Есть ли подход к безумию? [Мари Сухинина] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Мари Сухинина Есть ли подход к безумию?

Норвегия.

Вид гостевой комнаты выходит на горы, а в открытую дверь дома деревни Гаупна врывается морской запах, сбивая с пути мысли. Постройки небольшого поселения придерживаются одного стиля — преобладание светлых, иногда ярких тонов, что по моему мнению характеризует духовную составляющую каждого жителя. И цветы. Кругом растут цветы. Норвежцы без ума от этих прекрасных растений, что оплетают их сад. А трава, которую влага пропитала утренней росой, расположилась прямо на крыше.

Иметь свой дом, где ты чувствуешь себя защищённым, любимым и нужным, мечтает каждый. Но не каждый готов взять ответственность за свою жизнь, а тем более за жизнь дома, который тоже умеет говорить.

И есть ли подход к безумию, когда безумным считают твое жилище?

* * *
Два года назад мы с мужем переехали из самого сердца страны в маленькую деревню, населением не больше 100 человек. Водитель, что помог нам купить дом и обустроиться в нем, настоял на переезде, когда ещё туристами мы здесь осматривали окрестности бытовой жизни.

Мое имя Донна, а супруга зовут Эрик. Недавно мы обвенчались, забравшись на одну из самых высоких гор Осло, что располагается над уровнем моря в 2464 м — Глиттертинд. Самовольно, без священника и других возможных участников церемонии. Мы страстно любили друг друга, и клятва в обещании вечности была скреплена не бумагой, а шрамами, оставленных после весьма экстремального похода. Жизнь круто повернулась с того дня, перешагнув завесу городской суеты мы оказались в уединенном от шума месте. Запах выхлопных газов больше не свербил нос, машины здесь появлялись редко, за исключением одной, мужчина которой любит показывать свой дом приезжим. Раннее ими являлись мы. Сейчас же их коалиция сменяет другая спустя каждые 2 месяца.

Крепкого и харизматичного дядьку зовут Тим. Он любит жизнь. Каждое утро, минуя завтрак, его только что проснувшийся лик проносится между скал, взбираясь на холм. А вечерами на том же самом холме он медитирует. Его жизнь не всегда была так прекрасна, точнее и вовсе не была радостна. Родителей он с детства не видел, странствовать начал ещё мальчишкой, или точнее сказать — бродяжничать. Обзавестись семьей не успел. Его женщина, которая значила больше, чем его собственное существование, трагически погибла 25 лет назад. Мощный оползень — шириной более 600 метров унёс целую деревню (вместе с той самой девушкой), не затронув единственный дом. Дом в котором живет сейчас Тим. Как это произошло объяснить не смогли, но известно точно, что ему повезло оказаться у себя в тот злополучный день. Годы спустя он стал экскурсоводом, работает для души и не гонится за деньгами. Так мы его и встретили, пройдя километры с туром по городу. Вот только странности после той истории не закончились. Ходят слухи, что дом, о котором было сказано выше, красной нитью связался с хозяином. Легенды и мифы — фантазия. Но женская рука ощущалась в доме, как и ощущалась боль от утраты.

* * *
Здесь природа — не декорация к отдыху, а сама суть. Важно слиться с деревьями и поверить дуновению свежего воздуха. Гости. За последнее время мы часто ходили друг к другу в гости знакомиться, делились рецептами и рассказывали истории из жизни, которая осталась позади этих высоких гор. Запах кофе переплетался с запахом черного чая, украшенный стол приятным ароматом отзывался в пазухах носа. Из окна слышалась музыка, джаз стирал условности и границы, своей философией вплетаясь в атмосферу. А все потому что близились праздники, которые жители деревни себе сами вообразили, чтобы в летние дни не терять связь с соседями и радовать друг друга квартирниками по вечерам. (Квартирник — это концерт, проводящийся в обычной квартире, в домашних условиях). Смысл «игры» заключался в том, чтобы обойти по часовой стрелке дома, принимая в каждом из них старые и новые лица. И вот, когда очередь дошла до Тима, раскрыть свои двери и впустить веселье в свою обитель, мужчина замялся и долго думал, как отказать. Учитывая, что его не было и в другие дни, мы не стали настаивать и давить, но (то ли из уважения, то ли без определенного замысла) он дал нам ответ, который, вероятно, был понятен только ему:

— Без нее сойти с ума очень просто, стоит только отвлечься.

