Младший научный сотрудник 5 [Сергей Тамбовский] (fb2) читать онлайн

Младший научный сотрудник-5

Глава 1 Харе Кришна

Харе Кришна, харе Рама. 1982 год, октябрь

Скормил я, короче говоря, индийскому лидеру… лидерше… лид-вумен… историю про отравление несчастных жителей города Бхопала беспринципной и падкой на бесконтрольные прибыли компанией Юнион Карбайд. Она это выслушала, не моргнув глазом. Потом попросила повторить даты, пароли и явки — я и повторил, мне не в лом. А уже вслед за этим она отпустила меня с глаз долой, и я с чувством выполненного долга отправился осваивать индийскую гостиницу рядышком с Президентским дворцом. Поселили меня, туда, как выяснилось, в один номер с водилой Егором.

— О, — сказал он, узрев меня, — а я уж думал, ты сегодня не придешь, почти все съел и выпил.

— Ничего, — хмуро ответил я, переодеваясь в спортивный костюм, — у меня и с собой кое-что есть.

— Вот это да, — потрясенно выдал Егор, прочитав этикетку моей фляжки с виски, — Джеймисон это ж очень известная марка, из Ирландии, если не путаю.

— Точно оттуда, — подтвердил я, — с 18 века известная. У ирландцев в те времена были серьезные разногласия с англичанами, они их за людей не считали и давили, как клопов. Вот в пику своим тогдашним хозяевам товарищ Джон Джеймисон с сыном и сделали такой стартап… получилось очень удачно. А вообще мне ирландские виски даже больше нравятся, чем шотландские — помягче они что ли… — ляпнул я и понял, что немного лишнего.

— И откуда, интересно знать, ты так много знаешь про разновидности виски? — прищурил глаз Егор, — в вашем Нижнереченске, я так думаю, кроме водки ничего другого не употребляют.

— Еще квас, — добавил я, — и лимонад типа «Ситро». А про Джеймисонов я знаю из журнала «Вокруг света», полезный такой журнальчик.

— Ну тогда наливай, — подставил он стакан, — своего Джеймисона.

Мы выпили и закусили бутербродами — ему их, очевидно, в дорогу накрутила жена или мать.

— Ты, говорят, с самой Индирой беседовал? — задал он такой невинный вопросик.

— Было дело, — не стал отпираться я, — если тебе интересно, о чем, то не скажу, тайна личности.

— Не, это мне неинтересно, — отмахнулся он, — я чисто про нее хотел спросить — какая она вблизи, Индира?

— Ну такая… — задумался я, как бы ее описать в нескольких словах, — индийская вся из себя… на королевскую кобру чем-то похожа.

— Это почему? — заинтересовался Егор.

— В обычном состоянии вся тихая и вежливая, а если ее лично или ее страны что-то вдруг касается, то может обидеться и и ужалить, так что мало не покажется. И пахнет от нее какими-то местными специями, затрудняюсь даже определить, какими…

— Ясно, — пробормотал Егор, — завтра еще один день встреч, а вечером мы улетаем с того же Палама, на двадцать-тридцать рейс назначен.

— Аэропорт скоро переименуют в честь Индиры, — автоматически вылетело из меня.

— Ты-то откуда это можешь знать? — удивился он.

— Хочешь поспорить? — предложил я.

— А давай, — агрессивно откликнулся он, — на бутылку Джеймисона. Когда его, говоришь, переименуют, этот аэропорт?

— Через два, два с половиной года примерно…

— Вот если в апреле 85 года он останется Паламом, то с тебя бутылка, — и мы разбили спор.

Чего ты вдруг в это ввязался, спросите вы, и я вам всем отвечу — за 2,5 года многое может измениться, сдохнет либо шах, либо ишак, либо я, так что тут риск крайне незначительный.

— Как Чайка-то? — перепрыгнул я на другую тему, — не разваливается на индийских ухабах?

— Тут и ухабов никаких нет, — с удивлением отвечал Егор, — а так-то я ее три раза перебрал перед поездкой сюда, так что никаких неожиданностей не ожидаю. На дорогах здесь, конечно, зоопарк натуральный…

— Что, — спросил я, — слоны с тиграми бегают?

— Не, эти как раз в отдельном зоопарке обитают, а вот транспортные средства здесь экзотические, что легковые, что грузовые — видно, что собирались в гараже каком-нибудь из подручных материалов. И правила дорожного движения никто не соблюдает.

На этом наш разговор сошел как-то на нет, а утром ранним по индийскому времени в нашу дверь забарабанили очень громко. Я открыл ее, за ней оказался товарищ Цуканов, очень бледный и встревоженный.

— Одевайся, Петр, — сказал он мне в очень быстром темпе, — и поехали.

— Есть одеваться, — взял под козырек я, быстро собрался, а когда мы уже выходили из гостиницы, все же поинтересовался, — а что стряслось-то?

— Леониду Ильичу что-то плохо стало, тебя потребовал, — ответил он.

— Ну тогда конечно, — сказал я.

Нас отвезли в резиденцию советской делегации на обычном индийском такси… не знаете, что это? Сейчас объясню. Желтое ободранное Шевроле-Каприз бог весть какого года выпуска. Длинное и приплюснутое, как это… с чем бы сравнить… как танк Т-90 со снятой башней. Ехать было недалеко, Цуканов расплатился с шофером, я успел заметить, что сумма оказалась в районе 30 рупий, и мы вылезли возле натурального индийского дворца примерно 18 века, то есть времен, пока сюда еще англичане плотно не залезли.

— На второй этаж, — быстро бросил мне на ходу Цуканов.

По дороге мы естественно подверглись строгому контролю со стороны парней из девятки — на этот раз у меня ничего опасного в карманах не нашли и пропустили беспрепятственно к телу генсека.

— А я тебя жду, Петя, — Ильич полусидел на огромной кровати с балдахином, прямо магараджа какой-нибудь, подумал еще я, — совсем что-то худо мне… — сообщил он трагическим голосом.

— Спокойно, дядя Леня, все под контролем, — ответил я ему, потом обернулся к Цуканову и моргнул ему, чтобы вышел, он и повиновался,

— Тэээк, — сообщил я дяде Лене после небольшого осмотра, — у вас камень в почке появился. Буквально три назад его не было.

— И что делать? — заволновался Брежнев.

— Дробить на мелкие части, что, — задумчиво ответил я, — но это процесс небыстрый, неделя точно уйдет.

— Ну камень это нестрашно, — расплылся в улыбке он, — хотя и больно может быть — у моего коллеги в Днепропетровске, помню, было такое, так он орал на весь обком.

— Да, — согласился я, — если вы на всю индийскую столицу орать начнете, то местные жители могут не понять. Ладно, приступаем к процедуре…

Заняло это дела почти двадцать минут, я аж взопрел весь от напряжения, а когда закончил, не смог не отметить прогресс с дикцией у вождя.

— Речь-то у вас, дядя Леня, — сказал я, — почти совсем наладилась. А если курить бросите, то и без приставки почти будет. На очередном пленуме можно будет прямую трансляцию врубить, а то помню, какой позор был на 26 съезде…

— Да, — Брежнев притих и как-то съежился, — там Кириллов вместо меня речь зачитывал, потому что я запинался много, — но он, впрочем, тут же сменил тему, — о чем с Индирой разговаривали, скажешь?

— О болезнях, дядя Леня, — вздохнул я, — о них самых. А уж подробности я не буду приводить, скажу только, что ничего страшного там нет.

Про покушение и химзавод в Бхопале я не стал упоминать, здоровее буду без этих деталей.

— Ну если ничего страшного нет, то и хорошо, — задумался Ильич, — иди тогда и Цуканова позови, он наверно под дверью караулит.

Цуканов и верно, стоял буквально в полуметре от входа в спальню вождя в состоянии полной боевой готовности.

— Все наладилось, — сообщил я ему, — серьезного ничего нет, Леонид Ильич ждет вас.

* * *

Ничего существенного до вечера больше и не случилось, так я и просидел в комнате со всем прочим обслуживающим персоналом, периодически прикладываясь к еде и питью, предоставленному принимающей стороной в неограниченных количествах.

Все попытки вспомнить и записать программу Тетриса ни к чему хорошему не привели, так что я коротко пересекся с Азимом в кулуарах и предложил ему посетить Советский Союз, там все и оформим наилучшим образом.

— Хорошо, — с некоторой задержкой ответил он, — я как раз собирался в ноябре съездить в Москву и Ленинград, тогда и пообщаемся, — и он записал мой адрес и телефон в Москве, я ему координаты квартиры на Кутузовском скормил.

В восьмом часу вечера начали собираться в обратный путь… а уже в хвостовом отсеке ИЛ-62 к нам пришел Цуканов с конкретной целью пообщаться со мной.

— Слушай, — сказал он, закурив болгарскую сигарету, — а что у тебя за дела с этим индийским промышленником? Мне просто любопытно…

— Да пока никаких, — пожал плечами я, — просто обменялись мнениями по насущным вопросам… да, в ноябре он собирается посетить Москву, договорились там продолжить общение.

— Смотри, Петя, — погрозил пальцем Цуканов, — с огнем играешь. Если что-то постороннее с этим Азизом вскроется, тебя даже Леонид Ильич защитить не сможет.

— Все под контролем, Георгий Эмманилович, — уверенно сказал я, хотя в душе, конечно, у меня заскребли черные кошки, — советским людям теперь что, и пообщаться с товарищами из дружественной страны нельзя?

— Ну-ну, — с большим сомнением продолжил Цуканов, — я тебя, короче говоря, предупредил, — и он убрался обратно в носовой отсек, где размещались ВИП-персоны.

Тихонов, кстати, опять рядом со мной летел, я между делом справился, как у него дела, он ответил, что все хорошо… ну и славно, что хорошо — скучный он, кстати, человек, этот Тихонов оказался, даже и поговорить не о чем. Но одну тему для разговора я все же отыскал.

— Николай Александрович, — начал я задушевную беседу, — а у вас хорошие отношения с Александром Иванычем?

— Это с Шокиным что ли? — спросил он полусонным голосом, министром МЭП? Нормальные отношения, а что?

— Да один мой проект они зарубили на корню… — пожаловался я, — а он много денег мог бы стране принести.

— Что за проект, расскажи, — потребовал Тихонов, я и выложил все детали не про Тетрис, нет, а про персональный компьютер.

— А это ты не совсем по адресу обратился, — сообщил он мне, — МЭП занимается элементной базой, а готовыми изделиями радиоэлектроники ведают совсем другие люди.

— Правда, — обрадовался я неожиданному повороту, — и какие же?

— Министерство радиопромышленности, там за главного Петр Степанович Плешаков такой… хороший человек, генерал-полковник.

— Николай Александрович, если поможете в этом деле, — отвечал я, — моя благодарность не будет иметь границ.

Глава 2 Ванга

Ванга гавайского разлива. 1983 год, сентябрь

— Ну расскажи, что нам в ближайшие сутки предстоит, — сказал я Цою, усаживаясь на перила, — кроме секса с Памелой и Энни.

— А вот секса-то как раз и не будет, — хмуро ответил тот, — а будет федеральный розыск нас обоих и фотки на главных новостных каналах. В торговых центрах тоже наши рожи висеть будут, так что вылезать нам отсюда куда-нибудь придется очень осторожно… либо придется свалить с островов этих совсем куда-то далеко.

— Есть еще и третий вариант, — не менее хмуро сказал я.

— Какой? — с некоторой надеждой посмотрел он на меня.

— Пойти и сдаться властям… но не ЦРУшникам конечно, а местной полиции, например. Еще лучше в газету какую-нибудь влиятельную — ветви власти тут работают параллельно друг другу и сильно конкурируют друг с другом. Так что нас хотя бы сразу не скормят этим вурдалакам…

— А что, — оживился Цой, — это может быть неплохим выходом. В конце концов, мы никаких преступлений не совершали, а слезливые истории о превышении властями своих полномочий народ очень любит. Надо обдумать…

— Сколько, говоришь, у нас времени остается? — уточнил я.

— Полсуток, до завтрашнего утра, — ответил Цой.

— А почему у нас секса не будет? — продолжил я чисто для справки.

— Так они обе нетрадиционной ориентации — ты что, сразу этого не понял?

— На вид вроде самой обычной, — растерянно прокомментировал я, — сразу и не скажешь… а что им тогда от нас надо?

— Сейчас вот и узнаем…

И мы вернулись к обеим подругам, ожившим уже и повеселевшим после случая на пляже — они весело щебетали, допивая по второму стакану с виски, разбавленному, правда, содовой.

— Питер, — тут же обратилась ко мне Памела, — как так у тебя получилось вылечить мне ногу — рассказал бы… что-то я не припомню таких случаев, чтобы глубокий порез за десять минут затягивался.

— Сам не знаю, — сделал попытку отболтаться я, — очень захотел тебя вылечить, вот и так и получилось все само собой.

— Ты прямо как филиппинский хилер, — продолжила тему Энни, — я видела кино на Дискавери про них.

— Шарлатаны они там в основном, — не выдержал я, — эти хилеры. Хотя и не все — на Дискавери-то наверно операцию без инструментов показывали? — задал я вопрос Энни, и она тут же ответила:

— Да, операцию… там он руками так ловко двигал, потом кровь показалась, потом он чего-то в ведро выбросил — а в итоге пациент здоровым стал.

— Вот это как раз самое жульничество и есть, — продолжил я, — ну сама посуди, как человек без скальпеля, без пинцета или там пилы на крайний случай может проникнуть внутрь тела другого человека? А что он выздоровел, так это скорее всего результат внушения… или самовнушения — про эффект плацебо слышала?

— Что-то было такое, — наморщила она нос, — но лучше ты напомни.

— Плацебо, — со вздохом начал просвещать ее я, — это от латинского одноименного слова, которое переводится как «я тебе понравлюсь». Им называют вещество без явных лечебных свойств, используемое для имитации реального лекарства. Ну грубо говоря стакан чистой воды или карамелька вместо таблетки. Если больной верит, что это настоящее лекарство, то в определенном проценте случаев имитация помогает.

— Ясно, — протянула Энни, — значит ты не хилер, а жаль — в том кино очень ловко все у них получалось.

— У меня, по-моему, тоже все неплохо вышло, — обиделся я.

— Да, конечно, извини, если я тебя обидела, — быстро поправилась Энни, — ну мы пойдем, — посмотрела она на подругу.

— Да, — спохватилась Памела, — нам еще вечерние процедуры надо сделать.

— Что за процедуры? — хмуро справился я.

— Омолаживание кожи и все такое, — пояснила она.

Они быстро подхватились и совсем было ушли, но напоследок Памела все же решила подсластить нам пилюлю:

— Завтра матч на стадионе — местная команда калифорнийскую принимает. Может сходим вместе?

— А во что играть-то будут?

— В бейсбол конечно.

— Ну не знаю, — посмотрел я на Цоя, но тот кивнул головой, — давайте попробуем — во сколько?

— В шесть вечера начало, значит выйти надо в пять.

— Забились, — хмуро дал я согласие, и они окончательно покинули наше жилище.

— Что там твой дар говорит про бейсбольный матч? — тут же осведомился я у Цоя, — стоит нам туда идти или нет?

— А ничего он мне не говорит, — растерянно отвечал тот, — я думаю, что можно… только маскировку все же неплохо применить было бы…

— Это как? — растерялся я.

— Шляпу с большими полями, например, надеть, — пояснил он, — или черные очки. Или и то, и это вместе.

— Я кажется видел пару сомбреро в шкафу, — вспомнил я, открыл шкаф и действительно нашел там эти штуки. — А вот с очками проблема… может, все же не стоить вылезать на этот стадион?

— А что ты там говорил насчет журналистов? — вдруг вспомнил Цой.

— Такое кино «Козерог-1» видел? — спросил я.

— Это про фальшивый полет на Марс? — переспросил он, — ну да, было такое.

— Там весь этот обман про несуществующий полет в конце концов газетчики разоблачили…

— Питер, — поморщился Цой, — это же кино, не стоит фантазии сценаристов переносить в реальную жизнь.

— Хорошо, — сделал поправку я, — берем реальность — Уотергейтское дело кто раскопал?

— Журналисты, — вздохнул Цой, — Вудворд и Бернстайн… но им слил информацию лично директор ФБР, так что я бы не стал так сильно упирать на журналистские возможности. Но в принципе я с тобой согласен — попытаться можно… у нас на Гавайях самая популярная газета это Гонолулу-Стар-Бюллетень. Ну как популярная… Лос-Анджелес таймс конечно больше читают, но у них даже корпункта здесь нет. Из телеканалов наверно больше всего смотрят КХОН-ТВ и КИ-ТВ, первая в основном на азиатскую публику нацелена, вторая на европейскую. Новости и тут, и там имеются…

— А радио? — спросил я, чтобы продолжить тему.

— Там в основном музыку крутят… хотя есть и разговорное — Гавайи Паблик Радио… но лично я бы не хотел туда соваться, тухлое это дело.

— Тогда оставляем в качестве возможных вариантов газету Гонолулу-Стар и телеканал КИ-ТВ… второй, впрочем, тоже можно иметь ввиду.

— И пойдем туда уже после визита на стадион, — добавил Цой, — осмотримся сначала, может меня это внутреннее чувство обмануло и никакого федерального розыска на нас не объявят.

— Заметано, — пожал я ему руку. — Пойду искупаюсь перед сном.

— И что, акул не убоишься? — усмехнулся Цой.

— Если ты такой знаток русских поговорок, то должен знать еще одну, — ответил я.

— Какую?

— Бомба два раза в одну воронку не падает…

— Ты знаешь, — задумчиво ответил на эту мою реплику он, — мне мой отец рассказывал случай времен корейского конфликта, помнишь, что такой был?

— Ну а как же, — ответил я, — 1950–1953, первая прокси-война СССР с Америкой. Сначала там, если не ошибаюсь, южане почти весь север заняли, но тут за них вступились Китай с Советским Союзом, и тут…

— Ты пропустил начало конфликта, — перебил меня Цой, первыми все же северяне начали, потом вступились Штаты с Японией, отогнали северян к китайской границе, а вот здесь уже русские с китайцами взялись за дело, и началась позиционная война на три последующих года.

— И что, твой отец в ней участвовал? — уточнил я.

— Ну так… — покрутил пальцами вокруг горизонтальной оси он, — во вспомогательном батальоне медбратом. Но участвовал. Так вот, у него как-то раз был такой случай — вытаскивал он одного раненого бойца с поля боевых действий. А рядом еще одного раненого тащили, так тот сосед спрятался от обстрела в воронку, в свежую, дымилось там все.

— И что дальше? — подстегнул его я.

— Отец тоже хотел в ту воронку запрыгнуть, но раненый, которого он тащил, вдруг захрипел в том смысле, что подожди, брат и никуда не лезь.

— Дай угадаю, — продолжил я, — в эту воронку снаряд вскоре прилетел.

— Угадал, — хмуро ответил Цой, — так что сам понимаешь, поговорка поговоркой, но и свою голову на плечах иметь надо.

— Убедил, — не менее хмуро ответил я, — ну я на пляж, а ты как хочешь.

Ночь в южных широтах падает не так, как у нас в средней полосе, медленно и неспешно. Там за десять минут опа, и темно становится, так что до искомого пляжа я добрался уже в полной практически темноте. Налево до горизонта белесый песочек и направо до другого горизонта тот же песок — когда еще такую красотищу увидишь. Сбросил с себя шорты с майкой, подумал и плавки тоже туда же присовокупил, никого же нет. И окунулся в бурные воды Тихого океана… ну не совсем океана, а бухты Перл-Харбор, а если совсем точно, то левого рукава этой бухты, где с западного края был дистрикт Вест-Лох, а с восточного ряд бунгало, в одном из которых временно проживал я с товарищем Цоем.

Акул, конечно, во время заплыва мне не встретилось, но медузы пару раз по ногам проскальзывали… ладно, что безобидные, ожогов никаких я не ощутил. Через полчаса я надел на себя всю одежду и направился обратно к вигваму… хижине… бунгало имени Пети Балашова.

— Все нормально? — встретил меня таким вопросом Цой.

— Абсолютно, — ответил я, — нормальнее не бывает. А у тебя как?

— У меня новый приход был, — сообщил он, — хочешь узнать, какой?

— Ну конечно хочу, — уселся я за стол в кухне, наливая себе остатки Джонни Уокера в стакан.

— Валить нам надо отсюда, — отобрал у меня стакан Цой и ополовинил его содержимое.

— Почему? — спросил я, отобрав стакан обратно, — на Гавайи надвигается цунами?

— Цунами, насколько мне известно, тут в ближайшие пятьдесят лет не ожидается, — продолжил он, — а вот наши разлюбезные подруги заложат нас властям в течение сегодняшнего вечера.

— Гарантию даешь? — зачем-то спросил я.

— Процентов 95–97 примерно, — сообщил он.

— Тогда валим, — согласился с ним я, — куда только, хотелось бы уточнить.

— Пока в никуда, — ответил Цой, — а дальше видно будет.

* * *

А тем временем в бунгало номер 24 произошел следующий диалог между Памелой Грин и Энни Блэкуотер.

— И чего ты меня вытащила так быстро? — задала вопрос удивленная донельзя Энни, — нормальные парни, можно было бы их раскрутить по полной программе. У этого… который Питер… я краем глаза видела пачку баксов, из кармана высовывались.

— Я вспомнила, где их обоих видела потому что, — оборвала подругу Памела.

— И где же?

— На канале «Гавайи-ньюс», когда мы с тобой в магазин при стадионе заходили… ну помнишь, шарфики покупали с именем питчера нашей команды…

— Помню, конечно, провалами в памяти пока не страдаю.

— Так вот, у них там телевизор работал, как раз местные трехчасовые новости и показывали.

— Да ну? — изумилась Энни, — они, выходит, известные люди, раз их в новостях показывают.

— Известные-то да, только немного не в ту сторону, — резко ответила Памела, — их фотки там демонстрировали с надписью «Wanted» и с добавкой «$10000»…

— За каждого? — деловито уточнила Энни.

— Естественно, — посмотрела на подругу, как на дуру, Памела.

— Тогда чего мы тут сидим? — задала резонный вопрос Энни, — когда действовать надо.

Глава 3 Палам-Внуково

Палам-Внуково-Нижнереченск, 1982 год

Прилетели на Родину мы уже в полной темноте, октябрь же не июль, ночь наступает куда как раньше. Разгрузка ИЛ-62 произошла все же побыстрее, чем в Индии — никто потому что особенно не встречал нашу делегацию. Так что в своей комнате в резиденции «Заречье-6» я оказался буквально через час после посадки. А там никого, собственно, и не было, в этой нашей с Ниночкой комнате. Удивился, бросил на диван покупки и пошел искать подругу свою ненаглядную — зря что ли выбирал для нее сувениры битый час.

— О, вернулись, — сказала мне первая встреченная, это оказалась клининг-менеджерша Катя, — а мы вас завтра всех ждали.

— Привет, — поздоровался я, — я обещал тебе индийский сувенир, выполняю обещанное, — и я протянул ей зеленого слоника из нефрита по-моему, по крайней мере так уверял продавец.

— Ой, спасибо, — приняла она подарок, — а ты, наверно, Нину свою ищешь?

— Как угадала? — хмуро пошутил я.

— Так нетрудно было, — ответила она, — а нет ее, уехала в город еще с самого утра.

— А зачем, не сказала? — справился я.

— Да… — вспомнила что-то Катя, — она же записку тебе оставила, в столовой где-то лежит.

Вместе прогулялись до столовой, там она нашла свернутый вдвое тетрадный листочек в клеточку и подала его мне. В листочке было написано: «Петя, мне срочно надо в Нижнереченск. Позвоню, когда освобожусь. Нина».

— Интересно, — задумался я, — что же такое срочное там случилось.

— А ты возьми отпуск и сам съезди, — посоветовала мне Катя, — тебя должны отпустить если не на месяц, то на неделю-то точно.

— А это идея, — хлопнул себя по лбу я, — пойду отпрашиваться у начальства.

К Цуканову, конечно, подался, как к своему непосредственному руководителю… не сразу его обнаружил, а потом озвучил ему свои хотелки.

— Отпуск? — задумался он, — да наверно на неделю можно… только согласовать бы с Леонидом Ильичем это дело — мало ли что… ты давай спать иди, а завтра с утра, которое вечера мудренее, все и решим.

И Эмманулович оказался человеком слова — еще до завтрака посетил мою конуру, сказал, что вопрос согласован, только не на неделю, а на 4 дня, и выдал мне билеты на скорый поезд с Курского вокзала, он в час дня отсюда отправлялся.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — рассыпался я в любезностях, — как там Леонид Ильич-то кстати?

— Все хорошо у него, — ответил Цуканов, — начал готовиться к пленуму.

— И день милиции не за горами, — вспомнил я про свои заморочки со стендапом.

— Вот насчет него просили напомнить Миронов с Ширвиндтом, — вспомнил Цуканов, — так что желательно, чтоб у тебя сценарий был готов, когда вернешься.

— А вы и с ними тесно общаетесь? — удивился я.

— Служба такая, — буркнул он и очистил помещение.

А ровно в два часа я уже сидел в скором поезде «Буревестник», отправившимся только что с обновленного Курского вокзала столицы нашей Родины города-героя Москвы. Это был, если так можно выразиться, полностью импортозамещенный аналог «Сапсанов» и «Стрижей», дико популярных в десятые годы следующего века. Ехал он вот только слегка замедленнее, так что вместо 3,5–4 часов время в пути растягивалось до полных семи… и это, если задержек не случится.

— Слушай, — неожиданно сказал мне после первого получаса пути сосед, пузатый мужчина в возрасте за полтинник, — где-то я тебя видел… — и он призадумался.

— Не знаю, — вежливо ответил я, — вообще-то у меня физиономия стандартная, могли с кем-то и перепутать.

— Может быть, — уныло ответил он и сразу перешел к более насущным вещам, — водку будешь?

— Водку буду, — сказал я словами милиционера Семенова из «Особенностей национальной охоты», и через пару минут мы уже выпили по полстаканчика Русской, закусив, чем бог послал.

А я между делом понял, где он мог меня видеть — я засветился на одной съемке в индийском президентском дворце… возможно, ее и прокрутили по телевидению. Но мужик, представившийся Артемом Геннадьевичем (можно просто Артем), уже забыл про этот момент и с увлечением рассказывал про свою работу. А работал он на маргариновом заводе имени товарища Кирова.

— Знаю-знаю про такой, — вспомнил я, — в промзоне где-то на Московском шоссе.

— Именно там, между Лакокраской и Красным Октябрем, — обрадовался он, — а с другой стороны железка… да мы мимо нас скоро проедем, покажу.

— Ваши соседи на запахи жалуются, — продолжил я после второго стаканчика, — воняете вы, говорят, сильно…

— Есть такое дело, — вздохнул Артем, — производство сложное, есть куча промежуточных операций между сырьем и готовой продукцией, кои сопровождаются выбросами нехороших запахов.

— Ну так сделали бы чего-нибудь, — посоветовал ему я, — а то так и останетесь в народной памяти, как вонючки.

— Это легко сказать, — хмуро продолжил он, — но сложно сделать. Нужны миллионные вложения на разные фильтры и системы очистки, а у нас сам знаешь, как сложно деньги выделяют.

— Чего вы там из готовой продукции-то производите? — спросил я, чтобы поддержать разговор.

— Загибай пальцы, — предложил он, — рафинированное подсолнечное масло, раз…

— С названием каким или просто масло? — переспросил я.

— Без названия, — уточнил он, — у нас все подсолнечное масло на территории страны одинаково называется.

— В бутылках с ним, — вспомнил я, — всегда мутный осадок на дне, чего это так?

— Это не наше, — обиделся он, — это нерафинированное и недезодорированное — соседи производят, Маслокомбинат имени Свердлова. А мы чистейшее масло гоним, без примесей.

— Извини, — сказал я, — перепутал. Давай дальше, что вы там еще на-гора выдаете.

— Маргарин, конечно, — продолжил он, — что, по-твоему, должен делать маргариновый завод, — и, видя, что я опять открываю рот, тут же уточнил, — с названием, аж двух сортов — «Столовый» и «Солнечный». А еще майонез же, Провансаль, но это не совсем профильная продукция, по остаточному принципу его клепаем.

— Жуткий дефицит, — ответил я, — этот ваш Провансаль, обычно его в наборах выдают и потом он стоит в холодильнике в ожидании праздника.

— Да, есть тут наша недоработка, — признался он, — да и баночки эти 200-граммовые пора заменить на что-то более современное, на дой-паки те же… видел молоко в пирамидках?

— Ага, красивые штуки, — сказал я, — а как вы в эти пирамиды майонез будете запихивать?

— Технологию эту наше министерство в Швеции купило, — поведал он, — там кроме пирамидок много и других вариантов упаковки. Может в следующем году и выпустим майонез в пакетах. И совсем уже последний пункт в нашем меню — это мыло.

— Что, на маргариновом заводе и мыло делают?

— Прикинь — сырье примерно то же, что и для маргарина, и технология несильно отличается… вообще-то исторически наш завод и начинался, как мыловарка. Еще до революции запустили его…

Водка у нас тем временем закончилась, Артем уснул на своем кресле, а я тупо смотрел в окошко вплоть до пригородов Нижнереченска. Тут и он проснулся и указал мне, где там корпуса его заводика стоят — прямо возле жд путей, покрашенные в ядовитый зеленый цвет. Запаха я, если честно, никакого постороннего не уловил — все тем же креазотом пахло, что и на всей остальной железной дороге. На дорожку этот маргаринщик Артем мне даже свой телефон оставил, не очень я понял, зачем, но свой тоже написал ему на бумажке — земля круглая, глядишь, и пригодится когда-нибудь и зачем-нибудь…

Доехал до дому на двенадцатом трамвае, дребезжащим всеми своими железными внутренностями, зашел в пустую квартиру и тут вспомнил, что маму же завтра, кажется, из санатория должны выписать. Сверился с записями в блокнотике — точно, завтра… ну вот и встречу заодно. А пока надо вопрос с Ниночкой порешать — прогулялся до ее дома, тут пешком всего ничего было, пара километров, постучал в дверь, обитую дермантином, открыл ее папаша.

— Аааа, — с трудом, но вспомнил меня он, — ты вроде Петр, с хулиганом тогда лихо махался, Нину защищал.

— Точно, — подтвердил я, а вот как его зовут, я убей не вспомнил, поэтому обошелся без имен, — Нина-то дома?

— С утра была, а сейчас не знаю где, — отрезал он, — сказала, что по делам каким-то поедет… да ты заходи, поговорим.

— Не, спасибо, — отболтался я, — дел еще много. Когда Нина придет, скажите, чтоб позвонила по этому номеру, — и я дал ему заранее приготовленную бумажку.

В институт ехать было поздно, девять вечера на дворе, до этого времени там засиживались только самые упоротые трудоголики, к числу коих мои коллеги не относились. Поэтому вернулся домой и во дворе напоролся на местного главного хулигана Димона, он сидел на лавочке возле песочнице и меланхолично дергал струны шестиструнной гитары, пытаясь извлечь из нее что-то мелодичное. Получалось плохо. Он увидел меня и обрадовался.

— Петюня приехал, — возопил он со своей скамейки, — иди сюда, побазарим.

Делать было нечего, не бегать же в самом деле от этого дебила — подошел и сел рядом.

— Ты, говорят, забурел в натуре, — сообщил он, откладывая гитару в сторонку, — в Москву, говорят, с концами перебрался.

— Да, перевели меня туда, — не стал вдаваться в детали я, — в одну контору, в военную. Понравился я похоже кому-то из начальников.

— А здесь что тогда делаешь?

— На побывку отпустили, — пояснил я. — Сам-то как живешь, если в целом?

— В целом неплохо, — сообщил он, — да, магнитофон, что я тебе давал починить, пашет с тех пор без задева. Пленку я у спекулей купил… раз уж ты в столице живешь, привез бы что-нибудь новое из музыки, туда она в первую очередь попадает.

— Обязательно, — пообещал я, — в следующую побывку привезу пару-тройку альбомов.

Глава 4 Гавайская гитара

Гавайская гитара, 1983 год

Я быстро покидал в пакет оставшуюся еду и напитки, прихватил свою старую одежду, и мы вдвоем с Цоем быстренько убрались из так и не обжитого бунгало номер 12. Запирать не стали.

