Пока не найду (СИ) [Кристина Янг] (fb2) читать онлайн

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ. ЮНОСТЬ

Глава первая

Алиса

США. Штат Флорида. Майами. Июль.

— Лис, ты только посмотри, какая вокруг красота! Это место явно не сравнится с Измиром, — громко говорит мама с восторгом.

Я лениво вытаскиваю один наушник и поднимаю голову, отнимая свое внимание от экрана мобильника. Я специально громко не включала музыку, поскольку мама постоянно что-то говорила мне с переднего сидения автомобиля, а если я буду ее игнорировать, то она обидится.

Такие случаи уже наблюдались, и мне не хочется их повторения.

Однажды мы сидели на диване перед включенным телевизором и смотрели сопливый сериал про любовь. Точнее, мама одна смотрела. Я же как обычно занималась виртуальным общением в своем мобильнике и полностью игнорировала происходящее вокруг. Так получилось, что я сильно погрузилась в общение со своей новой очередной подругой и договаривалась с ней о встрече на завтра. Меня поглотила радость, которая оторвала меня от того, что окружало в реальности, поскольку живого общения со сверстниками у меня крайне мало. Что таить — запущенный дефицит, подталкивающий меня к деградации личности. Мама что-то говорила мне, а я в ответ всего лишь мычала на любую ее реплику. Тогда она демонстративно выключила телевизор и покинула гостиную, кидая на мои бедра пульт, чтобы я уж наверняка заметила ее уход.

Мама не разговаривала со мной три дня после этого случая и продержалась бы дольше, если бы у нее не возникло желание сходить в модные бутики. В этом плане я становлюсь для нее подружкой, с которой можно сплетничать обо всем на свете.

Катрина Коллинз является самой вредной стервой, каких мне довелось видеть. И как мне «повезло», что этой несносной дамой, от которых стоит держаться как можно дальше, дабы сохранить свои нервные клетки, является моя мама, с кем мне еще приходится жить под одной крышей. Мне стоит выписать награду за величайшее в истории человечества терпение, которое я проявляю, стоит моей маме включить капризного ребенка.

Я рискнула предположить, что у нее синдром дефицита внимания, идущее с самого детства и сохраняющееся до периода зрелости. Ей бы стоило посетить психолога или вовсе психотерапевта, чтобы наладить свою нервную систему и в пожилом возрасте не стать вовсе невыносимой.

Я смотрю в окно и сначала вижу размывающую картину из-за едущей машины, а затем мы останавливаемся в небольшой пробке прямо напротив знака с названием района и улиц.

Исторический район Ар-деко встречает нас высокими пальмами, огромным количеством пальм, рассаженных вдоль всей главной дороги. Высокие здания с изысканными цветовыми переходами, не бросающиеся в глаза, обтекаемые геометрическими формами и глянцевой отделкой. Архитектура впечатляет, но эмоции в данный период времени во мне сильно подавлены, поэтому я сухо пробегаю глазами по доступной части района и снова утыкаюсь в мобильник.

— Да, здорово, — отвечаю я маме, чтобы в очередной раз не обидеть ее своим игнорированием. Я научилась поддакивать на ее любую реплику, но научиться — не значит принять. Я буквально проглатываю отвращение к себе.

— Место, где мы поселимся, точно обрадует тебя, солнышко, — вставляет свою фразу отец, которая была ожидаема. Он всегда так говорит при каждом нашем переезде.

За свои семнадцать лет я видела столько мест — одно роскошнее другого — что меня уже не впечатлить. Но я все равно улыбаюсь отцу в зеркало заднего вида, когда он на меня смотрит через него. Привычки, которые не по душе и сформировались вынужденно, буквально высасывают из меня все положительное, что во мне есть, когда мне приходится их демонстрировать. И в этом заключается главная цель моей жизни — быть не настоящей.

Мои родители видят лишь ту декоративную, выточенную до блестящего навыка личность, которую я им показываю, чтобы сохранить их покой и хотя бы какую-то стабильность в кругу нашей семьи. Если мы не способны жить в одном месте, где дом станет родным, то пусть будет равновесие между нами. И им удобно воспитывать такую послушную дочь, поэтому даже не стараются углубиться в недра моей разваливающей души. Она держится только благодаря тому моменту, когда я смогу избавиться от общества родителей и быть той, которую люблю — настоящей.

Я откидываюсь на спинку заднего сидения, когда мы снова трогаемся с места и продолжаем ехать до нашего нового дома. Окна в машине приоткрыты, но папа все равно включил кондиционер, поскольку ни капли холодного дуновения ветра снаружи не обогащает салон.

Майами — вечный курорт, где туристам можно отдыхать в любое время года из-за мягкого климата и жаркого нескончаемого солнца. Мне снова придется адаптироваться к новому месту и изучить местность, в котором буду проживать не больше года.

Главный девиз моего образа жизни — не привязываться ни к людям, ни месту, поскольку мы часто переезжаем из-за бизнеса отца. Он своего рода создал свою отельную империю и катается по всему миру, а мама ни за что не отстанет от него и не станет жить в одном месте в ожидании своего супруга. Постоянно приходится подавлять в себе предположения, что мама просто не доверяет отцу и боится его измен. Она, конечно, не уйдет от него, ведь Даниэль Коллинз такая выгодная партия для нее, но ее душа будет мучиться от предательства, поскольку мама изменит своим принципам.

А я просто вынуждена. Я даже не знаю, какую страну, какой город, считать своим родным. Мама из России и ее настоящее имя Екатерина Авдеева. Поменяла она его вместе с фамилией, когда стала женой отца и уехала с ним, когда он закончил строительство своего первого отеля в Калининграде. Отец сам выходец из Лос-Анджелеса и штат Флорида для него, можно сказать, не чужбина, ведь он находится в его родной стране. Я же родилась в Берлине. Тогда отец занимался строительством своего только второго отеля.

Я родилась, чтобы кататься по миру, быть одинокой без собственного пристанища. В Германии родители тогда задержались на семь лет, позволив мне вырасти и окрепнуть, чтобы я смогла спокойно преодолевать поездки и многочисленные перелеты. Но для меня покидать эту страну было сравнимо со стрессом. Я много плакала, а мама не из тех, кто умеет подбадривать и поддерживать. Именно это первая причина, почему я так закрылась в себе и не показываю родителям себя настоящую. Я сделала себя удобной для них и веду себя так, как им хочется. Так проще, так никаких проблем и ссор между нами не будет. Я считаю, что это здоровая позиция.

Наедине с собой и со своими знакомыми, которых я сразу забываю после очередной смены места жительства, веду себя совершенно иначе. Проще говоря, вырывается моя истинная суть бунтарки, что не захотят видеть мои родители и попытаются вывести из меня эту дурь. Проще не показывать им такую Алису Коллинз, чем внести хаос в стабильность, которой мне так не хватает.

Все десять лет я пытаюсь смириться со своей участью, но имеется одна большая проблема, с которой мне приходится часто бороться — не с кем поговорить по душам. Иногда во мне всплывает ранимость и одиночество становится для меня не свободой, а тяжкой ношей.

В итоге за десять лет я сменила семь мест и это сделало меня равнодушной, которую ничем невозможно впечатлить.

Как я обучаюсь? В каждом месте новые преподаватели, которых отец щедро награждает за проявленную работу. В этом есть даже плюс — я разносторонне развиваюсь и получаю образование с разных уголков планеты, где каждое место отличается от предыдущего от территориального строя, до политического. Можно сказать, что по сравнению с моими сверстниками, которые обучаются в стабильном месте, я имею знания богаче. Но есть и минус — мой диплом об окончании образования, это многочисленные сертификаты о прохождении курса от различных педагогов. С такими на работу не берут, но отец за это не переживает, ведь он способен обеспечить меня, а если когда-то не будет в состоянии в силу своего пожилого возраста, то естественно его отельная империя перейдет ко мне. Ему некогда думать о том, что я хочу своего маленького мира, где перестанут подавлять мои потребности. Меня не слышат. Я кричу, но для родителей это шепот на расстоянии нескольких десятков миль.

Последним моим местом проживания был Измир — прекрасный город в Турции на побережье Эгейского моря, который мне понравился своей неописуемой редкой природой. Это яркий город оливок, инжира и винограда, с невысокими горами и холмами. Это молодёжный город с большим количеством университетов, который переполнен энергией и находится в постоянном движении. Клубы, бары — все это распространено там, но несовершеннолетним тяжело пробраться во внутрь.

Про новых людей в моей жизни, с которыми я бы могла коротать свои дни, и заикаться не стоит. Я не владею турецким, а английский и русский языки не особо распространены среди местных жителей. Восемь месяцев я практически безвылазно сидела дома, если не считать походы по бутикам с мамой.

Майами станет для меня местом, куда я смогу направить свою скопившуюся энергию. Это место живет в своем собственном ритме, отличном от всех тех, где я смогла побывать. Пастельные тона, субтропическая красота и латиноамериканская сексуальность бросаются в глаза повсюду: от задымленных танцполов, где гаванские экспаты танцуют Сан Балеро, до эксклюзивных ночных клубов, где красивые доступные девушки на высоких каблуках танцуют латиноамериканский хип-хоп. В этом месте развлечений полно, где так и дышится свободой, словно Майами идет против всевозможных законов. Осталось найти такую же похожую на меня духом подругу, и мы захватим любой ночной клуб.

Майами кишит роскошными отелями, поэтому отец давно прицелился на этот город. Туристов здесь пруд пруди, благодаря которым отец изрядно наполнит свой карман, чтобы обеспечить меня и маму. Порой думаю, что он уже не насытится никогда этими деньгами, от которых его карманы уже рвутся от изобилия. Мама тоже этим больна. Это настоящий диагноз, когда деньги становятся обычными обесцененными бумажками, которыми можно потирать задницу.

Я существую в роскоши. Утопаю. Прожигая эту жизнь, понимаю, что она не моя. Будто меня перепутали с другой. Я гасну. Я отчаянно нуждаюсь в мире, где не нужно следовать дурацким правилам этикета или еще за какой-нибудь ерундой, на что меня заставят родители. Жить без этих светских приемов, на которых отец «лижет задницы» самым различным высокопоставленным людям — от жирных, до худощавых, чтобы получить разрешение на строительство отеля. Хлопать невинно глазами перед богатенькими сыновьями отвратительных личностей и слушать шепот мамы около уха: «Они подходят по статусу и смогут тебя обеспечить». И тогда остается сдерживать улыбку на лице, но через минуту попросить прощения и отойти, чтобы выплеснуть негатив в женском туалете.

Я обязана быть примерной дочерью без собственного мнения и подчиняться. А мне хочется наконец быть самостоятельной и вершить свою жизнь так, как мне самой захочется. Реализовывать себя и собственные идеи. Оставить что-то после себя. Ибо благодаря деньгам отца я чувствую себя бесполезной, не умеющей ничего в этой жизни. Даже самостоятельно приготовить яичницу. Жить как мама, ущемляя свою собственную личность и зависеть от денег мужа, я не горю желанием.

Именно эта тяжесть переполняет мою душу и мне хочется выплеснуть ее. Но куда? Пустота вокруг уже не помогает. Когда-то мне удавалось ни от кого не зависеть, но чем дольше я живу в своей реальности, которая для меня как аркан на шее, тем острее нуждаюсь в элементарном — родственной душе.

Напряженно скрещиваю пальцы и питаю надежду, что за меня говорит семнадцатилетний возраст, когда подросток справляется с огромной волной противоречий и принимает кучу решений перед взрослой жизнью. Мне еще повезло, что я не склонилась к неформалам и адекватно смотрю на мир без каких-то усложнений в сознании по типу: «Мир — дно. Ничего не получится. Я — дерьмо. Все плохо».

В наушниках играет песня «Swim — Chase Atlantic», и я закрываю глаза, чтобы погрузиться в нее и дослушать до конца. Но этого не происходит, поскольку уже на середине песни ощущаю, что отец остановил машину, а когда открываю глаза вижу, что родители выходят из салона.

Я вздыхаю с пониманием, что мы приехали к нашему новому дому и вытаскиваю из ушей наушники. Засовываю их в задний карман коротких джинсовых шорт и открываю дверь, выползая из салона автомобиля.

Осматриваюсь вокруг, массируя бедра после долгого сидячего положения и выгибаю спину, поглаживая ее ладонями. Отец в это время достает из багажника легкий груз, а мама осматривает лазурный океан, нацепив солнечные очки.

Из-за частых переездов мне еще пришлось научиться с легкостью прощаться с любыми вещами. Если в холодном регионе необходимо купить пальто или куртку, то при переезде в более теплую местность верхнюю одежду мы оставляем вместе с горой тех тряпок, как их называет отец, которые мы с мамой накупили для одного раза. Именно это доказывает, что деньги отца улетают в ветер, в бездонную яму. Мама всегда перед отъездом с равнодушием отмахивается и говорит, что лишняя одежда идет в мусорный бак. Не тут то было. Я специально говорю ей, что сама все выброшу, чтобы оставить пакеты в целости рядом с мусорными баками, чтобы нуждающиеся люди, которые не брезгуют ковыряться в мусоре, спокойно их подобрали.

Я смотрю на свой новый дом, который выбрала мама. По ее прихоти мы поселились в Майами-Бич — курорт, соединенный с материковым Майами дамбами через залив Бискейн. Здесь на одиннадцать километров протянулись песчаные пляжи, вдоль которых выстроились многоэтажные гостиницы и частные жилые дома. И в этом ряде наш дом изрядно отличается своей изысканной роскошью. Отец навалил в очередной раз кучу денег на аренду дома сроком на год, только потому, что его любимая жена обожает большие пространства.

— Лис, тебе нравится? — спрашивает мама, подходя ко мне и обнимая за плечи.

— Мама, меня зовут Алиса, — закатываю я глаза.

— Не вредничай. Тебе очень подходит это прозвище.

Она щелкает меня по носу и отходит к папе, чтобы обнять его и поцеловать в губы. Когда мама в хорошем настроении, то из нее исходит неоправданная волна нежности к отцу. Когда она горит от раздражения, то готова растерзать его.

Я отворачиваюсь от странной картины и смотрю на пляж с белым песком и теплой аквамариновой водой. У меня не получается смотреть на своих родителей вместе и умиляться их счастью, потому что она фальшивая. В любви люди должны делать друг друга счастливыми, а в случае моих родителей их счастьем является только наличие денег. Уверена, они не представляют, как это остаться без них, поэтому папа продолжает выкапывать их из денежной ямы без отдыха. Для родителей роскошный образ жизни — это деньги, а для меня роскошь — это состояние души и мои мечты. Мы настолько разные, что порой мне хочется думать, что я приемная.

В моей жизни нет должного примера от родителей, благодаря которому я могу выстроить что-то для себя и пользоваться. Лишь благодаря постоянным путешествиям и окружению простых людей, я вижу иной пример жизни. Люблю порой пройтись одна по улицам с навигатором и наблюдать за жизнью людей, выдвигая итог — именно в простоте закрадывается истина, а в богатстве — сплошное лицемерие.

Я вдыхаю полной грудью горячий воздух и закрываю глаза, улавливая на слух звук разбивающихся волн о берег. Уверена, вода здесь мягкая и нежная, вечно теплая, из которой не хочется вылезать. Меня всегда тянуло к океану и мне всегда хотелось увидеть подводный мир. Есть одно большое НО: я не умею плавать и мой страх утонуть настолько велик, что я могу войти в воду лишь по колено, а в этом смысла нет. Только душу травить несбыточной мечтой.

— Алиса, пойдем смотреть дом, — громко зовет меня папа.

Я отворачиваюсь от притягательного пейзажа и иду за родителями.

Глава вторая

Алиса

Большой дом из белого камня, но существенная часть — это стекло. Огромные окна от потолка до пола служат той же стеной этого дома, через которые можно прямо со двора увидеть внутреннее убранство. Я делаю пренебрежительный взгляд, когда родители осматривают сад с зеленым газоном, редкими цветами и бассейном, рядом с которым есть роскошная беседка с лежаками и столом.

— Тебе не нравится, Алиса? — мягко спрашивает папа, и мама моментально поворачивает ко мне голову с любопытством ожидая моего ответа.

Она меня испепелит, если я дам отрицательный ответ, ведь он буквально не оценит ее выбора, на что мама, конечно же, затаит обиду.

Я натягиваю улыбку и скрещиваю руки на груди, напрягаясь всем телом, принимая защищающую от жесткого взгляда мамы позу. И снова подавляю свое мнение, которое здесь никому не нужно и, которое лишь внесет разлад.

— Мне все нравится. Просто устала с дороги и нет сил на яркие впечатления, — придумываю на ходу отмазку, почему я не так воодушевлена от дома, как мама.

Она улыбается и уверена в том, что снова выходит самой лучшей женой и матерью.

— Я искала его два месяца. Дом, который будет для нас уютным местом.

Как может быть уютным местом тот дом, через окна которого мимо проходящие увидят твою жизнь? Как ты сидишь на диване и смотришь телевизор, небрежно уплетая мороженое из ведра. Как танцуешь в своей комнате в пижаме с сырыми волосами и напеваешь своему любимому певцу в расческу, представляя себя рядом с ним на сцене перед многотысячными зрителями. В этом доме не получится так себя вести, потому что это как немедленно раскрыть душу незнакомому человеку, потому что тебя вынудили. Конечно, дом в окружении пальм, но люди такие любопытные создания, особенно туристы, и они не упустят возможности разглядеть этот роскошный дом. Кажется, в моей комнате шторы будут задернуты всегда.

Дом включает в себя четыре спальни, гостиную, кухню, шесть ванных комнат и спа-салон. Дикость. Нас встречает хозяин этого «великолепия» и демонстрирует с гордостью на лице свой вкус.

Убранство в стиле минимализма, наполненное самым необходимым. В гостиной имеются диван и кресла напротив огромного плазменного телевизора и три горшка с цветами на лакированном белом полу. Когда я их потрогала, они оказались пластиковыми. В столовой большой стол и белые мягкие стулья. На кухне барная стойка с мойкой, встроенной плитой и вытяжкой над ней. Кухонный белый гарнитур. Здесь все настолько минимизировано, что даже на дверцах гарнитура нет ручек. Хозяин продемонстрировал, как они открываются, словно бы мы этого не знали.

На втором этаже располагались спальни. Я сослалась на головную боль и выбрала первую попавшую дверь, принимая эту комнату за свою.

— Через два часа ужин, не забудь, — проговорила мне мама за дверью.

Надеюсь, она закажет не морепродукты и вспомнит, что я их терпеть не могу.

Первое, что я сделала, это закрыла свои окна шторами и плюхнулась на мягкую кровать. Уставилась на белый потолок, уже сейчас понимая, как меня раздражают светлые тона в этом доме.

Я повернула голову на подушке и начала осматривать убранство. Хотя рассматривать нечего — две двери, одна ведущая в ванную, а другая в гардеробную, туалетный стол с зеркалом, пушистый ковер перед кроватью и тот же горшок с пластмассовым цветком в углу комнаты. Я планирую немного обустроить свою спальню, как все предыдущие, чтобы заходить сюда как в свой лучший мир из гнетущего большого.

Мне каждый раз после переезда приходится закупать все необходимое, которое позволит мне чувствовать себя живой и занятой, только бы не сойти с ума от скуки и скудного образа жизни. Я как могу создаю свою мир среди подавляющего меня мира отца благодаря своим интересам и хобби.

Я люблю рисовать и играть на гитаре. Люблю читать и слушать музыку. Люблю спать, самостоятельно саморазвиваться в определенных сферах — психологии, экологии, менеджмента и литературы.

В углу будет стоять мольберт с комодом, где буду хранить краски и кисти. Рядом с прикроватной тумбой поставлю гитару. Приобрету книжную полку, так уж и быть из белого дерева, чтобы интерьер комнаты сохранял свой неизменный стиль. Из-за своей любви к литературе я заставляю отца перевозить все мои книги и каждый новый переезд их больше, поскольку я не перестаю их закупать. Мама часто ворчит и требует, чтобы я перешла на электронные. В этом я ей не сдаюсь и отстаиваю свои интересы.

Книги прекрасны и лишь благодаря печатным я могу углубиться в их мир и отказаться от своих жестоких реалий. Хотя бы в них я могу найти похожую на меня героиню и почувствовать себя не оторванной от нормального мира.

Я поняла, какая я настоящая благодаря постоянному анализу себя по ночам.

Спутанные блондинистые волосы по утрам, две кружки из-под кофе на столе, которые выпила ночью во время чтения, недописанный пейзаж на мольберте, несколько капель от слез, размывшие краску на бумаге или буквы на странице книги.

Я люблю океан, но не умею плавать. Я люблю свободу, но у меня ее недостаточно. Я люблю чувствовать, но чаще всего подавляю в себе все эмоции. Я не уважаю деньги, но трачу их, бросая в ветер, удовлетворенная этим, ведь эти бумажки только этого и стоят. Я люблю родителей, но они не понимают меня и создают так, будто я пластилин — как хотят, тем самым отталкивая от себя из-за отвращения и обиды. Я люблю быть доброй, но чаще всего я эгоистка, которую обидела жизнь.

Сверстники с разных уголков планеты мне говорят, что я обязана радоваться своей жизни, но они даже не представляют, что такое богатая жизнь. Видимо, мне и правда стоит общаться лишь с теми, кто мне по статусу и выслушивать истории о грязном сексе, темных играх, вечеринках. А когда они напьются, видеть их слезы и выслушивать жалобы, что их не понимают. Редко можно встретить нормальную богатую семью. Обычно в каждой одна и та же проблема — недопонимание, лицемерие и ненависть друг к другу.

Я — куча нереализованных амбиций, бесконечные мечты, которые никогда не станут реальностью, постоянная бессонница и стопка книг у кровати.

Я как неудачный проект, сломанная система, неспособная найти своего пристанища, словно лишняя во всей Вселенной, идея, которая слишком нереальная для воплощения.

Я одинокий странник в поисках ответов на собственные вопросы, которые способны мне дать лишь далекие звезды, когда смотрю на них по ночам и ковыряюсь в своей душе.

Я невольно начинаю жалеть себя и ощущаю, как по виску катится одинокая слеза. После стука в дверь, я быстро ее вытираю, как обычно скрывая то, что недовольна своей жизнью, и разрешаю войти.

Через дверной проем голову сует папа. Я знала, что это он, поскольку только отец не нарушает моего личного пространства, хотя бы когда я в своей спальне и деликатно стучит, выжидая разрешения войти. Мама же влетает как оса через открытое окно, не видя препятствий. Мне приходится иногда закрывать дверь, когда собираюсь удовлетворить себя хотя бы мастурбацией и в это время отстоять свои личные границы.

— Дочка, ужин на столе.

— Уже иду.

Я встаю с кровати и шаркающими шагами направляюсь за отцом.

Я занимаю свое место и вижу морепродукты. Мама точно умеет читать мои мысли и намеренно делает все, что не нравится мне, чтобы досадить и отомстить за все те моменты, когда я ее игнорировала.

— Ну что? За нашу очередную новую жизнь в новом месте, — с улыбкой говорит мама, поднимая бокал вина.

Отец берет свой стакан коньяка, а я поднимаю апельсиновый сок и чокаюсь, чтобы потом поставить стакан обратно на стол, так и не отпив из него.

— Алиса, — только и произносит мама недовольным тоном, когда видит, что я не пью после ее «грандиозного» тоста. Она всегда произносит мое имя полностью, когда недовольна мною.

— Мама, у меня аллергия на цитрусовые, — сдерживая раздражение, отвечаю я, складывая руки на столе в упор глядя на нее.

— Правда? Ой, — она издает смешок, закрывая губы ладонью в своей изящной манере, демонстрируя шикарный маникюр. — Забываю.

— Как и то, что я не люблю морепродукты, — продолжаю наседать я, поскольку уже не могу остановиться.

Чем старше я становлюсь, тем сложнее мне сдержать агрессию и раздражение на маму. Или это дело не в возрасте, а в том, что она не дает мне покоя и постоянно бесит своим нытьем и сплетнями. В особенности непониманием своей родной дочери.

— Ты даже не пробовала, — вставляет она свою коронную фразу, после которой по сценарию я должна замолкнуть и сделать так, как она хочет.

— Тогда и ты хотя бы раз попробуй понять меня! — повышаю я голос, когда во мне взрывается гнев.

Папа поднимает на меня удивленные глаза, оставляя без внимания свою красную рыбу, выпеченную в фольге с овощами. Мама поднимает одну бровь и непринужденное выражение ее лица меняется на тот самый, когда она готова обидеться. Меня это сегодня уже не пугает, и я сама в глубине души удивляюсь своему состоянию. Кажется, я действительно устала и мои внутренние убеждения послали меня, когда я долгое время их подавляла.

— Это тот момент, когда ты извиняешься, Алиса, — спокойно говорит мама, но в ее голосе можно уловить стальные нотки.

Я хмыкаю.

— Это тот момент, когда я ухожу, чтобы остудить пыл, — парирую я, снова отказываясь быть послушной и встаю со стула.

Мама молча смотрит мне в след, когда я покидаю столовую, прохожу мимо гостиной и достигаю выхода. Слышу лишь за своей спиной голос отца, успокаивающий маму:

— Она просто устала после дороги. Не принимай близко к сердцу и дай ей время.

Даже папа — крупный и строгий бизнесмен, танцует перед ней на двух лапках. Видимо, тоже понимает, что у нее не все в порядке с психикой и из-за крупной обиды точно сиганет с крыши или порежет себе вены. Он сам выбрал себе жену, и она олицетворяет его испытание жизни, которое есть у каждого человека. У меня — это они оба.

Терпеть не могу несправедливость. Почему я обязана постоянно ее понимать и давать ей свое внимание, когда она забывает даже о том, что у меня аллергия на цитрусовые и, что как только мои вкусовые рецепторы столкнутся с ними, я начну задыхаться и покрываться пятнами?

Я достигла пляжа, где теплый песок мешал свободному передвижению, когда мои ноги утопали в нем. Мои кроссовки остались где-то позади среди песка, когда я вслепую снимала их, смотря на море. Небо приобрело вечерние краски и отражалось на аквамариновой воде, создавая неописуемой красоты вид. Оно похоже на те, которые я часто рисую на мольберте или обычной бумаге. Рисуя небо, моя нервная деятельность становится более уравновешенной и у меня находятся силы терпеть негативные обстоятельства, окружающие меня каждый день.

На этот раз я вышла из себя, не найдя больше никаких сил сдержать своей злобы на маму, которая ведет себя как ребенок. Я могу сравнить себя с ней и с уверенностью сказать, что духовно и умственно определённо взрослее нее.

На этот раз у меня не получится успокоить себя перед мольбертом и красками. Я скорее буду размазывать краску бесцельно, а после устрою погром в спальне, поскольку злобы в мое сердце добавит еще то, что у меня не получается изобразить очередной потрясающий пейзаж, который часто очень походит на реалистичный вид, словно смотрю в окно, когда очень хорошо постараюсь.

Сегодня поведение мамы подтолкнуло меня к крайней, критической точке и остудить свой пыл у меня получится только в реальном мире, а не в мире моего воображения. Мне необходимо направить вспыхнувший адреналин в другое русло. Чтобы избавиться от одной грызущей душу эмоции, лучше всего будет разбудить иную.

Я даже не стала раздеваться до нижнего белья, когда без колебания зашла в воду. Сначала в теплое чистейшее море я погрузилась до щиколоток, а уже через секунду вода добралась до уровня моих колен. Еще через несколько секунд вода мешала моему свободному передвижению. Я зашла глубже до самой груди и ощутила, как мне стало трудно дышать. Я оцепенела на месте, когда страх охватил меня полностью и резко, как огонь вспыхивает и мгновенно разжигает сухой хворост.

От злобы не осталось и следа. Я даже забыла, что произошло несколько минут назад за столом, когда страх достиг мозга и будто вызвал амнезию. Я осознавала лишь то, что в данный момент погрузилась в воду до уровня груди, чего никогда не делала, тем более, когда находилась одна. Сейчас вечер, вокруг ни души. Молодежь свой ночной досуг проводит в городе, находя приключения на свою задницу, а более взрослые личности захотят провести свой вечер дома, занимаясь своими делами, но никак не на скучном пляже. Я совершенно одна и мне лучше не быть безрассудной.

Так бывает, когда человека охватывает страх, и он начинает зависеть даже от чужих людей. Когда мы чувствуем, что нашей жизни что-то угрожает, мы понимаем, насколько она ценна и как ее не хочется терять, поэтому ждем спасения от кого-угодно. Когда человек совершенно один и предоставлен самому себе, страха в сердце копится еще больше, и он парализует.

Часто дыша, я медленно развернулась, ощущая пятками мокрый песок. Обычно он является терапией для успокоения даже под водой, но я думаю только о том, насколько в опасной ситуации сейчас нахожусь. Вода будто давила на мою грудную клетку и собиралась убить удушением.

Я люблю океан, когда он является моим врагом. Я долбанная мазохистка.

Уже никакой завораживающий вид закатного неба и отражающего его океан меня не привлекают. Я слышу лишь звук волн неподалеку, который только усугубляет мое спокойное состояние в критические ситуации. В груди нарастает паника, что далеко неблагоприятно, ведь она только разрушает весь порядок в мыслях и логичность действий.

Я уже начинаю жалеть, что решилась на такой экстремальный способ по успокоению своих нервов.

Сделав несколько шагов вперед, я помогала себе руками. Сейчас они мне могут помочь, но если бы меня тренер снова попросил не касаться ногами дна, то они бы были бесполезны. Я не способна научиться плаванию. Этот навык словно удален из участков моего мозга.

Мне уже удалось натянуть улыбку на лицо, когда вода находилась на уровне моего живота. Я расслабилась и это стало моей ошибкой. До этого я находилась в напряжении и даже бы огромная волна не унесла меня дальше вглубь, но сейчас хватило небольшой, которая подняла мои ноги, и я перестала ощущать опору. Вскрикнув, я ушла на дно с головой и волновое течение унесло меня дальше. Намного дальше того расстояния, которое я прошла. Теперь, если я выплыву, то ноги не коснутся песка. Один выход — работа руками. Но они бесполезны!

Даже находясь под водой, я слышала свое дико клокочущее сердце, которое разрывалось от страха и паники. Эти эмоции мне очень мешали. Они всегда блокируют мой мозг и о благоразумии не может быть и речи. Как и в случае с раздражением и злобой, которые привели меня к гибели.

Я пыталась выплыть и хотя бы вобрать в легкие новую порцию воздуха, помогала ногами, отталкиваясь от дна, но у меня ничего не получалось. Вода однозначно идет против меня и это очень обидно.

Моим главным желанием является — не умереть от воды. Вот так вот странно, но я давно перестала быть нормальной.

Внезапно я почувствовала, как что-то сильнее обхватило мою талию и подняло вверх. Теплый воздух коснулся моего лица, и я жадно втянула его в себя, почувствовав, как мои легкие обрадовались этому дару.

Истошно кашляя, я все еще ощущала крепкую хватку на талии и вскоре уже оказалась на пляже. Падая на четвереньки, я продолжала кашлять и избавляться от воды, которой наглоталась. Мою талию уже не сжимали, но теперь осторожно хлопали по спине.

Когда я смогла справиться с приступом кашля, услышала мужской голос:

— Ты в порядке?

Я подняла и повернула голову на источник звука. Рядом со мной сидел парень лет двадцати на вид с черными волосами и чарующими голубыми глазами. Черт, да они такого же яркого цвета как эта вода в море, которая несколько минут назад пыталась меня убить. Может у меня развилась паранойя, когда я ощутила стремительное приближение смерти, но вдруг показалось, что эти глаза тоже несут убийственный характер.

Я поменяла положение и села на задницу, встряхивая руки и колени от песка. Вода продолжала дотягиваться до меня своими щупальцами, когда омывала пляж, а вместе с ним и мои ноги, согнутые в коленях.

— Да, — прохрипела я и тут же прочистила горло, шмыгнув носом.

Парень сел рядом со мной и тоже встряхнул руки. Он тяжело вздохнул, прежде чем снова заговорить:

— Ты же не пыталась убить себя?

Я снова прокашлялась.

— Нет. Просто я плавать не умею.

Он повернул ко мне голову, что сделала и я по неизвестной причине. Возможно, хотелось увидеть выражение его лица, о котором догадывалась. Ну конечно, он смотрит на меня как на ненормальную.

— Сумасшедшая. Зачем же ты тогда полезла в воду?

У него приятный низкий голос. Когда он говорит, меня будто обогревают теплые солнечные лучи. Этот голос вселяет успокоение в сердце, и я забываю о том, что несколько минут назад чуть было не задохнулась под водой. Сколько различных эмоций я сегодня испытала.

Я пожала плечами и снова посмотрела на небо, которое быстро потемнело.

— Считай, что захотела потренироваться и попробовать свои силы.

Парень усмехнулся.

— Этот риск мог стоить тебе жизни. — В голосе упрек, и я с недовольством покосилась на него.

— Тебе то что? Ты даже не знаешь меня.

Он снова посмотрел на меня, но уже веселыми глазами. В этой голубизне можно утонуть. Я мельком взглянула на море, а затем снова заострила внимание на лице парня, чтобы убедиться, что мне действительно не показалось и его глаза присвоили такой же яркий голубой цвет. Такая редкость, что мне не хочется отнимать от них взгляда.

— Для своего спасителя ты бы могла выбрать тон повежливее.

Я поджала губы и резко оторвала от него взгляд. И почему я такая эмоциональная. Из-за того, что я не могу контролировать себя, могу невзначай обидеть невинное окружение. Но кажется, в случае с этим парнем, ничего подобного не происходит.

Он непринужденно встает на ноги и протягивает мне руку, чтобы помочь подняться с мокрого песка. В качестве извинения за свою резкость, я приняла его руку и встала на ноги, встряхивая шорты от песка другой рукой.

Внезапно я почувствовала, как мой спаситель сжал мою руку сильнее, и я с непониманием посмотрела на него, задирая голову назад. Только сейчас до меня дошло, что он без футболки, демонстрирует свой идеально натренированный торс. Парень лишь в непромокаемых черных шортах. Видимо, он бегал вдоль пляжа и увидел меня — несчастную утопленницу, по его первоначальному мнению.

— Ты вся дрожишь, — прохрипел он.

Я прочистила горло.

— Я чуть было не умерла, — напомнила я ему и таким образом объяснила свою дрожь.

— Ты сильно испугалась.

Я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза и не усмехнуться, дабы снова не показаться грубой. Мистер очевидность в действии.

— У меня есть способ, как быстро забыть о «встрече со смертью».

Я нахмурилась и теперь не сдержала короткого смешка.

— «Встреча со смертью?»

— Не смейся. Это бабушкин способ и именно так она говорила.

Я не могла перестать улыбаться. Этот парень просто находка. Он забавный и, очевидно, с ним есть о чем поболтать, и разговор точно не приобретет скучный характер.

— Подумай о том, чего ты больше всего любишь в своей жизни. Продолжай думать об этом до тех пор, пока ты не почувствуешь облегчение в груди.

Может в этом есть смысл? Я начала думать о том, как обрету свои собственные крылья и перестану зависеть от родителей. Превращусь в свободную птицу и полечу куда захочу. Тогда я даже сильнее полюблю жизнь.

— А чего ты больше всего любишь? — вырвался из меня внезапный вопрос, которому сама удивилась, но не показала вида.

Парень опустил мою руку и смахнул мокрые черные волосы с лица, с кончиков которых постоянно капала вода и эти капли стекали по его щеке с выбритой щетиной. У него привлекательные черты лица с выделенными скулами и волевым подбородком. Черные густые брови и полные губы. И эти глаза…в них спрятался океан.

— Малиновый пирог.

— Пирог? — уточнила я, нахмурив брови.

— Малиновый.

— Неужели ты станешь думать о малиновом пироге, если «встретишься со смертью?»

— Ну да. Это то, чего я больше всего люблю в жизни, потому что его готовила бабушка и теперь этот пирог у меня больше никогда не получится попробовать.

Я уставилась на него как на инопланетянина, а парень всего лишь усмехнулся.

— Ты живешь где-то поблизости? Давай я тебя провожу.

Он быстро сменил тему, поэтому и я начала приходить в себя после странной беседы.

— Не стоит. Я живу вон в том прозрачном доме. — Я указала рукой на свой новый дом, который демонстрировал свое роскошное величие сквозь пальмы.

— Прозрачном? — Я снова заставила его усмехнуться. Неужели выгляжу такой нелепой на его глазах? — Ладно, пойдем, соседка. Мне в том же направлении.

Парень зашагал вперед, а я с раскрытым ртом отправилась за ним, стараясь нагнать его и не спотыкаться из-за песка.

— Надо же, мой спаситель оказался моим соседом.

Мы поднялись на небольшой холмик, который в отличии от песчаного пляжа зеленеет от травы и является границей между жилым комплексом и океаном. А уже через несколько секунд достигли территории моего дома.

— Теперь буду знать, что моей соседкой является чокнутая девчонка, которая на свой страх и риск лезет в воду будучи не умеющая плавать, — заговорил парень, поворачиваясь ко мне лицом.

Я посмотрела на двухэтажный дом, расположенный в нескольких метрах от моего. Он не такой роскошный, но хотя бы не стеклянный, а из белого камня и с нормальными окнами. Уверена, внутри очень уютно.

Я хмыкнула, когда снова заострила внимание на парне и вернулась к нашему диалогу.

— Ну а я буду знать, что моим соседом является клоун, который в любое время может развеселить меня.

Парень посмеялся. Его смех нежный, но вместе с тем и глубокий, ласкающий слух.

— Я подумал, что ты скажешь, что рядом с тобой живет твой спаситель, которому ты обязана по гроб жизни.

Я скрестила руки на груди и показала гордый вид.

— Самомнение, граничащее с манией величия.

— Меня еще никто никогда не называл клоуном. Особенно девушки. Не удивительно, что моя самооценка достаточно высока. Ты все в жизни ставишь наоборот? Даже такого идеального парня опускаешь до клоуна.

Я цокнула языком и закатила глаза. Возможно ли осадить этого парня?

— Невероятно.

— Добрых снов, чокнутая, — проговорил он каким-то издевательским тоном и развернулся, покидая меня.

— Сам ты чокнутый, — пробубнила я себе под нос и вздохнув, отправилась в дом, в который возвращаться совсем не хочется.

Закрыв за собой стеклянную дверь, я сразу направилась к лестнице в нетерпении принять душ. С меня сыпался песок и это в буквальном смысле, поскольку я вся покрыта им, что уж говорить о пятках. Моя обувь осталась где-то на пляже и как обычно у меня нет привычки переживать за вещи, которые мне удается с легкостью купить и забыть о них через несколько дней.

По мере приближения к своей спальне, я начала слышать странные звуки, исходящие из комнаты родителей, которая находилась напротив моей. Мне понадобилось еще несколько секунд для того, чтобы сообразить, что это гребаные стоны моей мамы. Закатив глаза, я толкнула дверь своей спальни и быстро скрылась за ней. Видимо, папа решил таким способом избавить ее от стресса, который я, как плохая дочь, предоставила ей за столом.

Я решила немедленно принять душ, скрываясь в ванной комнате. Раздевшись и небрежно бросив грязную одежду на гранитный пол, я залезла в душевую кабинку и включила воду. Вода полилась на меня и начала барабанить по плечам и макушке, оглушая все вокруг. Остались лишь мои мысли, громко кричащие в голове и заполняющие своим голосом мою душу.

Все же странный совет того парня мне помог. Мое тело больше не тряслось от страха, и я забыла о том, насколько жестоко вода хотела забрать мою жизнь, не преставая думать о том, что больше всего люблю.

Я даже не спросила его имени. Он отвлекал меня своим поведением. Интересно, он со всеми незнакомыми людьми ведет себя так непринужденно? Порой парень показывал свое высокомерие, но меня оно никак не раздражало, а даже забавляло. Будто таким поведением он придерживается непотухающего энтузиазма и скрывает от чужих глаз важные закоулки своей души.

Может, я сразу прониклась к нему доверием и мне было легко с ним потому, что мы немного схожи с этим парнем? Уверена, у него тоже большая душа с самыми различными переживаниями и тайнами, которые он не может раскрыть каждому, а лишь избранному человеку. Очень странно, но уже складывается впечатление, словно я готова выложить ему все, что таится в моей душе и даже в мыслях.

Я тряхнула головой, будто таким образом могла отогнать этого парня из своих мыслей, но его образ так и продолжал мелькать перед моими закрытыми глазами. Его тело покрыто многочисленными родинками.

Я открыла глаза и невольно посмотрела на свои вытянутые руки, затем взглядом прошлась по животу, ногам. Я всегда считала, что родинки на моем теле — это недостаток и ненавидела их. Не находила причин любить их и принять. Смотря на них со стороны, например, разглядывая на теле того парня, родинки выглядят даже привлекательно. Может это только на мужском теле, а на моем они смотрятся отвратительно?

Я снова закрыла глаза и принялась мыть волосы. Жаль, что мысли о том парне, который еще и является моим соседом, не сотрутся. Он мгновенно заполнил собой мою голову, я потянулась к нему и готова доверять. Такое чувство, будто знаю его всю жизнь и это очень опасный сигнал, который говорит о привязанности к человеку. Это то, что я должна избегать, но увы, мне только сейчас удалось осознать, что невозможно контролировать свои чувства, особенно если они очень сильны и вспыхнули словно пламя в груди.

Я обмотала свои волосы и тело полотенцами и без сил упала на постель. Очень хотелось надеяться на то, что такие ощущения и чувства обострила во мне ночь и завтра днем я уже забуду о тяге к соседскому парню. К тому же я находилась на грани смерти и совсем по-иному начала ощущать даже жизнь, а этот парень буквально вырвал меня из ее лап, и моя душа потянулась к своему спасителю. Эти рассуждения можно взвалить на психологию и человеческую психику, чтобы было прощевоспринимать.

Я закрыла глаза и натянула на себя одеяло. Завтра я снова буду той прежней Алисой, которая умело способна избегать привязанности и близких отношений с людьми, которая умеет скрывать свои чувства и менять личности, принимая для любой ситуации подходящую.

С приятной усталостью в теле я смогла быстро заснуть на новом месте с предвкушением прожить несколько долгих месяцев в Майами с отрывом. Только так мне удастся избежать мучительного голоса своей души, которая тихо молит о помощи. Не знаю, как долго я еще могу игнорировать этот голос.

Глава третья

Уильям

«Прости меня! Я просто дура!»

С равнодушным лицом читаю полученное сообщение и цокаю языком, закатывая глаза. Нажимаю на набор ответного сообщения и своим большим пальцем набираю буквы, высвеченные на экране, складывая колкие слова, которые обязательно заденут ее.

«Ты не дура. Ты шлюха, Эбби».

Блокирую мобильник и бросаю его на другую сторону дивана. Засовываю руку в пластиковое ведро с попкорном и кидаю несколько штук в рот, заостряя внимание на телевизоре. Там показывают боевик и лишь этот жанр мне по душе. Мобильник в стороне продолжает вибрировать, получая ответные сообщения от девушки, которая стала бывшей несколько часов назад, когда я узнал, что она трахается с моим другом. Этот звук начала меня раздражать, напоминая о случившемся. Я думал, что боевик отвлечет меня от моей «трагедии» и мои мысли будут направлены только в русло фильма, прокручивая различные варианты исхода событий и судьбы героев. Но предательница настойчиво дает о себе знать и не дает мне желанного покоя.

Я резко поднимаюсь с мягкого дивана и стягиваю с себя футболку, обнажая торс. Кидаю ее на диван, на то место, на котором сидел несколько минут назад, и стремительно направляюсь к выходу из дома, оставляя позади настойчивые звуки мобильника и не помогающий ни коим образом фильм с крутыми сюжетными поворотами. Телевизор остается включенным, исходящий свет от которого освещает гостиную, которая накрылась вечерним мраком улицы.

Я дохожу до входной двери, включаю свет в прихожей и сажусь на небольшой пуфик, чтобы обуть кроссовки. Тем временем слышу торопливые и вместе с тем мягкие шаги со стороны кухни, которые стремительно приближаются ко мне.

— Сынок, ты на пробежку? — слышу я интересующий голос мамы и встаю с пуфика, выпрямляясь.

— Да, мам. Пропускать тренировки нежелательно, — улыбаюсь я ей.

— Сегодня ты как-то рано. Обычно выходишь за час до ужина.

Мне просто необходимо как можно скорее остудить свой пыл и заглушить взрывные негативные эмоции. Еще целый час до назначенного истинного времени для пробежки я не смогу вытерпеть.

— Сегодня решил раньше.

Я уже хотел выйти, но голос мамы снова остановил меня.

— Надеюсь, ты не гонять собрался в вечернее время?

Я напрягся. Страшные воспоминания ударили по голове, вызывая печальные эмоции, но я постарался сохранить непринужденный вид.

— Ну я же обещал тебе, что больше не стану гонять на мотоцикле по вечерам, — продолжал я ободряюще улыбаться, дабы кое-как успокоить и убедить маму.

Она с подозрением смотрела на меня, но вместе с тем в голубых глазах мамы купается еще маленькая доля страха, который раздувается в ее душе.

— Я больше не хочу видеть, как спасают твою жизнь в стенах больницы, — сдавленно проговорила мама и быстро скрылась, снова уходя на кухню.

Она всегда избегает меня, когда ее эмоции оголены, а слезы так и вырываются из глаз. Мама никогда не любила показывать свою печаль или тревогу. Я знаю, что она не желает огорчать меня, словно считает, что обременяет меня своим печальным состоянием.

С самого детства, с одиннадцати лет, я стараюсь сохранять душевное равновесие моей матери и подавляю свое импульсивное поведение, дабы не разрушить ту хрупкую стабильность, которую мама самостоятельно выстраивала несколько месяцев после гибели моего отца. Уже после тех страшных событий, произошедшие десять лет назад, моей главной миссией в этой жизни является — не огорчать маму. Я не делаю из нее слабую, наоборот, эта женщина очень сильна духом, что даже способна все свои переживания, тревоги и любые эмоции спрятать в себе. Просто очевидно, что с отцом она была сильнее, а его гибель растормошила внутренний мир мамы и ее стальной стержень покрылся трещинами. Моим детским капризам было не место в жизни матери, как и моему подростковому становлению. Я старался и стараюсь быть примерным сыном, заставляя Андрею Хилл только улыбаться.

Но нашим желаниям не всегда свойственно сбываться. Даже таким, на первый взгляд, элементарным.

Я коснулся своего шрама на голове, который уже давно покрылся моими волосами. Лучше бы вместо этого были детские капризы.

Тяжело вздохнув, я открыл входную дверь и покинул дом.

В лицо ударила ночная прохлада. Где-то вдали послышался звук воды, ударяющийся о берег плавными движениями. Я глубоко вдохнул в себя свежий кислород, ощущая самые различные запахи, которые острее всего можно прочувствовать именно в вечернее время. Днем эти запахи словно поглощает в себя палящее вечное солнце, которое в Майами редко закрывают тучи.

Я размял плечи и зашагал в сторону моря. Обойдя зеленый холм, я спустился вниз и достиг песка, в котором мои ноги мгновенно начали утопать. Пробежкой я обычно занимаюсь вдоль берега, куда добралась вода и превратила песок в твердую поверхность. Мне нравится бегать именно здесь, поскольку после утомительной пробежки все мое тело, покрытое потом, начинает ныть, а напряжение способна снять вода. Я окунаюсь в океан и возвращаюсь домой, где уже принимаю полноценный душ.

Постепенно я уходил в свои мысли, слыша лишь свое собственное тяжелое дыхание. Мне нужно пробежать большое расстояние, чтобы начать ощущать только физическую усталость и думать о том, как бы скорее завалиться в постель и заснуть. Когда моя голова переполнена, я, соответственно, бегаю до изнурения, только бы избавить мозг от бесполезной информации. Как, например, сегодня.

Месяц назад в клубе я познакомился с одной девушкой, с которой у нас очень быстро завязались отношения. Я толком ее не знал, да и не хотел узнавать, ведь понимал, что эти отношения лишь на лето, пока я нахожусь в Майами. У Эбби красивое лицо, стройное, идеально загорелое тело, с ней хорошо было в постели, а умом она не блистала. С ней мало о чем можно было поговорить, но мне и так было комфортно существовать в этих отношениях. Как в принципе и ей. У нас с ней не было душевной привязанности, но и в свободных отношениях мы не состояли, чтобы спать с кем попало. Но кажется, только я так думал. Эта девица решила сделать из меня дурака и усидеть на двух стульях сразу. Точнее, в ее случае, на двух членах. Сегодня мне довелось узнать от друга эту пошлость. Он решил быть со мной честным и не разваливать дружбу из-за недостойной девицы.

Так или иначе, как бы я сильно не переживал из-за этой дерьмовой ситуации, мне все равно неприятно это осознавать — меня умело обводили вокруг пальца целый месяц. Возможно, если бы я интересовался жизнью Эбби, если бы хотя бы немного контролировал ее, то узнал обо всем быстрее. А так складывается ощущение, будто Эбби было удобно, что я не такой навязчивый и внимательный к ее жизни.

Черт со всем этим. Не хочу больше в этом копаться и этому дерьму не место в моей голове. Понимая это, я прибавляю скорость.

Мой взгляд падает на воду, когда я вижу там какое-то движение. Обычно в вечернее время людей на пляже практически не бывает и поэтому любого человека можно легко увидеть в огромном пространстве. Я вижу, как легкая волна проглатывает в себя девушку и начинаю останавливаться, продолжая с подозрением наблюдать за происходящим. Не знаю почему, но я вдруг почувствовал, что ей необходима помощь, без которой она не сможет выплыть на берег самостоятельно. Я простоял на месте несколько секунд, наблюдая за горизонтом, и до последнего надеялся, что моя интуиция меня подводит, и девушка сейчас покажется из-под воды. Но этого не случилось. Волны продолжали биться о воду, по тому месту, где пропала девушка и я окончательно осознал — она не выплывет.

Мои ноги сами по себе понесли меня к воде. Я нырнул, чтобы быстрее добраться до нужного места и в следующую минуту увидел утопающую. Она неумело махала руками и ногами, пытаясь выплыть наружу. С такими паническими движениями она точно этого не сделает.

Я обхватил ее за талию и потащил наверх. Как только мы достигли воздуха, девушка жадно вобрала в себя кислород и начала истошно кашлять. Я решил как можно скорее добраться до берега, гребя одной рукой, а другой продолжал удерживать девушку, прижимая ее к своему телу.

Когда она упала на четвереньки на пляже, тоже самое сделал и я, похлопывая ее слабо по спине. А когда ее приступ кашля прекратился, заговорил:

— Ты в порядке?

Она подняла и повернула голову. Тяжело дыша девушка внимательно смотрела на мое лицо своими желтовато-карими глазами, будто изучала. Она выглядела напуганной, но уж этому я не должен удивляться. Девушка чуть было не утонула и не лишилась своей жизни таким жалким способом.

Через несколько секунд она оторвала от меня свои необычные глаза и поменяла положение: села на задницу, встряхивая руки и колени от песка. Я назвал ее глаза необычными, поскольку мне показалось, будто сами солнечные лучи в них скрылись. Они передавали какой-то необычный цвет, гипнотизировали и этим завлекали в свои сети.

— Да, — прохрипела она и тут же прочистила горло, шмыгнув носом.

Я вздохнул и тоже решил сесть рядом с ней, встряхнув руки. Я не мог не задать ей волнующий меня вопрос и плевать, если он окажется бестактным. Я всегда являлся прямолинейным человеком и на незнакомых людей мое качество тоже распространяется.

— Ты же не пыталась убить себя?

Девушка снова прокашлялась. За такое короткое время, находясь под водой, она изрядно наглоталась ее.

— Нет. Просто я плавать не умею.

Я посмотрел на нее так, словно рядом со мной сидит психически неуравновешенная, которая способна выкинуть все что угодно, даже то, что может навредить ее жизни. Девушка направила на меня свой взгляд и уже выглядела совершенно спокойной. Или ей плевать на свою жизнь, или она просто быстро адаптируется к обстоятельствам. Она спасена и волноваться больше повода нет. Нет смысла попусту трястись от страха. То есть ее эмоции быстро приходят в нужный лад.

— Сумасшедшая. Зачем же ты тогда полезла в воду?

Эта девушка кажется мне необычной. Я уверен, сейчас она снова даст мне странный ответ на вопрос, который меня удивит.

Она пожала плечами и посмотрела на небо.

— Считай, что захотела потренироваться и попробовать свои силы.

Я всего лишь усмехнулся. Мне знаком этот образ жизни. Вечный риск, чтобы узнать себя и свои способности лучше. Когда я сам такой, это мне кажется абсолютно нормальным, но стоило увидеть подобное со стороны, мне становится не по себе.

— Этот риск мог стоить тебе жизни.

В моем голосе упрек, и я сам не знаю, как у меня это получилось. Какое право я имею осуждать ее за безрассудство, когда у самого кровь кипит только лишь от одной мысли о риске.

— Тебе то что? — внезапно рявкнула она.

Ее острые зубки заставили меня быстро откинуть недовольство. Я снова посмотрел на нее, но уже веселыми глазами. Я заметил, как она разглядывает мои глаза и, кажется, сравнивает с аквамариновой водой. А мне хочется сравнить ее глаза с солнцем.

— Для своего спасителя ты бы могла выбрать тон повежливее, — нежно проговорил я.

Пораженная девушка поджала губы и резко оторвала от меня взгляд. Наглая и очень эмоциональная. Эти качества в девушке обычно отталкивают парней, но мне наоборот нравится ее непокорность.

Я встаю на ноги и вытягиваю ей руку, чтобы помочь подняться с мокрого песка. На мое легкое удивление, девушка принимает мою помощь и берет за руку, поднимаясь за мной. Она подавляет в себе дикую натуру и это заметно.

Я не стал сразу отпускать ее руку, а наоборот сжал ее в своей, когда ощутил то, насколько ее кожа похолодела и как сильно она дрожит. Я неосознанно посчитал, что просто обязан успокоить незнакомку, поскольку имею отношение к ее спасению. Девушка выглядит спокойной, но все равно все еще уязвима и это выдает ее симптоматика.

— Ты вся дрожишь, — прохрипел я.

— Я чуть было не умерла, — ответила девушка глядя в мои глаза.

— Ты сильно испугалась.

Возможно, я просто озвучиваю очевидные вещи и выгляжу глупо, но мне не всегда доводится спасать утопающих и успокаивать их шаткое состояние.

— У меня есть способ, как быстро забыть о «встрече со смертью».

Она нахмурилась и не сдержала короткого смешка.

— «Встреча со смертью?»

Главное в такой момент говорить, но только не молчать, дабы отвлечь от потрясения. Говорить о всякой ерунде, даже выдуманной. Но я решил говорить с этой девушкой о той же ерунде, но из жизненного опыта.

— Не смейся. Это бабушкин способ и именно так она говорила.

Девушка продолжала улыбаться и, признаться, ей очень идет эта искренняя улыбка. Каким бы идиотом я не казался сейчас, но она внимательно ждала продолжения.

— Подумай о том, чего ты больше всего любишь в своей жизни. Продолжай думать об этом до тех пор, пока ты не почувствуешь облегчение в груди.

Девушка опустила глаза и задумалась. Этот метод действительно работает и мне его правда озвучила бабушка, когда я был у нее в гостях в Лос-Анджелесе в девять лет. Я тогда кое-как смог убежать от злой собаки и так же находился на грани смерти. Бабушка успокаивала меня, стараясь держать спокойный вид, но я слышал, как сильно билось ее сердце, когда она прижимала мою голову к своей груди. Тогда она попросила меня подумать о том, что я больше всего люблю и эти мысли унесли меня в облако мечтаний. Это психологический прием, когда мозг абстрагируется от стрессовой ситуации и воспроизводит наши мечты.

Девушка снова подняла глаза. Ее рука в моей руке трясется уже не так сильно.

— А чего ты больше всего любишь?

Я опустил ее руку и смахнул мокрые черные волосы с лица. Когда у меня была подобная ситуация, а бабушка меня успокаивала и попросила думать о том, что люблю, я попросил ее сделать малиновый пирог. Возможно, я так сказал, потому что не мог найти в затворках своего девятилетнего сознания то, что люблю больше всего. Я просто любил бабушкин малиновый пирог. Но даже сейчас, в двадцать лет, я решил ответить этой девушке то же самое, что бы сказал в девять.

— Малиновый пирог.

— Пирог? — уточнила она, нахмурив брови. Когда она их хмурит, солнце словно заслоняют серые тучи. И почему я продолжаю смотреть в ее глаза? Обычно я оцениваю данные девушки.

— Малиновый, — подтвердил я.

— Неужели ты станешь думать о малиновом пироге, если «встретишься со смертью?» — с улыбкой спросила она.

— Ну да. Это то, чего я больше всего люблю в жизни, потому что его готовила бабушка и теперь этот пирог у меня больше никогда не получится попробовать.

Бабушка умерла, когда мне было десять. Папа, ее сын, тогда еще был жив и смог с достоинством похоронить свою мать. Мы даже не подозревали, что через несколько месяцев смерть придет и за ним.

— Ты живешь где-то поблизости? Давай я тебя провожу.

— Не стоит. Я живу вон в том прозрачном доме. — Она указала рукой на свой дом, который я смог разглядеть сквозь пальмы.

— Прозрачном? — я усмехнулся. Она забавная и не скрывает своей странности. — Ладно, пойдем, соседка. Мне в том же направлении.

Я направился в сторону ее дома. Девушка мне показалась интересной, и я бы не упустил возможности продолжить с ней общение, но считал, что больше никогда ее не увижу. Никогда не верил в судьбу, но сегодня она словно ударила меня по голове, заставив наконец заметить ее. Незнакомка живет прямо рядом со мной.

— Надо же, мой спаситель оказался моим соседом.

Я ничего не ответил, а лишь улыбнулся. Девушка шагала позади меня, все еще тяжело дыша. Думаю, завтра она придет в себя окончательно.

Вскоре мы наконец достигли ее дома и остановились на тротуаре. Я повернулся к ней лицом и заговорил:

— Теперь буду знать, что моей соседкой является чокнутая девчонка, которая на свой страх и риск лезет в воду, будучи не умеющая плавать.

Она сначала осмотрела мой дом, а затем хмыкнула, когда снова заострила внимание на мне и вернулась к нашему диалогу.

— Ну а я буду знать, что моим соседом является клоун, который в любое время может развеселить меня.

Я не сдержал смеха. Я был уверен, что она ответит мне, поэтому выдал колкую фразу в ее адрес. Захотелось продолжить этот странный диалог, который мне непривычно вести с девушкой. Обычно они показывали себя нежными и ранимыми натурами, женственными, дабы произвести впечатление. А здесь совершенно иной экспонат. Что бы я не сказал, она не уйдет обиженной, а постарается найти ответный словесный удар. С ней не соскучишься.

— Я подумал, что ты скажешь, что рядом с тобой живет твой спаситель, которому ты обязана по гроб жизни.

Она скрестила руки на груди и показала гордый вид.

— Самомнение, граничащее с манией величия, — буркнула девушка.

— Меня еще никто никогда не называл клоуном. Особенно девушки. Не удивительно, что моя самооценка достаточно высока. Ты все в жизни ставишь наоборот? Даже такого идеального парня опускаешь до клоуна.

Она цокнула языком и закатила глаза.

— Невероятно.

— Добрых снов, чокнутая, — проговорил я издевательским тоном и покинул ее.

Зайдя в дом я понял, что с моего лица не сходила улыбка. Странно, что девушка так быстро смогла меня зацепить. Черт, а я даже ее имени не знаю. Но за это я могу не переживать, ведь она прямо под моим носом. И мне было достаточно одних ее глаз, чтобы понять, что образовалась некая неизвестная мне связь.

Но нужна ли мне эта связь? Через два месяца я возвращаюсь в Нью-Йорк, а эта девушка останется в прошлом. Если усилить эту связь, то это приведет к одному исходу — мне будет тяжело, и я буду постоянно думать о ней. С Эбби бы было все просто, но с этой ненормальной…С ней я не думал о своих проблемах, но задумался о будущем. Мою голову теперь переполняют вопросы.

— Боже, ты что, в песке извалялся? — восклицает мама, выходя в прихожую.

Я поднимаю на нее глаза и улыбаюсь.

— Ты очень осмотрительна, мама.

Я наклоняюсь и снимаю грязные кроссовки. Обуваю тапочки, чтобы не испачкать прилипшим к ногам сырым песком вычищенные до блеска полы.

— В душ и ужинать, — бросает свой приказ мама.

— Слушаюсь и повинуюсь, — усмехаюсь я и поднимаюсь в свою спальню.

Весь оставшийся вечер мою голову занимает образ девушки, которую я вырвал из лап смерти. Даже от обычных воспоминаний, которые ярко опечатались в моих мозгах и, которые не превратятся в серые сгустки спустя время, я ощущаю, как сильно меня тянет к девушке. Я никогда не ощущал такой острой необходимости видеть рядом определённого человека. Мне хотелось, чтобы эта девушка постоянно находилась в поле моего зрения, поскольку мысли о ней буквально приводят меня к состоянию отчаяния.

Я снова думаю о своей учебе в Академии полиции в Нью-Йорке и очень надеюсь, что она вытеснит мое влечение к незнакомке. В Майами мне нужны были лишь недолгие отношения, от которых я смогу быстро избавиться, но с этой девушкой все будет по-другому. Дабы поберечь себя и свою стабильность, мне придется держаться от девушки как можно дальше.

Дерьмо. Никогда еще я не был таким непостоянным в решениях. Я в замешательстве.

— У нас появились соседи, — заговорила мама, голос которой медленно вырвал меня из своих мыслей.

Она начала мыть посуду, пока я продолжал добивать свою порцию ужина, но заметил, что даже половины еще не съел.

— Видел, — сухо ответил я и засунул в рот кусок стейка.

— Мне владелица дома рассказала, когда заглянула ко мне. Говорит, что очень важные люди, все из себя. А девушка, их дочь, очень непочтительна. Алиса кажется ее зовут.

Алиса.

Мама продолжала о чем-то оживленно говорить, а я уже провалился в звук пяти букв. Алиса. Ее имя звучало в моей голове и манило к себе.

Бред какой-то.

Я потер лицо ладонью и встал из-за стола, поблагодарив маму за ужин. Выхватил мобильник с дивана и поднялся в свою спальню.

На экране пятнадцать уведомлений и три пропущенных вызова. Какой смысл унижаться этой девице, если она ничего по сути не потеряла. Я прочитал лишь последнее сообщение от нее, перед тем, как взмахнуть в сторону все уведомления.

«Ранимый маленький мальчик»

Я усмехнулся.

— Стерва.

Мне жаль потраченный на нее месяц.

Но Эбби быстро покинула мою голову, когда мне снова стоило подумать о сегодняшней встрече с необычной девушкой, которая уже не считается незнакомкой.

— Алиса, — проговорил я для себя, словно пробовал ее имя на вкус.

Я без сил свалился на постель и закрыл глаза.

Глава четвертая

Алиса

Сегодня я проснулась с головной болью.

Утро выдалось тяжелым настолько, что проснувшись в шесть утра, мне хотелось вновь провалиться в сон и проспать до тех пор, пока мое вялое состояние не нормализуется и мой организм не почувствует себя бодрым. Но увы, заново заснуть у меня не получилось. Я провалялась закрытыми глазами до семи утра и этого времени мне хватило, чтобы понять, что зря стараюсь отключиться.

Чтобы мое поганое утро не казалось столь отвратительным, я решила наполнить его продуктивностью. Но когда осмотрела свою новую и пустую спальню, поняла, что прежде чем занять себя любимыми, отвлекающими от тяготеющей реальности делами, мне придется закупаться всем необходимым для нормального существования.

Я решила не затягивать с этим, дабы не умереть от скуки и не сойти с ума от наваливающихся на меня волной ненужных мыслей, и поехать в город сразу после завтрака.

Я привела себя в порядок и покинула свою комнату.

Во всем доме стояла приятная тишина, которая так необходима утром любому человеку. Я, например, наполняюсь раздражением, если с самого моего пробуждения мне начинают надоедать разговорами и присутствием. Я катастрофически нуждаюсь в полной тишине, как только открою глаза, чтобы в дальнейшем могла спокойно, без негативных эмоций провести очередной день жизни. Для меня есть большой плюс в том, чтобы проснуться рано. Моя дорогая мама обычно просыпается только в одиннадцать утра, а это значит, что мое раннее утро пройдет без нервных потрясений.

В этом доме слишком ярко. Сквозь стеклянные стены проходят горячие лучи солнца, который в Майами не успевает зайти за горизонт вечером, как через несколько часов уже выходит обратно и обжигает своей силой все живое и неживое. Мало того, что этот дом из-за своих стеклянных стен пропускает не только солнечный свет, но и его горячую силу, так еще все это дело усиливают преобладающие белые тона интерьера. Моя любовь к темным оттенкам сейчас страдает от переизбытка яркости.

Спустившись вниз со стороны кухни я услышала звуки, а после почувствовала исходящий оттуда запах жаренного бекона и яичницы. Острый голод тут же дал о себе знать, стоило мне представить все эти вкусности на столе. Слюновыделение во рту такое, будто я волк, который долгое время не мог полакомиться вкусной едой. Не удивительно, что я ощутила себя настолько голодной, ведь вчера съела один сэндвич по дороге, а к ужину так и не прикоснулась. Вспомнив разговор за столом и деспотичный взгляд мамы, вынуждающий меня подчиняться, я тряхнула головой, не желая снова повторять эти моменты в мыслях.

Достигнув кухни, я увидела женщину, колдующую у плиты. Видимо, мама еще вчера позаботилась о том, чтобы к нам приезжал повар-горничная, два в одном, и прислуживала ей, пока сама все утро нежится в королевстве простыней, а весь оставшийся день ленится или посещает бутики с ресторанами. Хотя в детстве мне всегда хотелось, чтобы именно мама готовила для семьи, а не чужая тетя или не курьер из ресторана привозил нам еду. Мои детские мечты не осуществлялись и, поэтому они продолжают тянуть меня в прошлое, пробуждая мою сентиментальность и тоску до такой степени, что на глаза наворачиваются слезы.

Все, что мне остается, это который раз избавиться от воспоминаний и вновь потушить вспыхнувшие чувства и детскую ранимость.

— Доброе утро, мисс Коллинз.

Незнакомый нежный голос вывел меня из транса, и я подняла глаза. Женщина, которая будет кормить меня и сохранять дом в чистоте, добродушно улыбалась мне и смотрела добрыми серыми глазами. От нее так и исходят лучи благодушия, которые притягивают к себе.

Я улыбнулась в ответ и наконец заговорила, чтобы не казаться неучтивой:

— Доброе утро…эм…

— Эмма, — подсказала она свое имя.

— Эмма, — повторила я и начала неосознанно заламывать пальцы. — Тогда и Вы называйте меня просто Алиса.

Эмма кивнула, продолжая улыбаться. Ее улыбка яркая, но при этом из-за нее заметнее становятся морщинки вокруг глаз и рта. Они ничуть не портят ее симпатичного лица, а наоборот придают мудрый вид и словно напоминают о всех тех трудностях, которые ей пришлось пережить за всю свою нелегкую жизнь. На вид ей лет пятьдесят пять, но черные волосы, которые выглядывают из-под голубой косынки, сохранили свой естественный оттенок и не покрылись сединой.

Мама никогда не приглашала на работу женщин младше пятидесяти. Она будто побаивалась молодых или своих ровесниц, словно те уведут у нее мужа. В очередной раз убеждаюсь, что ей необходимо лечение, но пока она сама этого не признает, никто ее не заставит. Мама даже, наоборот, обидится за такой отзыв о ней. Правда, вспоминая прошлых работниц, и, сравнивая их с Эммой, я не могу сказать, что они выглядели так же доброжелательно. От них веяло холодом и строгостью и, что самое дикое, они всегда молчали. Раньше я думала, что таким образом их дрессировала мама за несколько минут при инструктаже, а оказалось, что это люди такие сами по себе, обиженные жизнью и на всех окружающих.

— Будешь завтракать? — вновь заговорила она, показывая мне накрытый стол на одну порцию. Это для папы, который с восьми утра на ногах и готовится к работе.

Завтрак накрыт на кухне, на островке, поскольку двум членам семьи не имеет смысла принимать пищу за большим обеденным утром.

Я кивнула, снова ощущая, как внутри мой желудок скручивается и воет от голода.

Я села на высокий стул после того, как выпила стакан воды. Эмма поставила передо мной тарелку с аккуратной яичницей из двух яиц, словно два глаза, а бекон будто служил улыбкой. Этот вид порадовал меня, но больше радости бы вызвало, если бы так каждое утро старалась мама для семьи.

— Приятного аппетита.

— Спасибо.

Я вздохнула и начала употреблять пищу с большим аппетитом.

— Миссис Коллинз предупредила меня, что у тебя аллергия на цитрусовые, поэтому свежевыжатый яблочный сок, — проговорила Эмма, оставляя стакан с соком передо мной.

Я уставилась на этот стакан, пока Эмма мыла посуду. Надо же, мама позаботилась обо мне и моем здоровье. Это я запомню на всю жизнь, как что-то редкое и невозможное. Что-то в моем сердце предательски екнуло, и я напряглась, стараясь подавить внезапно возникшее непривычное ощущение.

— Зачем Вы мойте посуду руками? Есть же посудомойка, — сдавленно проговорила я свои слова, адресованные Эмме. Готова говорить о любой ерунде, только бы отвлечься от странного приступа в сердце. Настолько я отвыкла от заботы родной матери, что ее любое малейшее проявление любви в мою сторону меня так тревожит.

— Ну что ты, девочка, мне удобнее так, — ответила Эмма, стоя ко мне спиной, но я все равно поняла, что она улыбается.

— Доброе утро, дочка. Ты так рано встала? — послышался за спиной голос папы и его приближающиеся шаги. Он поцеловал меня в макушку, обхватив голову ладонями, а после сел на свое место.

— Доброе утро, — ответила я, сохраняя свою вежливость и уважение к отцу.

Я взяла стакан в руки и отпила сока, смачивая пересохшее горло.

— Чем сегодня собираешься заняться? — спрашивает у меня папа, голос которого вырывается из-под звуков воды, бьющийся из крана, и посуды.

В отличие от мамы, папа всегда интересуется моими делами. Но это не приносит мне облегчения, поскольку мне необходимо предугадать ответ, который удовлетворит отца. К счастью или несчастью, за несколько лет я уже отточила этот навык до совершенства.

— Поеду в город и изучу его, — коротко ответила я не поднимая головы.

Все мое внимание устремлено на последней глазунье, которую я не съела и теперь просто ковыряю вилкой. Жидкий желток окрасил белую тарелку. Я любила собирать его хлебом, но мама хотела отучить меня от этого безобразия, говоря, что это моветон. Но ведь это так вкусно. Следуя правилам общества, мы не можем насладиться самым приятным.

Я пытаюсь заострить свои мысли на хорошем, но как бы не старалась, все хорошее плавно переходит к ужасному. Все прекрасное, что я люблю, омрачают мои родители своими советами и комментариями.

— Это разумно в сложившейся ситуации, — заговорил отец, когда дожевал порцию. — Некоторое время сегодня лучше не попадать в поле зрения матери. Пусть она окончательно остынет.

Я сжала вилку в руке и сжала челюсти.

— Ты сама должна понимать, Алиса, что вчера за ужином повела себя не красиво. Будет лучше, если ты попросишь прощение у мамы.

Теперь возникло чувство тошноты, когда по мне ударила злость и вытрясла весь мой организм. Я бы сейчас вспыхнула, вскочила со стула и наорала, но каким-то образом нашла в себе силы сдержать себя и свою вспыльчивость. От напряжения у меня закружилась голова. Несмотря на пелену гнева, которая накрыла мои мозги, я смогла вспомнить важное правило — молчи, когда тебя учат, как быть правильной и примерной дочерью, не вставляй свои аргументы и претензии, они никому не нужны.

Я с усилием сглотнула и прочистила горло. Я пыталась заставить себя согласиться с отцом, в очередной раз подавляя свою гордость и чувство собственной важности, но вместо этого каким-то образом задала вопрос, который заставил отца замереть и медленно поднять на меня глаза.

— Почему ты женился на маме?

Это не протест, не оскорбление, не каприз на слова отца. Просто вопрос от ребенка, который желает немного узнать о жизни своих родителей.

Папа немного помолчал, словно обдумывал свой ответ. Или придумывал его, чтобы скрыть истину и не расстроить своего ребенка. Или чтобы не показаться омерзительным и спасти свою репутацию не только на моих глазах, но и на глазах Эммы, которая смотрела на нас и вытирала мокрые руки о кухонное полотенце.

Папа оторвал от меня задумчивый взгляд и перевел его на Эмму. Этим он давал ей молчаливый приказ отставить нас наедине. Она повесила полотенце, которое мама уже через несколько часов выбросить в урну и снова укажет на бумажные салфетки, и покинула кухню.

Папа заерзал на стуле, оставил приборы, сцепил пальцы в замок и снова посмотрел на меня. Видимо, мой вопрос оказался непростым для него, если отец подготавливается так усердно. Так бы он дал быстрый ответ даже в присутствии Эммы, сказав о любви к маме. Ожидания нервировали меня. От предчувствия, что ответ отца не обрадует меня, сжалось сердце.

— Ты растешь не зная бед и проблем. — Это верно. Но лучше бы мои родители позволили мне «подбить колени», чтобы я могла знать о всех сторонах непростой жизни, а не подавляли мои желания и мою личность. — Но жизнь не так проста на самом деле. В ней есть множество препятствий и все они разные. Одни могут быстро исчезнуть, стоит приложить минимум усилий, а другие способны раздавить, тем самым указывая на конец жизни. Твоей маме было восемнадцать, когда она согласилась уехать со мной. Я честно признаюсь тебе, что полюбил ее как сумасшедший, стоило увидеть ее гуляющей в парке с подругой. Я мгновенно возжелал ее. Только Катрина при знакомстве не захотела меня, поняв, что мне уже больше тридцати. Я не стал докучать и заставлять ее.

Я вскинула брови от удивления, ведь была уверена, что мама вцепилась за папу из-за его красоты и богатства. Сегодня мне открылась другая истина, которая потрясла меня. Отец отпивал из своей чашки кофе, сделав небольшую паузу в своем рассказе. Таким образом я могла переварить первую часть и подготовиться ко второй.

Оказывается, я ничего не знаю о своей семье и делала выводы только опираясь на то, что видят мои глаза. А мои глаза видят алчную женщину, которая схватилась щупальцами за отличную выгодную партию. Мама сама мне сказала, что просто в молодости уехала за отцом. Никаких пояснений.

— Родители Катрины мало уделяли ей времени, она часто оставалась одна. У нее не было настоящих подруг, поскольку ее считали не интересной. Для них Катрина была удобной только на один раз. С каждым днем она все сильнее отчаивалась и в один ужасный момент прибегла к психотропным веществам. Она принимала их целый год, что повлияло серьезно на ее психику. Катрина начала видеть галлюцинации. Она часто общалась с выдуманным человеком и вскоре это заметили ее родители. Их решением было сдать ее в психиатрическую клинику. Когда Катрина узнала об этом, прибежала ко мне в день моего отъезда. Все, что я мог ей предложить тогда, это уехать со мной. Я понимал, что она согласилась на это лишь во благо своего спасения, но не почувствовал обиды. Главное, что она со мной и в данный момент в моих объятиях, плачет на моей груди и радуется, что я ее спас от трагичной участи.

Отец снова остановился и с усилием сглотнул. В его глазах вселенская печаль, плечи напряжены от груза прошлого. Он нашел в себе силы продолжить, пока я сидела на своем месте, смотрела на него и не шевелилась, старательно впитывая в себя непростую историю, что поменяет мои взгляды на семью.

— Я помогал ей вылечиться на дому. Искал профессиональных психиатров, которые помогали ей и сохраняли нашу тайну. Спустя три года у нас получилось. Я не оставлял надежды, что Катрина сможет меня хотя бы принять. Я хотел, чтобы она стала моей женой. Я знаю, что она согласилась нехотя, словно этим благодарила меня за спасание. Но я не хотел заострять на этом свое внимание. Я хотел быть счастливым с ней. Даже когда она отдавалась мне, я ощущал ее презрение ко мне. В итоге родилась ты, а протекающие года все же заставили Катрину принять свою участь, и она ко мне потеплела.

Я поставила на стол локоть и стала потирать ладонью лоб. Моя голова будто наполнилась камнями, а сердце напичкано множеством иголок. Насколько нужно любить человека, чтобы пойти на такое — принять психические расстройства, смириться с неприязнью партнера, но продолжать держать. Мама настолько отчаялась, что прибежала за помощью к тому, кого по сути не переносит. Это буквально прыгнуть в пропасть. До чего человека доводит чувство беспомощности…

И все же мама лишь приняла, но не полюбила.

Говорят, что в жизни всегда есть благоприятный выход. У мамы случилось иначе. У нее было два пути: конец одного привел бы ее в психушку, а после ее ждала неизвестная судьба, а конец другого — жизнь с нелюбимым. Деньги отца сделали ее счастливой, и мама ни в чем не нуждается. Даже в том, чтобы познать чувство любви. Она всего лишь считает мужа своей собственностью и не хочет лишаться его денег, поэтому катается за ним по всему миру и сохраняет красоту, чтобы он больше ни на кого не смотрел. Иначе без него ее жизнь будет казаться пустой, мама боится одиночества, поэтому так требует к себе внимания от нас. Она жертва страха быть одинокой, что привело ее к гибели, а отец подал ей свою руку помощи, не понимая, что этим разрушит свою жизнь. Его любовь ничего другое, как груз.

Когда папа снова заговорил, я подняла на него глаза.

— Я не отрицаю, что Катрина эгоистична, тщеславна…она собрала в себе все смертные грехи. Но я люблю ее такой, какая она есть и спустя столько лет, которые изменили ее, продолжаю любить. Мне всегда было важно то, чтобы ей было комфортно и хорошо.

Я не стала отвечать. На моем языке крутится фраза: «Странная любовь, которая приводит к гибели души», но ее я не могу озвучить отцу, которому и так тяжело, но он это умело скрывает.

Он посмотрел на свои наручные часы и изменился в лице. Он больше не выражает печаль и потрясение. Папа снова расслаблен, он быстро смог вернуться в настоящее, где, по его мнению, намного лучше, чем было в прошлом.

— Мне уже пора. До вечера, дочка.

Его шаги отдалялись все дальше и дальше, пока наконец не оказались за дверью, и я осталась совершенно одна в глубокой тишине, которая словно вихрь засасывала в мои мысли. Они навязчиво поглощали мою голову, поэтому мне придется сильно постараться, чтобы утихомирить их.

Мне несомненно жаль и папу, и маму абсолютно в равной степени. У меня не получается выделить кого-то из них, сравнить их душевную боль и говорить, что папа страдал больше всего. В глубине души я это крепко осознаю, но стараюсь подавить этот внутренний отдаленный голос. Во мне он всегда прав, но я часто его игнорирую, чтобы облегчить себе жизнь. Ненавижу копить в себе проблемы, переживания и уж тем более не люблю то состояние, когда душа утопает в чувствах. Я люблю опустошение, черствость и эгоизм. Так проще жить и мне плевать, если за это осудят. Никто не имеет права раздавать советы о том, как лучше жить, потому что каждый из нас индивидуален и в этом особенность человечества.

Но у кого-то критически высоко чувство совести и, если этого человека осуждают за его образ жизни, он, к сожалению, прислушивается к толпе и идет за ней, тем самым расширяя эту кучу «всезнающих». До людей уже должно наконец дойти осознание, что если быть как все, то мы теряем себя, тем самым приговаривая собственную душу к мрачному и сухому существованию. Кандалы, которые мы нацепляем на себя, сдерживая истинную суть, которую чаще осуждают окружающие, вытягивают энергию. У нас возникает ощущение, будто все запретно в этом мире и даже не пытаемся бороться за свою свободу.

Частично я тоже отношусь к этой категории людей, потому что делаю то, что мне диктуют родители. Стараюсь быть для них хорошей дочерью, выполняю их желания. Но не подвластна их внушению. Я заставляю себя делать то, что они хотят, но не убеждаю себя в том, что делаю все правильно. Таким образом я спасаю свою душу от тюрьмы, где диктуют так называемые правила жизни, вдалбливая их во все естество, как татуировку, которую тяжело и больно вывести.

Я стараюсь жить своей жизнью, но скрываю свой маленький мир от лишних глаз. Именно это отнимает мою энергию и силы. Практически тоже самое, что навсегда подавлять свою индивидуальность и никак ее не проявлять. Но все же есть небольшие различия.

Поэтому я принимаю решение подавить в себе рассказ отца о его жизни с мамой и не топить себя в чувстве сострадания к ним. Они сами выбрали такую жизнь и ее уже невозможно изменить. Хотя, если бы мама не привыкла к деньгам отца, не чувствовала себя в долгу перед ним, то, возможно, она бы смогла выстроить свою настоящую жизнь. Ее бы даже не остановила я своим существованием. Уверена, если бы родители развелись, то я бы осталась жить с отцом, потому что маме всегда не до меня. Жестокая правда определённой области моей жизни, которая периодически причиняет мне боль.

Каждый человек живет в своих кандалах, от которых тяжело достать ключ и освободить себя. Каждый топит себя так, как может.

Я вздрогнула, когда кто-то коснулся моего плеча и резко повернула голову. Эмма не ожидала моей бурной реакции, и сама вздрогнула всем телом, сделав шаг назад. На ее лице застыла маска легкого испуга. Я провела ладонями по голове, словно убирала выбившие пряди, но моя прическа в виде конского хвоста еще не успела растрепаться. Я просто таким образом выхожу из оцепенения своих мыслей и словно сбрасываю их из головы.

— Простите, если напугала, — пробубнила я и резко выдохнула, вставая из-за кухонного островка.

— Ничего. Я должна была сама понять, что напугаю тебя своим касанием.

— Спасибо за завтрак, — улыбнулась я и, погладив женщину по плечу, направилась в сторону выхода из дома.

Солнце слепит своим ярким светом. Оно освещает голубое пространство неба без единого облачка, делая его еще более ядовитым, из-за чего на него невозможно поднять глаза и полюбоваться величественной безграничностью. Горячие лучи обогревают землю, делая его сухим на вид. Стоило мне постоять под ними пару секунд, как я начала ощущать, как кожа начинает согреваться. Посмотрев на бассейн, заполненный водой, сразу представилось, как к обеду она начнет испаряться благодаря особенному солнцу Майами.

Я сняла солнцезащитные очки с груди и нацепила их на нос. Глазам тут же стало комфортно, и я перестала щуриться. Достала мобильник из кармана тканевых бежевых шорт и принялась вызывать такси. Приложение показало, что он приедет через несколько минут по назначенному адресу.

Я решила выйти к дороге и ждать машину там. С данного ракурса я тут же увидела людей, загорающих на белом пляже. Позавидовала тем, кто резвился и купался в воде. До меня доносились голоса, наполненные радостью. Это я называю беззаботной жизнью, но, увы, она ни у кого не вечна. Просто редко настает такой период, когда мы можем позволить себе выдохнуть и забыть о проблемах.

Из-за своих семейных проблем, которые для меня с каждым днем ощущаются тяжелее стоило вступить на тернистый путь подростковой жизни, мне кажется, что ни одному человеку на планете не живется легко. Я уверена в том, что жизнь специально устроена так, чтобы существовали препятствия в виде различных явлений — что психологических, что физических, материальных или нематериальных, призрачных или существенных.

Я повернула голову в сторону и увидела соседский дом из белого камня. На небольшой террасе стояла женщина средних лет и с кем-то разговаривала по телефону. Наверняка это его мама.

Моих губ невольно коснулась улыбка, стоило мне вспомнить вчерашний вечер. Этот момент из жизни один из тех немногих, который приносит мне удовольствие при воспоминаниях. Подумать только, незнакомый парень, с которым я пообщалась от силы двадцать минут, занял в мой жизни такое особое место. И дело даже не в том, что он спас мне жизнь, вытащив из водной беспощадной стихии. Все дело в его энергетике, в его движениях, в его голосе, взгляде голубых глаз, запахе, который я еле как смогла уловить, но так и не запомнить. Этот парень, имени которого я даже не знаю,каким-то образом быстро запал в мою душу, а это самый опасный момент, когда ты словно приближаешься к огню. Обычно это происходит постепенно, необходимо привыкнуть к человеку, присмотреться к нему, но с этим парнем у меня все произошло внезапно. Я о нем даже ничего не знаю, но и этого недостаточно, чтобы перестать думать о незнакомце-соседе.

Я прикрыла глаза и медленно выдохнула. Открыв глаза, снова направила взор на бескрайний океан и прислушалась к голосам, которые могли бы как навязчивый звук отогнать мысли о волнующем меня парне и его образ. Но я слышала лишь биение своего сердца, который кричал, что хочет узнать имя случайно появившегося парня на горизонте моей жизни.

Я умела забывать о каждом человеке, который появлялся в моей жизни. Считала их никем более, чем просто возможность хорошо провести время в незнакомых местах. Как что-то временное, ведь я больше никогда их не увижу. Я смогла сделать такую установку и люди в моей жизни стали незначительными, с которыми оказывается довольно легко обрывать связи. Порой даже задавалась вопросом: «А каково это привязываться к людям?»

Снова вырисовывая призрачный образ незнакомца перед собой, я начинаю понимать. Душа рвется на части от желания скорее увидеть этого человека вновь и болтать с ним обо всем на свете.

Подъехала желтая машина и я побрела к ней, занимая заднее сидение. Осознание, что Майами станет для меня самым болезненным городом, не покидало меня всю дорогу, пока таксист вез меня до назначенного места. Он станет для меня местом, из которого будет тяжело уезжать. А все из-за одного человека. Как это нелепо.

Что мне и нравится в Майами, так это то, что каждый район занят своей деятельностью и нет хаоса. Чтобы как-то ориентироваться, я изучала город за три дня до переезда в интернет источниках. Рассматривала карты и изучала улицы вместе с переулками. Чтобы приобрести то, что мне необходимо: краски, мольберт, кисти, лучше всего выбрать Коллинз-авеню. Здесь полно маленьких магазинчиков с одеждой и уникальными вещами. Вдоль дороги выстроились различные магазины: для музыкантов, художников, шоппоголиков, коллекционеров. Именно здесь можно найти все самое необходимое для любимого дела. Еще по душе то, что здесь немного людей, которые ходят в разные стороны просто прогуливаясь или выполняя какие-то свои дела. Туристы в основном занимают пляжные районы, посещают музеи или проводят свои дни на экскурсиях. Эта свобода поможет мне спокойно провести время в магазине и насладиться прохладой, исходящей из кондиционера.

В Майами процветает такое уличное творчество как граффити. Для такого вида творчества в этом городе выделены магазины и даже музеи, поэтому стены в магазине, куда я вошла, чтобы набрать вещей для приятного времяпрепровождения, занимают именно граффити, как главная разновидность творческой деятельности художников.

Я выбрала мольберт, стойку для него, различные кисти от толстого ворса до самого маленького, краски — самые качественные и дорогие. В этом я могу себе не отказывать. Во всем мне любезно помогли консультанты, которые имеют хорошие знания в области художественного творчества.

Мне не хотелось тащить все покупки самостоятельно и загружать в такси. Поэтому согласилась доплатить и оформить курьерскую доставку. Сама решила еще погулять, поскольку желания возвращаться домой совсем не было.

Выходя из магазина с широкой улыбкой, которую вызвало предвкушение скорее взяться за кисти и краски и нарисовать что-то необычное, полностью игнорируя окружающее, периферическим зрением я уловила движение знакомой фигуры.

Моя улыбка спала.

Из соседнего магазина со спортивным инвентарем выходил незнакомый парень, который является моим соседом, и рассматривал свою покупку в картонном пакете. Когда он поднял глаза, его взгляд тут же устремился в меня, и парень резко остановился, словно врезался в невидимое препятствие. Я вырвалась из оцепенения и снова вернула улыбку. Именно с этим парнем мне хочется быть дружелюбной и искренней, что и делаю сейчас.

— Привет, — поздоровалась я, лениво махая ему рукой, и решила приблизиться.

— Привет, чокнутая соседка, — проговорил он, слабо улыбаясь.

Я закатила глаза.

— Ты не изменяешь своей предсказуемости. Именно эти слова я и ожидала услышать из твоих уст.

Парень усмехнулся.

— Я непредсказуем лишь в особых случаях и в определенных областях.

Я сняла солнцезащитные очки и нацепила их на голову. Пусть я буду щуриться из-за солнца, но так могу видеть настоящий цвет его глаз, который так завораживает и напоминает о моей слабости перед океаном, но который в свою очередь так немилосерден ко мне.

— В каких, например?

Парень окинул меня заинтересованным взглядом и это отразилось во мне незнакомым трепетом.

— Тебе еще рано знать об этом, — ответил он, снова смотря в мои глаза.

— Нарцисс, — ровным тоном сказала я, продолжая улыбаться.

Незнакомец улыбался мне в ответ и ему явно нравится, когда я выделяю его высокомерие, которое никак не отталкивает меня. Возможно потому, что оно имеет место быть в адекватных рамках. К тому же, парень вовсе не дурен собой. Он красивый, высокий и внешность у него именно та стандартная, по которой любая девушка сходит с ума.

— Чтобы мы перестали называть друг друга самыми различными прозвищами, предлагаю познакомиться, — заговорила я и протянула руку. — Я Алиса.

Парень недоверчиво посмотрел на мою руку серьезным видом и после недолгих обдумываний переместил пакет с правой руки в левую и сжал мою руку в ответ. Она у него очень сильная и это ощущается даже при слабом рукопожатии.

— Уильям.

— Очень приятно, Уильям. Рада узнать имя своего спасителя.

Он опустил мою руку слишком быстро, хотя вчера вечером желал ее держать.

— Надеюсь, мне не придется тебя вечно спасать? — усмехнулся он.

— Надеюсь нет, но сегодня по счастливой случайности вновь спас.

Уильям выгнул одну бровь.

— Ты собиралась прыгнуть под машину, проблемная девчонка?

Я посмеялась. Нет, у нас определённо талант выискивать самые различные слова, которые охарактеризуют нашу личность.

— Нет. Просто я мало знаю об этом городе, у меня нет знакомых, а ты местный. Вот и я подумала, что ты подскажешь мне хорошее место, где можно вкусно пообедать и заодно составить мне компанию, чтобы я не умирала от скуки. Что скажешь?

Уильям задумался, не опуская глаз. Он продолжал смотреть на меня и не просто смотреть, а сверлить задумчивым взглядом. Что-то в нем сегодня явно не так. Вчера вечером он вел себя совсем по-другому. Возможно, у него нет настроения, но я бы хотела поднять его ему.

— Хорошее кафе ты можешь найти на 9-й улице, а вот компанию тебе я составить не могу. У меня есть еще кое-какие дела. Извини.

Я пожала плечами, обреченно улыбнувшись.

— Ничего страшного.

Не говоря больше ничего, он развернулся и приблизился к черному мотоциклу. Закинул под сидение пакет и оседлал своего механического коня. Уильям надел шлем и повернул ко мне голову. Теперь я видела лишь небольшую часть его лица и самую главную — его глаза.

Я подумала, что мне стоит еще что-то сказать, чтобы не выглядеть нелепо.

— Рада была увидеться.

Он еще пару секунд смотрел на меня, затем кивнул и опустил черное стекло на глаза. Завел мотоцикл и быстро умчался по дороге.

Да, сегодня этот клоун явно не в духе, если не особо дружелюбен. Мне не хочется думать о том, что мое общество ему никак не интересно, поскольку вчера показалось совсем обратное.

Почему я вообще думаю об этом? Почему мне не все равно, что обо мне думает этот парень и почему я переживаю о том, что могу быть для него неинтересной? Мне вообще стоит держаться от него подальше, если я не хочу заполнять свою душу чувствами и привязанностью.

Но не хотеть, не значит не желать. Меня тянет к Уильяму необъяснимой силой и у меня не получается игнорировать этот редкий случай в моей жизни. Стоит постараться и приложить все усилия, чтобы подавить в себе эту тягу и разорвать нити, ведущие к Уильяму. Так правильнее всего и в моей жизни будет стабильность, от которой мне комфортно.

Правда, узнав его имя, моя тяга возросла к нему с двойной силой. Словно оно заполнило каждую клеточку моего тела.

Желание прогуляться отбилось. Оно заменилось противоположным — просто валяться на кровати в своей комнате и прочитать что-то из классики.

Дома я оказалась ближе к двум часам. Из холла я лениво побрела к лестнице, но голос, доносящийся из-за обеденного стола меня остановил.

— Лиса! Посмотри кто к нам приехал! — с энтузиазмом проговорила мама.

Я в удивлении вскинула брови, понимая, что мама разговаривает со мной, а не обижается после случая за ужином. Должно быть, у нее довольно хорошее настроение, которое она не желает ничем портить и готова забыть об обидах.

Я повернулась всем корпусом с равнодушным лицом, но оно быстро накрылось маской ужаса, когда я увидела того, кому так обрадовалась мама. Я не видела его целый год, поэтому успела забыть, насколько семья его обожает. Он смотрел на меня своими хищными глазами и ухмылялся той наглой улыбкой, которую я ненавижу. Дыхание резко перехватило, когда я вспомнила его тяжелый запах, который душит меня. Бросив мимолетный взгляд на его руки, меня охватила дрожь. Страх обуял меня с ног до головы, и я уже не ощущала жары в теле из-за силы солнца. Теперь меня окутывает только беспощадный холод.

Стоило ему заговорить, как мое сердце замерло и пропустило удар.

— Здравствуй, сестренка.

Глава пятая

Алиса

Один — вдох.

Два — выдох.

Три — подавить страх и заставить себя улыбнуться.

Четыре — терпи, Алиса, он скоро уедет.

У каждого человека существуют свои страхи. Но как ужасно, когда их основой является человек. Боязни высоты можно избежать, клаустрофобии тоже. Но человек, который воплощает собой высшую ступень эволюции, считается даже опасным, если в нем преобладает бесконтрольное безумие.

Человек, который имеет большую силу, высший разум, благодаря которым способен причинить вред и сделать марионеткой, надавливая на слабые места.

Человек, который даже нематериальные страхи способен превратить в явь и окутать жизнь мраком, свести с ума и заставлять существовать лишь среди боязни всего: каждого шороха, каждой тени.

Человек, который способен внушать ужас, приводить в ужас и тем самым превратить в параноика с вечным беспокойством в душе.

Когда этот человек, воплощение всевозможных кошмаров, рядом ты безнадежна. Парализована страхом из-за одного лишь его дыхания, взгляда, которым он приковывает на месте, словно набрасывает петлю на шею и появляется ощущение парения в воздухе. Ты висишь и задыхаешься.

Мне снова страшно. Я хочу убежать в другой конец мира, только бы быть дальше от него. Я боролась с чувством страха перед ним несколько долгих месяцев, боялась оставаться одна в спальне. И ради чего? Чтобы снова начать чувствовать себя добычей для хищника, стоит его увидеть и сделать последний спокойный вздох, а затем за доли секунды потерять свой покой, за который так долго боролось в одиночестве.

Откуда достать силы для новой борьбы? Пока он рядом, страх усиливается, растет и пытается раздавить, а мне приходится вытаскивать нереальные силы для того, чтобы сдерживать его наплыв и не биться в истерике. Хотя порой у меня возникали мысли, что психиатрическая клиника станет моим спасением от этого человека. Но это был пик страха перед ним, когда я увидела его истинную суть и поняла, что живу с чудовищем, который в любую минуту готов напасть на меня, стоит нам остаться вдвоем в одном помещении.

О своей фобии, которая объединяет в себе комплекс страхов, я не могу рассказать никому. Почему? Потому что уже пыталась один раз, и эта попытка меня разочаровала. Единственная возможность спастись не увенчалась успехом и тем самым отняла все последующие попытки, напрочь отбив желание снова открыть рот и пожаловаться.

— Что ты стоишь истуканом? — заговорила мама. — Садись за стол и поприветствуй брата.

Я сжала ладони в кулаки и, сделав глубокий вдох, направилась к столу. Мне хотелось убежать в свою комнату и запереться там. Не выходить до тех пор, пока он снова не уедет. Я бы так и сделала, не будь мамы в столовой. Пока она здесь есть, я чувствую себя в относительной безопасности и страх окутывает меня своей средней силой, то есть я хотя бы могу дышать и не биться в панической атаке. Но пока он здесь, весь мир превратился для меня в одну большую клетку, из которой я не способна выбраться, и в которой это чудовище может без особого труда меня достать. Настолько он расшатал мою психику, что я брожу на грани сумасшествия и нервного срыва.

Он встал из-за стола и пошел ко мне навстречу. Улыбается так, словно рад меня видеть. Да, для него эта реальность приносит удовольствие, когда для меня полнейший ужас. Он обнимает меня, утыкается носом в мою шею, и я напрягаюсь, сильнее сжимая руки в кулаки. Когда я лицом прижимаюсь в его плечо, тяжелый аромат с нотками древесной смолы и табака тут же блокирует мои дыхательные пути.

Я усиленно сглатываю, когда он выпускает меня из своих коротких объятий, которые для меня длились вечность, и стараюсь чаще дышать, иначе рискую потерять сознание.

Он отодвигает для меня стул и помогает сесть за стол, словно понимает, что рядом с ним я парализована. Для него это большой плюс, ведь мною можно вертеть как марионеткой. Но если перейти критическую черту, когда мне приходится защищаться, я готова на все что угодно. Даже на убийство.

Мама сидит напротив меня и улыбается от счастья видеть своих детей вместе. Ей нравится ничего не замечать. Джексон занимает свое место во главе стола и отпивает из стакана воды, которая для меня сейчас тоже бы не помешала. В горле пересохло и от этого мне дискомфортно. Я прочищаю горло и медленно расслабляюсь, после чего сразу ощущаю боль в грудной клетке. Он смотрит на меня и это мешает расслабиться в полной мере. Тем не менее я медленно раскрываю ладони под столом и вижу окровавленные полумесяцы на них.

— Сестренка, ты не в духе? Тебя кто-то обидел?

Дыхание прерывается, и я медленно поднимаю на Джексона глаза. Флешбеки моментально атакуют мое сознание и еще немного меня бросит в дрожь от тех картинок, связанные с прошлым, которые я предпочитаю стереть из памяти. Хотя не стоит. Благодаря им я могу сохранять бдительность и знать, какой подонок сидит передо мной, строящий из себя ангела-хранителя на глазах других.

«Джексон обнимает меня за плечи, когда садится рядом на мою постель, а другой рукой заботливо стирает слезу с моей щеки.

— Сестренка, тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто он, и я разорву его в клочья»

Я блокирую воспоминания, переключаясь на реальность происходящего, чтобы не перейти на самые худшие моменты того вечера. Но благодаря этим страшным минутам моей жизни я хотя бы усвоила урок и теперь знаю, что ответить вместо правды. Та же заученная фраза, чтобы сохранить свою безопасность.

— Нет, со мной все хорошо, — хрипло отвечаю. — Просто устала.

— Джексон, ты что, не знаешь ее? Всегда в поникшем настроении после очередного переезда. Привлекает к себе внимание.

Джексон усмехается. Я резко поднимаю глаза на маму и давлюсь в отвращении к ней. Глаза застилает пелена злости вперемешку со слезами, которые я старательно сдерживаю. Ни одна тяжелая история из ее прошлого не поменяет мое негативное отношение к родной матери. Я все еще с трудом терплю ее. Не смогу…

В это мгновение приходит Эмма с подносом, принося обед. Я вскакиваю с места и ухожу быстрым шагом к лестнице, бросая короткое: «Приятного аппетита».

У входа в столовую я сталкиваюсь с отцом, который хватает меня за плечи, но я толкаю его и продолжаю свой путь. Комната станет моим спасением, где я не буду чувствовать себя заложницей страха как год назад. Теперь я знаю, что туда нельзя впускать никого, чтобы не потерять единственное маленькое, но безопасное место. Этот дом слишком большой, чтобы каждый угол стал для меня надежным и защитил.

Я совершенно одна, и демон пользуется этим, выискивая идеальную возможность для нападения.

Я захлопываю за собой дверь и поворачиваю ключ. Дергаю за ручку, чтобы убедиться, что она действительно закрылась. Отхожу от нее на шаг вперед спиной, но уже через секунду набрасываюсь на позолоченную ручку вновь и дергаю. Заперта. Я расслабляюсь, прижимаюсь спиной к двери и медленно оседаю на пол, схватившись за голову.

— Господи, если ты существуешь, не дай мне сойти с ума… — прошептала я в пустую комнату, в которой разбросаны мои вещи. Видимо, мама утром приняла грузовые перевозки и сразу же приказала грузчикам отнести каждую коробку по комнатам их владельцев. Это было не сложно сделать и отнимает мало времени, поскольку на каждой коробке подписано имя.

Я еще некоторое время посидела на полу, охваченная своими мыслями и мечтами. Часто разделяю свою жизнь на ожидания и реальность. К сожалению, ожидания наполнены более яркими мгновениями, чем моя потрёпанная до дыр реальность, из которых вытекают мои беззаботные и счастливые годы. О них можно только мечтать и с болью в сердце смахнуть в «ожидания».

Я смотрю на свои вещи, многочисленные коробки и понимаю, что со стороны моя жизнь выглядит так, что я не имею право жаловаться на нее даже самой себе. У меня же все есть, я могу позволить себе что душе угодно, когда многие девушки в моем возрасте даже не могут позволить себе элементарное — десять платьев от известных дизайнеров, которые они преподнесли мне лично в руки после показа. Для кого-то это является трагедией и грустным фактом жизни, и данную проблему я ни в коем случае не обесцениваю. Если бы у обделенных девушек были такие платья, то они стали бы в десять раз счастливее.

У меня же своя трагедия. Печальные факты жизни у каждого человека свои, но более неисправные, как старый механизм часов, для которого больше нет деталей, это отсутствие понимания родителями личности собственного ребенка. Тогда проще всего подстроить его под себя и не будет головной боли. Зачем разбираться в том, что происходит в душе твоего ребенка и уж тем более, для чего ребенку верить на слово без доказательств, ведь он способен придумать разные небылицы. А еще лучше сделать виноватым ребенка в существовании проблем в его жизни.

«Папа быстро прикрыл дверь за собой, когда затащил меня в гостевую спальню на первом этаже. Стоило ему увидеть меня, спускающуюся со второго этажа заплаканной и потрепанной, он с молниеносной скоростью решил спрятать позорный вид дочери от лишних светских глаз. То непозволительное, что увидят эти глаза, сразу же за стенами нашего дома перейдет в их уста и разнесут сплетни.

Я тряслась всем телом. Успокоится невмоготу. Отец прижал меня к стене и молчаливо ждал объяснений. Дрожащими руками я схватилась за его пиджак как за спасательный круг.

— Па…папа, по…пожалуйста, вы…слушай меня. Он…он…Джексон. Он хотел сделать мне боль…но.

Я заикалась от потрясения и вряд ли в моих обрывчатых фразах возможно уловить смысл. Папа нахмурился, смотрел на меня несколько секунд немигающим взглядом, пока я захлебывалась в слезах и смотрела на него в ответ, желая найти поддержку в надежных руках отца и теплое спасение в его взгляде. Но вот он оживился и встряхнул меня за плечи. От неожиданности я испугалась. Реакция отца шокировала.

— Ты что несешь? — прошипел он расширив глаза. Папа не хотел, чтобы нас слышали гости, оставшиеся с мамой в гостиной. — Как ты можешь так нагло врать, избалованная девчонка!? Да Джексон с тебя пылинки сдувает и принимает так, словно ты для него родная сестра! Чего ты добиваешься?

Я в миг замерла. Слезы застыли на глазах и высохли на щеках, оставляя за собой неприятные ощущения натянутой кожи. Отец смотрел на меня с осуждением, а в моих глазах больше нет мольбы о помощи. Ее вытеснило глубокое разочарование»

В ту злосчастную минуту мне хотелось вернуть время назад и ничего не говорить отцу, чтобы не чувствовать эту острую боль в сердце, когда родной человек выставляет тебя как дешевку, ни на что негодную девчонку, нажившаяся на его деньгах, которая еще помимо всей этой унизительной характеристики ни на что не имеет прав и нагло врет, чтобы привлечь внимание. Я чувствовала себя обесцененной и мне хотелось провалиться под землю, когда отец сменил выражение взгляда и смотрел на меня уже с отвращением. Когда он ушел, я упала на колени окончательно разбитая и задавалась вопросом: «Что мне надо было сделать, чтобы отец поверил?» Я искренне верила, что мне хватит только слов.

Тогда я поняла, что Джексон для отца и мамы примерный сын и он у них в приоритете. Обычно дети находятся на одной линии, и они получают одинаковую любовь от родителей, пусть даже один из детей приемный, но я столкнулась с другой правдой, очень жестокой. Я, ничего не умеющая, наглая лгунья, а Джексон всеми любимый ответственный парень, деятельный и наследует дело отца со всем желанием, обаятельный и милый, заботится о неблагодарной сестре.

Джексона усыновили, когда мне было пять лет. Мама поняла, что больше не может иметь детей. После рассказа отца понимаю, почему. Так же теперь понимаю, почему слышала такую фразу от врачей после каждой своей болезни: «Вам повезло, что она у вас вообще родилась живой». Все потому, что мама принимала большое количество психотропных препаратов и загнала свое женское здоровье в дурное существование. Отец же хотел еще наследника, чтобы его дети могли вместе управлять его отельной империей. Так и появился в семье Джексон.

Мы подружились. Дружба вызвана тем, что он старше меня на четыре года и разница в возрасте подтолкнула его на заботу о младшей сестре. Благодаря ему у меня было хотя бы какое-то счастливое детство.

Именно Джексон научил меня кататься на двухколесном велосипеде, именно он обрабатывал мои подбитые колени, ему удавалось развеселить меня за считанные секунды, когда наваливалась грусть, только благодаря ему я не чувствовала себя одинокой и всегда играла в правильные игры. Джексон часто предпочитал меня своим друзьям, потому что хотел, чтобы у меня было хорошее развитие и адекватные взгляды на мир. Возможно, еще благодаря Джексону я понимаю, что богатство, вызванное деньгами, это не главное в жизни. Главное — это широта души.

Раньше я вспоминала об этом с улыбкой на лице и во многом была благодарна появившемуся брату, которого всегда считала родным. Не тая я признавала, что он делал меня счастливой.

А потом он вырос, и я проклинала день, когда Джексон появился в моей жизни…

Все разрушилось как карточный домик, а хорошие воспоминания, связанные с ним, захотелось вынуть из головы и закопать глубоко под землю. То, что вырвалось из Джексона, что-то темное и необъяснимое, никак не стыковалось со светлыми чувствами и намерениями того мальчика из моего детства.

В четырнадцать у девушки уже формируются женственные формы. Грудью я не могла похвастаться, а вот ягодицами могла гордиться. Любые джинсы или шорты сидели идеально и подчеркивали формы.

Я доверяла Джексону во всем и как-то решила показать ему свою новую покупку — платье чуть выше колен, свободное на бедрах, подчеркивающее талию и грудь с V-вырезом. Я выбрала белый цвет и решила, что встречу в нем свое пятнадцатилетие. Джексон, сидя на кресле и распивая апельсиновый сок, внимательно разглядывал меня, пока я крутилась перед ним с лучезарной улыбкой и ждала его комплимента, какие брат обычно делает сестре: «Ты прекрасно выглядишь».

На этот раз меня сначала удивили его слова: «Просто куколка. Ангел, которого хочется развратить». А когда я посмотрела в его глаза — хищные, с безумным блеском, какой теперь вижу отныне всегда — меня начало тяготить и беспокоить нахождение рядом с ним. Он смотрел на меня так, будто желал растерзать.

Именно в ту минуту я начала относиться к нему с настороженностью и реже попадаться на глаза. Мой брат начал меня пугать. Его внимание ко мне стало нездоровым.

Все зашло слишком далеко. Теперь Джексон воплощение моего дичайшего страха. Я боюсь его. Радуюсь, когда он уезжает надолго и восстанавливаю свою психику, живу своей жизнью без боязни, ощущая относительную свободу. Но стоит ему вернуться, и я снова поглощена ужасом и пытаюсь выглядеть адекватной, ведь мне никто не верит.

Я пыталась после первого случая снова рассказать отцу о своем кошмаре уже в более спокойном состоянии, но сильно поплатилась за свою вторую попытку. Он ударил меня по щеке и приказал не клеветать на брата, который ради меня готов пойти на все. Отец верит своим глазам, а не интуиции и тем более моим словам.

Естественно, после такого отношения я больше не искала возможностей рассказать кому-то о своей проблеме. Да, Джексон стал моей проблемой, потому что он отравляет мою жизнь. Он сгусток мрака в моей жизни, от которого я намереваюсь избавиться, но он как липкий деготь. Джексон мерзкий тип, которому я когда-то доверилась. Доверие разбилось и это причинило мне боль. Джексон был светом в моей жизни, делал ее лучше, но стоило перейти на последующий уровень зрелости, как он наполнил мою жизнь темнотой и страхами.

Кто-то постучался в мою дверь, и я быстро смахнула слезу со щеки.

— Дочка, открой мне, хочу с тобой поговорить.

Я поднялась на ноги и тяжело вздохнула. Провела ладонями по щекам, затем по голове и повернула ключ.

Я уже давно поняла, что разговоры с родителями ни к чему не приводят. Они будто этими разговорами успокаивают свой внезапно пробудившийся, как вулкан, родительский долг. Мои возмущения лишь сильнее привлекут их внимание ко мне и неровен час как пригласят психологов, чтобы «вылечить» меня от недуга, который сами и придумали, только потому, что я не подчиняюсь им. Такое внимание к моей персоне только усугубит мою стабильность.

Отец открыл дверь и вошел в мою спальню. Я приблизилась к кровати и плюхнулась на нее без сил. Наверняка моя так называемая семья обсуждала меня за обедом. Раньше я не давала таких поводов, но конец семнадцатилетнего периода подкосил мои эмоции, мое состояние, мое терпение. Я уже не умею сдерживаться и медленно начинаю демонстрировать родным свою истинную суть бунтарки, которая уже на первых парах им не по душе. А что будет, когда она вырвется вся окончательно? Страшно подумать, но тем не менее это уже неизбежно.

Папа сел рядом со мной и вздохнул, соединяя пальцы в замок.

— Алиса, что с тобой происходит?

Он никогда не любил ходить вокруг да около при разговоре и при необходимости задавал любой вопрос в лоб.

Заученную фразу в студию.

— Ничего, все в порядке, — сухо ответила я, пожимая плечами.

Внутри же все горит, а горло сжимают вырывающиеся рыдания. Смотрю в одну точку, чтобы не нарушить хрупкое равновесие и не разрыдаться.

— В последнее время ты просто неуправляема.

Я еле сдержалась, чтобы не посмеяться. Ироничная фраза. Отец уже сам признает, что ему удобно управлять мной, когда я послушная. Управлять, а не понимать, воспитывать и дарить родительское внимание с теплом.

Увы, но они не станут искать причину там, где необходимо — в себе. Они будут продолжать искать ее во мне и выворачивать наизнанку, пока я не докажу им, что все в норме, и я прежняя марионетка.

Скажу правду и снова получу пощечину. Вот какие устои сформировал во мне отец. Благоразумнее будет молчать и продолжать невозмутимо повторять фразу: «Все хорошо». Этим словам отец поверит. Сердце сжимается от боли и обиды и мне хочется, чтобы он поскорее уже закончил эту бессмысленную беседу.

— Переходный возраст, — ответила я, снова пожимая плечами.

— Он у тебя затянулся. Алиса, я не намерен терпеть твое бунтарство, которое возникло на ровном месте. Из-за каждой мелочи ты демонстрируешь свои истерики. Если так будет продолжаться, я приглашу психолога.

— Конечно, ведь удобнее возложить ответственность по моему воспитанию на чужого, на того, кто «лечит душу», а самим постараться понять свою дочь у вас нет желания. Это вам нужен психолог, чтобы хотя бы он наконец донес до вас, что проблема таится в родителях, а не в ребенке. Скорее всего, психолог станет мне роднее родителей, когда узнает меня ближе и поймет.

Вместо этого я отвечаю просто:

— Хорошо.

Папа встает и покидает мою комнату. Через секунду я вскакиваю с кровати и лечу к открытой двери, захлопываю ее и снова запираю на ключ. И только после этого издаю облегченный выдох.

— Я в безопасности.

