Научи меня дышать (СИ) [Кейт Вэйл] (fb2) читать онлайн

Научи меня дышать Кейт Вэйл

Пролог

— Ты уверена, что все собрала? — спрашивает Макс и бросает на меня полный надежды взгляд.

Не получив ответа, он ставит последнюю сумку в багажник, захлопывает его и возвращается в дом.

Я стою, облокотившись на машину, жар которой обжигает кожу.

Сейчас Макс вынесет мою гитару, и мы уедем прочь. Последний раз смотрю на дом, который когда-то был для меня родным. Несмотря на жару, окна четвертого этажа плотно закрыты. Ведь там больше никто не живет. Проходящие мимо люди бросают на меня косые взгляды и недовольно поджимают губы. Наверняка если бы я стояла одна, то каждый из них вновь сказал бы, насколько я отвратительный человек. Мне хочется огрызнуться, проявить свою настоящую сущность, но слова застревают комом в горле. Говорить мне еще предстоит научиться, как и многому другому.

Закрываю глаза, делаю вдох, но ничего не чувствую.

— Все. Можем ехать, — объявляет Макс.

Он захлопывает дверь и подходит ко мне. Обнимает за плечи и ободряюще сжимает. Его дыхание касается моего виска, и я вздрагиваю. Холод прошедших лед все еще сковывает меня и не позволяет принимать тепло и заботу близких.

Тише. Это всего лишь Макс.

И все же я не могу унять бешено колотящееся сердце. Леденящая душу паника вновь поднимается из глубины и берет тело под контроль. Каждый шрам будто бы вновь начинает кровоточить, и я сжимаю ладонь в кулак с такой силой, что ногти с дикой болью впиваются в кожу. Цепляюсь за это ощущение и напоминаю себе, что нахожусь здесь и сейчас. Все в прошлом.

Нервно сглатываю и поднимаю голову, чтобы заглянуть другу в глаза.

— Ты же понимаешь, что не обязан этого делать? — спрашиваю я.

Слова выходят хрипом, обдирают горло, но по виду Макса я понимаю, что он рад и этому странному звуку.

Он поглаживает меня по плечу и улыбается, той самой улыбкой, которая напоминает мне, что в этом мире еще есть что-то светлое.

— А ты понимаешь, что я тебя не отпущу одну? К тому же тебя должен хоть кто-то развлекать. Со скуки помрешь на своих занятиях, — он драматично закатывает глаза, хотя я знаю, что за этим напускным весельем, скрывается страх и на грамм не уступающий моему.

Макс всегда рядом.

— Тогда поехали, — бормочу я и отстраняюсь от него.

Мы садимся в машину и пристегиваемся.

Пока Макс настраивает радио и зеркало заднего вида, еще раз смотрю на свой дом. Я заберу только хорошие воспоминания. Заберу то, что когда-то принадлежало мне, а боль похороню глубоко внутри себя. Она останется якорем, держащим меня на плаву.

Машина трогается и солнечные лучи падают на толстовку, рукава которой я натягиваю до самых кончиков пальцев.

За нами остается след из пыли и воспоминаний. Чем дальше мы отъезжаем от дома, тем больше во мне зарождается надежда на новую жизнь. Две тысячи километров просто обязаны мне помочь научиться жить заново. Помочь научиться дышать.

Глава 1

Мира. 7 лет спустя

— Нет! — вскрикиваю я.

Сажусь в кровати и пытаюсь унять панику. Я вновь просыпаюсь в холодном поту. Прижимаю ладонь к груди, в глупой попытке восстановить сбившееся дыхание. Легкие будто сжались, не пропуская кислород, а тело пробирает мелкая дрожь. Каждый вдох дается через силу, но я как мантру мысленно повторяю: «ты в безопасности».

Мой взгляд лихорадочно мечется по обнаженным предплечьям, в поисках свежих отметин из сна, но их нет. Проклятые отголоски кошмара. Нервно сглотнув, провожу ледяными ладонями по мокрому от пота лбу и убираю пряди волос. Сжимаю виски, будто этот жест способен вытеснить отвратительные сны из моей головы. Когда-нибудь это закончится. Просто надо приложить больше усилий. Больше контроля над собственной жизнью и все наладится.

Откидываю плед в сторону и свешиваю ноги с кровати. Ступни обволакивает прохладный воздух, змейкой тянущийся через открытую дверь балкона. Нужно прийти в себя и отвлечься. Сегодня один из тех дней, когда я не могу позволить себе развалиться на части из-за неудачной ночи. И тем более я не имею права давать Максу очередной повод для беспокойства.

Встаю и открываю шторы. Прислоняюсь лбом к двери. Делаю очередной глубокий вдох, пропуская влажный воздух сквозь легкие.

Чувствуешь?

Ничего. Все также.

Открываю глаза и всматриваюсь в небо, затянутое свинцовыми тучами, предвещающими долгожданный дождь. В этом году лето выдалось на редкость жарким, и я уже истосковалась по осенним дождям и прохладе.

Снимаю с запястья резинку, завязываю свои непослушные кудрявые волосы в высокий пучок и направляюсь в ванную. Тихо прохожу мимо комнаты Макса, чтобы не разбудить друга и его ночную гостью. Включаю холодную воду и плескаю себе в лицо. Она освежает и приводит в чувства. Под глазами залегли темные круги. Я не помню, когда спокойно спала последний раз. Даже находящийся рядом Макс и его объятия не успокаивают меня. Они лишь ненадолго придают чувство безопасности, чтобы привести в норму бешеное сердцебиение, а потом все возвращается на круги своя.

Выхожу из ванной и слышу из комнаты друга женское хихиканье. Я была там десять минут, а тишина сменилась бурными играми.

Захожу к себе, переодеваюсь в майку и легинсы, беру телефон с наушниками и выхожу из квартиры, лишь бы избавить себя от излишних подробностей личной жизни Макса. Хотя куда уж подробней.

Стоит оказаться на улице, как обнаженная кожа рук покрывается мурашками от легкого порыва ветра. Сейчас шесть утра и двор практически пустой, на деревьях щебечут птицы, а лениво потягивающийся кот, бросает на меня недовольный взгляд, когда дверь в подъезд громко захлопывается.

Усмехнувшись, подключаю наушники, делаю несколько разминочных упражнений руками и шеей, а затем медленно бегу вдоль дома.

Бег — это второе верное средство после музыки, с помощью которого я могу проветрить голову. Казалось бы, ты просто бежишь. Шаг левой ногой, шаг правой. Но вот ты ускоряешься, мышцы разогреваются, а дыхание сбивается. Ты концентрируешься на своем теле, темпе, привычном маршруте и постепенно все мысли, и кошмары выходят из головы. Есть лишь конечная цель.

Временами спасает йога. Пусть сейчас я крайне редко могу вырваться в студию, но базовые упражнение и правильное дыхание все же делают свое дело и порой я и правда успокаиваюсь. Однако спокойствие и душевное умиротворение, которые мне обещали спустя несколько занятий, пришли не скоро. Большую часть времени я перебирала пористую поверхность коврика, считая минуты до окончания занятия. Просчитывала сколько времени у меня займет дорога от студии до дома, а следом переходила к количеству домашнего задания для завтрашнего дня.

Часы, проведенные на сеансах у психотерапевта, тоже не особо пошли на пользу. Первый месяц мы молча сидели в кабинете. Я не собиралась делиться с ним деталями своей жизни, а он не настаивал — просто сидел и ждал. Я ложилась на кожаную темно-коричневую кушетку и постукивала по ней пальцами, проигрывая в голове очередную песню к нашему выступлению. Представляла, как беру сначала один аккорд, потом другой, каким переходом его лучше сыграть. Психотерапевт же что-то все время писал в своем блокноте. Я уже думала, что он шарлатан, который выкачивает деньги из Макса и я неоднократно пыталась бросить терапию. Но друг каждый раз запихивал меня обратно в кабинет и оставался стоять под дверью, чтобы я не сбежала.

Как оказалось, узкопрофильный специалист, которого мой дорогой друг так долго искал, тоже был не так прост и всего лишь ждал, когда я перебешусь и привыкну к нему. Сама начну понемногу рассказывать. Хитрый старый засранец.

Наличие этих занятий помогают держать мою непростую жизнь в относительном порядке. Главное правило — если придерживаться ежедневной рутины и избегать сюрпризов от шутницы судьбы, то можно вполне сносно жить.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что машин нет, перебегаю дорогу на красный свет светофора и спускаюсь по ступенькам. Миную железнодорожный мост, галерею с небольшими магазинчиками, из которых даже через закрытые жалюзи доносится терпкий аромат специй, чая и парфюма. Буквально пару недель и от них не останется и следа.

Выбегаю на набережную и слегка сбавляю темп. В сгущающихся над морем черных тучах вспыхивает молния. Может, до вечера ждать и не придется, дождь пойдет очень скоро. Я люблю ливень, когда стихия, которую я с таким нетерпением жду на протяжении долгих месяцев, берет верх и смывает всю грязь и ужас творящийся на улицах. Люблю, когда капли дождя барабанят по телу, а ноги утопают в прохладной воде. Кто-то, а точнее Макс, назовет меня сумасшедшей, но с дождем приходит облегчение. Ощущение чего-то нового. После него все становится чистым. Появляется крохотный шанс на то, что слой грязи смоется, а после можно вздохнуть свободной грудью и попытаться начать все заново. Без ошибок.

Ладно, согласна, я сумасшедшая.

В руке начинает вибрировать телефон и на экране высвечивается счастливое лицо Полины.

— Мира, привет! — раздается ее радостный голос, даже почти визг.

Как всегда, полна позитива и заряда бодрости.

— Если я переключу звонок на видеосвязь, то наверняка увижу твою улыбку. На минуточку, сейчас только шесть утра. Как можно улыбаться в такую рань? — бормочу я.

— Не могу же я быть похожа на тебя. Помнишь? Мы как инь и ян. К тому же веселье и чувство юмора тебе не свойственны.

Миллион первый подкол с ее стороны.

— Остроумие уже с утра. Боюсь представить, что будет вечером.

— Я сделаю твою жизнь счастливее? — с энтузиазмом выдает она.

— Скорее более невыносимой.

Останавливаюсь около бетонного ограждения и перевожу дыхание.

— И если мы заговорили насчет вечеринки, то я скорее всего…

— Только не говори, что ты не придешь! — восклицаю я, обрывая подругу.

— Я не могу, мне не с кем оставить Аню, — запинается она.

Я недовольно фыркаю. Возможно, будь мы знакомы несколько месяцев, то я бы как наивная дурочка поверила ей, но я знаю Полину уже семь лет. И я также прекрасно знаю, что когда она не хочет куда-либо идти, то всегда прикрывается ребенком. К тому же, когда она лжет, то начинает заикаться и путаться в словах, прямо как сейчас.

— Дай угадаю, а еще ты устала и появилась внеплановая клиентка?

Мне надоел этот круговорот лжи.

В динамике раздается короткое молчание.

— Я правда устала. Эта неделя выдалась слишком напряженной, — голос подруги пропитан тоской, но она тут же меняет тему. — Лучше расскажи, как твое свидание.

С губ слетает тихи смешок. Хороший ход.

— Приходи сегодня вечером на вечеринку и возможно я расскажу. Но этот парень был не так уж плох, — говорю как можно правдоподобнее.

— Ты врешь. Я тебе столько раз устраивала свидания, и ответ был один: «меня это не интересует». А тут вдруг «не так уж и плох», — усмехается она.

Что я могу поделать, если меня это действительно не интересует?

— Значит, приходи убедиться, что я не вру.

— Если ты меня обманываешь, то сходишь с ним на еще одно свидание.

По-моему, мой блеф раскрыт и оборачивается против меня. Но почему бы и не рискнуть, если это означает, что я наконец-то смогу узнать правду?

— Договорились. Вечером встретимся в клубе.

— Сама напросилась.

Я скидываю вызов.

А я ведь и правда сама напросилась.

Нужно придумать что-нибудь убедительное для Полины. По крайней мере, постараться. Когда дело касается свиданий, она всегда видит меня насквозь. Иногда мне кажется, у нее там какой-то радар стоит или же у меня бегущая строка бежит по лбу. Но мне проще сходить на полчаса на так называемое свидание, чем потом неделю выслушивать нравоучения подруги, что мне пора в монастырь. Как же, с моими вспышками гнева и тем, как я ругаюсь, меня выставят оттуда через три секунды.

Наверное, где-то Вселенная решила, что такой человек, как Полина, просто необходим в моей жизни. Именно поэтому она налетела на меня с горой учебников в узком коридоре университета в первые полчаса моего пребывания там. Я, как всегда, выругалась и сказала, чтобы она носила очки, раз ослепла и не видит куда идет. Она же в ответ посоветовала мне хорошее успокоительное и назвала адрес, по которому я могу за ним сходить. В тот момент Поля смотрела на меня с вызовом своими большими ярко-голубыми глазами, потом рассмеялась, схватила за руку и сказала, что мы с ней подружимся. Я застыла на месте и изумленно таращилась на нее. Уже через десять минут она трещала, что находится на третьем месяце беременности, впереди свадьба и она ни в коем случае не планирует переводиться на заочный, так как хочет стать квалифицированным специалистом. Уже тогда я подумала, что эта девушка сумасшедшая и порой все еще придерживаюсь этого мнения.

Со временем Полина стала моим близким человеком. Она не обращает внимания на мои перепады настроения, крики и ругательства. Она просто в открытую идет напролом и находится со мной как в тяжелые, так и в светлые моменты жизни.

Именно поэтому она до сих пор не прекращает попытки с кем-нибудь меня познакомить.

Я даже не знаю, зачем соглашаюсь на эти свидания. Попробовать пожить нормальной жизнью? Что звучит крайне странно.

Иногда, когда я сижу на очередном таком мероприятии, в моей голове возникает мысль, чтобы отбросить один кирпичик из моей защитной стены и рискнуть. К тому же, внутренний радар Полины на парней, с которыми она меня сводит, работает с каждым разом все лучше. Она будто заранее их прощупывает на наличие изъянов, составляет подробную анкету и напротив каждого кандидата ставит баллы. Тот, кто набирает больше, отправляется со мной на свидание. Не могу сказать, что для них это какой-то невероятный вечер с приятной беседой или прогулкой.

Но потом я возвращаюсь в реальную жизнь, в которой нет места отношениям и чувствам. Что уж говорить, у меня толком нет времени просто, чтобы жить. Я сутками нахожусь на работе, а небольшие перерывы посвящаю репетициям. И если быть честной, то я не та девушка, которая может подарить тепло. Я просто пуста.

И все же я продолжаю играть в эту лотерею в надежде, что когда-нибудь смогу жить нормальной жизнью.

Но нужно отдать должное оптимизму Полины. Она не опускает руки и не перестает утверждать, что когда я встречу того самого человека, то уберу свои иголки. Мне больше не захочется работать целыми сутками, брать лишние смены, лишь бы и на секунду не оказаться наедине со своими мыслями. Смешно. Пока что меня сражает ее настойчивость.

Подхожу к кофейне, в которой я обычно по утрам беру кофе для себя и Макса. Открываю дверь, и небольшой колокольчик, висящий над ней, оповещает о моем приходе.

— Мира, привет, — приветствует бариста.

— Привет, — вытаскиваю из ушей наушники и убираю их в чехол.

— Как обычно?

— Да.

За семь лет моих постоянных утренних пробежек все уже выучили, что я заказываю одно и то же каждое утро: двойной эспрессо для Макса и капучино на кокосовом молоке для себя. Бариста включает аппарат, и помещение наполняет насыщенный аромат молотого кофе. Я сажусь за столик около окна с видом на море. Несмотря на надвигающийся шторм и раннее время, туристы уже скапливаются около воды и выбирают лучшие места, ведь днем здесь будет не протолкнуться несмотря на дождь.

Чем мне нравится это заведение, так это атмосферой. На стенах в хаотичном порядке развешаны различные снимки. Большое панорамное окно, рядом с которым стоит несколько круглых столиков на несколько человек, всегда занимало мое внимание. Через него открывается прекрасный вид на море. Можно наблюдать каждую его ипостась. Как в спокойную погоду, когда единственное, что тревожит его поверхность — легкий ветер, на водной глади сидят чайки в ожидании, туристов с любимым лакомством. Либо, когда начинается шторм и местные экстремалы берут свои доски, чтобы заняться виндсерингом.

У меня так и осталось в мечтах открыть небольшое уютное кафе на набережной, где можно будет съесть вкусную еду и выпить чашечку мягкого и ароматного кофе. В хорошую погоду рядом с кафе стояли бы столики, чтобы вечером можно было наблюдать за огненным закатом, а в дождь укрыться и переждать непогоду за теплым глинтвейном.

Но пока мечта остается мечтой. Для ее исполнения нужны перемены, а это еще один главный страх в моей жизни.

Зачем нужны перемены, если можно вполне себе счастливо, по крайней мере по моим меркам, жить в установленном годами ритме.

— Мира, держи, — я оборачиваюсь, ко мне подходит бариста и протягивает два стаканчика кофе в картонной подставке.

— Спасибо.

— Кто сегодня? — спрашивает он с интересом.

Также все наши знакомые знают о привычке Макса менять девушек как перчатки.

Я пожимаю плечами.

— Без понятия, но одно могу сказать точно: она очень громкая, — отпив кофе, я смеюсь.

Расплачиваюсь, выхожу из кофейни и попадаю под небольшую морось.

Глава 2

До дома я добираюсь изрядно промокшей. В наушниках звучит голос Мэттью Беллами и его мольба о помощи с темной стороны души. Песня Muse — The Dark Side как никогда передает мое нынешнее состояние. Слишком много лет я борюсь со своей темной стороной, но помощи не прошу. По крайней мере, внешне, а истерзанная внутри меня душа так и кричит. Как символично, даже через песню она молит о передышке.

В квартире на удивление тихо. Надеюсь, Максу хватило полтора часа, чтобы выпроводить свою гостью, и мне не придется принимать участие в надоевших сценах.

Практически каждый раз одно и то же. Макс спит или прикидывается, чтобы избежать мучительных для него утренних прощаний, а его девушки решают, что неплохо было бы выпить кофе или принять душ. Потом натыкаются на меня и тут два исхода. Либо они начинают вопить и звать Макса, хотя я еще и слова не успеваю сказать. Либо они застывают в ступоре, с диким ужасом в глазах.

В тех редких случаях, когда мне удается объяснить, что мы просто друзья, его очередная пассия смотрит на меня как на умалишенную. Нас постоянно преследует глупый стереотип, что между парнем и девушкой не может быть дружбы. Но Макс гораздо больше, чем друг, он — моя семья. Он стал ей практически сразу. Еще в девять лет, кода мы только познакомились.

Этот день отчетливо мне запомнился. Я сидела на лавочке и играла на гитаре, а Макс как ненормальный летел на велосипеде и врезался в дерево. Из его ноги хлестала кровь. Мы бросили его транспорт и мою гитару и кое-как дошли до дома. Как оказалось, он с родителями только переехал в наш город, поэтому я была одной из немногих, с кем он успел познакомиться. Когда его нога была обработана, родители настояли, чтобы он остался дома. Они заботились о нем: мама принесла разные вкусности, а отец подбадривал шуточками, что со шрамом на ноге он сможет придумать эпичную историю и кадрить девчонок. Мне стало некомфортно и странное чувство зависти сжало горло. Я почувствовала себя лишней и захотела уйти. Я не понимала, как родители могут так заботиться о своем ребенке. Но Макс остановил меня и попросил, чтобы я не уходила. Так я и осталась в его жизни, а он в моей.

Теперь мы живем вместе, поддерживая друг друга на плаву, когда это необходимо.

Ставлю стаканчик с кофе Макса на деревянный кухонный стол. Я бы с радостью сейчас завалилась к другу в комнату и разбудила его, чтобы первой поздравить с днем рождения, но наткнуться на голую девушку в его объятиях — так себе перспектива. Поэтому я решаю быстро сходить в душ и уйти из дома, чтобы проверить все ли готово к вечеринке.

Дверь в комнату Макса открывается и оттуда выходит брюнетка с короткими растрепанными волосами. Она не замечает меня и одной рукой отчаянно пытается привести свою прическу в порядок. На пальце другой руки висят туфли. Она ставит их на пол, поднимает голову и, увидев меня, замирает на месте.

Три. Два. Один.

Ровно три секунды, и ее глаза широко распахиваются. Она испуганно смотрит на меня, потом переводит взгляд на комнату Макса и снова на меня.

— Спокойно, — произношу я, будто укрощая дикое животное. — Опережу твои извинения, я не его девушка.

Она так громко выдыхает, что у меня вырывается смешок. Девушка замечает мою реакцию и заметно расслабляется.

— Максим не говорил, что живет с кем-то, — произносит она негромко и неуверенно делает пару шагов мне навстречу. — Я Настя.

Еще бы он об этом сказал.

— Мира, и я подруга этого засранца, — взглядом указываю на комнату позади нее, откуда вываливается сам виновник происшествия.

Его светло-русые волосы взъерошены, на щеке отпечатался след от подушки, а на бедрах висят домашние штаны. Он босиком шлепает по полу, подходит к девушке и приобнимает ее за талию.

Макс улыбается. Настя немного смущена и все еще с недоверием смотрит на меня. Друг же делает вид, что все происходящее вполне нормально. Ну, тут не поспоришь, для него это и правда нормально.

— Я смотрю, вы уже познакомились, — он почесывает затылок свободной рукой.

— Ага, — подтверждаю я улыбаясь.

Макс смотрит на меня взглядом, мол, скажи что-нибудь, чтобы она ушла. Но я не собираюсь этого делать. Я сегодня в хорошем настроении, несмотря на жуткий недосып и мне хочется его немного помучить.

Разворачиваюсь и удаляюсь на кухню. Позади себя слышу, как покашливает друг, намекая на то, что я его бросаю одного.

Сам заварил, сам и расхлебывай.

Допиваю свой кофе и кидаю стаканчик в мусорное ведро. Открываю на кухне окно, чтобы проветрить комнату. Через пару минут слышу в коридоре шорох шагов.

— Позвонишь вечером? — спрашивает Настя с надеждой.

Конечно, позвонит, и не раз. У него уже целый список таких, как ты.

— Обещаю, — заверят он.

Не могу удержаться и тихо смеюсь. Легкий хлопок двери, и уже через пару секунд довольный Макс садится на стул. Подхожу и протягиваю ему стаканчик с эспрессо.

— Знаешь, у одной из них когда-нибудь случится сердечный приступ, и ты будешь в этом виноват, — замечаю я, оперевшись спиной на кухонную столешницу.

— Зато так проще, с утра они не задерживаются и сразу уходят, — он делает глоток кофе.

— Так вот, оказывается, главная причина, почему мы живем вместе? Ты меня используешь как прикрытие.

Макс громко смеется и дернув рукой, проливает на себя кофе. Протягиваю ему полотенце, чтобы промокнуть штаны.

— Не только, ты по утрам приносишь мне потрясающий кофе, — он указывает взглядом на напиток в руке.

Я прищуриваю глаза и смотрю на него.

Засранец, что я еще могу сказать. Закатываю глаза и оттолкнувшись, иду в комнату. Сегодня у Макса день рождения. Двадцать пять лет. Так много времени прошло с того дня, как мы первый раз увиделись, но он ни капли не изменился.

Достаю из шкафа подарок и возвращаюсь на кухню. Макс в ожидании ерзает на стуле. Как только я протягиваю ему коробку, он сразу же принимается ее нетерпеливо распаковывать. Я же, зная, как он не любит, чтобы подарок был завернут в тысячу бумажек, приложила много сил, чтобы упаковать его еще тщательнее.

— Ты специально, да? — недовольно бормочет он себе под нос, отрывая очередной слой бумаги.

Я смеюсь.

Облокачиваюсь на деревянную столешницу и наблюдаю, как кусочки оберточной бумаги летят в разные стороны. Когда последний слой упаковки падает на пол, он быстро открывает коробку, вытаскивает бумажный наполнитель, а затем резко поднимает голову, устремляя на меня изумленный взгляд. На мгновение он замирает и несколько раз моргает. Его грудь вздымается все быстрее и тут он ставит коробку на стол, подскакивает и сжимает меня в своих объятиях. Я смеюсь и целую его в щеку.

— С днем рождения тебя, — крепко обнимаю его.

— Мира ты с ума сошла, это же коллекционный мяч! — он ставит меня обратно на пол.

— Достаточно сказать «спасибо».

Он целует меня в лоб и еще раз крепко обнимает.

— Спасибо, люблю тебя, — он отстраняется от меня и на его губах играет такая счастливая улыбка, что я сама по неволе улыбаюсь.

— А я тебя, — протягиваю руку и взлохмачиваю его волосы.

Часы, проведенные в поисках именно этого футбольного мяча, и трудности с доставкой стоили этой реакции.

Макс почесывает затылок, а затем его брови сходятся на переносице.

— Черт, теперь мне придется хорошенько постараться с твоим днем рождения, — говорит он задумчиво.

— Я уже в предвкушении…

Он достает из коробки мяч и направляется к себе.

— Я серьезно, в этом году ты не отвертишься, — кричит он из комнаты.

— Это ты так думаешь.

— Тебе исполнится двадцать пять, и я хочу повеселиться.

— Именно поэтому я устраиваю тебе вечеринку, чтобы потом ты от меня отстал.

Взяв в комнате вещи, захожу в ванную. Нужно принять душ и отправляться в клуб. В этом году практически вся организация праздника на мне. За столько лет нашей дружбы я знаю все предпочтения и желания Макса. А девять лет проживания под одной крышей предоставляют еще больше возможностей.

Включаю прохладную воду и встаю под напор. Выдавив немного кокосового геля для душа на губку, провожу ей по телу, уделяя особое внимание татуировкам. Поднимаюсь вверх по левой руке, минуя большой браслет из пионов на предплечье. Один. Затем провожу по плечу со стаей колибри, сидящих на веточках. Два. Веду вниз по правой руке, доходя до запястья, на котором набит браслет с парой нитей. Три. Самая тяжелая область. Провожу по фениксу на ребрах. Тело пронизывает боль. Она скорее фантомная, чем физическая. Четыре. Спускаюсь к бедру и веткам пиона, покрывающих его. Пять.

Пять тату, скрывающих мою тайну. Замечательный способ замаскировать то, что не хочешь показывать. Тяжелее всех дался феникс. Мне стоило немалых усилий и часов у психотерапевта, чтобы раздеться перед тату-мастером и набить именно его. Ведь после смерти он возрождался.

Возродилась и я. Хотя иногда я в этом сомневаюсь.

Чересчур много воспоминаний и размышлений для одного приема душа. Выключаю воду, заматываю волосы полотенцем. Одеваюсь и выхожу в гостиную.

Макс сидит на диване, разговаривая по телефону.

— Я скоро буду, — говорит он кому-то.

Захожу к себе, снимаю полотенце и наношу на волосы масло, чтобы мои кудри было легче расчесать. Лет до шестнадцати меня все дразнили из-за моей прически. Волосы были короткими и тусклыми, и я не давала им никакого шанса отрасти. Теперь же они доходят почти до поясницы. И в первую очередь я полюбила их. С ними я еще больше похожа на папу. От этого воспоминания в груди все сжимается.

Он в лучшем мире.

Рада, что он не видит человека, в которого я превратилась. А точнее голую оболочку. Как и любой родитель он желал для меня лучшей жизни. Откинув голову назад, делаю глубокий вдох и устремляю взгляд в потолок. Это все из-за недосыпа и всего лишь. Я не должна о этом вспоминать. Захлопнув дверь в прошлое, направляюсь в кухню. Легкое урчание в животе напоминает о том, что я до сих пор ничего не ела. Беру из холодильника баночку с йогуртом и любимые мюсли. Смешиваю все в тарелке и сажусь за стол. Не проходит и пары секунд как появляется Макс. Он садится напротив меня, складывает руки на столе и сцепляет пальцы в замок. Его взгляд бегает по моему лицу: словно прощупывает на наличие опасности моего очередного выпада.

— Ты долго собираешься смотреть, как я ем, или, может, все-таки начнешь говорить? — спрашиваю я, отправляя в рот очередную порцию мюсли.

Он несколько раз кивает, проводит рукой по шее и неуверенно поджимает губы.

— Тут такое дело… — произносит он замявшись.

Я кладу ложку в миску и с трудом проглатываю еду. Если Макс говорит эту фразу, значит, он с кем-то переспал. В прошлый раз это была официантка из клуба. Я не против, пусть спит с кем захочет, тут я ему не указ. Но персонал — совершенно другое дело. И после нашего разговора я надеялась, он это уяснил.

— Ты опять переспал с кем-то из клуба? Ты хотя бы на работе можешь держать свою чертову ширинку закрытой?! — восклицаю я.

Он удивленно распахивает глаза.

— Что? С чего ты взяла, что я переспал с кем-то из клуба?

— А разве нет?

Он усмехается. Я же не вижу ничего смешного.

— Поверь, после того раза я ни на метр к ним не приближаюсь. Тут дело в другом, — он потирает шею.

Значит, все еще хуже.

— В общем, у нас некоторое время поживет один мой друг, — слова срываются с его языка так быстро, будто он решает сорвать пластырь с раны.

Я на мгновение застываю и шокировано смотрю на него.

— И как долго ты забывал мне это сказать?

— Ну, несколько дней… — растягивает он и вяло пожимает плечами. — Может, неделю или две.

После последней фразы мой гнев вспыхивает в тысячу раз.

— Серьезно?

— Я правда забыл, замотался в клубе, — начинает оправдываться Макс.

Конечно, замотался цеплять очередное отвлечение от проблем.

— Что за друг? — я даже не пытаюсь скрыть своего раздражения, потираю пальцами виски.

Он откашливается и в эту же секунду произносит одно-единственное слово:

— Богдан.

Знаете, есть люди, которые несмотря на свой несносный характер, все же вызывают какие-то положительные эмоции и с ними можно найти компромисс, а есть те, кто уничтожают этот шанс одним своим существованием. Так вот Богдан именно из этой категории. Это имя словно приговор для меня. Я терпеть не могу этого парня. В голове проносится тысяча его издевок, которые он мне говорил в то проклятое лето. Мне хотелось одного — спокойствия и хоть немного попытаться собрать себя воедино. Но нет же. Объявился он и все испортил. А теперь мой склеротик друг заявляет, что этот говнюк будет жить со мной в одной квартире.

Только через мой труп. Или его.

— Ты совсем из ума выжил? — мой голос так подскакивает, что я его не узнаю.

Макс начинает смеяться. Я встаю, хватаю миску с мюсли и выкидываю остатки в мусор. Аппетит пропал в ту же секунду, как он произнес это чертово имя. Богдан. Из всех своих друзей он разрешает жить у нас именно ему.

— Мира, это было десять лет назад, — друг не пытается скрыть свое веселье, но мне совершенно не смешно. — Успокойся, — он подходит ко мне и кладет руку на плечо.

— Какая разница, сколько лет назад это было? Я не собираюсь успокаиваться! — фыркая, скидываю с себя его руку.

— Не злись. Он прилетает из Нью-Йорка на пару месяцев, у него в квартире ремонт. Вы виделись давно. Богдан с тех пор изменился.

— Стал еще большей самовлюбленной задницей?

Макс издает смешок. Представьте размер нашей планеты, так вот эго этого заносчивого парня не сравнится даже со всей солнечной системой.

— И сколько он у нас будет жить? — интересуюсь я.

Макс лишь пожимает плечами. Меня такой ответ совершенно не устраивает. Его ремонт может длиться вечность, а я и пяти минут не вынесу с ним в одной квартире.

— Макс, ты не поверишь, но существуют гостиницы, — выпаливаю я, но его это только забавляет.

— Я не могу позволить лучшему другу ночевать в гостинице.

— Я тоже твой лучший друг!

— Ты моя семья, а это разные вещи, — отвечает он с нежностью в голосе.

— Попытка меня задобрить не пройдет.

Беру из миски с фруктами яблоко и кидаю в него. Макс не успевает его поймать, и фрукт прилетает ему прямо в живот

— Ай! Нечестно бить именинника, — он наигранно корчится от боли.

— Если у этого именинника память ни к черту, то все честно, — беру еще одно яблоко и снова кидаю, но на это раз он его ловит.

Подхожу к холодильнику, достаю воду и делаю большой глоток.

— Ты не представляешь, как мне иногда хочется тебя убить, — ворчу я, он все продолжает смеяться.

— Но ты все равно меня любишь, — Макс широко улыбается, растягиваясь на стуле.

— Уже меньше.

Хорошо, что квартира большая, и он не будет постоянно маячить в гостиной. Надо сразу расставить границы. Если нам суждено жить под одной крышей, то это произойдет только на моих условиях.

— Прости, я должен был сказать раньше, — голос Макса звучит мягче.

— Ладно, проехали. Меня все равно дома никогда не бывает. Я так понимаю, он тоже будет водить всех подряд, как и ты?

— Эм, вообще-то я уже давно никого не приводил, за исключением сегодняшней ночи, — он говорит так, будто жалеет об этом.

— И это очень странно, — замечаю я.

Он пожимает плечами.

— Ты сама говорила, что мне пора остепениться, — его плечи опускаются, а взгляд устремляется в пол.

— И ты решил это сделать с нашей утренней гостьей? — ухмыляюсь я.

Макс ничего не отвечает, и я замечаю, как его настроение меняется.

— Ты же знаешь, что можешь мне все рассказать?

— Нечего рассказывать, — он подходит к окну и отворачивается от меня.

Его спина так напряжена, что каждая мышца превращается в камень. Подхожу ближе и замечаю взгляд полный раскаяния. Мне так хочется его расспросить и помочь. Но я знаю Макса, он только закроется, как делает это весь последний месяц. Он действительно перестал каждую ночь приводить новых девушек, но пристрастился к алкоголю, и я стала чаще притаскивать его бессознательное тело домой. Макс постоянно о чем-то думает. Он будто со мной, но в тоже время где-то далеко. Иногда мне так хочется залезть в его мысли и прочитать каждую. Убедиться, что с ним все хорошо.

Прислоняюсь к плечу друга лбом, обхватываю его руку своей и слегка пихаю в бок локтем. Дождь все сильнее барабанит в окно и этот звук заполняет неуютную тишину между нами. Уголки губ Макса немного подрагивают, и он все же отвечает мне легким толчком в бок.

— Пообещай, что не выставишь его сегодня.

Я фыркаю.

— Ты требуешь от меня невозможного.

— Мира…

— Мне пора, — отстраняюсь от друга и направляюсь к себе в комнату.

Складываю в сумку вещи для выступления и забрасываю косметичку. Переодеваюсь в джинсы и клетчатую рубашку, закидываю сумку на плечо и выхожу.

Ищу взглядом Макса, но гостиная пуста. Его голос доносится из комнаты: резкий и в то же время умоляющий.

Обуваю кроссовки и захватываю ботинки. Сжимая в руках ключи, на миг оборачиваюсь, борясь с желанием остаться с другом, но все же делаю шаг к двери.

— Я ушла. Как будешь подъезжать к клубу, набери, — кричу я. — И захвати буклеты с гостиницами.

Если этот парень сделает хоть один неверный шаг, то я тут же его выставлю.

Уверена, он не продержится и пары минут.

Глава 3

Богдан

Тихий стон слетает с губ девушки, когда я крепко сжимаю ее бедра и толкаюсь в нее последний раз. Прерывистое дыхание обжигает щеку, а по телу проходит приятная дрожь от последних отголосков оргазма.

— Это было потрясающе, — Кристина игриво прикусывает мою нижнюю губу и дарит очередной поцелуй.

Будь мы сейчас в номере отеля, то я бы с радостью пошел на второй раунд, но громкий стук в дверь возвращает в неприятную реальность: мы в туалете аэропорта, а за его пределами нас ждет недовольная толпа, готовая разорвать на кусочки.

— Полностью с тобой согласен, — довольно ухмыляюсь я.

Отстраняюсь от девушки и провожу по ее щеке тыльной стороной ладони. Кристина спрыгивает с края раковины и торопливо опускает подол бежевого платья. Я же выкидываю презерватив в мусорку, застегиваю джинсы и несколько верхних пуговиц на рубашке. Ополаскиваю руки, умываюсь и вытираю лицо салфеткой, стирая с губ и шеи следы ее красной помады. Поправляю свои волосы, которые Кристина в порыве страсти растрепала. Она приводит в порядок свою прическу перед зеркалом, заправляет несколько рыжих прядей за ухо и, закусив губу, бросает на меня недвусмысленный взгляд, который так и кричит «трахни меня еще раз».

Этого следовало ожидать. Она еще на пересадке в Амстердаме не сводила с меня своих зеленых глаз. Спустя полчаса после взлета, поменялась с моей соседкой местами, и я уже не проклинал весь белый свет за долгое ожидание рейса. Весь полет мы разговаривали про работу. Девушка рассказывала про отпуск, который провела в Европе. Я же в основном отмалчивался и иногда выдавал рандомные и ничего не значащие факты из своей жизни.

А когда самолет приземлился, мы сразу оказались в туалете аэропорта.

Это было увлекательно, но недостаточно для того, чтобы встретиться во второй раз.

Кристина одергивает подол платья и проводит ладонями по стройной фигуре, разглаживая ткань, а затем поворачивается ко мне.

— Помню, мы договорились с самого начала, но, если тебе будет скучно, я не против повторить, — она подмигивает и добавляет: — без обязательств.

Протягивает мне свою карточку с номером телефона.

— Все возможно, — отвечаю я, кладя ее в задний карман джинсов, хотя прекрасно знаю, что как только мы разойдемся, сразу выкину.

Взяв вещи и приоткрыв дверь, пропускаю девушку вперед. Стоит оказаться за пределами временного убежища, как в нашу сторону летят ругательства и презрительные взгляды. На что мне абсолютно плевать. Я провел в самолете почти четырнадцать часов, так что разрядка с помощью секса как нельзя кстати. Хотя один парень недвусмысленно поглядывает в нашу сторону и облизнув губу, задерживается на аппетитной попке девушки. Но заметив мой взгляд, сразу отворачивается и приобнимает свою спутницу.

Мы выходим из здания аэропорта и в лицо ударяет сильный порыв прохладного ветра вперемешку с каплями дождя. Несмотря на то, что еще конец августа и обычно в городе стоит невыносимая жара, сегодня разыгралась настоящая буря. С каждой минутой этот день становится все более кошмарным. Сначала я чуть не опоздал на свой рейс из-за нескончаемых пробок в Нью-Йорке, затем очередным приятным сюрпризом стало соседство с маленьким ребенком, который кричал, бил мое кресло и дергал за волосы весь полет. Сейчас же дождь льет как из ведра и не известно сколько мне еще придется ждать, пока приедет Макс.

Кристина запахивает свою кожаную куртку. Я останавливаюсь и придерживаю ее чемодан, пока она уверенным жестом подзывает такси. Когда машина останавливается рядом с нами, девушка поворачивается, встает на носочки и оставляется на моей щеке легкий поцелуй.

— Было приятно познакомиться, Богдан, — она улыбается и не ожидая услышать от меня ответ, садится в машину.

Я остаюсь один, к чему мне собственно не привыкать. Были бы все мои случайные знакомства такими же легкими.

Вытаскиваю из кармана джинсов телефон и смотрю на время. Я звонил Максу полтора часа назад, но его все еще нет. В этой жизни нет таких вещей, которые заставили бы моего лучшего друга хотя бы раз приехать вовремя.

Однако лучше я подожду Макса, чем буду тащиться в такси добрых пару часов до его дома и слушать нелепые истории из жизни водителя. Каждый второй приезжает в НьюЙорк в надежде осуществить свою американскую мечту: купить дом в хорошем районе, обзавестись семьей, работой и собакой. А в шестьдесят укатить в путешествие по стране в доме на колесах. Они грезят о красивых домах, вечерах, проведенных в ресторанах. Вот только кто-то уезжает, разбившись о тяжелую реальность, а кто-то продолжает идти к своей цели.

НьюЙорк как мясорубка: если ты дашь слабину, он прокрутит тебя и выплюнет к остальной массе, которая едва держится на плаву.

Я предпочитаю брать и бороться за свое. Стоит только один раз опустить руки и считай ты проиграл, а жизнь не любит слабаков. Я это понял, как только оказался в совершенно чужой для меня стране и вдали от семьи. Дал слабину и драгоценный папочка вышвырнул меня из дома, чтобы у него не было проблем. Но я не против. Лучше НьюЙорк, чем торчать в этом богом забытом городке. Я закалился, стал сильнее и теперь никогда не оглянусь назад.

Хотя, в какой-то момент понял, что где-то свернул не в ту сторону.

Вздрогнув в очередной раз от порыва ветра, сильнее вжимаюсь в кожаную куртку. Чертов Макс и его привычка опаздывать.

— Уже заждался? — окрикивает меня знакомый голос.

Не успеваю обернуться, как со спины налетает Макс и запрыгивает на меня, словно нам снова по восемь лет.

Помяни черта.

— Сменил парфюм на женский? — хохочет друг и слезает с моей спины.

С его волос падают дождевые капли, а серая футболка в мокрых разводах.

— Надо было чем-то заняться, пока ждал тебя, — бросаю свою сумку на асфальт и протягиваю ему руку.

— Даже не сомневался в этом, — он отвечает на рукопожатие и притягивает в крепкие объятья.

Оказавшись рядом с другом детства, я чувствую давно забытое ощущение. Тепло.

Мы знаем друг друга с пеленок. Пока наши родители строили совместный бизнес, мы с Максом и Викой, моей сестрой, были неразлучной троицей. Разбитая посуда, украденные домашние пирожки, первые шрамы и детские шалости, доводящие родителей до седых волос — это все про нас. Мы вместе пошли в сад, а затем в школу. Я ударил Макса в семь лет, когда он сказал, что в будущем женится на моей сестре, а он не разговаривал со мной несколько недель, когда я обыграл его в приставку. Наше общение не прекратилось даже когда он уехал в другой город, а я сменил континент.

И Макс единственный, кто знает через какое дерьмо мне пришлось пройти.

Отстраняюсь от друга и толкаю его в плечо.

— Еще немного и я бы улетел обратно.

— Не смеши. Мы оба знаем, что Вика достанет тебя на другом конце света, если ты так поступишь.

Наш громкий смех заглушает раскат грома, эхом доносящийся сквозь горы.

— Пошли, в машине все расскажешь, — Макс кивает в сторону

— Не мог припарковаться поближе? — откидываю воротник куртки, чтобы прикрыть шею.

— Сдрейфил? — в его голосе звучит вызов.

— Разве такое возможно? — оттолкнув друга, сжимаю в пальцах ручки сумки и выбегаю под дождь.

Ледяные капли пронизывают за секунду и хлещут в лицо, а в ботинках хлюпает вода. Но в эту секунду жизнь уже не кажется такой ужасной, как десять минут назад.

— Как всегда жульничаешь, — Макс нажимает на брелок и габариты машины мигают.

Мы забираемся в машину, и я взъерошиваю волосы, стряхивая с них воду.

— Просто у тебя с реакцией как всегда плохо, — отшучиваюсь я.

В нос ударяет мятный аромат, заполняющий салон автомобиля, а в глаза бросается идеальная чистота: на приборной панели не видно и пылинки. Ни капли не удивлюсь, если он опоздал из-за чистки салона. Когда приезжал в последний раз, Макс все еще водил свой старенький «Фольксваген» и даже не думал его продавать.

— Неужели ты поменял машину, — обвожу взглядом салон новенького черного «BMW».

— Пришлось, старушка уже была на последнем издыхании, — он заводит машину и выезжает с парковки. —Но она навсегда останется в моем сердце.

Друг театрально прикладывает руку к груди. Я смеюсь. Нажимает на педаль газа, машина набирает скорость, рев мотора заполняет салон. Стоит нам выехать на главную трассу, ведущую в город, как стрелка спидометра доходит до ста двадцати километров в час.

— Если повезет, то успеем проскочить пробку и не опоздаем на вечеринку.

Он обгоняет одну машину за другой, параллельно переключая музыку, лишь изредка притормаживая на поворотах.

— Как всегда, устраиваешь шикарную вечеринку? Выпивка, музыка, а на последки десерт? — поигрываю бровями.

Пусть я не смог присутствовать ни на одной из них, но судя по публикациям в социальных сетях, друг каждый раз устраивает фееричное шоу: бар ломится от выпивки и конечно же обилия девушек.

Назовите меня засранцем, но первое на что я обращаю внимание — прекрасный пол. Разве может вечеринка считаться шикарной, если на ней не будет сексапильных цыпочек, желающих завершить вечер парочкой оргазмов?

— Ты вроде как уже поел сладкого, — хохочет Макс.

— У меня никогда не было проблем с сахаром, — небрежно пожимаю плечами.

Макс закатывает глаза и переключает скорость работы дворников.

— И будет тебе известно, в этом году всем занимается Мира.

Нет, этот день все же будет отстойным.

Я рассчитывал отдохнуть, размяться после полета и хорошо провести время с другом, но никак не сидеть и слушать очередное нытье от его подружки.

Обреченно выдохнув, откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза.

— Да ладно тебе. Мира знает, как устраивать вечеринки, — с энтузиазмом заявляет он. — Не забыл? Она руководит моим клубом уже три года.

— Это еще не значит, что она не загубит все сегодня, — бормочу я.

— Мне уже не терпится увидеть твое лицо, как только ты переступишь порог клуба, — по его голосу, слышу, как он улыбается:

— А мне не терпится увидеть твое, когда я уйду через полчаса после начала.

И это я еще оптимистичен.

— Ставлю сто баксов, что как только они заиграют, ты не захочешь уходить, — в его голосе звучит вызов.

Открыв глаза, поворачиваюсь к нему и бросаю на него скептический взгляд.

— Ставлю двести, что я уйду буквально через пять минут.

— Прощайся с деньгами, — он поиграет бровями.

Я конечно понимал, что раз какое-то время живу у него, то по неволе придется с ней сталкиваться, но все же рассчитывал оттянуть этот момент.

Если вам кто-то говорит о скуке, то просто представьте тихоню, забившуюся в самый дальний угол комнаты с гитарой в руках. Такие девушки обычно зациклены на книгах, носят мешковатые вещи и если им сказать «привет», то они становятся краснее самого спелого помидора.

Сколько себя помню, Макс только и говорит о «своей Мире». Какое-то время я даже думал, что мой друг не на шутку влюбился. Хотя во что именно не особо понимал: короткие, завязанные в тугой хвост волосы, отрешенный взгляд и худоба до такой степени, что даже через одежду видны все кости. Поэтому я старался пропускать мимо ушей все, что Макс говорил о ней. Клянусь, каждый наш разговор сводился к «святой Мире».

Немного поерзав в кресле, все же отодвигаю его назад, чтобы немного вытянуть затекшие ноги.

— Ну что, твоя подружка сдалась, или у вас до сих пор эти ваши сестринско-братские отношения? — спрашиваю я, делая пальцами кавычки в воздухе.

Не могу удержаться и не задать этот вопрос. Должен же я хоть как-то развлекаться, пока буду жить у них.

Макс фыркает.

— Слушай, я устал повторять. Мира мне как сестра, и я никогда не пересплю с ней, — он искоса смотрит на меня из-под нахмуренных бровей.

— Может, она тебя просто отшила, а ты боишься признаться? — подначиваю я.

— Мира права, ты идиот, — говорит он недовольно, но на лице легкая улыбка.

Я смеюсь.

— Ладно, ладно, не бесись, я просто спросил, — поднимаю руки в свою защиту. — Значит, я могу познакомиться с ней поближе.

Мне нравится нервировать его, подтрунивая над ней. Макс на секунду переводит взгляд на меня. Я уже готовлюсь, к лекции под названием «держи от нее свои руки подальше», как друг начинается громко смеяться.

— Ты, и познакомиться с Мирой поближе? Не смеши меня, — он хлопает себя ладонью по колену в припадке веселья. — Единственное, что тебя ждет — это захлопнутая перед носом дверь нашей квартиры. И молись, чтобы она ничего тебе не прищемила.

Он так сильно смеется, что глаза начинают блестеть.

— Ты в этом так уверен? Неужели она сможет мне отказать?

Самодовольства мне не занимать.

— Я знаю Миру как свои пять пальцев. Ты к ней и на сантиметр не сможешь приблизиться, — усмехается он. — И кстати, я только сегодня сказал ей про то, что ты останешься у нас, так что будь добр, не беси ее пару дней, — говорит он, немного успокоившись.

— Ничего не могу обещать, — я пожимаю плечами.

— Она сегодня утром уже наорала на меня. Если не хочешь, чтобы она нас обоих выставила с вещами — не зли ее.

Значит, одно точно осталось по-прежнему: она до сих пор истерит и Макс безоговорочно отдал ей свои яйца. Но друг прав: он знает ее как свои пять пальцев и если говорит, что Мира может выставить нас за дверь, то, пожалуй, стоит прислушаться. Шататься по городу после перелета в поисках гостиницы мне не очень хочется. Тем более сомневаюсь, что в этом дрянном городе есть что-то приличное.

— Я разговаривал с твоими работниками вчера. Они сказали, что закончат в ближайшие время, — прерывает он мои размышления.

— Это хорошо, тебе не придется вечно сидеть на чемоданах, — усмехаюсь я.

Надо отдать Максу должное, он выручил меня с ремонтом квартиры. Лучше было изначально обратиться к нему, а не слушать сестру. Впрочем, мне всегда тяжело ей отказать. Вика так тараторила, что пора сделать из моего склепа что-то светлое, что проще было согласиться, чем каждый день выслушивать ее безумные планы. К тому же она очень убедительно каждые пять секунд упоминала о своем дипломе архитектора и том, что таким тонким вкусом как у нее обладает только один процент населения нашей планеты и мне надо ценить данную возможность.

Не могу сказать, что я остался доволен.

— Вы два взрослых человека, виделись последний раз десять лет назад, но тем не менее продолжаете друг друга ненавидеть, — Макс машет головой.

Вот как. Значит, Мира меня ненавидит. Это уже интересно.

— В свою защиту могу сказать, что я не ненавижу ее.

— Не могу того же сказать о Мире. Ты оставил о себе самое лучшее впечатление, когда скинул ее в бассейн.

— Надо же было хоть как-то заставить ее замолчать.

Мне кажется, ее визг до сих пор стоит у меня в ушах.

— Ну да, и бассейн стал лучшим вариантом.

Мы вместе смеемся. Тогда я действительно нашел это лучшим вариантом. Она так возмущалась непонятно по какому поводу. По-моему, эта девчонка только и делает, что разговаривает на уровне ультразвука.

Диджей по радио говорит, что в ближайшие пару часов нас ждет солнце, в то время как за окном льет дождь. Интересно, он вообще высовывал нос на улицу?

Стоит нам въехать в город, как Макс сбавляет скорость и не спеша заворачивает на знакомую улицу. Возможно во мне должна взыграть ностальгия и детские воспоминания как картинки всплывать из недр памяти, но я лишь скучающим взглядом обвожу серые пятиэтажки и неприметные магазины. Маленькие скверы и частные одноэтажные домики Все сливается в одно неприметное пятно. Я вычеркнул это место из своей жизни десять лет назад.

Мы подъезжаем к дому, Макс паркуется около подъезда. Беру сумку с заднего сидения и выйдя из машины, попадаю под мелкую морось.

— Держи, это твой комплект, — он протягивает мне ключи.

Макс закрывает машину, мы заходим в подъезд и поднимаемся на третий этаж. Отперев дверь, друг кладет ключи на тумбочку в коридоре.

Скидываю кроссовки и прохожу в гостиную. С порога заметно, как квартира изменилась. Я был здесь последний раз, когда мне было лет восемь. И если тогда квартира, как и у всех не отличалась оригинальностью в ремонте: обои со странными принтами и старая мебель, пропитанная отголосками прошлого, то сейчас же она наполнена светом. Стены гостиной выкрашены в белый цвет. Посреди комнаты стоит большой диван с подушками, напротив него на стене висит телевизор, вокруг которого расположены фотографии в хаотичном порядке. Ярко-зеленым пятном выделяется скопление цветов на деревянной подставке и подоконнике.

— Эта твоя комната, — Макс кивает в сторону двери. — Здесь моя, а вон там Миры.

— И где твоя соседка? — спрашиваю я, оглядываясь.

— Она уже в клубе, у них репетиция. Готовь деньги, — он толкает меня в плечо.

— Убери свою довольную ухмылку с лица, я же сказал, твоя подружка не сможет меня удивить.

— Надо было ставить больше.

— До вечера у тебя есть время поднять ставку, — разворачиваюсь и иду в свое временное пристанище.

— Я просто боюсь сдирать с тебя деньги за такой легкий спор, — кричит он мне вслед.

Макс посмеивается. Я захожу в комнату и бросаю сумку около узкого деревянного шкафа. Изголовьем к окну стоит односпальная кровать, заправленная бежевым пледом, а напротив нее висит телевизор на стене.

Как сказала бы моя сестра «очень аскетично».

Достаю из сумки одежду и фотоаппарат. Я не уверен в том, что продержусь здесь хотя бы пару недель, поэтому ограничился минимальным набором.

Взяв чистое полотенце, заранее лежащее в шкафу, сразу направляюсь в душ, чтобы смыть с себя всю грязь полета. В ванной мне в нос ударяет легкий аромат кокоса. Когда я оглядываюсь, то не обнаруживаю никаких признаков обитания женщины в доме, за исключением нескольких тюбиков.

Обычно там, где обитает слабый пол творится хаос из баночек с кремами, косметики и бог знает чего. Они будто метят территорию таким образом. Но в этой комнате разбросаны только вещи Макса.

Теплый душ помогает затекшим мышцам расслабиться. Разминаю шею и подставляю ее под струи воды: четырнадцать часов полета с пересадкой могут сделать даже из самого выносливого тела дерево. Как бы странно это сейчас ни прозвучало, но я бы сейчас завалился в кровать, чтобы отоспаться, но надо следовать совету Вики — вытащить свою голову из задницы.

Выключив душ, возвращаюсь в комнату и переодеваюсь.

Пока Макс с кем-то громко выясняет отношения на кухне, я осматриваюсь в гостиной.

Мое внимание привлекает стена с фотографиями. Практически на всех снимках Макс в обнимку с симпатичной блондинкой и кудрявой девушкой. Лица второй не видно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это Мира. На некоторых фото он с ребенком лет четырех или пяти.

Друг подходит ко мне с озадаченным видом, почесывая затылок.

— Кто снимал? — спрашиваю я, кивая на фотографии.

— Большинство Мира, остальное я и Полина, — задумчиво бормочет он.

В те редкие случаи, когда он не говорил о Мире, я мог узнать о других людях присутствующих в его жизни. Одна из них Полина.

— Это Аня? — киваю на снимок с Максом, держащим ребенка на руках.

Кивает и на его губах появляется теплая улыбка.

Исходя из наших разговоров, я уже давно понял, что Макс влюблен в Полину. Если в рассказах о сумасшедшей подружке присутствовала забота, то, когда речь заходила о другой девушке, его голос становился влюбленным и друг пускался в подробные описания всех ее достоинств. Что не вполне укладывается с его разгульным образом жизни.

— А Полина симпатичная, — я постукиваю пальцем по снимку, на котором они вместе запечатлены и у моего друга самая наиглупейшая улыбка. — Она тоже сегодня вечером будет в клубе?

Макс сразу же поворачивается ко мне. Его лицо меняется в доли секунды, из-за чего мне приходится сдерживать себя, чтобы не рассмеяться.

— Даже не думай. Полина неприкосновенна, — бросает на меня пристальный взгляд. — Она в моем списке девушек, на которых ты не можешь посягать.

— В списке? — уточняю я.

Неужели он и правда думает, что я смогу посмотреть на девушку, которая ему нравится? Как там, в мужском кодексе, говорится, девушки и сестры под запретом? Кажется мы прошли это в детстве.

— И кто еще в этом списке? Это я так, к сведению, а то вместо Миры ты меня за дверь выставишь.

— Только Полина. И кстати, об этом Мире знать не нужно. Она меня убьет.

— Она хоть за что-то не орет на тебя? — усмехнувшись, отхожу от стены и складываю руки на груди.

— Бывает и такое. Ладно, поехали, такси уже ждет внизу.

Когда мы оказываемся в клубе, то сразу попадаем в круговорот людей, обнимающих Макса. Я еще никогда не был в его заведении. В прошлый мой приезд голова была занята сестрой и семейными проблемами. А вот Вика тут зависала частенько и все уши мне прожужжала про него. И теперь я понимаю почему.

Клуб действительно шикарный. Под потолком огромное количество белых и серебристых шаров. Помещение наполнено гулом голосом и ритмичной фоновой музыкой. Официантки ходят в платьях чуть ниже бедра и на каблуках, на лицах минимум макияжа, а волосы собраны в высокий хвост. Огромная барная стойка, за которой полно народа и бармены показывают шоу, создавая из ряда стопок, наполненных алкоголем огненную дорожку. Находящиеся рядом гости поочередно берут свою порцию, залпом выпивают ее, а затем с грохотом ставят стопку на место.

У кирпичной стены расположена небольшая сцена, на которой стоят музыканты и настраивают свои инструменты. На нее направлены прожектора. Посреди потолка висит большой зеркальный шар, а за барабанной установкой развешана огромная надпись: «С днем рождения».

— Я скоро вернусь, подожди меня в баре, — кричит на ухо Макс, кивает в указанную сторону, а затем скрывается среди танцующей толпы.

Да, вечеринка и правда оформлена неплохо. Но это только начало. Посмотрим, что будет дальше.

Глава 4

Мира

— Ты все проверил по списку, который я дала? — спрашиваю я бармена.

— Да, все в порядке, — он протирает стакан и ставит его на поднос рядом с другими.

Я киваю, бросаю взгляд на полупустое помещение нашего клуба и мысленно делаю пометки, что нужно проконтролировать доставку алкоголя и прочей атрибутики для украшений. На сцене уже установлен диджейский пульт, а также стоят инструменты ребят из группы. Два бармена за стойкой проверяют посуду и расставляют удобном для себя порядке. Официантки бегают по помещению сдвигая столы ближе к стене, чтобы создать больше места для танцев.

Сегодня все должно пройти идеально. В день рождения Макса бар опустеет в два раза. Друзей и знакомых у него много. Большинство из них придет на бесплатную выпивку.

Клуб стал мне вторым домом. Я здесь двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Мы открыли его почти три с половиной года назад. Ну как мы… Макс. Его посетила эта гениальная идея в разгар летней сессии. И я, конечно, поддержала его. Как будто могло быть иначе. Мы обратились к родителям за помощью. Предоставили бизнес-план, все эскизы, сказали, что сами будем работать, а как раскрутимся, то отдадим все занятые деньги. Они одобрили наш план с одним условием: мы с Максом должны владеть клубом вместе. Я согласилась на роль управляющей.

Первое время было, конечно, тяжело. Приходилось совмещать институт и клуб. Я уволилась с прежней работы и перешла к Максу. Мы сутками торчали здесь. Красили стены, потом меняли цвет, когда нам что-то не нравилось. С сотрудниками тоже не все было гладко. Только спустя год мы пришли к нашему постоянному составу. Стабильность. Все как я люблю.

Входная дверь открывается, и по ступенькам спускаются ребята из группы. Дима, наш ударник, идет впереди и крутит палочки в руках. Позади него остальные

— Привет. Как дела? — захлопываю ежедневник и отодвигаю в сторону.

Он опускается на стул рядом со мной.

— Лучше не бывает. Ты зря с нами не поехала. Было громко, весело и взрывоопасно.

Я изгибаю бровь

— В конце вечеринки запустили фейерверк, — поясняет Дима.

Он стучит по коленке палочками.

Вчера ребята отправились на вечеринку на горный курорт. Море туристов, громкое выступление популярной рок-группы, бесплатное проживание в элитной гостинице и безлимитный пропуск в бар, что может быть заманчивее для парней двадцати пяти лет?

— К тому же наш девственник наконец-то познакомился с девушкой, — громко оповещает Дима, обнимая подошедшего Никиту.

— Захлопнись, — он отмахивается от него и садится рядом со мной.

В отличии от друга, Никита выглядит немного помятым и от него пахнет перегаром.

— Ты в состоянии играть? — с улыбкой спрашиваю я.

— Буду, — он рукой подзывает к себе бармена.

Тот открывает холодильник и подает ему холодную бутылку минералки. Никита прислоняется лбом к холодному стеклу.

— Я ненавижу тебя, честное слово, — еле слышно бормочет он. — Ты сделал свою убийственную смесь и выдал это за легкоалкогольный коктейль. Если я сегодня умру и выступление провалится, то я задушу тебя.

Дима хохочет во весь голос.

— Чисто теоретически, ты уже будешь мертв и ничего не сможешь мне сделать.

— Если выступление проваливаться, то я сама лично исполню последнюю волю умирающего. Ну или я могу позвонить твоей жене и пригласить ее на наше выступление, где она увидит насколько тебя любят девушки, — беззаботно пожимаю плечами.

Смех друга сменяется хмурым взглядом, Никита же наоборот расцветает.

— Ты просто убийца всего позитивного, — ворчит Дима.

Дима любит свою жену и он ей верен. Насколько я знаю, они вместе со школьных лет. Но он также любит устраивать вечеринки и активно их посещает. Вообще, женщина, которая смогла выйти за него замуж просто святая, учитывая, что после выступлений к парням и правда подходит толпа девчонок в ожидании персонального концерта.

— Всегда к вашим услугам, — встаю со стула. — Приводи себя в порядок, а мы пока отыграем пару песен, — вытаскиваю из заднего кармана джинсов ключи от кабинета и протягиваю их Никите. — Можешь немного отдохнуть наверху.

Он с благодарностью принимает их и все также прикладывая холодную бутылку к голове, плетется к ступенькам, ведущим на второй этаж.

Я сама отказываюсь от мужского внимания и тем не менее большую часть жизни меня окружают мужчины. Макс, ребята из группы. Это узкий круг, который я к себе подпустила, следуя совету своего психотерапевта: «Мира, человеку необходимо контактировать с другими людьми несмотря на то, что порой именно мы — люди, причиняем друг другу боль. Зачастую именно она подталкивает нас к чему-то новому и выводит из кокона». Я бы очень поспорила с данным заявлением. Зачем сближаться с тем, кто может причинить боль? И я уж точно против чего-то нового.

Но старый шарлатан как обычно оказался прав. Я познакомилась с парнями на втором курсе учебы. Они о чем-то яростно спорили между собой перед зданием университета, а потом Никита будто взбесился, достал из чехла гитару и сыграл свою партию так, что у меня челюсть отвисла. Я помню, как поспешила пройти мимо них, дабы не спросить, а как этот проигрыш звучал раньше, но я также забыла, что со мной был рядом Макс, который вечно сует свой нос в мою жизнь. Так все и завертелось, слово за слово, и я оказалась участницей небольшой группы. Первое время было очень тяжело, так как я предпочитала оставаться в стороне и не участвовать в каких-либо мероприятиях, но со временем поняла, что если и дальше позволю брать страху над собой верх, то вернусь в изначальную точку.

А я этого совершенно не хотела.

— Ты ведь понимаешь, что сама поощряешь его? — спрашивает Дима, когда мы поднимаемся на сцену.

— Это всего лишь сон и не более. Я не хочу, чтобы выступление провалилось или он заблевал все вокруг. И вообще, ты же знаешь, что он не умеет пить, — упрекаю я.

Уже несколько месяцев мы ходим вокруг одной и той же темы: тайная симпатия Никиты ко мне. Мы много времени проводим вместе: репетиции, выступления, плюс несколько лет в университете. И тут даже слепой заметит, что в какой-то момент, отношение Никиты ко мне изменилось и все же я не готова предложить что-то большее, чем дружба.

— Ты стала матерью Терезой? С каких пор? — он стучит палочкой по мембране барабана.

— С тех самых, когда поняла, что связалась с кучкой подростков в мужском обличии, — подключаю гитару и провожу по струнам медиатором.

Киваю Диме, он начинает отбивать ритм, и мы все постепенно подключаемся.

Стоит прозвучать первым аккордам песни, как я будто погружаюсь в другой мир. Тот, где я могу откинуть все свои страхи, снять броню и хоть на мгновение стать слабой и позволить себе спокойно вздохнуть. Я живу от выступления до выступления. Через гитару я могу выпустить все свои тревоги и кошмары. Так я словно кричу, что им меня не достать. Иногда кажется, что музыка просто проходит сквозь меня. После приступа или когда у меня плохое настроение, что, к слову, бывает довольно часто, меня спасает именно она. Перебирая струны, беря очередной аккорд, я прогоняю от себя панику. Только держа в руках гитару, могу позволить себе ненадолго расслабиться. Ждать и наслаждаться моментом, когда музыка полностью поглотит меня. Проникнет в каждую клеточку моего тела и сознания. Это еще одна часть моей жизни, которую я держу под контролем.

Спустя час к нам возвращается Никита, он уже не выглядит таким бледным, будто сейчас замертво упадет, и мы прогоняем выступление еще раз. После нас на сцену поднимается диджей и настраивает свой пульт. Помещение уже украсили и теперь оно выглядит так, будто сейчас здесь пройдет тот самый мальчишник в Вегасе, только не хватает стриптизерш и игровых автоматов. Но на такое я не пойду даже ради Макса.

Когда я спускаюсь со сцены, то врезаюсь в одного из барменов. Его руки лишь немного касаются моего плеча, точнее придерживают, чтобы я не упала, но и этого хватает, чтобы сердце пустилось в галоп. Дыхание учащается, грудную клетку сдавливает от нехватки кислорода. Парень, улыбнувшись, отпускает меня и извинившись, уходит.

— Я пойду, переоденусь, уже скоро начнут приходить гости, — выдавливаю я из себя, обернувшись к парням.

Они дружно кивают. Я быстро поднимаюсь в кабинет, захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.

Просто дыши. Это всего лишь кошмар. Не более.

Я в безопасности. Узел в груди ослабевает и я отнимаю от шеи руки.

Такими темпами я точно раньше вернусь на эту ненавистную мне кушетку.

Снимаю с запястья резинку и завязываю хвост. Нужно собраться с мыслями и подготовиться к вечеру.

Достаю из сумки вещи и переодеваюсь. Наношу макияж, пытаясь скрыть синяки под глазами. В обычной жизни я практически не пользуюсь косметикой, но на сцене надо выглядеть ярко. Замечаю, что стрелка на правом глазу немного отличается от левой, обреченно выдыхаю и бросаю лайнер в косметичку.

Надо было позвонить Полине и попросить ее прийти раньше. Если она конечно вообще соизволит явиться.

Закончив с макияжем, смотрю на себя в зеркало. В отражении вижу совершенно другую девушку. Уверенную, дерзкую, сильную.

Внизу уже начали собираться люди, потягивая свои напитки и бросая взгляд на вход, в ожидании именинника. Смотрю на часы на руке и понимаю, что Макс как всегда опаздывает.

— Привет, — раздается шепот у меня над ухом.

Я подпрыгиваю на месте и оборачиваюсь. Полина. Она заключает меня в крепкие объятья.

— Ты доведешь меня до сердечного приступа, — говорю я, отрываясь от нее. — Хорошо выглядишь.

Золотистое платье ниже бедра на тоненьких лямочках, туфли на высоком каблуке. Обычно светлые прямые волосы уложены легкими волнами. Темный макияж подчеркивает яркие голубые глаза.

— Ты тоже, — лучезарно улыбается она. — Где именинник? — она оглядывается по сторонам.

— Обещал набрать, как будет подходить. Кстати, о нем. Ты не представляешь, что он сделал.

Я должна хоть с кем-нибудь поделиться этой «замечательной» новостью. Тем более не исключено, что если Богдан остался таким же придурком, и мы будем орать друг на друга, то лучше перееду к Полине.

— Переспал с кем-то? — спрашивает она.

— И это тоже. Он, черт возьми, пригласил своего ненормального друга пожить у нас. И уже сегодня притащит его сюда, — жалуюсь я.

Взгляд Полины становится грустным, она закусывает губу и отворачивается от меня. Беру ее ладонь в свою и нежно сжимаю пальцы.

— Поля, что происходит? — подхожу ближе и заглядываю подруге в глаза.

Она качает головой и уголки ее губ слегка приподнимаются, но улыбка получается такой вымученной, что у меня сжимается сердце.

— Ничего, я же сказала, просто устала, — она небрежно пожимает плечами. — Сегодня было слишком много клиентов, к тому же Аня капризничает.

— Я с трудом могу поверить, что этот ангел может капризничать.

— Ты как всегда на ее стороне, — со смешком отвечает Полина. — Она кстати очень ждет, когда у тебя выдастся выходной.

Точно. Делаю пометку, что я обещала этому прелестному ребенку прогулку в парке. Но я также не забываю, о чем мы только что говорили.

— Если у тебя кто-то появился, и этот засранец посмел тебя обидеть, то только скажи и последнее, что он увидит в этой жизни — свою никчемную задницу, — это мое единственное предположение и я смело говорю о нем.

Ее глаза широко распахиваются, а рука в моей слегка дергается. Значит, я попала в точку. С тех пор как муж Полины ушел в неизвестном направлении, прошло три года.

Три года Полина работает как сумасшедшая. Соглашается выходить в выходной или берет клиента на дом, когда не с кем оставить Аню. И три года избегает каких-либо отношений, кроме легкого флирта.

— Не говори ерунды, никого у меня нет. Я постоянно на работе и у меня маленький ребенок. Когда мне успеть, с кем-нибудь познакомиться? — отнекивается она.

— Тогда скажи, почему ты перестала приходить в клуб? Ты меня избегаешь.

Она тяжело вздыхает.

— Мира, правда, все в порядке, — она улыбается и высвободив руку, заправляет прядь волос за ухо. — Не беспокойся.

Чуть позже, но я дожму ее.

— Пошли за бар, — предлагаю я и, не дожидаясь ответа, тяну ее к барной стойке.

Она садится на стул. А я захожу за бар. Людей становится все больше и больше, а Макса до сих пор нет. Я невольно хмурюсь.

— Что ты будешь? — спрашиваю я.

— Я не особо хочу пить, налей мне просто сока.

Она снова осматривается по сторонам, словно кого-то ищет. Пододвигаю к ней стакан с заказом.

— Если ты сама мне не расскажешь, я буду тебя пытать, — я облокачиваюсь на столешницу и слегка улыбаюсь. — Надеюсь, это не один из полоумных друзей Макса?

— Можешь пытать, сколько хочешь, мне нечего рассказывать, — перекинув ногу на ногу, она постукивает пальцами по коленке.

— Ты дергаешься. Думаешь я поверю очередной сказке?

Полина закусывает губу и все сильнее теребит край платья.

— Не то чтобы у меня кто-то появился. Мы один раз переспали и все, — наконец-то признается она. — Налей мне вина.

У меня на мгновение пропадает дар речи.

— Что значит все? Он не звонил или что?

— Звонил, но я не беру трубку.

— Почему?

— Потому что это была ошибка. Я совершила просто огромнейшую ошибку, — Полина кладет руки на стойку бара и опускает на них голову.

— Я его знаю?

Она молчаливо машет головой.

Меня этот ответ, конечно, не совсем устраивает, но придется довольствоваться этим. Я прекрасно знаю Полину. Просто так она бы в свою постель никого не пустила. Даже когда их брак с Костей трещал по швам, а он изменял, она не позволяла себя думать о том, чтобы быть с кем-то другим. Если она и решилась на этот шаг, то это точно не просто секс на одну ночь.

— Вино, Мира, — бормочет она, приподняв голову.

Тянусь к бутылке с ее любимым сортом и наполняю бокал. Взяв бокал, Полина выпивает все до капли и вскакивает со стула.

— Если ему дозволено веселиться, то почему я должна себе отказывать? — она сдувает прядь волос, упавшую на глаза. — Присмотри за моей сумочкой, — она кидает мне аксессуар, и я едва успеваю его поймать.

Подняв руки в верх, она, покачивая бедрами направляется в самый центр толпы и принимается танцевать. Клянусь, эта ситуация становится все более запутанной.

Остаюсь за баром и присматриваю не только за сумочкой подруги, но и за ней самой. К ней то и дело подходят парни, но Поля словно в трансе продолжает танцевать, совершенно не обращая на них внимания.

— Надо же, не знал, что у Макса работают такие горячие барменши, — говорит мужской голос.

Я оборачиваюсь и натыкаюсь на пристальный взгляд черных глаз. На губах парня наглая и самодовольная ухмылка. Руки сложены в замок на барной стойке, а мускулистые плечи обтягивает черная футболка, открывающая вид на татуировки, покрывающие кожу. Черные волосы уложены в легком беспорядке, словно с ними уже кто-то играл. Его глаза изучающе бегают по моему телу и у меня складывается ощущение, что в его мыслях я уже обнажена.

Еще один похотливый знакомый моего друга. Мне не привыкать, когда меня клеят. Поэтому пропускаю мимо ушей его замечание.

— И как же тебя зовут? — растягивает слова с каким-то странным акцентом.

— Не думаю, что могу поделиться данной информацией. Что ты будешь?

Складываю руки на груди, чтобы хоть как-то прикрыться от этого липкого взгляда.

Парень ухмыляется.

— Пиво.

Я быстро достаю бутылку и ставлю перед ним. Незнакомец делает несколько глотков и, облизнув губу, в очередной раз проходит по мне взглядом. Я инстинктивно закатываю глаза. Какой типичный подход.

— Так как тебя зовут? — он придвигается ближе и повышает голос.

Дима начинает отбивать ритм песни и присутствующие поворачиваются к сцене.

— Дай угадаю, потом ты попросишь мой номер и пообещаешь незабываемую ночь? — иронично замечаю я, прикусив губу.

— Возможно, — он демонстративно приподнимает голову, а затем подзывает меня пальцем. Сдерживаясь, чтобы не послать его, немного подхожу ближе, решая подыграть. — Но в моем случае, я никогда не бросаю слов на ветер.

Боже. Какой стандартный подход. Он кажется мне смутно знакомым, но если так подумать, то все друзья Макса как на подбор: дерзкие, туповатые и не видят ничего дальше собственного носа.

— Знаешь, я тоже предпочитаю держать слово, — наклоняюсь и между нашими лицами остается всего пара десятков сантиметров. Парень облизывает губу и я бросаю на него вызывающий взгляд. Мой голос понижается до уровня шепота. — Так вот, если хочешь еще хоть раз зайти сюда, держи свои руки и глаза подальше от меня, — а затем киваю на пиво. — За счет заведения.

Он открывает рот, чтобы сказать очередную глупость, а я уверенна, что это будет именно она, но тут раздается голос в микрофоне:

— Мира.

Я поворачиваюсь к сцене. Никита показывает на часы. Мы уже должны начинать, к тому же гости заметно скучают. Я убью Макса собственными руками.

— Ты справишься? — спрашиваю я у бармена.

Он кивает. Вытираю руки и выхожу из-за барной стойки. На мое плечо ложится чья-то рука и я резко оборачиваюсь. Это тот нахальный парень с бутылкой пива.

— Стой, ты Мира? — в его голосе столько удивления.

Неужели он только сейчас понял кого пытался затащить в постель? Мне казалось уже все друзья Макса меня знают.

Его прикосновение не грубое, но заметив мой суровый взгляд, а в данную секунду я готова его убить, он тут же убирает свою руку.

— Да, Мира, — отвечаю я, разворачиваюсь и иду к сцене.

Нужно после выступления спросить у Макса, кто это и сказать, чтобы держал своего друга от меня подальше. У нас действует негласное правило: держи руки при себе или вход в клуб навсегда закрыт.

Надеваю на себя гитару, поправляю волосы и подхожу к микрофону.

— Ну что, мы начинаем, — Никита проводит медиатором по струнам и зал заполняет музыка.

Глава 5

Богдан

Мира.

Повторяю про себя в сотый раз, при этом как полный кретин разинув рот, словно чертова рыба.

Бестия, обслуживающая меня за барной стойкой и зажигающая на сцене — «святая Мира».

Хватаю со стола стакан с виски и делаю жадный глоток, не сводя взгляд с девушки. Обнаженную кожу рук покрывают татуировки, тянущиеся замысловатыми узорами от запястий и до плеч. Темно-карие глаза горят диким пламенем, всякий раз, когда она проводит медиатором по струнам. Вместо вороньего гнезда — длинные блестящие кудрявые волосы, которые доходят до поясницы. Вместо худобы и торчащих костей — упругое, подтянутое тело. Прожектора мелькают по ее фигуре, делая еще более нереалистичной. Я понимаю, что прошло время, и она изменилась, к тому же я видел силуэт на фото и все же…

— Ты можешь наконец-то закрыть рот, — хохочет Макс.

Голова идет кругом. Я чувствую себя полным идиотом. Уже полчаса пялюсь на сцену и не могу отвести взгляд от девчонки. Хотя это можно списать на временное помутнение рассудка из-за перелета.

Она улыбается солисту и тот отвечает тем же. Ее пальцы скользят по грифу гитары, беря очередной аккорд.

— Это ее парень? — спрашиваю у Макса.

Киваю в сторону солиста. Трудно не заметить влюбленный взгляд и глупую улыбку, появляющуюся на его лица, стоит только Мире подойти к нему ближе. Удивительно, как он еще не захлебнулся слюной.

— Не смеши, — отмахивается Макс. — Мира и Никита никогда не будут вместе. Он, конечно, пытается и надеется на что-то большее, но я неоднократно советовал отступить.

— Почему?

— Ну начнем с того, что Мира не сторонница отношений.

— Дружба с привилегиями — это уже нечто большее.

— Еще раз заговоришь о моей сестре в таком контексте, и я сделаю так, что ни одна девушка не посмотрит на тебя сегодня.

Я закатываю глаза. Даже не знаю, что больше меня смешит в этой ситуации.

— Ей пятнадцать, и она должна спросить разрешение у старшего брата, можно ли ей с кем-то переспать? — не могу скрыть сарказма.

Нам по двадцать пять лет и мы вольны сами распоряжаться своей жизнью. Макс же ведет себя так, будто контроль жизни его сестры-подружки — самое главное, что его заботит. Я, конечно, тоже порой не в восторге от выбора сестры и не забываю ей об этом прямо говорить, но учитывая ее прошлый опыт, мои опасения вполне обоснованы.

Интересно, что он сделает, когда узнает, что я уже пытался подкатить к ней?

Хотя будем честны, несмотря на ее внешность, стервозный характер напрочь отбивает какое-либо желание перейти на проживание с особым комплектом услуг.

— Просто напоминаю, ты мой друг, но если она взбесится, то ты вылетишь из квартиры через пять секунд, — он делает глоток виски и с угрюмым видом наблюдает за тем, как к Полине подходит очередной парень в глупой попытке познакомиться.

— Напомни, почему мы с тобой дружим?

— Я единственный, кто может терпеть твой дерьмовый характер, — он подносит стакан в мою сторону, и я прислоняю к нему свой.

— Скорее потому, что только я могу сказать тебе правду. Например, вытащи свою голову из задницы и перестань сверлить Полину взглядом. Если ты так и собираешься сидеть на месте и смотреть, как тот тип ее обхаживает — твое право, — я поднимаю руки, показывая, что он сдается.

Макс резко поворачивает голову в сторону танцпола и его глаза широко распахиваются. Полина танцует в ритм песни, а парень рядом с ней не теряет времени даром, в отличие от моего друга и уже во всю ее обхаживает. Например, на его лице играет самоуверенная улыбка в стиле «этой ночью ты будешь моей». Уж я-то знаю, о чем говорю.

— Она…

— Ага. Она отлично проводит время.

Не то что я. Справедливости ради стоит заметить, что выступление на сцене и правда получилось отличным, но я пришел сюда не затем, чтобы сидеть весь вечер в кресле и смотреть, как последние крупицы мужества покидают моего друга. Ради такого, я бы мог остаться в Нью-Йорке и провести вечер в любом клубе, а через пятнадцать минут, самая горячая цыпочка точно была бы моей.

Вдруг Макс заметно оживляется, и я замечаю, как в нашу сторону направляется Полина. Я даже на расстоянии вижу, как напряжено ее тело и плотно сжаты губы. Не похоже на теплое приветствие друзей. Как только она подходит, Макс вскакивает с кресла и сгребает ее в свои объятия. Полина смущена таким приветствием: слегка проводит рукой по его спине и отстраняется.

— С днем рождения, — она отводит взгляд и нервным жестом поправляет волосы.

Макс улыбается и делает шаг к ней навстречу. Я уже вижу, как его губы сложились трубочкой, но девушка отходит назад.

— Спасибо, — выдыхает он.

Идиот. Подношу кулак к губам, скрывая свою улыбку, которая грозит перерасти в смех.

Между ними сейчас такое напряжение, что, если зажечь спичку, наверняка здесь все взорвется. Она смотрит на меня, и ее лицо заметно смягчается. Девушка заправляет за ухо прядь светлых волос.

— А ты, наверное, тот самый друг, приезду которого Мира безумно рада, — на ее губах появляется тень улыбки.

Встаю с кресла и подхожу к ней. Полина приобнимает меня, Макс напрягается и смиряет меня недовольным взглядом.

— Значит, она уже рассказала обо мне.

— Я бы советовала не разбирать сумку, — Полина подмигивает мне.

— Все так плохо? — посмеиваюсь я.

— Не нарушай ее границ, и, думаю, первые несколько часов выживешь, — она похлопывает меня по плечу.

Если честно, то мне надоело, что весь вечер угрожают выселением. Возможно вариант с гостиницей был бы гораздо разумнее.

— Ты останешься до конца? — спрашивает Макс, напоминая о себе.

— Не уверена, мне завтра рано на работу.

— Полина… — начинает говорить он, но не успевает закончить, потому что к нему подходит высокая брюнетка и буквально виснет на шее. Целует его в уголок губ, оставляя блестящий след от помады.

— С днем рождения, Максим, — говорит она, мягко выделяя его имя.

— Спасибо, — черство выдает он.

Макс торопливо убирает с себя руки девушки, чем вызывает ее неодобрительный взгляд и вновь тянется к Полине, но она пятится назад.

— Я пойду, Мира скоро закончит, — отвернувшись, она скрывается в толпе.

— Полина! — кричит друг.

Макс падает в кресло и допивает почти полный стакан залпом.

— С ней ты тоже спал? — спрашиваю я ухмыляясь.

— Заткнись, — отмахивается он.

Я смеюсь. Не буду делать ему еще хуже. У меня такое ощущение, что я попал в популярный ситком, где главный герой отчаянно пытается вернуть свою любовь, но лажает на каждом шагу. Очень изобретательно позвать на вечеринку всех, кого успел затащить в постель.

Звучит последний аккорд, и выступление заканчивается. Раздается оглушительный шквал аплодисментов. Мира снимает с себя гитару, ставит ее на стойку и спускается со сцены. Остальные же участники группы, убирают свои инструменты и помогают диджею пододвинуть его пульт.

— Мира!

Я оборачиваюсь. Макс крепко сжимает в своих объятиях стервозную девушку, прожигающую меня ненавистным взглядом. Интересно, она помнит меня или же мне повезет и барабанные перепонки всех окружающих смогут прожить еще целых десять секунд?

— Ты ведь помнишь Богдана, — нерешительно произносит друг.

Помнит. Она меня точно помнит, судя по адскому пламени в глазах.

— Мы уже познакомились. Твой друг пытался меня склеить, — фыркает она.

Макс поворачивается ко мне, сверля взглядом.

— Не начинай, я не знал, что это она.

— Теперь твой запал пропал? — ядовито усмехается колючка.

Да, она все также остра на язык.

— А ты так этого хочешь? — склоняю голову на бок и с интересом сморю на девушку.

Она закатывает глаза. Так и до нервного тика недалеко.

Не могу скрыть улыбки. Полина на мгновение мешкает, но потом протискивается между мной и Мирой, становясь территориально не доступной для Макса. Два ноль в пользу девушки.

— В этом городе полно девушек, с которыми Макс еще не успел переспать. Так что не трать свой тестостерон понапрасну.

— Уже прогоняешь?

— Скорее предупреждаю, — она одаривает меня с виду милой улыбкой, но ее глаза говорят совершенно другое. — Не нарушай мое личное пространство и оставь свои пошлые шуточки при себе.

— Я еще даже ничего не сказал.

— Твоего взгляда вполне хватит.

Мира отворачивается от меня и поправляет волосы, пытаясь собрать их в пучок.

— Вау, да вы запали друг на друга, — вдруг выдает Полина и допивает свой напиток. — Этот вечер определенно становится лучше.

— Что?! Ты сколько вообще выпила? — Мира смотрит на полупустой бокал Полины.

— Ты не сводишь с нее глаз, — указывает на меня. — А ты дергаешься, что кстати очень хорошо. Ведь ты продула пари и теперь у меня есть кандидат.

Щеки Миры вспыхивают.

— Ты точно тронулась.

— Я просто констатирую факт, — ее подруга пожимает плечами.

— Я тоже констатирую факт. Сегодня ты едешь домой на такси, — бормочет вредина себе под нос.

Да, я определенно нахожусь в ситкоме. Покажите мне камеру и куда надо махать рукой.

Я не сдерживаюсь и громко смеюсь. Она не просто взрывная. Мира как один сплошной нервный комок. Стоит сказать что-то не то, и она сразу же взрывается.

— Так когда я могу получить свои деньги? — обращается ко мне Макс.

— Деньги? — переспрашивает Мира, переводя на него взгляд.

Макс кивает с довольной улыбкой.

— Богдан поспорил, что не просидит и пяти минут, потому что ты устроишь скучную вечеринку.

Мира поворачивается ко мне. В ее взгляде пляшут искорки гнева, которые погасли минуту назад.

— Значит, я скучная?

— Скорее занудная, — передернув плечом, посылаю легкомысленную улыбку. — Кажется за последние десять лет ничего не изменилось.

— Уверен, что хочешь у нас остановиться? Я знаю одну неплохую гостиницу.

Она, прищурившись, смотрит на меня.

— Конечно. Думаю, мы весело проведем время, — салютую ей бокалом.

Девушка удивленно изгибает бровь, и могу поклясться, что я видел, как она пыталась сдержать улыбку, потому что уголки ее губ дрогнули на пару секунд.

К нам подходит официантка, ставит на стол напитки, и Мира наливает себе сок.

— Рассказывай про свидание, — говорит Полина.

Мира давится напитком и выплевывает его обратно в стакан.

А вот это уже интересно.

— Свидание? С каких пор ты ходишь на свидания? — изумляется Макс.

Мира закрывает глаза руками.

— С каких пор я должна отчитываться, что делаю по вечерам?

— Серьезно. Как давно?

Она упрямо молчит и делает вид, что не слышит его.

— Два года, —отвечает вместо нее Полина.

У друга открывается рот.

— Ты сегодня решила меня по всем фронтам с ума свести? — бурчит она.

— Нет. Но как уже сказала, я нашла нового кандидата. Уверена, в этот раз все получится, — она щипает Миру за бок и так в ответ кривится.

— Только если ты пойдешь со мной.

— Вы обе больше никуда не пойдете, — Недовольный голос Макса прерывает их шутливый спор.

— Не припоминаю, чтобы у тебя было право вмешиваться в мою личную жизнь, — Полина вскидывает голову и ее спина выпрямляется, словно натянутая струна, что не сулит ничего хорошего. — Кстати, как прошла твоя ночь? Слышала ты завел подружку.

Трудно не заметить, как полыхают щеки друга и его взгляд поникает. Мира поочередно всматривается в несостоявшуюся парочку и ее губы сжимаются в тонкую линию. Браво, гений, ты наконец-то поняла в чем тут дело.

Ситком, я определенно попал именно в него.

— Итак, я намерена пойти танцевать и закончить этот вечер на положительной ноте. И ты идешь со мной, мы договаривались, — Полина хватает Миру за руку и тянет на себя.

— Разве? — она оглядывается по сторонам. — Кажется меня ждут в баре.

— Даже не думай. Я собираюсь раскрасить твою скучную и серую жизнь.

Она обреченно стонет, но все же следует за подругой. Диджей ставит один из популярных миксов, и вся толпа, двигая телами, зажигает на танцполе. Полина поднимает руку и прокручивает Миру. Несмотря на то, что три минуты назад она огрызалась, теперь весело улыбается. Нет. Мира определенно сумасшедшая.

Девушки танцуют и мой взгляд безотрывно следит за этой ненормальной. Мира снова отдается музыке. Она словно сама музыка. Чувствует каждую ноту. Плавно двигает бедрами, ее волосы волнами перекатываются со спины на грудь и повторяют каждое движение тела.

— Даже не думай, — говорит Макс.

Отвлекаюсь и поворачиваюсь к другу.

— Ты о чем?

Он указывает на девушек пальцем, а затем на меня.

— Я о Мире. Я прекрасно знаю этот взгляд.

— На нее весь клуб смотрит и что дальше?

В конце концов я не самоубийца, чтобы переходить к активным действиям. Несмотря на привлекательную внешность, Мира из того типа девушек, которые обычно доставляют неприятности. Им нужны обязательства и гарантии. А я же хочу провести спокойно несколько недель и вернуться обратно в НьюЙорк к своей прежней жизни. Сомневаюсь, что продержусь до приезда сестры.

— Все в клубе прекрасно знают, кто она, и поэтому остаются в стороне. А ты уже думаешь, как затащить ее в постель.

Мои губы расплываются в ленивой улыбке.

— Тут ты мой друг ошибаешься. Я ценитель прекрасного и сейчас как раз собираюсь провести время с пользой.

Встаю с кресла и направляюсь в сторону одинокой блондинки, сидящей за барной стойкой.

Глава 6

Мира

Ставлю на барную стойку очередной стакан с пивом и вытираю руки полотенцем. Еще раз бросаю взгляд на людей в поисках Макса. Он довольно давно пропал из вида и я начинаю переживать. Можно было бы винить мою вечную привычку видеть во всем плохое, но сегодня мой друг только пьет и игнорирует привычное для него веселье.

Он даже не обращает внимания на Богдана, а это странно, учитывая, что Макс чуть ли из штанов не выпрыгивал от счастья, когда они созванивались по телефону. За годы нашего проживания, Макс завел только приятелей. Вечеринка, выпивка, девушки, а потом все общение сходило на нет. С Богданом же их связывает нечто большее. Например, тяга к пустоголовым девушкам.

Мой взгляд цепляется за высокомерного идиота. Он все также сидит за нашим столиком, только на его коленях расположилась блондинка, желающая его съесть, судя по тому, как она пожирает его лицо. Он же, довольно улыбаясь, скользит рукой вверх по ее ноге к краю платья. Как я и предполагала. Теперь в нашей квартире прибавятся крики, стоны и все то, чем сопровождается случайный секс.

Личные границы. Вот что я забыла с ним обсудить. Завтра первым же делом скажу, чтобы его личная жизнь не выходила за пределы комнаты.

Народу стало немного меньше и я отхожу от бара, прислоняясь спиной к прохладной дверце холодильника. Я немного не рассчитала количество барменов, потому что большую часть вечеринки мне пришлось делать коктейли и обслуживать гостей. Из-за этого я так и не смогла поговорить с Полиной и выяснить, что происходит на самом деле. Пользуясь моей занятостью, она быстро чмокнула меня в щеку и уехала домой.

И я последую ее примеру, так как после выступления и работы сил практически не осталось.