— Ключи надо бы отдать этой… — вспомнил я, — Кончите.

— Только уж не сейчас, — оборвал меня он, — сейчас подальше убраться надо.

— Так может в соседний домик какой зайдем, — навскидку предложил я, — вон их сколько бесхозных стоит.

— Я думаю, что не стоит, — поморщился Цой, — они могут их все проверить на всякий случай… мало ли, подумают, что информаторы ошиблись.

— Тогда пошли в заросли, — махнул я рукой направо, — оттуда и посмотрим, насколько твой внутренний голос верную информацию дает. Да, как думаешь, они собак могут подключить?

— Каких собак? — ошарашено спросил он.

— Служебных, каких, которые по запаху ищут скрывающихся от правосудия лиц.

— Что-то я про такое не слышал, только здесь, по-моему собачек не держат, — ответил Цой, — но это надо иметь ввиду — если лай услышим, надо будет срочно уматывать подальше.

— И след можно обработать чем-то едким, — добавил я, — перцем каким или бензином, от этого собачки сразу нюх теряют.

Пачка красного перца нашлась в шкафчике — я разорвал ее и присыпал нашу дорожку следов. На всякий случай сначала мы пошли совсем в другую сторону, а потом уж свернули в те самые заросли на севере полуострова. Лес тут, если честно, был не совсем такой, как на Камчатке и Курилах. А если точно — то совсем не такой. Земля, во-первых, какого-то красноватого оттенка была, и из нее торчали в разные стороны необычные растения типа (вспомнилось не к месту из моей прошлой жизни) фикусы, аллоказии и пассифлоры. И орхидеи, конечно, уж чего-чего, а эти цветы я хорошо изучил.

— Слушай, — остановил я Цоя, указывая на очередной куст, — а это вот манго или мне кажется?

— Манго, — подтвердил он, — они у нас везде растут, как в вашей России эти… рябины с калинами. Песню даже одну запомнил, — и он исполнил первый куплет «ой, цветет калина в поле у ручья», очень неплохо, надо заметить, исполнил.

— Угу, это русская народная песня такая, — подтвердил я, — а если б гавайская была, то тут надо было слова поправить… что-то вроде «ай, упало манго в бухте на песок».

— А это вот питахойя, — показал он мне на очередное растение, — тоже съедобное, но лично мне не очень нравится.

— Хорошо же у вас тут жить, — вздохнул я, — еда прямо на дереве, круглый год, причем, можно не работать и только загорать на берегу. И красивых девчонок клеить… кстати о девчонках — они у вас все такие, как эта Памела с Энни?

— Какие? — переспросил он.

— Ну такие, — повращал я руками в воздухе, — динамщицы и стукачки?

— Стукачки это, допустим, понятно, — ответил Цой, — у нас тут почти все этим занимаются… а про динамо не понял.

— Русская идиома, — пояснил ему я, — развод на деньги представительниц прекрасного пола — намекнут, типа, на возможность секса, вынудят тебя заплатить за что-то дорогое, а потом свалят в закатную даль без объяснений.

— Понятно… надо запомнить, хороший термин, — ответил он и тут же продолжил, — у нас тут сложно с этим делом… слово такое «феминизм» слышал?

— Приходилось, — начал отвечать я, но услышал сзади посторонние звуки и замолчал. — Мне показалось или собака залаяла?

— Не показалось, я тоже услышал, — угрюмо бросил Цой, — опять ты накаркал, как с той акулой… надо подальше сваливать, а то натравят на нас овчарок.

— Спроси там у своего внутреннего голоса, — предложил я, когда мы в быстром темпе огибали очередную рощу из пальмовых деревьев, — что нам светит в ближайший час-два?

— Это так не работает, — отозвался он, — то есть по моему желанию голос не разговаривает — сам просыпается, когда ему угодно.

— Капризный какой он у тебя… мои, кстати, лечебные способности тоже сильно плавают сам не знаю, в зависимости от чего.

— Я попробую задать ему вопрос, — не прореагировал на последние мои слова Цой, — но вероятность того, что голос этот откликнется, очень небольшая, — и он погрузился в молчание, во время которого мы продолжали удаляться от своего временного жилья быстрыми шагами.

Минуты через три он, наконец, остановился и выдал:

— Не, бесполезно — никаких предсказаний на сегодня больше не будет.

— Еще одна русская поговорка гласит, — сообщил ему я, что на нет и суда нет.

— В России есть суды? — поразился он, — а я думал, у вас там все компартия решает.

— Суды есть, как же, — задумчиво отвечал я, — и народные, и арбитражные, и один Верховный даже. Но насчет компартии это ты верно заметил — она может очень запросто подкорректировать любой суд в нужную сторону.

И я тут же сменил неприятную лично для меня тему:

— А что тут у вас на Гавайях с дикими зверями творится? Тигры какие-нибудь или хотя бы волки в лесах встречаются?

— Тигры это у вас, — тут же ответил Цой, — они только на Дальнем востоке и остались, если я не путаю. Волков тоже нет… у нас все дикие животные либо в воде плавают, тюлени, дельфины, киты, либо по воздуху летают, альбатросы, попугаи, гуси…

— Гуси? — удивился я, — какие гуси, серые?

— Полосатые, — уточнил он, — называются нене или гавайская казарка, символ, между прочим, нашего штата. Но они очень редкие, лично я ни разу не встречал. А по земле из животных здесь разве что олени бывают… и то не на главном острове… и грызуны разные — шиншиллы, мангусты, кроты.

— Ну ты меня успокоил, — обрадованно ответил я, — значит, никто нас ночью не загрызет.

Лай собачек сзади поутих, но все равно раздавался достаточно отчетливо.

— Можно на пальму залезть, — предложил Цой, — там крупные птицы большие гнезда устраивают, вполне нас двоих выдержат такие конструкции.

Я подумал и отказался — свалишься с этой пальмы не дай бог, костей потом не соберешь.

— Эх, сейчас бы костерчик запалить, — помечтал я, — и тепло бы от него было, и ненужных зверей отогнал бы, да и пожарить на огне чего-нибудь можно было.

— Нельзя, — строго заметил мне Цой, — полиция увидит.

— Сам знаю, что нельзя, — вздохнул я, — помечтать нельзя что ли.

Мы наконец-то остановились и присели на поваленный пальмовый ствол, и я продолжил разговор, чтобы не молчать.

— А какую музыку сейчас ваша молодежь слушает?

— Разную, — односложно откликнулся Цой, — Юритмикс, например, сейчас на пике популярности.

— Это который Свит-дримз? — вспомнил я.

— Он самый… по мне, так попса голимая. Еще Майкл Джексон набирает обороты…

— Бэд бойз? — предположил я.

— Не, такую не знаю… Билли Джин сейчас отовсюду слышно, а еще Триллер.

— По мне, так певец он никакой, — выдал я свое глубокое мнение, — и музыка у него тоже одинаковая во всех вещах. Только на танцах и выезжает.

— Может быть, — поморщился Цой, — мне он тоже не слишком нравится, но пляшет красиво… опять же лунную походку придумал, сейчас на всех дискотеках ее копируют. Еще много крутят Депеш Мод, Дюран-Дюран и Билли Джоэла. Знаешь таких?

— Депеш мод у нас переделали в Депи Шмот, — вспомнил я чуть более позднюю историю, — они к нам в Россию обещали приехать.

— Да ну? — изумился Цой, — к вам за железный занавес разве таких артистов пускают?

— Случаются исключения, — ответил я.

— А что у вас в России сейчас популярно?

— Если тебя наша родная эстрада интересует, то Пугачева, Леонтьев, Антонов… да, группа Земляне выпрыгнула, как чертик из табакерки.

— Никого не знаю, — признался он, — а из наших чего слушают?

— До нас ваши хиты с большим запозданием доходят, — признался я, — ни Майкла Джексона, ни Дюран-Дюрана у нас пока нет, пробавляемся Элтоном Джоном, Скорпионами, Квинами… очень нравится народу еще и итальянская эстрада, особенно Челентано такой…

— Что-то слышал, — поморщился Цой, — гнусавит он по-моему безбожно.

— Да, есть такой грех, — согласился я, — но талантливо гнусавит. Да, еще в моде Стив Миллер-Бенд, Абракадабра такая…

— Этих знаю, — обрадовался Цой, — забойная песня. На дискотеках ее обычно первой врубают.

— Еще такой вопросик, — сказал я, — много слышал про так называемые гавайские гитары. Чем они от обычных отличаются? Да и вообще сохранились они сейчас?

— Очень мало, — скупо отвечал он, — туристов разве что развлекают на Вайкити этим делом. А чем отличаются… ну во-первых, играют на ней в горизонтальном положении…

— Это как? — удивился я.

— На колени кладут или на стул рядом, а во-вторых, у них струны не прижимают к рифу, как на стандартной шестиструнке, а ограничивают сверху цилиндриком таким, металлическим. Аккордов поэтому тут много меньше… ну и звучание такое… необычное — один раз услышишь, не забудешь.

Но тут мы оба разом замолчали, потому что собачий лай переместился ближе к нам и затихать не собирался.

— По-моему они на наш след напали, — выразил я общее мнение, — надо ноги делать отсюда.

— Стой, — притормозил меня он, — у тебя перец остался? Рассыпь его побольше поперек нашей дорожки следов.

И я вытащил из кармана разноцветный пакет со жгущим перцем (пеппер, а не паприка он называется) вытряхнул остатки на красноватую землю, вот хорошо, и незаметно будет, красное на красном, и мы с напарником опять взяли руки в ноги и очень быстрым шагом начали удаляться в чащу, состоящую из пальм, лиан и аспарагусов…

Глава 5 Нинка как картинка

Нинка как картинка, 82 год, Нижнереченск

А не позвонила мне Нина ни вечером, ни утром, так что я остался в полном неведении относительно ее намерений и поступков. А на следующий день настала пора забирать маму из санатория — я, дабы не ударить в грязь лицом, нанял такси на полдня. Просто места знал, где это можно было сделать за недорого, вот и арендовал Волгу ГАЗ-24 вместе с водилой, шустрым заводским пареньком по имени Антоша. Выехали мы пораньше, чтобы успеть все дела сделать.

— Как машина-то? — завел я диалог на интересную мне тему, — часто ломается?

— Постоянно, — буркнул он, не желая, видимо, молоть языком зря.

Так что никакого диалога у нас не вышло, но я не расстроился, а вместо этого начал изучать проносящиеся за окном виды среднерусской природы. Из нашего Заводского района в сторону, где раскинулся мамин санаторий, была, собственно, одна дорога, через Петряевку и Доскино, ударение на первом слоге (было и второе Доскино, но оно совсем в другой стороне лежало). Нет, можно было вырулить и на столбовой Московский тракт, но это лишний крюк в добрый десяток километров. Так что лежала наша дальняя дорога в казенный дом через Доскино.

Это была узловая железнодорожная станция с кучей путей и тупиков, где сортировались грузы, следующие из столицы на восток и юго-восток. Она мне с детских лет знакома была, эта станция, у нас тут родственники по матери жили, так что меня периодически к ним сплавляли на выходные и праздники. Особенно врезались в душу кривые, как разбойники из Али-Бабы, сосны, росшие вдоль путей… так-то они обычно вымахивают на сотню метров вверх абсолютно в прямом виде, если в густом лесу. А на открытой местности вот так изгибаются во все тяжкие… и возле этих сосен, я, значит, и играл с друзьями в прятки, лапту, двенадцать палочек и калим-бамбу. По вагонам, которые в отстойниках отстаивались, мы тоже лазили, но уж замки не вскрывали и пломбы не трогали, тут с этим строго было.

Жили в этом Доскино бедненько, но весело, почти все жители работали в двух местах, на станции Доскино либо в совхозе с таким же названием. Совхоз на растениеводстве специализировался, картошка-капуста-морковка, огурцы в теплицах, поэтому ясно, что зимой холодной там особенной работы не было, народ поэтому пил горькую и пел песни…

Но ладно, хватит о грустном — миновали мы как станцию, таки совхоз с одноименным названием, постояли на переезде стандартные десять минут и уже катим по полям, по лесам, огибая Кировск, большой город-спутник нашего Нижнереченска, столицу химической промышленности. О, а это знаменитый кировский трамвай, который ходит через весь город, потом через всю кировскую промзону и разворачивается на полянке в лесу, протяженностью километров в 20 у него маршрут, не меньше. Был… а 21 веке никому это не стало нужно, трамваи с рельсами порезали и сдали на лом, остались одни кривые шпалы кое-где…

А после Кировска пошли сплошные сосновые леса вдоль берега реки, вот тут, недалеко от станции Желнино и притаился искомый мной санаторий-профилакторий имени товарища Микояна.

— Сюда что ли? — нарушил, наконец, молчание Антон, указывая на кривую стрелочку с кривыми же зелеными буквами «Санаторий» сразу после железнодорожной платформы Желнино.

— Ну а куда же, — подтвердил я.

— Я туда не поеду, — хмуро отрезал он, — там ямы по полметра и грязи полно, сядешь по самую ступицу.

— Ну припаркуйся тут где-нибудь, — предложил ему я, — а я мать приведу через полчаса примерно.

Через сотню метров прогулки по гудящему сосновому бору моему взору открылись ворота в санаторий… мать я нашел быстро, она уже с вещами сидела на лавочке возле административного корпуса.

— Здравствуй, сынок,- сказала она мне, — вот хорошо, что ты приехал, а то я сижу тут думаю, как мне домой добираться…

— Щас доберемся с комфортом, — пообещал ей я, — ты лучше про себя расскажи, как дела-то?

— Нормальные дела, — встала она со скамейки, а я подхватил сумку, — и вообще мне здесь понравилось — врачи вежливые, процедур много, питание отличное.

— В следующем году опять съездишь, — пообещал ей я, — а в том пакете что? — указал я на то, что она в руке держала.

— Аааа, — посмотрела она на него, — грибы тут. Все равно большую часть дня нечего делать было, вот я и ходила по соседним лесам, кое-что набрала.

— Пожарим с картошкой, — сообщил я, когда мы уже шли к выходу из санатория, — что за грибы-то?

— Белые и маслята…

— Мои любимые, — сообщил я, когда мы обходили очередную яму с водой.

— Да что ты все про грибы, да про грибы, — не выдержала она, — про себя лучше бы рассказал, а то, как уехал в Москву, ни слуху, ни духу.

— Да все путем, мама, — сказал я, — перевели меня в одну московскую контору, там теперь числюсь, зарплата побольше, перспективы получше…

— А жилье? — тут же выловила краеугольный камень советского быта она, — общежитие что ли дали?

— Бери выше, мама, целую квартиру выделили, аж в две комнаты… садись вот, — открыл я ей заднюю дверь Волги.

— Ух ты, — обрадовалась она, — сто лет на Волгах не ездила.

Потом она поздоровалась с водителем и мы тронулись в обратный путь.

— А в личной жизни у тебя что? — продолжила допытываться она, когда мы миновали станцию Желнино, — там какая-то Нина у тебя появилась вроде…

— Пока ничего определенного, — отвечал я, — как что-нибудь определится, ты об этом первой узнаешь.

— Там квартира-то наша как, в порядке? — уточнила она, когда мы вырулили на трассу.

— А что ей сделается, — ответил я, — стоит на месте. Так у тебя точно здоровье наладилось?

— Точнее не бывает, — усмехнулась она, — главврач санатория написал в карте, что началась активная ремиссия.

— Ну-ну, — буркнул я, вспоминая значение этого слова, — если началась, то это хорошо. А еще что там у вас в санатории полезного было?

— Ой, — махнула она рукой, — много всего — концерты почти каждый день, из области артисты приезжали. А вечером танцы.

— Неужели ходила? — не смог не задать такой вопросик я.

— Ну да, не удержалась, вспомнила молодость, — улыбнулась она, — почти что, как в своем Ковеле… только музыка новая и незнакомая.

— Ну-ну, — улыбнулся я, — в сорок лет жизнь только начинается, как говорила эта…

— Вера Алентова в «Москве слезам не верит», — поддержала она меня.

А мы тем временем миновали кировскую промзону и выбрались к станции, она же совхоз Доскино.

— К родственникам твоим заехать можно, — наугад предложил я, махнув в сторону частных домиков по Второй совхозной улице, — они же живые еще?

— В другой раз как-нибудь, — осадила она меня, — родственники никуда не денутся. Давай сразу уже домой — там я тебе еще одну интересную новость расскажу.

Я с любопытством посмотрел на нее, но понял, что при посторонних она мне ничего такого не скажет. Прибыли мы к своему подъезду буквально через 15 минут, все же дорожный трафик в начале 80-х это не совсем то же самое, что в нулевые годы.

Я, конечно, слегка так убрался в нашей квартире, но чисто косметически — если докопаться, то огрехи можно было найти, но без придирок тут все более-менее прилично было. Отставил мамины вещи в сторонку, проводил ее на кухню, где уже был накрыт мало-мальски приличный стол, и разлил красное грузинское вино по стаканам.

— Ну давай, мама, за то, чтоб болезни обходили наш дом десятой дорогой, — сказал я.

— За это грех не выпить, — опрокинула она стакан, закусила буковинским сыром (другого не достал) и добавила, — а теперь слушай новости, сынок.

Я сел на табуретку и приготовился слушать.

— Меня замуж зовут, — ответила она, сжав губы в горизонтальную линию.

— Этот, — начал вспоминать я, — физрук который?

— Да, Владик, — пояснила она. — Два раз в санаторий приезжал, с цветочками… во второй раз официально предложил выходить за него.

— Я не против, — сказал я, наполняя бокал по второму разу, — ты у меня молодая и красивая, ничего против твоего счастья я иметь не могу. Да, как у него там с запахом из рта? Ты жаловалась вроде.

— Победил он его, — сказала мама, — курс лечения прошел, желудок у него теперь функционирует нормально, запахов никаких нет.

— Свадьбу будете справлять? — поинтересовался я.

— Да какая уж свадьба в сорок лет, сынок, — махнула она рукой, — распишемся и дело с концом.

— Заявление подавали уже? Там ведь двух свидетелей надо будет…

— Завтра собираемся подавать, — ответила она, — в наш районный Дворец бракосочетаний, знаешь такой?

— А как же, — ответил я, — бывшая станция Счастливая бывшей Детской железной дороги имени товарища Кагановича.

— Да, именно там… пойдешь свидетелем с моей стороны?

— Да куда ж я денусь, — махнул рукой я, — конечно пойду. Тебе приодеться, кстати, надо — есть, в чем идти-то?

— Да найду, — отговорилась она после того, как мы выпили по третьей порции вина, — иди уже, решай вопросы со своей Ниночкой.

И я пошел решать эти вопросы… по телефону мне никаких сигналов не поступило, так что я взял руки в ноги и отправился в свою альму-матер, или в народе ИПП имени Академии наук СССР. Час на шестидесятом автобусе, и я возле входа в ИПП с улицы Луначарского… ну да, того самого, который напротив психоневрологического диспансера номер один, его наконец ввели в строй. Пропуск свой я никуда не терял, предъявил его вахтеру в разложенном виде и прошел внутрь этого заведения. Первый же сотрудник, который меня увидел за проходной, это был Юрик Шпагин, тот, который сильно похож на певца Антонова.

— О, — сказал он, одновременно затушивая бычок в урне, — Камак приехал. Ну ты забурел, командор, — добавил он, оглядев меня со всех сторон, — в натуре забурел. Я тебя по телевизору даже видел позавчера.

— И чего там было в телевизоре? — решил уточнить я, а то ведь слухами одними питаюсь.

— Ты стоял в составе нашей делегации в Индии и хлопал каким-то там речам Индиры Ганди, — развеял мои сомнения он, — как в Индию-то попал, расскажешь?

— Потом, может, — осадил его пыл я, — ты лучше скажи, когда в последний раз видел Нину Брагину?

— Так полчаса назад и видел, — озадаченно отвечал он, — на своем рабочем месте сидела, на антресолях зала управления.

— Физического стенда 30 дробь 22, — зачем-то добавил я упавшим голосом, — пойду пообщаюсь.

И я оставил Юрика Шпагина в вестибюле, а сам поднялся по винтовой лестнице на один этаж вверх. В зале управления ничего собственно и не изменилось за месяц моего отсутствия, все та же пустота справа и те же загородки слева с экранными комнатами внизу и антресолями вверху. Поднялся по еще одной лестнице и нос к носу столкнулся с Шурой, который длинный и постоянно в курсе всех институтских проблем.

— О, Камак, — поднял брови он, — ты наверно за своей Ниной пришел?

— Как угадал? — хмуро ответил я.

— Да нетрудно было, — усмехнулся он, — пошли покурим, расскажу тебе подробности нашей жизни, включая ниночкины…

Глава 6 Нинка как картинка-2

Нинка как картинка-2

Мы опять спустились в вестибюль, где было оборудовано место для курения, он вытащил из кармана пачку «Родопи» и задымил, а я отказался.

— У тебя, как я понял, дела круто в гору пошли, — заметил он для затравки разговора, — некоторые языки говорят, что с самим Леонидом Ильичем запросто общаешься.

— Угу, — подтвердил я, — не так, чтобы запросто, но было пару раз. Ты давай ближе к теме — не отклоняйся, — подстегнул его активность я.

— Сначала новости, — не стал отклоняться от своего плана он, — Наумыч-то еще при тебе ушел?

— Ну да, при мне… я тебе больше скажу — встречал его пару раз в Москве, вместе с подругой, он там уже неплохо устроился.

— Ну так вот — на его место Бессмертнова назначили. И он немедленно небольшую революцию произвел.

— Да ну? — изумился я, — Великую Октябрьскую что ли?

— Не так, чтобы великую, но октябрьскую, это точно — всех блатных программистов он первым делом в колхоз заслал, представляешь?

— Что, даже и Мишеля?

— Его в первую очередь… сказал на общем собрании что все сотрудники у нас теперь строго равны без исключений.

— С ума сойти, — честно признался я. — А еще что изменилось?

— Готовимся к большой экспедиции теперь, на Камчатку и во Владик, в мае начнется и до самой осени — тебя на всякий случай тоже в списки включили. Если вдруг вернешься.

— Это не исключено, — задумался я. — А как там Мишка Шифман?

— По-прежнему башковит и все так же в Израиль собирается, но никак не соберется. То дело с видаками закрыли очень быстро, за него большие люди попросили. Но из комсомола его не поперли, как этого… как Витьку-техника, оставили н поруках.

— А Крот как там поживает?

— Прикрыли его после того случая… до лучших времен — слухи донеслись, что большой босс сказал, хватит мол нам и одного психа-экстрасенса. У тебя как, кстати, эти способности-то, не улетучились?

— Пока нет, — хмуро ответил я, — тьфу-тьфу, все на месте. И теперь уже после всех этих подробностей давай к главному переходи — что там с Ниной такого стряслось?

— Нинка, как картинка, — пробормотал Шурик, доставая вторую сигарету, — с фраером гребет.

— Это понятно, — поморщился я, — дай мне, Сема, финку, я пойду вперед и так далее- ты давай глубину проблемы освещай.

— Освещаю, — Шурик очередной раз затянулся родопиной и продолжил, — у нее был парень еще когда она в политехе училась…

— А у кого из девчонок не было парня в школе или там в вузе? — задал наводящий вопрос я, — и что дальше?

— Он в армию ушел, в Афган, — продолжил Шурик, — после пятого курса его забрали.

— В политехе же военная кафедра, — вспомнил я, — из наших погоны ни на кого не надели.

— А он желание такое изъявил, — сказал Шурик, — сильно идейный товарищ оказался.

— Дай угадаю, — по-прежнему хмуро отвечал я, — и теперь этот афганец дембельнулся и Нинка решила вспомнить молодость, так?

— Так, да не совсем, — не менее хмуро продолжил Шура, — он в коме лежит, в областной больнице… перевезли на военном транспортнике из Кандагара откуда-то…

— Санта-Барбара какая-то получается, — ошеломленно ответил я, — Си-Си Кэпвел и Иден Кэпвел.

— Какая еще Санта-Барбара? — не понял Шура.

— Сериал такой американский, — пояснил я, — у нас его пока не показывали, но скоро наверно будет. Про жизнь одной американской семьи, тыща с лишним серий. Один из главных героев всю дорогу в коме лежит.

— Ну похоже…

— А сама-то она где, Нинка? — спросил я.

— С утра приходила, а потом отпросилась в эту вот областную больницу. Буквально минут десять назад уехала.

— Больница-то имени Семашко? — уточнил я.

— Она самая, на 60-м автобусе прямо до нее доберешься.

— Она большая, в каком отделении там он лежит, не знаешь?

— Знаю, — спокойно ответил Шура, — я все знаю — в общей хирургии на втором этаже… вот номер палаты не подскажу.

— Тогда я поехал в Семашко, — сказал я, — заодно и побазарю с Нинкой. Привет Бессмертнову передавай.

— Сюда-то еще заедешь? — спросил он, — Сергеич с тобой бы с удовольствием пообщался.

— По обстоятельствам, — бросил я на ходу и вернулся на автобусную остановку.

Время уже близкое к обеду настало, народу в транспорте было немного, так что до больницы имени основателя советской системы здравоохранения Николая Александровича Семашко я добрался со свистом. Это был огромный комплекс из десятка зданий разной этажности на краю города… сейчас на краю, а в 21 веке все вокруг жильем застроят.

Справился у первой встречной медсестры, где тут общая хирургия, и отправился по указанному направлению. Больница хоть и областная была, но порядки тут ничем не отличались от нашей районной сороковой — никому ни до кого дела не было. Даже и халат не заставили надеть и на ноги никаких бахил не предусматривалось даже в отдаленной перспективе. Тщательно вытер ноги, снял куртку и засунул ее в предусмотрительно взятый с собой пакет, а потом поднялся на второй этаж… так, номера палаты у меня нет, спросим что ли у дежурной.

Дежурная подняла усталые глаза от гроссбуха и на вопрос, где тут раненый афганец лежит, просто ткнула пальцем куда-то влево. Через пару дверей услышал знакомый голос, Нина там беседовала с каким-то врачом…

Я засунул голову в щель между дверью и косяком и обнаружил в оной палате Нину, тихо беседующую с местным врачом. Афганец, видимо, на левой койке лежал, подключенный к какому-то аппарату многочисленными проводами. А справа еще один больной в аналогичном положении находился. Не стал мешать разговору, а отошел к окошку, которое выходило на зеленые задворки больницы. Вдали виднелась великая русская река Волга, а чуть ближе частная застройка, гаражи и сараи, слепленные из говна и палок, ну вы и сами все знаете, наверно, что у нас строят, если не ограничивать это дело сверху. Диалог в палате стих примерно через пару минут, потом оттуда вышел врач, скользнувший по мне невнимательным взглядом. Сказать он ничего не сказал, а просто скрылся из виду быстрым шагом. Тогда уж я и зашел внутрь, не забыв тяжело вздохнуть.

— Ой, Петя, что это ты тут делаешь? — это все, что сумела сказать Нина, увидев меня.

Запашок тут конечно стоял тяжелый, оба больных лежали себе по стенкам и не шевелились.

— Тебя ищу, — ответил я, — с ног сбился.

— Это вот Николай, мой однокурсник, — сказала, подумав, она, — получил тяжелое ранение в Афганистане, сейчас в коме лежит.

— Могла бы и рассказать про однокурсника, — заметил я, — а то сорвалась без объяснений…

— Извини, из головы совсем вылетело, — растерянно начала оправдываться она, — пойдем в коридоре что ли поговорим.

— Пойдем, — легко согласился я, и мы вышли к тому самому окну, выходящему на гаражи, там я и задал основной вопрос, — у вас что-то было, когда вы на одном курсе учились?

— Было, — с глубоким вздохом ответила Нина, — много чего было.

— И как же так вышло, что оно все закончилось?

— Долго рассказывать, — хмуро сказала она, — но сейчас я просто не могу оставить его одного помирать в этой больнице.

— По данным статистики, — сообщил я ей, — из комы выходит процентов 10–15 народа. Остальные на тот свет отправляются.

— Значит, шанс еще есть…

— То есть на этом мы с тобой расстаемся, ты хочешь сказать? — я слез с подоконника и внимательно посмотрел ей в глаза, — и свадьба отменяется?

— То есть да, — сжав губы, упрямо ответила она. — Так получилось, не сердись.

— Ну окей, тогда я пошел, — и сделал попытку удалиться, но она поймала меня за рукав.

— Стой… у тебя же способности эти… экстрасенсорные, — напомнила она.

— Ну и? — справился я.

— Ты же можешь его вылечить — с другими-то справлялся?

— И зачем мне это надо? — с горечью вопросил я.

— Потому что я тебя прошу… ради всего того, что между нами было.

Я трезво оценил ситуацию, вспомнив все, что между нами было, и… махнул рукой. Ну да, знаю, вы сейчас скажете, что я идиот, которым манипулируют, а я с вами соглашусь. Да, идиот, да, манипулируемый, но есть вещи и более высокого порядка, чем идиотизм.

— Рассказывай, что там с ним, — сказал я деревянным голосом, — только в подробностях.

* * *

В институт я все же после визита в больницу заехал, захотелось посмотреть на товарища Бессмертнова в новой ипостаси. Он теперь сидел на шестом этаже в кабинете бывшего начальника Семен-Наумыча, а в предбаннике у него сидела… трам-парам-там-там… дура-матответственная Валюха. Ну и подругу он себе подобрал, внутренне усмехнулся, лучше никого не нашел что ли?

— Ой, Петя, — расцвела она в улыбке, — совсем ты, говорят, большим начальником в Москве стал.

— Ну не так, чтобы совсем, — отговорился я, — но приподнялся чуток, это да. Сергеич-то у себя?

— У себя — заходи, не стесняйся, — сделала она приглашающий жест в сторону дубовой двери, отделанной узорчатыми филенками.

Я и зашел — Бессмертнов стучал по клавишам микро-ЭВМ ДВК-2, очевидно программу какую-то отлаживал.

— О, Петя! — обрадовался он, — а я про тебя вот только что вспоминал.

— Надеюсь, что хорошее вспоминали, — ответил я, присаживаясь на стул напротив.

— Исключительно, — отодвинул он клавиатуру в сторону, — чай-кофе будешь?

— А что, и кофе есть? — спросил я.

— А как же, — и он достал из тумбочки стола банку растворимого отечественного продукта производства Днепропетровского завода пищевых концентратов.

— Ого, — сказал я и зачем-то прибавил фактов, — дефицитный продукт, 6 рэ по госцене, а у спекулянтов все 10.

— Я по госцене купил, — ответил Сергеич, одновременно насыпая кофе в чашки, — сахара сколько?

— Один кусочек, — уточнил я. — Смешать, но не взбалтывать…

— Джеймса Бонда смотрел? — хитро прищурился он.

— Было дело, в Москве чего только не увидишь…

После дегустации напитка, оказавшегося вполне съедобным, Бессмертнов продолжил:

— Супруга совсем выздоровела — вчера на рентгене была, там ничего не осталось, ну там, где раньше было…

— Очень рад за нее, — вежливо ответил я.

— Я теперь твой должник до гроба, — продолжил он.

— Да ладно, Сергеич, — осадил его я, — до гроба не надо. Просто одну мою просьбу выполните, будем в полном расчете.

— Говори, — предложил он.

— Пока не готов, — отставил я чашку в сторону. — Вот если из Москвы меня попрут, и я сюда вернусь, тогда и озвучу.

— А что, есть такие предпосылки?

— Все под богом ходим, — хмуро ответил я, — так что зарекаться ни от чего не надо. Расскажите лучше про свою октябрьскую революцию, мне это очень интересно.

— Раз интересно, слушай, — и Бессмертнов коротко, но доходчиво изложил изменения в жизни 410 отдела.

Глава 7 Пожар в джунглях

Пожар в джунглях, 83 год, Гавайи

Мы с Цоем шли очень быстрым шагом добрых двадцать минут, собачий лай при этом позади то стихал, то разгорался с новой силой. Вдруг мой напарник встал, как вкопанный и заявил следующее:

— Приплыли… дальше тут два хайвея, тот, что прямо, из центра в Каполею идет, второй, что слева, ответвляется от него на Еву-бич, ни один из них мы не перейдем, чтобы незаметно было.