Глава шестая

Алиса

Ночью я долго не могла заснуть. Меня мучили кошмары, которые когда-то были моей реальностью. Сон вернул меня в прошлое, в котором я чудесным образом смогла выбраться из лап беспощадного чудовища. Но когда меня охватил глубокий сон, тогда прошлое обрело иной исход. У меня не получилось защитить себя и чудовище затащил меня в свою пещеру, где продолжились мои страдания.

Утром я проснулась в холодном поту и тяжело дыша пыталась отогнать из головы остатки кошмаров. Первое желание, которое возникло после пробуждения — это принятие душа. Вода всегда помогала мне прийти в себя, стоило постоять под ее струями около пяти минут. Она освежала и буквально возрождала к жизни.

После я сидела на своей кровати около часа и раскидывала в голове возможности того, как мне жить в этом доме, пока в нем находится Джексон.

У меня нет даже малейшего желания видеть его. Стоит моим глазам встретиться с его глазами, как мое сердце уходит в пятки, дыхание замирает, внутри живота возникают спазмы, а воспоминания моего кошмара с его участием вызывают тошноту. Слишком тяжело притворяться и игнорировать его, когда это произошло всего год назад.

Джексон уже на следующий день сразу уехал в Бразилию вместо отца и решал там дела от его имени. Несколько месяцев я приходила в себя и старалась забыть тот ужас, которому меня подверг так называемый брат. Я смогла справиться без чьей-либо помощи, теряясь среди своих любимых занятий, мимолетных знакомств и совместных тусовок в квартирах или домах. Джексон покинул мои мысли, и я буквально забыла о его существовании. Сейчас он вернулся словно покойник с того света, который продолжит терроризировать мою жизнь.

Я решила, что не стану выходить из своей спальни, даже если мне придется умереть с голоду. Я как беззащитный зверек, который не желает выходить из своей естественной среды обитания, в которой чувствует себя в безопасности. Если зверек покинет нору, то он тут же встретится с хищником, который своими клыками вцепиться в шею и уже не будет никакого шанса на спасение. Он затащит его в свое логово.

Чтобы занять себя, я разбирала коробки со своими личными вещами и приводила комнату в порядок. Зашла в мебельный интернет-магазин и заказала полки для книг.

От голода я, к счастью, не мучилась. В мою дверь постучали и раздался голос Эммы. Она заботливо принесла мне завтрак в комнату к десяти утра, когда уже все домочадцы вели активный образ жизни. Я попросила ее занести мне еды еще в обед и ужин.

Возможно, когда-нибудь я смогу выйти из своей спальни, поскольку осознаю, что не могу вечно сидеть здесь, но для этого торжественного момента мне нужно свыкнуться с мыслью, что Джексон снова поблизости. Я должна найти в себе силы защищаться в случае необходимости и всегда что-то носить в кармане. Перцовый баллончик будет как никогда кстати. Кто-то использует его в ночное время на случай, если нападет грабитель в темном переулке, а я — дома, поскольку прямо здесь находится тот, кто причиняет мне вред.

До самого вечера я читала книгу, когда закончила разбирать вещи. К этому времени мне позвонил курьер со словами, что привез мои покупки из художественного магазина. Я была так осчастливлена мыслью, что скоро возьмусь за краски и уйду в мир фантазий, что забыла о хищнике, поджидающего за дверью.

Выбежала из комнаты, затем спустилась по лестнице и оказалась на улице. Я не выходила из комнаты целый день, отчего на улице у меня даже закружилась голова при получении кислорода в мозг.

С широкой улыбкой я заносила все принадлежности для рисования в свою спальню и за эти минуты меня никто не потревожил, и никто не попадал в поле моего зрения. Но когда я заносила последнюю коробку с красками, уже готовая войти в комнату, как из соседней вышел Джексон. Он резко остановился, когда увидел меня, как и меня по традиции парализовало, стоило увидеть его и понять, что передо мной демон воплоти.

Инстинкт самосохранения вывел меня из оцепенения, и я рванула в свое укрытие, тут же поворачивая ключ. Прислонившись спиной к двери я облегченно выдохнула, но стоило мне услышать короткий тихий стук пальцами о дерево, как снова напряглась. Я сжала в руках небольшую коробку с красками и мысленно уверяла себя, что сейчас могу его не бояться, ведь нахожусь в безопасности. Я не вижу его, но ощущаю присутствие поблизости, практически слышу его дыхание и…

— Алиса, ты боишься меня?

…слышу голос, который снова отправляет меня в страшные воспоминания. Я зажмурилась, пытаясь отогнать их, но у меня ничего не получилось.

Год назад.

Дверь за мной захлопнулась, и я села на свою постель, вытирая слезы со щек.

Ненавижу этих смазливых мальчиков богатеньких родителей, деньги которых превращают их внешность в безупречную, как у полубогов, а душу — в гнилую. Они думают, что им все можно в этом мире, а если отказали, то настает время мастер-класса по унижениям и оскорблениям, чтобы отчистить свою репутацию и показаться выше. Он пытался убедить меня в том, что мне просто повезло — он обратил на меня внимание, а я такая глупая делаю из себя неприступную. Мне противно находиться в таком обществе зазнавшихся типов без моральных устоев и уважения к другим, в особенности к женскому полу.

Я плачу не потому, что этот идиот задел меня своими грязными словами, я плачу потому, что мне надоела такая жизнь. Еще одно подобное светское мероприятие, на котором мне приходится общаться с детьми друзей моих родителей, и я выйду из себя.

Сегодня я смогла сдержать эмоции в толпе и выплеснуть в своей комнате наедине с собой. Но чувствую, что я уже теряю свою способность подавлять вспыльчивость и агрессию. Это уже невыносимо скрывать, когда все вокруг только и делают, что взрывают внутри меня эти петарды.

Дверь моей комнаты снова отварилась и тут же закрылась. Я посмотрела на вошедшего и быстро вытерла мокрые щеки. Конечно, у меня не получилось скрыть свое состояние и уж тем более то, что я плакала. Макияж, который еще утром старательно делала мне визажист, благополучно стек по моим щекам вместе со слезами. Даже мои ладони в черных разводах, страшно подумать, что сейчас красуется на моем лице.

Джексон сел рядом со мной и обнял меня за плечи, а другой рукой заботливо вытирал щеку.

— Сестренка, тебя кто-то обидел? Скажи мне, кто он, и я разорву его в клочья.

Я энергично помотала головой. Не хватало еще разбирательств на этом сборище. Я старалась быть дружелюбной, улыбалась этим отвратительным созданиям, подавляя в себе отвращение, но они перешли черту и теперь я здесь со слезами на глазах, которые видит мой брат. Он никогда не любил, если я плакала и всячески пытался понять причину моих переживаний.

— Все в порядке, я просто устала, — пробормотала я, опустив голову.

Его хватка на моем плече усилилась.

— Я тебе не верю.

Эта фраза срабатывала на ком угодно, даже на моих родителях, но только не на Джексоне.

— Кто-то из них тебя домогался?

— Нет.

— Скажи мне кто и я поговорю с ним. Это тот, с кем ты общалась весь вечер и улыбалась ему своей ослепительной доброй улыбкой?

Я зажмурилась. Мне самой противно от своей чрезмерной вежливости, так на это еще давит Джексон и подчеркивает мое поведение таким тоном, словно я совершила преступление.

— Ничего не надо делать, — грубо заявила я, сжав белое шелковое платье в кулаках.

Джексон так неожиданно вскочил с места, что я вздрогнула и судорожно выдохнула. Периферическим зрением видела, как он ходил по комнате и периодически раздраженно почёсывал затылок. Джексон всегда был тем, кого особо волнует любое мое озабоченное или подавленное состояние. Я это ценю, но порой он отдает слишком много внимания моей персоне. Коротко говоря, Джексон настолько переживает за меня, что будь его воля, он бы посадил меня в запертую комнату и оберегал от каждого психологического и физического воздействия со стороны. Это одновременно пугает и ценится моим сердцем. Второе перевешивает, поскольку я уверена, что мой брат не одержимый маньяк-садист и точно никогда не сделает того, что не понравится мне. Джексон позволяет мне «подбить колени», но после трепетно ухаживает за мной и наказывает обидчиков, если источником моей грусти и боли является человек.

Я начала приходить в себя и перестала плакать. Встала и подошла к зеркалу, чтобы оценить результаты бедствия и подправить макияж. Джексон все еще находился со мной в комнате и пристально наблюдал за мной.

— Возвращайся к гостям, я скоро спущусь, — предупредила я. Мне не хотелось, чтобы Джексон сейчас стоял у меня над душой. Тем более я все еще немного побаиваюсь оставаться с ним наедине.

Джексон еще постоял на месте несколько секунд, но все же выполнил мою просьбу и направился к двери. Через зеркало я видела, как он взялся за ручку двери, но так и не надавил на нее. Джексон приложился лбом к двери и повернул ключ. Я резко повернулась к нему лицом.

— Джексон, что это значит? Что ты делаешь?

— Мы не вернемся туда. Тебе не за чем быть там в таком состоянии. Эти уроды не заслуживают даже разговаривать с тобой и уж тем более видеть твою улыбку, — проговорил он так и не повернувшись ко мне лицом.

Я вздохнула и закатила глаза. Все-таки есть в нем склонности маньяка, в котором чрезмерно много заботы, но за это я не могу его судить.

— Джексон, не неси ерунды. — Я приблизилась к нему. — Открой дверь.

Он медленно повернулся ко мне лицом. Я смотрела на него без какого-либо беспокойства несколько секунд, но вскоре мне не понравилось наблюдать за изменениями в его взгляде. У Джексона глаза редкого черного цвета. Это меня никогда не пугало, пока я не увидела истинную темную сторону его взора. Взгляд Джексона стал деспотичным и жестким. Он словно заставлял меня подчиняться, подавлял волю и желание возразить. Джексон еще никогда так не смотрел на меня и этот первый опыт заставляет меня нервничать.

Я чувствую, как наполняюсь страхом и неосознанно отступаю назад на два шага. Обстановка вокруг превратилась для меня в напряженную. Я вдруг на мгновение поменяла свое мнение о заботе: все-таки она бывает нездоровой и пугающей. Увы, но это осознание внедрил в меня за несколько секунд брат одним своим взглядом, который в разы сильнее меня. Я уже готова сопротивляться, что бы Джексон не выкинул в бесконтрольном состоянии.

Он делает шаг ко мне и уголки его губ слегка приподнимаются. Это улыбка далеко не подбадривающая и успокаивающая, она игривая, предупреждающая, что сейчас произойдет что-то жутковатое. Сейчас я чувствую рядом с Джексоном то, чего никогда не ожидала — от него веет опасностью, хотя обычно всегда находилась с ним в безопасности.

— Алиса, ты боишься меня? — вкрадчиво спрашивает он.

Я хмурюсь, стараюсь подавить страх, словно он его учует.

— Что за бес в тебя вселился?

— Я не хочу, чтобы ты возвращалась туда, — твердо заявляет он. В голосе присутствует приказной тон.

Во мне вспыхивают негодование и возмущение.

— А я не хочу оставаться здесь.

Я делаю уверенные шаги к двери, но Джексон хватает меня за плечи и грубо швыряет назад. Я спотыкаюсь и падаю на кровать. Из прически выбиваются пряди и падают мне на лицо, которые я быстро смахиваю и со злостью смотрю на брата.

— Джексон, ты спятил!? — повышаю я голос. Сейчас во мне уже не такое количество страха, поскольку его вытесняет возмущение.

Какого черта происходит? Почему Джексон разговаривает со мной в таком тоне, смеет приказывать и мешает делать то, что я хочу. Он ведет себя так, будто я его личная вещь, с которой можно обращаться так, как заблагорассудится. Немыслимо.

Я пыталась встать и держаться на своем, то есть выбежать из комнаты и затаить на Джексона обиду, но он не позволил. Снова толкнул на кровать и изменил мое положение в худшую сторону. Джексон навалился на меня.

— Джексон!

Из моего голоса просачивается ужас, который никто не услышит.

Наши дни.

Я слегка бью себя по голове кулаками, чтобы отогнать страшные, тяготеющие мое сердце и разум воспоминания. Я не хочу продолжения, не хочу, чтобы эта часть снова навалилась на меня, и я почувствовала все, что произошло в прошлом. Каждый раз, стоит в очередной раз провалиться в этот момент, он будто происходит со мной заново наяву. Я чувствую все так же, как это было год назад. Моя психика играет со мной в злую шутку.

Мои глаза наполнились слезами, и я сползла вниз по двери, уронив небольшую коробку.

Два глухих стука в дверь костяшками пальцев.

— Алиса, открой. Давай поговорим.

Я напряглась, чтобы не позволить себе заплакать и вылезти истерике прямо из измученной души. Закрыла уши руками и как следует надавила на них. Не хочу слышать его! Не хочу видеть! Мне хочется кричать об этом, но для всех вокруг мой крик будет звучать шепотом, а мои слезы ничто иначе, как хорошая возможность привлечь внимание.

— Алиса, прошу открой мне. Я не причиню тебе вреда. Мы просто поговорим о случившемся. Алиса…я не хочу, чтобы между нами была эта пропасть.

Я не могу заглушить его навязчивый голос, который посылает мурашки по моему телу от страха. Он больше ничего не может вызывать во мне, никаких других эмоций. Нервы оголены.

— Алиса, я не хотел так поступать с тобой.

— Но поступил! — выкрикнула я не своим голосом не сдержавшись. — Пошел вон! Я хочу только одного, чтобы ты исчез навсегда!

Меня бросило в дрожь от нервного срыва, а когда я услышала отдаляющиеся шаги за дверью, поняла, что он послушался и оставил меня. Тогда я начала медленно успокаиваться.

Продолжала сидеть на полу еще около получаса и смотрела в одну точку. Мнехотелось оплакивать свою участь, но я убедила себя в том, что это слабость и входит в привычку.

Каждый человек пишет свою судьбу сам? Не тут то было. Если бы я писала ее сама, то не жила бы в настолько отвратительном обществе и не столкнулась с несправедливостью, непониманием родителей и неожиданным проявлением жестокости со стороны человека, которого я называла своим братом и доверяла ему все самое сокровенное. Доверяла ему себя, а он злоупотребил и воспользовался моей открытостью перед ним. Он надругался надо мной.

— Господи…я так хочу в тебя верить, но в моей жизни так много черного и зловещего.

Возникло отвратительное чувство, будто от меня отвернулись все. Чувство опустошенности и безысходности добили меня. Я больше не нашла сил сдерживать слезы и позволила им стекать по щекам. Получив свободу, соленые капли вытекали из глаз крупными каплями. От их обилия я начала задыхаться.

Мне так плохо. Это уже невыносимо.

Я больше не могла удерживать себя и побежала к океану среди ночи, чтобы исповедаться воде, ведь больше никому не могла излить свою душу и облегчить ее страдания хотя бы на мгновение.

Вокруг тишина и лишь нежный, ласкающий звук волн, бьющиеся о берег нарушают ее. Мне нравится это пение океана, оно меня отвлекает от самых худших, убивающих меня мыслей. Сама я молчала. Мой внутренний голос разговаривал с океаном. Все подведено к одной фразе: «Мне плохо». Хочется лезть в виселицу, но точно не утопиться. Правда я скорее захочу утонуть в океане, будучи не умеющая плавать, чем в затягиваемых меня в воронку мыслях и страданиях души. Океан заберет жизнь сразу, без боли, в отличие от того явления, в котором я тону сейчас.

А вдруг я зря живу и мучаюсь? Я смогла позволить внутреннему голосу вымолвить этот вопрос, говорящий о моей дикой слабости. Заглядывая в будущее я понимаю, что даже не знаю, как прожить завтрашний день без проблем и внутренних страданий. Каждое слово моих родителей толкает меня к пропасти. Взгляд Джексона заставляет меня скорчиться от беспомощности и страха. Разве среди этого есть проблеск счастливого будущего? Я определённо живу зря и вряд ли что-то можно изменить, даже если сильно захотеть.

Я хотела встать с песка и шагнуть в океан, но знакомый голос остановил меня. Это тот голос, который вызывает мурашки на теле, но уже из-за другого явления человеческих эмоций.

— Почему ты одна?

Он сел рядом со мной, совсем близко, что я могла слышать его тяжелое дыхание после бега.

— Комфортно.

— Я нарушил твой комфорт? — Он улыбается, я слышу по его голосу.

— Ты — нет, — ответила я честно.

— Ты чем-то расстроена?

Я продолжала смотреть на океан, позволяла ветру ласкать мое лицо, но желание посмотреть на Уильяма было выше прекрасного пейзажа перед собой. К тому же то же самое я могу увидеть в его глазах.

Я забыла, что из-за пролитых слез мой макияж потек по щекам и черные дорожки высохли прямо на них. Стоило Уильяму увидеть мой вид, как его лицо приняло выражение растерянности. Еще никто из всех моих знакомых не видел меня такой. Я никому не открывалась и даже внешне не показывала своих переживаний, но Уильям оказался за считанные секунды не просто знакомым. Он затронул мою душу и внес в нее капли ярких красок.

— Нет, что ты, просто немного не поладила с родителями, — с улыбкой проговорила я.

Может я и готова быть для этого парня открытой, но не имею права взваливать на него свои проблемы.

Уильям еще некоторое время смотрел на меня задумчивым видом, затем перевел взгляд на бескрайний океан. Что сделала и я. Он молчал несколько секунд, затем заговорил, одновременно вставая:

— В таком случае пойдем со мной. Я помогу тебе наладить сбои в хорошем настроении.

Уильям подавал мне руку, стоя передо мной. Я сначала посмотрела на поданную мне руку, затем подняла глаза на его лицо. Он обаятельно улыбался и клянусь, одна его улыбка меня успокаивает. Это ненормально, ведь получается, мое состояние зависит от определённого человека.

Я сжала его руку в ответ, и Уильям помог мне встать. Если этот вечер я проведу с ним, то скорее сильнее привяжусь к нему, но чувствую, что Уильям поможет мне справиться с мыслями о самоубийстве даже не зная об этом.

Он снова меня спас. Рядом с ним мое будущее не кажется какой-то черной бездонной ямой.

— Только для начала умойся.

Я улыбнулась и опустилась на корточки. Набирала теплой воды в ладони и брызгала на лицо.

Когда я поднялась и посмотрела на Уильяма, то он с серьезным лицом спросил:

— Тебе настолько плохо, что ты готова пойти со мной даже не спрашивая куда? Ты доверяешь мне?

— Да, — с уверенностью ответила я. — К тому же наше знакомство случилось таким образом, что моя жизнь оказалась в твоих руках. Разве возможно сомневаться. Да и на маньяка ты не тянешь.

Уильям усмехнулся.

— Из твоих уст это звучит как оскорбление. Пойдем…Алиса.

Он впервые назвал меня по имени и будто пробовал его на вкус. Наши взгляды задержались друг на друге, что вызвало неловкость, поэтому Уильям отвернулся и попросил следовать за ним.

Я без колебаний пошла.

Глава седьмая

Уильям

Самое паршивое, это когда семья просто кучка чужих людей вокруг, которые тебя не понимают и лишь надоедают своими советами. Они даже не подозревают, точнее, не хотят понимать, что эти советы никчёмны.

Я искренне посочувствовал этой девушке и не мог оставить её одну, как бы мне не хотелось держаться от неё как можно дальше. Черта с два получится придержаться своей цели, если меня без конца тянет к ней сумасшедшей силой.

Связь многократно усиливается, стоит мне оказаться рядом с девушкой и посмотреть в ее глаза. Рядом с ней мое сердце начинает биться сильнее, дыхание учащается, и я начинаю смотреть на нее как на лакомый кусок, который под запретом. От этого желание забрать этот кусок себе возрастает с геометрической прогрессией. Рядом с ней меня бросает в жар, во рту становится сухо и все, что мне хочется — это поцеловать ее, словно вкус ее губ избавит меня от неизвестного недуга. Хотя, поведение моего тела и организма легко объясняется. Мои симптомы похожи на простуду. По всей видимости, влюбленность — это болезнь, которая по выраженным симптомам близка к гриппу. И вылечит меня только Алиса Коллинз — моя чокнутая соседка.

Я даже не стал сопротивляться осознанию, посетившей меня посреди ночи между раздумьями о жизни, что я безнадежно влюблен в девушку, которую вытащил из воды и вырвал из лап смерти. Никогда даже не подозревал, что существует настолько быстрая привязанность и импульс для чувств. Из-за сомнений, что существует подобное явление, столкнувшись с ним, у меня плохо получается свыкнуться с неизвестными изменениями, и я продолжаю сопротивляться, убеждая себя в том, что это абсурд.

Меня пугает тот факт, насколько быстро ей удалось занять собой мою голову и даже душу. Я ощущаю дикую привязанность, и она буквально разрывает меня на части, когда мне не удается видеть девушку, забравшая мой покой.

Черт, куда я вляпался!

Я словно заразился смертельным вирусом, а не гриппом, и теперь впадаю в панику, пытаясь найти лечение. Оно есть, и оно идет рядом, но я как сумасшедший ученый жажду найти еще один способ лечения, новый штамп вакцинации. Если я буду теряться среди других девушек, то это наверняка будет каким-то коротким спасением от смерти, что-то вроде антидота, который имеет свойство на время блокировать вирусное размножение. Я не избавлюсь от болезни, пока добровольно не приму лечение.

Любовь — это прекрасно, я видел своими глазами, я читал в книгах. Но она ужасна, когда отвергаешь ее. Она способна убивать. Мне не хотелось сталкиваться с ее полной силой, я лишь знал, что когда-то у меня будет семья.

Но встретив Алису понял, что бешеной любви уже не избежать. С ней она будет иметь взрывоопасный характер, и я пока не могу точно признаться самому себе, готов ли я к такой жизни: постоянно думать о ней, ревновать к каждому прохожему, считаться самым опасным собственником и буквально сжирать ее во время неадекватной страсти, которая, уверен, будет неудержимой и нескончаемой.

Моя влюбленность будет гибельной и тяжелой, если еще учитывать вечные отъезды в другой штат, на другой конец материка. Я не хочу такого для Алисы, для нас. Мы навсегда потеряем стабильность в жизни и забудем, что такое покой. Я не могу потерять голову и, возможно, навсегда испортить ее жизнь.

Заглядывать в будущее можно постоянно и вечно гадать, набрасывать самые различные варианты исхода — какими будут наши жизни из-за нашего союза. Все, что я могу, это держаться на краю пропасти из последних сил.

Я решил привести Алису в прибрежный бар, в котором мы с друзьями сегодня решили собраться и немного расслабиться. Он находился неподалеку от наших с ней домов, буквально через один квартал, поэтому я не видел смысла брать мотоцикл.

Всю дорогу мы шли молча, каждый пребывая в своих мыслях. Но в такие моменты мне хочется залезть в ее голову и узнать, о чем она думает. А еще сильнее мне хочется понять, почему Алиса в таком подавленном состоянии. Словно она больше не видит смысла в своей жизни. Я бы был последним отвратительным созданием на земном шаре, если оставил ее одну на берегу. По стечению обстоятельств, по воле судьбы, я с первой встречи стал ее личным спасителем, коим Алиса признала меня сама.

Когда мы зашли во внутрь бара, нас тут же заглушила басистая музыка. Каждого посетителя пространство зала позволяло чувствовать себя в комфорте, несмотря на то, что уже значительная часть танцпола занята людьми. Кондиционеры работают в полную мощность, и они дают возможность дышать свободно. Место довольно стерильное, здесь особо тщательно следят за порядком и своевременно выпроваживают на улицу посетителей, которые перебрали с выпивкой. Цветовая гамма комфортна для глаз — преобладают красный и черные тона, а белые вспышки прожекторов над танцполом кажется, что изгоняют излишнюю навязчивость яркости красного. Вдоль всей стены расположен бар из черного гранита, за которым в быстром темпе работают и обслуживают посетителей сразу шесть барменов. В зале, на противоположной стороне от бара, ближе к стене и подальше от танцпола находятся столики с удобными креслами и диванами, вокруг которых маячат официанты и делают все ради комфорта сидящих людей.

В целом атмосфера благоприятная и я не побоялся привести сюда Алису, учитывая ее возраст и особое социальное положение в обществе. Я уже понял, что она из богатой семьи и вряд ли в ее вкусе захолустья, в которых лично не раз бывал.

Я посмотрел на Алису, оценивая ее отношение к этому месту по выражению лица. Она улыбалась и с интересом рассматривала каждый угол бара. Отлично, если она улыбается, значит у меня получилось отвлечь ее от грусти.

Алиса поняла, что я смотрю на нее и перевела на меня взгляд.

— Тебе здесь нравится? — громко спросил я, чуть наклоняясь к ее уху.

В ответ она энергично закивала, тем самым заставив меня улыбнуться. Я был рад от того, что смог снова спасти ее.

— Тогда пойдем! — снова громко сказал я и подтолкнул Алису вперед, касаясь ладонью ее лопаток.

Я убрал руку как ошпаренный, когда ощутил ее горячую оголенную кожу и тут же пожалел, что не сдержался. Моя рука буквально горела после соприкосновения с ее кожей и, что еще хуже, мне захотелось повторения. Моментально возникло желание коснуться каждого сантиметра ее тела. Это невыносимо терпеть.

Мы добрались до барной стойки, за которой сидели мои друзья и оживленно что-то обсуждали. Как только они увидели меня, тут же обратили ко мне все свое внимание.

— Познакомьтесь, это Алиса, — представил я для начала девушку, чтобы она не ощущала дискомфорта.

Все тут же поприветствовали ее.

— Привет! Я Вивьен!

Виви — самая дружелюбная и светлая девушка, которых я знаю. От нее прет нереальная позитивная энергетика, которая будто никогда не заканчивается. Она похожа на солнце — у нее рыжие волосы, веснушки на лице и смуглая кожа. Любого человека она приветствует объятиями и с улыбкой. Точно так же она приняла Алису, которая даже растерялась от такого теплого приема, но продолжала улыбаться.

— Я Лара, приятно познакомиться.

Лара — скромная и тихая девушка, которая просто подала Алисе руку, а та ее пожала в ответ.

Далее представился ее парень, который обнимал свою девушку за талию, что делал всегда в людных местах. Держал ее рядом и не упускал из поля своего зрения. Я его понимаю — у Лары ангельская внешность, она до невозможности красива. С черными волнистыми волосами, бледной кожей и яркими голубыми глазами. У нее миниатюрная фигура и тонкий приятный голос.

Первым делом Каспер выбрал ее именно из-за внешности, а после его очаровала ее скромность и преданность. У него отпало желание воспользоваться ею и делать игрушкой на лето. Теперь он учитывает ее желания, практически ползает у нее в ногах и уже как год больше ни на кого не смотрит. Порой он говорит, что эта девушка околдовала его и что она скрывает свои способности ведьмы. В итоге смирился и стал ее пленником без сопротивлений.

— Я Майкл, добро пожаловать в нашу уютную и дружную компанию.

Мой друг подмигнул мне и хитро улыбнулся, скрывая эту ехидную улыбку за стаканом с коньяком. Я закатил глаза, уже понимая, на что этот извращенец намекает. По духу он похож на Вивьен — такой же взбалмошный и ветреный. Видимо, схожесть их характеров мешает им наконец сойтись в серьезном смысле, а не заниматься сексом тогда, когда обоим скучно. Оба манипулируют друг другом, оба эмоциональны, упрямы и никто не желает уступать.

— С ребятами и Вивьен мы учились в одной школе, после уехали в Нью-Йорк и поступили в свои желанные места, — принялся я объяснять Алисе в обобщенном виде, кто есть кто. — Лара присоединились к нашей компании позже, когда начала встречаться с Каспером. Ей восемнадцать, почти твоя ровесница.

— Так ты еще малышка, Алиса? — весело заговорил Майкл и я направил на него предостерегающий взгляд. Он снова заткнулся и улыбаясь начал отпивать коньяк.

— Может и так, но точно не глупа, — ответила ему Алиса и Майкл впечатляюще поднял брови. — Мне приятно со всеми познакомиться.

— А вы…? — Виви не стала договаривать, поочередно рассматривая нас любопытными зелеными глазами.

Мы с Алисой посмотрели друг на друга, сразу улавливая мысли рыжей бестии и одновременно стали отрицать ее не озвученные доводы, но и без этого все поняли, к чему девушка клонит.

— Нет, я переехала сюда два дня назад, и мы просто соседи, — быстро объяснила Алиса, ощущая себя неловко. Как в прочем чувствовал себя и я.

— Просто соседи, — снова вставил свою загадочную фразу Майкл, смысл которых мне удается немедленно расшифровать.

С Майклом мы считаемся лучшими друзьями. Если бы не он, то пять лет назад оказался не в больнице, а на кладбище. Каспер был похож на Майкла — так же часто менял девушек, но Лара его изменила и теперь его буйный нрав стих. Он стал серьезнее и смотрит далеко в будущее, в котором есть эта девушка.

Мы решили перебраться к столику и удобно расположились на диване. Алиса с Вивьен сели напротив на кресла и постоянно о чем-то болтали. Виви большая фанатка моды, а Алиса выглядит очень стильно даже в одних шортах и топе. Моя подруга рассматривала как раз ее топ и трогала ткань руками. Они быстро нашли общий язык.

— Что вам принести? — К нашему столику подошел официант и держал в руках блокнот.

Каждый заказал себе по коктейлю, а Майкл добавил в свою печень еще одну порцию коньяка.

Я посмотрел на Алису, которая изучала меню, поскольку как новый посетитель не знала содержимого.

— Девушке принесите клубничный мохито безалкогольный, — опередил я ее и назвал официанту заказ, который записал его и кивнув, покинул нас.

Алиса подняла на меня непонимающий взгляд.

— Зачем ты это сделал? Я хотела не это.

— Тебе понравится. Очень вкусно, поверь, — непринужденно ответил я и девушка с осуждением сузила глаза.

— Ты не в праве делать за меня заказ.

— Я отвечаю за тебя сегодня.

— Я не просила нести за себя ответственность, — нахмурилась она.

— Не спорь, проблемная девчонка.

— Почему ты делаешь из меня ребенка?

— Потому что ты ребенок.

Алиса открыла рот, собираясь со всей эмоциональностью ответить и опровергнуть мои слова, но ее опередил Майкл со своим неудержимым языком, который становится еще длиннее, когда накачает себя алкоголем.

— Вы за два дня так сблизились?

Алиса сначала посмотрела на моего друга, сидящего рядом, затем снова перевела свой озлобленный взгляд на меня. Я же смотрел на нее не отрываясь.

Майкл прав, мы за два очень сильно сблизились, что это уже видно окружающим. Нас тянет друг другу и теперь я ощущаю это и со стороны Алисы.

Словно прочитав мои мысли и поняв, что я догадался об ее отношении ко мне, она опустила глаза и перестала спорить. Не будь неловкого момента, вызванный Майклом, эта упертая девица не остановила бы перепалку между нами. Что касается меня, мне нравится пробуждать в ней упрямую сторону. Я буквально кайфую от нее такой и неосознанно начинаю дико желать эту девушку.

Но если смотреть со светлой стороны моих искренних намерений к ней, то мне нравится нести за нее ответственность и не позволять пить алкогольные коктейли. Ей семнадцать, я услышал это от мамы, она знает обо всех сплетнях нашего района, поэтому для меня Алиса ребенок, которую я хочу держать под контролем. Эгоистично и неправильно, но я ничего не могу с собой поделать. С каждой секундой я все сильнее чувствую себя собственником и присваиваю девушку себе. Во мне просыпается маньяк, глядя на Алису.

— А откуда ты к нам переехала? — спросила Виви после того, как нам принесли напитки.

Алиса отпила из своего стакана клубничного мохито и сосредоточилась на его вкусе. После недолгих секунд молчания она оставила его на столике и вздохнула, откидываясь на спинку кресла.

— Из Измира. Это город в Турции.

— Ты из Турции? — подключилась Лара, сидя на коленях Каспера. — На турчанку ты не похожа.

Алиса слабо улыбнулась. Она выглядела отстранённой, будто любопытные вопросы девушек не вовлекали ее в беседу. Словно Алиса многократно рассказывала многим о себе: откуда она, кто ее родители, то есть поверхностная информация при знакомстве, что ее ответы уже заучены, и она кидает их на автомате.

— Нет, я не турчанка. Я родилась в Берлине. Моя мама русская, а отец американец. С семи лет я скитаюсь по миру, потому что так надо моему отцу. Такая у него работа.

— Это же круто! — воскликнула Виви. — Ты путешествуешь и видишь весь мир.

Алиса продолжала слабо улыбаться и смотрела куда-то в пустоту. Видимо, она думает иначе и не разделяет мнения Вивьен.

Я сделал глоток коктейля из своего стакана и, прочистив горло, спросил:

— И надолго ты в Майами?

Алиса подняла на меня глаза. Теперь она выглядит растерянной. У меня есть одно объяснение ее реакции — этого вопроса ей еще никто и никогда не задавал.

От ожидания у меня сдавило грудь, словно стало трудно дышать. Я признавался себе в том, что боялся услышать ответ. Совсем недавно размышлял о том, что не могу даже попробовать поднять наши отношения с Алисой на уровень выше, поскольку мои отъезды этому помешают, а сегодня все резко меняется только после ее короткого рассказа об образе жизни. Алиса тоже здесь ненадолго, пока ее отец не закончит с делами, а это значит, что моей соседкой она будет являться всего на мгновенье. И когда я вернусь на следующий год обратно домой, Алиса больше не будет жить рядом с моим домом. От этого осознания мне стало не по себе. Возникло чувство опустошения. Представления будущего, в котором не будет этой девушки, имеют силу больше, чем реальность, когда она рядом — сидит напротив меня.

В ответ Алиса всего на всего пожала плечами, пристально глядя в мои глаза. Но спустя несколько секунд добавила:

— Хотелось бы, чтобы надолго. Или вовсе навсегда.

— Все зависит от нас самих, — заговорил Майкл. — Желания тоже.

Алиса опустила глаза.

— Не все, — только и ответила она.

Я продолжал сверлить ее взглядом, словно пытался отсканировать и понять, какова жизнь этой девушки, что она относится к ней не как к дару, а как к тяжкой ноше. Для меня она слишком интересна, чтобы выкинуть ее из своих мыслей.

Вивьен хлопнула в ладони, тем самым резко сменяя глубокую чувственную обстановку на прежнюю заряженную весельем.

— Хватит пытать ее. Лучше пойдем танцевать. Ты же умеешь, Алиса?

Она посмотрела на Виви и, улыбнувшись, кивнула. Та немедленно схватила ее за руку и потянула к танцполу. Каспер ушел с Ларой. Он даже танцует вместе с ней. Пора уже привыкнуть к тому факту, что эта пара все делает вместе.

Мои глаза все еще прикованы к Алисе. Я заставлял себя не смотреть, погрузиться в разговор с Майклом, но не существует ничего сильнее, чем энергетика девушки, отобравшая мой покой. Внутренний демон шепчет, что я должен контролировать Алису каждую секунду.

Ее движения гипнотизируют. Эта чертова пластика ее тела, вид которого сводит меня с ума. Меня бросает в жар от одного вида, а что бы было, если я во время ее танца находился рядом и касался, скользил руками по красивому телу. Я бы наверняка так возбудился, что потащил ее в кабинку туалета, чтобы остудить пыл и не свихнуться от накопившегося желания.

— Ты ее сейчас глазами сожрешь, — усмехнулся Майкл. — В чем проблема? Она ведь тоже смотрит на тебя не как на обычного…как там сказала? Соседа?

Я молчал, продолжая смотреть на Алису и ловить взглядом каждое движение ее танца. Сидящие за барной стойкой парни порой бросали на нее жадные взоры и что-то с улыбкой обсуждали между собой. Наверняка говорили друг другу, чтобы сделали с ней. От представления их разговоров во мне вспыхивает гнев, который доводит до дрожи всего тела и мне всеми силами приходится держать его на коротком поводке. Что, черт возьми, со мной происходит!

— Что? Все так дерьмово? — снова заговорил мой друг.

— Ты даже не представляешь насколько, — ответил я и схватил его стакан, опустошая содержимое. Коньяк сейчас как никогда кстати. Мне хочется затуманить свой разум алкоголем, а не видом девушки с блондинистыми волосами.

Я откинулся на спинку дивана. Майкл все еще смотрел на меня, выжидая продолжения.

— Я не хочу, чтобы она была мимолетным влечением. Она мне нужна вся и навсегда.

Майкл тяжело вздохнул.

— Навсегда — понятие относительное. Пока не надоест — вставка куда реалистичнее.

— Она не надоест.

— И не забудется.

Я перевел взгляд на друга, слова которого буквально ударили по сердцу.

— Если у тебя на нее такая реакция, то не получится забыть. Думаю, ты запланировал держаться до последнего пока не уедешь и считаешь, что избавишься от мыслей о ней? Я больше скажу, тебе будет намного хуже, чем сейчас. Ты станешь маньяком, которому нужна жертва, чтобы жизнь обрела смысл.

— Что ты предлагаешь? Я уеду, она уедет. Мы будем в разных концах планеты.

Меня раздражал этот факт, въевшийся в мозг сразу после его понимания.

Майкл пожал плечами и осмотрел свой пустой стакан.

— Не хочу быть сказочником, но возможно, что в редких случаях, расстояние не проблема.

Я откровенно рассмеялся.

— Не изменяй себе лишь ради того, чтобы утешить меня, — смеясь ответил я другу.

Он вздохнул и мучительно простонал, когда прогнулся в спине.

— Пойду покурю. — Он встал и хлопнул меня по плечу. — А ты, как понимаю, не оставишь свою Дездемону без присмотра.

Я снова переместил взгляд на Алису, затем осмотрел всех присутствующих в баре. В особенности мое внимание было прикованы к мужскому полу, которые так заинтересованно разглядывали всех танцующих девушек и словно выбирали себе подходящую добычу. Мне не хотелось, чтобы под пристальный прицел попала Алиса. Если с ней попытаются хотя бы познакомиться, то я не отвечаю за свою агрессивную реакцию. Эта девушка пробуждает во мне непонятные инстинкты зверя, который всеми способами оберегает свою территорию.

Я сжал челюсть. В ответ другу я всего лишь отрицательно помотал головой, и он хмыкнув, прижал между губами сигарету, покидая заведение.

Через двадцать минут девушки выдохлись и вернулись за столик. Начала играть спокойная музыка и пары соединились в медленном танце, в том числе и Лара с Каспером.

Алиса жадно отпила из своего стакана освежающего напитка и стала дергать за ткань топа, прилипший к ее потному телу. До этого ее бледное лицо обрел румянец, а глаза засияли радостью. Она окончательно отвлекалась от дурных мыслей и забыла об обстоятельствах, которые настигли ее внутри семьи. Пока я смотрел на нее осчастливленную, во мне с каждой секундой зарождался покой за состояние Алисы.

Она подняла на меня глаза и искренне улыбнулась.

— Спасибо, что привел меня сюда и познакомил со своими замечательными друзьями.

Когда она не язвит, не спорит и не упрямится, кажется, что передо мной совершенно иная девушка, незнакомая моему взору. Смена ее личности сильно влияет на мои эмоции, и с такой Алисой я чувствую некую безмятежность, когда на ее упрямство мои эмоции отвечают возбужденностью и со всем жаром. Никакого раздражения не существует среди этих полюсов и между ними. Золотая середина моих чувств к Алисе — это бесконечное влечение.

В ответ я всего лишь улыбнулся. Не ощущаю, что совершил какой-то подвиг и уж не хочу, чтобы Алиса считала, что чем-то должна мне за мое внимание и помощь.

Разошлись мы все ближе в полуночи. Мои друзья тепло попрощались с Алисой и взяли с меня обещание, что я всегда буду приводить ее на наши встречи. После разрешения Алисы в виде соглашающей улыбки, я дал им это обещание.

На обратной дороге мы с Алисой тоже молчали, лишь периодически бросали друг на друга взгляды, а когда мы встречались ими, тут же неловко отнимали и глупо улыбались в вечернюю пустоту.

Слов, крутящихся в голове, было много, но они застревали в горле. Мне хотелось задавать ей кучу вопросов, интересоваться ее жизнью, узнать ее поближе, знать о ее любимых занятиях, что ее вдохновляет и как, каким образом она проводит свое утро и что первое приходит ей в голову после пробуждения. Хочется выудить у нее каждую мелочь! Настолько я погружен ею.

Но снова всплывает моя установка — я не должен идти на поводу у чувств и желания, а должен держаться от Алисы как можно дальше во благо стабильного будущего. Расстояние — это коварная штука, для отношений оно огромное препятствие и сразу не предугадаешь, какие явления это самое препятствие, будет предоставлять нам. Потеря доверия, вечные споры и дикая ревность — это лишь безобидная верхушка тех проблем, которые ожидаемы в первую очередь. Неизвестность, по мне, самое страшное.

Мы остановились на тропинке, стоя напротив дома Алисы. Когда я посмотрел на нее, заметил, с каким отрешенным взглядом она на него уставилась. С усилием сглотнув, Алиса судорожно выдохнула и обняла себя за плечи, напрягаясь всем телом.

Не знаю, чем переполнена сейчас ее голова, но возникают предположения, будто Алиса думает о монстре, подстерегающий ее у входа в дом. Она боялась возвращаться и это очевидно.

Что же происходит в ее семье, что Алиса готова буквально избегать домочадцев и даже самого строения собственного дома? В ее душу лезть я не стану, никогда не имел привычки выпытывать из людей их страхи и переживания, как бы сильно не хотелось разобраться в причине таких проявлений. Мне хватает видеть, как люди внешне не способны скрыть негативных эмоций, как я уже понимаю, что им нужна помощь, которую они обязательно примут. И совсем не обязательно копать глубже. Обычно это только раздражает.

— Видимо, твоя злость на родителей еще не прошла, — непринужденно заговорил я, будто ни о чем глобальном не подозреваю. — Поэтому предлагаю переночевать у меня.

Алиса посмотрела на меня удивленными глазами. После нескольких минут молчания, она облизала пересохшие губы и хрипло спросила:

— Тебе не надоело возиться со мной?

Вопрос звучал серьезно, но на ее чувственных потрескавшихся губах едва заметна улыбка, которой Алиса словно старалась отогнать напряжение и сделать из своей серьезной проблемы несущественную и смешную. Я видел, как ей тяжело давалось держать даже слабый позитив, поэтому продолжил держаться своей поставленной роли «ничего не замечающего». Мне хочется погладить ее по плечу и сказать кучу фраз, которые подчеркнут ее боевой дух и похвалить Алису за сдержанность, но это неуместно.

— Для меня ты не бремя, расслабься. Просто понял еще с первого дня знакомства с тобой, что ты проблемная. Считай это за соседскую помощь.

Она усмехнулась.

— То есть ты подготовился.

Алиса вздохнула, опустила голову и, продолжая обнимать себя, задумчиво поковыряла носком кроссовка землю тропинки. Я не торопил ее с решением, но был уверен, что она не откажет и точно пойдет со мной. Так и случилось. Алиса кивнула.

Мы максимально тихо вошли в дом и в темноте сняли обувь.

— А у меня дома не разуваются, — прошептала она, когда снимала обувь, а я держал ее за локоть, чтобы помочь сохранить равновесие.

— Это все потому, что у богатых свои причуды, — прошептал я в ответ.

Алиса фыркнула.

Мы шептались и на носочках перебилась по лестнице вверх.

— У тебя достаточно большой дом. Почему мы шепчемся?

— У мамы очень чувствительный сон. — Почему он таким стал, объяснять не имеет смысла. — Но если ты хочешь столкнуться с ней и познакомиться, мы можем вести себя громче.

— Нет! — зашипела она. — Я и так чувствую себя неловко. Перед твоей мамой вообще покраснею и лопну от стыда!

Я сдержал смех.

— Тогда молчи и не задавай глупых вопросов.

Мы поднялись на второй этаж и остановились перед белой деревянной дверью. Я надавил на позолоченную ручку и тихо распахнул ее. Алиса чуть нагнулась и взглянула во внутрь.

— Я буду спать здесь? — шепотом спросила она.

Я осмотрел комнату. Двуспальная кровать, прикроватные тумбочки, живой цветок в углу рядом с окном, кресло рядом с ним, шкаф с противоположной стороны от окна, светлые стены и деревянный пол покрытый лаком. В целом комната выполнена в стиле лофт и выглядит довольно симпатично.

— Это гостевая комната. Вполне уютная и симпатичная. Или Вашему Высочеству не по вкусу? — шутливо отозвался я.

Алиса нахмурилась, будто я ее оскорбил.

— Не неси ерунды! — шикнула она.

— А-а, — протянул я. — Или ты надеялась на мою спальню и кровать?

Ее глаза накрылись яростью, и она слегка треснула меня по плечу.

— Ничего я не надеялась!

После этих слов она вошла в комнату, а я провожал ее насмешливым взглядом.

— Постель уже заправлена. Моя комната соседняя справа.

С этими словами я уже собирался прикрыть за собой дверь и оставить ее как можно скорее, но голос Алисы меня остановил. Я снова устремил на нее заинтересованный взгляд, каким смотрю на нее постоянно.

— Уильям, спасибо тебе. Да, ссора с родителями не особо серьезная проблема для переживаний, но твой очередной жест спасения очень важен для меня. Мне необходима была рука помощи.

Я улыбнулся ее речи. В груди как-то потеплело. Всего немного, но ее холодные стены, возведенные вокруг, оттаяли.

— Я рад, что ты признала это. Вижу, что ты та еще гордячка и скрытная натура, которая не станет обсуждать свои переживания и страдания с кем-то. Поэтому я тебе не поверил. Существует проблема куда хуже, чем ссора с родителями, о которой ты не желаешь говорить.

Алиса поджала губы и опустила глаза в пол, словно из-за своей скрытности чувствовала вину.

— Но я не стану лезть тебе в душу. Моя помощь бескорыстна и не считай ее каким-то подвигом. Ты не обязана мне открываться.

Алиса снова подняла на меня глаза, в которых читалась благодарность.

— Спасибо, — прошептала она с легкой улыбкой.

— Приятной ночи.

Я закрыл дверь и приложился к ней лбом, судорожно выдыхая. Теперь она уже не в другом доме по соседству, а в моем и нас разделяет всего лишь стена, а не несколько метров, которые помогают осмыслить, что это достаточное расстояние, чтобы не сорваться к ней.

Я оттолкнулся от двери и скрылся в своей комнате за считанные секунды. Мне тяжело переварить факт, что Алиса совсем рядом, и я остро чувствую, что она собирается делать. Сейчас она готовится ко сну, расстилая постель. Мне хочется узнать, в какой позе Алиса засыпает. Сейчас она лежит и размеренно дышит, смотрит в окно или на потолок и размышляет о своей жизни перед сном.

Уверен, она не сможет уснуть моментально из-за сложившейся ситуации в семье. Алиса переживает, она озабочена. Я помог ей забыть о грусти, дал ей возможность не возвращаться домой до утра, чтобы прийти в себя окончательно за ночь.

Теперь мне хочется довести дело до конца и помочь ей заснуть, но сосед не может лечь рядом с ней, обнять, прижать к себе и поглаживать по волосам. Именно эта маленькая пропасть между нами меня и останавливает. Но я все равно каким-то необъяснимым образом считаю, что имею права на Алису Коллинз и могу позволить себе все, что пожелаю. От этих грешных мыслей мне не избавиться. Чтоб мне провалиться под землю!

Не знаю откуда я нашел внутренние силы, но все же смог отойти от своей двери и увеличить расстояние между нами. Я принял душ и лег на свою постель, поворачиваясь на бок. Уставился на боксерскую грушу, непринужденно висевшая рядом с окном, и думал о том, что она бы могла помочь мне избавиться от мыслей о Алисе. Единственное, что меня остановило от затеи биться с ней, так это поднятый шум моими действиями в час ночи.

Через несколько минут я закрыл глаза, ощущая потребность во сне, а навязчивый образ Алисы так и не исчез. Он въелся в корку моего сознания не выводимым пятном.

Этой ночью она мне снова снилась. Теперь сны с ее участием стали более яркими, а все потому, что в реальности я сильнее к ней привязался, стоило провести одну совместную ночь. Увы, но речь идет даже не о близости телами. Эта близость хуже, мучительнее. Она духовная.

Майкл прав. Мне не вывести Алису ни из своей жизни, ни из сердца. Ни время, ни расстояние не помогут. Эти жестокие явления не станут ни моими союзниками, ни врагами.

Глава восьмая

Алиса

В доме Уильяма, на удивление, я уснула быстро. Некоторое время смотрела в окно и любовалась ночным небом сквозь прозрачную шторку, аккуратно задернутую в сторону. Здесь уютно и пахнет розами. Даже одеяло, казалось мне, намеренно придает приятные ощущения, нежно укутывая. Дома я спала практически без него от того, что было слишком жарко. Голова пустовала, ни единой мысли перед сном. Лишь образ Уильяма стоял перед моими глазами и медленно растворялся, когда я начала засыпать. После он уже пребывал в моих ярких снах, в которых я всегда держала Уильяма за руку и чувствовала себя в полной безопасности. Никаких кошмаров, вызванные прошлым и страхом перед определенным человеком.

Я немного сломалась, когда вернулся Джексон. Куда-то делись упрямство, эгоизм, взбалмошность, желание проводить каждый свой вечер в барах, когда это возможно без ограничений в Майами. Эти качества заменили плаксивость, ранимость и боязнь всего. Думаю, я верну себя, когда в полной мере потеряю ощущение беззащитности, коим меня наградил Джексон и ликует благодаря своему достижению.

Я выспалась даже после шестичасового сна, когда обычно мне этого мало. Проснулась бодрой, готовой принимать жизнь такой, какая она есть. Зарядилась желанием бороться и не позволять никому обижать себя и подавлять чувство собственного достоинства. Пусть остался страх, который никогда не растворится внутри, существующий как вечный механизм, но при желании защищать себя он не помешает мне. Страх — неотъемлемая часть человека. Можно не иметь эмоции сострадания, но страх присущ всем, даже крепкому бойцу на ринге.

Заправив постель, я умылась в гостевой ванной комнате и тихо покинула комнату. Сначала было желание написать Уильяму записку и оставить ее на кровати, когда на небольшом столике я увидела листы и набор с письменными принадлежностями, но сразу отбросила эту жалкую идею. Он приютил меня в тот момент, когда я отчаянно нуждалась в любом пристанище, но только не в собственном доме. Мне необходимо было это отсутствие дома, но присутствие в ином, более комфортном и безопасном месте, чтобы набраться энергии и сил для борьбы с чудовищем. Пусть он сильнее меня физически, но я обязана быть хотя бы сильнее морально.

Я решила зайти к Уильяму и лично предупредить о своем уходе. Стоя напротив его двери в спальню, я держала перед ней слабо сжатый кулак и не решалась постучать. Вдруг он все еще спит? Хотя, это не та проблема, которая меня беспокоит и заставляет сильнее биться сердце. Разбужу, дам знать, что ухожу, и он снова уснет. Просто я должна признать, что каждая встреча с Уилом волнует меня, поскольку при каждом брошенном взгляде на него у меня возникает желание поцеловать его в губы. И после каждой встречи это желание усиливается, что я уже боюсь не сдержаться. Какая реакция его ожидает, если Уильям считает меня ребенком.

Вчерашняя ночь дала мне ясно понять, что этот парень, который занял определенное особенное место в моем сердце, всегда будет относится ко мне как к маленькой девочке, которая порой нуждается в его помощи. Это осознание больно бьет по сердцу, но может оно и к лучшему. У нас нет будущего.

Тяжело вздохнув, я постучала и замерла, прикусив нижнюю губу. Даже неосознанно задержала дыхание в ожидании его голоса, посылающий мурашки по моему телу и вызывающий трепет в животе, но ответа так и не услышала.

Я прислонилась ухом к двери и еще раз постучала костяшками пальцев. Подождав несколько секунд, решила надавить на ручку и тихо отворить дверь. Просунув голову в узкий проем, я надеялась увидеть Уильяма спящим на кровати, но его на ней не было. Постель не заправлена, находится в хаотичном беспорядке. Я юркнула в комнату и закрыла за собой дверь. Меньше всего мне хочется сегодня сталкиваться с его мамой и стоять перед ней с пунцовыми щеками и чувством парализующей неловкости, когда даже язык немеет и теряется словарный запас.

— Уильям?

Я позвала его, зная, что парня нет в комнате и от своей глупости захотелось шлёпнуть себя по лбу, чтобы как-то вернуть ясность разума.

Прислушавшись, я уловила еле слышимый звук льющейся воды, исходящий за дверью ванной комнаты. Интересно, он всегда просыпается так рано или сегодня исключительный случай, когда меня стоит выпроводить пораньше утром?

Я решила подождать его и все-таки предупредить о своем уходе, чтобы не казаться невежей. Я, конечно, из этого сорта, но давно уж поняла, что с Уильямом я меняюсь в корне. И правда начинаю чувствовать себя ребенком. К тому же, что еще хуже, недоразвитым.

Когда я рассматривала пространство комнаты Уильяма, задержала взгляд на полках с книгами, фотографиями, наградами и другими артефактами. Мне кажется, у каждого в комнате есть подобными полки, хранящие воспоминания. Только у меня никогда таких не было из-за переездов.

Я подошла к полкам и взяла в руки фотографию в рамке. На ней запечатлена милая женщина с длинными каштановыми волосами, которую нежно обнимал за талию мужчина в форме офицера полиции. Оба искренне улыбались, а их глаза излучали счастье, которое окутывало их жизнь. Перед ними стоял мальчик с черными волосами и яркими голубыми глазами лет семи на вид. Родители положили свои руки на его плечи, словно показывали этим жестом свою поддержку и опору. Этот жест сам по себе говорил ему: «Мы рядом». На его голове фуражка отца, которая мальчику явно не по размеру, но он все равно гордо держал ее одной рукой, чтобы она не закрывала редкостной красоты глаз. Мальчик похож на отца. Такой же до невозможности привлекательный, что одним обаянием способен заставить женщину потерять сознание и рассудок.

От одной фотографии веет таким счастьем и такой гармонией, что мне хочется расплакаться от зависти. А что бы было со мной, увидев я этих людей наяву и ощущала их семейное счастье всем сердцем? Страшно подумать. Мне всегда было больно видеть счастливых детей, которые растут в любви родителей, в понимании, защите и уважении. Уильям один из них, но у меня получается искренне за него радоваться, поскольку он стал для меня важным человеком в жизни.

Мои глаза накрыла пелена слез, в горле образовался ком, доказывающий, что я вот-вот расплачусь. Знакомый голос позади заставил меня сдержаться. Я прикрыла глаза и подавила рыдания, тяжело сглатывая.

— Ты ранняя пташка.

Я улыбнулась. Уильям медленно приблизился ко мне и посмотрел на фотографию через мое плечо.

— Извини, что взяла без разрешения. Просто она меня привлекла.

Я повернулась к нему лицом и протянула рамку с фотографией. Уильям осторожно взял ее из моих рук и сжал челюсть. На его лице промелькнула печаль, но всего лишь на секунду. Уильям вытянул руку с фотографией к полке и поставил ее на прежнее место.

— Ничего страшного ты не сделала, чтобы извиняться, — сказал он, продолжая смотреть на фотографию.

Я снова бросила на нее взгляд и с улыбкой спросила:

— Это твой отец? Я видела твою маму, но его не встречала. Из-за службы много работает?

Уильям прикрыл глаза, вздохнул и пробубнил в недружественной форме:

— Ты очень любопытная.

Затем отошел от меня, и повернувшись спиной начал вытирать волосы полотенцем.

Кажется, я пересекла черту, которой не должна была даже касаться. Я прочистила горло и перешла к той теме, ради которой, собственно, и появилась на его территории.

— Я хотела еще раз поблагодарить тебя и предупредить, что ухожу. Уходить молча, считаю, неуместно.

— Не за что благодарить, — только и ответил он сухо, кидая полотенце на постель.

Уильям так и не взглянул на меня и больше ничего не сказал. Я сжала ладони в кулак и решила уйти. Или Уильям проснулся не в духе, или это я испортила ему настроение своим вопросом. Но откуда мне было знать, что тема его отца больная для него.

Ну вот, мой проснувшийся эгоизм снова пытается оправдать мою неисправную личность.

Чтобы не докучать ему, я ушла молча, больше ничего не сказав.

Выдохнула из себя напряжение уже на улице, когда не столкнулась с его мамой в доме. Когда зашла в свой дом, вернулись тесамые удручающие меня эмоции: страх, ненависть, отвращение, злость.

Зашла на кухню, чтобы выпить воды и промочить просохшее горло, перед тем как вернуться в свою спальню, являющаяся единственным местом в этом большом «прозрачном» доме, каждый угол которого несет для меня опасность.

Я жадно опустошила стакан, стоя перед раковиной, а когда развернулась, чтобы уйти, столкнулась с невидимым препятствием. Передо мной стоял Джексон со взъерошенными волосами в одних хлопковых штанах.

Я напряглась всем телом и тут же принялась анализировать его настроение. Джексон стоял расслабленным. Не похоже, что чудовище готовится напасть на меня. Но я должна сохранять бдительность и держаться на расстоянии.

Я снова вернулась на прежнее место, сделав один шаг назад, упираясь поясницей в раковину. Мне даже моргать не хотелось, только бы держать Джексона на мушке и не потерять контроль над его состоянием. Если он превратится в хищника, то мне придется включить на максимум инстинкт самосохранения.

— Ты где была? — хрипло спросил он, засунув руки в передние карманы штанов. Я не упускаю ни одного его движения и внимательно смотрю за черными глазами, которые пока пребывают в равнодушии, не выражая никаких пугающих меня порывов.

— Тебя это не касается, — грубо заявила я, сжимая руками края раковины.

— Ещё как касается, я твой брат. — Все тот же спокойный вид и тон.

— Сводный брат, — процедила я.

Джексон усмехнулся, но не зловеще, а обыденно, непринужденно, словно я сказала какую-то глупость.

— Этот статус не позволяет мне беспокоится о тебе? Ты заявляешься утром. Непонятно где проводишь ночь. — Он немного помолчал, затем тихо добавил: — Тебе всего семнадцать.

Я нахмурилась, пребывая в негодовании, и смотря на него со всем отвращением.

— Год назад тебя не смущал мой возраст, и ты не говорил: «Тебе всего шестнадцать». — Я подавила жалость к самой себе.

Джексон тяжело вздохнул, провел ладонью по лицу и снова поднял на меня глаза. Мне кажется, или он смотрит на меня с чувством вины?

— Алиса, прости меня.

Он сделал два быстрых шага по направлению ко мне, но моя быстрая реакция дала о себе знать. Я тут же выхватила нож из набора столовых приборов, который к моему везенью находился на раковине со стороны сушилки для посуды, и выставила его перед собой, крепко сжимая в руке. Джексон резко затормозил. Выражение вины на его лице стало более явным.

— Не подходи ко мне! — процедила я. — Клянусь, я воткну этот нож в твое сердце, если ты сделаешь ещё один шаг.

Мне и не надо стараться, чтобы показать угрожающий вид. За меня его выводит ненависть к этому монстру, который умеет манипулировать всеми. Уверена, он и мою бдительность желает усмирить, показывая, что меняется, но Джексон будет пушистым и покорным до определенного момента — пока снова не сойдет с ума и не покажет истинную суть в ином, более сильном обличии.

Такое впечатление, будто он питается наивностью тех, кто верит в его добродушие, хорошее отношение и доброжелательность. Но он уже исчерпал мое доверие. Я больше никогда не поверю в то, что Джексон милый парень, который просто хочет обезопасить свою сестру любыми способами. Я уже убедилась в том, что они у него извращенные и не поддаются коррекции.

— Прости меня, не знаю, что на меня нашло тогда. Возможно, я приревновал и лишился рассудка. Этот упырь крутился вокруг тебя, ты улыбалась ему и меня это приводило в ярость.

Его слова заставили меня издать нервный смешок. Я сильнее сжала нож в руке, что она побелела от напора. Просто боялась, что реакция Джексона окажется быстрее моей, и я упущу момент, когда он нападет на меня и отберет единственную защиту.

— Ты просто больной. Ты не имеешь права ревновать меня.

Джексон сглотнул. Он держал руки перед собой, показывая мне, что совершенно не опасен. Но нет. Его руки опаснее любого оружия. Они способны заблокировать мои, заломить за спину или сфокусировать над головой и крепко удерживать. Воспоминания прошлого делают меня слабее, поэтому я пытаюсь подавить их и снова спрятать глубоко в подсознание.

— Я привык, что ты всегда маленькая и моя. Но потом ты выросла и вокруг тебя начали крутиться другие парни. Я осознал, что не вынесу, если ты будешь принадлежать другому. Привык, что ты всегда рядом. Я никому не желал тебя отдавать. Стоило понять, что в любую секунду ты ускользнешь, я осознал, что влюблён и не хочу терять.

Дыхание перехватило, но я старалась не показать вида, что ошеломлена его словами.

Что он несет!?

Какая к черту влюбленность!?

Джексон смотрел на меня в упор, полностью раскрываясь. Я решила не закатывать истерик, а сохранять благоразумие и объяснить для незнающего человека, что такое влюбленность. Джексон не видит грани между одержимостью и влюбленностью. Я поняла это год назад.

— Быть влюблённым — не значит присвоить себе. Ты просто хочешь обладать мною. Ты одержим этой идеей. В тебе нет любви.

Нож я продолжала держать перед собой.

— Твоё право так считать.

Меня бесило его спокойствие, и я взорвалась. Стоит напомнить ему, что он собирался сделать и этот поступок не говорит о его влюблённости.

— Ты хотел меня изнасиловать! — почти выкрикнула я, тряся нож. — Это твоя влюблённость? Если бы не статуэтка, которой я огрела твою голову, ты бы не остановился.

Год назад.

— Джексон! Что ты творишь!?

Я кричала не своим голосом, пытаясь освободиться из его сильной хватки. Меня охватили ужас и неверие, что мой брат на такое способен. Его глаза горели безумным блеском, и я уже сомневалась, что Джексон меня вообще слышит. Он потерял контроль над собой и желает довести начатое до конца.

Джексон перехватил мои руки, которыми я отталкивала его, крепко сжал запястья и сфокусировал их над моей головой. Другой своей рукой он порвал платье на моей груди и стал осыпать доступный участок моей оголенной кожи одержимыми поцелуями. Точнее укусами. Его рука в это время двигалась по моему телу, сдирая подолы и оголяя мои бедра.

Я кричала не своим голосом, слезно просила остановиться, но Джексон меня не слышал. Он не жалел своих сил. Так сильно сжимал мои бедра, ягодицы и запястья, что везде наверняка останутся синяки. Между укусами на моих плечах, груди и шее он хрипел что-то не связное. Я не слышала его из-за своих криков и сопротивлений, пока мой голос не охрип, и я просто плакала, продолжая тихо умолять остановиться.

Тогда я услышала его одержимую фразу.

— Никому не достанешься, кроме меня.

Джексон увлекся и вскоре освободил мои руки, считая, что я окончательно ослабла из-за ярых сопротивлений. Это действительно так, я уже не чувствовала ни рук, ни тела. Мышцы буквально атрофировались. Лишь слезы без остановки лились из глаз. Слезы разочарования, боли и отчаяния.

Когда Джексон коснулся краев моего нижнего белья и начал снимать, я повернула голову и увидела небольшой бюст Шекспира. В сердце воцарилась надежда, буквально вспыхнула внутри меня и зарядила силой. Я слышала лязг ремня и тяжелое дыхание Джексона, когда потянулась за бюстом и ударила им по его голове.

Джексон свалился с моего тела на пол и мне тут же стало легче дышать. Зажмурившись от боли во всем теле, вызванной одержимыми и сильными хватками рук Джексона, я приняла сидячее положение и посмотрела на него. Первые секунды он лежал на полу без признаков жизни, но вскоре зашевелился и простонал, схватившись за голову. Я посмотрела на белый бюст, который окрасился кровью Джексона и дрожащей рукой бросила его на пол.

Понимая, что он скоро придет в себя, я выбралась из постели, надевая назад нижнее белье, которое Джексон спустил до моих колен. Открывая дверь я бросила на него презренный взгляд и пожалела, что не убила это чудовище, который так надругался надо мной.

Наши дни.

Все же в тот день я смогла себя спасти, значит всегда смогу обезопасить себя от него, пока в моих руках будет иметься хотя бы какое-то оружие. Пусть даже бюст Шекспира. После этого случая я стала чаще читать его и вспоминать о его помощи.

— Я бы пожалел о содеянном. — Даже в голосе просачивается чувство вины. Ненавижу его!

— Почему-то я тебе не верю. Ты хотел этого, хотел показать свою власть. Я считала тебя братом и защитником, но ты все опорочил, опошлил и теперь я считаю тебя лишь монстром, которому не доверю себя никогда.

Я еще раз оценила состояние, в котором пребывает Джексон. Нет признаков хищника. Он продолжает держаться своей роли провинившегося и сохраняет покаянный вид.

Зря старается. На меня это не подействует. Для меня Джексон Коллинз остается тираном и чудовищем без моральных устоев.

— Сейчас я поднимусь в свою спальню, а ты останешься на месте до тех пор, пока я не скроюсь за дверью. Понял меня?

— Понял, — тихо и обреченно ответил он.

Я осторожно стала уходить, пристально смотря на Джексона. Держала нож крепкой хваткой. Обошла кухонный островок и побежала в сторону лестницы, прихватив с собой и нож.

Захлопнув дверь, я повернула ключ и судорожно выдохнула.

Глава девятая

Уильям

Два года назад.

Мама сидела в своей спальне на постели, бережно поглаживая парадную форму отца. На ее коленях лежала его фуражка, которую я лично неоднократно надевал с самого детства.

Я собирался прикрыть дверь и не тревожить ее, не вырывать из приятных воспоминаний прошлого и возвращать в мрачную реальность, в которой ее мужа нет рядом. Но стоило мне увидеть ее поникшее лицо и прослезившиеся глаза, как мое сердце сжалось от скорби и напомнило в этот момент, что это наше с мамой общее горе, и когда оно с новой силой захлестывает одного из нас, мы обязаны быть вместе. Так проще его пережить. В одиночестве оно только сильнее подпитывает душу страданиями.

Я прикрыл за собой дверь. Тихий скрип привлек внимание мамы. Она подняла глаза полные печали, но увидев меня, заставила себя слабо улыбнуться. Я приблизился к ней и сел на корточки. Взял руки мамы в свои и поцеловал их, поглаживая тыльные стороны большими пальцами. Глаза сами по себе устремились на форменную фуражку отца, от вида которого в горле встал ком.

— Завтра ты уедешь, — заговорила мама. — Родитель должен поддерживать своего ребенка во всем, но, честно признаюсь, сынок. Твое поступление в Академию полиции меня не порадовало. Посмотри, что эта профессия сделала с твоим отцом. Мало того, что он практически не появлялся дома, так еще и погиб от рук преступника.

— Мама, прошу тебя, — сдавленно сказал я. — Я твердил о поступлении в академию сколько себя помню. Раньше вы с отцом гордились за мой выбор.

— Пока он не погиб, — прервала меня мама.

Я тяжело вздохнул. Глаза на маму поднимать не было смелости. Знаю, как она смотрит на меня — тревожно, и этот взгляд разорвет мое сердце в клочья. Он заставляет меня сомневаться в своем выборе, заставляет передумать. Но я не могу так поступить с памятью об отце. Пройдет время, и мама привыкнет.

Мама погладила меня по голове.

— Я боюсь потерять и тебя.

Я положил голову на ее бедра, убрав в сторону отцовскую фуражку.

— Не держись за неудачный пример отца, мам. У меня все будет по-другому. Я никогда не оставлю тебя, — пробубнил я, надеясь, что эти слова хотя бы как-то ее утешат.

Я услышал, как мама судорожно выдохнула, затем вовсе задержала дыхание, пытаясь не разрыдаться. В своих кулаках я сжал ее зеленое платье и зажмурился. О чем я говорю? Я уже пытался ее оставить три года назад и уверен, мама тоже вспомнила этот чертов день, когда я боролся за жизнь, а она рыдала за дверью реанимационной палаты и просила всех святых не забирать меня у нее — единственного родного человека.

— Ты как твой отец — говоришь одно, а на деле происходит совершенно другое. Ваши слова придают облегчение сердцу, а действия причиняют ему боль и страдания.

Ее голос дрожал и этот звук, когда мама вот-вот разрыдается, меня напрягал. Она права, я осознаю это всем своим естеством и даже не могу найти слов, чтобы опровергнуть ее слова. Маме стоило пережить смерть отца, чтобы запомнить каждое его слово, а в особенности фразу, которую я повторяю ей постоянно: «Я рядом», чтобы больше не верить в нее и быть готовой к худшему.

Наши дни.

Я уставился на фотографию, которую недавно держала в руках Алиса и рассматривала с особой внимательностью. Она вызвала болезненные воспоминания, которые уже бессмысленно подавлять и прятать в самых темных уголках сознания. Они не сотрутся, не забудутся, потому что для памяти являются самыми яркими и запоминающимися. Конечно, есть у памяти свойство удалять те воспоминания, которые вызывают боль, чтобы сохранить здоровую психику, но в моем случае этого не происходит. Я впитываю все, что происходит вокруг меня, а разгружаюсь лишь во время бега или битья боксерской груши.

Я надавил на глаза и стер пальцами выступившие слезы. Боль от утраты не стихает даже спустя десять лет и это паршиво. Вот что делает привязанность с человеком — заставляет страдать до конца жизни. Привязанность имеет голос, который навязчиво шепчет внутри о том, как сильно скучает по определенному человеку и хочет вернуть его в свою жизнь. И до нее никак не донести, что это невозможно. Если только иметь сильнейшую волю, которая поможет подавить привязанность. Но лишь до того момента, пока воспоминания снова не заиграют в голове свою дотошную мелодию, которая насмехается над ранимыми чувствами. Это вечная борьба. Человек в плену своих эмоций, и он может только смириться со своей участью — пожизненное заключение.

Я оставил фотографию на полке и покинул свою спальню. По расписанию у меня утренняя пробежка, которая немного спасет меня. Но стоило подавить мысли об отце, как в голове всплыл образ Алисы, с которой я грубо обошелся утром.

— …Алиса вроде.

Я резко остановился рядом со входом, ведущий на кухню, когда услышал знакомое имя из уст мамы, бродящее в моей голове с момента, как его обладательница засела в каждом органе моего организма.

— Да, их дочь зовут Алиса, — подтвердила Эмма.

— Она показалась мне довольно самовольной и дерзкой на внешний вид.

— Показывает она себя такой, да, но в глубине очень ранимая. Я работаю у них несколько дней, но уже сейчас понимаю, как девочке плохо среди родных.

Я нахмурился и сосредоточился на разговоре матери с Эммой. Хотя бы через сплетни женщин смогу немного понять, что за существование проживает Алиса.

— Что ты имеешь в виду? — испуганно спросила мама. — Ее бьют?

— Не наблюдала такого и надеюсь, никогда не увидеть, но вот морально как домочадцы ее подавляют, это можно увидеть издали. Мать никак не интересуется жизнью дочери, отец может с ней поговорить о жизни, спросить о делах, но не учитывает интересы девочки. Но это не самое главное. Я думала, хуже уже не будет.

Я напрягся всем телом, когда голос Эммы изменился на настораживающий.

— Тут приехал их сын и как только он появился в доме, Алиса даже не желает выходить из своей спальни. Я как-то приносила ей еду в комнату целый день. Девочка боится его и даже я, чужая женщина, это поняла. А родители…ничего не видят.

— Надо же, насколько гнилым может быть внутренний мир богатых людей.

— Так что не спеши цеплять на девочку ярлык малолетней стервы. Она страдает в этой семье.

Я шагнул вперед и с улыбкой вошел на кухню.

— Доброе утро. Здравствуй, Эмма.

— Здравствуй, Уильям! — с энтузиазмом воскликнула она, протягивая ко мне руки.

Я обнял гостью, затем поцеловал маму в щеку. Женщины сидели за столом и пили чай. Я не подал никакого вида, что слышал их разговор, но его содержание сильно задело мои чувства. Проанализировав, из него я усвоил одно и главное — Алиса страдает и погибает внутри. Ее маленького ребенка уничтожают, вытирают об него ноги, протаптывают в грязь. И защиты никакой, лишь духовная стойкость Алисы, но этого мало, чтобы продержаться на плаву.

Мне ее искренне жаль. Эта девушка не та, кто заслуживает такого отношения от родных людей. Она несет свет и радость, с ней легко, но эти редкие качества, по словам Эммы, сравнивают с землей.

Более меня насторожил ее брат. Что такого он делает, что Алиса не желает выходить из спальни, выстраивая ее вокруг себя словно крепость для защиты от врагов? Может из-за него она ночью не желала возвращаться домой и смотрела на здание, как на логово хищного зверя, войдя в который не выйдешь живым.

Как после таких подробностей и собравшихся в строй вопросов я могу отвернуться от нее и попытаться подавить тягу? Во мне проснулся тот самый дух спасителя, который вытащил ее из воды, не дав утонуть в этой безжалостной стихии. Среди родных людей Алиса тоже тонет и во мне формируется потребность достать ее из этой глубины, из которой она не способна выплыть, будучи не умеющей плавать.

— Ты с каждым днем все хорошеешь, мальчик мой, — заговорила Эмма. — Сколько девчачьих сердце уже разбил?

Я широко улыбнулся ей.

— Не считаю.

Эмма посмеялась.

— Засранец.

— Ты на пробежку? — спросила мама, осматривая мой внешний вид. Она очень внимательна ко мне и за это я не могу ее осуждать.

— Да. Даже во время отдыха нельзя бросать форму.

Я поцеловал маму в макушку и покинул кухню. Обул кроссовки в прихожей и вышел из дома.

Воздух в Майами горячий и душный. С самого утра люди занимают пляжи и наслаждаются хотя бы минимальной прохладой рядом с океаном. Загорающие девушки бросали на меня все свое внимание, когда я пробегал мимо, и в ответ пытались поймать мое, смеясь или выкрикивая комплименты. Я лишь улыбался и бежал дальше, не находя в этой доступности никакого интереса. Другое дело упрямая девица, которая не теряет сознания от моей обаятельной улыбки, а только кривит лицо и смотрит на меня как действительно на клоуна.

Я резко поменял направление. Моих ног коснулась теплая чистейшая вода. Через несколько секунд я погрузился в нее с головой, а когда вынырнул понял, что она не смоет из моих мыслей соседскую девушку.

Утонченная, привлекательная, манящая своей энергетикой и улыбкой. Одурманивающая одним своим взглядом. Ее глаза стали для меня особенными, потому что они имеют надо мной власть с первого дня, как только я посмотрел в них. Утонуть в глазах можно, и я больше не опровергаю этот нереальный факт. Утонуть и лишиться разума.

Я вышел из воды и сел на берег. Она продолжала ласкать мои ноги, когда омывала песок и делала его каменным. Втянул в себя побольше воздуха и выдохнул. Что бы я не делал, Алиса Коллинз в моей голове как полюбившая песня, которая начинает играть там сразу, стоит вспомнить одно слово из нее. Я даже без перерывов слышу ее голос. Можно сойти с ума, если не видеть ее каждый день. Ее призрачный образ станет для меня психической болезнью.

— Привет, спортсмен.

Неподалеку от себя я слышал голос Майкла и повернул голову. Он приблизился ко мне и сел рядом, тяжело выдохнув. Я заметил, что на нем вчерашняя одежда, в которой он был в баре. Это говорит лишь об одном — Майкл не ночевал дома, а нашел девушку для ночного развлечения и только сейчас направляется к себе. Его дом находится в одной миле от моего на песчаной косе Майами-Бич.

— Как дела?

— Нормально, — пробормотал я. — С кем на этот раз? Может моя бывшая?

— Она мне больше не интересна. Я должен был сразу тебе обо все рассказать.

Я усмехнулся.

— Придется тебе больше не доверять.

— Уил, если бы она действительно тебе была важна, то я бы ни за что не повелся на ее чары. Она открыто со мной флиртовала даже при тебе, а ты ничего не хотел замечать. Разве не ты мне сказал, что она просто для летнего развлечения? Эбби не нужна была тебе для серьезных отношений. — Он немного помолчал, затем загадочно добавил: — Другое дело Алиса.

Я сжал челюсть до скрежета зубов. Представлять ее в руках моего лучшего друга для меня пытка. На Эбби мне действительно плевать и только поэтому я не разбил лицо Майклу.

— Ну? Она неплохая девчонка. Она важна для тебя?

Он уточняет. Если Майкл подчеркнул девушку как неплохая, то значит она ему приглянулась, и он бы не отказался провести с ней несколько ночей. Если я сейчас выставлю Алису, как что-то несущественное в моей жизни, то Майкл расценит ее как Эбби и не побоится затащить Алису в постель.

Свой суровый взгляд я выставил на бескрайний океан.

— Не смей, — только и ответил я грубым тоном.

— Я понял, друг. Не трону ее. Обещаю.

Майкл не бросается обещаниями просто так. Для него это важное слово, которое необходимо сдержать. Поэтому я поверил ему и расслабленно выдохнул.

— Малышка не выходит из головы?

— Прижилась там, — процедил я из злости и Майкл издал короткий смешок.

— Плыви по течению. Сбрось эти «ка бы и если».

— Уже сам начинаю ломать эту защитную стену.

— И правильно.

— Так с кем ты был? — вернулся я к началу разговора, посмотрев на друга.

Ответом был его вздох и направленный на океан серьезный взгляд. Улыбаясь, я отвел от него глаза.

— Вивьен, — сам ответил я за Майкла.

Одной рукой он взъерошил свои черные волосы.

— Достала она меня. Прижилась тут. — Майкл ударил кулаком себе по груди.

— Удивлен, как она еще принимает тебя. Так бы уже давно лишился рассудка. Может хватит выпендриваться? Когда-нибудь у нее появятся серьезные отношения, и она забудет тебя.

— Да скорее бы уже, — буркнул он.

Я направил на него удивленный взгляд.

— Ты кретин. Еще меня учишь тому, как поступить с Алисой.

— У тебя другое. У нас же с Вивьен нет будущего.

Я не сдерживаю смешка.

— Майкл, это то же самое.

— Да не то же самое, черт возьми! — взрывается он от раздражения и злости. — Я не могу иметь детей. Моя сперма не обрюхатит ее тогда, когда в ней проснутся материнские инстинкты и Вивьен захочет ребенка. — Майкл взмахивает рукой по сухому песку, до которого не добирается волны, поднимая крохотные кристаллики в воздух.

Я уставился на своего друга с ошарашенным выражением лица. Сейчас Майкл открылся мне и показал, насколько ему важна Вивьен. Он думает о будущем с ней, ставит в приоритет семейный быт и уверен в том, что без ребенка их жизнь не сложится. Для Майкла важно, чтобы у него и его любимой женщины был ребенок, это гребаное открытие! Он считает, что без ребенка счастья в семейной жизни не будет. Каждая женщина когда-нибудь желает стать матерью, и Майкл это учитывает. Он не хочет, чтобы Вивьен страдала в дальнейшем будущем. Он любит ее и ставить ее потребности превыше своих.

— Это не одно и то же, — продолжил Майкл успокоившись. — Со мной Вивьен будет несчастна. Пусть у меня пока будет это время, когда я могу хотя бы каким-то образом быть с ней. Пусть это даже просто грязный гребаный секс! Но только так я могу наслаждаться ею. Знаю, как мне будет больно видеть ее с другим, но так она хотя бы будет счастливой. На хрен все остальное и мои чувства тоже.

Сегодня я увидел своего друга с другой стороны. Майкл на некоторое время сбросил свою маску плохого парня, которая блокировала его искренность и чувствительность. Наверняка ему стало легче дышать, пока он открывался мне. Я искренне сочувствовал своему товарищу, но не показывал излишней жалости, которую он ненавидит. В качестве поддержки я мог лишь сжать его плечо.

— Может тебе стоит объяснить ей все?

— Нет, — отрезал он. — Уверен, ее все устраивает и вряд ли Вивьен хочется со мной серьезных отношений.

Я фыркнул.

— Она так тоскливо смотрит на тебя, что даже мне хочется расплакаться.

— Заткнись, Уил. И так хреново, — пробубнил он и тяжело сглотнул. — Пошли ко мне. Сыграем в приставку и пожрем маминых пирогов.

Сейчас он снова закроется и превратится в шутника, которого ничего в этом мире не волнует. Даже собственная печень. Теперь понимаю, почему Майкл такой отрешенный от всего и всех. У него пофигистические взгляды на мир, потому что он потерял смысл в собственной жизни. Его больше нет. Надо же, я знаю Майкла с начальной школы, а о его главной установке в жизни узнаю лишь сейчас — ему важно в будущем иметь детей и семью.

К нему домой мы шли молча, каждый пребывая в своих мыслях. Лишь звук волн сопровождал нас и поддерживал вселенскую печаль, которая возродилась в наших душах.

Какая будущая жизнь для нас уготована? У меня даже не получается предположить и представить. Уготованы ли вечные страдания или бесконечное счастье, невозможно узнать наперед. Будущее всегда пугает своей неизвестностью. Для Майкла дальнейшая жизнь пуста и ему нечего ждать, поэтому он начал жить одним днем и мне того же советует.

Больше ничего не остается.

Глава десятая

Алиса

Ранним утром я сидела на кухне за столом, уставившись пустым взглядом на продукты. Я рассматривала пачку муки, миску малины, сахар, соль, яйца, сливки и ощущала себя умственно отсталой, потому что никак не могла понять, как соединить эти ингредиенты, чтобы получить пирог. Несколько раз открывала интернет и искала рецепты для приготовления, но даже с инструкцией мне было сложно сориентироваться и быть уверенной, что тесто получится вкусным и съедобным. Когда не умеешь готовить, это словно не знать элементарные физические законы земной гравитации. Короче говоря, становится стыдно и складывается ощущение, что я совершенно никчёмная.

Я уже собиралась оставить свою затею и все убрать обратно в шкаф точно так же, как эти продукты расставляла на полках Эмма, но ее появление на кухне остановило меня сделать отчаянный шаг.

— Доброе утро. Собралась что-то готовить? — с улыбкой спросила она, вытаскивая из ящика кухонный фартук.

Я тяжело вздохнула.

— Доброе утро. Хотела. Но пока смотрела на подготовленные ингредиенты железно поняла, что на кухне я бесполезная.

Эмма подошла к столу, завязывая за спиной фартук. Она окинула заинтересованным взглядом все мои приготовления и на секунду мне показалось, что на ее лице появилось осознание. Эмма словно провалилась в воспоминания прошлого и мечтательно улыбнулась.

— А что ты собралась готовить? — резко очнувшись, спросила она.

— Малиновый пирог.

— А почему именно малиновый? Он такой редкий.

— Потому что он нравится одному человеку, которого мне хочется поблагодарить за все. Он много для меня сделал. Конечно, у меня не получится так, как он любит, но все же. Это малое, что я могу для него сделать.

Я загрустила, когда поняла, что не смогу добиться поставленной цели. Я не принесу Уильяму пирог и не смогу по-человечески познакомиться с его мамой. Я как воровка покинула их дом три дня назад и мне от этого не по себе. Даже если мама Уильяма не увидела меня и не знает, что я ночевала у них, во мне все равно пробуждается стыд таких размеров, что кровь кипит, и я заливаюсь краской.

Обычно я не такая. Я взбалмошная пофигистка. Но что касается семьи Уильяма, в этом плане мне хочется быть прилежной и скромной, чтобы произвести хорошее впечатление. Даже с ним я не могу быть настоящей и скрываю свою истинную суть. Хотя, черт возьми, я даже не знаю, какова моя сущность на самом деле. Я запуталась в своих личностях, которые постоянно использовала при разных обстоятельствах и окружении.

— Если хочешь, я тебе помогу, — предложила Эмма.

Я подняла на нее взгляд невинного ребенка, которому предложили конфетку, и он весь осчастливленный после такой предложенной мелочи. Мне хватило несколько дней, чтобы понять, что Эмма первоклассный повар. Одни ее булочки на обед чего стоят. Когда она приносила мне еду в комнату, я просила ее принести мне их как можно больше. Даже ресторанные блюда, заказанные мамой, не сравнятся с готовкой Эммы. Ее еда божественна. А ее булочки мне хочется воровать со стола как маленькая девочка.

Как с такими знаниями о ее способностях я могу отказаться от предложенной помощи? Она как небесный свет падающий и благословляющий.

— Конечно хочу, — прошептала я до сих пор не веря, что у меня все-таки получится навестить Уильяма с пирогом. И признаться честно самой себе, за три дня я успела по нему соскучиться.

— Тогда надевай фартук и приступим! — радостно объявила Эмма, хлопнув ладонями. Она в миг зарядила меня энтузиазмом.

Эмма добавила еще несколько ингредиентов к моим приготовлениям: ванильный сахар, разрыхлитель теста, масло сливочное, пудру и, что меня немного удивило, свежие листья мяты.

Пока мы готовили пирог, Эмма объясняла мне каждое действие. Что, куда и зачем добавляется. Какое количество сахара и соли. Даже сколько по времени месить тесто. Учиться готовить — это не то же самое, что учиться плавать. В этом деле я быстро все улавливаю и запоминаю.

Эмма продолжила месить тесто после меня, когда моих сил больше не хватило. Она попросила меня взять небольшое количество малины и выдавить ягоды толкучкой, перемешать с сахаром, чтобы получить сироп.

— Вы сказали, что этот пирог готовят редко, но такое ощущение, что готовили Вы его почти каждый день.

Эмма улыбнулась. При готовке она всегда сосредоточенная и серьезная. И снова, смотря на Эмму, мне показалось, что она не в настоящем, а ушла в прошлое.

— Меня научила одна прекрасная женщина. Вот уже десять лет прошло, как я не готовила этот пирог. Твое желание вернуло меня в приятные воспоминания прошлого, Алиса. — Она подняла на меня глаза, прекращая месить тесто, которое на вид превратилось в гладкое и мягкое. — Спасибо.

Я смущенно пожала плечами.

— Не за что.

— Сироп готов?

Я оживилась, вздрогнув, и посмотрела в миску.

— А, да.

Я передала Эмме свои старания. Этот сироп она вылила прямо на тесто и начала его снова месить. Благодаря перчаткам для кулинарии ее руки не испачкаются, но выглядит это как тяжелый труд. Эмма старательно вытягивала тесто, снова комкала его, чтобы он весь окрасился в красный оттенок ягод. Я думала, будет достаточно украсить пирог малиной после выпекания, но оказалось, что не все так просто и существует тонкий элемент. Этот пирог теперь полностью оправдывает свое название. Он весь в малине.

Мяту Эмма тоже попросила меня измельчить и выдавить из нее сок толкучкой, который она так же, как и сироп вылила на тесто. Можно было собрать всего одну чайную ложку, но Эмма сказала, что этого достаточно, поскольку мята имеет сильное свойство распространяться по любому блюду.

Когда мы сформировали круглую форму пирога, Эмма сделала небольшое углубление по середине.

— Это будет место для свежей малины. Открывай духовку.

Не помню, чтобы мои руки когда-нибудь так болели от напряжения. А я всего лишь месила тесто несколько минут, делала сироп и выкачивала сок из листьев мяты.

— Эмма, спасибо Вам большое. — От счастья я обняла ее. Женщина хрипло посмеялась и положила свои руки на мои плечи.

— Не за что, милая. Я вижу, как для тебя это важно.

Я отстранилась от нее, продолжая улыбаться.

— Для кого пирог, если не секрет?

Моя улыбка медленно спала с лица. Я оглядела кухню, добралась взглядом до столовой, чтобы убедиться, что Джексона нет поблизости, и он не услышит меня.

С последнего нашего разговора мы сталкивались, но не обменивались даже одним словом. Я больше не ощущала острой нужды прятаться от него целыми днями в комнате, но понимала, что мне необходимо быть осторожной. Джексону лучше не знать о подробностях моей личной жизни, учитывая его проблемы с ревностью. Его слова я восприняла всерьез, поскольку именно они дали мне логическое объяснение его гнусному поступку, который он хотел совершить год назад. Я больше не хочу повторения, а посему буду делать вид, что ни с кем из мужского пола не общаюсь. Кто знает, на что способна его нездоровая одержимость. Для Уильяма я не хочу проблем.

В будущем мне придется жить от Джексона как можно дальше, на другом материке, спрятаться в неприметном городе и продавать свои картины, главное обезопасить себя и плевать на роскошную жизнь. Только бы он никогда меня не нашел. Осталось дождаться совершеннолетия и сбежать. Таковы мои планы на будущее.

А Уильям…навсегда останется в моем сердце как самый особенный человек в моей жизни.

— Для Уильяма. Нашего соседа, — тихо сказала я и услышала шаги, спускающиеся по лестнице, которые заставили меня напрячься.

Для Эммы мое поведение наверняка показалось странным, но она смотрела на меня со всем сочувствием. Неужели этой женщине удалось понять за несколько дней, в какой каторге я живу?

— Доброе утро, — послышался ненавистный голос за спиной, и я остолбенела. Он хриплый после сна.

— Доброе утро, господин Коллинз. Вам приготовить завтрак?

Я услышала льющуюся воду из кувшина в стакан. Видимо, Джексон осушил его, прежде чем ответить, поскольку пауза затянулась. Я не хотела смотреть на него, но все равно анализировала каждое его действие.

— Не нужно. Я просто спустился выпить воды. Возвращаюсь обратно в спальню спать.

Я выдохнула. Мне пришлось специально встать рано, чтобы приготовить пирог без лишних глаз и уйти к Уильяму. Я уже потеряла надежду покинуть дом незамеченной, когда Джексон вошел на кухню, но она снова возродилась в моем подпитанном страхом сердце после его слов.

— И тебе советую, сестренка. Еще очень рано для уроков по кулинарии.

— Обойдусь без советчиков, — буркнула я.

Джексон ушел из кухни без лишних слов, и я расслабилась.

Последующий час я сидела в напряжении за кухонным островком и наблюдала неотрывно за пирогом, который выпекался в духовой печи. Мне хотелось как можно скорее покинуть дом и провести приятный день там, где есть Уильям, но при этом чтобы никто из домочадцев не знал, где я провожу время. С ним спокойно и хорошо, и я не припомню, чтобы мне с кем-то было так же комфортно.

Я сама украсила готовый пирог малиной. Он выглядел аппетитно, а аромат, исходящий от него, заставлял напомнить о моем чувстве голода.

Уильяму обязательно понравится. Пусть даже этот пирог не по тому рецепту, о котором была осведомлена лишь его бабушка, но он напомнит ему о детстве, где было намного лучше, чем сейчас, во взрослой жизни.

Перед уходом я попросила Эмму об одно маленьком одолжении:

— Не говорите, пожалуйста, где именно я нахожусь. Если будут спрашивать, скажите, что я в городе.

— Будь спокойна, девочка, — заверила меня Эмма своим успокаивающим нежным голосом. — Иди.

Я кивнула ей с улыбкой, выражая благодарность. В данный момент, она единственная, кому я могу довериться в этом доме и с кем могу хорошо провести свое утро.

Мои руки дрожали, когда я стояла перед дверью своих соседей. Горячая тарелка, нагретая недавно испекшимся пирогом, сделала мои ладони потными и красными. Я боялась выронить угощение одновременно из-за волнения и обжигающей тарелки. Чтобы не рисковать и не держать пирог одной рукой, тем самым увеличивая возможности угостить им землю, я прикусила нижнюю губу и постучалась в дверь носком обуви.

Сердце забилось еще быстрее, и я, как парализованная ждала, когда мне откроют дверь. Что мне говорить, — не знала. Даже не репетировала перед зеркалом, поскольку не имею такую привычку. Всегда придерживалась принципа «как пойдет».

Дверь не открывали уже около минуты. Возможно, глухой стук носком обуви хозяева дома не смогли услышать. Тогда я решила нажать на звонок, который находился на уровне моего лица. Мои руки словно приросли к тарелке, и я начала приближать нос к кнопке.

Именно в это мгновение дверь распахнулась. Я испуганными глазами покосилась на Уильяма и резко сделала шаг назад от звонка. Он с недоумением посмотрел сначала на меня, затем на дверной звонок.

— Что ты пыталась с ним сделать? Сгрызть? — заговорил он.

— Это уже неважно. Главное, что ты наконец открыл дверь.

Мне стоило быть повежливее, но понимаю это лишь тогда, когда язвительные или грубые слова вырываются с моего языка. Я все-таки ничего не могу поделать со своей резкостью и прямолинейностью. Эти качества сохраняются всегда, какую бы маску я не нацепила на себя.

Все же мое хамство вызывает у Уильяма очаровательную притягательную улыбку. Я могу к этому привыкнуть и всегда общаться с ним в подобном контексте, только бы наблюдать за этим прекрасным зрелищем.

Его глаза опустились вниз. Лицо стало серьезнее, стоило Уильяму увидеть пирог в моих руках. Он медленно поднял на меня свои голубые глаза, которые в свете дня еще более ярче и блестят на солнечных лучах точно так же, как океан в нескольких метрах от нас. Уильям задержал на мне теплый оценивающий взгляд, от которого по моему телу поползли мурашки.

Мы бы еще долго могли молча простоять столбом и смотреть друг на друга, если бы в дверном проеме не появилась его мама. Я мгновенно оживилась и поняла, что мне пора развязать язык и начать говорить.

Только вежливо, прошу тебя, — настораживающе шепчет внутренний голос.

Волнение грызло меня изнутри и смешало все слова в голове.

— Здравствуйте, миссис… — Черт, я не знаю их фамилии. Почему я начала обращаться к ней напрямую? Хватило бы просто слова приветствия.

Я уже собиралась продолжить говорить и оставить эту нелепую ситуацию, надеясь, что на нем никто не заострит своего внимания, особенно хозяйка дома, но Уильям снова меня спас.

— Андреа Хилл, — подсказал он, продолжая смотреть на меня зачарованными глазами.

Я выдохнула напряжение и, прочистив горло, продолжила:

— Миссис Хилл.

— Здравствуй, Алиса, — с улыбкой поприветствовала она меня в ответ.

Это хороший знак. Я не ощущаю никакого лицемерия в этой улыбке и мне становится легче.

— Да, Вы конечно же осведомлены, что у Вас с сыном новые соседи уже как несколько дней, но мы так и не представились друг другу. Я посчитала это неуместным и вот, пришла познакомиться со всеми традициями. — Я приподняла пирог, чтобы привлечь к нему внимание.

Волнение все еще властвовало внутри меня, от которого быстро билось сердце и учащалось дыхание, но я старалась держать себя стойко. Удовлетворенный вид миссис Хилл усыплял мою нервозность. Я боялась именно того, что не понравлюсь ей и мой визит для нее станет только навязчивостью. Для такого торжественного случая я даже платье надела на бретельках, а волосы собрала в пучок, чтобы выглядеть в глазах женщины милой.

Странно, но я всегда жду от людей только плохого. Всегда опасаюсь, что они продемонстрируют свои негативные эмоции. И сейчас считала, что мое внимание и доброта ни к чему для матери Уильяма. Но женщина оказалась довольно доброжелательной, чем порадовала меня и успокоила. В Майами мне удастся немного поменять свое мнение о людях благодаря Уильяму и его окружению. Эти люди приняли меня со всем искренним желанием.

— Правильно сделала, молодец, — ответила на мои слова миссис Хилл и посмотрела на сына. — Уильям, проводи нашу гостью на кухню, я поставлю чайник.

Она взяла у меня пирог и оставила нас.

Теперь я снова могла смотреть на Уильяма, который не сводил с меня внимательного взгляда. Его заинтересованность сбивала меня с толку и пускала туман в голову. При разговоре с его мамой мне все время хотелось смотреть на Уильяма и наслаждаться взглядом красивых глаз. Забыть обо всем мире и позволить им загипнотизировать меня. Рядом с Уильямом я могу не опасаясь потерять бдительность, поскольку уверена, что он не сделает ничего такого, что бы мне не понравилось. Но если бы он захотел поцеловать меня, то я бы не сопротивлялась. Глупые мысли, вызванные мечтательностью.

Уильям сделал два шага назад, позволяя мне войти. Он закрыл за мной дверь, не отнимая от меня своего взора. Без усилий я сняла балетки и переобула тапочки.

Я уже собиралась свободно шагнуть вглубь дома, как Уильям схватил меня за локоть и дернул ближе к себе. Я впилась в него ошарашенным взглядом, вскинув голову.

— Детка, ты в муке извалялась? — нежно спросил он и своим большим пальцем начал вытирать мне щеку.

Неужели я перепачкалась? Перед уходом не посмотрела в зеркало, что стало моей ошибкой, а Эмма решила не предупреждать меня о том, что на моем лице осталась мука. Будто это станет доказательством тому, что я сама пекла пирог, а не из магазина купила.

Сейчас мы с Уильямом на непозволительно интимном расстоянии друг от друга. Я плечом касаюсь его груди и слышу его учащенное дыхание. Нос улавливает его запах. От его притягательного характера мне хочется уткнуться ему в шею и жадно втягивать в себя этот аромат, чтобы заразить себя этим парнем окончательно. Его прикосновение заставляет замирать мое сердце, мое дыхание прерывается. Мой взгляд падает на приоткрытые губы Уильяма, и я сама неосознанно приоткрываю свои. Он сверлит меня незнакомым взглядом и улавливает каждую реакцию.

Голос миссис Хилл, доносящийся из кухни, помогает моему благоразумию вырваться из плена, выстроенный чарами Уила.

Я резко вырываюсь из его хватки, делаю два шага подальше, и принимаю привычное поведение, что сделать было очень тяжело.

— Я тебе не детка, — шиплю я, бросив на Уила злостный взгляд.

Он усмехается. Проходя мимо меня, Уильям останавливается и чуть склоняется к моему лицу. Я вздрагиваю от его действия, но не отстраняюсь, и с непониманием смотрю на него.

— Свои коготки держи при себе.

Я хмыкаю.

— Они тебя задевают?

Его многозначительный взгляд я не способна расшифровать: коварство в нем, заигрывание, страсть или влечение. Эта смесь мне неведома. Знаю одно, на меня так еще никто никогда не смотрел. Из-за незнаний я теряюсь и еле держу себя в руках. Этот взгляд сбивает меня с установки, когда я твердо понимала, что Уильяму я не буду интересна как женщина, что он считает меня ребенком. Но в эту минуту я начала сомневаться. Что в дурной голове этого парня и что он от меня хочет?

— Нет. Они мне нравятся. В этом и дело, — шепчет он.

Уильям выпрямляется и уходит, оставляя меня с пунцовыми щеками в прихожей. Я даже не поняла, как начала сжимать в кулаках ткань свободной юбки платья. Эта ситуация дала мне твердо осознать, что я еще никогда так не терялась перед мужским полом. Мне удавалась свободно заигрывать с ними, улыбаться и этим очаровывать. Они готовы были пасть к моим ногам, а я в свою очередь даже никак не реагировала на их комплименты. Видимо, если человек нравится, то реакции будут совсем иными. Растерянность в первую очередь.

Я взяла себя в руки, вытерлавспотевшие ладони о платье на талии и выдохнула. Только после таких приготовлений зашла на кухню.

За столом миссис Хилл забрасывала меня вопросами. Именно в это мгновение я поняла, что не смогу быть искренней до конца, как и планировала, поскольку не ожидала такого бурного интереса к моей персоне.

— Если ты так часто переезжаешь, то это значит, что тебе не удалось учиться в школе?

Миссис Хилл спрашивает меня об этом с такой интонацией, будто без выпускного и поступления в университет я неполноценная.

— Я образована, занимаюсь со многими преподавателями на дому. По сути это тоже самое, что учиться в школе, но без сверстников и многочисленных кабинетов, — выдаю я с вежливостью и отпиваю из чашки черный чай. После каждого вопроса этой женщины мое горло осушается и мне жизненно необходима жидкость.

Миссис Хилл вскинула брови и сделала глоток из своей чашки. Все же ей не понравилась моя система обучения и она осталась при своем мнении.

Уильям попробовал пирог и сосредоточенно разжевал порцию. Я внимательно следила за ним и боялась, что мои старания ему не понравятся. Когда он поднял на меня глаза, я вся напряглась.

— Пирог получился вкусным, — прокомментировала его мама, но мне хотелось услышать именно мнение Уильяма.

Он закивал и опустил глаза.

— Да, согласен. Очень вкусный. — Немного помолчав, добавил совсем тихо, что услышать его смогла только я, поскольку сидела к нему ближе: — Давно его не пробовал.

Я скрыла улыбку за чашкой. Благодаря Эмме у меня получилось вернуть его в беззаботное детство.

— А что же твой брат не составил тебе компанию? — Снова придумала новый вопрос миссис Хилл, заставляя мои извилины работать в полном объеме, чтобы придумать ответ. Тем более, если тема касается моего сводного брата и в целом всей семьи, то мне приходится придумывать небылицы о том, какая мы счастливая семья и выставить своих домочадцев на чужих глазах самыми вежливыми и хорошими людьми.

— Он с самого утра находится с отцом и помогает ему в делах. С остальными домочадцами вы тоже в скором времени сможете познакомиться. — Тошно от собственного вранья, но я отвечала спокойно, без напряжения, сохраняя на лице доброжелательную улыбку. Еще пара подобных вопросов и я не смогу сдержаться — придумаю причину, чтобы уйти.

Мама Уильяма замечательная женщина. Гостеприимная, чуткая и заботливая. Но есть в ней холодная строгость. Даже ее взгляд, направленный на меня, тяжелый и выпытывающий. На фотографии ее молодости она выглядит куда иначе — счастливее и мягче. Там я видела ее с длинными волнистыми волосами, а теперь они короткие, выделяющие ее жесткое отношение к людям. Видимо, на нее свалилась тяжесть жизни, которая сделала ее более жесткой и избирательной к людям.

— Чем же занимается твой отец?

— Отелями.

— Все его дела перейдут тебе и твоему брату?

— Я бы хотела заняться тем, что мне интересно.

Обнимая стенки чашки, мои пальцы напряглись.

— Но для этого же нужно высшее образование.

— Не обязательно, — мягко опровергла я этот стандартизированный факт, хотя я уже чувствую, как из меня вырывается вспыльчивая и дерзкая Алиса.

Миссис Хилл снисходительно улыбнулась, посмотрев на меня так, словно я сказала глупость.

— Поверь, обязательно. Даже если у тебя есть хобби, его необходимо сделать официальным, то есть увековечить документом и продолжить совершенствовать. Теперь я понимаю, почему ты не нервничаешь, не беспокоишься. Твоя жизнь обеспечена.

— Мама, — встрял Уильям, не сдерживая своей ярости.

Миссис Хилл непринужденно пожала плечами, говоря своим жестом «Ну я все равно права», и спокойно сделала глоток чая из своей чашки. Я же почувствовала себя задетой и ущемленной. Обычно то, что говорят обо мне со стороны чужие люди, для меня не имеет значения. Их слова уносятся ветром. Но миссис Хилл стала для меня авторитетом, хватило одного незначительного статуса — мать Уильяма. Мне хотелось ей понравиться. Никогда еще не было такого ярого желания сблизиться с человеком и симпатизировать ему, стать нечто важным.

Почему я для всех всегда становлюсь пустым местом? Потому что живу как содержанка и ничего не имею? Но это не так.

Судя по мнению миссис Хилл, я не приспособлена к жизни. Возможно это так, но я бы постаралась изменить ужасный факт и стремлюсь к этому. Я бы могла ей в красках рассказать о том, насколько сильно мое желание вырваться из мрачного царства отца и проложить свою дорогу жизни со всеми препятствиями и трудностями. Могла бы доказать ей, что я не бесполезна и могу не зависеть от отца, его влияния, репутации и денег. Не только миссис Хилл считает меня застрявшей в эмбриональном периоде, когда я могу только выкачивать жизнь из матери, но и другие, когда узнают, в какой роскоши живу. У всех складывается свое стереотипное мнение, которое у меня не получается оспорить. Годы бесполезного труда заставили меня смириться и перестать что-то доказывать тем, кого я больше никогда не увижу.

Миссис Хилл чувствует ко мне маленькую неприязнь, это заметно. Все потому, что считает, что мне все предоставлено на золотом блюдечке, а я еще рот смею открывать и опровергать застоявшиеся эталоны. Понимаю, как раздражают люди, которые пытаются поменять правила жизни, выделывая из себя гениев, которым не нужны советчики. Но я не такая. Просто миссис Хилл та, кто собирает всех в одну гребенку. Для нее я не представляю никакой важности.

— Мне просто любопытно, — ответила она на недовольный взгляд сына.

— Это не любопытство. Ты уже придираешься, мама. — Уильям старался сохранять ровный тон, но в нем все равно просачиваются нотки злости.

Не хватало мне еще, чтобы он спорил с матерью из-за меня. Уильям единственный на этой планете, кому я понадобилась и с кем он постоянно возится. Наверно, в первую очередь, я приклеилась к нему из-за этого — моя жизнь для кого-то не пустой звук, а уже после влюбилась. Или все произошло сразу. Пусть он вытаскивает меня из воды, но не защищает от матери.

Мне необходимо придумать причину, чтобы уйти, но не показать, что меня задели.

В кармане платья зазвонил мобильник. На него мне могут звонить только родители.

— Извините. Алло, да, мама?

— Лиса, ты же помнишь, что у нас сегодня вечером прием гостей? Твой отец подписал выгодную сделку и его необходимо поддержать. Пора начинать готовиться к вечеру. Где тебя носит?

Я прикрыла глаза и выдохнула.

— Да, мама, помню конечно же. Я скоро буду.

— Я уже выбрала тебе платье. Вчера купила, — весело проговорила она.

— Хорошо. Спасибо.

Я сбросила звонок. На людях я примерная и послушная дочь на сто процентов. Сегодня я рада звонку мамы и даже этому чертовому приему, на котором мне придется слушать скучные разговоры, следить манерам и быть до тошноты вежливой. Вежливее, чем с миссис Хилл. То, что я ненавижу, стало для меня спасением — причиной уйти без подозрений, что я расстроена. Миссис Хилл все равно как я внутреннее отреагировала на ее слова, а вот Уильям смотрит на меня и анализирует мое состояние. Я его понимаю, мне бы тоже было не приятно, будь моя мама такая же со знакомым.

Я оглядела соседей с улыбками.

— Прошу меня простить, но мне пора. Сегодня у нас будут гости, и мама просила быть дома.

— Конечно. Была рада познакомиться. — Миссис Хилл подала мне руку, и я ответила тем же.

— Спасибо за гостеприимность.

Я встала из-за стола, и хозяева дома поднялись за мной.

— Уильям, проводи нашу гостью.

Уильям проводил меня до самой двери. Я переобула свои балетки и с улыбкой посмотрела на него.

— Надеюсь, ты не был против моего визита? — тихо спросила я.

Уильям тяжело вздохнул.

— Моя мама очень придирчивая…

— Моя тоже, — перебила я его. — Они все такие. Расслабься, все в порядке. Мне не впервые выслушивать подобное.

Я старалась его успокоить, но у меня не получалось обмануть Уильяма. Он видит меня насквозь. И когда только научился этой магии?

— Ладно, я пойду.

Но Уильям нежно придержал меня за локоть.

— Тебе Эмма помогла?

Я сразу поняла, о чем он хочет у меня разузнать.

— Да. Я и не пыталась скрыть. И открыто признаюсь, что не умею готовить.

Уильям хрипло посмеялся.

— Это не страшно.

— Просто мне хотелось сделать тебе приятное после всего, что ты для меня сделал. Все, что могла, это вернуть в детство к бабушке. Насколько я поняла, ее пирог для тебя нечто ценное. Пусть я не смогла приготовить так, как она, но…

— Смогла, — перебил он меня.

Я посмотрела на него удивленными глазами.

— Да?

— Видишь ли, Эмма являлась подругой моей бабушки. Она знает рецепт пирога. Такого в интернете не найдешь и кроме их обеих никто больше его не знает, поэтому я сразу понял.

Эта информация меня крайне шокировала. Совпадение ли, но даже Эмма, которая благосклонна ко мне, близко знакома с Уильямом. Все его окружение заставляет меня понять, что в моей жизни появились по-настоящему хорошие люди. Лишь его маме я не понравилась. Это меня немного огорчает, но я смогу смириться с этой маленькой неудачей.

— Она не рассказала мне таких подробностей. Просто предложила помочь. Получается, ты не остался без пирога своей бабушки, и я зря это затеяла?

Уильям тепло улыбнулся мне.

— Не зря. Я не ел его лет десять. Просто потому, что боялся воспоминаний. Не люблю часто становится сентиментальным по отношению к себе. Да и если есть его часто, то никакой особенности он уже представлять не будет, правда?

Я кивнула, соглашаясь. Мы так непринужденно разговариваем стоя в прихожей его дома, что мне никуда не хочется уходить. Я всегда ждала такого момента, когда Уильям хотя бы немного раскроется для меня и вот он настал. Но звонок на мой мобильник снова вернул меня в реальность, в которой мама торопит меня домой, чтобы подготовиться к вечеру. Это будет очередным худшим днем, когда я потрачу его на то, что буду сидеть перед зеркалом и ждать, когда меня накрасят и сделают прическу.

— Я бегу, мама.

— Не порть мое замечательное настроение, Алиса, — огрызнулась она.

Я закатила глаза и сбросила звонок.

— Мне пора. Надеюсь, скоро увидимся.

Чувствую, как щеки начинают пылать после этой брошенной мною фразы. Я хотела отвернуться к двери и как можно скорее выбежать из дома, но хватка Уильяма на моей руке усилилась. На этот раз он потянул меня на себя, что я врезалась в его грудь и шумно выдохнула.

— Алиса, если ты не хочешь, то не ходи никуда, — прошептал он.

Я облизала пересохшие губы. Уильям нахмурился, проследив за этим действием и с усилием сглотнул.

— Я должна, — прошептала я в ответ.

— Ты никому ничего не должна.

Он прав. Мне никто такого не говорил, лишь я сама для себя повторяла эту фразу. Но продолжала выполнять то, что хотят мои родители. Ненавидела себя и продолжаю ненавидеть. Я бы с радостью все бросила и показала им фак, но…я несовершеннолетняя, мне некуда уезжать, у меня нет четкого плана на жизнь, и у меня страх перед неизведанным и самостоятельностью. Мне необходимо подготовиться. Я должна не просто уехать, а спрятаться.

— Если бы все было так просто, — с печалью проговорила я, затем свободной рукой погладила плечо Уильяма. Даже под тканью футболки я ощущаю жар его мощного тела. Мне хотелось прикоснуться к нему, и я не ограничила себя в желании. Хотя бы когда-то.

— Я готов составить тебе компанию.

Своим предложением Уильям одновременно и удивил меня, и рассмешил. Его рвение делать мою жизнь лучше меня умиляет. И я ценю это. Уильяму удалось понять, что моя жизнь не приносит для меня счастья, когда другие считают это за высшую подать и говорят, как мне повезло.

— Все строго по спискам. Даже официанты.

— Официанты говоришь, — задумчиво повторил он, затем вздохнул. — Что ж, моя совесть чиста, я предложил.

Уильям выпустил меня из своей хватки и отстранился. Стало непривычно без его близости. Даже если я задыхаюсь от волнения рядом с ним, все равно понимаю, что еще никогда настолько свободно не дышала.

— Тогда до скорого.

Поджав губы я кивнула и открыла дверь, закрывая за собой.

Весь оставшийся день выкачивал из меня силы, хотя я даже не занималась ничем таким, что бы растрачивал мою энергию. Я просто сидела перед зеркалом на мягком пуфике и наблюдала через него за тем, как на моей голове медленно формируют красивую прическу. Каждая отделенная прядь опрыскана лаком с блестками и к концу я уже ощущала тяжесть волос.

На моем лице столько тонального крема и пудры, что я не могу заметить ни одного изъяна. Даже ненавистная родинка, занимающая место над верхней губой исчезла, будто ее никогда не существовало. В голове пробежала мысль, насколько же качественная косметика у этих визажистов.

«Откройте глаза, закройте глаза, поднимите голову, чуть левее, чуть правее» — эти фразы, которые кидали девушки лет двадцати пяти на вид, когда штукатурили мое лицо, буквально въелись в мой мозг и противно звучали до конца дня.

Меня это сильно утомило, а впереди еще целый вечер и самый тяжелый этап. Чтобы как-то утешить себя и отогнать эти навязчивые мысли, я думала об Уиле и его прикосновениях, которые до сих пор ощущаются на моем теле ожогом. Я бы с радостью сейчас утонула в его объятиях, потому что уверена, это самое прекрасное место на планете, которое для меня станет укрытием от невзгод. Моя семья — это холодная стужа, убивающая и разъедающая, а Уильям — теплая гавань с приятной, чистейшей аквамариновой водой.