Кладу полотенце на поручень и выхожу из бара. Дальше справятся без моей помощи.

— Я домой, — говорю я бармену. — Закроете сами.

Он кивает.

Поднимаюсь в кабинет и открыв дверь, тяжело вздыхаю. Макс сидит на диване и отрешенно смотрит на бутылку с виски, проводит большим пальцем по горлышку, а потом подносит к губам и делает глоток.

Мое сердце сжимается в ту же секунду, когда он откидывает голову на спинку дивана и испускает тяжелый вздох. Все хуже, чем я думала. Подхожу к нему и сажусь рядом. Он не обращает на меня внимания. Я толкаю его плечом. Макс немного наклоняется в сторону, но молчит. Слегка щипаю его за руку и он бормочет под нос ругательства.

— Мира, у меня нет настроения, — ворчит он.

— Поехали домой.

— Нет. Я еще недостаточно пьян.

Макс подносит бутылку к губам и делает большой глоток.

— А мне кажется, достаточно.

Протягиваю руку, чтобы забрать бутылку, он отодвигается от меня, но я все равно забираю бутылку и ставлю ее на стол.

— Пожалуйста, поехали, — прошу я.

— Не хочу, какой в этом толк?

— Ну, например, не спать в холодном кабинете одному. Завтра ты пожалеешь о своем решении, — я пытаюсь улыбнуться, но на самом деле на душе кошки скребут.

Макс всегда улыбается, шутит и он тот, кто в трудную минуту оказывается рядом со мной, даже если при этом я делаю все, что оттолкнуть его. Но у него так же, как и у всех бывают тяжелые моменты. И именно в таких ситуациях, я понимаю, насколько ему тяжело дается сохранять оптимизм несмотря на то, что жизнь каждый день подкидывает сюрпризы.

— Я уже жалею о своем решении, — он закрывает лицо ладонями. — Я понимаю, что не ангел, лажаю каждый божий день, но неужели просто нельзя выслушать меня?

— Может потому, что ты сделал Полине больно? — вырывается у меня.

Макс поворачивает голову в мою сторону и я вижу, что в его глазах скапливается сожаление и вина.

— Я, конечно, профан в том, что касается в любви, но вы двое не особо умеете скрывать свои чувства.

Друг закрывает глаза и трет переносицу.

Да, я прохожу мимо всего, что касается чувств, но сегодня трудно было не заметить поведение этих двоих. Стоило Полине заикнуться о свидании, как Макс слетел с катушек и ревность не увидит только слепой. А вот с математикой у меня никогда не было проблем, поэтому проанализировав все, что произошло за последнее время, я поняла одно — Макс тот самый засранец, которому я обещала сладкую жизнь.

— Почему ты переспал с другой? — спрашиваю я немного раздраженно.

Он виновато опускает взгляд.

— Я разозлился.

Так себе оправдание.

— Я полный идиот.

Как там, в романтических фильмах, бывает? Любовь с первого взгляда? Именно это и произошло с Максом. Мы познакомились в первый день учебы. Как сейчас помню, бледное лицо Поли из-за токсикоза и сияющую физиономию Макса, когда он увидел ее. Но только в фильмах все бывает легко и просто, в реальности же, Полина была беременна и в скором времени должна была выйти замуж за самую большую ошибку в своей жизни, а Макс каждый день боролся с моими демонами. Они стали друзьями. Хотя для него это было тяжело, но Макс делал все, чтобы поддерживать Полю. Оба понимали, что между ними ничего не могло быть. Однако если о чувствах Макса я знала, то с Полиной мы никогда не обговаривали эту тему.

Последние несколько лет друг все меньше упоминал об этом, да и я старалась не затрагивать больную тему, чтобы не делать еще хуже. Теперь же все встало с ног на голову.

Смотрю на Макса, а он в потолок, откинув голову на спинку дивана.

— Ладно, поехали домой, Ромео, — подбадриваю я. — Завтра со всем разберемся.

— Ты мне поможешь? — с надеждой спрашивает он.

Куда же я денусь.

— Возможно. Только сначала ты проспишься.

— Ты думаешь, Поля даст мне шанс?

— Все будет зависеть от тебя, — подталкиваю его плечом. — Поехали.

Кладу его руку себе на шею и пытаюсь подняться вместе с ним. Макс даже не пытается мне помочь. Мы кое-как выходим из кабинета и спускаемся с одной ступеньки, но друг тут же подворачивает ногу, а мне удается в последнюю минуту не дать ему упасть.

— Макс, помоги мне, — я перекрикиваю музыку.

Он не отвечает, только еле шевелит ногами. Мы не спеша спускаемся по ступенькам. Его тело все больше обмякает на мне и несколько несчастных метров до выхода из клуба кажутся вечностью. Зато все прекрасно веселятся, не обращая внимания на своего друга, которого так сильно жаждали поздравить с днем рождения.

Когда мы подходим к ступенькам, Макс в очередной раз подворачивает ногу и за малым не падает, но его кто-то ловит. Обернувшись, вижу Богдана. Он хмурым взглядом смотрит на друга, затем наклоняется и перекидывает через плечо.

— Куда его нести? — спрашивает он и я киваю в сторону выхода.

Роюсь в сумке, нахожу ключи от машины. Оказавшись на улице, мы попадем под небольшую морось. Нажимаю на кнопку сигнализации и мой беленький «Фольксваген Туарег» мигает фарами. Открыв заднюю дверь, помогаю Богдану уложить Макса на сидение.

— Еще раз спасибо, что помог. Макс дал тебе ключи от дома?

— Я еду с тобой, — уверенно заявляет и открывает дверь.

В удивлении изгибаю бровь.

— Зачем?

— Ты же не потащишь его одна на третий этаж?

Знал бы он, откуда я вытаскивала Макса и в каком тот был состоянии.

— Я могу и сама справиться.

Он посмеивается.

— Не начинай занудничать, я еду с тобой, — он садится внутрь и захлопывает перед моим носом дверь.

Откинув голову назад, делаю глубокий вдох. Мне просто надо пережить этот вечер.

Быстро обхожу машину, сажусь за руль и неспешно отъезжаю от клуба.

— Давно за рулем? — спрашивает Богдан.

— Ты из тех самоуверенных самцов, которые утверждают, что женщинам не место за рулем? — не могу скрыть сарказма.

Он усмехается и проводит ладонью по волосам, взъерошивая их.

— Просто интересуюсь. Вдруг ты такой же резкий водитель, как Макс. А что еще хуже, он учил тебя водить.

— Поверь, я вожу гораздо лучше.

За исключением тех моментов, когда мне нужно проветрить голову.

Когда папа предложил научить меня водить, я первый раз за много месяцев улыбнулась, тем самым вызвав улыбку и у него. Убедившись, что я уверенно сижу за рулем, он разрешал мне выпустить пар за городом.

— Надеюсь на это.

Включаю музыку и убавляю громкость. Дождь становится еще сильнее, и я переключаю дворники на более быстрый режим.

— Почему не остался в клубе? — бросаю на него быстрый взгляд. — Ты посмотри, она даже не съела твое лицо.

Он самодовольно улыбается и смотрит на меня, немного склонив голову.

— Ревнуешь?

У меня вырывается смешок.

— В этом разве есть смысл? Все равно на утро ты выставишь ее за дверь, даже не спросив имени, или подхватишь одно из ЗПП.

Он смотрит на меня, широко раскрыв глаза, а затем салон автомобиля заполняет его громкий смех.

— ЗПП? Ты серьезно? Не беспокойся, с этим у меня полный порядок.

— Уж точно не меня это должно волновать.

Он ухмыляется, но ничего не отвечает.

Макс снова стонет с заднего сидения.

— Тебе дать воды?

— Нет. Просто отвези меня домой, — он кашляет.

— Учти, заблюешь машину, пойдешь пешком.

Макс что-то бурчит себе под нос. Как я могла быть так слепа, что не заметила таких изменений между друзьями? Господи, а что чувствует Поля? Я весь вечер только и говорила о том, что Макс переспал с другой.

Идиотка.

Мы подъезжаем к дому. Я паркуюсь около подъезда и обхожу машину. Богдан уже открыл дверь Максу, и тот медленно вываливается из нее.

— Давай помогу, — Богдан протягивает ему руку.

— Нет, я сам могу, — ворча отмахивается он.

— Макс не упрямься, ты еле передвигаешь ногами.

— Я сказал, что обойдусь без вашей помощи.

Я делаю шаг назад, давая возможность другу пройти. Он, шатаясь, плетется к подъезду, едва не падая стоит ему переступить порог.

Зайдя в квартиру, я быстро скидываю с себя ботинки и кладу сумку на комод. Макс, ввалившись в квартиру, прислоняется к стене и съезжает по ней.

Прямо как в старые времена. Он напивается, я раздеваю.

Стягиваю с него кроссовки.

— Макс, вставай.

Он не отвечает. Его глаза закрыты, а дыхание ровное.

— Прекрасно. Ты не мог пять минут потерпеть? — бормочу я. — Можешь отнести его в спальню? — обращаюсь к Богдану.

Он вновь молча перекидывает его через плечо и направляется в комнату. Кое-как стягиваю с него джинсы, расстегиваю рубашку. Поднимаю с пола одеяло и укрываю его полумертвое тело. Завтра он будет проклинать весь мир за свои глупые ошибки. На всякий случай оставляю окно на режиме проветривания, чтобы он не задохнулся в алкогольных парах.

Поворачиваюсь к выходу и натыкаюсь на внимательный взгляд Богдана.

— Что? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— Никогда не понимал вашей дружбы.

В этот раз в его голосе нет подколов или упреков. Он лишь задумчиво смотрит на меня. Мы выходим из комнаты и идем в кухню.

— Ты и не должен ее понимать. Макс — моя семья.

Открываю холодильник и достаю бутылку холодной воды. Несколько раз прокручиваю крышку, но ничего не выходит. Богдан забирает ее и, ловко открыв, протягивает мне.

— Спасибо, — говорю я.

— Надо же. Ты сама это сказала, — с ухмылкой произносит он.

Я строю ему рожицу. Наливаю воду в стакан и на всякий случай наполняю еще один для Богдана.

— Начинай.

Богдан делает глоток и в недоумении смотрит на меня.

— Что именно?

Чем раньше мы закончим с этими шуточками, тем лучше. Богдан продолжает молчать: видимо, ждет от меня объяснений.

— Ой, да ладно, думаешь, я не слышала, как ты постоянно спрашивал Макса, не переспал ли он со мной?

Он усмехается и проводит рукой по волосам.

— Это действительно странно. Учитывая то, как ты выглядишь.

Богдан нахально осматривает меня, даже не пытаясь скрыть этого. Скрещиваю руки на груди.

— Что такого странного в дружбе между парнем и девушкой?

— Хотя бы то, что один из них хочет большего.

— Не хочу тебя огорчать, но между Максом и мной никогда не было подобных желаний.

— Я так понимаю, на сцене ты тоже была со своим другом? Не хочу тебя огорчать, но в вашей дружбе явно есть подпункт по-умолчанию, где он планирует тебя раздеть.

Я вспыхиваю. Уж точно не с Богданом я бы хотела об этом разговаривать.

— Не надо ровнять всех под себя. Если ты понятия не имеешь, что такое дружить с противоположным полом, то это только твои проблемы.

Он внимательно слушает меня, а затем вновь нагло ухмыляется.

— Нет. Я просто здраво смотрю на вещи. И поверь, если ты делаешь вид, что ничего не замечаешь, то только даешь этому парню шанс. Кто-то всегда хочет большего.

И этот кто-то — он.

— Если ты тащишь в постель все, что двигается, это еще не значит, что все такие.

— А с чего ты взяла, что я такой? Кажется, мы не на том этапе общения, чтобы ты хоть что-то знала обо мне.

— Разве нет? Ты точно не номер телефона искал во рту у той девушки сегодня, — уверенно говорю я. Меня так заводит эта тема, что тут же выпаливаю: — Не удивлюсь, если ты расстался с Таней именно из-за этого.

Лицо Богдана меняется в ту же секунду, как слова слетают с моих губ. Скулы напрягаются и я вижу, как сильно он сжимает челюсть, будто я затронула какую-то запретную тему. Он ставит стакан на стол и угрожающе медленной походкой направляется ко мне, отчего я пячусь к столешнице и впиваюсь в нее пальцами. Подойдя ко мне вплотную, он захватывает меня в плен своих рук, поставив их по бокам. Парень немного наклоняется ко мне, сокращая расстояние, между нами и обдавая горячим дыханием щеки.

— Ты привыкла судить о людях, совершенно их не зная. Раскрой глаза Мира, — его губы искажаются в кривой ухмылке, а затем он направляется в сторону своей комнаты, бросив напоследок: — Ты меня совершенно не знаешь, — захлопывает дверь и оставляет меня с дико колотящимся сердцем.

Глава 7

Жалобно простонав, протягиваю руку под подушку в поисках телефона: проклятая вибрация отдает неприятной пульсацией в голове. Отключаю будильник и вижу на экране несколько пропущенных звонков от Полины. Господи, сейчас девять утра, и я пропустила тренировку. Удивительно, что подруга не вызвала спасателей, учитывая, что это я обычно вытаскиваю ее на пробежку.

Переворачиваюсь и смотрю в потолок. В комнате темно, и только звук падающих капель за окном говорит о том, что на улице идет дождь. Сегодня нет репетиции и каких-либо выступлений. Съезжу в клуб, проверю, все ли в порядке после вчерашнего праздника, и можно будет вернуться домой.

Или же я могу поехать к Поле и провести день с Аней. Уж лучше я буду играть в куклы и смотреть детские мультфильмы, чем проведу хоть пару минут с этим самодовольным парнем. Вчера мы провели вместе от силы пару часов, но он успел сделать так, что я вспомнила всю тысячу причин, почему так ненавидела его в подростковом возрасте.

Снова закрываю голову подушкой. День только начался, а он уже меня раздражает.

Отправляюсь в ванную и по пути заглядываю к Максу: по щеке тянется мокрый след от слюны, рот приоткрыт и половина тела свисает с края кровати. Вчера он побил все рекорды своего идиотизма.

На кухне включаю кофеварку и набираю номер Полины.

— Неужели ты перезвонила, где тебя носит? — запыхавшись, возмущается она.

Судя по сбившемуся дыханию и глухому топоту кроссовок Полина на пробежке.

— И я рада тебя слышать. Как добралась вчера?

— За пять минут поездки со мной не произошло ничего увлекательного. Думаю, твой вечер прошел куда более насыщенней.

— Ты себе даже не представляешь насколько.

Если, конечно, исключить стычку с мистером «ты меня не знаешь». У парня определенно проблемы с чувством юмора.

Полина молчит. Клянусь, если она снова мне соврет, то я взорвусь.

— Какие планы на день? — ее голос звучит слишком непринужденно.

— Я по-быстрому съезжу в клуб, а потом хотела позвать тебя на кофе.

— Да у нас намечается свидание. Будешь на мне практиковаться, как не убегать от парней через полчаса?

— Скорее хочу узнать, с каких пор фраза «совершила ошибку», означает «я переспала с лучшим другом».

Полина со свистом втягивает в себя воздух. Если бы она была передо мной, то наверняка покрылась бы красными пятнами от волнения, а ее глаза бегали из стороны в сторону.

Возможно я сейчас жестока, но если Полина и дальше продолжит молчать, то ее боль станет еще больше. А я этого совсем не хочу. Она заслуживает счастья, даже если оно заключается в Максе.

— Он рассказал? — шепчет она.

— Поля, я просто хочу тебе помочь. Давай встретимся и поговорим?

— Я не знаю…

— Встретимся в клубе через час, договорились?

— Нет. Только не там. Я не хочу его видеть, — ее голос надламывается.

Я ее понимаю, но в тоже время эти слова словно нож в сердце.

— Хорошо, тогда в нашей кофейне?

— Буду там тебя ждать.

Она сбрасывает вызов, а я убираю телефон на край столешницы. Не будь Макс сейчас безбожно пьян, я бы три шкуры с него спустила только за то, как теперь звучит голос Полины. Он не имел права так поступать, если не уверен, что сможет измениться.

Кофеварка пищит, и я беру свою кружку. Делаю глоток кофе и закрываю глаза от ощущения тепла, разливающегося по телу.

— На меня тоже сделаешь? — раздается за моей спиной тихий шепот.

С губ слетает вскрик, и я испуганно подскакиваю. Сердце ухает в пятки, а кружка вдребезги разбивается об пол, обжигая ступни горячим кофе.

Чертов идиот.

— Ты совсем спятил?! — резко обернувшись, набрасываю на Богдана.

Он запускает пальцы в волосы и замявшись, почесывает затылок. Его взгляд блуждает по месиву из осколков и кофе.

— Не думал, что последует такая реакция.

— Мне кажется, «думать» — точно не про тебя.

Беру со стола кухонное полотенце и аккуратно прикладываю к ногам: ожог не сильный и жжение уже сменилось неприятной прохладой, пробирающей до костей. Медленно втягиваю в себя воздух и перевожу дыхание: от легко движения пальцев, все горит с новой силой.

— Давай помогу, — предлагает выскочка и тянется ко мне.

— Изволь, но я сама, — вскинув руку, останавливаю его. — Все, что мог, ты уже сделал.

В его глазах плещется беспокойство, стоит ему заметить красные следы на моей коже. Поздно спохватился. Отворачиваюсь от него и прихрамывая отхожу к стене.

— Да ладно тебе, извини. Я думал будет весело, — непринужденно бросает он мне в спину.

— Умираю от смеха, — кидаю полотенце в раковину и тянусь к венику, чтобы собрать мусор.

Надо уточнить у Макса, с чего он взял, что идея совместного проживания с первым попавшимся человеком будет очень привлекательной. Теперь каждое утро будет начинаться с плохого настроения и своеобразного чувства юмора нового соседа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Покончив с беспорядком и проигнорировав несколько предложений о помощи, плетусь в ванную, чтобы обработать повреждения. Надо побыстрее убраться из дома, пока он меня окончательно не покалечил.

— Мне плохо, — слышу стон Макса, едва открываю дверь ванной.

— Ты так и не научился пить в меру.

— Можно подумать это возможно, — он мертвым грузом падает на стул и подпирает голову рукой. — Почему у меня болит рука? — с хмурым видом потирает плечо.

— Стоило об этом подумать прежде, чем надираться до потери сознания и засыпать в прихожей, а это — киваю на ушиб, — последствия твоего «благоразумного» плана, как вернуть Полину.

— Да я смотрю ты сегодня в прекрасном настроении, — бормочет Макс, вперив в меня недовольный взгляд.

Прихрамывая подхожу к столешнице и вновь включаю кофеварку. Только в этот раз я перелью кофе в термокружку и уберусь из собственного дома как можно раньше. Помещение заполняет приятный аромат еды и у меня начинает урчать в животе от голода.

— Как нога? — спрашивает Богдан, косясь на меня.

Он переворачивает ломтики бекона и выключает плиту.

— Превосходно, — молюсь богам техники, чтобы она работала побыстрее.

— А что с твоей ногой? — вклинивается Макс. — И почему ты хромаешь?

Прикладываю пальцы к вискам, чтобы хоть немного облегчить нарастающую пульсацию. Я ведь могу обойтись без кофе. Зачем оно мне несмотря на трехчасовой сон?

— Первое, — смотрю на Богдана и замечаю, как он исследует внимательным взглядом мою ступню, обработанную кремом. Хочется его уколоть, но с другой стороны парень не виноват, что его тупое чувство юмора хромает. — Со мной все отлично. Второе, — обращаюсь к Максу. — Хватит вопросов.

— Как скажешь, — он приподнимает руки будто сдается, но ту же повторяет сой вопрос.

— Ничего, просто разбила кружку. Как видишь, жива и здорова.

— И как всегда мила.

Состроив ему недовольную рожицу, достаю из шкафа свою термокружку и переливаю в нее кофе. Приятный терпкий аромат попадает в нос, и я делаю глоток. Ладно, не все так плохо. Или может нет.

— Завтрак готов, — объявляет Богдан и ставит перед Максом большую тарелку с яичницей, беконом и свежими булочками.

Друг оживляется и потирая руки, хватает вилку.

— Ты же никогда не ешь по утрам, — замечаю я.

Он машет головой и запихивает в рот еду.

— Ты просто не ела стряпню Богдана, — причмокивая, он облизывает нижнюю губу.

— Поверь, от данного вида у меня пропал аппетит, — закручиваю крышку и направляюсь в свою комнату, стараясь не подавать вида, что мне все еще больно.

— Боишься отравлю? — прилетают в спину очередной насмешливый вызов. — Я между прочим оббегал весь злосчастный городок в поисках свежей выпечки.

Он ставит еще две тарелки, даже не уточнив буду ли я завтракать. Однако, самоуверенно.

— Может тебе облегчить страдания и заказать билет в обратную сторону? — склоняю голову на бок и мило улыбаюсь, хотя мы оба знаем, что на самом деле я чувствую.

Уголки губ Богдана приподнимаются и на лице появляется наглая ухмылочка.

— Мило с твоей стороны, но, пожалуй, обойдусь, — он кивает на тарелку, предполагаю, что мою. — Завтрак готов.

— Макс справится за двоих, а мне пора, — и в эту же секунду мой желудок предательски урчит.

Богдан изгибает бровь и в его взгляде пляшут искорки веселья.

— Бога ради, Мира, либо садись, либо иди. Я еще не до конца протрезвел, чтобы слушать ваши пререкания, — бормочет Макс с набитым ртом и стягивает из моей порции ломтик бекона.

— Вообще-то я иду к Полине, так что советовала бы быть со мной более любезным, — подмигнув, наконец-то захожу к себе, напоследок услышав, что я невыносимая.

Правда так и не поняла, кто именно это сказал.

Переодеваюсь в джинсы и обычную хлопковую футболку и проверяю сообщения. Полина написала, что будет ждать меня через час на нашем месте. У меня еще есть время, чтобы заскочить в клуб.

— Я могу пойти с тобой? — Макс бесцеремонно открывает дверь и загораживает мне проход.

— Ты считаешь, что после вчерашнего Поля готова к встрече с тобой? Макс, ты переспал с другой! — отвешиваю другу подзатыльник, и он морщится. — Если бы ты не был моим другом, то я бы придушила тебя собственными руками!

— Отчасти ты это уже сделала, — он потирает ушибленное место. — Я облажался. Так разозлился на нее в тот день, — он взъерошивает волосы и поднимает на меня виноватый взгляд.

— И лучшим решением стал случайный секс?

— Нет, я…

— Помню, разозлился, — саркастично замечаю я.

— Просто передай, что я хочу с ней поговорить, — он с мольбой смотрит на меня.

Я киваю, и друг выходит из моей комнаты. Стоит мне оказаться в коридоре, то я сразу же натыкаюсь на Богдана. Кажется, в этой квартире стало слишком много людей. Парень скользит взглядом по моему телу и останавливается на лямках босоножек, обтягивающих мои ноги. Его брови недовольно сходятся на переносице и он открывает рот, чтобы задать уже надоевший мне вопрос.

— Все нормально, — демонстративно шевелю ступней. — Клянусь, если ты еще раз об этом спросишь, то можешь искать себе номер в гостинице.

— С чего ты взяла, что я хочу спросить именно это? Может я просто рассматривал тебя. Кстати в этих джинсах, твоя попка выглядит очень даже ничего, — и опять проклятая наглая ухмылка.

На пару мгновений мне даже показалось, что я увидела другого Богдана. Сопереживающего и способного на более глубокие чувства, нежели похоть и безразличие.

— Самодовольный засранец, — выдаю я, сжимая в руках ключи от машины и обхожу его.

— Колючка, — со смешком отвечает он.

Захлопываю дверь, пока с его губ не сорвалась очередная глупость.

Глава 8

Богдан

— Мне срочно надо выйти из этой квартиры, — Макс садится обратно за стол и сжимает в руках кружку с кофе.

— Ты серьезно настолько уверен в себе?

Я, конечно, не против проветриться, но надо здраво мыслить. Макс пил большую часть вечеринки и не смог дойти до собственной кровати. Если он рухнет посреди улицы от обезвоживания, то его подружка обвинить во всем меня. А я на сегодня уже исчерпал свой лимит презрительных взглядов в стиле “дыхнешь в мою сторону, и ты труп”.

— Что мне ещё делать? Для работы в клубе я не настолько трезв. — он делает большой глоток. — А пойти за Мирой — не лучшее решение. После вчерашнего, Полина меня ненавидит.

Здравствуй, очередная драма.

Отламываю кусок бекона и указываю на друга.

— Просто для ясности, с чего ты решил, что переспать с подругой, а потом изменить ей, будет отличной идеей?

Он со стуком опускает голову на стол, жалобно простонав.

— И ты туда же. Чисто технически я не изменял. Все же мы не были вместе, — уныло бормочет Макс.

Хохотнув, с наслаждением откусываю бекон.

— Это ты так думаешь. Если ты побывал в постели женщины, то для неё вы уже в отношениях. Бери пример с меня: всегда проясняй ситуацию перед тем как твой дружок получит удовольствие.

Положив голову набок, он бросает на меня убийственный взгляд.

— Сказал тот, кто перетрахал половину Манхеттена, — с ядовитой усмешкой отвечает он.

— Приму это за комплимент.

— Ты мне не помогаешь, Шерлок. Что мне делать?

— Например, шаг назад, — пожав плечами отодвигаю от себя тарелку с холодной едой. В этом доме просто невозможно насладиться завтраком. — Сделай вид, что принимаешь ее условия. Пусть думает, что ты опять в своем любимом статусе «френдзоны», — не могу не подколоть. — А сам в это время возвращай ее доверие, а не жуй сопли.

Именно из-за таких проблем, не хочу начинать отношения. Вечные недомолвки, обиды. Зачем все портить, если можно проводить время вместе, не проникая в жизнь партнера? Я могу пригласить на свидание в ресторан, сходить на выставку или просто поддержать беседу, у нас будет крышесносный секс и все останутся довольны. Но я никогда не переступаю правило одного свидания. Хотя пару раз были исключения, когда девушка действительно понимала, что я не могу предложить ничего больше. Я всегда честен в своих намерениях. Пусть сестра порой и называет меня мерзавцем, но я предпочитаю открыто говорить о своих желаниях.

Надо было давно прислушаться к себе и возможно тогда в моей жизни было бы намного меньше дерьма.

— Я хочу проверить квартиру, — выкидываю в мусорное ведро остатки еды и мой взгляд цепляется за металлическую термокружку.

Колючка так спешила уйти из дома, что забыла кофе. Не удивлюсь, если в мой адрес уже летят все комплементы мира.

Я действительно бываю полным придурком, но сегодня никак не ожидал такой нервной реакции на детскую шутку. Мира подпрыгнула как испуганная лань, вдобавок ошпарив себя. Как и предполагал, она отвергла предложение о помощи, а я не собирался навязываться.

Это только первое утро, которое нам пришлось провести вместе. Искренне надеюсь, что рабочие устранили погром, устроенный сестрой и ради своего блага, смогу переехать раньше.

— Я быстро заскочу в душ и можем ехать. Только на машине, — предупреждает Макс. — Твои права еще действуют?

— Это будет самая незабываемая поездка в твоей жизни.

***

Я придушу ее собственными руками.

Под фразой «немного обновить» предполагалась покраска стен и смена мебели. Я не рассчитывал увидеть разгромленную квартиру, больше похожую на поле боя. Хожу из комнаты в комнату, цепляясь за последние капли самообладания. Не тронута только спальня, кухня, как и соседняя комната сплошное месиво из бетона и разбитой плитки, а большинство стен украшают насквозь проделанные дыры.

И на это она потратила месяц? За что, черт возьми, отец платит ей деньги, если Вика не может выполнить элементарных вещей? Надеюсь, что сестра сейчас до чертиков икает где бы она не была.

Сжимаю переносицу и прислоняюсь плечом к шершавой стене.

— Если мне не изменяет память, то ты говорил, что рабочие закончат в ближайшее время. Ты все еще в это веришь? — сжимаю переносицу и бросаю полный злости взгляд на Макса.

— Это мы еще устранили некоторые последствия ее безумной идеи. По плану Вика хотела снести стену, — он указывает на перегородку, соединяющую кухню и гостиную.

— Я ее убью, — обвожу взглядом помещение и откашливаюсь, когда столб пыли, вызванный падением пластмассовой трубы в груду мусора, ударяет в нос.

— Ну не все так плохо, — друг пожимает плечами и подбадривающе пихает меня в бок. — У тебя есть где жить.

Смеряю его полным скептицизма взглядом и направляюсь к выходу из квартиры. Рабочие заверили, что закончат ремонт в ближайшие три недели.

Три чертовых недели мне придется терпеть заскоки Колючки, драму Макса и жить словно в общежитии. Безумно скучаю по своей студии в Нью-Йорке, где я был один, а единственным собеседником становился доставщик пиццы.

Оказавшись на улице, мы с Максом направляемся в сторону клуба, так как возникли какие-то непредвиденные обстоятельства. Друг всю дорогу дергается и смотрит на смартфон, будто из него словно из праздничного торта должна выскочить Полина. Я же составляю список затрат, чтобы потом выставить сестре счет.

Мы заходим в клуб и Макс сразу направляется в кабинет, я же сажусь за барную стойку и заказываю себе кофе. Достаю из кармана джинсов телефон и просматриваю почту. От Майка, моего друга по колледжу и коллеге, пришло сообщение с деталями выставки, которую он с меценатами, желающими заработать комбо из обеленной репутации и огромных денег, решил провести в конце года.

Я занимаюсь не только модельным бизнесом, но также часто снимаю случайных прохожих. И не так давно у меня появилась серия фотографий, которую мы с другом разместили в его газете и посвятили бездомным. Майк же, будучи потомком владельцев одной из крупных газет и акулой среди газетчиков, решил улучить момент и раскрутить несколько десятков фотографий, до размеров полномасштабной выставки. Никогда не верил его альтруистическим побуждениям. Еще в колледже, он во всем искал выгоду. Так же и сейчас. Выставка привлечет внимание не только к беднякам, таким образом он хочет доказать своему отцу, что готов занять пост главного редактора, а старика отправить на покой.

Надо отдать ему должное, Майк с рьяным упорством идет к своей цели. В колледже мы нашли общий язык только потому, что оба были зациклены на получении результата. Вот только в отличии от меня он безоговорочно следует всем указаниям отца: заранее выбранный и одобренный факультет, девушка, представленная семье в лучших традициях американских семей и в последствии свадьба. Сейчас они живут загородом в элитном особняке, он тратит по несколько часов на дорогу до редакции и обратно, только чтобы провести вечер с женой и ребенком. И он вполне доволен своей жизнью.

Вот тут-то наши пути разошлись. Если Майк добровольно пошел на все это и ни о чем не жалеет, то мне потребовалось время, чтобы понять в какую ловушку я попал. Возможно если бы я очнулся раньше и перестал идти на поводу чужих желаний, то в моей жизни было бы намного меньше лжи.

Отправляю Майку письмо с согласием на публикацию фотографий и запрашиваю подробности мероприятия, чтобы ориентироваться по времени. Это отличный повод уехать как можно раньше, и Вика ничего не сможет с этим поделать.

Я нахожусь в этом проклятом городе всего два дня, но кроме раздражения, он ничего во мне не вызывает.

Делаю глоток кофе и оборачиваюсь в поисках Макса. Он стоит около сцены и что-то обсуждает с диджеем. По сравнению со вчерашним вечером, сейчас в клубе стоит тишина, занято всего лишь пара столиков, а из динамиков играет спокойная музыка. Никаких воздушных шаров, зажигательных шоу за барной стойкой и рок-группы на сцене.

Миры тоже нет, что не удивительно. Скорее всего она не появится в клубе пока я тут, о чем я в принципе не жалею. У меня нет особого желания вновь попасть под ее перепады настроения.

Телефон на барной стойке вновь вибрирует и на экране высвечивается сообщение. Мои пальцы сильнее сжимают кружку кофе и я стискиваю челюсти. Всего три слова, но они напоминают о слишком многом. О чем я поклялся больше не вспоминать и твердо держал это обещание последние полтора года. Она не имеет права мне писать. Мы все решили и положили прошлому конец. Это было наше общее решение. Но видимо я упустил какой-то подпункт нашего соглашения.

«Нам надо поговорить».

Глава 9

Мира

— Можем молчать сколько захочешь, но на нас уже косо поглядывает бариста, — склонив голову, смотрю на Полю с улыбкой.

Мы уже двадцать минут молча сидим и рассматриваем свои кружки, а Полина так не проронила и слова.

Тяжело вздохнув, она делает глоток холодного кофе и морщится.

— Помнишь, примерно месяц назад я заболела и попросила тебя посидеть с Аней?

Я киваю.

— Сил не было даже чтобы выйти в аптеку, поэтому я попросила Макса о помощи, — на ее губах появляется грустная улыбка. — Конечно, он сразу приехал и привез все лекарства. Видимо мой вид о многом говорил, потому что Максим заявил, что никуда не уедет, пока мне не станет легче. Не поверишь, но он даже приготовил бульон — шмыгнув носом, она тихо смеется.

В чем Макс определенно силен — сделать так, что ты забудешь обо всех проблемах на свете, когда он рядом.

— Он остался на ужин, а потом мы начали разговаривать. Знаешь, впервые между нами было такое притяжение, что я не могла оторвать от него взгляда. Возможно, во мне говорили антибиотики. Мы и раньше часто проводили время вместе, а в тот вечер… Он рассказывал о том, каким видит клуб через пару лет, как боится облажаться и подвести родителей. Показывал себя настоящего. Я даже не помню, как мы поцеловались, но одно я знаю точно — никто и никогда так меня не целовал.

Она закрывает глаза и делает глубокий вдох, будто одно это воспоминание одновременно причиняет ей боль и удовлетворение.

— Тогда почему ты его выгнала с утра?

Полина ковыряет кончиком ногтя салфетку и уныло пожимает плечами.

— Не знаю, наверное, испугалась.

— Чего? — хмурюсь я.

Подруга поднимает голову и смотрит так, будто я не понимаю очевидных вещей.

— Мира, у меня шестилетний ребенок, съемная квартира и муж, который может объявиться в любой момент. Я даже на развод не подаю, так как не хочу, чтобы он вновь был частью моей жизни.

— Ну, по-моему, то, что у тебя все еще есть штамп в паспорте как раз-таки говорит о том, что он все еще часть твоей жизни.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду, — она плотно сжимает губы.

Костю, мужа Полины, к сожалению, нельзя назвать семьянином года. Он относился к Полине ужасно. Постоянно ревновал, пил, изменял, а потом поднял на нее руку. Полина долго не признавалась в этом, но, когда отпираться было уже бесполезно рассказала, но не ушла от него. Так продолжалось несколько лет, а потом настало затишье. Не знаю, что послужило катализатором к тому, что он окончательно слетел с катушек и набросился на Полю, но в один из дней она позвонила мне вся в слезах и просила о помощи. Я бы могла сказать, что не верю, что мужчина не может сотворить подобное, но к сожалению, как никто знаю — сильный нападает на слабого. Все закончилось тем, что Макс выставил его из дома, а богатенькие родители помогли сбежать и сделать так, что теперь его имя лишь призрак в жизни Поли.

И все же, я не совсем понимаю, чего испугалась подруга.

— Ты думаешь Макс вас бросит?

Полина молчит, лишь нервно стуча ногой по полу.

— Ты же не серьезно? — я не хочу упрекать подругу и тем не менее, никогда бы не подумала, что она такого мнения о Максе.

— Мира, ты сама понимаешь, что жить такой жизнью очень тяжело. А Максим, он привык к другому.

— Полина, он любит тебя, — протягиваю руку и сжимаю ее холодные пальцы. — Не я должна была говорить тебе об этом, но ты и сама прекрасно понимаешь, что это так. Будь ты ему безразлична, то он бы не был рядом с тобой на протяжении стольких лет.

— И все же он переспал с другой. Только не говори мне, что он сделал это из-за злости на меня. Не оправдывай его.

— Я и не собиралась этого делать.

Слишком тяжело сохранять этот хрупкий баланс и не встать на чью-либо сторону.

— Поговори с ним, — мягко прошу я. — Я не предлагаю тебе сразу простить его, но дай ему шанс сказать.

В ее глазах скапливаются слезы и одна все же падает на щеку. Не могу выносить это. Встаю и присаживаюсь рядом с ней. Полина крепко обнимает меня и ее тело начинает сотрясать дрожь. Она тихо всхлипывает, утыкается лицом мне в плечо и тяжело дышит. Во мне скапливается, столько противоречивых эмоций, что сдавливает грудь и становится тяжело дышать. Хочется поехать домой и наорать на Макса, но в тоже время помочь Полине, при этом не говоря, что отчасти она сама оттолкнула его.

Провожу ладонью по ее спине и Поля отстраняется от меня. Беру салфетку и аккуратно убираю подтекшую тушь и следы слез. На щеках и шеи подруги проступили красные пятна, грудь судорожно сжимается от судорожных вздохов.

— Я пока что не готова к тому, чтобы вновь встретиться с ним. Это слишком больно, — шмыгает она носом.

— Понимаю, но прошу, не замыкайся в себе и не отталкивай меня. Помнишь, что я сказала много лет назад? Я буду рядом, чтобы не случилось.

Она кивает и вновь меня обнимает.

***

Дома я оказываюсь, когда уже темнеет. Мы с Полиной еще некоторое время посидели в кофейне и не затрагивали больную для нее тему. А потом, чтобы поднять настроение, отправились на шоппинг. Могу сказать, что для Поли это лучшая терапия: если я обошлась парой джинсов и новыми ботинками для выступления, то Полина покупала все, на что падал глаз. Но разве это имеет значение, если под конец вечера на ее губах была улыбка.

Ставлю пакеты около двери в свою комнату и направляюсь в кухню. Несмотря на то, что мы плотно пообедали в торговом центре, а сейчас уже восемь вечера, мой желудок громко урчит. В холодильнике шаром покати. В свете последних событий я совсем забыла о продуктах. Беру единственный йогурт и сажусь на подоконник.

В квартире стоит тишина и я искренне надеюсь, что Богдан сейчас в каком-нибудь клубе и позволяет очередной девице подробно изучить строение его рта. Макс же написал сообщение, что останется до закрытия на работе и проверит документы по последней поставке товара. Очень надеюсь, что он возьмется за ум и больше не будет творить глупости.

Раздается хлопок входной двери и в кухонном проеме замечаю Богдана. Несмотря на то, что еще относительно светло и лучи закатного солнца пробиваются сквозь тучи, озаряя кухня ярко розовыми бликами, он включает свет и вздрагивает, заметив меня.

— Надо же, а я думал, что не увижу тебя ближайшие несколько месяцев, — его голос звучит сухо.

Он открывает холодильник и берет бутылку воды. МайкаБогдана мокрая от пота, а спортивные штаны едва держатся на бедрах. Он снимает с шеи наушники, кладет их на стол и рядом с ним полотенце. Черные как смоль волосы парня также влажные и слегка взъерошенные.

— Если ты забыл, то я тут живу, — выкидываю пустую баночку из-под йогурта в мусорное ведро.

Богдан делает жадные глотки из бутылки и наполовину опустошает ее.

— Послушай, не ты, не я, не в восторге от перспективы проводить время вместе и поверь, если бы моя квартира была готова, то я бы и на секунду тут не задержался. Но давай хотя сделаем вид, что ты взрослый человек и способна не устраивать истерику каждый раз, когда видишь меня.

Его голос звучит резко и так холодно, будто я уже успела тысячу раз ему перейти дорогу и сделать жизнь невыносимой. Он потирает лоб и бросает на меня нахмуренный взгляд.

Я не ослышалась? Ему хватает наглости заявлять мне, что я ребенок, в то время как сам ведет себя словно озабоченный подросток? Сжав пальцами край столешницы, я вскидываю голову и мило улыбаюсь нахалу.

— Ты прав, я не в восторге, что в моем доме будет жить совершенно незнакомый мне мужчина. И у меня на это есть причины. Так что давай расставим личные границы: ты не лезешь ко мне с разговорами и делаешь вид, что меня не существует. Ты друг Макса и это единственное, что меня удерживает от того, чтобы не выставить тебя за дверь. Надеюсь, я понятно выразилась.

Я прохожу мимо него, но Богдан хватает меня за руку и награждает свирепым взглядом. Пульс начинает зашкаливать, и я нервно сглатываю. Глубокий вдох-выдох. Медленно сжимаю и разжимаю ладонь, такое ощущение, что стены комнаты сужаются, забирая с собой весь кислород, а вместе с ним и чувство безопасности.

Видимо заметив, что я застыла словно камень, Богдан ослабляет свою хватку и его рука опускается на мое запястье.

— Это один из пунктов, которые ты не можешь нарушать: не смей ко мне прикасаться, — мой голос дрожит как натянутая струна: еще немного и он сорвется.

Скидываю с себя его руку и направляюсь к себе, надеясь, что его квартиру отремонтируют в ближайшее время.

Глава 10

Воздух в легких заканчивается, и я останавливаюсь, жадно делая вдох. Нагнувшись, упираюсь ладонями в колени, в ожидании, когда боль в боку отступит. Обнаженная кожа живота покрывается мурашками. Отдышавшись и приведя дыхание в норму, медленно иду вдоль набережной. После вчерашнего ливня разыгрался нешуточный шторм и волны доходят практически до набережной.

Открываю бутылку с водой и делаю несколько глотков. Пробежка вновь помогла прийти в себя после тяжелой ночи и прочистить мысли. Кошмаров не было, но я полночи ворочалась в кровати пытаясь уснуть, но стоило только прикрыть глаза, как передо мной начинали мелькать картинки прошлого. Почему-то мозг активно начинает работать, когда я остаюсь наедине с собой, а мне бы этого хотелось меньше всего.

Последние дни итак выдались довольно напряженными: нас подвела группа, которая должна была выступать и пришлось просить Никиту, чтобы он отыграл сольный концерт, так как ребята были заняты. Из-за его чувств, свалившихся на меня как снег на голову, я порой не знаю, как с ним разговаривать и боюсь, что порой он воспринимает все иначе, чем есть на самом деле.

К тому же напряжение между Максом и Полиной достигает своего пика. Прошло уже несколько дней после нашего разговора с Полиной, но она все также продолжает его избегать. Макс не перестает ей звонить и писать. Он игнорирует мои слова о том, чтобы немного отступить и дать Поле время. Нет, он как упертый баран идет напролом. Лучше бы он это сделал, когда Полина дала ему шанс вместо того, чтобы сдаваться. Я же продолжаю балансировать между ними и могу сказать, что это очень тяжело. Несмотря на то, что у каждого из нас работа и много проблем, мы все же находили время, чтобы поужинать и провести время вместе. Теперь же все сводится к затяжному молчанию и телефонным звонкам.

Но есть один огромный плюс — я не вижу Богдана. Я даже передать не могу, как рада этому. Когда я ухожу на работу, он все еще спит, когда прихожу его нет. В те редкие мгновения, когда мы все же сталкиваемся, как например, вчера в клубе, когда он танцевал с какой-то блондинкой, а я бегала с подносом по залу, то мы оба делали вид, что не знакомы. Что вполне меня устраивает. Надеюсь такой распорядок продолжится вплоть до его отъезда.

Дохожу до кофейни и зайдя внутрь, замираю на входе. Это шутка такая?!

Богдан сидит за барной стойкой, смеется вместе с бариста и попивает кофе. По его внешнему виду я понимаю, что он тоже бегал, как и в предыдущие дни: растрепанные волосы, на лице едва заметный румянец, прикрытый легкой щетиной, спортивные брюки и промокшая футболка. Возможно он услышал звон колокольчика, а может просто чувствует мой прожигающий взгляд на своем затылке, потому что парень поворачивается и на его губах играет наглая и надменная ухмылка. Его темные глаза изучают мое тело и когда задерживаются на обнаженной коже живота, мне тут же хочется застегнуть ветровку. Больше не буду бегать в спортивном топе.

— Какая приятная встреча, — говорит он растягивая слова.

Он поворачивается в мою сторону и опирается локтем на край столешницы.

— Тоже зашла выпить кофе? — он рукой показывает на свободный стул рядом с собой. — Устраивайся поудобнее.

Я бросаю на него хмурый взгляд.

— Сколько любезности. Приятно провел вечер и теперь можешь здраво мыслить?

Богдан громко смеется. Становлюсь рядом со свободным стулом и игнорирую своего соседа.

— Мне как обычно и один круассан, — прошу я.

Он кивает, и я замечаю, как на его губах играет странная улыбка. Перевожу взгляд на Богдана и готова поклясться, что он что-то ему растрепал.

— Вы знакомы? — спрашивает Богдан с убийственным спокойствием.

— Мира уже много лет ходит к нам за кофе, — отвечает за меня бариста.

Теперь мне придется поменять кофейню.

— Вот как. Тогда теперь ты понимаешь, про кого я тебе рассказывал.

— Видимо у тебя нехватка общения, раз не можешь держать язык за зубами.

— Поверь, на это еще никто не жаловался.

Я закатываю глаза и стучу пальцами по деревянной столешнице, в ожидании своего заказа. Стаканчик с капучино медленно наполняется кофе, и я склоняюсь к тому, что Макс вполне может обойтись без своей привычной дозы кофеина.

— У тебя биполярное расстройство или другое психическое заболевание? Ты сначала грубишь, а потом вдруг общаешься как ни в чем не бывало, — ладно, молчать — тоже не мой конек.

Богдан пожимает плечами и допивает свой кофе.

— Тебе виднее. Это ты кидаешься на людей, стоит сказать что-то не то. Да и с чувством юмора у тебя тоже так себе.

У бариста вырывается смешок и я делаю глубокий вдох. Я все же предложу Максу, чтобы он оплатил своему другу гостиницу. У него передо мной огромный должок.

— Откуда ты узнал об этом месте? — спрашиваю я, сверля его взглядом.

Не то чтобы кофейня на набережной секрет и все же она расположена не в самом заметном месте и тому, кто впервые в городе не так уж легко ее найти.

Он пожимает плечами.

— Я говорил, в городе выбор не особо велик. Но в отличие от тебя, здесь еще есть люди, способные любезно подсказать, где можно выпить кофе и не отравиться. К тому же выпечка тут тоже отличная.

Мой взгляд опускается на пустую тарелку рядом с ним и остатки крошек.

Надеюсь у него не войдет в привычку ходить сюда каждый день.

— Ты всегда заказываешь одно и тоже?

— Это тебя как-то должно касаться?

Он пропускает мимо ушей мою колкость и разворачивается ко мне всем телом.

— А как же экспериментировать?

Он явно не понимает намеков.

— Не привыкла вносить в свою жизнь какие-либо изменения. Как видишь, иногда они заканчиваются непрошенными гостями.

Передо мной появляется долгожданный стаканчик с кофе. Тянусь к крышке, и сама его закрываю. Пусть и мелочь, но сэкономленная пара секунд, станет для меня спасением.

— И как же ты тогда поймешь, что не упускаешь что-то важное, если изо дня идешь проверенным путем?

— Не думаю, что чашка кофе способна повлиять на мою жизнь.

— Как знать.

Прищурившись, пристально смотрю на Богдана.

— С тобой все в порядке? Это, конечно, не мое дело, но может сказывается смена континента?

— Я тронут до глубины души твоей заботой, — он прикладывает руки к груди. — Но думаю все дело в отличном завтраке, в котором мне отказали в первые же сутки пребывания на Родине.

Возможно, будь это другой человек, то я бы испытала муки совести, но в данный момент я ничего подобного не чувствую.

Второй напиток уже готов и я кручу в руках еще одну крышку. Бариста достает картонную подставку для стаканчиков и ставит их туда, а рядом в пакете кладет круассан.

— Что ж, приятного завтрака, надеюсь увидимся уже перед твоим отъездом. Спасибо, — расплачиваюсь и отхожу от барной стойки.

Чем раньше я уйду отсюда, тем больше вероятность того, что я доберусь до дома в наименее приятной компании. Кто знает, что на уме у этого парня: вчера мы делали вид, что не знаем друг друга, а сегодня ему хочется пообщаться.

— Мира, — окликает меня Богдан.

Я оборачиваюсь.

— Ты всегда в таком «прекрасном» настроении? — пальцами он делает кавычки в воздухе и награждает меня наглой ухмылкой.

Мило улыбнувшись, по крайне мере насколько это возможно, достаю свой стаканчик с кофе из подставки.

— Нет. Стоит только увидеть тебя, как оно падает на несколько пунктов.

Выхожу из кофейни и прежде, чем дверь закрывается, слышу его искренний и громкий смех.

Ничего не могу с собой поделать и на моих губах тоже появляется улыбка.

Может Богдан и не самый приятный человек на свете, но все же надо признать, что с чувством юмора у него все отлично.

***

— Что скажешь? — Никита убирает гитару в сторону и не сводит с меня взгляда.

— Это было «вау», — отвечаю я.

Заметив, как он слегла хмурится, я сразу добавляю:

— Нет, правда, это было здорово. Почему ты раньше отказывался показывать свои песни публике? Макс столько раз предлагал выделить для тебя отдельное выступление.

Он рассеянно чешет затылок.

— Не знаю, мы же группа.

— Согласна. Но сомневаюсь, что парни против того, чтобы ты также выступал сольно. Все мы знаем, что если бы не ты, то и группы как таковой не было.

Никита смущается, так как его щеки покрывает легкий румянец. Пусть потом ребята вновь твердят, что я даю ему какой-то воображаемый шанс, но я не могу сидеть с каменным лицом, когда человек только что сыграл настолько чувственные песни, что даже меня пробрало до мурашек.

Стоило мне переступить порог клуба, как на меня налетел он с просьбой поговорить по поводу вчерашнего выступления. Когда я говорю, что если бы не Никита, то и группы не было, то ничуть не преувеличиваю. Именно он был инициатором всех репетиций в университетские годы и договаривался насчет редких выступлений в местных заведениях и городских мероприятиях. Если я играю в группе, только чтобы отвлечься и сбежать от кошмаров, а остальные ребята просто для получения удовольствия, то Никита это делает потому, что живет музыкой. Он сочиняет собственные песни и до вчерашнего вечера никому их не показывал. И могу с уверенностью заявить, что вчера он произвел огромное впечатление на публику. Думаю, если бы он не был так робок, то уже добился гораздо больших высот, нежели игра для маленькой аудитории.

— Можем начать с одного раза в неделю, — предлагаю я. — Если ты, конечно, хочешь.

На его лице появляется довольная улыбка.

— Да, спасибо, — он качает головой и касается указательным пальцем струны гитары.

Открываю блокнот и делаю пометку, чтобы разобраться с выступлениями в этом месяце и все заранее спланировать на следующий.

— Как у тебя дела? — спрашивает Никита.

— Учитывая, что в клубе все спокойно, то можно сказать отлично, — мой взгляд задерживается на еще одной заметке в блокноте и я невольно поджимаю губы.

«Плановый осмотр у врача через месяц».

Я уже неоднократно проходила через это. Поход к врачу стал неотъемлемой частью моей рутины так же, как и психотерапевт. Это своего рода план последних семи лет моей жизни, который помогает держаться на плаву. И все же каждый раз я нервничаю так, словно это впервые.

То, что должно мне помочь жить дальше, тянет назад, заставляя вспоминать почему мне приходится проходить через эти испытания.

— Мира? — голос Никиты врывается в мои мысли.

Захлопываю блокнот и убираю прядь волос за ухо.

— Да? Ты что-то говорил? — поднимаю рассеянный взгляд на друга.

— Эм, да. Я спрашивал не хочешь ли ты сходить куда-нибудь на выходных? Слышал у нас открылся хороший японский ресторанчик, — он постукивает пальцами по коленке.

Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но тут же закрываю. Заметив мое замешательство, Никита тут же приходит в себя.

— В смысле это не свидание. Просто дружеский ужин. К тому же мне надоело тусоваться с парнями. У всех есть девушки и мало приятного смотреть на то, как они разбиваются по парочкам, каждый раз, когда мы собираемся. Чувствую себя пятым колесом.

Я судорожно ищу в голове ответ. Я занята? В выходные много работы? Заболела? Все это кажется нелепым. Я так и сижу с открытым ртом, напоминая рыбу, выброшенную на сушу и которая вот-вот задохнется. Отказать совершенно незнакомому парню для меня не составит труда. Но отказать Никите — это другое дело. Он мой друг. И если гипотетически он что-то ко мне испытывает, то я могу дать ему ложную надежду.

— Давай чуть позже это обсудим? Я сейчас разрываюсь между клубом и домом.

Понимаю, что отговорка так себе и Никита определенно все понимает. Я просто откладываю неизбежный разговор и возможно затянув с ним, сделаю только хуже.

— Ладно, тогда я пойду. Увидимся на репетиции через пару дней, — он начинает складывать гитару в чехол.

Я чувствую себя последним ничтожеством за то, как поступаю с другом. Ведь дело не в нем, а во мне.

— Спасибо, что выслушала, — он улыбается мне, встает и направляется к выходу.

Откинув голову на спинку кресла испускаю тяжелый вздох.

Я пытаюсь, честно пытаюсь наладить свою жизнь, но есть некоторые ее аспекты, которые не готова изменить.

— Это было самое нелепое приглашение на свидание, которое я только видел, — раздается нахальный голос рядом со мной.

Я резко распахиваю глаза и вижу перед собой Богдана. Он уже расположился в кресле напротив меня, перекинув ногу на ногу. Он заканчивает что-то печатать в своем телефоне, убирает его в карман черных джинсов и посылает мне дьявольскую улыбку.

После того как мы утром встретились с Богданом в кофейне, больше не виделись. Я быстро перекусила, поговорила с Максом и, приняв душ, отправилась на закупки. И я уж точно не думала, что этот наглец заявится в клуб.

— Ты что здесь делаешь? — выпаливаю я.

Оглядываюсь по сторонам в поисках Макса, но в зале никого нет кроме нас, нескольких посетителей и персонала.

— Не видел на входе надписи «закрыто на спецобслуживание».

Я закатываю глаза, чем вызываю у Богдана очередной смешок.

— Макс сказал, что заедет чуть позже. Решил попытать счастье с Полиной. Так, почему ты отказала бедолаге? И только не говори, что он твой друг, — Богдан складывает руки в замок на животе и с интересом наблюдает за мной.

— Во-первых, я никому не отказывала. Во-вторых, Никита и правда мой друг. И в-третьих, кажется мы уже прояснили, что моя жизнь никоим образом тебя не касается.

Меня начинает порядком раздражать его любопытство в мою сторону. А особенно язвительные комментарии.

— Мы живем под одной крышей, согласись, гораздо проще сосуществовать, когда ты не метаешь гром и молнии. К тому же, я хочу зарыть топор войны, окей? — он изгибает бровь. — Мы можем прийти к компромиссу.

— Именно это мы и делали последние несколько дней: ты игнорировал меня, а я тебя.

Он склоняет голову набок и изгибает бровь.

И что это должно значить?

— Я понимаю, у тебя не самые приятные впечатления обо мне. Но мы оба взрослые люди. Хотя честно признаться, когда я нахожусь рядом с тобой, складывается впечатление, что мне снова пятнадцать.

— Тогда ты был еще более заносчивым, — фыркаю я.

— С тобой очень тяжело разговаривать, — он трет переносицу.

К нам подходит официантка и ставит передо мной кружку с кофе, которую я ранее заказывала. Я машинально прошу повторить заказ для Богдана.

И вот на его губах снова эта улыбка.

— Я принимаю твое предложение о перемирии, — выдает он.

— Не бери на свой счет, — отмахиваюсь я.

Но надо признать, что если нам не суждено делать вид, что мы не знаем друг друга, то можно хотя бы нормально общаться. В любом случае нам больше не пятнадцать и с тех пор много воды утекло. И кажется у меня тоже биполярное расстройство, как и у моего временного соседа.

— Почему ты не скажешь ему твердое «нет»? Ты же понимаешь, что делаешь только хуже?

— Сказал эксперт по любовной части.

— Нет. Я за правду. Ненавижу ложь. Если ты не испытываешь к нему таких же чувств, то лучше скажи как есть, а не води за нос.

— И тогда я потеряю друга!

— Это произойдет в обоих случаях. Только если ты будешь честна, вероятен шанс того, что ваше общение наладится спустя пару месяцев. Слышала поговорку «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь»?

Он меня за идиотку держит?

— Так вот, разбей ему сердце и потом он скажет тебе спасибо, — заключает Богдан с умным видом.

— В тебе умер философ, — саркастично замечаю я.

От отвешивает мне поклон рукой.

— Можешь не благодарить. Кстати заметь, мы можем замечательно проводить время вместе. Я даже дал тебе дружеский совет.

К нам подходит официантка, ставит перед Богданом кружку с кофе и посылает ему легкую, но в тоже время лукавую улыбку. Он естественно отвечает ей тем же. Видимо опомнившись, что она на работе, девушка тут же принимает серьезный вид и, развернувшись, уходит.

— Тогда я тоже дам тебе один дружеский совет. Не смей приводить в квартиру наших сотрудниц. Я не собираюсь выслушивать нытье о разбитом сердце и несбывшихся мечтах.

Мне вполне хватило нескольких инцидентов с Максом.

— А это как раз то, о чем я говорил. Не может быть надежды, если я изначально ее не даю. Мой максимум вместе проведенная ночь, — он берет кружку с кофе и делает глоток.

Богдан прищуривается.

— Ты сейчас смотришь на меня так же, как и моя сестра. Взгляд со смесью презрения и отвращения.

Я издаю смешок.

— Думаю, мы бы с ней поладили.

— Определенно. Она тоже не испытывает ко мне приятных чувств. Но это не мешает ей лезть в мою жизнь и пытаться сделать так, как ей хотелось бы. Например, устроить проклятый ремонт и разнести мою квартиру вдребезги, — недовольно бормочет он.

Несмотря на то, что Богдан открыто говорит о вражде с сестрой, я все же слышу в его голосе теплоту, а на его губах играет едва заметная улыбка.

— На сколько у вас разница? — спрашиваю я.

— Двадцать минут.

Я давлюсь кофе.

— Вы близнецы? — мой голос подскакивает.

— Именно. И поверь, жить под одной крышей на протяжении пятнадцати лет с девушкой, которая не признает никакого личного пространства крайне тяжело, — ухмыляется он. — Вика словно заноза в заднице.

Удивлена ли я? Определенно! Я не интересовалась личной жизнью Богдана, а когда Макс что-то пытался рассказать, резко обрывала его. Возможно именно поэтому и восприняла в штыки его приезд. Он, конечно, все еще заносчивый и эго размером с штат НьюЙорк идет впереди него, но трудно не заметить, что Богдан изменился.

— А где сейчас твоя сестра?

— По последним данным она опустошила свою банковскую карточку в одном из бутиков Милана, — отвечает он будничным тоном.

А вот тут мы бы с ней точно не сошлись.

— Но скоро она вернется и сделает так, что я пожалею о своем возвращении домой.

— И несмотря на то, что она заноза в заднице, ты в ней души не чаешь.

Взгляд Богдана становится серьезным. Он ставит чашку на стол и задумчиво оглядывает зал. Я поддаюсь инстинкту и повторяю за ним, совершенно не понимая, зачем он это делает. Богдан наклоняется ко мне, а затем шепчет:

— Только никому не говори. Порой я хочу ее придушить, но все же старшинство на двадцать минут берет верх и я сделаю все, что потребует ее эксцентричная натура, — он вновь улыбается и подмигивает мне.

Пару секунд я сижу словно оглушенная, а потом из груди вырывается громкий смех. Я не могу себя контролировать и смеюсь до слез. Так, что сводит живот и начинают болеть скулы. На глазах проступают слезы, я не успеваю их смахнуть, и они скатываются на щеки. Смеюсь так, как не делала уже долгое время. Непроизвольно и от всей души. Я ведь привыкла все контролировать. Даже эмоции.

— Вау, надо же, я заставил ее смеяться! Вы это слышали? — Богдан повышает голос и оборачивается к сотрудникам.

Бармен пытается скрыть улыбку и слегка кивает. Богдан же поворачивается ко мне и проводит большим пальцем по нижней губе, вытирая остатки кофейной пены.

— Я научил тебя смеяться, — самодовольно заявляет он. — Не отрицай, с моим появлением, твой день стал гораздо лучше.

Я издаю смешок. Признаю, его самоуверенность меня нервирует, но в тоже время такие люди как Богдан, делают так, что незаметно для себя, ты начинаешь к ним прислушиваться.

Но это не значит, я признаюсь ему в этом.

Я наклоняюсь вперед и шепчу:

— Слышишь? — прикладываю ладонь к уху. — Это твое эго размером в несколько штатов, грозится сломаться под тяжестью собственного веса.

Он ни на мгновение не сводит с меня взгляда темных глаз, а затем с его губ слетает громкий смех, который я слышала сегодня утром. Только если в тот раз я ушла, то сейчас вижу перед собой парня, который на мгновение показывает себя настоящего. Не пытается флиртовать со мной или казаться намного круче, чем он есть. Всего лишь улыбка и пара секунд, но этого вполне хватает.

— Не отрицай, я научила тебя смеяться.

Скрываю свою улыбку за кружкой кофе.

Глава 11

Богдан

Я выхожу из автосалона и облегченно выдыхаю, следуя за менеджером. Наверное, сейчас я похож на подростка, которому подарили первую машину, и он предвкушает, как сядет на нее, нажмет педаль газа и станет капельку взрослее и независимее. Отчасти это так. Сейчас я сяду на арендованный байк, зажму рукоятку и понесусь по городу и за его пределы с запредельной скоростью.

Мне надоело зависеть от Макса и передвигаться либо на машине, либо пешком. К тому же я с самого детства предпочитал мотоциклы. Если бы это сейчас слышал мой отец, то он наверняка бы ухмыльнулся. Ведь езда на байках — это то, что нас всегда объединяло. Именно он первый раз посадил меня на свой старый мотоцикл и прокатил по ближайшим улицам. Он брал меня с собой в гараж и рассказывал про каждую деталь. Правда потом он предпочел статус, я же остался верен себе. И я скучаю по своему байку оставшемуся в Нью-Йорке.

Я любил кататься по ночному городу, объезжать пробки, сливаться вместе с ним в одно целое на поворотах. Мне нравится чувствовать порывы ветра и то, как байк рассекает их.

Менеджер останавливается у черного матового байка с серыми вставками и протягивает мне ключи.

— Хороший выбор, — на его губах играет улыбка.

Провожу рукой по ручкам и уже предвкушаю момент, когда сяду на него.

Трехцилиндровый двигатель, сто пятьдесят лошадиных сил и двести килограмм метала. Что может быть лучше?

Снимаю шлем с рукоятки и надеваю его. Вставляю ключ в зажигание, поворачиваю его и по телу проходит приятная дрожь от рева двигателя. Кожу покалывает от вспыхнувших ощущений и по венам пробегает адреналин, заставляя сердце биться чаще.

Менеджер отходит от меня на несколько шагов, я прячу документы во внутренний карман куртки и кивнув ему на прощание, срываюсь с места.

Я несусь по утренней трассе, еще не заполненной машинами, крепче обхватываю пальцами руль и прижимаюсь всем телом к байку, когда плавно вхожу в поворот. Вот оно, то чего мне так не хватало на протяжении этих дней.

Я вхожу в один поворот за другим, наслаждаясь серпантином и ощущением легкости. Хотя сестра в один голос с мамой называют это безумием. Вика наотрез отказалась даже приближаться к двухколесному монстру, а мама каждый раз ругала отца за то, что он привил мне любовь к этому виду транспорта.

Приближаюсь к городу и сбавляю скорость, объезжаю несколько машин и замечаю одну знакомую. Приподнимаю визор и лавируя между машинами и игнорируя недовольные взгляды водителей, подъезжаю к белому кроссоверу и стучу в окошко. Мира подпрыгивает на месте и ее глаза распахиваются, когда она замечает меня.

— Ты как…, - она недоговаривает, потому что замечает байк и ее брови взлетают в удивлении. — Когда я думаю, что ты не можешь быть большим психом, ты доказываешь мне обратное.

Она стучит пальцами по рулю и бросает взгляд на мой транспорт.

— Ты просто не сидела рядом со мной.

— Поверь, это ничего не изменит.

— Могу прокатить и доказать насколько ты ошибаешься.

Мира скептически фыркает.

— Первое, я никогда не сяду на эту штуку.

— Эта штука может тебя еще удивить, — я поигрываю бровями, на что она в миллионный раз закатывает глаза.

Клянусь, она делает это стоит только мне появиться в поле ее зрения. Боюсь такими темпами и до нервного тика дойдет.

— Ладно, первое — ты ведешь себя как ребенок, а второе, — я никогда не сяду на эту штуку.

Загорается зеленый свет и нам сигналят недовольные водители. Мира трогается, и я следую за ней. Она притормаживает на светофоре, пропуская машину, я же специально обгоняю ее и еду настолько медленно, что даже Макс в пьяном состоянии был бы способен нас обогнать.

Мы доезжаем до набережной, и она припарковывается на свободном месте. Я останавливаюсь рядом и слезаю с байка.

— Ты меня преследуешь? — она захлопывает дверь своей машины и складывает руки на груди, смеряя недовольным взглядом.

— Спрячь свои иголки, колючка, — ставлю сигнализацию и подхожу к ней. — У нас перемирие, помнишь? А друзья могут выпить вместе кофе.

— С каких пор мы с тобой друзья? — гримасничает она.

— С этих самых, не вредничай.

Беру ее за руку и притягиваю к себе. Чувствую, как под моими пальцами каждая мышца в ее теле напрягается.

Мы доходим до кофейни под ее бормотание о несоблюдении личных границ, и я заказываю нам два стаканчика с кофе.

— Почему байк? — спрашивает она, присаживаясь на барный стул.

— Нет нужды стоять в пробке и есть возможность приятно поболтать.

— С тобой невозможно нормально разговаривать, — раздраженно бросает она и подперев рукой подбородок, отворачивается.

— Ладно. Отец с малых лет брал меня с собой в мастерскую, когда у него выдавалось свободное время. Мы часами просиживали там. Я возился с выхлопными трубами и гайками, приходил весь в масле и сразу мчался к сестре, чтобы обнять ее.

Редкое воспоминание из счастливого детства тоской отдается в груди. Я все еще отчетливо помню металлический запах смешанный с сыростью в старом гараже отца. Будь моя воля я бы целыми днями проводил рядом с ним, перебирал детали, хотя в возрасте 8 лет не особо что понимаешь, но я с нетерпением ждал каждого выходного отца, чтобы побыть с ним.

Сейчас же мы и пяти минут не можем провести рядом, чтобы не вылить дуг на друга ушат оскорблений, приправленный обидами.

Мира смеется. Бариста ставит рядом с нами стаканчики с кофе и приятный терпкий аромат заполняет ноздри.

— Наверняка она была рада.

— Очень, — я вспоминаю как Вика верещала на всю квартиру и обещала отомстить. — Если захочешь, то я всегда в твоем распоряжении. Только представь, твои руки на моей груди.

— Скорее моя ладонь на твоей щеке, — это звучит как обещание.

Я усмехаюсь и хватаю свой стаканчик. Мы выходим на улицу и попадаем под лучи испепеляющего солнца. Если мне не изменяет память, то прохлада в этом городе наступает ближе к ноябрю, а до этого чувствуешь словно на сковороде у Дьявола. Нацепив солнцезащитные очки на нос, бросаю быстрый взгляд на Миру.

Ее кудрявые волосы собраны по бокам и ниспадают по плечам. Майка на тоненьких бретельках и свободные джинсы, свисающие на будрах и так заманчиво подчеркивающие фигуру. Да, я больше не отрицаю, что она чертовски привлекательна, но только в рамках временного увлечения. Кто в здравом уме захочет связывать с бомбой замедленного действия?

— Сегодня выходной?

— Не совсем. Просто захотелось немного развеяться, — она пожимает плечами. — К тому же в клубе Макс, а мне бы хотелось хоть немного отдохнуть от это драмы.

— Мы же оба знаем, что они будут вместе.

— Я бы не была так в этом уверена. Предательство не так легко простить.

— И тем не менее я ставлю на то, что Макс добьется своего и Полина его простит. Они говорят на одном языке.

— Это что еще значит? — она вскидывает голову и хмурится.

— Как говорит моя сестра, в этом мире каждый человек предназначен друг другу и они говорят на одном языке, — замечаю как ее губы растягиваются в насмешливой улыбке. — Заметь, так говорю не я.

— Ага. Ну и чем заканчивается эта теория?

— Люди как пазлы. Мы присматриваемся друг к другу, можем выбрать неправильную деталь, но в конце концов, находим нужную часть и остаемся с ней навсегда.

— И твой пазл…

— Где-то среди восьми миллиардов человек.

Хотя я очень сомневаюсь в этом. Больше чем уверен, что моя деталь бракованная и способна только на краткосрочные отношения длинной в двадцать четыре часа.

— Звучит очень обнадеживающе. Но было бы лучше, если бы мы встречали своего человека сразу.

— Без проб и ошибок?

— Ну как человек не заинтересованный в отношениях, я не могу утверждать, но зачем ошибаться, если можно подождать того самого?

— А как же удовольствие от жизни? К тому же совершая ошибки мы получаем своего рода урок.

— Слишком рано для таких рассуждений, — Мира выкидывает стаканчик с кофе в мусорное ведро и поправляет волосы. — И как показывает практика, даже найдя свою часть пазла можно обжечься.

Уж мне ли об этом не знать.

Мы подходим к бетонному ограждению и Мира забирается на него. Опершись руками в опору, она поправляет оглядывается назад. Набережная до отказа забита людьми, из динамиков ото всюду доносится реклама о морских развлечениях, а местные зазывалы так и манят отведать что-нибудь экзотическое. И под «экзотическим» я подразумеваю далеко не фрукт из заморских стран.

Мой взгляд задерживается на Мире. На том, как она одновременно скованна и расслаблена. Не знаю, как это описать, но эта девушка очень противоречива. Вчера мы шутили в клубе, а вернувшись домой она так хлопнула дверью, что задрожали стены. Даже сейчас, когда мы просто разговариваем она держит дистанцию.

Уже не первый раз я склоняюсь к тому, что на ее пути встретился кто-то вроде меня, не способный подарить нечто большее, чем простое развлечение и это оставило свой след. Мира кажется очень колкой и строптивой, хотя нет, так оно и есть, но в тоже время она предана всей душой. Она из того типа девушек, которые предпочитают честность и один раз и навсегда. И если она однажды обожглась, то не сразу кого-то к себе подпустит.

Не то чтобы меня это интересовало.

Я становлюсь рядом с ней и опираюсь локтями о парапет.

— Моя очередь спрашивать. Почему гитара?

— Для этого должен быть какой-то повод? — она опускает на меня взгляд.

— Нет, но у меня сложилось впечатление, что ты ничего в своей жизни не делаешь просто так.

Она отворачивается к морю и прищуривается, когда на нее ее лицо падают солнечные лучи. Ее взгляд становится задумчивым и даже грустным.

— Меня научил играть отец. Каждый день он приходил с работы, садился в гостиной. Он брал гитару и показывал аккорды. День за днем мы изучали разные переходы, и я до жути бесилась, когда у меня что-то не получалось. Он постоянно повторял, что, только ошибаясь, у меня может что-то получиться, — ее голос дрожит на последних словах и она моргает.

И все же я успеваю заметить застывшие в глазах слезы.

— Что с ним случилось? — тихо спрашиваю я.

— Авария. Его сбил пьяный водитель, — она горько усмехается. — Как видишь, даже следуя правилам есть вариант все потерять.

Сам не осознавая, что делаю, я обхватываю ее руку и сжимаю пальцы. И это кажется таким странным — ее рука в моей. Ее рука такая холодная, несмотря на стоящую жару.

— Мне жаль.

— Это неважно, — она спрыгивает с парапета и выдергивает свою руку из моей. — А теперь извини, но мне надо вернуться к работе.

Мира резко разворачивается и уходит в противоположную от меня сторону.

***

Мира

— То есть у него теперь есть байк? — запыхавшись спрашивает Полина.

— Ага. И могу поклясться, что у девушек напрочь отключается мозг, когда они видят парня в кожаной куртке верхом на байке.

Подруга хихикает и тут же кашляет. Я останавливаюсь и протягиваю ей бутылку воды. Она машет головой и согнувшись пополам, жадно втягивает в себя воздух.

Видимо вчера я тоже попала под его обаяние, хотя чисто теоретически подобное невозможно, учитывая тот факт, что он раздражает меня каждые пять секунд, раз выдала правду об отце. Кто вообще тянул меня за язык?

Просто рассказ Богдана о своей семье напомнил мне о том, что я так давно потеряла. Семью, надежду и большую часть себя.

— Напомни, почему я согласилась с тобой бегать? — Полина сдувает с лица прядь волос.

— Поддерживать форму?

— Я определенно готова отказаться от сладкого.

— Да брось, мы пробежали только половину маршрута?

Полина вскидывает голову и смотрит на меня взглядом полным ужаса.

— Повтори? — хрипя спрашивает она.

— Слабачка, — усмехаюсь я.

Мы медленно идем по набережной и сворачиваем в парк. Слышится только утреннее пение птиц и отдаленный шум волн. Дыхание Полины выравнивается, но она то и дело прикладывает руку к груди, всем своим видом показывая, что это была ее первая и последняя пробежка.

— Он красавчик, — говорит Полина.

— Кто?

— Богдан, по-моему, мы говорили о нем до того, как ты заставила почувствовать меня всю тяжесть утренних подъемов.

Клянусь, я уже жалею, что рассказала подруге про Богдана и наш недавний разговор. Порой я забываю насколько Полина все романтизирует. Если она видит двух совершенно незнакомых людей в супермаркете, которые выбирают себе бутылку вина на вечер она в красках рассказывает о том, что их ждет по возвращении домой и зачастую это заканчивается тем, что любой писатель может позавидовать ее фантазии.

— Господи, Полина спустись на землю.

— Я всего лишь говорю очевидные вещи. Богдан хорош собой, мил в общении и кстати он спокойно реагирует на шутки, не выпуская свои иголки, — он бросает на меня насмешливый взгляд. — И я уверена, что пара ваших официанток уже потеряла от него голову.

— Тогда их ждет разбитое сердце и униженное самолюбие. Его язык уже побывал во рту у какой-то девицы на дне рождения Макса.

Видимо он с особой тщательностью подходит к поиску недостающей детали и готов проверить все восемь миллиардов человек.

— Потому что он горяч. И кстати если бы ты не была к нему так предвзята, то давно заметила бы что он не такой, каким ты его выставляешь с первого дня.

— Поля, он улыбнулся тебе всего несколько раз, а ты его уже идеализируешь, — раздраженно буркаю я.

— Я всего лишь говорю правду, — она пожимает плечами.

Ладно, я не спорю, что Богдан не такой каким я его себе представляла, но это не значит, что я думаю о нем в таком же ключе, как и моя умалишенная подруга.

— Если бы мое сердце только что не пропустили через мясорубку, то я бы обязательно в него влюбилась.

— Именно твое «обязательно» меня и пугает.

Я ускоряю шаг, но Полина обгоняет меня и развернувшись, идет спиной вперед.

— Ладно, опустим момент, что много лет назад Богдан имел неосторожность разозлить тебя.

Останавливаюсь и впиваюсь в подругу хмурым взглядом.

— Он кинул меня в бассейн!

Ее глаза округляются, и она в драматичном жесте прикладывает к груди руки.

— Как он только посмел? — возмущенным голосом произносит она, а затем ухмыляется. — Наверняка ты дала ему повод. С тобой не бывает иначе.

— Ты вообще на чьей стороне?

— Логики? — она прикладывает к подбородку пальцы. — Богдан тот тип парней, от которых девушки за секунду теряют голову. Возможно, не будь ты так упряма, тот давно приняла тот факт, что рядом с ним твое колючее сердце бьется чаще.

Она разворачивается и медленно бежит в сторону выхода из парка, а я, застыв столбом, смотрю ей в след.

Глава 12

Богдан

— Макс, ты сейчас шутишь? — Мира подходит к окну в гостиной и открывает окно. — Именно на моей машине? — раздраженно вскинув руку, она захлопывает окно. — Ты привезешь ее до закрытия!

Она сбрасывает вызов и сжимает пальцами переносицу.

— Раздражение — это твое привычное состояние?

Прохожу мимо нее в кухню.

— Поверить, не могу что ты с нами живешь, — буркает она, избегая моего взгляда.

— Кажется мы уже прояснили этот вопрос.

Беру из холодильника бутылку с водой и прислоняюсь бедром к столешнице.

— Что случилось?

— Всего лишь то, что твой друг забрал ключи от моей машины, а там все мои вещи.

Мира снимает с запястья резинку и завязывает волосы в высокий хвост. Посмотрев на наручные часы, она закрывает глаза и могу с уверенностью сказать, что она мысленно считает до десяти. А затем она уносится к себе в комнату, будто фурия, бормоча под нос ругательства.

— И тебе доброе утро, — кричу я в закрытую дверь.

Наверняка, она послала в мою сторону парочку проклятий, хотя мне казалось, что мы вышли на новый уровень общения — безопасный. Она не пронзает меня убийственным взглядом уже несколько дней и даже здоровается, когда ее величество хмурость, просыпается в нормальном настроении.

Возвращаюсь к себе, беру вещи и направляюсь в ванную, чтобы смыть все прелести утренней пробежки. В последние дни я настолько выматываю себя бегом и занятиями на спорт площадке, что мышцы превращаются в камень. Зато мысли все еще находятся под контролем и не дают злости вырваться наружу.

Простояв под горячими струями дольше, чем положено, оборачиваю полотенце вокруг бедер и возвращаюсь в комнату. Сегодня я обещал Майку разобраться с снимками и решить вопрос с куратором выставки. Самым правильным решением было бы отправиться обратно в НьюЙорк и решить все проблемы лично. Не люблю все бросать на самотек, тем более если это фотография. Но до приезда сестры осталось чуть меньше двух недель, так что у меня будет возможность закрыть все возникшие пробелы.

В дверь раздается робкий стук.

— Войдите.

Ручка поворачивается и на пороге моей комнаты появляется Мира. Она что-то быстро печатает в телефоне, не отрывая от него взгляда.

— Не мог бы ты сказать Максу, чтобы он заехал в клуб, когда вернется. У нас возникли проблемы с группой, а я не могу до него дозвониться, — она закусывает губу, не сводя сосредоточенного взгляда с гаджета.

— Что мне за это будет? — приваливаюсь плечом к стене.

— Ты просто сделаешь одолжение. Как все нормальные люди, — она поднимает голову и ее глаза распахиваются в ту же секунду, стоит ей заметить меня. — Какого черта ты сказал, что я могу войти, в то время как сам стоишь голый, — ее карие глаза полыхают гневом, а щеки заливает яркий румянец.

Клянусь, я чувствую, как она сначала продумывает план моего убийства в мельчайших деталях, а затем разделывает мой труп тупым столовым ножом.

— Во-первых, я одет, — демонстративно опускаю на полотенце, висящее на бедрах и покачиваю ими. — А во-вторых, не вижу проблемы.

— Обычно, когда люди приглашают кого-то к себе, предполагается, что на них есть минимум одежды.

— Не всегда, и ты бы знала об этом, если бы допускала в свою жизнь хоть капельку наслаждения, — если она кипит от гнева, то я наслаждаюсь ситуацией.

Наши стычки с каждым днем становятся все более эмоциональными и я замечаю, как Мира меняется. Раньше я думал, что она чопорная и скучная, сейчас же, наблюдая за тем, как румянец медленно покрывает ее лицо и шею, и она то и дело отводит взгляд, мне открывается еще одна сторона.

Оказывается, вечно недовольную колючку можно смутить.

— Напыщенный, самовлюбленный засранец, — выдает Мира, гордо подняв голову.

— Да я смотрю ты уже по уши в меня влюблена, — посылаю ей наглую ухмылку.

Ответом мне служит вскинутая рука, демонстрирующая средний палец и громкий хлопок дверью.

***

Второй раз за это утро меня награждают смертельным взглядом. Интересно, что смертельнее укус кобры или выброс ненависти Миры?

Девушка отворачивается, заметив меня и нервно постукивает ногой по асфальту. ЕЕ волосы собраны в низкий хвост, лямка джинсового свободного комбинезона свисает с одного плеча, отчего ее тело кажется еще более миниатюрным. Почему-то она одевается исключительно в мешковатую одежду в жизни и в облегающую на сцене. Что за двойные стандарты?

— Меня дожидаешься? — кручу на пальце брелок от байка.

Она фыркает себе под нос.

— Как ты догадался? Все думаю, когда же ты озаришь мой день своим присутствием, — с напускным разочарованием произносит она.

— Тогда спешу тебя обрадовать — я весь в твоем распоряжении, — перекидываю ногу через байк.

Мира смотрит на экран гаджета и ее раздражение достигает нового уровня.

— Ненавижу лето, — негодует она.

— Подвезти?

Ее бровь скептически изгибается, а взгляд медленно ползет по моему байку.

— Как мы уже выяснили, я не сторонница экстремальной езды.

— Мне все равно нужно по делам, — снимаю с ручки шлем и кручу шлевку пальцами.

— очень за тебя рада- она вытягивает голову и выглядывает за угол дома.

Чем плох маленький курортный город в летний сезон? Вам как минимум полчаса придется ждать такси. А судя по нервозности моей соседки и тому, что Макс забрал ее машину именно его она и высматривает.

— да брось, ты опаздываешь. Машина может задержаться еще минут на двадцать. Сама прекрасно это понимаешь, — не то чтобы меня особо волновало опоздает Мира или нет, даи в целом ее существование, но мне нечем заняться. А учитывая, что карты так совпали, что единственная девушка на планете не восприимчивая к моему обаянию, одновременно является временной соседкой, почему бы не скрасить время подтруниваем на ней.

— Я с тобой не поеду.

— До брось, что может случиться? — я не скрываю своего веселья.

— Например, мы врежемся в столб и потом все будут говорить, что я специально тебя покалечила.

— Поверь, Колючка, этого не произойдет ни при каких условиях. Ты мне доверяешь?

— По-моему ответ очевиден.

— Да брось, Мира, садись. Хотя раз рискни и сделай что-нибудь, выходящее за рамки твоих ежедневных планов.

Мира упрямо стоит напротив меня и пристальным взглядом осматривает байк.

— Мне не за что будет держаться.

— Для этого есть я.

Она тяжело вздыхает и клянусь, я уже знаю, что она мысленно проклинает тот день, когда я приехал к ним.

— Мира, ты не сгоришь адским пламенем, если дотронешься до меня.

Она бросает на меня испепеляющий взгляд, заставляя меня рассмеяться. В который раз ловлю себя на мысли, что рядом с ней я постоянно смеюсь.

— Садись давай, — хватаю ее за руку и притягиваю к себе.

Бормоча себе под нос ругательства, она перекидывает ногу через байк и устраивается позади меня.

— Надень, — протягиваю ей шлем.

— А ты? — неуверенно произносит она.

— Если мы врежемся в столб, как ты уже упоминала, то я предпочитаю, чтобы ты осталась цела и невредима, иначе Макс мне голову оторвет.

Обернувшись, замечаю ее тревожный взгляд и беру из ее рук шлем. Мягко убираю волнистую прядь волос за ухо и надеваю шлем. Перед тем как прикрыть визор, всматриваюсь в ее карие глаза и вижу, что она все еще мне не доверяет.

— Просто будь со мной, хорошо? — шепчу я.

Она робко кивает. Поворачиваюсь к рулю и завожу двигатель. От его рева, Мира вздрагивает. Обхватываю ее ладонь своей и прикладываю к груди, отчасти опасаясь, что она почувствует, как сильно колотится мое сердце.

Мы медленно отъезжаем от дома и Мира сильнее прижимается грудью к моей спине. Всю дорогу с моих губ не сходит дурацкая улыбка, из-за которой наверняка сестра отпустила бы пару шуточек. На каждом повороте она становится со мной одной целым, а на светофорах не отпускает рук с моей груди. Я лавирую между машинами, и каждый раз, когда ее пальцы сжимаются на моей футболке, снижаю скорость. Когда мы подъезжаем к клубу, Мира заметно расслабляется. Стоит мне заглушить двигатель, как она слезает и снимает шлем.

Ее щеки раскраснелись, а в глазах много невысказанных эмоций. Осмелюсь предположить, что первые из них далеко не самые приятные.

— Это было необычно, — замявшись произносит она.

— Необычно приятно или ты теперь будешь обходить его стороной?

— Я еще не определилась.

— А ты подумай о том, что испытала в первую секунду и это будет самым верным выбором.

Она задумчиво смотрит на меня, а затем делает шаг назад.

— Что ж, не буду тебя отвлекать. Спасибо, что подвез.

— А ты и не отвлекаешь. Я приехал по месту назначения.

Слезаю с байка и ставлю его на подножку.

— В каком смысле? — она переводит взгляд с меня на клуб.

— Я приехал выпить кофе, — когда она открывает рот чтобы что-то сказать, я сразу перебиваю ее. — Потом скажешь, что я снова нарушаю твои границы, а сейчас сделай мне кофе или я больше никогда не разрешу прикоснуться к моему байку.

Не оглядываясь на нее, открываю дверь и слышу позади тихие шаги.

Кажется, я начинаю нарушать собственные правила.

Глава 13

— А потом мы зашли в магазин с красками, и я потратила там большую часть своих сбережений. Богдан, ты бы видел эти холсты, кисточки, палитру. Будь моя воля, я бы скупила все. А еще там был безумно сексуальный консультант. Только то, как он говорил на итальянском, заставило меня задуматься о переезде в другую страну, — щебечет Вика мне в телефон.

— Или же он просто сделал на тебе хорошую выручку. Наверняка ты и пары слов не поняла из того, что он говорил и пока ты, развесив уши, пялилась на него, он в свою очередь, не моргнув и глазом, опустошал твою кредитную карточку.

— Из твоих уст это звучит пошло.

— Скорее правдиво.

Я смеюсь. Вика ни за что в жизни не признает, что я прав. Даже если она завтра вернется в этот магазин и останется без гроша, то вывернет все в свою сторону и скажет, что потратила деньги на создание чего-то прекрасного и что от этого ее душе становится легче. Я, конечно, за то, чтобы сестра достигла душевного равновесия и все же не хотелось бы, чтобы она спустила все деньги из-за смазливого паренька, способного покорить ее за пять секунд.

— Ты меня утомил, — она недовольно фыркает, а затем в динамике раздается шелест оберточной бумаги. — Я прикупила тебе кое-что.

— Дай угадаю. Это что-то яркое, безвкусное и то, что будет отлично смотреться в моей кладовке?

— Порой я сомневаюсь, что мы с тобой родные. Наверняка, тебя подменили в роддоме, — изрекает она с долей обиды. — Эта рубашка — последний писк моды.

— Или моей нервной системы.

Обычно после своих поездок, Вика возвращается с горой вещей, которые как ей кажется, будут отлично на мне смотреться. Я закоренелый последователь классики: однотонное, лаконичное и то, что не будет сковывать движения. Если бы я проводил фотосессии в таких рубашках, то все мое внимание было бы приковано исключительно к собственному отражению в зеркале и глупому виду. К тому же, будем честны, приди я в таком виде в клуб, то меня даже не пропустили на входе. Поэтому я все прячу в кладовке, чтобы в квартире не было даже намека на этот ужас.

— Куда вы отправляетесь завтра? — спрашиваю я сестру.

— Греция. А потом мы вернемся домой, и я первым делом отправлюсь к тебе в квартиру, чтобы посмотреть, чем ты так был недоволен! — в ее голосе отчетливо звучит угроза.

— Благодаря тебе, у меня нет кухни, ванны и половины гостиной. Насколько я помню, изначально мы договаривались о небольшом косметическом ремонте.

— Я пыталась придать шарма твоей лачуге! — она так громко возмущается, что мне приходится убрать телефон от уха.

Закрываю глаза и устало тру переносицу. Сейчас два часа ночи, но видимо у сестры случился выброс адреналина после удачного похода по магазинам. Плюс добавьте сюда вечную смену поясов, так что на выходе мы имеем бессмысленное препирательство на целый час.

— Отлично. Ты придала ей первобытный вид. А теперь если ты не против, то я бы хотел лечь спать, пока тебя не посетила очередная безумная идея.

Она недовольно фыркает.

— Ты скучный и слишком обычный.

— Приму за комплимент. Передавай привет маме.

— Ты можешь позвонить сам.

— Не думаю, что делать это поздней ночью — самый лучший вариант. Пока.

Сбрасываю вызов, пока она вновь не начала спорить. Возможно нас и правда перепутали.

От непрекращающейся болтовни сестры у меня настолько разболелась голова, что пульсируют виски. Надо было просто проигнорировать вызов и спокойно лечь спать. Но все же, когда Вика звонит посреди ночи, у меня срабатывает давно забытый инстинкт и я в мгновение ока поднимаю трубку, лишь бы услышать, что с ней все в порядке.

У нее был переломный момент в жизни и, к сожалению, меня не было рядом. Вика связалась с дрянной компанией и все привело к тому, что ее чуть не выгнали из престижного ВУЗа и она почти лишилась стажировки. Пусть Вика и проходила ее у наше собственного отца, но он бы глазом не моргнул и выставил ее за двери офиса. Однако это самое малое: в погоне за глотком свежего воздуха, мы чуть не потеряли ее.

Мы близнецы, но слишком разные. Если я воспротивился воле отца быть частью семейного бизнеса и укреплять его всеми возможными способами, то Вика специально пошла учиться в архитектурный, лишь бы показать, что он может на нее положиться. Сестра утверждает, что она сама выбрала этот путь и к одобрению отца он не имеет никакого отношения, но мы оба знаем правду. После того, как она смогла побороть свою зависимость, Вика встала на путь исправления. Правда я не уверен, что он верный.

Тянусь к стакану на прикроватной тумбочке, но он пуст. Встаю и направляюсь в кухню. В квартире стоит тишина. Макс привез Миру после закрытия клуба, а затем, взяв ее ключи от машины, вновь уехал. Она же в свою очередь сразу закрылась в комнате и по всей видимости уснула.

Открываю холодильник и наливаю в стакан апельсиновый сок. Подхожу к окну и, опираюсь об него бедром. Одинокие уличные фонари освещают пустующую улицу, вдалеке над морем, в ночном небе, мелькают молнии. В Нью-Йорке сейчас кипит жизнь. Огромный мегаполис похожий на муравейник, в котором нет места эмоциям. На них просто нет времени. Ты бежишь в этом потоке, лавируешь между препятствиями, лишь бы не сойти с пути. Работа в студии до поздней ночи, минутная задержка дома, а затем мимолетное ночное увлечение. Все свелось к одному.

В какой-то степени то, что происходит между Мирой и Максом для меня в новинку. Они заботятся друг о друге, даже когда оба находятся на грани. Находят время в ежедневной рутине на то, чтобы просто спросить: «Как дела?». Слова Миры о том, что они семья, с каждым днем становятся для меня все более понятными. Мой же максимум это разговор с сестрой раз в неделю, а потом вновь забытье и одиночество. Кажется, я потерялся в нем, хотя и никогда не мечтал о таком образе жизни. Раньше у меня были цели, разбившиеся о суровую реальность.

— У нас традиция сталкиваться на кухне? — раздается позади меня голос.