— А справа у нас что остается? — махнул я туда рукой.

— Справа Уэйпау — ты же там недавно виски покупал, — пояснил он, — это тоже не вариант.

— И что делать будем? — заволновался я. — Я больше подопытным кроликом работать не хочу.

— Я тоже, — хмуро бросил он, — надо подумать…

— Думай скорее, — предложил ему я, — ты же местный, тебе и карты в руки. Если б дело в нашем Нижнереченске происходило, я бы быстро разобрался в ситуации…

Цой сел на ствол поваленного дерева и изобразил мыслительную активность, а я тем временем сделал небольшой полукруг вокруг него и тоже напряг свои мозги.

— Ну как? — спросил я у Цоя через минутку, — какие-то здоровые идеи появились?

— Ничего, — потряс он головой, — совсем ничего.

— Зато я, кажется, что-то придумал, — огласил я результат своего личного мозгового штурма. — Вон там на берегу что такое?

— Лодочная станция и яхт-клуб, — ответил тот.

— На воде же наших следов не останется, так? — продолжил я, — возьмем в аренду лодку или сразу уже яхту и свалим на другой берег этой бухты, не?

— Там все охраняется, — заметил Цой.

— Нет такой охраны, которая постоянно бдит на посту, — ответно заметил ему я, — отдыхать-то они должны, вот во время этого отдыха нам и надо сделать свои дела.

— А ты с яхтами когда-нибудь дело имел? — спросил он.

— Честно говоря, не приходилось.

— И я тоже — значит, яхта отпадает… да и охрана у них наверно посерьезнее будет. Так что остановимся на лодке или катере, что попадется.

— И хорошо бы, если б оно с мотором было, — добавил я, — быстрее отсюда уплывем и дальше. — С лодочными моторами я в принципе знаком, штука нехитрая.

— Согласен, — Цой вскочил на ноги, как освобожденная пружина, только что без звука «блямс», и мы двинулись в сторону стоянки водных транспортных средств.

А позади нас собачий лай раздавался совсем уже недалеко, по моим подсчетам у нас пара минут оставалась в запасе. Причал делился на две половины — справа стояли большие, средние и крохотные, но яхты, а слева метров на сто тянулись притороченные цепями к железным столбикам катера и лодочки. Мы быстро пробежались вдоль этого левого ряда (никакой охраны я лично не заметил), и Цой наметанным глазом углядел самое слабое звено в этой цепочке.

— Вот тут замок на цепи открыт, — показал он на маленький катерок с надписью на борту «Алиса».

Я немедленно разомкнул этот замок, вытянул цепь из ее гнезд и освободил катер. Мы оба запрыгнули в него, Цой оттолкнулся ногой от причала, а я тем временем попытался разобраться в управлении.

— Тут весла есть, — сообщил он мне, — в случае чего можно просто грести.

— Подожди минутку, — наморщил лоб я, разглядывая приборы и рукоятки управления. — Есть надежда, что грести не придется.

Сложного, собственно, ничего там на этой приборной панели не было — большая круглая кнопка «Пуск», индикаторы уровня топлива и температуры двигателя, датчик числа оборотов да еще пяток лампочек, назначение коих я не понял. Снизу еще пара рычагов торчала, ну и штурвал, конечно, имел место, коим направление движения надо было регулировать, а ключа для запуска я не увидел, наверно не предусмотрены тут такие штуки. Тормозов вот не нашел, как ни искал.

— Какие тормоза на лодке? — взволнованно спросил Цой, из чего я сделал вывод, что задал я этот вопрос вслух, — давай заводи, а не то нагонят нас.

Я вытащил на себя до упора рычаг снизу с надписью «Fuel supply» и нажал, что было дури, на пусковую кнопку… пару секунда ничего не происходило, потом мотор взял и зарокотал мерным бархатистым тоном.

— Охрана, кажется, идет, — прошептал Цой, — погнали уже отсюда.

Далее я выжал рычаг сцепления и установил переключатель газа на «Малый» — катер вздрогнул и медленно начал отходить от причальной стенки. Сзади раздалось два выстрела, надеюсь, что не в нас, а в воздух, а из зарослей показалась та самая собачка, что лаяла все это время, а за ней здоровенный полицейский с револьвером в руке. Но мы уже оказались вне досягаемости и собачки, и охранника с полицейским.

— Ура, — не сдерживаясь, заорал Цой, — мы сделали это!

Собачка с разбегу кинулась в воду и немного даже поплыла за нами, но видимо быстро поняла, что это бесполезно, и вернулась к здоровому полицейскому. Который начал о чем-то совещаться с охранником.

— Куда грести-то, кэп? — осадил я немного его радость, — ты же местный, подсказывай.

— Так, — быстро собрался он с мыслями, — греби к выходу из бухты, в открытое море. Это вон туда, — указал он пальцем.

— А дальше что?

— А дальше повернем на север и на какой-нибудь островок причалим, их тут полным-полно необитаемых. Там нас долго искать можно будет.

— Йэс, кэп, — взял я под козырек, — будет исполнено, кэп.

И мы на очень приличной скорости, не на глиссаде, но все равно быстро начали удаляться от несчастливого для нас Уэйпау-Бич-роуд. Через десять минут Цой отобрал у меня руль управления и направил его к одному ему известной цели, а я сел на кресло, их тут два было, и расслабился, глядя в морскую синь:

— Вот же сучка какая эта Памела, скажи… — неожиданно высказался Цой.

Я кивнул головой, а он продолжил свою мысль.

— Надо было ее бросить там на берегу, чтоб кровью вся истекла — у нас проблем бы меньше образовалось…

— Это, наверно, было бы правильно с тактической точки зрения, — завернул такую умную мысль я, — но неверно стратегически.

— Поясни, — попросил он.

— На нас обоих повис бы достаточно тяжелый грех, — пояснил я и затем процитировал чеканную формулировку УК РФ, — оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние.

— Ты прямо, как лоер из Калифорнии, чешешь, — заметил Цой, — дальше там наверно идут меры взыскания…

— Точно — от денежного штрафа до одного года тюрьмы, — согласился я.

— Ну тогда и я тебе кое-что сообщу, — продолжил наш юридический баттл Цой, — то, что мы только сделали, называется неправомерным завладением автомобиля или иного транспортного средства. Если оно сделано без цели хищения, то это до пяти лет лишения свободы. А если группой лиц по предварительному сговору, то вообще до семи.

— Пусть сначала докажут факт угона, — буркнул я, — и потом, когда Памела там на берегу кровью истекала, нашей свободе и здоровью ничего не угрожало, в отличие от…

— Ладно, замнем эту мутную тему, — предложил Цой, — у нас сейчас по дороге встретится четыре небольших островка, насколько я карту помню, можно к любому пристать.

— А бухточка на каком-то из них есть? — справился я.

— Вот этого не помню, — наморщил лоб он, — можно будет обследовать их перед высадкой.

— Тогда лучше бы на самый большой из них — там больше вероятности, что вода найдется, без воды, сам понимаешь, мы долго не протянем.

Цой кивнул, и на некоторое время разговор прервался… я обозревал окрестности — акульих плавников нигде видно не было и то ладно… зато справа по борту пронеслась группа дельфинов, весело подпрыгивающих в воздух. Тут мне новая мысль в голову пришла.

— Смотрел как-то такой сериал, — сообщил я ему, — Береговая охрана назывался. Там была в деталях показана работа такого вот подразделения, охраняющего водные границы страны. У вас наверно тоже что-то похожее есть?

— Русский сериал? — переспросил он.

— Ну да, советский, — подтвердил я.

— Не уверен, что на Гавайях такая ерунда имеется — уж очень далеко до ближайшей суши, контрабандисты дотуда не доплывут… эта береговая охрана же процентов на 90 занята контрабандистами, верно?

— Ну да, ими… — согласился я, — а до ближайшей суши тут и правда далековато — до Калифорнии наверно все четыре тыщи километров.

— У нас расстояния в милях измеряют, — поправил меня Цой, — так что две с половиной тыщи миль до Лос-Анджелеса. В другую сторону чуть ближе, но ненамного, Маршалловы острова там… дыра, кстати, редкая, я там малярией как-то заболел.

— Стало быть, катеров этой береговой охраны нам бояться не стоит?

— Думаю, что нет, не стоит… — самым серьезным тоном ответил Цой, — но если ЦРУшники убедят военное ведомство, специально для нас могут снарядить какой-то кораблик. В Перл-Харборе их много на приколе стоит.

— Вон тот островок мне нравится, — указал я на кусок суши справа по борту, — вижу небольшую бухточку, а рядом водопад, значит и вода есть.

— Заходим, — согласился со мной Цой, потом снизил скорость и мы малым ходом ткнулись в белоснежный песочек очень маленькой бухты, обрамленной со всех сторон тропической растительностью.

— Мне нравится, — сказал я, прогулявшись туда-сюда по пляжу и попробовав ледяную водичку из водопада, — можно тут отсидеться пару-тройку дней. Вот катер замаскировать бы надо, чтобы с моря не просматривался. Что только мы тут жрать будем, не очень понятно…

— В лесу чего-нибудь насобираем, — рассеянно отвечал Цой, — а катер вон за ту скалу сейчас спрячем, с моря точно видно не будет.

И мы в четыре руки затолкали катерок с названием «Алиса» за упомянутую скалу, которая торчала практически посередине этой маленькой бухточки размером 50 на 50 метров. Я еще для надежности привязал его к пальме, веревка на борту нашлась.

— И будет у нас свой персональный Перл-Харбор, — сказал я, — кстати, как тут насчет перламутра и жемчуга — неспроста же эту бухту так назвали?

— Ловили когда-то, — сообщил Цой, — но по-моему уже лет 30 как прекратили это дело — невыгодно, жемчуг промышленным способом сейчас производят. Но ты можешь поискать, если так интересно. Все, — перепрыгнул он на новую тему, — с катером мы разобрались, вода тут рядом, теперь с едой надо решить вопрос.

— Сам же говорил, что она в лесу растет, эта еда, — напомнил ему я, — пойдем и соберем…

— Пошли, — согласился он, а я переспросил:

— А змеи у вас тут могут водиться?

— Какие еще змеи? — отмахнулся он, — Гавайи знамениты тем, что тут вообще нет змей –не выжили они в процессе эволюции.

— Надо же, — вслух начал размышлять я, — как и на Камчатке — там тоже нет змей. И клещей с комарами тоже нет.

— На Камчатке, говорят, гейзеров много, — вспомнил Цой.

— Ага, — подтвердил я, — есть там такое дело, но они все закрыты для посещения туристами. Термальных источников еще больше, эти открыты — можно свои болезни полечить.

— У нас тоже есть парочка гейзеров, но маленьких — метра по 3–4 струя, — сообщил Цой, но сразу вслед за этим он схватил меня за рукав и прошипел «стой»…

Глава 8 Аскольдова могила

Аскольдова могила

С Бессмертновым мы расстались на позитивной ноте, можно сказать, что на ля второй октавы. И я спустился вниз к проходной… в зал управления идти не хотелось, чего я там не видел, побрел к остановке 60-го автобуса. Но тут передо мной вдруг вырос мсье Ишаченков, комсомольский лидер и неплохой программист по совместительству.

— О, Камак, — сказал он мне удивленным тоном, — ты чего тут делаешь?

— На психическую устойчивость проверяюсь, — кивнул я на ворота психушки, — а ты что думал?

Ишаченков, судя по всему, совсем ничего не думал про такой поворот сюжета, поэтому он аккуратно обошел его и передвинулся на более интересные темы.

— Мы тут твою персоналку практически до ума довели — мелкие детали остались…

— Понятно, — отвечал я, — а что с компьютерным клубом нового?

— Там затык, — виновато опустил глаза он, — пока ничего не получается, секретарь комсомольского райкома лично отрицательную резолюцию наложил. Разве что ты свои связи подключишь — у тебя же, как говорят, сейчас эти связи ого какие.

— Бери выше, — хмуро ответил я ему, — связи у меня ого-го какие. Но с подключением их может возникнуть небольшая заминка. Короче я запомнил твои слова и взял в разработку. А еще что нового?

— Ты домой собрался? — ответил он вопросом, — могу подвезти, мне как раз в твою сторону надо. По дороге и поговорим.

— Ну подвези, — легко согласился я.

Транспортное средство у него не поменялось с прошлого раза — все тот же ушастый Запорожец ЗАЗ-966. Ушастым его прозвали за воздухозаборники в задней части кузова, похожие на уши.

— Еще что нового… — начал вспоминать мсье Ишаченков, когда мы выруливали с Луначарского на Сусанина, — про революцию в нашем отделе ты наверно уже слышал?

— Точно, — подтвердил я, — этот пункт можно опустить.

— Паша Чиркин все-таки сделал свой киноклуб — об этом знаешь?

— Тут можно поподробнее, — признался я.

— Они на пару с Аскольдом пробили помещение, в психушке, да… купили видик с большим телевизором и теперь по вечерам крутят там интересное кино.

— А крыша у них на Воробьевке сидит, — предположил я.

— Угадал, мамаша Аскольда помогла.

— Много бабла-то рубят? — чисто для справки поинтересовался я.

— Рубль за сеанс, — начал перечислять Ишаченков, — в помещении 30 что ли мест, заполняемость… ну будем считать, что 90%, три сеанса в день. Итого 80 рэ в день или 2 тыщи в месяц, в выходные они не всегда работают. Минус половина крыше и за аренду — по пятихатке на брата выходит.

— Не очень, чтобы… — поморщился я, — хлопот много, а выхлоп жидковат.

— Да, а Аскольд у нас в армию уходит, — вспомнил он, — через неделю что ли.

— Вот это да, — искренне удивился я, — он же из политеха, а там военная кафедра дает мертвую бронь по этому делу.

— Да, из политеха, — согласился Ишаченков, — но он по собственному желанию уходит, а не принудительно — служить, говорят, будет в ГДР, в группе советских войск… у него же немецкий, как родной, вот и пригодится.

— Тоже мамаша наверно постаралась? — спросил я.

— А кто же еще… да, и про главную же новость забыл — наш институт забирает другое ведомство, с ноября мы уже не к Академии наук будем относиться.

— А к кому?

— Минсредмаш, слышал про такую контору?

— Ничего себе, — присвистнул я, — ядерная отрасль это серьезно. Поди и руководство сменится?

— Точно, — подтвердил он, — по слухам должны прислать кого-то из Арзамаса-16, чуть ли не самого Харитона… и опального академика этого, как его… ну ты понял… тоже к нам на службу должны принять в ближайшее время. И зарплаты обещали приподнять.

— Ну дела, — искренне восхитился я, — в космос стартуем! А Аскольда надо бы проводить на военную службу по всем правилам — не каждый день у нас народ в армию уходит, тем более добровольно.

— Ну так я жду твоей помощи по помещению для клуба, — сказал на дорожку Ишаченков, когда мы почти доехали до места.

— Я тебя услышал, — ответил я ему модной в 21 веке фразой, — и зафиксировал информацию.

Хулигана Димы во дворе и на этот раз не оказалось, я даже забеспокоился, не случилось ли чего с ним такого. Мамы тоже дома не было, но это хотя бы было объяснимо — наверняка в школу пошла дела свои устраивать. На скорую руку разогрел и поел, что там в холодильнике нашлось, да и тоже выдвинулся по направлению к 160-й средней школе.

На дворе стояла золотая осень, когда еще не холодно, но уже и ледок по утрам на лужах случается. Березы почти все облетели, с них в первую очередь листья падают почему-то, а дубы с кленами все еще шелестели желтыми листьями. В парке работал тир… ну надо ж, сто лет не стрелял, подумал я, заруливая внутрь этого заведения.

— Почем стоит пострелять? — спросил я у смотрящего, плюгавенького мужичка, который сидел в углу и пересчитывал что-то.

— Две копейки за выстрел, — оторвался он от своих срочных дел. — Мишень если нужна, то бесплатно, вон они лежат на прилавке.

Отдал 20 копеек, получил 10 пулек и присмотрелся к матчасти этого тира. Винтовки тут лежали конечно же воздушного действия, ИЖ-22, прочитал я на прикладе — знаменитая штучка. Они намертво были привязаны к прилавку толстым проводом без оплетки. Чтобы зарядить ее, надо было переломить ствол пополам и засунуть пульку в гнездо — одновременно взводилась пружина, которая потом и толкала пульку по стволу, когда ты нажимал на спусковой крючок.

С бумажными мишенями связываться не стал, а просто переломил ружье, всунул в нужное отверстие пульку и начал выцеливать большого серого волка, он прямо по центру среди остальных зверей располагался. Волк оказался легкой добычей, свалился после первого же выстрела. Потом я прошелся очередью по верхнему ряду — там и зайцы были, и лисы, и даже один бурый медведь. А потом сзади мне сказали очень знакомым голосом:

— А я тебя знаю — ты сын Балашовой.

Я обернулся — точно, там стояла Зина-корзина, дочка хирурга из сороковой больницы, которая уже пару раз сообщала мне нужные конфиденциальные сведения.

— Привет, Зина, — сказал я ей, — как жизнь, как учеба?

— Все хорошо, Петя, — отозвалась она, но прежде, чем она перешла к дальнейшему, я ее опередил.

— Хочешь в зайцев пострелять?

— В зайцев не хочу, — твердо ответила она, — хочу вот в эту мишень, — и она ткнула пальцем в бумажки, где были нарисованы концентрические круги.

— Ради бога, — пожал плечами я, — ставь мишень на место, а я пока пулек прикуплю.

Для транспортировки мишеней к задней стенке тут целое хитрое приспособление было устроено, с воротами и рукоятками… Зина с этим делом быстро справилась. А я высыпал перед ней еще десять пулек, мне не жалко. Она лихо переломила ружье пополам, зарядила его и выпалила в сторону мишени почти не целясь.

— В молоко наверно попала, — сообщил ей я, — надо ж сначала принять упор стоя, потом совместить прицельную планку с мушкой и центром мишени, задержать дыхание, а потом уже палить.

— Не учи ученого, — ответила она мне словами Глеба Жеглова, — сама все знаю.

И она так же лихо расправилась и с остальными девятью пульками, а потом подтянула мишень поближе. Я снял ее с крепления и присвистнул — восемь в десятку, одна девятка и одна восьмерка. Начальник тира тоже подошел, заинтересовавшись процессом.

— Где стрелять училась? — спросил он у Зины.

— На стрельбище, — коротко бросила она ему через плечо.

— Молодец, — похвалил я Зину, — на войне снайпером бы стала.

— Может еще и повоюю, — предположила она, после чего мы вышли из тира.

Из озерка, которое рядом располагалось, уже спустили на зиму воду, теперь там были только кучи ила и сбоку торчали лодочки детского аттракциона.

— К матери пришел? — спросила она меня.

— Ага, — подтвердил я, — спасибо тебе, кстати, за те предупреждения — очень кстати пришлись.

— Могу еще одно сделать, — ответила она, глядя на проходящую мимо компанию ребятишек.

— Буду весьма обязан, — насторожился я.

— Не, так не пойдет, — заявила она, — предупреждение против денег, вот правильная постановка вопроса.

— Сколько ты хочешь? — поинтересовался я.

— Сто рублей, — вылетело без запинки из нее.

— У меня столько нет, — признался я.

— Давай сколько есть, остальное потом отдашь — ты парень честный, я знаю.

Я вытащил из кармана портмоне, в нем оказались два оранжевых червонца с Ильичем на аверсе. И зелененькая трешница.

— Хватит на первое время? — спросил я.

Она без слов сгребла купюры, после чего начала сбивчивый монолог:

— Через неделю, да, ровно через неделю, это будет 15 октября, на улицу постарайся не выходить. Совсем.

— Так, — произвел подсчеты в уме я, — это будет пятница, рабочий день, не уверен, что мне получится не выходить никуда, но постараюсь. А почему не выходить?

— Тебя грузовик собьет потому что — потом будут по кусочкам собирать в кремлевской клинике, — сообщила она мне. — Но целиком не соберут, отдельные проблемы у тебя до самой смерти останутся.

— Тээээк, — протянул я, — а откуда ты это знаешь, позволь спросить?

— Не могу, — потрясла она головой, — да и не хочу. Принимай информацию без объяснений.

— Может ты и про мать что-нибудь скажешь тогда? — закинул такую удочку я.

— А что мать… у нее будет все хорошо в обозримом будущем. Ну кроме волнений за тебя, когда выкарабкиваться будешь.

— А про свое будущее ты тоже все знаешь?

— А вот это нет, тут у меня какой-то барьер стоит — про других могу что-то сказать, а про себя и родных ничего.

— Тогда давай про меня еще что-нибудь скажи, чтобы сто рублей отбить, — предложил ей я, — если с грузовиком все обойдется, то дальше у меня что видно в судьбе?

— А дальше у тебя, касатик, — перешла она почему-то на цыганский жаргон, — будет дальняя дорога и казенный дом.

— Пустые хлопоты еще, наверно, — напомнил я ей третью составляющую всех цыганских предсказаний.

— Это само собой, — кивнула она, — ну я пошла… а с тебя еще семьдесят семь рублей.

Она отошла на пару метров, потом повернулась и выдала на прощание:

— Будет у тебя в будущем друг-кореец, ты к нему присмотрись повнимательнее…

— И почему я должен к нему присматриваться? — тупо переспросил я.

— Потому что никакой он тебе не друг окажется, а враг…

— Если друг оказался вдруг, — вспомнил я песню из Вертикали.

— Ну да, примерно так, — и тут она уже окончательно убежала от меня, так что пятки засверкали.

Глава 9 Аскольдова могила-2

Аскольдова могила-2

Маму я встретил на подходе к школе, она уже все свои дела сделала и возвращалась домой.

— Привет, сынок, — сказала она мне, — что ты тут делаешь?

— Тебя встречаю, чего, — ответил я, — пришел домой, а там пусто, вот и догадался, куда ты подевалась.

— Восстановили меня на работе, с завтрашнего дня приступаю, — мы медленно шли вдоль озера без воды и одинокого оленя с отбитыми рогами.

— Завтра же суббота, — вспомнил я, — какая работа.

— Так школы же на шестидневке, — посмотрела она на меня с удивлением, — это только на заводе рабочую неделю сократили.

Да-да, вспомнил я, школьную неделю сократят только в 90-е годы.

— Давай мороженого что ли поедим, — предложил я, когда мы проходили мимо ажурной деревянной беседочки рядом с кинотеатром «Родина».

«Родину» уже закрыли на зиму, потому что это летний кинотеатр был, без отопления, а вот кафе-мороженое продолжало свою работу бесперебойно.

— Давай поедим, — легко согласилась она, — сто лет мороженого не ела.

У этого кафе в ассортименте числилось аж два сорта мороженого, пломбир и сливочное, оба на развес, естественно, а сверху их можно было либо полить малиновым вареньем, либо посыпать шоколадной крошкой. Я выбрал крошку, мама варенье, мы получили две вазочки с тремя шариками пломбира в каждой и уселись за столик в углу.

— Последний раз, — сообщила мне мама, когда умяла первый шарик, — я вот так ела мороженое еще с твоим отцом… по-моему на этом же самом месте.

— Давно, значит, — вздохнул я, — тоже с вареньем?

— Вот этого уже не помню… — ответила она, — помню только, что ты еще не родился, в проекте был.

И она тут же перешла от воспоминаний к текущей действительности.

— Что там у тебя на работе, расскажи…

— Если ты про институт, то я как бы в Москве сейчас работаю, — улыбнулся я, — на московской работе всезамечательно. А в институте по-разному… Аскольда помнишь такого?

— Приходил к тебе такой мальчик, — вспомнила она, — ты еще рассказывал, что у него родители большие шишки.

— Вот-вот, самый он, — подтвердил я, — его в армию забирают на днях.

— А как же военная кафедра? — задала она логичный вопрос, — у вас же всех освобождение от армейской службы, если я правильно помню.

— Помнишь ты правильно, — кивнул я, — только он добровольцем уходит…

— Неужели в Афганистан? — удивилась она.

— Ну не до такой он степени доброволец, — махнул рукой я, — в группу советских войск в Германии. В Вюнсдорфе служить будет, если не ошибаюсь.

— Про себя рассказал бы, — попросила она, управившись почти со всей порцией, — а то люди говорят, что тебя даже по телевизору показывали.

— Было такое, — ответил я, — вошел в группу поддержки Леонида Ильича, когда он в Индию ездил. Вот и засветился на одной протокольной съемке.

— Высоко же ты поднялся, сынок, — озабоченно сказала она, когда мы уже перешли проспект Жданова по дороге к дому, — не страшно падать-то будет?

— Страшно, мама, — признался я, — но как говорится в народе, неприятности надо переживать по мере их поступления — как поступят они, неприятности, так и буду думать, как их преодолеть. А пока надо жить и радоваться жизни.

— А с этой девочкой у тебя наладилось? — вспомнила она про Нину.

— К сожалению нет,- помрачнел я, — наоборот все разладилось. Расстались мы сегодня.

— Подробности расскажешь?

— Нет наверно… — на ходу прикинул я, — зачем тебе это, только расстраиваться зря. Как говорила донна Роза де Альвадорец — мало ли в Бразилии донов Педро, верно?

— Намекаешь, что в России тоже немало Нин?

— Ага, — улыбнулся я, — тысяч сто точно есть.

На этот раз дворовый хулиган Дима сидел на своем боевом посту возле детского грибочка, один, без коллег по работе. Увидев нас, он заулыбался во весь рот, встал и подошел быстрым шагом.

— Привет, Петя, здрасти, Клавдия Николаевна, — поздоровался он с нами, мы кивнули ему в ответ, ожидая продолжения, он и продолжил. — Петь, а правду говорят, что ты болезни лечить умеешь, как эта… ну которая Джуна…

— Врут, — мгновенно вылетело из меня, — один раз получилось, а потом как отрезало.

— Так может попробуешь еще разок-то? А я бы в долгу не остался…

Взгляд его был настолько необычно-умоляющим, что я мысленно смирился с очередной задержкой по пути домой и сказал маме:

— Ты иди, а мы тут перетрем тему с коллегой.

Она понимающе кивнула и исчезла в пустоте распахнутой двери в подъезд. А прошел вслед за Димоном к его лавочке, сел рядом и с душераздирающим вздохом сказал:

— Рассказывай…

* * *

Случай этот ерундовым оказался — у него завелись в паху самые стандартные лобковые вши, а он уже навоображал себе неизвестно чего. И экстрасенсы тут совершенно ни за чем не нужны были, хватило бы простого дерматолога. Отправил его за мазью в аптеку, вот и все дела… да, а он пообещал, что выручит меня в трудной ситуации.

— Ты, Петюня, можешь на меня рассчитывать, как на родного, — заявил он на радостях, что ничего страшного у него не нашлось, — если что, дуй прямиком в седьмой подъезд на третий этаж.

А вечером на наш домашний телефон позвонил Аскольд.

— Привет, Камак, — сказал он придушенным почему-то голосом, — как жизнь?

— Жизнь легка, — ответил я, — ни одного печального сюрприза за исключеньем пустяка. Правду говорят, что ты на военную службу собрался?

— Ну да, не врут, — сообщил он, — завтра проводы, так сказать. Кстати приходи, проводишь… заодно и о своей жизни расскажешь.

— А что, возьму и приду, — задумался я, — куда приходить-то?

— Александровский сад знаешь?

— Это который под Верхней набережной внизу?

— Точно — там на пересечении Георгиевского и Казанского спусков есть такая «Бурлацкая слободка», туда и приходи в шесть вечера.

— Йэс, сэр, — взял я под козырек, — будет исполнено, сэр. Форма одежды, надеюсь, парадная нужна?

— Какую наденешь, та и сгодится, — сообщил он и отключился.

А следом за этим мне еще один звонок поступил, на этот раз от товарища Цуканова. Тот сообщил, что послезавтра меня очень ждут в резиденции Заречье, так что мне надлежит постараться и не разочаровывать ожидания уважаемых людей. Ответил я аналогично предыдущему товарищу — что будет исполнено, и совсем было собрался закончить разговор, но тут вспомнил о просьбе мсье Ишаченова.

— Еще один маленький вопросик, Георгий Эммануилович, — попросил его я.

— Задавай, — великодушно разрешил он.

— Тут в моем бывшем институте один проект крутится, так он неожиданно забуксовал в связи с противодействием одного начальника средней руки — хотел бы попросить помощи сверху…

— Что за проект, кто против? — благодушно справился Цуканов.

— Компьютерный клуб хотим открыть, чтобы молодежь приобщалась к высоким технологиям, — сообщил я, — техника практически готова, программы тоже написали, осталось только с помещением разобраться. А добро на его использование не дает первый секретарь райкома комсомола товарищ Сухов… Геннадий его зовут, отчества не знаю.

— Сухов, говоришь, — усмехнулся Цуканов, — попробуем выяснить, что это за Сухов… ты не волнуйся — через день-полтора он сам к тебе придет, там и договоритесь.

На этом мы и расстались с помощником генерального секретаря. Утром следующего дня мне еще пришлось второй раз сгонять в областную больницу, обещал Ниночке разобраться с ее афганцем, а обещания надо выполнять… этот случай оказался довольно сложным, но не зашкаливающим — короче, двух сеансов вполне должно было хватить. В Семашке этой меня, кстати, поймал за пуговицу тот самый хирург, который разговаривал с Ниной, пока я рассматривал окрестности из окошка. Он откуда-то меня знал, так что разговор сразу получился предметным.

— Хочешь заработать? — спросил он прямо и без обиняков.

— Кто же не хочет, — усмехнулся я.

— Тогда у меня есть к тебе предложение…

— Рационализаторское?

— В некотором смысле… у нас тут при больнице скоро открывается платное отделение по оказанию услуг платежеспособному населению. Приглашаю тебя на должность заместителя заведующего — ты там звездой будешь, народ начнет записываться за год вперед, обещаю.

— А что там по деньгам будет? — сразу взял я быка за рога.

— Меньше тысячи в месяц точно не будешь иметь, — скромно ответил он.

— Спасибо, я подумаю, — не стал тут же рубить канаты я, — такие дела с кондачка не решаются, мне надо посоветоваться с товарищами…

А афганец резко вышел из комы и теперь уже мог даже самостоятельно сесть. Нина вся умылась слезами, а я тут же и убыл, не в силах перенести такие сцены. Зашел в родной институт, походил по коридорам, побеседовал с Пашей Чиркиным на предмет динамики курса доллара к швейцарскому франку. А тут и на прощальный аскольдов банкет пора было выдвигаться.

Александровский сад у нас расположен на крутом склоне Реки, напротив того места, где она соединяется с Притоком. Согласно преданию царица Екатерина 2-я, когда посетила наш городок во время вояжа в Астрахань, посмотрела зорким глазом с Верхней набережной в заречные дали и выдала такую сакраментальную фразу — «город ваш расположением прекрасен, но строением мерзок, все либо на боку лежит, либо около того». А кроме того повелела разбить на этом склоне парк, назвав его в честь своего внука Александра. Вот и получился такой треугольничек, опирающийся двумя верхними вершинами на площади Сусанина и Сенную, а внизу имеющий своим логичным завершением тематический ресторанчик «Бурлацкая слободка», стилизованный под древнерусский терем-теремок. Мимо него я проходил и проезжал много раз, а вот внутри побывать как-то не пришлось в обеих моих жизнях… сейчас, значит, восполню этот пробел.

На часах без минут шесть, я решительной походкой проследовал внутрь этого заведения, на входе меня никто не остановил… а внутренности-то этой Слободки, как я понял, целиком и полностью снял Аскольд — столы там выстроились классической буквой П, и были они уже накрыты и просто-таки ломились от угощений и напитков.

Глава 10 Не все золото, что блестит

Не все золото, что блестит

— А в чем дело? — не менее свистящими тонами ответил я Цою.

— Заткнись ты уже, идиот, и не шевелись, — эти слова нисколько не прояснили ситуацию, но стиль поведения на ближайшие минуты нарисовали мне довольно выпукло.

Я заткнулся и замер с занесенной в воздух правой ногой… сильно напомнило мне эта позиция прошлогоднюю сцену с рысью из деревни Макарьево… только там так стояла Ниночка. Вспомнил заодно и про нее и загрустил, но скоро мне стало не до воспоминаний, потому что Цой толкнул меня в плечо и я свалился на песок. Он лежал рядом и продолжал соблюдать конспирацию.

