лишком я со славой
Я отечеству служил.
65 Храбро бился я с врагами,
Ни показовал им тыл;
Штык в руке моей ни гнулся,
Пуля метко шла в врага,
Я в кровавой сече с трусом
70 Ни братался никогда.
Пришел время, взял отставку;
Я на родину пошёл.
Жаль, ни братьев ни хозяйки
Их живых уж ни нашёл.
75 Между добрыми людямы
Я, пока работать мох,
Я й сам честными трудами
Добывал себе кусок.
Вот под старось сил не стало,
80 Я людям уж наедал,
Но лишь именем Христовым
Тело грешное питал.
Спаси, Ѓосподи, по смерти
Благодетелей моих;
85 Упокой в небесном царьсве
Со святыми души их.
Теперь кончена дорога,
Знать конец мой настаёт;
Слышу, скоро, слава Богу,
90 Дух мой в небо отойдёт.
Вот и ноги отказали —
Мне уж больше не служить.
Серьце буто оторвало,
Тело страшно холодит.
95 На, возьми себя на память,
И моли за старика,
Этот крест, за храбрость данный
Мне в двенадцати годах.
Вижу, мальцик ты хороший,
100 И отець и мать добры.г
Потрудись и ради Бога
За свяшшенником сходи».
Старичь шепотом молитву
За свяшшенником читал,
105 Устремляя оци в небо
О грехах своих вздыхал.
Он принял зарок спасенья,
Прошептал блаословлясь,
Скрыл глаза и как младенець
110 Без страданья дух спустил.
Вот последний сдох, улыбка
Задрожала на устах;
Стресь момент душа страдальця
Улетела в небесах.
115 На ковре травы зеленой
Бездыханый труп лёжал,
На седыми волосамы
Лекий ветерок играл.
Тихо из-за гор выходит
120 Серебристая луна
И свой красной блёск наводит
На окресности сёла.
Под покровом ее бледным
Спитд вся их природа.
125 Старец бедный
Спит в могиле вечным сном,
А над насыпью могильной
Деревянный крест стоит.
На кресте прибита напись:
130 Храбрый воин сдесь лёжит.
Календарно-обрядовые песни
ЗИМНИЙ БЕРЕГ
339. ЗДУНАЙ[605]
Благослови, сударь-хозяин, ко двору прийти, Зъдунай![606]
Ко двору-ту нам прийти да на красно крыльцё взойти,
По новы́м сеням проти, ’ светлу све́тлицю зати,
5 Нам по лавочькам ц́есь да как Здуная-та спеть!
Да как по морю, морю, морю-ту синёму
Да бежало выбегало тридцеть караблей,
Тридцеть караблей бежало без единого карабля;
Да тридцятой-от карабль наперёд всих забегал,
10 Наперёд забегал, да как соколик-от залетал.
Он ведь хоботы мечё по-зьмеиному;
Да как нос-от, корма была по зьвериному,
Да бока-ти зведёны́ были по-турецькому.
Да наместо очей было у карабля
15 Да по доро́гому-ту каменю самоцьветному,
Да наместо бровей было у карабля
По дорогу соболю по сибирьскому,
Да наместо ушей было́ у ка́рабля́
Да по до́рогой лисици по бурна́сцятыя.
20 Да как палуба на ка́рабли кипарису-ту дерева,
Да как якори на ка́рабли булатныя,
Да как синёго булату всё заморьского,
Да как машты на ка́рабли кизи́лёвыя,
Да как штаки-ти, ванты были шо́лковыя,
25 Да как блоки-ти, ноки были то́чёныя,
Да как бе́гова была оснасточька семишо́лковая,
Синёго шолку самохиньского,
Да как па́русы на ка́рабли поло́тьняныя,
Тридцетьного полотна было заморьского.
30 Хорошо-то было́ на ка́рабли устроёно:
Да устроёна беседушка удалым молодцо́м,
Ише на́ имя Олексём-сударь-Владимёровичём.
Во беседушки сидел да как удало́й молоде́ць,
Ише на́ имя Олексей-сударь-Владимёровичь.
35 Ён ходил-то, гулял вдоль по ка́раблю,
Да строгал он ведь стружочьку из калёной из стрелы,
Да метал-то эфту стружочьку во синёё во морё,
Уронил со право́й руки злачён перьстень.
Возговорил-промолвил уда́лой молоде́ць:
40 «Уж вы слуги ли, слуги, слуги верныя мои,
Слуги верныя мои, да рыболовшичьки!
Да берите-тко, слуги, да золоты́-ти мои ключи,
Отмыкайте-тко, слуги, да окова́ны-ти сундуки,
Да берите-тко три нёвода, три шолковыя,
45 Да замётывайте нёвод во синёё во морё».
Ише тут ёго слуги да не ослышились они,
Да как брали три нёвода, три шо́лковыя,
Да замётывали нёвод во синёё-то во морё;
Да не выловили они злачёного перьсьня,
50 Только выловили три окуня,
Да три окуня они да златопе́рые:
Да как перьвой-от окунь во петьсот рублей,
Да как второй-от окунь в ц́елу тысечю,
Да как третьёму-ту окуню ц́ены-то ему нет;
55 Да как есь ёму цена да во Новегороде.
Ишше есь как тут обц́еншичёк удалой молодець,
Ише на́ имя Олексей-сударь Владимёровичь-сокол.
Ише дай Бох тебе на житьё, на бытьё,
На караблях тебе ходить да карабельшиком,
60 На лодьях тебе ходить да как лоде́льшиком,
Да на многия ле́та, на многия!
Затим здрастуй живёшь, да Олексей-сударь Владимёровичь-сокол!
Да розьделайсе добром, прикупи-тко вина ведро,
Да по рюмочьки виньця, по стокашику пивця,
65 По стокашку пивця да на закуску-ту колачя.
340. «ЗДУНАЙ»
Из-за моря, моря синёго, Здунай!
Из-за синёго моря Хвалыньского, Издунай!
Выходило выбегало тридцеть караблей, Издунай!
Тридцатой-от карабль напёред забегал,
5 Наперед забегал, как сокол залетал, Издунай!
Больши хоботы мечет змеиныя, Издунай!
Нос, корма да по-звериному, Издунай!
Бока-ти зведены у ёго по-туриному, Издунай!
аНа место очей было по камешку самочветному, Издунай!
10 Самочьветному по камню драгоченному, Издунай!
На место бровей было по соболю сибирскому, Издунай!
По чорному соболю сибирскому;
На место ушей было по лисици по бурнастыя,
По бурнастыя лисици, по осастыяб
15 Оснастка-та была шолковая,
Того-то крепкого шолку заморьского.
Паруса были белы поло́тнены;
Якоря были булатныя
Того-то белого булату всё заморьского.
20 Хорошо на этом черно́м ка́рабли было украшоно,
Изукрашоно было да убрано.
Хто этому ка́раблю хозяин-господин?
Хто на этом ка́рабли карабельшик-господин?
Карабельшик Олексей суда́рь Владимерич-соко́л,
25 По чорному по ка́раблю похаживаёт,
С ножки на ножку переступываёт,
Сафьяныя сапожки ёго поскрипывают.
Русы́ма-ти кудрями изнахрякиваёт,
Белыма-ти ручками размахиват.
30 Соронил-то с право́й руки злачён перьстеньв во синё море.
Сам он говорит да таковы речи:
«Уж вы слуги мои, верныя слуги,
Вы берите-ко скоро со спички золоты ключи,
Отмыкайте кованы́ мои ларьчи,
35 Вынимайте вы мои шелко́вы невода,
Мечите их во синёё во морё».
Тут слуги ёго не ослышилися,
Они скоро брали золоты ключи,
Отмыкали они кованы́ ларьчи,
40 Они метали шелковы́я невода да во синё во морё.
Перьву то́ню замётали, не попало нечёго;
Втору то́ню замётали и не выловили;
Третью тоню замётали, попало три-то окуня,
Три окуня златопе́рыя.
45 Перьвой-от окунь во петсот рублей,
Второй-от окунь во целу тысечю рублей,
Третей-от окунь — цены ему нет.
Нет проц́еньшика,г нет ёму обц́еньшика.
Есь-то обц́еньшик (имя девицы или жены),
50 Та ёму проц́еньшица, та ёму обценьшиця —
«Ту красну девицю за собя возьму».
Тут дай ёму Бох на жилье на бытёд на очечесьво,
Дай тебе Бох малых деточок,
В молодось на посмотреньицё,
55 Под старось на пропитаньицё.
341. («Во собори-то у Михайла-та у Арханьдила...»)
Во собори-то у Михайла-та у Арханьдила,
Виноградьё кра́сно зеленоё мое! да,
Со слёзами-ти молоде́ць да Богу молитьце.
«Ише хто тибе, молодця на бел свет спородил?
5 Тибя хто удало́й да воспоил вскормил?» —
«Спородила молодця́ да миня у́тряна зоря,
Привозлеели миня да цясты мелкия звезды́.
Хорошо-то спородила миня у́тряна зоря,
Шьто родима-та ми́ла се́стриця,
10 Улизала-то миня статью́,
Статью шьто моя-та братца су́женого».
Во собори-то у Михайла у Арханьдила
Со слезами-ти молодёць да Богу молитьце.
Вси-ти князи и бояра да здивовались молодцу —
15 «Ише хто-то Олексеюшка на бел свет спородил?» —
«Спородила-то на бел свет да миня маменька родна
По имени миня Мария Иа......
Воспоил-то воскормил да миня батюшко родной
Шьто по имени Владимёр-свет Сема......
20 Возлелеял миня да ро́дной брателко
Шьто по имени Серьгей да свет Владимёровиц,
Наредила миня да ро́дна се́стриця
Шьто по имени За......Владимеровна,
Улизала статью да мою сужоная».б
342. («Не по далецю, далече, да во цисто́м во поли...»)
Не по далецю, далече, да во цисто́м во поли,
Да виноградьё кра́сно зеленое моё,а
На укатинки да на украинкиб
Стоит бел поло́тняной шатер.
5 У того ли у шатра полы бархатныя;
Шьто во том во шатри столы ду́бовыя,
Ножки то́ченыя да позоло́ченыя,
Скатерти бра́ныя,
Кушанья́ саха́рныя,
10 Напитки сладкия.
За столами-ти сидит да красна девиця душа —
Красна девиця душа да Оксенья-госпожа,
Она шьет-росшивает красна золота ширинку.в
На перво́м углу вышивает синё небо с облаками,
15 На втором углу вышивает светёл месец со звездами,
На третьём углу вышивает круты горы со борами,
Со лесными со зверями,
На четвертом углу вышивает синё морё со волнами,
Со цёрным караблями, с карабельшицьками,
20 На серёдке вышивает Божью церьковь со попами.
А ишше́-то вышивает на другой-то на сторонкиг удалого молодця,
А по имени Олексея есть Владимировиця.
На другой-то на сторонки идет молодець один,
Идет молодець один он кунами, лисами обвесилсэ,
25 Он черным соболемд опоясалсэ;
Он серебряной шпагой опираитьце,
Красной девицёй душой выхваляитьце:
«Кабы бы, кабы был на эвто́й сторонки,
Бел поло́тняной шатер весь разбил бы, розорвал,
30 Сто́лы ду́бовые все разбил бы, ростоптал,
Красну де́вицю душу уж я взял бы за себя».
343. «ВИНОГРАДЬЕ»
По синему-ту морю по солоному.
Ез-Дунай![607]
Там бежало-выбегало тридцеть ка́раблей,
Тридцеть ка́раблей бежало со единым караблём.
5 Шьто един карабь-карабль наперёд он забегал,
Наперёд он забегал, как соко́л залетал.
Ишше нос-корма у ка́рабля по-туриному,
Ишше бока-та зведёны́ по-лошадиному;
Ишше ноги-то, дро́ги были шолковы,
10 Булатныма гвоськами околочены.
Ишше стружоцьки строгал да во синё морё спушшал.
Ишше ц́ей этот детина, цейа уда́лой молоде́ць?
Олексей Владымерович.
Ишше на сто коров, на полвто́раста быков,
15 Ишше дай Боже Олексею на житье, на бытье,
Владымеровичу на женитбу молодцу!б
ТЕРСКИЙ БЕРЕГ
344. «ДОСТОЙНО»[608]
Достойно есь и удивление
И духовного веселиё!
Ныне звезда на небеси явися,
Пачэ свет светает,
5 И произвешшает Бога нашего,
И на земли проявляет,
Яко нас на ру́ну нас и наидет,[609]
Тако Христос смиренный
На́ землю приидет
10 И небесное возводит,
аИ принесет причыстыя Девы Марии
Родися яко младенец,
Пеленами поби́ван.
Гордыя цари дивятца,
15 Земнородныя человецы об том веселятца,
Вкупе возрадуютца.
Ты же, господин хозяин, повеселися
Со своею супруго́ю
И ш чеда́ми своими,б
20 вУтехи наслядитися.[610]г
Тому же господину хозяину
Пребывати желаем,
Велегласно спроздравляем!д
Взыде звезда от Иакова,
25 И свет возлия от Израиля.
Дева Бога рождает.
Ангели удивляятца,
Персидския царидивятца.
Земнородныя человецы об том веселятца,
30 Вкупе возрадуютцае
жЗатем будь здрав, господин хозяин,
Многое лета, многое лета,
Многая радость!
День Христова рожение,
35 Веселися день,
Благодать весь день.[611]
Хвалу пети Боѓу нашему
В полуночь весь день.
Ангел пастырь возвести́л
40 Нарожденного
Бога нашего.
Ангел пастырь возвестил,
Царь же Ирод всех возвесьтил,[612]
Мла́денцей побил.
45 Били, били их,
И ругали их;
С матерями воспрошшались,
Жалко сплакали,
Там сьлёзы спроли́вали.
50 Са́боли матки́
Жо́лыбы детки́[613]
Лёжит ворон на поле в крови с матки.[614]
зДа маткам ручки заломаны;
Волосы дерут,
55 Умирают,
Мимо гласу не спушшают
В сердесьню реку́.и
345. ВИНОГРАДЬЕ[615]
Виноѓрадиё красно, зелёноё оно![616]
Там ходят-походят виноградьшицьки,
Оны ишшут-поишшут ѓосударёва дворьця,
Государёв-от дворець середи Москвы стоял,
5 Середи Москвы стоит, середь матушки.а
Ходят походят да виноградьшицьки,
Да виноградье красно зеленое оно!
Оны ищут тут поищут ѓосударева дворця,
Ѓосударев от дворец посередь Москвы стоял,
10 Посередь Москвы да серед ярманки.
Кругом-около дворца белокамянна сьтена,
Сьтена, сьтена — да веть железной-от тын;
Що на кажной тынинки по маковки,
Що на кажной маковки по зо́лоту кресту,
15 Що у кажного креста по воскуяровой свешшы.
Как хозяин во дому — сьве́тёл месець во полку,[617]
Как хозяйка во дому — мати утрянна зоря,
Малы детоцьки — да цясты звездоцьки.
Уж вам полно-ко спать, да как пора-то вам ставать,
20 Що пора-то вам ставать да виноградьшицьков стрецять,
Виноградьшицьков стрецять да виноградьшицьков дарить!
Ишше дай-ко вам Боѓ, да надели-ко вам Христос
Ишше дай-ко вам Боѓ, да надели-ко вам Христос
25 Триста быков да полтораста жеребцёв,
Полтораста жеребцёв да всё некла́деньц́ей!
Здраствуй хозяин со хозяюшкой
Да с малыма детушкамы!
Свадебные песни
ЗИМНИЙ БЕРЕГ
346. НА СМОТРЕНЬЕ
Приливай, припалнивай,
Мой родимой брателка,
Понесу по горници,
По всесветлой све́тлици,
5 По снарядну дубову́ столу
Донесу до умного,
Донесу до разумного:
«Ты прими, прими, умной мой,
Прими выкушай, разумной мой
10 Што про князево здоровье,
Про кнегины целобитьё
Про низко́й поклон про Кирилоськой».
Винокур молодой, ви́нна цяра золота.
Шьто не лист-трава ростилаитце,
15 Молоде́цкия головки приклоняютце,
Резвы ноги со подходом,
Белы руки со подносом,
Язык с приговором,
Со Исусовой молитвой.
347. ПОСЛЕ ВЕНЦА
Шьто под яблонью кровать. Да ехехе! да.
Под зеленой тисовой
На кровати перина́,
На перини простыня,
5 На просты́ни молодець,
Перьвобрачной князь
Шьчо по имени Олёксей,
Из отецества Владимировиць.
Шьчо две служоцьки ево,а
10 Две хорошия
Розувают, роздевают,
Роспоясывают,
Спать укладывают,
Приговаривают,
15 Шьто ведьб «Спи-тко, детина,
Уж ты просыпайсе, молоде́ць,
Што по имени Олёксей
Свет Владимировиць соко́л.
Шьчо из-за моря карабь
20 С красным золотом пришел,
Красна золота привез,
Богом сужону,
Богом сужоную,
Богом ряжоную,
25 Шьчо по именив...
Из отецествав...»
Отвечаёт Олёксей
Свет Владимировиць соко́л:
«Не могу я братцы спать,
30 Головы своей поднять,
У меня резвы ножки не стают,
Белы руцюшки не служат.
Вы подадте-ко, подадте
Вы две друженьки мои,
35 Две хоробрыя родны,
Вы два брателка милых,
Вы подадте сапоги,
Вы подадте пальтён,
Одевайте вы меня.
40 Побегу я посмотре́
Ко синёму ко морю́,
Ко черно́му караблю,
Богом сужону стрецять,
Богом ряжону свою,
45 Шьто по именив...
Из отецествав...»
348. ПОСЛЕ ВЕНЦА
По синицькам, синицькам,
По цясты́м переходицькам[620]
Туда хо́дила-гу́ляла
Молода жона боярына
5 Валерьяна Николаевнаа
Молодого боярына
Олексея Володымеровичя.
В руках она но́сила
Два блюда серебряны,
10 На блюдецьки но́сила
Два яфонта зе́рьцяты,б
Две бумажныя[621] за́поны.
«Полёжите малёшенько,
Покуль я молодёшенька
15 Сижу в светлой све́тлици,
Во столовой новой горьници,
За столами за дубовыма,
Скатерте́ми за бе́рцятыма,[622]б
За хлебамы пшеничьнима,в
20 За питьями рознолисьнима».
Тут уздри́ла-усмо́трила
Своего друга милого,
Друга милого, любимого
Олексея Владымеровиця
25 Валерьяна Николаевна.
Олексей-от хфастаёт
Своей молодою жоной
Валерьяной Николаевной:а
«У меня жона умная,
30 У меня душа-розумная;
У ей подходоцька павлиная,
Тиха рець лебединая,
Брови цёрново соболя,
Оци ясново сокола
35 Олексея-та Владымеровиця».
Тут бояра-та хвастают:
«У нас полки кре́пцяты».
349. ВЕЛИЧАЮТ ХОЛОСТОГО
Звонили у Михайла у Арханьдела,
Виноградьё красно-зеле́ноё,а
Ишше ту ли да ранную заутреню.
Да ото сну-то да молодець пробужаитьце,
5 Да от хмелюшецьки удалой просыпаитьце,
Да он свежо́й водой ключе́вой умываитьце,
Да тонким белым полотеньцём да утираитьце,
Шьто по имени был да Олёксей господин,
Из отечества был да свет Владимировиць соко́л.
10 Он в хоро́шо платьё цьветно платьё убираитьце,
Он учасыват свою да буйну голову,
Завивает он кудьри да он в колецюшко,
Он в колецюшко да красным золотом,
Да обсыпаёт свои кудьри скатным жемчугом,
15 Надеваёт на себя он кунью́-ту шубу,
Он ведь ку́нью-ту шубу соболинную.
Да выходит молодець на широ́ку светлу улицю,
Шьчо заходит молодець во Божью́-ту все церькву,
Как по имени Олёксей свет Владимировиць соко́л.
20 Вси попы тут духовны да огледелисе,
Вси приче́тьницьки церковны осмотрялисе,
Говорит-то вси народ да люди добрыя:
«Ише́ хто же молоде́ць да спородил-то тебя,
Спородила тебя да все на белой свет?»
25 Да отвечает словеса да удалой молоде́ць,
Што по имени Олёксей да свет Владимировиць соко́л:
«Уж вы глупыя народ да неразумныя мои,
Вы цему же народ да здивовались надо мной,
Здивовались надо мной над молодецькой красотой?
30 Спородила меня да родна матушка моя,
Родна матушка она Мария Поликарповна,
Бело тело вымыла меня да во Москвы-реки вода,
Воспоил воскормил меня да родной батюшко мой
Родён батюшко Владимир Семеновиць,
35 Приумыла лицё да славна матушка Москва,
Приутерла лицё да Богом сужона моя,
Богом сужона моя да Богом ряжоная,
Шьто по имени б
Завила́ у меня кудри́ родна сестриця моя,
40 Шьто по имени Зинаида Владимировна».
Шьто пошел да молодець да из Божьёй церьквы,
Он идет молоде́ць да подпираитце,
Золотой-то ведь тросткой подьпираитце.
Увидал молоде́ць за рекой все шатер,
45 За рекой то шатер бел полотняной стоит,
Шьто поло́тняной стоит да по́лы бархатныя,
Как столы́-те стоят да столы ду́бовыя,
Столы ду́бовые да ножки то́чаныя,
Ножки точеныя да позоло́чаныя.
50 Воспрого́ворит Олёксей да свет Владимировиць:
«Я пойду, попаду, небось, на ту ли сторону́,
Я розобью притопчю да дубовы эти столы,
Я возьму-то оберу да ведь полотняной шатер,
Щьто полотняной шатер да полы бархатныя,
55 Я ведь ту ли красну девицу за себя замуж возьму,
Я по имени б
По отецествуб
Я схожу-ту со девицёй во Божью церько́вь,
Во Божью церковь да во соборную,
60 Я приму то з девицёй по злату по венцю».
Проздравлеем тебя да удало́й молодець,
Удалой молодец Олексей ты господин,
Олексей ты господин да ты Владимировиць сокол,
Тебе с песёнкой да со виноградьицём,
65 Со своей-то невестой Богом сужоной,
Богом сужоной да Богом ряжоной.
ТЕРСКИЙ БЕРЕГ
350. «СВАДЕБНАЯ»
Выходило-вылётало тридц́еть три карабля. Иза Дунай[623]
Тридц́еть три карабля да со единым караблём,
Со единым караблёмб да со удалым молодцем.
5 Шшо один-от карабь да наперёд выбегал,
Наперёд выбегал, как сокол вылетал.
Шщо нос-корма по-туринному,
Шщо бока зведены по-зьверинному.
А на этом карабли удалой молоде́ць,
10 Удалой молодець да первобрачной есь,
А на имя Олёксей да Владимёровиць.
Он строгал стружки кипарис-дерева;
Уронил молоде́ць свой злацён перьстень,
Он крыцял-то, зыцял да зычьним голосом,
15 Зычним голосом да во всю голову:
«Уж вы слуги, вы слуги, слуги верныя мои!
Слуги верныя мои да удалы́я молодци!
Вы вяжите-тко, слуги, шелковы́я невода,
Вы ловите-тко, слуги, мой злац́ён перьстень,
20 Мой злац́ён перьстень да позоло́ц́еной».
Они перьвой раз ловили — не выловили,
Они другой раз ловили — да нет как и нет,
Они третей раз ловили да повыловили;
Шшо повыловились только три окуня,
25 Шчо три окуня да златопе́рыих:
Ишше перьвой-от окунь во сто рублей,
Ишше дру́гой-от окунь во тысечю рублей,
Ишше третьёму-ту окуню ц́ены-то нет;
Ишше есь ёму ц́ена да во Нове́городе́,
30 Во Нове́городе́ да у цяря в Москвы,
У цяря в Москвы, у короля в Литвы.
Ишше во́ поли, по́ли берёза-та стоит,
Во широком роздольи кудрявая стоит;
А у этой у берёзы кисова́ кровать стоит,
35 Шьчо на этой на кровати богосужона лежит,
Богосужоная да богоряжоная,
Ишше на́ имя Анна Михайловна.
Затем здрасвуй Олёксей да с Аннушкой!
Проздравляю Владимеровиць с Михайловной!
351. «ЗДУНАЙ»
Из-за моря-та моря, моря синёго и Здунай,
Из-за синего моря Хвальньского и Здунай
Там бежало, выбегало тридцеть ка́раблей,
Тридцеть караблей бежало со единым кораблем,
5 Со единым караблем.
Шьчо един-от карабль, карабль дак наперед выбегал,
Наперед выбегал да как соко́л вылетал.
Шьчо нос, корма да по-туриному,
Шьчо бока ти зведёны́ да по-звериному,
10 Шьчо ведь оци ти были каменья драгоценного,а
Ише брови-ти были чорна соболя,
Чорна соболя брови все сибирского,
Шьчо сибирчкого соболя заморьчкого.
Шьчо на ка́рабли беседа изукрашона была,
15 Изукрашена беседа красным золотом,
Увесе́ляна беседа цистым сере́бром,
Изнаполнёна беседа скатным жемцюгом.
Шьчо по ка́раблю погуливал удалой молоде́ць,
Шьчо удалой молоде́ць да как детинушка.
20 Шьчо детина как гуляет неженатой холостой,
Шьчо по имени Олёксей от Владимировиць.
Он по кара́блю погуливат, похаживаёт
Во праву руку покладываёт,
Он тальяньской платок да все выде́рьгиваёт,
25 Дорогой он все перстень все вывёртываёт,
Он вывёртываёт вот перстень золотой-от все,
Золотой перстень со вставкой самоцветною,
С руки на́ руку перстень перекладываёт,
Ишше сам говорит да таковыя словеса,
30 Таковыя словеса да он слу́гам-то своим;
Он слугам-то своим да слу́гам верным своим,
Слугам верным своим да неизменным моим,
Воспрого́ворит Олёксей да свет Владимировиць соко́л:
«Уж вы слуги, вы слуги, слуги верныя мои,
35 Слуги верныя мои даб розудалы молодцы!
Вы возьмите у меня да золотой много казны,
Вы подите во лавочки торговыя,
Вы купите шелков да всяких разных вы мене».
Ище́ тут ево слуги не отслышалисе,
40 Они много тут брали золотой они казны,
Они скоро пошли в торговы лавочки,
Они скоро купили разны́х шелко́в,
Они скоро извязали шелков же нёвод.
Тут приказыват дороднёи доброй молодец
45 Шьто по имени Олёксей-свет Владимировиць соко́л:
«Уж вы слуги, вы слуги, слуги верныя мои,
Слуги верныя мои да розудалы молодцы!
В теперице меците-ко нёвод во синёё во морё,
Вы во си́нёё морё да во Хвалыньскоё».
50 Они в первой раз забросили не выловили,
Во другой раз забросили не выловили,
Во трете́й-от раз забросили выловили;
Ише выловили да все три окуня,
Все три окуня три окуня все златопе́рыя.
55 Ишше первому окуню во сто рублей цена,
Как другому-то окуню во тысяцю рублей,
Шьто третьему-то окуню цены не́ было.
Воспрого́ворит тут да Олёксей господин,
Олёксей господин да свет Владимировиць соко́л:
60 «Мне-ка будёт не найти обценьшици,
Мне обценьшици не по деревным не по городам,
На найти то мне будет во Архангельском славном городи,
Я найду себе обценьшицюв красну девицю-душу́,
Красну девицу душуг да в славнойд матушкее Москве,
65 В славной матушке Москвеж да Богом су́жону свою,
Богом су́жону свою я, Богом ряжону собе.
Есь обценьшицяв даз в славной матушке Москвы,
Есь обценьшиця да красна девиця душа.
По имении
352. («Шьшо по морю, морю синему...»)
Шьшо по морю, морю синему,
Из-за Дунай,
Шьшо по морю по Фвалынскому
Там бежало-выбегало тридцеть ка́раблей,
5 Тридцеть караблей со единым кораблем.
Шьше один-то корабль наперед забегал,
Наперет выбегал да как сокол вылетал.
У его нос-от корма да по-звериному,
Бока-то зведены по-лошадиному,
10 Изукрашена бесёда красным золотом,
Красным золотом да цистым серебром.
По кораблицьку гуляет удалой молоде́ць,
Удалой молодець да первображной кне́сь,
Первображной кнесь Михайло Алексеевиць.
15 Он строгал стружку да кипарис-дерефцё,
Уронил со права́й руки золоцён перьсте́нь.
Он крыцял, зыцял да зысныма голосом,
Зысныма голосом да во всю голову:
«Уж вы слуги, вы слуги, слуги верныя мои,
20 Вы берите-ка слуги золоты мои клюци,
Отмыкайте-ко слуги кованые сундуки,
Вы берите-ко слуги шелковые невода,
Вы меците-ко слуги во синеё во морё,
Шьше во синеё во морё во Хвалынское».
25 Перьвой невод забросили — не вытянули;
Шьто другой-от забросили — нету ницёго;
Шьто третий-от раз бросили — оны вытянули,
Они вытянули да фсе три окуня,
Шьшё три окуня да златоперыя.
30 Шьшо перво́му-ту окуню пятьсот рублей цена,
Шьшо другому-ту окуню о тысяцю рублей,
Третьему-ту окуню цены ёму нет —
Ишше есь ёму цена да во Нове́ городе,
Во Нове городе да в славной Вологды,
35 Во Понои волосьти да в нижном во коньци.
Есь опценьшиця да красна девица
Ише на имя Марфа Олёксандровна.
353. («Я кацю, кацю по блюдецьку...»)
Я кацю, кацю по блюдецьку,
По нали́вному яблоцьку.
Что не конь берегами идёт,
Золотой уздой побрякиваёт,
5 Временами пошеве́ливаёт.
Тут и шол да прошол молоде́ць,
Розуда́лой доброй мо́лодець.
За собою ведёт сужоную,
За собою ведёт ряжоную,
10 Душу красную девицю.
Уж и бы́ла потрепали бы его, —
Мои руценьки болят да болят.
Целовать-миловать не велят.
354. («Што у князя было, князя...»)
Што у князя было, князя,
Што у князя молодого,
Што у света дорогого,
У Олексея Владымеровиця
5 Кудри золотыя,
Золотыя, увитые.
За те яго кудри,
За те яго русы
Ай тёша любила,
10 Лисавета Николаевна пожаловала.
Он с лафки ставаёт,
Пухову шляпу снимает,
Поклон воздава́ёт,
Пасибо даваёт:
15 «Те спасибо, сударь-теша,
Богомданна моя матушка,
Те на до́рогих подароцьках,
На лебимой Лисаветушки
На лебимой Николаевни».
355. («Оѓсели-то голуби...»)
Оѓсели-то голуби
Кругом новой горьницы,
Кругом сьветлою сьветлици.
Это фсё сидят не голуби,
5 Это фсё сидят не сизыя —
Нонь сватами сватовья,
Сватовья Олексея Владымеровиця
На любимой Лисаветушки
На вюзлюбленой Николаевны.
10 Лисавета-та в горьници,
Николаевна во светлици
Не знала́-то не ведала,
Как ворота отворилисе,
Широкие размахнулисе,
15 Поежана на двор съехали —
Поежана Олексея Владымеровиця.
Она тут испужаласе,
Подломились ношки резвыя,
Приопало лицё белое,
20 Приосмякло ретиво́ серьце.
356. («Не соболь-то по улици голублитц́е...»)
Не соболь-то по улици голублитц́е,
Што не церной-от сибирской вдоль по ши́рокой,
Тут и ходит проклажаитц́е удалой молоде́ць,
Он удалой молодец, первображной кнесь.
5 Он тугим луцьком подпираетц́е,
Шолково́й тетифкой подпоясалсэ,
Он цясто ко ко́лышку припа́дываёт,
Он у стараго, у малого выспрашиваёт,
Он у се́редого фсё выведываёт:
10 «Што уйздри ли-то, уйздри ли Ириньюшка моя,
Што уйздри ли-то уйздри ли Григорьевна душа?» —
«Не твоя — я не твоя — сударь-батюшкова,
Сударь батюшка Григорья Ивановиця».
357. («Шьто на солнышком всходи, на угреви...»)
Шьто на солнышком всходи, на угреви
Стоит белая берёска кудрёвата.
Мимо ту белу берёску кудрёвату
Нет не конному, не пешому проходу,
5 Нету ясному соколу пролёту;
О́дин млад соловей пролётаёт,
Над батюшков двор надлётаёт,
Он над матушкин высокой терим,
Он Ириньюшки назолушку даваёт,
10 Он Григорьевны весь подаваёт:
«Ишё Ириньюшки у батюшка не жити,
У высоком тереми да не сидети,
Трупцято́й косы Ириньи не плятати,
Руйкой головы Ириньи не цясати,
15 За Екимом Ириньюшки не бывати». —
«За тим здрасвуй Иринья с Екимом,
За тим поздравлеём Григорьевна с Ортемьёвицём!»
358. («Внис по рецки-реки...»)
Внис по рецки-реки
Там судёнко пловёт,
Там судёнышко легонькое,
Во суденьци сидит
5 Удалой даброй мо́лодец
Григорий Ивановиць.
По бережку шла
Молодая боярина
Наталья Ивановна;
10 Закрыцяла она
Своим зыснима голосом:
«Воротисе, сокол,
Воротисе, надежда моя,
Я те радось скажу,
15 Я — веселье великое!»
Фсе стеколышка да поломалисе.
Вызывал да зло́дей больший сват
Ден-дённу мою пец́ельшицю,
Нось-носьну да богомольшицю,
20 Ише на новы дубовы сени.
Вить крес-от клал да по-писа́ному,
Он поклон-от вел да по-уцёному,
Говорил да подговаривал
День-дённу мою пецельшицю,
25 Ноц-ноцьну да богомольшицю.
Он хвалил да фсе похваливал:
«Много и́менье боѓац́есьво,
Много злата, много се́ребра».
День-денна́ моя пецельшиця
30 На вино была упьеньцива,
На слова была укиньцива.
Пробила мою да буйну голову
Со природной да трубцятой косой.
359. («Приливай, припалнивай...»)
«Приливай, припалнивай,
Мой родимой брателко
Олёксан Васильевиць!
Понесу я по горьници,
5 По всесветлой я све́тлици,
По снарядным дубовым столам,
Донесу я до умного,
Донесу я до розумного,
До Гриёрья Ивановиця,
10 До Натальи Ивановны». —
«Ты прими, ты прими, умной мой,
Прими выкушай, розумной мой,
Шьшё про кне́зево здаровье,
Про Кирилове цёлобитьё,
15 Про ниско́й поклон про Кирилофськой».
Винокуры молодые —
Виноцяру золотую.
Не лис-трова росьтилаетьц́е —
Резвы ноги со подходом,
20 Белы руки со подносом.
Миколин крес,
«Христос воскрес!»
360. («Из-за лесу, лесу темного...»)
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за темного, дремучеѓо
Там летит стадо серых гусей,
Там друга́ да белых лебедей.
5 Отставала лебедушка
От стада да лебединого,
Приставала лебедушка
Ко стаду́, стаду́ — серы́м гусям.
Стали гуси лебеть шшипати,
10 Стала бела лебеть кикати
Лебединым тонким голосом:
«Не шшипитя, гуси серыя,
Не сама я к вам залетала,
Не своей волёй-охотою,
15 Занесло меня поѓодушкой
Злой великою незгодушкой».
Шьшё по полю, полю цистому,
По роздолью широкому
Идет рота добрых молотцов,
20 Шьшо друга да красных девушок.
Отставала Катеринушка
От подруг своих любовныих,
От суседоф порядо́вныих,
Приставала Катеринушка
25 Ко дородьню добру молотцу,
Ко Гаврилу к Олёксеёвицю.
Не усьпела Катеринушка,
Не усьпела Григорьёвна
На широкой двор възьехати,
30 На головушки управити;
Стали люди смее́тисе,
Сьвёкор батюшко журить-бранить,
Шьшо свекровушка нацял весьти
Шьшо нацял весьти нацяловать.
35 Воспроговорит Катеринушка,
Воспроговорит Григорьевна:
«Вы не смейтесь, люди добрые,
Фсе суседы порядовыя,
Не жури-ка свёкор батюшко,
40 Не нацялуй-ко свекровушка,
Не сама я к вам заехала,
Не своей волей-охотою,
Занесьли меня добры́ кони́,
До́бры ко́ни все Гавриловы
45 Заступцива Олёксеёвиця».
361. («На горы́ да было, на́ горы...»)
На горы́ да было, на́ горы,
На горы́ да на высокия,
На красы да на великия
Там стояло дере́фцико,
5 Дерефцё да кудрёватоё.
Не кунямы оно обросло,
Не соболями оно росьц́ьвело.
Шьшо за то ли за дерефцико,
Шьшо за то за кудрёватоё
10 Тулила́се-хоронилась
Душа красная девиця,
Девиця да заруцёная,
Кнегина́ да первобрашная
Овдотья да Григорьевна.
15 Хфалила́се Овдотьюшка,
Похвалялася Григорьевна
Похвальбой своей великою,
Красотой своей деви́нною,
Шьшо не взять-то не взять Тимофею миня,
20 Шьшо не взять не взять Ивановицю,
Шьшо не стом да не полутором,
Не ц́елой да сьмётной тысецёй.
Шьто заслышал эту похвальбу
Удалой да доброй молодець
25 Тимофей да сьвет Ивановиць —
«Не хвалисе ты, Овдотьюшка,
Не хвалисе ты, Григорьевна,
Похвальбой своей великою,
Красотой своей девинною;
30 Я возьму да тебя вы́веду
Я бес ста да бес полуторых
Бес целой да сметной тысёци,
Со единым со тысецьким,
Со крестовой со матушкой,
35 С дву́мя друшкамы хорошима,
С молоцямы вожоватыма,
С холостыма неженатыма».
362. («У реки да было у речици...»)
У реки да было у речици,
Шьшо у свежия клюцёвыя водици:
Туды хо́дила гуляла книгина,
Шьшо по имени книгина Овдотья,
5 Из отецесьва голубушка Григорьевна,
З золотым кубц́ём шла по водицю.
Она купциком водици поцирьпнула,
Она слаткие меды садила,
Она патокою разводила,
10 Она белою камкой закрывала.
Шьшо на сеницьках Тимофея стрицяла,
Шьшо на новых Ивановичи поила,
Она во теплую спальню спать ложила,
Шьшо на мяхкую пуховую перинку,
15 Шьшо на мяхкую пуховую подушку,
Пот тёпло соболиное одеяло,
Шьшо сама она Тимофею говорила:
«Ушь ты спи, ты моя радось, усыпайсе,
От крепкого сну, надежда, прабужайсе!»
20 Затем здрасвуй, Тимофей-от ѓосподин,
Поздравле́ём те, Ивановиця,
Со своею молодою женой
Со Овдотьей Григорьёвной!
363. («Ишше золото з золотом свивалосе...»)
Ишше золото з золотом свивалосе,
Жемцюг ж жемцюгом сокоталсэ,
Шьше наше-то золото полуцьше,
Ишше наш-от жемцюг поскатнее.
5 Ишше наша Овдотьюшка полуцше,
Ишше Григорьевна покрасиве,
Она ясныма оцямы пояснее,
Она церныма бровями поц́ернее.
364. («По сеницькам, сеницькам...»)
По сеницькам, сеницькам,
По цясны́м переходицькам
Туды хо́дила-гу́ляла
Молодая боярина
5 Овдотья Григорьёвна.
Да на блюди серебряном
Две алмазныя запонки:
«Ушь вы яхонты, яхонты,
Полежите малешинько,
10 Покуль я молодёшинька
Я пойду схожу во горьницю,
Я во светлую светлицю
К своему другу милому,
Ку приятелю к сердеснёму
15 К Тимофею Ивановицю».
Он сидит проклажаетц́е
С холостыма, женатыма,
Своей женой нахваляетце,
Шьшо «у меня жена умная
20 Да Овдотья розумная,
Григорьевна смирёная,
У ей похотка повинная,
Тиха рець лебединная,
Брови церного соболя,
25 Оци ясного сокола,
Ясна сокола сибирьцкого,
Сибирьцкого заморьского,
Шьшо заморьского, москофьского».
Затим здрасьвуй, Тимофей ѓосподин,
30 Поздравле́ём-те, Ивановиць,
Со своею молодою женой
Овдотьей Григорьёвной.
365. («У Тимофея ѓосподина были трои ворот...»)
У Тимофея ѓосподина были трои ворот,
Дымно, дымно ф поли,
Цядно, цядно ф цистом.[624]
У Ивановиця был широкий двор.
5 Фсе Овдотьюшка его да на крылецьки стояла,
На крылецьки стояла да на прекрасном стрицяла,
Голоском скрыкнула, рукафцем взмахнула:
«Воротись, воротись, Тимофей ѓосподин,
Воротись, воротись ты, Ивановиць-душа,
10 Я по радости скажу — тибе сына спорожу!» —
«Ради сына твоего я не вороцюсь домой».
У Тимофея ѓосподина были трои ворота,а
У Ивановиця был широкий двор.
Фсе Овдотьюшка его да на крылецьки стояла,
15 На крылецьки стояла да на прекрасном стрицяла,
Голосом скрыкнула, рукафцем взмахнула:
«Воротись, воротись, Тимофей ѓосподин,
Воротись, воротись ты, Ивановиць-душа,
Я по радости скажу — тибе доцирь спорожу!» —
20 «Ради доц́ери твоей я вороцююсь домой,
Ушь мы выпоим, выкормим, замушь отдаём,
Ушь мы замушь отдаем, да сибе зетя наживем;
У нас доцюшка — фсёѓды госьтюшка».
366. («Ушь ты тысяцькой, тысяцькой...»)
Ушь ты тысяцькой, тысяцькой,
Сидишь ты под образом,
Ты под Божьёю милосью,
Под великою радосью.
5 Над тобою Божья милось,
На тебе есь кунья шуба
Да шапка соболинная.
Ушь ты кушаешь ли, тысяцькой,
Ты гусятину — кус с перц́ем,
10 Лебедятину — кус с цесноком.
Ушь ты слушаешь ли, тысяцькой,
Свою молодую жону?
Ушь я кушаю, кушаю
Я гусятину — кус с перцем,
15 Лебедятину — кус с цесноком,
Ушь я слушаю, слушаю
Свою молодую жону,
Да Овдотью Григорьевну.
Она — моя любушка,
20 Да Овдотья голубушка.
У ней похотка повинная,
На убел она белёшенька,
На снарят снареднёшенька,
На ступень высокохонька,
25 Брови — цёрного соболя,
Оци — ясного сокола,
Ясна сокола сибирьского,
Сибирьского, заморьского.
Затем здрастуй, Тимофей ѓосподин,
30 Поздравле́ём те, Ивановиць,
Со своею молодою женой,
Со Овдотьей Григорьевной.
367. («Налетали, налетали ясны соколы...»)
Налетали, налетали ясны соколы,
Ой да рано, да рано, ранёшенько,[625]
Шьшо садились соколы да фсё за ду́бовы столы,
Фсё за ду́бовы столы да за берцяты скатерьти,
5 Ишше фси да соколы оны пьют и едят,
Оны пьют и едят да оны весело глядят,
Шьшо один-от сокол он не пьет и не ест,
Он не пьет и не ест да всё за за́весу гледит,
Он за завесу гледит да голубицю мани́т:
10 «Шьшо уйздри ли,а уйздри ли, Овдотьюшка моя,
Шьшо уйздри ли-то, уйздри лиа Григорьевна-душа». —
«Не твоя я, не твоя да сударь батюшкова,
Сударь батюшка Григорья Ивановиця».
Налетали, налетали ясны соколы,б
15 Шьшо садились соколы да фсё за ду́бовы столы,
Фсё за ду́бовы столы да за берцяты скатерьти,
Ишше фси да соколы оны пьют и едят,
Оны пьют и едят да оны весело глядят
Шьшо один-от сокол он не пьет и не ест,
20 Он не пьет и не ест да всё за за́весу гледит,
Он за завесу гледит да голубицю мани́т:
«Шьшо уйздри ли, уйздри ли, Овдотьюшка моя,
Шьшо уйздри ли-то, уйздри ли, Григорьевна-душа». —
«Я твоя, я твоя да Богом сужоная,
25 Богом сужоная да Богом ряжоная».
368. («Выводил миня батюшка...»)
Выводил миня батюшка
Ис-под липо́вой грядоцьки,
Из-за узорьцятой за́весы,
Приводил миня батюшко
5 Ко снарядным дубовы́м столам,
Ко ска́тертям берцятым,
Ко хлебу белоситьнёму,
Ко вину к розноличному;
Отдае́та миня батюшко
10 Князем-бо́ярам на руки,
Тимофею-ту во веки,
Ивановицю век вековать
Со душой со красной девицёй,
Фсё с Овдотьёй Григорьёвной.
ПОМОРСКИЙ БЕРЕГ
369. («Ишше да́леце, дале́це во цисто́м поли...»)
Ишше да́леце, дале́це во цисто́м поли,
Виноградье красно зеленое моё!
Там стояла берёска кудрявенькая.
Суцьё-прутьё у берёски фсё серебрянное,
5 А вершинка у кудряфки позолоц́енная.
Шшо под этой под берёской стоял белой шатёр,
Стоял белой шатер белополо́тнянныя.
Шшо во этом во шатри сидит девиця душа,
Она шила-вышивала трои пяла золоты́.
10 На первой от угол шила цисто полё со цьветамы,
А на дру́гой угол шила све́тел месяць со звездамы,
На третей угол шила Божьё сонцё со лунамы,
На ц́етьвёртой угол шила синё морё со волнамы,
Сине море со волнам да со цёрныма караблямы,
15 Со белыма парусамы, со шелко́выма флака́мы;
На серётку вышивала Божью ц́ерькву со крестамы,
Божью ц́еркву со крестам да со цьветныма образамы.
По другую сторону шол уда́лой молоде́ц,
Он куницямы, лисицямы обвесилсэ,
20 Да цёрны́ма соболями опоясалсэ,
Небылыма словесамы похваляитц́е:
«Кабы жил я, кабы был на одной стороны,
Я бы эту-ту берёзу по колена срубил,
Я бы этот шатер до подошвы весь бы снял,
25 Я бы эте трои пяла по цисту́ полю рознёс,
Я бы эту красну дефку за себя бы замуш взял;
За себя бы замуш взял да во Божью ц́еркву свёл».
Он закон принимал, цюден крест ц́еловал,
Затем здраствуй, Олексей с Матренушкою,
30 Проздравляем, Владымеровиць с Микитисьнёю!
370. («Середи было Китая, славна города...»)
Середи было Китая, славна города,
Виноградьё ли красно зелёноё!
Там стояла Божья церковь соборная.
Ишше да́лече, дале́че во чисто́м во поли
5 Там стояла берёза кудреватая.
Под этой под берёзой кудреватою
Розослан шатёр белополо́тняной.
Во этом во шатре белополотняном
Там сидела деви́ця душа красная,
10 Штоль по имени Матрена Микитишна.
Она шыла-вышывала ковёр-самолёт:
На перьво́м-то углу шыла красно сонцё со лучамы,
На фтором-то углу шыла све́тёл месець со звездамы,
Што на третьем-то углу шыла синё морё со волнамы,
15 Со черны́ма караблямы, со белы́ма парусамы,
На четвёртом вышывала чисто поле со травами, со лазуревыма цьветамы,
На серёдки вышывала Божью церковь со главамы, со духовныма отцямы.а
По другой стороны идёт удалой молодец,
Што ль по имени Олексей Владимировиць.
20 Он куницямы, лисицямы обвесилсэ,
Чорны́ма соболямы подпоясалсэ,
Востры́м копьём подпираитце,
Небылыма словеса́мы похваляитце:
«Кабы я был, молодец, на другой стороны,
25 Я бы эту берёзу по коре́нью срубил,
Я бы этот шатёр до подошвы снял,
Я бы эту девицу за себя бы замуш взял».
371. («Ишше молотця матушка да...»)
Ишше молотця матушка да
В воскрисенье споро́дила (2) да.
В воскрисенску заутреню
На белы́х ручках дёржала,
5 Бело́й грудью ко́рмила,
По головушки гладила:
«Ты расти, расти, дитятко,
Ты расти, чадо милоё,
Быдь таланливо, счасьливо,
10 Для людей быдь очесьливо,
Для господ обходительно.
Ты поедёш жонитисе,
Как приедёш на тестев двор,
Не спускай коня по́ двору,
15 Ты отдай коня конюхам,
Пусь накормят пшеницею,
Нопоя́т све́жой водыцею.
Как ты ступиш на новы́ сени,
Не сьнимай-ко пухово́й шляпы.
20 А как ступиш в нову горьницю,
Ты не много Богу мо́лисе,
Ты не ниско людем кланейсе,
Ты пониже тесьтю-батюшку,
Всех пониже тёшшы-матушки».
Бытовые песни
ЗИМНИЙ БЕРЕГ
372. («Весной девушки гуляли...»)
Весной девушки гуляли
В хороводики на лужку,
На лужку они писёнки запили.
Милой жалости внимал, внимал,
5 Милой жалости внимал,
Риць забавну говорил,
Риць забавну, таку прокладну —
Всю деревянку бранит, бранит:
«Роспроклятая была деревня
10 Зацим сушишь ты меня молодца?»
Не деревня сушит молодца,
Сушит девушка хороша;
Не деревня сушит молодца,
Сушит Аннушка душа, душа —
15 Лицько беленько, шшоцьки алы,
Розвеселеньки ее глаза, глаза,
Розвеселыя у ёй оци.
«Зделай, милай, для меня, для меня,
Здилой-ко, милой, таку радость:
20 Поди замуж за меня!» —
«Я-то радехонька выдти замуж,
У меня воля не своя, не своя.
Есть у мня воля поболе —
Ро́дной батюшко отець, отець.
25 Есьли батюшко меня замуж выдаст,
Есьли матушка отдаст,а
Не останусь я от Вас —
Уж я буду я за Вами,
Я за Вашима пятами».
373. («Я малёшенька да глупешенька-то девка ли да была, да была...»)
Я малёшенька да глупешенька-то девка ли да была, да была,
Не изведала да у молотца-то девушка ума, ума,
Какоф ум да разу́м да обыцей у милого у дружка, у дружка.
Я-то стояла ли со миле́ньким е́дин малой ця́с;
5 У милого да-то слезы катятця-то бежали из глаз,
Говорил только мило́й такия реци-ти словеса, словеса:
«Шьто не ты девушка да куда стала-то очюнь блёдна, блёдна!
Из ясных-то ли да оцей да не оцунь-то девушка весёла, весёла;
Ели да тужита-плацёт двушка обо мне,
10 Об моей ли да об удалой, девушка головы́». —
«Все ль-то, все ли по тибе, мой миленькой, да тужу, тужу,
Цють едва жива по белу свету-то хожу ли я, брожу,
Под окошоцьком да сиротоцькой да бедна ли я сижу,
Все-ти стороны да будто ластоцька бедна́ ли я гляжу, гляжу —
15 Я с которую со стороноцьку ми́лого дружка нет, нет,
Не с восточнюю да не со западню́ сторонку милого дружка нет, нет».
Идет ли да идет, идет миленькой да дружок,
Он то любиму-ту свою́ писёнку-ту да поёт;
Он во писёнки выговариват-то девушку ею́:
20 «Где бы то, где бы-то мне-ка да своя любушка-девушка увидать?
Ходь бы едина с ею ноцька с девушкой ноцёвать». —
«Ты поди-тко ли да нацюй, да нацюй ноценьку миленькой у меня, у меня;
У миня ли-то да в доми нету неким-то нету некого;
Хоть и есь у миня да розмальцишнецька — спит-то паре́нь со мной,
25 Крепко спит да не пробудится во всюю темну долгу ноць,
Хоть и пробудитце, да не знаю шьто-то парень сказать,
Хоть и скажот, да не поваруют парнищецьку ёму,
Хоть и поваруют, да не боюсь я девушка, никого;б
Никакой большой проступоцьку не вижу я девушка над собой».
374. («Што же вы цветоцики не ве́сёло цьвели...»)
Што же вы цветоцики не ве́сёло цьвели, (2)
Разве вам цьветоцьки дожжи были малы,
Лю́тыя морозики крепко студены?
На эвти цьветоцики шел миленькой дожжь
5 Во всю те́мную весенную ноць,
Не дал она со миленьким доле постоять,
Тайных забавных речей говорить,
Своёму любезному в гла́за попенять:
«Шьто же ты, миленькой друг, не же́нисьсе?
10 На кого, раздушоцька, ты надеисьсе?
Миня роскрасавушку замужь не берешь?» —
«Девушка-кросавушка ты радось моя
Как бы знать рад бы взять всёдушно замужь за себя,б
Родны́ мне-ка батюшко воли не дает,
15 Родимая мать благословленья не сулит
Род меня племя ругают, молодца бранят,
С такой роскросавушка знатця не веля».
Рощшиця, рощшиця, роцощя ты, рощша моя,
Ты рощша моя с огородами ровна,
20 Во эвтой во рошшици горенка нова,в
Во эвтой во горенки девиця сидит,
Сидит роскросавушка писёнки поё,
Писёнки поё сама приплакиваё:
«Нонь теперь пошли злыя времяна,
25 Суша руша девушку дальни города,
Пошще-паце иссушили стары-прежни друговья».
375. «БЕСЕДОЦЬНА»
У нашого двора укатана гора;
Родимая мая манет меня на улицу,
У ворот девка стоит, сама реци говорит;
Через поле у соседа девушки гуляли,
5 За рицькой во саду девушки гуляли,
Своей правою рукой дружка вызывали:
«Выйди, друг мой дорогой, в зе́лен сад гуляти,
Мне прискуцилось одной в той травы бродити».
Спрошу у дорогой, будет ли любити. —
10 «Слышу, душоцька-молодцик, все-то лицо вяне,
Я люблю тебя душой, ты ешшо не веришь». —
«Верю, верю, молоденька, сам тебя жалею,
За любовь-ту за твою разик поцелую».а
376. «УЛИЦЬНЯ»
Горегорькая кукуша по зари рано лётала,
Шшо летала кукуша, куковала,
Собе милого-то дружка да искала.
Нашла дружоцька ненадолго,
5 Нашла дружоцька ненадолго.
Не надолго, лётала на цясоцик —
Прошло времяцько за годоцик,
Прошло времяцько за годоцик.
Уж ты сад-ли ты мой да садоцик,
10 Уж ты сад-ли мой садоцик,
Сад зелененькой, виноградной,
Сад зелененькой, виноградной,
Виноградной садик, ненаглядной,
Виноградной садик, ненаглядной;
15 Ненаглядной не при местици садик вырос,
Ненаглядной не при местици садик вырос —
Ненаглядной садик в цистом поли,
Ненаглядной садик в цистом поли,
В чистом полюшки, на угори,
20 В чистом поли, на угори.
На угорышки садик, косогори,
На угорышки садик, косогори.
В саду девушки гуляли,
В саду девушки гуляли,
25 В саду красненьки да плясали,
В саду красненьки да плясали,
Вси башма́цики притоптали,
Вси башма́цьки притоптали,
Вси цюлоцики замарали,
30 Вси цюлоцьки замарали,
Со голов-то платки они теряли,
Со голов-то платки они теряли.
Мне не жаль-то платка ало́го,
Мне не жаль платка ало́го,
35 Тольке жаль дружка милого,
Тольке жаль дружка мило́го.
Пойду выйду-то на угорышек,
Пойду-выйду-то на угорышек —
Не несет ли сверху лодки,
40 Не несет ли сверху лодки.
Сверху лодоцька со гребцами,
Сверху лодоцька со гребцами;
Ише гребцы-ти ребята молодыя,
Ише гребцы-ти ребята молодыя,
45 На их шляпоцьки пуховыя,
На их шляпоцьки пуховыя,
На их линтоцьки голубыя,
На их линтоцьки голубыя.
377. («Кладетьце-то ми́лой во котомоцьку...»)
Кладетьце-то ми́лой во котомоцьку,
Отправляетьце любезной во дорожецьку
Не во дальнюю, во печальную;
Недалешенько, но без дружка тошнешенько.
5 Воротись любезной осенью ранешенько;
Не воротиссье, любезной, я помру с тоски,
Я со той ли со тоски, с горюшка,а кручинушки;
Надорветсе мое серцо сле́зно плакуци,
Слезно плакуцись, возрыдаюцись,
10 Тибя, миленькой-любезной споминаюци,
Из дорожьки из пути да дожидаюци.
Со востоцьнюю да со стороноцьку,
С Питянбурскую славну дорожоцьку
Пиша миленькой-любезной ко мне грамотку;
15 Приуписывал любезной весточку нерадосьню:
«Не сиди, моя любезна, долгих поздых вецеро́в,
Не просиживай любезна долги полу́ноци,
Ты не жди, не дожидайсе дорога́ гостя́,
Дорогого гостя, дружка ми́лого;
20 Я не гость пришол, не гостить к тебе,
Пришол, любушка да роспроститисе,
За любовь-ту за твою дак поклонитисе,
Подарочками розминятисе.
Ты отдай, отдай мой злачён персте́нь,
25 Ты бери, бери свой тальянсой плат,
Мне-ка тим перстнем да обручатисе». —
«Мне-ка тим платком жениха дарить,
Жениха дарить да дружка ми́лого». —
Красна девушка слово молвила,
30 В возрыданьици рець она гово́рила:
«Ты женись, женись, дурак безсовистной,
Ты не тут женись, где ты хочетса,
Уж ты тут женись, где-кая велю,
Да где-ка я велю, кого я люблю:
35 Ты возьми бери у суседа доць;
А суседа доць мне подружоцька». —
«Мне подружка взять, будёт гнев держать
Гнев держать, станет гневатьце,
На дорожке-пути не здороватьце.
40 Уж мне взять же взять будёт мне саму тебя».
Туто девушка зрадова́ласе,
Лепёта в лици стрепёскаласе,
На белу́ шею бросаласе.
378. («На отле́ти ясной сокол...»)
На отле́ти ясной сокол
Из очей моих из глаз —
Уежжае моя радость
Жить во дальни города.
5 Хоцит жить во дальни
В незнакомы города —
В славной город Питянбурх.
Я-то немножоцько слез да пролила
По голубцики по своем.[626]
ТЕРСКИЙ БЕРЕГ
379. «ПЛЯСОВАЯ»
Полно, Васенька, по лужку гулять,
Под сутёмоцьки[627] во скрыпоцьку играть,
Моёму серьцю назолушку давать!
Моё серьцё розгоряитц́е,
5 Ретивоё досажаитц́е,
По белым грудям катаитц́е,
Бытто сахар россыпаитц́е,
Да рознадёжей называитце.
«Ты надёжа, надёжа моя,
10 Ты надёженька, мой миленький дружок!
Зац́ем долго вец́еринки не зьбирашь?» —
«Изьвини ты, моя любушка,
Изьвини, моя голубушка,
Душа, красная девиця!
15 Мне-ко днём итти — в окошецьки гледят;
Вецёру-то поздо — времецько ушло;
Во полноць ити — воро́та заперты,
Заперты́, крепко заложеныя,
Широки́я затворёны ворота́».
20 Спроважала я Васю до двора,
До того ли до середьнёго крыльця.
Я стояла со Васенькой цясок,
Я ронила горюци́ сьлёзы в платок,
Я во тот ли в полотняной уголок.
25 Посмотрю яко Васе во следок,
Каково Вася в дорожку идёт:
Он идёт, идёт ове́рнетц́е,
Овернётц́е, росьмехнитц́е:
«Прошшай, любушка, судариня моя,
30 Оставайсе в своём доми завсегда!»
Пойду з горя во высокия покой,
Лягу грудью во кисовую кровать,
Я не буду по Васи тосковать;
Всю я думу на бездумьё роскладу,
35 Всю я ц́есь на бешцесьё розложу,
Всем я кумушкам-голубушкам скажу,
Молодому куму прапоршику,
Поручителю Козловы сапоги,
Мотны пряшецьки звонцятыя,
40 Рукавецьки с колокольциками.
380. «ПЛЯСОВАЯ»
Двор подле двор,а
Две калитоцьки на двор
Ка́лина моя!
Ма́лина моя![628]
5 Цяста лесенка в тере́м
Ко Дуняши на кровать.
Унимает ноц́евать:
«Ты ноцюй, ноцюй, Дуняша,
Розноцюй, голубушка!
10 Ты ноцюешь у меня —
Подарю, радось, тебя:
А куплю тебе серёжки
Серебляныя.
А другия золотыя
15 С поднавестоцьками;
Мы во славушку пойдём —
Женьцюжны́я заведём.
Мне Ваня говорил:
«Хорошия-баския мня повысушили,
20 Мня повысушили,
Серьцё повыкрушили».
Полюблю парьня такого
Шадровитого, рябого
Хоть он ряб, шадровит,
25 Много де́нежек дарит:
Когда рубь, когда два,
Когда полтинку серебра,
Когда синюю бумажку,
Когда ситцю на рубашку.