Но я выбираю терпение и подавляю свой порыв сбежать. Я всегда выбирала терпение и в очередной раз кормила пустыми обещаниями свой внутренний возмущающийся голос. Голос моего маленького ребенка, которого ограничивают в собственных желаниях и от этого он страдает, мучается в агонии. Я предательница для себя самой.

В свое оправдание я прокручиваю в голове моменты из воображающего будущего и задаюсь вопросом: «Что со мной будет, если я перестану подчиняться воле семьи?»

Я представляю лишь одно — то, как они меня раздавят своими поучениями, советами, попытками вывести из меня «дурь». Я делаю из себя марионетку и выстраиваю стабильный мир поганым методом покорности только потому, что не хочу существовать в беспощадном аду, где меня будет разъедать жестокий огонь родителей. Я бы могла сопротивляться, питать себя мыслью, что смогла отстоять свои права и потребности, но надолго ли меня хватит. В конце концов они превратят меня в пепел. Из меня ничего не останется и меня упекут в какое-нибудь учреждение для душевнобольных. Потому что я не выдержу такого дикого давления и просто сдамся под его натиском.

Я просто дождусь нужного момента.

Потерпи.

«Но терпение не безгранично…» — шепчет внутренний голос.

К вечеру я уже стояла перед мамой готовая к приему. Она оценивала меня сияющими глазами и довольной улыбкой. Чувствую себя манекеном, на который напялили редкой красоты одежду и выставили на витрину.

Я старалась стоять ровно, но вскоре мне это надоело, и я начала кривляться, будто так могла освободиться от этого платья.

— Прекрати! — тут же поругала меня за это мама и подошла ко мне ближе, чтобы поправить небольшие рукава на предплечьях. Уверена, ткань этого платья маме дороже, чем я.

— Оно колется, — пожаловалась я.

— Не говори глупостей. Оно идеально и очень красит тебя.

Я раздраженно выдохнула.

Это было серебристое элегантное платье до пола с глубоким вырезом на бедре и оголенными плечами. Выбору мамы я не удивилась — красиво до умопомрачения, но жутко неудобно.

Сама она тоже выглядела откровенной. Платье подчёркивало ее фигуру, обтягивая. Оно было чуть ниже колен, с закрытыми плечами и руками, но глубоким вырезом на груди. На приемах отца мама всегда старалась выделяться и выбирала красные оттенки.

Когда мы с мамой спускались по лестнице, нас внизу встречали отец с Джексоном. Я на секунду оцепенела на ступеньке, когда увидела его, но быстро взяла себя в руки и пошла дальше. Главное, глубоко дышать и не позволять страху поглотить меня. Надо думать, о том, что я способна ему противостоять и защитить себя.

Он смотрел на меня снизу-вверх и не скрывал своего восхищения. Я готова ходить в неприметной зарытой одежде, только бы избавиться от его нездорового внимания, но мама бы не позволила мне «опозорить» ее столь неподобающим видом на приеме.

— Милая, ты восхитительна как всегда! — сделал папа комплимент маме, когда мы спустились на последнюю ступеньку. Он взял ее руку и поцеловал тыльную сторону ладони, смотря на свою жену влюбленными глазами.

Папа одержим ее красотой, которой у мамы не отнять. Он всегда напоминает мне о том, что я похожа на нее. Внешность — это единственное, что я взяла у нее.

— Ты прекрасно выглядишь, Алиса. — Я услышала ненавистный голос с правой стороны и переместила на источник звука равнодушный взгляд.

Джексон рассматривал меня заинтересованными глазами и слабо улыбался. Он подал мне свою руку ладонью вверх, на который я опустила презренный взгляд. Я продолжала стоять на месте неподвижно, сжимая одной рукой перила лестницы.

— Это всего лишь моя рука, Алиса, — мягко проговорил он. — Я не причиню тебе вреда.

Я вздрогнула и сжалась. «Всего лишь моя рука…» — эхом пронеслось в моей голове. Рука, которая способна сломить меня.

Папа занят мамой, а она тает от его комплиментов. Все происходит под их носом, но они не видят. Они не видят, что Джексон сейчас заинтересован во мне и смотрит на меня не как на младшую сестру. Даже если я сейчас закричу, чтобы привлечь внимание, они посчитают меня за сумасшедшую и ничего не заметят. Изъяны ищут лишь во мне.

— Ты никогда больше ко мне и пальцем не притронешься, — процедила я сквозь зубы и спустилась с последней ступеньки. Даже на каблуках я значительно ниже Джексона и выгляжу рядом с ним беззащитной.

— Это безобидное прикосновение. — И снова фальшивая вина на лице. Когда-нибудь ему надоест притворяться.

— Твоим прикосновениям я предпочту укус пчелы, — с презрением проговорила я, смотря прямо в его черные бездонные глаза.

Джексон сжал челюсть. Желваки заработали на его скулах. Он борется с чувством гнева, пытаясь сохранить иллюзию вины.

Я задела его своей отрешённостью и ненавистью.

— Встречаем гостей! — выпалила мама и я быстрым шагом направилась к двери.

Вечер как обычно проходит скучно. Классическая музыка на весь большой холл и гостиную, море шампанского, которое официанты разносят на подносах в бокалах, бесконечные пустые разговоры о погоде, политике, о работе отца и еще о какой-то ерунде. Дочери гостей отца хихикают, поглядывают на Джексона и строят ему глазки. Как жаль, что он никак не заостряет на них внимание, которое устремлено на меня.

Джексон весь вечер не отходил от меня ни на шаг. Со мной разговаривали девушка с пепельным цветом волос и еще два парня. Их имен я не запомнила, даже не старалась. Джексон находился в моем круге общения и отпивал свое шампанское, поддерживая разговоры и успевая при этом кидать на меня контролирующий взгляд. Из-за его присутствия я даже лишний раз улыбнуться ради вежливости боялась. Весь вечер я находилась в мрачном виде, отчего мама сделала мне замечание.

Когда же это закончится. Я чувствовала боль в ногах из-за неудобных туфель и до смерти желала присесть, но все места заняты. Уходить в другую комнату нельзя — это неуважение. Мои нервы оголены от нетерпения скорее оказаться в спальне и избавиться от неудобного платья, туфель, смыть макияж и помыть голову, которая уже начинает чесаться от обилия лака.

— Еще шампанского?

Нахмурившись, я повернула голову на знакомый голос, посчитав, что уже сошла с ума от вечных мыслей о нем. Увидев перед собой неожиданное явления, я расширила глаза от шока и поняла, что это наяву и ничего мне не привиделось.

— Да, как раз вовремя, — тонким голосом проговорила девушка и оставила свой пустой бокал на подносе, заменяя его на полный.

Я приросла к полу. Кровь ударила по голове пульсирующим потоком. Я даже чуть не пошатнулась от неожиданности. Такого исхода событий, и я бы сказала, сюрприза к концу вечера никак не ожидала.

— Сестренка, ты в порядке? Ты как-то побледнела.

Джексон коснулся моего локтя. За его действием проследил официант и посмотрел на его прикосновение с недоверием. Я отдернула руку как от огня.

— Все хорошо. Просто устала, — пробубнила я.

Я старалась не смотреть на официанта, только бы никто не понял, что мы знакомы. Сейчас мне хочется податься приступу смеха. Как ему удалось это провернуть?

— Может мне проводить тебя до твоей спальни? Отцу все объясню, — продолжал заботливо говорить Джексон.

Я резко перевела на него испуганный взгляд и сделала шаг назад.

— Нет, — прохрипела я и дрожащей рукой поставила пустой бокал на поднос, так и не посмотрев на официанта, который внимательно следил за мной и анализировал мое состояние, как всегда это бывало. Он не должен был этого видеть. — Я сама. Только попью воды.

Страх сместил веселье. Кошмарные воспоминания сидели в голове, и я до жути боялась их повторения сегодня. В спальню я точно не пойду, потому что мне страшно. Та же обстановка насылает флэшбеки, и я становлюсь суеверной. Сейчас я выйду через заднюю дверь на улицу, а официант, надеюсь, последует за мной.

На ватных ногах я покинула холл. Плевать, что скажут родители, я уже не могла терпеть. Особенно когда увидела Уильяма, который одним своим видом напоминает мне, что я должна бороться за свою свободу.

Глава одиннадцатая

Уильям

Превратиться в официанта оказалось не так сложно. Когда подъехал фургон ресторана, заказанный семейством Коллинз, я скрылся за ним и дождался, когда его освободят работающие в доме в этот вечер официанты. Последнего выходящего парня примерно моего возраста я затащил за фургон и накачал снотворным. Повезло, что в академии обучают предоставлять первую помощь и теперь я умею делать уколы. Парня пришлось раздеть до нижнего белья, переодеться в его форму и оставить в фургоне. До конца вечера сюда точно никто не сунется.

Из-за всех этих маневров я пришел позже всех остальных и за это меня отчитал мужчина средних лет, одетый в дорогостоящий деловой костюм от «Brooks Brothers». Напрягаться не пришлось, поскольку я сразу понял, что это отец Алисы, а не какой-то дворецкий, контролирующий порядок перед приготовлениями. Мне пришлось проглотить унижения и промолчать, напоминая себе, ради какой цели мне пришлось провернуть все это дело, не характерное для поведения курсанта академии полиции. За колкие фразы в ответ меня могли сразу выставить за дверь и весь мой план коту под хвост.

Я проворачивал его в голове весь день. Начал сразу после ухода Алисы. Идея возникла внезапно, когда она сказала про официантов. Я понял, что только так смогу пробраться во внутрь и попасть в список — занять место любого официанта. Повезло, что старший Коллинз еще не изучал досконально обслуживающий персонал. А мог бы просмотреть личные дела и запомнить лица, но зачем ему забивать голову такой лишней информацией. Что ж, это мне на руку.

Я посмотрел на золотистый маленький бейдж на груди и прочитал имя. На сегодняшний вечер меня зовут Томас.

Теперь, оказавшись внутри дома, заполняя бокалы шампанским на кухне, я могу выдохнуть и быть уверенным. У меня получилось повернуть непростой план, и я могу в скором времени увидеть Алису, потому что среди этой кучки идиотов я здесь и треплю их только ради нее. Хотя бы сегодня она не будет одна в месте, который морально подавляет ее. Я заметил, как перестали сиять ее глаза, когда Алиса поняла, как проведет сегодняшний вечер. Я не мог бросить ее и на этот раз. Чувство ответственности за нее доходит уже до критичной красной точки.

До приема гостей я начал засыпать на ходу. А все из-за чертовой классической музыки, которая играет на моих нервах. Вот оно, светское мероприятие, воочию проводится на моих глазах. От дурного количества пафоса меня воротит. На лицах каждого маска лицемерия. Каждый жаждет самоутвердиться за чужой счет. Все здесь жаждут сплетен, чтобы распространить их и опозорить какого-нибудь попавшего под прицел бедолагу на весь свет.

Я рассматривал всех гостей через дверной проем кухни и понимал, насколько разные наши с Алисой миры. Но между нами все равно образовалась тяга и я практически сразу почувствовал, что эта девушка близка с моей душой. Данному миру семьи, обществу, Алиса не соответствует только из-за своего внутреннего мира. Ей тяжело существовать здесь, но она ищет силы. Зачем она так мучает себя?

Меня кто-то хлопнул по плечу, и я вырвался из своих размышлений.

— Чего замер? Выноси поднос, — проговорил мой коллега на сегодняшний вечер.

Я поправил черный жилет, который немного мал для меня и взял в руки поднос. Я проследил за удаляющимися официантами и понял, что поднос двумя руками носить нельзя. Все-таки профессия официанта не так проста. Слишком тонка и деликатна для курсанта. Когда я попробовал держать поднос одной рукой, тут же потерял равновесие, и он начала качаться на моих пальцах. Я еле удержал его и предотвратил проблему. Разбитые бокалы и пролитое элитное шампанское обошлись бы мне дорого — очередными унижениями.

Еще около двух минут я застрял на кухне, только чтобы попрактиковаться и привыкнуть к тому, что поднос я должен носить одной рукой, а другую убрать за спину. В конце концов мне это удалось, и я гордо вышел в холл.

Поднос опустел за считанные секунды.

Тогда я вернулся обратно на кухню и начал заполнять новые бокалы.

— За этот вечер нам хорошо заплатили. Повезло, однако, — говорил один из официантов.

Всем на вид не больше двадцати трех. Что ж, заработанные деньги все равно в руках того парня, который спит в фургоне. Я у него ничего не отнял, наоборот, избавил от дотошного общества. Этими выводами я отчистил свою совесть.

— Не только карман полный, но и глаза радуются. Посмотри только, какие здесь девчонки, — ответил второй.

— Можешь только слюни пускать на них. Такие даже взгляд не подарят. Твой статус не соответствует их статусу. Где эти девчонки, а где ты.

Все тихо посмеялись над парнем и покинули кухню с полными подносами. После пошел уже и засмеянный парень с тяжелым вздохом.

Я осмотрел холл, не торопясь выходить, в надежде, что увижу Алису. Мне необходимо как можно скорее избавиться от этого общества, потому что мне уже дурно. Спустя несколько секунд я все же нашел ее глазами. А затем застрял на кухне еще на минуту, когда рассматривал ее образ.

Черт возьми, какая она красивая…Я оцепенел. Ангельская красота, приправленная дерзостью мрака. От вида Алисы у меня перехватило дыхание, а после бросило в жар. Тесный костюм официанта прилип к вспотевшему телу. Я сражен перед ее красотой, словно рыцарь на турнире за сердце девушки. Боже, она прекрасна во всех смыслах. Стоит, словно принцесса — гордо, с прямой спиной, ослепляя и очаровывая всех своей невероятной красотой. Она произведение искусства и чертовски сильно привлекает меня как сумасшедшего художника, потому что увидел в ней свое вдохновение.

Алиса особенная для меня настолько, что я хочу, чтобы она стала моей проблемой. Хочу всегда быть рядом и защищать от всего, что преподносит ей неприятности и печаль. Как и сейчас. Алиса самое прекрасное создание из всех собравшихся в этом доме, но ее солнечные глаза накрыло мрачное облако грусти. Невооруженным глазом можно увидеть, что она напряжена и ждет спасения.

Я поднял поднос и направился к собравшейся кучке людей, в которой находится моя муза.

Помощь идет.

— Еще шампанского? — спросил я, впившись глазами в Алису.

Она резко повернула голову с недоуменным выражением лица, но сразу после прекрасные черты сковал шок. Глаза, околдовавшие меня, расширились от неверия.

— Да, как раз вовремя.

Кто-то заменил свой бокал, а я забыл о своей роли официанта. Есть лишь Алиса и мое желание выкрасть ее с этого ужасного места.

— Сестренка, ты в порядке? Ты как-то побледнела.

Я переместил глаза на говорящего. Алиса тут же опустила взгляд в пол и старательно делала вид, что незнакома со мной. мне даже показалось, что ее наполнил испуг, словно узнай ее брат о том, что мы знаем друг друга, поднимется скандал.

Я помню слова Эммы. Продолжаю держать их в голове и пытаться понять, по какой причине Алиса после его приезда практически не выходит из комнаты и желает меньше времени находиться в доме. Поэтому сейчас пристально наблюдаю за этим типом.

Он коснулся локтя Алисы, а та немедленно отдернула свою руку. Уже после нескольких секунд наблюдения можно понять, что между ними напряженная атмосфера.

— Все хорошо. Просто устала, — пробубнила Алиса несмотря на него.

— Может мне проводить тебя до твоей спальни? Отцу все объясню, — продолжал заботиться о сестре парень. Но эта забота мне не нравилась. Я начал подозревать его, но даже еще не понимал в чем. Просто парень мгновенно показался мне скользким типом, которого необходимо контролировать.

Алиса перевела на него испуганный взгляд и сделала шаг назад. От нее так и пахнет страхом, от которого я жажду ее избавить.

— Нет. — Алиса поставила пустой бокал на поднос дрожащей рукой. — Я сама. Только попью воды.

И она ушла, оставляя шлейф своего аромата. Возможно, последняя фраза предназначалась мне в скрытой форме. На кухне я видел дверь, ведущая на задний двор.

Я посмотрел на брата Алисы, улавливая его испортившееся настроение. Он проводил Алису взглядом, который мне сложно было расшифровать. Словно пустой взгляд маньяка, имеющий в голове страшные мысли. Надеюсь, на этот раз мои наблюдения меня подводят, и я ошибаюсь.

Я покинул компанию и вернулся на кухню. Алисы здесь уже не было, но она действительно выпила воды. Я увидел стакан на раковине, на стенках которого остались капельки воды. Посмотрев на приоткрытую дверь, я снова уловил ее подсказку. Она манила меня, и я без сопротивлений отправился к Алисе.

На заднем дворе устлан, словно ковер, зеленый газон. Громадные пальмы заняли небольшую территорию вдоль тротуара и следовали друг за другом. Небольшие темно-зеленые цветники с розовыми цветами наполняли ночной воздух приятным ароматом, среди которых я и заметил Алису, стоявшей ко мне спиной. Ее платье сияло, когда на ткань падал искусственный свет грунтовых светильников. Сейчас она похожа на сбежавшую с бала Золушку ровно в двенадцать часов ночи.

Когда я начал приближаться к ней, Алиса услышала мои шаги и резко развернулась. На ее лице смешаны страх и радость, чего я никогда не видел. Смешение этих противоположных эмоций некая редкость, апогея для законов природы.

— Уильям! — тихо воскликнула она и сделала два шага навстречу ко мне, собрав подолы платья. Между нами несколько сантиметров, которые тоже всем сердцем хочется преодолеть. — Ты что творишь? Я думала у меня сердце остановится.

Алиса полна эмоций и это заметно по ее оживленному поведению. До этого она стояла в холле поникшая, забывшая о радостях жизни напрочь. Для ее мира они будто инородные явления, от которых необходимо избавиться.

— Ну не остановилось же, — усмехнулся я.

Алиса оглядела меня всего, затем посмотрела в мои глаза с недоуменным выражением.

— Ты работаешь официантом? — Ее взгляд упал на золотистый бейджик. — Томас? В каком смысле? — Непонимания на ее лице еще больше.

Я еле сдерживал смешки на ее реакцию. Конечно, Алисе и в голову не придет тот план, который я провернул, только ради того, чтобы попасть в дом и не просто увидеть ее, а выкрасть с места, никак не воодушевляющий ее.

— Нет, я учусь в академии полиции, а это так, просто хобби, — с улыбкой объяснил я.

— Хобби? А имя ты поменял в целях конспирации?

— Ты даже не представляешь, насколько строжайшие правила в академии.

— Зачем же так рисковать?

— Ты очень любопытная, — прервал я таким образом поток ее бесконечных вопросов.

Она ехидно улыбнулась.

— Этого у меня не отнять.

Я смотрю на нее и мне хочется улыбаться. И я не сдерживаю себя. Рядом с ней легко, словно все тяготы жизни отступают, стоит ее губам растянуться в улыбке. Я обреченно вздыхаю, когда крепко осознаю, что если эта девушка исчезнет из моей жизни, то она превратится в подобие жалкого существования: мрачное, бесполезное, без смысла. Я чувствую всем естеством, что Алиса отныне движет моей судьбой. Впервые не могу противиться собственным желаниям. Впервые моя сила воли дает слабину и сдувается как воздушный шар.

Я опускаю глаза с миловидного лица на ее руку и без промедлений тяну свою. Сплетаю наши пальцы, ощущаю, как кровь разгоняется по моим венам из-за такого незначительного прикосновения, и снова поднимаю глаза.

Алиса смотрит на наши сцепленные руки и слабо улыбается. Ее кожа нежная, которую хочется постоянно гладить и наслаждаться невероятными ощущениями, которые до этого мгновения мне всегда были чужды. Я никогда не заострял своего внимания на прикосновениях. Ничего подобного не чувствовал с другими девушками. Все происходило на автомате. Я просто утолял свою потребность. А с Алисой есть эмоции, которые переполняют меня всего без остатка. С ней каждая секунда становится ценной и особенной. С Алисой на первом месте не утолить мою потребность, а желание просто быть рядом.

— Предлагаю покинуть это место, — заговорил я.

Алиса подняла на меня глаза, в которых вспыхнула надежда. Она надеется на прекрасное продолжение вечера, и я смогу исполнить это маленькое желание.

Я расслабил удушающую бабочку на шее, а вскоре вовсе снял его и расстегнул верхние пуговицы рубашки.

— От этого лучше тоже избавиться, — пробормотал я и снял жилетку. Мне даже стало легче дышать.

— Ты же не работаешь официантом, — высказала свою аксиому Алиса, смотря на меня с недоверием.

Я поджал губы, задержал дыхание и планировал снова настоять на своей лжи, но выпытывающий и серьезный взгляд Алисы заставил меня сказать правду. Половину правды.

Я выдохнул.

— Нет, ты меня раскусила.

Я скомкал в руках жилетку с бабочкой и уже искал глазами мусорный бак, чтобы избавиться от них.

— Зачем ты это сделал?

Я посмотрел на Алису. Ее вопрос буквально вывел меня из собранного состояния и выставил преграду перед дыхательными путями. Что мне ей сказать? Правда так и вертелась на кончике языка, но разве я имею права рубить так резко? Я все еще пребываю в сомнениях, и они лишь отнимают мое время, которое я бы мог посвятить Алисе. Наедине с собой я без труда могу представить, как хватаю ее и целую в губы, этим действием показывая ей свои чувства. Но когда смотрю на Алису, вспоминаю ее слова о непростом образе жизни, все эти представления рассеиваются, и я снова в оцепенении. Мне тяжело решиться на этот серьезный шаг, поскольку неизвестность нашего совместного будущего меня настораживает.

— Да просто скучно было, — весело ответил я, пожав плечами.

Снова взяв ее за руку, я потянул Алису за собой, но она остановила меня, резко дернув за руку. Я обернулся с тяжелым дыханием.

— Зачем ты это сделал? — повторила она свой вопрос, сжимая мою руку.

Я сглотнул, пытаясь выискать время для того, чтобы придумать ответ, который не даст никакого намека на мои серьезные намерения. Не сейчас. Я не готов питать Алису надеждой. Как выставить мое проникновение в ее дом в качестве лжеофицианта, потому что ей не хотелось находиться на этом мероприятии, как просто соседскую помощь?

— Просто ты не хотела быть там, и я решил помочь.

Не знаю, как Алиса расценит мой ответ. Но после него она опустила глаза и о чем-то задумалась.

— Помочь… — повторила она словно эхо. Ее губ коснулась нервная улыбка и Алиса вздохнула. — Ладно, не вежливо будет отвергать твою помощь.

Ее эмоция печали быстро рассеялась и последние слова она проговорила с улыбкой, подмигнув мне. Мне знаком этот стиль поведения, когда тебе хочется нацепить на лицо маску веселого человека, чтобы не задавали лишних вопросов и не надоедали своей заботой. Когда ты весел — всем это нравится. Так проще взаимодействовать с человеком.

— Правильно делаешь, — ответил я с такой же непринужденностью и повел Алису за собой.

Мы добрались до моего дома, на заднем дворе которого я нашел мусорный бак и избавился от лишних предметов одежды. После я указал Алисе на лестницу, ведущая на крышу.

— Что? Ты хочешь, чтобы я полезла наверх? — уточнила она.

— Да, хочу. Я полезу за тобой. Подстрахую. Вдруг еще навернешься из-за своего очаровательного платья.

— Что ж, это благородно.

Алиса собрала подолы своего платья, оголяя ноги до самых бедер. От такого откровенного вида я вскинул брови.

— Что? Никогда не видел женских ног? — решила она поострить мне.

Я поднял глаза на ее лицо и хищно улыбнулся.

— Я видел женские части тела куда интереснее ног. Все девушки только и ждут, когда я попрошу их раздеться.

Алиса скривила губы, затем гордо вскинула подбородок.

— Не все, — строгим голосом ответила она.

— Считаешь себя исключением из правил? — продолжал я сохранять вкрадчивый тон.

— Считаю, — дерзко ответила Алиса и начала подниматься по лестнице вверх, сняв туфли и оставив их на лужайке.

Я усмехнулся ее самоуверенности. От таких громких слов мои сомнения рушатся как карточных домик и мне хочется наплевать на все здравые предрассудки, бесстрашно принимая поражение и неизвестность будущего.

Я полез за Алисой и вскоре мы без происшествий смогли добраться до крыши дома. Алиса втянула в себя ночной воздух, закрыла глаза и выдохнула. Когда открыла глаза вновь, устремила взгляд на океан, который светится от сияния луны и отражает не только ее, но и все ночное небо с его мириадами звезд.

— Как хорошо, — прошептала она. — Что это? — Ее непринужденный тон резко поменялся на непонимающий.

— Я подготовился, — ответил я, показывая рукой на устланный плед, две подушки и закуски.

Алиса заняла свое место, закрывая платьем ноги, которые она согнула в коленях и прижала к груди, а я сел рядом, выпрямляя свои ноги.

— Неужели это безалкогольное пиво? — Алиса осмотрела банку и удивленно вскинула брови, когда прочла описание.

— На этот раз можешь наслаждаться, — подколол я ее и открыл свою банку. — Или дама благородного происхождения ждала от меня бутылку шампанского?

— Невежа, я леди.

— Откуда мне знать эти тонкости вашего этикета, — пробубнил я.

Алиса посмеялась.

— Спасибо, что ты не заостряешь внимание на том, что я из богатой семьи. Знаю, что ты просто шутишь.

Алиса открыла банку своего пива и несмотря на маникюр справилась с этой задачей блестяще.

— Ты своим хамским поведением сделала все, чтобы я забывал, сколько денег тебя окружает.

— Можно сказать тебя не тошнит от правильности, — буркнула она.

— По сравнению с Майклом я сущий ангел.

— Тоже мне друг. Самоутверждаешься за его счет?

— Для этого и нужны плохие друзья, чтобы на их фоне мама в детстве считала тебя самым лучшим.

— В моей семье даже на фоне оборванки я не буду казаться лучше, — усмехнулась Алиса, но я смог распознать нотки горечи в ее голосе.

Я посмотрел на нее и наблюдал за тем, как девушка благородного происхождения в великолепном платье принцессы пьет из банки пиво, затем вытирает губы тыльной стороной ладони. Чудесное зрелище.

— Расскажи о себе, — не сдержал я в себе этот волнующий меня вопрос уже который день. Когда я долго смотрю на нее, мой мозг выключается автоматически и голос сердца выходит на первое место, радуясь своему триумфу и свободе.

Алиса улыбнулась и вздохнула.

— Скучно. Ничего интересного. Я люблю читать, играю на гитаре, рисую. Делаю все, чтобы скрасить свои мрачные будни.

— Какие у тебя отношения с родителями?

— Не такие, какие у тебя. Мои навязывают мне мир, принципы и нормы, к которым они сами привыкли и, которые, они считают наиболее правильными. Но наблюдая со стороны я вижу, что мой мир не такой счастливый. Я осознаю, как много у меня запретов и с каждым днем желание разрушить их становится все сильнее. Я понимаю, что в семье не учитывают мои интересы, мои желания и от этого мне грустно. Родные родители подавляют мое истинное «Я», чтобы я была для них удобной.

Я посмотрел на океан. Такой бескрайний и свободный, величественный и неукротимый. Такой же желает быть и Алиса. Возможно поэтому она сейчас смотрит на него влюбленными глазами.

— Зачем же ты подпитываешь их силу своей покорностью?

— А что мне еще остается делать? — Алиса повернула ко мне голову. — Если я покажу им себя настоящую, то они превратят мою жизнь в ад. Будет хуже, поверь. Ты просто не знаешь моих родителей.

Немного знаком. Мне стоило выслушивать унижения из уст мистера Коллинза, чтобы понять, насколько он авторитарный и желает, чтобы все танцевали под его дудку. Стоило издалека увидеть миссис Коллинз, чтобы понять, что кроме роскошной и беззаботной жизни ее больше ничего не волнует. Если у нее все это отнять, она превратится в беспомощную. Чтобы составить об этих людях общее впечатление, особого труда не понадобилось.

— Они растопчут меня. Не устанут повторять каждый день, какая я отвратительная дочь. Я просто жду подходящего времени, когда не буду зависеть от них.

— Совершеннолетия, — догадался я. — А твой брат?

Алиса напряглась, когда услышала мой вопрос. Она судорожно вздохнула и выдохнула, погладив себя по шее. Почему у нее такая реакция на брата?

— Он не часто с нами. Постоянно в разъездах и выполняет отцовские приказы. И он…сводный.

Я нахмурился.

— Сводный?

— Ну да. Мои родители его усыновили, когда мне было пять, а ему девять.

— Он плохо к тебе относится?

Я жаждал добиться правды, которой необъяснимым образом страшусь. Во мне проснулся дух детектива, который копает без остановки, потому что он никогда не насытится правдой людей. Я почему-то не могу мыслить позитивно и ждать от Алисы ответа, который успокоит меня. Я ожидаю худшего. Обычно я не особо надеялся на интуицию, но на этот раз все иначе. Сердце чувствует опасность, в которой живет Алиса.

Алиса сжала банку в руке, напрягаясь еще сильнее.

— Нет. Ничего плохого он мне не делает, — сдавленно ответила она. — Просто обидел меня однажды и нашиотношения не складываются. Раньше он был настоящим братом, и я не видела разницы между родным и сводным. Джексон даже был лучшего родного. — Алиса посмотрела в мои глаза. — Только не спрашивай меня о том, как он меня обидел, хорошо? Я хочу об этом забыть.

Я проглотил поражение. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. Так или иначе я обязан узнать правду. Но даже без нее я понимаю, что Алиса нуждается в защите.

— Хорошо.

— А что ты расскажешь? — Алиса решила поспешно сменить тему. — Твою маму я знаю, а твой отец?

Будет нечестно, если я не буду откровенным с Алисой после того, как сам пытал ее вопросами, на которые ей тяжело было давать ответы. Как бы мне не хотелось лишний раз говорить про отца, сегодня я должен поделиться своей болью, преследующая меня десять лет. И будет преследовать до конца жизни.

— Он погиб, — дал я прямой ответ и не стал смягчать жесткую правду.

Алиса открыла рот и прикрыла его ладонью. Я сделал большой глоток пива.

— Десять лет назад при выполнении боевой задачи его не стало. По иронии судьбы, офицера полиции застрелил преступник. Он получил смертельное ранение. Радует одно, что этот ублюдок сдох за решеткой.

Я снова отпил из банки и после тяжелого глотка поджал губы. Боль, обида и чувство несправедливости поглотили меня в одну секунду. Во время рассказа про отца я всегда возвращаюсь в детство, когда я не мог принять горькую правду о смерти отца, а душу переполняла ужасная, холодная боль. Я опровергал очевидное и не собирался мириться с несправедливостью. Кричал в небо и спрашивал пустоту, голубое безграничное пространство, за что отобрали дорого мне человека.

Погибель отца сделала меня жестоким к людям и отныне я больше ничего хорошего от них не жду. Каждый на планете преступник, который прячет свои скелеты в шкафу. Каждый способен вонзить нож в спину. Доверять — это осознанно встать к человеку спиной и смотреть на пропасть.

Заметив мое подавленное состояние, которого я не смог скрыть, Алиса придвинулась ко мне ближе и накрыла своей ладонью мое плечо. Невесомое, осторожное и боязливое прикосновение, словно Алиса переживала, что ее поддержка меня разозлит. Но нет. От ее присутствия мне стало легче. Я заставил себя прийти в себя и напомнил, что обязан в очередной раз подавить в себе отчаяние.

— Прости, я должна была сама догадаться, — виновато произнесла она.

Подул теплый ветер, который развеял аромат девушки и пощекотал мои ноздри. Я уловил цветочно-фруктовую композицию. Что-то вроде персика и розы. Она божественно пахнет. Алиса сейчас так близко, что я могу наслаждаться ее запахом хотя бы несколько минут. В нашем положении лишь это время в моей власти. Если бы я сделал Алису своей прямо сейчас, то посадил бы ее на свои колени, уткнулся в ее шею и впитывал этот аромат.

Я разрываюсь от противоречий.

— Все в порядке, — успокоил я ее. — Ничего страшного в твоем вопросе нет. А говорить об ушедших близких всегда тяжело.

Я посмотрел в ее печальные глаза.

Мы можем найти утешение друг в друге.

Стоит посмотреть в ее глаза, в которых можно найти солнечное тепло, как снова мысли идут не в том направлении, потому что голос сердца приказывает им сменить маршрут.

— Хочу показать тебе еще одно место, — хрипло произнес я, неосознанно опуская глаза на ее губы. Они сейчас наверняка горькие на вкус из-за пива.

— Заинтриговал, — улыбнулась она.

Я встал с пледа и помог подняться Алисе, которая не прекращала бороться с тяжелой тканью своего платья.

— Только я сделаю кое-что.

Алиса начала ломать свою роскошную прическу без сожаления. Вытаскивала из волос одну невидимку за другой и вскоре ее локоны упали на плечи. Она взъерошила волосы от корней и облегченно выдохнула.

— Так намного легче. Пойдем.

На этот раз первым спустился я, а после ждал, когда спустится Алиса. Подниматься ей было проще. Теперь подолы платье не держали бедра, а путались в ногах. Я держал руки в готовности, собираясь поймать Алису, если она поскользнётся, но этого не произошло. Хотя в глубине души мне хотелось, чтобы она оказалась в моих руках. Алиса взяла свои туфли в руки, и мы направились в сторону океана.

Волны шумели, бились о берег и этот звук только успокаивал. Мы шли по мокрому песку и позволяли теплой воде касаться наших ног. Ночное небо отражается в воде и складывается впечатление, будто оно распласталось у наших с Алисой ног. Она даже не переживала за платье, которое стало мокрым и немного грязным из-за песка. Теперь подолы тяжело волочились за ней.

— Почему-то это место вдохновляет меня больше, чем все остальные, в которых я прожила, — поделилась Алиса своей мыслью.

— В каких городах ты жила? — полюбопытствовал я, ведь мне интересно знать о ней все.

— В Берлине, в Нагоя, это город в Японии, Каталонии — город в Испании, Щецин — город в Польше, в Праге, В Цюрихе, но там мы надолго не задержались, и наконец в Измире, — перечислила она города, размахивая своими туфлями.

— В путешествиях все же есть плюсы. Ты развивалась всесторонне, больше знаешь о культуре других народов, сильна в географии.

— Да, ты прав. Всегда думала, что с таким образом жизни мне надоест жить в одном и том же городе. Но В Майами я бы жила до конца своих дней. Здесь свобода для всех в приоритете. А это то, чего мне так не хватает. Ты учишься в другом городе? — внезапно, как и всегда, поменяла она тему.

— Да, в Нью-Йорке. Только там я смог найти для себя перспективу.

— Далеко же ты забрался, — усмехнулась Алиса.

— Ты вовсе меняешь страны. Так тебя и потерять можно.

Я пожалел о своих словах, когда Алису они насмешили, потому что она не восприняла их всерьез. Для меня же эта фраза сравнима с трагедией. Потерять в этом большом мире эту девушку — значит потерять навсегда. К счастью есть способы держать ее в поле зрения.

— Это что? Качели? Ух ты! Прямо над водой!? — воскликнула она и, собрав подолы платья, побежала к ним, бросая туфли.

Алиса не побоялась зайти в воду, которая была на уровне чуть выше ее щиколоток. Она не боится воды, а боится утонуть в ней. Вроде, я сказал одно и тоже, но имея в виду Алису, — это совершенно разные понятия.

Она села на качели и начала раскачиваться. Многочисленные разноцветные ленты, которыми украшены веревки, развивались на ветру и периодически щекотали лицо Алисы. Она смеялась и выглядела такой же счастливой, каким бывает беззаботный ребенок. Своим смехом она заражала весельем и меня. Я улыбался, скрестив руки на груди, и наблюдал за ней.

— Кто их построил?

— Бывший смотритель маяка. Он жил в этом доме. — Я указал на неприметный кирпичный дом неподалеку от нас. — Ему сейчас под восемьдесят. В детстве мы с Майклом часто приходили к нему. Мудрый старик.

— Ты сказал жил?

— Да, его забрала внучка два года назад. Не знаю, живет еще или умер.

— Так или иначе он оставил чудесное наследие.

Алиса рассматривала качели. На фоне рассвета она выглядит еще более редкостным явлением. Рыжие, подкрадывающиеся из-за горизонта, лучи окрашивают ее блондинистые волосы и играют с многочисленными стразами на платье, превращая его в сплошное сияние. Ее ноги касаются воды при раскачивании, из-за чего образуются брызги. Я решил помочь ей и зашел в воду, чтобы раскачать сильнее.

Когда Алиса взлетала ввысь, то кричала:

— Я счастлива! — и смеялась.

Я готов слушать это до конца своих дней. Когда Алиса счастлива, на душе хорошо и мне. Я погружаюсь в мир, где неведомы печали и горести.

Качели медленно останавливались, когда солнце уже было высоко в небе и согревал воздух, делая его душным. В Майами ночь длится всего несколько часов. Солнце быстро поглощает опустившуюся прохладу на землю, которую приносит ночь, не давая ей ни одного шанса.

Я встал напротив Алисы и склонился перед ней, опираясь ладонями о деревянное сидение качелей по обе стороны от ее бедер. Наши лица были в пару сантиметрах друг от друга. Я сократил расстояние до непозволительно критической. Алиса улыбалась и теплым взглядом изучала мое лицо. Я делал тоже самое, но вскоре не сдержался и снова задержал голодный взгляд на ее приоткрытых губах, через которые Алиса выдыхала.

Жажда невыносимая. Ее губы стали для меня желанной прохладной водой во время жары.

Я сжал челюсть и посмотрел в сторону.

— Твои туфли унесли волны.

Очевидно, что эта информация ей не нужна, но я обязан был сменить обстановку и отвлечься от ее губ. Я выпрямился, и Алиса спрыгнула с качелей.

— Они были на один вечер. С таким же успехом я могла выбросить их в мусорный бак, как ты выбросил чужую жилетку.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся я. — А Томасу выделят новую.

— Хочу, чтобы ты знал: для меня еще никто ничего подобного не делал.

Ее признание выбило весь воздух из моей груди. Я сглотнул и сделал все возможное, чтобы отогнать гребаную возникшую сентиментальность.

— Не за что, — шутливо ответил я улыбаясь.

У меня полно возможностей, тем более, когда Алиса идет ко мне навстречу, благодаря чему я убежден, что она не влепит мне пощёчину, если поцелую ее. Но меня тормозит глупая мысль, что если я захочу присвоить Алису себе, то от этого ей будет только хуже.

Глава двенадцатая

Алиса

Тихо пробравшись в дом около пяти утра, я собрала подолы грязного, мокрого платья, чтобы не испачкать белые полы, и на цыпочках начала обходить гостиную.

С моего лица не спадала счастливая улыбка, потому что в голове все еще в ярких красках хранились воспоминания невероятной ночи, которые мне подарил Уильям. Они прокручивались каждую секунду и питали сердце всеми гормонами счастья.

Я не желала прекращать думать о том, что устроил Уильям, чтобы пробраться в мой дом и подарить мне счастливые мгновения. Уильяму порадовать меня не столь тяжело, достаточно вывести из дома и просто говорить обо всем на свете. Но ему удалось сделать намного больше.

Поднимаясь по лестнице, я размышляла о том, зачем Уильяму помогать мне и стараться скрасить мою жизнь яркими красками. Я вижу в его глазах, что моя судьба ему небезразлична и это понимание греет мою заледеневшую душу. Но, если Уильям так трепетно относится ко мне только потому, что я вызываю жалость или потому, что он видит во мне младшую сестру, то ему лучше остановиться, иначе это сделает мне больно.

Поэтому я пыталась выпытать из него правду и понять, зачем он это делает. Ответ был притянут за уши, и я решила выждать другой момент, чтобы выведать истину. Я должна знать причину того, что толкает Уильяма на такие необычные поступки, как переодевание в официанта, только чтобы пробраться в мой дом и найти меня. Хочу понять, зачем Уильяму тратить на меня свое время. Что им движет?

Незнание и мои собственные доводы сводят меня с ума. Я могу обманывать саму себя и придумывать причины, которые заставят сердце биться быстрее и питать его жестокой надеждой.

Надежда для меня всегда жестокая, потому что вечно разбивается вдребезги, так и не исполнив моих желаний, когда я так этого хотела. Надежда всегда появлялась в моей жизни, внушала, что будет приятный итог, а после просто уничтожала. Никогда не помогала, а лишь делала больно. А если и Уильям станет моей надеждой на счастливую жизнь, светлое будущее, то я этого не вынесу. Она всегда работает против меня, будто выбрала жертву для развлечений.

Все имеет жестокость в этом мире. Даже самое светлое чувство посыпано пыльцой мрака.

Я просто хочу быть счастливой, как сегодня. И чтобы так было всегда. Но всегда есть большие преграды, которые порой настолько сильны, что я падаю духом и перестаю бороться. Потому что все идет против меня. А Уильям буквально спасательный круг, который я не желаю терять, чтобы быть способной прожить эту жизнь. Но в то же время, я не хочу тащить его за собой в непроглядную бездну.

Как же сложно, когда эгоизм теряется среди голосов совести и разума.

Я с тяжелым вздохом открыла дверь своей спальни. Позитивные мысли быстро сменились на пассивные. Сейчас я избавлюсь от потрепанного платья, постою под душем и лягу спать. Закроюсь с головой под одеялом, отключу все звуки мира и провалюсь в царство Морфея, где меня не потревожит реальность. Но в последнее время имеется лазейка, через которую она проникает в мой безмятежный сон и продолжает беспокоить меня, задавать самой себе кучу вопросов о том, как я смогу жить в дальнейшем. Это уматывает. Я даже во сне не могу отдохнуть из-за…

…я оцепенела на месте, когда увидела Джексона, рассматривающего холст в углу комнаты. Мое сердце сначала замедлило свой ход, а после стало биться с такой силой, что мне приходилось с трудом втягивать в себя воздух.

Джексон медленно повернулся ко мне в пол оборота, чтобы он мог видеть не только меня, но и продолжать бросать холодный взгляд на холст. На нем распространились краски черного, бежевого, розового и, самого главного, голубого цвета. Мне пришлось долгое время разводить его, чтобы получить точный, как реальные глаза Уильяма.

Да, я сидела в своей спальне все три дня и рисовала его портрет. Эта идея посетила меня ночью, перед сном. Я настолько загорелась желанием нарисовать Уильяма, что забыла про сон и еду. Были только я, холст, краски и образ парня перед моими глазами. Каждый изгиб его лица, каждый контур, каждую деталь я рисовала с особой сосредоточенностью. После каждого мазка кисти я все ближе была к образу Уильяма, который стоял перед моими глазами. Осталось совсем немного доработать, чтобы получить его целостный портрет и радовать себя постоянно, стоит мне войти в свою спальню и видеть лицо Уильяма в углу.

Видеть его глаза и улыбку, пусть даже заставшие на холсте, для меня огромное счастье. Стоит увидеть Уильяма, как все тяжелое, сидящее во мне, испаряется или превращается в воздушный шар. Мне с ним легко во всех смыслах и с каждым днем желание находиться рядом чаще только возрастает.

После этих мучающих меня мыслей, которые насылали печаль в сердце, я и решилась нарисовать его портрет, чтобы хотя бы таким образом облегчить свою участь. Участь, когда мне приходится быть в одиночестве со своими дурными мыслями и делать все возможное, чтобы они не поглотили мою силу и не сделали из меня душевнобольную.

Ледяной взгляд Джексона на мне сейчас, словно камень на шее. Он тащит меня под воду, где невозможно дышать. Страх окутывает меня своим холодным дыханием и прибивает к полу. Я обездвижена.

Джексон окинул меня взглядом и снова посмотрел на мое наверняка бледное лицо.

— Где ты была? Почему в таком потрепанном виде? — Его голос сохраняет спокойствие, но в нем присутствуют стальные нотки, которые меня пугают. Хищник на моей безопасной территории, которая отныне тоже опасна. Куда бежать и где защититься в случае критического момента, я не имею понятия.

— Гуляла у моря, — тихо отвечаю я и сглатываю, пытаясь избавиться от кома в горле.

Сейчас самое главное не злить медленно просыпающегося зверя, сидящего в нем. Подавить свои гордость и презрение хотя бы на несколько минут, пока не выпровожу его из спальни. Своими спокойными, точными ответами я не подолью масла в огонь и сохраню свою относительную безопасность.

— Всю ночь? — продолжает пытать меня Джексон.

Я мысленно вздыхаю и выдыхаю, блокируя свою развязность.

— Да, всю ночь.

Джексон буравит меня внимательным изучающим взглядом, выделывая из меня статую античных времен — такую же бледную и неподвижную, затем переводить его на холст. От страха, что он может узнать его, меня бросает то в жар, то в холод. Я готова грохнуться в обморок.

— Кто это?

В груди зарождается небольшое облегчение. Его незаинтересованность людьми, которые намного ниже нашего социального статуса, сейчас играет довольно большую положительную роль. На этот раз я не презираю Джексона за предвзятость к простому люду, а наоборот, довольна этим качеством в нем. Конечно, тогда он не обратил никакого внимания на Уильяма, а был сосредоточен лишь на мне, поэтому Джексон не поймет, чей портрет на холсте. Я могу придумать любую отмазку, только бы он отстал от меня и покинул мою спальню, не сотворив при этом никакого кошмара, который будет преследовать меня до конца жизни, как кошмар, созданный им год назад.

Даже в такие страшные, тяготеющие, приносящие угрозу моей жизни мгновения я не в состоянии поверить в Бога.

— Модель, — наконец развязался мой язык. — Я нашла его в интернете, когда захотела потренироваться писать портреты. Писала с фотографии.

Сейчас главное убедить Джексона, что я никогда не встречалась с этим парнем, что мы никогда не проводили время вместе и что для меня он ничего не значит — всего лишь образ для тренировок. Хотя я не могу даже подозревать, в каких нездоровых масштабах в нем таится одержимость и чувство собственника. Может мне вообще, по его мнению, не разрешается даже на фотографии моделей смотреть.

С кем я проживаю под одной крышей… С безумным маньяком с манией преследования меня, с бесноватым контролем моей жизни.

Джексон снова смотрит на меня. В черных безднах купается сумасшествие.

— Модель значит, — повторяет он низким голосом и засовывает руки в передние карманы своих спортивных штанов. После вздоха Джексон продолжает: — Неужели ты гуляла одна?

— Да, а что в этом такого?

Я стараюсь сохранять непринужденный тон, когда внутри меня все дрожит.

Джексон поворачивается ко мне всем корпусом и начинает медленно приближаться. Каждый его шаг отдается эхом в моей голове. В ушах появляется противный звон, который мешает ясно мыслить. Но я способна была уловить один напрягающий момент — шаги Джексона угрожающие, как и сам его мрачный вид. Хищник недоволен жертвой, над которой только и делает, что издевается. Она для него ради темных развлечений, чем сводит с ума.

Джексон останавливается в метре от меня. Это расстояние уже выводит меня из без того хлипкого равновесия, что мне трудно продержаться естественной — без какого-либо напряжения. Дыхание прерывается.

— Мне не нравятся твои ночные прогулки. Ты в последнее время появляешься дома под утро и неизвестно где проводишь ночь. Немедленно прекрати это безобразие, Алиса.

Он кидает этот приказ мне в лицо уверенным и властным тоном. Внезапная потребность отстоять свои личные границы перерастает в вспыльчивость и взрывает мое шаткое повиновение. Я поднимаю подбородок выше, позволяя гордости вылезти наружу, а высвободившейся дерзости управлять мною. Я бы могла терпеть его бесконечные расспросы и придумывать ответы даже при том, что моя голова накрыта пеленой страха и все, о чем я думаю рядом с Джексоном — это о спасении и бегстве. Но я не способна проглатывать его стремление командовать мною и подчинять, дрессировать, как неспособную к самостоятельной жизнедеятельности инфузорию.

На смену страху пришла злость, которая наполнила весь мой организм в одно мгновение, и толкнула к той опасной черте, когда я отстаиваю свои личные границы перед тем, кому это не нравится, и кто в разы сильнее меня.

— А мне не нравится твой тон. Ты не в праве указывать мне, где быть и с кем быть. Во сколько и в каком виде! — не сдержавшись, выкрикнула я, сжав платье в тиски.

Джексон лишь вскидывает одну бровь, продолжая сохранять холодную невозмутимость на лице. Только такую реакцию он дал на мой защитный барьер и вызванные им негативные эмоции.

Он делает еще два небольших шага ко мне, останавливается в жалких сантиметрах от меня и наклоняется ближе к моему лицу. Я осознаю, что ничем не смогу защититься в случае нападения. Могу только закричать, но боюсь даже мой пронзительный крик о помощи не разбудит маму, которая крепко спит до десяти утра. А после приемов и до полудня. Эммы еще нет в доме. Папа…но после каждого приема он уходит с партнерами и появляется дома к вечеру следующего дня. Отчаяние захлестывает меня холодной волной, но я пытаюсь устоять на дрожащих ногах.

Я смотрю в черные глаза Джексона, когда он изучает каждую деталь моего лица и, словно зритель наслаждается зрелищем с первых рядов. В нем проснулся рехнувшийся-психопат-безумец, действия которого невозможно предугадать. Ну вот, истинный Джексон Коллинз, который подорвал мое доверие год назад, показав свою природную сущность. Он устал притворяться, когда жертва так и не поверила его иллюзорным представлениям, когда он пытался ослепить меня фальшивым чувством вины. Может Джексон и мастер манипулирования, но у меня иммунитет на его маневры.

— Ошибаешься, — хрипло отвечает он на мои возмущения на грани шепота, обдав мое лицо своим горячим дыханием. — Ты под моим полным контролем.

Я выгибаюсь в спине, стараясь хотя бы как-то найти способы держаться от него дальше.

— И что дальше? Будешь держать рядом насильно?

Джексон без труда толкает меня назад одной рукой, и я спиной ударяюсь в стену. Он блокирует мне два выхода, опираясь ладонями о стену по обе стороны от моей головы. Платье падает с моих рук, когда я непроизвольно разжимаю кулаки и чувствую, как по ним начинает циркулировать застывшая кровь. Мое учащенное дыхание говорит о моем беспокойстве и страхе перед этим безумцем. Страх снова доминирует над всеми моими эмоциями и подавляет злость. От этих скачков у меня кружится голова.

— Чем я для тебя плох, Алиса?

Я не сдерживаю нервного смешка.

— Ты серьезно меня об этом спрашиваешь? Год назад я готова была убить тебя, только бы спастись, а теперь ты задаешь мне такой вопрос? Ты всем отныне плох для меня, Джексон. Я… — я отсекаюсь, сомневаясь, признаваться ли мне в очевидном даже для него. Нет, если я произнесу вслух о том, что боюсь его, то утеряю часть силы, благодаря которой могу стойко держаться перед опасностью. — …Я ненавижу тебя.

Джексон поджимает губы в одну тонкую полоску. Я вздрагиваю, когда он неожиданно бьет ладонью по стене, выплескивая свой пробудившийся гнев. Ему до такой степени не по душе моя ненависть?

— Это была минутная слабость перед ревностью, Алиса. Что мне сделать, чтобы ты простила? — спрашивает он практически рыча.

— Просто оставь меня в покое. Если у тебя действительно ко мне настоящие чувства, то дай мне свободу. Я уже не смогу ни понять тебя, ни простить.

Когда озлобленный взгляд Джексона меняется на пораженный, в моей груди возрождается надежда несмотря на то, что я ей не доверяю свое потрепанное сердце. Увы, но она существует самостоятельно, и мы не властны над наполняющими нас чувствами и эмоциями. Я буквально задерживаю дыхание, улавливая на слух рванное биение своего сердца, когда ожидала вердикт Джексона на мои слова. Пусть он будет благоразумным. Пусть его чувства ко мне будут чистыми, и он укоротит свою одержимость. А с его неконтролируемой ревностью я смогу справиться — достаточно всего лишь не провоцировать.

— Нет, — выплевывает он и крепко сжимает мое предплечье.

Я подавляю писк, когда ощущаю силу его болезненной хватки. И снова надежда толкает меня, ставит на колени перед осколками моих ожиданий, которые она разбила вдребезги. Клетка закрылась на ключ, так и не успев открыться. Теперь я окончательно осознала — никогда мне не быть свободной. В будущем я могу существовать лишь в бегах. Я вечная пленница, даже если буду скитаться по миру в одиночестве. Теперь я понимаю, каково птицам, которые жаждут летать, в клетке.

— Даже если ты не примешь меня, — продолжает Джексон у самого моего лица, на котором уже нет никаких эмоций, как и внутри меня: все сметает на пути разочарование в собственных ожиданиях, — все равно будешь принадлежать мне.

Я ухмыляюсь, отчего Джексон слегка теряется, задевая этим самоуверенность. Смотрю на него пустыми глазами и, позабыв о его больной реакции на мои отказы и протесты, выдаю:

— Отец когда-нибудь захочет выдать меня замуж.

Пусть не любимый муж из богатой семьи, но только не этот псих, которому требуется немедленное лечение. Моя жизнь из-за Джексона превратилась настолько в дерьмовую, что я за одно мгновение смирилась с тем, что у меня нет будущего с Уилом. Я бы могла возлагать проклятые для меня надежды, рискуя своим ментальным здоровьем, но теперь и их нет. В этой жизни мне не быть счастливой — страшный вердикт, который засасывает душу в бездну смерти. Я буду существовать, как призрак.

Джексон задумался над моими словами и наверняка уже начал выстраивать план в своей голове. Теперь ухмыляется он.

— Я с этим легко разберусь. Как ты сама всегда подчеркиваешь — мы сводные брат и сестра, а значит, можем и поменять статусы на муж и жена.

— Тогда я лучше умру, — процедила я сквозь зубы.

Лицо Джексона мрачнеет.

— Гордячка неприступная! — с презрением выплюнул он. — Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня. Вот увидишь, ты будешь лишь во мне видеть свое спасение и держаться за меня, как за спасательный круг. — Он сильнее сжимает мою руку, что я приподнимаюсь на носки и сжимаю челюсть. — Сделаю так, что без меня не сможешь представлять своей жизни, потому что она будет зависеть от меня.

— Я избавлюсь от такой жизни, — шепчу я, придерживаясь на своей позиции. Не позволю, чтобы его безумные слова подорвали мою уверенность и внутреннюю силу.

— Это вряд ли.

Его мрачная улыбка заставляет мое сердце пропустить удар, а в голове уже рой подозрений. Что задумал этот больной ублюдок и успею ли я дожить в относительной свободе до совершеннолетия, чтобы успеть сбежать?

Джексон выпускает меня из своей хватки. Я прижимаюсь спиной к стене, чтобы не упасть.

— Чтобы отбить у тебя желание гулять по ночам, я, пожалуй, запру тебя на пару дней в спальне.

— Что? — шепчу я онемевшими губами, не веря в услышанное.

Поворачиваю голову и вижу, как Джексон вытаскивает ключ из замочной скважины, открывает дверь и исчезает за ней. Захлопывает, а после я слышу щелчок замка. Все произошло будто за секунду, потому что я не успела среагировать и помешать ему. Я отрываюсь от стены и дергаю за ручку только тогда, когда дверь уже заперта и мне не выбраться.

— Джексон! — кричу я высоким голосом и бью ладонью о дерево. — Открой немедленно! Ты совсем из ума выжил!?

— Тебе же нравится сидеть в своей спальне. Там все удобства и там безопасно, ведь так?

Я сжимаю челюсть и на этот раз бью о дверь кулаком, затем ногой, а после, уже понимая, что мне не выбраться и мне не откроют, я сажусь на пол. Слышу лишь свое свирепое дыхание и удаляющиеся шаги за дверью.

— Будь проклят день, когда ты появился в моей семье, — процедила я сквозь зубы, вкладывая в это проклятие весь свой внутренний негатив.

Каждый член семьи в этом доме из меня сделал рабыню, которая должна выполнять их прихоти и желания. Эту несправедливость невыносимо уже терпеть. При таком отношении я точно перестану сдерживаться и буду «плохой дочерью», которая без зазрений совести начнет позорить родителей своим недопустимым поведением в обществе на каждом приеме и перестанет их слушаться. Пусть лучше отец посчитает меня за ненормальную и отправит в лечебницу, только бы избавиться от Джексона Коллинза! Черт возьми, из-за него мне приходится подставлять себя под удар и выживать в экстремальных условиях. Я уже готова забыть о собственном комфорте и благополучии, только бы находиться подальше от него и его безумных планов на меня.

Посмотрим, кто еще чью жизнь превратит в ад.

Негативные эмоции меня вымотали слишком быстро, учитывая то, что я еще не спала всю ночь. Поэтому вскоре мне удалось заснуть прямо на полу в грязном платье. Меня это не волновало, и я быстро сдалась сладостному и пленительному сну, не заставляя себя сначала принять душ, а после уже в комфорте принять сон.

Проснулась я от стука в дверь. Вскочив с пола как дикарка, которую поймали за непристойным делом, я протерла глаза пальцами, не переживая за макияж, от которого у меня уже начинают щипать глаза.

— Алиса?

Услышав приглушенный голос мамы за дверью, я прильнула к дереву. Настенные часы показывают одиннадцать утра. Я спала как младенец на жестком полу, не ощущая ни жары, ни холода. Даже забыла о своей участи пленницы. Злость перед сном дала свои плоды и, вместо того, чтобы переживать, я как обычно смогла вырубить отчаянный и молящий о спасении голос своего внутреннего ребенка.

— Мама? Выпусти меня. Джексон совсем рехнулся, — спокойно проговорила я, уверенная в том, что меня вот-вот освободят.

— Мои методы воспитания уже не помогают. Да и разбаловала я тебя, Лиса. Может, воспитание Джексона поможет вывести из тебя непонятную, ниоткуда взявшуюся дурь.

Ее слова меня ошарашили. Расширив глаза от неожиданных слов, я ударила по двери ладонью и выкрикнула:

— Мама, ты спятила!?

— Тебе правда стоит посидеть взаперти и подумать о своем поведении, — настаивала на своем мама, сохраняя в голосе безмятежность. Ей совсем плевать на то, что из ее дочери делают пленницу? Мало того, она еще и руку прикладывает к моему аресту.

— Если ты сейчас мне не откроешь, то считай, что у тебя больше нет дочери, — серьезно проговариваю я.

Я действительно перестану разговаривать с ней и называть своей матерью, если она позволит Джексону держать меня взаперти.

— Вот видишь! Раньше ты не позволяла так со мной разговаривать.

Она как маленький ребенок… Я уже успела забыть о ее гребаном диагнозе, поскольку в Майами провожу с ней времени намного меньше. Здесь я действительно постоянно сбегаю из дома и готова спать даже на песке. Мое терпение на исходе.

— Да пошли вы все!

Я отошла от двери, шагая в ванную комнату. Мама еще что-то кричала, возмущалась моим поведением и моим словам, но я уже не разбирала ее слов и не пыталась даже понять их смысла. Не желаю больше мириться с несправедливостью и подавлять себя настоящую — ту, которая отстаивает свои права.

Я приняла душ, переоделась в майку и шорты и легла на свою кровать, спрятавшись под одеялом. Надела наушники и включила аудиокнигу. Буду продолжать заниматься своими делами и не показывать этим психам, что их действия меня как-то задевают.

Единственный минус этой каторги — я не смогу увидеть Уильяма. Могу смотреть на него только на портрете и радовать душу этой мелочью. Кто знает, насколько запер меня Джексон в моей собственной комнате. Думаю, ему не надоест держать меня в четырех стенах, ведь я таким образом под его полным контролем. А больше ему ничего не нужно. Такая будущая жизнь меня ждет, если Джексону удастся изменить статус наших отношений на глазах общества — я не буду подчиняться и повиноваться ему, а он в свою очередь, чтобы приручить меня, будет запирать меня в четырёх стенах и держать до тех пор, пока я не сойду с ума.

Зря душевнобольных держат в одной комнате. От этого они еще сильнее теряют рассудок. От четырех стен им плохо, и они намеренно теряют всякую надежду на исцеление.

А может надежда сама по себе не несет жестокости? Может ее сила сдувается потому, что окружающие находят способы подавить ее? А надежда просто не в состоянии сопротивляться.

Джексон заходил один раз, чтобы оставить на прикроватной тумбочке поднос с едой. Я не одарила его ни одним взглядом, хотя чувствовала его пронзительный взгляд на мне и ожидания, что я брошу на него хотя бы мимолетный взор. Когда он вышел, я с облегчением выдохнула.

Ближе к вечеру меня настигла скука. Ближе к вечеру я осознала, что так и не обменялась с Уильямом номерами телефона. Сейчас бы могла переписываться с ним. Не говорила бы ему о своем домашнем аресте, но хотя бы на расстоянии общалась с ним обо все на свете, чувствовала его присутствие и питала свое сердце счастьем.

К десяти вечера я начала засыпать. Провалилась в дремоту, когда услышала оживленные голоса за дверью. Слова были грубыми и эмоциональными. Сквозь сон я не сразу могла понять, кто так сильно возмущается, пока моя дверь с грохотом не распахнулась, и я не увидела покрасневшего от ярости папу.

— Дочка, родная моя, — прошептал он и приблизился к моей постели, присаживаясь на нее и рывком заключая в свои объятия.

Вслед за ним вошли испуганная мама и умиротворённый Джексон.

Папа отстранился от меня, продолжая сидеть на кровати держать за руку, но своим корпусом повернулся к вошедшим домочадцам.

— Еще раз ты позволишь себе такую выходку, Джексон, я самого тебя запру в спальне! Ты меня понял? — пригрозил отец не только грозным голосом, но и пальцем.

Джексон сохранял на лице спокойствие. Ему плевать на слова отца и его не волнуют его угрозы. Ему лишь досадно то, что отец имеет власти больше, чем он — что в доме, что надо мной.

Отец снова посмотрел на меня и погладил ладонями по голове, целуя в лоб. Его взгляд на мне виноватый и беспокойный. Настигший меня сон отступал медленно, поэтому я не сразу поддалась эмоции удивления. Отец сейчас переживает за меня и защищает. Мне казалось, что я все-таки заснула и теперь вижу сон, который утешает меня, поскольку в реальности мне этого никогда не добиться. Но через секунду снова понимаю, что это моя недопустимая реальность, к которой мне в данный момент тяжело привыкнуть. Я растерялась и ничего не могла сказать. Лишь наблюдала за происходящими широко раскрытыми глазами.

— Мы ее разбаловали, Даниэль, — заговорила мама, теперь уже в собранном виде. — Ничего страшного, если бы она посидела взаперти два дня. Одумалась.

Отец резко повернулся и приковал маму на месте недовольным взглядом. Как я и обещала ей и самой себе, больше ни за что не заговорю с ней. Для меня Катрина Коллинз в этом доме отныне призрак. Ее жестокость просто уничтожила все мои оставшиеся трепетные чувства к ней, как к матери. Или это я сейчас так рассуждаю, все еще пребывая в дикой злости на нее, а через неделю снова прощу за неразумность и холодность.

— Давай я тебя запру на дня два, Катрина! Может ты уже научишься правильно воспитывать дочь и начнешь ее ценить!

Мама потеряла дар речи, как собственно и я. Папа никогда не позволял себе так обращаться с супругой, которую боготворит. Лицо мамы накрыла злость. Развернувшись, она покинула мою спальню. Папа снова заострил на мне свое внимание и потеплел, заключая в свои объятия.

— Прости меня, дочка. Будь я дома, не позволил бы этому случиться, — пробормотал он, поглаживая меня по голове.

В носу противно закололо, когда меня заполнила сентиментальность и вспыхнувшая детская любовь дочери к отцу. Я думала, что уже никогда не почувствую такого трепета к отцу после того случая в Измире, когда он не поверил мне. Сегодняшний его поступок словно вывел из меня всю обиду, и я крепко обнимаю отца, прижимаясь к нему. Чувствую от него исходящую защиту и у меня будто открывается второе дыхание, как во время бега. На глаза навернулись слезы. Как мало мне оказывается нужно, чтобы во мне разожглась теплая любовь к родителю — просто поддержка и защита.

Я подняла глаза, вспоминая, что Джексон все еще стоит в моей спальне. Он смотрел на нас с папой каким-то ледяным сердитым взглядом, который пустил мурашки по моему телу. Я напряглась и тогда папа сжал меня в своих объятиях еще крепче. Джексон скорчил лицо в презрении и покинул комнату.

Я судорожно выдохнула и сглотнула, ощущая какую-то непонятную, внезапно возникшую тревогу в груди.

Глава тринадцатая

Алиса

Я спустилась на завтрак только потому, что папа присутствовал на нем. После вчерашнего случая, когда отец заступился за меня и защитил от так называемого наказания Джексона, я начала доверять ему свое личное пространство. Может я больше не стану жаловаться ему, намеренно искать у него помощи из-за неудачного травмирующего опыта в прошлом, но могу хотя бы держаться ближе к отцу и чувствовать себя в безопасности в этом логове испытывающих меня на прочность личностей.

За столом витало напряжение. Все молчали и не обменялись даже приветствием. Я не намерена обвинять себя в том, что такая обстановка в семье сегодня из-за меня. Джексон запер меня не потому, что я дерзила, а потому, что он болен психически и не способен совладать своей одержимостью. Мама приняла его нелепый метод и стала соучастницей, хотя я просила ее выпустить меня. Каждый за этим столом сам выбрал свою участь на сегодняшний день. А может и на последующие несколько дней, учитывая обидчивость мамы, и неважно виновата она или нет, у нее одно оружие на все случаи жизни. Учитывая мою гордость и невинные чувства дочери к матери, которые Катрина Коллинз жестоко растоптала, убежденная в том, что поступает правильно.

Отец и Джексон между собой говорили до того, как мы сели за стол, а это значит, что как мужчины они не занимают нашу с мамой позицию. У мужчин в принципе нет привычки игнорировать и не разговаривать, даже если между ними разрастается война.

Я отпивала из стакана яблочный сок, когда отец внезапно заговорил и нарушил гнетущее молчание.

— Джексон, тебе стоит полететь в Измир.

Я засунула в рот вилку с порцией овощей и подняла глаза. Медленно пережевывая принятую еду, я смотрела то на расслабленного отца, с аппетитом уплетающего завтрак, то на обескураженного Джексона, который смотрел на отца со смесью непонимания и злости.

Я сидела напротив него и рядом с отцом по его правую руку. Мама заняла место напротив отца и продолжала молчать, пребывая в своей позиции. Думаю, на этот раз, отцу все равно на ее демонстративное поведение, которое намекает на то, что перед ней необходимо извиниться.

— Зачем?

— Необходимо несколько дней проконтролировать работу управляющего, — спокойно ответил отец, не поднимая глаз на Джексона.

Я сглотнула и, ощутив взгляд Джексона на себе, так же посмотрела на него. На его лице ни капли радости и принятия неоспоримой просьбы отца. Джексон не в восторге от того, что ему приходится улетать. Это значит, что я освобожусь от его тирании, и он не сможет меня контролировать. Для Джексона, по всей видимости, это сравнимо с трагедией. Смотря на него пораженного, я не смогла сдержать короткой ехидной улыбки, которую быстро скрыла за стаканом с соком. Джексон бесшумно фыркнул и сжал челюсть, подавляя негодование.

Я готова прыгать от счастья. Даже если он улетит на несколько дней, мне и этого будет достаточно, чтобы начать дышать свободно и привести свое моральное состояние в норму, которое этот маньяк жестоко подорвал в очередной раз.

— Может моя сестра составит мне компанию?

Я резко подняла на него глаза, в которых отражается мгновенно появившийся ужас от услышанного вопроса. Теперь Джексон нахально ухмыльнулся мне. Мы слишком быстро поменялись ролями.

— Помиримся в поездке. Проведем время вместе. К тому же, ей же тоже пора начинать учиться управлять твоей отельной империей.

Ублюдок. Знает, на какие рычаги нужно давить.

Я посмотрела на отца. Истерик естественно закатывать не стала, поскольку они бесполезны. Просто молчала и выжидала его вердикта. Если он отправит меня с Джексоном, то я обязательно придумаю причину не лететь.

Папа задумчиво пережевывал порцию. Пока я ждала, перестала дышать.

Сглотнув, он ответил:

— Исключено. Она продолжит заниматься. Я уже подыскал хороших преподавателей. Пока рано ей браться за бизнес. Успеет, моя девочка.

Папа погладил мою руку, которой я сжимала вилку, и улыбнулся мне. Я расслабилась и улыбнулась ему в ответ. Джексон проиграл во второй раз и теперь раздраженно опустошил бокал с водой, чтобы потушить вспыхнувшую злость.

Я так желаю, чтобы папа и дальше продолжал так относится ко мне — с любовью и заботой. Его словно подменили, но я готова принимать такого двойника и заглушить нелепые подозрения. У человека тоже существуют механизмы, которые периодически переключаются, и он меняется.

— Прошу прощения, — послышался голос Эммы, которая появилась в столовой, и все переключили на нее свое внимание. — Там Алису спрашивает девушка.

Джексон нахмурился.

— Какая еще девушка?

— Моя подруга, — отчеканила я и он посмотрел на меня суровым взглядом. В последние дни он окончательно рехнулся.

Я посмотрела на папу. Тот кивнул мне.

— Иди, развейся, дочка.

Я встала из-за стола и поцеловала его в щеку, быстро убегая из столовой к выходу, больше никого не смерив своим взглядом. Мне абсолютно все равно, что считают Джексон и мама.

— Виви! — воскликнула я, когда увидела на пороге рыжеволосую девушку.

Мы обнялись в знак приветствия.

— Хватит сидеть дома. Меня ребята отправили к тебе и сказали без Алисы не возвращаться.

Я заулыбалась так широко, что скулы начало сводить. Наконец-то я снова выберусь из этой Преисподней и проведу время с замечательными людьми, которые помогают мне забыть о своих проблемах.

— Давай, переодевай купальник и идем на пляж. Я тебя жду.

Вивьен уже стояла передо мной в купальнике и в легких шортах.

— Я быстро!

Переодевания не заняли у меня много времени. Я достала первый попавшийся купальник из кучи и быстро с ним справилась. Он был раздельный лазурного цвета. Обычно я не носила раздельные купальники, если даже хотела позагорать, а всему виной родинки на теле, которых мне лишний раз видеть не хотелось. Сегодня тот редкий счастливый день, когда я плюю на все, даже на то, что мне не нравится в окружающем или в самой себе. Когда все вокруг радует, даже глобальные недостатки кажутся чем-то незначительным.

Купальные трусы, как и Виви, я пока прикрыла шортами. Сниму их уже на пляже, когда буду загорать. Увы, но поплавать со всеми у меня не получится. Волосы собрала в пучок. Собрала пляжную сумку, в которую еще на кухне из холодильника бросила сок в маленьких стеклянных бутылках.

Приготовившись к отдыху за пять минут, я побежала на улицу, где меня рядом с домом ждала Виви.

— Я ее привела! — закричала она, когда мы проваливаясь шли по песку к океану.

— Отлично! — ответила Лара лежа на полотенце и подняла руку, махая им в знак приветствия.

Ребята выбрали место на пляже, которое более отдаленно находится от толпы отдыхающих людей. Здесь были все — Вивьен, Лара, Каспер, Майкл и Уильям. Все поприветствовали меня объятиями, а когда очередь дошла до Уильяма, я замерла. Мы просто обменялись улыбками и словом «Привет». Я снова его вижу, слышу и гормоны счастья взрываются во мне фейерверками.

Все готовились к плаванию в океане, когда я застилала полотенце на песке и готовилась загорать. Моя участь смотреть на остальных издалека и завидовать белой завистью,ведь они умеют плавать и способны плескаться даже на глубине. Я же могу только, как ребенок, промочить ножки.

Уильям пока находился за моей спиной и готовил место для пикника. Я не сдерживалась и периодически бросала на него заинтересованные взгляды.

— Ты что, не идешь плавать? — удивилась Лара.

Я посмотрела на компанию и отрицательно помотала головой.

Все уставились на меня с непониманием. Действительно, как можно не лезть в воду в такую жару. А догадываться о моем недостатке, как в неумении плавать, кажется, компания не удосужилась. Чтобы развеять их удивление и прервать ожидания, мне пришлось признаться.

— Я не умею плавать.

— Подумаешь, — фыркнул Майкл, бросая свои солнцезащитные очки на постеленное полотенце. — Перекрестись, мысленно думай о Боге и поплывешь.

Я закатила глаза и улыбнулась его черному юмору.

— Я — атеистка.

Майкл вскинул брови.

— В себя поверь тогда.

— Не получится.

— Тогда у тебя проблемы, — с наигранной печалью ответил он. — Надо хотя бы во что-то верить, чтобы получилось.

— Она в меня верит, — раздался голос Уильяма совсем близко от моего уха, а в следующую секунду я уже не чувствовала ногами земли.

Я оказалась на руках Уильяма, который придерживал меня за талию и под коленями. Вцепившись в его шею и прижавшись к нему, я расширила глаза от страха и неожиданности. Все издали довольные звуки и побежали к воде. Когда и Уильям зашагал, я запаниковала.

— Уильям, нет! Пожалуйста. Мне страшно! Уильям, — без остановки трепетала я, смотря на воду, которая приближалась ко мне все быстрее по мере широких шагов Уила.

Он остановился.

— Алиса, посмотри на меня, — мягко попросил он и я выполнила его просьбу, тут же утонув в очаровании его глаз, которые он слега щурил из-за ослепительного солнца. — Это я. Доверься мне.

Я быстро пришла в себя и расслабилась после его слов и осознания, что сейчас я в руках Уильяма, а не кого-то. Я в руках того, кто всегда спасает меня от любых невзгод. Даже не зная о моих семейных проблемах, он все равно находит способ помочь мне. А утонуть Уильям мне точно не даст. В этом я крепко убеждена. Хватило одного случая, чтобы этот факт намертво закрепился в моем сознании.

Я кивнула.

— Только не отпускай, — прошептала я.

— Никогда.

Когда вода касалась груди Уильяма, я поменяла положение, продолжая держаться за его шею. Теперь я, можно сказать, стояла, но только не могла касаться пятками дна в отличие от Уильяма. Он без страха вошел в воду еще глубже и теперь она была на уровне его шеи.

Он прижал меня к себе. Крепкие руки Уильяма держали меня за талию. Его хватка гарантировала мне безопасность, но я все равно задыхалась от волнения. А волновала меня не глубина, в которую меня потащил Уильям, а его близость.

Чтобы как-то успокоить свое дикое сердцебиение, я отвела взгляд от его лица и осмотрела других.

Все вокруг резвились, брызгались и громко смеялись. Это просто прекрасная компания, которой мне не хватало в жизни. Пока я наблюдала за друзьями Уильяма, чувствовала на себе его пронзительный изучающий взгляд.

— Почему у тебя так сильно бьется сердце? — шепотом спросил он.

Неудивительно, что он ощутил это, ведь наши груди плотно соприкасались. Я судорожно выдохнула и сглотнула прежде чем придумать отмазку.

— Немного страшно, — ответила я не глядя на него.

Это самое банальное и правдоподобное, что я могла сказать. Уильям знает, как я нервничаю в воде, и в данный момент, когда нахожусь в ней по самую шею, я могла бы вообще уйти под нее, если бы не Уильям, это прекрасная возможность ответить именно так, как я ответила.

— Ты не уверена во мне?

— Уверена. Но даже с опорой эта стихия всегда кажется сильнее. Будто она в любую минуту способна поглотить.

— Ты очень красивая.

Я резко перевела на лицо Уильяма удивленный взгляд. Дыхание перехватило. Он продолжал рассматривать мое лицо с особым интересом, заостряя внимание на моих приоткрытых губах.

Что происходит с моим окружением? Папа мгновенно осознал, что обязан быть защитником для своей дочери, а Уильям смотрит на меня как безумный влюбленный — с голодом и желанием, озвучивая комплименты, которые касаются моего сердца. Я ждала этого в глубине души, но постоянно подавляла свои надежды, поскольку была убеждена, что для Уильяма я не женщина, а ребенок, с которой он никогда даже не подумает о близких отношениях. А теперь не понимаю, как себя вести. Уильям вот-вот меня поцелует, а я замерла и выглядела непонимающей, хотя все очевидно и мне нужно поддаться на встречу.

Именно в такой прекрасный момент из разряда моих мечтаний, в голове прозвучал вопрос: «А что будет дальше?». Затем осознание, которое прижилось в моей голове как нечто важное: «Я буду тащить его за собой во мрак и отниму перспективное будущее».

Если намерения Уильяма серьезные, то имею ли я право рассуждать о нашем будущем самостоятельно? Если я его оттолкну, как он поведет себя: продолжит держать и захочет выяснить мою позицию или уйдет, пожав равнодушно плечами? Я не могу дать даже предположительный ответ на этот вопрос, поскольку еще до конца не выяснила его позицию по отношению ко мне. Придется набраться смелости и спросить у него напрямую. Но, как говорится, проще сказать, чем сделать.

Внезапно нас с Уильямом захлестнули брызги, которые вызвал Майкл. Особенная обстановка между нами, когда весь остальной мир ушел в сторону, как нечто не важное, была разрушена каплями воды. Мы снова вернулись в реальность, с которой порой очень тяжело смириться.

— Чего вы застыли на месте? — спросил Майкл с какой-то ехидной ухмылкой, подплывая к нам ближе.

— Иди к черту, придурок, — рявкнул с недовольством Уил и отправил в ответ своему другу такие же брызги воды.

Майкл заразительно рассмеялся и отплыл от нас к компании.

— Поможешь мне вернуться на берег?

Уильям посмотрел на меня после моей просьбы и нежно улыбнулся, кивнув.

После того, как я почувствовала ногами дна, а вода находилась на уровне моего живота, Уильям убедился, что я могу добраться дальше сама и вернулся к ребятам.

На берегу я вытащила бутылки с соком из своей сумки, которые уже успели нагреться на солнце, и засунула их в пластиковый ящик со льдом. Чтобы утолить жажду, я вытащила из ящика бутылку воды, пока мой яблочный сок охлаждается. Такое ощущение, что все предпочитают лишь цитрусовые напитки, которых навалом в ящике.

Делая небольшие глотки прохладной воды, я села на свое полотенце и, закрыв глаза, приставила лицо к солнцу. Мне не помешает загореть, чтобы избавиться от бледноты, и, думаю, что в Майами мне удастся быстро приобрести смуглый цвет кожи. Я так и чувствовала, как лучи припекают на моем теле и как капли воды, стекающие по моей коже, испаряются от их силы.

Я ощущаю всем естеством, насколько мне спокойно сейчас. Голова пустует от разных мыслей. Я в уединении с тишиной и комфортом.

— С ума сойти, какая жара, — послышался запыхавшийся голос Вивьен и я открыла глаза, отдавая ей свое внимание.

Она достала из ящика апельсиновый сок в стеклянной бутылке и жадно отпила из нее, занимая место рядом со мной. Я приняла полулежачее положение, опираясь локтями о песок сквозь полотенце.

После нее из воды вышел Майкл, проводя по своим мокрым волосам ладонью.

— Виви, подай мне воды, будь добра, — заговорил он, когда приблизился к нам.

Она выполнила его просьбу, передавая парню бутылку желанной прохладной воды, но Майкл будто жаждет не ее. Он пристально смотрел на Вивьен, принимая с ее рук бутылку. Майкл словно зачарованный. Мне было легко заметить, что он намеренно коснулся руки Вивьен, будто если не сделает этого, то умрет.

Пока Майкл пил воду, Виви пялилась на него. Скользила кошачьим взглядом по всему его телу и кусала губы.

— Спасибо. Не обгорите, — сказал он перед тем, как покинуть нас и погрузиться в воду.

Вивьен с тяжелым вздохом убрала наполовину пустую бутылку воды обратно в ящик со льдом и отпила из своей сока.

— Между вами что-то есть? — вырвалось из меня.

— М?

Вивьен подняла на меня глаза и выглядела опечаленной.

— Прости, если лезу не в свое дело.

Она тепло улыбнулась. На щеках образовались ямочки.

— Все нормально. Майкл мне нравится. Очень сильно нравится, — призналась девушка в том, что я сама наблюдала несколько секунд назад. — Но ему не нужны серьёзные отношения. Между нами есть только секс. Но мне и этого хватает. Когда он говорит мне: «Давай снимем отель на ночь», я забываю обо всем и становлюсь счастливой. Ты можешь осуждать меня, называть подстилкой, шлюхой, как угодно, но мне будет все равно. Между нами есть лишь пошлость, грязь, но я довольна. Хотя бы так могу быть с ним, понимаешь, и не мучить свое сердце тоской.

Вивьен опустила глаза, но не потому, что чувствовала стыд из-за подобных отношений с парнем, напротив, этого нет. Таким образом она захотела скрыть блестящие от слез глаза и затолкать их обратно. Я старалась не смотреть на нее с сожалением, дабы не усугубить ее и так хрупкое душевное равновесие и не вызвать бурный поток слез.

— Я не осуждаю тебя, — спокойно ответила я. — Я считаю, что любовь толкает нас на безрассудные поступки, и она может быть даже грязной и пошлой как ты выразилась.

Моя философия жизни заставила Вивьен слабо улыбнуться и поднять глаза.

— Спасибо за понимание, потому что Лара меня осудила.

Я посмотрела вдаль и нашла глазами черноволосую девушку. Она целовалась с Каспером, который крепко держал ее в своих руках, слегка приподнимая над водой. Мне хватило нескольких минут наблюдений за этой парой в баре, в который меня привел Уильям и в котором я впервые встретилась с его друзьями, чтобы сделать вывод, что они созданы друг для друга. Каспера и Лару окружают безмятежность и взаимопонимание, и я не удивлюсь, если они даже не ссорятся.

Я улыбнулась.

— Она счастливая. У неё чистая любовь. Каспер её боготворит. Ей не понять, каково это сталкиваться с преградами, когда шагаешь к тому, кто сидит в твоём сердце. Каково это принимать даже одну минуту, проведенную с ним, как за подарок.

Я переместила взгляд от Каспера и Лары, чтобы посмотреть на Уила. Мое счастье так близко, но я не могу присвоить его себе. Эгоизм, жалостливо поскуливая, прячется глубоко в недрах души, дабы отдать первые ряды искренности.

— Твое препятствие расстояние, — заговорила Вивьен, когда досконально изучила меня в данную минуту, когда я тоскливо смотрела на того, с кем не могу быть. — Уил для тебя дорог, поэтому ты не манишь его в постель, а ведь он и сам бы не против. Тебе не нужно летнее увлечение с ним, так?

— Так. Я боюсь неизвестности и мне не хочется тянуть в эту пустоту Уила. Пусть он останется для меня светлым воспоминанием. Хотя иногда хочется наплевать на все, перестать думать и просто насладиться им.

Я резко вырвалась из своих раздумий, возвращаясь в реальность из своих представлений, как бы мне было чудесно с Уилом, когда поняла, что сказала лишнего в силу своей уязвимости. Вивьен заметила мою растерянность и коснулась моей руки. Я робко взглянула на нее и поймала снисходительную теплую улыбку на губах. По выражению лица Вивьен я подозревала, что она сохранит мои слова как важный секрет, а ее последующие слова подтвердили мои догадки.

— Не переживай, я не стану обсуждать твои болезненные чувства в компании и с кем бы то ни было. Тем более с Уилом. Можешь мне доверять. Я не лезу в чужие отношения, но хорошим слушателем могу быть. Это так, для справки. — Вивьен подмигнула мне.

Я кивнула, доверившись ей. Возможно, если судить Вивьен по ее задорной и раскрепощенной внешности, то на первый взгляд можно невзначай сделать вывод, что она не из ряда примерной и прочной подруги, а скорее наоборот — сомнительная и вряд ли ей можно доверять. Но, если Вивьен сама доверится кому-то, то этот кто-то наделен удачей увидеть ее настоящую.

После того, как все вдоволь искупались, мы перешли ко второй фазе нашей встречи и уселись вокруг на клетчатом покрывале с едой для пикника.

Первоначально я сидела только близко к Вивьен. После нашего разговора мы словно сблизились и теперь считаемся хорошими подругами, которые могут доверять друг другу все, даже потаенные тайны души. Но в следующее мгновение рядом со мной сел Уильям. Настолько близко он находился ко мне, что наши руки практически соприкасались. Моя дурная голова уже начинает вырисовывать нелепые фантазии.

Он желает держаться ближе ко мне и пользуется каждым моментом.

Я не понимаю, почему Уильям начал вести себя со мной более откровенно. Надеюсь, это не моя очередная придуманная иллюзия, но я точно уверена в том, что Уильям хотел меня поцеловать, когда мы были погружены в воду. Хотела ли я этого поцелуя? Дико. И сейчас, смотря на его губы сощуренными из-за солнечного света глазами, я пытаюсь представить, какие его губы на вкус. Из-за сложной сложившейся ситуации между нами, из-за дурных противоречий и сомнений, складывается впечатление, что при желанном поцелуе смогу ощутить лишь горький вкус отчаяния, — когда ты уже не в состоянии держаться и сдался под натиском несокрушимой жажды.

Когда Уильям взглянул на меня, наверняка ощутив на себе мой пристальный взгляд, я поспешно отвела его и уставилась на еду. Она выглядела вкусной, притягивающей, но в моем горле внезапно встал ком, вызванный моими никогда не исполненными надеждами.

Почему быть счастливой так тяжело? Почему люди борются за место под солнцем? И почему порой необходимо отказываться от своего счастья только потому, что оно сомнительно в будущем?

Внутренние барьеры, которые часто срабатывают как защита, а переломить их необходимо самостоятельно, поскольку на этот раз это ошибка системы, они не нужны. Борясь за счастье, всегда становятся преграды на пути, а люди их боятся и не пытаются сломить.

За все проведенное время в компании я пыталась включиться в разговоры и смеяться вместе со всеми, подавляя свою вечную печаль и внутренние голоса, которые только и делают, что занимают пассивную позицию. Я обязана пользоваться приятными моментами, которые мне предоставляет сложная и противоречивая жизнь, как счастливый лотерейный билет с хорошим выигрышем. Сейчас мне можно расслабиться, и только к вечеру занять оборонительную позицию.

Когда все начали расходиться, солнце уже скрывалось за горизонтом, а мне совершенно не хотелось возвращаться домой.

— До скорой встречи, — попрощалась со мной Вивьен, крепко обнимая.

— Да, пока, — улыбнулась я.

Вскоре настала очередь попрощаться с Уилом. Я приблизилась к нему и нехотя проговорила, переламывая внутри себя это нежелание уходить от него:

— До скорого?

Уильям смотрел на меня немигающим взглядом, как обычно изучающим, и я уверена в том, что он уловил мое категорическое отношение к возвращению домой.

Мне не хотелось больше стоять перед ним истуканом, понимая, что Уильям ничего не скажет, и повернулась в сторону дома. Только после моих движений, говорящих о моем уходе, он очнулся, схватил меня за локоть и остановил. Я посмотрела прямо ему в глаза, чтобы понять смысл этого жеста, и увидела тоску. Что можно прочитать наверняка и в моих глазах.

— Я хочу, чтобы ты осталась, — наконец заговорил он хриплым севшим голосом. — Время, проведенное с тобой в компании, не такое особенное, как время, проведенное наедине.

Я готова была раскрыть рот от услышанного. Его слова одновременно удивили меня и вызвали удовольствие, которое пронзило мое сердце насквозь.

— Хорошего вечера, дорогие моему сердцу друзья, — послышался саркастичный голос Майкла — любителя говорить на языке иронии.

Он хлопнул Уила по плечу, но тот не обратил на него внимания, которое все еще сконцентрировано на мне.

Вся компания исчезла, будто ее и не было.

— Чем ты хочешь заняться? — поинтересовался Уильям.

Я вспомнила про вчерашнюю ночь, про ее вторую часть, когда мы с Уилом были на качелях. Там я почувствовала себя счастливой намного сильнее. Там место, которое подпитано высоким напряжением счастья, где можно подзарядить себя надолго.

— Давай пойдем на качели, — предложила я.

Уильям улыбнулся и согласился. Он взял мою руку в свою, сплел наши пальцы как тогда, на заднем дворе, и повел меня вдоль берега. Этот его жест, как в первый раз, вызвал во мне трепет, что мне захотелось закатить глаза от удовольствия, так и сейчас я почувствовала сотни мурашек, распространившиеся по всему моему телу.

На берегу почти не осталось людей. Большинство из них ушли еще после обеда, некоторые только начинают собираться, а единицы остаются лежать на полотенцах и смотреть на небо.

Сейчас, во время заката, когда вся природа утихает и остается лишь тихий звук небольших волн, небо окрасилось сине-красным. Догорающие солнечные лучи подсвечивают облака снизу, делая их розоватыми. Волнующая притягательная красота, которая становится более особенной на море. Закат навевает в душу атмосферу романтики и ранимости, словно ее красота делает из людей уязвимых, готовых раскрыться тому, кому очень хочется.

В это мгновение я посмотрела на рядом идущего Уила, который сжимал мою руку и не желал отпускать. Ему я готова говорить обо всем на свете, даже о самом трогательном и незначительном. Я готова ему даже глупости говорить, зная, что он меня не осудит и только нежно посмеется. Но с ним даже молчать приятно.

Внезапно эта прекрасная атмосфера напомнила мне об одной важной истории, которая затронула мою душу. Закат, океан и обстоятельства, которые мешают мне признаться в чувствах Уилу — стали главными элементами напоминанию.

— Я тут вспомнила одну легенду, — решила заговорить я.

— Какую? — тут же заинтересовался он. — Я не знаю никаких легенд, поэтому мне очень интересно.

— Легенда о закате солнца.

— Люди и такие придумали, — усмехнулся он. — Расскажи.

— Когда-то давным-давно жили юноша и девушка, которые так сильно, нежно, красиво и преданно любили друг друга, что невольно вызывали зависть у людей. Но людская злоба и зависть стали преследовать их, и не в силах противостоять злым козням, влюбленные ушли от людей. Юноша стал синим морем, а девушка — красным солнцем. И лишь на закате море и солнце соприкасаются друг с другом. Юноша ласково поет своей любимой песни волн, а девушка нежно обнимает его своими лучами.

Уильям выглядел задумчивым, будто он подумал о том же, о чем думаю я. Если у него есть ко мне чувства, что заметно в последние дни, то он подумал о невозможности найти решение как побороть внутренние барьеры, возникшие из-за страха перед будущим.

— Красиво, — тихо ответил он.

За это время мы успели добраться до качелей. Я с радостью села на них и начала раскачиваться. Вода щекотала мои ноги после каждого соприкосновения. Я коварно улыбнулась и намеренно облила Уила брызгами. Он посмеялся и обрызгал меня в ответ, поднимая брызги руками.

Пока я не сильно качалась, Уильям пристально наблюдал за мной серьезным лицом. Заметно, что он погружен в свои мысли и в этих мыслях точно фигурируя я. Иначе он бы не смотрел на меня с такой внимательностью.

Мое сердце в груди начало биться сильнее, когда Уильям приблизился ко мне и плавно остановил качели, хватаясь руками за доску, тем самым склонившись надо мной. Его голубые глаза, освещающиеся последними лучами солнца, готовые уже через несколько секунд погрузиться за горизонт, смотрели прямо в мои. Я сжал края доски, на котором сидела.

— Почему ты, Алиса? — прохрипел он, а после сжал челюсть и окинул взглядом, от которого температура моего тела мгновенно поднялась.

Дыхание перехватило. Мое молчание вдруг разозлило Уила, каким я его еще не видела. Он ударил ладонью по дощечке, заставив меня вздрогнуть, и впился в меня глазами, которые накрыла темная ярость. Уильям словно не мог принять какого-то факта, который въелся в его организм не выводимым наркотиком, что его сильно раздражало.

— Почему ты!? — процедил он, повторяя вопрос, на который я не могу найти ответа.

Вместо раздумий я невинно, тонким голосом спросила:

— Что я тебе сделала?

Уильям сжал челюсть и отвернул от меня лицо в сторону. Я готова задохнуться от наплыва противоречивых чувств и уже не могла терпеливо ждать вердикта Уила. Ответит ли он вообще на мой вопрос?

Стоило мне об этом подумать, как он снова хмуро и решительно посмотрел на меня.

— Заставила влюбиться.

Я не успела среагировать, лишь раскрыла губы, и Уильям сразу же впился в них.

Сердце будто остановилось в груди. Уильям крепко обхватил мою талию и резко поднял с качелей, прижимая к своему телу. Я боялась задохнуться во время нарастающего страстного поцелуя, когда продолжала прокручивать в голове слова Уильяма. Они вызывали в моем сердце обилие чувств снова и снова. Я наполнилась удовольствием, которое ослепило меня и стало управлять каждой клеткой моего тела. Голова отключилась. Она во власти чувств.

Я обвила шею Уила своими руками, прижимаясь к нему плотнее. Его крепкая хватка на моей талии практически держала меня в невесомости. Его губы умело владели моими, поочередно ласкал каждую и периодически кусал.

Раньше я тоже целовалась и не больше, когда парень мне симпатизировал на какой-то вечеринке. Всего лишь для опыта. Но еще ни один поцелуй не вызывал во мне таких бурных эмоций и возбуждения. Я распадаюсь на части, а душа готова взорваться от наплыва больших волн…любви. Да, возникшие чувства к Уильяму я могу называть только любовью, которая имеет в себе темные расплывчатые дорожки темного влечения. Она взрывает меня своей дикой неудержимой силой.

Я теряю контроль.

Поцелуй дикий, страстный, жадный…Совсем не детский и не невинный для первого раза. Мы решили упустить этот момент, поскольку слишком долго терпели. Теперь, улавливая каждое жадное действие губ и рук Уильяма, понимаю, — я была нужна ему с первой встречи, так же, как и он для меня.

Уильям освобождает мои горящие словно в огне губы и перемещает свои хаотичные поцелуи на мою шею. Он кусает мою кожу, готовый не просто целовать, а пожирать мое тело. От его действий у меня закружилась голова.

Я сойду с ума, если не получу этой ночью намного больше. Тягучее ощущение между ног, вызванное поцелуями Уила, говорит о моем неугомонном возбуждении, требующее высвобождения.

— Уильям! — почти вскрикиваю я, сжимая его предплечья.

Он смотрит на мое лицо и тогда наши тяжелые дыхания сплетаются.

— Сейчас. Пожалуйста, — требую я молящим голосом.

После моих слов его глаза загораются пламенем, хватка на моей талии усиливается. Когда я прижимаюсь к нему нижней частью тела, то мгновенно ощущаю и его возбуждение.

— Я хочу тебя, — шепчу я дрожащим голосом и целую его в губы.

Уильям тихо зарычал во время требующего продолжения поцелуя и повел меня в пустующий дом бывшего смотрителя маяка.

Глава четырнадцатая

Уильям

Я не смог совладать собой и признался, глядя на ее испуганное, непонимающее, но в то же время очаровательное лицо. Я не удержался и немедленно поцеловал губы, которые манили меня с первой встречи, и от мысли, что они запретны, я сходил с ума. Я позволил остаткам здравого рассудка отключиться, когда услышал из сладких уст молящее желание, и пошел на поводу влечения.

Ключ от дома смотрителя маяка находится на крыше крыльца, до которого мне удается без труда дотянуться благодаря ее наклону. Я сразу подумал об этом доме, когда Алиса попросила меня о продолжении незабываемой ночи, когда я наконец сломал все барьеры и признался в своих чувствах. Молчание словно выкачивало из меня силы, и я иссыхал морально. Я нуждался и теперь еще сильнее нуждаюсь в соседской девушке. Она стала моим жизненным пропитанием, как бы пафосно это не звучало.

Через несколько минут Алиса уже была подо мной, и я мог наслаждаться ее телом. Я не мог поверить в то, что сейчас касаюсь ее везде, как и мечтал. Благодаря купальнику, который весь день сводил меня с ума, я мог чувствовать ее оголенную нежную кожу и скользить по ней подушечками пальцев. Скользить губами и дразнить наше разыгравшееся возбуждение. Мне не терпелось поскорее оказаться в ней и ощутить каково это. Но я еще не мог забыть о прелюдиях, которые становятся первостепенными с Алисой.

Ее тело такое горячее, покрывается потом от мучительных ожиданий, как и мое. Алиса тяжело и громко дышит, извивается подо мной, благодаря чему я чувствую ее нетерпение.

Сейчас мне не хотелось говорить. Сейчас за нас с Алисой говорят наши тела и действия губ с руками. Но я не мог не узнать.

— Ты девственница? — прошептал я свой вопрос у ее приоткрытых губ.

Она закивала. Я сжал челюсть, ощущая, как желание завладеть ею становится уже просто невыносимым. Я первый и очень хочется надеяться, что последний.

— Как… — я с усилием сглотнул. — …как ты хочешь? Сегодня я буду с тобой нежным, но мне тяжело держаться. Не терпи и говори мне, если тебе будет больно. Говори мне о своих ощущениях.

Алиса снова закивала, сжимая мои предплечья.

Я коротко поцеловал ее в губы, касаясь руками горячих девичьих щек, а после засунул их под ее спину. Алиса выгнулась в спине, улавливая мое желание. Нашел узелок и потянул за атласную веревку. Купальник на ее груди расслабился, и Алиса напряглась.

— Не стесняйся. Для меня ты редкостной красоты девушка.

Я бросил купальник в сторону и впился глазами на ее груди, соски которых набухли. Наклонившись, я расцеловал их, вбирая в рот. Мои действия вызвали у Алисы судорожный и громкий выдох.

— Каждый сантиметр твоего тела прекрасен, — прошептал я у ее губ и снова поцеловал их, а мои руки тем временем расстегивали ширинку джинсовых шорт.

Через несколько секунд я избавил Алису от них и от купальных трусиков. Лукаво улыбаясь, я поднял глаза с гладкой кожи между ее ног на ее лицо, поглаживая согнутые колени. Она прикусила нижнюю губу и, кажется, покраснела еще сильнее. Этот первый опыт самый щепетильный, который вызывает сплошное смущение. Но мне нравится издеваться над ней, поскольку таким образом Алиса раскрепостится из-за злости.

— Ты не просто бреешься, а занимаешься эпиляцией, — озвучил я ей свои наблюдения.

— Тебя это волнует?

— Немного. Благодаря твоему выбору, я могу сделать кое-что приятное, — нежным голосом ответил я, слегка улыбаясь.

Алиса недоуменно моргала своими глазами. Я нагнулся и провел кончиком языка между ее ног, заставив вздрогнуть. Я снова посмотрел на нее и увидел расширенные в удивлении глаза Алисы.

Со мной у нее должен быть самый запоминающий первый опыт. Я снова лукаво ухмыльнулся и продолжил начатое.

Когда я коснулся языком ее набухшего клитора, Алиса зашипела и сжала простыни. Когда я начал делать интенсивные движения, ощущая кончиком языка узкую дырочку, услышал ее стоны. Голос Алисы нежный, не крикливый и не писклявый, какой был у моих прошлых партнерш по сексу. Но всего лишь партнерш. Алиса стонала так, что мне хотелось слушать эти звуки всегда и запомнить. Знать, какими эти стоны будут, когда я войду в нее, когда закончу. Знать их каждые изменения и характер. Хочу знать, как реагирует на мои прикосновения каждый сантиметр ее божественного тела. Как она будет принимать меня и каждый угол моего проникновения. Все!

Алиса кончила и задрожала всем телом. Сначала я несколько секунд смотрел за ней, за ее реакцией. Алиса закатила глаза от наслаждения и продолжала довольствоваться приятными ощущениями. После я встал и избавился от своих шорт и боксеров для плавания, в которых мне уже было тесно.

Алиса после наслаждения приоткрыла свои глаза, и окинула меня взглядом, заостряя внимание на пенисе. Рассмотрев его, она посмотрела в мои глаза. После того, как Алиса изучила меня, я снова накрыл ее своим телом и поцеловал в губы.

— Надеюсь, ты довольна моими размерами, — с усмешкой проговорил я.

— Мне не с чем сравнивать. Это универсальный размер? Или есть больше?

— Какая ты пошлая.

— Ничего подобного. Считай, что я как уролог-практик интересуюсь.

Я посмеялся, и Алиса подхватила мой смех. Теперь она не так смущена, и я этим доволен.

Я начал осыпать ее тело поцелуями, сжимая худые бедра, и после нескольких секунд такого наслаждения тихо спросил:

— Ты готова?

— Да.

Ее хватка на моих плечах усилилась даже после уверенного ответа.

Я изнывал от желания. Мои яйца набухли от наблюдений за удовольствием Алисы так, что я уже сейчас готов кончить. Сегодня я без презервативов, поскольку никак не планировал завладеть Алисой. Поэтому в голове возникает установка, что я должен успеть вытащить до того, как кончу.

Я начал погружаться в Алису, и уже с первых секунд ощутил насколько она узкая. Погружался не резко и не медленно, сохраняя оптимальную скорость, чтобы не травмировать Алису. А чрезмерная медлительность только бы усугубляла неприятные ощущения для нее в первые секунды новых ощущений. Я ощущал, как растягиваются ее стенки. Благодаря влажности, я мог плавно входить в нее.

Алиса прикусила нижнюю губу, зажмурилась и впилась ногтями в мои плечи. Я остановился тяжело дыша, а после услышал судорожный выдох Алисы и ощутил ее медленное расслабление.

— Скажи, когда я могу продолжать, — прошептал я.

В желаниях было начать двигаться, но в приоритете Алиса и ее ощущения.

— Подожди немного. Я привыкну.

Несколько секунд молчания и моего терпения, и Алиса наконец-то дала зеленый свет. Я сделал толчок, и она напряглась. Еще один, плавный и осторожный, после которого Алиса уже не реагировала с напряжением. Когда толкнулся еще раз, услышал тихий стон, после которого мог двигаться увереннее.

Когда получилось стать единым целым, и Алиса начала получать удовольствие от моих плавных движений, я ускорил темп. Ловил на слух ее стоны, ощущал ее касания на своей талии, спине, ягодицах, которые требует все мое естество. Алиса окольцевала меня своими ногами, желая держаться ближе. Я нашел губами ее шею, осыпал ее одержимыми поцелуями, спускал их ниже, к небольшой груди, усиливая своими поцелуями наслаждение для Алисы до критической точки. Я смело менял угол проникновения, делал резкий толчок и находил точку, после попадания в которую Алиса вскрикивала и требовала еще. Она сжимала мои влажные волосы и оттягивала их, заставляя меня рычать.

Пока она стонала подо мной, пока я смотрел на ее лицо, отражающее все наше удовольствие, в моей голове зарождались темные мысли и представления того, что я еще могу сделать с этой девушкой во время секса. Мне еще так много с ней предстоит попробовать. Я в предвкушении…

Сегодня я понял, что близость с Алисой не сравнится ни с одним моим прошлым опытом. С ней секс — это не пустой звук, он обретает смысл и звучит не так грязно, как часто это бывает. Близость с Алисой словно искусство, которое невозможно передать словами и даже кистью на холсте.

— О Боже… — дрожащим голосом прошептала она сквозь стон.

— Ты же атеистка.

— Уже нет. Ты…ты стал моим Богом.

После этих провокационных слов, усиливающие мое звериное влечение к этой необыкновенной девушке, я сделал грубый толчок, буквально врезаясь и сотрясая покрытое потом тело Алисы, из-за которого она громко вскрикнула, а после кончила.

Я поспешно вышел из нее и кончил на простыни, помогая себе рукой. Из меня вышел хриплый стон полученного экстаза.

Лежать с девушкой после секса — такого опыта у меня не было. Сейчас, смотря на Алису, и проводя пальцами по ее оголенному, едва высохшему от пота телу, собирая многочисленные родинки, я получал совершенно иные и новые эмоции: мне спокойно, и я счастлив. Я заряжался высшей степенью удовольствия.

Когда Алиса пошевелилась, нахмурилась от дискомфорта.

— Больно? — спросил я, погладив низ ее живота.

— Немного. Я понимаю, что это нормально.

Я боялся, что вызову кровь, но к счастью, мне удалось избежать этого.

Я кивнул и продолжил свои действия, опираясь головой о свою руку. Меня зачаровывали ее родинки, которые я соединял невидимыми дорожками, хотя на моем теле их тоже полно. Они словно знак, что мы должны быть вместе. Одинаковая черта внешности.

— Они мне никогда не нравились.

— А зря. По ним можно рисовать созвездия.

Я пальцами соединил три близко лежащие друг другу родинки на ее животе и улыбнулся, глядя в ее глаза.

— Ты неисправимый романтик, — улыбнулась Алиса мне в ответ.

— Тебе не нравится, грязная девчонка? — грубым голосом заговорила я, шлепнув ее по бедру.

Алиса вскрикнула и рассмеялась, а я подхватил ее тонкий смех.

— Нет, лучше будь романтиком.

Ее улыбка спала, лицо приобрело серьезное выражение, когда Алиса смотрела на меня с неверием. Вздохнув, она коснулась ладонью моей щеки, провела большим пальцем по нижней губе, и сказала:

— Скажи мне, что это не сон.

Я наклонился и поцеловал ее в губы.

— Такой ответ тебя устроит? — прошептал я в них.

— Вполне. А можно его повторить, я не особо поняла.

Я хрипло посмеялся и снова с удовольствием прильнул к сладким губам, которые опухли и покраснели после моих жадных действий. Остановился на мгновение, чтобы прошептать:

— Ты наконец-то моя, — и снова накрыл ее губы своими, жадно овладевая ими.

Как же я сейчас жалею, что медлил и взвешивал нелепые решения за и против. Плевать. Уже плевать даже на будущее. Алиса есть сейчас, со мной, моя. Этого достаточно, чтобы жить одним днем и удерживать наше совместное счастье до последнего. До смерти. Потому что я этого дико хочу. А все, чего я смертельно желаю, всегда присваиваю себе на всю жизнь.

Мы провели вместе еще около двух часов. А когда я проводил ее до дома и настало время прощаться, не мог еще долго выпустить Алису из своих объятий. В голове постоянно сидела неподдающаяся исправлению мысль, что Алиса может исчезнуть в любой день, учитывая ее образ жизни. Главное, чтобы я мог знать, куда она отправляется. Это знание мне необходимо для того, чтобы найти ее, чтобы всегда держать в поле своего зрения. Потому что Алиса Коллинз — это не развлечение, и я не смогу легко вырвать ее из своего сердца. Алиса стала для меня смыслом жизни, — это когда я уже не смогу даже представить без нее своего существования. После встречи с ней моя жизнь резко поменяла направление и начала зависеть от соседской девчонки, которая не умеющая плавать полезла в воду, в глубокую точку. Я спас смысл своего существования, еще даже не зная об этом.

Я обещал ей, что мы скоро вновь увидимся и еще долго провожал взглядом, когда все-таки нашел силы отпустить ее. Только когда Алиса скрылась за дверью дома, я простоял еще несколько секунд на улице и вошел в свой дом.

Часы показывали почти три часа ночи. Я решил принять душ и немного поспать перед утренней пробежкой. Мысли об Алисе выбили меня из привычного образа жизни. Я практически забросил тренировки.

Мне хватило четырёхчасового сна. Сегодня я решил выделить пробежке всего двадцать минут, чтобы мой организм вновь привык к нагрузке. А еще у меня было в планах поймать Эмму, которая сегодня к восьми утра должна явиться в дом Коллинз. Она каждое утро проходит мимо нашего дома, а вечером иногда заглядывает к нам и болтает с мамой. Дождаться вечера у меня не было терпения. Во мне сидела неугомонная потребность как можно скорее поговорить с ней. Как раз утром мы будем наедине, поскольку мама собирается на работу в школу, чтобы утвердить новый учебный план.

Я сидел на крыльце и следил за пустым тротуаром, чтобы не упустить Эмму. Долго ее ждать не пришлось.

— Эмма! — окликнул я ее, и она вздрогнув, обернулась.

Увидев меня, Эмма лучезарно улыбнулась и приблизилась ко мне.

— Здравствуй, Уильям. Ты меня напугал.

— Прости. У тебя есть немного времени? Хочу с тобой поговорить.

Она посмотрела на свои наручные часы, немного помолчала, перебирая в голове часы своей работы, затем снова посмотрела на меня и одобрительно кивнула.

— Да, могу выделить тебе двадцать минут.

— Отлично, мне больше и не потребуется.

Я открыл дверь дома и пригласил Эмму войти первой. Проводил ее до кухни, попросил сесть за стол, а после уже сам сел напротив нее, сцепив руки в замок.

— У тебя такой серьезный вид, сынок. Чувствую себя как на допросе, — отшутилась она.

Я усмехнулся, на секунду разгоняя напряженную обстановку. Я серьезен, поскольку тема беседы имеет такой характер.

— Ничего подобного, я не практикуюсь на тебе.

— И на том спасибо.

Я прочистил горло и снова приобрел серьезное выражение лица. Эмма поняла, что разговор с ней для меня важен и сосредоточилась на нем. Я не стал ходить вокруг да около и напрямую назвал причину беседы.

— Я хотел поговорить с тобой об Алисе.

Губы Эммы растянулись в светлой доброй улыбке. В глазах появился проблеск мечтательности.

— Влюбился, — выдала она свой вердикт.

Я почесал ладонью затылок и шумно выдохнул.

— Скорее вляпался. Мне важно знать, в каких она отношениях со своим свободным братом.

Эмма ненадолго задумалась, проваливаясь в свои мысли, будто пыталась вспомнить о своих наблюдениях. Я знаю, что она женщина очень внимательная и наблюдательная. Это не любопытство, просто у Эммы врожденный дар находиться в нужное время в нужном месте.

— Если тебя это так интересует, то могу рассказать о последних событиях в доме Коллинзов. Позавчера утром Джексон запер Алису в спальне и держал ее там вплоть до вечера.

Все мое тело непроизвольно напряглось от услышанного. Я нахмурился и уже перестал сохранять хладнокровие. Вырвались ненависть и жажда набить морду этому сводному брату после одних только слов.

— Подробностей не знаю, но как я услышала из разговоров между сыном и матерью, Алиса начала плохо себя вести. По мнению Джексона ей будет полезно посидеть в комнате. Алиса просила мать освободить ее, но та приняла позицию сына.

Я потер лицо ладонью. Мне уже было тяжело совладать собой и просидеть на месте. Я больше не мог сосредоточиться на разговоре с Эммой, но заставлял себя, поскольку она еще не закончила.

— Вечером вернулся мистер Коллинз. Когда не увидел Алису за ужином, спросил у домочадцев о причине ее отсутствия. Джексон сказал все прямо, ничего не тая, и Даниэль взбесился. Он начал кричать на сына, который сидел перед ним и слушал отца с каменным выражением лица. Мистер Коллинз поднялся в спальню к дочери и освободил ее. После этого я заметила, что отношения отца с дочерью более-менее наладились.

Эмма тяжело вздохнула, заканчивая свой рассказ.

— Девочке там плохо, Уильям.

Я отрешенно кивнул, пытаясь представить то, что чувствовала Алиса в день, когда она сидела взаперти. В груди нарастало желание скрыть Алису от всех невзгод. Спрятать ее от собственной семьи. Никто не имеет права так жестоко обращаться с ней.

— Я сделаю все возможное, чтобы исправить это.

— Она очень тепло к тебе относится. Когда я помогала ей делать пирог, складывалось впечатление, что только ты способен сделать ее счастливой.

Я сжал челюсть и опустил голову. Алиса стала моей ответственностью не в эту ночь, когда я перестал вести бессмысленную борьбу против своих чувств к ней и принял поражение. Я понял, что отвечаю отныне за нее и ее счастье полностью зависит от меня, когда вытащил ее из воды.

Но я боюсь сделать хуже своим желанием огородить ее от страданий и проблем в семье. Мне придется найти подход. Прежде всего к Алисе, чтобы она могла свободно рассказывать мне обо всем, что происходит в ее семье. Поскольку, как я понял, она пытается скрыть от меня то, что происходит в эпицентре. Даже во время разговора на крыше она поверхностно описала всю ситуацию своего проживания среди непонимающих ее домочадцев.

А пока…

— Эмма, я могу тебя попросить? — заговорил я, когда привел свои мысли в порядок и угомонил нарастающее чувство злобы в груди.

— Я слушаю.

— Я хочу, чтобы ты проследила за Алисой. Проследила за отношениями брата и сестры. Мне важно знать, что происходит между ними и почему так происходит.