В томительном молчании, нарушаемом только щебетанием тропических птичек, прошло еще добрых три минуты, после чего Цой встал, отряхнулся и скомандовал мне уже не понижая голоса:

— Чего разлегся — вставай и ищи еду.

Я тоже встал, тоже стряхнул песок с разных частей тела, но вместо поисков еды все же решил прояснить ситуацию.

— И что это такое было? — спросил я, — может, пояснишь коллеге по несчастью?

— Не сейчас, — помотал он головой, — может чуть позже.

— А что сейчас делать будем? — поинтересовался я.

— Примерно через сотню-полторы метров стоит хижина, в нее можно заселиться, — сообщил он.

— Окей, — вздохнув, согласился я, — давай заселяться, только сначала бы ее проверить неплохо.

— Проверим, кончено, куда мы денемся, — ответил он, и мы гуськом друг за другом преодолели эту сотню метров сквозь заросший лианами и еще черт-те-чем тропический лес.

Хижина тут и и правда имела место, я лишний раз убедился в провидческих способностях напарника. Была она крива и неказиста, но кровлю имела вполне приличную, аж в два слоя там пальмовые листья лежали. Внутри было пусто и пыльно.

— Ну вот, — сказал я, опускаясь на подобие табуретки возле подобия кухонного стола, — теперь у нас и своя хижина есть. Совсем, как у Робинзона Крузо и его друга Пятницы.

— Угу, похоже, — сказал Цой, садясь на такую же табуретку напротив, — надо обследовать свои владения.

— Точно, — сверкнула у меня в голове мысль, — вдруг какой сундук с ценными вещами найдем — Робинзону же он сильно помог в своей робинзонаде.

— Сундук это вряд ли, — поморщился Цой, — но кое-что мы наверно найдем в этой дыре.

— Блин, — не смог удержать основной свой посыл я, — да я всю жизнь мечтал оказаться на необитаемом острове и выжить на нем. А сейчас, кажется, эта мечта сбылась.

— Наполовину, — осадил меня он, — оказаться-то ты тут оказался, но насчет выжить это вопрос спорный, как там оно сложится…

— Согласен, — ответил я, — давай разделимся, ты левую половину острова проверяешь, а я правую.

— Давай наоборот, — неожиданно не согласился он, — я правую.

— Да не вопрос, брателло, — ответил ему я, — валяй направо и да пребудет с тобой сила.

— Смотрел Звездные войны? — живо поинтересовался он.

— Было дело, — признался я, — в широком прокате они в России не шли, конечно, но частные просмотры бывали.

— Я не фанат этого кино, — сказал он, — но признаю, что сделано оно здорово. Ну так что, пошли вступать во владение участком суши, окруженном со всех сторон водой?

— Пошли, — махнул рукой я, и мы разошлись в диаметрально противоположные стороны.

Вы никогда не бывали на Гавайях? Ну и не жалейте — если денег у вас не слишком много, то положительных эмоций вы тут вряд ли много получите. Джек Лондон, помнится, был в восторге от этой локации, ну так он и закончил свои дни немногим позже посещения Гонолулу. А уж если судьба вас впутала в этакие приключения со стрельбой, то я даже соглашусь, что такие же приключения, но без стрельбы предпочтительнее где-нибудь возле среднерусского города Нижнереченска.

Достигнув крайней точки нашего острова по направлению на восток, я не обогатился никакими особенными знаниями… с десяток плодов манго, маракуйи и питахайи, правда насобирал. Вспомнил, как Джон Локк жрал эти манго в пятом сезоне Лоста и что с ним в итоге сталось, и задумался… решил в конце концов, что Джон Локк Джоном Локком, но у меня и своя голова на плечах имеется. Так что повторять его путь не буду, это меня слегка успокоило.

На самом излете своих изысканий я обнаружил еще одну хижину, практически дяди Тома, может малость получше. Обследовал ее и нашел ни одной причины, чтобы перебраться сюда из уже облюбованного жилища. И вы будет смеяться, но еще мне золотая жила по дороге попалась… прямо натуральная, с выходом на поверхность приличных размеров прожилок, в сантиметр-полтора толщиной каждая. Я ее прикрыл листьями и ветками от греха — кто знает, как поведет себя мой напарник при известии о такой находке… вот и я не знаю, как, так что лучше ну его.

Вернулся к месту сбора примерно через час с хвостиком — Цой уже поджидал меня там, грызя какой-то тропический орех.

— Ну как дела? — сразу спросил он, — что обнаружил, Робинзон?

— Дела идут, — отозвался я, — вполне приличным образом. Вот еда на вечер, — и я вывалил на траву собранные фрукты, — а там, в километре примерно на восток есть еще одна хижина, но похуже нашей. Крыша вся худая. А у тебя что?

— На западе большое мангровое болото, — сообщил он, — пришлось обходить. А еще дальше скала и на ней дот, похоже, что японский.

— Вот как, — заинтересовался я, — на Камчатке я тоже пару дотов видел, но они были как бы противо-японские. Русские готовились отражать их нападение в 45 году, вот и понастроили.

— Хотя стой, — вспомнил я одну вещь, — какие джапы на Гавайских островах? Насколько я помню историю Второй мировой, они тут только один раз были, да и то в виде камикадзе, когда вашу эскадру в Перл-Харборе под орех разделали. А никаких наземных боев тут не производилось…

— Да, ты похоже прав, — после небольшого раздумья сообщил Цой, — дот этот скорее всего наш, американский.

— И что там внутри? — продолжил любопытствовать я. — В этом доте?

— Пыль и грязь, — ответил он, — и еще гнездо чаек, так что помета там тоже хватает.

— А я дошел до крайнего восточного мыса, — доложил я свои наблюдения, — по дороге вот фруктов насобирал немного (выложил их на стол) и обнаружил еще одну хижину, но похуже нашей. Стены хлипкие, вот-вот завалятся, а крыша в двух местах дырявая.

— Значит, не пойдем туда, — сказал Цой, — надо на ночлег обустраиваться, скоро совсем темно будет.

— А я пойду проверю, как там наш катер поживает, — сказал я и побрел в бухточку, к которой мы причалили.

Катер оказался на месте, хотя в процессе отлива и сел прочно на грунт… ну так даже лучше, подумал я и на всякий случай задействовал еще одну веревку для крепежа — кашу маслом не испортишь. А потом поднялся на ту самую скалу в центре бухты, за которой мы спрятали катерок.

Обзор на три стороны света тут прекрасный открывался… на западе довольно далеко маячил видимо тот самый остров, с которого мы стартовали — Оаху, где столица штата располагалась. На севере и юге тоже очень далеко виднелись два небольших клочка суши, наверно такие же малые островки, как наш. А на востоке, сзади меня, обзору мешала густая растительность. Я совсем было собрался в обратный путь, но неожиданно заметил выдвинувшийся откуда-то справа кораблик. Когда он поближе подплыл, стало ясно, что это не круизный лайнер и не паром какой-нибудь, а самый он, военно-морской эсминец с многочисленными антеннами и пусковыми установками ракет.

Во избежание случайностей я лёг на камни — кто его знает, какая разрешающая способность у оптики на этом эсминце, а в горизонтальном положении меня точно никто не заметит. Через десяток минут он проследовал мимо нашего острова на приличной скорости, и я даже рассмотрел название на борту — Оклахома. И тут эта Оклахома вдруг снизила скорость и совсем затормозилась, развернувшись носом прямиком к нашей бухте. У меня сердце в пятки ушло, но ненадолго, потому что Оклахома легла на обратный курс и вскоре скрылась из виду. Пронесло на этот раз, непроизвольно подумал я, но в следующий может и не повезти.

Вернулся к хижине и рассказал о случившемся Цою. Тот сидел на пеньке и строгал какую-то палочку острым и длинным ножом.

— Они вполне могли и нас разыскивать, — подбил он итог моим сбивчивым словам.

— А могли и не нас, — логично возразил ему я, — вероятность и того, и этого ровно по 50%.

— Давай костер разведем, — неожиданно предложил Цой, — воду можно вскипятить будет, я тут посуду какую-то в углу обнаружил, — и он показал старый закопченный котелок с дужкой.

— А заваривать в кипятке чего будем? — поинтересовался я, — чистую воду неинтересно пить.

— Что-нибудь придумаем… — ответил Цой, — вот у вас в России что заваривают, если чая нет?

— Растения разные, — сказал я, — чабрец, душицу, тот же иван-чай — получается ничуть не хуже.

— Иван-чая мы тут, наверно, не найдем, но у нас кое-что получше даже есть, — сказал Цой, — ты пока огонь разведи, вот тебе зажигалка, а я поищу заварку.

Эх, как же давно я не разводил костров, думал я, собирая сухие ветки в кучу, в нынешней своей жизни пожалуй, что и никогда. В качестве запала я приспособил листок записной книжки, она у меня в заднем кармане штанов так и пролежала все время. Со второго раза получилось, огонек сначала неуверенно, а затем все сильнее и быстрее охватил мелкие сучки и загорелся ясным пламенем. Дыма почти не было… добавил сбоку пару сучьев побольше и потолще и сел рядом смотреть на огонь… да-да, это одна из трех вещей, которые можно продолжать вечно.

А тут и Цой вернулся с охапкой чего-то зеленого.

— Вот, — сказал он, кинув охапку на землю, — называется гавайская роза, слышал что-то про нее?

— Неа, — потряс головой я, — расскажи.

— Аналог конопли или, скажем, южноамериканской коки, — любезно пояснил он, — только у тех листья используют, а тут семена психоактивные. Можно просто жевать, но лучше растолочь и в горячей воде развести.

— И что будет? — затупил я.

— Примерно то же, что и после приема Джонни Уокера, — уверенно пообещал он, — у нас тут это дело очень популярно у тех, кто в курсе…

— Ну ты знаешь, что делаешь, — выдал я карт-бланш Цою, — надеюсь, мы коньки не отбросим от этого…

— Какие коньки? — не понял он.

— Это русская идиома такая, — пояснил я, — если человека сбивает машина и у него при этом слетает обувь, то у криминалистов считается, что он не выживет. Ну а где ботинки, там и коньки рядом, в России же зимой холодно и все катаются на лыжах или на коньках.

— Интересно, — задумался он, — на английский это можно перевести как to snuff out или to buy the farm…

— При чем тут ферма? — справился я.

— Не ферма, а земля подразумевается, — пояснил он, — в том смысле, чтобы купить кусок земли для своей могилы.

Глава 11 Бурлаки на Волге

Бурлаки на Волге

Веселье еще не началось, но Аскольд был уже конкретно навеселе. Он встретил меня со словами «О, Камак пришел — тебе штрафную полагается». Я начал вежливо отказываться, но понял, что это бесполезно — принял бокал с чем-то коричневым и выпил половину. Затем мы продолжили беседу.

— Расскажи, — попросил его я, — кой черт занес тебя на эти галеры? В смысле — нахрена тебе два года в погонах сдались?

— Понимаешь, Петя, — перешел он на более употребительную форму моего имени, — настоящим мужчина становится только после службы в вооруженных силах. Вот меня и заело…

— А чего уж сразу в Афган не записался? — подколол его я, — там ты мужчиной стал бы в гораздо более короткие сроки.

Аскольд подумал немного и ответил так:

— Не, Афган это слишком… там или пулю словишь или желтуху… или и то, и это вместе. ГДР надежнее.

— В каких войсках служить будешь? — сменил я эту скользкую тему.

— В танковых, — посмотрел на меня, как на несмышленыша, он, — на что учили в политехе, на том и буду ездить.

— Подожди, — тормознул я его, — я тоже из политеха, но учили меня управлению крылатыми ракетами на подводных лодках. Какие танки?

— Ты наверно на радиофаке учился, — пояснил он, — а я на автомобильном — у нас разные военные кафедры были. Давай лучше накатим еще по одной…

Накатили еще по одной, а тут и приглашенные начали подтягиваться… из знакомых я увидел все того же Пашу Чиркина, компаньона Аскольда по видеобизнесу, товарища Бессмертнова и еще одного человека, которого я в принципе не знал, но кудри его мне показались до боли знакомыми… Вспомнил, кто это, через пять минут — Боря Нимцович, будущий губернатор и кандидат в президенты, а ныне он, если я все правильно помню, работал в соседнем с нами институте. Через двор который. И девчонок штук пять подвалило, все красивые, длинноногие и румяные.

Заняли места за столом вдоль обеих ножек буквы П, а Аскольд с Борей во главе, значит уселся. Первый тост Боря провозгласил.

— За Аскольда, настоящего человека и гражданина, который будет выполнять свой воинский долг вдали от Родины!

Через полчаса примерно очередь из желающих сказать тост поиссякла, поэтому все вылезли из-за стола, бармен запустил какую-то веселую музыку, кое-кто начал плясать, но большинство вышло на свежий воздух покурить и подышать.

— А я про тебя слышал, — сказал мне в перерыве между двумя затяжками Нимцович, — ты этот… Балашов… нижнереченский аналог Джуны.

— Я про тебя тоже слышал, — ответил я, — молодой, но подающий ученый-физик, увлекаешься теннисом и девушками.

— Все верно, — удивленно посмотрел он на меня, — и откуда ты, позволь узнать, это слышал?

— Собаки лают, ветер носит, — уклончиво отвечал я, — как там дела с теннисом-то?

Боря оживился, похоже, что это его конек был.

— Теннис это очень красивый и перспективный вил спорта, — зачастил он, — жаль только, что у нас ему не уделяют ни грамма внимания.

— Прямо уж и ни грамма, — возразил я, — а Ольга Морозова, а Александр Метревели?

— Это все верхушка айсберга, — ответил он, — действительно тех, кто сумел себя показать на международном уровне, у нас поддерживают и посылают играть в тот же Лондон на этот… на Уимблдон. А уровнем хоть немного ниже совсем тишина стоит — кортов нет… ну хорошо почти нет… и новых строить не собираются. Путных ракеток не найдешь, соревнования если и проводят, то на каком-то колхозном уровне. Так у нас новых Морозовых и Метревели никогда не дождешься.

— А ты бы хотел сыграть в Лондоне? — задал я такой хитрый вопрос, — на этом… на Уимблдоне.

— А кто бы не хотел, — вылетело из него, — можно подумать, что ты бы отказался, если б случилась возможность.

— Верно, никто бы не отказался, — ответил я, — но для начала можно было бы организовать международный турнир у нас в стране. В Москве или Питере. И назвать его к примеру «Кубок Кремля» или «Кубок белых ночей». Приехали бы мировые звезды, че… те же Коннорс с Боргом и этой… Штеффи Граф.

— Неприподъемное дело, — после некоторого раздумья выдал Боря, — это ж надо, чтобы кто-то с самой верхушки принял заинтересованное участие. А у нас лидеры страны все больше фигурным катанием интересуются и еще немного хоккеем…

— Ладно, я подумаю на этот счет, — сказал я, и тут к нам подкатили две приглашенные девицы, одна черненькая, другая пламенно-рыжая, похожая чем-то на Джерри Холливелл из группы «Спайс Герл».

— Нам скучно, мальчики, — заявила эта рыжая, — чего вы тут все разговоры разговариваете, а танцевать кто будет?

Рыжую звали Оксана, танцевать она в общем и целом не умела, но от нее этого и не требовалось. Она тоже, оказывается, хорошо знала, кто я и чем занимаюсь и немедленно начала просить кого-то там осмотреть и вылечить. Отбился, как сумел… но фигура у нее была в высшей степени совершенная, это скрашивало наше общение. Когда музыка поутихла, меня взял за рукав Аскольд и увел в тихий угол.

— Знаешь про наш с Пашей бизнес? — спросил он.

— Слышал краем уха, — ответил я, — и что?

— Поможешь в случае чего Паше, пока я в погонах буду ходить?

— За долю в деле — почему бы и нет, Вульф, — вспомнил я его прозвище

— 10 процентов, — быстро вылетело из него.

— Киса, — огорченно ответил я, — такие условия рвут мне всю душу.

— А сколько ты хочешь?

— 20 как минимум.

Сошлись на пятнадцати, после чего я вторично процитировал монтера Мечникова:

— Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.

И мы пожали друг другу руки.

— Рассказал бы, — попросил он, — какой он вблизи, наш генсек — ты же, как утверждают информированные источники, близко с ним общаешься?

— Ну было пару раз, — нехотя отвечал я, — старый и больной человек это, которому никак не дают уйти на пенсию.

— Ясно… а еще люди говорят, что ты на его машинах по Москве гоняешь.

— Это на каких? — зачем-то решил уточнить я, хотя знал ответ.

— На ламборджинях, — уточнил Аскольд.

— Срочный выезд по делу был, — отговорился я, — вот и выдали то, что под рукой оказалось.

— И в Индии тебя люди видели, вместе с этой… с Индирой — верно?

— Знаешь, Вульф, — решил пресечь этот допрос я, — я немного утомлен пробегом… в смысле отмечанием твоих проводов, так что давай лучше сменим тему. Я, кстати, Наумыча в Москве встречал, и даже не один раз.

— Да что ты говоришь?-сильно удивился Аскольд, — и как он там живет?

— Живее всех живых, уже устроился на какую-то непыльную работенку в хороший институт.

— А Олечка по-прежнему с ним?

— Куда ж она денется, все там же и все в тех же кружавчиках.

— Эх, — пустился в воспоминания он, — а хорошо мы в колхозе позажигали. До сих пор вспоминаю с удовольствием… Пугачев, кстати, приезжал недавно в город, я его встретил в Кремле.

— И как он, не изменился?

— Борода такая же… приглашал на следующий год в свой колхоз — говорит понравилась ему наша работа.

— Я-то может и съезжу, а вот ты вряд ли… если только отпуск из ГДР выпишут.

Но тут опять набежала рыжая Оксана и потащила меня плясать быстрый танец под Бони-М.

* * *

Чем все эти проводы закончились, я запомнил не очень отчетливо, вроде бы я провожал эту Джерри-Оксану куда-то на край города, а потом добирался до дому на такси. Но утром ранним меня поднял с постели тревожный звонок телефона, это оказался секретарь комсомольского райкома Сухов — видимо достали его с вершин московской власти.

— Петр эээ Петрович, — сказал он, — хорошо бы было нам встретиться сегодня…

— С удовольствием Геннадий эээ… — отчества я его не знал, так что обошелся именем, — когда и где?

— А подъезжайте в райком примерно к двенадцати — я буду ждать.

Я и подъехал в указанное место на площади Сусанина в указанное время. Все вопросы с помещением мы решили за десять минут, после чего Сухов сказал:

— Я же не знал, что в этом вопросе замешаны вы… если б знал, можно было обойтись и без звонков сверху.

— Окей, я понял, — ответил я, — больше звонков не последует. В случае чего я могу рассчитывать на ваше участие?

— Всенепременно, — и он пожал мне руку, а я быстро метнулся в институт и обрадовал мсье Ишаченкова положительной новостью.

Тот обрадовался, бросил все дела и побежал осматривать новообретенные владения, а выдохнул и отправился за билетом на поезд — завтра же мне надлежало явиться в Заречье-6 согласно предписанию товарища Цуканова. Билет я достал, не без нервотрепки, но плацкарту на ночной поезд мне выписали, а вот дома меня ждал еще один маленький сюрприз — мама собрала вещи и сказала, что переселяется к физруку.

— Ты все хорошо обдумала? — спросил я, зная ответ, он и последовал:

— Конечно, три дня думала и надумала.

— Ну тогда я тебя провожу, — вздохнул я, отбирая у нее большую сумку с вещами.

Физрук этот, как уж его… Владлен Игоревич, вытащил я из памяти… ждал во дворе и даже с цветочками в руке. Я поздоровался с ним, проводил пару до нового места жительства в шикарной сталинке с видом на озеро, а сам вернулся в пустую уже квартиру и загрустил. Опять я один-одинешенек остался… а завтра ведь придется объясняться в Заречье, куда делась моя подруга накануне свадьбы — в Советском же Союзе было не принято было пускать на самотек личную жизнь. Тем более, что там уже и свидетельница со стороны супруги наготове сидела… но ладно, подумаю об этом завтра, сказал я себе. А сейчас соберусь и отправлюсь на железнодорожный вокзал, тем более, что до отправки моего состава всего-то пара часов осталась.

Глава 12 Стендап в массы

Стендап в массы!

Ночью на поезде мне почему-то не спалось, и я вспомнил, что обещал товарищам народным артистам примерный сценарий первого стендаперского концерта. Включил ночной свет, достал из сумки тетрадку в клеточку (убей, не знаю, зачем она там оказалась, но пришлась очень вовремя) и, не мудрствуя лукаво, записал по памяти штуки три репризы товарища Жванецкого. Он же с ними пойдет в народ года через 2–3… да-да, с 84-го его слава где-то начнется, а пока он мало кому известный автор текстов для Райкина и Карцева-Ильченко. Не убудет от Жванецкого, если поделится с молодым, но подающим надежды гражданином.

«Нормально, Григорий, отлично, Константин» не пойдет, подумал я, с этим он уже в Вокруг смеха засветился. А вот «Рассказ подрывника», «Трудности киношников» и «Тщательнее надо, ребята» в самый раз будут. Я и перенес все эти три миниатюры на тетрадные листки, мучительно вспоминая детали… все не вспомнил, конечно, дополнил отсебятиной. Но в целом получилось вполне симпатично.

Что еще надо для этого концерта? Расписание выступлений… да не вопрос, граждане — откроем песней, допустим, ансамбля Интеграл, он же сейчас на коне, третье место на конкурсе Тбилиси-80. А победила там Машина времени, но без нее мы, наверно, обойдемся — эти и так во все дыры пролезут. Итак, Интеграл с этим… с Юрой Лозой — он там как раз солирует. Если что, можно ему же будет подкинуть пару будущих песен типа «Плот» и «Пой моя гитара». Потом Миронов с чем-то своим, живой разговор с залом. Далее Костя Райкин с плясками и Ширвиндт… можно с Державиным, можно с Мироновым — что-то из Жванецкого. Потом перебивка музыкой, пусть Юрий Антонов будет, Галя Брежнева поможет его затащить, «Белый пароход». Антракт.

А во втором отделении сплошной Миронов со сплошным Ширвиндтом в тесном контакте со зрителями… в перерывах можно будет задействовать свердловскую группировку авторов — Урфина Джуса, Наутилуса или Чайф, кого отыщем. А в финале пусть Антонов еще раз споет. Общий хронометраж примерно 2 часа будет, не считая антракта, вполне достойно.

А на Ярославском вокзале меня сюрприз ждал — начальство отрядило машину, чтоб привезти ценного специалиста без потери времени. Егор стоял на том месте, где заканчиваются платформы и начинается площадь.

— Не ожидал, — пожал я ему руку, — спасибо, что встретили.

— Работа такая, — хмуро ответил он, и мы прошли на стоянку… в 21 веке тут нигде машину поставить нельзя будет, а сейчас пожалуйста, только таксисты половину парковки оккупируют.

На стоянку такси стояла длинная очередь, а мы обогнули ее и синхронно запрыгнули в черную Волгу ГАЗ-24. Обошлось на этот раз без Ламборджини.

— Как там обстановка в коллективе? — спросил я Егора, когда мы обогнули площадь трех вокзалов и выруливали на Садовое кольцо по Орликовому переулку.

— Все в пределах нормы, — буркнул он, крутя баранку.

— По тебе и не скажешь такого, — заметил я, — что-то настроение у тебя того… похоронное напоминает.

— Да ерунда, — ответил он, — не обращай внимания, рабочие моменты. Лучше про себя расскажи — как там в глубинке жизнь протекает?

— В глубинке разворачиваются процессы, — вспомнил я оборот будущего генсека, — там главное что? Сперва начать, а потом углубить. Жить пока можно…

— А чего ты без подруги приехал? — перешел он к насущному вопросу, — мне Галина уже раза два напоминала про вашу свадьбу.

— Не будет никакой свадьбы, — тут уже я помрачнел и нахмурился, — все прошло и облетело, как с белых яблонь дым.

— Да ты че! — неожиданно развеселился он, — ну бывает, старик — не расстраивайся, вот у меня в восьмидесятом, например…

Но что у него было в восьмидесятом, он рассказать не успел, потому что нас на углу с Проспектом Мира тормознул суровый гаишник. Егор опустил окно и протянул ему пропуск с красной полосой, тот внимательно изучил его и предложил показать багажник.

— Ну ниче се, — восхитился я, — какие у нас милиционеры пошли, пропуск с визой управделами ЦК КПСС их не убеждает.

А Егор ничего говорить не стал, а вышел и открыл багажник… вернулся он через минуту с кислой рожей, хлопнул дверцей что было силы и газанул с пробуксовкой колес.

— Совсем менты оборзели, — сообщил он мне, — пятеры ему мало оказалось, пришлось еще трешник добавить.

— Надо будет при случае поговорить на эту тему с мужем Галины, — добавил я, — чтоб урезонил своих подчиненных — борзые они какие-то стали. Куда-то мы не туда едем, — заметил я, когда мы не свернули на Звенигородское шоссе, а пролетели прямо до Нового Арбата.

— А Ильич вчера переехал на Кутузовский, — ответил мне Егор, — туда и едем. Тебя там со вчерашнего дня ждут-не дождутся…

А и верно, я даже до своей благоприобретенной двухкомнатной квартиры добраться не успел, по дороге суровые ребятишки из девятки развернули меня на четвертый этаж к генеральному секретарю. Предварительно обшмонав, конечно, как же без этого.

В прихожей меня встретила Галина, скроила подобие улыбки и прошептала что-то вроде «а мы тебя заждались». Ильич лежал на диване в излюбленной дальней комнате с книжными шкафами, где отсвечивали тускло-синим и ярко-красным тома сочинений классиков сами знаете чего. Медсестра без дополнительных понуканий встала и вышла, мы одни остались.

— Ну что, больной, — сразу взял нужный тон, садясь на стул рядом, — рассказывайте, что беспокоит.

— Все беспокоит, Петя, — сразу признался он, — и сердце болит, и печень, и глаза… и визит этот индийский из головы не идет.

— Лежим спокойно и не двигаемся, — сообщил я ему, — теперь аккуратно поворачиваемся на правый бок и опять не двигаемся.

Ничего ужасного я у Ильича не обнаружил, не считая, разве обострения панкреатита, но это разве болезнь. А глаза — да, воспалились, но это же стандартыми каплями лечится. Рассказал ему вкратце о своих выводах, он и повеселел.

— А что не так с Индией-то? — поинтересовался я, — как будто там все по плану прошло.

— Какой еще план, — поморщился Брежнев, — весь план полетел к черту в первые полчаса беседы… Индира эта хитрая, как сто лисиц из сказки про волчий хвост.

— Вот как, — удивился я, — когда я с ней общался, не заметил такого.

— А вот кстати, — повернулся он обратно на спину, — о чем вы там говорили, когда она меня выставила за дверь?

— Да о болезнях же, дядя Леня… подробности я сообщать уж не буду, но ничего серьезного у нее не нашлось… как и у вас.

— И все, об одних болезнях целых полчаса? — хитро прищурился он.

— Еще она стандартные вопросы позадавала — кто я, откуда, да как у меня эти способности появились… по итогам даже одно любопытное сравнение выдала.

— Какое?

— Что я похож на человека-паука из американских комиксов.

— Не читал, — отозвался генсек, — и про что эти комиксы?

— Да там обычная история про обычного человека, который вдруг получил сверхспособности — у них куда ни плюнь в эти комиксы, там либо Супермен какой-нибудь с другой планеты, либо летающий Бэтмен, либо Человек-муравей, Человек-паук или совсем уже Железный человек. И все чего-то спасают.

— Надо будет заглянуть, — сказал Ильич, переходя в положение сидя, — как у тебя дела, расскажи… когда свадьба?

— Свадьбы, увы, но не будет, — вздохнул я, — непредвиденные обстоятельства вмешались.

— Ну вот, — проворчал он, — а я тебе уже и подарок приготовил. А почему свадьбы не будет?

Я вторично тяжело вздохнул и вывалил душераздирающую историю про афганца в коме.

— Так ты говоришь, вывел его из этой комы? — переспросил по итогам моего рассказа Брежнев.

— Так точно, товарищ главнокомандующий, — взял я под козырек, — хотя это оказалось не таким уж простым занятием, почти час бился.

— Передай координаты афганца Цуканову, — бросил он, глядя в окно, — надо будет помочь парню. А ты кругом чистый молодец выходишь… ладно, иди уже, а я тут должен подготовиться к пленуму.

— И речь у вас почти нормальная стала, — не смог не заметить я напоследок, — приятно слушать.

Он махнул рукой, и я вышел за дверь. Там пришлось второй раз за сегодня объясняться по поводу моей несостоявшейся свадьбы. На этот раз с Галиной. В конце концов она сказала почти теми же словами, как и отец:

— Достойный поступок, — и чуть слезу не пустила, — прямо, как в индийском кино получилось…

— Как в Санта-Барбаре, — поправил ее я, — там главный герой половину сериала в коме лежит, а потом начинает куролесить.

— Не смотрела, — ответила она и вспомнила еще одну вещь, — да — тебя же искал Андрюша Миронов. Весь телефон мне оборвал.

— Я помню про свое обещание, — сказал я, — и вчерне все подготовил. Готов встретиться и передать сценарий.

— Он тебе сам позвонит, — сказала Галина, и я, наконец, добрался до своего жилища, пустого и запыленного после двухнедельного отсутствия.

Слегка подмел пол, чтобы уж дорожка следов на нем не оставалась, поставил греться чайник, но налить не успел — затрезвонил телефон. Не черная вертушка, а обычный городской.

— Привет, — сказала трубка узнаваемым голосом Миронова, — как дела?

— С переменными успехами, — ответил я, не вдаваясь в детали, — ты наверно насчет концерта ко дню милиции?

— Точно, — подтвердил он, — карусель закрутилась и ее теперь сложно остановить… надо бы встретиться.

— Легко, — быстро отвечал я, — сценарий вчерне готов, до вечера я, кажется, совершенно свободен — так что называй место и время.

— Тогда подъезжай на нашу дачу, — сказал он, — это в Красной Пахре — знаешь такую?

— Не очень, — признался я.

— Съезд со МКАДа по Профсоюзной, километров 20 отмотаешь и вот она, Красная Пахра.

— А адрес какой? Деревня наверно немаленькая.

— Улица Фрунзе, 15 — там все просто.

— Хорошо, запомнил, — сообщил ему я, — часа полтора у меня дорога наверно займет. А железная дорога у вас там есть?

— Не, — открестился Миронов, — ближайшая станция очень далеко, в Подольске, а оттуда автобус два раза в день ходит. Проще на автобусе от Теплого стана.

— Думаю, решу вопрос с транспортом, — ответил я, дал отбой и тут же перезвонил Цуканову.

Сообщил ему пожелание Ильича насчет воина-афганца, а заодно попросил служебную машину для неотложных целей.

Глава 13 Гавайская роза

Гавайская роза — эмблема печали

Много семян этой розы Цой сыпать в котелок не стал, сказал, что на первый раз надо бы быть умеренным и проверить на практике, как оно воздействует на организм. А я вытащил из своей сумки все, что осталось у нас от ужина с двумя подругами. Полкило местных красивых помидоров, порезанную полбуханку хлеба и остатки от мясной нарезки. С голоду, по крайней мере, сегодня мы умереть не должны.

Котелок тем временем закипел, источая не совсем ожидаемые ароматы… пахло вовсе не цветами, как можно было предположить, а каким-то мясным бульоном. Цой зачерпнул из котелка половником и разлил варево по кружкам (и то, и это обнаружилось в углу хижины).

— Ну чего, с богом, — сказал я, предварительно перекрестившись.

— У вас же в стране все атеисты, — не понял моего жеста Цой, — с каким еще богом?

— С обычным, — пояснил я ему, — с Саваофом, он же Яхве, он же Элохим. Официально — да, религия у нас не приветствуется, но на практике разное встречается.

— Ясно, — пробормотал он, осторожно отхлебывая из кружки, — а чего крестишься так необычно, справа налево? У нас наоборот принято.