Я оборачиваюсь и вижу перед собой Миру. Она достает из холодильника пакет с соком, наполняет кружку и делает глоток. Ее кудрявые волосы спутались в некоторых местах, под глазами залегли синяки, будто она не спала уже несколько дней. Облегающая белая майка открывает вид на обнаженные руки, покрытые татуировками, а на бедрах свисают пижамные штаны.

— Не спится? — спрашиваю я.

— Вроде того, — ее голос звучит хрипло. — Никогда не отличалась крепким сном. Я думала ты вместе с Максом.

— Избавь меня от его душевных излияний хотя бы на один вечер.

Сегодня после того, как я привез ее утром на работу, мы еще некоторое время поболтали, а потом Мира стала боссом и от ее веселости не осталось и следа. Я же слонялся весь день по городу и делал снимки, только чтобы скоротать время. И еще, чтобы держаться от нее подальше.

— Все самое интересное впереди, — она хихикает.

Я улыбаюсь. Мой взгляд скользит по ее рукам и трем татуировкам. Стоит перестать сравнивать прежнюю Миру и ту, что стоит передо мной. Я ожидал увидеть тихую серую мышку, а не яркую девушку, чей острый язык режет острее бритвы. И все же…

— Давно начала бить татуировки?

Она опускает взгляд на свои руки и едва заметно вздрагивает. Мира задумчиво проводит кончиком пальца по браслету из пионов на предплечье, а затем закусывает губу. Ее грудь вздымается чуть быстрее, и она будто погружается в какие-то воспоминания, но потом на ее губах появляется легкая, но натянутая улыбка.

Она пожимает плечами.

— Скажем так, я решила внести в свою жизнь немного изменений, — ее голос звучит напряженно.

— А как же следовать проверенному пути? Не ты ли предпочитаешь из раза в раз пить один и тот же вид кофе?

Несмотря на улыбку, в ее глазах появляется грусть.

— Я бы могла сказать, что даже тщательно распланированная жизнь не может преподнести сюрпризов, но к сожалению, это не так.

— И что же это за изменения?

— Я стала сильней.

Между нами повисает молчание. Мира крутит в одной руке кружку с соком, а другой продолжает водить пальцем по татуировке. А я понимаю, что за ее словами скрыто намного большее, чем она пытается показать.

Мира поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза.

— Спокойной ночи, Богдан, — тихо произносит она и, развернувшись, направляется к себе в комнату.

***

На следующее утро я просыпаюсь от детского веселого смеха. Сначала мне кажется, что это галлюцинации или же очередной кошмарный сон, снившийся мне полтора года назад. Но затем раздается звонкий смех Миры, и я открываю глаза. Протянув руку, беру с тумбочки телефон и смотрю на время. Девять утра. Я проспал пробежку, так как полночи не мог уснуть и занимался обработкой старых фотографий, отложенных в дальний ящик.

Надеваю спортивные брюки, майку и плетусь к двери. Мне срочно нужна убойная доза кофеина. Пусть и приготовленного в домашних условиях.

Стоит мне выйти в гостиную, как в меня врезается светловолосый ураган. Маленькая девчушка лет шести поднимает голову и смотрит на меня пронзительным взглядом голубых глаз. На ее губах счастливая улыбка, а верхнего переднего зуба не хватает.

— Привет, — хихикнув, произносит торнадо.

Я несколько раз моргаю.

— Аня, иди сюда! — кричит из коридора Мира. — Ты где?

Она подходит к нам и становится рядом с ребенком.

— Мы тебя разбудили? — Мира кладет руку на плечо ребенка.

— А как тебя зовут? — в эту же секунду спрашивает девочка.

— Богдан, — я растерянно поднимаю взгляд на Миру, а затем вновь опускаю.

— Я тебя раньше не видела.

Я почесываю затылок. Я еще не до конца проснулся и плохо соображаю. Заметив, мое замешательство, Мира обеими руками берет Аню за плечи и наклоняется к ней.

— Беги в гостиную, я сейчас приду.

— Я включу «Хортона»! — Аня так громко восклицает, что этот звук отдает болью в висках.

— Кто бы сомневался, — бормочет Мира.

Девочка убегает, а Мира, откинув распущенные волосы за спину, смотрит на меня.

— Прости, я не думала, что наша встреча выйдет слишком громкой.

— Не бери в голову, я все равно уже вставал. Аня? Дочка Поли?

Мира кивает.

— Я сегодня подрабатываю няней.

— А где Макс? В раю наступило перемирие?

— Как бы не так. Полина вылетела как ошпаренная из квартиры, лишь бы и на секунду с ним не столкнуться.

— Понятно. Чтобы все переварить мне нужен кофе. Но сначала холодный душ.

Мира кивает и уходит в гостиную, а я направляюсь в ванную. Включаю воду и регулирую температуру до прохладной. Мне определенно надо взбодриться. Быстро приняв душ и приведя себя в порядок, я выхожу в гостиную и передо мной открывается слишком странная картина, из-за которой мне становится понятно, что я все еще сплю.

Из динамиков на всю громкость поет Тейлор Свифт, Мира, взявшись за руки с Аней танцуют и кружат вокруг друг друга. Затем, сделав вид, что у них в руках воображаемый микрофон, начинают подпевать песне. Я улыбаюсь: даже сквозь музыку слышен детский голосок Ани и то, как она шепелявит.

Заметив меня, Мира берет телефон и убавляет громкость.

— Думаю, сегодня здесь будет довольно шумно, — произносит она запыхавшись.

Ее щеки покраснели, а глаза горят огнем и радостью, которых я в них раньше не видел.

— Не имею ничего против, но мне определенно нужен кофе.

Иду в кухню и включаю кофемашину.

— А ты парень Миры? — со всей детской наивностью спрашивает Аня, влетая в кухню.

— Ты с чего это взяла? — восклицает Мира из гостиной.

Аня садится на стул и поправив свою пышную юбку, не сводит с меня пристального взгляда.

— Я его раньше никогда не видела. И я слышала, как ты разговаривала с мамой, — она беззаботно пожимает плечами.

Мира влетает в кухню.

— Так значит ты меня обсуждаешь с Полиной? Ну и на какой стадии сейчас твоя симпатия? — я поигрываю бровями.

Смех так и рвется наружу.

Мира раздраженно фыркает.

— Не раздражай меня с самого утра, — она бросает на меня предостерегающий взгляд и поворачивается к девочке. — А ты не подслушивай взрослые разговоры, кукурузка!

— Я ничего не подслушивала, — Аня хмурится. — Вы с мамой громко разговариваете. Я сама слышала, как ты сказала, что Богдан изменился и он очень даже ничего.

Я пытался. Честно пытался сдержать смех, но в такой ситуации — это просто невозможно.

Лицо Миры заливается краской и она закрывает глаза, а для верности также прикрывает их рукой.

— Гадство, — бормочет она.

— Гадство! — с улыбкой повторяет Аня.

Мира вскидывает руку и указывает на девочку.

— Забудь! Иначе твоя мама больше не позволит нам весело проводить время, — она смотрит на Аню серьезным взглядом, и та сразу кивает.

Девочка возвращается в комнату к мультфильму, а Мира пригвождает меня пристальным взглядом к месту. Она подходит ближе и вскидывает голову.

— Даже не думай ничего на свой счет.

— Конечно. Она же ребенок и ничего не понимает, — я пожимаю плечами и всем своим видом показываю, что мне все равно.

Мира на секунду облегченно выдыхает.

— И все же, как говорится: «Устами младенца глаголет истина», — беру кружку с кофе и делаю глоток обжигающего напитка.

Опершись спиной на столешницу, расслабленно улыбаюсь, хотя вновь хочется смеяться. Реакция Миры на непредвиденные ситуации просто бесценна. Ее брови нахмурены, губы плотно сжаты.

— Не переживай, твой секрет умрет со мной, — я подмигиваю ей.

Она хмыкает.

— Думаю это произойдет очень скоро.

Мира разворачивается и уходит в гостиную. А я не могу перестать улыбаться.

Она противоречива. От нее могут быть проблемы. Точнее, они определенно будут. И все же, не обожгись я много лет назад, возможно сейчас я бы не избегал ее и делал вид, что общение с этой сумасшедшей девушкой мне приятно.

Глава 14

Мира

«Когда мы разговариваем, ты включаешь громкую связь?!!!»

«Иногда. Порой телефон неудобно держать, а что?»

«Просто ставлю тебя в известность, что современные технологии дошли до создания наушников, так что будь добра, в следующий раз включай их!»

«Да что случилось?»

«Просто твоя дочь разболтала Богдану о нашем разговоре. Теперь этот идиот ходит и ухмыляется как самодовольный павлин»

«Неужели вы сдвинетесь с мертвой точки».

С губ почти слетает очередное ругательство, но я вовремя прикусываю щеку. Еще парочка новых выражений и я отправлюсь на собрание в детский сад вместо Полины. Убираю телефон в задний карман джинсов.

Сажусь на диван рядом с Аней и смотрю как слон из мультфильма несется сквозь джунгли с одуванчиком в хоботе от злобного стервятника. Аня поджимает под себя ноги и, обхватив ладошками коленки, сжимает их. Она видела этот мультфильм сотню раз, но каждый просмотр у нее впечатления как в первый. Придвигаюсь ближе и обнимаю ее за плечи. Она кладет голову мне на грудь и безотрывно продолжает смотреть мультфильм.

Надо намекнуть Полине, что пора бы уже показать что-нибудь новое. Хотя тут скорее надо винить меня: ко всему странному эту крошку я приучаю сама.

Поля позвонила с утра и попросила посидеть с Аней, так как самой срочно надо было принять клиентку в салоне. Затем вылетела из квартиры как ошпаренная, когда узнала, что в скором времени вернется Макс.

С этим ярким и жизнерадостным ребенком мне хочется изучать все, что я сама пропустила в детстве. Пусть подруга порой жалуется, что я балую ее, но раз уж у меня самой никогда не будет семьи, почему я не могу любить Аню и дарить ей радость?

Перевожу взгляд на окно: дождь уже закончился и бесконечные тучи, затягивавшие небо почти неделю, постепенно рассеиваются. Из-за облаков появляется солнце.

— Может пойдем погуляем? — спрашиваю я.

— Качели? — глаза малышки загораются веселыми искорками.

— Только если пообещаешь не говорить в садике плохих слов, — прищурившись смотрю на нее и легонько щелкаю по носу.

Аня энергично кивает. Ближе к середине мультфильма к нам присоединяется Богдан. Я стараюсь не смотреть на него, чтобы лишний раз не вспылить. Благодаря отменному слуху Ани он узнал то, что я предпочла бы скрыть. По факту я не сказала Поле ничего откровенного. Когда она спросила, как у нас обстановка дома, я рассказала все как есть: у нас перемирие. Мы разговариваем, шутим и отчасти мне приятно проводить с ним время. Нет ничего страшного, если я признаю, что Богдан изменился. Вот только из уст Ани это звучало в совершенно другом подтексте.

Когда в вымышленном мире мультфильма наступает счастливый конец, Аня вскакивает с дивана, и я выключаю телевизор. Она поправляет свою пышную юбку и два хвостика на голове, а затем поворачивается к Богдану:

— Ты пойдешь с нами? — спрашивает она, смотря на меня своими бездонными голубыми глазами.

Господи, она дочь своей матери.

— Нет, — отвечаю я вместо Богдана.

Он вскидывает брови и с ухмылкой смотрит на меня.

— Ты занят, забыл? — с нажимом спрашиваю я.

— О, я совершенно свободен, — он встает с другого конца дивана и проводит рукой по темным волосам.

— Ты не пойдешь!

— Цитируешь Гендальфа? — он цокает языком.

Из меня вырывается смешок, и я тут же прикрываю рот рукой.

— Я принимаю твое предложение, — Богдан улыбается Ане. — Пойду переоденусь.

Он уходит к себе, а я наклоняюсь и смотрю на маленькую предательницу.

— Ты же помнишь, что нельзя приглашать незнакомых людей?

Она хмурится.

— Но мама сказала, что Богдан наш друг, — сколько упрямства.

***

Мы не спеша идем по городу. Солнце приятно припекает спину, и я расстегиваю джинсовку. Аня оббегает лужи, чтобы не намочить новые туфельки и кружится напротив витрин магазинов. Я улыбаюсь, смотря на нее и чувствую, как в груди все наполняется теплом, заполняя собой пустые уголки.

Богдан же идет рядом со мной, то и дело снимая Аню на камеру. Она иногда кривляется, улыбается и позирует ему.

Он вешает фотоаппарат на плечо и подстраивается под мой шаг.

— А где ее отец? — спрашивает Богдан.

— От всего сердца надеюсь, что очень далеко.

Он хмурится.

— Костя совершил непростительную ошибку, поэтому поступил так, как требовала его истинная сущность — бросил семью. Ане было три года.

Глаза Богдана распахиваются от удивления, но это чувство быстро сменяется чем-то другим. Похожим на злость. Он сильно сжимает челюсть, и я замечаю, как ходят желваки на его лице. Пальцы Богдана впиваются в ремень от камеры, а тревожный взгляд устремляется на Аню.

— Он бил их? — в его голосе отчетливо слышно напряжение.

Я тяжело вздыхаю.

— Аню нет. Только Полину. Если честно я бы не хотела об этом говорить. Самое главное — все закончилось и теперь они обе в безопасности.

Он задумчиво кивает.

— Да, это самое главное.

Восстановление после ухода Кости далось тяжело. Аня видела, как он накинулся на Полину. Все произошло в день ее рождения. Такая малышка, а уже видела слишком много боли. Она помнит папу и раньше спрашивала о нем, но со временем вопросы прекратились, а мимолетные воспоминания утратили свою силу.

Мы доходим до парка. Так как летний сезон официально закончился, то большинство аттракционов закрыто. Можно ходить по аллейкам и наслаждаться тишиной, не опасаясь, что безумная толпа туристов тебя снесет. В кассе беру билеты сразу на несколько каруселей. Аня никогда не ограничивалась чем-то одним.

Она подбегает ко мне и я вручаю ей заветную карточку.

— Спасибо, — взвизгивает она и крепко обнимает меня.

Мы с Богданом садимся на лавочку напротив аттракциона и наблюдаем за тем, как малышку пристегивают ремнями безопасности. Она машет мне рукой и я отвечаю ей тем же.

— Ты очень странная девушка, — вдруг говорит Богдан.

На этот раз в его голосе не слышно издевок.

— Очередной фирменный комплимент? — я прищуриваюсь из-за слепящего солнца.

Он улыбается.

— Когда мы встретились ты буквально пронзила меня гневным взглядом. Я и правда думал, что мне лучше собрать свои вещи и переехать в гостиницу.

— Но твое желание быстро пропало.

— Потом я посмотрел на вас с Максом и ты вновь открылась с другой стороны. Вы и правда семья.

Может мне кажется, но голос Богдана становится отстраненным и в нем слышится тоска.

— Ну и вишенка на торте. Еще одна твоя грань: ты неплохо справляешься с детьми.

Я пожимаю плечами.

— Ладно, это и правда звучит как комплимент.

Он отвешивает мне поклон рукой.

Богдан видел так много за это время, а я совсем ничего о нем не знаю. Нет ничего плохого в том, чтобы узнать человека, с которым мне предстоит прожить еще месяц, немного лучше.

— Почему ты переехал в Америку? — спрашиваю я.

— Если вкратце, то я рассчитывал, что там добьюсь всего, чего не мог получить здесь.

— И у тебя это получилось?.. — сама не знаю, то ли спрашиваю, то ли утверждаю.

По словам Макса, у Богдана в Нью-Йорке все прекрасно.

— В плане работы? — он крутит в руках крышку от объектива. — Да, я бы сказал превосходно. Я сотрудничаю с известными журналами, провожу выставки, плюс ко мне часто обращаются модели для частной съемки.

— Это несомненно самый главный плюс.

Он бросает на меня насмешливый взгляд.

— Один из них. Больше всего мне хотелось выбраться отсюда. Добиться большего. Дышать полной грудью и жить по своей воле, а не по чьей-то указке.

— Точно, бейглы, модели и город в котором не знают, что такое передышка.

— Из твоих уст это звучит так, будто я живу в аду.

— Нет. Просто… Не знаю, иногда я задумываюсь о том, каково это жить в большом городе и понимаю, что лишиться элементарных мелочей вроде прогулки с ребенком по парку и побыть в тишине — это не тот риск, на который я готова пойти.

— И все же можно попробовать.

— Да, но…

— Ты предпочитаешь идти по проверенному пути.

— Именно. Это безопасно.

— Каждый из нас сам выбирает путь, которым ему следовать.

Он вновь становится задумчивым.

Так странно. Богдан рассказал о работе, Нью-Йорке, но я ничего не услышала насчет семьи. Будто там он совсем один. Хотя, чему удивляться, по последним данным они с Таней расстались.

Аня подбегает к нам, крепко сжимая в руках карточку. Ее волосы после качелей слегка растрепались, и я приглаживаю их. Она в нетерпении вертит головой из стороны в сторону.

— Тяжелый выбор? — я улыбаюсь.

— А мы можем пойти на самую высокую горку? Я ведь уже большая!

Богдан смеется.

— Если об этом узнает твоя мама, то мне несдобровать. Так что давай не будем так рисковать.

— Но Мира!

— Поверь, ты меня не переубедишь. Пошли, полетишь в космос, — я киваю на следующий аттракцион.

Она соглашается и резво направляется в сторону качелей.

— Ты часто с ней сидишь? — спрашивает Богдан.

— Хотелось бы, но нет. Я пропадаю сутками на работе или на репетициях. Стараюсь выкраивать хоть пару часов по выходным, чтобы дать Поле отдохнуть и добровольно соглашаюсь смотреть Хортона.

— Я заметил, — он снимает камеру с плеча и делает наводит ее на Аню

Она как раз пролетает мимо нас на комете. А затем он переводит камеру на меня и делает несколько снимков. От неожиданности я не успеваю закрыть лицо или отвернуться.

— Не вздумай! — вскидываю руку и прикрываю объектив.

— Почему? Ты хорошо получаешься.

— Ты ни разу меня не снимал! Откуда тебе знать? И я не люблю фотографироваться.

— Может ты просто еще не попадала в умелые руки фотографа, — он подмигивает мне. — Доверься мне.

— О нет. Даже не начинай отпускать свои пошлые шуточки.

Я все еще прикрываю объектив рукой и упрямо смотрю на Богдана. Он прищуривается, но затем поднимает руки, показывая, что сдается. Но стоит только мне расслабиться и отойти на пару шагов, как он вновь поднимает камеру и снимает меня. Раздается череда щелчков затвора.

— Богдан! — я впиваюсь в него взглядом.

Он продолжает делать снимки. Закрываю лицо руками, но и это не помогает. Только спустя пару мгновений наступает тишина. Я не убираю руки от лица, всего лишь приоткрываю пальцы и выглядываю из-за них. Богдан делает еще один кадр, а затем вешает фотоаппарат на плечо.

— Вот видишь, ты побывала в опытных руках, — на его губах играет самодовольная улыбка.

Я вспыхиваю и не знаю, чего хочу больше: наорать на него или рассмеяться.

— Надо же, я сделал так, что ты потеряла дар речи. Я определенно иду в правильном направлении.

***

Богдан

Мы заходим домой и, разувшись, я сразу иду в гостиную. Ноги гудят, плечи ноют от того, что Аня сидела на них последний час нашей прогулки, так как она устала. Сажусь на диван и облегченно выдыхаю.

— Я приготовлю ужин, — говорит Мира. Она становится напротив меня. — Паста?

— Если мне не придется отсюда вставать, то я согласен даже на холодный омлет, — бормочу я.

— Думаю его ты как раз и будешь есть, — она язвительно улыбается.

— А мороженое? — Аня впивается в нее взглядом.

Малышка садится рядом со мной и рожки на ее ободке качаются из стороны в сторону.

— После нормальной еды. У нас уговор! — впервые за день я вижу твердость во взгляде Миры.

— Но…

— Кукурузка, не начинай. О чем мы с тобой разговаривали? Если ты дала обещание, его надо выполнять.

Аня обреченно выдыхает, а затем кивает с поникшим видом. Я улыбаюсь.

Мира уходит на кухню, мы же с малышкой остаемся в гостиной и о чудо, что же она включает? Правильно — «Хортона». Интересно, сколько раз она его уже посмотрела. Еще днем я убедился в том, что она знает все диалоги наизусть.

Аня облокачивается на мою руку и завороженно наблюдает за тем, как слон просыпается. Я приобнимаю ее за плечи и она устраивается поудобнее.

Сегодня я провел свой день крайне необычным образом. Это было… Странно? Потрясающе? Дико? Не знаю.

Мы катались на аттракционах, ели сладкую вату, кормили голубей. Даже спрятались под заброшенным пирсом от внезапно нахлынувшего дождя. Я смеялся вместе с Аней, держал ее за руку и участвовал в каждом безумном предложении, которое она озвучивала.

Я не первый раз сижу с детьми. Майк с Нэнси доверили мне Рона, когда ему едва исполнился год. И я с радостью провожу время с этим маленьким сорванцом. Но сегодня было что-то необычное. Будто платина, которую я выстраивал последние несколько лет, внезапно начала давать трещину. Картинки прошлого, то чего я так давно хотел, вдруг на мгновение стали реальностью. И я не знаю, рад я этому или нет.

Детская ручка падает на мою ногу и опустив взгляд, я вижу, что Аня заснула. Ее губы слегка приоткрыты, а грудь равномерно вздымается. Я придерживаю ее голову и аккуратно выбираюсь из-под нее. Укладываю головой на подушку, беру с другой стороны дивана плед и накрываю ее. Неосознанно касаюсь маленькой ручки, и Аня на пару секунд сжимает мои пальцы в руке.

И тут в глубине меня, что-то надламывается.

Маленькая, беззащитная и светлая.

Сердце болезненно сжимается. Провожу рукой по волосам и оглядываюсь, переводя дыхание.

— Спит? — шепотом спрашивает Мира.

Я резко оборачиваюсь. Она так тихо зашла, что я даже не заметил.

— Да. Видимо аттракционы сделали свое дело.

— Либо кто-то не хотел ужинать, — она едва уловимо усмехается. — Паста готова.

Она вытирает влажные руки полотенцем.

Аппетита совсем нет. Слишком много воспоминаний. Несбывшихся надежд. Слишком много эмоций.

— Я… Наверное, мне лучше пойти прогуляться, — смотрю на часы на руке. — Думаю в клубе сейчас как раз все только начинается.

Радость в глазах Миры гаснет в ту же секунду, как только лживые слова слетают с моих губ. Она моргает и едва уловимо кивает головой. Когда же она вновь смотрит на меня, то в привычном взгляде карих глаз больше нет теплоты.

— Да, ты прав. Желаю хорошо провести время.

Мира бросает взгляд на Аню, а затем разворачивается и уходит, оставляя меня одного.

Я знаю, что совершаю ошибку. Не знаю какую, но я определенно совершаю ошибку. Но также я понимаю, что мне надо убраться отсюда.

Глава 15

Мира

— И это все? — Полина смотрит на меня пристальным взглядом.

— Да, он ушел. В этой душещипательной истории не появилось ничего нового с момента нашего последнего разговора, — не отрываясь от компьютера, отвечаю я подруге.

— А сегодня вы разговаривали? — допытывается она.

Мельком смотрю на наручные часы и поднимаю голову.

— Девять пятнадцать утра, ты слишком активна для столь раннего времени.

— Если у меня не клеится личная жизнь, то я хочу устроить твою. Вокруг слишком мало любви, феромонов и секса, — она откидывается на спинку стула и разочарованно вздыхает.

— И всеми этими пунктами должна заняться я? Как занимательно, — закатываю глаза и возвращаюсь к экрану ноутбука.

Пролистываю парочку объявлений с вакансиями и захожу на рабочую страничку, чтобы обновить информацию. Как поднять мне настроение с утра? Да очень легко, надо просто позвонить в шесть утра и оповестить об увольнении. Создаю вакансию бармена, но не успеваю отправить объявление на модерацию, как Полина захлопывает крышку ноутбука, едва не прищемив мне пальцы.

Она наглым образом забирает гаджет и запихивает его к себе в сумку.

— Вот объясни мне, что с тобой не так? — ее хмурый взгляд впивается с такой силой, что я буквально чувствую, как цепкие коготки роются в моем мозгу, желая откопать ответы на все вопросы. — Почему ты не хочешь дать себе шанс?

— Кажется года три назад мы обсуждали мои перспективы, — прикладываю указательный палец к подбородку. — И они были равны нулю.

— Потому что ты так думаешь! — Полина гневно тычет в меня пальцем.

— Полина…

— Что, Полина? Мира, так нельзя, ты закрылась ото всех.

— Ну почему же, я вполне открыта для новых знакомств, если они находятся в комфортной для меня зоне.

— То есть пределы дружбы? — ее бровь скептически изгибается.

— Ты очень догадлива. А теперь будь добра вернуть ноутбук, чтобы я могла решить проблему с персоналом, иначе ближайшее время я буду чаще работать и не смогу посидеть с Аней.

Подруга фыркает и складывает руки на груди, награждая меня упрямым взглядом. Можно подумать это как-то подействует. Достаю телефон и спокойно захожу в рабочий профиль.

Не знаю почему Полина зациклилась именно на Богдане. Да, я уже признала тот факт, что он хоть и напыщенный идиот, но все же мне нравится проводить с ним время. И это совершенно не значит, что я должна сломя голову броситься к нему в объятья. Начнем с того, что он уезжает. А если уж я когда-нибудь и решусь завести отношения, то они точно должны продержаться гораздо больше пары месяцев. В конце концов, я не собираюсь рисковать собой и заходить на неизведанную для меня территорию ради простого увлечения. А Богдан ищет именно его.

Ему скучно, и он хочет скоротать время до своего отъезда. Моя кандидатура никак не подходит для данного эксперимента. Не собираюсь пополнять его список девиц, с которыми он единоразово развлекается.

Но пять очков Полине за старания.

Вчера он провел с нами весь день. Богдан не противился, когда Аня попросила прокатиться с ней на тех самых горках, на которые я ранее запретила идти. Он не отказал ей в просьбе посидеть у него на плечах. Наоборот, в большинстве случаев он сам проявлял инициативу. И то, что я увидела в его глазах, когда он смотрел на малышку, поразило меня до глубины души и заставило сердце сжиматься. Он смотрел на нее с тоской и нежностью.

Я не стала задавать никаких вопросов, так как знаю, насколько несоблюдение личных границ может причинить боль. Напомнить о том, что так отчаянно пытаешься забыть.

И все же, когда он ушел я испытала разочарование. Это трудно объяснить. Когда я рядом с ним все чувства смешиваются и на доли секунды я начинаю чувствовать себя совершенно другим человеком.

— Макс вчера приезжал к тебе? — спрашиваю я, откладывая телефон на стол.

— Нет, с чего бы? — подруга хмурится. — Я все еще не могу решиться на разговор с ним. Что-то случилось?

Вчера Макс вернулся домой после полуночи, до того уставший, что просто завалился ко мне в комнату и молча лежал на протяжении часа, пока я проигрывала песню для ближайшего выступление. А потом также молча ушел к себе. С утра я не застала как Макса, так и ключей от своей машины. На все мои десять звонков он ответил лишь коротким сообщением «Я занят», что в целом меня не устраивает. Назовите меня параноиком, но мне необходимо знать, что с близкими все нормально. А его поведение все больше настораживает.

— Нет, просто он уже пару дней куда-то уезжает на моей машине под предлогом, что на ней удобно перевозить вещи. Я помню, ты говорила, что хочешь поменять мебель, так что…

— Ну если он кому-то и помогает что-то перевозить, то точно не мне, — она гордо вскидывает голову, но я успеваю заметить, как дрогнули ее губы. — Пойдем выпьем кофе? Все же сейчас слишком рано.

— Да неужели, — усмехаюсь я.

Мы выходим из кабинета и устраиваемся в зале. В клубе пусто и кроме бармена и пары официанток никого нет.

— Как думаешь, у него кто-то появился? — голос подруги пропитан обидой.

— Сомневаюсь. Пусть он сильно облажался, но уверена, он не станет закапывать себя еще сильнее.

— В любом случае это не мое дело, — она нервным жестом заправляет светлую прядь волос за ухо и озирается по сторонам.

— Полина, ты бы смогла дать ему шанс?

— Нет, — ее губы сжимаются в тонкую линию, но голос дрожит.

— Ты можешь быть со мной честна. Нет ничего плохого в том, чтобы признаться в своей слабости.

Глаза подруги вспыхивают.

— В том-то и дело. Максим — моя слабость. Я провела с ним ночь, дико запаниковала, а он переспал с другой. И знаешь что? Я хочу дать ему шанс. Вновь поверить и отдать свое сердце, несмотря на то, что он причинил мне боль, — Полина так часто дышит, что я слова выходят отрывисто. — Но три года назад я поклялась, что больше никому не позволю издеваться над собой. Моя самая большая слабость — мое сердце. И оно не выдержит еще одного предательства. Так что пусть я мучаюсь каждый чертов день от своего решения порвать с Максимом, но так я останусь цела.

Она хватает со стола стакан с водой и залпом его выпивает. Пусть ее голос дрожит, а в уголках глаз скапливаются слезы, но никогда прежде она не говорила с такой уверенностью.

— Знаешь что? Мы просто обязаны быть счастливы. Ты со своим колючим характером и я, слишком наивная для этого мира.

— И именно поэтому ты пихаешь меня в объятья первого встречного?

— Он выжил несмотря на то, что доводит тебя до белого каления. Так что да, — грустная улыбка, промелькнувшая на ее губах, заставляет меня улыбнуться в ответ.

Я не собираюсь с ней спорить, просто позволю наивно думать, что она права. В конце концов каждый из нас имеет право на глупые мечты.

***

— Ты где? — прижимаю плечом к уху телефон и засовываю в сумку документы. — К твоему сведения, ты все еще числишься руководителем данного заведения.

— Я занят, — голос Макса доносится до меня эхом.

— Я это слышу на протяжении нескольких дней, — бормочу я.

— И я повторю тебе это завтра. Кстати, я поцарапал твою машину.

— Серьезно? — бросаю сумку на пол и хватаю телефон. — Макс, я два года езжу на ней без малейших царапин и штрафов, а ты умудрился ее ударить всего за пару дней.

— Я не рассчитал габариты, — кричит он издалека.

— Выключи громкую связь и нормально поговори со мной, иначе тебе не стоит возвращаться домой, — цежу я сквозь зубы.

Господи, как можно было ее поцарапать? Да я пылинки сдувала со своей машины.

Из динамика доносится громкий грохот, будто тяжелый мешок упал на пол, а следом тяжелое дыхание друга.

— Я все отремонтирую, — запыхавшись произносит он.

— Даже не сомневаюсь в этом!

— Я сегодня не приду ночевать домой.

— Что? В каком смысле?

В дверь стучат, а следом появляется бармен со стопкой листов в руках.

— Мира, можно? — полушепотом произносит он. — Курьер принес тебе посылку, надо расписаться.

Взмахом руки подзываю его. Мельком глянув на документы, расписываюсь в указанном месте.

— Сейчас принесу, — улыбнувшись, он скрывается в коридоре.

— Макс, я не справляюсь сама, — падаю на диван и потираю лоб. — Сегодня был чертовски сложный день. Летний сезон все еще в разгаре, посетителей слишком много и у нас не хватает бармена.

Всю первую половину дня я провела за баром. Несколько раз меня назвали куколкой, пытались схватить за задницу и написали жалобу на сайте с отзывами, после того как я сказала, что мы имеем право отказать клиенту в обслуживании. За годы работы в сфере обслуживания я ко всему привыкла, но терпеть откровенное хамство по отношению к своим сотрудникам не собираюсь.

— Мира, я все понимаю, но сейчас я нужен здесь.

— Здесь, это где? — взрываюсь я. — Ты можешь наконец-то объяснить, что происходит? Ты не ночуешь дома, уезжаешь на моей машине под предлогом «кое-что перевезти».

— Я все тебе объясню, когда смогу, а сейчас, пожалуйста, просто выручи меня в очередной раз. Обещаю, когда вернусь, возьму клуб полностью на себя.

— Сомневаюсь в этом, — бормочу я себе под нос. — Если завтра ты не объявишься, то я звоню родителям.

— Переходишь к крайним мерам, — усмехается он.

— Ты не оставил мне выбора.

Он сбрасывает вызов. Если Макс думает, что я шучу, то глубоко ошибается. Я добьюсь от него правды любыми способами.

Беру вещи и спускаюсь в зал. Сейчас уже за полночь и единственное, о чем я мечтаю — горячий душ и кровать. Мы уже закрылись, и сотрудники заканчивают приготовления к завтрашней смене. После сегодняшнего дня у меня болит все тело, и я в очередной раз мечтаю о том, чтобы все туристы побыстрее уехали, и мы вернулись к спокойному графику работы.

— До завтра, — говорю я, проходя мимо барной стойки. — Не забудьте поставить сигнализацию.

— Мира, подожди, — окликает меня Артем, бармен, заходивший ранее, и протягивает мне большой конверт. — Курьер оставил это для тебя.

— Курьер? В такое время? — хмурясь, верчу в руках конверт.

На нем нет никаких пометок.

— Да, он сказал, что это доставка по особому заказу, — Артем пожимает плечами и на его губах растягивается улыбка.

Сколько бы мы не работали и как бы не уставали этот парень всегда полон энергии.

— Ладно. Спасибо, — запихиваю его в сумку и разворачиваюсь к выходу.

***

Сажусь на стул и подтягиваю под себя ноги. Одной рукой обхватываю кружку с ароматным зеленым чаем, а пальцами второй вожу по тачпаду изучая вакансии и откликаясь на заинтересовавшие. Мы вполне можем справиться с двумя барменами в зимний период, но учитывая, что летний сезон продолжается вплоть до октября, нам просто необходим еще один человек.

Макса все еще нет. Пусть он предупредил меня, что сегодня не приедет, я все же ждала его. В квартире удручающе тихо и если раньше я радовалась одиночеству, то в последнее время оно все больше угнетает. Слишком много изменилось за этот месяц. Наверное, я была бы рада даже шуткам Богдана и его самодовольной ухмылочке, которой он выводит меня из себя за считанные секунды. Но я не видела его со вчерашнего вечера. Довольно странно чувствовать тоску по человеку, к которому не испытываешь особо теплых чувств и тем не менее это так.

Закрываю ноутбук и встаю из-за стола, взгляд цепляется за конверт, лежащий на столешнице, рядом с другими документами. Разрываю его и стоит на глаза попасться первой фотографии, как остальные высыпаются из рук и падают на пол. Все мое прошлое, запечатленное на десятках снимках, безжалостно ворвалось в жизнь, которую я тщательно оберегала.

Мои ноги подкашиваются и я падаю на пол. Взгляд лихорадочно мечется от одного снимка к другому, а тело пробирает мелкая дрожь, доходящая до самого сердца и вытесняющая из него все светлое и теплое. То, что я так бережно хранила все эти годы. Хватаю один снимок за другим, рву на части, уничтожая и желая освободиться от этой грязи, но пальцы не слушаются и они вновь падают на пол, насмехаясь надо мной своим существованием.

Взгляд затуманивается, но все же задерживается на одной фотографии. Его рука на моем плече и он так крепко прижимает меня к себе, что даже спустя столько лет я чувствую эту боль. Грудь сдавливает и я не могу сделать вдох. Обхватываю себя за горло пытаясь хоть как-то дышать, прогнать это воспоминание, но оно уже окутало меня своими плетями и заволокло во тьму боли, унижения и уничтожения души.

Первый всхлип срывается с губ слишком тихо, за ним еще один и еще. Обхватываю себя руками и отползаю к стене. Я должна быть в безопасности. Этого не может вновь повториться. Но я чувствую как моего плеча вновь касается рука и вскрикиваю, ощущая отголоски прошлой боли.

Глава 16

Богдан

Удар, еще один и еще. Костяшки пальцев изнывают от боли, а тело гудит от напряжения. Заношу руку и снова бью по груше, отчего гулкий звук разносится по пустому залу. Не обращая внимания на неприятные ощущения, продолжаю изматывать себя. Проще было бы забыться с помощью привычных средств, та же физика, только с приятным итогом, но сегодня я хочу чувствовать чертову боль.

Только она и никаких воспоминаний. Их вообще не должно было быть, но практически сутки в моей голове стоит детский смех и образ маленького ангелочка, с пухлыми щечками. Я ненавижу их за то, что они так плотно укоренились в моей памяти.

С рыком врезаю кулак в снаряд и закусываю губу от неприятных ощущений. Прислоняюсь лбом к холодной коже и пытаюсь унять сбитое дыхание. Прошлое должно оставаться в прошлом и никак иначе, но я уже полтора года живу с ощущением потери и ничего не могу с этим поделать.

Как можно скучать по несбывшимся мечтам? По планам? По тщательно построенному будущему? Разве может от этого разрываться сердце? Разве можно душа болеть от того, что рухнуло в одночасье даже спустя столько времени?

Раньше я сомневался в этом. Я был бесчувственным и эгоистичным засранцем, а потом судьба преподала мне урок и заставила пройти все девять кругов Ада. И кажется, я застрял на одном из них.

Отталкиваюсь от груши и направляюсь в душ, когда слышу, как дверь спортзала в очередной раз открывается. Наверняка охранник, которому я заплатил, чтобы он сделал вид, что меня здесь нет, уже мечтает о моем уходе.

Быстро ополаскиваюсь, натягиваю на себя чистую одежду и покидаю старенький спорткомплекс, с сумкой в руках.

Время близится к полуночи. По ньюйоркским меркам жизнь только начинается. Обычно я только захожу в клуб, чтобы подцепить новое увлечение, трахнуть ее в своей квартире, а на утро избавиться. И в данный момент я бы все отдал, только бы оказаться подальше от этого проклятого города, который пробуждает во мне давно забытые чувства.

На подходе к дому, замечаю, что машины Миры нет, но свет в квартире горит. Ее я тоже избегаю по причине указанной выше. Веду себя как полоумный идиот, зачем-то цепляющий ее на каждом шагу. если бы Макс знал, какие мысли крутятся в моей голове, то уже давно бы выставил вместе с вещами и повесил на свою квартиру замок, дабы я не мог приблизиться к его подружке.

Усмехнувшись запрокидываю голову и смотрю на звездное небо. Легкий летний ветерок и стрекот цикад — единственное, что сейчас окружает меня. Но стоит мне подняться в квартиру, как я вновь начну чувствовать.

Я борюсь с собственными демонами, в то время как у Миры полный комплект своих. В моей жизни мало людей, до который мне есть дело и я хочу, чтобы все так и оставалось.

Поэтому лучшим решением будет съехать в гостиницу, а потом, дождавшись сестру и вовсе уехать в НьюЙорк.

Открываю дверь квартиры и кидаю сумку на пол. Не знаю, смогу ли я куда-нибудь заселиться в такое время, но не хочу пробыть в этой квартире больше, чем положено.

Стоит мне сделать пару шагов, как я слышу сдавленный всхлип. Останавливаюсь и бросаю быстрый взгляд на дверь комнаты Миры. Дверь распахнута и заглянув туда, я никого не нахожу. Сначала кажется, что мне послышалось, но я снова слышу всхлип, только сейчас он становится надрывным и отчаянным.

— Нет, нет, нет, нет… — только и слышу я, в те короткие мгновения, пока не переступаю порог кухни и не замечаю Миру. — Ты не можешь вновь меня забрать, только не сейчас.

Ее руки трясутся и она хватает разбросанные на полу фотографии, остервенело рвет их на части и дрожа всем телом. Схватив одну она застывает на мгновение, а затем с ее губ слетает полу вскрик и она отбрасывает снимок в сторону, резко отпрянув к стене.

— Мира, — шепотом зову я, чтобы не напугать, но она меня не слышит.

Что, черт возьми, тут происходит?

Протягиваю руку, чтобы коснуться девушки, но одергиваю ее, так как понятия не имею, что сейчас делать и не усугублю ли я ситуацию.

Меня пробирает озноб и такое ощущение, что внутри все трясется от ужаса, который я вижу в ее обычно колком взгляде.

Сломленная, запуганная и слабая. Обратная сторона Миры, которую мне не доводилось увидеть. Она обхватывает себя руками за плечи и раскачивается из стороны в сторону, все также не замечая меня.

Я не могу вот так ее оставить. Где бы не пропадал Макс, сейчас здесь только я.

Аккуратно присаживаюсь на корточки, протягиваю руку и едва уловимо дотрагиваюсь ее плеча, как Мира тут же вскрикивает:

— Нет! — разносится громкий и надрывный вопль. — Пожалуйста, не надо.

Она отскакивает от меня и выставляет перед собой руки, заливаясь слезами.

— Мира, это я… — шепчу я, приподнимая руки, показывая, что ей нечего бояться. — Это я, Богдан.

Девушка лихорадочно машет головой.

— Пожалуйста, — сдавленно произносит она. — Оставь меня в покое, ты уже итак забрал все что мог.

Я ничерта не понимаю, но видя ее в таком состоянии во мне просыпается давно забытый инстинкт. Я хочу ее защитить.

Не знаю, что это. паническая атака или еще какая-нибудь психологическая ерунда, я в этом не силен. Но одно я знаю точно, Мира сейчас где-то далеко. В своем кошмаре.

Облизнув пересохшие губы и не сдвигаясь с места, произношу как можно спокойней.

— Колючка, это я, — пытаюсь выдать самодовольную улыбку, чтобы как-то отвлечь ее. — Давай же иди ко мне. Это всего лишь я.

Мира отнимает голову от колен и бросает на меня испуганный взгляд.

— Мне снова будет больно. Я не хочу, — ее глаза мокрые от слез, смотрят на меня с такой мольбой, что мое сердце разрывается на тысячу частей. — Пожалуйста…

— Нет. Клянусь, — протягиваю к ней руку и Мира вздрагивает от этого жеста. — Просто отдай его мне. Отдай свой страх, — шепчу я, аккуратно сжимая ее дрожащие руки в своих.

Не знаю правильно ли я действую, но надо дать ей понять, что это всего лишь кошмар, безумный страх, сковавший ее.

Придвигаюсь еще ближе, стараясь не пугать, но в тоже время быть рядом. Беру ее ледяные ладони в свои, подношу к губам и оставляю на них легкий поцелуй.

— Его нет, — тихо произношу я, касаюсь ее щеки и стираю мокрый след с кожи.

Всхлип, за ним еще и еще, непрекращающаяся череда рыданий вырывается из ее груди и я прижимаю ее к себе, крепко обхватив за плечи. Мира цепляется за меня так, будто только я способен в данную секунду ее спасти. Ее пальцы впиваются в мою спину и она все больше вжимается в меня. Подхватываю ее на руки и усаживаю к себе на колени, давая возможность выплакаться и сдаться на волю слабости, которую она тщательно скрывает на протяжении всего времени.

Я не осознаю, что делаю, просто глажу ее по спине, целую в макушку и прижимаюсь щекой к ее голове. Жду, когда она успокоится и поймет, что не одна.

Не знаю, сколько мы сидим в таком положении. Я не замечаю онемевших ног и сухости в горле, мне плевать на весь окружающий мир. Сейчас важна только она — девушка, тихо всхипывающая в моих объятиях и молящая о помощи.

Мы остаемся в таком положении до рассвета. Мира успокаивается и засыпает у меня на груди, не выпуская мою футболку из своей хватки. Кое-как я пишу сообщение Максу, чтобы он немедленно возвращался домой, где бы он не был, но в тоже время не желая, выпускать ее.

В моей жизни достаточно людей, о которых я готов заботиться, но ради колючей девчонки, презирающей меня каждую секунду своей жизни, я готов намного большее.

Глава 17

— Мира! — раздается крик, а за ним громкий стук двери о стену.

Макс влетает в гостиную и озирается по сторонам. Делает несколько шагов, а затем замечает меня, держащего Миру в объятьях. Я так и не смог встать с пола, чтобы отнести девушку в кровать. Сначала, руководствовался тем, что не хотел ее будить, но по факту просто не смог выпустить ее из своих объятий. Не хотел, чтобы ее вновь одолевали кошмары или чтобы то не было.

Голова девушки покоится в изгибе моей шеи, горячее прерывистое дыхание обдает кожу, в то время как руки лежат на моей груди, все еще сжимая ворот футболки. Каждый раз, когда я хоть на сантиметр двигался, Мира вздрагивала, будто я сейчас уйду и сильнее вжималась в меня.

Макс тихо подходит к нам и присаживается на корточки. Подносит руку к щеке Миры, но не касается ее, лишь сжимает ладонь в кулак и закусывает губу с такой силой, что она наливается кровью. Под глазами друга залегли синяки, а лицо бледное словно мел. Его взгляд наполняется тревогой, когда наталкивается на царапины, оставленные ею на собственном плече: ранки в форме полумесяца от того, как сильно впивались ее ногти.

— Давай я отнесу ее в комнату, — шепчет Макс, вновь протягивая руки к Мире.

— Она проснется, — одной рукой крепче обнимаю ее за талию, а второй провожу по макушке, прижимая ее к себе.

Не хочу отпускать.

Макс помогает мне встать, поддерживая спину и Мира прерывисто вздыхает, когда я выпрямляюсь и делаю несколько шагов. Друг порывается переложить ее в свои объятья, но я упрямо следую с девушкой в руках в комнату. Аккуратно укладываю ее на постель, чтобы не разбудить и когда мои губы находятся в нескольких сантиметрах от ее виска, сдерживаю себя, чтобы не поцеловать ее. Мне хочется лечь с ней рядом, обнять и сделать все, чтобы она улыбалась, кричала на меня, прожигала сердитым взглядом и стала той Мирой, которую я видел на протяжении всего этого времени. Сейчас она хрупкая, разбитая и такая беззащитная, что только мысль о том, чтобы оставить ее кажется преступлением.

Нехотя отстраняюсь и накрываю ее легким пледом, лежащем на самом краю кровати. Стоит мне сделать шага назад, как Макс присаживается на корточки, аккуратно убирает несколько прядей с ее лица, а затем нежно целует в лоб и что-то шепчет на ухо.

Покидаю комнату, чтобы друг мог побыть рядом с той, которая ему дорога.

Я давно живу с чувством потери. Мне казалось, принимая решение стать одиночкой, изгоем, я поступаю мудро. Но ошибался. Одиночество стало моим спасением и смыслом жизни, но также — это мое проклятье.

— Что произошло? — раздается позади меня натянутый голос Макса.

Киваю на снимки все еще разбросанные на полу. Друг наклоняется, собирает их и даже не удостаивает взглядом. Резким движением он запихивает фотографии в остатки бумажного конверта, а затем разворачивается и устремляется к себе в комнату.

— Макс! — я следую за ним. — Объясни какого черта происходит?

— Богдан, извини, но это тебя не касается, — он швыряет конверт в верхний ящик комода и отворачивается к окну.

— Это еще как меня касается! — вылетает из моего рта прежде, чем я успеваю подумать.

На самом деле, это действительно меня не касается. Мира для меня совершенно посторонний человек. Но это не Макс просидел полночи прижимая к себе ее хрупкое тело. Не он даже сквозь сон шептал, что все будет хорошо. Не он давал обещание, что никому не позволит обидеть.

Я уже давно понял, что Миру кто-то обидел. Возможно, кто-то вроде меня. Напыщенный самовлюбленный мудак, думающий только о собственном удовольствии. Тот, кому плевать на чувства и мысли других. Секс на одну ночь? Конечно же, да! Узнать девушку прежде, чем выставить ее за дверь? Да никогда в жизни.

Но отчего-то мне кажется, что все намного глубже. Слова Миры не выходят из головы.

Ты не можешь вновь меня забрать. Мне снова будет больно.

Найти бы отморозка и вытрясти из него всю душу. Далеко ходить не надо, стоит всего лишь посмотреть в зеркало.

— Богдан, просто забудь, ладно? — Макс оборачивается и в его глазах отчетливо видна усталость. — Просто сделай вид, что ничего не произошло. Мира не любит, когда посторонние видят ее слабость.

Посторонний… Слово больно режет слух, но мои чувства сейчас не важны.

— Что на снимках? — настаиваю я.

— Не важно, — стоит на своем Макс. — Это уже моя проблема. Не влезай туда, за что не готов взять ответственность.

— Ей было страшно, — в ушах все еще стоит испуганный крик, когда я коснулся ее и мольбы не причинять ей боль. — Я пришел домой и услышал плач, — каждый мускул в теле натягивается и мне вновь хочется отправиться в зал, чтобы излить всю свою злость.

— Знаю, — хрипло отзывается он. — Я благодарен тебе за то, что ты спас Миру, но прошу, не разрушай ее. Я не смогу еще раз собирать ее по осколкам. Чтобы между вами не происходило просто забудь. Ты не готов к такому.

Больше не произнося ни слова, он уходит к Мире, оставляя меня одного.

***

На следующее утро я наливаю себе кофе и возвращаюсь к обработке фотографий, которые сделал перед самым отъездом из Нью-Йорка. Майк прислал очередное письмо с подробностями выставки и требованием, чтобы я немедленно возвращался домой. Пролистываю несколько снимков, но не нахожу в себе силы вновь взяться за работу. В голове полный хаос после бессонной ночи.

Мира проспала практически весь вчерашний день, вставая только для того чтобы привести себя в порядок и вернулась к себе в комнату. Макс тоже не выходил от нее и изредка до меня доносились ее тихие всхлипы и шепот друга. Я сдерживал себя, чтобы бесцеремонно не ворваться в комнату, схватить ее в охапку и стереть грусть с ее глаз.

— Доброе утро, — раздается надломленный хриплый голос в утренней тишине.

Поднимаю голову и замечаю Миру. Она неуверенно переминается с ноги на ногу в кухонном проеме, опустив взгляд в пол.

— Доброе, Колючка, — слова так легко слетают с языка.

Ее губ касается легкая улыбка и она делает шаг вперед.

— Я смотрю у кого-то бессонная ночь, — она кивает на полный кофейник.

— Вроде того.

— Может ты еще и завтрак приготовил? — достает из шкафа кружку и наливает себе кофе.

Мира стоит спиной ко мне, все еще избегая моего взгляда. А мне хочется подойти ближе, обнять ее и притянуть к себе, чтобы вдохнуть ее приятный аромат и убедиться, что с ней все в порядке.

— Подумал мало ли ты захочешь проявить чудеса кулинарии, — стараюсь говорить непринужденно, поддерживая легенду, что все в порядке.

— Пожалуй, последнее о чем я думаю — готовка. Но я бы с радостью что-нибудь съела, — Мира становится вполоборота прижимая к груди кружку с кофе. — Макс проснется и сходит за завтраком.

— Зачем ждать, если мы можем организовать сами.

Богдан, тормози. Тебе это совершенно не нужно. Ты же знаешь чем все может обернуться.

Мира поворачивает голову и прядь волос выбивается из-за уха и падает на лицо. Несмотря на то, что с самого утра уже жарко, Мира в объемной толстовке, доходящей до середины бедра и свободных шортах. Волосы слегка растрепаны после сна и несмотря на бледность кожи, на щеках все же есть легкий румянец. Ее губ касается легкая улыбка, а взгляд становится задумчивым. Она внимательно всматривается в меня, будто вспоминая, как мы провели прошлую ночь. Как она молчаливо делилась со мной своим самым страшным кошмаром, позволяла разделить его и забрать себе. Пусть ненадолго, но она была не одна.

— Ты не обязан, — вдруг произносит Мира. — Не жалей меня.

— Даже не собирался, — захлопываю ноутбук и отодвигаю его.

В голове полно вопросов. Как ты себя чувствуешь? Кто сотворил с тобой такое? Что за мерзавец погасил огонь в твоих глазах?

— Я хочу есть, ты тоже. Не вижу причины, чтобы не сделать это прямо сейчас, — подхожу ближе и беру из ее рук кружку.

Наши пальцы соприкасаются в мимолетном жесте и Мира поднимает голову. За страх, все еще живущий в ее глазах, хочется проклясть весь мир.

— Позавтракай со мной, — прошу я хрипло.

— А что дальше? — ее взгляд не отрывается от моего лица.

Я уеду. Оставлю тебя здесь. Ты будешь собирать себя по осколкам, а я разрушать свою жизнь в Нью-Йорке.

— Мы выпьем кофе и съедим самую отвратительно сладкую булочку какую только найдем. Ты опять накричишь на меня за какую-нибудь мелочь, а я продолжу шутить.

— Да ты мазохист.

— Возможно, но рядом…

— Мира, — прерывает нас голос Макса.

Он влетает в кухню и его тревожный взгляд задерживается на наших руках, обхвативших одну кружку и являющуюся единственной преградой разделяющей нас. Если не считать тайн прошлого, кошмаров и суровой правды.

Мира отстраняется от меня, делает шаг назад и вновь становится недосягаемой.

— Я приготовлю завтрак, — говорит Макс, становясь между нами и оттесняя меня к окну.

Не разрушай ее…

Возможно Макс прав. Я разрушу ее. Оставлю после себя руины и сделаю еще хуже.

Проклятье.

Глава 18

Последняя неделя превратилась в знаменитые девять кругов ада. Макс любыми путями пресекает все попытки Миры выйти на работу. Он чуть не уволил бармена, который принял конверт с загадочными фотографиями, сутки напролет просматривает камеры, чтобы понять кто это мог быть и до такой степени опекает Миру, что мне самому становится тошно от чрезмерной заботы, что уж говорить о той, которая привыкла сама распоряжаться своей жизнью.

Возможно именно поэтому я вижу, как Мира спускается по ступенькам и, повесив рюкзак на одно плечо, уверенной походкой направляется к барной стойке.

— Доброе утро, — она садится на высокий барный стул и упирается локтями в деревянную поверхность столешницы. — Можно мне кофе?

Забыл упомянуть, с недавних пор я теперь помогаю другу, пока он не найдет нового сотрудника. Благо у меня есть опыт: пока фотография не стала основным и довольно хорошим заработком, я на протяжении года выходил в ночной клуб и был тем, кто помогал заполнять пробоины в душе алкоголем.

Изгибаю бровь и смотрю на нее.

— Что? Только не говори, что ты, как и мой зануда-друг за то, чтобы я сидела дома.

Она недовольно фыркает.

— Я хочу убедиться, что он не разрушил то, что мы с таким трудом создавали.

— Я слова не сказал.

— У тебя такой же надзирательный взгляд. Только проболтайся ему и вылетишь с работы, — она легкомысленно пожимает плечами.

— А вот с этим могут возникнуть проблемы. Я тут по доброй воле и кажется, инициатива все же наказуема: начальство не ценит своих сотрудников.

Она едва заметно улыбается и прикусывает губу.

— Так могу я получить свой кофе? — Мира склоняет голову набок.

— Постараюсь не ударить в грязь лицом.

Когда я подхожу к кофе-машине, мой временный напарник уступает мне с улыбкой место. Поворачиваю холдер и жду пока перемелется кофе. Когда кружка наполняет ароматным и терпким напитком, беру молоко и взбиваю пену. Мира безотрывно следит за каждым моим движением.

Я скучал по нашим перепалкам. Скучал по ее шуткам и едким замечаниям. С этого началось наше знакомство и так продолжалось на протяжении всего времени. Даже те мимолетные улыбки, на которые она была способна в эти серые дни приносили мне радость.

Знаю, что Мира не приняла, то что с ней произошло: она игнорирует любое напоминание о том дне. Даже сейчас пришла на работу, лишь бы показать, что жизнь продолжается и она точно хочет вновь обрести контроль, которым так дорожит.

И все же я рад, сейчас видеть улыбку на ее губах. Мне не хватало ее.

Нет ничего страшного, если я признаюсь в этом только себе. Пусть и слышу тревожный звоночек в голове.

Ставлю кружку с кофе и складываю руки на груди.

Мира с подозрением смотрит на напиток, медленно подносит его к губам и делает глоток. Пусть я и не профи, но все же смог нарисовать на пенке улыбающийся смайлик

— Не плохо, — она пожимает плечами. — Но все же надо немного подучиться.

— Перейдем к персональным мастер-классам?

— Только если с Максом. Эта зона находится исключительно под его управлением.

— В первый день мне так не показалось.

Закусив губу, она с прищуром смотрит на меня, а затем берет кружку и встает.

— Если мы начнем препираться, то у меня не останется времени на работу. Так что пока не нагрянул Макс и не включил режим заботливого старшего брата, я бы предпочла удалиться, — Мира вновь подносит кружку к губам и делает глоток кофе. — И Богдан… Спасибо, — шепчет она. — За все.

Эта благодарность точно относится не к кофе.

— Всегда твои услугам, босс, — салютуй ей рукой.

Раз Мира хочет показать, что жизнь продолжается дальше, так тому и быть.

Она улыбается и уходит в сторону свободного столика. Мира кладет рюкзак на соседний стул и, достав ноутбук, ставит его на стол. Рядом с ним кладет блокнот, ручку, еще раз все проверяет. Даже такие элементарные действия у нее четко распланированы.

Оглянувшись по сторонам и, убедившись, что в зале все спокойно, она погружается в работу.

Я принимаю несколько заказов, но мой взгляд все время возвращается к упрямой девчонке, сидящей в самом дальнем углу зала. Неосознанно я слежу за каждым ее движением, за тем, как напрягаются ее плечи, когда к ней подходит гитарист их группы. Как она натянуто улыбается и намеренно создает между ними дистанцию: подбирает под себя ноги и ставит на них ноутбук. Как вжимается в кресло и машинально кивает на каждое его слово.

Горе-влюбленный явно не замечает того, что Мира закрылась и что ей не комфортно. Он продолжает увлеченно что-то ей рассказывать и в порыве эмоций, даже берет Миру за руку отчего она вздрагивает. Замечает ли он это? Нет! Глупая влюбленность ослепила его, и он не видит, как Мира все больше съеживается от его настойчивого присутствия.

Ее желание угодить этому слюнтяю, тем самым причиняя самой себе боль приводит меня в бешенство.

Мира четко распределила границы в своей жизни и все же позволяет их нарушать.

В конце концов, гитарист уходит на сцену, а Мира вновь переводит взгляд на экран ноутбука.

***

— Готова? — спрашиваю я, когда Мира выходит из кухни.

— Ты тоже собрался нянчиться со мной?

Она подходит к барной стойке и ставит на стул свой рюкзак.

— Разве я похож на няньку? — изогнув бровь смотрю на нее упрямым взглядом.

Тем самым, которым она прожигает меня уже которую неделю.

— Хватит думать и пошли домой, если кто-нибудь зайдет, то я не ручаюсь за то, что ваш клуб продолжит пользоваться популярностью.

Беру ее за руку и вывожу из клуба. Когда мы оказываемся на улице, Мира ставит заведение на сигнализацию. Она оглядывается по сторонам и даже при уличном освещении, я замечаю в ее глазах страх.

Мне хочется обнять ее, притянуть к себе и сделать все возможное, чтобы она перестала бояться. Прогнать эту червоточину, засевшую у нее в сердце и разуме и вновь увидеть ту дерзкую девушку, с ослепительной улыбкой, которая так редко появляется на ее губах.

Мы молча идем несколько кварталов, наслаждаясь тишиной улиц. Иногда, чтобы услышать человека, совсем необязательно говорить. Сейчас я слышу и чувствую Миру даже несмотря на то, не касаюсь ее, хотя одному богу известно, как мне хочется это сделать. За это время, у меня появилась от нее зависимость. Мое утро начинается с ее колкого взгляда и теплой улыбки. С ее противоречивости.

— Ты как-то спрашивал, куда бы я хотела поехать, — вдруг говорит она.

Кажется, этот вопрос я задавал так давно, что это было в другой жизни.

— Норвегия. Я бы хотела поехать туда и побыть наедине с собой, — признается она, сжимая в руках лямку рюкзака. — Ты предпочитаешь НьюЙорк, потому что там можно спрятаться. Никто не обращает на тебя внимания в вечном потоке людей. Каждый занят собой и ему плевать на окружающих. Суета занимает все твои мысли и не дает возможности в полной мере прочувствовать накопившуюся внутри боль.

— Ты хочешь чувствовать боль?

Она пожимает плечами.

— Один мой хороший друг как-то сказал мне, что мы обязаны чувствовать все. Не отгораживаться от эмоций и не выбирать именно ту, что больше выгодна в данную минуту. А если остаться наедине с собой и попробовать выпустить все, что так долго мешало сделать вдох, то возможно боль хоть немного отпустит.

— И поэтому Норвегия?

— Да, — Мира вскидывает голову и с грустной улыбкой смотрит на меня. — Почему бы не поделиться чем-то личным в том месте, которое никогда не предаст?

В обычном нашем разговоре я бы давно отшутился в своей манере, но сейчас я просто закрываю рот, не зная, что сказать.

— К тому же, там есть киты.

— Киты? — глупо переспрашиваю я, уставившись на Миру.

— Ага. Огромные млекопитающие обитающие в океанах.

Ее голос звучит поучительно, будто она объясняет Ане, что ни в коем случае нельзя повторять за ней плохие слова, так часто слетающие с ее языка.

— Что? — спрашивает она и останавливается.

Серьезно? Киты? Кто в современном мире думает об этом?

С языка чуть не слетает «ты настоящая», но я машу головой и держу все свои мысли при себе. Когда мы перешли к этому? Когда я упустил момент и Мира стала для гораздо большим, чем сумасшедшая подружка моего друга?

Мы доходим до дома и Мира прислоняется плечом к стене, устало вздохнув.

— Спасибо, что был рядом все это время. Знаю, со мной трудно и порой я сама себя не понимаю, но…

— Тебе не нужно ничего объяснять. Уж точно не мне, — только сказав эти слова, я понимаю насколько двояко они звучат. — В том смысле, что я понимаю тебя.

Мира хмурится, и я провожу рукой по волосам.

— У моей сестры был тяжелый период в жизни, и я знаю, что не всегда удается себя контролировать.

— Значит ей повезло, что у нее есть ты.

— Думаю она с тобой не согласится.

Мира улыбается, и я снова вижу эту улыбку, за которую я готов на все. Яркую, теплую и искреннюю.

Глава 19

Мира

— Поверить не могу, что ты все рассказал родителям! — шиплю я, прожигая Макса взглядом.

— А как по-твоему я должен был это скрыть?

— Элементарно! Когда они спрашивают «как у вас дела», надо отвечать «отлично»!

— Ах прости, — он прикладывает руку к уху и делает вид, что разговаривает по телефону. — «Да, мам у нас все отлично. Ничего серьезного, просто Миру преследует какой-то псих!» Так ты себе это представляешь? Мира, они твои родители и вправе знать правду.

Просовываю голову в дверную щель и украдкой смотрю на родителей, расположившихся на диване в гостиной.

Сегодня с утра, как только я открыла глаза, то сразу услышала в соседней комнате тихий спор. Сначала мне показалось, что это Макс и Богдан выясняют что-то, как это часто бывает, когда они играют в приставку, но выйдя из комнаты я застыла столбом увидев родителей. Удивительно, что они не приехали сразу же, после того как появился злополучный конверт. Макс докладывает им о каждом моем шаге. Не сказать, что я удивилась, узнав об этом, учитывая обстоятельства, но все же я уже взрослая женщина. А меня опекают так, словно мне пятнадцать.

Поразительно, когда я так нуждалась в защите, ее не было.

Распахнув дверь, выхожу к родителям.

— Вы надолго приехали? — спрашиваю я с улыбкой.

— Очень гостеприимно с твоей стороны, — папа подходит ко мне и, обняв за плечи, целует в висок.

Мое лицо заливается краской.

— Прости, вы же знаете, что я рада вас видеть, — обнимаю его и утыкаюсь носом в грудь, вдыхая такой родной аромат уюта.

— Просто мы опять сделали то, что не входило в твои планы, — он смеется.

— В последнее время моя жизнь состоит из сплошных сюрпризов, — бормочу я себе под нос.

Поднимаю голову и смотрю на отца. В светлых волосах уже пробивается седина, а вокруг глаз появляются морщинки. За последние четыре месяца, что мы не виделись он ни капли не изменился. И он все также обнимает меня с любовью и трепетом.

— А я постою в сторонке и подожду, пока очередь дойдет до меня, — изрекает мама, отворачиваясь в сторону.

Я хихикаю себе под нос и, отстранившись от папы, сажусь рядом с ней.

— Я очень скучала по тебе, — беру ее руку в свою и, наклонившись, целую в щеку.

— Так и не скажешь, — она убирает невидимую пылинку с колена.

— А еще я очень скучала по твоей еде.

На губах мамы появляется легкая улыбка, которую она тут же скрывает.

— Я заметила. Одна кожа да кости. Ты вообще ешь что-нибудь?

— Да. Ее традиционная еда на каждый день — десять кружек кофе, — вставляет Макс, не дав мне раскрыть рта.

Я потом его придушу, а сейчас пододвигаюсь к маме и обняв ее за талию, опускаю голову на плечо. Она тут же смягчается, и сжимает мою ладонь. Слышу едва уловимый всхлип и робкие объятия сменяются крепкой и надежной опорой. Мама проводит рукой по моей спине, так сильно обнимая, будто я вот-вот испарюсь.

Для них это не впервой. Последние восемь лет они отчаянно боятся, что я испарюсь из их жизни и больше не появлюсь. Не могу винить родителей за это. Я давала слишком много поводов.

Возможно, мне надо сказать Максу спасибо за то, что родители приехали. Конечно я была бы не против встречи по какому-нибудь радостному событию, а не заставлять их лишний раз нервничать и проезжать две тысячи километров, лишь бы убедиться, что со мной все в порядке.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мама.

Она отстраняется и трепетно проводит рукой по моей щеке.

— Правда, все хорошо. Не беспокойся.

— Мира! — мое имя звучит как упрек. — Как я могу не беспокоиться? На моей дочери грозит опасность, а я узнаю об этом в самый последний момент!

Когда родители говорят «моя дочь» моя внутренняя стена начинает трещать по швам. Прошло восемь лет, а я так и не привыкла.

Они мне не родные. Родители Макса приняли меня в свою семью, когда моя собственная не смогла сделать так, чтобы я чувствовала себя в безопасности. Они стали теми, кто отмечает мой день рождения, узнают, как у меня дела, поддерживают на каждом шагу и самое главное — они просто находятся рядом, даже когда я сама их отталкиваю.

Они моя семья. Порой мне кажется, что я их не достойна и все же, понимаю: любовь нельзя заслужить. Это не то, что дается за хорошие оценки или отличное поведение. Это не то, чего надо ждать. Родительская любовь должна быть с того самого момента, как маленький комочек счастья появился на свет. Это аксиома. Неоспоримый факт.

То, чего я была лишена долгое время.

— Итак, сейчас я приготовлю завтрак, и вы все мне расскажите. Даже не спорьте, — мама бросает на нас с Максом строгий взгляд.

Входная дверь открывается и в квартиру входит Богдан. Заметив нас четверых, он замирает на входе в гостиную и вытаскивает из ушей наушники.

— А вот и ты! — восклицает мама. Она быстрым шагом подходит к нему и сгребает в свои объятия.

Я давлюсь смешком. Со стороны это очень странная картина: невысокого роста женщина, с довольно пышной фигурой, крепко обнимает парня под два метра ростом и заставляет его смущаться.

— Богдан, как же я рада тебя видеть! — голос мамы все еще звучит на запредельных тональностях.

— Эээ, да. Здравствуйте, — бормочет он и переводит взгляд на нас с Максом.

— Мам, дай ему хоть минуту прийти в себя.

— А что я сделала? Я не видела этого мальчика уже шестнадцать лет.

— Мальчика? — Макс хохочет во все горло.

— Еще слово и она переключится на тебя, — пихаю его плечом в руку.

Веселье тут же прекращается. Однако я сама на грани смеха. Хоть кто-то может заставить Богдана смущаться.

— Все быстро мойте руки и за стол, — мама хлопает в ладоши.

Я закатываю глаза и все же иду за ней, чтобы помочь с завтраком.

— Спорю на что угодно, ты даже подумать не мог, что твое утро начнется именно так, — бросаю я Богдану, проходя мимо него.

Он фыркает и направляется к себе в комнату.

Мама открывает холодильник, и я радуюсь, что вчера успела заскочить в магазин и купить продукты. Слушать очередную лекцию о здоровом питании мне не очень хочется.

— Чем помочь?

— Можешь сесть и начать рассказывать о том, когда, например, приехал Богдан? Почему из вас двоих все надо вытаскивать клещами? Вечно храните какие-то секреты! — ворчит она, взбивая в миске яйца.

— Не думала, что новость о приезде нежданного гостя так уж важна.

— А о том, что произошло в клубе? — она всплескивает руками. — Когда Максим рассказал спустя несколько дней, то я чуть с ума не сошла. Ваш отец завтра же поедет в полицию и поднимет оставшиеся связи, чтобы это дело не спустили с рук.

— Мам, пожалуйста.

Она выливает содержимое в сковороду. У меня в голове не укладывается, как можно разговаривать на столь разные темы и при этом спокойно готовить.

— Пока мы здесь, хочу убедиться, что вы в полном порядке.

— Нам уже двадцать пять.

Мама поворачивается и упирает руки в бока.

— И что? Хоть сорок. Вы остаетесь моими детьми. Надеюсь, я ясно выразилась?

Она возвращается к готовке. В кухню входит папа вместе с Максом и Богданом.

— Я наверное лучше съеду в гостиницу, чтобы вам удобнее было, — говорит Богдан.

Он садится напротив меня.

— Не говори глупостей, мы уже сами там остановились. К тому же, думаю Мира совсем не против такого расклада. Ты же видел, как ее глаза горят от счастья из-за нашего приезда? — папа посылает мне теплую улыбку и подмигивает.

— В таком случае, вы не видели все грани ее безудержного счастья, когда приехал я, — со мешком отзывается Богдан. — Мира была очень гостеприимна.

Бросаю на него хмурый взгляд, но Богдана это только веселит. Его губы растягиваются в довольной улыбке, а в темных глазах загорается искорка веселья.

Я встаю, чтобы помочь маме и мне доверяют ответственную должность расставить тарелки. Она быстро готовит сытный и вкусный завтрак и за считанные минуты от него практически ничего не остается. Мама смотрит на нас удовлетворенным взглядом. Она всегда старалась нас накормить, особенно меня, так как я слишком худая. Наверное, это особенность каждой мамы. Грудь пронзает острой болью от осознания, что так бывает не всегда.

— Может вы все-таки переедите к нам? — спрашивает Макс. — Я могу перебраться в гостиную.

— Если вы так стремитесь жить вместе с нами, то просто признайтесь в этом, — папа допивает свой чай и с ухмылкой смотрит на сына.

— Давайте не будем путать гостеприимство и самоубийство, — бормочет Макс себе под нос.

Я давлюсь чаем и закашливаюсь. Родители только громко смеются. Да, мы любим друг друга, но все же нам двадцать пять и у каждого из нас своя жизнь. Хотя бы в этом мы солидарны.

— К тому же, мы скоро будем намного ближе, чем вы можете себе представить, — вставляет мама.

— В каком смысле? — в один голос говорим мы с Максом.

— Мы подумываем, чтобы перебраться сюда. Я уже стар для того, чтобы самостоятельно заниматься магазином. Да и ваша жизнь настолько кишит событиями, что хотелось бы быть в курсе происходящего.

Мы с Максом изумленно переглядываемся, и папа громко смеется.

— Вот видишь, искренняя радость. Как ты и предполагала, — он берет мамину руку в свою.

— Я уже в предвкушении, — мама встает из-за стола и собирает грязную посуду.

Я помогаю ей и, когда оборачиваюсь, чтобы взять кружку, вижу, как Богдан встает и с задумчивым видом идет к себе в комнату.

За время завтрака он практически не разговаривал.

***

— Ты всегда сидишь по ночам за ноутбуком? — Богдан появляется в кухонном проеме.

Отрываю взгляд от экрана и смотрю на него. Сейчас уже за полночь и он только закончил смену в клубе. Хотя по внешнему виду можно подумать, что он собирается провести свой вечер куда более приятнее, чем спокойно лечь спать. Черная футболка плотно обтягивает крепкую грудь, джинсы в тон. На запястье крупные часы и пара браслетов, а волосы аккуратно уложены.

Не так выглядят после двенадцатичасовой смены.

Он садится напротив меня и откидывается на спинку стула.

— Бессонница, — пожимаю плечами и прикрываю крышку ноутбука. — Как в клубе?

Я целый день провела с мамой, поэтому вместо поиска нового сотрудника занималась подробным рассказом обо всем, что, по ее мнению, мы утаиваем. Максу повезло, и он сбежал в клуб, прихватив с собой папу, поэтому мне пришлось отдуваться также и за него.

— Как и всегда, — он потирает шею. — Только выступление вашей группы нельзя назвать таким уж фееричным, по сравнению с первым разом.

— В каком смысле?

— Не хватало горячей гитаристки, — он поигрывает бровями.

— Ты не устаешь от этого? — указываю рукой на пространство между нами. — Вечные перепалки, твои бессмысленные подкаты.

— Знаешь, в последнее время это стало моим самым любимым занятием.

— Ты неисправим.

— Что ты так увлеченно рассматривала? — он кивает на мой ноутбук.

— Ничего особенного. Несколько проектов по работе, — отмахиваюсь я.

— Брось, Мира. Мы живем под одной крышей уже больше двух недель, и я успел тебя выучить. Когда ты говоришь о работе, то твои глаза полыхают от гнева. Сейчас же ты была настолько увлечена, что даже не заметила, что я пять минут стоял в кухне.

— Тогда ты должен был усвоить, что я не делюсь личным.

— Только со мной, — вдруг в его голосе звучит обида.

Ну или мне просто кажется.

Богдан берет мой ноутбук и резко поворачивает к себе.

— Ты что делаешь? — восклицаю я.

— Хочу посмотреть, что ты изучаешь.

Я пытаюсь его забрать, но Богдан преграждает все мои попытки. Он открывает ноутбук и, нажимает тачпад: поочередно всплывают все скрытые вкладки. Его взгляд внимательно изучает содержимое. Тянусь рукой, чтобы прикрыть экран, но он ловко ловит мое запястье и его пальцы нежно обвивают кожу.

Сердце в груди бьется чаще, но в данный момент не от страха. Понятия не имею что с ним, но оно определенно в беде.

— Не упрямься, выкладывай. Что тебе не нравится? — пронзая меня своим глубоким взглядом.

— Ты! Мне не нравишься ты и то, что ты нарушаешь мои личные границы! — обвожу руками пространство между нами.

Он громко смеется.

— Я имел в виду, что тебе не нравится в эскизах?

— А с чего ты взял, что мне что-то не нравится?

— Ты смотрела на них так же, как сейчас смотришь на меня.

У меня вырывается смешок. Богдан поднимает голову, и мы сталкиваемся взглядами. Его теплый и мой холодный. По крайней мере я на это надеюсь. Потому что на губах все еще непонятная глупая улыбка, которой там не было еще двадцать минут назад.

Сажусь рядом с ним и придвигаю к себе ноутбук.

— Эти эскизы прислал мастер. Мне вроде бы все нравится, но в то же время хочу, чтобы она была более объемной, — обвожу область с планетами кончиком пальца. — Вот здесь я хочу четкие линии, а созвездия глубокими.

Сама не замечаю, как приближаюсь к нему настолько, что мое плечо касается его. Взгляд Богдана опускается на мои губы и он на мгновение задерживает дыхание. Смотрю ему в глаза и кажется мы становимся еще ближе. Легкий, но уже такой привычный аромат сандала, пробирается в легкие и на доли секунды становится со мной одним целым.

Господи боже, мне срочно надо нормализовать сон.

— В общем мне понравилась твоя татуировка на груди. Она выразительная и глубокая, — тихо произношу я и указываю на экран.

— Значит, ты признаешь, что пялилась на меня? — он не скрывает веселья, хотя голос звучит хрипло.

— Я не пялилась, — возражаю я — Все, забудь.

Чувствую себя одним большим комком нервов.

— Давай, я кое-что попробую, — Богдан поворачивает компьютер к себе.

Он сворачивает окно с эскизом, открывает фотошоп и перекидывает туда картинки. Обычно с моим мастером у меня не возникает проблем, но сейчас он не слышит то, что я хочу донести до него и поэтому мы уже который месяц не можем прийти к готовому варианту.

Богдан ловкими и быстрыми движениями обрабатывает рисунок. Прокручивает его со всех сторон, добавляет несколько штрихов, затем нахмурившись убирает их. Я же завороженно наблюдаю за ним: сосредоточенный, серьезный. Таким я его еще не видела. Глупая ухмылка сошла с губ и теперь они плотно сжаты. Иногда он задумчиво касается их пальцем, а потом сам себе кивает и проводит очередную линию.

— Не знала, что ты так хорошо разбираешься в эскизах, — бормочу я.

Он пожимает плечами, но не отрывает своего взгляда от работы.

— Когда в семье все архитекторы и художники, то поневоле становишься частью этого творческого безумия.

— Должно быть интересно.

— Как сказать. Когда сестра в процессе создания очередного шедевра, то лучше не показываться в радиусе ста километров. Поверь, это может закончиться внезапным ремонтом, — он усмехается.

— Значит она художница?

— В глубине души да, но Вика слишком хочет угодить отцу, поэтому пошла работать к нему в строительную фирму, — его голос становится немного отстраненным. — Теперь она рисует только когда становитсяслишком тяжело или отец давит на нее списком обязанностей.

— А почему ты не занимаешься семейным бизнесом?

Богдан вдруг прекращает работу над эскизом и поворачивается ко мне.

— Не люблю, когда мне указывают, что делать.

Слова сказаны слишком резко и все же я понимаю, что этот тон адресован не мне.

Богдан моргает несколько раз, а затем поворачивает ноутбук ко мне.

Я рассматриваю рисунок и не нахожу слов, для ответа. Глупо будет сказать, что он угадал мое желание, а человек, с которым я работаю уже несколько лет, так и не смог этого сделать, но это так. Богдан создал то, что я так хотела. Убрал все лишние линии и оживил мою маленькую мечту. Киты словно плывут через вселенную.

— Спасибо, — шепчу я.

Неосознанно провожу кончиком пальца по правому предплечью: именно тут я хотела набить эту тату.

— Всегда пожалуйста, — я не могу оторвать взгляд от экрана. — К тому же, эскизы к своим татуировкам я рисую сам.

Я не вижу Богдана, но слышу в его голосе улыбку. Поднимаю голову и наши губы находятся в нескольких сантиметрах друг от друга. Мое дыхание сбивается, взгляд блуждает по лицу Богдана, и я замечаю, как он также всматривается в меня. Его дыхание затрудняется, он закусывает губу, а затем смотрит на меня так, будто видит насквозь: чувствует, как в моей груди разрастается буря из непрошенных эмоций и рвется наружу. Его пальцы касаются моих и по телу разливается тепло. От кончиков пальцев и до самого сердца, которое давно остыло к подобным чувствам. Мне бы сбежать и спрятаться в своей комнате, но темные и глубокие глаза Богдана манят меня, заставляя безотрывно смотреть в них, подмечая каждую мелочь на его лице.

С его губ срывается тяжелый и учащенный вздох. Мы слишком быстро подошли к границе, которая вот-вот сотрется.

— Мира, ты спишь?

Хлопок входной двери разрушает момент, и я резко отстраняюсь от Богдана. Не говоря ни слова встаю и быстрым шагом ухожу к себе, игнорируя стоящего передо мной Макса. Прислоняюсь к двери спиной и тихо опускаюсь на пол. Сердце бьется в лихорадочном ритме и мне становится слишком жарко.

Во что я себя втянула?

Глава 20

Богдан

— Богдан, ты вообще слушаешь меня? — возмущается Вика.

— Да, конечно, извини, — бормочу я себе под нос.

На другом конце телефона повисает минутное молчание.

— Извини? — изумляется сестра. — Кто ты и что сделал с моим братом? Ты никогда не извиняешься передо мной. Что произошло? Ты болен?

— Очень смешно, — спотыкаюсь о камень, возле подъезда. — Когда ты прилетаешь?

— В воскресенье, — с замешательством отвечает она. — Ты меня пугаешь.

— Я сам себя пугаю, черт возьми, — шепчу я.

— Ты же помнишь про таинственную связь близнецов? Я чувствую, что с тобой что-то не так.

— Не говори ерунды, — отмахиваюсь я. — Так зачем ты мне позвонила?

Сажусь на лавочку по дворе и упираюсь локтями в колени.

— Я? Ты совсем спятил? Богдан, ты сам позвонил мне пять минут назад и сказал, что это срочно, а теперь несешь какую-то чушь. Мне это не нравится. Если хочешь, я поменяю билеты и прилечу раньше.

— Три дня меня не особо спасут.

— Опять загадки, — возмущается она. — Я меняю билеты. Родители прилетят сами.

Я не успеваю возразить, так как Вика сбрасывает вызов.

Обхватываю голову руками и сцепляю пальцы на шее. Солнце медленно встает из-за гор, окрашивая еще зеленую листву в ярко-оранжевый цвет. Прохладный ветер едва уловимо обдувает меня. На улице стоит оглушающая тишина, отчего мысли в голове превращаются в сумбурный поток. Мне отчаянно хочется оказаться в Нью-Йорке, чтобы шум города забрал их, не оставив следа.

Господи, я чуть не поцеловал ее.

О чем, черт побери я думал? Когда мы перешли от сарказма и взаимной неприязни к этому? Когда я начал смотреть на Миру иначе? Стал замечать малейшие перепады ее настроения, как она хмурится, когда сильно задумывается и накручивает прядь волос на палец? Когда, вместо того, что отправиться в клуб и провести время с первой встречной, я стал выбирать разговоры по душам? Когда мое проклятое сердце начало биться чаще, стоит увидеть ее?

Слишком много вопросов для бессонной ночи.

Слава богу пришел Макс, и я не совершил непоправимую ошибку.

— Ранняя пташка?

Резко вскидываю голову и вижу перед собой отца Миры. Дмитрий Борисович в спортивном костюме и бутылкой воды в руках. Эта семейка помешана на спорте?

— Вроде того, — бормочу я.

— А я думал заскочить к вам и вытащить Миру на пробежку, но она уже на работе.

— В каком смысле? Одна? — изумляюсь я.

Во мне вспыхивает злость. Она совсем без мозгов? Прошло чуть больше недели после того, как я нашел ее на кухне, а она ни о чем не думает.

Проклятье.

— Успокойся, я уже был там, и она заперла клуб изнутри. Даже меня выставила под предлогом срочной репетиции. Думал, может сын составит компанию, но как я вижу и его нет дома, — он усмехается.

Смотрю на пустое парковочное место Макса. Вчера, после того, как он очень вовремя появился дома, сразу уехал к Полине, перед этим бросив на меня предостерегающий взгляд.

Можно подумать я так на себя не смотрю последние несколько дней.

— Надолго приехал?

— Не думаю. Как только Вика вместе с родителями вернется, я сразу улечу в НьюЙорк.

А это на минуточку всего через пару дней. Я вернусь к своему привычному образу жизни, в котором не будет сумасшедшей девчонки, сводящей меня с ума своими выходками.

— Вы правда решили вернуться обратно? — спрашиваю я.

— Да, — он сцепляет руки в замок и облокачивается локтями на колени. — Какой смысл там оставаться, если дети здесь? Да я бы этого и не хотел.

— Почему? То есть, у вас же там бизнес, вы столько лет его строили.

Очень давно родители Макса вместе с моими держали строительный магазин. Они начали с нуля и бок о бок выстраивали все по кирпичику. Родители были больше, чем просто партнерами, они были лучшими друзьями. А потом моему отцу показалось этого мало. Ему хотелось расширяться, получить определенный статус, быть первым. Так их компаньоном стал отец Тани, моей бывшей девушки и тут все пошло под откос. Отец Макса не захотел мириться с новыми правилами, поэтому забрал свою долю и уехал вместе с семьей из города. Так и отец и я потеряли лучших друзей. Он не понял своей ошибки и продолжил идти по разрушительному пути, который привел к тому, что он потерял собственных детей.

Дмитрий Борисович пожимает плечами.

— Но семья-то здесь. Бизнес — это всего лишь деньги, а я уже не в том возрасте, чтобы гнаться за ними. К тому же, мы действительно хотим стать частью жизни наших детей. Семь лет — слишком большой срок.

В который раз за эти два дня я слышу «наши дети». Мира им не родная, но по каким-то неизвестным для меня причинам они вчетвером смотрятся настоящей семьей, той которой я лишен уже долгие годы. Они шутят, препираются друг с другом. Не стесняются говорить, что у каждого на уме и выражать свои чувства. Мои отношения с собственными родителями оставляют желать лучшего. Мы похожи на действующий вулкан, в очередной раз находящийся на грани извержения и готовый разрушить все в радиусе ста километров, несмотря на то, что последствия предыдущего взрыва все еще не устранены.

Дмитрий Борисович встает и протягивает мне руку.

— Передавай привет родителям, — он крепко сжимает мою ладонь. — Спасибо, Богдан. Если бы не ты, мы могли бы вновь потерять Миру. Это очень много для нас всех значит.

— Я поступил, как и должен был.

— Поверь, не каждый придет на помощь, когда она действительно нужна.

***

Гитарное соло гремит на весь клуб. Даже барная стойка подрагивает от этих резких, но в тоже время чувственных звуков. Одной рукой Мира ловко перебирает струны медиатором, пальцы другой скользят по грифу беря очередной аккорд. Ее глаза закрыты, голова слегка закинута назад, а длинные кудрявые волосы распущены и разметались по груди и плечам. Мира облизывает губу, а затем прикусывает ее.

Работать. Мне надо приготовить еще два коктейля, а затем дождаться закрытия клуба и убраться отсюда к чертовой матери, но я лишь безотрывно смотрю на эту бестию, сводящую меня с ума. Мира подходит к солисту, посылает ему дерзкую улыбку, а затем они поют в один микрофон. Ее голос сливается с хриплым басом солиста, но все же он отчетливо слышен. Манящий и опьяняющий. В него хочется погрузиться, стать одним целым и изучить каждую тональность.

Встряхиваю головой и перемешиваю в шейкере коктейль. Дай бог я не перепутал ингредиенты, потому что не помню, как начал сам процесс.

Хотя я начинаю думать, что я просто все себе придумал и это сказывается отсутствие женского внимания. С тех пор как приземлился в аэропорту, я ни с кем не был. К тому же сегодняшнее поведение Миры говорит само за себя. Она улыбается, шутит и делает вид, что не смотрела на меня вчера так, словно ее сердце сейчас выпрыгнет из груди. Будто мне привиделся ее взгляд полный паники, но в тоже время, пропитанный желанием шагнуть за разделяющую нас черту и узнать, что из этого получится.

Надо уточнить у Макса как обстоят дела с поиском нового сотрудника. Чем больше мы с Мирой увеличим дистанцию, тем лучше.

Отдаю несколько коктейлей и сосредотачиваюсь на работе избегая любую возможность, посмотреть на сцену.

Поворачиваюсь к ледогенератору и набираю в ведерко немного льда. Ставлю в него бутылку дорогого шампанского и отдаю заказ официантке. Чеки с каждым часом растут все больше. Я работаю всего несколько дней, но за все время пребывания в клубе успел заметить, что больший поток клиентов приходится на те дни, когда выступает группа Миры. Возможно именно поэтому, сегодня я работаю не один. Или же Мира все еще меня проверяет.

— Я подозревала, что тебе будет скучно, но и подумать не могла, что ты захочешь работать во второсортном баре, — слышу я до боли знакомый презрительный голос.

Поднимаю голову и вижу перед собой Таню. Она стучит ноготком по нижней губе, а затем машет мне пальцами. Ее светлые волосы уложены в высокий хвост, зеленые глаза подчеркивает темный макияж, а на губах любимая красная помада.

— Привет, милый, — с ослепительно фальшивой улыбкой произносит моя бывшая невеста и устраивается удобнее на барном стуле.

— Ты что здесь забыла?

Она пожимает плечами.

— К сожалению, выбор не велик. Либо я сижу дома и слушаю нытье матери о том, что последняя пластическая операция не удалась, либо смотрю на тебя и мой вечер становится заметно лучше.

Таня подмигивает мне и стучит ноготками по деревянной поверхности барной стойки.

Убираю шейкер в сторону и впиваюсь взглядом в девушку.

— Не строй из себя дурочку. Зачем ты прилетела? — мой голос звучит слишком холодно, но я не собираюсь вступать в эту реку в третий раз.

Первых двух мне хватило с лихвой, и я до сих пор разгребаю последствия своих необдуманных решений.

— Ты улетел и даже не попрощался, — она надувает губы.

— Не думал, что мне нужно отчитываться перед тобой. Выкладывай, что тебе нужно.

Ни за что в жизни не поверю, что Таня решила вернуться домой по собственной воле. На протяжении всех десяти лет, что мы были вместе она неоднократно заявляла, что ненавидит и презирает этот город. Каждый человек проживающий в нем неудачник и лучший момент ее жизни здесь — билет в один конец до Нью-Йорка.

— Я могу получить свой коктейль? Меня заверили, что здесь лучшее обслуживание, — она открывает свою сумочку от «Шанель» и достает оттуда зеркальце.

Таня со скучающим видом проверяет свой макияж, кончиком ногтя касается уголка глаз, а затем, поправив сережку в ухе, захлопывает зеркало и убирает его в сумку.

Она вновь улыбается мне.

Я готов сыграть по ее правилам, только на своих условиях. Поэтому беру шейкер и добавляю в него апельсиновый ликер. Теперь я знаю идеальный рецепт «Маргариты» и мне не надо уточнять лишние подробности. Дробленный лед, листочек мяты, а лайм заменить долькой ананаса. За время наших отношений я делал этот коктейль слишком много раз. Точно так же, как и закрывал глаза на то, что мы оба тянем друг друга на дно.

— Как магазин? — спрашиваю я.

— Замечательно. Последняя коллекция с недели моды отлично смотрится на моей витрине, — с гордостью произносит она. — Оставила Тимоти за главного. Если он продаст что-нибудь из нее, то официально повышу его.

— То есть особый отбор он уже прошел? — не могу удержаться от сарказма.

— Думаю ты слишком повысил планку, чтобы кто-то мог к ней подобраться, — ее глаза загораются похотью.

Смешиваю ингредиенты в шейкере, хорошо взбиваю. Достаю бокал и опускаю его в соль. Мои действия машинальны, и я не свожу взгляда с Тани, стараясь разгадать ее замысел.

Мы расстались чуть больше года назад. Сожалел ли я об этом? Нет. Я вздохнул полной грудью, когда эти отношения наконец-то закончились. Все десять лет я не мог произнести одну-единственную фразу «все кончено». Господи, нет ничего легче этого. Надо просто произнести два проклятых слова, признать правду и перестать прятать голову в песок, чтобы потом не разгребать последствия своего молчания. Но я этого не делал.

Почему? Если бы я знал ответ, то возможно, избежал многих проблем. Именно поэтому теперь я предпочитаю говорить правду и не давать никаких надежд.

Наливаю коктейль в бокал, на одну сторону кладу дольку ананаса.

— За счет заведения, — протягиваю напиток Тане.

— Как любезно с твоей стороны.

Она делает глоток и, закрыв глаза, облизывает губу.

