Кэшбэк. Белые столбы. Беседы [Олег Мусаев] (fb2) читать онлайн

Олег Мусаев Кэшбэк. Белые столбы. Беседы

К Э Ш Б Э К

— Ну и когда я получу свои 10 %? Платеж проведен! Кстати, сумма договора прописана в у.е.! Вот и мне в у.е., то есть в долларах! — Виктор Иванович произнес это как-то обыденно.

Виктору Ивановичу было под сорок. Грузноватый, с редеющими волосами он служил начальником хозяйственного управления крупного коммерческого банка, а сейчас в белой сорочке с ярким красным галстуком сидел напротив Павла на летней веранде ресторана около метро Маяковская. Заказали пиво, какие-то закуски к нему и ждали.

Вопрос был для Павла неожиданный. Он понимал, что с заказчиком надо «дружить», но, чтобы отдавать какие-то деньги…C этим он столкнулся впервые.

Видя его оторопь, Виктор Иванович нехотя пояснил:

— Пришлось Вице-Президента «ловить» … Выждать момент…Подать так, что именно ваш проект календаря отвечает формирующемуся имиджу банка!

Павел задумался…

Лето 1994 года. Нарастающая долларизация страны. В магазинах ценники в стыдливых условных единицах (у.е.), где 1у.е. равно 1доллару. В договорах юридических лиц часто беззастенчиво прописана американская валюта. Правда, платежи осуществлялись в рублях по курсу доллара, котируемого ЦБ РФ. Высокий уровень инфляции. Безумная ключевая ставка ЦБ РФ 170 %. Постоянный рост экспортно-импортных операций. Увеличивающее число иномарок. Разгул предпринимательства. Арендный голод. НИИ, заводоуправления, кинотеатры, музеи сдавали в аренду помещения под офисы, салоны, торговые точки. Сдавали полуофициально: в договорах прописывались одни заниженные цифры, в действительности были другие. Время бирж, банков, а также малых, маленьких, микрофирм. На визитных карточках только директора: генеральный, коммерческий, исполнительный. Формировался средний класс.

Павел — генеральный директор небольшой фирмы «ЛЕВАП» при Внешнеторговой организации. Павел был горд, что при регистрации названия, ему удалось использовать прием любимого фильма детства «Королевство кривых зеркал»: одна из героинь «Оля», попав в «Королевство» стала «Яло». Наличие у Внешнеторговой организации такого малого предприятия, которое подавалось как производственная единица по сервисному облуживанию компьютеров, явилось важным аргументом для получения контракта по товарному покрытию долга Алжира.

Долг Алжира перед Россией за поставки оружия, техники, продовольствия и помощь специалистов образовался еще в советские годы. СССР канул в Лету, передав право наследия долгов РФ. Советские кредиты обычно предоставлялись с отсрочкой платежа, но большинство стран-заемщиков отказывались от оплаты задолженности в свободно конвертируемой валюте и стремились к погашению ее традиционным экспортом, который не имел достаточного сбыта. Поэтому был сделан отбор товаров, представляющих потенциальный интерес для российского рынка. Таким был контракт на погашение части долга Алжира компьютерами.

Согласно контракту 2000 компьютеров необходимо было протестировать и установить минимальное программное обеспечение для дальнейшей эксплуатации. В условиях дефицита вычислительная техника была заранее «расписана» по четырем крупным клиентам: Минобразование, Минмонтажспецстрой, АвтоВаз, Правительство Москвы. При подписании договоров-поставки с российскими заказчиками была зафиксирована на тот момент адекватная цена единицы продукции. Но пока в алжирском порте Оран сотрудник фирмы «ЛЕВАП» в течение трех месяцев осуществлял приемку вычислительной техники, следил за отгрузкой на борт корабля, пока морем, а затем по железной дороге в контейнерах, она добиралась до Москвы, время шло, и инфляция постепенно «съедала» рублевую стоимость компьютера. Поэтому подписать с каждым из заказчиков дополнительный договор на оказание услуг по вводу в эксплуатацию, добавляя небольшую сумму к стоимости одного компьютера, не представляло большого труда. И деньги и немалые появились на счету фирмы Павла.

Павел, как он сам говорил «любящий пить пьянящее вино принятия решений», увидев итоговую цифру в выписке из банка, немного растерялся. Коммуникабельный, хороший организатор Павел резко повернул свою жизнь, сменив преподавательскую работу на предпринимательство. Его влекло все новое. Но он не обладал здоровым авантюризмом, не был готов сделать необычный ход.

Павел имел опыт заработка хороших денег: в советское время в студенческих стройотрядах, где все заработанное делилось согласно количества трудодней, а затем в отпуске, являясь бригадиром небольшой стройбригады на «шабашке», где деньги делились поровну. Только один раз он столкнулся с предложением присвоить результаты чужого труда. Отпускной период и накопленные отгулы у всех членов бригады закончились, а строительство растворо-бетонного узла нет. По окончании работ должны были получить аккордные деньги, а это 40 % от сметной стоимости. Вот ему и предложили взять несколько «рабов» на фиксированную оплату, закончить объект, а аккордные деньги присвоить. Павел не смог на это пойти.

Несмотря на существование «черного» валютного рынка и появление валютных обменных контор, которые имели дело с наличными, статья 88 Уголовного кодекса РСФСР «Нарушение правил о валютных операциях» еще действовала, и обмен валюты являлся уголовно наказуемым деянием.

Поэтому, когда главный бухгалтер фирмы Ольга Евгеньевна обратила его внимание на объявление в газете о продаже акций учреждаемого Всероссийского Биржевого банка, он принял решение вложить в них значительную сумму. Пока Павел мечтал, как фирма будет получать «жирные» дивиденды, банк выпустил две дополнительные эмиссии акций. Соответственно, доля акций фирмы «ЛЕВАП» в уставном капитале банка значительно уменьшилась. Президент Всероссийского Биржевого банка Александр Конаныхин оказался мошенником, через год сбежал в США и прихватил с собой миллионы долларов. Позднее Павел узнал, что еще студентом А.Конаныхина после 3-курса отчислили из института «за делячество и распределение денежных средств не по труду». Он организовывал стройбригады, где люди работали за зарплату, а А. Конаныхин присваивал оставшуюся прибыль.

Наверное, надо упасть и удариться ни один раз, чтобы набить шишек для позитивного опыта. Еще значительная сумма денег была вложена в акции «Российского Инвестиционного Акционерного Общества (РИНАКО)» Константина Борового. Ореол успешного руководителя Российской товарно-сырьевой биржи, крупного бизнесмена «началорыночной» экономики подействовал. К.Боровой тоже оказался мошенником. Он вместе с собранными чужими деньгами скрылся в Израиле.

Когда начались истории с АО «МММ», «Властилина» и другими подобными организациями, Павел, наученный горьким опытом, посмеивался про себя и никуда не лез.

На внутренний потребительский рынок хлынули импортные товары, особенно, это было заметно на примере продуктов питания. Компьютерная эпопея закончилась, и Павел понимал, что надо искать свое место в бизнесе и решил заняться соками. Оформив кредит, были оплачены две фуры 200 граммовых пакетиков с трубочками из Венгрии. Но схема реализации поступавшего товара не была продумана. Павел почему-то считал, что по приходу соки «оторвут с руками». Но с начала образцы соков пришлось передавать в Ростест для получения сертификатов. Ожидание результатов растянулось на три недели. Затем Павел судорожно среди знакомых искал пути сбыта, и все пакетики соков пришлось отдавать «на реализацию», которая растянулась на полгода. Возвращались рубли, доллар рос, и в итоге фирма «ЛЕВАП» оказалась даже в небольшом убытке.

Как и в бизнесе, когда все легко начиналось, а потом появлялись проблемы, так и происходило в обычной жизни. Жена долго просила Павла выбрать время и сопроводить ее в Лужники — купить зимние сапоги. Стадион «Лужники» в начале 90-х представлял собой большой вещевой рынок, а проще говоря барахолку и работал по выходным дням. Территорию вокруг арены опоясывало многоэтажье контейнеров, с которых продавцы снимали палками-баграми предлагаемый товар. Внизу среди бумажно-пластикового мусора были устроены картонки-примерочные, а для особо привередливых покупателей продавцы из недр своей торговой точки извлекали зеркало.

Пока жена обходила обувные ряды, Павел медленно двигался за ней. Вскоре он услышал: «Нашла то, что хотела: черные, с толстым слоем меха внутри, с высокой рифлёной подошвой!». За время поиска они здорово подмерзли. Поэтому, расплатившись и получив коробку с сапогами, жена радостно призналась: «Замерзла, как лягушка!». И они не стали внимательно проверять содержимое.

Ехали домой, и Павел, предвкушавший, что после морозного топтания на барахолке «обмоет покупку», на свое предложение получил категорический отказ.

— Вот к чему приводит отход от традиции «обмыть значимую покупку»! — прокомментировал он пассаж жены, когда она обнаружила в коробке два левых сапога.

На следующий день они не смогли найти в Лужниках того продавца, даже «витрины» торговых точек были другими. Им объяснили, что здесь арендуют место в зависимости от товара. Суббота — это, в основном, обувь.

Горе и печаль продолжались всю неделю. На этот раз Павел с женой поехали в первой половине дня. Поплутав по торговым рядам, совсем на другой аллее они обнаружили знакомую физиономию и радостно бросились объяснять ситуацию. Продавец долго вникал в суть дела, но после аргумента, что он может не продать два правых сапога, пошел рыться в коробках. Наконец, обмен состоялся, и две «лягушки» (так эти сапоги теперь называла жена): одна левая и одна правая покоились в одной коробке. По приезду домой жена сама предложила чтить традицию!

Другим направлением, которое должно, как казалось Павлу, приносить стабильную прибыль, могла стать фармакология. Как-то Ольга Евгеньевна положила ему на стол газету с обведенным фломастером объявлением. Оптом от трех коробок предлагались таблетки антибиотики индийской фирмы-производителя. После истории с соками Павел понимал, что начинать надо с конца сделки, то есть с реализации товара. Популярный толстый журнал «Желтые страницы» был раскрыт, и сотрудники фирмы стали обзванивать аптеки. Наконец, одна из аптек согласилась взять товар по предлагаемой цене. Павел, счастливый от сверкнувшей удачи, прыгнул в свою «семерку» и помчался на оптовый склад в район Бирилево.

Получив накладную и сертификат о происхождении, а затем расплачиваясь наличными, Заведующая аптекой поинтересовалась:

— А у фирмы «ЛЕВАП» есть лицензия на право заниматься фармакологической деятельностью?

— В процессе оформления! — мило улыбнулся Павел.

— Поторопитесь! А то наше сотрудничество быстро закончится! — получил он в ответ.

Вернувшись в офис, Павел сидел за столом и грустно размышлял о том, что никакое оформление лицензии не проводилось, да и не будет, так как для ее получения необходимо иметь помещение под склад с определенными требованиями по температуре воздуха и влажности, а кроме того наличие квалифицированного персонала. А ничего не было и близко!

Небольшие деньги, заработанные на спекулятивной фармакологической сделке, быстро закончились, и встал вопрос — «Что дальше?».

Неделя проходила за неделей. Сотрудники, впитавшие с советских времен привычку к дисциплине рабочего дня, приходили к девяти утра и уходили в шесть вечера. Павел смог два раза объяснить, что денег на зарплату нет, и что это временные трудности. Он, конечно, напомнил, как в «компьютерные времена» все получали большие бонусы. Но надо было что-то делать!

Тихая, некоммуникабельная Ольга Евгеньевна очередной раз сгенерировала новую бизнес-идею. Она принесла из дома выклеенные руками с интересными сюжетами в стихах детские книжки-малышки.

— Это мой тесть сочинил и сконструировал! Он доктор наук, заведующий кафедрой минералов, а вот придумал такое! А если это издать через какую-нибудь типографию?

Фирма «ЛЕВАП» занимала одну комнату в самом конце коридора на последнем пятом этаже здания Внешнеторговой организации. Комната была двухъярусной с тремя ступеньками на антресоли. Внизу были четыре рабочих стола, попарно повернутых лицом к лицу, а на верху — стол Павла. Он, как петух на насесте, восседал на небольшой высоте. За аренду помещения ничего не платили, но Павла по несколько раз в день «дергали» селекторными звонками вниз на третий этаж в приемную Первого лица. Ему приходилось и участвовать в переговорах, не всегда ему интересных и необходимых, и присутствовать на оперативных совещаниях руководства организации, длинных по времени и малосодержательных по существу, и выполнять оперативные поручения, не имеющие отношение к деятельности его фирмы.

Очередной раз оказавшись в кабинете Первого лица, Павел услышал предложение срочно оформлять командировку в Рим. Первый только что вернулся из Италии, где познакомился с двумя местными бизнесменами. Те предложили ему организовать совместное предприятие по внедрению телетекста на федеральном канале телевидения.

— У телетекста большое будущее! Это будет непрерывный поток информации, в том числе коммерческой, доступной всем. Вместе с телевизионной программой на каком-то канале передается и журнал телетекста, который можно читать на телевизорах, имеющих специальный декодер! — было такое ощущение, что Первый, специально пересев за небольшой приставленный столик к его председательскому напротив Павла, с жаром рассказывая о телетексте, все больше верил в перспективность проекта и убеждал не столько собеседника, а сколько себя.

Первый схватил листок бумаги и стал рисовать будущих участников совместного предприятия, соединяя квадратики стрелочками. Как молотком гвозди он заколачивал:

— Телетекст — это система для передачи и отображения текстовой информации на экране телевизора. Итальянцы предлагают свое «ноу-хау»: технологии, программное обеспечение. Ну, а нам надо адаптировать все это, перевести на кириллицу. Поэтому без телецентра «Останкино» с Вышкой нам не обойтись. Без налаживания производства декодеров тоже не обойтись.

Открылась дверь, и секретарь Первого внесла поднос с двумя чашками, сахарницей, маленьким заварочным чайником и кофейником.

Павел сидел в полной прострации, но про себя отметил «уже знает, что предпочитаю кофе!».

Первый налил себе чай и, заметив состояние оппонента, добавил:

— Можете взять одного специалиста!

И тут Павел вспомнил о Степе, защитившим диссертацию в области телеметрии. Друг Павла — Степа был разносторонним и талантливым человеком во всех делах, которые начинал. Окончив ФизТех, он за два года стал кандидатом наук. Ему давались иностранные языки — свободно говорил на английском и французском.

Он легко приспосабливался к меняющимся экономическим реалиям жизни. В очной аспирантуре — зарабатывал репетиторством. Став заведующим лабораторией НИИ, параллельно открыл кооператив, а затем совместное предприятие.

Заведующим лаборатории Степан стал с подачи Павла. Предложили молодому кандидату наук Павлу, но тому, жившему на Юго-Западе Москвы, не очень хотелось ездить на Дмитровское шоссе в район станции «Окружная», да и в период проведения конкурса на должность завлаба предстоял отпуск и туристический круиз по Средиземному морю (документы его и жены были согласованы во всех инстанциях), да и, по-видимому, карьерный зуд еще не созрел. А Степан жил рядом на улице Яблочкова, был тоже кандидатом наук.

Командировка. Италия. Рим. Конечно, Степа согласился. Посыл Первого, что дело срочное, привел к тому, что вылетели в Милан, так как ближайшие свободные авиабилеты были в том направлении. О пластиковых карточках тогда никто и не знал, наличных денег с собой не было, летели с аттестатом, по которому должны были получить в бухгалтерии торгпредства в Риме итальянские лиры.

Когда вышли из аэропорта «Мальпенса», никто не встречал. Около часа друзья топтались на выходе, не зная, что делать. Наконец, случайно увидели представительскую машину, из которой выходили разговаривающие по-русски, и бедолаги бросились к ним, объяснив ситуацию. Так Павел со Степой оказались в торгпредстве родной страны, но в Милане.

Прошло несколько часов пока в торгпредстве выясняли личности «специалистов по телетексту», цель командировки, созванивались с Москвой, с Римом. А потом посадили в машину и отвезли в аэропорт «Линате» для внутренних рейсов, вручив авиабилеты компании «Алиталия» на рейс «Милан-Рим».

— Жаль, что не увидели Милан! Такое чувство, что нас прокатили по МКАДу от Шереметьево до Внуково! — посетовал Степа в салоне самолета. А когда в полете стюардесса предложила «Просекко», он разразился облегчающимся смехом, подталкивая сидящего рядом Павла: «Помнишь?!».

Павел помнил. Во времена научной деятельности подрядились ради заработка они со Степой подготовить аналитический обзор. Сдали в срок. Для получения гонорара в издательстве и с надеждой на новый заказ соответственно оделись: костюм, сорочка, галстук.

Получили по 350 рублей и решили обмыть. Лето, жарко. Взяли две бутылки любимого Степой шампанского, мороженого, клубники и расположились у Павла дома. Степа устроился, зажатый столом, в глухом углу кухни и начал «колдовать» с десертом.

— Ты аккуратнее с бутылкой! Не со льда ведь, на меня не целься! — упреждал Степа.

Со словами «Да, что я первый раз шампанское открываю?!», — Павел, наоборот, направил бутылку на друга и стал раскручивать петельку проволочной оплетки, медленно раскачивая пластмассовую пробку. Раздался хлопок, и пенная струя в руках Павла, как у победителя соревнований, залила Степу, стены и десерт. Костюм, сорочка, галстук мокли в ванной, а Степа бегал в одних трусах по квартире с криком: «Предупреждал же мудака!».

В торгпредстве дали день полюбоваться красотами Рима. Павел со Степой пешком побродили по центру: площадь Собора Святого Петра, фонтан Треви, площадь Навона, площадь Венеции, Колизей.

— Да, только ради этого стоило ввязываться в эту авантюру — телетекст! — Степа поделился своими впечатлениями, забирая легкое одеяло под подбородок в постели.

Утром следующего дня к вилле Абамелек — резиденции посла, на территории которой они переночевали в летнем бунгало, подкатила шикарная красная «Альфа Ромео» с теми самыми бизнесменами. Знакомство состоялось, и, по утвержденной еще в Москве программе, понеслись на юг Итальянского сапога в маленький городок Барлетта провинции Апулия.

Дорога была не близкая. За рулем — Микеле Сгуэра, не говорящий ни по-русски, ни по-английски. Рядом сидящий Антонио Бреза тоже не знал русского языка, зато несколько слов языка Шекспира. Парларать было сложно, только со словарем и на пальцах. Оказалось, что месяц назад они были в Москве, жили в гостинице «Космос».

— О! Космос! — показал большой палец Бреза. Сгуэра оторвал правую руку от руля и тоже продемонстрировал большой палец.

Полистав на коленях словарь и найдя слово «кушать», а для верности, показав пальцем в рот, Антонио предложил остановиться перекусить.

— Там! Когда доберемся! — с улыбкой Павел заблокировал инициативу. Антонио понял.

— Да, попали! И документация, наверное, на итальянском! — негромко предположил Степа.

— Как и где Первого угораздило с ними познакомиться?! — поддержал Павел.

В Барлетте, проезжая мимо небольшого двухэтажного стильного здания, Сгуэра показал — «Studio teleregionale» и добавил — «Domani». И, правда, лучше завтра, после шести часов дороги ребятам хотелось только есть и отдыхать. Забросив в гостиницу вещи, московские гости в сопровождении Микеле поспешили в ресторан. По дороге пришлось раза три останавливаться. Сгуэра встречал знакомых и, показывая на Павла со Степой, объяснял: «Russo! Grande business!».

Наконец, приступили к работе. Документация, как и предсказал Степа, была на языке страны пребывания, но содержала схемы и чертежи, понятные специалисту по телеметрии. Сгуэра привел очаровательную сотрудницу, Паолу, знавшую английский язык, и многие вопросы по оборудованию, технологиям в процессе контакта со специалистами были разъяснены. Дело двигалось. В районе пяти, пробегая мимо комнаты, где живо шло международное общение, Микеле через Паолу передал, что приглашает вечером руссо к себе домой на ужин. После шести никого не осталось, и очередной раз заглянувший Сгуэра сунул Павлу пакет с фотографиями, альбом, показав, что снимки нужно разложить. «Космос!» — добавил он и исчез.

Лениво перебирая карточки, друзья сразу уткнулись в фривольное содержание. Гостиница «Космос» в тот период имела славу полулегального борделя. Павел вспомнил восторги принимающей стороны: поднятый вверх большой палец — это Антонио с Микеле «кувыркались» с проститутками. Степа предложил, чтобы интрига сохранялась, разложить снимки последовательно: от прелюдии до финала.

Красная «Альфа- Ромео» тронулась от телестудии и через семь минут, поплутав по улочкам маленького городка, остановилась у дома. «Padre!» — провозгласил Сгуэра. Павел со Степой переглянулись и побрели за вожатым. В дверях просторной квартиры с высокими потолками встречал отец Микеле, маленького роста, толстоватый, с лысым черепом. Как известно, Италия — католическая страна, а юг — ортодоксален и неистов по фильмам Пьетро Джерми. Тем не менее, московские гости были поражены образом мадонны, высеченной из мрамора, в нише коридора. По-видимому, она оберегала жилище от бед и неприятностей.

Микеле кинулся внутрь квартиры, вдалеке поцеловав мадре, и вернулся назад. Торжественно, церемонно представил гостей. Павел со Степой, улыбаясь и ничего не понимая, слушали нескончаемую речь. Прозвучало обычное: «Руссо! Большой бизнес!» и в доказательство того, что он, действительно, занимался делом, папе был предложен альбом для просмотра.

Павел в самолете и время от времени в рассказах о нравах Италии часто вспоминал этот эпизод. Падре не спеша, с видом знатока и ценителя прекрасного, перелистовал страницы, сопровождая возгласами: «Браво! Брависсимо!».

Спешащий церемонимейстер увлек друзей в машину, и поздно вечером они сидели дома у Сгуэра. У Микеле было три дочери и младший сын. Располневшая, но симпатичная супруга, не присев, хлопотала вокруг стола. Маленький Никола устроился на коленях главы семейства, где и пребывал все время. Усталые за день гости, утолив голод и крепко выпив, вернулись в отель на такси.

Возвращение в Рим втроем проходило с отклонениями от маршрута и остановками. Микеле продолжал делать большой бизнес. Выезжая из Барлетты, заглянули на фабрику по производству кроссовок. Сгуэра долго и громко торговался, показывал в сторону руссо. По окончании он жестом, что за его счет, пригласил Павла и Степу выбрать любую из модных моделей. Забив коробками с обувью багажник, тронулись в путь. Перед скоростной магистралью около бензоколонки ждала машина. Перекладывая товар с нее, оборотистый итальянец забил заднее сидение так, что Павлу пришлось пересесть на переднее. «Intimo!» — пояснил Микеле. Прозондировав жестами какие размеры у жен спутников и покопавшись в коробках, вручил каждому по две упаковки белого и черного бюстгальтеров.

Как ни странно, интимо подошли жене Павла. Проект «Телетекст» был реализован к концу года. И сейчас при наличии декодера телетекста можно читать информацию с экрана телевизора, не заглядывая ни в газеты, ни в интернет.

В другой раз Павел оказался в кабинете Первого лица, где познакомился с импозантным мужчиной, на визитной карточке которого было указано: Валерий Иванович М. — Генеральный директор полиграфического производства. Когда закончилось совещание, Павел пригласил его к себе в комнату и продемонстрировал образцы книжек-малышек. В ответ услышал:

— Вашей энергии и способности уговаривать можно только позавидовать! Но заниматься этими книжками очень хлопотно и, поверти мне, не выгодно! Я предлагаю вам другое!

Валерий Иванович полез в портфель и извлек оттуда свернутые в тугую трубочку листы:

— Вот художественный календарь на следующий год. Последняя двенадцатая полоса длиннее предыдущих — это белый выпуск, на котором можно напечатать название, логотип, адрес, телефон Заказчика. Предлагайте его! Готов печатать от 500 экземпляров с разными реквизитами. Моя цена такая-то. По договору — 100 % предоплата. Я оставляю макет, пробуйте!

На этих словах он посмотрел на часы, пробормотал, что опаздывает и удалился.

Какое-то время Павел медленно вышагивал по антресоли — «переваривал» предложение. Затем он снова развернул макет календаря. По количеству месяцев в году на 12 полосах были представлены «Шедевры русской живописи» — картины из коллекций Русского музея, Третьяковской галереи. Иллюстрации работ художников-классиков были подобраны спокойные и мало известные, так что взгляд задерживался на каждой полосе, да и календарная сетка была гармонична и хорошо читаема.

Решение Павел, конечно, принял, но спустился вниз и обратился к сотрудникам: «Ну, что попробуем?»

Татьяна Петровна, главный специалист фирмы, жившая всегда в ожидании отрицательного исхода любого события, неожиданно откликнулась:

— Мне календарь понравился, да и идея тоже! Надо пытаться!

В том же здании, но этажом ниже, находился плановый отдел Внешнеторговой организации, куда Павел спускался уточнить с его руководством вопросы товарного покрытия Алжира, а затем возможность использования индийских рупий для сделок по фармакологии.

Павел сразу заметил сотрудницу с большими голубыми глазами, которая отвечала на его взгляды. Какое-то время он не решался заговорить с ней, но потом, случайно столкнувшись у дверей приемной Первого лица, сразу пригласил ее в ресторан вечером. И она согласилась.

Недалеко от работы была ведомственная гостиница закрытого типа с панорамными окнами ресторана на последнем этаже. Во время эпопеи с алжирским долгом директору гостиницы были переданы по символической цене три компьютера, собранные умельцами фирмы «ЛЕВАП» из не кондиций и запасных частей. После чего перед Павлом зажегся зеленый свет на проход в гостиницу, а, самое главное, в ресторан.

Павел терпеливо шагал поодаль от освещенного входа в гостиницу. Только когда он ставил ногу на бордюр периметра площадки для автомобилей, нога начинала подрагивать, выдавая возбуждение перед новизной встречи. Павел очередной раз посмотрел на часы. Ира опаздывала на полчаса.

Когда сели за столик у окна, ожидая официанта, у Павла появилась возможность рассмотреть близко свою спутницу.