381. («Уж мы росу сеели, ой да рано! сеели, сеели...»)
Уж мы росу[629] сеели, ой да рано! сеели, сеели,
Уж мы мосты мостили, ой да рано! мо́стили, мо́стили.[630]
Уж мы су́кна стелили.
Уж мы ко́ней по́пустим.
5 Уж мы ко́ней и́зымам.
Уж мы даём сто рублей.
Нам не нать ваши ста рублей.
Уж мы возьмём девицю,
Котора лучшэ всех.
10 У нас полку убыло.
У наса полку прибыло.
382. «КРУГОВАЯ»
Вы́шли две девици на улицю гулять. Вью, вью, элелю!
И вышло две кра́сны на ши́року. Вью, вью, элелю![631]
Ишше взмахнули девици по́ рукову,
Ис тех руковов по бе́ло́й лебеди,
5 Ише́ по́плыли ле́беди́ вверх по реки,
Вверх по реки, супроти́во воды,
Супротиво воды, супротиву струю.
У меня мла́дой ста́рой мушь
На пецьку стар пойдёт,
10 На лавоцьку сядёт стар — журит бранит;
Меня молоде́ньку кру́чина берёт.[632]
383. («Во поли, поли белой лён, он рано, рано, белой лён...»)
Во поли, поли белой лён, он рано, рано, белой лён.
Ой середи бела линю́ конопёлко, он рано, рано, конопёлко.[633]
На том, том конопёлки млад соловей, он рано, рано, млад соловей.
Хорошо соловей песни поёт, рано, рано, песни поет.
5 От миня молоденьку вееселье берёт, берет, весельё берет.
От у меня младой младой муш, рано, рано, младой муж:
Во полё поедёт — стрелки стрелят, рано, рано, стрелки стрелят;
Ис поля поедёт — куницей, лисицей, рано, рано, куницей, лисиць,
Мне-ка младенькой на кунью шубу, рано, рано, кунью шубу.[634]
384. («Соловеюшко, парень премилой...»)
Соловеюшко, парень премилой,
Ты везьде можошь летать, летать.
Полетай-ко в страны весёлы,
В славной город Еруслав, Еруслав.
5 Там ишши-тко дружоцька милого,
Сердесьнёго ишши моего, моего.
Ты скажи-тко дружку да милого
Про нижайший скажи поклон.
Во-вторых, скажи-ткось сердесьнёму
10 Про нешчасьицё ты скажи про моё, про мое:
Уж такое у девушки нешчасьё,
Шашу замуж отдают.
Отдают ли Шашоцьку замуж
Не за прежного дают за дружка,
15 Не за прежного за дружоцька,
За старого-то ей да старика, старика.
У старо́го-то было у седого
Трое маленьких-то было да ребят:
В-первых Шашоцьках, в-других Маша,
20 В-третьих сын дружоцик был Иван.
Как вецёр-то в гостях гостила,
Во беседушки Шаша сидела.
Сидела во беседушки Шаша, посидела,
Проявился у Шаши в лици жар.
25 В лици жар — вышла Шашицька в сени простудитьце,
Шшобы жар с лиця у ей сошёл,
Що и жар с лиця не сходит.
Щястой дождицёк с нёба идёт,
Щястой дождицёк с нёба идёт,
30 Милой з рыноцьку идёт,
Идёт ли тоиа мой милой,
Он подароцьки Шашоцьки несёт.
Он несёт Шашоцьки подарок —
Два платоцькаб Шаши шёлковых,
35 Да на правую на руцьку
Два колецька Шаши золотых.[635]
385. («Сохнёт, вянёт в поли травонька...»)
Сохнёт, вянёт в поли травонька,
Сохнёт, вянёт без дожжа.
Частой-от дожжик — не помога
Со востоку-ту тянёт ветёрок.
5 Долго мне, скушно стало дожидатьц́е
Дружка верного в госьти к себе.
Полно сердецьку сокрушатьц́е!
Мил не мыслит обо мне.
Было-то времецько да веселенько,
10 Когда миленькой любил меня,
А тепере-то всё прошло, переменилосе,
Как мил иную полюбил.
Миленькой нешчасной полюбил,
Тяжким здохом наградил.
15 Сколько здохов я по ём здыхала,
Не един здох не дошол.
Как много слёз я бедна проливала,
Во сьлёзах милой не видал.
Как много писём я к ёму писала,
20 Писём любезной не цитал.
Как милой писём не цитаёт,а
Тобеб
мушшыныв
Прижостокия ваши серьца́,
25 Прижостоки ваши се́рьца, —
Поц́ему ж мы любим вас?
Как изьвини-тко, мой хорошенькой,
Што я дерзко с вамы говорю:
Как я теперь нездешна урожденоцька,
30 Я не’ городиг росла,
З гороцькима не знаюсь,
Какд, бедна, рождена.
386. («Во тереми гусли лёжали...»)
Во тереми гусли лёжали,
Да лёжали, да лёжали, да лёжали![636]
Во высоком звонцяты возгудали,
Ише некому во гусли играти,
5 Некому в звонцяты возгудати:
Ише был Петр у тестя,
У ласковой тёшши у мачки.
Он сидит за столамы дубовыма,
За скатертями шелковыма,
10 Сахарню есву да воскушаёт,
Он Ирину свою вспоминаёт:
«Бес тебя, моя милая, хлеб не есца,
Сладкия-то ведь мёда́ не пьюце,
Белы сахари не едятце».
15 Ише зетьа-от со двора да поежаёт,
Тёща зетя спровожаёт:
«Уж ты здесь, зетюшка любимой,
Зетюшка любимой, Богом данной!
Ты садись на коня, не качайсе;
20 Ты приедешь ко двору, не валяйсе,
Ты над нашой Ириной не хорюпайсе.[637]
Она с брачныкамы[638] не живала,
Она брачников в оци не видала,
Не знат она не сводов,[639] не поклонов,
25 Не знат она не срядов, не нарядов».
387. («Што на гороцьки, на горки, на горы...»)
Што на гороцьки, на горки, на горы,
Што на гороцьки два голубя сидят,
Промежду собой реци говорят,
Миня молотця ругают и бранят —
5 Што ты молодець не ходишь ко мне,
Не ходишь, не жалуешь миня;
Бис тибя, милой, посьтеляа холодна,
Фсе подушки потонули во сьлезах;
Ниѓде милого не вижу во глазах,
10 Увидаю на перини молодця.
388. («Я вецёр в гостех гостила...»)
Я вецёр в гостех гостила,
По конпании была;
Я хорошего моло́дця-то
В любовь сибе брала.
5 Ис поступки парень бравой —
Тонцёвать миня просил.
Я не долго тонцёвала,
На колени посадил.
Вышла в сени простудитьце,
10 Штобы жар с лица прогнать.
Не слыхала как отстала —
Мил стоит передо мной.
Мил стоит передо мной,
Розговариват со мной:
15 «Ты, девиця, пе-ко чай,
Забывай тоску-печаль».
389. («Заболели резвы ножоцьки...»)
Заболели резвы ножоцьки
Со дорожоцьки поштово́й,
Заболели белы руцюшки
Со работушки цяжоло́й,
5 Заболела головушка
Со зелёного со вина;
Зашумело-то сердецюшко —
Я не знаю, цёму быть.
Куды я с горя не пойду —
10 Все поплакать-то не велят.
Ты поплац-ко-се, поплаць девушка,
Погорюй бедна об ём,
По любезненьком по своём.
Уежаёт мой любезной
15 Жить во дальнёй городок —
Закупать-то мне подароцьки
Подароцьки дорогой:
Два платоцька толковы,
Два колецька золоты.
20 Спокинаёт мой любезной
Ѓорегорькой сиротой.
390. («Над рецькой над рекой...»)
Над рецькой над рекой,
Над кудрявой зеляно́й,
Над кудрявой над мураво́й
Не лисён в саду шумит —
5 Громко таша говорит,
Громко таша во саду
На рокитовом кусту.
На рокитов кустик сел,
Радось песенки запел:
10 Радось девиця душа
Уродилась хороша.
Уродилась хороша —
Заблудилась во лесах,
Во лесах, лесах, лесах,
15 Во зеленыих садах.
В саду девицы гуляли,
В саду красныя плясали.
391. («У порядного суседа...»)
У порядного суседа
Собрана была бесёда
Очунь хороша,
Ве́сьма пригожа.
5 Мне слуцилосе пойти,
Я не мох мимо́ пройти,
Послушать я стал
Фсё я у ворот.
У ворот слушать не смел да
10 Под окошко приходил
Со опасёнью
Со великою.
Дефки бросили цветок да
Отвечали да одну:
15 «С кем Маша стоишь,
Ты с кем говоришь?»
Я во горьницю зошол,
Во весельицё зошол,
Веселитьц́е стал
20 З дефкой молодой.
Одной девици не видно,
Котор’ мне жалать,
Котор’ нать целовать.
Под окошко приходил —
25 Зо́вет во лесок:
«Пойдем, Ванюшка, в лесок,
Седём вместе под кусток
На жолтой песок,
На россыпцятой;
30 Поседим-ко, радось, зьдесь,
Покуль волюшка нам есь,
До того цясу
До девятаго;
Шьто девятой цяс-от будет
35 Мы пойдем домой».
Не дошоть ёго дворьця
Цёловала молотця —
«Прошшай, мой милой,
Прости, дорогой!» —
40 «Ты прошшай, прошшай, милая,
Катюшенька дорогая,
Не забыть мине!» —
«Я тогда тебя забуду,
Жива на свети не буду.
45 Отдают миня,
Отдают миня молоду
На цюжую сторону,
Не за ро́внюшку,
Не за бладаго.
50 Мне неровнюша любить —
Горюци слёзы ронить,
Плакать зафсёгда.
Полюблю я, молода,
Молодого мужика —
55 Козловой сапох,
Не́мецькой цюлок».
Сенаторы поежжали,
С коромыслом поежжали
Катеньку искать.
60 Нашли Катю во Москве
На железной на доске
За трёма дверьмы,
За решоткамы.
За решоткамы дверямы
65 Кошки веснут со плетями —
Хотят Катю бить,
Молоду уцить.
«Хотя решите мое тело,
Я не знаю про то дело,
70 Я не ведаю».
392. («Сохнёт венёт ф поли трафка...»)
Сохнёт венёт ф поли трафка,
Сохнёт венёт без дожжа,
Цястой дожжик не помога —
Со востоку ветёрок.
5 Полно серьцё сокрушатьце —
Мил не мыслит обо мне:
Колько писем не писала,
Некакого не цитал.
Было времецько прикрасно,
10 Когда мил миня любил,
Теперь фсё прошло, минулось,
Мил иную полюбил.
Миня горькую злочасну
Едним здором наградил.
15 Сколько здохоф я здыхала,
Не един здох не дошол,
Сколько песен я писала,
Не един не прочитал.
Не един дружок любезной —
20 Фсе мушшина такова.
Распроклятая мушшина,
Для цево любил миня?
Сколь жостокиа ваши серьця —
Остаем мы проць от вас.
25 Извини, друх любезной,
Шьшё я гневно говорю —
Деревеньска урожденка,
Я не в городи жила,
Горотской манер не знала,
30 Бес понятия росла;
Беспонятна красна дефка
Много горя приняла.
Я со этого со горя
В зелён сад гулять пойду;
35 Некохо ф саду не вижу,
Одни таши по кустам —
Фсе лебе́душки попарно,
Я осталосе одна;
Оставалась красна дефка
40 Без милого без друшка.
393. («Шьшо вы, девушки, призадумались...»)
Шьшо вы, девушки, призадумались,
Шьшо вы, красные, да запечалились?
Разе вам, девушкам, жить не весёло,
Жить не весёло да любить некого?
5 Выбирайте-ко себе, себе ровнюшу,
Себе ровнюшу да единакого,
Единакого не однакого.
«Ты куда, сокол, летишь да куда машишсе?» —
«Я лецю ли я, машусь на ту сторону реки».
10 На той сто́роны реки йенирал гулял,
Йенирал гулял и с йениральшою;
На цясах солдат стоит, солдат смены ждёт;
Пришла сменушка да красна девушка.
394. («Не по верушки женилсэ...»)
Не по верушки женилсэ,
Не любую жонку взял,
Не любую взял он, не милую,
Взял не любушку свою.
5 Я не буду, я не стану
Во согласьи с жонкой жить,
Сколько буду, столько стану
К прежней любушки ходить.
Разохвоця прежда любушка
10 В лес по ягоды ходить;
В леси ходить она не боитцэ,
Товаришша с ею нет;
Нет товаришша, нету приятеля,
Нету милого друшка.
15 Привелосе мне-ко, сиротинки,
Под берёской ноцьку спать.
Стой, берёска, не качайсе,
Стой, кудрява, не шуми.
Мимо ту белу берёску
20 Ехал миленькой горой,
На лошадоцьки ехал бес шапоцьки,
Машот правою рукой,
Пирьцято́цькой шелковой.
395. («Во тереми гусли лёжали...»)
Во тереми гусли лёжали
Да лёжали, да лёжали, да лёжали,
Во высоком звоньцяты́е возгудали,
Возгудали, возгудали, возгудали.[640]
5 Некому в эты гусли играти,
Некому в звоньцяты́е возгудати.
Олёксея-то света дома нету,
Он веть тамо-ка здесь у тесьтя,
Он у лосковой тешши у Настасьи.
10 Он сидит за дубовыми столами,
За берцятыма сидит скатертямы,
Сахарьню он есву воскушаёт —
Безь ей хлеб-соль не есца
И слаткие меды не пьютьце,
15 Белы колаци не едятьце.
Зеть со двора поежжает,
Тешша-та зетя сопровожаёт:
«Ушь ты зеть, ты мой зеть, зеть любимой,
Зеть любимой, зеть любимой, Богом даной,
20 Ты содись на коня да не кочайсе,
По улици едёшь не воляйсе,
Ко двору приежай не хлюпаньсе.
Шьшо моё-то дитё молодое,
Шьшо Полинарьюшка да ласково́ё,
25 Шьшо Григорьевна да приветли́ва,
Шьшо не знать она не чваньства, не хлюпаньства
И не знает она не склоноф, не поклоноф».
396. («При потоки горьки слезы...»)
При потоки горьки слезы
Прокатилисе из глас,
Вы тяжелы, тяшки взошки
Полётите проць от нас,
5 Отступитесе злодеи —
Нам тепере не до вас;
Нам сецяс не до вас —
При розлуки пришол цас,
Когда видяла мило́го
10 При своих ясных оцях,
Я не вижу дорогого —
Завсегда я во слёзах.
Когда вспомню про милого —
Шьшо стрела серьце стрелит,
15 Шьшо стрелит и заразит,
Серьцё клюциком кипит;
Беспрестанно клюцит мецёт:
«Прошшай, миленькой серьдеснёй,
Ты не жди не гледи
20 Полюбовници своей,
Я теперь не твоя,
Не хоцю любить тебя;
Когда кушала твое,
Тогда слушала тебя». —
25 «Ты нашто миня, милая,
Сквыси реку отсылаешь?» —
«Отсылаю я’та того,
Фсе от смеху твоего,
Зацем при людях смеялсэ,
30 При кампаньи похвалялсэ,
При фсем мири, при народи,
При товаришшах своих,
При товаришшах своих да
При подружоцьках моих».
35 Распроклятая девиця,
Кляла свое серьцё:
«Распроклятое такоё
Девьё серьцё ретивоё —
Два цяса ноци пробило,
40 Сижу я одна биз мила».
Я сидела за цьветамы,
Обливаласе сьлезами,
Обливалась, заминала,
Куды миленькой пройдет —
45 Шьшо прошол-от мой милой
За реценьку ко иной —
Ко д Дуняши вдовиной.
Зайду, зайду во полату
Белокаменную,
50 Седу, седу на скамейку
Белодубовую,
Заиграю во струну,
Струну серебриную:
«Вы послушайте, ребята,
55 Што струна-то говорит —
Нам женитьце не велит,
Холостым гулять велит».
397. («Кругом мо́ёго двора миленькой гуляёт...»)
Кругом мо́ёго двора миленькой гуляёт,
Он к окошоцьку цясто припадаёт:
«Уж ты спишь аль не спишь, моя любезная?
Уш ты ежели не спишь выйди на крылецько,
5 Шьшо со мной ли с молотцём промолви словецько». —
«Уш я рада бы с тобой фсю ноць говорити,
Роспостылой старой муж лёжит он на руцьки,
Тяжелёшенёк лёжит,а гнилой колода,
Как колодушка гнилая сыродубова́я».
10 Пойду выйду, молода, в свой высокой терем,
Помолюсь я, молода, Богу со слёзамы:
«Ты найди-ко накотись с моря грозна туча,
Ты убей-ко, зарази постылого мужа».
15 Шьшо нашла и накотилась с моря грозна туча,
Шьшо повыпало ис тучи сьтрела громовая —
«Сохрани и зьбереги сердеснёго друга» —
Шьшо нашла и накотилась с моря грозна туча,
Шьшо повыпало ис тучи сьтрела громовая,
20 Шьшо убила, заразила сердесьнёго друга,
Сохранила, зьберегла постылаго мужа.
Кабы знала, молода, Богу не молилась,
Богу не молилась, сьвешшь не становила.
398. («Шла по жордоцьки, шла по тоненькой...»)
Шла по жордоцьки, шла по тоненькой,
Шла по тоненькой, по еловенькой —
Тонка жордоцька гне́тьц́е, не ломитц́е.
Хорошо с милым живетьц́е — не сто́шнитц́е,
5 Хоть и стошнитц́е — розгуляитц́е,
Розгуляитц́е, повидаитц́е.
Какова милой пора, да не болит ли голова,
Шьшо не болит ли головушка, не ноет ли живёт?
Хоть и ноет живёт, да далеко милой живёт.
10 Он живет-таки живет, живет за горьницямы,
Он за горьницямы да за подвалышьшами,
Он не в гусельци играет, во сирьвёла говорит.
Говори красна девиця со уда́лым молотцо́м:
«Мы пошутим с тобой, как бутто брат с сестрой,
15 Бытто брат с сестрой со красной девиц́ею.
Я у батюшка укралась со тобою погулять,
У сударини у матери из задних из ворот,
Я из задних из ворот да в цюжой огорот,
В цюжой огорот да цёсноколику полоть,
20 Цёсноколику полоть, огурьци поливать,
Огурьци поливать — с молотцом погулять.
Первой партии маёр, маёр девицю увёл.
Где-ко дефка шла, тут трава росла,
Где девицю провели — цьветы алы росьцвели,
25 Где девиц цёловали — цьветы алы сорывали,
Сорывали, соплётали, на головушки вязали,
На головушки вязали, самы себя сукрашали,
Украшали, утешали, домой ехать поспешали,
Пристояли, оддыхали, ѓде охвотники гуляли,
30 ѓде охвотники гуляли две собаки набежали —
Две собаки набежали, мене младу испужали.
399. («Возле рец́еньку слободушка стоит...»)
Возле рец́еньку слободушка стоит,
Во слободушки пожита́ вдова живет,
Про ею слава порядочьня идёт:
У вдовушки дочь хорошая росьтет,
5 Рець забавна, политиц́ькие слова,
Брови цёрны, розьвеселые глаза;
Откуль взя́лась проявилась красота:
Краса в лицики — не можно описать,
Только можно на словах про ю росказать.
10 У ворот дефка со молотцом стоит,
Красавиця розговариваёт:
«Ты поедёшь ли в Китай-горот гулять,
Привези-ко платьё розовоё,
А другое калинкоровоё;
15 Платье розово от солнышка бежит,
Калинкорово мараитце.
Прям долинушки калинушка стоит,
На калинушки сыловьюшко сидит,
Сидит яготки поклюиваёт,
20 Сам калинушкой закусываёт;
Прилётало к соловью два сокола,
Брали, брали соловья со фсех сторон,
Уводили ёво ф клетоцьку
За серебряну решотоцьку.
400. («Полюбил-то парень девушку...»)
Полюбил-то парень девушку,
Сам спокаялсэ, злодей,
Сам спокаялсэ мой миленькой —
Во нешшясьици нахожу:
5 Зло великоё моё нешшасьицё —
Цюжа дальня сторона,
Шьто цюжа дальня стороноцька
Без солнышка сушит,
Сердесьния родители
10 Без винушки бранят;
Не родимой-от свекор батюшка
Не на шьто меня не подуци́ть,
Не родимая свекровь моя матушка
Без вины журит бранит,
15 Не родны деверья мои братьиця
Как морозики студёны́,
Не родны сестры золовушки
Как зьмеи́ сикуция.
аво́ поли была, во полюшки,
20 Во роздольици широком,
Там стояла ф поли выростала
Высока ф поли калина.
Шьшо на этой-то на калинушки
Соловьюшко сидит;
25 Как сидел тут брат соловьюшко,
Развеселую песьню пел.
Ты не пой-ко, не пой, брат соловьюшко,
Не пой, громко не свишшы,
Не давай-ко тоски-назолушки
30 Сердецюшку моему;
Иште то́ ли мое сердецюшко,
Шьшо изныло оп тебе,
Шьшо изныло серьцё, изоржавело
По тебе, любезной мой.
401. («Отлётаёт мой соколик...»)
Отлётаёт мой соколик
Из оцей моих, из глас,
Уежаёт мой любезненькой
Жить в дальния города;
5 Жить во дальни, незнакомы,
В дальней горот Питенбурх.
Мне нельзя сказать, не можно,
Нельзя, душоцька радось моя —
Злы суседы про нас судят,
10 Не советуют с тобой любить;
Я тоѓда тебя забуду,
Коѓда скроютц́е мои глаза,
Призакроют моё тело бело
Тонким белым полотном,
15 Призасыплют оци мои ясны
З гор жолты́м мелки́м песком,
Сер валун-камень навалят.
Я со камешка возьму срисую,
На картиноцьку я сопишу —
20 На картиноцьку девушка сописала,
Всим подружоцькам роскажу:
«Вы подружоцьки мои, голубушки,
Не любите вы никого;
Если будете кого любить —
25 Приключаитце́ к серцю болесь,
Приключаитце́ к серцю болесь,
Приходила скоро сьмерть».
ПОМОРСКИЙ БЕРЕГ
402. «У́ТУШНАЯ»
Офицерик, офицерик,
Офицер молодой!
Под ним конь вороной, (2)
Весь убор золотой,
5 Ду́га по́д золотом,
Збруя по́д серебром,
Пухова шляпа с пером,
Перцятоцьки с серебром.
Пухову́ шляпу́ сьнимал,
10 Чесь деви́цям воздавал:
«Вы пожалуйте, девицы,
На квартиру на мою.
У меня ли на квартире,
Право, нет некого:
15 В-первых писарь, в-других я,
В-третьих верный наш слуга.
Уж я писаря-мерзафца
Ф карцелярию сошлю,
Уш я верную слугу да
20 На царе́в кабак пошлю.
Уш я милую свою да
На диванчик посажу, (2)
Ей стаканчик поднесу, (2)
Ей червончик подарю». —
25 «Уш ты миленький мой,
Скажи, как пройти домой
Ах ты миленький мой,
Скажи, как домой прийти да
Мне червончик принести?» —
30 «Уш ты милая моя,
Скажи: в садики была,
Во зелёном гуляла́ (2) да
Сладко вишенье рвала да
За червончик продала».
35 Выг-островская река да
По фантану ведена́,
Што у этой у реки да
Стоит милого домок.
Не велик, а сам хорош:
40 Сьтены каменныя да
Углы мраморныя,
Ис-под вырезу окошка,
Ис хруста́лю потолок (2) да
По Москвы первой домок.
45 Да нече́м домок не хуже
Государева дворьца,
Только тем домок похуже —
Золотого орла нет.
Сорок тысеч издержу да
50 Золотой орёл солью,а
К сьте́ны каменной прибью.
403. «У́ТУШНАЯ»
Уш ты улиця, улиця моя,
Трава-му́рава зелёненькая!
Вдоль по улици мо́лодец идёт,
Вдоль по ши́рокой уда́лой молоде́ц
5 Он идёт, идёт, не стре́хнитце,
Пересту́пит — не своро́хнется.
Милой встретитце, с которою живал,
Повстречафшись, ей «здорово» не сказал.
«Верно, молодец, не любиш ти меня,
10 Верно, молодец, друга́ есь у тебя». —
«Ох ты глу́па, красна девица душа,
Не одна ф свети роди́лась хороша,
Еще е́сь много лучше тебя,
Еще е́сь много приветливее». —
15 «Посмотрите, люди добры, на меня да
Чем я, девушка, родиласе дурна?»
Наша Маша белёшенька,
На её глядеть милёшенько,
Наша Машенька взорами дарит,
20 Наша Маша со фсяким говорит.
По́йду пройдусь, молода,
Подбегу я к ми́лу дру́шку поскорей,
Трону милого легошенько,
Поцелую милёшенько.
25 «Уш ты миленькой, миленькой мой!
Ты подай-ко подай голосок
Через мой ли через тёмненький лесок,
Через мой ли чрез зелёной сад».
Мне на что было капуста садить,
30 На что было огороды городить?
Лучше с миленьким по садику пройти,
По зелёному погуливати.
404. «У́ТУШНАЯ»
Вдоль по улици любезной (2) он похаживал,
На любезьненькой окошко часто взглядывал:
«Уш ты сьпиш, не сьпиш, любезна, или так сидиш?» —
«Уш я сплю, не сплю — и́но так лежу,
5 Ино так, бедна, лежу, я думу думаю.
Научу тебя, любезная, как ко мне ходить:
Ты не днём ко мне ходи́, а хо́ди вечером,
Ты не улицей ходи, а переулкамы,
Не воротамы стучи, а черес тын скачи.
10 Штобы я красна деви́ца догадаласе,
Со бесёды домой я собираласе».
К родну батюшку приду я — голова болит,
К ро́дной маменьки приду — я вся больна.
Ко милу́ друшку пойду я здоровёшенька,
15 От любезного пойду я веселёшенька.
405. «ИГРИШНАЯ»
У реки было реченьки,
Йыхи! (припев)
На рокитовом ку́стышки
Да на сером на камешки
5 Соловей птица песни поёт,
Молодицам надзо́лу даёт,
Красным девушкам весьть подаёт:
Поиграйте вы, девушки,
Попляшите, моло́деньки,
10 Во своей воли у батюшки,
В дроки, в неги у маменьки.
Как сповы́даёт батюшко
На чужу дальню сто́рону, (2)
В сторону́ не в знакомую, (2)
15 В землю в мать не в родимую,
Бутто в лесы да в темныя,
Бутто в горы высокия, (2)
В чужы люди не в знаемы,
Не ровно́ за́муш выйдетце,
20 Не ровён муш навяжетце —
Либо старо уродливое,
Молодое спесивое,
Или в ровень ушпья́нсливое.
Уш он пьёт, упиваетце,
25 На кабак идёт шатаетце, (2)
С кабака идёт валяетце,
Надо мной он корепа́етце.а
Попере́к он постели лежит,
Фсё со мною он вздор говорит —
30 Скидыва́ть-роздевати велит, (2)
Роздевать, роспоясывати.
Не того отця доць я была,
Я не той была матери,
Я не той государыни,
35 Штоп тебя, старика, роздевать,
Роздевать, роспоясывати.
У тебя ноги грязныя,
У меня ручки беленьки,
Ручки беленьки, тоненьки,
40 На руках злачены́я персни́,
Зарукавья жемчюжныя.
Измараю ручки беленькия,
Изломаю злачены́я персни́.
Ишше то ли, не то ли беда,
45 На меня молодуху́ хлопота́
Свекрофка сопо́фка моя,б
В люди выйдет — сопёт про меня,
Про меня, про цюжо́ё дитё,
Не про милу невёстушку,
50 Не про милу голубушку.
Да золофки мутофки мои,
В люди выйдут — мутят про меня,в
А деве́рья — трубы́ у меня,
В люди выйдут — трубя про меня.г
55 Я буду за тебя работать,д
По три утра сыру рож молоть,
По четвёро не зафтракать...
406. «У́ТУШНАЯ»
За убранныма столамы
Люли, люли! Люли, люли!
Сидел молодец с делами.
Пришла девица в наряде —
При кисейной белой юпке,
5 При ѓолу́бом полушупки,
Бела юпочка з бора́ми,
Полушупочек с хаза́ми,
Окол шеи шаль атласна,
10 На ѓоловушки повяска,
В ушах серьги золотыя.
Она чтилась и крестилась
На фсе стороны че́лом,
Ишше писарю поклон.
15 Ишше писа́рь не стерпел,
За девицею смотрел,
Бросил книги и бумаги,
Проч казенныя дела,
Стала девица мила,
20 Красавица дорога.а
407. «ИГРИШНА»
Право, маменька, тошненько,
Государыни родима, тяжеленько —
На роду я такова́ не бывала.
Мне вечо́р тоска нападала,
5 Нападала тоска-горе нема́ла
На мою ли на победну ѓолофку,
На мое ли на ретивое сердечко.
Я из горници во све́тлицю ходила,
Я стеклянны камоды отперала,
10 Я хрустальную посуду розберала,
Я побольше стоканьчик выберала,
Пополнее стокан рому наливала.
Я которого во девушках любила,
Тому этот стоканьчик подносила,
15 Подносифшы, ёму говорила:
«Выпей выкушай, душа радость молотчик,
На меня, на красну дефку, не надейсе.
Я ли девушка заговорёна.
Зговорёна, зговорёна, обручона
20 Не за ровнюшку, за мужичонка,
За старого старичонка.
Не ему ли старику меня держати,
Не ему старику наряжати,
Наряжати старопрежному другу,
25 Старопрежному другу Ивану».
408. «ПЛЯСАЛЬНАЯ»
По задворьицю бежыт почта,
Бежыт почта почтовая.
Шырока дорошка столбовая,
У этой дорошки стоят лафки,
5 Стоят лавочки торговы
Со товарамы з дорогима,
Со ленто́чкамы со алы́ма.
Миленькой по лавочкам гуляёт,
Дороги товары закупаёт —
10 Фсё ли-то белильца да румянца,
Фсё ли-то ленто́чки да поясочки.
Вдоль по ребинушы вдоль по Дунаю,а
Вдоль по ребинуши, вдоль по Дунаю
Серого белого ис-под тихо́го...
409. «ПЕСНЯ О ГРУМАНТЕ»
Ты хмелинушка кабаца,
Худобаа наша бурлацка!
Я с тобою, хмель, спозналсэ,
Много ну́жды напрималсэ.
5 Много нужды, много горя,
От родителей отстал,б
От родителей отстал да
Чужу сторону спознал.
410. («Дым клубится над Невою...»)
Дым клубится над Невою,
Волны плещут в пароход.
Я за ним бежу с тоскою,
Он увез друшка ф поход.
5 Ветры буйны, зберегите
Што дороже мне всево,
Тише по морю несите
Дружка серца моево.
Друг мой милой, друг бесц́енной,
10 Андел мой хранит тебя.
Я ф чужбине удаляюс;
Не скучай, голубчик мой,
Вспоминай меня порою
Вычерком перед окном.
15 Перед иконою святою
Я молилась день и ночь (2)
За тебя, как мать за доц́ь.
411. («Голубь ты, голубцик, голубь сизенькой...»)
Голубь ты, голубцик, голубь сизенькой,
Што же ты, голубцик, не сиз, не перист,
Не сиз, не перист, не весёл сидишь,
Не весел, не радостен, за́пец́елилсэ?
5 Проснулсэ, прохватилсэ — голубушки нет.
Кидалсэ, бросалсэ по фсим сторонам,
По фсим разным сторонкам, по барским дворам;
Нашол свою голубушку у купца ф саду,
У купца ф саду застрелёную.
412. («По Невскому по славному пришпехту...»)
По Невскому по славному пришпехту,
По фторому по Семеновскому мосту
Туда шли прошли лекру́ты молодыя.
За има́-то иду́т маменьки родные,
5 Позади-то иду́т жоны молодыя,
Во сьлезах пути-дороженьки не видят.
Воспрого́ворят лекруты молодыя:
«Вы не плачьте, наши маменьки родныя,
Не тужите, наши жены молодыя,
10 Вам всёго свету за нами не ходити,
Всей сырой земли слезами не смочити;
Смочит сыру землю частой дожжик,
Принаполнят сине море быстры рецьки,
Во сыром бору кукушиця скукуёт»,
15 Не соло́вьюшко со гнездышка слетает,
Молодой солдат с квартеры соежжает.
Не отець его, не мать не спровожают,
Спровожает душа красная девиця,
Душа красная девиця Катерина.
413. («Я вечор млада во пиру была...»)
Я вечор млада во пиру была,
Во пиру была да во канпаньици.
Не у батюшка была да не у матушки,
Была млада да у мила дружка.
5 Я не мед пила да не патоку,
Я пила млада да зелёно́ вино;
Не рюмоцкой пила да не стоканьциком,
Пила млада да ис полу́ведра,
Ис полу́ведра ц́ерес край до дна.
10 Тёмным лесом шла да не бояласе,
Ц́ёрной грязью шла да не валяласе,
Цистым полем шла да не шаталасе,
Ко двору пришла да пошаталасе,
За вереюшку да захватиласе —
15 Верея моя да ты вереюшка,
Точёная да золоченая,
Збереги меня да бабу пьяную,
Бабу пьяную дуру похмельнюю.
Не увидял бы да свёкор-батюшко,
20 Не сказал бы он да своёму сыну,
Своему сыну да моёму мужу.
414. («Уж вы кумушки подрушки...»)
Уж вы кумушки подрушки,
Вы придите в гось ко мне, в гось ко мне.
Попросите батюшка вы меня в госьти к себе,
У родимой маменьки в зелен-саде погулять.
5 У мине во садицьку есь забава короша,
Забавушка милая — на древах лисья шумят,
Под кустоцком ташици шибко звонко говорят,
Молодой соловушко ле́тит свишшет мимо сад.
Спрошу у соловушка, тужит ли милой обо мне;
10 По́ тибе я, миленькой, кажной цяс тужу.
415. («...Из-за синёго Дунайского моря»)
Из-за синёго Дунайского моря
Налетала тут малая птица,
Малая птица синица,
Млад соловей воспевати.
5 Ай же вы, руськия птици!а
У нас за Дунаем привольно!
416. («Пенчи горко сле́зы лили...»)
Пенчи[641] горко сле́зы лили,
Так мальчишку говорили:
«Зделай милось, погоди,
Нас нешшасных не губи.
5 Хошь с отц́ём нас розлуцишь,
Ничего не полуци́шь.
Как наша батька есь богатой,
Деньги меря дак лопатой,
Не з большим четверичком,
10 День и ночь он с сундучком».
Свадебные причитания
ЗИМНИЙ БЕРЕГ
417. (Поется вечером на рукобитье)
Посмотрю я, дитя кручинно,
Я на вси-ти чётыре сто/роны:
Я во летьню и как во севе/рну,
Я во всточьню посмотрю, во западну.
5 Вси сидят у меня, да у круцин/ной,
Как вси сидят у мня, у горёго/рькой,
На столи, сидят да, восьпива/ют.
Схожо красно-то да моё сол/нышко
Пьёт вина, пьёт да зелёна́ / вина,
10 И как втору-ту да пива пья/ного,
И как третью-ту да мёду слад/кого;
И пропиват мою да буйну го/лову
Со природьненькой-то трупцято́й / косой,
Посмотрю я, млада круцин/на,
15 Я по снарядьненьким-то дубовым / столам,
По бирьсцянненьким браным ска́/терьтям,
По всюму-ту я роду-пле/мени.
Вси сидят у мня, да у круци/нной,
Весёлы́м сидят да веселёхо/нько.
20 Схожо красно ты да моё сол/нышко,
Ты родитель милы мой как ба/тюшко!
Как на што ты прильстилсэ-призар/илсэ,
На зелёно ли вино курё/ноё,
На сладки водоцьки-ти морёныя,
25 На сладки водки-ти да рознолисьния,
На крепки ромы-ти да загранисьния,
На белы ли сьпирты́ гореция?
418. (Поется тогда же, родителям)
Благослови меня, соньцё красно,
Ты крестом-то животворяшшим
Со Исусовой молитвой,
Чудным образом, святой иконой,
5 Пресьвятой да Богородиц́ей.
Я иду к тебе, выступаю
За велики́м-то благословленьем:
Наложи-тко-се, соньцё красно,
На мою-ту буйну голову,
10 На природненьку трубцятую косу,
На мои-ти да молоды годы,
На молоды-ти годы цьветушши.
Как твоя-та благословленьё
Изо дна-та моря глыбокого,
15 Из темна-та леса дрёмуцёго,
Из синя-та моря выведет.
Тебе спасибо, соньцё красно,
Тебе на хлеби и на́ соли,
На обутоцьки, на́ одежди,
20 На дорогом тебе платьи цьветном,
На дешовом тебе на здёржамом;
Стольке на том тибе не спасибо,
Што ты меня просватал
Молоды́м меня молодёхоньку,
25 Зелены́м меня зеленёхоньку;
Уж ты не́ дал, соньцё красно,
Мне пожить-то, покрасоватьц́е,
Походить мне, понарежатьц́е
В дорогих мне девья́х нарядах.
30 Как я буду, соньцё красно,
Отставать буду, забывати
Я твоё-то житьё красотно,
Я красотно-то, забудушшо,
Забудушшо я, беспец́е́льнё,
35 Беспец́е́льнё, я безначе́льнё.
Я не знаю-то, соньцё красно,
Я цюжого житья, незнамого;
Только как буду приставати
К цюжу дому я благодатну,
40 Ко цюжу я сыну отецьку?
Я не знаю, дитя круцинно,
У цюжа-та сына отецького,
Не ума, я не разума,
Не обыцью-ту молодецького.
45 Я тогды, моё соньцё красно,
Как буду я приставати
Ко цюжу́ я сыну отецькому?
Меня страшит страхом великим
Цюжой дом да благодатной,
50 Богоданы цюжи родители.
Я не знаю, соньцё красно,
У меня, бедной, горегорькой,
Теперь ум-от за ум заходит,
Дума думушку побивают,
55 Мысьли ко серцю-те прилегают;
Я не знаю, бедна́ круцинна,
Богоданы цюжи родители
Быват, журливы и бранливы,
Как взыскательни, капризны,
60 А у меня, бедной, круцинной,
Помутятц́е оци ясны,
Покатя́тц́е горюци́ слезы,
Возгрубитц́е ретиво́ серьцё;
Я тогды, да соньцё красно,
65 Посудье́цю, я, дитя бедно,
На тебя-то, да соньцё красно,
Што ты отдал меня, победну, поторопилсэ,
Ты призарилсэ, прельстилсэ
Ты на дом ихной высокой,
70 На двор ихной широкой,
На житьё их на хоро́шо.
Уж как мне, да соньцё красно,
Не по уму будёт, не по разуму.
У тебя я, соньцё красно,
75 Я жила да красоваласе,
Будто сыр я в масьли каталасе
В тво́ем доми я благодатном,
Во своём я житьи красотном,
В девьей жизниа я беспец́ельнёй.
80 Как теперь у меня, победной,
Всё прошло да прокатилось,
Позади да приосталось,
Серым заюшком проскакало,
Ясным соколом пролетало.
85 Я тепере, соньце красно,
Я схватилась, воротилась,
По своей я жизниа красотной,
Будто от крепка я сна пробудилась,
Будто от крепка я забудушшого.
419. (Поется в день венчания, когда брат невесты и дружки несут перину к жениху)
Я заздри́ла-то засмотри/ла
Уж я млада-та да ясна со/кола,
Едноутробнаа моёго-то мила бра/телка.
Я спрошу у тя, млад есён / сокол:
5 Ты куды миня да спровожа/ёшь,
Ты куды миня снарежа/ёшь
Ты со мяккой миня да пири/ной,
Со пуховенькима со подуш/ками,
Меня со тёпленьким-то одея/лышком?
10 Хоть не сказывать ты, млад есён / сокол,
Я, малёшенька-та, уж я зна/ю,
Я, глупёхонька-та, догада/лась,
Што собирать меня, да младу, есён / сокол,
В цюжой дом миня да благода/тной,
15 В цюжи горници миня в высо/ки,
Ѓ богоданым цюжим роди/телям.
Я скажу тибе, да млад есён / сокол
Как ты приедешь, ты, млад есён / сокол,
К цюжу-ту домику блаѓода/тному,
20 Тибя со цисьти ли ти тибя при/мут —
Тибя сорадосьти ли тебя стре/тят —
Накажу тибе я, млад есён / сокол:
Как тибя примут, да есён / сокол,
Повороти-тко-се ты, млад есён / сокол,
25 Ты своих-то коней ступи/стых;
Тогды уж я выеду, бедна́ круцин/на,
Уж я со радости тибя стре/цю,
Со весельиця тибя примут
Как цёсны-ти мои роди/тели.
420. (Последняя плачь, поется, когда крестная мать расплетает, а родная — снимает повязку у невесты)
Приростаньтесь-кось, люди до/бры,
Уж вы на вси-ти чётыре сто/роны,
Уж вы дайте-ткось путь-доро/жоцьку,
Не широку-ту дайте́ доро/жоцьку,
5 Как дотьти моей да восуда/рыни.
Только́ заздрила я ей, засмотри/ла
У бело́й я пеци кирписьнёй
Я уж свет восуда/рыню.
Я побью-то ц́елом, покла/неюсь,
10 Об чём я тибе да поконаюсь:
Ты дойди моя как жало́сь/ниця!
Да снарядьненьких до белых / столов,
До берсцятненьких браных скатертей,
До миня, бедной круцинной,
15 До миня, бедной горего/рькой,
Только дойдёшь, моя восуда/рыня,
Не розорей ты миня, круци/нной,
Не розьбивай-ко-се ты буйной го/ловы,
Не придавай, моя-т восуда/рыня,
20 Во моё-то да ретиво́ / серьцё
Ты тоски-то мне-ка круци/нушки.
Бес того я стою, побе/дна,
Во пец́елюшки-то ретиво́ / серцё,
Во досадушки у мня вели/кою.
Ты сняла у мня, моя жало́/сьниця,
Ты сняла у миня, ласко/тьниця,
Не пожалела ты дитя бе/дного
Как в сёгодешьноёт денё/цик;
5 Во теперешьноёт цясо/цик.
Пожалела ты, восуда/рыня,
Ты повязки-то красна зо/лота
Со присадоцькой-то скатна же/мцюга,
Я не приносила ей, не притрёпа/ла,
10 Посмотри-тко, моя жало/сьниця,
Лёжит украшонна-та и уряжо́ная
Как повязоцька-та красна зо/лота,
Лёжит пумидела она, поржа/вела,
У железика лёжит у булатного.
15 У миня-то, бедной круци/нной,
Как поблёкло теперь лицё бе́/лоё
Со стыду мня да со бешше/сья,
Што пристыдила миня, прибешшес/тила
Как денна́-та моя пец́ель/шиця,
20 Как носьна моя богомольшиця,
Она при всём мири, при народи,
При подружоцьках люболасковых.
Стою я сёгодешной-от денёц́ек,
Вы подружоцьки люболасковы,
25 Столько́ не дай-то Бох, не подай / Бох,
Быть как при эфтой тоски-круци/нушки —
Роставатьц́е-то как дитю бед/ному
Со превольненькой волюшкой.
Как вси насягают, вси как налегают
30 Вси цёсны́-ти тогды роди/тели,
Тибя нехто-то не пожале/ёт,
Как не схожо́ соньцё кра/сно,
Как на сьвет своя да восуда/рыня,
Не дённа́-та твоя пецель/шиця,
35 Не носьня своя да боѓомоль/шиця.
421. (Поется на смотренье накануне свадьбы)
Отворо́цюсь я, млада́, круцинна,
Одь зимы-то, зимы студёной,
От люты́х пляшших[642] от морозов,
От рожественьских, от хрешшеньских,
5 От снарядьненьких я дубовы́х столов,
От цюжо́го-то цюжени́на,
От цюжа несьведушшого цёловека,
От бересьця́тьненьких белых ска́тертей,
От есо́в-то своих саха́рных,
10 От напитоцьков да троёлисьних.
Приворо́цюсь я, млада круцинна,
Я ко лету-ту да лету тёплу,
Я ко подружецькам своим милым, ласковым,
Ко девицям-то душам красным.
15 Я скажу, мои белы лебеди,
Как я стояла, детя круцинно,
Как выводил миня соньцё красно,
Миня родимой да милой брателко,
Миня со сьвет своей восударыной;
20 Пот праву́ руку выводила
Миня крестова-та хрёсна матушка;
Под леву́ руку выводила
Люба́ ласкова миня нивестушка.
Ёни вели-то миня, круцинну,
25 Середи миня полу́ дубова,
Прям[643] снарядьненьких дубовы́х столов,
Прям цю́женького цюженина,
Прямо незнаюшшого цёловека.
Науцили миня, круцинну.
30 Мьне-ка крест-о класьть по-писа́ному,
Мьне поклон весьти по-уцёному
Приказали мне-ка, кручинною,
Мьне побить-то ц́елом, покланетьце
Мьне на фси-ти цётыре стороны.
35 Мьня как пушше вти́пор привора́чивали
К цюжу несведушшому цёловеку.
Я скажу, мои белы лебеди,
Как я стояла, млада, дрожала,
Середи своя полу́ дубового,
40 Прям снарядьненьких я дубовы́х столов,
Прям цюжого-то цюженина.
Приопали мои руцьки белы,
Подломились мои ножки резвы,
Приудрогнуло моё ретиво́ серьцё.
45 Розболелась моя буйна го́лова,
Рошшумелось у мня ретиво́ сердьцё,
Помутились мои оци ясны,
Покатились у мня горюци́ слёзы́.[644]
Не роздавайтесь-ко, люди добры,
50 Не давайте-ко пути-дорожки
От снарядьненьких тих дубовы́х столов
Ко ’ ко мне ити, младой круцинной,
Ко засватаной красной девици,
Ко невестушки заруце́ною,
55 Ко отьле́тьненькой белой лебеди,
Ко отьежжой красной девици.
Хоть несёт-то, идёт, подарки,
Не беру у ёго, не примаю,
Шьтёбы не пристыдил миня, не прибешшестил
60 При цёсны́х моих он при родителях,
При фсём роди миня, при вьсём племени,
При милых, ласковых моих подружоцьках.
422. (Поется утром, в день венчания, когда крестная мать невесты «растрепывает» ее косоплетку)
Проспала́ млада, продрёмала
Всю приволеньку свою волю,
Всю принежню-ту девью негу,
Житьё девье-то да бес пец́ели,
5 Беспец́ельнинько забудушшо.
Ты ставай, моя восударына,
Добывай-ко-се, моя жало́сьниця,
Све́тёл ясненькой огонёцик.
Проспала, млада, продрёмала
10 Я посьледьненьку ноцьку останну
Я девиц́ей-то душой красной,
Я невестой-то заруцённой,
Заруцённенькой, засватанной.
Ты моя да лебедь бела!
15 Ты ставай, моя лебедь бела,
Едноутробна мне-ка мила се́стриця.
Об цём я тебе поконаюсь:
Ты сходи пойди, лебедь бе́ла,
Я нало́жу на тибя, жалосьниця,
20 Службу-дружбу тебе невели́ку,
Я роботушку нецяжо́лу:
Ты сходи, моя лебедь бела,
Принеси ты мне-ка, жалосьниця,
Мне холодьненькой клюцёвой воды,
25 Ты умой моё лицё бело,
Уцёши мою буйну голову,
Уплети-ко-се, лебедь бела,
Ты природьненьку трубцяту́ косу;
Ты сходи, моя лебедь бела,
30 Ко Арханьдельцьку ты ко городу,
Ко торговишшу гостиному,
Ко прибежишшу у мня лодейному,
Ко становишшицю корабельнёму;
Ты ишше́ сходи, лебедь бела,
35 Ты во кузьници сходи, во медьници,
Уж ты скуй-ко-се, лебедь бела,
Ты три ножицька мне-ка булатного,
Ты вплети, моя лебедь бела,
Во природьненьку мне трубцяту́ косу;
40 Когда придё ко мне лебедь бела,
Роскрестовенька да хрёсна матушка,
По кисьтя́м-то руки отрежу,
Когда росплетать-то станё, рострёпывать
Шьто природьну мою трубцяту́ косу.
423. (Поется в то время, когда мать невесты зашивает в «банник», т. е. в скатерть, подарки, которые невеста отправляет своим новым родственникам; свекру полагается хлеб, рубаха и штаны)
Зашивай, моя восударына,
Уж ты банницёк ц́етьвероуго́льнёй.
На перьво́м углу вышивай
Красно солнышко со лунами,
5 На втором углу вышивай
Си́нё морё-то со волнами,
На ц́етьвёртом углу вышивай
Божью церьковь-ту присвешшенну.
Зашивай, моя восударына,
10 Всё привольненьку мою волю,
Всю принежненьку девью негу.
Оставаитьце воля вольня
У тибя, моя восударына,
Во песьне́м-то[645] углу, на лавоцьки.
424. (Поется, когда на стол принесут перину, подушки и одеяло)[646]
Я у́здрила-то, усмотри́ла
Скрось туман-оци ясны,
Скрось невольненьки горюци́ слёзы
Едноутробна-та мила брателка,
5 Всё Олексея-та свет-Владимировиця.
О цём я тибе поконаюсь:
Уж ты сьезди-ко-се, млад есён сокол,
В цюжой дом съезди благодатной,
Утопци-ко-се путь-дорожку
10 Ты ко ихному широку́ двору,
К богоданным цюжим родителем,
Шьтобы́ со ц́ести-то миня принели,
Шьтобы́ со радосьти миня стретили
Богоданы-ти цюжи родители;
15 Устели-тко-се, млад есён сокол,
Мою мяконьку мою перину
Со пуховема со подушками.
Со своей съезди с молодой жоной
425. (Поется, когда мать снимает повязку с головы невесты)
Я у́здрила, усмотри́ла
Скрось туман оци ясны,
Скрось невольненьки горюци́ слёзы
Уж я жало́сьницю свою-ту ласко́тьницю,
5 Уж я сьвет свою восударыну.
Ты поди-тко мне, восударына,
До миня-то, молодой круцинной,
До снарёдьненьких дубовых столов.
Об цём я тибе поконаюсе:
10 Уж ты свет моя восударына!
Не сьнимай-ко-се, моя жало́сьниця,
Со своей-ко-се[647] буйной головы
Три повязоцьки красна золота
Со присадоцькой скатна жемцюга;
15 Уж ты дай, моя восударына,
Мне пожить-то, покрасоватьсе,
Походить мне, понаряжатьсе
Мне деви́цёй-то душой красной,
Мне засватанной красной девиц́ей
20 З запоруцёной буйной головой,
Со природьненькой трубцято́й косой.
Уж ты сьвет моя восударына!
У тя как-то руки́ подымутьце
25 На природьненьку трубцяту́ косу?[648]
Уж ты свет моя восударына!
У те как-то подыну́лись
Шьто твои руцьки резвыя
На мою-ту на буйну голову,
30 На природьненьку трубцяту́ косу?
Я не цяла в тебе, не думала,
В уми, в разуми не водила,
Шьто ты соймёшь-то с миня, ростреплешь,
Пристыдишь миня, прибешшестишь
35 При всём миня мири, при народи,
При многи́х миня людях добрых,
При подружоцьках милых ласковых.
Я дёржала крепку надиюшку
На тибе, моя государына.
426. (Ответ матери)
Ты рожо́но моё сердесьнё!
Уж я рада бы у тя снети
Украшонненькой уряжо́ной.
Как нашло время, накатилось.
5 Я жалела тибя, болела
Я желаньненьким ретивы́м серьцём —
Не могла я тебя, круцинна...
Нам пришло время, надкатилось,
Со тобой, моя лебедь бела,
10 Нам ростань-то, жива розлука.
427. (Плачь крестной матери)
Я уздрила-то, усмотри́ла
Крось туман свои-то оцы ясны,
Скрось невольненьки горюци́ слёзы
Роскрестову-ту свою хрёсну матушку.
5 Доступи, моя восударына,
До снарядьненьких дубовы́х столов,
Да берсця́тых-то белых скатертей,
Уж ты до хлеба до соли,
До миня ты младой круцинной.
10 Об цём я тебе поконаюсь?
Попрошу тебя, восударына:
Не росплетай-ко-се моей, жало́сьниця,
Ты преродьненькой трубцятой косы,
Мне-ка дай, моя восударына,
15 Мне-ка пожить-то, покрасоватьце,
Походить-то мне, понаряжатьце
Во шолко́выньких алых линтах![649]
Уж ты на, моя лебедь бела,
Едноутробненька мила се́стриця,
20 Семишолкову алу лентоцьку!
Ты носи-тко, моя лебедь бела,
Ты ко бусьнёму, ко корыту,
Ко назёмненькой ко лопаты,
Ты носи-тко-се, не жалей,
25 Ты ко серому ты ко камешку,
Приноси-тко-се, приталуй,
Шьтобы мне не столь-то было-то тошнёхонько.
Кабы знала бы, кабы ведала,
Шьто даю́т-то[650] миня, просватают
30 Шьто цёсны́-ти мои родители, —
Приносила бы, приталова́ла,
Приталовала бы, притрёпа́ла.
428. (Поется на смотренье)
Светёл день прошол, прокатилсэ.
Красно солнышко на зака́ти,
На зака́т пошло, закатаитц́е
За круты́ горы за высо́ки,
5 За тёмны леса за дрёму́ци;
Посяжат нашо соньцё кра́сно
В грозно синё-то солоно́ морё.
Всё прошло время, миновалось,
Шьто житьё-то моё красотно,
10 Житьё девьё-то безпец́е́льнё,
Безпец́ельнё-то, забуду́шо:
Вси гульбы мои, прокла́ды,
Вси уж де́вицьи вси забавы!
Всё прошло время, миновалось,
15 Назади время оставалось.
Соколо́м время пролетало,
Колесом время прокатилось,
Серым заюшком проскакало,
Горносталюшком прорыска́ло.
20 Всё прошло теперь у мня, миновалось
Со цёсны́ма своима родители!
Мьне не век теперь с вами не вековати,
Мьне не год у вас годовати,
Мьне не зимушка зимовати,
25 Не весна с вами весновати,
Мьне не осень у вас провожати, —
Одна ноц́енька мне ноцёвати
У цёсных своих у родителей,
У сирьдечьненьких доброхотов.
30 Я не знай, как теперь тя, круцинна,
Не знай стоя мне-ка простоети,
Не знай лёжа мне-ка пролёжати,
Не знай думушка мне-ка продумать?
Вьсё става́итц́е у мня уж воля вольня
35 У схожа́ своя соньця красна;
Оставаитьце нега нежна
У родимой моей милой матёнки,
Как во песьнём углу у мня, на лавоцьки,
У родимых моих милых се́стриц́ей;
40 Как гроза моя, строма́ вели́ка
Переди миня убираитц́е,
В окова́н сундук замыкаитц́е,
В цюжой дом она убираитц́е,
В цюжи горьници у мня высоки,
45 Ко цюжому-ту цюженину,
Ко цюжу, несьведушшому цёловеку.
429. (Невеста просит благословения у отца)
Я иду, дитя круцинна,
Я иду и доступаю
И ко красному солнышку,
Ко родителю, ко батюшку,
5 Ко тебе, мое соньцё красно!
Резвы ножоцьки со подломом,
Белы руцюшки со подносом,
Ретиво́ серьцё со покорносью,
Бу́йна го́лова со поклоном,
10 Мой рецист язык с розговором.
Благослови, моё соньцё красно,
Великим миня благословле́ньём,
Со Исусовой со молитвой,
Со крестом-то животворяшшим,
15 Цюдным образом меня, иконой,
Меня иконой — Миколой
Мне во перво́й након, во останошной,
Миня девиц́ею душой красной,
20 Миня невестую заруцёной,
Заруцёной миня, засватаной.
Уж мы се́дём с тобой, соньцё красно,
Во перво́й након, во останошной
Под белу́ стену под дубову,
25 Во большо место во невестино,
Мы на стул[651] седём красна дерева,
Мы на подушоцьку рыта бархата.
Тебе спасибо, мой соньцё красно,
Тебе на́ хлеби и на́ соли,
30 На дорогим цяи, на душистом,
На дорогих, сладких на гостиньцэх!
Тебе спасибо, мой соньцё красно,
На обутоцьки, на одежды,
На доро́гом твоём платьи цьветном!
35 Я жила у тя, красовалась
У схожа красного своя солнышка,
У родителя-отьця-батюшка,
У крутой горы, у высокой,
У крепко́й стены городовой,
40 Будто сыр я в масли́ каталась
По серебряной торелки!
Только на том тебе не спасибо —
Не постоял по мне, не подорожилсэ
За мою-ту за буйну голову,
45 За преродьненьку трупцяту́ косу!
Уж я цим-то я тебе наскучила,
Уж я цим тебе напроку́цила?
Не могла дитя прислужитц́е,
Не пьриделатц́е, не приробитц́е
50 Я цяжолыма твоима роботами,
Я цяжолыма ходе́цима,
Лукодельиц́еми я сижацима.
Уж я, видно, у тя, соньцё красно,
Хлеба, соли много я тя сьела,
55 Видно, цяю-ту много выпила,
Видно́, лисе́ртов много приела,
Цьветна платьиця много прибила,
Я обутоцьки много истоптала,
Ли у дьверей крю́ки перемяла,
60 Ли бел твой пол протоптала!
430. (Невеста встает и здоровается с подружками)
Хоть поседела, поглядела я, дитя круцинно,
Со стыду́ у мня лицё загорело,
Не до стыду пришло, не до со́ру,[652]
Не до великого до бешшесья.
5 Надо стать, видно, не проступитц́е,
Слово молвить, не проговоритц́е
Мне стыдо́м, видно, не устыдитц́е,
Дорогим платком не прикрытц́е.
Будё стати мне-ка, дитю круцинну,
10 С-под бело́й стены, с-под дубовой,
Со стула ставать красна дерева,
Мне-ка стать, мне-ка, дитю круцинну,
На подломненьки ножки резвы,
На белы́ полы на сосновы,
15 На дорогой башмак на сафъяной,
На бело́й цюлок на гумажной,
Мне побить-то цёлом, покланетц́е
Мьне на фьси-ти цётыре стороны:
Мьне во летьню-ту побить, во северну,
20 Мьне во фсточьню-ту побить, во западну;
Мьне-ка в лишицю поворотитц́е,
По жаланненькому поклонитц́е,
Мьне во летну милу сторону,
К присьвятой мне-ка Богородици,
25 Край Дунай, своей рецьки быстрой,
Мне ко крутенькому бережоцьку,
Мне ко жолтенькому ко песоцьку,
Во большой угол ко мне на лавоцьку:
«Уж вы здрастуйте-ко, белы лебеди,
30 Вси деви́ци вы души красны,
Вси подружоцьки мои милы, ласковы!
Уж вы здрастуйте, восударыны,
Вси жоны́ вы мужни хресьяньски!
Уж вы здрастуйте, белы лебеди,
35 Вси недоросьленки красны девици!
Уж вы здрастуйте, бедны́-злоцясны,
Вси вдовы́ бе́дны-горёгорьки!
Уж вы здрастуйте, ясны соколы,
Молодцы вы вси приуда́лы,
40 Холосты вы вси и жонаты,
Вси со старенького до малого![653]
Не обуссудьте-тко вы, белы лебеди,
Не позаздрите мне-ка, не подивуйте,
Шьто я не вышьла-то, вам не стретила,
45 Не дошла-то до двора широкого,
На широкой белой улици,
На пробоистой на дорожоцьки,
На прекрасьненьком на крылецюшки;
Не заводила вас, мои белы лебеди,
50 Я за ваши-ти руцьки беленьки
Не на новы́ сени на косисьцяты
По цясто́й лисьвици по дубовою,
Не садила-сь, не россаживала
Не по роду-ту вас не по племени,
55 Не по суседьству, не по приятьству,
Не по белому-ту белы́м пола́тёнкам!
У мня во ту-ту как пору́, во то время
Засьвецял моё соньцё красно
Вси ланпатоцьки у мня хрустальни,
60 Вси свешши у мня воску ярого;
Становил миня соньцё красно
Середи миня полу́ дубового,
Миня под матицю положо́ну,
Благословлял тогды соньцё красно
65 Велики́м миня благословленьём,
Со Исусовой миня молитвой,
Со крестом миня животворяшшим,
Цюдным образом, миня, иконой,
Миня иконой-то миня Миколой.
ТЕРСКИЙ БЕРЕГ
431. (Поется, когда девушки будят «невёсту»)
Повейте-ткось да потените да тонки буйныя ветры / холодныя
Со всех со цёты́рех со сторон/оцёк!