— Может тебе проще самому спросить ее? Она обязательно тебе расскажет, — предложила Эмма идею, о которой я сам был осведомлен и даже пробовал в действии.

Я отрицательно покачал головой.

— Пока она не расскажет. Но я не могу ждать, когда Алиса сможет доверить мне свои потаённые секреты, о которых тяжело и, возможно, для нее стыдно рассказывать. Поэтому пока ты будешь моими глазами в доме Коллинзов.

— Хорошо, сынок. Я буду внимательнее. Но насколько я поняла, младший Коллинз уезжает в Измир. Его отец туда посылает.

— Когда уезжает?

— Завтра или послезавтра.

С одной стороны — это хорошо для Алисы. Она сможет расслабиться, если верить тому, насколько она не выносит присутствия Джексона. С другой стороны — Эмма не сможет за этот короткий срок выяснить глубинную причину поганых отношений брата и сестры. Снова срабатывают мучительные ожидания, и попытка разговорить Алису. Понимаю, что лишний раз ей не хочется углубляться в прошлое и именно в момент, когда ее отношения с братом пошли наперекосяк. Но я должен знать о ней все и понимать, отчего и каким образом защищать и не оставаться слепым.

— Все равно, пока он в доме, не упускай возможности поймать все, что покажется странным твоему взору.

— Я все сделаю, не переживай.

— Спасибо тебе.

Я проводил Эмму до крыльца и смерил взглядом роскошный соседский дом, который для меня теперь ассоциируется как место заключения для Алисы. С чувством презрения я захлопнул дверь своего дома и поднялся в спальню.

Глава пятнадцатая

Уильям

Ближе к вечеру мне позвонил Майкл и сообщил, что они собираются в прибрежном баре, в котором мы часто проводим время. Я вышел на балкон и посмотрел на дом Алисы. Мы обменялись номерами мобильника и теперь я крутил его в руке, думая о том, чтобы написать ей и позвать с собой. Но меня донимали сомнения.

Вчера я послал за ней Вивьен, которая без проблем смогла привести Алису с собой на пляж. Я лишь учитывал положение, в котором она находится. Понимая, насколько у нее озабоченные родители, которые следят за каждым ее шагом, сомневался, что Алиса сможет выйти ночью из дома самостоятельно.

Я набрал свою подругу и приложил мобильник к уху, сжимая другой рукой металлическиеперила балкона.

— Я опаздываю? — спросила она с беспокойством, как только приняла вызов.

— Нет. У меня к тебе просьба того же характера, какая была вчера.

— Почему ты сам не сходишь за ней? — недоумевала Виви. — Мне кажется, Алисе было бы приятно видеть тебя.

— Вивьен, очень тебя прошу. Не спрашивай меня ни о чем.

— Странный ты. Ладно, я схожу за ней. Но тогда мы точно опоздаем.

— В этом нет ничего страшного. И спасибо тебе. Ты настоящий друг.

— Не благодари меня за это, — с недовольством проворчала она, и сбросила вызов.

Я тяжело вздохнул и вернулся в свою спальню.

В баре ждал ее с нетерпением. Мне хотелось снова вдохнуть в себя ее сладкий запах, ощутить ее вкус, почувствовать ее невинные прикосновения на своем теле. Я буквально голодал по всему этому. Пропускал разговоры своих друзей мимо ушей и думал только о ее образе, о ее голом теле подо мной. Слышал ее звонкий смех, видел ее улыбку и сияющие счастьем глаза — это то, что я люблю в ней больше всего.

Еще около двадцати минут таких мыслей об Алисе, из-за которых я терял остатки здравого рассудка, и наконец мои глаза поймали образ той, в которой нуждаюсь отныне и всегда.

Она о чем-то оживленно говорила с Вивьен, с ее лица не сходила широкая улыбка. Блондинистые волосы распластались по худым плечам волнистыми локонами, а передние пряди были собраны пучком на макушке так, что мягкие черты лица подчеркнуты. На ней свободный серебристый топ без бретелек и черные джинсовые шорты, которые едва скрывают ягодицы. Эта девчонка собирается свести меня с ума. Определенно. В горле застряла жажда.

— А вот и мы! — заговорила Вивьен, когда они приближались к барной стойке.

Когда Алиса была от меня на расстоянии вытянутой руки и взглянула на меня, я схватил ее за запястье и резко потянул на себя. Алиса врезалась в мою грудь и, не успев среагировать, я накрыл ее губы жадным поцелуем. Уши тут же вперемешку с музыкой заполнили восторженные возгласы друзей.

— Я соскучился, детка, — прошептал я в ее ухо и после поцеловал его.

Руки Алисы на моей талии напряглись. Тело покрылось гусиной кожей, когда я провел подушечками пальцев по ее оголенной пояснице. Топ висит на ней настолько свободно, что я могу без препятствий засунуть свою руку под него и коснуться наверняка уже набухших сосков.

Когда я посмотрел на ее лицо, увидел на щеках румянец, говорящий о ее смущении, которое вызвали мои неожиданные действия перед всеми.

— Уильям всегда умел преподносить важную информацию во взрывоопасном виде, — прокомментировала сложившуюся обстановку Вивьен.

— И не говори, — поддержал ее Майкл, отпивая из стакана горький напиток.

Я посмотрел на друга, который смотрел не на нас с Алисой, как все, а на Вивьен. Он блуждал по ней голодным взглядом и практически облизывался.

— Клевый наряд, Виви, — заметила Лара, когда осмотрела подругу.

На Вивьен идеально сидит черный кожаный костюм из топа и юбки выше середины бедер, который подчеркивает каждый изгиб ее стройного тела.

— Спасибо. — Она смахнула рыжие волосы в сторону. — Алиса подогнала.

Я посмотрел на свою девушку. О да, теперь я могу ее так называть и чувствовать, как по телу проходит дрожь от одной мысли, что она моя. Алиса подмигнула Виви, и та широко заулыбалась. Это невербальное общение недоступно никому, кроме этих двух подружек. Кажется, здесь имеет место какой-то заговор.

— Мне надо покурить, — сдавленно сказал Майкл и слез с высокого барного стула, с нетерпением выходя на улицу.

— Мы составим компанию, — сдерживая усмешку дал знать Каспер и взял Лару за руку, ведя ее за собой.

— Ну я пока закажу напитки, — сказала Виви и обратилась к бармену.

— Мы будем за нашим столиком, — дал я ей знать и, обняв Алису за талию, направился к диванам.

Когда сел на один из них ближе к подлокотнику, похлопал по бедру, смотря на Алису. Она широко улыбнулась и приняла мое приглашение. Как только Алиса приземлилась на мои бедра и обняла за шею, я накрыл ее затылок ладонью и впился в мягкие губы. Они манят меня, и я не могу бороться с этой сильной тягой. Сила воли испаряется, и я просто иду на поводу искушения.

Когда я коснулся языком ее языка, Алиса глухо простонала и потерлась своими ягодицами о мой пах.

— Не своди меня с ума сейчас, — быстро прошептал я в ее губы, на секунду отрываясь от них, затем снова накрыл, чувствуя улыбку Алисы.

Мои руки блуждали по ее бедрам, ягодицам, талии. Ночью я изучил каждый сантиметр ее тела, но все еще осталось такое впечатление, будто я не касался Алисы и вовсе. Каждое жадное касание словно первое. Мне мало этой девушки.

Голодный поцелуй все нарастал, а вместе с ним параллельно и синхронно нарастало возбуждение в джинсовых шортах. Алиса отстранилась от моих губ, резко прерывая поцелуй, и тогда я, не останавливаясь, впился губами в ее шею.

— Уильям, — выдохнула она мое имя, откидывая голову назад, предоставляя мне свободный доступ к ее шее. — Уильям, остановись.

Крышу снесло напрочь. Я забыл, где мы находимся и уже желал слиться с ней в единое целое. Мой стояк уже упирался в ее задницу. Тяжело дыша, я оторвался от Алисы и посмотрел в ее солнечные глаза, наполненные темным вожделением.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал я в ее губы, которые тут же растянулись в улыбке.

Моя рука с ее груди, которую я сжимал сквозь грубую ткань топа, спустилась ниже. Я накрыл ладонью низ ее живота.

— Как ты себя чувствуешь?

— Превосходно. — Алиса склонилась к моему уху. — Хочу продолжения.

— Меня дважды просить не надо.

Я же собирался подняться и как можно скорее оказаться с Алисой в пустующем доме смотрителя маяка, который теперь в нашем распоряжении для наших развлечений, но она смеясь остановила меня.

— Мы не можем уйти сейчас и оставить друзей.

— Они не наши подопечные.

— Потренируй свою силу воли.

— Я не знаю, что с тобой сделаю, — почти пригрозил я, устремив недовольный взгляд вперед.

Алиса посмеялась и поцеловала меня в щеку. Я сжал челюсть, чтобы сдержать улыбку, но уголки моих губ все равно дрогнули.

Вскоре к нам присоединились друзья и начались разговоры ни о чем. Я часто засматривался на Алису, когда она сидела на моих коленях и слушала Вивьен, сидящую напротив, периодически поедая виноград, который я у нее воровал по одному. Пока я не мог окончательно свыкнуться с мыслью, что все же наконец заявил свои права на Алису. Не мог до конца осознать, что могу свободно гладить ее по оголенным бедрам и не пытаться остановить себя. Я мог больше не подавлять в себе тягу и желание касаться каждого сантиметра ее бархатной кожи.

Что еще более важно, меня не пугало даже будущее. Установка «жить одним днем» оказалась мне по душе. Я не думал даже о завтрашнем дне и пытаться что-то изменить, проанализировать свои действия и подготовиться к новой возможной встрече с Алисой, когда мне придется всеми силами сдерживать себя. Я сдался под натиском ее, созывающего меня разломить все выстроенные самостоятельно преграды, взгляда. Я понял, что отныне буду делать только то, что захочет эта девушка.

— Уильям, отпусти ее немного со мной потанцевать. Вцепился в нее как охотник за пойманную добычу. И ты, Каспер, посиди немного без Лары.

Вивьен оттащила от меня Алису и повела к танцполу. Музыка, представляющая собой сочетание ударных инструментов и басов, знающая танцевальный ритм, стала громче, когда танцпол заполнился людьми. В этой возбужденной куче затерялись девушки и их уже было сложно держать под прицелом.

Я сделал глоток из своего коктейля, понимая, насколько у меня просохло в горле из-за жажды. Иссыхать можно не только без воды.

Ко мне придвинулся Майкл и, когда я посмотрел на него, уловил хитрую ухмылку. Закатив глаза, я сразу понял, о чем он думает и какими вопросами он сейчас начнет закапывать меня.

— Ну? И на каком вы уровне?

— Отвали.

— Да ладно тебе. Что ты ломаешься, как девчонка. Мы свои.

Вспомнив ночь с Алисой я не сдержал хищной улыбки и посмотрел на Майкла. Каспер разглядывал меня с таким же интересом и ждал ответа. Изучив меня за пару секунд, они одновременно хлопнули в ладони и заржали.

— Да! Мне знаком этот взгляд накормленного самца! — с энтузиазмом проговорил мой друг и хлопнул меня по плечу.

— Ты отвратителен, Майкл, — усмехнулся я.

— Знаю. Поэтому меня и зовут Майкл, черт возьми.

За разговорами мы с ребятами посидели еще около получаса. Этого времени хватило, чтобы поинтересоваться о том, куда запропастились девушки. После того, как большинство людей выбились из сил и начали покидать танцпол, девушек можно было найти глазами. Но их не было.

— Видимо вышли на улицу подышать воздухом, — озвучил свои предположения Каспер, и мы решили последовать за ними.

Девушки действительно были на улице, но там они были не одни. Их окружили незнакомые нам трое мерзавцев и не позволяли уйти. Сначала я остолбенел, когда посмотрел на Алису и увидел, как один ублюдок обнял ее за талию и прижал к себе, когда та пыталась оттолкнуть его. Но что ее сила малютки против этого наглого архаровца.

Стоило мне понять, что ее касаются грязные руки, раскаленная всепоглощающая ярость мгновенно охватила меня и вывела из оцепенения.

За считанные секунды я оказался рядом и оттащил подонка от Алисы за шиворот кожаной куртки.

— Что за дела? — тут же возразил он и мгновенно получил в ответ мой кулак, который прилетел в его нос.

Он упал на землю, схватившись за окровавленный нос. Казалось бы, он уже получил наказание за то, что осмелился коснуться моего, но я сделал в голове вывод, что одного удара мало.

Я придавил ублюдка своим весом, надавливая на его живот коленом, и продолжил избивать кулаками. Перед глазами свежая картина со всеми яркими деталями того, как его похотливые щупальца касаются Алисы. Увиденное наполнило меня яростью, которую, в свою очередь, наслала тьмы. Она накрыла мою голову и глаза, умело управляя только моим рвением убить подонка, а все остальное здравое придавила под своим натиском и заключила в плен. Я не думал о последствиях, потому что их заблокировал, вместе со здравым рассудком, ослепляющий гнев.

— Уильям, заканчивай!

— Уил, мать твою!

В ушах будто из-под воды слышатся голоса, но я их не воспринимаю. Перед моими глазами окровавленное лицо, а в ушах звук ударов.

— Уильям!

Обеспокоенный, панический голос зазвенел в ушах. Только этот голос заставил меня остановиться на секунду и этого времени хватило, чтобы хрупкие руки оттащили меня от неизвестного парня, которому не повезло заиметь со мной дело.

— Ты же убьешь его! — закричала Алиса, схватив меня ладонями за голову, заставляя посмотреть в глаза, наполненные ужасом и испугом.

Тяжело дыша я сфокусировал на ее лице зрение и медленно начал возвращаться в реальность. Ярость, гнев и захватившая меня тьма отступили перед светлой аурой Алисы. Она крепко обняла меня за талию, прижавшись головой о грудь. Я невесомо коснулся ее лопаток окровавленными руками и метнул глаза на еле поднимающегося с земли парня, которого избивал несколько секунд, не больше. Я затерялся во времени, оно словно замедлилось, когда я безжалостно наносил удар за ударом, и это будто длилось несколько часов. Теперь я вернулся в реальность, пришел в себя и понял, что мои жестокие избиения не длились долго. Будь наоборот, я бы точно убил его, поскольку не жалел ударов.

Вокруг столпились люди, но быстро начали расходиться, когда шоу закончилось.

— Ты спятил!? — рыкнул на меня Майкл, грубо ткнув в мое плечо свой кулак. Я пока мало что осознавал и находился будто в прострации. — Если кто-то снимал и это видео дойдет до академии, тебе не поздоровится!

— Не знаю, что на меня нашло, — промямлил я. — Увлекся.

— Ни хрена себе увлекся! — воскликнул Майкл и испепелив меня взглядом, вернулся в бар.

Мимо меня прошли еще испуганные Вивьен и Лара, за которых заступились ребята и просто отогнали пристающих к ним парней, в отличие от меня, а за ними шокированный Каспер.

Я посмотрел на Алису. На ее лице застыл такой же испуг.

— Прости. — Это все, что я мог сказать.

Я боялся увидеть в ее прекрасных глазах разочарование даже тогда, когда его не было.

Немного помолчав, Алиса выдохнула напряжение и коснулась ладонью моей щеки.

— Больше не делай так. — Затем она посмотрела на мои руки и сглотнула. — Пойдем к океану. Тебе нужно избавиться от крови.

Алиса взяла меня за запястье и повела к воде.

Не знаю, как я поведу себя, если увижу подобную картину перед собой — как какой-то ублюдок касается моей Алисы. Обычно я сдержан и собран, подхожу ко многому дипломатически и не пускаю в ход кулаки, но сегодня во мне проснулась жажда крови и дикое желание истребить противника. Оказывается, если кто-то касается той, кто для меня как воздух, я выхожу из себя и становлюсь неуправляемым. Остается только тьма, которая мгновенно возрождается во мне, а я позволяю ей заполнить меня. Это опасное качество, которое я сегодня впервые открыл в себе. Возможно, он только сегодня и сформировался во мне.

Я знал, что с Алисой многое открою в себе, но даже не думал о таком опасном открытии.

С новым всегда нужно мириться и привыкать к нему. Но что еще более важно — уметь управлять.

Глава шестнадцатая

Алиса

Я наблюдала за тем, как Уильям, сидя на корточках перед водой, избавлялся от крови на руках. От нее было тяжело избавиться. Это как напоминание о том, что чужая кровь не должна находиться на руках, иначе она как проклятие отравит кожу.

Уильям заканчивал процедуры, но я все еще видела кровь на его руках. Ощущала его металлический запах под носом. Резко спустившись на колени, я не переживала о том, что намокну. Взяла руки Уильяма в свои дрожащие и окунула их в воду вновь.

— Еще. Они еще в крови. Надо лучше, — шептала я как одержимая и потирала руки Уильяма своими.

— Алиса… — послышался обреченный голос Уила, который вызвал слезы на глаза, которые я сдерживала из последних сил.

Я бросилась на его шею и крепко обняла. Уильям прижал меня к себе и тяжело выдохнул в мои волосы, втягивая в себя мой запах. Я зажмурилась и горячие слезы покатились по щекам.

— Я испугалась. Когда ты избивал его пустым и равнодушным взглядом…

— Только не разочаруйся во мне, Алиса. Я не монстр, слышишь?

Уильям взял мою голову в свои руки и посмотрел в мои налитые слезами глаза. Я энергично помотала головой, выражая свое отрицание на его слова.

— Нет. — Я погладила его по щетинистым щекам. — Я не об этом. Это произошло из-за меня, и я подумала, что плохо на тебя влияю.

Уильям судорожно выдохнул и рывком притянул меня к себе, снова пряча в своих надежных объятиях, в которых мне до дрожи хорошо. Я чувствую себя как в своем уютном теплом доме — защищенной и умиротворённой, не ждущей никакой опасности с любого угла. Я настолько боюсь этого лишиться, что лишь от одной мысли впадаю в панику.

— Малышка, как ты вообще могла подумать о таком? Не смей, слышишь? — Уильям снова взял меня за голову и прижался лбом к моему лбу. — Для меня ты стала ценной. Я просто защищал свое. Когда тебе угрожает опасность, я готов убивать, но ты создана для того, чтобы остановить меня в нужный момент. Как сегодня.

Уильям посмотрел в мои глаза. Яркая голубизна засасывала в некий плен, в котором мне удается ощутить вкус жизни намного лучше, нежели на свободе. А когда он поцеловал меня в лоб, я разрыдалась.

— Почему ты плачешь? — с сожалением спросил он, вытирая мои слезы большими пальцами.

— Я просто очень рада, что ты у меня есть. Ты лучшее…

— …что было в моей жизни, — перебил меня Уильям, чтобы продолжить фразу, поскольку сам хотел сказать это мне.

— Да, — с улыбкой прошептала я.

Уильям провел большим пальцем по моей нижней губе, внимательно смотря за своим действием. Сглотнув, он слегка нагнулся и поцеловал меня — нежно, возлагая в этот поцелуй все свои настоящие, трепетные и теплые чувства ко мне.

Я усилила поцелуй и превратила его в ненасытный. Мне мало Уильяма. Моя потребность стала невыносимее после нашей совместной ночи, когда наши тела стали едиными и вместе с этим соединились души, когда мы раскрыли чувства друг другу пусть не словами, а физически. Его руки сжали мои ягодицы и это те единственные руки, которым я позволяю все, которых я не боюсь, а наоборот думаю о них и желаю их прикосновений на своем теле. Эти прикосновения как ожог — я разгораюсь чувствами к Уильяму еще сильнее. Его губы на моих губах, а ночью они были на каждом сантиметре моего тела. Уильям единственный, кому можно все.

Захваченные пылкой страстью и влечением, мы снова оказались в пустующем доме и начали наслаждаться друг другом.

Солнце несколько минут назад спустилось за горизонт и теперь в доме царит темнота, которая добавляет еще больше атмосферы, когда двое влюбленных желают сделать друг другу приятно.

Мы на этот раз даже не стали идти в спальню. Разделись в прихожей, где Уильям достал из кармана средство контрацепции. Целуясь добрались до гостиной, где я толкнула Уильяма на диван, и, раздвинув ноги, заняла место на его бедрах.

— Алиса…моя Алиса…

Уильям осыпал жадными поцелуями мои плечи и шею, блуждая руками по спине, бедрам и ягодицам, и при этом шептал с упоением мое имя, словно мантру. Я тем временем взяла в руки его набухшее достоинство и погрузила его в себя. Ощущения сегодня уже не такие болезненные, какие были в первый раз. Сейчас я в полной мере ощущаю то самое блаженство.

Начиная плавно двигаться, откидывала голову назад, когда Уильям осыпал поцелуями мою грудь. С каждой секундой ощущения становились острее, и наши стоны наполнили пространство гостиной. Воздух вокруг становился тяжелее и жарче.

От преизбытка чувств я рывком прижалась к Уильяму и обняла его за плечи, начиная двигаться быстрее. Он помогал мне, сжимая мои ягодицы в своих больших руках. Я кричала от удовольствия и готова была взорваться от любви к Уильяму.

— Уил…я не смогу без тебя, — тяжело дыша призналась я, когда наши губы находились близко друг к другу и невесомо касались.

— Я не отпущу тебя. Никому не отдам, — уверенно пообещал он мне.

Наши губы слились в поцелуе, который заглушил мои крики, когда мы оба находились на пике высшего удовольствия. Я даже не заметила, как впилась ногтями в плечи Уила и оставила на них окровавленные полумесяцы во время полученного оргазма.

Наши отношения с Уилом довольно разнообразные. Только десять минут назад мы были поглощены дикой страстью и занимались жестким сексом, забывая о всех приличиях, а сейчас я сижу голая на небольшом коврике на полу, пока Уильям сидел на диване и заплетал мои волосы в косу, бережно расчесывая запутавшиеся пряди своими пальцами. Эти мысли заставили меня тихо посмеяться.

— Чего ты смеешься? — поинтересовался Уильям.

— Да так. Размышляю о том, как ты научился заплетать косу. — Ведь это меня тоже смешит.

Я пока не могла видеть, что получается у Уила, и решила потрогать получившееся за спиной. На ощупь, довольно аккуратная коса.

— А у меня есть целое пособие о том, как быть романтиком. Один из пунктов как раз умение заплетать косу любимой девушке.

Я улыбнулась, когда после слов Уила меня захлестнула теплая волна, от которой внутри затрепетали бабочки.

— Любимой? — переспросила я и прикусила нижнюю губу.

Уильям поцеловал меня в макушку. Я уже готова закатывать глаза от удовольствия. Сейчас нас окружает такое умиротворение, такая нежность, что явно противоположно, когда мы не способны насытиться друг другом и превращаемся в животных. Две стороны отношений и от каждой мы получаем совершенно разные эмоции. Эмоциональные качели, которые приветствуются.

— Любимой, — подтвердил он мягким голосом.

— А ты еще кого-нибудь так называл?

Уверена, у этого самца полно бывших. От этой мысли меня посетил укол ревности в груди. Мне не было интересно, сколько было у него девушек всего. Просто я хочу понять, насколько я особенна в жизни Уила и отбросить полученными знаниями все сомнения.

— Если я скажу, что никого, ты поверишь? Готово.

Он закинул мою косу на плечо и тогда я повернулась к нему лицом.

— Скажи еще раз, — потребовала я, смотря на него снизу-вверх кошачьим взглядом.

Уил склонился и сжал пальцами мой подбородок.

— Ты моя любимая и других у меня не было. Ты довольна, проблемная девчонка?

Я сдержала улыбку.

— Да. Я довольна.

Я встала на ноги. Уильям успел окинуть меня взглядом, от которого меня бросило в жар, до того, как я снова оседлала его бедра. Мои глаза упали на его плечи. Я пальцами нежно провела по следам от ногтей, которые неосознанно оставила во время близости, а после подняла глаза на его лицо.

— Какие еще романтические вещи ты изучил в своем пособии? — поинтересовалась я, рисуя незамысловатые узоры на его груди пальцами, которые периодически опускала ниже, чтобы подчеркивать рельефные мышцы пресса.

Уильям нежно улыбнулся и очертил костяшками пальцев мои выделенные ключицы.

— Желание всегда касаться своей любимой. Всегда хотеть целовать ее везде. — Его губы коснулись моего плеча. Я прикрыла глаза, когда горячее дыхание Уильяма коснулось моего уха. Его руки скользнули вдоль моей талии. — Делать ее своей при любом удобном случае.

— Ты все опошлил, — запротестовала я и раскрыла глаза.

Уильям усмехаясь откинулся на спинку дивана и сжал мои бедра.

Я прижалась к нему и обняла за шею.

— Мне так хорошо с тобой, — прошептала я, возлагая в эту фразу все свои искренние чувства к Уилу.

— И мне с тобой хорошо, солнышко.

— Называй меня так чаще, — попросила я так невинно, словно ребенок просит бесплатное мороженное у продавца.

Уильям хрипло посмеялся, нежно поглаживая меня по голове.

— Для тебя все, что угодно.

Мне нравится говорить с Уилом на разные легкие темы. Эта обстановка меня расслабляет, и я перестаю думать о пугающем будущем. Хотя нам стоит обсудить и эту тему, которой мы старательно избегаем и не желаем трогать ее никоим образом. А ведь она главенствующая в нашем непростом положении. Возможно, когда-нибудь, через неделю или три, но мы затронем ее, а пока имеем право насладиться беззаботностью. До конца летнего отдыха Уила у нас еще есть время.

От мимолетно пробежавшейся мысли, что Уил в скором времени вернется на учебу, а я останусь без него, мне стало трудно дышать. Сердце болезненно сжалось. Любовь к нему управляет всем моим организм и усиливает мое желание держать его постоянно рядом.

Я не боюсь того, что Уильям заменит меня кем-то или будет изменять на расстоянии. Почему-то уверена в его верности, в которой убеждаюсь сильнее после каждого проведенного часа наедине. На этих встречах Уильям делает все, чтобы показать мне, что я отныне единственная в его жизни, как и он в моей. Я боюсь, что мы потеряемся в этом большом мире и не сможем найти друг друга.

В поисках можно сойти с ума и начать жить в иллюзиях и фантазиях. Каждое утро надеяться, что этот день станет тем самым долгожданным, а к вечеру разочароваться, потому что любимого все еще нет рядом. Тоска и горе будут подпитывать сердце и разум и в итоге настает момент, когда сдаешься и падаешь духом. Смысл жизни теряется, а без смысла желание жить исчезает.

Вот кем стал для меня Уил — моим смыслом. Я в прямом смысле не смогу без него. Я просто умру. Он спас меня однажды из воды, затем спас во второй раз, когда я собиралась отдать жизнь океану, и продолжает спасать дальше.

Раньше, когда я могла уговаривать себя жить и хваталась за все радости жизни, которые мне нравились, у меня получалось справляться со всеми тяготами. Теперь, когда появился Уильям в моей жизни, я не найду способа заставить себя жить без него. Он стал моим стержнем и все мелочи в моей жизни, приносящие счастье и дающие некую опору, станут бессмысленными, потому что нет ничего сильнее опоры Уила.

Я отдалась чувствам полностью. Я утонула в них. Мне хорошо и комфортно. И если Уильям исчезнет из моей жизни, я сгорю дотла.

Ближе к двум часам ночи мы с Уилом разошлись по домам. Перед уходом, обнимая меня, он сказал, что как бы было прекрасно проснуться рядом со мной в одной постели. Я поддержала его слова и взяла с него обещание, что этой практике имеет место быть в наших отношениях.

Такое утро у нас точно будет, когда уедет Джексон, и я буду свободна от его контроля. Сейчас я возвращаюсь ночью домой, чтобы не провоцировать его лишний раз и избавить себя от его бесконечных вопросов. Папа не всегда может оказаться рядом, чтобы защитить меня.

Я заметила, что начала подпитываться силой. У меня появилась сильная поддержка и защита не только в лице Уила, но и отца. Когда я находилась один на один со страшными воспоминаниями, страх внушал в мой разум ужасную жизнь в будущем. Теперь я вижу некое просветление на тропе своей жизни и шагаю с уверенностью, не боясь в темноте переломать ноги о препятствия.

Я приняла душ и быстро заснула с улыбкой на лице. Во сне меня теперь не посещают кошмары. Теперь я вижу только Уильяма и наши совместные ночи.

Мне снилось, как мы с Уилом купаемся в океане и брызгаем друг друга теплой водой. Он подбегает ко мне, подхватывает и кружит. Я звонко смеюсь, когда мы падаем в воду из-за настигшей нас волны, которая сбила с ног Уила. Но я не боюсь утонуть, потому что Уильям обнимает меня под водой и помогает всплыть. Он целует меня в губы, смотрит на меня влюбленными глазами и заставляет широко улыбаться.

Я медленно начала пробуждаться, зная, что улыбаюсь. Потягиваюсь в своей уютной постели и медленно открываю глаза. Мгновенно приятные, заставляющие меня улыбаться, картинки из сна испаряются, когда я натыкаюсь на свою жестокую реальность, в которой есть Джексон. Он сидит на краю моей кровати, смотрит на меня восхищенными глазами и мрачно улыбается. Я дергаюсь всем телом.

— Какого черта ты делаешь в моей спальне? — ополчилась я.

— Сторожу твой сон. Что такого тебе снилось, сестренка? — Он смерил меня заинтересованным взглядом, но пусть даже не надеется на пошлую картинку перед глазами.

«Сестренка» из его уст, когда я осведомлена о его нездоровом влечении ко мне, — это уже грязь и извращенность.

У меня нет привычки спать в сексуальных шелковых пижамах или сорочках. На мне серая майка с широкими бретельками и свободные шорты из хлопка. Хотя бы в этом плане Джексон не получит удовольствия.

— Провожала тебя во сне, — хриплым после сна голосом проговорила я и провела ладонью по лицу, устало вздыхая.

— У тебя вещий сон, милая. Я сегодня днем уезжаю, но всего на две недели. Помни мои слова — я буду далеко, но все равно рядом, солнышко.

— Не называй меня так! — процедила я, ощущая, как злость бьет по самой глотке.

Я вспоминаю, с каким нежным голосом и с каким мягким выражением глаз ко мне так же обращается Уил, и я начинаю медленно успокаиваться.

— Опять ты недовольна, — театрально вздыхает он. — Я же стараюсь стать лучше в твоих глазах.

— Зря тратишь силы, не старайся. Ты для меня ничтожество, которое берет силой, по-другому не умеешь…

Джексон закрыл мне рот ладонью и прижал указательный палец другой руки к своим губам.

— Тише. Не верещи. Мне с трудом удалось убедить отца, что никакого вреда я тебе не причинял и уж тем более никогда не брал силой ради своего физического удовольствия. Не разрушай мои старания, иначе моему гневу не будет конца.

Я расширила глаза от удивления. Сердце в груди застучало быстрее от осознания. Значит папа все-таки прислушался ко мне и засомневался в Джексоне. Он говорил с ним, но этот подлец смог умело обвести отца вокруг пальца и заставил его поверить ему своими манипуляциями.

— Ненавижу! — рявкнула я, когда Джексон убрал свою руку и встал с моей постели.

Он поправил рукава своей белоснежной рубашки и мрачно мне улыбнулся.

— Как будет приятно ломать твою гордость.

— Мечтай. Я скорее умру, чем позволю тебе это сделать. Пытай как хочешь, но я не стану умолять тебя остановиться.

— Ага, да, утешай себя этими доводами. — Джексон резко наклонился ко мне, опираясь руками о мою подушку по обе стороны от моей головы. Я от неожиданности испуганно вжалась в матрас. — Только на деле все окажется по-другому, — прошептал он и тут же резко отстранился.

Я судорожно выдохнула, когда Джексон покинул мою спальню. Меня пугает его непоколебимая уверенность в голосе и в черных устрашающих глазах. Снова в груди зародилась тревога, которая начинала душить, надавливая на все дыхательные пути. Скоро она начнет зажимать в тиски мое сердце и вызывать паралич.

После завтрака, как и положено, мы всей семьей провожали Джексона на улице. Пока таксист загружал его чемодан в багажник, он прощался с каждым членом. Я стояла в стороне, скрестив руки на груди, и ждала долгожданный момент, когда Джексон сядет в такси, и оно увезет его подальше от меня хотя бы на две жалкие недели. За это время я стану сильнее благодаря отцу и Уилу, с которым смогу проводить больше времени и не бояться, что Джексон меня поймает с ним. Представить даже боюсь, что будет. Уже после его возвращения я дам ему отпор, которого Джексон не ожидает.

Видимо, он догадывается, что поддержка и хорошее окружение делают меня сильнее, отчего и бесится, и порой смотрит на отца, как на врага. Оружие Джексона — мое одиночество, которое превращало меня в слабую и беспомощную.

Я посмотрела на дом Уила. В это время входная дверь с боку отворилась и на крыльцо вышел Уильям как всегда безупречный и сексуальный без футболки. Смотря на обстановку перед нашим домом, он надевал наушники и, по всей видимости, собирался на позднюю утреннюю пробежку. Наши ночные приключения точно утомили его и теперь он выделил время долгому сну.

— Веди себя хорошо, сестренка.

Я оживилась и вырвалась из оцепенения, которое вызвал вид Уильяма, и совсем растерялась, когда Джексон обнял меня и прижал к себе. В нос ударил тяжелый запах, от которого меня воротит. Я всеми силами старалась представить запах Уила, которым всегда наслаждаюсь, утыкаясь в его шею.

— Я скоро вернусь, — прошептал он в мое ухо угрожающим тоном.

— Отцепись от меня! — прошипела я в его плечо и начала слабо толкать от себя. Мои агрессивные действия не одобрят родители.

— Наши дети такие милые, — с улыбкой проговорила мама и обняла отца за руку.

Ее обиду на нас как рукой сняло. Возможно, отец снова задобрил ее, поскольку я даже не старалась этого сделать. Я все еще придерживалась своей позиции не разговаривать с ней. А еще не хотелось признаваться самой себе, что мама причинила мне боль своим отрешенным отношением. Я должна быть равнодушной, но чувства любящей дочери к матери берут вверх.

— Если бы они только меньше ссорились, — присоединился отец.

Джексон отстранился, одаривая меня своей акульей улыбкой. Я в ответ одарила его уничтожающим взглядом и снова посмотрела в сторону. Там все еще стоял Уил и внимательно наблюдал за происходящим. Когда Джексон скрылся в салоне автомобиля, только тогда Уильям побежал в сторону пляжа, словно его больше ничего не интересовало здесь.

Мама с папой махали в след Джексону, когда такси выехало за территорию на дорогу.

Я уже собиралась вернуться домой, но знакомый голос меня остановил.

— Алиса! Привет!

Эта была Вивьен. Она приблизилась ко мне и крепко обняла.

— Добрый день мистер и миссис Коллинз, — вежливо поздоровалась она с моими родителями.

Папа поприветствовал ее с радостью, а вот маме не понравился внешний вид моей подруги, поэтому от нее теперь исходит холод. Она бросила ей невнятное ответное приветствие и скрылась в доме, проходя мимо нас гордой походкой. Я сдержалась, чтобы не закатить глаза, как, впрочем, и сама Вивьен. Ее не трогает чужое к ней отношение, каким бы оно ни было.

— Ты Вивьен, я правильно запомнил? — поинтересовался отец, сжимая худую руку моей подруги в своей.

— Да, мистер Коллинз, все правильно, — улыбаясь ответила она.

А еще она относится к людям так же, как и они к ней.

Папа уже видел Вивьен вчера, когда она пришла за мной, чтобы забрать в прибрежный бар к друзьям. Увы, но ее встретил на пороге Джексон, который собирался выпроводить Вивьен и не позволить ей забрать меня, но я вовремя оказалась на первом этаже. Мне было неудобно от того, что Вивьен пришлось видеть наши с ним разборки и ругань. То, что Джексон противился отпускать меня, повергло ее в шок. Мне повезло, что на крики пришел папа и снова поставил Джексона на место. Когда папа без каких-либо сопротивлений отпустил меня, Джексон чуть было не взорвался от молчаливых протестов. Тогда он бросил на меня недовольный взгляд и поспешно ушел в свою спальню.

Вивьен еще долго не могла прийти в себя от увиденного в моей спальне, когда я пригласила ее туда дожидаться меня, пока переодевалась.

— Рад тебя снова видеть.

— Надеюсь, Вы позволите забрать Вашу дочь немного развеяться со мной в городе?

Папа посмотрел на свои наручные часы.

— Через пять часов у тебя занятия, — предупредил меня отец и положил свою руку на мое плечо. — Не забудь и будь дома вовремя.

— Хорошо.

Папа попрощался с моей подругой и зашел в дом. С губ Вивьен сползла вежливая улыбка и она облегченно выдохнула, будто это непомерная тяжесть для нее.

— Надеюсь, я больше не столкнусь с твоим сумасшедшим братом?

— Он уехал только что на две недели.

— Святые небеса, я счастлива, — обратилась она к небу, подняв руки и глаза к нему.

Я посмеялась ее поведению.

Забежав в дом и забрав свой клатч со всем необходимым, мы вызвали такси и поехали в город.

Глава семнадцатая

Алиса

Вивьен выбрала для прогулки место в Метро Майами — деловой центр, где вокруг Flagler Street и проспекта Бискейн сосредоточены универмаги, рестораны и ночные клубы. Мы направились к югу от делового центра.

В районе Большого Майами большую часть населения составляют кубинцы, и именно здесь они скручивают свои сигары, едят и танцуют на улицах — это особенность заложена у них на инстинктивном уровне. Яркие костюмы пестрили перед глазами, доброжелательные улыбки этого народа вселяли чувство теплоты. На улицах шумно и людно. Кубинцы играют на самых различных инструментах, создавая приятную слуху музыку. Мы наблюдали за бурной жизнью этой национальности, взяв с собой какао в бумажных стаканчиках, окуная в него чурро — пончики колечком.

В эпицентре танцев нас с Вивьен закружили в сальсе. Кубинские мужчины в силу своего очарования и положительного внимания делали комплименты и заставляли улыбаться. Они не навязывались, а просто показывали свое радушие и доброжелательность, как, впрочем, весь народ. Несмотря на возможные сложности в жизни, кубинцы словно не приспособлены к невзгодам, не знают, что это за напасть и относятся ко всему беззаботно, имея веселый характер. Этому у них стоит поучиться.

Зарядившись положительными эмоциями, мы с Вивьен с концу прогулки посетили кубинский ресторан, где спаслись от жары и отдохнули от активного времяпрепровождения на протяжении нескольких часов.

Сидя за столом и выбирая блюдо для обеда, я внимательно вчитывалась в меню, в котором продемонстрирован не только сам гарнир, а еще и описание приготовления. Я знаю, что кубинская кухня — это смесь африканских, испанских и карибских ингредиентов и стилей приготовления. Типичные кубинские блюда очень острые и сильно маринованные. В основном в кубинских ингредиентах имеет место быть маринад с цитрусовыми, поэтому я с особой внимательностью изучала блюда, дабы не начать задыхаться перед Вивьен.

Я заказала курицу с рисом, приготовленном в томатном соусе со сладким перцем и вином, а в качестве десерта взяла флан — кекс в сгущенном молоке вместе с яйцами, ванилью и карамелью. И, конечно же, не обошлось без знаменитого кубинского кофе, чтобы им утрамбовать все съеденное.

— Как тебе вообще в Майами? — спросила Вивьен, когда мы с удовольствием принимали пищу.

— Прекрасно во всех смыслах. Здешняя жизнь очень отличается от множества стран. Люди в Майами беззаботные, всегда веселые и радуются жизни. Здесь сосредоточена бешеная энергия, которая заряжает, — поделилась я со своей мыслью.

Затем с тяжелым вздохом добавила, ковыряя ложкой рис в тарелке:

— Уезжать совсем не хочется.

— Не только из-за красивой и радостной жизни уезжать не хочется, верно?

Я подняла глаза на подругу. Смотря в сторону, словно не причастна к вопросу, она широко раскрыла рот, чтобы засунуть в него ложку с рисом.

— Ты хочешь услышать о том, что у нас с Уилом? — уточнила я, подозревая, что к этой теме и склонялась Вивьен.

Пережевывая порцию, она кивнула, вытирая губы салфеткой.

— Вивьен, я не смогла, — обреченно призналась я, сдерживая слезы, вызванные внезапным отчаянием, которое возникает в душе сразу, стоит мне подумать про Уила. — Я не знаю, что нас ждет в будущем, но…мы начали наслаждаться тем, что для нас выделено — короткие ночи, когда нам никто не может помешать и даже мысли о будущем. Мы утопаем в друг друге и забываем обо всем. Иногда мне кажется, что любой наступивший новый день разлучит нас и отбросит в разные уголки мира. — Я тяжело вздохнула. — Мне страшно, потому что я очень сильно привязалась к нему и уже не смогу представить жизни без Уила. Это то, чего я так боялась и боролась с этим. Я никогда не была так счастлива и теперь цепляюсь за эту возможность, чтобы никогда не лишиться такого дара, когда вокруг одна лишь жестокость и несправедливость. Уил выпускает меня из клетки и дарит свободу. А без него я снова окажусь… — Я выдохнула и прикусила нижнюю губу, не в силах сказать в слух о своем страхе — остаться навсегда пойманной свободолюбивой птицей со сломанными крыльями.

Я не решалась поднять глаза на Вивьен, но знала, что она смотрит на меня с неподдельным сожалением. Она сжала мою свободную руку, которая покоилась на столе, выражая таким образом свою поддержку.

— Любовь — это чувство, которое не подавить, — тихо заговорила она. — У меня не получается, и я тоже цепляюсь за любую возможность. Не осуждай себя за это, потому что хотя бы так можно чувствовать себя живой, когда других возможностей нет.

Я все же посмотрела на нее прослезившимися глазами и слабо улыбнулась. Я думала, что у меня никогда не появится такая подруга, но ошибалась. Майами подарил мне людей, с которыми тяжело распрощаться, но при этом я обязательно их запомню, сохраню в своем сердце и буду вспоминать только с теплом.

Я боялась привязываться к людям. Эта была своего рода установка, чтобы защитить себя от болезненных ощущений. Но забыла учесть устоявшийся факт, что привязанность срабатывает сама по себе, бесконтрольно, только в том случае, если человек близок по духу и, если этот человек желает стать частью твоей жизни.

До переезда в Майами мне не встречались такие люди.

У каждого человека есть такое место в жизни, где он находит настоящих друзей и даже настоящую любовь. Я нашла это место и со всем дичайшим желанием не хочу лишиться его. От осознания, что это все же случится рано или поздно, на меня накатывает словно бы паническая атака. Протест психики, когда она наконец в благоприятных условиях и ее собираются лишить этого.

Как я и обещала отцу, домой вернулась вовремя, чтобы продолжить обучение. Сегодня меня посетил преподаватель по арифметике. Отец знает, что я не особо сильна в нем и ограничиваюсь только стандартными знаниями, которые доступны большинству людей. Но папа желает, чтобы я знала больше, да и сама я не была против углубиться в этот предмет, когда понимала, что мне больше нечем заняться. А время попусту тратить не хотелось.

— Таким образом показателем, позволяющим определить изменение реальной заработной платы за тот или иной период времени, является индекс реальной заработной платы. Индекс — это относительная величина, количественно характеризующая изменение данного процесса по сравнению с определенным периодом времени, который принимается за базовый.

Я слушала преподавателя, который, по моему мнению, говорил на неизвестном мне языке. Сидя за столом, я облокотилась о его поверхность, прижавшись щекой в свою ладонь, пока другой рукой играла с ручкой, теребя ее между пальцами. Мозги отторгали непонятную для меня информацию, которая для моего восприятия является наисложнейшей.

— Алиса, ты записала? — обратился ко мне мистер Уокер за моей спиной. — Очевидно, нет, — ответил он за меня, когда посмотрел на пустую тетрадь через мое плечо.

Почесывая макушку, я виновато сказал:

— Я думала, что это не нужно записывать.

— Ну если ты способна запомнить без записи, то повтори, что я сказал.

Я подняла на преподавателя невинные глаза. Ему на вид лет сорок, а уже так блестяще разговаривает на математическом языке и знает этот предмет от корки до корки. Мистер Уокер улыбнулся и закивал, понимая, что я ни черта не осознала и полученные знания не закрепились в моих мозгах.

— Тогда записывай.

Мужчина, опираясь в мой стол ладонями, начал повторять то же самое, о чем говорил пару минут назад, внимательно наблюдая за мной. Теперь он не станет ходить за моей спиной, а будет контролировать, чтобы я все записала.

Остальные пол часа стали для меня пыткой. Мы решали задачи по финансовой математике, связанные с процентами и налогами. Отец собирается сделать из меня сверхчеловека, но мне придется его разочаровать, когда я стану молить его прекратить эти занятия и пощадить мои мозги. Извилины не собираются работать, как бы я не пыталась их заставить.

Пока мистер Уокер писал что-то на небольшой доске за моей спиной, я грызла ручку и смотрела на последнюю решенную задачу, пытаясь понять ход ее решения. В это же мгновение экран моего мобильника засветился, и я переместила на него свой взгляд. Стоило мне увидеть имя, обладатель которого заставляет мое сердце биться сильнее, тут же открыла чат.

«Чем прекрасная леди занимается сегодня вечером?»

Я широко улыбнулась, продолжая держать конец ручки между зубами.

Повернувшись к преподавателю, я убедилась, что он все еще что-то сосредоточенно расписывает на доске и начала набирать ответ.

«Думаю, что от преподавателя я избавлюсь к шестивечера. А что?»

Я с нетерпением стала выжидать ответного сообщения.

«Один джентльмен жаждет пригласить вас на свидание и надеется, что благородная леди ему не откажет»

Я сдержала смешок, чтобы не привлечь внимание преподавателя.

«Ты же не скатился до банальщины? Это не ресторан?»

Не могу представить нас сидящих в ресторане в вечернем платье и смокинге. Может я из мира, в котором меня окружают такие люди с подобными интересами и времяпрепровождением, но только не Уил. С ним мне легко, и я могу быть собой, поэтому надеюсь, что он не учитывает мое происхождение и не собирается изменять себе.

«За кого ты меня принимаешь? Жду тебя в семь вечера перед своим домом»

Я в нем не сомневалась.

— Записывайте условие задачи, Алиса.

Как только я услышала голос преподавателя, быстро убрала мобильник под книгу и стала вычитывать записи мистера Уокера с доски.

Если несколько минут назад мне было тяжело сосредоточиться на цифрах, вычислениях и подобной математической ерунде, то сейчас вовсе перестала воспринимать. В мыслях Уильям и наш вечер.

Перед выходом я приняла душ. Нанесла легкий макияж, надела обычную черную футболку, завязывая узел на уровне живота, и свободные джинсовые шорты, доходящие до середины бедер. Волосы оставила распущенными, а в качестве обуви выбрала кеды. Напоследок надушилась своим парфюмом, нацепила на пальцы три любимых серебреных кольца и предупредила отца, что собираюсь погулять с подругой.

В вечернее время он сидел на диване в гостиной и читал газету. Мама находилась с ним, восседая на кресле, ухаживая пилочкой за своими ногтями, периодически поднимая глаза на работающий телевизор. Увидев меня, она лишь кинула мимолетный взгляд, но продолжила слушать наш с отцом разговор.

Папа снял очки для чтения, когда посмотрел на меня.

— Я не против. — Он посмотрел на маму, которая делала вид, что ей все равно. — И мама тоже.

Мне плевать, что она думает.

Я ненадолго задумалась и добавила:

— Она приглашает меня на ночь.

Я не могу упустить возможность провести с Уилом всю ночь и воплотить наше желание проснуться вместе в одной постели в реальность.

— Хорошо. Так даже лучше, не будешь возвращаться домой поздно.

— Спасибо, папочка! — воскликнула я и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.

Уходя, я была уверена, что мама сейчас захочет обсудить меня с отцом, выдвигая свой коронный аргумент: «Ты ей многое позволяешь». Когда она уже поймет, что чем меньше запретов для меня, больше доверия и понимания, тем сильнее я буду тянуться к ней и считать лучшей матерью.

Когда я добралась до дома Уила, увидела его стоящего ко мне спиной. Воспользовавшись моментом, я набросилась на него, сжав плечи руками и окольцевав ногами его талию. Уильям быстро среагировал и подхватил меня за бедра.

— Я так соскучилась, — прошептала я в его ухо и поцеловала в щеку.

Уильям помог мне встать на ноги, а затем повернулся ко мне лицом и впился в мои губы, накрывая ладонями щеки.

— Ты отравила собой мою жизнь, и теперь мне каждая секунда жизни без тебя в тягость, — проговорил он в мои губы.

— Ты перед уходом прочитал еще одну страницу из своей книги? — отшутилась я.

— Я же должен сохранять планку, — усмехнулся он и отстранился от меня.

Я переместила взгляд на черный мотоцикл. На нем Уильям уехал, когда произошла наша вторая встреча после ночных приключений. Та ночь могла бы стать последней в моей жизни, если бы не мой сосед, случайно пробегающий вдоль берега, который после показал мне другую сторону жизни. Счастливую и свободную.

— Ты когда-нибудь каталась? — поинтересовался Уильям, снимая шлем с руля.

— Не довелось. С тобой у меня много первого опыта.

Уильям приблизился ко мне вместе со шлемом, тепло улыбаясь. Его улыбка превосходит все прекрасное мира, которое мне по душе. Его улыбка, которую я никогда не забуду, — это самое дорогое, что останется в моей памяти, поскольку она будет напоминать мне о самых чудесных мгновениях, наполнившие мою невзрачную скучную жизни. При каждом тяжелом и проблематичном моменте, который несомненно настигнет меня при любом случае, я буду вспоминать улыбку Уильяма, которая вытащит меня из мрачной ямы, и даст поддержку. Если Уильяма в скором времени больше не будет рядом, я буду к этому готова. Мне останется лишь хранить воспоминания о нем, которые помогут прожить неудачную жизнь до конца.

— Надеюсь, ты доверишься мне? — спросил Уил мягким голосом, когда надевал на мою голову шлем.

— Разве может быть иначе? — Риторический вопрос, на который Уильям всего лишь посмотрел на меня восхищенными глазами.

Щелкнул регулятор под моим подбородком. Уильям вытащил свой шлем из-под сидения и быстро справился с ним.

Он сел на мотоцикл, а затем позади него села и я, обнимая Уила за талию.

— Держись крепче, — дал он наставление, и я инстинктивно прижалась к нему сильнее.

Уильям завел мотоцикл и осторожно дернулся с места, оставляя позади привычный мне пляж и наши дома.

Катание на мотоцикле с человеком, которому ты доверяешь беспрекословно — это самые яркие эмоции: предвкушение, потом небольшое волнение, переходящее в легкий страх и небольшую панику, потом чистый адреналин во время поездки. Привыкая к нестандартному передвижению, больше нет скованности, теплый ветер окутывает тело, пронизывая до самых костей, позволяя ощутить ту дикую скорость, на которой мы преодолеваем большие расстояние за считанные секунды. Мы едем под открытым черным небом Майами, ощущая свободу. Что еще более важно, при езде внезапно забываются все проблемы, все остается где-то в другом месте, буквально растворяется. Ничего не слышишь, даже биение собственного сердца. Остаются лишь ощущения удовольствия, которые ты разделяешь с человеком, и приятная пустота.

Майами — это отличительное от других городов место, которое с наступлением сумерек становится еще более восхитительным с разнообразным весельем. Во время езды можно было уловить неоновые вывески, гуляющие компании. Чувствуется безбашеная, отвязная и зажигательная ночная жизнь, которая мне всегда нравилась и, к которой я тянулась, чтобы заполнить пустоту и отвлечься от тяготеющих мыслей.

С Уилом все иначе. Моя жизнь перевернулась так, что я наконец смогла принять то, что мне действительно нравится — покой и умиротворение, наслаждение мелочами с любимым человеком и открытие новых эмоций, которые поддерживают душу в позитиве и наполняют жизнь редкостными моментами настоящего счастья. С ним я чувствую свою желанную свободу в полной мере и буквально ощущаю окрыление.

Омрачает мое счастье осознание, что я сильно привязалась и мне будет очень больно, когда я лишусь этого дара, которым меня наградили неизвестные силы на определённый срок. Некое вознаграждение за стальное терпение и принятие своей непростой жизни, в которой меня не ценят и лепят ту, что удобна. Не издевательство ли это?

Хорошее всегда тяжело отпустить, особенно когда его очень мало.

Но я снова забываюсь, стараясь сдержать слезы, сдавившие мое горло, и прижимаюсь к Уилу. Ощущаю его успокаивающее тепло, которое снова напоминает, что он рядом и с каждым днем спасает меня. Моя реальность пока не такая страшная, к которой не трудно вернуться из своих мыслей. В данный момент все в точности наоборот — мысли ужаснее реальности. Я снова слышу рев мотора мотоцикла, распространяющийся по всей дороге квартала Арт-Деко, по которой мы едем. Снова приятная пустота и спокойствие.

Мы катались около двух часов по самым различным районами Майами-Бич, затем вернулись в наш квартал. Уильям оставил мотоцикл в гараже и мы, взявшись за руки, пошли гулять вдоль берега, позволяя мелким волнам омывать наши ноги без обуви. Они, кстати говоря, приятно ныли после езды и, когда я на них встала, возникло ощущение, будто ноги стали ватными.

— Ты с шестнадцати лет гоняешь?

— Начал тренироваться с четырнадцати, а затем уже получил права.

— На самом деле, мотоциклы я всегда считала самым опасным транспортом. Сама я бы никогда не решилась рискнуть и попытаться научиться. Другое дело, когда есть доверенный человек, который поможет испытать эмоции от поездки.

Я улыбнулась и прижалась к Уилу. После моих слов он почему-то напрягся, но уверена, это получилось непроизвольно. Я посмотрела на его лицо, которое выражает серьезность вперемешку с небольшой растерянностью.

— Что-то не так? — тихо спросила я.

Наши шаги замедлились, когда Уильям тяжело вздохнул и сжал мою руку в своей.

— Мне стоило тебе рассказать это до того, как ты села на мотоцикл и доверилась мне. Раньше я часто гонял на мотоцикле. Позволял себе постоянно рисковать. Не боялся последствий и вообще не думал о страшном. Возможно, был сильно уверен в себе, пока это страшное все же не настигло меня как наказание за чрезмерную самонадеянность. Я часто участвовал в гонках. Однажды мне сильно не повезло, и я разбился.

Теперь я сжала его руку в своей. Остановилась, смотря на Уила с шоком и испугом. Он повернулся ко мне всем корпусом, но смотреть в глаза не решался, повернув голову в сторону или опуская взгляд вниз.

— Я не справился с управлением, когда мимо меня проехал другой гонщик. Лежал на дороге без сознания, с разбитой головой до тех пор, пока последний не проехал черту финиша. Если бы не Майкл, я бы точно погиб. Он не нашел меня после завершения гонок и побежал по пустой дороге ко мне навстречу.

Я выдохнула и прижалась к нему, обнимая за талию. В груди слышала его дикое сердцебиение, вызванное нелегким признанием.

— Прости, я должен был сразу рассказать. После происшествия я не садился за руль около года, затем снова достал его из гаража и прокатился. Но уже не было того былого желания рисковать и гонять до потери пульса. У меня была мания скорости, которая бы обгоняла время. Зависимость. Мотоцикл для меня все еще опасный вид транспорта, к которому я отношусь с осторожностью. Я больше не уверен в себе и не имел права сажать тебя.

В его голосе просачивается вина. Уильям терзает себя чувством вины и от этого сжимается мое сердце. Я подняла голову и посмотрела на его лицо. Уильям все еще не решался посмотреть в мои глаза.

— Даже если бы ты мне рассказал перед тем, как покататься, то все равно бы села и доверилась тебе. И водишь ты уверенно, не наговаривай на себя.

Наконец он посмотрел на меня и слабо улыбнулся. Уильям обнял меня и поцеловал в лоб.

— Ты чудо, Алиса Коллинз, моя чокнутая соседка. Или просто моя чокнутая.

Я посмеялась. Сразу после его слов я вспомнила вечер, когда чуть было не утонула и прислушалась к звукам волн. В голову пришла идея, которая обязательно понравится и Уильяму.

Я отстранилась от него и огляделась по сторонам. На лице тут же появилась довольная улыбка и я сняла футболку через голову.

— Поплаваем? — предложила я соблазнительным голосом.

Я бросила футболку в сторону и расстегнула ширинку джинсовых шорт, избавляясь и от них. Уильям внимательно следил за моими действиями и с каждой секундой его обычный взгляд сменялся на томный. Я завела руки за спину и расстегнула бюстгальтер, который вместе с трусиками полетел за остальной одеждой. Уильям оцепенел и окинул меня восхищенным взглядом. Облизывая губы, он сглотнул и посмотрел в мои глаза.

— Давай скорее, — улыбнулась я и повернулась к нему спиной, заходя в воду. — Иначе тебе снова придется спасать меня.

Даже теплая вода не способна охладить мое тело, которое мгновенно ощутило жар после полученного испытующего и жадного взгляда Уила. Мое действие смелое и, возможно, безумное, но с Уильямом испытывать это гораздо приятнее. Любое аморальное действие с ним считается редкостным искусством.

Я успела зайти в воду, когда она доходила до уровня моего живота, и ощутила горячие руки Уильяма на своих плечах. Они скользнули вдоль моих рук и остановились на талии. Я закатила глаза от удовольствия и улыбнулась, когда Уильям оставил нежный поцелуй на моем плече, затем на шее и щеке.

Стоило мне повернуться к нему лицом, как Уильям тут же завладел моим губами. Он сжал мои ягодицы и приподнял. Я окольцевала ногами его талию, крепко обнимая за шею. Уильям медленно зашагал дальше, чтобы вода полностью закрыла наши оголенные тела.

Мы долго целовались в воде, ощущая дразнящее возбуждение, которого пока не могли утолить. Теплая вода приятно окутывала наши тела, в которой я чувствовала себя в безопасности благодаря хватке Уильяма.

Мы долго целовались на берегу, лежа на песке под открытым ночным небом, усыпанное мириадами звезд, которые медленно захватывают в плен небольшие надвигающиеся с севера тучи. Затем снова заходили в воду, и снова целовались. Мне не хотелось прерывать наши поцелуи, желая постоянно ощущать его мягкие чувственные губы на своих. Губы, которым я позволяю все и даже больше.

Ближе к полуночи мы с Уилом отправились в наш небольшой домик, в котором проводим самые потаенные и интимные встречи, продолжая там наслаждаться друг другом. Я не стеснялась, когда Уильям пробовал со мной самые различные позы. Я раскрылась для него окончательно и твердо знала, что Уильям от меня без ума.

Мы изучили друг друга досконально. Я знала о каждой родинке на его теле и восхищалась каждым сантиметром. Между нами не было грязи. Мы занимались сексом не только ради того, чтобы в конце получить удовольствие и как можно скорее получить разрядку, но и ради того, чтобы соединить наши души. Стать единым целым и чувствовать друг друга.

Отсутствие Уильяма в моей жизни станет самым мучительным существованием. Я бы могла контролировать себя, чтобы не достигнуть критичной привязанности, но это невозможно. Бороться против чувств к Уилу — это заведомо проигранная битва. Никаких шансов. Тяга неимоверная и сильнее моего желания не отравить душу неадекватной привязанностью, которая, в конечном итоге, способна убить, если объект обожания исчезнет. Внутренний голос шепчет, что без этого человека душа умрет.

Я все-таки заплакала. Уильям лежал на мне и осыпал поцелуями мое вспотевшее тело после оргазма. Когда Уил посмотрел на мое лицо, он принял страдальческое выражение и начал бережно вытирать мои слезы со щек большими пальцами.

— Алиса…

— Я нуждаюсь в тебе, — прошептала я дрожащим голосом, рассматривая его прекрасное лицо глазами полные слез.

Уильям сжал челюсть и выдохнул. Прижался лбом о мой лоб и после недолгого молчания прошептал:

— Я тоже тебя люблю.

Из меня вырвался звук, доказывающий приближение рыданий, которые я всеми силами сдерживала.

— Я не хочу, чтобы это счастье заканчивалось. Я знаю, что жизнь когда-нибудь разведет нас.

От этих мыслей я подходила к панике, но ласковые и успокаивающие прикосновения Уила на моих щеках отгоняли ее.

— Я обещаю тебе, что это счастье не закончится, слышишь? Мы всегда будем вместе даже на расстоянии. Да, настанет период, когда я не смогу быть рядом, но буду знать где ты. Я найду тебя, Алиса. Я хочу, чтобы ты была рядом, иначе просто умру. Это зависимость и нездоровая, но к черту эти стереотипы. Я нуждаюсь в тебе.

Уильям коротко, но жадно поцеловал меня в губы и судорожно выдохнул в них.

— Я всегда буду ждать тебя, — прошептала я и Уильям с голодом начал терзать мои губы, говоря этим поцелуем, что жаждет продолжения.

Разговор о пугающем будущем делает нас ненасытными, осознавая, что мы на неопределенный срок лишимся друг друга.

Установка ожидания — это единственное, что спасет меня от неминуемой гибели без Уильяма.

Мы уснули в объятиях друг друга в уютной небольшой спальне, чтобы начать утро вместе.

Глава восемнадцатая

Уильям

Пожалуй, сегодняшнее утро самое лучшее из всех, что у меня были. Алиса проснулась в моих объятиях, плотно прижавшись ко мне всем телом. Ее голова со взъерошенными волосами лежала на моей груди, а ногу она закинула на мои бедра. Когда я бережно положил ее на спину, а голову на подушку, которой она предпочла мою грудь на всю ночь, я залюбовался ею спящей.

Во сне Алиса еще прекрасней. Она безмятежно спит, словно ангел, который в скором времени проснется и продолжит нести свой свет в этот мир и радовать своим присутствием определенных людей. Меня в первую очередь.

Невесомым касанием я провел костяшками пальцев по ее щеке, ощущая нежность бархатной кожи. Мне всегда хочется ее касаться. Каждую секунду. Одновременно с этой мыслью меня посетила еще одна, более страшная и холодная, которая мгновенно заставила мое тело напрячься. И это мысли о нашем неизбежном расставании.

Я вспомнил наш ночной разговор, во время которого мое сердце болезненно сжималось, а дыхание прекращало свои функции. Я задыхался от одного представления жизни без Алисы. Это было невыносимо терпеть и мне хотелось, как можно скорее избавиться от них.

Что со мной будет, когда эти представления станут явью? Я наверняка сойду с ума и в каждой девушке с блондинистыми волосами будут видеть ее из-за становления галлюцинаций. Я перестану воспринимать жизнь со всеми ее красками, мелочами и прелестями, если не буду слышать звонкий смех Алисы, не буду смотреть в ее сияющие от счастья солнечные глаза и, если лишусь возможности касаться ее тогда, когда захочу. Эта пытка называется наркотической зависимостью.

Я не хотел, чтобы Алиса стала моей потребностью и пропитанием. Я просто хотел любить ее, но стал одержимо нуждаться в ней, а это намного опаснее. Нужда от человека вынуждает совершать страшные поступки, а все потому, что даже остатки здравого рассудка исчерпывают свои полномочия.

Я знаю одно — расставание с Алисой не должно затянуться.

Солнечные лучи коснулись лица Алисы. Они навязчиво лезли ей в глаза, чтобы разбудить. Я наблюдал за тем, как она старательно пыталась избавиться от света, зажмуривая и пряча глаза руками. Забавное зрелище.

— Просыпайся, солнышко, — прохрипел я у ее уха и снова посмотрел на сонное лицо.

Алиса мучительно простонала и кое-как открыла глаза. Она некоторое время ими моргала и потирала пальцами, чтобы отогнать остатки навязчивого сна, который никак не собирался выпускать Алису из своего царства.

Сфокусировав на мне свое зрение, она улыбнулась и погладила ладонью по щеке.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

Я оставил поцелуй на ее оголенном плече.

— Я так хорошо себя чувствую сейчас, — сонным голосом проговорила Алиса, продолжая улыбаться.

— Это все от регулярного секса.

Она слабо треснула меня по плечу, нахмурив в недовольстве светлые брови. Этим Алиса заставила меня рассмеяться. Затем я погрузился лицом в ее шею и волосы, жадно вдыхая полюбившийся персиковый аромат.

— Мне тоже хорошо с тобой, — прошептал я, вкладывая в эту фразу все свое удовольствие. — Я наверно еще сильнее полюблю персики и буду ассоциировать эти фрукты только с тобой. Буду наедаться ими без остановки.

Алиса посмеялась, когда я продолжал вдыхать в себя ее аромат.

— Не заработай аллергию от своей жадности.

Я резко поднял голову и посмотрел на улыбающееся лицо Алисы.

— Тогда придется научиться контролю. — Я провел ладонью вдоль ее талии под одеялом, затем по бедру. — Но это так тяжело…

Я набросился на Алису с поцелуями и далее слышал только ее звонкий смех, который стал для меня лучшим звуком.

Мы приняли совместный душ, привели спальню в порядок и ближе к полудню вернулись по домам.

Когда-нибудь мы обязательно будем просыпаться по утрам вместе в собственном доме, валяться на постели, принимать совместный душ, вместе завтракать и, главное, никуда не торопиться, зная, что нам ничто не мешает быть вместе и называться семьей.

Быть с Алисой всегда — это мое главное и первостепенное желание.

А пока мне приходится отпускать ее и ждать следующей очередной незабываемой встречи.

— Насколько вы близки? — послышался спокойный голос мамы в прихожей, когда я наклонившись снимал обувь.

Я посмотрел на нее. Мама стояла у кухонной двери, скрестив руки на груди и прижавшись плечом о косяк. Я медленно выпрямился, убирая обувь ногой в сторону, под пуфик.

— Какой ответ ты хочешь услышать?

Мама еще некоторое время пристально смотрела на меня, затем вздохнула и расслабилась всем телом. Она облизала пересохшие губы прежде чем сказать:

— Очередная летняя интрижка.

Я хмыкнул.

— Ошибаешься.

— Уильям, она не та девушка, которая тебе нужна.

Я еще никогда не злился на маму, поэтому теперь мне приходится сдерживать свой порыв повысить на нее голос. Я позволял ей вмешиваться в свою жизнь только в том случае, когда дело касалось моего здоровья, моей учебы и повседневного расписания. Но вмешиваться в свою личную жизнь я ей никогда не позволял и не позволю.

— Мама, это уже не тебе решать. Алиса тебе не понравилась только потому, что она имеет свое мнение? У тебя не получается ее контролировать? Она не скромная и из богатой семьи? Что тебя в ней не устраивает?

Мама сглотнула и подняла подбородок.

— Да, вы из разных миров. И поверь, я полностью уверена, что ей только в радость получать мужское внимание. Она ветрена. Наиграется с тобой и бросит.

— Хватит! — рявкнул я, смотря на маму далеко не доброжелательным взглядом.

Она плотно сжала свои губы, не выражая на лице ни капли вины. Мама твердо стоит на своем и не намерена изменять своего мнения по поводу Алисы. Я зашагал к лестнице, а когда поравнялся с мамой остановился и добавил:

— Только не смей ставить меня перед выбором. Алиса важна для меня так же, как и ты.

И снова продолжил свой путь, зная, что мама мне больше ничего не скажет. Сейчас она пылает внутри от злости, но единственное, что я могу для нее предложить, это попытаться посмотреть на Алису с другой стороны и избавиться от своих предрассудков.

Мама хотела видеть рядом со мной покладистую, скромную, вежливую девушку, которую можно контролировать и давать ей любые поручения. Но Алиса далеко не такая. Маме просто нужно избавиться от своего идеала и тогда мой личный выбор ей понравится.

В своей спальне я выплеснул зародившийся гнев, когда бился с боксерской грушей. Это не первый раз, когда меня не поддерживает мама. Ей не понравился мой интерес к мотоциклам с самого начала, она сильно расстроилась и заплакала, когда я сообщил ей о своем поступлении в академию, она ненавидела дни, когда я приносил тройки по литературе, которую она вела и вынуждена была оценивать мои знания таковыми, какими представлял. Но все это ничто по сравнению с тем, что мама не поддерживает моего решения быть с Алисой и не желает понимать, насколько сильны мои чувства к ней.

Мама желала построить мою жизнь именно так, как видела ее она — идеальной, без изъянов и проблем, но я выстроил стену между нами, доказывая этим, что в праве сам строить свою жизнь. Я выбрал тернистый, сложный путь и заставил родную мать страдать из-за меня. Возможно, это эгоистично и жестоко по отношению к ней, но я привык к ее извечным переживаниям. Я не наплевал на них, но в то же время не мог заострять на них свое внимание и позволять этим материнским переживаниям манипулировать мной, тем самым ограничивая свою жизнь запретами.

Я смог прийти в себя и остудить пыл после интенсивного битья боксерской груши, после чего принял охлаждающий душ. Это была хорошая тренировка, учитывая ужасный факт, что я снова пропустил пробежку.

Когда я вышел из ванной комнаты, на комоде зазвонил мой мобильник.

— Слушаю, Майкл.

— Сегодня ночью планируем собраться на пляже. Костер, выпивка, все дела. Зови Алису и к нам, — озвучил он причину своего звонка без посторонних тем для разговора.

— Да, неплохо. Мы будем, — согласился я, вытирая мокрые волосы полотенцем.

— Отлично.

Майкл прервал звонок, и я уже собрался набрать Алису и заранее предупредить о ночных планах, но в мою дверь постучали.

— Да?

Дверь приоткрылась и свое лицо показала Эмма.

— Уильям, позволишь войти?

Я сначала немного растерялся, поскольку выглядел далеко не презентабельно, чтобы приглашать Эмму и вынуждать смотреть на мой безобразный вид. Но и заставлять ее ждать за дверью у меня не хватило смелости.

— Конечно, проходи, — все же пригласил я ее. — Извини за мой вид, я только после душа.

Эмма лишь отмахнулась, когда закрывала дверь мой спальни за собой. Я открыл дверцу шкафа и достал первую попавшую футболку, быстро надевая ее на свое сырое тело.

— Помнишь о своей просьбе?

Я мгновенно оживился.

— Конечно. У тебя уже есть, что мне рассказать? — удивился я.

Эмма кивнула. Она провела ладонями по своим волосам, убирая выбившие пряди. Каждое действие Эммы выдавало ее волнение и нервозность.

— Тебе вряд ли это понравится, — взволнованно предупредила она, смотря на меня с сожалением.

— Я слушаю, — проговорил я онемевшими губами.

Эмма тяжело вздохнула.

— Я скажу одно. Из разговора Алисы и ее брата, что я услышала перед его отъездом, поняла: Джексон Коллинз относится к Алисе не как к младшей сестре.

Я нахмурился.

— Алиса презирает его, когда Джексон… — Эмма снова вздохнула и погладила себя по шее, — …Боже мой…когда Джексон одержимо желает ее.

Я не мог поверить своим ушам. Наверняка на моем лице отражается замешательство, которое уловила Эмма и поспешила меня успокоить.

— Уильям, сынок, возможно, я не так поняла. Но их разговор был очень странный. Не было прямого высказывания, но… — Я впился в Эмму настораживающим взглядом. — …но Алиса что-то говорила о причинении вреда, а Джексон поспешно попросил ее замолкнуть, поскольку когда-то едва убедил старшего Коллинза в том, что у него никогда не было в мыслях брать Алису силой. Уильям, это то, что я услышала, прости.

Эмма запаниковала и прикрыла рот ладонью, едва сдерживая слезы, когда смотрела на меня потерянного. Но вскоре это оцепенение резко спало, и я наполнился ядовитой яростью, которая толкала к жажде убить. Перед глазами возникла кровавая пелена, а в голове представления того, как я до смерти избиваю так называемого брата Алисы. Мне бы хотелось, чтобы вместо того парня из бара, которого я готов был убить за одно прикосновение к Алисе и дурные мысли, был Джексон Коллинз.

— Спасибо, Эмма, — только и мог сказать я. — Дальше я сам.

— Уильям, только не делай глупостей, — испуганно высказалась она.

Я улыбнулся, но улыбка наверняка казалась холодной и отстранённой. Я под гипнозом гнева и просто притворяюсь быть адекватным. На самом деле я весь охвачен безумием.

— Ну что ты, я так не умею.

Я смог успокоить Эмму и проводить со спокойным сердцем из спальни. Сразу после ее ухода у меня возникло желание позвонить Алисе и немедленно встретиться с ней.

— Ты уже соскучился? — послышался ее нежный голос с другого конца.

— Через пять минут на пляже. Буду ждать тебя в месте, где мы были с компанией, — и сразу же сбросил вызов.

Там мы можем поговорить спокойно без лишних глаз.

Охватившая меня десять минут назад злость никак не покидала. Она въелась в сердце и в каждую клетку головного мозга, тем самым наполняя голову самыми различными извращенными мыслями об убийстве. Третий раз в своей жизни я желаю кому-то смерти без зазрений совести, совершенно забывая о своей порядочности. Первый раз, когда в десятилетнем возрасте узнал о подробностях гибели отца, во второй раз, когда увидел, что Алисы домогается отвратительный тип, и в третий раз я снова хочу убить ради нее. У меня в голове не укладывается тот факт, что сводный брат Алисы опасен для нее. Из равновесия меня еще выводит то, что он живет с ней под одной крышей. Я даже представить не могу, что испытывает Алиса, когда видит его. Однозначно она боится Джексона, но умело не показывает своего страха перед ним.

Теперь, вспоминая состояние Алисы, когда она не желала возвращаться домой, я понимаю, в чем скрывалась проблема — она не хотела видеть Джексона и боялась находиться с ним под одной крышей. Даже представить не могу, что чувствовала моя Алиса, когда заходила в дом и видела этого мерзавца перед собой.

Из мыслей меня вывели прикосновения Алисы на талии. Она обняла меня со спины и прижалась щекой к лопаткам.

Я резко развернулся к ней и увидел на безмятежном прекрасном лице легкую улыбку. Стоило Алисе за пару секунд изучить выражение моего лица, спокойствие в ней сменилось на беспокойство. Я знаю, что сейчас мрачен и не способен скрыть своего бешенства как бы не старался. В голове эхом продолжают звучать ужасные слова Эммы, благодаря которым я выстроил собственные выводы без дополнительных объяснений.

— Уильям, что случилось? — с тревогой в голосе спросила она.

Я смотрел в ее глаза, наполненные волнением. Чем дольше смотрел на Алису, тем сильнее злился. Но не на нее, а на себя. Я должен был сразу понять причину ее недоверчивого отношения к сводному брату. Я должен был все понять еще на приеме, когда увидел взгляд маньяка, направленный на жертву.

С другой стороны, меня наполнял страх. Я боялся заговорить и поднимать болезненную для Алисы тему вновь, в очередной раз травмируя ее равномерное состояние ужасным прошлым. Я не понимал с какой стороны подойти к ней, чтобы разговор прошел более-менее мягче и без слез для Алисы.

Я глубоко вздохнул и выдохнул.

— Что тебе сделал Джексон?

Алиса побледнела. Ее потерянный взгляд стал хаотично блуждать по берегу. Алиса смотрела на все, но только не на меня. Я хочу лишь одного, — чтобы она смогла выговориться хотя бы мне и скинула часть груза со своей израненной души.

— Я же сказала, что не хочу это обсуждать, — пробубнила она, так и не подняв глаза на меня.

Я встал к ней вплотную и накрыл ладонями ее щеки, вынуждая посмотреть на меня. Чувствовал напряжение всего ее тела. К солнечным глазам уже подступили слезы. Я понял, что их не избежать как бы не начал разговор. Одно упоминание о Джексоне и о его поступке в прошлом толкает Алису в пучину бесконечной печали и тревоги.

Я чуть склонился и коротко поцеловал ее в сухие губы. Сделаю все возможное, чтобы обстановка для Алисы не казалась напряженной, и она смогла немного расслабиться. Сделать все возможное, чтобы она сильно не погружалась в травмирующие события прошлого и спокойно сообщила мне о терзающих ее душу и сердце моментах.

— Малышка, это я, твой Уильям. Ты можешь рассказывать мне обо всем.

— Я не хочу, чтобы ты знал об этом, — сдавленно проговорила она и сглотнула, кусая нижнюю губу.

— Я хочу знать о тебе все. Особенно то, что причиняет тебе боль.

Алиса поджала губы и всеми силами старалась не заплакать. Смотря на меня, видя в моих глазах сожаление за то, что я вообще посмел поднять болезненную тему, она не смогла сдержаться и слезы потекли по ее щекам и моим рукам.

— Пожалуйста, Уильям, я не могу.

Слезы душили ее. Маленькие плечи подрагивали. Истерика подбиралась к Алисе и захватывала в свои когтистые лапы. Мое сердце сжималось от этого душераздирающего вида, когда смысл моего существования мучается от одних только страшных воспоминаний. Моя Алиса ранена и, увы, в день, когда ей причинили боль, мы не были знакомы. Иначе бы я предотвратил трагедию и никому не позволил повредить ее нежное чувствительное сердце.

Мне ничего больше не оставалось, кроме как заключить ее маленькое тело в свои успокаивающие объятия. Поглаживал ладонями ее плечи и спину, напоминая о своем чутком и заботливом отношении.

Я с усилием сглотнул, прежде чем самому озвучить то, что не может сказать Алиса.

— Он пытался тебя изнасиловать?

Алиса зарыдала на моей груди и теперь я не жалея сил обнял ее крепче. Сжимая челюсти, я сдерживал в себе взрыв ярости остатками обладания. Чувствовал, как от напряжения начинает трястись все мое тело и покрываться испариной. Судорожно выдохнув, я надеялся, что не сойду с ума от жажды мщения, бьющийся фонтаном из недр моей души. Я так сильно хочу защитить Алису от всех невзгод, страхов и боли, что желаю стать сверхчеловеком или хотя бы спрятать ее от всего жестокого мира. Присвоить лишь себе и заботиться как о редкостном, требующего особого ухода, цветке.

— Посмотри на меня, — тихо попросил я спустя несколько минут, когда Алиса немного успокоилась. Остались лишь остаточные реакции истерики, когда ее тело слегка подрагивало.

Я взял ее лицо в свои ладони и стал вытирать мокрые щеки. Глаза слегка опухли и покраснели и это единственный раз, когда я довожу ее до такого разрушительного состояния.

— Он пытался повторить начатое?

Алиса отрицательно едва покачала головой. Наступило легкое облегчение.

— Отныне я сохраняю бдительность, — хрипло сказала она, шмыгнув носом.

— Ты рассказала об этом своей семье? Почему он до сих пор не за решеткой?

— Отец мне не поверил.

Эта фраза вызвала новую порцию слез.

Я оцепенел от шока.

— Как не поверил?

— Я прибежала к нему сразу после того, как оставила Джексона с разбитой головой в спальне. Но он не поверил моим словам. А недавно Джексон мне сказал, что едва убедил отца, что он не причинял мне никакого вреда. Отец говорил с ним, все же затаив небольшое доверие ко мне, но он все равно повелся на манипуляции Джексона. В полицию я идти не могла, потому что у меня нет никаких доказательств. Ты единственный, кто мне поверил.

Алиса снова прижалась к моей груди и тихо заплакала. Я слушал ее с хмурым видом и мысленно проклинал непутевого отца за неверие дочери. Неужели он не видит нездорового интереса Джексона к Алисе? Насколько можно быть слепым? Когда этот тип уезжал и обнимал Алису, меня уже распирало на части от желания избить его до смерти, поскольку по предчувствиям улавливал мрачные мысли так называемого брата.

Я тот человек, который ей поверил. Единственный. Мое сердце сжималось все сильнее. Я задыхался от боли за Алису.

Нет. Я не могу оставить ее в окружении этих ублюдков. Они раздавят ее своим безразличным отношением. Редкостный цветок без особого внимания и заботы высохнет и сломается.

— Когда тебе восемнадцать?

Алиса чуть отстранилась, чтобы посмотреть на меня заплаканными глазами.

— В…в октябре. Тридцатого.

— Я сразу же заберу тебя. Сделаем все так, чтобы тебя не искала полиция. Если ты по своей инициативе решишь уехать, то по закону тебя не будут искать органы. Естественно могут нанять частного детектива, но я обещаю, что тебя никто не найдет.

— Ты готов к этому? Я разрушу твою стабильную жизнь.

Я поцеловал ее в губы, затем в нос и лоб. После крепко обнял и выдохнул.

— Никогда еще я не чувствовал себя таким счастливым. У меня появилась цель, которая подпитывает мое существование жизнью. Эта цель ты, солнышко. Я хочу тебя беречь.

— Ты действительно мой Бог, в котором я нуждаюсь, чтобы моя жизнь была лучше, — пробубнила она в мою грудь, заставив меня тихо посмеяться.

— Никому не дам тебя в обиду, — прохрипел я и поцеловал ее в макушку.

Алиса стала моим сокровищем, а я как гребаный пират буду защищать свою единственную ценность всеми способами. Готов построить чертов дом на необитаемом острове, только бы ее никто не нашел.

Я сотру любое напоминание о ней, чтобы ни один детектив-ищейка ее не учуял и не вышел на ее след. Алиса будет существовать только для меня.

Глава девятнадцатая

Алиса

Я никогда не относила себя к числу тех счастливчиков, которые умеют любить всей душой и искренне. Я никогда не мечтала о том, что когда-нибудь меня заполнит любовь до краев и, как бывает в сказках, благодаря этому дару обязательно буду счастливой. Никогда даже не думала о том, что эта спасительная любовь заставит меня забыть и даже избавит от всех невзгод и трудностей.

Поэтому я чаще всего читала романы с грустным концом, которые более близки к реальности, чтобы не травить свою холодную душу проблесками наивной надежды, что бывает по-другому, намного лучше и теплее. Герои не справлялись с трудностями и расходились. Болезнь невозможно было победить. Отпускали друг друга, потому что у каждого свои интересы, которые не хотелось менять. Даже банальное «не сошлись характерами» и разошлись. Мне было проще погружаться в мир, где все так же плохо, как в моем, чтобы продолжать жить дальше и держаться на плаву. Даже когда мои знакомые на недолгий срок рассказывали о своих несчастьях, я мысленно повторяла: «Значит у меня не все так плохо». Я не осуждаю себя за подобное шкурничество. Каждый выживает как может. Мне просто выпала непростая доля — радоваться горю книжных героев и мимолетных знакомых.

Я чувствовала себя той, которая останется одна и будет испытывать на себе лишь мимолетные ночные увлечения при приезде из одного города в другой, из одной страны — в другую. Я считала, что буду сама по себе и все, что будет заполнять мою жизнь — это одинокое скитание по миру и маленький страх, что меня найдет отец или Джексон, чтобы снова посадить в золотую клетку. Я считала, что буду жить без привязанностей, и моя жизнь не будет зависеть от одного человека, который одним своим взглядом даст мне понять, насколько прекрасна жизнь. Но яркие краски жизни буду пестрить до тех пор, пока этот необходимый человек рядом.

Все мои устои, которые я с трудом выстроила, с легкостью развалились, стоило мне сблизиться с Уильямом. С ним моя жизнь круто сменила курс и внезапно выстроились новые основы, на которые я отныне опираюсь. Железобетонная основа — сам Уил и моя зависимость от него. Он — моя надежда и мое утешение, которые выстраивают мое новое будущее.

Еще одна основа — моя любовь. Я считала, что она не настигнет меня, и я не познаю, что такое сказочное счастье. Нет ничего, чтобы наша любовь с Уилом погасла и закончилась как те, что в печальных книгах. Она полыхает огнем, которую тяжело потушить.

Я привязалась. Я зависима. Я люблю и любима. У меня есть надежда на полную ярких впечатлений и счастья жизнь, а не сухое существование в одиночестве. Только сейчас я осознаю, что мое первоначально выстроенное будущее погубило бы меня.

Жизнь требует смысла — сильного и неразрушающего. Моим единственным смыслом было сбежать и продолжать убегать, скрываться. Это бы меня утомило, загнало в отчаяние и бессмысленное существование. Сейчас мой смысл — Уильям. Нет ничего прочнее. Только он сможет сделать так, чтобы я была поистине счастлива.

Одно неизменное все же осталось — я все равно буду скрываться от родителей, чтобы жить так, как хочу, чтобы расправить свои крылья и вдыхать запах свободы. Но меня будет наполнять любовь к Уильяму. Любовь спасет меня.

После непростого разговора с Уилом, я наполнилась расслаблением. Теперь он все знает обо мне и о моей жизни. Я находилась в напряжении рядом с ним и боялась сказать чего-то лишнего, поскольку скрывала от него самую темную часть своей жизни. А это недопустимо, когда человек для тебя дорог. Он должен знать все, чтобы в любой непонятный момент не возникло неловких моментов. Или хуже — любимый человек попросту перестанет доверять тебе. Человек, выбранный нашей душой, — он уже часть жизни, которую красит своим существованием. Ведь только любимому человеку свойственно наполнять нас незнакомыми эмоциями и счастьем, который буквально превозносит до небес. Невообразимое и запредельно сказочное это чувство любви к нужному человеку.

Сегодня я снова весь день занимаюсь финансовой математикой с мистером Уокером, который по необъяснимым причинам видит призрачные успехи в моей работе. Призрачные — потому что их нет. Но в слух я об этом не смела говорить. Видимо, внешне я способна показывать умный и сосредоточенный вид, будто бы все понимаю, как вундеркинд. В мои внутренние арсеналы никто не способен зайти и увидеть истинность моего отношения и убеждения в том или ином случае.

Я сосредоточилась на учебе, хотя мне было трудно совладать собой, и таким образом показала свое уважение к мистеру Уокеру и его бессмысленной возне со мной, ведь я совершенно не приспособлена к пониманию углубленной арифметики. В голове только крутился наш разговор с Уилом. В процессе воспоминаний и обдумывания, меня наполняли самые различные эмоции.

Когда я думала о побеге — страх овладевал каждой клеткой моего тела. Меня донимали сомнения и неверие в наш с Уилом план. Мой отец влиятельный человек, и он способен найти меня в любой точке мира. Это я еще не считаю одержимость Джексона, которая наделяет его исключительными способностями.

Потом я старалась переключить себя на более позитивный исход событий. Даже если мне придется прятаться всю жизнь в неприметном месте, в совсем маленьком домике и под другим именем, я все равно буду под контролем Уила, и он будет знать, где меня найти. Я буду заниматься своими делами и ждать приезда моего любимого человека, чтобы вновь обнять его и насладиться его присутствием. Этого счастья мне достаточно. Даже эта небольшая надежда меня наполняет силой. Страх и сомнения отступают перед моей целью сбежать из клетки. Они не станут для меня преградой. Теперь, когда еще есть Уильям, они трещат под натиском нашего стремления быть вместе несмотря ни на что и совсем скоро разрушатся на крупицы.

Преподаватель ушел, когда небо окрасилось в оранжевый, а океан поглощал солнце уже наполовину. Надвигающиеся тучи намеревались поглотить яркий, бьющийся фонтаном из закатного солнца свет, но он не сдавался и проходил сквозь них. Ради этого невероятного зрелища я даже подняла жалюзи и раскрыла огромные окна от потолка до пола.

Я свалилась на кровать, словно мешок с удобрением, и выдохнула. Затем начала массировать виски пальцами, закрыв глаза. Такое ощущение, будто мозги гудят от напряжения. На сегодня я больше не способна воспринимать «тяжелую» информацию. Будет лучше, если я приму расслабляющий душ и намажу тело маслами с запахом успокаивающей мяты.

Открыв глаза, я с отвращением посмотрела на изрисованную доску, на котором все еще красовались непонятные варианты решений многих задач. Я резко поднялась и собрала ее, пряча в угол комнаты, только бы не видеть этого кошмара снова. Стоит попросить отца дать мне хотя бы один день отдыха, иначе я рискую сойти с ума.

Душ меня действительно приятно успокоил и расслабил. Я уже сейчас была готова лечь и закрыть глаза, зная, что после непростого напряженного дня быстро засну. Но пришедшее сообщение от Уильяма на мобильник, содержаниекоторого мне понравилось больше, чем сон, быстро сменили мои планы.

Я подготовилась к вечеру и по просьбе Уила взяла с собой гитару. Спускаясь по лестнице, я направилась в гостиную, чтобы предупредить отца о своем уходе. Она оказалась пустой.

— Алиса.

Я развернулась, когда услышала голос отца, исходящий из столовой. Подходя медленными шагами к столу, я изучала внешний вид отца, сидящего во главе. Сцепив пальцы в замок, он выглядел поникшим и напряженным. Его лицо мрачное, не демонстрирующее ни капли энтузиазма. Смотря на него такого, мне хотелось его обнять и утешить, отогнать своим вниманием груз, взвалившийся на его плечи. Мне хотелось поддержать отца, который любит свою дочь и пытается защитить. Неважно, что он не желает отпускать меня из-под своего крыла и готовит мне легкую жизнь и место в его отельной империи. Это мелочь по сравнению с тем, что ему небезразлична моя безопасность. В данный момент я зациклена лишь на защите родных. Это то, в чем я отчаянно нуждаюсь. Если бы они только меня слышали…

Я встала перед отцом и взяла гитару двумя руками за гриф, прикрывая его корпусом свои ноги.

— Да, отец?

Мама сидела рядом с ним по правую руку и выглядела не менее счастливой. Она тоже чем-то расстроена и озадачена.

Я готовилась к худшему.

— Нам нужно уехать, — твердо сказал отец, не поднимая глаз.

Я пошатнулась, но быстро пришла в себя и продолжала стоять ровно перед родителями. Три простых слова, но их смысл ощутимо сильно бьет по моему сердцу кинжалом. Удар такой сильный, что у меня закружилась голова.

Я готовилась к худшему, но даже подозревать не могла, что все настолько плохо. Тема отъезда для меня сравнима с разрушением земли под ногами. Особенно сейчас, когда я обрела в Майами счастье и покой.

— Почему? — выдавила я из себя, но получилось все равно хрипло и глухо. Я непроизвольно сильно сжала гриф гитары, не переживая за струны, которые отпечатаются на моих ладонях.

Отец продолжал сидеть неподвижно и смотреть в одну точку перед собой. Заметно, что его голова переполнена тяготеющими мыслями, которые мешают ему здраво воспринимать реальность. Все еще не поднимая на меня глаз, в которых я наверняка увижу сожаление, он ответил:

— В отеле, расположенный в Измире, случился пожар. Нужно ехать и контролировать ситуацию самому. Есть погибшие. Это разбирательство надолго.

Только теперь отец поднял на меня глаза. Его вид уставший и мне даже показалось, что на его лице, с маской безысходности на нем, добавились новые морщины. Информация действительно не из самых приятных, она из самых худших. А новость о погибших вовсе наполнила мое сердце сочувствием к совершенно чужим мне людям.

Но больше всего мне жаль отца, на которого взвалится непростая участь. Теперь его будут гонять по всем инстанциям и на глазах каждого он останется виноватым, ведь отель принадлежит ему. Этот груз на его плечах подорвет его жизненный стимул. Я уже это вижу по его глазам. В них затаилась лишь жалкая маленькая уверенность и сила, которые уйдут лишь на разбирательства в сложившейся страшной ситуации.

— В это непростое время мне необходима поддержка семьи, дочка. Мы должны быть вместе.

На мои глаза выступили слезы. Я плотно поджала губы, будто пыталась сдержать тот наплыв слов, застрявших в горле. Эгоизм толкает их изнутри, из недр израненной души.

«А когда я искала у тебя поддержки, почему тогда меня семья не поддержала? Почему я страдала одна?»

Слезы потекли по щекам. Отец наблюдал за мной и сквозь пелену слез я заметила, что он тоже начинает плакать.

— Прости меня, дочка, — прохрипел он.

Это было последней каплей. Я бросила гитару и побежала прочь из столовой в свою комнату. Захлопнув за собой дверь, я рухнула на постель, уткнувшись лицом в подушку, и зарыдала.

На что мне теперь эти извинения?! Прошел год, в течении которого я справлялась с болью, обидой, унижением, предательством и разочарованием в одиночку. Меня поглощали всевозможные негативные эмоции, но я выстояла, бросив им вызов. Я не потеряла себя в этой тьме, хотя она соблазнительно нашептывала мне сдаться под ее натиском. Мне бы было хорошо. Но я продолжала страдать, и никто этого не замечал.

Да, отец все же поговорил с Джексоном, но это меня не утешает. Он все же засомневался во мне, а это уже удар по нежному сердцу дочери, в котором хранилось много любви к отцу. Там хранилась уверенность в его защите и любви ко мне. Все разрушилось в одночасье, когда отец ударил меня за то, что я «оклеветала брата».

Я бы могла отплатить ему той же монетой, отомстить за свои страдания, за свои образовавшиеся страхи и фобии и не поддержать в трудный период. Но не смогу быть такой жестокой. Что бы отец не натворил, как бы не относился ко мне, во мне сохранилась капля любви к нему, которая выросла со дня, когда он защитил меня от Джексона и его наказания.

Тьма же не поглотила меня, я поборолась с ней и победила. И поэтому сегодня не смогу напомнить отцу о его мерзком поступке. Он сам помнит. Потому он и заплакал. Отец вспомнил тот вечер и понял, что мне нужна была такая же поддержка, как и ему сейчас. Никто не захочет быть один в моменты, когда ему невыносимо больно, когда чувствует, что его запястья, как тугая проволока, затягивают проблемы и безысходность.

Я снова изменяю себе. Забываю о своем благополучии и решаюсь поддержать тех, кто не поддержал меня ни в один трудный момент на протяжении всей моей прожитой жизни.

Даже не перебинтовывали мои разбитые коленки.

А сердце вовсе безжалостно разорвали.

Из-за обезвоживания я заснула, а на утро увидела много пропущенных от Уила. Когда я перезвонила ему, он уже после первого гудка поднял трубку и обеспокоенным голосом завалил меня вопросами.

— Алиса! Скажи мне, что ты в порядке! Виви твой отец сказал, что ты не сможешь выйти к ней. Что происходит?

— Надо поговорить, — только и сказала я. — На нашем месте.

Я сбросила звонок и даже не стала приводить себя в порядок. Вышла из своей спальни с видом не воспринимающей реальности сумасшедшей. Я вовсе отторгала мир вокруг себя и продолжала проживать в своих истерзанных чувствах. В мой мрачный мир вошла радуга. Я так была ослеплена ее редкостной красотой, что даже забыла о ее свойстве исчезать быстро. Новые обстоятельства надавили на чувства, испытываемые в прошлом, и мрак захлестнул мой мир с новой силой. Даже образ Уила перед глазами не способен отогнать этот темный туман.

Кого я обманываю? Мне не суждено быть счастливой. Я обязана проживать свои страдания снова и снова с теми же силами, какими они были первоначально. Всегда появятся ситуации, которые напомнят мне, какую жизнь я в действительности должна проживать. А мимолетное счастье — это лишь иллюзия, манипуляции моего уставшего мозга, чтобы я смогла перезарядиться и снова принимать свою действительность.

— Алиса?

Я услышала уставший голос мамы где-то позади и остановилась посреди холла.

— Через пять часов у нас самолет. Не бери ничего лишнего.

— Хорошо, — сухо и отстранённо ответила я, покидая дом.

А внутренний голос орал совершенно противоположное. Он жаждал, чтобы я к нему прислушалась и сделала все возможное, чтобы противостоять воле родителей. Но что сможет семнадцатилетняя девушка, к которой не желают прислушиваться родные люди? В которую не верят и поэтому хотят отдать ей все готовое. Которую ставят ни во что.

Я не драматизирую. Не сваливаю все в кучу. И если для кого-то мои проблемы с родителями покажутся глупыми и несуразными, покажутся ерундой, то я предложу им пожить моей жизнью хотя бы один день.

Для кого-то боль для души — это смерть близкого человека, любимого питомца, предательство друга. Это все ужасно и не сравнится ни с чем. Но когда тебя отрывают от места, который подарил поддержку для жизни, счастливые мгновения, близких по духу людей, новый взгляд на мир — это тоже боль для души. У меня безжалостно отобрали шанс на восстановление и принятие своей жизни такой, какая она есть.

Вкусив ослепляющее и одурманивающее счастье раз, лишившись его жизнь будет казаться мрачной не нужной материальной вещью, от которой хочется избавиться.

Уильям уже ждал меня в доме. Когда я вошла в гостиную, он так быстро оказался рядом со мной, сжав в своих крепких объятиях, что я не успела отреагировать. Первые несколько секунд стояла как бревно — без движений — и даже не дышала, уткнувшись в его грудь. А когда функции дыхания возобновились после сигнала головного мозга, и я вдохнула в себя излюбленный аромат, в меня с новой силой врезалось осознание о неизбежном отъезде. В голове на скорости прокрутились все прожитые моменты с Уилом, и я не сдержала слез. Каждый момент пропитан светом, свободой, безмятежностью. Сердце сжимается, когда я думаю о том, что через пять часов лишусь этого.

Уил взял меня за голову и посмотрел в мои заплаканные глаза. Я боюсь утонуть в стихии, которую полюбила, но не боюсь утонуть в голубизне его глаз, напоминающие мне об океане.

— Алиса, что случилось? — В его голосе тревога.

Уил вытирал мои щеки от слез большими пальцами, изредка целуя в лоб. Я сейчас задохнусь от наплыва отчаяния в моей душе. Оно сжимает ее в тиски.

— Я уезжаю, — тихо пробормотала я и Уильям замер. Он медленно оторвал свои губы от моего лба и снова взглянул на мое лицо. — Завтра.

У меня не хватило сил, чтобы сказать ему правду. Если я назову сегодняшнюю дату отъезда, то прощание затянется. А я этого не хочу. Пусть Уильям будет немного расслаблен и сосредоточится на завтрашнем дне, чтобы сегодня я смогла уйти без тяжелого ощущения цепей на запястьях, за которые он будет меня тянуть в последние минуты совместного времяпрепровождения.

— Почему завтра? Прошло меньше месяца со дня вашего приезда.

В глазах Уила непонимание и небольшая доля страха. Страха перед чем? Что мы потеряем друг друга в этом большом мире? У нас был план — пока Уильям учится в академии в Нью-Йорке, я живу в Майами и жду его. Мы вместе дождемся моего совершеннолетия, и тогда я продолжу ждать его в другом месте, который будет ведом лишь ему одному. Теперь наши планы рухнули, и мы не можем собрать из этих кусочков что-то новое. Остались неразбериха и страх перед неизведанным.

— У папы проблемы в Турции. Я возвращаюсь в Измир.

Я прочистила горло. Говорить невероятно тяжело из-за застрявшего кома в глотке.

Уильям сжал челюсть и опустил голову. Он тяжело вздохнул и сжал мои плечи. С замиранием сердца я ожидала его дальнейших слов. Не то чтобы я ждала худшего, но и успокоить меня сегодня вряд ли что-то сможет. Даже слова Уила о том, что мы справимся с этим препятствием. Но меня все равно что-то сильно тревожило. Удушающее чувство беспокойства усиливалось с каждой секундой. Словно интуиция на тысячи шагов вперед по дороге жизни собирается меня о чем-то предупредить.

Секунды превратились в минуты и мое терпение уже прекращало действовать, а тревожность возвысилась до критичной точки. Мне необходимо слышать успокаивающий голос Уила.

— Скажи что-нибудь, — взмолилась я, сжимая в кулаках ткань его футболки на груди.

Вместо бессмысленных слов он прижал меня к себе, вдохнул в себя мой аромат и судорожно выдохнул. Горячее дыхание коснулось моей шеи, и я прикрыла глаза от малейшего удовольствия, обнимая Уила за талию настолько крепко, насколько у меня на это хватало сил.

— Главное сейчас то, чтобы я знал о твоем местонахождении. Мы справимся, слышишь? Это не критично.

Уил отстранился, чтобы нежно поцеловать меня в губы.

— Все хорошо, — прошептал он в них и снова поцеловал меня. — Мы обсудим, как будем общаться на расстоянии, но чуть позже…

Уильям медленно стал стягивать с меня одежду. Горячие пальцы невесомо касались моей оголенной кожи, вызывая мурашки по всему телу.

— Ты необходима мне сейчас вся, чтобы я смог отпустить тебя и прожить до октября месяца без твоего присутствия.

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю.

Уильям укусил мою нижнюю губу, а затем сжал мои бедра и приподнял. Я окольцевала ногами его талию, а после мы направились в спальню.

Мы занимались любовью. Во время близости освобождали все притаившиеся чувства в наших душах на данный момент — отчаяние, нежелание расставаться, тяготеющее чувство разлуки, которое усиливалось с каждой секундой даже в мгновение, когда мы еще могли касаться друг друга.

С самого начала наших отношений мы на первое место поставили неизбежное расстояние между нами. Мы готовили друг друга к моменту, когда придется расстаться и утешать себя лишь воспоминаниями того времени, когда были вместе. Мы так сильно хотели оттянуть неотвратимость ужасного мгновения, отвлечься от него, что не замечали — расстояние уже было между нами, потому что каждое касание приносило печаль для души и сердца.

Сейчас, в данный отрезок времени, я счастлива. Я наслаждаюсь любимым человеком. Мне хочется нарушить закон Вселенной и остановить время. Запереть себя в этом ярком, необходимом и незабываемом моменте. Но увы, это невозможно. Возможно лишь сохранить воспоминаний и не больше. Вот она реальность — отрицание любого сказочного. Есть определенная структура жизни — нельзя жить так, как тебе самому хочется. Приходится считаться с обстоятельствами. Мы не подвластны над своей судьбой. Нами управляют ситуации и выбор одного из двух.

Мне понадобится невообразимое усилие воли, чтобы оставить Уила в этом доме, полный приятных воспоминаний, и уйти в место, где мне будет тоскливо, одиноко и страшно без него. Я вернусь в свою прежнюю жизнь, где счастье для меня — это невозможное явление, несопоставимое с моей личностью.

Я смирилась. Но только благодаря Уильяму. Он — главная, пусть и тонкая, нить надежды на то, что я заслуживаю счастливой жизни в будущем. Пусть и далеком, но я приложу все усилия на ожидания и работу над этим.

Уильям лежал на спине пока я перебирала его сырые волосы. Он закрыл глаза и продолжал тяжело дышать. Мне было необходимо, чтобы он устал до такой степени, чтобы незаметно для себя заснул.

— Как только завтра будешь на месте, напиши мне письмо. На бумаге. Будем общаться таким образом, — проговорил он на грани шепота.

— Хорошо.

— Мы справимся с этим, слышишь? Расстояние нам не помешает, и мы не потеряем друг друга. Я найду тебя везде.

— Я верю.

Уильям поцеловал тыльную сторону моей ладони и вздохнул.

— Ты меня утомила, — усмехнулся он, заставив улыбнуться и меня.

Я склонилась и оставила невесомый поцелуй на его губах. Буду скучать по ним. Таким мягким и горячим.

— Давай спать. Из-за меня ты переживал и наверняка не спал всю ночь.

— Так и есть, — нехотя согласился он.

— Я буду рядом. Всегда буду рядом. Я всегда буду ждать только тебя.

Я прикусила нижнюю губу и сдержала навязчивые слезы. Они застыли на моих глазах, размазывая профиль Уильяма. Он улыбнулся краешком губ и расслабился. Вскоре я услышала сопение и поняла, что Уильям крепко заснул.

Я еще некоторое время любовалась им. Касалась подушечками пальцев каждого сантиметра его лица, запоминала каждый контур и изгиб, каждую ресничку. Я держалась из последних сил, но совсем скоро слезы отчаяния наполнили мою душу до основания, и я выплеснула из себя эту безысходную боль. Тихо заплакала на груди Уильяма, которая размеренно поднималась и опускалась благодаря спокойному сну.

— Что мне делать без тебя? Пожалуйста, только найди меня и забери. Укрой меня своей любовью и защитой. — Я подняла голову и посмотрела на его расслабленное лицо. — Я буду скучать. Очень сильно.

Я потянулась к его щеке и оставила на ней поцелуй. Капелька слезы упала на его нос, которую я бережно стерла и тихо встала с постели.

Когда оделась и вышла из спальни, я в последний раз повернулась и задержала на своем любимом печальный взгляд. Он безмятежно спит и чувствует некое спокойствие, потому что уверен, что я рядом. Возможно, я поступаю подло, что ухожу вот так, поскольку после пробуждения Уилу будет тяжело. Но я же эгоистка и мне намного проще уйти таким образом — тихо и без лишних эмоций. Мне проще уйти тогда, когда Уильям не смотрит в мои глаза. Я еще и трусиха.

Я покинула дом, в котором наполнилась большим количеством счастья и зарядилась приятными воспоминаниями. Их мне хватит до октября месяца. А возможно и на всю оставшуюся жизнь. Я способна довольствоваться малым, особенно если это малое — счастье.

Глава двадцатая

Алиса

Именно в Майами я взглянула на все иными глазами.

В Майами я впервые влюбилась и настолько крепко, что уже не представляю своей жизни без этого человека. Его образ всегда перед моими глазами, только его запах я ощущаю и лишь в нем нуждаюсь. Уильям стал моим воздухом. Моей великой потребностью, моей целью, на пути достижения которой множество различных препятствий. Но я не оставляю надежды преодолеть их. Потому что это все, что держит меня в данный момент жизни в этом мире, когда я окончательно выдохлась и лишилась жизненной подпитывающей меня энергии.

В Майами я обрела настоящих друзей, с которыми даже не смогла попрощаться. Не из-за нехватки времени, нет. Я же трусиха, как оказалось, и боюсь своих собственных эмоций, любых их проявлений. Я не хотела видеть слез и не хотела долгих прощаний. А еще, я крепко держусь за надежду, что вскоре увижу их вновь, и эта разлука продлится не долго. Мы снова соберемся все вместе на берегу, сядем вокруг костра, и я обязательно им сыграю на гитаре.

В Майами я поняла, что мой отец дорожит мною и искреннее по-отцовски любит. Я нашла в нем защиту. Полюбила будто заново.

В Майами я полюбила океан еще сильнее.

В Майами я поняла, что такое спасение и какие различные интерпретации имеет это слово. Спасение от смерти, когда ты хочешь, чтобы тебя поглотил океан в свою бездну. Спасение от безразличия к жизни. Спасение от одиночества. Спасение от собственных страхов. Спасение от риска сойти с ума. И так же по-разному от всего этого кошмара меня спасал один и тот же человек.

В Майами я изменилась. Я раскрылась и показала себе и нужным людям себя настоящую. Раньше всеми силами только и делала, что скрывала свои страхи, эмоции и чувства, показывая только лицемерие, эгоизм и чёрствость. Теперь я знаю, как это прекрасно — быть искренней.

Но что самое главное, майами подарил мне свободу. Не только свободу для души, но и свободу для мыслей. Я перестала быть в плену кошмаров и видела только яркие сны. Он вселил в меня надежду на счастливую жизнь. Он позволил мне верить надежде и держаться за нее.

Майами зарядил меня воспоминаниями и стимулом — защищать то, что мне дорого. Перестать убегать и прятаться в комнате, зажавшись в уголочек как беззащитное существо, который надеялся на помощь, но так никто и не приходил. И это осознание окончательно сломило несчастное создание — ему захотелось исчезнуть. Но теперь у меня есть за что бороться. И монстр больше не сломает беззащитное существо, как бы он не старался. Его оружие — слово, которому я больше не верю, и никто из дорогих мне людей не поверит.

Через открытое окно автомобиля пробирался ветер Майами, смешиваясь с теплыми солнечными лучами. Он сушил мои слезы на щеках, пока я в последний раз смотрела за сменяющимся пейзажем города, заканчивающийся с каждым пройденным метром.

Я обязательно вернусь сюда, и мы с Уилом вновь будем кататься на мотоцикле под фонарями, освещающими ночные улицы Майами. Мы будем свободными и счастливыми.

Мы плавно остановились перед колонной машин, которые застряли в пробке, и именно сейчас мне захотелось посмотреть на зеркало заднего вида. Отец словно почувствовал мой взгляд и поднял глаза. До этого серьезный, сосредоточенный на дороге, ведущей в аэропорт, его взор мгновенно сменился на виноватый стоило ему посмотреть на меня.

Имею ли я право издеваться над собственным родным отцом и позволить ему до конца своих дней чувствовать себя виноватым? Заставлять ждать того момента, когда я все-таки произнесу слова прощения, но на самом деле всего лишь питать надеждой. Во мне не просыпается должное желание поговорить с отцом по душам и произнести ту самую заветную для него фразу: «Я тебя прощаю, папа». Слишком много обиды скопилось за один год.

Возможно, слишком мало времени прошло. Через лет пять, когда горькие чувства осядут, когда я буду счастливой и осознавать, что в моей жизни больше нет места отчаянию и страданиям, то освобожу и эту часть души, где отец очень сильно ранил меня.

Я первой опустила глаза, когда почувствовала противный укол в носу, доказывающий о приближении предательских слез. Достала из кармана мобильник и открыла заметки, представляя образ Уила. Он даже на расстоянии будет отвлекать меня от негативных эмоций, стоит мне подумать о нем.

«Ты появился в моей жизни именно тогда, когда я перестала видеть в ней смысл. Я искала неведомое мне душевное состояние, которого никогда не испытывала, и появился ты. В моих глазах ты сразу принял облик надежного, спокойного, уверенного и сильного парня, который спас меня не только от океанских волн, но и от моих мрачных мыслей, шепчущих мне покончить со всем. Мое сердце мгновенно почувствовало, что ты родной. Я смотрела на тебя и знала, что мы знаем друг друга всегда — вчера и завтра, в прошлых и будущих жизнях, одно мгновение и целую вечность. Когда я оказывалась в твоих объятиях, то моментально меня накрывало чувство защищенности. Время замирало, мысли останавливали свой бесконечный поток, исчезала вся внешняя суета и моя внутренняя тревога. С тобой всегда спокойно и есть только вера в счастье. С тобой я научилась улыбаться искренне, дышать полной грудью и ощущать полную свободу. Я дышала по-новому, не ощущая никакого напряжения в душе. С тобой я стала смелее. Внутри меня выработался стержень. Ты подпитывал меня необходимой энергией и сделал сильнее морально. Благодаря тебе я теперь знаю, каково это чувствовать и отдавать себя любви без остатка. Моя душа настолько подпитана этим прекрасным чувством, что даже на расстоянии несколько тысяч миль я все равно буду чувствовать тебя — твое дыхание, твой запах, твои прикосновения. Ты стал моим лекарством. Именно ты то самое душевное состояние, в котором я нуждалась»

Я сохранила будущее письмо для Уила и убрала мобильник. Все, что я написала сейчас, перепишу на бумагу и отправлю самому дорогому для меня человеку, когда буду в Измире.

— Когда ты восстановишь свой отель, мы вернемся в Майами? — хриплым голосом спросила я у отца, не отнимая взора от окна.

— Вернемся, но я пока не могу тебе сказать, когда это случится. Возможно через год.

Я тяжело вздохнула и вытерла слезы со щек, шмыгнув носом.

— Понимаю, у тебя там появились хорошие друзья и тебе тяжело уезжать. Вы же обменялись номерами? — продолжал утешать меня отец.

— Обменялись.

— Тоже мне конец света, — тихо проворчала мама и мне захотелось пнуть спинку ее сидения.

Меня злит ее сухая, неприспособленная к искренним и теплым чувствам душа. Неужели не существует никаких факторов, которые бы способствовали изменениям в характере мамы? Я бы хотела посмотреть на нее милую, заботливую, вежливую и улыбающуюся мелочам. Готова даже насладиться этим зрелищем несколько секунд через виртуальную призму, чтобы оставить в памяти.

Мне жаль ее.

Полет с пересадками вытянул из меня последние силы. Я больше ничего не чувствовала, даже печали. Не думала ни о чем, кроме как поскорее лечь спать, но это случится не в ближайшие пару часов. У семьи тяжелое время, в которое всем необходимо быть вместе и поддержать отца.

Мы стояли у выхода из громадного здания аэропорта Измира и ожидали приближающегося к нам Джексона. Каждое его движение вызывало во мне чувство отвращения. Я уверена, в его желаниях посмотреть на меня своим хищным взглядом и одаривать меня наглой победной улыбкой, ведь я снова в его сетях, хотя несколько дней назад ликовала из-за его отъезда. Но он вынужден сохранять траурную маску на своем отвратительном лице.

Джексон с отцом пожали друг другу руки.

— Что произошло? Ты выяснил? — начал тут же отец с делового разговора, хотя он тоже выглядел уставшим после перелета.

— Замыкание. Мы плохо проглядели за работой электриков, отец.

Папа вздохнул и потер лицо ладонью.

— Столько лет я строил идеальные проекты и протерпеть такой провал в конце своей карьеры.

— Мы все исправим. Сейчас главное потерпевшие.