— Так православие же, дорогой, — отвечал я, — другой канон. У вас, у католиков, движение руки слева направо означает посыл от человека к богу, если я все правильно помню…

— А у православных наоборот что ли?

— Точно — у нас движение справа налево это значит, что первично обращение бога к человеку. Плюс левая сторона в христианстве всю жизнь означала нехорошее начало, греховное, если так можно выразиться. Второе значение крещения по-католически — это движение от греха к спасению. А у православных — победа божественного над дьявольским.

— Гладко как чешешь, — задумался Цой, — у тебя в роду священников случайно не было?

— По крайней на три поколения назад не было, — угрюмо отвечал я, приканчивая кружку (вкусно оказалось, против ожиданий), — просто книжки иногда читал умные. Давай еще по одной накатим.

Цой возражений не высказал, а просто зачерпнул половником еще одну порцию и разделил ее между нами. На Джонни Уокера, если честно, это варево походило примерно так же, как курица на фазана, но итоговое воздействие было где-то сравнимым… если сварить и съесть блюда из этих птиц, насыщение придет одинаковое. Вот и от гавайской розы приход, наконец, настал… не, видео-глюков никаких не возникло, а вот слуховые появились…

— Мне кажется, — спросил я у Цоя, — или на самом деле волки воют в лесу?

— Кажется, — любезно опроверг он мои сомнения, — на Гавайях волков не водится. Это действие розы…

— А что там вообще в состав этой розы входит? — спросил я, чтобы отвлечься от нарастающего воя, — что воздействует на организм, не знаешь?

— Знаю, — с той же расслабленной улыбкой продолжал он, — производное лизергиновой кислоты или сокращенно ЛСА.

— Почти что ЛСД, — всплыло у меня в мозгу.

— Да, действие схожее с ЛСД, но слабее… зависимости, кстати, не возникает совсем, тут можешь не волноваться.

— Да я и не волнуюсь, — ответил я, — а еще чего ждать от этой розы?

— Кое-у-кого тошнота начинается — у тебя как с этим?

— Тьфу-тьфу, пока вроде нормально.

— Ну и ладно… а еще что… время как бы замедляется, и глюки могут выскочить, а могут и не, тут все индивидуально. Продолжительность сеанса от 4 до 8 часов, от дозы зависит. Передозировка, кстати, крайне нежелательна — я и положил в котелок минимальное количество, так что нам это не грозит.

— Не конопля, в общем, — резюмировал я его речь.

— А ты пробовал гашиш? — поинтересовался Цой.

— Было дело, — скупо ответил я, — в Казахстане когда работал в стройотряде. От гашиша на смех пробивает, можешь ржать без причины и полчаса, и час. Ну и настроение поднимается, а глюков никаких… привыкания тоже не происходит. Там главная неприятность, что следы этого дела в организме до 30 дней остаются, так что если ты водишь машину, то полиция запросто может до тебя докопаться.

— ЛСА в крови остается дня три-четыре, — сообщил Цой.

Больше мы пить отварне стали, закусили на скорую руку тем, что там у нас осталось, и улеглись спать на ворох пальмовых листьев. Проснулся я с ясной головой и трезвым сознанием, когда совсем светло уже на дворе стало. Цоя нигде видно не было. Я встал, прогулялся туда-сюда по сотне метров, не нашел ни одного Цоя и быстрым шагом проследовал к бухте, где был припаркован наш персональный катер с именем Алиса.

Все здесь оставалось ровно таким, как и вчера — прилив поднял Алису с отмели и теперь она покачивалась на небольшом волнении. Ветра почти не было, температура комфортная, давление в норме — чего еще желать человеку на необитаемом острове? И тут я краем глаза заметил быстрое движение на левом берегу бухты, там, где она с океаном контактировала. Перевел туда глаза, но ничего угрожающего не заметил. Надо проверить, вздохнул я, что это или кто это… подобрал с земли сук потолще и подлиннее и решительным шагом начал огибать бухточку с левой стороны…

Продираться туда пришлось через совсем уже дикие заросли, обвитые лианами со всех сторон. Ладно еще, что комаров тут не водилось, но колючки изрядно потрепали мою одежду и одну ногу я серьезно так поцарапал. Ладно, до свадьбы заживет. На том месте, где мне привиделось некоторое движение, я нашел вход в бетонное сооружение и после небольшого раздумья посчитал его тем самым японо-американским дотом, про который рассказывал Цой.

Дверь в дот была распахнута настежь и висела на одной верхней петле, никаких следов вокруг я не заметил. Ну что, надо бы внутрь зайти, сказало мне проснувшееся второе я. А может ну его, задал я ответный вопрос. Надо, Петя, надо, подогнало меня оно, а то потом будешь ходить и оглядываться… лучше уж сразу все проверить и исключить случайности.

Ну надо, так надо, вздохнул я и заглянул внутрь… в помещении, которое примыкало к двери, все было ровно так, как и рассказывал Цой, а именно — грязно, пыльно и накурено… стоп-стоп, откуда здесь накуренность-то, задал я сам себе такой вопрос и не сумел ответить на него сколь-нибудь убедительным образом…

— Да ты заходи, Петя, — раздался голос из глубин дота, — не жмись возле входа.

Сердце у меня упало куда-то в район пяток и зачастило вдвое интенсивнее обычного. Но вперед я все же прошел, и сук из рук не выпустил. Во втором помещении, где была прорублена длинная и узкая амбразура с видом на Тихий океан, было гораздо чище и приличнее, чем в прихожей. У серой бетонной стенка слева тут стоял обычный кухонный стол с двумя табуретками по бокам, и на одной из них восседал довольно пожилой гражданин с седой бородой, подстриженной, впрочем, весьма аккуратным образом. И он курил длинную черную сигару. А еще на столе стояла бутылка Джонни Уокера с черной этикеткой, два хрустальных бокала и ваза с фруктами.

— Палку можешь положить, — сообщил мне этот гражданин, — ничего страшного тебе тут не угрожает.

Я повиновался — выбросил сук в дверной проем и без спроса уселся на вторую табуретку… сработана она была довольно грубым способом, как я мимоходом успел заметить, но выглядела достаточно устойчивой.

— А ты кто? — задал я вопрос бородатому гражданину.

— Мог бы и догадаться, — усмехнулся он, одновременно разливая виски по бокалам, — столько раз меня поминал в последнее время, что я уже и со счета сбился.

— Стоп-стоп-стоп, — пробормотал я, лихорадочно вспоминая, кого же я так часто упоминал, — ты этот… апостол что ли?

— Надо ж, с первого раза угадал, — притворно изумился он, чокаясь со мной бокалами, — твой тезка, кстати.

— Так это чего… — продолжил я, собирая мысли в одну кучку, — я на небо уже угодил что ли? И где тогда тут вход в это самое?

— Нет, дружочек, — покачал он головой, — пока что ты на земле находишься.

— Так тогда это… — задал я логичный вопрос, — ты тогда что тут делаешь — тебе же место возле райских врат.

— Позволь уж мне самому решать, — резко ответил он, — где мое место.

— И как там, на небе? — не унимался со своими вопросами я.

— Жить можно, — кратенько обрисовал он мне ситуацию, — но на земле все же получше будет.

— Работы наверно много по сортировке на агнцев и козлищ?

— Хватает, — усмехнулся он, — весы только барахлят постоянно.

— Какие весы? — не понял я.

— На которых взвешивают положительные и отрицательные поступки кандидатов,-любезно пояснил он.

— А как они у вас там помещаются-то? — задал я еще один давно мучивший меня вопрос. — Только сейчас на земле живет около 6 миллиардов душ, а за все время существования разумной жизни их наверно все 50 миллиардов уже было. Это какого же размера рай должен быть, чтоб вместить всех?

— Вселенная большая, — туманно ответил апостол, — места на всех хватит.

Но тут же он впрочем сбавил тон и пояснил свою цель:

— Дельце у меня к тебе есть, вот я и забрел на полчасика на этот остров.

— Что за дельце? — перешел я на деловые рельсы, одновременно наливая по второму бокалу виски.

— У тебя, Петя, — сказал он, — очень важная миссия в этом мире. А ты занимаешься черт-те чем, только не выполнением своей миссии.

— Так кто-нибудь хоть намекнул мне, в чем заключается эта миссия, а то я не в курсе совсем.

— Незнание законов, — отчеканил Петр, — не освобождает от ответственности за их несоблюдение.

— Давайте ближе к теме, товарищ апостол, — вздохнул я, — а то ведь я тоже могу долго цитировать разные посторонние максимы.

— Хорошо, — быстро согласился он, — слушай тогда и запоминай, я два раза повторять не стану…

* * *

Очнулся я от того, что меня по щекам сильно и часто били — это оказался все тот же Цой. А лежал я (убедился, скосив глаза) на грязном бетонном полу возле амбразуры.

— Я уж думал, ты свои коньки отбросил, — сообщил мне Цой, — дыхания у тебя не было и сердце не билось.

— А где апостол? — задал я очень тупой вопрос, но уж какой сумел.

— Глюки таки появились? — сделал риторический вопрос Цой, — поздновато… но бывает и так. Ты давай поднимайся и по дороге расскажешь мне, что за апостол там тебе явился — я с большим интересом выслушаю.

Глава 14 Миронова и Менакер

Миронова и Менакер

— К Миронову, говоришь… — подумав, сказал Цуканов, — у тебя же права есть, скажи Егору, что я разрешаю тебе самостоятельный выезд.

— На Ламборджини? — закинул удочку я.

— Не надо дразнить гусей, — строго отчитал меня он, — Волгу возьмешь. Потом сдашь обратно в целости и сохранности.

— Вас понял, товарищ начальник, — ответил я, — приступаю к выполнению порученного задания.

И я побрел в гараж искать Егора, во дворе дома на Кутузовском свой гараж, оказывется, был. Он недоверчиво выслушал меня, но перезванивать и переспрашивать ничего не стал, а просто вручил мне ключи от Волги. Не той, на которой я только что приехал с Ярославского вокзала, а соседней. Но все равно черной-пречерной, как абхазская ночь.

— Доверенность на неограниченный круг лиц в бардачке, — осведомил он меня, — талон техосмотра к лобовухе приклеен, что еще… ментам больше пятеры не давай, такая сейчас средняя такса.

— Бензина хватит на сотню километров? — справился я.

— На двести хватит… а если что, то заливай 93-й. Как бензобак открывается, знаешь?

— Разберусь, — махнул я рукой, — ну спасибо тебе, Егор, на добром слове.

— Куда едешь-то? — поинтересовался он.

— Деревня Красная Пахра какая-то, — просветил его я.

— Знаю-знаю, дачное местечко… ну желаю повеселиться.

А я сел за руль Волги и смело выехал на проспект. Приключений по дороге никаких не случилось, вопреки моим ожиданиям, вообще ни одного гаишника не встретилось, так что ровно через час я въезжал в поселок «Красная пахра», перед этим миновав мостик через маленькую речушку Пахру. Так… и где же здесь улица Фрунзе? Спросил у первого встречного красно-пахринца, это оказалась девчушка примерно 10–12 лет. Она махнула рукой направо, мол увидишь — мимо не проедешь.

А вот и дом 15 по улице Фрунзе… ну неплохой такой, хотя до новорусских особняков из 90-х не дотягивает пару октав. Забор высокий, но не сплошной, в щели все видно. Колокольчика на калитке нет, поэтому постучался. Ответом мне был заливистый лай довольно крупной собачки, она на цепи сидела в углу двора, хоть на этом спасибо хозяевам. А следом за лаем распахнулась дверь на крыльце и оттуда появился Андрюша Миронов собственной персоной. С обаятельной улыбкой Геши Козодоева на лице.

— Рекс, фу, — первым делом сообщил он собачке, та немедленно заткнулась.

А следом он подошел к калитке и открыл ее.

— Привет, — сказал он, — давно не виделись. Проходи, гостем будешь.

— Ага, привет, — ответно поздоровался я, — а это, значит, твоя дача?

— Не совсем моя, — ответил он, — родительская, но они тут редко бывают… хотя вот сейчас как раз здесь.

— Так-так-так, — начал вспоминать я по дороге в дом, — а родители у тебя, если не ошибаюсь, Мария Миронова и Александр Менакер…

— Точно, — улыбнулся Андрей, — сейчас познакомлю.

Разуваться тут было не принято, как я понял, Андрюша как возле ворот был в модных ботинках, так и дальше в них пошел, поэтому я тщательно обтер свои кроссовки о коврик и проследовал за ним. В гостиную, я так понял, обширное пространство, занимающее львиную долю первого этажа. А в этой гостиной сидело ровно двое — первым был Ширвиндт, а вторым, насколько я понял, мать Миронова, известная артистка театра, эстрады и кино. Менакера нигде видно не было, наверно не счел нужным присутствовать.

— Саша, ты знаком с Петей, — тут же сказал Андрей, — а ты, мама, еще нет — познакомьтесь, это Петр Петрович Балашов, а это Мария Владимировна Миронова.

Она встала, подошла ко мне и протянула руку.

— Наслышана, как же, — сказала она, жестом предлагая мне сесть на стул, — филиппинский хилер и тибетский врач в одном лице.

— Не такой уж филиппинский, — открестился я от предложенного сравнения, — но иногда кое-что получается. У вас, кстати, никаких проблем со здоровьем не имеется?

— В моем-то возрасте, — непроизвольно усмехнулась она, — да без проблем со здоровьем — это утопия… как говорил Костик в «Покровских воротах». Но давай о них не будем пока. Лучше расскажи, что это ты такое придумал для нашей многострадальной эстрады — мне Андрюша говорил, но лучше из первых уст услышать.

— Ничего такого сверх-особенного, — быстро отвечал я, — простой перенос зарубежного опыта на отечественную почву. Слышали, наверно, про такого артиста Робина Уильямса?

— Видела одно кино с ним, комедия какая-то… смешная, этого не отнять.

— Так вот, актерская профессия у него совсем не на первом месте, а деньги он зарабатывает выступлениями в клубах и кафе перед зрителями, активно вовлекая их в диалог. Называется это дело стенд-апом… в переводе «вставать», но это общепринятое значение. А так-то на американском сленге стенд-ап означает «надежный или проверенный человек». То есть, тот, кто выступает с такими вещами — проверенный комик, который не будет болтать лишнего…

— А еще кто занимается такими вещами в Америке? — задала Миронова новый вопрос.

— Да много кто… — я лихорадочно начал вспоминать пионеров жанра, — Билл Косби, Вуди Аллен, Вупи Голдберг.

— Голдберг тоже видела в одном фильме, — сказала Мария, смотря куда-то в оконный проем. — А почему ты решил, что у нас приживется этот заокеанский опыт? В Америке много чего такого, что наши люди в принципе никогда не поймут.

Да блин же компот, готово было сорваться у меня с губ, потому что в 21 веке Россия уже прошла этот путь успешно, причем в короткие сроки. Но я задавил в себе этот аргумент и ответил просто:

— Дорогу осилит идущий, как сказал тот же Костик из «Покровских ворот». Не ошибается тот, кто ничего не делает. Давайте попробуем, тем более, что добро от власть имущих на этот эксперимент имеется.

В это время где-то наверху хлопнула дверь и по скрипучей лестнице вниз начал кто-то спускаться — это был отец Миронова, кто же еще.

— Саша, — тут же заявила ему Мария, — посиди и послушай, что нам тут молодежь предлагает.

У меня немедленно щелкнуло в голове воспоминание, что Менакер же должен был умереть то ли в предыдущем году, то ли в начале текущего — а тут вот он, живой и здоровый. Ну порадуюсь за него.

— Я все слышал наверху, — сказал он на полдороге, — вы тут очень громко говорите. Уильямса и Голдберг я тоже видел в кино, но про их выступления в клубах первый раз слышу.

Он уселся в глубокое и мягкое даже на вид кресло и продолжил.

— Но мысль интересная… ты продолжай, Петя.

— Да я, собственно, почти все уже и сказал, — отозвался я, — такие выступления, как у Уильямса, можно назвать интерактивным представлением…

— Как-как? — подал голос Ширвиндт, молчавший до этого.

— От английского слова interaction, взаимодействие, значит, — пояснил я, — если коротко, то это такой принцип организации сложной системы, при которой цель достигается информационным обменом между элементами этой системы.

— Что-то очень сложное ты завернул, — сказал Менакер, — попроще нельзя?

— Можно и попроще, — покладисто согласился я, — вот вызвал вас, к примеру, начальник… директор Мосэстрады, например…

— Москонцерт это сейчас называется, — поправила меня Миронова.

— Хорошо, директор Москонцерта вызвал вас на ковер и полчаса говорит, не давая вставить ни слова. Это можно назвать жестким или авторитарным способом взаимодействия, еще один вариант — оффлайн. А если беседа идет в формате живого диалога с выслушиванием противоположных точек зрения, это уже интерактив или онлайн.

— Ясно… — задумался Менакер, — давай от теории к практике переходить. Что ты там придумал конкретно для этого концерта?

Я вытащил из папочки тетрадь в клеточку, раскрыл ее, откашлялся и начал:

— Вот тут у меня расписан краткий сценарий выступлений и несколько штук реприз для Андрея и Александра. Мне зачитать или как?

— Зачитывай, — милостиво разрешил Менакер, супруга же все больше помалкивала, из чего я сделал вывод, что слухи о его подкаблучности сильно преувеличены.

Я и зачитал… сначала текст миниатюр, начиная от «Тщательнее надо» и прямо до «Трудностей киношников», а потом кратенькое расписание выступлений. Ответом мне было гробовое молчание, в результате которого я приготовился к худшему. Но вместо него последовало:

— А что, мне нравится… — подал голос со своего кресла Менакер, — живенько так и с элементами юмора. Вот только что такое «Интеграл», не очень понял.

— Интеграл, — начал я пояснения, — вокально-инструментальный ансамбль, основан 15 лет назад в Усть-Каменогорске… это Казахстан… изначально играл джаз, но далее переквалифицировался на рок и кантри. Написал музыку к фильму «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». На недавнем фестивале в Тбилиси занял почетное третье место. Руководитель Барри Алибасов, солист Юрий Лоза.

— А первое место кто в Тбилиси занял? — тут же вылетело из Андрея.

— Машина времени, — ответил я, — но у нее сейчас немного скандальная репутация, так что лучше бы с ней не связываться.

— С Костей Райкиным могут возникнуть проблемы, — выдал свою часть беседы Ширвиндт, — он очень зазвездился в последнее время.

— Но поговорить-то можно, — осторожно заметил я, — за спрос денег не берут. А если откажется, будем думать, кем заменить.

— А знаешь, Саша, — неожиданно выдала свою ремарку Мария, — я бы с удовольствием поучаствовала в таком концерте. С тобой на пару, конечно… давно у нас не было живого общения с залом.

— Я не против, — тут же согласился Менакер, — вот только тексты у нас с тобой все старые и публике хорошо известные.

— Могу помочь, — против моей воли вылетело вдруг из меня, — вот прямо не сходя с этого места можно набросать примерный план, а завтра был бы готов законченный текст.

— А попробуй, — вдруг развеселилась она, — посмотрим, как это у тебя получится.

У меня в голове всплыла сценка из Камеди-клаба, с Демисом и Мариной Кравец, где они сидят в ресторане на юге, и Демис спаивает Марину.

— Представьте себе, коллеги, — так я обратился ко всем ним, возражений против коллег не услышал и продолжил, — бархатный сезон, Черноморское побережье, ресторанчик в прибрежной полосе Анапы, за столом сидит пара не очень молодых случайных знакомых по совместному отдыху.

Ну и далее кратенько пересказал содержание сценки, благо пересматривал я ее в ю-тубе не один раз. Импортозамещение только пришлось выкинуть, вряд ли в 82 году кто-нибудь понял, что это такое, а так там почти все реалии вневременные были, любовь и страсть, она всем возрастам покорна и практически не зависит от господствующей в обществе идеологии.

— Неплохо, — сдержанно похвалил меня Менакер, — а вопрос про службу в армии вообще похвальный… когда, говоришь, оно будет полностью готово?

— Завтра к обеду, — ответил я, — могу передать емейлом или по факсу.

— Как-как? — хором спросили все присутствующие, и я понял, что слегка облажался.

— Видеотелеграфом, — поправился я, — но для этого на почту придется идти.

— Лучше я сам к тебе заеду, — предложил Андрей, — и заберу живьем, не надо телеграфа.

А потом он переглянулся с Ширвиндтом и добавил:

— И нам с Сашей тоже чего-нибудь добавь в стиле этой анапской штучки…

— Договорились, — бодро ответил я, а Мария Владимировна вдруг засуетилась и пригласила всех на чаепитие, на веранде у них, оказывается, стол уже был накрыт.

Глава 15 Снова Тетрис

И снова Тетрис

Алкоголь в виде настоек и наливок также присутствовал на этом столе, но я наотрез отказался — зачем лишний раз раздражать гаишников… хотя в 82 году аппаратов проверки на трезвость практически не было, но неприятностей они все равно много могли устроить и без привлечения технических средств.

— Так значит, ты из Нижнереченска? — спросила мать Андрея после того, как разлила чай по чашкам.

— Прямиком оттуда, — подтвердил я, заедая чай сладким пирожком. — Из Заводского района.

— Как у вас там живут в Заводском районе? — продолжила допрос она.

— По-разному, Мария Владимировна, — честно признался я, — кто-то мажет черную икру на белый хлеб, а кто-то допивает последнюю четвертинку Русской водки без закуски.

— А если в среднем взять? — хитро прищурилась она.

— В среднем жить можно, — лаконично ответил я, но подумав, присовокупил достойную цитату из Николая Васильевича, — бараны у нас конечно не те, что в Запорожье, но почему бы не жить как-нибудь…

— Начитанный ты мальчик, — улыбнулась она, — читаешь наверно много?

— Это из фильма цитата, — признался я, — Александра Роу, так что скорее смотрю много, чем читаю…

— А еще он электроникой занимается, — наябедничал Андрей, — в эту игрушку, как ее…

— Тетрис, — подсказал я.

— Да, в Тетрис, я целый день проиграл, пока не отобрали.

— Что за игрушка? — заинтересовался Менакер.

— Знаете такую фирму Нинтендо? — ответил я вопросом на вопрос, а когда он отрицательно помотал головой, продолжил, — она выпускает компьютерные игровые приставки, маленький такой квадратик размером с калькулятор, а на передней стороне у него игровой экран и кнопки для управления играми. Цель игры — уложить четырехкомпонентные блоки, тетрисы то есть, как можно плотнее на дне стакана. Вот я и развил немного это дело в направлении, приближающемся к обычному советскому человеку. Эх, жаль, нет под рукой этой игрушки, на живом образце это можно было бы объяснить за 10 секунд…

— А где они есть под рукой? — задал вопрос Ширвиндт.

— Один в Минвнешторге, второй в Минэлектронпроме, — пояснил я, — решают судьбу устройства, жить ему или помереть.

— Какой, однако, ты разносторонний молодой человек, — вычленил главное из моих сбивчивых речей Менакер, — и болезни лечишь, и электронику продвигаешь вперед, да еще и новые формы эстрадного искусства создаешь…

— Таким уж уродился, — буркнул я, вдаваться в подробности эксперимента на установке «Крот» у меня желания уже не было. — Могу ограничить свои усилия, если пожелаете…

— Не надо, — махнул он рукой, — продолжай в том же духе. Ты нам лучше вот что расскажи, дружок — какой из себя Леонид Ильич вблизи? Ты же с ним очень близко общаешься, как говорит людская молва.

— Да так же, как и издали он выглядит, — поморщился я, — старым больным человеком с кучей забот и проблем…

Все дальнейшие расспросы на эту тему я пресек, с Андреем мы договорились о встрече завтра в районе обеда, поблагодарил хозяйку за вкусную еду, да и рванул себе обратно на МКАД. В который раз пожалел об отсутствии в текущем времени средств персональной связи, мобилы или хотя бы простого пейджера. Хотя ведь, как подсказала мне память, система Алтай уже работает достаточно давно, чуть ли не середины 60-х, но для ее терминала я пока что рылом не вышел. Но удочку на этот счет Цуканову можно было бы забросить.

Когда я вошел в свою квартиру на Кутузовском, оба телефона у меня там разрывались одновременно. Взял сначала вертушку, солидную черную трубку сталинского типа, это оказался дежурный по дому.

— Петр Петрович? — строго спросил он.

— Так точно, — ответил я, — он самый.

— Вам надлежит встать на учет в военном комиссариате, знаете где это?

Я ответил, что нет, тогда он пояснил, куда идти — Партизанская улица, дом 19. Чтобы не позднее, чем сегодня, строго добавил он. А заодно и к паспортистке зайдешь, чтобы оформить временное проживание на Кутузовском. Это там рядом, Партизанская, 15. Ну ок, вздохнул я, хорошо, что военный билет с собой захватил. Городской же телефон замолчал на некоторое время, но снова взорвался неистовым дребезжанием. Это был сотрудник Минвнешторга со сложной фамилией Семенов-Косиевич, он приглашал меня на беседу сегодня же вечером.

— А какова же будет цель этой беседы? — поинтересовался я.

— На месте все и узнаете, — лаконично бросил он, назвал время и место (как это ни удивительно, но в здании МВТ на Смоленской площади он это назначил) и тоже отключился.

Ну что же, начинаем переживать неприятности по мере их поступления, подумал я, взял военник, где значился мой ВУС с заковыристым названием «Специалист по материальной части крылатых ракет и пусковых установок», добавил паспорт, действительный еще добрых три года, и отправился к ближайшей станции метро — Волгу же я в гараж сдал, а второй раз за день беспокоить Цуканова мне не с руки было.

Тем более, что ехать-то тут совсем ничего, от ближайшего метро Студенческая до Молодежной, откуда ближе всего к этой неведомой Партизанской улице, всего-то семь перегонов. Проезжая мимо Багратионовской, вспомнил с ностальгией, как здесь было… ну то есть будет, конечно… в конце 90-х и начале нулевых радио-рынок. Он же и кассетно-дисковый рынок. Легенды боевиков того времени на кассетах — Шварцнеггер, Сталлоне, Мэл Гибсон, Джеки Чан и конечно же Майкл Дудикофф. А на дисках незабвенные хиты игровой вселенной Дуум, Еретик, Квейк и Цивилизация-1−2–3. Поначалу все это аж по 30–35 рубликов можно было приобрести, ну а дальше инфляция началась, цены за пределы стольника уехали. Здесь же, кстати, и краденые мобилы за треть цены продавали совершенно не таясь, все схвачено. Сименс С-35, помнится, я так брал за смешные 300 рубликов. И где сейчас все это… ну то есть в двадцатых годах следующего века… в виртуал переехало, да. Фильмы и игрушки в смысле. А железки все же реально покупать иногда приходится, это ситилинк с днс-ом в помощь, ну или озон-вайлдберриз, кому что ближе. А если подержанное добро устраивает, то авито поспешит на помощь, как Чип с Дейлом… там только главное на разводил не попасть…

Но это я что-то отвлекся от основной мысли, прошу прощения. Продолжаем разговор, как говорил товарищ Карлсон своему корешу Малышу по поводу торта с семью свечками. Еще не удержусь от одной ремарки в воздух — знаете, как звали Малыша все остальные, если оставить за скобками Карлсона? По глазам вижу что нет… так вот, Сванте Свантесон он был, а его брата с сестрой звали Боссе и Бетан. И жили они на улице Свеаваген, это немного к северу от центра Стокгольма, район Вазастан. Крыши домов там и правда составляют почти единое целое, можно спокойно прогуляться по ним на протяжении целого квартала, вот Астрид Линдгрен, сидя у окна, и представила себе такого воображаемого Карлсона, гуляющего по соседним крышам.

А мы тем временем прибыли на пункт назначения, станцию Молодежную Арбатско-Покровской линии. Так, и где у нас тут улица Партизанская? Ага, немного по Ярцевской, а потом налево, вот и военкомат Кунцевского района города-героя Москвы. Давно наверно не бывали в военкоматах? Вижу, что давненько — поэтому могу освежить вашу память.

Итак, стандартный советский военный комиссариат — иногда отдельно стоящее здание, но чаще всего первый этаж обычного жилого дома, сталинки или хрущевки. Перед входом толпа допризывников или уже наоборот, призывников, нервно курящая и рассказывающая похабные анекдоты. Внутри длинный-предлинный коридор и неизбывный запах казармы, курево, пот, крем для сапог, оружейная смазка. На стенах суровые плакаты с казенными воинами Советской армии, выполняющими приемы строевой службы или спасающимися от разрыва ядерной бомбы. Со вздохом осмотрел все это и стал искать табличку с надписью «Воинский учет»…

— Таааак, — сказала прапорщица-учетчица, мельком просмотрев мои документы, — с тобой, Петр Петрович Балашов, хотел поговорить наш военком, подполковник Сидорец.

— А зачем? — недоуменно спросил я.

— Там все и узнаешь, — не раскрыла она карты, — третья дверь отсюда по левую сторону.

Я пожал плечами и отправился к подполковнику Сидорцу… у него там было занято, минут десять пришлось просидеть в коридоре, наблюдая за внутренней жизнью военкомата. Ничего особенно интересного я не увидел, за исключением, может быть, невероятно красивой девушки в форме лейтенанта внутренних войск, коя прошла мимо, слегка покачивая бедрами. Натуральная Милен Демонжо из фильмов про Фантомаса… а тут и военком освободился — я зашел в его кабинет и представился по форме.

— Балашов, значит, — не сразу въехал в ситуацию он, — это хорошо, что ты Балашов. А я Сидорец…

Он некоторое время смотрел в окно, где видны были курящие и матерящиеся допризывники, потом продолжил:

— Кто-то мне про тебя что-то сообщал… — он порылся в бумагах на столе, ничего подходящего, видимо, не нашел и задал вопрос в лоб, — ты по какой вообще причине у нас тут на учет встаешь?

— Начальник сегодня приказал, — пожал плечами я, — вот я и прибыл.

— И кто твой начальник? — поинтересовался он.

— Цуканов, — ответил я, — Георгий Эммануилович, помощник генерального секретаря.

Подполковник слегка спал с лица.

— Вспомнил, — быстро сообщил он, — оттуда мне и звонили по поводу тебя… вас то есть.

— Можно на ты, — разрешил ему я.

— Припишем тебя к запасникам первой категории, — почесал он затылок, — да, у нас сборы для запасников скоро, буквально на следующей неделе — придется съездить.

— А что за сборы? — переспросил я, — куда ехать и на какой срок?

— У тебя же эти… крылатые ракеты на подводных лодках значатся?

— Так точно, они самые.

— В Видяево значит, за полярный круг. На месяц.

— Если Цуканов не будет против, то с большим удовольствием, — ответил я, — всю жизнь мечтал посмотреть на полярное сияние и на белых медведей.

— Хорошо, с твоим Цукановым мы порешаем эти вопросы, а сейчас иди оформляйся, — и он отдал мне военник.

А в кабинет учета меня ждал небольшой сюрприз, приятный в виде исключения — вместо первоначальной стервозной прапорщицы на ее месте за стеклом оказалась та самая Милен Демонжо в звании лейтенанта внутренних войск.

Глава 16 Розамунда

Розамунда

— Так что там у тебя с апостолом случилось? — поинтересовался Цой по дороге к нашей хижине.

— Сказал, что не тем я занимаюсь в этой жизни, — хмуро ответил я, с трудом переставляя ноги.

— А чем тебе надо заняться по его мнению?

— Мир спасать, конечно, — ушел я от прямого ответа, — как этому… как Брюсу Уиллису.

— Стой, — растерялся он, — Уиллис это же такой молодой артист, в «Полиции Майами» недавно засветился. Не помню, чтоб он там мир спасал.

— Значит, скоро начнет, — немного поправил ситуацию я, — а еще апостол про тебя пару слов сказал.

— И каких именно?

— Что ты виски с гавайской розой мешаешь, хиппи лохматая, — вспомнил я классику в исполнении Басилашвили и Леонова.

— Вранье, — автоматически открестился он, — я не хиппи и ничего не мешаю, — но тут он сообразил, что это подколка, и ушел от удара в сторону, — ну не хочешь, не говори. Ты вот что… ты полежи тут в хижине и приди в себя, а я прогуляюсь по окрестностям — на южной окраине острова мы еще не были, вдруг там что-то полезное обнаружится. И розу употреблять перестаем, плохо она на тебя действует.