Падойди-ко тёмна грозна туця / дожжовая
Над родительско тёпловитоё гне́/здышко!
5 Пролейте цясты мелкия дожжи / наливныя,
Размоците мои уста / сахарния,
Встрепешшись во мне серцо / ретивое!
Отмахнуть-то мне-ка было правую руцьку / девиную,
Отмахнуть-то мне-ка тёпло одевалышко / соболиноё;
10 Мне-ка сесь-то было, цёловеку, дитю круци/нному,
Мне на цёсно место на / девиноё
Мне во первыя нако́н и во / последния.
Уж мне набо принапомнити своих жаланных свет / родителей,
Що научили меня на крёсты, на молитвы на / Исусовы,
15 Мне наб класьть мне-ка цюдён крёс во правую руку / деви́ную,
Во-перьвы́х мне зды́нуть на свою де́вину буйну / голову,
Опусьтить мне-ка на свое серьчё / ретивоё,
Мне перекресьтить мои невзрацьныя плеця / девиныя,
Сотворити мне молитвы всё / Исусовы,
20 Мне призвать-то было всех аньделов, / арханьделов,
Щобы спасьли-то оны меня / и помиловали
Ото всякого врага / супостатого.[654]
Понесите-тко мои подломны ножки / резвыя,
Уж вы не гнитесь-ко вы подо мной да и не ло/майтесе!
25 Уж пойти повыть[655] мне-ка сероплавной серой / утиц́ей
По родительцькому дому да всё по мостинки да по ду/бовыя,
Уж мне отмахнуть мне-ка да горьки / слёзы
Прочь от блёклого от личя да и не / румяного,
Уж ты уходись-кось, моя обида, в ретиво́м / серчи,
30 Уж вы остойтесь-ко, мои умножны горьки / слёзы,
Не катитесь-ко по лицю да и по / блёклому!
Мне-ка погледеть-то, цёловеку, дитю / кручинному,
Накруг дом топерь, тёпловито / гнездышко,
Накруг сьветлыя окошка да всё / косисьцяты,
35 По которым-то пекё украсно соньцё / угревноё;
Уж накруг белыя брусовыя ла/воцьки,
Где сидят мои жаланны ро/дители
И смотрят на меня, сизу косату го/лубушку.
Не убойсе, моё красно солнышко / угревноё![656]
40 Не зьмея плову да из циста́ / поля, —
Не обожгу твои ножки роди/тельски;
Не зима иду студё/ная —
Не озноблю твоё родительско серьцё / ретивоё...[657]
432. (Родителям)[658]
Становълюсе, я, цёловек, дитя кру/цинно,
Середь-то дому, тёпловитого гнездышка,
Становълюсе-то я, целовек, дитя кру/цинно,
По проти́-то дому, тёпловитого гнездышка.
5 Погледеть-то мне-ка, цёловеку, дитю кру/цинну,
Накруг мне-ка дом топерецеа тёпловито да гнездыш/ко,
Накруг мне-ка све́тло косисьцято окошко,
Ис которого сьветла окошка да ис ко/сисьцятого
Да и повы́станетб Божьё сугревноёв соньцёг / красноё,
10 Росьпекётб-то Божьё сугревно да соньцё / красноё,
Да ишшо со всёй-то луной, со припёком да с подне/бесным.
Вкупе ль, вместях пекёт, с полуносьним сьветлым месец́ем;
Вкупе ли, вмесьтях сидят жаланны свет-ро/дители,
На единой ли бело́й брусовой да бе́лой ла/воцьки,
15 Под единым ли сидятд окошком / косисьцятым,
Да понивши[659] сидят родительски буйны / головы,
Дай потупя́-то сидят заплакушши да воци / ясныя;
Гли оны веть и ронят, капят свои умножны горьки сл/ёзы,е
Оны гледят-смотрят на миня, цёловека, голубушку, дитя круц/инно.[660]
20 Уж я вам сьмею ли топерь подойти да и поступ/ить,
Я умею ли воздать-то уцьли́в поклон да до сы/рой земли?
Уходись-ко, горё, во мне, обида, да в рети/во́м серци,
Приустойтесь-ко вы, мои вумножны да горьки / слёзы,
Поклонись-кось, моя непоклонна да девина буйна / го́лова,
25 Покорись-кось моё непокорно да рети/во́ серьцё!
Ты послушай-ко, моё сугревно да сонце кра/сноё,
Уж я че́мж топерь жо досадила, чемж озло́/била?
Али вас я топерь угрубными словамы / досадныма?
Разьве я просидела у вас белы брусовы да белы / лавочки?
30 Прогледела сьветлы окошка да всё / косисьчяты?
Я преела хлеба-соли поста/влёного?
Предёржала вашого дорогого платья / цьветного?
Шшо осе́рьдилисе вы, мои жаланны свет ро/дители,
Обневолили миня, цёловека, дитя кру/цинно,
35 Ис превольнёго жития да и во / невольнёе
Да и воз злодейку сильню неволю да / велику.
Пушше, зьле привтори́ли да прибавили,
Приотсеели меня на злодейку да дальню сто́/рону,
Быть во тёмныя миня во леса да и др/емучия.
40 Когды мне-ка ведь Бох судит да изволит да соньцё / праведно
Мне-ка ведь уехать-то мне-ка на злодейку на дальню ст/орону,
Не жалей-ко-се ты, моё сугревно да соньцё / красноё,[661]
Не жалей-ко бешчотной своёй золотой казны-соб/ины,
Нанимай порыскуцюи да лошадь / добрую,
45 Приежжай-кось миня посмотреть да и гле/деть,
Живучисе-то[662] миня ведь бо на злодейки на дальнёй сто́/роны,
Да во злодейки сильнёй в неволи да ве/ликия,
У цюжих-то сьветов нежаланных да ро/дителей.[663]
433. (Поется на рукобитье)
Благослови же, да Боже Гос/по̆дй,
Матерь Божия Присьвята Боѓоро/дйцӑ,
Белой лебеди воски́кать на преглубой тихой за/води,
Красной девицы ай заплакать во родительском тёплом ви́том в новом / гне́здышке.
5 Как сево дне, по сему дне выходила дочь кручинна попотух зори / вечерней
На широкую сьветлу улицу, смотрела во все я четыре / стороны.
Што со западной сторони поднималась туча / тёмна
Со вьюгами да со мор/озами.
Я теперь знаю-розумею: там не туча, верно, / тучилась,
10 Не туман, верно, / туманилсэ, —
Поднималсэ да лихой сват он к нам с обманамы к надежда-сонцу / красному,
К болезной моей жа/ланной.
«Вы послушайте, любезны мои по/други:
Не кладите вы крепкой своей на/дежды
15 На серьдечных своих ро/дителей.
Ишше вёшной лед подыно́й/чивой[664]
Не тресчит, а вдруг / подломитце
Ишше тагже серьдечны наши ро/дители
Не грозятся — вдруг о/злобятся
20 На нашу девъю го/лову,
На природу — трубчату́ косу / деви́нну». —
«Ты послушай, надежда да сонцо / красноё,
Ты болезна моя / жаланна!
Вы на што не осердились да прогне/вились?
25 Опила я вас, объ/ела,
В чо́сном месьти опсид/ела,
Иль стыдом я вас пристыдила да присра/мила?
Вы можите знать да розуметь:
Не тянули, не дули да ветры / буйны,
30 Не говорили про миня зьдесь люди / добры.
Ты, послушай, болезна моя жа/ланна:
Отдаёшь ты меня, отсе/ешь
На чужую дальню сторону,
На злодейку да незна/кому.
35 Учоши же мне девъю / голову
По посьледнёй раз, ос/татнёй,
Не бросай ты мои эты ру́сы / волосы
На широкую сьветлу / улицю;
Береги ты до лета их до / красна,
40 До весны ты береги их солно/пе́чной.
Когда при́дет да вёсна красная у/гревна,
Посади мои да русы / волосы
Перед окошочка ко/систы,
Ты ходи смотри наб/людай:
45 Есьли посохнут-повянут мои русыя девинныя те во/лосы,
Ты знай тогда, розу/мей,
Что идёт житиё у мня не в согласьи да не ф со/вете
С чужим мла́дым с ясным всё / со́колом,
С богаданыма роди/телями.
50 Ты тогда будешь рада, моя бол/езная,
Ты по бережку на/ходисьсе,
Камень к каменю напри/бираисьсе,
К ретиву́ серцу напри/жимисье,
Всё миня дитя наспоминаишься, —
55 Через реку рада кликати,
Через лис да речь гово́рити!»
434. (Поется сироте в последний день перед свадьбой, когда девушки истопят баню)
Мы зашли да на новы́ сени,
Отворили дьвери на́-пяту,
Да становились мы да среди тёплого вита гнездышка,
Уж мы били чалом, кланелись
5 Да нашой милой любовной подружечки.
По чему мы узнавать будём,
Да по чему ей примечать будём?
По тому мы догадалися,
Да что сидит наша подружочка
10 На брусовой белой лавочки,
Под косисьчатым окошечком,
Понизя свою да буйну голову,
Да потупя свои да очи ясныя,
Да у ей сьвязана да изукрашена
15 Да дорога повязка красна золота;
Уплитёна трупчата́ коса
Во посьледнёй раз в остаточный;
Ишче связана у ей да в трупчатой косы
Одна ленточка и-семи толков.
20 «Добро жаловать, подружечка!
Да истопили мы вам, изготовили
Да парну мыльную баенку,
Наносили ключевой воды
Со Дунай да реки быстрыя.
25 Добро жаловать да просим милосьти!
Уж ты смой же горючи́ слезы
Со бела лица девинного
Злу кручинушку да с ретива́ серца.
Посьле етой парной баёнки
30 Лёгота́ быват, здоровие».
435. (Ответ невесты на предыдущую плачь)
Вам спасибо, благодарствую,
Мои милыя любовныя подружечки,
Мои трудницы, работницы!
Вы сколь не добры, сколь не ласковы!
5 Уж вы ходите, трудитесь,
Миня ш чесью проважаите
От сердечных моих родителей
К чужу младу ясну соколу,
Г Богом данным родителям.[665]
436. («Приклонилсэ день ко вецёру...»)
Приклонилсэ день ко вецёру,
Красно солнышко на закат пошло,
На закат пошло да закатилосе
За укат-гору да за высокую,
5 За леса ушло да за дремуция,
За мхи болотика да за дыбуция.
Фсе подружоцьки да по домам пошли,
По домам пошли да к отцам к ма́терям
Во весельи пошли да фси во радосьти,
10 Во Божьёй да пошли милосьти
Як уцёсаны у их да буйны головы,
Уплетёны у их да трупцяты́ косы,
Связаны ф косах да алы лентоцьки,
И семи шелкоф да из разных цьветкоф.
15 Я сижу, дитё бесцясно,
Не во весельи, не во радосьти,
Не во Божьёй я сижу милосьти —
Как уцёсана у миня да буйна го́лова,
Уплетена у меня да трупцята́ коса,
20 Свёзана́ ф косы да ала лентоцька,
Свёзана у миня на моёй буйной го́ловы
Дорога да красна кра́сота —
Поц́ерьнела красна кра́сота
Ц́ерьне сажы да потолоцьния,
25 Ц́ерьне грези да подорожныя.
437. («Приустойтесь-ко, мои хорошие...»)
Приустойтесь-ко, мои хорошие,
У круту красного да у крылецюшка,
У цясты́х мелких да у приступуцёк,
Мы зайдемте-ко, мои хорошие,
5 На дубовы на сени новые,
Мы захватимтесь, мои хорошие,
За уклад дугу железную
Мы отворим-ко, мои хорошие,
Мы отворим двери на́ пяту,
10 Переступимте, мои хорошие,
Це́рес колоду-ту сыродубову,
Подойдемте-ко, мои хорошие,
Под липову кову́, под грядоцьку —
Уж мы можом ли уздри́ть-усмотрити
15 Заруцёну да красну девицю?
По цёму будем признаватисе,
Мы по платью будём по цьветному,
По дорогой ли красной кра́соты?
Мы по тому будём признаватисе —
20 Понизя сидит буйну голову,
Потужя сидит да оця ясныя —
Добро жаловать, моя хорошая,
Ф тёплу в мыльню, в нашу буёнку,
Как истоплёна да изготовлёна
25 Как на нашой сьвежой клюц́евой воды,
Клюцевой воды да со Дунай реки;
Мы перьву́ струю пропу́сьти́ли,
Мы другу струю пропусьтили,
Мы в третью струю да фсё поц́ёрпнули,
30 Не убавили и не прибавили.
Мы жалани тибе да уц́есьти,
Ишше Божьёй да тибе милосьти;
Сомувай, моя хорошая,
Горюци слезы да со бела́ лиця,
35 С ретива серьця злу круцинушку,
Намывай-ко, моя хорошая,
Шьше жала́ть да сибе уц́есьти,
Ишше Божьей да сибе милосьти.
438. («Вы послушайте, мои сердесьния родители...»)
Вы послушайте, мои сердесьния родители,
Я прошу у вас, дитё безцясноё,
Я не злата прошу у вас, не се́ребра,
Не именья да не богатесьва,
5 Не куньёй шубы на могуци́ плеця,
Не цюдна креста да на белы груди,
Не цюдна прьсня да на праву руку;
Я прошу у вас, дитё круцинное,
Крепка родительцька блаѓословленьиця.
10 Мне кунья шуба издёржитц́е,
Цюдной-от крест износитц́е,
Злацён перьстень изорвитц́е;
Крепко родительско благословленьицё
Не износитце да не издёржитц́е,
15 Ис тёмны́х лесоф вы́несёт,
Ис синя́ моря вы́здынёт.
439. (Поется, когда гостей посадят за стол)
Пролетучей да ясной сокол,
Ты слетай да испроведай
Ты за си́нё да за грозно солоно́ морё,
Ты к надежды-то к сонцу красному,
5 Ты к надеи моей великой,
Ты к заступы да обороны.
Куды скрылсэ он, схоронилсэ?
За трудамы ли, за роботами,
Иль за корысными большими промыслы?
10 Как севодне да по сему дни
У болезной да у жаланной
Што заводитце-зачинаитце
Всё столы-пиры-банкеты.
У ей звано, у ей чёсто/вано
15 Дорогих госьтей, не жданны да не бы/валыя,
На посьледню тиху́ бесёду да на / весёлуй,
На розлуку на веко/вечну:
«Уж я бъю тебе челом да ниско кланеюсь:
Ты приди да приходи
20 Из-за синяго з-за грозна солона́ моря».[666]
Я диво́м тому роздивуюсь,
Горьким горём да разгорююсь,
Не сотворитце чудо чудноё,
Чудо чудное, диво дивноё,
25 Ис той пути-дороги широкия
Нет ни весьти, веть ни па́весьти,
Ни скорописьчатой да нету грамотки,
Ни словесного да наказаньица.
Могу знать да розуметь:
30 Не за спесью-то, не за гордосью,
Не за трудамы, не за роботамы, —
Навалились сны да забудушшия,
Забудушшия да непробудныя:
Знаю, спишь да не пробудишься,
35 Не при́дешь к моим да дубовы́м столам.
На моих-то снарядных дубовых столах
Всё неполное да недовольнёё,
Всё нестоялоё, негодовалоё.
Похоронные причитания
ЗИМНИЙ БЕРЕГ
440. (Дочь плачет по матери)[667]
Мне-ка сесь, бедной, злоцясною,
На брусцяту-ту белу лавоцьку,
Под косисьцято-то окошоцько,
Сесь ко жало́сници, ласко́тници,
5 Ко белу телу бездушному,
Ко бездушному, ко умёршому,
Побудить мне-ка, потреложити
От крепка́ сна забуду́шшого,
Не станёт ли, не пробудитце,
10 Не проговорит ли со мной, не промолвит ли
Все по-старому, по-прежному,
Ишше всё со мной по-досельнёму?
Проговори-тко-се и промолви
Хоть одно со мной словецюшко,
15 Со мной бедной, злоцясною,
Со мной бедной, горегорькою.
Пожалей миня и поболей.
И на кого ты меня оставила,
И на кого ты меня покинула,
20 Уж ты свет моя государыня,
Ты ёдна моя пецельниця
И ноцьна моя богомольшиця,
И розжаланненька ро́дна маменька?
Уж я как-то буду, злоцясная,
25 Без тебя, моя государыня?
И не с ки́м думушки мне подумати,
Слова тайного промолвити.
Уж я как буду, злоцясна,
Теперь буду проживати
30 Без тебя, моя жало́сниця,
Без тебя, моя ласко́тниця?
Ты жалела меня, болела,
Не могла ты мне намолити
Не таланя мне-ка, не уц́есьти
35 На заутрени просыпала
И обедёнки проедала.
Оставила меня, спокинула
На позор-муку великую.
Ох те-те мне-цько мне тошнёшенько!
40 Мне веко́м тебя не забыта,
Тебя, моя жало́сьниц́ей,
Ласкоты твоей великой,
Доброты твоей непомерной!
Ох те-те мне-цько тошнёхонько!
45 Мне веко́м тебя не видати,
Слыхо́м да не слыхати,
Тебя, моя осударыня,
Из той пути-дорожки
Не догледетьце, не досмотретьце
50 Нет не конного, не пешого,
Не прохожего, не проезжего,
Не переле́тного ясна сокола,
Хоть переле́тненькой птицьки-пташоцьки.
Не пошлешь ты мне, не напишошь
55 Скорописцятой мне-ка грамотки
Ты на беленькой мне-ка бумажоцьки.
Ох те-те мне тошно порато!
Хоть не далёко у мня спрово́жоны
Цёсны мои родители,
60 Хоть не за горами, не за лесами,
На мирском-то большом кладбишши
Снесены и закопаны
Во матушку сыру́ землю —
Не далёшенько спроводи́ла.
65 Нападё мне-ка, навали́тьце,
Я тогды схожу, розмыслю,
Схожу, дитя злоцясное,
Розмыцю, бедна, росплацю
Своё житьё бедно, позорно,
70 Я позорненько, горегорько.
С тобой, моя восударына,
Я жила с тобой, красоваласе,
Будто сыр-то в масли каталасе,
Будто ягодка жила, созревала,
75 Будто морошинка розростала,
Будто брать была поспевала;
Как теперь я, бедна злоцясна,
Мурова-та трава подсохла,
Подсушона будто, подкошо́на,
80 Бес тебя, моя жало́сьниця,
И шелкова-та подсиротала.
Бес тебя, моя восударына.
Натерплюсь, бедна, напримаюсь
Ото многи́х-то я людей добрых
85 Пац́е-пушше я принимаюсе.
Ме от ветру нет затулы,
От цяста́ дожжа обороны,
Натерплюсь я, напримаюсе
Бес тебя, моя жалосьниця,
90 Ото многи́х я людей добрых.
Не зашшитоцьки буде, не затулы.
Кажна шшепиноцька тыцько́м стоит,
Кажна луциноцька утыкаитьце.
Как нанесут люди добры,
95 Не заступить буде, не зало́жить
Грубо-браннаго за меня словецька;
Нехто не закинет, не заложит,
Не пожалет-то, не поболет по мне.
Всё боли́т моя буйна го́лова,
100 Всё шшемит ретиво́ сердецё,
Рознылось-то, розболелось,
У мня с коньцём-то роскололось
По тебе, моя восударына,
Не сжалеисьсе, не спахне́сьсе
105 Не по ранному по утру,
Не по поздому по вецёру,
Не потуха́ в зори вец́ерьней,
Не серёдоцька дня белого.
Западут-то твои пути-дорожоцьки,
110 Занесёт-то ваши следоцьки
Ко мо́ёму широку дворуа
Посьле тебя, моя жало́сьниця;
Ты не при́дёшь к нам, не приедёшь.
441. (Обращение к брату)
Ты верьба́ наша кудрёвата,
Кудрёвата ты, листовата,
Наливна-та сладка ягодка,[668]
Дорога-та скатна жемчюжинка.
5 Ты родимой, милой брателко,
Ты свешша моя воску ярова,
Ты звезда была по поднебесью! —
Теперь потухла, погасла.
442. (Поется, когда покойника несут из церкви)
Вы попы-ти, отци духовны,
Вы прицетьницьки вы церьковны,
Вы попойте-тко-се побольше,
Подслужите-тко подольше,
5 Уж мне дайте, бедной злоцясной,
Во запас ишше нагледетьце!а
Закатаитьце у мня соньцё красно
При за круты́ у мня горы высо́ки,
За тёмны́-ти леса дремуци;
10 Посяжа́т моё соньцё красно
В грозно си́не-то солоно́ морё;
Не обогрет-то меня боле, не осветит уж!
Зароют у мня, закопают
Ужо красна моего солнышка
15 Во матушку во сыру́ земьлю,
Закладут зелены́м дерном.
443. (Плачь по сестре, после которой остался муж или дети)
Родимая мила се́стриця!
На кого ты нас оставила,
Ты свою да ладу милу,
Венце́льню да обруце́льню,
5 И со маленькима со рожоныма сердечьнима!
Паце-пушше ты оставила,
Ты рожо́ных своих сердецьних
Своих да малых деточёк:
Наскитаютьце, бедны, позоря́тьце
10 По всему миру, по всему свету
Не обшиты они, не обмыты,
Не тряпосьни будут, висосьни;
Паце-пушше они находятьце
За спасёною за милостинкой,
15 Они холодны, бедны, голодны,
И нагохоньки, босохоньки!
Ты цёго у нас убояласе,
Ты цёго, бедна, устрашиласе?
Ты того видно, убоялася,
20 Ты того да устрашилася,
Тебя облезла-то обдолила,
Тя скуда́-нужда велика.
Уж ты бросила бедных, кинула
Ты своих да малых детоцёк;
25 Не запомнят тя, жало́сьницю,а
Не запомнят, а не узнают,
Кака свет была государына,
Не здрасьтва узнают, не доросьтва.
ТЕРСКИЙ БЕРЕГ
444. («Ты куды теперь отправлеисьсе, куды снаряжаисьсе...»)
Ты куды теперь отправлеисьсе, куды снаряжаисьсе,а
(Да хошь)б милой родимой кровной брателко,в
Во которую путь-дорогу широкую?в
Тыд ко крепкому ко Арханьдельску крепку городу,в
5 Ко Архандельску за хлебом ли солею.
Не сьпешитесь, чюжи полётныя ясны соколы,в
Попродлите да попромешкайте,в
Подождите-тко вы со злодейки да дальнёй стороныг
Уж как своёго-та ведь всё середняго цяда милого.г
Заговор
445. «Призо́р-наговор»
Стану я благословясь пойду я перекрещусь, из избы сенямы, из сеней воротамы, выйду я в далицу в чистое поле; в цистом поли стоит сам Господь Ииссус Христос; я покорюся, поклонюсь самому Господу Богу и матери Пресвятой Богородицы: и мати Божья, царица небесна, пошли ко мне три девицы, три марешицы (лекарки); и спрошу я вас, раб Божий, куда вас, девицы, Бог понес? — Мы пошли от самого царя небесного Бога избавлеть всех нужных и нетужных от скорби и от болести — от земляной, от водяной, от ветряной, от опухоли, от призору, от прикосу (болезнь), от прилипнёго и от всякого злого нецистого глазу. От девки церноноски, от бабы белоголовки, от злой лихой старухи, о неже вострого ножа иже вострыя косы, неже камени лазета; тут я заключаю, раб Божий Борис, свои молодецкия ключевыя слова. Небо — ключ, земля — замок. Святитель Христов Илья пророк, скрепи все молодецкия слова на здравье, на здоровое, на сон, на упокой, на Господню Божью волю. И всем моим словам аминь.ПРИМЕЧАНИЯ
Примечания к текстам Приложения I построены аналогично примечаниям к текстам старин и духовных стихов, но располагаются не посюжетно, а в последовательности номеров текстов Приложения I. 332. <Взятие Риги> (3/6, л. 10, загл.: «Взятие Казани»). В п. з. перед текстом: Мать Маремьяна пела застаринную песню. Чернилами: Риги? (Шлиссельбурга? Азова?) Неточная беловая копия: 13/13, л. 3. Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 333. «Военна песня досельня» (3/2, л. 12 об. — 13, загл. как в изд.). а В п. з. под строкой в скобках: v. повалилисе. Зап. от М. С. Лопинцевой и М. С. Борисовой в д. Федосееве в июне 1901 г. 334. «Досельня песня» (3/2, л. 9 об. — 10, загл.: «Досельня песня; старина»), а В п. з. ЦЧерняшов. б На поле: к<аждый> стих повторяется. в В п. з. пешсьсню. г Эта строка и две предыдущих отмечены вертикальной чертой на поле, в середине ее на поле приписано: один раз до конца. д В п. з. Григорьёвичць. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосееве в июне 1901 г. 335. <Чернышев в темнице> (3/9, л. 10 об. — 11 об., без загл.). а В п. з. слово неразборчиво; можно прочесть Белу. б В п. з. разоритетель. в В п. з. грат. Неточная беловая копия: 13/13, л. 1—2. Зап. Б. А. Богословский от У. С. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 336. «Про Кутузова» (3/2, л. 15 об. — 16, загл.: «Про Кутузова; военна песня»). Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 337. <14 декабря 1825 г.> (13/16, л. 1 об. — 2, без загл.). Зап. в с. Андозеро в 1904 г. 338. «Старина» (3/11, л. 6—9, с загл.; чернилами:«Бородино»). а В п. з. нет с. б В п. з. свижежою. в В п. з. стетил. г В п. з. доборы. д Далее в п. з. два неразборчивых слова. Зап. Б. А. Богословский от Елизаветы Алексеевны Андроповой в с. Кузомень летом 1901 г. 339. Здунай (ММБ-1, с. 107—108). Зап. от В. И. Чекалева в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 340. «Здунай» (9/6, л. 12—13 об., с загл.). В п. з. перед текстом: Не песня, не стих; пожилые мужики поют о Рождестве, Христа славят. (Поют и нескольким лицам по Виноградью или Здунаю; Виноградье поют мужики и жонки в Верхней Золотице). а—б В п. з. к этим шести строкам примечание: эти стихи теперь не поются, очевидно пелось лишь в старину. в В п. з. после этого слова в скобках: скинул? г В п. з. процченьшика. д В п. з. описка: быкё. Зап. от Г. Л. Крюкова в с. Нижняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 341. (9/3, л. 12—12, об., без загл.). а В п. з. имена недописаны. б Под текстом: (припев). Вечером сидя по лавочкам в избе (в I день Рождества или II). Зап. от А. П. Бурой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 342. (9/3, л. 19 об. + II, без загл.). В п. з. перед текстом и после него: Поют на Рождестве. Девье виноградьё Койдинско, поют в Койде. От Лыткиной, слышавшей от женщин в Койде. Дуная — мужикам холостым и женатым. «Во соборе» — холостому или вдовому. а В п. з. на поле: (после каждого стиха). б Чернилами на поле знак вставки, затем приписано: на крутом бережку, на желтом песку. в В п. з. на поле: (v. ковер). г Чернилами слова на другой-то на сторонки заключены в скобки. д Чернилами над этим словом: бобром. Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 343. «Виноградье» (3/5, л. 14—14 об., с загл.). В п. з. перед текстом: поют и на святках, и на свадьбе, и на вечеринках. а В п. з. цчей. б Под текстом в п. з.: (припевают девку). Зап. от Маши, племянницы Л. М. Стрелковой (из дер. Дураково на Летнем берегу, Онежского уезда), в Зимней Золотице летом 1901 г. 344. «Достойно» (3/1, л. 12—12 об., с загл.) а—б Текст дописан позже сбоку, после чего помета: далее у А. Л. М. и знак отсылки: х). в—е Текст после знака отсылки на обороте в середине листа; затем помета: далее. г В п. з. уследитися. д Этой строки нет в п. з.; печатается по изд. ж Продолжается текст на лицевой стороне листа. з Окончание текста — на обороте листа сверху. и Далее помета: конец. Зап. от М. С. Лопинцевой в д. Федосеево в июне 1901 г. 345. Виноградье (3/2, л. 14 об. — 15, без загл.). а Последующий текст в п. з. отделен короткой горизонтальной чертой. б Слова денег, вина написаны в п. з. второе под первым и объединены сбоку фигурной скобкой. Зап. от М. С. Борисовой в д. Федосеево в июне 1901 г. 346. На смотренье (9/1, л. 31. без загл.). В п. з. вслед за текстом: На смотренье, когда невеста водки жениху и всим поезжанам, девки поют в Чаваньге. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 347. После венца (9/1, л. 30 об.-31, загл. чернилами: «После венца»). В п. з. перед текстом: Нижняя Золотица. Когда молодые придут из церкви, их величают. а Перед началом этой строки в п. з. чернилами проставлена цифра 2, перед началом 25-й строки — цифра 3. б Первые два слова в п. з. заключены в скобки. в В п. з. оставлено место, обозначенное крестиком или скобкой. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 348. После венца (3/5, л. 14 об. — 15, без загл.). В п. з. перед текстом: молодым, после венца. а В п. з. имя; печатается по изд. б В п. з. в этом слове цч. в В п. з. над буквой ч две буквы: с. Зап. от Маши, племянницы Л. М. Стрелковой (из дер. Дураково на летнем берегу, Онежского уезда), в Зимней Золотице летом 1901 г. 349. Величают холостого (9/1, л. 29—30 об., без загл.). В п. з. перед текстом: Чаваньга. Свадебная, величают холостого. а Далее в скобках: после каждого стиха. б Далее в п. з. оставлено место для имени, огражденное скобками. Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 350. «Свадебная» (13/12, л. 3—3 об., с загл.). В п. з. перед текстом: Величают невесту с женихом или гостей замужних. а В п. з. перед этим словом в скобках Да; в изд. его нет. б В п. з. этот повтор не обозначен; печатается по изд. Зап. от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 351. «Здунай» (9/1, л. 25—27, с загл.). В п. з. перед текстом: Холостому поют на свадьбе. а В п. з. под последним словом в скобках: v. самоцветного. б Это слово в п. з. заключено в скобки. в В п. з. в этом слове после ц чернилами вставлен ј. г После этого слова чернилами вставлено: да во Нове́городе́. д Поверх этого слова чернилами написано: камянной. е Чернилами это слово зачеркнуто. ж Вместо первых четырех слов чернилами написано: в камянно́й славной Москве. з Перед этим словом чернилами вставлено: да во Нове́городе́. и Под текстом в п. з. («В Золотицькой верхней волости») и т. под. Перед заключенным в скобки чернилами помечено: v. поют в Золотице. Зап. в с. Чаваньга летом 1901 г. 352. (13/19, л. 32—34, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). а В ркп. зыс(ц)ным. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 353. (13/13, л. 5, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. от У. С. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 354. (13/19, л. 2—3, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 355. (13/19, л. 4—5, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 356. (13/19, л. 17, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 357. (13/19, л. 18—19, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 358. (13/19, л. 28—29, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). а В ркп. зыс(ц)ним. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 359. (13/19, л. 30—31, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 360. (13/19, л. 35—37, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 361. (13/19, л. 46—48, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 362. (13/19, л. 49—50, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 363. (13/19, л. 51, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 364. (13/19, л. 52—53, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 365. (13/19, л. 54—55, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). а Далее в скобках: повторяется начало песни: строки 13—18 восстановлены по стихам 3—8. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 366. (13/19, л. 56—57, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 367. (13/19, л. 58—59, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). а В ркп. уйздили — по-видимому, описка. б Далее в ркп.: (повторяется начало песни); строки 15—23 восстановлены по стихам 3—11. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 368. (13/19, л. 60, без загл., беловик). а В ркп. описка: отде́т. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 369. (7/1, л. 193—194, без загл.). Пояснение собирателя (л. 4 об.): свадебная величальняя песня. Зап. от Авдотьи Максимовны в дер. Гридино 6 июля 1909 г. 370. (7/1, л. 31—32, без загл.). а Далее в п. з.: (v. высок терем со окнамы). Зап. от А. А. и А. А. Ростовцевых в Сумском посаде 18—19 июня 1909 г. 371. (7/1, л. 32—33, без загл.). Зап. от А. А. и А. А. Ростовцевых в Сумском посаде 18—19 июня 1909 г. 372. (9/3, л. 2, без загл.). В п. з. перед текстом: Во время гулянья, на улици, в хороводах. а Далее в п. з. пропуск на один стих. Зап. от Г. С. Прыгуновой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 373. (9/3, л. 2—3, без загл.). а Далее в п. з.: хто не; зачеркнуто чернилами. б Далее в п. з. (в. ницего). Зап. от Г. С. Прыгуновой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 374. (9/3, л. 3—3 об., без загл.). В п. з. перед текстом: Доць от матушки срежалася. Никому я. а В п. з. далоса; исправлено чернилами. б Ниже строки в п. з. (о) под буквой е. в В п. з. далее: (v. стоит). Зап. от Г. С. Прыгуновой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 375. «Беседоцьна» (9/3, л. 3 об. — 4, с загл.). а В п. з. под текстом: (девка унимала ночевать, не гусара). Зап. от Г. С. Прыгуновой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 376. «Улицьня» (9/3, л. 4—4 об., с загл.). Зап. от Г. С. Прыгуновой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 377. (9/3, л. 4 об. — 5 об., в качестве загл.: «Сохнет вянет в поле травка без дождя»). а Далее в п. з.: (с). Зап. от Г. С. Прыгуновой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 378. (9/3, л. 5 об., без загл.). Зап. от Г. С. Прыгуновой в с. Верхняя Зимняя Золотица в июне 1899 г. 379. «Плясовая» (13/12, л. 2—2 об., с загл.). Зап. от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 380. «Плясовая» (13/12, л. 2 об. — 3, с загл.). а В п. з. на поле: кажд. стих повтор. Зап. от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 381. (3/11, л. 20, без загл.). а В п. з. вас; исправлено чернилами; печатается по изд. Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 382. «Круговая» (3/11, л. 19, с загл.). Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 383. (3/11, л. 19 об. — 29, без загл.). Зап. Б. А. Богословский от О. С. Вопиящиной в с. Кузомень летом 1901 г. 384. (13/12, л. 3 об. — 4 об., без загл.). а Чернилами это слово в п. з. подчеркнуто, на поле чернилами: = шол? б В п. з. платоцицька, чернилами один слог ци перечеркнут. Зап. А. В. Марков и Б. А. Богословский от У. Е. Вопиящиной в с. Варзуга летом 1901 г. 385. (13/15, л. 1—2, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). а В ркп.: ц(ч)итаёт. б Строка недописана. в В строке — только последнее слово. г В ркп: (в) городи. д В ркп. пропуск середины строки. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 386. (13/15, л. 3, 5, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Перед текстом: напев этой песни не мог быть снят с фонографа. а Слово написано красными чернилами выше зачеркнутого едет. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 387. (13/19, л. 6, без загл., беловик). а В ркп. описка: поьстеля. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 388. (13/19, л. 7, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 389. (13/19, л. 20—21, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 390. (13/19, л. 22—23, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 391. (13/19, л. 24—27, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 392. (13/19, л. 38—40, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. а В ркп. ростоки — по-видимому, описка. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 393. (13/19, л. 41, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 394. (13/19, л. 42—43, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 395. (13/19, л. 44—45, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 396. (13/19, л. 61—64, без загл., беловик). а В ркп. я (т). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 397. (13/19, л. 65—66, без загл., беловик). а В ркп. далее пропуск для одного слова. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 398. (13/19, л. 67—68, без загл., беловик рукой Б. А. Богословского). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 399. (13/19, л. 69—70, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 400. (13/19, л. 71—73, без загл., беловик). а В ркп. пропуск в начале строки. Зап. в с. Поной летом 1903 г. 401. (13/19, л. 74—75, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 402. «У́тушная» (7/1, л. 24 об. — 25, общее загл. этой и двух следующих песен см. ниже). В п. з. перед текстом: Песни у́тушные, поются на святках, на беседах. а Слово — над зачеркнутым в п. з.: куплю. Зап. от А. А. и А. А. Ростовцевых в Сумском посаде 19 июня 1909 г. 403. «У́тушная» (7/1, л. 26—27, без загл.). Зап. от А. А. и А. А. Ростовцевых в Сумском посаде 19 июня 1909 г. 404. «У́тушная» (7/1, л. 27—28, без загл.). Зап. от А. А. и А. А. Ростовцевых в Сумском посаде 19 июня 1909 г. 405. «Игришная» (7/1, л. 28—30, с загл.). В п. з. перед текстом: Поют в Сороке и в Шижне. а Сбоку в п. з. приписано: (v. кура́житце = капризит). б Сбоку приписано: («переводит, клевещет про невёсту»). в Далее в п. з.: и проч.; ниже оставлено место на две строки. г Сбоку приписано: прежде пели: (передли-ко меня, старика); оставлено низке место на 5—6 строк. д Под этой строкой зачеркнутые слова: Я буду на тебя. Зап. от А. А. и А. А. Ростовцевых в Сумском посаде 19 июня 1909 г. 406. «У́тушная» (7/1, л. 113, с загл.). а В п. з. на поле: (конец?). Зап. слова от Анны Ростовцевой из Сумского посада, напевы — от двух девушек и женщины Марьи в с. Вирьма 19 июня 1909 г. 407. «Игришна» (7/1, л. 114—115, с загл.). В п. з. перед текстом: (танец) «шестерка», игра; песня «игришна», иначе «пля́сальня». Зап. слова от Анны Ростовцевой из Сумского посада, напевы — от двух девушек и женщины Марьи в с. Вирьма 19 июня 1909 г. 408. «Плясальная» (7/1, л. 115—116, с загл.). а На поле помета собирателя: наверное не знает? ниже — скобка и помета: какая песня? Зап. слова от Анны Ростовцевой из Сумского посада, напевы — от двух девушек и женщины Марьи в с. Вирьма 19 июня 1909 г. 409. «Песня о Груманте» (13/16, л. 4, с загл.). а В п. з. это слово заключено в скобки, над ним между строк: ты куда. б Против строк 3 и 4, затем — 5 и 6, объединенных фигурными скобками, на поле: 2. Зап. от Г. Негодяева в с. Камениха в 1904 г. Других сведений об исполнителе А. В. Марков не привел. Это, по-видимому, Григорий Негодяев, от которого А. Д. Григорьев записал в Каменихе былину «Наезд на богатырскую заставу и бой сына Ильи Муромца с отцом» и предварил ее публикацию общими сведениями об этом исполнителе (Григорьев. Т. I. С. 20—21). 410. (13/16, л. 1, без загл.). Зап. в с. Андозеро в 1904 г. 411. (13/16, л. 1 об., без загл.). Зап. в с. Андозеро в 1904 г. 412. (13/16, л. 2—2 об., без загл.). Зап. в с. Андозеро в 1904 г. 413. (13/16, л. 2 об. — 3, без загл.). Зап. в с. Андозеро в 1904 г. 414. (13/16, л. 3, без загл.). Зап. в с. Андозеро в 1904 г. 415. (13/16, л. 4—4 об., без загл.). Перед текстом в п. з.: Песня, тешат ею ребят. а Далее пропуск на три строки. Зап. от А. Г. Каменевой в с. Камениха в 1904 г. 416. (7/1, л. 207, без загл.). Зап. от А. С. Мяхнина в дер. Гридино 29 июня 1909 г. 417. <Свадебный причет> (3/5, л. 11 об. — 12, без загл.). Пояснение перед текстом в п. з.: I. На рукобитьи в вецерях: плачеи тонким голосом, невеста плачет, плачеи повторяют. Зап. от Л. М. Стрелковой в Зимней Золотице летом 1901 г. 418. <Свадебный причет> (3/5, л. 9 об. — 11, без загл.). Пояснение перед текстом в п. з.: II. Родителям первой день, как станут благословлятьце, на этот голос невеста. а В п. з. жиры, печатается по изд. Зап. от Л. М. Стрелковой в Зимней Золотице летом 1901 г. 419. <Свадебный причет> (3/5, л. 12—12 об., без загл.). Пояснение перед текстом в п. з.: III. Когда поведут невесту к венцу. Перину несут от невесты брат и дружки к жениху. а В п. з. едно утро, чернилами приписано бна со знаком вопроса; печатается по изд. Зап. от Л. М. Стрелковой в Зимней Золотице летом 1901 г. 420. <Свадебный причет> (3/5, л. 12 об. — 14, без загл.). Пояснение перед текстом в п. з.: К венцю поводят, к повязке, плачут, кресна невесты роспле<тает>; последня плаць. Зап. от Л. М. Стрелковой в Зимней Золотице летом 1901 г. 421. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 117—118). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 422. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 119). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 423. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 120). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 424. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 120). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 425. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 121). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 426. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 122). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 427. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 122—123). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 428. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 123—124). Зап. от Н. А. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 429. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 124—125). Зап. от Н. А. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 430. <Свадебный причет> (ММБ-1, с. 125—127). Зап. от Н. А. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 431. <Свадебный причет> (ММБ-2, с. 113). Зап. от М. С. Лопинцевой и М. С. Борисовой в д. Федосееве в июне 1901 г. 432. <Свадебный причет> (3/3, л. 21—21 об., загл. чернилами: «Плацея»). а Слово в п. з. заключено в квадратные скобки. б Над окончанием слова в п. з.: v. ло. в Над этим словом в п. з.: v. ё. г В п. з. соньйце. д Над этим словом в п. з.: v. светлым. е В п. з. далее: v. сизу косату. ж В п. з. чцем. з В п. з. было: Да его; исправлено чернилами. и В п. з. прыскучуцю. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша в июне 1901 г. 433. <Свадебный причет> (3/6, л. 7—9, загл.: «Плачея»). Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 434. <Свадебный причет> (3/6, л. 9—9 об., загл.: «Сироте»). Перед текстом в п. з.: В последний день перед свадьбой девушки истопят баню, приходят и поют. Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 435. <Свадебный причет> (3/6, л. 9, без загл.). Перед текстом в п. з.: Невеста станет отплакивать. После текста в п. з.: В баню поедет, опять другая плачь. Так выплакивают, до бани. Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 436. <Свадебный причет> (13/19, л. 79—80, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 437. <Свадебный причет> (13/19, л. 81—83, без загл., беловик). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 438. <Свадебный причет> (13/19, л. 84, без загл., беловик рукой А. В. Маркова). Зап. в с. Поной летом 1903 г. 439. <Свадебный причет> (3/6, л. 6 об. — 7, без загл.). В п. з. перед текстом: Она заплачет, когда гостей за стол посадят. Зап. от П. Ф. Конёвой в с. Кузомень летом 1901 г. 440. <Похоронный причет> (9/3, л. 13—15, загл.: «Плачи»). Пояснение перед текстом в п. з.: Женщины плачут по родителям, братьям; жонки одны плачут (если покойник отец, мать, то называют себя злоцясны, в других случаях — кручинна); плаць — она. а В п. з. двора; исправлено согласно изд. Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 441. <Похоронный причет> (9/3, л. 15 об., загл.: «Брата»). Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 442. <Похоронный причет> (9/3, л. 15 об. — 16, загл.). Перед текстом в п. з.: Несут из церкви (всем). а Далее в п. з. две строки, опущенные в изд., — видимо, ошибочно спетые или сказанные: молу, м; говорят, Ох не те́-то порато. Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 443. <Похоронный причет> (9/3, л. 16—16 об., без загл.). В п. з. перед текстом: Сестре, если оставлен муж или жена. (В изд. иначе: «Плачь по сестре, после которой остался муж или дети» — С. А.). а На поле в п. з. в скобках: ласкотьника. Под текстом в п. з.: После каждого стиха продление, кончающееся — «й». Зап. от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной в с. Верхняя Зимняя Золотица летом 1901 г. 444. <Похоронный причет> (3/3, л. 21 об. — 22, без загл. Неточная беловая копия: 13/15, л. 4). В п. з. перед текстом: Плацют по покойнике: напев особенный. а Далее в п. з. под строкой неразборчиво написанное слово. б Эти слова в п. з. заключены в скобки и подчеркнуты чернилами. в Слово подчеркнуто чернилами. г Эти слова (в строках 8 и 9 — одно последнее слово) дописаны чернилами. д В п. з. это слово карандашом позже заключено в скобки. Зап. от А. Д. Полежаевой в с. Кандалакша летом 1901 г. 445. «Призо́р-наговор» (3/5, л. 5—5 об., с загл.). Зап. Б. А. Богословский от А. Ф. Гагариной в с. Кандалакша 22 июня 1901 г.ПРИЛОЖЕНИЕ II
Напевы Зимнего берега: Нотные записи
ЗАМЕЧАНИЯ К НАПЕВАМ С. НИЖНЕЙ ЗОЛОТИЦЫ
При напевах, относящихся к текстам золотицких стихов и песен, обозначены те же номера, что и при текстах. Номера нотных записей, сделанных при помощи фонографа, отмечены звездочкой. Но при этом необходимо пояснить, что слова, подписанные под фонографическими записями, не всегда вполне совпадают с соответственными текстами, напечатанными выше сполна. Это произошло оттого, что записи посредством фонографа производились отдельно от записей полного текста, а при каждом новом повторении песен, в особенности былин, сказители нередко изменяют подробности содержания. Некоторые певцы исполняют несколько былин на одинаковые или очень близкие между собою напевы. Поэтому к некоторым из напечатанных здесь былинных текстов не приложены отдельные напевы, как не представляющие ничего важного в сравнении с другими мелодиями того же певца. Для причитаний, свадебных и похоронных, существует в Золотице очень небольшое количество напевов, которыми они исполняются на разные случаи почти без всяких отличий, так что целый ряд напечатанных здесь похоронных причитаний исполняется на один и тот же мотив, приложенный к № 58—61. Что касается свадебных причитаний, то они исполняются по два раза: один раз невестою — на один мотив, а вслед за тем другой раз плачеями — на другой мотив. Разница между двумя приложенными напевами <плачей>[669] объясняется тем, что первый (к № 44—47) записан в с. Нижней Зимней Золотице, а второй (к № 48—54) в Верхней, причем, в последнем случае осталось невыясненным, существует ли в Верхней Золотице различие между мотивом причитания невесты и мотивом плачей, подобно Нижней Золотице, или нет. К сожалению, некоторые записи, сделанные фонографом, вышли недостаточно отчетливо, особенно при начале пения, когда певец еще не успел распеться, или же когда он пел слишком тихо. Некоторые из таких неясных мест восстановлены на основании дальнейших повторений мелодии. Но надо заметить, что такое воспроизведение, быть может, не всегда точно соответствует действительности, потому что начальные такты иногда представляют из себя запев, который дальше не повторяется. Кажется иной раз, что певец приступает к пению, представляя себе только содержание «старины», а мелодию начинает как бы подбирать, и затем, уже во втором или третьем стихе она устанавливается в нечто определенное и повторяется, только слегка варьируясь. Расширения или сокращения стиха в некоторых былинах не дают мелодии уложиться в определенную форму; эти изменения в ритмике мелодии обозначены нотами, помещенными в скобках, или же вариантами, выписанными в отдельную строку. Разделение на такты, допущенное для большей части напевов, надо заметить, не всегда может быть признано бесспорным ввиду той же неустойчивости стиха: одна и та же нота у сказителя являлась то сильно, то слабо акцентируемой. Исключением могут служить разве только стихи и старины Ф. Т. Пономарева-Почошкина и А. М. Крюковой, отличающиеся большей правильностью стихотворного размера. <...> <А. Л. Маслов>НАПЕВЫ С. ЗИМНЕЙ ЗОЛОТИЦЫ
Духовные стихи
1.* Василий Кесарийский
1 Longa fermata (
. = o)
2а. Встреча инока со Христом
1 В оригинале эта группа (2/8) заключена в круглые скобки.
2б.* Встреча инока со Христом
2-3 Реконструкция по сокращенной записи.
3.* Алексей, Человек Божий
1 В оригинале слою „предобрые“ заключено в круглые скобки.
4. Князь Владимир и его сыновья
1-2 Вследствие расширения стиха напев в этих двух тактах удлиняется, таким образом, до 54; наоборот, во втором такте сначала две последние четверти уничтожаются, а третья четверть делается ферматой вследствие сокращения стиха.
3-4 Реконструкция по сокращенной записи.
5 Реконструкция, подтекстованная заключительными стихами. В оригинале вариант приводится без подтекстовки и в сокращенной записи.
5а.* Страшный суд
5б.* Страшный суд1
1 В оригинале помечено. „Голос мезеньской“
2-3 В оригинале пропуск в подтекстовке (очевидная опечатка).
4-5 Реконструкция по сокращенной записи.
6-7 Реконструкция по варианту (приводится в оригинале без подтекстовки и в сокращенной записи).
Былины и исторические песни
6. Алёша Попович убивает татарина
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
7. Женитьба Дюка Степановича1
1 Напев этой былины — из Чаваньги (на Терском берегу), как сообщила сказительница; вторую подомну былины сказительница пела на другой напев, который, как она говорила, больше ростягается.
2 В оригинале приводятся без подтекстовки и в обратной последовательности.
3 Напев былины от 68 стиха. В оригинале приводится без подтекстовки и в сокращенной записи.
4 В оригинале две ноты затакта заключены в круглые скобки.
8. Женитьба Пересмякина племянника
1-2 Реконструкция по варианту заключения (В оригинале приводится без подтекстовки и в сокращенной записи).
3 В оригинале приводится без подтекстовки с пометкой „Встречается часто в середине“.
4 В оригинале приводится без подтекстовки с пометкой „Встречается редко“.
9. Рында1
1 Сказительница, уставши петь, к концу запела на обычный золотицкий напев.
2-3 Реконструкция по сокращенной записи.
4 В оригинале приводятся без подтекстовки и в сокращенной записи.
11.* Бой Добрыни с Ильёй Муромцем
1-2 В оригинале этот фрагмент напева заключен в круглые скобки.
13.* Потык
1 В оригинале помечено: „Для запева в 1-й раз“
2-3 В оригинале этот фрагмент напева заключен в круглые скобки.
14.* Идолище сватается за племянницу князя Владимира
1 Дальше повторяется почти точно напев, заключенный в репризах.
15. Чурило и неверная жена
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3 В оригинале приводится без подтекстовки и в сокращенной записи.
16. Дунай (Василий Казимирович)
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3 В оригинале приводится без подтекстовки и в сокращенной записи.
18а. Дюк Степанович
1 В оригинале здесь вместо 1/8 проставлена длительность 1/4; вероятнее всего — опечатка.
2-3 Реконструкция по сокращенной записи (мелостихи 2, 4, 5) и по вариантам, выписанным в оригинале без подтекстовки (мелостих 3 — вариант „а“; мелостих 6 — вариант „б“).
4-5 Реконструкция расширенных мелостихов по вариантам, выписанным в оригинале без подтекстовки (мелостих 75 — вариант „в“ + „б“; мелостих 82 — вариант „в“ + „а“).
18б.* Дюк Степанович
1 В оригинале обозначение метронома отсутствует.
21.* Сорок калик со каликою
22.* Оника-воин
23.* Вдова и ее дети
1-2 В оригинале этот фрагмент заключен в круглые скобки.
24.* Князь Роман убивает жену
1 В оригинале здесь 2/8 вместо 2/16. По-видимому опечатка, т. к. это не согласуется с размером такта (вместо выставленных 4/4 реально оказывается 9/8).
25.* Князь Михайло
26.* Иван Дородорович
27.* Смерть царицы
28.* Кострюк
1-2 В оригинале этот фрагмент напева заключен в круглые скобки. А. Л. Маслов сопровождает его следующим комментарием: „Валик фонографа не приобрел еще достаточной скорости вращения, как сказительница начала петь, этим и объясняется неопределенность начала мелодии, неточно записанной аппаратом, т. к. скорость вращения оказывает влияние на высоту звука.
29.* Смерть Михайла Скопина
1-2 Фрагменты напева, заключенные в оригинале в круглые скобки.
30.* Осада Соловецкого монастыря
31а.* Шведская война
1 В оригинале эта нота заключена в круглые скобки.
31б. Шведская война
1-2 В оригинале этот фрагмент заключен в круглые скобки.
32.* Голубиная книга
33.* Мать и дочь в татарском плену
34.* Женитьба Добрыни
35.* Бой Добрыни и Алёши с татарином
36.* Соловей Соловьевич
37.* Василий-пьяница
1-2 Этот фрагмент заключен в оригинале в круглые скобки.
3 Знак репризы, выставленный в конце нотировки, распространяется, по-видимому, только на третий мелостих.
38. Василий-пьяница 1
1 По замечанию певшего, этот напев заимствован у мезеньца („Мезеньской голос“).
2-3 Реконструкция по сокращенной записи.
4 В оригинале приводится без подтекстовки и в сокращенной записи.
39.* Кострюк
40.* Садко
41.* Неудавшаяся женитьба Алёши
42.* Небылица
43а.* Здунай
1 В оригинале эта группа заключена в квадратные скобки.
43б.* Здунай
Свадебные причитания
47. Напев плачей
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
54.* Напев плачей
1 В оригинале здесь выставлена обычная четверть, что не согласуется с размером такта.
47. Напев невесты
1 В оригинале нота заключена в квдратные скобки.
2 Приводится без подтекстовки.
Похоронные причитания
ПОХОРОННЫЕ ПРИЧИТАНИЯ 58—61*
1 В оригинале укзание метронома отсутствует.
Напевы Терского берега
ЗАМЕЧАНИЯ К БЕЛОМОРСКИМ НАПЕВАМ
При напевах обозначены те же номера, что и при текстах. Напевы записывались А. Л. Масловым прямо на слух или переводились с фонографа; в последнем случае при номере стоит звездочка. Слова, подписанные под фонографическими записями, не всегда вполне совпадают с напечатанными выше текстами. Это произошло оттого, что записи фонографом производились отдельно от записей полного текста, а при каждом повторении вновь стихов, и в особенности былин, певцы нередко изменяют подробности изложения. Некоторые певицы исполняют целый ряд былин (иногда былин и стихов) на одинаковые или очень близкие между собой напевы. Поэтому к некоторым текстам не приложены отдельные напевы, как не представляющие ничего важного в сравнении с теми же напевами, подведенными под другие тексты. К сожалению, некоторые записи, сделанные фонографом, вышли недостаточно отчетливо, особенно при начале пения, когда певец еще не успел распеться или же вообще когда он пел слишком тихо. Некоторые из таких неясных мест восстановлены на основании основного напева. Ясно, что такое воспроизведение, может быть, не всегда точно соответствует действительности. Расширения или сокращения стиха, обычные в былинах, не дают уложиться мелодии в определенную форму; эти изменения мелодии обозначены нотами, помещенными в скобках, или же, вариантами, выписанными отдельно. Разделение былинных мелодий вертикальными (тактовыми) черточками указывает ритмические периоды, по терминологии, принятой А. Л. Масловым, по отношению к эпическим напевам в его статье о былинах, печатаемой в настоящем томе «Трудов».[670] <...> <А. Л. Маслов>НАПЕВЫ ТЕРСКОГО БЕРЕГА БЕЛОГО МОРЯ
Духовные стихи
2. Егорий Храбрый
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3. Егорий Храбрый
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
4. Егорий Храбрый
5. Егорий Храбрый
6. Егорий Храбрый
9. Алексей, Человек Божий
1 В оригинале приводятся без подтекстовки.
10. Алексей, Человек Божий
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
11. Алексей, Человек Божий
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
12. Сон Богородицы
13. Расставание души с телом
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
14. Расставание души с телом
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
16. Мытарства
17. Огненная река
Былины и исторические песни
21. Бой Ильи Муромца с сыном
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
22.* Добрыня Никитич
23. Неудавшаяся женитьба Алёши
24. Неудавшаяся женитьба Алёши
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
25. Неудавшаяся женитьба Алёши
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
27. Дунай Иванович
1 В оригинале приводятся без подтекстовки к в сокращенной записи.
2 В оригинале пропуск.
28. Дунай Иванович
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3 В оригинале приводятся без подтекстовки и в сокращенной записи.
29. Дунай Иванович
1 Пели двое.
2 В оригинале приводятся без подтекстовки и в сокращенной записи.
30. Михайло Данилович
1 В заключительном такте певица брала то си
, то си пониженное. Этот напев перенят из о. Кашкаранцев.
2 В оригинале приводятся без подтекстовки и в сокращенной записи.
31. Михайло Данилович
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
32. Михайло Данилович
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
33. Туры и Турица
34. Туры и Турица
35. Настасья Митреяновна
36. Настасья Митреяновна
37. Дюк Степанович
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
38.* Козарин
1-2 В оригинале эти три ноты заключены в круглые скобки.
40. Шесть калик со каликою
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
41. Сорок калик со каликою
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
42. Иван Дудорович и Софья Волховична
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
43. Иван Дудорович и Софья Волховична
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3 В оригинале приводятся без подтекстовки и в сокращенной записи.
44. Мать продает своего сына Ивана
45. Мать продает своего сына
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
46. Братья-разбойники и их сестра
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
47.* Братья-разбойники и их сестра1
1 Олонецкая губерния.
48. Вдова, ее дочь и сыновья-корабельщики
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
49. Князь Роман убивает жену
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3 В оригинале приводится без подекстовки.
50. Князь, княгиня и старицы
1 Реконструировано по тексту. В оригинале пропуск второго стиха, что приводит к явному алогизму.
2-3 Реконструкция по сокращенной записи.
51. Мать князя Михайлы губит его жену
1 В оригинале эта нота заключена в круглые скобки.
2-3 Реконструкция по сокращенной записи.
52. Мать князя Михайлы губит его жену
1-2 Реконструкция по сокращённой записи.
55.* Женитьба Грозного (Кострюк)
56.* Смерть Скопина
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
57.* Смерть Скопина
58. Смерть Скопина
1 Этот фрагмент в нотном оригинале отсутствует (реконструкция редактора).
Песни
59.* В турецкой степи1
1 Пели вдвоем.
60.* Захар Григорьевич Чернышев
61. Кутузов и французский майор1
1 Пели вдвоём.
63. Плясовая
1-2 Реконструкция по сокращённой записи.
3 В оригинале приводится без подтекстовки.
63.* Плясовая
64.* Круговая
1-2 В оригинале этот фрагмент заключен в круглые скобки.
66.* Круговая
1 Эти фрагменты в нотном оригинале отсутствуют (реконструкция редактора).
67.* Рождественская
1-2 В оригинале этот фрагмент приводится без подтекстовки и в круглых скобках.
68.* Виноградье (Величальная)
2-3 В оригинале приводится метром 
=138 что маловероятно.
69.* Свадебная
70.* Свадебная (Летнего берега)
71.* Свадебная (Летнего берега)
1 Последняя строчка в оригинале приводится без подтекстовки.
Причитания
72.* Свадебная плачь1
1 Пели вдвоём.
76. Свадебная плачь
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
77. Свадебная плачь
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3 В оригинале приводится без подтекстовки.
Напевы Поморского берега: Напевы, записанные А.В. Марковым после экспедиции 1901 года
1. Рождество Христово
1 В оригинале пометка: „бас“.
2 В оригинале:
3 В оригинале: (
).
4-5 Реконструкция по сокращенной записи.
2. Плач грешной души
1-2 Реконструкция по сокращенной записи.
3. Рождество Христово
1 В оригинале:
2-3 В оригинале приводится без подтекстовки.
4. Алексей, Человек Божий
1 В оригинале пометка: „бас“.
2 В оригинале подтекстовка отсутствует. Вместо слога — знак вопроса.
3-4 В оригинале мелостих не подтекстован. Карандашом помечено: „текст не разобрал“.
5. О спасении Елисавии Арахлинской царевны (Егорий Храбрый)
1-2 Начало мелостиха не расшифровано. В оригинале пометка: „Не ясно“.
3 В оригинале подтекстовка пропущена. Вместо неё — знак вопроса.
6. Сватая Пятница
1 Расшифровка не имеет продолжения. В оригинале на полях знак вопроса и пометка: „не разборчиво в фонографе“.
7. Егорий Храбрый
1-2 В оригинале подтекстовка отсутствует. На полях знак вопроса.
8. Князь Дмитрий и Домна Александровна (Дмитрий и Домна)
1 Расшифровка предваряется замечанием: „Механ<изм> фонографа> не разверн<улся> и певец еще не распелся. Интонация первых тактов не ясна“.
2-3 В оригинале подтекстовка отсутствует.
9. Вознесение Христово
1-2 В оригинале фрагмент заключен в круглые скобки с пометкой: „сомн<ительная> интонация.
3-4 В оригинале подтекстовка заключена в квадратные скобки.
5 Нота не подтекстована. Вместо слога — знак вопроса.
10. Туры и Турица
1-2 В оригинале подтекстовка отсутствует. На полях — знак вопроса.
11. Михайло Архангел
1 В оригинале пометка! „бас“.
2-3 Реконструкция по сокращенной записи.
4-5 В оригинале подтекстовке отсутствует. На полях знак вопроса и пометка: „Далее напев повторяется. Текст различ<ный>. Запис<ан> в тетрад<и>“.