— Ты знаешь, как сделать так, чтобы я почувствовала себя лучше.

Таня протягивает руку и переплетает мои пальцы со своими. Ее кожа холодная так же, как и все остальное: глаза, улыбка, сердце. Нет ничего настоящего или теплого. Того, к чему хочется прикоснуться. Мой взгляд задерживается на ее руке, и я вижу помолвочное кольцо. Белое золото покрыто россыпью бриллиантов, с камнем побольше посередине. Потратил ли я много времени выбирая его? Нет. Я пробыл в ювелирном магазине двадцать минут и когда увидел самое дорогое, сразу купил.

— Не могла с ним расстаться, — заметив мой взгляд отвечает Таня.

— Охотно верю, — усмехаюсь я и убираю свою руку. — Итак, мы можем продолжать вести светскую беседу и делать вид, что твой приезд — вполне обыденное событие, но я бы предпочел сразу услышать причину.

— Ты, — без промедления отвечает она. — Так как ты в это не поверишь, а мое желание находиться здесь подходит к концу, то я бы предложила перенести нашу беседу в более приятное место.

Она обводит надменным взглядом парня, потягивающего пиво рядом с ней.

— Это последнее, чего бы мне действительно хотелось, — отвечаю я.

Беру стакан и протираю его полотенцем.

В зеленых глазах Тани вспыхивает недовольство. Она плотно сжимает губы и, сделав глубокий вдох, быстро берет себя в руки.

— Разговор — это меньшее, что ты мне должен, учитывая обстоятельства. Нам нужно поговорить.

— Когда у тебя рейс?

— Я останусь в городе до тех пор, пока мы не поговорим. Решать тебе.

Она берет бокал и делает маленький глоток.

— Богдан, можешь дать воды, пожалуйста.

Теплый, полный эмоций и чувств голос. Он возвращает меня в реальность, о существовании которой я забыл. Мира садится на стул рядом с Таней. Ее щеки раскраснелись, глаза горят после выступления, а волосы перекинуты на одну сторону, открывая вид на прекрасную тонкую шею.

— Ты здесь? Все хорошо? Или нужны дополнительные инструкции? Холодильник позади тебя, третья полка сверху, — произносит она с легкой улыбкой.

Я молча поворачиваюсь, достаю бутылку с водой и поворачиваюсь к Мире.

— Держи.

Она кивает и, спрыгнув со стула уходит в зал. Я смотрю ей вслед. Как она подходит к ребятам из группы и они продолжают что-то бурно обсуждать.

На мгновение я и правда попал в ту, холодную и без эмоциональную реальность, в которой пробыл слишком долго. И больше я не хочу в нее возвращаться.

— Приходи завтра в кафе на набережную. Никаких игр. Ты говоришь, что хочешь и каждый из нас возвращается к своей жизни.

Таня молча встает и направляется в сторону выхода.

Глава 21

— Мне стакан воды и американо. И убедитесь в том, что вода будет не из-под крана. Я пью исключительно «Glase», — высокомерно бросает Таня и отталкивает от себя меню.

— Боюсь в таком случае вам лучше выбрать заведение более высокого уровня, — сквозь зубы отвечает официантка.

— Обычная бутылка воды вполне сойдет и капучино, пожалуйста, — встреваю я.

Девушка уходит, напоследок посмотрев на Таню взглядом в стиле «а-не-пошла-бы-ты-стерва».

Таня поправляет свои светлые волосы и проводит кончиками пальцев по челке, проверяя все ли в порядке, хотя прекрасно знает, что все в ней идеально. Она именно тот тип девушек, которые проводят перед зеркалом по несколько часов накладывая макияж, выбирая между двумя одинаковыми костюмами известных брендов. Если ее ждет важная встреча, то она распланирует свой образ за несколько дней и с особой тщательностью подберет каждый аксессуар.

Сегодня на ней зеленый комбинезон под цвет глаз, подчеркивающий каждый изгиб ее тела. Вырез на груди глубокий, но недостаточно, чтобы назвать его вульгарным. Нет, она показывает то, чем я когда-то наслаждался. Туфли на высоком каблуке, чтобы она могла не вставать на носочки и поцеловать меня в щеку, что и сделала, как только я вошел в заведение. На ее губах нет помады, так как она прекрасно знает, что я ненавижу ее привкус. Что говорит о том, что она надеется уйти сегодня победительницей. И финальный штрих — кольцо на безымянном пальце, которое она покручивает большим пальцем вот уже десять минут.

— Все также привлекаешь к себе внимание. Серьезно думаешь, что вода стоимостью десять баксов будет здесь продаваться?

— Почему бы и нет? Они должны быть готовы к посетителям любого уровня. Надеюсь, хотя бы кофе не разочарует.

Таня открывает сумочку, достает влажные салфетки и протирает край стола. Я не могу сдержать смеха. Она хочет казаться высокомерной, но выглядит крайне глупо.

Я изучающе смотрю на нее. Таня всегда была отменной актрисой. Она бесподобно играла роль утонченной невесты, проявляла чувства на публике. Улыбалась, когда нужно и показывала, насколько мы идеальная пара. Когда же мы оказывались дома, маска была сброшена, и она проявляла свои истинные эмоции: презрение, надменность, высокомерие. Фальшь в чистом виде.

Первое время мне казалось, что я сам виноват в этом, так как не мог дать ей того, без чего она не могла обойтись. Безоговорочное поклонение. Я никогда ее не любил, не был ее игрушкой, которой она могла манипулировать. И стоило нам остаться один на один, как она проявляла свою истинную сущность.

Мы начали встречаться в пятнадцать лет. Не трудно догадаться, что раз наши родители деловые партнеры, то мы поневоле стали парой. В то время я еще пытался угодить отцу, поэтому, когда он сказал обратить на Таню внимание, я не стал возражать и сделал так, как мне велено. Хотя раньше она казалась мне другой. Несмотря на высокомерие присущее ей с раннего возраста, она все же улыбалась, могла радоваться мелочам и соглашалась на авантюры свойственные всем подросткам. Однако, со временем такие мелочи как улыбка и смех стали ей чужды. Она все больше зацикливалась на деньгах, статусе, имидже. Беспрекословно продолжала слушаться во всем своего отца и всеми способами пыталась выйти за меня. Она противилась моим мечтам о собственной студии и никогда не поддерживала. Несмотря на то, что я из кожи вон лез, чтобы обеспечивать ее дорогостоящие запросы, сделал предложение, Таня все никак не могла успокоиться. Ей всегда было мало. Я же не особо принимавший участия в собственной жизни, просто делал все, чтобы она не доставляла лишних проблем.

Мы пользовались друг другом и ни у одно из нас не хватило смелости закончить эти фальшивые отношения.

Все пришло к тому, что вернувшись домой, я застал ее с другим. Был ли стыд или испуг в ее глазах? Нет. Было ли больно мне? Нет. Я испытал облегчение от того, что все закончилось.

Поэтому сейчас я не верю ни одному ее слову. Таня актриса, а я больше не буду марионеткой.

— Чем обязан чести вновь тебя видеть? — касаюсь подбородка большим и указательными пальцами.

— Неужели так тяжело поверить в то, что я действительно скучаю по тебе, — она отряхивает руки и, поджав губы, все же облокачивается на спинку стула.

— Пока что тебя больше занимало обустройство кафе, нежели внезапно вспыхнувшие чувства. Ты действительно думаешь, что я поверю в это?

— Богдан, я правда жалею, что у нас все так закончилось.

— В какой именно раз?

Она цокает языком.

— Давай ты не будешь разыгрывать комедию и просто скажешь, что тебе на самом деле нужно. Сомневаюсь, что это деньги. В чем твой план?

Придвигаюсь ближе к столу и опираюсь о край локтями. Таня также садится ближе ко мне, ее глаза сужаются, а губы трогает улыбка, больше похожая на гримасу.

— Я уже сказала. Мне нужен ты. Да, я оступилась, но мы взрослые люди и можем начать все сначала. Если в этот раз ты будешь уделять мне больше внимания, то мы справимся со всем.

Я усмехаюсь и провожу рукой по волосам.

— Ты серьезно говоришь, что из-за того, что я как проклятый вкалывал в студии, ты легла с другим в постель? Только ты можешь вывернуть ситуацию подобным образом.

— А что мне было делать? Я только и слышала о твоих съемках, заказах. Тебя никогда не было дома. Ты в редакции Майка проводил больше времени, чем со мной, — цедит она сквозь зубы.

— Например, поддержать меня? Как тебе такой вариант?

— Я всегда была на твоей стороне, — ее зеленые глаза пропитаны холодом.

— Видимо у меня случилась амнезия. Не помню ни единого случая. И давай будем честны, последние полтора года ты прекрасно жила без меня.

Этот разговор порядком меня утомляет. Закончить отношения было нашим общим решением. Теперь же все сводится к тому, что во всей этой истории я — главный злодей, который пытался чего-то добиться и освободиться от влияния отца.

После того, как я решил поступить на факультет журналистики, отец прекратил какую-либо помощь. Я итак не пользовался его деньгами и постоянно находил себе подработку. Делал все, чтобы стать независимым и меня больше никто не мог заставить делать то, что я не хочу, поэтому брался за любую работу. Наверное, если бы не Майк и его предложение работать в газете его отца, я бы в конце концов сломался. Я цеплялся за свою гордость как за спасательный круг и именно она помогла мне окончательно не утонуть и сне тать тем, кого я бы со временем возненавидел.

Нам приносят заказ. Официантка демонстративно ставит перед Таней бутылку «Evian», затем разворачивается и уходит.

— Нам же было хорошо вместе, — шепчет Таня. — Почему ты не хочешь дать нам шанс?

Ее взгляд становится мягче и возможно, не знай я ее настоящую, то поверил бы в этот концерт, но я устал играть по чужим правилам.

— Думаю, просто «хорошо» меня больше не устраивает.

Таня протягивает руку и переплетает наши пальцы. Такой жест должен вызывать во мне хоть что-то. Хотя бы намек на теплоту. Я же остаюсь абсолютно равнодушен, поэтому убираю свою руку.

— Разве ты не был счастлив?

— Возможно. Первые пару лет казались мне настоящими, но это чувство быстро прошло, — делаю глоток кофе. — Ты же понимаешь, что если бы не общий бизнес, мы бы никогда с тобой не были вместе? Мы с тобой разные.

— Неправда. Мы очень похожи.

— Прости, но нет.

Перевожу взгляд на море. Мы сидим на открытой веранде, вблизи берега. Солнечные лучи преломляются сквозь стеклянную матовую крышу и играют бликами на коже. Морская поверхность настолько спокойная, что даже на расстоянии в несколько метров видно дно. По берегу пробегает парочка детей: они кормят хлебом подлетевших к ним чаек и весело смеются. А я вспоминаю совершенно другую картину. Сумасшедшую девчонку, беззаботно танцующую под попсовую песню. Как она кружилась и смеялась от всей души, не боясь показаться кому-то глупой. Как она проявляла любую эмоцию настолько искренне, что черствое сердце внутри меня начинало биться чаще. Как скрывала румянец на щеках, прячась за ладонями, пока я фотографировал ее.

Даже сейчас эти воспоминания вызывают улыбку на моих губах. И в данную минуту я понимаю, что за последнее время испытал куда больше эмоций, чем за последние несколько лет.

— Если это все, то я пойду. Думаю, мы оба понимаем, что возвращаться не к чему, — поворачиваюсь к Тане.

Достаю бумажник из заднего кармана джинсов и подзываю официантку.

— Я вспоминаю ее, — шепчет Таня. — Знаю, ты мне не веришь, но я действительно жалею, что мы потеряли то единственное, что могло нас спасти.

Она поднимает голову и смотрит на меня глазами полными слез. Моя рука застывает над небольшим ведерком для чаевых. Я с трудом сглатываю и чувствую, как по телу распространяется давно забытое оцепенение. Мы поклялись больше никогда об этом не вспоминать. Машу головой не желая возвращаться к событиям прошлых лет. Оттягиваю ворот футболки, пытаясь сделать глубокий вдох, но горло болезненно сдавливает тисками совершенных ошибок.

— Хватит, — прошу я.

— Я должна была послушать тебя, тогда возможно, сейчас все было бы иначе.

Таня съеживается на своем стуле и нервно потирает плечи, словно ее бьет озноб.

— Это уже не имеет значения. Все осталось в прошлом, — все же делаю глубокий вдох.

— Если ты дашь нам шанс, то мы все еще можем стать теми, кем были много лет назад.

Закрываю бумажник и убираю его.

— В том-то и разница, что я не хочу ничего возвращать, — резко бросаю я. — Надеюсь, ты это когда-нибудь поймешь.

Встаю из-за стола и направляюсь к выходу.

— Я не отпущу тебя просто так, — слышу я вслед, но не обращаю на эти слова внимания.

Глава 22

Мира

— Дерьмо! — слышу я громкое ругательство из кухни.

Вхожу внутрь и вижу, как Мира, мокрая с головы до ног, затыкает полотенцами, бьющий из стены фонтан воды.

— Не самое лучшее время, чтобы принять душ, — подбегаю к ней и накрываю ее руки своими.

Мира едва заметно вздрагивает.

— А ты что тут делаешь?

— Видимо в очередной раз прихожу тебе на помощь. Где вентиль, чтобы воду перекрыть?

— Держи, — она убирает свои руки и убегает в другой конец кухни.

Даже сквозь полотенца вода хлещет мне в лицо, и я за секунды становлюсь мокрым с головы до ног.

Интересно, она когда-нибудь не попадает в неприятности?

Вода наконец-то перестает течь и Мира возвращается ко мне. Она перекидывает мокрые волосы вперед и сжимает их ладонями, убирая всю влагу.

— Скажи, почему, когда мы с тобой встречаемся, ты вечно во что-то влипаешь?

Снимаю с себя рубашку и кидаю ее на стол.

— Я не просила о помощи, — бормочет она себе под нос.

— Да, конечно. Мне просто показалось.

— Ты пришел, чтобы в очередной раз язвить? — она испепеляет меня взглядом, сложив руки на груди.

— Нет, мне стало до такой степени скучно, что я решил вновь испытать все грани твоей доброты.

Она недовольно фыркает.

— Что случилось? — спрашиваю я, кивая на сломанный кран.

— Понятия не имею. Я уже хотела уходить и проверяла все ли закрыто, как вода начала хлестать во все стороны.

— Очевидно ты также не знаешь, что такое телефон.

— Когда пытаешься устранить вселенский потоп, то телефон — это последнее, о чем я думаю. К тому же Макс поехал к Полине. У них вроде как стадия примирения.

— Обо мне ты тоже не подумала.

Брови Миры взлетают вверх, а глаза широко распахиваются.

— С чего бы я о тебе думала? — ее голос, как и всегда полон сарказма, но в этот раз я слышу в нем неуверенность.

— Ладно, где у вас инструменты?

Мира кивает в сторону кладовой. Приношу большой короб и достаю все необходимое. Мокрая майка неприятно прилипает к телу, и я стягиваю ее с себя. Выжимаю в раковину и кладу рядом с рубашкой. Когда я поворачиваюсь обратно к поломанному крану, то на мгновение застаю на себе смущенный взгляд Миры. Я воздерживаюсь от шуток, хотя они так и вертятся на кончике языка. Хватает и того, что ее щеки покрывает румянец.

— У Макса вроде была здесь пара сухих футболок, — Мира пролетает мимо меня и хлопает дверью.

Я тихо смеюсь и принимаюсь за работу. Расстилаю полотенце на полу и наклоняюсь к прорванной трубе. Хоть чему-то полезному отец да смог меня научить. До тех пор, пока у нас не появились деньги, все поломки дома он устранял сам. Я же впитывал всю информацию как губка.

Закончив с трубой, поднимаюсь с пола и, вытерев полотенцем руки, выхожу из кухни. Нахожу Миру за барной стойкой. Она наливает в чайник кипяток и ставит рядом две чашки.

— Думаю до утра труба продержится, но я бы лучше завтра вызвал мастера и заменил ее. Либо я могу сделать все сам, — сажусь за барный стул.

— Теперь ты не только бармен, но и сантехник, — она улыбается, но избегает моего взгляда.

— Страшно представить, что вы будете делать, когда я уеду.

Мира ничего не отвечает. Она разливает по чашкам чай и придвигает одну мне.

— Кстати, держи, — она протягивает мне серую футболку. — Это лучшее, что я смогла найти.

— Спасибо, — одеваюсь и вздрагиваю.

Все же возиться в холодной воде — малоприятное удовольствие.

Обхватываю чашку с чаем пальцами и делаю глоток. Теплый напиток приятно согревает.

— Значит перемирие? — спрашиваю я.

— Вроде того. Не знаю простит ли Полина Макса так быстро, но они должны хотя бы поговорить, — шепчет Мира.

Она обходит барную стойку и садится напротив меня.

— А ты бы простила?

— Измену? Никогда. — не задумываясь отвечает она. — Какой в этом смысл? Ждать, когда подобное произойдет вновь? Нет уж. В жизни итак хватает проблем, так зачем ее тратить на то, что уже умерло?

Мира крутит кружку в руках и смотрит на нее задумчивым взглядом.

— А ты?

— Хотел бы я сказать «нет», но порой обстоятельства складываются далеко не в нашу пользу.

— То есть это не ты изменил? — в ее голосе столько изумления.

Я даже не обижаюсь. Учитывая мой образ жизни, естественно, что Мира подумала на меня. Легко судить по внешнему виду. Еще легче показывать миру ту часть себя, за которой проще спрятаться.

— И ты простил? Прости, это не мое дело, — она отмахивается.

— Я и раньше догадывался, но меня все вполне устраивало.

Мира хмурится: ее брови сходятся на переносице и между ними образуется маленькая морщинка, которую так и хочется разгладить пальцем.

— Возможно в этом моя ошибка. Прими я это решение раньше, то мы бы смогли разойтись по-человечески. Но я настолько погрузился в работу, что мне чисто физически было не до выяснения отношений.

— Звучит грустно и одиноко.

— Очень верно подмечено.

— Тогда почему ты простил, когда узнал обо всем?

Провожу пальцем по ободку кружки, кручу ее в ладони и наблюдаю за тем, как мелкие чаинки, попавшие сквозь фильтр, плавают из стороны в сторону. Они будто фрагменты разрушенной жизни, витают рядом, чтобы стать единым целым. Но то, что умерло, уже нельзя возродить.

— Таня забеременела, — отвечаю я, продолжая следить взглядом за чаинками.

Повисает неловкое и напряженное молчание. Вот она та часть моей жизни, которую я тщательно скрываю. Я молчал об этом на протяжении последних полутора лет, но сегодня Таня вскрыла эту рану, и она никак не может перестать кровоточить. Я будто заново испытываю все эмоции. Сначала было неверие. После того как мы разошлись, Таня заявилась ко мне в студию и показала снимок узи. Я бы мог усомниться в том, что это мой ребенок, но мы сделали тест на отцовство и этот ребенок оказался моим. Неверие быстро сменилось радостью. Мне было наплевать кто и что обо мне подумает, я был готов сделать все, чтобы ребенок родился в полноценной семье. Я любил его, даже когда не мог подержать в руках. На небольшой отрезок времени моя жизнь обрела смысл. Мне хотелось заботиться о ком-то. Стать большим для кого-то.

Перевожу взгляд на Миру. Она смотрит на меня во все глаза и тяжело дышит.

— То есть у тебя есть ребенок?

— Этого я не говорил, — делаю глоток чая. — Когда Таня была на шестом месяце, то потеряла ее.

— Мне так жаль, — шепчет Мира.

— Наверное я сам во всем виноват, — пожимаю плечами. — Таня не хотела ребенка, но я настоял на том, чтобы она рожала. Главным условием было — наше воссоединение. Я не раздумывая согласился.

Взгляд Миры становится наполняется сочувствием и скорбью. Она протягивает ко мне руку, но поджимает пальцы, не решаясь дотронуться.

Я понятия не имею почему рассказываю ей об этом, но я так устал избегать этой темы. Устал бежать от боли, которую испытал, когда мне позвонили из госпиталя. Устал делать вид, что все в прошлом, хотя это не так. В одном Таня права, сейчас у нас могло быть намного больше, о чем мы и не мечтали.

Все что у меня осталось всего лишь снимок узи и осознание того, что сейчас у меня могла быть годовалая дочь.

— Ты не должен себя винить, — Мира все же касается моих пальцев и слегка сжимает их.

— Это уже не имеет значения, — запрокидываю голову назад и делаю глубокий вдох.

— Неправда. От боли нельзя просто так отмахнуться, — хрипло произносит она. — Так же, как и от прошлого.

Поворачиваюсь и смотрю на нее. В ее глазах скапливаются слезы и Мира быстро моргает, чтобы прогнать их. Неосознанно переплетаю наши пальцы. Они такие теплые и нежные. Все в этой девушке противоречит себе. Она словно загадка, на которую есть несколько ответов. Они оба верны, но только один больше всего близок к истине. Мне хочется разгадать ее. Узнать ту, из-за которой мое атрофированное сердце начинает биться чаще.

Мой взгляд скользит по ладони Миры, выше по татуировкам, к тонкой шее. К приоткрытым пухлым губам, с которых слетает тихий вздох, когда мы сталкиваемся взглядами. Мы придвигаемся ближе и напряжение между нами становится настолько невыносимым, что я слышу, как бьется собственное сердце. Мне хочется сгрести ее в объятия, сократить любое расстояние между нами и не отпускать.

— Я хочу кое-что проверить, — мой голос звучит слишком хрипло.

Поднимаю руку и касаюсь ее щеки. По телу Миры пробегает дрожь, и она закрывает глаза. Не спеша убираю прядь волос ей за ухо и оставляю руку на шее, нежно поглаживая большим пальцем пульсирующую венку.

— Богдан, — едва уловимо шепчет она.

Я не даю ей договорить и наклонившись касаюсь ее губ своими. Мира тихо ахает и ее пальцы подрагивают в моей руке. Всего лишь секунда, но по мне будто электрический разряд проходит. Немного отстраняюсь от нее и касаюсь ее лба своим. Каждый ее выдох становится моим вдохом. Ее глаза распахиваются, и Мира смотрит на меня пронзительным взглядом карих глаз в поисках ответа. Если она оттолкнет меня так тому и быть. Я отступлю, и мы забудем о произошедшем. Пусть кричит на меня, что я только и думаю о том, как бы затащить ее в постель. Но вместо этого она решительно притягивает меня к себе и целует. Робко, неуверенно. Так, словно делает это впервые. Ее губы касаются моих в нежном поцелуе, а пальцы впиваются в ворот футболки. Мне хочется прикасаться к ней. Изучить и утонуть в ее аромате. Беру ее лицо в ладони, мягко провожу языком по нижней губе. Мира приоткрывает рот и я проскальзываю в него языком. Углубляю поцелуй, но не перехожу грань дозволенного. Всего лишь пробую ее на вкус, а затем она отвечает тем же.

Когда ее ладони касаются оголенного участка кожи на моей груди и останавливаются напротив сердца, я понимаю, что пропал. Пусть движения Миры такие робкие и едва уловимые, но они настолько настоящие, что мне хочется, чтобы она не переставая касалась меня и мое сердце продолжало биться.

— Подожди, — хрипло произносит Мира.

Она прерывает поцелуй и немного отстраняется от меня. Я не могу ее отпустить, поэтому вновь притягиваю. С губ Миры срывается тихий стон, когда моя ладонь скользит по ее талии.

— Нет, — она все больше отстраняется и машет головой.

— Мира, — я тянусь к ней, но она спрыгивает со стула, увеличивая между нами расстояние.

В ее глазах отчетливо видна паника. Она запускает пальцы в волосы и продолжает качать головой, словно не верит в то, что произошло.

— Мы можем поговорить?

Она касается своих губ кончиками пальцев и смотрит мне в глаза.

— Я… Мне надо…

Мира резко разворачивается и выбегает из клуба. Я следую за ней, но она уже завела двигатель машины и единственное напоминание о том, что она действительно здесь была и я не сошел с ума окончательно — красный свет задних габаритов и ощущение ее губ на моих.

Глава 23

— Полина открывай! — стучу ладонью по деревянной двери.

Господи, только не спи. Умоляю тебя, Поля, открой чертову дверь иначе я сейчас умру.

Я знаю, что Аня по выходным у родителей подруги, так что помимо того, что я как сумасшедшая стучу по двери, еще и нажимаю на звонок.

— Мира? Что случилось? — Полина потирает глаза и зевает.

Забегаю в квартиру и направляюсь в кухню. Наливаю себе воды и за несколько глотков осушаю его, совершенно не беспокоясь о том, что большая часть пролилась на майку. Прикладываю ладонь к груди, пытаясь успокоиться, но кажется у меня сейчас случится сердечный приступ.

Просто дыши.

— Ты может объяснишь, что произошло? — раздается встревоженный голос Полины позади меня.

Я машу головой. Не уверена, что этот жест предназначается подруге. Он поцеловал меня. Господи боже, а я сделала это в ответ. О чем я только думала?

— Мира?

— Богдан поцеловал меня, — выпаливаю я.

Поворачиваюсь к подруге и вижу ее изумленный взгляд. Она открывает рот, чтобы задать вопрос, но я только машу головой и начинаю метаться из одного угла комнаты в другой. Мне катастрофически не хватает воздуха. Подхожу к окну и распахиваю его настежь. Прохладный ветерок залетает внутрь и обволакивает разгоряченную кожу. Мне кажется я до сих пор чувствую его нежные прикосновения и чувственный поцелуй на губах. Сердце предательски быстро бьется, и я никак не могу его успокоить. Стоит закрыть глаза, как я вновь отчетливо вижу Богдана. Как он медленно придвигается ближе, как его рука ласково и едва уловимо касается моей щеки, а затем его губы оказываются на моих.

— Если ты не против, я бы хотела узнать полную версию событий, — Полина садится на подоконник рядом со мной и берет мою руку в свою.

— Мы разговаривали, а потом он просто взял и поцеловал меня, — хрипло произношу я.

Я не буду пересказывать Полине наш разговор. Это прошлое Богдана, а я как никто знаю, что порой им слишком тяжело делиться.

— И поэтому ты приехала ко мне? — голос подруги наполнен весельем.

— Ты меня вообще слушаешь?

— Разумеется. Я всегда тебя слушаю, а вот ты себя нет.

— Только не надо пускаться в свою романтическую философию.

Она смеется.

— Нет ничего смешного, — возмущаюсь я. — Полина, что мне делать?

— Например, рассказать мне, что ты почувствовала. Хотя, если приехала ко мне, значит запаниковала.

Это еще мягко сказано. Запаниковала, еще мягко сказано. Я была на грани того, чтобы взять билет на самый ближайший рейс.

— Ты со столькими парнями меня сводила, а тут появляется Богдан, и вся моя жизнь катится в пропасть.

— Я бы сказала, что с появлением Богдана ты начала жить. Мира, посмотри на себя.

Я инстинктивно осматриваю себя, но не понимаю, к чему ведет подруга. Очередной ход запудрить мне голову?

— Ты стала другой. Ты постоянно смеешься, глаза светятся, — мягкая улыбка трогает ее губы.

— А еще я кричу и прихожу в бешенство, — закатываю глаза.

Нет, ну правда, рядом с Богданом я становлюсь совершенно неуравновешанной и кажется мне надо вернуться к сеансам. Сама я со всем этим не разберусь.

— И это о многом говорит.

— Например?

— Ты влюбилась в него, — говорит Полина, словно это самый очевидный факт, а я его не замечаю.

Я изумленно смотрю на нее. Это шутка? То есть я понимаю, Полина романтизирует любую фразу, но это уже перебор. Но почему тогда мое сердце несется галопом, стоило этим словам слететь с языка подруги.

Влюблена. Да что за бред?! Мне начинает не хватать воздуха и я, вновь делаю глубокий вдох.

Она определенно спятила. Или я. Или Богдан. Господи, у нас всеобщее слабоумие.

Богдан притягивает меня. Этого я отрицать не могу. Мне нравится с ним разговаривать. Каждый раз он открывается для меня с другой стороны. Раньше я думала о нем, как о ветреном парне, чьи интересы заключаются только в том, чтобы найти девушку на ночь. Однако сейчас понимаю, что Богдан точно так же, как и я, прячется за маской безразличия, боясь показать окружающим свои истинные чувства. Он с трепетом отзывается о сестре несмотря на то, что она выводит его из себя по щелчку пальцев. Он трудится не покладая рук, чтобы добиться всего. Я никак не ожидала услышать сегодня о том, что ради ребенка он был готов связать свою жизнь с женщиной, которую не любил. И я уверена, что Богдан стал бы прекрасным отцом.

И все же, что касается наших взаимоотношений, то они скачут от желания смеяться до нестерпимого желания придушить. Порой последнее выигрывает. И то, что мое тело и разум одновременно предают меня в его присутствии, тоже совершенно ничего не значит.

— Я не могу быть влюблена в него. — обхватываю голову руками, в попытке собрать мысли в кучу, но они разбегаются и создают еще больший хаос. Но одна все же задерживается. А что если это правда? Что если я действительно что-то чувствую к нему? нет. Нет. Нет. Резко поворачиваюсь к Поле. — Что за бред ты несешь? Опять пересмотрела свои сопливые фильмы?! — нервно восклицаю я.

Полина улыбается.

— Не можешь или не хочешь? — она кладет ладонь на мою щеку и заставляет посмотреть на нее. — И твоя реакция говорит об обратном. Ты сбегаешь из дома, потому что тебе страшно.

Господи, у нее на все есть ответ.

— Не смотри на меня так. Это не может быть он. Мой разум постоянно говорит мне держаться от него подальше.

— А что говорит сердце? Подумай хоть раз в жизни сердцем.

Я делаю несколько судорожных вдохов, но легче не становится. Кто, черт возьми, просил ее это говорить?! Я даже слушать не хочу, что говорит мое сердце. Оно в последнее время шалит и не лучший советчик.

Если я полюблю кого-то, то стануслабой. Эмоции разрушают меня. Я не могу себе этого позволить. Я не могу стать слабой.

— Мира, мы не выбираем, кого любить.

Я застываю на месте и смотрю на нее. Полина обнимает меня за плечи, подводит к стулу и усаживает.

— Но как, Полина? Как? Я знаю его так мало.

— А где-то написано, что мы влюбляемся за определенный срок? — спрашивает она.

— Да! Это просто огромными буквами должно быть написано в каком-нибудь чертовом пособии для таких романтиков, как ты!

Полина смеется.

— Что мне делать? Полина, он уезжает. Я не готова дать шанс чему-то новому заранее обреченному на провал. Мое прошлое. Я все испорчу.

— У тебя слишком много отговорок. Отпусти ситуацию и посмотри, что будет дальше, а я уверена, что все будет хорошо.

— Ты мне не помогаешь всем этим философствованием и психоанализом.

— Мира, все очень просто.

— Не сказала бы. Все сложно как никогда. Мы не подходим друг другу. Мы постоянно кричим.

— Не согласна. С ним ты смеешься. Ну и целуешься. Что для тебя определенно прогресс.

С губ срывается горький смех.

— Ты в курсе, что могла бы составить хорошую конкуренцию моему старому шарлатану?

Паника в груди отступает еще на несколько шагов.

— Возможно, — она подмигивает мне. — В следующий раз выставлю тебе счет.

Полина встает и направляется к себе, у входа в комнату она оборачивается.

— Ты можешь остаться у меня, но не испорти все окончательно. Посмотри на нас с Максом. Нам потребовалось много времени и куча ошибок, чтобы прийти к тому, чтобы быть вместе. Вы можете всего этого избежать.

Она заходит к себе, оставляя меня наедине со своими страхами и опасениями.

Глава 24

— Никаких подозрительных лиц вы в последнее время не замечали? Может что-то странное? — следователь стучит ручкой по блокноту, в ожидании моего ответа, а я все больше съеживаюсь, под его натиском.

— Нет, — тихо отвечаю я, сжимая деревянную ручку стула.

Он бросает недовольный взгляд на своего начальника, на что тот лишь пожимает плечами, а затем кивает ему головой в сторону выхода.

— Дима, не беспокойся я дал своим бойцам задание держать это дело в приоритете. Как только что-нибудь прояснится, я обязательно тебе сообщу. Ты ведь еще в городе?

— Да, буквально пару дней. Потом ненадолго уеду, чтобы все подготовить для переезда и вернусь, — папа перекручивает большие пальцы между собой, искоса поглядывая на меня.

— Отлично, — полковник или кто он там, встает и протягивает отцу руку, задевая своим объемным животом документы, лежащие на столе. — Рад, что ты наконец-то возвращаешься. Жаль, конечно, что при таких обстоятельствах, но все же. Мирослава, не беспокойтесь, мы найдем этого отморозка. С такой охраной, вы в безопасности.

Я молча киваю и встаю со стула. Поскорее бы мы уже покинули это проклятое место и я обо всем забыла. Папа еще раз пожав старому другу руку, обхватывает мои плечи и направляется к выходу из кабинета. Как назло он находится на третьем этаже и нам приходится исследовать каждый коридор этого зловонного места.

Я безмолвно следую за ним, впиваясь пальцами в крепкое предплечье. Мы минуем коридор и люди расходятся перед нами, на инстинктивном уровне ощущая опасность исходящую от отца. Я и сама побаиваюсь его в таком состоянии. Я привыкла видеть его шутливым и веселым. За все время моего проживания вместе с родителями, он никогда не поднял на меня голоса, даже когда я совершала не самые приятные поступки. Сейчас же папа всем своим видом показывает, что если кто-то посмеет причинить вред его семье, то он уничтожит любого.

Ради меня он поднял все свои связи, чтобы положить этому кошмару конец.

Мы выходим на улицу. Заметив мою дрожь, папа снимает с себя пиджак и накидывает мне на плечи. Меня бьет озноб несмотря на то, что на улице двадцать пять градусов тепла.

— Ты как? — обеспокоенно спрашивает он.

— Наверное хорошо, — отвечаю я, отводя взгляд.

Он прижимает меня к себе и кладет подбородок на макушку. В теплых и надежных объятиях становится спокойнее, и я начинаю верить, что скоро все наладится. Он поглаживает меня по спине и целует в волосы.

— Я поменяю билеты, и мы останемся до окончания расследования.

— Нет. Тебе надо решить все дела с магазином, чтобы ты не разрывался на два города, — я поднимаю голову и смотрю на него.

— А как я живу последние семь лет? — на его губах грустная улыбка, а в глазах столько заботы, чтобы к глазам подступают слезы. — Поверь, мы оставались там только потому, что вам было нужно время. В особенности тебе. Но больше я не хочу ничего упускать.

В груди разрастается ком эмоций, готовый вот-вот вырваться громким всхлипом. Обхватываю папу за плечи и прижимаюсь щекой к крепкой груди. Его объятия — это все, что мне нужно в данный момент.

— Можно я сегодня останусь у вас? Знаю, гостиничный номер…

— Дочка, ты могла об этом даже не спрашивать, — он еще раз целует меня в макушку. — Мама точно не даст тебе заскучать.

— Я не против, — всхлипнув, вытираю нос тыльной стороной ладони.

— Пойдем купим твои любимые пирожные, — он приобнимает меня за плечи и мы молча идем вдоль тротуара.

Вот чего мне не хватало все эти годы. Родительского тепла, любви, внимания. Может я бы выросла совсем другим человеком, будь у меня хоть что-то. Я бы не отталкивала людей, не причиняла им боль и уж точно я бы не бежала от любви как от холеры, лишь бы не заразиться ей. Чувства поразительная вещь. С кем-то ты можешь ощущать себя сильным, не бояться делиться самым сокровенным и оставаться искренним. Довериться и открыть израненное сердце. Полюбить, стать частью чьей-то жизни. Не искать отговорки, чтобы не быть вместе и не нестись к подруге через весь город только потому, что что-то ощутила, когда сердце ускорило ритм. А порой они делают слабым. Пробираются в мысли, душу и выворачивают наизнанку. Медленно уничтожают и вместо эйфории, ты чувствуешь лишь дикую, изнывающую боль, которая пронзает до того самого сердце, поверившего во что-то светлое. Чувства придают уверенности, но также забирают то, что больше никогда не будет тебе принадлежать.

Однажды у меня уже забрали часть моей души, разорвали в клочья и выбросиди на помойку, как ненужную вещь, о которую можно вытереть ноги. Больше я не готова так рисковать.

Глава 25

Богдан

— С Мирой все нормально? — спрашиваю я Макса, пододвигая к официанте к несколько кружек кофе.

— Да. Она повезла родителей в аэропорт, — он не отрываясь от экрана телефона, стучит по нему пальцами.

Или же она просто избегает меня. После нашего поцелуя несколько дней, она так и не появлялась дома. Я же как полный идиот постоянно смотрю на вход в клуб в надежде увидеть ее и прояснить некоторые моменты.

Например, что она почувствовала? Не параноик ли я? Она ведь ответила на поцелуй и судя по ее реакции мне придется потрудиться, чтобы заслужить ее доверие. Хотя я сам еще не понимаю как нам быть? Майк названивает с самого утра с требованием вернуться пораньше и решить насущные вопросы касательно выставки. Я же могу думать только о том, где пропадает эта сумасшедшая девчонка!

Как мне надоело, что когда мы с ней начинаем разговаривать, Мира забирается в свой панцирь и не хочет открыться. Подойти бы к ней, сгрести в охапку и впиться в нежные губы поцелуем, чтобы она не могла ничего возразить. Теперь она не сможет отрицать, что ее тянет ко мне. Только не после вчерашнего поцелуя. Если бы это ничего не значило, она бы не убежала к Полине. Может убеждать в этом себя, но со мной подобный фокус не пройдет. То как Мира отвечала мне, как нежно касалась — это невозможно придумать и списать на глупый порыв. В тот момент, когда ее губы коснулись моих, я почувствовал, как мое сердце начало стучать. Словно забытый старый двигатель, который не работал на протяжении многих лет, вдруг получил каплю масла и скрипя, его шестеренки пришли в движение.

— Что происходит между тобой и Мирой? — спрашивает Макс, сцепляя пальцы в замок и пронзая меня серьезным взглядом.

— А что должно быть?

Поворачиваюсь и закрываю чайник крышкой. Ставлю его на поднос, а рядом несколько кружек. Официантка, мило улыбнувшись, уходит в зал.

— Вот об этом я и говорю, — он кивает в сторону девушки. — Ты флиртуешь с официантками, они только и шепчутся о тебе, а сам целуешь мою сестру. Богдан, я не позволю тебе играть с чувствами Миры, — его губы плотно сжимаются.

— Мне кажется это не твое дело, — отрезаю я.

Друг испепеляет меня взглядом, но я не уступаю ему. Да, возможно, у меня есть определенная репутация, но точно не Максу учить меня, что делать. И в конце концов мы взрослые люди и разберемся сами. Осталось только понять, что на самом деле между нами происходит.

— Все, что касается Миры — исключительно мое дело. Я не хочу собирать ее по осколкам, когда ты уедешь.

— Как заботливо с твоей стороны, заранее поставить крест на том, чего нет, — мой голос пропитан ядом.

Макс устало качает головой.

— Если Мира для тебя всего лишь временное развлечение, то лучше отступи пока не разрушил ее.

— Да с чего ты взял, что все будет именно так? — вскипаю я.

На наш громкий спор оборачиваются посетители и сотрудники.

— Потому что Мира останется здесь, а ты уедешь. Думаешь я не понимаю, что для тебя вся жизнь сплошная игра? Богдан, она моя сестра! Ты же видел, что с ней было той ночью… — его голос обрывается, не закончив фразу, а по лицу пробегает тень недосказанных слов. — Ты не привык к такому.

— К обязательствам? Ты прав. Я не привык брать ответственность и не говорю, что сейчас понимаю, что делаю. Но одно я знаю точно — рядом с ней все кажется другим.

Он ехидно усмехается.

— Неужели? Ты всю жизнь ее терпеть не мог.

— Может именно поэтому мне хочется обрести то, что я давно потерял, — срывается с языка раньше, чем я успеваю понять, что сказал.

Он изгибает бровь и вопросительно смотрит на меня. Макс знает лишь, что мы с Таней расстались и я не рассказывал ему о том, что мы потеряли в тот день.

Макс закусывает губу и с задумчивым взглядом проводит рукой по подбородку.

— Я причинил Полине боль необдуманным поступком. Она все еще не простила меня, и я из кожи вон вылезу, но докажу, что достоин ее. Если ты не готов к тому, чтобы отбросить все и быть с Мирой несмотря на трудности, то забудь о ней. Ты мой лучший друг, но Мира — моя семья. Она все, что у меня есть.

— Угрожаешь?

— Предупреждаю.

Я очень хорошо знаю Макса и уверен, что теперь он будет словно коршун наблюдать за мной. Поступил бы я также, если бы возле моей сестры появился парень, у которого самые серьезные отношения были разве что с доставщиком пиццы? Определенно. И все же мне хочется думать, что я не настолько безнадежен, как кажется со стороны.

Максимум через месяц мне надо возвращаться в НьюЙорк. У меня есть обязательства перед журналами, а также перед Майком.

Думал ли я об этом, когда целовал Миру? Нет! Я знаю, что не могу все бросить в Нью-Йорке и вернуться сюда. Кто в здравом уме променяет большое сочное яблоко на сорт помельче? Но я также не хочу отказываться от того, что почувствовал в тот вечер. Мира не из тех девушек с которыми хочется поразвлечься и бросить. Несмотря на свой стервозный и вспыльчивый характер, она заставляет меня задумываться о том, что я упускаю. Рядом с ней каждый мой нерв обостряется до предела и мне начинает казаться, что я чувствую все с удвоенной силой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍После того, как Мира сбежала, разум во всю сигнализировал, чтобы я собирал вещи, покупал билет на ближайший самолет и возвращался домой к привычному безэмоциональному образу жизни. Но есть и другая часть меня, которой хочется узнать, что будет дальше, если я позволю себе чувствовать.

Повернув голову, замечаю Миру. Она спускается по ступенькам в зал и с задумчивым видом, закусывает губу. Когда мы встречаемся взглядами, она останавливается посреди танцпола и пару мгновений смотрит на меня. Как я по ней скучал. Никогда не признавал подобных чувств и уж точно не думал, что способен на подобное. Руки так и чешутся, чтобы обнять ее и прижать к себе. Когда я делаю шаг, она едва уловимо качает головой, а затем скрывается в кухне.

Проследив за мной взглядом, Макс усмехается:

— Вы же вечно выясняете отношения, — он постукивает пальцами по бутылке.

— Мне кажется она со всеми это делает, — ворчу я.

В особенности с теми, кто неожиданно появляется в ее жизни.

— Тебе напомнить, как ты называл ее последние десять лет? Чокнутая, тронутая и сумасшедшая.

— Я и сейчас так думаю. Но это не меняет того, что она… — «особенная», хочется мне сказать. — другая.

Глава 26

Мира

Запрокидываю голову и смотрю на звездное небо, постепенно затягивающееся темными тучами. Время близится к полуночи, на улице ни души и мне бы уже надо подняться домой, лечь спать, чтобы завтра вновь вернуться к привычной рутине. Но я смотрю на окна нашей квартиры, на тусклый свет в кухне и не могу пересилить себя сделать хотя бы шаг. Я могла бы снова сбежать к Полине, прослушать часовую лекцию на тему “Мира, разрушительница собственного счастья” и заснуть под сопливый фильм. Но я так устала. От того, что меня предает сердце. От прошлого, которое преследует меня по пятам. От чувств к Богдану. Слишком много всего.

Если вы подумаете, что я трусиха, то окажетесь чертовски правы. Я боюсь, что доверюсь ему, а по итогу останусь одна. В моей жизни из постоянства только боль, а вот с счастьем как-то не сложилось.

Когда Богдан не замечает, я наблюдаю за ним. Вижу как ему улыбаются девушки, жаждут его внимания. Как он проявляет им знаки внимания и во мне вспыхивает ревность. Никогда бы не подумала, что смогу ее почувствовать, но это так. Она начинает прожигать изнутри и согревать тело, заставляя кусочки льда отваливаться. Мне вновь хочется ощутить его губы и манящие прикосновения, которые лишают меня разума и я начинаю верить, что достойна чего-то большего.

Рядом с ним я чувствую себя собой. Той версией, которая жила где-то глубоко внутри, под слоем пыли и тяжестью шрамов.

Где-то во дворах раздается шум рокота мотора. На губах появляется глупая улыбка и я качаю головой. Каждый раз, когда солнце садится, мы с ним встречаемся и пытаемся ухватиться за ниточку ведущую друг к другу.

Богдан останавливается рядом с моей машиной, ставит мотоцикл на подножку и сняв шлем, слезает с него. Мы встречаемся взглядами и мне так много хочется сказать ему. Попросить обнять и не отпускать. Сказать, чтобы он пообещал остаться и не разбивать мне сердце. Чтобы он сохранил его и исцелил. Сделал так, чтобы я поверила, что достойна чего-то большего и заверил, что не отвернется узнав правду. Но под подушечкой пальцев отчетливо ощущается шрам, напоминающий, что я — девушка с огромным багажом проблем, а он парень, привыкший скрывать свои истинные эмоции за наглыми ухмылками. И я не думаю, что вправе усложнять его жизнь.

Богдан садится рядом и касается меня своим плечом. По коже пробегают мурашки, а пальцы тянутся, чтобы дотронуться до него.

— Неужели ты решила переночевать дома? — с усмешкой спрашивает он и я ощущаю его взгляд на себе, а самой до жути страшно поднять голову, чтобы не утонуть в очередном круговороте чувств.

— А что ты хочешь услышать? Мы поцеловались. Не думаю, что для тебя это какое-то особенное событие. К тому же ты явно был расстроен, а я просто подвернулась под руку.

Собственные слова причиняют мне дикую боль.

Богдан берет меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.

— Ты так все это видишь?

— А разве нет? Богдан, это всего лишь поцелуй, — стараюсь отвернуться, но он не отпускает.

Он никогда меня не отпускает.

Его брови сходятся на переносице и мне становится не по себе от этого насупленного взгляда. Богдан проводит ладонью по лицу, делает медленный вдох, а затем вновь смотрит на меня так, будто собирает последние частички терпения лишь бы не взорваться.

И я понятия не имею, что значило его «я хочу кое-что проверить».

— Тогда если это ничего не значит, почему сбежала на ночь к Полине?

Обычно мне не составляет труда выдать колкий и язвительный ответ. Особенно ему. Но в данную минуту я открываю и закрываю рот, так как мой словарный запас сузился до трех слов «мне слишком страшно».

Я боюсь, что Богдан причинит мне боль.

Опершись локтями в колени, он складывает руки под подбородком.

— Я сам не понимаю, что на меня вчера нашло, — признается он, взъерошивая волосы.

Что-то больно колет в груди от его слов.

— Мне просто хотелось хоть что-то почувствовать. Рядом с тобой у меня сносит голову. Наши вечные перепалки, твои гневные взгляды, стоит мне внезапно появиться. Все это делает меня живым, — на его губах появляется грустная улыбка и мне приходится сжать ладонь в кулак, чтобы не потянуться к нему. — Ты бесишь меня до жути, но именно рядом с тобой я вспоминаю, каким был когда-то.

Облизнув пересохшую губу, отвожу от него взгляд, восстанавливая сбитое дыхание. Только Богдан может сказать «ты меня бесишь» в таком контексте, что я начинаю опасаться за свое сердце.

Почему чувствовать — это так сложно?

Пусть мне страшно, но в одном Богдан прав — рядом с ним я тоже становлюсь живой.

Глава 27

Богдан

— Так и будешь делать вид, что ничего не происходит? — спрашиваю я.

Кладу ключи на тумбочку и прохожу в гостиную. Мира стоит в полоборота ко мне и ее плечи заметно напрягаются. Клянусь, каждый день подобен “дню сурка”. Мы встречаемся в пустой квартире под покровом ночи, я делаю к ней шаг, в то время как Мира несется от меня со скоростью света, словно гребаный Бари Аллен в женском обличии.

Кидаю куртку на диван и сложив руки на груди, смотрю на упрямую девчонку. Она в очередной раз отводит взгляд и роется в своей сумке. Только ради нее я торчу в этом проклятом клубе, работаю барменом и таскаюсь по всему городу, хотя у самого проблем невпроворот. Но вот он я. В очередной раз стучу в закрытую дверь, в надежде, что мне откроют или хотя бы оставят небольшой просвет.

— Я сегодня позвонила парочке кандидатов, так что думаю на днях ты можешь больше не выходить в клуб, — Мира кладет свой ноутбук на стол.

Думаешь переиграешь меня?

— Очень любезно с твоей стороны, но меня сейчас это мало волнует. Почему ты избегаешь меня?

— Кажется мы прояснили этот вопрос еще вчера.

Она беззаботно пожимает плечами и снова пытается забраться в свой панцирь.

— Это была твоя версия.

— Богдан, пожалуйста, давай забудем об этом. Ты в скором времени уедешь, я останусь здесь. Какой вообще смысл об этом говорить? Если бы я и решилась на какие-либо отношения, то уж точно не на те, которые могут рухнуть в одночасье.

— Ты всегда такая пессимистка?

— Я предпочитаю трезво смотреть на вещи, — она закусывает губу, а затем прокашливается. — И раз уж мы все прояснили, то хочу, чтобы ты знал. Я решила дать шанс Никите и…

— Ты совсем спятила?

Я был готов терпеть факт отрицания притяжения между нами, но дать шанс тому, к кому она совершенно ничего не чувствует выводит меня из себя. Хочется подойти к ней и встряхнуть, чтобы эта упрямая девчонка прекратила отгораживаться от меня. Что собственно мешает мне это сделать?

— Ты готова быть с ним, лишь бы не со мной?

— Это не имеет к тебе никакого отношения. Ты хотел, чтобы я была честна, так вот, я знаю Никиту много лет, у нас с ним много общего, и мы понимаем друг друга с полуслова.

— Чушь собачья. Он ни черта тебя не понимает, — я всплескиваю руками. — Может вас связывает музыка, но ты к нему относишься как к другу и не более. Рядом с ним ты спокойная и тихая. На твоем лице нет ни одной эмоций, кроме благодарности.

— Может спокойствие — это именно то, чего мне так не хватает, — тихо отзывается она, глядя себе под ноги.

— Возможно, но на безразличии или чувстве благодарности никогда не построишь тех отношений, из-за которых захочется рискнуть.

Ее глаза вспыхивают яростью, и я сдерживаю подступающую улыбку. Вот то, о чем я говорю. Она чувствует. Мира приходит в гнев защищаясь, убегая от истинных чувств. Если надо будет пробиваться сквозь ее колкости, то для меня это не составит труда.

Она поворачивается и гневно тычет пальцем в мою сторону.

— Не тебе указывать мне, что я должна чувствовать. Ты думаешь, что имеешь право на это? Нет! Ты вдруг что-то почувствовал, а теперь я должна перевернуть всю свою жизнь и ответить взаимностью, — ее грудь тяжело вздымается, а дыхание затрудняется из-за чего голос начинает дрожать.

— Ты уже это делаешь.

— Нет! — она быстро машет головой, отчего волосы, завязанные в пучок на затылке, рассыпаются по плечам.

Я подступаю к ней и Мира пятится к стене.

— Ты говоришь, что решила дать ему шанс. Окей, вперед, — ухмыляюсь я, сокращая расстояние. — Но я прекрасно знаю, что потом ты пожалеешь об этом. Ты понимаешь, что причинишь боль другу, но все равно идешь на это, лишь бы спрятаться самой и не принимать этих чувств.

Она снова отрицательно качает головой и закусывает губу.

— Сомневаюсь, что твое сердце бьется так часто, что готово выпрыгнуть из груди, когда ты находишься рядом с ним.

Я делаю еще несколько шагов и останавливаюсь в нескольких десятках сантиметров от нее. Мира нервно сглатывает и не сводит с меня взгляда.

— Не думаю, что твоя кожа покрывается мурашками, стоит ему коснуться тебя, — протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее щеки.

Мира закрывает глаза и по ее телу пробегает дрожь так же, как и по моему. Подхожу еще ближе и практически не оставляю между нами расстояния. Мира судорожно выдыхает и вновь открывает глаза.

Врушка, хочется мне сказать. Сейчас Мира словно открытая карта, по которой я могу увидеть и понять каждую ее эмоцию. Я чувствую трепет в ее груди, вижу, как она закусывает губу, ощущаю ее теплый взгляд на себе.

Нежно провожу по щеке пальцами и убираю прядь волос за ухо.

— Если он поцелует тебя, то ты ничего не почувствуешь, — шепчу я, наклонившись к ней. — Я знаю, что ты пьешь кофе на кокосовом молоке и обжигаешь пальцы, когда готовишь. Знаю, что, несмотря на твои заявления по поводу сопливых фильмов, ты все-таки их смотришь, — касаюсь ее лба своим. Каждое слово дается с трудом, и я сглатываю, чтобы договорить и убедить ее больше не убегать. — Я знаю, что ты выпускаешь свои иголки, чтобы защититься от окружающего мира, но на самом деле ты другая.

Наше дыхание учащается, и я притягиваю ее к себе вплотную. Одной рукой обиваю ее за талию, а второй приподнимаю голову за подбородок. Мира открывает глаза и смотрит на меня затуманенным взором. Ее горячее дыхание обжигает мои губы, и я сдерживаю себя, чтобы не поцеловать ее.

— Богдан, пожалуйста, — едва слышно шепчет она. — Давай оставим все как есть.

— Только если скажешь, что ничего не почувствовала.

Мое сердце заходится с сумасшедшем ритме, а в груди разливается приятное и уже такое знакомое тепло, в котором хочется утонуть. И я целую ее, нежно, неторопливо. Доказывая, что она может доверить мне и не бояться. Мысленно умоляя дать шанс и рискнуть. Прыгнуть в обрыв чувств и эмоций, позволить им привнести в нашу жизнь намного больше, чем просто спокойствие и равнодушие, к которым мы стремились долгие годы.

С губ Миры слетает тихий стон и я забираю его себе, как и все то, что она может мне дать.

Врушка.

Она чувствует. Мира самозабвенно целует меня, откинув свои страхи или хотя бы на мгновение отпустив их. Мои руки утопают в ее мягких волнистых волосах, а аромат кокоса кажется, таким родным, что я на доли секунды приостанавливаю поцелуй, чтобы вдохнуть его.

Мира будет моей. Я докажу ей и самому себе, что способен на большее. Что я не тот человек, каким был раньше. Мне настолько опротивело быть бездушным, что я больше не хочу возвращаться к этому состоянию. Я хочу каждый день чувствовать ее губы на своих, смеяться и дразнить ее, быть одним целым и сделать так, чтобы она доверилась мне.

Когда мои руки медленно скользят к талии, изучая каждый ее изгиб, Мира отстраняется от меня. Она тяжело дышит и ее губы распухли. Касаюсь их большим пальцем, очерчиваю контур и вновь целую.

— Богдан, мы не можем.

Она открывает глаза и смотрит с мольбой.

— Пойми, я выпускаю свои иголки, чтобы защитить окружающих от себя. Прости, я не могу.

Мира выскальзывает из моих объятий и уходит к себе в комнату

Глава 28

Мира

Мой взгляд блуждает по списку предложенных на листке блюд. Суши из лосося или рамен с курицей и овощами, мой любимый сукияки, который я заказываю каждый раз или темпура. От одних названий еще пару дней назад я сходила с ума, сейчас же сижу с отсутствующим взглядом и смотрю на набор слов и список продуктов.

Вчера я согласилась на предложение Никиты поужинать. В ту же секунду, как только эти слова слетели с моих губ, я пожалела о них. Глаза друга загорелись надеждой и мой утвердительный ответ, значит для него гораздо больше нежели я готова предложить. И все же сейчас мы сидим друг напротив друга. Никита увлеченно рассказывает о новой песне и что ему предложили выступить в соседнем городе. Он делится своими мечтами и целями. Ищет во мне поддержки. Я же только улыбаюсь и киваю, так как мыслями сейчас нахожусь очень далеко.

Вчера я соврала Богдану, когда сказала, что готова дать шанс Никите. Надеялась, что он поймет — происходящее между нами просто невозможно. Но он пошел на пролом. Взбудоражил все чувства и мысли. Заставил усомниться в правильности принятого мной решения. Заставил задуматься о том, а что, если у нас получится, не знаю как, но получится.

Нас разделяют океан, тысячи километров и багаж тайн, от которых мы пытаемся избавиться.

Во мне борются настоящее, в котором я могут быть счастлива и прошлое, напоминающее, кем я являюсь на самом деле. Я так долго старалась упорядочить свою жизни и привести ее в порядок. Богдан же вносит в нее хаос и заставляется задуматься от чего я бегу на самом деле.

Однажды я доверилась и это принесло мне боль, которая настолько надломила меня, что ее осколки все еще впиваются в мою душу. Но не может же быть так всегда? Я хочу стать как Полина: поверить в лучшее несмотря ни на что. Стать счастливой и поверить, что я достойна большего, чем одинокое существование.

— Что ты будешь? — спрашивает Никита, изучая меню.

— Суши вполне хватит, — я выдавливаю улыбку, пытаясь не показывать ему свое настроение.

К нам подходит официантка и мы делаем заказ.

— Наконец-то у нас открыли что-то достойное, — он устраивается поудобнее на стуле и приглаживает темные волосы.

Никита явно готовился к сегодняшнему вечеру. Его волосы аккуратно уложены, и он то и дело касается их. Привычные потертые джинсы сменились черными брюками, а толстовка — рубашкой. Я же чувствую себя еще более гадко.

Потираю вспотевшие ладони о темно-синие брюки комбинезона, затем беру стакан воды и делаю несколько глотков, чтобы смочить пересохшее горло.

— Как считаешь, мы можем перенести наше выступление на другой день? Я понимаю, что мы группа и все же, у меня появился шанс заявить о себе.

— Почему нет? Думаю, ребята будут не против, а в клубе организуем какую-нибудь тематическую вечеринку или квиз. Сейчас это популярно, — автоматически отвечаю я.

Никита улыбается.

— Как Полина? — спрашивает он после непродолжительного молчания.

— Отлично. Много работает, но в выходные она свободна, так что скорее всего мы отправимся по магазинам, чтобы она смогла отвести душу и свести меня с ума. А еще она бы сейчас точно на меня накричала, что я здесь без нее.

Мы собирались посетить это заведение с момента открытия, но учитывая вечную занятости и тот факт, что в последнее время мы крайне редко видимся из-за их неудавшихся отношений с Максом, все еще перебиваемся доставкой еды.

Никита вновь улыбается и между нами повисает неловкое молчание.

Я все больше убеждаюсь, что совершила огромную ошибку и могу нанести нашей дружбе непоправимый вред.

— А что между вами с Богданом? — вдруг спрашивает он.

Я вскидываю голову и отрываю свой взгляд от салфетки, которую сжимаю пальцами.

— В каком смысле?

— Ну вы проводите вдвоем много времени вместе. К тому же я не слепой и замечаю, как он смотрит на тебя, — Никита пожимает плечами.

Он кажется расслабленным и все же, хмурый взгляд выдает его.

— Если бы я знала ответ, то мне было бы гораздо легче, — признаюсь я.

Я не отвожу взгляд и решаю быть честной.

— То есть у меня нет шанса, — заключает он с горькой усмешкой.

— Прости, — шепчу я.

— Тогда почему ты согласилась пойти? — его голос пропитан болью, и я чувствую себя последней стервой.

— Я хотела понять, чувствую ли хоть что-то…

— Очевидно, что по отношению ко мне нет, — Никита грустно улыбается и качает головой.

Нам приносят заказ. Никита делает большой глоток безалкогольного коктейля и вытирает нижнюю губу большим пальцем.

— Прости меня. Я всегда относилась к тебе как к другу и надо было давно об этом сказать.

— Забудь. Все в порядке, — он ковыряет полочками лапшу в своей тарелке, больше не заговаривая со мной.

Богдан прав. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

Я слишком долго лгала самой себе.

***

Богдан

— Я почти готова, — кричит сестра из своей гардеробной.

Сажусь в глубокое кресло в гостиной и, откинув голову, смотрю на стену с картинами.

— Вика, это всего лишь поход в кондитерскую за булочками.

— Если ты в чем угодно выглядишь как Господь Бог, то это еще не значит, что я могу с такой же легкостью выйти на улицу в обычной майке и джинсах, — запыхавшись возмущается она. — Проклятая Италия и паста.

Я громко смеюсь.

Самолет сестры приземлился сегодня в обед. Несмотря на все пересадки и задержки рейса, едва она успела переступить порог своей квартиры, Вика потребовала, чтобы я приехал к ней домой. Около двери в ее комнату стоят два огромных чемодана. Я уверен, что они до отказа набиты всем, что она успела скупить в поездке, а часть наверняка оставила родителям.

Обвожу взглядом квартиру. Я был здесь последний раз года три назад, когда Вика нуждалась в поддержке. Все кардинально изменилось: стены украшают картины, нарисованные сестрой. Это пестрые, яркие и резкие мазки. Я не понимаю, что нарисовано на половине из них, но придерживаю свое мнение при себе, иначе Вика пустится в рассуждения об искусстве и технике в которой она рисовала. Квартира сестры трехкомнатная и одна из них выделена под гардеробную. Уверен, что в скором времени оттуда вывалится поток вещей, которые она даже еще не носила. В целом все выполнено в светлых и сдержанных тонах, Вика же просто добавила красок с помощью декора.

Дверь в гардеробную открывается, и сестра появляется в проходе.

— Я готова, — объявляет она.

На ней коричневое облегающее платье, доходящее до середины колена. В руках она держит ботинки на высоком каблуке. Черные как смоль волосы собраны по бокам и доходят до лопаток. На лице практически нет макияжа. По крайне мере это я так думаю, но зная сестру она повела перед зеркалом как минимум час.

— Теперь ты не хочешь никуда идти и будешь сидеть как истукан? — она бросает на меня скептический взгляд. — Поверь, в самолете была просто отвратительная еда и я жутко голодная.

— Ты же только что кричала, что набрала лишний вес.

Встаю и подхожу к ней ближе. Сестра с прищуром смотрит на меня, придумывая очередную колкость. Но на ее губах появляется та самая улыбка, из-за которой в детстве я прощал ей все проделки. Она бросает обувь на пол и, сократив между нами расстояние, крепко обнимает меня за шею.

Слышу ее облегченный вздох и чувствую, как ее руки все сильнее сжимают меня в объятиях.

— Я скучала, — шепчет она. — Если бы ты не приехал в ближайшее время, то это сделала бы я.

— Думаю, моя квартира не пережила бы еще одно твое нашествие, — с губ слетает смешок.

Она отстраняется от меня и шлепает меня по плечу.

— И это вся благодарность за мой прерванный отпуск, — наигранно ворчит она.

Я сгребаю ее в объятия и целую в висок. Вдыхаю аромат ее цветочных духов, понимая, что никакими словами не передать как мне ее не хватало.

***

Я рассказываю Вике обо всем, что произошло за последнее время. Каждый раз, когда я делаю паузу, она вставляет свои едкие комментарии, а потом с широко распахнутыми глазами, вновь слушает меня.

— Я знаю Миру заочно. За столько лет нам так и не удалось познакомится, потому что она вечно занята. — сестра собирает ложкой остатки десерта со стенок емкости. — Я часто бываю у них в клубе, и каждый раз Макс без умолку о ней рассказывает. И знаешь, он называет ее трудолюбивой, ты занозой в заднице. Он говорит о ней с нежностью, у тебя же глаза огнем полыхают. Правда не знаю от чего именно, то ли от желания наорать, а оно мне хорошо известно, либо от того, что ты запал на нее.

Она доедает свой десерт и принимается за булочку с корицей.

— Одно не исключает второго, — усмехаюсь я.

Кладу в травяной чай несколько кубиков сахара.

— Что ты собираешься делать? — сестра впивается в меня взглядом.

— Для начала надо убедить ее, перестать от меня убегать. Это уже сводит с ума, — бормочу я себе под нос. — Каждый раз, когда мы остаемся вдвоем, она находит лазейку и уходит.

— И ты даешь ей такую возможность.

— А что прикажешь делать? Приковать ее наручниками к столу?

— Относительно неплохая идея, — она поигрывает бровями и хихикает.

— Ты невыносима, — фыркаю я. — Мне хватит того, что она перестанет убегать и ходить на свидания с другим, лишь бы доказать мне, что она ничего не чувствует.

Сегодня Мира все же уехала вместе с этим слюнтяем. Хотелось ли мне выйти на улицу и сказать, чтобы он собирал свои вещички и проваливал? Однозначно. Но раз она согласилась на это, то пусть сама и выкручивается.

Вдруг раздается звон посуды. Сестра уронила ложку в чашку с чаем и забрызгала свое платье. Однако она не обращает внимание на это и смотрит на меня так, словно впервые видит.

— Что? У меня что-то с лицом?

Беру салфетку и вытираю губу.

— Подожди, — подозрительно тихо спрашивает она. — Мира ушла на свидание с другим, а ты ее отпустил?

— Она просто делает все, чтобы взбесить меня.

И пока что у нее это отлично получается.

— Господь Всемогущий! Да ты влюбился! — восклицает Вика, прикладывая ладонь к моему лбу. — Жара нет, ты точно хорошо себя чувствуешь?

Отталкиваю ее руку и пересаживаюсь в кресло напротив. Она громко смеется и на ее возглас оборачиваюсь другие посетители кофейни, куда мы зашли перекусить.

Я не даю определение того, что чувствую к Мире. Никогда не был в этом силен. Но слова, сказанные сестрой, не вызывают во мне паники.

— Что она с тобой сделала? Подожди, — Вика успокаивается и, взяв салфетку, прикладывает ее к уголкам глаз, промачивая тушь. — Это точно ты? Может какой-то клон, о существовании которого я не подозревала?

— Я уже жалею, что обо всем тебе рассказал.

— О нет, ты очень счастлив, что твой несносный близнец вернулся и дает тебе советы, — на ее губах играет самодовольная улыбка.

Вика перекидывает ногу на ногу и, откинувшись на спинку стула, постукивает пальцами по кружке с кофе.

— А теперь без шуток. Что собираешься делать? Ты же понимаешь, что Макс оторвет тебе голову, если ты возьмешь билет в один конец до Нью-Йорка. Он, конечно, с виду добряк, но что касается Миры, то у него просто крышу сносит.

— Я еще не думал об этом.

— То есть мне уже надо готовить для тебя лед.

— Не утрируй. Я не сказал, что хочу отказаться от того, что происходит между нами с Мирой, но мне надо вернуться в НьюЙорк, чтобы закончить все дела. У меня есть обязательства.

В глазах появляется маленькая искорка надежды.

— Значит, есть вариант, что ты вернешься домой? — с едва уловимой тоской в голосе спрашивает она.

— А ты бы смогла бросить все, к чему так долго шла? — с вызовом спрашиваю я.

Она закусывает губу и переводит взгляд на кружку с чаем.

— Я понимаю, ты долго добивался всего и по сравнению с Нью-Йорком тебе тут нечего делать, но здесь твой дом.

— Из которого меня благополучно выгнали, — мой голос звучит резко.

— Богдан… — с сожалением шепчет Вика.

— Не хочу сейчас говорить об этом. Мне надо решить все с Мирой и уже от этого отталкиваться.

Сестра кивает и отводит взгляд в сторону, прекрасно понимая, что со мной бесполезно разговаривать на эту тему.

Вика осталась дома вместе с родителями. Да у нее были трудности, но мы прошли их вместе. Я люблю сестру и готов ради нее на все, однако отношение к детям в нашей семье слишком разное. Отец с самого моего детства возлагал на меня слишком большие надежды. Он распланировал мою жизнь: решил, что я буду работать в фирме и продолжу его дело. Займу место руководителя, а подкреплю его браком с дочерью партнера. Но стоило мне лишь заикнуться о том, чего я хочу на самом деле, как меня вышвырнули из родительского гнездышка.

Вика думает, что в Нью-Йорке у меня все было замечательно. Сладкая вольная жизнь, которой я наслаждался каждую минуту. Но она понятия не имеет, через какие трудности мне пришлось пройти. Ей не понять, каково это быть одному в совершенно незнакомой для тебя стране и не иметь поддержки. Вика понятия не имеет, что значит потерять все в одночасье и пытаться после этого создать что-то свое.

— Богдан.

Я смотрю на сестру. Она придвигается ближе.

— У Миры же насколько я помню есть татуировки на руках?

— Да.

— А еще она способна убить взглядом? — шепчет Вика, смотря в сторону поверх моего плеча.

Я резко оборачиваюсь и вижу позади себя Миру. Она держит в руках картонный стаканчик и ее взгляд мечется от меня к сестре. Тяжело дыша она пятится к выходу и, нащупав пальцами дверную ручку, быстрым шагом выходит из кофейни.

— Дерьмо, — я вскакиваю со стула и следую за упрямой девчонкой, пока она вновь не сбежала.

Клянусь богом, шутка с наручниками уже не кажется мне такой уж глупой.

Глава 29

Мира

— Мира, остановись! — гремит позади меня голос Богдана.

Я отхожу всего лишь на несколько метров, когда его пальцы впиваются в мое предплечье. Богдан дергает меня на себя, и я резко оборачиваюсь.

— Отпусти, — бросаю взгляд на его руку.

— Даже не подумаю. Мне осточертело бегать за тобой по всему городу и пытаться донести одну-единственную мысль: ты меня бесишь! — его глаза полыхают гневом, и он крепче прижимает меня к себе.

Стаканчик с глинтвейном падает на плитку и все выливается.

— Это взаимно! — вскидываю голову и смотрю на него упрямым взглядом.

Он злорадно усмехается.

— Я еще не договорил, — второй рукой он обхватывает меня за талию. — Ты приводишь меня в бешенство, которое я никогда раньше не испытывал. Делаешь все, чтобы вывести меня из долбаного равнодушия. Порой я не понимаю, как с тобой разговаривать и когда ты в очередной раз сбежишь. Но мне нравится это, — его дыхание перехватывает, и он судорожно сглатывает.

Взгляд Богдана смягчается, а его хватка становится не такой сильной.

Я лишь ошарашенно смотрю на него и пытаюсь унять бешено-колотящееся сердце.

— Ты противоречишь сам себе, — сипло звучит мой голос.

— Думаешь, я не знаю этого? С самого первого дня нашего знакомства я противоречу сам себе. Я приехал, чтобы понять, что мне нужно, а в конечном итоге ты спутала мои мысли и я уже не уверен, что все это время следовал по правильному пути. Но мне нравится это, — вновь повторяет он. Богдан наклоняется и касается моего лба своим. — Если ты думаешь, что страшно только тебе, то ошибаешься. Я тоже боюсь, но хочу рискнуть.

Закрываю глаза, чтобы хоть на мгновение оторваться от темного омута его взора, пленяющего меня все больше. В который раз все во мне переворачивается за секунды, и я начинаю сомневаться в собственных чувствах и решениях.

Сердце опять начинает подсказывать мне, что сейчас я не права и нужно засунуть свой характер куда подальше. Разум молчит, словно нейтральная территория.

Долбаная Швейцария.

— Прекрати убегать от меня, — он касается моей шеи и нежно поглаживает кожу.

— Нам будет больно. Ты не понимаешь, — мой голос надламывается. — Я затяну тебя во тьму, из которой мы можем не выбраться.

— Плевать.

Поднимаю голову и смотрю ему прямо в глаза.

— Ты уезжаешь, — с горечью шепчу я и к глазам подступают слезы.

Я слишком долго боролась с ним и больше не могу противостоять. Чувства к Богдану сильнее меня.

— Мы что-нибудь придумаем. Я закрою ближайшие проекты и вернусь сюда, а дальше будем отталкиваться от того, что имеем.

— Богдан…

Он прикладывает палец к моим губам.

— Если ты приготовила список из ста причин по которым мы не можем быть вместе, то я облегчу тебе задачу — разорви его. Я не отступлю, — его голос полон решимости.

У меня вырывается смех вместе с всхлипом и на губах Богдана также появляется теплая улыбка. Я приникаю к его руке, ласкающей мою щеку и смотрю на парня, который перевернул мою жизнь с ног на голову.

Я могла бы снова уйти, но не хочу. В эту секунду я понимаю, что больше не хочу спорить и выяснять кто прав, а кто виноват. Итог один: мы возвращаемся друг к другу.

Встаю на носочки и целую его. Богдан удивлен моим поступком. Он мгновение медлит, затем крепко обнимает, прижимая к себе. Его губы мягкие и нежные контрастируют с требовательным поцелуем, словно он вкладывает в него все невысказанные эмоции и собственные страхи. Богдан словно показывает, что я принадлежу ему. И мое глупое сердце полностью с ним согласно. То чувство, которое я прятала глубоко внутри, вырывается наружу. Я обнимаю его за шею, притягивая ближе к себе. Это то, чего мне так не хватало.

Мне не хватало Богдана.

Как только наши губы соприкоснулись, я поняла, как скучала по нему эти дни. Богдан словно частичка пазла, которой мне не доставало. Мой чертов пазл по имени Богдан.

— Ты пожалеешь, что связался со мной, — говорю я, давая ему последнийшанс, чтобы уйти.

Он улыбается и нежно касается моей щеки.

— Уже начинаю, — отшучивается он.

Хотя бы раз в жизни я хочу рискнуть.

— Так вот из-за кого мой брат стал невротиком. Рада наконец-то познакомиться с тобой, — раздается рядом с нами веселый голос. — Я даже ничуть не жалею, что прервала свой отпуск на пару дней раньше.

Мы с Богданом отстраняемся друг от друга, и я вижу перед собой девушку из кофейни.

— Меня зовут Вика и я сестра этого ненормального, — она подмигивает брату и протягивает мне руку.

— Господи, — недовольно ворчит Богдан.

С губ слетает смешок. Все в точности, как и рассказывал Богдан.

— Мира, — отвечаю на рукопожатие.

Я поочередно смотрю на близнецов, не скрывая улыбки. Они похожи, но в тоже время очень разные. Оба с черными как смоль волосами и темными глазами, высокие и стойкие. Но в то время как Вика веселится от того, что ей в очередной раз удалось вывести брата из себя, Богдан сдерживает себя из последних сил.

— Итак, просто хочу, чтобы ты знал и потом не говорил, что я явилась как гром среди ясного неба, — она поправляет на плече сумку и смотрит на брата с вызовом. — Я вернулась ради тебя гораздо раньше запланированного срока.

— Всего лишь три дня, — он бросает на сестру скептический взгляд.

— Сейчас мне надо восстановится после разницы в часовых поясах, а завтра я намерена отправиться с вами обоими на завтрак, — Вика игнорирует слова Богдана. — Так что жду вас на этом же месте в одиннадцать утра. И если я опоздаю закажи мне что-нибудь сладкое.

— Ты невыносима.

На губах Вики играет ослепительная улыбка.

— Повторяешься, братец. До завтра, Мира, — она подмигивает мне, а потом, развернувшись, уходит уверенной походкой в сторону центра города.

Глава 30

— Как свидание? — Богдан переплетает наши пальцы. — Надеюсь, Ромео не лез с поцелуями.

— Не смешно. Мне надо было гораздо раньше прояснить отношения между нами. Я не думала, что до такой степени нравилась Никите.

Я так и не притронулась к своей еде так же, как и Никита. Он расплатился за ужин, а затем сел в свою машину и уехал, больше не сказав и слова. Теперь я даже не представляю, как сложится наше общение и что будет дальше.

— Зачастую мы хотим видеть то, чего нет.

— И все же это не оправдывает меня.

— Мира, он взрослый парень и вполне может перенести отказ.

Я останавливаюсь и с прищуром смотрю на него.

— Что-то я не заметила, чтобы ты спокойно перенес все мои отказы.

— Потому что я знал, что ты будешь моей несмотря ни на что. Просто тебе потребовалось гораздо больше времени, чем мне, — на его губах играет нахальная и самоуверенная ухмылка.

— Ты не исправим, — я смеюсь.

Мы заворачиваем к дому. Тяжелые тучи, нагрянувшие со стороны моря, нависают над городом. По прогнозу обещают дожди на ближайшую неделю. Ярко вспыхнувшая молния озаряет небо, а следом за ней раздается оглушительный раскат грома. В воздухе витает запах приближающегося дождя. Я останавливаюсь посреди тротуара, высоко подняв голову, чтобы еще раз полюбоваться этой картиной.

— Именно этим ты сводишь меня с ума, — вдруг говорит Богдан и притягивает меня к себе. — Ты настоящая.

Знает ли он меня настоящую? Сомневаюсь. Ему не понравится то, какая я на самом деле. Сколько раз я отталкивала родителей, Макса, Полину? Не хватит пальцев на руках, чтобы посчитать эти сумасшедшие дни. И Богдана ждет то же самое. Потом он усомнится в правильности своего решения. Богдан поделился со мной своей болью. Я могу доверить ему свой страх, но все же держу его при себе.

Он касается моих губ в легком поцелуе и на нас падают первые капли: теплые, еще сохранившие последние отголоски лета. За секунды мелкая морось превращается в сильный ливень, но мы с Богданом не отрываемся друг от друга. Только когда мы промокаем насквозь и начинается дрожь, он берет меня за руку и ведет в сторону подъезда.

Оказавшись дома, я сразу закручиваю волосы в высокий пучок и перевязываю их резинкой, чтобы они не мешали.

— Нам надо переодеться, а потом я могу что-нибудь приготовить.

Богдан снимает мокрую рубашку, оставаясь в футболке, плотно обтягивающей его грудь.

— У меня дежавю. Второй раз ты предлагаешь накормить меня, — он проводит по волосам и в меня летят брызги. — Стоит опасаться?

— Еще одна шутка и тогда все возможно, — чмокнув его в щеку, ухожу к себе.

Этот жест кажется таким странным: мы вместе, я могу его обнять и поцеловать, не боясь за свое сердце.

В комнате быстро переодеваюсь в домашние брюки и свободную толстовку. Поцелуи под дождем — это прекрасно, но я продрогла. Перед тем как выйти из комнаты, смотрю на себя в зеркало и вижу улыбку на губах. Они слегка припухли и покраснели.

Возможно, я все же заслуживаю счастья.

Иду в кухню и закрываю окно: дождь хлещет с такой силой, что даже в небольшое отверстие заливает вода. От промелькнувшей грозы мигает свет. Включаю чайник и только успеваю открыть холодильник, как во всей квартире меркнет свет.

— Я не суеверен, но наверняка это знак, что мне надо поостеречься есть то, что ты собираешься приготовить, — Богдан входит в кухню, подсвечивая себе путь фонариком.

— Очевидно в третий раз тебе точно не повезет, — закатываю глаза. Открываю шкафчик и достаю стопку флаеров с доставкой еды. — Пицца?

— Предпочитаю пеперони.

Он кладет ноутбук на стол и включает его.

— Любишь остренькое?

— Просто обожаю, — Богдан поигрывает бровями.

На его губах играет грязная ухмылочка, от которой мои щеки наверняка становятся пунцовыми.

Заказываю пиццу, а затем набираю номер Макса. Он отвечает после второго гудка.

— Дома есть свет? — сразу спрашивает он.

— Нет. Только что все отключили, — подхожу к окну и смотрю на улицу. Практически все дома рядом с нашим также обесточены.

— Я останусь до закрытия, — его голос звучит напряженно. — Возможно переночую здесь.

— У тебя все нормально?

Поворачиваюсь спиной и опираюсь о подоконник.

— Да. Просто мне надо побыть одному.

— Если это из-за Поли, то дай ей время. Вам обоим это нужно, — я пытаюсь говорить бодрым голосом, но сердце разрывается от боли в голосе лучшего друга.

— Знаю, — тихо отвечает он. — Со мной все будет в порядке.

— Как и всегда.

— Увидимся завтра. И Мира, — Макс замолкает на мгновение, а потом с теплотой в голосе добавляет: — я хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я тоже, — шепчу я в ответ.

Сбрасываю вызов и смотрю на Богдана. Он сосредоточено просматривает фотографии на ноутбуке. Закрывает одну папку и открывает другую. Щелкнув по изображению, увеличивает его и на экране появляется фотография Ани. Она улыбается в камеру, совершенно не стесняясь отсутствия переднего зуба, голубые глаза горят в ожидании посещения следующего аттракциона.

Подхожу ближе и становлюсь рядом с Богданом.

— Я не видела эти фотографии, — с улыбкой произношу я.

— У меня как-то не нашлось времени показать их. Ты слишком часто убегаешь.

Он обвивает мою талию рукой и притягивает к себе на колени. Устраиваюсь между его рук, касаясь плечом его груди. По телу разливается тепло и становится так хорошо, что я придвигаюсь к нему чуть ближе, если это вообще возможно.

Богдан продолжает показывать остальные снимки и у меня перехватывает дыхание. О существовании некоторых я даже не подозревала. Он заснял одно из наших последних выступлений, практически на всех я. Потом фото с прогулки или как мы с Максом спорим в клубе. Я с задумчивым видом сижу в клубе и изучаю документы, в то время как вокруг кипит работа. И последние фото от которых к глазам подступают слезы. Я вместе с родителями в день их отъезда. Папа, прислонившись губами к моей макушке, обнимает меня за плечи. На его лице такое спокойное и умиротворенное выражение, будто увидев и обняв меня, все остальное отходит на второй план.

— Когда ты успел? — дрогнувшим голос спрашиваю я.

— В этом суть фотографа: быть незаметным, чтобы получились самые лучшие снимки.

Поворачиваюсь и вижу на губах Богдана теплую улыбку. Он поднимает руку и касается моей щеки. Предательская слеза все же скатывается. В свете экрана ноутбука его лицо кажется мне уже таким знакомым и в тоже время, будто вижу его иначе. Я узнаю каждую черточку и морщинку. Маленький шрам на брови, глаза глубокого черного цвета, легкая щетина, которая приятно колет ладонь. Улыбка с небольшими ямочками. Она такая же наглая, как и в первую встречу, но сейчас я знаю, сколько под ней всего скрывается.

Я сама тянусь к нему, сокращаю те пару сантиметров разделяющие нас и целую. Неторопливо и отчасти неуверенно. Нам о многом надо поговорить. Я все еще не уверена, что мы поступаем правильно, идя на поводу у своих чувств. У Богдана вся жизнь в Америке, у меня здесь. Но сейчас единственное, чего мне отчаянно хочется — стать счастливой. Поверить, что я действительно этого достойна.

Руки Богдана нежно исследуют мое тело. Я чувствую, с каким трепетом он проводит по спине, бедрам. Даже через одежду его прикосновения обжигают меня. А в животе зарождается неизвестное до этого мне чувство: пламя, которое постепенно разгорается от каждого его прикосновения и вытесняющее сковавший на протяжении многих лет холод.

Богдан берет мое лицо в ладони и проводит большими пальцами по щекам. Его язык мягко касается моего, пробует на вкус, а затем он прикусывает нижнюю губу и из меня вырывается стон.

— Мне нравится этот звук, — с улыбкой произносит Богдан.

Он целует меня в уголок губ, спускается ниже и опаляет горячим дыханием шею. Поворачиваюсь и обхватываю его бедра ногами. Моя спина упирается в край стола и слегка откинувшись на него, кладу ладонь на крепкую грудь Богдана.

— Ты пялишься, — он закусывает нижнюю губу и проводит пальцами по моим бедрам.

— Знаю. И нам обоим это нравится.

— В кои-то веки я с тобой согласен.

Богдан шутит с ухмылкой на губах, но все же я замечаю, как перехватывает у него дыхание, когда моя ладонь опускается на его живот. Даже через тонкую ткань майки я чувствую, как сокращаются на нем мышцы.

— Когда ты так смотришь у меня в голове полно мыслей, за которые еще месяц назад, ты выставила бы меня из квартиры, — его голос звучит хрипло, а я не могу отвести от него взгляда.

— Тогда поцелуй меня.

И он целует. Богдан впивается в мои губы, проводит по ним языком и проскальзывает в рот. Мое сердце подпрыгивает и делает такой сильный кульбит, что становится тяжело дышать и все же я не отстраняюсь от Богдана. Наоборот, я обвиваю его шею руками и прислоняюсь своей грудью к его, желая сократить малейшее расстояние между нами. Пока у нас есть время, я хочу все чувствовать.

Я уже знаю какими мягкими могут быть его губы, как поцелуи сводят с ума и заставляют затуманиваться разум. Но сейчас, меня поглощает страсть, эйфория и безудержное желание, в которые хочется погрузиться с головой и утонуть. Чувства к Богдану делают меня слабой и уязвимой, но в данный момент это не кажется таким уж страшным. Стена, которую я столько лет отстраивала кирпичик за кирпичиком рушится с каждым его прикосновением.

Запускаю пальцы в его волосы, играю с ними, слегка тяну, чем вызываю у Богдана стон.

В какой-то момент мы начинаем задыхаться, и Богдан отстраняется от меня. Тяжело дыша, мы соприкасаемся лбами. Одна его рука все еще сжимает мое бедро, в то время как второй он поглаживает кожу на пояснице, от чего по мне пробегают мурашки.

— Мира… — шепчет он.

Я машу головой и вновь целую его. У меня и в мыслях не было, что сегодня между нами что-то произойдет. Я думала, что вернусь домой и проведу вечер так, как привыкла это делать на протяжении многих лет — одна. Но Богдан снова вносит хаос в мою жизнь и сейчас я не хочу от него отказываться.

В этот раз я совсем не против, что мое тело меня предает.

Тянусь к краю его футболки и задираю ее. Всего лишь на мгновение прерываю поцелуй, чтобы избавиться от злосчастной одежды и вновь приникаю к нему. Мои руки скользят по крепкой и горячей груди, отчетливо ощущая каждый стук сердца и жар кожи. Качнув бедрами, чувствую, насколько возбужден Богдан. Никогда и никого я так не хотела, как его.

Богдан подхватывает меня на руки и встает, не разрывая поцелуя направляется в мою комнату. Обвиваю ноги вокруг его талии и мои губы спускаются по его подбородку, к шее. Когда я слегка прикусываю его кожу, как это пару мгновений назад делал он сам, из его груди вырывается хриплый стон:

— Ты меня убиваешь, — он опускает меня на кровать и нависает сверху.

В комнате темно и я вижу лишь его силуэт, но все же чувствую, как напряжено его тело. Едва уловимо провожу кончиками пальцев по его щеке, и он льнет ко мне. Спускаюсь к шее, груди, животу. Я хочу изучить его. Потребность касаться его становится настолько непреодолимой, что ошеломляет меня саму.

Богдан наклоняется и тяжело дыша покрывает мою шею поцелуями, одновременно пробираясь рукой под толстовку. Его пальцы поглаживают кожу, вызывая трепет.

— Мира, ты уверена?

Он поднимает голову и целует меня в щеку.

Я ничего не отвечаю. Вместо этого тянусь к краю толстовки и снимаю ее. Мысленно благодаря Полину за то, что заставила купить меня кружевное белье.

Взгляд Богдана опускается на мое тело, и он, втянув в себя воздух, опускает руку на мой живот. У меня перехватывает дыхание. Очередная молния освещает комнату, и я замечаю, как глаза Богдана горят от желания. Он все еще сдерживает себя.

— Ты мне нужен, — шепчу я.

Притянув его к себе, нежно целую в губы. Нет больше боязни своих чувств и желания убежать. Есть только одно: желание насладиться друг другом.

Мои руки жадно исследуют его тело, а сердце радуется, что именно от моих прикосновений его кожа покрывается мурашками и по нему пробегает дрожь.

Я столько времени отказывалась от прикосновений. Ласки. Любви. И я хочу чувствовать его. Сейчас, в эту секунду, я больше не хочу отказываться. Все или ничего. В данном случае все — это Богдан.

Я начинаю извиваться под ним. И чувствую, как он улыбается, вызвав у меня такую реакцию.

Богдан опускает руку, обхватывает мое бедро и прижимается ко мне всем телом.

— Мира, мы можем остановиться. Если ты…

Я обрываю его, прижав палец к губам. Я уверена в том, что делаю.

— Поцелуй меня так, как ты этого хочешь.

Он гладит мою щеку и целует. Нежно, неторопливо, растягивая удовольствие. Покрывает ключицу мягкими поцелуями, щекочет языком. Спускается к груди и целует ту часть, которая не прикрыта лифчиком.

— Я хочу тебя… — выдыхаю я.

Слова срываются с губ так легко и кажутся правильными. Я никогда не чувствовала себя любимой или желанной, однако Богдан дает мне почувствовать все эти эмоции каждым прикосновением, взглядом. Он заводит руку мне за спину и, расстегнув лифчик, откидывает его в сторону.

— Я бы все отдал, чтобы видеть тебя сейчас, — шепчет он.

— Ты можешь почувствовать.

Беру его руку и скольжу по животу, когда же Богдан касается моей обнаженной груди с его губ срывается тяжелый и сладкий вздох и он тихо чертыхается. Он целует мою грудь, вбирает в рот сосок, медленно неторопливо с ним играет, все больше сводя меня с ума. Я начинаю извиваться под ним и хотеть большего. Я хочу ощутить его, касаться каждой клеточки тела. Убрать все барьеры.

Во мне будто просыпается та часть моего тела, о которой я даже не подозревала. Страстная, желанная, необузданная. Ведь иначе это не назвать.

Рука Богдана опускается на пояс пижамных штанов, и он поднимает голову. Уверена, в его взгляде есть молчаливый вопрос: «Может ли он зайти дальше?». Я киваю и сердце принимается отчаянно биться о грудную клетку. Богдан медленно снимает с меня штаны и проводит кончиками пальцев по голени, выше к коленке, затем к бедру. Каждое его прикосновение наполнено трепетом и заботой. Он опускается на меня и дарит нежный поцелуй, в то время как рука касается меня между ног. С губ срывается вздох полный удивления и желания, а тело пронзает волна новых ощущений.

Я никогда не трогала себя и даже не думала об этом. Ко всему, что касалось секса я относилась с презрительным фырканием и не подозревала, что чувства могут быть такими запредельными. Богдан поглаживает меня сквозь тонкое кружево трусиков, все больше распаляя, заставляя извиваться под ним. Я хочу хоть что-то сказать, но все слова покидают мою голову, когда он опускается ниже и там, где всего секунду назад были пальцы, оказываются его губы.

— Богдан… — выдыхаю я.

Мои пальцы впиваются в его мягкие волосы, и я тяну его на себя. Тело вырывается из-под привычного ему контроля и тонет в пучине страсти и желания. Закрыв глаза, я вижу искры, вызванные его прикосновениями. Когда же один палец Богдана проскальзывает внутрь меня, то кажется, что я теряю контакт с реальностью и оказываюсь в новом для меня мире, где могу быть настолько желанна. Его прикосновения теплые и влажные, и до того медленные, что эта пытка сводит меня с ума.

Схватившись за простынь, я крепко сжимаю ее в руках. Перед глазами все плывет. Бедра приподнимаются вверх — навстречу его движениям. Никогда я не испытывала ничего подобного.

— Богдан, я…

Я не знаю, что я хочу сказать. Мне тяжело контролировать нарастающее внутри ощущение.

— Я с тобой, — шепчет он.