Джексон дал молчаливое указание охране забрать чемоданы. На этот раз их всего два с самым необходимым. Все остальное осталось в доме. Даже моя гитара.

— Жертвы есть?

— К счастью нет. Персонал сработал оперативно. Есть лишь пострадавшие.

Отец с Джексоном, идущие впереди, продолжали говорить, пока мы с мамой молча плелись за ними к машинам. Благодаря горю, настигшее один из отелей отца, я смогла избежать страшной участи ехать в одной машине с Джексоном. Я ехала на заднем сидении вместе с мамой в полной тишине. Мы с ней и раньше были чужими, а сейчас вовсе будто незнакомцы, которые не желают даже здороваться друг с другом ради проявления уважения. Такие отношения с родной матерью далеко не норма.

Но меня это мало волновало. Глядя за сменяющимся пейзажем за окном, я снова видела знакомые места, которые перенесли мои мысли в другое русло. Я вновь начала думать про Уила и мое сердце больно сжалось. Он уже давно проснулся и не обнаружил меня рядом. Искал по всему дому, но так и не нашел. В спешке оделся и побежал к моему дому. Наплевал на все приличия и стал агрессивно стучать в дверь кулаком. Ему открыла Эмма — единственная, с кем я смогла попрощаться, — которая делала уборку за нами, и сообщила, что мы уехали около часа назад. Представив его растерянное лицо, мне захотелось заплакать. Свой мобильник, который я сжимала в руке, так и не включила после посадки. Мне было страшно увидеть там много пропущенных звонков от него.

Думаю, Уил простит меня за такую жестокость и поймет, что я сделала это только во благо. Нам было бы тяжело отпустить друг друга, зная, что я уезжаю через пару часов.

О нем никто не должен знать. Особенно Джексон.

Отель отца протерпел большой урон. Весь третий этаж был без окон и черный от огня. Когда-то прекрасное здание, с различными высеченными узорами, теперь выглядело как заброшенное пристанище для нуждающихся. Вокруг все отцеплено и выставлена охрана, чтобы эти нуждающиеся действительно не проникли во внутрь и не разграбили все сохранившееся имущество. Насколько я поняла из разговора, отель будут реставрировать, а не полностью сносить и строить заново.

Честно признавалась самой себе, что мне все равно на эту проблему, ударившая по идеальному бизнесу отца. Я не чувствовала себя предательницей, потому что все это далеко от моего мира, все это чужое для меня и не занимает никакого особенного пространства в душе. С меня достаточно и того, что я сейчас присутствую и смотрю на масштабы провала в деле отца, таким образом поддерживая его.

Судя по разговору папы и Джексона, их волнует не ущерб в размере нескольких миллионов, даже не пострадавшие в пожаре. Они переживают за свою чертову репутацию королей отельной империи. Дело отца одно из самых популярных, он самый лучший среди всех остальных и стоит на первом месте в рейтинге. Точнее стоял. Из-за этой проблемы его рейтинги быстро снизились, особенно в таблице «Качество и безопасность». Доверия к отелям отца теперь намного меньше.

Из-за моего беспристрастного лица свое внимание на меня возложил Джексон, пока отец разговаривал с представителями иерархии в этой отельной империи.

— Ты можешь хотя бы сделать вид, что тебе не все равно на горе, постигшее наш семейный бизнес?

— Не умею притворяться. Это ваш бизнес. Мне на ваше дело абсолютно плевать.

Джексон хмыкнул.

— Мне всегда нравилась твоя честность.

— Но не моя неприступность.

Я повернулась к нему лицом, отнимая взгляд от сгоревшего здания отеля. Джексон повторил мое действие и смотрел на меня с привычной мне наглой усмешкой, говорящая о его высокомерии и самоуверенности. Ветер затеребил мои выбившие передние пряди, принося с собой запах гари, застывший в воздухе вокруг здания.

— Я уже много раз повторял тебе, что это временные трудности. Скоро ты падешь, ангел мой. — Джексон чуть склонился, чтобы достичь моего уха. Я напряглась, но не отошла от него, дабы в очередной раз не показать ему наглядно свой страх перед ним. — Я уже на верном пути. Скоро ты будешь лишь во мне видеть свое спасение, будучи беспомощной.

Он выпрямился и подмигнул мне. Отвращение к нему, которое я демонстрировала на своем лице, не спадало ни на секунду. Наоборот, только усиливалось.

— Ты больной. И наивный, если так считаешь. Я всегда выберу смерть, если стану беспомощной. Она будет моим спасением, а не ты, чудовище.

Джексон посмеялся над моими громкими словами.

— Вспомни на досуге про красавицу и чудовище. Обстоятельства вынудили ее именно в нем найти спасение.

После этих сказанных слов Джексон развернулся и оставил меня одну, уверенный в том, что я задумалась над ними. Это действительно так. Что заставит меня искать спасение в Джексоне? Это же абсурд. Почему это ничтожество так убежден в своих словах и наперед чувствует себя победителем?

Я насторожилась и медленно повернула голову, а затем снова посмотрела на здание отеля. После перевела осознанный взгляд на Джексона, который стоял рядом с отцом, мамой и остальными незнакомыми мне людьми.

«Замыкание. Мы плохо проглядели за работой электриков, отец».

Почему эта проблема возникла именно тогда, когда сюда вернулся Джексон, чтобы проследить за работой управляющего?

Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от этих внезапных бредовых мыслей. Джексон конечно подонок, но только по отношению ко мне. Отцом и его делом он дорожит, зная, что займет его главенствующее место в будущем. Зачем ему губить то, что он наследует. И если Джексон собирается задеть меня, сделать так, чтобы взамен чему-то я отдала ему себя, чтобы как красавица в мультфильме — защитила и отдала себя в жертву — то он выберет иной способ. Ведь Джексон прекрасно знает, что мне плевать на бизнес отца, и меня не расстроит удар по отельной империи.

Выстроив логическую цепочку, я окончательно запуталась. Этот проворный змей своими словами вгоняет меня в тупик. Заставляет думать и анализировать, ведь знает, что я хочу быть на шаг впереди него и всегда одерживать над ним победу.

Что же он имеет в виду, черт возьми!

— Поехали, дочка.

Услышав голос отца рядом, я вернулась в реальность и направилась за родителями. Когда Джексон в одном городе со мной, я слежу за каждым его шагом. Так и сейчас не увидев его с отцом, я повернула голову назад, продолжая идти к машине. Он остался вместе с политиками Измира, продолжая решать оставшиеся вопросы. Отец уверен в нем и доверяет ему свое дело. Без Джексона ему бы сейчас было тяжелее. Для отца он герой и необходимый член семьи. Для меня — пыль под обувью. Насколько же большая пропасть между нашим отношением к этой личности.

— Я сам сяду за руль, — сказал отец водителю, который уже был готов занять водительское сидение.

— Даниэль, ты устал, — возразила мама его желанию.

— Садись в машину, Катрина.

Мама в раздражении поджала свои губы и заняла переднее сидение. Да, ее бесит, если идут против ее воли. Отец в последние дни показывает свой характер, уделяет ей меньше внимания и заботы, что Катрину Коллинз жестко принижает. Она уже меньше чувствует себя драгоценным алмазом в этой семье и просто выполняет приказы. Злость грызет ее изнутри.

Пока мы ехали в новое место обитания, я включила мобильник. Теперь Уилу не дозвониться до меня. Но пропущенные звонки от него все же засветились на экране. Их тридцать восемь. В мое сердце воткнули кинжал, поскольку для меня это не просто число. Столько раз Уил нажимал на кнопку вызова и ждал моего ответа, испытывая терзающие эмоции отчаяния и безысходности. Своим поступком я обрекла его на страдания и злость одновременно.

Мой мобильник завибрировал, и я вздрогнула. На экране высветилось ненавистное мне имя. Закатив глаза, я нажала на кнопку принятия и приложила мобильник к уху, ничего не говоря.

— Малыш, хотел сказать, что я никогда не проигрываю и получаю то, что желаю любой ценой. Мое желание — это ты, но вокруг тебя слишком много помех.

— Ты что несешь? — устало произнесла я, надавливая на переносицу пальцами.

Отец резко повернул руль, когда мы достигли поворота, так, что я могла приложиться головой в стекло.

— Даниэль, осторожнее. Сбавь скорость, — испуганно попросила мама.

— Мне бы очень этого хотелось, но…

Я настороженно смотрела за тем, как отец яро давит на педаль тормоза, но тот не реагирует.

Мое сердце наполнилось страхом и забилось быстрее.

— Папа?

Я смотрела на зеркало заднего вида и пыталась поймать волнительный взгляд отца. Вцепившись за руль, он посмотрел на меня виноватыми глазами.

— Все будет хорошо, дочка.

И я верила. Когда мне страшно, и я чувствую себя в опасности, то беспрекословно верю папе. Однажды он защитил меня и теперь будет делать это снова. В этом я теперь уверена и не сомневаюсь, потому что отец осознал свою ошибку.

— Даниэль!

Истеричный голос мамы и виноватый взгляд отца, молящий о прощении — это последнее, что я испытала перед неизбежным столкновением с деревьями. Крутой поворот и быстрая скорость — несовместимые вещи, приводящие вместе к жутким последствиям. Ужасающий грохот, перевернувшийся мир. Боль. Потом тишина, темнота и ничего.

Говорят, что во время таких ситуаций, вся жизнь промелькнет перед глазами. Наверно, не знаю. Кажется, у меня такого не случилось.

Не помню.

Конец первой части.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ. ЗРЕЛОСТЬ

Деперсонализация — двойственные мысли, чувства, действия. Ощущение внутренней измененности чувств, неуправляемости мыслей. Возникающие переживания и идеи кажутся больным непохожими на прежние, никогда ранее не испытываемыми. Характерно снижение эмоциональности: притупляется любовь, чувство привязанности к членам семьи. Все вокруг кажется тусклым, плоским, просматриваемым через пленку или завесу дыма. Формируется ощущение нереальности личности. Отсутствие воспоминаний, мыслей, идей.

Глава двадцать первая

Уильям

Меня окатили ледяной водой. Сначала я вскочил от неожиданности и громко выругался. Но когда ощутил резкое головокружение и острую рассекающую боль, возбуждение, заряжающее желание дать этому смельчаку по морде, быстро рассеялось. Я схватился за голову и глухо простонал, затем лениво потер ладонями мокрое лицо, пытаясь отогнать навязчивый сон.

— Ты что творишь, мать твою, — послышался обреченный знакомый голос.

Я кое-как отлепил глаза и посмотрел перед собой, продолжая щуриться. Надо мной возвышался Майкл, силуэт которого я видел пока смутно. Он пнул стеклянную бутылку их-под пива или коньяка, которая скользнула по паркету и столкнулась со второй. От звука сталкивающегося стекла моя тяжелая голова затрещала от боли сильнее.

— Это ты что творишь, — проворчал я, опустив ноги с дивана на пол.

— Ты последние три года закидываешься каждые выходные. И ждешь их только ради того, чтобы нажраться до бессознательного состояния. Ты точно сдохнешь от такого образа жизни.

— Твоих нотаций мне не хватало в паршивое утро, философ.

Майкл вздохнул. Я простонал, растрепав сырые волосы, зная, какими глазами на меня смотрит мой друг. В них жалость и желание поддержать. Без контакта глаза в глаза я ощущаю это всем своим существом. Он смотрит так на меня все эти гребаные три года, когда я с каждым днем начинаю проваливаться на дно, даже не стараясь сопротивляться отчаянию.

— Я добра тебе желаю. Если бы не я, ты бы уже гнил в могиле.

— Хреново мне, как ты не понимаешь, Майкл!? — повысил я голос, злобно посмотрев на друга. В последние месяцы мои нервы совершенно ни к черту. — Я ищу ее, но ничего не нахожу, ни единой зацепки. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о ней, вижу ее в своих снах, а она словно растворилась в воздухе. Я устал, но не могу без нее и, следовательно, не могу остановиться. На меня накатывает такая тоска, что только остается утопить себя в алкоголе! Не смей меня осуждать!

В ответ я получил гнетущее молчание и полный сожаления взгляд друга.

Я вздохнул и поднялся на ноги, задевая очередную валяющуюся на полу пустую бутылку из-под алкоголя. Да, моя квартира по выходным превращается в мусорный бак, в котором имеются лишь пустые или наполовину пустые бутылки из-под пива и коньяка. Редко текилы. Меня хватает трезвого всего лишь на неделю. У моего внутреннего мира есть лимит — пять дней, чтобы продержаться и не сокрушить весь мир на самого себя. Я напиваюсь для того, чтобы успокоить не только тоску внутри себя, но и самые различные негативные эмоции и мрачные мысли.

Последние пять лет я не живу, а лишь существую. На моей стене вместо красивых картин известных художников висит доска с приклеенными фотографиями Алисы, которые я нашел в интернете. Они висят там уже очень давно — три года, когда я серьезно начал ее искать, стоило мне закончить обучение в академии. На этих фотографиях ей от пятнадцати до семнадцати лет. Других я больше не находил. А ведь прошло уже пять лет с момента ее исчезновения из моей жизни. Ей уже должно быть двадцать два года. Фотографии обтянуты нитями, имитируя дорогу, которую мне пришлось объехать в ее поисках. Каждый конечный пункт моего путешествия, где я не получал результата, отмечен стикером и названием города, штата. И даже страны.

Я оторвал свой взгляд от стены, ощущая знакомую боль в груди, когда ребра готовы ломаться от ее натиска и направился в душевую.

— Завари мне кофе. Надо поехать в отдел, — бросил я перед уходом Майклу.

Прохладная вода помогает мне ясно мыслить, когда я стою неподвижно под ее струями. Пассивная удушающая агрессия подавляется, остывает вечно живущая во мне злость и снова становлюсь уравновешенным хотя бы на пару часов.

С момента исчезновения Алисы я резко переменился. Агрессия, которую я подавлял, теперь снаружи и обволакивает меня всего. Я больше злюсь на самого себя, нежели на окружающих, когда в очередной раз пытаюсь выстроить логический ход по поиску Алисы. Чаще всего я оказываюсь в тупике и готов долбиться головой об стену, настолько в такие моменты чувствую себя бесполезным. Мир вокруг меня стал таким же мрачным и никчемным, как я сам.

За эти пять лет я бесконечно раз убедился, что без Алисы нет никакого смысла. Без нее я не только перестал видеть смысл вокруг, но и потерял самого себя. Смысл есть в одном — в поисках. В бесконечных поисках без результата. Это как развалившаяся потрепанная лодка среди океана, которая все еще продолжает держать меня на плаву, а все потому, что я навалил на дно досок, которые олицетворяют мое рвение найти истинный смысл жизни.

Я чувствую себя рыбой в сетях. Я не могу выбраться из порочного круга, в котором каждый день происходит одно и то же. Каждый мой день наполнен негативными событиями и ни капли позитива.

Майкл говорит, что это самовнушение, что я сам не хочу впускать позитив в свою жизнь. Иногда этот великий философ говорит ерунду. Я бы впустил этот позитив в свою жизнь, если бы он был. Все что я могу — это работать на износ и благодаря своей непрерывной результативной работе шагать по карьерной лестнице. У меня получается все — от находить вора, который ограбил старушку на лавочке, до находить опасного маньяка-садиста. А вот найти Алису не получается. Это стало делом всей моей жизни. Не мое самолюбие задето, а спокойная размеренная жизнь — она рухнула.

Иногда, когда я напивался, мой мозг уже выстраивал схему, будто Алисы никогда не существовало. А придумал я ее для того, чтобы усложнить себе жизнь. Придумал невыполнимое дело, чтобы проверить себя, ведь в работе у меня все идеально. Но под утро, когда я медленно начинал приходить в себя, снова видел ее во сне. Прошлое, в котором сохранилось наше короткое счастье. В моей голове рамка с живыми картинками, где мы с Алисой наслаждаемся прекрасной жизнью вместе, и это единственное светлое, что осталось у меня — воспоминания с ее участием. Алиса была светом в моей жизни и это все, что от нее осталось — маленькая светлая звезда. Чем дольше я без нее, тем яснее для моего страдающего сердца, что без Алисы я не смогу прожить.

Мне говорят, что она возможно тоже погибла в автокатастрофе с родителями. Но это «возможно» и держит меня на плаву и заставляет искать дальше. Нет ни единой информации о том, что Алиса ехала с родителями в этой машине. О семье Коллинз вообще нет никакой информации отныне. Я чувствую, что она жива. Даже если мои чувства меня подводят из-за дикого желания видеть ее живой и мне выпадет страшная участь найти ее могилу, я не стану жалеть, что потратил всю себя на ее поиски. Тогда я просто выстрелю себе в висок, и проблема будет решена.

У меня два пути — найти Алису живой и снова быть с ней счастливым или найти ее могилу и застрелиться рядом с ней.

Я вышел из ванной комнаты, вытирая свои волосы полотенцем, и сразу же направился на кухню, где мой заботливый друг уже заварил мне кофе, аромат которого заполнил все пространство.

Сколько бы я не отталкивал его, когда он пытается мне помочь банально не сдохнуть от выпивки и тоски, все же осознаю, что без Майкла я бы уже давно был на дне. Я бы не работал в полиции и окончательно превратился бы в безликого. Меня бы выперли, потому что некому больше прикрывать мой зад перед начальством.

Я сел за стол и сделал глоток оживляющей организм жидкости. В это же мгновение мой мобильник, оставленный со вчерашнего вечера на столешнице, завибрировал.

— Слушаю.

— Хилл, утро доброе. У нас труп девушки. Найден в мусорном баке.

Я вздохнул и надавил на переносицу.

— Фостер, у тебя принцип желать доброе утро перед тем как сообщить о трупе или это просто издевка?

Майкл издал смешок, а затем половина его лица затерялась за кружкой с кофе.

— Надо же сказать что-то хорошее перед таким ужасом. Адрес вышлю сообщением.

Я сбросил звонок, кинул мобильник на стол и вместе с кофе откинулся на спинку стула, снова делая большой глоток.

— Почеркзнакомый.

Я прикрыл глаза, когда вдруг внезапно услышал в своей голове голос Алисы.

«Найди меня. Я буду скучать».

В моей памяти сохранились эти слова, которые Алиса говорила, когда я дремал. Она говорила еще что-то перед тем как уйти и больше никогда не вернуться, но сон будто специально стал глубже, и я провалился в него.

Именно в этот момент я упустил ее. Алиса уже уехала, когда я проснувшись не обнаружил ее рядом, не нашел в доме и побежал к ней, спотыкаясь об чертов песок. Я сохранял надежду, от которой не мог отказаться, что она сейчас откроет мне дверь, и я крепко обниму ее, пообещаю, что найду, и мы будем жить счастливо. Только пусть она не забывает мне писать. Мне было плевать на ее родителей, которые увидят эту картину и будут смотреть в недоумении.

Алиса стала моей, она моя ответственность, моя проблема, мой воздух, мое все.

Дверь открыла Эмма.

Пять лет назад.

— Где она?

Я осторожно оттолкнул Эмму в сторону и забежал в дом.

Пусто. Гнетущая тишина.

Нет признаков жизни, но в воздухе еще остались смешанные запахи парфюмов и свежеиспеченных круассанов.

— Уильям…

— Алиса! Алиса, мать твою, Коллинз, ты не могла поступить настолько эгоистично!

Я начинал злиться на нее. Эту эмоцию она вызывала во мне часто, но еще никогда у меня не было желания накричать на нее и как следует встряхнуть маленькое тельце в своих руках.

— Уильям…

Женская рука легла на мое плечо. Часто и громко дыша из-за ярости и обиды, я прикрыл глаза, пытаясь хоть немного успокоиться. Передо мной на темном фоне встал образ Алисы. Этот образ теперь никогда не рассеется из моей памяти. Он будет вечно перед моими глазами. Это как проклятие.

— Она уехала час назад.

Час назад… Всего лишь за час я потерял ее вот так, даже не попрощавшись. Эта маленькая дурная девчонка сделала все по-своему. Она не любит долгих прощаний, но не учла моих желаний.

Я решил подняться на второй этаж и найти ее комнату. Когда приблизился к первой белой двери, надавил на ручку и приоткрыл ее, то сразу понял, что попал по адресу. Я зашел в комнату и прикрыл за собой дверь.

Здесь еще сохранился ее запах. Нежный, притягательный, захвативший мое сознание. Запах персиков. Книги на полках, гитара, даже вещи в шкафу, когда я открыл дверцы. Она будто никуда не уехала и все еще здесь, вот-вот выйдет из ванной комнаты. Но это всего лишь мои желания, вызванные в сознании утопающим в тоске сердцем.

Я сел на ее мягкую кровать, затем лег и глубоко вдохнул запах с ее подушки. Это ее маленький мир, который вскоре сотрется из этой комнаты. Через пару дней больше ничего не будет здесь напоминать о ней.

Я говорил ей, что мы справимся и выдержим расстояние. Но стоило ей исчезнуть, как мне стало невыносимо терпеть ее отсутствие. Все мое естество требует, чтобы Алиса всегда была рядом со мной. Завтра она напишет мне письмо, а через несколько дней я получу его и увижу адрес. Может хотя бы знание о том, на какой точке находится Алиса, облегчит мою участь. Хотя первостепенным желанием будет сорваться и полететь к ней.

Я выдохнул и лег на спину. Все будет хорошо.

Наши дни.

Она не написала.

На следующий день из новостей я узнал, что Коллинзы попали в автокатастрофу. Мой мир, поддерживающийся Алисой, рухнул. Но после передали, что дочери в машине не было. Надежда засветилась в груди, одарила теплом. Мой мир начал восстанавливаться.

Я звонил ей сотни раз в течении недели, но абонент был вне зоны доступа. Меня одолевали паника и волнение. Больше никаких новостей о Коллинзах не звучали и не показывались, словно их никогда и не существовало.

Алиса не писала, не давала знать о себе. Она словно испарилась и это сводило с ума. Еще через две недели я с болью, но понял, что все-таки потерял ее. Потерял ее в этом большом мире, чего так сильно боялся. Мой страх, о котором я всегда думал, будто материализовался.

Яркая надежда погасла, лишь остался тлеющий огонек, олицетворяющий мое рвение найти ее при любых обстоятельствах. Что бы с ней не случилось, что бы не происходило в мире, я найду ее.

Алиса моя жизнь и как любой отчаявшийся человек я просто хватаюсь за нее.

— Ты слышишь меня?

Я открыл глаза и увидел перед собой Майкла.

— Слышу конечно, — ответил я уставшим голосом. — Почерк знакомый, да.

Два года назад мы нашли три трупа девушек брюнеток в мусорных баках. Пробелы между убийствами три недели. Когда мы практически вышли на него, он залег на дно. Видимо, изголодался и вышел из тени.

Я допил кофе и громко поставил пустую чашку на стол. Мой друг, как и обычно, пристально смотрел на меня, уже зная, что я говорю о работе, а мыслями с Алисой.

Мой мобильник снова завибрировал. На экране высветилось знакомое женское имя. Оно заставляет меня чувствовать себя виноватым. Больше никаких эмоций, глядя на это имя и держа его на слуху, я не испытываю.

— Да, Меган.

— Уил, здравствуй, — послышался нежный голос на другом конце. — Не отвлекаю?

— Я собираюсь на работу. У тебя что-то срочное?

— Нет. Просто хотела встретиться вечером после работы. Ты не будешь занят?

Я тихо вздохнул.

— Я сегодня вряд ли освобожусь раньше. Давай в другой раз.

— Ладно, хорошо, без проблем. — Нежный голос наполнился небольшим количеством горечи.

Я сбросил звонок и уже после вздохнул с тяжестью. Я больше не хочу мучить эту девушку и играть на ее чувствах. Чувствую себя дерьмом, хотя мы оба знали, чего хотим. Просто физического расслабления, без обязательств. Что она только во мне нашла, ведь я даже не вел себя как джентльмен или как заботливый парень, переживающий о ней даже тогда, когда она попадала под дождь, потому то вечно оставляет зонтик на работе. За Алису я бы сильно переживал даже из-за таких мелочей.

— Хватит себя изводить, — послышался голос Майкла. — Присмотрись к Меган, она не плохая девушка. Начни с ней серьёзные отношения.

Я ненадолго задумался, а затем хмыкнул, представляя образ той, которая не даёт мне покоя.

— Не плохая, да. — Я поднял на друга глаза. — Но у неё не блондинистые волосы, у неё не карие глаза, у неё губы не цвета малины, она пахнет слишком сладко, она не маленького роста, и я могу продолжать этот список бесконечно. Она — не Алиса. Если у тебя получается забываться в другой женщине, то это не значит, что и у меня получится.

Майкл резко помрачнел. Он хотел бы что-то сказать в свое оправдание, но вместо потока слов сжал челюсть и встал из-за стола, поправляя ворот своей рубашки.

Я моментально пожалел о своих последних словах. У Майкла своя боль, о которой он молчит, потому что хочет забыть. Эту страницу он больше никогда не перевернет обратно. Даже воспоминания подавляет. Я так не смогу, поскольку у меня чуть иная ситуация. Отпустить, потому что необходимо, потому что так лучше и отпустить, потому что она потерялась — эти слова отличаются.

— Дай мне хотя бы по морде, — обреченно проговорил я, глядя на друга виноватыми глазами.

— Иди к черту, — процедил он. — Поехали.

Глава двадцать вторая

Уильям

Мы с Майклом доехали до назначенного места. Там уже активно работали криминалисты и полиция. Вспышки фотоаппаратов над мусорным баком доказывали то, что мертвая девушка все еще лежит там, и мы успели до того, как ее вытащат оттуда и отвезут в морг на экспертизу.

Я бесцеремонно растолкал любопытных зевак, которые уже столпились здесь и тихо обсуждали произошедшее, приподнял полосатую ленту, и мы с Майклом вошли на место преступления. Отдельная каста этого сборища — журналисты, которые жаждут сорвать большой куш и сделать сенсацию. Хотя новости о преступлениях в этом городе настолько заезжены, что даже из убийств маньяка сделать сенсацию несколько тяжеловато.

Когда после окончания академии меня направили на работу в Чикаго, мне захотелось взвыть, ведь понимал, насколько здесь много работы. И действительно, стоило мне перешагнуть порог отдела, не посмотрели на то, что я новенький и только после академии, а взвалили кучу нераскрытых дел. В первый же день на моем столе образовалась Пизанская башня из многочисленных папок — от самых тонких, до самых толстых, готовые вот-вот рухнуть.

Сейчас я понимаю, что эта работа мне необходима. Чем больше работы, тем меньше времени на бесконечный поток мыслей об Алисе. Эти мысли крутятся вокруг двух составляющих — ищу я ее живую или все же мертвую. Эта непрерывная карусель сводит с ума.

Мы с Майклом приблизились к мусорному баку, возле которого стоял Фостер и записывал все происходящее на бумаге. Увидев нас он пожал нам руки. Я заглянул в бак и рассмотрел подарок, брошенный нам омерзительной личностью, за которой охотятся уже четвертый год. Он начал свои преступные деяния еще задолго до того, как к работе в Чикаго присоединился я. Число его насильственных преступлений варьируется от тридцати до сорока пяти жертв. Все девушки от двадцати до двадцати пяти лет, брюнетки. Точное число жертв за ним не установлено, поскольку некоторые девушки объявлены без вести пропавшими. Те, которых довелось найти, все они лежали мертвыми и голыми в мусорных баках.

На теле данной девушки многочисленные гематомы, руки связаны, на запястьях застывшая кровь. Под вспышками фотоаппаратов и так бледное тело превращается в белый мрамор. Таким видит маньяк искусство.

— Как думаешь, почему он убивает? И вот таким образом?

Молчание прервал Фостер, который вместе со мной начал рассматривать тело погибшей молодой девушки.

— Ты прекрасно знаешь, что у каждого маньяка психические проблемы. — Я повернулся спиной к мусорному баку и закурил. — Этот наказывает тех девушек, кто отдается кому попало.

Фостер издал смешок.

— Это ты так называешь проституток?

Я выпустил дым из легких.

— Среди жертв не было проституток, болван, — мрачно ответил Майкл и тоже закурил. Я постарался одной фразой, чтобы его настроение осталось скверным на весь оставшийся день.

— Так я называю тех девушек, кто изменяет. Он сравнивает их с мусором, — сказал я, посмотрев на Фостера.

Он открыл рот и на его лице застыла догадка.

— То есть ты имеешь в виду, что когда-то в молодости ему изменила девушка и теперь он наказывает тех, кто поступает так же?

Майкл посмотрел на Фостера так, словно набил рот лимоном.

— Тебя вообще за какие достижения повысили до офицера полиции? За заполненные бумажки? — Майкл ударил рукой по папке, которую держал Фостер, и та упала на сырую землю. В эту же секунду мой друг решил покинуть место преступления и ушел за ленточную линию ограждения.

— Что это с ним сегодня? Секс с очередной не понравился? — прокомментировал поведение моего друга слегка растерянный Фостер, приподнимая свою папку и оттряхивая от прилипшей желтой листвы.

Я бросил окурок и приподнял ворот своего пальто, защищая шею от промозглого октябрьского ветра.

— Считай, что так, — только и ответил я, хлопнув его по спине, и удалился за другом.

Я сел в машину Майкла на пассажирское сидение. Он сидел на водительском и продолжал курить, сохраняя свое хмурое выражение лица. В моей груди разрасталось чувство вины.

— Чувак, прости, я не хотел напоминать тебе о… — я осекся и тихо добавил, — …о ней.

Майкл вздохнул и откинул голову назад.

— Я всегда помню о ней.

Я посмотрел на друга с сожалением и неким пониманием. Двое страдающих, отказывающиеся существовать с большим пробелом в жизни, в котором не хватает такого нужного оживляющего элемента.

— Помнишь Руби?

— Та, с которой ты был в последний раз? Она у тебя была дольше остальных предыдущих, — заметил я.

— Да. У нее просто были рыжие волосы. Я, когда смотрел на нее со спины, представлял Виви. Даже замуж панировал ее позвать.

Я усмехнулся.

— Только ради рыжих волос? Ты совсем поехавший?

— Не суди по себе.

— Отличный аргумент. Ты так и не рассказал, почему вы разошлись.

Майкл затянулся и выпустил дым, который вышел из салона через открытое окно.

— Она начала говорить про нашу семью. Часто говорить. Когда это начало давить на мое сердце, я сказал, что не хочу этого и она молча вышла из машины. Больше мы не виделись.

Я тяжело вздохнул. Сначала несколько секунд размышлял, стоит ли озвучивать ему свои мысли по этому поводу, потом подумал о том, что мне нечего терять. Пусть Майкл не услышит меня и забудет мои слова в следующую же секунду, но друг не должен молчать, он обязан хотя бы что-то сказать. Настоящий же друг выложит всю правду.

— В этом твоя проблема, Майкл. Ты не делишься своей проблемой. Уверен, любая бы из твоих девушек приняла эту ситуацию. Вивьен точно. Она любила тебя и готова была на все. Когда она все же дала слабину и призналась тебе в чувствах, ты отверг ее, хотя у тебя был шанс все рассказать ей и пусть тогда бы уже она решала, как ей быть. Ты все решил за нее. Когда она прибежала ко мне вся в слезах, у меня было два желания: рассказать ей все самому и дать тебе по морде.

Майкл оживился и посмотрел на меня удивленным взглядом.

— Она приходила к тебе после того как я…

— …после того как ты лишил ее право выбора. Она искала утешения.

Майкл сильно сжал челюсть и нахмурился. Он тут же отвернул от меня свое лицо и провел по ней ладонью. Я решил сам успокоиться и дать ему дельный совет.

— Друг, у тебя есть реальный шанс жить с любимой женщиной и жить счастливо. Ты сам уничтожаешь себя своим молчанием. Если ты скажешь, от этого никто не пострадает. Даже твое чертово эго. Современная медицина решает многое.

— Пять лет прошло, — пробубнил Майкл. — У нее наверняка семья.

— Позвони и узнаешь, как она живет. Или это сделаю я.

Майкл раздраженно фыркнул и посмотрел на меня.

— Ты решил карму себе подчистить? Свою жизнь не можешь наладить, за мою взялся?

— Моя жизнь тяжелее твоей. Она в вечных поисках и не наполнена шансами. Лишь маленькой надеждой. Ты же способен наладить свою жизнь, надо всего лишь развязать язык.

Я открыл дверь и вышел из салона автомобиля, чтобы сесть в свою. Я нагнулся, прежде чем закрыть дверцу.

— И не потерять еще больше времени, — добавил я.

Весь оставшийся день я провел в отделе. Я был рад большой работе, но мне с каждым днем все тяжелее сконцентрироваться на одном и не перекинуться на мысли об Алисе. Мой мир последние пять лет беспрерывно крутится только вокруг нее. Просыпаясь утром я мысленно задаю один и тот же вопрос: «Как она живет сейчас?». А потом поток второстепенных вопросов, вытекающих из главного: «Улыбнулась ли она утром?», «Чем питается?», «Чем занимается в данный момент времени?», «Думает ли она обо мне?»

Я схватился за голову и глухо простонал. Моя кровь закипает в одно мгновение, мне становится трудно дышать, хочется встать под холодный душ. Это невыносимо. Мой организм настолько измучился и износился, что я уже не в состоянии контролировать себя. Стоит мне снова углубиться Алисой, как со мной начинает происходить чертовщина. Сердце заставляет, а голова противится, потому что здраво осознает, какие последствия несут за собой этот рой мыслей, анализа, самых различных логических операций — потеря контроля, потому что я теряюсь в информации.

Мысли об Алисе медленно меня убивают. Но это единственное, чем я живу. Странная последовательность и логика. Образ моей жизни уже давно невозможно объяснить логическим путем. Я просто схватился за один смысл — поиск Алисы — и продолжаю жить. Я живу лишь в двух случаях — это если Алиса будет рядом со мной или я буду искать ее до конца своих дней. Без этих составляющих я просто существую.

Цель подняться по карьерной лестнице, цель иметь хороший дом, много денег, цель сохранить свое здоровье — это все, к чему стремится нормальный человек. Моя цель найти родного мне человека, потому что без его присутствия в моей жизни все это не имеет никакого смысла. Я неосознанно отдал себя любви, когда вытащил Алису из воды, и теперь страдаю. Отдавать себя только любви — это большая ошибка, потому что кроме объекта своего обожания ты больше ничего не видишь. Доверять свою жизнь любви — категорически запрещено, потому что это явление слишком хрупкое. Хотя, когда любимый человек рядом, нам кажется, что нет ничего сильнее любви. Стоит потерять его, как она становится слабой.

Я как в тумане просидел за своим столом и писал отчеты о проделанной работе. Закончив к девяти часам вечера, выключил технику и покинул отдел. Слабый дождь заставил меня остановиться на крыльце под крышей. Я достал из кармана пальто пачку сигарет и вытащил последнюю. Маленький огонь в зажигалке подарил небольшое тепло моим замерзшим моментально рукам и зажег сигарету между моими губами. Я жадно вдохнул в себя дым и тут же выпустил из легких.

Мои коллеги по очереди выходили из отдела и прощались со мной. Все они спешили домой, и я бы хотел последовать их примеру. Но что меня ждет? Пустая квартира без тепла и уюта.

Мою жизнь переполняет еще кое-что. Это дарит мне иллюзорное счастье и на какое-то время избавляет от душевных мук и боли в сердце. Мечты.

Я часто думал о том, как бы сейчас жил, если бы Алиса не исчезла. Она бы ждала меня каждый вечер с работы. Я захожу в дом и чувствую притягательный запах ужина. Знаю, что она не умеет готовить, но Алиса говорила, что ради меня обязательно будет учиться. Она уже начинала, когда приготовила мне малиновый пирог. Я слышу ее голос. Она разговаривает с Эммой, которая через телефонный разговор помогает ей. Я захожу на кухню, вижу ее светлую улыбку. Алиса стремительно подходит ко мне, запрыгивает и крепко обнимает. Я вдыхаю ее запах, уткнувшись в шею, и ценю этот момент. Чувствую ее сердцебиение и обнимаю еще крепче. Она рядом. Она со мной. Переполняет меня счастьем. И мне больше ничего не нужно в этой жизни. Я приобрел самый редкий дар — быть счастливым с любимым человеком.

Я кидаю докуренную сигарету в темноту. Оранжевая точка размазывается по воздуху и вскоре падает на землю, медленно угасая. Сильно сжимаю челюсть и втягиваю в себя сырой и холодный воздух через нос. Если бы мне когда-нибудь сказали, что я буду жить мечтами, я бы рассмеялся и послал к черту этого ублюдка. Никогда не стоит недооценивать жизнь, потому что она настолько многогранна, что в один момент может перевернуться на любую другую сторону и это окажется сторона вечных мук и терзаний. Придется тогда приложить не мало усилий, чтобы самостоятельно перевернуть ее и изменить весь ход событий. Главное не застрять в этой дерьмовой стороне.

Я застрял.

Моя жизнь чертова трагедия в драме. Хотя было очевидно, что до такого не дойдет. Ну конечно, ведь в прошлом я так рассуждал, потому что Алиса была рядом. Обидно, что жизнь зависима от людей. Множество смертей — это самоубийства, к которому подтолкнул человек. Большинство людей страдают из-за кого-то, а не чего-то.

Жизнь удачна, пока она независима. Мне всего двадцать пять, а уже затравлен зависимостью и муками.

Я направился к своему автомобилю и скрылся в салоне от дождя. Посидел еще несколько минут в мучительной тишине и завел двигатель. Включил фары и поехал в место, где страдаю еще больше.

Глава двадцать третья

Уильям

Захлопнув дверь своей квартиры, я бросил ключи на комод и снял с себя пальто. Планировал включить телевизор, чтобы чувство одиночества не травило душу, но зайдя в гостиную понял, что уже не один.

— Меган?

Она вздрогнула и открыла глаза. Девушка вздремнула, сидя на диване.

— Что ты здесь делаешь? — нахмурив брови задал я волнующий вопрос, ведь мне совсем не ясно, как она тут оказалась, каким образом вошла в закрытую квартиру.

Что еще более важно, она вообще не должна здесь находиться, а сейчас я вижу ее и наполняюсь негодованием.

Меган поправила свои слегка потрепанные каштановые волосы и поднялась на ноги, попутно спуская свою обтягивающую юбку до колен, которая слегка задралась вверх. Она смотрела на меня с растерянностью и волнением, не планируя отвечать на мой вопрос быстро и четко как бы мне хотелось.

— Я… — она облизала свои пересохшие губы, — …мы давно не виделись.

— Что ты здесь делаешь? — снова повторил я свой вопрос уже со стальными нотками в голосе.

Меган нервно сглотнула и начала осматривать помещение. Ее взгляд задержался на доске моего расследования, на которой прикреплены фотографии Алисы.

— Это ее ты упрямо ищешь?

— Не уходи от моего вопроса, — раздраженно попросил я.

Меган снова посмотрела на меня и немного помолчала. Затем ответила:

— Майкл отдал мне ключи.

Я вздохнул и повернул голову в сторону. Мой друг последний ублюдок, потому что нагло вторгается в мою личную жизнь, когда я даю ему лишь свои советы и уже его дело, следовать ли им.

— Я последние пять месяцев только и думаю о том, кто такая Алиса, — заговорила Меган.

Я услышал стук каблуков по паркету и снова посмотрел на нее. Она медленно приблизилась ко мне. Вдалеке ее взгляд казался мне обычным, беспристрастным, свойственный ей. Но вблизи вижу в бездонных голубых глазах спрятанную боль. Я узнаю ее у каждого человека, если посмотрю ему в глаза, потому что тоже самое скрывается в моих.

— Откуда ты знаешь ее имя?

Полные губы слегка вытянулись в мимолетной горькой улыбке.

— Тогда я забрала тебя пьяного из бара и привезла к себе. Уложила тебя спать, укрыла пледом, поцеловала в щеку, и ты произнес это имя. Я думала, у тебя появилась девушка, но ты продолжал периодически приходить ко мне, и мы занимались сексом. Тогда я ничего не понимала, но боялась спросить у тебя напрямую. — Меган снова посмотрела на доску с фотографиями. — Сегодня поняла. Ты говорил, что ищешь человека, но я даже подумать не могла, что это девушка и она тебе…дорога.

Голубые глаза снова впились в меня. Боль в них прошлась лезвием по моим легким, и я глубоко вздохнул. Мне нужно было что-то сказать, но мысли спутались.

— Меган…

— Я знаю, между нами только секс. Но знаешь, — она нервно усмехнулась, — когда я выстроила мозаику и все поняла, стало как-то…не по себе. Словно я лишаюсь чего-то важного и необходимого. Словно я маленькая девочка и добровольно отдаю любимую шоколадную конфету другой девочке, потому что так надо и ей она будет полезнее.

— Я предупредил тебя. Говорил, что никогда не буду принадлежать тебе. Ты была не против такого расклада.

— Год прошел, Уил. — Ее глаза стали стеклянными, но слезы она не выпускала. Голос стал дрожащим. — Я пыталась сопротивляться, но все равно надеялась.

Надежда…это то, чем я живу. Она сомнительна, отчего и мучительна. Зная, как я страдаю, жадно хватаясь лишь за эту эмоцию, чтобы не опустить руки, мне не хотелось такой же мнительной перспективы для Меган. Тем более, когда эта надежда касается меня, я вижу, что у Меган она не имеет успеха и развалится. Моя надежда слепа, потому что я не знаю, найду ли Алису. Я просто ищу и надеюсь.

— Не стоит больше надеяться, — хриплым голосом проговорил я.

Этими словами можно убить человека. Обрести его на вечные муки. Но лучше подобная жестокость, чем лживая надежда. Она будет питать сердце, но в конечном счете сделать только хуже, чем вовремя болезненно ее оборвать.

— Ты даже не даешь нам шанса, — прошептала она и обняла меня, плотно прижимаясь к моему телу.

Я положил свои руки на ее плечи. На что способен человек, когда ему больно? Увы, одного единственного и доступного для всех ответа не существует. Борьба с болью у каждого своя. И какая же у Меган?

Моя задача сейчас не сделать хуже, то есть перестать кормить ее надеждами и освободить. Но я не осознавал, что наполняю ее этой эмоцией. Я не углублялся в чувства Меган никогда. Мы просто утоляли физическую потребность. Я стоял только на этом в отношениях с ней и как наивный идиот думал, что Меган придерживается того же правила, что и я.

— Давай прекратим, — произнес я с легкостью.

Я почувствовал, как Меган сильнее сжала мою талию после этих слов. Ее хватка перекрывает мне воздух. Или же я боюсь себе признаться и это ее боль перекрывает мне воздух? Неужели я ее чувствую? Неужели чувствую хоть что-то второстепенное помимо своих терзаний? Я открылся для Меган именно сейчас, ночью, стоя посреди гостиной своей квартиры, когда весь год был для нее холодным сквозным ветром, который появлялся из ниоткуда и исчезал вне куда. Я просто не хочу, чтобы она страдала. Она по-своему удивительная девушка и не заслужила жестокого отношения. Я не могу сжать ее руку, выпроводить из квартиры и выкинуть в подъезд.

Мы познакомились с ней в допросной. Я допрашивал преступника и готов был уже убить его в той маленькой темной комнате из-за того, что вышел из-под контроля, когда разозлился на его наглую ухмылку. Меган открыла дверь и с каменным лицом осмотрела обстановку. От нее исходил холод и презрение ко всему, что видит перед собой. Она нагло прогнала меня из допросной, со словами, что имеет право на конфиденциальность и разговаривать с клиентами наедине.

Признаться, честно, я сразу возненавидел ее, но не из-за ее наглости. Так уж довелось, что она адвокат, а их я терпеть не могу. Только благодаря им в двадцати пяти процентах случаях процветает коррупция в стране. Меган честный адвокат, но это пока. Она в этой сфере всего два года. Жизнь подтолкнет и не к такому дерьму. Потом у меня получилось разделять Меган, которая со мной и Меган, которая на работе.

А сейчас меня обнимает другая Меган, не та железная леди. Сейчас она уязвима и зависима. Я растопил ее сердце и привязал к себе. Не думал, что такое вообще будет возможным, когда я совершенно отстранённый, холодный и вечно хмурый, без капли заботы о ней. Как Меган вообще что-то почувствовала к такому монстру.

— Давай не расставаться врагами, — взмолилась она и чуть отстранилась от меня, прекращая обнимать.

Я внимательно осмотрел ее смуглое лицо и погрузился в глаза. Меган никогда не занимала позицию той девушки, которая устраивает истерики и обвиняет во всех грехах. Она сдержана и проницательна, и это самые лучшие качества в ней как по мне. Она спокойно анализирует ситуацию. Видимо так и сейчас произошло. Пока она молча обнимала меня несколько секунд, Меган взвесила все факты, все, что есть между нами и поняла, что лучше уйти в сторону, если начали зарождаться чувства только у нее. Я безнадежен. Я не смогу.

— Я и не планировал становиться с тобой врагами.

Она слабо улыбнулась и убрала передние темные пряди за уши.

— Уил, только честно. Ты хотя бы что-нибудь чувствуешь ко мне?

Я вздохнул и поджал губы. После нескольких секунд молчания и обдумывания ответа, я заговорил:

— Я доверяю тебе. Я переживаю за тебя. Я не хочу, чтобы ты страдала. Но я не люблю тебя и никогда не смогу полюбить.

Меган прикрыла глаза, улыбаясь. Кажется, она даже перестала дышать, только бы сдержать в себе слезы и эмоциональный всплеск.

— Поняла. Я тебе друг.

— Прости.

Она энергично помотала головой.

— Все нормально. Мы взрослые люди с устоявшейся психикой. Спасибо за честность.

Меган тяжело вздохнула и снова посмотрела на фотографии Алисы.

— Надеюсь, ты когда-нибудь найдешь ее.

Я промолчал. Ничего не мог сказать на ее пожелание.

— Я пойду. Доброй ночи.

Меган поцеловала меня в щеку и посмотрела с тоской прямо в глаза, будто бы ждала, что я сейчас скажу ей остаться. Поняв, что я не наполнен этим желанием, она удалилась. Я слышал стук каблуков за своей спиной, говорящие о ее медленных шагах, а затем закрывающуюся дверь. Теперь я выдохнул с облегчением.

Я тут же зашел на свою кухню и достал из мини бара коньяк. Налил немного янтарной жидкости в стакан и вернулся в гостиную, захватив его с собой. Остановился перед доской с фотографиями Алисы, засунув вторую руку в карман брюк.

В следующую минуту часы пробили полночь. Я чокнулся своим стаканом с фотографиями Алисы и осушил его одним залпом. Вобрал в себя много воздуха и выдохнул.

— С Днем рождения, любимая.

Глава двадцать четвертая

Алиса

— Что Вы сегодня ощущайте, госпожа Райт?

Я закрываю глаза и погружаюсь в себя. Пытаюсь услышать голос души, который всегда правильно мне подскажет. Но в последнее время она не знает, чего хочет. Она в запутанном положении, как и моя голова. Это сводит с ума, когда ты не знаешь, чего хочешь и что ощущаешь.

Я упрямо стараюсь прислушаться к себе, но слышу лишь тишину. У моей тишины есть звук и это тяжелое дыхание моего супруга, который сидит в углу комнаты позади меня во время моего сеанса с психотерапевтом. Он наблюдает. Всегда и везде. Внимательно изучает. Он как видеокамера прямо над кроватью, на которой я лежу связанная. Так я себя чувствую рядом с ним и на сеансах в его присутствии. Я под его вечным наблюдением и это угнетает, раздражает, добавляет к моему шаткому психическому состоянию еще и состояние фрустрации. Моя потребность понять о себе хоть что-то не удовлетворяется, потому что наталкиваюсь с препятствием в лице своего мужа.

— Пустоту, — сухо отвечаю я, открывая глаза.

Доктор поджимает свои тонкие губы и опускает взгляд, записывая мой ответ в свой блокнот. Он поправляет свои очки, когда те соскальзывают с его носа и снова продолжает писать. Теперь он что-то приписывает к моему психическому состоянию.

— Продолжаем лечение нашим препаратом.

Я сжимаю подлокотники кресла так сильно, что начинают болеть ногти.

— Вы качайте меня этим препаратом уже пять лет. Очевидно же, что он не помогает мне.

Я еле сдерживаю прогрессирующую злость.

— Госпожа Райт, сдвиги наблюдались. Вы начинали спокойно воспринимать свой окружающий мир, образ своего собственного «Я». Вы принимали себя, — спокойным размеренным голосом объясняет мне седовласый доктор, убирая свои очки в карман белого халата.

— Но уже через несколько дней перестала, — немного повысив голос, напомнила я ему.

На мое плечо легла тяжелая рука и слегка сжала ее. Я замерла.

— Дорогая, успокойся. Доктор сам знает, как лучше для тебя. За тебя сейчас говорит твой диагноз.

Мелодичный голос перетекает по моим венам, отравляет организм, подчиняет себе, а последняя фраза бьет прямо по сердцу.

— Мы не кололи тебе препарат уже месяц по твоей прихоти и посмотри, что с тобой стало. Ты огрызаешься, неуправляемость мыслей и непонимание всего вокруг. Даже себя. Ты делаешь себе только хуже. — Его горячее дыхание касается моей щеки. — Надо лечиться, дорогая.

Он оставляет поцелуй на моей щеке и выпрямляется. Я чувствую себя марионеткой, зависящей от его мнения дурой.

— Доктор, колите.

Психотерапевт достает из своей черной сумки шприц с набранным уже в него препаратом. Я даже не знаю, как он называется. Знаю одно — он экспериментальный и финансирует этот эксперимент мой супруг. Я просто обязана без препирательства соглашаться и подставлять плечо.

Доктор поднимается с кресла, приближается ко мне и задирает короткий рукав моего шелкового серебристого халата. Воткнутая игла заставляет меня немного вздрогнуть от легкой боли, но когда доктор начинает вводить в мой организм желтую жидкость, я напрягаюсь и терплю жгучую боль. В мою руку словно вливают расплавленный металл. После последней капли жидкости моя рука немеет, словно металл в нем застывает и холодеет.

Я громко выдыхаю и расслабляюсь, откидываясь как тряпичная кукла на спинку кресла, сильно сжимая ладонью место укола. Стараюсь шевелить пальцами, но это удается с трудом. Что же за химическое взаимодействие в этой жидкости-убийце?

Как я была счастлива, когда не было этих уколов. Препарат в меня вливают каждую неделю. Я вроде как начинаю воспринимать свою личность, внешний мир, перестаю быть вечно раздражительной и ко мне возвращаются эмоции, я начинаю чувствовать тепло к своему супругу. Но есть побочный эффект — я много что забываю из своей жизни. Я могу забыть, чем занималась вчера, и мой супруг мне с радостью все заново излагает. И ему не надоедает. Это показатель его любви ко мне. Но его излишние наблюдения за мной вызывают во мне только негативные эмоции. В общем, я не знаю, как оценивать этот препарат и какие отзывы ему давать. Мой муж обещает мне усовершенствовать его, чтобы у меня не было таких пробелов в памяти, потому что это последнее, что мне нужно. Ведь я совсем не помню период со своего рождения и до восемнадцати лет.

— Все будет хорошо. — Он целует меня в голову. — Господин Доктор, я провожу Вас.

Мужчины выходят из комнаты, и я остаюсь одна со своими неуправляемыми мыслями. Может все-таки хорошо, что мой муж всегда рядом? Он подавляет во мне желание вспоминать свою жизнь, а это приносит мне головные боли. Достаточно того, что он мне обо всем всегда рассказывает. Он подавляет мои неуправляемые мысли и мне становится легче. Или это препарат начал действовать, или это у меня нет устойчивого мнения.

Надолго я не осталась одна. Вернулся мой супруг и сел на корточки рядом со мной.

— Джексон, почему все так? — тихо спрашиваю я его.

Он берет мои руки в свои и покрывает их поцелуями.

— Последствия автокатастрофы. Удар пришелся прямо на твою голову.

— Я пока помню про это.

Я повернула голову в сторону. Почувствовала, как Джексон начинает осыпать нежными поцелуями мои бедра. Я сглатываю.

— Как на счет отдать супружеский долг? — нежно спрашивает он и сжимает мою бедро.

Я сильно вздрагиваю, упираюсь руками о подлокотники кресла и пытаюсь отстраниться от своего мужа.

— Не хочу, — резко выплевываю я и снова расслабляюсь.

Джексону мой ответ не понравился, и он мрачнеет, теряет свое благоприятное настроение. Я не в первый раз наблюдаю такую картину, потому что не первый раз отказываю ему в этом. Ничего не могу с собой поделать. Да, я зависима от Джексона, потому что без него я никто, но физического притяжения у меня к нему нет. С самого первого дня после выписки и на протяжении пяти лет жизни с ним под одной крышей в моих установках ничего не меняется. Я даже не против, если он заведет любовницу для утех, настолько у меня отсутствует желание заниматься с ним сексом.

В моей памяти есть что-то далекое, касающееся нашей близости. Иногда всплывает какой-то образ, но я быстро отмахиваюсь от него. Возможно, это воспоминания из далекого прошлого, до момента аварии, потому что на протяжении пяти лет я не соглашалась. Любовница наверняка имеется.

Иногда задаюсь вопросом, зачем я нужна ему такая. Каждый день я вижу в его глазах сумасшедшую одержимость и страсть, когда Джексон смотрит на меня.

— Я не могу, — заговорила я, чтобы отогнать напряжение, нависшее между нами.

— Пять лет, Алиса. Ты просила дать тебе время привыкнуть ко мне, и я пошел на встречу. Ты просила целый год. Что сейчас не так? Ты не любишь меня?

— Люблю. Я люблю тебя, — без колебаний говорю я. — Просто…я изменилась. Во мне нет этого желания. — Я опустила глаза. — Может помимо своих психических отклонений и амнезии я еще стала фригидной.

Джексон выпрямляется и нависает надо мной мрачной тучей.

— Просто ты меня не хочешь, — жестким голосом поправляет он меня.

Я поднимаю на него виноватый взгляд. Джексон смотрит на меня сверху вниз без какого-либо проявления нежности в глазах. Мне нечего ему сказать, хотя он ждет каких-то оправданий.

— Буду поздно, — грубо бросает он и покидает меня.

Громкий хлопок двери вынуждает меня вздрогнуть.

Да, я не хочу его и никогда не хотела. С нашей самой «первой встречи» в клинике. Но это для меня она первая, поскольку я до сих пор не могу вспомнить как мы познакомились. Моя жизнь началась пять лет назад. Что было до этого периода, я знаю лишь со слов своего супруга. Сама же я не в состоянии вспомнить, а Джексона это даже не расстраивает. Он не спрашивает меня о том, смогла ли я что-то вспомнить, его устраивает та позиция, когда он должен мне обо всем напоминать или рассказывать заново из-за побочного эффекта препарата. Удобная? Или ему просто меня жаль, поэтому я все еще в статусе его жены?

Все пять лет он опекает меня, заботится о моем комфорте и здоровье, а я даже отдаться ему не могу по своей воле. Совершенно бестолковая жена с полной и прогрессирующей потерей памяти.

Пять лет назад.

До этого сплошная темнота перед моими глазами резко наполняется ярчайшим белым светом, который причиняет боль моим глазам. Я открываю глаза и часто моргаю, дабы привыкнуть к новому освещению. В это же мгновенье я начинаю чувствовать запахи — пахнет различными лекарствами, но когда я медленно поворачиваю голову в другую сторону, этот специфичный аромат смешивается с приятным запахом цветов, которые стоят на прикроватной тумбочке, и пока еще размазаны перед моим взором.

Я ничего не понимаю совершенно и от этой неизвестности мне становится дурно.

Я сглатываю образовавшуюся слюну и ощущаю сухость во рту. Облизываю пересохшие губы. Зрение наконец возвращается ко мне и мне удалось, в первую очередь, с ясностью разглядеть силуэт, нависший надо мной. Это был мужчина лет двадцати трех на вид с идеально выбритой щетиной, резкими чертами лица и черными как сама бездна глазами. На нем стильная черная рубашка и идеально выглаженные брюки. Он молчал и внимательно смотрел на меня. Словно изучал и проникал своим проницательным взглядом в самую душу.

Я снова сглатываю и хмурю брови, когда ощущаю резкую головную боль.

— Алиса, — слышу я глубокий, но вместе с тем нежный голос мужчины.

Я подумала, что он обращается ко мне, если помимо меня в этой незнакомой комнате больше никого из женского пола нет. Поэтому открываю глаза и фокусируюсь на нем.

— Ты узнаешь меня?

Я опускаю глаза и начинаю свои мыслительные операции, пытаясь раскинуть в голове имеющуюся в ней информацию, но…есть ли сплошная пустота. Первое чувство, которое я испытала — это дикий испуг. Мое сердце от страха забилось быстрее. Я снова постаралась и напряглась, но тщетно. В моей голове мрак и больше ничего. Будто из нее выкачали все.

Я снова смотрю на мужчину, который напряженно выжидает мой ответ, и только сейчас до меня доходит, что я ничего не помню. В моей голове ничего нет. У меня не получается вспомнить не то что этого мужчину, но и свое имя и возраст. Незнакомец назвал меня Алисой. Получается это мое имя. Это единственное, что мне становится известным и это не приносит мне облегчения.

Я начинаю дышать чаще.

— Я не знаю Вас, — хриплым голосом отвечаю я.

Мужчина обреченно вздыхает. Его плечи опускаются. Он берет стул за спинку и садится рядом с моей кроватью, сцепив пальцы в замок.

Дверь комнаты открывается и входит женщина средних лет в белом халате. Судя по белоснежной комнате, в которой я нахожусь, этой женщине и моему состоянию, я делаю вывод, что нахожусь в какой-то клинике. Хотя бы навык анализировать не растеряла. Надеюсь, мне сейчас объяснят, что произошло со мной, иначе от неизвестности сойду с ума.

— Она узнала Вас, господин Райт? — заговорила женщина, останавливаясь у конца кровати.

Мужчина лишь отрицательно качает головой. Доктор поджимает свои губы, смотрит на меня и после недолгого молчания спрашивает:

— Что Вы можете мне сказать, Алиса? Вспомнили что-нибудь из своей жизни с момента пробуждения?

Я снова капаюсь в своей голове, тая хрупкую надежду, что какое-нибудь воспоминание прояснилось во мраке. Но снова сталкиваюсь с пустотой и откидываю бесполезные попытки.

— Нет.

— Что ж, мы еще понаблюдаем ее неделю, господин Райт. Возможно прошло слишком мало времени и хотя бы некоторые воспоминания вернутся к Вашей жене в течении нескольких дней.

Я застываю, когда слышу последние слова доктора.

— А если нет? — спрашивает мужчина и я кидаю на него мимолетный взгляд.

Женщина вздыхает.

— Тогда мы имеем дело с полной потерей памяти. Оставлю вас. Вам нужно поговорить.

Доктор уходит и тихо закрывает за собой дверь. Я остаюсь один на один с мужчиной, который уже не является совершенным незнакомцем. Он…

— Как ты уже поняла со слов доктора, я твой муж — Джексон Райт, — озвучивает он мои мысли, которые я пыталась подавить.

Слишком резко. Тяжело осознавать, что я оказывается чья-та жена. Хотя, все что мне сейчас откроют, все придется переваривать с особым усилием, при этом подавляя шок.

Я поднимаю на него глаза. Так или иначе я должна узнать все о себе, а этот мужчина сейчас единственный, кто знает меня лучше меня самой. Я внезапно доверилась незнакомому мужчине и готова верить каждому его слову. Я увидела его самым первым, как только открыла глаза и столкнулась с неизвестностью, с пустотой, со страхом и с чувством полной обреченности. Но сейчас, смотря на него, резко понимаю, что он избавит меня от этих гнетущих явлений, поселившиеся во мне.

— Сколько мне лет?

— Восемнадцать.

— Восемнадцать? — удивляюсь я.

— Тебе исполнилось восемнадцать позавчера. Поженились мы месяц назад с благословения твоих родителей. Две недели назад ты попала в автокатастрофу. Наша супружеская жизнь очень молода. — Последней фразе он слабо улыбается, смотря на мою руку.

Я опускаю глаза и только сейчас замечаю обручальное кольцо на своем пальце.

Что же, с моим семейным положением все ясно и в этом плане я могу расслабиться. Но под вопрос встает мысль о том, как мне привыкать к тому, что я замужем. Я снова поднимаю глаза на Джексона и понимаю, что ничего кроме доверия не ощущаю к нему и знания о том, что он мой муж, мне не помогают пробудить в себе те чувства, которые испытывает к своему супругу жена.

— Очень странно знакомиться с тобой заново и вот при таких условиях, — он окидывает взглядом белоснежную комнату.

— Значит я попала в автокатастрофу? — уточняю я, концентрируясь на информации, которую мне дает мой…супруг. В информацию о нашей совместной жизни мне пока углубляться не хочется.

— Да, увы. Я не уберег тебя. — Неожиданно для меня он берет меня за руку, и я вздрагиваю от ощущения горячей кожи на моей холодной. — Прости.

Мое дыхание замирает, когда Джексон смотрит на меня таким взглядом, будто совершил самое страшное преступление и теперь раскаивается, и жалеет о содеянном. Он сжимает мою руку в своих и тянет к губам, нежно целуя. Затем закрывает глаза и трется об нее своей щекой. Я ощущаю легкое покалывание на руке от егощетины, но это даже приятно. Для меня сегодня все будто впервые, даже ощущения и какие-либо касания.

Я смотрю за его действиями слегка расширенными глазами. Меня не пугает его поведение, а скорее удивляет. Джексон такой…нежный и заботливый. За это я его полюбила? Мне придется узнать его заново. Но смогу ли заново полюбить?

Я сглатываю и наконец вспоминаю, что мне стоит сказать что-нибудь.

— В этом нет твоей вины.

Джексон тяжело вздыхает и снова целует мою руку, сжимая ее сильнее.

— Это еще не все. В машине ты ехала вместе со своими родителями. Они…скончались на месте катастрофы.

Его слова ударили по моим дыхательным путям, и я словно разучилась дышать. Меня расстроила новость о том, что кто-то погиб. А после этого пришло резкое, болезненное для сердца осознание, что я никогда не смогу увидеть своих родителей живыми и познакомиться с ними. Я даже не помню, как они выглядят, кто они, какие у нас были отношения. Я ничего о них не знаю и узнаю лишь со слов Джексона. После новостей об их кончине в моей груди не поселилась даже скорбь, потому что я не знаю, по кому скорбеть. Сейчас для меня это совершенно чужие люди, и я не испытываю к ним никакой эмоциональной привязанности.

Джексон встает со стула и осторожно прижимает мою голову к своему животу, пока я нахожусь в своих мыслях и смотрю в одну точку, пытаясь хотя бы что-то почувствовать. Я пустая. Пустой сосуд, который необходимо наполнить жизнью.

Мой супруг нежно гладит меня по голове и гипнотизируя шепчет мелодию.

— Я рядом. И всегда буду рядом с тобой. Я никогда тебя не оставлю.

С этого момента я зависима от этого человека, ведь только он способен наполнить пустой сосуд. Без него я буду тенью, скитающаяся по миру без установок на жизнь, цели, собственного пристанища. Безликой.

Наши дни.

Я закрыла за собой дверь ванной комнаты и расправила постель. Легла на мягкий матрас, на котором меня моментально окутали холодные шелковые простыни, и я скрутилась в позу эмбриона, собирая одеяло.

Прошло пять лет, а я так и не проронила ни одной слезинки в память о родителях. У меня не получается. Даже после рассказов Джексона, я не нашла в своей душе отклик и место для них. Эмоциональная привязанность не образовалась. К тому же по рассказам Джексона, между мною и родителями не было понимания. Я вечно с ними спорила и ругалась, и мой единственный шаг, который понравился моим родителям, — это шаг к Джексону. Наш союз они благословили сразу же, хотя мне не было даже восемнадцати. Так желают родители хорошего будущего для своего ребенка?

Моя душа наполняется тоской и печалью, поэтому я закрываю глаза и пытаюсь заснуть. Когда я в одиночестве, то почему-то всегда думаю лишь о том, что может наслать на душу мрачную тучу. Видимо, мне просто не хватает моей полноценности и независимости, поэтому часто испытываю эмоцию грусти. В целом же в моей жизни все хорошо. Или это я просто хочу в это верить и не бросать вызов судьбе.

Я как слепой котенок в этом большом мире и без поддержки просто не выживу. Моя поддержка — это Джексон. Только вот я должна испытывать к нему массу чувств и быть вечно счастливой, а не видеть в нем поводыря и держаться за него как за спасательный круг. Неужели его действительно все устраивает в нашей семейной жизни? Я же бесполезная жена.

Я не успеваю заснуть, как дверь тихо открывается и в комнату из коридора пробирается приглушенный свет. Я не открываю глаза, и без них понимая, что вернулся Джексон. Его жесткая подошва стучит по паркету. Он останавливается возле кровати и садится на край матраса. Я всем естеством чувствую на себе его пристальный взгляд.

— Джексон? Тебе не надоело возиться со мной? — спрашиваю я безжизненным голосом, так и не открывая глаз.

Я слышу, как он вздыхает, затем гладит меня своей большой ладонью по влажным после душа волосам.

— Я слишком долго добивался того, чтобы жить так, как живу сейчас. А я всегда жаждал, чтобы ты была только моей. — Джексон наклоняется и касается своими горячими губами моей щеки, затем его губы скользят по моему уху, щекоча своим дыханием, и шепчет: — Будь у тебя хоть смертельная болезнь, я никогда от тебя не откажусь и придумаю любой препарат, который поможет мне всегда держать тебя рядом со мной.

Он целует меня в губы и встает с кровати, скрываясь в ванной комнате.

Насколько он любит меня? Хотя не так. Насколько он одержим мною, что принимает любую?

Глава двадцать пятая

Алиса

Счастливому человеку хочется открывать глаза, когда наступает утро. Потерянному в этом мире, который не понимает, для чего он создан и что его вдохновляет на жизнь, желает как можно дольше пребывать в своих снах. Там он может быть кем угодно. Там у него получается все. Но сну свойственно исчезать и сознание вновь подвергается натиску реальности, в которой он впитывает новые моменты для воспоминаний, которые лично я каждый раз, как только открываю глаза, боюсь потерять.

Мое утро начинается одинаково. Я открываю глаза и вижу спящего Джексона. Может по ночам его порой нет рядом, но утром он всегда со мной в постели и крепко обнимает. Обнимает стальной хваткой, что даже сделать глубокий вдох сложно. Собственническая хватка, говорящая о том, что я принадлежу ему и больше никому. Его руки для меня как обволакивающее железо — тяжелые, удушающие. Они даже в спящем режиме Джексона не расслабляются и прижимают к его телу.

Я смотрю на него из-под опущенных ресниц, все еще пребывая между сном и реальностью, когда глаза отказываются открываться, но сознание готовится к полному пробуждению. Темные волосы взлохмачены, скулы напряжены, черные ресницы периодически подрагивают, широкая грудь тяжело поднимается и опускается. Мужские пальцы впиваются в мои ребра, затем в эту же секунду слегка расслабляются. Сон поверхностный.

Прислушиваюсь к себе, к своим мыслям. Это так прекрасно просыпаться рядом с любимым человеком, когда не возникает желания даже вставать с постели и продолжать нежиться рядом с ним, прижимаясь ближе в поисках тепла и ласки. У меня не возникает такого желания утром, когда я вижу Джексона и это неправильно. Мне хочется как можно скорее выбраться из его стальных объятий и свободно вдохнуть воздуха на балконе. Я говорю, что люблю его, а на деле наоборот. Да, я люблю его, в этой фразе есть истина, которую Джексон интерпретирует так, как ему нравится. Я люблю его потому, что он единственный кто сейчас рядом со мной и не оставил погибать в этом огромном мире, который для меня несет одну угрозу. Я боюсь этого мира, потому что почти ничего о нем не знаю.

Я пытаюсь осторожно убрать руку Джексона, но стоило мне немного надавить на нее, как он тут же прижал меня сильнее и уткнулся носом в мою шею.

— Куда ты? — пробубнил он.

— В уборную.

Джексон расслабил хватку и наконец выпустил меня. Я медленно поднялась с постели, хотя так и хочется рвануть как можно скорее и спрятаться в укромном уголке. Утром мне хочется бежать от Джексона как от чужого. Днем я к нему привыкаю. Вечером сильно нервничаю и переживаю, что Джексон снова потребует от меня супружеского долга. Ночью мне уже все равно рядом он или нет. И так по кругу.

И так все пять лет. Хотя с первого дня пребывания в этом доме во мне теплилась надежда, что все изменится, и я стану нормальной, что вновь стану прежней для Джексона. Все стало гораздо хуже. Психическое расстройство, провалы в памяти, незнание собственного прошлого, отсутствие воспоминаний, отстраненность от собственного супруга, который делает для меня все, незнание себя.

Мне тошно от самой себя.

После посещения туалета я естественно не ложусь обратно в постель. Я накинула на себя халат, обула тапочки и отворила балконную дверь. Холодный свежий воздух осени окутывает все мое тело и манит в свои сети. Я выхожу на балкон, закрывая за собой дверь. Солнце светит ярко в голубом пространстве неба, освещая собой все вокруг, но не одаривая теплом. Я опускаю глаза и осматриваю владения.

Раса опала на зеленый ровный газон. Солнечные лучи пробиваются через маленькие капельки и этот союз прекрасен. Складывается впечатление, будто на траве раскиданы драгоценные камни. Садовник уже давно несет свой пост и стрижет громадными ножницами кусты. Второй садовник ухаживает за цветами и защищает более чувствительные к холодной зиме. Я вижу Анну, которая несет одеяло, подушки и плед к большим качелям, на которых я часто люблю проводить время, и создает на них уют и тепло.

Всю красоту сада скрывают высокие ворота, напоминающие мне о том, что в моей жизни свободы мало и, если я и способна выйти за их пределы, то все равно чувствую всем естеством строгий контроль. За ними со второго этажа я вижу весь частный сектор Целендорфа. Особняк Райтов сильно отличается от других домов своей роскошью и своими габаритами. Я вижу, как выходят дети и взрослые из своих домов и идут к главной дороге, по которой начинает проезжать желтый школьный автобус. Совершенно иная жизнь, которая для меня несет неизвестность. Простая и размеренная, в которой можно понять жизнь, потому что отсутствие больших денег заставляет крутиться и выживать.

В Берлине я живу уже пять лет. Нет, по факту больше, лет десять, по словам Джексона. А родилась в Америке, поэтому говорю исключительно на английском. Но моя жизнь началась пять лет назад. То, что было до — темнота. Я каждый день лезу в этот мрак без страха, пытаясь что-то найти, найти себя и свою жизнь в целом, но ничего не выходит. Я лишь слышу, когда о моей прошлой жизни говорит Джексон, но не вижу. Зрительное восприятие работает куда лучше, нежели слуховое. Поэтому я мало что запоминаю.

Я обнимаю себя, когда осенний холод окончательно одолевает меня и решаю зайти в дом.

Джексон все еще лежит на постели и пребывает в своем чувствительном сне. Я тихо открываю дверь и выхожу их комнаты, спускаясь по огромной мраморной лестнице с золотыми перилами вниз, на кухню. Джексон туда никогда не заходит и если он теряет меня в доме, то сразу понимает, в какой части я нахожусь. Для него это место прислуги. Для меня место тишины и спокойствия, где я могу подумать и снова помучить себя. Заставить свои извилины работать. Там я стараюсь вспоминать. На самом деле, это тяжелая работа — искать в голове потерянные воспоминания. Они есть, но в закрытом секторе, который я на протяжении пяти лет ищу в своей голове.

На кухне еще никого нет, и я сама завариваю себе кофе. Наконец-то могу сделать хотя бы что-то сама. Я сажусь за дубовый стол, за которым трапезничает вся «прислуга», как называет этих людей Джексон, и делаю глоток согревающей, немного горькой жидкости. Совсем скоро на языке остается привкус сладости и сливок.

Входная задняя дверь особняка отворяется и на кухню входит Анна. Увидев меня ее серьезное лицо меняется на располагающее выражение. Она улыбается мне, и я не могу не улыбнуться в ответ. Они знают, что я отношусь к ним со всем радушием и передо мной можно не опускать глаза и голову. Я дала об этом знать еще в первый день пребывания здесь.

— Доброе утро, госпожа Райт, — говорит она своим тихим голосом, попутно снимая верхнюю одежду.

Это девушка с черными волосами, стандартной немецкой внешности, но знающая английский. Ей двадцать четыре года, и она старательно работает у влиятельного и богатого человека, чтобы помочь матери выбраться из лап смертельной болезни.

— Доброе утро, Анна.

— Раз уж Вы здесь, то может есть предложение, что приготовить на завтрак?

Я задумалась и представила еду. Но с раннего утра мои вкусовые рецепторы отказываются работать и желать что-то.

— Что-нибудь, — только и отвечаю я, обнимая руками стенки чашки. — И свежевыжатый апельсиновый сок.

Сначала наступает тишина после моих слов, затем я слышу шаги девушки.

— Апельсиновый сок? — осторожно спрашивает у меня Анна, подходя ближе.

Я поднимаю глаза и вижу легкое удивление на лице девушки.

— Да. Что такое? Закончились апельсины?

— Нет. Дело в том, что…у Вас аллергия на цитрусовые, — говорит с опаской, будто считает, что не права, и я сейчас подниму скандал.

По моей голове будто ударили чем-то тяжелым. Сердце сжимается, когда я вспоминаю, что у меня действительно аллергия на цитрусовые, а я забыла. И мне об этом напоминают уже третий раз. В этом доме меня все другие люди знают лучше, чем я сама себя. Это печально. Это обделяет.

Я прочищаю горло и опускаю глаза на свои руки, пряча застывшее в них разочарование над собой.

— Да, точно. Спасибо, — сухо отвечаю я и встаю со стула, покидая кухню.

В груди моментально возникает опустошение, а в следующее мгновение эта пустота заполняется невероятной тоской, когда я вдруг задумываюсь о том, какой я была в прошлом. По словам Джексона — веселой, дерзкой, задорной, страстной, боевой. Не помня себя такую я все равно скучаю по этой жизнерадостной девушке. Сама того не понимая, я оказывается каждый день неосознанно оплакиваю ее. Потому что надежды уже нет. Даже маленькой искорки. Такую Алису не вернуть. Я ее похоронила. Борьба протяженностью пять лет уже бессмысленна.

Мое меланхоличное состояние подталкивает меня зарыться под одеяло и спрятаться от всего мира, который окрасился для меня в серые тоскливые тона, в котором мне плохо. Большую часть своего времени мне хочется спать, потому что только таким образом я способна избежать чертовой, ни коим образом не мотивирующей на жизнь реальности.

Но зачем закапывать себя окончательно, Алиса? Может тебе не стоит стараться возвращать себя старую, а сделать из себя новую?

Внутренний воинственный голос встает в борьбу с моими депрессивными установками, пытаясь вытащить из ямы ипохондрии, сравнимая с холодной могилой.

Этот голос в чем-то прав. Я зациклилась на том, чтобы вернуть свои старые воспоминания, вместо того, чтобы стараться создавать новые и принять свою диковинную жизнь. Я сама окрашиваю ее в серый цвет, заполняю отвратительными тоскливыми и угнетенными мыслями. Я просто не способна воспринимать в состоянии счастливого человека те моменты, когда что-то снова забываю о себе.

Но Джексон говорит, что это временно и препарат скоро станет совершеннее.

Снова остатки здравого рассудка пробуждают меня и буквально бьют наотмашь этими словами, вытряхивая из меня всю дурь, накопившаяся за пять лет. Главное, что Джексон рядом, и он мне всегда поможет, напомнит, он никогда не назовет меня бестолковой и немощной. Он только поддержит меня в моем начинании жить заново. Будто только родилась. Больше мне и ничего не нужно. Больше нет близких людей из прошлого, которых я бы хотела вспомнить. Так что для чего стараться что-то искать в темноте. Я просто заново научусь быть той самой Алисой.

Позитивные мысли, которые пусть я и елейно вытащила из недр своего существования, начинают подпитывать меня силой и желанием жить. Но мне нужна помощь, чтобы поддержать этот проснувшийся во мне позитив.

Вскоре проснулся Джексон, и мы вместе готовились к сегодняшнему дню. Сегодня ему предстоит уехать и заняться делами, поэтому после завтрака я помогла ему собраться.

Я стояла близко к Джексону и медленно завязывала ему галстук, совершая схему манипуляций, по которой долго тонировалась когда-то. Я чувствовала на себе тяжелый изучающий взгляд Джексона и не решалась посмотреть в его черные бездны. Смотреть прямо ему в глаза мне всегда тяжело, будто в них спрятан мой самый главный страх, и я боюсь столкнуться с ним.

— Что тебя потревожило с самого утра? — хрипло спрашивает он.

Я вздыхаю и натягиваю черный галстук. Поправляю ворот рубашки, прикусив нижнюю губу. От внимательных глаз Джексона ничего не спрятать. Он видит меня насквозь, сканирует и выдвигает вопрос или гипотезу о моем состоянии, всегда попадая в точку. Иногда меня пугает то, насколько глубоко меня знает Джексон.

— Я сегодня забыла, что у меня аллергия на цитрусовые. Снова забыла, — призналась я, не поднимая глаз.

Джексон вздохнул и накрыл своими большими горячими ладонями мои щеки, вынуждая посмотреть на него. Я больше не сопротивлялась и подняла глаза. На лице моего супруга спокойствие, а губы слегка натянуты в улыбке. Подбадривающее выражение лица. Оно мне хорошо знакомо.

— Любовь моя, не принимай близко к сердцу каждый свой провал в памяти. Если бы ты увидела перед собой апельсины, то ты бы скорее всего сама вспомнила о своей аллергии, без напоминания. Предметы тоже способствуют тому, чтобы вспомнить что-то. Мы может даже провести эксперимент, если вдруг ты снова забудешь. Будем тренироваться.

Своими словами он заставил меня улыбнуться. Я моментально доверилась ему и увеличила крохотную надежду в груди, что действительно не все потеряно при моем шатком положении.

— Как красиво ты говоришь.

— Все будет хорошо. Я рядом.

Джексон поцеловал меня в лоб и заключил в свои утешающие объятия. Я накрыла легким касанием его широкие плечи, уткнувшись лицом в грудь. Мне спокойно в его объятиях сейчас, чувствую себя в безопасности. Чувствую себя нужной.

Как же сильно я метаюсь между самыми различными чувствами к Джексону — от самых холодных и колючих, до самых теплых и нежных. Мое расстройство психики распространяется и на отношение к Джексону.

Я проводила его до входной двери.

— Погуляй сегодня, развейся, — предлагает мне Джексон, обнимая за плечи.

— Да, тоже думала об этом. Только, пожалуйста, без охраны. Я хочу покоя и уединения, — взмолилась я.

Джексон часто отправляет со мной в город охрану, которая ходит за мной по пятам и не позволяет даже занять скамейку в парке, пока они ее не проверят. Из-за них я возвращалась домой взвинченной и вываливала весь негатив на Джексона, ругая его за такие дурацкие идеи. Только после того как я успокаивалась, пробуждалась совесть и убеждала меня, что Джексон просто очень сильно переживает за меня и боится отпускать одну. Ведь мир для меня был мало знаком. Это сейчас я обучена заново и могу быть самостоятельной хотя бы на улице. Мне не хотелось чувствовать себя совершенно бесполезной, поэтому часто гуляла и много читала. Благо навыков письма и чтения я не растеряла.

— Как скажете, госпожа Райт.

Джексон резко притянул меня к себе, и я врезалась в его тело. Я затаила дыхание, когда он чуть склонился и тянулся к моим губам.

Если привыкать к новой жизни, принимать ее, то привыкать и к мужу. Пять долгих лет я практически не подпускала его к себе и могла позволить ему целовать меня лишь раз в месяц, когда я остро нуждалась в его присутствии, ощущая себя песчинкой в большом мире. Такие моменты у меня тоже бывают из-за расстройства психики.

Джексон касается моих губ своими, и я раскрываю их. Тогда он еще крепче обнимает меня и нежно начинает ласкать мои губы. Не скажу, что мне противно, но тело мое напряглось от неизвестных ощущений. Не было притяжения с моей стороны. Его губы горячие, но для меня почему-то становятся холодными, как сталь.

Джексон целует меня в щеку после долгого поцелуя и шепчет прямо в ухо:

— Я люблю тебя. Безумно сильно люблю тебя, Алиса.

Я прикрываю глаза.

— Я тоже тебя люблю.

Ты нуждаешься в нем, потому что слабая и неспособная ни на что без него.

Эти слова внутреннего голоса режут по сердцу, но я стараюсь игнорировать больные ощущения в груди и улыбаюсь Джексону, закрывая за ним дверь.

Глава двадцать шестая

Алиса

С самых первых секунд после рождения человека на него взваливаются жизненные испытания. Это горькая смесь из боли и страданий, непонимания и безысходности, страхов и сомнений, отчаяния и панических атак, вечных скитаний в собственном внутреннем мире в поисках ответов на один, но такой сложный вопрос: «Почему это происходит?» Человек задаёт его себе всегда, как только его жизнь идёт не так, как ему хотелось бы. Не каждый выдержит натиск всепоглощающего мучительного огня, который любит обжигать именно слабые душевные места, стараясь своими острыми языками добраться до сердца. Множественные ранения приносят невыносимую боль, что подталкивает на мысли покончить с жизнью. Это происходит не сразу, человек начинает погружаться в раздумья, взвешивает свое решение.

Тут на помощь приходит противоположность мраку — светлые воспоминания, говорящие человеку о том, что его может делать счастливым, чего он добился, чего ещё может добиться. Хорошо, если эта сторона жизни имеет силу, заставляющая человека поменять траекторию.

— С Днём рождения, любимая.

Глубокий голос Джексона просачивается сквозь моё подсознание. Я поднимаю глаза выше и смотрю через зеркало на своего супруга, который вытаскивает из внушительной, красной, бархатной коробки ожерелье редкостной красоты.

Уголки моих губ невольно дёргаются, и я показываю наподобие улыбки. Оставляю расчёску на столике, которой уже долгое время расчесывала длинные волосы медного цвета. Собираю их и убираю в сторону, чтобы Джексону было удобно закрепить на моей шее украшение. Многочисленные бриллианты окольцевали её, и я коснулась их подушечками пальцев, медленно скользя по каждому камню.

Руки Джексона лежали на моих плечах и слегка сжимали их. Он смотрел на меня через зеркало не сводя взгляда. Даже когда поцеловал в макушку, не прекращал смотреть и изучать мою реакцию. Кажется, мне становится трудно дышать под тяжестью выпытывающего чёрного взора.

— Спасибо. Очень красиво.

— Для тебя все самое лучшее. Вечером отметим.

Я улыбаюсь в ответ. Джексон оставляет поцелуй на моем плече и даже сквозь шелковую ткань халата я ощущаю жар его губ на своей коже. Ожог.

Дверь закрывается, и я остаюсь одна в спальне. Воздуха словно становится больше, и я чувствую свободу.

Я вслепую нахожу застёжку ожерелья и снимаю его со своей шеи. Открываю ящик стола, где хранятся многочисленные дорогостоящие украшения и оставляю среди них ныне подаренный Джексоном, засунув обратно в коробку. Этот ящик с украшениями стоит больше двухсот миллионов евро. Мои догадки даже не подлежат сомнению. Стоит мне надеть какое-либо украшение из этого ящика, то сразу ощущаю его тяжесть. Джексону нравится роскошь, и он делает роскошной меня. Личная кукла, которую хочется держать в красивой обёртке, дабы скрыть недостатки, внесённые временем.

Светлая сторона жизни помогает справляться с испытаниями. И хорошо, если эта сторона жизни имеет силу больше, чем тёмная, где человек только страдает.

Какая она, моя светлая сторона? Я должна смотреть в настоящем. Она должна быть рядом с Джексоном. Она просто должна быть. Я так роскошно живу, что даже не должна знать про какую-то тёмную болезненную сторону.

Внутренний голос подсказывает, что я могу найти ответ в своей прошлой жизни. В настоящем нет светлой стороны. Я не могу обманывать саму себя. Это слишком тяжело. Обманывать себя и жить иллюзиями, которые способна вырисовывать психика, дабы защититься, я не хочу.

Что-то внутри меня подсказывает, что это не моя жизнь. Я смотрю на себя через зеркало, сосредоточившись на себе, на своих мыслях и на голосе, что я обязана все изменить, а не мириться с тем, что я не помню своей прошлой жизни. Голос мне подсказывает, что я не должна принимать и выстраивать из маленьких кирпичиков новую, чужую для меня жизнь.

Я упускаю что-то важное. Но мысли путаются. Они напоминают мне огромную паутину без начала и конца. Пытаясь что-то вспомнить, я натыкаюсь на эту паутину и кричу, энергично отмахиваясь от нее, потому что душу охватывает паника. Из этого растет леденящий все естество страх. Я просто боюсь вспоминать, боюсь идти в эту непроглядную тьму, которая застряла в моей голове. Новая разновидность фобии.

Я прячу лицо в своих ладонях, больше не в силах ковыряться в своей пустой голове. Потираю глаза, отгоняя напряжение. Несколько дней назад я заставляла себя начать новую жизнь и наплевать на прошлую, в которой наверняка нет ничего важного, как сегодня снова тянусь в этот мрак, где сплошная неизвестность. Мне противопоказано оставаться одной. Прогулка в одиночестве плохо повлияла на мое состояние.

Сидя в парке на скамье, я наблюдала за людьми. Они радовались жизни. Они просто чувствовали себя беззаботными. Я хотела представить себя на их месте, но у меня не получалось. Будто мне запрещено быть громко смеющейся и разговорчивой. Будто я не запрограммирована на это. Не запрограммирована жить счастливо.

Тогда я снова начала представлять себя в прошлом. Фантазировать свой образ. Создавала себя, словно героя какой-то книги. И только в этом случае у меня получилось придумать себе счастливую жизнь.

В этот день я снова потянулась к своему прошлому, заново посчитав, что все-таки там застыло что-то важное, что поможет мне жить нормально.

А может моим скачкам виной мой поставленный диагноз? По словам психотерапевта я ощущаю у себя качества и функции двух личностей: двойственные мысли, чувства, действия. Ощущаю внутренние изменения чувств, у меня неуправляемость мыслей. Возникающие переживания и идеи кажутся больным непохожими на прежние, никогда ранее не испытываемыми. Иногда появляется утрата чувств, исчезает ощущение радости, горя, печали.

Может я просто больна психически и не стоит искать чего-то иного? Каких-то запредельных идей, будто вспомнив я свое прошлое, все изменится.

Я резким движением рук все сметаю со стола на пол. В спальне возникает противный шум падающих предметов. Я кричу, схватившись за голову. Падаю с пуфика на колени, продолжая кричать. Кричу, разрывая связки. Кричу до хрипоты. Кричу, пока воздух в легких не заканчивается. Затем начинаю рыдать, падая на пол всем телом, свернувшись на холодном паркете калачиком.

Я медленно умираю внутри. Разлагаюсь на молекулы, которые не способны воссоединиться заново. Я напоминаю себе неправильную мозаику, детали которой не подходят друг другу. Они взяты из разных коробочек. Цельная красивая картина не получается, как бы я не старалась. Но он все равно твердит мне на ухо: «Старайся, ты идешь в правильном направлении».

Я закрыла ладонями уши, словно так могла заглушить его голос. Но он звучит в моей голове, поселился в моих мозгах, а этим серым веществом я даже не способна управлять как полноправная хозяйка.

Тело подрагивало в судорогах, я перестала чувствовать его. Лежала без движений, ощущая, как тихо скатываются по моим щекам горячие слезы. Лишь смогла проговорить своим дрожащим голосом:

— Я сойду с ума.

Лучше бы я не выжила в той аварии. Такая жизнь для меня мучительна.

Если бы не Анна, вошедшая в спальню с доктором, не знаю, сколько бы еще так пролежала на полу, желая умереть.

Они уложили меня на постель. Перед своим расплывчатым взором я видела Анну, которая ухаживала за мной и заботливо укрывала одеялом мое продрогшее тело. Я наблюдала за тем, как доктор вытаскивает из своего чемодана шприц, а после болезненные ощущения, после которых немеет моя рука, а иногда и одна половина тела.

— Сейчас будет лучше, — слышу я голос доктора словно из-под воды.

Без каких-либо мыслей и ощущений я пролежала несколько часов. Все это время рядом со мной сидел мой лечащий врач и наблюдал за моим состоянием. Видимо, он понял, что я прихожу в себя, когда начала шевелиться и ко мне вернулся здоровый цвет кожи.

— Госпожа Райт, теперь Вы понимаете, для чего необходимо колоть препарат каждую неделю? Без него Вы становитесь неуправляемой. Вы можете навредить себе, потому что мозг перестает функционировать. Вы перестаете воспринимать реальность.

— Вы устроили это с моим мужем, чтобы я наконец убедилась в том, что без этого препарата мне не выжить? — хрипло проговорила я свои умозаключения.

Доктор тяжело вздыхает, снимает свои очки и массажирует переносицу. Спустя несколько секунд молчания он снова смотрит на меня.

— Вам придется смириться с тем, что Вы отныне зависимы от этого препарата.

Я елейно усмехаюсь.

— Мне уже кажется, что он создан лично для меня. Только я его экспериментирую? Мой личный наркотик?

— Ошибаетесь. Люди экспериментировали его еще до Вас.

Я вскидываю брови и смотрю на доктора.

— То есть Вы не отрицаете, что Ваша лаборатория проводит опыты на людях?

Он прочищает горло, опускает глаза и снова цепляет очки на нос.

— Все в рамках закона, госпожа Райт. Отдыхайте, — устало отвечает он и встает со стула.

— У меня к Вам просьба.

— Слушаю.

— Не говорите моему мужу, что у меня был приступ.

Доктор молча смотрел на меня и что-то обдумывал. Вероятно, моя просьба оказалась для него непосильной ношей, ведь он отчитывается перед Джексоном как дрессированный пес — рассказывает каждую мелочь, каждое изменение в моем поведении.

— Хорошо, не буду.

Хочется верить, что он не врет мне. Его обещание настолько пустое для меня, что я еле нахожу в себе веру в него.

Он покидает спальню, и я выдыхаю. Смотрю на потолок и прислушиваюсь к себе. Спокойствие, словно меня накачали тонной успокоительного. Я бы сказала безразличие. Что будет, что я имею сейчас, что было в прошлом — мне глубоко плевать.

Что за жидкость наполняет мой организм? Она делает из меня не разумную, бесчувственную, апатичную и вялую особь, которая сгодится лишь для того, чтобы греть собой матрас кровати и пялиться на потолок.

Что если Джексон этого и добивается? Сделать из меня индифферентный организм.

Пять лет назад.

— Проходи, милая.

Джексон придерживает входную массивную дверь громадного особняка, чтобы я смогла войти. Сразу в огромном холле меня окружило роскошное убранство этого места. Стоило мне поднять голову и увидеть высокие потолки, как сразу моя голова закружилась.

Я стянула с головы голубой платок, продолжая рассматривать убранство вокруг. Мне казалось, я попала во дворец. Гладкая, белая, скользкая плитка под ногами настолько сияет чистотой, что появилось желание снять обувь. Картины по обе стороны от двери окантованы золотой рамой, изображают женщин из восемнадцатого века. Посреди стены, что слева от двери, висит трехметровое зеркало, которое отображает дверь напротив, ведущая, насколько я поняла, в гостиную. Среди холла огромная лестница с золотыми перилами, а две белые колонны с двух сторон акцентируют на ней внимание.

Я вздрогнула, когда Джексон коснулся моих плеч, помогая снять шубу. Ко дню выписки из клиники он привез мне одежду и судя по внешнему виду и качеству товара, денег на нее он не пожалел.

Я чувствовала себя скованной, когда осматривала роскошное убранство вокруг себя. Ощущала себя не в своей тарелке. Вроде как я должна была почувствовать себя комфортно, потому что это мой дом, в котором я проживала с Джексоном до аварии. Должны были всплыть в памяти хотя бы какие-то моменты из прошлого, ведь каждый предмет в этом доме говорит о моем прошлом. Я касалась здесь всего, в каждой комнате ступала моя нога. Это мой дом.

Но как бы я себя не заставляла, как бы не пыталась сконцентрироваться, у меня не получалось ощутить тепло и уют. Все мне кажется здесь чужим, холодным, отстраненным, до жути незнакомым, некомфортным. Как и Джексон. И последнее самое ужасное по сравнению с тем, что я ощущаю в этом доме.

Джексон со спины обнимает меня за плечи и склоняется к моему уху.

— Это наш дом. Его стены пропитаны нашим с тобой счастьем, любимая. Здесь тебе всегда будет хорошо. Здесь ты вспомнишь меня.

Мои губы вздрагивают и выдают наподобие мимолетной улыбки. После его слов, которые Джексон проговорил полушепотом в мое ухо с упованием, я почему-то вместо радости и тепла ощутила в груди удар тревоги, после которого мне стало трудно дышать. Грудная клетка потяжелела от натиска беспокойства, взявшееся из ниоткуда.

Взявшееся от давления и присутствия Джексона.

Мне странно в этом признаваться, но я боюсь своего супруга. Для меня он чужой мужчина, который ожидает от меня женского тепла и любви. Я чувствую себя какой-то пленницей в руках маньяка. Эти мысли буквально подводят меня к пропасти паники. Мне хочется бежать и не оглядываться.

Почему во мне живут эти чувства с момента, как только я увидела его?

— Знакомые места?

Я сглатываю, затем прочищаю горло. Вместо слов, которые отказываются из меня выходить, словно я разучилась говорить под давлением своих самых разнообразных негативных эмоций, я лишь отрицательно помотала головой.

Джексон тяжело вздохнул, и я напряглась. Будто бы неосознанно пугаюсь его реакции, выражающей печаль, когда я снова отрицательно отвечаю на его часто задаваемый вопрос: «Вспоминаешь?»

— Ничего. Я тебе сейчас все покажу. Идем.

Джексон берет меня за руку и ведет в столовую. Здесь накрывали на стол рабочие этого громадного дома. Увидев нас, они остановились и поздоровались. В комнате находились четыре женщины лет двадцати пяти-тридцати на вид в специальной униформе — бежевое прямое платье до колен с белым фартуком спереди и белой косынкой на голове, которая прятала волосы. Одна из них взяла поднос со стола, на котором находился лишь один стакан с апельсиновым соком, и подошла ко мне.

— Госпожа Райт, добро пожаловать домой.

— Благодарю, — сдавленно ответила я, словно у меня пропал голос.

Жидкость как никогда кстати сейчас. Я уже начала протягивать руку к стакану, как Джексон схватил меня на запястье.

— Я обновил рабочий класс и забыл предупредить. Отныне помните, что у хозяйки этого дома аллергия на цитрусовые.

В глазах девушки застыл испуг. Она поспешно извинилась и унесла подношение.

Я посмотрела на Джексона и даже немного улыбнулась. Этот момент стал доказательным тем, что он знает обо мне все. Негативные эмоции слегка рассеялись, и я расслабилась.

Джексон показал мне все комнаты особняка. Самой уютной мне показалась каминная. Громадный камин с колоннами в темном помещении, которая освещается лишь огнем. Рядом с камином кресла-качалки, огромное окно-арка и полки с книгами вдоль всей противоположной от камина стены.

Напоследок мы вошли в комнату, в которой я сразу распознала спальню. Нашу с ним спальню. Нет, не воспоминания мне подсказали и даже не сердце. В этой комнате просто очень много наших фотографий. Для них выделен отдельный угловой стеллаж.

Я подошла ближе и начала их рассматривать. Вот я на его руках в осеннем парке. Вот я с ним обнимаюсь среди красивых цветов. Вот я в свадебном платье и он меня целует.

Я ждала реакции мозга, ведь передо мной картинки из моего прошлого. Я надеялась, что они начнут двигаться в моей голове и начнется визуализация данных моментов, запечатленных на фото. Но ничего. Пустота. Мрак. Как, впрочем, и всегда. Не только отсутствие воспоминаний меня волнует, но и отсутствие трепета в груди. Я смотрю на фотографии, где точно счастливая рядом с Джексоном, но внутри ни капли эйфории и чувств, которые должны пробудиться или даже вовсе не угасать.

Как же тяжело, когда ты пустая…

Я чувствую всем естеством присутствие Джексона за моей спиной. Он дышит мне в затылок и не прерывает моего любования фотографиями. Когда я вздохнула, только тогда его руки скользнули по моей талии. Он осторожно притянул меня к себе и теперь я была прижата к его жесткому телу. Я ощутила себя в тисках.

Да что со мной.

— Ты обязательно вспомнишь меня. Вспомнишь, как сильно я тебя люблю, а ты любишь меня.

Джексон стал осыпать нежными поцелуями мою щеку. Его пальцы на моем животе напряглись, а поцелуи опускались ниже, к моей шее, и приобретали жадный характер.

Я стояла напряженная и всеми силами сдерживала вырывающуюся панику. Мне не нравятся его действия, но так быть не должно.

— Я очень соскучился, Алиса, — прошептал он между одержимыми поцелуями на моей шее.

Его сильные руки с собственнической хваткой легли на мои бедра, а поцелуи смешались с легкими укусами. Паника одолела меня. Помимо этого, я ощутила презрение.

Я резко вырвалась из хватки Джексона и ударилась спиной о стеллаж с фотографиями. Некоторые из них сильно покачнулись и упали на пол.

— Я не могу, прости, — дрожащим голосом проговорила я и сглотнула, не в силах поднять на него глаза.

Все мое тело дрожит от страха. Я не понимаю, что со мной происходит. Меня бросает из стороны в сторону — от одних эмоций, к другим. Я не способна воспринимать реальность происходящего адекватно, продолжая считать, что это не моя зона комфорта. Это чувство усиливается, стоит Джексону коснуться меня.

Касания любимого человека должны носить иной характер. Мне должно быть хорошо и комфортно. Я должна хотеть касаний этого человека. Но почему-то пока боюсь их как огня, будто они так же причиняют боль, дискомфорт.

Не знаю, что сейчас на лице Джексона, какие эмоции, что он почувствовал, увидев мою реакцию. Но его слова и поведение не говорят о том, что ему это жутко не понравилось.

— Прости меня за мою резкость, — проговорил он и накрыл мои щеки своими ладонями. — Конечно я должен дать тебе время на то, чтобы ты привыкла ко мне. За меня сейчас действовала тоска по тебе. Пока ты лежала без сознания в клинике я очень сильно боялся потерять тебя. У меня просто поехала крыша. Прости.

Джексон осторожно притянул меня к себе и обнял, елейно касаясь меня руками, будто боялся спугнуть вновь.

Я поставила себя на его место и поняла его порыв, его чувства. Снова успокоилась и взвалила этот непростой день на то, что это всего лишь начало пути моего восстановления. Через пару месяцев все изменится и Джексон не будет казаться мне чужим. Я не буду бояться его касаний, а наоборот буду принимать их и желать.

Но ничего не изменилось…

Все стало гораздо хуже.

Меня охватил приступ, когда я пыталась что-то перебрать в своей голове. Когда пыталась разобраться со своими эмоциями. Когда пыталась принять свою нынешнюю жизнь, которая до сих пор считается чужой.

Тогда и появились психотерапевт, диагноз деперсонализации, психотерапия, медикаментозное лечение.

Я не здорова и опасна для себя.

Я пуста и ни на что негодна.

Я практически непонятное для самой себя явление.

Я просто пустой сосуд, не знающая, что она хочет и как жить дальше.

И это уже продолжается пять лет.

Наши дни.

Чтобы не портить день собственного дня рождения, я все же решила подготовиться к приезду Джексона. Я взяла себя в руки, буквально заставила себя это сделать и не омрачать хотя бы вечер этого дня.

Я достала из гардеробной красивое, синее платье в пол, которое облегало мое тело. Выпрямила волосы и убрала их за спину. Нанесла макияж, освежив лицо. Надела подарок Джексона. Попросила поваров накрыть на стол и создать романическую обстановку — свечи, приятная музыка.

Я только собиралась спуститься вниз и оценить труд моих помощников, как дверь в спальню отворилась и вошел Джексон. Закрыв ее за собой, он засунул руки в передние карманы своих брюк и вздохнув, начал оглядывать меня с ног до головы. Точнее обглодал меня им как собака свою кость. Взгляд на мне хищный и мрачный. Наверное, я перестаралась с образом и привлекла слишком много его внимания, чего всегда избегала.

— Стол внизу шикарный, — низким голосом подчеркнул он. — Ты выглядишь потрясающе. За эти пять лет ты для меня так еще не одевалась. — В голосе подчеркивается грубая тональность.

Уголки моих губ нервно дергаются. Это маленькое, едва заметное явление показывает большое беспокойство, зарождающееся в моей душе. Чем больше я смотрю на мрачного Джексона, тем сильнее моя тревога.

Джексон начинает шагать в мою сторону. Эти медленные шаги оттачивают мои нервные окончания. Я стою на месте, словно обездвиженная.

— Соскучилась по мне? — спрашивает он, когда встает передо мной на расстоянии в несколько сантиметров.

— Конечно, — отвечаю я, стараясь сохранить призрачное, рассеивающее под натиском страха, спокойствие.

— Тогда поцелуй, — требует он.

Я сглатываю и быстро отбрасываю растерянность. Встаю на носочки и невесомо касаюсь его губ. Ощущаю запах элитного коньяка.

Джексон грубо хватает мой затылок и врезается в мои губы жестким поцелуем, вторгаясь языком в мой рот, нагло раскрывая им губы. Я морщусь и нахожу силы оттолкнуть его, надавливая руками на грудь.

— Ты выпил, — озвучиваю я свои наблюдения с недовольством.

— Выпили во время совета директоров за твое здоровье. Мои подчиненные выразили уважение к жене своего босса.

— Понятно, — только и отвечаю я.

Настроение праздновать отпало слишком быстро. Я дольше настраивалась и заставляла себя встать с постели.

Джексон убирает выбившую прядь волос за мое ухо и хватает за талию с той же грубостью.

— Скажи, что ты любишь меня.

Я заставляю себя смотреть в его бездонные черные глаза, в которых читается только безумство. Они перекрывают мне воздух.

— Я люблю тебя.

— Я тебе не верю.

Он снова впивается в мои губы и пока Джексон не сковал меня в свои тиски, я успеваю вновь оттолкнуть его, освобождаясь от него.

— Что ты хочешь!? — не сдерживаюсь я и вскрикиваю. Знаю, что его лучше не выводить из себя, но больше не в состоянии оставаться хладнокровной.

— Тебя я хочу и твоей гребаной любви! — орет Джексон в ответ с ненавистью.

Он обхватывает мою шею мертвенной хваткой и впечатывает в стену. Из груди выбирается весь воздух. Вместо страха я чувствую злость и сжимаю его запястье, впиваясь в смуглую кожу ногтями. Каково черта он начал так обращаться со мной сегодня?

— Мое терпение на исходе, дорогая супруга! — шипит Джексон возле моих губ.

Его хватка на моей шее становится сильнее и в меня уже с трудом поступает воздух.

— Кто я для тебя?

Я молчу, сжимая губы. Это сильнее выводит Джексона из себя.

— Кто я, мать твою, тебе!

— Мой муж! — хрипло кричу я.

— Почему ты так холодна ко мне? Что я всегда делаю не так? Почему ты не принимаешь меня!?

— Я не знаю! Оставь меня! Хватит!

Джексон силой кидает меня на постель. Моя голова кружится, когда я бьюсь ею о матрас.

— Даже с пустой башкой без воспоминаний ты не принимаешь меня. Что мне еще сделать.

Он бормотал это, пока я пыталась прийти в себя. Его слова имели какое-то значение, они откликались в моей голове, а сердце жадно хваталось за них. Я обязана их запомнить и как следует проанализировать.

Матрас подо мной зашевелился, а после я ощутила тяжесть на себе. Когда я осознала, что онпытается сделать, тут же панически начала вырываться и кричать не своим голосом.

— Джексон! Прекрати! Не нужно!

— Ты выводишь меня из себя снова и снова! Ты моя и я могу делать с тобой все, что захочу!

Глаза застилают слезы. Силы мгновенно кончаются.

В течении всей жизни каждому человеку только и хочется, чтобы она у него прошла без шторма. Но так не бывает. Ты живешь и не подозреваешь, что произойдет с тобой завтра.

Я попала в автокатастрофу, и моя жизнь разделилась на до и после. Ничего не помню, но понимаю и знаю одно — я хотела жить счастливо. Что было до — не помню. Что есть сейчас — это и есть шторм, отнимающий размеренную и такую желанную жизнь.

Чувство опустошения нахлынуло слишком резко после того урагана, что разрастался внутри меня из смеси обиды, злости и полного отчаяния. Я лежала на помятых простынях в позе эмбриона, как бы защищая себя, но уже поздно. Защищать уже нечего. Я ощущала себя никчёмной, не способной даже подняться и отстоять свою честь демонстративным словесным потоком, в содержании которого будет унизительное дерьмо в адрес того, кто посмел в силу своего статуса так отвратительно обойтись со мной. Ни статус, ни одержимая любовь к человеку не оправдывают такого ужасного поступка.

Я ничего не могла. Просто лежала в одной защищённой позе и тихо плакала. Простыня под моей щекой впитала в себя уже прилично моих слез. Но для тирана, который курил перед открытой дверью балкона, уже ничего не нужно. Он получил, что хотел и мне даже защищаться нет смысла. Поздно. Я позволила ему изнасиловать меня. Что самое страшное — в глазах общества и полицейских это будет нормально. Муж устал ждать и просто заставил свою жену отдаться ему.

Какое падение нравов. Какое унижение…

Слезы бурным потоком полились из глаз, когда мой взгляд упал на порванное платье, которое валялось на полу. Полная идиотка. Готовилась, наплевала на свое неуравновешенное душевное состояние после приступа, только бы в очередной раз не расстраивать супруга. Хотелось подарить ему покой и счастливый вид, которому он всегда был рад.

Больно…

Он приблизился к кровати, на которой я лежала холодная и беспомощная, с треснувшей окончательно душой, и стал разглядывать.

— Не устраивай драматических сцен, любимая. Все было в рамках приличия.

В его голосе ни капли вины и сожаления. На его бесстыдное лицо даже смотреть не хочется.

— Я никогда тебя не прощу, — прохрипела я.

Он сел на край кровати и заправил прядь моих волос за ухо.

— Ты все преувеличиваешь. Это обычные отношения между мужем и женой.

— Я не хотела этого! — зажмурившись закричала я.

Душа распадалась на части.

— Зато я хотел, — мрачно произнес он.

— Ты эгоистичный ублюдок.

Он сжал мои волосы на затылке в свой кулак и резко склонился ко мне. Я перестала дышать, продолжая жмуриться.

— Замолчи, любимая, — процедил он в мое ухо. — Не выводи меня, не буди во мне зверя.

Джексон выпустил меня из своей хватки, накрыл моё поруганное тело одеялом и скрылся в ванной комнате.

Теперь я зарыдала, прижимая ко рту одеяло, дабы заглушить звуки моего вселенского отчаяния.

Человек, которому я доверяла, который стал для меня защитной бронёй, который не оставил меня в этом пугающем меня мире, которого я не помню, превратился в того, кого я отныне презираю и боюсь.

Что самое ужасное — мне некуда бежать, мне негде искать спасения от него. Я в клетке, в которой сижу добровольно в силу своей бесполезности.

Нет выхода. Приходится жить дальше, но только с добавлением тяжести на душе.

Глава двадцать седьмая

Уильям

На моем столе зазвонил мобильник. Звонивший прервал мою работу, с которой я сосредоточено возился с самого утра. Ненавижу бумажную работу, но это важная составляющая всего следственного процесса и как бы офицерам это не нравилось, именно за правильные бумаги, помимо раскрываемости дел, нам начисляют зарплату.

— Слушаю.

— Приветствую, Хилл. Как жизнь?

— Дерьмово. Ты пропал на четыре месяца, — без энтузиазма заговорил я.

— Ну извини, за три недели дела не делаются, сам должен понимать. В этой же сфере служишь.

Я зажмурился, сжимая переносицу, и тяжело выдохнул.

— Может успокоительной травки тебе попить? — шутливо порекомендовал мне мой собеседник, понимая через телефонный разговор, в каком я отвратном состоянии.

— Тебя я забыл спросить, что мне нужно! — огрызнулся я. — Ближе к делу, шутник недоделанный.

Мой собеседник рассмеялся в трубку.

— Ладно, не ругайся. Как ты и просил, я долгое время искал девушку по имени Алиса Коллинз в Бостоне. Нашел их пять тысяч. Но ни одна не подошла к внешности нужной.

— Я понял. Спасибо что не отказал в помощи.

— Обращайся.

Я сбросил вызов, кинул мобильник в сторону, в кипу бумаг, и закрыл лицо ладонями.

Даже уже надежды не ощущаю в груди. Когда мне звонят с очередными подобными новостями, я не задерживаю дыхание и не жду с диким сердцебиением результатов поиска. Уже на автомате жду, что миссия провалена и ее в этом городе нет.

В Бостоне ее искал мой однокурсник, которого после выпускного определили туда. Я попросил его об этой услуге, и он без раздумий согласился мне помочь, поскольку я сам неоднократно выручал его. Мне приходится просить помощи у своих коллег, которые, к счастью, распределены по разным углам страны, поскольку один просто физически не способен проверять все намеченные мной города, в которых пытаюсь найти Алису.

Она может быть где угодно. Как говорит Майкл, я ищу иголку в стоге сена. Так и есть, не отрицаю. Но если бы у меня не было мотивации искать, то я бросил бы поиски после первого неудачного года. Я жажду найти ее, потому что без нее моя жизнь пуста. Она без смысла. Каждый человек ради этого и живет — найти смысл, найти свое место, найти свое счастье. Двух важных составляющих у меня нет для полноценной нормальной жизни, поэтому продолжаю ковыряться в мерзкой липкой смеси, подготовленной самим дьяволом, чтобы найти важные артефакты, поддерживающие мою жизнь.

Я встаю из-за стола, выхожу из кабинета и решаюсь выйти на улицу, чтобы подышать. Уже на крыльце достаю из кармана кожаной куртки пачку сигарет и прижимаю одну между губами. Старательно пытаюсь прижечь кончик, защищая колыхающийся огонь зажигалки от ветра. После двух попыток у меня получается, и я втягиваю в себя терпкий дым. Выпускаю его из себя и осматриваю все перед собой.

На еще совсем недавно безмятежном небе большими кучами собрались хмурые свинцово-серые тучи и поглотили в себя солнце. Утром была ясная погода и благодаря ей создавалось впечатление, словно и на душе стало легче. А сейчас будто на землю обрушится ливень, как на меня обрушилось отчаяние.

За пять лет я превратился в агрессивного, грубого, пассивного человека. Что со мной будет, если еще через пять лет я не найду ее. Я чувствую, что ослабеваю. Душой и физически. Не факт, что смогу прожить без нее хотя бы еще пятнадцать лет. Теперь понимаю, почему совершенно психически и физически здоровые люди находят выход через окно — до краев поглощает отчаяние, потому что в жизни нет смысла.

Я спускаюсь по лестницам крыльца и ощущаю на лице капли дождя. Выхожу за ворота отдела и бросаю окурок в сторону. Мне необходимо пополнить хотя бы физическую энергию кофеином, поэтому собираюсь посетить кофейню, расположенную недалеко от места работы.

— Уил.

Услышав знакомый голос за спиной, я нахмурился. Я не мог поверить в то, что за мной сейчас стоит рыжеволосая бестия, которую я не видел уже пять, прошедших словно в аду, лет.

Я обернулся и все же увидел перед собой Вивьен. Она широко улыбалась мне и лениво махала рукой в знак приветствия. Увидев дорогого человека, который занимает особое место в жизни и с которым связана вся моя прошлая жизнь, в груди даже потеплело. Это тепло разогнало застоявшийся дикий холод внутри меня.

Мы заняли столик в кафе, находящийся неподалеку от моего отдела. Вивьен сидела напротив меня и с аппетитом поедала круассан с шоколадом внутри, запивая его латте.

— Со вчерашнего вечера ничего не ела, — пробубнила она с полным ртом, убирая назад рыжие пряди пальцами, которые не испачканы шоколадом.

Я улыбнулся и отпил американо из своей чашки.

— Какими судьбами в Чикаго? — начал я разговор с прямого вопроса.

Вивьен тщательно вытерла свои руки и губы салфеткой. Затем сделала два больших глотка из своей чашки. Она так долго занималась всем этим, что я невольно подумал о том, будто Вивьен оттягивает момент ответа, прокручивая его в голове. Словно сама в него не верила.