— Правильно, — вздохнул я, — ну ее в задницу, эту розу, алкоголь хотя бы проверен временем.

И Цой после этих слов исчез из моего поля зрения, а я полежал немного на ворохе пальмовых листьев, а потом немного очухался, встал и тоже начал обследовать окрестности. Из полезного обнаружил одно абрикосовое дерево и два персиковых — плоды на них созрели и вполне были готовы к употреблению, сентябрь же месяц на дворе. Из живности же только какую-то землеройку увидел — она быстро скрылась в зарослях, узрев меня. Эх, райское все же место Гавайи, думал я, возвращаясь в хижину, нагруженный дарами тропическими леса. С голоду тут точно не умрешь круглый год…

Через час примерно и напарник мой явился и рассказал, что ничего полезного он на южной оконечности не обнаружил. Мы закусили абрикосами, поставили на костер котелок с водой и начали беседу о наших стратегических, так сказать, задачах.

— Неделю-другую здесь посидеть можно, — это я первым вступил в диалог, — но всю жизнь, конечно, здесь не проведешь. Надо думать, как и куда мы отсюда выбираться будем.

— Я тоже задался таким вопросом, — признался Цой, — всю ночь практически размышлял, не спалось что-то…

— И чего придумал? — поинтересовался я.

— Ничего полезного, — признался он, — одна надежда на тебя осталась.

— Ладно, — тяжело вздохнул я, — попробую оправдать надежды. Отсюда у нас, если не фантазировать, только два пути. Первый — это возвращение на большой остров и попытки обвести вокруг пальца ребят, которые нас ищут.

— А второй какой? — с некоторой надеждой спросил Цой.

— Второй это выходить на нашем катере в открытое море и ловить проходящее судно… желательно не американской юрисдикции. Там наврать что-нибудь с три короба, чтобы они сразу не сдали нас гавайским властям, а довезли до другой страны.

— Это фантастика какая-то… — обломал мои мечты Цой, — при обнаружении людей за бортом капитан обязан известить власти ближайшего порта об этом. А ближайший порт это Гонолулу…

— А мы наврем что-нибудь про себя, — продолжил я уточнять детали своего плана, — глядишь, и прокатит…

— Ну может быть… — без излишнего энтузиазма в голосе откликнулся Цой. — Больше у тебя ничего в загашнике не осталось?

— Больше ничего… — растерянно отвечал я, — может, ты что-то добавишь?

— А вот и добавлю, — неожиданно сказал он, — мы же с тобой эти… экстрасенсы, верно?

— В каком-то смысле да…

— Вот и надо задействовать свои способности для спасения собственных задниц, верно?

— Беда только в том состоит, — ответил я, — что способности наши очень специфические — вот как, по-твоему, могут помочь мои лечебные функции?

— Надо подумать, — серьезно ответил мне он, — голова у тебя есть, вот и займи ее этим мыслями. А что до моего дара, то я уже его задействовал, пока по острову бродил.

— Так выкладывай уже, не томи, — подстегнул его я, — что там у тебя нарисовалось.

— Выкладываю, — спокойным тоном заявил он, — сегодня до вечера к нашему острову пристанет туристическое судно…

— Когда точно это будет? — сразу решил уточнить я.

— Во второй половине дня, — ответил Цой, — точнее не знаю. Называться оно будет «Роза Мунда»…

— Роза мира то есть… — вылетело у меня на автомате, — немецкое что ли судно?

— Нет, филиппинское, — поправил меня Цой, — но построено в Германии. У них тут будет запланирован пикник и морские купания.

— И что дальше? — заинтересовался я.

— Дальше один из отдыхающих начнет тонуть, а мы с тобой должны его спасти. А потом попроситься на борт этой Розамунды…

— И как мы им объясним, кто мы такие и что тут делаем?

— У нас есть еще несколько часов до прихода судна, — пояснил он, — надо сесть и продумать эти вопросы…

Все, что я смог придумать для легализации нашего робинзонного положения, так это продырявить катер — якобы налетел он на скалы, поэтому мы тут и застряли без средств связи.

— А почему нас никто искать не начал? — тут же начал проверять легенду на прочность Цой.

— Никому не сказали потому что, куда мы поплывем, — нашелся я.

— А чего бы нас тогда не вернуть по месту жительства, то есть на Оаху? — продолжил пытать он.

— Потому что мы не местные, а, к примеру… да из России оба к примеру.

— Я русский не знаю, — грустно заметил Цой.

— Думаешь, на филиппинском судне кто-то его будет знать? А между собой мы и на корейском можем общаться, — вырулил я из трудного положения, — а если вдруг и найдется знаток языка, ты можешь сказать, что родился и прожил всю жизнь в корейской деревне где-нибудь в Приморье, там русский без надобности.

— Тогда сразу такой вопрос вылезает — если я из глухой российской деревни, как я оказался на Гавайях? К тебе, кстати, вопрос тот же, русские, насколько мне известно, за пределами своей страны путешествуют редко и обязательно в сопровождении агентов КГБ.

Тут я уже прикусил язык, будучи не в силах объяснить такой выверт сюжета, но мне помог сам спрашивающий:

— Тур Хейердал, — заявил он громко и с выражением.

— Чего Тур Хейердал? — не совсем понял я.

— Он нам и поможет, — пустился в объяснения Цой, — кто это такой, ты знаешь?

— Ну да, — ответил я, — знаменитый путешественник, Кон-Тики там, Ра, Тигрис. С ним плавал один русский, Юрий Сенкевич.

— И один японец… переделываем его в корейца и рассказываем, что отстали от экспедиции Хейердала.

— Он в этой части Тихого океана, кажется, никогда не плавал, — вылил я немного холодного душа на него.

— Да это никто и проверять не будет, — уверенно парировал он, — тем более, что на острове Пасхи он таки работал когда-то, а это не слишком далеко от Гавайев.

— Ну чего, — нехотя согласился я, — как рабочая версия, наверно проканает… вернуть нас попросим меня в Россию, а тебя в Корею, а если это им покажется слишком далеко, пусть хотя бы на Филиппины нас привезут, а там через консульство какое-нибудь свяжемся с родиной.

— А с катером что делать будем? — спросил Цой.

— Да пусть на своем месте стоит… если его вдруг найдут филиппинцы, сделаем круглые глаза и скажем, что видим в первый раз эту штуку. Я не я, короче говоря, и лошадь не моя.

— Договорились, — пожал он мне руку, и мы дружно начали заваривать какие-то травы в котелке… не розу, упаси боже, а что-то попроще.

* * *

Прогулочное судно появилось уже ближе к вечеру, когда горячее гавайское солнце уже собиралось закатиться за расплавленный гавайский горизонт. На вид оно совсем небольшим было, типа трехпалубного теплохода на реке Волге, «Анри Барбюс» какой-нибудь или к примеру «Федор Шаляпин». Судно бросило якорь в паре сотен метров от нашей бухты и спустило на воду две шлюпки с народом. Большие шлюпки, по двадцать-тридцать человек в каждой.

— Какое точное у тебя шестое чувство, — подколол я Цоя, — ошибается на пару процентов, не больше.

А он ничего мне отвечать не стал, а просто наблюдал за высадкой десанта — слева от бухты, если смотреть с острова, находился обширный пляж с белым песочком, туда они и направлялись.

— А тонуть-то кто будет и когда, — задал я вопросик Цою, — что там твой внутренний голос говорит?

— Замолчал он что-то, — с беспокойством отвечал он, — уже битый час на контакт не выходит. Так что будем действовать по обстоятельствам.

Ну по обстоятельствам, значит, по обстоятельствам, не стал спорить я. А отдыхающие тем временем уже высадились и разбрелись по пляжу, устанавливая зонтики и раскладывая подстилки. Всего их около сорока оказалось плюс четверо матросов в форме, обеспечивающих порядок, по всей видимости. Мужчин и женщин примерно поровну было, а еще с десяток ребятишек в возрасте от 4–5 и до 15 лет.

— Вон та ничего, — сообщил мне Цой, указывая на филиппинку, которая оказалась ближе всего к нам, — я бы такую спас с удовольствием.

— Ага, причем раза три подряд, — подшутил я над ним, но он ничего не ответил.

Народ дружно начал купаться, далеко, впрочем, не заплывая. А матросы соорудили на пляже подобие мангала, разожгли костерчик и начали готовить что-то вроде барбекю.

— Пахнет вкусно, — сообщил мне Цой, — я бы не отказался от их готовки.

— Я бы тоже, — добавил я, и в этот момент та самая филиппинка, выбравшая место на краю пляжа, встала и направилась примерно в нашу сторону.

— Чего делать будем? — шепотом спросил я Цоя, — если она нас найдет?

— Да не найдет, — не очень уверенно отвечал он, — облегчится в кустах и назад вернется…

Глава 17 Милен и Фантомас

Милен Демонжо и Фантомас Петрович

— Значит, ты у нас Петр Балашов, — сказала она из-за стекла, — из города Нижнереченска.

— Так точно, — не стал спорить я, — он самый и есть.

— Медкомиссию когда последний раз проходил?

— На четвертом курсе, кажется, — начал вспоминать я, — когда нас делили на командиров и инженеров… точно осенью это было в начале четвертого курса… получается, что два года назад.

— Значит, пора тебе еще раз у врачей провериться, — равнодушным тоном ответила она, — вот направление — направо по коридору до конца. Пройдешь комиссию, тогда поставим тебя на учет.

И она уткнулась в свои бумажки, разложенные на столе… мда, сказало мне проснувшееся не вовремя второе я, тяжело тебе будет склеить эту красотку. Сам знаю, огрызнулся я на него, не трави душу. Молча взял направление и отправился по указанному адресу.

Медкомиссию, я так думаю, описывать в деталях не надо, все ее проходили не один раз и ничем они друг от друга не отличаются. Хотя нет, крохотное отличие таки нашлось — психиатр задал мне целых три дополнительных вопроса, хотя обычно они ограничивались одним. К традиционному «какие операции проводились?» добавилось «не страдаете ли вы энурезом?» и «были ли у меня родственники, болевшие эпилепсией?». И анализы еще надо было принести завтра, заодно и кровь сдать — ее же натощак принято сдавать, так что сейчас никак. Тогда и заключение получишь, напутствовала меня главная врачиха, необъятной толщины женщина в очках с большими плюсовыми диоптриями.

Я уже было направился к выходу, на ходу вздыхая о недоступной красавице из стола учета, но буквально в дверях столкнулся с кем бы вы думали? Нет, не угадали — Семен Наумыч Гинденбург это был собственной персоной. Мой бывший начальник в ИПП, а ныне какой-то руководитель в правительственной поликлинике на Мичуринском.

— О, Петя, — даже обрадовался он, видимо, знакомой физиономии, — на воинский учет встаешь?

— Ага, Семен Наумыч, — подтвердил я, — приходится. А вы тут какими судьбами?

— Теми же самыми, что и ты, — довольно усмехнулся он, — мне же ведь 40 лет всего, так что я военнообязанный.

— И к каким войскам приписаны, если не секрет? — зачем-то пустился в уточнения.

— Не секрет, к ПВО — в нашем институте ПВОшников готовили, а если специальность интересует, то это «системный анализ и управление».

— И что же у вас за институт такой был? — не смог не задать следующий вопрос я.

— МФТИ, это в городе Долгопрудном таком, — пояснил он, — слышал?

— Ну еще бы, — не сдержал я восхищения, — шикарный вуз, поступить туда только очень трудно.

Это я не понаслышке знал — сам туда пытался попасть после десятилетки, на факультет прикладной математики, но увы, не приглянулся приемной комиссии. Так-то баллов я достаточно набрал, но у них еще и последний фильтр был в лице набора заслуженных преподавателей, там сидели Тамм, Прохоров (не прораб перестройки и бестолковый миллиардер, а первооткрыватель лазера), Капица-старший и Козел, с ударением на первом слоге, автор многочисленных учебников по физике. Этот последний меня и зарубил вопросом, чем отличается симметричная матрица от верхнетреугольной…

— Нам бы поговорить неплохо, — продолжил тем временем Наумыч.

— О чем? — спросил я.

— Двум умным людям всегда найдется, о чем побеседовать, — выдал он такую логичную мысль, на которую сложно было возразить.

— Согласен, — только и нашелся я в ответ, — называйте время и место, поговорим.

— Вот тебе мой телефон, — он выудил из кармана визитку (ого, восхитился я, уже и визитками озаботился товарищ), — созвонимся на неделе.

Свой телефон я ему давать не стал, ну его, а просто вышел на улицу с целью посетить еще и паспортный стол Кунцевского района, в программе и это место у меня значилось. Но прежде, чем выйти за ограду военкомата, я наткнулся на ту самую Милен Демонжо — она стояла в тихом уголке и курила сигарету, стряхивая пепел в урну. Я попытался вызвать второе я, чтоб посоветовало, как правильно подкатить к подруге, но оно ушло в полную несознанку. Тогда я плюнул и решил действовать по обстоятельствам.

— Комиссию прошел, — двинулся я по старой колее, — завтра заключение выдадут.

— Завтра и заходи, — лениво посмотрела она на меня.

— А тебе никто не говорил, — быстро перешел я на ты, — что ты очень похожа на эту… на французскую актрису из фильма…

— Про Фантомаса, — закончила она за меня, — много раз сообщали. У тебя ко мне все?

— Ну почти, — буркнул я, предчувствуя облом, — еще только маленький вопросик остался — что делаешь сегодня вечером?

Она даже растерялась, как я понял, от такого лобового натиска.

— В театр собралась, — сказала она, — и что дальше?

— Не в сатиру случайно? — наобум ляпнул я.

— В нее, — удивленно посмотрела она на меня, — как догадался?

— Интуиция сработала… одна идешь или с кем-то?

— С кем-то, — ответила она, — только билетов пока нет — обещали в одном месте, но не очень твердо.

— Если со мной пойдешь, — пошел я ва-банк, — будут у тебя билеты в партер не дальше пятого ряда.

— Да ты что? — насмешливо посмотрела она на меня, — ты волшебником что ли работаешь?

— Учусь пока на него, — отбрехался я, — и это еще не все…

— Выкладывай тогда уж все до конца, — потребовала она довольно заинтересованным тоном.

— С Мироновым могу познакомить после спектакля, на этом точно все, — закончил я мысль.

— А не врешь? — спросила она уже не ленивым, асамым, что ни на есть заинтересованным тоном.

— Зуб даю, — вспомнил я дворовую клятву из детства. — Можешь сама проверить не позже сегодняшнего вечера… что там, кстати, сегодня идет?

— Самоубийца, говорят, — откликнулась она, — ходят слухи, что его скоро запретят, так что хотелось бы увидеть до этого… а Миронова-то ты откуда знаешь?

— Долго рассказывать… ну так что, договорились? — решил я расставить точки над и, — полседьмого на Маяковской?

— Черт с тобой, — улыбнулась она, — полседьмого на Маяковской, только чтоб с билетами пришел.

— Не волнуйся, все будет в лучшем виде, да, а зовут-то тебя как, не Милен же?

— Почти, — ответила она, — Еленой. А как тебя зовут, я уже знаю.

Тут я отсалютовал ей и отправился в паспортный стол… не прямо, конечно, а с заходом в ближайшую телефонную будку. Откуда набрал номер Андрея, на удивление он сам взял трубку после второго гудка. Вкратце объяснил ему ситуацию, он вошел в мое положение и сказал, куда мне подойти за билетами.

— А ты сам-то играешь в этом Самоубийце? — поинтересовался я.

— Да, конечно, — усмехнулся Миронов, — только не главную роль, на нее Плучек выбрал Рому Ткачука…

— Пана Владека что ли?

— Да, его самого… а я соседа играю, Калабушкина.

— Тоже неплохо, — ответил я, — тогда у меня еще одна просьба будет — можно я после спектакля свою подругу с тобой познакомлю? Она твоя ярая фанатка… заодно и тексты реприз для концерта передал бы.

— Ну ты парень не промах, — с некоторой долей восхищения откликнулся Андрей, —

так пить хочется, что переночевать негде… ладно, заходи за кулисы, там разберемся.

Вот после этого я точно уже добрался до паспортистки в забытом богом переулке Кунцевского района.

— Мне звонили на твой счет, — сказала она, изучив мой паспорт, — сейчас все сделаю, а ты посиди пока в коридоре.

Делать мне было нечего, поэтому сел на скамейку в углу, вытащил тетрадку (я зачем-то так и таскал ее с собой) и начал записывать по памяти сценки из Камеди-клаба, которые смог вспомнить. Кроме той анапской штучки на ум пришел диалог Харламова и Галыгина про аналитику и аналитиков. Немного поколебался в рассуждении, пройдет ли это через цензуру, но махнул рукой и записал. И еще уже до кучи вспомнил выступление Геннадия Хазанова на каком-то там юбилее, где он изображал крайне тупого полковника, поставленного руководить творческим коллективом… это тоже, наверно, пойдет — концерт же для милиционеров, а они вояк не любят.

А тут и паспортистка вынесла мне мой паспорт со штампиком временной прописки и сказала, что поквартирная карточка и лицевой счет на меня тоже оформлены. Раскланялся с ней и отправился назад. На часах уже около пяти — можно бы и к театру выдвигаться без заезда на свою законную уже квартиру. Тем более, что билетики предстоит выцарапать у какого-то неведомого Арнольда Палыча в третьем подъезде театра.

На удивление процедура доставания билетов оказалась совсем нетрудной — и Палыч мигом обнаружился, и осведомлен он уже был обо мне и моих желаниях, так что пол-шестого я полностью выполнил свою программу-минимум и у меня в запасе оказался целый час. Взглянул по сторонам — рядом театр Моссовета и концертный зал Чайковского, напротив гостиница Пекин и бронзовый Владимир Владимирович. А чуть далее по Садовому, если не ошибаюсь, улица Малая Бронная и Патриаршие пруды… ну Пионерские, конечно, на текущий момент. Где журнальный критик Берлиоз и поэт Бездомный встретили Воланда и его дьявольскую свиту… прогуляемся туда что ли.

Свернул на Малую Бронную, а вот и они, пруды… непонятно, почему во множественном числе, пруд вообще-то один. По краям тенистые аллеи, здесь вот, видимо, они и сидели рядком — Берлиоз, Воланд и Бездомный. Трамвай, правда, как утверждают старожилы, никогда по Малой Бронной не ходил. Ну будем считать, что маэстро Булгаков допустил некоторое творческое переосмысление транспортной карты Москвы. Памятник баснописцу Крылову есть, а кота Бегемота пока нет.

Эх, вспомнил я, почем же здесь будет стоить недвижимость в 21 веке… дороже, чем в сталинских высотках и на Рублевке. А сам пруд не поразил моего воображения — вода там зеленая какая-то была, да еще утки надрывались почем зря. И пенсионеры на скамейках громко спорили не пойми о чем. Плюнул и вернулся к театру. Лена, как это ни странно, не опоздала ни на минуту — ровно в половине седьмого вышла из входа в метро Маяковская. Форму лейтенанта внутренних войск она, слава богу, догадалась сменить — на ней были синие джинсы Левис и белая блузка с белой же кофточкой, все в тон.

— Приветик, дорогуша, — я приложился к ее ручке, — как добралась?

— Без проблем, — ответила она, — а у тебя как с билетами?

— Все на месте, — постучал я по нагрудному карману, — как в советской торговле — что на витрине, то и в магазине.

Глава 18 Русский самоубийца

Русский самоубийца

Мы без особенных проблем зашли в театр, причем по пути от метро до контролера на входе у нас спросили лишние билетики не меньше пяти раз. Места и правда оказались в партере на третьем ряду, но не в центре. Впрочем в этом театре отовсюду хорошо видно было.

— Смотри-ка, с билетами ты не обманул, — окинула меня долгим изучающим взглядом Елена, — посмотрим еще, что будет с Мироновым.

— Конечно, — не стал спорить я, — посмотрим. А еще послушаем и понюхаем.

— А в чем тут дело-то? — перепрыгнула она на новую тему, — в этом Самоубийце? Я краем уха слышала что-то, но особенно не вникала — может, расскажешь?

— Пожалуйста, — пожал плечами я, — всех деталей я тоже не помню, но если вкратце, то это про замученного жизнью и женой неврастеника, который решил застрелиться из-за куска ливерной колбасы, с женой он его кажется не поделил… или с тещей. Он рассказывает о своем решении друзьям и соседям, и тут же находится много народу, которым очень выгоден этот его поступок. Любовница просит написать в прощальной записке, что это он из-за нее стреляется, священник, что ради религии, знакомый писатель — что по причине зажима творчества, а предприимчивый сосед собирает со всех таких желающих по червонцу. Самоубийца устраивает прощальный банкет, на котором вдруг понимает, что стреляться ему уже расхотелось…

— Любопытная тема, — ответила Лена, а я вдруг вспомнил, что этот сюжет спародировали Нагиев с Ростом в одном из «Осторожно модернов».

Там самоубиться собрались дед с бабкой, а их деловой внук начал собирать деньги у народа, который хотел, чтобы они сопроводили самоубийство нужными записками или словами. Но тут третий звонок дали, занавес поехал в сторону и там появился Роман Ткачук, он же пан Владек, в роли несчастного Подсекальникова…

В антракте мы с Леночкой в буфет сходили, я по дороге вспомнил, что совсем недавно пил шампанское тут же, но с другой подругой, и загрустил. А она напротив была весела и от ее холодного тона, что был с утра, не осталось и следа.

— Пан Владек молодец, — сообщила она, — я и не подозревала, что он может что-то сыграть, кроме глупого мужа пани Терезы.

— Что это, — возразил я, — в Бумбараше у него очень драматическая роль… да и в «Служили два товарища» он вполне достойным партнером Высоцкому выступил.

— Но Миронов, конечно, душка, — она похоже не услышала моих слов и продолжала о чем-то своем, — и талантливый, и красавец, такое редко встречается.

— Ну да, — не смог не согласиться с ней я и все же перевел разговор на более интересную тему, — расскажи лучше, кой черт занес тебя на эти галеры… в смысле в военкомат… и вообще в Советскую армию.

— Понимаешь, — грустно ответила она, — отец у меня генерал… и он всю жизнь хотел сына, а родилась я…

— И он устроил тебя в военное училище, как будто бы ты была сыном, — предположил я.

— Точно, — она выпила второй бокал с шампанским и продолжила, — так я и оказалась в конце концов в военкомате.

— Отец-то все еще служит или в отставке? — спросил я.

— Служит, — ответила она, — генералы же до 60 лет имеют право работать, а если очень нужно, то и дальше. Но хватит обо мне — давай и ты уже расскажи чего-нибудь про себя.

— Про себя я могу часами рассказывать, — отозвался я, — тема уж больно благодатная… ты лучше вопросы задавай, чтобы зря времени не терять.

— Ну держи тогда вопрос, — сказала она, — откуда ты взялся такой? Из провинции и сразу с квартирой в столице, и с Мироновым в друзьях?

Не в бровь, а в глаз угодила девица, подумал я, а вслух вот что произнес:

— Ты не поверишь, но из города Нижнереченска, из рабочего района на окраине. Сам до сих пор не пойму, как это я сюда попал…

— Ну не хочешь говорить, не надо, — вздохнула она, — звонок уже дали, пойдем на свои места.

А на сцене Подсекальников тем временем уже уяснил, что самоубиваться ему не так уж и хочется, но вмешались соседи и знакомые — как это так, обещал же, а обещания надо выполнять. А вскоре и финальная сцена на кладбище подоспела… зал аплодировал не сказать, чтобы бесконечно, но добрых четверть часа точно. Артисты раз пять на поклон выходили, больше всего аплодисментов, конечно, Миронову досталось.

— Класс, — возбужденно сказала мне Елена, — неужели я сейчас с ним тет-а-тет поговорю? Даже не верится.

Я и сам-то, если честно, до конца не был уверен в успехе своего мероприятия, но вахтер, охраняющий вход в закулисье сатиры строго посмотрел на нас обоих и тут же смягчился.

— Про тебя (он указал пальцем мне в грудь) мне Андрюша сегодня говорил. Проходите, молодые люди, — освободил он проход, — направо, а там третья дверь по коридору.

— Спасибо, я знаю, — ответил я, и мы гуськом отправились на встречу с прекрасным.

— Заходи, не бойся, — раздался зычный голос Ширвиндта в ответ на мой стук.

А Миронов уже немного другие слова сказал, рассмотрев мою спутницу:

— В прошлый раз ты с другой подругой тут был, я не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, — не стал развивать я эту скользкую тему, — познакомьтесь, это Лена. Лейтенант Советской армии между прочим. А вас, я так думаю, представлять не надо.

Ширвиндт аж со своего места поднялся, подошел к Леночке и приложился к ее ручке — с ума сойти.

— Лена, значит, — задумчиво сказал он, — а тебе, Лена, не говорили, что ты очень похожа на эту… из Трех мушкетеров которая…

— Из наших мушкетеров? — решил пошутить я, — с Боярским которые?

— Нет, из французских, с Жераром Барре, — любезно ответил он.

— Говорили, — прорезался голос у Леночки, — но мне все равно приятно, что вы заметили.

— Можешь на ты, — разрешил он, а потом обратился ко мне, — умеешь же ты подруг подбирать, даже завидно стало.

Потом он пододвинул стул для Лены, сам уселся в свое кресло возле трюмо, а я продолжил:

— Про мушкетеров мы поговорили, давайте о концерте теперь.

— Давай, — разрешил Миронов, — мы внимательно слушаем.

— Вот текст репризы для твоих родителей, — я передал листочек с записью диалога в Анапе, — а это еще две миниатюры для тебя и Александра… можете выбирать, что понравится.

— Так-так-так… — Миронов передал один листочек Ширвиндту, а сам вчитался в другой, там, где про аналитику и аналитиков было. — Это, я так понимаю, на нас обоих сразу рассчитано.

— Ну да, — согласился я, — там же кроме аналитика еще и ведущий задействован.

— А полковник должен соло выступать… — сделал ремарку Александр.

— В принципе да, — отвечал я, — но легко добавить туда еще и участника творческого коллектива, реагирующего на мудрые полковничьи мысли.

— Не любишь ты военных, — продолжил мысли вслух Ширвиндт.

— Да, я не люблю военных, — вздохнул я, — с некоторыми исключениями, правда, — и я кивнул в сторону Лены.

— Как вам спектакль? — поинтересовался между делом Миронов, — рассказали бы о первых впечатлениях.

Тут уже прорвало Лену — она минут пять рассказывала взахлеб, как ей все понравилось, потом Миронов и меня спросил для приличия.

— Да отлично все, — подумав, ответил я, — драматургия крепкая, режиссура на уровне, актерский состав на ура подобран. Одна проблемка только имеется…

— Какая? — одновременно среагировали они оба.

— Запретят ведь спектакль, как пить дать запретят… причем очень скоро.

— У тебя вон какие связи в верхах, — отвечал Миронов, — замолвил бы словечко Галине или ее мужу… или вообще… — и он поднял глаза к потолку.

— Попробую, но обещать ничего не буду, — ответил я, — ну так что, утверждаем мои тексты или как?

— Я полковника на себя беру, — быстро среагировал Ширвиндт.

— А аналитиков мы вдвоем будем инсценировать, — так же быстро добавил Миронов. — Родителям я это завтра передам.

— А с залом что? — продолжил вопросы я, — и с Райкиным?

— С залом все хорошо, есть предварительное согласие с Петровки, а Райкин отказался наотрез.

— Жалко… — сказал я, — тогда Ярмольника можно на замену взять, пусть жареного цыпленка покажет.

— Лучше Мишу Боярского, — предложил Миронов, — у него гастроли в Москве на днях начинаются, выберет наверно время для нас.

На Лену было страшно смотреть — и так две звезды рядом, а речь идет еще о нескольких, как о чем-то обыденно-домашнем.

— Боярский идеально подойдет, — сказал я, — и популярный, и не очень зазвездившийся, к тому же может и петь, и играть… надо и ему какую-нибудь роль подкинуть. Возьмешь на себя его приглашение? — спросил я у Миронова.

— Попробую, — ответил он, — тогда с меня оргвопросы, а с тебя текст выступления. Неслабый у нас концертик рисуется, — довольно сообщил он Александру.

Тот только кивнул головой, занятый изучением фигуры Леночки, ответил я:

— После него вас буквально на части рвать будут, чтоб повторили что-то такое… гастрольный тур по всему Союзу гарантирован. Да и в столице не один раз можно будет прокрутить. Это я еще про телевидение не вспоминал.

* * *

Лену я домой на такси отвез — деньги есть, почему бы и не. Жила она (трам-тарам) в Доме на набережной… ну да, который напротив Кремля и Храма Христа-Спасителя… то есть бассейна Москва. И в котором жила куча высокопоставленного народа, заживо репрессированного в 37 году, в числе их Блюхер, Тухачевский, Бухарин с Рыковым и товарищ Берия с товарищем Хрущевым. Лена всю дорогу молчала, переваривая увиденное и услышанное. Расстались возле парадного подъезда, и я даже поцеловал ее в щечку и записал номер домашнего телефона.

— Не слабый, по всей видимости, начальник твой папа, — заметил я, кивнув на серую громаду Дома на набережной.

— Начальник чего-то хозяйственного в управделами Минобороны, — рассеянно отвечала она, — спасибо тебе, Петя, за чудесный вечер.

— Обращайся, если что, — откозырял я ей, — завтра, кстати, увидимся в твоем военкомате.

Глава 19 Спасение на водах

Чудесное спасение

А эта филиппинка совсем даже и отправлять естественные надобности отошла, а чтобы переодеться — купальник она почему-то с собой взяла, а не одела на корабле. Но сделать это она, впрочем, не успела, точнее не до конца успела, только блузку сняла — пройдя с десяток метров по тропическому, лесу она взяла и провалилась в какую-то яму. С криком и страшным треском.

— Не совсем по твоему плану, — толкнул я в бок напарника, — но в принципе и так пойдет — наш выход на сцену.

И мы резво вскочили на ноги и поскакали спасать девушку… на пляже народ, как я успел заметить, среагировал, но очень вяло, все их реагирование свелось к разговорам между собой. А мы уже тут как тут, возле неизвестно откуда взявшейся ямы. Глубиной она была в добрых два метра, диаметром в полтора, на дне, слава богу, никаких кольев не предусмотрено, а то бы нам некого спасать было. Эта подруга лежала на дне, и я мгновенно заметил некоторую неестественность положения одной ее ноги, подвернула или совсем сломала. Но в сознании она была.

— Давай так, — предложил Цой, — ты меня за ноги держишь, я протягиваю ей руку, и тут ты вытаскиваешь нас обоих.

— А почему не ты меня за ноги держишь? — попробовал подискутировать я.

— А я легче тебя килограмм на 10, — разбил он мои доводы, и мы проделали предложенную им процедуру.

Филиппинка молча протянула обе руки Цою, тот уцепился за них, я за его ноги — так мы эту репку из земли и выдернули. Полежали немного на траве, тяжело дыша, после чего она заговорила… на испанском, как и следовало ожидать.

— Грациас, чикос, — сказала она, — киен ерес?

— Ты испанский знаешь? — спросил у меня Цой.

— С десяток слов, если только, — ответил я, — грациас это вроде бы спасибо, а чикос — парни. Остальное, что она сказала, по смыслу вроде вопрос, кто мы такие…

— Давай отнесем ее к остальным пассажирам поближе, — логично предположил он, — среди них наверно найдутся носители английского.

— Давай, — вздохнул я, аккуратно прихватил подругу одной рукой за шею, а второй за колени и мы вышли на пляж.

— Откуда здесь такая яма могла взяться? — вслух начал размышлять Цой, — явно на крупную дичь кто-то приготовил — а у нас ведь ничего крупнее землероек не водится…

— Потом в этом разберемся, — поморщился я, хромая по песку — девица довольно тяжелой оказалась, а песок рыхлым.

Тут уже нас все заметили, а в первую очередь обеспечивающий и охраняющий персонал в лице четырех крепких матросиков. Я опустил девицу на чье-то покрывало, а нам с Цоем тут же прилетела куча вопросов на испанском. На что мы синхронно пожимали плечами. Наконец, нашелся один пассажир с более-менее нормальным английским, он и послужил переводчиком.