Мои ноги дрожат под каждым его движением. Все это доводит меня до такого состояния, что я не понимаю, что происходит. Он целует, ласкает и надавливает языком в самый центр, и в этот момент все во мне взрывается. Я не контролирую свое тело. Мне кажется, что по моим венам сейчас течет кипящая лава. Богдан ласкает меня до тех пор, пока оргазм не ослабевает и мои ноги перестают дрожать. Он еще раз целует меня, затем поднимается выше и приникает к губам.

— Ты невероятная, — хрипло говорит Богдан.

Я тянусь рукой к резинке его штанов, но он перехватывает мою руку.

— Мне надо сходить в комнату, — он целует меня в плечо.

— Я принимаю таблетки, — не подумав говорю я.

И только сейчас до меня доходит, что Богдан может задать вопрос, на который я не готова отвечать. На мгновение вновь возвращается оцепенение, но Богдан берет мое запястье и целует.

— Если ты уверена, — шепчет он. — Я всегда предохраняюсь.

Я лишь киваю и тянусь к нему за поцелуем. Богдан продолжает ласкать меня и постепенно избавляется от одежды. Я все больше отдаюсь ему, погружаясь во вселенную, где есть только мы. Когда он прижимается ко мне бедрами, то я отчетливо чувствую его между своих ног. Приподнимаю бедра касаясь его и Богдан протяжно втягивает в себя воздух.

Он прислоняется ко мне своим лбом, подается вперед и я ощущаю, как он медленно проникает в меня. Первые секунды мне становится некомфортно, и я благодарна Богдану, что он не торопится. Он продолжает ласкать меня, касается клитора, обводит его большим пальцем, все больше посылая наслаждение по всему телу. Я даже не заметила, как сильно мои пальцы впиваются в его плечи.

— Черт. Мира, как хорошо…

Он сантиметр за сантиметром погружается в меня. Заполняет ту часть меня, которая пустовала долгие годы.

Не спеша двигая бедрами, привыкаю к нему. Он обхватывает мою ногу и закидывает себе за спину, из-за чего теперь ощущаю его глубже. С моих губ слетает тихий вздох, а пульс скачет галопом и в этот раз не от страха. Я выбрала Богдана. С ним я чувствую себя в безопасности, так как никогда прежде не чувствовала. Я знаю, что он не причинит мне вреда. Даже сейчас, когда он сам находится уже на пределе, Богдан сдерживает свои порывы и делает все, чтобы показать мне, что для него я на первом месте.

Приятные толчки подводят меня к новому пику наслаждения. Оно вновь возрождается внутри меня и просится наружу. Никогда не думала, что могу испытывать подобное. Его твердая грудь касается моей, руки ласкают, а губы дарят поцелуи, затуманивающие разум. Сейчас я бы тоже все отдала, чтобы видеть его лицо.

Подложив руку мне под ягодицы, Богдан приподнимает, задевая что-то внутри, отчего я начинаю задыхаться и хвататься за него еще сильнее.

— Да, Мира… — выдыхает он.

Он вновь толкается в меня, и я чувствую, как эйфория проходит по каждой клеточке моего тела, заполняя его жаром. Я так сильно впиваюсь в его плечи, что скорее всего оставлю царапины. Наши тела слились воедино, и мы двигаемся в один ритм. Он покрывает мою шею поцелуями, ласкает тело, и безумная жажда вырывается наружу, снося на своем пути все преграды. Моя спина выгибается, с губ слетает то ли крик, то ли вздох.

Толчки Богдана становятся хаотичными, а затем он замирает, уткнувшись лицом мне в шею. Я чувствую, как он заполняет меня. Мы тяжело дышим. Наши тела мокрые от пота, а сердце вырывается из груди.

Богдан немного отстраняется от меня и внимательно всматривается в мои глаза.

— Ты как? — спрашивает он с небольшой тревогой в голосе.

— Хорошо, — отвечаю я, едва связывая слова.

Богдан сразу расслабляется, убирает прядь волос с моего лица и нежно целует, проводя рукой по щеке. Я прислоняюсь к его ладони.

— Кажется, это ты затащила меня в постель, — он улыбается.

— Ты же так этого хотел, — я посмеиваюсь.

Богдан смеется и целует меня снова и снова. Ласкает мое лицо. Мне так приятно ощущать тепло его тела каждой частичкой себя.

Положив голову ему на плечо, слушаю сумасшедшее биение сердца.

— А ты как? — спрашиваю я неуверенно.

Богдан целует меня в волосы и крепче обнимает.

— Мне было лучше, чем хорошо, — он проводит кончиками пальцев по оголенному плечу. — Ты такая чувствительная.

— Это хорошо?

— Ты себе не представляешь, насколько, — Богдан целует меня в лоб. — Еще ни с кем я не испытывал ничего подобного, — тихо признается он.

Я приподнимаюсь на локте и удивленно смотрю на него. Богдан слегка улыбается.

— Вот как? Неужели среди полчища твоих девушек я лучшее, что у тебя было? — не могу скрыть сарказма.

— Не такое уж и полчище, — он закатывает глаза. — И да, ты лучшее, что со мной случалось, — он касается большим пальцем моей губы. — Ты видишь только меня.

— А кого я еще должна видеть? — непонимающе спрашиваю я.

— В основном девушки замечали во мне симпатичного фотографа, с которым неплохо было бы провести время, — говорит он серьезно.

Провожу кончиком пальца по его губе и подбородку.

— Я вижу мужчину, который меня жутко бесит и не отступает перед моими выходками, — я пожимаю плечами.

Богдан усмехается.

— Значит, я тебя до сих пор бешу?

— Еще как.

— Даже после двух оргазмов? — спрашивает он, прищурив глаза.

Мои щеки наверняка сейчас пунцовые от этого замечания.

— Ничего не могу с собой поделать. Говорю же, ты раздражаешь.

— Приму это за комплимент.

Богдан улыбается и нежно целует меня. Кладу голову ему на грудь и слушаю ровное биение его сердца.

Впервые я засыпаю с мыслью, что действительно счастлива.

Глава 31

Богдан

Прислонившись плечом к стене, наблюдаю за тем, как Мира готовит завтрак. Пританцовывая, она выливает яичную смесь в сковородку и ставит две кружки кофе на стол. Моя футболка доходит ей до середины бедра, волосы завязаны в высокий пучок, а пара прядей, выбившись, свисает вдоль лица.

Проснувшись я не обнаружил ее рядом и первая мысль, посетившая мою голову — она сбежала. Испугалась, произошедшего ночью, и по привычке сбежала. Но Мира всего лишь ушла готовить завтрак, а у меня видимо, развилась паранойя.

Она не замечает меня, а мне нравится за ней наблюдать. В моей футболке она выглядит еще миниатюрнее и пальцы покалывает от безумного желания вновь прикоснуться к ней.

Мира достает из холодильника пакет с апельсиновым соком, наливает в стакан и делает пару глотков. Затем все также пританцовывая, достает из тостера хлеб и быстро перекладывает его на тарелку. Правда один роняет на пол, в очередной раз обжигая пальцы и чертыхается себе под нос.

Я смеюсь и подхожу к ней. Обвиваю талию руками, отчего Мира вздрагивает и оставляю на шее мягкий поцелуй. Она вытаскивает наушники и кладет их на столешницу.

— Ты меня напугал, — Мира поворачивается ко мне и ее щеки покрывает легкий румянец. — Кажется в этот раз тебе все же придется попробовать приготовленную мной еду.

— Это звучит как угроза, — касаюсь кончика ее носа своим.

Она шлепает меня по плечу, с игривой улыбкой на губах.

Мои руки скользят по ее спине, пальцы сминают футболку, и она ползет вверх следом за моими движениями. Дыхание Миры сбивается, и она поднимает на меня смущенный взгляд.

— Сейчас все сгорит, — шепчет она, не сводя глаз с моих губ.

Наклоняюсь и провожу губами по уху, слегка его прикусываю и улыбаюсь, когда кожа под моими пальцами покрывается мурашками. Я продолжаю исследовать ее тело, совершенно не обращая внимания на то, что в сковороде начинает что-то шкварчать.

Берусь за резинку в ее волосах и тяну за нее. Они рассыпаются по плечам и груди.

— К черту еду, — подхватываю ее под бедра и усаживаю на столешницу.

Впиваюсь в ее губы жадным поцелуем и Мира ахает. Она обвивает мою талию ногами, и я прижимаюсь к ней. Мне хочется вновь касаться ее, узнать при свете дня и увидеть, как затуманивается ее взор, когда она доходит до вершины блаженства.

То, что произошло вчера между нами не описать словами. Я всегда любил секс. Любил разрядку и те короткие мгновение, когда адреналин проходил по венам. Я не был козлом и определенно доставлял партнерше удовольствие, но все же мое собственное наслаждение всегда было превыше всего. После мне не хотелось объятий или разговоров. Одно-единственное желание преобладало над всем — вновь погрузиться в одиночество.

Вчера же Мира была на первом месте. Мне хотелось дарить ей наслаждение, и я сам получал удовольствие от того, как она реагировала на каждое мое прикосновение. Как тихо выдыхала, когда я касался ее в самых сокровенных местах и с каким пылом отвечала после. Да, она была не уверена и на секунду мне даже показалось, что Мира девственна. Но вспомнив ее отношение к противоположному полу, я склоняюсь к тому, что она просто избирательна.

И после проведенной вместе ночи, я больше не собираюсь тратить время впустую и хочу наслаждаться ей каждую минуту.

— Богдан… — выдыхает Мира впиваясь в мои лопатки ногтями.

Веду рукой вдоль внутренней стороны бедра и дохожу до трусиков. Стоит мне провести по нежной плоти костяшками пальцев, как спина Миры выгибается, и я вновь слышу сладкий стон. Покрываю шею жаркими поцелуями и чувствую, как член от возбуждения упирается в боксеры.

— Мира, а что за коробка с пиццей у нас под дверью? — громко спрашивает Макс.

Мы застываем на месте и в кухню входит друг.

— Я ошибся квартирой? — в его голосе отчетливо слышен шок.

Утыкаюсь лицом в плечо Миры и тяжело выдыхаю. Я его ненавижу, честное слово.

— Ты же сказал, что переночуешь в клубе.

— Ага. Это было вчера. А сегодня я вернулся домой и увиденное будет преследовать меня в кошмарах до конца дней.

— Они наступят слишком быстро, — бормочу я.

Поднимаю голову и отстраняюсь от Миры. Она отводит взгляд и заправляет прядь волос за ухо.

Кухню заполняет запах гари и Мира спрыгивает со столешницы, чтобы открыть окно. Она поворачивается, переминается с ноги на ногу, натягивает мою футболку на бедра и смотрит сначала на меня, затем на Макса.

Мне хочется прижать ее к себе и не отпускать, а его выставить к чертовой матери.

— Я так понимаю, что нам лучше сходить куда-нибудь перекусить. Пойду переоденусь.

Мира проходит мимо меня и скрывается у себя в комнате. Прислоняюсь лбом к холодильнику и перевожу дыхание. Идея переехать в гостиницу все больше кажется мне заманчивой.

— Богдан, ты же помнишь, о чем я говорил? — серьезным тоном спрашивает Макс.

— Да, — огрызаюсь я. — Ты оторвешь мне голову, если я ее обижу. Но сейчас мне больше всего хочется, чтобы ты испарился.

— Я же не виноват. Могли бы не заниматься этим в кухне. Как я теперь тут есть буду?

— Например, делать это в другом месте.

Разворачиваюсь и прямиком иду в душ. Ледяной, мать его, душ.

***

— Значит, этот шрам оставила ему ты? — Мира заливается смехом.

— Конечно. Любой след, который ты найдешь на моем любимом братце — моя заслуженная победа в тяжелом детстве.

— Прости? — возмущенно смотрю на сестру. — Тяжелое детство? Да ты выжила меня из комнаты.

— Потому что ты, мне покоя не давал. Вечно щелкал своими затворами, проявлял пленку и что-то фотографировал, — Вика невозмутимо делает глоток кофе из кружки.

— В отличии от тебя, я никогда не дрался с тобой. А ты накинулась на меня из-за какой-то кисточки, — фыркнув, откидываюсь на спинку стула и не свожу с нахалки пристального взгляда.

— Это были мои любимые кисточки. А ты просто сломал их пополам, когда я нечаянно зацепила какую-то штуку на твоем столе, — она выдерживает мой взгляд, а затем вздернув подбородок и с улыбкой на губах, добавляет: — Дай угадаю, я невыносима?

Как же «нечаянно зацепила». Если в эту чушь поверила мама, то это не значит, что я тоже купился на большие оленьи глаза полные раскаяния. Вика просто взбесилась, что мама купила мне новый набор для проявления фотографий и когда я отвернулся всего на пару секунд, разбила одну из колб. Как можно сделать это «нечаянно», находясь в другом конце комнаты я не понимаю. В детстве она была жутко ревнивой и если мне что-то покупали, а ей это доставалось чуть позже, то она устраивала целое представление со слезами и жалобным взглядом. Даже когда после она швырнула в меня одним из тюбиков с краской и попала мне в бровь, не сильно изменило ситуацию.

Закрыв лицо ладонями, Мира заливисто смеется. Она вновь смотрит на нас и в уголках ее глаз, замечаю скопившиеся слезы. Она переводит дыхание, а затем качает головой.

— Я думала, что это у нас с Максом было невыносимое детство, но вы бьете все рекорды, — она машет ладонями на лицо.

— Тут я даже спорить не буду. Если у вас намечается что-то серьезное, то я искренне тебе сочувствую, — сестра бросает на меня драматичный взгляд.

— Вика, — шикаю я.

Она отмахивается от меня и разламывает маффин напополам.

Думаю, в следующий раз нас сюда точно не пустят. Мы уже час сидим в кафе на набережной и разговариваем обо всем на свете. Точнее сестра не затыкаясь рассказывает о своем отпуске, с какими парнями она познакомилась и как ей не повезло делить со мной свое ужасное детство.

— Когда нам было двенадцать, я разлила на приставку Макса воду и по его взгляду я поняла, что это была одна из самых больших потерь в его жизни. Он несколько дней дулся на меня несмотря на то, что папа все починил и он смог играть как раньше.

— Подожди, папа? — брови Вики хмурятся.

— Ну да, — Мира пожимает плечами.

— Просто это звучит так, будто они у вас общие. Насколько я знаю, вы просто жили рядом.

Я пинаю под столом ногу сестру, и она вскрикивает, прожигая меня взглядом. Вика никогда не славилась тактичностью и спрашивала все в лоб.

Мира немного напрягается и все же старается улыбаться.

— Я люблю их как родных. Некоторое время я жила у них, а потом мы с Максом уехали сюда.

— Я бы с радостью тоже уехала от нашей семейки куда-нибудь подальше, — выдает сестра.

— Поверь, это желание очень часто бывает обоюдным, — парирую я.

Она закатывает глаза и принимается за свой маффин, который уже превратился в крошки.

Мира с отстраненным взглядом пьет свой кофе. Протягиваю под столом руку и сжимаю ее колено. Она поворачивается ко мне и посылает теплую улыбку, все еще пребывая мыслями где-то далеко.

Я уже давно понял, что Мира что-то скрывает. Она держит со всеми дистанцию и людей, которым доверяет, можно пересчитать по пальцам одной руки. Она никогда не говорит о родных родителях, но с любовью отзывается о приемных. А еще она боится прикосновений.

Пусть вчера она подпустила меня к себе, доверилась намного больше, чем я ожидал и все же, когда я касаюсь ее, она невольно вздрагивает. У меня много вопросов на которые я хочу получить ответы, но не собираюсь давить на нее. В конце концов у каждого из нас есть скелеты в шкафу и всему свое время.

Невозможно отпустить своих призраков по щелчку пальцев.

— Кстати, раз уж я вернулась, то мы можем закончить твой ремонт. В Италии я так вдохновилась, что хочется сделать из твоей берлоги что-то светлое и яркое.

— На этот раз я обойдусь без тебя, — меряю ее взглядом. — После твоей последней идеи квартира превратилась в руины. Думаю, я даже выставлю тебе счет.

Она возмущенно смотрит на меня.

— Я же не знала, что прошлые мастера окажутся настолько неквалифицированными.

— Страшно представить, что ты предлагаешь клиентам в фирме отца, раз устроила такую подлянку родному брату, — цежу я сквозь зубы.

— Ты ходишь на грани моего доверия, дорогой братец, — она достает из сумки маленькое зеркальце и поправляет свой макияж. — И раз уж на то пошло, то если бы не я, то вы двое точно не были бы вместе, — она поочередно указывает на нас с Мирой указательным пальцем. — Я готова принимать благодарности.

— Даже не знаю с чего начать, — усмехаюсь я.

Сестра бросает на меня сердитый взгляд, в то время как Мира подавляет смешок.

— Вы же вместе придете на семейный ужин? — спрашивает Вика, закончив с едой.

Она вытирает пальцы салфетками.

— Какой еще ужин? — пристально смотрю на сестру.

— Я разве не сказала? — ее брови взлетают вверх. — Родители устраивают праздник по случаю твоего возвращения. Воссоединение семьи и все такое.

— Очень приятно быть приглашенными на вечеринку, посвященную самому себе в последнюю очередь. В моих планах ее не было.

— Богдан, — с упреком произносит сестра. — Мама уже несколько недель все подготавливает.

— Я заеду к ним, когда они вернуться, но участвовать в клоунаде не собираюсь.

— Ты не прав, — она сминает в раках салфетку.

— Мне не привыкать.

Вика хочет опять начать спорить, но закрывает рот, заметив мой взгляд. Удивительно, что хоть что-то может заставить ее замолчать.

***

— Вы похожи только внешне, — заключает Мира с улыбкой, как только мы отходим от кафе и прощаемся с Викой.

— Порой, шутки про перепутанных детей в роддоме очень актуальны, — обнимаю ее за плечи.

— И все же ты ее любишь.

— У меня нет выбора.

Мира смеется и, вздрогнув, прижимается ко мне, когда на нас налетает поток холодного ветра. Вчера ночью на город опустился настоящий ураган. Привычный путь до набережной оказался в два раза дольше из-за поломанных деревьев и техники, разгребающей завалы мусора, разлетевшегося по всему городу. Штормовое море превратилось в настоящее безумие и сейчас волны доходят практически до кафе, в котором мы сидели.

— Почему не хочешь идти на ужин? — спрашивает Мира. — Ты же говорил, что давно не виделся с родителями.

Я вдыхаю влажный морской воздух полной грудью.

— Наша семья не такая как у тебя, — озвучить собственные мысли дается очень тяжело. — Вы обнимаетесь потому что соскучились друг по другу, у нас же это принято только, чтобы показать окружающим, что мы замечательная семья. Твой отец сделает все, чтобы поддержать, мой же укажет на ошибки и в очередной раз скажет, что я ничего не добился.

Мира резко останавливается и поднимает на меня встревоженный взгляд.

— В каком смысле «ничего не добился»? Богдан, ты же работаешь как проклятый, лишь бы не просить его помощи.

— Из твоих уст это звучит как комплимент, — целую ее в лоб и притягиваю обратно к себе.

Мы заворачиваем в переулок и выходим на главную улицу. Ветер немного стихает, но я все же не отпускаю Миру от себя.

— Отец не поддерживал моего стремления стать фотографом. Он отправил меня в Америку, чтобы я поступил в элитную школу, закончил финансовый факультет и когда придет время, возглавил фирму. Он никогда не смотрел на меня как на сына. Я чаще слышал «продолжатель рода».

Возможно это не совсем правда. Все же у меня остались детские воспоминания, в которых мы были счастливы, и наша семья была настоящей. Где обнимали потому что любят и такие элементарные вещи как семейный ужин не превращались в фарс. А потом отец стал другим и все изменилось. Желание проводить время с нами сменилось очередной поездкой, расширением фирмы, поиском партнеров.

Я прекрасно понимаю, почему он это делал. Он вырос в бедности и в первую очередь хотел дать нам все, чего не было у самого. Но в то время как нам не хватало отцовского внимания, он открывал новый филиал. Статус для него стал гораздо важнее семьи.

К сожалению, все хорошее, что происходит в нашей жизни слишком быстротечно и память о нем стирается с такой скоростью, что порой можно усомниться в собственных воспоминаниях и принять их за галлюцинацию.

— А мама? Она тебя поддержала?

Я пожимаю плечами.

— Она делала все, чтобы сохранить мир в семье. Знаешь, это похоже на ходьбу по канату с балансиром. Когда я заикнулся о том, что всерьез хочу посвятить свою жизнь фотографии, она оплатила мне специальные курсы, но в параллель с этим я должен был находиться с отцом на каждом строительном объекте и показывать, что ответственно отношусь к семейному делу.

— Но ты же был ребенком.

— Не думаю, что для моего отца это играло какую-то роль.

Мама изо всех сил старается сохранить хрупкий мир в нашей семье. Любую ссору она сглаживает и делает вид, что ничего не произошло. Когда меня отправили в Америку, она плакала, но постоянно повторяла, что так будет лучше для меня. Все наши звонки на протяжении последних десяти лет заканчивались ее мольбами приехать домой на праздники, я же категорически отказывался это делать. Те пару раз, когда они приезжали ко мне в НьюЙорк, она с блеском в глазах смотрела на мою квартиру, студию. Она закрывала глаза на то, что я был не счастлив с Таней, но в тоже время искренне плакала, когда мы потеряли ребенка.

Я люблю ее и знаю, что она действительно хочет для меня лучшего. И все же ощущение предательства не покидает меня многие годы. Уж лучше бы она позволила однажды развалиться этой лжи.

— Почему ты захотел стать именно фотографом? — спрашивает Мира.

Она берет меня за руку и переплетает наши пальцы.

— Ради таких моментов, как вчера вечером, — просто отвечаю я. — Я видел твои глаза, когда ты смотрела на снимки своих родных. Такие мгновения хочется навсегда запечатлеть не только в памяти. Чтобы, когда станет плохо и ты станешь забывать о чем-то хорошем, всегда можно посмотреть на снимок и вспомнить. В объектив камеры все видится иначе. Более настоящим.

— Особенно, когда фотографа не замечаешь. Все еще не могу поверить, что ты так много успел снять.

— Ты еще не обо всех моих талантах знаешь, — поигрываю бровями и щеки Миры краснеют.

Я смеюсь и получаю толчок локтем в бок.

Глава 32

Мира

— Ты ведь знаешь, что я не обладаю особым терпением, — Полина не сводит с меня пронзительного взгляда голубых глаз.

— Не совсем понимаю, о чем ты. И между прочим один слой уже высох, — киваю на руку в сушке.

Полина закатывает глаза и берет мою ладонь в свою.

— Мира, это не честно, — бормочет она сквозь маску на лице и подпиливает мне ноготь. — Богдан первый мужчина, которого ты к себе подпустила, а я остаюсь в неведении.

— Такого нет в кодексе дружбы.

Она вскидывает голову и тычет в меня пилочкой.

— В моем есть и такие события прописаны жирным шрифтом. Если у тебя был секс, то ты обязана обо всем рассказать лучшей подруге. И я же не требую подробностей.

— Что-то ты не особо со мной поделилась событиями двухмесячной давности, — язвлю я в ответ, и Полина сразу опускает глаза.

Она тяжело вздыхает и продолжает делать маникюр, а ее коллеги по салону наконец-то занимаются своими делами. Обычно Полина всегда приходит к нам домой и там мы в расслабленной обстановке обо всем разговариваем. Но так как они с Максом все еще не определились, на какой стадии находятся их отношения, мне пришлось ехать к ней на работу.

Хотелось бы мне поделиться с подругой? Конечно! То, что происходит между нами с Богданом — нечто новое для меня. Я не изменилась и мои прошлые страхи все также тенью следуют за мной по пятам, тихо нашептывая, что это всего лишь прекрасный сон, который скоро закончится и я окажусь в жестокой реальности. Я слишком долго была под их натиском и прекрасно понимаю, что просто так они меня не отпустят. Возможно, именно поэтому вновь записалась на сеансы к психологу, чтобы у прошлого больше не было надо мной власти. И все же Богдан не давит на меня, если видит, что я начинаю закрываться от него.

Когда пару ночей назад я проснулась в поту от кошмара и не могла сделать даже маленького вздоха, Богдан лишь обнял меня за плечи и прижал к своей груди, успокаивающе поглаживая по спине. Я чувствовала, как билось его собственное сердце, как сильно напряжены его мышцы. Наверняка в его голове был миллион вопросов, на которые я не смогу ответить. Но он не задал их. Когда я пришла в себя и страх постепенно отступил, Богдан продолжал обнимать меня, молча забирая часть оцепенения себе и разделяя со мной этот кошмар. Даже на утро он не подавал вида, что ночью что-то произошло, хотя я прекрасно понимаю, насколько это тяжело пытаться помочь тому, кто бежит от самого себя.

— Как Аня? — спрашиваю я. — Наши с ней выходные в силе?

Полина пожимает плечами и наносит второй слой нюдового лака.

— Вы вдвоем заранее планируете свои выходные и просто ставите меня в известность.

— В этот раз можем взять тебя с собой.

— И лишить меня пары лишних часов сна? — с иронией произносит она. — Я безумно люблю кукурузку, но я скоро впаду в кому от недосыпа.

Я смеюсь.

— Но если у вас Богданом есть планы на эти дни, то я просто приму убойную дозу кофеина.

— То что мы вместе вовсе не означает, что мир вокруг перестал существовать.

Полина поднимает голову и бросает на меня скептический взгляд.

— Я звонила тебе вчера пять раз и ты ответила только сегодня.

Чувствую, как к щекам приливает жар.

— Так я и думала, — самодовольно заявляет подруга, заметив мою реакцию. — Ой, да ладно тебе. У всех в жизни есть секс, — она отмахивается от меня. — Это просто ты подзадержалась.

— Боже, Полина…

— Он был нежен? — спрашивает она.

— Это ты называешь «не требую подробностей»? — усмехаюсь я.

— Мира, я столько лет пыталась устроить твою личную жизнь, а тут появляется Богдан, и ты мне ничего не рассказываешь, — она сдувает с глаз прядь светлых волос.

— И, по-твоему, это аргумент?

Полина не отвечает и продолжает смотреть на меня. Ненавижу этот взгляд.

— Да, он был нежен, — бормочу я себе под нос и заливаюсь краской.

Поняв, что больше от меня ничего не добиться, Полина молча заканчивает маникюр.

— Ну, когда-нибудь это должно было произойти. Я вообще удивлена, что ты столько лет жила без оргазмов.

Полина как ни в чем не бывало улыбается. Она знает причину, по которой я не испытывала тех самых оргазмов. Но все же она права.

Я сама от себя не ожидала такого порыва.

Мы больше не заговариваем на эту тему, и я благодарна, что Полина с пониманием относится к моему желанию сохранить мельчайшие подробности при себе.

— Ты придешь сегодня вечером? — с надеждой спрашиваю я.

Поля снимает с лица маску и прикладывает руки к шее, разминая ее.

— Может быть, — она отводит взгляд и принимается подготавливать инструменты для стерилизации.

— Ты сама сказала, что вы теперь друзья и сама же продолжаешь его избегать. Я переживаю за вас обоих и если ты думаешь, что Максу сейчас легко, то ты ошибаешься.

Она упрямо избегает смотреть мне в глаза.

— Ты попросила его держать дистанцию и Макс выполняет твою просьбу, но, Полина, не делай это расстояние пропастью. Ты сама сказала, что вы совершили слишком много ошибок.

Она кивает и ее подбородок дрожит от сдерживаемых слез.

— Я приду, — шепчет она. — А теперь проваливай из моего салона, пока я не начала реветь. Не хватало, чтобы у этих сплетниц появилось больше поводов для обсуждений.

Оборачиваюсь и замечаю, что все внимание сотрудниц салона привлечено к нам.

— Не понимаю, почему ты продолжаешь тут работать. Ты спокойно могла бы открыть что-то свое, а не пресмыкаться перед кем-то другим.

— Пока я не наберу нужную сумму на покупку квартиры об этом и речи быть не может, — закрыв последний пакет с щипчиками, она кладет его в сухожар и берет кружку с чаем, который давно остыл и недовольно морщится.

— Я могу помочь.

— Да-да, помню. Но я сильная независимая женщина и способна сама о себе позаботиться, — она выбирает нужный режим и поворачивается ко мне. — Спасибо.

На ее губах появляется легкая улыбка.

— Я попрошу родителей посидеть с Аней и приеду в клуб, — закинув в рот любимую шоколадную конфету, она протягивает мне коробку.

Беру одну из белого шоколада и съедаю. Опускаю взгляд на свой новый маникюр и протягиваю руки Полине, чтобы она могла сделать фотографию для социальных сетей.

— И постарайся играть так, чтобы ни один из них не сломался.

— Ничего не могу обещать, — пожимаю плечами и встаю.

Обхожу разделяющий нас столик и крепко обнимаю подругу. Поля стискивает меня в объятиях, сжимая пальцы на моей спине.

— Все обязательно будет хорошо, — отстраняюсь и касаюсь ее щеки ладонью.

Полина закатывает глаза, распускает хвост и облегченно выдыхает, массируя виски.

— Прочитала ободряющую цитату в одном из пабликов?

— Нет, всего лишь цитирую тебя.

Чмокаю подругу в щеку и на ее губах появляется лучезарная улыбка.

— Для меня это слишком банально.

— Ты же романтик. Клише тебе свойственно.

— Это прозвучало слишком обидно.

Мы обе смеемся. Еще раз обняв подругу, расплачиваюсь за процедуру и выхожу на улицу.

***

Выступление проходит паршиво. Когда я переступила порог клуба, то увидела ребят на сцене: они обменивались шутками и что-то бурно обсуждали. Но стоило мне подняться на сцену, как улыбка на лице Никиты, сменилась хмурым выражением, а потом он и вовсе делал вид, что меня не существует.

Парни промолчали и не стали задавать вопросов, прекрасно понимая всю сложность ситуации. Я даже подумывала, чтобы уйти из группы. Если для меня она служит отвлечением и способом занять свободное время, то Никита любит музыку всем сердцем, и я не хочу лишать его хотя бы этого удовольствия.

Сейчас же он, спев последние слова песни, проводит последний раз медиатором по струнам, и музыка затихает.

— Со временем он забудет, — говорит Богдан, обнимая меня.

Стоит мне спуститься со сцены, как я оказалась в его теплых объятиях.

— Пожалуй, мне и правда на какое-то время лучше уйти из группы.

Мы проходим сквозь толпу танцующих людей, я успеваю поздороваться с парочкой знакомых, а затем садимся за свой столик. Сегодня мы с Богданом вдвоем. Макс работает за барной стойкой, так как один из кандидатов в бармены его не устроил, а Полина все же не пришла, сославшись на усталость. Сначала мне хотелось настоять, но я понимаю, насколько это было бы эгоистично с моей стороны. Мне безумно не хватает обоих друзей, но им надо залечить свои раны, и я больше не собираюсь вмешиваться в эти отношения.

Беру стакан с соком и делаю несколько глотков, чтобы промочить пересохшее горло.

— Могу тебя обрадовать. Рабочие через пару дней закончат с ремонтом, и я дам тебе долгожданное личное пространство, — Богдан убирает телефон в карман джинсов.

— Надо же, мое желание сбывается, — закусываю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

— Наверняка, как только я покину квартиру, ты облегченно выдохнешь, — он смотрит на меня озорным взглядом.

— Можешь даже не сомневаться.

Богдан берет меня за руку и перетягивает к себе на колени. Его руки обвивают мою талию, а кончики пальцев пробираются под край тонкой майки, едва уловимо поглаживая кожу на животе. На его губах играет лукавая улыбка.

Этот парень сводит меня с ума.

Кладу одну руку на его грудь, а второй обвиваю шею.

— Ты действительно съедешь? — этот вопрос словно обдирает горло.

Я знала об этом с самого первого дня, но сейчас обстоятельства изменились. Мы не обговаривали статус наших отношений. Каждую ночь мы проводим вместе, и Богдан обладает мной так, что я забываю обо всем и я знаю, что он уже многое сделал, чтобы доказать мне, что ему можно доверять. Но как человек, привыкший к контролю и ясности в своей жизни, я все еще хватаюсь за неуверенную часть себя.

— Только после того, как ты поможешь мне все обустроить.

— Я? — мои брови взлетают от удивления.

— А ты думала я снова доверюсь сестре? — скептически фыркает он.

— Я была уверена, что Вика не даст тебе права выбора. Кажется, на днях она это уверенно продемонстрировала, принеся к нам домой вазу странной формы.

Он испускает недовольный стон и хмурится. Я же не могу скрыть улыбки. Когда Вика бесцеремонно заявилась к нам домой с кучей каталогов и собственными набросками интерьера квартиры, Богдан едва сдерживал себя, чтобы не выставить сестру за порог квартиры. Она без умолку рассказывала о своих безумных планах, Богдан с каждой секундой все больше хмурился, я же, не скрывая веселья, сидела между близнецами играя роль буфера, чтобы они не убили друг друга.

— И согласись, раз мы теперь вместе, то лучше оставаться у меня, нежели вечно прислушиваться дома Макс или нет, — он пожимает плечами.

Видимо, заметив шок в моих глазах, Богдан смеется, но быстро берет себя в руки.

— Мира, я не предлагаю тебе переехать ко мне. Я знаю, у вас эти странные сестринско-братские отношения и насколько вам важно быть рядом друг с другом. Но все же, мы с тобой вместе. И я хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно в моем доме.

От его слов меня пробирает дрожь.

— Ну так что скажешь? Можем на днях съездить в торговый центр и, например, посмотреть кровать, — он берет прядь моих волос и накручивает ее на палец.

— Я даже не удивлена, что ты хочешь начать именно с нее, — не могу удержаться, чтобы не закатить глаза.

— О, поверь, это первое, о чем я подумал. Есть еще очень много вещей, которые приходят мне в голову, стоит представить тебя в моей спальне, — он проводит кончиком языка по нижней губе.

Я вспыхиваю и к щекам опять приливает жар, стоить вспомнить о том, каким ласковым и страстным Богдан может быть в постели. А еще замечаю эту хитрую улыбку у него на губах. Он получает особое удовольствие, заставив меня смущаться.

— Думаю Вика не даст тебе и пяти минут спокойствия, — откашливаюсь я.

— Я поменяю замки.

— Ты на полном серьезе веришь в то, что твою сестру способны удержать какие-либо замки? — усмехаюсь я.

— Значит, мы переедем в другое место. Теперь, когда я знаю, каково это касаться тебя, остальное кажется не таким уж и значимым.

И я снова горю огнем.

— Ну так что скажешь?

Богдан придвигается ближе, проводит своим носом по моей щеке, оставляет нежный поцелуй на скуле, а его руки все настойчивее обнимают меня, обещая еще более крепкие объятия, когда мы окажемся наедине.

— Ты и я. Никого лишнего.

— У меня есть выбор?

Я поворачиваюсь к нему и, запустив пальцы ему в волосы, слегка тяну назад, чтобы он откинул голову и я могла заглянуть ему в глаза. Моя грудь касается его, а сердцебиение становится одним на двоих.

Мы смотрит друг другу в глаза. Мои губы едва касаются его.

— Он всегда у тебя есть, — шепчет Богдан.

Глава 33

Я просыпаюсь от раската грома. Открываю глаза и вижу, что Богдан обвился вокруг меня: голова лежит на моем животе, наши ноги переплетены, а рука — на бедре. Он крепко и умиротворенно спит. Улыбаясь, я провожу рукой по его взъерошенным темным волосам.

По телу проходит приятная усталость после прошлой ночи. Мы практически не спали. С Богданом я заново познаю свое тело. Если мой образ жизни должен был привести меня к нему, то я ни о чем не жалею. Я даже не представляю, чтобы кто-то другой мог до меня дотронуться. Он управляет моим телом, моими чувствами. Кончиков пальца о вожу контур татуировки на его плече и улыбаюсь. Кто бы мог подумать, что парень сводивший меня с ума десять лет назад и не вызывавший никаких положительных эмоцийспустя время плен о моё сердце.

Играю с его волосами и закрываю глаза, погружаясь в приятное наслаждение. Легкий стук в дверь вырывает меня из дремоты. Посмотрев на часы на прикроватной тумбочке, вижу, что сейчас уже девять утра. Макс наверняка опять в спортзале и у него есть ключи. Полина же точно к нам не придет. А никому другому я не собираюсь открывать. Закрыв глаза, кладу руку на плечо Богдана, но стук повторяется.

Аккуратно выскальзываю из-под него и, натянув на себя его футболку, направляюсь к двери.

На ходу поправляю волосы. Не смотря в глазок, открываю дверь и застываю на месте.

— Здравствуй, Мирослава, — говорит она холодным тоном.

Чувствую, как земля уходит у меня из-под ног, а пальцы впиваются в дверную ручку.

Спустя семь лет она все-таки нашла меня. Ни капли не изменилась. Тот же безэмоциональный и холодный взгляд, заставляющий меня за секунды съежиться. Светлое платье, подчеркивающее фигуру, туфли на высоком каблуке и пальто, накинутое на плечи. Крашеные светлые волосы аккуратно уложены. Черные стрелки подчеркивают темно-карие глаза, а матовая помада обрамляет губы.

Я не могу пошевелиться или выдавить хоть слово. Я лишь в оцепенении смотрю на свою мать.

Видя мой ступор, она делает шаг и уверенно входит в квартиру. В мой мир. Она снова это делает. Словно в прострации я следую за ней и застываю посреди гостиной. Все слова застряли в горле, в то время как страх рвется наружу.

Она осматривает комнату, подходит к стене с фотографиями и с легкой ухмылкой на губах, касается пальцами фотографий.

Она не имеет права на них смотреть. Она не должна была здесь появляться.

Таков наш договор.

— Что тебе нужно? — слова выходят хрипом.

Не глядя на меня, она садится на диван, перекидывает ногу на ногу и, откинувшись на спинку, кладет руки на бедро. Ее губ едва касается улыбка. Если это так можно назвать. Сколько себя помню, она практически не улыбается.

— А как же сперва поздороваться с мамой? Мы не виделись семь долгих лет, — насмешливо произносит она. — Видимо, я тебя плохо воспитала.

— Ты ничего для меня не сделала! — огрызаюсь я. — Повторяю, что тебе нужно?

— Я хотела увидеть свою единственную дочь.

— У тебя не было этого желания семь лет.

Любой другой человек почувствовал бы укол вины, муки совести, но только не она. Она всегда права. Всегда говорит, как нужно жить, и указывает людям на их ошибки, особенно на мои. Она делала это всю мою сознательную жизнь.

«Мирослава, ты выглядишь ужасно, переоденься».

Мне девять, и мы собираемся на похороны отца.

«Мирослава, сделай уже что-нибудь со своими ужасными волосами. Ты до безобразия похожа на отца».

«Мирослава, ничего другого я от тебя не ожидала».

Я подралась с девочкой, которая назвала меня сироткой.

«Мирослава, это отвратительно».

В тринадцать она запрещает мне играть на гитаре.

«Ты сама во всем виновата».

Говорит она, когда мне было шестнадцать и я почти умерла.

Сейчас я снова вижу его. Тот взгляд, от которого пряталась в детстве: жестокий и циничный. С тех пор многое изменилось и главным образом то, что теперь у меня есть Богдан. И я ни в коем случае не хочу, чтобы она узнала о нем.

— Мы же договорились. Я оплачиваю счета, ты забываешь о моем существовании, — говорю я, обретая в себе уверенность.

Она больше не имеет надо мной власти.

— Да. Мы договорились, что я живу в своей квартире, и ты платишь по моим счетам. Но ты продаешь ее, — она легко постукивает пальцем по коленке. — Об этом не было речи.

Неужели тех денег, что я давала на протяжении всех этих лет недостаточно, чтобы отпустить меня?

— Квартира моя. И если бы не родители, сомневаюсь, что я когда-нибудь узнала бы об этом.

— То, что твой отец отдал ее тебе, не значит, что я была согласна с этим.

— Не говори о нем. У тебя нет никакого права вспоминать про отца, — вскрикиваю я.

Она не имеет права говорить о нем. Она не любила нас. И каждое ее действие тому подтверждение. Она выкинула все, что когда-то принадлежало ему, как только мы вернулись с похорон. Не прошло и суток, как из квартиры исчезло любое напоминание о нем. Кроме меня. Этого она так и не смогла добиться.

Грудь сдавливает спазм. У меня ничего от него не осталось.

Мать насмешливым и уничтожительным взглядом осматривает меня с ног до головы. Скользит взглядом по татуировкам на руках и ее губы кривятся в отвращении.

— Что ты с собой сделала? Посмотри на себя.

Она встает и медленно обходит меня. Каждый стук ее каблуков надрывает затянувшуюся рану в истерзанной годами душе и самые потаенные страхи рвутся наружу. Постепенно пробираются, сковывают тело, заставляя вновь превратиться в маленькую девочку, которой так отчаянно нужна была защита.

— Ты испортила свое тело, — мать касается моей руки и с губ срывает всхлип.

Я не должна ей верить. Не должна поддаваться. Я была ребенком. Я повторяю себе эти слова, но они не успокаивают меня.

— Я испортила? А может, мне не пришлось бы ничего из этого делать, если бы не он? — кричу я, когда она снова смотрит на шрамы на ребрах.

Даже сквозь майку я чувствую ее взгляд на себе. На фениксе. На самом больном месте.

— Ты сама во всем виновата. Надо было меньше перед ним крутиться.

— Я не виновата. Я была ребенком!

Она продолжает насмешливо смотреть на меня, погружая в то состояние, из которого я выбиралась годами.

— Что происходит? — слышу я позади себя голос Богдана.

Он оказывается рядом и притягивает меня к себе. Я чувствую спиной его твердую грудь. Плечи немного расслабляются под его теплыми ладонями. Но взгляд моей матери за секунду возвращает меня на землю.

Она увидела его. И теперь заберет.

Богдан возненавидит меня.

— Пошла вон, — хрипло говорю я.

Мне едва удается сдерживать растущий внутри ком.

Она переводит взгляд на Богдана позади меня, а затем на его руку на моем плече. Загородив меня своей спиной, он сжимает мою ладонь в своей, переплетает наши пальцы. Тело пробирает дрожь. Я прислоняюсь к нему лбом, из последних сил стараясь не потерять самообладание.

— А он знает? — спрашивает она, ухмыляясь.

Я ничего не могу сказать. Я молча стою и смотрю, как она рушит мою жизнь, а я снова позволяю ей это сделать.

— Вам лучше уйти, — голос Богдана звучит угрожающе тихо.

Я крепче сжимаю его руку.

— Ты знаешь мой номер. Хорошенько подумай, прежде чем так поступать. Ведь я не шучу, — предупреждает она, и я понимаю, что так и есть.

Я слышу цокот каблуков и хлопок двери. Она ушла.

Делаю несколько шагов назад, разрывая наш контакт.

— Мира, поговори со мной, — просит Богдан.

Он обеспокоено смотрит на меня, протягивает руку, но я продолжаю пятиться. Мне нужно убежать. Мне нужно сделать что-нибудь, чтобы спасти его и не потянуть за собой. Все было слишком хорошо, чтобы казаться правдой.

— Мира, — тихо зовет меня Богдан.

Я машу головой, разворачиваюсь и забегаю в ванную. Открываю кран и плескаю в лицо ледяной водой.

Я уйду. Придумаю план, как оттолкнуть его и в этот раз у меня все получится. Я не должна была позволять всему происходящему случиться. С губ срывается всхлип. Как глупо было верить, что все может быть иначе. Но это не так. Я не заслуживаю счастья. Хорошие сны рано или поздно заканчиваются, а кошмары длятся вечность, лишь иногда давая легкую передышку и ложную надежду на счастливый конец. Но они всегда выигрывают. Таков закон.

И моя мать в очередной раз доказала это. Она никогда меня не отпустит.

Выйдя из ванны, сразу замечаю Богдана. Он нервно меряет гостиную шагами.

— Сейчас приедет Макс.

Я игнорирую его, молча захожу в комнату и вытаскиваю из шкафа первую попавшуюся одежду. Мне нужно убраться отсюда, пока Макс не приехал.

Богдан следует за мной, подходит ближе, но не касается меня.

— Куда ты собираешься? — взглядом он следит за каждым моим движением.

Я обхожу его, но Богдан хватает меня за руку и притягивает к себе.

— Отпусти меня, — прошу я.

— Нет.

К горлу подступает ком. Я сглатываю, не давая ему вырваться наружу. Если он выйдет, следом за ним последует тьма, которая уже почти поглотила меня. Я резко отталкиваю Богдана и, выбежав в коридор, обуваюсь.

— Я не отпущу тебя, — он перехватывает ключи от моей машины.

— Отпусти, — у меня из груди вырывается крик.

Богдан машет головой и с уверенностью смотрит на меня. Входная дверь распахивается, и в квартиру вбегает Макс.

Он вымок до нитки и с тревогой всматривается в мое лицо.

— Что она сказала? — прерывисто спрашивает он.

Я машу головой и сжимаю ладонь в кулак, сильно впиваясь ногтями в кожу. Так и должно быть. Только боль удержит меня на плаву.

— Я хочу уйти, — шепчу я.

Но они продолжают стоять на месте. От безвыходности я кричу. Мне нужно уйти. Они насильно держат меня. Он тоже держал меня и не давал уйти, несмотря на мои мольбы. Он держал меня, пока я не перестала сопротивляться и он не смог взять свое.

Хватаю с полки рамку с фотографией и бросаю ее в стену.

— Отпустите меня! — кричу я снова.

Богдан смотрит на меня, широко раскрыв глаза. Сейчас он видит меня настоящую. Та девушка, которая смеялась и полюбила, — не я. Это обертка, которой я хотела казаться. На самом деле вот я — слабая и испытывающая полное отвращение к себе.

Прислоняюсь спиной к стене и делаю судорожные вздохи. Макс подходит ближе. Я снова хочу закричать, но он протягивает мне ключи от своей машины.

Он понимает, что мне нужно уйти.

— Ты спятил? Какого хрена ты творишь?! — кричит на него Богдан.

— Ей нужно уйти, — говорит Макс, смотря мне в глаза, и слабо кивает.

Он слишком часто видел, чем все может закончиться, если преградить мне путь. Сжав в ладони ключи, я обхожу Макса, но Богдан хватает меня за руку. Каждый мускул в его теле напряжен. Челюсть так сильно сжата, что ходят желваки.

Он не должен через это проходить. Касаюсь его щеки и поворачиваю к себе, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Отпусти меня, — шепчу я.

— Нет! — он упрямо машет головой.

— Прошу тебя. Я вернусь, — говорю я, обманывая его.

Богдан прислоняется ко мне лбом. Его дыхание прерывисто. Едва уловимо касаюсь его губ своими. Скольжу рукой по груди, касаюсь щеки и закрываю глаза.

Всего пару секунд. Последнее прикосновение.

Потом он возненавидит меня. Но сейчас есть всего пару секунд.

Его хватка на моем запястье ослабевает, и я пользуюсь этим. Отталкиваю его от себя и выбегаю в подъезд.

— Мира! — слышу я крик позади себя.

Перепрыгиваю через несколько ступенек, вылетаю на улицу и открываю машину Макса, стоящую посреди дороги. Дождь за доли секунды пронизывает меня насквозь.

— Мира!

Я поднимаю голову и вижу Богдана. Он стоит под дождем и смотрит на меня, моля взглядом остановиться. Но я все решила. Сажусь в машину и блокирую двери. Он подбегает и пытается ее открыть, бьет рукой по стеклу. Смахиваю бегущие по лицу слезы и отъезжаю.

Только сейчас я даю волю страху и ком боли рвущийся наружу, выходит обдирающим горло криком. Я кричу громко. Сильно. Кричу от безысходности. С силой бью по рулю.

Я должна была предугадать, что она вновь появится в моей жизни. Она никогда не оставит меня в покое. Сколько бы денег я ей не давала, сколько бы не умоляла забыть обо мне, она каждый раз появляется в моей жизни и напоминает, что я — самое ужасное, что с ней могло произойти. Моя собственная мать — женщина, которая должна была меня любить, — самый худший кошмар моей жизни.

Слезы застилают глаза, и я смахиваю их ладонью. Из груди рвутся рыдания. Все снова повторилось. Моя жизнь снова разрушена. И я так слаба и безвольна, что позволила этому случиться.

Останавливаюсь на красный свет светофора и с такой силой сжимаю кожаный руль, что он начинает трещать. Делаю глубокие вдохи и стараюсь успокоиться. Мне нужно привести мысли в порядок и решить, как дальше быть. Я не могу поехать в клуб или к Полине: Богдан с Максом слишком быстро меня найдут.

Дождь все сильнее хлещет по лобовому стеклу, и дворники едва с справляются с таким потоком. Когда загорается зеленый свет светофора, я нажимаю на педаль газа, но притаившееся безумие все больше накатывает на меня. Сердцебиение учащается, дышать становится еще труднее и я, прислонив руку к груди, надавливаю на нее. Будто это поможет сделать мне вдох. Но это обман. Как и вся моя жизнь.

Резко сворачиваю на обочину и, заглушив двигатель, выхожу под ледяной дождь. Он пронзает меня, помогает вновь спрятаться.

Я разрушаю все, к чему прикасаюсь.

Холодные капли барабанят по телу. С каждым ударом пробуждая воспоминания, которые я давно похоронила.

Я захожу в свою комнату. В ней темно, стоит затхлый запах. Вещи разбросаны по всей комнате. Одежда разорвана и валяется на полу. Перевожу взгляд на кровать и замечаю его. Он спит, зажав мою подушку между ног. Рука в штанах.

Я пячусь назад. Стараюсь не шуметь, чтобы он меня не заметил. Но он поворачивается ко мне и хищно улыбается. Все это время он притворялся спящим. Он встает и, шатаясь, подходит ко мне.

— Думаешь, сможешь просто так уйти? — слова выходят пьяным бредом.

— Не трогай меня, прошу, — умоляю я.

— Ты же сама этого хочешь, — он смотрит на меня затуманенным взглядом.

— Нет.

Я разворачиваюсь и выбегаю из комнаты. Он хватает меня за волосы и со всей одури бьет по лицу. Я кричу и на время теряюсь в пространстве. Страх смешивает с паникой, сковывая тело, а боль притупляет мысли. Он прижимает меня к стене и, заламывая одну руку, тянется к моим шортам.

— Умоляю, не надо, — плачу я и пытаюсь вырваться.

— Не дергайся или будет больно, — шипит он на меня.

Я вырываюсь, кричу. Все громче и громче. Он бьет меня в живот. И на мгновение я перестаю дышать. Как будто весь воздух вокруг меня исчезает. Он бьет меня по лицу и дергает рукой шорты, срывая их вниз.

Кто-то хватает меня и прижимает к себе. Я вырываюсь, не понимаю, происходит это в воспоминаниях или в реальности.

— Мира, что ты делаешь? — кто-то кричит мне.

Поднимаю голову и вижу Никиту. Он с беспокойством всматривается в мои глаза, откидывает со лба мокрые волосы и часто моргает от проливного дождя, а затем обнимает за плечи, прижимает к себе и шепчет:

— Пошли.

Он аккуратно усаживается меня в машину и через мгновение оказывается рядом.

— Где Макс? — спрашивает он, выключая печку. — Я отвезу тебя домой.

— Нет! — восклицаю я. Я не могу сейчас вернуться. — Отвези меня к себе, — прошу я.

В глазах парня отчетливо видно сомнение, но он, слабо кивнув, соглашается.

Глава 34

Богдан

— Ты отпустил ее! — цежу я сквозь зубы.

Громкий хлопок входной двери разрезает пугающую тишину в квартире.

— Ты не понимаешь, — Макс качает головой. — Так было нужно.

Откинув со лба мокрые волосы, испепеляю друга взглядом. Он садится на край дивана и, опустив голову, обхватывает ее руками.

— Не понимаю? Ты издеваешься, черт возьми?! — провожу ладонью по лицу, убирая капли дождя. — Макс, ты видел ее состояние? А если Мира разобьется? Об этом ты подумал?

Он молчит, лишь прерывисто дышит и судорожно водит ладонями по волосам.

Обжигающая ярость заполняет меня, грозясь выплеснуться наружу. Но сейчас это не выход. Я должен найти ее и вернуть, пока Мира действительно не попала в неприятности.

Разворачиваюсь и захожу к себе в комнату. Переодеваюсь в теплый спортивный костюм, просушиваю волосы полотенцем и присаживаюсь на край кровати, чтобы перевести дыхание. Только сейчас понимаю, что все это время каждый вдох давался с большим трудом. Грудь сдавливает от страха, а по телу пробегает леденящая дрожь, стоит только представить возможные варианты последствий.

Ушла.

Чертова секунда, и Мира снова сбежала от меня. Я всего лишь на мгновение ослабил хватку, подумал, что достучался до нее, но она вновь поступила по-своему. В ее глазах было столько страха, боли и отчаяния.

Эта женщина просто уничтожала ее. Я слышал не так много из их разговора, но отчетливо видел, как она добивала Миру каждым словом и наслаждалась этим. Как она смотрела на нее и улыбалась, когда Мира все больше съеживалась и превращалась в пустую оболочку.

Мне хочется найти ее, обнять и сказать, что все это не имеет значения. Пусть довольно банально, но порой именно в простоте кроется истина. Не имеет значения, что эта женщина, называющая себя ее матерью, пыталась добиться своим появлением, но это в прошлом.

Бросаю полотенце на кровать, беру с тумбочки телефон и выхожу из комнаты.

Макс меряет гостиную шагами.

— Ты куда? — спрашивает он, обернувшись ко мне.

— Искать Миру. Где она может быть?

Он упрямо молчит.

— Ты действительно не пойдешь ее искать?

— Мира всегда возвращается. Ей просто надо побыть…

— Да хватит нести этот бред! — гневно обрываю я его. — Если хочешь сидеть в тепле — валяй, но я не собираюсь делать вид, что ничего не произошло. Эта женщина уничтожала ее и это не просто паническая атака. Она… Она наслаждалась происходящим.

— Знаю, — с горечью шепчет Макс.

Заметив мой изумленный взгляд, друг запускает пальцы в волосы и взъерошивает их.

— Это ее отчим сделал? — слова даются слишком тяжело.

Макс закусывает губу и закрыв глаза, прерывисто выдыхает.

Эта реакция куда более красноречивее любых слов и объяснений. Я догадывался, что Мире кто-то причинил вред. Это не глупый разрыв или неудавшаяся любовь. Нет. Кто-то причинил ей настолько сильную боль, что она разорвала ее изнутри на мелкие частички, которые Мира отчаянно пытается собрать воедино. Но я подумать не мог, что этот кто-то был тем, кто должен был ее защищать и беречь.

И сейчас она одна. Неизвестно где. Прячется в своем страхе и боли.

— Где ее искать? — повторяю свой вопрос.

— Обычно Мира сидит под причалом на набережной.

— Сейчас ее там не будет. Мира понимает, что я буду ее искать.

Взгляд Макса становится растерянным. Он оглядывает комнату и задерживается на двери в ее комнату. Там, где мы были счастливы всего пару часов назад.

— Я не знаю, — едва уловимо шепчет он.

Направляюсь в коридор. Обуваюсь и беру с тумбочки ключи от ее машины. Макс подходит ко мне и снимает с крючка ветровку.

Молча разворачиваюсь и выхожу в подъезд. Сев в машину, сжимаю пальцами руль и делаю глубокий вдох. В салоне пахнет кокосом и морской свежестью. Пахнет Мирой. В подстаканнике стоит стаканчик из-под кофе, который она забыла вчера выкинуть, а на пассажирском сидении лежит мой фотоаппарат.

Всего лишь за пару часов все изменилось на сто восемьдесят градусов.

Заметив Макса, убираю фотоаппарат на заднее сиденье и поворачиваю ключ зажигания. Включаю дворники, чтобы убрать налетевшую на лобовое стекло листву. Сильный ливень превратился в легкую морось. Когда друг садится рядом, я не спеша отъезжаю от дома.

Мы бесцельно ездим по городу. Одна улица сменяется другой. Парки и скверы, набережная и окраина. За все это время ни один из нас не проронил и слова. Макс только периодически что-то печатает в телефоне, а затем сжимает его и отворачивается к окну.

Я все еще зол на него. Мира могла кричать, разрушить все вокруг. Она могла сделать все что угодно, но она была бы рядом, если бы он ее не отпустил. Она была бы в безопасности.

— Расскажи мне, — прошу я.

Он все также не поворачивает голову в мою сторону и это начинает выводить из себя.

— Когда Мира была в больнице, она не навещала ее. Господи, Богдан, ей было шестнадцать, а ее мать даже не пришла ее проведать, — угрожающе тихо говорит он.

— Как давно Мира содержит мать?

Он резко оборачивается ко мне и впивается взглядом.

— В каком смысле? — его голос подскакивает.

— Я слышал, как она требовала деньги и сказала, чтобы Мира позвонила ей, если не хочет проблем.

Макс злобно усмехается и откидывает голову назад.

— Видимо она не переставала это делать. Первый раз, я узнал об этом, когда мы были на втором курсе. Я не понимал, зачем ей еще одна работа, — я бросаю на него гневный взгляд. — Поверь, я в принципе был против, чтобы она работала, но Мире так было легче. А потом я увидел счета по картам, узнал, что она шантажирует Миру, и запретил давать деньги. Но она снова решила поступить по-своему, — фыркает он.

Она одинока и потеряна.

Ей кажется, что все хотят ей навредить. Именно это читалось в ее глазах перед тем, как она закрыла передо мной дверь ванной.

Сворачиваю на центральную улицу, чтобы в очередной раз объехать пару кварталов в надежде увидеть упрямую девчонку, сводящую меня с ума и которую мне так хочется защитить.

Я всего лишь хочу найти тебя.

Останавливаюсь на светофоре и тут Макс резко выпрямляется.

— Что?

— Моя машина, — он кивает вперед, указывая на припаркованную около обочины «БМВ».

Загорается зеленый и я подъезжаю к его машине. Включаю аварийку и выхожу следом за другом. Он дергает ручку водительской двери, но автомобиль оказывается закрыт. Прислонив ладонь к стеклу, вижу, что салон пуст.

Макс молча разворачивается и идет к машине Миры, а затем возвращается с ключами.

— Несколько месяцев назад я потерял свою пару и после этого на всякий случай дубликат оставил у Миры.

Он нажимает на кнопку на брелоке, и машина открывается. Мы садимся в нее и осматриваем салон и у меня в голове проносится сотня мыслей, что могло произойти. Они колеблются от «она просто остановилась, чтобы прийти в себя и находится где-то рядом» до «кто-то забрал ее». Одно уже радует — Мира не попала в аварию и надеюсь относительно невредима.

— Думаю нам лучше разделиться, — предлагаю я.

Макс кивает.

— Если ты найдешь ее, позвони мне, — просит он. — Я еще раз проедусь по набережной и осмотрюсь за городом в южной стороне.

Я молча выхожу на улицу и возвращаюсь к машине Миры. Макс первый отъезжает от обочины. Прислонившись лбом к рулю, я пытаюсь найти хоть один из вариантов, куда лучше отправиться в первую очередь.

Где же мне тебя искать? Я не понимаю.

Только вчера ночью я держал ее в своих объятиях, слушал, как она выдыхала мое имя, и сжимала плечи, а уже сегодня могу думать только о том, чтобы с Мирой все было в порядке.

Достаю телефон и набираю номер человека, которому могу безоговорочно доверять.

— Ты уже соскучился по мне, — задорно говорит сестра.

— Скажи, куда бы ты пошла, если бы была потеряна?

Повисает секундное молчание.

— Что случилось? — с тревогой спрашивает она.

Я хочу ей все рассказать, но точно не сейчас. Я звоню сестре, потому что она сама часто бывала в таких ситуациях и ее практически невозможно найти. Оставалось только сидеть и ждать, когда она объявится сама или же кто-то позвонит и скажет, где она.

— Потом. Просто ответь на вопрос, — прошу я.

Она тяжело вздыхает.

— На окраине города есть заброшенные здания, я там часто пряталась, — признается она.

— Спасибо.

— Богдан?

— Да?

— С тобой все в порядке?

— Не совсем. Я потом тебе наберу.

— Хорошо.

Не уверен, что Мира будет там, но я проверю каждый закоулок этого проклятого города в надежде, что именно там найду ее.

Проезжаю несколько улиц, всматриваюсь в прохожих, ищу знакомый силуэт, но никого похоже на Миру нет. Нет даже намека на сумасшедшую девчонку с кудрявыми волосами, которая сбежала в неизвестном направлении, потому что появилась ее садистка мать.

Я так крепко спал, что даже не почувствовал, как Мира выскользнула из-под меня. Когда она заснула в моих объятиях, я долго смотрел на нее. Ее веки подрагивали. Сквозь сон она дернулась и слегка застонала. Ее лицо исказилось от боли. Я крепче прижал ее к себе, и она снова заснула. Словно мои объятия прогнали ее кошмар. Когда я коснулся татуировки феникса, то заметил три больших бугорка. Три шрама. Потом до меня дошло, почему она не любит, когда я смотрю на ее татуировки. Все это время она прятала шрамы. Татуировки — это маска или защита.

«Я найду тебя», говорю я в надежде, что даже на расстоянии она услышит меня.

Главное, чтобы она была в порядке и не успела натворить непоправимых ошибок. Я нажимаю педаль газа и как сумасшедший мчусь по городу в то место, которое назвала мне сестра.

Глава 35

Мира

Первое, что я вижу, открыв глаза, — плотно задернутые шторы. Сквозь них пытаются пробиться тусклые лучи солнца. Маленькие пылинки по кругу танцуют друг за другом.

Подтягиваю к себе коленки и, сжав в пальцах плед, осматриваю помещение. Небольшая студия в светлых оттенках, кухня отделена стеной. У окна стоит рабочий стол, заваленный бумагами. Диван — единственная мебель, на которой можно спать. А в открытом шкафу висит мужская одежда

Что я вчера сделала и как тут оказалась?

Бросив взгляд вниз, вижу, что на мне мужские спортивные брюки и футболка.

— Привет, — раздается позади меня мужской голос.

Резко обернувшись, я вижу Никиту. Он проходит в комнату и протягивает мне стакан воды.

— Привет, — мой голос так хрипит, что я прокашливаюсь.

Делаю несколько глотков и сжав стакан пальцами, отвожу взгляд.

Никита берет стул и садится напротив меня, протягивая мой мобильный. Словно издеваясь, память начинает подкидывать обрывки произошедшего. Я выбежала на улицу под проливной дождь и меня нашел Никита. Он привез меня к себе домой, дал сухую одежду, а затем я уснула у него на диване.

Подавив стон разочарования, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Никто и никогда не видел моих приступов. Я держала все в тайне, не желая показывать окружающим во что порой превращаюсь. И в данной ситуации мне некого винить кроме себя самой.

— У тебя села батарея на телефоне, но я его подзарядил.

Я согласно киваю головой, все еще избегая смотреть ему в глаза.

— Ты…

— Ты просила не звонить Максу, и я не сделал этого. Но прежде, чем твой телефон полностью отключился, тебе не переставая звонили Макс и Богдан.

Закусываю губу и поднимаю на друга взгляд.

— Спасибо, — шепчу я.

Он кивает и проводит рукой по темным волосам. Под его глазами залегли синяки и все его тело напряжено.

— Сколько сейчас времени?

— Прошли почты сутки с того момента, как я тебя нашел, — видимо заметив мой ошарашенный взгляд, Никита добавляет. — Лучше позвони им.

Никита уходит в сторону кухни, и я слышу шум льющейся воды.

Опускаю взгляд на черный экран телефона и, поднеся палец к кнопке включения, замираю. Меня не было сутки. Раньше я часто уходила из дома, но возвращалась спустя пару часов. Таков был наш уговор с Максом. Он отпускает меня, чтобы я побыла наедине с собой, только при условии, что я вернусь. Сейчас же он наверняка сходит с ума.

Поджав под себя ноги, нажимаю на кнопку и экран загорается. Проходит пара секунд после включения, как одно за другим приходят сообщения от Макса, Богдана, Полины и сотни пропущенных вызовов.

Сообщения от Макса с просьбой отозваться, плавно перетекают в угрозы, что он сам лично меня убьет, если я не вернусь.

А потом одно за другим от Богдана.

«Детка, ответь мне».

«Хотя бы скажи, что с тобой все хорошо».

Проходит еще пара секунд, телефон начинает вибрировать, и на экране высвечивается номер Богдана.

Сжав смартфон в руке, я выключаю его и, прислонившись головой к коленям, судорожно выдыхаю.

Я все разрушила.

К глазам подступают слезы. Я не могу их сдержать. Из груди вырывается всхлип, полный боли и отчаяния.

Я снова сыграла в ее игру и проиграла. Теперь я все потеряла. Больше ничего не будет как прежде. Может я и не вернусь к тому, с чего начинала, но не смогу смотреть в глаза Богдану после случившегося. Когда он обо всем узнает, то отвернется от меня.

Я проходила это слишком часто. Человек подвержен тому, чтобы верить в худшее о другом. Для него я тоже стану той, кто оклеветал.

Может, это произойдет не сразу, и может, он не отвернется как все, но жить с таким грузом слишком тяжело.

Я ошиблась, когда позволила поверить себе в хорошее.

— Эй… Мира, посмотри на меня. Все в порядке?

Никита садится рядом со мной. Он не трогает меня, лишь сочувственно смотрит.

Я машу головой.

— Нет, не в порядке. Я вчера все потеряла, — перевожу дыхание и вытираю ладонями глаза.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Пожалуй только вернуться домой и разобраться со всем, что я натворила.

— Я тебя отвезу. Не спорь.

Уголки его губ слегка поднимаются в подобии улыбки.

— Потом будешь доказывать, что можешь справиться со всем сама.

— Прости меня, — шепчу я.

— Не говори глупостей. Друзья всегда приходят на помощь.

— Я не об этом. Тот вечер.

— Ты ничего не должна объяснять, — категорично заявляет он. — Я с самого начала должен был понять, что мы никогда не сможем быть вместе, а не цепляться за ложные надежды.

Он пожимает плечами.

— К тому же, чтобы влюбиться в тебя, с головой должно быть не все в порядке. А по последним показаниям, я все еще в своем уме.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌С губ слетает легкий смех. Так глупо смеяться, когда твоя жизнь летит под откос со скоростью гоночного болида и все же я улыбаюсь. Как только переступлю порог дома, я врежусь в стену, из счастливых воспоминаний и уничтожу все хорошее что обрела за последнее время, лично управляя штурвалом смертоносной машины. Но лучше я потом отстрою все по осколкам, чем позволю кому-то сделать это вместе со мной.

Я не позволю своим демонам погубить его.

***

— Где она, черт возьми? — кричит Богдан, стоит мне открыть входную дверь — У нее снова отключен телефон.

Он страшно зол. Это к лучшему. Если он злится, то я смогу за что-нибудь зацепиться. Неуверенно останавливаюсь на входе в гостиную и сжимаю ладони.

— Мира! — взвизгивает Полина.

Подруга вскакивает с дивана и, споткнувшись, подбегает ко мне, крепко сжав в объятиях. Она всхлипывает и, отстранившись берет мое лицо в ладони. Ее голубые глаза опухли и под ними залегли синяки.

Я отвожу взгляд. Сейчас я понимаю, как несправедливо поступила по отношению к ней. К ним всем. Наверняка Полина не спала всю ночь. Она, закусив губу, касается моей щеки и облегченно выдыхает.

Я отвожу взгляд, но натыкаюсь на Богдана.

Он с недоверием смотрит на меня, застыв посреди комнаты, а затем срывается с места и, протиснувшись мимо Поли, заключает меня в крепкие объятия. Он судорожно выдыхает, проводит ладонью по моей спине и целует меня в висок.

Я же стою как вкопанная, не прикасаясь к нему.

Если я это сделаю, то дам слабину.

Закрываю глаза и на долю секунды вдыхаю его аромат, ведь скоро у меня не будет возможности этого сделать. Наслаждаюсь его крепкими прикосновениями. Мысленно запоминаю каждую черточку на его лице и все, что произошло за последний месяц. Чувствую, как по телу Богдана проходит дрожь, как он сжимает пальцы на моей спине, а затем, уткнувшись носом мне в шею, делает глубокий вдох. Он обнимает меня так, будто боится, что я вот-вот исчезну и даже не подозревает насколько прав.

Богдан отстраняется, смотрит мне в глаза, а потом переводит внимание на мужскую куртку. Никита отвез меня до дома, не задавая лишних вопросов. Я переоделась в свою одежду, а поверх накинула его куртку, так как стоило нам покинуть его квартиру, меня пробирала неконтролируемая дрожь.

— Ты где была, черт тебя возьми? — орет Макс.

Он подходит к нам, но Полина берет его за руку и притягивает к себе. Я смотрю на Богдана, пытаясь выдержать его взгляд. Его глаза мечутся по моему лицу в поисках ответа.

— Где ты была? — хрипло спрашивает он.

— Какая разница?

— Где ты была?!

— Я сказала, что вернусь, — говорю я, безразлично пожав плечами.

— Через сутки? Совсем спятила? — продолжает орать на меня Макс.

Я не обращаю на него внимания. Понимаю, что он до чертиков напуган, но сейчас мне надо закончить то, что я начала.

Делаю шаг в сторону, разрывая наши объятия, и пытаюсь обойти Богдана. Он берет меня за запястье и останавливает.

— Ответь, — настаивает он.

Я вижу, как ему тяжело сохранять самообладание. Вены на его шее пульсируют в бешеном ритме. Я могу сказать правду. Я была уНикиты, ночевала у него, а сейчас я стою в его одежде перед Богданом.

— Мне надо было побыть одной, чтобы разобраться в себе.

— Всю ночь? Ты могла хотя бы сказать, что с тобой все в порядке! — говорит он, едва сдерживая себя.

Он тянется ко мне, чтобы снова обнять, но я делаю шаг назад.

— Зачем?

Богдан хмурится и его брови сходятся на переносице.

— Ладно, ты дома и цела.

Его голос звучит настолько натянуто, что кажется хватит одного моего слова и он взорвется. Я ведь за этим вернулась? Чтобы оттолкнуть его и дать возможность спокойно жить?

— Именно, а теперь я бы хотела остаться одна. И хочу прояснить кое-что — между нами все кончено. Если ты не возражаешь, то я бы хотела, чтобы ты съехал.

Полина ахает. Лицо Богдана становится бледным. Его скулы и челюсть напрягаются. Он теряет последние капли самообладания. Сделав глубокий вдох и выдох, он закрывает глаза.

Вздернув подбородок, уверенно встречаю его взгляд. Ни единой эмоцией я не выдам свою ложь. Он будет счастлив.

— Мира, остановись, — просит он.

Я сжимаю руку и впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы не сорваться и не начать плакать.

К горлу подступает тошнота, когда я вижу взгляд Богдана. В нем именно то, чего я добиваюсь — презрение. Богдан проводит руками по волосам и закрывает ладонями лицо.

— Ты лжешь.

— Почему? Потому что мы с тобой несколько раз переспали? Я хотела проверить, способна ли на чувства, но очевидно я была права с самого начала и произошедшее между нами лишний раз доказывает, что я ничего к тебе не испытываю, — безразлично бросаю я.

— Что ты несешь?!

— Успокойтесь, — говорит Полина. — Максим уведи его.

Она становится между нами. Макс подходит к Богдану, кладет руку на его плечо и пытается отвести его, но он стоит на месте.

— Я никуда не пойду, пока все не узнаю, — он откидывает руку Макса.

Подойдя ближе, он рывком притягивает меня к себе.

— Скажи, что ты говоришь это специально, — произносит он мне в губы.

— Тебе придется в это поверить.

— Я не верю.

Он впивается в мои губы поцелуем, не дав мне больше сказать очередную ложь. Его губы сминают мои, отчаянно ища правды. И он получает ее. Я поддаюсь ему. Целую в ответ. Вновь открываю свое сердце. Прошу прощение за каждое слово, за причиненную боль. Его руки жадно обнимают меня, боясь и на мгновение отпустить. Словно, если он хоть на секунду даст слабину, я снова сбегу.

Но я этого не сделаю. Я здесь для того, чтобы сказать ему правду.

— Я люблю тебя. Прекрати меня отталкивать, — умоляюще произносит он.

Я сглатываю подступивший к горлу ком. Я так долго хотела услышать эти слова, почувствовать себя любимой и желанной. И сейчас, несмотря на мои слова и поступки, Богдан говорит, что любит меня.

Большим пальцем он поглаживает мою щеку, касается губ. Мне так хочется сказать, что люблю его, но вместо этого я произношу:

— Я тебя не люблю, — с губ срываются самые лживые слова в моей жизни.

Внутренний монстр ликует, в то время как израненное сердце, поверившее, что достойно любви разрывается на части.

Лицо мужчины, подарившего мне столько ярких эмоций и мечту на счастье искажается от боли и отвращения. Он делает шаг назад и я понимаю, что достигла своей цели.

Он ненавидит меня.

— Можешь сколько угодно говорить это, я все равно не верю. Если бы ты не любила меня, то не подпустила бы к себе, не говорила, что я нужен тебе, — яростно заявляет он.

— Ты мне не нужен, я ошиблась.

Разум и сердце в унисон кричат о том, что я совершаю самую большую и непоправимую ошибку в своей жизни, но они больше не главенствуют надо мной. Я вновь подчинена страху.

— Твое тело говорит об обратном.

— Это всего лишь секс, с каких пор он имеет для тебя значение? — произношу я как можно насмешливее. — Ты думаешь почему я решила сделать это именно с тобой? С тем, кто насмехался только над упоминанием любви и, кто способен лишь на секс на одну ночь?

Богдан смотрит на меня так, словно видит в первый раз.

— С тех пор как ты стала моей! Теперь для меня все имеет значение! — кричит он.

— Я никогда не была твоей! — огрызаюсь я в ответ.

— Мира, остановись, — просит он шепотом.

Но я не отступлю. Я почти добилась своего. Я уже вижу, как он начинает сомневаться в своих словах.

— Ты мне безразличен. Происходящее между нами не более чем эксперимент. Тебе ведь не привыкать к такому. К неискренности. Так в чем проблема?

Я добилась своего. Я ударила его в больное место, как делаю всегда.

Полина с Максом переглядываются. Сейчас мне впервые нет до них дела. Я лишь смотрю на то, как Богдан все больше верит в каждое мое слово.

— Я все оставил, только чтобы быть с тобой! Я люблю тебя, а сейчас ты берешь и бросаешь все это мне в лицо! — Богдан тычет в меня пальцем.

— Я не просила тебя об этом.

— Все, хватит, Мира! Замолчи! — рявкает на меня Макс.

Но больше мне ничего и не надо говорить. Уже все сказано. Я добилась своей цели. С лица Богдана уходит гнев и презрение. Его взгляд пуст, он еще раз смотрит на меня так, словно я — это самое большое разочарование в его жизни, а потом разворачивается и быстрым шагом направляется к себе в комнату. Макс следует за ним, но он уже ничего не исправит.

Ко мне подходит Полина, берет меня за руку.

— Мира, скажи, что ты это специально говоришь, — просит она.

— Нет, — я одергиваю руку.

Я смотрю куда угодно, только не на нее.

— Ты не могла этого сделать.

— Хватит мне говорить, что я могла сделать, а что нет! — огрызаюсь я.

Она закрывает лицо руками и отворачивается.

Богдан выходит из комнаты с сумкой в руке. Он проходит мимо меня. Я улавливаю его аромат и делаю последний вдох.

— Надеюсь, теперь ты счастлива.

— Более чем, — отвечаю я, не поворачиваясь к нему.

Слышу, как открывается входная дверь. В груди все разрывается, и слезы подступают к глазам.

— Ты была права. Я жалею о каждой секунде проведенной с тобой.

Раздается хлопок двери. Он ушел.

Мне нужно продержаться еще немного, чтобы Макс с Полиной тоже ушли.

— Какая же ты дура, — с отвращением выплевывает Макс и хлопает дверью.

Еще один человек отвернулся от меня. Максу тоже когда-нибудь надоест приходить ко мне обратно. Может, в этот раз все получится. Потом я соберу вещи и уйду.

Сейчас же мне нужно избавиться от любого напоминания о Богдане. Зайдя в комнату, резким движением сдергиваю постельное белье с кровати на пол. Подбираю пижаму.

Больше ничего не должно мне напоминать о нем.

— Мира, ты понимаешь, что ты сейчас делаешь? Ты теряешь его! — восклицает Полина позади меня.

Я ничего не отвечаю. Осматриваю комнату в поисках всего, что может напоминать о нем.

Полина хватает меня за руку и с силой прижимает к стене. Я пытаюсь вырваться, но она лишь крепче сжимает мои запястья.

— Я надрала тебе задницу один раз и сделаю это еще раз! — шипит подруга. — Какого черта ты тут наплела?!

— Разговор окончен.

— Он будет окончен только тогда, когда ты возьмешься за ум!

Я отталкиваю ее и отхожу.

— Полина, не лезь. Займись своей личной жизнью. Или чересчур все идеально и тебе скучно? — язвлю я.

— Я не куплюсь на это! — она скрещивает на груди руки. — Как всегда говоришь гадости.

— Уходи!

— И что дальше? Уйду я, Максим, Богдан. Что ты будешь делать?

— То же, что и раньше, жить. Только на этот раз спокойно и без нервотрепки, которую ты любишь мне создавать.

Поднимаю с пола вещи и выхожу из комнаты, чтобы все выкинуть.

— Если ты с самого начала знала, что не сможешь быть с ним, зачем начала эти отношения?!

Она дергает меня за руку, заставляя повернуться. Если она не хочет по-хорошему уйти, то придется поступить точно так же, как и с Богданом.

— Потому что ты, как всегда, лезешь, куда тебя не просят со своими советами. Тебе так скучно жить, что ты только и делаешь, что пытаешься устроить мою личную жизнь! — резко говорю я, смотря ей в глаза.

— Браво, какой концерт ты разыграла! Но это не в первый раз! — усмехается она, хлопая в ладоши.

— Полина, проваливай к черту отсюда! Как тебе еще объяснить, что я не хочу никого из вас видеть?

Она на мгновение вздрагивает, закрывает глаза и делает глубокий вдох.

— Мира, я знаю, тебе сейчас страшно. Ты пытаешься всех оттолкнуть, но умоляю тебя, прекрати прятаться за свое прошлое. Хватит. Как бы больно тебе сейчас не было, но открою тебе огромную тайну — не ты одна через это прошла. Другие пытаются начать жизнь с чистого листа, а не прятаться.

— Замолчи! — кричу я.

Она не должна это говорить. Я пытаюсь отпустить прошлое. Но не могу. Оно всегда рядом. И каждый раз напоминает о себе.

— Нет! Хватит! Я все время молчала. Может, потому что мы все молчим, боясь навредить тебе, ты и ведешь себя так! Прекрати изводить себя! Стань счастливой! Борись за Богдана!

После этих слов меня просто срывает.

— Ты мне будешь говорить о борьбе? Ты? — насмехаюсь я над ней. — Ты сильно боролась за Макса? Нет! Ты и пальцем не пошевелила! Это я вытаскивала его из дерьма, в которое он ввязался из-за тебя три года назад. Это я привозила его домой пьяным, когда ты отшивала его раз за разом! Зато ты с удовольствием выбирала своего мужа, который только и делал, что бил тебя. Ах да, еще изменял, когда ты как дура, сидела дома в ожидании счастливого воссоединения семейства! — все эти ядовитые слова, так и льются из меня.

Полина отшатывается от меня, словно я дала ей пощечину. Я сказала самые непростительные вещи, которые только можно было произнести. Я могла сказать, чтобы она проваливала, тысячу оскорбительных слов или просто выпихнуть из квартиры, но я сказала именно это.

— Поля, прости, — шепчу я.

Взгляд подруги приводит меня в чувства. Я делаю к ней шаг, но она выставляет вперед руку.

— Ты права, — ее глаза блестят от слез, а губы подрагивают. — Я выбрала не правильный путь. Я причинила вред себе, своему ребенку и Максиму. Но в отличие от тебя, я пытаюсь все исправить. А тебе проще сдаться, спрятаться за свой страх, найти еще одну причину, чтобы не бороться. Ты хотела остаться одна, оттолкнув всех нас? Что ж, у тебя это получилось, наслаждайся своим одиночеством, — она резким движением смахивает ладонью слезы и, развернувшись, уходит, хлопнув дверью.

Третий хлопок дверью и еще один важный для меня человек ушел. Я осталась одна.

Глава 36

Богдан

Кидаю сумку на лавочку и хватаю ртом воздух. Злость разъедает изнутри и рвется наружу. Сжимаю ладонь в кулак и ударяю по хлипкой лавочке, стоящей у подъезда. Каждое ее слово ножом втыкается мне в грудь, что сбивает дыхание.

Я бы на все пошел ради нее. Я уже это сделал: все бросил, только чтобы быть с ней, в то время как она просто развлекалась.

Упираюсь ладонями в колени и, согнувшись, делаю глубокий вдох, но ничего не чувствую кроме полыхающего во мне гнева. Он как яд пробирается в каждую молекулу тела и полностью заполняет.

«Происходящее между нами не более чем эксперимент», эти гребаные слова так и стоят в голове.

К черту эту девчонку. Пусть сама разбирается со своими проблемами, а я завтра же куплю билет и уеду из этого проклятого города. Я приехал, чтобы проветриться, а в конечном счете все стало еще хуже: полюбил самую ненормальную девушку и оказался ей не нужен.

Дыхание сбивается и от бесполезных попыток его восстановить становится только хуже.

На мое плечо падает рука и крепко сжимает. Мне даже смотреть не нужно. Пришел ее оправдывать и защищать, но ее поступку нет прощения.

— Даже не вздумай, — предупреждаю я.

Мне даже говорить от гнева трудно.

— Я и не собирался. Поехали, — друг похлопывает меня по плечу.

Макс отходит от меня и идет в сторону машины. Она мигает фарами, давая понять, что мне действительно лучше убраться отсюда. Поднимаю голову и смотрю на окна квартиры. Так хочется вернуться и наорать на нее. Сказать, что она не имела права так с нами поступать. Бессмысленно топтать то, во что мы оба верили.

Нужно было с самого начала останавливаться в гостинице. Тогда я бы не влип во все это дерьмо.

— Отвези меня в квартиру, — говорю я, усаживаясь в салон и поворачивая голову к окну.

— У тебя ремонт. Поехали к Полине, а завтра решишь, что тебе делать.

Я уже и так знаю, что мне делать. Выкинуть ее из головы и свалить из этой дыры.

— Тогда в гостиницу, — повторяю я. — Она завтра придет к Полине, а я видеть ее не хочу.

— Мира не…

— Если ты собрался ее защищать, то можешь меня высадить прямо тут, — говорю я, цепляясь за последнюю каплю самообладания.

Макс останавливается на светофоре и включает поворотник. Гнев немного спадает, и на его место приходит боль. Тупая, ноющая боль. Впервые в жизни мне безумно больно. Я поверил ей. Все ей рассказал. Дал понять, что она значит для меня. Я впервые почувствовал и потерпел неудачу.

За эту ночь я чуть не сошел с ума. Я понимал, что она испугалась и захочет меня оттолкнуть, но и подумать не мог, что Мира выберет такой изощренный способ. Ударит по больному. Эта чертова одежда лишь служит подтверждением ее предательству.

Измена Тани ничего для меня не значила. Я не чувствовал боли. Лишь облегчение, что все закончено и наши пути разошлись. Но Мира… За этот короткий срок она стала для меня всем. Я так ее люблю, что одно это причиняет нестерпимую боль.

— Завтра она одумается, и вы поговорите.

Обхватив руль правой рукой, локтем левой Макс упирается в дверь. Он сбавляет скорость и переводит дыхание. За эти сутки мы оба чуть не сошли с ума.

— Я сотни раз слышал такие слова, от которых любой другой уже плюнул бы на все и ушел, — он закусывает губу. — Мира кричала, убегала, говорила, что ненавидит и просила бросить ее. Но если сдаться, разве она сможет поверить, что действительно нужна?

Я хочу верить в то, что это обман. Что Мира не делала этого и оттолкнула по причине, известной одной ей, но каждое сказанное слово, словно серная кислота разъедает сердце и оставляет шрамы. Одна мысль о том, что она действительно ничего ко мне не испытывает и все это время притворялась, приводит в бешенство.

За этот месяц я научился читать Миру как открытую книгу. Замечать ее перепады настроения и не лезть на рожон. Соблюдать дистанцию, когда она в ней нуждается и тонуть в ее улыбке, когда она становится прежней Мирой. Хотя люблю каждую ее ипостась. Но сегодня я не смог этого сделать.

Стоило заключить ее в объятия, я почувствовал, как она задержала дыхание и одеревенела, за секунды ограждаясь от меня. То с какой убежденностью и твердостью в голосе она говорила все ядовитые слова, заставит кого угодно поверить, что это правда. Но как только мои губы коснулись ее, Мира ответила. Сейчас, когда гнев и боль отступают, я понимаю, что она врала. Вероятно, я веду себя как влюбленный идиот и она действительно сделала это, но я не верю, что произошедшее между нами ничего для нее не значило.

Невозможно так притворятся.

В кармане куртки звонит телефон и достав его, вижу номер сестры. Блокирую экран. Я не готов сейчас разговаривать с Викой и изливать ей душу. Все, что мне надо — побыть одному и привести мысли в порядок.

Приоткрываю окно, впуская прохладный влажный воздух в салон. Капли дождя барабанят по лобовому стеклу, и улица сливается в одно размытое пятно.

Когда спустя время мы подъезжаем к гостинице, беру с заднего сиденья свою сумку и выхожу на улицу. Макс тенью следует за мной. Зарегистрировавшись и проигнорировав улыбку милой девушки администратора, с которой раньше наверняка пофлиртовал бы, поднимаюсь на второй этаж и иду вдоль узкого коридора, ища взглядом свой номер.

Дойдя до нужной двери, открываю ее и не обращая внимания на скромное и однотипное обустройство, сразу направляюсь к окну, чтобы распахнуть его настежь. Поставив сумку на пол, сажусь на край кровати и поднимаю взгляд на друга.

— Мне не нужна нянька, — ворчу я.

— Я лишь хотел убедиться, что ты не натворишь глупостей, — он пожимает плечами, оперевшись спиной о стену.

— Думаю в этом Мира преуспела за нас обоих.

Клянусь, если этот засранец попадется мне на глаза в ближайшее время, меня ничто не сможет удержать.

Уголки губ Макса поднимаются в подобии улыбки.

— Она любит тебя.

Я усмехаюсь.

— У Миры оригинальный способ это показать.

— Привыкай.

Мы смеемся, хотя нет ничего смешного.

— Она сорвалась, но придет в себя через несколько дней.

— Это ты называешь сорвалась? — не могу удержаться от сарказма.

— Хорошо. Окончательно тронулась. Разница не особо велика.

Макс отодвигает стул, стоящий рядом с журнальным столиком и садится на него.

Какая-то часть меня, которая привыкла, что человеку свойственно предательство, тихо нашептывает, что Мира предала меня. И в каком-то роде так и есть. Она выбрала страх, вместо того, чтобы довериться. Но я не собираюсь идти на поводу у этого чувства. Пусть от ее поступка, я все еще ощущаю такую боль, будто все мои внутренности засунули в блендер, приправили чувствами, а затем сделали убийственный коктейль под названием «полюби и сдохнешь» и все же я хочу дать ей шанс рассказать все начистоту.

Если Мира действительно это сделала, тогда я без раздумий уеду и забуду обо всем, что с ней связано. Но если есть хоть малейшая вероятность достучаться до этой сумасшедшей девчонки, то я сделаю это.

Глава 37

Мира

Макс ненавидит меня. Утром мы встретились в гостиной и он, не проронив ни слова, молча прошел мимо, будто я призрак. Так как о вчерашней ситуации мы не разговаривали, я решила придерживаться рабочих моментов и завела разговор о новом бармане, но он лишь хлопнул дверью и ушел.

Когда я была у Никиты и думала над тем, как бы оттолкнуть Богдана, то и предположить не могла, что настолько поддамся внутренним демонам и позволю страху разрушить свою жизнь до основания. Я причинила вред самым близким людям и теперь пожинаю плоды собственных решений. Полина и Макс игнорируют меня, и я не могу их за это винить, а Богдан… Стоит подумать о нем и там, где всего сутки назад мое сердце трепетало от счастья, теперь лишь дыра размером с кратер на Луне.

Я скучаю по нему и прекрасно осознаю, что совершила ужасную ошибку, сделав выбор за него, но у Богдана должен быть шанс жить нормальной жизнью, где ему не придется проводить ночи напролет в поисках девушки, которая не способна выбраться из цепких лап прошлого.

Однако если я хочу научиться жить заново, пусть и без Богдана, то мне надо посмотреть внутреннему монстру в глаза и дать ему понять, что я больше не его игрушка.

И начать мне надо с самого главного. Я должна извиниться.

Поздоровавшись с сотрудниками, поднимаюсь в кабинет и, сделав глубокий вдох, открываю дверь. Макс сидит за столом и не обращая на меня внимание, подписывает документы.

Сколько раз я вела себя подобным образом с окружающими? Игнорировала. огрызалась. Молча уходила.

Стоит мне сделать пару шагов, как его плечи напрягаются. Макс кладет ручку в папку, захлопывает ее и, засунув подмышку, берет ноутбук. Его лицо словно выковано из стали, на нем нет ни одной эмоции. Так же, как и в голубых глазах, которые раньше сияли искорками веселья.

Друг молча проходит мимо и у меня в груди разрастается болезненный ком.

— Прости меня, — шепчу я, когда он оказывается за моей спиной.

Я боюсь обернуться и увидеть, что он все-таки ушел, но не слышу хлопка двери, лишь тяжелое и прерывистое дыхание.

Он не отказывается от меня.

— Я не имела права так поступать. У нас с тобой был уговор: я всегда возвращаюсь домой, и я как всегда подвела тебя, — говорить становится все тяжелее из-за сдерживаемых слез. — Мне очень жаль.

Макс молчит несколько секунд, а затем издает горький смешок:

— Тебе жаль? — усмехается он.

Друг подходит ближе и становится ко мне лицом. Я вижу, как оно искажено мукой боли.

— Ты ушла на целые сутки! — угрожающе тихо произносит он и я съеживаюсь. — Знаешь, о чем я думал эти двадцать четыре часа? Что с тобой что-то случилось. Что ты разбилась или на тебя напал какой-нибудь психопат. А может ты настолько тронулась, что просто сбежала в другой город, оборвав все ниточки. Но нет. Ты просто пережидала бурю, чтобы потом заявиться и выплеснуть на нас все эти гадкие слова.

В его взгляде лишь леденящий душу холод.

— А теперь ты думаешь, что можешь сказать «прости» и все вернется на круги своя? Нет, Мира. Как раньше не будет. Я больше не собираюсь терпеть твое скотское отношение к близким, лишь потому что тебе страшно.

Я киваю и закусываю губу, чтобы не начать плакать.

— Я не знаю, как еще тебе доказать, что ты не одна. Что у тебя нет никакого долбаного права так разговаривать с родителями или Полиной. В конечном итоге ты добьешься того, что действительно останешься одна и когда ты поймешь, как сильно ошибалась, будет уже слишком поздно.

— Знаю…, - шепчу я и сжимаю пальцы в кулак так сильно, что ногти впиваются в кожу.