У Иры были светло-золотистые волосы, закрывающие лоб и спадающие завитыми локонами на плечи. Павел впервые увидел женщину щедро, но умело пользующуюся косметикой. Большие голубые глаза были выделены темно-синими тенями с нарисованными стрелками к внешним углам. На щеках румяна подчеркивали скулы удлиненного лица с правильным носом. Помада на губах была цвета алого мохерового свитера. Черная юбка чуть выше колен не скрывала стройные ноги.

Кухня и посуда ресторана оказались бедные. Салаты подали в обычных матовых плошках. На горячее: или рыба, или котлеты по-киевски. Выбрали последнее. Относительно спиртного Ира сказала: — «Можно немного коньяка!»

После первой рюмки перешли на «ты». Оказалось, дважды была замужем. Первый раз — официально, второй — нет. Свадьбу с сокурсником сыграли сразу после окончания педагогического института иностранных языков. Бывший муж распределился на таможню в Шереметьево.

— Ну, ты представляешь, что такое таможня при перестройке и распаде государства: левые товары, левые деньги. У нас ребенок появился, а он, «без царя в голове», пить начал. Появится поздно, пьяный, швырнет мне, чтобы заткнулась, китайский набор косметики. А если я возникать начинаю — бьет! А то еще с компанией, да с девицами завалится, когда я только ребенка уложила. Мой отец, а он в Главке Министерства среднего машиностроения работал, сделал, когда я на последнем месяце была, двухкомнатную квартиру — пришлось разменять: на однокомнатную и комнату. Потом в зимнем пионерском лагере от Комитета вожатой работала…

— От какого Комитета? — перебил Павел.

— Государственный Комитет по внешнеэкономическим связям! Там познакомилась и сошлась с одним. Он клялся в любви, к моей дочери хорошо относился, а потом вернулся к жене! Налей мне, пожалуйста, еще!

Павел, прикоснувшись к чужой жизни, притих и, чтобы как-то снизить накал разговора, пригласил танцевать. Вернулись к столу. Принесли кофе и мороженое. Время торопилось к одиннадцати. Павел осторожно поинтересовался где Ира живет. «На Войковской! Да я сама доберусь!» — получил ответ.

Перед гостиницей неожиданно стояли две машины такси.

— До Войковской поедем? — спросил Павел и, увидев кивок водителя, сел с Ирой на заднее сидение.

Около ее дома они некоторое время стояли, наконец, Ира, извиняясь, сказала:

— Я, конечно, пригласила бы тебя ко мне попить чаю, но мама сегодня с Ленкой.

Павел привлек Иру и нежно, долго томился в поцелуе. Когда он губами прикоснулся к шее, она попыталась освободиться, но не очень настойчиво, а он как бы «случайно» скользнул рукой по ее груди и снова вернулся к губам.

— Я могу надеется на большее? — шепнул он в ушко, которое целовал.

— Конечно! Но где? У меня ребенок! — ее глаза говорили, что это будет!

Расставшись, Павел побежал к метро. В кармане осталась только мелочь, да надо было успеть на пересадку в центре.

Дверь квартиры не открывалась, с внутренней стороны был вставлен ключ. Пришлось звонить. Сонная жена холодно приветствовала:

— Следующий раз ночуй у своей матери!

Не сразу, обзванивая банки и страховые общества, удалось «зацепить» интерес к предлагаемому продукту. Татьяна Петровна разыгрывала роль секретаря по параллельному телефонному аппарату. Когда соединение происходило с лицом, которое могло заниматься рекламой или связями с общественностью, подымал трубку Павел.

Так и состоялся первый контакт с начальником хозяйственного управления крупного банка. Павел в разговоре сообщил, что завтра по делам будет в районе метро «Проспект Мира», поинтересовался удобная ли парковка для машины у здания банка и закончил разговор, что если проект календаря с данной тематикой интересен, то он готов найти время, зайти и показать его. Конечно, никакой поездки не планировалось, но на следующий день Павел был в кабинете Виктора Ивановича.

На удивление беседа продолжалась долго. Павел непринужденно рассказывал о деятельности Внешнеторговой организации, об участии в товарном погашении долгов Советского Союза, о том, что давно существует практика вручения художественных календарей в качестве подарка на переговорах, и его фирма с одобрения руководства на хозрасчетных началах решила распространить этот опыт.

Виктор Иванович сообщил, что банк входит в ТОП-25 крупнейших банков страны, что они скоро переедут — строится новое собственное здание, а недавно дочерний банк возглавила его жена, и смеясь, он подытожил: «Милости просим, новых клиентов!» Макет календаря он попросил оставить на некоторое время.

В машине Павел вспомнил, что Алексей, его друг, один из учредителей крупного салона «Интеробувь», недавно сетовал, что надоело в «Инкомбанке» бесконечно оформлять документы для кредитной линии. Его салон — среди многих крупных клиентов банка, а хотелось бы иметь счет в таком банке, где он был бы главным клиентом. Заехав к себе на работу и поделившись с сотрудниками впечатлениями от встречи, Павел позвонил Алексею.

— Отлично, на следующей недели съездим к этой женщине открывать счет! Ты поедешь со мной? — отреагировал на рассказ Алексей.

Они сидели в кафе, которое он открыл в своем салоне. Здесь обычно пили кофе немногие терпеливые мужчины-посетители, пока спутницы выбирали модную обувь. Мысли Павла навязчиво возвращались к устройству будущей встречи с Ирой. Где?

— Как ты думаешь, где можно провести время наедине с понравившейся женщиной? — спросил он Алексея.

— Для этих целей лучше всего — номер в гостинице! — со смехом отозвался тот.

С Алексеем, одним из своих друзей, Павел познакомился еще когда работал в научно-исследовательском институте. Там Павел несколько лет был замом секретаря партбюро по оргработе. Ему часто приходилось бывать в районном комитете партии, утрясать вопросы выделения институтом сотрудников на овощную базу, в подшефный совхоз, в «добровольную» народную дружину. Инструктором, с которым приходилось решать эти и другие подобные вопросы, был Алексей. Вместе выходили курить на лестничную площадку, начали делиться семейными новостями, увлечениями. В процессе общения можно было передвинуть выходы в ДНД с воскресных дней на будни, сократить количество требуемых людей осенью в совхоз. Когда Павел защитил кандидатскую диссертацию, Алексей приехал на банкет с поздравлениями.

В второй половине 80-х Павла пригласили работать деканом факультета переподготовки проектировщиков строительного ВУЗа, а Алексей стал замом директора по вопросам развития НИИ обувной промышленности. Павел набирал слушателей на факультет, преподавал студентам дневного обучения, читал лекции по линии общества «Знание», получая гонорары почтовыми переводами. Алексей участвовал в создании совместного предприятия «Интеробувь», присматривал помещение для салона, закупал на инвалютные рубли оборудование и материалы. В районе, где проработал инструктором, Алексей «оброс» связями в административных органах, что помогало, особенно, на первом этапе. Он был очень подвижным человеком, его редко можно было увидеть за рабочим столом. Но друзья встречались, иногда выпивали, в общем, связь не теряли.

В согласованные день и время «Мерседес» с водителем стоял у здания Внешнеторговой организации. Павел не смог скрыть удивления, когда увидел Алексея в джинсах, светлой, пестрой рубашке и в блестящей золотой оправе очков:

— Мы едем на переговоры к Председателю правления банка, а ты в таком виде!

— Ты ничего не понимаешь! Состоявшегося человека, как учил Генри Форд, видно по наручным часам, оправе очков и дорогой авторучке, которой он подписывает документы, и по фирме машины! Можно, конечно, быть и самому за рулем!

Жена Виктора Ивановича встретила по-деловому. Она сразу пригласила эффектную сотрудницу, представила ее как Инна, сообщив, что та будет личным менеджером и будет заниматься только делами салона «Интеробувь». Алексей достал из папки нотариально заверенные копии уставных документов и банковскую карточку с образцами подписей и оттиска печати, рядом положил ручку «Паркер» с золотым пером. Инна оценила и ручку, и часы «Ролекс», и всем видом показывала, что Алексей не пожалеет, что открывает счет в этом банке.

…Принесли пиво, сырные палочки, соленые сухарики. Павел нашелся и перешел в атаку:

— А открытие счета в банке вашей жены, а следом кредитной линии салоном «Интеробувь»? Это как? Заказ календаря тиражом 1000 экземпляров, да, конечно, привлекателен! Да, фирма «ЛЕВАП» выгодоприобретатель, но печать календарей под Новый Год — это единоразовое событие! А работа по обслуживанию счета крупного клиента — это постоянная и долговременная выгода!

Виктор Иванович немного скривился и протянул руку через стол:

— Ладно! Замнем для ясности!

С утра Павел мучительно выдумывал предлог с чем идти к директору гостиницы — одалживаться не хотелось. К счастью, он позвонил первый:

— Что-то ваши компьютеры «глючат»! Не могли вы подослать специалиста — посмотреть!

Павел, сдерживая радость, но показывая в голосе, что его обременяют, согласился помочь. К обеду сотрудник вернулся, отрапортовал, что все в порядке, и Павел засобирался в гостиницу. Директор с пониманием отнесся к просьбе Павла предоставить номер без документов и черкнул записочку администратору, добавив:

— За одну ночь придется заплатить! Число впишите, когда понадобится!

Ира сказала, что ее мама сможет посидеть с дочерью вечером в пятницу. Павлу ничего не оставалось, как только ждать. О номере в гостинице он не упомянул, решил, что преподнесет возможность уединения непосредственно на месте.

В пятницу, сложив в кейс бутылку коньяка, шоколад «Тоблерон» и портативный магнитофон с кассетами сладостного Хулио Иглесиаса, Павел вышагивал на боевом посту около гостиницы. Ира опаздывала на сорок минут. Но, увидев ее бегущие на встречу, сияющие глаза, он сразу сообщил об «оказии», и та встретила новость с понимающей улыбкой.

Платить пришлось за одноместный люкс, а на этаже дежурная с интересом проследила за направлением движения пары. Номер был небольшой, прямоугольный. При входе справа — санузел с импортным оборудованием, продолжая движение — минибар, диван, напротив — сервант с посудой, кровать с лазурным покрывалом, у окна на письменном столе — лампа c регулировкой яркости света, стул. Повесив плащ, Павел выставил содержимое кейса и добавил рюмки из серванта. Ира тоже сняла верхнюю одежду и стала поправлять перед зеркалом макияж.

Сегодня на ней был серебристый пиджак, под ним перламутровая блузка и темно-серая юбка, перехваченная черным широким кожаным ремнем с большой пряжкой.

Павел сел на стул и включил магнитофон. Выпили первую. Закурили. Павел не знал, как начать.

— Тебе нравится этот испанский певец?

— Да, конечно!

Пауза затягивалась. Ира устроилась на краю дивана, взяла в руки пепельницу и курила.

— А номер, правда, симпатичный? — очередной дурацкий вопрос задал Павел.

В ответ она только улыбнулась. Выпили по второй.

— А как тебе коньяк?

— Хороший!

Щелкнула крышка магнитофона, закончилась одна сторона кассеты, Павел перевернул на другую сторону.

— Может мне из ресторана что-нибудь «сообразить»?

— Нет, не надо, не беспокойся. Я перед выходом перекусила — из дома беру!

Выпили по третьей. Очередная сигарета. Павел выключил верхний свет и зажег лампу на столе.

— Не очень ярко? Приглушить свет?

— Как хочешь!

Наконец, Павел сел к на диван и потянулся к ее губам. Поцелуй получился долгим. Сидя рядом, Павел рукой ощутил грудь, потом под блузкой почувствовал горячую спину и расстегнул бюстгальтер. Не встречая отказа, рукой спустился ниже к внутренним сторонам бедер. Уже наваливаясь, Павел начал стягивать колготки. Товарный голод в полиэтиленовых изделиях продолжал свирепствовать, поэтому Ира успела воскликнуть: «Я сама, а то порвешь!».

Время опять торопилось к одиннадцати. После душа Ира начала долго краситься, аккуратно отстраняя Павла с его приставаниями.

Такси. Войковская. Метро. Пересадка в центре. От жены:

— Последний раз впускаю так поздно! Ночуй у своей матери!

Павел сидел за рабочим столом и размышлял как развить новое направление:

— Понятно, что после размещения логотипа заказчика на календаре, продать напечатанный, если от него откажутся, невозможно, он больше никому не нужен. Поэтому надо просить 100 % предоплату, а значит оборотные средства не требуются… Не требуются никакие сертификаты, лицензии… А можно и блокноты, ручки, зажигалки с логотипом предлагать!

От этих мыслей оторвал телефонный звонок. Звонил Фельдман Зинновий Исайевич. Он был студентом на факультете переподготовки проектировщиков, где Павел когда-то деканил. Два дня назад случайно столкнулись в метро, коротко постояли, обменялись чем занимается каждый, телефонами. После приветствий Павел услышал:

— Как у вас сегодня после шести? Надо встретиться без машины, поговорить! В Черемушках, на Крижановского есть очаровательный шалман! — предложил тот.

Павел жил в том районе. Поэтому после работы успел поставить машину и к семи был на месте. Прошло чуть меньше десяти лет как курчавоволосый с розовыми щечками Фельдман появлялся на лекциях об информационных технологиях в проектировании, а за столиком сидел уже полный мужчина с залысиной в форме подковы на голове и курил трубку.

— Что заказываем? Водку или коньяк? От этого зависит дальнейший ход! — обменявшись рукопожатиями, услышал Павел.

После рюмки водки Фельдман сообщил:

— Я увлекся историей, в частности, временем начала Советской власти и вот что интересно!.. Как же я люблю русскую кухню: водка, соленый огурчик, селедочка! …Да, ну так вот! Объясните мне, пожалуйста, такой казус. После Октябрьской революции высшей законодательной властью был Всероссийский съезд Советов, а вне проведения съездов законодательный орган — Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Интересно, в названии законодательного органа присутствует слово «Исполнительный»! А в Совете Народных Комиссаров (СовНарКоме), который возглавлял Ленин, исполнительном органе, присутствует слово «Совет».

И после второй Фельдман обращался к Павлу на «Вы» — разница в возрасте была небольшая, скорее пиетет бывшего преподавателя сказывался. Видя интерес к теме, Фельдман продолжил:

— Вы заметили, что на заре Советской России даже в названиях властных структур провозглашали одно, а на деле было другое.

Павел с удовольствием опрокинул рюмку водки, появилось какое-то успокоение, говорить о «текущем политическом моменте» не хотелось, а вот историю начала ХХ века обсудить было интересно.

— А как вам такой любопытный факт о соплеменниках. За две недели до революции, когда ЦК большевиков принял решение взять курс на вооруженное восстание, против этого выступили — Лев Каменев и Григорий Зиновьев. Более того, не согласие они изложили в письме, опубликовав в открытой печати! Ленин был взбешен и потребовал исключить обоих «штрейкбрехеров» из партии! А потом после победы Октября Каменев и Зиновьев стали: один — Каменев — зампред СовНарКома, председатель Моссовета, другой — Зиновьев- хозяин Петрограда и всего северо-запада России, первое лицо Коминтерна. — Фельдман почему-то победоносно смотрел на Павла.

— Да, что значит великая сила искусства, важнейшим из которого является кино! Наверное, смотрели фильм «Ленин в Октябре,1937 г», где октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева ярко подан. Этот же эпизод использовался против них в партийных полемиках 1925–1927 гг. Но Ленин сам опубликовал «Письмо к товарищам», в котором не делал секрета из курса на восстание. Скорее его возмутило то, что Каменев и Зиновьев «выдали» в открытой печати факт разногласий в партии, — возразил Павел и про себя подумал: «Какой же я подкованный, однако!».

— Э нет, называя их «штрейкбрехерами», то есть предателями общих интересов, Ленин все равно понимал, что они СВОИ. Григорий Зиновьев годы эмиграции провел рядом с Ленином. Они вместе вернулись в «пломбированном» вагоне в апреле 1917 г, после июльских событий вместе скрывались в шалаше на озере Разлив. Зиновьев иКаменев были из круга своих людей, женились в своем круге. Так первой женой Каменева была родная сестра Троцкого. Кстати, ресторан, где мы сидим, купили новые хозяева, и будет он называться «Свои». «Свои» — очень жизненный и современный феномен «от Москвы до самых до окраин!», — разливая из графинчика водку резонерствовал Фельдман.

— А мне нравится наш вечер! Обсуждение истории КПСС — это прекрасно, но не для этого же вы меня сюда пригласили? — Павел с паузой, за два раза выпил рюмку.

— Я женат вторым браком. Моя первая жена, а у меня с ней остались хорошие отношения, обратилась ко мне с просьбой помочь, — собеседник постепенно, медленно подкрадывался к сути встречи.

Павла осенило — будет просить взять ее на работу! Но продолжение было другое.

— Ее берут на должность начальника отдела рекламы и общественных связей крупной государственной организации. Очень крупной, отделения по всей России, но с условием — 20 % отката наличными с договора. А объемы там — машину можно купить с одной сделки! Специфика — то ваша: ежедневники, визитницы, подарки к Новому году, но все — с логотипом, — во взгляде Фельдмана читалось, что он делает благое дело для обеих сторон.

— Да, машина — это хорошо! Надо подумать смогу ли соответствовать! — Павел не ожидал такого разворота.

— Когда я получу ответ? — спросил Фельдман.

— Ну, точно до конца недели! — Павел осторожно «варил» в голове заманчивое предложение.

— А знаете ли вы, что четверо из пяти членов, по сути главного органа государства в 1922году — Политбюро, были женаты вторым браком: Сталин(генсек), Троцкий, Зиновьев, Каменев. И только пятый — Ленин был в браке один раз. Правда, он возвращался в 1917 г в пломбированном вагоне вместе с Крупской и Арманд, — игриво подытожил Фельдман, разливая под шашлык остатки водки.

Возвращаясь домой, Павел, конечно, вспомнил о Степе и на следующий день позвонил ему. На вопрос «Как дела?» услышал традиционное «Мы не молодеем, а бензин не дешевеет!» В этот год Степан осваивал новую стезю — перевод государственных денег в приватные карманы, часть денег делая своими. Зарегистрировав на Кипре фирму с облегченным налогообложением, так теперь называют офшор, он предлагал ее в качестве адресата, куда осуществлялся перевод за поставленные и не поставленные товары, за выполненные и невыполненные услуги. Степа обеспечивал авиабилеты, визы, бронировал отель, и заинтересованные лица получали конверты в «сладостных» условиях.

Как-то в одной из подобных поездок Степе надо было отъехать на полдня. Начало мая. В Москве все ходят в теплых куртках, а на Кипре, как будто открыли заслонку небесной печки, непривычная жара. Вода в море еще прохладная, но можно лежать и загорать у бассейна рядом с отелем. Желательно знать — основной язык острова — английский! Мобильные телефоны только стали появляться, и это удовольствие было очень дорогое. Поэтому Степан условился с приехавшим вместе с ним замом директора госкорпорации, что будет звонить на ресепцию отеля в определенное время.

Как потом Степан рассказывал, каково было его удивление, когда он позвонил из кабины телефона-автомата и ему ответили, что его друг у бассейна, его позовут, надо перезвонить минут через десять. Со своей стороны, зам объяснял, что в английском главное знать слово «Иф». Он на ресепции проинструктировал, что «Иф Стива», далее кисть правой руки прикладывалась к уху со звуком «дзинь — дзинь», имитируя телефон, то он, левой рукой, как Кинг-Конг, бил себя в грудь, будет и показывал в сторону бассейна. Общаться на английском языке очень легко подытоживал он.

Успешный Степан рано женился и, наверное, поэтому, постоянно сравнивал других женщин с женой.

И вот как-то раз жена непредвиденно вернулась с дачи. Когда ключ был в замке двери, Степан вытолкнул из постели очередную пассию и та, наспех одетая, чуть не сбила с ног во входном коридоре хозяйку. На вопрос в наливающихся кровью глазах супруги, Степан твердил: «Ничего не было!» А через небольшую паузу перешел в атаку:

— Кому ты больше веришь? Мне? Или глазам своим?

Как итог, Степан спал на коврике и его на две недели лишили сладкого. Но он умел находить путь к примирению. В течение этого времени он старался не только выполнять любые просьбы жены, но и упреждать их. А когда заметил, что в ее голосе появились обычные нотки, он поздним вечером как бы случайно оказался сзади вплотную к жене, положил руки на ее плечи, скользнул вниз и услышал: «Степа! Не надо! Степа! Не надо! Степа! Степа! Степушка!». В общем, эмбарго было преодолено.

Встретились в гостинице «Молодежная». Там не давно Степан переоборудовал двухместный номер в офис Совместного предприятия. В большой комнате — переговорная. В середине стоял длинный стол, обставленный стульями с высокими спинками. У окна — небольшой столик с факсимильным аппаратом и компьютером. В маленькой комнате (комната отдыха — лукаво представил ее Степа) еще стол с компьютером, кожаный диван и в торце за занавесками — полки с бессистемно разложенными предметами, начиная с блоков сигарет и заканчивая женскими юбками и платьями.

— Это образцы! — в ответ на свой вопрос услышал Павел. — Значит и тебе обналичка понадобилась! Ладно, для своих — 5 %!

— Поясни, как будет происходить — я никогда не сталкивался с этим! Курить у тебя здесь можно? — Павел достал свою пачку сигарет.

— Не желательно! — после паузы. — Очень просто! Я даю тебе реквизиты фирмы, куда ты переводишь деньги! Через три дня получаешь наличные минус 5 %. Понял? — Степан снисходительно посмотрел на Павла.

— А под что: товар, услуги? А документы? — не унимался Павел.

— Для бестолковых — под что хочешь! Накладная — под товар, акт о выполненных работах — под услуги. Документы готовишь ты, подписанты и печати — за мной! А у меня к тебе тоже дело есть! — весело продолжил Степа.

А Степе нужно было следующие. Один из его клиентов решил в последний момент пафосно отпраздновать какое-то событие и обязательно в отдельном кабинете ресторана Дома творческого союза.

— Тебе он тоже может пригодиться — работает в организации структуры Вяхирева! — напутствовал Степа.

Павел начал судорожно соображать. На прошлой недели, Татьяна Петровна сообщила, что к ней обратилась ее знакомая — начальник отдела рекламы банка с просьбой помочь напечатать годовой отчет. До печати надо было создать оригинал-макет с иллюстрациями — тексты, цифры они давали. Банк был молодой, сотрудники сидели, как практиковалось в это время, на арендованных двух этажах обычного НИИ. Но руководство желало, чтобы при оформлении отчета использовались фотоснимки членов Правления на фоне каких-либо богатых интерьеров.

— В Кремлевских палатах они сниматься не хотят? — спросил Павел Татьяну Петровну, когда та рассказала постановку задачи.

— Нет, им надо что-то из солидного, но не примелькавшегося. Кроме этого, руководство думает о создании короткого, яркого видеоролика о банке для презентаций. Нужен клипмейкер. Вопрос ребрендинга на повестке! Менеджера в помощь дадут! — перечисляла она.

— Не люблю, когда засоряют русский язык англоязычными неологизмами! — раздраженно среагировал Павел. — Татьяна Петровна! Не портите свой имидж!

— Готовы платить наличными! — притихшая сотрудница произнесла, понизив голос.

Увидев, что Павел среагировал на последнее, продолжила:

— Может с каким- либо Домом творчества задружимся?

Прозвонив по отработанной схеме «секретарь-начальник» Центральный Дом ученых на Пречистенке, Московский Дом композитора, Брюсов переулок, Центральный Дом архитектора на Гранатном переулке, Центральный Дом журналиста на Никитском бульваре, они договорились о встречах. На следующий день Павел с Татьяной Петровной на машине объехали творческие гнезда. Все хотели денег за аренду интерьеров и немалых. По окончании тура переговоров, решив остановиться на Доме архитектора, Павел в машине намекнул Татьяне Петровне, что не плохо бы получить аванс от будущего заказчика.

Степа с интересом, как за фокусником, следил как его друг копается в визитных карточках. Наконец, Павел, из недавно появившихся, извлек нужную и набрал номер Дома архитектора. Представившись секретарю и поприветствовав директора, он начал:

— Пусть и несколько многовато, но мы принимаем ваши условия, но у меня просьба: не могли бы вы сегодня предоставить отдельный кабинет в ресторане для банкета на 10 персон часиков так в семь. Очень надо, для очень важного человека!

Степа, как охотничья собака перед добычей, сделал стойку.

— Да понимаю, что как снег на голову! Перезвонить через полчаса? Хорошо!

Через полчаса Степа звонил «очень важному человеку», а в половине седьмого они были у Дома архитектора. Там Павел был представлен заместителю управляющего делами. В нескольких словах пояснив чем занимается и обменявшись визитками, он услышал от Владимира Витальевича короткое:

— Звоните! Посотрудничаем!

Степа предложил отметить завершение операции, и они при входе в баре посидели, выпили по рюмке, зажевали таблетками «антиполицай» (Павел иногда позволял чуть-чуть перед тем как сесть за руль!). На прощанье Степа показал растопыренной ладонью: «5 % твои!».

Вечером, расставшись со Степой и набирая номер телефона Фельдмана, чтобы подтвердить готовность к сотрудничеству, Павел пребывал в состоянии как будто сегодня мудрая черепаха Тортила открыла ему тайну золотого ключика.

Позвонил Шурик. Сказал, что хочет подъехать — поговорить, лучше к концу рабочего дня, когда никого не будет. Павел собрался уйти пораньше, но согласился подождать. Прочитанный в юности роман Ремарка «Три товарища», утвердил Павла во мнении, что друзья, настоящие друзья — это те, которые даже в ущерб себе будут помогать другу.