— Майкл позвонил, — наконец ответила она, не поднимая на меня глаз.

Её голос тихий. Счастливое лицо внезапно накрыла тень печали. Её благоприятное настроение быстро сменилось на противоположный характер, стоило ей подумать о своей первой любви.

Я задумался. Почему-то не был удивлён этому порыву моего друга. Неделю назад у нас состоялся разговор, в котором фигурировала Вивьен. После моих слов о том, что он может опоздать и так ничего и не исправить, Майкл решил задуматься и начать действовать.

— Ты с ним уже виделась?

Вивьен отрицательно помотала головой и наконец подняла на меня глаза.

— Я два часа назад приехала из аэропорта. Позвонил он мне два дня назад. Представляешь, как мало времени мне понадобилось, чтобы прилететь из Нью-Йорка в Чикаго по велению сердца. Сопротивлялась как могла.

— Оправдываешься перед собой?

Вивьен тяжело вздохнула. Вытащила салфетку из салфетницы и начала щипать из неё маленькие кусочки, складывая эти кусочки в горочку перед собой.

— Да. Ты даже не представляешь какая борьба велась внутри меня. Борьба разума и сердца. Я сама надеялась на холодный рассудок и безразличное сердце. Но когда снова слышала у себя в голове его отчаянный, с отсутствием жизни голос, который раздался в телефоне, я чувствовала, что разум сдавался горячему и все ещё любящему сердцу. Когда я приняла вызов неизвестного номера, то услышала лишь одну фразу, наполненную мольбой: «Приезжай ко мне».

Вивьен говорила все это ровным голосом, продолжая двумя пальцами рвать маленькие кусочки от салфетки. Это можно назвать психологическим приёмом — во время тяжёлого разговора сосредоточиться не на чувствах, а на другом деле, как, например, у Вивьен — осторожно рвать салфетку.

— Надеюсь на этот раз он не струсит и все тебе расскажет.

Вивьен резко подняла на меня заинтересованный взгляд, застыв и в следствие чего прекращая рвать салфетку.

— Ты что-то знаешь?

— Он мой друг, я знаю все. Но ни о чем не проси меня. Я не имею права влезать. Вы должны все сами решить. Даю тебе только подсказку, которую ты используешь, если он снова засунет свой язык в задницу — есть секрет, и если Майкл его раскроет тебе, все решится. Дави, проси, если он снова поведет себя как кретин.

Это все, что я могу ей посоветовать перед предстоящим разговором с таким непростым и скрытым человеком как Майкл.

— Мне страшно, — прошептала Вивьен и оставила свое «увлекательное» дело окончательно.

— Он все тот же, только немного повзрослел.

Виви усмехнулась.

— Мы все повзрослели. — Вивьен посмотрела на меня каким-то виноватым взглядом. — Ты…ищешь? — осторожно спросила она.

Теперь понятно, почему Вивьен смотрит на меня с виной и сожалением. Она решила задеть больную для меня тему.

— Ищу. — Мой кофе совершенно остыл, и я отодвинул чашку в сторону.

— Тебе не хватает её.

Это очевидно. И эту очевидность подметила Виви, поскольку это не было вопросом. Мне настолько её не хватает, что это сравнимо с чувством жажды, с отсутствием жизненно важного элемента в организме, без функционирования которого он медленно умирает.

— Мне тоже, — заговорила она грустным голосом после моего пятисекундного молчания. Виви все прочитала на моем отрешенном лице. — Я нашла настоящую подругу, которой у меня никогда не было. Когда Алиса пропала, возникла какая-та пустота. Одиночество захлестнуло. Я лишилась некой поддержки. Мне очень сильно не хватало её, когда Майкл решил окончательно порвать с нашими ненормальными отношениями. Очень жёстко порвать. Он сказал, что я ему надоела.

Вивьен нервно усмехнулась и отвернула лицо в сторону. На её глаза навернулись назойливые слезы. Пальцы сжимали оставшуюся салфетку.

Я сжал челюсть, чувствуя неудержимую злость на друга.

— Почему ты не приходила ко мне, чтобы заглушить боль? Я тоже умею слушать.

Вивьен шмыгнула носом и пожала плечами, уставившись на свои дрожащие руки. Салфетку она так и не отпускала, словно видела в ней эмоциональную поддержку.

— У тебя была своя боль.

Я ничего не мог сказать. Эта боль сейчас внутри меня и только разрастается. С момента потери Алисы, я ничего не видел вокруг, ни о чем не думал кроме поисков.

— Насколько надо любить человека, чтобы вот так жить после того, как этот человек пропал из твоей жизни?

Иногда я сам боюсь своей любви к ней. Дикая, опасная, мучительная. Разновидность любви, когда тебе необходимо, чтобы любимый человек всегда был рядом. Только тогда живёшь нормальной жизнью. А самое худшее, что преследует меня, это ощущение, будто Алиса ждёт меня, ждёт спасения. Я всегда её спасал, а сейчас не могу…

— Слишком дико и неудержимо. В принципе, ты сама знаешь, каково это.

Вивьен прикусила нижнюю губу и опустила глаза. Она достала из кармана мобильник и посмотрела на экран. Засовывая его обратно, она тяжело вздохнула.

— Через двадцать минут он будет ждать меня рядом со своей машиной возле отдела. Я сейчас умру от волнения.

Вивьен наконец бросила салфетку и начала поглаживать шею. Я накрыл ее свободную руку своей, стараясь успокоить.

— Не паникуй. Все пройдет гладко. Если он сделает тебе больно, то без раздумий приходи ко мне. Я напомню ему, что такое страх перед смертью.

Виви посмотрела на меня с теплом и улыбнулась.

— Я скучала.

— Я рад, что ты здесь.

К нашему столику неожиданно кто-то подошел. Я поднял глаза и увидел перед собой Меган. Она в свою очередь смотрела на мою руку, которая накрывала руку Вивьен.

— Меган? Что ты здесь делаешь?

Вивьен подняла голову, когда поняла, что мы уже не одни, и оценивающе оглядела ее.

— Зашла выпить кофе. Разговаривала с подсудимым у вас, — твердым голосом ответила она.

— Я, пожалуй, пойду, мне пора, — заговорила Виви. — Увидимся.

— Да, удачи.

Я смотрел вслед удаляющейся Вивьен и мысленно умолял своего друга не наделать очередных глупостей.

— Я присоединись к тебе?

Голос Меган прервал мои раздумья о ситуации моих друзей, будто я совершенно позабыл о том, что она находится здесь.

— Да, конечно.

Меган села на место Виви и ей в эту же секунду принесли чашку американо. Официант убрал кусочки салфетки со стола, которые нарвала Вивьен, и удалился.

— Кто это с тобой был?

— Моя подруга детства.

— Понятно.

Она осторожно отпила из своей чашки, стараясь не обжечься о горячий напиток.

Последний раз мы виделись с Меган неделю назад, когда у нас состоялся тяжелый разговор. Сейчас я не понимаю, о чем с ней говорить. У нас и раньше практически не было общих тем для разговора, если только о работе, то сейчас вовсе пустота и пропасть между нами, которую создал я. Иного выхода у меня не было.

Пока я находился в своих мыслях, не понимал, насколько пристально меня изучает в данный момент Меган.

— С каждым днем тебе все хуже и хуже. Это отражается на твоём внешнем виде. Мне больно смотреть на тебя.

— Ну так не смотри на меня, в чем проблема.

Осознав, что я сейчас сказал, резко поднял на Меган глаза. Она растерянно улыбнулась и сделала глоток из своей чашки.

— Прости. Прости я не хотел грубить, — искренне проговорил я.

— И в характере тоже. Ты стал более раздражительным, вспыльчивым. Ты не видишь грани между своими эмоциями. Кроме негативного в тебе больше ничего не осталось. Ты губишь себя. Может тогда лучше тебе остановиться? Может лучше постараться забыть её, нежели искать.

Я резко ударил ладонями по поверхности стола, прерывая поток этих бессмысленных слов, проговариваемые Меган. Она вздрогнула и словно перестала дышать, сдерживая страх передо мной. В груди образовалась ярость, которая заставляла меня смотреть на нее сейчас как на врага. Люди, спокойно проводившие время в кофейне, устремили свое внимание к нашему столику, пытаясь понять, в чем проблема. Официанты замерли и контролировали ситуацию.

— Не смей вмешиваться в эту часть моей жизни, — грубо заявил я и поднялся с мягкого кресла, шагая к выходу.

Возможно сейчас я был сильно груб с Меган, чего она не заслужила. Но я не в состоянии сдерживать себя, когда кто-то лезет в мою жизнь и в мой выбор как проживать эту жизнь. Ненавижу, когда мне навязывают свое решение, будто я должен жить так же, как бы выбрали другие, будь они на моем месте. Единственный человек, перед которым я способен сдержаться в подобных ситуациях — это моя мать.

Я приезжал к ней в Майами три месяца назад, когда получил отпуск и не понимал, что мне делать с этими днями. Их было целых пятнадцать. Если бы я остался в Чикаго, то точно бы запил и выходил из своей квартиры только за дополнительной выпивкой. Когда мне предоставляется свободное время, я не понимаю, что мне с ним делать, куда направить, на что потратить. Если я остаюсь без работы, то мысли об Алисе начинают разъедать меня словно кислота до самых костей. Душу буквально наизнанку выворачивают, а сердце в груди не знает куда деться от этого поднявшегося урагана отчаяния.

Чтобы выжить и не оказаться в могиле из-за большого количества алкоголя, я решил поехать к матери. К тому же она меня целый год умоляла взять отпуск и приехать к ней.

Я ужасный сын и этим все сказано.

Но я просто не мог заставить себя вернуться в Майами. Там много воспоминаний. Они нападают с каждым шагом, в любом месте — в моем доме, во дворе, смотря на соседский дом, на берегу лазурного океана, рядом с домом смотрителя маяка. Куда не посмотри — везде Алиса. Там даже воздух пропитан ею. Несомненно, это самые яркие и счастливые воспоминания с ее участием в моей памяти. Но переживать их в одиночестве, понимая, что Алисы нет рядом со мной, и я не знаю где она, что с ней и как живет — они становятся невыносимыми, блокирующими воздух. Когда они всплывают в моей памяти, я не понимаю, куда мне деться. Эти воспоминания как непрекращающаяся волна, которая топит тебя в глубине океана, не позволяя всплыть. И ты умираешь там без воздуха.

Умоляющий и сломленный голос мамы в телефоне все же пробудил во мне голос совести и этот голос заставил меня поехать в место, где я родился и переживал самые разные эмоции.

Там мне приходилось занимать себя всем, чем угодно. Много занимался спортом, помогал матери по хозяйству, часто сидел с ней и разговаривал ни о чем. Только бы не сдохнуть от печали. Майами стал для меня тоскующим местом. Хватало ночей, когда мне хотелось взвыть от безысходности.

Я не спал в своей спальне, а занимал гостевую, в которой когда-то спала Алиса. Да, отсюда давно пропал ее персиковый аромат, постельное белье пахнет ландышем и на подушках не остались ее блондинистые волосы. Но я и без этого чувствовал здесь сохранившуюся ее ауру. Светлую, со сладким ароматом, нежную, такую необходимую для моего жизненного пропитания.

Что творится со мной в доме бывшего смотрителя маяка мне вовсе тяжело объяснить. Два года назад родственники старика выставили дом на продажу, и я немедля выкупил его, только бы не лишиться места, где Алиса стала моей. Это наше место, где мы так часто признавались друг другу в любви.

Я бродил по дому, внутри которого осела пыль и позволял воспоминаниям овладеть мной. Здесь так много Алисы, что я слышу ее голос, ее смех.

«Я нуждаюсь в тебе».

Стоит мне услышать эту фразу, как я начинаю задыхаться и немедленно выхожу из дома. Мое тоскующее состояние мгновенно меняется на яростное. Я начинаю злиться на самого себя. Ненавижу себя за то, что не способен найти ее. Я всегда спасал ее, такова моя судьба. Я должен всегда спасать ее. И потому Алиса наверняка и сейчас ждет спасения и нуждается во мне, а я даже сделать ничего не могу. Я ору в пустоту и не понимаю, почему все так складывается. Меня сводят с ума различные предположения и куча вопросов. Где она? Что с ней? Почему она не пытается связаться со мной? Что, черт возьми, происходит вокруг нее и с ней!?

Это невыносимо.

Мама под конец отпуска видела мое подавленное состояние и решила внести свое лепту, вторгшись в мое личное пространство. Она умоляла меня оставить эту затею, умоляла забыть Алису, ведь я только мучаю себя и свожу с ума. Я сдерживал себя в узде как мог. Непозволительно кричать на ту, которая вырастила меня в трудный период одна, отдавала свои силы и время. Даже если мама лезла слишком глубоко и в запретную зону, я давил в себе гнев до последнего. Когда уже не мог терпеть, то просто встал из-за стола и покинул ее.

Если бы она только знала, что поиски Алисы стали моим смыслом жизни, то наверняка бы расплакалась и умоляла вылечиться в психушке от этой зависимости. Она до сих пор не может принять тот факт, что я безумно люблю Алису, что она стала моей потребностью. Раньше она просто не была в восторге от Алисы, теперь же она проклинает день, когда Алиса приехала в Майами и заселилась по соседству.

Никто не заставит меня отступиться. Меня никто не поддерживает в моем решении, кроме Вивьен. Поэтому после рабочего дня я поехал к ней, когда она отправила мне адрес своего временного проживания в Чикаго. Я поехал к ней не только потому, что она адекватно воспринимает мое рвение найти Алису, еще я хотел узнать о том, как прошла ее встреча с Майклом. Позже я поговорю и с ним и сравню два взгляда, направленных на одну и ту же ситуацию. Кто какой вывод взял с разговора и как поступает дальше.

— Не понимаю, зачем тебе снимать квартиру, когда ты можешь просто пожить у меня, — озвучил я свою идею, когда Виви наливала мне чай, а я сидел за столом и осматривал убранство.

— Слушай, я даже не подумала. Завтра же переезжаю к тебе.

Я усмехнулся и качнул головой. Она поставила две чашки на стол и села рядом со мной.

— Уговаривать тебя не пришлось. И ты серьезно налила мне чай?

— Да. Что такого?

— Обычно в это время я пью коньяк.

— Обычаи меняются с сегодняшнего вечера.

Я был немного удивлен. Возможно, приезд Вивьен даже пойдет мне на пользу, и я немного поменяю свой образ жизни. Честно признаться, мне этого самому хочется, поэтому даже спорить и отстаивать что-то не стал.

— Ладно, поговорим за чашкой чая. Как прошел разговор? — начал я без прелюдий.

— Ну, он признался мне, рассказал о своей проблеме. Мне не пришлось его заставлять. За все время нашей встречи, а это примерно минут сорок, говорил в основном он. И слово «извини» Майкл произнес столько раз, сколько не произносил за двадцать пять лет своей дерьмовой жизни.

Я усмехнулся.

— И что ты надумала?

Вивьен вздохнула, задумалась и пожала плечами.

— Не знаю, но когда я увидела его, во мне не пробудилась злость, хотя должна была, ведь Майкл причинил мне большую боль. Вместо нее я застыла от чувства теплоты внутри, будто вернулась в место, которого мне так не хватало. Мой разум затуманился, когда Майкл смотрел пристально прямо в мои глаза. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Из этого следует вывод, что я все еще его люблю. Но… — Вивьен оживилась и вышла из своего транса, когда вспоминала встречу и словно погрузилась в нее заново, чтобы передать мне все свои чувства в точности, — …пусть помучается. Я не собираюсь кидаться на его шею. Пусть добивается, если так нужна ему. Подумать только! Все решил за меня!

Ее позиция меня порадовала.

— Ты все правильно решила.

— А как же мужская солидарность?

— Она не работает, когда твой друг ведет себя как говнюк. Думаю, в женской солидарности работает та же система.

— Истина. Кстати, а кто была та девушка в кафе?

Я вздохнул и отпил теплой жидкости из своей чашки, ощущая привкус ягод на языке.

— Знакомая, — ответил я, не поднимая глаз.

— Если ты осуждаешь себя за то, что с кем-то встречался, при этом разыскивая свою первую любовь, то не стоит, — принялась она меня успокаивать. — Мы не роботы и нам необходимы некоторые ощущения и чувства.

— Мы не встречались. Не были парой. Был просто секс.

— О-у, это…и она знала об этом?

— Знала и принимала. Но я закончил это. Пора прекращать вести себя как животное.

— А кто она?

— Адвокат.

— Можешь дать мне ее контакты? Может понадобятся. Вдруг захочу посадить Майкла за отвратное отношение ко мне.

Я посмеялся. Вивьен будто намеренно переменила тему и не стала углубляться в мои отношения с Меган, будто сразу увидела на моем каменном лице, что мне тяжело рассказывать о данной части моей жизни.

— Ее зовут Меган Адан.

Вивьен нахмурилась, повторяя имя.

— Странная фамилия.

— Французская. Видимо отец француз.

— Ты даже не знаешь, кто ее отец? — выгнув бровь спросила она.

— Нет конечно. Я ничего о ней не знаю. Она что-то рассказывала, но я пропускал мимо ушей.

— Какой ты дерьмовый человек, — шутливо отозвалась она, качая головой и цокая языком, словно осуждающая бабка.

И это действительно так. Я отвратительный человек.

Вернусь ли я к прежнему себе, когда найду Алису? Не хочу, чтобы она видела меня таким.

Глава двадцать восьмая

Алиса

Я сидела на специальной мягкой кушетке с откинутой слегка спинкой. Мои руки покоились на животе, а грудь размеренно приподнималась при дыхании. Мои глаза закрыты. Голова пустует, никаких мыслей.

— Госпожа Райт, сконцентрируйтесь на себе. Нам сейчас важно понять, какие источники стресса Вас окружают, дабы избавиться от них и продолжить лечение.

Бессмысленное лечение…

— Возможно имеется какой-то травматический опыт, который лучше всего осознать и пережить, иначе Вы просто выстроите блок вокруг своего сознания и ни о каком прогрессирующем лечении не может быть и речи.

Я сглатываю. Напрягаюсь всем телом, после чего расслабление, к которому я долго готовилась, чтобы моя терапия прошла успешно, разбилось на разные кусочки как стекло, когда в него бросили камень. Этот камень — слова доктора и просто его присутствие. Он изрядно начинает меня раздражать, от чего пробуждается ярое желание выпроводить его из комнаты с криками и кулаками.

Так я вела себя три недели. После того самого случая, когда Джексон подло поступил со мной, хотя я бы сказала мерзко, погано, гнусно…Я могу продолжать этот список бесконечно. В общем, его дурной поступок, не подвластный объяснению и прощению, повлек за собой кучу последствий, из-за которых последующие три недели моей жизни прошли не самым лучшим образом — эти дни протекли как кошмар наяву.

Я заперлась в комнате и никого к себе не подпускала. Лишь периодически ко мне заходила Анна и приносила еду. Только ее я могла принимать и позволять заходить ко мне. Аппетит у меня появлялся, а это значит, что мне не хотелось голодной смерти.

В целом я не впала в депрессию и не собиралась наложить на себя руки. Мне нравилось находиться в уединении и заниматься своими делами. Я даже почти не думала о том, что Джексон взял меня силой.

Но стоило ему показаться передо мной, когда он заходил ко мне в комнату без приглашения и стука на правах мужа, мое уравновешенное эмоциональное состояние скатывалось в непроглядную бездну. Вот тогда на меня накатывали трясущий страх, неконтролируемая агрессия, паническая атака. Я швыряла в него все, что только под руку попадалось. Кричала, обзывала самыми гнусными словами. Совершенно не контролировала свои действия и даже не заметила бы его смерти, если бы мои действия перешли границу.

Однажды я набросилась на него столовым ножом, которым разрезала бекон во время завтрака. Если бы не его сила, которой он остановил меня скрутив руки и оттолкнув в сторону, после чего я споткнулась и лежала на полу около часа, оплакивая свою участь, то точно воткнула этот нож в его сердце и продолжала бы вонзать в него это оружие, пока сама бы не окрасилась его кровью.

Это не безумие. Это отчаяние. Когда уже нет выхода, то прибегаешь к крайним мерам. Когда разум и сердце уже пропитаны этой меланхоличной эмоцией, то уже не отдаешь отчета своим действиям. Когда ты мертв внутри, тебе уже нечего терять. Кода ты бессмысленное существо, над которым издеваются и властвуют, — плевать на все предрассудки, ты просто пытаешься выжить и сохранить крупицы достоинства и чести.

— Алиса? Вы меня слышите?

Что еще более важно, я не позволяла приближаться к себе даже этому доктору, когда он заходил ко мне вместе с Джексоном. Они пытались вколоть в меня этот чертов препарат, который делает только хуже. Подавляет во мне все. И я догадываюсь, что даже воспоминания.

Без этого препарата в моей крови, я начинаю чувствовать себя. Себя настоящую. Снова слышу свой внутренний голос. Чувствую, как работает разум. Когда я набросилась на Джексона с практически бесполезным столовым ножом, во мне что-то екнуло, словно это дежавю. Будто что-то подобное уже было.

— Госпожа Райт?

Я медленно открываю глаза. На меня обеспокоенно смотрит доктор, приспустив свои очки на нос.

Я бы и дальше продолжила придерживаться своей позиции — не выходила бы из комнаты и никого к себе не подпускала, если бы не шантаж Джексона, подвергший меня в шок.

«Если ты сейчас же не позволишь доктору войти и начать терапию, я вышвырну из своего дома твою подружку из низшего класса. Как ее там? Анна?»

Я еще больше возненавидела его за это решение и шантаж. Я никогда не ощущала к Анне безразличие и холод, я помню о ее непростой семейной ситуации и просто не могла позволить Джексону так поступить с ней. Жестокости во мне нет. Я настолько хорошо отношусь к Анне, что подавила в себе инстинкт самосохранения и шагнула в глотку дракона.

— Есть стресс. Есть травматический опыт, — тихо ответила я доктору. — Стресс — это мое настоящее, это вся моя жизнь, которую я помню. Травматический опыт — это мой муж. Я ненавижу его. Что мне делать? Как с этим дерьмом справиться, господин Адан?

Доктор с усилием сглотнул и снял свои очки, принимаясь протирать их кончиком своего белого халата. После нескольких секунд этого дела, который он начал для обдумывания своего ответа, доктор снова нацепил их на нос и поднял на меня глаза. Он сделал это с таким трудом, будто ему стыдно и больно смотреть на меня.

— Алиса…

— У Вас есть дочь? — прервала я его и приподнялась на кушетке, принимая сидячее положение.

Он слегка растерялся, затем все же взял себя в руки и ответил:

— Есть.

— Вы бы пожелали ей такой жизни? Когда каждый день — это пытка. Когда ты просыпаешься, смотришь на человека, который спит рядом, и умираешь от дикого желания убежать от него. Но я не могу. Кто я без него? Что со мной будет без него? — Я ударила себя по груди ладонью. На глаза навернулись слезы. Эмоции накатывали. — Буду никчемной возле мусорного бака! Я ведь ничего не умею! Ничего не знаю! Я буду никем! Моя жизнь — она не моя! Она не принадлежит мне! Она принадлежит ему! Он управляет ею! Управляет мною! Чертовы нити на моем теле! Его руки в моих мозгах управляют извилинами!

Мои крики наполняли все пространство. Я взъерошила волосы, когда имитировала руку Джексона на моей голове. Я кричала как безумная и теряла контроль над своими эмоциями, а мой доктор ничего не предпринимал. Он сидел напряженный и смотрел на то, как я мучаюсь в огне негативных эмоций. Смотрел с болью и виной. Он словно чувствовал себя виноватым в том, что сейчас происходит со мной, но не мог этого исправить. Будто он так же, как и я, — заложник ситуации.

— Я ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу!

— Замолчи, любимая.

Он произнес это спокойным безэмоциональным голосом, но я все равно услышала из-под своих криков и замерла, замолчав. Этот ненавистный мне голос прозвучал мрачно и властно, заглушая мои крики, что выбирались прямиком из оцарапанной его когтями и медленно умирающей души.

— Препарат, — снова послышалось за моей спиной.

Доктор поднял на него свои уже пустые глаза. Гнетущее молчание и их переглядывания действовали на мои нервы. Мне хотелось сорваться с места и как можно скорее убежать. Желания оказались сильнее моих страхов.

Я бросилась бежать, но не прошла и метра, как тут же оказалась в крепкий руках Джексона. Он сжимал меня не жалея сил, настолько жестоко, что стало трудно дышать. Стараться вырваться было бесполезно.

— Я не хочу! — отчаянно выкрикнула я. — Прошу! Не надо!

Я кричала это не Джексону, а доктору, понимая, что смогла коснуться его сердца, которое раньше казалось мне каменным.

— Милая, посмотри какая ты без него. Отвратительное поведение. Ты больна и тебе он необходим, — равнодушно проговорил он. — Я сказал препарат! — Теперь он заорал. — Иначе на вопрос, есть ли у тебя дочь, ты будешь отвечать: «Нет».

Я замерла в его руках, уставившись на господина Адана расширенными от шока глазами. Джексон снова удивил меня, но не в приятном смысле. С каждой секундой мне еще больше хочется бежать от него и уже плевать на свою участь. Уже плевать на благополучное существование — я хочу жить.

Господин Адан сначала смотрел на Джесона со страхом, затем его зеленые глаза накрыла ненависть. Он молча поднялся с кресла и подошел к своему чемодану, вставая к нам спиной. Когда повернулся через несколько секунд, в его руках уже был шприц с препаратом.

Я заплакала и даже не поняла, как это произошло.

Доктор подошел ко мне, приподнял рукав белой футболки и сделал точку прокола спиртовой салфеткой. Джексон крепко прижимал меня к себе, не позволяя шевельнуться. Хотя я даже не пыталась уже вырваться, до сих пор пребывая в шоковом состоянии. Я смотрела на своего доктора с сожалением и принимала его выбор. Он же не в силах поднять на меня свои глаза. Наверняка мужчина сейчас чувствует жуткую вину передо мной и стыдится своего поступка.

Игла проколола мою кожу, затем я начала ощущать, как мою руку заполняет холодная болезненная жидкость. Чем больше я пытаюсь бороться с Джексоном, тем дальше скатываюсь на дно и впадаю в отчаяние.

— Вот так, моя хорошая. Теперь у нас все будет хорошо.

Джексон целует меня в макушку. Я обмякла в его руках, когда препарат был полностью пущен в мой организм. Он взял меня на руки и понес в неизвестном направлении. В полубессознательном состоянии ощутила под собой мягкие простыни, затем я быстро отключилась.

***

Утро выдалось тяжелым. Я еле оторвала свою голову от подушки, но продолжала сидеть в постели. Массировала виски, затем снова жадно хваталась за нее, словно пыталась оторвать как самый большой дефект в моем теле, причиняющий самую ужасную боль.

Голова разрывалась на части, а внутри нее вихрь непонятных и нелогичных мыслей. Они так быстро крутились, что я не могла ухватиться хотя бы за что-то, не то чтобы разложить все по полочкам и не сойти с ума.

— Что такое, милая?

Голос Джексона. Матрас подо мной зашевелился. Его рука легла на мои плечи, а губы коснулись моего виска.

— Очень сильно болит голова, — с трудом прохрипела я, не открывая глаз, продолжая держаться за голову.

— Скоро пройдет. Я попрошу принести тебе обезболивающее.

Джексон поднялся и зашагал по комнате. Я приоткрыла глаза и увидела его перед зеркалом, старательно завязывающего галстук. Смотря на него, что-то четкое начинало вырисовываться в памяти. Будто я с ним ругаюсь.

— Мы ругались? — решила спросить я у него и не мучиться самой.

Джексон тяжело вздохнули повернулся ко мне лицом, затягивая галстук.

— Увы, родная.

— Что случилось? — испуганно спросила я.

— Ты заподозрила меня в измене. Я поздно вернулся с работы в день твоего рождения и тебя накрыло.

— Ничего не помню.

Джексон приблизился ко мне и поцеловал в макушку.

— Такое лучше даже не вспоминать. — Он сел на корточки и взял мои руки в свои. — Просто знай, что мне никто кроме тебя не нужен.

Джексон поцеловал мои руки и поднялся.

— А какое сегодня число?

— Двадцать третье ноября.

— А когда был мой день рождения? — растерянно спросила я.

Джексон тяжело вздохнул и погладил меня по голове.

— Тридцатого октября.

— Что?…

Я впала в оцепенение. Из головы выбило больше трех недель жизни, потому что я также мало что помню, что было до тридцатого сентября.

— Я обязательно помогу тебе все вспомнить, но сейчас… — Джексон посмотрел на свои наручные часы, — …мне нужно бежать.

Он снова поцеловал меня в макушку и удалился. Джексон относится к моим провалам в памяти слишком спокойно. Будто это не угнетает его так же, как и меня. Будто ему это не надоедает. Он просто смирился или ему нравится такое положение?

Мой мобильник завибрировал на прикроватной тумбочке. Я приняла звонок от неизвестного номера.

— Слушаю.

— Госпожа Райт, доброе утро. Вы сегодня записаны к нам на косметические процедуры. Скажите, Вы приедете?

Я коснулась своего лица, затем сухих и ломких волос. Хорошо, что администратор перезванивает клиентам и напоминает о записи. В моем положении это необходимо.

— Да, буду. Напомните мне куда и во сколько? Секунду, только найду бумагу и ручку.

Лучше перестраховаться.

Я встала с постели и босыми ногами направилась в соседнюю комнату, которая оборудована под кабинет Джексона. В столе я нашла раздвижной ящик и решила, что там найду бумагу. Я вытащила ее, прижимая мобильник к уху плечом. Достала ручку из набора и попросила девушку назвать адрес и время.

Я сбросила вызов после любезных благодарностей администратора и задвинула ящик обратно. Но замерла, когда увидела там какой-то мобильник. Снова выдвинула ящик, на этот раз медленнее, будто совершаю какое-то преступление, и осторожно взяла мобильник в руки. Он совершенно не похож на новые модели, которые выпускают сейчас и первый вопрос, который всплыл в моей голове: «Зачем Джексону хранить такое старье?»

Мобильник еще и оказался рабочим. И когда я разблокировала его, то сразу на экране вместо рабочего стола показались заметки с каким-то содержимым.

«Ты появился в моей жизни именно тогда, когда я перестала видеть в ней смысл. Я искала неведомое мне душевное состояние, которого никогда не испытывала, и появился ты…»

— Госпожа Райт, Вы будете завтракать?

Я резко заблокировала мобильник и спрятала его в ладони, опуская руку вдоль туловища. В дверях стояла незнакомая мне девушка лет тридцати на вид. Неужели и некоторую прислугу забыла?

— Да. Напомни мне, как тебя зовут?

— Я новенькая. Начала работать только сегодня. Мое имя Сью.

После этих слов она тут же удалилась накрывать на стол. Я сильнее сжала мобильник в руке. Во мне боролись противоречия. Я должна была вернуть его на место, но внутри меня разрастался конфликт мнений. Все же я не подавила в себе желание забрать его с собой и разобраться с ним после завтрака, при этом даже не чувствуя угрызений совести, словно это принадлежит мне.

Я переоделась и спустилась к завтраку. Когда Джексона нет с раннего утра, я трапезничаю прямо на кухне среди прислуги и поваров. Эта утренняя атмосфера давала мне больше энергии, чем обычный скудный завтрак с Джексоном за огромным столом в столовой.

Я осмотрела рабочий класс, который передо мной не стеснялся завтракать. Передо мной сидела главная по дому, которая занимается всеми вопросами. Остальные сидели от нас подальше.

— Мадам Джонсон?

Она тут же оставила свою еду и подняла на меня глаза, готовая выполнять любое мое поручение.

— Да, госпожа Райт?

— А где Анна?

— Господин Райт уволил ее вчера.

Я нахмурилась в недоумении.

— За что?

— Подробностей не знаю. Сказал, что плохо выполняет свои обязанности.

— Где она теперь?

— Я не знаю, — растерянно ответила она, наблюдая за тем, как сильнее я становлюсь рассерженной.

Анна важный человек для меня, и я не могу отнестись к ее увольнению с безразличием.

— Ладно, приятного аппетита Вам, — успокоила я ее и покинула кухню.

Думаю, мне стоит поговорить на эту тему с Джексоном.

Я вернулась в спальню, закрыла дверь на ключ и достала мобильник из-под подушки. Снова открыла записи и наконец смогла прочитать содержимое полностью.

«Ты появился в моей жизни именно тогда, когда я перестала видеть в ней смысл. Я искала неведомое мне душевное состояние, которого никогда не испытывала, и появился ты. В моих глазах ты сразу принял облик надежного, спокойного, уверенного и сильного парня, который спас меня не только от океанских волн, но и от моих мрачных мыслей, шепчущих мне покончить со всем. Мое сердце мгновенно почувствовало, что ты родной. Я смотрела на тебя и знала, что мы знаем друг друга всегда — вчера и завтра, в прошлых и будущих жизнях, одно мгновение и целую вечность. Когда я оказывалась в твоих объятиях, то моментально меня накрывало чувство защищенности. Время замирало, мысли останавливали свой бесконечный поток, исчезала вся внешняя суета и моя внутренняя тревога. С тобой всегда спокойно и есть только вера в счастье. С тобой я научилась улыбаться искренне, дышать полной грудью и ощущать полную свободу. Я дышала по-новому, не ощущая никакого напряжения в душе. С тобой я стала смелее. Внутри меня выработался стержень. Ты подпитывал меня необходимой энергией и сделал сильнее морально. Благодаря тебе я теперь знаю, каково это чувствовать и отдавать себя любви без остатка. Моя душа настолько подпитана этим прекрасным чувством, что даже на расстоянии несколько тысяч миль я все равно буду чувствовать тебя — твое дыхание, твой запах, твои прикосновения. Ты стал моим лекарством. Именно ты то самое душевное состояние, в котором я нуждалась»

Я медленно опустила мобильник вниз от своего лица, задумавшись над каждым написанным там словом.

Кто это написал?

Для кого это написано?

Чей это телефон?

А самое главное, для чего Джексон хранит это у себя? Какую ценность эта вещь для него предоставляет?

Глава двадцать девятая

Джексон

Я ненавижу ее.

Ненавижу за то, что она отравила собой мою жизнь.

Ненавижу за то, что она существует.

Ненавижу каждую частичку ее тела, ненавижу ее глаза, смотрящие на меня без капли тепла и любви. В них один сплошной холод, будто меня всего замуровали в айсберг.

Ненавижу ее сладкий персиковый запах, не вдохнув который хотя бы один день, тут же мой организм начнет требовать этого пропитания. Настолько одержим этим ароматом, что подарил его ей во второй же день ее новой жизни без воспоминаний.

Но обожаю ее страх, в восторге от ее беспомощности. Без меня она — ничто. Без меня ее жизнь пуста и бессмысленна. И я наслаждаюсь от того, что моя обожаема супруга сама об этом прекрасно осведомлена.

Ненавижу ее гордыню, но обожаю мрачную подавленность духа, которая внутри нее разрастается с каждым днем. Я жду день, когда она окончательно падет к моим ногам. Этого я жажду — сломать ее, лишить любой малейшей надежды, только бы свое исцеление она видела лишь во мне.

Три года назад.

— Нельзя вот так давать ей препарат, когда тебе захочется. Тем более вот так часто! — с эмоциями отозвался доктор Адан, когда я вошел в его лабораторию посреди ночи и потребовал новую дозу препарата для Алисы.

Когда он посмотрел на меня мрачного и недовольного, Дамиен тяжело вздохнул. Он снял свои очки и надавил на переносицу.

— Ты убьешь ее. Сам понимаешь, во что вкладываешь деньги. Этот препарат очень сильный. Его способности настолько велики, что он просто может убить мозг! Я все рассчитал. Чтобы не повредить всю мозговую деятельность и, чтобы при этом девушка ничего не вспомнила, я делаю ей уколы раз в неделю. Все, Джексон! Я только два дня назад накачал ее этим препаратом!

Дамиен сдерживал свое недовольство от моей просьбы как мог. Он спокойно пытался донести до меня, что я не должен злоупотреблять препаратом и колоть его Алисе в любой удобный для меня случай. Но сложившаяся ситуация меня не радует, поэтому мне необходимо, чтобы Алиса как можно скорее забыла о том, что я сотворил с ней сегодняшней ночью без ее дозволения.

Я сделал один угрожающий шаг по направлению к доктору. Я был непреклонен. Мне плевать, что там станет с ее мозговой деятельностью. Мне важно, чтобы Алиса видела во мне хорошего и понимающего мужа, который сдувает с нее пылинки.

— Препарат, — потребовал я низким голосом.

— Джексон…

— Немедленно! — рявкнул я.

Он вздохнул и открыл ящик стола. Оттуда вытащил колбу с необходимой желтой жидкостью, при виде которой мои глаза загорелись. Этот препарат для меня как наркотик — я зависим от него, потому что в основном он делает мою жизнь ярче и прекраснее. Доктор Адан собрал нужное количество в шприц и нехотя передал его мне.

Я выхватил его и засунул в свой карман.

— Не забывайся, доктор Адан. Твое благополучие зависит от меня. Когда я что-то требую от тебя, ты немедленно, без препирательств делаешь это. Понял?

— Понял, — пробубнил он.

Я покинул лабораторию, а после все здание. Оно построено как частная клиника, но эта верхушка меня никак не интересует. То, что мне необходимо, спрятано и создается в подвале. Клиника зарегистрирована именно на доктора Адана, и она работает, принимает пациентов. Считается даже лучшей в Берлине. Об остальном знать никому не суждено, кроме нескольких проверенных людей, которым я как следует набил рот бумажками, благодаря которым их жизнь стала лучше.

Я занялся этим запретным делом, а именно созданием экспериментального препарата, который блокирует воспоминания, еще за год до того, как Алиса попала в автокатастрофу. Я не знал, выживет ли Алиса или нет. Мне просто нужно было избавиться от ее родителей. Но удача оказалась на моей стороне. Алиса восстановилась в клинике и какое было мое счастье, когда мне сообщили, что у нее полная амнезия.

Я планировал накачать ее этим препаратом, который помог бы ей обо всем забыть, но все оказалось намного проще, когда я рискнул и подрезал тормоза в машине Даниэля.

Я придумал достойную легенду: поменял фамилию, перевез ее в Берлин, обустроил особняк так, словно оно всегда было нашим общим гнездышком. Трудностей не возникло. Препарат же использовал для того, чтобы она уж наверняка ничего не вспомнила.

Далее я внушил ей, что она больна психически, когда у Алисы впервые случился приступ панической атаки. Доктор Адан подобрал нужную болезнь — искажение восприятия, — и Алиса поверила.

Она верит, что я помогаю ей, что благодаря мне она вылечится и все вспомнит. Я же просто делаю ее удобной для меня. Своей марионеткой.

Моя мечта сбылась. Она видит свое спасение лишь во мне.

Алиса лежала на полу прямо в сорочке в позе эмбриона, когда на нее лилась вода из душа.

— Вставай.

— Пошел вон, — елейно прохрипела она, содрогаясь всем телом от остаточных рыданий.

Я питаюсь ее жалким видом, ее беспомощностью, ее обреченностью. Становлюсь свирепее и сильнее.

Я выключил воду и сел рядом с ней на корточки. Достал из кармана пиджака шприц и воткнул иглу в ее предплечье. Алиса вздрогнула, но на большее у нее не хватило сил. Она даже не сопротивляется и это не может не радовать меня.

Когда-то она была гордой и готова была плюнуть в мое лицо. Теперь же лежит у моих ног и понимает, что ей некуда бежать. Даже если она будет помнить о том, как я беру ее силой, Алиса не уйдет. Лишь станет ненавидеть меня, а это в ней будет лишним. Поэтому я сотру эти моменты из ее памяти, заблокировав еще некоторые, поскольку препарат не сверхъестественный и не способен удалять что-то конкретное, и снова буду наслаждаться тихой Алисой, которая не представляет своего существования без меня.

Наши дни.

Я безумен, и я это знаю.

Я сумасшедший, псих, помешанный на ней.

Я когда-то полюбил, а она нет. Алиса смотрела на меня как на заботливого брата, который никогда не причинит ей боли, но никогда не смотрела на меня как на любящего мужчину, готовый порвать за нее любого, кто только прикоснется. Осознание, что Алиса не хочет меня и презирает, довело меня до безумия. Я не получал того, чего так жаждал и это превратило меня в одержимого маразматика, который выстроил в голове идеальный план, подводящий к тому, что я уничтожу эту гордячку. Пренебрежение мной, ненависть ко мне и презрение — стали ее ошибкой.

Она виновата в том, что разбудила во мне сумасшедшего зверя, который пленит ее в клетке и будет издеваться так, как только ему прикажет его извращенный разум.

Она виновата в том, что я одержим ею.

Она виновата в том, что я стал таким, коим являюсь сейчас — психопат, помешанный на ней, с манией медленно уничтожать ее. Это мой фетиш — смотреть на то, как ее поглощает отчаяние, как непоправимость жизни подавляет ее и вгоняет в тотальное уныние.

Она не станет счастливой в полной мере. Я буду давать ей счастье и надежду, затем резко отбирать их и снова толкать на колени, которые она разбивает о несокрушимое отчаяние. Снова подниму, чтобы затем заново толкнуть ее в пропасть безутешности. И так по кругу. Она страдает, а я счастлив.

А могло бы быть совсем иначе, ответив она мне взаимностью.

Сильнее меня добил факт, что в Майами у нее все же кто-то завелся. Найдя в ее старом мобильнике заметку и прочитав ее…каждое слово разбивало мое уравновешенное состояние. Каждое слово, написанное ею и не адресованное мне, пробивало во мне дыру. Осознание, что она кого-то полюбила и так трепетно отзывалась о нем в неотправленном письме, погубило мои последние крупицы здравомыслия. Ярость, чувство несправедливости, ненависть — усилились во мне в разы. Я стал хуже и беспощаднее. Сердце очерствело окончательно. Мне хотелось слышать хруст ее костей в прямом смысле этой фразы.

— Позволь я озвучу тебе свое любопытство? — заговорил доктор Адан за моей спиной, когда я наблюдал за лишенной сознания Алисой.

— Слушаю тебя, — низким голосом отозвался я, склонив голову в сторону.

Она для меня как исключительное, редкое искусство в одном экземпляре. И мое сердце ликует от того, что этот единственный экземпляр в моих руках и больше никому не принадлежит.

— За что ты так с ней?

Мои глаза горели восторженным победоносным огнем. Этот огонь горел внутри меня с момента, как я понял, что Алиса моя, когда она лежала в клинике, а мне сказали, что у нее сильное сотрясение и, возможно, она никого не вспомнит, даже себя. И тогда я понял, что она в моей полной власти.

С той минуты я стал ее личным демоном, отравляющий ее жизнь, для которого она стала любимой игрушкой.

— За то, что она испортила мою жизнь, — ответил я, продолжая смотреть на нее с ненавистью.

— Как же она могла это сделать? — недоумевал Дамиен.

— Своим существованием.

— Джексон. — Доктор приблизился ко мне и встал рядом. — Не хочу влезать в твои дела, но позволь я все же скажу. Остановись, пока не поздно. Ты убиваешь ее. Ты играешь с самым главным органом в ее теле — с мозгом. Препарат экспериментальный и ты прекрасно осведомлен о побочных эффектах. В будущем могут возникнуть проблемы. Ты можешь вызвать самые различные заболевания головного мозга и просто убить ее. Ради того, чтобы колоть эту адскую смесь в нее, из-за нас полегло десятки людей во время проверки препарата. Остановись.

Я усмехнулся, когда он закончил свою «трогательную» речь.

— Смотрю ты трусить начал? — сказал я, посмотрев на него. — Совесть внутри проснулась? Но ты же помнишь, ради кого помогаешь мне и создаешь эту адскую смесь, как ты отозвался?

Дамиен усиленно сглотнул и опустил глаза в пол, принимая поражение. Он понял, что каждое слово, которое он проронил, просто полетело под мои ноги, и я их растоптал как самый дрянной неудавшийся продукт.

Я снова посмотрел на безмятежно спящую Алису.

— Просто заткнись и продолжай выполнять свою работу. Создавай препарат, и твоя жизнь пройдет как в сказке. От тебя больше ничего не требуется. Можешь идти.

Без лишних слов он покинул спальню и закрыл за собой дверь.

Раньше Дамиен действительно мог только сидеть в лаборатории и готовить для меня жидкость «счастья». С Алисой проводил психотерапию другой психотерапевт, но вскоре я понял, что этот работник не мой человек, поскольку он может в любой момент предать меня ради своих принципов. Этот человек стал нести для меня опасность, нежели доверие. Последним толчком стало то, что я понял, насколько психотерапевт сблизился с Алисой и как моей обожаемой супруге рядом с этим человеком хорошо и комфортно.

Четыре года назад.

Я стоял перед дверью, ведущей в комнату для психотерапии. Она была чуть приоткрыта, благодаря чему я отчетливее слышал то, о чем говорят две девушки. Я слышал смех Алисы, и он меня раздражал, поскольку смех был пропитан радостью и искренностью. Мои скулы уже ходили ходуном от злости, которая питает все мое естество, но я смог сдержаться и дождался конца терапии, стоя на месте.

Доктор Вульф вышла из комнаты сияющая и с широкой улыбкой. Она резко остановилась от неожиданности, когда увидела меня.

— Господин Райт, Вы здесь?

— Только что приехал и решил дождаться конца терапии, — я улыбнулся, но эту улыбку мне пришлось выдавливать с трудом.

Девушка двадцати семи лет смахнула с плеч блондинистые волосы за спину и прижала к груди блокнот, на который тут же упали мои глаза. Невооруженным глазом видно, что доктор боится и опасается меня.

— Я могу взглянуть? — Я вытянул руку вперед.

Девушка усиленно сглотнула, но постаралась сделать уверенный и гордый вид, вздернув подбородок.

— Простите, но это конфиденциальная информация. Моя работа — сохранять слова пациента и не разглашать их.

Я опустил руку и засунул их в передние карманы брюк, тяжело вздохнув.

— Тебе необходимо запомнить некоторые правила своей работы на меня, дорогая. Все, что касается моей жены, я обязан знать.

— Если только с ее согласия, то я могу…

— Ее слово не имеет никакого значения. Ты подчиняешься мне, и ты отдашь мне этот блокнот, — в моем голосе присутствуют гневные ноты, что заметила доктор и попятилась. — Или ты больше не работаешь здесь.

На лице девушки появилось отвращение. Она без лишних слов шагнула вперед, давая своим молчаливым действием понять, что выбрала второй вариант. Когда она поравнялась со мной, я схватил ее за предплечье и остановил.

— Алиса Райт больше не Ваш клиент, она больше не Ваша ответственность после ухода. Поэтому и это Вам, доктор, не понадобится.

Я вырвал блокнот из ее стальной хватки и начал листать плотно прописанные страницы.

— Да как Вы можете? Вы же просто монстр.

Я повернул голову к источнику звука и улыбнулся ей. Девушка продолжала смотреть на меня с ярко выраженной неприязнью.

— А что такое? Ты хочешь рассказать моей жене о том, какой я монстр? Или может быть заявить на меня в полицию? Но имей в виду о последствиях. Твоя карьера на пике, да и жизнь тоже. Хочется ли тебе лишиться этого бесценного дара лишь ради своей принципиальности?

Доктор немедленно поняла о том, к чему я веду свои угрозы, после чего отвращение с ее лица испарилось, как на смену ему пришел ужас. Девушка медленно повернула голову назад, смотря на дверь, за которой осталась Алиса. Затем посмотрела на свои ноги, чтобы спрятать застывшие слезы, которые она сдерживала.

— Я тоже того же мнения. Стоит беречь то, что дано свыше. А принципы — это всего лишь преграды, мешающие нам жить спокойно.

— У нас с Вами разное понимание этого слова. Принципы помогли мне выжить и стать той, кем я сейчас являюсь. — Она подняла на меня враждебные глаза, на которых стояли слезы. Так выглядит сломанный человек, не отказывающийся от своего достоинства. — И только такие монстры как Вы можете бессовестного разломать эти принципы ради своей паршивой выгоды. Мне искренне жаль девушку.

Я вздохнул, делая вид, будто огорчен.

— Да, но увы, ты ничем не можешь ей помочь. Тогда для чего эти громкие слова? Чтобы отчистить совесть?

— Какой же ты отвратительный.

— Охрана. Проводите доктора до выхода, она сама не справится. И помните, доктор, о нашем уговоре.

Один из охраны взял ее за руку, но она тут же ее вырвала из его слабой хватки и гордо зашагала сама.

Наши дни.

Алиса спрашивала меня о ней, но стоило сделать ей препарат два раза, как она забыла о существовании доктора, который когда-то помогал ей улыбаться счастливо и искренне.

Впрочем, Анна повторила судьбу психотерапевта, поскольку Алиса видела в ней подругу.

Я сел на край кровати и пальцами прошелся по ее нежной щеке. Сколько всего гнусного, непростительного и преступного я совершил из-за нее.

Создал запрещенный препарат.

Убил двух людей, подстроив аварию.

Сжег целый отель, только бы выманить ее из безопасного места, который еще и добавлял ей сил.

Тысячи угроз, которые проронили мои уста.

Мне необходимо, чтобы она была одна. Чтобы не было ни одного покровителя и защитника. Чтобы она чувствовала себя беззащитной и ненужной этому миру.

Никчемной.

Ошибкой природы.

Только я должен быть рядом — личный Потрошитель ее внутреннего стабильного мира. Садист, который сводит ее с ума медленно и с блаженством.

Я наклонился ближе к ее лицу.

— Когда мне надоест играться с тобой, то я просто убью тебя, но точно не позволю быть счастливой. Твоя жизнь зависит от меня. Каждый твой день зависит от меня и только мне решать, как ты его проживешь. Чтобы позже обо всем забыла, а я мог повторить содеянное.

Я сжал ее горло. Мое лицо исказилось от ненависти.

— Ненавижу тебя.

Я опускаю взгляд на ее бледные губы и мной овладевает едва подвластное контролю желание накрыть их своими. Я сглатываю и делаю все возможное, чтобы вызвать отвращение, вспоминая то самое ее холодное отношение ко мне и возвышенный взгляд, которым она втаптывала меня в грязь. Эти губы стоит разбить в кровь, а в прекрасные медовые глаза воткнуть иглы и наслаждаться ее криком, подчеркивающий ее адскую боль.

Ненависть потрошит мое сердце, которое давно уже превратилось в черный бесценный орган. Я заставлю ее страдать за то, что она пренебрегла мной. Она заплатит за то, что сделала из меня безжалостного изверга, который не пожалеет даже ребенка. Во мне ни осталось ни одного светлого чувства. Сплошной мрак, разъедающий мою душу по кусочкам.

Я бы любил ее как принц из сказки, но она выбрала иную судьбу. Она создала ситуацию, при которой я ненавижу ее до дрожи в нервах и готов разорвать на части. Из кожи вон лез, только бы она заметила мою любовь к ней. Ее холод и отрешенность подтолкнули меня к непоправимому поступку.

— Ты сама во всем виновата.

Глава тридцатая

Алиса

Каждый человек во что-то верит. Или в кого-то. Верит именно в то, к чему он сможет обратиться, когда навещают тоска, безнадежность, подавленность. Когда все вокруг становится невыносимым и бессмысленным. Каждому необходима некая незримая поддержка, до которой нельзя прикоснуться, но ты чувствуешь, ты уверен, что она существует в твоей жизни.

У кого-то эта поддержка — Бог. Человек верит в него и разговаривает, изливая душу, подняв полные отчаяния глаза к небу.

У кого-то это умерший родственник — человек разговаривает с ним, так же подняв глаза к небу и уверен в том, что он или она слышит его.

Изливая чему-то незримому свою душу, становится как-то легче. Срабатывает некое сильное внушение, когда мозг с удовольствием абстрагируется от проблем и верит в призрачное спасение. Каким-то образом действительно начинаешь чувствовать поддержку. Это не подвластно объяснению.

В итоге человек сам выходит из любого дерьма, если он этого сильно захочет. А он захочет и ради того, чтобы доказать своему «собеседнику», оказывающий молчаливую поддержку, что он сможет.

А кто-то верит в себя. И, как мне кажется, это самый лучший и твердый выбор.

Я стараюсь верить в себя, в свои возможности. Пытаюсь найти в себе силу, некий стержень, который поможет мне вынести все удары судьбы. Я должна верить в себя и самостоятельно вывести себя из лабиринта, в котором оказалась пять лет назад. Я обязана найти выход, где точно наткнусь на свое прошлое.

Я слишком долго убеждала себя в том, что мое прошлое в моем настоящем будет бесполезным, и я зря трачу силы на поиск воспоминаний, которые очень тяжело откопать из глубоких ям, старательно засыпанные…кем-то.

Я поднимаю глаза со своей тарелки с завтраком, который ковыряю вилкой уже около десяти минут, на своего супруга. Он с аппетитом уплетает еду, сидя напротив меня, и даже ни разу за все время приема пищи не взглянул на меня.

Снова опускаю глаза и сглатываю, заново проваливаясь в свои раздумья. После того, как в меня пускают препарат с неизвестным мне содержимым, первые три дня я чувствую себя амебой. То есть я ничего не хочу, мне нравится моя жизнь, я не желаю ни о чем думать, все вокруг кажется дотошно идеальным. А потом эйфория исчезает, и я начинаю анализировать свою жизнь, просыпается внутренний голос, который убеждает меня в том, что я не должна зависеть от Джексона и обязана с чего-то начать. Вся обстановка, окружающая меня, это не то, что может меня удовлетворить. Это не та атмосфера, в которой я хочу жить. Просыпается сильное предчувствие, что я чего-то упускаю, что-то важное, что-то необходимое мне, как воздух…

Но самое поганое предчувствие, которое я пыталась подавить, — это возникновение ощущения, что Джексон меня обманывает и искажает мое прошлое. Тогда откуда у меня такое рвение вспомнить все самостоятельно и перестать наедаться его рассказами? Недоверие?

Спустя пять лет жизни с ним я задумалась об этом. Может эти предчувствия появились именно сейчас потому, что за пять лет жизни с ним, я поняла, что хочу иной жизни? Я поняла, что не люблю его и не хочу смотреть на него, не то что принимать его касания.

Как же гнусно это звучит в моей голове и совесть тут же откликается внутри меня. Джексон сделал все, чтобы я выжила. Без него неизвестно, что бы было со мной.

Рядом с ним в тебе горит чувство вины. Почему ты, мать твою, изводишь себя и обвиняешь? Это его выбор. Ты не молила его, стоя на коленях, не оставлять тебя в этом большом незнакомом мире.

Внутренний голос настолько жесток, что перекрывает мне воздух.

Я должна с чего-то начать…

— Что скажешь, любимая?

— Что?

Я резко возвращаюсь в реальность из собственного маленького мира, напоминающего запутанный клубок, когда слышу голос Джексона. Пытаюсь подавить волнение и вести себя непринужденно. Джексон смотрит на меня выпытывающим хищным взглядом. Даже если мой мир запутанный и темный, мне намного лучше находиться там, чем с ним наедине за этим столом с вкусностями и в роскошной обстановке.

— Я говорю, неплохо бы было посетить Штаты. Как ты смотришь на такое путешествие?

Он втыкает в вилку небольшой кусок говядины и медленно отправляет его в рот, не снимая с меня этого ненавистного мне взгляда. Я напрягаюсь, когда воздух сжимается во мне в атомы. Его становится катастрофически мало. Непонятно откуда взявшийся страх сжимает мою шею в ледяной аркан.

— Почему бы и нет, — улыбаюсь я и втыкаю в вилку кусок помидора, немедленно отправляя его в рот, пытаясь занять себя хоть чем-то и найти предлог убрать с него свой взгляд, чтобы это выглядело не намеренно, а по обстоятельству.

— Меня там ждут кое-какие дела, задержусь на месяц точно. А без тебя этот месяц станет пыткой.

Я поднимаю глаза и выдыхаю, очаровательно улыбаясь ему.

— Да, мне без тебя тоже будет плохо. Так что лучше полечу с тобой.

Джексон смотрит на меня так, будто готов наброситься. По позвоночнику скатывается холодный пот. Мое притворство иногда выходит за грань, и я только усугубляю свое положение. Ненавижу, когда в глазах Джексона горит мрачный огонь страсти ко мне и от него веет желанием. Мне противно от собственного вранья, что меня буквально начинает подташнивать.

Меня спасает звонок на его мобильный телефон. Джексон немедленно принимает вызов. Его томный и соблазнительный голос меняется на деловой и твердый. Он говорит на немецком, поэтому я ничего не понимаю из сказанного. Я расслабляюсь и начинаю принимать пищу. От напряжения и страха начала чувствовать животный голод.

— Жизнь моя, мне пора уходить, скоро собрание директоров.

Он встает из-за стола и направляется ко мне. Я на автомате встаю со стула, чтобы не задирать голову и не чувствовать себя приземленной перед ним. Он рывком обнимает меня и прижимает к себе.

— Хотя очень хочется остаться с тобой, — шепчет он в мое ухо и целует его.

Уходи уже, прошу…

Джексон смотрит на меня пугающим голодным взглядом и своими большими руками сильно сжимает мою тонкую талию, обтянутую белым, длинным до пят шелковым халатом.

— Поцелуй меня, — требует он низким голосом.

Я сглатываю. В горле встал ком презрения, когда я посмотрела на его губы. С выдохом я встаю на носочки и касаюсь его холодных губ, которые проходятся по моим как острый кинжал. Но этого невинного поцелуя хищнику мало. Джексон тихо рычит и сжимает меня в своих руках еще сильнее, делая поцелуй напористее. Я скривилась, не желая этого мерзкого поцелуя. Меня будто заставили съесть разом несколько острых кубиков льда. Джексон переставляет одну свою руку на мой затылок и сжимает волосы до боли. Его поцелуй жадный, властный, демонстрирующий собственность. Еще несколько секунд его пыток на моих губах и Джексон напоследок оттягивает мою нижнюю губу зубами и со стоном отпускает.

Я делаю вид, что только что не испытала омерзительного чувства, а наоборот, одобрительно смотрю на него, как покорная жена, которой все понравилось.

Джексон продолжает сжимать мои волосы за затылке и наклоняется к моей шее. Жадно вдыхает мой аромат, и я жмурюсь, сдерживая рвотные позывы. Насколько мой организм начал отторгать этого человека, словами не описать. Будто все мое тело вместе с сердцем знают больше, чем мой «вымерший» без воспоминаний мозг. Почему так происходит — не понимаю. Что-то же заставило меня выйти за него замуж? Полагаю, это была любовь? Куда тогда она делась?

— Моя.

Джексон произносит это с наивысшим удовольствием. Он наконец оставляет меня в покое и делает шаги по направлению к двери. Я продолжаю стоять как вкопанная с острым, просто диким желанием изменить свою жизнь.

Начать что-то делать…

— Любимый?

Джексон медленно поворачивается и смотрит на меня одновременно удивленным и одобрительным взглядом. Для меня стоило больших усилий произнести это слово с нежностью.

— А мои родители похоронены здесь? В Берлине?

Он еще долго задумчиво смотрит на меня, затем говорит:

— Водитель отвезет тебя, если ты хочешь навестить их.

— Спасибо, — и снова моя очаровательная улыбка спасает меня.

Джексон без лишних вопросов отворачивается и идет дальше, наконец покидая дом. Я выдыхаю и начинаю небрежно вытирать свои губы, будто на них что-то отвратительное. Как вдруг периферическим зрением вижу движение в стороне. Я повернула голову и увидела мадам Джонсон — главную по дому, стоящую у дверей, ведущие на кухню. Она тут же вышла из оцепенения и продолжила свой путь, выходя из столовой в холл, будто ничего подозрительного не заметила.

Я посмотрела на еду и закрыла рот ладонью, когда ощутила новые рвотные позывы. Поцелуй Джексона отбил все мое желание насытиться вкусным завтраком, поэтому я направилась в спальню собираться для того, чтобы посетить кладбище.

Надеюсь этот шаг поможет мне хотя бы что-то вспомнить самостоятельно из своего прошлого. Нужно обращаться к прошлому, — а это мои родители, похороненные под землей. В данный момент они единственные ниточки, ведущие меня к прошлому.

***

Я ехала на заднем сидении, когда водительское и пассажирское сидения занимала моя охрана — двое внушительного размера мужчины в строгих черных классических костюмах, один взгляд которых заставит провинившегося перед ними откопать себе могилу собственноручно. Так по мнению Джексона я под защитой.

Спустя два часа езды меня привезли на кладбище. Мне открыли дверь и помогли выйти. Вокруг пустота, ни единой живой души. Есть лишь огромное кладбище, вокруг которого пустошь. Здесь свободно гуляет холодный осенний ветер. Я автоматическим действием натянула воротник своего черного длинного пальто, стараясь защититься от внезапного холода.

Охрана шла впереди меня, зная местоположение захоронения моих родителей. Я как послушница шла позади, изредка осматриваясь по сторонам. Множество гранитных и мраморных камней на зеленом газоне. Если бы не имена, выгравированные на них, можно было подумать, что это обычные камни без какого-либо смысла. Но зная, что этими камнями отмечены умершие и осознавая их количество — огромное множество, — на душе внезапно зарождается некая тревога и печаль. Прогуливаясь вот так по кладбищу, приходит осознание своей бесполезности и понимание, что ты не вечен и вскоре можешь оказаться под холодной тяжелой землей. И все, что от тебя останется — это вспоминание, и все, что тебе будет принадлежать — это камень с твоим именем.

Кладбище — это место для пассивных мыслей и слез.

Мужчины остановились и разошлись передо мной по две стороны. И тогда я вместо их широких спин увидела два гранитных черных камня с именами.

«Вечная память Катрине Коллинз»

«Вечная память Даниэлю Коллинз»

А я ведь даже не спрашивала у Джексона про отцовскую фамилию, которая мне досталась с рождения. Я медленно опустилась на корточки, не снимая взгляда с имен моих родителей. В отличии от фамилии, которая досталась мне после замужества, фамилия отца откликается во мне неким незнакомым моей душе теплом. Я коснулась дрожащими руками холодной земли. По моему телу побежали мурашки, в носу противно закололо и на глаза выступили слезы.

— Оставьте меня, — хрипло попросила я и после услышала удаляющиеся шаги.

Слезы градом покатились по щекам, моментально становясь холодными на осеннем воздухе. В душе словно висит неподъемный камень. Я коснулась пальцами своих щек, чувствуя влажность. Я не могла поверить в то, что наконец что-то чувствую от потери своих родителей и могу оплакивать их как дочь.

Тело подрагивало от тихих рыданий, когда я продолжала неотрывно смотреть на имена родителей. Моя голова их не помнит, но вот душа…она чувствует, а чувства не забываются. Они лишь притупляются, сглаживаются временем. Но стоит только столкнуться с предпосылками к этим чувствам, как ты забываешь обо всем под натиском горя, которое охватывает и заполняет каждую клеточку сердца. Оно сейчас в моей груди стучит так болезненно, что я давлю ладонями на грудь, пытаясь хотя бы как-то успокоить образовавшийся ураган внутри себя, который будто вышибает и ломает под чистую все ребра.

Имена моих родителей на камне вызвали во мне горестное состояние, когда я наконец могу нести по ним траур и оплакивать как полагается. Когда мне о них рассказывал Джексон, во мне ничего не екнуло и меня это напугало. Я чувствовала себя отвратительным безэмоциональным роботом, которому неведомо боль от утраты родных людей. Оставшись же с ними наедине и читая снова и снова их имена на камне, я рыдаю и чувствую, как мне сильно не хватает сейчас мамы и папы. Они погибли, но я выжила. И теперь не знаю своего предназначения, не знаю себя, не знаю своей жизни.

Почему случилась эта автокатастрофа? Кто виноват? Мне никто не расскажет. Знающие сейчас под землей, а я ничего не помню. Но я чувствую, что в этой истории что-то не так. Сейчас я могу полагаться лишь на свою интуицию, на свои предчувствия. Они подсказывают, и я не должна заглушать их, как делала это раньше. Пора перестать зависеть от Джексона, от его слов. Необходимо начать полагаться на себя.

Говорят, что наша память навсегда запоминает самые яркие моменты из жизни. Так же не стираются горестные, болезненные моменты, ведь они тоже яркие, но в другом понимании этого слова. Но иногда психика ставит перед ними барьер, дабы защититься. Сильная боль способна свести с ума человека.

Я села на свои ноги, не переживая за то, что сырая и холодная трава испачкает мое пальто. Закрыла глаза, сосредоточилась на одном отрезке времени и буквально заставила мозг погрузиться в момент автокатастрофы.

Пустота. Темнота.

Эхом отразился голос… «Папа?»

Взгляд мужчины на зеркале заднего вида. Поникший, виноватый.

Снова пустота и тишина.

Истеричный женский голос … «Даниэль!»

Ужасающий грохот. Боль.

Я резко открываю глаза и ощущаю головокружение. Падаю назад и сталкиваюсь спиной с землей. Я будто разучилась дышать и начала хвататься за шею, панически втягивая как можно больше воздуха.

Мои предплечья хватают сильные руки и поднимают с земли. Когда меня ставят на ноги, я пошатываюсь, но меня продолжают держать крепкие надежные руки. Мир вокруг кружится, будто я только что вернулась из другого измерения через портал и с трудом привыкаю к новой гравитации.

— Госпожа Райт, Вы в порядке?

Я часто моргаю и глубоко хватаю прохладный воздух, стараясь прийти в себя. Покачиваюсь в руках охраны, но головокружение медленно проходит. Я сглатываю.

— Да. Просто голова закружилась.

Знаю, что они отчитываются своему господину и рассказывают ему каждую мелочь. Надеюсь, что Джексон не обратит на этот инцидент большого внимания и мне не придется оправдываться.

— Отвезите меня домой.

Один из мужчин пошел вперед, а другой продолжал поддерживать меня за руку. Я не оглядывалась. Теперь боялась смотреть на могилы своих родителей, будто один брошенный взгляд на них снова вернет меня в тот болезненный отрезок из прошлого. Я буквально почувствовала боль, которую испытала тогда. Я покорно шла и тихо роняла слезы. Внутри осталось паршивое чувство. Огромная скорость на дороге, поскольку отец был уверен в тормозах. Но это его фатальная ошибка, повлекшая за собой смерть.

Тормоза. Просто чертовы тормоза не сработали. Как глупо и несуразно.

Я ехала обратно с уверенностью, что не все потеряно. Все, что связано с моим прошлым — просто каждое нужное воспоминание должно стать материальным. Я должна коснуться его.

Я без сил скинула с себя пальто в холле и отдала в руки служанки.

— Нужно почистить, — сухо проговорила я и медленными шагами направилась к мраморной лестнице.

Из меня будто выкачали всю энергию. Вспоминать прошлое очень тяжело. Эмоции падают к нулю, а вместе с ними энергия и силы. Может хотя бы яркие моменты будут заряжать меня положительными полюсами. Пока что есть один мрак, боль и невосполнимая утрата.

— Любимая.

Я вздрогнула и остановилась перед дверью спальни, собираясь уже войти. Джексон приблизился ко мне и положил свои руки на мои плечи.

— Ты как раз вовремя. Пора принимать укол.

Кажется, мне только что сказали, что собираются убить. Тогда как объяснить мой испуг от слов Джексона? Принимать препарат — это значит стереть все, что я сегодня испытала и вспомнила. Это значит снова стать бесполезной вошью, марионеткой без собственных убеждений и мнения. Снова удалить свои эмоции и чувствовать пустоту.

Отныне я только так оцениваю данный препарат. Я уже не акцентирую свое внимание на том, что он лечит мое психическое расстройство. Точнее блокирует его.

Я будто одеревенела. Джексон надавил на мои плечи и повел в обратную строну — в комнату, где проходят мои сеансы. Я всем естеством не хотела туда заходить. Там у меня одним уколом отберут все, что я собрала сегодня. Каждую крупицу. Я снова забуду про свою аллергию, могу забыть даже Джексона. Снова проснусь непонимающей амебой, которая не знает мира и начнет изучать его заново. Мне снова придется научиться выживать.

Какая невыносимая пытка. Мне хочется закричать и вырваться из рук Джексона. Всеми способами желаю увернуться от новой порции укола.

Джексон усадил меня на мягкий стул перед доктором. Я сидела в напряжении и еле сдерживала слезы.

Не хочу…

Не хочу…

Не хочу!

Одно слово, которое крутится сейчас в моей голове. Мне хочется его прокричать.

Зазвонил мобильник и на звонок ответил Джексон. Затем его удаляющиеся шаги и захлопывающаяся дверь. Только после ухода Джексона я дала волю эмоциям и выпустила слезы. Крупные бусины скатились по красным от холода щекам.

Доктор Адан завернул рукав моей черной водолазки и обработал место укола спиртом. Я бы могла сопротивляться, но к чему это приведет? К подозрениям Джексона. К его пристальным наблюдениям за мной. Когда что-то выходит из-под его контроля, он начинает работать над этой поломкой системы.

— Алиса, — позвал меня доктор полушепотом, но я только зажмурилась и оплакивала свою участь. — Я колю Вам успокоительное.

Я мгновенно открыла глаза после услышанного и направила удивленный взор на психотерапевта. Затем бросила мимолетный взгляд на укол, содержимое которого уже поступает в мой организм. Препарат выглядит таким же. Такой желтый, такое же количество. Я бы могла усомниться в словах доктора, но имеется железное доказательство его словам — укол безболезненный, когда от того препарата у меня буквально «отваливается» рука.

— Почему?

Мое удивление только усиливалось. Я внимательно смотрела за доктором. Он закончил процедуры и вытащил иглу, оставляя на ее месте проспиртованную вату.

— Пошел на сделку с совестью. — Он усмехнулся. — Считаю, что неправильно поступаю с Вами.

Доктор Адан засунул шприц в свою сумку и закрыл ее, затем снова посмотрел на меня. На моем лице он видимо увидел озадаченность, вызванная его словами.

— Алиса, послушайте меня. — Он приблизился и сел передо мной на корточки. — Вы должны вести себя естественно, иначе выдайте и меня, и себя. Вам придется притворяться и вести себя также, как было после принятия препарата. Понимаете меня?

Я закивала. Доктор посмотрел на дверь, за которым отдаленно слышен голос Джексона, затем снова на меня и продолжил шепотом и быстро:

— Я не знаю, как себя поведет Ваш мозг. Возможно, Вы начнете вспоминать быстро, а возможно понадобятся предпосылки к прошлому. Но гарантирую одно — Вы ничего не забудете из настоящего.

— А как же мои приступы?

— Алиса, они вызваны Вашими собственными мыслями и терзаниями. Отчаяние доводило Вас до крайней точки.

— Так значит я не больна? — произнесла я онемевшими губами.

Доктор сжал губы и отрицательно покачал головой. Шок пронзил всю меня вплоть до костей, и я оцепенела.

— Психически Вы совершенно здоровы. Видите ли, препарат блокирует не только воспоминания, но и притупляет эмоциональный компонент. Вы начинаете чувствовать себя лучше, снова становитесь спокойной и ни к чему непричастной. Вам просто ничего не хочется, даже думать. Поэтому Вы думали, что больны, потому что спокойствие со временем пропадало и Вам хотелось узнавать все вокруг. Путем внушения Вы начали думать, что больны. Но Ваши приступы — это были естественные реакции на происходящее.

Теперь я плакала от осознания, что мною просто управляют. Я плакала от того, что у меня отбирали жизнь. Пять лет я жила в неведении и верила, что больна. Сейчас на меня градом посыпались объяснения, что повлекло за собой кучу вопросов в голове. Но был главный вопрос. Я посмотрела на дверь, затем медленно перевела взгляд на доктора.

— Тогда зачем это Джексону? — дрожащим голосом спросила я.

— Я не знаю. Теперь понимаете, для чего нужна естественность и сохранение Вашей роли?

Я сглотнула и кивнула.

— Теперь вытри слезы, дочка. И начинай игру. Иначе погибнут многие. Это все, что я могу тебе рассказать. Дальше твоя работа.

Он быстро поднялся на ноги и начал делать вид, что что-то разбирает в сумке. Я поспешно вытерла слезы со щек и помахала перед лицом руками. В эту же секунду вошел Джексон, и я напряглась.

Будет трудно, но я обязана постараться. Мотивация притворяться огромная.

Боже, я живу с чудовищем, который прижал всех вокруг под себя ради какой-то неведомой мне выгоды.

Когда Джексон сел передо мной на корточки, я сделала вялый вид. Периферическим зрением я видела, что за мной наблюдает доктор Адан и наверняка сейчас внутри него бушует тревога.

— Клонит в сон? — нежно спросил Джексон, а мне хотелось плюнуть ему в лицо. Я обязательно это сделаю, когда буду чувствовать себя в безопасности.

— Да. Как обычно.

— Сью, проводи госпожу в спальню.

Джексон поцеловал меня в лоб и поднялся на ноги. Девушка помогла мне встать и проводила до двери спальни. Я и перед Сью обязана была притворяться. Перед всеми в этом доме мне приходится вести себя естественно. Единственная кому я могла доверять — это Анна. Но Джексон ее уволил. Неужели он сделал это только потому, что мы с ней сблизились?

Я не понимаю этого человека. И поэтому теперь мне придется вывернуться наизнанку, но понять, что происходит вокруг меня и что за игру ведет Джексон.

Понять, кто он такой на самом деле.

Теперь мне действительно приходится выживать.

Глава тридцать первая

Уильям

Помоги мне…

Я вскакиваю в холодном поту. Часто и громко дышу через рот, потирая лицо ладонью, пытаясь прийти в себя. Находясь между сном и реальностью, мне тяжело привести свои мысли в порядок и понять, в каком промежутке времени я вообще нахожусь. Смотрю в окно, за которым все еще кромешная ночная тьма. В комнате светит ночник, который я не выключаю даже тогда, когда ложусь спать, поскольку за пять прожитых лет уже вошло в привычку вот так вскакивать с места и резко прерывать сон, травмируя и так поехавшее сознание. Я смотрю на электронные часы, которые показывают пять утра. Ненавижу осень и зиму только потому, что во время их царствования день слишком короткий, а утро настает только ближе к восьми утра.

Касаюсь подушки и понимаю, что она промокла, поэтому решаю перевернуть ее и положить голову на сухую сторону. Только я это делаю, как вижу приближающуюся из кухни Виви со стаканом воды в руках. Добравшись до меня, она передает мне стакан, и я без раздумий принимаю желанную жидкость, мгновенно промачивая просохшее горло.

Виви садится на край дивана и смотрит на меня пронизывающим взглядом.

— У тебя огромная квартира с тремя спальнями, а ты спишь в гостиной на диване, — озвучивает она свои замечания.

Я оставляю пустой стакан на рядом стоящей тумбочке и решаю принять сидячее положение.

— У меня даже нет желания придерживаться каких-то правил, касающихся уюта. Прихожу с работы и просто заваливаюсь на диван. С твоим появлением здесь хотя бы теперь пахнет вкусной едой и стало даже уютнее.

Вивьен фыркнула.

— Естественно. Здесь было столько пыли, а в холодильнике настолько одиноко, что взглянув в него, у меня заурчал живот.

Я усмехнулся.

Виви живет со мной уже три дня. Она без раздумий приняла мое предложение переехать ко мне и не тратиться на съемное жилье.

За эти три дня она ни разу не ответила на звонки Майкла и не согласилась на очередную встречу с ним. Свои действия она объясняет тем, что Майклу не стоит расслабляться, а стоит немного поработать над собой. К тому же это поможет Виви проверить, насколько сильно он желает вернуть ее и доказуема ли его любовь к ней.

Я ее понимаю. Она не желает наступать на одни и те же грабли снова. Виви хочет убедиться в серьезности намерений Майкла и заново не превратиться в ту, с которой просто интересно проводить ночи. Я полностью поддерживаю ее план, что бесит моего друга.

— У тебя очень тревожный и чувствительный сон, — заговорила Виви. — Всего за три дня это заметила, когда по ночам выходила из спальни. А еще ты часто произносишь ее имя.

Я слушал свою подругу, уставившись в одну точку — на фотографию совершенно юной Алисы, закрепленной на доске расследования. Интересно, у нее до сих пор блондинистые волосы или она решила перекраситься? Полюбила ли она свои родинки на теле? Спит ли она сейчас или, учитывая часовые пояса, бодрствует?

— Я просто схожу с ума, — пробубнил я, не отрывая взгляда от ее фотографии.

Это действительно так. Я тронулся умом, потерял здравый рассудок. Мое хладнокровие горит в неистовом пламени. Моя стрессоустойчивость под буйством урагана из негативных эмоций. Жизнерадостность вытеснил сумракбезнадежности. Осталось безразличие к самому себе, к миру, ко всему живому. Осталась только Алиса, поисками которой я одержим. Это психоз, это диагноз, это мания преследования того, что практически невозможно найти. И я ничего не могу с этим поделать, потому что в данный момент — это мой смысл жизни. Я мучаюсь, но при этом у меня есть цель жить.

Я погибаю внутри и переживаю, что Алиса увидит меня таким. Она полюбила меня совершенно другого, но я растоптал того парня. Точнее, тяжелые обстоятельства его растоптали, а я этому не помешал. Я вышел из-под контроля и запустил ситуацию до красной тревожной точки.

— Я не могу поверить просто в это. Как? Ну невозможно, чтобы Алиса вот так исчезла. Она бы дала о себе хоть что-то знать.

После нескольких секунд молчания Виви продолжила тревожным голосом.

— Если только ей не мешают это сделать.

Я резко повернул голову в ее сторону.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты говорил, что ее родители погибли и сразу после о них никаких новостей?

— Совершенно точно. Я пробил каждый отель, принадлежащий погибшему Даниэлю Коллинзу, но каждый теперь находится под другим именем или вовсе снесен. Они проданы.

— Но кем? Алисой? Она же имела на них права после гибели отца.

По моей голове внезапно ударило осознание.

— Не только…Джексон. Ее сводный брат.

— Ты про того странного типа, который впадал в бешенство, если Алиса вдруг уходила из дома?

Я провел ладонью по лицу. Напряжение скапливалось в каждой мышце.

— Ты пробовал его искать?

— Нет. Не видел в этом необходимости. Я загрузил себя только поисками Алисы.

— А стоило бы.

Я снова посмотрел на Вивьен. Она смотрела на меня с тревожностью и с долей вина на лице.

— Повторюсь, Алиса бы не исчезла по своей прихоти. Она тебя слишком сильно любила и не поступила бы так с тобой.

— Что ты хочешь этим сказать?

Вивьен вздохнула и встала на ноги. Она коснулась моего плеча и чуть склонилась.

— Поищи информацию про этого психа. Или же просто считай, что Алиса погибла. Ее исчезновение, по моим наблюдениям и женской интуиции, можно объяснить только по двум причинам: Джексон или могила.

Виви выпрямилась, а я снова уставилась на фото Алисы, принимая слова своей подруги как почву для размышлений.

— Доверься моей холодной голове. Ты поставил цель только искать Алису, а в причину ее исчезновения ты не углублялся. Ее потеря превратила тебя в сумасшедшего ищейку. Проснись и начинай связывать ниточки.

Я услышал ее отдаляющиеся шаги и тяжело вздохнул, откидываясь на спинку дивана.

Вивьен права, мне необходимо выйти из густого тумана. Я потерялся в одной только навязчивой пугающей мысли — Алиса исчезла из моей жизни. Я просто искал ее, бродя по неизвестности. Я мало задавался вопросом о том, почему она пропала, и совершенно не думал о том, что Алиса по своей инициативе не захотела бы исчезнуть из моей жизни.

Она хотела, чтобы я нашел ее и забрал. Это стало ее мечтой, которую я обещал исполнить. А вместо этого потерял рассудок, а вместе с ним и логическую цепь. Потеря Алисы привнесла в мою жизнь хаос. Я обязан пробудить хладнокровие и заткнуть страдания. Открыть ясность ума. Моя тоска по Алисе создала из меня бесконтрольное существо с отсутствующими инстинктами. Она затмила все, кроме маниакального желания поскорее обнять Алису.

Я встал с дивана и зашагал к доске с расследованием. Начал сосредоточенно ее рассматривать, а затем все снял с нее, кроме фотографии Алисы. На стикере написал имя ее сводного брата и заклеил неподалеку от нее. Затем приклеил еще один с надписью «Измир. Турция» и провел красной нитью дорожку от него к фотографии Алисы. Именно туда она улетела по причине, что у отца начались какие-то проблемы, а я даже не поинтересовался у нее, какие именно проблемы его настигли, настолько был встревожен тем, что Алиса улетает не по плану. Стоит понять, что Алиса вскоре будет не рядом, как я обо всем забываю и вижу лишь ее. Это оказалось моей ошибкой.

Стоило сразу начинать с Измира, а я в неразберихе набросился на все.

Я забрал свой ноутбук со стола и сел вместе с ним на диван. Открыл поисковик и набрал запрос: «Отель в Измире, принадлежащий Даниэлю Коллинзу». Нажал на найденный сервис и начал читать историю отеля, поглаживая щеку с двухдневной щетиной.

«В 2017 году в отеле произошел пожар. Причиной возгорания стало замыкание из-за неисправности электрических проводов. Пострадавшим выделили материальную компенсацию. Владелец отеля планировал возродить его, но погиб сразу же после того, как подписал договор со строительной компанией Измира».

Слово «погиб» было выделено ссылкой. Ткнув на него, я наткнулся на сайт с минимальным количеством информации.

«Причина автокатастрофы — экспертиза показала, что в крови водителя найден алкоголь, из-за чего он не справился с управлением».

Но я про это уже знаю. Это единственная информация о том, почему случилась автокатастрофа, другой нет. Хотя в нашем современном мире это довольно странно и мне тяжело поверить в то, что существует единое мнение.

Я вздохнул и откинулся на подушку, потирая свое лицо руками. Мне тяжело возвращаться в прошлое, когда я только узнал об исчезновении Алисы. Вспоминая это время, на меня будто разом наваливают несколько тонн камней, и я оказываюсь под ними без воздуха и без минимального шанса выбраться. Но тем не менее я быстро заставляю себя вернуться в реальность и убеждаю себя, что мне необходимо расследовать гибель Коллинзов. Возможно это действительно поможет мне быть на несколько шагов ближе к Алисе.

Мне пришлось рыскать по сайтам около часа. Сначала пытался снова заснуть, но после безуспешных попыток я отбросил старания и снова открыл ноутбук. Ничего нового и шокирующего я не нашел, как бы ни старался. С каждой минутой смерть Коллинзов мне казалась странной, что цепляло все больше и возрождало огромное желание углубиться в это дело и отыскать другую информацию. Я чувствовал, она существовала. Или это просто мое сумасшествие из-за исчезновения Алисы из моей жизни внушает мне то, чего просто не может быть.

Я придумываю себе какой-то успех, пусть и малейший, и верю, что на верном пути. Видимо это протест моего мозга — создавать ситуацию успеха, чтобы я немного угомонился. Защита психики, дабы не тронутся умом окончательно.

Я проснулся, когда почувствовал, что из моих рук соскальзывает ноутбук. Резко дернулся и напрягся, открывая глаза.

Вивьен подпрыгнула на месте и схватилась за сердце.

— Твою мать, до инфаркта доведешь, — тяжело дыша проговорила она.

— Инфаркт — это пораженная область миокарда, поэтому не доведу, — зевая ответил я.

Вивьен смотрела на меня как на раздражающий фактор, затем закатила глаза и цокнула языком.

— Не умничай хотя бы с утра. Завтрак на столе.

Я осмотрел свою подругу и заметил, что она уже при полном параде.

— А ты куда в такую рань? — спросил я, оставляя ноутбук на столешнице, когда поднимался с дивана.

— Рань? На часы посмотри, девять утра. Пойду по магазинам, шмотки куплю, отвлекусь. Майкл придурок из головы не выходит.

Я взглянул на электронные часы и непристойно выразился, хватая водолазку со спинки стула. Есть плюс в том, что я часто засыпаю прямо в брюках. Затем быстрым шагом направился в прихожую и накинул на себя пальто и обуваясь.

— Нормально? Для кого я старалась и готовила?

Под возмущения Вивьен я выбежал из квартиры и захлопнул дверь.

До своего отдела я доехал за час и занял свое рабочее место, на котором со вчерашнего дня лежат папки, которые я не успел разобрать.

— Расслабься, начальство еще не приехало, — послышался голос Фостера, после чего я поднял глаза и слегка расслабился после его донесения.

Я выдохнул и нагнулся, чтобы включить компьютер.

— Заметь, сегодня я с хорошими новостями, — с довольной улыбкой сказал Фостер, собираясь сделать глоток из своей чашки, но я не дал ему этого сделать.

— Другой себе заваришь, — проговорил я, забирая с его рук чашку с кофе и сразу же сделал большой глоток вместо него.

— Что ты за человек, Хилл, — возмутился он, вскинув руками.

Мой коллега уже собирался уходить, как по моей голове внезапно ударило воспоминание.

— Постой. — Фостер обернулся. — Ты говорил, что у тебя есть знакомый офицер, который служит в Измире?

— Ну да, я говорил.

— Фостер, не мог бы ты меня соединить с ним? Сообщи ему, что я хочу поговорить с ним об одном деле и передай ему мои контакты.

— Хорошо, без проблем. Завтра позвоню ему.

— Сейчас, Фостер. Мне нужно сейчас, — с серьезным лицом дал я ему знать.

Он заметил мое нетерпение и кивнув, отправился выполнять мою просьбу.

Пока я ждал, занял себя другими делами, чтобы время протекало не так медленно из-за нетерпеливых ожиданий. Разбирал папки с делами и после каждой брошенной папки в коробку для архива повторял в голове мысль: «Какой же ерундой я занимаюсь». Но тем не менее это лучше, чем нервно трясти ногой под столом и грызть ногти, ожидая долгожданного звонка.

Этот офицер — моя единственная надежда узнать, что случилось на самом деле на той трассе и действительна ли информация на сайтах. Если он офицер Измира, значит он первоисточник и знает куда больше, чем я. Фостер сегодня оказался для меня полезным дважды: во-первых, я получил приготовленный кофе, который не успел выпить дома, а во-вторых — его связи оказались очень востребованными.

Через два часа я более расслабился и рассматривал электронные заявления. В углу монитора в этой время появился небольшая табличка, демонстрирующая входящий видеозвонок от неизвестного номера.

Я встрепенулся, прочистил горло и открыл Skype, принимая вызов, уже понимая, от кого он исходит. На экране появился мужчина в офицерском костюме полиции Измира. На вид он выглядел на лет тридцать пять и безупречно владел английским, что я даже не услышал выраженного турецкого акцента, когда мужчина поздоровался со мной.

— Меня зовут Мехмет. Фостер сказал, что ты хочешь поговорить со мной.

— Добрый день, Мехмет. Мое имя Уильям, я детектив Чикагского подразделения. Хотел поговорить с тобой об одном деле. Ситуация произошла пять лет назад.

— Давно конечно, но я постараюсь помочь.

— Я бы хотел узнать о произошедшей автокатастрофе в 2017 году, в которой погибла семья Коллинзов, — прямым текстом изложил я свое желание.

Мой собеседник поменялся в лице. Его глаза забегали по сторонам. Мужчина тяжело вздохнул и его до этого выпрямленные плечи упали, словно на них легла вселенская тяжесть. Не нужно быть гением в сфере предсказаний, и без этого заметно, что мужчина не желает говорить на эту тему.

— Если бы заранее знал, о каком именно деле ты хочешь поговорить со мной, даже бы не звонил и засунул твое имя в черный список.

Эта информация меня шокировала. Даже не подозревал, что дело настолько затянуто под воду и должно оставаться на глубине от лишних глаз. С другой стороны, я ликовал внутри, поскольку мои догадки о странной гибели Коллинзов оправдались.

— Мне очень нужно, — заговорил я, смотря на разочарованного офицера на мониторе компьютера. — Вопрос жизни и смерти. Эта информация останется только со мной.

Мехмет вздохнул и посмотрел на меня. Он будто анализировал меня и убеждал себя в том, что мне можно доверять. Офицер слегка покачал головой, сжав губы в струнку, словно не верил в свое решение.

— Тебе повезло, что погибшие не являлись гражданами Турции, а наоборот, они твои граждане. Иначе бы никакой информации не было.

Я подготовился морально и выпрямился, готовый услышать рассказ из первых уст.

— Ты должен знать, что информация стоит мне места здесь и возможно даже жизни. Все, кто расследовал это дело, сейчас грызутся в муках совести и не важно, что прошло целых пять лет. В том числе и я.

— Ты расследовал это дело? — удивленно спросил я, не веря, что буквально сорвал билет удачи, ведь теперь точно получу не искаженную информацию.

— Да. Я все помню досконально. — Мехмет прочистил горло и стал говорить тише. — Мы приехали на место и увидели машину, влетевшую в дерево. Видел, как скорая вытаскивает из салона мертвых мужчину и женщину, скончавшихся на месте. Сразу было выявлено, что причина автокатастрофы — тормоза. Они были отрезаны.

Мои брови взмыли вверх.

— Но почему везде пишут, что водитель находился в нетрезвом состоянии?

— Это кому-то было нужно — скрыть истинную причину. И этот кто-то вывалил не мало денег, чтобы нас заткнуть. Уже на следующий день расследования нас вызвали в кабинет начальника и там промыли мозги, приказывая закрыть дело. Буквально продиктовали то, что мы должны написать на бумажках и закрыть в архиве. Поскольку погибли не простые люди, естественно причина смерти была оглашена журналистам, и они написали то, что услышали.

Я начал массировать лоб пальцами, пытаясь впитать эту информацию адекватно и спокойно.

— Но не это самое важное и странное в деле, — после недолгого молчания снова заговорил Мехмет, и я сосредоточился на самом интересном. — На заднем сидении при исследовании найдена кровь. Экспертиза выявила, что она не принадлежала ни погибшим мужчине, ни женщине. В машине находился кто-то еще, но тело вытащили намного раньше нашего приезда и приезда скорой помощи.

Я провалился в свои мысли. Перестал воспринимать реальность. Мое сердце буквально орет, что кровь принадлежит Алисе и никому больше. Но где она и что с ней — это первостепенные вопросы. Теперь я знаю, что она точно была в машине, хотя об этом умалчивают, поскольку кто-то просто забрал ее раньше всех. И теперь я уверен, что она точно жива.

— Надеюсь информация больше никуда не просочится, — заговорил Мехмет после недолгой паузы. — Я вообще удивлен, как они не устроили несчастный случай, и мы все еще живы. Думаю, ты понимаешь, насколько эта информация бесценна. На ней или можно заработать огромные деньги, или лишиться жизни.

— Я все понимаю. Не переживай, информация нужна лично для меня.

— Не стану спрашивать для чего тебе лезть в это пекло, но хочется верить, что у тебя получится совершить задуманное.

— Я тоже надеюсь. С твоей помощью я ближе. Спасибо.

Офицер кивнул и отключился. Я выдохнул и откинулся на спинку кресла.

Вокруг меня крутится чертовщина. Все запутанно и это сводит меня с ума.

Я пытаюсь ухватиться за нужный конец нити, но она ускользает, и я снова теряю ее конец из поля зрения. Снова хаотично ищу. Я просто не могу начать с чего-то. Сейчас у меня получилось узнать, почему случилась автокартографа, убедился, что Алиса находилась в машине, но терзающие меня пять лет вопросы все еще остаются открытыми. Где она? Что с ней? Почему не выходит на связь?

Сейчас добавляется еще один вопрос: Может она чего-то боится? Или кого-то? Алиса мечтала раствориться так, чтобы ее никто не нашел из родных, и я обещал ей это устроить. Но в итоге и сам потерял ее. Но Алиса не могла сделать этого одна. Мы договорились, что будем вместе.

— Да что, мать твою, с тобой! — процедил я и ударил по столу ладонью.

Выдохнул и снова откинулся на спинку кресла, схватившись за голову. Мои нервы оголены. Я перед пропастью сумасшествия и скоро провалюсь в нее.

К моему столу приблизился Майкл и сел на стул напротив меня. Я смотрел на него безучастно, когда он с вызовом.

— Значит, Вивьен живет у тебя?

— В чем проблема? — спокойно ответил я.

— Да ни в чем. Просто интересно, чем вы там занимаетесь!

Я оторвал спину от кресла и выпрямился.

— Ты серьезно сейчас меня об этом спрашиваешь? Сделаю вид, что не слышал, иначе дам по морде. Виви моя подруга детства, и девушка, которую любит мой бестолковый дебил-друг. Я не хотел, чтобы она жила в съемной квартире, когда в моей квартире места предостаточно.

Майкл вздохнул и вытащил из своего внутреннего кармана пальто небольшую металлическую фляжку. В нее он всегда наливает только коньяк и выпивает из нее, когда находится в стрессе. В отличии от меня, Майкл не вливает в себя литры алкоголя, когда на него сваливаются тоска и невыносимая душевная боль. Всего лишь «проспиртовывает рану», как он говорит.

— Прости, чувак, ревность. Вивьен сделала стену вокруг себя и не подпускает меня, а я теряю рассудок.

— Вместо того, чтобы ныть, попробовал бы взять кувалду и разбить стену. Хватить церемониться, ты знаешь огненный темперамент Вивьен, ей ни к чему тонкие подходы.

— Начал трусить перед ней, как мальчишка, прикинь, — усмехнулся он и посмотрел на меня. Его улыбка медленно спала с лица. — Ты чего такой нагруженный?

— По совету Вивьен начал сначала. Начал с того дня, когда уехала Алиса. Узнал, что тормоза в машине были отрезаны, а заднее сидение салона пропитана кровью, которая не принадлежит ее родителям.

Майкл раскрыл рот от удивления.

— Ты откуда все это узнал и когда?

— Только что. Не важно откуда. Главное информация достоверна и очень опасна. Вокруг Алисы крутится смерть, как защитница, и будто любой, кто узнает о ее существовании, смерть тут же вонзит в тебя свой серп.

— Ты уверен, что это ее кровь?

— Абсолютно.

— Тогда почему ее не было в машине? — недоумевал Майкл. — Она что, сама выбралась и убежала?

— Нет. Авария была серьезной. Если ее родители погибли, то на заднем сидении она находилась на грани смерти.

— Слушай, мистика какая-та.

Я покачал головой.

— Нет никакой мистики. Вивьен подкинула предположение, что к исчезновению Алисы причастен Джексон.

— Это ее сводный брат? — Майкл усмехнулся. — Не смеши меня. У него кишка тонка такое провернуть. Я даже забыл про его существование.

— Я тоже, хотя зря недооценивал своего врага. Про него никакой информации на сайтах, ровно, как и том, кто продавал отели, которые построил Даниэль Коллинз. После его смерти все принадлежит Алисе и Джексону. Он тоже растворился, возможно, поменял фамилию. Учитывая его одержимость Алисой…

— Да на него не стоит тратить время. — Перебил меня Майкл. — Он не мог. Он же…мрачный тип.

— Вот именно, мрачный. Психопат, который готов на все, только бы удовлетворить свое желание.

Майкл посмотрел на меня с некой опаской. Он как никто другой понимает, на что способны психопаты после трех лет работы с ними. Теперь Майкл смотрит на мое предположение через призму страха и больше не собирается спорить и недооценивать Джексона.

Если Алиса в его руках, то я даже представить не могу, что сейчас с ней. Понимаю одно, что это чертовски плохо. Вспоминая ее заплаканные глаза, то как тряслось ее тело в моих руках, когда я узнал о том, что этот ублюдок собирался с ней сделать, меня бросает в дрожь и безмерный страх.

Я должен был защитить ее от него, а в итоге упустил и позволил врагу забрать ее и спрятать, хотя это тоже должен был сделать я. Я обещал ей, клялся, что спрячу ее. Хотел, чтобы она существовала лишь для меня, но вот уже на протяжении пяти лет Алиса недоступна для меня. Это то, чего я боялся представить, когда мы стояли на пляже и обнимались, когда я давал ей эту клятву. Сегодня же переживаю эту муку. Мой самый главный безразмерный страх воплотился и терроризирует меня, уничтожает, топчет.

Если я хочу найти Алису, то мне придется сейчас отодвинуть ее поиски в сторону и начать поиски Джексона. Если я найду его, то найду и Алису. Но я только буду рад, если ее не окажется в его чудовищных лапах. Тогда я просто продолжу поиски Алисы.

Сделаю все, но найду ее. Не позволю себе даже сдохнуть, если в меня прилетит пуля, пока не найду ее.

Глава тридцать вторая

Алиса

Я смотрю на свое обручальное кольцо и вращаю его большим пальцем. Бесконечный непрерываемый круг. Как и вся моя жизнь, которую я способна помнить. Именно в эту клетку меня посадил Джексон, словно сам Дьявол, который выдает наказание за какое-либо прегрешение. Только я не понимаю, за что заслужила данное наказание — жить как мне диктует хозяин, существуя в порочном замкнутом круге, — поэтому это становится тем, с чем мне придется разобраться.

Я начала вести расследование своей собственной жизни.

Прошло три дня с последних будоражащих меня событий. За эти дни я ничего не смогла вспомнить из своей прошлой жизни, как бы не старалась напрягаться. Вместо воспоминаний вызывала лишь головные боли.

Но на удивление, на данный момент, меня не сильно расстраивает эта самая важная проблема в моей жизни, когда я не в состоянии что-то вспомнить из далекого прошлого. Еще важнее стало то, что я ничего не забываю, не проваливаюсь в состояние бесхребетной инфузории, а всего лишь притворяюсь ею. Если Джексон доволен, значит у меня получается отыгрывать свою роль. Но честно признаться, мне уже тяжело, а прошло всего три дня, а мое расследование практически не продвинулось вперед. Все, что я знаю — это причина гибели моих родителей.

С каждым днем мне все тяжелее находиться рядом с ним, улыбаться ему и демонстрировать из себя хорошую послушную жену. Мне становится противно от самой себя, но мне остается лишь сглатывать это чувство неприязни к себе и продолжать играть дальше.

Я так часто глотаю отвращение к себе, что уже давлюсь им. Меня в прямом смысле тошнит, будто я сглатываю неприятную мне пищу. Если верить психосоматике, то иногда от какого-то неоднократно испытываемого чувства настолько противно бывает, что организм трансформирует его в неприятную стухшую пищу. Я внушаю себе, что должна, потому что это выживание, и мозг подчинился. Я наконец-то сама могу управлять своим организмом и это оказалось тяжелее, чем мне представлялось.

Насколько же Джексон подчинил меня к себе, сделал удобную, внушил, что я ни на что не способна, что теперь заново изучаю себя и приучаю к самостоятельной жизни.

Какое зло я ему причинила, что он так жесток со мной?

В моем расследовании у меня один помощник — это мой мозг, который пока отказывается помогать мне в полной мере. Я подозреваю, что ему понадобится достаточно времени, чтобы прогрузиться после неадекватного количества препарата, что вливали в меня и блокировали функции мозга.

Я отняла взгляд от своего пальца с кольцом и повернула голову в сторону, смотря на свой мобильник, лежащий рядом со мной на кровати. Отрыта фотография с той самой заметкой из старого мобильника, и я уже сбилась со счета сколько раз читала ее. Но во мне ничего не откликается, когда я вчитываюсь в написанные кем-то слова, кричащие о любви.

Я сделала фотографии письма на свой мобильник и вернула старый обратно в ящик. Если Джексон увидит пропажу, то начнутся подозрения и допросы. До сих пор даже не подозреваю какую ценность это письмо несет для него, но почему-то уверена, что пропажа телефона его точно приведет в бешенство.

Вокруг меня одни лишь загадки и это сводит с ума. Когда Джексон все делал за меня, даже думал, мне жилось легко и ничего не тревожило. Теперь я каждый час своей жизни нахожусь в напряжении, в переживаниях, что Джексон раскусит мою игру и наверняка превратит мою жизнь в ад.

Ему нужно, чтобы я была марионеткой в его руках, это я понимаю, поэтому мне приходится оставаться ею, но при твердом уме и здравой памяти. Это неимоверно тяжело — подчиняться кому-то специально, ущемлять свое достоинство и вести себя как послушная рабыня.

Мне дали огромную возможность вернуть себе свою жизнь, и я не должна потерять этот дар только потому, что мне тяжело и противно от самой себя. Терпение — мой союзник в этой игре и стальное убеждение, что я смогу выбраться из золотой клетки, выстроенной вокруг меня Джексоном. Мне всего лишь необходимо вести себя естественно, но при этом продолжать ковыряться в своих мозгах. Иначе у меня не получится понять, что происходит вокруг меня.

Я упускаю свою жизнь и обязана ее вернуть.

Смотря на фото заметки, в моей голове вспыхнула безумная идея вновь посетить кабинет Джексона. Может смогу найти там еще что-то интересное.

Джексона днем нет дома, поэтому я пробралась в его кабинет сразу, как только подумала об этом. Важно не терять время, поскольку он может вернуться в любое мгновение.

Пока я ковырялась в ящиках его стола, в моей груди бешено билось сердце и меня не покидало волнующее навязчивое чувство, будто меня сейчас поймают с поличным. Мои сомнения — мои величайшие враги. В моем положении важно быть увереннее, чтобы добиться успеха. Осторожность уже выработала и это огромный шаг.

Трясущими руками я вытаскивала многочисленные бумаги из нижнего последнего ящика. Вчитывалась в некоторые, но вскоре понимала, что ни одна не относится ко мне.

Когда я добралась до дна, держа в руках огромную кучу бумаг, увидела блокнот. Прижала кипу к груди одной рукой, а другой вытащила блокнот в белой мягкой обложке. Заснула бумаги обратно в ящик и села на холодный паркет, принимаясь листать блокнот.

14 августа 2018 года.

Пациентка чувствует себя лучше, но жалуется на странное ощущение. Цитирую: «Мне не по себе, словно я никогда здесь не жила. Стены чужие и Джексон тоже. Я боюсь его. Я будто проживаю не свою жизнь».

Лихорадочно пролистала еще несколько страниц.

5 сентября 2018 года.

Состояние пациентки напоминает деперсонализацию, но учитывая то, что у нее тяжелая форма амнезии невозможно выставить этот диагноз. При потере памяти чувства человека не могут измениться, потому что мозг и сердце — не связаны; то есть, сердце и душа — это интуиция, это чувства, а мозг — это рациональность и логика. Но иногда они приходят к одному исходу, как в случае Алисы. Пациентка анализирует и понимает, что ее муж чужой для нее человек, хотя сердце должно было вспомнить про свои чувства, поскольку прошел уже год. Алиса убеждена, что это не ее жизнь.

На каждой исписанной странице повторяется один и тот же смысл и фраза: «…не ее жизнь».

В блокноте каждая страница обо мне. Я достала телефон и начала фотографировать страницы. Это заняло у меня минут пять и с каждой минутой я сильнее нервничала. Телефон выскальзывал из рук, поскольку ладони запотевали. Я боялась быть пойманной. Меньше всего мне хочется придумывать нелепые оправдания перед Джексоном и подрывать его доверие.

Выходя из кабинета я наполнилась чувством расслабления и быстро спряталась в спальне. Прижавшись спиной к двери, я сжимала мобильник к груди, тяжело дыша и понимая, что проделала продуктивную работу. Мне осталось теперь изучить около сотни страниц и сделать выводы. Правда мне хватило прочитать две записи, как уже поняла, что я давно ощущаю себя не в своей тарелке и чувство отчужденности не появилось несколько месяцев назад, как и подозрения, что Джексон ведет некую игру.

По всей видимости у меня когда-то был другой психотерапевт, а я об этом даже не помню. Еще одна загадка, с которой мне предстоит разобраться.

Я схватилась за голову и медленно осела на пол. Какую же все-таки ужасную жизнь обеспечил для меня мой так называемый муж. Если бы не его препарат, то я бы давно уже все вспомнила. Прошло целых пять лет. Сомнительный для меня мужчина украл у меня пять лет. Я уже сомневаюсь, что хотела когда-то за него замуж. Я сомневаюсь, что он был для меня доброжелательным человеком, тем, кого я хотела видеть и с кем хотела разговаривать. Нельзя назвать человека другом в прошлом, который украл и присвоил твою жизнь себе и распоряжается им так, как ему удобно и приносит удовольствие.

Чтобы хотя бы немного расслабиться, я приняла контрастный душ. Привела себя в порядок и вышла на балкон, накинув на плечи плед. Воздух с каждым днем становится холоднее, подготавливая природу к зиме. Не успела я насладиться лучами солнца и спокойствием, как заметила открывающиеся ворота и въезжающую на территорию особняка машину.

Джексон вернулся, и пора начинать игру снова.

Я настроила себя на тяжелую миссию, сравнимую с изнеможённой битвой, и отправилась встречать своего «врага». Сомнительный статус, но другом я этого мужчину точно назвать не в состоянии, учитывая то положение, которое он выстроил для меня.

Выйти в холл и встречать «любимого супруга» с улыбкой — внутри все горит от чувства безысходности.

Поцеловать в щеку и обнять — внутри все горит от отвращения.

Позволить ему поцеловать меня в губы — внутри все сгорает от нетерпимости.

Я смотрю как закрывается входная дверь и у меня просто громадное желание выбежать в это свободное пространство, которое запретно для меня. Раньше я боялась этого большого незнакомого для меня после потери памяти пространства. Теперь же вижу там свое спасение.

После того, как мне открыли глаза, складывается ощущение, будто вокруг меня воздвигли стальные колющие иглы, которые препятствуют моему побегу. Я чувствую лишь одну опасность вокруг и постоянно оглядываюсь, присматриваюсь к окружающим, никто ли не подозревает меня. Я схожу с ума и это необратимо. Я уже не думаю, что меня ждет в будущем и как я буду справляться. Сейчас важно отыгрывать свою роль. После уже начну думать, как мне убежать от Джексона и скрыться от него навсегда.

Понадобится много денег и документы на другое имя.

Мне кажется, если я начну кричать о помощи, то меня никто не услышит. А те, кто услышит, подумают, что я сумасшедшая, ведь вокруг меня столько роскоши, а рядом любящий и заботливый мужчина. Как удобно смотреть лишь на обертку и считать, что если она красивая, то и содержимое будет вкусным.

Нам накрыли ужин. Джексон как обычно с аппетитом уплетает еду напротив меня. Все его внимание отдано вкусной пище и это для меня отличная возможность сверлить его ненавистным взглядом.

Что этому человеку нужно от меня? Кто он? Что нас связывает? Почему он так со мной поступает? Почему он по крупицам отбирает мою жизнь и играет с ней?

В голове рой вопросов, и я не знаю куда мне деться от них. Я хочу спрятаться от всего, что меня сейчас окружает. Я уже готова бежать сейчас, затаиться и только тогда начать расследовать свою жизнь. Данная атмосфера будто блокирует и замедляет мои мозговые функции. Или это последствия препарата. Он делал из меня никчемную развалину, чтобы этому мужчине было удобно управлять мною.

— Послезавтра мы летим в Чикаго, — заговорил Джексон, собирая остатки своей порции на ложку.

— Надолго? — спрашиваю я, стараясь сделать мягкий тон.

— Примерно на месяц. Мы с доктором Аданом открываем там клинику.

— Доктор Адан тоже едет?

Джексон поднимает на меня глаза, вытирая салфеткой свои изогнутые в легкой улыбке губы.

— Разумеется, дорогая. Он тебе нужен.

Я сглатываю.

— Складывается впечатление, словно он со мной до конца своих дней.

— Если лечение не продвинется, то так и будет, — спокойно бросает Джексон и встает из-за стола.

— Он не вечен. Что ты тогда будешь делать? — не поднимая глаз осмелилась спросить я.

Джексон остановился рядом со мной. Он погладил меня по голове как свою верную и послушную собачку, затем склонился и коснулся губами моего уха. Горячее дыхание пощекотало мои нервы.

— Это не твоя забота. Не переживай, ты в безопасности и всегда будешь под наблюдением самого лучшего доктора.

Он оставил поцелуй на моей щеке и удалился. После ужина он всегда уходит в свой кабинет.

Я только сейчас поняла, насколько была зажата и напряжена, когда расслабилась и выдохнула. Мне хочется орать от несправедливости. Он совершенно безумный и делает из меня больную. Когда осознаешь, какой человек находится рядом, хочется поскорее освободиться из его власти.

Сейчас я в здравом уме и мне хочется бежать не оглядываясь. Если я раньше сомневалась, что выживу без Джексона в большом мире, то сейчас твердо убеждена, что смогу выстоять. Рядом с ним смерть, как оказалось, и бояться нужно его, а не того, что находится за пределами этого особняка, который для меня стал золотой клеткой.

— Госпожа Райт, Вы продолжите ужинать?

Я резко подняла голову, когда услышала женский голос рядом.

— Нет.

Мадам Джонсон после моего ответа тут же распорядилась начать убирать все со стола.

— Мадам Джонсон?

— Да?

— У Вас же имеется книга учета?

— Разумеется.

— И там имеется информация про Анну?

— Конечно.

— Мне нужен ее номер. Принесите мне его. Сейчас.

Женщина чуть склонила голову в знаке повиновения и направилась на кухню. Через пять минут она снова стояла передо мной и протягивала небольшой лист, на котором записан номер Анна.

Я хочу узнать, почему Джексон уволил ее. Напрямую у него спросить у меня не получится, поскольку я уже обязана про девушку забыть, как и о многом, что происходит вокруг меня. Два дня назад мне пришлось попытаться выпить апельсиновый сок перед Джексоном, который он тут же забрал из моих рук и мягко напомнил, что у меня аллергия на цитрусовые.

Я обязана убеждать себя, что у меня получается играть свою роль и перестать трястись от страха быть пойманной.

Я вышла на террасу, чтобы меня наверняка никто не слышал и набрала номер Анны. После трех гудков она мне ответила.

— Слушаю.

— Анна, это я, Алиса.

Последовало недолгое молчание и тяжелое дыхание.

— Слушаю Вас.

— Что случилось? Почему тебя уволил Джексон?

— Пожалуйста…я не могу.

Я напряглась, когда услышала плачь девушки.

— Анна, что произошло? — спросила я в нетерпении, уже наступая упорно и не жалея чувств девушки.

— Я увидела и услышала то, чего не должна была. Госпожа Райт, пожалуйста, бегите от этого страшного человека, — практически шепотом проговорила она, будто боялась, что ее услышат.

— Анна…

— Вы сопротивлялись. Это все, что я могу сказать. Надеюсь, Вы сами сможете вспомнить. Пожалуйста, я хочу жить. Не звоните сюда больше.

Быстрые гудки, доказывающие, что звонок прервался. Я полностью ошарашенная убрала мобильник в передний карман брюк, переваривая в голове полученную информацию.

Я получаю лишь какие-то обрывки истины и это раздражает, выводит из себя, что мне с трудом приходится контролировать себя. Я понимаю, что обо всем знаю сама, просто вся информация заблокирована и ее тяжело вынуть из затворок моего сознания.

Мне необходима помощь. Нужен толчок из прошлого. Я должна двигаться с самого начала. Мне удалось вспомнить, что произошло с моими родителями, почему случилась эта автокатастрофа, о причине которой Джексон мне не желал рассказывать. Лучше всего, если я буду действовать поэтапно.

В голове хаос мыслей и вопросов и мне придется это игнорировать, если я хочу разобраться во всем. Я обязательно отвечу на каждый волнующий меня вопрос, разберусь в каждой ситуации, свяжу все ниточки, только если буду шагать вперед по прямой дороге.

Следующий мой шаг — узнать поподробнее об аварии. И в этом мне помогут интернет источники. Раньше я даже не любопытствовала и никакой информации не искала. Было достаточно того знания, что мои родители погибли, а я о них ничего не знаю, что даже скорбеть не получалось.

Я устроилась в гостиной на кресле под пледом с планшетом в руках. Думала, что мне будет достаточно двадцати минут, чтобы собрать информацию и сделать выводы. Но когда я посещала сайт за сайтом и натыкалась только на то, что сама знаю, меня это насторожило. Практически никакой информации о моих родных, хотя по источникам, отец содержал обширную отельную империю. Теперь эти отели распроданы, и я не понимаю, каким образом, ведь после его смерти полноправная хозяйка — я.

Или…Джексон успел и на это вытянуть свои клешни?

Я не наткнулась на информацию о том, что тормоза были подрезаны. По источникам, в крови моего отца нашли алкоголь. Какого черта? Почему информация искажена и так нагло скрыта правда?

Что пугает еще сильнее, обо мне больше никакой информации. Будто я испарилась. В источниках не написано о том, что я тоже находилась в машине.