Слова даются слишком тяжело. У меня была заготовлена целая речь, но не могу вымолвить самых важных слов, доказывающих, что я действительно сожалею о содеянном, а самое главное:

— Не бросай меня, пожалуйста, — с губ срывается горький всхлип. — Я веду себя эгоистично и омерзительно. Я всегда выбираю себя и раз за разом причиняю тебе боль. Но не бросай меня, пожалуйста. Без тебя я не справлюсь.

Я должна говорить это, смотря в глаза тому, кто был со мной в самые темные дни моей жизни, но чувство вины слишком сильно. Я перешла все грани и нанесла непоправимые раны. Взгляд затуманивается из-за слез, а грудь сотрясается от беззвучных рыданий.

Не говоря ни слова, Макс вдруг обнимает меня так крепко, что мне становится тяжело дышать. Обхватываю его спину руками и сминаю в пальцах тонкую ткань рубашки.

— Если ты еще раз поступишь подобным образом, то клянусь, я сам лично сменю все замки в квартире.

Я киваю и делаю судорожный вдох.

— Я больше никогда не убегу.

— Хотелось бы мне в это верить.

Макс отстраняется от меня и заключает мое лицо в ладони. Большими пальцами он смахивает слезы с моих щек и заправляет прядь волос за ухо.

— Запомни уже наконец, все мы любим тебя и всегда готовы помочь. Нет ничего плохого в том, чтобы бояться. Гораздо страшнее, когда вокруг не окажется никого, кому ты на самом деле важна.

Я быстро моргаю, прогоняя слезы прочь. Макс вновь меня обнимает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Это не значит, что я тебя простил. Я все еще зол за твой побег и за то, что ты наговорила Полине.

Поднимаю голову и заглядываю ему в глаза.

— Я все разрушила, правда?

— Нет. Мы с Полиной поговорили, и я заверил ее, что в произошедшем тогда, нет ее вины, — Макс проводит рукой по волосам. — Рано или поздно, нам бы все равно пришлось поговорить об этом, но я и подумать не мог, что все выйдет таким образом.

Я закусываю губу и отвожу взгляд. О том, что Макс был зависим знаю только я и я сама же поклялась, что буду хранить его секрет несмотря ни на что. В те дни, Макс упал на самое дно и не хотел подниматься, когда я умоляла его остановиться. Он ранил словами не хуже меня и стал тем, кого мы оба надеемся больше не увидим. Но он смог выбраться и побороть своих демонов. В отличие от меня.

Мы садимся на диван, и я подбираю под себя ноги. Взгляд друга смягчается, но я понимаю, что он действительно все еще зол на меня. Не могу его винить за это.

— Ты так и не переставала ей платить? — он не сводит с меня пристального взгляда голубых глаз.

— Я хотела, чтобы она держалась от меня подальше.

— Как мы видим, твоя тактика не сработала, — сухо замечает он. — Надеюсь больше ты не собираешься этого делать?

Я машу головой.

— Она узнала, что родители переезжают к нам и поняла, что рыбка сорвалась с крючка.

— Что еще она говорила?

Я смотрю на свои татуировки и поворачиваюсь руки так, чтобы он мог их видеть.

— Что я испортила себя этим, — киваю на рисунки на теле. — И что я сама во всем виновата.

— Ты же знаешь, что это не так, — в его голосе столько уверенности и жесткости, что мне остается только кивнуть. Хотя сама начинаю в этом сомневаться.

Макс протягивает руку и, взяв меня за подбородок, приподнимает мою голову.

— Ты не виновата, слышишь меня? Если понадобится, я буду говорить тебе эти слова до тех пор, пока ты сама это не уяснишь. В том, что произошло, виновата только твоя мать и этот мерзавец. Но не ты.

Он заключает меня в объятия, и я утыкаюсь носом в его шею.

Я больше никогда не потеряю его. Даже если мне придется повторять эти проклятые слова каждую минуту жизни.

***

Нажимаю на звонок и нервно переминаюсь с ноги на ногу. После того, как мы еще некоторое время поговорили с Максом и решили дела в клубе, я отправилась к Полине. Каждого из них я ударила в самое больное место. И самой преданной и доброй девушке на свете, досталось больше всех. Я без раздумий ударила ее в самое сердце и вырвала его с корнем. Поэтому я даже не удивлюсь, если Полина решит вычеркнуть меня из своей жизни.

Но она открывает. Подруга стоит передо мной в своей депрессивной пижаме с принтом сумасшедшего кролика с морковкой в зубах, которую я в шутку подарила ей на один из праздников. По ее словам, такие кошмарные вещи надо надевать в самые жуткие дни. Глаза Поли опухли от слез, волосы собраны в растрепанный пучок, а на ногах пушистые тапочки с щенком.

Видимо один из них настал.

— Я облажалась, — выдаю я и самой от себя хочется закатить глаза.

Полина вскидывает бровь.

Я протягиваю ей пакет с ее любимым белым шоколадом, за который она готова душу продать. Она игнорирует лакомство.

— Если ты прогонишь меня, то я все пойму и, наверное, оставлю тебя на какое-то время в покое, — бормочу я, переминаясь с ноги на ногу. — Но я не откажусь от попыток вернуть нашу дружбу несмотря на то, что ты наверняка считаешь меня последней стервой…

Я не успеваю договорить потому что Полина сокращает злосчастные сантиметры между нами и, всхлипнув, крепко обнимает меня.

Провожу рукой по ее спине и обнимаю подругу в ответ.

— Прости меня. Я не имела права так говорить, — к глазам подступают слезы.

Я так виновата перед ней.

Полина ничего не отвечает только крепче обнимает и плачет.

— Шоколад ты не получишь, — она шмыгает носом.

— Я даже не надеялась. У меня между прочим еще кое-что есть, — открываю сумку и достаю диск с ее любимым фильмом «Грязные танцы».

Она выхватывает пластиковую коробочку из моих рук и прижимает груди. Мы заходим в квартиру, и я закрываю дверь.

— Ты основательно подготовилась и пошла на крайние меры. Кто сможет устоять перед Патриком Суэйзи?

— А перед подругой, которой искренне жаль, что она вела себя как последняя дрянь?

Подбородок Полины дрожит, но она заставляет себя улыбнуться.

— Только если она будет смотреть со мной любимый фильм и пообещает воздержаться от едких комментариев на моих любимых сценах.

Подношу руку ко рту и делаю вид, что закрываю его на замок.

Мы проходим на кухню и Поля включает чайник, а затем выкладывает на тарелку любимое лакомство и с озорной улыбкой, закидывает себе одну конфету в рот.

Меня снова накрывает чувство стыда. Я не заслуживаю таких людей, как Макс и Полина. В наше время дружба — настолько редкое явление, что ей нельзя раскидываться и пренебрегать. Если в твоей жизни появляются люди, готовые быть рядом с тобой несмотря на твое дерьмовое поведение и которые все же делятся любимым шоколадом, надо хвататься за них и держать изо всех сил. Надо уважать и ценить их, потому что в один прекрасный миг им просто надоест быть подушкой для битья, и они уйдут.

А что такое человек без тех, с кем можно смеяться и в радости, и в горе? Кто может накричать на тебя, а затем обнять до сбитого дыхания? Кем станет человек, если останется один?

Я больше не собираюсь так рисковать.

Полина ставит передо мной две кружки, закидывает пакетики с зеленым чаем, наверняка, чтобы успокоить нервы и наливает кипяток.

— Как Аня? — нарушаю я наше молчание.

— Лучше всех. Сегодня она проснулась за пятнадцать минут до будильника и заявила, что обязана пойти в сад в платье принцессы.

Я смеюсь.

— Дай угадаю, новый мультфильм?

Усмехнувшись, Полина садится напротив меня и подпирает рукой подбородок.

— Если бы. Всему виной мальчик.

От удивления я открываю рот.

— Серьезно?

— Ага. Первая любовь и все, что к ней прилагается. Твоя крестница настроена очень серьезно.

В этом я даже не сомневаюсь. Если этой крошке что-то пришло в голову, то она не отступит от своего.

И все же, несмотря на мою любовь к белокурому торнадо, я здесь совершенно за другим.

— Полина…

— Нет, — обрывает меня подруга. — Я знаю, что ты хочешь извиниться и я прощаю тебя. Я, конечно, все еще зла, но не собираюсь зацикливаться на этом. Лучше скажи мне, что на тебя нашло? Ты понимаешь, что мы втроем чуть с ума не сошли?

— Знаю и все прекрасно понимаю, но… в тот момент мне казалось лучшим решением сбежать.

Подруга поджимает губы.

— Где ты была?

— У Никиты, — признаюсь я и брови подруги взлетают вверх. — После того, как я сбежала, то бездумно ездила по городу. В голове творился настоящий хаос. Когда не смогла больше вести машину, то вышла на улицу.

— И тут тебя нашел он, — заканчивает Поля.

Я киваю и обхватываю холодными пальцами горячую кружку с чаем. Полина берет одну конфету и кладет в рот.

— Богдан найдет Никиту и убьет его. Я в этом даже не сомневаюсь, — она делает глоток и морщится, обжигая губы о горячий напиток. — Когда я узнала, что ты сбежала, то сразу приехала к вам. Богдан появился ближе к полуночи.

Она замолкает и переводит на меня взгляд.

— Я видела, как Макс не может найти себе места. Как он звонил тебе каждые пять секунд, писал сообщения, а потом проклинал себя на чем свет стоит за то, что отпустил тебя. Но Богдан… Я еще ни у кого не видела такого страха в глазах как у него. Он не разговаривал с нами, несмотря на все наши попытки. Он лишь смотрел на дверь в твою спальню в надежде, что сейчас та откроется и появишься ты, целая и невредимая. А потом он опять уехал.

Опускаю взгляд на кружку и кручу ее в руках. Казалось бы, я только вчера разрушила свою жизнь, но время тянется так мучительно долго, что кажется будто прошла вечность.

Вчера Богдан сказал, что любит меня. Думала ли я о том, что когда-нибудь услышу эти слова? Нет. В моих мыслях и сердце не было места любви. И вчера, стоило трем словам сорваться с его губ в отчаянной попытке достучаться до меня и донести, что я важна для него, я хотела наступить своим страхам на горло, хотела растоптать их, уничтожить и дать себе шанс почувствовать себя любимой. Но загвоздка в том, что рано или поздно я бы все равно все разрушила, а Богдану бы надоело раз за разом меня возвращать. Мы бы зашли в тупик, а три слова, сказанные им, превратились бы в оковы.

Полина протягивает через стол руку и сжимает мои пальцы.

— Ты говорила с ним? — тихо спрашивает она.

— Нет. Богдан достоин того, чтобы его любили и жить нормальной жизнью, а не бесконечными попытками починить то, что сломано.

Подруга тяжело вздыхает.

— А чего достойна ты?

— Мне будет достаточно вас, — выдавливаю из себя улыбку.

Пусть я буду жалеть об этом решении, но я не отступлю. Первый шаг уже сделан — Богдан ушел. Он вернется в НьюЙорк, к своей привычной жизни и встретит ту, которая никогда не вонзит нож ему в сердце, лишь бы сохранить остатки своего.

— Знаешь, почему я простила тебя? — вдруг спрашивает Полина.

Смотрю на подругу.

— Ты сделала мне больно вчера, но отчасти была права. Я вышла замуж за Костю потому, что так было нужно. Я терпела унижения и злость только потому, что так было нужно. Я отвергала Максима раз за разом потому что боялась, что мне снова сделают больно, хотя прекрасно понимала, что он единственный, кто всегда заботился обо мне. Я глупо полагала, что должна сохранить семью, в то время как внутренний голос кричал, чтобы я забирала Аню и бежала куда глаза глядят. И все это я делала только потому, что так было нужно.

Ее дыхание перехватывает, грудь часто вздымается, а глаза блестят от непрошенных слез.

— С самого детства я слышала «так нужно, терпи». И я терпела несмотря на боль и разочарование. Я добровольно отказалась от того, кто любил меня всем сердцем и посмотри к чему это привело? — она всхлипывает и шмыгает носом. — Теперь мы не можем быть вместе потому что успели натворить столько глупостей, что просто не знаем, как их исправить.

— В том, что произошло с Максом ты не виновата.

Она грустно качает головой.

— Я говорю тебе все это к тому, чтобы ты не отказывалась от Богдана. Ты спрашивала почему он? Любовь не выбирает время и место. Не делает точных подсчетов, выбирая идеального человека. Она просто случается так внезапно, что мы не знаем, как с ней поступить. А надо без раздумий хватать ее обеими руками и во чтобы то ни стало, быть счастливым, вопреки всем обстоятельствам.

— Я причинила ему боль. Богдан доверился мне, а я так хладнокровно отвернулась от него.

— Но это не значит, что вы не заслуживаете второго шанса. Борись за него, за себя. Если этого не сделаешь ты, то все остальное просто бессмысленно.

***

— Мира, ты уверена? — спрашивает тату-мастер, нанося эскиз татуировки на мое правое предплечье.

— Да.

— Даже жаль, что этот скетч нарисовал не я.

Он включает машинку, и она начинает жужжать. Макнув наконечник с иглой в черную краску, он подносит его к моей руке и через секунду, я чувствую, как игла прокалывает мою кожу, занося под нее чернила.

Раньше я била татуировки, чтобы скрыть свои шрамы. Создать очередную стену и показать миру, что я такая же, как и все. Била, чтобы испытать боль и зацепиться за нее на пару часов. Сделать ее своим якорем среди разыгравшегося шторма.

Разговоры с Полиной, особенно философские, всегда заканчиваются для меня потоком неконтролируемых мыслей и желанием ступить на новый путь. Без правил и прошлого. Новой дорогой, которая возможно приведет меня к правильному решению.

Возможно именно поэтому из дома подруги я сразу позвонила своему мастеру и сказала, что готова набить тату.

Сейчас я не хочу прятаться или испытывать боль.

Когда-то давно я читала, что кит — символ будущего и перерождения. Кто-то может сказать, что я вновь прячусь под очередным слоем лжи. Но эта татуировка значит для меня намного больше. Это не способ забраться в свой панцирь и закрыть сердце на тысячу замков. Нет. Кит — напоминание о том, что у меня есть право на будущее. Напоминание о совершенных ошибках и том, что я в одночасье потеряла и, если наберусь смелости, могу вновь обрести.

Я не знаю, ненавидит ли меня Богдан. Готов ли он дать нам шанс и принять мою темную сторону, ведь если быть честной, то я никогда не смогу избавиться от нее. Но я хочу попробовать. Рискнуть. Прыгнуть в неизвестность, отбросить страхи и попытаться стать счастливой.

Глава 38

Богдан

Надоедливый, настойчивый и омерзительный стук в дверь вновь повторяется. Накрываю голову подушкой, в жалкой попытке унять головною боль.

Кажется, бутылка виски, которую мы с Максом вчера распили была лишней. Виски пульсируют, такое ощущение, что во рту кто-то сдох, а желудок скручивает болезненный спазм, который грозит обернуться куда более серьезными последствиями.

Бам-бам-бам.

Сомневаюсь, что в этом отеле существует такая опция, как утренняя уборка номера или завтрак в постель, учитывая, что даже мини-бар вчера оказался пустым и нам пришлось идти в ближайший супермаркет, чтобы хоть немного расслабиться и не прикончить Миру за ее необдуманные поступки.

— Я знаю, что ты не спишь! Открывай дверь! — слышу я приказной голос своей сестры.

Надеюсь, что это всего лишь отголоски кошмара.

— Богдан!

В дверь что-то ударяется.

Даже дьявол намного милосерднее со своими жертвами, чем моя сестрица.

Бросаю подушку в сторону, откидываю одеяло и сажусь в кровати. К горлу все же подступает тошнота и я делаю глубокий вдох, чтобы ее прогнать. С полуоткрытыми глазами плетусь к двери, по пути задеваю тумбочку и ударяюсь коленкой.

Проклятый номер.

Открываю дверь и сразу разворачиваюсь в сторону кровати.

— Фу! Здесь кто-то умер? — с отвращением произносит Вика.

— Да — ты, если не прекратишь орать и цокать своими каблуками.

Заваливаюсь в кровать и натягиваю на голову одеяло. Клянусь, она специально выбрала такую обувь, чтобы мой мозг подпрыгивал при каждом ее шаге.

— Один из нас всегда должен выглядеть сногсшибательно, — лучезарно заявляет сестра.

Рядом со мной прогибается матрас, а затем Вика пытается стащить с меня одеяло.

— Ты никогда не слышала о правиле, что, если у человека похмелье, то с ним надо быть милосердным? — гневно бросаю я, пытаясь ухватиться за край пододеяльника.

— Я здесь как раз за тем, чтобы облегчить твои страдания. Хотя после такого гостеприимства, я сомневаюсь, что должна это делать.

Приоткрываю один глаз и смотрю на сестру. Она сидит ко мне в полоборота, копошится в своей сумке и с безразличным видом достает оттуда пачку аспирина. Протягиваю к ней руку, но Вика убирает таблетки обратно.

— Клянусь, ты наслаждаешься каждой секундой моих мучений.

На ее губах появляется дьявольски довольная улыбка.

— Любимый братец, у меня еще весь день впереди.

И все же она выдавливает из пластинки несколько таблеток и протягивает с бутылкой минералки, волшебным образом появившейся из ее сумки. Закидываю в рот таблетки и большими глотками выпиваю почти всю воду. Вновь откинувшись на подушку, прикрываю предплечьем глаза. Чувствую, как прохладная жидкость разливает по желудку и только от этого мне становится легче.

— Итак, ты можешь принять душ, и мы пойдем куда-нибудь перекусить, пока я не опьянела от количества алкогольных паров в этой комнате, либо, я все же останусь тут, и ты расскажешь мне все еще до того, как начнет действовать аспирин.

Убираю руку и смотрю на Вику. Она смахивает пушинку с коленки и с брезгливым видом осматривает номер.

— Почему ты не приехал ко мне? — изогнув бровь она смотрит на картину, висящую на стене.

— И ты бы не завалила меня миллионом вопросов?

— Ну твой вариант тоже не сработал, — она встает с кровати и отряхивает темные свободные брюки. — А теперь вставай.

Она кидает в меня подушкой, и я испускаю жалобный стон.

***

— И ты ушел, — с презрением фыркает Вика, когда я рассказываю ей о произошедшем вчера.

— А что мне оставалось делать? Стоять и слушать, как она в подробностях будет рассказывать о замечательно проведенном времени?

Вика поджимает губы.

— Нет, но ты сдался.

— Ничего подобного. Просто нам обоим надо было остыть.

— В твоем случае надраться с Максом, — она цокает языком. — Ты же практически никогда не напиваешься.

— Учитывая способность Миры выводить меня из себя, удивительно, что я не сделал этого раньше.

Вика закатывает глаза и запахивает края пиджака, съеживаясь под холодными порывами ветра. Обнимаю сестру и притягиваю к себе.

Мне было невыносимо сидеть в кафе: аромат еды только увеличивал тошноту, поэтому мы взяли кофе с собой и отправились на набережную, чтобы спокойно поговорить.

— Ты не думал, что она испугалась?

— Не делай из меня полного идиота. Я все прекрасно понимаю, но ты бы видела ее…

Клянусь, с появлением Миры в моей жизни я превратился в психа. Она спутала все мои мысли. Раньше, я бы плюнул на все и уже сидел в салоне самолета, направляющегося обратно в НьюЙорк. Я бы не раздумывая все бросил и вернулся к прежнему беззаботному образу жизни, в котором единственная загвоздка была — как не провести эту ночь одному. Я не знал, что значит волноваться и заботиться о ком-то, пока она не ворвалась в мою жизнь и не устроила такую встряску, что любой ураган не сравнится с этой мощью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но я люблю эту чертову девчонку и готов плюнуть на собственные принципы, чтобы быть с ней.

— Значит, ты все же остаешься?

— У меня есть выбор?

— Ты не думал, что просто боишься вступить в новые отношения?

— В каком смысле?

— Ты так быстро поверил в ложь Миры и отказался от нее. К тому же ты все еще мечешься между работой и чувствами. Я понимаю, ты однажды обжегся и теперь ждешь ото всех подвоха, но если любишь кого-то, то даже не задумываешься о подобных вещах.

Сестра останавливается и смотрит мне прямо в глаза.

— И раз уж мы заговорили начистоту, то я хочу, чтобы ты поехал со мной домой.

— Ты серьезно решила обсудить это сейчас? — я отворачиваюсь от нее, но Вика хватает меня за руку и останавливает.

— Родители вернулись вчера вечером. Ты бы знал об этом, если бы включил свой телефон.

Я сжимаю губы.

— Богдан, они твои родители и им также тебя не хватает. Не хочешь ради отца приезжать, то сделай это хотя бы ради мамы. Она не видела тебя больше года, — в ее голосе звучит тоска. — Я понимаю, у вас с Мирой сейчас непростой период, но мы одна семья. И это не обсуждается, ты едешь со мной.

Очередная колкость на этот счет за малым не слетает с языка, но я вовремя прикусываю его.

У нас совсем разные воспоминания о семье.

Вика сверлит меня пристальным взглядом темных глаз, а ее ногти все сильнее впиваются в мое предплечье.

— Ты ведь все равно не отстанешь.

Сестра кивает, но по ее взгляду я понимаю, что потом меня все же ждет очередная лекция на тему моего паршивого отношения к родителям.

— Отлично. А сейчас давай вызовем такси и поедем прямо к ним. Мама сказала, что обед через час. Я уже жутко замерзла.

Я в изумлении таращусь на своего близнеца, но Вика достает телефон и заказывает в приложении машину.

***

Таксист останавливает машину около железных кованных ворот, и я протягиваю ему деньги. Вика со скоростью торнадо выскакивает на улицу и моментально оборачивается ко мне, не сводя пристального взглядас водителя. Можно подумать, что сейчас он зажмет педаль газа и увезет меня подальше отсюда.

Закатываю глаза и становлюсь рядом с сестрой. Она достает из сумочки зеркальце и поправляет прическу, а затем макияж.

— Такое ощущение, будто ты приехала на кастинг, а не домой, — с сарказмом замечаю я, за что получаю толчок локтем в бок.

— Тебе бы тоже не помешало привести себя в порядок, — ее недовольный взгляд ползет от моих черных ботинок, до кожаной куртки.

— Если бы я знал, что сегодня мне предстоит вернуться в семейное гнездышко, то обязательно прихватил бы смокинг.

Вика фыркает, вешает тоненький ремешок сумки на плечо и уверенной походкой направляется к калитке.

Я же задерживаюсь на пару мгновений, чтобы последний раз вздохнуть полной грудью, так как все во мне противится переступить эту грань и зайти в чужой для меня дом.

Это как сорвать пластырь. Быстро и резко, без лишних движений и мыслей.

Вика оборачивается в мою сторону, когда замечает, что я все еще стою за забором. Нацепив на лицо легкомысленную ухмылку, подхожу к сестре и приобняв ее за плечи, тяну в сторону дома.

Под ногами хрустит гравийная дорога и Вика сильнее впивается в мою руку пальцами и бормочет под нос ругательства, когда в очередной раз подворачивает ногу на десяти сантиметровом каблуке.

Мы идем сквозь зеленый лабиринт из четко подстриженных кустарников разной формы. В воздухе витает аромат леса и свежести. Когда-то мы жили в маленькой однокомнатной квартире и едва там помещались. Сейчас же родительский особняк расположен в одном из элитных поселков недалеко от города. Вокруг только лес, горы, маленькая речушка и несколько гектаров пустующей земли.

Я был здесь последний раз несколько лет назад, но каждая деталь отчетливо запомнилась. Возможно, на подсознательном уровне, я хватался за любую возможность, взять частичку чего-то родного с собой.

Большой белый двухэтажный дом расположен на возвышении и окружен уложенной по периметру плиткой. Замечаю, что на террасе на первом этаже, уже установили стол и несколько стульев, а стеклянная оранжерея, присоединенная к правой стороне дома открыта. Наверняка, мама с утра пораньше уже успела срезать цветы, чтобы на столе стоял свежий букет. Гараж, расположенный в отдалении открыт и к моему огромному удивлению, я замечаю, что машина отца на месте. В прошлый мой приезд, он не потрудился остаться дома и, сославшись на работу, уехал еще до того, как я успел выйти из такси.

Мы поднимаемся по лестнице, и Вика распахивает входную дверь, перед этим бросив на меня предостерегающий взгляд.

— Мы дома! — кричит она.

Ее голос эхом разносится по гостиной.

Вика снимает пиджак, перекидывает его через руку и направляется в столовую. Каждый ее шаг такой непринужденный, по сравнению с моим. Я будто иду по неизвестной территории, сам не зная куда можно наступить, чтобы не угодить в ловушку.

— Мам, ты здесь?

Мы заходим в столовую и мое сердце пропускает удар.

Она стоит одна, посреди комнаты и с растерянным взглядом всматривается в мое лицо, будто не верит, что я действительно настоящий, а не плод ее воображения. Такая родная, теплая и чертовски необходимая мне.

Ее черные, как смоль волосы, собраны в аккуратный пучок на затылке, зеленые глаза наполняются тоской. За то время, что мы не виделись, мама совсем не изменилась: такая же хрупкая и женственная. Она одета в элегантное бежевое платье, доходящее ей до колен, на ногах туфли на невысоком каблуке. Из украшений только сережки и обручальное кольцо.

Мама впивается пальцами в фарфоровую вазу, наполненную пионами и другими цветами.

— Пожалуй, я это заберу, — Вика подходит к маме, забирает из ее рук букет и целует в щеку. — Отнесу на террасу.

Цокот ее каблуков разрезает тишину.

— Привет, — я улыбаюсь той самой мальчишечьей улыбкой, за которой в детстве скрывал все свои шалости.

— Богдан, — шепчет она.

Она не успевает сделать и шага, как я сокращаю расстояние между нами и так крепко сжимаю ее в своих объятиях, что кажется она может надломиться. Мама проводит ладонями по моей спине и прижимается щекой к груди.

— Я уже не надеялась, что ты приедешь.

Я чувствую укол стыда за то, что еще десять минут назад стоял у входа в дом и заставлял себя сделать шаг ей навстречу.

Целую маму в висок и отстраняюсь.

— Семейный обед, как такое пропустишь.

Мы оба знаем, что я вру и все же, мама улыбается и треплет меня пальцами за щеку, словно мне десять лет.

— Не хочу нарушать вашу идиллию, но мне необходимо поесть. Если я останусь голодной, то этот день не покажется вам таким уж прекрасным, — доносится до нас недовольный крик Вики с улицы.

Мама смеется, берет меня под руку, и мы идем на террасу.

— Как у тебя дела? — спрашивает она, когда мы выходим на улицу.

— Ты же меня знаешь, лучше не бывает.

Большой дубовый стол накрыт на четверых человек: свежие фрукты, выпечка, чайник с кофе и чаем. Вика уже намазывает себе тост любимым малиновым вареньем и закусывает губу, глядя на тарелку с клубникой. Отодвигаю стул для мамы и сам сажусь рядом. Сестра закатывает глаза, но слава богу воздерживается от комментариев, так как ее рот уже занят едой.

Изогнув бровь, мама смотрит на меня с подозрением, а затем переводит взгляд на Вику.

— Что? — бормочет она с набитым ртом. — Я молчала как рыба.

Наливаю себе кофе в кружку.

— Сомневаюсь. Ты не знаешь, что значит хранить секреты.

Она отмахивается от меня и тянется к тарелке с фруктами. Вика никогда не умела держать язык за зубами и все выкладывала родителям. Особенно отцу. Так повелось, что это она его любимица и если что случалось, то всегда бежала к нему. Только почему-то не он спас ее, когда сестра влипла в неприятности.

— Вы никогда не повзрослеете, — с улыбкой произносит мама, глядя на наше препирательство.

— Где отец?

Его стул во главе стола все еще пустует.

— Он в кабинете, но обещал скоро выйти.

— Я в этом даже не сомневаюсь.

Озорной блеск в глазах мамы гаснет, и я чувствую себя последним мерзавцем. Она берет со стола салфетку и раскладывает ее на коленях.

— Как Майк и Ненси? — намазав небольшую булочку с ванильным кремом маслом, она кладет ее мне на тарелку.

— Отлично. По последним данным Майк спит ближайшие полгода в гостиной потому что в скором времени у них появится еще один ребенок.

Мама хлопает в ладоши.

— Это же замечательно! Надеюсь я еще буду в здравом уме, когда один из вас решит нас осчастливить.

Вика давится тостом и закашливается.

— На меня можете не рассчитывать, — она стучит кулаком по груди. — Не собираюсь ввязываться в подобные авантюры.

— Ты просто еще слишком молода.

— Нет, скорее я здраво мыслю. Я прекрасно помню, твой измученный взгляд, когда приходилось идти в школу из-за проделок твоего любимчика. К тому же, я слишком люблю спать и комфорт в своем доме.

Мама качает головой, смотря на дочь. Я же отмалчиваюсь. После произошедшего с Таней я зарекся больше никогда не думать о детях. Мне хватило испытать один раз эту проклятую боль, а оставленный ею шрам все еще продолжает кровоточить.

Хотя с Мирой я позабыл о всякой осторожности. Если раньше я предохранялся в целях безопасности, то после случившегося десять раз все перепроверял, чтобы не дай бог не допустить возможности случайной беременности. Но Мира смела и этот барьер. Я все еще помню, как чертовски приятно чувствовать ее всем телом.

Господи, как я скучаю по ней. Надеюсь ей вполне хватит пары дней, чтобы выкинуть этот бред из головы.

— Ай! — вскрикиваю я, когда каблук сестры впивается в мой ботинок.

— Думай по тише, — она промакивает губы салфеткой и кивает в стороны мамы.

Она смотрит на меня с улыбкой, но не успевает задать свой вопрос, так как сухой и безэмоциональный голос отца сковывает непринужденное настроение между нами:

— Простите за опоздание.

Пройдя мимо мамы, он на пару секунд кладет ладонь на ее плечо и скупо сжимает его. Когда-то он не мог и пяти минут продержаться, чтобы не обнять ее или едва уловимо поцеловать в висок. Мама скромно улыбается, на этот жест.

Я встаю и протягиваю ему руку. Ничего лишнего, обычное, сухое рукопожатие. Это максимум на что каждый из нас способен по отношению друг к другу.

Его темные глаза не выражают каких-либо эмоций при виде меня, каштановые волосы аккуратно уложены. На нем серые брюки, светлая рубашка и такого же оттенка кардиган. Убрав свою ладонь, он подходит к Вике и положив ей руки на плечи, целует в макушку. Сестра на глазах тает в этом мимолетном проявлении любви и на ее губах расцветает улыбка.

Мы принимаемся за еду, но теперь мне кусок в горло не лезет. Вика щебечет о фирме. Рассказывает, что пока родителей не было в городе, она составила несколько контрактов, для сотрудничества с новыми партнерами и отдала их юристам для проверки. Что она побывала на одном объекте и решила возникшие проблемы с поставками. Отец лишь молча кивает и слушает дочь. Когда же сестра заводит разговор о проекте, над которым работала последние несколько месяцев, в подробностях рассказывает о всех плюсах и возможных рисках, то сухое выражение лица отца мрачнеет. Он допивает свой кофе, ставит кружку на блюдце и вытирает губы салфеткой.

— В общем, я думаю, что постройка нового детского центра — это хорошее вложение. Я проанализировала рынок детских развлечений в нашем городе и не нашла чего-то стоящего. Они все разбросаны по всему городу, а мы могли бы собрать все воедино и усовершенствовать…

— Сейчас у нас нет на это средств, и времени.

Всего несколько слов и сестра тут же умолкает.

— Да, я все понимаю. Возможно в будущем мы могли бы реализовать этот проект. К тому же там еще есть над чем поработать, — соглашается Вика.

Уголки ее губ опускаются, и она нервным движением заправляет прядь волос за ухо. Это все, на что она способна, если отец не поддерживает ее. Я помню, что обещал держать себя в руках, но сейчас я даже больше злюсь на нее. Она готова вгрызться мне в глотку, если я отказываюсь идти на семейный ужин, и сама же отступает от своего мнения.

Но это не мое дело. Вика сама решила стать частью семейного бизнеса, и она уже взрослая девочка, чтобы самостоятельно постоять за себя.

— Как работа в студии? — вдруг спрашивает меня отец.

Я небрежно пожимаю плечами.

— Отлично. Перед отлетом закончил несколько важных проектов.

Он кивает.

— Я слышал, что в скором времени у вас планируется выставка. Бездомные, верно?

Сестра начинает суетиться и складывает столовые приборы на тарелке. Я знал, что Вика обо всем докладывает родителям. Когда я по несколько недель отмалчиваюсь или наши разговоры длятся каких-то тридцать секунд — самое долгое на что я способен, чтобы не перейти к личным темам, — то мама звонит Вике. Отец же никогда не интересовался моей работой. Для него фотография — бесполезная и пустая трата времени. Не более.

И все же я рассчитывал, хотя бы на малейшее уважение моего решения держать дистанцию. У меня есть на это право.

— Да. Я уже отснял много материала. Когда вернусь в НьюЙорк, хочу вместе с Майком съездить в одну общину на окраине Бронкса.

— Ты серьезно? Бронкс?! Богдан, не сходи с ума! — сестра с тревогой смотрит на меня. — Никто в здравом уме не поедет туда.

— Мне очень лестно, что ты переживаешь за меня, — ухмыляюсь я, прикладывая ладонь к сердцу.

— Это опасно? — голос мамы звучит взволнованно.

— В Бронксе нет ничего опасного. Там живут такие же люди, как и во всей Америке. Просто кто-то пересмотрел криминальных сериалов.

Порой в моей сестре сочетаются довольно странные увлечения, например, любовь к высокой моде и просмотр сериалов про маньяков.

— К тому же, кто-то же должен привлечь внимание к теме бедняков. Газета Майка — отличная площадка.

Вика недовольно поджимает губы и отворачивается к отцу, в поисках поддержки. Как глупо. Спустя столько лет она еще на что-то рассчитывает?

Больше отец ничего не спрашивает, и мы плавно переходим на разговор о поездке. Ожидал ли я, что он вдруг изменит свое мнение относительно моей профессии? Нет. Но все же то, что он не заводит наш разговор в привычное русло немного меня удивляет. Обычно нас хватало на добрых полчаса, а потом мы оба пускались во взаимные упреки.

Когда мы заканчиваем с едой, то перемещаемся в гостиную и мама показывает картину, которую она нашла на ярмарке художников в Париже.

— Я посмотрела на нее и подумала, что она понравится тебе, — она протягивает мне холст с изображением небоскребов. — К тому же Вика показала твой новый интерьер в квартире и мне кажется, что она будет неплохо смотреться в гостиной.

— Спасибо, — я целую маму в щеку, а затем бросаю взгляд на сестру.

— Что?

— Мне просто интересно, когда ты успела побывать у меня дома?

Она цокает языком.

— Это было не так уж и трудно. Твои мысли в последнее время заняты другим.

Мама прикрывает губы ладонью, скрывая улыбку.

Мы какое-то время еще сидим в гостиной и под вечер отец извиняется и уходит, когда его телефон, в который раз звонит. Когда же мы с сестрой вызываем такси, мама так сильно сжимает меня в объятиях, что мне становится тяжело дышать.

— Я очень рада, что ты приехал, — она отстраняется от меня и кладет руку на мою грудь. — Если ты не против, то я бы хотела, чтобы мы как-нибудь пообедали с тобой вдвоем, пока ты в городе.

— Конечно.

Я обнимаю ее в ответ и целую в щеку. Когда мы выходим за дверь, отец все также сидит в своем кабинете, даже не попрощавшись с нами. Пора признать, что ему абсолютно все равно, что творится в моей жизни.

Глава 39

Мира

— Итак, мы молчим уже тридцать минут, — говорит мой психотерапевт, бросив взгляд на наручные часы.

— Я думала в этом и заключается ваша методика, — бормочу я себе под нос.

Он смеется.

— Твоя правда. Именно с этого началась наша дружба много лет назад.

— Вау, оказывается мы друзья. В последний раз вы сказали, что больше не хотите видеть меня на своей кушетке.

— Это было сказано из лучших побуждений.

Я фыркаю и складываю руки на животе, впиваясь взглядом в книжный шкаф, стоящий у стены. В последний раз я насчитала в нем семьдесят девять книг. Мой взгляд скользит по верхней полке и я пытаюсь вспомнить, что из перечисленного, я уже видела. Чего греха таить, за несколько лет моих сеансов, я отлично выучила каждую книгу.

— Как дела в группе? — не унимается док.

— Ох, мы правда будем делать вид, что вас это интересует? — поворачиваю к нему голову.

Он поправляет очки на переносице и постукивает ручкой по блокноту, лежащему на колене. Могу поспорить на что угодно: он уже сделал несколько записей.

— Я же приходил на ваше выступление.

— И ушли спустя пятнадцать минут. Думаю, это о многом говорит.

Его губы поднимаются в мимолетной улыбке.

— Значит, ты все же видела меня, — он смотрит на меня с хитрецой в глазах.

— Конечно. Разве может быть иначе? На вас был этот странный костюм в полоску, подтяжки и галстук бабочка. Кто вообще носит такие вещи?

— Это выглядит очень интеллигентно.

— Скорее скучно.

— Ты сделала новую татуировку, — он кивает на мою правую руку.

Провожу кончиком пальца по пленке, наклеенной поверх рисунка.

— Ну вы же знаете, как я люблю рисовать на собственном теле, — отшучиваюсь я.

— Она имеет какое-то значение?

— Будущее, — выдаю я и резко осекаюсь, захлопывая рот.

Так и знала, что эта непринужденная беседа приведет к тому, что он начнет выуживать из меня информацию и просто отсидеться положенный час у меня не получится.

— Хитрый ход, — ворчу я.

Он мягко улыбается, убирает блокнот на стол и снимает очки.

— Мира, мы уже много лет знакомы, и я прекрасно знаю, что тебя что-то тревожит. Просто так, ты бы никогда не пришла. И я также знаю, какой это огромный шаг для тебя — попросить помощи.

Я сдерживаю себя, чтобы не закатить глаза и все же отворачиваюсь, скользя взглядом по кабинету. Он такой же «интеллигентный», как и мой старый шарлатан. А еще пропитан древностью. Деревянный массивный стол стоит около окна, на него падают редкие лучи солнца, пробивающиеся сквозь фисташковые шторы. Стеллаж и этажерка с цветами стоят вдоль бежевых стен, а рядом висят черно-белые портреты. Уверена на все сто, это кто-то в стиле Фрейда, если начну спрашивать, то меня наверняка ждет целая лекция. На полу, поверх старого, местами потрескавшегося паркета, лежит ковер с витиеватым узором.

Каждую деталь я знаю наизусть и могу сказать, когда именно она появилась. И все же…

— Мне кажется, я никогда не смогу освободиться от гнета прошлого, — едва уловимо шепчу я. — Когда я думаю, что моя жизнь налаживается, что я становлюсь обычным человеком, с которым когда-то произошел кошмар, но в данный момент он живет настоящим и смело идет навстречу новому дню, что-то происходит и я становлюсь прежней.

— Какой?

— Трусливой, запуганной, никому не нужной. Одинокой.

— Может это потому, что ты сама такой себя считаешь? Насколько мне известно, ни один человек из твоего окружения не придерживается данного мнения.

— Знаю, просто… Быть сильной и позволить себе чувствовать — слишком тяжело. Я не готова к такому. Я привыкла, что все в моей жизни подчинено контролю, что в ней нет лишних людей и сюрпризы, в виде появления моей матери — это единственное, что может вывести меня из равновесия, к которому я так долго шла. Но с его появлением, страх обрел новую форму.

Очередное воспоминание, с наглой и самодовольной ухмылкой Богдана, когда он отпускает в мою сторону пошлую шуточку, в то время как его пальцы нежно и с трепетом сжимают мои, словно вспышка накатывает на меня.

Я скучаю по нему.

— Помнишь, как-то я говорил тебе, что ты должна чувствовать не только хорошее, но и плохое. Например, боль.

— Поверьте, последние несколько дней я испытываю исключительно ее.

— И что ты чувствуешь?

— Словно меня разорвали на части. Есть одна половина, где скопилось все лучшее, что произошло в моей жизни и другая — все самое мрачное и темное. Привычная сторона меня. Колкая, эгоистичная, не думающая о последствиях и готовая спрятаться за обидными словами.

— И ты думаешь, что вторую часть тебя никто не полюбит?

Богдан полюбил. Он был готов бороться за нас обоих и просил остаться с ним, но как мы выяснили я не склонна к оптимизму.

— Кому будет приятно быть с человеком, у которого целое кладбище секретов спрятано в шкафу?

— А разве жизнь — это только приятные моменты? Соедини обе части себя воедино и позволь светлому, уравновесить темное. Позволь разделить кому-то твои страхи и стать себе слабее. В этом нет ничего плохого.

Я открываю рот, чтобы вновь возразить, но все сводится к одному — я сама цепляюсь за свое прошлое. Я его не приняла, и сама же прячусь за ним. Я так кричу, что стала сильной, что мне никто не нужен и в конечном итоге, сама отталкиваю близких мне людей, а затем тянусь к ним. Это ли не проявление самой большой слабости в жизни — отрицание произошедшего? Сколько раз глядя на себя в зеркало, я была честна с собой и произнесла эти жестокие слова? Ни одного.

И может прежде, чем требовать окружающих принять меня такой, надо начать с себя?

Я закрываю глаза и переношусь в тот злосчастный день. Он ничем не отличался от остальных, но именно он разделил мою жизнь на «до» и «после», не оставив ни единой крупицы надежды на перерождение. Прошло уже девять лет, а я продолжаю им жить. Остаюсь той шестнадцатилетней девочкой, брошенной и ненужной. Но за это время многое изменилось. Я обрела семью. Узнала, что такое настоящая дружба и любовь. Научилась чувствовать и кажется я вновь дышу, не боясь, что все разрушится.

Осталось только признать все. Сказать правду, обличить ее и оставить в прошлом.

— Меня изнасиловал отчим, когда мне было шестнадцать лет. Моя мать никогда меня не любила и не защитила. Она бросила меня на произвол судьбы и сказала, что я оклеветала его. Она бросила своего собственного ребенка, выбрав мужчину, — подступающие слезы обжигают глаза, и я делаю глубокий вдох, несмотря на то, что грудь разрывает боль. — Но у меня есть те, кто любит меня. Родители, лучшие друзья. У меня есть Богдан. Они рядом со мной, когда я на самом дне пропасти и она кажется, такой огромной, что мне никогда в жизни из нее не выбраться. И все же они рядом, продолжают протягивать мне руку и помогают выбраться наружу.

Я быстро моргаю и стираю ладонью скатившуюся по щеке слезу.

— Что означает твоя татуировка? — повторяет свой вопрос психотерапевт.

Касаюсь кончиками пальцев татуировки, опускаю на нее взгляд. Кит проплывающий через вселенную, несмотря на все препятствия, которые могут встретиться на его пути.

— Будущее, — отвечаю я, накрываю рисунок ладонью.

***

— Подожди, ты сейчас шутишь?

— Нет. Я ухожу из группы.

Четыре пары глаз смотрят на меня так, будто я сказала, что клуб закрывается и теперь им надо искать новое место.

— Все остается как прежде. Вы выступаете в клубе с тем же графиком. Ничего не меняется.

— Черта с два! — Дима, барабанщик, бросает хмурый взгляд на Никиту.

— Не смотри так на меня. Мы все решили: между нами исключительно дружба, — в свою защиту он поднимает руки вверх.

— Тогда почему ты хочешь уйти? — Дима стучит палочками по коленкам.

— Группа — это не то, чем я хотела заниматься.

У всех от удивления открывается рот.

— Давай-ка проясним! — он указывает на меня палочкой. — Шесть лет тебя все устраивало, а тут ты резко захотела бросить потому, что это не то чем ты хочешь заниматься?

— Именно.

— В какой день твою безумную голову озарила эта идея? Мира, ты же наша изюминка.

— Я думала, что музыка — это наша изюминка, — с улыбкой замечаю я.

— Ты понимаешь, о чем я говорю. Большинство приходит посмотреть на шоу, которое вы двое устраиваете в процессе выступления, — он поочередно смотрит сначала на меня, потом на Никиту.

— Я безмерно благодарна тебе за обозначение моего вклада в развитие группы.

— Это же конец эпохи, — бормочет Никита.

— Не все потеряно, я буду среди зрителей наблюдать за вами.

Парни недовольно фыркают и отворачиваются к барной стойке, с угрюмыми лицами потягивая безалкогольное пиво. Оставляю их наедине, а сама поднимаюсь в кабинет, чтобы переодеться к последнему в своей жизни выступлению.

Я согласилась играть в группе по нескольким причинам. Сначала этого требовал от меня Макс. Он хотел, чтобы я впустила в свою жизнь новых людей и перестала выглядеть так, будто готова убить каждого, кто подойдет ко мне хотя бы на метр. Потом же я стала играть потому, что группа стала своего рода очередным пунктом в моем жизненном плане. Я знала, когда будет репетиция или выступление. Когда нам надо собраться, чтобы обсудить порядок исполняемых песен. Привычная рутина, от которой я не могла отказаться. Не будет музыки — появится свободное время, а оно для меня было подобно смерти.

Больше я не хочу ему следовать. Я люблю игру на гитаре, с ней у меня связано много приятных воспоминаний об отце, но я не хочу превращать их в якорь, чтобы удержаться на плаву.

Открываю сумку и достаю косметичку. Раскладываю на диване кожаный топ и черные брюки. Поверх кладу блестящую темную рубашку, подаренную когда-то Полиной. Подхожу к зеркалу, беру из косметички черную подводку и рисую стрелки, впервые не задумываясь, что так надо для группы, а делаю это для себя. Растушевываю тени и подкрашиваю ресницы, затем губы. Переодеваюсь в другую одежду и взбиваю волосы у корней, чтобы придать им объем.

Нет никакой маски. Это я. Та, к которой я стремлюсь. Признание в кабинете у психиатра далось мне тяжело и все же оно было мне необходимо, как воздух, чтобы я могла сдвинуться с мертвой точки. Освобождение и принятия будут долгими, но я готова к этому пути.

Кожаный топ не скрывает феникса на ребрах. Наоборот, он подчеркивает его и придает образу яркости. Делает меня собой так же, как и остальные татуировки.

Выхожу из кабинета и спускаюсь к ребятам в зал. У Димы отвисает челюсть, когда я становлюсь рядом с ним и прошу у бармена апельсиновый сок.

— У меня только один вопрос: почему ты раньше так не одевалась? Что за обтягивающие майки и джинсы на протяжении шести лет? — его взгляд задерживается на моем топе.

— Подбери слюни, твоя жена сегодня в зале. Если тебе, конечно, все еще важны некоторые части твоего тела.

Он резко оборачивается в сторону, ища взглядом супругу, я же смеюсь, садясь на стул.

Шаг за шагом. Таков план. Завтра я попытаюсь вернуть самую главную часть своей жизни.

***

Богдан

Кто-то толкает меня в плечо, но я не обращаю на это внимания. Мой взгляд прикован к той, которая свела меня с ума и проникла в каждую частичку тела и души. Мой пульс ускоряется и мне приходится сдерживать себя, чтобы не подняться на сцену и не впиться в ее мягкие и сладкие губы поцелуем.

Это определенно Мира, но в то же время нет. Ее кудрявые длинные волосы достают до поясницы, на глазах темный макияж. Опускаю взгляд ниже, и каждый нерв в моем теле напрягается до предела. На ней кожаный топ, который прикрывает только грудь, поверх него надета черная рубашка. Она полностью расстегнута и даже на сантиметр не прикрывает ее прекрасное тело. Кожаные брюки облегают каждый миллиметр ног, подчеркивая бедра. В горле пересыхает.

Она надевает на себя гитару, поправляет волосы, перекидывая их на одну сторону, оголяя шею. Как бы не сорваться и не пойти к ней прямо сейчас.

— Ну что, мы начинаем, — говорит солист, и ударник отбивает ритм.

Все поворачиваются к сцене. Замечательно, теперь те, кто еще не увидел ее тело, могут все лицезреть.

Раздаются первые звуки гитары. Мира закрывает глаза и полностью отдается музыке. Я помню, как она говорила, что на выступлениях музыка проходит сквозь нее. Я тоже об этом думал, когда увидел ее в первый раз. Но сегодня ее игра отличается. Она более резкая. Громкая. Мира словно выпускает наружу свою боль.

Как я по ней соскучился. Смотрю на эту сумасшедшую девчонку и еще больше схожу по ней с ума.

Мира иногда подпевает в микрофон. Они отыгрывают еще пару песен, затем она снимает гитару и ставит ее на стойку. Она поправляет волосы, и рубашка спадает с одного плеча. Она подходит к микрофону, делает глубокий вдох и кивает барабанщику. Тот, стуча палочками, дает команду остальным начинать. Зал заполняет ее голос, он проникает в каждую частичку моего тела.

Все выступление я ловлю каждое движение и слово. Пытаясь ничего не упустить. Надеюсь, двух дней достаточно, чтобы привести голову в порядок и перестать творить глупости. Я не могу больше находиться вдали от нее. Она нужна мне как воздух. Я хочу чувствовать тепло ее тела, слышать ее смех и ощущать на себе колкий взгляд. Но больше всего я хочу почувствовать то единственное и настоящее, что осталось в моей жизни.

Мира поет: «Я люблю тебя больше всего, но будешь ли ты любить меня, когда завтра, я стану существом?»

Я знаю, что она поет это про нас. Мира всегда выбирает те песни, которые могут передать ее эмоции. Я буду любить ее любой, только пусть прекратит меня отталкивать.

Мира проводит кончиками пальцев по животу, скользит выше и приподнимает волосы. Она потрясающа. Во мне сейчас все горит от желания прильнуть к ней. То, как она двигает бедрами, сводит меня с ума. Мира отходит от стойки с микрофоном, поднимает руки вверх и танцует, ее волосы перекатываются с груди на спину. Она полностью погружается в музыку. Прожектора мелькают по ее телу. На сцене она дикая и сексуальная. Татуированное тело, дерзкая одежда и только я знаю, какая она на самом деле. Нежная, ранимая и отчаянно отказывающаяся от любви. Мира поправляет волосы, подходит микрофону, снимает его со стойки и, встав рядом с солистом, прислоняется к нему спиной.

Этот парень совершенно не понимает значение слов «держаться от нее подальше».

Мира допевает последние слова, и прожектор гаснет.

Я продвигаюсь ближе к сцене, чтобы не упустить ее из вида и замечаю, как она ставит гитару на подставку, а затем спускается со сцены. Нас разделяет всего пара шагов. Мира оглядывается назад, я замедляюсь, и она врезается в мою грудь. Вот он, этот момент, которого я ждал несколько дней.

Обернувшись, она застывает на месте и ее глаза широко распахиваются. Она моргает несколько раз, но не говорит ни слова.

Ну и каков же будет вердикт? Мира шокировано смотрит на меня, как будто не верит своим глазам.

Конечно же, я здесь, где мне еще быть, как не рядом с этой сумасшедшей девчонкой.

Я не слышу, как бьется мое сердце, да и вообще бьется ли оно. Мне нужно только одно. Поднимаю руку и касаюсь ее щеки.

— Богдан, — шепчет она. — Ты здесь.

— А ты думала, что я так легко сдамся? — я ухмыляюсь, той самой улыбкой — наглой и самодовольной — от которой Мира обычно закатывает глаза.

Хотя на самом деле меня всего пробирает дрожь.

Прислоняюсь к ней лбом и чувствую ее горячее дыхание на своих губах.

— Ты несносная и до безумия упрямая, но ты пробралась мне под кожу, и я не готов отказываться от этого.

Накрываю ее губы своими, не дав возможности возразить или вытворить что-нибудь безумное.

Я хочу Миру. Хочу слышать ее язвительные замечания и звонкий смех, смотреть как она закатывает глаза на все, что ей не нравится и как в них теплится трепет, когда я целую ее.

Хочу, чтобы она стала частью моей жизни и разделить с ней каждый ее страх.

Неважно сколько раз мне потребуется пойти за ней во тьму, чтобы вернуть. Я сделаю это, даже если придется спуститься в ад.

Глава 40

Мира

Богдан останавливается около своего дома и глушит двигатель. Весь путь мы молчали. Мне слишком много надо ему рассказать и тут не найти правильных слов. Нет ничего правильного, чтобы начать этот разговор и обрушить все, что я чувствую. Но я хочу быть с ним честна.

Больше никаких секретов, побегов или упреков.

Мы также молча выходим из машины, и Богдан обнимает меня за талию. Пока мы едем в лифте, его рука пробирается мне под рубашку, и он касается обнаженного участка кожи пальцами. Это прикосновение больше похоже на неосознанное: он дотрагивается до меня, чтобы чувствовать, что я рядом, в то время как другой рукой просто обнимает, а губами касается моего виска.

Я вновь вдыхаю его аромат, смешанный с сандалом и лосьоном после бритья, чувствую тепло исходящее от него, и я вижу трепет в его глазах, когда поднимаю голову и мы сталкиваемся взглядами.

Зайдя в квартиру, Богдан кидает ключи на маленький столик и опирается плечом о дверной проем, соединяющий гостиную и коридор. В воздухе витает аромат чистоты и свежести. Я никогда не была в его доме. У нас было много планов. Он хотел, чтобы мы вместе обустроили комнату. Хотел подарить намного большее, чем я когда-либо рассчитывала. И я возьму все, что он мне предложит.

Богдан смотрит на меня с неким замешательством, и я сама делаю к нему шаг, сокращая жалкие сантиметры. Кладу ладонь на его грудь, обтянутую простой черной футболкой и ощущаю каждый гулкий стук его сердца. Наблюдаю за тем, как он нервно сглатывает, когда моя рука касается его щеки, покрытой легкой щетиной, а затем пальцы невесомо проводят по губам. Как он замирает, когда я отстраняюсь и делаю шаг назад, вновь разрывая наш контакт.

Я хочу не только рассказать, но и показать. Опустив взгляд на выключатель, я щелкаю им и свет становится приглушенным, но все же мои татуировки отчетливо видны. Сбрасываю с плеч рубашку и холодный воздух окутывает обнаженные руки, кожа покрывается мурашками. Богдан следит за каждым моим движением, его грудь тяжело вздымается.

— Проклятый топ сводил меня с ума, — с хрипотцой говорит он.

Мои губы трогает улыбка.

— В таком случае, думаю от него лучше избавиться.

Пожимаю плечами и тянусь к краю одежды. Под ним нет бюстгальтера, поэтому, когда я снимаю его и откидываю в сторону, глаза любимого мужчины распахиваются, а дыхание учащается.

— Клянусь богом, ты его больше никогда не наденешь.

Он подхватывает меня на руки, и моя обнаженная грудь соприкасается с шероховатой тканью его рубашки.

— Я так скучал по тебе, — шепчет он мне в губы.

Он заносит меня в спальню и ставит на ноги. Его руки блуждают по моей спине и все же я вновь отступаю. Богдан хмурится, сведя брови к переносице и его губы приоткрываются, но я прикладываю к ним палец.

— Я хочу показать, — шепчу я.

Отблески луны освещают комнату, и я вижу настольную лампу на прикроватной тумбочке. Подхожу к ней и включаю: комната озаряется мягким светом. Богдан стоит на месте и молча наблюдает за тем, как я расстегиваю пуговицы на своих брюках.

Он уже видел меня обнаженной. Он знает каждый миллиметр моего тела, и он любит его так, как никто бы не смог. Но сейчас я хочу обнажить душу и полностью открыться ему

Сняв брюки, оставляю их на полу и делаю несколько шагов к нему навстречу. Мое сердце заходится в бешеном ритме и кажется мне не хватает воздуха. И все же, смотря в его темные глаза, видя в них трепет и понимание, принятие меня такой какая я есть, делаю последние шаги и беру Богдана за руку.

Кладу его ладонь на свои ребра и медленно очерчиваю пальцами каждый шрам. Да, они затянулись за эти годы и только если знаешь о них, то можно увидеть, но для меня важно, чтобы он чувствовал. Поднимаю на него взгляд и вижу, как дергается его кадык, а глаза опускаются на вытатуированного феникса. Богдан хмурится, его дыхание затрудняется, и он на мгновение закрывает глаза, чтобы сделать глубокий вдох. Его пальцы аккуратно исследуют три полосы прошлого и когда мы вновь встречаемся взглядом, он опускается передо мной на колени и покрывает их жарким поцелуем. Его губы нежно касаются моей кожи, и я больше не чувствую боли. Прикосновения не вызывают волну омерзительных воспоминаний. Все, что я ощущаю в данный момент — трепет и любовь, которые Богдан готов мне подарить, не требуя ничего взамен.

Он касается каждого отмеченного места на бедре и с благоговением обводит контуры пиона, берет мое запястье и оставляет там нежный поцелуй. А затем его взгляд задерживается на правой руке и покрытой пленкой татуировке кита.

— Я больше не хочу прятаться, — шепчу я.

Богдан поднимает голову, и я вижу на его губах легкую улыбку. Он медленно поднимается на ноги, берет мое лицо в ладони и проводит по щекам пальцами.

— Ты упрямая и выводишь меня из себя.

Я киваю.

— Ты действуешь мне на нервы каждую секунду.

Я снова киваю и на моих губах появляется легкая улыбка.

— И все же ты любишь меня, — в моем голосе отчетливо слышен страх.

Несколько дней назад я уже причинила ему боль, хладнокровно отмахнувшись от этих слов.

— Люблю. У меня не осталось другого выбора, с того самого дня, как я переступил порог твоей квартиры.

Я не осознаю, что моим щекам текут слезы, пока Богдан не смахивает их. Я накрываю его губы своими, сминаю их, чувствую соленый вкус собственных слез и его — теплый и терпкий. Обвиваю его шею руками, запутываюсь в мягких волосах пальцами. Он забирает мое дыхание и страх, боль и отчаяние. Заполняет их собой.

— Я люблю тебя, — наконец говорю я слова, так долго прятавшиеся во мне.

На его припухших от поцелуя губах появляется мальчишеская улыбка и он подхватывает меня на руки.

— О, поверь, я знаю об этом с первой секунды. Ты просто не смогла устоять перед моим обаянием, — Богдан накрывает мои губы в крышесносном поцелуе и укладывает на постель, нависая сверху.

Самоуверенный. Наглый и порой до чертиков невыносимый. Но только мой.

Трясущимися руками расстегиваю пуговицы на его рубашке, в то время, как Богдан оставляет влажные и жаркие поцелуи на моей шее. Мягко посасывает кожу за ухом, а следом прикусывает мочку, вызывая у меня стон. Расправившись с рубашкой, откидываю ее в сторону и касаюсь обнаженной кожи груди.

Поцелуи становятся жесткими и неутолимыми. В нас просыпается голод, который мы стремимся утолить. Одной рукой Богдан проводит между моих грудей, по животу, добирается до трусиков и накрывает меня ладонью, слегка надавив пальцами на возбужденную плоть. Мои бедра подаются вперед, желая ощутить его.

Берусь за его плечи и подталкиваю, чтобы оказаться сверху. Я хочу, чтобы он видел каждую часть меня. Оседлав бедра Богдана, наблюдаю, как в приглушенном мягком свете, мышцы его живота напрягаются под моими прикосновениями. Расстегиваю пряжку ремня, молнию и тяну его джинсы вниз. Богдан помогает их снять и притягивает меня обратно к себе. Я трусь об него, чем вызываю грудной звук, больше похожий на рык.

Он не оставляет ни один сантиметр моего тела не обласканным, даже под его взглядом моя кожа горит. Богдан скользит рукой по спине, бедрам и опускает руку вниз, проводя по влаге у меня между ног. С моих губ срывается стон.

— Боже, детка, — шепчет он.

— Я хочу тебя…

Прикусываю и втягиваю в себя его губу. Спускаюсь ниже целую шею, грудь, провожу языком по соску, и Богдан стонет. Дохожу до низа живота. Сердце отбивает просто сумасшедший ритм от волнения, но я хочу этого.

Богдан лежит и наблюдает за каждым моим действием. Провожу языком по кончику его члена. Целую его, провожу по всей длине языком и обхватываю губами.

— Черт, Мира, как приятно…

Я ласкаю его языком. Обхватываю рукой у основания. Богдан хватается одной рукой за простынь, а вторую кладет мне на голову. Он закрывает глаза и откидывается на подушки. Я сама завожусь от того, что доставляю ему удовольствие таким способом. Я помню, как это было приятно, когда Богдан ласкал меня. От одного воспоминания все внутри сжимается, а внизу живота горит от желания. Поднимаю взгляд и смотрю на то, как напряжены мышцы у него на груди под татуировкой. Богдан проводит кончиками пальцев по моей щеке.

— Мира, остановись, — просит он.

Но я не останавливаюсь. Я заглатываю его еще глубже, насколько возможно. Чувствую, как тело Богдана напрягается. Он сжимает в кулаке мои волосы. Меня подбадривают его слова. Я сильнее ласкаю его. Провожу по головке языком и слегка зубами.

— Мира, я хочу ощутить тебя, — рычит он.

По его напряженному телу я понимаю, что еще одно мое движение, и он кончит, и я хочу этого. Но также я хочу, чтобы он вошел в меня. Останавливаюсь, целую его и поднимаюсь вверх. Богдан быстро переворачивается на меня. Его глаза стали гораздо темнее. Они не горят. Они полыхают от страсти. Он впивается в мои губы и медленно входит в меня. У меня вырывается стон, который Богдан ловит своими губами.

— Я так скучал по тебе, — хрипло выдыхает он мне в губы. — Скажи, что ты моя. Навсегда.

— Я твоя и всегда буду твоей…

Богдан медленно двигается во мне. Словно заполняя каждую секунду, что мы не были вместе. Он целует мою шею, ласкает грудь. Я наслаждаюсь его близостью. Вот чего мне так не хватало. Почувствовать Богдана. Стать с ним одним целым. Ощутить его глубоко в себе. Я обнимаю его за крепкие плечи. Мне нужно знать, что он мой. Я всегда считала себя недостойной любви, но с Богданом все иначе.

Пропускаю его волосы сквозь пальцы и полностью отдаюсь. Богдан медленными, но глубокими толчками входит в меня. Приподнимаю бедра, чтобы полностью ощутить его.

— Как в тебе хорошо… — выдыхает он.

Он покрывает мою шею поцелуями. Я обхватываю его ногами за талию и двигаюсь с ним в одном ритме.

Богдан вдруг переворачивается, усаживая меня сверху. Он впивается пальцами в мои бедра, задавая ритм. Оргазм почти накрывает меня. Упираюсь руками в его бедра, выгибая спину. Я все быстрее скачу на нем, но Богдан замедляет меня.

— Богдан, пожалуйста…

— Не торопись, — говорит он мне в губы. — Почувствуй нас.

Он помогает мне сохранить медленный ритм. Я трусь о него, продолжая неспешно двигаться. В этот момент мы встречаемся взглядом. Мы чувствуем одно и то же. Неразрывную связь. Даже в эти дни, я чувствовала, как ему плохо, и пыталась не обращать на это внимания. Но сейчас в груди все разрывается от переполняющих эмоций. Это одновременно и безграничная любовь друг к другу, спокойствие и умиротворение, которые мы чувствуем. И дикое сумасшествие. Это весь спектр эмоций. И в данный момент это обуревающая нас страсть. Оргазм начинает медленно накрывать меня. Проходит по всему телу, заполняя его и вытесняя всю тоску.

Богдан приподнимается, крепко обнимает меня и целует, поглощая мои стоны.

— Детка, я так люблю тебя, — выдыхает Богдан мне в губы.

— Люблю…

Его губы терзают мои. Грубо и дерзко. Каждый раз, когда мы до этого были вместе, Богдан брал меня нежно и ласково. Он утолял мой голод, открывал новые грани наслаждения и только потом получал собственную разрядку. Сейчас же это настолько ошеломительно, что я теряюсь в каждом прикосновении. Я сама в такой же степени обладаю им. С неистовой страстью. Мы словно бушующий шторм, чья мощь нарастает с каждой секундой и грозит стать чем-то разрушительным.

Запускаю пальцы в его волосы. Мы смотрим друг другу в глаза, прислонившись лбами, тяжесть давления внизу живота, его твердость в моем теле и осознание, что именно из-за меня он теряет голову — становятся последней каплей.

— Смотри на меня, — хрипло произносит Богдан и я выполняю его просьбу.

Шторм все-таки разрушает меня. Сносит все защитные стены и барьеры, возводимые годами, обещая после себя что-то новое. Моя спина выгибается и кричу, чувствуя, как он заполняет меня. Богдан продолжает целовать меня, не останавливаясь даже на мгновение. Наши тела расслабляются, и он опускается на кровать, притянув меня к себе.

Я буду последней идиоткой, если еще хоть раз потеряю его.

***

Моя рука опускается на низ его живота, и я слышу жалобный стон:

— Пощади.

Я смеюсь.

— Женщина, ты выжала из меня все соки.

— Для того, кто постоянно хвастался своими похождениями ты слишком быстро сдаешься, — прикусываю его шею.

Опускаю руку вниз, и он тут же ее перехватывает, подносит к губам, легонько кусает кончики пальцев.

— Что в очередной раз доказывает, что ты действуешь на меня словно криптонит.

Я фыркаю и толкаю его локтем в бок. Кладу голову ему на грудь и слушаю ровное и спокойное биение сердца. Богдан берет прядь моих волос и перепирает ее пальцами.

Мы выключили лампу итеперь только лунный свет остается единственным источником освещения. Помогает мне открыть тайну и все рассказать. Стать на один шаг ближе к принятию себя. Если я хочу быть с Богданом, а я этого хочу больше всего на свете, то должна полагаться не только на себя. Я должна учиться доверять.

— Когда умер отец, моя жизнь поделилась на две части, и, к сожалению, счастливая осталась позади. Мать не любила меня и не хотела. Она каждый день говорила мне, что я самый невыносимый ребенок на земле. С одной стороны, возможно, так и было, потому что я потеряла самого близкого мне человека в один день, а на другой все его вещи и напоминание о нем исчезли. Остались только фотография и гитара, которую он мне подарил, — тихо начинаю я свое признание.

Рука Богдана на моем плече на мгновение останавливается. Всего лишь на секунду. А потом он вновь проводит по нему.

— Каждый день были унижения, оскорбления. Я никогда не слышала слов любви, не чувствовала себя желанной. Знаешь, порой мне даже кажется, что воспоминания об отце становятся ненастоящими. Они стираются из моей памяти. Он так мало был со мной и я хочу его помнить, но мать так тщательно вытесняет его из моей жизни, что все становится неправдой.

— Нет, Мира, — Богдан касается моего лба губами. — Он здесь.

Я киваю.

— Но мне так хотелось, чтобы он навсегда остался со мной, — к глазам подступают слезы.

У меня остались лишь крупицы, и я тщательно храню их в себе, но порой я начинаю забывать каким он был.

— В один из самых паршивых дней я встретила Макса. И это стало лучшим, что случилось со мной за многие годы. Он словно вытащил меня из тьмы, в которую мать отчаянно пыталась меня вогнать. Макс постоянно смеялся, и я не могла устоять, чтобы не улыбнуться. Не знаю, как у него это получается, но, когда он улыбается, я всегда улыбаюсь в ответ, даже если не хочу этого делать. Он видел, что дома мне тяжело, поэтому часто приглашал к себе, а его родители приняли меня как родную. Никогда прежде не встречала таких людей.

— Да, у вас потрясающие родители. Они всегда прикрывали нас с сестрой.

Я улыбаюсь, представляя, как мама и папа выручают Макса, Богдана и Вику из очередного происшествия. Они всегда и всем помогают.

— Спустя примерно год после смерти отца она пришла домой и сказала, что выходит замуж. Я была в шоке. На нее мне было точно так же плевать, как и ей на меня. Но я не могла представить, что в нашей квартире будет жить другой мужчина. Ведь это наш дом и если в нем нет вещей папы, то это еще ничего не значит. Но ей было все равно. Она вышла замуж и притащила его к нам.

— Он сразу начал к тебе приставать? — напряженно спрашивает Богдан.

— Нет. Он проявлял заботу. Делал то, чего не могла она. Водил в парк, покупал сладости, спрашивал, как у меня дела. Однажды даже пошел в школу, когда одна из девочек назвала меня сироткой и я вспылила. Сказал, что все решит и сделал это. Все стали думать, что он мой отец. Несмотря на его заботу, я не смогла его так называть. Все же боль от потери папы была слишком свежа, но он не настаивал. А потом что-то изменилось.

Я вздрагиваю, вспоминая те дни.

— Его прикосновения стали более настойчивыми, а взгляд пристальным. Он мог зайти в комнату и наблюдать за тем, как я делаю уроки или просто обнять меня, но в этих объятиях чувствовалось что-то отталкивающее. Так как я была не нужна матери, то не знала правильно это или нет. Мне было двенадцать и после ее холодного отношения, его прикосновения были чем-то обжигающим. И все же мне не хотелось, чтобы чувствовать их вновь, и я начала отстраняться. Я стала больше времени проводить у Макса дома. Его родители всегда были мне рады и был такой контраст между тем, что творилось у нас дома и теплом, которое я испытывала у них.

Постепенно мы все ближе подходим к самому кошмару. Картинки прошлого начинают всплывать одна за другой. Каждый поцелуй. Удар. А первый шрам на предплечье слабо пульсирует.

— Однажды он увидел, как я с отцом Макса иду по улице и смеюсь. Видимо, это стало последней каплей. Он больше не был добрым и заботливым. Его глаза стали злыми, а прикосновения настолько противными, что я начала сбегать из дома, чем лишний раз злила его. Он начал меня бить. Ему не требовался повод. Мне всего лишь нужно было выйти из комнаты. Он бил так, чтобы этого не видели окружающие. Ведь в глазах остальных он был примерным семьянином, который женился на женщине, потерявшей мужа, да еще и с трудным ребенком.

— А что она?

— Мать говорила, что я это заслужила своим неблагодарным поведением.

— Почему ты не рассказала все родителям Макса? Ведь они могли бы помочь.

— Мне никто не верил. Как-то одна из учительниц заметила синяки под рукавом кофты и спросила откуда они. Я решила признаться, надеялась получить помощь, но она лишь с недоверием посмотрела на меня, а потом ответила, что такой человек, как мой отец, не мог такого сделать. А если уж и поступил так, значит я заслужила.

— Дрянь, — резко говорит Богдан.

— Когда мое тело начало формироваться, к побоям присоединились похотливые взгляды. Я начала давать отпор. Огрызалась. Я больше не боялась его. Итог один — он ударит. Он стал больше пить и однажды сорвался. И вот тут мне действительно стало страшно. Я умоляла его не делать этого, говорила, что все расскажу окружающим. Ведь у меня есть доказательства. Он сказал, что мне никто не поверит, все знают, что я поганый ребенок, — я ненадолго замолкаю, вспоминая как эти слова больно ударили в мое сердце и нанесли самый первый глубокий шрам. — В одно мгновение, когда мне уже казалось, что все потеряно, я вырвалась. Прибежала к Максу вся в слезах и разорванной одежде. Он начал кричать, что все расскажет родителям. Я запротестовала. Я боялась, что мне никто не поверит. Макс настаивал. Тогда я сказала, что если он сделает это, то больше никогда меня не увидит. Это подействовало, но с одним условием: я должна была переехать к нему на некоторое время.

— Подожди. Это то лето, когда мы с тобой встретились?

Я киваю.

— Я как идиот донимал тебя. Смеялся над тем, что ты вздрагиваешь при каждом шорохе, — он закрывает лицо рукой. — Я полный придурок.

— Честно говоря, ты меня тогда отвлек от происходящего.

— Твой взгляд говорил об обратном.

— Ты просто уже тогда действовал мне на нервы, — слабо шучу я.

Богдан улыбается и целует меня в лоб.

— Родителям Макса мы все выставили так, что у меня в комнате ремонт. Я прожила у них почти месяц. Не взирая на протесты, я вернулась домой. Он больше меня не трогал. Возможно, потому что Макс практически постоянно был у меня и даже иногда ночевал. Год я прожила спокойно. Не знаю, может он испугался, что я и правда все расскажу. На весенних каникулах родители вместе с Максом должны были уехать на пару дней. Он говорил, что останется со мной, но я заверила, что все будет в порядке.

Вот именно тогда я как никогда ошибалась. Я должна была просто вопить о том, что происходит у нас в доме, но я молчала.

Ведь я поганый ребенок.

Никто мне не верил.

Эта часть дается мне тяжелее. Горло начинает першить от волнения, а живот скручивается в тугой узел.

— Мира, не нужно, — шепотом просит меня Богдан.

Медленно выдыхаю, а Богдан и вовсе перестает дышать в ожидании моих слов.

— Я хотела с утра пораньше уйти куда-нибудь. Макс оставил ключи от дома. Я долго прислушивалась к тишине в квартире и, решив, что он спит, вышла из комнаты. Он накинулся на меня в коридоре и, прижав к стене, начал говорить, как сильно любит меня и какая я неблагодарная, раз не принимаю его любовь. Боже, я так молила о помощи, кричала, но никто не пришел. Я до сих пор чувствую этот мерзких запах алкоголя. Я пыталась вырваться, но, когда он ударил в живот из меня вышибло весь дух. Когда все произошло… Он делал все, что хотел: бил, резал. У меня не было никаких сил. Единственное, что я помню — из меня словно весь воздух ушел, а душа разлетелась на части, — все тело пронизывает такая дикая боль, что мне вновь становится тяжело дышать. Слезы бегут по щекам, и я всхлипываю. — Я очнулась в больнице. Первое, что я увидела — это Макс, спящий на стуле и державший меня за руку.

Я помню, как мы оба тогда страдали. Макс много лет винит себя за все произошедшее. А я виню себя. Но виноват только один человек.

Вспоминая эту картину, мое сердце сжимается. Глаза обжигают слезы. Богдан чувствует это. Он приподнимается, проводит тыльной стороной ладони по мокрым следам на щеках и нежно целует меня. Я крепко его обнимаю и плачу, освобождаясь от этого груза. Я больше не хочу никаких напоминаний. Я открылась. Доверилась. И теперь прошлому нет места в моей жизни.

Я отпустила его.

Богдан целует меня в лоб, вытирает мои щеки и снова целует.

— Что с ним стало?

Я пожимаю плечами.

— Его поймали и дали заслуженное наказание, но оно не вечно.

Богдан поворачивается ко мне, берет мое лицо в ладони и покрывает его поцелуями.

— Больше никто не причинит тебе вреда. Никогда, — заверяет он меня.

И я ему верю. Теперь у меня есть Богдан. И больше мне бояться нечего.

Глава 41

Богдан

Неконтролируемая ярость наполняет меня, как яд разливается по венам и добирается до сердца, заставляя его биться в тысячу раз сильнее. Мне хочется найти этого подонка и убить собственными руками. Он истязал Миру много лет. Каждый божий день он заставлял ее проходить через ад.

Я крепче сжимаю Миру в объятиях. Она дрожит и всхлипывает, а по щекам текут слезы. Рядом с ней никого не было. Господи, в то время как ей надо было просто радоваться детству, она подвергалась насилию со всех сторон. А мать? Да что за человек может так поступить с собственным ребенком?

Касаюсь подбородка Миры и, мягко подняв ее голову, целую в лоб. По ее щеке скатывается одинокая слеза, и я осушаю ее своими губами.

— Она права, я виновата.

— Нет! Нет! — яростно заявляю я. — Ты ни в чем, не виновата. Виновата твоя психичка мать и маньяк, который с тобой это сделал.

— Я виновата в том, что послушала его и отказалась рассказывать всем, что со мной происходит. Я ведь видела, как относятся ко мне родители Макса, и все равно молчала.

Мира опускает голову.

— Посмотри на меня, — прошу я.

Провожу рукой по щеке, и она прислоняется к моей ладони.

— Ты не виновата и не должна была что-то кому-то доказывать. Твоя мать должна была делать это за тебя. А ты была ребенком.

Суть всего нашего чертового общества — если проблемы не касаются тебя, значит, можно их игнорировать. Сколько раз ее соседи слышали крики, мольбы помощи? Сколько чертовых раз они могли прийти и спасти ее? Но проще закрыть глаза и притвориться, что ничего не было. Ведь так не придется брать на себя ответственность.

Мира переводит дыхание.

— Родители Макса забрали меня жить к себе. Я благодарна им за все, что они сделали для меня. Папа был на каждом допросе у следователя, и как только видел, что я начинаю выходить из себя, то сразу прекращал его. Макс спал каждую ночь рядом со мной, точнее притворялся, что спал, он молча наблюдал за мной. А мама всегда пыталась как-то взбодрить, но я молчала. Они так много сделали для меня.

Мира обнимает меня так крепко, словно я могу испариться через мгновение. Целую ее в шею и ласково провожу ладонью по спине.

Хрупкая. Нежная. Сумасшедшая. И моя.

Больше не отпущу ее и никому не позволю причинить вред.

Мира проводит рукой по моему лицу, скуле и кладет ее на грудь.

— Дальше ты знаешь. Я уехала из города. Училась, играла в группе, встретила Полину. Иногда мать напоминала о себе, и я шла на все требования, лишь бы не видеть ее.

— Ты могла отказаться от этого. Я понимаю, ты боялась, но все же.

— Могла. Но я столько лет была под ее гнетом, все ей всегда верили. Поэтому я боялась, что ты поверишь так же, как и остальные, а потом откажешься от меня, — она с опаской смотрит мне в глаза. — Я сломана, понимаешь? Я слабая, поддаюсь страхам. Я не хочу тебя терять, но пойму, если ты вдруг уйдешь. Это слишком тяжелый груз. Не знаю, пройдут ли мои кошмары когда-нибудь. Я вижу, как сломала жизнь Максу. Он не показывает этого, но это так. Он от многого отказался, чтобы быть со мной. И я не хочу, чтобы ты тоже это делал.

Мира смотрит на меня с надеждой, что я не скажу тех самых слов, которые она боится услышать. Она привыкла, что от нее отказываются. Но я не откажусь. Беру ее лицо в ладони и нежно целую.

— Послушай меня внимательно и запомни это своей упрямой головой раз и навсегда. Я люблю тебя. Ты нужна мне, словно воздух. Я люблю тебя всю и не важно, есть у тебя кошмары или нет. Хочешь отталкивать меня? Хорошо. Но запомни, я все равно тебя верну. Так что ты можешь сократить время на побеги и просто довериться мне. Если будет приступ или твоя мать снова объявится — я буду рядом, — говорю я ласково. Глаза Миры блестят. — Мы вместе, ты часть моей жизни, и я никогда не откажусь от тебя. Обещаю, я никогда тебя не оставлю.

Мира судорожно выдыхает и кидается мне на шею, крепко обняв. Чувствую, как по коже стекает слеза. Я глажу ее по спине, давая возможность выплакаться. Она освободилась, разделила со мной свой кошмар. И я приму его. Каким бы тяжелым этот кошмар не был, я разделю его вместе с ней.

Мне плевать, если нужно будет сотню раз встретиться с ее психичкой мамашей или ночами искать по городу, когда она в очередной раз испугается. Я больше никогда не позволю этому нас разделить. Если у Миры не останется сил бороться, я буду рядом и буду делать это вместо нее. Мы вместе. Одно целое.

Мира отстраняется от меня, вытирает с глаз слезы.

— Все это время я старалась держать каждую секунду своей жизни под контролем. Я столько лет загоняла себя во тьму, а ты вывел меня, — Мира кладет руки мне на грудь, где бешено колотится сердце, и оно начинает биться еще быстрее. — Все эти годы я боялась сделать лишний вдох. Я боялась полюбить. Но рядом с тобой я больше не боюсь. Ты научил меня дышать.

— А ты меня.

И это правда.

Я дышу Мирой.

Мы соприкасаемся лбами, Мира подается вперед и нежно целует меня. На губах чувствую соленый привкус ее слез. Я дышу Мирой. Она оживила меня после стольких лет. Я хочу жить и дышать с ней одним воздухом и оставаться воздухом для нее.

Провожу кончиками пальцев по ее щеке и оставляю легкий поцелуй. На ее губах появляется улыбка. И это самая прекрасная улыбка, которая только может быть. Улыбка девушки, которая отпустила прошлое и обретает светлое настоящее.

***

— Когда ты собираешься в НьюЙорк? — спрашивает Майк и из динамика доносится гул голосов. — Мне нужно, чтобы ты через пару недель отснял один материал. Я могу доверить его только тебе.

— Для меня это очень лестно, но если помнишь, то ты мне не босс. Или я что-то пропустил?

Открываю почту и скачиваю файл, который Майк прислал несколько минут назад.

— Богдан, я серьезно, мне нужна твоя помощь. В редакции творится настоящая чертовщина. Мне пришлось взять на стажировку парня, чей отец хорошо знаком с моим.

— Попахивает функцией «услуга за услугу».

Он недовольно фыркает.

— Мне было все равно, когда он шатался по редакции без дела и торчал около моей секретарши. Но он провалил интервью с художником, которого я добивался несколько месяцев.

Захожу в папку, щелкаю по изображению и сразу понимаю, о чем говорит Майк. Каждый снимок смазан. Единственные четкие кадры получились с изображением его напарницы, сам же художник находится далеко за пределами фокуса. Из пятнадцати фотографий ни одна не подходит для печати на первой полосе.

— Я могу их подправить, но даже этого будет недостаточно. К тому же, помимо твоего горе-фотографа, в редакции есть еще сотрудники.

— Есть, — сквозь зубы говорит Майк. — Но ни один из них не собирается исправлять ошибки избалованного засранца, потому что он увел у них из-под носа репортаж.

— Надо же, тебе отказали, — усмехаюсь я и кладу ноутбук на кровать.

— Заткнись. Мне необходимо, чтобы ты вернулся.

— Не хочу тебя огорчать, но Нью-Йорка нет в моих ближайших планах.

Повисает короткое молчание.

— Что-то с сестрой?

Раздается хлопок двери и по ту сторону динамика воцаряется тишина.

— Нет, с Викой все отлично, — бормочу я.

Если не считать того, что я готов ее придушить за отсутствие всякого такта. Сегодня утром она ломилась ко мне в квартиру и пыталась вытащить на совместный завтрак. Только после грозного хлопка перед ее любопытным носом, до сестры дошло, что она здесь лишняя.

— Тогда в чем дело? Ты говорил, что вернешься раньше.

— Все изменилось.

Я не знаю, как сказать другу, что теперь мне придется жить на два континента, чтобы не загубить дело всей своей жизни и в тоже время не потерять Миру.

— Ничего не понимаю, — рассеянно произносит он. — Ты же помнишь про нашу выставку? Я уже договорился с общиной в Южном Бронксе, также семьи, проживающие там на протяжении нескольких поколений, готовы дать интервью, чтобы привлечь внимание к проблемам…

— Майк, — обрываю я его. — Я все это прекрасно знаю. Тебе надо убедить в этом не меня, а местные власти.

— Тогда вернись и помоги мне с этой проклятой выставкой! — его голос звучит резко. — Ты все бросил и уехал.

— Я закрыл свои дела и сделал то, чего не мог на протяжении многих лет — вернулся домой и не хочу уезжать!

Слова слетают слишком быстро, громко, правдиво.

— В каком смысле «не хочешь уезжать»? Богдан, вся твоя жизнь тут. Студия, съемки.

— И на этом все.

Это звучит слишком убого, но это правда. Кроме работы в Нью-Йорке меня ничего не держит.

Мира входит в комнату и нахмурившись смотрит на меня. Одними губами говорю ей, что все в порядке, пытаясь убедить в этом нас обоих. Она слабо кивает и просушивая волосы полотенцем, крутит в руке брошурку с доставкой. Со вчерашнего вечера мы так и не выходили из квартиры и оба проголодались. Так как я осилил только покупку некоторой мебели, в холодильнике шаром покати. Я киваю и Мира молча уходит, облаченная в мою футболку, доходящую ей до середины бедра.

Свешиваю с кровати ноги и прижимая телефон к уху, опираюсь на колени локтями. Я устал слышать от каждого, где мое место. Сестра кричит, что я должен остаться здесь, потому что тут моя семья. Майк требует моего возвращения только потому что ему нужно отснять материал. Я должен стать примерным сыном, отличным фотографом. Тем, кем меня хотят видеть окружающие.

И впервые за всю свою жизнь я задаюсь вопросом, а кто я же на самом деле? Чего хочу?

Я оборачиваюсь на звук шлепающих босых ног по полу. Мира садится на кровать, перекидывает влажные волнистые волосы на одну сторону и со смущенной улыбкой смотрит на мои губы. Моя футболка задралась чуть выше бедер, открывая вид на светлую нежную кожу, украшенную татуировкой пиона.

Я хочу быть с ней.

— Я прилечу за три недели до выставки. За это время я успею отснять материал и все подготовить.

— Ты кого-то встретил? — усмехается он. — Господи, поверить не могу, что ты рушишь свою жизнь из-за какой-то девушки.

Мы любим подначивать друг друга. Я не устаю шутить, что он стал подкаблучником, который лишний раз не может выпить пива, не спросив перед этим разрешения у жены, а Майк постоянно напоминает, что к пятидесяти мое мужское достоинство перестанет работать из-за количества женщин, побывавших в моей постели. Но эта грань четко сохранялась. По крайней мере до недавнего времени.

— Слушай, мы оба знаем, что ты не создан для отношений. У тебя уже был опыт с Таней, и мы оба помним к чему все привело. Но если эта цыпочка так уж хороша, то возьми ее с собой. Один только квартал Манхэттена покажется ей сказкой, по сравнению с вашей дырой.

— Не то чтобы тебя это как-то касалось, но следи за языком, — цежу я сквозь зубы.

Мне приходится напомнить, что циничная задница на том конце телефона — мой друг, который поддерживал меня на протяжении многих лет и я не могу просто послать его.

— Приятель, успокойся, — отшучивается Майк. — С каких пор ты стал таким серьезным? Ты сам говорил, что любовь — не для тебя.

— Так же, как и ты, когда-то заявлял, что важнее карьеры ничего нет. А теперь живешь в спальном районе и тратишь на дорогу до редакции два часа.

— Ладно, извини, я перешел грань, — миролюбиво произносит он. — Просто я тебя не понимаю. Ты так стремился к тому, чтобы утереть нос своему отцу, а теперь идешь на попятную.

— Возможно, у меня появилось то, чего у него никогда не будет.

— И что же?

— Шанс не пустить свою жизнь на самотек. Я приеду за три недели и если хочешь, чтобы выставка состоялась, не будь полным придурком.

Сбрасываю вызов и откидываю телефон на кровать. Повернувшись к Мире, натыкаюсь на ее обеспокоенный взгляд.

— Студия требует внимания?

— Нет. Обсуждали некоторые моменты по предстоящей выставке, — облокачиваюсь на локоть и притягиваю Миру к себе.

Она кивает и с задумчивым взглядом проводит ладонью по моей щеке.

— Эй, — перехватываю ее руку и переплетаю наши пальцы. — Всего пара недель, и я снова буду доставать тебя пошлыми шуточками.

— Моя любимая часть дня, — она драматично закатывает глаза. — Мне надо съездить домой и взять что-нибудь из одежды.

— Меня вполне устраивает как на тебе сидит моя футболка.

— Она гораздо удобнее кожаного топа, — улыбнувшись, Мира переводит взгляд на одежду, валяющуюся на полу.

— Эту штуку ты точно больше не наденешь, — бормочу я. — Только если в виде приватного выступления.

Видимо, во мне проснулся собственнический инстинкт. А впрочем плевать, я не хочу, чтобы кто-то еще видел то, принадлежит мне.

— Вика права: ты стал таким нервным.

— Так ты теперь на стороне моей взбалмошной сестрицы?

— Иногда. Все же мне нравится смотреть на то, как ты сходишь с ума, — она беззаботно пожимает плечами и невинно улыбается.

— Ты все для этого делаешь.

Притягиваю ее к себе и целую. Прикусываю нижнюю губу, слегка оттягиваю и чувствую, как тело Миры постепенно расслабляется. Ее руки блуждают по моей спине, сжимают плечи и во мне просыпается желание. И все же мысль о том, что скоро мне придется уехать и оставить Миру одну, не дает мне покоя.

— А сели серьезно, то ты можешь поехать со мной.

— В смысле в НьюЙорк? — в ее голосе замешательство.

— Да. Почему нет? Часть материала у меня уже готова, останется съездить в парочку районов, но это займет не так много времени. А вечером устрою тебе экскурсию.

— Звучит многообещающе.

— Просто подумай, — касаюсь рукой оголенного бедра, провожу ладонью вверх и поддеваю указательным пальцем тонкое кружево черных трусиков.

Мира закусывает губу и бросает на меня томный взгляд. Ее щеки покрывает легкий румянец, когда я наклоняюсь и целую ее живот поверх футболки, одновременно стягивая нижнее белье.

— Возможно, у тебя есть шанс меня убедить, — шепчет она и выгибает спину, когда я нависаю над ней и медленно обвожу возбужденную плоть пальцами.

Я вновь погружаюсь в нее и обладаю. Заставляю шептать мое имя и сбиваться дыхание.

Мира дает мне почувствовать настоящее.

Глава 42

Мира

— Это точно моя дочь? Не обман зрения? — мама с прищуром смотрит на меня.

Я фыркаю, достаю из коробки стопку книг и кладу на стеллаж.

— Ты сама говорила, что мы все от тебя скрываем, а когда я говорю, что теперь мы с Богданом вместе, ты смотришь на меня также как на папу, когда он предложил тебе совместный прыжок с парашютом.

На ее губах появляется улыбка. Сначала робкая и неуверенная, а через пару секунд она перерастает в самую счастливую улыбку, которую я когда-либо у нее видела. Глаза становятся мокрыми от слез, и она делает глубокий вдох, чтобы перевести дыхание.

— Мам, ты серьезно собралась плакать?

— Я имею на это полное право, — она отмахивается от меня и промакивает глаза краем полотенца, свисающего с плеча.

Мама выходит из дверного проема, соединяющего гостиную с их папой спальней и заключает в такие крепкие объятия, что я не могу сделать вдох. Аккуратно провожу ладонью по ее спине и отвечаю с не меньшим трепетом.

Родители переехали несколько дней назад и теперь я с утра до вечера нахожусь у них, помогая разбирать вещи. Я знала, что долго не смогу скрывать от них наши отношения с Богданом. Да и зачем? Если в моей жизни появилось что-то постоянное и то, что делает меня счастливой, то я хочу разделить это с ними. Они сделали для меня намного больше, чем кто-либо и я на протяжении долгого времени не ценила этого.

Родители остались верны себе. Папа отпустил несколько шуточек в стиле «Советую набраться терпения», будто Богдан связался с исчадьем ада, а затем по-отечески поцеловав меня в лоб, забрал его с собой за остальными вещами. А мама же перебивала меня каждые пять секунд, пока я все ей рассказывала.

Правда я не рассказала им про приступ и в какой кошмар он вылился.

— Честно признаться, я не удивлена происходящему, — мама отстраняется и поглаживает меня по щеке.

— В каком смысле?

— Тебе был нужен кто-то вроде Богдана. Спокойный и уравновешенный, тот кто не боится трудностей и, кто примет вызов.

— Возможно.