— Что с ней? — это был первый переведенный вопрос от одного матроса, похоже, что старшего среди них.

— Упала в яму и подвернула ногу, — ответил я, — или сломала, разбираться надо.

— А вы кто такие? — немедленно последовало далее.

— Долго рассказывать, — отвечал я, переглянувшись с Цоем, — давайте сначала с ней вопросы решим, — и я указал на пострадавшую.

— У нас доктор остался на корабле, — пояснил второй матрос, разглядывая ногу девушки.

— Тогда я попробую, если позволите, — вылез я со своей инициативой.

— Ты врач? — спросили у меня.

— Учусь на врача, — соврал я, — третий курс медицинского колледжа.

— Ну тогда занимайся, — главный матрос посмотрел на меня с большим сомнением, но к телу девушки допустил.

Ну а я чего, опустился на колени рядом с ней и включил свой внутренний рентген… попытался включить — после известного события у меня это получалось редко и плохо. Но тут неожиданно все пошло, как по маслу. Перелома там никакого я не нашел, был самый, что ни на есть, обычный вывих… сустав из своей сумки выскочил, так что надо было просто поставить его на место.

— Сейчас она заорет, — предупредил я матроса, — не пугайтесь. А потом все должно наладиться…

Матрос что-то сказал на испанском остальной публике, та начала громко обсуждать текущую ситуацию, а у девушки тем временем из глаз покатились крупные слезы. Ну еще бы, сам пару раз такие вывихи получал, боль там серьезная. Чтобы не тянуть время, я просто взял и рванул ее лодыжку в нужную сторону, девушка, естественно, заорала благим матом, но тут же и замолчала.

— Все закончилось, — сообщил я ей и матросу одновременно, — можно вставать на ноги.

И она взяла и встала… пару шагов даже сделала, слегка прихрамывая. Пассажиры разразились бурными аплодисментами, я раскланялся с публикой. Но после этого меня сразу взял за пуговицу старший и отвел в сторону, прихватив переводчика.

— Рассказывай, парень, — потребовал он, — кто ты такой и что тут делаешь.

Цоя он почему-то не привлек к допросу, определив, наверно, во мне главного нашей компании. Я пожал плечами и начал выдавать только что придуманную легенду.

— Понимаешь, чико, — так начал я, — мы вообще-то участники международной экспедиции. Тур Хейердал у нас старший, слышал про такого?

Матрос утвердительно кивнул, тогда я продолжил.

— Я из России, он из Кореи, а еще у нас там был канадец, француз и араб из Кувейта. Отплыли мы из Акапулько, месяц назад примерно, на самодельном плавательном средстве — наш босс хотел проверить очередную свою теорию, что-то там про заселение Гавайев из Америки.

Матрос вторично кивнул головой — ну еще бы, Тур Хейердал в 70–80 годы был популярен примерно так же, как Илон Маск в нулевые. Все про него слышали, но ничего конкретного о нем и его делах сказать обычно не могли. Разве что слово «Кон-Тики» вспоминали.

— И так мы плыли весь этот месяц, перебиваясь тем, что из океана выловим, пока не попали на этот вот островок.

— И где сейчас этот твой Тур вместе со своим плавательным средством? — вычленил главное звено в моих построениях матрос.

— Вот тут основное начинается, — я решил слегка подправить на ходу нашу легенду, — мы с товарищем (и я кивнул на Цоя) совершили на этом средстве один предосудительный поступок… грубо нарушили, если коротко, регламент плавания… и Тур высадил нас обоих на берег, а сам дальше уплыл. Позавчера это было…

Я внимательно контролировал мимику и жесты матроса, но как мне показалось, он в принципе поверил в эту белиберду. Задал он только еще один дополнительный вопрос.

— Вы хотите, чтобы мы вас взяли с собой и доставили на Гавайи?

— Да, конечно, — быстро вылетело из меня, — этого мы и хотим. Только на Гавайи нам не надо, лучше к вам… вы ведь с Филиппин?

— Я доставлю вас на борт Розамунды, — наконец огласил он результат своей мыслительной деятельности, — но все остальные вопросы будет решать наш капитан.

— Отлично, — обрадовался я, — с вашим капитаном, думаю, мы поладим.

И в это время один из пассажиров, толстый и носатый метис в полосатых шортах, что-то закричал с крайнего правого конца этого пляжа… наш катер, поди, увидел — молнией пронеслось у меня в голове… как же не вовремя.

* * *

Да, я оказался прав, он обнаружил «Алису», плавно покачивающуюся в бухточке, куда мы ее с самого начала определили. Двое матросов, включая старшего, быстро метнулись туда и обследовали катер. После чего наш диалог с Хуаном (так звали старшего, как выяснилось) продолжился.

— Это ваше? — спросил он у меня.

Времени обговорить случившееся с Цоем у меня не было, так что я погнал чистую отсебятину:

— Катер не наш, но мы его видели и даже пытались запустить, но у нас ничего не вышло… бензина там наверно нет.

— Сейчас проверим, — пообещал Хуан, и они вдвоем быстренько обследовали катерок и кончика носа до винта мотора на корме.

Потом Хуан проделал примерно те же манипуляции, что и я на причале возле Уэйпау-бич, и мотор равномерно затарахтел. Он заглушил его, вылез на берег, потом почесал голову под фирменной береткой и сообщил мне следующее:

— Странно все это… но на наш корабль я вас все равно доставлю… а поехали прямо сейчас — лучше закрыть с вами все вопросы до конца этого пикника.

Я переглянулся с Цоем, он рядом стоял и все слышал, и мы дружно закивали головами. А Хуан взял с собой помощника и переводчика и мы впятером помчались к одинокому кораблю, маячившему на фоне заходящего солнца. Поднялись на борт, и он проводил нас в капитанскую, я так понял, каюту, которая располагалась на верхней палубе рядом с рубкой. Капитаном оказался еще один латинос, не очень старый вопреки моим ожиданиям, и не форме, а в гавайке с шортами. Хуан коротко доложил ему цель визита и содержание переговоров с нами, а капитан, как тут же выяснилось неплохо знал английский, так что надобность в переводчике отпала. Он махнул рукой, и эти двое исчезли, а нас он пригласил сесть за стол и начал переговоры.

— Значит, с Туром Хейердалом, говорите, плавали, — задумчиво начал он разговор.

— Так точно, товарищ капитан, — ответил я (Цой не мычал и не телился, так что инициативу я прочно взял на себя), — отстали мы от него и теперь вот на положении Робинзонов находимся.

— И на Гавайи вы не хотите… — продолжил капитан, представившийся, кстати, Мигелем.

— Если честно, то не очень, — отвечал я, — мне в Россию надо, а у Америки сейчас с нами напряженные отношения. Неизвестно, когда они меня отправят на родину и отправят ли вообще… то ли дело Филиппины.

— Ясно, — побарабанил капитан пальцами по столешнице, после чего встал, открыл шкафчик на стенке и достал оттуда квадратную бутылку Джека Дэниэлса.

Не спрашивая нас, он разлил содержимое в три стакана и молча проглотил свою порцию. Мы с Цоем сделали то же, но уж не до конца все выпили, половину на потом оставили.

— Сегодня утром я смотрел телевизор, — сообщил нам капитан, — новости по гавайскому ТВ. И угадайте, что я там увидел?

— Репортаж с Вайкики-бич? — предположил я. — Или с соревнований серферов?

— Ни то и ни это, — медленно ответил капитан, — ну то есть не только это… серферы все же были. А еще я увидел ваши фотографии с пометкой «Разыскиваются» и с призовой суммой за поимку.

— И почем же нас оценили? — уже ни на что не надеясь, продолжил диалог я.

— В десять тысяч каждого, — усмехнулся он. — Так что ваша легенда не прошла проверку. Рассказывайте, что там у вас на самом деле случилось, а потом уже решим, что с вами делать.

Глава 20 Бизнес-подход

Бизнес-подход

С самого утра я маялся бездельем — еще одну репризу для Миронова-Ширвиндта вспомнил и записал за полчаса (это был Терем-теремок на немецком языке), быстро сгонял в военкомат для завершения медкомиссии (Лены почему-то там не обнаружил — из-за стекла мне сказали, что у нее сегодня отгул), а больше никаких дел у меня не предвиделось до самой ночи. Сам даже звякнул Цуканову с вопросом, не надо ли чего от меня… получил резко отрицательный ответ, мол, и без тебя тошно, сиди ровно и не надоедай.

И тут я вспомнил про записку с телефоном Наумыча… ну а что, давай уже побеседуем с товарищем и расставим окончательные точки над и. Набрал номер на городском аппарате и мигом договорился на три часа на Калининском проспекте возле крутящегося Земного шара с надписью Аэрофлот. Он, этот шарик, насколько я помню, был смонтирован японцами к какому-то юбилею то ли Аэрофлота, то ли страны… и располагался он прямо над рестораном «Арбат», самым большим в Европе.

Наумыч подошел почти точно вовремя, был он одет в модный джинсовый костюм, а на ногах имел шикарные светлые мокасины. Он дружески поздоровался и немедленно пригласил в ресторан «Арбат» откушать, так сказать, без церемоний, что бог послал.

— В наши рестораны очень сложно попасть, — осторожно заметил я, — там, как и в гостиницах, табличка «Мест нет» намертво вмонтирована в интерьер.

— Не волнуйся, Петя, — успокоил он меня, — для хороших людей места всегда найдутся.

И он оказался в корне прав — швейцар почтительно распахнул перед нами двери ресторана, а лощеный метрдотель, скучавший в дальнем углу фойе, мигом оживился и предложил на выбор первый или второй этаж.

— Я тут никогда не был, — сказал я, не дождавшись ответа Наумыча, — так что полностью доверяюсь вашему выбору.

Наумыч благосклонно кивнул куда-то вверх, и нас почтительно проводили по лестнице на второй этаж. Вы никогда не бывали в этом самом Арбате? Ну тогда немного введу в курс дела. В 21 веке тут, кажется, что-то грузинское с одного угла и чуть ли не заведение ускоренного питания с другой, но при живом СССР это было что-то выдающееся. Необъятные площади в двух… нет, даже в трех уровнях, считая цоколь, оригинальная космическая компоновка зала с овалом в центре, концертная площадка, где начинали свой творческий путь такие люди, как Сергей Захаров, Ирина Аллегрова и Марина Хлебникова. Тысяча человек обслуживающего персонала, 1800 посадочных мест и расположение в центре столицы на пересечении градообразующих магистралей Калининского проспекта и Садового кольца. Напротив раскрытая книжка здания СЭВ, а наискосок через реку сталинская высотка «Украина». Посадили нас за столик, с которого прекрасно была видна эстрада внизу, сейчас абсолютно пустая.

— Что пожелаешь выбрать? — учтиво спросил меня Наумыч, передав меню в толстой кожаной папке.

— А что посоветуете? — ответил я вопросом на вопрос.

— Котлеты по-киевски у них хорошо получаются, — самым серьезным тоном ответил он, — и уха по-астрахански тоже неплохая.

Я продублировал эти слова официанту и добавил бутылку Белого аиста, а когда тот умчался исполнять мои желания, Наумыч наконец заговорил о деле. Начал, впрочем, издалека.

— Я тебя по телевизору видел, — сообщил он мне, — в программе Время…

— Было дело, — не стал отпираться я, — чисто случайно туда попал.

— На нашем телевидении случайностей не бывает, — укоризненно возразил он, — так что высоко ты теперь летаешь, почти как этот… как горный орел.

— Скорее, как горный козел, — поправил его я, — они тоже высоко над уровнем моря живут.

Наумыч слегка смешался, видимо сломал я ему план беседы, но ненадолго.

— Информированные источники мне нашептали, — продолжил он, — что ты вхож в личные апартаменты самого, — и он посмотрел на потолок.

Тут вернулся официант с ухой и коньяком, мы слегка притормозили диалог, но после первой стопки продолжили.

— Ну допустим, что ваши источники ушли не очень далеко от истины, — сказал я, — и что дальше?

— У нас с тобой было неплохое взаимопонимание, когда мы в ИППАНе вместе работали, — ответил он, а я чуть не подавился ухой… но возражать не стал — пусть думает, что хочет. — Полагаю, что и на новом месте мы могли бы взаимодействовать к общей выгоде.

— Какими-то вы заковыристыми оборотами выражаетесь, Семен Наумыч, — прямо завил я ему, когда мы махнули по второй стопке душистого Белого аиста, — я человек из простой рабочей семьи, привык говорить и выслушивать более прямые вещи.

— Ну хорошо, — Наумыч прикинул что-то там у себя в уме, разлил коньяк еще раз и перешел ко второму этапу беседы, — короче, такое предложение к тебе — я в курсе твоих проблем с продвижением этой игрушки, как ее…

— Тетрис, — машинально уточнил я.

— Да, тетрис, — согласился он, — так вот — ты передаешь права на ее использование одному человеку… точнее организации… а взамен этот человек… ну или организация, которую он представляет, организует выпуск и продажу твоей игрушки на территории одной страны…

— И что я с этого буду иметь? — немедленно включил я жадного еврея.

— Так называемое роялти… процент от прибыли, обычно в таких случаях изобретателю дают 2–3 процента, но в твоем случае они готовы пойти навстречу и установить роялти в 5 процентов.

— От прибыли, а не от продаж? — на всякий случай уточнил я.

— От прибыли, Петя, от прибыли — кто его знает, какие будут операционные расходы на производство, так что насчет продаж даже не заикайся.

— Давайте уже говорить конкретно и без экивоков, — твердо сказал я, — что это за организация и в какой стране она собирается работать?

— Название компании тебе скорее всего ничего не скажет… но если ты настаиваешь, то «Дженерал Той Корпорейшн», а страна — Соединенные Штаты Америки.

— Очень интересно, — едва не подавился я котлетой, которую нам принесли очень оперативно. — И каким же образом эта Той Корпорейшн собирается выплачивать мне вознаграждение? В нашей стране не приветствуются денежные переводы из капстран…

— Это решаемый вопрос, — быстро ответил Наумыч, — и второго порядка — главное это передача прав… ну и чертежей с программами, конечно.

— Хотелось бы все же уточнений насчет перевода денег, — не стал сбиваться я с намеченной линии.

— Ну если это тебе так интересно… — чуть подумав, начал отвечать он, — то слушай. В любой европейской стране по твоему выбору тебе откроют счет, на него и будут переводить положенные проценты.

— Тут сразу два вопроса возникают, — сказал я.

— Задавай, не стесняйся, — подбодрил меня Наумыч.

— Первый — как я смогу воспользоваться этим счетом?

— Очень просто… ты же сейчас не последний человек во властных структурах, — объяснил он, — разрешение на выезд тебе выдадут без особенных проблем. На отдых там или на лечение…

Я хмыкнул при слове «лечение», но вслух ничего не сказал.

— Там и разберешься на месте… давай второй вопрос.

В это время внизу на эстраде произошло какое-то шевеление — я глянул туда и опознал в солисте, настраивающем микрофон, Александра Серова… ну да, того самого, который «Ты меня любишь, лепишь, творишь и тд» и «А может снова все начать». Был он совсем не таким шкафообразным, как в перестройку, но вполне узнаваемым.

— Что, заинтересовался? — задал вопрос Наумыч.

— Лицо у артиста очень знакомое, — ответил я.

— Да? — удивился он, — где же ты его мог видеть, интересно? Это начинающий певец, с Зарубиной вместе он чего-то там спел. Зовут Александром. Могу познакомить…

— Да нет, пожалуй не надо, — отказался я, — пусть продолжает начинать. Так мы не закончили с вопросами — второй остался.

— Слушаю со всем вниманием, — вежливо ответил Наумыч.

— Как я проверю правильность начисления этих роялти? Может, они там миллионами продаваться будут, а мне отчитаются о тысячах…

— Фирмачи люди серьезные, когда дело касается денег, — сообщил он мне, — и в чем-чем, но в кидалове партнеров их обвинить не получится… даже если очень захотеть.

— Я согласен, — вылетело из меня на автомате, — но с одним условием — передача прав будет не пожизненная, а скажем на 3 года… если что-то пойдет не так, то у меня будут основания для расторжения контракта. Ну а если все будет так, продлим.

— Интересное требование, — задумался Наумыч, — имеет право на жизнь… тогда давай вот как — в течение ближайшей недели я тебе устраиваю встречу с представителем этой фирмы, там уже все конкретно обсудите.

— Окей, — согласился я, — и не сочтите за излишнее любопытство, Семен Наумыч, но не могу не затронуть еще одну тему.

— Затрагивай, — разрешил он.

— Какой ваш интерес во всем этом деле?

— Ха, — усмехнулся он, — а ты парень не промах! Хорошо, отвечу — все свои личные интересы я решу напрямую с Дженерал Той Корпорейшн.

А внизу тем временем заиграла музыка и Серов запел песню, в которой я с трудом, но опознал «Круиз». На редкость занудная песня, но фирменные серовские интонации были хорошо узнаваемы… как уж там писал Веничка Ерофеев:

«Это ведь и в самом деле Иван Козловский поет, я сразу узнал, мерзее этого голоса нет. Все голоса у всех певцов одинаково мерзкие, но мерзкие у каждого по-своему. Я потому легко их на слух различаю… Ну, конечно, Иван Козловский… 'О-о-о, чаша моих прэ-э-эдков… О-о-о, дай мне наглядеться на тебя при свете зве-о-о-озд ночных…» Ну, конечно, Иван Козловский… «О-о-о, для чего тобой я околдо-о-ован… Не отверга-а-ай…»

С заменой «зве-оо-зд ночных» на «таееет в моооре диск луууны». Но запоминается, этого не отнимешь.

— Ну, значит, мы договорились? — с надеждой в голосе спросил Наумыч, дождавшись окончания песьих модуляций Серова.

— Значит, договорились, — сказал я, промокая губы салфеткой, — как у вас дела-то в столице?

— Спасибо, что поинтересовался, — улыбнулся он, — дела не то, чтобы шикарные, но потихоньку двигаются. Вхожу в курс дела на новом месте. Тебя что-то там давно не встречал…

— Так я сейчас числюсь совсем по другому ведомству, — ответил я без излишних подробностей. — Поэтому и не бываю в поликлинике… эх, жаль, не увидел ни одного космонавта — они же там на регулярной основе появляются, да?

— Да, вчера, например, я встретил в коридоре Леонова, а на днях Кубасов мимо проходил, — мы уже расплатились (точнее Наумыч расплатился, а я и не возражал — платит инициатор встречи) и вышли на вечерний Арбат… то есть на Калининский проспект.

— Вот в том доме, кажется, снимали сцену из «Ивана Васильевича», — показал я на ближайшую к нам раскрытую книжку, — где царь восторгается с балкона Москвой.

— Да, похоже, — рассеянно подтвердил Наумыч, — красота-то какая, сказал он, лепота…

— А Шпак с Ульяной Андреевной ему помешали любоваться столицей, — продолжил я. — Ну до свидания, Семен Наумыч — жду вашего звонка.

Глава 21 Буриданов осел

Буриданов осел

А я вернулся на метро в свою квартиру и сильно задумался насчет всего этого наумычева предложения… с одной стороны это все чудесно и прибыльно, но если с другой стороны зайти — а не проверка ли это меня на вшивость со стороны наших органов, любимых до слез. И при встрече с фирмачом (не факт, кстати, что там не подставное лицо будет вместо реального) меня сначала заснимут на видео, а потом возьмут за ушко и вытащат на солнышко. Потому что экстрасенсорские способности, конечно, экстрасенсорскими способностями, но бдительность у нас никто не отменял. Как минимум, вышибут из столицы обратно в мой родной ИПП, а как максимум, и срок накрутить могут…

Все эти горестные раздумья прервались очередным звонком на городской телефон. Кто же это, подумал я, кого там снова черти принесли? Оказалось, что это совсем даже и не черти были, а вполне приличного вида ангелы — позвонил индийский миллиардер… ну то есть пока миллионер Азим Премджи.

— Привет, Питер, — сказал он в трубку, — помнишь меня?

— Ну еще бы, — быстро отвечал я, — такое забывается с трудом. Как жизнь, Азим?

— Неплохо, — не стал он задерживаться на этом проходном пункте, а сразу перешел к делу, — я приехал в Москву и готов встретиться в любое время.

— Да хоть сейчас, — вылетело из меня, — я на сегодня все свои дела уже сделал.

— Отлично, тогда приезжай в гостиницу Украина — знаешь, где это?

— Как не знать, на Кутузовском проспекте напротив Арбата, — ответил я.

— Мой номер 525, пятый этаж, правое крыло. Пропуск на тебя я закажу на ресепшн.

— Через полчаса буду, — сообщил я и немедленно спустился по лестнице.

Разложил в уме карту столицы и понял, что до Украины мне лучше всего пешком будет добраться — от Кутузовского проспекта-26 до Кутузовского же проспекта, но 2а всего-навсего полтора километра, двадцать минут неспешным шагом. На метро дольше получится.

Нет, нравятся мне сталинские высотки — это демонстрация силы и имперской мощи в одном флаконе. И внутри все выдержано в том же помпезном стиле «сталинский ампир» — дубовые двери и паркет, латунные ручки, огромные люстры и шикарные панно со сталеварами и доярками. На века построено… пропуск мне и правда выдали на стойке администраторов. У нас же в гостиницы пускают только тех, кого надо пускать, остальным строгий шлагбаум опускается. Да, и табличка «Мест нет», конечно же, имела место — массивная, с золотыми буквами, чуть ли не приваренная к стойке навеки.

Лифты тут были тоже прямиком из пятидесятых годов — отделанные внутри дубовыми панелями и с телефоном, прикрученным к стенке… черный эбонитовый, примерно как вертушка у меня в квартире. И со встроенной лифтершей, не бабушкой-божий одуванчик, упаси бог, а с суровой такой и массивной женщиной в фирменной одежде — хоть сейчас ее отправляй охранницей в зону строгого режима.

— Хай, — сказал Азим, открыв мне дверь, — заходи, будь как дома.

Номер у него был не из топовых, но вполне приличный, квадратная комната с кроватью в одном углу и столом с телевизором в другом. При входе кладовка для верхней одежды и санузел. В Ленинградской гостинице (я и там успел побывать в прежней жизни) было все гораздо проще… и номера там длинные, как пеналы, пять на два с половиной метра.

— Знаешь, Азим, — сказал я, оглядев все это великолепие, — а давай на улице поговорим. Что-то меня на открытый воздух потянуло…

Он понимающе усмехнулся, накинул плащ на плечи, и мы спустились вниз уже без помощи лифта. Ключ он сдавать не стал, и мы просто вышли на прогулочную площадку, примыкающую к Москве-реке.

— Опасаешься Кей-Джи-Би? — спросил у меня Азим, закурив какую-то свою индийскую сигарету.

— Поговорка такая русская есть, — ответил я, — береженого бог бережет.

— Слышал, — кивнул он, — а заканчивается она так — а не береженого конвой стережет.

— Вот видишь, ты и сам все знаешь… давай по делу.

— Окей, по делу, значит, по делу, — сказал Азим, разглядывая прогулочный кораблик проплывающий мимо. — Правление нашей компании заинтересовало твое предложение…

— Какое именно? — уточнил я, — я там две вещи предлагал — игрушку и персональный компьютер.

— Оба заинтресовали, — продолжил он. — В связи с этим у меня есть согласованное правлением предложение для тебя.

— Внимательно слушаю, — ответил я, превратившись в слух.

— Ты передаешь нашей компании права на выпуск Тетриса и персонального компьютера, а взамен получаешь 5%…

— Роялти? — спрогнозировал я.

— Нет, зачем, — с удивлением посмотрел он на меня, — 5% акций нашего холдинга. Голосующих.

— И почем же сейчас стоит ваш холдинг?

— Недавно мы вышли на чикагскую фондовую биржу, — сообщил Азим, — наш капитал разделен пять миллионов акций, текущая стоимость… — он вынул из кармана записную книжку и сверился с ней, — составляет 27,3 доллара США.

Я быстро подсчитал в уме, сколько ж это придется на мою долю (5 млн × 27,3 × 0,05 = почти 6 миллионов баксов), сглотнул и продолжил диалог…

— А как это технически все будет оформлено? — задал я естественный вопрос.

— В начале ноября у нас будет дополнительная эмиссия акций, — с удивлением посмотрел на меня Азим, видимо, он не этого от меня ждал, — ровно пять процентов обыкновенных акций, учитывая допэмиссию, естественно, будет записано на тебя в мумбайском депозитарии, там все наши документы хранятся. Все твои данные у нас есть, ты же предъявлял паспорт, когда въезжал в Индию.

— У вас, наверно, и дивиденды какие-то платятся, — продолжил я бомбардировать его неочевидными вещами.

— Да, конечно, — с еще большим удивлением отвечал он, — дважды в год, в январе и в июле. Последняя выплата составила… — он опять сверился со своей книжечкой, — 2,6 доллара на одну акцию. То есть примерно девять с половиной процентов годовых.

Я вторично произвел подсчеты в уме (6 млн × 9,5% = 550 тыс баксов два раза в год), опять сглотнул горькую слюну и ответил так:

— Знаешь, Азим… меня всегда убеждали убедительные доводы. Я согласен без оговорок — ты, я вижу, человек честный, индийцы, как нация, у меня всегда вызывали глубокое уважение, так что по рукам. Что нужно подписать?

— Документы у моего партнера, — ответил Азим, — он подъедет завтра-послезавтра, тогда все и оформим. Хотелось бы до этого взглянуть на действующий образец и на программу.

— Сделаю, — ответил я, — сегодня не выйдет, а завтра после обеда и то, и это предоставлю в полном объеме.

Мы еще немного побеседовали о второстепенных вещах, после чего разошлись каждый в свою сторону — он в главный подъезд гостиницы, украшенный скульптурными барельефами сталинской империи, а я на Кутузовский проспект мимо Киевского вокзала.

А когда я зашел в свою квартиру, бдительно проверенный в очередной раз охранниками на первом этаже, телефон там снова зазвенел. Опять городской из веселой желтойпластмассы. Это оказался товарищ из Министерства внешнеэкономических связей… он же мне вчера звонил, вспомнил я, и назначил встречу вечером, а у меня от непрерывных событий голова кругом пошла и я про это напрочь забыл — Леночка из военкомата вытеснила из мозгов все остальное. Фамилия его, всплыло у меня, очень сложная, как уж там… Семенов-Косиевич что ли…

— Как же так, Петр Петрович, — укоризненно начал беседу он, — договорились встретиться, а ты не пришел.

— Приношу свои самые глубокие извинения, — быстро соврал я, — случились срочные государственные дела. Готов подъехать сегодня или завтра, как вам будет удобно.

— Я сам к тебе подъеду, — сообщил он и, предваряя мои вопросы, тут же продолжил, — с охраной сам разберусь — я на Кутузова, 26 неоднократно бывал.

— Жду, Евгений Палыч (так его, оказывается, звали), — сказал я и повесил трубку.

Надо убраться что ли, с глубоким вздохом подумал я, оглядев вверенное мне помещение. Нет, так-то жить можно, конечно, но перед гостями может быть стыдно. Налил в ведро воды, нашел какую-то старую тряпку и быстренько прошелся по полам по всей площади квартиры. Еще стол на кухне протереть и газовую плиту заодно… окна уж не стал трогать, сойдет и так. Разбросанные вещи все снес в кладовку, поставил на стол вазу и помыл для нее яблоки с грушами из холодильника. Подумал-подумал, а потом махнул рукой и добавил к вазе остатки алкоголя, сохранившиеся еще со времен застолья совместно с Галиной и Андреем. И два хрустальных бокала — все окей, ждем Палыча из Внешторга…

Оказался этот Палыч совсем даже и не старым, сороковник максимум, в шикарном светлом костюме и с подобранным в тон галстуком. С собой он принес бутылку армянского коньяка в экспортном варианте, шесть звездочек и красивая картонная коробка, дефицит, однако.

— Приятно познакомиться, — пожал он мне руку, — много о тебе наслышан.

— Да что вы говорите, — притворно всплеснул руками я, — надеюсь, слышали только хорошее…

— Разное, — улыбнулся он, — и можно на ты, не такой уж я и старый пока.

— Как там ребята из девятки, — поинтересовался я, провожая его в кухню-столовую, — не зверствовали?

— У меня с девяткой все давно схвачено, — ответил Палыч, — но спасибо, что побеспокоился. Давай уже прямо к делу перейдем, а то время, как говорят буржуи, это деньги.

— Ага, — согласился я, — время, которое у нас есть, это деньги, которых у нас нет. Давай делать деньги, не отходя от кассы.

— Давай, — я уже разлил его шестизвездочный коньяк по бокалам, мы чокнулись, и он начал.

— Так вот, дорогой Петр Петрович, относительно твоей игрушки… Тетрис он называется, верно?

— Абсолютно верно, — ответил я, закусывая ароматной грушей.

— Ты же сам все знаешь про нашу бюрократию — быстро у нас ничего не делается, да?

Меня слегка напрягла его манера в конце каждого предложения ставить вопросительное слово, но ладно — у каждого свои заморочки.

— Знаю, дорогой Евгений Палыч, еще как знаю.

— Так вот… с выставкой во Франкфурте в конце года мы пролетели, как эта… как фанера над Парижем. Просто не успели оформить все документы.

— Бывает, — заметил я, недоумевая в душе, зачем ему нужен был срочный разговор со мной — о пролетании фанерой можно было и по телефону сообщить.

— Однако, это далеко не все, — продолжил тем временем Палыч, — в начале 83 года намечены две серьезные выставки по разделу электроники, первая в Вене, это февраль, вторая в Атланте, это в Штатах. Твой Тетрис намечен к показу на них обоих.

— Ну и славно, Евгений Палыч, — ответил ему я, — значит, передвинем немного показ, ничего страшного.

— Я назначен куратором твоего проекта, — добавил Палыч, косясь взглядом на вертушку… ну понятно, у него, наверно, такого аппарата нет. — И вот что хочу сказать…

Ну говори уже, а не тяни кота за хвост, мысленно произнес я, черт внешторговский.

— Дл ускорения процессов тебе хорошо бы было оформить меня, как соавтора изобретения… тогда все вопросы решались бы с удвоенной скоростью.

Тут у меня все шарики сошлись с роликами и все стало понятно с этим товарищем.

— Окей, дорогой Евгений Палыч, я вас предельно ясно понял… но мне надо подумать — вопрос сложный и с кондачка не решается.

А когда он уже собрался и вышел за дверь, мне почему-то вспомнился эпизод из «Мастера и Маргариты», там где Воланд подводит итог посещения нехорошей квартиры управдомом Босым. Он выжига и вор, сказал тогда Воланд, Фагот, сделай так, чтобы он больше здесь не появлялся.

Глава 22 Эксфильтрация

Эксфильтрация с Гавайев

Я посмотрел на Цоя, он по-прежнему молчал, глядя в иллюминатор, так что пришлось продолжать мне.

— Вы правы, сеньор Мигель, — начал я, — нас действительно ищут, потому что мы с ним позавчера сбежали из застенка ЦРУ… на острове Форд который, слышали?

— Там заброшенный аэропорт, — сказал капитан.

— Вот в здании аэровокзала этого аэропорта мы с Цоем и сидели.

— За что вас туда посадили? — поинтересовался Мигель.

Я еще раз посмотрел на товарища, поймал ответный кивок и решил выложить все до конца уже — снявши голову, по волосам не плачут.

— Там находится секретная лаборатория ЦРУ, совместно со Стэнфордским университетом они там работают. Мы заинтересовали этот университет, поэтому нас и определили туда… разные опыты чтобы над нами проводить.

— Давай подробнее, — приказал капитан, — что-то я ничего не понял — какой интерес вы можете представлять для ЦРУ?

— У меня есть талант излечивать болезни, — продолжил колоться я, — не все, но очень многие, онкологию, например. А Цой может предсказывать будущее с очень большой вероятностью. Такие вот отклонения от нормы у нас, они, вероятно, и заинтересовали ЦРУ.

— И теперь они хотят вернуть вас назад, чтобы продолжить эти опыты? — уточнил Мигель.

— Скорее всего да… — осторожно ответил я.

Капитан встал и прошелся по каюте — она у него была просторная, так что шагов десять взад и вперед у него получилось с легкостью.