12. Алексей, Человек Божий
13. Михайло Архангел
1-2 Расшифровка предваряется замечанием: „Вращение валика фонографа не установилось или певец не установил интонацию, т. к. первые три такта плохо интонируют“.
14. Рождество Христово1
1 В оригинале пометка: „Пели вдвоем“.
15. Сон Богородицы
1-2 В оригинале подтекстовка отсутствует. Вместо нее пометка: „Не разобрался“.
3-4 В оригинале вместо подтекстовки знак вопроса.
16. Сон Богородицы
17. Страшный суд
1-2 В оригинале фрагмент заключен в круглые скобки.
18. Страшный суд
1-2 В оригинале фрагмент заключен в круглые скобки.
19. Заповедь Пятницы
20. Василий и Софья
1-2 В оригинале фрагмент заключен в круглые скобки.
3-4 В оригинале фрагмент подтекстовки заключен в круглые скобки.
21. Потык Иванович
1-2 В оригинале подтекстовка отсутствует. Вместо нее пометка: „текст не разо<брал>.
22. Сон Богородицы
1 В рукописи пометка: „2й голос распевает“.
2 В рукописи пометка: „Вступает 1й голос“.
3 Примечание нотировщика: „В верхнем голосе отсюда четыре звука не ясно слышны в фонографе“.
23. Мать князя Михайла губит его жену
24. Мать князя Михайла губит его жену
25. Князь, княгиня и старицы
1 По-видимому, испорчен валик (2/16 реально не звучат, вместо 4/8 прослушиваются 3/8).
2 Слог произносится на вдохе.
26. Князь Роман и Марья Юрьевна
27. Мать продает своего сына
28. Василий и Софья
29. Сон Богородицы
30. Вознесение Христово
31. Свадебная величальная песня
32. Виноградье
33. Пир у князя Владимира
34. Расставание души с телом
35. Плач Адама
36. Плач Адама
Дополнение
1. Дунай Иванович
2. Бой Добрыни и Алёши с татарином
ПРИЛОЖЕНИЕ III
А. В. Марков БЫЛИННАЯ ТРАДИЦИЯ НА ЗИМНЕМ БЕРЕГУ БЕЛОГО МОРЯ
В августе 1898 г. мне пришлось провести несколько дней в селе Зимней Золотице, на восточном берегу Белого моря. Счастливый случай свел меня здесь с хорошим «сказателем», крестьянином Крюковым, от которого в короткое время я записал 5 прекрасных былин.[671] Из разговоров с крестьянами я узнал, что в Золотице можно найти несколько мастеров и мастериц «сказывать старины». Я тогда же решил еще раз посетить это село, чтобы записать все былины, какие там найдутся. В июне 1899 г., отправляясь на север, я думал начать свои разыскания в двух селах Зимней Золотицы (Нижняя и Верхняя), а затем съездить на Терский берег и в Мезень, так как я располагал достаточным временем — около 1 месяца. Но в Золотице оказалась такая богатая жатва по части собирания былин, что я принужден был ограничить район своей поездки одной Золотицкой волостью. Основываясь на своих личных наблюдениях, я постараюсь дать некоторое понятие о положении былевого эпоса на нашем крайнем севере; но предварительно я укажу на географическое распространение былин в Архангельской и отчасти Вологодской губерниях, пользуясь как тем, что известно по этому вопросу в литературе, так и сведениями, добытыми мною у крестьян во время двух поездок. Начну с крайнего северо-запада. По словам золотицких стариков, на Мурмане не поют старин, потому что колонистов там немного, а приезжим молодым промышленникам, без отдыха работающим целое лето, совершенно нет времени распевать длинные и протяжные старины. Известный путешественник С. В. Максимов в своем «Годе на севере» — ч. 1, гл. VIII, по III изд. (СПб., 1871), с. 210 — приводит разговор в партии мурманских промышленников, представляющий прекрасную иллюстрацию к свидетельству золотицких крестьян. «Вечор... Гришутка... нам насказал бывальщин... Так это тебе пел, да все по церковному, и ко всякому-то слову склад прибирал:... Князь Роман Митриевич млад простился со своей княгиней... и поехал... немчов донимать: „что́ мол вы теперича подать перестали платить? Мне, говорит, и то, и сё, — деньги надо, немча некрещеная. Поганый мол вы народ, и разговоров терять не хочу с вами!“. И как нет его дома год, нет другой. Схватили его что ли? — Гришутка-то, вишь, не знает. — Вот теперича сожительница его и выходит это на крылец и видит, — бежит из-за моря из-за синя три черныех три ка́рабля. Она, вишь, и заплакала, да так складно и жалостливо». Итак, в 1856 г. один из мурманских покрученников пел среди промышленников былину о князе Романе и жене его Марье Юрьевне (в моих записях № 18); но товарищам его показалось очень удивительным, как он «ко всякому-то слову склад прибирал»; они даже не знают, что такое он поет, и называют его старины «бывалыцинами». Очевидно, в 50-х годах редко можно было услышать былину на Мурмане.Иллюстрация: Село Нижняя Зимняя Золотица.Относительно Терского берега я слышал от золотицких крестьян, что там поют старины везде, кроме села Поноя. Это мне показалось весьма загадочным;[672] но потом дело случайно разъяснилось. На пароходе я встретился с несколькими понойскими жителями, которых по одежде нельзя было бы отличить от богатых подмосковных крестьян; прислушиваясь к их разговору, я заметил, что и говор их почти не отличается от московского. Тут же один крестьянин мне сообщил, что предки русского населения Поноя[673] переселились из «Москвы», т. е. из центральной России. Перенявши у местного населения некоторые «бывальщины» (сказки реального, не фантастического содержания), названия ветров и кое-какие особенности языка,[674] московские выходцы не изменили своей этнографической физиономии и даже не научились местным старинам. Начиная с Пялицы былины известны на всем протяжении Терского берега. 42 из записанных мною старин (№№ 1—41, 89) принесены в Золотицу из сел: Пя́лицы, Чапомы́, Стрельны, Те́трины, Ча́ваньги, Ку́зомени; в Кузомени же большею частью проживает замечательная певица былин, слепая Маремьяна Ефимовна Немчинова; по временам она бывает и в других селах Терского берега: в Ва́рзуге, в Чаваньге. Терский берег непосредственно примыкает к так называемому Поморью, простирающемуся от с. Кандалакши до г. Онеги.[675] Здесь также, по словам золотицких крестьян, поют старины. Действительно, две былины записаны г. Максимовым в Калгалакше;[676] в Кемском же уезде выучил несколько былин один из олонецких сказителей Никитин (Гильфердинг. Онежские былины, биография XXXI); в одной былине из Олонецкой губернии (там же. № 103 = Рыбников. Т. I. С. 398 и след.) вместо новгородцев играют роль «мужики городо-кемские»; вероятно, эта былина зашла в Заонежье также из Поморья. В записях А. Д. Григорьева читатель найдет старины из сел: Колежмы, Нюхчи и из деревни Каменихи, близ г. Онеги. В Онеге и ее окрестностях в 50-х годах записывали былины Верещагин и священник Ивановский.[677] На всем протяжении Летнего берега до сих пор не было записано ни одной былины; но на Зимнем берегу оказался весьма богатый и разнообразный эпический репертуар. Здесь, в с. Зимней Золотице еще раньше меня, в 60-х годах записывал былины священник Розанов.[678] Окрестности города Мезени и все течение реки того же имени считаются в Золотице главным средоточием старин. Я могу указать и на прямые факты, подтверждающие такой взгляд: несколько старин, записанных мною, занесены в Золотицу из села Койды, на Мезенском берегу, и из местностей, лежащих вверх по течению Мезени; в с. Долгая Щель, по словам золотицких стариков, есть замечательный сказатель[679] Федор Антонович Широкий; в городе Мезени 4 былины записаны г. Никольским.[680] Таким образом, былины распространены почти по всему побережью Белого моря и Мезенского залива.
Иллюстрация: Крестьянский дом в Нижней Зимней Золотице Иллюстрация: Крестьянский дом в Нижней Зимней ЗолотицеЕсть у меня также некоторые сведения относительно существования былин по северным рекам. От золотицких крестьян я узнал о том, что старины поют по всему течению р. Мезени и по р. Пи́неге,[681] а один крестьянин Сольвычегодского у. Вологодской губ. сообщил мне, что в селе Верхней Тойме (на р. Двине) и в окрестных селениях былины еще поются стариками. В соседнем уезде Архангельской губернии — Шенкурском,[682] былины были известны в 40-х и 50-х годах: здесь было записано 16 №№ Борисовым, Харитоновым и Кузьмищевым. Правда, относительно семи былин Харитонова, помещенных в IV вып. «Песен» Киреевского (с. 1—49, 51—2), сказано, что они записаны в Архангельском уезде; но в виду того, что 1) одна из этих былин (с. 6) записана в другой раз Кузьмищевым и напечатана с пометкою «Архангельск. губ., Шенкурского уезда» (вып. I, с. 46), что 2) две другие записи (вып. II, с. 83; вып. VI, с. 132—143) обоих собирателей оказались тожественными и что 3) все песни Харитонова, кроме указанных 7 былин, помечены Шенкурском или Шенкурским уездом (вып. II, с. 45, 67; вып. III, с. 81; вып. V, с. 3; вып. VI, с. 98, 156), — нужно думать, пометка «Архангельский уезд» ошибочно поставлена, вместо — «Архангельская губерния». Нам неизвестно, как называли былины певцы Шенкурского уезда, сообщавшие их корреспондентам Киреевского; но один крестьянин, записывавший в Шенкурске народные сказания для Борисова, называл «побывалыцинками» не только сказки, но и былины об Илье Муромце и Соловье Разбойнике, о Калине,[683] и притом не пел их, а «сказывал» словами. Вероятно, в Двинском бассейне былины не очень распространены. Экспедиции Географического общества удалось записать на всем протяжении Двины только одну былину.[684] Один крестьянин из Тотемского уезда, которому приходилось не раз проехать всю Двину, до Архангельска, говорил мне, что только однажды он слышал, как кто-то пел об Илье Муромце из села Карачарова; но сказки о богатырях и песни об Ермаке ему приходилось слышать нередко. Былин не поют и в устье Двины, например, в деревне Исаковой Горе, через которую я проезжал; не знают их и на о. Му́дьюге, лежащем в Двинской губе, о чем мне сообщили в Золотице. Из этого очерка распространения былин в Архангельской губернии можно заключить, что в будущем должно рассчитывать на новые ценные находки лишь в некоторых местностях этой губернии: на Терском берегу, в Поморье, на Мезенском берегу и по рекам Мезени и Пинеге.[685] Мои записи обнимают собою две местности, резко отличающиеся одна от другой по характеру своего населения: Зимний берег и Терский. И золотицкие крестьяне, и А. М. Крюкова, «терчанка», у которой я записывал старины (ее биография под цифрой I), согласно признаю́т эту разницу. Население Зимнего берега отличается отважностью, презрением к опасностям морского плавания и звероловных промыслов; на Белом море известно, что «нет старательнее золотицкого народа — промышленный народ»; вместе с тем он отличается открытым обращением, резкой, бойкой речью и чужд всякой застенчивости. Терчаны (сужу о них по отзывам золотицких крестьян и А. М. Крюковой), наоборот, не любят опасных и рискованных предприятий, например, не ездят на Мурман и на далекий зимний промысел морских зверей, а ловят их только у Терского берега; не занимаются торговлею с Норвегией; семгу предпочитают ловить больше на реках, чем на море. По характеру они отличаются терпеливостью, сосредоточенностью и мягкостью в обращении как в семье, так и в народе.[686] Есть значительная разница и в говоре крестьян Терского и Зимнего берега. Все это указывает на то, что колонизация этих местностей шла в разных направлениях; всего естественнее думать, что население Терского берега явилось туда из Поморья, а Зимний берег был населен переселенцами с р. Двины. Такое предположение объясняло бы и разницу эпического достояния этих двух местностей, обнаруживающуюся как в сюжетах старин, так и в приемах творчества. Не имея возможности останавливаться на мелких приемах описаний, я рассмотрю только былинные репертуары Терского берега (№№ 1—41, 89) и Зимней Золотицы (остальные №№). Репертуар первого района примыкает ближайшим образом к репертуару Поморья. И там, и здесь мы находим: 1) Три поездки Ильи Муромца; 2) Бой Ильи Муромца с сыном; 3) Неудавшуюся женитьбу Алеши; 4) Дуная; 5) Туров; 6) Козарина; 7) Князя Романа с Марьей Юрьевной; 8) Михайлу Даниловича; 9) Хотена; 10) Садка (см. у г. Григорьева биографию XIV); 11) Егория Храброго; 12) Онику-воина; 13) Братьев разбойников с их сестрой; 14) Вдову с ее дочерью и сыновьями-корабельщиками; 15) Князя, княгиню и стариц; 16) Мать князя Михайлы; 17) Князя Дмитрия с его невестой Домной; 18) Смерть царицы (Настасьи Романовны); 19) Кострюка;[687] 20) Ивана Грозного с его сыном;[688] особенно сильно связывает эти два района присутствие и в том, и в другом 5 редких старин (5—7, 14, 18), неизвестных в Олонецкой губернии. От терско-поморского репертуара былин весьма отличается былинный репертуар местностей, лежащих на восток от Белого моря, — на Зимнем берегу, на побережье, прилегающем к Мезенскому заливу, и по течению Мезени. Все эти места объединяются в один былинный район благодаря постоянному сношению их жителей между собой. Нередко крестьяне Зимнего берега, промышляя морских зверей, встречаются с мезенскими промышленниками у о. Моржовца и на западном берегу полуострова Канина; в Золотицу приходят работники с р. Мезени, а золотицкая молодежь ходит в покруты на Мезенский берег. Отсюда является обмен былинами. Так, золотицкий сказатель Крюков (III) несколько былин выучил, когда нанимался покрученником в с. Койду, на Мезенском берегу, а некоторые былины перенял у крестьян, приходивших покрученниками в Золотицу с верхнего течения Мезени; от других «мезенцев» перенимали старины покойный брат Крюкова и его внучка (II). Репертуар этого района — назовем его Задвинским — представляет особенно много сюжетов, неизвестных в Олонецкой губ. — таковых оказывается 13 из 37 сюжетов,[689] содержащихся в моих записях. По сравнению с олонецким и сибирским репертуарами, репертуар Задвинского района занимает промежуточное место в том отношении, что ему известны как былины, входящие в олонецкий репертуар, но неизвестные в Сибири,[690] так и наоборот, входящие в сибирский репертуар, но неизвестные в Олонецкой губернии.[691] С другой стороны, 10 былин, неизвестных ни одному из этих двух репертуаров,[692] позволяют выделить Задвинский район в особую самостоятельную область. Обращаюсь к состоянию былевого эпоса в обследованных мною двух селах Зимней Золотицы.[693] Прежде всего я постараюсь уяснить причины, способствовавшие сохранению там весьма значительного количества былин. Первым необходимым условием процветания былевой поэзии является досуг. Для того, чтобы пропеть только одну былину, требуется нередко час, два и более времени; но ведь запоминается она не сразу, нужно ее прослушать раза 3; между тем хорошие сказатели знают по несколько десятков старин. Сколько же надо потратить времени, чтобы овладеть таким обширным репертуаром? Действительно, у золотицких крестьян много свободного времени и притом такого, которое нечем заполнить. На лето многие крестьяне уезжают ловить семгу в промысловые избушки, рассеянные по берегу моря в нескольких верстах одна от другой, и живут совершенно изолированно по трое, иногда даже без женщин. Сидя по несколько часов сряду в ожидании улова, промышленники имеют возможность перенять друг у друга громадный запас старин, «оказывание» которых разнообразит их невольный скучный досуг. Лучшие три сказателя, прослушанные мною: Крюков, Пономарев и Чекалев, с детских лет занимаются ловлею семги на море; последний прямо говорил, что он перенял старины на тонях. На тонях же А. М. Крюкова слушала старины у своего двоюродного брата (см. №№ 26 и 38). Зимние промыслы также оставляют свободное время для пения старин. Крюков большую часть своего репертуара заучил в то время, когда он, сначала в качестве работника, а потом — самостоятельного члена артели, промышлял морских зверей. Сами крестьяне говорили мне, что старины чаще всего услышишь на промыслах, причем к указанным выше занятиям они прибавляли охоту на зверей, когда охотники, обыкновенно двое, отправляются на неделю или на две в лес и там живут в избушках. Дома же старины можно услышать только от женщин, и то большею частью постом. Как выше упомянуто, течение Мезени в Золотице считается главным центром былинного местонахождения. На мой вопрос, чем объяснить такое богатство старин в этой глухой стороне, один старик сказал, что там население редкое, а мест для рыбной ловли очень много, и промышленникам приходится проводить долгое время вдали от дома, в избах, разбросанных на большом расстоянии одна от другой по берегу моря и около озер. Уже Гильфердинг[694] указал, что занятия некоторыми ремеслами способствует распространению былин, так как дают время для их пения. Это мнение подтверждается и моими наблюдениями. Правда, из опрошенных мною сказателей только один, Чекалев, серьезно занимается сапожным ремеслом; но что касается сказательниц, то они все рукодельничают: большинство из них работает на ткацком станке (дочери Крюковой, Точилова и др.), а самая лучшая сказательница А. М. Крюкова[695] постоянно занимается сучением бичевок и плетением из них сетей. Впрочем, она не пренебрегает и хозяйством, а также рыбной ловлей, которю вообще золотицкие женщины занимаются наряду с мужчинами. Вторым условием сохранения былин в населении является малое развитие в нем грамотности, которая, расширяя умственный горизонт и возбуждая новые интересы, отвлекает внимание от несложных эпических памятников старины. Действительно, в Золотице до сих пор обучение в школах очень мало распространено, а в старину, когда не было еще школ, единственными проводниками грамотности были два скита: Игнатьевский и Онуфриевский, находящиеся в 60 и 100 верстах от Золотицы и разоренные в конце царствования Николая I. В этих скитах училось (конечно, самым примитивным образом; ср. рукопись старины под № 90) очень немного народа, так как учившиеся должны были жить там несколько лет подряд. Из 11 лиц, прослушанных мною, грамотными оказались плохие сказатель и сказательница — Седунов и Лыткина, и только одна порядочная певица Марфа Крюкова, внучка покойного знаменитого сказателя Василия Леонтьевича Крюкова, который также умел читать и писать, выучившись грамоте в Онуфриевском скиту. Третьим важным условием сохранения былин должно быть присутствие интереса к этим памятникам старины, не заглушаемого животрепещущими событиями или распространением более интересных форм поэтического творчества. И в этом отношении посещенная мною местность соединяет в себе все элементы, благоприятные для сохранения традиционного эпоса. Занесенное судьбою на крайний север, население беломорского побережья всегда жило вдали от политических и культурных центров и, конечно, не могло принимать близко к сердцу их жизнь, отголоски которой доходили до него медленно и в слабой степени.[696] Даже теперь, с улучшением путей сообщения, с устройством почты и телеграфа на значительной части пространства, отделяющего Зимний и Терский берег от Москвы и Петербурга, даже теперь всероссийские новости доносятся до Белого моря нескоро и не производят большого впечатления на крестьян; прежде северяне, очевидно, были отчуждены от центров еще в большей степени. В центральной России Москва, задавая тон поэтическому творчеству, выработала исторические песни, которые могли заменить собою старые былины; на Дону и на Урале казацкая жизнь, полная треволнений, также давала пищу для новых форм эпоса. Но на крайний север из этих новинок проникла самая незначительная часть,[697] и население довольствовалось старым, вынесенным из Новгородской земли эпосом, только слегка применяя его к своей природе и своему быту. Наконец, четвертым условием сохранения былевой поэзии должно быть сочувствие ее идеалам и понимание ее типов. В этом отношении северный крестьянин был поставлен в особенно благоприятные условия. Живя вдали от крепостного права, он, по прекрасному выражению Гильфердинга (Онежские былины, по II изд. с. 7), «не терял сочувствия к идеалам свободной силы, воспеваемым в старинных рапсодиях. Напротив того», продолжает тот же исследователь, «что могло бы остаться сродного в типе эпического богатыря человеку, чувствовавшему себя рабом?» Если приглядеться к крестьянину Зимнего берега, то окажется, что ему должен быть понятен тип независимого «эпического богатыря», так как он ни перед кем не «чувствует себя рабом». Отношение золотицких крестьян к заезжему горожанину совсем не то, что отношение нашего мужика к барину. Они относятся к человеку высшего сословия как к равному, — не унизятся перед ним, но не откажутся и охранить его интересы, в случае покушения на них со стороны других, хотя бы своих же односельчан. При встрече они слегка кивнут ему головою, не снимая шапки, и назовут его так же, как своего крестьянина — «молодцом» или «мужиком», но ни в каком случае не барином, потому что это слово им даже неизвестно. Некоторые сведения, собранные мною, позволяют предполагать, что старинные скиты также играли роль в хранении и распространении нашего эпоса; но говорить об этом положительно я не решаюсь, так как сам я не был ни в одном из таких скитов. Документально мне известно, что в Онуфриевском скиту пели много духовных стихов, между прочим и Голубиную книгу (№ 53), которая считается за старину. Одна учившаяся там старуха, среди рукописей которой я нашел несколько стихов, а также старину об осаде Соловецкого монастыря, писанную около 1814 г. (№ 90), говорила мне, что в кельях пели и про князя Владимира. Покойный сказатель Василий Крюков (о нем см. в биографии II) и хорошая сказательница Точилова (X) выучили некоторые старины в том же скиту; к сожалению, мне неизвестно, какие именно старины и от кого они переняли. Может быть, серьезные и благочестивые сюжеты, действительно, пользовались популярностью в некоторых северных чисто национальных скитах, которые допускали в свои кельи народные стихи и старины, в противоположность официальной церковности,[698] бывшей большею частью суровой гонительницей как христианских легенд, признанных ею апокрифическими, так в особенности и народной поэзии. Теперь я перехожу к современному состоянию былинной традиции в Зимней Золотице. Старины здесь поются как мужчинами, так и женщинами: насколько я мог узнать, в обоих селах можно найти 11 сказателей и 13 сказательниц,[699] так что число женщин-певиц превышает число мужчин; мне пришлось записывать старины также более у крестьянок, чем у крестьян: первых оказывается 6, а последних — 5, причем первые знают не менее старин, чем вторые. Самый обширный репертуар оказался также у женщины, правда, родом с Терского берега, А. М. Крюковой. В распределении сюжетов трудно указать какую-нибудь разницу между полами: скорее, разница в этом отношении существует между лицами, обладающими более и менее обширным репертуаром, а именно: первые не любят коротких, а также общеизвестных старин. Старины поются большею частью пожилыми людьми от 40 до 60 лет, но заучивают их обыкновенно еще в детском возрасте. Так, обе Крюковы, мать и дочь, начали перенимать старины с 8—9 лет; А. М. Крюкова до 18 лет, когда она жила на Терском берегу, заучила 41 старину, а с 18 до 45 лет — только 19; Васильева заучивала старины девочкой лет 10; в молодости, именно, лет 17-ти, перенимал старины и замечательный сказатель Гаврило Крюков. Такой способ передачи старин от одного поколения другому объясняет сравнительную сохранность, в какой донесли до нас золотицкие сказатели старые былины: он сокращал количество звеньев, связывающих современные тексты с более ранними, так как наиболее важные изменения в них совершались, очевидно, при передаче. Другой факт, объясняющий архаичность записанных мною старин, это — почтение, с которым относятся сказатели к содержанию их. А. М. Крюкова прямо говорила, что проклят будет тот, кто позволит себе прибавить или убавить что-нибудь в содержании старин. Уважение крестьян к старинам и сказателям настолько известно, что я не считаю нужным на нем останавливаться; отмечу только тот факт, что крестьяне считают знание былин признаком талантливости и как бы образованности. Один старик говорил о себе и нескольких других крестьянах не знавших былин: «вот, мы никуда не годимся, ничему не учились; никакого проку в нас нет».[700] Отношение к содержанию рассказа сказателей и других крестьян, слушателей, — двоякого рода: с одной стороны, они хотят показать вам, как образованному человеку, что не верят всему, что поется в старине, и самый процесс пения называют враньем: «он много тебе наврет!»; но с другой стороны, во время сказывания старин у них срываются с языка замечания, показывающие, с каким доверием они относятся к их содержанию. Когда один сказатель пел о том, что Соловей разбойник глотает по целому богатырю с конем (№ 107), слушатели заметили: «кака пасть!», по поводу того, что Илья направил стрелу в правый глаз Соловья, послышалось замечание: «небольша меточка». Чудесные свойства богатырей обыкновенно объясняются тем, что они были не такой народ, как теперешние люди, — ели, пили, спали, дрались не по-нашему. Несколько критическое отношение к содержанию старин я заметил только у А. М. Крюковой; но и она не доверяет лишь некоторым частностям, в общем признавая достоверным содержание не только старин, но отчасти и сказок. Так, она недоверчиво отнеслась к рассказу старины, что из крови Дуная протекла река (№ 10). Иногда для нее является только сомнение в правде того, что она поет. Например, относительно того, что Егорью Храброму выпал конь из тучи (№ 24), она вопросительно заметила: «врака́ поется?»; но когда я передавал ей рассказ Пономарева, что конь выпал Илье Муромцу (№ 91), она стала утверждать, что, как всем известно, конь выпал Егорью. Иногда она весьма основательно критикует текст своих же старин. Пропевши о том, что крестового брата Василия Богуславьевича «во многих старинах скажут» (№ 52), она отвергнула эту подробность: «врака́, всё-таки в одной». Относительно старины о шведской войне при Екатерине II (№ 41) она заметила, что врака́, будто царица была в Москве; она царила в Петербурге. По обилию сказателей и разнообразию былинных сюжетов обследованная мною местность принадлежит к выдающимся. Кажется, нигде не было найдено такого множества старин на сравнительно небольшом пространстве поселений. В двух селах Зимней Золотицы, заключающих в себе около 170 дворов, можно найти, как я указал выше, не менее 24 сказателей и сказательниц; таким образом, одно из таких лиц приходится дворов на 7. Некоторые былинные герои пользуются такой популярностью, что дети, как говорила А. М. Крюкова, называют себя в играх их именами: «я — Васильюшко Богуславьевич, я — Илья Муромец». Несмотря на это, есть признаки, указывающие на недолговечность былинной традиции. По словам 77-летнего сказателя Крюкова (III), в старину сказателей было больше; тогда только и забавы было, что слушать старины да биться кулачным боем. Теперь же они понемногу выводятся: младшее поколение более любит читать или слушать сказки и повести. Я могу указать только 3—4 сказательниц, которым менее 30 лет; большинство же певцов и певиц — люди пожилые. Передача старин от одного поколения другому в Золотице, как везде, где сохранились былины, совершенно случайна. Не только нет людей, которые специально занимались бы сказываньем старин и этим снискивали себе пропитание, но и в записанных мною текстах нет следов, указывающих на профессиональных певцов. Если сказатель обращается к своим слушателям, то называет их «братцами»; про себя он говорит обыкновенно в единственном числе:
Ай мне спеть, мне-ка старинушку старинную (№ 37);
Старине скажу конец, — больше нечего мне спеть (№ 28).
Старину-то сказать да старика связать,
Старика, братцы, связать да со старухою.
Еще это ведь чудо, братцы, — не́ чудо;
Еще есть-то как чудышко чудней того.
Нам не дорого ни злато да чисто серебро,
Дорога наша любовь да молодецкая:
Да как злато-то, серебро минуется —
Дорога наша любовь не позабудется.[702]
А как первая была поездка Ильи Муромца
А из Мурома до Киева, и проч.
Ай мне спеть, мне-ка старинушку старинную,
Что старинную, старинушку бывалую,
Про того ли спеть царя, царя московского,
Про Ивана-та спеть все про Васильевича.
Прикажи, господи,[705] нам старину сказать.
Из-за гор-то, да гор да крутых, высокѐх,
Из-за лесу-то, лесу тёмного,
Из-за тёмненького-то лесу дрёмуцёго
Выбегаёт-то конь, да лошадь добрая,
Лошадь добренькая была неезжа́лая,
Неезжалая лошадоцька постухме́нная,[706]
Да слуга-та моя, братцы, праворучная...
Из-за гор-то, гор высокиих,
Из-за лесу, лесу темного,
Из-за темного, дремучего
Выбегает конь, добра лошадь, и пр.[707]
А как русская земля да потаилася,
Как поганая земля да заменилася.
Ай о вешнем было праздничке о Троице,
Нападала пороха снегу белого,
Ты в темно́м лесу ли, лесе заблудилося,
Во жидки́х ли мхах где, во болотах-то,
Во приглубистых тихих озёрах-то?
Не лесина в чисто́м поле шатается;
Сухо пеньице, кореньице поломалося (№ 14).
Еще мастер был Добрыня нырком ходить,
Он нырком мастер ходить да по-сёмужьи (№ 5);
Как налим-то вкруг ведь камешка все обвивается,
Как Василий Богуславьевич к матушке ведь все он ластится (52).
Сказатели Нижней Золотицы
1) Александра Тита́нова (т. е. Татионовна) Голу́бина — женщина лет 30-ти, племянница Г. С. Прыгунова (8), знает Голубиную книгу. 2) Павла Семеновна Крюкова, дочь А. М. Крюковой, девушка 22 лет (см. биографию I), знает довольно много старин, перенявши их у своего деда, но совестится их петь. У нее переняла мать №№ 45 и 57. 3) Дарья Андреевна Попова, вдова лет 45, знает старины: а) про сына Цюрилушка Перемётковиця и Опраксеи Коромысловны, б) как Цюрило ходил к Пересьмякиной жене, в) как муж уехал на сторону, купил платье..,[713] но петь их отказалась несмотря на двукратную мою просьбу. 4) Любава (Любовь) Павловна Попова, девушка 26 лет, дочь предыдущей сказательницы, выучила две старины у своей матери: а) и в); в 1899 г. нанималась на лето в работницы в другом селе. 5) Василий Федорович Онуфриев (прозвище Ору́жьев), хороший песельник, но знает и старины. 6) Филарет Ефимович Стрелков — летом 1899 г. уезжал в Норвегию закупать треску; у него переняла А. М. Крюкова № 56.Сказатели Верхней Золотицы
7) Настасья Андреевна Лыткина, женщина лет 45 — знает старины: а) «нам не дорого не злато» (Первая поездка Ильи Муромца), б) «как старой женитце собиралсэ, наехал сер горюч камень» (Илья Муромец и разбойники); в) Бой Добрыни с Дунаем (ср. № 99), г) Дюк, д) Иван Годинович, е) Чюрилушка, ж) «Ондрей девеноста лет» (Князь, княгиня и старицы), з) Небылица. Ее брат помогал Седунову петь старину № 107. Она спела мне несколько свадебных «плачей», но старины ей петь не хотелось. 8) Дори́м Ивойлович (Доримендонт Иоилевич) Пономарев, старик 80 лет — отказался петь старины, сославшись на свою старость. 9) Григорий Степанович Прыгунов (прозв. Па́возков), дядя Голу́биной (1), старик 72 лет — замечательный певец старинных песен; прежде он знал несколько старин, но теперь может спеть только одну: Чурило и жена Перемёты. 10) Иван Васильевич Спиров — уехал на тоню ловить семгу. 11) Федор Антипьевич Седунов, крестьянин лет 50, живет в работниках, при мне уехал ловить семгу; он помогал Чекалеву петь № 100. 12) Малафей (Малахия) Васильевич Точилов. 13) Марья Степановна — считается хорошей сказательницей, но петь мне старины отказалась. 14) Настасья Семеновна — знает Небылицу и другие старины, но в хлопотах по хозяйству не нашла времени спеть их мне.Роспись дней, в которые записаны старины
Относительно передачи местного говора в моих записях следует отметить, что я избегал затруднять типографию и читателя пестротою транскрипции.[714]Число | №№ старин
Нижняя Золотица
1898 г. | августа 22 | 76, 73, 71 — | — 23 | 78, 84, 72 — | — 24 | 90 1899 г. | июня 12 | 81 — | — 13 | 75 — | — 14 | 74, 79 — | — 15 | 80, 82, 70, 66, 68, 83 — | — 16 | 14, 4, 29, 17, 48, 35, 40 — | — 17 | 5, 22, 21, 31, 6 — | — 18 | 19, 3, 12, 18, 20 — | — 19 | 30, 2, 8Верхняя Золотица
— | — 20 | 107 — | — 21 | 108, 94, 96, 93, 95, 91, 92, 100 — | — 22 | 103, 101, 99, 102, 97, 98, 104, 105, 106 — | — 23 | 110, 109, 111, 114, 115, 116, 113 — | — 24 | 112Нижняя Золотица
— | — 26 | 36, 7, 46, 16 — | — 27 | 56, 11, 25, 53, 33, 10, 9, 24 — | — 28 | 87, 88, 85, 67, 69 — | — 29 | 52, 51, 61, 65, 15 — | — 30 | 77, 86, 47, 37, 27, 13, 1 — | июля 1 | 60, 34, 32, 43, 62 — | — 2 | 59, 41, 63, 64, 54, 55, 57, 23 — | — 3 | 42, 44, 26, 38 — | — 4 | 89, 45, 50, 28 — | — 5 | 39, 58, 49
А. В. Марков, А. Л. Маслов ПРЕДИСЛОВИЕ <к первой части «Материалов, собранных в Архангельской губернии летом 1901 года»>
В последнюю четверть века русская народная музыка является предметом серьезного изучения, которому положили начало Серов и князь Одоевский. Вместе с тем явилось сознательное отношение к делу записывания образцов народного музыкального творчества; появилось много собраний обрядовых, бытовых, семейных и других песен, хотя все эти записи носили более или менее случайный характер, и систематическое изучение народной песни до сих пор не начато. Менее всего собрано образцов былинных напевов, несмотря на то, что это один из древнейших видов народного музыкального творчества; напевы в сборнике Кирши Данилова, несколько примеров в собрании Гильфердинга, да несколько записей последнего времени, сделанных Песенной комиссией Императорского Русского географического общества и членами Московского этнографического отдела Императорского Общества любителей естествознания, — вот почти все, что имеется в распоряжении ученых по части былинных напевов. Установившееся предвзятое мнение об исчезновени былинных сказателей заставляло ученых невольно мириться с таким положением дела. Последние два-три года, однако, пролили новый свет на этот вопрос, считавшийся решенным и забытым. Несколько экспедиций, предпринятых членами Московского этнографического отдела к берегам Белого моря, обаружили на этой отдаленной окраине существование целых семейств былинных сказателей с огромным репертуаром былин и духовных стихов. Так, еще в 1899 и 1900 г. действительный член Отдела А. В. Марков совершил две поездки к берегам Белого моря, где ему удалось собрать большой материал по былинному эпосу от неизвестных доселе сказателей, не уступающих по своему репертуару лучшим певцам прежнего времени. Записанные г. Марковым былины составили объемистый сборник, изданный Этнографическим отделом в 1901 г. под заглавием «Беломорские былины». Не будучи музыкантом-специалистом, А. В. Марков не мог записать былинных напевов, и к его сборнику приложены только два напева, заученные им с голоса певцов. Для пополнения этого пробела, по предложению А. В. Маркова, решено было снарядить новую экспедицию в тот же край с участием музыканта и фотографа, причем имелось в виду обратить внимание и на другие виды народной песенной поэзии. Экспедиция была организована Этнографическим отделом в 1901 году при содействии Императорской Академии наук. В экспедиции приняли участие члены Этнографического отдела А. В. Марков и А. Л. Маслов и фотограф-любитель Б. А. Богословский. Целью экспедиции было преимущественно разыскание остатков старинного былевого эпоса в некоторых пунктах Архангельской губернии, по полученным заранее сведениям и указаниям, а также имелось в виду попутно собрать и другие песенные материалы, например, духовные стихи. Особенное внимание решено было обратить на музыкальную сторону, записывая напевы при помощи графофона и по слуху, а также желательно было снять фотографии певцов и собрать биографические сведения о них. Достигнув Белого моря, мы, по заранее намеченному маршруту, направились было в Поморье, но вскоре должны были изменить свой план, так как, по сведениям, полученным от пассажиров беломорского парохода, на котором мы ехали, в некоторых намеченных нами местах нельзя было ожидать благоприятных результатов. Таким образом, миновав Поморье, мы достигли села Кандалакши, к востоку от которой тянется приморская область, называемая Терским берегом. Уже здесь, в Кандалакше, а также в близлежащей деревне Федосеевой мы нашли поющих былины, или, как там называют, «стихи». Подвигаясь отсюда к востоку по Терскому берегу, мы достигли сел Ку́зомени и Ва́рзуги, где встретили бо́льшее количество знающих былины и духовные стихи. В обоих этих селах даже и молодежь знает былины; правда, что некоторые уже заимствованы из школьной книги, о чем легко было узнать из расспросов. Собрав здесь значительное количество записей, мы отправились с Терского берега в село Золотицу, лежащую на Зимнем берегу Белого моря, противоположном Терскому. А. В. Маркову в этом селе пришлось быть уже два раза; здесь он записал «Беломорские былины», в настоящее время уже изданные отдельной книгой. На этот раз предстояло прежде всего записать напевы к собранным раньше текстам, а затем произвести новые записи былин и духовных стихов. Музыкальные записи выполнены А. Л. Масловым.Иллюстрация: Любава Стрелкова, бывшая плачеей на свадьбах в Зимней Золотице. Иллюстрация: Наряд невесты в Зимней Золотице.Село Золотица представляет собою уголок, удаленный от культурного центра и населенный довольно богатыми рыбопромышленниками, и заключает в себе богатый источник эпического народного творчества. Здесь живут такие певцы, как А. М. Крюкова, знающая более 60 «старин» (более 10.000 стихов), Г. Л. Крюков, Ф. Т. Пономарев, он же Почошкин, и другие. Эти певцы называются здесь сказателями и сказительницами, тогда как на Терском берегу для поющих старины нет особого прозвища; точно также на Терском берегу нет и профессиональных сказателей, каких мы знаем в Олонецкой губернии, например, подобно Рябинину и другим. Кроме того, на Терском берегу мы совсем не встретили мужчин, поющих былины, что в связи с другими фактами указывает уже не на свежесть былинной традиции, а скорее на упадок ее на Терском берегу. Во время нашего пребывания на Зимнем и Терском берегах нам приходилось записыать не только былины и духовные стихи, но и другие виды музыкального творчества — различные песни и заплачки (причитания), — всего более ста номеров. По отделам наши записи распределяются так: былины и исторические песни (записано 67 напевов), духовные стихи (22 напева), наконец, песни и причитания (всего 24). Первые два отдела у поморов считаются серьезными произведениями и поются не только в обыкновенное время, но и Великим постом, когда пение других песен считается предосудительным. На Терском берегу собственно былины, исторические песни и духовные стихи одинаково называются «стихами»; изредка лишь различаются божественные стихи от «старин». В музыкальном отношении и со стороны собственно мелодической характеристики их можно разделить на три вида: во-первых, былины полуречитативного характера, напев которых не простирается далее сексты; во-вторых, исторические песни, которые несколько приближаются к обыкновенной песне и имеют уже больший объем в звукоряде напева, и, наконец, в-третьих, духовные стихи, с явным отпечатком церковности, по звукоряду тоже незначительного объема. Встречаются исторические песни, которые поются на мотивы былин, и былины, поющиеся на мотивы духовных стихов и обратно, в зависимости от того, к какому роду поющий причисляет данный текст, — к «старине» или к «стиху». Однако большинство исторических песен по напеву часто тождественны с былинами, а потому все сказанное о былинах, за редким лишь исключением, может относиться и к историческим песням. Былины Терского берега как по содержанию, так и со стороны музыкальной, весьма отличаются от былин Зимнего берега. Прежде всего, обращает на себя внимание их ритмическое строение. В этом отношении записанные нами былины делятся на два вида: с ритмом (в элементарном смысле этого слова) двухдольным и трехдольным. Первый на Терском берегу встречается как исключение (у сказательниц У. Вопиящиной, М. Ф. Кожиной, И. Ф. Кореховой), а трехдольный является господствующим; на Зимнем берегу двухдольный ритм встречается чаще. В мотивах на всем Терском берегу легко усмотреть одну общую основу и близкое родство, на Зимнем — мы встречаем разнородные напевы, и это разнообразие объясняется, вероятно, частыми сношениями золотицких крестьян с жителями северо-восточной части Архангельской губернии. Обращаясь к отдельным певцам, мы должны заметить, что каждый сказатель поет большую часть своих былин на один излюбленный напев, лишь некоторые старины из его репертуара поются им на другие «голоса». За выдающегося исполнителя былин в Зимней Золотице нужно признать Ф. Т. Пономарева-Почошкина. Музыкальный репертуар его, правда, исчерпывается тремя, четырьмя напевами, но это настоящий художник, мастер своего дела. Напев у него, в противоположность другим сказателям, выработался в некоторую определенную форму, и он принадлежит к числу тех сказателей, которые точно соблюдают размер стиха, лишь изредка допуская расширения или сокращения, что очень часто случается у других, например, у Г. Л. Крюкова. Индивидуальную особенность в музыкальном отношении представляет молодая сказательница М. С. Крюкова; старины, которые пришлось у нее слышать, она поет на особые напевы, из которых одни, как она утверждает, переняты ею у деда, другие у мезенских калик. Но напевы ее, как и самый текст, страдают какой-то неустойчивостью и отсутствием определенного размера. Подчас казалось, что в данный момент она сочиняет старину и укладывает ее в первый попавшийся напев, быть может, ею сочиненный или заимствованный из другой былины. Достоин замечания тот факт, что сказатели часто меняют напевы былин и, при повторении в другой раз, нередко поют их совершенно на другой голос, не говоря уже о перемене тональности, в зависимости, например, от усталости певца. Из всех напевов обращает на себя внимание своеобразный стиль «Кострюка» в исполнении Г. Л. Крюкова. Только прослушав подлинное исполнение, можно иметь понятие о таком пении: это не мелодическое пение и не речитатив, а, пожалуй, если можно так выразиться, скороговорка в пределах музыкальности, напоминающая скоморошью манеру, очень распространенную еще в селениях бассейна реки Пинеги; отсюда-то через мезенцев, вероятно, этот стиль попал и на Зимний берег. Не меньший интерес представляют напевы духовных стихов. В мелодическом отношении они разделяются на три вида: во-первых, напевы, заимствованные из обиходной церковной музыки, или, по крайней мере, носящие сильный отпечаток таковой, как, например, «Преподобный Макарий», записанный на Терском берегу; во-вторых, на голос былин (например, «Царь Агапий», «Непростительный грех», «Василий Кесарийский»), и, в-третьих, собственные напевы духовных стихов чисто народного склада, с выработавшимися для подобных стихов характерными заключениями (кадансами). Исполняются духовные стихи, как и былины, соло, лишь изредка певцы соединяются в группы. Приемы вокализации при исполнении былин и стихов на Терском и Зимнем берегах одинаковы; так, при встрече двух различной высоты нот под одним слогом с двумя согласными в нем делается растяжение, свойственное вообще русской народной песне: например, вместо «двенадцать лет» поется «дивенадыцать лет» и т. п. Совершенно иной род музыкального творчества представляет светская песня, и главную роль здесь играет песня обрядовая, традиционно соблюдаемая с религиозным благоговением, и вследствие этого сохраняющая свой архаический склад. Песни эти, как остаток глубокой старины, в музыкальном отношении представляют также интересный материал для уяснения основ древнерусской народной музыки. К таким относятся записанные нами на Терском берегу песни: свадебные, весенние, круговые, причитания свадебные и похоронные. Народное творчество, проявляющееся бессознательно, веками не изменяет своего характера, пока направление его не подвергнется какому-нибудь внешнему давлению. Бросив беглый взгляд на экономический быт помора в связи с состоянием эпического творчества, мы заметим, что там, где нет обостренной борьбы за существование, где наряду с зажиточностью крестьян имеется и досужее время, условия благоприятствуют процветанию народного эпоса; наоборот, когда помору нечем поживиться в родном селе, и он принужден идти для заработков на Мурманский берег, у него не остается досужего времени, и ему уже не запомнить длинной былины, а если случится что позаимствовать, так это разве какую-нибудь коротенькую песню, преимущественно нового склада. Нарождающаяся культура Мурмана дает себя чувствовать почти на всем протяжении Терского берега. Здесь почти повсюду уже можно встретить гармонику и песни вроде «Разлука», «В темнице несносной» и т. п. Расширившаяся за последнее десятилетие деятельность лесопильных заводов на Беломорском побережье, а также падение в последние годы рыбных промыслов у берегов Кандалакши и т. п. обстоятельства — создали неблагоприятные условия для сохранения эпического достояния народа. Можно почти наверно сказать, что былинная традиция Терского берега переживает кризис. Исключительное положение пока занимает Зимний берег, не подверженный еще указанным выше вредным условиям; его не коснулась мурманская культура, а благодаря обилию рыбного, а также зверобойного промыслов, крестьянину нет нужды в сторонних заработках, соединенных с тяжким трудом и продолжительной отлучкой из родного села, не оставляющими времени для спокойного удовлетворения нравственных и художественных запросов.
Иллюстрация: Яхта крестьянской работы на берегу моря около Зимней Золотицы.Мало-помалу мы, таким образом, придем к тому заключению, что главное условие сохранения народного эпоса — это наличность благоприятных экономических условий. Поразителен контраст в этом отношении Зимнего берега с Терским, на котором мы уже не встречаем таких маститых сказателей, как в Золотице. Тем не менее, что касается собственно музыкального материала, собранного на обоих берегах, то, независимо от высказанных соображений, он одинаково сохранил для нас интерес. Особенную услугу в деле записывания напевов оказал графофон. Из 113 записанных напевов 55 приходятся на долю графофона. При пользовании им встречались, конечно, препятствия; например, легко было уговорить сказательницу петь в рупор, но заставить петь громко было почти невозможно; большинство пело очень тихо, так что графофон, передавая точно абсолютную высоту, очень слабо воспроизводил силу звука. Несомненная заслуга этого инструмента заключается в точности воспроизведения напева в его природном строе. В настоящем I-м выпуске «Трудов Музыкально-Этнографической Комиссии» печатается только часть материала, собранного в экспедицию 1901 года, а именно то, что записано на Зимнем берегу Белого моря, в двух селах, в Нижней и Верхней Зимней Золотице, остальные же записи войдут во II-ой выпуск «Трудов». Здесь печатаются, во-первых, вновь собранные в эту поездку тексты духовных стихов, былин и причитаний вместе с относящимися к ним напевами, во-вторых, некоторые мелодии к тем былинным текстам, которые были уже ранее изданы Этнографическим отделом в вышеназванном сборнике: «Беломорские былины, записанные А. Марковым» (Москва, 1901 г.). Для читателей, не имеющих под руками этого издания, здесь, вслед за вновь записанными текстами, перепечатываются из названного издания начальные стихи тех былин, к которым теперь записаны мелодии. При этой перепечатке особенности местного говора не сохранены, кроме тех случаев, когда того требует напев. Из вновь печатаемых текстов №№ 16—20 записаны Б. А. Богословским, а все остальные — А. В. Марковым.[715]
А. В. Марков <СВАДЬБА НА ЗИМНЕМ БЕРЕГУ>
Золотицкие свадебные обряды представляют из себя целую драму, в которой действующими лицами являются жених с невестой, их родители, тысяцкий, дружки, плачеи и подруги невесты. Эта драма состоит из 5-ти действий: рукобитья, девьего стола, смотренья, отпуска к венцу и княжого стола, и сопровождается целым рядом песен и причитаний. На рукобитье отец невесты угощает вином и чаем жениха и сватов, из которых главный называется тысяцким. После этого невеста, закрывшись кисейным платком, заводит слезливым голосом первую плачь, т. е. причитание. Когда невеста окончит плачь, ее повторяют 2 или 3 плачеи, но уже другим напевом. Другой день начинается девьим столом, во время которого невеста угощает своих подруг, помогавших ей шить приданое, причем они поют величальные песни жениху и его провожатым. Вечером происходит смотренье, на которое жених является не только с дружками и тысяцким, но и с родителями. Церемония начинается с того, что жених обменивается подарками с невестой, торжественно введенной сватьями под руки: она подносит ему шелковый платок, а он надевает ей на руку обручальное кольцо. После того, как рядовая рюмка обойдет всех присутствующих, невеста заводит целый ряд плачей. На другой день невеста, проснувшись очень рано, будит плачью свою сестру и просит ее принести три ножа и вплести их в ее трубчатую косу, чтобы мать не могла ее расплести и снять повязку. Сестра, конечно, не исполняет просьбы, и мать, несмотря на вопли невесты, снимает девичью повязку и распускает волосы; длинные ленты из косы невеста раздаривает своим подругам. Перед отъездом в церковь невеста обращается к брату с просьбой отвезти к ее жениху ее постель и другие пожитки, а также подарки будущему свекру и свекрови; эти подарки — различное платье, пирог, коврига хлеба и гостинцы — зашивают в платок. В конце этой плачи невеста прощается с братом, а потом вопит последние прощальные плачи всем родственникам, каждому по отдельной плачи. Когда невеста готова к венцу, за ней является от жениха тысяцкий, и свадебный поезд направляется в церковь. После венчания молодые с поезжанами направляются в дом жениха, где их, при входе в дом, осыпают овсом и хмелем, как говорят, для счастья. Здесь происходит уже последнее действие свадебной драмы — княжой стол, т. е. пир у молодых, которых зовут князем и княгиней. Во время обеда и после него замужние женщины, игрицы, поют хором величальные песни молодым супругам и холостым парням; при этом они подносят тому, кого величают, рюмку водки; тот должен, выпивши водку, положить в рюмку серебряную монету; в противном случае игрицы особенной корительной песнею поднимут насмех скупого гостя. Наряд невесты состоит из кисейной рубашки, лопоти́ны, полушубка и повязки. Лопотина — это шелковый сарафан темного, обыкновенно лилового, цвета, с 32-мя серебряными пуговицами. Поверх лопотины надевается широкая, тоже шелковая безрукавка, которая называется полушубком. Повязкой называется головной убор, который состоит из 2-х частей; верхняя часть, называемая хазом, делается из узорчатой парчи, а нижняя, называемая присадкой, из гладкой парчи, унизанной поддельным, а иногда и настоящим жемчугом.[716]А. В. Марков ПРЕДИСЛОВИЕ <ко второй части «Материалов, собранных в Архангельской губернии летом 1901 года»>
В первую часть «Материалов, собранных в Архангельской губернии летом 1901 года», вошли записи, сделанные в волости Зимней Золотице, на Зимнем берегу. В настоящее время печатается остальной музыкально-этнографический материал, который был собран экспедициею в Архангельскую губернию, предпринятою членами Этнографического отдела Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии А. В. Марковым и А. Л. Масловым, при участии Б. А. Богословского, на средства Императорской Академии наук и Этнографического отдела. Эту вторую часть составляют духовные стихи, былины, песни и причитания, записанные на Терском берегу (южное побережье Кольского полуострова). Записи были сделаны в западной части Терского берега: в селе Кандалакше, в близлежащей деревне Федосееве и в двух селах, расположенных по реке Ва́рзуге, — Ку́зомени и Ва́рзуге. Кроме этих селений, мы посетили в Поморье деревню Княжую (Княжегуба, Кнессилахта), на Терском берегу с. Умбу, по среднему течению р. Онеги дер. Наволо́к и с. Федо́во (при устье Моши; на некоторых картах ошибочно — «Федорова») и на средней Северной Двине с. Верхнюю То́йму (Троицкий Верхотоимский); но ни в одном из этих селений нам не удалось ничего записать или вследствие нелюдимости крестьян, или благодаря страдной поре (в июле). Терский берег живет почти такою же промышленною жизнью, что и Зимний. Звериный промысел зимою и ловля рыбы летом составляют основу крестьянского хозяйства. Как и по всему побережью Белого моря, здесь земледелие не играет почти никакой роли. В Кандалакше есть еще жалкие огороды, в которых едва вырастает репа и только в редкие годы — картофель, в Ку́зомени и Ва́рзуге нет и этих овощей. Хлебные растения совершенно неизвестны, благодаря чему в записанной нами песне (№ 64) слово «просо» искажено в «росу». В предисловии к I части «Материалов» было указано на некоторый упадок былинной традиции на Терском берегу, в сравнении с тою свежестью и живучестью, которою отличаются былины Зимнего берега. Этот упадок проявляется в том, что на Терском берегу былины известны почти исключительно женщинам (нам не удалось найти мужчин, знающих былины, хотя нам указывали некоторых находившихся в отлучке); что подчас былины поются не до конца, и конец забывается; что термин «старина» смешивается с термином «стих», а некоторым певицам совсем неизвестен. Это обстоятельство, по-видимому, зависит от того, что население здесь стоит в тесной связи с промышленным центром, Мурманским берегом, откуда распространяются новые моды и новые песни. Несмотря на это, терские былины представляют большую ценность в том отношении, что и по содержанию, и по напевам они значительно отличаются как от былин Зимнего берега, так и от олонецких. По содержанию терские былины несколько ближе стоят к поморским (Поморье — западный берег Белого моря), но многие из них в Поморье до сих пор не были записаны. Насколько близки терские былины к поморским по напеву, ничего нельзя сказать, так как мелодии поморских былин совершенно неизвестны.Иллюстрация: Село Ка́ндалакша.Если Терский берег значительно отличается от Зимнего в отношении сохранившихся былин, то подобное же отличие мы видим и в отношении других видов народного творчества. Духовные стихи, мало известные в Золотице сказателям былин (некоторые тамошние сказатели относятся даже с пренебрежением к этому виду поэзии, как составляющему специальность бедных калик и доставляющему им пропитание), на Терском берегу широко распространены и даже смешиваются, как выше упомянуто, с «старинами». Особенная популярность стихов в Кандалакше и Федосееве, по-видимому, объясняется тем, что в Кандалакше некогда существовал монастырь, после разорения которого остались старые книги, до сих пор читающиеся стариками. Что касается причитаний, то и в этом отношении Терский берег радикально отличается от Зимнего: терские причитания разнятся от золотицких не только по содержанию, но и по метрике. Свои записи мы начали производить в с. Кандалакше, куда мы прибыли 19 июня. Это, несомненно, — самое красивое село на Беломорском побережье. Расположено оно при устье вечно шумящей, порожистой реки Нивы, по обеим ее сторонам. Узкая долина реки, как бы сдавленная с двух сторон лесистыми горами, около моря несколько расширяется и дает достаточно простора для лежащего по отлогим склонам селения. Прямо над селом, на левом берегу реки расположена гора Гляде́нь, а за нею, господствуя над всею окрестностью, возвышается Крестовая гора с голой каменистой вершиной, на которой стоит высокий крест. Село Кандалакша очень старое. Известно, что в XVI столетии здесь существовал Ко́ков монастырь; основан он был около 1526 года, но в 1590 был разорен шведами и с тех пор более не возобновлялся. На месте, где стояла церковь этого монастыря, на левом берегу Нивы, и теперь еще стоит деревянная церковь, в которую царские врата, по преданию, перенесли из монастырской церкви; действительно, они имеют очень архаический вид. Вокруг этой церкви видны кирпичи — следы монастырских стен. Вероятно, монастырь был основан тогда, когда на берегах Кандалакшской губы еще не было русского населения. Об этом свидетельствует следующее летописное известие. «Крестилися лопляне. Того же лета (7034 = 1526) били челом великому князю Василью лопляне, пришед с моря Окиана, из Кандоложской губы, с усть-Невы реки великия, — просили крещения и церкви. И князь великий послал о том в Новград к архиепископу Макарию. Архиепископ же Макарие избра от собора святыя Софии священника и диякона, и посла их, и с ними антимис на освящение церкви в Лопи. Они ж шедше совершиша церковь и освятиша ея во имя Рожества Иоанна Предтечи, и многих лоплян крестиша во имя Отца, и Сына, и святаго Духа».[717] Следы некогда бывшего в Кандалакше монастыря сохранились также в жизни крестьян. Среди них до сих пор еще несколько стариков, хранящих довольно большое количество старых книг религиозного содержания, из которых некоторые писаны еще в XVI в. Встречаются также и крюковые ноты с киноварными пометами (у крестьянина Якова Кяльмина). Более старых нот встретить не пришлось. Нужно сказать, что старые книги не лежат под спудом, а читаются грамотными стариками, которые выучились от своих же отцов и потому свободно разбирают полуустав и скоропись, плохо зная гражданскую печать. Только новое поколение, учащееся в сельской школе, не понимает старых письмен. Но насколько сильны традиции старой письменности, видно, например, из того, что в надписи на кресте, поставленном на Крестовой горе в 1891 г., сохранено очень древнее правописание: «аугуста 10 дня». В Кандалакше и ее окрестностях сохранилось много старых крестов. На обломках старого креста, стоявшего на Крестовой горе, можно еще прочитать еле видную надпись: «лета 7202-го... в 1» (т. е. 1694 г., такого-то месяца, в 1 день). Подобные кресты можно видеть во многих местах по побережью Белого моря и Ледовитого океана. Ставятся они большею частью по обету спасшимися от какой-либо опасности мореплавателями, а иногда воздвигаются вместо часовни в местностях, удаленных от церквей. Нередко такие кресты посвящаются какому-нибудь определенному святому, большею частью св. Зосиме и Савватию. На спуске с горы Глядня стоит старый крест, пользующийся славой исцеляющего от зубной боли; больные ставят перед ним свечи и грызут его ветхие доски. На некоторых из больших крестов указывается год их постановки. Так, в соседней с Кандалакшей деревне Федосееве сохранились обломки креста с надписью: «7242 лета» (1734 г.). Самый старый крест с надписью стоит до сих пор еще очень твердо в ограде одной из церквей (на правой стороне реки). На нем довольно ясно сохранились вырезанные изображения копия, трости, главы Адамовой, и еще можно прочесть часть надписи: «Царь славы Иисус Христос. Поставлен сий крест... лета 7191 месяца мая в 9. Ника». Таким образом, благодаря благоприятным атмосферическим условиям, этот деревянный крест существует в удивительной сохранности более 220 лет (с 1683 года). Кандалакшские крестьяне живут тем же сельдяным промыслом, что и жители Княжой. За последние годы рыбы было мало, и крестьяне жаловались на плохой улов. По их рассказам, в прежние годы иногда в одну неделю ловили столько сельдей, что ими можно было прокормиться в течение целого года. Прежде ходили также на Мурман, иногда человек по 70—80; теперь же этот род заработка совершенно оставлен, так как находят более выгодным работать на лесопильных заводах. Несмотря на плохие пастбища, здесь держат довольно много скота: коров, овец, оленей и даже несколько лошадей, вообще очень редких на северном берегу Белого моря. Нужно сказать, что на лето лошадей, так же как оленей и овец, отвозят на один остров, где они гуляют без всякого присмотра. Некоторым крестьянам доставляет доход ловля жемчуга, который находится в Ниве и в других речках, впадающих в Кандалакшскую губу. О приключениях с ловцами жемчуга ходят различные предания. Когда еще царство было на Москве, кандалакшский мужик Андрон ходил туда и поднес жемчуг царю. Царь долго думал, чем бы наградить мужика, и наконец придумал: приказал открыть для него все московские кабаки и сказал: «Гуляй, Андрон, сколько хочешь; пей безденежно, бескопеечно». А у Андрона была шапка, худая, плохенькая. Много Андрон пил вина, да в хмелю и затерял свою шапку. Явился он к царю и просит отыскать ему шапку. Царь ему дает и ту, и другую: «Бери какую хочешь богатую шляпу». А Андрон и ухом не ведет: подавай ему непременно свою собственную рваную шапку. Нечего делать царю; велел отыскать его шапку. С того времени и пословица идет: «Андроновая шапка на Москвы не потерялась».
Иллюстрация: Царские врата в церкви села Кандалакши. Иллюстрация: Крест в церковной ограде седа Кандалакши.Существуют также предания о том, как к царю ходили на поклон с жемчугом жители села Керети, находящегося также на берегу Кандалакшской губы. Так, одного крестьянина, который ходил с жемчугом к царю и получил от него часы, прозвали «Часовым». Другой керечанин нашел необычайно крупную жемчужину и понес ее в подарок царю. Царь в награду обещал ему дать все, чего только он ни пожелает. Тогда мужик стал жаловаться, что его преследуют крестьяне, и просил царя дать ему волю над всеми керечанами. Царь обещал ему дать волю над всей Керетью. И вот мужик, вернувшись домой, выстроил большой амбар, засадил туда крестьян, насыпал кругом большие кучи хворосту, зажег его и спрашивает: «Керечане, вам не чадно ли?» С тех пор керечан стали звать «чадимыми». 24 июня в Кандалакше был храмовой праздник. В полдень женское население почти все собралось на каменистой, покрытой мохом лужайке около села, и молодые девушки начали сложную игру, под названием «поле». Эта игра представляет из себя не оживленный хоровод средней России, сущность которого заключается в возможности молодым людям познакомиться и весело провести время; нет, «поле» — целое священнодействие, сохраняющее все черты важного обряда, освященного древностью предания. «Поле» состоит из девяти хороводных игр, которые следуют одна за другою в определенном порядке и исполнение которых затягивается на несколько часов. Большинство игр называется по начальным словам соответствующим им песен. Вот их названия: 1) большой круг, 2) «Заплетися плетень», 3) «Уж мы просо сеяли», 4) «Кругом города царевич», 5) «По настечку ходили», 6) «Вышли две девицы на улицу гулять», 7) «Я качу, качу по блюдечку», 8) веревочка и 9) руковитье. Все эти игры исполняются в хороводах разных местностей России, но нигде, кроме Беломорского побережья, они не соединяются в одну цельную церемонию.