— Несмотря на то, что мы уже много лет не поддерживаем отношения с его родителями, я вижу в глазах Богдана тот же огонек и желание защитить, какой был в нем в восемь лет. Даже в столь юном возрасте забота о сестре и матери были для него на первом месте, — на ее губах появляется грустная улыбка. — Порой мне кажется, что он стал взрослым слишком быстро.

— Почему вы прекратили общаться?

Мама пожимает плечами.

— Разные приоритеты, взгляды на жизнь. Иногда не успеваешь понять в какой именно момент человек меняется, и перед тобой появляется незнакомец. Твой отец любит свою работу, — она берет с постели пару вешалок с платьями и открывает шкаф. — Господи, когда они с отцом Богдана только открыли свой магазин, то сутками там пропадали. Но всегда существует тонкая грань между работой и семьей. Она такая неуловимая, что ты можешь ее переступить и не почувствовать.

Я помню наши разговоры с Богданом о его детстве и даже когда он рассказал о недавней встрече с родителями, в его голосе отчетливо слышалось одиночество.

Мы слишком похожи.

— Когда ваш отец понял, что они идут разными путями, то решил выйти из доли. К тому же ему предложили вложиться в новый проект. Нам было нелегко, но в конце концов, этот переезд принес то, о чем мы даже не могли мечтать, — мама с теплотой во взгляде смотрит на меня и развешивает одежду.

Я возвращаюсь к расстановке книг. За те несколько лет, что прожила вместе с родителями после случившегося, я могу с легкостью сказать куда и что поставить. У мамы выработана четкая стратегия: любимые авторы стоят рядом и неважно в каком оформлении будет книга. Классика и романы, в оригинале или в переводе. Как-то она сказала, что не все должно быть подчинено порядку, немного хаоса не повредит. Так что корешки ее книг пестрят от ярких до пастельных.

Ставлю томик «Гордость и предубеждения» рядом с «Грозовым перевалом». Книги слегка потрепаны, где-то смят уголок, а некоторым уже больше двадцати лет, но для мамы — самая большая ценность.

Она никогда не отказывается от того, что имеет дефект.

— Мам, — я поворачиваюсь к ней, сжимая в пальцах книгу. — Скажи, вы никогда не жалели, что забрали меня к себе?

Она выглядывает из-за дверцы шкафа с вешалкой в руке. Ее глаза сначала широко распахиваются, а затем она хмурится и обеспокоенно смотрит на меня.

Этот вопрос так просто слетает с моих губ, но в тоже время я испытываю дикую боль, которая не отпускает меня на протяжении многих лет.

Я им не родная, но они любят меня несмотря на все мои отвратительные поступки. Они дали то, что не смогла дать моя родная мать: заботу и любовь. Веру в то, что я им нужна и они не отказываются от меня. И все же им пришлось пройти через горы трудностей с того момента, как я переступила порог их дома.

Когда вся ситуация всплыла на поверхность и мать ни коим образом не проявляла интереса ко мне, то органы соц. опеки сами заинтересовались мной. Учитывая, что родственников кроме нее у меня не было, то вопрос был поставлен так, что меня хотели отдать в детский дом. Стало ли для меня это очередным ударом? Естественно. Но папа все быстро уладил. Он поднял все связи, которые у него были и на протяжении нескольких месяцев добивался, чтобы я осталась с ними. В то время как он боролся за меня, практически все кричали о том, что я сама виновата в произошедшем. Моя мать отличная актриса и потрясающе сыграла роль жертвы, которая на протяжении многих лет воспитывала неблагодарного ребенка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сейчас же женщина, ставшая для меня родной, стоило ей первый раз увидеть меня, смотрит на меня со слезами на глазах, отчаянно сжимая губы и переводя дыхание, от чего я чувствую еще большую вину.

— Мира… — шепчет она и прижимает к груди руки.

— Нет, правда, я понимаю, вам пришлось нелегко.

— Что значит нелегко? — ее взгляд становится серьезным. — Присядь.

Мы устраиваемся на краю кровати, заваленной мамиными вещами и я опускаю взгляд на цветастое платье. Мама всегда любила носить яркие вещи. Когда я первый раз увидела ее, то первое что заметила — принт из ярко красных роз на подоле платья.

— Посмотри на меня, — она берет мою руку в свою. Она такая теплая, нежная и мягкая. — Единственное, о чем я жалею, что мы не смогли забрать тебя раньше, до всего этого кошмара.

— Но…

— Никаких «но». Их просто нет. Как я могу жалеть, что у меня появилась дочь? — ее голос дрожит.

— Я отвратительно вела себя с вами.

Ее губы растягиваются в улыбке.

— На то вы и дети, чтобы так себя вести. Ты думаешь Максим доставлял нам меньше трудностей? Кажется, я посидела раньше времени после вашего выпускного, — бормочет она.

— Он искренне надеялся, что вы останетесь в неведении, — я шмыгаю носом и смеюсь.

— Можно подумать, что такое возможно, — она фыркает.

Я не была на выпускном, но знала о том, что Макс планировал совместный побег со своей девушкой и друзьями в загород и устроить там свою личную вечеринку без родительского надзора. Все закончилось тем, что он не рассчитал габариты машины и протаранил арендованный домик. Родители сорвались с места, чтобы узнать, что с сыном все в порядке, а потом устроили такую взбучку, что он был пай-мальчиком на протяжении нескольких месяцев.

Мама протягивает руку и касается моей щеки, ласково поглаживая ее.

— Мы любим тебя. Да, было тяжело, но мы со всем справились. И если у тебя будут какие-то трудности, то я не задумываясь пройду их вместе с тобой. Вы с Максимом — самое важное в нашей жизни и никогда не забывай об этом.

Мои губы начинают дрожать. Сердце так сильно грохочет в груди, что я отчетливо чувствую каждый его стук, а ноги становятся ватными.

— А теперь давай расставим все так, как я хочу, пока не вернулся ваш отец и не свел меня с ума своей очередной безумной идеей.

— Ты же знаешь, что он делает это только для того, чтобы услышать, как ты на него ворчишь.

— Конечно. Двадцать шесть лет семейного счастья заключается в вечных спорах, — отшучивается она и тем не менее я знаю, что родители искренне любят друг друга.

Так, как и должно быть.

***

— Это невыносимо, — бормочет Макс, наливая в чайник кипяток. — Мама пригласила Полину на ужин.

— Она и раньше так делала, — расставляю на подносе пару кружек.

— Знаю, но тебе не кажется, что с тех пор многое изменилось? — изгибает он бровь. — Мы с Полиной пытаемся наладить общения как друзья, — только от одного упоминания о новом статусе их отношений, Макс кривится. — И я не хочу, чтобы мама своим любопытством разрушила эту хрупкую нить.

— Может все будет наоборот?

Он закрывает чайник, ставит его на поднос и с недовольным видом сверлит меня взглядом.

— С каких пор ты стала такой оптимисткой?

— Ты слишком сильно в меня веришь. Просто не нагнетай обстановку. Если ты будешь держать маму на расстоянии, то она сама явится к Поле в салон.

— Господи, это слишком тяжело — он закрывает и трет ладонями лицо. — Почему к тебе нет такого количества вопросов? Это ты у нас в первые завела серьезные отношения.

— А ты впервые их разрушил. К тому же ты сам знаешь, как сильно мама любит Полю. Кстати, у нас вроде как намечается девичник.

Макс смотрит на меня вытаращив глаза.

— А можно вернуть твою прежнюю угрюмую версию?

Я показываю ему язык.

— Ты сегодня останешься у Богдана?

— Скорее всего.

После того как мы помирились, я уже неделю ночую у него и дома появляюсь только за тем, чтобы взять чистые вещи. Мне нравится просыпаться в его объятия, чувствовать ленивые прикосновения, стоит солнцу только проглянуться в окно. По вечерам мы смотрим фильмы, либо если у каждого из нас есть дела, просто сидим в гостиной и работаем. Вчера, например, Богдан до поздней ночи разговаривал с куратором выставки и обсуждал какую из общественных организаций можно было бы еще привлечь, для большего резонанса. А потом помогал Майку с решением каких-то проблем в редакции. Последнее я уже слышала краем уха, потому что засыпала, положив голову ему на колени.

Мне нравится с какой страстью и ответственностью Богдан относится к своей работе, как горят его глаза, когда они с Майком обсуждают, как лучше расположить фотографии в газете, чтобы у читателя не терялось внимание. Как он спорит и доказывает, упорно стоит на своем и приводит аргументы. Он становится более жестким, но все же остается верен себе и не забывает отпускать шуточки.

Та часть его жизни, о которой я практически ничего не знаю, становится более ясной и осязаемой. И в тоже время она напоминает, что в скором времени нам надо будет расстаться на некоторое время.

— Значит, вы теперь живете вместе? — спрашивает Макс, протирая столешницу полотенцем.

— Если ты не заметил, то мои вещи все еще дома.

— А тебя нет, — я слышу в его голосе грусть.

— Скучаешь по мне? — склоняю голову на бок и мои губы расплываются в довольной улыбке.

— Просто стало слишком тихо.

— Можем устроить марафон «Звездных войн» и ты опять расскажешь мне кто круче Дарт Вейдер или Йода.

Он закатывает глаза.

— Тебя не хватает и на пять минут просмотра. Ты слишком предвзята к старым фильмам.

— Сказал тот, кто не может посмотреть ни одного фильма Гая Ричи, — фыркаю я и беру поднос. — А если серьезно, то мне тоже не хватает наших вечеров. Так что готовь очередную лекцию по космической франшизе.

Развернувшись, направляюсь в сторону столика, но перед этим все же успеваю заметить легкую улыбку Макса, которую он пытался скрыть. Мне тоже очень не хватает наших совместных моментов.

Расставив кружки и чайник, улыбаюсь гостям, ставлю поднос на барную стойку и иду к новому посетителю.

Сегодня вечер четверга и людей не так много: занято всего лишь пара столиков и несколько постоянных клиентов сидят за барной стойкой, слушая болтовню Макса. Все готовятся к завтрашней вечеринке по случаю Хэллоуина. Мы уже украсили помещение тыквами, паутиной и остроконечными шляпами ведьм. Над сценой висит призрак, протягивающий свои руки к зрителям, а над баром стая летучих мышей.

Достаю из заднего кармана джинсов блокнот с ручкой и подхожу к столику.

— Добрый день. Что-нибудь выбрали?

Блондинка, которой до этого я уже дала меню, поднимает голову и оценивающим взглядом зеленых глаз осматривает меня с ног до головы.

— Да, я бы хотела воду без газа «Glase». Надеюсь у вас есть такая?

Сколько же надменности в ее голосе.

— Конечно. Только бутылку воды и все?

Мне не привыкать общаться с такими клиентами. Они пытаются повысить свою самооценку за чужой счет, хотя ничего из себя не представляют.

— А что вы можете посоветовать? — она откидывается на спинку стула и изгибает бровь. — Есть какой-нибудь фирменный десерт?

— Сегодня — черничный чизкейк с свежими фруктами.

Она со скучающим просматривает меню, водит кончиком пальца с зеленым маникюром по списку блюд. Девушка явно наслаждается, заставляя меня ждать. Сомневаюсь, что ей так уж нужен этот чизкейк. Учитывая ее черное плотно облегающее платье, доходящее до середины бедра, любой лишний глоток будет сразу заметен. Такой тип девушек скорее всего питается воздухом, сутками торчит в спортзале и следит за каждым показом мод, а волосы укладывают исключительно в салоне, попивая дорогое шампанское, пока стилист делает маску из черной икры.

Я подавляю в себе желание закатить глаза и попросить проходящую мимо официантку, принять этот заказ вместо меня.

— Надеюсь, оно того стоит. Это платье слишком хорошо, чтобы надеть его всего один раз. И принесите мне фруктовый чай.

Записываю заказ и тянусь к меню, но девушка кладет его с другого края стола. Сделав глубокий вдох, все же протягиваю руку и забираю лист. Отдаю заказ на кухню и достаю из холодильника бутылку воды. Кто в здравом уме будет столько платить за воду, скорее всего разлитую из общего крана? Ставлю ее на поднос, рядом стакан и кружку. Завариваю чай, не желая отвлекать Макса и тем самым скоротать время.

Молча расставляю все перед девушкой и пока она занята чем-то важным в телефоне разворачиваюсь, внутренне радуясь, что мне удалось избежать очередного высокомерного взгляда, но не тут-то было:

— Мирослава, верно? — окликает она.

Я останавливаюсь и в полоборота смотрю на нее.

— Мы знакомы?

— Если можно так сказать, — она вилкой скидывает с чизкейка малину и поддевает ее зубцом. — Ты, наверное, совсем меня не помнишь.

Заметив мой вопросительный взгляд, незнакомка откладывает вилку и опирается локтями на край стола.

— Хотя, о чем это я. Я тоже тебя не сразу узнала. Ты очень изменилась, — она вновь сморит на меня так, будто перед ней находится букашка, которую она бы с радостью раздавила своим десятисантиметровым каблуком.

— Думаю, если мы перестанем играть в эту странную игру, то я смогу быстрее вернуться к работе.

Уголки ее губ едва приподнимаются в подобии улыбки.

— Кое-что в тебе осталось прежним: ты все также остра на язык.

Серьезно, мое терпение уже на пределе.

— Когда мы виделись в последний раз, то ты была также мила и набросилась на меня из-за какой-то ерунды, — она открывает бутылку и наливает в стакан воду.

Я внимательно всматриваюсь в нее. Она кажется мне знакомой, но не настолько, чтобы я помнила о ней. И все же… Высокомерный взгляд зеленых глаз, модная одежда, вода за десять баксов и подсчет каждой калории.

Плюс того, что я держу людей на расстоянии в том, что если поднапрячься, то я могу вспомнить каждого. И эту девушку в первую очередь выдает ее поведение, ведь даже в пятнадцать, она вела себя точно также.

— Вспомнила, — Таня делает глоток воды. — Рада тебя видеть.

— Мы обе знаем, что это не правда.

Когда мы виделись десять лет назад, я была готова ее растерзать за идиотские шутки надо мной и Максом. В то лето, они с Богданом приехали вместе, чтобы навестить друга. Таня ходила с высокоподнятой головой, крутила нос от домашней еды, а комары были ее самым страшным кошмаром. Она не выходила из дома, не нанеся на тело солнцезащитный крем, чтобы кожа раньше времени не пострела, а утро начиналось с ее нытья на невыносимую жару. Но она перешла все грани, решив, что может взять мою гитару, ту единственную вещь, оставшуюся у меня от отца и без разрешения играть на ней.

Тогда Макс меня еле оттащил от этой заносчивой девицы, я же оставила в руках клок ее волос. А Богдану до конца поездки пришлось слушать ее недовольства.

Теперь она здесь. Еще одна часть жизни Богдана, о которой я знаю крайне мало и именно эту ее часть, я бы хотела позабыть.

— Неплохое заведение. Максиму очень идет работа за баром, — она машет ему кончиками пальцев и посылает скупую улыбку.

Обернувшись, замечаю оторопелый взгляд друга.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я.

— Хочешь сразу к делу? Хорошо, — она откидывает светлые волосы за спину и закусывает нижнюю губу. — Я знаю, что сейчас Богдан с тобой, но хотела предупредить, что надолго его не хватит.

— Не то чтобы меня это очень волновало, но каким образом наши отношения касаются тебя?

На ее губах появляется улыбка «сейчас я тебе открою глаза на очевидные вещи, глупая девчонка».

— Ты же понимаешь, что тут у него не будет никакого карьерного роста, да и жить на два континента ему очень быстро надоест. К тому же, — тянет она, обводя меня взглядом. — Ты не в его вкусе. Да, внешность хороша, но ты не дотягиваешь.

— Прости за глупый вопрос, но до чего я не дотягиваю?

— Посмотри на себя и на меня, — она обводит пространство между нами рукой. — Ты думаешь Богдана может заинтересовать это?

Мои пальцы впиваются в край подноса, а в груди клокочет гнев. Но я никогда не покажу ей, что подобный слова могут меня задеть. Богдан любит меня и это самое главное.

Да, мы разные. Я не ношу модную одежду, не сижу перед зеркалом по несколько часов, чтобы сделать макияж и не хожу по спа-салонам. Мне плевать на бренды и статус. И все же Богдан выбрал жизнь со мной, а не с той, которая без раздумий предала его.

— Учитывая, что это ты снизошла до того, чтобы объяснить мне очевидные вещи, то кажется, нервничать надо тебе. Разница между тобой и мной в том, что я никогда не предам Богдана.

— Ты ничего не знаешь о наших отношениях.

— Правда? Не ты ли манипулировала ребенком, лишь бы он остался с тобой? Если бы ты искренне любила его, то отпустила несмотря ни на что.

Она вдруг начинает смеяться, и я чувствую себя глупо. Таня смахивает подступившие к глазам слезы и откинувшись на спинку кресла, хлопает в ладоши.

— Ты серьезно говоришь о любви? Поверь, мы никогда не любили друг друга, наши отношения основаны на нечто более крепком — обязанностью перед семьей. И как бы Богдан не противился, но он все равно вернется ко мне и получит то, чего ему на данный момент так не хватает — статус, а не нелепые признания в любви.

Она встает и достает из сумки несколько купюр.

— Думаю, этого вполне хватит, — Таня вешает тоненький ремешок сумочки на плечо и смотрит на меня сверху вниз. — Не строй надежд, которые никогда не оправдаются. В глубине души ты понимаешь, что всего этого, Богданубудет недостаточно.

Таня разворачивается и уходит, оставляя меня с ворохом сомнений и вновь зародившейся неуверенности в себе.

— Все нормально? Что ей надо было? — раздается из-за плеча голос Макса.

— Ничего. Она просто зашла перекусить.

Макс знает, что я вру, но сейчас я не готова признаться себе в очевидном — Таня права. Богдану и правда будет недостаточно второсортных фотосессий, вместо признания, которого он на протяжении многих лет добивался в Нью-Йорке.

Достаточно ли ему будет меня?

Глава 43

Богдан

— Я занят! — рявкаю я, открывая дверь.

Клянусь, я придушу сестру собственными руками.

Глаза мамы широко распахиваются, и она делает шаг назад.

— Черт, прости, мам, я думал это Вика, — открываю дверь шире и пропускаю маму в квартиру.

— Кажется мы поступили очень опрометчиво, выбрав вам квартиры так близко друг к другу.

Она ставит на столик пакет с сумкой и снимает серое пальто. Вешаю его на крючок и, нагнувшись, целую ее в щеку.

— Ты же знаешь, она найдет меня где угодно, — ворчу я.

За сегодняшний день сестра уже пятый раз спускается ко мне с глупыми просьбами. Все началось с того, что ей надо было срочно повесить картину, а закончилось очередным потоком неконтролируемых слов, из которых я едва смог хоть что-то разобрать.

Мама улыбается, и мы проходим в гостиную.

— Ты один? — мама осматривает комнату.

— Да, Мира в клубе.

Она кивает и садится на край дивана.

— Чаю? — предлагаю я.

— Нет, спасибо. Я испекла твою любимую выпечку.

Бросаю взгляд на пакет в прихожей, в то время как рот наполняется слюной. Даже отсюда я чувствую приятный и сладкий аромат булочек с корицей, который мама пекла нам в детстве.

Ноутбук издает очередное оповещение о входящем письме. Скорее всего это ответ куратора с фотографиями помещения. Начиная с самого утра, мы с Ритой Миллер, женщиной сорока пяти лет с репутацией акулы в сфере искусства, в сотый раз обсуждаем как нам лучше быть с уже имеющимися снимками.

— Если я тебя сильно отвлекаю, то тогда пойду, — неуверенно произносит мама.

— Нет, конечно. Это может подождать, — захлопываю крышку ноутбука и присаживаюсь рядом с ней. — Что-то случилось?

— Мы с тобой так и не смогли пообедать после нашей прошлой встречи, вот я и подумала, что могу навестить тебя.

— Прости. Столько всего навалилось, — взъерошиваю волосы, чем вызываю у мамы улыбку.

— Ты злишься на меня? — ее голос звучит надломлено.

— Нет.

— И все же ты так редко приезжаешь домой.

Провожу рукой по волосам и закусываю щеку. Я всегда был почтителен с матерью. Несмотря на боль, которую она причинила мне, согласившись отослать из дома, несмотря на обиду за то, что никогда не принимала участие в моей жизни, я продолжал ее любить и уважать. Я никогда не говорил ей о том, что чувствую и молча проглатывал очередное предательство, чтобы потом улыбнуться и заверить ее, что все в порядке.

Но так больше не может продолжаться. Я устал хранить эти чувства в себе и следовать глупым правилам игры.

— Я не знаю, что тебе сказать, — честно признаюсь. — Больше не хочу делать вид, что ничего не происходит и что я все еще часть этой семьи.

Мама резко вскидывает голову и в ее глазах скапливается боль от сказанных мной слов.

— Богдан, конечно же ты часть семьи.

— Так ли это?

Еще в тот вечер я почувствовал себя чужим среди родных.

— Твой отец слишком упрям, чтобы понять, что у тебя есть собственные мечты и желания.

— А ты?

Она хмурится и съеживается под моим пристальным взглядом.

— Я понимаю, почему он так себя ведет, но почему ты отказываешься от меня?

— Я никогда не отказывалась, — ее голос подскакивает от волнения. — Это сложно.

— Так попробуй объяснить. Хоть раз будь честна со мной.

Мама рассеянно кивает и берет мои ладони в свои. Она ласково проводит пальцами по татуировкам на запястье и едва заметно улыбается.

— Я помню, когда ты набил первую татуировку, отец чуть с ума не сошел. Помню, как ты гордо задрал рукав рубашки и протянул руку, чтобы показать свое творение. Вика тогда заявила, что никогда в жизни не станет портить свою кожу и вы снова начали спорить. В нашем доме никогда не было тишины.

Мама проводит пальцем по завиткам рисунка.

Мне было пятнадцать, когда я впервые так рьяно захотел бросить вызов отцу. Это было за два месяца до моего отъезда в Америку. Никто не соглашался бить татуировку несовершеннолетнему, но пара лишних тысяч сверху помогли убедить мастера. В отличие от сестры у меня всегда были сбережения. Она получилась корявой и со временем рисунок исказился, но я ничего не стал исправлять. Эта работа является напоминанием, что я не имею права отказываться от своих желаний.

Она стоила мне домашнего наказания, лишения камеры и всех карманных денег, но мне было плевать. В тот день я чувствовал себя по истине счастливым.

— Ты промолчала, — напоминаю я.

— Я знала, как для тебя это важно, — она пожимает плечами. — Пусть я не совсем понимаю зачем наносить на свое тело подобные рисунки, но твой взгляд значил для меня гораздо больше.

Между нами повисает короткое молчание.

— На протяжении долгих лет, я видела, как ты упорно работал, достигал вершин, падал, поднимался. Как безумно тяжело тебе было. Но ты никогда не просил помощи, — она протягивает руку и касается моей щеки. — Даже когда вы потеряли ребенка, ты не показывал свои эмоции, хотя я видела насколько больно тебе было.

Я хмурюсь и отвожу взгляд. Мама пыталась со мной поговорить. Она приехала и пробыла в Нью-Йорке около недели, ожидая, что я пойду ей на встречу, но максимум, на что я был способен — сказать, что все в порядке и вновь закрыться в студии. Я не хотел слушать глупые слова сожаления об утрате. Какой в этом смысл? Мы ее потерли. Оставалось пережить эту чертову боль и принять тот факт, что ее с нами никогда не будет. Мама молча смотрела, как я разбирал детскую и складывал по сумкам розовые ползунки и пеленки. Как все отнес в приют, а потом напился до такой степени, что отключился в прихожей ее номера. Как на следующий день, отправился на работу, беззаботно стряхнув утрату со своих плеч, хотя с каждой секундой она разрывала меня на части.

Я делал вид, что все в прошлом, но на самом деле все еще не смирился с этой потерей.

Мама опускает руку и разглаживает край платья.

— Твой отец никогда не признается, но ему тебя очень не хватает. Он читает каждую заметку о тебе, слушает рассказы Вики, стоит ей вернуться из Нью-Йорка и нервничает, когда нам удается поговорить по телефону.

— Мне кажется, мы с тобой говорим о разных людях.

Даже в последнюю нашу встречу, отец предельно ясно выразился насчет моей работы.

— Нам всем не легко дается признание собственных ошибок, а таким гордецам как вы оба это сделать практически невозможно. Вы с отцом очень похожи, хоть ты и не хочешь этого признавать.

Видимо мама замечает мой недоуменный взгляд, потому что качает головой.

— Вот видишь, даже сейчас ты противишься этому. Да, он хочет, чтобы ты продолжил его дело, но это только из-за желания, чтобы ты был рядом с ним. Когда я узнала, что беременна вами, то я в жизни не видела более счастливой улыбки, чем у вашего отца. Богдан, он все сделает ради семьи, только дай ему шанс.

— Думаю для этого слишком поздно.

Если я слишком горд по отношению к отцу, то он сам виноват в этом. Это он раз за разом захлопывал передо мной дверь, и я больше не собираюсь в нее стучаться. И гордость — единственное, что у меня осталось, чтобы не упасть.

Она поджимает губы.

— Я не права, что так себя веду: вечно пытаюсь починить то, что сломано, но я не могу отказаться возможности вновь соединить нашу семью. Мне очень жаль, что меня не оказалось рядом в нужный момент и мне ничем не искупить вину перед тобой за годы, которые превратились в пропасть, но я сделаю все, чтобы сократить расстояние между нами.

Я лишь киваю.

Мама обводит взглядом гостиную и на ее губах появляется улыбка, когда она видит гитару Миры, стоящую в углу.

— Ты счастлив с этой девушкой? — робко спрашивает она.

— Да, — без раздумий отвечаю я. — Правда временами Мира делает меня сумасшедшим.

— Значит это и есть настоящие чувства. — она похлопывает меня по колену. — Когда ты познакомишь нас?

— Вот так сходу? Мам, а как же тысяча вопросов перед этим?

— Зачем они мне нужны, если я вижу, что ты счастлив и сходишь с ума. Я уже хочу познакомиться с этой девушкой.

— Я пока что не думал об этом. Возможно, после того как вернемся из Нью-Йорка.

Хотя Мира так мне и не сказала, полетит ли она со мной.

— Ты улетаешь? — ее взгляд впивается в меня. — Я думала, раз у вас все серьезно, то ты останешься дома.

— Я не могу бросить Майка, к тому же у меня все еще есть обязательства. Может Мира согласится пожить некоторое время в Америке, — я пожимаю плечами.

Мама смотрит на меня таким странным взглядом, что я не могу разобрать его. Но в груди появляется чувство, которое я испытывал в детстве, когда совершал ошибку и мама всегда давала мне время чтобы ее исправить.

Она слабо кивает, а затем встает.

— Я хочу на следующей неделе устроить семейный ужин и жду вас с Мирой вместе. Отказы не принимаются.

Снимаю с крючка ее пальто и помогаю надеть. Мама поправляет волосы и поворачивается ко мне. Она сжимает мои плечи, а затем прислоняется щекой к моей груди.

— Прошу тебя, дай мне шанс все исправить, — шепчет она и отстраняется. — Я не хочу вновь терять тебя.

***

— Почему не спишь? — слышу я тихий голос Миры.

Она облокачивается плечом о дверной косяк и с сонной улыбкой на губах, смотрит на меня. Ее волосы завязаны в небрежный пучок, несколько прядей свисают около лица, в тусклом свете я замечаю очертания груди под моей майкой. Во мне все трепещет от ее вида. Такого родного и привычного.

— Решил еще раз проверить снимки, — бросаю взгляд на экран ноутбука и вижу, что сейчас уже три часа ночи. — Я тебя разбудил?

Мира машет головой и направляется ко мне. Она садится рядом и кладет голову мне на плечо. Я даже не заметил, как провел за работой несколько часов.

— Нервничаешь?

— Отчасти. Если бы я находился в Нью-Йорке, то было бы проще проконтролировать некоторые моменты, но с акульей хваткой Риты, никаких оплошностей не должно быть.

— Эта женщина своего не упустит. Я слышала ее издалека, но даже на таком расстоянии она убедила меня сделать пожертвование.

Чем ближе день выставки, тем больше я не нахожу себе места. Несмотря на то, что я уверен в уже имеющихся снимках, где-то внутри меня все завязывается в тугой узел нервозности от которого я начинаю сомневаться в своей работе. На карту поставлено слишком много.

После того как ушла мама, мы с куратором еще два часа проходились по важным моментам выставки. Она сказала, что помимо городского управления пригласила еще несколько влиятельных людей, которые заинтересованы в том, чтобы построить в Бронксе торговый центр и предложить рабочие места исключительно местным жителям и тем, кто хочет начать жизнь заново.

С одной стороны — благотворительность и способ заработать себе хорошую репутацию, а с другой — деньги, очень много денег.

— Почему именно бездомные? — вдруг спрашивает Мира.

Поднимаю руку и почесываю затылок.

— Как-то я возвращался поздно ночью из студии. Байк был в автомастерской на покраске, поэтому пришлось вызвать такси.

— Какой кошмар, — с иронией отзывается Мира.

— Не ехидничай, — убираю ноутбук на стол и тяну ее за руку. Мира кладет голову мне на колени. — В общем я так замотался, что не сразу понял, что забыл кошелек в студии. Водитель оказался настолько упрям, что отказывался подождать каких-то пару минут, чтобы я сбегал домой за деньгами. Он устроил целое представление, будто поездка стоила тысячу долларов, а не двадцать. Он даже заблокировал дверь, чтобы я не вышел и тут произошло то, чего я никак не ожидал: бездомный, мимо которого я проходил каждый божий день, молча протянул ему злосчастные двадцать баксов, а затем сел в свою картонную коробку и как не в чем не бывало заснул.

Мира не сводит с меня взгляда.

— Если для меня эти деньги совершенно ничего не значили, то он мог прожить на них несколько дней и купить еды. Да что угодно. И дело тут совсем не в этом. Просто он взял и отдал свои деньги. Естественно дома я взял больше нужной суммы и попытался ему отдать, но он категорически отказывался.

— И что ты сделал?

— Я на протяжении недели приносил ему еду, кое-что из одежды. Мы даже стали кем-то вроде друзей.

Мира скептически смотрит на меня.

— Нет, правда. Он рассказал свою историю. У Брукса была небольшая фирма по уборке домов, вполне хватало на содержание семьи и скромного отдыха раз в год, а потом он оступился. Начал играть, так как азарт всегда его манил и проиграл все состояние. Жена забрала детей и уехала на другой конец страны, а он начал спиваться. Так он и оказался на улице с единственной ценной вещью, напоминающей, что все в этой жизни можно потерять по щелчку пальцев — фишка из игрального клуба.

— Что с ним стало?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю, однажды утром он просто исчез. Что-то щелкнуло во мне в тот момент — пропускаю ее мягкие волосы сквозь пальцы и касаюсь скулы. — То есть, он отдал все, что у него было и ничего не попросил взамен. Не все такие и я здраво смотрю на вещи, просто я знаю, как иногда тяжело вновь встать на ноги и пытаться бороться. Возможно, если начать с чего-то малого, например, привлечения внимания к теме бедняков, то у них будет больше шансов вернуться к нормальной жизни.

— Тебе было трудно, — шепчет Мира и перехватывает мою руку.

— В каком смысле?

— Ты был один.

— Ну у меня все получилось. Модели в студии, вечеринки, помнишь? — я поигрываю бровями за что получаю шлепок по руке.

Мира переводит взгляд на экран ноутбука и становится задумчивой. В редакторе как раз висит фотография Брукса. Я сделал ее на портретный объектив, поэтому видно только лицо. Каждую глубокую морщинку вокруг глаз и скрывающуюся за ней историю. Его волосы доходят до самых плеч и настолько сальные, что слипаются в толстые локоны, а на одежде отчетливо видны дыры и пятна грязи. И все же, несмотря на отталкивающий вид, в его глазах и улыбке можно увидеть доброту и отзывчивость.

— Ты от слишком много отказываешься, — еле слышно произносит она.

— О чем ты?

— Твоя жизнь там, — она не сводит взгляда с экрана ноутбука.

— Эй, посмотри на меня, — беру ее за подбородок и поворачиваю голову к себе. — Мы не для того проделали этот путь, чтобы сдаться из-за какой-то ерунды.

— Знаю, а что если…

Я накрываю ее губы пальцами.

— Самая идиотская фраза, которую я когда-либо слышал. А что если завтра перестанут летать самолеты, и я не смогу попасть в НьюЙорк? А что если моя сестра перестанет к нам ломиться и начнет уважать личные границы? А что если, ты поймешь, что любишь этого влюбленного олуха из своей группы? Тут я конечно в себе уверен, но если такое произойдет, то я не завидую этому парню, — Мира смеется, и я улыбаюсь. — А что, если… Столько всего может произойти. «Если» — это безумная неопределенность, которую мы сами допускаем в свою жизнь. Так что теперь сидеть и ничего не делать? Мы оба знали, что будет трудно, но это не значит, что можно просто сдаться.

Она закусывает губу, и я вижу, как в ее карих глазах все еще плещется сомнение. Мира поднимается и садится на меня, обхватив мои бедра своими ногами. Мои руки скользят по ее коже, все больше приподнимая футболку и вызывая волну мурашек. Она кладет ладонь на мою грудь и пальцами нежно обводит контур татуировки.

Таких если в моей жизни было бы слишком много. Если бы я остался дома, работал бы я сейчас в фирме отца? Просиживал бы утра до ночи в офисе и становился похож на свою сестру, думающую только о том, как бы угодить папе? Что если бы Таня сохранила ребенка и сейчас мы бы были счастливой семьей, такой как мои родители, ослепительно улыбающиеся на снимке, а оставшись наедине не проронили бы и слова. Что если бы я не решился приехать и не встретил эту вздорную девчонку?

Все это — миллион поворотов моей жизни, на которые я никогда не узнаю ответы. На данный момент для меня важен только ее взгляд, прикосновение и как отзывается ее сердце.

— Я не хочу, чтобы ты со временем пожалел, — Мира наклоняется, и мы соприкасаемся лбами.

Опускаю взгляд на ее руку и перехватываю в свою.

— Что ты видишь?

Я вытягиваю наши руки и в приглушенном свете татуировки на них сливаются в одну. Ее кит, проплывающий через собственную вселенную и мои витиеватые узоры, кружащие вокруг первой неудачной работы, но самой значимой для меня.

Общее прошлое и настоящее.

— Тебя и меня.

Я качаю головой.

— Нас.

Глава 44

Мира

— А потом он сказал, что хочет танцевать с Настей, — Аня обиженно надувает губы. — Я не понимаю этих мальчиков.

Она зачерпывает ложкой мороженое и отправляет в рот. Мы с Полиной переглядываемся, и я прикрываю рот ладонью, чтобы не выдать свою улыбку. Как можно смеяться, когда все настолько серьезно?

— И что ты намерена делать? — спрашиваю я, подперев рукой подбородок.

— У меня самое пышное платье и конечно я буду танцевать только с ним.

— Моя дочь, — со смешком отзывается Поля.

— С чего смеетесь?

К нам подходит Макс, ставит рядом с Аней свежевыжатый апельсиновый сок и садится около меня.

— Тебе не понять. Ты мужчина, — отвечает Полина.

Макс с прищуром смотрит на Аню, а затем театрально прикладывает руки к груди и его взгляд за секунды становится серьезным.

— Только не говори, что кто-то посмел обидеть мою любимую кукурузку? Назови его имя, и я тут же с ним разберусь.

Аня поднимает на него робкий взгляд и откладывает ложку в сторону.

— Правда?

— Конечно, — он прикладывает руку к сердцу.

— И ты придешь смотреть как я танцую?

— Разве я когда-нибудь пропускал твои выступления? Уже отменил все дела. Я даже сам станцую с тобой, чтобы этот парень понял, что теряет.

На губах Ани появляется довольная улыбка и ее глаза сияют от счастья. Макс наклоняется к ней и заговорчески шепчет:

— Пойдем со мной на кухню, я припас для тебя новый вид мороженого.

Ее не надо просить дважды. Аня вскакивает и хватает Макса за руку. Уже через секунду по залу клуба раздается ее веселое щебетание и громкий смех друга.

Они скрываются за дверью кухни, и я перевожу взгляд на Полину. Она, закусив губу, смотрит в их сторону и в ее взгляде одновременно видны благодарность и отчаяние.

Сегодня впервые за несколько месяцев они наконец-то в одном помещении, разговаривают и шутят.

— Как дела? — аккуратно спрашиваю я.

— Ну мы смогли преодолеть этот этап, — неуверенно отзывается подруга.

— То есть статус «друзей» официально восстановлен?

Она пожимает плечами.

— Наверное. Я не могу вечно его избегать. Мы все выяснили и пришли к тому, что нам надо научиться заново выстраивать отношения.

— И ты готова к свиданиям.

— Этого я не говорила, — ворчит она, помешивая ложкой свой кроваво-красный коктейль. — Возможно я уйду в монашки, как это раньше планировала сделать ты.

Я фыркаю.

— Не смеши меня. Ты и монашки. Да они через пять минут будут смотреть романтические комедии и читать твои любимые романы.

— Ты ко мне слишком предвзята.

Изогнув бровь, смотрю на подругу, и она раздраженно выдыхает.

— Кстати, мне звонила ваша мама и пригласила на обед.

— У нас же девичник намечается.

— Ключевая фраза «ничего не говори моим детям».

— Ага. Понятно. Не получилось ничего лишнего выведать у нас, так она взялась за тебя. Готовься к тому, что она выжмет из тебя все соки.

После того, как мы с мамой вчера закончили раскладывать вещи в спальне, она применила свое секретное оружие в виде домашней еды и «ненавязчиво» пыталась выведать у меня, что именно натворил Макс. Я вовремя спохватилась и сославшись на то, что меня ждет Богдан, быстро ускользнула.

— Разговаривать с твоей мамой гораздо проще, нежели с моей. Она все еще считает, что я совершила огромную ошибку, подав заявление на развод.

— Конечно ты совершила ошибку. Поля, ты тянула с этим несколько лет вместо того, чтобы сразу прижать засранца.

— Мира…

— Я молчу, — поднимаю руки в свою защиту.

Полина слишком милосердна к нему. После всего случившегося она спокойно могла написать заявление и засадить его. Хотя, когда у тебя родители богатенькие шишки и вхожи в дом к влиятельным людям, тут мало что можно сделать.

— Итак, у нас намечается вечеринка, — Поля обводит взглядом танцпол.

— И впервые за несколько месяцев мы будем веселиться вместе.

— Странно слышать это из твоих уст. Такое ощущение, что Богдан сотворил восьмое чудо света и достал из недр колкости и ехидства, твою добрую и улыбчивую версию.

Я закатываю глаза, чем вызываю у подруги смех.

— Кстати, а где он?

— Вика сказала, что ей нужна помощь. Я даже не стала уточнять с чем именно. Стоит у нее хоть что-нибудь спросить, как она начинает рассказывать о вещах, о которых я никогда не задумывалась. Ты, например, знала, что некоторые сумки от бог знает какого бренда, можно купить только заранее встав в очередь и при этом отдав немалые деньги?

Полина разражается громким смехом.

— Я понятия не имею зачем мне была нужна эта информация.

— Я смотрю вы ладите.

— Порой я понимаю, почему Богдану так с ней тяжело. Она просто какой-то сгусток безудержной энергии, которая способна уничтожить тебя своим напором. Наше утро начинается со стука в дверь и поверь, лучше открыть. Но я также понимаю, почему она так себя ведет. Богдан теперь здесь, и Вика пользуется каждой минутой, чтобы побыть с братом прежде, чем он вернется обратно.

— И что ты решила по этому поводу? Полетишь с ним?

— Не знаю. То есть я хочу и Макс прекрасно справится без меня, но…

Поля качает головой и с хмурым видом смотрит на меня.

— Что?

— Почему у тебя всегда есть «но». Лети с ним без всяких отговорок. Мне кажется в твоей жизни их было уже достаточно.

— Дело в другом. Что будет, когда он вернется? Только представь, там у него все, а здесь ничего. Чем он будет заниматься? Второсортными съемками? Поля, не смеши меня.

— Мне кажется ты должна сама у него спросить, а не делать какие-то выводы только из-за своих личных страхов. Не наступай на одни и те же грабли.

Кажется, неожиданное появление Тани сказалось на мне больше, чем я хочу это признавать. Уже сутки у меня в голове стоят ее слова, что Богдану будет этого недостаточно и что он в любом случае выберет семью. И я сама себя этим раздражаю. Я опять начинаю себя накручивать, в то время как Богдан каждым своим поступком дает понять, что мы найдем выход.

В зале снова слышится смех Ани, и мы с Полиной поворачиваем голову в сторону кухни. Аня сидит на плечах у Макса и облизывает ложку с ярко-малиновым мороженым. Ее щеки в разводах и светлые волосы Макса такого же цвета. Я хихикаю, когда они подходят к нам ближе, и он снимает малышку со своих плеч.

— Кукурузка, кажется, мне надо придумать тебе новое прозвище.

Она задорно машет головой и садится рядом с Полей.

— Это было волшебное мороженое. Особый вид, — поясняет она, увидев мой недоуменный взгляд.

— Эй, это же наш секрет, — Макс прикладывает палец к губам.

Он отводит взгляд в сторону и, наткнувшись на Полину, его улыбка на мгновение становится неуверенной.

— Что ж, я пойду, а вам, дамы приятного дня и, кукурузка, то что произошло на кухне остается там, — он пятится к барной стойке.

Аня подносит к губам пальцы и делает жест рукой, показывая, что закрывает его на замок.

— Я так понимаю, в ваш новый статус надо внести несколько поправок, — произношу я, глядя на Полину и ее безотрывный взгляд на Макса.

***

— Ты слишком горяча для моего братца, — изрекает Вика и делает большой глоток ярко-красного мартини.

Богдан гневно смотрит на сестру и его руки еще плотнее обвиваются вокруг моей талии.

— Нет, серьезно. На ее фоне ты кажешься слишком блеклым.

— А мне кажется кому-то пора завязывать с коктейлями, — буркает он.

— Я не доставлю тебе такого удовольствия. Адская неделя выжала из меня все соки, и я планирую как следует отдохнуть. Так что сегодня ты мой трезвый водитель. Ну или надоедливый брат. Выбирай, что тебе больше нравится, — она непринужденно достает шпажку с оливкой и закидывает ее в рот.

— Они всегда такие? — интересуется Полина, перегнувшись через подлокотник кресла.

— Каждые тридцать секунд, — отвечаю я со смешком.

— Всегда, — произносит Макс вместе со мной.

— Господи, какой красавчик, — Вика устремляет взгляд темных глаз в сторону и обернувшись, мы замечаем Никиту.

— Ты серьезно? Вика, найди себе другое развлечение.

— Не будь занудой, — она отмахивается от брата. — Это единственный горячий парень из всех, что я за сегодня встретила. Мира, ты мне поможешь? — она облизывает губу и ставит пустой бокал на стол.

Я не успеваю рта раскрыть, как Богдан грозно шипит сквозь зубы:

— Нет!

Вика не обращает внимания на брата, поправляет лиф обтягивающего грудь черного платья на тоненьких лямках и свободной юбкой доходящего до середины бедра. Ее алые губы растягиваются в игривой улыбке, а темные глаза, обрамленные серыми тенями, кажутся настолько глубокими, что, окунувшись в этот взгляд, обратного пути не будет. Она касается пальцами ярко-красных рожек на голове, и я могу с уверенностью заявить, что это самая непревзойденная дьяволица в мире. Вика встает и уверенной походкой направляется в сторону Никиты. Если он сможет устоять перед ее напором и харизмой, тогда сегодня разверзнется ад.

Богдан раздраженно фыркает и наблюдает за сестрой с серьезным взглядом, в то время как его пальцы нежно блуждают по моей коленке, касаясь края кожаной юбки. Я не привыкла носить такие наряды, но мы с Полиной несколько часов провели в попытках найти что-то подходящее для вечеринки и это единственное, что мне приглянулось. А в комплекте с кожаным топом, который Богдан так полюбил после моего выступления, она смотрится еще более гармонично. Так что сегодня у нас имеется Дьяволица, королева вампиров и ангел воплоти, сидящий рядом со мной. Хотя насчет последнего не уверена. Поля скорее похоже на искусительницу, учитывая пристальный взгляд Макса, который он сразу же скрывает, когда она поворачивается в его сторону.

Мы наконец-то собрались вместе, и я счастлива от того, что мы нашли золотую середину и больше не надо пытаться сохранить этот хрупкий мир.

На сцене за диджейским пультом ди-джей ставит очередной бит состоящий из песни Майкла Джексона «Триллер» в его собственной обработке. Толпа на танцполе, состоящая из героев Марвел, ведьм, вампиров и остальной нечисти, сходит с ума, подняв руки вверх и раскачиваясь из стороны в сторону, а за барной стойкой бармены демонстрируют огненное шоу и фирменные коктейли, посвященные Хэллоуину. Официантки же в униформе ведьм лавируют между столиками в своих мантиях и остроконечных шляпах.

Кажется, еще никогда у нас не было столько народа.

— Если у этого парня все еще есть инстинкт самосохранения, то он будет держать свои чертовы руки подальше от моей сестры, — Богдан испепеляет Никиту взглядом.

— В его защиту могу сказать, что перед Викой никто не устоит.

— У него нет шансов, — поддерживает Полина.

Мы смотрим как Вика с ослепительной улыбкой флиртует с Никитой, невзначай касается его руки и бросает невинный взгляд. Истинная Дьяволица. Никита же в свою очередь с недоумением смотрит сначала на нее, а потом на нас. Я не могу скрыть своего веселья и смеюсь.

Он скромный и тихий в то время как Вика сплошной ураган. Никита несколько лет пытался пригласить меня на свидание, не удивлюсь если к вечеру он будет знать о Вике всю подробную информацию и каким-то образом станет ее парнем.

Отчасти мне хочется искренне ему посочувствовать.

— Пошлите танцевать, — Полина встает, поправляет свой нимб над головой и протягивает руку Максу. — Составишь мне компанию?

Макс, оставшийся верным себе и одевшийся в костюм джедая светло-коричневого цвета, без раздумий встает и принимает руку Поли.

— Сегодня ты будешь на стороне светлой силы, — он поигрывает бровями, и я не могу удержаться, чтобы не закатить глаза.

— Это мы еще посмотрим.

Они скрываются среди демонов и прочих персонажей.

— Готов поспорить на что угодно: утром они проснутся вместе, — уголок губ Богдана приподнимается.

— Не сомневаюсь в этом. На этот раз пусть разбираются сами, — я тяну его за руку, и мы становимся частью обезумевшей вечеринки.

Мои руки скользят по крепкой груди Богдана к шее, и я запускаю пальцы в его мягкие волосы. Слегка тяну и играю с ними. Богдан сжимает мою талию ладонями и крепче прижимает к себе. На нем темная футболка и джинсы, лучи прожектора играют с его руками покрытыми татуировками, а волосы уложены в легком беспорядке. Сегодня он в образе плохого парня, от которого можно ждать только неприятности. Того, кого я встретила несколько месяцев назад, делая коктейль за барной стойкой. Того, кто нагло пожирал меня взглядом, отпускал пошлые шуточки и вызывал раздражение одним лишь словом. И сейчас, спустя несколько месяцев, я представить себе не могу, что когда-то Богдана не было в моей жизни.

Встаю на носочки и едва уловимо касаюсь его губ своими. Наши тела двигаются в такт музыке, его бедра прижимаются к моим, а руки разжигают пламя.

— Боюсь еще немного и рейтинг этой вечеринки повысится до запретного, — он обдает горячим дыханием мою щеку.

— Неужели кто-то теряет сноровку?

Игриво прикусываю его за нижнюю губу и пальцы Богдана впиваются в мою кожу на пояснице.

— Мира, — предостерегающе произносит он и в его глазах загораются искорки страсти. — Этот топ и так не дает мне покоя. Тебе доставляет истинное удовольствие сводить меня с ума.

— Это моя любимая часть дня, — чмокнув его в губы отстраняюсь и отдаюсь танцу.

Богдан ловит меня за запястье разворачивает и его бедра упираются в мои. Откидываю голову назад, прижимаюсь к его груди спиной и впервые за столько лет не думаю о работе, обязанностях, а просто веселюсь и делаю то, что должна была сделать уже много лет назад — учусь заново жить. Без страхов и оглядок, без плана на каждый день. Допуская возможность ошибиться и вернуться на правильный путь.

Мы так долго танцуем, что у меня начинают отваливаться ноги. К нам присоединяются Макс с Полиной, я замечаю, что помада на ее губах слегка смазана, но умалчиваю об этом, не желая, чтобы подруга испытывала чувство вины за свой поступок. Вновь вижу задор и беззаботность в глазах Макса. Вика вливается в наш круг одна и несмотря на то, что она танцует так, что взгляды устремлены исключительно на нее, она смотрит только на Никиту, одиноко сидящего за барной стойкой и разговаривающего с ребятами из группы.

— Что ты сделала с этим парнем? — спрашивает она, хватая меня за руку и притягивая к себе.

— Он не привык к такому напору.

Она бросает на меня скептический взгляд.

— Я еще даже в полную силу не включила свое обаяние, а он отскочил от меня так, словно я сказала, что завтра идем знакомится с нашими родителями.

— Возможно Никита смотрит на перед и не исключает такого варианта, — я смеюсь.

С Викой нельзя быть не в чем уверенным.

— Это звучит как вызов.

***

— Я не чувствую собственных ног, — жалобно стонет Вика, когда мы выходим из клуба.

— Может тогда не надо было обувать туфли, из-за которых можно сломать себе шею? — Богдан открывает перед ней заднюю дверь машины и ждет пока Вика поправит свое платье.

— Ты видел, как он смотрел на меня?

— На тебя смотрел весь клуб, — раздраженно буркает он.

Вика закатывает глаза.

— Пусть сейчас я проклинаю себя за то, что отдала круглую сумму за пару жутко неудобных туфель, но реакция Никиты определенно того стоила. И кстати…

Она не успевает договорить так как Богдан захлопывает дверь прямо перед ее носом.

— Больше никогда в жизни я не возьму ее с собой.

— Думаю, у тебя тоже нет выбора, — я смеюсь и сажусь в машину.

Богдан обходит капот, качая головой. Когда он оказывается рядом со мной, то сразу бросает на сестру предостерегающий взгляд, давая понять, чтобы она помалкивала. Ее терпения хватит буквально на пару минут.

Весь вечер они препирались. Суровый взгляд Богдана отпугивал любого, кто хотел заговорить с Викой. Не могу сказать, что она была в этом заинтересована, так как все время была сосредоточена на Никите, но все же возмущалась, не забывая напоминать брату, что из-за него умрет старой девой.

Вечеринка продолжается, но у меня уже не было сил, чтобы элементарно сидеть, поэтому мы со спокойной душой уехали, оставив Макса с Полиной там. Думаю, пару поправок в свой договор о дружбе они все же внесут.

— Что ты решил насчет семейного ужина? Осталось пара дней, а ты еще не сказал маме ждать ли вас.

Всего несколько минут тишины.

— Потому что я еще не знаю пойдем ли мы, — пальцы Богдана сильнее сжимают руль.

— Мы? — переспрашиваю я и впиваюсь в него взглядом.

— Братец, что ничего не сказал? — Вика шлепает его по плечу. — Мама устраивает семейный ужин. Ничего сверхъестественного. Просто посидим, непринужденно поговорим и кстати, мама приготовит твою любимую утку. Так что не будь ослом.

— А на десерт будет фирменное унижение, приправленное капелькой презрения, — с усмешкой отзывается он.

— Если вы оба постараетесь не кидаться друг на друга в первую же секунду, то есть вероятность, что мы проведем время как настоящая семья.

— Даже не знаю радоваться ли мне этому.

Богдан включает поворотник и заворачивает в сторону своего дома.

— Может стоит наступить на свою гордость и показать отцу, что тебе его не хватает и тогда он пойдет тебе навстречу.

— Кажется я вырос из того возраста, когда мне была нужна его поддержка.

Он останавливается около подъезда и глушит двигатель. В салоне воцаряется удушающая тишина.

— Для того, кому она не нужна, ты слишком часто об этом говоришь.

Вика выходит из машины, громко хлопает дверью. Несмотря на усталость в ногах, она с гордо поднятой головой доходит до подъезда и не оглянувшись на нас скрывается за дверью.

Богдан откидывает голову на сиденье, закрывает глаза и тяжело выдыхает. Беру его руку в свою и слабо сжимаю. На его губах появляется легкая улыбка и когда он открывает глаза, я вижу, что он вновь пытается скрыться за своей маской.

Глава 45

Богдан

Горячие струи воды стекают по моей спине. Упираюсь ладонями в стену и наклоняю голову вперед, подставляя под напор затекшую шею.

Очередная попытка Вики заставить меня усмирить свою гордость и сделать шаг навстречу отцу кажется глупой. Но почему, когда мы каждый раз заговариваем об этом, мне кажется, что отчасти Вика права и я все же нуждаюсь в нем, несмотря на то, что у меня все есть?

Дверь в душевую открывается и через мгновение, я чувствую теплые руки Миры на своих плечах. Она медленно проводит по мне ладонями, а затем обнимает и прислоняется обнаженной грудью к спине. Оставляет несколько поцелуев между лопатками и утыкается лбом.

— Плюсы того, что теперь мы вместе — мне больше не надо ждать, пока ты выйдешь из душа.

— Не думал, что это занимает так много времени.

Я поворачиваюсь к ней и встречаю мягкую улыбку.

— Каждый раз, когда я приходила с пробежки, ты уже захлопывал за собой дверь ванной.

— Еще один пункт, чтобы раздражать тебя.

— Безусловно.

Обнимаю ее за талию и притягиваю к себе.

— Ты же знаешь, что можешь не притворяться рядом со мной?

Я киваю.

— Наверное я привык все держать в себе, поэтому открыто говорить об этой вечной теме не всегда просто.

— А ты попробуй. Например, когда ты собирался сказать, что мы собираемся на обед к твоим родителям? — она склоняет голову набок.

— Я просто знал, что ты не устоишь перед моим обаянием и сразу согласишься, — закусываю губу и подмигиваю Мире.

Она шлепает меня по плечу и обвивает шею руками.

— Я же серьезно спрашиваю. Не думала, что мы дошли до этой стадии отношений.

Изогнув бровь, наклоняю голову.

— Тогда позволь уточнить на какой же именно стадии мы сейчас находимся? Ты стоишь в моем душе и прижимаешься ко мне обнаженным телом. Пожалуй, тут все очень даже серьезно. И прошу заметить, ты сама проявила инициативу.

— Богдан, — она смеется. — Несмотря на то, что ты уже знаком с моими родителями…

— И они уже меня любят.

Мира закатывает глаза.

— Я все же думала оттянуть момент встречи с твоими.

— Значит ты об этом думала. И на сколько?

— Месяц? Полгода? Год? — она неуверенно пожимает плечами. — Уже представляю их счастливый вид, стоит мне переступить порог их дома.

Ее взгляд опускается на руки, обхватывающие мою шею и на несколько мгновений становится задумчивым.

— Могу тебя заверить, что для моей мамы это, — провожу пальцами по ее татуировкам. — не играет никакой роли. Она сказала, что до безумия счастлива от того, что ты делаешь меня сумасшедшим. И самое главное, что у тебя здесь, — кладу руку на ее грудь, туда, где бьется сердце.

Мира закусывает губу и с легкой улыбкой на губах всматривается в мои глаза. Ее пальцы играют с моими волосами, а вода стекает по нашим телам.

— Если бы был шанс на то, что моя мать хоть немного меня любит и готова все исправить, то несмотря на всю причиненную боль, я бы ухватилась за эту возможность и постаралась сохранить тоненькую нить, связывающую нас, — ее голос звучит хрипло и на секунду преломляется, будто слова режут ей горло. — Но она не такая. Я с самого начала была ей не нужна.

— И она потеряла самое дорогое, что у нее было в жизни, — мои руки крепче обхватывают ее талию.

— Пусть твой отец не прав, что пытается сделать из тебя того, кем ты не являешься. И я понимаю, насколько тебе было тяжело одному. Но он бы не раздумывая пришел тебе на помощь, наплевав на все обиды и ссоры. Возможно, ему и правда тяжело сделать первый шаг, признать свои ошибки, ведь ты стал достойным мужчиной без его помощи, и он это понимает. Он упустил шанс быть рядом и радоваться твоим успехам, поддерживать при падениях, но он у тебя есть и если для тебя это важно, и ты действительно хочешь пойти на этот ужин, то я буду рядом. Неважно чем он закончится: найдете ли вы путь друг к другу или станет только хуже. Если ты не рискнешь, то никогда не узнаешь, чем все может обернуться.

Голос Миры пропитан болью. Наклонившись, прислоняюсь к ней лбом и провожу кончиком носа по ее. У нее никогда не было такой возможности. Несмотря на то, что родители ее любят, она в глубине души хотела получить любовь именно от той, которая должна была быть рядом.

Если же верить словами мамы и сестры, то отцу действительно меня не хватает. Надеюсь ли я на это? Конечно. Во мне все еще живет тот обиженный пятнадцатилетний подросток, находящийся за десятки тысяч километров, который ждал одного-единственного звонка с обычным «привет». И возможно, я решился бы на этот шаг раньше, если бы чувствовал, что я больше не один. Не боялся бы потерпеть неудачу.

Едва уловимо касаюсь губ Миры своими и беру ее лицо в ладони.

Мы оба сломлены, но исцеляем друг друга.

— Звучит как слоган к чему-то грандиозному, — с улыбкой произношу я.

— Это все влияние Полины, — Мира тихо смеется.

Мы смотрим друг другу в глаза, рассказывая каждый свою боль и потерю, надежду на лучшее и веру в будущее, а затем я накрываю ее губы своими. Мира идеально дополняет меня, уравновешивает ту часть жизни, в которой творится хаос. Раньше мы казались друг другу неправильными, нет, невозможными. Каждый со своим грузом, предубеждениями и взглядами на жизнь, но стоило нам немного открыться, как все оказалось так просто. Так, как должно было быть. Без фальши и притворства. С трудностями и желанием наорать. Трепетом, граничащем на уровне безумия и замиранием сердца от шепота ее голоса.

— Я люблю тебя, — тихо произношу ей в губы.

— У тебя ведь не было вариантов, — Мира тянется ко мне и заглушает все остальные слова глубоким и нежным поцелуем.

Мои руки ласкают ее тело, изучают плавные изгибы талии и касаются возбужденной груди. Каждое мое прикосновение вызывает в ее теле дрожь, с губ срываются тихие вздохи. Мне мало этого, я хочу, чтобы Мира выкрикивала мое имя, а ее ногти впивались в спину, оставляя следы.

Поворачиваю ее, и она упирается спиной в стену из плитки, горячая вода стекает по нашим телам, а от пара становится тяжело дышать. Тянусь к гелю для душа и выдавив небольшое количество жидкости, скольжу по ее телу. Мягко исследую плечи, спускаюсь к груди и касаюсь соска. С губ Миры срывается тяжелый вздох, стоит моим пальцам нежно сжать его. Мне нравится наблюдать за тем, как она раскрепощается, как познает свое тело, как смело, но иногда с робостью берет надо мной верх.

Поцелуи меняются. Перерастают в желание. Жажду. Необходимость прогнать все окружающее. Когда мои руки касаются ее возбужденной плоти, Мира закидывает одну ногу мне за спину, приникая ближе и мои пальцы проскальзывают в нее, срывая с губ требовательный стон. Другую руку кладу на затылок и откидываю голову назад, мои губы осыпают кожу ее шеи пламенными поцелуями и наверняка я оставлю на ней следы. Мои пальцы все настойчивее ласкают ее, подводят к пику, ослабляют хватку и снова проникают. Желание Миры возрастает, ее веки трепещут, а щеки покрывает густой румянец, припухшие от поцелуев губы слегка приоткрыты. Я никогда не устану наслаждаться ее видом, перед тем как волна удовольствия накрывает ее.

— Богдан, — шепчет она и это последний шепот за этот вечер, потому что потом Мира впивается в мои плечи и выгнув спину дугой, прижимается ко мне всем телом пока оргазм захватывает ее в свою власть и не отпускает до последней секунды.

Я подхватываю ее на руки и сразу вхожу. Неспешно двигаю бедрами, в то время как спина Миры скользит по стене в унисон каждому моему движению. Она открывает глаза, берет мое лицо в ладони и тихопроизносит напротив моих губ:

— Я всегда с тобой, — а затем накрывает их своими.

Она мой Армагеддон.

Девушка, уничтожившая все что, было и создавшая нечто новое на руинах прошлого.

Я крепко сжимаю ее в своих объятиях и мысленно обещаю, что сделаю все, чтобы наше будущее было таким, каким видим его только мы.

Глава 46

— Мама с самого утра в предвкушении этой встречи, — щебечет Вика. — Кстати, если вам обоим интересно, то я достала номер Никиты.

— Либо он дал тебе чужой, лишь бы ты от него отстала, — с усмешкой бросаю я сестре.

В зеркале заднего вида замечаю гневный взгляд.

— Не смотри так на меня. Я считаю, что этот парень тебе не подходит.

— Как замечательно, что меня не особо волнует твое мнение. По-твоему, мне никто не подходит.

Вика достает из сумочки зеркало и поправляет волосы.

— Мира, скажи, что не так?

Мира поворачивает ко мне голову и закусывает губу.

— Просто тебя слишком много. Никита к такому не привык. Ты налетела на него как фурия и не даешь вздохнуть.

— Я привыкла все брать в свои руки, — беззаботно отвечает сестра. — Если мы будем следовать его темпу, то на первом свидании у меня проклюнется седина. Сколько ему потребовалось, чтобы пригласить тебя? Два-три года?

— Вика…

— Что? Я констатирую факт, если медлить, то можно упустить свою судьбу. А я предпочитаю, чтобы мое оставалось моим.

Она захлопывает зеркальце и цокнув языком, отворачивается к окну. Мира прикладывает руку к губам, чтобы скрыть улыбку.

Выезжаю за город и нажимаю на педаль газа, прибавляя скорость. Трасса становится свободнее, и я обгоняю парочку машин. Мимо нас проносится лес, горная река, домашние хозяйства. Мелкий дождь барабанит по лобовому стеклу и стоит нам выехать чуть дальше в горы, как медленно оседает туман. За последние несколько дней дождь не прекращался и на минуту, поэтому мой байк стоит на подземной парковке и к родителям мы все вместе поехали на машине Миры.

После нашего разговора, я позвонил маме, и услышал такое облегчение и радость в ее голосе от того, что мы приедем, что на минуту даже испытал чувство вины.

Этот ужин что-то вроде белого флага. Либо отец его примет, либо нет. Решать только ему.

Краем глаза наблюдаю за Мирой и как ее пальцы нервно теребят ремешок темно-коричневого комбинезона. Она согласилась поехать вместе со мной и для меня это очень много значит. Я знаю, как она переживает перед этой встречей. За это время она все больше расспрашивала меня о родителях, чем увлекается мама и что нам купить перед поездкой. Она перебрала все свои вещи и даже попросила Вику о помощи, чтобы подобрать подходящий наряд. Правда потом поняла, какую совершила ошибку, когда сестра завела ее в свою гардеробную и начала предлагать различные варианты. Только спустя три часа они вышли оттуда и Мира поклялась больше никогда не переступать порога квартиры Вики.

И все же она осталась верной себе. На лице минимум макияжа, волосы мягкими волнами рассыпаются по плечам и собраны по бокам, а рукава, доходящие до локтя, не скрывают татуировок.

Перехватываю ее руку и слегка сжимаю пальцы. Мира поворачивается ко мне и на ее губах играет легкая улыбка, но глаза выдают нервозность.

— Еще не передумала?

Она машет головой, хоть и не совсем уверенно.

— Это как сорвать пластырь. Чем быстрее мы это сделаем, тем скорее я узнаю, что же послужило причиной твоей чрезмерной самоуверенности.

— Это у нас врожденное, — бросаю быстрый взгляд на сестру.

— Кто бы сомневался.

***

— Дом, милый дом, — щебечет Вика, вылезая из машины.

Она отряхивает свое красное атласное платье.

Подхожу к Мире и приобнимаю ее за плечи. Ее взгляд медленно скользит по родительскому дому, задерживается на оранжерее, гараже, а потом возвращается ко мне.

— Я смотрю у тебя было очень тяжелое детство. Прям невыносимое, — бормочет она себе под нос.

— Тебе не понять всех тягот частной школы.

Мира фыркает и шлепает меня по груди.

— Вы идете? — окликает нас Вика.

Она останавливается на верхней ступеньке и нетерпеливо переминается с ноги на ногу.

— Идем, — опускаю руку Мире на талию и слегка подталкиваю.

Мы поднимаемся по ступенькам и с каждым шагом Мира все тяжелее дышит.

— Может тебе нужно делать искусственное дыхание? — шепчу ей на ухо. — А то ты сейчас в обморок упадешь.

Она бросает на меня грозный взгляд.

— Очень смешно, пошляк. Мы все же в доме твоих родителей.

— И я могу показать тебе свою комнату.

— Спорю на что угодно — все стены увешаны красотками из «Плейбоя».

— Что бы убедиться в этом, тебе придется лично все проверить, — оставляю на ее виске невесомый поцелуй и ободряюще поглаживаю напряженную спину.

Перед нами распахивается дверь и на пороге появляется мама.

— Я вас уже заждалась, — она заключает Вику в теплые объятия и целует в щеку.

— Просто кто-то не мог определиться между двумя одинаковыми сумочками, — говорю я и сестра резко оборачивается в мою сторону.

— Напомни, почему я согласилась поехать с вами?

— Потому что не смогла найти свои права среди хаоса брендовых штучек?

Мама кладет ладонь Вике на щеку и с улыбкой произносит:

— Заходи, а то замерзнешь.

Сестра еще раз недовольно фыркает и скрывается в гостиной.

— Привет, мам, — подхожу ближе и целую ее в щеку.

Мама с теплотой в глазах смотрит на меня.

— Ты пришел, — ее рука аккуратно сжимает мою руку.

Я пожимаю плечами и только сейчас понимаю насколько нервничаю.

— А ты должно быть Мирослава. Очень рада с тобой познакомиться, — мама ласково касается руки Миры.

На ней элегантное черное платье до колен, волосы распущены, а на лице минимум макияжа.

— Я тоже рада с вами познакомиться, — неуверенно произносит Мира.

— Пойдемте, все уже заждались.

Мы заходим в дом и Мира оглядывается по сторонам. Я сразу замечаю, что мама готовилась к нашему приходу и тоже нервничала. Стол сервирован семейным столовым фарфоровым набором серебристого цвета, по центру стоит свежесрезанный букет розовых пионов. В воздухе витает слабый аромат лаванды. Как понять, что мама нервничает? Она достает этот набор только в особенных случаях, наверное, я даже по пальцам одной руки могу пересчитать сколько раз это было.

Мира прижимается ко мне плечом, и я приобнимаю ее.

— А где папа? — Вика кладет свою сумочку на диван, стоящий в дальнем углу комнаты и подходит к нам.

— Он в кабинете, сейчас спустится, — отвечает мама, бросая на меня предостерегающий взгляд. — Может ты зайдешь к нему, а я покажу Мирославе дом?

— Мира, если можно, — с улыбкой отзывается она.

— Конечно.

Из кухни выходит официантка с подносом в руках и предлагает нам бокал шампанского. Мы с Мирой отказываемся, хотя у меня в горле все пересохло, и я бы был не против хорошего бокала виски, чтобы заглушить свою нервозность.

— Ты вроде говорила, что это семейный ужин, — я смотрю на маму.

— Так и есть. Я просто хочу провести с вами как больше можно времени и не отвлекаться на готовку.

Она протягивает Мире руку.

— Не против, милая?

— Нет, конечно, — Мира отстраняется от меня, и я оставляю на ее щеке поцелуй.

— Если что, можешь звать на помощь. Общительностью Вика пошла в маму, — я подмигиваю ей.

— Богдан, — укоризненно произносит мама.

— Что? Не отрицай.

На ее губах появляется улыбка и она берет Миру под руку. Они скрываются за дверями, ведущими к оранжерее, и я уже слышу, как мама начинает задавать свои вопросы.

— Как думаешь, сколько минут понадобится нашей матери, чтобы смутить Миру?

— Двух вполне хватит.

Я оглядываюсь в сторону гостиной и плотно закрытых дверей.

— Мне пойти с тобой?

— Группа поддержки? Не смеши меня, — я закатываю глаза. — Все или ничего.

Направляюсь в сторону кабинета отца.

***

Я не стучу в дверь как это делает Вика, что очень странно, учитывая, как она любит нарушать мое личное пространство, а сразу вхожу. Отец сидит за большим письменным столом из красного дерева, заваленного сметами, схемами и чертежами. Он даже не слышит, что я здесь, так как продолжает сосредоточенно рассматривать бумаги. Его брови сведены к переносице, в руках простой черный карандаш. Он перечеркивает несколько чертежей и резкими движениями проводит другие линии.

Поднос с кружкой чая и бутербродами стоят в стороне совершенно не тронутые. На сколько я помню, мама всегда приносила ему что-нибудь перекусить, так как он мог настолько заработаться, что забывал про ужин и до ночи проверял каждый штрих.

— Я сейчас выйду. Наверняка они задержатся. Дай мне еще пару минут, — бормочет отец себе под нос и прикладывает пальцы к переносице. — Кажется Вика была права и нам следовало найти других подрядчиков.

— Думаю, если она услышит эти слова из твоих уст, то тебе точно придется ее повысить, — отвечаю я и подхожу к кожаному креслу.

Мои шаги заглушает мягкий ковер.

Отец вскидывает голову и в его взгляде столько искреннего удивления, будто он не ожидал меня увидеть.

— Сколько времени? — спрашивает он и смотрит на наручные часы. — Уже семь. Не думал, что так засижусь. А где твоя сестра?

Я пожимаю плечами и сажусь в кресло. Замечаю, что манжеты его белой рубашки испачканы грифелем карандаша.

— Наверняка ищет повод как свести с ума официантку своими вопросами.

— Вы одни?

— Нет, Мира с мамой в оранжерее.

— Значит, Мира…

Его голос звучит так, будто он пробует эту новость на вкус и не может определиться, нравится она ему или нет.

— Так что с чертежом? — я киваю на стол.

— Тебе интересно?

— Почему нет? Раньше ты рассказывал о работе.

Отец слабо кивает.

— Раньше…

Он опускает взгляд на бумаги и крутит между пальцев карандаш. Через пару мгновений он встает, подходит к маленькому бару в углу кабинета и поставив два бокала, кидает в них кубики льда. Наливает виски, подходит ко мне и протягивает бокал. Кубики позвякивают о стекло. Отец возвращается на свое место, делает глоток янтарной жидкости и слегка хмурится. Я тоже пригубляю напиток и прикладываю пальцы к губам. Приятный, терпкий и с древесным послевкусием — он обжигает горло и по телу разливается приятное тепло.

Еще до того, как мы отстранились друг от друга, отец рассказывал об ошибках в сметах, приводил примеры и учил нас с сестрой составлять собственные чертежи. Я мог часами сидеть в его кабинете и слушать разговоры о несущих стенах, балках и материалах. Я рисовал собственные конструкции, показывал их отцу, а потом он указывал на мои ошибки. Я упрямо перерисовывал, мог не спать всю ночь, а потом отключиться под утро с карандашом в руках и лицом на альбоме. И вставал еще до отъезда отца, чтобы показать ему новый эскиз.

Потом чертежи перестали занимать так много времени в моей жизни, а отец все меньше интересовался моими рисунками.

И сейчас он рассматривает бумаги, а на его лице четко видно, что он раздумывает показать ли мне их снова.

— Я улетаю через неделю, — вдруг говорю я.

— Надолго?

Пожимаю плечами.

— Все зависит от того, как пройдет выставка.

— Ты все еще настроен ее провести? — сухо спрашивает он и отводит взгляд, перебирая бумаги.

— Да. От этой выставки многое зависит, и я не намерен бросать свое дело на полпути. Кажется, именно этому ты учил нас с самого детства. Несмотря на трудности, не смей отступать.

Эта фраза стала моим девизом.

Отец качает головой и вновь берет в руки карандаш.

— Что ж, надеюсь, выставка пройдет отлично.

Его пальцы впиваются в край бумаги, и он изгибается, губы сжаты в тонкую линию, а глаза больше не выражают никаких эмоций. Ничего не меняется. Отец упрямо придерживается только своего мнения.

Сжав челюсть, встаю из кресла и направляюсь к двери. Кажется, этот ужин пройдет так же, как и всегда. Не знаю, на что надеялись мама с сестрой, раз думали, что из этой затеи хоть что-нибудь выйдет.

А самое главное на что надеялся я?

Ему совершенно плевать как пройдет выставка, что я уезжаю и что происходит в моей жизни.

Хватаюсь за ручку двери и распахиваю ее.

— Я был бы не против, если бы ты взглянул на чертежи, — ровным голос произносит отец и его слова оковами связывают мне ноги. — Если, конечно, у тебя есть время.

Время словно поворачивается вспять, и мы возвращаемся на много лет назад. Когда мое мнение, пусть и детское, хоть что-то для него значило.

Обернувшись я вижу все тот же сосредоточенный взгляд отца, только в этот раз он положил напротив моего кресла карандаш. Мне все еще кажется, что я ослышался или просто виски ударило в голову. Десять лет вечных ссор, упреков, рухнувших надежд не дают до конца поверить в услышанное.

— Ты же сам прекрасно видишь каждый изъян и без моей помощи.

— Как оказалось не каждый, — хрипло отзывается отец и откидывает свой карандаш в сторону. — Твоя мать утверждает, что я безбожно слеп и не хочу замечать очевидного.

— Например?

Челюсть отца напрягается и он делает глубокий вдох.

— Что ты талантливый фотограф. Что я настолько погряз в своей работе и собственных целях, что теряю своих детей. Что я могу упустить момент, когда тебе больше не нужен будет отец и ты прекрасно со всем справишься сам. И что я пожалею об этом, но будет слишком поздно.

Отец поднимает голову и впервые за столько лет мы смотрим друг другу в глаза без желания что-либо доказать.

— И кажется с парой пунктов я действительно опоздал.

Я все еще стою на месте и сжимаю дверную ручку, с бешено колотящимся сердцем.

— Ты стал мужчиной, которому давно не нужно отцовское одобрение и помощь. Ты был рядом с сестрой, когда я воспринимал ее поведение, как обычный бунт против меня. Помог ей подняться и поддержал. Ты не просил денег, когда тебе было слишком сложно, а я был настолько горд, чтобы предложить тебе помощь.

Он невесело усмехается и складывает руки в замок.

— В этом мы с тобой и правда похожи. Я знаю, что нам еще предстоит долгий разговор, но я был бы не против начать с малого и приехать на твою выставку.

— В НьюЙорк? — глупо переспрашиваю я, вытаращив глаза.

— Если еще не поздно, то да.

Его голос звучит ровно и все же взгляд выдает нервозность и опасение. Похоже отец тоже не знает, чего от меня ожидать. Это первый наш разговор за столько лет.

— Нет. То есть да, приезжайте.

Отец кивает и вновь берет в руки карандаш.

— Тогда вернемся к чертежам.

Глава 47

Мира

Мы с мамой Богдана проходим в застекленную оранжерею и мне начинает казаться, что я готова выпрыгнуть из собственного тела. Сейчас я бы даже не возражала против компании Вики и ее вечной болтовни, лишь бы рядом оказался хоть кто-нибудь.

— Ты любишь цветы, Мирослава? — Анна Сергеевна нежно касается листьев неизвестного мне растения и оборачивается.

— Не могу сказать, что люблю, но и ничего против не имею. Дома у меня есть парочка цветов, уход за которыми вписывается в рабочий график.

Господи, что я несу?!

Анна Сергеевна улыбается.

— Присаживайся, — она подходит к круглому стеклянному столику по центру помещения и указывает на стул.

Мы устраиваемся рядом и мой пульс начинает зашкаливать.

— Понимаю, ты себя неуютно чувствуешь. Когда я была на твоем месте, то так нервничала, что показала себя не с самой лучшей стороны. Бабушка Богдана очень любила коллекционировать фарфоровые кружки, надо ли говорить, что я была так взвинчена, что разбила сразу три? — она смеется и откидывается на спинку стула.

— То есть если я что-нибудь разобью, то вы войдете в мое положение? — со смешком спрашиваю я.

— Безусловно. Несмотря на то, что я люблю свои цветы и никого сюда не пускаю, видеть улыбку собственного сына для меня гораздо важнее.

Чувствую, как к щекам приливает румянец, но все же мне становится легче.

Богдан описывал свою маму как милую и добрую женщину, которая похитит меня в первые же секунды нашей встречи и не отстанет пока не выведает все подробности нашей встречи. Он рассказывал о детстве и передрягах, в которых они побывали и как мама всегда их защищала. Но все же во мне присутствовал дикий страх перед этой встречей. Я привыкла к своим родителям, привыкла к их шуткам, поэтому находиться здесь, в совершенно новой для меня обстановке чертовски странно.

Глядя на этот большой дом, фарфоровые сервизы, хрусталь и дорогие машины я понимаю насколько наш мир с Богданом отличается. Здесь на семейном обеде присутствует официантка, а на десерт скорее всего что-то из высокой кухни. Я же привыкла к шумным разговорам на кухне, яркому смеху и разговорам до рассвета.

Пусть она с улыбкой на губах и теплым взглядом смотрит на меня, но все же я съеживаюсь и хочу прикрыть свои татуировки несмотря на то, что решила не притворяться.

— Знаешь, здесь я нахожу умиротворение, — Анна Сергеевна обводит взглядом цветы. — Сколько себя помню, я всегда любила ковыряться в земле, пересаживать цветы, подбирать нужный грунт, но это не значит, что все мои цветы выживали. Сначала Богдан с Викой отнимали все время.

— Представляю, — вырывается у меня, и я тут же захлопываю рот.

— Они даже близко не были ангелочками. Вечно ругались, спорили, что-то ломали. Да и сейчас ничего не изменилось.

Тут уж не поспоришь.

— Богдан гораздо терпеливее Вики. Она и трех секунд не могла усидеть на месте и если что-то натворила, то он всегда ее прикрывал. Вот они ругаются, а через секунду, стоит Вике заплакать или попасть в беду, Богдан уже рядом с ней.

Взгляд Анны Сергеевны становится задумчивым, будто она уносится в те времена, когда несносные близнецы были как сорвиголова.

— Они дополняют друг друга, — произношу я. — Там, где Богдану не хватает решимости, хоть это и странно звучит, Вика подталкивает его.

— Думаю, он не совсем с нами согласится, — она улыбается и переводит на меня взгляд. — Спасибо тебе.

Я, оторопев, смотрю на нее.

— Вика мне рассказала, что это ты уговорила Богдана дать нам еще один шанс.

— Я просто знаю, как порой нужны родители.

Она кивает и заправляет прядь темных волос за ухо.

— Мы всегда хотим блага для своих детей и порой не задумываемся, чего они хотят на самом деле.

— Простите за вопрос, но почему вы за столько лет не попытались встать на его сторону?

Уголки губ Анны Сергеевны опускаются, и она оглядывает комнату.

— Стыд и страх всегда идут рука об руку и иногда настолько берут верх, что гораздо проще им поддаться, чем принять правильное решение. Пойдем.

Она встает, и я следую за ней по узкому коридору из цветов. Мы останавливаемся около выхода из оранжереи. Анна Сергеевна прикрывает дверь, украшенную витражным стеклом, и я замечаю розарий. Все цветения уже обрезаны и из земли торчат небольшие ростки примерно по полметра.

Анна Сергеевна подходит к палисаднику и несмотря на то, что она в изящных лодочках, ступает на сырую землю и касается растения рукой. Наша одежда покрывается мокрыми крапинками от мороси, а в воздухе витает приятный аромат лесной свежести.

— Если розу вовремя не обрезать, то она может либо погибнуть и реанимировать ее будет крайне тяжело. Либо она превратится в шиповник. Колючий, обвивающий своими лозами все вокруг и не дающий возможности подобраться к нему. Можно его срубить и посадить на этом месте что-то новое, красивое, то, что будет радовать глаз. Зачем стараться, если можно заменить, правда?

Она оборачивается ко мне, и я неуверенно пожимаю плечами.

— Наши отношения с сыном похожи на куст шиповника. Богдан думает, что мы его заменили Викой и все больше выпускает свои колючки, при этом раня не только нас, но и самого себя.

Анна Сергеевна касается рукой верхушки растения.

— Я не могу его винить за это. Я думала если дам ему свободу, позволю самому решать, как ему быть и кем становиться, то сделаю лучше. Надеялась, что со временем углы сгладятся. Как видишь, я крупно ошиблась, — на ее губах играет грустная улыбка, но в голосе слышится надежда: — И все же даже колючки шиповника, могут вновь превратиться в прекрасную розу.

Она становится рядом со мной и берет мою руку в свою. Ее пальцы нежно сжимают мою ладонь.

— Богдан очень многое скрывает в себе, но одно я вижу четко — он любит тебя. Один его взгляд говорит об этом. И я благодарна тебе за то, что мой сын обрел то, чего ему так не хватало.

У меня перехватывает дыхание, и в ответ получается лишь кивнуть.

Мы возвращаемся в оранжерею и уже на самом выходе, Анна Сергеевна вдруг окликает меня:

— Мирослава.

Я оборачиваюсь к ней. Она берет овальный горшок, подходит ближе и протягивает растение.

Небольшое деревце, ствол которого перевязан тонкой проволокой, направляя каждую ветку в нужное направление.

— Это мирт. Очень капризное и строптивое растение. Чтобы его вырастить понадобится много терпения и веры в собственные силы.

Видимо меня выдает недоуменный взгляд, так как Анна Сергеевна тихо смеется.

— Не сдавайтесь. Знаю, порой бывает очень тяжело и жизнь преподносит такие сюрпризы, о которых ты даже не мог подумать, но не сдавайтесь. Направляйте друг друга, спорьте, выясняйте отношения. Любовь как этот мирт: она капризная и сбивает с толка, потому что иногда не знаешь, как поступить, но достаточно лишь немного изменить направление.

***

— Господи, Вика, — жалобно стонет Богдан и кидает в нее через стол салфеткой.

— Ты бы видела его лицо, когда на следующий день эта девочка, сказала, что Богдан теперь ее парень, — Вика заливается громким смехом.

— Это была твоя самая идиотская шутка, — недовольно бормочет он. — Как ты могла специально написать это признание в любви от моего имени? Кто так поступает с родным братом?

— А что мне оставалось делать? Ты запретил всем мальчикам ко мне приближаться, я же должна была как-то развлекаться.

— Так вот почему ты позвонил с просьбой забрать вас раньше? — спрашивает Анна Сергеевна, делая глоток вина.

— У меня не осталось выбора. Она преследовала меня за каждым поворотом.

От смеха у меня уже болят скулы, и я прикладываю ладони к щекам. Богдан закидывает руку на спинку моего стула и обнимает за плечи.

— И вообще ты должна быть мне благодарна, что я оберегал тебя от всяких неудачников, — бросает он сестре.

Вика накалывает на вилку кусочек утки и указывает ей на Богдана.

— Нам было по тринадцать лет. Ты сам был таким.

Они продолжают спорить, и мы все смеемся.

Ужин в семье Богдана проходит совсем не так, как я предполагала. Сначала между нами повисла напряженная атмосфера: никто из присутствующих не знал, как себя вести, но потом Вика начала рассказывать о детстве, вспоминать шалости и как оказалось о многом родители близнецов даже не подозревали. Она как клей соединяющий эту семью. Нашла подход к каждому и свела вместе.

Между Богданом и его отцом все еще чувствуется какое-то напряжение, но с каждым часом оно становится все меньше. Время близится к десяти вечера, а еще мы сидим за столом, отпуская теплые шутки. Я больше не чувствую себя скованно, хотя, когда ко мне обращается Даниил Олегович, я каждый раз невольно вздрагиваю, под его непроницаемым взглядом.

— Мирослава, скажи, а как поживают ваши родители с Максимом? Я так давно ничего не слышала о Диме и Ольге.

Опершись на край стола локтями, Анна Сергеевна складывает под подбородком руки.

— Хорошо. Они совсем недавно переехали поближе к нам.

Ее брови удивленно изгибаются.

— То есть они теперь живут здесь? — в ее голосе слышится волнение. — Я бы так хотела с ними встретиться.

— Думаю, мама тоже очень обрадуется. В любом случае ее внимание будет сконцентрировано на ком-то еще помимо нас с Максом.

— Если тебя не затруднит, не могла бы ты дать мне ее номер. Прошло столько лет.

Она улыбается, на секунду отводит взгляд, и я успеваю заметить, как она мельком смотрит на своего мужа.

— Что ж, время десерта уже давно прошло, но я приготовила малиновый пирог и не отпущу каждого из вас, пока вы не съедите по кусочку.

Анна Сергеевна встает из-за стола и принимается собирать посуду. Мы с Викой помогаем ей, составляя все на большой поднос. Она отпустила наемный персонал несколько часов назад так как больше не видела в нем необходимости.

Когда все грязные тарелки оказываются на подносе, Богдан поднимается и забирает его из рук матери. Она легонько касается его щеки ладонью в благодарственном жесте.

Когда раздается звонок в дверь, мы все переглядываемся. Уже довольно поздно и судя по взглядам родителей, они точно больше никого не ждали.

Даниил Олегович отодвигает стул, поправляет манжеты на рубашке и выходит из столовой. За счет того, что в доме стоит оглушительная тишина, до нас доносится тихий спор, а затем цокот каблуков.

Я оглядываюсь на Богдана и замечаю, как сжимаются его челюсти. Он опускает поднос с посудой на стол и впивается взглядом темных глаз в кого-то позади меня. Обернувшись, я вижу перед собой Таню.

— Добрый вечер, — произносит она с ослепительной улыбкой и ставит сумочку на стул рядом с Викой. — Я возвращалась домой и увидела, что у вас все еще горит свет. Не возражаете, если я присоединюсь?

Даже если бы кто-то был против, то это ее точно не остановило бы. Она садится на стул, откидывает светлые волосы за спину и взгляд ее зеленых глаз устремляется на Богдана.

Вика демонстративно фыркает и что-то бормочет себе под нос, Анна Сергеевна миролюбиво улыбается и предлагает ей чашку чая, а Даниил Олегович, вернувшись на свое место во главе стола, берет бокал с виски и делает глоток.

А я отчетливо понимаю, что сегодняшний вечер не закончится дегустацией малинового пирога и теплыми объятиями на прощание.

Глава 48

— Что ты тут забыла? — цедит сквозь зубы Богдан.

— Раньше мои визиты встречали не так холодно, — она подмигивает ему.

— Убирайся.

— Богдан, — Анна Сергеевна сжимается его плечо и мягко улыбается. — Не думаю, что кружка чая станет для нас проблемой.

Она переводит взгляд на Таню, и та в ответ невинно хлопает ресницами, словно она ангел воплоти.

— Конечно нет. Это миролюбивый визит. К тому же мы все еще остаемся семьей.

Таня поднимает кружку, делает глоток чая и ставит ее на блюдце.

— Как ваша рука? Уже зажила? — обращается она к Анне Сергеевне.

В ее голосе столько фальши и приторной заботы, что мне самой становится тошно.

— Хорошо. Спасибо тебе большое за эту мазь и заботу.

— А что было с твоей рукой? — озабоченно спрашивает Вика.

— Ничего страшного. Я была в оранжерее, пересаживала цветы и неудачно поскользнулась, а Таня, как раз проезжала мимо.

— И у тебя в сумочке тут же нашлось нужное лекарство, — с усмешкой произносит Вика.

— Нет, я отвезла Анну Сергеевну в ближайший травмпункт и мы сделали рентген. Пока доктор накладывал повязку, я все купила.

— Надо же как заботливо с твоей стороны. Кажется, ты не проявляла такой инициативы раньше. Что случилось? Где-то потеряла свою эгоистичность?

— Вика, — тихо шикает Анна Сергеевна.

— Не берите в голову. Просто Вика еще обижается на меня за тот случай. А я ведь просто хотела помочь.

Таня поворачивается ко мне и на ее губах играет надменная улыбка.

— Когда-то мы были подругами.

— Это слишком громко сказано. У меня с моей косметичкой гораздо более доверительные отношения, чем с тобой, — Вика закатывает глаза и разрезает вилкой кусок пирога.

— Однажды она так сильно влюбилась в парня, что захотела сбежать с ним в другой город. Я, конечно, была против и не поддерживала эту идею.

— Ох, ты была так мила, что тут же сообщила обо всем родителям. Вот и вся суть поучительной истории, что таким как ты доверять нельзя. А теперь простите, но здесь настолько смердит лицемерием, что мне не хватает воздуха.

Вика встает со стула, его ножки громко скрипят по мраморному полу, разворачивается и уходит в сторону оранжереи.

— Очень вкусный пирог, — Таня как не в чем не бывало, продолжает есть, не обращая внимания на гневный взгляд Богдана.

За все это время он практически не произнес и слова. Его мышцы напряжены, рука под столом сжимают мою, а глаза безотрывно смотрят на бывшую девушку.

Я должна была понимать, что она не отступит от своего. Таня четко дала понять, что Богдан ее и она никогда его не отпустит. Для нее это как нелепая детская игра. Когда Ане было три года, она любила одну куклу. Она ходила с ней на детскую площадку, спала, носила в садик и разве что не купалась вместе, но со временем ее любовь подостыла и она переключилась на другие игрушки. Кукла благополучно отправилась в дальний угол, а когда Полина решила отдать ненужные вещи, и Аня поняла, что у позабытой куклы будет новая хозяйка, то она вцепилась в нее и не позволила отдать. И пусть сейчас она опять лежит никому не нужная, но она осталась дома.

Также происходит и с Таней. Она поняла, что Богдан к ней не вернется ни при каких условиях, что он начал новую жизнь и теперь решила вернуть свое.

Только людскими жизнями не так просто играть.

— Надолго ты приехала? — спрашивает Даниил Олегович.

Если каждого в этой комнате можно прочесть за секунды, то отец Богдана все также непроницаем.

— Это зависит от некоторых обстоятельств. Но я бы хотела, как можно быстрее вернуться в НьюЙорк. Я не могу оставить магазин так надолго. К тому же, мне надо составить новый каталог и найти моделей для рекламы.

— Думаю это и правда не терпит отлагательств и лучше побыстрее вернуться.

Они ведут вполне себе светскую беседу. Обсуждают рабочие планы на будущее, Таня интересуется фирмой и не забывает напоминать Анне Сергеевне, что та должна научить готовить этот проклятый пирог, к которому я все еще не прикоснулась, но у меня такое ощущение, что стоит мне съесть хоть кусочек, как меня вывернет наизнанку в эту же секунду.

Я наблюдаю за их разговором со стороны и понимаю насколько они похожи. Пусть, отношения Богдана и Тани не сложились и все прекрасно знали, что там не может быть речи об искренних чувствах, но сейчас глядя на них я вижу идеальную картинку идеальной семьи. Именно ту, о которой она говорила.

