Есть такая работа — учить самолёты летать (СИ) [Таша Таирова] (fb2) читать онлайн

Есть такая работа — учить самолёты летать

Часть 1

— Полста первый, полста первый! Доложите обстановку.

— Вышка, я полста первый. Задание выполнил, иду на посадку.

— Вас понял, посадку разрешаю.

Седой высокий мужчина откинулся на спинку кресла и прищурившись внимательно всматривался в далёкий горизонт, где постепенно маленькая движущаяся точка превращалась в прекрасный серебристый истребитель. Самолёт плавно коснулся взлётной полосы, шасси зашипели, сзади появился тормозной парашют, самолёт легко прокатился по бетону и остановился. Затем медленно развернулся и как бы нехотя покатился в сторону огромных ангаров.

— Егорыч, встречай свою «девочку»! Молоток Грачёв, как бережно с машиной обращается, как с бабой, ей-богу!

Гул работающих двигателей перекрыл мужской хохот, и перед огромной машиной появился молодой человек в наушниках и тёплой меховой лётной куртке, что плавно водил перед собой сигнальными регулирующими жезлами. Самолёт качнулся и остановился, двигатели взревели и наступила тишина. Послышалось лёгкое шипение, фонарь кабины медленно поднялся вверх. Механик Егор Горский, придерживая лесенку, легко поднялся к лётчику и что-то тихо проговорил, перегнувшись через металлический бортик. Затем из кабины вылез пилот в антиперегрузочном костюме и медленно спустился на землю.

— Андрей Сергеевич, ты чего?

— Да что-то тяжело дался этот полёт, Егор, — ответил лётчик, поднимая тёмные очки и стягивая с головы шлем. — Капризная твоя «девочка», Егорыч.

— Так ты быстро рапорт на стол, пусть наши кэбэшники ещё раз расчёты проверят. Жалко машину, Андрей Сергеевич, такая красавица.

— Да, конечно, сейчас переоденусь и пойду в КБ. Да и Алёнку заберу.

Он уверенно вышел из ангара и направился к лётному домику.

— Странные они оба, — раздался тихий голос. — А Грачёва я ваще понять не могу. Да если бы у меня такая женщина была, как его Алёна, да я бы с неё глаз бы не спускал, не говоря уже о том, чтобы налево бегать. А она-то? Ведь всё знает и ни разу ни слова! Вот это я понимаю, не то что моя. Чуть что, сразу в крик — где был, с кем гулял, что пил! Тьфу, — в сердцах мужчина сплюнул и быстро пошёл к соседнему ангару.

Вскоре поле опустело и только Егор осматривал гордую машину, ласково проводя широкой ладонью по серебристому металлу.

***

— Товарищ полковник, майор Орлов. Представляюсь по случаю назначения в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.

— Товарищ полковник, майор Воронов. Представляюсь по случаю назначения в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.

— Товарищ полковник, майор Соколов. Представляюсь по случаю назначения в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы.

Полковник Захаров, седовласый высокий мужчина, устало кивнул и махнул рукой, приглашая вновь прибывших офицеров сесть. Затем ещё раз осмотрел их и тихо представился:

— Полковник Захаров. Павел Константинович. — Затем умолк, уткнувшись лицом в скрещенные руки. — Не обращайте внимания, устал. Ни черта не успеваю! Так, ладно!

Он резко встал, жестом останавливая подчинённых, отпил глоток крепкого чая из стакана в бронзовом подстаканнике.

— Сегодня обустраиваетесь. Комнаты уже должны быть готовы. По всем бытовым вопросам обращаться к коменданту. Завтра познакомлю вас с офицерами. Хотя чё вас знакомить-то? Насколько я помню, Ястребов и Грачёв из вашей «благородной стаи»?

Орлов поднял бровь, Воронов усмехнулся, а Соколов отвернулся к окну, сдерживая широкую улыбку.

— Наслышан, наслышан. Орлов, ваше ранение никак не отразится на выполнении задач?

— Никак нет, врачебно-лётную комиссию прошёл, годен.

— Понятно. Жить-то у отца будешь или как? — вдруг мягко спросил Захаров.

— Пока не знаю, Павел Константинович. Как пойдёт.

— Ну да, ну да, только ты не забывай о своих, а то вон моя Алёнка ещё замуж не выскочила, а уже дорогу в отчий дом почти забыла.

В этот момент в дверь кто-то постучал и раздался тихий девичий голосок:

— Па-а-ап, можно к тебе? — и в кабинет вошла темноволосая молодая женщина, которая резко остановилась, прижимая к себе какие-то бумаги, а затем прошептала: — Димка, ты? Живой!

Она рывком протянула бумаги куда-то в сторону, нимало не заботясь, что с ними будет, а сама подбежала к поднявшемуся офицеру и прижалась лицом к его груди, крепко ухватившись за мужские плечи.

— Алёнка, ну ты и рёва! — хохотнул Орлов, кружа подругу детства.

Захаров удовлетворённо крякнул и громко проговорил:

— Ну ладно, всё! Встретились, хулиганьё! Одна надежда, что ты, Алёнка, больше не будешь прыгать с этим обормотом с ангара.

Воронов и Соколов с интересом разглядывали улыбающуюся красавицу.

— А я замуж выхожу, за Андрюшу. Он теперь здесь летает. И Саша с Ниной тоже здесь. А ты как? Как Катя?

Орлов кашлянул, его друзья вдруг разом заинтересованно начали оглядывать кабинет командира, Алёна нахмурилась и вопросительно заглянула Дмитрию в глаза.

— Я один приехал, Алён. Катя… она… не приедет.

— Прости, — выдохнула женщина. — Пап, я там… ой, а где бумаги-то мои? Спасибо, — она улыбнулась темноволосому мужчине с серыми глазами, что молча протянул ей стопку документов. — Что-то не нравятся мне последние расчёты. Перегрузки растут, а приборы плохо фиксируют изменения. Надо переустанавливать. Через два дня «первый» уходит на дополнительную полосу, на сверхзвук.

Захаров кивнул и быстро набрал номер в мобильном:

— Сергей Леонидович, вы «первого» успеете за два дня посмотреть? Прекрасно! Тогда завтра только «групповуха»*… я тебе за «первого» свою «радикулитку»** подарю! … Не, забить полёты*** не получится, у меня новый состав… Принято.

Он отключил трубку и попрощался:

— Все свободны, завтра жду. Алёнушка, ты домой? Подвезу.

***

Дмитрий отошёл от окна и сел на мягкий кожаный диван, улыбаясь отцу и тёте-маме Даше. Он почти не помнил своей матери, тётушка заменила ему маму, отказавшись от материнства, отдав себя отцу и маленькому Диме, которых любила и берегла. Но несмотря на нелёгкую жизнь с одним из ведущих авиаконструкторов, каким был отец Дмитрия Александр Дмитриевич Орлов, она сама состоялась и как врач, и как организатор. Госпиталь, где она руководила отделением анестезиологии и реанимации, располагался в соседнем городке. Дарья Николаевна не любила рассказывать о своей работе, говоря, что нет ничего страшнее и грязнее тех самых белых халатов, но с удовольствием делилась весёлыми анекдотами и нелепыми случаями из жизни. А своим девизом по жизни считала когда-то давно прочитанную шутку: «я настолько уверена в себе и своих коллегах, что сама кричу кукушкам, сколько им жить осталось». И это несмотря на то, что работали с ней, кроме молодых здоровых парней, нежные молодые барышни, при воспоминаниях о которых прошедшие через их крепкие ручки мужики только закатывали глаза и тихо вздыхали.

Вот и сейчас мама Даша, как иногда называл её Орлов-младший, тихо матерясь в трубку, давала указания и грозила всеми карами людскими и небесными, если утром она увидит на посту дежурного врача некую Елену Журавлёву, а не Кирилла Дубова, который якобы отпросился к зубному врачу.

— Лена, что за новости? … Плохо выглядит? … Плохо выглядишь, это когда наша милая соседка Смерть, придя за тобой, начинает судорожно косить траву! … Знаю, что шутка старая, зато правильная! … Как там дела? … Ясно. Ну пока. Я на связи.

Она стремительно пересекла комнату и села рядом с Дмитрием.

— Ты что-то ещё будешь? Или чайку?

— Спасибо, мама Даша. Сыт по самое горло, ты превзошла саму себя. Я хотел с вами вот о чём поговорить. Пап, я решил пока в общежитии остановится.

— Что? — Дарья Николаевна удивлённо подняла брови.

— Понимаете, полёты у нас в любое время суток, чтобы вас не волновать и не будить, поживу пока отдельно. Вы не сердитесь и не обижайтесь, я привык уже жить одиноким волком. Ну ма-а-ам… Тем более что и квартиры нам обещали в новом доме.

Женская рука потрепала его коротко остриженные волосы и мягко легла на плечо.

— Ты только приходи почаще, Дима. Мы же уже немолоды, скучаем. Да и внуков…

Орлов резко встал и натянуто улыбнулся:

— Я подумаю над этим на досуге. А сейчас мне пора. Спасибо вам.

Через несколько минут нагруженный пакетом с едой Дмитрий вышел на улицу, вдохнул морозный воздух и поднял голову, всматриваясь в тёмное небо. Вот уже два года, как он вернулся в родные северные широты, а до сих пор иногда вспоминает плывущее марево над взлётной полосой, жёлтое от слепящего солнца небо и бескрайнюю пустыню. Он подвигал плечом, будто проверяя, есть оно или нет, и услышал забытый нежный голосок: «Peux-tu m'entendre? Вы слышите меня?» Вот уже два года он не может забыть те большие синие глаза, что смотрели ему в душу, и нежные руки, которые меняли повязки и что-то вводили в пластиковые баллончики для капельниц. Элен Виардо. Врач французского госпиталя, куда он попал после катапультирования. Девочка, перевернувшая всю его жизнь, заставив задыхаться от нежности и любви. После встречи с ней он уже не смог скрывать от жены, что давно не испытывает к ней никаких чувств, что так и не смог забыть предательства и измены. Катя сначала уговаривала, затем пыталась жаловаться и даже писала письма командованию, но добилась только задержки очередного звания. Орлов уехал в полк лётчиков-испытателей, подписав все документы и оставив ей квартиру и машину. Он хотел летать, летать иначе, в других условиях, ему было мало обычных учебных полётов, бомбометаний и тренажёров. Он рвался в небо за новыми горизонтами. И вот оно! Его желание сбылось, отныне он лётчик-испытатель. В его руках судьба многих лётчиков, его задача — поднять камень с широкой дороги, по которой за ним пойдут другие, и чтобы никто при этом не споткнулся. Отныне это его судьба. Ничего, кроме этого. Высота, небо и послушная его рукам огромная машина.

_______________________________________________________________

*Групповуха — полёты на групповой пилотаж.

**Радикулитка — демисезонная лётная куртка.

***Забить полёты — отмена полётов.

Часть 2

Орлов с силой потянул крепкую верёвку, и на него хлынул холодный водопад.

— Ух, хорошо! — с удовольствием протянул он и обернулся к сидящим за столом мужчинам: — Помнишь, Мишка, как мы баню обустраивали на базе? Всё хорошо, только…

— Ага, — со смехом продолжил Воронов, — только там в пустыне ни дров, ни воды в достатке, а так ничего!

— А как же вы там? — с удивлением спросил Ястребов.

— Не боись, Саня, всё было нормально. Только жарко. Мы когда домой вернулись, мёрзли как щенята. Это сейчас, через два года морозы легче переносятся.

Мужчины замолчали на минуту, думая каждый о своём, а потом Ястребов внимательно осмотрел всех и тихо спросил:

— Тяжело было?

— Летать нет, а вот хоронить своих — да, — за всех ответил Соколов. — Когда Димку сбили, я со злости…

— Сокол, твою мать, не начинай, а то сейчас получишь то, чего не дождался! — прикрикнул Орлов. — Представляете, я ему «уходи к нашим», а он намордник* сдёрнул и орёт мне в ухо «я им щаз мордалы начищу» и давай своей «расчёской»** порядки наводить!

— Слышь, Орёл, я как увидел, что твоя «сушка»*** носом клюнула, а потом крылья в разные стороны откинула, всплакнуть успел, пока твой мат по рации не услыхал! А потом парашют увидел, как по нему эти суки стрелять начали, и такая злость меня взяла! Я им Пашку Коршуна никогда не прощу! А тут ты ещё! Ну и…

— И как? — с усмешкой спросил Андрей Грачёв.

— Нормально! Одна атака и от командира таких пи… Ругался он, короче!

Орлов хмыкнул и с издёвкой добавил:

— И не только. Чего это ты награду свою замалчиваешь?

— Да ладно, — протянул Соколов, — подумаешь, фонарь мне поставил, нос-то не сломал! Это потом, когда «лягушатники» отзвонились, он руку мне пожал, а поначалу злой ходил!

— Ты чё, Орёл, у пиндосов раны зализывал?

— Не совсем, недалеко госпиталь французский стоял, меня там одна девочка вела. Она по-русски как мы с вами говорила, мать у неё не то русская, не то француженка, но из русских, что ли. Она подробностей не рассказывала, только улыбалась на мои вопросы. Вот она в том госпитале и работала. Я же почти сутки по пустыне полз, они меня у какого-то кишлака подхватили. А через две недели наши меня забрали. Помню потом буря жуткая была, а после эти смертники в наступление пошли. Местные их зажали, а наши с неба отутюжили по полной программе.

— Но госпиталь тот разбомбили, — задумчиво проговорил Соколов. Воронов вздохнул и отвернулся от стола. — Не простили они цивильным, что русского лётчика спасли. Правда, говорили, что там к тому времени уже вроде как никого не осталось, эвакуировать их успели. А что правда, что нет — хрен его знает.

В этот момент где-то зазвонил телефон, Грачёв вскочил и быстро вышел из комнаты, где друзья отдыхали после бани.

— Опять, — недовольно пробурчал Ястребов.

— Это чё, Алёна его пасёт? Не рано ли? Не жена ведь, невеста пока, — Соколов как-то грустно усмехнулся и покачал головой.

— Если бы! — Александр сжал кулаки и тихо выругался. — Наш Андруша ещё зазнобу себе завёл! Марина. Воспитателем в детсаду работает.

Соколов поднял брови и понизил голос до шёпота:

— Ну если тебе об этом известно, то Алёна тоже в курсе?

— Да, все в курсе, — нехотя подтвердил Ястребов. — Но самое главное, мужики, эта ж его дама сердца себя так нагло ведёт! Ничего в голову не берёт! Она однажды даже на КПП припёрлась! Ей, видите ли, Андрюшеньку срочно надо было. И этот лопух тоже! Нет чтобы решить что-то, бегает туда-сюда, как тот осёл между двумя стогами.

Грачёв вдруг повысил голос и мужчины услыхали несколько слов: «Не надо, я сам, не звони мне больше!»

— Ты-то, Орлов, чего молчишь? Вы с детства рядом, скажи ты этому доморощенному Казанове, чтобы мозг включил.

— А я какое право имею на это, Сань? Мы же с Катей разошлись тоже потому, что я сам налево сходил! Правда, не один я. Но если честно… ни о чём не жалею. Я теперь знаю, как можно… жить. И пусть такого уже не будет, но я хотя бы… любил. Ладно, закрыли тему! Они взрослые люди, разберутся. Или разбегутся.

***

Дмитрий резко сел, тяжело дыша, чувствуя как пересохло в горле, будто опять песок и мелкая пыль заполнили рот и лёгкие, не позволяя глубоко и свободно вдохнуть.

Этот сон не снился ему уже давно, больше года. Что произошло сегодня, что его опять накрыло то воспоминание? Орлов медленно лёг, неприятно ощутив кожей мокрую подушку. Встал, подошёл к окну, аккуратно ступая голыми ногами по холодному полу. Он знал, почему ему опять приснился этот сон, но гнал от себя эту мысль. Потому что следом приходила боль, адская, не поддающаяся никакому лечению. Боль от невосполнимой утраты. Элен… Леночка…

…Он понял, что что-то произошло с плечом, когда при падении на землю в рану попал песок. Он с трудом скосил глаза и увидел разодранный рукав куртки и кровь. Будто наяву снова медленно под ним уходил в сторону обрез фонаря кабины при катапультировании, он парил в небе после рывка расправленного парашюта, видел Серёгин самолёт, что разворачивался для атаки, и кричал «уходи, Сокол, уходи к нашим». Это потом он понял, что родился в рубашке. Если бы тот кусок обшивки развороченного самолёта прошёл чуть выше, то разрезал бы шею, как горячий нож. Ну хоть в этом повезло. Дмитрий видел, как Соколов развернулся и несколькими точными ударами разнёс ближайшие холмы, затем плавно качнул крыльями и ушёл на базу.

Он пополз к солнцу, помня, что там видел какие-то строения. Вскоре зрение пришло в норму и он встал. Кругом расстилалась пустыня. «Дорогая Катерина Матвеевна… красноармеец Сухов… стреляли…» Обрывки фраз из любимого фильма «Белое солнце пустыни» крутились в его голове, как заезженная пластинка, заставляя идти, ползти вперёд, подальше от места боя. Он отдыхал между барханами за хлипкими сухими кустами, затем вставал и шёл дальше. И молил Бога, чтобы на него не объявили охоту. А утром Дмитрий наткнулся на разрушенный городок. Его нашли мальчишки, будто слепленные из одного куска коричневого пластилина, грязные, загорелые, шумные. А потом он увидел её, Элен Виардо. И пропал.

…Орлов женился сразу после окончания училища и считал, что в принципе удачно. Катя была ему неплохой женой. В их небольшой квартирке всегда было довольно чисто и уютно. Правда, раздражало её желание всё и обо всех знать, вечные телефонные разговоры, но развлечений в маленьком городке было мало, работы тоже, и он закрывал глаза на ежевечернюю женскую трескотню. А через несколько лет брака его как-то встретил знакомый доктор и поинтересовался здоровьем жены. Вот тогда-то Дмитрий и узнал милые мелочи из жизни их семьи. И про сделанный его женой аборт. Он тогда задал всего один вопрос: «Почему?» и получил исчерпывающий ответ, узнав имя её любовника.

А через неделю полк улетел в длительную командировку. И там, пережив войну, смерть друзей и ранение, чудом спасшийся после катапультирования из подбитого ракетой самолёта он встретил женщину, которую вдруг полюбил так, что сам удивился, как в его размеренной жизни случилось такое чудо. Дмитрий Орлов, холодный и отстранённый, всё просчитывающий наперёд, никогда не испытывающий взрывных эмоций и чувств, кроме всепоглощающей любви к небу и высоте, задыхался от нежности, до дрожи в руках прижимая к себе эту хрупкую, но сильную девушку. Их первый сладкий поцелуй с солёным привкусом её слезинок, и ночь, когда она пришла к нему и шептала «чего же ещё, я же сама пришла к тебе». А потом была неделя, целая неделя больше чем жизнь. Неделя счастья, тихого смеха, стонов и любви. И её грустная улыбка на прощание.

Когда его привезли на базу, их врач внимательно осмотрел зажившую рану, помотал головой и удивлённо проговорил улыбающемуся офицеру:

— Везучий ты, чёртов сын, Орлов! Надо же, как тебя вывернуло, а ты небольшим шрамом отделался! И кто тот кудесник, что тебя к жизни вернул? А то ведь смотреть было страшно на тот кусок льда, что тут шарахался по базе!

Потом он искал её, писал, отправлял официальные запросы, но врача Элен Виардо не было ни в одной гуманитарной миссии. А после, уже перед возвращением домой они узнали о страшной судьбе медиков, спасших русского лётчика. И у Орлова не осталось ничего, кроме неба…

_______________________________________________________________________________________

*Намордник — кислородная маска

**Расчёска — СУ-25

***Сушка — реактивный самолёт ОКБ Сухого

Часть 3

Руководитель полётов полковник Захаров прислушивался к разговору за своей спиной. Зимняя рыбалка, что так привлекала фанатов этого вида отдыха, откладывалась из-за сильных морозов. Как и любимая некоторыми охота. Только и оставалось, что вспоминать и хвастать своими прежними достижениями. В динамиках послышался шум работающих двигателей и голос Грачёва.

— Вышка, я полста первый. Задание выполнил, все системы работают в штатном режиме.

— Полста первый, вас понял. Андрей, как машина?

— Нормально, командир. Сегодня как никогда, будто послушная женщина.

— Хм, — Павел Констатнтинович мотнул головой, радуясь хорошему настроению и удачному полёту. — Давай домой, ждём на второй полосе.

— Есть, командир.

За его спиной кто-то тихо рассказывал, как прошло открытие охотничьего сезона, а Захаров думал о дочери и её будущем. В маленьком городке не скроешь ни свои поступки, ни свои симпатии. Правда, говорят, что Андрей уже не встречается с той другой, Мариной, кажется. Во всяком случае вместе их не видели уже давно, но где гарантии, что и дальше он не будет изменять Алёнке? Эх, дети, дети! Ну ладно, на сегодня закончили, минут через двадцать Андрей будет дома.

— Вышка, я полста первый, — голос из динамика прозвучал приглушённо и медленно, будто с ними разговаривал не совсем трезвый человек. — Отказ выпускного клапана, произошла разгерметизация кабины.

Захаров резко развернулся в кресле и нажал кнопку тревоги. Офицеры, находящиеся в помещении руководителя полётов, быстро набирали телефоны аварийных служб, медчасти и госпиталя в Двуреченске.

— Полста первый, доложите обстановку.

— Выш…ка, я полста первый. Высота семь, давление пятьсот семьдесят, температура минус… двадцать. Голова болит, плохо вижу.

— Андрей, уходи вниз, слышишь! Уходи на три километра. Кислород!

— Командир, при резком снижении он может потерять сознание, — сказал кто-то из офицеров.

— Он и так его потеряет, у него в запасе минут пятнадцать на такой высоте.

Боковым зрением он увидел машину «Скорой помощи», что вывернула из-за дальних ангаров. Господи, доча, Алёнка! Лишь бы ей никто не сообщил, это будет для неё ударом. Лучше потом, когда всё будет ясно.

— Вышка, снижаюсь, давление повышается. Система не запускается*. Холодно. Очень холодно.

— Слышу тебя, говори, Андрей, только говори.

— Вижу полосу, сажусь.

Все молча уставились на полосу, на которую под каким-то странным углом, будто его сносило ветром, садился самолёт. К нему мчались пожарные машины, за ними тревожно ревела «скорая».

— В госпиталь сообщили?

— Так точно, дежурный реаниматолог звонок принял.

— Фамилия?

— Грачёва, командир.

— Кто-о-о? — Захаров замер, оторвав взгляд от взлётной полосы.

— Да, Грачёва Лидия Сергеевна. Командир, сегодня сестра Андрея дежурный врач.

— Ладно, потом разберёмся.

В это время Егор вытащил тело лётчика и аккуратно передал его стоящим внизу техникам, через несколько минут машина «скорой» скрылась с глаз.

— Дежурный офицер, доложить о неисправности.

— Есть, товарищ полковник.

— В КБ не звонить, я сам. Лишь бы выжил…

***

Миша Воронов нервно шагал по широкому вестибюлю двуреченского госпиталя. Андрей уже больше трёх часов находился в реанимации, куда никого не пускали, а на все вопросы звучал только один ответ — «состояние крайне тяжёлое, идут реанимационные мероприятия». Когда в очередной раз открылись двери, Воронов сквозь тёмное тонированное стекло увидел, как в длинный коридор со множеством дверей вышла невысокая девушка и тяжело села прямо на мраморный пол, согнув колени и спрятав лицо в ладонях, опираясь спиной на стену. Затем она сорвала с головы голубую прозрачную шапочку, освобождая пышные белокурые волосы, и с силой схватилась пальцами за светлые пряди. Миша смотрел на эту девушку, понимая, что произошло что-то непоправимое. В этот момент в коридор вышла высокая стройная женщина и села рядом с девушкой, что-то тихо говоря ей на ухо. Девушка кивала и отрешённо смотрела на свои пальцы, нервно теребящие медицинскую шапочку. Потом они обе встали и ушли куда-то вглубь отделения.

— Миш, ну что? — голос Орлова вернул Воронова в настоящее.

— Не знаю, Дим. Молчат, на все вопросы есть один ответ — «состояние тяжёлое». А что и как, толком никому неизвестно.

— Ладно, сейчас попробую маме Даше дозвониться.

Он вытащил телефон и набрал номер. Слушая длинные гудки, Дмитрий всматривался в блестящие от яркого света стекла дверей и пытался разглядеть знакомый силуэт.

— Да, — раздалось в трубке, и Дмитрий вдруг всё понял. Он поднял голову и молча посмотрел на Воронова.

— Мам, что?

— Всё, Димочка, мы не смогли. Слишком быстро всё, такую декомпрессию мы лечить не умеем, сынок. Вы езжайте домой…

— А ты? — перебил он Дарью Николаевну.

— Я останусь, со своими девчонками побуду. Они сегодня сами не свои, а ещё Лида тут. Ну ты понимаешь… всё-таки родная душа… Ты езжай, Дима, я сама. Папе позвони, он спрашивал о тебе. Ну всё, до встречи.

— Что там, Димыч? — Миша с тревогой посмотрел на умолкнувшего друга.

— Ничего. Надо Алёне это как-то сказать. А как? Ещё и родители его Сергей Леонидович и Тамара Ивановна. Как Лида перенесла всё это?

— Постой, ты… Что с Андреем?

— Андрея нет, Миш. А самое страшное, что его сестра там… с ним. Представляешь каково это — не суметь спасти своего брата?

— Да, — Воронов опять всмотрелся в стёкла дверей. — Я видел её, кажется. Она плакала. Что делать будем?

— Домой поедем. Надо сказать всем нашим, готовиться. Он, Миш, не первый и не последний. Мы сами выбрали себе дорогу. Пошли.

***

Дмитрий открыл дверь и остановился, оглядываясь и ища глазами друзей. В центре холла Дома офицеров стоял гроб, рядом с ним сидела мать Андрея Тамара Ивановна. За ней стоял отец Андрея Сергей Леонидович с дочерьми Лидией и Людмилой. Грачёва медленно раскачивалась из стороны в сторону, прикрыв рот ладошкой в чёрной перчатке, и что-то тихо бормотала себе под нос. Люди подходили, молча опускали цветы с траурными лентами, но никто не решался подойти к обезумевшей от горя матери.

Орлов снял шапку и медленно пошёл вперёд, не спуская глаз с Грачёвой. Он развязал ленту на алых гвоздиках и аккуратно положил цветы в ногах погибшего друга, затем коротко кивнул Лиде и Сергею Леонидовичу и тихо прошептал:

— Тамара Ивановна.

Грачёва всё так же раскачивалась из стороны в сторону, не слыша обращённых к ней слов.

— Тётя Тома, — вдруг тихо произнес Дмитрий и опустился перед женщиной на корточки. — Это я, Дима Орлов.

— Митенька? — встрепенулась Тамара Ивановна и провела ладонью по тёмным с редкой проседью волосам. — А ты надолго? А Андрюши нет, он улетел. Он не вернётся, Митенька. Мне Серёжа сказал, что он надолго улетел. С кем же мне теперь Людочку оставить, Митя? Она же такая неугомонная, только Андрюшеньку и слушала. А теперь как же? И зима, Митя, зима… Земля холодная, ему холодно будет, мальчику моему… А я согреть его не смогу… А ты приходи к нам, Митенька, я тебе книги Андрюшины покажу. Он читал много… мечтал…

Она умолкла и опять стала раскачиваться, продолжая что-то шептать о сыне, непослушных дочерях. Дмитрий взял её холодную ладошку и молча поцеловал. Затем встал и отошёл в сторону, где стояли отец и мама Даша.

— Ты молодец, что пришёл. Тома всегда любила тебя, может, ты сможешь её как-то выдернуть из этого безумия.

— Отец, а где Алёна?

— Пока не приходила. Они с Павлом задерживаются. Но обещали быть.

Александр Дмитриевич тяжело вздохнул, Дарья Николаевна мягко положила на его локоть свою ладошку, он нежно накрыл её своими пальцами.

Дмитрий отступил назад, увидев в глубине зала Соколова и Воронова. Они молча кивнули друг другу, Соколов открыл рот и вдруг лицо его скривилось и он тихо выругался сквозь стиснутые зубы.

Дверь в зал отворилась, и в заполненное людьми помещение ворвалась молодая девушка с длинной косой. Дмитрий прищурился и оглядел её с ног до головы. Простоватая, небольшого роста, в какой-то несуразной шубе из искусственного меха почему-то розового цвета. Она быстро прошла в центр и вдруг упала перед гробом на колени, прислонилась к нему лбом и начала громко причитать, выкрикивая что-то о любви, детях, будущем. Грачёва безучастно смотрела на девушку. Дмитрий растерянно оглянулся и увидел кривую улыбку на губах мамы Даши. В следующий момент она сделала несколько быстрых шагов и рывком подняла пришедшую девушку, буквально выталкивая её в боковую дверь.

— Это кто? — ошарашенно поинтересовался Орлов.

— Это и есть Андрюшина зазноба, — прошипел подошедший Соколов, презрительно провожая взглядом сопротивляющуюся в руках Дарьи Николаевны девушку. — Хоть бы постеснялась перед его матерью спектакли разыгрывать. Упс, мужики, а вот теперь приготовились. Командир и Алёна пришли.

Они повернулись к входной двери, где стоял Захаров, поддерживая под руку дочь. Казалось, что все жизненные силы покинули эту темноволосую красавицу, на лице которой жили только измученные слезами и бессонницей глаза. Она сделала пару шагов и остановилась, не в силах подойти ближе.

Тамара Ивановна медленно повернула голову в её сторону и начала шарить в воздухе руками, будто искала невидимую опору.

— Тамара Ивановна, здравствуйте…

Грачёва наконец схватила дочь за руку и задушено прошептала:

— За что?.. Зачем? — затем поднялась и громко произнесла: — Как они посмели, Лида?.. Так называемая невеста и её папаша! Это ты во всем виновата! Ты! Это ты создала того монстра, что убил моего сына! Вон! Убирайтесь оба! Вон!