Шурик был худой, высокий, а от этого немного сутулый и очень обаятельный. Павел познакомился с ним, еще работая в НИИ. Вместе играли в футбол, зимой любили ходить на лыжах по Подмосковью. Как правило, Шурик прорабатывал маршрут. С начала ехали на электричке до станции «Фирсановка» Ленинградского направления железной дороги, затем на лыжах в хорошем темпе порядка 15 километров до станции «Опалиха» Рижского направления. В электричке Шурик доставал фляжку (его дед работал замдиректора по сбыту на заводе крепких напитков), и лыжная прогулка финишировала под стук колес и встречу уставшего тела с добрым коньяком. Если в вагоне были какие-то молодые девушки, то Шурик обязательно искал продолжение прогулки. «Вот видите, эти лыжи я несу на руках нежно! Буду и Вас так носить!» — Это была его любимая словесная отмычка. Павел и Шурик были ровесниками. И если Павел женился еще на четвертом курсе института, то Шурик долго метался среди «ленточек и кружев», но в одной из таких прогулок на Рижском вокзале познакомился с будущей спутницей жизни. Свадьба была весной в год Московской Олимпиады, и Павел был приглашен свидетелем.

Шурик «взялся за ум». Папа — проректор учебного ВУЗа договорился со своим другом — доктором наук, что тот прикрепит сына заочником в аспирантуру и станет его научным руководителем. Так у Шурика появился свой «научный» интерес. Тема будущей диссертации была утверждена, и он начал курсировать в своеобразном треугольнике. Сам пытался что-то писать на материале отдела, где работал. Вручал папе, который все переделывал. Далее Шурик отвозил отредактированные странички научному руководителю (а это другое НИИ!). От него спустя некоторое время почти готовую статью пристраивал в отдел по месту основной работы. Появились публикации с фамилией Шурика.

Как-то в сентябре, когда еще только начинало темнеть, Павел сидел вместе с Шуриком на лавочке и пили бутылочное пиво «Бархатное». Закончился футбольный матч, в котором они, играя в одной команде четыре на четыре на теннисном корте с маленькими воротами, выиграли в финале первенства родного НИИ.

— И где он достает такое вкусное пиво? — думал про себя Павел.

— Не берут меня в большевики! Три года в Комитете ВЛКСМ идеологию тащу! Ты же знаешь — самый неблагодарный участок! — грустно пожаловался Шурик.

— Ладно, Мухтар постарается! — ответил Павел, вспоминая какой шикарный пас на ворота ему выдал Шурик в конце матча.

В начале последнего квартала того года Алексей передал Павлу анкету кандидата в члены КПСС для мужчины, комсомольца, продолжительное время занимающегося общественной работой. Павел дал рекомендацию Шурику.

Года два-три Шурик, как почтальон, возил страницы будущей диссертации в заветном треугольнике, но потом ему надоело. Тяга к местам распределения жизненных благ привела его на должность инструктора ВЦСПС, а затем на должность инструктора райисполкома. К середине 90-х годов Шурик был заместителем по общим вопросам председателя правления небольшого коммерческого банка.

Когда Шурик появился в дверях, Павел спустился с «насеста», и они сели друг против друга.

— Ну, рассказывай с чем пожаловал?

Шурик был первый раз на работе у Павла и поэтому придирчивым взглядом оценивал для советского периода достойную мебель, а к этому времени «морально» устаревшую. Шурик медлил, чувствовалось, что он не знал с чего начать разговор.

Конечно, столы с тумбами и даже полки с панелями, которыми были обшиты стены, пообтерлись. Павел вспомнил, как, еще в НИИ, он в строительной шабашке заработал за месяц столько денег сколько не заработал бы за год. Шурик вызвался помочь с обустройством квартиры. Он через свою знакомую, товароведа мебельного магазина за 25 рублей сверху, передал открытку на гарнитур. Через неделю набор «Трояна» болгарского производства: стенка, два мягких кресла и раскладной диван украшали квартиру. Большая стенка была из ДСП, облицованная шоколадным деревом с кованной фурнитурой. Жена была счастлива, Павел горд и, как полагается, проставился Шурику.

— Понимаешь, — начал Шурик. — Два дня назад в банк нагрянули «маски-шоу» с оружием! Документацию забрали, компьютеры, ксероксы опечатали, девочек-операционисток лицом к стенке поставили. Напугали так, что одна из них обмочилась на моих глазах. Говорят, со дня на день банк лишат лицензии. Считай я — безработный! Я посидел дома и составил список к кому могу обратиться — ты у меня третий!

— Обидно, что не первый! — сыронизировал Павел и продолжил: — Но у нас кабинета нет, вот только это помещение.

— Да какой у меня был кабинет — маленькая комнатенка, площади ограничены!

— А что вас так прихватили?

— Банк маленький, созданный под определенные цели: выводили средства в Прибалтику. Я-то — купить мебель, расходные материалы для оргтехники, компьютеры при необходимости, наладить связи с надзорными органами.

— Чем мы занимаемся знаешь? Календари, ручки, зажигалки, визитницы с логотипом заказчика. Нужны заказы! У нас коммерческая структура. Зарплата маленькая плюс хороший процент от полученного и исполненного заказа.

Шурик заверил:

— Войду в курс дела, подыму связи, буду стараться!

Павел задумался. Конечно, финансовое положение фирмы «ЛЕВАП» было скромное, но Шурик — друг, просит. Павел вспомнил о перспективном разговоре с Фельдманом:

— Ладно, на первых порах дам тебе на исполнение заказчика, а там жизнь покажет.

Шурик разговор не заканчивал, мялся, и наконец спросил:

— Откаты даете с заказов?

— Как ты грубо! КЭШБЭК — как без него!

Павел который день пытался договориться о встрече. Владимир Витальевич то был на совещании, то у руководства, то уезжал в поселок «Газопровод». Когда контакт получался, замуправляющего заверял, что вопрос актуальный и вселял надежду.

У Татьяны Петровны был день рождения. По такому случаю, как было заведено, сотрудник имел право после обеда уйти домой.

Внизу на ближнем парном столе появился торт, офисный окопалковый сервис. Павел вручил смущавшейся виновнице приятной суеты цветы и подарок, купленный Ольгой Евгеньевной на скинувшиеся деньги. Татьяна Петровна из кастрюли в пакете горкой положила на коричневато-дымчатую широкую тарелку пирожки домашнего приготовления.

— В ночь пекла! Они, конечно, пригорели, но, поверьте, я старалась!

Павел шутливо побранил:

— Татьяна Петровна! Товар надо похвалить! Какой прекрасный день, и пусть эти аппетитные с корочкой пирожки будут его украшением!

Посмеялись и сели за стол.

Появился испытывающий симпатию к имениннице Алексей с букетом цветов и вручил Татьяне сертификат VIP- клиента салона «Интеробувь».

— И что это дает простому народу? — поинтересовалась виновница события.

— С покупки — 30 % скидка! — пояснил поклонник.

— Ну, ты просто дедушка Хоттабыч! — воскликнул Павел.

— Не дедушка Хоттабыч, — подхватил бывший партийный работник, — А дедушка Ленин! Помните? В детский сад приходит мужчина в летах и говорит: «Я — дедушка Ленин!». Воспитательницы разинули рот, выпучили глаза и замерли. «Нет, вы не поняли — я Ленин дедушка. Забрать ее домой можно?».

Польщенная неожиданным вниманием, Татьяна Петровна нашлась:

— Я — не против! Только меня ждет мама и ребенок!

И они удалились.

День был, действительно, прекрасный. Рутинно набрав номер Владимира Витальевича, Павел услышал, что тот готов подъехать к пяти.

Павел, не ожидав согласия, стал соображать. В первый раз принимать в помещении на последнем этаже в самом конце коридора не хотелось. В здании Внешнеторговой организации было несколько респектабельных переговорных комнат. Но чтобы туда попасть — требовалось заранее подавать и согласовывать заявку.

Выручил начальник протокольного отдела. Павел общался с ним на одной волне: часто развивалась тема живописи. Одна переговорная, самая большая, с требуемого времени, но строго до шести, была свободна.

Теперь кто подает чай, кофе. Татьяна Петровна ушла, а Ольга Евгеньевна, главный бухгалтер, могла и взбрыкнуть, но она, к удивлению, спокойно согласилась с заданием. Кто-то должен оперативно реагировать по ситуации. Павел решил — возьму с собой Шурика, да и опыта пусть набирается!

В пять при входе в здание Шурик встречал возможного заказчика. «Почему все хозяйственники такие тучные?», — поймал себя на мысли Павел, приветствуя Владимира Витальевича в переговорной. Помещение произвело требуемое впечатление. Замуправляющего, а ему было, наверное, под пятьдесят, с удовольствием разместил свое тело в мягком кожаном кресле. Ольга Евгеньевна на черной с яркими гроздьями рябины хохломе внесла чай, кофе, сахарницу, печенье.

— Я, собственно, ненадолго! Много хорошего слышал о вас от вашего друга, поэтому давайте сразу к делу! — обращаясь к Павлу, начал Владимир Витальевич.

— В августе мы участвуем в выставке и потребуются «для разбрасывания» дешевые ручки, зажигалки с логотипом. У вас есть образцы?

— Да, конечно! Александр Анатольевич, принесите, пожалуйста, несколько папок! — мягко скомандовал Павел Шурику.

Оставшись вдвоем, замуправляющего привычным движением взял из кубарика листочек бумаги и написал: «20 %!». Показав Павлу, убрал записочку во внутренний карман пиджака и с улыбкой добавил:

— У нас такой входной билет!

— Условия работы принимаются! — спокойно отреагировал Павел.

Вернулся Шурик и разложил на столе четыре черных из кожзама папки, внутри которых под резинками были зафиксированы образцы, рядом в прозрачном файле — прайс-лист. Владимир Витальевич начал уточнять цены, щелкать зажигалками, рассматривать ручки, отложил по две единицы.

— А какие тиражи предполагаются? — поучаствовал в переговорах Александр Анатольевич.

— Все зависит от цен! Надеюсь, у вас они конкурентные? А так, навскидку, по 3–5 тысяч. Оставшиеся — потом пригодятся!

— Цены на продукцию у нас привлекательные, можете проверить конкуренцию! — еще спокойнее ответил Павел.

— И проверим! У нас для этого специальное подразделение есть! Я бы хотел взять с собой выбранное! — вставая из-за стола, замуправляющего тепло пожал руки Павла и Шурика.

В дверях потенциальный заказчик добавил:

— Жду официального предложения! Чем быстрее, тем лучше! Да, кстати, первый выходной сентября — наш профессиональный праздник. Возможно, понадобится подарочная продукция!

Поднимаясь к себе на пятый, Павел порадовал Шурика:

— Готовь предложение на бланке, потом отвезешь!

— А ты думаешь что-нибудь получится? — настороженно среагировал Шурик.

А еще вечером, Ира сообщила, что завтра ей к 12, а ребенок уйдет в школу к первому уроку и можно приехать к ней домой, а потом вместе — на работу.

Перешагнув через порог квартиры, Павел вдохнул непривычные запахи. Маленькая квартира казалась еще меньше, так как единственная комната была разделена на большую и меньшую части стенкой. Небрежно были разбросаны женская, детская одежда, дверца с зеркалом платяного шкафа была открыта. Хозяйка была в джинсах и вишневом свитере под горло, сверху блестела тонкая золотая цепочка. Ира выглядела необычно без обильной косметики. Заметив смущенное состояние Павла, она сказала:

— Маленькая, но отдельная! — ее глаза лучились гордостью и добавила: — Я рада, что ты приехал.

Прошли в крохотную кухню. Холодильник, столик с двумя табуретками, около плиты еще стол, подвесные полки, на подоконнике беспорядочно стояли пустые стеклянные банки. Ира поставила турку с кофеем на огонь. С готовым напитком — закурили. Когда она разлила остатки по чашкам, раздался телефонный звонок.

— Я — быстро! — и возлюбленная шмыгнула в комнату.

Павел докурил вторую сигарету и посмотрел на часы. Время торопилось к одиннадцати. Еще немного выждав, он зашел в комнату. У двери на тумбочке рядом с кроватью стоял телефон. Ира в зеркало на стене, разговаривая, поправляла волосы.

— Да, мама, да. Спасибо, что подшила ее платье!

Павел, приблизившись, стал тихонько целовать шею, ласкать грудь. В появившимся вожделении начал снимать вишневый свитер.

— Цепочка! — прикрыв трубку рукой, не возражала шепотом Ира.

Пришлось вернуть свитер на место, искать замочек цепочки. Аккуратно положив золотую паутинку рядом с аппаратом, Павел вернулся к вишневому препятствию.

— Да, мама, ты права — математику надо подтянуть! Зато она пятерку по русскому принесла!

Она левой рукой выскользнула из рукава и перебросила в нее трубку. Потом правая, резко через голову, и поднадоевший свитер валялся на кровати. Павел расстегнул лифчик и бросил следом.

— Ну, ты знаешь же, она литературу любит! Стихи я проверяла, мне понравилось, как она читает!

Павел занялся джинсами. На бедрах они сидели плотно, поэтому пришлось с усилием скатывать вниз. Ира, как стременная лошадь, переступала ногами, пока Павел завершал операцию. Осталась последняя деталь.

— Заберешь ее после музыки? Сама понимаешь, я сегодня задержусь! Не волнуйся обязательно займемся этим, мама!

На этих словах Павел спустил трусики и наклонил Иру.

Как и договаривались с бывшей женой Фельдмана, к «лежащему небоскребу» на Варшавке, где она работала, Павел подъехал к концу дня. Он бывал неподалеку. Производство Валерия Ивановича, а он арендовал площади на бывшей ткацкой фабрике, было на той же стороне через два здания. Оформив пропуск в «штаб-квартиру», Павел нашел отдел рекламы и общественных связей, открыл дверь и вступил в женское многоголосье. Он созванивался с Мариной, но не знал ее в лицо, поэтому потратил несколько минут, чтобы сориентироваться. От одного стола сотрудница кричала:

— Марина! Фирма предлагает оригинальные кружки-хамелеоны: при комнатной температуре цвет матовый или черный, а после наполнения горячим напитком проявляется на поверхности рисунок или логотип!

Черненькая женщина средних лет в дальнем углу, за большим по размеру столом, реагировала:

— Уточни минимальное количество для воспроизводства нашего лого!

Павел представился. Бывшая жена Фельдмана приветливо улыбнулась, вспорхнула из-за рабочего места и со словами: «Нас ждут!», решительно направилась к желанному визитеру и вместе с ним из комнаты. В спину раздалось умоляющее:

— Марина! Ребята третий день обрывают телефон, предлагают креатив календаря!

Марина резко оборвала:

— Не надо! Рано!

В лифте она пояснила: «Идем к куратору!». Тон голоса был таким, как будто они были знакомы сто лет.

В большом кабинете куратором оказалась светловолосая с полными щечками в темно-синем деловом костюме женщина, Оксана Сергеевна. Приподнявшись и протянув мягкую ладошку, она жестом пригласила садиться за приставленный столик.

Марина начала солировать:

— Фирма Внешнеторговой организации, надежная, имеет большой опыт в поставке полиграфической и сувенирной продукции!

Оксана Сергеевна, внимательно выслушав подчиненную, поинтересовалась:

— Относительно наших условий платежа, «постоплата в течение 30 дней после поставки», проинформировали? Наш вариант договора, отработанный юристами, показывали?

И, получив от Марины положительный ответ, она на прощание добавила:

— Тогда ждем первых результатов!

Спускаясь вниз на лифте, Марина предложила:

— Детали обсудим в машине!

Павел сидел в своей машине на стоянке сотрудников, ждал Марину и «переваривал» итоги. Такого разворота переговоров он не ожидал. Постоплата, да еще в течение 30 дней означала, вспомнив упоминание Фельдмана об объемах, что надо вложить крупную сумму денег, а потом после сдачи продукции — ждать месяц. С другими заказчиками было просто: те платили 100 %, фирма «ЛЕВАП» размещала по более низким ценам у производителя и маржа — в кармане. А тут, во-первых, где взять такие финансы, во-вторых, а если что-то не так и не примут персонализированную продукцию, куда ее девать? В-третьих, приняли и 30 дней нервотрепки.

Появилась Марина. Пересев в ее машину, Павла резанула неряшливость салона: под ногами валялись обертки жвачки, выдвинутая пепельница полна окурков, на заднем сидении валялись пакеты не первой свежести.

Помолчав, закурили и Павел начал:

— Марина! Геннадий Исаевич предупредил об нюансах сотрудничества. Я согласен. Но о «постоплате» и «отсрочке платежа» разговора не было! Нельзя ли рассмотреть какую-нибудь частичную предоплату?

— Павел! Вы же слышали — у нас такие условия! Зато с ценами не «прессуем», фирмы, готовые с нами работать, лезут из всех щелей! Об 30 днях не беспокойтесь! Как только получу счет, я быстро соберу визы и передам в бухгалтерию! Так что?

Павел медлил, а потом предложил:

Давайте начнем с чего-нибудь простого, например, ручки с логотипом! Посмотрим друг на друга!

Марина согласно кивнула:

— Хорошо! Посмотрим друг на друга! Заказ на канцелярку готовы разместить на следующей неделе!

На этом расстались. Павел понял, что надо что-то предпринимать. «Предприниматель!» — иронично подумал он про себя.

Кредит брать не хотелось — сделка с соками отбила желание. Тогда заемные средства были получены без залога, банковской гарантии, но под 198 %.

Павел на курсах английского языка, которые проходили в здании Внешнеторговой организации, познакомился со своим ровесником — Андреем. С ним сразу сложились теплые отношения: если кто-то из них отсутствовал — обменивались материалами пропущенных уроков. Тогда Андрей оформлял документы для регистрации банка. Попытка Павла заняться продуктами питания привела к нему, и тот под честное слово Павла одобрил кредит.

Перед глазами Павла всплыла картина. Когда кредит был погашен, вместе с Ольгой Евгеньевной они приехали в банк — закрывать конечные документы. Заглянули в кабинет Андрея, тот священнодействовал: подписывал бумаги, стучал печатью и попросил побыть в приемной.

Дальнейшее происходило как-то буднично. Ожидая, они обратили внимание как из коридора появились три верзилы в коже с маленького роста человечком. Приблизившись, они отодвинули девушку-секретаря, открыли дверь и вошли вовнутрь, а минут через десять спокойно покинули помещение. Когда Павел с Ольгой Евгеньевной вновь попали в кабинет, Андрей судорожно пил воду и потухшим голосом сообщил, что теперь подпись его нелегитимна, печать отобрали, и он — не Председатель правления банка.

Путь лежал на Леонтьевский переулок в особняк Морозова. Здание на манер терема в псевдорусском стиле и пристроенное позже крыльцо с колоннами-бочонками местами осыпалось штукатуркой. Плачевный вид огорчал, поскольку в этот год — год 50-летия кончины Сергея Тимофеевича Морозова, основателя коллекции, открывшего публике первую русскую матрешку, было принято Решение о воссоздании Музея народного искусства. Среди предметов резьбы и росписи по дереву, керамики и вышивки на втором этаже несколько комнат арендовал Кыжьянов Юрий Леонидович.

Высокий, худой он увлекался по моде того времени большим теннисом. Его отец был военнослужащим, и родился Юрий Леонидович после войны в Восточной Германии, где долго жил, но школу заканчивал в Москве. Он владел немецким языком, и после института бывал на «родине». Кыжьянов говорил тихо, приветливо, располагая к себе собеседника, любил вставлять в речь присказки, каламбуры.

Прижилось другое название особняка — Музей народных промыслов. И в начале разговора на вопрос: «Как дела?», Юрий Леонидович обычно реагировал: «Промышляем потихоньку!».

В начале 90-х Кыжьянов стал завозить из Германии письменные принадлежности. В городе Химки организовал склад и скромное (несколько станочков) производство по нанесению методами тампопечати и лазерной гравировки логотипов на предметах.

Самую большую из арендованных комнат он обустроил, как модно было говорить, в шоу-рум — демонстрационную, где в шкафах с внутренними зеркалами были представлены образцы канцелярки, а рядом, взгляд обязательно задерживался, стояли теннисные ракетки в чехлах с надписями «WILSON», «HEAD». В этой комнате Юрий Леонидович и проводил переговоры.

Павел не раз приезжал к Кыжьянову. Несколько сделок было реализовано. В последнее посещение, а руководитель фирмы «ЛЕВАП» был с Татьяной Петровной, когда та извиняющимся тоном произнесла, что заказ маленький, Юрий Леонидович сакраментально ответил:

— Курочка по зернышку клюет и сыта бывает!

Кыжьянов за столом сидел напротив, держал типографским способом напечатанный синий прайс-лист немецкой фирмы, прикрывая его от посторонних глаз, и озвучивал цену в долларах интересующей позиции. Внезапно его отвлекли в соседнюю комнату, и Павел, под неодобрительные взгляды Татьяны Петровны, руководствуясь известной мудростью преферанса «Сперва посмотри карты соседа — свои всегда успеешь!», бегло ознакомился с синим материалом. Оказалось, что цены указаны в дойч-марках, тогда один американец котировался к двум немцам, прайс-лист был публичным, а это значит, что заложена существенная скидка. На первой встрече Кыжьянов не без гордости упомянул, что представляет интересы ряда немецких фирм.

— Курочка клевала по-крупному!

Заказ, действительно, был маленький. Павел мягко стал опускать цены и, увидев, что Юрий Леонидович морщится и не охотно идет навстречу, это запомнил.

Павел все продумал. Получив козыри в руки, он, как хорошо экипированный войн, бросился в атаку. Обменявшись традиционными приветствиями, руководитель фирмы «ЛЕВАП» порадовал визави большими объемами заказываемой продукции до конца года, предположил, что в ценах партнера «жирок» значительный, заверил, что если будет дана скидка в 20 % от публичного прайс- листа, то торговаться больше не будет и попросил отгружать товар на условиях постоплаты. В конце монолога он поделился новостью, что Валерий Иванович, которого Кыжьянов знал по выставкам, начинает заниматься подобной продукцией, но Павел хотел бы продолжить сотрудничество.

Возможно, у Юрия Леонидовича было хорошее настроение, и он согласился.

Павел возвращался в офис с чувством победителя.

Павел сидел и размышлял о супружеской жизни, не о сексуальной составляющей, а о сосуществовании двоих рядом. Неужели, это постоянная борьба за доминирование? Может быть хорошо, когда жена — домохозяйка?

Вот Алексей пытался посадить супругу за руль, но та в одной из первых поездок, заворачивая на стоянку к магазину, перепутала педали и на скорости задела одну из машин. Все обошлось без серьезных последствий, но Алексею пришлось сглаживать конфликт за две тысячи долларов. По тем временам — немалые деньги! На водительское место она больше не садилась, а Алексей в супружеской жизни стал лидером в семье!

У Степы — жена трепетно следила за собой. Салоны красоты, модная одежда. Бесконечно листала журналы «Vogue», «Elle», «Bazaar». Она слышать не хотела, чем занимается муж. И не дай бог, он дома по телефону начнет обсуждать бизнес-вопросы. Скандал! Для нее Степа — финансовый добытчик!

Шурик просто подавил жену. Та о себе отзывалась: я — домашняя! Никогда не привлекая мужа, безропотно готовила, убирала квартиру, стирала, гладила, встречала и была довольна жизнью. «Концерты» в семье случались, особенно, когда Шурик «переберет»!

Во всех семьях — дети, что, конечно, повышало ответственность и связанность мужской половины.

А у Павла жена: золотая медаль в школе, красный диплом в институте, защитила диссертацию. Всегда — первая! Жена работала начальником отдела. Казалось, за день она должна устать командовать подчиненными, но, к сожалению, для Павла, продолжала дома. В обсуждении любого вопроса, пусть мелкого, бытового, последнее слово должно быть за ней, постоянно учила тому, что он сам не плохо знал. Одна из сторон диалектики супружеской жизни — изнуряющая борьба противоположностей захлестывала так, что о единстве неделями и речь не шла.

Мысли вернулись к сексуальной стороне супружества.

Алексей считал, что мужчина по своей природе полигамен. В отпуск он уезжал в горы кататься на лыжах, и там, судя по некоторым репликам, отрывался по линии прекрасного пола.

Степа, ценивший машины, рестораны, изысканную еду, к адюльтеру относился как к продолжению получения удовольствия.

Шурик не мог пройти мимо любой женской оказии, полагаясь на свое обаяние. Уезжая прошлой осенью с другом по даче в Сочи, он услышал от жены ироничное предложение взять с собой презервативы.

Павел стал вспоминать дальний круг друзей и знакомых.

Валерий Иванович, с производства которого он забирал календари, ежедневники, визитницы, жил на две семьи. В молодости сочетался браком с дочерью крупного чиновника. В ближайшем Подмосковье на участке, доставшемся по наследству жене, он перестроил дом в трехэтажный особняк, где и проживал с супругой. Чтобы та не скучала в ее распоряжении была машина с водителем. Позднее на работе завел пассию, брал с собой в командировки, купил квартиру. Когда она родила сына от него, Валерий Иванович продолжал заботиться о них, возвращаясь в Подмосковье. «Ничто не укрепляет брак как совместная собственность!» — как-то заметил он.

В памяти Павла всплыли более экзотические, на его взгляд, варианты.

Один его школьный друг, сидели за одной партой, женился в институте — Павел был свидетелем на свадьбе. Окончив медицинский ВУЗ, защитив кандидатскую, докторскую диссертации, он быстро поднялся по карьерной лестнице, став главным врачом больницы АЭРОФЛОТА. Несколько лет назад школьный друг ушел из семьи к другой женщине, а весной, наверное, с целью снова засвидетельствовать событие, пригласил Павла с женой в ресторан ЦДЛ, где он, в отдельном кабинете на антресоли, отмечал воссоединение с любимой супругой.

Другой друг детства, преуспевающий издатель журналов, женился как «честный человек» после института. В разгул предпринимательства дела по бизнесу резко пошли в гору, и он резко пытался два раза «свить новое гнездо», но возвращался в «родную гавань».

Павел не понимал, как можно было «Уйти, чтобы остаться! Уходишь — уходи!». Как будто страждущий припадал к бутылке, пил из горла крупными глотками, захлебывался — попало «не в то горло!», ставил ее на стол, отдыхал и потом продолжал утолять жажду жизни маленькими порциями, наливая в привычную посуду.

Павел задумался: «Может где-то и существует «лебединая» верность?»