Так прошел еще один день. В компании, люди которой стали для меня значительно ближе, чем пару месяцев назад, он никогда не появлялся. Его вообще никогда не видели в окружении людей, за исключением экскурсий, которые он проводил. Но не смотря на это, все его очень любили.

Однажды, я решила наведаться к Тиму без приглашения, тщательно подготовившись к визиту. Приготовила вишневый пирог, заварила чай из секретных ингредиентов (травы, которые грели душу еще в России), глубоко вдохнула и набравшись смелости, вышла из дома с чайником в правой и сладостями в левой руке.

Оказалось, меня уже ждали.

* * *
Мужчина, с легкой улыбкой на лице и аккуратно зачесанными волосами назад, открыл мне дверь, едва я оказалась на крыльце дома. Пытаясь скрыть смущение, из прихожей, где меня встретил кот необычайной окраски, я сразу двинулась к кухне, забыв промолвить простое «Привет!»

— Здравствуй, Донна. Я думал увидеть тебя несколько позже, но твое

любопытство поразило меня. — тихо сказал Тим.

— Ждали?…М..м..Меня? — все еще с долей стеснения, я бормотала себе под

нос.

— Я полагал, что опечаленного столько лет старика без внимания ты не

оставишь. И хотя это не так, с самого начала мне было ясно, что тебя

наполняет. В тебе нет пустоты, а если и была когда — то, то проросла

цветами, а их благоухание за версту слышно. — смеясь, продолжает он. –

Ты напомнила мне жену. В ней было так много любви, что я до сих пор

чувствую ее в доме. Мне кажется, она распалась на миллионы частиц,

чтобы каждый предмет быта напоминал мне об этом чувстве, будто я

когда — то упущу его из виду. Прислушайся к стенам.


Окна Тима выходили на море, берега не было видно, лишь обрыв, который соединял мост с противоположной стороной деревни. Мосты всегда соединяют, и не всегда только две точки, иногда и два сердца. Сумерки стремительно надвигались, смывая все видимое, оставляя только уши у глаз. Диалог тогда выдался длинным, точнее монолог писем, которые он вручил мне в руки, отправив домой.


Письмо 324.


«когда я включаю свет, лампочка освещает твои снимки. когда темнота

поглощает день, луна помогает не забыть мне твой лик.


у нас здесь волны дышат прибоем, птицы вязнут в песочных холмах, я спешу за тобой на работу вдоль необъятной реки, фотографируя каждый участок, который покажется мне красивым. я делюсь с тобой красотой, хочу показать, как смотрю на тебя, как выглядишь ты в этом городе, как подходишь каждому эстетичному месту.


никак не привыкну к морю — твоим синим глазам, в которых солнце печет так, что мне приходится жмурится. вчера, например, мы поднялись на 65 м ввысь на закате, но заход солнца я смотрел через призму хрусталика глаз, что помнит разум.


какая же ты красивая. все жизни я бы потратил на встречу с тобой. я тебя обязательно встречу снова, моя душа»


Письмо 57.


«прошла без нее неделя.


есть такое латинское выражение «sub specie aeternitatis», что означает «с

точки зрения вечности».