— Тома, успокойся! — пробормотал жене на ухо Сергей Леонидович. — Алёна ни в чём не виновата.

— Тамара Ивановна, нам обоим Андрей был очень дорог. Мы бы хотели попрощаться с ним. Ваша скорбь — и наша скорбь тоже, — твёрдо произнёс Захаров и успокаивающе погладил дочь по плечам.

— Вы же знаете, как я любила его, — сквозь слёзы прошептала Алёна.

— Любила? И сделала всё, чтобы он погиб, летая на этой дрянной машине!

— Мама, — Лида сделал шаг вперёд и обняла мать.

— И она виновата не меньше, чем тот, кто позволил моему мальчику сесть в этот проклятый самолёт. Это все вы виноваты, — она обвела безумным взглядом стоящих офицеров и конструкторов. — Если бы не вы все, мой мальчик был бы жив. Мы бы веселились, танцевали, пили вино. Но вы сделали так, что он умер, а вы все живёте! И ты, и ты, и вы все! — Грачёва обвела взглядом конструкторов и испытателей, задержавшись взглядом на своём муже и Орлове-старшем.

Алёна прижалась к отцу и плакала навзрыд, Орлов и Соколов подошли к Александру Дмитриевичу, который украдкой поглаживал грудь в области сердца. Воронов шагнул в сторону Грачёвых, Лиды и Сергея Леонидовича.

— Мама, успокойся! — Лида со слезами на глазах пыталась хоть как-то загладить брошенные слова, но Тамара Ивановна вдруг резко повернулась к ней и закричала:

— Не успокоюсь! Не успокоюсь, пока здесь находятся все эти люди, убившие моего сына. И ты!

Лида вздрогнула и отшатнулась от матери.

— Ты! Ты и твои врачи, твоя распрекрасная Лена! И ты, — ткнула пальцем в сторону вернувшейся Дарьи Николаевны. — Вы не смогли его спасти! Вы все хотели его смерти! Все!

Лида спрятала лицо в ладонях и резко отвернулась, попав в сильные руки Миши Воронова, что прижал её к себе, обхватив ладонями плечи и голову, стараясь как можно крепче обнять, чтобы заглушить ядовитые слова матери. Но Лида вырвалась и побежала к двери, стараясь глотнуть морозный воздух. Она рванула на себя тяжёлую дверь и столкнулась с невысокой девушкой в коротком полушубке и пушистой вязанной шапочке. Лида уткнулась ей в плечо, что-то бормоча и мотая головой, девушка обняла её и увела, говоря что-то успокаивающее. Двери за ним закрылись, и наступила оглушительная тишина. Через несколько секунд раздалась тихая прощальная мелодия, Тамара Ивановна осела на стул и широко распахнутыми глазами смотрела на высоких молодых людей в форме, что медленно понесли её сына в последний путь. Она тяжело поднялась и пошла вперёд, не глядя по сторонам и не замечая никого и ничего. Она потеряла любимого сына, ей незачем было жить.

Похоронная процессия медленно двигалась по широкой аллее. Где-то звучала печальная музыка, шумел ветер в голых кронах уснувших деревьев. Люди молча шли по заснеженной дороге, и каждый думал о своём. Орлов подошёл к родителям и оглянулся по сторонам.

— Мам, ты не знаешь, куда Лида ушла?

— Дима, её Лена забрала к себе. Им сейчас лучше побыть вдвоём. Да и Марьяна, тётя Лены, за ними приглядит. Всё не в одиночку.

— А кто эта Лена?

— Лена Журавлёва. Врач мой, это она пыталась Андрея спасти. Но — увы! Мы не волшебники. Дима, я папу домой заберу. Боюсь, что его сердце может не выдержать. А вы потом приходите к нам, помянем Андрея.

Орлов кивнул и зашагал дальше.

_______________________________________________________________________________________

*Система автоматического регулирования давления (САРД) предназначена для регулирования давления воздуха в кабине и салоне летательного аппарата, предотвращения резкого его снижения и развития декомпрессии у лётчика, что может привести к отёку мозга.

Часть 4

Сергей Соколов остановился перед дверью, потоптался и поднял руку к звонку. Но потом сжал пальцы в кулак и прислонился лбом к прохладному дереву. Что он ей скажет? Зачем пришёл? Посочувствовать, утешить, выразить соболезнование? Нет, чёрт возьми, он пришёл к ней потому, что влюбился с первого взгляда ещё тогда, в кабинете её отца, когда она молча протянула ему пачку каких-то бумаг и бросилась к Орлову. Именно тогда он почувствовал первый укол непонятной ему ревности, хотя понимал и знал, что Димка ей никто, просто друг детства.

А потом он услышал о будущем замужестве и увидел её счастливые глаза. И пропал. Сергей старался не показываться в КБ, передавал рапорта и уходил. Слова Сашки Ястребова об измене Андрея своей даже пока не жене воспринял как личную обиду. Ну как? Как можно оставить такую девушку и искать чего-то на стороне? Как можно отказаться от неё? Красивая, умная, нежная, глаза эти огромные зелёные, как у кошечки. Ладошки маленькие, пальцы тонкие. И эта её привычка поправлять волосы, заправляя локон за ушко с блестящей жемчужиной.

Сергей повернулся к двери спиной и съехал вниз, положив локти на согнутые колени. А если ей сейчас плохо? А вдруг плачет? Он передёрнул плечами, вспомнив обвинения Тамары Ивановны. Хотя её тоже понять можно, наверное. Она мать. Соколов забросил голову назад и уставился пустым взглядом в белый потолок. Мать. Он никогда не видел своих родителей. Вся его жизнь — это детдом и общага. И небо.

Он впервые близко увидел этих металлических птиц, когда ему исполнилось пятнадцать. И твёрдо решил, что он тоже будет летать. С того дня все силы он бросил на достижение своей цели. Учёба и только учёба, отказ от курения, занятия парашютным спортом — и вот он уже курсант лётного училища. Димку Орлова он заметил сразу. Тот был так же высок, как и Сергей, но в отличие от замкнутого детдомовского мальчишки уверен в себе, спокоен и невозмутим. В их дружной компании, прозванной начальником училища генералом Канкриным «благородной стаей», он один был, как это принято было говорить, из «простых». Отец Димы Орлова был известным авиаконструктором, так же как и отец Андрея Грачёва, родители Миши Воронова служили в дипломатической миссии в Италии, Саня Ястребов был из генеральской семьи, отец его служил в Москве, а предки Паши Коршуна были офицерами со времен первой мировой. Но несмотря на различие в социальном положении Сергей не ощущал со стороны своих друзей ни давления, ни высокомерия. Он каждый год ездил в гости к кому-то из друзей, они вместе отдыхали на турбазах, катались зимой на горных лыжах, а летом ездили рыбачить на дачу к Ястребовым. И за всё время учёбы в училище, не считая дня принятия Присяги и выпуска, ни один из отцов не появился на пороге училища, кнуты и пряники они получали одинаково. И только одно различие было между ними — Сергей не мог запросто общаться с девушками. Он с улыбкой наблюдал за влюблённостями своих друзей, усмехался и молчал при разговорах о женском поле, гулял на свадьбах Орлова и Ястребова, летал, спасал друзей, получал награды и выговоры, но найти женщину, которую бы полюбил, так и не смог. И только сейчас, когда скоро он встретит свое тридцатилетие, он понял, что такая женщина появилась в его жизни. Алёна. Зеленоглазая красавица Алёна Павловна Захарова.

Сергей поднялся, сжал ладонью дверную ручку, и вдруг дверь поддалась, беззвучно открываясь, будто приглашая его войти. В прихожей было темно, где-то мерцал неверный свет, слышался тихий смех, разговоры и музыка. Ничего не понимающий мужчина медленно прошёл вглубь квартиры и увидел сидящую на диване девушку, закутавшуюся с головой в плед, бессмысленно смотрящую в большой монитор компьютера, где мелькали кадры из снятого когда-то домашнего видео. Он остановился и уставился на экран, где у костра сидели люди, а погибший Грачёв пел песню под гитару. «Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретишься со мною». Андрей улыбался в камеру, покачивая головой в такт песни, люди вокруг подпевали ему, трещали дрова в огне. А Алёна молча сидела на диване и смотрела на поющего погибшего жениха.

Сергей шагнул вперёд и резко выключил запись.

— Зачем ты это сделал?

— Алён, прости, но так ты не вернёшь его…

— Его никак не вернёшь, майор. И в его смерти отчасти виновата и я.

Соколов присел на корточки перед девушкой и тихо сказал:

— Алёнушка, ты ни в чем не виновата. Он, как и мы, сам выбрал свою профессию. Наша профессия — ходить по самому краю жизни и смерти. Наш закон — не переступать этот край. Но если придётся, то шагнуть и спасти остальных. Недаром все наши инструкции написаны кровью. И ты не должна винить себя! Прости, но это должно было случиться. Если бы не он, то кто-то другой.

— И ты?

— И я, — твёрдо ответил Сергей. — Алёна, это моя профессия. Моя жизнь. И парней наших, и твоего отца. Ну что ты?

Он встал на колени и крепко прижал рыдающую девушку к себе. Он молчал и терпеливо ждал, когда закончатся слёзы, прервутся рыдания. Но Алёна скоро обмякла, уткнувшись лбом в его плечо, и Сергей с удивлением увидел, что она уснула. Он медленно поднялся, сел рядом, прижал спящую девушку к себе и откинулся на спинку дивана.

В эту минуту в коридоре зажёгся свет и в комнату тихо вошёл командир, отец Алёны полковник Захаров. Он внимательно посмотрел на спящую девушку, перевёл взгляд на молчащего мужчину, обнимавшего его дочь, и кивнул.

— Я там, Сергей, продукты принёс. Чай там, сладости. Ты попробуй накормить её, а то одни глаза остались. — Полковник вышел из комнаты и тихо произнёс перед тем как уйти: — Береги её, Серёж, ей сейчас кроме тебя и не поможет никто, она никого не слушает. А тебе как-то удалось… Спасибо… сынок.

На следующий день Алёна Павловна Захарова вышла на работу. А через неделю Сергей Соколов улетел в длительную командировку, тестировать новые системы для дозаправки в воздухе.

***

— Майор, бери управление на себя.

— Есть, командир.

Командир самолёта-лаборатории Вяземский Юрий Степанович внимательно разглядывал своего второго пилота. Молодой совсем, а уже награды имеет. И не фитюльки «за выслугу годов», а настоящие боевые. А ещё Пашка, хромой чёрт, проводил его со словами «до встречи, сынок». Да чтобы Захаров кого так величал? Хрен вам! Он скорее пенделей раздаст. Значит, нормальный мужик.

— Рыжий!

— Да, командир, — отозвался бортинженер Алексей Рыжий.

— Включай систему, проверим для начала. А то опять получится «тыжинженер»!

— Спокойно! Теплицу-то я у матери всё-таки поставил!

Соколов вопросительно глянул на командира, слушая, как за его спиной Алексей тихо бормочет в диктофон о готовности к испытаниям, закончив фразу почти молитвой — «Да пребудет с нами ампер!»

— А что за история с теплицей, командир? — поинтересовался Сергей, свободно удерживая штурвал.

Экипаж, в который ещё входили штурман Алексей Бондарь и бортрадист Дмитрий Костров, прыснул со смеху, а Вяземский откинулся в кресле и с улыбочкой начал свой рассказ, что сопровождался тихими ругательствами Рыжего.

— Понимаешь, Лёха-то у нас хоть и молодой, но один из грамотеев в своём деле, ведущий инженер всё-таки. А мать его в деревне живёт. Слышь, Рыжий, а как деревня называется?

— Закобякино, — гордо ответил инженер.

Вяземский скривил губы и поднял палец вверх, подчёркивая важность имеющегося факта.

— И там, в том Закобякине…

— Не «–кине», а «–кино»! — возмущённо поправил командира Рыжий.

— Да, так вот! — как ни в чём ни бывало продолжил Вяземский. — Приезжает наш Лёшка домой, а его сосед ему вопрос задает. Сколько, говорит, углов у теплицы, Лёха?

— Да не так было! Ты… Вы, товарищ майор, его не слушайте, наврёт с три короба, а правды ноль!

— Меня Сергеем зовут, — ответил Соколов, замечая, как переглянулись между собой офицеры.

— Ну вот, Серёг, приезжаю я домой, а сосед мой меня на улице поймал и как рявкнет на всю вселенную: «А какой угол крыши должен быть у теплицы? Как не знаешь, ты ж инженер!» А народ уже вокруг собрался, продолжения концерта бесплатного желает. А этот дальше орёт: «А свадьбу у дочери провести сможешь?» Я, если честно, немного прифигел, а он мне такой: «Ну ты ж, говорят, какой-то там ведущий!»

Мужики откровенно наслаждались рассказом и тихими ругательствами, которыми Алёша сопровождал свой монолог.

— А ты что? — спросил Соколов.

— А что я? Я им всем и говорю: «Здравствуйте, говорю, приглашаю, говорю, к себе домой. И предлагаю познать силу второго закона Кирхгофа для магнитной цепи, а также, говорю, закон Ома в дифференциальной форме. Так же, говорю, есть возможность познать природу электрических и механических потерь в машинах постоянного тока, представленных, говорю, в виде коллекторного двигателя с вариациями последовательной, параллельной или даже смешанной обмотки возбуждения на ваш выбор».

— А народ-то чё? — уже со смехом проговорил Сергей.

— Эх, — глубоко вздохнул Рыжий, — не понял народ них…

— Рыжий! — пробурчал Вяземский.

— Нихуа хуа, песня такая есть! Командир, система готова.

— Ясно. Занимаем эшелон, система работает нормально. Запись пошла.

Рыжий чем-то щёлкнул и тихо с ехидцей спросил:

— Командир, систему запускать по чертежам или чтоб работало?

— А в лоб? — тут же откликнулся Вяземский.

— Понял, — ответил инженер и чётко скомандовал: — Штурман, высота, квадрат. Радист, передавай — первый этап пошёл. Пилотам занять эшелон.

Сергей потянул штурвал на себя, ощущая, как огромная машина плавно пошла вверх.

— Слышь, майор, а ты ж к нам из ибальной авиации* пришёл, а нашей машиной управляешь как кавалер ордена Сутулого**.

Соколов усмехнулся и проговорил:

— Лётчик-испытатель должен хорошо летать на всём, что может летать, и с некоторым затруднением на том, что летать не может.

— Это на метле, что ли? — со смехом добавил штурман Бондарь и подмигнул повернувшемуся к нему Сергею. — Ты того, женский транспорт не трожь, а то разнесут на кусочки, не соберёшь.

— Ага, это на тему «Как посадить самолет, читайте в следующем номере нашего журнала», — тоненьким голосом пропищал Рыжий. — Командир, систему проверили. Длительность полета три часа.

— Штурман?

— Удаление 300, азимут 155, скорость ветра 15. В заданной точке будем через два часа.

— Принял! — проговорил Вяземский. — Для непосвященных доклад нашего Бондаря напоминает анекдот. «Приборы? Сорок! Что сорок? А что приборы?» Серёга, отдыхай, беру управление на себя.

— Есть, командир.

— Командир, а ваша Ирина Михайловнапирожков на дорожку отсыпала? А то так жрать охота, — тихо проговорил Рыжий.

— Ну ты кое-что понял про нас, да, майор? Что за экипаж, только бы пожрать!

Сергей улыбнулся и отпустил штурвал, откинувшись на спинку лётного кресла и прикрыв глаза. Где ты, Алёнушка? Как твои дела? Чем занимаешься? Поела или опять закрутилась и забыла? Надела ли шапку? Не плачешь ли? Ты подожди меня, я скоро, совсем скоро, ты даже не заметишь, как пролетит время, я опять буду рядом. И я клянусь, я постараюсь, чтобы ты радовалась жизни и стала счастливой… Алёнка, любимая…

_______________________________________________________________________________________ *ибальная авиация, ибательная авиация — истребительно-бомбардировочная авиация (от аббревиатуры ИБА).

**орден Сутулого — нагрудный знак «За безаварийный налёт».

Часть 5

Ястребов вошёл в квартиру и устало облокотился плечом на стену. Сегодняшний день забрал, казалось, всю энергию и силу из усталых мышц. Самолёт-лаборатория, который обкатывал сегодня Александр, был создан КБ для проведения исследований обледенения и проверки эффективности различных противообледенительных систем. Нынешняя зима выдалась на редкость морозной и капризной, и полёты на критических высотах требовали от пилота и всего экипажа полной отдачи. Когда в середине полёта Александр понял, что самолёт перестал его слушаться и стал медленно заваливаться на бок, только опыт и хладнокровие помогли ему справиться с возникшей проблемой. Его «пассажиры» инженеры-испытатели так до конца и не поняли тяжести ситуации. И только на аэродроме огромными глазами рассматривали опущенные книзу покрытые льдом элероны на правом крыле. Один из офицеров поднял большой палец вверх и благодарно кивнул.

И вот после всех рапортов, разговоров, нескольких часов в холодном ангаре он, наконец, дома. Осталось только одно желание — что-то поесть и завалиться спать. Стянув дубленку и сбросив с гудящих ног тёплые ботинки, Саша медленно пошёл в комнату, где горел неверный свет ночника.

— Ну и где ты был на этот раз? — раздалось из темноты, и с дивана поднялась его жена Нина. — Опять будешь мне рассказывать о полётах? Я знаю, что ты сегодня после обеда был в штабе, а домой явился поздно вечером.

— Нин, давай не сегодня, — поморщился Ястребов и с силой потёр затылок. — Я устал, хочу есть и спать. Поверь, мне не до выяснения отношений.

— Ты хочешь есть? Пусть тебя кормит та, с кем ты провел всё это время!

— Нина, я прошу тебя! Давай не будем сегодня…

— Сегодня? Да я каждый день только то и делаю, что жду, когда ты придёшь домой в человеческое время! Чтобы ты думал не только о своей работе, но и обо мне!

— Я думаю о тебе! Но и работу мою никто не сделает! Ты, в конце концов, выходила замуж за военного лётчика, Нина! И тебя насильно за меня замуж никто не тащил!

Усталость и какая-то непонятная злость вдруг запульсировали в его гудящей от боли голове, Ястребов отшвырнул в сторону телефон, что с глухим стуком ударился об стену и упал на пол.

— Да я вышла за тебя замуж только потому, что думала, что ты сможешь обеспечить мне достойное существование! Заметь, даже не жизнь, а существование! А что я имею в итоге? Семь лет своей жизни я убила на заброшенные военные городки, где нет ни развлечений, ни даже нормальных магазинов! Я сижу дома, а ты летаешь, летаешь, летаешь! А мне чем заниматься? Вот и сейчас мы опять в какой-то дыре, где даже поговорить не с кем!

— Хочешь чем-то заняться, иди работай!

— Работать? Где? Ты не забыл, что я искусствовед? Где, позволь мне спросить, можно применить моё образование в этом городишке? Может быть, мне пойти работать в ваш Дом офицеров?

— А чем тебе не нравится такая работа? Почему бы тебе не устроиться работать в музей в Двуреченске?

— В Двуреченске? Ты не напомнишь мне, что это за музей? Краеведческий, Саша! А я изучала западное и восточное искусство 18 века! Это Шарден, Лиотар, Рокотов! А ты не думал, что я выходила за тебя замуж, потому что надеялась, что мы будем жить в столице? Александр, ты сын Алексея Ястребова, а прозябаешь в таких дырах, которых даже на картах не существует!

Ястребов медленно повернул голову к жене и вдруг ехидно усмехнулся:

— Так вот, значит, как? Ты за генеральского сынулю замуж выходила? Тебе не Саша Ястребов нужен был, а его отец генерал-полковник Алексей Ястребов?

— А даже если и так? Я тоже человек, а не предмет мебели, я молодая красивая женщина, я жить хочу! Носить красивые платья, туфли, ходить в рестораны, на выставки, в театры наконец! Хочу, чтобы мной восхищались, чтобы смотрели на меня, чтобы я была окружена красивыми вещами, людьми, чтобы было интересно жить, а не сидеть в четырёх стенах!

— И ты все эти годы ждала театров? Или восхищения? Поэтому и от детей отказалась? Так что тебя останавливает? Езжай в столицу, ходи в театры, носи платья, покажи свою молодость и красоту, если я и моя работа недостойны такого счастья! Попробуй, Нина, окружи себя вещами, продай себя подороже!

— Саш, ты чего?

— Ничего, Нина. У нас что-то пожевать имеется? Я голоден.

— Нет! Ничего нет и не будет, пока ты…

— Пока я что? Пока я не уйду? Ты это хотела сказать? Считай, что я всё понял, услышал. Меня не будет несколько дней. Живи как хочешь.

— Что значит — тебя не будет? А я? Ты в Москву? Я тоже хочу!

— Поезжай, тебя никто не держит в этой дыре. Дорога свободна. А теперь я хочу спать!

— Да провались ты вместе со своей работой! Вы все одинаковые! И закончите все, как ваш Грачёв!

— Замолчи! — взревел Ястребов, хватая жену за плечо. Нина с вызовом вскинула голову и посмотрела ему в глаза, но тут же попятилась и вжалась в стену. — Никогда не смей даже вспоминать о моих погибших друзьях! Никогда! А теперь слушай меня внимательно. Я. Подаю. На развод.

— Я не отпущу тебя просто так! Я… я… я отберу у тебя квартиру!

— Отбирай, тем более что она служебная. Разговор закончен. Ты мне больше никто! — он развернулся и вышел прочь. Это была последняя капля. Сегодня он переночует у мужиков в общаге, а завтра они едут в Москву. А там посмотрим. Только Нины уже в его жизни не будет.

***

— Что это, Орлов? — Захаров поднял взгляд от исписанных листов.

— Рапорта, товарищ полковник.

— Рапорта? А ты у нас уже во множественном числе, как «Николай Вторый»? — продолжал бурчать Захаров, посматривая на телефон. Алёнка вышла на работу, но сегодня пока ещё ни разу не позвонила, что его немного беспокоило.

— Никак нет. Но… Павел Константинович, у Павла Коршуна день рождения, а мы в этот день всегда к его вдове Маше ездили. В этом году я, Воронов и Ястребов. Он вместо Серёги, Соколов в командировке.

— Без тебя знаю. К Ястребовым заедете? Татьяне Владимировне и Алексею Михайловичу привет передадите. Давай свои рапорта, подпишу. На сколько едете?

— На два дня, товарищ полковник.

Орлов стоял перед командиром и внимательно смотрел на его порывистые движения. Нервничает Павел Константинович, хотя после услышанного на похоронах Андрея полгородка на нервах. Откуда у Тамары Ивановны столько злости? Дмитрий помнил её в свои школьные годы — добрая, красивая, неунывающая, дом всегда открыт, и покормит, и приласкает, и уши надерёт при случае. После произошедшего Лида уехала в Двуреченск, дома практически не появляется, мама Даша говорила, что она живет у своей подруги Лены, что пыталась тогда вернуть Андрея к жизни. Но увы! Страшно, наверное, видеть смерть близкого и родного человека, понимая, что ты не можешь ему помочь. В штабе говорили, что девчонкам выделяют квартиры в новом доме, хотя они днюют и ночуют в своей реанимации. Как когда-то его Лена… маленькая Элли Виардо…

— Держи. Жду возвращения, полста седьмой к твоему возвращению будет готов. Возьмёшь «семёрку», Дим?

— Да, — улыбнулся Орлов, — она моя.

— Вот и прекрасно. Удачи.

Дмитрий вышел из кабинета командира, свернул в боковой коридор, и вскоре заверенные в кадрах рапорта легли на стол командира, а майоры Орлов, Воронов и Ястребов с дорожными сумками и подарками «упаковались» в машину Ястребова.

***

Саша провернул ключ в замке и глубоко вдохнул, открывая дверь в родительский дом и вдыхая аромат маминых духов.

— Мам, пап! Я приехал! — закричал он с порога, быстро стягивая короткую дублёнку и ботинки. В глубине квартиры послышался неясный шум, что-то упало и покатилось по полу, а через несколько секунд в прихожей появилась красивая стройная женщина. Она молча подошла к Александру и крепко прижала к себе, целуя в висок. — Здравствуй, мам.

Ястребов отстранил мать и прищурился, разглядывая нестареющую красавицу Татьяну Владимировну.

— Не понимаю, как отцу удалось такую женщину заарканить!

Татьяна Владимировна мягко рассмеялась и тихо прошептала сыну на ухо:

— Ты, сынок, только ему не говори, но это я его заарканила. Знаешь же эту поговорку — если женщина решила сделать мужчину счастливым, то она это сделает…

— …Где бы ни прятался этот несчастный, — со смехом договорил за неё вышедший следом мужчина. Высокий, широкоплечий, всё ещё красивый и подтянутый. Он протянул руку сыну и похлопал его по плечу.

— Каким ветром, сын?

— На побывку. И жену друга проведать.

Ястребовы переглянулись, и Алексей Михайлович тихо спросил:

— Кто?

— Паша Коршун, пап. Но уже давно, почти два года прошло. А вот… Андрей…

— Да, нам сообщили.

Татьяна Владимировна порывисто обняла сына, будто пыталась защитить своего ребёнка от неприятностей и бед, но он с улыбкой обнял мать и отстранился.

— Что же мы в дверях-то стоим? Сашенька, проходи, сынок. Я сейчас на стол накрою. А вы пока с отцом поговорите.

— А где мой неугомонный братец? Опять в горы подался?

Ястребовы улыбнулись: братья Александр и Владимир всегда дразнили друг друга, но при этом защищали один другого и перед родителями, и перед недругами. Как говорил Алексей Михайлович — «мне иногда кажется, что мы с матерью не знаем и сотой доли того, что творят наши отпрыски».

Татьяна Владимировна скрылась в боковой двери, а Алексей Михайлович осмотрел внимательно сына и кивнул головой, без слов приглашая того в кабинет. Вскоре отец и сын сидели в глубоких креслах, маленькими глоточками потягивая коньяк.

— Пока матери нет, говори. Только вот что — я о гибели Павла и без тебя знаю, и про аварию вашу тоже. Я ж недаром свой хлеб ем, ты мне скажи, что обсудить приехал, а потом мы вдвоём решим — говорить матери или нет.

Ястребов сделал глоток, поставил бокал на стол и спокойно произнёс:

— Ей по-любому сказать придётся, отец. Я с Ниной развожусь.

Ястребов-старший кашлянул, потёр подбородок и тихо уточнил:

— Это твоё решение? Или оба к этому пришли?

— Моё, пап. Как оказалось, она для себя уже давно всё решила. Ещё когда замуж за меня шла.

— Так, так. Неужели за «генеральского сынка» замуж выходила?

— А ты всё так же зришь в корень, отец. Откуда дровишки?

Ястребов-старший ухмыльнулся:

— Из леса вестимо. Саш, ещё в те времена, когда они с матерью в музее работали, Нина всё подыскивала себе выгодную партию. Я всё ждал, когда же она скажет об этом, с каждым твоим переводом и новым званием ждал. Потом подумал, что ошибся. Жестоко ошибся, но, кажется, нет?

— Ты прав, отец. Но всё-таки… как ни крути, мы столько лет вместе. Знаешь, как по живому режешь.

— Лучше так, сын, потом ещё тяжелее будет.

— Наверное, ты прав.

— А ты один приехал?

— Нет, Орлов и Воронов как всегда к букинисту поехали, обещались быть к вечеру.

— Мать! — вдруг закричал Алексей Михайлович, вскакивая с кресла. — Этот негодник тебе не всё сказал!

Татьяна Владимировна вышла с кухни, вытирая руки полотенцем. Она чувствовала, что Саша приехал с нехорошими вестями, но старалась ничем не показать своё волнение. Она посмотрела на мужа и облегчённо выдохнула, когда услышала радостную новость:

— Танечка, у нас сегодня будут гости! Дмитрий и Михаил с сыном приехали! Та-а-ак! — Ястребов потер ладони и громко заявил: — Саня, бегом в кондитерскую за вашим любимым тортом! Таня, я водочку в холодильник поставлю, да? А для тебя, моя милая, итальянское вино! Мать, праздник у нас! Дети приехали!

Саша уже натянул дублёнку, подкинул ключи, подмигнул родителям и умчался в кондитерскую на углу. Татьяна Владимировна молча повернулась к мужу и тихо спросила:

— Что ты скрываешь от меня, Алексей?

— От тебя ничего не укроется, душа моя. Таня, они разводятся.

Ястребова вздохнула, через силу улыбнувшись, и кивнула:

— Пусть сейчас, потом будет ещё больнее. Какая красивая пара была… Сын должен знать, что всегда может рассчитывать на нас. А пока… Как ты смотришь на мясо с черносливом?

— Ты же знаешь, Танюша, сколько мужа не корми, а он на следующий день будто и не ел вовсе. А из твоих ручек я готов и яду глотнуть.

Он склонился и поцеловал нежные ладошки жены. На что получил шлепок по плечу.

— Алексей, приготовь свой французский коньяк, Дима с Мишей всегда хвалили его. Ах, как быстро выросли наши мальчики…

Часть 6

Ястребов включил сигнализацию и посмотрел на друзей. Миша смотрел наверх на многочисленные окна серой многоэтажки, Дмитрий перехватил сумку и тихо сказал:

– Ну, мужики, погнали. Улыбки на лица нацепили, не орать, не махать руками — помним, там Дениска, а он мужиков в доме не часто видит.

– Дениска? — Ястребов внимательно посмотрел на Орлова.

– А ты что, не знал? У Коршуна сын родился, но вот видел он его только на фото и видео, что нам его Наташа на базу по интернету присылала. А Денис так своего отца и не увидел. Вот и живёт малой на этом свете, зная, что его отец герой-лётчик. Правда, в этом случае существуют друзья его отца, что не позволят забыть его.

Они вошли в полутёмный подъезд и поднялись на второй этаж. Миша надавил на кнопку звонка и улыбнулся, когда за дверью послышался детский звонкий голосок:

– Мама, отклывай!