Иллюстрация: Игра «поле» (хоровод) в Кандалакше.Вот описание некоторых из этих игр. Шестая игра заключается в следующем: все играющие девушки становятся в два ряда; образуется коридор из нескольких пар. Одна пара выходит из ряда, несколько раз прохаживается между двумя стенками и, при словах песни: «взмахнули девицы по рукаву», поднимает правую руку к лицу. По окончании песни эта пара, раньше стоявшая на одном краю коридора, удаляется к другому краю. Затем выходит новая пара, и песня повторяется до тех пор, пока все участницы игры не перейдут на другой край коридора. Игра «веревочка» состоит в том, что шесть девушекотделяются от остальных и становятся поодаль. Другие собираются в круг с лицами, обращенными внутрь круга. Одна из них, ходя около круга, ударяет рукою какую-нибудь девушку по спине; тогда они обе рядом идут к стоящим отдельно шести, ударивши двух из них платками, при конце песни возвращаются вчетвером в круг. В то время, как играется «веревочка», приходят парни, и последняя игра, «рукобитье», происходит уже при их участии. Эта игра похожа несколько на наш «chaîne».
Иллюстрация: Игра «поле» в Кандалакше. 6-я фигура. Иллюстрация: Игра «поле» в Кандалакше. Фигура «руковитье».Все игры исполняются в строгом порядке, при стройном пении унисонного хора. Редко где встречаются одновременные созвучия двух различных звуков. Бесстрастно и методично выступают девушки; так же чинно ходят и парни, словно совершая религиозный обряд. Никто не засмеется и не заговорит; обыкновенно ходят опустивши глаза к земле. Для «поля» девушки наряжаются известным образом, по-старинному: они играют в цветных шерстяных сарафанах, с шелковыми платками на плечах, темными перчатками на руках и длинными лентами в косах; головы их повязаны «косыньками», т. е. сложенными в полосу платками; поверх этих косынок, непременно шелковых, кладутся нитки белого бисера; из таких же ниток делаются длинные, спускающиеся до плеч серьги. Когда игра была окончена, начались танцы. Танцовали кадриль под пение песен. Обыкновенно танцуют под гармонику, но на этот раз гармониста не было в селе. Кроме гармоники, в Кандалакше известен лишь один музыкальный инструмент — самый первобытный пастуший рожок, с деревянным пищиком и раструбом из бересты; этот инструмент издает очень ограниченное число звуков. Из Кандалакши мы совершили небольшую экскурсию за 10 верст, в деревню Федосеево в самую глубь Кандалакшской губы. Федосеево расположено на острове, отделяющемся от материка проливом шириною в две сажени. По этому проливу постоянно течет вода то в одну сторону, то в другую. Эта речка, два раза в сутки текущая вниз и два раза вверх, представляет собою очень оригинальное явление природы. Федосеево, окруженное почти всегда спокойным морем, которое, в свою очередь, со всех сторон закрыто высокими лесистыми горами, кажется мертвым. Но здесь теплее, чем в Кандалакше, и растительность богаче: со всех сторон были видны зеленые сосновые леса, уступами спускающиеся к самому морю; только вдали, в ущельях между голыми ва́раками (горами) блестел июньский снег. В Федосееве мы впервые пустили в ход графофон. Бойкая старуха Борисова первая решилась петь «в машинку, в которой дьявол сидит»; ей было любопытно, как это он потом будет «дразниться». Как на местопребывание дьявола Борисова указывала на штифтик диафрагмы, и до некоторой степени угадала правду. После этого первого опыта записи голоса графофоном не представляли особого затруднения: слыша знакомые напевы, крестьянки с меньшим страхом относились к «машинке». В Федосееве, кроме записей от местных жительниц, мы сделали одну запись от приезжей крестьянки: старину о братьях-разбойниках и их сестре мы записали от Елены Васильевны Гришановой, родом из Шуньги, Олонецкой губернии Петрозаводского уезда. 27 июня мы были уже в Ку́зомени. Это большое, в 140 дворов, промышленное село, широко раскинувшееся на низком, ровном морском берегу, при устье реки Ва́рзуги, представляет собою торговый и административный центр Терского берега. В селе — две церкви, училище, квартира станового пристава. Здесь же живут и главные капиталисты Терского берега, скупающие семгу, звериное сало и оленьи шкуры и ведущие торговлю, преимущественно в обмен на товары, привозимые из Архангельска на собственных судах. Для крестьян при училище устраивались чтения с туманными картинами. В качестве чтецов выступали учитель, один из крестьян, получивший образование в Архангельске, а также становой пристав П. А. Таракин, бывший раньше учителем в г. Коле. Очевидно, на крайнем севере нет того строгого разграничения общественных функций, которое господствует в других местах России, и нередко административная и образовательная деятельность объединяются в одном лице, чего, как известно, в средней России не бывает. Крестьянское общество настолько богато, что могло построить на свой счет новую церковь и обширное здание для школы. Ловля семги дает возможность среднему крестьянину заработать в год от 500 до 1000 рублей. Продажа рыбы обыкновенно производится в течение октября, когда в Кузомень на ярмарку приходят суда из Архангельска, Кеми и различных сел по Поморью и Терскому берегу.
Иллюстрация: Погост в селе Кузомени. Иллюстрация: Село Варзуга.Ку́зомень — совсем молодое село. Лет 25—30 тому назад оно представляло из себя небольшие выселки, отделившиеся от села Ва́рзуги, лежащего в 18 верстах вверх по реке. В то время, как рассказывают старики, кругом стоял большой сосновый лес, но его так безжалостно жгли в холодные зимние дни, что теперь на три версты кругом нет ни одного куста. Ветер пересыпает громадные кучи песку, которые окружают теперь все постройки оставляя около них воронкообразные углубления. По улицам трудно ходить, нет ни одной травинки, и овцы жуют остатки рыбы, щепу и мочалу. Церковь кажется стоящей в котловине.
Иллюстрация: Иконостас в церкви села Варзуги.Из Кузомени мы предприняли поездку на лодке в с. Ва́рзугу, лежащее на реке того же названия в 18 верстах от моря. Это — довольно обширное, в 100 дворов, село расположено по обоим берегам широкой, хотя мелкой Варзуги. Пороги, находящиеся за 5 верст от него вниз по течению реки, не дают возможности обычным беломорским судам, карбасам, доходить до него, а потому здесь употребляются маленькие лодочки, сшиваемые из очень тонких досок. В селе находятся четыре церкви, но с одним священником. Две из них очень древние: одна построена в 1674 году, другая в 1705-м. Первая, во имя Успения Божией Матери, отличается замечательной архитектурой, так как, несмотря на ремонтировки, она сохраняет свой первоначальный вид. Внутри она представляет из себя коробку, очень широкую поперек и короткую вдоль. Особенно интересен иконостас, простирающийся во всю высоту церкви, до потолка. Иконостас этот — резной деревянный, очень искусно украшенный многочисленными колонками, имеющими вид переплетенных листиков и стеблей ползучего растения. Нет никакого сомнения, что он сделан по образцу иконостаса в Московском Успенском соборе. Между древними иконами этой церкви особенное внимание обращает на себя вырезанная в толстой доске в виде барельефа икона св. Парасковии. Лицо святой довольно хорошо воспроизводит тип северно-русской женщины, и что всего замечательнее, она изображена с русским кокошником на голове. В прежнее время икона пользовалась большим почитанием: в честь ее служили молебны, перед ней зажигали лампады; больные вешали на нее изображения или символы пораженной части тела. Теперь это произведение древнего искусства вынесено из церкви и спрятано в кладовой под храмом. Мы познакомились с бывшим тогда в Варзуге настоятелем церквей, Михаилом Николаевичем Истоминым. Он оказал нам большую помощь в нашем деле: любезно показал нам церкви, разрешил сделать фотографические снимки с иконостаса и оригинальной иконы, которую пришлось достать из кладовой; свозил в своей лодочке вверх по реке к тому месту, где лежат осколки старых ручных жерновов, которыми, по преданию, в очень старое время мололи зерна монахи Соловецкого монастыря, имевшего здесь становище для ловли рыбы. Наконец, он же указал нам несколько былинных певиц. Пользуясь большим уважением среди крестьян, он уверил их, что в пении былин нет греха, и что им за это не грозит никакой неприятности, чего некоторые из певиц опасались. Одна из лучших варзугских певиц, Ульяна Егоровна Вопиящина, была ему хорошо знакома. Она несколько лет жила у него в няньках, и одна из ее былин была им незадолго до того времени записана.
Иллюстрация: Изображение святой Параскевы в церкви села Варзуги.По возвращении в Кузомень, мы записали еще несколько былин, песен и причитаний. Этим закончились наши исследования на Терском берегу. Бурная погода не дозволила нам безопасно и с надеждою на более или менее скорое возвращение двинуться на карбасе далее на восток по Терскому берегу, хотя, по полученным нами сведениям, былины можно было бы найти в селах Чаваньге, Тетрине, Стрельне, Чапоме, Пялице и Поное. Позднейшая поездка А. В. Маркова в с. Поной подтвердила эти указания, полученные в Кузомени.[718] Мы боялись, что путешествие в лодке по морю может слишком затянуться и не даст нам времени побывать в Зимней Золотице, где мы должны были записать мелодии к «Беломорским былинам». Поэтому прямо из Кузомени мы отправились в Архангельск, а оттуда в Зимнюю Золотицу. Результаты этой поездки были уже напечатаны в первой части наших «Материалов». Выше было упомянуто, что на Терском берегу и в Кандалакше пение былин распространено почти исключительно среди женщин. Нам не удалось записать былины ни от одного мужчины. Отчасти это объясняется тем, что многих мужчин мы не застали на месте; но нужно указать и на то, что здесь замечается значительный упадок былинной традиции, в сравнении с озерным краем Олонецкой губернии, Зимним берегом, Мезенью и Печорой, где былины распространены среди крестьян даже шире, нежели среди крестьянок. Этим объясняется и тот факт, что лишь очень немногие былины о богатырях пользуются популярностью на Терском берегу; чаще встречаются старины, носящие характер баллады или фаблио. Но это падение былинной традиции, по-видимому, лишь новое явление. Многие из наших певиц заучивали свой репертуар от мужчин. Нам указали значительное количество певцов былин, которые находились в отсутствии. Вот эти крестьяне: 1) в Кандалакше: Алексей Рагозеров, Михайло Романович Пушкарев; 2) в Федосееве: Николай Степанович Крылов; 3) в Кузомени: Николай Пирогов; 4) в Варзуге: Никифор и Николай Иванович Коворнины, Роман Кривоногов (знает об Илье Муромце на заставе); М. Ф. Приданникова, выучившая свои старины от отца, говорила, что в старину она знавала несколько певцов былин в Варзуге; 5) в Чаваньге — Иван Кожин; 6) в Тетрине — глухой старик Спиридон Павлович. Все это показывает, что упадок былинной традиции на Терском берегу произошел не так давно. Былины, занесенные сюда первыми колонистами, отличались большим достоинством. Об этом свидетельствует былина У. Е. Вопиящиной о Добрыне и Алеше (№ 24) — лучший из всех пересказов, а также то обстоятельство, что лишь на Терском берегу сохранились старины об Иване Дудоровиче, о шведской войне (Белом. был. № 41) и об Иване и Маринке Кайгаловке (эта старина еще не записана — см. сведение о Коневой, с. 549). Упадок былинной традиции отражается, между прочим, в забвении специальных терминов. В Кузомени еще довольно точно различают «старины» от «стихов», иногда первые называют «былью» («с этыма старинамы — с былью с этой»); но в других местностях эти термины смешиваются; в Кандалакше и Федосееве старины чаще называют стихами. Полежаева некоторые стихи называла «са́лмами» (т. е. пса́льмами). Пение здесь иногда заканчивается словами: «Аминь стишку!» или просто «Аминь». Память о том, что за пение стихов платили, сохранилось в поговорке: «стишок от голодных кишок». Термины «стихарь», «сказитель», «сказатель» — неизвестны, но о женщине, умеющей петь старины и стихи, говорят «сказа́тельня старуха». Припев называют «пригово́ром» (Федосеево) и «припевком» (Кузомень). Мелодии былин не разнообразны: почти все напевы сводятся к одной общей основе — к мотиву, имеющему тип трехдольного размера. В состав этой части «Материалов» входят, кроме духовных стихов и былин, также лирические песни и причитания. Из лирических песен плясовые поются чаще всего во время путешествий на больших судах, иногда под гармонику; «круговые» или «короводные» поются летом на улице или на поле (см. выше описание игры «поле»), а зимою — в избах, на «су́прядках» или «бесёдах» (в Золотице — «вечере́ньки»), когда водят «кружки»; чаще всего это бывает на святках. Из рождественских обрядовых песен нами записаны две; одна (№ 67) представляет малорусские вирши, вероятно, примыкавшие к вертепной драме; другая (№ 68) принадлежит к типу северных колядок. Из свадебных величальных песен №№ 79 и 70 — варианты рождественской песни, помещенной в I ч. «Материалов» под № 43. №№ 70 и 71, записанные от девушки с Летнего берега, называются «виноградьями», — термином, прилагаемым в других местностях лишь к рождественским обрядовым песням; № 70 поют не только на свадьбах, но также на святках и вообще на вечеринках. Свадебные обряды на Терском берегу весьма сходны с обрядами Зимнего берега, описанными в I части «Материалов». Но склад причитаний здесь — другой, отличающийся от метрики золотицких причитаний, между прочим, дактилическим окончанием. Каждый стих, как в тех, так и в других причитаниях, не договаривается или произносится шепотом. Эти скрадываемые слоги отмечены <косой чертой>. На Терском берегу, как и на Зимнем, термин для причитани — «плаць» (ж. р.); в Кандалакше употребляется и другой термин: «запла́цька». Для обозначения исполнения плачей употребляется термины: «плакать», «выплакивать», «приплакивать» и изредка «прицитывать» (Федосеево); отвечать плачью — «отплакивать». Женщины, помогающие невесте плакать, называются «плацея́ми»; обыкновенно плачей бывает 3—5. Плачи поются на один или на два напева; для похоронных плачей — напев особенный. В этой части «Материалов», как и в первой, из записанных нами текстов печатаются те, которые имеют напевы, специально к ним относящиеся, а также некоторые из тех, которые поются напевами, имеющимися при других текстах. Записанный нами материал, не имеющий отношения к музыке, например, сказки, заговоры, диалектология, а также песенный материал, записанный без мелодий (последнее объясняется тем, что тексты записывались двумя лицами, а мелодия — одним), здесь не печатается. Из печатаемых текстов №№ 2, 6, 10, 14, 29, 31, 33, 35, 37, 39, 41, 52, 55, 57, 64—66 записаны Б. А. Богословским, а все остальные — А. В. Марковым.[719]
А. В. Марков ЭТНОГРАФИЧЕСКАЯ ПОЕЗДКА 1903 ГОДА
Маршрут: Поной (трудность высадки). — Лица Вост. — Шалякушка. 30 июля — 15 августа.[720] Главная цель: собрать напевы. Записано 65 и столько же текстов.[721] Былинная традиция в Поное падает. Из местных понойских жителей никто не мог сообщить мне старин. Все старины записаны мною от женщин, родом с Южного берега Кольского полуострова, вышедших замуж за понойских крестьян: Самохвалова из Стрельны, Харлина, Куроптева и Немчинова из Чапомы, Матрехина, Совкина и Заборщикова — из Кузомени, Горбунцова из Пялицы. Падение былинной традиции выражается в том, что былины поются только женщинами, преимущественно пожилыми, что название «старина» известно только старухам и обычно заменяется названием «стих», и в том, что мало известны богатырские песни, и господствуют старины типа фаблио: Князь Михайло, Вдова и корабельщики, Молодец, проданный матерью, Князь Дмитрий и Домна, Иван Дудорович, Братья-разбойники. О Добрыне известна одна былина — о столкновении с Алешей; бой со змеем мне могли только пересказать словами. Козарин, Иван Годинович, Егорий Храбрый — богатырские. Варианты почти всех этих старин были записаны мною в поездку 1901 г. с А. Л. Масловым и Б. А. Богословским в Кузомени и Варзуге; большинство таких же старин попало в «Беломорские былины» со слов золотицкой крестьянки Крюковой, родом с Терского берега. Заинтересованный тем, что местные понойские старожилы не знают былин, я старался выяснить причину этого факта. Мне удалось собрать несколько письменных и устных материалов, из которых выясняется, что первоначальное русское население Поноя возникло из крестьян, приписанных к Воскресенскому монастырю (Новому Иерусалиму). Прежде всего, об этом свидетельствуют надписи на церковных понойских книгах, разобранные мною: 1) Надпись Никона 1664 г. 2) Надпись Иоакима 1677 г. 3—4) Надписи иеромонаха Сергия? 5) Надпись иеродиакона Андрея 1697 г. <Двое последних> записаны в синодике в числе благотворителей храма. Предания: о Макаровых, Русиновых; указ 1711 г. Церковная летопись Понойской церкви.[722] (Церковь упоминается в 1498 г.). Писана священником Николаем Шмаковым в 1887 году. Основание первой церкви в Поное относится ко II половине XV в.[723] Согласно «Руководству по истории русской церкви» А. П. Доброклонского (Рязань, 1889. Вып. I и II. С. 137), в 1575 г. церковь была ремонтирована, а через 6 лет дана на попечение Троице-Сергиеву монастырю. Потом — передана Печенгскому монастырю и в XVII ст. считалась под управлением этого монастыря, и селение Поной называлось монастырской «вотчиной». И до сих пор есть в Поное Монастырский колодезь и все знают, что на веках жили здесь монахи и приказчики монастырские и именно Кольско-Печенгского монастыря. Где именно была построена церковь, документов нет. Вероятно, она находилась в 110 верстах от теперешнего села вверх по речке, в Лопарских погостах. В 10 верстах от нынешнего Зимнего Лумбовского погоста показывают место, где в прежние времена был погост и была будто бы тут на веках церковь. Место это до сих пор слывет под названием «Церковного». Место это очень красивое и удобное для жительства, в особенности для ловли рыбы, так как с южной стороны здесь впадают в Поной две небольшие речки, а неподалеку находится озеро, в котором тоже есть рыба. В первой половине XIX столетия, в 1810 г. в селе Поное было всего 7 дворов, из них два двора лопских. Примечание. В настоящее время в с. Поное всего три NB русских фамилии: Андриановых, Русиновых и Макаровых. Первая фамилия ведет род от священника Андриана, который упоминается в начале XVIII столетия и род которого — дети и правнуки — были здесь священниками полтораста лет. Фамилия Русиновых считает своих предков выходцами из Москвы во второй половине XVIII столетия, а фамилия Макаровых из Кольских мещан упоминается по церковным росписям в начале 1820-х годов. Есть предание, что Петропавловская церковь была разобрана, сплавлена в Поной, поставлена здесь и существовала до 1798 года, когда указом Консистории от 28 июля за № 1228 разрешено было разобрать по ветхости старую церковь Петра и Павла и построить новую. По преданию, было чудо при сплаве церковного леса и икон. В 10 верстах выше села есть на Поное так называемый Большой порог, в который спускают лес по одному бревну, а лодки спускаются на веревках. Когда плоты с церковным лесом и иконами доплыли до этого порога и их хотели на другой день разбирать и спускать по одному бревну, ночью, перед самым утром в сонном видении явились апостолы Петр и Павел кормщику, не велели разбирать плотов, разбудили и сказали, что «на реке тихо» и велели плыть скорее со всем народом. Они проплыли по этому порогу благополучно. Рассказывают еще другой случай. Церковь хотели поставить ниже села на довольно возвышенное место (здесь стоит ныне крест) и сплавили лес туда, но на другой день утром нашли весь лес в плотах выше деревни, у того самого места, где теперь стоит церковь. Там и решили ее поставить. В 1710 г. (по моему мнению — 1711) в первый раз упоминается церковь Петра и Павла (список с указа от 13 января 1710 г. от архиерея Варнавы Андриану). Затем эту церковь указом от 1726 г. на имя Андриана разрешено перекрыть новым тесом «по причине давнего строения церкви» «Кольского уезда вотчины Воскресенского монастыря Понойской волости священнику Андриану да церковному приказчику». Указ Консистории от 16 июня 1778 г. на имя «священника Луки Андрианова по просьбе его с прихожанами»: разрешено поправить церковь. Следовательно, в это время Понойская волость и церковь была самостоятельным приходом. Указ Консистории от 28 июля 1797 г. на имя священника Ивана Андрианова с причетниками и прихожанами: велено церковь разобрать и построить новую. 1759 г. — священник Филипп Андрианов с прихожанами. Указ 1818 г. — священник Андрей Андрианов; 1819 г. — священник Дамиан Андрианов. Другая церковь Успения в первый раз упоминается в 1712 г., сгорела в 1753 г., в 1759 г. разрешено вновь строить, в 1776 она освящена, а в 1817 г. сгорела вновь и более не восстановлена. Всех священников по синодику или помяннику, служивших в храмах Петра и Павла и Успения, записано 32, и кроме их самым первым упоминается «Схиеромонах Евфимий». Но из 32 лиц упоминаются с 1710 г. по документам 14 до настоящего времени (следовательно, 18 служили с 1498 г. до 1710). Андриановы священствовали после Андриана (1710—1716, раньше и позже) до 1825 г., так что род Андриановых поминается здесь старожилами и считается прирожденным понойским из веков. От этого рода крестьяне Андриановы, считающие себя потомками священников. Далее: 2) сын Андриана Филипп 1727—1762 г.; 3) сын Филиппа Лука 1762—1797; 4) сын Луки Иван 1797—1808; 5) сын Ивана Андрей 1808—1819; 6) Дамиан Лукин Андрианов 1819—1835; 7) Заринский; 8) Алексеевский; 9) Гавриил Васильевич Гурьев до 1854 г.; 14) Николай Иванович Шмаков; 15) Николай Николаевич Шмаков. Урядник Михаил Яковлевич Юшков. Из веков существует положение отдавать из забору в р. Поное праздничные дни: 24 июня (если забран забор — иногда только к 29.VI), 29, 20 июля, 1 августа, 6 августа, 15 августа, 29, 8 сентября и 14 сентября. Эти дни считают церковными днями и что попадет в забор считают церковным и тут же продают желающим. Вырученные деньги получает заборщик и хранит их у себя до расчета; когда усчитают заборщика, деньги передают старосте. Прежде старосте не передавали, а с общего согласия употребляли на постройки и поправки церкви и церковных домов. Причт даже не знал количество этих денег. Но крестьяне не употребляли на себя. Выручалось свыше 100 р., но только в промысловые годы. Это крестьяне считают своей добровольной жертвой в церковь и считают себя вправе распоряжаться по своему усмотрению. 1886 г. — 50 р., 1887 г. — 35 р., 1888 г. — 40 р. Причт владеет семейной тоней «Попова лахта». Она дает главный доход, почти единственный: 200—300 р. на причт в год. Был и документ на владение тоней, но сгорел в 1797 г. Он упоминается в консисторских клировых ведомостях за 1817 г. В 1800 г. считалось жителей мужчин 15, женщин 22, дворов 5. В 1888 г. считалось жителей мужчин 89, женщин 93, дворов 44. Много переселилось лопарей с Терского берега: Варзуги, Чапомы и пр. Увеличивание населения отмечено до начала 50 годов, а затем остановилось. Никуда не ходят для торговли, и нет ни одного судна. Приходят сюда суда с Мудьюги и из Золотицы забирать семгу, приходят и из Кузомени. Особенно много бывает судов за семгой осенью, во время «поездовки» по реке. Эти мелкие торговцы продают дешевле, нежели торгующие здесь постоянно Заборщиковы и Норкины. Народ — не предприимчивый и не бойкий, неподвижный. Промысел звериный — торосовый, по 5 человек на «лодку» (не карбас). Чужие понастроили амбары и избы в 10 верстах от Поноя, в так называемой «Сокольей лахте», где находится гавань для стоянки судов. Многие находятся в кабале у местных торговцев, приезжающих в Поной. Только с 1888 г. начинают шевелиться: один крестьянин свез на пароходе в Архангельск несколько пудов семги.[724]А. В. Марков ОТЧЕТ О ПОЕЗДКЕ В ГУБЕРНИИ ПЕРМСКУЮ И АРХАНГЕЛЬСКУЮ ЛЕТОМ 1909 г.
Представляя Отделению русского языка и словесности Императорской Академии Наук отчет о своей поездке летом 1909 года, я прежде всего считаю своим долгом выразить Отделению глубокую благодарность за оказанное мне материальное пособие для поездки. Главною целью моей поездки летом 1909 г. были розыски былин в тех местах Камско-Уральского края, где в XVIII в. был составлен сборник Кирши Данилова. В XIX ст. в этом крае было записано всего несколько былин, никто из исследователей не заглядывал сюда с специальною целью собрать остатки былинной традиции, и потому у меня явилась мысль обследовать именно этот край. Я выехал из Москвы 24 мая на Нижний Новгород. Местом первой остановки я выбрал с. Пьяный Бор, на Каме, на границе между Елабужским уездом Вятской губернии и Мензелинским Уфимской губернии. Я надеялся найти здесь былины потому, что в 80-х годах XIX столетия несколько былин было записано Пальчиковым в селе Николаевке, Мензелинского уезда, отстоящем от Пьяного Бора на 40 верст. Но, очевидно, Пальчиков записал последние остатки былевой поэзии. В записях его встречается между прочим былина об Алеше Поповиче; в Пьяном Бору я уже не мог записать этой былины, но одна старуха лет 70 слыхала в молодости, как пели про Олёшу Поповича в д. Чегонде, близ Пьяного Бора. От этой же старухи я записал песню о взятии Казани. Из опросов, произведенных мною в Пьяном Бору, я убедился в том, что розыски остатков былинной традиции будут здесь бесполезны, и потому направился далее вверх по Каме. По дороге к Перми я расспрашивал о былинах пароходных пассажиров III класса и крестьян, толпившихся на пристанях. Эти расспросы мало-помалу приводили меня к убеждению, что на берегах Камы былины совершенно вымерли. Так, в с. Часты́х Оханского уезда Пермской губернии я узнал от 70-летнего крестьянина, что не только в настоящее время, но и во времена его молодости про богатырей не пели, а только рассказывали сказки. Вечером 29 мая я приехал в Пермь и тотчас же обратился за сведениями по интересующему меня вопросу к А. Д. Городцову, наблюдателю и руководителю по устройству народных хоров, работающему в Пермском комитете попечительства о народной трезвости. Как раз в это время начали функционировать летние хоровые курсы под руководством г. Городцова. Благодаря его любезному содействию, я имел возможность опросить около 100 человек, съехавшихся на курсы в Пермь из всех уездов Пермской губернии. Это были большею частью крестьяне, местные уроженцы, преимущественно сельские учителя; было несколько человек и из сельского духовенства. Из опроса этих лиц я узнал следующее: 1) В Пермской губернии неизвестен термин «старина». 2) О былинах знают только из книг. 3) О богатырях существуют лишь местные предания, например, рассказ об одном кунгурском силаче. 4) Во многих местностях сохранилось пение духовных стихов; слепые певцы духовных стихов называются в Кунгурском и Оханском уездах «зырянами», так как они большею частью являются из Вологодской губернии, с реки Вычегды. 5) Средоточиями слепцов являются: в Осинском уезде — Белогорский монастырь (здесь они собираются в неделю Всех Святых), в Екатеринбургском уезде — Тихвинский женский монастырь (храмовой праздник — 26 июня) и Невьянский завод (здесь храмовой праздник — 29 июня), в Кунгурском уезде — г. Кунгур, где при соборе живут два старика, знающие стихи, и с. Березовка, где можно встретить калик на ярмарке, в Пермском уезде — с. Кольцове Больше-Буртымской волости, в 28 верстах от Перми (храмовой праздник — 10 июля). Кроме лиц, приехавших на хоровые курсы, я расспрашивал в Перми еще многих лиц. Наиболее подробные сведения я получил от г. П. В. Вилесова, пермяка, уроженца с. Юсьвы, Соликамского уезда, на р. Юсьве, притоке Иньвы; от мастерового С. Г. Балахонова, работавшего в молодости на Богословском заводе, Верхотурского уезда (Балахонов сообщил несколько песен И. С. Тезавровскому, напечатавшему их в I томе «Трудов Музыкально-Этнографической Комиссии»), и от г. Л. Е. Воеводина, служившего в Билимбаевском заводе Екатеринбургского уезда, на Сылвинском заводе Красноуфимского уезда и на Александровском заводе Соликамского уезда. Г. Воеводин — человек весьма почтенных лет и большой любитель народной музыки. 45 песен, записанных им, были изданы Пермским комитетом попечительства о народной трезвости; поэтому сведения, полученные от Л. Е. Воеводина, особенно важны. В своей молодости он слышал на Билимбаевском заводе песни о взятии Казани, о Стеньке Разине, но былин нигде не слыхал. На том же заводе когда-то рассказывали о богатырях сказки, например: 1) Алеша Попович и Чудище-богатырь, 2) Царь Харькович Данило Игнатьевич. Духовные стихи ему приходилось слышать неоднократно от слепцов, которые приходят в Верхний Тагил 24 июня, когда там бывает ярмарка и вместе с тем перенесение чтимой иконы в Невьянский завод; отсюда они направляются в скиты, находящиеся в 12 верстах от Тагила: здесь 29 июня празднуется память старообрядческого попа Павла. Из множества полученных мною ответов выяснилось, что в Пермской губернии можно записать много духовных стихов, а также собрать песни, сказки и заговоры; но найти произведения того вида народной поэзии, который меня в особенности привлекал, предвиделось мало надежды, и потому я решил круто изменить предположенный мною маршрут и отправиться в Поморье. В Перми я записал посредством фонографа лишь 8 духовных стихов и песню об осаде Соловецкого монастыря от В. К. Еловикова, псаломщика единоверческой церкви из Осинского уезда, приехавшего в Пермь на курсы хорового пения. Впоследствии, благодаря любезности А. Д. Городцова, я получил для снятия копии сборник духовных стихов, пожертвованный г. Еловиковым в Пермский комитет попечительства о народной трезвости. Здесь не нашлись все стихи, мелодии которых мною записаны; но зато оказались стихи очень любопытные, не встречавшиеся доселе в литературе, например, «Стих о пьянице» (начало: «Стоят бочки дубовыя, на них обручья березовыя»), разговор Хмеля с Табаком и другие. Пока у меня определилось решение поехать в Поморье, прошло в расспросах несколько дней, и я не мог уже поспеть в Архангельск к четвергу 5 июня, когда выезжал в Поморье ближайший пароход. Пришлось ждать следующего четверга (так как пароход в Поморье ходит один раз в неделю), т. е. 11 июня. Из былинных местностей я выбрал Поморский берег потому, что из лежащих на нем селений записи былин были ранее произведены лишь в немногих. Из северной части Поморья были известны единичные записи, сделанные мною в г. Кеми и в д. Гридине и Максимовым в с. Ка́лгалакше. Что касается южной части Поморья, то она была обследована весьма детально А. Д. Григорьевым, который сделал записи в г. Онеге, в д. Каменихе и в селах Нюхче и Колежме; но все побережье от Сумского посада до Кеми в былинном отношении совсем не было изведано. Из Архангельска я выехал 11 июня и был в Сумском посаде 13 числа. 16 и 17 я провел в Пертозере, в 12 верстах от Сумы, где существовал старообрядческий скит, уничтоженный в 1849 г. Впоследствии берега Пертозера и лежащего рядом Тёгозера вновь были застроены кельями старообрядцев. 19 июня я выехал из Сумы и по вновь открытой почтовой дороге приехал в с. Вирьму — первое поселение на побережье по направлению к Кеми. В следующий день я переехал на лодке в д. Сухой Наволо́к, откуда также на лодке 24 июня переправился в с. Соро́ку. 26 числа я ходил пешком в с. Шижню, лежащее в 4 верстах от Сороки. На следующий день на пароходе я выехал из Сороки. Минуя Кемь, где мною была записана одна былина в 1905 г., напечатанная в «Былинах новой и недавней записи» (№ 62), я проехал в д. Гридино, лежащую севернее Кеми, на так называемом Корельском берегу, составляющем продолжение Поморья. В Гридине я провел 8 1/2 дней, с 29 июня до 7 июля, а затем выехал через Архангельск в Москву. Довольно свежую былинную традицию я нашел лишь в Гридине. Что касается южной части Поморья, то здесь приходится констатировать присутствие лишь слабых следов былевой поэтической старины. Из сравнения моих записей с материалом, собранным А. Д. Григорьевым в местностях, лежащих к югу от Сумского посада, видно, что в последних уцелело гораздо больше былин, нежели в селениях, лежащих к северу. Из 15 сюжетов, записанных Григорьевым, мне попались лишь 5 сюжетов: «Илья Муромец и разбойники», «Мать продает сына Ивана», «Туры и турица», «Князь, княгиня и старицы» и «Князь Дмитрий и его невеста Домна». Если даже к этим старинам прибавить записанную мною ранее в Кеми былину о Дунае и слышанные на Пертозере две старины: 1) «Василий и Снафидушка», 2) «Царь Соломон», все же количество сюжетов, бытующих между Сумой и Кемью, дойдет лишь до 8. А. Д. Григорьев имел возможность записать 3 варианта старины об Иване Грозном и его сыне; я же мог услышать от пожилой крестьянки из Сороки лишь воспоминание о том, что когда-то ее покойный отец пел эту старину. Итак, в области Поморья между Сумским посадом и Кемью приходится констатировать лишь слабые следы былинной традиции. Что касается д. Гридина, лежащей верст на 150 к северу от Кеми, то там былины сохранились в сравнительной свежести. В Гридине я не нашел выдающихся певцов былин, но последние известны там многим крестьянам. Я записывал старины от 10 крестьян и крестьянок; в действительности сказителей в Гридине вдвое больше, но многих я не застал в деревне. В Гридине мною записаны следующие 23 сюжета: «Исцеление Ильи Муромца», «Первая поездка Ильи Муромца», «Бой Ильи Муромца с двоюродным братом», «Бой с Идолищем», «Бой с царем Каином», «Бой с разбойниками», «Добрыня и змея», «Савул и его сын», «Князь Роман и Марья Юрьевна», «Потык», «Дунай», «Козарин», «Иван Касьянович (= Годинович)», «Мать продает своего сына», «Василий Буславьевич», «Сотко», «Щелкан Задудентьевич», «Соломан и Василий Охулович», «Князь Дмитрий и его невеста Домна», «Князь, княгиня и старицы», «Мать князя Михайлы губит его жену», «Василий и Софьюшка», «Иван Грозный и его сын». Кроме этих 23 сюжетов, в Гридине же мною были записаны ранее следующие былины: «Михайло Данилович», «Котянко (иначе Хотенко) Блудович», «Оксёнко» («Былины новой и недавней записи», №№ 44, 89, 98), а затем известны еще две былины, которые мне не удалось записать: «Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича», «Соловей Бутылович (= Будимирович) и Завада Путятична».Иллюстрация: Деревня Гридино.Таким образом, число былинных сюжетов, известных в Гридине, доходит до 28. Но гридинские былины любопытны не только по своему числу, но и по оригинальности как текстов, так и напевов. Напевы здешних былин не похожи ни на какие напевы других былинных местностей; способ исполнения их, с особенными ударениями на неударяемых слогах, также весьма оригинален. Что касается текстов, то они также отличаются от большинства известных в Олонецкой и Архангельской губерниях былин как по именам, так и по подробностям повествования. Особенное внимание обращает на себя вторая половина былины о Щелкане Задудентьевиче, не находящая себе вовсе соответствия в вариантах олонецких и Кирши Данилова, а также былина о Савуле и его сыне, совершенно неожиданно оказавшаяся на северо-западе, между тем как до сих пор лишь были известны два восточных пересказа: Симбирской губернии и в сборнике Кирши Данилова; в новой записи есть черты и того, и другого пересказа, но с ее помощью легко выделить в сибирском пересказе позднейшие прибавки и искажения. В общем обследованная мною местность стоит ближе в былинном отношении к Олонецкой губернии, нежели к другим местностям Архангельской губернии, за исключением разве Терского берега. Было бы важно проследить, с какого времени былинная традиция идет на западном берегу Белого моря. Первые русские поселения здесь, по-видимому, относятся к XV в. По крайней мере, Сумский посад, с. Вирьма, устье р. Выга (т. е. теперешнее с. Сорока) и Кемь принадлежали новгородской фамилии Борецких.[725] В XVI в. Сумский посад и с. Вирьма принадлежали Соловецкому монастырю, что видно из грамот 1564 г. и 1548 г.[726] Что касается местностей к северу от Кеми, то они, по-видимому, еще не были колонизованы до конца XV в.: так можно думать потому, что с. Варзуга, лежащее на Терском берегу, в известии 1419 г. названо «Корельским погостом в Арзуге», а в грамоте 1471 г. — «Корелой Варзугской».[727] Но в первой половине XVI в. русское население проникло уже за северный полярный круг: в известии 1526 г. упомянуты поморцы (вместе с лопянами), жившие при устье р. Нивы у Кандалакшской губы;[728] именно в этом году была построена церковь в селе Кандалакше. Относительно деревни Гридина, кажется, нет никаких старых известий. Но по многим признакам она — весьма древняя. Прежде всего нужно указать на то, что некогда здесь находились соляные варницы и велось крупное хозяйство: это видно из того, что часть поселения ближе к морю и теперь еще носит название Варницы, и из того, что между этой Варницей и устьем реки Гридинки до сих пор сохранились следы проезжей дороги, для сооружения которой некогда приходилось удалить валуны весьма солидных размеров. С другой стороны, о древности Гридина свидетельствует само его название. Оно происходит, несомненно, от личного имени Гридя. Мне известно пятеро лиц с этим именем — и все они упоминаются или во второй половине XV в., или в начале XVI в. (1507 г.[729]). Гридя, попов сын, Антоманов в семидесятых годах XV в. писал две грамоты, касающиеся местностей в устье Северной Двины,[730] следовательно, недалеко от Поморья. В конце XV в., в 1496 г., близ Сумы, на р. Суме, упоминается деревня Гридинская Шильникова;[731] быть может, этот самый шильник Гридя и был основателем Гридина. В источниках XVII в. в Поморье упоминаются следующие русские поселения: волость Кандалакша, погостишко Княжая Губа, волость Ковда, волость Кереть, погост Чюпа, погост Черная Река, деревни Новоприбылая на Елетьозере и Новоприбылая на Керетьозере, волостка Кушрека, волость Малая Шуйка, волостка Варзогоры и волость Усть реки Онеги.[732] Отсюда видно, что Поморье, начавшее заселяться русскими с первой половины XV в., когда был основан Соловецкий монастырь (1429 г.), в XVII в. имело не менее русских поселений, нежели в настоящее время; следовательно, процесс колонизации Поморья в XVII в. был закончен. Но из этого нельзя делать заключение, что былинный репертуар поморов не пополнялся впоследствии новыми произведениями. Хотя нет оснований думать, что таких произведений появилось в Поморье много, но у меня есть одно указание на весьма позднее появление одной былины.
Иллюстрация: Село Сорока. Семужный забор. Иллюстрация: Крестьянский дом в деревне Сухой Наволо́к.В Сумском посаде, представляющем собою довольно видный культурный центр Поморья, я напал на следы любопытного факта, отмеченного Гильфердингом,[733] — что одна из сказительниц на Кенозере (Каргопольского уезда) распевала в качестве «старинки» сербскую былину «Иово и Мара» в переводе Щербины. В Сумском посаде лет 35—40 тому назад дети распевали эту былину по книге «Пчела»; что же касается напева, то он кем-то был придуман и передавался от одних детей к другим. В 1903 г. я слышал эту же «старинку» на Терском берегу, в с. Поное. Гильфердинг, слышавший сербскую былину на Кенозере, думал, что щербиновская «Пчела» была завезена туда. Теперь скорее можно думать, что «Иово и Мара» попали как на Кенозеро, так и на Терский берег, из культурного центра, каким является Сумский посад, имеющий даже Мореходное училище. Кроме былин, я записал значительное число духовных стихов (50 №№). Духовные стихи хорошо сохранились по всему Поморью. Поморы не имеют нужды ходить по разным странам каликами, так как они слишком для того зажиточны, но тем не менее они хранят в своей памяти немало стихов. Так как термин «старина» в Поморье мало распространен, то обыкновенно былины не отличаются певцами от стихов. В селах Вирьме и Шижне мною записано 9 стихов от прохожих калик, так называемых «каргополов», из Каргопольского уезда, с р. Онеги. Эти стихи значительно отличаются и по мелодии, и по тексту от местных поморских стихов. Что касается последних, то их можно разделить на два разряда: 1) одни стихи поются на память и не отличаются певцами, как я упомянул, от былин, — стихи более народного характера; 2) другие поются по так называемым «стиховникам», т. е. рукописным сборникам, грамотными старообрядцами. Стиховники я находил преимущественно у скитниц, которые с некоторым пренебрежением отзывались о «старинах»; впрочем, на Пертозере я встретил одну девушку, обладательницу стиховника, которая, умея вычурно, архаически (выговаривая е за э) петь стихи из стиховника, в то же время знала три старины: «Князь Дмитрий и его невеста Домна», «Василий и Снафидушка», «Князь, княгиня и старицы». В тех же пертоозерских кельях живет старушка А. Г. Ротмистрова (при мне ее не было дома), которая, по рассказам, знает былины об Илье Муромце и о царе Соломоне. Кроме того, надо заметить, что в одном стиховнике, принесенном на Пертозеро из Выг-Островского скита (близ с. Сороки), я нашел, наряду со стихами книжного характера, довольно старую запись чисто народного стиха об Алексее Божьем Человеке. Всего в течение летней поездки 1909 года мною записано 100 народных произведений: 50 духовных стихов, 40 старин (из них 4 исторических песни) и 10 обрядовых песен. Мелодии записаны посредством фонографа. Кроме того, собраны материалы по диалектологии и лексике в селениях: Суме, Вирьме, Сухом Наволоке, Сороке и Гридине.[734]
А. В. Марков <ПЕРЕЧЕНЬ МЕСТ ЗАПИСИ, ИСПОЛНИТЕЛЕЙ И ТЕКСТОВ, ЗАПИСАННЫХ ОТ НИХ В 1909 ГОДУ>
Вятской губернии, Елабужского уезда, с. Пьяный Бор. I. Александра Максимовна Холкина, родом из Чегонды. 1. Песня Взятие Казани — 27 мая. II. Василий Кириллович Еловиков, Пермской губернии, Осинского уезда Маркетовской волости, с. Екатерининского. — 31 мая. Стихи: 2. Песня хлыстов: Взирай с прилежанием, тленный человече (см. 50). 3. Осада Соловецкого монастыря. 4. «По грехом нашим». О пришествии Антихриста. 5. = 2. 6. Иосиф Прекрасный: «Кому повем» (см. 51). 7. Плач Иасафа царевича. 8. «Прошу выслушать мой слог». 9. Стих Соловецких монахов: «Ко кимвалях во Давыдских». 10. «Ах вы голуби». 11. Об Адаме: «Праведное солнце» (см. 42). Поморье. — 18—19 июня. Архангельской губернии, Кемского уезда, Сумский посад. III. Ростовцевы, Анна и Авдотья Алексеевны. 12. Песня у́тушная: Офицерик, офицерик, офицер молодой. 13. Песня у́тушная: Уж ты улиця, улиця моя. 14. Свадебная «Большое виноградье»: «Середи было Китая, славна города». 15. Свадебная «Ишше молодца матушка в воскрисеньё споро́дила». 16. Стих: Князь Дмитрий и Домна Александровна. 17. Игрищная песня: «У реки было реченьки, иихи!» 18. Утушная песня: «Вдоль по улици любезной (2) он похаживал». IV. Олонецкой губернии, Каргопольского уезда, Александровской волости, дер. Бабино. Стихи Калики Попова. — 19 июня. 19. Рождество Христово: «Девица пречистая». 20. «Расплачется душа моя». 21. Рождество Христово: «Христос Спаситель». 22. Алексей Божий человек. 23. Лисафия и Егорий Храбрый (см. 35). V. С. Вирьма, Кемского уезда. Н. М. Дементьева. — 19 июня. 24.Христос-младенец и милостливая жена. 25. Заповедь Богородицы (Калика и Богородица). 26. Егорий Храбрый. 27. Князь Дмитрий и Домна Александровна. Песни, напевы в с. Вирьма от двух девушек и одной женщины, Марьи. 28. Утушная песня: «За убраныма столамы». 29. Пля́сальня песня: «С-под налету птиченка». 30. Пля́сальня песня: «Право, маменька, тошненько, Государыни родима, тяжеленько». 31. Пля́сальня песня: «По задворьицю бежит почта». V. Дементьева. — 19 июня. 32. Илья Муромец и разбойники. 33. Вознесение Христово. 34. Туры, вы туры, малы детоцьки! (VI. Слова записаны от П. Т. Корольковой, из Сумского посада). IV. Калика Попов. 35. Михайло Архангел. V. Дементьева. 36. Свадебная песня: Малое виноградье. 37. Лазарь (без слов). 38. Мать продает своего сына Ивана (без напева). VI. Д. Пертоозеро, бывший старообрядческий скит. — 16—17 июня. Стиховники: 39. Стихи о страстех Господних и о плачи пресв. Богородицы. «Со страхом мы, братие, мы послушаем». 40. Стих Алексия человека Божия. 41. Идет старец из пустыни (ср. 52). 42. Стих о Адаме (см. 11). 43. Стих о исходе души от тела. 44. Стих на воспоминание грозныя смерти. Деревня Сухой Наволо́к, Кемского уезда, при устье Кузреки. — 22 июня. VII. Смагина, Марья Алексеевна. 45. Илья Муромец и разбойники (не кончено). 46. Князь, княгиня и старицы. 47. Лазарь. VIII. С. Сорока, рукопись старообрядки Анны Ивановны Труфановой. — 25—26 июня. 48. Стих о пришествии Господа нашего Исуса Христа: «Господь грядет в полунощи». 49. Стих о небесной радости и о веселии: «Взыди ты, человече, на Сионскую гору». 50. Стих о посечении смерти: «Взирай с прилежанием» (см. 2). (Напечатан на листе). 51. Стих плача Иосифа Прекрасного (см. 6). 52. Стих о некоем пустынице старце. Зело полезно (ср. 41). 53. Стих о пустынном уединении. IX. Олонецкой губернии, Каргопольского уезда, с. Конёво (Александрово). — 26 июня. Королев и Крайный. 54. Богатый и Лазарь. 55. Заповедь Богородицы (Трудник и Пятница). 56. Христово распятие. Д. Гридино, Кемского уезда Поньгамской волости. X. Александр Семенович Мяхнин (сын Семена Абрамовича). — 29 июня. 57. Потык Иванович. 58. Козарин Петрович. 59. «Птенцы горько слезы лили» (стих). XI. Авдотья Петровна. — 1 июля. 60. Роман и Марья Юрьевна. 61. Мать кн. Михайлы губит его жену. 62. Князь Дмитрий Васильевич и его невеста Домна. 63. Алексей, Божий человек. 64. Козарин. XII. Две девочки, обе Александры, лет 12—13. 65. Михайло архангел. 66. Рождество Христово (поют в Рождество; пели двое девочек). 67. «Шла Божья мати»: Сон Богородицы (дважды). 68. Страшный Суд. «Плачу и рыдаю» (дважды). XIII. Парасковья Ивановна Иванова. — 2 июля. 69. Вознесение Христово. 70. Сон Богородицы (см. 94). 71. Василий и Софьюшка. 72. Князь Роман и Марья Юрьевна. 73. Мать продает своего сына. XIV. Августа Тимофеевна Иванова. — 3 июля. 74. Бой Ильи Муромца с двоюродным братом. 75. Илья Муромец и Идолище. 76. Илья Муромец и разбойники. XV. Авдотья Михайловна. 77. Егорий Храбрый. 78. Князь, княгиня и старицы. 79. Козарин. XV. Василий. 80. Как ленивый стал трудиться, стих. XVI. Пола́га (Полагея). 81. Заповедь Пятницы (Трудник и Пятница). 82. Потык. XVII. Рукопись. 83. Страшный Суд. XVI. Полага. — 5 июля. 84. Князь, княгиня и старицы. 85. Вознесение Христово (без слов, см. 69). XVIII. Иван Матвеевич. 86. Илья Муромец и царь Каин. 87. Первая поездка Ильи Муромца. 88. Щелкан Задудентьевич. 89. Иван Грозный и его сын Федор. 90. Сотко. 91. Иван Касьянович (Годинович). 92. Василий Буславьевич; см. после № 100. 93. Добрыня и змея. XIX. Иринья Филиппьевна Горшкова, старушка-вдова, лет шестидесяти. — 6 июля. 94. Сон Богородицы (см. 70). 95. Мать князя Михайла губит его жену. 97. Дунай (начало). 98. Соломан и Василий Охулович. XX. Авдотья Максимовна, золовка Парасковьи Ивановой, девушка лет тридцати. 96. Виноградье, свад. велич. песня. XX. Авдотья Максимовна и Августа вместе сказывали: 99. Иван Грозный и его сын Федор. XXI. Иван Тарасович Мяхнин. 100. Исцеление Ильи Муромца и бой с двоюродным братом. 7 июля: 101. Савул и его сын.[735]
Карта: места записей А. В. Маркова на побережьях Белого моря.
ПОСМЕРТНЫЕ ОТЗЫВЫ О ТРУДАХ А. В. МАРКОВА
Приводимые характеристики научной деятельности А. В. Маркова связаны со следующими обстоятельствами. Алексей Владимирович Марков умер 31 августа 1917 года в Тифлисе, где он преподавал на Высших Женских курсах по кафедре русской литературы и истории русского языка, являясь деканом историко-филологического факультета. Похоронен был в Москве на Ваганьковском кладбище. Семья А. В. Маркова, состоявшая из его жены и пяти маленьких детей в возрасте от семи лет до одного года, осталась практически без средств к существованию. Первое время, по-видимому, им оказывалась помощь со стороны родителей А. В. Маркова — его отца — протопресвитера В. С. Маркова и матери — М. И. Марковой. В 1918 году в связи со смертью В. С. Маркова,[736] общим ухудшением жизни в стране и начавшимися гонениями на служителей церкви, существенно ухудшилось и положение семьи А. В. Маркова. Его вдова — Матрена Никитична приняла решение обосноваться вместе с детьми в г. Звенигороде Московской губ., где у нее проживала многочисленная, хотя и малообеспеченная, родня. Посильную помощь им продолжали оказывать сестры А. В. Маркова — Зинаида Владимировна и Нина Владимировна. Для того, чтобы иметь хоть какие-нибудь средства к существованию, М. Н. Маркова устроилась на работу технической сотрудницей (уборщицей) в Звенигородской школе 1-ой ступени. Однако положение семьи было крайне тяжелым, поэтому в конце 1922 года М. Н. Маркова обратилась в ЦЕКУБУ (Центральная Комиссия по улучшению быта ученых) с просьбой об оказании материальной помощи вдове и семье умершего профессора А. В. Маркова. Эта просьба была поддержана профессором Московского Университета акад. М. Н. Сперанским и секретарем Общества Любителей Естествознания Антропологии и Этнографии В. В. Богдановым, давшим свои отзывы на труды покойного и высоко оценившим его вклад в науку. Результатом рассмотрения просьбы явилось выделение М. Н. Марковой академического пайка (1.5 пайка на семью) и назначение ей с февраля по сентябрь 1923 года усиленной пенсии в размере 2/3 средней тарифной ставки (19.456 руб.). В сентябре это решение было пересмотрено, усиленная пенсия была заменена на обычную, но была назначена пенсия на иждивенцев (по 2/3 полной пенсии на каждого ребенка). Однако это не решало вопроса, так как ни зарплата уборщицы в школе (20 руб.), ни помощь от родственников, ни пенсия не могли обеспечить семье сколь-нибудь сносного существования. Семья вынуждена была продавать все, что могло хоть как-то поддержать существование: предметы обстановки, книги и рукописи, награды покойного. Так часть библиотеки (по семейным преданиям) была продана в Пражский Университет. В связи с этим в ноябре 1923 года М. Н. Маркова обратилась с просьбой о назначении ей персональной пенсии вместо обычной, составлявшей в это время 10 рублей в месяц. Эта просьба была также поддержана рядом ученых, в том числе и будущим академиком, а в то время профессором Ю. М. Соколовым, представлявшим молодое поколение ученых-фольклористов. Его отзыв о деятельности А. В. Маркова приводится ниже. Однако ни эти просьбы, ни ходатайство комиссии ЦЕКУБУ в Наркомсобес не дали результатов. В назначении персональной пенсии было отказано. Интересно, что при рассмотрении размера пенсии комиссия, определяя ранг покойного профессора А. В. Маркова, приняла во внимание лишь его работу на должности преподавателя изящной словесности в Строгановском Училище, приравняв ее к должности преподавателя техникума. Конечно, такая пенсия не могла существенно облегчить участь семьи, фактически бедствовавшей до того времени пока не подросли дети и не стали сами зарабатывать деньги. Матрена Никитична Маркова скончалась в 1963 году, сделав все возможное, чтобы дети стали на ноги. (К сожалению, из-за опасений за будущее своих детей ей всю жизнь пришлось скрывать очень многое и о жизни и деятельности самого А. В. Маркова, и о жизни и деятельности его отца — протопресвитера Успенского Собора Кремля и Храма Христа Спасителя в Москве). Из пяти детей А. В. Маркова высшее образование получил лишь его единственный сын — А. А. Марков (ведущий специалист в области ядерного приборостроения, ныне пенсионер), незаконченное высшее образование — дочь — М. А. Ремезова (Маркова), среднее техническое — дочери — Н. А. Маркова и Е. А. Маркова, только среднее — дочь — А. А. Неутратова (Маркова). Из восьми внуков А. В. Маркова высшее образование получили шесть человек, причем все в области естественных наук. Из пятнадцати правнуков четверо находятся еще в школьном возрасте, а девять учатся или уже кончили высшие учебные заведения (преимущественно гуманитарного профиля, причем трое из разных ветвей — в Российском Государственном Гуманитарном Университете). П. В. Корнеева (правнучка А. В. Маркова) Примечание. Отзывы М. Н. Сперанского, Ю. М. Соколова и А. Н. Максимова, помещенные ниже, печатаются по рукописным автографам. Хранящийся у родственников А. В. Маркова отзыв Ю. М. Соколова подготовила к печати П. В. Корнеева. Два других отзыва предоставил В. А. Василенко; они подготовлены мною (С. А.).
Владимир Сергеевич Марков — отец А. В. Маркова.
Мария Ипполитовна Маркова — мать А. В. Маркова.
А. В. Марков с женой Матреной Никитичной. Свадебный снимок.
<О ТРУДАХ А. В. МАРКОВА>
Покойный Алексей Владимирович Марков (род. 1877, ск. 1917),[737] один из даровитейших учеников акад. В. Ф. Миллера, несмотря на недолгую свою жизнь, успел, благодаря своей незаурядной энергии и смелости своей научной мысли, не только оставить значительный след в ряду сравнительно немногочисленных у нас этнографов — представителей русской устно-народной словесности, но и стать своего рода начинателем нового периода в изучении русской этнографии и в особенности устной словесности. После долговременного перерыва, в конце 90-х гг. прошлого века, как известно, у нас оживляются интересы к изучению и собиранию этого рода памятников народного творчества, главн<ным> обр<азом> в Москве с образованием Этнографич<еского> отдела Общ<ества> люб<ителей> естествозн<ания>, антроп<ологии> и этнографии, во главе которого становится В. Ф. Миллер, одновременно возобновляющий (после Ф. И. Буслаева) чтения и работы в У<ниверситет>е по истории русской устной словесности. Из этой школы и вышел А. В. Марков, еще на университетской скамье проявивший выдающиеся познания и горячий интерес к устной словесности, быстро затем ставший одним из ревностнейших сотрудников В. Ф. Миллера по Этнографич<ескому> отделу. В 1899 г., будучи еще студентом, он совершает уже первое путешествие с целию собирания памятников устного творчества в Архангельский край и привозит из этой поездки те «Беломорские былины», которыми отмечен в истории изучения русской словесности устной новый шаг после ослабления временного интересов к этой области творчества. Со времени А. Ф. Гильфердинга (70-е гг. XIX ст.) мы не имели такого свежего и обильного нового материала по былине, какой так отчетливо, добросовестно и умело записан и издан был в «Беломорских былинах»: своими записями и изданием А. В. Марков не только вносил ценный материал в науку, но и важный в том отношении, что им открывалась новая, почти не затронутая до сих пор область жизни нашего эпоса — архангельская былина с ее оригинальной физиономией в смысле и композиции, отчасти с новыми сюжетами и новыми былинами; это опровергало наши подсчеты, <показывая>, что состояние нашей былевой традиции далеко не так безотрадно, как это рисовалось многим исследователям после записей Гильфердинга и Рыбникова. И действительно, пример Маркова принес обильные плоды: тот же Архангельский край дал нам до сих пор еще не исчерпанный материал в изданиях Григорьева (Архангельские былины, 3 т.), Ончукова (Печорские былины) и др., явившихся после «Беломорских» Маркова. Заслуга эта Маркова перед русской наукой вне всякого сомнения и должна быть оценена тем выше, что была своего рода подвигом самопожертвования со стороны А. В. Маркова: она, несомненно, ему самому стоила дорого: будучи некрепкого здоровья, он совершил такую поездку, требовавшую, в силу тяжелых условий работы на нашем Севере,[738] причем пришлось не только затратить большую энергию, но и значительно ослабить свое здоровье, что, несомненно, отразилось на последующей жизни собирателя: он стал чаще и чаще хромать здоровьем, сокращая т<аким> о<бразом> дни своей жизни. Тем не менее, с захватывающей энергией он совершил и еще не одну поездку в заповедный край. Результатом были два обильные выпуска «Материалов по Архангельской губ<ернии>» (поездка 1901 г.), принесшие не только былинный, но и другой материал этнографическо-литературный (духовные стихи, лирические, обрядовые песни). Из тех же поездок А. В. Марков делился материалом и в «Былинах новой и недавней записи» (М., 1908). Этого одного достаточно было, чтобы мы сочли себя обязанными ему и должны были бы так или иначе вознаградить самоотверженного работника науки. Но его деятельность не ограничилась только собиранием и изданием собранного: он, как выдающийся знаток своей специальной области, опытный практик-этнограф, стал видным исследователем в области этнографии и устной, по-преимуществу, словесности. Под влиянием трудов Ал<ексан>дра Ник<олаевича> Веселовского он не остановился на воззрениях своего ближайшего учителя В. Ф. Миллера, а смело пошел дальше, обратив внимание на область взаимодействия устной и книжной словесности, литературы и быта. Эта сторона для деятельности А. В. Маркова выразилась в длинном ряде <работ> (свыше 40),[739] печатавшихся преимущ<ественно> в Этнограф<ическом> обозрении, Известиях Отд<еления> рус<ского> яз<ыка> и сл<овесности> Ак<адемии> н<аук>; это были или исследования, преимущ<ественно> по былевому эпосу (каковы: Бытовые черты русских былин (1904), Из истории былевого эпоса (1905, 1906) и др.), по духовным стихам (напр<имер> Определение хронологии дух<овных стихов> в связи с вопросом об их происхождении, 1910, Повесть о Волоте, 1913), или ряд отзывов и рецензий: живой, энергичный, оригинально мысливший А. В. <Марков> во всех работах старается откликаться на возникающие вопросы науки, на новые явления и труды, старается везде сказать новое, свое; при этом он в области устной словесности, обладая начитанностью и в книжной, действительно, дает весьма часто много свежего, оригинального. Интересуется он и этнографией, и методологией в своей области (ср. его «К вопросу о методе исследования былин», 1907, «О методе изучения загадок»). Занесенный судьбой на Кавказ (куда, кажется, его влекла нужда поддержать подорванное здоровье), он энергично занят организацией преподавания и научной работы в Тифлисе на В<ысших> ж<енских> к<урсах>, где он оказывается преподавателем русской литературы в целом объеме и истории русского языка с диалектологией, как об этом можно судить по интересной, напечатанной им «Программе и темам работ» (Тифлис, 1914); тут же находит себе применение и его организаторская способность: «Известия» Тифл<исских> В<ысших> ж<енских> к<урсов> являются его созданием, заполняются его трудами. В этот, последний, период своей кипучей деятельности А. В. Марков открывает новую серию трудов: печатает интересные тексты по древней литературе и рядом исследование об отношениях между русскими и мордвой в истории и поэзии (1914), видимо, все дальше расширяя свой научный кругозор. Эта лихорадочная энергия, быстрота, с которой работал А. В. Марков, производит впечатление горения, являющегося результатом самоотверженного стремления к научной деятельности, сознания ее потребности. Но жизненные условия его были настолько неблагоприятны, что он в этой деятельности, несомненно, нужной для общества и науки, не выдержал до конца и ... сгорел. Долг общества, ценящего бескорыстных деятелей науки, был поддержать материально хотя бы труженика; но этого не случилось... и мы остались перед ним в долгу. Мы теперь, когда его уже нет в живых, думаю, обязаны все-таки уплатить этот долг, оказавши поддержку его осиротелой семье, теперь оказавшейся еще в более тяжелом положении, нежели при его жизни, должны помочь его детям, чтобы они могли, ставши на ноги, стать полезными и честными продолжателями дела своего отца. Охотно присоединяю свое ходатайство и просьбу о пособии семье А. В. Маркова. Академик проф<ессор> М. Сперанский Москва 7/IX <1>922.