Позвонил из дома Шурик и доложил, что сдал заказчику ручки, зажигалки. И пока он рассказывал подробности, Павел вспомнил поездку на юг сапога Италии, как в машине на обратном пути Сгуэра учил простейшим фразам по-итальянски, а сам пытался произносить тоже самое по-русски. Похвалить по-итальянски: «Tu sei bravo!». Микеле с ударением на первый слог повторял: «Ты — молодец!».

— Ты — молодец! — по-микеленому похвалил Павел.

— Да, не красна девица! — подыграл в ответ Шурик.

Павел маялся в опустевшем офисе, ждал. Наконец, от охраны сообщили, что подымается гость. Владимир Витальевич вошел в помещение фирмы «ЛЕВАП», равнодушно огляделся, и они сели за двойной стол.

— Хотел бы поблагодарить вас за доверие! Заказ был не маленький! — начал Павел.

— Да, и вы сработали отлично! К требуемому сроку, вовремя и к продукции нет нареканий! — прозвучало в ответ.

Обменявшись любезностями, после паузы руководитель фирмы «ЛЕВАП» поинтересовался:

— А вы следите за новинками автомобилей? Специализированные журналы просматриваете?

— К сожалению, не получается! Забот много! Но машины — интересная тема!

Павел понял, что в «тему» вошли и со словами: «Это мои обязательства!» — положил перед замуправляющего журнал «За рулем!» с КЭШБЭК.

Визави молча перелистал, вынул конверт и переложил во внутренний карман пиджака.

Чтобы закрепить «дружбу» с Заказчиком, Павел предложил:

— Может быть по рюмочке коньяка?

Владимир Витальевич словно предчувствовал продолжение, согласился:

— Дела все сделаны, водителя отпустил, поэтому не против!

В сейфе для важных событий была бутылку армянского, но больше ничего кроме плитки шоколада.

Владимир Витальевич был оживлен, сыпал анекдотами, рассказами по случаю, а хозяин поддерживал беседу. Вместо «по рюмочке» выпили всю бутылку.

В машине, планируя, что довезет до ближайшей станции метро, а она была рядом, Павел услышал от довольного Заказчика: «На Стромынку!» и не посмел отказать. Улица Стромынка находилась на другом конце Москвы в Сокольниках.

Ближе к полуночи Павел возвращался домой. С включенными габаритами, ближним светом, с пристегнутым ремнем, не превышая разрешенной скорости езды по городу он, стараясь держаться среднего ряда, миновал Большой Каменный мост. На Большой Якиманке сразу три машины тормознул жезлом гаишник.

Когда Павел покинул машину, к нему подошли трое: лейтенант и два сержанта. Старший попросил предъявить права, а затем тихо предложил:

— Если не хотите неприятностей, каждому по двести баксов!

У виновного с собой такая сумма была, но денег было жалко:

— Да я только пробку понюхал! — возмутился Павел.

Документы на вождение машины были в руках лейтенанта, и он показал на белый рафик, куда следует пройти. Двое из остановленных из него вышли и уехали.

Проверка на наличие алкоголя в организме показала многократное превышение нормы, и сопровождающий заключил:

— За руль вам садится категорически запрещено! Машина на эвакуаторе поедет на штрафстоянку!

— А откуда я ее заберу? А документы? — пролепетал виновный.

— Из Солнцево, адрес такой-то. С завтрашнего дня документы будут находиться в отделении ГАИ, Косыгина, 18. Там получите квитанцию на оплату штрафа, а для того, чтобы могли перегнать машину- вот ваше «Временное водительское удостоверение» с баллами за вождение в нетрезвом виде! — ехидно проинструктировал лейтенант.

Был третий час ночи. Метро закрылось. Подъехал эвакуатор, и машину подняли. Павел бросился к водителю:

— Друг, какой дорогой едешь в Солнцево?

И, получив в ответ направление, напросился в кабину. Около Дворца Пионеров сошел. До дома мамы было недалеко.

Утром Павел был на штрафстоянке. Оплатив немалую (!) сумму за пребывание там машины, он сел за руль и отправился на улицу Косыгина. В отделении ГАИ милая женщина-прапорщик, выписывая квитанцию потерявшемуся виновному, участливо поинтересовалась:

— Первый раз? Советую принести на комиссию, а она будет на следующей неделе, положительную характеристику с места работы!

Неделя пробежала быстро. Павел не афишировал случившееся. Слова прапорщика обнадеживали, и он думал, что «все образуется», правда, как «образуется» не предполагал. Оплатив не малый (!) штраф и подготовив положительную характеристику на бланке фирмы «ЛЕВАП» с печатью, Павел в назначенный день томился в коридоре отделения ГАИ. Народу было много и топтаться пришлось два часа. Сама процедура заняла несколько минут. Председатель комиссии по рассмотрению случаев езды в нетрезвом виде принял от виновного квитанцию с отметкой об оплате, характеристику и задал только один вопрос:

— Первый раз? — и, получив утвердительный ответ, огласил вердикт. — Для первого раза — лишение водительских прав сроком на один год!

Павел вышел из помещения ГАИ в шоке!

Павел сел за руль. У него осталась именная картонка — временное водительское удостоверение, с которым можно было водить машину до одного месяца. Без предварительного звонка он направился к гостинице «Молодежная». Степа обычно в середине дня находился в офисе.

Друг пребывал в приподнятом настроении:

— Получил факс — сестра родила сына! Роды прошли не просто, но вес, рост — все в порядке!

У Степы была троюродная сестра, младше на год. В школе все летние каникулы проводили на даче под присмотром бабушек. Вместе играли, ссорились, влюблялись в юношеском возрасте, были «не разлей вода». У нее долго что-то не складывалось на личном фронте. А в конце года, когда над Кремлем поменяли красный, серпастый на триколор, она вышла замуж за американца и улетела.

— А где она там живет? — с мыслями о другом, тем не менее, поинтересовался Павел.

— В штате Юта!

— Так в этом штате одни мормоны!

Штат Юта был известен тем, что значительная часть населения — мормоны. В столице штата, городе Солт-Лейк Сити, где жила сестра Степы, резиденты исповедовали свою веру, посещали мормонскую церковь. Но главной особенностью являлось многоженство, конечно, если мужчина в состоянии прокормить ораву жен и многочисленных детей.

— И сколько жен и детей у твоего дальнего родственника?

— Жен — три. От первой жены — трое, от второй — двое, моя сестра третья, ребенок — первый.

— Занимательная арифметика! Но твоя сестра может ее нарушить с появлением второго малыша!

— Вряд ли, ей под сороковник, первенец!

— Ну, в этой стране медицина продвинутая! А сам не хочешь слетать к сестре?

— Оформляли с женой визы в прошлом году. Ты не представляешь, какая в американском посольстве бюрократия! Куча документов потребовалось, даже снимки нашейнедвижимости прикладывал!

— Чем закончились твои страдания?

— Отказали без объяснения причин, пидеры!

— Степ! А ты смог бы иметь трех жен? — игриво продолжил Павел.

— Содержать финансово? Наверное, смог! Но любить надо одну женщину! — Степу потянуло в размышления о жизни.

У Павла в голове из песни «Лебединая верность» пропел Евгений Мартынов: «Ты прости меня, любимая, За чужое зло, Что мое крыло Счастье не спасло…».

Степа, заметив иронию в губах друга, вернулся с небес, где «искал подругу он»:

— Стараться надо любить одну и жить с одной!

И желая сменить тему:

— С чем нагрянул?

Павел, поведав о беде, спросил:

— Помочь вызволить «Права» можешь?

— Есть у меня один человечек, свой в высоких кабинетах на Садово- Самотечной.

— А что находится на Садово- Самотечной?

— Ну, ты — чукча, Госавтоинспекция! Так вот, он сейчас в отъезде, скоро будет. Я переговорю с ним. Ну, а ты, советую, параллельно ищи другие варианты. Если найдешь, позвони, чтобы я не терял время. Понял?

Заскочив на работу, Павел устремился в салон «Интеробувь».

Ошарашивая посетителей, Алексей вышагивал в костюме капитана 1ранга Военно-Морского Флота Российской империи.

— Только что привезли из ателье, не мог отказать себе примерить! — увидев немой вопрос, ответил тот Павлу.

Одежда черного цвета скрадывала начинающую полнеть фигуру Алексея и поражала. Двубортный сюртук на пять металлических пуговиц по борту с вышитыми золотом якорями на рукавах. На плечах также золотом изумительно играли погоны, контрастируя с белым треугольником рубашки и галстуком. Брюки были заправлены в сияющие нетронутые сапоги. На голове была фуражка с лакированным козырьком.

— А где кортик? — придя в себя, спросил Павел.

Алексей пригласил в служебный отсек. В кабинете появились многочисленные в деревянных рамках восхваления. На стене за креслом хозяина висели: «Прорыв года» Правительства Москвы, Почетная грамота «Заслуженный предприниматель», Почетная грамота Торгово-промышленной палаты, но больше всего Павла впечатлил Почетный диплом профессора Международной академии Сан-Марино.

— А кортик будет! Работаем над получением разрешения на хранение и ношение! — ответил Алексей и продолжил. — Завезли «последний писк» мужской моды из Италии! Тебе, как другу, будет хорошая скидка!

— Спасибо! Я не за этим! Жаль, что не вижу на стене Почетной грамоты МВД!

— А тебя это волнует? — усмехнулся хозяин.

— Волнует! — И Павел рассказал с чем пожаловал.

Пока Алексей внимательно слушал, Павел, в одной из пауз, вставил:

— За профессора мог бы проставиться!

Друг вздохнул:

— Плохо, очень плохо. На «пьяной» комиссии был, значит, ты в информационной базе! Нельзя было пораньше сказать, не доводить до комиссии? Я бы на уровне района все решил — отделался бы штрафом!

— Леш! Я могу с временным покататься какое-то время, но не год!

— Ладно, подумаем! Пойдем кофейку выпьем!

— Нет, спасибо, позвони если что!

Шурик задерживался. Он должен был утвердить персонализацию продукции у Заказчика. Тогда электронная почта не существовала, по факсу информация искажалась, поэтому сотрудники создавали на компьютере оригинал-макет размещения логотипа на предмете, указывали при необходимости пантон- цифровой номер цвета, и дискета вместе с бумажной распечаткой передавалась на согласование.

— Владимир Витальевич попросил оставить! — появившись, доложил Шурик.

— А когда можно будет забрать? — уточнил Павел.

— Или к концу дня, или завтра! — и, расположившись за рабочим местом, озабоченный друг взял чистый лист и что-то своим размашистым подчерком написал, перевернул и прижал папкой.

— Можно с тобой выйти — переговорить? — попросил Шурик, заметив внимание сотрудников.

В прогулке вокруг здания он поведал:

— Я написал заявление об уходе по собственному желанию. Я долго ждал это место. Пойми! От такого предложения не отказываются!

— И что за предложение? — Павел был ошеломлен.

— Приглашают заместителем директора крупного павильона ВДНХ. Стабильный хороший оклад. Рядом с домом!

Выставка Достижений Народного Хозяйства, ВДНХ, переименованная в ВВЦ, Всероссийский Выставочный Центр, превратилась в большой базар. Появилось огромное количество торговых палаток, павильоны сдавали площади, в выходные дни — толпы народа, мусор, грязь.

— И какие будут твои функциональные обязанности? — новость неприятно шлепнула Павла и отползла.

— Основная обязанность — работа с арендаторами! — лукаво ответил Шурик. — Сегодня — четверг, а мне надо выходить с понедельника!

— Ладно! Только с тебя подписанные Владимиром Витальевичем оригинал-макеты! — Павел помедлил и добавил. — И передашь ему кое-что!

С плохо скрываемым сарказмом Павел оборвал разговор:

— Тебе не привыкать быть почтальоном!

Вернувшись, Павел на своем «насесте» подписал заявление, тихо открыл сейф, пересчитал купюры с портретом Бенджамина Франклина и вложил в конверт. Договор был не закрыт, сумма не большая, а Павлу хотелось форсировать дальнейшее сотрудничество. В нерешительности выждав, он провел губами по внутреннему краю клапана, поместил конверт в журнал «За рулем!» и завершил первую часть операции «КЭШБЭК».

— Владимир Витальевич увлекается автомобилями! Просьба, передать при встрече! — вручая Шурику журнал, Павел акцентировал его внимание на заложенный внутри предмет.

Удрученный Шурик молча кивнул, что понял.

Щелкнул селектор, и Павел услышал обращение секретаря Первого:

— Через пять минут оперативное совещание! Ненадолго!

Павел без энтузиазма, обращаясь к сотрудникам, посетовал:

— Это до конца дня!

Неожиданно позвонил Владимир Витальевич, сказал, что подъедет после работы. Подарочная продукция к профессиональному празднику была сдана давно. Павел сам отвез несколько коробок, поэтому допустил, что речь пойдет о новом заказе.

Он приветливо встретил замуправляющего. Расположились, как обычно, за двойным столом. Хозяин выставил коричневато-дымчатую посуду, банку растворимого кофе, печенье. Сейф был, как никогда, пустой: ни денег, ни коньяка. Павел в шутку заметил, что более существенное не предлагает.

— И правильно! — среагировал Владимир Витальевич и не без гордости объяснил. — Я купил новую машину, обкатываю, сам за рулем к вам приехал!

— Какую, если не секрет?

— Nissan Maxima — представительского класса!

— Алкоголь за рулем противопоказан! — резюмировал опытный Павел. — Конечно, спиртное в компании, к хорошему столу, без поездки потом на машине, в умеренных количествах, говорят, полезно — стресс снимает!

— Да, вы правы! Но алкоголь может быть полезен не только в этих случаях. Я знал одного начальника вычислительного центра министерства, который выписал под «протирание» импортной ЭВМ такое количество спирта, что во время перестройки и «сухого» закона, приторговывая им, после построил себе неслабый особняк. Женился в третий раз на молодой!

— Это прекрасно, когда у мужчины есть интерес к жизни! Главное — знать меру! У меня был знакомый — успешный бизнесмен «с тонкой душевной организацией». Когда он много выпивал, то начинал повторять как мантру: «У меня в жизни было четыре любимых женщины!».

Посмеялись. Павел налил себе вторую чашку кофе, а гость отказался.

— Подписали письмо о переводе. Послезавтра улетаю на две недели в отпуск. По возвращению — на новую работу! — проинформировал Владимир Витальевич.

— Куда переходите? Куда в отпуск? — спокойно продолжил беседу Павел.

— В некотором роде повышение — управляющим делами крупной нефтяной компании. Прихожу в период становления, дел — «непочатый край»! А улетаю на Кипр!

— Кипр! Сейчас там — бархатный сезон! Помню, во времена круиза по Средиземному морю в 1985 году наш корабль зашел на один день в порт Лимасол. Октябрь. Я был с женой. Повезли нас на автобусе смотреть достопримечательности. В Никозии — обед. Подали местное вино в графинах. В нашей стране — «сухой» закон, а тут — без ограничения! Официанты только успевали вновь наполненные сосуды приносить. Наши туристы так дорвались, что некоторые полезли в одежде в бассейн отеля «Хилтон», там у нас обед был. Кстати, хозяин сети отелей «Хилтон» — мормон! А мормоны, в основном, проживают в американском штате «Юта»! — стрекотал Павел.

В этом месте Владимир Витальевич аккуратно прервал рассказчика:

— Что-то я не вижу на столе журнал «За рулем!».

На Павла напало оцепенение.

— А разве вам не передали?

— Нет!

Павел судорожно соображал, что делать и где взять деньги:

— После вашего возвращения, встретимся, и я все отдам! — суетливо начал он.

— Дорога ложка к обеду! Уверен, что наши пути больше не пересекутся! — поднимаясь из-за стола, твердо заявил Владимир Витальевич.

Павел не успел попрощаться, как дверь за ним закрылась.

В понедельник с утра Павел мчался на машине. Диалектического единства с женой не было больше недели, и при мысли о встрече с Ирой вожделение являло различные интимные положения с желанной хозяйкой. Он так увлекся, что в какой-то момент опасно сблизился с бортом грузовика. Водитель из кабины покрутил пальцем у виска в его адрес.

Ира открыла дверь. Ее сияющие глаза блестели от счастья. В проеме комнаты высунулась девочка — гадкий утенок. Хозяйка пригласила на кухню и налила кофе.

— Первые два урока — физкультура, потом — контрольная по математике! Надо подготовиться! — объяснила она присутствие дочери.

Павел сник. Закурили. Ира подбирала слова. Из комнаты школьница нетерпеливо напомнила о себе.

— Я — скоро! Начинай делать задачи! — и продолжила. — Помнишь, я рассказывала о зимнем лагере, где я влюбилась. Он развелся, приехал вчера, показал штамп в паспорте, сделал предложение, и я выхожу замуж!

Она глубоко затянулась и добавила:

— Да ты все равно не ушел бы от жены!

Выйдя из подъезда, Павел остановился и полез за сигаретами.

В этот момент от спортивной площадки прилетел футбольный мяч, с силой ударился о верх штыря арматуры, фиксирующей дверь, отскочил к ногам «героя-любовника» и начал сдуваться. Павел наблюдал за «собратом». Из того медленно выходил воздух, казалось, что мяч просто плакал, превращаясь в жалкую безделицу.

На кухне Павел стоял у окна. Улица была темна. Круглые плафоны фонарей желтым пробивали тусклый дождь. Подсвеченное здание МГУ казалось хрустальным, только шпиль был обрезан приплывшей тучей.

Павел неделю жил у матери. Что будет дальше не знал. Он достал из холодильника бутылку водки, налил рюмку, выпил.

Мама принесла лаковую шкатулку Федоскино и вынула два белых металлических крестика на цепочке.

— Это — твои!

Павел не знал, что был крещен, да еще два раза:

— А почему два крестика?

Мама рассказала. Жили тогда на Бакунинской улице. Недалеко в роддоме на Гастелло Павел появился на свет. Когда ее забрали, бабушка и тетя Дуся, родная сестра деда, поспешили в Елоховский собор, и в тайне крестили младенца. Роженицу не взяли, считалось, что до сорока дней она «нечистая». Вернулись с крестиком и именем апостола.

— Как удалось крестить так рано, обычно это делают после тех самых сорока дней? — удивился сын.

— Так тетя Дуся служила в храме у иконы Николая Чудотворца, была своя и договорилась с батюшкой!

— А второй раз зачем?

— Дед вернулся после командировки, возмутился что раньше положенного срока сделали и настоял, чтобы все было, как у людей, после сорока дней!

— Дед был членом КПСС и так ревностно следовал канонам?

— Да, тетя Дуся все растолковала, но он так долго возмущался, что она снова договорилась в церкви!

— А как второй раз крестили? Имя было присвоено, запись, наверное, в церковной книге была?

— А что они там в церкви сверяют? Тетя Дуся, мать Авдотья, всем заправляла!

— А «крестные родители» были?

— Нет, мы и отцу твоему, а он в это время партийной работой на Урале занимался, не сообщили. А то не миновать скандала!

— Ни «крестного» отца, ни «крестной» матери, значит, я — «крестный» сирота! — в шутку заключил Павел открывшиеся обстоятельства.

В начале декабря обильно выпал снег. Потом плюс, и под ногами была жижа. Туча сползала со шпиля сияющего Университета. Павел выпил еще водки.

Мысли вернулись к дедушке. Главным увлечением его было собаководство. Во дворе дома, а было печное отопление, между поленницами дров была сделана конура, где жила Лайма, овчарка восточно-европейской породы. Любящий дедушка решил поставить внука на лыжи, а для упрощения учебы использовать овчарку в качестве тяговой силы. В воскресенье вместе с Лаймой они спустились по Малой Почтовой улице в Лефортовский парк. Собака была дрессированной, но не ездовой. Когда хозяин надел на нее упряжку, Лайма, помахивая хвостом, занервничала. Пятилетний Павел был помещен в крепления лыж, и в руки его опытный кинолог вручил постромки. Прозвучала команда, овчарка рванула, и Павел сразу нырнул головой в снег. Разбив губу о ледяную кромку, «горе-лыжник» долго рыдал. Снег жег лицо, в рту был сладкий привкус крови, и Павлу было очень жалко себя.

Павел налил еще рюмку, но пить не стал. Мама не одобряла, но он закурил в помещении. Скоро праздник — Новый год. Вспомнил из детства другой праздник — 1 мая.

Бабушка дала какую-то мелочь, и он побежал к метро «Бауманская». По воскресеньям и праздникам около входа стояли бабульки в валенках с калошами, телогрейках с повязанными крест на крест пуховыми платками и продавали нехитрые на резинке забавы: глиняных раскрашенных обезьянок и разноцветные мячики, набитые опилками и обернутые черными нитками. Обезьянка потешно дрыгалась, а мячик можно было запускать на небольшое расстояние, и он возвращался в руку.

Когда радостный Павел спешил домой с драгоценностями, на полпути встретились трое ребят постарше. На требование отдать им игрушки, он ответил отказом, за что был избит. Без обезьянки и мячика он вернулся в слезах: ни столько от боли, сколько от обиды.

Павел выпил налитую водку. Сталинская архитектура завораживала. Он вспомнил, что дом детства теперь памятник архитектуры «Палаты Щербакова». Согласно легенде, там останавливался император Павел Петрович со свитою по дороге в Измайлово. Маленький Павел об этом не знал, но был любознательным мальчиком.

Рядом с домом детства стоял неказистый овощной магазин. Во двор завозили товар, там же стояли облитые рассолом кадки с квашенной капустой и солеными огурцами.

Мама купила сыну светло-серое букле пальто, и Павел в обновке и берете вышел гулять во двор. Его внимание привлекла ближайшая бочка. Она была почти вычерпанной, но на дне среди разбухших, ржавых плодов плавал длинный зеленый пупырчатый огурчик. Павлу захотелось сделать для мамы приятное. Никого вокруг не было и, он, установив несколько пустых дощатых ящиков друг на друга, полез вовнутрь доставать красавца. Прижавшись телом к стенке, добытчик тянулся рукой до тех пор, пока не схватил целевой огурец. Но упала в рассол беретка, и надо было спасать головной убор.

В итоге он, как сказала позже бабушка, уделался так, что пальто приобрело гнусно-ржавый цвет. Берет был мокрым и соленым. Все пришлось стирать. Дедушка распоясал ремень, но не стал трогать любимого внука, оплакивающего свою судьбу у мамы в коленях.

Павел выпил еще. Университет стал подрагивать и искриться, и он понял, что пора идти спать.

День начался не плохо. Степа порадовал, что срок скостят вдвое. Человечек решил вопрос на Садово-Самотечной, и скоро можно будет получить «Права». Хлопоты стоят пятьсот (!) баксов, а когда Павел вернет документы, надо будет «накрыть поляну» и передать гонорар. Виновник хлопот продолжал пользоваться машиной, проставляя ежемесячно в картонке то синей, то черной пастой баллы за якобы нарушения, но понимал, что рискует.

На «насесте» зазвонил телефон, и Павел первый поднял трубку.

Марина взволнованно выложила, что, наконец, все согласовали и надо освоить бюджет. Она быстро перечисляла позиции и тиражи.

— Марина! Когда сдавать?! До Нового года осталось две недели! — успел вставить Павел.

— Надо успеть! Цены мы не «прессуем»! — услышал он в ответ, и она добавила. — Если что-то не поставите по мелочи, довезете после праздников!

Положив трубку, Павел понял, что времена алжирского контракта возвращаются и жизнь продолжается.

Б е л ы е с т о л б ы

Желтый липкий свет торшера раздражал. Вместо того, чтобы «заняться делом» Валера пригласил каких-то девиц и накрывал стол. Накрывал — это громко сказано. Самое главное, в центре стояли две большие в оплетках бутылки кубинского ликера. 60 градусов — это серьезно! Витя начал завоевывать одну из них, напевая Клячкина, цитируя Маяковского и вдруг бесцеремонно, повернувшись к одной из девушек, спросил: «А можно я поцелую тебя в ушко?».

Как же быстро летит время! Казалось, только вчера играли в корабли из пластилина. Теперь эта игра — имитационное моделирование морского сражения двух группировок кораблей. А моделирование требует новых знаний и является серьезным делом. И как бы подтрунивая над собой и другими заботами, мы говорили: «Пора заняться делом!». «Заняться делом» — это выбиралось время, театр действий, необходимо было понять какой флот в твоем распоряжении, только потом можно было перейти к конкретному сценарию морского боя. Была проделана и продолжалась кропотливая работа в библиотеке им. Ленина по переводу на кальку схем кораблей из специальных справочников, разработаны были таблицы пробиваемости брони кораблей в зависимости от калибра снаряда и расстояния стрельбы. Прижился свой язык, на котором мы щеголяли: дредноуты, кильватер, кабельтов и пр.

Сама игра заключалась в следующем. На миллиметровке точками обозначалась эскадра кораблей. Траектории их маневров в масштабе отражались на бумаге карандашом согласно выпавшей комбинации игральных костей. Игроки делали ходы, то есть бросали кости, по очереди. Эскадры противников сближались, начиналась стрельба. Место попадания снаряда в цель кости показывали в трехмерном измерении: отсек, место палубы, высоту попадания снаряда. К этому дню было принято: начинаем «дело» — год 1904, русско-японская война: Япония — Витя, Вадим и Валера; Россия — Виталий, Володя и я.

И вот вместо того, чтобы «заняться делом», Виталий включил магнитофон, поставил катушку с «Beatles» и пошел танцевать с одной из девиц. Но несмотря на то, что песни «Beatles» очень нравились, меня охватила тоска: «Мне девятнадцать лет, а я еще ничего не достиг! Вот Володя окончил химфак МГУ, скоро защитится — видел его автореферат. Витя был в стройотрядах, стройотрядовская куртка в бесчисленных эмблемах и значках. Виталий закончил техникум, работает и учится на вечернем. У него свои деньги. А я?».

Из юношеского максимализма вернул Володя. Такое ощущение, что он сканировал мои мысли.

— Ты в шахматы играешь! Поэтому знаешь, что «цугцванг» — это вынужденная последовательность ходов! — под очками Володи сверкала гениальная идея.