Замок щёлкнул, и Ястребов застыл с удивлённым лицом. Она была ослепительна в этих светлых брючках и простой клетчатой рубахе навыпуск. Тёмные волосы, забранные у висков блестящими заколками, лежали тяжёлыми волнами на спине, голубые глаза, окружёнными длинными пушистыми ресницами, пухлые губы, которые она вдруг нервно закусила.

– Мальчики! — она говорила немного приглушённым голосом, будто слова давались ей с трудом. — Проходите. Я… я очень вас ждала. Не знала, приедете ли, но ждала. Денис!

У её ног стоял маленький темноволосый мальчик в мягких брючках и футболке, обнимая её за колено одной ручкой и держа в другой пластмассовый самолёт. Ястребов присел на корточки и протянул малышу ладонь:

– Ну здравствуй, герой! А ты, я смотрю, лётчиком будешь, да?

Денис поднял глаза на маму, а затем несмело положил в протянутую мужскую ладонь свою игрушку и тихо спросил:

– А ты мой папа?

Наташа вскинула брови и прижала ладонь к губам, Миша и Дмитрий кашлянули, а Александр сжал в ладони самолёт, сглотнул и твёрдо ответил:

– Да!

Затем встал и взял мальчика на руки, снимая ботинки и обращаясь к Наташе:

– Мам, ты нам покажешь, где наши игрушки лежат. Мы немного поиграем, а потом обедать будем. Ты как, Денис?

– Фу, — скривился мальчик, — не хотю кусать. Гулять хотю.

– Э, нет, брат. Гулять у нас не получится, пока мы с тобой не заправимся как следует. Ты ж лётчик? А самолёт не летает, пока его не покормят, ну или не заправят. Так и мужик! Сначала надо поесть, а потом дела делать или гулять! Мам, мы кушать-то будем?

– Конечно, — тихо проговорила Наташа, взглядом прося помощи у Воронова и Орлова. Дмитрий обнял её и успокаивающе сжал плечи. — Прошу, гости дорогие. К столу. Кхм, на заправочную станцию.

Ястребов с Денисом на руках прошёл в комнату и оглядел накрытый стол:

– А мама-то наша, Дениска, хозяюшка и умница, правда?

– Ага, и касивая, — с гордостью закончил маленький мужичок.

Александр посадил малыша на специальный высокий стульчик, вышел в коридор, снимая дублёнку.

– Сань, это чё было?

– То и было, мужики! Димыч, а я ведь её в первый раз вижу, а такое чувство, что всю жизнь знаю. Будто из снов моих явилась.

– Поэт, ити его! А потом что?

– А потом она со мной поедет!

– Ты чё, белены объелся, Сань? У тебя жена!

– У меня, парни… развод. Или вы думаете, что я в последнюю ночь перед поездкой ночевал у вас в общаге из-за большой любви к мужской компании? Нет, мы с Ниной тогда все вопросы… порешали. А эту девочку я никуда не отпущу! И мальчишку тоже. Сын у меня будет. Сын!

– Да ты её видел-то минут десять, — вскрикнул Мишка Воронов и посмотрел себе через плечо, стараясь не расстроить Наташу ещё больше. — Ты понимаешь, какой это для неё удар будет? А пацан? Это не шутки, это жизни человеческие! Ты о памяти Пашки подумал? Как мы потом его вдове в глаза смотреть будем?

– А вы не вдове в глаза смотреть будете. Вы ко мне домой будете приходить. И к моей жене. А вот если кто не так ей в глаза посмотрит, может и в пику схлопотать! Я понятно объясняю? Наташ, тебе помочь?

– Я знал, что ты не в себе, но такого…

В коридоре появилась всё ещё не пришедшая в себя Наташа и внимательно посмотрела на мужчин:

– Проходите к столу, мальчики. Все разговоры потом. После Паши.

Через несколько часов Ястребов проводил друзей к вокзалу и вернулся назад. К Наташе.

Александр переступил с ноги на ногу, всматриваясь в приглушённый свет в окнах на втором этаже. Он уже и сам не мог объяснить, почему он так решил, но отказываться от своей вдруг вспыхнувшей несколько часов мысли не собирался. Орлов и Воронов молча попрощались и сели в электричку. Когда поезд медленно начал набирать скорость, Димка Орлов поднял на него глаза и подмигнул. Значит, парни на его стороне, а следовательно, пора решиться. Он вошёл в тёплый подъезд, поднялся по лестнице и, понимая, что Дениска уже спит, тихо постучал в дверь.

Наташа открыла сразу, будто ждала его. Она смотрела ему в лицо, боясь увидеть в нём сожаление и раскаяние. Но увидела только блестящие в полутьме глаза, что смотрели уверенно и… властно! Она сделал шаг назад, и Ястребов вошёл в квартиру.

– Сын спит? — спокойно спросил он, снимая дублёнку.

– Да, — прошелестел женский голосок. — А ты… надолго?

– Да. Но мне в полку надо быть послезавтра. Наташ, ты реши, что вам с сыном необходимо на первых порах. Потому что квартира у меня пустая, только получена. А потом посмотрим. Либо купим, либо приедем ещё, и не раз. А сейчас можно чаю? Замёрз я что-то и устал.

– Да, я сейчас. Ты проходи. Саш, я… тебе на диване постелю, хорошо?

– Конечно. Наташа, я же не дурак, всё понимаю. Но и ты должна знать, я тебя заберу. Заберу вместе с сыном. Я пока пошли чай пить, хорошо?

Наташа кивнула и ушла на кухню. Ястребов заглянул в детскую, с улыбкой глядя на спящего мальчугана. Они знакомы всего несколько часов, а такое впечатление, что он пришёл домой, к семье.

– Саш, иди чай пить. Я тебе ещё пару бутербродов сделала.

– Иду, спасибо, Наташа…

***

Лена хлопотала на кухне, заканчивая сервировать стол. Лида уже несколько дней жила у неё в Двуреченске на съёмной квартире. Но скоро им обещали квартиры в новом доме в лётном городке. Скорее бы уже. Правда, ездить на работу каждый день придётся, но лучше встать пораньше и первым автобусом примчаться в госпиталь, чем жить по чужим углам. Да и с тётей чаще видеться будет возможность, а то с таким графиком дежурств ни одна нервная система не справится.

– Лида, иди ужинать.

– Да, Лен, иду. Слушай, я тут статью интересную нашла. Смотри, вот. «Особенности трудных дыхательных путей у пациентов с ожогами лица и шеи». Интересно написано, грамотно. Для нас может быть полезно.

– Хорошо, потом прочту. Бери хлеб, и хватит дуть кофе. Ты же не спишь совсем.

– Да не могу я спать, понимаешь, всё думаю, думаю. И мама всё в голове. Теперь, когда её обследовали, стало понятно, что с ней не всё так просто. И эти её депрессии, слёзы, скандалы, что она папе закатывала. Люду постоянно обвиняла в непослушании, а уж то, что на Андрюшиных похоронах было… Зачем она так? Ведь все остальные тоже рискуют! И Сашка Ястребов, и Миша Воронов, и Димка Орлов. А она…

– Лида, это болезнь. Ты должна понять и простить её. А ты сказала Орлов? — заинтересовано произнесла Лена. — Красивая фамилия. Как у нашей Дарьи Николаевны.

– А она и есть красивая, и Димка её сын. Лётчик-испытатель, недавно перевёлся в наш полк. А до Школы испытателей воевал, награды имеет. Я тебе сейчас их покажу! Они после приезда у нас в гостях были. Вот, смотри.

Лида включила планшет и нашла недавние фотографии. Лена смотрела в такие родные серые глаза, не смея сказать ни слова, чтобы не выдать себя.

– Красивые они, — задумчиво произнесла, перелистывая страницы.

– Это бесспорно! Я, знаешь ли, когда-то была безумно влюблена в Орлова. Но потом поняла, что этот парень не для меня!

– Почему?

– Да он холодный, как глыба льда! Ни тебе эмоций, ни чувств, всё просчитано, всё выверено. Да он не семь раз отмеряет, а семьдесят семь! И то не факт, что потом отрежет! Он когда женился…

– Ну вот! А ты говоришь «глыба»! Нашлась же женщина, которую он полюбил.

– Да? Мне кажется, что ему просто было так удобнее. Ну, чтобы не искать чего-то на стороне, а бонусом всегда еда на столе. Кстати, он будет твоим соседом по лестничной площадке, я уже видела схемы расселения и ордера.

Лена прикрыла глаза и кивнула. «Держи себя в руках, Журавлёва! Никто не должен знать, что он и ты… Он женат — и этим всё сказано! Ты не имеешь права разрушать его семью. Да, тогда так получилось, что вы оба потеряли голову, но он тебе ничего не обещал, ты сама так решила. Тем более, что ты сама ничего не спрашивала и не хотела знать правду. Женат… как же больно это слышать. И как теперь жить с этим знанием? Встречаться каждый день на площадке, здороваться и расходиться по своим делам? Не вспоминать его руки, губы, тяжесть тела и стоны? И тихий шёпот «моя, моя»? «Глыба льда»! Нет, он страстный, горячий, властный. Он может любить так, что ты забываешь саму себя… Что говорит Лида?»

– И Дарья Николаевна сказала, что они нам помогут.

– Прости, я не слышала, что ты сказала.

– Я говорю, если нужна будет помощь, парни готовы помочь. Ну мало ли — полочку прибить, — с улыбкой проговорила Лида, — или карнизы повесить. Так что только скажи. Кстати, что у тебя с техникой и мебелью?

– Ты же знаешь, что всё заказано, служба доставки ждёт только моего звонка. А ты как?

– Тоже всё готово. Я, кстати, в том же подъезде буду жить, только выше этажом. Вот увидишь, буду бегать, топать, гвозди забивать, стучать по батареям, пока ты мне не расскажешь, как ты мясо так вкусно готовишь.

– Ладно, но только по батареям, да?

Девушки убрали со стола и разошлись по комнатам съёмной квартиры, завтра на работу.

Лена ворочалась с боку на бок, думая, представляя, вспоминая. Что ему сказать при встрече? Как смотреть в глаза его жене? Признаться ли Дарье Николаевне? Хотя мало ли что могло случиться в жизни? Они люди взрослые… Только он женат! Да, он женат! Следовательно, она не имеет права думать о нём и на что-то надеяться. А теперь спать, хотя бы немного поспать до рассвета.

***

Михаил быстро пересёк служебные помещения офицерской столовой и резко остановился, услышав имя Орлова.

– А что такого? Он молод, красив, слухи ходят, что разведён. Зарплаты, сами знаете, у них ого-го, скоро квартиру получит. Ну чем не мужик-мечта?

Следом раздался дружный женский смех.

– Ты бы, Машка, не о мужиках думала, а о работе! А то гляди, поговоришь ещё, тебя и уволят! Где ты такую работу найдёшь? И чисто, и тепло, и сытно. Да к тому же ещё и мужики красивые вокруг, — закончила невидимая женщина под общий смех множества других сотрудниц.

Маша? Михаил хмыкнул, он понял, о ком идет речь. Молодая разбитная официантка, что с первых дней их пребывания в полку строила молодым людям глазки. Ха, и не только глазки. Достаточно вспомнить, какие короткие юбки она носила, да и пуговицы на её белой блузке позволяли видеть не только зону декольте, но и несколько больше. А уж позы, что она принимала, когда расставляла тарелки на столах, чего стоят. И поди ж ты, глаз на Орлова положила. Если учесть Димкин развод, который сожрал у него здоровья года на три, то этой Маше не светит на этом фронте никак и ни с кем.

– А если с Орловым не случится, на кого перекинешься?

– А что, на нём свет клином сошёлся? Там и Воронов неплох, да и Соколов ничего. Правда, говорят, что он к Алёне Захаровой зачастил. Она тоже не промах. Недолго по погибшему женишку Грачёву этому тосковала, быстро ему замену нашла. А ведь он ещё поинтереснее её Андрюши будет. И высокий, и красивый, а манеры какие! Точно из каких-то богатеньких родом. Вы видали, как он вилкой и ножом орудует? Будто с ними в руках родился. А я тут всяких повидала, уж точно из «золотой молодежи». Чего только не хватало, что в лётчики подался?

– Не тебе судить! Ты-то тоже могла по-другому жить, но ты ж всё мужа побогаче ищешь!

– А что? Вот Ястребов со своей Ниной разводится, а у него отец, между прочим, генералом в Москве! Тоже неплохо.

– Ой, смотри, Машка, а то останешься одна и с пузом, как Андрюшина зазноба Марина. Будешь потом бегать как в жопу ужаленная!

– Много вы, дуры, знаете! С пу-у-узом! Да не было никогда никакого пуза! Это Маринка просто так сказала, чтобы своего ненаглядного Андрюшеньку ещё больше привязать! Кто ж знал, что эта история так закончится?

– Прикуси язык, бесстыдница! — вдруг раздался серьёзный и строгий женский голос. — И вы тоже! Чего уши развесили? Столы готовы? Приборы разложили, салфетки? Опять в последнюю секунду при офицерах бегать будете, хвостами крутить?

– Ой, Ирина Михайловна, да успеем мы всё, тем более что сегодня лётчиков-то и не будет, полёты у них, только штабные и конструкторы. А этим только бы пузо набить.

– Ну конечно! Им же до ваших прелестей дела нет, да? А ну живо по местам!

Миша осторожно заглянул за угол и увидел, как недовольные официантки, разглаживая юбки и поправляя фартуки, потянулись в обеденный зал, провожаемые недовольным взглядом полненькой женщины. Ирина Михайловна. Ага, именно она ему и нужна.

– Здравствуйте, Ирина Михайловна.

– Ох, Мишенька, а что вы сюда зашли, там в зале уже всё готово, сейчас горяченькое принесут, покушаете, отдохнёте здесь в тепле.

– А вы… всех офицеров по именам знаете?

– А как же! Вы же мне все как дети родные! А работа у вас — это же только в кино красиво, а вот с Андреем что случилось, не приведи Господь.

Михаил внимательно посмотрел на незнакомую ему женщину и улыбнулся:

– А я к вам. Поручение командир дал — список продуктов передать.

– Вот ещё чего удумал! Не мог позвонить, я бы сама зашла, нет, он офицера послал!

– Да не переживайте вы так, мне не трудно. Только вот на обед у меня времени совсем нет, можно пирожков ваших?

– Да конечно! Вам каких положить? С капустой или с яблоками? Да, девчонки мои говорили, что вы сегодня все летаете. Так вы можете ужин на дом заказать, а можете после полётов вечерком заглянуть — я вас всегда дождусь и накормлю.

– Да как-то неудобно.

– Глупости, вам кушать надо, а то сил вон сколько отдаёте, — она говорила и быстро складывала в пакет румяные пирожки. — Так мальчикам и передайте. Вечерком приходите, у меня для вас всегда пельмешки найдутся.

– Ну, Ирина Михайловна, зря вы это слово произнесли!

– Какое слово?

– Так «пельмешки»! Мы за них вас на руках носить будем, правда-правда!

– Надорвёшься, — со смехом ответила ему довольная женщина. — Бери пирожки, а вечером я вас всегда жду, позвоните только заранее, чтобы горяченькое всё было. И Саше с Димой тоже передай. Знаю, что Серёженька в командировке, но как вернётся — сразу к нам.

– Спасибо вам. А вы про Серёгу откуда знаете?

– Хм, так он в экипаже Юрия моего улетел.

– Юрий? Полковник Вяземский… Это ваш муж?

– Ну, конечно, а что? Не похожа я на жену полковника?

– Да что вы! Вы же вон какая красавица! И готовите так, что можно свой язык проглотить!

– Ой, рассмешил! Но спасибо тебе за такой цветастый комплимент, давно я от мужчин похвалы не слыхала. От посторонних, — подняв бровь, уточнила разрумянившаяся женщина. — Держи, Мишенька. На здоровье!

– Большое спасибо. Ну я пошёл!

– С Богом! Ой, Миш, а список-то, список оставь! Задурил мне голову совсем, засмущал, так с вами, молодыми, во грех впадешь!

Она дождалась, пока за довольным и смеющимся Михаилом закроется дверь, покачала головой, следя из окна, как он пересекает большой двор, и перекрестила его на прощание.

***

– Ну, сын, поздравляю! Орденов у тебя много, а вот ордер один! Слушай, а квартира-то неплохая! Светлая, уютная. И новоселье как подарок к Крещению! Ты молодец, так быстро всё организовал — и мебель, и технику! Хорошо. А главное, — усмехнулся Александр Дмитриевич, — с соседями повезло!

– Это точно, пап! — вторил ему Дмитрий. — Как в том анекдоте, приходишь, а там уже все свои сидят!

– И мои девочки тоже здесь квартиры получили, — проговорила Дарья Николаевна. — Лена с тобой на одной площадке, а Лида этажом выше. Дим, я могу вас попросить об услуге?

– Мам, ну конечно! Какие вопросы!

– У нас сейчас полный завал с дежурствами, вы поможете девчонкам по хозяйству? Особенно Лене, Лиде отец с сестрой помогут немного.

– Без проблем. Тем более что мы летаем сейчас не каждый день. «Семёрку» мою тестируют на газовке, а Миша закончил с лабораторией. Теперь всё от отца зависит. И Серёга не сегодня завтра вернётся, правда, его полёты на месяц вперёд расписаны.

– Обработка полученных «семёркой» данных займёт дня два точно, — ответил Орлов-старший.

– Вот! Значит, за два дня мы все гвозди забьём! И у Лены, и у Лиды.

– Спасибо. Тогда я завтра с Леной встречаюсь, ключи у неё возьму, и вы поможете мне.

– А сама хозяйка?

– У неё завтра две операции, а потом ещё ночное дежурство.

– Ну и графики у вас, господа доктора! А живут твои девочки когда?

– Не ёрничай! Никто не виноват, что у меня врачей не хватает.

На следующий день Орлов и Воронов вошли в квартиру соседки. В углу были аккуратно сложены несколько ящиков и коробок. Одиноко стоял большой потёртый чёрный чемодан на колёсиках, на подоконниках покоились многочисленные книги.

Воронов взял в руки одну книгу, затем перевернул ещё одну.

– А ваша Лена иностранные языки знает? У неё книги на французском.

– Да, её мама переводчиком работала. Лена говорит, что французский для неё второй родной. Так, вон в той комнате карнизы, видите? Дрель принесли? Молодцы! Мебель будет завтра, там шкафчики кухонные надо повесить. Миш, а вы стиральную машину подключите? И плиту газовую, да?

– Мам, это ж не самолётам хвосты крутить, справимся! — Орлов тоже подошел к подоконнику, заваленному книгами и тетрадями, поднял фотографию в деревянной рамке. На него смотрели светловолосая женщина и седой мужчина. Родители? Если мать у неё такая красавица, то и дочь должна быть симпатичной. Но у них ещё будет время познакомиться, а пока за работу.

К вечеру квартира незнакомой Лены Журавлёвой преобразилась — на окнах висели легкие гардины, в ванной комнате появилось большое зеркало, а в коридоре деревянная вешалка. Миша сидел на низком стульчике и возился с последней розеткой, слушая музыку и качая головой в такт мелодии.

– Слышь, Димыч, а ты завтра как? Может, Лиде тоже поможем? У неё там работы поменьше, ей отец помогает.

– Конечно, только мне с утра надо в КБ сгонять, узнать, что с машиной, а потом можно будет помочь. Ключи надо взять.

– А там Люда будет, её младшая сестра. Я слышал, как она говорила, что у неё выходной. Их заведующая отпустила, а сама вот не может прогулять.

– А ей-то зачем эти прогулы?

– Так она же тётя этой Лены! Журавлёва Марьяна Егоровна, она нашим детским садиком заведует. Ты не знал?

– Нет, я в последнее время всё с опозданием узнаю.

– Потому что только полёты в голове, а пора бы уже и о жизни подумать. И правда, Дим, что ты постоянно в общаге сидишь? Давай метнёмся в клуб, в Двуреченск съездим, к нам в Дом офицеров, может, познакомишься с кем-нибудь. Ты теперь завидный жених, со своей жилплощадью. Обеспечен, молод, здоров, говорят, красив, — с усмешкой проговорил Воронов.

– Это кто же говорит? — проверяя газовый кран, поинтересовался Орлов.

– Официантки в офицерской столовой. Там, кажется, уже тотализатор организовали, кто первым в твою постель попадёт.

– Слушай, Миш, а ты-то откуда это знаешь?

– А я к заведующей заходил, списки продуктов для полигона относил, командир попросил, вот и оказался в нужном месте и в нужное время. Нас, кстати, всегда там на ужин ждут. Да не кривись! Я не о девицах этих, я о заведующей Ирине Михайловне. Душевная женщина! Всё, розетки сделаны!

– А ты сам на кого глаз положил? Помоги тут, пока я с газовой плитой разберусь, глянь окно, что-то ручка до конца не проворачивается.

– А что я? Думаю, что тоже надо как-то завязывать с одинокой житухой. Нам, Орлов, уже по тридцать в этом «годе», как говорил генерал Канкрин, вот и квартиры получили, осталось хозяек в эти пенаты привести. Только моя избранница не видит во мне мужчину, я для неё как был другом, так им и остаюсь. Отвертку дай, надо раскрутить пару винтов, ручка заблокирована.

– Это ты сейчас о Лиде, что ли? Не знаю, Миш. Нет, я понимаю, что семья, все дела… но после уже теперь Сашкиного развода что-то пороть горячку не хочу.

– Так и будем подружками перебиваться?

– Миш, я уже и забыл, что это такое — «подружки». Будто опять в командировке, где тебе ни жён, ни подруг. Всё, с газом закончил. А знаешь, ничего так получилось, скажи? Завтра мебель привезут — и хоть гостей зови!

– И у меня всё. Ну что, заслужили мы с тобой по пиву? А может, и по коньячку, а, Орёл? Ты ключи куда сунул?

– В прихожей, на вешалке. Думаю, что мы запасной комплект вместе с моими под огнетушителем оставим, а эти пусть у меня будут. Пошли, идти-то недалеко — через площадку! А у меня и пиво в холодильнике, и коньяк в баре. Приглашаю в гости, господин Воронов.

– Ах, с превеликим удовольствием, господин Орлов. Но только после вас, — шутливо склонился Михаил.

– Что вы, что вы! Только после вас!

– Ах, сударь, вы меня ставите в неловкое положение. Но так и быть, веди, где там твоё пиво!

И друзья, хохоча во всё горло, закрыли дверь и через несколько шагов попали в квартиру Орлова.

Часть 7

— Я «семёрка». Задание выполнил, разрешите посадку.

— Вас понял. Посадку разрешаю. Орлов, аккуратнее, сильный боковой ветер.

— Понял, боковой ветер. Поехали, поехали… пять, шесть, семь…

Захаров откинулся на спинку кресла руководителя полётов и выдохнул. Сегодня Орлов откатал «семёрку» на таких режимах, что можно с готовностью утверждать — машина просто сказка, а иногда и зверь! Он слушал, как Дмитрий отсчитывал секунды поворота, и улыбался. И тут раздался нежный женский голосок робота, которого боялись все испытатели:

— Внимание, отказ ЭСДУ. Внимание, отказ ЭСДУ*.

— Та-а-ак, — произнес невидимый Орлов, — вот и приехали, отказ ЭСДУ. Вышка, отказ ЭСДУ.

Захаров резко наклонился к микрофону, всматриваясь в серое небо, будто хотел увидеть там серебристый самолёт.

— «Семёрка», вас понял. — Он сглотнул и сильно потёр щёки. Ещё слишком были свежи воспоминания о смерти Андрея. — Дима, катапультируйся!

— Понял, катапультируюсь. Командир, подо мной город. Увожу машину.

Захаров переключил тумблер на панели управления, не обращая внимания на оживление за своей спиной. Все они жили одним делом и выполняли свои обязанности, не задавая лишних вопросов. На полосу въезжали пожарные машины, у вышки остановилась санитарная машина.

— 734 поисковый, ждём указаний, к взлёту готовы, — спокойный голос дежурного пилота поисковой группы немного успокоил его.

— 734, взлёт разрешаю.

— «Семёрка», вас не слышу.

— Не могу сойти с углов атаки! — Орлов говорил отчетливо и громко, будто не происходило ничего страшного. — Попробую еще передёрнуть ЭСДУ. Уж больно что-то всё плохо у меня.

— «Семёрка», попробуйте переключить КСУ**.

— Да только этим и занимаюсь, ничего не получается.

— Вас понял, напряжение нормальное на борту?

— Да напряжение нормальное, что-толку-то! Я сам ни черта не понимаю! Что-то застряло в каком-то положении, рули высоты, что-ли?

— 734! — Захаров резко повернул голову в сторону дальних ангаров.

— 734 поисковый, отвечаю! — вместе с голосом пилота послышался нарастающий шум винтов.

— Борт находится на удалении 28 км, на азимуте 155 градусов, пока он в воздухе, — Павел Констатнтинович быстро продиктовал данные разведки.

— 734 поисковый, понял. Жду.

— «Семёрка», вас не слышу. Запас топлива?

— Осталось 150 килограмм, командир. Топлива маловато, скоро буду прыгать.

— Понял вас, — Захаров опять потёр лицо. Лишь бы вытянул, лишь бы выжил. Хрен с ним, с железом. Лишь бы Дмитрий выжил.

— Всё, последний раз на точку пытаюсь, — Орлов так же спокойно докладывал о своих действиях, — попробую ещё раз что-нибудь сделать и буду прыгать.

— Я вас понял.

— Вхожу в облака… Пока удерживаю. Но если сейчас взбрыкнет, зараза, буду прыгать сразу.

— Понял. Всё свободно, посадку разрешаю.

— Понял. Только бы двигатели не стали. Вроде прицелился… Уменьшаю тягу двигателей… высота 50 метров, сажусь сходу, второй попытки не будет.

Захаров медленно встал, до боли в воспалённых глазах всматриваясь в дальний конец взлётной полосы.

— Ох, ни хера себе, умостился всё-таки, а! — вдруг прозвучал весёлый и удивлённый голос Орлова.

— Не понял.

— Всё, сел, хвостовое оперение разрушено.

По посадочной полосе нёсся самолет с разрушенным хвостом, стремительно гася скорость и останавливаясь. Навстречу ему через поле бежали люди, мчалась пожарная машина, но Захаров видел только силуэт лётчика, что вдруг откинулся назад и замер. Потом фонарь кабины открылся и кто-то, подбежавший первым, приставил к самолёту лесенку и почти взлетел вверх, помогая пилоту покинуть кабину. Вскоре вокруг машины забегали люди, готовя её к буксировке, а Захаров смотрел, как Орлов, держа в руках шлем, уверенно пересекал лётное поле.

***

Дмитрий поднялся на свой этаж, вытащил ключ из кармана и сделал шаг к своей двери. В эту секунду дверь соседской квартиры отворилась и в её проёме, как в деревянной раме, показалась та, что снилась ему ночами. Лена!

Она держалась за дверную ручку побелевшими пальцами, быстро осматривая его уставшее лицо, шаря глазами по телу, скрытому тёплой курткой, будто хотела удостовериться, что он жив, что ничего страшного не произошло. Что он вернулся.

Орлов в каком-то оцепенении сделал один шаг к ней, не веря своим глазам и мотая головой, как вдруг дверь в его квартиру распахнулась, и он увидел свою бывшую жену.

— Сюрприз! — игриво произнесла Катя, опираясь локтем на косяк, отчего её коротенький шёлковый халатик цвета красного вина распахнулся, предлагая полюбоваться на чёрное бельё и чулки на стройных ногах. — Я уже заждалась тебя, мой дорогой! Разве можно заставлять жену так долго ждать?

Дмитрий прикрыл глаза, затем быстро оглянулся и увидел такую боль в любимых голубых глазах, что его сердце будто споткнулось на бегу и понеслось дальше. Лена медленно опустила ресницы, за одно мимолётное мгновение спрятав свою душу, и закрыла дверь.

Орлов сжал зубы и медленно повернулся к улыбающейся Екатерине:

— Какого чёрта ты здесь делаешь? Что тебе надо? И как ты попала ко мне в квартиру?

— Ты совсем не меняешься, Орлов. Всё такой же грубиян! — Катя плавно изогнула спину и усмехнулась. — И к тому же предсказуем. Твои ключи как всегда можно найти в непосредственной близости от двери. На этот раз под огнетушителем.

Дмитрий решительно шагнул к ней и грубо схватил за руку, почти силой заталкивая Катю в квартиру.

— Что ты делаешь? Мне больно! Пусти!

— Что я делаю? — зашипел Дмитрий, рывком расстёгивая молнию на куртке. — Это что ты творишь? Ты зачем приехала? Кто тебя сюда звал?

Катя вдруг шагнула к нему, обвила шею руками и горячо зашептала ему на ухо:

— Я соскучилась, Дима. И поняла, что я ошибалась. Никого лучше тебя не было в моей жизни.

Орлов прикрыл глаза и грубо поинтересовался:

— Есть с чем сравнить, не так ли? — после чего сорвал женские руки со своей шеи.

— Это было всего один раз.

— И ты действительно думаешь, что дело в количестве?

— Ой, не начинай! Ты тоже не святой! Думаешь, я не заметила, как эта бледная моль из соседней квартиры смотрела на тебя? Что, уже и тут успел покобелировать? Ну и как? Стоит она того, чтобы отказаться от нашей семьи?

— Замолчи сейчас же. — Спокойный тон сказал Кате больше, чем крик и обвинения. — Нашей семьи нет уже больше трёх лет, из которых два года мы официально в разводе. Ты для меня никто. И слава Богу! А теперь собирайся и выматывайся отсюда.

— Ты в своём уме? — визгливо вскрикнула женщина. — Куда я пойду? В этом захудалом городишке даже приличной гостиницы нет. Мне Нина всё написала.

— Ах, Нина? Вот и иди к своей Нине! Как раз будет о чём друг другу рассказать.

Он с презрением глянул на бывшую жену и уверенно вышел из квартиры. Его решимости хватило только на несколько шагов. У двери в соседскую квартиру он остановился и прислонился лбом к прохладному дереву. Затем повернул ручку и вошёл внутрь.