Могила А. В. Маркова и его брата на Ваганьковском кладбище в Москве.
Плита на могиле А. В. и Н. В. Марковых.
А. В. МАРКОВ
Алексей Владимирович Марков один из самых авторитетных исследователей русской устной словесности и, главным образом, русского былевого эпоса. После работ ак. Вс. Ф. Миллера труды Маркова являются необходимым пособием при научной разработке проблем, связанных с русским фольклором. Вполне присоединяясь к отзывам о научной деятельности покойного ученого, составленным ак. М. Н. Сперанским, В. В. Богдановым, А. Н. Максимовым, Е. Н. Елеонской и В. Н. Харузиной — виднейшими представителями в Москве этнографической и фольклористической науки, я со своей стороны считают нужным подчеркнуть одну чрезвычайно важную сторону научных работ А. В. Маркова. Алексей Владимирович — потому сумел внести много нового, освежающего в науку о русском фольклоре, что он не ограничился, подобно своим учителям А. Н. Веселовскому и Вс. Ф. Миллеру, лишь кабинетным исследованием теоретических вопросов о русской устной словесности, а перенес центр тяжести на наблюдения над живыми процессами, совершающимися в современной жизни крестьянства. Он соединил в себе кабинетного ученого-теоретика с практиком-наблюдателем. Такое сочетание двух направлений в изучении эпоса дало многие плодотворные результаты, и в дальнейшем почти для каждого исследователя стало обязательным быть в то же время и собирателем. Приближение теоретической мысли к непосредственной реальной действительности способствовало устранению накопившихся в теоретической науке предрассудков в отношении памятников устного слова. Проблема «традиционности» и «личного почина» в народной поэзии в значительной мере была освещена благодаря наблюдениям А. В. Маркова над жизнью эпоса в деревне. Следует также подчеркнуть и еще одно качество научной деятельности А. В. Маркова, не отмеченное перечисленными выше компетентными лицами, дававшими отзывы о его трудах: А. В. Марков был знаком также с музыкальной стороной в русской устной поэзии; он мог разбираться вполне авторитетно в таких например сложных вопросах, как вопросы о взаимоотношениях музыкальных мотивов и словесного текста. Это качество А. В. Маркова содействовало сближению друг с другом этнографов-словесников с этнографами-музыкантами, о чем могут свидетельствовать Труды Муз<ыкально->этн<ографической> Комиссии и ее заседания, в которых А. В. Марков принимал деятельное участие. Этнограф, фольклорист, диалектолог, историк литературы А. В. Марков своею жаждой знаний заражал те молодые силы, которые невольно к нему тянулись, и оставил значительный след в науке о русском поэтическом творчестве. Это влияние сказалось и через посредство печатных трудов А. В. Маркова и через многочисленные научные беседы с собратьями по специальности. Молодое поколение фольклористов глубоко признательно А. В. Маркову за его труды, энергию и научный энтузиазм. Оказание материальной помощи семье покойного исследователя — дело настоятельно необходимое и справедливое. Проф<ессор> Ю. Соколов 1923.2.IXОТЗЫВ О ТРУДАХ А. В. МАРКОВА
А. В. Марков начал свою ученую деятельность в качестве собирателя этнографического материала вообще и произведений народной словесности в частности. Еще будучи гимназистом, он уже собирал этнографические материалы в средней России для П. В. Шейна, опубликовавшего их в своем сборнике «Великорусс». Студентом А. В. Марков ездил в Архангельскую губ<ернию>, и результатом этих поездок был составленный им сборник «Беломорские былины», <который> является одним из лучших в своем роде не только по обилию и интересу собранного материала, но также и по тщательности записи и обстоятельности комментария. Затем А. В. Марков перешел к роли исследователя. Состоя членом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, он очень часто выступал со своими докладами на заседаниях Этнографического отдела этого общества и редкая книжка «Этнографического обозрения» обходилась без его статей и заметок, что не мешало, однако, А. В. Маркову деятельно сотрудничать и в других этнографических изданиях. Большинство его работ посвящено исследованию былевого эпоса и выгодно отличается от работ других исследователей в этой области тем, что А. В. Маркова былины интересовали не только как литературные произведения, но и с бытовой стороны. В них он видел источник, на основании которого можно было судить о старинном русском быте. Одна из наиболее обширных и лучших статей А. В. Маркова «Бытовые черты русских былин» специально посвящена этой теме. В своих работах А. В. Марков обнаружил не только основательное знакомство с материалом, но и хорошую научную школу, пройденную им, многие из высказанных им впервые соображений стали теперь общим достоянием науки. Немало статей посвящено А. В. Марковым исследованию и иных, помимо былин, произведений народной словесности, и его можно назвать одним из наиболее продуктивных работников в этой области. Привлекали его внимание и специально этнографические темы из области великорусской этнографии. Прожил А. В. Марков недолго, но за свою короткую жизнь сделал многое и составил себе почтенное имя в русской науке. Интерес к народу, его творчеству и быту не был чем-либо наносным для А. В. Маркова, а был тесно связан со всеми его интересами и симпати<ям>и. В своей личной жизни он был таким же народолюбцем, как и в своей научной деятельности. Это он доказал даже своей женитьбой на простой крестьянке, вышедшей из трудовой крестьянской семьи и ведущей и поныне трудовую жизнь в деревне. После него осталась большая семья (жена и пять малолетних детей), и одна вдова покойного, несмотря на свою привычку к труду и способность не бояться никакой работы, все же не в силах содержать такую семью. Необходимо придти ей на помощь, и предоставление ей пенсии во внимание к крупным научным заслугам ее покойного мужа было бы делом элементарной справедливости. Профессор А. Максимов 1923.X.31СЛОВАРЬ МЕСТНЫХ И СТАРИННЫХ СЛОВ[740]
А́жно 62, 53 — ан, ан вот. Р.; С. «аже». А́ли 82, 24 — если. С. А́то 75, 113 — ан. Д. так что? Ба́бушка 102, 3 — повивальная бабка. Д., С. «баба»; К., П. «бабка». Бажа́ть 15, 180; бажи́ть 212, 27 — стремиться, желать, любить. Д., К., П. Баско́й 380, 19 — красивый. Ба́ять 209, 69 — говорить (в дурном смысле). Безо́тной 49, 162 — сирота, не имеющий отца. Д., К., П., Р. Безпро́сно 77, 49 — беспросыпно. Бердча́тый 348, 18 — узорчатый, Д., П. Бесе́да 209, 351 — вечеринка, пир. Бла́зник 82, 197 — блазнить, об. — показалось, почудилось. Д., К., П., ср. С. Богода́ное ди́тетко 62, 215 — невестка, Д., К., П. «богоданный» — родственный по браку. Большо́й у́гол 44, 37 — передний, под образами, почетное место. Д., К., П., Р. Борзоме́цькое 70, 131; борзоми́ньское 77, 106; борзоме́рное 107, 13. См. «бурзуменьское». Ср. Р. «долгомерный». Боры́ 406, 7 — оборки. Бра́ныя скатерти 22, 83 — из узорчатой ткани. Д., К., П., Р., С. Брата́н 108, 133 — крестовый брат. Ср. Д., К., П., С. Брать 41, 66, 143; 52, 437 — в смысле вспомогательного глагола взять. Браты́ня 67, с. 294 — металлическая чаша, из которой пьют пиво или квас. Д., П.; ср. К. Брозаме́ньское 17, 59; брозаме́цькое 3, 201; брузаме́ньское 2, 253; брузаме́цкоё 12, 23. См. «бурзуменьское». Бу́ду 49, 285 — давай, в смысле побуждения? Буё́вой 70, 120 — боевой. Ср. К. «буй, буево, буевка». Була́новя 2, 140 — уланы, татарские чиновники. Д. «улан». Бурзуме́ньское 94, 402; бурзаме́рное 107, 31 — эпитет копья, мурзамецкое, мурзинское. Д.; ср. С. «мурза». Бу́сный 427, 22 — стиральный. Быва́т 4, 175; 418, 58 — может быть. Д., К., П., Р.; 217, 198 — если, может быть; 70, 74 — пожалуй. Быва́ть: бывала 114, 1 — для образования формы давно прошедшего. Ср. Д. «бывало-живало». Быть: был, была, было, были 1, 3; 2, 2, 90; 4, 4, 171; 5, 1; 8, 3; 10, 1; 15, 1, 3; 16, 7, 159; 17, 1; 21, 1; 25, 1; 26, 1; 27, 92; 28, 1, 48; 32, 6; 33, 1; 40, 72; 42, 3; 43, 3; 46, 4; 48, 1; 50, 1; 51, 2; 52, 2; 55, 1; 56, 1, 6, 134; 62, 278; 70, 206; 80, 12; 94, 331; 108, 3 — для образования форм давно прошедшаго. С. Быть 432, 39 — будто. Вали́тьце 100, 157 — ложиться спать. Д., К., П. Варга́ны 3, 216, 252 — кандалы? Ср. Д., С. «варган» — музыкальный инструмент в виде согнутой железной полоски. Варово́й 83, 157 — смоченный варом? Ср. Д. «варовый косяк»; П. «вар, варовина». 100, 273 «варёной». Ва́ровать 24, 118 — веровать; 58, 41 — верить. Об. ср. С. «варовати»; 102, 9 — слушаться; ср. «поваровать». Вдостали́ 8, 151 — под конец; 65, 227 — наконец, окончательно; 79, 189 — в конце концов; вдо́стали 82, 48 — после всего. Ср. К., «достал, достали́» — кроме того. Ве́ра 3, 235 — обычай, образ жизни. Ср. Д., К., П. Ве́реск 173, 37 — визг, вопль. Верши́ть 52, 28 — казнить, умертвить. Д. Вила́вой 166, 43 — извилистый, лукавый. Висё́м 50, 139 — висьмя, повешенный. Ср. Д. «висма». Вобо́лакати 172, 30 — одевать. Ворзоме́цькое 71, 130; 193, 113; ворзуме́цкое 192, 227. См. «бурзоменьское». Воски́кать 79, 133 — закричать. Ки́кать — об. о крике лебедей. Д., П.; Р. «возгакати, прокырчить». Во собой 114, 34 — с собой. Воту́пор 46, 54 — в ту пору, тогда. Врака́ 6, 59 — ложь, вранье. Об., Д., П., К., С. — «вракать». В собой 24, 25 — с собой. Вти́по́р 103, 51; 100, 259; втепо́р 112, 41 — тогда. Д., К., П.; втепо́р 105, 16 — затем. Выздыма́ть 18, 28; вызнима́ть 5, 107; 190, 142 — поднимать. Д., П. Выстава́ть 138, 34 — подниматься из воды. Вы́стать 432, 9 — взойти, показаться; 207, 9 — подняться из воды. Выть (ж. р.) 43, 185 — еда, прием пищи. Д., К., П., Р. Вя́зки 83, 58 — веревки, которыми привязывают (судно). П. Ср. Д. — «завязка»; К. «завязаться»; С. «вязчее». Га́вря 40, 133 — дрянь, гной? Ср. Д., К., П. «гаведь»; Д. «гаврить» — пачкать. Га́русной 113, 7 — из гаруса, шерстяной пряжи. Д. Где́-ка 94, 71 — хотя бы? ну хоть? Об. «где-то» — как-то. Голуба́нушко 81, 50 — название коня по пепельному цвету шерсти, Сивко. Ср. «голубой» Д., К., С. Гости́нной 53, 117 — купеческий. Гость (торговой) — купец. С. Гра́енье 166, 57; гра́янье 177, 91 — карканье. Гра́ять 36, 216 — смеяться. Об., Д., К., П. Гре́(д)ня 109, 145; гривня, — гридница, большая комната для собрания (дружины?) Р.; Д., С. «гридня». Гряда́ 248, 45 — верхняя балка, виселица. Да будут 49, 134 — чтобы были. С. Дава́ться 224, 68 — проситься. К., П. Дать: даю́ 20, 175 — дам; даи́м 2, 177 — дадим. К. «дают». Де́динка 87, 26 — жена дяди. Об. «де́дьна», Д., К., П. Дел 334, 11 — удел, жребий; на делу — по жребию. Дёржа́ть 113, 116 — издерживать, тратить. Д., К., ср. Р. Домови́ще 229, 10 — гроб. Достали́ — см. «вдостали». Ср. С. «досталь». Достальнё́й 62, прим. к 21 — остальной. Об., Д. Дрог 343, 9 — фал, снасть для поднимания паруса и реи. П. Дружи́на 80, 77 — дружинник. Ср. С., Д. Духо́вной: отец 8, 99 — духовник (употр. без отношения к этому значению, как эпитет); свешше́нник 60, 243 — относящийся к церкви. Д., С. Дыба́ть 183, 145 — качать, трясти; ср. С. «дыбати»; дыба́тьце 14, 25 — качаться, трястись. П. Е́ли 94, 491 — если. Д., К., С.; 64, 39 — или. С. — ли. Ёрлы́к 52, 57 — письмо. Д. Е́сень 68, 162 — ясное небо. Об., Д., П. Есть вы́брали 90, 7 — вм. суть в., форма прошедшего. Е́та, е́тто 96, 121; 22, 141 — этта, здесь. Д. Же́льё 178, 17 — лезвие. Живё́т 28, 58 — бывает. Об., Д., К., П. Живо́т 110, 10 — жизнь. Д., С.; 2, 19 — имущество, богатство. Д., К., П., С. За (шьто) 69, 37 — из-за (чего). Забуду́шшой 94, 498; 204, 14 — отнимающий память. К., Р.; ср. С. «забытьный». Зави́дной, завиду́шшой 63, 134—136 — завистливый. Д., П. Заводи́ть 165, 16 — начинать. За́водь (ж. р.) 8, 18 — речной залив. Д., К., П., Р., С. Загану́ть 50, 117 — загадать. Д., К.. П., С. Задле́ньшина 68, 210 — житель «задленной» стороны, окраины, что́ об. — от слов: за Двиной, — «задвенный». За́здрить 93, 42 — зазреть, завидеть. Д. «зазреть». Залупа́ть 75, 408 — задирать, заворачивать, вынимать. Д.; об. «лупа́ть» — обдирать; ср. С. «лупити». Запира́ть 75, 246 — захлопывать. Д., К. Заплаку́щие 432, 17 — заплаканные. За́поведь 63, 169 — постановление. С.; 68, 18 — обет. Заприцьта́ть 27, 68 — начать причитывать. Заруче́вная 6, 148 — обрученная. Об., П. «зарученье» — благословение, накануне венчанья; ср. С. «зарученый» — назначенный. За́сека 24, 2 — засеченный, заповедный лес. Д.; ср. С. «засечи». Заспа́ть 51, 104 — заснуть. Об., Д., П. Зату́ла 44, 86 — покров, защита. Затюрё́мщик с. 1004, прим. — узник, арестант. Д., Р.; К. «долги песни, говорят, затюремщики складают». Захлысну́лосе кому-ниб. 73, 40 — кто-ниб. неразумно похвастал? Ср. Д. «память, в голове захлеснуло» — позабыл; П. «захлы́шевой» — смелый, отчаянный. Збру́да 77, 101 — сбруя; 94, 168, прим. — оружие. См. «обруда». Збру́я 191, 63 — оружие, доспехи. Зворо́нитце 52, 69 — сворохнется, сдвинется. Згленё́тце 18, 151 — понравится? Об. «гле́нитьце» — нравится; Д. «глянуться». Здох, сдох 14, 124; 27, 103 — отдых. Зды́нуть 431, 16 — поднять. Зе́льё 41, 43 — порох. Д., С. Зла́тница 204, 144 — золотая монета. Зоба́ть, зо́блет 94, 375 — жевать, есть. Д., К., П., Р., С. Зобзу́н 76, 155 — птенец кукушки? укорит. назв. Ср. Д. «загозка»; К. «загожка, загошица»; С. «зогзица, зогзуля» — кукушка; П. «зозуля» — (ругат.) пьяница. Зыча́ть 56, 213 — громко кричать. Д.; ср. К., П. «зыкать»; С. «зык», Извиня́тьце о чем-ниб. 56, 213 — сознаваться в чем-н. Д.; 41, 142 — просить пощады, помилования; ср. С. «извинитися» — быть оправданным. Изнева́гушка 22, 130 — несчастие. Д. «изневага» — неволя, тревога; С. «невазнивый» — несчастливый. Изыма́ть 8, 26 — поймать, схватить. Д., С.; К. «изнимать». Има́ть 44, 86 — ловить. Д., П., С., Р. И́скопоть 61, 4; и́скопы 10, 16 — ком земли из-под копыт; и́скопыть 192, 217; и́скопеть 75, 351 — ямы от удара копытом. Д., К., П., Р. Кали́ка 22, 1 — странник, просящий милостыню и поющий стихи. Д., К., С. — об. Камка́ 200, 24; камча́тка 2, 37 — узорчатая ткань. Д.; ср. С. «камчатый» — сделанный из камки, шелковой цветной ткани с узорами. Камы́шники 45, 19, 25 — жители г. Камышина? голенастые птицы из семейства водяных курочек? Ка́ять 174, 3 — исповедывать. Кенори́я 40, 24 — киновия. Д., С. — общежительный монастырь. Ки́кать 64, 85 — гоготать, кричать (о лебедях). Д., С., П. — об.; Р. «гыкать». Кинжа́лишшо 70, 154 — ножны для ножа. Ср. «нагалишшо». Клёска́ть 52, 67 — ударять, бить. Д.; ср. К. «крё́скать»; Р. «клеснуть». Клеть, кле́тка 52, 212, 279 — кладовая, амбар, чулан, холодная половина избы; тюрьма? Д., К., П., С. Кнеги́на 36, 82 — новобрачная. Д., К., П., Р., С. «княгиня». Кне́зюшка 115, 13 — княгинюшка. Кобы́лоцьки 100, 107 — петли между двумя жердочками для поднимания нитей основы в ткацком станке. Д. «кобылка». Когды́ 17, 72 — некогда, когда-то. С. «когда». Корабе́льшик 28, 29 — владелец корабля; 50, 12 — капитан корабля. Д.; ср. С. «корабльник». Коси́сьцяты 234, 29; коси́сцято 140, 137 — с наличниками; коси́счатое 65, 102; 68, 146; кося́щатое 68, 146; 432, 7 — досчатое, обшитое досками. Д., П; кося́щатый 16, 64; 190, 83 — из струганых досок. Коси́ця 24, 10 — бровь об.; 195, 9 — висок. Д., К., П., Р. Кошу́ля 212, 67; кошулецька 2, 36 — крытая сукном меховая шуба. Д., К., П., С. Красота́ 109, 176 — см. лепета. Кружа́ло 6, 3 — казенный кабак. Д., Р. Крутё́хонько 48, 28; круте́шенько 6, 115 — скорехонько. Круто́ 190, 59 — скоро. Круто́й: крута́я (борьба) 71, 17 — скорая, проворная. П.; ср. Д., К. — об. Кстить 14, 29 — крестить. Д., К., П. — об. Куде́лька 57, 11 — лен или пенька для пряжи. Д. Куко́льници 30, 9 — с «куко́лем», монашеским капюшоном на голове. Д., С.; об. «куко́ль» — мешок. Курева́ 17, 89; 292, 141 — дым, пыль. Д., К., П.; ср. С., Р. «курево». Куреви́ть 114, 22 — куриться, дымиться; ср. Д., П. Кут 18, 216 — угол избы. Д.; ср. П., С.; об. — угол. Куха́рка, кухароцька 14, 169 — домашняя работница, об. Ла́да 112, 49 — муж (ласкат.) Д., К., С.; 62, 239 — жена. Д. Ла́шшить 41, 89 — улещать, льстить; ср. С. «лащити, ласкати»; Д. «лащиться». Лёжи́ть 1, 98 — дожить, класть. П., Р., С., об. «ложить». Лепета́ 3, 156; лепота́ 137, 71 — румянец. Д., С. Ле́тник 115, 51; 221, 25 — сарафан, легкая холщевая женская одежда, надеваемая на рубашку. Д., С. Ли 62, 70 — или. С.; об. «ли-то». Лиходе́евна 8, 41 — прозвище жены Потыка; ср. С. «лиходельница» — блудьниця; Д. «лиходейка» — злодейка; лихорадка. Лицо: по моёму личю 67, с. 294 — по мне, годный мне. Ли́шшеця, в ли́шшицю кла́нетьце 103, 55 — в особицу, особенно; ср. С. «лише» — больше, кроме. Лу́да 95, 29; 138, 29 — выдающийся из воды плоский камень, об., Д., К., П., Р., С. Лу́жа, калу́жина 195, 113 — грязь, глина. Луна́ 15, 24; 432, 11 — небо, небесный свод; 60, 3 — солнце? Любя́шшей 65, 81 — любимый; об. «лю́бешшей». Лю́шшитьце 85, 161 — испражняться; ср. Д., П. «лющи́на» — помет, испражнение. Ляга́тьце 112, 72 — качаться, переваливаться. Д.; ср. К. «ля́гендать, ле́гайдать». Мало-не 109, 231 — как будто, словно-то не; ср. С. — чуть не. Ма́тиця 81, 244; 183, 80 — главная, основная часть, середина. Д., К., П., Р., С. — об. Мат дава́ть 74, 185 — выигрывать у кого-ниб.; ср. Д. «мат» — проигрыш, конец игры. Ми́ловать 11, 130 — оказывать милости. Д. Могута́ 7, 29 — сила. Д., П., Р. Мо́лвлю 38, 48 — говорю, наст. вр. Мостово́ 50, 32; мостова́ 80, 19 — пошлина за причаливание и проезд по мосту. Д. «мостовое»; С. «мостовщина». Мошь 3, 106 — можешь. Мужи́к 106, 69 — мужчина, об.; ср. С. Мукосе́йниця 15, 162 — работница, сеющая муку. Д. «мукосея». Мура́влёны пецьки 15, 174 — покрытые зеленой глазурью. Д., Р.; пецька-муравленка 67, с. 000 — то же; ср. Д. «муравленка» — муравленая посудина. Мура́вцяты пецьки 113, 11 — то же; ср. Д. «муравчатый» — травный, мелкокрапчатый; С. «муравьскый, мурам». Му́рванка 77, 53 — мурмолка, черная шляпа. Д., Р.; ср. об. «Му́рван» — Мурман; С. «муравское сукно» — немецкое. Муть 73, 81 — может быть? ср. малор. «мабуть». На 39, 2 — да. Наб, на́бо 431, 15 — надобно. Наби́лоцьки 100, 108 — набилки, две досчатые грядки, в которые вставляется бердо, в ткацком станке. Д., П. Навеку́ 55, 31 — когда-то, некогда; об. «навеку не» — от роду не; ср. К. «на веках» — в старину. Наве́сели 3, 302 — весело; ср. Д. «навесели» — под хмельком. На́волок 183, 82 — мыс. Нага́лишшо 7, 79; нага́лише 192, 233 — ножны. Д., П.; С. — «лагалище». Наде́л 64, 153 — дележ, раздел, удел. Д.; ср. П; С. «наделок». Наде́я 193, 7; 439, 5 — надежда, опора. Назё́м 30, 30; 187, 26 — навоз; об., Д.; назё́мной 9, 138 — навозный. Назо́ла 379, 3 — тоска. Нае́хать кого-нибудь 42, 369 — встретить, настигнуть. Д., С. Наи́грыш 112, 100 — мелодия в игре. К.; ср. Д. «наигры». Найти́ 56, 34 — встретить; ср. С. Нако́н 35, 34; 431, 12 — раз, прием. Д., К., П., Р., С. Накру́г 431, 33 — на; накруг дом 432, б — на дом. Напра́вить 34, 117 — приготовить. Д.; ср. С. Напра́сной 22, 187 — ложный; 56, 56 — нечаянный. Д.; 1, 114 — невинный. Д. На́-пяту 197, 24 — настежь. Нареди́ть 43, 79 — устроить, приготовить. Д., П., Р., С.; нарежа́тьце 43, 55 — снаряжаться, собираться, готовиться. Д., С. Нарьчо́ноё 85, 73 — договоренное, условленное: ср. Д. «нарекать, нареченье, нарок»; С. «наречение, наречи». Насту́пчивой 74, 62 — рысистый, быстро бегущий; Р.; ср. К. «ступистый»; Д. «наступать». Нать 1, 196 — надо. П. — об.; 228, 17 — надоть, придется. Невнац́е́й 1, 176 — невзначай, неожиданно. Незна́й... незна́й 64, 73 — ли... или. Незна́шьто 64, 201 — неизвестно, Бог знает что такое. Д. «незнатно»; П. «незнать»; Р. «невем». Немо́жет 188, 27 — хворает. Не... не 29, 54 — не... но. Нео́ткуль 63, 156 — откуда ни, неожиданно? Ново́й, мн. ч. но́вы 16, 35 — иной, другой. Д., К., П., Р. — об. Ноче́сь 33, 34 — этой, прошлой ночью. Д., П. Неме́цькой 2, 143 — иностранный; ср. Д., С. «немец»; П. «немца» — иностранцы. Обдира́ть 55, 37 — проносить (хмель)? Облеле́ять 94, 44, ср. 224 — разлиться вокруг чего-ниб. Р. Ср. К.; Р. «лелеевать». Ободве́рина 69, 225 — дверная притолока. Д., К., П., С., Р. Обошо́л кровью 1, 153 — изошел, истек. Д., П. «обойтись». Обру́да 74, 187 — узда (и сбруя?). К. «обрутка»; П. «обрут». Обру́чниця 9, 28; обру́шьниця 75, 32 — невеста. Д. «обру́чница». С. «обрученица»; ср. П. «обру́чанье». Обсты́г 21, 145 — обогнал, об. См. «перестыг». Одина́кой 55, 4; 168, 4 — одинокий, единственный. Д., П., Р. Одинцё́выя су́кна 18, 30 — вытканные из одних шерстяных ниток. К.; ср. Д., Р., С. «одинец». Однозоло́тной, однозолочё́ной 61, 180 — из чистого золота. Д., П.; ср. Р. «одномедный». Ойми́ 37, 72 — возьми; ср. Д. «оймовать». О́йно 245, 100 — ажно, так что. Ока́тина 82, 10 — крутизна; ср. Д. «окат»; С. «окачьный, вьсямоокачьный». Ока́тистой 98, 43 — крутой, обрывистый. Д. Око́ленки 76, 166; 232, 28 — оконницы, рамы со стеклами. Д. «оконенка»; К. «окольница». Око́льней 75, 63 — соседний; Д., Р., С. «окольный». Оку́тоцька 41, 129 — одеяло и вообще все, чем покрываются во время сна. Д., П. «окутка». Опа́сность 79, 185 — осторожность. Д.; ср. С. «опасывание, опасьно». Опру́жинки 4, 79 — подпруги?; ср. Д., К., П. «опруга». См. «упружинки». Об. «пружить» — жать. Ору́жьё 37, 107, мн. -и́ и -я́ 38, 58; 51, 93 — ружье. Д., К., П. — об. Остоя́тьце 51, 102; 63, 28; 431, 30 — остановиться на время. К. Отгану́ть 50, 121 — отгадать. Д., К., П. Отдава́ю 17, 178 — отдам. См. «дать». Оте́ческая дочь 64, 66 — от законного брака; ср. Д. «отецкий сын». Отме́нной 65, 3, прим. — отличающийся. Д., К. Оття́ть 69, 172 — оторвать, отломить. Д. Оту́жинка 68, 9 — веревка, которою привязывают седло? Ср. Д. «отужина» — веревка в сетях. Оче́сьливой 105, 124 — вежливый. Д., К. «отчесливый». Па́весть 439, 26 — слух, рассказ. Па́дёра 98, 67 — вихрь, буря, вьюга. Д., К., П. Паи́ть пай 57, 3 — делить по паям. Р. «паевать». Па́ла 64, 128, 139 — явилась, сделалась. Ср. Д. «палось, пался»; П. «пасться»; об. «пади́т» (о ветре) — задует. Па́рной 21, 99 — одинаковый. Д. — об. Пасть 190, 74 — попасться, явиться, быть. Па́ужинать 67 — есть «паужину», закусывать между обедом и ужином, в 3—4 часа. Д., К., П. — об. Паха́ть 101, 31; 140, 101 — мести. Д., К., П.; Р. — об. Пела́ 187, 46 — пяла, пяльцы. Пе́льки 81, 424 — женские груди. Р.; Д. — одежа, запонка на груди. Перева́л 52, 260 — широкая куча, гряда. Д., К., Р. Переди́ 2, 295 — наперед; С. — впереди, прежде. Пережи́м 36, 126 — талия. Д. — сужение, перехват. Пережи́мистой 36, 126 — с тонкой талией. К. Переня́ть 28, 37 — взять, поймать. Д., С. Перепада́тьце 109, 127; перепа́лсэ 8, 145 — пугаться; Д., К., П. Перепа́сться 177, 75 — вздрогнуть от испуга; 220, 78 — задрожать от страха. Р. Пересты́г 21, 63 — перегнал, опередил. Д. «перестигать»; С. «перестичи». Перехо́ды 348, 2 — сени. С. Пе́шочки 41, 63 — пешки в смысле «шахматы»? Ср. К. «пешки» — шашки. Плани́да Бо́жия 41, 25, прим. — комета, об. Д. — судьба; С. «планита» — небесное светило. Плат 206, 46 — лоскут, кусок ткани. Плотово́ 80, 58 — пошлина за причаливание к плоту. Д. «плотовое» — плата за перевоз. Пова́диться 219, 160 — привыкнуть. Повали́тьце 1, 105 — лечь спать. Д., К., П. — об. Пова́ровать 73, 275 — поверить, обратить внимание, внять. Повы́неслось 49, 26 — узналось; ср. С. «нестися». По́ветерь 21, 142; 190, 111 — попутный ветер. Д., К., П. — об. С. «поветрие». Погоди́тьце 36, 73 — пригодиться, оказаться. Д., С. Погре́жоно 99, 1; погряжено 76, 55 — напрокажено. Д., П. «гре́зить» — дурачиться, шалить, пакостить; С. «грезити» — мучить. Подва́лышша 31, 90 — «повалыша», холодная горница, строящаяся через сени против избы. С.; Д. «повалуша». Поддё́рнуть 14, 34 — пододвинуть. Д. Подкорю́цить 4, 127 — поддеть, подмять. Д. «подкорячивать». Подоро́жницьки 18, 233 — взятые на дорогу съестные припасы, обыкновенно печенье. Д., П. — об. Подшта́нники 20, 61; 105, 116 — штаны. Д. — портки (?). Под 15, 177 — выстилка в печи, где кладутся дрова. Д., С. Пожила́я 87, 47 — матерая, почтенная (об. «матё́рой» — большой). Пожо́г 100, 288 — горящий костер. Д., К., С. Позды́нывать 67 — поднимать. Д., К. «вздынуть»; С. «въздынути». Пой 69, 197 — пойди. К. Покля́п 3, 48 — наклонен. Д., Р., С. «покляпый». Покрутё́шенько 75, 334 — см. «крутёхонько». Покруце́ 87, 31; покруче́ 107, 74 — поскорее; об. «круто» — скоро. См. «крутой». Покуре́жоно 99, 2; покуря́жено 76, 55 — покучено; ср. Д. «куреж» — кутеж, попойка; С. «курва» — распутная женщина. Полени́ця 17, 96; 93, 6 — богатырша. Р.; 109, 82 — разбойница; ср. С. «поляница» — удалец. Поле́совать 18, 208 — охотиться в лесу. Д., К., П. Поле́сьницёк 18, 295 — охотник за лесной дичью. Д., К. «полесник»; ср. П. Полк 18, 215 — (мужской или женский) пол, — об. По́лого место 51, 178 — полое, пустое, щель. Д. «поло»; ср. К., П., С. «полый». Полтретья́ста 48, 59 — двести пятьдесят; ср. Д. «полтретья» — два с половиною. Полу́дновать 73, 258 — держаться, существовать; ср. Д. Получе́вныя стихари́ 2, 141 — парчевые? Поля́ковать 67 — воевать в поле, Р.; 27, 78; 109, 80; 114, 70 — разбойничать; об. — уходить надолго стрелять птиц; К. — уходить на заработок. Поля́нка 3, 33; 57, 7 — «полонянка» (Р.), пленница; ср. С. «полоняник, полоняный». Поляни́ца 210, 5 — см. «полениця». Помиту́ситьце 75, 248; 76, 165; 247, 40 — скривиться. Д.; ср. С. «митусь». Помо́лкнуть 81, 2, 163 — помутиться? затуманиться? Пора́то 34, 144; 440, 57 — очень. Д., К., П., Р. — об. Портомо́йниця 52, 267 — прачка. Д., ср. К. «портно» — холст; Р. «порт» — платье. Поры́вочной 76, 53 (бой) — урывками, по временам; ср. Д. Постухмя́нная 114, 17 — послушная? ср. С. «поступьный»; Р. «ступистый»; Д. «поступь» — поступка коня. Постыди́ 96, 153 — постиги, догони. Д., С. «постичь». Потреби́ть31, 61 — погубить. Д., Р.; С. «потребити». Потьпя́лсэ 111, 44 — подпнулся, споткнулся; об. «опну́тьце» — подождать. Потя́нутой (о платье) 2, 37 — покрытый; ср. П. «потянушка» — кафтан, кофта. Похи́тить 48, 129 — погубить. Д. Похоже́ньё 190, 177 — уход. Поче́стной, поче́сен 62, 123 — почетный, праздничный. Д., П. Пошерба́тьце 71, 122 — пощербаться, зазубриться; ср. Д. «щербить»; Р. «повыщербеть». Поши́ньивать 69, 57, 65 — подергивать, задирать; ср. Д., К., П. «ши́ньгать» — щипать, теребить. Предаё́м 45, 56 — предадим. См. «дать». Предлага́ть 34, 107 — предсказывать?; ср. Д. «предлежать» — предстоять, видеться в будущем. Предме́ты 51, 168 — примёты, откос городской стены. Д. Пречу́дной 64, 111 — см. «чудной». Пригоди́тьце 31, 95 — оказаться, случиться. Д., К., П. Придво́рник 83, 87 — придверник, придворный; ср. Д. Приза́рило 74, 181 — прельстило. Д., П.; приза́ритьце 173 — позариться, польститься. Д.; К. «зариться, призор»; Р. «обзариться». Приздыну́тьце 23, 248 — подняться. П.; Р. «призаздынуть»; К. «здынуться». Приздымать, признимать 24, 115, 132 — приподымать. Д., П.; К. «здымать». Призня́ть 69, 170 — поднять вверх. Д. Приро́да сердечная 46, 104 — родители, родня. К. Прирозжа́литьце 36, 225 — начать жаловаться. Д., К., П. «жалиться»; Р. «пожаливаться». Приросте́шитьце 29, 11 — раскричаться? Присодви́гнуть казну́ 42, 51 — накопить? Приста́(ва́)ть за кого-ниб. 49, 201; 71, 184 — стоять, заступаться. Д., П. Пристыга́ть 1, 96 — застигать. Д., П. «пристигать». Притули́тьце 18, 216 — спрятаться. Д., П.; К. «тулиться». Приудержа́ть 187, 20 — издержать. Причёлкано (платье дождями) 62, 381 — прищелкано? ср. П. «чекать» (о дожде) — стучать каплями. Проводи́ть про кого-ниб. 32, 7, ср. 16 — сплетничать? осуждать? Прожи́тосьнёй, -чной 2, 352; 60, 25; 135, 180 — зажиточный. Д., К., П. Прости́тьце 31, 168 — получить прощение. Д.; прошшатьце 22, 152; с кем-ниб. 105, 169 — просить прощения, каяться. Р., Д. «прощаться». Проти́ 432, 3 — напротив, перед. Протамо́жить 80, 21 — прописать, дать свидетельство об уплате тамги, торговой пошлины; ср. Д. «тамжи́ть». Пружи́ть 53, 117 — опрокидывать. Д., П. — об. Пу́рга, род. пурги́ 98, 67 — снежная метель. Д., К., П. — об. Пу́тани 3, 215 — путы. Р. «путыни»; путины 72, 48 — узы. Пята́ — деревянный шпенек, на котором ходит дверь: на́ пяту 14, 27 — настежь. Д., П. Ре́ина, ре́инка 100, 272, 276; рей, дат. ре́ю́ 23, 224 — виселица. Д., Р. «рель»; ср. «рей»; К. «райна». Реша́ть 94, 105, прим. — убивать, губить. Д.. К. Ри́нути 172, 50 — толкнуть. Ро́бить 57, 44 — работать. Д., К., П., Р. Розгова́ривать 99, 63 — отговаривать, уговаривать. Д. Розгруби́лось (сердце) 37, 48 — разъярилось; груби́ть (сердце) — сердить. Роздёрнулось по го́роду (о вестях, слухах) 7, 153 — разошлось. Роздо́льё 61, 3, 76; 223, 73 — широкая долина. Д. — простор, ширь. Розду́мать 61, 139 — догадаться; Д. — выдумать, отгадать. Рознима́ть (книгу) 18, 185 — раскрывать; ср. Д. Розы́нутьце 38, 39 — разинуться, разверзнуться; ср. П. «рози́нька» — створчатая раковина. Роспрото́рить 3, 28; 115, 40 — истратить. Д. Роста́нь 69, 7 — перекресток. Д., К. — об.; П., Р. «ро́зстань». Роста́ть 99, 102 — расставить, разнять. Ростосну́тьце 5, 65 — растосковаться, начать мучиться; ср. Д., К. «тосну́ть». Росьпина́ть 51, 196 — растянуть, разомкнуть, разбить. Д.; ср. Р. «пясть» — пнуть. Ру́шать 36, 87 — разрезать. Д., К. Ры́той ба́рхат 52, 56 — узорчатый; ср. Д., К. Рыть 173, 34 — бросать. Самоцьве́тное каме́нье 82, 6 — самосветное, светящееся; ср. Д. Свёрсна́, сверстна́ 9, 37; 20, 205; 192, 105 — подходяща, ровна. Д., Р. Седо́к 107, 44 — посадник? Семья́ 5, 4 — жена; ср. К., Р. Середа́, мн. ч. се́реды 75, 132, 170 — пол в избе. Д., К., Р.; первонач. значение — поднятое на ступень место перед печью, мощеное кирпичом. Д. Ска́жут 51, 64 — говорят, наст. вр. К. «скаже» — говорит. Слега́ (сняга́) 175, 160 — пара, ровня. Смет 1, 137; смёт 101, 13 — счет. П. — скидка со счета. Сметьё 212, 2 — сор, отребье. Смотри́ть 21, 105 — высматривать как на смотринах. Д. «смотреть невесту»; об. «смотре́нье» — смотрины. Со́бина 160, 25; 292, 53; 432, 43 — имущество. Собруня́тисе 85, 34; 94, 168 — вооружаться, снаряжаться; ср. С. «бръня», готск. и др.-нем. brunja; Д. «собруняться» — надевать сбрую (?). Со́весьть 36, 93 — удовольствие. Со́дбишшо 156, 22 — сходбище. Сосве́тной 2, 342 — сесветной, сего света. Р.; ср. К. «сесветной»; Д. «сосветный». Состыга́ть 82, 140, 198 — догонять, об.; Д., П. «состигать»; состы́гла (ночь) 51, 103 — застигла, застала. Д. «состичь». Состыди́ 96, 126; состыкчи 149. Сперепа́лсэ 111, 126 — см. «перепадатьце». Спи́цька, спи́чоцька 7, 94; спи́чка 135, 197 — вешалка, деревянная палочка, вбитая в стену — об.; Д. «спица»; ср. К. «спичник» — полотенце. Спо́рина 171, 12 — способность быть спорым. Спосо́бный 21, 143 — спопутный, благоприятный. Д., К. Сре́дны 167, 33 — срядные, убранные. Сремени́тьце 79, 175 — вспремениться, замениться. Сры́вочной (бой) 76, 53 — сшибка; ср. Д. Сря́дны 164, 186—187 — сряженые, свадебные. Ссать 110, 76 — сосать. Д., К., Р. Ставники́ (в дверях) 75, 248 — стойки — об.; (у окон) 102, 52; 150, 74; 226, 24 — рамы; ср. Д., П. «ставник, ставень». Ставци́ 109, 172 — основная часть ткацкого станка. Д., К. «ставец»; П. «ставины». Стари́(ы)ньшина 2, 2 — старейшина. Сто́йка 55, 23 — прилавок. Д. Строк 25, 34 — отсрочка, промежуток времени; ср. К. «строк»; Д. «срок». Ступь 113, 57 — шаг. Д., К., П., Р. — об. Ступь, сту́пьиця бродо́вая 69, 141; 81, 321 — тихий шаг, как идут в брод. Д., Р. «бродучий». Сухо́е зо́лото 2, 132 — золото для шитья, канитель или бисер; ср. К. «сухокрасный». Сходи́ть 78, 359 — сбить, срубить; ср. К. «ходить» — бить. Сьняга́ 109, 86 — пара, ровня; ср. Д. «снага́» — сила; «сна́жный» — здоровый, удобный. Тё́мной 54, 17 — слепой. Д., Р; ср. К. «темень». То́ко, токо (энкл.) 1, 65; 97, 37 — только. К.; 1, 123; 56, 110; 150, 130 — если, об.; 34, 171 — ли; 2, 81 — так как; 18, 258 — так и быть; Д. — чуть ли, едва ли; 17, 169 токо... токо — если... то. Толкова́ть 1, 112 — смекать, догадываться, понимать. Д., К., П. Тошши́ть 97, 20 — тратить; ср. Р. «тощиться». Трепа́ть 353, 11 — теребить, ласково хлопать. Ту 75, 122 — тут. К., Р. Ту́ес 142, 1 — берестяное ведерко с крышкой для различных продуктов. Туле́тьце 9, 151; тули́тьце 75, 44 — прятаться, хорониться, закрываться. Д., К., Р. «туляться»; К. «тулиться». Туло́ 194, 51 — туловище. Тыл 195, 8 — затылок. Тю́кнуть 78, 305 — рубнуть, П.; Д., К. «тюкать». У 11, 154 — из; 42, 288; 45, 7; 64, 30 у кого-ниб. — кем-ниб. (abl. instr.). Ува́жить кому-ниб. 10, 41 — обратить внимание, сделать исключение, помиловать? 36, 130; 43, 66 — сделать приятное? Д. почитать, уступать. Угре́вной 433, 41 — обогреваемый солнцем, теплый. Ука́тистой 2, 272 — см. «окатистой». Укла́дной 10, 151 — стальной. Д. Укла́д 50, 80 — наварная сталь. Д., П. Укра́инка 105, 24 — страна, местность, область, об.; ср. Д. «украйна»; П. «украйной». Уно́сной 21, 144; 50, 10 — от берега, попутный (о ветре). Д. Упа́дка 37, 60 — падение духом, страх; «не с упадкою» — бодро, решительно. К., Р. Упру́жинки 4, 47; 34, 120 — подпруги?; ср. Д., К., П. «упруга». См. «опружинки». Уста́точек 74, 283 — усталость. Д., К., П. Утробе́ть 64, 212 — сробеть, испугаться. Д., П. «удробеть»; об., К. «дробеть»; Р. «удроба». Уходи́ть 15, 74 — испортить. Д.; ср. К.; об. «уходило» кого-ниб. — кто-ниб. погиб. У́часть 2, 159 — счастье. Д. Хаз — 406, 8 — парчевая лента, оторочка. Хвоста́тьце 111, 24 — париться веником. Д., К. Хлоста́ть 31, 39 — исхлестывать, измочаливать; ср. Д., К. «хвостать» — хлестать, хлопать. Хо́бот 163, 21 — хвост. Хоробра́ 125, 58 — слепота. Хошь 5, 207 — хочешь. К. Хоша́ 191, 48 — если захочу. Храни́ть (посты) 64, 112 — соблюдать; Д. — верно исполнять. Худа́я боль 40, 126 — венерическая. Д. ц́ерё́н 23, 103, ц́ернёной — см. «чернёной». ц́ерьле́н 249, 20 — червленый. Цирка́льское — см. «чиркальское». Цюл 109, 35 — чул, слышал. Д., К., П. — об. Чернёной 28, 28, черьлё́ной 95, 27; червё́н 21, 62 — червленый, багряный. Р. «черленый, черненый». Чета́, чота́ 75, 93, 95 — ровня, пара. Д. Чинега́лишшо 94, 405 — черенок копья (ошибкой); К. «чинжанище» — ножны кинжала; Д. «чингалище, чинжал» — кинжал; Р. «чинжалище». Чирка́льское (седло) 51, 23; черка́льское 46, 47 — черкасское, черкесское. Чу́дной 64, 121 — чудотворный (эпитет образа). Д. Чума́к 77, 71 — целовальник, кабатчик. Д., К. Шадрови́тый 380, 23 — рябой. Шали́ть 23, 199 — шалеть, сходить с ума. Д.; ср. К., П. «шаль». Ша́лость 34, 50 — гульба, нарушение целомудрия? ср. К. «шалопут» — беспутный, мот; П. «шалай» — повеса, бездельник. Ша́рнуть 20, 137; 94, 501 — ударить. К.; ср. П. «шарчать». Шелапы́га 47, 123, шепалы́га 79, 110; 52, 315; шепалу́га 318 — шелепуга (искаж. под влиянием сл. «шалыга» — дубина), шелеп, плеть из толстого ремня. Д. Шо́ломя 82, 10; 98, 43 — холм. Д., Р.; шо́ломя ока́тисто 150, 102; 206, 158 — крутой холм. Шти 89, 11 — шести. К. — об. Шу́рновати 89, 13; шурмовать 183, 50 — ударять, бросать; ср. К. «шорнуть» — ударить (ножом); Д. «шуркать» — бросать; Р. «штурмовать». Шу́тка, шу́точка 27, 122; 56, 115 — нешуточное дело, проступок. Шшапъё 155, 22 — щепы. Шшо́тоцька 97, 5 — пучок волос над копытом. Д. «щетка»; Р. «щеточка». Э́ли 70, 110 — или; ср. К. «эль» — если. См. «ели». Э́та 19, 69; э́то 75, 231; э́тта 50, 39 — здесь; К., П., об. «этта»; Д. «этто, эт»; этта девицю 49, 310 — здесь около девицы? 23, 13 — сюда; эта 89, 42, прим. — тогда, в это время. Я́блучко (у копья) 98, 96 — набалдашник у рукояти в виде яблока. Д.; Р. «яблуко». Я́годьници 75, 40, 57 — щеки. П.; Д., К. «ягодица». Яро́вцяты (эпитет гуслей) 21, 2 — яворчатые, из явора. Р. Я́рой воск 35, 5; лёд 20, 177; 232, 45 — чистый: белый или не покрытый снегом. Д., К. Белоя́рова пшени́ця, шани́ця, 42, 134 — белая яровая; ср. К. «ярь» — яровой хлеб. Д. «белоярая п.» — кукуруза (?); ср. Р. Яры́жка 292, 181 — работник, батрак.УКАЗАТЕЛЬ СЮЖЕТОВ СТАРИН И ДУХОВНЫХ СТИХОВ[741]
Адама плач 328 Аксенко (Орсенко) 86, 191, 248 Алексей, человек Божий 121, 158, 170, 180, 190, 204, 274, 319, 326 Алеша Попович и сестра Збродовичей 7, 93 Алеша Попович и Тугарин 47 Алеша Попович — неудавшаяся женитьба его 6, 62к, 112, 135к, 151к, 182, 208, 209, 224, 235, 236 Алеша Попович освобождает сестру 64 Алеша Попович убивает татарина 129 Аника-воин 25 Богородицы сон 162, 264, 270, 289 Борис и Глеб 131 Борис Романович — см. Данило Ловчанин Братья-разбойники и их сестра 27, 114, 146, 168, 185, 241 Василий Буслаевич и новгородцы 52к, 256к Василий Буслаевич — поездка его в Иерусалим 52к, 256к Василий и Софья 273 Василий Игнатьевич 77, 141 Василий Казимирович 138 Василий Кесарийский 147 Вдова, ее дочь и сыновья-корабельщики 28, 186, 242 Вознесение 117, 169, 269, 310 Волх Всеславьевич 51 Встреча двух купцов в кабаке 55 Встреча инока со Христом 119, 148, 298, 327 Глеб Володьевич князь 50, 80 Гибель оклеветанной жены — см. Князь, княгиня и старицы Голубиная книга 53 Горе 26 Данило Ловчанин (Борис Романович) 48 Два Лазаря 118, 157, 203, 301, 305 Дмитрий князь и его невеста Домна 33, 177, 189, 243, 278, 315, 323 Добрыня Никитич — бой его и Алеши с татарином 63 Добрыня Никитич — бой его с Дунаем 99 Добрыня Никитич — бой его с Ильей Муромцем 46, 71, 108, 150 Добрыня Никитич — женитьба его на королевне 72 Добрыня Никитич — женитьба его на поленице 62к Добрыня Никитич и Змей 5, 73, 135к, 151к, 163, 207, 252 Дунай и Настасья 614к, 175к, 192к, 217к, 245к, 265, 292 Дунай сватает невесту князю Владимиру 9, 75к, 109к, 164к, 175к, 192к, 196, 217к, 245к, 293к Дунай — женитьба его 10, 75к, 164к, 192к, 245к, 293к Дунай — гибель его и Настасьи 75к, 164к, 175к, 192к, 217к, 245к, 293к Дюк Степанович 15, 101, 113, 140, 198, 212 Дюк — женитьба его 130 Егорий и Змей 156, 302, 306, 318 Егорий Храбрый (Мучения Егория) 24, 89, 155, 161, 178, 179, 195, 223, 238, 283, 303, 306, 311 Ждан-царевич 34 Иван Годинович 14, 78, 197, 218, 226, 230. 231, 253 Иван Грозный и его сын 37, 106к, 258, 286 Иван Грозный — смерть его 38 Иван Данилович — см. Михайло Данилович Иван Дородович и Софья-царевна 32, 184, 194, 213, 234, 239, 240 Идолище сватается за племянницу князя Владимира 49, 79, 153 Илья Муромец — бой его с двоюродным братом 244к, 262 Илья Муромец — бой его с сыном 4, 70, 94к, 206 Илья Муромец и Бадан (Батый) 3 Илья Муромец и Идолище 43к, 44к, 69к, 92, 261 Илья Муромец и Калин-царь 2, 251 Илья Муромец и нахвальщик — см. Илья Муромец на заставе Илья Муромец и разбойники 45, 69к, 97, 263, 307, 313 Илья Муромец и Святогор 61, 66 Илья Муромец — исцеление его 42, 67, 91, 244 Илья Муромец на заставе (Илья Муромец и нахвальщик) 98 Илья Муромец — первая поездка его 68, 107, 149, 250 Илья Муромец — ссора его с князем Владимиром 43к, 44к Илья Муромец — три поездки его 1 Илья-разбойник, кум темный 54 Иоасаф царевич и Варлаамий 122 Иосиф Прекрасный (Плач Иосифа) 120, 299 Казани взятие и казнь царя Симеона 58 Камское побоище 81, 94к, 104 Князь, княгиня и старицы (Гибель оклеветанной жены) 30, 115, 187, 221, 237, 282, 285, 308 Козарин 16, 17, 102, 110, 137, 144, 165, 199, 219, 233, 260, 275, 284 Кострюк 36, 85, 106к, 201 Купеческая дочь и царь 56 Мать и дочь в татарском плену 57 Мать продает своего сына 166, 176, 232, 272, 314 Милостивая жена милосердая 309 Михаил Архангел — см. Страшный суд Михайло (Иван) Данилович (Игнатьевич) 12, 76, 136, 183, 193, 210, 246 Михайлы-князя мать губит его жену 31, 111, 188, 214, 268, 277 Мучения Егория — см. Егорий Храбрый Настасьи Романовны царицы смерть 35, 84, 106к Небылица 88, 116, 143 Непрощаемый грех 127, 159, 174, 312 О втором пришествии Господа 294 О житии человеческом 329 О лени 287 О небесной радости и веселии 295 О посечении смерти 128, 296 О пустынном уединении 299 Огненная река — см. Страшный суд Орсенко — см. Аксенко Пересмякин племянник — женитьба его 133 Петра I семейная жизнь 60 Плач души грешной 181, 229, 321 Плач Иосифа — см. Иосиф Прекрасный Потык Михайло 8, 74, 100, 152, 259, 281 Про душу великой грешницы 172 Пятница святая и трудник 280, 304 Расставание души с телом 124, 125, 205, 228 Роман князь и Марья Юрьевна 18, 249, 267, 276 Роман князь убивает жену 29, 227 Рында 134 Садко 21, 95, 139, 255 Саул и его сын 254, 271 Сеньки Разина похороны 59 Скопина Михайлы смерть 39, 167, 202, 215, 216, 222 Соловей Будимирович 65, 200 Соловецкого монастыря осада 40, 90 Соломан и Василий (Иван) Окулович 23, 83, 266 Сорок калик со каликою 22, 82, 96, 105, 160, 220 Страшный суд (Михаил Архангел, Огненная река) 123, 126, 132, 171, 173, 279, 290, 291, 320, 330, 331 Сухан (Сухмантий) 11 Туры и Турица 13, 211, 225, 322 Хотен Блудович 20, 247 Христово рождество 288, 316, 317 Христово распятие 300, 324, 325 Чурило и неверная жена 19, 87, 103, 145, 154 Шведская война при Екатерине II 41 Шутова́ ста́рина 142 Щелкан 257УКАЗАТЕЛЬ ПЕСЕН И ПРИЧИТАНИЙ ПО ПЕРВОЙ СТРОКЕ
Благослови же да Боже Господи 433 Благослови меня, соньцё красно 418 Благослови, сударь-хозяин, ко двору прийти 339 Вам спасибо, благодарствую 435 В Астрахане было в городи 335 Вдоль по улици любезной он похаживал 404 Весной девушки гуляли 372 Виноѓрадиё красно, зелёноё оно 345 Внис по рецки-реки 358 Возле рец́еньку слободушка стоит 399 Во поли, поли белой лён, он рано, рано, белой лён 383 Во соборе-то у Михайла-та у Арханьдила 341 Во степи было, степи да во Туреськии 333 Во тереми гусли лёжали 386, 395 Время тяшкое приходит — турка хочет воевать 337 Выводил миня батюшка 368 Вы попы-ти, отци духовны 442 Вы послушайте, мои сердесьния родители 438 Выходило-вылётало тридц́еть три карабля 350 Вышли две девици на улицю гулять 382 Голубь ты, голубцик, голубь сизенькой 411 Горегорькая кукуша по зари рано лётала 376 Двор подле двор 380 Достойно есь и удивление 344 Дым клубится над Невою 410 Заболели резвы ножоцки 389 За убранныма столамы 406 Зашивай, моя восударына 423 Звонили у Михайла у Арханьдела 349 Из-за лесу, лесу темного 360 Из-за моря, моря синёго, Здунай 340 Из-за моря-та моря, моря синёго и Здунай 351 Из-за синёго Дунайского моря 415 Ишше да́леце, да́леце во цисто́м поли 369 Ишше золото з золотом свивалосе 363 Ишше молотця матушка да 371 Как на матушке на сьвятой Руси 332 Кладетьце-то ми́лой во котомоцьку 377 Кругом мо́ёго двора миленькой гуляёт 397 Мне-ка сесь, бедной, злоцясною 440 Мы зашли да на новы́ сени 434 На горы́ да было, на́ горы 361 Над рецькой над рекой 390 Налетали, налетали ясны соколы 367 На отле́ти ясной сокол 378 Не по верушки женилсэ 394 Не по далецю, далече, да во цисто́м во поли 342 Не соболь-то по улици голублитц́е 356 Оѓсели-то голуби 355 Отворо́цюсь я, млада́, круцинна 421 Отлётаёт мой соколик 401 Офицерик, офицерик 402 Пенчи горко сле́зы лили 416 Повейте-ткось да потените да тонки буйныя ветры холодныя 431 По задворьицю бежыт почта 408 Полно, Васенька, по лужку гулять 379 Полюбил-то парень девушку 400 По Невскому по славному пришпехту 412 По сеницькам, сеницькам 364 По синему-ту морю по солоному 343 По синицькам, синицькам 348 Посмотрю я, дитя кручинно 417 Право, маменька, тошненько 407 Приклонилсэ день ко вецёру 436 Приливай, припалнивай 346, 359 При потоки горьки слезы 396 Приростаньтесь-кось, люди добры 420 Приустойтесь-ко, мои хорошие 437 Пролетучей да ясной сокол 439 Проспала́ млада, продрёмала 422 Родимая мила се́стриця 443 Светёл день прошол, прокатилсэ 428 Середи было Китая, славна города 370 Собиралсэ князь Кутузов со полкамы 336 Соловеюшко, парень премилой 384 Сохнёт, венёт ф поли трафка 392 Сохнёт, вянёт в поли травонька 385 Становълюсе я, цёловек, дитя круцинно 432 Старец, временем согвенный 338 Там сидел-то посижалочок 334 Ты верьба́ наша кудрёвата 441 Ты куды теперь отправлеисьсе, куды снаряжаисьсе 444 Ты рожо́но моё сердесьнё 426 Ты хмелинушка кабацка 409 Уж вы кумушки подрушки 414 Уж мы росу сеели, ой да рано! сеели, сеели 381 У нашого двора укатана гора 375 У порядного суседа 391 У реки было реченьки 405 У реки да было у речици 362 У Тимофея ѓосподина были трои ворот 365 Уш ты улиця, улиця моя 403 Ушь ты тысяцькой, тясяцькой 366 Хоть поседела, погледела я, дитя круцинно 430 Шла по жордоцьки, шла по тоненькой 398 Што же вы цветоцики не ве́сёло цьвели 374 Што на гороцьки, на горки, на горы 387 Што у князя было, князя 354 Шьто на солнышком всходи, на угриви 357 Шьто под яблонью кровать. Да ехехе! да 347 Шьшо вы, девушки, призадумались 393 Шьшо по морю, морю синему 352 Я вецер в гостях гостила 388 Я вечор млада в пиру была 413 Я заздри́ла-то, засмотрила 419 Я иду, дитя круцинна 429 Я кацю, кацю по блюдецьку 353 Я малешенька да глупешенька-то девка ли да была, да была 373 Я у́здрила-то, усмотри́ла 424, 427 Я у́здрила, усмотрила 425УКАЗАТЕЛЬ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ
Авдотья Максимовна 286, 369 Авдотья Михайловна 283—285 Авдотья Петровна 274—278 Александры, девочки 288—291 Андропова Елизавета Алексеевна 338 Борисова Марья Степановна 161—167, 333, 334, 336, 345, 431 Бурая Анна Пудовна 112—116, 341, 342, 421—428, 440—443 Василий 287 Васильева Анна Ивановна 87—89 Вопиящина Ольга Семеновна 195—202, 381—383 Вопиящина Ульяна Егоровна 203—216, 335, 350, 353, 379, 380, 384 Гагарина А. Ф. 445 Горбунцова А. И. 231. 232 Горшкова Иринья Филиппьевна 264—268 Гришанова Елена Васильевна 168 Грамотная девушка 324—330 Дементьева Наталья Михайловна 309—315 Иванова Августа Тимофеевна 261—263 Иванова Прасковья Ивановна 269—273 Каменева А. Г. 331, 415 Клешова Сусанна Ильичня 223—227 Кожина Марья Федоровна 190—194 Конёва Павла Федоровна 182—189, 332, 433—435, 439 Королев Яков Степанович 300—304 Королькова Прасковья Тимофеевна 322 Крайный Степан Иванович 300—304 Крюков Гаврило Леонтьевич 66—86, 135—143, 340 Крюкова Аграфена Матвеевна 1—60, 117—130, 346—347, 349 Крюкова Марфа Семеновна 61—65, 131—134 Крюкова Устинья 90 Куроптева У. И. 235 Логинова Т. Т. 233, 234 Лопинцева Мавра Семеновна 155—160, 333, 344, 431 Лыткина Анна Ивановна 112—116, 342, 421—427, 440—443 Лыткина Настасья Андреевна 428—430 Марья 406—408 Маша 343, 348 Мостовикова Дарья Андреевна 178—181 Мошникова Парасья Григорьевна 228—230 Мяхнин Александр Семенович 259, 260, 416 Мяхнин Иван Матвеевич 250—258 Мяхнин Иван Тарасович 244—249 Негодяев Г. 409 Норкин Василий Алексеевич 292, 293 Полежаева Авдотья Дмитриевна 169—177, 432, 444 Пономарев Федор Тимофеевич 91—96, 147—154 Попов Артемий Григорьевич 316—321 Попова Дарья Андреевна 144—146 Приданникова Марья Федоровна 217—222 Прыгунов Иван Прокопьевич 108 Прыгунова Г. С. 372—378 Редкина Полага 279—282 Ростовцева Авдотья Алексеевна 323, 370, 371, 402—405 Ростовцева Анна Алексеевна 370, 371, 402—408 Самохвалова В. В. 236 Седунов Федор Парфенович 107 Смагина Мария Алексеевна 305—308 Стрелкова Л. М. 417—420 Точилова Марья Сергеевна 109—111 Труфанова Анна Ивановна 294—299 Харлина А. М. 237 Чекалев Влас Иванович 97—106, 339 Незафиксированные исполнители 238—243, 337, 351, 352, 354—368, 385—401, 410—414, 436—438УКАЗАТЕЛЬ МЕСТ ЗАПИСИ
Зимний берег
Зимняя Золотица (без конкретизации) 343, 348, 417—420 Зимняя Золотица Верхняя 91—116, 147—154, 339, 341, 342, 372—378, 421—430, 440—443 Зимняя Золотица Нижняя 1—90, 117—146, 340, 346, 347, 349Терский берег
Варзуга 203—230, 335, 350, 353, 379, 380, 384 Кандалакша 169—181, 432, 444, 445 Кузомень 182—202, 332, 338, 381—383, 433—435, 439 Поной 231—243, 352—368, 385—401, 436—438 Федосеево 155—168, 333, 334, 336, 344, 345, 431 Чаваньга 351Поморский берег
Андозеро 337, 410—414 Вирьма 309—321 Гридино 244—291, 369, 416 Камениха 331, 409, 415 Кемь 292, 293 Пертозеро 324—330 Сорока 294—299 Сумской Посад 322, 323, 370, 371, 402—408 Сухой Наволо́к 305—308 Шижня 300—304УКАЗАТЕЛЬ НОМЕРОВ ТЕКСТОВ В ПУБЛИКАЦИЯХ А. В. МАРКОВА
С ПЕРЕВОДОМ НА НОМЕРА НАСТОЯЩЕГО ИЗДАНИЯ
ММБ-1 (1905 г.)