— Так вот, на мой взгляд, положение «цугцванг» сложилось перед Цусимой. После того, как пал Порт-Артур и погибли корабли, стоящие там, отозвать эскадру Рожественского с половины пути означало отказаться от попытки выиграть войну, перерезав коммуникации Японии с Кореей. Но и продолжение похода приводило к проигрышу. Постоянные задержки эскадры Рожественского привели к тому, что японские корабли исправили все повреждения, а русские постепенно теряли боеспособность в изнурительном тропическом плавании при перегрузке кораблей разнообразными запасами.

— А могла бы русская эскадра обойти Корейский пролив, следуя к Владивостоку вдоль восточного побережья Японии? — поддержал я тему.

— Если предположить почти невероятное, что русская эскадра пробралась незамеченной вдоль всей Японии, то проход через Лаперузов или Сангарский пролив не мог остаться в тайне. Слишком малая крейсерская скорость русской эскадры обрекала ее на перехват японцами задолго до Владивостока. Кстати, ты закончил свои походы в Ленинку? Все скопировал? — и Володя направился на кухню.

Небольшая доза ликера ударила в голову, я сидел в кресле и вспоминал…

Три года назад. Начало лета. Из-за забора раздался знакомый свист, но я в этот момент сидел в «домике неизвестного архитектора», проще говоря в туалете. Через некоторое время свист с обидчивыми интонациями повторился, и я «пулей» понесся к калитке.

— Ну, что пойдем в Шебанцево? — спросил Витя. Ему очень не хотелось идти одному.

Я гордый тем, что он, старше меня на два года, приглашает с собой согласился.

Деревня Шебанцево расположена в трех километрах от нашего дачного поселка. Путь лежал через лесок молодых сосенок, потом через лес больших сосен, затем по укатанной пыльной дороге. Цель была — свалка! Но это была для нас не просто свалка мусора, а своеобразное поле чудес, куда свозили и сжигали отходы, брак от производства пластмассовых игрушек. Обычно не меньше часа мы бродили по пепелищу в поисках кабинок от самолетов, половинок от рулей катеров, кругов спасения, сигнальных огней в виде лодочек- ромбиков и других мелочей. Все цветное разнообразие можно было использовать в качестве плавсредств в нашей игре «Морской бой».

Всем известная игра «Морской бой» на бумаге, когда играющие по очереди «топили» корабли противника, а это были, вписанные в квадрат с координатами привязки, отрезки в несколько клеточек — «линкоры» или в одну клеточку «миноносцы», была в прошлом. Мы давно перешли к более развернутым битвам, которые или происходили в тазу с водой, или в водосточной бочке. Военными кораблями нам служили пластмассовые кабинки, рули, круги, ромбики. Все они были двух размеров: большие — это крейсера, маленькие — это миноносцы, которые мы запускали на воду и двигали тонкими деревянными прутиками навстречу подобному флоту противника. «Потопить» — это буквально пустить на дно «корабль» противника при столкновении. По правилам, победитель получал все затонувшие на дне тазика трофеи, но не редко мы обостряли нашу игру, устраивая сражения в воде водосточной бочки у кого-нибудь на участке. Тогда потери становились безвозвратными!

Друзей-участников в этой игре было четверо. А сейчас наступил момент, когда Вите надо было восстанавливать свой флот. Набив карманы пластмассовыми единицами будущей эскадры, мы тронулись в обратный путь.

— Слушай, а ты читал «Порт-Артур»? — вдохновленный добычей спросил Витя.

— Нет! А что такое Порт-Артур? — простодушно спросил я.

— «Порт-Артур», автор Степанов — это книга о Русско-японской войне. Война началась после того, как японские миноносцы внезапно атаковали русские корабли на рейде порта. Я думаю, что если мы будем играть в корабли с привязкой во времени, то это будет интересней! — размышлял Витя.

Внезапно усилился ветер, исчезло солнце, посыпались крупные капли дождя. Мы дернулись бежать, но скоро поняли — бесполезно! Вода лила стеной. Чем хорошо лето — дождь быстро кончился! Кеды были полные воды, штаны, а это были из тонкого материала с заклепками «техасы», и рубашка липли к телу. Пыльная дорога превратилась в глиняное месиво.

Когда мы добрались до территории дачного поселка и стали подниматься снизу к нашим домам, то вдруг услышали:

— Смотри! Две мокрые курицы! — насмешливо бросила нам девчонка с гордо выпрямленной спиной из-за забора, с которым мы поравнялись. В руках у нее была ракетка для бадминтона.

— Чей это голос? Ты знаешь? — спросил Витя.

— Да это — Аленка! Рядом с ней — Анечка! Моя сестра с ними в бадминтон обычно играет! — пояснил я.

Ближе к вечеру появился Витя. В одной руке он держал книгу Степанова «Порт-Артур», а в другой — корабль, выполненный из пластилина.

— Броненосец «Петропавловск»! Как тебе? — любуясь своим творением, спросил он.

Каждое лето на даче царил «культ личности сестры Кирочки». Кира приходилась мне троюродной сестрой и была младше на год. А от ее бабушки, родной сестры моей бабушки, я постоянно слышал:

— Почему ты сорвал две самые спелые клубники? Ты же — мальчик, а мальчик должен уступать! Почему ты забрал последнее печенье? Ты же — мальчик! Ты должен думать о сестре! Почему ты не проверил, накачены ли шины велосипеда Кирочки? Ты же — мальчик и старше! Поэтому должен заботится о ней!

Моя бабушка, в свою очередь, заступалась:

— Да на грядке полно красной клубники! Видно проголодался! Вот и схватил что под руку попалось! Да если бы она попросила, подкачал бы он, конечно!

Две властных женщины, две родных сестры из-за внуков вынуждены были сосуществовать в одном доме на шести сотках. Бабушка Кирочки, на правах хозяйки дачи, приняла на себя заботы об участке. Она любила планировать грядки, дорожки, подстригать кусты и деревья, собирать ягоду. Моя бабушка, а она была старше на два года, целый день у плиты хлопотала о завтраке, обеде и ужине. Когда в субботу, а выходным было только — воскресенье, приезжали мужчины-деды, то хозяйка озадачивала или копанием грядок, или косьбой. Мои родители появлялись редко. Бабушка считала, что пусть хоть лето поживут в свое удовольствие. Мама Кирочки, о которой говорили, что она ненадолго сходила замуж, также почти не бывала.

До дачного поселка добирались от станции «Белые столбы» Павелецкого направления Московской железной дороги. Такое название появилось из-за высоких белых столбов, которые были установлены на месте будущей станции, чтобы ориентироваться на них при вырубке просеки для прокладки полотна дороги. Каждую субботу после обеда, а затем по пятницам на опушке возвышающегося небольшого березового леска, называвшегося «бугром», собирались ребята, встречающие своих с электрички.

С криком: «Дедуленька!», — Кирочка бросалась на шею дедушке, а он, довольный, урчал: «Моя любимица!», обнять не мог — руки были заняты сумками. Дедушка Кирочки был полноватый, среднего роста, c гладким сияющим черепом, мясистыми щеками и носом. В широкополой шляпе он очень напоминал мафиози итальянского происхождения. Наличие хорошо отчерченного животика выдавало в нем начальника. Несмотря на неприступный вид, он был добрейший человек. Про таких говорят, «что мухи не обидит!».

Я, конечно, своего дедушку тоже любил, но встречал не так экспрессивно. Первый вопрос, который я от него слышал: «Ну, как тут у вас все? Все помаленьку?». Дедушка был ближе к земле, коренастый, с обветренным красноватым лицом и зачесанными назад редкими волосами. По образованию геодезист-картограф он за свою жизнь прошагал не одну сотню километров, обладал крепкой рукой, мог отбить косу и накосить сена, мог поправить печку, мог для доходчивости употребить крепкое словцо. Я принимал от него часть поклажи и тащил на участок. Вечером обязательно было застолье. Хозяйки хлопотали перед кормильцами.

Бабушка Кирочки обращалась:

— Рыженький! Ты бы посмотрел козырек над крыльцом. В дождь — протекает! Рыженький! Ты бы подточил штыковую лопату, копать будет легче! Рыженький! Ты бы слазил на чердак. Там ночью слышала писк, может летучие мыши завелись?

Мой дедушка, поднимая рюмку, не без удовольствия отвечал:

— Да, приехала не «Служба быта», а «Служба ты бы»!

Обычно в выходные дни мы старались быть вместе с приехавшими родными. А тут меня вдруг понесло на место наших сборищ к кольцам. Оставшиеся от рытья колодца несколько бетонных колец на границе дачного поселка и молодого леска сосенок были нашим любимым местом посиделок.

Там Виталий, перевернув велосипед на «попа», крутил заднее колесо и внимательно его рассматривал.

— Да, «восьмерка»! — подтвердил свое предположение он, вздыхая.

Виталий вытащил из кармана мел, стал опять крутить колесо и медленно подводить мелок к ободу. Мел чиркнул по краю выпуклости «восьмерки», а затем определилась и вся область искривления.

— Не хочется снимать шину. А для исправления «восьмерки» с регулированием спицами это необходимо. Попробуем по-простому! — Виталий приставил колено к самой выпуклой области и стал давить от себя.

— Помоги! — обратился ко мне.

Он поставил колесо вертикально дефектным участком вверх. Я прижал его к земле, а Виталий снова коленом начал давить на обод.

— Кажется, получилось! — он вставил колесо назад в раму. — Да, покатал Аленку на багажнике, вот и «восьмерка»!

Сближение полов происходило постепенно. Помимо футбола, «кораблей» у нас была популярна игра в «истребители». Увлечение велосипедом, а у каждого он был, кроме Полины, появляющейся на велосипеде старшего брата с высокоподнятым седлом, привело и к дальним походам к деревне Данилово, и к игре, в которой участники двух команд начинали на площадке около колец кружить друг за другом. Преследование, вытеснение на кочки, затирание к забору продолжалось до тех пор, пока противник первый не касался ногой земли. После этого он считался «сбитым» и выбывал из игры. Победитель, а обычно это был Виталий — ловкий, с сильными руками, мог пригласить на багажник покататься девушку, которой он симпатизировал.

— Вот, держи! — и он протянул две мои красно-синие кабинки.

— Откуда мои любимые крейсера? Они же затонули! — удивился я неожиданному подарку.

— Утром заглянул в бочку. Вода там отстоялась и стала прозрачной. Я на конец длинной палки прикрепил хорошо размятый «до горячего» состояния кусок пластилина и этим щупом со дна достал много трофеев! — небрежно сообщил Виталий.

— С пластилином?! Вот здорово! Витя из пластилина вылепил настоящий корабль времен русско-японской войны! Представляешь! И предложил играть в пластилиновые! Ты как? Я предлагаю всем собраться и обсудить эту идею!

Самым ближним к нашему месту сборищ был дом Вадима.

— Давай встретимся через час «на кольцах»!» — предложил я ему.

Виталий на велосипеде направился к Вите, который проживал дальше всех «за бугром».

Я, Виталий и Вадим, оседлав кольца, как и договаривались, были в двенадцать — Вити не было.

— Ты его видел? Ты ему сказал? — нудил я минут пятнадцать Виталию.

— Ну, что ты не знаешь Витюню? — смущенно оправдывался Виталий.

Наконец, в дали показался силуэт Вити. Он что-то бережно нес в ладони левой руки. По-видимому, заранее все обдумав, Витя с ходу начал излагать:

— Пора отойти от этих детских забав в тазике с водой!

— И в бочке тоже! — поддакнул я.

— Надо взрослеть! Предлагаю играть в настоящие корабли! Вот я принес вылепленный броненосец! — он поставил его на оставшееся свободное кольцо. — Давайте разыграем Цусимское сражение. Оно будет в пятницу! Я и Вадим — японский флот, а Виталий и ты (он указал в мою сторону) — российский флот! — Витя всегда любил победителей.

Тут неожиданно прорезался Вадим:

— А какого размера лепить будем? Как маневрировать? Как вести огонь?

Виталий спрыгнул с кольца, нагнулся и поднял небольшой камушек. Раздосадованный тем, что очередной раз пришлось ждать Витю и тем, что тот даже не извинился, Виталий запустил камешек в броненосец и опрокинул его на землю.

— Что ты делаешь? А еще другом называешься! — Витя бросился поднимать свое творение.

Вадик часто выступал в роли миротворца. Вот и сейчас он, чтобы сгладить конфликт, предложил:

— Я думаю, что стрельбу надо делать комочками из пластилина в зависимости от калибра орудия. Когда комочек прилипнет к корпусу корабля, иголкой делать пробоину. Огонь торпедой — самый большой катушек! Я сегодня с родителями еду в Москву, в среду вернусь! Постараюсь сходить в библиотеку, поискать схемы кораблей русско-японской войны. Ну, чтобы размеры были в масштабе. Вить! Какие порекомендуешь книги смотреть?

— Первая: Цусима. Автор — Новиков-Прибой. Там должен быть список кораблей — участников сражения. Вторая: На «Орле» в Цусиме. Автор — Костенко. Там должны быть схемы кораблей, — примирительно озадачил Витя, отряхивая от земли и поправляя свой броненосец.

Оказалось, что мой дедушка остался на даче на неделю. У него накопились отгулы за его воскресные работы картографом в поле. Бабушка Кирочки обрадовалась и составила список дел, которые ему необходимо выполнить.

В понедельник я решил помогать ему во всем. И первое — это натаскал песок на грядки клубники. Куча с песком была за забором, ведра были тяжелые, но я зарабатывал себе имя «нужного и полезного» члена семьи. Потом я вызвался принести воды из колодца в бочки для вечернего полива. Колодец был на пересечении дачных улиц внизу, поэтому ведра с водой приходилось нести в подъем мимо соседних участков. Первые ходки прошли в каком-то возбуждении: радостно звякало пустое ведро о зеркало воды, быстро накручивалась цепь на ворот, ручка ворота только мелькала — двенадцать колец преодолевались быстро! После шести ходок стали ныть руки, но одна бочка уже была полна, оставалась — вторая.

— Передохни! Что-то ты рванул так! — посоветовал дедушка. Он возился с навесом над крыльцом.

Краем уха я слышал его ворчание о том, что придется ехать завтра в Москву, чтобы заточить рубанок, да и не хватало каких-то шурупов. У заднего забора участка стоял сарай и рядом небольшой верстак, на котором дедушка строгал доски. Я проявил интерес к его столярным работам, спросив под каким обычно углом затачивается нож рубанка. Мотивация моего рвения была простая. Я хотел, чтобы дедушка не забыл купить мне две коробки пластилина, а это совсем другого рода магазин — канцтовары, не там, где продавали шурупы.

Конечно, к пятнице ни русская, ни японская эскадры не были готовы. Вадим очень постарался, ездил на Арбат в «Военную книгу» и привез необходимые «методические пособия», но вернулся в четверг. Коробки пластилина лежали нетронутые, я не знал с чего начать! Наконец, получив на время книгу Костенко со схемами кораблей, мы с Виталием собрались у него дома на террасе и начали производственный процесс. Я с любопытством смотрел, а затем повторял, как он на стекле раскатывал пластилиновую заготовку, потом вырезал бритвой корпус корабля. С помощью воды, а иногда и слюней, ликвидировал отпечатки пальцев на палубе и начинал, используя маленький перочинный ножик и иголку, монтаж орудий и надстроек корабля. «Закладка» русской эскадры в составе: броненосцы «Император Александр 111» и «Бородино» состоялась!

К сожалению, в книге были только схемы российских кораблей. Поэтому Витя переименовал свой броненосец «Петропавловск» в японский «Микаса», а затем создал еще похожий броненосец «Сикисима». Руководствуясь схемой крейсера «Громобой», был вылеплен крейсер «Касуга». Подход Вадима был такой же и появились броненосцы «Фудзи», «Асахи» и миноносец «Чидори».

Лето набирало силу. Мы так увлеклись своим творчеством, что в один из дней Кирочка обронила:

— Впали в какое-то детство! Просто кружок лепки — умелые руки!

Она, Аленка, Анечка и старшая на два года Полина стали играть в бадминтон, нарочито громко смеясь, около нашего участка. Модница Анечка выделялась. Она появлялась в цвета морской волны юбке-клеш с разрезом, по верху которого были пришиты перламутровые пуговицы. Подсмотрев в польских фильмах или у более взрослых подруг в московском дворе, Анечка сделала себе короткую стрижку с удлиненными прядями спереди, которые ложились завитками на щеки, на лице подводила не только ресницы, но и делала стрелки у внешних уголков глаз. В этот раз она была в мальчуковых «техасах», объясняя, что играть в них удобнее. Витя первый дрогнул. С начала он наблюдал за игрой граций лежа на земле рядом, опиравшись на две руки. Потом вызвался играть тоже, но старался быть в паре с Аленкой. Он уморительно подпрыгивал за воланом, не попадал по нему, падал, вскакивал, делал много лишних движений, а от Аленки слышал лишь задорный смех.

— Удалой! — комментировал Виталий. «Удалой» — было его любимое слово, которым он выражал широкий спектр оттенков чувств от иронии до восторга. Когда он сменял Витю и брал ракетку, то сильными ударами по волану атаковал Аленку, заставляя ее метаться в стороны.

Ближе к вечеру, а темнело пока поздно, мы собирались на одной из просек маленьких сосенок у костра. Место это было не далеко от колец. Когда я и Кирочка повернули с тропинки, то услышали голос Вити, грустно напевавшего «Сыпал снег буланому под ноги». На словах «Что же делать парню молодому, Коль пришлась девчонка по душе?» мы вынырнули к огню, чем смутили исполнителя.

— Дичаешь? — увидев Витю одного, иронично произнесла Кирочка.

Вечер получился песенный. Я с подошедшим Виталием вспомнил популярную в то время «У влюбленных одна есть на свете страна…». Затем Полина с Виталием на два голоса, где-то забывая текст, но красиво вставляя вокализ, спели ноктюрн «Ночью, в узких улочках Риги…». А когда все собрались, то юные дамы сели рядом, и прозвучала «В тазу лежат четыре зуба» о женской мести. По-видимому, за те дни невнимания к ним, когда мы были заняты созданием своих флотов, у них накопилась потребность в мщении. Голоса были нежные, мотив бравурный, а сюжет — «черный юмор». По тексту женщина-стоматолог отомстила мужчине-обманщику и на приеме вырвала четыре здоровых зуба. Пели девчонки весело и с неким вызовом «Тебе отомстила за это, Клади свои зубы в карман, Носи их в кармане жилета И помни меня хулиган!».

Анечка посмотрела на свои первые в жизни часы, вспомнила, что обещала быть к десяти и стала собираться, а за ней все остальные. Витя и Виталий вызвались проводить Аленку. Расставаясь, Витя вдогонку объявил: «Завтра — Цусима!»

После завтрака за забором нашего участка был поставлен теннисный стол. Перед сражением на нем была устроена «Выставка Достижений Нашего Хозяйства». По общему мнению, корабли, вылепленные Виталием, были наиболее совершенны. Особенно, броненосец «Князь Суворов»! Небрежность, с которой были выполнены корабли Вити, придавала им определенный шарм. Поэтому его творения заняли второе место. Мои и Вадима — почетное третье!

Был пасмурный день, и две эскадры — российская шесть единиц под командованием вице-адмирала Рожественского и японская шесть единиц под командованием адмирала Хейхатиро Того с торцов стола вышли навстречу друг другу. В отличие от реальных событий Цусимского сражения, где эскадры двигались в кильватерных колоннах, наши корабли были выставлены друг против друга строем фронта. Брошен был жребий, и страна Ямато, то есть Витя, начала огонь. Длина стола была чуть меньше трех метров, поэтому стрельба с обеих сторон не отличалась особой точностью. Но если Виталий и я выбрали целями броненосец «Микаса» и броненосец «Фудзи», то наши противники в соответствии с классической тактикой японской стороны выбрали флагманский корабль «Князь Суворов» и били по нему. «Стреляли», в смысле бросали пластилиновые снаряды, по очереди и первый, кому удалось попасть, и комочек приклеился к корпусу, был Вадим. Виталий торжественно взял в руки броненосец и иголкой аккуратно пометил след от снаряда, сделав небольшое углубление в корпусе. Надо отметить, что Виталий никак не мог попасть в корабль противника. Возможно, просто день был не его — так бывает!

Витя, провозгласив, что японские корабли имели более высокую эскадренную скорость, переставил свои боевые единицы на столе на полшага ближе, а затем с этого сокращенного расстояния произвел удачный выстрел. Попадание давало право на дополнительный выпущенный снаряд. И Виталию пришлось делать еще две дырки в красавце-корабле! Все попадания были в правый борт. Мы стали спорить, когда считать, что корабль потоплен. И что значит «потоплен!»? Что с ним делать? Победило предложение Вадима, который, ссылаясь на книгу Костенко, вывел, что в среднем пять пробоин с одного борта ведут к перевертыванию боевого корабля.

Мне удалось сделать первую дырку в броненосце «Фудзи». Но Вадим двумя попаданиями «добил» флагман российского флота. Виталий не спеша разворотил иглой борт «Князю Суворову», а затем медленно, взяв его в ладонь правой руки, сомкнул пальцы в кулак и хорошо размял, раскатав двумя руками нечто бесформенное в большой круглый комок.

— Миноносец «Грозный» выпустил торпеду! — сопровождая этим комментарием, Виталий с каким-то надрывом запустил комок в броненосец «Микаса». Бросок был точным и таким сильным, что корабль вместе с комком вылетел со стола.

— Потоплен! — злорадно объявил Виталий.

Морской бой быстро катился в эндшпиль. «Торпеды» с обоих сторон попадали точно в цель. «Потопленные» корабли шли на «слом», пока не остались целыми миноносцы «Чидори» и «Грозный». И в этот момент Витя предложил:

— Будем считать, что это была первая фаза боя. Но у Цусимского сражения было несколько фаз боя. Давайте готовиться к следующей! Устроим бой крейсеров!

Лето миновало экватор. Прошел бой крейсеров, состоялись и третья, и четвертая, и пятая фазы Цусимского сражения. Витя, не задумываясь почему — ноги сами вели, каждый день делал крюк и проходил мимо участка Аленки в надежде услышать ее голос. Часто шли дожди. Появились грибы. Виталий и я стали ходить в лес и возвращались с полными корзинками белых и подосиновиков. Вадим появлялся редко. Он старался быть полезным своему отцу, который был в отпуске и затеял небольшой ремонт в доме.

Наступил День моего рождения, и что удачно, в субботу. В этот день дядя Толя, родной брат моей мамы, дотащил от станции «Белые столбы» главный подарок — магнитофон «Айдас». Вильнюсский продукт представлял из себя закрывающийся деревянный обклеенный бежевым дерматином ящик с крышкой весом 12 килограммов. Магнитофон был катушечный, только с одной скоростью и среди подобных был самый дешевый. Для покупки его я собирал юбилейные рубли. Особенно в «стяжательстве» мне везло, когда глава моей семьи появлялся дома поздно вечером — как он объяснял «после встречи друзей». Тогда он был необыкновенно добрым и, если у него были юбилейные монеты, то они перепадали мне. Процесс накопления продолжался почти два года, и вот мама, наверное, что-то добавив, попросила младшего брата доставить подарок на дачу.

Дядя Толя в качестве презента от себя привез записанную на катушку подборку эстрадных песен, среди которых была даже одна группы «Beatles». Помню, что первое знакомство с творчеством Великих не произвело на меня никакого впечатления. Мне казалось, что, например, песня Эдиты Пьехи «Это здорово!» более ритмична и зажигательна.

Родственников приехало много. Мой день рождения был хорошим поводом увидеться, пообщаться и просто выбраться за город. Я только и слышал: «Как же ты вырос!». Бабушка Кирочки время от времени причитала:

— Где же я вас всех положу?!

Часам к пяти стали рассаживаться на две длинные скамейки у стола на террасе. Салат по-белостолбовски, а это помидоры, огурцы и зелень со сметаной,быстро разлетелся по тарелкам. У мужчин в рюмках появилась беленькая, и тут Кирочка, обращаясь ко всем, заявила, что я уже взрослый и на день рождения мне можно налить вина и ей тоже! Ее дедушка, царящий за столом, одобрил инициативу любимой внучки, и бабушкам, Кирочке и мне, было налито сухое белое «Алиготе». Выпив впервые в жизни спиртное, я ничего особенного не почувствовал, только поймал себя на мысли «Кислятина какая-то!». Какого-либо разнообразия на столе не было, а главным блюдом была собственная молодая рассыпчатая картошка с селедкой и куриными ножками.

Курящие выходили на воздух, садясь на ступеньки крыльца под новым навесом. Аккуратно протискиваясь мимо них, слышал, как меня хвалили: «Ответственно относится к своим обязанностям — всегда полные ведра воды!».

После застолья меня попросили похвастаться подарком — начались танцы. На третьей мелодии ко мне подошла младшая из сестер бабушки, тетя Аня, предложила танцевать. Я галантно, левой рукой приняв ее правую, а своей правой слегка прикоснувшись к ее спине, повел в центр террасы. Вернувшийся с участка, дедушка Кирочки приблизился к нам, взял мою правую руку и жестко поместил ее на линии бюстгальтера тетушки.

— Нащупал пуговку сзади и, как бы случайно, старайся расстегнуть ее! — игриво инструктировал он.

Так я постепенно входил в мир взрослых!

Магнитофон пел голосом Мулермана «Скоро осень, за окнами август…». Из-за забора упреждающе раздался свист, а затем появилась голова Вити.

— Заходи! — махнул я рукой, и он уже стоял на террасе.

— Поставь! — протянул он мне магнитофонную кассету. — Как думаешь, брать ее сегодня на день рождения Полины?

С появлением магнитофона на какое-то время я стал центром всей нашей компании и понимал, что ни одно событие не пройдет мимо. Мы, очарованные, часа полтора слушали Визбора, Городницкого, Кукина. На моей первой кассете была песня Кукина «За туманом» в традиционном эстрадном исполнении Владимира Макарова. Но здесь — тексты, авторские интонации, даже простое гитарное сопровождение все было внове. Кирочка, освоившая вязание крючком и заканчивавшая подарок подруге, не раз просила повторить Городницкого «У Геркулесовых столбов», а Витя настаивал — «Над Канадой».