Лена стояла на кухне, пустым взглядом уставившись в окно. Орлов остановился и жадно рассматривал её тонкую фигурку, волосы, забранные в хвост на затылке, дрожащие ладошки, которыми она упиралась в стол.

— Лена, — выдохнул он. — Леночка, девочка моя.

С этими словами он шагнул вперёд и обнял любимую, целуя в макушку и крепко прижимая к себе её хрупкое тело. Лена всхлипнула и тихо прошептала:

— Нет, Дима, не надо. Тебя ждут. Уходи.

— Я никуда не уйду! — Он резко развернул её к себе и лихорадочно рассматривал женское лицо. Боже, она казалась ещё красивее и нежнее, чем та, что сохранилась в его памяти. — Как? Как ты здесь оказалась? Лена! Я тебя искал, письма и запросы писал! А ты тут! Рядом со мной, всё время была рядом, а я не знал. И мама мне ничего не сказала. Хотя нет, она постоянно говорила о какой-то Лене, но я и подумать не мог, что это ты. Лен, как я счастлив, милая моя, любимая!

Он что-то ещё шептал, покрывая еёлицо поцелуями, сорвав заколку с волос и зарывшись пальцами в мягкие локоны. Дмитрий уже не чувствовал усталости, забылось всё, что произошло с ним сегодня в небе, не было и тех лет разлуки, только она! Она часто дышала в его руках, вцепившись пальцами в тёплый свитер, как-то странно всхлипывая и пытаясь что-то ему сказать.

Орлов немного отстранился и с тихим рыком припал к её губам. Она стонала, пытаясь оттолкнуть его, но Дмитрий прижал её к себе, почти насильно проникая языком в девичий рот, ощущая вкус крепкого чая и малины. Лена стонала, пытаясь освободиться, но не могла сделать ни одного движения.

Дмитрий на миг оторвался от таких желанных губ, поднял Лену и усадил на стол, встав между раздвинутых ножек, и снова впился поцелуем в её губы. Он будто мстил ей за своё одиночество, страх потери, за то, что потерял тогда и не смог найти. За то, что она была рядом, а он не знал. Всё пережитое им за эти долгие два года, за сегодняшний страшный день вылилось в это обжигающее, дикое, неуправляемое слияние его рта и её губ.

Лена смогла оторвать его от себя и, тяжело дыша, сказала:

— Прекрати, Дима! Как можно? Тебя ждёт жена.

— Жена? Хм, что-то я раньше не замечал, чтобы тебя это как-то останавливало. И жена не была для тебя преградой, когда ты сама пришла ко мне.

Лена замерла и вздёрнула голову, почти с ужасом уставившись в такие когда-то родные серые глаза. Она с силой оттолкнула замершего мужчину, соскочила со стола и резко повернулась, сделав глубокий вдох.

Дмитрий видел, как Лена вдруг побледнела и замерла с открытым ртом. Он шагнул к ней и понял, что она не дышит, хотя и пытается как-то сделать хоть маленький вдох.

— Лена, Лена, что с тобой?

Лена схватилась ладошкой за горло. Тело казалось лёгким, голова пустой, где-то что-то звенело, ноги подгибались. Вдох, надо сделать вдох. И выдох. Но как же больно! Больно! От его обвинений, от правды, от того, что там за стеной его жена. Вдох, надо сделать вдох. И выдох. Перед глазами всё расплывается, в ушах гул, Дима что-то кричит, трясёт за плечи. Больно. Почему так больно? Перед её глазами расстилалась бескрайняя пустыня, её легкие опять наполнились пылью и песком, сверху её прижала тяжелая плита… больно. Она ощутила сильные мужские руки, взлетая вверх и проваливаясь вниз. В чёрную яму, куда она летела с чудовищной скоростью, со страхом понимая, что больше никогда не увидит Диму. Больно, как же больно…

***

Лида отошла на шаг и придирчиво осмотрела композицию из фотографий. Завтра придёт Люда, поправит, но пока ей всё очень нравилось. Она развернулась, рассматривая свою новую квартиру. Как хорошо, спокойно. Тихо. Очень тихо.

Да, если всю жизнь тебя окружает большая семья, оставшись в одиночестве ты ощущаешь тишину особенно сильно. К Лене спуститься, что ли? Но она, наверное, уже отдыхает. Да и перенервничали они сегодня. Когда позвонили с аэродрома и сообщили об аварии, они все будто вновь окунулись в тот кошмар, что обрушился на них со смертью Андрюши. Только сегодня в небе был Дима Орлов. Лена покачнулась и схватилась ладошкой за горло, Дарья Николаевна тяжело опустилась на стул, беззвучно шепча какую-то молитву. Лида ждала новостей, автоматически производя какие-то действия, краем глаза наблюдая за бледной Леной. Надо было отпустить её домой после ночного дежурства, но она же упрямая — решила, что дождётся Лиду, чтобы поехать домой вместе. Дарья Николаевна сказала, что скоро к ним придут два новых врача. Тогда им станет полегче с дежурствами, и спать они будут нормальное количество часов.

Где-то грохнула дверь. Началось! Не успели заселиться, а уже грохот, топот. Вот тебе и все свои. В это момент в дверь кто-то начал бить ногами и послышался мужской крик:

— Лида, открой! Помоги!

Грачёва рванулась в прихожую, провернула ключ в замке и в квартиру влетел Орлов с бездыханной Журавлёвой на руках. Он бегом пробежал длинный коридор и влетел в гостиную, где недавно Лида любовалась на фотографии, положил Лену на диван и упал на колени:

— Лид, она вдруг дышать перестала! Слышишь, она не дышит!

— Отойди! Я сказала — отойди!

Лида что-то делала, с точки зрения Орлова совершенно неважное и непонятное. Потом она выбежала из комнаты и вскоре вернулась с каким-то красным чемоданчиком.

— Ты где её нашёл? — спокойно спросила Лида, привычными движениями отламывая верхушку ампулы с прозрачным раствором и разрывая зубами упаковку со шприцем.

— Это с ней только что случилось. Лид, быстрее, она же не дышит!

— Успокойся! Сколько минут прошло от начала приступа?

— Я… минуты две, наверное.

— Что она ела? Пила?

— Я не знаю, мы разговаривали, а потом вот.

— Хорошо, подними рукав, сожми её руку выше локтя. Дима! Делай, что тебе говорят!

Орлов схватил тонкую руку, сжав плечо и удерживая его. Лида с силой провела ладошкой вверх по девичьей руке, зажала локоть и одним резким движением вогнала иглу в вену. Затем она сильно ущипнула Лену за грудь, отчего Орлов вздрогнул и уставился на нахмурившуюся Лиду. Тем временем Лида набрала в рот воды и брызнула Лене в лицо.

— Открой окно! Быстро!

Орлов вскочил, зацепился за ковер, чуть не упав, дополз до окна и рывком распахнул створку, вдыхая свежий морозный воздух и впуская его в тёплую комнату. Через несколько секунд послышался хриплый вдох и кашель.

— Лен, ты слышишь меня? Вот молодец, моя хорошая. Тихо, тихо! Куда? Лежи. Попробуй вдохнуть, неглубоко. Завтра останешься дома, я Дарье скажу, что ты заболела. Пусть Дубов поработает. Дим, закрой окно.

— Он здесь? — тихо проговорила Лена. — Лида, я…

— Лен, — Орлов неслышно подошёл к лежащей с закрытыми глазами девушке и опустился на колени. — Прости меня. Прости… если сможешь.

— Да что происходит в конце концов? — Лида стояла над ними и переводила взгляд с одного на другого.

— Ничего, Лида, ровным счётом ничего.

— Ничего? Это ты, Димка, кому-нибудь другому расскажи! От «ничего» остановка дыхания не происходит!

Орлов развернулся и пошёл к выходу. У двери он остановился и тихо произнёс, покидая квартиру:

— Лид, я сегодня к Мише ночевать пойду, ты если что — сообщи.

Грачёва удивлённо уставилась на закрытую дверь и помотала головой.

— Лен, ты-то можешь мне объяснить, что происходит?

Лена с трудом поднялась и села, откинувшись на спинку мягкого дивана.

— Лида, я и Дмитрий были… любовниками, когда встретились на войне. Потом… после травмы я… я потеряла нашего с ним ребёнка. А сегодня я столкнулась с его женой. Она сейчас там, в его квартире.

Грачёва стояла посреди комнаты с раскрытым ртом и молча смотрела на Лену. Затем резко осела на пол и тихо прошептала:

— Ну ни фига себе вечерние новости! А он про… ребёнка знает?

— Нет. Он и про травму ничего не знает. И не надо.

— Подожди, — протянула Лида. — А ведь он же в разводе. Я это точно знаю. Какого Катька сюда припёрлась? Ой, что-то тут нечисто, подруга. Опять эта змея что-то замышляет.

Она поднялась и задумалась. Она помнила, как мама сокрушалась, что Дима развёлся со своей женой, и рассказывала всё, что узнала от Дарьи Николаевны. И вот опять она объявилась. Зачем? И главное, как вовремя! Прям подарок на новоселье! Ну это мы завтра выясним. А пока надо уложить Лену спать и самой отдохнуть не мешает. А вот завтра! Ну погоди, Катька! Я тебе устрою!

_______________________________________________________________________________________

*Электродистанционная система управления (ЭДСУ, Fly-by-Wire) — система управления летательным аппаратом, обеспечивающая передачу управляющих сигналов от органов управления в кабине экипажа (например, от ручки управления самолётом, педалей руля направления) к исполнительным приводам аэродинамических поверхностей (рулей и взлетно-посадочной механизации крыла) в виде электрических сигналов.

**КСУ — комплексная система управления. Интегрированная цифровая система управления с 4-х кратным резервированием обеспечивает дистанционное управление самолетом.

В эпизоде использованы реальные диалоги при аварийной ситуации.

Часть 8

Лида выскочила из автобуса, подтянула шарф к носу и быстро пошла по утоптанной дорожке к дому. Как же здорово, а? Два врача! И не просто два врача, а два мужика. Серьёзные, грамотные, немногословные. И фамилии такие интересные. Крейц и Шлихт. И чувство такое, что их одной кистью рисовали. Зато теперь! И дежурства сутки через трое, и операционные по полной программе, и Дубов заткнётся. Этот тунеядец уже замучил. Лучше бы работал, а не сплетни и слухи собирал. Как он сегодня сказал? «А это правда, что родители Журавлёвой во Франции живут? Странная она какая-то, бросить Европу и приехать в эту дыру». А ему не всё равно, где они живут? Кстати, Лена ни разу не говорила о своих родителях. Только тётя Марьяна Егоровна, заведующая детским садиком, где Людочка работает. Но даже если и так, что тут такого, что родители живут в другой стране? Вон у Миши Воронова родители тоже в Италии!

— Лида, — послышалось у неё за спиной.

Она резко остановилась и оглянулась.

— Алёна! — Лида с улыбкой сделала шаг вперёд и обняла бледную невесту погибшего брата. — Как ты, Алёнка? Ты уже с работы? Пошли к нам, а? Лена ужин приготовить должна, посидим, выпьем, поговорить о своём, о девичьем. Пошли?

— Неудобно как-то, — протянула Алёна.

— Неудобно спать на потолке — одеяло падает! — уверено ответила Грачёва и схватила Алёну под локоть. — Тем более что у меня сапоги скользкие! Вот навернусь в тёмной подворотне, ты к нам потом придёшь, а я такая утка хромая! Так что пошли. А потом напьёмся, пойдём в разнос!

Она говорила и тянула Алёнку в сторону своего нового дома, раскланиваясь со знакомыми и зорко следя за ледяной коркой на дорожке. Они зашли в подъезд, и Лида выдохнула:

— Фу, дошли, что ни говори, а льда много.

На верхнем этаже послышался грохот закрываемой двери и приглушённое ругательство, вслед за этим раздался стук каблуков, и на лестничной площадке появилась молодая женщина с распущенными волосами в модельной шубке и сапогах на высоком каблуке, тащившая за собой огромный чемодан.

— Катя? — радостно спросила Алёна и сделал шаг навстречу.

— Это ещё кто? — недовольно пробурчала бывшая жена Орлова.

— Катя, это я, Алёна Захарова. Ты что же не помнишь меня?

Екатерина прищурилась, разглядывая девушек, и тихо проговорила:

— Господи, до чего вы себя довели в этом захолустье. Дайте пройти!

— Слышь ты, курица, — вдруг сделала шаг вперёд Грачёва, — я не посмотрю, что ты к Митьке отношение когда-то имела, враз космы повыдёргиваю, поняла? Будет она нам тут говорить, что и к чему. Взяла свой сундук и вали отсюда, пока цела. Мне политесы с такими фифами разводить некогда, так отрихтую, вовек не отмоешься! Явилась она жизни учить!

Она вдруг выбросила вверх руку в вязанной варежке, Катя зажмурилась и отшатнулась, затем стрелой выскочила на мороз, подворачивая ноги и крича что-то о такси и глуши.

— Лида, ты что?

— Алён, я же среди мальчишек росла. И если тебя ещё как-то папа воспитывал, то моя дворовая шайка — это брат, Митька и их друзья. И я. «ШП». «Швой пацан». Но ты не подумай чего, — продолжала говорить она, быстро переступая со ступеньки на ступеньку, — дерусь я редко, а последний раз это занимательное зрелище было в восьмом классе. С тех пор, — она вставила ключ в замок и ввалилась в квартиру со словами: — я ни-ни! Лен, ты где? А я Алёнку привела! — она расстёгивала шубку и отчаянно жестикулировала, приглашая Алёну раздеться и пройти в комнату.

— Добрый вечер, — в коридоре появилась Лена. Она с интересом рассматривала Алёну, а затем с улыбкой проговорила: — Я Лена Журавлёва, мы с Лидой работаем вместе.

— Лен, это Алёна, невеста Андрейки нашего. Лен, знаешь, тут такое дело. Я так есть хочу, что готова слопать слона.

— Слона не обещаю, но мясо в духовке, паста вас ждёт. Прошу.

— Так, девчонки, сегодня пятница. И у меня… — Лида сделала паузу и выудила из сумочки бутылочку ликёра. — Предлагаю выпить, закусить и снова выпить. Да, Лен, твоим здоровьем Дубов интересовался, «может заехать по-дружески, навестить, помочь». Так что жди гостей. Кстати, он опять в кадрах ошивался и что-то о Франции и твоих родителях говорил. Это что за новости?

Лена повернулась к Лиде и выдохнула:

— Лид, это правда. Мои родителя живут во Франции. Уже почти пятнадцать лет. И я тоже там жила и училась в Дижоне. Но это долгая история. Садитесь, девочки, думаю, что сегодня мне надо рассказать всё, чтобы потом не было никаких вопросов.

— Лен, а это как-то связано с тем, что Орлов вчера просил у тебя прощения?

— Да…

…Во Францию она попала в десятилетнем возрасте. Её мама Амалия Журавлёва работала в столице переводчиком во французском посольстве и вышла замуж за одного из советников Пьера де Виардо. Елена никогда не видела своего отца, поэтому Пьер стал для неё не только отцом, но и другом. Он учил её водить машину, стрелять, помогал готовиться к поступлению в Университет Бургундии в Дижоне и громко кричал от радости и гордости, когда увидел имя своей падчерицы в списках студентов.

Елена училась как иностранная студентка, сохранив гражданство России. После окончания университета сдала государственный экзамен по специальности анестезиология и реанимация, на котором познакомилась с главой гуманитарной миссии госпожой Карин Торр. И вскоре оказалась далеко на юге, в пустыне, где работала в одном из госпиталей миссии под именем Элен Виардо, потому что её русская фамилия Журавлёва была слишком сложной для её коллег и местных жителей.

В тот день она отдыхала после тяжёлого суточного дежурства. Её растолкала молоденькая медсестра индианка Рани со словами «Элли, там привезли русского лётчика». Его нашли недалеко от госпиталя в пустыне, измученного болью и жаждой, но такого красивого, что Лена в первый раз в жизни поняла, что потеряла себя, глядя в эти серые, цвета осеннего неба глаза. Дмитрий Орлов. Дима… Она сама выхаживала его, меняла повязку на порезанном плече, слушая его тихий голос, улавливая отдельные слова в бреду. И спала рядом на узкой скамье, чтобы через два дня услышать вопрос: «А вы кто?»

Он на удивление быстро восстановился и к концу недели уже вовсю носился по госпиталю и маленькому полуразрушенному городку, играя с детьми и мастеря им глиняные игрушки. А вечерами они сидели в дальней комнате, где хранились лекарства и запасное оборудование, и говорили. Обо всём, что их волновало, что они видели и помнили. И оказалось, что у них много общего, что им нравится одна и та же музыка, что они любят классику и песни Depeche Mode, что зима лучше холодная и снежная, а в дождь хорошо сидеть дома под пледом с чашкой чая. Она не спрашивала его о семье, боясь услышать что-то о жене и детях, не говорила о своих русских корнях, она просто наслаждалась его обществом и с упоением слушала глубокий голос.

…Им привезли нескольких раненых, среди них был совсем маленький мальчуган с оторванной рукой. И всё бы ничего, но рана была несвежая, мальчик высоко температурил, и несмотря на усилия врачей к вечеру он умер.

Лена вышла из палатки, села на землю и уткнулась головой в согнутые колени. Слёз не было, была только неподъёмная тяжесть на душе и пустота. Она не смогла спасти ребёнка, маленького мальчика, который сейчас лежал на голой скамье, смотря открытыми и невидящими глазами в грязный поднамёт палатки.

Она не слышала, когда к ней подошёл Дмитрий, только ощутила рядом сильное тело и руки, что прижали её к груди:

— Лен, ты поплачь, говорят, легче станет.

Она мотнула головой и прижалась к нему, ища спокойствия и защиты от невзгод. Дмитрий гладил её по плечу, давая возможность просто немного отдохнуть, и вдруг нежно поцеловал в висок. Лена вздёрнула голову и уставилась в серые глаза. Они молчали и смотрели друг на друга, а потом Дмитрий прижал её к себе и прикоснулся губами к её рту. Она вцепилась пальцами в его футболку на плечах, подаваясь вперёд и отдаваясь ему во власть. Он резко поднялся, потянул её на себя и увел в полуразрушенное здание, что служило медикам жильём. И там Лена растаяла в его силе и нежности. Дима отпустил её нескоро, прижимая к стене и горячо целуя её нежную кожу. А ночью Лена сама пришла к нему. Он пытался что-то говорить, спрашивал её о чем-то, но Лена приложила свою маленькую ладошку к его губам, прерывая поток ненужных, как ей тогда казалось, слов. Та ночь была её первой ночью, проведённой с мужчиной. Потом была ещё неделя сумасшедшей неподдающейся никаким объяснениям любви, откровенной, чувственной и дикой. Но через неделю за Дмитрием прилетел вертолёт, а ещё спустя четыре дня на их госпиталь посыпались снаряды…

Лида всхлипнула и вытерла слезу:

— Боже мой, и ты столько времени всё это носила в себе? Бедная моя, — она погладила Лену по руке и громко высморкалась в салфетку. — Подожди, но Дима к тому времени уже подал на развод!

— Но я-то об этом не знала, Лида! — Лена скривилась, отвернувшись и пряча слёзы. — Помнишь, ты мне рассказывала о нём? И сказала, что он женился. А опять про развод ни слова. А вчера… когда я её увидела, ещё и в неглиже. А потом он… мне так больно было, так тяжело.

— Он что тебе ляпнул? — Лида решительно вытерла нос и уставилась на Лену. — Да, мы тут эту кошку драную встретили, уехала наша жена бывшая. А я ещё вчера подумала, чего это Орлов к Мишке на ночь попёрся, а оно вон как было.. Лен, а что ты про травму говорила?

…Когда раздался первый взрыв, Елена находилась внутри здания, следила за последними приготовлениями к отъезду. Большинство врачей и их помощников уже уехали, оставались только доктор Виардо, несколько медсестёр, охранников и местных жителей, что помогали медикам.

Взрыв был такой силы, что взрывной волной выбило окна и дверь. Лена инстинктивно бросилась в угол, присела и прикрыла голову руками. Где-то раздались выстрелы, крики и команды на арабском, затем послышался странный свист, здание вздрогнуло, пошло трещинами, и Лена с ужасом увидела, как над её головой медленно отделяется большая каменная плита, которая в следующий момент сорвалась и накрыла девушку, придавив её к земле. Лена почувствовала, как левую ногу вывернуло назад, она глубоко вдохнула, захлебываясь пылью, и поняла, что в ловушке. Теперь оставалось только ждать. Девушка попыталась повернуться, всё так же прикрывая голову согнутыми руками, и замерла, прислушиваясь к звукам. Совсем рядом кто-то истошно кричал, прося о помощи, затем раздались выстрелы и крик прервался. Она слышала тяжёлые шаги множества мужчин, что вошли в разрушенное здание, громкие разговоры, смех, женские крики и затаила дыхание. Если её обнаружат — ей не жить…

Елена не знала, сколько она пролежала под этой упавшей плитой. От невыносимой жажды и боли в ноге она теряла сознание, ей казалось, что вокруг не осталось ни одного живого человека, что это и есть её последнее пристанище. И как врач она прекрасно понимала, что даже если её найдут, проблем с ногой не избежать. Если ей посчастливится не умереть от обезвоживания…

Лай собаки и тихое поскуливание она услышала ночью. Рядом кто-то тихо заговорил и ласково обратился к невидимому псу. Затем в щель между упавшей плитой и стеной посветили фонариком и раздался детский голосок:

— Кто тут?

Говорили на местном диалекте, Лена откашлялась и спросила:

— Ты кто?

И тут ребёнок что-то быстро залопотал, называя её по имени, и Лена заплакала. Она узнала мальчишку Акрама, которого лечила от пневмонии. Вскоре появились угрюмые бородатые мужчины, что быстро отодвинули плиту и осторожно вытащили девушку. Старший брат нашедшего её мальчика легко поднял Лену на руки и отнёс в развалины, где они жили. А ещё через несколько часов её забрали французские врачи.

Потом была дорога домой в Париж, две операции, реабилитация и решение вернуться в Россию. Пьер расстроился, пытался отговорить её, но потом смирился и сказал, что его маленькая Элли всегда может рассчитывать на него. Мама только вздохнула, перекрестила на прощание, крепко обняла и отпустила.

Лена приехала к тёте, устроилась на работу и старалась никому не рассказывать о своём прошлом. Она не жалела, что уехала из Франции, что её нынешняя жизнь не так благоустроена, как прежде. Она жалела только об одном — после второй операции она потеряла ребёнка. И это было единственным, что сдавливало горло, вызывая горькие слёзы. Тётя Марьяна Егоровна слышала, как племянница плачет по ночам, но только качала головой, понимая, что никакие слова ей не помогут. А потому Елена работала и работала, стараясь заглушить душевную боль физической усталостью…

Часть 9

Они сидели молча, каждая уставившись в свою тарелку. Пережитое Леной, недавняя смерть Андрея, болезнь Тамары Ивановны, что вылилась в незаслуженное обвинение окружающих, — всё это заставило девушек замолчать, думая о своём.

— Лен, что тебе вчера сказал Дима? Прости, я видела твою реакцию на сообщение об аварии в небе. Вечером это вылилось в приступ, но чтобы вызвать такое у взрослого здорового человека, надо пережить сильнейший стресс.

Лена усмехнулась и отпила глоток чая.

— Ну после той плиты, Лида, такие приступы у меня бывают. Не так часто, конечно, как раньше, в первый год, но бывают.

— Ты мне зубы не заговаривай. Что он тебе сказал?

— Правду. Он сказал правду. Просто я… перенервничала и не смогла контролировать свои эмоции.

— В чём его правда, Лен? — тихо спросила молчавшая почти весь вечер Алёна.

— В том, Алёна, что я сама тогда пришла ночью к нему, сама отдалась ему, не спрашивая и не интересуясь его семьёй, женой, детьми. Я осталась с ним, как женщина с мужчиной, как вдруг влюбившаяся дурочка, отдав всё, что у меня было. И душу, и… тело. И теперь обижаться… Короче, я надеюсь, что больше такие приступы у меня не повторятся.

— А ребёнок, Лен?

— Ребёнок погиб. И это только моя боль.

— Как скажешь, конечно, но он вправе знать об этом.

— Возможно. А ты как, Алёнка?

— Я, девочки… Лида, наверное, я плохой человек. И предала память об Андрее, но Сергей… он… Он не стал меня жалеть, уговаривать или обвинять. Он тоже сказал правду. Он не говорил мне громких слов о своих чувствах, но вчера позвонил вечером и просто спросил, что я ела, не замёрзла ли и ношу ли шапку, — Захарова грустно усмехнулась.

— Не надо себя ни в чём винить, Алёнка. Так случилось, мой брат погиб. И давай говорить честно. Я очень любила Андрюшу, но он поступил с тобой не очень красиво. А ты вела себя достойно. А после того, что я узнала от Люды…

— Что? Что случилось, Лида? — Алёна распахнула глаза и с силой сжала кулаки.

— Марина эта его никогда не была беременной, она солгала, Алён.

Сидящие за столом девушки удивлённо уставились на Лиду.

— Зачем? — прошептала Лена.

— Кто её знает? Я не собираюсь выяснять это с ней. Тут свои бы проблемы решить.

— Ты о чём, Лид?

— Я о соседе своём. Сколько лет мы друг друга знаем, а я всё так же просто знакомая, подруга, сестра друга.

— Так, если гора не идёт по известному маршруту, то надо что-то изменить в дороге. И он обязательно тебя полюбит!

— Меня? Полюбит? Да для этого нужны офигеть какие нервы, — после чего они дружно рассмеялись. — Так, полуночницы, пора спать. Алён, сегодня остаёшься у нас.

— Нет, Лида, я домой пойду, — тихо проговорила Лена, — мне подумать надо и побыть одной. Ладно? А завтра я жду вас у себя на завтрак. Обещаю кофе и круассаны. А теперь — спокойной ночи.

Лида проводила Лену до двери и тихо прошептала на прощание:

— Возможно, Митька и наговорил лишнего, Лен, но я видела, как он испугался за тебя. Он готов на всё, только бы ты была, только бы дышала. Подумай об этом, — она легко прикоснулась губами к щеке подруги и внезапно подмигнула ей. Лена кивнула и быстрыми шагами спустилась вниз к себе.

***

Саша вставил ключ в замок и остановился, прикрыв глаза. Вот уже почти месяц Наташа с сыном живут в его новой квартире. И хотя он находился в процессе развода, но Наташа поверила и согласилась переехать к нему. В городке все шушукались, глубоко вздыхали, сочувственно качали головой, жалея Нину, но Ястребову было плевать. Наконец он почувствовал себя спокойным и почти счастливым. Почти, потому что пока Наташа, которая каждый день ждала его с работы, окружила его уютом и заботой, так и не стала ему женой. Не стала его женщиной.

Каждый вечер его встречали горячим ужином, детским радостным визгом, маленькими ручками вокруг шеи и немного испуганным, застенчивым женским взглядом. И каждый раз, когда Наташа отворачивалась к плите, наклонялась к сыну, да просто стояла и смотрела на него, пришедшего с работы, Александра накрывала такая волна нежности и желания, которого он не испытывал ни с кем и никогда. Но он дал слово.

…Ястребов привез их с Денисом к себе в новую квартиру, занёс вещи в одну из комнат и громко сказал:

— Так, Дениска, это твоя комната. Обустраивайся, маме всё покажешь. Если появятся вопросы — я всегда рядом.

Мальчик вошёл в комнату и с интересом оглянулся вокруг. Возле стены стояла большая двухъярусная кровать с лесенкой, рядом детский стол с двумя стульчиками, под окном расположился сундук с игрушками, а напротив диванчик.

Наташа с улыбкой слушала восторженный визг сына, когда он увидел спортивный уголок со шведской стенкой и висящим канатом.

— Вы пока тут устраивайтесь, Наталь, — тихо сказал Ястребов. — Я буду рядом. Пока один. Я подожду, Наташ. Столько, сколько тебе надо будет. Правда, сколько нужно, я подожду.

Наташа благодарно улыбнулась и опустила свой рюкзачок на диванчик. И вот уже месяц они с Денисом играют в пиратов, летают по квартире, при этом Саша изображает самолёт, а маленький лётчик отдает приказы — направо, налево, вверх и вниз. И всё это сопровождает тихий смех Наташи, что смотрит на своих мужчин, свернувшись калачиком на диване в гостиной. И каждый вечер он говорит «спокойной ночи» и уходит в спальню, чтобы слушать тихий голосок женщины, что рассказывает сыну сказки…

Ястребов толкнул дверь и тут же услыхал детский топот. В коридор выскочил Денис, подпрыгивая на одной ножке и размахивая руками. Затем оглянулся назад и потянулся к Саше:

— А мама пакала, — тихо прошептал он, помолчал и добавил: — Ты не говои ей, лано?

— Ладно, — согласно кивнул Ястребов, повесил куртку и наклонился вниз. — А ты знаешь, почему она плакала? Кто её расстроил? Ты говори, я ей ничего не скажу! Честно! Это будет наш с тобой секрет, хорошо?

Малыш переступил с ножки на ножку и обнял Сашу за шею, касаясь тёплыми губами его уха:

— Баба Ила звониа, — быстро зашептал он, — а потом мама пакала.

Ястребов вздохнул и натянуто улыбнулся — родители Натальи в штыки восприняли переезд дочери с внуком в другой город. Саша понимал, что его шаткое семейное положение не может их не волновать, но он не собирался воспользоваться женщиной в своих интересах, он ждал того момента, когда сможет назвать её своей женой. И скорее всего это может произойти в ближайшие дни.

— А что ещё сегодня было? Ты слушался маму? Она вчера мне сказала, что вы ходили гулять и ты снег кушал. Нельзя, Дениска, горлышко болеть будет.

Малыш сильнее обнял Ястребова за шею и тихо спросил:

— А ты нас у себя оставись? Мы не поедем облатно?

— Нет, вы останетесь здесь навсегда, со мной. Ты ж мне сын! Как я могу тебя с мамой обратно отправить?

— Плавда? — с улыбкой переспросил Денис и вдруг тихо добавил: — Я тебя лублю, папа.