Я не теряла надежды и продолжала рыться на сайтах, желая получить хотя бы какую-то зацепку. Для меня сейчас важно все, даже малейшее. Я обязана все разложить по полочкам. Мне важно знать все о своем происхождении, но меня словно игнорирует весь мир. Будто я существую только для Джексона.

На одном источнике высветилась фамилия журналистки, статья которой была удалена почти пять лет назад. Это совпадение меня насторожило, и я решила поискать информацию про эту девушку.

Мне удалось выяснить о месте ее работы и оно в Нью-Йорке. Я записала номер агентства и имя журналистки в свой мобильник и уже планировала выйти на террасу и позвонить, но ко мне спустился Джексон и предложил посмотреть фильм.

Конечно же я с радушной и теплой улыбкой согласилась, жалуясь, что мне действительно скучно. За каждое свое слово, адресованное Джексону, мне хочется ударить себя по щеке.

Глава тридцать третья

Алиса

Я проснулась в объятиях Джексона, но лучше бы в объятиях сатаны. Я не в состоянии выносить ни его прикосновений, ни даже дыхания. Полное отторжение от человека, которое сравнимо с брезгливостью.

Бежать. В мыслях только бегство.

Я пыталась с максимальной осторожностью выбраться из его тисков, но никогда недооценивала его чувствительный сон. Стоило мне пошевелиться, как Джексон резко напрягся и сильнее прижал меня к себе. Его руки сейчас мне напоминают несокрушимую сталь, вокруг которой я обернута — теперь мне не то что пошевелиться тяжело, но даже вздохнуть полной грудью.

— Полежи со мной еще немного, — прохрипел он в мой затылок и оставил легкий поцелуй на моем плече.

Легкий, но для моего сегодняшнего состояния рядом с этим человеком этот поцелуй просто огромная ударная волна, заставляющая задыхаться.

Сердце в груди стучит рвано, желая вырваться из плена монстра. Я практически не дышала, пока Джексон не жалея сжимал меня в своих объятиях. В этом особняке я чувствую себя словно в клетке, а в удушающих руках Джексона вовсе оказываюсь словно в оковах без шансов сбежать.

Мои пытки продлились еще около десяти минут, когда Джексон наконец освободил меня и поднялся с кровати, направляясь в ванную комнату. Я перевернулась на спину, затем тихо и судорожно выдохнула скопившийся воздух.

Тяжело. Невыносимо. Отвратительно. Я выживаю в этом мире, но точно не живу. Сейчас осталось дождаться, когда Джексон покинет дом, а я останусь одна и продолжу свое расследование. Время, когда я могу дышать свободно. И это мгновение наконец наступило, когда он вышел из ванной комнаты и отказался завтракать, ссылаясь на то, что опаздывает на совещание.

Я даже не знаю, чем занимается этот человек. Какого рода его деятельность, чем он занимается весь день, откуда у него взялось это состояние — бескрайное, словно океан. Каким делом нужно обладать, чтобы жить вот так — в безграничной роскоши.

Я провожала его, стоя в холле в шелковом халате до пола, слабо завязанном на талии. Он обнял меня, уткнувшись лицом в мою шею. Я нехотя положила свои руки на его плечи и замерла, словно ледяная статуя. Когда Джексон посмотрел на меня, я выдавила сияющую улыбку.

— Не скучай, любимая. Начни собирать вещи. Уложись в один чемодан. Если что-то понадобится, мы купим тебе все в Чикаго.

— Хорошо.

Джексон резко склонился и впился в мои губы. Острые лезвия прошлись по самому сердцу, который снова заорал от отвращения. Он простонал от удовольствия, а я мысленно зажмурилась и ждала конца этого неприятного для меня поцелуя. Чувство омерзения к Джексону копится внутри меня с каждым днем, отчего становится тяжелее существовать рядом с ним и дарить ему свою улыбку.

Наконец он дал свободу мои губам, которые начали пульсировать, будто по ним действительно прошлись лезвия, и покинул дом. Я тут же сделала резкое движение рукой, вытирая губы тыльной стороной ладони. Это уже стало привычкой. Я делаю это не задумываясь и только потом начинаю озираться по сторонам, пугаясь, что меня кто-то поймал на этом преступном деле. К счастью, такого больше не повторилось и мадам Джонсон не было поблизости.

Я уже поняла, что она видит в этом особняке все и, возможно, даже слышит. Она приятная женщина, но доверять я ей не могу. Вообще больше никому нельзя доверять. Сейчас я в таком положении, что любой может воспользоваться мною. Джексон уже сделал это и теперь я глубоко жалею, что позволила ему задеть каждое, проснувшееся после комы, чувство внутри меня. Я доверилась ему, потому что он все знает про меня. Я обрадовалась, что осталась не одна и смогу выжить, заново изучить мир.

Я передала прислуге, что пропущу завтрак, и поднялась в спальню. Там я схватилась за мобильник и набрала номер агентства, где работает нужная мне девушка журналист. Для более качественной безопасности я вышла на балкон, накинув на плечи плед, чтобы защититься от ноябрьского холода. Возможно любой работник этого дома только и ждет, чтобы я вернулась в спальню и встать возле двери, чтобы подслушать то, чем я занимаюсь.

— Слушаю Вас, штаб-квартира Wall Street, — послышался мягкий голос девушки с другого конца.

— Здравствуйте. Подскажите, я могу поговорить с Каролиной Харрис? Я по личному вопросу.

— Конечно. Соединяю.

Мне удалось добраться до девушки с легкостью, хотя трудностей и не должно было быть, ведь я желаю поговорить с обычным журналистом.

— Каролина Харрис. С каким вы вопросом? — проговорила девушка в трубку телефона. На фоне еще слышались какие-то голоса, суматоха, которая свойственна газетам.

Я выдохнула, пытаясь отогнать волнение.

— Мне очень нужна Ваша помощь, Каролина. Мой вопрос связан с историей пятилетней давности. Автокатастрофа в Измире на трассе. Вы писали про это, но статья удалена.

Недолгое молчание, которое говорит мне о том, что девушка сразу же поняла, о каком деле идет речь, но у нее явно нет в желаниях обсуждать эту тему. Я осознавала на что иду, когда сообразила, что это дело имеет темные пятна и любой когда-то связанный с этой темой сейчас пугается даже от малейшего упоминания о ней. Это черная страница их жизни, о которой они предпочитают забыть. Я непросто так сделала такие выводы, когда не наткнулась на обширную информацию ни на одном сайте. Это слишком странно, учитывая насколько это громкое дело.

— Вы ошиблись, я ничего не писала про это.

До этого голос девушки был доброжелательный и мягкий, но теперь он отстранённый и холодный.

— Каролина, я понимаю, что это дело отныне для Вас табу, и Вы не хотите возвращаться к нему…

— Но еслипонимаете, то зачем звоните? — перебила меня журналист, добавляя к жесткому голосу раздраженность.

— Я — Алиса Коллинз. Дочь погибших Даниэля и Катрины Коллинз, — выставила я свой главный козырь, чтобы заставить девушку говорить.

Снова последовало тяготеющее молчание.

— Я должна поверить Вам на слово? — с осторожностью спросила она.

— Придется. Я знаю, что в день автокатастрофы я находилась в машине, после чего у меня полная потеря памяти, но об этом нигде не упоминается. Про моих родителей больше ничего не пишут, у моего отца было дело всей его жизни, а теперь каждый отель распродан. Я ничего не помню и пытаюсь понять, почему так происходит. Я в отчаянии и вы мой единственный источник информации. Прошу мне помочь.

Я не заметила, как начала давить на жалость, но у меня больше нет выбора.

Журналист тяжело вздохнула, а я замерла, сжимая телефон в руке и прижимая к покрасневшему уху.

— Где Вы сейчас находитесь?

— Завтра буду в Чикаго.

— Хорошо. Я могу прилететь и рассказать о том, что сама знаю.

— Нет, это плохая идея. Лучше через телефонный разговор. За мной постоянно следят, если я выхожу за пределы дома. Так я могу подставить Вас.

— Но каким образом подставите? Кто за Вами следит?

— Человек, который назвался моим мужем, но есть уверенность, что он ведет свою игру. Я просто его не помню. Джексон Райт.

— Черт! — бросила она резко в трубку. — Так Вы еще и в самом пекле!

Я просто подозревала, что за всем стоит Джексон и ему не стоит знать, с кем я встречаюсь. Если у Каролины такая реакция на него, значит мои подозрения верны, и я могу ее подставить.

— Алиса, Вам нужно как можно скорее разобраться во всем и бежать от этого страшного человека. Все нити моего расследования вели к нему и когда я выпустила статью, ко мне в квартиру уже на следующий день ворвались мужчины с пистолетами и угрожали, что отнимут мою жизнь, если я сейчас же не уничтожу источник информации. Они так меня запугали, что я ничего не оставила. Есть лишь мои слова.

— Я слушаю. Обещаю, он ничего не узнает.

— Да, действительно в машине был кто-то третий и я написала о том, что это дочь погибших, хотя следствие Измира выставили Вас за неизвестного человека. Может они бы смогли установить личность третьего человека, только вот и следствие распустили по этому делу. Джексон Райт прикрыл все и видимо ради того, чтобы Вас считали пропавшей без вести.

Я медленно начала оседать на кресло, ощущая головокружение.

— Теперь об отельной империи. Отели действительно распроданы и это дело рук Джексона Райта, здесь я Вам без сомнений говорю. Я лично наблюдала за тем, как он продавал отель в Нью-Йорке пять лет назад.

— Но как? Он имел на них права?

— Я не изучала досконально информацию про Коллинзов, поэтому ничего не могу сказать. По всей видимости, Ваш отец хорошо ладил с ним, и они работали вместе. Если перед обществом Вы, дочь Даниэля, считаетесь пропавшей без вести, то все права перешли в его руки.

Теперь объяснимо то, откуда у Джексона столько денег. Он просто продал все, что принадлежало моему отцу. Я оперлась локтями в свои бедра и схватилась за голову свободной рукой, взлохматив волосы.

— Алиса, еще кое-что. Это всего лишь мои подозрения, учитывая то, сколько всего дерьмового сделал Джексон. Думаю, он и на это способен.

Я затаила дыхание, подготавливая себя к худшему.

— Тормоза были срезаны.

— Да, я это смогла вспомнить. Я вспомнила день катастрофы.

— Я подозреваю, что это сделал Джексон Райт. Сами посудите. Он тут же начал продавать отели, живет в роскоши и…Вас присвоил себе, — тише добавила она. — Не знаю, какие чувства у него к Вам, но они явно нездоровые.

Я чувствую, что уже не выдерживаю никакой информации. То, что я услышала сегодня, те подозрения, которые подтвердились, принесли за собой груду камней, которые навалили на меня разом и теперь я задыхаюсь под ними. Я поднимаю глаза к небу и осмысливаю, что мне уже катастрофически не хватает свободы. Ее у меня отобрали со всеми крупицами, скрутили тяжелыми стальными цепями и повесили огромный замок, а ключ хладнокровно выбросили.

— Надеюсь я Вам помогла. Берегите себя, — с каким-то отчаянием добавила Каролина.

— Спасибо, что рискнула, — сдавленно ответила я и сбросила звонок, затем встала, вцепилась в перила балкона и склонившись выдохнула.

Сегодня я еще планировала прочитать то, что фотографировала с блокнота в кабинете Джексона, но у меня просто не хватает моральных и умственных сил. Я сейчас стою и думаю только о том, что мою жизнь жестоким образом отобрали. Джексон вершит ею так, как сам того желает. Он скрыл от меня мое происхождение, мое наследство и управляет всем сам. Даже мною.

Неужели все только из-за денег? Тогда зачем ему я? Если мне удалось выжить в катастрофе, то он бы мог просто меня убить. Зачем нужны эти сложные схемы с экспериментальным препаратом, который блокирует мои воспоминания?

Я подняла глаза к серому небу и неосознанно начала верить в высшие силы, которые способны мне помочь. Молила их мысленно о помощи, которая необходима мне как воздух. Я совершенно одна и это понимание вселяет в меня страх и сомнения, что я смогу выбраться из этой дикой истории живой и невредимой.

Мне хотелось вжаться в угол и расплакаться. Моя участь настолько чудовищна, что я заставляю себя видеть этот выход среди черноты, которая обволокла меня и ослепила. Я копаюсь в этой густой смеси из трудностей, страха, сомнений, опасений, безысходности и отчаяния, стараясь всплыть и добраться до берега, где меня укутают спасение, свобода и уверенность в собственной безопасности.

Джексон превратил мою жизнь в игру, когда для меня она стала выживанием. Земные испытания, которые обеспечивает человек для слабого, страшнее адских, которые готовит дьявол. Он наверняка милосерднее Джексона, который осмелился стать властелином моей судьбы.

Я уничтожу его за это.

Когда есть мотивация, то и желание действовать возрастает. Желание растереть Джексона в порошок стало сильнее моего желания вырваться на свободу, поскольку в моем сознании заработал несомненный факт: нет Джексона — есть свобода.

***

Во время ужина я сильнее прежнего испепеляла его ненавистным взглядом. Сжимая столовый нож, я не отбрасывала из головы представления, как вонзаю его в руку Джексона, затем в ногу и ударяю его по голове тарелкой так, что он теряет сознание и падает. А я тем временем забираю с собой все улики, некоторые вещи и деньги и сбегаю.

Казалось бы, как все легко. Но этого монстра не стоит недооценивать. Рядом с ним важна бдительность, а не хорошо распланированный план бегства. Рядом с ним важно ждать подходящего момента.

Я сильнее сжала нож в руке, когда в меня неистово ударила очередная волна ненависти. И эта волна вызвала воспоминание…

Он сделал два быстрых шага по направлению ко мне, но моя быстрая реакция дала о себе знать. Я тут же выхватила нож из набора столовых приборов, который к моему везенью находился на раковине со стороны сушилки для посуды, и выставила его перед собой, крепко сжимая в руке. Джексон резко затормозил. Выражение вины на его лице стало более явным.

— Не подходи ко мне! — процедила я. — Клянусь, я воткну этот нож в твое сердце, если ты сделаешь ещё один шаг.

Я затаила дыхание. Слезы застыли на глазах. Мне с трудом удалось как можно скорее вернуться в реальность, пока Джексон не заметил, что со мной что-то не так. Взглянув на нож, а затем на Джексона, который все свое внимание отдал пище, кусая с куриной кости мясо, я задалась одним вопросом: «Кто он, черт подери, такой?»

В моем воспоминании Джексон выглядит моложе, значит этот инцидент произошел давно. Воспоминание появилось, но в какую временную рамку его засунуть это проблематичный вопрос. Ясно одно — я ненавижу его с давних времен. Я даже почувствовала то, что чувствовала тогда, стоя с ножом перед ним, пытаясь защититься — полная враждебность по отношению к Джексону. Разве я бы хотела выйти за такого человека? Потеря моей памяти на руку этому монстру. Он придумал эту жизнь для меня и удобную для него.

Когда Джексон начал вытирать руки салфеткой, я расслабила хватку и осторожно оставила нож на столе, опуская глаза на свою тарелку. Взяла вилку и засунула в рот кусочек огурца. Джексон откинулся на спинку стула и начал наблюдать за мной как за музейным экспонатом.

— Собрала вещи?

— Да, — ответила я, не поднимая глаз, делая вид, что увлечена едой, медленно употребляя ее.

— Вкусно?

— Очень.

Ненавижу этот голос, эту манеру общения, этот дикий хищный взгляд на мне, эту походку…

Джексон остановился рядом со мной и погладил меня по голове.

— Пойдем со мной, — приказной тон можно уловить сразу.

Я поднялась из-за стола и Джексон взял меня за руку, ведя в спальню. Стоило ему закрыть дверь, как он набросился на меня и стал осыпать поцелуями мою шею, которые чередовались легкими укусами. Я сморщилась от отвращения и пыталась оттолкнуть его от себя.

— Джексон…

Но он меня не слышал. Жадно обхватил руками мои ягодицы и начал толкать к постели. Во мне пробудилась злость, которая наполнила меня силой, и я смогла оттолкнуть его от себя с криком.

— Я не хочу!

Джексон спиной ударился в стену. По недоброжелательному выражению его лица я поняла, что ему это не понравилось. В черных глазах появился беспощадный зверь. Он сделал два стремительных шага ко мне и не жалея сил ударил по щеке. Моя голова повернулась в сторону, но я устояла на ногах. Накрыла холодной ладонью свою горящую щеку, совершенно шокированная действиями Джексона.

— Что у тебя за дурная привычка отказывать мужу!? — взревел он не своим голосом над моим ухом.

Он способен сдерживать то чудовище, живущее внутри него, но настают моменты, когда оно пробуждается и меняет его в корне, управляет им.

Я медленно повернула голову в его сторону, одаривая Джексона самым ненавистным взглядом, что есть в моем арсенале. Он едва дернул бровями, скрывая свое удивление, вызванное моей реакцией. Но когда я плюнула ему в лицо, Джексон совершенно растерялся на несколько секунд, стоя передо мной с закрытыми глазами. Я это время использовала, чтобы сбежать из спальни и запереться в другой, но Джексон оказался проворнее и быстрее меня. Он схватил меня за затылок и бросил на пол.

— Сука! Я сейчас покажу тебе, как плевать в лицо своему мужу!

Джексон навалился на меня и отнял все малейшие шансы на спасение. Он схватил меня за запястья, чтобы я перестала махать руками и прижал мои руки в пол. Ему не стоит труда сжимать их одной своей широкой ладонью, а другой отстёгивать свою ширинку и поднимать подолы моего халата.

Я лежала под ним без шансов выбраться и с ужасом осознавала, что меня ждет и чего мне не избежать.

— Когда ты уже наконец поймешь, что никому не нужна, кроме меня.

Он резко вошел в меня, и я вскрикнула голосом, полный боли. Толчки были безжалостные и жесткие. После каждого мои глаза наполнялись слезами, а душа отчаянием, и это состояние отнимало все мои силы.

— Ты моя! Пойми уже наконец и отдавайся сама! — орал он как бешеный зверь, сорвавшийся с цепи, усиливая свои толчки.

Он рычал и пыхтел надо мной, когда брал меня силой и не жалел сил. Долбился в меня быстро и неистово. А я лишь могла лежать и терпеть, ощущая, как меня рвут на части. Я просто ждала, что этому кошмару когда-нибудь придет конец, и я не умру.

Я лежала на полу вся измученная, когда монстр заправлял свою рубашку в брюки. В голове лишь мысли о том, что мне как-то придется справиться с этим унижением и болью самостоятельно, ведь раньше мне просто блокировали воспоминания.

Молю Бога об одном, чтобы я не смогла вспомнить все другие моменты, когда Джексон брал меня силой. Надеюсь моя психика просто выстроит вокруг этих воспоминаний барьер.

— Ты даже не представляешь, как я люблю наблюдать за тобой после того, как беру тебя силой, — заговорил он, смотря на меня сверху вниз. — Кажется, мне больше нравится так, когда я владею тобой целиком, даже твоими желаниями и разбиваю твои протесты вдребезги. Если бы отдавалась мне сама, то у меня наверняка бы даже член не встал, — равнодушно выплюнул он и покинул спальню.

Я в эту же секунду разрыдалась, не находя сил справиться с этой болью с каменным выражением лица.

Глава тридцать четвертая

Алиса

Я сидела в душевой кабине, опустив голову вниз, когда горячая вода стекала по моему телу и делала его красной. Мне хотелось выжечь каждое прикосновение Джексона со своего поруганного тела. Смотрела на свои запястья, которые покрылись синеватыми безобразными полосами. Стараниями изверга, который не посмотрел на мои протесты и нежелание.

Всю ночь я пролежала на полу в темной и холодной комнате, радуясь одному, что моего личного садиста нет рядом, и он не возвращается. Больше ничто не питало мое сердце позитивом — оно потонуло в моих слезах и теперь находится на дне отчаяния, терзаясь там мучениями. Лежала, изредка содрогаясь от холода и рыданий, прокручивая в голове один невинный вопрос «За что?».

Никакой любви у этого монстра ко мне нет. Сегодня я ощутила только дьявольскую ненависть, которая растаптывала мою душу в могилу без сожаления. Что такого ужасного я сделала ему, что заслужила такую пугающую жизнь, сравнимую со страшной сказкой? Джексон ненавидит меня всем сердцем и его поступки прямое к этому доказательство.

Но хорошо способен притворяться, показывая ко мне заботу и любовь, когда ведет свою игру в течении некоторого времени. Он отточил этот навык до безупречного состояния. Когда чудовищу надоедает играть в хорошего, он с удовольствием показывает мне плохого, себя истинного, чтобы наиграться как следует и с первыми лучами солнца стереть из моей головы эти чертовски жуткие моменты.

Только под утро я нашла в себе силы встать и добраться до ванной комнаты, чтобы смыть с себя эту грязь и продолжить жить дальше. Как же это дико звучит. Но тем не менее такова моя жизнь — терпеть, притворяться, выживать.

Во мне все еще горит какой-то стержень. Маленький колыхающий огонек, который шепчет мне, что я должна быть сильной и жить дальше, несмотря на то, что хожу по осколкам своей разбитой счастливой судьбы, которую тяжело восстановить. Пока есть тот, кто продолжает с блаженством разбивать всякие надежды, ее не восстановить. Для него это забава, развлечение, ему нравится этот звук. Когда для меня это звук душераздирающего крика моей души, осознающая свою обреченность.

Но я выживаю. Продолжаю вставать и бороться остатками сил. Что-то питает меня, умоляет не сдаваться. Что-то призрачное, недосягаемое.

Хватит ли меня до конца? Смогу ли спасти себя и избавиться от тирана, который не желает, чтобы я жила счастливо?

Пугает то, что я совершенно одна. Мне никто не протянет руки помощи. И я уже смирилась с этим.

Все утро я просидела на балконе, накинув на себя плед. Он меня совершенно не согревал, когда мои волосы были сырыми. Равнодушие к себе сейчас на первом месте. Безразличие абсолютно ко всему.

Я понимала, что мне придется взять себя в руки и уже завтра улыбаться Джексону самой очаровательной улыбкой и принимать его. Какая невыносимая пытка… Делать вид, что я не помню этих издевательств и унижения. Откуда мне брать внутренние силы на эту игру…

— Замерзнешь, любовь моя. Что я тогда буду делать без тебя?

Издевательский тон режет мне слух. Смелый, говорит со мной на своем языке, показывает мне свою истинную суть. Потому что считает, что препарат все сможет стереть. Пусть продолжает, во мне только копится больше желания вонзить в него нож.

Я сжимаю его в руке, спрятав под пледом. Вспоминаю то, как он безжалостно бросает меня на пол, будто какую-то никчемную вещь, которую не жаль.

Вскакиваю с места с криком.

— Ненавижу!

И набрасываюсь на него с ножом. У хищника хорошая реакция и он, быстро среагировав, берез меня за запястье, выхватывает нож и толкает назад. Я падаю на кресло и бросаю свою голову на бедра, пряча лицо в ладонях. Рыдания снова вырвались из истерзанной души, а у меня совершенно нет сил их сдерживать.

Я настолько сильно возненавидела этого ублюдка, что не смогла совладать своими представлениями и превратила их в реальность. После душа накинула на себя халат в пол и спустилась вниз. Забрала нож из кухни под шокированные и испуганные взгляды поваров, возвращаясь обратно в спальню. Ждала своего личного мучителя, чтобы убить и закончить свои страдания. Тогда я бы сбежала без препятствий, и никто бы меня не искал. Если не считать полиции. Но они ничто по сравнению с тем, кто сейчас рядом со мной.

— Избавь меня от этого. Давай, живее. Через пять часов самолет, — с пренебрежением выплюнул Джексон.

Крепкие руки обхватили мои предплечья и вынудили выпрямиться. Я откинулась на спинку кресла и сквозь слезы увидела доктора Адана. Он с сожалением посмотрел на меня, затем быстро перевел свой взгляд на мою руку, поднимая рукав халата.

Ему тяжело и больно смотреть на меня, и я его не осуждаю. Я сама не смотрела сегодня на себя в зеркало, зная, какая измученная, пропитанная болью девушка там посмотрит на меня.

Безболезненная жидкость наполнила мой организм. Сейчас успокоительное как никогда кстати. Я смогу заснуть и на мгновение забыть о своем кошмаре. Если, конечно, он не последует за мной в мой сон.

— А теперь иди переоденься, приведи себя в порядок, пока не вырубилась, — приказал мой тиран.

Я встала с кресла и направилась в дом. Проходя мимо него, еле сдержалась, чтобы снова не плюнуть ему в лицо. Я обещала себе сделать это, когда почувствую себя в безопасности. Но вчера не сдержалась. Я испытала удовольствие, сделав это, несмотря на то, что последствия были ужасными. За пощечину он заслуживает плевка в лицо, но за насилие этот монстр поплатится куда хуже.

Через пятнадцать минут сборов я уже начала ощущать недомогание и сонливость. Я засыпала на ходу, поэтому до машины меня донес один из охраны и засунул на заднее сидение салона. Кажется, будто доктор Адан специально влил в меня успокоительное сильнее, чтобы я смогла забыться.

Рядом со мной сел Джексон и дверь захлопнулась. Он положил мою голову на свое плечо и поцеловал в макушку, поглаживая по щеке. По той самой, на которую вчера приложил свою ладонь. У меня не было сил сопротивляться его фальшивым нежностям и избавить себя от них. Я просто провалилась в крепкий сон.

***

Весь полет я проспала. Благодаря частному самолету Джексона спать там даже оказалось удобно. Спала я действительно крепко и меня даже не тревожили сны. Доктор Адан отныне знает, в чем я нуждаюсь сильнее всего — в спокойном сне, благодаря которому у меня получится отойти от своей жестокой реальности хотя бы на мгновение.

Когда сон отступил и сознание начало пробуждаться, то я не сразу открыла глаза. Ощущала, что уже лежу на что-то мягком, укрытая одеялом. По всей видимости, охрана носила меня на руках, пока я беззаботно спала.

Я слышала голоса Джексона и доктора Адана. Они разговаривали о какой-то новой клинике и обсуждали план действий. Я не решалась открывать глаза и показать, что давно уже пробудилась, ведь мне придется притворяться бестолковой амебой, а это для меня тяжело. Мне хочется показать свой взбунтовавшийся характер и высказать Джексону все, что я о нем думаю. Прикончить прямо в этой комнате.

Неужели я и есть такая настоящая? С ярким и горячим темпераментом, нетерпеливая, жаждущая свободы, не любящая повиноваться кому-либо, сносящая все преграды на своем пути.

Я однозначно нравлюсь себе такая, а Джексон, по всей видимости, меня такую не терпит и желает подавить, раздавить. Джексон жаждет приручить меня, покорить, чтобы я была послушной и покорной, стояла перед ним на коленях и благодарила за каждую секунду своей прожитой жизни. Ведь, по его мнению, я обязана жизнью ему. Живу в роскоши, ни в чем не нуждаюсь, ничего не прошу. Удобная. Покоряюсь ему во всем, но только в одном отталкиваю и показываю свои протесты — когда он хочет трахнуть меня.

Мои собственные мысли рождают лезвие ножа, которое безжалостно проходится по моему все еще мучащему в агонии сердцу.

Я вспоминаю себя разбитую на полу и давлюсь отвращением к самой себе. Терпеть не могу себя такую. Видимо, это и есть тот самый стержень, заставляющий меня встать во время любого потрясения. Я просто ненавижу себя слабую. Эта установка, которую я пришила в себя с давних времен, помогает мне выживать. И Джексону не сломить ее, поскольку она имеет громадную силу.

Ненависть прожигает мою душу, поэтому я громко вдыхаю в себя воздух, после чего мужские голоса стихли. Этим неосторожным действием я дала им знать, что проснулась.

Послышались тяжелые шаги и мне даже глаза открывать не придется, чтобы понять, кому они принадлежат. Он сел на корточки и погладил меня по голове. Я приоткрыла глаза и начала игру.

— Любимая, как ты? Помнишь меня?

К сожалению, да.

Я слабо улыбнулась и кивнула, коснувшись его щеки пальцами. Джексон взял мою руку в свою и поцеловал ее.

Я оглядела пространство вокруг себя. По всей видимости, мы остановились в отеле и занимаем двухкомнатный люкс высшей категории комфорт-класса, поскольку все вокруг элегантно оформлено. Все как любит Джексон — роскошь. Светлые стены и мебель, хрустальная люстра, огромный шкаф-купе с зеркалом, плазменный телевизор напротив дивана, небольшой стол посредине, за которым сидит доктор Адан и внимательно наблюдает за сложившейся ситуацией. Есть еще двери в другие комнаты, по всей видимости, ведущие в спальню и на кухню.

Я лежала на диване с бархатистой синей обшивкой.

— Где мы? — спросила я в непонимании, нахмурившись.

— В Чикаго. У меня здесь есть дела, и они затянутся, поэтому забрал тебя с собой.

— Давно мы здесь?

— Нет. Прилетели вчера ночью. Доктор Адан перед самолетом вынужден был вколоть препарат. У тебя случился приступ.

Джексон показывает сожаление и горе, и от этого фальшивого выражения меня тошнит. Как и от всего него. Сейчас он внутри наверняка ликует, считая, что я обо всем забыла и снова его марионетка. Но я все помню и еле сдерживаю себя, чтобы не разбить его голову о пол.

Я тоже умею профессионально притворяться. Делаю испуганное выражение лица и медленно поднимаю голову с подушки, принимая сидячее положение.

— Что я натворила?

Джексон убрал переднюю прядь моих волос за ухо и обреченно вздохнул.

— Набросилась на меня с ножом.

Из моего искреннего желания прикончить его, он сделал акцент на том, что это очередной неконтролируемый приступ. Мерзкая личность.

— Боже…Я не ранила тебя? Как я могла?

Из меня выходят максимальные эмоции испуга и потерянности. Джексон прижимает меня к себе и обнимает, пытаясь успокоить.

— Ничего страшного, любимая. Это все из-за твоего синдрома. Это все болезнь. Это не ты. Все хорошо. Я тебя вылечил.

Я смотрю на доктора Адана, который отпивает из стакана воды и тихо вздыхает, успокаивая оголенные нервы. Он смотрит на меня и осторожно кивает, признавая мое поведение и игру.

Я задерживаю дыхание, не желая ощущать этот аромат под своим носом. Его голос, его запах, его существование — это мой персональный яд, отнимающий по крупицам мою жизнь.

— Господин Райт.

В дверях оказывается один из охраны и Джексон переводит на него свое внимание, выпуская меня из своих объятий.

— К Вам адвокат.

— Да, пропусти ее.

Джексон выпрямился и направился встречать девушку. Адвокат вошла в номер с улыбкой, но даже она не отгоняет ее серьезности с лица, которая свойственна профессии адвоката. Доброжелательность к клиенту, но при этом сохранение своего авторитета.

— Добро пожаловать, господин Райт. Мне будет приятно с Вами поработать.

— Благодарю, что согласились, — Джексон целует тыльную сторону ее ладони.

Я поднимаюсь с дивана, поправляя свои волосы. Приближаюсь к Джексону, показывая при посторонних верную жену, которая обязана находиться рядом со своим супругом и оказывать моральную поддержку.

— Здравствуйте, — приветствую я первой, и девушка обращает на меня свое внимание.

На ее лице появляется что-то вроде ошеломления. Она сверлит меня таким недоуменным взглядом, будто не верит в реальность происходящего. Но при всех своих новых эмоциях и состоянии, она все же держит планку и не теряется окончательно.

Что не так? Почему у девушки такая странная реакция на меня, будто я не должна вовсе существовать в этом мире?

— Моя супруга.

— Алиса Райт, — представляюсь я и протягиваю руку.

Девушка медленно протягивает свою руку в ответ и слабо сжимает мою.

— Меган Адан, — хрипло произносит она.

Я хмурюсь.

— Доктор Адан, я обещал, что Вы наконец увидите свою дочь, — говорит Джексон.

Девушка отнимает от меня свой взгляд и смотрит на моего доктора. Ее лицо засияло, и она улыбнулась шире.

— Папа, наконец-то ты смог приехать.

Я смотрю на доктора Адана, который медленно поднимается со стула, опираясь ладонями в стол. Он не верит своим глазам и не похоже, что в данный момент счастлив видеть свою дочь.

— Ты не говорил мне, что моя дочь будет представлять твои интересы.

— Сюрприз захотел устроить.

Доктор Адан подходит к своей дочери и обнимает ее так, будто она единственное важное, что есть в его жизни. Затем он смотрит на Джексона и сглатывает. В глазах промелькнул страх.

Я в этот момент проваливаюсь в воспоминание, в котором перед процедурами узнаю, что у доктора Адана есть дочь и слова Джексона, страшным возгласом отразившиеся в моей голове:

«— Я сказал препарат! Иначе на вопрос, есть ли у тебя дочь, ты будешь отвечать: «Нет»

Я пошатнулась и Джексон, моментально среагировав, обхватил меня за талию.

— Любимая, что такое? — с испугом спросил он.

Я еле сдержалась, чтобы не посмотреть на этого монстра с ужасом. Скольких людей он держит в страхе? У доктора Адана тоже связаны руки и вот почему он согласился на преступление, создавая этот чертов препарат — его дочь под прицелом Джексона. Если я избавлюсь от этого чудовища, то сколько жизней мне удастся спасти?

Я посмотрела на Меган. Она все еще с растерянностью осматривала меня с ног до головы, продолжая с трудом верить в мое существование. Ей неведомо, кто на самом деле Джексон и что она попала прямиком в лапы беспощадного хищника.

Могу ли я доверять ей и объединить силы?

— Ничего. Просто голова закружилась. Видимо, мало отдохнула.

— Давай провожу тебя до спальни. Мне пока придется тебя оставить до вечера, нужно уладить возникшие дела, — оправдывался Джексон.

— Все в порядке. Я посплю.

— Минуту, помогу супруге и вернусь к Вам, — обратился он к адвокату.

Джексон повел меня в спальню, а я еще раз взглянула на девушку, повернув голову. Она обнималась с отцом и выглядела очень счастливой. Я обязана поговорить с ней при первом удобном случае и понять, отчего у нее такая реакция на меня. Возможно, мы встречались в прошлом.

Глава тридцать пятая

Меган

На протяжении всей своей жизни я только и делаю, что борюсь.

Боролась с обстоятельствами, которые мешали мне стать той, кем хотелось.

Боролась с одиночеством.

Боролась с состоянием депрессии, вызванной потерей матери в юные годы, когда чувства подростка излишне ранимы.

Боролась с привязанностью к отцу, которому пришлось оставить свою дочь, едва той исполнилось восемнадцать.

Он искал светлое будущее, искал себя, искал для себя дело, которое пришлось бы ему по душе, а не сидеть в клинике, в кабинете и принимать пациентов ежечасно и выслушивать их проблемы. Он чувствовал себя загнанным в угол, отец поникал на моих глазах. Поэтому я не осудила его решение оставить меня одну в Чикаго и улететь в Германию. Там он нашел клинику, которая занимается изучением мозговой деятельности человека, что-то из этого ряда. Ему хотелось большего, приняли его рвение присоединиться к команде, и отец не задумываясь рассказал мне о своих планах на одном вздохе, после чего волнительно ждал моей реакции.

А что я могла ответить, когда глаза отца наконец загорелись живым огнем, которого я не видела со дня смерти мамы? Я улыбнулась ему, сдерживая слезы, и отпустила, желая ему осуществить задуманное. Он ждал, когда я повзрослею и смогу стать самостоятельной. Правда вот то, что мой внутренний мир полностью разбит, об этом отец не знал. Хотя здоровый взгляд на внешний мир и цветущий внутренний мир человека — самое важное составляющее для успешной жизни в той реальности, которая окружает людей. А она не простая.

Поэтому, после отъезда отца, я резко поменяла направление своей жизни, которое приняла изначально. Вместо педагога я решила отучиться на юриста, оправдывая эти изменения тем, что у юриста, в отличии от педагога, жизнь далеко не скучна и не однообразна.

Мне хотелось уйти во что-то эмоциональное с головой. Хотелось думать о чем угодно, но только не о своей жизни, в которой ничего не получается.

Я боролась за свою жизнь, поэтому отдала себя профессии, в которой бороться нужно за другую жизнь.

И вроде бы я привыкла к своей жизни. Смирилась с тотальным одиночеством, которое балансировалось редкими звонками от папы. На его вопросы о моей жизни я всегда отвечала положительно. Хотя каждую ночь валилась с ног после очередной смены на работе.

Чтобы прожить нормально и не экономить, я решила к своей стипендии прибавить заработную плату официантки из бара. Выбрала удобный график, но после смены на учебу приходила уставшая и с темными кругами под глазами. Так или иначе, это того стоило. За свою симпатичную мордашку я получала неплохие чаевые от пьяных мужчин, которые не жалели на меня денег. Папа бы не одобрил мой выбор и настаивал бы на том, чтобы сам высылал деньги на мою жизнь, но мне этого не хотелось. Поэтому скрывала от него свою дополнительную деятельность и говорила, что у меня хорошая стипендия.

Я была занята ежеминутно и мне некогда было страдать. Я просто приняла свою новую жизнь. И это оказалось легко сделать. Забыла обо всех «если бы», «возможно», «стоило сделать так». Поняла, что невозможно осуществить все свои планы, а их у меня было много. Я планировала свою будущую жизнь слишком тщательно, отчего каждое разрушение подводило меня к пропасти отчаяния.

Я научилась жить по инерции.

Так я жила спокойно за все время своего обучения и еще год, когда начала работать адвокатом. Стала холодной, построила вокруг своего впечатлительного сердца стену, балансировала жестокость со своей излишней добротой. Забыла про существование доверия к другим и чувствовала себя прекрасно. На мне лишь ответственность за другие жизни, а про свою забыла, когда поняла, что для своего благополучия мне хватает просто закрыться от других и даже от самой себя.

А потом я встретила Уильяма. Несмотря на то, что при первой встрече я пронзила его ледяным безразличным взглядом, он мне понравился сразу. Я увидела в нем потенциал, стремление все брать под свой контроль и…некое чувство печали. Кажется, он страдал. И мне хотелось понять, почему он в таком состоянии, что такого произошло в его жизни, что он теперь настолько наплевательски относится ко всему вокруг. Даже к самому себе.

Но вместо дружеского интереса и помощи, я влюбилась. Безнадежно и безумно. Настолько безумно, что согласилась на обыкновенный секс после нашей первой ночи, о которой Уильям мало что помнил, поскольку был пьян. Он сразу объявил мне о своих намерениях, о том, что сильных чувств и влюбленности у него ко мне нет. Я энергично закивала и просто поддержала его идею поддерживать только интимные отношения для физической разгрузки.

Я держалась. Я уничтожала свои чувства полным погружением в работу и даже другими связями. Но никто не смог помочь мне забыть его.

Мои чувства горели и возрастали к нему с каждым днем. Если я не видела Уильяма несколько дней подряд, у меня начиналась ломка, я скучала и понимала, что разлука с ним сильнее подливает масла в мои горящие чувства. Я поняла, что полюбила человека. И все ведь хорошо, поскольку это светлое и необходимое человеку чувство. Только вот Уильям не отвечал мне той же любовью.

Я молчала. Скрывала свои чувства, ведь смысла раскрывать их нет. Своей исповедью я только напугаю его и заставлю оставить меня навсегда. Он бы даже не приходил ко мне по ночам.

И это доводило меня до рыданий. Это были настоящие страдания. Я подолгу сидела ночью у себя на кухне, выпивая вино, и плакала. Ощущала, как мое сердце ноет от боли, вырывается из груди и молит о пощаде. Но я не знала где искать помощи, чтобы избавиться от этой любви. Ее не было.

Однажды я настолько сильно отчаялась, когда душевная боль пронзила меня окончательно, что я забыла про голос здравого рассудка и пошла к нему, чтобы открыть правду. Я поняла, что Уильям узнал про мои чувства, поскольку он не приходил уже около месяца. Не нужно быть провидцем, чтобы заметить их. Целый год я вынашивала эти чувства, как самый страшный грех, но любая терзающая душу тайна всплывет, даже если ты сам этого не хочешь.

Я пошла к нему, тая надежду, что Уильям даст нам шанс.

Но он растоптал ее. Нет, не безжалостно. Скорее мягко, если можно, так сказать. Если у Уильяма нет ко мне влюбленности, то теплые чувства точно есть, и он не захочет, чтобы я страдала.

Но боль все равно будет, даже если нож в сердце будут вонзить осторожно, с заботой. В меня тогда вошли два ножа.

Я наконец-то поняла, отчего Уильям с каждым месяцем становится мрачнее и жестче к окружающему. На доске расследования были фотографии девушки, и я осознала, что он ищет ее уже много лет. С болью в душе осознала, что его неприступное сердце принадлежит ей. И это первый нож в моем сердце.

Второй Уильям запустил, когда отобрал надежду. Он не захотел давать нам шанс, крепко понимая, что не сможет полюбить меня. Уильям любит другую.

По пути женской интуиции, я подозревала, что его сердце занято, но думала, что его любовь трагически погибла, поскольку больше нет другого объяснения тому, почему он страдает и не может воссоединиться со своей любовью. Но напрямую спрашивать забоялась.

Мне просто хотелось отобрать у него эту неизвестную мне боль. Я думала, что смогу ему помочь. Но у меня, как оказалось, нет таких полномочий.

Я отпустила его, отступила, но моя душа все равно рвалась к нему. Это было невыносимо.

В итоге, спустя несколько лет, я снова начала бороться за свою жизнь…

Я снова начала смотреть в будущее и планировать свою жизнь без Уила. Но у меня не получалось отодвинуть его. Он появлялся снова и снова, и это приносило мне удовлетворение. Ровно такое же, стоит наркоману влить в себя запретную жидкость и словить эйфорию. Это стало зависимостью, психологической болезнью.

Мне впервые за несколько лет не хватало отца, которому я могла бы выговориться, который смог бы помочь мне справиться с этой одержимостью. Иначе я рискую сойти с ума вовсе. А мысли уже тяжелее привести в порядок.

Я боролась каждый день.

Работала и боролась.

Гуляла и боролась.

Спала и боролась.

Каждое мое движение сопровождалось борьбой.

Однажды я спятила и начала кричать о том, чтобы эта девушка была мертва и Уил узнал об этом. Рвала бумагу и кричала. Когда пришла в себя, плакала и умоляла, чтобы эта девушка нашлась и прекратила страдания Уила. Но после осознавала, что с таким раскладом окончательно потеряю его.

Я забрела в замкнутый круг, в котором жила двумя личностями. Одна хотела смерти девушки, а другая, чтобы она нашлась. Понимая, что Уил вовсе забудет про меня с ней, снова возвращалась к ее смерти.

Я все-таки спятила. И мой отец появился в моей жизни вовремя. Но вместе с его возвращением осуществился мой самый главный и страшный парализующий страх — я собственными глазами увидела эту девушку. Она здесь. В Чикаго. И является супругой моего клиента.

Сначала я хотела верить в то, что это просто двойник, ведь она не могла жестоко бросить Уила, не сказав о своих планах. Хотя я не могу судить ее и анализировать, ведь совершенно не знаю, какая она. Потом решилась и расспросила про нее у своего отца. Если он приехал вместе с этой семьей, то получается знает ее.

Ее зовут Алиса и пять лет назад она попала в автокатастрофу, после чего потеряла память. Отец является ее психотерапевтом. И данная информация подтолкнула меня верить в то, что это та самая девушка, которую ищет Уильям уже много лет и не может успокоиться, купаясь в муках и терзаниях.

Она исчезла, потому что не помнит его.

Тут же встал вопрос. Что мне делать? С одной стороны, Уильям, который засветится от счастья, когда узнает, что Алиса под его носом. С другой стороны, моя надежда, которая все еще полыхает во мне слабым огнем, и если я разобью ее собственноручно, то это станет последним, что я сделаю в своей жизни.

Долгое время я не смогла признаться себе, но все же осмелилась — без Уильяма я уже не представляю свою жизнь. Пусть я слабая, не способная жить так, чтобы ни от кого ни зависеть, но не могу изменить этого устоявшегося мрачного факта.

Отец сейчас рядом со мной. И я сама поспособствовала этому. Честно говоря, мне не хотелось брать на себя дела Джексона Райта в связи со своим состоянием. Но когда он сказал мне, с кем приезжает, я заставила себя взять себя в руки и ожить ради отца, которого не видела семь лет.

Но вместе с желанием увидеть отца и поговорить с ним обо всем, что таится в моей душе, я наткнулась на противоречивые чувства, когда увидела перед собой девушку, способная на считанные секунды разрушить мою и так хрупкую жизнь, отобрав любимого человека навсегда.

Я еще вчера оплакивала свою участь, считая, что хуже уже быть не может. Оказалось, что может.

Я назначила отцу встречу вечером, назвав свой адрес, поскольку сейчас нужна для Джексона Райта. Мы обсудили все наши предстоящие дела, подписали кучу бумаг и обменялись договорами. Он вместе с моим отцом открывает клинику в Чикаго, решив расшириться. Поэтому мой отец так же присутствовал на важном разговоре, поскольку некоторые документы оформляются на него в связи с тем, что у него медицинское образование. Джексон Райт же просто владелец.

За три часа обсуждения из головы не выходила Алиса. Я часто бросала взгляд на дверь, за которой она скрылась и буквально слышала ее дыхание.

Она здесь. Она жива и этим она представляет опасность. Я в минимальном страхе, зная, что она не помнит Уила. Она все равно уедет обратно и мой кошмар кончится.

Но…кончится ли? Я буду смотреть в глаза Уила и вспоминать момент, когда передо мной предстала Алиса. Смогу ли я скрыть это важное и необходимое для Уила и жить дальше как ни в чем не бывало? Или чувство вины будет грызть меня из года в год, и я просто лишу себя жизни, не в силах дальше носить в себе эту тайну?

Я попала в какой-то капкан, из которого не выбраться, какой бы выбор не сделала. При любом раскладе мне тяжело будет принимать свою жизнь.

Джексон и отец отправились в ресторан, чтобы начать разговор с фирмой, которая будет заниматься постройкой клиники. Я решила не торопиться и спокойно собрать все бумаги со стола, чтобы ничего не перепутать. Уже закрывала папку на молнию, как вдруг периферическим зрением увидела, как открывается спальная дверь.

Алиса огляделась по сторонам и вышла в гостиную, осторожно приближаясь ко мне. Я затаила дыхание и сидела на месте, словно прикованная к дивану.

— Прошу прощения, — заговорила она, находясь в нескольких метрах от меня. — Мы никогда с Вами не встречались?

Не встречались, но я видела тебя на фотографии, которая хранится в квартире у человека, которого я люблю.

Алиса смотрела на меня выжидающе и с напряжением сжимала свои пальцы держа руки на уровне груди.

— Нет, не встречались, — ответила я спокойным голосом и со слабой улыбкой, хотя внутри бушевали волны волнения.

— Просто Вы так на меня смотрели…

Я сглотнула. Во рту стало нестерпимо сухо, словно мое вранье обезвоживает мой организм.

— Вы напомнили мне мою знакомую, с которой мы учились вместе в университете. Мы познакомились три года назад, и вот уже год я ее не видела, а хотелось бы.

Я на ходу сочинила легенду и объяснила таким образом свое поведение. Девушка оказалась внимательной, хотя я практически не выдала своего удивления и испуга.

Алиса заметно расстроилась и ее плечи опустились, когда она вздохнула.

— Значит это не я.

На ее лице грусть и разочарование, отчего мне хотелось поскорее уйти из номера, чтобы не видеть этого. Будто это я виновата в ее страданиях и печали.

Я наконец оторвалась от дивана, но чтобы не казаться бестактной, я не ушла молча, а завязала небольшой прощальный разговор.

— У Вас амнезия?

— Да. И я пытаюсь хотя бы что-то вспомнить из своего прошлого. Или кого-то. Но ничего не получается.

— Сожалею, — тихо сказала я и поджала губы.

— Только не говорите моему мужу о том, что мы говорили.

Я слегка нахмурилась, когда услышала эту просьбу, но не стала углубляться в ее причину. Я просто хочу забыть эту встречу, этот разговор и эту девушку. Кажется, я сделала свой выбор и заглушила чувство вины эгоизмом, который вырабатывала в себе долгие годы.

— Не стану, мне это ни к чему.

— Благодарю.

Алиса развернулась и вернулась в спальню. Я выдохнула из себя напряжение и покинула этот злосчастный номер.

Месяц. Мне придется жить в большом страхе месяц. По словам Джексона, они даже могут улететь обратно еще раньше. Пока она в Чикаго, есть риск, что Уильям найдет ее, а мне придется каким-то образом скрыть истину и свою причастность.

Вернувшись домой, я приготовила ужин и дождалась отца. Мы наконец можем сидеть и разговаривать в живую, а не по телефону обмениваться парой фраз. Это пока единственное, что теплило мою потрепанную душу.

— Отлично готовишь, родная, — оценил мои кулинарные способности папа, когда доел свой стейк и приступил к салату. — Есть кого кормить такой вкуснотой из мужского пола?

Я смущенно улыбнулась и опустила глаза, вспоминая, как приготовила ужин несколько месяцев назад и ждала Уила. Тогда был единственный раз, когда я накормила его, и мы сидели ночью за столом при свете свечей. Я смотрела на него и мне даже его молчание нравилось. Уильямдаже не заметил, что я создала романтическую обстановку. Ему это не нужно было, но я постаралась не принимать это близко к сердцу. Просто сделала вывод, что мужчины мало что замечают. Даже блеск влюбленности в глазах женщины.

— Не могу сказать, что есть тот, кто в восторге от моих кулинарных способностей. Просто есть тот, кто занимает мое сердце и не дает мне покоя.

Отец отложил приборы и отдал все свое внимание мне. Он заметил, как я мигом потускнела.

— Это безответная любовь, папа.

Я подняла на него глаза и увидела грусть на родном лице.

— Я борюсь.

Отец поджал губы и тяжело вздохнул.

— За любовь должны бороться двое, дочка.

— Один тоже может, — настаивала я на своем и этого хватило, чтобы папа понял, что я одержима и меня уже требуется лечить от этой любви.

— Меган, если любовь взаимна, то никакой борьбы и не требуется. А если ответа нет, то и бороться за нее бессмысленно.

На мои глаза уже подступили слезы. В глубине души я понимала, что отец совершенно прав, но вот сумасшедшие чувства накрывали и заглушали все.

— Даже если ты победишь и начнешь принуждать его к любви, у тебя не будет счастья и благоденствия. Ты просто морально уничтожишь сначала его, а затем и себя. Проще страдать год или два и забыть, чем страдать всю жизнь рядом с тем, кто тебя не любит.

Папа всегда хотел для меня счастья. Даже если его правда сейчас очень жестокая и бьет по моему сердцу, это все равно его забота обо мне. Он хочет для меня лучшего, и это лучшее — отпустить.

Слезы потекли по моим щекам. Отцу больно смотреть на меня разбитую, но он заставляет себя. Папа понимает, что сейчас он нужен мне весь, даже его любящий взгляд.

— Я не смогу. Я просто хочу хотя бы раз в жизни получить желаемое. Я не расскажу ему. Уильям не узнает, что Алиса в Чикаго. Он никогда не найдет ее.

Я даже не поняла, как эти слова вышли из меня. Мною управляет неведомая сила, принадлежащая отчаянию. Она усилилась, когда в моей жизни появилась проблема в виде «возвращения Алисы».

Папа нахмурился, принимаясь анализировать мои слова.

— Так вот почему ты смотрела на нее такими испуганными глазами? Ты ее знаешь?

Я сглотнула.

— Видела на фотографии.

— А Уильям — это тот парень, который не полюбил тебя в ответ, потому что…он ищет Алису? Кем он ей приходится?

Я молчала, кусая нижнюю губу.

— Они были возлюбленными в прошлом?

— Нет! Не говори этого! — закричала я истеричным голосом, хватаясь за голову. — Он не должен ее любить. Его сердце не должно принадлежать ей.

Я посмотрела на отца. На его лице отразилась догадка, будто в его голове выстроился пазл, и получившаяся картинка его сильно удивила.

— Меган, ты должна рассказать ему. Если Уильям разыскивает ее, то ты должна рассказать. Они нужны друг другу. Ты даже не представляешь, как эта девушка мучается рядом с Джексоном, — выпалил папа на одном дыхании, искренне переживая за Алису.

Я горько усмехнулась.

— А я? Я разве не мучаюсь?

— Меган…

— Ты не скажешь ей, — твердым приказным тоном объявила я.

Отец посмотрел на меня как на сумасшедшее и безжалостное существо.

— Если ты хочешь, чтобы твоя дочь оставалась в твоей жизни, то ты не скажешь ей.

— Дочка, ты погубишь и свою и их жизни.

— Плевать. Я лучше буду жить в вечных страданиях, чем знать, что они вместе и счастливы. Я не переживу этого.

Папа провел ладонью по своему лицу и громко вздохнул. Он опустил свои глаза и качнул головой.

— Сейчас я увидел Джексона в женском обличии. И мне больно от того, что этого жестокого человека мне напомнила моя дочь, которую я оберегаю, погубив ради нее много жизней. И главную — жизнь Алисы.

Даже после своих слов, наполненных горечью и обидой, папа так и не осмелился поднять на меня глаза. Больно ли ему смотреть на меня или стыдно, или ему отвратительно видеть меня, уже не важно. Я испортила впечатление о себе. Но даже разочарование отца не подтолкнет меня к тому, чтобы я помогла Уильяму и Алисе воссоединиться.

Папа поднялся со своего места и направился к выходу из кухни. Он остановился рядом со мной, поцеловал меня в макушку и покинул квартиру.

Я не смогу. Не в моих силах. Для меня рассказать правду Уилу — это самоубийство.

Глава тридцать шестая

Уильям

В свой выходной день я сидел за ноутбуком и продолжал искать хотя бы какую-то минимальную информацию о Джексоне. Но за четыре дня поисков в просторах интернета мне ничего не удалось разыскать. Словно он так же, как и Алиса, — растворился в воздухе.

Данное совпадение меня сильно нервировало. Мне хотелось крушить все вокруг, когда в голове непроизвольно всплывала мысль, что он просто присвоил Алису себе, запер и заставил весь мир забыть об их существовании. Меня всего начинает трясти, будто мое тело охватил приступ эпилепсии. Я пытаюсь контролировать этот огонь из негативных эмоций и не совершить какой-либо безумный поступок.

Иногда мне просто хочется отвлечься, когда организм дает сигналы и молит о пощаде. Капля осознания того, что я все же обязан беречь себя, победила над чувством отчаяния, которое питает меня и толкает искать без прерывания ни на отдых, ни на питье, ни на еду. Я чувствую, что иду в правильно направлении и не могу остановиться, будто сделай я это и мой успех в поисках закончит свои действия.

— Уильям, — послышался печальный голос Виви в стороне, и я повернул голову.

Она стояла передо мной со стаканом в руках, который содержит в себе какую-то белую жидкость, и смотрела с жалостью, которого не могла скрыть.

— Выпей молока хотя бы.

Я сморщил лицо в презрении, после чего жалость на лице Виви исчезла за считанные секунды. Теперь она смотрела на меня с гневом.

— Выпей я сказала! Иначе сама буду вливать его в твой рот! — с угрозой процедила она и поставила стакан на стол.

Я сглотнул и взял стакан. Принюхиваясь к жидкости, я еле сдержал рвотные позывы. Задержал дыхание и постарался выпить все как можно скорее. Виви все это время стояла надо мной как коршун и контролировала.

— Твой организм еще спасибо скажет. Пьешь этот коньяк уже как обычную воду. Я, кстати, выкинула все.

Я поставил стакан на стол и посмотрел на свою подругу испуганными глазами.

— Виви, мой организм уже не работает без него.

— Заработает, если научишь держаться на другом. Зла не хватает.

Я не осмеливался больше возразить. Виви может и с охотой как следует треснуть, стоит начать с ней спорить и отстаивать свои права. Я понимаю, что она во всем права. Об этом мне твердят крупицы моего здравого рассудка, что если я не откажусь от своих вредных привычек, то перестану походить на нормального человека.

— Как успехи? — спросила она.

— Он сменил фамилию. Придется связаться с одним из тех, кому он продал отель Коллинза и спросить, кем являлся продавец. К счастью, отелей много и хотя бы в одном я найду информацию.

— Чего у вас двери открытые?

В гостиную зашел Майкл. Стоило Виви увидеть его, как она встрепенулась, схватила пустой стакан со стола и ушла прочь в кухонную зону.

— Привет, Виви, — рискнул поздороваться с ней мой друг, когда она проходила мимо него.

Она лишь взмахнула перед ними своими волосами, ничего не ответив. Я подвил смешок, когда заметил недоуменное лицо друга. Он тяжело вздохнул и приблизился ко мне.

— Что мне с ней делать? — не понимал Майкл. — Закинуть на плечо и унести? Я уже только какие способы не придумывал.

— Я не против избавиться от ее тирании, уноси, — отшутился я и мой друг укоризненно посмотрел на меня. — Ну ладно, если серьезно, то просто жди. Виви проверяет твои чувства на прочность. Делает из себя недоступную для тебя, показывает стервозный характер и ждет, когда ты сломаешься.

Майкл задумчиво промычал и медленно осел на кресло.

— Вот какую тактику она избрала. Мудрая. Ничего, тогда потерпим.

Майкл сосредоточил на мне свое внимание, отходя от темы с Виви.

— Джексона разыскиваешь?

— Да, — ответил я, не отводя глаза от экрана ноутбука, набирая в поисковике название отеля в Нью-Йорке.

— Жаль тебя отвлекать, но у нас труп. Я, собственно, за тобой.

— Черт, — выдохнул я, откидываясь на спинку компьютерного кресла.

— Но его заметили на камерах. Маньяк наш обломался и, думаю, сегодня мы его возьмем.

— Отлично. Поехали.

Я встал к кресла и последовал к выходу, попутно надевая на себя водолазку.

— Куда? Я чай приготовила, — послышался недовольный голос Виви, которая стояла посреди гостиной с подносом в руках.

— Уил, подожди пару секунд.

Майкл приблизился к Виви и отпил из чашки теплой жидкости. Я усмехнулся, скрещивая руки на груди. Он прогибается под каждое желание Виви, только бы вернуть ее себе.

— Солнышко, просто великолепно, — похвалил он старания Виви, оставляя чашку с чаем обратно на поднос. — Извини, нам надо бежать, маньяка ловить.

После этих слов Виви заметно перепугалась и стала серьезнее.

— Вы осторожнее только там.

Майкл манипулировал ее чувствами.

— Обещаю.

Майкл направился к выходу, а я последовал за ним, тихо посмеиваясь над его поведением.

На поимку опасного преступника у нас ушла вся ночь. Благодаря камерам видеонаблюдения удалось четко распознать его лицо и установить личность. Многочисленные полицейские автомобили, спрятанные в темном квартале в полной тишине, за которыми мы спрятались в пистолетами в руках и выжидали его появления.

Первые несколько лет маньяки ведут себя осторожно и при большой активности полицейских могут залечь на дно и временно приостановить свою деятельность, которая является для них тем, что поддерживает их психику в стабильности. Когда начинается ломка, они снова выходят на охоту, становясь еще более изощрёнными, после долгого голода. Когда они начинают чувствовать власть и уверенность от того, что их невозможно поймать, они расслабляются и перестают уделять внимание контролю своих действий. Главным становится — утоление своей сущности, своей потребности. Благодаря тому, что у них повышается уверенность, повышается и шанс, что нам удастся их поймать.

Так и случилось. Он не обратил внимание на камеры вокруг элитного дома и засветился. При задержании даже не сопротивлялся и вел себя так, будто он чистильщик. Грязным женщинам не место в этом мире. Такая позиция у него установилась, когда его предала девушка, а слабая психика не выдержала такого унижения.

Мы еще пол утра провели с ним на допросе. Пытать тоже не пришлось. Он во всем сознался и признался, что устал от своей деятельности. Все же я не сдержался и ударил его за то, что он лишил многих матерей дочерей и заставил страдать.

Мы с Майклом приняли душ прямо в специально отведенной для этого комнате в нашем отделе и переоделись в чистую одежду. За много лет работы в данной сфере остается привычка хранить одежду и в отделе. Домой ехать не было времени, поскольку теперь необходимо составить протокол, отчетную деятельность и отдать начальству, после чего направить в суд и наконец посадить этого ублюдка.

Когда мы шли в кабинет, навстречу попала Меган. Она подняла голову и, увидев меня, вздрогнула, резко остановившись. За короткое время, пока я разглядывал ее, могу сделать вывод, что она выглядит не как здоровый и счастливый человек. В груди тут же почувствовал укол жалости, а затем последовал удар отвращения к самому себе.

— Привет, Меган, — заговорил Майкл, убирая напряжение, образовавшееся вокруг нас.

— Привет, — без живости ответила Меган.

— Как дела? — осмелился спросить я.

— Все хорошо, — со слабой улыбкой проговорила она.

— Просто выглядишь не очень.

Меган опустила голову и шире улыбнулась.

— Не умеешь ты делать комплименты женщинам, друг.

— Просто устала, много работы. Еще взяла новое дело, совершенно не высыпаюсь. Мне пора, еще увидимся.

Меган прошла мимо Майкла, будто от меня она хотела быть как можно дальше. Я проследил за ее уходящей спиной и понимал, что Меган желает забыться в работе, чтобы больше ни о чем не думать. Иного выбора, когда тебя разрывает на части от душевной боли, нет.

Я посмотрел на Майкла. Он пожал плечами.

— Твоей вины здесь нет.

— Именно вся вина и возложена на меня.

Майкл лишь тяжело вздохнул за моей спиной, когда я зашагал в кабинет, но ничего не сказал. Опровергнуть это невозможно. Я полностью беру на себя вину в том, что Меган выбита из равновесии. Да, я не давал ей никаких надежд, и она знала, какие у нас будут отношения, знала, на что идет. Но это меня не оправдывает. Я вообще не имел права предлагать ей такого рода связи. Мне необходимо было думать о последствиях.

Я устало сел на кресло и придвинулся ближе к столу. Майкл сел за свой стол напротив меня и прочистил горло. Он потянулся, размял шею, пальцы и открыл ноутбук.

— Начнем, пожалуй.

Я старался сосредоточиться на работе, но меня продолжала тянуть к себе тема с поисками Джексона. Мне осталось обзвонить владельцев отелей, принадлежащие когда-то Коллинзу и обзванивать до тех пор, пока один из них не даст мне желаемого ответа.

— Наконец-то я нашел тебя, Хилл.

В проем двери просунул свою голову Фостер, а затем вошел в кабинет и приблизился к моему столу.

— Тебе тут записку передали.

Я нахмурившись забрал из его протягивающей руки сомнительный, сложенный напополам небольшой лист.

— Кто? Когда?

Фостер пожал плечами.

— Передали дежурному. Он описал передавшего как мужчину лет пятидесяти на вид, седовласый и в очках. Попросил отдать лично тебе.

Фостер больше ничего не стал говорить и покинул кабинет, тихо закрывая за собой дверь. Я остался в раздумьях, уставившись на белый квадрат в руках.

— Что-то я не припомню, чтобы у тебя было такое окружение, — подметил Майкл. — Что там?

Я развернул бумагу и наткнулся на короткое письмо, написанное от руки.

«Ровно в 11:00 ты сможешь найти ее в Ланкольн-парке. Возле озера Мичиган.»

Мое сердце забилось с бешеной скоростью. Я вскочил, отчего Майкл вздрогнул. Снова и снова вчитывался в содержимое, боясь поверить в происходящее. Я чувствовал, как во мне быстро циркулирует кровь, и я будто возвращаюсь к жизни.

Как детектив я не имею права поддаваться эмоциям и для начала проверить достоверность информации. Но если речь касается Алисы, я иду на поводу эйфории, во мне взрывается серотонин. Я не могу этого контролировать.

Я посмотрел на часы. Они показывали десять тридцать пять. До нужного парка мне ехать примерно пол часа, учитывая пробки.

— Мне нужно отъехать, — сказал я Майклу и шагнул к выходу.

Мой друг тут же встал с места и загородил мне дорогу. Он выхватил из моей руки записку и прочитал содержимое. После чего Майкл посмотрел на меня удивленными глазами.

— Ты вот так собрался туда ехать? Даже не проверив информатора?

— У меня нет на это времени. Для начала я проверю это место. Если информация ложная, то найду этого шутника и посажу его на кол, — со всей злостью проговорил я.

— Может мне с тобой поехать? Мало ли что.

— Нет. Ты оставайся здесь и прикрой меня. Закрывай дело.

Майкл тяжело вздохнул и кивнул. Он хлопнул меня по плечу, словно благословил, и освободил дорогу к выходу.

Я забрал свое пальто из гардеробной и быстрым шагом направился к выходу из здания, попутно накидывая его на себя. Руки тряслись, сердце не сбавляло свое биение на ни секунду. Из меня фонтаном бьет адреналин. Такое состояние вызвала одна записка от неизвестного. Если он знает меня, то наверняка догадывается, что если это шутка и желание ударить меня по самому больному, то я найду его и живого закопаю в безымянной могиле.

Я ехал как можно скорее, желая объехать все пробки, но они навязчиво продолжали блокировать мне свободный доступ к цели. Это меня раздражало, и я уже наплевал на все правила дорожного движения. Именно сегодня мне не хватает моего мотоцикла, на котором я бы объехал каждую стоящую на месте машину.

Я оставил машину на парковке парка. Дальше приходится идти пешком. Шагая по каменистой тропинке, которую старательно вычищает от листьев дворник, я одновременно поглядывал на свои наручные часы. Если это правда и от Алисы меня сейчас отделяет всего несколько метров, я обязан найти ее как можно скорее. Если я снова упущу ее, то утоплюсь в этом чертовом озере, и оно станет моей могилой.

Сегодня меня наполняет надежда, она уже буквально выливается за края моей души и блокирует мои дыхательные пути. В нетерпении я уже начал бежать, чтобы скорее добраться до побережья озера, задыхаясь от собственных эмоций.

Я шел мимо многочисленных скамеек вдоль побережья, тщательнее разглядывая те, на которых сидят девушки. Рассмотрел их больше двадцати точно и осталось совсем немного. Я уже начал переживать и одновременно злиться, представляя в голове, как найду этого шутника и заставлю жрать эту записку. Он испытает на себе все пытки, которые имеются в моем арсенале, накопившиеся за несколько лет работы.

Я резко остановился, будто врезался в невидимое препятствие. Тяжело и часто дыша я смотрел на сидящую девушку, находящаяся от меня в нескольких шагах. Она читала что-то в мобильнике и, казалось, больше ничего не видит вокруг, полностью погруженная в содержание. Девушка убрала передние пряди своих медных волос за ухо и мне открылся более лучший ракурс, чтобы рассмотреть лицо.

Мной овладела острая захватывающая радость и я еле сдерживал свой порыв. Я искал ее пять лет. Пять долгих лет я сходил с ума от отчаяния. Тосковал по ее глазам, прикосновениям, улыбке. А теперь она перед моими глазами и мне стоит только сделать три стремительных шагах в ее сторону и заключить в объятия. Даже сейчас, когда она так близко, я боюсь, что она исчезнет. Мой главных страх увеличился в объемах и теперь потеря Алисы — это настоящая фобия.

Как бы я не хотел сейчас обнять ее, расцеловать каждый миллиметр ее лица, все же совладал с собой и осторожно приблизился.

— Алиса? — выдохнул я, смотря на нее сверху вниз.

Она подняла свои глаза и по всему моему телу прошел импульс. Как долго я их не видел и скучал по ним. По этому ясному солнцу, который у меня отобрали и засунули в мир, где есть только мрак, пустота и холод. Они всегда смотрели на меня с любовью, и для меня этот взгляд был глотком свежего воздуха. Но какого черта они сейчас рассматривают меня с недоумением и равнодушием, что я начинаю задыхаться?

— Это же ты.

Это не может быть не она. Эти глаза единственные во всем мире, и я не спутаю их. Но почему они смотря на меня как на незнакомца?

Глава тридцать седьмая

Уильям

Алиса будто очнулась и вышла из транса. Встрепенулась на скамье и начала озираться по сторонам. Она встала и сделала один шаг ко мне навстречу.

Я ничего не понимал, не соображал. Просто смотрел на ее лицо и хотел коснуться. Я возрождаюсь заново, когда вижу ее, но чтобы зацвести, необходимо коснуться. Во мне горит безжалостная жажда.

— Не далеко от этого парка есть бутик. Спрячьтесь в одной из примерочных. Я скоро приду туда, — проговорила она с нескрываемым волнением.

Я нахмурился. Что за чертовщина происходит? Она обращается ко мне на «вы» или мне показалось? Я рискую тронуться умом окончательно.

— Ни за что. Я больше не могу так рисковать, — отказывался я.

— Я прошу Вас, за мной следят и сейчас они подходят сюда, чтобы разобраться, кто Вы такой и почему говорите со мной.

Я не стал крутить головой, чтобы не вызвать подозрений.

— Дождитесь меня там и мы поговорим.

Я не мог рисковать и уйти без нее. Но и разобраться во всем мне необходимо без свидетелей.

— Сколько их? — спросил я.

— Двое, — осторожно и с подозрением ответила Алиса.

— Что здесь происходит? — отозвался грозный мужской голос в стороне.

Я повернулся к мужчинам лицом.

— Просто спрашиваю дорогу, — непринужденно ответил я и замахнулся, ударив сначала одного по лицу, затем резко другого.

Алиса вскрикнула. Чтобы они наверняка потеряли сознание, я ударил ногой по голове сначала одного, затем другого. Сил пришлось потратить много, поскольку мужчины крепкого телосложения. Мне помогла быстро справиться злость, охватившая каждую клетку моего организма.

— Ты что творишь?! — закричала Алиса.

Я схватил ее за плечи, отчего она напряглась.

— Я уже сказал, что не собираюсь уходить без тебя. Слишком долго искал, и не собираюсь снова потерять. Пойдем.

Я потянул ее за руку, но Алиса упрямо вырвалась.

— Я никуда не пойду с тобой! — противилась она.

— Да что за черт! — вскрикнул я, заставив ее вздрогнуть.

Я нагнулся и закинул ее на свое плечо.

— Это похищение! Полиция! — орала она, пытаясь избить мою спину своими маленькими кулаками, пока я нес ее.

— Не переживай, полиция уже здесь. Сейчас мы поедем в спокойное место и во всем разберемся. Чертовщина какая-та происходит, — спокойно проговорил я.

Мы добрались до моей машины без происшествий, не считая того, что Алиса старательно пыталась сбежать от меня, привлекая внимание прохожих. Мне приходилось вежливо улыбаться им и убеждать, что все в порядке, и мы просто муж и жена, которые сильно поспорили.

Я засунул ее на пассажирское сидение и закрыл дверь, после чего она сразу пыталась открыть ее, но ей не удалось этого сделать. Пока я добирался до водительского места, Алиса уже пыталась перебраться на заднее сидение и выйти через заднюю дверь.

Я сел за руль и потянул ее за руку. Алиса резко упала на сидение и посмотрела на меня враждебным взглядом. Узнаю этот непоколебимый и неразрушимый нрав, что заставил меня улыбнуться сейчас.

— Ты что, маньяк?

— Я тот, без которого ты жить не можешь.

Я завел двигатель и тронулся с места.

— Еще и больной. Выпусти меня!

— Пристегнись, — непринужденно сказал я, игнорируя ее крики.

— Это уже не смешно. Я не знаю тебя, по какому праву…

— Да как это ты меня не знаешь! — заорал я, ударив по рулю. Эти слова выводят меня из себя. — Ты же Алиса Коллинз.

— Да, я Алиса Коллинз, но я не помню ничего!

Я резко затормозил, когда образовалась пробка.

— Как это ты ничего не помнишь? — онемевшими губами произнес я, повернув к ней голову. — Ты что, после автокатастрофы потеряла память?

Алиса сглотнула, заметно успокоившись.

— Да, у меня амнезия.

Эти слова ударили под дых. Возникло резкое болезненное осознание:

— Ты что, не помнишь меня?

Вместо ответа Алиса отрицательно помотала головой, а на лице сожаление.

Я тяжело вздохнул и потер лицо ладонями. Это многое объясняет, а именно главное — почему она исчезла из моей жизни. Я немного успокоился, но чувство отчаяния так и не исчезло даже после того, как я нашел смысл своей жизни. Оно все еще питает меня и связывает руки. Чтобы избавиться от него, найти Алису оказалось мало. Теперь нужно делать все возможное, чтобы она вспомнила меня. Данное неутешительное положение не столь страшно по сравнению с ее исчезновением.

— Ничего, вспомнишь, — прохрипел я и нажал на педаль газа.

Алиса расслабилась и осторожно откинулась на спинку сидения. Салон наполнился ее персиковым ароматом, который успокаивал меня и напоминал, что она рядом. Моя Алиса рядом и мне хочется кричать об этом. Все остальное решаемо и незначительно.

Мы доехали до моей квартиры. На этот раз я не стал нести ее на своем плече. Алиса шла рядом со мной добровольно. Я лишь подстраховался и взял ее за запястье.

В холле я помог снять с нее пальто и сдерживал себя, чтобы не обхватить ее своими руками и не прижать к себе спиной. Мне так хотелось вдохнуть в себя ее запах и наполниться жизнью. Но учитывая новое препятствие, я не могу дать волю своим порывам. Они ее напугают. Ей достаточно было пережить тот стресс, когда я силой забрал ее из парка.

Алиса прошла в гостиную и начала все с любопытством осматривать. Естественно ее глаза задержались на доске с расследованием, и она приблизилась к ней.

Я наблюдал за ней, скрестив руки на груди и прижавшись о косяк двери.

— Кто ты такой? — тихо спросила она, повернув голову, когда изучила доску с информацией.

— Человек, которого ты любишь, — только и ответил я.

Алиса сглотнула и смотрела на меня с недоверием. Она стояла на месте, словно приросла к полу.

— Мы познакомились в Майами. Ты приехала туда с родителями, твой отец начал строить там отель. Вечером ты решила искупаться, но есть одна загвоздка — ты не умеешь плавать. Я занимался пробежкой по побережью океана и увидел, как ты борешься за жизнь. Вытащил тебя, а потом уже все раскрутилось.

Алиса смотрела на меня внимательным взглядом, изучала и впитывала каждое слово. Я начал медленно приближаться к ней.

— Я должна поверить тебе на слово?

— Тебе не обязательно верить мне. Сама обо всем вспомнишь. Я подожду. Тебе просто нужно сосредоточиться на меня и тогда твой мозг даст сигнал. Я искал тебя пять лет и практически не жил. Сейчас ты рядом и это главное, а воспоминания вернутся.

Я встал напротив нее и находился слишком близко. Слышал ее прерывистое дыхание и как рвано бьется сердце. Я слышу эти прекрасные звуки, которые питают мою жизнь.

— Ты по-прежнему не любишь свои родинки? Помнишь, что у тебя аллергия на цитрусовые и что ты не любишь морепродукты? Не умеешь плавать, но любишь океан? Продолжаешь играть на гитаре?

Теперь Алиса смотрела на меня как зачарованная.

— Ты знаешь больше, чем Джексон.

Я нахмурился. Внутри затаился страх, что наши подозрения с Виви имеют место быть в реальности.

— Только не говори, что ты все эти пять лет жила с ним.

Нет, я не смогу принять эту информацию хладнокровно.

— Я его жена, — равнодушно проговорила Алиса.

Во мне взорвался гнев таких масштабов, что мне захотелось сокрушить всю свою квартиру в щепки. Я опустил глаза на ее правую руку, затем схватил ее и посмотрел на палец. Он окольцован.

Я поднял на нее глаза, в которых наверняка плавает огненная ярость, которую я не смогу сдержать. Алиса напряглась, на лице выраженный страх.

— Снимай это недоразумение, — процедил я и выдернул кольцо с ее пальца, бросая его в сторону. — Какого черта, Алиса!?

Я схватился за голову, на которой хотелось выдернуть все свои волосы. Затем сбросил все с рабочего стола, перевернул стул, начал пинать его, пока не поломал. Разорвал все, что было на доске с расследованием. Я бы крушил все вокруг, если бы не голос Алисы, которая испуганно смотрела за происходящим, схватившись за голову.

— Успокойся! Остановись! Я не люблю его и никогда не любила!

— Этого еще не хватало! — тяжело дыша сказал я, направив на нее бешеный взгляд.

Я приблизился к ней и схватил за предплечья.

— Ты хотя бы знаешь, кто он? Знаешь, что он твой сводный брат, который одержим тобой? Который в твои шестнадцать пытался тебя изнасиловать?

— Что?

На лице Алисы потерянность и неверие.

— Можешь и этому не верить, сама вспомнишь.

Я освободил ее из своей хватки, после чего Алиса еле простояла на ногах, схватившись за угол стола. Я сел на кресло и взлохматил волосы.

— Он…он был единственным, кого я увидела после того, как вышла из комы. Он был единственным, кто рассказывал мне о том, чего я не знаю. Он представился моим мужем. Он…

— Он тот, кому была на руку твоя амнезия и просто начал манипулировать твоим сознанием, чтобы присвоить себе. Черт!

Я ударил по подлокотнику и выдохнул, потирая лицо рукой. Во мне дикая смесь из ярости, гнева, бешенства и злости на самого себя. Я упустил ее, а мой враг забрал мою Алису себе. Учитывая его одержимость ею, я даже представить боюсь, как все эти пять лет жила Алиса. Наверняка еще хуже, чем я.

— Мне было так страшно остаться одной, что я доверилась ему и поверила, — тихо добавила она. — Пять лет я жила одними подозрениями, но их подавляли, когда кололи экспериментальный препарат. Его создал Джексон, якобы помогающий мне справиться с психической болезнью, а на самом деле он блокировал мои воспоминания. Я забывала практически обо всем заново. Если бы не этот препарат, то я бы наверняка уже обо всем вспомнила.

Мне ошарашила данная информация. Я не могу впитывать это здраво. Я хочу пойти к Джексону и пристрелить его. Но смотря на Алису понимаю, что сделав я это, она останется одна. Я нужен ей и поэтому обязан сдерживать свой гневный порыв. Если я наберу компромат на Джексона, то смогу посадить его и таким образом избавиться. Смерть для этого психа — слишком простое наказание.

— Откуда ты про то знаешь?

— Мне помог мой доктор, который, собственно, и помогает Джексону разрабатывать его. Он понимал, что я страдаю и решил помочь, рискуя собой. Мне приходилось притворяться, что после каждого принятия препарата я обо всем забываю. Я начала вести свое расследование и постараться все вспомнить.

Я тяжело вздохнул. Слишком много информации. Она наваливается на меня как груда камней, которые необходимо упорядочить по размеру.

— Мы во всем разберемся, — только и сказал я.

Я поднял глаза на Алису. Она смотрела на меня незнакомым взглядом. В ее глазах нет той нежности, теплоты и любви, что подливает в меня еще больше негатива, чем есть сейчас.

— Не смотри на меня так, — процедил я злостно, после чего она тут же опустила глаза.

Меня разрывало на части от пустого взгляда Алисы. Она смотрит на меня так, будто я для неё совершенно чужой человек. Для меня это наивысшая пытка, какую только можно приписать в человеческую жизнь. Я смотрел на неё, а мозг неосознанно рисовал перед моими глазами моменты прошлого, в котором Алиса улыбается мне, смотрит влюблёнными глазами и ласково говорит в ухо: «Я не представляю своей жизни без тебя».

Я встал с места и приблизился к ней. Взял её руку в свою и приложил ладонью к своему сердцу.

— Я твой Уильям. И это сердце твоё, Алиса. Прошу, не разбивай его и не говори, что твои чувства ко мне угасли, как и твоя память обо мне.

Алиса прикусила нижнюю губу, смотря на наши руки и при этом пытаясь сдержать слезы.

— Единственное, что я могу сейчас сказать тебе — мне комфортно рядом с тобой, я чувствую безопасность.

Мне этого недостаточно. Мое сердце рвется на части от несправедливости.

Я обхватил ее лицо ладонями и прильнул к желанным губам. Жадно ласкал верхнюю и нижнюю поочередно, желая насытиться и напомнить ей, кем я ей прихожусь. Любовь всей ее жизни, черт возьми! Во мне взрывались чувства к ней, и они парализовали меня. Они неадекватные, хаотичные, в беспорядочном порядке после долгой разлуки. Я не в состоянии контролировать свои порывы.

Алиса оттолкнула меня и ударила по щеке. Я накрыл место удара ладонью и посмотрел на нее шокированными глазами.

— А что ты думал? Что я скажу тебе: «Бери меня скорее»?

— Ну вообще-то так и было во время нашего первого поцелуя.

Алиса заметно покраснела и растерялась, на что я усмехнулся. Я любил издеваться над ней.

— Ты голодная?

Я решил немного взять передышку и забыть обо всем, что происходит вокруг нас с Алисой. Отдохнуть от шокирующей меня информации и пожить обычной жизнью хотя бы до завтрашнего утра.

— Немного, — ответила Алиса и села на диван.

— Уильям, ты что дома? — послышался голос Виви их холла.

Алиса нахмурилась и посмотрела на меня с осуждением.

— Чего уставилась? Она наша общая подруга, — усмехнулся я.

— Я…О, Боже! — воскликнула Вивьен, когда увидела Алису и прикрыла ладонью распахнутый рот. Ее глаза выражали неподдельное удивление и дичайший восторг одновременно.

— Ты откуда нашел ее?

Виви стремительно начала приближаться к Алисе, которая не понимала, что происходит и кто перед ней. Поэтому я придержал Вивьен и не дал ей наброситься на Алису.

— Что такое?

— Аккуратнее, Виви. Она не помнит нас.

— Как? — испуганно выразилась Виви. — У тебя амнезия после аварии? А это, впрочем, никакого смысла не имеет, — тут же она поменяла свое мнение и заговорила с радостью. — Главное, что ты нашел ее. Алиса, можно я тебя обниму? Я так скучала.

Я посмотрел на Алису, которая скоромно кивнула, и я выпустил Виви. Алиса встала и позволила обнять себя. Я наблюдал за ее реакцией и видел, как каждую секунду объятий Алиса расслаблялась. В конце она вовсе улыбнулась и положила свою голову на плечо Виви, обнимая ее в ответ.

Она все вспомнит в скором времени. Я уверен.

— Да почему у вас двери постоянно открыты, — послышался возражающий голос Майкла.

Когда он вошел в гостиную, то тут же замер на месте, стоило ему увидеть Алису.

— Да ладно? Записка правдивая в итоге?

— Какая записка? — встряла Виви.

Я помассировал переносицу. Слишком много людей и удивлений.

— Какой-то мужчина в возрасте передал записку Уильяму со словами, что Алиса в Ланкольн-парке, — объяснил Майкл, рассматривая Алису.

— Доктор Адан?

Я повернул голову, когда услышал тонкий голос Алисы.

— Отец Меган? — последовали слова Майкла.

— Вы ее знаете? — удивилась Алиса.

Я тяжело вздохнул. Мой язык онемел и не мог выплеснуть ни слова. Я шокирован и только.

— Удивительно, что ты ее знаешь, — с подозрением проговорил Майкл.

— Начнем разбираться со всем завтра. Я рискую сойти с ума, — ответил я на весь поток информации. — Сейчас давайте поужинаем.

— Мы с Алисой накроем на стол, а вы разгребите этот погром. Боже, Алиса, что ты такого сказала, что он впал в бешенство?

Алиса бросила на меня испуганный взгляд, затем посмотрела на Виви и улыбнулась.

— Все завтра. Мы правда устали.

Девушки направились в кухонную зону, а мы с Майклом убрали погром, который я устроил.

— Она странная. Что-то не так? — поинтересовался Майкл.

— У нее амнезия после аварии. Не помнит ничего. И наши подозрения оправдались. Она действительно жила рядом с Джексоном.

— Дерьмо. Теперь понятно, почему ты сам не свой и готов был разгромить свою квартиру.

За ужином я постоянно смотрел на Алису, чем смущал ее. Я хочу, чтобы она поскорее вспомнила меня. Невыносимо осознавать, что ее чувства ко мне затерялись где-то там внутри и не могут найти свет и показать себя. Я жажду насладиться ею и утолить свою тоску. Хочу быть счастливым рядом с ней. Хочу всегда держать ее за руку, и чтобы Алиса не отдернула ее. Хочу ее влюбленный взгляд. Хочу свою Алису обратно себе.

После ужина я подготовил для нее спальню, пока Алиса принимала душ. Когда она вышла из ванной комнаты и зашла в спальню, я не стал задерживаться и направился к выходу, проходя мимо нее. Алиса также молча приблизилась к постели. Межу нами много напряжения и надеюсь, так было только сегодня.

— Алиса? — окликнул я ее, держась за ручку двери, готовый закрыть ее.

— Да?

— Только не убегай больше никуда.

Она слабо улыбнулась.

— Не убегу. Только не при здравом уме.

Я улыбнулся и медленно начал закрывать дверь. Затем снова помедлил.

— Я скучал.

Знаю, что Алиса пока ничего не скажет мне на эти слова, а лишь смущенно опустит глаза в пол. Но мне важно говорить ей об этом, особенно когда отсутствовал в ее жизни пять долгих лет. Алиса должна понимать, что она ценна для меня. Что она для меня воздух.

Я смог наконец закрыть дверь и оставить ее, чтобы спокойно подготовиться ко сну. Прижался спиной и затылком к двери и выдохнул. На меня обрушилась вселенская усталость.

— Не переживай, моя спальня напротив Алисы.

Я посмотрел на Виви и кивнул.

— Тебе нужно поспать. Завтра пригодятся силы, чтобы разгрести все, что окружает Алису.

— Ты права. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

— Вы только с Майклом ведите себя по тише, — дал я указание, когда уходил.

Вивьен цокнула языком и закатила глаза.

— Сегодня он заслужил только лишь поспать на другой половине моей кровати.

— Для него это еще худшее наказание, чем твое равнодушие, — усмехнулся я.

Я решил занять диван по своей старой привычке. Если Алиса проснется ночью и выйдет из спальни, то я смогу услышать. Придется быть бдительнее, чтобы не упустить ее снова. Я смогу понять, что такое крепкий сон, когда буду спать рядом и обнимать, понимая, что больше ничто не противиться нашему счастью.

Глава тридцать восьмая

Алиса

Комфортно. Безопасно. Уютно. Свободно. Атмосфера сулит только лишь одно удовольствие.

С такими мыслями я открыла сегодня глаза. Впервые за пять лет я почувствовала себя в безопасности. Прислушавшись к себе, я не ощутила тревожности, страха перед предстоящим днем, во мне испарились всякие опасения. Воздух чистый и свободный и я смело вдыхаю его в себя полной грудью. Мне настолько хорошо, что хочется расплакаться. Никогда еще не было так легко на моей душе. С меня будто сняли камни, которые воплощали в себе мое отчаяние, безысходность, страхи, безутешность.

Неужели я теперь там, где и должна быть? Мне хочется верить своей интуиции и не проваливаться в анализ происходящих событий. Тогда я долго начну копаться в себе и угнетать. Я согласна идти по велению сердца. Если в клетке Джексона сердце подсказывало мне во всем разобраться и выбраться из этого злополучного места, то находясь здесь, оно вообще молчит и наслаждается покоем.

Уильям…Я повторяю это имя снова и снова. Поворачиваюсь на спину и смотрю на белоснежный потолок. До того, как я начала прокручивать его имя в голове, мое дыхание было спокойное и размеренное. Сейчас оно рваное и беспокойное. Я начинаю переживать, когда представляю его образ. Стоит встать перед ним, то вовсе готова под землю провалиться. Но это состояние вызвано не страхом перед парнем. Я знаю, что такое страх перед кем-то и точно не припишу его к Уильяму. Страх во мне вызвал только Джексон.

Я закрываю глаза. Уильям…Он ассоциируется со спокойным океаном, когда сидишь на берегу и позволяешь теплой воде омывать ноги. Он словно ясное небо и теплый рыжий закат, уходящий за горизонт, поэтому хочется насладиться этим зрелищем, подставляя лицо последним лучам, которые нежно касаются лица. На душе затишье, безмятежность.

Я открываю глаза и не замечаю, как начинаю улыбаться. Да, я однозначно могу доверять ему.

В прошлом нас что-то связывало. Точнее, нас связывала любовь. Я вспоминаю его слова про наш первый поцелуй, а после мысли перетекают в предположения, что у нас были не только поцелуи. Я чувствую, как заливаюсь краской, щеки горят огнем. Я задерживаю дыхание и переворачиваюсь на живот, уткнувшись лицом в подушку. Тихо промычала и мысленно спросила себя, как мне справляться с его присутствием рядом.

Во мне что-то есть, что-то незнакомое. Теплое и ценное. Это чувства к Уильяму, но они находятся в неоднозначном и хаотичном состоянии. Я понятия не имею, как с ними справляться и в какое русло ввести первоначально.

Впервые поцелуй для меня не был противным. Наоборот, мне хотелось продолжать его долго. Я снова поворачиваюсь на спину и касаюсь пальцами своих губ. Мне понравилось, но я еще плохо знаю этого человека. Я должна упорядочить свои чувства, свое отношение к Уилу, чтобы быть уверенной в своих дальнейших действиях.

Если бы не доктора Адан, то сегодня я бы продолжала сидеть в номере отеля и умирать от скуки. Только в Чикаго я осознала, что пять лет живу практически без общения. У меня нет подруг, была лишь прислуга, но даже Анне я не могла открываться в полной мере. Джексон уволил ее, и я уже начала понимать почему. Анна сказала по телефону, что я сопротивлялась. Значит она стала свидетелем насилия надо мной.

Я зажмурилась, пытаясь отогнать тяжелые воспоминания недалекого прошлого. Никогда не хочу вспоминать то, что со мной вытворял Джексон и стирал свои издевательства из моей памяти. Хотя бы в этом я благодарна препарату. Имеется единственная причина того, что он помогал мне.

Доктор Адан вчера утром сидел со мной в номере, поскольку у меня была плановая терапия. Джексона не было, поэтому мы могли разговаривать непринужденно, сидя на диване и распивая чай. Только вот он не был разговорчивым, а скорее поникшим, расстроенным, словно бы его загнали в угол.

— Что-то произошло, доктор Адан? — осторожно спросила я, собираясь на сегодняшний день занять его роль и стать психотерапевтом.

Он поднял на меня уставшие глаза и слабо улыбнулся.

— Неважно себя чувствую.

— Может Вам отдохнуть?

— Да, обязательно отдохну.

Он сделал глоток чая из своей чашки. Доктор Адан уже не в том возрасте, чтобы переживать подобные потрясения, которые ему обеспечивает безжалостный Джексон. Такому человеку лучше бы жить в спокойном городе, в своем доме и ухаживать за садом. Мне искренне жаль его, и если бы я была в силах помочь, то обязательно бы сделала это.

— Я предлагаю тебе выйти в парк, он рядом с отелем. Подыши свежим воздухом.

Я вздохнула и провела ладонью по лбу.

— Да, стоит выйти куда-нибудь. За четыре дня сидя в этих стенах мне уже дурно стало.

— Я сообщу Джексону.

— Да, и он наверняка отправит со мной охрану, — заворчала я.

Доктор Адан о чем-то задумался на пару секунд, затем молча вышел из номера.

Доктор Адан все подстроил. Он каким-то образом узнал о том, что меня ищет человек из моего прошлого, который на удачу живет в Чикаго. Раньше я бы сомневалась в правдивости своих предположений, но сомнения развеялись, когда вчера Майкл описал человека, который передал записку.

Вокруг меня еще очень много тайн, которые необходимо разгрести. Утешает одно, что теперь среди этого хаоса загадок я не одна.

Я медленно подняла голову с подушки и приняла сидячее положение. Растрёпанные волосы упали на плечи и на лицо. Я лениво смахнула их, смотря в одну точку. В голове слова Уильяма о том, что Джексон мой сводный брат и он одержим мною давно.

Если верить ему, то это объясняет, почему у него есть права на дело отца. И одержимость…Неужели только из-за своей нездоровой тяги этот псих устроил в моей жизни ад? Мое негодование не объяснить никакими словами. Я просто зла и желаю придушить его. Он лишил меня счастья ради утоления собственной потребности. Этот псих не имел на это никакого права.

В моей голове снова куча мыслей, которые крутятся и начинают вызывать головную боль.Поэтому я решаю отвлечься от них и выйти из комнаты.

Я накинула на себя теплый халат, который мне вчера любезно предоставила Виви вместе с сорочкой для сна. Подошла к окну и отдернула шторы. Через стекло просочились лучи солнца. Я сощурилась и улыбнулась. Все вокруг мне теперь резко стало казаться прекрасным.

Я осторожно отворила дверь спальни и прислушалась. Тишина. Босыми ногами наступала на холодный паркет, проклиная его за то, что он периодически скрипит. После проживания в огромном, казалось бы, бесформенном особняке, здесь намного меньше места, но в отличие от огромного пространства, где я задыхалась, в этой квартире мне дышится полной грудью.

Я резко остановилась, когда достигла гостиной и увидела спящего Уила на диване. Он спал в своих брюках, но без верхнего одеяния. Я тихо пробралась ближе и осторожно забрала плед со спинки дивана. Только я начала его укрывать, как Уильям вскочил и схватил меня за запястье. Я вздрогнула и еле подавила крик. Громко выдохнула и положила свободную руку на грудь.

Уильям рассмотрел меня сонными глазами, а после начал потирать их пальцами.

— Ты что делаешь? — хрипло спросил он.

— Хотела укрыть тебя.

После своих слов я прикусила нижнюю губу. Я вдруг осознала, что мое действие не поддается объяснению. Я просто хотела это сделать, сработал некий инстинкт — забота о нем.

— Черт, испортил прекрасное.

Я посмотрела на свою руку, которую Уильям продолжает сжимать.

— Может отпустишь мою руку?

Уильям поднял на меня свои глаза. Они…восхитительны. Этот цвет завораживает, и я даже не знаю, с чем его сравнить. С чем я сравнивала их в прошлом?

Он резко потянул меня на себя. Я громко ахнула от неожиданности и сглотнула, когда наши лица оказались в дюйме друг от друга.

— Ты крепко стоишь на ногах. Я надеялся, что ты упадешь на меня.

Я поставила барьер перед его очарованием и вернулась в реальность, выдернув свою руку. Ему явно нравится, когда я злюсь.

— Какое доброе утро сегодня, как хорошо я спал, — зевая проговорил Майкл, входя в гостиную. — Как же мне хорошо. Правда было бы еще лучше, если бы ночь была бурной, а не спокойной.

— Размечтался, — буркнула входящая за ним мрачная Виви, затем она улыбнулась, как только увидела меня. — Доброе утро.

— Доброе утро, — улыбнулась я в ответ.

Что касается Вивьен, я чувствую, что она действительно была моей хорошей подругой в прошлом, которой мне не хватает в данный промежуток жизни.

— Я позвоню начальству и скажу, что мы сегодня возьмем с тобой отгул, — заговорил Уильям, поднимаясь с дивана. — Нужно разобраться во всем. Один маньяк пойман, следует поймать второго.

Не нужно быть провидцем, чтобы понять о ком говорит Уильям.

— Отлично. Нормально позавтракать можно.

— Алиса, поможешь мне? — попросила Виви.

— Да, конечно.

Уильям проводил меня до кухонной зоны недоверчивым взглядом. А когда я вовсе размешивала смесь для омлета, он стоял надо мной как надзиратель и внимательно наблюдал за каждым моим действием, скрестив руки на груди.

— Чего уставился на меня? — не сдержалась я.

— Пытаюсь убедиться в том, не врут ли мои глаза, и ты действительно готовишь. Уже сомневаюсь, ту ли Алису я нашел. Ту, которую я знаю, не умеет готовить.

— Я научилась, — огрызнулась я и Уильям поднял свои руки перед собой в знаке капитуляции.

— Прекрати издеваться над ней. Приготовь лучше всем кофе, будь полезен, — встряла Вивьен и защитила меня от контроля Уила.

Мы заняли небольшой стол на кухне, когда с Виви подготовили его к завтраку. На стол я накрывала в первый раз, поэтому делала это медленно и неуверенно, в то время как Виви чувствовала себя свободно во время этого дела.

Что касается готовки, то я действительно не умела даже яйцо разбить и при этом не потерять содержимое где-то на полу. В особняке мне хотелось хотя бы как-то коротать свое время, которое ни во что не могу определить, поэтому часто вызывалась готовить обеды вместе с поварами. Мне хотелось быть полезной и не чувствовать себя частью роскошного интерьера, какой меня делал Джексон. Он оттачивал из меня предмет великолепия, который можно вписать в стиль особняка.

Я старалась отбросить внезапно пробудившиеся мысли о Джексоне. У меня не получается не думать о нем и не анализировать то, чем он занимался и как ко мне относился. Я лично провоцирую свой мозг вспомнить то, как жила на протяжении пяти лет, что является моей тотальной ошибкой.

Так или иначе мне приходится думать о нем до тех пор, пока Джексон не исчезнет из моей жизни. Пока я не буду уверена, что его существование мне никак не угрожает. Поэтому, когда Уильям предложил разобраться во всем сейчас, я поняла, что разговоры о Джексоне сегодня будут долгими.

Мы приступили сразу после завтрака. Меня усадили на диван, а ребята с Вивьен заняли стулья, которые они выставили передо мной. Я чувствовала себя как в допросной и начинала нервничать, но напоминала себе, что выданная мною информация поможет мне избавиться от Джексона раз и навсегда. Насколько верно я поняла, Уильям и Майкл работают в полиции и им нужно как можно больше доказательств, чтобы компромат на Джексона сработал в суде. Компромат в нашем положении — это свидетели, которых Джексон запугал и заставил молчать. Заставить их говорить и убедить, что они в безопасности, будет тяжело.

— С чего начинать, — вздохнул Уильям и потер лоб ладонью.

— Начнем с того, что Джексон сейчас разыскивает Алису, и он может обратиться в полицию, — предположил Майкл.

— Это не в характере Джексона — обращаться в полицию, — опровергла я его доводы. — Он лучше наймет кучу людей или подкупит одного профессионального детектива, но в полицию не сунется.

— Значит ты сидишь здесь и никуда не выходишь, пока я его не прижму и не посажу, — твердым голосом высказался Уильям.

Снова в клетке. Но эта клетка с удобствами и безопасная. Я готова сесть в настоящую клетку, если она гарантирует мне защиту от Джексона. Готова жить под землей.

Я молча кивнула, соглашаясь. Уильям облегченно выдохнул, боясь, что я начну противиться его требованию.

Я обещала себе больше никому не доверять, дабы снова не быть обманутой и вовлеченной в адскую жизнь. Но эти ребята…они те, от кого меня прятал Джексон? Это те самые люди, которые необходимы были мне изначально, стоило открыть глаза.

— Начнем с этого. Кто такой доктор Адан? — спросил Уильям.

Я облизала пересохшие губы.

— Он помогает Джексону. Работает в его клинике и, собственно, изобретает препарат. Джексон все лишь финансирует, когда доктор Адан поднимает. У него имеется должная профессия в отличии от Джексона. Этот человек для него необходим, как воздух.

— Что это за препарат? — уточнила Вивьен.

— Джексон внушил, что он поможет мне жить нормально. Они приписали мне психическую болезнь, вроде искажения восприятия. Он действительно помогал, так я думала, но препарат просто делал из меня никчемную, неспособную ни на что. Я считала это лечением, поскольку больше не впадала в истерики, ни о чем не хотела думать и принимала себя такой, какая есть, принимала свою жизнь. Но загвоздка этого препарата в том, что я забывала многое. Могла забыть даже Джексона и заново привыкать к нему. Позже, когда доктор Адан прислушался к своей совести, выяснилось, что у меня нет никакого заболевания, а этот препарат создан, чтобы блокировать мои воспоминания. Один укол в неделю способен был стереть все, что я могла вспомнить, стереть прожитые мною недели или месяцы. А забытое прошлое вовсе не могла вспомнить.

— Какой кошмар, — произнесла Вивьен онемевшими губами, не скрывая сожаление и испытывающий ужас от моих слов.

Уильям сидел скрестив руки на груди и смотрел вниз, в одну точку, сжимая челюсти. Желваки на его скулах напрягались, а взгляд, устремленный в ноги, выражал гнев.

Майкл вовсе сидел шокированный.

Я понимаю, насколько это дико звучит и понимаю эмоции ребят, но сама уже привыкла к данному ужасному факту моей жизни, будто это совершенно нормально.

— Нужно найти эту лабораторию. Наверняка это не законно, — проговорил Майкл Уильяму.

— Я вспомнила! — воскликнула я, что ребята ожили и устремили на меня выжидающие взоры. — Я спрашивала у доктора Адана про эксперименты над людьми. Он растерялся, но решил убедить меня, что все совершенно законно, что люди добровольно на это шли, и что препарат создан не лично для меня.

— Он должен стать нашим свидетелем, — быстро сказал Майкл с энтузиазмом.

Уильям молча принимал предложения Майкла. Все его внимание устремлено на меня. Его пристальный взгляд сковывал меня. На каменном выражении лица можно прочитать только всепоглощающую ярость. Есть ли у него жалость ко мне, не знаю. Возможно, он умело прячет ее в себе и не показывает, подавляя своей злостью.

Я не понимаю, что он испытывает, но очень хочу знать. Я просто хочу найти что-то другое, вместо исходящего холода, которое мне почему-то не по душе. Я смело признаюсь себе, что хочу его тепла.

Меня дико тянет к нему, и это пугает.

— Откуда ты знаешь Меган? — задал очередной вопрос Уильям твердым голосом.

— Она дочь доктора Адана. Начала работать с Джексоном, стала его адвокатом, чтобы помочь открыть клинику…

Я остановилась, когда Уильям склонился, опираясь о свои бедра, и опустив свою голову. Он тяжело вздохнул. Я не понимала происходящего перед моими глазами и озиралась на остальных в поиске ответов. Вивьен прикусила нижнюю губу и смотрела на Уила с сожалением, а Майкл поглаживал пальцами свой лоб, выражая разочарование.

— Она тебя видела? — спросил Уильям, не поднимая головы.

— Да, мы с ней даже разговаривали. Я хотела узнать, встречались ли мы раньше, поскольку ее реакция на меня была странной.

Уильям сцепил свои руки так, что побелели костяшки. Он с трудом сдерживает очередной приступ бешенства.

— С другой стороны, ее можно понять, — заговорил Майкл.

— Да нельзя это понять! — взорвался Уильям, вскочив со стула. — Ничем не оправдать ее поступок!

Он обошел стул и оперся руками об ее спинку. Шумно выдохнув, он будто выпустил из себя восставшую внутри ярость.

— Что происходит? — не понимала я и чувствовала себя в данной ситуации лишней.

— Меган, о которой ты говоришь, сохнет по Уилу, — коротко объяснила мне Вивьен, развеяв мое непонимание.

Я немедленно обратила свой осуждающий взгляд на Уильяма. Он смотрел на меня исподлобья, улавливая мою реакцию. Я ощутила внутри досаду, мне стало неприятно и даже обидно. Эти слова прилетели в мое сердце болью, словно то, что принадлежит мне, захотели отобрать. Внезапно проснулось чувство собственницы. Неужели это ревность во мне загорелась?

— Не смотри так на меня, — тихо заговорил Уильям, не выдерживая мой взгляд.

— Буду! Ты искал меня пять лет, но за это время давал надежды другим девушкам!

— Я не давал им надежды! Была только Меган, и мы с ней просто периодически трахались! Она знала, на что идет и сейчас я не несу ответственности за ее чувства!

Майкл кашлянул в кулак и пробормотал:

— Уил, перегибаешь сейчас.

— Каждую гребаную секунду я думал только о тебе!

Я вскочила с места и сжала ладони в кулаки.

— Если бы думал, то не трахался с другой!

— Можно подумать ты не спала с Джексоном! — заорал он не своим голосом, что охрип.

Я замолчала на несколько секунд, чтобы подготовить себя и проговорить вслух худшее, что происходило в моей жизни.

— Он насиловал меня.

Вивьен резко опустила голову, скрывая свои эмоции, выраженные на лице. Майкл вскинул брови, опустив взгляд в пол. Уильям же замер и уставился на меня такими обреченными глазами, словно в его сердце только что пустили пулю. Кажется, этими словами я добила его окончательно. Мое кольцо на пальце, которое вызвало бешенство и крушение комнаты — это ничто по сравнению с тем, что я сейчас произнесла глядя ему в глаза.

Уильям опустил голову и судорожно выдохнул. Он дрожащей рукой прошелся по своему лицу и выглядел так, будто выпал из реальности и находился в мире, где его питает одна лишь ярость.

— Где он находится? Я сейчас пойду и прострелю его, расчленю и растворю в кислоте, что бы от него ничего не осталось!

Уильям дернулся с места, но Майкл остановил его.

— Давайте отбросим эмоции, ребят. Нужно действовать спокойно. Вы чего?

Он испуганно оглядел сначала потрясенного Уильяма, затем сдержанную, но при этом умирающую внутри, меня. Вивьен сидела и вытирала слезы, вызванные сложившейся ситуаций.

Нервы оголены. Ярость бьет фонтаном. Потерянность. Ненависть. Грань между сумасшествием и спокойствием. Грань, когда ты вроде живешь, но умираешь внутри. И все это устроил один человек.

Я медленно села на диван, стараясь прийти в себя и не расплакаться. Уильям тоже последовал совету друга и сел на место. Все молчали некоторое время, чтобы привести свои взорвавшиеся эмоции в нормальное, спокойное русло.

— Где ты находилась все эти пять лет? — спросил Уильям и, кажется, это самый волнующий для него вопрос, ведь по логике, сначала он должен был спросить именно об этом, но оттягивал момент.

— В Берлине.

Уильяма этот ответ разбил окончательно, и он покинул наш круг, уходя в кухонную зону. Я откинулась на спинку дивана и провела ладонями по голове, убирая волосы назад.

— Получается лаборатория там? — уточнил Майкл и я кивнула.

— По всей видимости, прямо под клиникой, — предположила я.

— На сегодня достаточно, — высказался Уильям, возвращаясь из кухни.

Он подал мне стакан воды, и я с охотой приняла его.

— Два свидетеля у нас уже есть. Доктор и офицер из Измира, который расследовал дело автокатастрофы

— И еще журналистка — Каролина Харрис, работает в Нью-Йорке в Wall Street. — Добавила я, улавливая шокированный взгляд Уила. — Что? Я тоже вела расследование и наткнулась на нее. Она много знает. Но есть еще один свидетель.

— Кто? — одновременно спросили Уильям и Майкл.

— Четыре года назад со мной работал другой психотерапевт, но я пока не вспомнила ее имени и ни одного сеанса. Все стерто. Я нашла ее блокнот в кабинете Джексона, в котором она записывала наши сеансы. Не знаю, что случилось, и почему Джексон уволил ее.

— Будет хорошо, если ты вспомнишь ее, — прокомментировал Майкл.

Я раскрыла рот, когда меня осенило.

— Я сделала фотографии страниц блокнота на мобильник, но выронила его в парке, когда кое-кто варварским способом выкрал меня, — осуждая, проговорила я.

Майкл сдержал смешок.

— Просто кое-кто не хотела идти со мной! — процедил он, склонившись к моему уху.

— Ты — варвар! — процедила я в ответ, посмотрев в его глаза.

Наши лица были слишком близко друг другу, отчего дыхание прервало.

— Еще скажи, что я противен тебе.

— Я даже не думала об этом. Это от тебя веет холодом. Ты злой и срываешься на мне, будто я во всем виновата.

В комнате мы остались одни. Видимо Майкл и Вивьен решили не присутствовать на наших дальнейших выяснениях.

Уильям вздохнул, забрал из моих рук стакан и поставил его на столик. Сам сел передо мной на корточки и накрыл мои руки своими. От его прикосновений приятно настолько, что по всему по моему телу проходит импульс.

— Пять лет назад я обещал тебе, что заберу и спрячу. Но вместо меня это сделал мой враг. Я зол на себя, и к тебе точно не холоден. За все эти пять лет, что я искал тебя, сильно изменился. В худшую сторону. Эмоции вышли из-под контроля. Тронулся умом. Мне было очень и очень плохо.

Уильям положил свою голову на мои бедра, обнимая за талию.

— Я сильно соскучился. Я страдал, Алиса. Страдания делают из человека ублюдка. Прости, меня.

Его голос полон отчаяния. В моем горле образовался ком, который я с усилием сглотнула. Уильям посвятил пять лет поискам и ни разу не сдавался даже при полной неудаче. Я слишком строга с ним. Его поведение можно объяснить, Уильям ненавидит себя, а я только усугубляю ситуацию.

— И ты меня прости, — тихо сказала я после чего Уильям крепче сжал мою талию.

— Все будет хорошо. Главное, ты рядом со мной, — пробормотал он в мои бедра.

Я осторожно положила свои руки на его голову. Уильям любит меня, и я чувствую это всеми фибрами своей души. Доверять своему сердцу — это мое самое верное решение. А сердце твердит, что Уильям тоже важен для меня. Он всегда был единственным, в ком я нуждалась сильнее всего.

Глава тридцать девятая

Уильям

«Он насиловал меня.»

Ярость течет по венам, словно лава. Внутри все сгорает от желания собственноручно прикончить этого ублюдка, которого посмела породить природа. Я готов стать убийцей будучи детективом и таким варварским способом избавить мир от этой ошибки природы. Избавить от него Алису.

Два дня я наблюдаю за ней и вижу, что ей не спокойно. Она часто смотрит в окно, стоя чуть поодаль от него, будто боится, что ее заметят. Алиса прячется и опасается быть снова пойманной маньяком. Стоит и смотрит, чтобы убедиться, что под окнами нет никого подозрительного и можно расслабиться.

Я охотился на маньяка, но, как оказалось, совершенно не за тем, за кем стоило бы. Если бы все эти пять лет я искал Джексона, а не Алису, то смог бы найти ее. И наверняка не пришлось бы тратить на поиски пять мучительных лет. Я подверг ее страданиям, и вся вина полноценно лежит на мне. Я часто говорю ей: «Прости меня», а она слегка хмурится в ответ, не понимая за что прощать.

Мне не хотелось уезжать на работу, боялся оставлять ее без своей защиты. Как оказалось, чтобы сберечь Алису и сохранить ее рядом с собой, мне приходится непрерывно находиться с ней. И даже не засыпать, чтобы не повторить ситуацию, возникшую пять лет назад, когда она просто сбежала. Вивьен убеждала, что не оставит ее одну и никого не впустит в квартиру, кроме нас с Майклом.

Возвращался быстро, с нетерпением заканчивая рабочий день, и сразу заглядывал к ней в спальню, если не обнаруживал в гостиной. Открывал дверь и видел ее сидящей на кровати, опирающуюся к изголовью. Она всегда читала книги, находясь в спокойном состоянии, полностью погруженная в сюжет.

Так и сегодня вечером. Я открыл дверь и прижался плечом о косяк, наблюдая за ней, боясь потревожить. Обычно я убеждался, что с ней все хорошо и снова закрывал дверь, не рискуя входить. Сегодня захотелось задержаться.

Днем я проанализировал свое поведение и понял, что просто боялся приближаться к Алисе после того, как она объявила о своей страшной участи, проживая рядом с Джексоном. Я не понимал, как мне нужно вести себя рядом с ней и просто полагался на Виви, если вдруг Алисе понадобится моральная поддержка и помощь.

Чувствую себя поганым эгоистом. Алиса подвергалась насилию и теперь ей приходится справляться с этим диким обстоятельством в одиночку. Внутри нее ведется борьба, а я струсил и побоялся присоединиться к этой борьбе, чтобы ей было проще справляться.

Я должен питать ее силой, а не избегать.

— Ты не уходишь? — послышался ее голос, и я слегка вздрогнул от неожиданности, выходя из своих мыслей.

— Мне уйти?

Алиса повернула голову, отвлекаясь от книги, и улыбнулась.

— Нет, но ты сам всегда уходил.

Я вздохнул и вошел в комнату, закрывая за собой дверь. Шел к ней, опустив голову, словно провинившийся мальчишка. Сел на край кровати, не находя сил поднять на нее глаза. Желание посмотреть на ее прекрасное лицо — величайшее, но чувство стыда подавляет эту жажду.

— Что такое? Ты разлюбил меня и не знаешь, как об этом сказать?

Я нахмурился, услышав ее издевательский тон и поднял голову. Алиса улыбалась, пристально смотря на меня веселыми глазами.

Какая она сильная. В ее глазах огонь. Внутри нее стержень. Алиса никому не позволяет сломить себя. Потеряв память, она не потеряла способность крепко держаться на ногах и переносить все удары судьбы, какими бы безжалостными они не были.