с точки зрения вечности, мне не хватает тебя больше, чем масштабы этой самой вечности. моя тоска выходит за края, выливается за борт и не помещается ни в один шкаф. моя тоска больше, чем мир. и больше, чем столетия его существования. она объяла каждый участок географической карты и вышла за поля невозможного, где не вырисовывались континенты. мне кажется, она глубже чем море. но вода забирает тоску. может поэтому море соленое. я не знаю. в одном я буду прав точно, чтобы избавиться от нее, мой глаз должен узреть ее лик, чтобы зрачок вырисовывал образ еще ближайшую ночь, пока слезная жидкость не смоет картинку.»


Письмо 121.

«милая, а знаешь, что такое интерстициальная эмоция? это значит находится между, между мной и играющей музыкой. но эта песня не играет, а кричит, на самой высокой громкости возможности телефона, а я жестикулирую в такт силой высоких нот.

в момент подобной встречи, один на один с собой, я чувствую внутри себя коробок спичек, одна из которых загорается каждую новую композицию, постепенно сжигая эмоции разной температуры.

бывает ты злишься на расстояние, которое не можешь преодолеть в ту же секунду, как подумаешь о нем. бывает, злишься на вещи, чей угол отдыха на столе выше нужного. а бывает просто злишься оттого, что сильно кого — то любишь. косточки по всему телу вибрируют от желания соприкоснуться с чем — то твёрдым, а внутренний инициатор действий пытается выкинуть наружу свои активные танцы под какой — нибудь эдакий звук, ритмичный и очень ритмичный. но ты так сильно желаешь жить, что готов говорить об этом каждому прохожему улицы.

сжигая последнюю палочку из горючего материала, приходишь к спокойствию — океанская свежесть психеи. тебя раздражают все те же вещи, и ты все ещё любишь кого — то так сильно, но зажигая под музыку спички, сгорает злость, которой не суждено было произойти.»


Этой ночью я не сомкнула глаз, так тщательно разбирая почерк Тима, который прочитать — целая история и вытирая слезы, которые проливным дождем капали с глаз от безупречности каждой буквы. Впервые я видела такую преданность своему выбору. Письма, нумерация которых дошла до 1000 и не собиралась останавливаться, продолжали рождаться, формируя столбы макулатуры. Его текст — отдельная книга жизни, и ясно, как божий день, почему любой зашедший человек, побывавший однажды в гостях у главы деревни, считает дом странным, рука покойной жены действительно ощущается в этом жилище, ведь Тим сам наделил жилище ею.

* * *
Когда мой муж уезжал на работу в город, а это он делал раз в неделю, так как остальное время заработка происходило из дома, я продолжала осматривать окрестности, ходить на вершину холма, кричать аффирмации в лесу неподалеку и делать много красивых снимков. После того странного вечера, я вернула все еще немногословному соседу, его мысли, и жизнь пошла обычным своим чередом. Я старалась много читать, тренировать свое тело, придумывать деликатесы для своего супруга, и, конечно, составлять план нового путешествия. Путешествуем мы с Эриком два раза в год, наша маленькая традиция превратилась уже в устоявшейся постулат. В этот раз выбор пал на Эльбрус. Восхождение на Эльбрус — подарок на свадьбу от близких родственников. Наша семья — новички, в области гор, поэтому мы выбрали пеший маршрут от Терскола до обсерватории и на склонах горы Чегет. Подготовка к такому приключения требовала времени — специальная одежда, обувь, походные сумки, гид, билеты на самолет и многое другое. Но дата отъезда уже была назначена — через неделю нас ждали в аэропорту.

Дом. Ключи от дома мы решили вручить ближнему к нам поселению, а именно старушке, которая была щепетильна в делах участка и ответственна в помощи.

— Элизабет, дорогая, благодарю вас за безотказность. Цветы находятся в

гостиной и в спальне, раз в три дня опрыскивать листочки и поливать, а

полив перед домом происходит автоматически, об этом можете не

беспокоиться.

— Как же я могу отказать? Все будет сделано на высшем уровне, Донна. —

проговорила соседка, опустив руку на плечо девушке. — На церемонию

прощания вы не попадаете?