Ястребов сжал челюсти и крепко обнял маленького мальчишку, пряча повлажневшие глаза. Затем шагнул в комнату и громко заявил:

— Мам, мужики ужинать готовы!

Из детской вышла Наташа, кивнула и быстро пошла на кухню. Та-а-ак, такой встречи у него ещё не было. Надо кончать с этими тайнами, разговорами и прочей лабудой, иначе его женщина точно соберётся в один прекрасный момент — и поминай как звали!

Они молча поужинали, стараясь не пересекаться взглядами. Дениска лениво ковырял ложкой в тарелке, болтая ногой и мотая головой на Наташины попытки его покормить.

— Денис, давай иди собирай солдатиков. Я скоро приду, и мы с тобой в войнушку поиграем.

Мальчик поднял глаза и кивнул, будто понимая, что взрослым надо поговорить наедине.

— Наташ, что-то случилось?

— Нет, нет, что ты! Немного устала, Денька такой непоседа, и на улице холодно, а я ещё в библиотеку заходила. Саша, ты не будешь против, если я работать пойду?

— Наташ, а сын как же? Ты о сыне подумала? Он же маленький совсем.

Наташа вдруг вздрогнула и начала собирать грязные тарелки, низко опустив голову и пряча глаза. Ястребов молча наблюдал за ней несколько минут, а потом решительно встал, прикрыл дверь и развернул женщину к себе, нежно удерживая её за хрупкие плечи.

— Наталья, что случилось? Скажи мне, и возможно мы вдвоем решим все вопросы.

И вдруг его всегда улыбающаяся Наташа уткнулась лбом ему в грудь и быстро заговорила:

— Саш, я не могу больше оставаться с тобой. Понимаешь, после Паши вся моя жизнь — это сын. Я должна думать только о нём, а получается, что стала меньше отдавать ему себя, я… думаю о тебе, а мне нужно думать о Денисе. И мне, наверное, лучше поехать к родителям, да и сын маленький совсем, надо думать, как нам жить дальше, и…

— Остановись, Наташ. — Ястребов прижал женщину к себе, чувствуя, как напряглось её тело. — Ты права, говоря, что вся твоя жизнь — это сын. Но ты тоже человек. Женщина. Красивая, нежная, молодая, у тебя ещё вся жизнь впереди, не стоит ставить на себе крест. Ты жить должна! Любить, улыбаться, смеяться. Быть любимой и желанной, Наташа.

— Но я после Паши не думала об этом. Пока ты не приехал.

— Быть с кем-то, стать счастливой — не значит забыть и не хранить память о ком-то. Мы тоже помним его. Но живём дальше. И тебе нужно. Твоему сыну нужна счастливая мама. Да и Павел любил тебя, я уверен — он не хотел бы, чтобы ты хоронила себя заживо. Он был бы спокоен там, зная, что вам с сыном здесь хорошо.

— Но мама… она сказала, что я не должна думать о себе! Что мне надо найти отца для своего ребёнка, а не мечтать о своём будущем. Что сын — это всё, что осталось после Паши.

— Наташа, посмотри на меня. Милая моя, Пашка погиб. Понимаешь? Это был один из самых порядочных, лучших людей на этой планете. Но его больше нет, Наташ. И его не вернуть. Попробуй понять и принять это. Запомни, я никогда не позволю забыть его или надругаться над его памятью, но он погиб. Понимаешь? Услышь меня, моя хорошая, и постарайся с этим смириться.

Она смотрела ему в лицо, часто моргая, как будто только сейчас в полной мере осознала то, что один этап её жизни закончился. Погиб. И никогда не вернётся. Но она… ей всего двадцать пять. Саша прав, она должна думать о сыне, но и себе она тоже может позволить капельку счастья. А её родители неправы, говоря о том, что она должна найти отца своему сыну и забыть о себе. Она тоже мечтает о любви, нежности, ей хочется хотя бы иногда ощутить себя маленькой девочкой, которую защитят, не обидят, и она согласна жить в этом мире, мире, которым правят мужчины, отдавая всю себя до тех пор, пока сможет чувствовать себя в этом мире женщиной. Наташа подняла глаза и тихо прошептала:

— Ты прав, Саша, во всём прав. Паша… погиб, он… он умер, но у меня остался его сын. И я живу. Живу.

Ястребов улыбнулся и крепко прижал её к себе, обнимая и шумно дыша ей в макушку.

— Ната-а-аш, ты отныне моя, слышишь? Моя, я с ума схожу от твоей близости и невозможности дотронуться, прикоснуться. Не бойся ни меня, ни себя, позволь себе стать счастливой. Господи, девочка моя, какая же ты…

Она сама высвободила свои руки, медленно провела ладонями по мужским плечам и потянула его к себе, прикоснувшись губами к подбородку и прошептав:

— Да, Саша, да.

Он никогда не думал, что можно так целовать, обнимать, сжимать в руках, желая слиться с ней в единое целое, стать её частью, чувствуя, как она трётся об него, как дрожит и извивается её тело, как под пальцами твердеют соски, и она стонет ему в рот, сильно стиснув в пальцах ткань рубашки. Саша на секунду оторвался от желанной женщины, чтобы с силой прижать её к себе, давая ощутить степень его желания, осторожно опустил ладони на женские ягодицы и рывком поднял её вверх, заставляя обхватить его тело ногами.

— Мам, пап, а сто вы деаете? — раздался любопытный голосок и в проёме двери показалась детская мордашка. — Пап, а ты сигда маму цулювать будись?

— Всегда, малыш. И тебя, сын, тоже. Иди к нам.

Не выпуская из рук покрасневшую Наташу, он опустился на стул и подхватил малыша, устраивая его между ними. Наташа поёрзала, пытаясь сползти с его колен, на что получила легкий щипок за попу и шёпот:

— Если не хочешь лишних вопросов от ребёнка, лучше тебе посидеть у меня на руках. Поверь мне на слово, милая. Дениска, сейчас папа немного отдохнёт, и мы пойдем играть, да?

С громким «ура» малыш соскочил с отцовских коленей и умчался в гостиную. Ястребов нежно прижал к себе Наташу и прошептал ей на ухо:

— И не надейся, что сегодня я опять буду принимать холодный душ. Сегодня ты моя, у нас впереди ночь и выходные дни. И я не намерен надолго покидать пределы этой квартиры.

— Но нам всё равно надо будет выйти погулять, на горке покататься…

— Да, а что ты говорила о работе?

— Сашенька, мы сегодня были в Доме офицеров. Меня пригласили на работу в библиотеку.

— В библиотеку?

— Ну да, я же закончила информационно-библиотечный факультет. И могу работать. Ты же не против?

Ястребов глубоко вдохнул и покачал головой:

— Я буду только «за». Но надо о сыне позаботиться.

— Да, я говорила уже об этом. Его согласны взять в детский садик. Ты точно не будешь против, Саш?

— Нет. Я уважаю твоё решение, Наталь. А теперь пошли играть?

— Ты иди, мне тут убрать нужно. И я скоро буду с вами. И с тобой. Я… буду с тобой, Саша.

Ястребов легко коснулся губами её лба и резко встал, опуская её на ноги.

— Мы будем ждать. И я буду с тобой, Наташа.

Часть 10

Телефон Дарьи Николаевны Орловой мелодично известил о входящем звонке. Лена мельком взглянула на немного озадаченное лицо заведующей и продолжила быстро заполнять листы назначений.

— Да, слушаю, — ответила Орлова и вдруг замерла с улыбкой на лице.

— Даш, это Марьяна Журавлёва. Ленка моя рядом с тобой? Ты можешь разговаривать, не называя меня по имени?

Дарья удивлённо вскинула брови вверх и при этом спокойно обратилась к Лене:

— Лен, я выйду на пару минут.

— Конечно, без проблем. Всё под контролем.

Скоро закрылась дверь в кабинет завотделением и Дарья бросила в трубку:

— Что происходит, подруга? К чему этот концерт?

— Скоро сама поймёшь, только нам с тобой встретиться надо. И заметь — как можно скорее. Даш, это касается наших детей.

— Каких де… Ты Диму и Лену имеешь в виду?

— А у тебя ещё дети есть? — ехидно поинтересовалась Марьяна.

— Очень смешно, — в тон ей ответила Дарья. — Говори куда и во сколько?

— Знаешь что? Только одно место подходит. Давай ко мне в садик сегодня? У меня детей забирают к шести вечера, сможешь подскочить?

— Смогу. Ты только скажи — это действительно важно?

— Я тебе одно могу сказать. Как теперешняя молодёжь изъясняется — ты, мать, офигеешь!

Дарья удивлённо помолчала и тихо закончила:

— Буду в полседьмого. Жди.

Через несколько часов она зашла в детский сад, старый, уютный, знакомый до последней комнатки. Здесь прошло детство Димы. От яслей до выпускной группы. Сюда так и не пришли их с Сашей дети. Она не смогла подарить мужу общего ребёнка, а потому всю свою нерастраченную материнскую нежность она отдала сыну своей погибшей от страшной болезни сестры. И получила взамен любовь двух самых дорогих ей людей — Саши и Димы.

— Добрый вечер, — она толкнула дверь и вошла в кабинет старинной подруги. — Давненько мы с тобой не заседали!

— С твоей работой только о заседаниях думать! Сама не отдыхаешь и другим не даёшь!

— Не бурчи, тебе это не идёт. Ну, рассказывай.

— Даш, только ты мне слово дай, что не будешь рысаком скакать, да?

— Ты если ещё этого рысака за хвост пару минут потянешь, — ответила Орлова, снимая шубку и стягивая с шеи тёплый шарф, — то я вообще ни за что не ручаюсь. Говори давай.

— Дашка, тут такое дело. Кажется, наши дети давно знакомы. И не просто знакомы, а очень близко.

— Почему ты так думаешь? И что по-твоему значит «близко знакомы»?

— Всё!

— Что «всё»?

Журавлёва молча уставилась на подругу и сжала губы, будто удивляясь её непонятливости. Дарья несколько секунд смотрела ей в лицо, а потом резко подняла брови и округлила рот.

— Наконец-то дошло, — удовлетворённо заговорила Марьяна.

— Ты в своём уме? Где они могли пересечься?

— А где твой Дима целый год был?

— Ну он… Подожди, а Лена-то каким боком там оказалась?

— Да она там во французском госпитале работала.

— А ты откуда узнала, что они там встречались?

Журавлёва смутилась и тихо проговорила:

— Ой, Даш, она у меня в гостях была, я в её телефон влезла. И тебе покажу.

Она повернула к своей гостье ноутбук и Дарья замерла, потому что на экране был её сын. Улыбающийся, счастливый, несмотря на забинтованную руку. И обнимающий смеющуюся Лену.

— И это ещё не всё. Смотри сюда, — Марьяна нажала на клавишу и перед глазами женщин появился обнажённый по пояс Дмитрий, лежащий на постели и зовущий к себе того, кто его снимал.

— Звук есть? — почему-то шёпотом спросила Орлова.

— Есть, — Марьяна щёлкнула кнопкой и кабинет заполнил баритон Дмитрия: «Ну хватит, иди ко мне! Лен, ты скоро уйдёшь на смену, а я опять один останусь. Ну всё, хватит, иди сюда, малышка!»

— Слышь, ты в британской разведке случаем не подрабатываешь?

— Фр-р, — надменно фыркнула Журавлёва, — ваша британская разведка дети в сравнении с моей выпускной группой! Что делать будем?

— Как думаешь, у нас есть шанс?

— Лена по приезду почти каждую ночь плакала. Ты Малю… сестру мою Амалию помнишь?

— Ну разумеется! Только сейчас бы точно не узнала, мы с ней лет двадцать не виделись.

— Так вот, сестра позвонила и сказала, что у Леночки… короче, выкидыш был. И мне почему-то кажется…

— Вот и мне тоже. Ладно, надо переспать с этой информацией. — Орлова вдруг задумалась на секунду и продолжила: — Тут ведь… вот какое дело. Они же на одной площадке в новом доме квартиры получили. Дима с Мишей даже помогали ей с ремонтом. Хотя… её же тогда не было, они с Лидой в Двуреченске на съёмной квартире жили… Но потом-то! Ёлки-палки, я только сейчас поняла! От же дура старая! А ведь Лена после Катиного приезда на работу не вышла, Лида сказала, что она заболела. И Димка после этого ни разу ко мне в отделение не заходил, всегда меня в машине ждал. Вот интересно, что тогда случилось, кто накосячил?

— Хороший вопрос. А что делать-то будем?

— Как что? К свадьбе готовиться! Не сегодня, так завтра мы с тобой их дожмём! Мне страсть как внуков понянчить хочется! А Лидка Грачёва у меня ещё своих люлей получит. Мало я её в детстве по заднице лупила, придётся нагонять. Марьян, а давай к нам в гости? Ведь давно не сидели! Давай мужикам праздник устроим, как раньше? Сергея Грачёва пригласим, он после Томы как будто умер, а тут немного расшевелим. Давай, а? С песнями, анекдотами! А потом посмотрим, как они отыграют на наш праздник, а?

— А давай! Меню составляй, да и девчонки помогут. Моя Лена готовит так, что пальчики оближешь. А теперь пошли домой, поздно уже, а мороз с каждым днём всё сильнее. Когда уже та весна придёт? У вас там по этому поводу новостей нет?

— Самим интересно, — с мягкой улыбкой ответила Дарья, застёгивая шубку. Они вышли из корпуса, закрыли дверь и не спеша пошли к городку, вспоминая свою молодость и по-девичьи хихикая.

***

Дарья быстро нарезала огурцы и помидоры, разложила их веером на тарелках, вышла в коридор и мельком глянула в зеркало. В большом серебряном полотне отразилась улыбающаяся рыжеволосая женщина со стильной стрижкой, подведённые глаза сверкнули в полутьме радостью и удовольствием.

— Дашуль, ты куда подевалась, душа моя? — раздался среди праздничного шума голос мужа.

— Здесь я, Саша, вот овощей решила ещё нарезать. Так, народ, налетаем на витамины, пьём, поём, танцуем. Сергей, — обратилась она в сидящему в углу Грачёву, — не сиди букой! Марьян, а ну-ка положи ему ещё картошечки. И мяса, мяса не забудь. М-м-м, мужчины, мясо сегодня как никогда, вот Леночка наша хозяюшка, правда, Марьяш?

— Какая Леночка? — вздрогнул Дмитрий, что стоял у окна, за которым опять шёл снег.

— Племянница Марьяны Егоровны. Чудесная девушка, твоя соседка, между прочим. Или вам с вашей работой и с соседями познакомиться времени нет?

Дмитрий поднял брови, затем нахмурился. Он не видел Лену почти три недели. Иногда Дмитрий слышал её быстрые шаги по утрам, когда они с Лидой убегали на работу. Вечерами, когда он возвращался с работы, из-за её двери слышалась музыка, а иногда мерный гул бытовой техники. Орлов подолгу стоял перед её дверью, но потом разворачивался и уходил к себе. Дмитрий старался не появляться в госпитале, а если и заезжал за мамой, то отсиживался в машине.

Вчера в канун праздника их позвал Саша Ястребов и удивительно спокойным голосом заявил, что его развод с Ниной состоялся, и теперь они с Наташей наконец-то могут подать заявление и узаконить свои отношения. Дмитрий с силой сжал плечо друга, Мишка молча показал большой палец, а Сергей, смущённо улыбаясь и заикаясь, поведал, что Алёна Захарова согласилась встречаться с ним.

— Серёга, так тебе квартиру надо до ума довести, а то ты со своими командировками всё никак не закончишь.

— Да, Мишка, ты прав. Мне командир три дня дал на решение… хм, «семейных вопросов». Завтра оставшуюся технику и мебель привезут.

— Считай, что мы уже у тебя! Саню освобождаем, он у нас теперь отец семейства, пусть с Денисом побудет, а мы с Димычем всегда поможем.

— Спасибо, но там уже, собственно, почти всё готово. Мне ребята наши техники помогли, пока я летал, да и Алёнка там часто бывала. Но помощь будет не лишней. Если не уйдёт желание тяжести потягать.

— А мы вместо спортзала у тебя поработаем.

И вот сегодня они собрали всю мебель у Соколова и разошлись по домам. Мама позвонила и пригласила его на праздничный ужин, хотя сам праздник отмечатьбудут завтра, старшее поколение решило «не пропадать пятнице» и по старой привычке собрались у Орловых. Дмитрий слушал рассказы, улыбался воспоминаниям, шуткам, с грустью замечая, как изменились отец и его друзья. Исчезла молодецкая удаль, порывистость, смех стал глуше, тосты длиннее, но они всё также красиво танцевали и пели.

— Дим, можно тебя попросить?

— Да, мама, конечно.

— Ты не смог бы отнести по дороге домой этот пакет твоей соседке Лене? Она последний месяц часто болеет. Тут лекарства ей Лида передала.

— А сама Грачёва где?

— Дежурит, Дим, нашу работу праздники не отменяют.

— Хорошо, тогда я пойду? Мам, я завтра забегу, ладно?

— С Богом, сынок. Смотри аккуратно, опять снега навалило, скользко.

Дмитрий тихо вышел, чтобы не прерывать разговор за столом, и вскоре вдохнул морозный воздух. Несмотря на то, что день уже стал немного длиннее, вечера всё ещё были тёмными, холодными и такими одинокими. Орлов быстро шёл по освещённым улочкам, предвкушая встречу с любимой женщиной. И пусть он только передаст пакет, но он сможет говорить с ней, смотреть ей в глаза, а возможно, и прикоснётся к ней.

Через несколько минут он вбежал в свой подъезд и, перескакивая через ступеньки, остановился у Лениной двери, задерживая дыхание. Дмитрий поднял руку к звонку и вдруг ему послышался непонятный шум в её квартире. Он медленно толкнул дверь и замер. В комнате какой-то мужик обнимал его женщину, которая вырывалась и закрывала лицо руками, отворачиваясь от назойливого ухажёра.

— Отпустите меня, Кирилл Матвеевич! Уберите руки! Я закричу!

— Вот только не надо тут мне недотрогу корчить, — громко сопел запыхавшийся герой дня. — Будто я не знаю, чем ты занималась в тех своих госпиталях!

Орлов вошёл в квартиру, сделал пару шагов, и тут Лена вырвалась, подняла со стола бутылку шампанского и замахнулась на попятившегося молодого мужчину. Затем резко повернулась и выбежала в коридор.

Дмитрий крепко схватил её за руку, и через секунду она оказалась за его широкой спиной. Неизвестный ему мужик рванулся за выбежавшей Леной и вдруг замер, увидев перед собой высокого молодого мужчину, который угрожающе шёл к нему, сжимая кулаки. Дубов выпрямился, вздёрнув голову вверх, но Дмитрий поднял руку и широкой пятернёй толкнул его в лицо. От злости Орлов не рассчитал силы, и незваный гость, не удержавшись на ногах, упал на пол рядом с диваном, на котором лежал тёплый плед и раскрытая книга.

— Вы кто такой? — взвизгнул Дубов, старясь встать, но ноги его разъезжались в разные стороны, отчего он несколько раз опять падал на то место, на которое сегодня нашёл приключения. — Как вы смеете так со мной обращаться?

— Если ты ещё хоть слово скажешь, я тебя задушу, гнида! — Орлов прошипел свою угрозу, практически не разжимая губ. И Кирилл Матвеевич Дубов понял, что его планы на сегодняшний вечер коренным образом поменялись. Этот незнакомец был выше и сильнее, и если он ещё мог справиться с хрупкой Журавлёвой, то с этим громилой ему не совладать.

— Я пришёл проведать коллегу! — всё ещё надеясь на что-то, произнёс поднявшийся наконец Дубов. — А вы врываетесь в чужую квартиру и оскорбляете меня!

— Леночка, ты очень хочешь, чтобы господин э-э-э…

— Дубов, Дима.

— Ах, Дубов! Ах, вот оно что! Так это меняет дело! Так мне его оставить, Лен, или вышвырнуть вон?

— Вышвырнуть, Дмитрий, исключительно вон, — хлопая длинными ресницами, заявила Лена и картинно сделала шаг в сторону, освобождая проход к двери.

После чего Орлов схватил припозднившегося визитёра за воротник и с силой толкнул того к выходу, на ходу снимая с вешалки, которую сам месяц назад повесил на стену, дутую куртку ярко-красного цвета. Вот же гадёныш! Даже ботинки не снял, наследил наверняка в квартире! А у Лены ковёр светлый, пушистый, теперь чистить придётся.

— И запомни, Дубов, или как там тебя. Чтобы я тебя больше возле моей Лены не видел, ты понял? Увижу — ноги переломаю.

— Да кто вы такой? — возмущённо оглядывался Кирилл Матвеевич, лихорадочно соображая, как же ему теперь добраться до Двуреченска, он совершенно не рассчитывал на такое окончание вечера.

— Я её муж. Довольно или доказательства ещё нужны?

— Тебе, Журавлёва, с таким мужем работать у нас нельзя! — орал Дубов, быстро скатываясь по ступенькам. — Он же дикарь! Он же не понимает, что современные люди живут другими категориями.

Дмитрий хмыкнул и громко сказал вслед:

— Плыви, плыви, категория. А то догоню, ещё добавлю.

Он закрыл дверь и медленно повернулся. Лена стояла посреди коридора, держа ладошку у шеи. Помня тот страшный приступ и понимая, что он не сможет ей помочь, Дмитрий широко шагнул к ней и нежно взял её за плечи:

— Лена, что с тобой? Тебе плохо? Леночка!

Елена медленно покачала головой, улыбаясь и убирая руку:

— Всё хорошо, просто перенервничала немного.

Дмитрий мягко притянул её к себе и прошептал:

— Сильно испугалась? Не бойся, всё закончилось. А ты молодец! — вдруг сказал он, немного отстраняя Лену от себя: — Как ты на него бутылкой замахнулась! Кстати, откуда тут шампанское?

— Да он принёс! Мне сейчас не до спиртного, горло болит.

— Лен, я совсем забыл, мама тебе лекарства передала. Сейчас.

Он развернулся к комоду, на котором оставил пакет с препаратами, и Лена вдруг почувствовала себя такой одинокой, брошенной, замёрзшей, что молча обняла себя руками и пошла в комнату. Но не успела сделать и пары шагов, как вновь оказалась в тёплых и надёжных объятиях.

— Лена. Девочка моя. Я так скучал.

Она ощутила тёплое дыхание на макушке, мужские руки сжали её, прижимая к прохладной коже зимней куртки. Лена резко повернулась и жадно посмотрела Дмитрию в лицо.

— Я тоже, Дима, я так скучала! Я очень соскучилась, — она быстро целовала его губы, щёки, прикрытые глаза, срываясь, проглатывая слова, слоги, но Дмитрий слышал. Слышал каждое слово, каждый звук, вспоминая её там, в жаркой пустыне. — Я хочу… руки твои чувствовать, губы, чтобы ты показал… как скучал, как хотел, как мечтал обо мне. Димка, мне сейчас совсем не хочется нежности. Я хочу твоей силы. Чтобы все желания наши исполнились. Чтобы до боли, Дима… чтобы сил не было даже встать. Помнишь, как тогда? Лежать… целоваться… обниматься… и нашёптывать наши слова, о которых знаем только мы… Дима! Я так соскучилась… Иди ко мне…

Орлов одним движением снял куртку, легко подхватил Лену на руки и тихо прошептал её на ухо:

— Как же я мечтал увидеть тебя, любить, ласкать. Моя… моя девочка! Лена…

Утреннее яркое солнце заливало своим светом спальню. Орлов смеялся, опираясь спиной на подушку:

— Лен, мы это уже проходили, помнишь? Или ты специально это сделала, а?

Елена прогнулась, улыбаясь и корча рожицы, уходя от захвата сильных мужских рук.

— Ах ты хулиганка! — Дмитрий рванулся вперёд и перехватил любимую за талию. Лена возмущённо завизжала, но оказавшись под мужчиной, вдруг затихла и посмотрела ему в лицо. Он опёрся на локти, удерживая тяжесть своего тела, и нежно взял её лицо в ладони, внимательно всматриваясь в родные голубые глаза. — Как же долго я тебя искал, как же долго, Лена. Я… люблю тебя, Элли Виардо. Я не успел сказать тебе это тогда, прости меня. Но сейчас я хочу, чтобы мы попробовали бы жить вместе.

Лена наморщила лоб, вздохнула и открыла рот, но не успела сказать ни слова. Дмитрий прижал её к постели и поцеловал. Она пыталась вырваться, что-то сказать, но он крепко держал её и не позволял произнести ни звука, будто боялся, что она откажется, опять исчезнет, что он останется снова один.

— Дима, Дима, подожди, — сдавленно прошептала Лена, пытаясь своей ладошкой защитить свои губы от мужского рта. — Послушай меня, Дима. Я тоже люблю тебя, слышишь? И я согласна на всё, лишь бы быть с тобой. Где угодно, кем угодно. Пока не надоем… пока не прогонишь. Я люблю тебя, слышишь? Люблю.

Орлов часто заморгал и вдруг зарылся носом в её спутанные волосы, вдыхая её аромат, и тихо прошептал:

— Знаешь, это стоило того, чтобы пройти через пустыню. Как хорошо, что ты оказалась в том госпитале.

Но Лена неожиданно напряглась, немного отворачиваясь в сторону. Орлов поднял голову и спросил:

— Лена, я чего-то не знаю?

Она прикрыла на мгновение глаза, а затем спокойно сказала:

— Дим, я была в госпитале, когда его разбомбили. Я и ещё несколько человек. Они все погибли, Дима. Я выжила только благодаря счастливой случайности, меня завалило бетонными плитами. Но…

— Что, Лен? Что? Говори, не молчи, моя хорошая.

— Дима, я…

Она вдруг всхлипнула, по её розовым щекам потекли крупные слёзы, а через секунду Лена рыдала навзрыд, хватаясь за его плечи, прижимаясь к его телу, пряча лицо у него на шее, пытаясь что-то говорить и не произнося ни звука, но чувствуя, что именно в эти минуты тот страх, ужас, пережитый ею кошмар и почти смерть, что она хранила в своей памяти, по капле, с каждой её слезой покидают её тело, становясь воспоминаниями. Просто воспоминаниями, которые больше не будут будить её по ночам, хватать за шею приступами удушья, не будут давить на неё неподъёмным грузом боязни одиночества, смерти и паники, что охватывала её всегда, стоило ей остаться наедине с мужчинами.

— Не плачь, Леночка, не плачь. Ты мне душу рвёшь своими слезами. Ну? Успокаивайся, всё уже в прошлом, ты со мной, ты жива, любима, нас с тобой ждёт только счастливое будущее. Правда, у меня характер не сахар, но и ты в случае чего бутылкой успокоить можешь. Ты слышишь? Ну всё, всё, посмотри на меня, милая.

— Дима, это ещё не всё.

Орлов криво улыбнулся и внимательно посмотрел в заплаканные глаза.

— Я… я тогда сильно повредила ногу, Дим, мне сделали две операции, но так получилось, что после второго наркоза я… я потеряла нашего малыша.

Орлов перекатился на спину, резко притянул её к себе и сильно прижал, обнимая сильными руками, будто хотел защитить и уберечь. Лена обняла его и уткнулась мокрым носом в грудь. Дмитрий натянул на её плечи одеяло, поцеловал в макушку и глухо произнёс:

— Бедная моя девочка, сколько же выпало на твою долю. Мне жаль, Лен, очень жаль. Но мы вместе и переживём это. А ещё мы постараемся, чтобы у нас опять появился малыш, да? А для этого предлагаю следующее.

Он чуть ослабил объятия и поднял её голову вверх.

— Во-первых, понятно что. Да? Во-вторых, это во-первых и почаще. Ты как? Согласна?

Лена шмыгнула носом и несмело улыбнулась.

— Та-а-ак, — уже открыто улыбаясь, продолжил Дмитрий. — В-третьих, надо ломать стену.

— Зачем? — ошарашенно протянула Лена.

— Будем из наших двух квартир общую жилплощадь делать! А то вот сейчас мне бы домой сбегать за одной о-о-о-очень важной вещицей, а для этого мне надо одеваться, а то на площадке холодно и можно чего-то себе отморозить!

Лена подняла брови и наклонила голову чуть на бок:

— А какая-такая вещица тебе понадобилась?

Орлов резко встал, уложил Лену на подушку, натянул брюки и вышел вон. Елена слышала его глухое бурчание, стук каблуков, звон ключей. Дмитрий вышел из квартиры и наступила тишина. Оглянувшись вокруг, она заметила разбросанную одежду, сдвинутые кресла, книгу на полу, но не прошло и минуты, как входная дверь отворилась, и в комнату ввалился полуобнажённый Орлов. Он упал рядом с Леной, подтягивая её ближе и торжественно прошептал:

— Елена Журавлёва, согласны ли вы стать моей… ты согласна быть моей, Лен? Женой, подругой, любовницей, матерью моих детей. Я знаю, что будет нелегко, что у меня и у тебя работа, что мы взрослые люди со своими привычками, своим прошлым. Но я очень хочу приходить домой к тебе. Слушать тебя. Спать с тобой. И любить тебя, Лена.

Он разжал кулак, и Елена увидела тонкий золотой ободок с камешком под цвет её счастливых глаз.

— Я согласна, Дима. И обещаю, что постараюсь, чтобы нам было немного полегче. Ты только наберись терпения. А то я такая плакса в последнее время, — заявила она и опять шмыгнула носом. Дмитрий захохотал и обнял её, надевая на тонкий пальчик выбранное ещё месяц назад кольцо.

— Всё, Журавлёва, попалась! Теперь ты Орлова, Елена Орлова. Моя. Моя жена.

Ответ от своей долгожданной половинки он так и не услышал, потому что ни он, ни Лена не умели говорить и целоваться одновременно.

Часть 11

Лида открывала замок, когда услыхала звук шагов этажом ниже. Она перегнулась через перила и с удивлением увидела полуголого Орлова, что влетел к себе, и уже через несколько секунд вернувшегося к Лене. Судя по всему, канун Дня защитника Отечества эти двое провели неплохо.

