История моих страданий [Менахем-Мендель Тевьевич Бейлис] (fb2) читать постранично

Мендель Бейлис История моих страданий

Мендель Бейлис

Глава I РАБОТА И ПОКОЙ

Когда царь Николай взошел на трон Великой России, это было время больших надежд для евреев. Ходили слухи, что он даже поссорился со своим отцом Александром III из-за своего дружелюбия к евреям. Говорили, что он хотел жениться на еврейской девушке. Евреи надеялись хотя бы на облегчение и сострадание. Придет правитель справедливый и милосердный.

Но история показала лживость этих надежд. Какое счастье нашли евреи во время его правления, слишком хорошо известно миру. Однако мне, более чем кому-либо другому, довелось испытать на себе его державную руку. Почему именно меня выбрали для такой роли, остается одним из секретов провидения.

Это произошло через год после того, как я вернулся после службы в армии, женился и обосновался в Межигорье, городке в 120 км от Киева. Я стал работать на производстве по обжигу кирпича, которое принадлежало дяде моей жены, и вел тихий и небогатый событиями образ жизни. Через некоторое время я получил письмо от моего двоюродного брата, который предложил мне стать приказчиком на кирпичном заводе, который в это время строился. У известного сахарозаводчика Зайцева был в Киеве госпиталь для больных, где мой двоюродный брат был руководителем работ. Чтобы обеспечить непрерывный приток денег в госпиталь, Зайцев решил построить завод, доходы от которого должны были поддерживать госпиталь. Мой двоюродный брат, который не имел представления о производстве кирпича, вспомнил обо мне.

Киев означал лучшие возможности для меня, и я принял предложение.

Фабрика, на которой я теперь был приказчиком, была расположена на границе двух городских участков — Плоского и Лукьяновского. Евреи могли селиться на территории Плоского участка. Госпиталь Зайцева и дом моего двоюродного брата находились тут же. Сама фабрика была “вне черты оседлости”, и евреям там жить запрещалось. Только благодаря влиятельности Зайцева мне было позволено жить на “священной” территории. Поскольку он был купцом так называемой “первой гильдии”, российские законы позволяли ему иметь работников-евреев. Среди населения в десять тысяч человек, живших вблизи от фабрики, я был единственным евреем. Однако у меня не возникало трудностей, хотя на фабрике было занято около пятисот неевреев.

Мои личные контакты с русскими в округе были очень ограничены. Моя работа была сосредоточена в конторе, где я надзирал за продажами и отправкой. Я никогда не испытывал никаких неприятностей с русскими соседями, за исключением случая во время революции 1905 года, когда поток погромов захлестнул все еврейские города и поселки. Когда мне угрожала опасность, на помощь мне пришел русский священник; он приказал меня охранять, потому что я был единственным евреем в округе: это было вознаграждение за услугу, которую я ему когда-то оказал.

Когда было решено построить школу для местного сиротского приюта, в котором этот священник был директором, он пришел ко мне и попросил продать ему кирпич по более дешевой цене. Я обсудил это с Зайцевым и обеспечил его кирпичом по очень низким ценам.

Было еще одно, за что священник считал себя мне обязанным. Недалеко от нашей фабрики была еще одна, хозяином которой был русский Шевченко. Чтобы добраться до участкового кладбища, нужно было проезжать по территории обеих фабрик. Когда я впервые приехал в Киев, священник попросил меня разрешить похоронным процессиям проходить по территории фабрики. Я согласился. Когда обратились к Шевченко, от отказал. Священник часто об этом упоминал перед своей паствой: “Вот видите: христианин отказал, а еврей разрешил”.

Так я прожил 15 лет на фабрике. Я пользовался привилегиями большого города. Один из моих сыновей посещал правительственную “гимназию” в Киеве; младшие посещали хедер. Да, от фабрики до города было приличное расстояние. Но чего еще можно было просить? Я благодарил Б-га за то, что имел, и был доволен своим надежным и уважаемым положением.

Все указывало на мирное будущее. Казалось, что у меня были все права надеяться на окончание дней в довольстве. Кто мог знать, однако, что “демон разрушения” танцевал за моей спиной, глумясь над всеми моими планами и надеждами?

Затем наступил 1911 год и вверг меня в пучину бед — бед, которые я никогда не забуду и которые навсегда разрушили мою жизнь.

Глава II УБИЙСТВО МАЛЬЧИКА ЮЩИНСКОГО

Хотя с тех пор прошло 14 лет, старые сцены вспоминаются с удивительной ясностью, как будто выгравированы у меня в мозгу. Это было 20 марта. Все было как обычно. Еще не рассветало, когда я встал и пошел в контору.

Окно, которое я видел, сидя за столом, выходило на улицу. Когда я посмотрел в это окно в то холодное, темное утро, я увидел людей, бегущих куда-то в одном