— Что? Какая церемония? — я в недоумении стала допускать самые

неприятные мысли, которые вскоре подтвердились.

— Тим. Держался 25 лет. Врачи говорят, что здоровое сердце попросту

остановилось. По деревне ходят слухи, что тоска была слишком долгой,

вот и сгубила его. Это произошло на одной из экскурсий, вчера.

Церемония прощания состоится завтра утром. — с сожалением произнесла

Элизабет.

— Мы успеем. — лаконично дополнила та, собравшись уже уходить.

— Донна, — остановила ее старушка, — он говорил, что ты единственная,

кому он доверил письма, конечно, никакого распоряжения, что с ними

делать, он не оставил, но, я думаю, он хотел бы, чтобы ты занялась этим

вопросом.


Я молча кивнула и закрыла за собой дверь избушки, в которой неприятные известия доносились до каждого угла. Мои мысли были заняты внезапной кончиной, она не укладывалась в моей голове, а негласное задание его текстов пугало еще больше.

Вернувшись домой и побросав вещи, где придется, я сидела на углу кровати в одном белье, пустота проносилась между глазами, а слова Тима не выходили у меня из головы. Все слова, которые он когда — то доверил мне, слова, которые смотрели на меня с помятых бумаг.

— Они не должны умирать вместе с ним. — произнесла я вслух стенам. — Мы

соберем их в книгу.

Эрик застал меня в спальне, ошарашенный происходящем, не смотря на

свадебное путешествие, которое близилось, сказал:

— Мы возьмем его письма с собой, не все, конечно, но парочку точно,

покажем команде, может, найдется поддержка твоей идеи.


Так мы и сделали.

* * *
Прошел год, деревня расцветала новыми жителями, и у каждого из них имелась «Бессмертная любовь». Тираж книг разошелся не только по глуши Гаупна, но и по другим городам страны. Невероятная история мужчины, который так сильно любил, поражала каждого, кто слышал о ней. На последней странице томилось его последнее письмо.


«День нашего знакомства.

я заново влюбился в тебя, был последний день августа, когда птицы планировали отпуск, а солнце готовилось к схватке с грядущим потопом из капель дождя. куртка была на моих плечах весь этот вечер. когда мы устроили пикник посреди сада, а ещё, когда при свете дня бутылка вина упала горлышком вниз, опрокидывая содержимое на покрывало, что затекало под подошву обуви. тогда похолодало на улице, а погода внутри опьянила, в голове изрядно накопилось слов. твои руки дрожали, а платье согревало ноги насколько хватало его длины. не задумываясь, куртка слезла по рукам вниз, а пальцы я смог разжать только в моменте. в моменте, когда белая джинсовка уже перешла в плен твоих запястий, постепенно обнимая твою спину. она чувствовала пробегающие мурашки, что бежали с огромной скоростью по твоему телу, от трепета и теплоты ткани. она чувствовала, как бьется твоё сердце, в случае связывающихся воедино кнопок — застежек. и она слышала твои мысли, когда ты держала путь до вокзала, отправляясь домой на ближайшем поезде. она втерлась к тебе в доверие, настолько сильно, что поселилась в твоём шкафу. куртка сторожила твой сон, наблюдала за жизнью, вглядывалась и вчитывалась в повседневность девушки в которую я влюбился.


я обратил внимание на необычайное существование элемента своей одежды только вчера, когда на большой сцене театра балерины вытанцовывали свои сложные па, а зрители хлопали так сильно, что ладони горели от превосходства выступления. глаза резко упали вниз, и я увидел ее. снова та самая куртка, только сейчас она не пыталась связать нас воедино, а просто смотрела, как крепко мы держимся друг за друга.


только увидев своего покупателя джинсовка уже знала о миссии, которую должна будет осуществить. не просто соединить два любящих сердца, а скрепить вдохновением две тонко чувствующих души.»