1—147 2—148 3—121 4—131 5—132 6—129 7—130 8—133 9—134 10—149 11—150 12—151 13—152 14—153 15—154 16—138 17—139 18—140 19—142 20—143 21—22 22—25 23—28 24—29 25—31 26—32 27—35 28—36 29—39 30—40 31—41 32—53 33—57 34—62 35—63 36—65 37—77 38—141 39—85 40—95 41—112 42—116 43—339 44—417 45—418 46—419 47—420 48—421 49—422 50—423 51—424 52—425 53—426 54—427 55—428 56—429 57—430 58—440 59—441 60—442 61—443Марков А. В. Из истории русского былевого эпоса // Этнографическое обозрение 1906. № 3—4. С. 45—53.
1—163 2—207 3—191 4—135БННЗ (1908 г.)
29—135 30—235 31—236 43—136 44—246 56—198 62а—292 62б—293 63—245 64—175 65—196 67—137 68—144 69—233 75—226 76—231 77—218 78—249 81—145 86—200 89—247 92—232 96—234 98—248ММБ-2 (1908 г.)
1—169 2—178 3—155 4—161 5—223 6—195 7—156 8—157 9—158 10—204 11—190 12—162 13—171 14—205 15—228 16—172 17—173 18—229 19—174 20—159 21—206 22—163 23—182 24—208, 209 25—224 26—191 27—164 28—192 29—217 30—183 31—210 32—193 33—211 34—225 35—197 36—230 37—212 38—165 39—219 40—160 41—220 42—184 43—194 44—166 45—176 46—185 47—168 48—186 49—227 50—187 51—188 52—214 53—177 54—189 55—201 56—167 57—202 58—215 59—333 60—334 61—336 62—379 63—380 64—381 65—382 66—383 67—344 68—345 69—350 70—343 71—348 72—431 73—432 74—433 75—434 76—435 77—439УКАЗАТЕЛЬ СООТНОШЕНИЯ НАПЕВОВ И ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ
а) Напевы с. Зимней Золотицы
(номер напева, номер текста по изданию ММБ-1, номер текста в настоящем собрании, исполнитель, место записи; в том случае, когда мелодия в издании отсутствует, но приводится ссылка на типовой напев, номер типового напева указывается в квадратных скобках) 1 — 1 — 147 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 2а — 2 — 148 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 2б — 2 — 148 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 3 — 3 — 121 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 4 — 4 — 131 — Крюкова М. С. — Нижняя Зимняя Золотица 5а — 5 — 132 — Крюкова М. С. — Нижняя Зимняя Золотица 5б — 5 — 132 — Крюкова М. С. — Нижняя Зимняя Золотица 6 — 6 — 129 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 7 — 7 — 130 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 8 — 8 — 133 — Крюкова М. С. — Нижняя Зимняя Золотица 9 — 9 — 134 — Крюкова М. С. — Нижняя Зимняя Золотица 11 — 11 — 150 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 13 — 13 — 152 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 14 — 14 — 153 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 15 — 15 — 154 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 16 — 16 — 138 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица [18а] — 17 — 139 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица 18а — 18 — 140 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица 18б — 18 — 140 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица [18а] — 19 — 142 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица [18а] — 20 — 143 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица 21 — 21 — 22 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 22 — 22 — 25 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 23 — 23 — 28 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 24 — 24 — 29 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 25 — 25 — 31 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 26 — 26 — 32 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 27 — 27 — 35 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 28 — 28 — 36 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 29 — 29 — 39 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 30 — 30 — 40 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 31а — 31 — 41 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 31б — 31 — 41 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 32 — 32 — 53 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 33 — 33 — 57 — Крюкова А. М. — Нижняя Зимняя Золотица 34 — 34 — 62 — Крюкова М. С.? — Нижняя Зимняя Золотица 35 — 35 — 63 — Крюкова М. С. — Нижняя Зимняя Золотица 36 — 36 — 65 — Крюкова М. С. — Нижняя Зимняя Золотица 37 — ? — ? — Крюкова М. С.? — Нижняя Зимняя Золотица 38 — 38 — 141 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица 39 — 39 — 85 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица 40 — 40 — 95 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 41 — 41 — 112 — Лыткина А. И. — Верхняя Зимняя Золотица 42 — 42 — 116 — Лыткина А. И. — Верхняя Зимняя Золотица 43а — 43 — 339 — Пономарев Ф. Т. — Верхняя Зимняя Золотица 43б — 43 — 339 — Крюков Г. Л. — Нижняя Зимняя Золотица 44—47 — 44—47 — 417—420 — Стрелкова Л. М. — Нижняя Зимняя Золотица 48—54 — 48—54 — 421—427 — Бурая А. П., Лыткина А. И. — Верхняя Зимняя Золотица 58—61 — 58—61 — 440—443 — Бурая А. П., Лыткина А. И. — Верхняя Зимняя Золотицаб) Напевы Терского берега Белого моря
(номер напева, номер текста по изданию ММБ-2, номер текста в настоящем собрании, исполнитель, место записи; в том случае, когда мелодия в издании отсутствует, но приводится ссылка на типовой напев, номер типового напева указывается в квадратных скобках) [17] — 1 — 169 — Полежаева А. Д. — Кандалакша 2 — 2 — 178 — Мостовикова Д. А. — Кандалакша 3 — 3 — 155 — Лопинцева М. С. — Федосеево 4 — 4 — 161 — Борисова М. С. — Федосеево 5 — 5 — 223 — Клешова С. И. — Варзуга 6 — 6 — 195 — Вопиящина О. С. — Кузомень [40] — 7 — 156 — Лопинцева М. С. — Федосеево [9] — 8 — 157 — Лопинцева М. С. — Федосеево 9 — 9 — 158 — Лопинцева М. С. — Федосеево 10 — 10 — 204 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 11 — 11 — 190 — Кожина М. Ф. — Кузомень 12 — 12 — 162 — Борисова М. С. — Федосеево 13 — 14 — 205 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 14 — 15 — 228 — Мошникова П. Г. — Варзуга 16 — 16 — 172 — Полежаева А. Д. — Кандалакша 17 — 17 — 173 — Полежаева А. Д. — Кандалакша [14] — 18 — 229 — Мошникова П. Г. — Варзуга [45] — 19 — 174 — Полежаева А. Д. — Кандалакша [40] — 20 — 159 — Лопинцева М. С. — Федосеево 21 — 21 — 206 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 22 — 22 — 163 — Борисова М. С. — Федосеево 23 — 23 — 182 — Конёва П. Ф. — Кузомень 24 — 24 — 208 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 25 — 25 — 224 — Клешова С. И. — Варзуга [43] — 26 — 191 — Кожина М. Ф. — Кузомень 27 — 27 — 164 — Борисова М. С. — Федосеево 28 — 28 — 192 — Кожина М. Ф. — Кузомень 29 — 29 — 217 — Приданникова М. Ф. — Варзуга 30 — 30 — 183 — Конёва П. Ф. — Кузомень 31 — 31 — 210 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 32 — 32 — 193 — Кожина М. Ф. — Кузомень 33 — 33 — 211 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 34 — 34 — 225 — Клешова С. И. — Варзуга 35 — 35 — 197 — Вопиящина О. С. — Кузомень 36 — 36 — 230 — Мошникова П. Г. — Варзуга 37 — 37 — 212 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 38 — 38 — 165 — Борисова М. С. — Федосеево [29] — 39 — 219 — Приданникова М. Ф. — Варзуга 40 — 40 — 160 — Лопинцева М. С — Федосеево 41 — 41 — 220 — Приданникова М. Ф. — Варзуга 42 — 42 — 184 — Конёва П. Ф. — Кузомень 43 — 43 — 194 — Кожина М. Ф. — Кузомень 44 — 44 — 166 — Борисова М. С. — Федосеево 45 — 45 — 176 — Полежаева А. Д. — Кандалакша 46 — 46 — 185 — Конёва П. Ф. — Кузомень 47 — 47 — 168 — Гришанова Е. В. — Шуньга 48 — 48 — 186 — Конёва П. Ф. — Кузомень 49 — 49 — 227 — Клешова С. И. — Варзуга 50 — 50 — 187 — Конёва П. Ф. — Кузомень 51 — 51 — 188 — Конёва П. Ф. — Кузомень 52 — 52 — 214 — Вопиящина У. Е. — Варзуга [45] — 53 — 177 — Полежаева А. Д. — Кандалакша [50] — 54 — 189 — Конёва П. Ф. — Кузомень 55 — 55 — 201 — Вопиящина О. С. — Кузомень 56 — 56 — 167 — Борисова М. С. — Федосеево 57 — 57 — 202 — Вопиящина О. С. — Кузомень 58 — 58 — 215 — Конёва П. Ф. — Кузомень 59 — 59 — 333 — Лопинцева М. С., Борисова М. С. — Федосеево 60 — 60 — 334 — Борисова М. С. — Федосеево 61 — 61 — 336 — Борисова М. С. — Федосеево 62 — 62 — 379 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 63 — 63 — 380 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 64 — 64 — 381 — Вопиящина О. С. — Кузомень 66 — 66 — 383 — Вопиящина О. С. — Кузомень 67 — 67 — 344 — Лопинцева М. С. — Федосеево 68 — 68 — 345 — Борисова М. С. — Федосеево 69 — 69 — 350 — Вопиящина У. Е. — Варзуга 70 — 70 — 343 — Стрелкова Л. М. — Дураково 71 — 71 — 348 — Стрелкова Л. М. — Дураково 72 — 72 — 431 — Лопинцева М. С., Борисова М. С. — Федосеево 76 — 75 — 434 — Конёва П. Ф. — Кузомень 77 — 76 — 435 — Конёва П. Ф. — Кузоменьв) Напевы, записанные А. В. Марковым после экспедиции 1901 года
(номер напева, номер предполагаемого текста в настоящем собрании, вероятный исполнитель, место записи) 1 — 315 — Попов А. Г. — Вирьма 2 — 321 — Попов А. Г. — Вирьма 3 — 317 — Попов А. Г. — Вирьма 4 — 319 — Попов А. Г. — Вирьма 5 — 318 — Попов А. Г. — Вирьма 6 — 312 — Дементьева Н. М. — Вирьма 7 — 311 — Дементьева Н. М. — Вирьма 8 — 315 — Дементьева Н. М. — Вирьма 9 — 310 — Дементьева Н. М. — Вирьма 10 — 322 — Королькова П. Т. — Сумской Посад 11 — 320 — Попов А. Г. — Вирьма 12 — 274 — Авдотья Петровна — Гридино 13 — 291 — две Александры — Гридино 14 — 288 — две Александры — Гридино 15 — 289 — две Александры — Гридино 16 — 289 — две Александры — Гридино 17 — 290 — две Александры — Гридино 18 — 290 — две Александры — Гридино 19 — 280 — Редкина П. — Гридино 20 — 273 — Иванова П. И. — Гридино 21 — 281 — Редкина П. — Гридино 22 — 264 — Иванова П. И., Горшкова И. Ф. — Гридино 23 — 268 — Иванова П. И., Горшкова И. Ф. — Гридино 24 — 268 — Иванова П. И., Горшкова И. Ф. — Гридино 25 — 282 — Редкина П. — Гридино 26 — 267 — Иванова П. И., Горшкова И. Ф. — Гридино 27 — 272 — Иванова П. И., Горшкова И. Ф. — Гридино 28 — 273 — Иванова П. И., Горшкова И. Ф. — Гридино 29 — 264 — Иванова П. И., Горшкова И. Ф. — Гридино 30 — 269 — Иванова П. И. — Гридино 31 — 371 — Ростовцевы Анна и Авдотья Алексеевны (сестры) — Сумской Посад 32 — 370 — Ростовцевы Анна и Авдотья Алексеевны (сестры) — Сумской Посад 33 — ? — ? — ? 34 — ? — ? — ? 35 — ? — ? — ? 36 — ? — ? — ?ПЕРЕЧЕНЬ БИБЛИОГРАФИЧЕСКИХ СОКРАЩЕНИЙ
Абрамов — Абрамов И. С. Старообрядцы на Ветке // Живая старина. СПб., 1907. Вып. 3. Отдел 1. С. 115—148. Агренева-Славянская — Описание русской крестьянской свадьбы с текстом и песнями: обрядовыми, голосильными, причитальными и завывальными в 3-х частях О. X. Агреневой-Славянской. СПб., 1889. Ч. 3. Адрианова — Адрианова В. П. Житие Алексея человека Божия в древней русской литературе и народной словесности. Пг., 1917. Азбелев — Азбелев С. Н. Запись духовного стиха о святом Георгии в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Русская литература. СПб., 1995. № 1. С. 177—184. Анучин — Анучин В. И. Дедовщина в Сибири // Живая старина. СПб., 1908. Вып. 1. Отдел 2. С. 84—91. Астафьева-1994 — Астафьева Л. А. Неизвестные записи А. В. Маркова с побережья Белого моря // Живая старина. М., 1994. № 3. С. 31—32. Астахова-1938 — Былины Севера / Записи, вступ. статья и комм. А. М. Астаховой. М.; Л., 1938. Т. 1. Астахова-1951 — Былины Севера / Подг. текста и комм. А. М. Астаховой. М.; Л., 1951. Т. 2. Афанасьев — Афанасьев А. Н. Народные русские легенды. Казань, 1914. Багизбаева — Багизбаева М. Фольклор семиреченских казаков. Алма-Ата, 1979. Ч. 2. Балашов-1959 — Балашов Д. М. «Князь Дмитрий и его невеста Домна» // Русский фольклор. М.; Л.. 1959. Т. 4. С. 80—99. Балашов-1963 — Русские народные баллады / Вст. ст., подг. текста и примеч. Д. М. Балашова. М.; Л., 1963. Бараг — Русские исторические песни XVI—XX вв. из материалов фольклорных экспедиций Башкирского университета / Публикация подготовлена Л. Г. Барагом // Фольклор народов РСФСР. Уфа, 1975. Вып. 2. С. 197—213. Барсов-1867 — Барсов Е. Из обычаев обонежского народа // Олонецкие губернские ведомости. 1867. № 11—14. Барсов-1873 — Памятники народного творчества в Олонецкой губернии Е. В. Барсова // Записки Императорского Русского Географического Общства по отделению этнографии. СПб., 1873. Т. 3. С. 515—609. ББ — Беломорские былины, записанные А. Марковым. С предисловием В. Ф. Миллера. М., 1901. Белоусов — Белоусов А. П. «Стих о книге Голубиной» в записи И. Н. Заволоко // Живая старина. М., 1994. № 1. С. 41—42. Бессонов — Калики перехожие. Сборник стихов и исследование П. Бессонова. М., 1861—1864. Вып. 1—6. БЗП — Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков / Изд. подгот. А. М. Астахова, В. В. Митрофанова, М. О. Скрипиль. М.; Л., 1960. Бирюков — Дореволюционный фольклор на Урале / Собрал и составил В. П. Бирюков. Свердловск, 1936. БННЗ — Былины новой и недавней записи из разных местностей России. Под ред. В. Ф. Миллера, при ближайшем участии Е. Н. Елеонской и А. В. Маркова. М., 1908. Боржковский — Боржковский. Лирники // Киевская старина. 1889. № 9. С. 653—708. БП — Былины Печоры / Корпус текстов подготовили В. И. Еремина, В. И. Жекулина, В. В. Коргузалов, А. Ф. Некрылова. СПб., 2001. Т. 1—2. БПЗБ — Былины Печоры и Зимнего берега (новые записи) / Изд. подгот. А. М. Астахова, Э. Г. Бородина-Морозова, Н. П. Колпакова, Н. К. Митропольская, Ф. В. Соколов. М.; Л., 1961. БПК — Былины Пудожского края / Подг. текстов, статья и примеч. Г. Н. Париловой и А. Д. Соймонова. Петрозаводск, 1941. БС-1993 — Марченко Ю. И., Петрова Л. И. Балладные сюжеты в песенной культуре русско-белорусско-украинского пограничья // Русский фольклор. СПб., 1993. Т. 27. С. 205—255. БС-1995 — Марченко Ю. И., Петрова Л. И. Балладные сюжеты в песенной культуре русско-белорусско-украинского пограничья // Русский фольклор. СПб., 1995. Т. 28. С. 290—348. БС-1996 — Марченко Ю. И., Петрова Л. И. Балладные сюжеты в песенной культуре русско-белорусско-украинского пограничья // Русский фольклор. СПб., 1996. Т. 29. С. 110—191. БРМЭ — Былины. Русский музыкальный эпос / Сост. Б. М. Добровольский, В. В. Коргузалов. М., 1981. Бунаков — Бунаков Николай. Два образчика изустного старорусского эпоса // Русское слово. 1859. № 1. Отдел 3. С. 87—94. Бурцев — Бурцев А. Е. Обзор русского народного быта Северного края. СПб., 1902. Т. 2. С. 85—152. БФФ — Бюллетень Фонетического фонда русского языка. Приложение № 2. Музыкально-поэтические жанры Севера России (Архангельская область) / Сост. А. Ю. Кастров, Ю. И. Марченко, К. Саппок. СПб.; Бохум, 1991. Варенцов — Сборник русских духовных стихов, составленный В. Баренцевым. СПб., 1860. Варенцов. Песни — Сборник песен Самарского края, составленный В. Баренцевым. СПб., 1862. Венедиктов — Венедиктов Г. Л. Анадырские и колымские записи былин В. Г. Богораза // Русский фольклор. Л., 1987. Т. 24. С. 148—160. Верхокамье — Образцы фольклора русского населения Верхокамья (тексты и ноты к статьям С. Е. Никитиной и М. Б. Чернышевой) // Русские письменные и устные традиции и духовная культура (По материалам археографических экспедиций МГУ 1966—1980 гг.). МГУ, 1982. С. 275—305. Владимиров — Владимиров П. В. Введение в историю русской словесности. Киев, 1876. ВС — Ветлужская сторона: Фольклорный сборник. Вып. 2 / Вступит. статья, составление, примечания и общая редакция — А. В. Кулагина. Нотировка песен — Т. В. Кирюшина. Кострома, 1996. Гильфердинг — Онежские былины, записанные Александром Федоровичем Гильфердингом летом 1871 года. 2-е изд. СПб., 1894. Т. 1; 1896. Т. 2; 1900. Т. 3. Глебов — Народные стихи. Сообщены И. Т. Глебовым // Летописи-1861. С. 174—176. Григорьев — Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг. СПб., 1904. Т. 1; Прага, 1939. Т. 2; СПб., 1910. Т. 3. Грузинский — Духовные стихи: 1. Минской губ., Речицкого у. / Запис. А. Е. Грузинский // Этнографическое обозрение. М., 1898. № 3. С. 168—177. Гуляев — Былины и песни Южной Сибири / Собрание С. И. Гуляева. Новосибирск, 1952. Даль — Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Изд. 2-е. СПб., М., 1880—1882. Т. 1—4. Дилакторский — Духовные стихи: IV. Вологодской губ. / Запис. П. А. Дилакторский // Этнографическое обозрение. М., 1898. № 3. С. 183—186. Дмитриева — Традиционный фольклор Русского Севера / Автор-составитель С. И. Дмитриева. М., 1993. ДН и АП — Добрыня Никитич и Алеша Попович / Изд. подгот. Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. М., 1974. Добровольский-1903 — Смоленский этнографический сборник / Сост. В. Н. Добровольский. М., 1903. Ч. 4. Добровольский-1905 — Песни Дмитровского уезда Орловской губ., записанные В. Н. Добровольским // Живая старина. М., 1905. Вып. 3—4. С. 290—414. Довнар-Запольский — Довнар-Запольский М. Песни пинчуков. Киев, 1895. Вып. 1. Домановский — Домановский Л. В. Вологодский вариант былины о Василии Буслаеве // Русский фольклор. М.; Л., 1957. Т. 2. С. 277—285. Ефименко — Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, собранные П. С. Ефименком. Ч. 1 и 2 // ТЭО ИОЛЕАЭ. М., 1877—1878. Кн. 5. Вып. 1 и 2. Житецкий — Житецкий П. И. Очерк звуковой истории малорусского наречия. Киев, 1876. ЖС — Живая старина. СПб.; М. ЗРГО по ОЭ — Записки Императорского Русского географического общества по Отделению этнографии. СПб. Иваницкий — Песни, сказки, пословицы, загадки, собранные Н. А. Иваницким в Вологодской губернии / Подгот. текстов, вступ. статья и примечания Н. В. Новикова. Вологда, 1960. Иванова — Иванова Т. Г. «Малые» очаги севернорусской былинной традиции. Исследование и тексты. СПб., 2001. Ильинский-1898 — Духовные стихи. Сообщил Яков Ильинский / Живая старина. СПб., 1898. Вып. 3 и 4. Отдел 4. С. 485—487. Ильинский-1906 — Народные апокрифические сказания, записанные в Ярославской губернии Я. Ильинским // Живая старина. СПб., 1906. Вып. 1. Отдел 2. С. 34—61. ИМ — Илья Муромец / Подгот. текстов, ст. и комментарии А. М. Астаховой. М.; Л., 1958. ИОРЯС — Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. СПб. ИП XIII—XVI — Исторические песни XIII—XVI веков / Изд. подгот. Б. Н. Путилов, Б. М. Добровольский. М.; Л., 1960. ИП XVII — Исторические песни XVII века / Изд. подгот. О. Б. Алексеева, Б. М. Добровольский, Л. И. Емельянов, В. В. Коргузалов, А. Н. Лозанова, Б. Н. Путилов, Л. С. Шептаев. М.; Л., 1966. ИП XVIII — Исторические песни XVIII века / Изд. подгот. О. Б. Алексеева и Л. И. Емельянов. Л., 1971. ИП XIX — Исторические песни XIX века /Изд. подгот. Л. В. Домановский, О. Б. Алексеева, Э. С. Литвин. Л., 1973. Кадлубовский — Кадлубовский А. П. К истории русских духовных стихов о преподобных Варлааме и Иоасафе // Русский филологический вестник. Варшава, 1915. № 2 С. 224—248. Кастров-1990 — Архивные записи пинежского эпоса (по материалам Гос. Института истории искусств 1927 года) / Публикация А. Ю. Кастрова // Из истории русской фольклористики. Л., 1990. Вып. 3. С. 156—179. Кастров-1994 — Альбом грампластинок «Эпические стихи и притчи Русского Севера» (Из собрания Фонограммархива Пушкинского Дома) / Сост. А. Ю. Кастров. П2М 49311-14. СПб., «Историческое наследие», 1994. Кастров-1998 — Эпические баллады и духовные стихи Обонежья в записях 1926—1934 годов / Публикация А. Ю. Кастрова // Из истории русской фольклористики. СПб., 1998. Вып. 4—5. С. 403—438. Кастров-2001 — Кастров А. Ю. К изучению музыкальной стилистики русского эпоса Обонежья // Русский фольклор. СПб., 2001, Т. 31. С. 179—229. КД — Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. 2-е доп. изд. / Подгот. А. П. Евгеньева и Б. Н. Путилов. М., 1977. Киреевский — Песни, собранные П. В. Киреевским. М., 1860. Вып. 1; М., 1861. Вып. 2, 3; М., 1862. Вып. 4; М., 1863. Вып. 5; М., 1864. Вып. 6. Киреевский НС — Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия. М., 1918. Вып. 2, ч. 1; М., 1929. Вып. 2, ч. 2. Киреевский-1848 — Русские народные песни, собранные Петром Киреевским. Часть 1. Русские народные стихи // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. [М.], 1848. № 9. Раздел 4. С. 145—226. Колосов — Колосов М. А. Архивные материалы по народному русскому языку и народной словесности // Русский филологический вестник. Варшава, 1879. № 2. С. 149—180. Колпакова — Колпакова Н. П. У золотых родников. Записки фольклориста. Л., 1975. Кондратьева — Русские народные песни Поморья // Составитель и собиратель С. Н. Кондратьева. М., 1966. Корепова — Корепова К. Е. Новые записи былин в Горьковской области // Фольклор народов РСФСР. Уфа, 1981. [Вып. 8] С. 29—35. Крюкова — Былины М. С. Крюковой / Записали и комментировали Э. Бородина и Р. Липец. М., 1939. [Т. 1]; М., 1941. Т. 2. Куликовский — Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении / Собрал на месте и составил Г. Куликовский. СПб., 1898. Лапшин — Духовные стихи: III. Московского уез., с. Медведково / Запис. С. И. Лапшин // Этнографическое обозрение. М., 1898. № 3. С. 182—183. Летописи-1861 — Летописи русской литературы и древности. М., 1861. Т. 3. Кн. 6. Лобода — Лобода А. М. Русский богатырский эпос (Опыт критико-библиографического обзора трудов по русскому богатырскому эпосу). Киев, 1896. ЛН — Песни, собранные писателями: Новые материалы из архива П. В. Киреевского // Литературное наследство. М., 1968. Т. 79. Ляцкий-1894 — Сказитель И. Т. Рябинин и его былины. Евг. Ляцкого. С музыкальною заметкою А. С. Аренского // Этнографическое обозрение, 1894. № 4. С. 105—153. Ляцкий-1912 — Стихи духовные — словеса золотые / Вступ. статья Е. А. Ляцкого. Тексты избрал Е. А. Ляцкий при участии Н. С. Платоновой. СПб., 1912. Максимов — Максимов С. В. Собрание сочинений: В 20-ти т. СПб., 1912. Т. 17. Малевич — Малевич С. Белорусский нищенский «Лазарь» // Живая старина. СПб., 1906. Вып. 2. Малинка — Малинка А. Лирник Андрей Корниенко // Киевская старина. 1895. № 9. Отдел 2. С. 59—64. Миллер — Миллер В. Ф. Исторические песни русского народа XVI—XVII вв. Пг, 1915. (СОРЯС. Михайлов — Михайлов П. Н. Духовные стихи и народные песни, записанные в Псковской губернии. Псков, 1909. ММБ-1 — Материалы, собранные в Архангельской губернии летом 1901 года А. В. Марковым, А. Л. Масловым и Б. А. Богословским. Ч. 1: Зимний берег Белого моря. Волость Зимняя Золотица // Труды Музыкально-этнографической комиссии, состоящей при Этнографическом отделе Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1906. Т. 1. С. 11—157. (Отдельное изд.: М., 1905). ММБ-2 — Материалы, собранные в Архангельской губернии летом 1901 года А. В. Марковым, А. Л. Масловым и Б. А. Богословским. Ч. 2: Терский берег Белого моря // Труды Музыкально-этнографической комиссии, состоящей при Этнографическом отделе ИмператорскогоОбщества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1911. Т. 2. С. 1—116. Ноты между с. 116—117. (Отдельное изд.: М., 1908). Можаровский — Можаровский А. Ф. Духовные стихи старообрядцев Поволжья // Этнографическое обозрение. М., 1906. № 3—4. С. 242—302. НБ — Новгородские былины / Изд. подгот. Ю. И. Смирнов и В. Г. Смолицкий. М., 1978. Надеждин — Надеждин Н. И. О русских народных мифах и сагах, в применении их к географии и особенно к этнографии русской // Русская беседа. СПб., 1857. № 4. Смесь. С. 19—63. НЗБ — Азбелев С. Н. Неопубликованные записи былин // Русский фольклор. Л., 1981. Т. 10. С. 162—195. Никитина — Никитина С. Е. «Стих надо петь важно и умильно...» // Живая старина. М., 1994. № 3. С. 33—34. Новиков — Новиков Ю. А. Духовные стихи русских старожилов Литвы // Живая старина. М., 1994. № 3. С. 35—37. Новичкова-1998 — Кулойские былины в записях О. Э. Озаровской / Публикация Т. А. Новичковой // Из истории русской фольклористики. СПб., 1998. Вып. 4—5. С. 345—380. Новичкова-2001 — Новичкова Т. А. Песенно-эпический фольклор из коллекции О. Э. Озаровской. Неопубликованные записи // Русский фольклор. СПб., 2001. Т. 31. С. 150—178. ОГВ — Духовные стихи // Олонецкие губернские ведомости, 1873. № 53—55. Озаровская — Озаровская О. Э. Бабушкины старины. Изд. 2. М., 1922. Оксёнов — Оксёнов А. В. Народная поэзия. Былины, песни, сказки, пословицы, духовные стихи, повести. 4-е изд. СПб., 1908. Ончуков-1904 — Ончуков Н. Е. Печорские былины. СПб., 1904. Ончуков-1907 — Ончуков Н. Е. Печорские стихи и песни // Живая старина. СПб., 1907. Вып. 1. Отдел 2. С. 10—24; Вып. 2. Отдел 2. С. 51—54; Вып. 3. Отдел 2. С. 73—82. Отто — Отто Н. Старые русские стихи. Стихи стихарей // Живая старина. СПб., 1906. Вып. 1. Отдел 2. С. 10—33. Охотин — Стих о страшном суде / Зап. К. Е. Охотин // Живая старина. СПб., 1906. Вып. 2. Отдел 5. С. 39. Петрова-1990 — Духовные стихи на Пинеге в записях А. М. Астаховой 1927 года / Публикация Л. И. Петровой // Из истории русской фольклористики. Л., 1990. Вып. 3. С. 180—218. Петрова-1998 — Духовные стихи Обонежья (по материалам экспедиций 1926—1932 гг.) / Публикация Л. И. Петровой // Из истории русской фольклористики. СПб., 1998. Вып. 4—5. С. 439—491. Потявин — Народная поэзия Горьковской области / Составитель и редактор В. Потявин. Горький, 1960. Вып. 1. ПКК — Песни Карельского края / Составитель и автор вступит. ст. Т. Краснопольская. Общая редакция Б. М. Добровольского. Петрозаводск, 1977. Подвысоцкий — Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении / Собрал на месте и сост. А. Подвысоцкий. СПб., 1885. Попов — Попов Н. Народные предания жителей Вологодской губ. Кадниковского уезда // Живая старина. СПб., 1903. Вып. 3. С. 366—369. ПРН-1894 — Песни русского народа. Собраны в губерниях Архангельской и Олонецкой в 1886 году / Записали: слова Ф. М. Истомин, напевы Г. О. Дютш. СПб., 1894. ПРН-1899 — Песни русского народа. Собраны в губерниях Вологодской, Вятской и Костромской в 1893 году / Записали: слова Ф. М. Истомин, напевы Г. О. Дютш. СПб., 1899. Пропп — Пропп В. Я. Русский героический эпос. Изд. 2-е. М., 1958. ПРПЭ — Бильчук А. А., Власов А. Н., Захаров А. Н., Мехреньгина З. К. Памятники русского песенного эпоса в фольклорном архиве Сыктывкарского Государственного университета // Русский фольклор. СПб., 1995. Т. 28. С. 258—289. ПСРЛ — Полное собрание русских летописей. СПб. ПФМ — Песенный фольклор Мезени / Изд. подгот. Н. П. Колпакова, Б. М. Добровольский, В. В. Митрофанова, В. В. Коргузалов. Л., 1967. РБСНЗ — Русские былины старой и новой записи / Под ред. Н. С. Тихонравова и В. Ф. Миллера. М., 1894. Резниченко — Резниченко Е. Б. «Поминальные стихи» Смоленщины // Живая старина. М., 1994. № 3. С. 38—41. Ржига — Ржига В. Четыре духовных стиха, записанных от калик Нижегородской и Костромской губ. // Этнографическое обозрение. М., 1907. № 1—2. С. 63—70. РНПКП — Русские народные песни Карельского Поморья / Сост. А. П. Разумова, Т. А. Коски, А. А. Митрофанова. Л., 1971. Рождественский — Рождественский Т. С. Памятники старообрядческой поэзии. М., 1909. Романов — Романов Е. Р. Белорусский сборник. Витебск, 1891. Вып. 5. Рудин — Рудин Б. Духовные стихи: (Из этнографических записей 1904 года) // Труды Костромского Научного Общества по изучению местного края. 1923. Вып. 29. Третий этнографический сборник. С. 21—24. РФ — Русский фольклор. М.; Л. — Л. — СПб. РФХ — Русский фольклор: Хрестоматия для высших учебных заведений / Сост. Т. В. Зуева, Б. П. Кирдан. М., 1998. Рыбников — Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. М., 1861. Т. 1; 1862. Т. 2; Петрозаводск, 1864. Т. 3; СПб., 1867. Т. 4. То же: Изд. 2-е. М., 1909. Т. 1; М., 1910. Т. 2, 3 (ссылки на тексты — по 2-му изд.). РЭПС и ДВ — Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока / Изд. подготовили Ю. И. Смирнов и Т. С. Шенталинская. Новосибирск, 1991. Селюкова — Селюкова Т. А. Новые записи произведений устного народного творчества нижнеколымского населения // Записки Чукотского краеведческого музея. Магадан, 1967. Вып. 4. С. 58—68. Савельев — Сборник донских народных песен / Сост. А. Савельев. СПб., 1866. Серебренников — Серебренников В. Н. Из похоронных причитаний. Стихи духовного содержания, записанные в селе Пихтовке Оханского уезда Пермской губернии. Пермь, [1916]. Отд. оттиск из «Пермских епархиальных ведомостей» за 1916 г. Скрыбыкина — Скрыбыкина Л. М. Былины русского населения Северо-Востока Сибири. Новосибирск, 1995. Славянина — Народные песни. Записаны О. А. Славяниной / Подг. текстов и рецензия Л. В. Домановского. Вступ. статья З. И. Власовой. Брянск, 1974. Смирнов — Духовные стихи, записанные в Тульской губ. в июле 1845 г. Павлом Смирновым. С предисл. М. Сперанского // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1907. Смирнов Ю.-1981 — Смирнов Ю. И. Эпика Полесья (по записям 1975 г.) // Славянский и балканский фольклор. Обряд, текст. М., 1981. С. 224—269. Смирнов Ю.-1984 — Смирнов Ю. И. Эпика Полесья (по записям 1976 г.) // Славянский и балканский фольклор: Этногенетическая общность и типологические параллели. М., 1984. С. 179—216. СМОМПК — Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис. Соболев — Соболев А. Н. Обряд прощания с землей пред исповедью, заговоры и духовные стихи. Владимир, 1914. Соболевский — Великорусские народные песни. Изданы проф. А. И. Соболевским. СПб., 1892. Т. 1. Соколов А. — Соколов А. Духовные стихи (Из старых рукописных сборников) // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете. 1893. Т. 11. Вып. 2. С. 187—191. Соколов Б. — Соколов Б. М. Большой стих о Егории Храбром / Подг. текста, вступит. статья, комм. В. А. Бахтиной. М., 1995. Соколова — Соколова А. К. Дунайский вариант былины «Женитьба Хотена Блудовича» // Русский фольклор. Л., 1985. Т. 23. С. 119—122. Соколовы — Сказки и песни Белозерского края. Записали Борис и Юрий Соколовы. М., 1915. СОРЯС — Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. СПб. Сперанский-1901 — Сперанский М. Н. Духовные стихи из Курской губернии // Этнографическое обозрение. М., 1901. № 3. Сперанский-1906 — Сперанский М. Н. Курский лирник Т. И. Семенов // Этнографическое обозрение. М., 1906. № 1—2. С. 3—28. СПНТСЗК — Сборник памятников народного творчества в Северо-Западном крае. Вильна, 1866. Срезневский — Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам / Труд И. И. Срезневского. СПб., 1893. Т. 1; СПб., 1895. Т. 2; СПб., 1903. Т. 3. СУС ВС — Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка / Составители Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. Л., 1979. Терещенко — Терещенко А. В. Быт русского народа. СПб., 1847—1848. ТФНО — Традиционный фольклор Новгородской области. (По записям 1963—1976 гг.) / Изд. подг. В. И. Жекулина, В. В. Коргузалов, М. А. Лобанов, В. В. Митрофанова. Л., 1979. ТЭО ИОЛЕАЭ — Труды этнографического отдела Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М. УС и ВГБ — Указатель сюжетов и вариантов героических былин // Азбелев С. Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л., 1982. С. 277—293. Успенский — Успенский Д. И. Духовные стихи: II. Тульской губернии // Этнографическое обозрение. М., 1898. № 3. С. 178—181. Федорова — Федорова В. Ф. Былины в записях Поморского педагогического университета // Русский фольклор. СПб., 1999. Т. 30. С. 414—422. Фридрих — Фольклор русских крестьян Яуплатгальского уезда / Собраны И. Д. Фридрихом. Рига, 1936. Кн. 1. С. 453—460. ФРНП — Фольклор русского населения Прибалтики / Авторы-составители: А. Ф. Белоусов, Т. С. Макашина, Н. К. Митропольская. М., 1976. ФРУ — Фольклор Русского Устья / Изд. подгот. С. Н. Азбелев, Г. Л. Венедиктов, Н. А. Габышев, М. Ф. Дружинина, Ю. Н. Дьяконова, В. И. Жекулина, Р. В. Каменецкая, В. В. Митрофанова, М. А. Никифорова, А. Н. Розов, А. Г. Чикачев. Л., 1986. ФС — Фольклор Севера: Региональная специфика жанров. Исследования и тексты / Отв. ред. Н. В. Дранникова, А. В. Кулагина. Архангельск, 1998. Хотьковский — Новиков Ю. А. Былины из собрания В. Ф. Хотьковского и неизвестный вариант «Добрыни и Алеши» // Русский фольклор. СПб., 1999. Т. 30. С. 278—291. Чернышев-1936 — Русская баллада / Предисл., ред. и примеч. В. И. Чернышева; вступ. статья Н. П. Андреева. Л., 1936. Черняева — Русские эпические песни Карелии / Изд. подгот. Н. Г. Черняева. Петрозаводск, 1981. Чулков — Собрание разных песен М. Д. Чулкова. СПб., 1913. Шейн-1873 — Белорусские песни, собранные П. В. Шейном // Записки Императорского Русского географического общества по Отделению этнографии. СПб., 1873. Т. 5. С. 281—832. Шейн-1887 — Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-Западного края, собранные и приведенные в порядок П. В. Шейном. СПб., 1887. Т. 1, ч. 1. Шейн-1898 — Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. / Материалы, собранные и приведенные в порядок П. В. Шейном. СПб., 1898. Т. 1, вып. 1. Шейн-1900 — Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. / Материалы, собранные и приведенные в порядок П. В. Шейном. СПб., 1900. Т. 1, вып. 2. Щуров — Альбом грампластинок «Русские песни Южного Алтая» (Из собрания Фонограммархива Пушкинского Дома) / Сост. В. М. Щуров. С 2019883005. «Мелодия», 1983. ЭО — Этнографическое обозрение. М. Языковы — Собрание народных песен П. В. Киреевского: Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях / Подг. текстов к печати, статья и комментарии А. Д. Соймонова. Л., 1977. Т. 1. ЯЕВ — Ярославские епархиальные ведомости. Якушкин-1860 — Русские народные песни, собранные П. И. Якушкиным. СПб., 1860. Якушкин-1983 — Собрание народных песен П. В. Киреевского: Записи П. И. Якушкина / Подг. текста, вступит. статья и комм. З. И. Власовой. Л., 1983. Т. 1. Якушкин-1986 — Собрание народных песен П. В. Киреевского: Записи П. И. Якушкина / Подг. текстов, предисл. и комм. З. И. Власовой. Л., 1986. Т. 2.Примечания
1
См.: Иванова Т. Г. Русская фольклористика начала XX века в биографических очерках: Е. В. Аничков, А. В. Марков. Б. М. и Ю. М. Соколовы. А. Д. Григорьев, В. Н. Андерсон, Н. Е. Ончуков. О. Э. Озаровская. СПб., 1993. С. 36—59. (обратно)2
См. в особенности: Марков А. В. 1) Бытовые черты русских былин. М., 1904 (напечатано также: ЭО. М. 1903. № 3. С. 42—112; № 4. С. 1—27); 2) Из истории русского былевого эпоса. М., 1905—1907. Вып. 1—5 (напечатано также: ЭО. М., 1904. № 2. С. 110—138; № 3. С. 1—37; 1905. № 4. С. 1—54; 1906. № 3—4. С. 15—54); 3) Поэзия Великого Новгорода и ее остатки в Северной России. Харьков, 1909 (напечатано также: Сборник Харьковского Историко-филологического общества. Харьков, 1909. Т. 18. С. 440—471). (обратно)3
См.: Марков А. В. К вопросу о методе исследования былин // ЭО. М., 1907. № 1—2. С. 24—37. (обратно)4
См.: Марков А. В. Обзор трудов В. Ф. Миллера по народной словесности. Памяти дорогого учителя. Пг., 1916 (напечатано также: ИОРЯС. СПб., 1914. Кн. 2. С. 120—149; 1915. Кн. 1. С. 291—349; 1916. Кн. 1. С. 71—108). (обратно)5
В. П. Аникин, первым опубликовавший этот фрагмент рукописи А. В. Маркова, полагал, что цифры в скобках обозначают число сторонников того или иного направления (см.: Аникин В. П. Историко-фольклорная концепция А. В. Маркова // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М., 1963. Вып. 2. С. 163). Это мнение было повторено в работах В. Е. Гусева и Т. Г. Ивановой. Но согласиться с ним не представляется возможным: у В. Ф. Миллера было не два последователя, а значительно больше (не только его ученики), сам А. В. Марков никак не мог иметь больше сторонников, чем В. Ф. Миллер, а наличие двух отдельных цифр около фамилии Ф. И. Буслаева при такой их интерпретации вообще трудно объяснимо. (обратно)6
См. в особенности: Марков А. В. Определение хронологии русских духовных стихов в связи с вопросом об их происхождении // Богословский вестник. Сергиев Посад, 1910. № 6. С. 357—367; № 7—8. С. 415—425; № 10. С. 314—323. (обратно)7
См. в особенности: Марков А. В. 1) Предание о сорока новгородских каликах // ЭО. М., 1902. № 2. С. 144—148; 2) Повесть о Волоте в ее отношении к Повести о св. граде Иерусалиме и к стиху о Голубиной книге. СПб., 1913 (напечатано также: ИОРЯС. СПб., 1913. Кн. 1. С. 49—78); 3) Повесть о Горе-Злочастии. СПб., 1913 (напечатано также: ЖС. СПб., 1913. Вып. 1—2. С. 17—24). (обратно)8
См. в особенности: Марков А. В. 1) Как звали первых святых мучеников на Руси? // Сборник Харьковского историко-филологического общества. Харьков, 1909. Т. 18. С. 436—439; 2) Вопрос о подлинности церковных грамот, входящих в состав новгородских летописей // Богословский вестник. Сергиев Посад, 1911. № 6. С. 361—367; № 9. С. 136—147; № 10. С. 331—344; 3) Один из случаев литературного вымысла в московском летописании // ИОРЯС. СПб., 1914. Кн. 1. С. 41—48. (обратно)9
См.: Марков А. В. 1) К этнографии севера Европейской России // ЭО. М., 1908. № 1—2. С. 157—158; 2) К вопросу об источниках древних сведений об инородцах северной России // ЭО. М., 1908. № 3. С. 107—110; 3) Отношения между русскими и мордвою в истории и области народной поэзии, в связи с вопросом о происхождении великорусского племени // Известия Тифлисских высших женских курсов. Тифлис, 1914. Кн. 1. С. 48—94. (обратно)10
См. об этом подробно ниже на с. 12. (обратно)11
Опись часто неверно определяет содержимое единиц хранения; это потребовало осуществить сплошной просмотр рукописей А. В. Маркова. (обратно)12
Хранящийся в Российской Государственной библиотеке рукописный фонд А. В. Маркова (№ 160) насчитывает 10 604 листа — это 2236 документов, сгруппированных в 836 единиц хранения, составляющих двадцать одну «папку» (фактически — коробки). (обратно)13
Такими материалами заполнены целиком папки 1, 2, 19; частично — папки 9, 10, 14—19. (обратно)14
Они, как правило, оказались в папках с записями фольклорных текстов: 3, 5, 7, 8, 11—13, 16—18, 21. (обратно)15
Научная переписка, отделенная от деловой не очень последовательно, сосредоточена в папке 4, деловая переписка и документы, связанные с биографией А. В. Маркова, составляют основное содержание папки 21. (обратно)16
Главным образом — в составе папок 3, 7—9 и 13. (обратно)17
Преимущественно — в папках 9, 16—18. (обратно)18
Таково основное содержание включающей и другой материал папки 16. (обратно)19
Оно сосредоточены главным образом в папках 11—13. Целиком состоит из текстов песен и частушек папка 6. Но здесь на 1426 листах в основном почти не паспортизованы записи разных лиц, что является, по-видимому, заготовкой для сборника, не преследовавшего научных целей. (обратно)20
Записи сказок находятся преимущественно в тех же папках, что и записи песен. (обратно)21
Иванова Т. Г. Русская фольклористика начала XX века в биографических очерках. С. 38. (обратно)22
Там же. С. 44. (обратно)23
Публикация нескольких текстов в составе упомянутой выше работы А. В. Маркова «Из истории русского былевого эпоса», дополняющая напечатанное в названных только что сборниках, соотнесена с номерами нашего издания на с. 1060. Две другие публикации, хронологически предшествовавшие появлению сборника ББ и уже повторно вошедшие затем в корпус его текстов, находятся в составе статей: Миллер В. Ф. Новые записи былин в Архангельской губернии // ИОРЯС. СПб., 1899. Т. 5, кн. 2. С. 661—725; Марков А. В. Беломорская былина о походе новгородцев на Югру в XIV веке («Камское побоище») // Юбилейный сборник в честь Всеволода Федоровича Миллера, изданный его учениками и почитателями. М., 1900. С. 150—162. Публикации, выходившие после смерти А. В. Маркова, охарактеризованы на с. 14—15. (обратно)24
Полные тексты их см. на с. 1042—1049. Отзывы предназначались тогда не для печати, а для представления их в организации, от которых зависела участь находившихся в бедственном положении вдовы и детей А. В. Маркова. (обратно)25
Первая поездка была еще в 1898 г., но основной материал сборника ББ записан именно в 1899 г. (обратно)26
Вестник Европы. СПб., 1901. № 6. С. 836. (Рецензия А. Н. Пыпина напечатана без указания его авторства.) (обратно)27
Там же. С. 838. Вступительная статья к «Беломорским былинам», как и вступительные статьи к последующим публикациям А. В. Маркова, напечатаны в Приложении III. (обратно)28
Васильев Н. В. Беломорские былины, записанные А. Марковым // ЭО. 1901. № 4. С. 138—144. (обратно)29
Там же. С. 144. (обратно)30
Публикуются полностью записи, находящиеся в рукописном собрании А. В. Маркова, кроме, конечно, материала, не принадлежащего к Беломорскому региону или не являющегося полноценными фиксациями. Не включены 2 сказки, записанные от Г. Л. Крюкова. Хотя этот жанр — вообще за рамками нашего издания, значительность фигуры исполнителя оправдала бы помещение его сказочных текстов в Приложении. Но это не позволяют сделать сами записи. Сказка, записанная А. В. Марковым, имеет близко к ее началу примечание собирателя: «До сих пор записано хорошо, далее — с пропусками»; пропуски эти затем становятся все обильнее, а сама фиксация небрежнее, что, вероятно, обусловлено неважным качеством самого устного текста: сказитель помнил сказку плохо и рассказывал, не всегда выдерживая логику повествования. Не лучшего качества и запись другой сказки, выполненная Б. А. Богословским. (обратно)31
14 из них, записанные на восковых цилиндрах, хранящихся в Петербурге, в Фонограммархиве Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН, были обнаружены Ю. И. Марченко и им нотированы. 22 звукозаписи — в рукописных нотировках А. Л. Маслова — обнаружены С. Н. Азбелевым в Москве, в Центральном музее музыкальной культуры имени М. И. Глинки. Все нотировки звукозаписей для настоящего издания отредактировал Ю. И. Марченко. (обратно)32
Как удалось выяснить у родственников А. В. Маркова, часть оставшихся после его смерти рукописей была продана находившейся в весьма тяжелом материальном положении с детьми вдовой А. В. Маркова (см. об этом на с. 1041—1042). Согласно воспоминаниям находящегося ныне в преклонном возрасте, а тогда бывшего еще ребенком сына собирателя, — продана представителям Пражского университета. Однако письменные официальные запросы, посланные не только туда, но и во все научные учреждения Чехии, где можно было бы предполагать нынешнее местонахождение этих материалов, дали негативный результат. (обратно)33
См. об этом в статье: Астафьева Л. А. Записи А. В. Маркова на Терском берегу Белого моря // Фольклор Севера: Региональная специфика и динамика развития жанров. Архангельск. 1998. С. 35—36. (обратно)34
В нашем издании это — соответственно тексты 286 и 258. Согласно рукописи А. В. Маркова, № 286 записан от Авдотьи Максимовны; в издании же В. Ф. Миллера его исполнительницей названа Августа Ивановна; но от нее были записаны только 3 былины об Илье Муромце (№ 261—263). (обратно)35
См.: Кадлубовский. С. 243—248. В нашем издании это № 122. (обратно)36
Впрочем, неясно, какие из дефектов публикации принадлежат Б. Н. Путилову, а какие — его корреспондентам. Текст сначала был напечатан (в таком же виде) как приложение к статье Б. Н. Путилова, где говорится: «Копию с рукописи сняла для нас Кербелита Бронислава, аспирантка МГУ, при содействии Э. В. Померанцевой». См.: Путилов Б. Н. Песня о Щелкане // РФ. М.; Л., 1958. Т. 3. С. 47 (отсылка к названной статье дается в ИП XIII—XVI на с. 633). В нашем издании это текст № 257. (обратно)37
В этот сборник текст перепечатан из приложенной к статье Ю. И. Смирнова публикации 14 осуществленных А. В. Марковым записей былин и старших баллад, которые были подготовлены к печати столь же неряшливо. Так, например, занимающая всего 38 поэтических и несколько прозаических строк запись былины «Добрыня и Змей» содержит пропуски и неоправданное дописывание отдельных слов, ошибки в передаче написаний собирателя («в» вместо «во», «да» вместо «ты», «Почай» вместо «Пучай», «хоботы» вместо «хобота» и др.) — помимо неоговоренной орфографической унификации; при этом из нескольких важных для понимания текста помет А. В. Маркова учтена оказалась только одна (см.: Смирнов Ю. И. Эпические песни Карельского берега Белого моря по записям А. В. Маркова // РФ. Л., 1976. Т. 16. С. 120—134). В нашем издании это тексты № 252—256, 259, 261, 263, 267, 271, 273, 276, 278, 314. (обратно)38
См.: ИП XVIII, № 344; ИП XIX, № 214 (песни о Чернышеве и о событии 14 декабря 1825 г.). В нашем издании это, соответственно, номера 335, 337. (обратно)39
См.: Астафьева 1994. С. 31—32. На самом деле от М. С. Борисовой было осуществлено 7 записей, среди которых нет былины «Иван Годинович». Тексты, помещенные у Л. А. Астафьевой, соотносятся с № 197 (строки 52—75), 213 и 340 нашего издания. (обратно)40
По нашему изданию это тексты № 179 и 238. Последний воспроизведен в нем по книге Б. М. Соколова. (обратно)41
См. об этом: Азбелев С. Н. О переиздании былин в записях А. М. Астаховой // РФ. Л., 1991. Т. 26. С. 39—53. (обратно)42
Именно к сборнику Тихонравова и Миллера и части сборника Киреевского; последним указателем, составленным Бессоновым, пользоваться, впрочем, довольно неудобно. (Примечание Н. В. Васильева.) (обратно)43
ЭО. 1901. № 4. С. 143. (обратно)44
Этот музыковедческий материал подготовлен к изданию музыковедом Ю. И. Марченко и охарактеризован в помещенной ниже его статье. (обратно)45
Л. И. Петровой выявлены и зафиксированы проводимые в комментариях параллели ко всем печатаемым сюжетам духовных стихов, кроме одного только отрывка (№ 128), который, как оказалось, воспроизводил начало текста, бытовавшего в рукописных сборниках. Ср.: Перетц В. Н. Историко-литературные исследования и материалы. СПб., 1900. Т. 1, ч. 2. С. 126 и 132. (обратно)46
[Линева Е. Э.] Великорусские песни в народной гармонизации. Записаны Е. Линевой / Текст под ред. акад. Ф. Е. Корша. СПб., 1904. Вып. 1; Вып. 2. Песни новгородские. СПб., 1909. (обратно)47
См.: Григорьев, Т. 1. С. 647—688; Т. 2. С. 487—511; Т. 3. С. 655—682. (обратно)48
Александр Леонтьевич Маслов (1876—1914) — видный собиратель и исследователь народного музыкального творчества, коллекционер народных инструментов, член Музыкально-этнографической комиссии. Занимался преподавательской деятельностью в Народной консерватории (музыкально-теоретические дисциплины), был редактором журнала «Музыка и жизнь», публиковался также в «Этнографическом обозрении», в «Русской музыкальной газете», в «Трудах Музыкально-этнографической комиссии». (обратно)49
ММБ-1 (в дальнейшем при ссылках на нотные материалы используется сокращение: «Напевы с. Зимней Золотицы» с указанием номера); ММБ-2 (в дальнейшем при ссылках на нотные материалы используется сокращение: «Напевы Терского берега Белого моря» с указанием номера). (обратно)50
Маслов А. Л. Калики перехожие на Руси и их напевы. Историческая справка и мелодико-технический анализ. СПб., 1905. (обратно)51
Былины, их происхождение, ритмический и мелодический склад. С муз. приложением. Исследование А. Л. Маслова // Труды Музыкально-этнографической комиссии, состоящей при Этнографическом отделе Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1911. Т. 2. С. 299—329. (обратно)52
Эти работы с некоторыми сокращениями опубликованы в антологии по истории русской музыкальной фолькористики. См.: Русская мысль о музыкальном фольклоре: Материалы и документы / Вступ. статья, составление и коммент. П. А. Вульфиуса. М., 1979. С. 279—290 (Калики перехожие...), 292—319 (Былины, их происхождение...). (обратно)53
А. Л. Маслов не ограничивался лишь научным освещением материалов. Совместно с А. А. Ильинским им был составлен репертуарный сборник, предназначенный для любителей народной музыки, в котором среди прочих материалов помещены отдельные образцы из собрания Терского берега Белого моря. См.: [Ильинский А. А., Маслов А. Л.] Стихи, старины и песни для одного голоса с сопровождением фортепиано положили А. Ильинский и А. Маслов. Ч. 1. Великорусские песни. М.; Лейпциг, [ценз. 1904]. (обратно)54
Рукопись А. Л. Маслова содержит 10 страниц. На с. 1 указано: «Напевы Архангельской губ., записанные А. В. Марковым при помощи фонографа. С фонографа записал А. Маслов 1909 года». На с. 6 помечено карандашом: «Валик А. В. Маркова, 1908 год». По мнению Т. Г. Ивановой, А. В. Марков после экспедиции 1901 г. по крайней мере еще трижды выезжал в районы Русского Севера — с 1903 по 1909 г. (см. подробнее: Иванова Т. Г. Русская фольклористика в биографических очерках: Е. В. Аничков, А. В. Марков, Б. М. и Ю. М. Соколовы, А. Д. Григорьев, В. Н. Андерсон, Д. К. Зеленин, Н. Е. Ончуков, О. Э. Озаровская. СПб., 1993. С. 42—43). См. также статью С. Н. Азбелева в настоящем издании. (обратно)55
П. А. Вульфиус дает очень высокую оценку научным достижениям А. Л. Маслова (см.: Русская мысль о музыкальном фольклоре... С. 11). Жаль только, что результаты деятельности этого замечательного музыканта-этнографа пока еще не стали предметом целенаправленного и детального изучения. О широте фольклористических интересов А. Л. Маслова свидетельствуют и его публикации (Маслов А. Л.: 1) Лира и лирники Орловской губернии в связи с историческим очерком инструмента «Малороссийская лира» // Этнографическое обозрение. М., 1900, № 3; 2) Кирша Данилов и его напевы // Русская музыкальная газета. М., 1902. № 43. Стб. 1025—1038; Песни с Поволжья (Саратовской, Симбирской и Самарской губ.), записанные летом 1901 года А. Л. Масловым. С приложением 35 напевов // Труды Музыкально-этнографической комиссии, состоящей при Этнографическом отделе Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. М., 1906. Т. 1. С. 453—474 и др.), и активная работа в Музыкально-этнографической комиссии (некоторые сведения о музыкально-этнографической деятельности А. Л. Маслова см.: Смирнов Д. В. Первые этнографические концерты в Москве // Живая старина. М., 1996. № 2 (10). С. 20—24). (обратно)56
Начало этой работы связано с деятельностью секции крестьянского искусства Комитета социологического изучения искусств (Крестьянское искусство СССР. Искусство Севера. Т. 1. Заонежье. Л., 1927; То же. Т. 2. Пинежско-мезенская экспедиция. Л., 1928). (обратно)57
ИП XIII—XVI. № 4, 26, 27, 49 (Напевы с. Зимней Золотицы. № 33, 28, 39, 27), 35 (Напевы Терского берега Белого моря. № 55); ИП XVII. № 9, 23 (Напевы с. Зимней Золотицы. № 29, 30), 10, 11, 12 (Напевы Терского берега Белого моря. № 56, 57, 58); ИП XVIII. № 21 (Напевы Терского берега Белого моря. № 60); ИП XIX. № 13 (Напевы Терского берега Белого моря. № 61). (обратно)58
ИМ. № 15 (Напевы Терского берега Белого моря. № 21); ДН и АП. № 12 (Напевы с. Зимней Золотицы. № 41); НБ. № 12 (Напевы с. Зимней Золотицы. № 40). (обратно)59
БРМЭ. № 27, 28, 31, 32, 33, 34, 112 (Напевы с. Зимней Золотицы. № 18б, 14, 40, 7, 41, 13, 21), 27а, 30, 114 (Напевы Терского берега Белого моря. № 29, 33, 6). (обратно)60
Рубцов Ф. А. Статьи по музыкальному фольклору. Л.; М., 1973. С. 52, № 39 (Напевы с. Зимней Золотицы. Похоронное причитание, напев к № 58—61). С. 63, табл. 1, № 3 (Напевы с. Зимней Золотицы. № 40). (обратно)61
Бернштам Т. Л., Лапин В. А. Виноградье — песня и обряд // Русский Север: Проблемы этнографии и фольклора. Л., 1981. С. 82, № 18а, б, в (Напевы Терского берега Белого моря. № 58, 57, 56). С. 92, № 21в (Напевы с. Зимней Золотицы. № 43б); Васильева Е. Е. Этномузыковедческая проблематика русского эпоса (в связи с выходом первой музыкальной антологии былин) // Музыка эпоса: Статьи и материалы. Йошкар-Ола, 1989. С. 51, нотный пример № 1 (Напевы Терского берега Белого моря. № 40); Дубравин В. В. Квартовые стереотипы и их семантика в эпических напевах // Там же. С. 74, нотный пример «Смерть М. Скопина» (Напевы с. Зимней Золотицы. № 29). С. 77, нотный пример «Дунай» (Напевы с. Зимней Золотицы. № 16); Из ранних записей групповой причети на Русском Севере. Публикация Ю. И. Марченко // Из истории русской фольклористики. Л., 1990. Вып. 3. С. 142, нотный пример № 6 (Напевы Терского берега Белого моря. № 72). (обратно)62