Этот нерушимый факт заставил меня улыбнуться ей в ответ. Видимо, за это я и полюбил ее — за ее дикий нрав, за ее внутреннюю силу, которая горит в ней палящим неугасаемым огнем, за ее честность, искренность. Она заражает меня своей целеустремленностью, своим превосходным духом. С ней я хочу бороться за счастье.

Я придвинулся ближе и взял ее за руку. Алиса опустила глаза на наши сцепленные руки и будто заворожённо изучала их.

— Ничто в этом мире не заставит меня разлюбить тебя, — совершенно искренне проговорил я.

Алиса резко подняла на меня свои глаза, которыми я не устаю восхищаться. После разлуки у меня вовсе появилось чувство, будто я вижу их впервые в своей жизни и не могу налюбоваться. Алиса чаще задышала и смотрела на меня так пристально, будто не верила в услышанное.

— Я подумала, что сильно изменилась, и что я уже совсем не та, что была в прошлом. Ты…будто избегал меня.

Я придвинулся еще ближе, понимая, что Алиса впускает меня в свой мир снова. Накрыл другой рукой ее щеку и поцеловал в лоб. Алиса сосредотачивалась на каждом моем действии и будто давала им анализ.

Я рад, что она пытается пробудить в себе все, что связано со мной. Я вижу, как она желает этого. Алиса хочет меня вспомнить, чтобы наконец сделать ко мне навстречу свой последний шаг. Без воспоминаний она этого не сделает, и я не тороплю ее. Я готов открываться ей заново, но самое главное, что я должен проявлять — это свое трепетное отношение к ней.

— На это есть другие причины. Я боялся, что своим присутствием только усугублю то, что ты пережила.

Алиса тут же опустила глаза, пряча свою боль, поэтому я сразу продолжил:

— Нет, это не значит, что это обстоятельство отталкивает меня от тебя. Я просто начинаю сильно злиться, а ты видела каковы последствия данной эмоции. Алиса, я хочу, чтобы ты сосредоточилась лишь на мне. Забудь о Джексоне, прошу тебя. Я обещаю, что избавлю тебя от него. Мы с Майклом уже начали следить за ним, и ты не представляешь, сколько сил мне стоит вкладывать в то, чтобы не пристрелить его. Есть лишь я…

— Мне тяжело! — вырвалось из нее. Алиса подняла на меня свои глаза, на которых застыли слезы.

Я боялся этого проявления, но должен был видеть. Это доказательство тому, что Алиса доверяет мне и открывается. Каждая ее боль — важна для меня и о каждой я должен знать. И именно во время этой сильной боли я обязана находиться рядом с ней и утешить. Алиса нуждается во мне.

Алиса сжимает мою руку и это подводить к тому, что мои предположения — истина.

— Я думаю лишь о том, как жила с Джексоном. Анализирую его поведение и отношение ко мне. Я застряла в страданиях на пять лет и просто не могу резко переключиться на тебя. Я застряла в страхах и отчаянии! Я не могу вспомнить тебя!

Я потянул ее на себя, отвлекая от истерики. Алиса резко выдохнула, заострив на мне свое внимание. Ее блестящие от слез глаза расширились от моих неожиданных действия.

— Если тебе нужен толчок, то он будет.

Я встал с кровати и потянул Алиса за собой, держа за руку. На этот раз она повиновалась и не сопротивлялась.

— Что ты снова задумал?

Я молча вел ее за собой к выходу из квартиры.

— Вы куда? Что за крики были? — недоумевала Виви, но освободила нам путь.

Я накинул на нее свою куртку, чтобы Алисе было удобнее находиться в тех условиях, которые я подготовил для нее в своей голове. Сам я вытащил из шкафа куртку для гонок на мотоцикле, и мы вышли из квартиры. Опустились на лифте до подземной парковки и добрались до нужного места. Алиса всю дорогу молчала, не рискуя проронить ни слова. Она начала мне доверять, поэтому главный и тяжелый шаг сделан.

Я снял черный чехол с мотоцикла и бросил его в сторону. Алиса расширила свои глаза, когда увидела опасный вид транспорта перед собой. Из-под сидения я вытащил для нее шлем и протянул ей.

Алиса попятилась назад и отрицательно помотала головой, выражая свое несогласие.

— Забери, — приказал я.

— Я не сяду.

— Сядешь. Ты уже каталась со мной, не бойся.

Я приблизился к ней и сам одел на ее голову шлем. Только после моих слов Алиса перестала сопротивляться и задумалась, пытаясь вспомнить момент, когда она добровольно села на мотоцикл.

Я помог ей занять свое место. Она неуверенно схватилась за сидение.

— Держись за меня, — посоветовал я и взял ее руки, помогая ей обхватить меня за талию.

Пока я не завел мотор, чувствовал, как сильно бьется ее сердце, когда Алиса прижалась грудью к моей спине.

Стоило мне поехать, как Алиса напряглась и сильнее обхватила меня своими руками.

Я мчался по ночной дороге, освещенной фонарями, объезжая машины. В груди вспыхнул тот самый адреналин, когда мне хочется обогнать даже время. Тот адреналин, когда мне мало скорости, когда я не могу насытиться ею. Но сейчас я должен сосредоточиться на Алисе, которая сжимает мою талию, впиваясь ногтями в куртку.

Обычно, когда я катался, в голове было пусто. Были лишь я и скорость. Таким способом я отвлекался от бесконечных мыслей об Алисе. Но теперь она сидит позади меня, и я впускаю ее в свой мир, где мне спокойно. Я впускал ее в каждую крупицу себя, пускал Алису в себя внутривенно. Если есть она — значит мне хорошо.

Поэтому данный способ отвлечения работал плохо, ведь когда-то я уже впустил Алису в этот мир. Я ехал и думал про момент, когда впервые катал ее по ночному городу. Поэтому продолжал прибавлять скорость, только бы выгнать ее из головы и позволить себе выдохнуть.

Ничего не работало. Даже под водой я думал о ней, поскольку впервые встретил ее там.

Алиса находилась везде. Она стала проявлением моей жизни. В каждой сфере есть только она.

— Останови!

Я отдаленно услышал ее крик, когда меня заглушали мотор и порывы ветра. Я остановился возле тротуара на мосту и снял шлем. Помог Алисе, после чего она сразу спрыгнула с мотоцикла и подбежала к ограждению моста, под которым протекает река.

Я приблизился к ней, не позволяя себе потревожить ее. Она сжимала металлическое ограждение, смотря вниз и тяжело дышала. Ветер играл с ее волосами цвета меди, и я не смог сдержаться, чтобы не коснуться их.

— Я вспомнила. Теперь понимаю, почему ты посадил меня на него. Я испытала очень яркие эмоции тогда.

Я улыбнулся и обнял ее со спины одной рукой, поскольку другой держал шлемы, уткнувшись в ее волосы.

Когда мы вернулись обратно домой, я сразу же направился в ванную комнату. Алиса вернулась в свою спальню, а я дал ей время, чтобы восстановиться после потрясения, которое ей организовал.

На самом деле, я переживал, что препарат, которым качал ее Джексон, стер все окончательно, и Алиса не способна вспомнить ничего из прошлого. Теперь, после сегодняшнего, осознал, что не все потеряно. Просто для Алисы нужны сильные толчки, какие-то предпосылки к воспоминаниям.

Я повернул вентиль с горячей водой, когда закончил свои процедуры. Тело покраснело и приятно покалывало. Прохлада ощутимо окутала меня, когда я раздвинул дверцы душевой кабины, выпуская из нее пар. Я потянулся за полотенцем, когда дверь ванной комнаты открылась и с непринужденным видом вошла Алиса.

Она подняла глаза и теперь на ее лице застыл шок и даже испуг. От неожиданности Алиса выронила из рук все ванные принадлежности и резко отвернулась ко мне спиной.

— Ты почему не закрываешься? — тонким голосом спросила она.

— А ты почему не стучишься? — ухмыляясь задал я встречный вопрос, находя возникшую ситуацию довольно забавной.

— Майкл сказал, что ты вышел, и я могу зайти, — оправдалась Алиса.

Я усмехнулся и вышел из душевой кабины, шагнув на влажную плитку.

— Он решил пошутить.

— Несуразные шутки, — пробормотала Алиса.

Она провела по голове ладонями, убирая волосы назад. Прочистила горло и судорожно выдохнула. Я продолжал ухмыляться, облизнув губы. Я чувствую ее нервозность и то, как малышке неловко, но она почему-то продолжает стоять на месте, не пытаясь даже выйти.

Я потянулся за полотенцем и начал вытираться.

— Ты долго еще? Я могу принять душ?

— Я люблю вытираться тщательно.

— Хорошо. Тогда я подожду в гостиной. И закрывайся в следующий раз, иначе здесь шутников слишком много развелось, — проворчала Алиса и начала собирать свои принадлежности.

Она собиралась выйти, но я удержал ее, обхватив рукой за талию, и прижал к себе спиной. Все, что Алиса так старательно собирала, все снова из ее рук свалилось на пол.

— А мне не от кого закрываться, — прошептал я в ее ухо и вдохнул аромат ее волос, закатывая при этом глаза от удовольствия.

— Всем демонстрируешь свои прелести? — дрожащим голосом проговорила она.

— С давних пор хочется только тебе, — прохрипел я, слегка потираясь щекой об ее голову.

— А если я скажу тебе, что меня они не интересуют?

Я резко развернул ее к себе лицом, плотно прижав к своему влажному телу. Алиса расширила глаза от моих неожиданных действий, положив свои руки на мои плечи. Она рвано и глубоко дышала, пытаясь выхватить хотя бы какой-то воздух, но дыхательные пути словно растеряли свои функции, когда сердцебиение коснулось самого пика. Я ощущаю, как сильно оно бьется в такт с моим. И так горячий воздух вокруг нас накаляется до предела, обжигая все внутри.

— Врешь.

Алиса облизнула свои иссохшие губы, когда опустила глаза на мои. Я сглотнул, ощущая переизбыток жажды по любимому телу. Я в состоянии сдерживать свое возбуждение при виде нее только потому, что здравый рассудок заставляет меня ждать и не давить на Алису. Моя безумная сторона буквально орет внутри меня, чтобы я сейчас же утолил свою жажду. Но рядом с Алисой я научился контролировать себя. Я в ее власти и только ей управлять процессом. Я настолько сильно люблю ее, что готов позволять ей изводить и мучить меня.

Алиса пристально смотрела в мои глаза и будто заново изучала. Для нее я незнакомец, к которому тянется ее душа. Как в первую встречу. Она осторожно коснулась пальцами моей щеки. Я сжимаю челюсти. От сильного сдерживания у меня уже кружится голова, но я продолжаю терпеть и отдаю в руки Алисы весь процесс.

Нужен лишь толчок, чтобы Алиса начала действовать или вспоминать.

— Жить без тебя не получается, — прошептал я, обхватив ладонью ее затылок.

— Меня тянет к тебе, — прошептала в ответ Алиса и это было сигналом для меня.

Я жадно накрыл ее губы своими, а дальше уже не отдавал отчета своим действиям. Алиса потянулась на носочках и обвила руками мою шею, полностью отдаваясь поцелую. В меня будто вселился голодный и неутолимый зверь, который желает растерзать свою добычу. Я с жадностью обсасывал любимые губы, изредка кусая их. Когда Алиса коснулась кончиком языка моих губ, я вторгся своим в ее рот. Сжимал ее волосы на затылке, а другой рукой скользил по спине, опускаясь на ягодицы, которые ненасытно начал сжимать.

Мое возбуждение касается пика, что блокирует мое терпение. Я осторожно начинаю развязывать пояс ее халата на талии и жду реакции Алисы. Но она никак не реагирует на мои действия, а всего лишь сильнее прижимается ко мне, продолжая отвечать на сумасшедший поцелуй.

Я скидываю халат с ее тела и крепко обнимаю, убеждаясь, что Алиса без нижнего белья. Я тяну ее за собой и залезаю в душевую кабину, приподнимая Алису. Включаю воду, которая моментально окутывает наши тела и дарит еще больше наслаждения.

Я опускаю свои поцелуи на ее нежную шею, изредка кусая и оттягивая тонкую кожу. Целую плечи, ключицы, сжимаю в ладонях небольшую грудь и не понимаю, как мне насытиться этой девушкой. Мне мало, катастрофически. Я задыхаюсь от этого осознания.

— Уильям, — задыхаясь произносит мое имя Алиса, впиваясь ногтями в мои плечи.

— Я люблю тебя. Как же сильно я люблю тебя. Ты мое все, — шепчу я словно в бреду, осыпая поцелуями ее лицо.

— Я нуждаюсь в тебе, — дрожащим голосом проговорила Алиса, словно вот-вот заплачет.

Я судорожно выдохнул и сжал ее бедра, поднимая и накидывая Алису на себя.

— Ты меня с ума сведешь.

Я резко вошел в нее, наслаждаясь ощущениями внутри Алисы и ее коротким криком, который она подавила, прикусив нижнюю губу.

— Я хочу слышать тебя, — потребовал я, сделав первые осторожные толчки.

Алисы быстро привыкла ко мне и приняла, расслабившись. Я начал толкаться в нее все быстрее и жестче. Жадно и неистово владел ею в душевой кабине, заставляя Алису надрывно кричать. Ее ноги содрогались, когда я под нужным углом попадал в нужную точку, где скопилось ее возбуждение. Я помню каждое ее место, каждую родинку на теле, каждую ее эмоцию на лице во время процесса. Каждый толчок в нее взрывал во мне фейерверк удовольствия.

Я наслаждался, смотря на ее лицо, покрытое тем же удовольствием, что наполняет меня. Я наслаждался ее стонами. Наслаждался ее желанием. Наслаждался чувством, что моя Алиса снова рядом и питает меня жизнью.

То, что со мной творит эта девушка — не поддается ни одному объяснению. Алиса владеет мной, а я подчиняюсь, полностью находясь в ее власти. Ради нее я готов на любой безумный поступок. Алиса — моя жизнь, а за жизнь всегда приходится бороться. И я не устаю бороться за нее каждый день. Как и жизнь, Алису приходится всеми силами удержать рядом, сделав все возможное, чтобы она не ускользнула. Сейчас я заявляю на нее свои права, Алиса моя, но при этом будто не принадлежит мне. От этой мысли мне невыносимо больно. Эти мысли навевают страх.

— Не бросай меня больше, — шептал я в ее губы, когда доводил нас до пика кульминации, чередуя медленные и нежные толчки, с быстрыми и грубыми.

— Я вся твоя. Теперь у меня не получится остаться без тебя. Если только еще раз выбить мне память.

Я сжал челюсти, прижимаясь лбом к ее лбу. Еще несколько жестких толчков, и Алиса содрогнулась в моих руках. Я резко вышел из нее и излил из себя полученное удовольствие.

Мы тяжело дышали и улыбались друг другу, впитывая этот момент в свой мозг по крупицам. Я коротко поцеловал ее в красные губы и крепко обнял.

— Никуда тебя теперь не отпущу. Без тебя жизни нет, Алиса.

Алиса крепко обняла меня в ответ, оставляя поцелуй на моем плече.

— Я чувствую то же самое.

Сейчас в моих руках сокровище, и я никому не позволю отобрать его у меня. Если понадобится, то убью без каких-либо раздумий. Поэтому я сделаю все, чтобы Джексон поплатился за каждый день, что он держал у себя Алису и мучил. Решетка для него — это слишком простое наказание.

Глава сорок

Алиса

Сегодня была самая лучшая ночь в моей жизни. Хотя, думаю правильнее сказать очередная лучшая ночь в моей жизни, которые можно пересчитать по пальцам.

Уильям ночью рассказывал мне о нашем прошлом, и я поняла, что у нас было слишком мало времени друг на друга. Я пробыла в Майами не долго, поскольку у отца внезапно появились проблемы с отелем и нам пришлось уехать. Мы с Уильямом договорились, что я буду давать ему знать о своем местоположении, чтобы ему удалось без препятствий отыскать меня и забрать после моего совершеннолетия.

Я желала раствориться в воздухе для тех, кто терроризировал меня всю жизнь. И как бы печально это не было, но этими людьми оказались мои родители. Джексон хотя бы в одном сказал мне правду — мои отношения с родителями были натянутыми.

Но главный человек, от которого мне хотелось скрыться — это Джексон.

Уильям до сих пор ненавидит себя за то, что он позволил Джексону провернуть весь этот чудовищный план и спрятать меня от всего мира, когда это хотел сделать сам.

Я не призналась Уилу, но внутри меня все еще таится страх, что я снова попаду в безжалостные лапы этого монстра. Да, рядом с Уилом я чувствую себя в безопасности, но Джексон тот самый скользкий тип, который всегда получит то, чего он хочет и его не стоит недооценивать.

Я боюсь, но держу свой страх в тайне. Просто стараюсь вести себя непринужденно, будто меня мало волнует, что Джексон наверняка разыскивает меня по всему городу и не остановится, пока не найдет. Пугает то, что для моих поисков он применит все методы, даже самые жесточайшие и непозволительные по правилам морали.

Но от Уильяма ничего не скрыть. Для него я как открытая читаемая книга. Будто он прочитал этот страх в моих глазах и просто крепко обнял меня, напоминая, что рядом с ним я в безопасности и что он близок к тому, чтобы посадить Джексона за решетку.

И я верю ему.

Утром мы проснулись первыми и заняли кухню, приготавливая завтрак. Пока Уил жарил бекон с яйцами, я резала овощи. Мы накрыли на стол вместе на четыре человека и ждали пробуждения друзей. Уильям решил воспользоваться этими ожиданиями и не тратить время зря.

Я сидела на кухонной столешнице, когда Уильям находился между моими ногами и завороженно наблюдал за мной. Я кормила его виноградом, кидая в рот по одному.

Уильям будто видел только меня. От его взгляда меня бросает в жар, и я, как маленькая девочка, стеснительно улыбаюсь и часто опускаю глаза. Уильяму это только нравится, и он дарит мне свою великолепную улыбку.

Эти очаровательные голубые глаза сводят меня с ума и мне нравится тонуть в них. Кажется, я вспомнила с чем их сравнивала. Я вспомнила момент, когда увидела его первый раз и сразу же заострила свое внимание на его редких красивых глазах. Я посмотрела на лазурную воду и поняла, что его глаза точно такого же цвета и меня это восхитило.

Я действительно не умею плавать и боюсь утонуть в любимой стихии. Но в глазах Уильяма, которые проецируют мою любимую стихию, тонуть я не боюсь, а наоборот, даже хочу.

— Ты такая красивая, — прошептал Уильям в мои губы.

Я улыбнулась, и он поймал мою улыбку, когда его губы соприкоснулись с моими. Уильям сжал мои ягодицы в своих ладонях и углубил поцелуй. Я оставила в стороне ветку винограда и обвила его шею своими руками. Уильям медленно спускал свои поцелуи на мою шею, заставляя меня откинуть голову назад и закатить глаза от великого удовольствия.

Внутри меня проходят импульсы. Вокруг живота яркими вспышками пробивается трепет. Мне хорошо рядом с Уилом. Я принимаю каждое его прикосновение, каждый поцелуй. Его руки единственные, которые я хочу на своем теле. Они вытворяют со мной необъяснимые вещи. Я будто рассыпаюсь на частицы, настолько сильно я расслабляюсь в его руках и позволяю им делать со мной все, что только пожелает Уильям.

Наш секс не закончился в душевой. Мы продолжали наслаждаться друг другом в спальне, где я позволяла Уилу все. Я была в таком экстазе, что не была в состоянии менять самостоятельно позы. Я сосредоточилась только на приятных ощущениях и на Уильяме. Он смотрел на меня как на свое любимое лакомство. Касался меня так, будто я сделана из хрусталя. Но в порывах сильного возбуждения Уильям буквально вдалбливал меня в матрас, оттягивал мои волосы, шлепал по ягодицам, кусал плечи, надавливал на поясницу, чтобы я нагибалась ниже, грубо хватал за бедра и переворачивал, чтобы поменять позу. И я принимала каждое его проявление, будь оно нежное или грубое. Мне нравилось все, что делал со мной Уильям.

Уильям уже был готов взять меня прямо на кухне, но голоса позади выветрили охватившую нас страсть и остановили.

— Неужели это происходит на моих глазах? — с шоком проговорила Виви.

— Так и думал, что в душевой произойдет воссоединение. Не зря я схитрил и обманул Алису, — хвастался Майкл, будто только в его руках причина нашего с Уилом воссоединения.

— Алиса, к тебе вернулись воспоминания?

— Не совсем, — ответил за меня Уильям. — Просто она заново влюбилась в меня.

Я слегка треснула его по плечу и скользнула со столешницы. Уильям посмеялся над моим поведением.

На кухне царит спокойная непринужденная атмосфера и мне не хотелось бы этого лишиться. Я чувствую, что нахожусь в той самой обстановке, в том самом мире, которого мне так не хватало, проживая в золотой клетке. У меня есть друзья и любимый человек рядом. Я счастлива.

Я боялась когда-то даже представить, что смогу понять, что такое счастье. Мне почему-то кажется, что я искала свое счастье всю свою жизнь. И нашла его в Майами. Но Джексону это не понравилось, и он решил отобрать у меня все, что делает меня счастливой. Спрятал от необходимых мне людей, стер воспоминания и делал все возможное, чтобы я страдала. Настоящие повадки маньяка.

Пять лет назад мое счастье было не долгим. Я потеряла его, позволила отобрать. Но больше не позволю. Я буду бороться. Каким бы жестоким и безжалостным не был Джексон, я не побоюсь биться до последнего. Я лучше позволю ему убить себя, в случае если мне не хватит сил на борьбу, чем снова жить с ним и страдать каждый день. Я больше не вернусь в этот ад.

Я провожала Уила на работу, помогая ему накинуть на плечи пальто.

— Рядом с твоим домом есть магазин одежды. Я бы хотела посетить его вместе с Виви. У нас с ней разные размеры, а мне как-то надоело ходить в халате.

— Давай я тебе наберу одежду. Скажи, что нужно.

Я нежно улыбнулась ему и погладила ладонью по щеке.

— Не переживай. Ничего не произойдет. Мы быстро наберем все, что нужно и вернемся домой. Обещаю.

Уильям вздохнул. В его глазах затаился страх.

— Может дождешься меня, и мы вместе пойдем?

— Уил…

— Мне так будет спокойнее, Алиса.

Я потянулась на носочках и коротко поцеловала его в губы.

— Мне хватит тридцати минут.

Уильям понял, что меня не переспорить. Он снова вздохнул, но в этом вздохе я уловила раздражение, что заставило меня улыбнуться. Уил злиться на мою непокорность, но при этом старается не показывать мне этого. Он просто молча достал свой бумажник и вытащил из него долларовые купюры.

— Здесь девятьсот долларов, этого тебе должно хватить на быстрые покупки.

При жизни с Джексоном в мои руки никогда не попадали деньги, поэтому сейчас я приняла их от Уила с неуверенностью. Джексон сам все покупал или просил об этом специальных людей, когда мне хотелось самой пройтись по магазинам и выбрать себе одежду по вкусу. Отчего я и отказалась от предложения Уила принести мне все самому. Понимаю, что он предложил такой выбор из-за переживаний за мою безопасность, ведь я останусь без него, а когда я без Уила, вокруг меня словно выстраиваются опасности разных масштабов. Я становлюсь их добычей.

— Тебе лучше знать. Я не знаю, сколько стоит одежда, — тихо проговорила я.

Уильям обнял меня и поцеловал в макушку.

— Я научу тебя самостоятельной жизни, не переживай.

Я прижалась к нему сильнее.

— Я благодарю высшие силы, что они наконецпозволили нам встретиться, — пробормотала я в его грудь.

Уильям чуть отстранился, чтобы посмотреть на меня.

— Ты же атеистка, — с подозрением заметил он.

Я облизала губы и сжала их в тонкую струнку.

— Когда твой каждый день жизни — это кошмар, не только в Бога поверишь.

Уильям судорожно выдохнул и снова спрятал меня в своих теплых объятиях. Я понимаю, что причиняю ему боль подобными словами, снова напоминая о том, как я страдала рядом с Джексоном. Должно пройти некоторое время, чтобы мы забыли о кошмарных годах, которые оторвали нас от счастливой жизни.

— Все, нам нужно ехать.

В холле образовался Майкл и поторопил наши прощания.

— Вивьен, не отходи от нее. Будьте ближе к толпе. А ты спрячь свои волосы, так будешь менее заметна, — раздавал указания Уильям.

— Как прикажете, детектив, — отшутилась я, чтобы отогнать от него напряжение.

Уильям резко прильнул к моим губам. Я чувствовала его нежелание оставлять меня. Оно такое же, как и мое желание не отпускать его.

— Буду дико скучать, — прошептал он и вышел за Майклом.

Виви закрыла за парнями дверь и улыбнулась мне.

— Я рада, что у вас все хорошо.

— Я тоже.

Вивьен вытащила из кармана мое обручальное кольцо, при виде которого меня передернуло.

— Я вчера пробиралась в гостиной и нашла его под диваном. Что будем с ним делать?

Смотря на кольцо я начинаю думать только про Джексона и про свою ужасную жизнь рядом с ним.

— Выкинь, — твердо сказала я.

Вскоре я отвлеклась переодеваниями в комнате Виви. Мы пытались подобрать мне одежду, чтобы отправиться в магазин. Моя одежда, в которой я была, когда меня привез сюда Уильям, слишком заметна и это первые приметы, по которым меня будут искать.

Мы нашли подходящие для меня черные джинсы, которые все равно немного болтались на моих ногах, белый свитер, теплый жилет. Волосы собрала на макушке и закрыла их черной кепкой Уила.

— М-да, стиль у нас получился как у пофигистки, но по-другому тебя не получится спрятать, — с недовольством проговорила Виви, осматривая меня.

— Ничего страшного, это всего на несколько часов.

Вивьен вздохнула и закивала, принимаясь собираться. Поиск одежды занял у нас пол дня. Поэтому перед тем, как уйти, мы с Виви приготовили ужин, чтобы наши мужчины приехали уже к готовому накрытому столу.

В магазине одежды Виви помогала мне только в плане финансов. Все, что я выбирала она рассчитывала, чтобы мы уложились в данный мне бюджет. Думаю, что я смогу быстро научиться этому элементарному делу. Пока мы занимались шоппингом, даже забыли о времени и о том, что за мной идет охота. Приятное времяпрепровождение полностью поглотило нас.

— Уильям щедрый. Мы накупили тебе почти полный гардероб, — комментировала Виви, когда продавец складывала купленные вещи.

— Я наконец смогла купить то, что мне самой нравится.

Я протянула продавцу нужную сумму, в которую уложилась, и мы с Виви забрали пакеты.

Когда мы вышли в людную улицу, мой мобильник в кармане зазвонил.

— Я слушаю.

— Ты хочешь, чтобы меня схватил приступ? Вы где, черт возьми? — послышался недовольный голос Уильяма.

— Мы уже идем домой, не надо орать, — ответила я и прервала разговор.

Вивьен посмеялась.

— Рычит?

— Как недовольный лев перед своей самкой.

Этими словами я заставила подругу засмеяться еще громче.

Я никогда не гуляла там, где много людей. Охрана всегда следовала за мной по пятам, и я сидела либо в безлюдном парке, либо в кафе, в котором охрана выкупала все помещение на то время, пока я там нахожусь. Джексон полностью огородил меня от социализации.

Сейчас я вижу оживленную улицу и понимаю, что такое настоящая жизнь — это вечное движение. Прожитые пять лет рядом с Джексоном — это года, когда я находилась в мире, в котором просто существуют, где все делают за тебя. Поэтому я искала в этом мире лазейки, чтобы выбраться хотя бы на мгновение и жить.

По пути домой я спрашивала Виви про их отношения с Майклом. Она рассказала мне все с самого начала и на последок добавила, что рада была поделиться со мной. Ей, как оказалось, этого не хватало.

Как только мы зашли в холл, тут же бросили пакеты на пол и отряхнули руки от тяжести. Я направилась в гостиную, чтобы показать себя Уильяму живой и невредимой.

— Сам переживал, а сам даже не встречаешь?

Я замерла, остановившись на месте, когда увидела Меган. Она что-то оживленно говорила Уилу, а тот подавлял свою ярость. Девушка замолчала, когда услышала мой голос, а Уильям замер. Меган повернулась ко мне лицом и сглотнула. Она выглядела одновременно несчастной и злой, а всю свою злость она направляла на меня своим недоброжелательным взглядом.

— Уходи, Меган, — потребовал Уильям, продолжая смотреть на меня.

Меган не отрывала от меня своих глаз, на которых застыли слезы. Она будто послушная марионетка шагнула вперед, повинуясь приказу своего хозяина беспрекословно.

Когда она оказалась рядом со мной, то решила остановиться. Меган окинула меня своими теперь уже равнодушными глазами и безжизненно проговорила:

— Ты отобрала мое счастье.

— Я бы попросила… — собиралась влезть безудержная Виви и защитить меня, но ее видимо остановил внезапно появившийся в гостиной Майкл.

— А ты своим молчанием отобрала бы мою жизнь. Не хочу пожелать тебе тех страданий, что я испытывала рядом с Джексоном.

Меган поджала свои губы и молча продолжила свой путь к выходу. Именно в это время в мою голову тяжело ударило воспоминание.

Я стояла в ванной комнате перед зеркалом и смотрела безжизненными глазами на свои синяки на шее. В руке склянка со снотворными, которые я собиралась проглотить разом. Съесть, словно они какой-то редкий деликатес.

Я медленно начала откручивать крышку, прокручивая в голове момент, когда Джексон насиловал меня, завязав мои руки ремнем к изголовью кровати, поскольку я слишком сильно и энергично сопротивлялась. Я была в полной власти тирана.

Когда я открыла глаза, в них ударило яркое летнее солнце, болезненно выжигая их. Я сразу же поняла, что меня, к сожалению, откачали и я снова за решеткой с монстром. Мне хотелось заорать от этой несправедливости. Мало того, что моей жизнью распоряжаются, не учитывают мои желания и отказы, так еще и умереть не дают.

На край кровати сел Джексон, которого я увидела сквозь пелену подступивших слез. Он погладил меня по голове. От этого прикосновения я вздрогнула.

— Ты не умрешь, пока я сам этого не захочу.

Слезы потекли по щекам. Меня захлестнуло отчаяние, которым наслаждалось чудовище и питалось этим.

— Работай. Пусть отдохнет от моей тирании.

Ко мне приблизился доктор Адан с невозмутимым лицом, за что я возненавидела его, но лишь на какое-то мгновение, ведь уже завтра я обо всем забуду. И я даже рада этому.

Я не удержалась на ногах и упала на пол. Уильям тут же подбежал ко мне и упал рядом.

— Алиса, что такое?

Я не могла дышать. Меня душили полученные воспоминания. Они вызывали дичайшую боль, с которой у меня не получается справиться.

— Я не хочу. Пожалуйста. Я не хочу вспоминать эту жизнь. Пожалуйста!

Я закричала и начала ладонями бить себя по голове. Уильям схватил мои руки и сжал мои запястья. Он пытался успокоить меня в своих объятиях, постоянно повторял мое имя, но меня захлестнула неудержимая паническая атака. Я орала в его руках и пыталась вырваться. Будто все вокруг мешает мне дышать свободно. Мне хотелось бежать куда глаза глядят.

— Майкл, в аптечке успокоительное и шприцы, — услышала я сквозь рыдания. — Держи ее.

Уильям вел себя сдержанно и непринужденно, но уверена, в его душе сейчас возродилась буря из отчаяния и безысходности. Ему больно ровно так же, как и мне.

Майкл держал мои ноги, когда Уильям одной рукой обнимал меня, сдерживая мои руки, а другой воткнул в мое плечо шприц. Уже через несколько минут я размякла в его руках. Уильям поглаживал меня по голове и качал, словно убаюкивал. Он весь покрылся испариной и тяжело дышал.

Перед тем, как отключиться, я надеялась, что не ранила его, ведь во время подобных атак я не способна отдавать отчета своим действиям.

Глава сорок первая

Уильям

Незримая тяжесть нависла надо мной, словно грозовая туча. Точно такая же, как и за окном. Она окутала своей чернотой весь белый свет и не выпустит из своего плена до тех пор, пока не наиграется. Дождь, направляющийся сильным ветром в сторону, громко барабанит по стеклам, завораживает и неизвестной своей способностью заставляет залипать на своих действиях.

Я наблюдал за непогодой, лежа на кровати, подперев голову рукой. Лениво моргал и со стороны кажется, будто меня клонит в сон. Я пытался заснуть, но у меня ничего не получилось. В голове дикий рой нескончаемых мыслей. Они терроризируют меня и не покидают, мешают сну охватить меня в свой плен.

На прикроватной тумбочке тускло горит светильник и это единственный источник света в комнате, который отгоняет полную темноту. Благодаря этому небольшому свету я могу контролировать спокойный сон Алисы.

Я услышал, как она пошевелилась и повернулся к ней лицом, оставляя за спиной неутешительный, тоскливый пейзаж за окном. Все свое внимание я направил на Алису, которая после коротких движений снова замерла и мирно засопела. Я осторожно потянул за конец одеяла и накрыл ее оголенное плечо, поцеловав в лоб, после чего выдохнул и этот выдох получился несколько обреченным.

Убедившись, что Алиса крепко спит, я устало откинулся спиной на свою подушку и уставился на пустой потолок, охваченный небольшим сгустком света. Потер лицо ладонями и тяжело вздохнул.

Внутри меня застрял уставший от жизни человек, который способен отныне лишь на одно — уничтожить помеху на своей дороге, который мешает спокойному и здоровому существованию. Меня будто засунули в небольшой купол, за пределы которого невозможно выйти. Внутри этого купола уже заканчивается воздух. Внутри этого купола я схожу с ума. Здесь есть лишь одно питание — отчаянием. Я бьюсь об эти прозрачные стены, за которыми можно увидеть мою счастливую жизнь, прокручиваемую моим забитым мучениями сознанием. Я не властен над ним и не могу прекратить эти терзания. Счастливая жизнь прокручивается перед моими глазами будто специально, чтобы у меня была мотивация. Чтобы я не забывал, за что борюсь. Точнее за кого.

Я повернул голову в сторону Алисы. Потянулся, чтобы погладить ее по щеке осторожным, невесомым касанием, чтобы не потревожить ее безмятежный сон. Сейчас ей нужен покой и как можно больше сна, чтобы отдалиться от тех воспоминаний, который буквально резали ее по частям. Я слышал этот крик души, когда она у нее пребывает в агонии, и понимал, что это самый ужасный для меня звук. Триггер, предупреждающий о том, что я обязан закрыть уши, дабы защитить свое сердце.

Этот звук будет преследовать меня до конца моих дней.

Боль Алисы меня сильно пугает, и я не понимаю, что делать с этим мучающим меня страхом. Я только борюсь с ним, чтобы не бежать, а оставаться рядом с Алисой и утешить ее. Подавить не получается. Есть лишь временный способ — борьба, во время которой меня помогает любовь к Алисе.

Я люблю ее, а значит обязан защищать и всегда быть рядом. Эту любовь не стереть, не забыть и Алиса это доказала.

Это я пытался объяснить Меган, когда она заявилась ко мне, не подозревая, что я узнал о ее чудовищном плане. Я открыто и с презрением заявил ей, что всем сердцем отныне ненавижу ее и отныне это все, что она получит от меня. Ее решение скрыть от меня правду, что Алиса в Чикаго, не поддается объяснению.

— Я просто люблю тебя и не смогу без тебя.

Это не объяснение и не причина сокрытия от меня самого важного. Это эгоизм и подлость. Любовь сама по себе не может быть настолько жестокой. Ее делают жестокой сами люди, смешивая ее с грязным состоянием одержимости и другими проявлениями, не совмещенные с любовью.

Электронные часы на прикроватной тумбочке тихо пропищали, показывая ровно шесть утра. Я принял сидячее положение и постарался привести свои мысли в порядок. Сегодня мне понадобится четкий план действий.

Ужасающий и сотрясающий мое сердце крик Алисы — это еще и триггер к тому, чтобы я начал ее защищать всеми способами. Двойные стандарты разделяют меня пополам. И чтобы созреть для второй части, мне необходимо привести свое душевное состояние хотя бы в какую-то стабильность и дождаться, когда стихнет страх.

Я встал на ноги и направился к выходу. Открыл дверь, впуская в комнату больше света, входящую из коридора. Он падал на Алису, освещая смысл моего существования. Смотря на нее, во мне пробуждается еще больше желания как можно скорее избавить ее от страданий и страха, которые воплощаются в одном человеке.

Медленно закрыл за собой дверь, мысленно желая, чтобы она спала как можно дольше. Осторожно отворил дверь спальни напротив и нашел глазами Майкла. Он обнимал Вивьен, которая заняла большую часть кровати.

— Майкл, — позвал я его шепотом.

Он резко поднял голову и посмотрел на меня сонными глазами. Я кивнул головой в сторону, намекая, чтобы он вышел.

Я дождался его в гостиной, надевая бежевую водолазку.

— Уже? — хрипло спросил он, потирая глаза пальцами, которые никак не могли привыкнуть к свету.

— Я назначил встречу с доктором на восемь утра.

Майкл зевнул, одновременно кивая и соглашаясь со мной.

Вчера мы с Майклом обговорили план того, как нам загнать в угол Джексона. По словам Алисы, есть большая вероятность, что его экспериментальный препарат — это преступление. Его создание влечет наказание. Я посоветовался с начальником, который загорелся моим расследованием и дал добро действовать глубже. Дело Джексона стало официальным, поэтому я обязан отодвинуть в сторону свои личные притязания к нему. Мне осталось найти вещественные доказательства, благодаря которым будет весомым прийти к Джексону с обыском и предъявлением вины перед обществом. Поэтому мне нужен доктор, который посоветует, в какую сторону копать.

Я связался с офицерами Берлина, поскольку Джексон является гражданином Германии. Мы обязались действовать параллельно — мы задерживаем Джексона как можно дольше в Чикаго, пока они проводят обыски в клинике и в его доме, но после того, как будут доказательства. Сегодня я должен их выслать.

Когда мы с Майклом приехали в отдел, доктор Адан уже ждал меня в дежурной части. Я приблизился к нему, после чего он обратил на меня внимание и встал с кресла.

— Доктор Адан?

Он кивнул.

— Пройдемте ко мне в кабинет.

В кабинете я снял с себя верхнюю одежду и сел на свое место, указывая доктору рукой на кресло напротив. Майкл подвинул стул ближе к моему столу и занял его, скрестив руки на груди.

— Не будем терять время, — заговорил я и поднял глаза на мужчину.

Он внимательно рассматривал меня, будто сканировал для анализа моей личности.

— Отчего такое внимание ко мне? — поинтересовался я.

— Хочу понять, правильно ли поступил, что отдал Алису в Ваши руки, — устало ответил он.

Я заинтересовался и откинулся на спинку кресла, выжидая дальнейших слов.

— Думаю, ей сейчас намного лучше живется.

— Правильно думаете, — подтвердил я его догадки. — А вот ту жизнь, которую ей устроили ты и Джексон, сейчас она пытается забыть.

Доктор опустил голову, демонстрируя свое чувство вины. Да, я должен быть благодарным ему за то, что он направил меня на Алису. Но этого не достаточно, чтобы сгладить свои грехи перед Алисой за то, что он вообще участвовал в создании препарата. Я не стану падать перед ним на колени и не позволю жить дальше на свободе. За страдания Алисы ответит каждый. Даже тот, кто осознал свою вину и теперь прислушивается к голосу совести, превращаясь в ее пленника.

— Что ты чувствовал, когда создавал этот препарат для нее? — вкрадчиво спросил я, включая диктофон.

— Азарт, — ответил он незамедлительно, не поднимая головы. — Я всегда интересовался мозговой деятельностью человека, будем говорить бытийным языком. И когда мне была предложена эта работа, я не задумываясь согласился. Как это, когда мозг забывает? Как блокировать воспоминания? Я не задумывался о последствиях. Просто сидел в лаборатории и творил. Ко мне приводили людей, уверяя, что опыты законны. Некоторые сопротивлялись и их держали, некоторые смиренно сидели и принимали препарат. Погибли все двадцать пять человек. Тогда я понял, что необходима определённая ДНК. Все мы разные, препарат новый и нужен один человек, чтобы его изобрести успешно. Джексон только тогда признался мне, что препарат и нужен лишь для одного человека. Для девушки.

Доктор снял свои очки и положил их на мой стол. Он сжал между пальцами переносицу и тяжело вздохнул.

— Продолжай, — потребовал я грубо.

— Он привез меня в свой дом, чтобы я взял у нее анализы. Девушка не задавала лишних вопросов, когда Джексон сказал, что эти процедуры необходимы для поддержания ее здоровья.

Я сжал челюсти. Мне невыносимо осознавать то, что Алиса в руках Джексона была обычной марионеткой, и он подавлял ее природную сущность. Он делал из нее бесполезную, не способную сопротивляться, чтобы утолять свою потребность без помех.

Эти мысли, к сожалению, фактические, доводили меня до судорожного гнева.

— У меня получилось усовершенствовать препарат и пришло время протестировать его. Алиса успешно перенесла первую процедуру. Не последовало никаких побочных эффектов. Я…

— …был вне себя от радости, — закончил я за него и доктор сжал губы, закрывая глаза. — Она стала твоей подопытной. Успешным экспериментом. Только вот она человек с правом выбора, которую ты ей не предоставил! — не сдержался я и закричал.

— Я осознал это, — только и ответил он.

Я выпрямился на своем кресле, положив руки на стол со сцепленными между собой пальцами.

— За чистосердечное признание ты сбавил себе срок. Иногда мечты приводят совсем не туда, куда хотелось бы, верно?

— Действительно, — доктор горько усмехнулся. — Какой бы желанной не была цель, всегда нужно оставаться человеком.

— Ты признаешь, что вся ответственность за создание препарата лежит на Джексоне?

— Признаю, — твердым голосом ответил он, после чего я выключил диктофон.

— Теперь помоги мне набрать на него компромат для того, чтобы была веская причина на обыск. С чего мне начать? Поможешь, сбавлю еще срок, — пообещал я.

— Я помогу и без выгоды для себя, — сказал он, поднимая на меня глаза впервые за все время допроса.

Доктор задумался над тем, с чего мне лучше всего начать. Долго ждать не пришлось, и он не стал испытывать мое терпение на прочность.

— Возьми у нее анализы. Кровь из вены поможет дать хороший вес и подтвердить мои слова о том, что Алиса действительно под препаратами Джексона, несущие вред ее здоровью.

Я сощурил глаза в подозрении.

— Ты же сказал, что все успешно прошло. Какой еще, черт возьми, вред?

Доктор Адан вздохнул:

— Дело в том, что Джексон слишком часто просил меня давать ей препарат. Достаточно и было одного раза в неделю или даже раз в две недели. Но я колол его чуть ли не три раза в неделю первые два года.

Я ударил ладонью по столу, испепеляя доктора яростным взглядом. Майкл встал со своего стула и стремительно приблизился к доктору. Он оперся ладонями о подлокотник его кресла, склоняясь к уху.

— Ты хотя бы понимал, что это умышленное медленное убийство? — сквозь зубы процедил он. +

— Когда Алиса потеряла сознание и ее еле откачали, то осознал, — хрипло ответил он и потер лицо ладонью. — Тогда я стал убеждать Джексона прислушиваться ко мне.

Майкл выпрямился и стал расхаживать по кабинету. Он всегда так делает, если хочет кому-то врезать. Я же мысленно убеждал себя сидеть на месте и постараться впитать этот факт здраво. Хотя сил у меня сдерживаться осталось намного меньше. Эти ублюдки не просто делали из Алисы марионетку — они ее убивали.

— Препарат сохраняется в организме надолго, поэтому в крови Алисы его найдут.

— Естественно! — крикнул Майкл, вскинув руками. — Вы же вливали в нее ведрами! Вы могли просто убить ее мозг! Хреновый ты доктор, если позволял такой сильный препарат вливать в нее по каждому приказу своего хозяина!

Майкл свалился на свой стул и резко выдохнул. Я откинулся на спинку своего кресла и закрыл глаза. Ему конец. Испепелю.

— Бери лист и ручку. Пиши свои претензии к Джексону Райту и о его лаборатории под клиникой в Германии.

Доктор Адан незамедлительно выполнил мой приказ и написал все, о чем я попросил.

— Еще нужно найти первого психотерапевта Алисы. Джексон уволил ее за то, что та слишком сильно сблизилась с ней, а Алиса ей доверяла.

Майкл фыркнул:

— Маньяк поганый.

— Как ее зовут и где она проживает? — спросил я, вытаскивая блокнот с записями.

— Доктор Маргарет Вульф, переехала в Мюнхен.

Я записал слова доктора и подчеркнул имя. Вырвав лист, я оставил его на клавиатуре, как напоминание, что женщину необходимо пробить.

Далее направил всю информацию, которую получил от доктора в Берлин, чтобы там начали обыск клиники. Доктор даже описал место, где можно найти лабораторию. Насколько же взыграла в нем совесть.

— Тебя отведут во временную камеру пребывания, — сказал я доктору, нажимая на кнопку вызова, чтобы увели задержанного.

Дверь в мой кабинет распахнулась и зашел офицер. Но не успел он сделать и трех шагов, как вбежала Меган с криками и сбила его с ног.

— Папа! Что происходи?!

— Дочка, все в порядке. Каждый заслуживает наказания в этой истории.

Доктор Адан поднялся с кресла и выставил свои руки перед офицером, но Меган снова загородила ему дорогу и взяла отца за запястья.

— Что ты несешь? Какое наказание? Почему из-за нее ты должен сидеть в тюрьме?

Майкл взял Меган за плечи и отодвинула ее от доктора. Тогда офицер без препятствий нацепил на задержанного наручники и стал уводить из кабинета. Меган пыталась вырваться, но Майкл крепко держал ее.

— Папа! Я вытащу тебя, слышишь?

Когда доктора увели, Меган расслабилась в руках Майкла, после чего направила на меня враждебный взор.

— Я ненавижу тебя!

— У нас это взаимно, — спокойно произнес я, все это время наблюдавший за представлением.

— Из-за твоей Алисы страдают все!

— Нет. Вы страдаете, потому что это ваш выбор. Твоего отца никто не просил убивать ее своим экспериментальным препаратом.

Меган резко вырвалась из хватки Майкла.

— Ты поплатишься!

После своих слов, наполненных ненавистью, Меган вышла из кабинета и захлопнула за собой дверь. Я проводил ее равнодушным взглядом. Я даже не думал, что когда-нибудь потеряю уважение к Меган. Своим гнусным поступком она испортила все.

— Собирай команду. Поедем к ошибке природы, — сказал я Майклу, поднимаясь с кресла.

— Только держи себя в руках, — попросил Майкл и вышел из кабинета.

Я попытаюсь, но это наверняка будет тяжело. Джексон — источник всех моих страданий и мучений Алисы. Понадобятся титанические усилия, чтобы сдержаться и не разбить его голову.

Мы вычислили в каком отеле остановился Джексон и, получив разрешение, поехали на адрес.

Пока шел по коридорам отеля, несколько раз успел прокрутить в голове все способы, которыми хотелось бы расправиться с Джексоном. Я недооценивал своего врага и позволил ему вытворять все, что извращённой душе угодно.

И вот он открыл передо мной дверь своего номера. Я встретился со своим врагом лицом к лицу, поэтому неосознанно сжал кулаки. Последний раз я видел его так близко пять лет назад, на приеме, во время которого он не отходил от Алисы ни на шаг. Сердцем я уже был готов наброситься на него и как следует избить наглую морду, но головой понимал, что сейчас я обязан оставаться хладнокровным и действовать как справедливый детектив, расследующий дело преступника, погубивший жизни многих, а не только Алисы.

— Джексон Райт, на Вас поступила жалоба. Вы занимаетесь незаконной деятельностью, изобретая запрещенные препараты, которые злокачественно влияют на граждан, — твердым голосом объявил я, стараясь смотреть на него хладнокровно, будто он для меня очередной преступник, а не тот, кто испортил пять лет наших с Алисой жизней.

— Какого черта? — низким недовольным голосом заговорил он, осматривая нас с непониманием.

Его черные волосы взъерошены, глаза налиты алкоголем. В выражении его отвратительного лица нет никакого осознания. Вид безобразный — мятая рубашка с отстегнутыми пуговицами, мятые брюки. В руке стакан с недопитым коньяком.

Я рукой повелел обыскной группе войти в номер. Офицеры затолкали Джексона в номер, после чего вошли мы с Майклом и закрыли за собой дверь.

— Что, черт возьми, происходит?

— Я ясно объявил наш приход, подобные вопросы ни к чему.

Из спальни вышли две девушки, которые торопливо надевали на себя платье и направлялись к выходу. Я посмотрел на Джексона, как на самое омерзительное существо планеты.

— Что Вы так осуждающе смотрите на меня, детектив? Я человек и хочу иногда расслабиться. К тому же у меня жена пропала. Ищу ее уже который день, — кое-как проговорил он заплетающимся языком и допил свой коньяк.

— Что ж Вы в полицию не обратились?

— А на вас надежды нет. Набрасываетесь на кого попало. Я послушник закона и попрошу покинуть мой номер.

— Ни черта ты не послушник закона. — Один из офицеров показал мне сейф, когда открыл шкаф. — Сейф открой, — приказал я, уже не собираясь церемониться с этим ублюдком.

Он оголил свои зубы, когда нахально улыбнулся.

— Черта с два.

— Взломать.

— Да кто ты такой, легавый?

Я приблизился к столу и налил из бутылки воды в стакан. Снова вернулся к нему со стаканом в руке, выплескивая содержимое в нем на его лицо.

Джексон на некоторое время замер с закрытыми глазами, затем пошатнулся и потер свое лицо ладонями, резко приблизившись ко мне.

— Да ты понимаешь, что я тебя в порошок сотру, сволочь, — процедил он у моего лица.

Я не сдержался и схватил его за ворот, ощущая, как ярость уже льется из каждой клетки моего тела, не находя места, чтобы выстоять во мне. Майкл тут же встрепенулся и приблизился ко мне. Положил свою руку на мое плечо, таким образом молчаливо напоминая о моем статусе.

— Советую тебе заткнуться, ублюдок, потому что отныне я решаю твою судьбу. У меня на тебя такое есть, что пожизненно сядешь.

В черных глазах заметно промелькнул испуг, но лишь на мгновение. Скользкий тип способен маскировать эмоции и держать планку ублюдка.

Я коротко усмехнулся:

— Ну как? Какого, когда за тебя решают твою дальнейшую жизнь? — вкрадчиво проговорил я, смакуя удовольствие.

Он нахмурился и сглотнул, понимая своей пьяной и бесполезной башкой, что хорошо вляпался. Я толкнул его назад, и он упал на диван. Там он уже провел ладонью по своей голове, убирая сырые волосы с лица, на котором застыло осмысление.

— Детектив, ничего нет, — объявил один из офицеров после обыска.

— Я так и подозревал, что сюда он с собой ничего не привезет, — пробормотал я.

— Ждем результаты из Берлина. Но взять мы его сейчас не имеем права. Его на время расследования вытащит любой адвокат, тем более этот ублюдок при деньгах, — проговорил Майкл, бросив мимолетный взгляд на задумчивого Джексона.

Я отстегнул молнию своей папки и вытащил из нее бумагу. Приблизился с ней к Джексону и бросил на его лицо.

— Это подписка о невыезде. Если попробуешь уехать, тебя остановят в любом аэропорту, на любом вокзале. Ноутбук изъят для изучения. Живи пока, — с угрозой высказался я и направился к выходу.

Уверен, уже завтра я получу результату из Берлина и тогда посажу его за решетку. При судебном разбирательстве свидетелей будет достаточно. Я уже близок к успеху и счастливой жизни с Алисой.

***

Меган сидела на кухне на полу при приглушенном свете. Опираясь спиной о холодильник, она наливала себе в бокал очередную порцию вина, который помогает ей на некоторое время заглушить душевную боль. Но она понимала, что таким способом у нее не получится справиться с тем ураганом, что возродился внутри нее, отобрав стабильность. В голове безумная мысль, которая ведет ее по хлипкому мосту между двух пропастей — жизни и смерти.

Ее душа, раненая не только невзаимной любовью, но и предательством, настолько сильно кричит о спасении, что ей приходится идти на поводу мести. У девушки не получается думать о последствиях. Она просто берет мобильник с пола, вытирает слезы со щек и набирает нужный номер.

Звонок сбрасывают и это мог бы быть для нее знаком, что стоит отбросить сумасшедшую идею, но девушка непреклонна. Боль раздавила все хорошее и разумное в ней.

Она набрала номер еще раз.

— Что тебе нужно? Не до тебя! — огрызнулся мужской голос на другом конце.

— Я знаю, где она, — только и сказала Меган, после чего раздраженный мужчина мгновенно потеплел к ней и потребовал подробностей.

Глава сорок вторая

Алиса

— У тебя чай остыл.

Я посмотрела сначала на Виви, затем опустила глаза на свою чашку.

— Сделать другой?

Я отрицательно помотала головой. Вивьен тихо вздохнула и поднялась из-за стола, чтобы помыть свою пустую чашку после чая. Я сделала глоток из своей и убедилась, что чай действительно давно остыл и уже совсем не притягивает без своего фруктового аромата.

Я весь день пребываю в своих мыслях, отчего забываю обо всем остальном.

Утром я проснулась бодрой благодаря успокоительному и сразу же натянула улыбку, сладко подтягиваясь на нежных простынях, надеясь увидеть рядом спящего Уила. Но когда открыла глаза и не обнаружила его, улыбка медленно спала с лица. Осмотрела всю квартиру и поняла, что совершенно одна. Это обстоятельство меня даже слегка напугало. Одиночество для меня — это фобия. Если я одна, то обязательно что-то случается. Я словно становлюсь легкой мишенью.

В то же время, сквозь легкую дрожь страха внутри, я понимаю, что никто не обязан крутиться возле меня, чтобы я чувствовала себя в полном комфорте. У всех есть свои дела и Уильям сейчас наверняка на работе.

Я понимаю, что мне придется как-то научиться быть самостоятельной и не бояться этого. Просто в данный момент времени, когда Джексон практически дышит мне в затылок, научиться самостоятельности крайне тяжело. Мне пока приходится торчать в квартире и прятаться. Ждать, когда Уильям сможет все раскрутить так, чтобы были веские основания посадить Джексона и освободить меня от его пребывания.

Пока Джексон на свободе, я не смогу избавиться от страха одиночества, поскольку это его главное оружие против меня. Если я одна, то значит я хорошая добыча для него. За пять лет жизни с ним я это поняла. У меня не было друзей, семьи, у меня не было никого. Я жила без поддержки и советов, что и необходимо было для моего личного тирана. Он лишил меня всего, чтобы я ослабла и не смогла получить спасения. Есть лишь он — мой кукловод, распоряжающийся моей жизнью.

Вскоре вернулась Виви и на некоторое время избавила меня от терроризирующих мыслей. Она ходила в продуктовый, а меня будить не стала, чтобы я смогла как следует отдохнуть после вчерашней охватившей меня панической атаки.

Так или иначе мне требуется помощь специалиста, чтобы я научилась принимать все негативные воспоминания. Как бы я не хотела, но они все равно будут медленно пробуждаться и давать о себе знать.

За весь день пребывания без Уила мы с Виви старались провести время продуктивно. Общались, смотрели комедию, готовили ужин. Виви рассказывала мне много о моем прошлом, когда я переехала в Майами. По ее оживленному рассказу и поняла, что это было восхитительное время. Время, когда я нашла не только настоящих друзей и любовь, но и себя. Я открыла в себе новую Алису — сильную, стремящуюся к счастью.

Я поняла, что в моей жизни счастье, как далекая звезда на небе, до которой не дотянуться. Можно лишь любоваться, но присвоить себе навсегда — нельзя.

Возможно ли поменять этот устоявшийся факт? Смогу ли я быть счастливой?

К вечеру меня одолела тоска и я снова провалилась в свои мысли. Даже не знаю, о чем конкретно я думала. Хваталась за все, но быстро отбрасывала, не углубляясь во что-то конкретное. Я просто ждала Уильяма. Душу на части разрывало о того, как сильно я скучаю по нему.

Когда послышался скрежет ключей со стороны входной двери, я мгновенно ожила и быстрым шагом направилась на звуки. Увидев в холле Уила, я тут же повисла на его шее, не дав даже снять пальто. Он обнял меня за талию и приподнял, а я чувствовала блаженство, вдыхая в себя его запах вперемешку с легким ароматом табака. Тихо посмеялась, когда его колючая щетина пощекотала шею и плечо.

— Любимая, — прошептал он в мое ухо и жадно втянул мой запах.

От удовольствия у меня закружилась голова. Рядом с ним мне хочется быть слабой и не бояться этого состояния.

— Я соскучилась.

Уильям крепче обнял меня, прижимая к себе так, будто я единственное важное, что есть в его жизни. Затем он посмотрел в мои глаза, поглаживая по голове.

— Поможешь мне?

— Чем?

Уил снял пальто, затем взял меня за руку и повел в гостиную. Там уже сидел Майкл и еще какой-то офицер, которых Виви начала кормить ужином.

— Хилл, прости, но тут так вкусно пахнет, что я не сдержался, — проговорил офицер с набитым ртом, жадно поедая еду с тарелки.

— Ешь на здоровье, — усмехнулся Уильям.

Тот посмотрел на Майкла удивлёнными глазами, проговорив:

— Это из-за этой девушки он так подобрел?

Уильям цокнул языком и закатил глаза. Я смущенно улыбнулась и прижалась к нему. Уил поцеловал меня в макушку, затем приблизился к Майклу и тот передал ему какой-то пакет. После чего Уильям снова взял меня за руку и повел к столу в гостиной, усаживая на стул. Сам он спустился передо мной на корточки, положив свои руки на мои бедра.

— Мне нужно взять у тебя немного крови, чтобы были доказательства того, что препарат действительно в твоем организме. К тому же это поможет в дальнейшем подлечить тебя. Этот препарат несет много вреда и лучше подстраховаться.

— Ты начал расследование?

Он кивнул.

— Сегодня я был у Джексона и предъявил ему основания для дальнейшего задержания.

Сердце в груди испуганно екнуло. Я накрыла щеки Уила своими ладонями и посмотрела прямо в глаза.

— Ты же не стал марать о него руки? — дрожащим голосом спросила я.

Уил взял мои руки в свои и поцеловал их.

— Нет, не переживай. Хотя очень хотелось пару раз врезать ему. Но наказание для него последует высшее.

Я немного расслабилась.

— Хорошо. А ты сам проведешь процедуру?

Уильям очаровательно улыбнулся мне и выпрямился, доставая из пакета все необходимое.

— Не переживай и доверься мне. Меня многому научили в академии.

Я положила свою руку на стол. Уильям поверх сгиба завязал жгут. Пока я работала рукой, он надел перчатки и достал шприц с колбочкой для анализов. Уильям вел себя уверенно, чем я еще больше доверяла ему. Он нашел необходимую вену и сделал прокол. Густая кровь потекла в колбу.

— Вот и все. Держи конфетку, — Уильям достал из кармана конфету и отдал мне, после чего поцеловал в нос.

Я посмеялась и согнула руку, чтобы остановить кровь.

— Фостер, отнесешь это на экспертизу, — попросил Уильям, передавая пакет офицеру.

Тот как раз закончил с ужином и, поблагодарив за теплый прием, покинул квартиру.

Я накормила Уила, после чего он принял душ и пришел ко мне в спальню. Я застилала в это время кровать, подготавливая ее ко сну. Уильям обнял меня со спины и оставил горячий поцелуй на моем плече. Когда он сел на постеленную кровать, я оседлала его бедра. Заворожённо осматривала его лицо, невесомо прикасаясь к нему пальцами.

— Мне так нравится то, как ты меня изучаешь, — озвучил свои наблюдения Уил, обнимая меня за талию.

— Не могу налюбоваться, — дразня прошептала я у самых его губ и оставила на них легкий поцелуй.

Уильям не дал мне отстраниться. Он тут же снова поймал мои губы своими и жадно впился в них. Его руки по-собственнически бродили по моему телу, задерживаясь на ягодицах и бедрах, когда Уильям сжимал их. Я неспешно начала потираться об его пах, возбуждая еще сильнее. Поцелуй усиливался и становился ненасытным. Наши тяжелые дыхания переплетались, сердца бились в унисон. Мы с Уилом одно целое — это закон природы, не иначе.

— Алиса, — прошептал он мое имя с наслаждением, когда чуть отстранился от моих губ.

Мое тело мгновенно охватили мурашки. Уильям, словно очарованный, осматривал мое лицо, продолжая направлять мои движения на его бедрах, сжимая ягодицы.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу, чтобы ты всегда встречала меня после работы и крепко обнимала. Хочу с тобой семью. Это мое самое заветное желание после того, как я нашел тебя.

Я накрыла его губы поцелуем. Внутри меня взрывается счастье и наполняет собой каждую клеточку моего тела.

— Я стану твоей женой. Я хочу быть твоей всегда.

Уильям резко приподнялся, удерживая меня за бедра, и в следующую секунду я уже лежала под ним, принимая горячие и страстные поцелуи на своем теле.

Мое тело помнит каждое его прикосновение, мое сердце помнит любовь к нему, моя душа тянется к нему, мои воспоминая вернутся. Важно то, что я люблю его и чувствую это всем естеством. Люблю как сумасшедшая.

— Что ты со мной делаешь, — прошептал он и снял мои трусики. — Ты вся моя жизнь.

Я почувствовала, как Уильям резко вошел в меня, и я изогнулась, принимая его.

Я не хочу оставаться без него. Уильям для меня все. Он — моя жизнь. Все, что мне нужно, это только Уильям. Он единственный, кто наполняет мою жизнь смыслом. Без него настанет мрак и меня подавит отчаяние. Я просто не смогу без Уильяма.

Утром я проснулась вместе с Уилом, поскольку очень хотелось проводить его на работу.

— Ты решила потренироваться? — задал внезапный вопрос Уильям, когда я подавала ему тарелку с завтраком.

— В смысле? — нахмурилась я.

— Ты уже ведешь себя так, будто ты моя жена.

Я улыбнулась:

— А ты что, против?

— Как я могу быть против, Алиса Хилл.

Мне определённо нравится, как звучит мое имя рядом с его фамилией.

— Это отдельный вид искусства, когда жена кормит мужа завтраком, — проговорил он, набирая в рот бекон.

— Если бы я не научилась готовить, то приходилось бы кормить тебя другим завтраком.

Я подняла свою ногу на стул и задрала халат вверх, оголяя бедро. Уильям с усилием сглотнул, жадно осматривая мою ногу, направляя глаза на трусики.

— Как прекрасно, когда два завтрака можно совмещать, и я буду еще более сытым, — прохрипел он, готовясь встать из-за стола, но приближающиеся голоса Виви и Майкла остановили его.

Я тихо посмеялась и опустила ногу, усаживаясь на стул напротив Уила.

— У вас кажется имеется своя квартира? Нет? — спросил Уильям, когда Майкл и Виви сели за стол.

— Посмотри, мы мешаем ему брать Алису возле каждого угла этой квартиры, — издевательски прокомментировал Майкл и нагло посмеялся.

— Оставь свои пошлые шуточки при себе и доедай свой завтрак, нам уже пора, — огрызнулся Уильям.

Майкл сидел рядом со мной, поэтому легко нагнулся в мою сторону и проговорил в ухо:

— Не оставляй его без утреннего секса. Тогда он будет добрее.

Я посмеялась и встала из-за стола за Уилом, который испепелял друга недовольным взглядом.

Мы с Виви проводили мужчин. Я успела переодеться в удобный спортивный костюм, когда раздался звонок со стороны входной двери.

— Что-то забыл? — с улыбкой спросила я, открывая дверь.

Но на пороге я обнаружила совсем не того, кого хотелось видеть. Улыбка быстро спала с лица, сердце гулко забилось в страхе. Меня парализовало на месте.

— Тебя, любимая, — раздался самый страшный для меня звук в мире. — Нагулялась, женушка?

Меня охватил инстинкт самосохранения. Буквально приступ, который подтолкнул резко закрыть перед чудовищем дверь и подбежать к телефону, благодаря которому найду спасение. Но Джексон надавил на нее двумя руками раньше, чем она захлопнулась. Я ударилась об нее лбом, отчего закружилась голова и я пошатываясь осела на пол.

— Ну что же это такое, — с наигранным огорчением раздался голос Джексона из-под тумана. — Пора домой.

— Алиса! — закричала Виви, затем я услышала удар и то, как она падает без признаков жизни, больше не издавая ни звука.

Я пыталась подняться с пола и сделать хотя бы что-то ради своей защиты и защиты Вивьен. Но голова кружилась, парализуя мое тело. Я могла только слышать и понимать, насколько же ужасная ситуация настигла нас с Виви, но изменить это я не в силах. Отчаяние окутало меня за мгновение, но мой внутренний дух не сдавался.

Джексон сжал мои волосы на затылке и задрал голову назад. Я зашипела от боли, жмурясь.

— Что тебе нужно от меня? — прохрипела я.

— От тебя ничего. Мне нужна вся ты.

Я приоткрыла глаза и увидела его омерзительное лицо. Джексон смотрел на меня так, словно он вечный победитель.

— Зачем?

— Чтобы видеть твои мучения, — проговорил он, смакуя удовольствие.

Джексон поцеловал меня в щеку, отчего я зажмурилась от чувства отвращения.

— Мы уедем туда, где нас никто не найдет, — прошептал он в мое ухо, вызывая этими словами слезы.

— Оставь меня в покое, — потребовала я дрожащим голосом, доказывающий о приближении рыданий.

Джексон сделал жалостливое лицо. Этот ублюдок умеет блестяще управлять и играть эмоциями.

— Не могу, любовь моя. Ты же моя любимая игрушка, как мне отказаться от тебя?

Я подавилась воздухом, когда он встал на ноги и потянул меня за волосы за собой, вынуждая подняться с пола.

— Помогите! — заорала я, когда мое отчаяние достало пика.

Я больше не знала, как мне спастись и прибегла к крикам. Я надеялась, что мой душераздирающий крик услышит хотя бы кто-то из соседей и вызовет полицию. Сейчас я держусь на одной лишь надежде.

За мою попытку спастись криками, Джексон ударил меня по животу чем-то металлическим. Подозреваю, что тем же самым от вырубил Виви. Я скрутилась от боли и снова упала на пол, ощущая слабость в ногах. Яуслышала тяжелый вздох Джексона, когда обнимала себя за живот и практически скулила от болей во всем теле.

— Еще один крик, и я убью твою новую подружку.

— Только так ты и добиваешься своего — угрозами, — сдавленно проговорила я.

Джексон сжал мое предплечье и резко поднял с пола, вызывая новую порцию сильного головокружения. По виску и щеке текло что-то теплое, по всей вероятности, моя кровь из разбитой части головы. Джексон толкнул меня к выходу, но перед нами образовалось препятствие.

— Отпусти ее и подними руки, — твердым голосом потребовала Меган, целясь в Джексона пистолетом.

— Ты издеваешься? — Джексон истерично усмехнулся. — Сама же сдала ее мне, теперь защищать пришла? Грехи смывать?

Я посмотрела на Меган разочарованными глазами. Она бросила на меня мимолетный виноватый взгляд и снова настроилась на Джексона.

— Отпусти ее и подними руки, — снова повторила она.

Джексон вздохнул и вытянул руку с пистолетом. Меган этого явно не ожидала, отчего на ее лице отразился испуг.

— Некогда разговаривать с тобой.

Раздались два выстрела. Я выкрикнула и зажмурилась. Раздался грохот, после чего я открыла глаза. Меган упала к нашим ногам без признаков жизни, а Джексон продолжал держать меня за руку, осматривая себя.

— Промазала.

Я смотрела на Меган шокированными глазами. Слезы текли по щекам непрерывно.

— Да что ты за монстр такой? — почти без голоса выдавила я из себя.

— Ты сделала меня таким.

Джексон затолкал меня к выходу, но я активно начала сопротивляться. Добровольно я никогда не уйду с ним. Тогда Джексон ударил меня по затылку, после чего я начала медленно терять сознание, оказавшись в его руках.

Глава сорок третья

Алиса

Я словно теряюсь в пространстве. Ничего не понимаю. Не могу ухватиться за что-то стоящее и важное. Голова идет кругом так интенсивно, что я чувствую тошноту, которая застряла в глотке липким дегтем. Я попыталась сглотнуть, но чувство тошноты не пропало. Чем яснее становится рассудок, тем сильнее ощущение, будто моя голова раскалывается на части.

Я кое-как пытаюсь приоткрыть тяжелые глаза, но они будто слиплись между собой. Я понимаю, что лишь мучаю себя и просто пытаюсь заново заснуть.

Сон в моем случае — это спасение. Я крепко осознаю, в какое дерьмо вляпалась, отчего мне не хочется возвращаться в реальность. Я хочу заснуть и не думать о своей дальнейшей участи. Она настолько туманна, что мозг получает свободу мыслей и вот я уже раскидываю кучу вариантов, не находя никаких сил блокировать этот бесконечный поток.

Я больше никогда не увижу Уильяма.

Я окажусь в золотой клетке, в которой продолжатся мои тягостные мучения.

Моя жизнь снова превратится в кошмар.

Я не вынесу этого и просто покончу с собой.

Смерть. Только смерть спасет меня от Джексона. Как бы я не отрицала этого факта, хватаясь за свое стремление к жизни, за свою внутреннюю силу, которая держит меня на плаву среди разбушевавшегося моря жизни, но это неоспоримо и неизбежно. Я снова в лапах чудовища и это словно предписано в моей судьбе. Он найдет меня везде и не позволит жить счастливо.

Так получается, что некоторым не суждено быть счастливыми. Таким людям остается только два выбора: или бороться бесконечно, каждый день тонуть в океане отчаяния и безысходности, или облегчить свою участь и просто прервать такую жизнь.

Внутренний сильных дух, который Джексон снова закопал, орет, осуждает. Но я не вынесу… Я бы боролась, будь моя жизнь тягостна обстоятельствами. Но я не смогу бороться с тем, что всегда оказываюсь в клетке Джексона, где он меня мучает и наслаждается. Это капкан, в котором я задыхаюсь, который тянет меня вниз, в непроглядную темень, куда даже не достает малейший свет надежды. Карабкаться в этой густой жиже и тратить попросту силы не имеет никакого смысла.

Я так стремлюсь к счастью, но как бы я не старалась, меня ждет очередной провал. Так и опускаются руки у человека. Так и теряется мотивация бороться дальше, когда постоянно спотыкаешься о неудачи на своей дороге к цели.

Отчаяние поглотило меня, заставило смириться с участью и будто бы начало убаюкивать, успокаивать. Я видела сны, яркие картинки, которые складывались в сюжет. Кажется, это моя прошлая жизнь.

Не знаю, сколько мне удалось проспать, но меня разбудил внезапный всплеск воды на моем лице. Я громко вобрала в себя воздух и начала потирать глаза пальцами. Вторая рука по ощущениям будто не существовала, поскольку я ее не чувствовала. Но когда я дернула ею, столкнулась с препятствием. Открыла глаза и быстро поморгала ими, чтобы отогнать туманность, и убедилась, что моя рука в наручниках, сцеплена к изголовью кровати.

Я сначала запаниковала, но затем резко замерла, когда почувствовала чье-то угнетающее и пугающее присутствие. Медленно повернула голову в сторону, ощущая, как в груди сильнее начинает стучать сердце, а дыхание судорожное, боязливое.

Он сидел на стуле, закинув ноги на ногу и с аппетитом поедал зеленое яблоко. Но его безумные глаза поедают жадно меня. В этом безумстве кроются ненависть, гнев, желание убить.

— Ты совсем спятил? — дрожащим голосом заговорила я, еще раз дернув рукой. Металлические наручники лишь противно звякнули в протесте и поцарапали запястье.

— Спятишь тут, когда твоя женщина любит другого и сбегает с ним, — ответил он и снова с жадностью надкусил яблоко.

— Я никогда не была твоей, — процедила я, показывая свое неповиновение.

Джексон нагло усмехнулся:

— Если ты не согласна со мной, это не значит, что ты не моя.

— Твои рассуждения столь же неадекватны, как и ты сам.

Джексон вздохнул и поднялся со стула, выбрасывая огрызок назад. Я оглядела комнату и поняла, что здесь уже давно никто не живет. Многолетняя пыль осела на прозрачные пакеты, которым покрыта дорогостоящая мебель.

Глухой стук жестких каблуков по паркету пугает мое сердце. Шаги приближаются и по своему характеру они не сулят ничего хорошего.

— Не узнаешь это место?

Джексон встал передо мной, засунув руки в передние карманы брюк и склонив голову в бок. Выражение его лица уверенное, лишенное какой-либо боязни. Он смотрит на меня сверху вниз как хозяин на своего раба.

— Отец купил тебе этот дом, когда мы заезжали в Чикаго на пару дней. Тебе пятнадцать, мне девятнадцать. Когда он привез нас с тобой сюда и сказал, что это твой дом, ты так обрадовалась. Обнимала отца, а он смеялся и сказал, что готов купить для тебя дом в каждом уголке мира, только бы всегда видеть тебя такую счастливую.

Я поджала сухие губы в одну тонкую полоску, пытаясь сдержать слезы, вызванные внезапно охватившей меня тоской по отцовской заботе и любви. Слова Джексона впервые откликаются в моем сердце и вызывают трепет, потому что они правдивы и занимают особенное место в моей душе. В голове возникают картинки этого момента.

— Меня это так взбесило, — добавил он с ненавистью и усмехнулся. — Ты всегда получала то, что хотела.

— Ты тоже всегда получал то, что хотел. Родители любили нас одинаково.

— Мне на все плевать было. Моим заветным желанием была ты, — процедил он и резко спустился на корточки.

— Я разговаривал с отцом, когда мы жили в Майами. Говорил ему о своих намерениях, о своей бешеной необузданной влюбленности. Знаешь, что он сказал мне?

В его голосе таится ярость, направленная на папу. И я подозреваю, что если бы он сейчас был здесь, то Джексон наверняка бы придушил его, настолько сильна ненависть сына к отцу.

— Ты не пара моей дочери. Ты ее брат, защитник. Она сама выберет себе будущего мужа. Я не могу заставлять ее выходить замуж за того, кого она любит как брата. Ты даже не представляешь, как эти слова вывели меня из себя. Но я сдержался, хотя хотелось убить его прямо там, на месте. Вместо этого просто перевернул столик и пошел прочь в свою спальню.

Меня охватил ужас. Он парализовал все мое тело. Сердце в груди молотком отбивал свой ритм, говорящий о его страхе.

— Ты…ты срезал тормоза…ты…устроил пожар…

Я задыхалась и уже не могла сдержать своих слез. От сдерживаемых рыданий содрогались мои плечи. Осознание всего, что происходит вокруг меня, безжалостно бьет по голове.

— Умничка, догадалась и все вспомнила. Да, это я устроил пожар в отеле, чтобы вызвать вас в Измир. Да, это я приказал срезать тормоза, пока мы разбирались с бумагами. Да, это я вытащил тебя из машины и сделал так, чтобы ты исчезла для всего мира и существовала лишь для меня. Да, все я. Тебя не отдали мне по безобидной просьбе, поэтому я решился взяться за тяжелую артиллерию.

Я отвернулась от него, чтобы скрыть свои слезы и нескрываемое отчаяние на лице. Но Джексон сжал мой подбородок и резко вынудил смотреть на него.

— Нет, смотри на меня. Я хочу видеть твое отчаяние, твои мучения, — с удовольствием проговорил он, издевательски ухмыляясь.

Душа раскалывалась на части от чувства несправедливости. Один безумный человек когда-то вошел в мою жизнь, его приняли со всем радушием и любовью, а он в отместку превратил жизни всех членов семьи в ад. Отец сам того не зная привел в дом убийцу, а я нашла в нем опору и дополнительную защиту. Позволила себя обмануть, потеряла бдительность, доверилась, но оказалось, монстр имел свой план и действовал с опасной хитростью.

— Это все, только потому, что я отказала тебе? — задыхаясь от слез спросила я.

Джексон убрал свою руку с моего подбородка и принялся вытирать непрерываемые слезы с моих щек.

— Да, — спокойно признал он и поцеловал меня в лоб.

— Ты понимаешь, что это безумство. Ты болен, — в шоковом состоянии еле проговорила я.

— Болен тобой, — добавил Джексон с улыбкой.

У Джексона было ожидание того, как должно быть, а всё шло совсем не так. Его реальность никак «не попадала в такт» с ожиданием. Он внушил себе, что я должна принадлежать ему и это внушение вызвало за собой одержимость, которая в свою очередь стала психической болезнью. Его реальность резко разошлась с внутренними установками и ожиданиями и у Джексона сработало инстинктивное желание — удержать! Присвоить себе любыми способами, потому что этого требует уже нездоровая психика ради своего удовлетворения.

Джексон осторожно прижал мою голову к своей груди и стал поглаживать ее, когда я находилась словно в трансе и отказывалась принимать реальность происходящего. Для Джексона я стала одержимостью. Он болен мною и, если я рядом, то ему хорошо, но если не принадлежу ему, если сбегаю из его клетки, то он сходит с ума. Мое существование сделало его сумасшедшим. Но это не значит, что я виновата в его состоянии.

— Мы уедем, нас никто не найдет. Нам будет хорошо.

Я зажмурилась, не желая принимать этого кошмара в своей реальности.

— Отпусти меня, — тонким голосом проговорила я.

Джексон замер, что меня напугало. Он медленно убрал свои руки с моей головы и переместил их на мои щеки, вынуждая смотреть прямо в его глаза, отражающие его безумство.

Они еще в детстве показались мне странными, когда я впервые взглянула в них. Я вспомнила, как тогда спряталась за маму, увидев в них истинную тьму.

Детская чувствительность очень правдива и как жаль, что я тогда не прислушалась к себе. Родители убедили меня в том, что он хороший, а после и сам начал показывать себя с доброй стороны.

— Что я тогда буду делать без тебя? — с наигранной печалью сказал он.

Джексон чуть приблизился и легким касанием поцеловал меня в губы.

— Я же люблю тебя. Ты виновата в том, что я стал таким. Ты обязана сгладить свои грехи передо мной. Я прощу тебя только тогда, если ты всегда будешь со мной.

— Джексон…прошу тебя…

— Повинуйся и тогда твоя жизнь окажется раем.

Это бесполезно. Монстр думает лишь о себе. На мои чувства ему плевать с высокой колокольни. Меня охватила злость. Я старалась быть гуманной, учитывать состояние Джексона, но он совершенно неисправимый и неуправляемый.

— Никогда, — процедила я, одаривая его ненавистным взглядом.

Джексон мгновенно помрачнел и, сжав челюсти, ударил меня по щеке. Противный звук остался звенеть в ушах. Я коснулась своей свободной рукой уголка губ, обнаруживая там кровь. Металлический привкус вызвал тошноту, когда я слизала кровь языком.

— Тогда будешь страдать и мучиться.

Я повернула голову в его сторону и со всем остервенением плюнула ему в лицо. Джексон закрыл глаза и с разочарованным выдохом вытер место плевка пальцами.

— Дорогая, мы уже это проходили.

— Все свою жизнь, пока я с тобой, я буду искать только смерти.

Джексон вскочил на ноги и достал из пояса пистолет. Теперь он не жалея сил ударил меня по лицу, помогая себе рукоятью пистолета.

Я вскрикнула и упала на подушки. Было нестерпимо больно, но сознания я не потеряла. Разум помутнел, а глаза открыть тяжело из-за удара возле виска. Только мой стон и ленивые движения доказывали, что я в сознании.

— Скоро привезут наши паспорта. Будешь у меня Оливия Ван. Полетим в теплую Австралию.

Я почувствовала горячее и свирепое дыхание возле своего уха, затем слова, наполненные злостью:

— А своего Уильяма забудь навсегда. Или я тебе помогу выбить его из головы подобными ежедневными ударами.

Я услышала быстро отдаляющиеся шаги и закрывающуюся дверь, понимая, что осталась в комнате одна.

— Боже…Помоги. Или забери мою жизнь, — слезно взмолилась я и тихо заплакала от душевной и физической боли вместе взятых.

Глава сорок четвертая

Уильям

Мы с Майклом проехали около мили и встали в пробку, когда во мне поселилось плохо предчувствие. Обычно я не полагаюсь на интуицию, но как только я нашел Алису, оптимальным решением для меня стало прислушиваться ко всем проявлениям внутри себя. Я тяжело задышал и погладил себя по шее, затем по затылку, понимая, что не могу найти себе места. Я весь покрылся испариной, а сердце в груди своими ударами будто ломает ребра. Это ниоткуда взявшееся чувство напугало меня.

Я убедился, что машин на второй полосе нет и резко свернул налево, уезжая в обратную сторону. Майкл от моих неожиданных резких действий взялся за ручку двери, чтобы удержаться и не навалиться на меня.

— Ты чего? — с непониманием спросил он.

— У меня плохое предчувствие. Нужно убедиться, что с девушками все хорошо.

— С чего это у тебя появилось?

— Не знаю, но лучше не игнорировать.

Я затормозил, когда загорелся красный и пошли пешеходы. В следующее мгновение послышался вой сирен. Пешеходы остановились и вернулись назад, когда вереница полицейских машин и машина скорой помощи на большой скорости пролетела мимо нас.

Я задохнулся собственным волнением, когда увидел, как машины поворачивают в мой квартал. Надавил на газ и помчался за ними. Сжимал руль запотевшими ладонями и периодически вытирал глаза тыльной стороной руки, когда капли пота стекали на них и мешали видимости.

— Что за чертовщина? — пробормотал Майкл, кода я доехал до своего подъезда и увидел, что полицейские машины и машина скорой помощи тоже здесь.

Я вышел из салона своего автомобиля уже с помутненным сознанием. Меня охватило такое беспокойство, что я практически не ощущал своего тела. Я словно в трансе стремительным шагом направлялся в дом, не видя ничего вокруг и ни реагируя ни на кого из окружающих.

Когда добрался до своей двери, где уже столпились полицейские и скорая, я собирался ворваться во внутрь, но резко остановился, столкнувшись с препятствием. Нет, меня не пытались остановить офицеры или медики. Я опустил голову и увидел торчащие ноги из-под черного пакета. Сердце сковал в камень моментально пробудившийся ужас, который мешал и дышать. Я сел на корточки и резко снял пакет, чтобы посмотреть на лицо.

— Меган… — испуганно озвучил мой внутренний голос Майкл.

На белой рубашке, там, где сердце, образовалось огромное красное пятно. Я с усилием сглотнул ком в горле и не удержавшись на ногах, осел на пол.

— Вивьен! — заорал не своим голосом Майкл и пробрался в квартиру.

Я отнял глаза от Меган и посмотрел в сторону. Там медики откачивали Виви, а Майкл орал на них и требовал сделать все возможное, чтобы она открыла глаза.

Я начал озираться по сторонам и вскочил на ноги.

— Алиса! — сломанным голосом прокричал я.

— Ее здесь нет, — с сожалением сказал Фостер, приблизившись ко мне. — Я как раз хотел тебе звонить, когда не обнаружил в квартире.

Я схватился за голову и оттянул свои волосы. Какого черта здесь произошло!? Меня разрывает от ярости и негодования. Я полон самых разнообразных негативных эмоций и не понимаю, куда мне от них деться. Хочется лезть на стену и орать.

— Где она!? — заорал я, трясясь от злости.

— Я не знаю, — осторожно ответил Фостер и чуть отстранился, будто побоялся, что я сейчас дам ему по лицу за неправильный ответ, которого не принимает мое сердце.

— Опросите соседей! Немедленно! — приказал я всем офицерам, и они разбежались по квартирам.

Сам я приблизился к Вивьен, чтобы убедиться, что хотя бы с ней все хорошо. Она очнулась, и Майкл тут же принялся прижимать ее к себе, благодаря все высшие силы.

— Алиса…где она? — бормотала она, отталкиваясь руками от Майкла.

Вивьен осматривала пространство, откидывая руки медиков, которые пытались перевязать ее голову, одна сторона которой разбита, а кровь окрасила даже щеку и шею.

— Он забрал ее? — испуганно вскрикнула она. — Джексон забрал ее!?

— Здесь был Джексон? — онемевшими губами переспросил я, не веря в услышанное.

Вивьен сосредоточила на мне свои замутненные глаза и сглотнула. Она отказывалась повторять для меня дурную весть, которая полностью поглотит меня и пропитает яростью.

Я медленно поднялся на ноги и потер лицо ладонью, отказываясь воспринимать действительность. Почему так происходит? Почему Алиса постоянно оказывается у него, а я не могу этому помешать? Как он нашел ее?

Я посмотрел на безжизненное тело Меган. Почему она здесь? Что, черт возьми, здесь было!?

— Мы опросили соседей, — проговорил офицер, когда приблизился ко мне. Я постарался сосредоточиться на том, что он предает мне, хотя это было тяжело, когда во мне каждую секунду взрывается гнев. — Они утверждают, что слышали крики и выстрелы. Женщина, которая вызвала полицию, утверждает, что видела машину, на которой уехал мужчина вместе с девушкой.

Я мгновенно ожил.

— Где она?

Офицер проводил меня до нужного свидетеля. Мы спустились на два этажа ниже и увидели ее возле двери своей квартиры. С женщиной разговаривал уже другой полицейский, фиксируя ее ответы на блокноте.

— Номера автомобиля сможете сказать? — тут же спросил я, тяжело дыша.

— Да, конечно. Я уже сказала вашему коллеге, — ответила испуганная женщина и я вырвал из рук офицера блокнот.

— Покажи эти номера Фостеру, пусть он немедленно пробьет их. Живо! — потребовал я, отдавая блокнот офицеру, который проводил меня до ценного свидетеля.

— Я когда услышала эти странные звуки, побоялась выходить и просто встала возле окна. Из дома вышел мужчина и нес девушку на руках. Я подумала, что здесь что-то неладное и решила все запомнить. Живя на втором этаже, можно многое увидеть. Вот так вот похищать среди белого дня…каким сумасшедшим нужно быть, — прокомментировала ситуацию женщина, покачав головой.

— Спасибо за информацию, Вы нам очень помогли, — поблагодарил я.

— Не за что. Надеюсь, найдете девушку живой и невредимой. Молодая совсем еще, — после этих слов она скрылась за дверью своей квартиры и закрыла ее.

Я развернулся лицом к лестнице. Майкл стоял уже позади меня и своим испуганным видом показывал, что видит перед собой не самое мое лучшее состояние.

— Я убью его, — процедил я и сжал кулаки.

Майкл ничего не ответил и его молчание доказывает, что он бы сам не прочь закопать Джексона в могилу. Удар чуть ниже и Вивьен бы не проснулась.

— Он реально отбитый. Пришел днем с пистолетом и не побоялся выкрасть ее, — высказался Майкл.

Мне кажется, что я попал в ад, ведь только там можно испытать такие муки. Никогда не думал, что один сумасшедший маразматик способен превратить несколько жизней в одно сплошное страдание.

Местонахождение автомобиля нашли спустя тридцать минут. Все это время я думал про Алису и мысленно умолял ее держаться. Каждая секунда ее пребывания рядом с Джексоном сравнима со смертью.

Я ехал позади всех машин полиции, чтобы спокойно объезжать пробки благодаря их сиренам. Всю дорогу пытался угомонить внутреннюю дрожь, которая вызвана страхом за жизнь Алисы.

— Пожалуйста, любимая…пожалуйста держись. Я еду, — шептал я, сжимая до скрежета руль.

Майкл повернул ко мне голову и уверен, он посмотрел на меня со всем сожалением, на какую способен.

Я только нашел ее. Только насладился ее присутствием. Едва заглушил тоску по ней. Но судьба снова бьет по самому сердцу совершенно неожиданно. Когда судьба снова и снова отбирает у меня Алису, она словно орет, что нам не суждено быть вместе. Стоит нам с ней познать счастье, как его у нас отбирают и жестоко бросают в лицо страдания.

Нет. Мы с Алисой созданы друг для друга. Мы воплощаем друг для друга жизнь. Наша судьба — быть вместе. Она не может лишать себя того, что делает ее счастливой. Просто на пути наших судеб встала помеха.

Джексон.

Бешенство мгновенно вспыхнуло во мне с буйством ярости и гнева. Я никогда не представлял настолько изощренные методы убийства, но этот ублюдок довел меня до критичной красной точки. Она пульсирует и твердит об опасности. Его уже ничто не спасет от моего гнева.

Джексон посягнул на мое. Причинил боль той, которую я считаю воплощением своей жизни. Он напрямую предоставляет угрозу той, которую я люблю настолько сильно, что уничтожу любого, кто обидит ее.

Любовь к Алисе питает меня, но она одновременно настолько мучительна.

Мы доехали до нужного места. Ехать пришлось около часа и это длинное время нервировало меня всю дорогу. За это время он мог сделать с Алисой все, что только захочет его извращенное желание.

Нужный автомобиль стоял возле загородного дома в два этажа.

— Осторожнее, преступник может быть вооружен, — проговорил Майкл, вытаскивая и заряжая свой пистолет.

Мы начали приближаться к дому. Тишины не требовалось, поскольку он уже наверняка увидел через окно пришедших непрошенных гостей. Я вышел вперед и выломал ногой входную дверь, выставляя вперед пистолет. Тут же раздался выстрел, и я словно от ударной волны свалился на террасу, схватившись за предплечье.

— Тебя только и ждал, — со злобой проговорил мой враг и тут же скрылся в доме, когда посыпались выстрелы.

— Взять живым! — крикнул я в след вошедшим в дом офицерам.

Я зажмурился, когда новая болезненная пульсация охватила всю руку, что она онемела.

— Держись, друг, — проговорил Майкл.

Он оторвал рукав своей рубашки, после чего попытался снять с меня пальто. Я сжал челюсти, когда Майкл стянул рукав верхней одежды с моей простреленной руки.

Он осмотрел мою рану:

— Артерия не задета, а вот кость — не знаю, — после чего перевязал мою руку.

Я встал на ноги и пошатываясь вошел в дом. Раздался оглушительный выстрел, затем последовал крик Алисы, который охватил мое сердце тревогой.

— Алиса!

Я побежал на крик. Она находилась на втором этаже, а дверь, за которой Алиса находилась, окружили офицеры, выставив свои пистолеты.

— Освободите заложницу и выходите с поднятыми руками, — заговорил один из них.

Я растолкал всех и прижался к двери.

— Если с ней что-то случится, я с тебя шкуру сниму, ублюдок! — пригрозил я со всей злостью.

— Ты так уверен? — послышался в ответ насмехающийся голос и еще один выстрел.

Крик Алисы выбивает меня из колеи. Этот душераздирающий крик пронзает меня вплоть до костей, и я начинаю дрожать, словно нахожусь среди лютого убивающего холода. Я зажмурился, когда почувствовал сильную боль в сердце. Она вызвана безысходностью. Я ничего не могу сделать против Джексона, а если и сделаю, то Алиса поплатится за это своей жизнью. От понимания, что у меня связаны руки, я впадаю в отчаяние и бешенство одновременно.

— Твои условия? — мучительно и нехотя спросил я.

— Мы с ней уедем. Или эта комната станет нашей могилой, если вы не освободите нам дорогу.

Я сжал челюсти и ударил ногой по двери. Джексон издевательски захохотал, понимая, что победа будет за ним. Он знает, что я любыми способами сохраню Алисе жизнь.

Я приложился лбом к двери и тогда в мою голову ударила яркая вспышка. Меня осенило.

Я нашел глазами Майкла и показал ему рукой на улицу. Тот кивнул, зная и без слов, на что я намекаю, и тихо спустился вниз.

— Долго думаешь, детектив, — раздался голос Джексона.

Я решил отвлечь его, пока Майкл выполняет свою задачу.

— Я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

— А больше ты ничего не хочешь? — огрызнулся он. — Между прочим, господа офицеры, это детектив похитил мою жену. Я всего лишь вернул ее обратно. Да, признаюсь, нетрадиционным способом, но я был очень зол.

Я задохнулся от собственной злости, когда она ударила под дых.

— Ты держишь ее против воли! — осуждающе выплюнул я и снова ударил ногой по двери.

Мне хочется ворваться в комнату и избить этого психа до полусмерти.

— Любимая, я держу тебя против воли?

Последовало молчание, и я понимаю, что она под мушкой пистолета, задыхается от страха.

— Клянусь, я сделаю все, чтобы ты сдох за решеткой как самое ущербное существо.

Раздался выстрел и еще один крик Алисы. Я замер. Из меня будто вытряхнули всю душу.

— Фильтруй свою речь, детектив. Я не шутил про могилу. Мне плевать на свою жизнь, если в ней не будет Алисы. Поэтому она уйдет только вместе со мной и без разницы, живой или мертвой.

Последовала тишина, но через несколько секунд она была нарушена выстрелом и звоном стекла. Я прислушался и уловил мучительный стон Джексона. Тогда я смело выломал дверь и приблизился к ублюдку, который держался за ногу, склонившись.

Я отобрал у него пистолет, бросил его в сторону и стал избивать без всякой жалости. В ушах лишь звуки моих ударов, перед глазами его окровавленное лицо, на сердце триумфальное чувство победы над врагом.

Жажда мести сводит человека с ума. Когда желание уничтожить источник своих проблем и страданий настолько велико, что забываешь о всех нравах и моральных устоях. Нет статуса, нет понимания, что решать все кровью — это дикость, не вмещающаяся ни в одни здравомыслящие рамки.

Меня оттащили от Джексона сразу несколько человек. Тяжело дыша я смотрел на его избитое тело, которое лежало у моих ног практически без движений. Затем я посмотрел на свои окровавленные, дрожащие руки.

Я жесток, если моим любимым угрожает опасность.

— Уильям, — раздался тихий голос в стороне, и я повернул голову.

— Маленькая моя…

Я стремительным шагом приблизился к Алисе и сел на край кровати, заключая ее в свои объятия. Бережно поглаживал ее содрогающиеся плечи, боясь причинить дополнительную боль. Боже…она будто вся в крови и искалечена.

— Прости меня, — взмолился я.

Я ощутил на своем плече, как Алиса энергично помотала головой.

— Нет, ты не виноват.

Я взял ее за голову и посмотрел на нее. Мое лицо исказилось от бесконечной боли, когда я увидел кровь, ссадины и синяки на ее прекрасном лице. Я осторожно, практически не касаясь, погладил ее по щеке и сглотнул образовавшийся ком в горле.

— Найдите ключ в его кармане и отстегните эти чертовы наручники, — процедил я, ощущая, как злость перетекает по моим венам и питает сердце.

Через несколько секунд рука Алисы была свободна. Ее глаза упали на мою руку, и они тут же округлились от ужаса.

— Ты ранен!

— Ерунда.

В это время в комнату вошли медики и стали оценивать обстановку. Я поднялся на ноги и дал врачам проход к Алисе.

— Уильям, только не уходи, — взмолилась она, смотря на меня со всей любовью.

— Детектив, Вам нужно прооперировать руку, — сказала медицинская сестра. — Пройдемте со мной.

— Я не далеко, не переживай, — успокаивал я Алису и направился к выходу.

Мне больно смотреть на нее такую. Настолько больно, что эта боль не помещается во мне и застывает слезами на глазах. Я надавил на них пальцами, чтобы затолкать их обратно.

На моих глазах Джексона посадили в машину и увезли в сопровождении еще двух полицейских машин. Теперь я с уверенностью могу сказать, что избавился от помехи на своей дороге, которая мешала нашему с Алисой счастью. Оно на свободе и теперь будет питать нас со всей своей силой. Его больше не окружают страхи, муки и терзания.

Глава сорок пятая

Алиса

Месяц спустя…

Открывать глаза и осознавать, что мне больше никто и ничто не угрожает — наивысшая степень удовольствия. Вот уже месяц я не могу привыкнуть и свыкнуться с мыслью, что нам с Уильямом больше никто не мешает. Мы можем спокойно жить и не думать о завтрашнем дне так, словно его у нас не будет. Отступили страхи, проблемы, отчаяние. Находясь рядом с Уилом мне даже иногда кажется, что страшных дней вовсе не было. Просто я когда-то спала очень долго и пребывала в кошмарном сне. Настолько я счастлива рядом с ним, что все пугающие и терзающие года быстро сгладились в моем сознании.

Первую неделю я еще побаивалась. Я смотрела на себя в зеркало и видела все последствия похищения. На щеке чернел синяк, что делал меня не привлекательной от слова совсем. Голова перебинтована. Щека вся в ссадинах, на животе бордовое пятно, как гематома. Я смотрела на себя и возвращалась в тот страшный момент, когда уже свыклась с холодеющий мыслей, что от Джексона мне никогда не избавиться. Я смотрела на себя и начинала плакать, не в силах вернуться в успокаивающую меня реальность, где Джексона больше нет.

Уильям бережно отводил меня от зеркала и начинал заново уверять в том, что все позади, а все остальное, что на мне осталось, это лишь дело времени. Уильям направлял мои мысли в другое русло, в настоящее время, где мы счастливы. Он начинал мягко целовать меня, говорить о нашей новой жизни, заставлял смеяться, говорил, как я красива. Он владел талантом убеждения или это просто я настолько зависима от него, что все делаю так, как он желает.

Спустя еще две недели я начала просыпаться с улыбкой, а в зеркало смотрела уже не с отвращением и слезами. Теперь я даже сама была в состоянии смазывать оставшиеся ссадины и синяки кремом, не утруждая этим делом Виви.

Она всегда была рядом со мной, пока Уильям находился на работе и посвящал свои дни на расследование дела Джексона, чтобы для него устроили суд как можно скорее. Уильям уверял меня, что мне нечего бояться, поскольку Джексону уже не спастись от натиска закона.

Против него дали показания все: Каролина — журналист из Нью-Йорка, доктор Адан, который, к сожалению, тоже будет проводить свое наказание под стражей, при этом справляясь со смертью своей дочери.

Меган серьезно оступилась, когда не смогла получить ответную любовь от Уила. Осознание, что Уильям никогда не ответит на ее чувства, буквально уничтожило ее всю — здравый рассудок, доброе сердце, внутренний голос совести, вывернула наизнанку всю горящую в муках душу. От захлестнувшегося отчаяния она совершила большую ошибку, рассказав Джексону о моем местоположении. Меган захотела все исправить, когда голос разума все же снес ее желание отомстить Уильяму за себя и отца, которого он посадил за решетку. Поэтому она пришла, чтобы спасти меня. Но вот только Джексон совершенно беспощадный, а она, увы, об этом не знала.

Мне до глубины души и до боли в сердце жаль доктора Адана, который сейчас потерял весь смысл своей жизни. Дело, к которому он горел, оказалась деятельностью, которая убивала людей, а его дочь потерялась в чувствах, которые свели ее с ума, поскольку она не справилась с жестокой стороной любви и она, в свою очередь, подвела ее к гибели.

Уильям, по просьбе доктора, устроил церемонию похорон, хотя до сих пор был очень зол на нее. Но он не смог проигнорировать последнюю волю доктора Адана, которую он озвучил на заседании суда. Я надеюсь, что со временем он сможет простить ее роковую ошибку. Так же, как и я.

Уильям даже смог найти и убедить прилететь моего первого психотерапевта — Маргарет Вульф. Когда я увидела ее, то смогла вспомнить. Она дала показания под присягой и дождалась суда над Джексоном в Чикаго. Именно она помогала мне справиться упорядочить свои эмоции и мысли, которые находились в беспорядочном положении после всех ужасающих событий. Она помогла привести мое душевное состояние в нужное русло и поспособствовала тому, чтобы я перестала думать о жизни с Джексоном и о его гнусных поступках, повлекшие за собой мои страдания.

Когда против Джексона накопилось достаточно компромата, ему уже не было смысла бороться и попытаться выйти на свободу. Он подписал чистосердечное признание, где признал и убийство моих родителей.

Уильям как-то вернулся домой и с неохотой протянул мне сложенный лист бумаги. Он молчал, наблюдая за тем, как я читаю короткое послание от Джексона.

«Твои родители похоронены в Измире.»

Тогда я была в не себя от ярости. Джексон обманул меня, сказав, что мои родители похоронены в Берлине. Я пришла к пустой и холодной земле, считая, что там моя семья. За этот гнусный обман я готова была снова плюнуть ему в лицо. Желание было настолько велико, что я потребовала у Уила отвезти меня в отдел и устроить встречу с Джексоном. За что он накричал на меня, запрещая даже думать об этом безумии.

Когда я успокоилась, то поняла восставшую из пепла агрессию Уильяма на меня. Чтобы сохранить свое душевное равновесие, я больше никогда в жизни не должна сталкиваться с Джексоном, поскольку один его вид — это посыл к моим мукам.

День заседании суда. И мне необходимо там быть. Как бы Уильям не старался не втягивать меня в процесс — этого потребовал прокурор, поскольку я самый главный свидетель. Так или иначе, Джексона мне придется видеть. Сидеть с ним в одном помещении и давать против него показания под его убийственный взгляд. Радует одно, что я буду видеть его, сидящего за решеткой.

— Вы подтверждаете, что подсудимый Джексон Райт на протяжении пяти лет покушался на Вашу жизнь? — спрашивает у меня судья низким деловитым голосом.

Я стою перед трибуной для дачи показаний, ковыряя ногти, что доказывает мою нервозность. Учитывая мое состояние, меня не мучили долгими вопросами. Даже прокурор был лояльным, несмотря на его злостное выражение лица.

Я посмотрела на Джексона. Его вид стал более ожесточенным. Он сверил меня своими дьявольскими черными глазами, готовый убить. В его голове сейчас сидит убеждение, что это по моей вине его жизнь разрушена. Хотя это еще один человек, который не смог справиться с отказом на его чувства.

— Подтверждаю, — отвечаю я суду, отнимая взгляд от Джексона.

Этот ответ — мое полное спасение от него.

Судья бьет молотком.

— Показания приняты.

Я быстрым шагом начала идти к выходу из зала, услышав вслед сотрясающий мое сердце смертоубийственный, враждебный голос Джексона:

— Я стану твоим кошмаром!

Я захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной, судорожно выдохнув. Ко мне тут же подбежали Уильям, Виви и Майкл. Уил обнял меня, прижимая к себе.

— Все закончилось. Ему дадут пожизненное заключение.

Я уткнулась носом в его грудь, крепко обнимая в ответ. Моя жизнь…Мое все.

Через неделю после заседания суда меня к себе вызвал нотариус.

— Мисс Коллинз, в Ваших руках сейчас огромное состояние. Взгляните.

Мужчина передал мне документ, на котором я увидела сумму. Мои глаза расширились от шока. Я о таких деньгах даже не думала никогда.

— Это состояние Вашего отца, которое отходит по праву Вам. Вся сумма находится в банке Нью-Йорка. Именно туда внес весь вклад Ваш бывший муж.

— Не называй его так! — огрызнулся Уильям, стоящий перед окном и ожидающий конца этой аудиенции с нотариусом.

Мужчина сжал свои губы в одну струнку, не понимая, за что его заткнули, когда по закону Джексон действительно мой бывший муж, хоть и не по моей воле.

Когда мы вышли из здания, я остановилась и задумалась.

— Я даже не знаю, что делать с этими деньгами. Возродить дело отца? Но моя душа никогда не лежала к этому.

Уильям встал передо мной и потуже затянул шарф на моей шее, защищая от снегопада. Снег хлопьями валил на землю, укрывая ее, словно давая покой до весны.

— А я думаю, что знаешь.

Я нахмурилась, ожидая продолжения.

— Ты прекрасно рисуешь. Открой галерею, — предложил он.

Я улыбнулась от растерянности.

— Даже не знаю. Мне кажется, что я растеряла свой навык.

— Ничего подобного, просто нужно снова начать рисовать.

Я задумалась над словами Уила. Это не плохая идея, учитывая то, что я действительно люблю рисовать. Не обязательно получать от этого доход. Главное, что я смогу удовлетворить свое заветное желание.

— Моя невеста с хорошим приданным, — с хитростью высказался Уильям, за что я слегка треснула его по плечу, вызывая у него смех.

После посещения нотариуса мы погуляли в заснеженном парке, катались на коньках, заражая друг друга смехом. В это волшебное время я обрела счастливую жизнь, любимого человека рядом, который заботится обо мне и любит так же сильно, как и я его.

Все, что я сейчас имею — мое самое ценное и важное. И я буду это беречь.

***

Я вдохнула в себя горячий воздух Майами, когда мы с Уилом вышли из аэропорта. Весной он взял отпуск, и мы решили прилететь в гости к его маме, которая уже давно ждет нас. Но так мне сказал Уил. Думаю, что мама ждет только его, а по моим данным, она от меня никогда не была в восторге.

Я высказывала Уилу свои переживания и прилетела в основном не только ради его мамы, но и ради того, что заново окунуться вместо, где я обрела счастье и впервые вкусила его сладость.

Чистое небо, яркое солнце, лазурный океан — все, что я так люблю.

— Все будет хорошо, не переживай, — повторил Уильям свою фразу перед дверью его дома, которую озвучил, наверно, раз десять, пока мы добирались до Майами.

Я задержала дыхание, когда Уильям постучал. А когда дверь открылась, я вовсе пошатнулась и еле выдавила из себя улыбку.

— Ну наконец-то! Я заждалась! Здравствуй, сынок! — с энтузиазмом проговорила женщина.

Она обняла сына и направила свой взор на меня. Ее улыбка медленно спала с лица, отчего морщинки вокруг глаза заметно сгладились. Да, Уильям решил устроить сюрприз и не предупредил о том, с кем приедет. Он внимательно наблюдал за сложившейся обстановкой.

— Алиса? — с неверием произнесла миссис Хилл.

Я сглотнула и неуверенно кивнула.

— Ты нашел ее? — обратилась она к сыну, а тот кивнул.

— Где же ты была? — на высоких тонах уже спросила она у меня, отчего я даже вздрогнула.

— Давайте зайдем в дом. Мама, это очень долгая история.

Уильям затолкал свою маму, затем притянул и меня за локоть.

Мы сидели за столом на кухне в гробовой тишине, когда Уильям решил подняться в свою спальню, чтобы отнести вещи.

— Он так страдал по твоей вине, — с неодобрением произнесла миссис Хилл, нарушив нагнетающую тишину.

Я подняла на нее виноватые глаза. Женщина смотрела на меня с равнодушием, отчего мое сердце распирало на части.

— Я не хотела, чтобы он страдал, миссис Хилл. Только не по своей воле. Все эти пять лет я даже не подозревала о его существовании.

Женщина нахмурилась, смотря на меня как на умалишенную.

— Что ты такое говоришь?

Мне не хотелось оправдываться, но по-другому ее расположения, хотя бы маленького, не заслужу.

— Я попала в автокатастрофу вместе с родителями. Они погибли, а я потеряла память, — коротко объяснила я свое отсутствие в жизни Уильяма.

Выражение лица миссис Хилл мгновенно смягчилось. Она теперь смотрела на меня с сожалением и даже сочувствием.

— Девочка… — только и прошептала она.

Миссис Хилл встала с места и приблизилась ко мне. Она заключила меня в свои объятия и тяжело вздохнула.

— Прости меня за мою резкость.

Я помотала головой.

— Нет, все нормально. Вы переживали за сына, и я понимаю Ваши эмоции.

— Не думай, что я против тебя. Если ты после стольких лет с моим сыном, значит я теперь уверена, что ты его любишь. Можешь считать меня своей матерью, — высказалась она, продолжая обнимать меня и прижимать мою голову к своему животу.

Я судорожно и облегченно выдохнула, обняв женщину в ответ.

— Я не помешал? — отозвался Уильям, стоя возле дверей на кухню.

Он специально оставил нас одних, чтобы мы смогли выяснить отношения. Присутствие мужчины, который любит и меня, и свою мать одинаково, при такой ситуации неуместна.

Миссис Хилл вкусно накормила нас после дороги. Во время ужина я невольно спросила про Эмму, которая работала в нашем доме, но Уильям с грустью дал мне знать, что женщина умерла год назад. Сердце больно защемило от этой новости, ведь Эмма стала для меня родной за несколько недель проживания в Майами.

Как жаль, что хорошие люди уходят так скоро.

После ужина мы с Уилом вышли к побережью океана. Мы шли, сцепившись за руки, по берегу, а легкие волны нежно омывали наши ноги. Теплый закат согревал и ласкал своим прикосновением к телу, вызывая одно лишь удовольствие. На моей душе покой, словно там можно услышать щебетание птиц на ясном небе.

— Узнаешь этот дом? — сказал Уильям, указывая пальцем на старый домик.

Я сощурилась, смотря вдаль. В голову ударили приятные воспоминания нашего с Уилом первого поцелуя и его продолжения в этом доме.

Я улыбнулась:

— Конечно. Здесь проходили мои самые лучшие моменты в жизни.

Уильям взял меня за вторую руку, вынуждая повернуться к нему лицом.

— Я выкупил его. Мы можем построить здесь свой собственный.

Я улыбнулась еще шире, ощущая, как на глаза наворачиваются слезы.

— Правда?

Уильям склонился и поцеловал меня в губы.

— Правда, — прошептал он, прижавшись своим лбом к моему лбу.

— Уильям, я так счастлива, — призналась я.

Он вытер большими пальцами слезы с моих щек и поцеловал в лоб.

— Я тоже счастлив, любимая.

Каждое егослово, каждое касание, каждый брошенный на меня взгляд полный любви — заставляют биться мое сердце интенсивнее, и я чувствую жизнь в полной мере. Его любовь ко мне — это глоток чистого воздуха. Я в его объятиях. Я там, где и должна быть.

Уильям обнимал меня со спины, когда я любовалась закатом, который окрасил чистейший голубой океан оранжевым цветом. Это место буквально питает меня счастьем. Это место, где я поняла, что Уильям все, что для меня нужно.

Уильям обещал сделать меня счастливой. И он сделал намного больше. Он избавил меня от Джексона, от которого я могла бы прятаться всю жизнь и так не познать истинного покоя, поскольку он бы смешался с тревогой. Сейчас же я дышу свободно и совсем не боюсь будущего. Оно меня не пугает своей неизвестностью, поскольку я знаю, что всегда буду с Уильямом. А с ним мне ничего не страшного.

Наконец я могла назвать себя счастливой и свободной в полной мере.

***

Жизнь иногда бьет нас и это печально. Не бывает так, что она идеальна. Всегда и у всех есть черная протяжная полоса, которая приносит с собой страдания. Это полоса настолько жестокая, что кажется ты ослеп, ослаб и не видишь выхода. Задача каждого человека назвать себя бойцом и бороться за каждую крупицу света, где таится счастье, а не занять позицию жертвы и сдаться. Тогда обязательно наступит тот самый день, когда ты справишься со всеми своими бедами.

Конец.

Судьбы героев «Пока не найду»

Алиса и Уильям поженятся. Через два года у них родится сын, которого они назовут в честь отца Уильяма — Стивен.

Они построят дом на месте дома бывшего смотрителя маяка и будут возвращаться туда, чтобы заново испытать все те эмоции, которые они испытали в первые моменты их встречи.

Алиса откроет свою галерею, которая будет пользоваться успехом.

Уильям будет расти по своей карьерной лестнице.

Джексона через пять лет пребывания в под стражей убьют другие заключённые по приказу Уильяма. Он не мог принимать того факта, что мучитель его жены все еще живет с ними на одной планете. Алисе про свое решение он не расскажет никогда.

Вивьен и Майкл поженятся через год. Майкл согласится на операцию, после которой ему обещали положительный результат. Еще через три года у них родится дочь.

Алиса навестит своих родителей в Измире вместе со своей семьей, которую она с Уилом смогли создать после долгих страданий.

Доктор Адан выйдет на свободу через десять лет, навестит дочь, и отправится в дом для престарелых, где до конца проживет свою жизнь в покое с мыслью, что отплатил за все свои грехи.

***

Благодарю всех своих читателей за то, что помогли мне дописать не простую историю Алисы и Уильяма. Благодарю вас за ваше терпение и ожидания.

Пусть тяжелые времена обходят вас стороной. Но если они есть — никогда не сдавайтесь.

Смысл жизни не теряется никогда, если его не отпускать.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

ВТОРАЯ ЧАСТЬ. ЗРЕЛОСТЬ

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвертая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава тридцать седьмая

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать девятая

Глава сорок

Глава сорок первая

Глава сорок вторая

Глава сорок третья

Глава сорок четвертая

Глава сорок пятая

Судьбы героев «Пока не найду»