Тетушки Полины нас примечали, считая умненькими мальчиками. Особенно поразил их Витя, однажды продекламировав стихи Андрея Вознесенского. Поэтому они были рады нашему появлению на праздновании дня рождения Полины. Когда все расселись, Виталий под смущенный смех торжественно открыл бутылку шампанского. Застолье было коротким. Вадим балагурил. Он был явно в ударе: сыпал присказки и анекдоты, а в качестве подарка предложил сценарий появившейся тогда игры КВН.

Разбились на две команды: команда мальчиков и команда девочек. В песенном конкурсе за явным преимуществом победила команда «Белые березки». Зато выиграли мы, команда «Веселые дубы», в конкурсе, когда надо было загадать текст про «образ» каждого участника противоположной команды. Виталий придумал относительно Аленки: «Такой стройной березкой нельзя не любоваться!». Я: «Кто, как американские индейцы, рисует боевую раскраску на лице?». Ну, а в дуэли капитанов, отвечая на вопрос Полины, Витя специально запнулся и не уложился в конечное время в очевидном ответе. Все это сопровождалось весельем, криком, хлопаньем в ладоши.

По окончании игры включили магнитофон с танцевальной музыкой. Тетушки сказали, что пойдут на прогулку по поселку. А когда они ушли, Виталий откуда-то извлек бутылку портвейна «Три семерки». Аленка взглядом не одобрила его действие. Но в дегустации изъявили желание участвовать все. Мальчикам налили побольше, девочкам поменьше. Спешили — могли вернуться тетушки.

Помочь Полине помыть посуду и расставить мебель вызвались Кирочка и Вадим. А мы с напутствием: «Мы вас ждем! Догоняйте!» направились с участка. К легкости примешивалась грусть: лето подходило к концу. Расставаться не хотелось, энергия требовала простора. У деревни Данилово была убрана рожь, и появилось предложение пойти на стог. Впереди шла Аленка, по бокам от нее Витя и Виталий, чуть отстав, я с Анечкой.

Не дойдя до стога несколько метров, с криком: «Кто первый!» Аленка рванула вперед и стала карабкаться на верх. Виталий не отставал. Скоро на уровне третьего этажа жилого дома виднелась голова Аленки, а рядом устроился Виталий. Мы с Анечкой тоже быстро поднялись. Жесткая солома впивалась в тело, попадались васильки. Над нами было небо полное ярких звезд, которые часто падали. Девушки стали загадывать желания. Внизу у подножья стога послышался голос Витюни. Он пел не громко, но так, чтобы его можно было услышать. А пел он на французском языке песню Сальваторе Адамо «Tombe La Neige — Падает снег». После первого куплета его силуэт стал медленно удаляться. Мы скатились с верха стога, но догонять Витю не спешили.

День получился бесконечным. Проводили наших спутниц до дома. И Виталий предложил заглянуть на традиционное место костра. Какое же было удивление, когда в темноте мы увидели огонь. Витя обрадовался нам. Вскоре появился Вадим. Сидели молча. В какой-то момент Витя встал и объявил:

— Я расстаюсь со своими иллюзиями! Мешать другу — не намерен!

С этими словами он достал, видно заранее для чего-то приготовленную, шоколадку «Аленка» и протянул ее Виталию. Виталий был удивлен и молча рассматривал эту недавно появившуюся шоколадку, названную в честь дочери первой женщины-космонавта Валентины Терешковой.

— Подарок со значением приготовил в день рождения… Полины! А «Аленка», наверное, для Аленки! — сыронизировал Вадим.

Витя на это никак не среагировал. Он ждал слова благодарности. А Виталий молчал, его явно что-то тревожило. Наконец, он произнес:

— Спасибо, Витюня! Не ожидал …Но ты у нас не только удалой и добрый, но, к сожалению, необязательный! Дай слово, что если нарушишь свое обещание, то заклеймишь себя раскаленным металлом!

Отступать Витя не мог, и он пафосно пообещал:

— Клянусь! Другу мешать не стану!

Они обнялись. Когда стали расходиться, Виталий запел на мотив «Песни о друге» из кинофильма «Путь к причалу»: «…Ну а случится, что он влюблен, а я на его пути Возьму с дороги большущий кол и попрошу уйти!».

Наступила последняя суббота августа. После обеда Кирочка вместе с Анечкой играли в бадминтон за забором. Появился Виталий с полными карманами орехов. Стал угощать.

— Откуда орешки? — поинтересовалась Кирочка.

— Из леса, вестимо! — интригующе улыбался Виталий.

— А пошли сходим за орехами! — внезапно предложила Кирочка.

Анечка сказала, что ей только надо предупредить родителей. Я помчался за корзинкой, а около дома столкнулся с дедушкой Кирочки.

— Куда? Надолго? — добродушно, руками ограждая себя от моего напора, спросил он.

— В лес! Часа на два! К шести будем! — мимоходом пообещал я.

Быстро пройдя территорию нашего дачного поселка, мы направились налево. Обычно мы поворачивали в противоположную сторону, когда ходили в лес за грибами. За орехами надо было идти краем поля к железной дороге, на горизонте оставляя деревню Данилово. Минут двадцать шли до первого орешника. Затем, повернув на юг вдоль железнодорожного полотна, минут двадцать шли до первых орехов. Корзинка потихоньку наполнялась. По правую руку на просвет виднелись дома деревни Данилово. В лесу темнеет раньше, да и незаметно. Стал накрапывать дождь. Виталий предложил переждать его, обнаружив подобие шалаша. Нашему ведущему удалось разжечь костер, и мы сели рядом под дырявой кровлей.

Я рукой за плечо обнимал Анечку, а Виталий — Кирочку. Вдруг я увидел, что они целуются, не обращая внимания на нас. Тогда моя рука повернула голову Анечки к себе, и я прикоснулся к ее губам. Казалось очень долго, мы смотрели на гаснущий костер, молчали, целовались, прижавшись друг к другу. Пробуждавшиеся желания тонули в тепле и нежности, владевшими нами.

Единственный обладатель часов, Анечка, с ужасом сообщила, что скоро десять! Мы вскочили, стали ногами гасить догорающие угли. Затем из темноты устремились на свет луны к краю орешника, откуда можно было разглядеть огни дачного поселка. Дождь продолжал моросить, было холодно. Виталий снял и набросил на плечи Кирочки свою куртку, я повторил то же самое по отношению к Анечке, и мы с тревогой направились в обратный путь. В тишине шли быстро, а от железной дороги в сторону поселка перешли почти на бег, так как впереди виднелись всполохи фонариков, и слышались голоса. Когда мы достигли поворота на территорию дачного поселка и остановились, чтобы отдышаться, со стороны леса, куда обычно ходят за грибами, к нам приблизилась взвинченная, нервная группа родителей во главе с дедушкой Кирочки.

Поворот стал эпицентром высокого напряжения, и под крики «Где вы шляетесь?», «Мы все окрестности обошли!» дедушка Кирочки подошел ко мне и со словами:

— Понял, как ты держишь слово — к шести будем! — залепил мне пощечину.

Так закончилось то лето! Я больше никогда не отдыхал в Белых столбах.

В тот год осенью Вите быстро надоело одному переводить на кальку схемы кораблей в библиотеке для исполнения в пластилине. Только у него, как студента дневного обучения, была возможность записаться в библиотеку им. Ленина и иметь доступ к справочнику «Джейн. Боевые корабли». Это был ежегодно издаваемый на английском языке справочник по боевым кораблям мира с информацией о названиях, размерах, вооружении и силуэтах кораблей. Витя решил подключить к рутинной работе всех остальных участников баталий.

Первой «жертвой» был я. Витя привел меня в юношеский отдел библиотеки им. Ленина, находившейся на улице Фрунзе (ныне улица Знаменка). После того, как я получил читательский билет, он нарисовал мне схему проходов через двери «Служебный вход» по коридорам, которые приводили в основное здание библиотеки в Доме Пашкова. В одну из суббот октября я, войдя в юношескую библиотеку, по длинным проходам, открыв очередную служебную дверь, оказался во взрослом зале. Величественность зала: столы с зелеными лампами, антресоли с деревянными балясинами, атмосфера интеллектуальной элиты придавила меня.

Витя ждал и проводил меня на свободное рядом со своим место за столом. Справочник «Джейн. Японский Императорский флот.1904 г.» был раскрыт, а в толстой общей тетради была спрятана калька.

— Осторожно! Чтобы никто не увидел, а то за «порчу» — отберут читательский билет! Я — в курилку! — напутствовал он.

Я, загораживая процесс рукой, добросовестно скопировал отмеченные закладками схемы кораблей. Вити не было. Я решил проявить самостоятельность и пойти на поиск. В курилке Витя что-то обсуждал с незнакомым мне человеком. Это был Володя. Я стоял в стороне, не смея мешать оживленной беседе. Появился Валера. Потом на его квартире мы «занимались делом». Он оценивающе вслушался в тему разговора, а затем стал обращать Витю в «истинную» веру. Все закончилось обменом номерами телефонов.

— Представляешь! Они занимаются моделированием морского боя! Но играют, бросают кости. И сейчас у них — 1904–1905 гг. Русско-японская война. Предлагают присоединиться! — с восторгом сообщил мне Витя. — Этот же справочник понадобился! А вычислил меня Володя по номеру читательского билета, на который был оформлен заказ.

Так в течение одного дня за несколько часов и несколько сотен метров я прошел дистанцию от пластилиновых моделей до имитационного моделирования, от юношества до взрослости.

БЕСЕДЫ НА ДАЧЕ

О любви.

Он старше меня на 10 лет. С определенного момента эта разница в возрасте практически не ощущается. Живя в одном городе, в этом огромном мегаполисе, к сожалению, мы встречаемся достаточно редко. Конечно, время сейчас сотовых телефонов, казалось …Но, наверное, отсутствие общих дел уменьшает каждодневность общения. Поэтому накануне нашей поездки на дачу мне захотелось оглянуться назад и вспомнить первые впечатления о нем.

Я работал в научно-исследовательском институте, занимающемся вопросами проектирования объектов строительства. Возрастной состав института, а это несколько сот человек, был молодой. «Стариками» были начальники отделов, которым было где-то за сорок, да и директор — доктор технических наук был в тот момент в возрасте сорока четырех лет. Молодых людей, окончивших ВУЗ, работало много, поскольку привлекательность НИИ заключалась в том, что при институте были аспирантура и специализированный совет по защите кандидатских диссертаций. Желающий мог поступить в аспирантуру и работать, совмещая свою обычную деятельность в течение трудового дня со сбором и обработкой материала в соответствии со своим «научным» интересом. Правда, нельзя забывать о том, что этого человека ожидали многочисленные выходы в «добровольную» народную дружину, на овощную базу, поездки в подшефный колхоз, дежурства в избирательную компанию и т. д.

Система ценностей того времени предполагала у наиболее способных выпускников ВУЗа естественность продолжения образования в аспирантуре, итогом окончания которой являлась законченная самостоятельная работа, представленная сформировавшимся научным работником. Правда, молодой человек, только что окончивший ВУЗ, имел весьма смутные представления о будущей работе над темой диссертации и старался не пропустить ни одного заседания совета по защите диссертации.

Была осень, начало октября. При входе в институт висело объявление, что состоится защита двух диссертаций. Заседание должно было пройти после летних каникул, поэтому интерес у других соискателей, сочувствующих и просто сотрудников с учетом того, что заседание совета проходит в рабочее время, был большой.

В конференц-зале вместимостью более ста человек не было ни одного свободного места. На сцене расставлены деревянные решетки с прикрепленными плакатами. Плакаты — это ватманские листы, на которых тушью нарисованы формулы, графики, отражающие постановку задачи и результаты исследования. Ниже сцены за небольшими столиками располагались члены совета. На столиках стояли бутылочки пепси и боржоми, аккуратно были разложены чистые листы бумаги и тщательно отточенные карандаши. В левом углу столик ученого секретаря и стенографистки. Также видны бутылочки, бумага, карандаши. В правом углу небольшой пюпитр, где вместо нот лежал доклад соискателя. В такой обстановке повышенной торжественности я, начинающий аспирант, впервые увидел Его. Находясь в последних рядах зрителей, проникшись атмосферой священнодействия «Ее Величества Науки», у меня самого чувствовалось напряжение и сопереживание к тому, кто стоял у пюпитра один на один с грозным советом и заполненным залом.

Минут десять ученый секретарь зачитывал анкетные данные и другие документы, необходимые по процедуре защиты. После этого для доклада было предоставлено слово соискателю. Среднего роста человек, с гладко выбритым лицом, с зачесанными назад волосами, в очках, естественно, волновался. Первые минуты доклада он, немного заикаясь, старался держаться заранее написанного текста, а потом, взяв указку и перейдя к плакатам, спокойно стал рассказывать о работе. Чувствовалось хорошо поставленная артикуляция речи. Приятное впечатление оставляла манера с достоинством держаться перед аудиторией.

После доклада начались вопросы к соискателю. Предполагаю, что волнение ушло, поэтому ответы звучали четкие, раскрывающие суть вопросов. Где-то в середине действия у меня и у аудитории, с трудом понимающих специфику работы, полностью сложилось впечатление, что да, этот эрудированный, корректный и интеллигентный человек не только очаровал нас, но и сделал что-то значительное своей работой, и это значительное не могут не оценить члены совета.

Его научным руководителем был директор института. У второго защищающегося руководителем — заместитель директора. Оба достойных мужа науки были антагонистами, конфликтовали между собой, и неприязнь друг к другу переносили на сотрудников с аспирантами. Замдиректора начал задавать вопросы, подвергая сомнению не отдельные результаты, а саму суть работы. Тон, построение фраз говорило о том, что соискатель зря потратил годы, занимаясь чем-то несущественным, а сейчас утомляет аудиторию, рассказывая об этом.

По процедуре защиты диссертации далее следовали выступления оппонентов и желающих. Рецензенты одобряли работу, и только выступление замдиректора своим диссонансом выпадало из ряда хвалебных отзывов.

Результаты голосования легко прогнозировались: роздано столько-то бюллетеней, в урне обнаружилось столько-то бюллетеней, против — один, остальные — за. После зачтения результатов возбужденный и смущенный соискатель с близкими людьми исчез из конференц-зала.

Снова осень, начало октября. Золото листьев, рыжие темные лиственницы, последний шлагбаум, и мы у ворот дачи.

— Ну, вот и приехали! Как нам повезло! Тепло. Сухо. Ну, просто пушкинская осень. Разгружаемся, накрываем на стол и по «чу-чуть»!

— Нет возражений! Кстати, я приготовил тебе сюрприз!

— Кстати, я приготовил тебе сюрприз тоже!

После того, как выпили по первой рюмке, выпили по второй. Возбуждение после приезда на дачу спало. Я первый решил предъявить сюрприз.

— Мой ребенок был на экскурсии «Владимир-Суздаль» и привез мне подарок — брачную газету, точнее копию, от 13 августа 1917 года. Газета выходила еженедельно по воскресениям. И на лицевой, и на оборотной стороне полным — полно объявлений. Представляешь! Судьбоносные события: февральская революция, царь отрекся от престола, приказ № 1 о выборных комитетах вышел — в армии не будет единоначалия, а в контору «Брачной газеты» в Москву можно было отправить объявление. Вот послушай:

«— Капитан, 29 лет, здоровый, интересный, желает жениться на особе не старше 45 лет, имеющей 70–80 тысяч руб. На подходящие предложения немедленно отвечу подробно и откровенно с приложением фотографии. Глубокое, Вил. Губ., до востребования, К. В. Стрелецкому.

— Интеллигентный господин, 42 лет, желает познакомиться, в целях брака, с богатой дамой. Кроме здоровья ничего не имеет. Письма спрошу 16-го, 20-го и 23-го августа. Адрес: Москва, Леонтьевский, 17, ред. Е. П. Сидоровой, М. Виноградскому.»

— Но не все объявления, конечно, меркантильные. Есть и другие, поданные женской стороной:

«— Кто хочет зажить настоящей жизнью. Мне 30 л., была замужем, высокая, стройная, красивая, шатенка, воспитана, религиозна, образована, люблю природу, эстет, много путешествовала, скромная, хочу найти мужа с общественным положением, так как иному не подойду, воспитанного, ищущего тепла, уюта, мира и тишину, не моложе 35 лет. В семейной жизни считаю важным понимание друг друга. Средств нет, но ведь не в них счастье. Отвечу на подробные письма с точным адресом: Москва, Ярославцевой, Леонтьевский, 17, ред. Е. П. Сидоровой.

— Кто ищет только верную, глубокую, преданную любовь, кто ищет одинокую, чуткую, исстрадавшуюся душу — отзовитесь. Брак при симпатии.»

Вижу, что мой друг впечатлен таким сюрпризом, лезет в матерчатую цвета хаки сумку и достает файл с листами какого-то текста.

— Ну, ты знаешь, до защиты докторской я издал несколько монографий. После еще более десятка книг по специальности. А сейчас захотелось написать что-нибудь лирическое. Вот почитай.

Его рассказ:

«— Я знаю, Он меня сильно любит. Нет, конечно, квартира ему понравилась, но Он сказал, что для Него это не главное, даже если жить в лесу — главное, чтобы Он был со мной.

Поймал себя на мысли, что я тоже ее люблю, но может быть не так безоглядно, не так всеобъемлюще, не так, чтобы эта женщина была центром всего моего мира. В этом мире существуют другие близкие и дорогие мне люди. В этом мире существует дело, которое для меня является не только способом зарабатывания денег, но скорее образом жизни. И этот образ жизни дает возможность не только реализовывать свои способности, но и удовлетворять потребности моих близких людей, и этой женщины.

Странно, а может быть я ее и не люблю, а это просто физиологическое влечение к ней? Слушая отдельные реплики Его, о Нем, наблюдая какие-то события, понимаю насколько же сильно Его чувство к ней и постоянно спрашиваю себя, а я?

Правда, вспоминая встречи с ней, в первую очередь, в памяти всплывают слова «Мое время принадлежит тебе!», «Я так соскучилась, поэтому позвонила!». Перед тем как заснуть, думаешь — завтра я ее увижу! И от этой мысли появляется ощущение восторга, желание быстрей заснуть, проснуться и бежать на работу. Потом где-то глубоко-глубоко внутри появляется мысль — змея — она сейчас с Ним в постели. Он чувствует ее тепло, дыхание, а дальше…Но моя мысль-змея, наверное, уж, и она уползает, хотя бывает мысль- змея и гадюка.

Несмотря на то, что я живу в окружении близких и любимых мне людей, я постоянно думаю о ней, конечно, не только думаю. Она стала в моей жизни настолько значимым человеком, что ее боли, проблемы, пожелания чего-то стали важными и решение их естественными для меня целями. И чем дальше развиваются наши отношения, понимаю, что я не смогу чего-либо для нее не сделать, какой-либо цели для нее не добиться.

— Он приедет на вокзал — проводить меня. Он обычно беспокоится: помогут ли нести сумку? Комфортно ли мне? С кем я еду?

Странно, зная, что придет машина с водителем, что в командировку она едет в «фирменном» поезде и среди трех выезжающих есть мужчина, который, уверен, в каких-то мелочах будет помогать (это предположение основывается на моем отношении к подобным ситуациям), мне и в голову не пришло — проводить ее на вокзал.

Опять ловлю себя на мысли, что, наверное, он сильнее любит ее, чем я. В тоже время вспоминаю обескураживающее меня ее отношение к Нему. «Подождет!», «Конь мой!» — Он где-то у метро сидит в машине, чтобы отвести ее домой. «Я читаю интересный журнал, а ты меня отвлекаешь!». Я слышу в ее голосе раздражение в ответ на Его звонок с каким-то, предполагаю, беспокойством о ней и о ее командировке.

Калейдоскоп, калейдоскоп мыслей. Но мыслей только о ней и утром, и днем, и вечером.

— Ресторан. В компании гуляли. Он меня поставил на стол, и я танцевала. Возвращались на машинах. Было безумно весело!

— Нет, не так! Положи свою руку мне на грудь. Крепче! А в другой держи бокал с вином. Это шик!

Человек, и я в том числе, в рассказах старших впитывает какие-то понятия о том, что такое хорошо или дурно, красиво или вульгарно, принято или характеризует действия с не лучшей стороны. Помню, мой дедушка, с возрастом особенно часто, любил рассказывать о своей жизни.

В конце войны он служил при штабе корпуса картографом. Окончив институт по специальности топограф, он, естественно, во время войны находился в некотором привилегированном положении. Карты местности нужны в штабах, вот он и служил при штабах. Обычно он с некоторой улыбкой превосходства возраста и внутренним сознанием того, что любимый внук никогда подобное не услышит или не увидит, начинал медленно, подбирая слова, повествовать о тех событиях. Один из эпизодов о прозе войны и нравах при штабе.

«Была у нас при штабе рыжая ППЖ. Как же ее звали. Не помню. Не знаешь кто такая ППЖ? Нет? Походно-полевая жена, понял? Часто пили, спирта при штабе было много. Вот представь. Сдвинули столы. Кружки стоят, банки с тушенкой, в общем, на столе все было — мы уже в Европе. Напьются все до чертиков, затащат ее на стол, и она, «наша королева», начинает выкаблучиваться, танцевать — очень любила быть в центре внимания. Заканчивалось тем, что она обязательно гимнастерку швырнет, кто-то ее подхватит со стола и начнет грудь ей тискать, допивая из кружки спирт. Ты спрашиваешь, почему так часто пили — так радовались каждому прожитому дню — война!».

Странно, в чем-то ее понятия о поступках, о проявлении чувств диссонируют с моими. Иногда я не понимаю в чем красота (шик!), удовольствие в подобных действиях. Но если раньше я остро ощущал, что женщина, которую я люблю, не должна демонстрировать свои эмоции таким образом, то теперь я спокойно воспринимаю это.

— Он настоящий самец! Когда я с ним появлялась, то у подружек вытягивались шеи и выпрямлялись спинки.

Мысль о том, что она видит Его еще в этом качестве, убийственна. Что я могу противопоставить? Разницу в возрасте — больше двадцати лет. Проигрыш во всем. Настроение ухудшается, ничего прекрасного впереди нет. Я хватаю телефон, звоню ей. В трубке слышу шум провожающих на перроне.

— Ты можешь говорить?

— В рамках!

Понимаю, ощущаю, что Он сейчас рядом с ней, смотрит на нее, возбужденную, оживленную отъездом, любящими глазами. Как я Ему завидую. Почему я не поехал на вокзал? Почему я сейчас не рядом с ней? Здравствуй, бессонная ночь!»

Вижу, что он ждет мою реакцию на прочитанное:

— Понятно, почему ты был таким плодотворным, творчески горящим. Просто опровергаешь классика: Любви все возрасты покорны; Но юным, девственным сердцам Ее порывы благотворны…»

Мой друг улыбнулся, и как будто готовясь к нашей встрече штудировал Пушкина, добавил:

«Но в возраст поздний и бесплодный На повороте наших лет, Печален страсти мертвый след».

Об общественном сознании.

— Вот в этом году отмечают 100-летие окончания 1-ой Мировой войны. А в той же «Брачной газете» от 13 августа 1917 года есть статья, из которой я узнал о малоизвестных событиях, порожденных войной — усмирении нижегородского мятежа московскими юнкерами.

Не собираюсь тебе читать лекцию об истории, но коротко поясню, о чем речь.

Уже есть приказ № 1 о выборных комитетах, Временное Правительство готовит наступление на фронтах. Поэтому в конце июня 1917 года начальнику Нижегородского гарнизона было предписано направить на фронт один из запасных полков. В этом полку большинство были или ополченцы 40–45 лет, или бывшие фронтовики, выздоравливающие после болезни или ранения. Солдаты полка полагали, что на передовую вместо них следует посылать тех, кто еще «не нюхал пороха» — «белобилетников». А «белобилетников» было много: землевладельцы, торговцы, чиновники — все как обычно.

События развивались следующим образом. Командующий Московским военным округом (куда входил гарнизон Нижнего Новгорода) своим приказом объявил солдат полка, отказавшихся возвращаться на фронт, дезертирами и лишил их продовольствия.

Два других запасных полка решили отчислять часть пайка в пользу пострадавших солдат и вместе с ними проигнорировали приказ о сдаче оружия. А после устроили митинг у стен нижегородского Кремля, с одной стороны, с просьбой к военному начальству отменить анти-дезертирские меры, а, с другой стороны, с призывами арестовать начальника гарнизона. Ну, покричали, «выпустили пар» и разошлись, то есть вернулись в казармы.

А между тем, в город из Москвы для усмирения прибыли две роты юнкеров Алексеевского военного училища. И в ночь после митинга юнкера атаковали и захватили казармы (жертвами стали 40 убитых солдат в нижнем белье) и с помощью прикладов сопроводили несколько партий полураздетых солдат на вокзал для последующей отправки в действующую армию. Юнкера потеряли 3 человек…

Мой друг потянулся в кресле-качалке, налил немного коньяка и задумчиво поучаствовал:

— Признаться, ничего о тех событиях не знаю! А мысль у тебя какая? Не пойму!

Я решил не отставать относительно коньяка, а затем продолжил:

— Вообще-то, мысли две. Первая — интересно как меняется общественное сознание на примере этих событий. В то время, помимо митингов, основными средствами воздействия на умы были: листовки, приказы, газеты.

Так вот, возвращаясь к «Брачной газете». Эта статья, конечно, не передовица, да и напечатана на оборотной стороне, на мой взгляд, из-за направленности самой газеты. Но послушай фрагменты:

«Живет и теперь орлиное мужество, и чувство долга перед отчизной в сердцах многих. Наша просьба ко всем находящимся в тылу, быть организованными и верными Временному Правительству и ждать пополнения на фронт. Зная, что в тылу все спокойно и нас поддерживают, мы сами спокойно пойдем в бой и нанесем грозный удар врагу».