23 февраля. День настоящих мужчин. В их семье таких было двое. Папа и Андрей. И хотя отец практически никогда не говорил о своих погонах, но полковничий парадный мундир висел в шкафу. Андрей не успел почувствовать на своих плечах тяжесть множества больших звёзд. Одна. Одна звезда так и осталась с ним. И на фото рядом с крестом, что стоял над его могилой.

Лида села на мягкий стульчик в коридоре и откинулась на стену. Сегодня праздник, Лене с Димкой не до неё. Люда с отцом. После того, как маму госпитализировали, младшая сестра все свои вечера проводила дома, стараясь поддержать отца. А значит, старшая сестра проведёт этот день с братом. Лида поднялась, сняла шубку, сменив её на тёплый пуховик, надела валенки, вышитые бисером, и вышла из квартиры. Она медленно шла по пустой улице в сторону кладбища, не замечая внимательного взгляда ей вслед.

Миша увидел её из окна, проследил, как она вошла в подъезд, прислушиваясь к её шагам и щелчку замка. А затем вдруг увидел, как она тепло одетая направилась в сторону сосновой рощи. Андрей…

Воронов быстро оделся, залил кипяток в большой термос, заполненный ароматной заваркой, схватил плед, лежавший на диване, и выскочил из дома. Он шёл за Лидой, стараясь не нарушить её одиночества. Миша понимал, что она пошла навестить погибшего брата, поздравить того с праздником. Он не хотел ей мешать, но понимал, что после тяжёлого суточного дежурства у Грачёвой просто могут не сработать биологические часы. Конечно, она не уснёт, но замёрзнуть может.

Михаил остановился недалеко от могилы Андрея. Он наблюдал, как Лида опустилась на колени, смахнув снег с фотографии брата, поднялась и провела ладошками по перекладине креста, освобождая его от сосулек. Миша видел, как она вдруг закрыла себе рот рукой и замерла. Плачет, наверняка. Сильная, неунывающая, весёлая, умная, жизнелюбивая, готовая помочь и выслушать. Сейчас она плакала. Тихо, чтобы не потревожить тишину этого места.

Миша перехватил термос и пошёл к ней. Лида услышала скрип снега под его ногами, резко развернулась и вытерла слёзы:

— Миш, ты чего здесь?

— Так, увидел, как ты пошла сюда и… решил тоже к Андрею наведаться. Не замёрзла?

Лида пожала плечами и села на скамью рядом с соседней могилой.

— Знаешь, а он очень любил этот праздник. Ещё когда вы в училище учились, он звонил папе, они друг друга поздравляли. Мама их «мужиками» называла, защитниками. И стол накрывался, мы подарки готовили. Детские. Поделки, рисунки, открытки делали своими руками, самолёты рисовали. А потом вот. И семья распалась, и брата не стало.

— Не надо, Лид, — проговорил Миша, опускаясь рядом и укутывая её в теплый плед. — Никто не виноват в его смерти, так случилось. Вот и Димка чуть не пострадал. Но эти… ситуации — они помогают решать вопросы, менять что-то в конструкциях самолётов, чтобы другие летали без происшествий.

— И это всё стоило его жизни, Миш?

— Лида, но это наша профессия. Как и твоя.

— Да, но мы не смогли его спасти. Хотя и Лена, и Дарья Николаевна сделали всё. И наверное, чуть больше. А мама…

— Ну-ну, всё. Не думай об этом. Ты же врач, ты понимаешь, что Тамара Ивановна сказала это не со зла, это говорила не она, а её болезнь. Слышишь?

— Да, — тихо прошелестела Лида. — Только легче от этого не становится.

Они помолчали, сидя на скамейке, прижавшись друг к другу.

— Ты сегодня ела? Или опять с дежурства голодная пришла?

— Не хочется что-то.

— Тогда я тебе чай сделал, выпей немного, согреешься. — Миша открутил крышку термоса и налил исходящий паром напиток. Лида вздёрнула голову и искренне улыбнулась, обхватывая чашку двумя ладонями.

— А знаешь, я сегодня Димку видела у Лены. Кажется, у них всё налаживается.

— Вот и прекрасно, а то столько лет прошло, а они так и не встретились нормально.

— А ты знал, да?

— Да, Орлов рассказал мне всё тогда вечером, когда Катерина приезжала. Он ночевал у меня и вспоминал их знакомство в госпитале.

— Миш, а вы ведь не всё знаете.

— Догадываюсь, Лид, только это их правда. Если захотят — расскажут.

— Хорошо. — Лида прикрыла глаза и расслабилась, положив голову на мужское плечо.

Воронов быстро закрутил крышку термоса и уверенно заявил:

— Так, пошли. Ты уснёшь скоро, не хватало ещё, чтобы замёрзла и заболела. Пошли, я тебя домой отведу, спать уложу.

— И колыбельную споёшь, — тихо прошептала Лида.

— Я готов тебе колыбельную, Лида, каждый день петь, только бы ты слушала.

— А ты останешься со мной, Миш? А то я опять разревусь.

— Останусь, пошли.

Через час Лида сладко спала, свернувшись калачиком под одеялом и обнимая Мишину руку, что нежно обхватила женское тело. Воронов лежал рядом с девушкой, о которой мечтал вот уже несколько лет, улыбаясь и периодически сжимая руки, будто не верил в свершившееся. Пусть поспит, разбудить её он всегда успеет. Как спящую красавицу — нежным поцелуем. Он опять усилил объятия и уткнулся носом в девичью макушку. Это был лучший подарок к празднику.

Лида открыла глаза и вдруг ясно поняла, что выспалась. Дома было тихо, где-то далеко за окном раздавались голоса людей, смех. Как хорошо, а главное — завтра выходной, можно просто валятся на диване, смотреть телевизор, гонять по сети и ничего не делать. Нет, не так. Ни-че-го!

Лида вытянулась в струнку и тут почувствовала, как чья-то рука сильно перехватила её и подтянула назад, прижимая к мощному мужскому телу. Она резко развернулась и услышала недовольное бурчание:

— Ну чего тебе не спится? Ёрзаешь, ёрзаешь, будто и тут, дома, в постели бегаешь по своей реанимации.

— Мишка, ты что здесь делаешь?

— Колыбельную пою, забыла?

— Что-то я кроме твоего «бу-бу-бу» больше нот не слышу, — с улыбкой прошептала Лида, чувствуя, как Миша нежно касается носом её виска и щеки. — Воронов, ты что это удумал, а?

— Да вот прям взял и сказал. Сейчас, Грачёва, я тебя совращать буду.

— Что-о-о? — уже со смехом протянула Лида, поворачиваясь к своему «совратителю». Она смотрела в медовые глаза, проводя по короткому ёжику волос ладошкой и медленно притягивая Мишу к себе.

— Лид, наконец-то ты рядом, — вдруг простонал Миша и впился губами в приоткрытый в изумлении ротик. Она будто растворилась в его нежности, силе и напоре. Его сильные и смелые руки сжали её тело до сладкой боли, в следующий момент Миша оказался сверху, а Лида поняла, что колыбельная откладывается на неопределённое время. Она чувствовала его желание в дрожащих руках, в поступательных движениях таза, поглаживании спины, его шёпоте, что вызывал непонятную ей самой истому и необъяснимую слабость, от которой хотелось только тихо стонать и ощутить себя слабой, нежной и немного зависимой. Чего никогда не было в жизни Лиды Грачёвой. Она почувствовала его горячую руку под лёгким свитерком, пальцы нетерпеливо сжали грудь, и в следующий момент жадные губы накрыли сосок. Лида застонала и тихо попросила:

— Миш, пожалуйста… Миша…

***

— Мне кажется, что это сон. Счастливый сон.

— Ты думаешь, что людям могут сниться одинаковые сны? Так не бывает.

— Почему? А вдруг эти люди так близки, что их мысли и сны совпадают?

— Я согласен, Лида, видеть одинаковые сны, но только с одним человеком. С тобой, моя малышка.

— Малышка?

— Да. Мое сердце принадлежит тебе и только тебе! Я счастливый человек. И если меня полюбит такая сильная, смелая женщина, я знаю, со мной не произойдёт ничего плохого.

— Правда?

— Да. Я обожаю твои губы, они так нежны… Когда я думаю о тебе, у меня вырастают крылья… Лида… Я люблю тебя и прошу согласия стать моей женой.

— Твоей женой? И ты готов стать моим мужем? Но у меня совершено невыносимый характер, я непослушная, независимая. Миш, я иногда ругаюсь… матом…

Воронов удивлённо поднял брови и вдруг громко захохотал.

— Лида, ты что-то с чем-то! Я должен тебе признаться, что я тоже иногда, а то и часто ругаюсь. Давай учиться друг у друга, как ругаясь побеждать и двигаться дальше.

— Но я такая обычная, немного грубовата, неутончённая, неидеальная.

— Идеальных людей, Лида, нет, есть любимые. А любимые — всегда самые лучшие.

— Правда?

— Правда. Так как, согласна ли Лидия Грачёва взять в мужья Михаила Воронова?

— Ну-у-у, если это неизбежно, то да.

Михаил улыбнулся и нежно прикоснулся к припухшим от его поцелуев женским губам:

— Ну, как ты себя чувствуешь, Лидия Воронова?

— Абсолютно счастливой! — прошептала Лида. — Только…

— Что? Говори всё без утайки, чтобы у нас не было секретов, тайн, недоговорённостей.

— Миш, я боюсь измены. Прости, что всё испортила, но Андрей…

— Тс-с-с. Не думай об этом. Любящий мужчина никогда не изменяет. У него нет времени искать новых женщин, потому что он занят поиском новых способов любить одну-единственную.

Лида закусила губу и медленно провела пальчиками по Мишиным губам.

— Если бы ты знал, Миш, как я давно люблю тебя.

— Любишь и молчишь?

— А что я должна была тебе сказать — вот она я, Воронов, давай хватай и женись?

— Да хоть бы взглядом, жестом дала мне понять, что я тебе небезразличен. А ты?

— А что я?

— А ты в меня три года назад гнилой помидор бросила!

— А не надо было меня «бандиткой» называть!

— А не надо было Нине в сумку жабу совать!

— Как говорится — если напакостила, а чувство вины так и не пришло… значит, всё правильно сделала…

— Нет, ты невозможна, — засмеялся Воронов и обнял свою будущую жену. — Как здорово, что ты такая есть на этом свете. И я люблю тебя такую.

— А я тебя. Миш, я правда очень тебя люблю. Ты только береги себя, иначе я не переживу.

— Ничего со мной не случится, потому что меня любит и ждёт такое чудо, как ты. А теперь… — Он резко перевернулся так, что Лида оказалась сидящей сверху на нём. — Предлагаю поужинать и продолжить наш занимательный вечер. В конце концов, сегодня праздник. И главный подарок я уже получил…

***

— А что происходит, мужики? Чего это нас с утра да пораньше командир собирает? — зевая во весь рот, протянул Воронов.

— Ты, я смотрю, не выспался, Миш? Что так? Кто это такой попался, что не дал тебе поспать?

— Не умничай, Ястребов, а то сейчас получишь, до командира не дойдёшь, — спокойно и с улыбкой ответил Воронов.

Орлов прищурился и внимательно посмотрел на друга. Затем переглянулся с Ястребовым и поднял брови. Саша пожал плечами и тоже поднял бровь.

— Хорош сигнализировать! Я ваши эти перемигивания ещё с училища помню. Мужики, Лида Грачёва согласилась стать моей женой, — тихо закончил Миша, с трудом сдерживая улыбку.

— А Лена Журавлёва моей.

Все остановились, переглянулись и быстро скрылись за огромной ёлкой.

— А мы с Наташей заявление в пятницу подали, — Ястребов и не скрывал своего счастья.

— Серёга, ты чего молчишь?

Соколов мотнул головой и серьёзно ответил:

— Я на Алёнку давить не буду. Она ещё от Андрея не оклемалась как следует, а тут я со своими предложениями нарисуюсь, да?

— Не заводись, брат, — Орлов положил ему на плечо ладонь в перчатке. — Ты же понимаешь, что мы переживаем за вас. Но у тебя, Серёга, есть время. И даже возможность небольшого предсвадебного путешествия.

— Ты о чём, Дим?

— О том, что я знаю, зачем нас командир вызывает, мужики. Отец проговорился вчера, когда мы с Леной у них дома были.

— Не тяни, а то в лоб получишь.

— Летом мы летим во Францию. Авиасалон в Ле-Бурже. Отечественную технику представляет наш отряд. Алёнка, я так думаю, как один из ведущих специалистов будет там тоже. Сергей, вот там ты и…

Соколов криво усмехнулся и кивнул:

— Пошли, стратеги с тактиками! Ждут нас, — и он первым ступил на утоптанную дорожку.

— Доброе утро, — вдруг раздалось у них на спинами. — Я так понимаю, что Орлов уже всё растрепал, да?

Полковник Захаров стоял посреди тропинки и внимательно разглядывал своих подчинённых. Затем вздохнул и покачал головой:

— Ничё не скроешь! Что за служба! Пошли, детали позже. Сергей, ты зайди сегодня ко мне, дело есть. А теперь — быстро на службу, разбаловались вы тут у меня! Надо строевую вводить и наряды по кухне. Хотя Ирина Михайловна и так сверх всякой меры над вами кудахчет!

Лётчики переглянулись и бодро зашагали вслед за своим командиром. Летать! Высоко в небе!

Часть 12

Наташа прижала ладонь ко рту, стараясь немного унять подкатившую тошноту.

— Мама, гуять хотю, — Дениска влетел на кухню, таща за собой громыхающий самосвал, что подарили ему Орлов и Воронов. Он подбежал к столу, бросил верёвку от игрушки, поднялся на носочки и протянул руку вверх, стараясь дотянуться до стакана с компотом.

— Сынуля, осторожно, — Наташа перехватила в последний момент полный стакан и поднесла его к открытому мальчишескому рту. — Не торопись, глотай хорошо. Никто не отберёт.

— А папа скоа буит? — Денис резко повернулся в сторону, Наташа не удержала стакан, и розовая жидкость выплеснулась на пол. Женщина устало присела на табурет и прикрыла глаза. Как же она устала! Эта зима никак не закончится, дома одиноко и почему-то холодно, на работе затеяли проверку архивов, приходится таскать книги и журналы, а вечером в темноте идти домой, слушая несмолкающий щебет маленького сына, и знать, что Саша опять допоздна будет на работе. А ей только и остаётся ждать, ждать, ждать. Вот уже почти месяц, как они подали заявление в загс, решив, что пышного торжества делать не будут. Осталось несколько дней, и они с Сашей станут официально мужем и женой. И возможно, прекратятся эти гнусные перешёптывания за её спиной, косые взгляды и вздохи.

Денис схватил верёвочку и убежал в комнату. Надо вытереть пол, а сил нет. Что происходит? Неужели какая-то простуда прицепилась? Но ни кашля, ни высокой температуры, только эта слабость и непонятная тошнота. Наташа встала и вздрогнула от громкого неожиданного звонка в дверь. Саша! Она быстро подбежала к двери, распахнула её и замерла с улыбкой на губах — на пороге стояла высокая темноволосая красивая женщина.

— Здравствуйте, — Наташа часто моргала, стараясь рассмотреть незнакомку, которая медленно оглядела её с ног до головы и уверенно вошла в прихожую, отодвигая хозяйку в сторону.

В эту секунду из комнаты выскочил Денис и резко остановился, настороженно наблюдая за незнакомой женщиной, которая сделала ещё несколько шагов и внимательно осмотрела комнату. Наташа рванулась вперёд и тихо спросила:

— Что вам надо? Вы кто?

Гостья высокомерно хмыкнула и немного повернула голову, оглядывая с кривоватой улыбкой замершего мальчика. Затем скользнула взглядом по лежащим на полу игрушкам, открытой книге на диване, сушащимся детским вещам на батарее и брезгливо заметила:

— И это то, чего ему не хватало?

Наташа обошла незнакомку, встав перед ней и твёрдо глядя той в глаза:

— Я ещё раз вас спрашиваю — вы кто такая?

— Я? Я Нина, жена Ястребова. Вот зашла посмотреть на его новую жизнь, так сказать. И с прискорбием должна заметить, что любитель чистоты и уюта превратился в дикаря. Неужели это то, что он хотел увидеть в нашем доме? Этот бардак и хаос?

Наташа вдруг улыбнулась и иронично заметила:

— Начнём с того, что вы Сашеньке не… жена. Вы его прошлое, которое никогда не станет ни настоящим, ни будущим.

— М-да? — Нина подняла бровь, удивляясь смелости этой несуразной девочки.

— М-да! — в тон ей ответила Наташа. — Было интересно? Посмотрела? А теперь пошла отсюда!

— Вот ещё, — Нина медленно обошла хозяйку квартиры, оставляя мокрые следы на ковре, и села в кресло, предварительно сбросив на пол детские носочки. — Хочу тебе сказать следующее. Ты не очень-то рассчитывай на ваше светлое будущее. Когда ты и твой… ребёнок перестанете быть ему интересными, когда он устанет от этого шума, крика, разбросанных вещей, захочет тишины и покоя, он так же оставит тебя и вернётся ко мне. Потому что первая любовь всегда останется первой. А тебя он просто пожалел. Ну как же! Жена погибшего друга, с ребёнком, кто же позарится на такое, кроме него? Героем захотел выглядеть в твоих глазах.

Наташа краем глаза увидела, как Денис быстро пошёл в свою комнату, и приблизилась к креслу:

— А теперь, когда всё сказала, оторвала свою задницу от кресла и пошла вон! — прошипела Наташа, наклоняясь к непрошеной гостье. — Что, жаба задавила, что не смогла мужика удержать рядом с собой? Запомни, мужик никогда не уходит к другой женщине! Он уходит от той, которая уже ему неинтересна. И ни один ребёнок не остановил ни одного мужчину. Ни свой, ни чужой. Поняла? И нас с Денисом Саша нашёл уже после тебя, ясно? А если ты ещё раз небрежно заговоришь о моём мужчине или о моём сыне, я тебе хирурга пластического посоветую, но не факт, что он тебе поможет после моих ногтей!

Нина с улыбкой взглянула на Наташу, но увидев её лицо, тут же вскочила и сделала шаг в сторону. В этот момент в комнате появился Дениска, что двумя руками удерживал свой горшок. Поднявшаяся гостья скривила губы, но маленький мамин защитник неожиданно подошёл к ней и перевернул содержимое горшка на замшевые сапожки застывшей Нины.

— Ты что наделал, кретин?! — Нина трясла мокрыми сапогами, ругаясь и крича что-то о неразумных малолетках, мести, совершенно не замечая, как вдруг изменилось Наташино лицо.

— А что здесь происходит? — вдруг раздался спокойный мужской голос.

— Папа, папа! — Денис бросился к входной двери. — Эта тётя пвохая, она маму обизает!

— Сейчас разберёмся, сын.

Ястребов с мальчиком на руках прошёл мимо растерявшейся Нины и нежно поцеловал Наташу в щёку:

— Здравствуй, родная. Нас сегодня чуть раньше отпустили. Как вы тут?

Он медленно повернулся, чувствуя, как на его плечи опустились женские ладони, будто Наташа пыталась напитаться его силой и спокойствием.

— Нина? Что ты тут потеряла? Или опять пришла просить денег? Я тебе давно сказал — мы больше никто друг другу, каждый сам по себе.

— Неужели вот это и есть то, к чему ты так стремился все эти годы и подталкивал меня?

— А что ты понимаешь под словом «это»? Да, если под этим ты понимаешь любовь, теплоту, семью, верность.

— Я тебе не изменяла!

— Но ты и не любила меня никогда по-настоящему. А теперь будь добра — дверь там, а нам с женой надо решить кое-какие проблемы. И запомни, если ты ещё раз появишься на пороге этого дома, я не буду столь вежливым, поняла? Прощай. Теперь навсегда!

Нина поджала губы и, резко развернувшись на каблуках, вышла в коридор, через секунду раздался грохот закрывшейся двери. Саша повернулся к Наташе и вдруг увидел, как она оседает в кресло.

— Наташ, — он пересадил Дениса на диван и схватил любимую за холодные ладошки. — Что она тебе наговорила? Чего ты испугалась?

— Нет, — с улыбкой протянула женщина, — я только сейчас поняла, Саш! И я теперь ничего не боюсь.

— Что? Что ты поняла?

— Саш, а я, кажется, беременная. И эта слабость, и тошнота. Саш, у нас будет малыш.

Ястребов молча сглотнул, опустился на колени перед сидящей улыбающейся женщиной и тихо прошептал:

— Ты знаешь, что я люблю тебя, Наташка Ястребова? Так сильно, что больно иногда. И как мне страшно иногда становится, что тогда к тебе мог поехать Серёга, а не я. Нет, я всё равно бы тебя нашёл, но мы бы с тобой потеряли столько времени. Наталь, а когда он родится?

— Наверное, в октябре, как Дениска. И будет у нас ещё один весёнок, точнее бесёнок. Ой, Саш, он же вылил свой горшок Нине на ноги, надо убрать!

— А ты невнимательна, любимая! Там ведь просто вода. А сын у нас молодец! Настоящий защитник. А его маму я обожаю.

— Саша, я… я тоже. Я тоже люблю тебя. Очень. Слышишь, люблю. Сашенька…

Денис резво сполз с дивана, подхватил перевёрнутый горшок и гордо пошёл в свою комнату. Папа назвал его настоящим защитником! А это значит, что он уже большой.

***

Дарья Николаевна закрыла журнал и вздохнула, любуясь кустом цветущей сирени под окном. Как быстро пронеслась весна… Вот уже и лето через неделю. Она усмехнулась, вспоминая свадебный бум в их маленьком городке. Правда, не только свадьбы отгремели тогда, но и скандалы. Нина, бывшая жена Саши Ястребова, долго пыталась внушить всем, что Наташа это просто прихоть и временное увлечение, пока не получила отповедь от самой Татьяны Владимировны, бывшей свекрови, после чего исчезла из жизни Ястребовых в неизвестном направлении. Так все думали, а Нина вдруг дала интервью какому-то гламурному журналу, где наговорила гадостей про всю свою бывшую семью. Но только не учла, что жёлтая пресса уже давно не имеет такого веса, как раньше. В результате грандиозная пиар-акция осталась незамеченной, а вот места работы в Художественном музее она лишилась. Но и это ещё не всё. Механик Егор Грозовой, что отвечал за «первого», решил помочь Марине с воспитанием ребёнка погибшего Андрея Грачёва, даже просил разрешения у Грачёва-старшего воспитать его внука, в результате все узнали об афере с беременностью, которой не было. Даже спокойная Марьяна Журавлёва, тётя Елены, не выдержала и наорала на несостоявшуюся мамашу. Марина ещё долго что-то пыталась доказать, выдумывая несуществующие детали их с Андреем романа, но в итоге уехала в Двуреченск, и больше никто о ней не слышал.

Дарья опять вздохнула и услыхала глухой голос доктора Шлихта:

— Что ты, Дарья Николаевна, всё вздыхаешь и вздыхаешь? Смотри, как за окном солнышко светит, пациентов тяжёлых у нас нет, а если появляются — выскакивают, как те пингвины из океана. Что случилось, что тебя вдруг на «охи-вздохи» потянуло?

— Ой, Фридрих Иванович, тяжко мне что-то. Понимаешь, вот уже больше двух месяцев прошло после свадьбы Димы и Лены, я всё жду, жду, когда же мне скажут, что я скоро бабкой стану, а в ответ тишина.

— Ну ты даёшь, Дарья Николаевна! Это что за сроки — два месяца? Люди иногда годами этого чуда ждут, а потом — бац! — получите и распишитесь.

— Ты, Фридрих Иванович, не всё знаешь. Дима мне не родной сын. Вера, сестра моя, узнала о своём диагнозе, уже когда беременная Димкой была. Ей тогда химию проводить нельзя было, а от аборта она сама отказалась. Вот и получилось, что сына родила, а сама вскоре сгорела, как свеча. А я так и не смогла Саше моему ещё одного малыша родить.

— Печально всё это, но к Дмитрию-то с Еленой это каким боком?

— А вдруг они тоже…

— Ты глупостей-то не говори! Помнишь, как нас учили? Наши мысли материальны! Сейчас всякого надумаешь, а потом оно вылезет где-нибудь! Время их не пришло ещё! Это только Лидия наша как кролик, не успела чихнуть — уже тошнит. И слава Богу, будет чем старшим Грачёвым, Марьяне с Сергеем заняться. Кстати, о времени. Посмотри на них — ведь сколько всего случилось, через что пройти пришлось, а в итоге? Пусть в пятьдесят, а смогли стать счастливыми. Так и у твоих всё хорошо будет. Вот поедут к Ленкиным родителям, отдохнут, в Париже погуляют, а там, говорят, атмосфера благоприятная. Глядишь, привезут тебе карапуза.

— Ой, Фридрих Иванович, твои бы слова да Богу в душу. А может, ты и прав? Возможно, там сможет отпустить их прошлое, потускнеют воспоминания, и они станут счастливыми? Хорошо хоть эта бесстыдная официантка Маша отсюда убралась! Тьфу, как вспомню, как она к Диме явилась в чём мать родила! Повезло, что я тогда дома была, а Леночка на работе задержалась.

Шлихт закрыл последнюю написанную историю болезни и с улыбкой сказал:

— Главное, не дави на них. И всё образуется. Всё на этом свете вовремя приходит, а если не случается — значит, так должно быть. Ты вот что мне скажи: Дубова ты уволила, Лида в декрет через несколько месяцев уйдёт, где врачей брать будем, а?

— Да есть у меня на примете один реаниматолог. Только согласится ли переехать сюда, вот вопрос. Хотя я с командованием говорила, в новом доме одну квартиру готовы отдать госпиталю.

— А про кого ты сейчас?

— Ты Викторию Брагину знаешь?

— Да, мы с ней на курсах пересекались года два назад. Так она ж в Ожоговом центре в Областной работает.

— А то я не знаю! — повысила голос Орлова. — Вот и думаю, чем бы её соблазнить, чтобы она ко мне в отделение работать пришла?

— Так квартирой и соблазняй! Я тебе точно говорю! Она сколько лет по чужим углам и съёмным квартирам мыкается, сама рассказывала, а тут сразу… Ну ладно, не сразу, но перспективы имеются?

— Думаешь?

— Попытка не пытка, а ты как заведующая должна попробовать. Она классный и серьёзный профессионал. Сын её уже давно самостоятельный, на Севере служит, с этой стороны никаких причин для отказа нет. А тут у нас ещё и замуж выдадим!

— Ой, рассмешил! Как скажешь, так скажешь! Но попробовать стоит. Ты, Фридрих Иванович, идею подал, вот сам и работай, а я пошла звонить.

— Привет передавай. Если что спросить захочет, как у лица, не занимающего должности руководящие, всегда пожалуйста. И обещай побольше!

— Я тебе сейчас наобещаю! Всё, пошла я.

Через месяц перед отъездом Орловых и всей команды лётчиков и конструкторов во Францию в отделение реанимации двугорского госпиталя пришёл новый доктор Виктория Георгиевна Брагина, занявшая освободившуюся жилплощадь инженера Алексея Рыжего и его жены красавицы Риты, которым торжественно вручили ключи от трёхкомнатной квартиры в связи с пополнением семьи двумя мальчишками-близнецами.

Часть 13

Сергей поправил очки и поднял голову. Они с Орловым «отстреляли» показательную программу на «отлично с отличием», как сказал довольный Захаров. После посадки они закатили машины на их места на выставочной площадке, и Димка умчался к Лене. Сегодня они собирались к какому-то неизвестному Виктору. Кто он такой и чем он может помочь Орловым, Сергей не знал, но был уверен, если понадобится его помощь, он не будет колебаться ни одной секунды.

— Ну как тебе обстановочка? — Миша Воронов подошёл ближе и с удовольствием осмотрелся вокруг. — Класс машины, скажи? Только думаю, что вот этот серый брат явно проигрывает нашим. У него крыло слабее и на виражах он отстаёт. Но хорош, зараза! И «сарай»* этот тоже ничего, вместительный, только вот неуклюжий до тошноты, как та пиндосовская коломбина*, что у нас на базе в пустыне садилась.

— А кто после нас ждёт светофора**, Мишка?

— Немцы. Я так понял, что у них тот смешной малый с усами Фридрих Кеслер будет их «Тайфун» показывать. Кстати, я вчера удивился, когда он с нами заговорил, так по-русски «шпрэхать» может только потомок русских.

— Да у него вроде предки из Курляндии, может, кто-то и из наших был, — пожал плечами Сергей, внимательно осматривая трибуны со зрителями.

Миша скосил взгляд на него и тихо бросил:

— Не в ту сторону смотришь, она левее, под козырьком, — и он кивнул головой в сторону их делегации. — Парни скоро будут, командир сказал, что на трибунах только конструкторы остаются, мы все на поле рядом с машинами. Смотри, пошёл Фридрих. Как оторвался, а? Молоток Федя!

Они прикрыли глаза ладонями от слепящего солнца и молча наблюдали, как немецкий лётчик выполняет разные фигуры пилотажа, виртуозно управляя тяжёлой машиной. Когда самолёт на малой высоте выходил из виража, Сергей замер и вдруг громко закричал:

— Да твою же мать! Мишка, он сейчас на нас пойдёт! Мужики, в сторону!

Его крик был еле слышен из-за рёва резко снижающегося самолёта, который прошёл низко над землёй и вдруг задрал нос и устремился в небо. Воронов остановился и затаил дыхание, надеясь, что всё образуется, но уже почти поднявшись вертикально вверх, самолёт задел землю хвостом, нос его дёрнулся, и тяжёлая машина начала медленно заваливаться на бок.

— Прыгай! — заорал Соколов неизвестно кому, рванувшись к месту аварии.

— Серёга, стой! — Воронов схватился за голову, отворачиваясь от яркой вспышки загоревшегося топлива. Во все стороны брызнули фонтаны горящего керосина и обломки разбившегося самолёта. В последний момент перед оглушающим взрывом Сергей и Михаил увидели отброшенное взрывной волной катапультное кресло. Соколов остановился на мгновение, проследив взглядом за резко раскрывшимся за счет горячего воздуха парашютом, и бросился в сторону пожарища.