Русские народные песни Смоленской области: В записях 1930—1940-х годов / Составление, расшифровка, комментарии Ф. А. Рубцова. Л., 1991. С. 147, комментарий к № 140 (Напевы Терского берега Белого моря. № 12). (обратно)63
См.: Крюкова. Т. I. С. 723—730; Гуменик А. З., Кривоносов В. М. Марфа Семеновна Крюкова и северные былины // Советская музыка. М., 1939. № 1. С. 49—55. (обратно)64
См.: БПЗБ. С. 502—524. (обратно)65
См.: Выходцев П. С. Современное состояние русского фольклора на Беломорье (проблема регионального обследования) // Русский фольклор: Полевые исследования. Л., 1984. Т. 22. С. 5—29; Лобанов М. А. Старинные обряды и традиционный фольклор в деревнях и селах по р. Кулой, Абрамовскому и Зимнему берегам Белого моря // Там же. С. 35—49. (обратно)66
Балашов Д. М., Красовская Ю. Е. Русские свадебные песни Терского берега Белого моря. Л., 1969. С. 5. (обратно)67
См.: Лапин В. А. 1) Напевы свадебных песен Поморского берега Белого моря // Фольклор и этнография: Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 189—200; 2) «Холостые» и «женатые кружки» в терско-кандалакшской свадебной традиции // Русский народный свадебный обряд: Исследования и материалы. Л., 1978. С. 232—246. (обратно)68
Это показательно, поскольку Д. М. Балашов еще до выхода в свет «Русских свадебных песен Терского берега Белого моря» успел себя зарекомендовать как хороший знаток и тонкий исследователь народного эпоса (см.: Балашов-1963; Балашов Д. М. История развития жанра русской баллады. Петрозаводск, 1966). (обратно)69
См.: ББ. Нотное приложение: напевы «Дунай Иванович» (к тексту № 75, записаному от Г. Л. Крюкова), «Бой Добрыни и Алеши с татарином» (к тексту № 63, записанному от М. С. Крюковой). (обратно)70
См.: БРМЭ. С. 538, комментарий к № 31. (обратно)71
См.: Резниченко Е. Б. Напевы свадебных причитаний Мезени и Зимнего берега Белого моря // Традиционное народное музыкальное искусство восточных славян (вопросы типологии): Сборник трудов ГМПИ им. Гнесиных. М., 1987. Вып. 91. С. 120. Ошибка, допущенная в собрании, приводит к серьезной путанице, которая требует разъяснения. На самом деле напевы причитаний плаче́й были записаны дважды — от Л. М. Стрелковой (Напевы с. Зимней Золотицы. К № 44—47) и от А. П. Бурой с А. И. Лыткиной (Напевы с. Зимней Золотицы. К № 48—54). Напев причитаний невесты зафиксирован один раз — от Л. М. Стрелковой (Напевы с. Зимней Золотицы. К № 44—47). Обе мелодии Л. М. Стрелковой снабжены ссылками на одни и те же поэтические тексты, общие и для сольных причитаний невесты, и для групповых причитаний плаче́й. А. В. Марков приводит комментарий, принадлежащий, видимо, местной плачее Любаве Стрелковой: «На рукобитье отец невесты угощает вином и чаем жениха и сватов, из которых главный называется тысяцким. После этого невеста заводит слезливым голосом первую плачь, т. е. причитание. Когда невеста окончит плачь, ее повторяют 2 или 3 плачеи, но уже другим напевом» (ММБ-1. С. 121). (обратно)72
«Из всех напевов обращает на себя внимание своеобразный стиль „Кострюка“ в исполнении Г. Л. Крюкова. Только прослушав подлинное исполнение, можно иметь понятие о таком пении: это не мелодическое пение и не речитатив, а, пожалуй, если можно так выразиться, скороговорка в пределах музыкальности, напоминающая скоморошью манеру...» — ММБ-1. С. 16. (обратно)73
Зато прекрасно согласуются другие мелодии. Очевидно те, которые, по мнению составителей, «как и самый текст, страдают какой-то неустойчивостью и отсутствием определенного размера» (ММБ-1. С. 16; ср.: Напевы с. Зимней Золотицы. № 35—37, 5а) — к характеристике исполнительской манеры Марфы Крюковой. Судя по опубликованным материалам, особенности этой манеры не могли не озадачить собирателей. При сравнении напева былины «Бой Добрыни и Алеши с татарином», усвоенного А. В. Марковым от М. С. Крюковой, с мелодией той же былины, напетой ею на фонограф спустя два года, метаморфоза оказывается поразительной: речь должна идти не о свободе выбора напевно-декламационного канона, а об отходе от традиции напева (ср.: Дополнение, № 2; Напевы с. Зимней Золотицы. № 35). Впечатляют и некоторые другие детали, сопровождающие, например, публикацию былины «Рында»: исполняет Марфа Крюкова — комментирует Аграфена Крюкова (см.: ММБ-1. С. 52). Наконец, как понимать примечание А. В. Маркова к 232-му стиху этой былины: «До сих пор певица пела старину на мезенский голос, а с этого стиха она стала петь напевом Г. Л. Крюкова», — в связи с ремаркой А. Л. Маслова при публикации мелодии: «Сказительница, уставши петь, к концу запела на обычный золотицкий напев»? Ведь если речь идет о том самом напеве, который чаще всего использовался Г. Л. Крюковым при исполнении былин, — № 18а (что, кстати, могло бы служить косвенным подтверждением исполнения напева № 34 Марфой Крюковой), — то такой напев, согласно наблюдениям А. Л. Маслова, как раз и не должен был бы называться «обычным золотицким» (см.: ММБ-1. С. 56, 149, 16). Или же надо признать, что представления о «золотицком напеве» у собирателей сильно расходились (Там же. С. 44; Напевы с. Зимней Золотицы. № 7). В отличие от Марфы Крюковой, Гаврила Крюков во всех случаях демонстрировал уверенное владение традицией напева, был выдающимся сказителем, стиль которого опирался на виртуозное варьирование музыкально-поэтической формы. Это понял А. Л. Маслов и постарался отразить в своей записи (а сделать это было непросто — см. № 18а), к тому же зафиксировал напев и на фонограф (№ 18б). В двух случаях А. Л. Маслов отказался от фонографической записи, понимая, вероятно, бесполезность короткого фрагмента для демонстрации стиля Г. Л. Крюкова (№ 16, 38). На фоне хорошо выстроенной напевной декламации Г. Л. Крюкова приписанная ему мелодия № 37 вызывает много вопросов. Но обратим внимание и на другие детали. Два напева какой-либо «ста́рины», записанные от одного сказителя, А. Л. Маслов публиковал, как правило, под одним номером, разделяя буквенными обозначениями. Этот принцип сохранялся даже в том случае, когда напевы оказывались контрастными по отношению друг к другу (Напевы с. Зимней Золотицы. № 5а, б). Следовательно, мелодии былины «Василий-пьяница», записанные якобы от Г. Л. Крюкова, не должны были бы разделяться разными номерами. Однако этого не происходит. Публикация текста № 38 сопровождается ремаркой: «Вновь сделанная запись» (ММБ-1. С. 112). Таким же указанием А. Л. Маслов сопровождает публикацию напева № 38. Это означает, что обе записи (текста и напева) новые по отношению к тексту, опубликованному в «Беломорских былинах» (должен ли считаться напев № 37, записанный в 1901 г., «старым» по отношению к тексту, зафиксированному двумя годами раньше?). Таким образом, принадлежность напева № 37 Г. Л. Крюкову опровергается еще и логикой расположения материала. Если бы этот напев был действительно записан от Г. Л. Крюкова, то никакой «новой записи» былины просто не было бы, как ее не бывало во всех других случаях при работе над музыкальными дополнениями к «Беломорским былинам» (в записи былины участвовали по крайней мере два собирателя, с мелодиями работал один лишь А. Л. Маслов). Наконец, последнее. Вопрос о том, не были ли допущены некоторые неточности еще в процессе подготовки «Беломорских былин», не всякому покажется излишним. А. В. Марков стремился как можно быстрее издать материалы и наверняка «простил» себе небольшие погрешности, которые и стали «всплывать» в дальнейшем — и во время собирательской работы в Зимней Золотице, и при формировании нового издания. (обратно)74
Варианты этого напева были записаны в Зимней Золотице еще лишь от Федора Пономарева (№ 14) и от Гаврилы Крюкова (№ 18а, б). Любой из них как сказитель был намного сильнее Марфы Крюковой, но искусством фактически того же уровня владела ее мать Аграфена Крюкова. Попытка А. И. Лыткиной использовать такой напев при исполнении «Небылицы» сразу же привела к смешению интонационных канонов (Напевы с. Зимней Золотицы. № 42). (обратно)75
Поскольку прямых доказательств исполнения былины «Женитьба Добрыни (№ 34) Аграфеной Крюковой нет (текста былины от нее не записано), как нет и безусловного опровержения того, что Марфа Крюкова в 1901 г. владела опубликованным напевом, в Указателе исполнительницей обозначена все-таки М. С. Крюкова. Но при работе с материалами желательно учитывать все высказанные соображения и проявлять необходимую осторожность. (обратно)76
Ср.: ММБ-1. С. 39. (обратно)77
Такое название получили напевы, объединяющие различные по содержанию, но одинаковые по назначению поэтические тексты. См.: Восточнославянский фольклор: Словарь научной и народной терминологии. Минск, 1993. С. 160. (обратно)78
ММБ-1. С. 151. Сноска к № 18а: «Тем же мотивом исполняются и № 17, 19 и 20» означает, что четыре «старины», записанные от Г. Л. Крюкова, были пропеты сказителем на одну мелодию. (обратно)79
ММБ-1. С. 113. (обратно)80
Эта фонограмма одна из наиболее принципиальных. Запись ансамблевого исполнения поморского духовного стиха замечательна уже сама по себе. Но если учесть, что в севернорусском фонографическом наследии отечественной фольклористики эта запись оказывается одной из наиболее ранних по времени выполнения, то ее значение сильно возрастает. Позже, в 1928 г., З. В. Эвальд и Е. В. Гиппиус зафиксировали мужское ансамблевое исполнение того же духовного стиха в д. Латьюга (Лешуконский р-н Архангельской обл., верховья реки Мезени). Подробнее см.: Кастров-1998. С. 410. (обратно)81
Все сомнения рассеиваются после сравнения материалов с современными публикациями. См.: РНПКП. С. 379—381, № 188. Заметим, что песенная культура Карельского Поморья хорошо представлена в современных изданиях. Помимо указанного сборника назовем еще два: Кондратьева; Русская свадьба Карельского Поморья / Изд. подгот. А. П. Разумова, Т. А. Коски; Под общ. ред. Е. В. Гиппиуса. Петрозаводск, 1980. Определенное отношение к песенности Карельского берега Белого моря имеют также два собрания, которые включают материалы соседних традиций: ПКК; Традиционная музыкальная культура Русского Северо-Запада: Песни Заонежья в записях 1880—1980 годов / Составление, предисловие и примеч. Т. В. Краснопольской; Ред. Е. В. Гиппиуса. Л., 1987. (обратно)82
БРМЭ. С. 66—67, 523—524, № 5 (в антологии указано: «звукозапись <...> неизвестного собирателя» — ФВ 3047-03). (обратно)83
См.: РНПКП. С. 369—374, 378—379, 381—387, 392—393 (№ 178, 180, 181, 184, 187, 190, 191, 194—196, 198, 204, 205); Напевы Терского берега Белого моря. № 21, 22, 24, 27, 29, 32, 36—38, 40—42, 44—46,48—50. (обратно)84
В 1903 г. А. В. Марков посетил с. Поной (Терский берег Белого моря), но в его материалах не содержится былинных текстов, записанных с мужского исполнения. На следующий год маршрутами собирателя были охвачены г. Кемь и д. Гридино (Карельский берег Белого моря), в 1909 г. — Сумской Посад, Пертозерский скит, Вирьма, Сухой Наволок, Сорока, Шижня, Гридино. (обратно)85
Нельзя не отметить еще одного совпадения нотного образца — с фрагментом былинного зачина, разученного самим А. В. Марковым с голоса Г. В. Крюкова (см.: ББ. Нотное приложение, напев «Дунай Иванович»; А. В. Марков сопроводил публикацию следующим комментарием: «Напевом былины о Дунае Крюков исполнял также и некоторые другие былины, не отмеченные мною при записи»). В связи с этим возникает вопрос: не мог ли А. В. Марков осуществить записи собственного исполнения былинного зачина для демонстрации возможностей фонографа народным певцам? При том опыте изучения севернорусской эпической традиции, которым обладал А. В. Марков, воспроизведение небольшого фрагмента былины, вероятно, не могло вызвать у него затруднений. (обратно)86
Укажем, что в упомянутой монографии Т. Г. Ивановой приводятся сведения о записи А. В. Марковым 6 духовных стихов от крестьянина из Смоленской губернии (в его отчете «По Северу России» за 1904 г.) и о 8 духовных стихах, записанных собирателем в Перми (1909 г.). (обратно)87
Ср.: № 23, 24; 25—27 — РНПКП. С. 375—377 (№ 186), 379—380 (№ 188). (обратно)88
Ср. с № 25—27. В современном издании этот напев помимо указанного образца из д. Гридино представлен еще двумя записями из д. Поньгома Кемского района (РНПКП. С. 387—388, 391, № 200, 202), причем одна из них (№ 200) выполнена от уроженки д. Калгалакша того же района. (обратно)89
Ср.: № 8, 10 — ПРН-1894. С. 71, № 14. Ср. также напевы баллады «Василий и Софья»: № 20, 28 — Там же. С. 70, № 13. (обратно)90
На пути изучения русского духовного стиха по понятным причинам возникали большие затруднения. Естественно, что в советских изданиях песенного фольклора Карельского Поморья эта культура вовсе не представлена. В музыкальной антологии «Былины» из 18 духовных стихов 17 приводятся в севернорусских версиях, при этом 14 заимствованы из классических собраний Ф. М. Истомина — Г. О. Дютша, Ф. М. Истомина — С. М. Ляпунова, А. Д. Григорьева, А. В. Маркова — А. Л. Маслова — Б. А. Богословского, из архивного наследия Ю. И. Блока, из публикаций Е. А. Ляцкого, О. Э. Озаровской (дореволюционные записи), комментарии дополнены еще несколькими напевами (7 из них — севернорусские); среди всего материала — ни одного образца из районов Карельского Поморья (БРМЭ. С. 444—494, 576—586, № 110—128). Конечно, степень музыкально-этнографической изученности народной духовной лирики такова, что всяческие пробелы в этой «изученности» давно уже никого не удивляют. Но в случае с духовными стихами Карельского Поморья такой «пробел» становится похожим на провал. (обратно)91
Важность публикации этих материалов очевидна: в части народной духовной лирики напевы Карельского, Поморского, Зимнего и Терского берегов Белого моря оказываются практически в равных условиях. Все записи сопоставимы по времени их осуществления, к тому же выполнены либо А. В. Марковым, либо при его непосредственном участии; но столь же принципиальной для фольклористики становится возможность их сравнения с образцами из более раннего собрания Ф. М. Истомина — Г. О. Дютша. Ср.: № 4 (5, 12), 7, 22 (29) — ПРН-1894. С, 6, 9 (19), 3, № 3, 4 (10), 1. (обратно)92
ММБ-1. С. 105 (№ 21—37, 39—42). (обратно)93
Напевы Терского берега Белого моря. № 29, 61, 67 — ср. паспортизацию соответствующих поэтических текстов. В материалах Зимнего берега Белого моря вопрос вызывает паспортизация сольного напева похоронного причитания (Напевы с. Зимней Золотицы. К № 58—61), записанного по указанию составителей от А. П. Бурой и А. И. Лыткиной (см.: ММБ-1. С. 139). (обратно)94
К поэтическому тексту песни «Здунай», записанному в 1899 г. в Верхней Зимней Золотице от В. И. Чекалева, прилагаются два напева, исполненные в 1901 г. Ф. Т. Пономаревым (Верхняя Зимняя Золотица) и Г. Л. Крюковым (Нижняя Зимняя Золотица) — ММБ-1. С. 117—118, 156—157 (Напевы с. Зимней Золотицы. № 43а, б). В результате появляются три фрагментарных текста, из которых не складывается ни одного хотя бы условно полного песенного варианта. (обратно)95
Банин А. А. Слово и напев. Проблемы аналитической текстологии // Фольклор 1984: Образ и поэтическое слово в контексте. М., 1984. С. 170—202. (обратно)96
Осторожная дешифровка сокращенных записей осуществлялась уже составителями антологии «Былины» и представляется нам глубоко оправданной. См.: БРМЭ. С. 187 (№ 32), 481—482 (№ 122). Ср.: Напевы с. Зимней Золотицы. № 7; ПРН-1894. С. 19 (№ 10). Что же касается А. Л. Маслова, то он не ограничивался обычной фиксацией мелодии, стремился к подробному отражению особенностей варьирования напевно-декламационной формы при помощи сокращенной записи. Суть методики состояла в том, что к двум-трем подтекстованным мелостихам добавлялись мелодические варианты еще нескольких мелостихов, записанных зачастую в произвольном порядке и без подтекстовки. Дополнительная информация могла помещаться на тех же нотных строчках. Такая запись была рассчитана на дешифровку, после которой, несмотря на всю ее условность, проявлялись основные принципы развертывания музыкальной формы. Однако дешифровка сокращенных образцов предполагала, во-первых, хорошее знание севернорусского поющегося эпоса, во-вторых, — знакомство с теоретическими работами самого А. Л. Маслова; в некоторых же случаях требовала соотнесения опубликованных напевов друг с другом (Напевы с. Зимней Золотицы. № 4, 5б). (обратно)97
В 1856 г., во время проезда г. Максимова по Терскому берегу, в Стрельне было 4 двора (Максимов С. В. Год на севере. 3-е изд. СПб., 1871. Ч. I. С. 224); очевидно, четвертым двором был двор Стрелкова. Теперь Стрельна состоит из 8 дворов. (обратно)98
См.: Киреевский. Вып. 8. С. 4 и след. (обратно)99
Там же. Вып. 9. С. XXVI. (обратно)100
Там же. Вып. 8. С. 276. (обратно)101
Там же. Вып. 9. С. 125. (обратно)102
Там же. Вып. 10. С. 464. (обратно)103
«В старины пое́тц́е» (Исп.). (обратно)104
В былинах А. М. Крюковой Чурило обладает совершенно особенным обликом, см. № 19 (Собир.). (обратно)105
«ть» перед «т» перешло в «й» (Собир.). (обратно)106
Т. е. князь Владимир. (Собир.). (обратно)107
В изд. «ц(ч)итайте-тко» (С. А.). (обратно)108
«Руменец» (Исп.). (обратно)109
«На плецях надеты железа» (Исп.). (обратно)110
Т. е. богатыри (Собир.). (обратно)111
Вместо «богатырю». (Собир.). (обратно)112
Т. е. его, Подсокольника. (Собир.). (обратно)113
Вместо: задушу. (Собир.). (обратно)114
Ее, Забавы. (Собир.). (обратно)115
Т. е. невежа. (Собир.). (обратно)116
Здесь обрывается п. з.; дальнейший текст печатается только по изд. ББ (С. А.). (обратно)117
Вместо: «ее́, т. е. «ея». (Собир.). (обратно)118
«Забыла; не знаю, могу ли спеть» (Исп.). (обратно)119
«Больша рецюшка, где-нибудь далёко, — в скольких старина́х пое́тце!» (Исп.). (обратно)120
В могилы? (Собир.). (обратно)121
Сказительница в первый раз пропустила слова короля, но потом пропела их по усиленной моей просьбе. (Собир.). В п. з. следов пропуска нет, видимо, у собирателя речь идет о пробном исполнении (С. А.). (обратно)122
Ср. № 36, ст. 1—2 и след. (Собир.). (обратно)123
Сначала сказительница пропела «со мной да в красен Киев-град», но потом поправилась. (Собир.). (обратно)124
Смешано с «шеломенем окатистым». (Собир.). (обратно)125
Примечание в изд.: «Думаю, не все спела, где все запомнить»; в п. з. эти слова после окончания текста не записаны. (С. А.). Зап. от А. М. Крюковой в с. Нижняя Зимняя Золотица 27 июня 1899 г. (обратно)126
Олени (Исп.). (обратно)127
Молодец. (Собир.). (обратно)128
Сначала сказительница пропела «Елены Косьтентиновны», но потом поправилась. (Собир.). (обратно)129
Шьтобы не горело. (Исп.). (обратно)130
Попо́рьцено — волшебные люди. (Исп.). (обратно)131
Вероятно, здесь сказительница выпустила неприличное слово. (Собир.). (обратно)132
Убитых Козарушкой детей. (Собир.). (обратно)133
Женьской род, богатырици были в старо время; ездили в мужьськом платьи — в старинах названо. (Исп.). (обратно)134
С лебедями сравниваются, конечно, гребни волн. (Собир.). (обратно)135
Очевидно, речь идет о Романе; но у него оказывается новая столица — Иерусалим. Путаница объясняется тем, что оба города попали сюда из былины о Соломане — № 23. (Собир.). (обратно)136
Не помню — Светопо́лк ли Светополковиць, Ерусла́вь ли Еруславьевиць; тольки не Пересмяка. (Исп.). (обратно)137
Вместо «э́тта» — здесь. (Собир.). (обратно)138
Следовало, очевидно, забытое исполнительницей имя. (С. А.). (обратно)139
Часовой жены. (Собир.). (обратно)140
Садко и Никола? (Собир.). (обратно)141
От двух царей: Кудриянишша, ли от Грубиянишша, другой — Идо́лишо (Исп.); см. № 18 и 49 (Собир.). (обратно)142
Хорошо живут. (Исп.). (обратно)143
Так в изд. ББ, вероятно, собирателем опущена неприличная строка. (С. А.). (обратно)144
А. М. Крюкова говорила, что в Золотице Егория поют за стих совершенно иначе. — Этот стих считается стариной и в Поморье (см. в моей статье примеч. 3). (Собир.). (обратно)145
В гору каменную? (Собир.). (обратно)146
По словам А. М. Крюковой, одну из них звали, кажется, Надеждой; имени другой сестры она не помнит. (Собир.). (обратно)147
По словам А. М. Крюковой, эта старина поется как стих; она пела ее тем же напевом, что и «Осаду Соловецкого монастыря» (№ 40). (Собир.). (обратно)148
Очевидно, пропущено «гробу». (Собир.). (обратно)149
А. М. Крюкова не могла определить наверное, старина ли это или песня. (Собир.). (обратно)150
Так сказительница иногда произносила слово «да». (Собир.). (обратно)151
А. М. Крюкова пела эту старину тем же напевом, что № 25 и 40. (Собир.). (обратно)152
Крупою? (Собир.). (обратно)153
Поется очень грустным напевом (Собир.). (обратно)154
В изд. это слово помещено в начале следующей строки. (С. А.). (обратно)155
По животу тоненькой. (Исп.). (обратно)156
Пропущено: «пору». (Собир.). (обратно)157
Далее в изд. строка точек. (С. А.). (обратно)158
По словам А. М. Крюковой, эту старину почти так же поют и в Золотице. (Собир.). (обратно)159
Вместо «смелым». (Собир.). (обратно)160
Последний стих А. М. Крюкова добавила словами. (Собир.). (обратно)161
А. М. Крюкова не могла определить наверное, старина ли это, или песня. (Собир.). (обратно)162
Записано со слов, так как сказительница не решилась петь эту старину, говоря, что не совсем хорошо ее знает. (Собир.). (обратно)163
Поется быстрее других старин. М. С. Крюкова (II) говорила, что эту старину поют и в Зимней Золотице. (Собир.). (обратно)164
Т. е. моей, Скопина. (Собир.). (обратно)165
По словам А. М. Крюковой, эта старина — «запрещенная». (Собир.). (обратно)166
Пропевши эту старину, А. М. Крюкова рассказала следующее. Царь Алексей Михайлович думал, что Никон — святой; чтобы окончательно убедиться в этом, он велел ему надеть башмаки, в которых было наколочено гвоздье. Никон поставил башмаки под кровать, а царю говорил, что он ходит в них невредимо. Тогда царь велел ему переменить старую веру и поставить новую — неправую. (Собир.). Схематично это примечание написано в п. з. карандашом, затем более развернуто — там же чернилами; окончательный текст — в изд. после текста старины. (С. А.). (обратно)167
Я предводителя забыла: Ц́ернышов ли Захар Григорьевиць? Тольки не Кутузов. (Исп.). Затем сказительница прибавила, что Кутузов участвовал в другой войне, в которой «треть веку, треть птиц и треть людей убыло». Он «видел планиду Божию — святой был — видел, кому смерть будет». (Собир.). (обратно)168
Вместо «король шведьской» А. М. Крюкова пропела «цари́шшо», но потом поправилась. Ср. № 49, ст. 284, 290. (Собир.). (обратно)169
Цим окутал — одевалышко какое ли? (Исп.). (обратно)170
Я спрашивал у А. М. Крюковой, не рассказывал ли это словами ее свекор, но она уверяла меня, что он пел голосом, как старину. Подобную старину она слышала и в Чаваньге, но из той ничего не запомнила. (Собир.). (обратно)171
Идолище. (Собир.). (обратно)172
Худо помню. (Исп.). (обратно)173
Т. е. я не стану биться за Киев в поле; поэтому уеду и увезу богатырей (ст. 125). (Собир.). (обратно)174
Т. е. с его, Ильи. (Собир.). (обратно)175
Очевидно, силы. (Собир.). (обратно)176
Илья. (Собир.). (обратно)177
По словам А. М. Крюковой, только в этой старине Алеша называется по отчеству. (Собир). (обратно)178
Сначала Крюкова пропела «зрыданишшо», потом поправилась. (Собир.). (обратно)179
Очевидно, кабан. (Собир.). (обратно)180
Мимо своего дома — к князю. (Собир.). (обратно)181
Приказ Идолища посланным татарам. (Собир.). (обратно)182
Т. е. собираюсь в путь. Объяснение см. на с. 1009. (Собир.). (обратно)183
Второй раз Крюкова пропела «доку́ль». (Собир.). (обратно)184
Один из корабельщиков. (Собир.). (обратно)185
Может быть, так А. М. Крюкова сократила ради стиха слова «наших младых». (Собир.). (обратно)186
Вместо «туры»; ср. № 24, ст. 1. (Собир.). (обратно)187
Только что родившемуся. (Собир.). (обратно)188
Во второй раз певица пропела: «Овернулсэ он маленьким все мурашо́чиком». (Собир.). Последние три слова есть в п. з. под строкой, перед ними помета: «v.» (С. А.). (обратно)189
Вместо «их»? (Собир.). (обратно)190
Певица слышала также «о десеть сот». (Собир.). В п. з. помета карандашом: «(v. десеть сот)». (С. А.). (обратно)191
Здесь сказительница прервала пение и стала рассказывать о том, что население Золотицы вышло из Новгорода; когда она снова стала петь, то, вероятно, позабыла на чем остановилась, и потому пропустила то место, как женщины упросили Авдотью унять сына. (Собир.). В п. з. это вписано чернилами поверх зачеркнутых слов сказительницы: «(род Крюковых — от новгородьця, все поминают, цто шли сюда из Н<овгорода>)» (С. А.). (обратно)192
Певица слышала также «ко Львину-ту»; ср. № 53, ст. 86. (Собир.). В п. з. написано в строке «Львину», под строкой приписано: «или Льбину» (С. А.). (обратно)193
Вместо «ему». (Собир.). (обратно)194
Певица слышала также «двадцети пети сажо́н». (Собир.). В п. з. эти слова — под строкой, с пометой «v» (С. А.). (обратно)195
Певица слышала также «Фарафо́н» и «свята». (Собир.). В п. з. эти слова под строкой с пометой «v» (С. А.). (обратно)196
Певица слышала также «Льбино» и «Лебедино». Ср. № 52, ст. 421 (Собир.). В п. з. эти два слова в скобках под строкой (С. А.). (обратно)197
Эти последние строки певица припомнила и прибавила к предыдущему на другой день после того, как она пела старину. (Собир.). (обратно)198
Т. е. слепого; он ослеп после, но прозвание уже заранее прилагается к нему. (Собир.). (обратно)199
Слова княгини. (Собир.). (обратно)200
Кум, захлопывает. (Собир.). (обратно)201
Было ведь — у дьявола ли доставают еретики-ти как? (Исп.). (обратно)202
Пронесло. (Исп.). (обратно)203
Т. е. не к добру. (Собир.). (обратно)204
Вместо «всадник». (Собир.). (обратно)205
А. М. Крюкова не запомнила имени реки; она говорила предположительно, что нужно петь «За Дунай-рекой». (Собир.). (обратно)206
Богатырей, говорят, запретили, как Владимира не стало, — в другой старины пое́тце. (Исп.). (обратно)207
При повторении этого стиха Крюкова пропела «по́дле бока» и «А в лево́й бок». (Собир.). (обратно)208
Конечно, Олексей Михайлович. (Собир.). (обратно)209
Бедных, должно быть? (Исп.). Зажиточных. (Собир.). (обратно)210
Т. е. с первой женой. (Собир.). (обратно)211
Царь. (Собир.). (обратно)212
Т. е. затопал. (Собир.). (обратно)213
Т. е. лишил ее царского ее достоинства? (Собир.). (обратно)214
Шьчо (— потому что) они работали кораблицек, строенье ли какое. (Исп.). (обратно)215
Былина пропета золотицким голосом. (Собир.). (обратно)216
Сначала певица пропела «Ишше матушка сыра земьля сколыбаласе». (Собир.). (обратно)217
До сих пор певица пела былину напевом Терского берега, а далее стала петь «на Золотицкий голос». (Собир.). (обратно)218
Вероятно, там он выучил старины, неизвестные другим сказателям в Золотице: Илья и калики (№ 42), Святогор и Илья (61), Женитьба Добрыни и неудачная женитьба Алеши (62), Алеша и Тугарин (47), Борис Романович (48), Соловей (65), Разбойник Илья (54), Два купца в кабаке (55), Сенька Разин (59), Петр I (60). (обратно)219
Два названных духовных стиха А. В. Марков записал позже. (С. А.). (обратно)220
Вместо «нонь». (Собир.). (обратно)221
А. М. Крюкова никогда не слыхала этой старины, но слышала имя «Егор-Святогор». (Собир.). (обратно)222
А. М. Крюкова поправила «ларець», но дочь стояла на своем. (Собир.). (обратно)223
В смысле: как раз, только что. (Собир.). (обратно)224
Тот же? (Собир.). (обратно)225
Челом — Добрыне? (Собир.). (обратно)226
На мой вопрос, кто был этот герой, М. С. Крюкова сказала, что он, как она слышала от деда, говорил: «Кабы кольцо было на неби, всю Россию бы повернул, матушку». (Собир.). (обратно)227
Вместо «вежеством». См.: Гильфердинг, № 5, 149, 157. (Собир.). (обратно)228
Вместо «невзгодушки». (Собир.). (обратно)229
Следующее за сим место А. М. Крюкова (ср. № 6) поправила таким образом:Прошло-то тому времени три годицька.
Соболина шубоцька прошу́мела,
Сафьяны-ти сапожки проскры́пели,
Черна́ шляпа пухова на головушки сосьве́тила;
5 Кушак-от был у князя-то семи шелков.
Приходит он к Настасьи-то к Микулишны;
Во перьвы́х спросил вдову Омельфу Тимофеевну.
Говорит-то князь Владимир стольнё-киеськой:
«Уж ты гой еси, Омельфа Тимофеевна!
10 Ты отдай-ко богодана-та дитятка,
Ты отдай-ко-се за́муж за Олёшеньку Поповиця».
Говорила-то Емельфа Тимофеевна:
«Про то знат сама Настасья дочь Микулична».
Говорил-то князь Владимир таковы слова:
15 «Уж ты гой еси, Настасья дочь Микулишна!
Я ведь сам езьдил вчарасе во чисто́ полё,
Я розьведывал весьти, переведывал —
Ишше нету в животи Добрынюшки Никитича:
Его бело-то тело прироста́рзано;
20 Ево костоцьки по полю-ту розношены,
Достальнё-то всё ево да тело белоё
Поросло-то у ево всё муравой-травой».
230
Вместо «виноватого». (Собир.). (обратно)231
Вместо «ей» = ее. (Собир.). (обратно)232
У его (Соловья) отменной был корабль: нос был по-туринному. (Исп.). (обратно)233
Соловей. (Собир.). (обратно)234
«Придверники» смешаны с «придворными». (Собир.). (обратно)235
Т. е. Князевы (Собир.). (обратно)236
Винит. пад. (Собир.). (обратно)237
Вместо «он на». (Собир.). (обратно)238
Ради — в качестве. (Собир.). (обратно)239
Волхованье знала. (Исп.). (обратно)240
Случаетца, розьдёрнут, напусьтят и выкормят на вред. (Исп.). (обратно)241
Сенокосны нивы делят верёвками; случаетца, мало ново́му (т. е. иному) дают. (Исп.). (обратно)242
По словам А. М. Крюковой, у него был шарф. (Собир.). (обратно)243
Так пропела певица. (Собир.). (обратно)244
До сих пор певица пела старину на мезенский голос, а с этого стиха она стала петь напевом Г. Л. Крюкова (Собир.). (обратно)245
Конца не записано, хотя певица знала всю старину. (Собир.). (обратно)246
См.: Киреевский, вып. 7, с. 34. (обратно)247
См. там же, Дополнения, с. 142. (обратно)248
Три названные выше и другие былины А. В. Марков записал позже. (С. А.). (обратно)249
Почти дословная передача рассказа Крюкова, который говорил, что в Койде о Святогоре пели длинную старину; но в его памяти уцелел лишь этот эпизод. (Собир.). (обратно)250
Это, по словам Крюкова, не старина, а «росказ», который помещен в книгах, но слышал он его от золотицких стариков. (Собир.). (обратно)251
Вместо «засвистел-то». (Собир.). (обратно)252
Вместо «сыть». (Собир.). (обратно)253
Вместо «будут»? (Собир.). (обратно)254
В изд. «в»; считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)255
В изд. «захочит»; считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)256
В изд. «дари»; считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)257
В изд. «сера»; считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)258
Скоро. (Собир.). В п. з. это слово — карандашом над строкой. (С. А.). (обратно)259
Вместо «е» (есть)? (Собир.). (обратно)260
Похвастал. (Собир.). (обратно)261
Т. е. не поверил змеиным словам (?). У Киреевского, V, 97: «не побаровал», объяснено: не обратил внимания, не взял. Ср. ibid. I, 81, ст. 151: «не верует». (Собир.). (обратно)262
В изд. «лич(ц)я». (С. А.). (обратно)263
Челом. (Собир.). (обратно)264
Вместо: «Романовича». Ср. в летописях: «князь Всеволод Мстиславич Романовичи». (ПСРЛ. СПб., 1885. Т. 10. С. 77) и т. п. (Собир.). (обратно)265
В изд. «реч(ц)и». (С. А.). (обратно)266
Последние три стиха певец добавил словами. (Собир.). (обратно)267
В стену ли, в пол ли? (Исп.). Середа — пол. (Собир.). (обратно)268
Конечно, Алеше. (Собир.). (обратно)269
Вместо «стулу-то», ср. ст. 305. (Собир.). (обратно)270
Богатыри. (Собир.). (обратно)271
Следующий за сим конец старины Крюков пропел на другой день, когда я ему напомнил, что, как он сам говорил раньше, Дунай убил свою жену. (Собир.). (обратно)272
Эту старину я записал с рассказа певца, потом исправлял по его пению; поэтому в записи оказались некоторые пропуски. (Собир.). Отточия, которыми собиратель в изд. обозначал недостающие части текста, нами сохранены. Расслоить же запись на два цельных варианта не представилось возможным вследствие ее общей неполноты: далеко не всегда ясно, как при пении звучали места, имевшие явные лакуны при первой фиксации. В корпусе нами напечатан полностью первый вариант — в том виде, как его зафиксировала п. з. Часть поправок, сделанных на полях и между строк при второй фиксации, собиратель отобразил в нижеследующих своих примечаниях. Остальные сообщены в примечаниях публикатора. Те и другие примечания, вместе с вариантом, напечатанным нами в корпусе, дают полный текст п. з. (с некоторыми добавлениями собирателя — по его изд.). (обратно)273
Вместо «смету»; н вместо м — под влиянием следующего слова, начинающегося звуком н («нет»). (Собир.). (обратно)274
Вариант: «Кабы мне нонече». (Собир.). (обратно)275
В пении этот стих был пропущен певцом. (Собир.). (обратно)276
Вариант: «на почесен пир» (Собир.). (обратно)277
Вариант: «Как садилсэ Михайло во место чарськое». (Собир.). (обратно)278
Вариант: «Подымалсэ тут король Литовськой...» (Собир.). (обратно)279
«Князя Владимера в полон забрать». (Собир.). (обратно)280
Здесь певец прибавил объяснение: «выжегчи». (Собир.). (обратно)281
«Просить». (Собир.). (обратно)282
По объяснению певца, скривились. (Собир.). (обратно)283
Слюда (вместо стекол); по объяснению певца, стекла. (Собир.). (обратно)284
Вариант:Повели к королю Литовському —
«Молодой шшонок, рано попорхивал!
Поди-тко ко мне в услуженьицё;
Не пойдешь — я отсеку те буйну голову». (Собир.).
285
Вариант:И как рубит их до единого;
Прибил их до единого;
Не спустил-то их на семена ни единого. (Собир.).
286
Вариант: Повалилсэ меж ти-то трупья всё поганыя. (Собир.). (обратно)287
Кабак от царя, т. е. «царев». (Собир.). (обратно)288
До сих пор Крюков пел «на мезе́ньской голос», довольно скоро, но далее он переменил напев, на мою просьбу — сказывать помедленнее. (Собир.). (обратно)289
Т. е. пая, равного их паю. (Собир.). (обратно)290
Т. е. крестил. (Собир.). (обратно)291
Середа́ — пол. (Собир.). (обратно)292
Вариант: «завизжали». (Собир.). В п. з. это слово — над строкой, после слова «заревели», отмечено полускобками и начало слова перечеркнуто. (С. А.). (обратно)293
Вместо «рыта бархата». (Собир.). (обратно)294
Конечно, посланный короля. (Собир.). (обратно)295
Пощербились, т. е. зазубрились; это выражение должно было бы относиться к саблям. (Собир.). (обратно)296
Иван. (Собир.). (обратно)297
Т. е. подалась? (Собир.). (обратно)298
Эти эпитеты, очевидно, переставлены певцом. (Собир.). (обратно)299
Татара, мура — арапа. (Исп.). Так называются в памятниках древней письменности эфиопляне (см.: Срезневский). Муре — не что иное, как мавры, Mauri. (Собир.). (обратно)300
Вместо гредёшь? (Собир.). (обратно)301
В изд. «плач(ц)ь». (С. А.). (обратно)302
Не прописала. (Исп.). (обратно)303
Князь. (Собир.). (обратно)304
По объяснению певца, тихим шагом. (Собир.). (обратно)305
Одна старуха из Нижней Золотицы называла эту старину «Еленьским стихом». (Собир.). (обратно)306
Винит. множ. (Собир.). (обратно)307
Обычное прозвание Ильи Муромца в былинах Г. Л. Крюкова и А. М. Крюковой. (Собир.). (обратно)308
Вместо «состыги», догони. (Собир.). (обратно)309
Мертвой. (Исп.). См. словарь. (Собир.). (обратно)310
Ср. № 22, ст. 177. (Собир.). (обратно)311
Во второй раз Крюков пропел: «А да вы не знаите ли мне». (Собир.). (обратно)312
Вместо «Пустоволосьевич», под влиянием имени Глеба Володьевича (№ 80). (Собир.). (обратно)313
Т. е. челом. (Собир.). (обратно)314
Эту старину Крюков пел речитативом, останавливаясь после каждого 4—7-стишия. (Собир.). (обратно)315
По объяснению Крюкова — проехал. У Кирши Данилова соответствующее место читается «Здравствует царь-государь через реки быстрыя» и пр. След., это слово искажено из «здравствовал». (Собир.). Вероятно «здравосцял» — из «здраво шел», о чем свидетельствуют формы в стихах 87 и 88 ниже. (С. А.). (обратно)316
Крюков рассказал эту старину словами, так как он плохо ее знает; начало ее он совсем забыл. А. М. Крюкова (I) слышала от Гаврилова брата старину про Орсёнка, но помнит только, что «Ему смерть пришла да немило́сьлива». Брат Ивана Прыгунова (IX) рассказывал содержание старины про Оксёнушка Переме́нтьевича, который, встретив разбойников, деливших казну, попросил у них себе пая, но они не дали ему и четверти пая; тогда он вырвал дуб с корнем и всех разбойников перебил. Имя Арсенки встречаем в одной из легенд о Никоне, распространенных в Поморье: «Говорят, в исправлении книг Никону помогал некто Арсенко, по воображению раскольников, нечто вроде злого духа». (Ефименко. Ч. 1. С. 220). Этот Арсенко, несомненно, — Арсений Грек, который много работал по исправлению и переводу книг, а ранее был в ссылке в Соловецком монастыре. (Собир.). (обратно)317
Вероятно, последнею фразою певец намекал на записывание его былины собирателем. (Издат.) (обратно)318
Т. о., «ты молод, чтобы летать». (Издат). (обратно)319
Стойки скривились, из рам слюда посыпалась. (Издат.). (обратно)320
Вместо «отужинок»; отужина — подпруга. (Издат.). (обратно)321
Т. е. спохватился. (Издат.). (обратно)322
Не послушалась, не обращала внимания. (Издат.). (обратно)323
Пяти-шести. (Издат.). (обратно)324
Быстро бросать на землю. (Издат.). (обратно)325
Отцовской. (Издат.). (обратно)326
Когда-нибудь прежде. (Издат.). (обратно)327
Т. е. при дележе. (Издат.). (обратно)328
Т. е. никогда. (Издат.). (обратно)329
Т. е. «вспременилася», заменилась. (Издат.). (обратно)330
Вместо «яровчаты» — яворовые. (Издат.). (обратно)331
Вместо «задвинщина» — по ту сторону реки Двины. (Издат.). (обратно)332
Далее певец пел близко к записи, напечатанной в «Беломорских былинах», № 77 (Собир.). Это продолжение собиратель не напечатал, оно осталось в рукописи, где запись не окончена. (С. А.). (обратно)333
Вместо «поратились», т. е. повоевали. (Издат.). (обратно)334
Выпучив? (Издат.). (обратно)335
Конца не помнит. (Собир.). (обратно)336
Далее приводится по рукописи, с разноречиями по записи со слов. (Собир.). При переиздании упорядочены знаки препинания, употребление заглавных букв и разделение текста на слова. (С. А.). (обратно)337
В сине. (обратно)338
Это. (обратно)339
Буйну. (обратно)340
Сам. (обратно)341
Приб. много. (обратно)342
Бо́рцов. (обратно)343
Во легошеньки стружочки. (обратно)344
Приб. буйны. (обратно)345
Ко мона́стырю святому. (обратно)346
Вси. (обратно)347
Пропущены 4 стиха, передающие речь старцев: см. с. 156 (Собир.). (обратно)348
Чтобы манастыря. (обратно)349
Чтобы. (обратно)350
Старуха рассказывала, что московское войско стояло у монастыря 3 года и взяло его только потому, что один монах показал Салтыкову потайной ход. (Собир.). (обратно)351
Это — старина о Горе; см. напр., у Соболевского 514, 521. (А. В. Марков). (обратно)352
В изд. помета: «Конца не помнит». (С. А.). (обратно)353
У его отца был брат, который в детстве сильно картавил и звал его вместо Тимошка — Почошка, и это прозвище утвердилось за ним, вследствие чего сын всем известен под именем Почошкина. (обратно)354
В первой части у Ефименко он назван «Владимирец-Розанов» (с. 14, 46), во второй же части — «Вл.» (с. 10, 47); таким образом, часть его фамилии принята за имя. (обратно)355
Т. II, с. 10—25; перепечатаны в РБСНЗ II, № 5, 15, 32, 67 и 44 (с. 283). (обратно)356
Эти и другие былины А. В. Марков записал позже. (С. А.). (обратно)357
Изложение рассказа исполнителя, который говорил, что сам слышал это от стариков «ро́сказью». (Собир.). (обратно)358
Реминисценция из былины о первой поездке Ильи; см. пересказ Пономарева в РБСНЗ: отдел второй, с. 9. (Собир.). (обратно)360
Женьской род, богатырици, сшибались на поединки. (Исп.). (обратно)361
Перемёта Васильевич. (Исп.). (обратно)362
Пономарев пел эту былину с передышкой в этом месте, посреди стиха. (Собир.). (обратно)363
Он перьвой населялсэ в Киев, как Соловья решал. (Исп.). См. примеч. 2 к № 91 (Собир.). (обратно)364
В изд. «покац(ч)иват». (С. А.). (обратно)365
Збрудой богатырськой; палиции, сабли, то — збруда. (Исп.). (обратно)366
Вместо «захлевьи». (Собир.). (обратно)367
См. примеч. к стиху 3. (Собир.). (обратно)368
По черенкам. (Исп.). (обратно)369
Конечно, вместо «на камени»; ср. № 2, ст. 80. (Собир.). (обратно)370
По словам Пономарева, эта старина поется особенным веселым напевом. Ее удалой напев напоминает «Ах вы сени». (Собир.). (обратно)371
Вместо «во Нови-гради»; название города принято за простое определение, и прилагательное «ново́й» заменено тождественным по значению словом «иной» (см. словарь). Ср. у Рыбникова (т. 2, с. 383) в былине о новгородском госте Терентии «Поди-сходи на йной город». (Собир.). (обратно)372
Машинальное заимствование из былины № 94, ст. 1. (Собир.). (обратно)373
Винит. множ. (Собир.). (обратно)374
Местное название штанов. (Собир.). (обратно)375
Повторяются стихи 189—204. (Собир.). В тексте ББ они были заменены строкой точек; при переиздании воспроизводятся текстуально с заменой слова «второй» словом «третей». (С. А.). (обратно)376
Вместо «вони», т. е. запахи, духи. (Собир.). (обратно)377
Литоргия — литургию. (Собир.). (обратно)378
Т. е. Мать Того, Который ... (Собир.). (обратно)379
Т. е. ради душ многогрешных. (Собир.). (обратно)380
Во второй раз певец пропел так: «Дальше есь Соловеюшко Рохманистой». (Собир.). (обратно)381
В изд. «стрелоц(ч)ьки». (С. А.). (обратно)382
В изд. «Мурвмеч»; считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)383
По словам певца деньги эти были положены в монастырь. (Собир.). (обратно)384
В изд. «ц(ч)иста». (С. А.). (обратно)385
В изд. «ноч(ц)ь». (С. А.). (обратно)386
В изд. «королевич(с)ьня». (С. А.). (обратно)387
В изд. «у́торик», считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)388
В изд. «был был», считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)389
В изд. «сера», считаю опечаткой. (С. А.). (обратно)390
В изд. «луч(ц)илосе». (С. А.). (обратно)391
В изд. перед словом «семь» здесь и далее напечатан знак апостроф, замененный мною знаком тире. (С. А.). (обратно)392
В изд. «ц(ч)етвёртых». (С. А.). (обратно)393
(Умеет), как сделать честь? Ср. Киреевский (IV, 13): «Знает (Добрыня), как богатырю честь отдать». (Собир.). (обратно)394
Стихи 19—40 выправлены по сохранившемуся фрагменту п. з. — 9/3, л. 1 об. (С. А.). (обратно)395
Слоновых. (Собир.). (обратно)396
В изд. «ц(ч)ярочьки». (С. А.). (обратно)397
Начало этой былины Чекалев пел вместе с Ф. А. Седуновым. См. список сказателей, с. 1003. (Собир.). (обратно)398
Ср. № 101, ст. 81. (Собир.). (обратно)399
В изд. «Иванович(ц)ь». (С. А.). (обратно)400
Вместо «Марфушку». (Собир.). (обратно)401
См. примеч. 2 к тексту № 73. (Собир.). (обратно)402
6—7 В изд. «замоч(ц)иков», «замоц(ч)ики». (С. А.). (обратно)403
См. примеч. 1 к № 99. (Собир.). (обратно)404
В изд. «вец(ч)ера». (С. А.). (обратно)405
В изд. «ц(ч)исто́». (С. А.). (обратно)406
В изд. «выскоц(ч)ил». (С. А.). (обратно)407
Стихи 203—211 Чекалев припомнил и вставил в это место при рассказе о смерти Марфы (ст. 252). (Собир.). (обратно)408
Турский, турецкий. (Собир.). (обратно)409
Сказитель уже позабыл о том, что Потык еще раньше привез Овдотью. (Собир.). (обратно)410
Вежество. (Собир.). (обратно)411
В изд. «купц(ч)я». (С. А.). (обратно)412
Остережешься, устоиш? Ср. № 15, ст. 251: «неуступчиво». (Собир.). (обратно)413
В изд. «колач(ц)ик-от». (С. А.). (обратно)414
Илья Муромец, вместо князя Владимира. (Собир.). (обратно)415
В изд. «стоканц(ч)иками». (С. А.). (обратно)416
Стойки у окна. (Исп.). (обратно)417
Ср. № 97, ст. 27. (Собир.). (обратно)418
В изд. «отвец(ч)яла». (С. А.). (обратно)419
В изд. «уч(ц)еному». (С. А.). (обратно)420
В изд. «конч(ц)ина». (С. А.). (обратно)421
Отрывок. Чекалев знает всю старину, но я не успел записать ее целиком. Когда он рассказывал ее содержание, я заметил некоторые особенности в перечислении богатырей и потому записал это перечисление, — как всегда, с пения. (Собир.). (обратно)422
Его Илья посылает созвать дружину. (Собир.). (обратно)423
Ср. № 85, примеч. 2. (Собир.). (обратно)424
В изд. «окошоч(ц)ька». (С. А.). (обратно)425
Порчо́нка. (Исп.). (обратно)426
Измена и правда — две жены Грозного. (Собир.). (обратно)427
В изд. «отсекц(ч)и». (С. А.). (обратно)428
Т. е. татарина, похожего на Васильюшка. (Собир.). (обратно)429
Орудие, которым убивают крупных морских зверей. (Собир.). (обратно)430
Сторону. (Собир.). (обратно)431
См. примеч. 2 к № 68. (Собир.). (обратно)432
Вместо «с има». (Собир.). (обратно)433
С этого места Седунов плохо знал старину и допел ее до конца только с помощью нескольких крестьян, которые ему подсказывали почти каждый стих. Более всех ему помогал Кизил (Иезекииль) Андреевич Лыткин, брат довольно известной сказательницы (см. в перечне № 7). От последнего я слышал между прочим предание о том, что «Илья Муромец в Киеви сидит на кони́ с саблёй». (Собир.). (обратно)434
Вследствие того, что я вставлял фотографические пластинки в банях, среди женского населения Верхней Золотицы распространился слух, что я — «банна жихоня» (банный дух). (обратно)435
На войну ездили, бабы. (Исп.). (обратно)436
Вместо «сопротивницы». (Собир.). (обратно)437
Какой он, такая и есь. (Исп.). (обратно)438
Ср. № 112, ст. 78. (Собир.). (обратно)439
Стихи 205—228 представляют собою, несомненно, сочинение самой сказительницы. (Собир.). (обратно)440
Пригодитесь? помогите (ги = ди)? (Собир.). (обратно)441
Ср. с. 73, 145, 149, 376—377. (Собир.). (обратно)442
Эти слова должна была бы говорить поленица Настасья Дунаю. (Собир.). (обратно)443
Шти годов. (Исп.). Около пяти-шести лет. (Собир.). (обратно)444
Лепета, румянец. (Собир.). (обратно)445
Косы́ сделались. (Исп.). Вместо «помитусились»; см. это слово в словаре. (Собир.). (обратно)446
По словам сказательницы, отец отвечал ему, что — не было. (Собир.). (обратно)447
Т. е. твоей; ср. прим. к стр. 60, 154, 195. (Собир.). (обратно)448
Так как Илья играет здесь роль князя Владимира, то можно думать, что в оригинале этого рассказа он выступал в качестве свата Алеши. (Собир.). (обратно)449
Ср. № 109, ст. 111. (Собир.). (обратно)450
Т. е. здесь, у Добрыни в доме. См. стр. 1009. (Собир.). (обратно)451
Новобрачных. (Собир.). (обратно)452
Т. е. ему; ср. № 112, прим. к ст. 28 (Собир.). (обратно)453
Эпитет коней; ср. стр. 134 (Собир.). (обратно)454
Прилагат. с кратким окончанием (бесчисленным). (Собир.). (обратно)455
По словам певицы, прежние певцы вычитали этот стих из книги. (Собир.). Помета об этом есть в п. з. (С. А.). (обратно)456
Вместо «она»; мн. ч. «ны». (Собир.). (обратно)457
Дадим. (Собир.). (обратно)458
Вышла. (Собир.). (обратно)459
Слезу. (Собир.). (обратно)460
Затем певица прибавила, что царь поверил и сделался христианином. Молодец был св. Егорей. (Собир.). В п. з. об этом говорится очень кратко. (С. А.). (обратно)461
Ошибка певицы; следует наоборот. (Собир.). (обратно)462
Далее слов не записано. (Собир.). (обратно)463
Пресловутая, славная? (Собир.). (обратно)464
Т. е. дам, буд. вр. (Собир.). (обратно)465
Последние два стиха певица сказала словами. (Собир.). (обратно)466
Подразум. «пир». (Собир.). (обратно)467
Вместо «улановя», — ср. № 217, ст. 42. (Собир.). (обратно)468
Дунаева коня. (Собир.). (обратно)469
«Свою» в смысле «мою». (Собир.). (обратно)470
Король предложил поставить посох и обсыпать его золотом и серебром. (Собир.). Пояснение исполнительницы, переданное собирателем, в п. з. оно под текстом. (С. А.). (обратно)471
Иначе — «непоносныма». (Собир.). (обратно)472
От слова «целить». (Собир.). (обратно)473
Припев повторяется после каждого стиха. (Собир.). (обратно)474
Каждый стих, кроме первого, повторяется. Конец старины не записан. (Собир.). (обратно)475
Перечисляемые здесь и далее при характеристиках исполнителей ненапечатанные записи от них в нынешнем издании воспроизведены все, рукописи которых обнаружены. — С. А. (обратно)476
Дам — буд. вр. (Собир.). (обратно)477
Припев в скобках после каждого стиха (Собир.). (обратно)478
Убогого. (Собир.). (обратно)479
«Поднять» — в смысле «бросить под»? (Собир.). (обратно)480
На Белом море «богами» называют иконы святых. (Собир.). (обратно)481
Иначе «сняга» — пара, ровня. (Издат.). (обратно)482
Звук «ш» мягкий. (Собир.). (обратно)483
Заонежские — как за Онежским озером. (Собир.). (обратно)484
Вместо «изместить» — выместить. (Издат.). (обратно)485
Далее певица рассказывала говорком. (Собир.). (обратно)486
Конца певица не знает. (Собир.). (обратно)487
Со сроками, с передышками. (Собир.). (обратно)488
Т. е. послушался. (Собир.). (обратно)489
Издержана. (Собир.). (обратно)490
Т. е. сожгла. (Собир.). (обратно)491
Не-знат... не-знат... — не то... не то. (Собир.). (обратно)492
Эпитет, вероятно, указывающий на известный обычай приглашать в кумовья первого встречного, когда предыдущие дети умирали. (Собир.). (обратно)493
Шти — шести. (Собир.). (обратно)494
Эта былина представляет из себя соединение в переработанном виде трех сюжетов: «Добрыня и змея», «Аксенко» и «Гибель оклеветанной жены». (Собир.). (обратно)495
В слове «Пучай» «ч» — твердое. (Собир.). (обратно)496
«Ремень» — вместо «гребень». (Собир.). (обратно)497
Здесь певица пропустила несколько слов; см. № 164. (Собир.). (обратно)498
После того. (Собир.). (обратно)499
Вместо «во турий рог». (Собир.). (обратно)500
Попадались, являлись? (Собир.). (обратно)501
Вынул (из ножен). (Собир.). (обратно)502
Записана А. В. Марковым на Терском берегу Белого моря, в с. Кузомени, от Ольги Вопиящиной. (Издат.). Но в п. з. — почерк не А. В. Маркова, а Б. А. Богословского; запись — летом 1901 г. (С. А.). (обратно)503
«Мерный» — эпитет версты, поприща. Здесь, вероятно, разумеются определенные расстояния между городами. (Издат.). (обратно)504
Дурно записано Б. А. Богословским. (Издат.). (обратно)505
При этом певица прибавила, что Настасья заколола себя сама. (Собир.). (обратно)506
Захлопывает. (Собир.). (обратно)507
В изд.: «будеры(а?)». (С. А.). (обратно)508
Небесный свод. (Собир.). (обратно)509
В изд. далее: «Повторяется начало старины». Это могли быть стихи 1—3 или 1—14; неопределенность указания мешает воспроизвести здесь текстуально опущенные в изд. строки. (С. А.). (обратно)510
В изд. помета: «Далее не записано». (С. А.). (обратно)511
Речь идет о брате царицы Марьи — Кострюке. (Собир.). (обратно)512
Конца певица не знает. (Собир.). (обратно)513
Припев повторяется после каждого стиха. (Собир.). (обратно)514
Конца певица не знает. (Собир.). (обратно)515
Каждый стих повторяется два раза. (Собир.). (обратно)516
Не взъерошился, не поднял гривы. (Собир.). (обратно)517
Вместо «сглону», проглочу. (Издат.). (обратно)518
Солнце — Добрыня, месяц — Настасья. (Собир.). (обратно)519
«Пошатнулися». (Собир.). (обратно)520
Будущее время. (Собир.). (обратно)521
По другим пересказам, Добрыня бьет Алешу шалыгой (дубиной). (Собир.). (обратно)522
Впоследствии певица прибавила след<ующие> начальные стихи старины:«Благослови-тко меня, солнышко, обедню петь,
Ише ту ли мне обедню воскресеньскую,
Ише ту ли херувимску великую!»
523
Кормом, приготовленным за трое суток. (Собир.). (обратно)524
Кожан? (Собир.). (обратно)525
Повторяется после каждого стиха. (Собир.). (обратно)526
Зазрели (ср. «зариться», «зазорный»), насмотрелись. (Собир.). (обратно)527
Может быть, если. (Собир.). (обратно)528
Вера — обычай, образ жизни. Ср. № 81, ст. 140. (Собир.) (обратно)529
Зап. от М. Ф. Приданниковой в с. Варзуга летом 1901 г. (обратно)530
С косицами — с бровями. (Собир.). (обратно)531
«Тебе» вместо «теперь». (Собир.). (обратно)532
Ошибка певицы, забывшей о том, что его отцу Федору срубили голову. (Собир.). (обратно)533
Сначала певица начала былину так:Поежжает Микита в цисто́ полё
Ко тому ли ко каменю ко Латырю,
Последние комментарии
23 часов 41 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад
3 дней 2 часов назад