— Вот таким излишне возвышенным слогом и формируется отношение к участникам событий. Ночная атака казарм называется подвигом. А еще более пронзительным было описание похорон 3 погибших юнкеров:

«Гнетуще действуют три, стоящих в старой маленькой церкви металлических гроба. Еще тяжелей от сознания, что это ненужные, лишние жертвы; жертвы, которых можно было бы избежать…На гробах лежат фуражки убитых, они напоминают о том, о чем говорит красная лента на венках нижегородского совета рабочих и солдатских депутатов. — Об исполненном революционном долге…Юнкера отдали свою жизнь за свободную Россию, погибли за революцию…Свободная Россия не забудет своих сыновей, павших за ее светлое будущее.»

— Обрати внимание на строчки: «…что это ненужные, лишние жертвы; жертвы, которых можно было бы избежать…». Это опубликовано в газете в августе 1917 года, а спустя 100 лет можно говорить о бессмысленности этих жертв перед Историей! Правда, это очень пафосно! Кстати, это и есть моя вторая мысль.

В глазах моего друга — профессора читалась некоторая хитринка, желание оппонировать:

— А как же Присяга?

В доме было очень тепло, немного разморило, и чтобы стряхнуть это состояние я громко стал объяснять свою мысль, вскочив из-за стола, вышагивая перед профессором:

— Смотри! В августе 17 года общественное мнение симпатизировало и действиям юнкеров, и погибшим юнкерам особенно. Отсчитываем 50 лет и нас учат, что согласно ленинской теории о поражении своего правительства в империалистической войне правы мятежные солдаты (погибло 40 человек!), а юнкера — представители класса эксплуататоров. Вспомни, так нас учили в школе, в институте. Предмет был такой — «История партии»! Проходит еще 50 лет, и ты говоришь: Присяга! Ладно, давай спать! Завтра собирались пойти за грибами. Надо пораньше — в субботу много народа в лесу. Тебе где стелить — на первом или на втором этаже?

— На первом! На второй, боюсь, не поднимусь — коньячка лишку выпил.

Утро. Октябрьское солнце бьет в окно. На подоконнике стоит керамический темно-коричневый с узким горлышком кувшин с пятью красными астрами. Рядом на столе горячие кофе и бутерброды. Мой друг входит, громко декларируя:

«Там листья не шуршат в таинственной тревоге,

А, скрючившись, легли и дремлют на ветру,

Но вот один со сна поплелся по дороге,

Как золотая мышь искать свою нору».

Профессор целеустремлен:

— Ну, что, завтракаем и в лес! Интернет здесь у тебя хорошо работает! А стихи — одного из моих любимых поэтов — Переца Маркиша, репрессированного в 1949 году.

Я разливаю по чашкам кофе. Вчера сразу заснуть не удалось, поэтому на просторах паутины решил подтвердиться в своих мыслях:

— Кстати, о присяге. Специально посмотрел в интернете текст «Присяга Временному Правительству», где, в частности, говорилось «…Обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство, впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного собрания. …Клянусь повиноваться всем поставленным надо мной начальникам, чиня им полное послушание во всех случаях, когда этого требует мой долг офицера (солдата) и гражданина перед Отечеством.” То есть юнкера действовали как настоящие мужчины. Поклялись и исполнили свой долг. Троя погибших, три гроба — тебе это ничего не напоминает? Мы уже современники тех событий!

— А ты о ГКЧП?

— Конечно. Ты помнишь имена, фамилии тех ребят? Я-то готовился, поэтому могу назвать: Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов. В отличие от событий лета 17 года клятву они никому никакую не давали. После гибели — митинг у Белого дома в память о погибших, затем траурное многотысячное шествие от Манежной площади до Ваганьковского кладбища. Президент РСФСР Б. Ельцин просит прощение у родителей и близких погибших, называя их героями. Тогда еще президент СССР М. Горбачев благодарит родителей погибших: «… от имени всей страны, всех россиян нужно низко поклониться им, отдавшим жизни, ставшим на пути тех, кто хотел вернуть страну в мрачные времена тоталитаризма, столкнуть в пропасть, привести к кровавой бойне. Спасибо их родителям!». Герои были и первыми награжденными медалью «Защитнику свободной России». Показ этого действия передавался в прямом эфире. Патетика речей, статей, несколько лет возложения цветов к могилам героев. Что дальше!? Развал Союза, чубайсовская приватизация, становление олигархии, «лихие» девяностые. Сомневаюсь, что кто-нибудь сейчас помнит о них. Может быть только в очередную годовщину событий — «Да, погибли трое!». А у меня те же две мысли: о переменах в отношении общественного сознания к этим жертвам и во имя чего?

Мой друг понял, что после завтрака в лес сразу мы не пойдем, не торопясь, налил себе еще кофе:

— А как же принцип историзма? То есть представление тех событий так, как они выглядели глазами участников тогда? А иначе большинство значимых событий в прошлом инициировали неудачники и двоечники! А в принципе, я с интересом слушаю все, что ты так активно педалируешь. И, чтобы тебе было приятно, готов лить воду на твою мельницу. Начинаю. Какой праздник отмечен красным цветом в календаре осенью сейчас. Правильно — 4 ноября — День народного единства, посвященный событиям, произошедшим четыре века назад. А большая часть нашей с тобой жизни пришлась на празднование другой даты — 7 ноября. Помнишь! Музыка повсеместно звучала в этот день, демонстрация, парад на Красной площади. К очередной годовщине Великой Октябрьской революции знатные рабочие и колхозники со страниц газет и с экранов телевизоров рапортовали о своих достижениях. Осознание, что это один из главных праздников страны, было закреплено, как мне казалось, навсегда!

Очередной пример манипулирования сознанием. До царя Петра русский народ некурящим был. Только пьющим, да до секса охочим. Петр 1 насадил повальное табакокурение, издал указ о разрешении продажи табака. А сейчас какое общественное мнение о табаке? Кстати, ты молодец — бросил курить, я- то давно! И тем не менее, есть предложение — собираться на прогулку в лес. Почти полдень! Посмотри на солнышко! Надо понаблюдать эти золотые мыши!

О родине

— Занимаясь деятельностью в партбюро института, я успевал что-то привнести в диссертационную работу. Появились публикации: тезисы докладов в различных сборниках и статьи в журналах. Мне здорово повезло с научным руководителем, у которого был авторитет в научной области и в институте. Кроме того, своя научная школа предполагала защитившихся аспирантов. Я оказался одним из первых «детей-учеников». А, обычно, о первых детях заботятся особенно. Даже нельзя сказать, что меня постоянно опекали, но то, что «режим благоприятствования» присутствовал — это точно! Например, я узнавал, что будет проводиться конференция молодых ученых и специалистов, писал тезисы доклада. Первые эпистолярные опыты были очень слабые. Я приносил их научному руководителю, а он или при мне, или позднее возвращал перечеркнутыми с выстроенными акцентами и предполагаемыми результатами. Затем тезисы отсылались для публикации. Мой шеф был не только генератором идей, но и неплохим организатором. Он смог увидеть новое в разработках языков программирования специалистов другого отдела и привлечь их для решения задач той «веточки» его докторской диссертации, на которой находился я.

Под ногами шумела листва. Внизу между деревьями просвечивала река Ока. Лес радовал своими подарками. Наши корзинки постепенно наполнялись. Мы уселись на ствол березы, по которому «бежали» опята.

— Упоение! Восторг! — произнес мой друг, нарезая очередную партию грибов.

— Пока у нас некоторая передышка, хочешь рассказу, когда я испытал самый яркий восторг?

— Догадываюсь с кем, но могу ошибиться! — игриво поддержал профессор.

— Ой! Коту все сметана снится! Я не об этом! Слушай! Я — кандидат наук и меня направляют в командировку в город Тбилиси (это еще Советский Союз). Там я должен был прочитать лекции о внедрении ЭВМ в процесс проектирования. Представляешь, помимо зарплаты на основной работе и командировочных, в грузинских проектных институтах мне тоже платили как остепененному лектору. В общем, встал я на путь, современным языком говоря, монетизирования научных регалий.

В то время проходил чемпионат мира по футболу, и я как болельщик его ждал и надеялся посмотреть максимальное количество матчей. Поэтому, я — «великий» — ответил, что поеду в Тбилиси только, если у меня в гостинице будет отдельный номер с телевизором. Продолжаю о своих недостатках и пороках. Я курил и с собой взял блок сигарет «Ява» Ява. Это жаргон такой, то есть сигареты «Ява», изготовленные фабрикой «Ява», в отличие от менее качественных, фабрики «Дукат». В Москве свирепствовал Горбачевский сухой закон: огромные очереди за спиртным в магазинах, в ресторанах — норма потребления на посетителя.

Первые впечатления о столице Грузии. Поселился в гостинице «Сакартвело». Сталинский ампир, высоченные потолки, шикарные люстры, но какая-то обшарпанная казенная мебель. До центра города 15 минут медленным шагом. Июнь. Закончив «сеять разумное, доброе, вечное» и получив «спасибо …сердечное» от грузинских проектировщиков, я отправлялся гулять: проспект Руставели, подвесная канатная дорога. Меня поражало, что в середине рабочего дня было много молодых людей, в основном мужчин, которые сидели в открытых кафе. Перед каждым на столике обязательно лежала пачка сигарет «Космос» (в 2 раза дороже «Явы»), но не редко сигареты «Мальборо» официально непродаваемые. Я обычно старался где-то пообедать: лобио, харчо, хачапури и так далее, покупал бутылку сухого вина (в винных отделах никого нет!) и спешил в гостиницу.

— Так, когда-же экстаз? Восторг? Оргазм, наконец? — перебил мой друг.

— Так, вот. За день до отъезда никаких футбольных матчей не было и я, собрав вещи, пошел в центр города. Напротив магазина «Воды Лагидзе» был ресторан, куда и направился. Пятница, вечер, а ресторан почти пуст, только где-то в середине зала ближе к открытой веранде за длинным столом сидела компания человек восемь. Я заказал шашлык и бутылку «Цинандали». Пока ждал, естественно, рассматривал сидящих. Мужчинам было на вид за сорок, «в теле», некоторые с заметным брюшком. Общались громко на грузинском языке. Я никуда не спешил, ел, пил, наслаждался беззаботностью. Через какое-то время один, сидящий в торце стола, обращаясь ко мне по-русски, пригласил подсесть к ним. Моя бутылка была на исходе, а я — готов к приключениям. Захватив остатки шашлыка, я оказался в центре внимания. Разговор пошел только на русском языке. Познакомились. Они — медики и отмечают десятилетие окончания школы. Тот в торце стола — Мамука, а я для всех стал — Алик из Москвы завтра улетаю. Принесли еще вина. Пошли длинные тосты. Я, в свою очередь ответил, потом спел: «Ой, мороз, мороз, Не морозь меня…», «Ой, да не вечер, да не вечер Мне малым- мало спалось». Ты же знаешь, я, когда выпью, люблю петь песни. В общем, вечер достиг своего апогея, когда Мамука неожиданно встал и, обведя рукой стол, спросил:

— Алик, мы хотим тебе сделать, подарить на память что-то! Что ты хочешь?

Хлебосольный Мамука стремился, чтобы у меня от этой встречи остались яркие впечатления:

— Хочешь женщину?

Мою некоторую растерянность он перебил быстро другим предложением:

— А Мальборо?

В голове мелькнуло: или у них здесь женщины такие дешевые, или американские сигареты такие дорогие. Весь вечер я пел русские народные песни и рассчитывал услышать в ответ подобное. Поэтому ответил, что с удовольствием послушал бы как они поют.

Неожиданно Мамука куда-то исчез и через некоторое время появился с тремя аксакалами. Они были в черкесках с газырями и папахах. Один держал в руках небольшой барабан, другой — с дудочкой. И вот в двух шагах передо мной «в честь московского гостя» минут двадцать продолжался небольшой концерт. Я впервые слушал грузинское хоровое пение «а капелла». Возможно определенное количество выпитого сухого вина, возможно необычность обстановки и новизна многоголосного пения меня погрузили в состояние захлебывающегося восторга. Повторяющиеся распевы, казалось, меня обволакивали. Мужские голоса то парили высоко, то были у моих ног.

— У меня в тот год тоже была любопытная поездка. И обращались ко мне тоже «Алик», «вита — жизнь по-итальянски» опустив. И познакомился с Аллой Борисовной, разговаривал с ней, — профессор решил перехватить инициативу. — Ну, что, пойдем? Или слушаешь меня?

— Посидим еще! Сейчас только сделаю несколько фотографий! Потом, зимой так приятно пересматривать фото с грибами.

— Тебя в июне, а меня в июле направили в подобную командировку — «сеять разумное…» только в Ригу. Приезжаю, селюсь в гостинице «Даугава». Двуместный номер. Совпадение такое: сосед — грузин, бывший борец, с животиком. Выпили за знакомство. Тенгиз у меня спрашивает:

— Алик, ты мужчина?

Я отвечаю: — Мне, что — показать?

Тенгиз продолжал:

— Тогда у меня к тебе просьба. Понимаешь, я здесь познакомился с одной девушкой и хотел бы привести ее сюда вечером, полюбить немного! Погуляешь где-нибудь до одиннадцати, хорошо?

— Рига была обклеена плакатами о концертах Пугачевой. А я на своем шестом этаже в буфете часто встречал за сметаной с сосисками Бориса Моисеева с блондинкой и брюнеткой. На завтраке они появлялись в ветровках, на спине которых стильно по-английски было написано: Алла Пугачева, телефон, факс. Каждый день шли дожди, ехать на побережье в Юрмалу не хотелось. Чем занимался? Очень похоже, как у тебя. В первой половине дня — лекции, обед, прогулки в Старом городе Риги. Кофе с бальзамом, причем ни одна чашка так, что к вечеру сердце напоминало о себе. К одиннадцати часам возвращался в номер, где меня ждал большой бокал шампанского — гонорар. В четверг, закончив цикл лекций, очередной раз посетив Домский собор, мысленно попрощавшись с «Тремя братьями», как только можно убивая время, я, не спеша под зонтиком, пошел к гостинице. И тем не менее, появился я в ней раньше, чем надо. Побродил по фойе, внимательно рассмотрел все прилавки сувенирных киосков, приобрел два значка с гербом города, ждать надоело, и я направился к лифту. Лифт был расположен недалеко от центрального входа. Дождь усилился, и я вижу, что из машины, которая подъехала, выбегает пара, а когда двери открылись, за мной в маленькое замкнутое помещение грузоподъемностью четыре человека, вбежали Алла Пугачева и Владимир Кузьмин.

Лифт тронулся. Алла Пугачева то ли Кузьмину, рука которого была у нее на плече, то ли просто в воздух, то ли мне усталым голосом произнесла:

— Да, отвратительная погода!

Я согласился: «Да,конечно!»

Алла Борисовна то ли опять Кузьмину, то ли в воздух, то ли мне добавила:

— Месяц — июль, а каждый день дожди!

Я опять не мог не согласиться: «Да, конечно!»

Лифт на шестом этаже остановился, двери открылись, я вышел, а они поехали дальше. С тех пор, я всем рассказываю, как я познакомился и долго беседовал с Аллой Борисовной Пугачевой.

Путь назад на дачную поляну лежал через овраг. По крутому спуску идти было весело. На дне оврага лежала труба большого диаметра, а сверху насыпана дорога. Часть отверстия трубы была чем-то забита, поэтому из нее вытекал маленький ручеек. На другой стороне образовалась покрытая темно-зеленой тиной запруда, из которой торчали направленные под разными углами голые без коры деревья. Этот пугающий застоем мертвый пейзаж контрастировал с красками октябрьского леса. Многочасовая прогулка, полные корзины — наверх поднимались медленно. Вышли на поле собранной ржи. Впереди виднелась зеленая полоска леса. Нам туда. Справа от нас — поле бежало вниз к реке. Простор! Сразу в голове появилось: «Русское поле…!». Вот, наконец, шлагбаум, ворота и любимые синие стулья около дома. Вот на столе открытая баночка пива и два бокала для нас.

— Хочу задать тебе вопрос, мой дорогой друг. Что такое родина для тебя?

— Основываясь на этимологии этого слова, для меня родина — это город Нижний Тагил. Я там родился, — профессор пригубил пиво. Белые усы таяли. — Потом переехали в город Оренбург, где я провел детство и юность. Но если отправной точкой брать погост, а мои родители похоронены на деревенском кладбище и недалеко, как ты знаешь, у меня дача, то можно сказать, что моя родина — местность Яхрома Московской области. Ну, а у тебя?

— Следуя твоей логике, а я родился в Москве, ответ очевиден! Но визуально я представляю четыре места, причем, одно из них исключительно в зимних пейзажах. Первое — вот эта местность, где мы находимся. Помнишь, двадцать пять лет назад ты и я с женой приезжали на эту поляну, где ничего не было, кроме сорняка и лютика. С того времени появился дом, посажено ни одно дерево, разбиты дорожки из плитки, газон. С мая видишь, как растет трава, а с приходом тепла покрываются белым цветом яблони, груши, сливы, появляется завязь на кустах смородины, крыжовника. Борешься вместе с газонокосилкой с одуванчиком, затем осенью с плодосъемником с урожаем яблок. Каждый сезон что-то добавляешь, улучшаешь либо в доме, либо на участке. В какой-то год пришлось менять в доме деревянные рамы на пластиковые окна, в другой — углублять колодец. Надеюсь ты заметил, у нас, за редким исключением, нет глухих заборов. У большинства участки большие, а забор — обычная сетка-рабица с кустами жимолости или боярышника внутри. Поэтому, когда смотришь вдаль возникает ощущение пространства. С одной стороны, нашу поляну с дачными участками обрамляют высокие лиственницы, а с другой стороны вниз к реке — сосны. Ты видишь, сейчас лиственницы — рыжие, а у сосен стволы красного цвета. Такая здесь красота! Каждый раз, окапывая деревья, выкорчевывая пень, сжигая сухие обрезанные ветви, я понимаю, что отдаю частичку своей души этому участку, точнее, не только участку, но и этому лесу, где мы собирали грибы, этому склону к реке, местности, которая в весенне- осенний период становится моей малой родиной.

— Это первый вариант твоей родины. Давай тогда и об остальных трех. Заинтриговал. — Мой друг с удовольствием вытянул ноги вперед и, казалось, задремал на синем пластиковом стуле.

— Файв о клок! — Задумчиво произнес я.

— Что уже пять часов? И на английский манер опять пьем? — Профессор резко подтянулся на подлокотниках стула, проявляя боевую готовность.

— Да, нет! Это я о втором зимнем варианте! Файв о клок! — Хоть шерсти клок! Присказка такая, дальше — поймешь! В институте, где мы с тобой когда-то работали, особых перспектив служебного роста не было. Но защита диссертации и общественная работа дала хоть шерсти клок — возможность отдыхать в ведомственном пансионате на Клязьменском водохранилище в дефицитный зимний период. В то время этот пансионат был один из немногих, у которого был отдельно стоящий с куполообразной крышей комплекс с бассейном, сауной и тренажерами. Мы ездили в пансионат с тобой. В новогодние и весенние каникулы отправлялась туда жена с ребенком, а я к ним приезжал. Главным занятием после завтрака до обеда были прогулки на лыжах по окрестным лесам или по водохранилищу. Посещение бассейна было строго по расписанию — сеанс 45 минут. Старались брать время перед ужином. Ну, а после ужина — тихие забавы: книги, кинозал, лучше преферанс. Главное, что катание на лыжах приносило огромное удовольствие и сделало узнаваемой каждую просеку в лесу, каждый изгиб лыжни, а последующие приезды в пансионат делали эти места родными.

— Понятно! То, что делаешь регулярно и с удовольствием, становится родным, — выдал сентенцию мой друг.

— Да, конечно! Прошло уже столько лет, но я стараюсь несколько раз зимой выбраться в те места. Обычно в воскресенье на метро доезжаю до Медведково, далее пешком минут десять, и я — за МКАДом. Встаю на лыжи и знакомым маршрутом бегу на свидание с зимней сказкой. По пути буквально прорываюсь через один поселок. Как он разросся! Вот приближаюсь к цели, остается последняя просека и начинается пологий спуск. Набрав скорость, выскакиваешь на белое полотно водохранилища. В первые мгновения возникает чувство умиротворения, покоя от простора. На противоположном берегу видны дома небольшой деревни с маковкой церкви, хотя иногда рядом могут прорычать мчащиеся снегоходы. Бывает, что попадаешь в день, когда яркими пятнами на синем небе висят разноцветные шары и дельтапланы, а внизу все искрится. Бывает, что попадаешь в серый с густой пеленой снега день. Такие вот разные картины зимней сказки. Потом по водохранилищу минут десять до знакомого пансионата. Там переодеваю мокрую от пота футболку, обязательно немного пошатаюсь на первом этаже. Ничего не меняется: те же высоченные шахматы, те же коробейники. Точка ставится в баре — релаксируешь с пивом. Назад маршрутка, метро. Так что в моем случае родина многолика!

— Пойду пройдусь по саду, взгляну на урожай! — профессор направился по дорожке в другой конец участка.

Спустя некоторое время, перебирая грибы, слышу:

— А не густо у тебя в этом году с яблоками! — мой друг появился из-за угла дома.

— Яблоки родятся через год. Этот год — неяблочный! — поддерживаю я разговор. — Кстати, вспомнил один забавный эпизод в доисторическую эпоху, когда сотовых телефонов не было. Рассказать?

Я — молодой специалист после окончания ВУЗа. У меня появился ребенок. Конечно, я старался помогать молодой жене: постирушки, бесконечное глажение, недосыпание. Казалось, эти хлопоты никогда не кончатся! Случайно узнал, что начальник отдела собирается в командировку в Кишинев. Прихожу к нему на «мягких лапах» и прошу взять с собой. Он, вероятно, предполагал кого-то другого, но что-то не срослось. Поэтому он подумал, подумал и начал меня наставлять:

— Будешь пахать с утра до вечера! А в качестве награды привезешь яблоки из Молдавии!

Шеф любил щегольнуть импортной фразой, поэтому продолжал наставления. Запомни: «Прима — бизнес, бабслей — секонда!».

Летели порознь. Он раньше. Для меня это была первая командировка в жизни, и я готовился к трудным испытаниям и был уверен, что с честью их выдержу. В понедельник к обеду я прибыл в столицу Молдавии и поспешил в проектный институт — оправдать доверие — пахать с утра до вечера. В командировочном удостоверении было: согласование каких-то проектных решений. Какое же было мое удивление, когда мне сообщили, что моего начальника пока никто не видел. В гостинице его тоже не было, и я, перекусив, лег спать. На следующий день я рано был в организации, где, просидев до обеда, так его и не встретил. Никто из местных не знал, чем меня занять, поэтому посоветовали познакомиться с городом, что я делал последующие дни. Наконец, в четверг к вечеру в гостинице объявился мой шеф. Он поинтересовался все ли у меня в порядке, забрал командировочное удостоверение и сказал, чтобы завтра к 11 часам я был готов — поедем на рынок, а оттуда в аэропорт. Утром быстро управились: у меня — рюкзак, у него — портфель с яблоками. В здании аэровокзала шеф предложил перекусить, да и до рейса было много времени. Под триста грамм коньяка мы услышали, что до нашего взлета осталось полчаса. Ломая ноги, со второго этажа на первый подбежали к стойке регистрации. Нам сообщили, что она закончилась, на наши места приняты другие пассажиры, и свободных мест нет. Шеф начал скандалить, его послали к начальнику вокзала, он тоже послал, сообщил по буквам, что они Светлана Ульяна Кира Ира!

— Договорился, полетим на следующем через три часа! — бросил шеф, когда вернулся от начальника аэровокзала, и потащил меня на второй этаж коротать время.

Двести грамм коньяка шли настороженно. Я получил командировочное удостоверение с необходимыми отметками: прибыл — выбыл. Мы часто поглядывали на часы. Непредвиденное ожидание томило. Объявили посадку на последний рейс в Москву, и мы степенно встали в очередь. Когда подошли к сотруднику аэропорта, шеф помимо наших билетов протянул какую-то записочку.

— Да, да, конечно! Обязательно возьмем, но при наличии свободных мест! — услышали мы, а пока нас попросили отойти в сторону и не мешать.

Свободным оказалось одно место. Мой начальник зарегистрировался, победоносно дернулся к выходу, но вернулся ко мне.

— А он как? У него даже денег нет здесь ночевать!

— Ладно, в салоне есть пассажиры до 12 лет на полное взрослое место, договоритесь! — слышу и меня пропускают.

Два часа лета я провел в кресле, а на коленях сидел упитанный одиннадцатилетний мальчуган.

— Досталось тебе в командировке, наверно! — встретила меня жена.

— Да, не очень! — я скромно положил рюкзак яблок к ее ногам.

С тех пор, когда я слышу, что кто-то в командировке пахал с утра до вечера, то тихо усмехаюсь.

— Да, в нашем разговоре мелькают: Тбилиси, Рига, Кишинев — Советский Союз. Вот моя супруга считала, что понятие «Родина» — это понятие «Советский Союз», — мой друг решил обобщить. — Сейчас эта территория значительно сжалась. Численность населения уменьшилась. На то есть три причины. Первая на поверхности: — меньше территория, особенно с учетом «ухода» Средней Азии, меньше населения. Вторая — в 90-е и нулевые годы смертность превышала рождаемость. Третья — выезд за границу на постоянное место жительства.

— Третья группа людей, значит, бросила по твоей формулировке место, где они родились, и уехала обустраиваться на новой Родине, так? — для меня разговор повернул от милых воспоминаний в дискуссионную сторону.

Профессор решил завладеть инициативой:

— Если с первой и второй причинами все ясно, то третья — самая интересная! Вот ты говоришь: «Родина!». А это понятие есть результат внутренней эмоциональной работы во времени. У человека осознанно или не осознанно с рождения формируется отношение к месту, где он живет, к людям его окружающим, к обществу, одним словом — к мироустройству, в котором он субъективно центр вселенной. Если принять это определение в качестве критерия, то становятся более понятны перемещение людей на территории, да и эмиграция тоже. В итоге человек хочет жить, если ему позволяет возраст, финансовые возможности, если его не гонят с места внешние обстоятельства, в гармонии с самим собой.