— Серый, куда? — Воронов сделал несколько шагов, но остановился, закрываясь от обжигающего жара полыхающего самолёта. — Падай, Сокол, падай! Я помогу!

Сергей резко шагнул в сторону, переворачивая на себя пластиковую бочку с водой, и упал на землю, стараясь доползти до бездыханного лётчика, что лежал без движения. Закрываясь от ревущего пламени, он пытался захватить стропы парашюта, но ладонь натыкалась только на горячий песок. Сквозь рёв и грохот пожара он услышал сирены пожарных машин и в этот момент всё-таки ухватился за парашют и потащил шёлковую ткань на себя, упираясь спиной в землю. Рядом раздался уверенный голос Воронова:

— Перехвати другой рукой, взяли.

Они тянули парашют вместе с лётчиком, всё дальше и дальше отползая от пожара. Вдруг почувствовалось небольшое сопротивление и раздалось громкое ругательство на немецком.

— Слышь, Кеслер, ты особо не дёргайся, сможешь — помоги, — прошипел Соколов, отползая всё дальше от пожарища.

— Нога не двигается, — простонал Кеслер, — в стропах запутался.

— Ща мы тебя вытащим подальше, тогда будешь ноги свои распутывать, — сказал Воронов, поднимаясь на колени и рывком подтаскивая к себе парашют с лётчиком. Он быстро срезал запутавшуюся стропу и аккуратно перевернул Кеслера на спину. — Скажи спасибо шлему, а то хрен бы ты выжил! Подвигай ногами, руками, спина не болит?

Немецкий лётчик медленно согнул руки и ноги и тихо простонал:

— Oh mein Gott, wie schmerzhaft es ist… (Боже мой, как больно)

— Ты чего? Говори по-русски, а то мы сейчас только матом говорить можем.

— Больно, но вполне терпимо. А что с самолётом?

— Вот чудак! Главное, ты жив остался, а железо… Да хрен с ним, с железом этим! —Воронов помог Кеслеру снять шлем и аккуратно положил его голову на свёрнутый парашют. — Лежи пока, Федя, медики скоро уже будут, тогда будешь геройствовать.

Миша повернул голову и вдруг до него дошло, что он не слышит Сергея. Он видел, как через поле к ним бежали люди, слышал, как зашипела вода и пена пожарных машин, недалеко от них показались медики с носилками, и сквозь этот гам он вдруг отчётливо услышал высокий женский крик — «Серёжа!» Воронов отполз от спасённого лётчика и лихорадочно начал оглядываться вокруг. Сергей лежал недалеко от них, как-то странно подогнув под себя руку.

— Серый, ты чего? — тихо тряс его за плечо Миша, боясь перевернуть и увидеть застывшую маску смерти. — Слышишь, Сокол, хоть слово скажи. Серёга? Очнись! Серёга!

Но тут его кто-то сильно толкнул, и Миша с удивлением уставился на бирюзовый край лёгкой юбки. Алёна! Боже, только не это! Она не переживёт!

— Алён, Алён, остановись! — но девушка уже схватила Соколова за плечи и одним рывком с неизвестно откуда взявшейся силой повернула его и уложила его голову себе на колени. Миша успел заметить обгоревшую чёлку и потрескавшиеся губы, как вдруг Сергей открыл глаза и тихо сказал:

— Алёнушка, ну что ты тут делаешь? Здесь грязно, а ты в такой красивой юбочке.

И тут Алёна закрыла лицо ладонями и разрыдалась, что-то бессвязно бормоча. Соколов медленно поднялся, сел поудобнее и прижал своё рыдающее счастье к себе, что-то шепча ей на ухо. Последнее, что услышал Воронов перед тем, как Алёнка подняла свои заплаканные, но абсолютно счастливые глаза, было соколовское «Я тебя выпорю за непослушание, кто тебе разрешил с трибуны уходить? Ещё и отец получит, разбаловал тебя до крайности». Потом они поднялись и не спеша пошли в сторону медицинских автомобилей, где Сергею обработали ожог на руке и от души напоили водой. Всё это время Алёна стояла рядом и сильно сжимала его здоровую ладонь, будто боялась потерять. Соколов кивнул Воронову и спокойно заявил:

— Мишка, когда будете на нашей свадьбе гулять, Алёнку не крадите, а то потом придётся ещё доплачивать за такую девчонку непослушную.

Алёна улыбнулась и вдруг обняла его за плечи и поцеловала. Сергей обхватил её талию забинтованной рукой и, глядя девушке в глаза, проговорил:

— Предлагаю свадьбу сыграть в октябре, чтобы Саня с Наташей тоже смогли прийти. Может, смогут оставить карапуза на бабушек и дедушек?

— Я согласна, Серёжа, любимый, на всё согласна, только бы рядом с тобой.

Соколов уткнулся носом ей в шею и прошептал:

— Наконец-то, Алёнка, как я долго ждал этих слов, любимая.

Они ещё о чём-то пошептались, и вдруг Сергей вскинул голову:

— Забыл совсем! Миш, а как Кеслер-то?

— Всё нормально, Серёга, в госпиталь повезли, но он обещался сегодня усы сбрить, потому что кислородная маска плохо к лицу приставала!

***

Елена остановилась перед большой резной дверью в нерешительности, подняла глаза к ангелам над дверью и оглянулась назад.

— Что случилось, Лена? Если ты приняла такое решение, то надо идти до конца. Ничего не бойся. Как бы ни сложилось, я всегда буду рядом. А теперь — вперёд. И помни — я с тобой.

Лена улыбнулась и потянула массивную дверь на себя. Храм встретил их полутьмой, тихим шёпотом и треском горящих свечей. Девушка перекрестилась и теперь уже уверенно пошла куда-то в сторону.

— Отец Виктор, здравствуйте, — тихо прошептала она в спину высокого пожилого мужчины. Тот резко развернулся и прищуренными близорукими глазами разглядывал Лену несколько секунд, затем вдруг неожиданно притянул её к себе и крепко обнял. Лена тихо засмеялась и отстранилась, прижавшись лбом к сухим старческим ладоням.

— Отец Виктор, это Дмитрий Орлов, мой муж.

— Приятно, молодой человек, сознавать, что наша Леночка нашла своё счастье. А ко мне с чем пожаловали?

Елена и Дмитрий переглянулись, и Орлов уверенно ответил:

— Мы, батюшка, венчаться решили. Просим вашего разрешения на это. И помощи.

Отец Виктор, настоятель Церкви Пресвятой Богородицы Сент-Женевьев-де-Буа, внимательно оглядел молчащих молодых супругов и кивнул:

— Это хорошо, что вы оба пришли в этому решению. Вы готовы исповедаться? И какой помощи вы ждёте от меня?

Дмитрий взял в свою ладонь холодные пальцы жены и твёрдо заявил:

— Мы готовы, а о помощи… Думаю, что и этим мы готовы поделиться.

Отец Виктор молча пошёл вглубь помещения, коротко кивнув Лене следовать за ним. Дмитрий внимательно следил за любимой, за её жестами, поворотами головы, видел, как она быстро что-то говорила священнику, поднимая взгляд от пола и вновь опуская его вниз. Отец Виктор внимательно слушал, иногда задавая вопросы, но вдруг Лена подняла глаза и что-то тихо произнесла. Священник провёл ладонью по покрытым тонким шарфом волосам и с улыбкой ответил. Лена открыто улыбнулась и кивнула головой, после чего её прикрыли широкой вышитой лентой, что спускалась по груди отца Виктора, и через несколько секунд Лена спокойно поцеловала крест и обернулась к Дмитрию.

Через час супруги Орловы вышли из храма и медленно пошли по аллее русского кладбища Сен-Женевьев-де-Буа.

— Лен, а ты давно знаешь отца Виктора?

— Да, мама часто приходила сюда после нашего приезда во Францию, а потом стала брать меня с собой. Я многому научилась здесь. Я не могу сказать, что я искренне верю, но я знаю точно, что что-то есть, что стоит над нами, над нашим миром, что помогает нам в трудную минуту. И там… когда я думала, что умираю, я ясно поняла, что человек должен верить. Пусть в себя, во что-то, что живёт внутри него, тогда он сможет справиться с паникой и страхом, и возможно, сможет выжить в казалось бы безвыходной ситуации. Дим, а как ты думаешь, Серёжа с Алёнкой согласятся быть нашими свидетелями?

Орлов коротко кивнул, он был уверен в своих друзьях. И это была одна из граней его веры.

Через три дня, к концу их пребывания во Франции супруги Орловы венчались в Свято-Успенской церкви. Родители Лены Амалия и Пьер де Виардо молча наблюдали за Таинством, после чего Пьер крепко обнял свою маленькую Элли и тихо прошептал:

— Будь счастлива, малышка. Как мы с твоей мамой. И помни, мы всегда будем ждать вас, и вы в любой момент можете обратиться к нам за помощью.

Лена кивнула и прижалась к нему на мгновение. Затем подняла голову и сделала шаг к мужу, попав в его сильные объятия. А на следующий день они улетели назад в Россию.

***

Дарья Николаевна посмотрела на Лиду Воронову и укоризненно покачала головой:

— Лид, тебя не разорвёт от того количества клубники, что ты сегодня слопала?

— Не-а, — довольно пробурчала Воронова, — я бы ещё не отказалась. Дарья Николаевна, а кто сегодня во вторую операционную идёт?

— Вика Брагина, — не отрываясь от истории болезни, ответила Орлова. — Ты сегодня в отделении, Лена в первую, а Крейц пусть отдохнёт, заступит на ночь. Завтра выходной, Брагина отдежурит. В воскресенье Шлихт, ты освобождена от суток, только днём будешь работать.

— Это, конечно, здорово. С одной стороны.

— А с другой? — всё также делая пометки в истории болезни, переспросила Дарья Николаевна.

— Не хочу об этом говорить, — угрюмо пробурчала Лида, шмыгнув носом.

Орлова оторвалась от бумаг и внимательно посмотрела на опять что-то жующую Лиду:

— Так, а ну быстро всё рассказала! И не вздумай опять реветь, мне хватило прошлого раза, когда ты мне свой сериал рассказывала о несчастной любви!

— Там всё хорошо закончилось, любовь, свадьба, все дела.

— Тогда что?

— Лена вчера так моё пузо гладила-а-а-а, — вдруг зашлась слезами Воронова. — А что я могу-у-у-у? И Наташке скоро рожа-а-ать, и Алёнка тоже! А мне обидно-о-о-о!

— Тьфу на тебя! — в сердцах ответила Дарья Николаевна. — Лида, перестань реветь, а то сейчас тебя такую Лена увидит, ещё больше расстроится. Ну всё, тихо, тихо, девочка, — она прижала всхлипывающую Лиду к себе, мягко гладя ту по волосам и уставившись в окно. Лида была права, вот уже полгода прошло, а у Димы и Лены так и не было никаких новостей. Видимо первая потерянная беременность сказалась на их настоящем. Лена верила, что после венчания что-то изменится в их жизни, но — увы! — вот уже и жаркое лето давно перешагнуло свой зенит, все её подружки жили в предвкушении материнства, и только их с Димой союз не приносил результата. Дарья Николаевна замечала, как Лена смотрит на Лиду, как Дмитрий слушает своих друзей, когда они делятся капризами своих любимых. Они молча переживали, но никогда не жаловались, и только несколько дней назад она случайно застала Лену в слезах и услыхала от неё, что возможно она никогда не сможет подарить мужу малыша. Дарья успокаивала плачущую невестку, а сама думала о своей судьбе. За что? Почему им с Леной выпало такое? И к концу вечера, нарыдавшись и нажаловавшись друг другу, они разошлись по домам в ожидании своих мужчин.

— Вот что теперь делать, а? — тихо спросила заплаканная Лида.

— Тебе в первую очередь надо успокоиться, а то Воронов-младший тоже начнёт волноваться. Лид, это не ваша вина, так сложилось. И как будет дальше — жизнь покажет. А теперь вытирай нос и давай истории заполни, нечего прохлаждаться. Как папа?

— Хорошо, — широко улыбнулась Лиаа. — Марьяна Егоровна его разбаловала даже! Тёть Даш, он же даже не пылесосит!

— Ты сейчас за «тёть Дашу» получишь по заднице.

— Ой, это я так, забылась. А папа… он счастлив, кажется. И Люда успокоилась, только вот мама…

— Ты не переживай об этом, Лида, тебе сейчас о малыше думать надо. Никто не застрахован от болезни. И никто в этом не виноват. Ну, я пошла, ты на хозяйстве, если что — звони.

— Есть, сделаю. Вы не смотрите на меня, я уже успокоилась, справлюсь! — и Лида легко поднялась и ушла в палату.

__________________________________________________________________________________

*сарай — транспортный самолёт; коломбина — большой транспортный самолёт.

**ждать светофора — стоять перед выездом на взлётно-посадочную полосу.

***Знаменитое русское кладбище Сен-Женевьев-де-Буа расположено в одноименном поселке под Парижем, там же располагается Церковь Успения Пресвятой Богородицы. Свято-Успенская церковь

Часть 14

Вика медленно поднялась по ступенькам, согнула ногу в колене, чтобы удобнее устроить рюкзачок, и открыла молнию, вытаскивая ключи.

— Доброе утро, Виктория Георгиевна, — вдруг раздался бодрый голос у неё за спиной.

О боже! Сосед, Павел Константинович Захаров. Всегда спокойный, подтянутый, гладко выбритый, одетый с иголочки. Вика обернулась, растянув губы в улыбке, и кивнула головой в знак приветствия. М-да, в светлом спортивном костюме, кроссовках и с сумкой на плече он смотрелся после утреннего посещения спортзала несколько лучше, чем она после суточного дежурства — уставшая, засыпающая на ходу, ещё бы поесть, только вот сил что-то готовить уже нет.

— Доброе, Павел Константинович, — устало проговорила она. — Простите, но я после дежурства, так что сил нет говорить.

— Я всё понимаю, Виктория Георгиевна. Может, вам помочь чем-то? И я, и мои орлы всегда к вашим услугам.

— Спасибо, конечно, только мне помогать-то не в чем. Мне, если честно, даже усадить вас не на что. Алексей с Ритой мне оставили свою кухню, диван мне перевезли со старой съёмной квартиры, а так... Пока у меня нет ни сил, ни времени, ни, честно говоря, финансов, чтобы облагородить мою внезапно полученную недвижимость.

— Не понял, — серьёзно произнёс Захаров и шагнул вперёд, заглядывая в открывшуюся входную дверь. — Ёкалымандре! — смачно выругался он, осматривая практически пустую квартиру.

— Ну да, — согласилась Брагина. — Не царские хоромы, но отдельная квартира, как говорил один знаменитый киношный герой.

Захаров хмыкнул и уверенно зашёл в квартиру. Вика вскинула брови, но возмущаться сил не было.

— Павел Константинович…

— И на кухне пусто! Значит так, Вика, закрывай свои хоромы и пошли ко мне. Во всяком случае, у меня завтрак точно есть.

— А мы уже на «ты»? Что-то я не заметила, чтобы меня кто-то об этом спрашивал, — скорее по привычке оставлять за собой последнее слово пробурчала Брагина.

— Не до церемоний! Закрывай дверь. Позавтракаешь, поспишь на нормальной постели, а не на этом продавленном недоразумении, потом поговорим.

— Павел Кон…

— Павла вполне достаточно. Что ты хотела сказать?

— Мне бы в душ для начала.

— Какие проблемы? Вода в трубах течёт исправно. Полотенец полный шкаф.

— Подождите! Позвольте мне хотя бы взять что-то переодеться! — Вика чувствовала, что этот полусерьёзный, полушутливый разговор отнял у неё остатки сил. Она прислонилась к стене и опять слабо улыбнулась.

Захаров сбросил сумку с плеча на пол и протянул ей руку:

— Показывай, куда тебя вести, а то ты уснёшь прямо в коридоре, как боевая лошадь. Что с вами Дарья делает, что вы такими с работы приходите? Вот и Лида…

Он внезапно умолк и поднял глаза на стоящую женщину. Лида после такого прихода с работы замуж вышла. Только в конкретном случае «жених» вовсе не молодой Воронов, а седой мужик несколько под пятьдесят. В эту секунду Вика оторвалась от стены и, опустив плечи, прошла в комнату и молча подхватила большую сумку, что стояла в углу.

— Потом разберу, — сказала она, отдавая сумку Захарову. — А сейчас в душ и спать.

— Пошли. Ключи отдай, я квартиру закрою. Осторожно, не упади.

Он крепко держал её за руку, пока открывал свою дверь, затем завёл Вику в квартиру, не разуваясь, прошёл по коридору и толкнул дверь в ванную.

— Дверь не закрывай, чтобы я смог в случае чего…

— Ну знаете ли! — возмутилась Брагина. — Я не такая уж и беспомощная, чтобы меня под дверью караулить!

— Да ну? — с улыбкой спросил Захаров. — То-то я смотрю, что одну босоножку сняла у входа, а во второй по квартире вышиваешь. Или это у вас так принято?

Вика опустила глаза вниз и кашлянула. Прав, во всём прав. Ладно, не буду закрывать я эту дверь, но потом уж отыграюсь! Она повернула голову и увидела, как сосед расстегнул спортивную куртку, из-под которой показалась золотая цепочка с крестом и золотым обручальным кольцом. На тоненький женский пальчик. Что это? Память о ком-то? Да, жены у Захарова нет, дочь взрослая, красавица Алёна, что готовится к свадьбе. Значит, жена. И от этой догадки вдруг стало так тоскливо, неуютно и даже холодно, несмотря на августовскую жару.

— Спасибо вам, я недолго. И если вас не затруднит — чай, пожалуйста.

Захаров кивнул и ушёл на кухню. Через десять минут он тихо вошёл в ванную комнату, аккуратно вытащил спящую Викторию из прохладной воды, отнёс в спальню, ответив «да» на её сонный вопрос «ты меня принёс?», и тяжело опустился на стул в кухне, подперев голову руками и глубоко задумавшись. Со дня смерти его жены Валентины ни одна женщина не будила в нём желания заботиться. Лишь брать и не думать ни о чём. И только эта сильная, умная женщина, что сейчас беспомощная спала в его постели, разбудила вдруг в его душе нечто, что он не мог объяснить самому себе. Павел Константинович по привычке коснулся кольца на цепочке. Скоро придут Алёна с Сергеем, надо как-то им объяснить факт спящей женщины в его квартире. Хотя в данный момент он не жалел ни о чём. Кроме одного. Что не сделал этого раньше.

***

Он не понял, откуда звучал тихий телефонный звонок. Затем поднялся и уставился на Викин рюкзачок. Звонок прекратился, чтобы начаться опять. Павел Константинович решительно потянул молнию и вытащил смартфон. На мониторе увидел — «Дарья Орлова». Захаров нажал на кнопку вызова и тихо ответил:

— Да, Даш, слушаю.

Повисла небольшая пауза, и Орлова неуверенно произнесла:

— Паш, я точно тебе звонила или у меня телефон глючит?

— Нет, с телефоном полный порядок, просто я взял трубку.

Последовала ещё одна пауза, немного длиннее, чем предыдущая.

— Паш, а Виктория… она где?

— Она спит, Даш. Ты не переживай, я ей передам, что ты звонила. Или разбудить?

— Нет, нет. Я просто волновалась, как она домой доедет. У неё очень сложное дежурство выдалось, мне Фридрих Иванович звонил, просил узнать — доехала или нет.

— Доехала, просто она еле стояла, я её к себе забрал. А то у неё квартира стоит пустая.

— Знаю, — недовольно протянула Орлова. — Она такая упрямая, от любой помощи отказывается!

Захаров хмыкнул и закончил разговор:

— Ладно, Дашуль, отдыхай тоже. Если надо — Вика тебе перезвонит.

— Не надо, Паш. Ты… Паш, а ты серьёзно?

— Я не знаю, Даша. Время покажет. Ну, пока.

Он выключил телефон и задумался. Серьёзно… Рука сама потянулась к шее, погладив обручальное кольцо. Пятнадцать лет. Пятнадцать лет прошло с того страшного дня, когда погибла Валя. Он, лётчик-испытатель, не справился с машиной, которую занесло в кювет после столкновения с огромным грузовиком. Они с Алёной выжили, оставшись без единой царапины, а Валентина так и осталась сидеть с открытыми глазами, в которых не было страха, только какая-то обида и недоумение. Вокруг их машины бегали люди, водитель грузовика с разбитым лицом пытался что-то говорить об отказавших тормозах, но Павел смотрел на Валю и видел только эти распахнутые глаза.

Он убеждал себя, что ему надо думать о дочери, о работе, о подчинённых. И чем выше была его должность, чем крупнее звёзды на погонах, тем больше он уверял себя, что он должен работать, летать, что та, другая жизнь, не для него. Его устраивали короткие встречи где-то на полигонах, в командировках, но начать новые серьёзные отношения он не мог. Боялся? Не любил? Думал о чувствах дочери? Он не знал ответа на этот вопрос. И продолжал жить так же, пока однажды утром, вернувшись с ночных полётов, он не увидел женщину, выходящую из подъезда его дома. Стройную, белокурую, в плетённых босоножках, ремешки которых оплетали совершенно невероятные щиколотки. Она быстро пошла в сторону автобусной остановки, а он так и простоял, глядя ей вслед, пока она не скрылась за углом. Эта незнакомка ничем не напоминала его Валю. Наоборот, была полной её противоположностью. Но зацепила так, что он ловил себя на том, что вечерами смотрит на её окна, что прислушивается к звону ключей на площадке, следит за ней из окна. Потом он узнал, что её имя Виктория, Вика, что она работает у Даши Орловой в отделении, что она одинока. И сегодня утром он впервые заговорил с ней, приятно удивившись, когда она назвала его по имени.

А ведь он долго молчал, наблюдая, как она ищет ключи в рюкзачке, согнув ногу в коленке. И опять эта невозможная тонкая щиколотка с узким ремешком от босоножки. В итоге сейчас она спит в его постели, а он сидит на кухне и думает. Почему? Почему он поступил вопреки своим принципам? Чего он ждал или, может, боялся все эти долгие пятнадцать лет? Вот оно, правильное слово! Ждал. Ждал долго, терпеливо, отказываясь от новых отношений, довольствуясь бабочками-однодневками, которых у видного лётчика было множество, но ни одна из них не вызывала столько трепета и желания. И не просто желания плоти, а желания души. Даже в эту минуту её близость не вызывала в нём инстинкта завоевателя, охотника, победителя. Она нуждалась в заботе и простом человеческом сочувствии, и он дал ей это, не задумываясь о будущем. И почти не вспоминая о прошлом.

Вика. Именно Викой она была сегодня утром. Не непреступной Викторией Георгиевной, а Викой. И долго не соглашалась с его доводами, и если бы не её крайняя усталость, чёрта с два она бы пошла за ним. Тоже боится? Перемен, новых отношений? Боли? Предательства? Потери? Чего боятся люди, отказываясь от близости с другими людьми? Боятся стать уязвимыми. Что их могут предать, уйти, наплевав в душу. Посмеяться над словами, над чувствами, растоптать и унизить, глядя при этом в глаза. Заставить быть благодарными. За что? Да за всё! За то, что снизошли, что позволили любить, а когда что-то перестаёт быть комфортным — устраивать истерики и обвинять во всех грехах.

Павел встал и потёр виски. А ведь в их паре с Валей больше любила она. И прощала многое. Может, поэтому чувство вины за её гибель прибило его к самой земле? А ещё Алёнка, что напоминала мать своими зелёными глазами, тёмными густыми волосами и невероятным тембром голоса. И умом. Его дочь была единственной девушкой, которая вопреки всем и всему поступила на факультет приборостроения. Захаров гордился своей Алёной, считал её красавицей и умницей, думая, что её никогда не затронет неприятная сторона жизни. И как пикирующий бомбардировщик упал вниз с вершины своей любви и гордости, узнав об измене её жениха. А она всё так же гордо ходила по городку, высоко подняв голову и не слушая слухи и сплетни. А Андрей прятал глаза и мямлил что-то о женской силе и слабости.

А вот теперь и сам Павел столкнулся с сильной, самостоятельной личностью. Захочет ли она быть слабой женщиной, сможет ли он стать для неё сильным мужчиной, каким для его дочери стал Сергей Соколов? С ним упрямый, бескомпромиссный инженер-конструктор Алёна Павловна Захарова превращалась в мягкую, ласковую Алёнушку, которую в буквальном смысле носили на руках. Станет ли Виктория Георгиевна Брагина, реаниматолог-анестезиолог, просто Викой? Захочет ли? И что для этого сделать? Да ничего! Кроме одного: любить её и защищать. Это, наверное, самое главное, что женщина ищет в мужчине — защиты и безопасности. Она должна чувствовать, что есть кто-то сильнее, чем она. Для неё очень важна определённость, ощущение того, что мужчина выбрал именно её. Она отдаст то, что нужно мужчине, если он даст ей то, чего ищет она: защиту, признание её единственности и уникальности. И какой бы сильной ни была женщина, она ждёт мужчину сильнее себя. И не для того, чтобы он ограничивал ей свободу, а для того, чтобы он дал ей право быть слабой. И любимой. Только его и для него. Павел повертел в пальцах обручальное кольцо жены и резким движением снял с себя цепочку, ещё раз посмотрел на кольцо, аккуратно снял его и положил в декоративный бокал, что когда-то купила дочь.

В замке завозился ключ, дверь отворилась, и в полутёмный коридор вошла Алёна.

— Пап, привет! — устало произнесла она и присела на стул рядом с отцом.

— Ты чего такая кислая с утра? Серёжа где?

Алёнка неопределённо махнула рукой и так же тихо попросила:

— У тебя есть попить что-то? Сегодня жарко, просто дышать нечем.

— Сейчас. Так ты не ответила — Серёжа где?

— Отправил меня за вещами, а сам в магазин пошёл. Саша вчера не успел ничего, пока Наташу в роддом отвозил, попросил Сергея воду и кефир купить.

— Роддом? Так рано же ещё? — Захаров резко развернулся, расплескав холодный компот.

— Так получилось, но благополучно закончилось. Врачи сказали, что всё будет нормально.

— Молодец Ястребов! И кто там у них?

— Как и планировали — мальчишка. Пап, дай ты мне уже чашку!

— Прости, задумался. Как же быстро вы выросли.

— Ой, только не начинай! — Алёна улыбнулась и сделала большой глоток. — Ты у меня ещё всем молодым фору дашь. Пап, ты не помнишь, сумку мою мы где оставили в прошлый раз? В спальне или в гостиной?

— Алён… я сам, ладно?

Он быстро вышел из кухни, прошёл по коридору и аккуратно, стараясь не шуметь, открыл дверь в спальню. Вика спала, лёжа на боку и засунув руку под подушку. Павел поднял сумку и вышел, прикрыв за собой дверь.

— Пап, а что происходит?

— Ничего, что это тебе в голову пришло?

— Да так, просто сумка-то не моя. — Алёна внимательно смотрела на отца, затем перевела взгляд на закрытую дверь и спокойно спросила: — Кто там, пап? Или ты не хочешь, чтобы я знала об этом?

Захаров опустил голову и прикрыл глаза, затем опять посмотрел на дочь. Алёна сидела на стуле с прямой спиной и широко открытыми глазами смотрела на отца. Вот и пришёл момент истины. Кто останется в его жизни? Его ребёнок или женщина? Примет ли дочь чужую ей женщину, что может занять место её погибшей матери, и сможет ли женщина понять, что ребёнок, каким бы взрослым он уже ни был, всегда останется для отца той крошкой, которую он держал на руках возле роддома?

— Добрый день, — раздался голос Сергея. — А что случилось? Алёна?

— Серёжа, хорошо, что ты пришёл именно сейчас. Я хочу сказать вам обоим. Сегодня утром мы… познакомились с нашей соседкой… и она устала очень. Короче, в моей спальне спит наша соседка…

— Виктория Георгиевна, что ли? — удивлённо спросила Алёнка. — С ней всё хорошо, пап?

— А вы знакомы?

— Ну да! Мы с Леной и Лидой помогали ей, когда Алёшка с Ритой съехали. Ты же помнишь, какой бардак после переезда остаётся? Серёж, а ты всё купил? Я сейчас сумку свою возьму и пойдём, да?

Алёна так выделила слово «свою», что у Сергея не осталось сомнений, о чём тут шла речь. Его невеста быстро прошла в свою бывшую комнату, и в этот момент в коридоре появилась заспанная Виктория.

— Добрый день, — хриплым со сна голосом произнесла она, часто моргая и поворачивая голову в разные стороны. Алёна вышла из своей комнаты, резко повернулась и вдруг схватилась рукой за дверь. Вика тут же подошла к ней и тихо поинтересовалась: — Что с тобой? От жары, что ли, голова кругом идёт? Или…

Алёна смущённо улыбнулась и коротко кивнула. Брагина стрельнула глазами в сторону мужчин и немного развернулась к ним спиной.

— Серёжка знает?

Алёна отрицательно мотнула головой и с трудом спрятала улыбку:

— Узнает сегодня вечером, мы за моими последними вещами приехали. Теперь я полностью переехала.

Вика покачала головой и подняла брови:

— Капец всем! Зная твоего будущего мужа, пусть и совсем недавно, даю голову на отсечение — теперь ты редко своими ногами по этой планете ходить будешь. Кроме головокружения никаких неприятных ощущений нет?

Алёна покачала головой и вдруг прошептала:

— Я так рада за вас с папой.

Брагина удивлённо подняла брови и кашлянула:

— С чего это вдруг?

— А с того, что я папу-то хорошо знаю. Он своё никому и никогда не отдаст.

Вика смутилась и тихо пробурчала:

— Ну, ну. Поглядим мы ещё — кто кого!

Алёна прошла по коридору, протягивая сумку будущему мужу, они попрощались и ушли. Вика и Павел стояли и молча смотрели друг на друга. Захаров почесал нос и торжественно проговорил:

— Прошу, чай давно готов. Время завтрака уже прошло, но обед скоро состоится.