Меня пробирает озноб, и я закусываю изнутри щеку, чтобы унять нервозность. Сердце заходится в лихорадочном ритме, и я была бы не против составить компанию Вике или же спрятаться где-нибудь в дальнем уголке, чтобы прийти в себя. Кожа начинает зудеть, и я потираю вспотевшую ладонь о ткань комбинезона. Я сначала вечера чувствовала себя не на своем месте, но за шутками и разговорами разница между нами стала столько незначительна, что я почувствовала себя как дома. Сейчас же я понимаю, как ошибалась.

Мне тут действительно не место.

Опускаю взгляд на свою одежду, а затем поднимаю голову и смотрю на Таню. Она как всегда выглядит с иголочки: бежевый кашемировый свитер, темно-коричневые брюки карго и туфли на каблуке. Аккуратный макияж, укладка, маникюр. Мои глаза распахиваются, когда я замечаю на безымянном пальце правой руки кольцо. Я не могу утверждать, что оно помолвочное, но судя по тому, как Таня улыбается, глядя на меня, понимаю, что это именно оно.

— Зачем ты приехала? — спрашивает Богдан.

В его голосе не слышно гнева или каких-то других эмоций. Сейчас он так похож на своего отца, что я не могу разгадать его за этим непроницаемым взглядом темных глаз.

Таня промакивает губы салфеткой и откладывает ее в сторону.

— Что ж, думаю больше нет надобности что-то скрывать.

Она открывает сумочку, достает из нее конверт и протягивает его Богдану.

— Можешь быть уверен, все что там написано правда.

Богдан убирает свою руку с моей и от потери его прикосновения, мне становится холодно. Мне инстинктивно хочется прильнуть к нему и попросить больше никогда не отпускать.

Он разрывает конверт и вытащив сложенный пополам лист, раскрывает его. Я вижу, как его глаза быстро скользят по тексту, как пальцы сжимают проклятую бумажку и его лицо становится бледным.

— Богдан, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Анна Сергеевна.

Но он не отвечает. Он поднимает взгляд, устремляет его на Таню и его рот безвольно открывается, но с губ не слетает ни единого слова.

Мне хочется вырвать эту бумажку из его рук и самой прочитать.

— Что там? — спрашивает Даниил Олегович. — Кто-то болен? Или что? Почему ты молчишь?

Перевожу взгляд на Таню и вижу триумф в ее глазах. Вот о чем она говорила несколько недель назад.

— Я беременна, — с победной улыбкой объявляет она.

Позади меня что-то с грохотом разбивается, но я не могу обернуться, все мое тело оцепенело.

Во второй раз в жизни я чувствую, что из меня вышибли весь воздух. Только если тогда мне казалось, что я больше никогда не смогу дышать, то сейчас, вновь ощущая каждый вздох полной грудью, я чувствую лишь нестерпимую боль, разрывающую изнутри.

Глава 49

Богдан

Кофеварка пищит, разрезая зловещую тишину в квартире. Достаю из шкафа кружку, наполняю до середины кофе и возвращаю кофейник на место. Каждое движение машинально, отработано до мелочей, но сегодня я делаю кофе только для себя. Мира ушла еще с рассветом, сославшись на необходимость вновь вернуть себе форму, но мы оба знаем, что она ушла лишь бы мы не обсуждали произошедшее за ужином.

Со вчерашнего вечера она не сказала мне и пары лишних слов помимо «все в порядке». После того как мы вернулись домой, Мира закрылась в ванной и пробыла там по меньшей мере час, а когда вернулась в спальню, то свернулась калачиком на краю кровати, сохраняя между нами дистанцию. Я знаю, что она не спала всю ночь, потому что сам смотрел в потолок воспроизводя в голове каждое сказанное Таней слово.

Она беремена.

Бумажка, которую она так торжествующе протянула мне, словно это подарок на День Благодарения, подтверждала срок в три с половиной месяца. Вдобавок ко всему к ней был прикреплен снимок узи, с изображением малыша.

Я бы с радостью кинул эту справку обратно ей и сказал, что очередная попытка влезть в мою жизнь провалилась с таким же триумфом, с которым она вошла в дом моих родителей, но я так же прекрасно помню ту ночь, что мы провели незадолго до моего отъезда домой.

Я был в клубе и коротал вечер по привычному расписанию: пара бокалов виски, обмен любезностями со знакомым барменом, а потом флирт со случайной знакомой и секс на одну ночь. Только в тот вечер этой знакомой оказалась моя бывшая. Я не знаю, что на меня нашло, ведь я не прикасался к ней на протяжении года после нашего разрыва, а предыдущие несколько попыток возрождения отношений закончились проклятьем в мой адрес. Но в этот раз было что-то другое, Таня казалось такой уязвимой, незащищенной, той, которой так хотелось любви. Я не помню, кто первый потянулся за поцелуем, не помню, как мы оказались в моей студии, единственное воспоминание — утром ее ладонь лежала на моей груди, и она намеревалась продолжить начатое ночью. По итогу я отвез ее домой, и мы оба сошлись на том, что произошедшее — не более чем ностальгия по прошлому, которое сейчас грозится обернуться оглушительным настоящим.

Дверь в прихожей тихо закрывается и слышатся едва уловимые шаги Миры. Ее плечи ссутулены, волосы, собранные в низкий хвост, местами растрепались. Она снимает с себя ветровку и останавливается в паре шагов от нашей спальни.

— Доброе утро.

Мира резко оборачивается на мой голос и куртка падает из ее рук. Ее щеки раскраснелись, а карие глаза впервые выглядят так безжизненно. Еще ни разу за все это время я не видел такого взгляда, будто все эмоции покинули ее, оставив лишь пустую оболочку.

Она суетливо заправляет прядь волос за ухо, наклоняется и поднимает ветровку.

— Кофе?

— У меня нет времени. В клубе нужна замена.

Мира разворачивается и уходит в сторону спальни. Она вновь сбегает, не желая принимать ситуацию. Я не могу ее в этом винить, так как сам не представляю с чего начать. Объявление о беременности бывшей девушки — это не то, чего ждешь на семейном ужине. Но для меня важно, чтобы Мира знала, что она — самое главное. Что если мы будем вместе, то сможем пройти через любые трудности. Она может злиться на меня, кричать, упрекать. Я приму каждое слово.

Подойдя к спальне, опираюсь на дверной косяк плечом и перевожу взгляд на Миру. Она сидит на краю кровати и пустым взглядом смотрит на цветок, подаренный моей мамой. Господи, кто бы мог подумать, что судьба может так резко развернуться и нагло усмехнувшись, показать средний палец?

— Мира…

— Я думаю тебе лучше вернуться в НьюЙорк, — говорит она одновременно со мной.

Тебе. Не нам.

— Ты уже все решила, — с усмешкой произношу я.

— Тут нечего решать. У тебя будет ребенок и я не собираюсь быть той, кто мешает его родителям быть вместе.

— Возможно, он не мой.

Она оборачивается ко мне, и я наталкиваюсь на ее горькую улыбку.

— То есть ты не спал с ней?

Замешкавшись, я открываю рот и тут же захлопываю его, так как нет смысла отрицать очевидное. Мира закрывает глаза и тяжело выдохнув, качает головой. Мое молчание красноречивее любого ответа.

— Ты даже не хочешь попытаться.

— Богдан, у тебя будет ребенок! Ты думаешь, она бы пришла не будь уверенна, что ты отец? Господи, она ведь все просчитала. Она сказала, что между долгом и нашими отношениями ты выберешь первое. И прости, но сейчас это — Мира обводит рукой пространство между нами. — кажется незначительным перед тем, что тебя ждет в будущем.

— Значит, ты так просто сдаешься? Поверить не могу. Всего лишь одно препятствие, и ты снова готова сбежать.

— А что ты предлагаешь?

— Я не знаю! — срываюсь я. — Но самое главное, что есть мы, а с остальным разберемся.

Она встает с кровати и устремляет на меня твердый взгляд.

— Не ты, не я, не имеем никакого значения. Есть только ребенок, для которого ты будешь целым миром.

Мира наклоняется и ее пальцы обхватывают ручку сумки, которую я не замечал. Она уходит. Снова оставляет меня, принимая решения за нас обоих.

— Так будет правильно.

— Хватит повторять, что правильно, а что нет, черт тебя побери! В этой ситуации нет ничего правильного.

Я подхожу к ней, выхватываю из рук сумку и бросаю ее на пол. Обхватываю лицо Миры ладонями, наклоняюсь и прислоняюсь к ней лбом. У меня перехватывает дыхание, а тело пронзает ледяная дрожь от осознания, что возможно это конец.

— Я не отпущу тебя. Нам просто нужно время, чтобы со всем разобраться, а дальше мы найдем выход. Если она вернется в НьюЙорк, значит я буду ездить туда-обратно, чтобы быть рядом, но ты не бросишь меня только потому, что на нашем пути появилось препятствие.

Я готов спать по несколько часов в сутки, работать как проклятый, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы найти чертов баланс и не разрушить свою жизнь окончательно. Все не может вот так закончиться из-за одного необдуманного поступка.

Мира отводит взгляд и по ее щекам скатываются слезы. Сделав глубокий вдох, она поднимает голову и нежно касается моей щеки ладонью. Ее пальцы подрагивают, а с губ срывается прерывистый вздох.

— Мы оба знаем, какого это расти рядом с человеком, которому на тебя наплевать, поэтому будь для этого ребенка всем. Дари свою любовь и заботу. Будь с ним несмотря ни на что.

— Ты обещала, что не оставишь меня, — шепчу я, борясь с подступающим комом к горлу.

Она кивает.

— Порой одной любви недостаточно, — ее голос срывается.

Я отчаянно машу головой и накрываю ее губы своими, в тот самый момент, когда из ее груди вырывается всхлип. Я вкладываю в этот поцелуй всю свою любовь и сожаление, мольбы остаться со мной несмотря на трудности и боль, ожидающую нас впереди. Разум борется с сердцем и впервые мне хочется проиграть чувствам и сдаться на их милость. Хочется хоть раз быть эгоистом и подумать о себе, о том, что теряю. А точнее потерял.

Запускаю пальцы в ее волосы и притягиваю ближе к себе, жадно впитывая каждую секунду отпущенного нам времени. Запоминая ее вкус и ощущение ее тела в своих руках.

Мира прикладывает ладони к моей груди и отстраняется, прерывая поцелуй.

— Прошу тебя, отпусти меня, — умоляюще произносит она.

Мои руки сильнее обхватывают ее тонкую талию, но Мира уже ускользает от меня как песок сквозь пальцы и я вновь захватываю ее губы в поцелуе.

— Богдан, пожалуйста, — ее голос дрожит и все же она кладет ладонь поверх моей и делает шаг назад разрывая наши объятия.

Она смахивает с щек следы слез и на ее губах появляется улыбка настолько пропитанная болью, что мои руки инстинктивно тянутся к ней, чтобы обнять. С губ почти срываются мольбы, но Мира останавливает меня, качнув головой и плотно сжимая губы. Она подходит к сумке, поднимает ее с пола и обводит взглядом комнату, в которой мы были так счастливы, пусть и на короткий отрезок времени.

— Если вдруг в твоей квартире снова будет ремонт, то ты знаешь, где можешь остановиться, — надломлено шепчет она.

— Меня снова будет ждать радушный прием?

— Можешь в этом не сомневаться, — полу всхлипнув, полу смеясь, произносит она.

Закусив губу, она обходит меня и останавливается на выходе из спальни. Всего пара секунд, несчастных мгновений, во мне теплится надежда, что она сейчас бросит сумку, повернется ко мне и обнимет. Скажет, неважно, что нас ждет впереди, мы со всем справимся, но вместо этого я слышу лишь тяжелый вздох, а затем как тихо закрывается входная дверь.

Мой взгляд лихорадочно блуждает по комнате. Никогда еще она не казалась мне такой пустой и чужой. Каждая деталь в ней пропитана Мирой. Хватаю с подоконника цветок и швыряю его в стену. Он вдребезги разбивается и его осколки разлетаются по комнате, оставляя на стене лишь грязное пятно. Опускаюсь на край кровати и обессиленно обхватываю голову руками. Каждый чертов раз я ошибаюсь. Так стремлюсь обрести нечто значимое, чего-то добиться и каждый раз ошибаюсь.

В одном Мира права. Мне надо со всем разобраться.

***

— Я не ждала тебя так рано. Не составишь мне компанию? — Таня подплывает к бортику бассейна и опирается об него руками.

— Вылезай, нам надо поговорить.

Кидаю на край шезлонга, стоящего рядом с бассейном полотенце и отхожу в сторону. Танядемонстративно закатывает глаза и вновь принимается плавать. От воды исходит пар, отчего она кажется молочного цвета, либо моя бывшая в очередной раз что-то туда добавила, чтобы ее кожа выглядела еще моложе.

— Кто-то не в духе. Проблемы в раю? — ее голос звучит слишком торжествующе.

Она переворачивается на спину и подплывает к бортику.

— Будь так добр, подай халат.

Заметив, что я стою на месте, она делает несколько шагов по ступеням, а затем вздрагивает.

— Если ты, конечно, хочешь, чтобы я замерзла, то пожалуйста, но я ведь сейчас думаю не только о себе.

Она опускает взгляд на живот и мои челюсти сжимаются. Хватаю со стула белый махровый халат и подхожу к ней. Таня поворачивается ко мне спиной и я, сделав очередное усилие над собой, помогаю ей его надеть.

— Так гораздо лучше, — она пожимает плечами и всовывает ноги в пушистые тапочки.

Подойдя к столу, берет чайник, наливает себе чай, а затем садится и перекидывает ногу на ногу. Мое же терпение на пределе. После того как Мира ушла от меня несколько часов назад, я сорвался и поехал в коттеджный поселок, в дом родителей бывшей. Таня не стала заморачиваться с покупкой отдельного жилья, так как всегда прекрасно знала, что оно ей не понадобится, а переночевать несколько дней можно и в родительском доме.

С виду он ничем не отличается от остальных, та же вычурность и желание показать собственный статус, гараж на несколько машин, прислуга, бассейн с подогревом и несколько спален для гостей. Общего в обитателях этого дома только любовь к деньгам, в остальном же они как совершенно чужие друг другу люди. Отец не брезгует приводить любовниц и играть в азартные игры, мать переезжает из одной пластической клиники в другую, а дочь взяла от родителей все самые худшие качества и с особой ловкостью манипулирует людьми.

— Итак, когда мы возвращаемся? Я готова хоть сейчас. Честное слово, мне надоело таскаться по этому городу в поисках развлечений.

— Я хочу сделать тест на отцовство.

На губах Тани играет легкая усмешка и она распускает светлые волосы. Откинувшись на спинку шезлонга, она поправляет локоны и снисходительно смотрит на меня.

— Пожалуйста, но уверю, он от тебя. С тех пор как мы провели ту замечательную ночь, у меня никого не было.

— Мне плевать. Даже если этот ребенок мой, между нами ничего не будет как прежде.

Складываю на груди руки и не свожу с нее взгляда.

— Я предполагала, что ты так ответишь и это твое право, но только имей ввиду, я сделаю все, чтобы этот ребенок, — она кладет ладонь на живот. — узнал истинную правду — отец променял его на какую-то девчонку из захолустья. Кстати, мне интересно, кто первый сдался? Хотя, учитывая ошарашенный взгляд Миры, думаю это она. Господи, она ведь действительно думала, что ты выберешь ее.

— О чем ты? — я хмурюсь.

— Пару недель назад я навестила ее в клубе. Никогда бы не подумала, что ты сможешь упасть до такого типажа, — она презрительно кривит лицо.

— Закрой свой рот, — цежу я сквозь зубы. — Что ты хочешь?

Она прикладывает палец к губам и постукивает по ним.

— Дай подумать… Тебя. Мои желания не изменились с нашей последней встречи.

— Ты больная, — едко усмехнувшись качаю головой. — Неужели ты и правда думаешь, что между нами что-то может быть?

— Я в этом уверена. Я знаю, что для тебя важен этот ребенок, — она развязывает пояс халата и обнажает свой плоский живот. Мое сердце подскакивает от волнения. На губах Тани вновь торжествует улыбка и она прикрывается халатом. — Вот видишь, мы оба знаем, что ты выберешь. Если ты откажешься ко мне вернуться, то я сделаю все, чтобы ты никогда его не увидел, или ее. Ты не узнаешь пол, как он выглядит, когда сделал первый шаг или кого назвал папой.

Таня встает с шезлонга, подходит ко мне и вскидывает голову. Ее рука ползет по моей груди, словно змея, готовая в любую секунду вцепиться мне в глотку и ужалить.

— Я буду судиться.

— Это твой выбор, но как мы знаем, в большинстве случаев, суд всегда на стороне матери. Единственное, что тебя ждет — всего лишь пара часов в неделю, несколько совместных выходных в месяц. Ты будешь упускать самые значимые моменты.

— Ты омерзительна, — выплевываю я.

Она заливисто смеется, и я чувствую, как от нее волнами исходит злорадство.

— И все же тебя это не отталкивало на протяжении стольких лет, впрочем, как и в ту ночь. И если уж на то пошло, то это ты сделал меня такой. Ты не ценил меня, пользовался, когда тебе это было выгодно и бросил как ненужную вещь, стоило мне потерять столь значимое для тебя.

Я хватаю ее за плечо и мои пальцы впиваются в ее кожу. Гнев волнами накатывает на меня, и я цепляюсь за последнюю каплю самообладания, чтобы не сорваться. Таня опускает свой взгляд на мою руку и снисходительно качает головой.

— Осторожнее, Богдан, что подумает ребенок о собственном отце, когда узнает его с другой стороны.

Я отшатываюсь от нее, словно она дала мне отрезвляющую пощечину.

— Неужели ты хочешь такой жизни для всех нас?

— Я хочу, чтобы мое оставалось моим, а способ достижения цели не так уж важен. Ты думал я спущу тебе с рук унижение? Подумай о своих поступках прежде, чем сделаешь неверный шаг. Теперь мы играем по моим правилам.

Она встает на носочки, оставляет на моих губах легкий поцелуй и уходит в сторону дома.

Глава 50

Мира

— Со мной все нормально, — отвечаю я, опережая невысказанный вопрос Полины.

Захожу за барную стойку, отрываю с блокнота лист и пробиваю в компьютере заказ. Затем подхожу к холодильнику, достаю две бутылки пива, открываю и ставлю их на поднос.

— Мира, остановись хоть на минутку, — просит подруга.

— Не могу, у меня заказ. Прости, но сегодня совсем нет времени, я позвоню тебе на выходных.

— На каких именно? У тебя теперь их нет!

Мне не требуется подниматься голову, чтобы увидеть пронзительный взгляд Поли: я чувствую его на своем затылке.

— Мне это надоело.

Полина заходит за бар, отбирает у меня бокалы и с грохотом ставит их на столешницу.

— Ты уделишь мне пять минут своего драгоценного времени, а затем будешь делать вид, что ничего важнее этого заказа у тебя в жизни ничего нет! — отрезает она.

Схватив меня за руку, Поля идет к свободному столику и усаживается в кресло. Устраиваюсь напротив нее и смотрю на наручные часы.

— Прошло два дня, а ты молчишь.

— Потому что мне нечего сказать, — пожимаю плечами.

— Мира.

— Господи, Полина, дай мне немного побыть наедине с собой, ладно? Не надо играть со мной в психотерапевта и пытаться вытащить наружу то, чем я не хочу делиться. Просто побудь моей подругой без дополнительного анализа произошедшего.

Я снова говорю гадости. Прикладываю пальцы к переносице и сжимаю ее. Голова разрывается от ноющей боли, вызванной недосыпом, усталостью и изматыванием себя до такого состояния, что сил хватает только доехать до дома и упасть на кровать.

Эти несколько дней выдались настолько тяжелыми, что я бы с радостью поступила как Полина: надела депрессивную пижаму, запаслась сладким и включила любимый сопливый фильм, в конце которого меня будет ждать счастливый конец, а не вывернутая наизнанку жизнь.

К сожалению, все мои мысли возвращаются к Богдану на все мои попытки отвлечься и к глазам подступают слезы.

Я так по нему скучаю.

— Прости, — шепчу я. — Я не хотела.

Полина тянется ко мне, сжимает мою руку и смотрит на меня ободряющим взглядом.

— Обычно стервам воздается по заслугам, — со смешком произносит она.

— Думаешь, пара лишних килограмм на ее идеальной фигуре достаточная кара?

— Конечно нет, но мы сделаем скидку на то, что гормоны возьмут свое, а я знаю о чем говорю.

С губ слетает легкий смех и через секунду превращается в нечто похожее на неконтролируемый всхлип, который я никак не могу остановить. Поля подсаживается ближе, обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Я хватаюсь за нее, как за спасательный круг и даю волю эмоциям: не плачу и не прошу мне помочь, сказав, как именно мне следует поступить, а на мгновение позволяю себе слабость в полной мере прочувствовать всю боль.

На протяжении двух дней я только и делаю, что убеждаю себя в том, поступила правильно разорвав отношения с Богданом, но в глубине души понимаю, что я облажалась как никогда. Мне не привыкать чем-то жертвовать, но в этот раз решение далось слишком тяжело. Кто в здравом уме откажется от любви всей своей жизни? Но я также понимаю, что не могу ставить Богдана перед выбором. С одной стороны, он прав, мы могли все решить иначе. Я бы без возражений поехала с ним в НьюЙорк и любила бы этого ребенка так же, как и он. Дети ни в чем не виноваты. И все же я осознаю, что находиться вдали от малыша и видеть его украдкой это не то, чего бы Богдан хотел на самом деле.

Судьба словно в который раз подсказывает, что наши отношения — это не тот пазл, в котором все детали головоломки подходят друг другу.

— Ну а теперь я все же побуду психотерапевтом и спрошу, какого черта вы натворили? — Полина отстраняется от меня и пригвождает взглядом голубых глаз. — Мира, тебе мало примеров, чтобы понять одну простую вещь — дети могут счастливо жить даже в неполных семьях?

— Полина, тут дело не только в этом.

— А в чем? Думаешь я не понимаю, что эта эгоистичная засранка сделает все, чтобы испортить вам жизнь? Что она будет манипулировать ребенком, только чтобы в очередной раз причинить Богдану боль?

— С каких пор ты говоришь «эгоистичная засранка»? — изумляюсь я.

— Благодаря тебе выражается не только мой ребенок, но еще и я, — она вскидывает бровь. — Не уходи от темы. Ты сама лично дала ей карт-бланш

Подруга качает головой и поджимает губы.

— А что Богдан? Неужели он так просто согласился с твоим глупым решением. Мне казалось он гораздо умнее тебя.

Я закатываю глаза.

— Скорее всего он уже купил билеты и готовится к отъезду.

Мы не общались с ним с того проклятого утра, как я ушла из его квартиры. Только одному богу известно, сколько раз я сдерживала себя, чтобы не написать и не спросить, как у него дела. Но если я это сделаю, то дам слабину, и мы снова начнем этот вечный круговорот поиска правильного решения.

— И ты думаешь, что он так просто уедет и ничего тебе не скажет?

— Я надеюсь на это.

— Мира, Богдан любит тебя. Он не сдался после того как ты отталкивала его всевозможными способами. Так что я ставлю на то, что он правильно расставит приоритеты и твое упрямство его не остановит.

От моего так называемого упрямства ничего не осталось.

— Если наш сеанс окончен, то я бы хотела вернуться к работе и притвориться, что моя прежняя жизнь все еще мне подвластна.

Встаю с кресла и поправляю рубашку.

— Твой шарлатан говорит какую-нибудь ободряющую речь на прощание?

— Даже если он этого не делает, то тебя это все равно не остановит. Давай уже выкладывай.

На губах Поли появляется теплая улыбка и она берет мою руку в свою.

— Ты можешь убеждать себя, что поступила верно, но на своем же примере понимаешь, что глубоко ошибаешься. Ваши родители приняли тебя и заполнили пустующую дыру внутри, своей заботой.

— Намекаешь, что я струсила?

— Все мы чего-то боимся и это вполне нормально, но не позволяй страху вновь брать над тобой верх.

К горлу подступает ком из несказанных слов, и я делаю глубокий вдох, чтобы прогнать его. За словами последует новая волна эмоций, а я к ней не готова.

— Обычно мы обходимся без объятий, — я опускаю взгляд на наши сцепленные пальцы.

— Обнимашки в подарок, — Поля подмигивает мне.

***

— С тобой невозможно смотреть фильм. Мира серьезно, почему ты задаешь столько вопросов? Здесь же все предельно ясно.

— Мне ясно только одно — твой Люк Скайуокер отсиживался на богом забытом острове, в то время как все продолжали разгребать последствия семейной перепалки двадцатилетней давности.

— Ты… — с недовольным видом Макс отмахивается от меня и тянется за бутылкой пива. — Ай забудь, с тобой бесполезно что-либо обсуждать. Ты узко мыслишь. Тут же дело в целом в светлой и темной стороне, в великой силе. Нельзя однозначно назвать Вейдера приверженцем тьмы.

— Ну да, он по доброте душевной уничтожил половину Галактики. Очень мило с его стороны.

Макс бросает на меня грозный взгляд.

— Он был молод и поддался искушению. Что еще ему оставалось делать, когда Падме угрожала опасность?

— И мы возвращаемся к тому, что он сам ее убил.

Он издает громкий стон и запрокидывает голову на назад.

— Я больше никогда не буду смотреть с тобой этот фильм!

Я смеюсь и отпиваю апельсиновый сок, наблюдая за тем, как на экране телевизора Дарт Вейдер вступает в бой с собственным сыном. Даже не знаю, что лучше — романтические фильмы Полины с банальным сюжетом, или доводить Макса указывая на очевидные вещи.

На часах уже полночь, а у нас в планах просмотр еще одной части. Сегодня Макс решил, что с нас хватит работы, поэтому забрал у меня ноутбук, попросил персонал все проверить и самим закрыть клуб, а затем отвез домой. Я уверена, что он уже жалеет о столь поспешном решении и с радостью остался бы на работе.

Пожалуй, Макс единственный человек, который не задал стандартного вопроса «как ты?». Он итак все прекрасно видит. Я же в свою очередь прекрасно понимаю, как ему тяжело найти баланс между мной и Богданом, не упоминая ни одного из нас в присутствии другого.

— Я нашел помещение, — говорит друг, в промежутках между запихиванием попкорна в рот и бормотанием реплик героев. — Оно небольшое, так что думаю, для уютного кафе вполне подойдет.

Макс уже на протяжении года вынашивает идею о расширении. Дела в нашем клубе идут хорошо, поэтому он хочет рискнуть и открыть что-то еще. Пусть по нему и не скажешь, что он может быть ответственным, но все же он из кожи вон лез, лишь бы мы не прогорели. К тому же, у него такая же деловая хватка, как у отца. Никогда не понимала, как за этими добрыми улыбками и миролюбивым, может скрываться что-то жесткое.

— Но?

— С чего ты взяла, что оно будет? — он давится едой, когда я бросаю на него многозначительный взгляд. — Ладно, оно в другом городе.

— Серьезно? И как ты собрался им управлять?

— Мы с отцом все просчитали. Первое время я могу там пожить, чтобы все контролировать, а когда найму проверенного человека, то вернусь обратно. Надеюсь, к этому времени, ты не обанкротишь мой клуб.

— Эй! — пихаю его локтем в ребра. — Это я вообще-то работала ночами напролет, пока ты играл в любовную драму.

Он закатывает глаза.

— Подожди, а как ты собрался жить один? Ты понятия не имеешь, как работает кофеварка.

— Для этого я открываю свое кафе.

— Умник! — фыркнув, я снова пихаю его в бок.

— Завтра с утра мы с папой уедем на пару дней, так что твой испытательный срок начнется гораздо раньше.

— Как благородно с твоей стороны, — ворчу я.

Экран смартфона Макса загорается и на его губах появляется улыбка, которую он тут же прячет, заметив мой взгляд.

— Нам по пятнадцать, и ты снова пытаешься что-то от меня скрыть?

— О чем ты? — пальцы Макса так быстро печатают по экрану телефона, что у меня начинает кружится голова.

— Господи, когда тебе пишет Полина, то сияешь как новогодняя елка.

— Я улыбаюсь даже когда ты мне пишешь. Хотя в приказном «Тащи свою задницу на работу», нет ничего смешного.

Я закатываю глаза, беру из ведерка с попкорном несколько зерен и кидаю в друга.

— Убирать будешь сама. Кстати, я не знаю, что с ним, но кажется его стоит выкинуть, — Макс кивает на горшок с цветком на подоконнике.

Встаю с дивана и подхожу к окну. Даже в тусклом освещении комнаты, замечаю, что верхние листья цветка стали безжизненно желтого цвета, а нижние опали и висят по краю горшка. Провожу пальцами по растению и несколько листков падает от моего легкого прикосновения.

— Пока тебя не было я их поливал, но сама понимаешь, я в этом не силен. Давай просто выкинем и заменим на новый.

Вспоминаю слова Анны Сергеевны «Зачем стараться, если можно заменить?» и ее рассказ о запущенном розарии.

Я уже от стольких вещей отказалась, заменила незначительным и пустила свою жизнь на самотек, упорно делая вид, что она все еще мне подчинена. Если сделать шаг назад и посмотреть, что от нее осталось, то можно найти лишь глупый план держать всех на расстоянии.

Что ж, Мира, я тебя поздравляю, ты как всегда с треском провалилась.

И если моя жизнь пошла под откос, то я могу попытаться спасти хотя бы этот цветок.

Развернувшись, захожу к себе в комнату и открываю дверь на балкон. Сырой воздух обдает обнаженную кожу прохладой. Открываю небольшой пластмассовый ящик и достаю из него пакет с грунтом. Вернувшись в комнату, расстилаю на полу в гостиной пакет и высыпаю на него землю из горшка.

— Ты ведь в курсе, что уже полночь? — голос Макса сочится скептицизмом.

Я ничего не отвечаю, лишь продолжаю сосредоточено осматривать корни растения, убирая подгнившие побеги. Пожелтевшая листва становится трухой и рассыпается по полу. Когда я добираюсь до едва зеленых стеблей, то замечаю два маленьких ростка, обвожу их кончиками пальцев и аккуратно засыпаю корешки землей, чтобы ничего не повредить.

Всего лишь шаг назад и немного сменить направление — все что требуется, перед тем как бессмысленно избавиться от чего-то важного в своей жизни.

Глава 51

Очередной рутинный вечер подходит к концу. С утра я заставила себя подняться с кровати с первыми лучами солнца, отправиться на пробежку и вместо привычного маршрута, я исследовала практически каждую улочку нашего небольшого города. Заглянула в кофейню и сделала привычный заказ. Когда же я добралась до дома, то тело до такой степени изнывало от боли и усталости, что я едва не упала в ванной от бессилия. Я как обычно включила душ и сделала воду максимально холодной и позволяла телу вновь стать сильным, зажатым. Призывала свою душу закрыться от чувств и похоронить воспоминания о прошедших месяцах. Я не хотела от них отказываться и все же была не готова к тому, что, просыпаясь меня сразу затягивало в водоворот противоречивых эмоций.

Макс, как и говорил уехал с утра вместе с папой, чтобы проверить помещение. Он всю ночь рассказывал мне свой план, а под конец разговора, даже показал папку с дизайном, к которому приложила руку Вика. Когда я слушала его рассказ, то вспомнила, как три года назад он открывал свое первое заведение и как с содроганием думал о том, что мы может прогореть. В этот же раз в его голосе звучала стальная уверенность и от того двадцати двухлетнего мальчишки ничего не осталось, кроме разве что беззаботной улыбки.

Сейчас, когда клуб уже закрывается, мое единственное желание — бросить машину и вновь отправиться на пробежку, чтобы не осталось даже того небольшого сгустка энергии, все еще присутствующего в моем теле.

— Привет, — раздается позади меня знакомый звонкий голос, и я резко оборачиваюсь. — Решила заглянуть к вам под закрытие, когда не так много народа.

Вика кладет маленькую сумочку на барную стойку и опирается о нее локтями.

— Можно мне коктейль или что-нибудь, что сделает этот день не таким отвратительным?

Ее голос звучит непринужденно, а глаза наигранно блестят искорками веселья, как и раньше, но мы обе прекрасно понимаем, что это всего лишь маска. Мы не общались с Викой с семейного ужина. Она писала мне пару раз с просьбой поговорить, но я ссылалась на занятость. Честно говоря, я даже удивлена, что она не заявилась ко мне домой на следующее утро и не стала задавать свой бесконечный поток вопросов, а он у нее имеется, в этом я уверена. Но я скучала по ней. Пусть подругами нас можно назвать с натяжкой, но все же она стала мне близка за столь короткое время.

К нам подходит бармен, но я показываю, что сама сделаю этот заказ. Он забирает из моих рук поднос с чистой посудой и уходит в другой конец бара.

— Что-нибудь покрепче? — спрашиваю я, бросая взгляд на бутылки с алкоголем.

— Ты только что напомнила мне, почему этот день такой отстойный — я на машине.

Вика обреченно стонет и закрывает глаза.

— Клянусь, мой отец пользуется семейными связями, заставляя меня сидеть до полуночи, — ворчит она. — Мне молочный коктейль, самый приторно-сладкий и с большим количеством мороженого.

Я сдерживаю улыбку и поворачиваюсь к холодильнику, чтобы достать молоко.

— Почему так тихо? — Вика заинтересованным взглядом оглядывает пустующий танцпол и сцену.

— Мы вроде как закрываемся. Если ты искала Никиту, то он уехал в другой город.

Она хмурится и безразлично пожимает плечами.

— Зачем он мне? Я не собираюсь бегать за тем, кто не удостаивает меня ответом на элементарное сообщение.

— А как же «мое должно оставаться моим»?

Кладу в шейкер несколько шариков мороженого и заливаю все молоком.

— Думаю это было лишь импульсивное решение. К тому же у меня вчера было свидание.

Поставив коктейль взбиваться, подхожу к Вике, чтобы лучше ее слышать.

— Он был очень обходителен: заехал за мной на машине, подарил букет цветов и отвез в итальянский ресторанчик. И представляешь, он знает, как пользоваться телефоном, — ее голос сочится сарказмом. — Это такой редкий навык в современном мире.

— Это определенно плюс.

— Я больше не собираюсь говорить об этом неудачнике, — фыркает Вика.

— Я молчала.

— Вокруг полно парней, которые готовы ради меня на многое, а не убегают после того, как я говорю им, что они горячие.

— И которые умеют пользоваться телефоном, — напоминаю я с усмешкой.

— Именно! — она хмурится. — Где мой коктейль?

Отключаю блендер, переливаю молочную смесь в бокал и посыпаю пенку шоколадной крошкой.

— Ты лучшая.

Вика выхватывает из моих рук коктейль, обхватывает губами трубочку и делает большой глоток.

Я с улыбкой наблюдаю за ней, а в животе все скручивается в тугой узел. Богдан и Вика разные по характеру, но сейчас, смотря на нее, я отчетливо вижу любимые темные глаза, в которые безотрывно смотрела. Та же улыбка, темпераментный характер, усмешка, играющая на губах. Я не чувствовала зияющей дыры в груди на протяжении нескольких часов, но сейчас она снова разрослась до размеров кратера на Луне. Видеть эти маленькие черты, так напоминающие того, кого я отчаянно пытаюсь забыть — слишком больно.

Отвожу от Вики взгляд и принимаюсь протирать столешницу. Последние посетители уходят, и я быстро протираю столики, отношу грязную посуду на кухню. Возвращаюсь за бар и вижу, что Вика пьет еще один молочный коктейль, хмуро смотря в зеркало, висящее напротив нее. Отпускаю персонал, так как нет смысла задерживать.

Вика пришла поговорить со мной, а все остальное лишь причина. И чем быстрее мы покончим с этим разговором, тем будет легче.

Отодвигаю высокий стул рядом с ней и сажусь. Перебираю в руках салфетку, желая скрыть свою нервозность и не показывать дрожь в пальцах.

— Богдан не останется с ней, — говорит она помешивая остатки коктейля трубочкой.

— Думаю это не имеет значения. Он вернется в НьюЙорк и будет находиться рядом с ребенком.

Она бормочет себе под нос ругательства.

— Я столько раз говорила, что он губит свою жизнь, продолжая эти фальшивые отношения. Богдан настолько зациклился на том, чтобы доказать отцу, что чего-то стоит и сам превратился в него. Но только если наши родители любят друг друга, пусть этого и не скажешь со стороны, то они Таней всегда были чужими.

Вика горько смеется и качает головой.

— Она использует каждого человека в своей жизни, только чтобы получить выгоду. В этом она пошла в свою мать. Таня не очень оригинальна и повторяет судьбу своих родителей. Чему могут научить люди, которые больше внимания уделяют удовлетворению собственных прихотей, а не ребенку?

— Именно поэтому, Богдан должен быть с своим ребенком. Я не имею права просить его отказываться от этого.

— Да почему вы так зациклились на этом? — вскипает Вика и я снова вижу в ней Богдана, когда он выходил из себя. — Он должен, ты не имеешь права. Что за чушь? Единственное, на что вы имеете право и должны делать — быть вместе.

Как будто это было так просто. Не всегда можно получить то, что хочешь. Очередной закон моей счастливой жизни.

— Вика…

— Нет, — резко обрывает она меня. — Мой брат вернулся домой и решил остаться только благодаря тебе. Мы наконец-то стали одной семьей. И даже это не самое главное. Богдан впервые стал самим собой.

Она поворачивается ко мне и впивается в меня твердым взглядом, разрывающем мне сердце.

— Ты думаешь мне так легко? Думаешь я не хочу быть рядом с Богданом и помочь ему пройти через это? Если бы я была уверена в том, что признание этого малыша будет вполне достаточно, то я бы безоговорочно все бросила и полетела с ним в НьюЙорк. Я бы поддерживала его в плохие дни и улыбалась в хорошие. Но мы обе понимаем, что Тане этого будет недостаточно. И меньше всего на свете я хочу, чтобы Богдану было больно от того, что он не может быть со своим ребенком только потому, что любит меня.

Мой голос надламывается, и я втягиваю в себя воздух, переводя дыхание. Вика плотно сжимает губы, а затем отводит взгляд и возвращается к перемешиванию молочной пенки в своем бокале.

Со стороны все выглядит так, будто я струсила, но зачастую самые правильные решение принимаются под действием страха. Не тогда, когда ты раскладываешь все «за» и «против» и препарируешь каждое свое слово и решение, а именно когда боишься. Если получше присмотреться, то можно увидеть, что за страхом скрывается истина.

Мы молча сидим в удушающей тишине. Вика со скучающим видом наблюдает за тем, как я подготавливаю заведение к закрытию, наводя порядок. Когда же я заканчиваю, и мы выходим на улицу, она вдруг обнимает меня так крепко, что у меня перехватывает дыхание.

— Богдан один из самых целеустремленных людей, которых я знаю. Он до последнего борется за тех, кого любит, — шепчет она мне на ухо.

— Я знаю, — к глазам подступают слезы, и я быстро моргаю.

Отстраняюсь от Вики и поправляю лямку сумки на плече.

— Постарайся напоминать ему как можно чаще, что он не один.

— Можно подумать, со мной бывает иначе. Наш семейный лед тронулся, а это значит, что теперь я постоянно буду около своего братца. Кстати, для справки, сообщения в стиле «я занята» больше не помогут. Понимаю, что тебе сейчас тяжело, но это не значит, что я брошу подругу.

Я вскидываю бровь, и Вика сразу закатывает глаза.

— Да, подругу. Даже не спорь. Так что один дружеский совет — задай стерве жару и забери свое. Поверь, я знаю Таню как никто, поэтому просто наберись терпения и дай моему брату время, чтобы со всем разобраться. Он найдет способ избавиться от ее цепких коготков.

Она целует меня в щеку и развернувшись, направляется к машине.

— Вика, — окликаю ее.

Она оборачивается.

— Сегодня Никита спрашивал о тебе.

Она скептически фыркает.

— Дай угадаю, он просил три совета как перестать быть ослом?

Я смеюсь.

— Нет, он интересовался, как сделать так, чтобы ты больше к нему не подходила.

— И что ты ответила?

Я пожимаю плечами.

— Что это невозможно и что он будет последним ослом, если попытается тебе противостоять.

Уголки ее губ приподнимаются в довольной улыбке, и она складывает на груди руки.

— Он еще не понимает насколько ему повезло.

Мы обнимаемся и я так крепко сжимаю ее куртку в своих руках, что становится больно. Как так может быть, что еще несколько дней назад, мы были единым целым, пусть и довольно странным, а теперь будто ходим по минному полю.

Дома меня в очередной раз встречает тишина. Я уже привыкла к ней, но именно сегодня она настолько липкая и противная, что мне становится плохо. Каждый уголок квартиры пропитан Богданом и нашими воспоминаниями. Как он целовал меня, когда я убегала, как пытался достучаться, когда я вновь отталкивала его. Как он выводил меня своим присутствием первые недели прибывания у нас и вечно отпускал пошлые шуточки. Сейчас мне бы хотелось вернуться назад и заново прожить каждый момент. Неважно хорошие они или плохие. Я бы хотела еще раз пройти этот путь, главное, чтобы он был рядом.

Приняв душ, натягиваю на себя футболку Богдана и присев на край подоконника, подношу ворот к носу, чтобы почувствовать его аромат. Мазохизм в самом чистом виде.

Нам просто нужно подождать. Возможно одной любви и правда недостаточно.

Включаю телефон и пролистываю входящие сообщения. Макс прислал фото будущего кафе. Глаза друга вновь блестят азартом от предвкушения нового дела и я непроизвольно улыбаюсь.

Также замечаю несколько пропущенных звонков от следователя, расследующего дело об анонимных фотографиях. Это было так давно, что я и забыла о нем. После того, как нас вызывали в отдел, чтобы еще раз сверить показания, всеми вопросами занимался адвокат. Папа делал все, чтобы больше не впутывать меня в эту историю и я искренне или скорее наивно надеялась, что она окажется нелепым розыгрышем.

В дверь раздается звонок и я хмурясь, смотрю на время. Уже заполночь и я точно никого не жду. Сердце в груди подпрыгивает и я съеживаюсь от того, что могу вновь увидеть мать. Наверняка она так просто не отпустит меня и заставит расплатиться за каждый потраченный на меня день.

Несмотря на то, что изнутри меня пробирает дрожь, все же подхожу к двери и на этот раз смотрю в глазок.

— Да вы издеваетесь, — прислоняюсь к двери лбом и облегченно выдыхаю.

Паранойя сведет меня с ума.

— Привет, — улыбается Артем, стоит мне открыть дверь.

Он работает барменом в нашем клубе уже несколько лет и по нелепой случайности именно он принес мне тот конверт.

— Еще раз, — склоняю голову набор. — Что ты хотел? Уже поздновато для таких визитов.

— Да, знаю. Совсем забыл сказать тебе на работе, — он рассеянно потирает шею и улыбается. — Мы сегодня с Максом разговаривали и он сказал, что я могу взять игру для приставки по “Звездным войнам”. Я специально не смотрю новый сериал про Оба-Вана Кеноби, чтобы..

— Все, не продолжай, умоляю, — вскидываю руку, чтобы он замолчал. Я смирилась, что выслушиваю эту чепуху от Макса, но от кого-либо другого не готова.

Артем усмехается и качает головой.

— Подожди меня здесь, — разворачиваюсь и быстрым шагом устремляюсь в комнату к Максу.

Я знала, что у него есть единомышленники, склонные впадать в подростковый возраст, но все же надеялась, что они находятся за пределами города. Перебираю миллиард дисков, аккуратно расставленные на полочке и без единой пылинки. Макс парадоксальный человек, он не способен подружиться с кофеваркой и не может элементарно стирать собственные носки, но зато у него идеальная чистота среди коллекции футбольных мячей и компьютерных игр. Кажется нам действительно надо пересмотреть условия совместного проживания.

Когда я дохожу до серии игр с знаменитой франшизой, то сразу теряюсь, так как их слишком много и я понятия не имею, какой именно нужен.

— Артем, слушай, я понятия не имею какой нужен, — кричу и я стоит развернуться как я врезаюсь в его грудь. — Что ты тут делаешь?

Сердце делает резкий удар от испуга и я вновь чувствую холод, сопровождающий меня на протяжении многих лет.

— Ты ведь не помнишь меня, — криво усмехается он. Его взгляд становится каким-то странным: холодным, жестоким и таким омерзительным, что я съеживаюсь и делаю шаг назад, врезаюсь в компьютерный стол друга. — Столько лет ты была рядом…

— Что? Ты о чем? — заикнувшись спрашиваю я и чувство опасность накрывает меня с головой.

Совсем не время для паники.

Он протягивает руку, касается моей губы большим пальцем и склонив голову набок с звериным оскалом, обхватывает мою шею, притянув к себе.

— Надеюсь, ты наигралась в счастливую жизнь, — выплевывает он и я не успеваю даже вскрикнуть, так как голову пронзает тупая боль, а затем все меркнет.

Глава 52

Богдан

— Я дам тебе контакты фотографа и он проведет съемку не хуже меня, — говорю я Майку.

— Богдан, они хотят видеть именно тебя! Во всех афишах и заголовках стоит твое имя!

— У тебя есть время, чтобы все заменить. Поверь, поездка в НьюЙорк и выставки — самое последнее, о чем я сейчас думаю.

А если быть точнее, то я совсем об этом не думаю.

— Ты представляешь, сколько мы потерпим убытков?!

— Тебе сейчас выписать чек? — рявкаю я в трубку.

На другом конце телефона повисает молчание. Провожу ладонью по лицу и сжимаю переносицу. За эти несколько дней моя жизнь превратилась в ад и у меня такое ощущение, что это еще далеко не конец.

Каждая моя попытка воззвать к благоразумию Тани и найти компромисс приводит к очередному скандалу, во время которого она театрально хватается за живот и говорит, что ей плохо и как страшно, что она снова может потерять ребенка. Действует ли это на меня? Определенно! Я не могу допустить, чтобы с моим ребенком что-то случилось. Получает ли Таня от этого удовольствие? Однозначно! Она смакует каждую минуту моих страданий и готова еще больше вонзить свои чертовы когти мне в глотку. Видя, что я иду на попятную, на ее губах тут же появляется торжествующая гадкая улыбка. Что в очередной раз доказывает, что мне необходимо находиться рядом с малышом. Я готов стать марионеткой в ее руках, но и у моего терпения имеются границы.

Таня настаивает на скором отъезде в НьюЙорк и в красках расписывает какую грандиозную вечеринку устроит, чтобы объявить пол. Составляет список подарков и указывает магазины в которых все необходимо купить. Она без умолку разговаривает со своим тренером по фитнесу, составляя план тренировок и низкокалорийное меню, чтобы не набрать лишний вес. И все это она делает, стоит мне появиться в поле ее зрения.

Она также безвылазно сидит у моей мамы и спрашивает советы по воспитанию, учитывая, что в прошлый раз и на минуту не задумывалась о том, что в ней находится маленькая жизнь, уже нуждающаяся в ее заботе.

Я нанял адвоката, с которым консультировался еще несколько лет назад. Учитывая, что мы не состоим в браке, то совместную опеку будет трудно получить, но я буду бороться за каждую секунду, принадлежащую мне и не позволю манипуляциями играть с разумом моего ребенка. Основная проблема заключается в том, что для совместной опеки оба родителя должны проживать в одном городе. Равное количество часов, участие в образовании и развитии. А это сложно сделать, когда я планирую остаться здесь и поступить правильно.

Раньше мне нечего было терять. Еще пару месяцев назад я бы безоговорочно уехал обратно в НьюЙорк и был бы самым счастливым человеком только от осознания, что у меня будет ребенок. Плевать на ту, с кем бы мне пришлось провести остаток жизни, плевать на работу. Но сейчас у меня есть Мира и я не готов отказаться от нас. Просто пусть даст мне немного времени, чтобы со всем разобраться и не вычеркивает меня из своего сердца.

Из динамика доносится хриплое покашливание.

— Ты же знаешь, что я бы не бросил работу не будь у меня на это весомых причин, — нервно покручиваю ключи от байка на пальце.

— Тогда может ты расскажешь мне, что происходит на самом деле? Богдан, мы не можем сорвать эту выставку. От нас многое зависит.

— Я прекрасно это понимаю и поверь, будет лучше, если меня там не будет.

В данный момент я не могу сконцентрироваться ни на чем, кроме того, как не развалить свою жизнь до основания.

— Я работал с этим парнем, и он знает свое дело. Просто доверься мне, а когда придет время я все тебе расскажу.

Не то чтобы мне не хотелось поделиться происходящим со своим другом, но это не телефонный разговор, к тому же за последние дни я устал говорить об одном и том же. Вика постоянно твердит, что я буду полным идиотом, если позволю ей манипулировать собой. На удивление мама на моей стороне и полностью поддерживает в борьбе за совместную опеку, отец просто сохраняет молчание и наблюдает за происходящим. Не то чтобы я рассчитывал на его поддержку. Я уже привык справляться со всеми жизненными трудностями сам. И все же когда твоя жизнь идет под откос, хотелось бы, чтобы рядом находился тот, кто может подставить плечо.

— Ладно, скинь мне все его данные и мы разберемся, — произносит Майк и я слышу в его голосе плохо скрываемое недовольство.

Дружба дружбой, а работа для него всегда на первом месте.

Я сбрасываю вызов и кладу телефон во внутренний карман куртки. Оставляю байк на набережной и спускаюсь к морю. Звук скрежета камней смешивается с морским прибоем. Волны разбиваясь о валуны, долетают до меня и оседают на лице приятной прохладой. Дохожу до старого пирса, присаживаюсь и облокачиваюсь о ржавую опору спиной. Каждый удар волны заставляет старую конструкцию вздрагивать.

Глупо, но я надеялся увидеть здесь Миру. Я знаю, что это ее любимое место и она всегда приходит сюда, когда хочет побыть одна. Я бы согласился просто посидеть с ней рядом, молча наблюдать за разбушевавшимся штормом, без слов слушать ее мысли и чувствовать ее рядом с собой.

Я скучаю по ней. Скучаю по нам. По перепалкам и спорам. По ощущению чего-то настоящего в моей жизни. По тому, что заставляет меня не чувствовать себя одиноким. Но пока я не разберусь со всем бедламом в своей жизни я не могу втягивать Миру в это.

В одном я с Таней согласен. Нам как можно скорее надо вернуться в НьюЙорк, разобраться со всем дерьмом, которое оно заварила и попытаться найти выход. Я все еще надеюсь, что в ней осталась хоть капля благоразумия и она не станет портить жизнь совершенно невинному человеку лишь потому, что когда-то я ее обидел.

***

Застегиваю сумку и еще раз оглядываю комнату на наличие забытых вещей. На тумбочке лежит билет и паспорт. Телефон, лежащий на кровати, противно пищит и на экране высвечивается сообщение от Тани:

“Ты же заедешь за мной? Сам знаешь как на меня действует серпантин. Не хочу быть одна, если мне станет плохо”.

Сцепив зубы, закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Наш вылет через пару часов, а она уже вывела меня из себя. Я проклинаю тот день, когда решил в угоду отцу и завязать с ней отношения. Я проклинаю себя, что настолько желал его одобрения, что был согласен на все. Господи, как одна ночь может так испортить жизнь? Я рад, что у меня будет ребенок, но не могу в полной мере ощутить это чувство, так как вместе с ним во мне клокочет обжигающая ярость.

Тихий стук в дверь, заставляет повернуть голову. Искренне надеюсь, что это не Вика ч очередной лекцией о предохранении.

Открываю дверь и на мгновение замираю.

— Отец? — ошарашенно спрашиваю я.

— Могу я войти? — он засовывает руки в карманы пальто и я приоткрываю дверь, чтобы пропустить внутрь.

Мы проходим в гостиную и меня окутывает ворох мыслей. Если мне не изменяет память, то он никогда тут не был и вдруг решил изменить свое решение. Пришел снова говорить, как я обязан поступить? Указать на ошибки? Сказать, что я в очередной раз облажался?

Он присаживается на край дивана и его взгляд скользит по гостиной. Когда он замечает мой фотоаппарат, на его губах появляется грустная улыбка и медленно кивает головой.

— Во сколько собираешься выезжать? — интересуется он, все еще изучая стену с фотографиями, которые мы вместе с Мирой развесили.

— У меня есть час, но я хотел заехать к Мире, — произнеся вслух ее имя, сердце начинает болеть от нехватки ее смеха и тепла.

Я бы ни за что не уехал не попрощавшись с ней. Господи, я бы все отдал лишь бы она оказалась рядом.

— Она не поедет с тобой?

— Ты же знаешь, что нет. Мне надо решить все самому и не втягивать ее в это.

Отец снова молчит, а моя нервозность доходит до критического уровня. Последний наш разговор состоялся в тот вечер в кабинете и мне казалось, что мы потеплели друг к другу и я боюсь, что его визит послужит штормом разрушающим хрупкий мост.

— Я хочу чтобы ты знал, если тебе понадобится помощь в Нью-Йорке, то всегда можешь рассчитывать на меня, — вдруг говорит он. — Я многое испортил в твоей жизни. Меня не было рядом и я постоянно разочаровывал тебя, но я хочу исправить это. Если еще не поздно.

Впервые за многие годы я слышу нервозность в его голосе. Отец всегда уверен в каждом своем слове и действии. Ничто не может заставить его пойти на попятную. Сейчас же я слышу и чувствую страх исходящий от него. Не поздно ли? Смогу ли я доверять ему? Рассчитывать? И сможем ли мы быть отцом и сыном, давшим себе второй шанс? Все это время мне казалось, что я один нуждаюсь в нем, но как оказывается Вика была права. гордость не давала нам ни единой возможности начать этот разговор.

— Я знаю, что ты будешь хорошим отцом, но не ломай свою жизнь.

Присаживаюсь рядом, но соблюдая дистанцию, и уперевшись локтями в колени, обхватываю голову руками.

— Сложно сломать то, что уже давно работает с перебоями.

— И все же можно постараться, — рука отца ложится на мое плечо. — В детстве ты всегда чинил сломанные вещи, склеивал деревянные макеты, если Вика их ломала и создавал свои собственные проекты. Если нужно уничтожить прошлое, сделай это не оглядываясь. Я поддержу тебя в любом случае.

Повернув голову, натыкаюсь на его взгляд, полный сожалений, боли и одиночества. Странно, но сейчас я замечаю как отец постарел. На его лице стало больше морщин, а в волосах седины. Он в хорошей физической форме, но напряженные плечи выдают многолетнюю усталость.

И сейчас я чувствую, что пропасть между нами сокращается. Она все еще и нам предстоит много работы, но она не такая бесконечная как мне казалось раньше.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 53

Мира

— Давай крошка, просыпайся! — слышу я сквозь затуманенный разум мужской голос.

Один шлепок, второй. В нос ударяет резкий запах химии и я морщусь. Голова разрывается от дикой боли. Я не могу открыть глаза. Веки словно свинцом налились. Пытаюсь поднять руки, но они туго привязаны за спиной.

— Давай-давай, приходи в себя, — говорит ехидный голос. — Я слишком долго ждал нашей встречи и больше не хочу откладывать.

Тело не подчиняется мне. Как бы я не пыталась открыть глаза, ничего не получается.

Последнее, что я помню — это дикий страх, сковавший меня, а потом провал. Делаю очередное усилие над собой. Мысли по-прежнему путаются. Голову пронзает туманная дымка. Что происходит?

В миг меня пронзает холод. Поток ледяной воды заставляет прийти в себя, и я начинаю задыхаться от ужаса.

— Подумал так ты быстрее очухаешься.

Подняв голову, судорожно оглядываюсь по сторонам. Взгляд тяжело фокусируется, но я вижу его.

Он стоит в паре шагов от меня. Образ размыт, однако его звериный оскал отчетливо виден.

— Артем, что тебе нужно? — хрипло спрашиваю я.

Горло дерет и я закашливаюсь, то ли от ужаса, то ли от нехватки кислорода.

— Надо же, до сих пор не вспомнила, — усмехается он и проводит рукой по волосам.

— Ты чертов псих, — выплевываю я, чем вызываю у него смех.

— Нет, ты понятия не имеешь кто я такой на самом деле.

Он подходит ближе и его мерзкий, липкий взгляд скользит по моему лицу. Он смотрит на меня так, будто одно мое существование вызывает у него отвращение и злость, хотя я понятия не имею, что сделала ему. Как же глупо было оставлять дверь открытой. Мой взгляд мечется по квартире в поисках чего-то, что поможет мне, но я сижу по центру нашей гостиной и единственное, на что я могу рассчитывать — я сама.

Артем вдруг наклоняется, обхватывает мою шею с такой силой, что я вскрикиваю от боли и впивается в мои губы поцелуем. Я кричу и извиваюсь. В легкие пробирается противный запах алкоголя и я будто уношусь в прошлое, когда распалась на части. Сердце колотится с такой силой, что еще немного и остановится. Это не может повториться. Парень настойчиво пытается раздвинуть мои губы языком, но я кусаю его за губу. Он кричит и отскакивает от меня.

Поднеся пальцы ко рту, он замечает на них кровь, я также отчетливо чувствую металлический привкус на своих губах. Мерзавец усмехается, а затем слизывает капельку крови с пальцев, закрыв глаза. Он смакует ее. Его губы изгибаются в дьявольской улыбке, а затем он наотмашь бьет меня по лицу.

Боль пронзает голову, щека адски горит, а сознание вновь получает встряску. Сжимаю пальцы на руках в кулак и пытаюсь вырваться.

— Не будь дерзка Мирослава. Я все равно получу тебя.

— Да кто ты такой кричу? — кричу я от охватившего меня ужаса.

Он подходит ко мне, запускает руку за спину и достав пистолет, приставляет к моему виску. Меня сковывает ужас, и я нервно сглатываю, чувствую, как холодный металл на своей коже.

— Хорошая девочка, — воркует ненормальный.

Его мерзкое дыхание вновь обдает мою щеку, и я морщусь.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я дрожащим голосом.

— Мне? Всего-навсего правда.

Он делает несколько шагов назад и садится на диван. Я у себя дома в плену какого-то психопата, которому бог знает, что от меня нужно. Я пытаюсь взять себя в руки и унять панику, рвущуюся наружу. Сейчас мне это совсем не поможет. Делаю глубокий вдох, а затем такой же выдох. Чтобы он от меня не хотел, надо потянуть время до возвращения Макса, который заверил, что сегодняшний вечер мы проведем за очередным сеансом любимой франшизы.

— Если тебе нужны деньги… — я морщусь, двигая затекшими руками.

— Неправильный вопрос, — он закидывает ноги на журнальный столик и облизывает губу, смотря на мою майку, облепившую грудь. Я внутренне съеживаюсь под его взглядом и все же стараюсь не показывать своего страха. — Давай так, мы сыграем в игру.

— Ты отпускаешь меня и убираешься ко всем чертям, пока тебя не поймали?

— А ты дерзка, — усмехается он. — Это даже заводит.

Заметив дрожь в моем теле, он смеется.

— Не беспокойся, самый главный приз я получу в конце, можешь в этом не сомневаться. А пока что сыграем в десять вопросов.

Он проводит рукавом грязной рубашки под носом. Весь его вид, говорит о том, что он что-то принял: стеклянные глаза, взъерошенные волосы, нервные движения. К тому же его одежда выглядит так, будто он несколько ночей провел на улице, валяясь в ближайшей канаве. Спасибо зависимости Макса, теперь я прекрасно знаю, как выглядят люди под кайфом. А еще я знаю, что с ними игры плохи.

— Как тебе жилось последние девять лет? — его взгляд прикован ко мне.

Почему именно девять? Почему именно эта цифра?

— Великолепно, — цежу я сквозь зубы.

Уголки его губ кривятся в улыбке.

— Не сомневался в этом. Как ты спишь по ночам? Не мучают ли тебя кошмары за содеянное?

— Заканчивай свой фарс и скажи, что тебе на самом деле нужно?

— Это было бы слишком просто, — он шмыгает носом и вновь вытирает его рукавом. — Ну так как насчет проблем со сном? Наверняка пробежки не помогают.

Мои глаза распахиваются.

— Ты что думала, я ничего о тебе не знаю? — ядовито усмехается он. — Ты была для меня всем на протяжении многих лет. Моим стремлением вставать по утрам и довести дело до конца. Хотя одно время я даже боялся, что упустил тебя. Так что сегодня мы с тобой закончим начатое много лет назад.

Я все еще ничего не понимаю. Каждое его слово кажется самым настоящим бредом.

Мерзавец встает и подходит к стене с фотографиями. Он поочередно снимает несколько из них, а затем оказывается рядом со мной.

— Счастливая жизнь, — он рассматривает их с ненавистью, презрением. — Друзья, готовые ради тебя на все, несмотря на твои выходки. Родители, заглядывающие тебе в глаза каждый раз, когда оказываются рядом с тобой, — один за другим снимки летят на пол. — Деньги, крутая машина. Мужчины. Ты ведь всех их обманываешь. Они ведь даже не догадываются кто ты такая на самом деле.

— Ты больной, — я качаю головой. — Ты ничего не знаешь о моей жизни.

— Да неужели? — он садится передо мной на корточки и его руки сжимают мои колени. — Мы меняем правила игры. Я все тебе расскажу, а потом ты признаешься в своей многолетней лжи.

Он убирает свои руки с моих колен, уходит в кухню, а затем возвращается со стулом. Ставит его напротив меня и садится, уперев руки в его спинку.

— Представь себе маленького мальчика брошенного на произвол судьбы.

— Попахивает слезливой историей, — не могу удержаться от сарказма.

— Не спеши делать выводы, — он проводит большим пальцем по нижней губе. — Итак, маленький мальчик, забытый всеми. Его мать умерла при родах и все детство им занималась только старая бабка, едва сводившая концы с концами. Они жили в старой лачуге, где летом стояла невыносимая жара, а зимой холод залетал со всех щелей. У мальчика не было никого кроме этой старой бабки, изо дня в день твердившей, что он должен стать хорошим человеком, не таким как его подонок отец. Каждый день она читала ему лекции, заставляла учиться, говорила, что он все больше становится похож на того, кому никогда не был нужен. Единственное, о чем мечтал этот мальчик, чтобы его бабка умерла, и он наконец был волен делать все, что ему захочется, а главное он найдет того, кого любил всем сердцем на протяжении долгих лет.  К ни го ед . нет

— Я так понимаю ожидание и реальности разочаровали этого мальчика.

Его остекленевший взгляд становится задумчивым на пару мгновений, и я пользуюсь этим, пытаясь развязать проклятые веревки. Они так сильно впиваются в запястья, что кожу начинает жечь и я чувствую, как тоненькая струйка крови стекает по ладони.

— Не так быстро, — встрепенувшись он приходит в себя. — Итак представь, что мальчик находит этого человека. Он грезил этой встречей на протяжении многих лет, представлял, как почувствует что-то родное — объятия, взгляд, взаимность. Он так долго лелеял эту мечту, что даже не подозревал, что при встрече его наивное сердце могут вырвать с корнем всего лишь парой слов «ты мне не нужен». Представь, опустошенность этого мальчика, когда он увидел того самого человека, рядом с той, кому он никогда не был нужен.

Его холодный взгляд серых глаз впивается в мое лицо и меня пронзает озарение.

— Ты его сын, — шепчу я.

— Так почему же, Мирослава, ты предала того, кто был готов стать для тебя всем и даже отказался от родного сына?

Мой рот бессознательно открывается и закрывается, а с губ не слетает и слова. Он его сын. Как такое может быть? Нервно сглотнув, я всматриваюсь в лицо Артема, замечая некоторое сходство. Та же кривая усмешка на губах, холодный взгляд серых глаз, пронзающий своей холодностью. Меня пробирает озноб и я съеживаюсь, когда он отодвигает стул и подходит ближе. Взяв меня за подбородок, он вздергивает мою голову и проводит большим пальцем по моим губам.

— Чем ты лучше меня? — шепчет он и есть в его голосе что-то пугающее.

— Ничем, — отвечаю я. — Если ты хотел получить его любовь, то спешу тебя обрадовать, я спасла тебя от своей участи.

— Врешь! — он резко вскидывает руку, и моя щека горит пламенем от его удара. — Он любил тебя! Все эти годы я наблюдал за тобой! Я видел, как ты смеялась, как получала его любовь вместо меня. Как ты становилась для него всем!

— Тогда повнимательнее посмотри на каждое его прикосновение, запечатленное на моем теле, — усмехаюсь я и чувствую, как рот наполняется кровью.

Его взгляд медленно скользит по моим татуировкам на руках, опускает на феникса на ребрах. Уголок его губ дергается и на лице появляется что-то похожее на улыбку. Он поднимает руку и обводит пионы на предплечье, вызывая во мне ледяную дрожь. Я дергаюсь и веревки еще сильнее впиваются в запястье. Закусываю губу, чтобы не заплакать и не показывать свой страх, но он рвется наружу так сильно, что хочется кричать, не взирая на то, что это может быть последним, что я успею сделать в жизни.

— Может, если я попробую тебя, то пойму, что он нашел в тебе, — он цепляет кончиком пальца ворот футболки на моей груди и оттягивает его. — Что в тебе такого? Все сходят по тебе с ума, а ты только пользуешься.

Артем кладет пальцы на мое горло и сжимает его одной ладонью, заставляя дыхание сбиться и смотрит на меня с лютой ненавистью, настолько осязаемой, что я чувствую ее на своем теле.

— Отпусти ее, — слышу я до боли знакомый голос и в ту же секунду всякая надежда и вера в человека рушится. — В наших планах этого не было.

Моя мать цокая каблуками входит в квартиру и подарив мне всю ту же холодную улыбку, складывает руки на груди.

— Здравствуй, Мирослава.

Глава 54

— Мама… — произношу я лишь одними губами.

— Надо же, кажется впервые за долгие годы я слышу, чтобы ты назвала меня мамой.

— Почему?

Я пыталась держать эмоции под контролем. Пыталась не показывать свой страх. Но то, что сейчас женщина, которая меня родила, которая должна была стать для меня целым миром и защищать невзирая не мои оплошности, стоит передо мной и с совершенно равнодушным взглядом смотрит на то, как с губ ее дочери стекает кровь, становится последней каплей. Слезы бегут по моим щекам, и я даже не пытаюсь их остановить.

— Ты помогла ему?

Она садится на диван и перекидывает ногу на ногу.

— Не могу сказать, что мне так хотелось это делать, но, если бы не ты, то ничего этого не произошло бы.

Мои глаза широко распахиваются, и последняя потаенная надежда в моем глупом сердце раз и навсегда разлетается в прах. В глубине души я всегда хотела ее любви. В детстве, несмотря на все издевательства, я была готова сделать все, только чтобы заслужить ее улыбку. Но детство осталось далеко позади, а наивные мечты перешли во взрослую жизнь и мне давно надо было принять, что я совершенно ничего для нее не значу.

— За что ты меня так ненавидишь?

Она отводит взгляд в сторону и смахивает с коленки невидимую пылинку.

— Мама! — выкрикиваю я.

Она морщится, будто только одно это слово ей противно.

— Я никогда тебя не хотела. У меня был твой отец, мы были счастливы, а потом появилась ты и отобрала его у меня! Он не видел никого кроме тебя. Ежедневные игры на гитаре, смех, совместные выходные и все время только ты! — выплевывает она с отвращением.

— Потому что так поступают родители! Они выбирают своих детей! Ты хоть понимаешь, что ты несешь?

— О, я прекрасно понимаю! Он ушел и оставил мне тебя! Свою копию, на которую я должна была смотреть каждый божий день и вспоминать о том, что потеряла когда-то!

— Ты ненормальная, — я качаю головой.

Мысли в моей голове сменяются одна за другой, и я пытаюсь ухватиться хотя бы за одну. Найти логическое объяснение этой ненависти, но не могу. Она ненавидит меня просто потому что я есть.

— Какая драма, — усмехается еще один психопат в моей квартире.

— Что вам нужно? — обессиленно спрашиваю я.

— Деньги. Квартира, которую ты отобрала у меня. Каждые полгода ты переводишь мне определенную сумму, и я больше никогда тебя не побеспокою.

С моих губ слетает смешок, который перерастает в настоящую истерику. Я смеюсь до боли в ребрах и не замечаю, как слезы застилают глаза.

Моя мать переглядывается вместе со своим сообщником и хмурятся.

— Ты серьезно думаешь, что все дело в деньгах? — я не могу унять истерику. — Разве мое положение говорит о том, что все закончится, как только вы получите нужную сумму?

— Не драматизируй, Мирослава. Просто выполни наши требования и на этом все закончится.

— Кажется вы не все обсудили, так? Расскажешь ей, что ты собираешься сделать? — вскидываю голову и смотрю на своего похитителя.

— О чем она говорит? — встревает моя мать, но ей никто не успевает ответить потому что в дверь раздается стук.

Я резко вскидываю голову, и мерзавец тут же вытаскивает из-за спины пистолет и направляет на меня. Он прикладывает к губам палец. Моя мать встает и на носочках подходит к двери. Она смотрит в глазок и машет головой.

— Мира, открой, я знаю, что ты дома, — слышу я голос Богдана.

— Уходи! — с моих губ срывается крик.

Ни за что он не войдет в квартиру и не погрязнет в этом кошмаре. Артем опускает предохранитель и с силой давит мне на висок.

— Мне нужно поговорить с тобой. Дай мне две минуты, и я уйду.

— Нет! — я отчаянно машу головой.

Просто уходи отсюда. Забудь обо всем и уходи. С губ срывается горький всхлип.

Но у судьбы другие планы. Похититель подходит к двери и открывает ее. Моя мать прячется за ней, а мерзавец, выставив руку с пистолетом вперед, приказывает Богдану зайти.

— Какого черта? — цедит Богдан сквозь зубы.

Зайдя в гостиную и увидев меня, его глаза расширяются. Он делает шаг в мою сторону, но дуло пистолета приставленное к его виску, заставляет оставаться на месте. Богдан сжимает челюсти и тяжело дыша, сглатывает. Он поднимает руки, показывая, что остается на месте.

— Ты…

— Я в порядке, — выдавливаю я из себя.

Его взгляд лихорадочно скользит по моему телу выискивая повреждения и задерживается на лице: на разбитых губах и рассеченной скуле. Кулаки Богдана сжимаются, а грудь так тяжело вздымается будто налилась свинцом.

— Твой телефон, — Артем протягивает руку.

Богдан вытаскивает из заднего кармана джинсов смартфон и протягивает ему.

— Все будет хорошо, — шепчет он и я слышу дрожь в его голосе.

— Обязательно будет! Тем более, когда у нас появилось больше зрителей, — мерзавец указывает Богдану на диван и подталкивает. — Так, ради ясности, нам ожидать кого-нибудь еще? Твою красавицу сестру?

— Только попробуй тронуть хоть одну из них, — угрожающе рычит Богдан.

— Нам надо уходить, — нервно произносит моя мать, озираясь по сторонам. — Мирослава, где деньги? И только не говори, что их здесь нет.

Конечно же она обо всем знает. Этот гаденыш проработал у нас слишком долго.

— В комнате Макса, — я киваю в нужном направлении.

Она скрывается в комнате друга.

— Мира, — тихо шепчет Богдан. — Мы выберемся, хорошо? Просто доверься мне?

Я киваю и с губ слетает всхлип.

— Мира…как душераздирающе это звучит. Ты ведь тоже попал в ее ловкие сети.

Я не обращаю внимания на психопата, стоящего рядом со мной и смотрю только в глаза любимого мужчины. Он просит меня довериться ему, мысленно обещая, что с нами ничего не случится. Мы оба понимаем, чем все может закончиться и ни один из нас не готов к такому исходу.

— Так как она? Так же хороша на вкус?

Мерзавец наклоняется ко мне, ведет носом вдоль моей скулы, делает глубокий вдох и вдыхает мой аромат. Я дергаюсь, и Богдан подскакивает, но останавливается на месте, когда к моему виску прислоняется холодный металл пистолета.

— Да, она чудесно пахнет. Я уже предвкушаю, как попробую каждый дюйм ее тела на твоих глазах, — он накручивает мой хвост на кулак и дергает голову назад.

С каждой секундой его взгляд становится все безумнее.

— Я все собрала, — моя мать выходит из комнаты Макса с большой кожаной сумкой в руках. — Можем уходить.

— Ты получила, что хотела, так что можешь проваливать. И ты знаешь, что лучше держать язык за зубами, — произносит ненормальный играя пальцами с моими волосами.

Он отпускает мою голову.

— Ты ведь несерьезно? — она хмурится, глядя на меня.

— Взыграли родительские чувства? — усмехается подонок. — Только не добавляй еще больше проблем.

Моя мать плотно сжимает губы, и я беззвучно зову ее. Взываю к ее умершим чувствам, умоляю помочь. И когда она засовывает руку в сумку и делает шаг ко мне, я все же надеюсь, что сейчас она что-нибудь сделает и поможет мне, но вместо этого она достает бумаги и протягивает их мне.

— Развяжи ей руки, — безэмоционально произносит она, смотря на меня.

Артем наклоняется ко мне, прикусывает мочку уха и его руки сжимаются на моих запястьях, заставляя кожу гореть.

— Только без глупостей, — предостерегает он.

Я слабо киваю. Он освобождает мои руки, и они обессиленно падают по бокам. Кое-как кладу их на колени и дрожащими пальцами разминаю. Я больше не чувствую боли. Я все больше понимаю, что финал близок.

Мать кидает бумаги мне на колени.

— Подписывай, я хочу убраться отсюда как можно скорее.

— Не хочешь смотреть на копию того, кого любила? — со смешком спрашиваю я. — Останься и понаблюдай. Однажды ты уже это сделала.

— Подписывай, — шипит она, протягивая мне ручку.

Опускаю взгляд на бумаги и пролистываю до последней страницы. Пусть забирает все что хочет, только исчезнет из моей жизни. Даже если мне осталось совсем немного.

Я ставлю свою подпись в отмеченных местах, пачкая бумагу каплями крови, сбегающими по моим запястьям. Закончив, поднимаю голову и смотрю матери в глаза. Впиваюсь в них, не давая возможности отвернуться. Между нами всегда была пропасть. С каждым разом она становилась все больше, затягивала в свой омут ненависти и боли. Мы обе делали все, чтобы возненавидеть друг друга. Но мы можем хоть раз поступить правильно и остановить этот безумный вихрь боли.

— Ты слишком на него похожа, — шепчет моя мать и вырывает бумаги из моих рук. — Ты знаешь, где меня найти, — бросает она своему сообщнику и резко разворачивается.

— Мама! — окрикиваю я ее.

Она застывает на месте.

— Ты когда-нибудь меня любила?

Она молчит, лишь крепче сжимая ручки сумки в своих пальцах. Когда я уже думаю, что она так и оставит меня без ответа, я слышу тихий шепот:

— Когда-то давно. Когда ты еще принадлежала лишь мне. Всего пару несчастных минут ты принадлежала мне, а я тебе. Я думала, что смогу…

Она скрывается за входной дверью также внезапно, как и появилась в моей жизни. Будто ее и не было, а это признание было моей галлюцинацией.

— Мне это надоело! Пора приступить к самому главному! — Артем хватает меня за плечи и вздергивает, заставляя встать на ноги.

Колени начинают дрожать, и я падаю обратно на стул.

— Тише, красавчик! — Артем наставляет на Богдана пистолет и сжимает мою шею. — Ты же не хочешь, чтобы эта прекрасная головка пострадала раньше времени?

— Отпусти его, — надломлено прошу я.

— И позволить ему пропустить такое шоу? Никогда в жизни.

Я сжимаю ладони в кулаки и только сейчас чувствую между пальцев ручку. Пластик скользит по моей вспотевшей коже, но я сильнее сжимаю его.

— Мира, посмотри на меня, — просит Богдан.

Он делает шаг ко мне, не обращая внимания опасность.

— Я не шучу! — рявкает Артем и шмыгает носом.

— Просто смотри на меня, хорошо? — продолжает говорить Богдан, не сводя с меня взгляда темных глаз.

— Я люблю тебя, — шепчу я и вскидываю руку, втыкая ручку в бедро мерзавца.

Квартиру пронзает дикий рев Артема, я падаю на пол и бьюсь головой о подлокотник дивана. Разум становится затуманенным и на секунду мне кажется, что я теряю сознание. Слышу звуки борьбы и приглушенный удар. На ослабших руках приподнимаюсь и опираюсь на колени, чтобы встать. Я нужна Богдану. Это единственная мысль не покидает меня и придает силы. Только вместе мы справимся. Обернувшись вижу, как Артем заносит кулак и впечатывает его в ребра Богдана. Он слегка морщится и наносит ответный удар. Нависает над мерзавцем сверху и вымещает всю свою злость. Лицо Артема становится алым от крови и ссадин. Еще немного и Богдан просто убьет его.

— Богдан, остановись! — с губ срывается крик.

Занесенный кулак останавливается в воздухе, и он поворачивается ко мне.

Его грудь тяжело вздымается, вены на шее набухли от напряжения. Он бросает взгляд на Артема и когда видит, что тот потерял сознание откидывает его так, что голова бьется об пол.

В эту же секунду Богдан оказывается рядом со мной и обхватывает ладонями мое лицо.

— Мира, посмотри на меня.

Мы оба падаем на пол, и я сотрясаюсь от рыданий в его объятиях.

— Мне было так страшно, — всхлипываю я, впиваюсь пальцами в его разорванную футболку и притягивая ближе к себе.

— Уже все хорошо, ты в безопасности, — он целует меня в висок, и я чувствую, как его тело пробирает дрожь. — Ты в безопасности, — повторяет он, сжимая меня в своих объятиях. — Надо вызвать полицию.

Он немного отстраняется от меня, и я судорожно хватаюсь за него, не делая отпускать даже на минуту.

Богдан подхватывает меня на руки, и мы садимся на диван. Я цепляюсь за него словно утопающий за спасательный круг. Он шепчет успокаивающие слова и тянется к телефону, лежащему на журнальном столике. Сквозь страх и слезы я слышу, как он вызывает полицию, говорит адрес. Слышу его твердый и уверенный голос, наполненный болью и ужасом. Его руки продолжают крепко прижимать меня к себе, а губы касаться моего виска.

— Мне надо его связать, до приезда наряда, — Богдан заключает мое лицо в ладони и оставляет легкий поцелуй на губах. — Я думал, что потерял тебя.

Нервно мотанув головой, всхлипываю и шмыгаю носом.

— Никогда, — касаюсь ладонью его щеки.

На его губах появляется теплая улыбка и он отстраняется.

— У вас есть веревка или что-нибудь крепкое?

— В моем шкафу на верхней полке лежит шарф.

Он встает и берет меня за руку. Мы направляемся в сторону комнаты и уже у двери слышим позади себя дикий, обжигающий смех. Обернувшись, я вижу едва стоящего на ногах Артема. Из его носа и рассеченной брови струйками стекает кровь. На его губах появляется устрашающая улыбка, обнажающая кровавые зубы.

— Мира, встань за мной, — Богдан тянет меня за руку, но я остаюсь на месте.

— Ты всегда все портишь. Такова твоя сущность. Ты только уничтожаешь людей, разрушаешь их до основания, — выплевывает Артем и его рука направленная на нас с пистолетом, дрожит. — Он должен был выбрать меня.

Все происходит слишком быстро. Я успеваю сделать всего лишь шаг и мой живот пронзает острая боль. Ноги подкашиваются и единственное, что я чувствую — как Богдан подхватывает меня на руки и прижимает к себе.

— Господи, Мира что ты наделала? — Богдан прижимает к ране ладонь и впивается в меня взглядом.

— Я не могла допустить, чтобы ты пострадал.

Его взгляд бегает от моего лица к животу и обратно. Он кладет мою голову себе на колени и касается щеки ладонью.

Комнату пронзает дикий и безудержный крик Артема, но я лишь безотрывно смотрю в глаза Богдана. Тело наливается тяжестью и взгляд затуманивается.

— Не смей, слышишь меня? Ты обещала остаться со мной, — Богдан обхватывает мое лицо ладонями и наклонившись шепчет. — Ты обещала, Мира, — его голос надламывается. — Ты мой воздух, помнишь?

Я успеваю только кивнуть, а следом темнота берет надо мной верх.

Слышу крик Богдана и смиренно принимаю свой исход. Подчиняюсь судьбе. Я не проиграла ее злой шутке. Я благодарна за то, какой была моя жизнь. За каждый момент. Благодарна за боль и счастье. Благодарна за каждого человека.

В нашей жизни мы всегда принимаем верное решение совершенно случайно. Необдуманно. Я долгое время отказывалась так поступать. Я все тщательно взвешивала, особенно, когда впускала в свою жизнь новых людей. Макс. Полина. Родители. Ребята из группы. Вика. И самое главное Богдан. Он ворвался в мою жизнь. Наполнил ее красками. Воздухом. Жизнью. Он научил меня жить. Дышать. Ценить. И жертвовать ради любимого.

Если бы не он, я бы никогда не смогла почувствовать себя любимой. Желанной. Богдан вселил в меня надежду на лучшую жизнь. И мы жили этой жизнью. Я ни о чем не жалею. Единственное, что мне хотелось бы — разделить с ним эту боль. Утешить его, прижать к своей груди и сказать, что все будет хорошо. Точно так же, как он это делал. Я буду с ним всегда. Когда бы он не попросил я всегда буду с ним.

Мне хочется сейчас сказать Полине, что она оказалась права. Когда в нашей жизни появляется человек, который тебе предназначен, то больше нет времени на раздумья.

Ты бросаешься в омут с головой и просто принимаешь это решение и любишь.

Богдан, был самым правильным решением в моей жизни.

Эпилог

Богдан. Четыре месяца спустя

Как часто вы делите свою жизнь на «до» и «после»? Какой момент для вас становится ключевым? Точкой невозврата?

Раньше, я очень часто так делал. Каждый раз, когда моя жизнь катилась к чертям, я твердил себе: «Вот оно мое «после».

Когда отец выгнал меня из дома и отправил в другую страну, я поклялся себе, что не вернусь назад, что не будет никаких «до». Я буду идти только вперед. Заставлю его гордиться мной. Я наступал трудностям на горло, цеплялся за свою гордость в трудные времена, но шел дальше. Я цеплялся за злость внутри себя, которая заставляла меня не оглядываться назад. Жил лишь одним желанием — доказать, что я чего-то стою.

Как глупо это было. Я как маленький мальчишка продолжал жить своим «до» и изо всех сил уверял себя, что добился цели.

Потеря ребенка, проблемы сестры — все отчаянней цеплялся за свое гребаное «до».

Не разбирался в проблемах. Не хотел копаться в себя. Я стоял на месте, позволяя похоти, безразличию и желанию забыться взять над собой верх. Позволял им одолеть себя. Скрыться за этими ощущениями.

Но потом я встретил ее.

Неугомонную. Взрывную. Сводящую с ума.

Мира злилась из-за любой мелочи. Фыркнуть в очереди на кассе? Да, пожалуйста. Причем фыркнет несколько раз, поступит по-своему, а потом сядет в машину и, забравшись ко мне на колени, одарит хитрой улыбкой.

Она стала для меня глотком свежего воздуха. Светом во тьме. Компасом, который вывел меня из этой дымки забытья и показал, как я чертовски сильно потерялся.

Она стала моим ориентиром. С ней я обрел все то, о чем боялся думать.

Семью. Друзей. Счастье. Желание дышать полной грудью. Идти дальше несмотря на все дерьмо, которое происходило раньше.

Своим примером она показала, что прошлое не властно над нами. Что нет никаких «до» и «после». Есть только мгновение, которым надо жить.

Мог ли я подумать, что эта сумасшедшая девчонка перевернет мою жизнь? Нет, конечно. А если бы кто-то сказал, что меня ждет, я бы громко рассмеялся и посоветовал обратиться к психиатру.

С самой первой встречи она поставила мою жизнь с ног на голову. Заставила усомниться в моих приоритетах.

С ней моя жизнь оказалась реальностью.

Жизнь, в которой есть место прощению. В ней нет обид и неконтролируемого гнева. Злость, бушевавшая на протяжении стольких лет, улеглась.

Она любила обжигать пальцы и не хотела учиться на своих ошибках. Танцевала под попсовые песни и смотрела надоевший мультик, лишь бы улыбка не сходила с лица ребенка. Она кричила на друзей, переспавших друг с другом, а затем помогала им найти выход из ситуации.

Она все делала в полную силу. Целовала. Обнимала. Кричала. Смеялась. Она отдавала всю себя.

И в тот день, когда я потерял ее, моя жизнь не разделилась на «до» или «после»: от нее просто ничего не осталось. Этот день уничтожил все проблемы и разногласия. Именно в ту самую секунду, когда ее сердце остановилось, потому что эта своенравная девчонка снова решила поступить по-своему и спасти меня.

Как только ее сердце перестало биться — остановилось и мое. Я смотрел на ее бездыханное тело, закрытые глаза, руку, безвольно лежавшую на полу. У меня не укладывалось в голове, что я больше никогда ее не увижу. Не услышу ее смех. Не почувствую тепло ее тела. Я не мог поверить, что она уходит от меня. Я так злился на нее, за то, что оставила одного несмотря на обещание быть рядом. За то, что в который раз поступила по-своему.

Мне столько всего нужно было ей сказать. Как я люблю ее. Что просто не смогу без нее.

Это были самые тяжелые мгновения в моей жизни. За доли секунды передо мной пронеслись все дни, что мы были вместе. И я не знал проклинать мне судьбу или себя за то, что позволил этому случиться.

Но потом, ее сердце забилось. Это были слабые звуки монитора в машине скорой помощи, но она вернулась ко мне.

Мы ждали несколько суток, чтобы она пришла в себя. Ее организм был ослаблен.

Я боялся покинуть ее. По ночам спал у кровати и никогда не выпускал руку. Мы все — наша чокнутая семейка, — находились в ее палате. И все ждали, когда та, ради которой каждый из нас готов отдать жизнь проснется.

Стаканчики кофе сменялись один за другим. Я хотел быть первым, кого она увидит. Чтобы, открыв глаза, она поняла, что все позади и у нас есть второй шанс.

Сон взял надо мной верх, и я отключился, прислонившись лбом к ее руке. Мне снился прекрасный сон, где мы с Мирой сидим на берегу океана. Она прижимается щекой к моей груди, делает вдох и на ее губах появляется улыбка, от которой я схожу с ума.

Проснувшись, я почувствовал, как кто-то играет с моими волосами и сначала подумал, что это мама, в очередной раз пытается уговорить меня пойти поесть. Но, подняв голову, я столкнулся с теплым взглядом шоколадных глаз.

Мира смотрела на меня со слезами на глазах и с уставшей улыбкой.

Мы не сказали друг другу ни слова. После того как врач осмотрел ее и оставил нас одних, я забрался к ней в постель и, аккуратно прижав к себе, пообещал, что больше никогда в жизни не оставлю ее одну.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Этот психопат оказался невменяемым. Из-за того, что отец отверг его и не подарил ту самую любовь, о которой он мечтал с самого детства, у него поехала крыша. Сейчас он находится в психиатрической клинике. Мой отец платит немалые деньги, чтобы каждый его шаг был под контролем. Мать Миры также поймали. Она не сильно сопротивлялась и отказалась от любой помощи адвокатов, полностью признавая свою вину. Когда Мира попросила ее о встрече, она отказалась, тем самым поставив окончательную точку в их отношениях. Я знаю, что Мире этого мало, что она все еще теплит в себе надежду на то, что мать любит ее, но некоторые люди просто не способны на это.

Есть те, кто хочет воспользоваться вторым шансом и хватается за протянутую руку, а есть те, кто всегда выбирает себя. Мы сами отвественны за свои решения.

Сейчас же мы сидим в небольшой лодке посреди Норвежского моря, и я сжимаю в объятьях ту, что стала моей несбыточной мечтой.

Вот она. Моя точка. Мои «до» и «после». А точнее «сейчас».

Сумасшедшая девчонка, подарившая мне жизнь.

Мира вздрагивает и сильнее вжимается в меня, укутавшись в плед. Обхватываю ее за плечи и оставляю на виске легкий поцелуй.

— Я так думаю сегодня нам опять не повезет, — бормочет она, глядя на водную гладь.

— Неужели кто-то теряет терпение?

Она фыркает.

— Просто давай признаем, не все такие везучие как ты.

Мне даже не надо опускать взгляд, чтобы понять, что она опять закатила глаза. Несколько недель назад мы прилетели в Норвегию. После произошедшего, больше всего на свете я хотел снова увидеть ее улыбку. Чтобы она перестала вздрагивать и хоть немного отвлеклась. И я точно знал, куда именно отвезу ее.

Осуществить мечту. Увидеть китов. Подарить будущее.

Поэтому мы уже второй час сидим в лодке и всматриваемся в голубую гладь в надежде увидеть тех, ради кого мы преодолели несколько тысяч километров.

— Ладно, я уже замерзла и готова ехать домой, — она вздрагивает. — В любом случае, мы можем увидеть их в Калифорнии. Надо было изначально туда ехать. Океан, солнце и никакого тумана, — бормочет она.

— А как же невыносимая жара?

— Минимум одежды творит чудеса, — отшучивается она.

Мы приняли решение, что после Норвегии отправимся в НьюЙорк. Таня родит в следующем месяце, и я хочу быть рядом несмотря на все наши разногласия. Не знаю, что с ней произошло, возможно, Таня поняла, что манипуляции ребенком также сделают несчастной и ее, или может осознала, в кого она на самом деле превратилась за последние годы, но мы смогли прийти к компромиссу. Пусть с ее губ все еще срываются язвительные комментарии в мою сторону и порой она становится просто невыносимой, заставляя меня мысленно повторять, что она мать моего будущего ребенка и все же я благодарен ей за то, что она одумалась.

Порой не всегда нужно оставаться вместе и играть в идеальную семью, чтобы ребенок был счастлив.

Вдруг Мира резко впивается в мое запястье пальцами и едва уловимо кивает в сторону. Переведя взгляд, я замечаю, что водная гладь становится ребристой и недалеко от нас на поверхность всплывает кит. Он выпускает клубы воздуха, превращающиеся в фонтан и перед тем как вновь погрузиться в воду, бьет хвостом по морской поверхности, создавая еще больше брызг и волн.

Следом за одним китом приплывают еще несколько, и они поочередно выпрыгивают из воды, показывая всю свою мощь и великолепие.

Опустив взгляд вниз, я замечаю, что Мира смотрит на меня с улыбкой на губах. Она откидывает с головы капюшон и поворачивается ко мне.

— Я тебя люблю, — шепчет она.

— По последним данным я тебя раздражаю, — я закатываю глаза. — Не это ли ты мне сказала несколько часов назад.

— О, еще как, можешь в этом не сомневаться, — она перебирается ко мне на колени и обняв за шею, прислоняется своим лбом к моему. — Но люблю больше.

Нас обдает ледяной водой, и мы громко смеемся, цепляясь за край лодки.

Наши губы сливаются в поцелуе и впервые за долгие годы я чувствую, что нахожусь на своем месте и мне больше не надо никому и ничего доказывать.

Я всю жизнь гнался за фальшивой мечтой, но понял одно — никогда не поздно отказаться от нее и обрести настоящую Ту, от которой будет перехватывать дыхание. Ту ради которой можно отказаться от прошлого и обрести настоящее.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Эпилог