— Ну умозрительно, сказано красиво. Но я уверен, что человек не просыпается каждый день, думая на Родине ли он или нет, в гармонии с самим собой или нет! — решил я поддеть моего друга.

Профессор, не обращая внимание на мою глупость, продолжал:

— И я, да и ты, знаем не мало примеров уехавших на постоянку. Есть группа людей, несмотря на отмену графы «национальность», ты понимаешь о ком я говорю, космополитов, для которых уехать с этой территории естественное движение. И уезжают они на историческую Родину! Кроме того, большое значение имеет знание языка той территории, куда ты перемещаешься. Конечно, существуют самодостаточные общины с традициями, культурой, например, многомиллионная турецкая община в Германии, но лучше язык страны твоего будущего постоянного пребывания знать.

— Навыки общения на местном языке полезны и в кратковременных поездках, — решил я облегчить тему. — Вот вспомнил эпизоды туризма, связанные с языкознанием!

Начало нулевых. Новогодние каникулы. Финляндия. Мы с женой катаемся на беговых лыжах в местечке Куусамо. Центр — небольшой одноименный городок, в шести километрах находился четырехзвездный отель, где мы и отдыхали. Не зря Финляндию называют страной озер. Даже в окрестностях нашего местечка было семь озер, вдоль которых были разбросаны группки коттеджей и была проложена лыжня. Отель — современный. Ресторан с панорамными окнами, расположенный над бассейном. Бассейн с тропическими деревьями, гидромассажные ванны, сауны. Публика в основном русскоговорящая. Поскольку отель находился несколько в стороне от центра, у главного входа дежурило несколько машин-такси. Вот как-то вечером я после ужина решил покурить, а это можно было сделать только на выходе из отеля. Вышел, стою и наблюдаю такую сцену. Из отеля появляется мужчина выше среднего роста, лет сорока в распахнутой дубленке. Он обнимает с двух сторон укутанных в шубы дам. Троица видно хорошо поужинала и привлекает внимание заливающимся смехом. Подойдя к головной машине-такси и обращаясь к выскочившему водителю, коренной командует:

— Поехали! На озеро! Сейчас, значит, прямо, потом — сам должен знать!

Представитель титульной нации с преданными глазами пытается понять — куда ехать, да и заработать хочется, и лопочет что-то по-фински. Вальяжный под хохот спутниц возмущается:

— Вот идиот! Я ему членораздельно по-русски говорю: «На озеро!», а он не понимает!

Водитель услужливо открывает двери машины и снова пытается понять конечную цель поездки, громко и медленно спрашивая по-фински. Оппонент, достав из внутреннего кармана купюры евро и видно закипая, чуть ли не кричит:

— Последний раз говорю: На озеро «Лескеляньярви»!

Услышав родное слово — Лескеляньярви-, оно же название цели поездки, водитель, вежливо улыбаясь, повторяя его снова и снова, завладел добычей, и машина тронулась.

Мой друг не с первого раза произнес:

— Лескеляньярви! Ну, давай, еще об языкознании. Обещал!

— Хорошо! Слушай дальше! Начало нулевых, август. Германия. Мы с женой отдыхали в Саксонской Швейцарии. Чтобы ты понимал — это национальный парк в долине реки Эльба недалеко от Дрездена. Парк, где все ухожено, не увидишь мусора, сломанных деревьев, веток. Гуляешь по аккуратно вымощенным широким дорожкам, на пересечении которых установлены деревянные резные указатели. Вот туда — долина небольшой горной речки с запрудами полными форели, а туда — популярный среди туристов водопад, где каждые полчаса под разные мелодии, открывая плотину, спускают воду.

Отель был расположен на верху горного массива с остроконечными скалами высотой порядка 200 метров над рекой. Украшением этого места, называемого Баштай, был, конечно, семипролетный мост. Я, кстати, привез настенную тарелку с изображением этого чуда. Пройдя по мосту, можно попасть на смотровую площадку, откуда открывался потрясающий обзор вниз на городок Ратен в долине реки Эльба.

Вот в день приезда, разместившись в гостинице, мы пошли знакомиться с парком. Недалеко обнаружили пробитую в скалах ведущую вниз тропу, ступени которой были довольно крутые и напоминали ступени эскалатора в московском метро. Я первый стал спускаться и через три или четыре марша встретил поднимающихся снизу двух женщин среднего возраста. Вид у них был усталый, пот не украшал лица. Подойдя ближе ко мне, одна из женщин по-немецки что-то спросила. Мои знания ограничивались фразами из советских фильмов о Великой Отечественной войне, поэтому в ответ громко прозвучало: «Йа, Йа!». Вижу, что женщины, очень расстроенные и еле держась за поручни лестницы, чуть выше меня завязали диалог с женой. Через несколько минут она, владеющая немецким языком, объяснила: «Тебя спросили, что еще столько же- 40 минут- подниматься? А ты им ответил: «Да, да!».

— Молодец! — одобрил мои действия профессор. Все или будет еще что-то?

Там же. На следующий день гуляли по парку. Сходили к водопаду в деревню Лихтенхайн, где в местном ресторанчике очень славно пообедали. Как сейчас помню большую порцию свинины с жаренной картошкой, лисичками и бокал пенного Пауланера. Потом пошли к Эльбе. Маршрут порядка пяти километров. Спустились с другой стороны горного массива Баштай к городку Велен. Какое-то непривычное спокойствие, умиротворение вокруг: небольшая кирха, безлюдная рыночная площадь, по реке тихо скользят узкие лодки академической гребли. Решили возвращаться назад. Крыши городка остались внизу. Мы поднялись в лесную чащу, и на ближайшей поляне видим, приближающегося мужчину с мальчиком на спине. Оба, видно, очень устали и, не доходя до нас, мужчина что-то по-немецки спрашивает. Я в его вопросе понял только слово «Велен», но после того случая, естественно, молчу. Жена бодро, наслаждаясь собственным произношением, ему что- то отвечает, и для убедительности рукой указывает направление к деревне Лихтенхайн. Мужчина, тяжело вздохнув, разворачивается с мальчиком на спине и исчезает в зелени.

— Спрашивал, правильно ли они идут к Велену. Я ему показала куда! — перевела жена мне.

— Здорово ты им отомстила за своего отца! Он же был у немцев в плену, в концлагере. Топать им до ближайшего населенного пункта пять километров туда и пять километров обратно до Велена! Кстати, надо куда-то свернуть в сторону, чтобы им больше не попасться на глаза! — отреагировал я.

Картошка была готова. Осталось только слить воду. Опята шипели на сковородке. Приходилось постоянно переворачивать их деревянной лопаточкой. На другой сковородке золотился лук, приготовленный для грибов. В большой комнате сервировался стол к позднему обеду, переходящему в ужин. Появилась селедочница с выложенными по краям срезами темно лилового лука. Середину стола украшала плоская ваза, с которой стрелами свисал зеленый лук. Мой друг был поклонником Чиполино. Из морозильника достали матового цвета бутылку водки. Налили по рюмкам.

— Ну, давай выпьем за третий вариант родины! — предложил профессор.

— Не откажусь! Придется рассказать, иначе не нальешь вторую! — подхватил я.

Первый класс я закончил в Москве на Бакунинской у бабушки с дедушкой. А затем волею моих родителей остальные школьные годы провел в ближайшем Подмосковье в городе Видное. Тогда основным транспортом была электричка с Павелецкого вокзала. Она приходила из Москвы на станцию Расторгуево. И с левой стороны на крутой возвышенности реки Битца за редким лесом сосен просвечивались дома. Вот эта картина: склон, сосны, за ними еле видные дома и есть город моего детства. В последние годы, приезжая на встречи с одноклассниками, замечаешь, как все изменилось: построено много новых кварталов. Но «старая» часть города с аккуратными двухэтажными домиками с небольшими палисадниками, узкими в одну полосу туда и обратно улицами, конечно, родней. Двор дома! Что может быть прекрасней в детстве — там друзья! Здесь я летом играл в футбол, а зимой — в хоккей.

— Понятно, это у тебя не только малая родина, но и город детства! Обрати внимание: заслужил, наливаю вторую! Есть понятие многоженство, значит, я понял, возможно — многородинье!

— После окончания школы переехали в Москву. Квартира на девятом этаже большого дома на Ленинских горах. Из окон виден утопающий в зелени Университет. Подсветка здания в праздничные дни настолько эффектна, что характерный силуэт казался хрустальным. Днем в ясную погоду с балкона можно было проводить экскурсии по Москве, видны все семь сталинских высоток. По воскресеньям я любил бегать. Придумывал себе цель — купить газету «Футбол» в киоске около входа Главной арены «Лужники». Путь лежал через территорию Дворца Пионеров, затем на смотровую площадку. На ней небольшой отдых. Да и как себе было отказать в удовольствии полюбоваться видом Новодевичьего монастыря, спортивных сооружений Лужников, чуть подальше зданий проспекта Калинина, Кремля. Почти все знаковые места столицы перед глазами! Со смотровой площадки — вниз по тропинке в середине Ленинских гор, подымаясь и спускаясь на разных бугорках к роднику с красно-ржавым руслом. Крутой берег Москва-реки заканчивался там, где впадала река Сетунь. Ну, а я, проскочив под мостом, по краю парка Новодевичьего монастыря, затем кладбища оказывался у цели. Вот, пожалуй, и все визуальные картины моей Родины!

— Понял, понял. Значит, если из твоих четырех вариантов вынести за скобки одинаковые составляющие, то получится следующее: обязательно река, крутой склон с лесом и ты, спускающийся вниз. Вот что такое родина! — профессор продолжил. — Наливаю по третьей, по последней — завтра возвращаться с одной родины на другую!

О рампе

— Что-то мы с тобой прособирались! Уже вторая половина дня! А в воскресенье безумные «пробки» — народ возвращается в Москву. Ну, кажется, ничего не забыли — все в машине, — направился я открывать ворота.

— Все замки проверил? Все закрыто? Дом? Баня? Хозблок? — мой друг проявил бдительность.

— Все закрыто! Не беспокойся! А быстро пролетели выходные! — я сел за руль, и машина тронулась.

— Все было великолепно: и погода, и прогулка в лесу, и сбор грибов. Я уж не говорю о нашем застолье с сюрпризами, — профессор на переднем пассажирском месте подвел итоги.

— Набирайся терпения. С начала «попрыгаем» на бетонных плитах, затем со смерчем пыли сзади домчимся до Тарусы, потом до Серпухова будет хорошая дорога, — настраивал я своего спутника. — Таруса с каждым годом становится все более симпатичным городком. Открылось много магазинов, тротуары одели в плитку, набережную Оки украшают памятники Марине Цветаевой, Бэлле Ахмадулиной, Константину Паустовскому. А на центральной площади привлекает Собор Петра и Павла с каменным резным иконостасом.

— С каменным? Каменный иконостас — это греческая традиция. Такой храм у нас я не встречал! — мой друг искренне удивился.

— Да, жаль, что ты не увидишь! Очень интересны мозаичные изображения Петра и Павла, выполненные в спокойных красках. Ладно! В следующий твой приезд! А музей Цветаевой — бедненький. Маленький домик, четыре комнаты, немного мебели и личных вещей, — вот мы и миновали город Тарусу.

На выезде из города заправились — в Калужской области бензин всегда дешевле. Дорога вела в горку, пошли красивые овраги. Выскочили на простор, и в дали на другой стороне Оки показалась церковь усадьбы Поленово. Быстро начинались и заканчивались деревни. У памятника с танком Т-34 вывернули на Серпуховское шоссе и, не доезжая областного центра, встали в «пробке». Через какое-то время сосед по машине предложил:

— Ну, экскурсовод, давай теперь о Серпухове!

— Хорошо! Начнем! Вот мы проезжаем, хотя нет громко сказано, проползаем мимо Красной горы. Раньше на этом месте был белокаменный Кремль. Представляешь, разрушен он был, точнее разобран на стройматериалы для московского метро, по приказу Лазаря Кагановича. Серпухов — это, конечно, многочисленные церкви и монастыри. Вот — собор Николы Белого. Согласись — колоссальный храм, московский ампир, а на против — старый невысокий дом с рекламой, предлагающий круглосуточные похороны в рассрочку. Вот — исторический центр города — Гостиный двор. Заворачиваем на улицу Чехова, где находится Серпуховская картинная галерея. Кстати, прошлым летом мы посетили ее. Неожиданно богатая коллекция русских художников: работы Шишкина, Саврасова, Левицкого, Гончаровой. Жаль, проехали рядом, но не заглянули в Высоцкий мужской монастырь. И сам монастырь очень величественен, и расположен на высоком берегу реки Нары, но самое главное — там есть чудотворная икона Божией Матери «Неупиваемая Чаша», которая помогает справиться с недугом пьянства.

— Это ты к вопросу о нашем времяпрепровождении? — иронично спросил мой друг.

— А вот справа — проезжаем Серпуховской музыкально драматический театр. Помнишь — конец 70-х командировка в Ленинград, и мы рванули в Мариинку на «лишний билетик»? — перевел я разговор в театральную плоскость.

— Конечно, помню! Попасть на «Фауста» дорогого стоит! Опера и балет в одном флаконе! Но особенно впечатлило действие — балет «Вальпургиева ночь», — профессор откликнулся на мои воспоминания. — Да, раньше опера Гуно ассоциировалась только с арией Мефистофеля «Сатана там правит бал…», но шабаш ведьм был открытием. А места какие были! У меня так в партере, кажется, ряд десятый, а ты где-то на верхотуре. После промозглого раннего апрельского Ленинграда попасть в блеск света, золота, зеркал, слушать живую музыку, следить за действием на сцене — это просто наслаждение!

— В тот же год только осенью, я второй раз был в командировке в Ленинграде и каким-то чудом попал в театр Ленсовета на спектакль «Укрощение строптивой». Чудом, потому что, естественно, все билеты были проданы. Прошло столько лет, а он и сейчас перед глазами. Это, наверное, один из немногих спектаклей, где я смеялся до неприличия громко. А какие актеры! Слуг Петруччио играли Анатолий Равикович и Алексей Петренко. Тонкий юмор был даже в стилизованных под средневековые костюмах, в аксессуарах. Например, у одного из престарелых женихов Гремио деталь одежды — завязанный большим узлом бант над главным мужским местом, а сам жених в доказательство своей скорой смерти предъявляет рентгеновский снимок. Слуга (молодой Алексей Петренко) в одной из сцен появляется с авоськой пустых бутылок из-под кефира. Великолепен Дмитрий Барков в роли Петруччио, особенно, в сцене где он готовится — как штангист перед взятием снаряда — к первой встрече с Катариной. Игорь Владимиров создал фееричный, музыкальный шедевр! Ну и, конечно, в главной роли — Алиса Фрейндлих! Строптивая Катарина азартно и поет, и фехтует, и стреляет из рогатки! Не знаю, удалось ли передать свое восхищение?! — я заметил, что меня слушают как-то отстраненно.

Но мой друг живо откликнулся:

— В театральной жизни 70-х годов Алиса Бруновна сверкала не только в Ленинграде, но и в Москве. В те годы я просмотрел практически весь репертуар театра «Современник». Билеты покупались по записи в самодельной очереди. Лучше было записаться вечером накануне предварительной продажи в кассах театра, чтобы была большая вероятность попасть на желаемый спектакль. Так вот, на спектакль Чехова «Вишневый сад», который шел один раз в месяц, я купил билеты с третьей попытки, да и то на какой-то далеко не первый ряд бельэтажа. Ажиотаж объяснялся просто — Раневскую играла Алиса Фрейндлих. Сам спектакль помню смутно. Помню только, когда первый раз Раневская появлялась, проходила без текста с одной стороны сцены на другую, зал взрывался невероятными аплодисментами. Я потом где-то читал, что спектакль играли в течение трех лет…

Солнце садилось. Выехали на скоростное Симферопольское шоссе. Первое время держали скорость до ста двадцати, а потом она упала до семидесяти. Водители включили габаритные огни, и поток машин превратился в длинную красную вздрагивающую ленту. Приходилось быть особенно внимательным — следить за расстоянием до ближайшей машины! Началось «дерганье»: кто-то впереди резко тормозил, и этот маневр передавался по цепочке, потом так же трогались. Изматывающая езда! Профессор дремал, потом открывал глаза и начинал рассуждать:

— Я смотрю, что наш родной автопром почти исчез — за все время насчитал три машины ВАЗ. Мне, к сожалению, не дано водить машину. Видно наверху так распорядились! Хотя краткое время у меня были Жигули, но постоянно что-то случалось, и я продал машину.

— У меня в начале 90-х тоже появились Жигули, красная седьмая модель. И вот однажды на Юго-Западе утром по дороге на работу мне в зад въехал небезызвестный актер Андрей Соколов — типичное несоблюдение дистанции. Он свою вину сразу признал, но попросил ничего не оформлять, так как готов был выправить бампер моей машины у своего автомеханика. Я согласился, мы обменялись номерами телефонов (не мобильных, стационарных), и он уехал. Надо сказать, что я провел первую половину дня в ожидании звонка не уютно! Наконец, ближе к вечеру Соколов проявился и предложил встретиться в районе Южного Бутово. Там его знакомый автомеханик все выправил часа за два, и мы расстались, но перед этим я получил от Соколова предложение сходить на спектакль «Юнона и Авось», где он играл.

Надо сказать, что я с женой уже дважды смотрел этот спектакль с Караченцевым, Абдуловым, Шаниной, поэтому на этот раз взял с собой дочь-старшеклассницу. В тот вечер с каким-то особым подъемом оставшийся из первого состава Николай Петрович Караченцев играл графа Рязанова. Много музыки, прекрасно был передан нерв спектакля — гимн любви и ожиданию любимого. В антракте ко мне подошла смотрительница зала и сообщила, что Андрей Соколов после спектакля приглашает к себе в артистическую уборную выпить шампанского.

И вот последнее действие — все актеры поют: «Аллилуйя любви! Аллилуйя!», опускается занавес, зрители с восторгом бисируют, а затем неохотно покидают зал. Прошло, наверное, минут двадцать ожидания в фойе, пока за нами пришла смотрительница и повела через боковую дверь за кулисы. Пробираясь через какие-то деревянные балки, канаты, веревки, мы столкнулись с идущим прямо на нас в распахнутой белой рубахе графом Рязановым, извини, громко матерящимся пьяным Караченцевым. Контраст волшебства сцены, где главный герой только что с надрывом воспевал поэзию любви, с матерящимся закулисьем был настолько сильный, что я поймал себя на мысли, что лучше не ходить по ту сторону рампы!

— Шампанского то выпили? — профессор подал голос.

— Да, конечно! Артистическая уборная, а я там был впервые, напоминала комнату парикмахерской, где перед большими зеркалами лицом к стене располагались гримирующиеся актеры. Когда мы вошли, на подносе стояли три бокала шампанского. Мы, естественно, сказали необходимые комплименты в адрес пригласившего, спектакля, постановщика, но впечатление от предыдущего эпизода было сильнее!

— Да, осмысление посыла — «Не ходить по ту сторону рампы!» — это интересно! — задумчиво поучаствовал профессор. — Лучше наслаждаться музыкой, голосом Фредди Меркьюри, а не заострять внимание на его сексуальной ориентации. Лучше слушать песни Визбора, чем читать о его женах, оставленных детях. Один из моих любимых фильмов «Июльский дождь»! Там есть эпизод с участием Визбора — снимался в деревне Витинево на канале Москва-Волга, и твой любимый визуальный ряд: река, высокий склон, лес…

— Напомнил! На последнем курсе института у меня был друг — Шурик, который учил, что жить надо с долей здорового авантюризма и позитива, и часто повторял: «Ничто не остановит наше победоносное шествие!». И вот осенью он был инициатором одного похода с ночевкой. В субботу Шурик, я с молодой женой, всего человек шесть, взяв палатки, отправились с Северного речного вокзала на прогулочном теплоходе «Ракета» в непонятно куда. Когда стало смеркаться, и мы поняли, что пора выходить, была пристань «Витинево». Где-то в ближайшем лесочке при свете луны и одного тусклого фонарика трое молодых людей начали устанавливать палатки, а их спутницы готовить ужин — шашлык. Пошел мелкий дождь, палатки почему-то постоянно падали, поэтому было принято решение установить одну! Огонь не разгорался, при нанизывании на шампура в мясе оказались чьи-то ногти, поэтому было принято решение ограничиться коньяком — мужчинам, шампанским — женщинам, закусывая хлебом и яичками в крутую (родители кому-то дали в дорогу!). После все шестеро забрались в одну неустановленную палатку, прижались друг к другу и заснули. От холода проснулись рано. Шурик сказал, что делать здесь нечего и пора собираться домой! На пристани еле воткнулись в переполненную «Ракету», и в первой половине дня были на площади Северного речного вокзала. Поступило предложение выпить пиво, и мы направились к павильончику, перед которым были столики с зонтиками. Денег хватило ровно на три бутылки, и тут я впервые из уст Шурика услышал незнакомое «Кэшбэк!». Он предложил собирать и сдавать стеклотару из-под пива и воды. Наши спутницы от стыда ушли на другой конец площади, а мы, московские студенты с неоконченным высшим образованием, стали подходить к пьющим и просить бутылки, как только они освободятся. Дело получалось, и мы так увлеклись, что перешли через дорогу к другому павильону. Там мы поняли, что у нас могут быть неприятности от двух субъектов в грязной одежде, да и наши чаровницы заждались! Не утомил я тебя своим длинным рассказом? — обратился я к своему другу.

— Нет! Судя по всему, это твое не последнее приключение с ним? Да и до Москвы еще есть время! — поддержал беседу профессор.

— Ну, тогда продолжаю! Шурик повторял, что в жизни необходимы навыки психологической устойчивости, умения действовать в стрессовой ситуации, а для этого надо провоцировать такую ситуацию, а затем победоносно из нее выходить. Он предложил собирать монетки достоинством одна копейка в прозрачную поллитровую бутылку. План был такой. Когда бутылка будет полная, то поедем в пятницу ближе к семи часам вечера (спиртное продавали тогда, если ты помнишь, до 19.00) в центральный гастроном на проспекте Калинина. Там к этому времени обычно образуется большая толпа. Когда подойдет наша очередь, попросим бутылку коньяка, а копейки пойдут в качестве оплаты. Продавщица будет вынуждена считать деньги, жаждущие будут «звереть», а мы держать удар. Идея понравилась и была принята к исполнению. Наверное месяца два, мы усердно разменивали, собирали в качестве сдачи копейки. Шурик строго следил за счетом и время от времени сообщал — чуть меньше полбутылки на восемь рублей двадцать три копейки, почти три четверти — на двенадцать рублей. Для нас это превратилось в увлекательную игру — кто больше за день соберет копеек. И вот подошел день, когда Шурик сообщил, что бутылка полная и пора ставить финальную точку.

В предвкушении острых ощущений, скандала мы поехали на проспект Калинина в гастроном и встали в очередь. Люди двигались быстро, и скоро мы были у прилавка. Шурик спросил армянский коньяк за 17 рублей и выставил бутылку с копейками. Какое же было наше удивление, когда продавщица ловко подхватила бумажный пакет, высыпала туда наши монетки и бросила на весы.

— Один килограмм семьсот грамм, чуть-чуть больше, — произнесла она и, выставив требуемое, крикнула. — Следующий!

Шурик попытался «взорвать» ситуацию вопросом:

— А точно здесь столько? Почему не пересчитали?

В ответ получил, что одна медная копейка весит ровно один грамм! Это был тот самый случай, когда бутылка дорогого армянского коньяка в руках, а присутствует глубокое разочарование!

— Значит ваша провокация не удалась! — Мой друг усмехнулся.

— Эта — нет! А другое обострение — вполне! Подъезжаем, вот спуск, впереди видны дома — это Москва! Правда, сам видишь с какой скоростью двигаемся. Тебя до ближайшего метро? — спросил я профессора.

— Заинтриговал! Рассказывай, а там у какой-нибудь станции по серой ветке высадишь! — откликнулся мой спутник.

— Хорошо, вернемся к главной теме! В тот год Шурик и я часто ходили в московские театры по билетам из невостребованной брони. Главное — это быть первым у окошка билетной кассы театра. И как-то Шурик поделился своим «открытием», что автором спектакля театра имени Ленинского Комсомола «Тиль», а на афише стояло — Гр. Горин, являлся молодой драматург Григорий Горин. Этот спектакль был событием того года, и билеты на него не продавались, а распределялись где-то в недрах Министерства Культуры. Попасть на него было, практически, невозможно. Сделав свое «открытие», Шурик предположил, что у автора должна быть бронь, и наша задача использовать этот момент. И вот в день спектакля, представительно одевшись, сразу после обеда (по теории Шурика после обеда у всех благостное настроение!) мы подъехали к театру. Бросив на спичках жребий, я первый направился на операцию. В фойе театра никого не было, а в окошке кассы висела табличка «Все билеты проданы!». Максимально непринужденно, но и обаятельно-вежливо я произнес: «На Григория Горина два билета!». Дальше все произошло, на редкость, просто: я протянул истребованные деньги и получил два билета. Минут через десять пошел Шурик и вернулся тоже с двумя билетами. Не помня себя от радости, я стал звонить жене- студентке, сообщая ей, что вечер будет необыкновенный, да и билеты у нас на седьмой ряд партера.

Конечно, спектакль запомнился надолго. Это была одна из первых постановок Марка Захарова с фонтанирующим юмором, даже хулиганством, с рок-музыкой, молодыми Караченцевым и Чуриковой. В перерыве к нам подошел мужчина чуть больше тридцати лет и, слегка картавя, вежливо поинтересовался, как мы оказались на этих местах. Шурик громко возмутился, что билеты от саратовской филармонии. Но Григорий Горин, а это был он, попросил его со спутницей пересесть на первый ряд бельэтажа, что тоже было неплохо.

— Да, а ты, оказывается, заядлый авантюрист! — посмотрел в мою сторону профессор.

— Ничего подобного! Какой же я искатель приключений? Я обещал, что довезу до тебе удобной станции метро и довез!

Оглавление

К Э Ш Б Э К

Б е л ы е с т о л б ы

БЕСЕДЫ НА ДАЧЕ

О родине

О рампе