Виктория медленно прошла за ним на кухню, остановилась в дверях, облокотившись на косяк, и сложила руки на груди:

— А что это вы задумали, Павел Константинович?

Захаров развернулся и внимательно посмотрел на неё. Затем подошёл ближе, нежно убрал со лба упавшую белокурую прядь и ёмко ответил:

— Всё! И даже не надейся, что я откажусь от этой своей идеи. Я не тороплю тебя, боже упаси. И не настаиваю на немедленном ответе. Но я хочу, чтобы ты знала — я сделаю всё, чтобы ты стала моей, Вика.

Брагина усмехнулась, вспоминая истории, что рассказывали ей Лида и Лена. Тех тоже ставили перед фактом, а будущее показало, что всё сложилось как нельзя лучше.

— Павел… Паша. Я не знаю, смогу ли я отдать ключ от своего сердца кому-нибудь. А…

— Нет никаких ключей, Вика, — перебил её Захаров, — ни от сердца, ни от счастья. Дверь всегда открыта. Но не все хотят войти. Я подожду, сколько ты скажешь. Ну, недельку там, другую.

Брагина распахнула глаза и открыла рот.

— А не обнаглел ли ты, братец? — возмущённо воскликнула она.

Захаров притянул её к себе, на миг прикоснувшись губами к виску и тут же отстранился:

— Вот видишь, мы уже полностью на «ты»! А теперь давай пообедаем, а потом посмотрим, что там у тебя в хоромах починить нужно. А вечером давай на речку сходим, а? Водичка тёплая, комаров почти нет. Ты как?

Виктория села к столу и совсем по-девичьи шмыгнула носом. Затем подняла на Павла серые глаза и молча кивнула. Как хорошо и спокойно, когда рядом тот, кто позаботится о тебе. В словах и клятвах все мужчины одинаковы, а вот их поступки показывают разницу между ними. Есть мужчины, которые говорят, говорят, говорят… а есть мужчины — которые без лишних слов берут ситуацию в свои руки и делают тебя если не счастливой, то очень довольной. А это многое значит. Возможно даже подумать о будущем. Не отказываться от человека, который хочет быть рядом с тобой. Может быть, он будет единственным, кто останется с тобой в самые непростые моменты жизни. Хм, надо же, подождёт он недельку-другую! Нахал, но такой обаятельный…

Часть 15

Осеннее солнце светило за окном, заливая ярким светом спальню. Лена потянулась и глубоко вдохнула.

— Выспалась? — раздался голос Дмитрия, и Лена резко повернулась. Она провела пальчиками по любимому лицу и с улыбкой кивнула. — Ещё полежишь или будем вставать?

— А который час, Дим?

— Почти девять.

— Сколько? — громко воскликнула Лена и села. За что была тотчас наказана — её бросило в жар, а поломанная когда-то нога напомнила о себе лёгкой болью. Лена схватилась за виски, стараясь унять пульсирующий грохот в голове, после недавней простуды она ещё недостаточно окрепла.

— Что такое, Лен? Опять температура? Голова болит? Может, не поедем на эту церемонию, а сразу в ресторан?

— Нет, как можно? Дим, Серёжа твой друг, они с Алёнкой нашими свидетелями были… Нет, нет, надо ехать. Это просто я резко поднялась, а сейчас уже всё хорошо.

— Хорошо у неё, — пробурчал Орлов, садясь рядом и обнимая жену. — Как ты умудряешься все вирусы подхватывать, а? Вон Лиду ничего не берёт, а стоит кому-то рядом с тобой чихнуть — всё, готово!

— Не бурчи, — прошептала Лена, нежась в объятиях мужа. — Давай вставать, не то опоздаем.

Она спустила ноги вниз и лукаво бросила через плечо:

— А то придём поздно, я букет невесты не поймаю.

— Что-о-о? — подняв брови, протянул ошарашенный Орлов. — А ну иди сюда, я тебе сейчас покажу «букет невесты»!

Лена взвизгнула и в один миг оказалась опять лежащей на постели, прижатой тяжёлым телом мужа. Дмитрий схватил её руки и закинул вверх, лишая её возможности двигаться.

— Ну давай, расскажи мне про свои преступные планы, — тихо шептал он, целуя нежную шею и спускаясь к груди. — Ну, что же ты замолчала? Я слушаю тебя, коварная девчонка.

Но Лена смогла только простонать, чувствуя горячие губы на своей груди, к которым присоединилась свободная мужская ладонь.

— Дима, — тихо прошептала она, — пожалуйста.

И этого было достаточно, чтобы они оба забыли об окружающем мире…

***

Алёна в длинном пышном цвета топленного молока платье стояла на террасе, прикрывая открытые плечи от вечерней сентябрьской прохлады тонким шёлковым шарфом.

Гости разбились на небольшие группы и весело беседовали, отдыхая от танцев и многочисленных тостов.

— Алёнка, ты замёрзнешь, пошли назад.

— Нет, Серёж, всё хорошо. Ещё немного, ладно?

— Что случилось? Почему ты ушла? Тебе плохо? Тошнит? Голова болит?

— Соколов, ты хуже папы! Всё со мной прекрасно. Просто захотелось подышать свежим воздухом. Давай посидим здесь несколько минут.

Они сели на маленький диванчик, и Алёна глубоко вздохнула.

— Ну что опять? Алён, не молчи, скажи мне всё и сейчас.

— Серёж, на свадьбах есть такой обычай… ну, когда невеста букет свой бросает, знаешь, да?

— И что тебя смущает?

— А я не хочу его бросать! Я его отдать хочу! Да и ловить-то его некому, если разобраться.

— Отдать… Я правильно понимаю, что ты его Виктории подарить хочешь? — Алёна кивнула и вопросительно посмотрела на мужа. Сергей задумался и улыбнулся. — А знаешь, кроме Люды Грачёвой его и ловить-то некому. Поэтому если считаешь, что так будет верно — дари. Тогда у отца будет серьёзная причина привязать эту даму к себе посильнее. Беда просто с этими самостоятельными женщинами. Всё сами, всё сами. Мужики какими-то ущербными рядом с вами себя чувствуют.

— Серёж, ты чего? Я не знаю, что бы со мной было, если бы не ты.

— Прости, это я так. — Он обнял уже жену и уткнулся носом в макушку, увитую мелкими жемчужинами. — Ты сегодня необычайно хороша, Алёнка. Думаю, что платье это нам надо сохранить.

— Зачем?

— Чтобы потом я смог бы тебя раздевать, как в первый день нашей новой жизни.

Алёна удивлённо посмотрела на Сергея и громко рассмеялась. Затем легко встала и кивнула на открытые высокие двери, ведущие в зал. Они на секунду прижались друг к другу и вместе шагнули внутрь.

— А вот и невеста! — раздался весёлый голос ведущего. — Алён, негоже отступать от обычаев. Вот он, прекрасный букет нашей невесты. И только от неё будет зависеть будущее ещё какой-нибудь счастливой пары.

Тут он вдруг осёкся и оглянулся. Гости стояли парами, удивлённо осматривая зал. Алёна уверенно подошла к умолкнувшему парню и, вопросительно подняв брови, отобрала у него свой букет из мелких белоснежных роз, украшенных яркими зелёными листочками и лентами. Невеста ещё раз посмотрела на Сергея и оглядела гостей. Затем с чуть виноватой улыбкой быстро пошла к младшей Грачёвой, что стояла с отцом и Марьяной Егоровной, вытащила одну розу и протянула удивлённой девушке. После чего чуть ли не бегом направилась в сторону отца и протянула букет Виктории Георгиевне. Та молча смотрела на цветы, чувствуя, как её ладошка утонула в сильных пальцах Захарова. Вика подняла глаза и посмотрела на Павла, затем смущённо улыбнулась и обняла Алёну:

— Спасибо тебе, Алёнушка, за всё спасибо! — после чего прижала к груди подаренный букет.

Захаров притянул её к себе и тихо прошептал:

— Теперь ты от меня никуда не денешься!

А счастливая невеста обернулась и оказалась в объятиях мужа, который утащил её на середину зала, кружа под мелодию о любви.

Лида откинулась на спинку стула, оглядела зал и увидела Ястребовых. Наташа после недавнего рождения сына выглядела немного округлившейся и счастливой. Сашины родители приехали на несколько дней, позволив молодым родителям отдохнуть на свадьбе друзей. С ними же приехал младший брат Александра Владимир, с которым друзья-лётчики познакомились ещё в его студенческие годы, а на сегодняшний день это был уже взрослый, самостоятельный человек и дипломированный врач.

— Фу, жарковато, — рядом с Лидой села Лена Орлова, обмахиваясь декоративным веером. — Опять все фрукты умяла? Лид, твоя козявка будет как витаминка! Румяная, как то яблочко наливное.

— Ну и пусть! Ты бы тоже побольше витаминов кушала, что-то ты совсем бледненькая, Лен.

— Ну ты как мама! Та тоже всё про витамины каждый день мне говорит, будто только что не лето закончилось, а зима холодная. Люда! — громко позвала она младшую сестру Лиды. — Иди к нам, отдохнём от танцев.

Людмила, темноволосая девушка с большими карими глазами, что-то сказала отцу и Марьяне Егоровне и быстро зашагала к сидящим женщинам. Лида в это время махнула кому-то рукой и вскоре к ним присоединилась Наташа Ястребова.

— Ну, девчонки, Алёнку всё равно Сергей от себя не отпустит, предлагаю выпить и закусить за подругу! — с улыбкой проговорила Лида. — Хотя кому я предлагаю выпить? Короче, Люда, придётся тебе за всех нас отдуваться. Мне, сама понимаешь, нельзя, Наташе маленького Николая кормить, Лена у нас после болезни. Так что, сестрица, пей!

— Ага, уже разбежалась! Лен, ты как её терпишь, она ж только командовать умеет.

— Зато с душой! — смеясь ответила Елена, аккуратно капая острым соусом на крупную виноградину.

— Так, а что за несанкционированный митинг тут организовался? — Воронов и Орлов неслышно подошли к сидящим за столом женщинам. Дмитрий сел рядом с женой, внимательно посмотрел на жующую Лену, и оглядел зал. Родители о чём-то говорила между собой, рядом стояли братья Ястребовы.

— Лена, потанцуешь со мной?

— С тобой я готова танцевать без перерыва, тем более музыка такая чудесная.

Они кружились по залу, о чём-то тихо переговариваясь и совершенно не замечая, как на них смотрели окружающие.

— Красивая пара, — тихо проговорила Наташа Ястребова. — Дай бог, чтобы всё у них было хорошо.

Орловы-старшие любовались детьми и грустно улыбались. Дарья Николаевна вздохнула и вдруг повернулась, обнимая подошедшую красавицу-невесту.

— Алёнушка, я так рада! Сергей, тебя тоже поздравляю, будьте счастливы. Как ты себя чувствуешь? — тихо прошептала она на ухо Алёне.

— Отлично, тётя Даша. Будто и не происходит ничего, только вот вечерами работать не могу долго, спать хочется.

Сергей притянул жену к себе и хмыкнул:

— Она теперь, Дарья Николаевна, как бурундук, либо спит, либо орехи грызёт.

— Да ладно! Работать-то всё равно надо.

— Ох, работа, работа! — выдохнула Орлова.

— Вы о чём, Дарья Николаевна?

— Да вот хорошо, что у нас скоро малышей полный городок будет, только где же мне врача-то взять, а? Лида вон уже как маленький глобус, я сама её скоро с работы выгоню, пусть дома до декрета посидит. А кем её заменить — ума не приложу.

— А чего тут думать? Володя, поди сюда, — Соколов развернулся к братьям Ястребовым и позвал их к себе. Александр и Владимир подошли ближе, и Сергей неожиданно для всех спросил: — Слышь, Ястребов, хочешь в серьёзном месте работать? И не кофе декалитрами пить, а людей спасать?

— Ты сейчас шутки шутить вздумал или дело предлагаешь? — младший из братьев Ястребовых оглядел всех стоящих рядом и повернулся в сторону Соколова.

— Ничуть не бывало. Познакомься, Орлова Дарья Николаевна, врач-реаниматолог, подыскивает в своё отделение врача. Только предупреждаю — это тебе не научный центр, а каторжный труд. Зато можешь квартиру получить. И невесту мы тебе найдём.

— Сам как-нибудь справлюсь. А это правдивая информация, Дарья Николаевна?

— Да, — коротко кивнула Орлова, во все глаза рассматривая молодого человека.

— Если вам действительно нужен врач-реаниматолог, я готов хоть завтра заступить на дежурство.

Дарья Николаевна оглядела стоящих рядом людей, затем посмотрела на Соколова и тихо спросила:

— Серёжа, тебе когда-нибудь говорили, что ты гений?

Соколов задумался, нахмурил лоб, почему-то внимательно посмотрел на жену и неуверенно ответил:

— Помнится, читал где-то, но вот вспомнить где именно — не смогу. Но то, что это было, помню точно!

Все умолкли на мгновение, а потом раздался дружный взрыв смеха. В это время к ним подошли Дмитрий и Лена, следом появились Вороновы и Наташа с Людой.

— Володя, а это Людочка Грачёва, со всеми остальными ты знаком.

Владимир Ястребов кивнул покрасневшей девушке и неожиданно для всех протянул вперёд ладонь, приглашая её на танец, Люда почему-то вложила в мужские пальцы полученную от Алёны розу, ещё больше покраснела и опустила на цветок свои пальцы. Владимир сжал девичью ладошку вместе с цветком и притянул девушку к себе. За ними в танце закружились Соколовы, Вороновы и Ястребовы. Лена Орлова отошла к столу и, совершенно не задумываясь, взяла с тарелки маленькую корзиночку с закуской. В следующий момент она смотрела в прищуренные глаза мужа, который внимательно вглядывался в её лицо.

— Леночка, а с тобой всё хорошо?

— А что?

К ним подошла Дарья Николаевна и тоже удивлённо подняла брови.

— Леночка, милая моя, ты уверена, что бутерброд со шпротным маслом и апельсин вполне совместимы?

Лена в недоумении опустила глаза и поняла, что Дима прав — несколько секунд назад она откусила бочок у корзинки с рыбной закуской, закусив его долькой апельсина.

— Дима? Ты… но я… но мне показалось… это вкусно.

Дмитрий широко улыбался, глядя, как она облизывает свои пухлые губы. Лена вдруг уткнулась носом в грудь мужа, с трудом сдерживая счастливые слёзы, и услышала тихий голос свекрови:

— Поздравляю вас, дети, — она обняла сына и невестку, шмыгнула носом и вдруг распахнула глаза и добавила: — Опять без врача. Это просто… нет слов! — после чего они громко рассмеялись.

Часть 16

Миша с тоской посмотрел на шахматную доску.

— Ладно, сдаюсь! — протянул он и откинулся на спинку низкого дивана в лётном домике. За окном светило яркое солнце, кусты сирени выбросили первые клейкие листочки. — Что-то долго Серёга не звонит. Я даже нервничать начинаю.

— Слышь, нервный, — отозвался Ястребов, — смотри, намотает Лидка твои нервы на кулачок.

— Это ерунда, нервы хоть и не восстанавливаются, но крепкие, как канаты, нам не привыкать, — лениво бросил Воронов.

В это время громко зазвонил телефон. Воронов схватил трубку и бросил только одно слово:

— Ну?

Затем он нажал на кнопку громкой связи и раздался счастливый голос Соколова:

— Сын у меня! Сын!

Ястребов показал большой палец, Воронов удовлетворённо кивнул, и только Орлов снисходительно просмотрел на друзей и с улыбкой бросил:

— Бракодел! А вот у нас с Леной…

— До-о-чь! — хором перебили его друзья.

Соколов рассмеялся и закончил разговор:

— Всё, мужики! Я скоро буду, меня всё равно к Алёнке не пустят, сказали завтра приезжать. Сань, спасибо вам с Наташей огромное, всё пригодилось как нельзя лучше. Орлов! — громко позвал он, Дмитрий поднял брови, слушая друга. — Теперь твоя очередь тропинки протаптывать!

— Ладно, ладно, за нами не заржавеет. Ещё месяц — и разбавим мы с Леночкой вашу мужицкую компанию.

Соколов вздохнул и тихо проговорил:

— Спасибо вам, парни, за всё спасибо.

Орлов переглянулся с Вороновым и Ястребовым и бодро сказал:

— Отдыхай, Серёга, пока есть возможность. Ждём тебя через два дня. Серёж, а как сына-то назовёте?

— Павлом, Димыч. Вы же знаете, я Пашке Коршуну жизнью обязан, если бы он тогда на себя ракету не принял, мне не жить. Потому я и за тебя мстил. Да и дед у нас Павел, тот ещё молоток. Ну, пошёл я.

Воронов выключил телефон и вопросительно оглядел друзей:

— Я не врубился что-то. А за что он нас благодарил-то?

— Думаю за то, что приняли мальчишку-сироту, Миш. Мне кажется, что Серый только сейчас, с рождением сына почувствовал себя нормальным семейным человеком.

— Ты думаешь? Не знаю, для меня он всегда был другом, отличным курсантом, офицером, лётчиком. Никогда не задумывался, что он всё ещё переживает нечто подобное.

— Миш, мы хоть и учились как все, но мы всю жизнь были сыновьями, а Серёжка матери не знает, и вся его жизнь — это мы и наши, заметь, родители.

Воронов недоверчиво посмотрел на Орлова:

— Неужели ты думаешь, что Серёга до сих пор…

— Да, Миш. Понимаешь, учиться и служить далеко от родителей — это одно, а вот знать, что таких людей, родных и любящих тебя, какую бы глупость ты не сотворил, нет на этом свете — это совсемдругое. Вот твои родители живут и работают за границей, видитесь вы тоже нечасто. Но они же приехали на вашу с Лидой свадьбу! А Серёжка не ждёт ничего и никого, и только Алёнка с командиром до сегодняшнего дня были его семьёй. Поэтому и Павел будет для него центром этой Вселенной. А что ты про нервы и Лиду говорил?

Воронов поднял брови и ухмыльнулся:

— Пока я её в роддом вёз, она мне такого наговорила, что я в Двуреченск приехал в матах, как ёжик в яблоках!

— Что, так сильно ругалась? — Ястребов прикусил губы, чтобы не рассмеяться.

Миша глубоко вздохнул и с улыбкой сказал:

— Самое приличное из всего ею сказанного было пожелание, чтобы у меня… кхм… как бы это помягче сказать? Короче, чтобы у меня на одном месте всё бантиком завязалось, иначе сама оторвёт!

Все находящиеся в комнате взорвались громким смехом. Ястребов вытер слезу и спросил:

— А потом?

— Потом, когда Андрюха родился, записку передала, что хочет ещё двух дочерей, как у её родителей. Димыч, а вы с Леной как дочку назвать решили?

Орлов широко улыбнулся и оглядел лётчиков:

— Настенькой, как в сказке.

— Анастасия Дмитриевна Ястребова. Звучит, — удовлетворённо произнёс Ястребов.

— А чего это Ястребова? Анастасия Дмитриевна Воронова лучше на слух! — запальчиво возразил Воронов.

— Ага, — тихо влез Алексей Рыжий, — а ещё Соколова Настя тоже неплохо. Да и Настя Рыжая звучит прекрасно.

Орлов вытянул ноги, сложил руки на груди и гордо осмотрел друзей.

— Та-а-ак, — протянул он. — Надо что-то такое-этакое придумать, чтобы ваши пацаны за мою Настёну поборолись. Но учтите, замуж только за лётчика отдам! И не абы какого, а профессионала!

— Слышь, она ещё не родилась, а папаша её уже замуж выдаёт!

Дмитрий усмехнулся и прикрыл глаза. Ленина беременность далась им нелегко. Несмотря на лёгкое начало, дальнейшее её течение заставило Орловых понервничать. А когда под Новый год возникла угроза выкидыша, то Дмитрий утоптал весь снег перед роддомом, пока Лену осматривали. После их выписки Орлов боялся дышать в сторону своих девочек, старался каждую свободную минуту проводить рядом, пока Лена не вытолкала его в баню со словами: «Дима, я просто беременная, а не смертельно больная! Отстань от нас и отдохни». Если верить подсчётам мамы и Лены, то Настёна родится в начале июня. Близнец. Двуликий Янус. Человек со сложным характером… Да чёрт с ним, с характером! Лишь бы здоровенькая родилась, принцесса.

— А кто сегодня в ночь? — спросил Воронов, аккуратно складывая шахматные фигурки.

— Я, — ответил Ястребов. — Нам небо чистое надо, ветродуи обещали горизонт мильён на мильён*, а у нас противозачаточный рейс**. Вернёмся только послезавтра. Поспать бы удалось после полёта, а то домой-то нескоро попадём.

— На чём сегодня? — лениво спросил Орлов, резко наступившее весеннее тепло действовало на мужчин успокаивающе и расслабляло до сонного состояния.

Рыжий кашлянул и коротко ответил:

— Изделие «1А»*** обкатывать будем.

Орлов приоткрыл один глаз и тихо свистнул:

— Нехило.

— Это да, — гордо кивнул Ястребов. — Это тебе не твоя козявка, три шага в длину и полтора в ширину, это мужик!

— Ага, — бросил Воронов. — Ты, Ястреб, пока своего «мужика» заведёшь, Орёл на своей «козявке» такого наворочает, что мало не покажется!

— Не спорю, — согласился Александр и поднялся. — Так, братва, айда заправимся перед полётом, пирожками у Ирины Михайловны запасёмся. Мне ещё Наташе позвонить надо: мелкий с вечера горлопанил, зубки опять пошли — она всю ночь не спала. И Дениску надо проконтролировать, а то под шумок опять чего-нибудь натворит.

— Что на этот раз?

— Космонавтом решил стать, а при невесомости, чтобы вы все знали, люди головой вниз висят. Вот он и повис, поросёнок, на канате, чуть себя до обморока не довёл. И всё спрашивал — пап, я теперь кофмонавт? А что папа? Конечно, кофмонавт! Экипаж, на выход!

Воронов и Орлов кивнули друзьям. Дмитрий подмигнул выходящему штурману:

— Смотри, блудила****, домой нам Саню верни!

— Щаз, нам такой самим нужон! — лётчики вышли в залитый солнцем палисадник и вскоре наступила тишина.

— Ну что, Мишка, по домам? Девчонки заждались, наверное?

Воронов широко улыбнулся и кивнул. Пора домой. К Лиде и маленькому Андрюхе, кареглазому карапузу, чем-то неуловимо напоминающего своего погибшего дядю. Да и Лена заждалась Димку. Пора!

***

Орлов помог Лене выйти из машины и обернулся. Рядом раздался звук тормозов, из подъехавшей машины «скорой помощи» выскочили люди в синих медицинских костюмах, молча вытащили каталку с бледной женщиной и бегом повезли её по покатому съезду приёмного отделения. Лена вошла в дверь, к ней тут же подвезли каталку с мягким матрасом. Дмитрий рванулся к жене.

— Куда? — молодая сестричка протянула руку вперёд, останавливая Орлова. — Вам сюда нельзя! Ждите, вам сообщат.

Кто сообщит? Когда? Дмитрий посмотрел на исказившееся от боли любимое лицо. Лена прижала руку к животу и улыбнулась мужу:

— Дим, погуляй, пока мы с Настенькой свои женские дела порешаем. Не волнуйся, всё будет хорошо.

Он провёл ладонью вдоль Лениной руки и с тревогой наблюдал, как увозили его жену в длинный светлый коридор, двери закрылись, и он остался один.

Орлов вышел на крыльцо, поднял голову и уставился на тёмное небо с миллиардом звёзд. Дмитрий вздохнул и молча сел на скамью. Затем вернулся к машине, вытащил из бардачка бутылку воды и опять опустился на деревянное сиденье. Если верить мужикам, ждать ему придётся долго. Он с тоской посмотрел на светящиеся в темноте окна роддома и откинулся на высокую спинку. Господи, помоги им, моим девочкам, пусть всё будет хорошо, не за себя прошу, никогда не просил, но за них готов на колени стать, лишь бы всё закончилось хорошо. Лишь бы с ними ничего страшного не случилось. Через несколько минут он встал и прошёлся под окнами, заглядывая внутрь. Мимо него пробежала немолодая уже женщина, на ходу одевая защитную маску. Перед закрытой дверью она остановилась, взялась за ручку, но вдруг обернулась и громко произнесла:

— Таня, зови дежурную бригаду во вторую операционную! И позвони на станцию, узнай про кровь и плазму! Группа редкая!

После чего она скрылась, а Орлова начало мелко трясти. Редкая группа крови у его Лены. Неужели что-то пошло не так? Как узнать? Чем помочь? Позвонить маме? А что она сможет? Ей всё равно никто ничего не скажет, пока всё это не закончится. Он вдруг сел на землю, схватив себя за волосы и сильно дёрнул. Господи, может, не надо было? Сколько семей живут без деток, и ничего? Но Лена так хотела малыша! И он мечтал о маленьком эльфе в их жизни. Он слышал, как стукнула дверь, покатилось что-то тяжёлое — и опять тишина. Ни слова, ни звука, будто всё замерло, прислушиваясь к разворачивающейся за этими стенами трагедии.

Кто-то вышел из здания, заурчал мотор, машина выехала из ворот и, включив сигнальные огни, рванула по пустой улице. Дмитрий встал и опять заглянул в окно. Тихо, никого. Он отошёл от здания и сел на скамью. В это время за окнами быстро прошёл мужчина в маске, за ним выбежала невысокая сестричка с какими-то флаконами в руках. Через минуту мужчина вернулся обратно, держа в руках какой-то чемоданчик. И тут тишину прорезал крик:

— Симонова во вторую!

Мужчина быстрыми шагами скрылся за дверью. Орлов подошёл ближе и вдруг почувствовал, как ладони стали влажными от слов невидимой сестрички:

— Да там во второй клиническая смерть, сейчас реаниматологов вызвали.

Смерть! Опять во его жизни возникло это страшное слово — смерть! Мама, Павел, Андрей. Лена! Нет, этого не может быть, этого не должно быть! Ведь они только-только нашли друг друга, были счастливы. Не может смерть прийти в их жизнь! Нет, только не это! Он рвался туда, внутрь, к своим девочкам, понимая, что он ничем не поможет, но он хотел быть рядом, поймать её последний вдох, увидеть синеву глаз, ощутить нежность кожи, прижаться к губам. Лена!

— Дмитрий Александрович?

Он вздрогнул и непонимающим взглядом уставился на невысокую женщину в белом халате.

— Что?

Женщина сделала шаг вперёд и опять произнесла тихим, немного певучим голосом:

— Вы Дмитрий Орлов, я правильно поняла?

— Что с ними? Они живы? Не молчите, ради Бога!

— Дмитрий, о чём вы? — Она немного повернула голову, увидев распахнутые освещённые окна, и быстро спустилась по ступенькам высокого крыльца: — Идите со мной! Сядьте! Сядьте и успокойтесь! Дмитрий!

Орлов опустил голову, затем поднял потускневшие глаза на женщину и молча смотрел в её улыбающееся лицо.

— Дмитрий, я врач вашей Лены. Поздравляю вас, поздравляю с дочерью! Ваши девочки молодцы, чувствуют себя прекрасно и мама, и Настенька, и передают вам привет.

Дмитрий нахмурил брови, потом закрыл глаза и тихо прошептал:

— Они живы?

— Ну конечно, живы! Господи, откуда у вас такие тяжкие мысли, Дмитрий? Да, ваша мама звонила, я ей всё сказала.

— Но как же? Я слышал, там умер кто-то…

— Не умер, а только пытался, — перебила его врач. — Не волнуйтесь, у той женщины тоже всё будет хорошо. А вот и кровь привезли, — закончила она, глядя на подъехавшую санитарную машину и поглаживая Орлова по плечу. — Вы езжайте домой, Дима. Хотя… Идите во двор, я покажу вам вашу Настеньку.

Дмитрий кивнул и на потяжелевших ногах побрёл во двор. Он стоял перед зданием и лихорадочно шарил взглядом по окнам. И вдруг почти рядом с ним показалась та самая женщина, держащая на руках крохотное тельце его дочери. Она повернула ребёнка к окну, и отец увидел маленькое, чуть сморщенное личико младенца. Вдруг малышка немного пошевелилась и заплакала. Дмитрий рванулся к окнам, но врач повернула девочку к себе и начала что-то говорить, укачивая её и улыбаясь. И только сейчас Дмитрий понял — он отец этой малышки! У них с Леной родилась дочь, маленькая принцесса Анастасия Орлова! Женщина в белом халате помахала ему рукой и скрылась с ребёнком на руках. А Дмитрий поднял глаза к небу и тихо прошептал:

— Спасибо!

И любимое небо вдруг осветилось первыми лучами восходящего солнца, взирая на счастливого мужчину с высоты. Той самой высоты, где летает он и его товарищи…

…– Настя, куда ты лезешь в самую грязь? — Денис Коршун-Ястребов вытащил из кармана платок и вытер маленькую ладошку. — Ох и намучаюсь я с тобой! Придётся точно жениться, чтобы следить за такой непослушной девочкой.

— Нет, Деня, я исплавлюсь. Чесно! А ты не пеледумаесь?

— Нет! И никуда ты от меня не денешься!

Маленькая девочка прижалась к рослому мальчику и согласно кивнула. Вот вырастут они, Денис закончит военное училище и будет подниматься высоко в небо. И учить самолёты летать. Как их отцы…

______________________________________________________________________________

*погода миллион на миллион — очень ясная погода, с «бесконечной» вертикальной и горизонтальной видимостью.

**противозачаточный рейс — рейс с вечера и до утра, с несколькими промежуточными посадками. Жена может отдыхать пару суток.

***А-60 (изделие «1А») — советская/российская экспериментальная летающая лаборатория, носитель лазерного оружия на базе самолёта Ил-76МД. Предназначена для исследования распространения лазерных лучей в верхних слоях атмосферы, а в дальнейшем — для подавления разведки противника.

****блудила, Сусанин — штурман.

Конец

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14

Часть 15

Часть 16