— Десять тысяч долларов — сумма хорошая, — задумчиво сказал он, — а двадцать еще лучше…

Мы молчали, не перебивая его внутренний монолог.

— Но мне никогда не нравились гринго… поэтому сдавать я вас не буду. Лишний грех только на душу брать. Но сначала вы… то есть ты (он показал на меня) покажешь свои умения — я должен убедиться, что ты не врешь.

— Я готов, сеньор капитан, — тут же вылетело из меня. — В любое время.

— Начнем с меня, — капитан сел на свое место и строго посмотрел мне в глаза, — давай определи, что и где у меня болит.

— Ложитесь на диван, — предложил я ему, — на спину, руки сложите на животе и не шевелитесь примерно с минуту.

Он без колебаний выполнил все мои распоряжения, а я подтянул к дивану стул и включил свой личный рентген-аппарат… сложного тут ничего не оказалось, в указанную минуту я уложился целиком и полностью.

— Все, можете вставать, — сказал я Мигелю.

Тот сел за стол и вопросительно посмотрел на меня. А я не стал сильно томить его с ожиданием:

— Ревматизм в поясничной области, эрозия пищевода с возможностью перехода в язву, ишемическая болезнь сердца в начальной стадии, что еще… пародонтоз пожалуй — вкратце все.

— Очень похоже на мою медицинскую карточку, — отозвался капитан, — а вот ревматизм, к примеру, ты вылечить сможешь? В сырую погоду очень неприятный эффект дает…

— Почему нет, — ответил я, — он у вас не запущенный, так что хоть сейчас могу сделать первый сеанс излечения.

— Ладно, верю, — махнул он рукой, — это не срочно. А теперь к тебе вопрос, друг сердечный, — повернулся он к Цою. — Раз ты можешь предвидеть будущее, скажи, что будет со мной в ближайшие пару недель.

— У меня это так не работает, — пояснил Цой, — по заказу в смысле. Всплывает само собой в отношении самых разных людей и промежутков времени.

— Хорошо, — вздохнул капитан, — скажи тогда, что у тебя всплыло в последние пару дней и закончим на этом.

— В последние дни… — задумался он, — у меня все больше относительно своей судьбы видения были. Благодаря им, кстати, мы сумели уйти от преследователей на Уэйпау-бич.

Но, видя разочарованное лицо капитан, Цой тут же внес коррективы в свое выступление:

— Через неделю, самое большее, будет большое цунами в Тихом океане. На Японию и на Тайвань очень сильная волна пойдет, до трех метров в высоту, а на Филиппинах послабее, но тоже будет.

— Точно когда это случится? — заинтересовался Мигель.

— В промежутке от 5 до 7 дней, отсчитывая от сегодняшнего.

— Проверим, — скупо бросил капитан, — через неделю мы как раз возвращаемся в Багио.

— Багио? — пронеслась вспышка узнавания у меня в мозгу. — Это где недавно был шахматный матч на первенство мира?

— Да, было такое, — с удивлением посмотрел на меня Мигель, — полгода они нам мозги морочили, эти два шахматиста, как уж их…

— Карпов и Корчной, — подсказал я.

— Точно, оба русские…

— Только один как бы за Швейцарию играл, — продолжил я. — Яркий матч был, намертво в память поэтому врезался.

— Да-да, — вклинился Цой, — я тоже помню это событие. В команде Карпова был экстрасенс такой, как уж его… Зубань или Зухарь… его обвиняли, что он психически обрабатывает Корчного.

— Точно, — подтвердил я, — хотя это бред сивой кобылы, конечно. Корчной для нейтрализации этого психолога вызвал группу камбоджийских монахов, в оранжевых балахонах они там сидели.

— И пуленепробиваемое стекло в зале установили, — закончил мысль Цой, — чтобы никто не мог выстрелить в шахматистов во время партии. Шоу, конечно, яркое было.

— Так вы и в шахматы умеете играть? — прервал поток наших воспоминаний капитан.

— Я умею, — быстро ответил я, — даже первый разряд имел, когда в школе учился.

— А я на начальном уровне, — отозвался Цой, — мы больше в го играли.

— Очень интересно, — совсем оживился Мигель, — значит ты (указал он на меня) будешь моим партнером в шахматах, вечером после ужина у меня время свободное. А ты (перевел он свой палец на Цоя) научишь меня, как в это чертово го играют, давно хотел заняться. Деньги у вас есть? — задал он неожиданный вопрос.

— Вот, — вытащил я из карманов все, что там было, — триста с чем-то баксов.

— Сотню отдадите нашему коку — бесплатно вас кормить никто не будет. Через неделю сойдете в Багио, дальше сами уж разбирайтесь со своей судьбой. Что еще? — задумался он.

— Для пассажиров пусть наша легенда про Тура Хейердала остается, — напомнил я.

— Точно, я сам объявлю по радио про это…

— И еще вопросик, — вклинился Цой, — если позволите.

— Позволяю, — милостиво разрешил Мигель.

— Кроме вашей каюты тут нигде больше телевизоров нет?

— Еще у старшего помощника, — поморщился тот, — но он его, по-моему, ни разу не включал со времени нашего отплытия. Будем надеяться, что не включал… еще что-нибудь?

— Где мы будем жить? — спросил уже я.

— На нижней палубе есть две свободные каюты, выберете любую. В более высоких классах, извините, ничего нет.

— И последний вопрос, — решил задать я, — на острове в бухточке болтается катер, на котором мы сюда прибыли. Его видели пассажиры — с ним как быть?

— Что вы про него наврали? — заинтересовался капитан.

— Что видим его в первый раз, — ответил я, — точнее во второй — когда в первый раз увидели, попытались завести и не сумели.

— Ну и пусть остается в этой бухте, хозяин сам найдется, без нашей помощи, — разрешил наши сомнения Мигель, а потом добавил, — тут, как я слышал, одно интересное растение водится, которого нигде больше нет…

— Дайте я угадаю, — весело ответил ему Цой, — называется это растение гавайская роза.

— Угадал, — подтвердил капитан. — Всю жизнь хотел попробовать его на вкус — можешь помочь?

— Запросто, — тут же согласился Цой, — я на Гавайях всю жизнь прожил, знаю эту розу вдоль и поперек, как облупленную. Но для этого надо вернуться на берег.

— Ты (он показал на Цоя) и сплаваешь, все равно надо баркас вернуть за туристами. А ты (он повернулся ко мне) остаешься здесь и играешь со мной в шахматы.

* * *

И на этом началось наше плавание по Тихому океану длиной в неделю и семь тысяч километров. По дороге останавливались на уже хорошо знакомых Цою Маршалловых островах, которые он метко припечатал словом «дыра». На зеленых черепах посмотрели, которых больше нигде вроде не встречается. Ну а самой главной достопримечательностью этих островов был атолл Бикини, конечно, про него слышали абсолютно все… ну да, бикини это название очень экономного женского купального костюма, а кроме того там раньше располагался ядерный полигон, где Штаты испытывали свои разработки вплоть до начала 60-х годов. Пока ядерные испытания не запретили в трех средах.

— Мы мимо этого Бикини пройдем, — предупредил капитан, — можете сфотографировать и посмотреть, но высаживаться там не рекомендую.

— Это почему? — справился один из пассажиров.

— Радиационный фон великоват, — объяснил Мигель, — хотя гринго и заявили, что там все окей и можно даже жить безболезненно, лично я бы даже и на пять минут туда не завернул — мало ли что…

— Точно-точно, — ввернул я свои пять копеек, — на Бикини не только термоядерные бомбы испытывали, которые относительно чистые, но и обычные, хиросимского типа. А у них там выделяются такая гадость, как стронций, цезий и кобальт с периодом полураспада в 28–30 лет. А с 60-го года, когда испытания прекратились, 30 лет еще не прошло.

Капитан с уважением посмотрел на меня, а у пассажиров больше никаких вопросов не возникло. И еще мы задержались немного на Марианских островах, основной фишкой которых была знаменитая Марианская впадина, самое глубокое место на Земле. Туда, в эту впадину, если мне не изменяет память, опустился батискаф «Триест» под управлением Жака Пикара… герой, что и говорить — подумать даже страшно, какое давление на такой глубине.

В шахматы и в го мы с капитаном играли, как же — как шахматист, он находился где-то на начальной ступеньке, но очень быстро учился. Никогда раньше не видел такого прогресса — к концу плавания он даже выигрывал у меня одну партию из трех. А го… ну что го… игра головоломная, лично я когда-то пытался вникнуть в ее правила, но в итоге плюнул. А Цой немного обучил Мигеля, и на том ладно.

А ровно через неделю мы прибыли к месту назначения, к городу Багио, провинция Бенгет, республика Филиппины. Если уж быть совсем точным, то Багио расположен в глубине острова Лусон, главного острова Филиппин, и поэтому причалили мы к расположенному в нескольких километрах от него порту Сан-Фернандо.

— Ну и где твое цунами? — спросил капитан у Цоя… я-то его радикулит честно вылечил… ну не совсем конечно, радикулит, как и герпес, не лечится, но очень хорошо купировал его проявления, а вот к напарнику у него вопросы остались.

— Будет, — хмуро отвечал Цой, — сегодня, крайний срок завтра… у вас же тут западная оконечность острова, здесь, возможно, и ничего не случится, а вот в Маниле вполне возможно…

Глава 23 Леночка Демонжо

Леночка Демонжо

Итак, свои дела по продвижению в массы игры Тетрис я на сегодня завершил (минвнешторговского Палыча посылаем вдаль, а вот по поводу дихотомии Азим-Наумыч можно еще немного поразмыслить), теперь не грех и личными проблемами заняться. Где тут у меня был записанный телефончик девочки Леночки из Дома-на-Набережной… а, вот он, заодно и узнаем причину сегодняшнего отгула.

— Да, — сказала трубка женским, но незнакомым голосом.

— Елену Станиславовну можно позвать? — попросил я.

— А кто спрашивает?

На корню задавил в себе ответ «Говорит один артист, незнакомый, но ужасно хочет познакомиться» и ответил просто:

— Петя Балашов, она должна была меня запомнить.

Блямкнула трубка, положенная на что-то твердое, и через полминуты ответил уже очень знакомый голос:

— Привет, Петя.

— Ага, привет, — отозвался я, — что-то тебя сегодня в военкомате не было. Не заболела?

— Нет, просто срочные дела образовались, вот я и взяла отгул.

— Я по тебе уже соскучился, — не очень покривил душой я, — может, встретимся сегодня?

— Правда соскучился? — ехидно подколола она, — полдня всего прошло.

— Чистая правда, Леночка, — ответил я, — как насчет ресторана Прага?

— Чего я там не видела… — начала проявлять характер она, — в этом ресторане… как уж в песне поется — «там много водки пьют и крышу дома твоего поют».

— Хорошо, тогда цирк… — неожиданно пришло мне в голову, — против цирка у тебя ничего не накопилось?

— На Цветном или возле Универа? — перешла она к конкретике.

— Щас узнаю, — ответил я, — где интереснее, и перезвоню.

— Жду, — ответила она и положила трубку на рычаг.

Набрал Цуканова, не Галю же мне было беспокоить по такой ерунде.

— Слушай, Петр Петрович, — озлобленно отвечал мне он, — я вообще-то занят, а по такой мелочи звони вот сюда, — и он продиктовал мне номерок.

Тут же и набрал его, ответил голосок с неизбывным одесским прононсом.

— Я от Георгия Эмманиловича, — сказал я одесситу, — нужно два билета в цирк на сегодня.

— Цирк это дело серьезное, молодой человек, — ответил он мне, — цирком надо заниматься…

— Я понимаю, я понимаю, — сказал я в тон ему, — начинаю заниматься с сегодняшнего дня. Таки подскажите бедному студенту, куда сейчас принято вести девушку — на Цветной бульвар или все же на Вернадского?

— Принято вести туда, куда достанешь билеты, — честно обрисовал он мне ситуацию, — но сегодня на Цветном выходной, так что выбор у бедного студента небогатый.

— Выбираю Вернадского, — тут же выпалил я, — что мне надо сделать, чтобы провести девушку на встречу с прекрасным?

Оказалось, что мне надо для этого всего-навсего подойти к кассе номер 2 и сказать, что я от Семена Моисеевича. Я поблагодарил и дал отбой. Вечернее представление Большого Московского государственного цирка, расположенного по адресу проспект Вернадского-7, начиналось в девятнадцать ноль-ноль. Поэтому я вторично набрал номер Леночки и назначил встречу в фойе в половине седьмого. А потом переоделся в джинсовый костюм, благоприобретенный в двухсотой секции ГУМа, и выдвинулся по направлению к метро. Хорошо в Москве, в любую точку плюс-минус километр можно попасть на метрополитене имени Кагановича…

Пока ехал с двумя пересадками до Университета, вспоминал о легендах Московского метро. На первом месте тут, конечно, была Площадь революции и ее знаменитые бронзовые статуи — чаще всего там трут нос пограничной собачке Шарику, это, говорят, приносит удачу, в первую очередь студентам при сдаче экзаменов. Но кроме Шарика там еще и петух имеется, который, как утверждают, помогает в финансовых вопросах. А еще студентка, она решает межполовые проблемы, и плюс мать с ребенком, ну тут все понятно.

Но это, так сказать, только верхняя часть метро-айсберга. А если копнуть хотя бы на полштыка глубже, вылезет, например, призрак метро Сокол, появляется он, как говорят знающие специалисты, рано утром до открытия станции и бродит по путям, тихо подвывая — там где-то на этом месте братское воинское кладбище раньше было, где сначала хоронили убитых на полях Первой мировой, а потом и бедолаг, угодивших под колесо ежовщины.

А на Кольцевой линии, как утверждают старожилы, примерно раз в месяц около полуночи проезжает призрачный состав с полупрозрачным машинистом. А в вагонах, если присмотреться, можно разглядеть изможденных строителей московского метро, которые погибли при его строительстве. А на станции Киевская-кольцевая на мозаичном панно при выходе к вокзалу изображен красноармеец, разговаривающий по мобильному телефону, а перед ним стоит открытый ноутбук. И пусть унылые заклепочники утверждают, что мобильник на самом деле это немецкий переносной телефон образца 1917 года, а ноутбук не более, чем раскрытый устав караульной службы, мы-то с вами знаем, что тут не обошлось без машины времени.

Размышляя таким образом, я и не заметил, как добрался до метро Университет, о котором никаких легенд сложено, кажется, не было. Станция была глубокого заложения, выход в город один-единственный, налево к новому корпусу МГУ, а направо к цирку, возведенному аккуратно к 24 съезду КПСС в 1971 году.

Цирк большой, красивый и круглый — этого не отнять, думал я, поднимаясь по ступенькам к кассовому залу. Лишний билетик, кстати, у меня при этом трое спросили, ничего себе популярность циркового искусства в стране Советов. Попутно зацепил краем глаза афишу, сегодня, оказывается, давали представление под названием «Руслан и Людмила» по мотивам, сами понимаете, баллады Александра Сергеевича. Гвоздей программы было два, судя по выделению их очень большими буквами — Никулин и Шуйдин в ролях гномов, а также Игорь Кио с чудесами батьки Черномора. Ну окей, подумал я, люди известные и заслуженные, приятно на таких посмотреть будет.

В кассовом зале было пустынно и тоскливо, бумажка с надписью «На сегодня все билеты проданы» украшала все четыре окошка касс, запертых разве что не на висячие амбарные замки. Я подошел ко второму, как и было сказано, и побарабанил в него костяшками пальцев. Оно почти сразу же провалилось внутрь.

— Читать не умеешь? — злобно спросила меня кассирша очень пожилого возраста, — нет у нас никаких билетов на сегодня.

— А на завтра? — поинтересовался я, чтобы хоть как-то завязать беседу.

— Завтра выходной, — грубо каркнула она в мою сторону, сразу же добавив, — на послезавтра и на весь месяц тоже ничего нет, — и ухватилась за дверцу, чтобы снова запереть ее наглухо.

— Минуточку, — придержал я пальцем дверцу, — дело в том, что я от Семен-Моисеича…

— Не знаю никакого Моисеича, — на автомате вылетело из нее, но тут, видимо, она что-то вспомнила, потому что резко сменила тон, — так бы сразу и сказал, а то завтра-послезавтра. Давай шесть-сорок.

Ладно, что не семь-сорок, обрадовался я в глубине души и выложил требуемую сумму на прилавок. А взамен получил два синеньких билетика с печатями… десятый ряд, северная трибуна и совсем рядом с одной из двух правительственных лож. И выходом на арену из подтрибунного помещения. Отличные места, королевские я бы даже сказал — хороший человек оказался Семен Моисеевич.

Вышел на свежий воздух и прогулялся туда-сюда вдоль здания цирка. Сзади Ломоносовский проспект, слева Вернадского, через дорогу парк МГУ… вот это, кажется, корпус гуманитарных дисциплин, для филологов, историков, искусствоведов и так далее. А подальше самый он, главный корпус МГУ, краса и гордость столицы, седьмая и самая главная из сталинских высоток, высота 230 метров, если считать со шпилем. Когда-то в прошлой жизни я хотел сюда поступить на мехмат, но что-то не задалось, даже не поехал на вступительные экзамены.

Хорошее место… и дышится свободно. Кстати, еще одна городская легенда гласит, что в подвалах МГУ круглосуточно работают морозильные агрегаты, поддерживающие в твердом состоянии плывуны Воробьевых гор. А если их выключить, эти агрегаты, то здание рухнет в самые короткие сроки. Вторая небылица говорит о том, что из тех же подвалов есть вход в секретное Метро-2, якобы там проходит ветка из центра в подземный бункер Министерства обороны с названием Раменки-43. Скорее всего, и то, и это бред сивой кобылы, но почему не помечтать о таинственном и загадочном…

Леночка почти не опоздала, всего-то на десять минут. Одета она была в примерно такой же джинсовый костюм, как и у меня, что дало мне повод вспомнить разговор немецкого генерала со Штирлицем в поезде на швейцарской границе:

— Похоже, мы с тобой кормимся из одной кормушки, — весело сказал я ей, — название которой состоит из трех цифр.

— Может быть, — ответила она не менее весело, оглядев мою одежду со всех сторон, — это не я покупала, отец с работы принес, так что ничего не могу сказать про три цифры. Билеты достал? — тут же перешла она на более насущную тему, — а то сюда, говорят, не проще попасть, чем в Сатиру.

— Обижаешь, начальник, — пошуршал я сиреневыми бумажками в воздухе, — все схвачено и за все давно проплачено.

— Ну тогда пойдем на свои места, скоро начало, — взяла она меня под руку, — что будет в программе, знаешь?

— Уи, миледи, — зачем-то перешел я на французский в пределах своих скромных познаний, — ту эс шарман тужур ди (ты сегодня обворожительна).

— Парло мье эн рюсс (давай лучше на русском), — вздохнула она, — акцент у тебя страшненький.

— А в программе сегодня постановка по мотивам Пушкина, Руслан и Людмила. Никулин с Шуйдиным, говорят, весь вечер на арене, а второе отделение целиком отдано Игорю Кио, знаешь такого?

— Ну еще бы не знать, — откликнулась она, — бывший супруг Галины Леонидовны…

Когда мы прошли билетный контроль и заняли свои места рядом с ложей, там, в этой ложе, началась некая суета — туда зашли четверо крепких накачанных парней в одинаковых костюмах и с одинаковыми лицами, и трое заняли места вдоль перил, а один остался у двери.

— Начальство, похоже, пожалует, — вслух подумал я, — а это охрана впереди него.

— Я слышала, — ответила Лена, — что цирк очень любит Леонид Ильич, и специально для него даже сделали подземный гараж и индивидуальный лифт, он на нем из гаража прямо в ложу поднимается.

— А вот сейчас и увидим, кто к нам пожаловал, — ответил я, доставая взятый в аренду театральный бинокль.

Глава 24 Цирк в большом городе

Цирк в большом городе

И через пару минут мы увидели, как в эту ложу, тяжело переваливаясь и выдыхая, вступил Леонид Ильич. А с ним рядом и Цуканов, Георгий Эммануилович, верный помощник и соратник генсека. Сзади еще двое каких-то незнакомых чиновников было, а последними зашли (вот сюрприз, так сюрприз) Галина Леонидовна под ручку с супругом, товарищем Чурбановым. Прямо семейный выезд в выходной получился.

Леонид Ильич тут же начал о чем-то беседовать с помощником, а его дочь тоже что-то говорила мужу в глубине ложи. А тут и по громкому радио объявили, что на представлении присутствует, сами понимаете кто. Зал разразился аплодисментами, после этого собственно и началась цирковая программа.

— Какой-то совсем старый, — сообщила мне Лена, кивнув в сторону Брежнева.

— 76 лет, — ответил я, — мы, если доживем, вряд ли лучше выглядеть будем.

Она скривила губы, но тему поддерживать не стала, а сосредоточилась на арене. А там пошла довольно стандартная схема стандартного циркового представления — акробаты сменяли жонглеров, а жонглеры наездников. Разве что диких зверей пропустили, для них же клетку надо устанавливать.

Приятным белым световым пятном во всем этом (никогда цирк не любил, честно скажу) была клоунада товарища Никулина, сколько же ему лет на 82 год… шестьдесят, по-моему… но спортивная форма у него отличная для такого-то возраста была. Показывали они известные репризы, Яйцо, ну как Шуйдин подкладывает его на табуретку Никулину, а тот никак его раздавить не может, Телевизор, это один смотрит хоккей с комментариями Хазанова, а второй постоянно переключает на Штирлица. Ну и знаменитое Бревно, конечно… о транспортировке его со съемочной площадки.

Знаковой фишкой для любого их представления был клич Шуйдина «Ююююрик!» в начале репризы. Леночке, кажется, понравилось — смеялась она вместе со всем залом, весело и заливисто. А тут и антракт объявили.

— Ну что, пойдем в буфет, — предложил я, — в цирковых буфетах я, по-моему, никогда еще не бывал.

— Пойдем, — со вздохом согласилась Лена, — я тоже туда ни разу не заходила.

Но дойти до буфета на втором ярусе (так-то их в здании на Вернадского штуки четыре значилось) нам не было суждено. Потому что при выходе из зала в фойе нас встретил один из тех четырех накачанных пареньков, которые охраняли генсека, и сообщил, что со мной хотят поговорить.

— А Лена? — тут же задал вопрос я, указывая на спутницу, — ей со мной можно?

Охранник на секунду замялся, потом сказал, что сейчас доложит по команде, а там как начальство решит. Он отошел в сторонку и негромко о чем-то переговорил с невидимым собеседником, рация у него в кармане лежала.

— Можно, — сообщил он, вернувшись к нам, — у нас есть сотрудник женского пола, она ее досмотрит.

Я посмотрел на Леночку — глаза у нее были абсолютно круглыми, но слов она никаких не сгенерировала, так и поплелась молча вслед за мной и охранником. Перед входом в ту самую правительственную ложу был довольно здоровый предбанник, где нас аккуратно проверили на предмет посторонних предметов, после чего мы были допущены к власть предержащим лицам.

— А я смотрю, — первым начал говорить Брежнев, — Петя это сидит или не Петя. Оказалось, что он.

— Добрый вечер, Леонид Ильич, — вежливо ответил я, — как здоровье?

— Живой пока, — добродушно усмехнулся он в ответ, — и на том, как говорится, спасибо.

— Да-да, — продолжил я, садясь на предложенный стул (Леночка робко пристроилась рядом), — у Высоцкого подходящая песня была на этот счет — «скажи еще спасибо, что живой».

— Помню такую, — вступил в диалог Чурбанов, — заканчивается она, по-моему, строчкой «кому сказать спасибо, что живой». Однако ты не представил свою прелестную спутницу.

Я тут же исправился:

— Это Леночка… Елена Станиславовна то есть Воронова, лейтенант Советской армии, между прочим.

Лена слов из себя выдавить не сумела, а только поклонилась в разные стороны.

— Это хорошо, что Воронова… — задумчиво ответил Брежнев, — в Министерстве обороны есть такой генерал-лейтенант Воронов, Станислав Сергеевич кажется… не родственник тебе будет?

— Это мой папа, — пискнула она и опять замолкла.

— Это хорошо… — повторил Ильич, но продолжил совсем про другое, — я тебя чего позвал-то, Петя… мне Галюша тут рассказала, что ты концерт какой-то хочешь организовать ко дню милиции…

— Так точно, Леонид Ильич (при всем честном народе я уже не стал называть его дядей — а то скажут, что в племянники набиваюсь), есть такая мысль… большая часть организационных дел уже выполнена, остались незначительные мелочи.

А потом, глядя в настороженные глаза генсека, я счел нужным детализировать проблему.

— Зал будет снят в Центральном доме работников МВД, это на Лубянке…

— Я знаю, Петя, — успокоили меня генсек, — ты продолжай, не останавливайся.

— Перечень выступающих практически полностью согласован, список реприз и номеров находится в стадии утверждения, там тоже никаких неожиданностей не ожидается.

— И кто же входит в этот список? — это спросил уже Чурбанов.

— Миронов с Ширвиндтом, это главные лица будут, — ответил я, — так называемые хэдлайнеры. А еще мать Миронова, Мария Владимировна с супругом, Михаил Боярский, Юрий Антонов и вокальный ансамбль Интеграл.

— Миронову и Менакера давно не слышал, — пробормотал Брежнев, — это хорошо, что вы старую гвардию не забываете…

— Стараемся, Леонид Ильич, — это все, что я нашелся сказать в ответ.

— Надо будет посетить этот ваш концерт… — продолжил Брежнев, — ты мне напомни накануне.

— Обязательно, — отозвался Чурбанов, — и напомним, и обеспечим доставку, — а потом он обратился уже непосредственно ко мне, — я краем уха слышал, что ты там армейских ребят хорошо продернул, верно?

— Да, — вздохнул я, — один из номеров это пародия на ретивого полковника, которого назначили руководить одним творческим коллективом.

— Это хорошо, это хорошо, — пробормотал Брежнев, а тем временем прозвучал звонок об окончании антракта.

Я было хотел откланяться, но Ильич меня задержал движением руки.

— И еще я слышал, что у тебя какие-то трудности с продвижением этой твоей электронной штучки, как ее…

— Тетрис называется — от греческого слова «тетра», четыре значит, — подсказал я, — там в основе всего лежат фигурки из четырех квадратиков.

— Да, тетрис, — повторил Брежнев, — так ты обращайся прямо к Юрочке (он показал на Чурбанова), он враз построит всех, кто тебе мешает.

— Обязательно, Леонид Ильич, — заверил его я, и тут мы с Леной все-таки покинули правительственную ложу.

— Ну ты ваще… — это все, что она смогла мне сказать, а потом подумала и добавила, — ты кто такой-то ваще? Чтобы с Брежневым запросто так беседовать?

— Петя я, — буркнул я в ответ, — младший научный сотрудник Института прикладных проблем.

— Что-то я не встречала таких МНСов раньше, — задумчиво посмотрела она мне в глаза, — а про что хоть у вас речь-то там была, рассказал бы поподробнее. А то концерт какой-то, электронные игрушки какие-то — а я сижу и глазами хлопаю, как последняя дура.

— Представление закончится, тогда расскажу, — ответил я, — а то неудобно музыку перекрикивать.

А на арене тем временем стартовало второе отделение, где правил бал товарищ Игорь Кио. Насколько я помнил, он был сыном не менее известного иллюзиониста Эмиля Кио, цирковая династия, значит, у них образовалась. Фамилия от рождения у них вообще-то Гиршфельд значилась, а Кио артистический псевдоним, возникший, как говорят, случайно — Эмиль шел по вечерней Москве мимо кинотеатра, а на неоновой вывеске у него не горела буква Н, осталось КИ…О. Это показалось Эмилю забавным.

А представление… да ничего необычного в нем не случилось — распиливание помощницы в ящике, левитация, освобождение от веревок и исчезновение в одном месте с появлением в другом. Зрителям нравилось, они громко выражали свое одобрение, Лена тоже хлопала бурно и долго.

— Одного не пойму, — склонилась она к моему уху в маленьком перерыве, — почему дочка Брежнева бросила такого шикарного мужчину… этот ее нынешний в подметки Кио не годится.

— Сердце женщины это загадка, — вздохнул я, — иногда они делают странные вещи не только для окружающих людей, но и для самих себя.

А по окончании аттракциона, когда Кио с помощницами откланялся и принял свою порцию аплодисментов, мы с Леной выбрались на открытый воздух, и тут она вспомнила о моем обещании.

— Рассказывай уже про концерт и про игрушки, — толкнула она меня локтем в бок.

— О, — закатил я очи горе, — это длинная и печальная история. На час-полтора, не меньше. Поехали ко мне, там я все и расскажу.

— Ишь ты, какой быстрый, — ехидно усмехнулась она, — на втором свидании и уже в койку норовит затащить.

— Во-первых, не в койку, а в комфортабельное жилье на Кутузовском проспекте, — возмутился я, — а во-вторых, счастливые часов не наблюдают, как сказал товарищ Грибоедов… я и не заметил, как эти свидания пролетели.

— На Кутузовский? — задумчиво повторила она, — дом случайно не с 26-м номером?

— Точно, — подтвердил я, — 26-й дом. Второй этаж.

— Там же живет он, — и она показала глазами в небо.

— Ну да, — согласился с ней я, — надо ж ему где-то жить.

— Это я к тому, что меня просто не пропустят через охрану, сталкивалась я с режимными требованиями в таких домах.

— Ерунда, Елена Станиславовна, — строго осадил ее я, — пока ты в туалет ходила, я успел договориться с охраной — сегодня и завтра тебя пропустят туда без задержек.

— Ууу, — толкнула она меня в бок второй раз, — умеешь ты убеждать, черт красноречивый. Поехали… только мне надо будет отцу позвонить.

— С Кутузовского и позвонишь, — заметил я, — там два телефона, один из них АТС-2, знаешь, что это?

— Знаю, — вздохнула она, беря меня под руку, — поехали уже.

Я было направился ко входу в метро «Университет», но тут сзади раздался автомобильный гудок. Я обернулся — у обочины стояла до боли знакомая черная Волга, а из-за руля мне скалился водитель Егор…

Глава 25 Багио

Багио — город контрастов

До города нас подбросил грузовичок Форд, древний и громыхающий всеми внутренностями, но свою основную функцию он исполнил полностью. Высадили народ где-то близко к центру. На прощание капитан напутствовал нас такими словами:

— Ну прощайте, парни, рад был вам помочь. А тебе, Петер, отдельная благодарность за радикулит.

— Мигель, — тут же спросил его я, — а до Манилы тут как можно добраться? Сомневаюсь, что в этом городке есть советское консульство.

— Тут и верно ничего советского нет, — озадаченно почесал Мигель затылок, — а в Манилу раньше поезда ходили, но уже лет 10, как и рельсы разобрали. Так что либо на автобусе, это вон туда (он показал куда-то направо), там автовокзал, либо на такси…

— И почем же будет добраться до Манилы на такси? — тут же вылетело из Цоя.

— Как договоритесь, — хитро ухмыльнулся Мигель, — но в среднем кажется пятьсот песо… на автобусе втрое дешевле.

— И почем сейчас ваше песо к доллару? — справился я.

— Один к двадцати, кажется — ответил тот, — я за курсом не слежу, а так-то песо постоянно падает, может, уже и 1:25, но не больше 30, точно.

— Спасибо вам, кэп, — пожал я ему руку, и на этом мы расстались, как в море корабли.

— Я тут уже прикинул на пальцах, — сообщил мне Цой, разглядывая проходящих мимо миниатюрных филиппинок, — если на такси, то это выйдет от 20 до 25 баксов, но за обоих. А на автобусе где-то 7–8, но за каждого.

— Надо будет изучить рынок, — рассеянно ответил я, — провести, так сказать, мониторинговое исследование, а там видно будет.

— Сколько у тебя баксов-то осталось? — спросил он.

Я отошел в укромное место и произвел ревизию карманов — 225 долларов в наличии имелось.

— Да, — решил уточнить вопрос, — со мной-то все понятно, я до посольства добираюсь и на этом приключения кончаются. А ты что собираешься делать? Неужели тоже в СССР поедешь?

— Я пока еще не решил, — ответил он, — до Манилы давай вместе доберемся, а там уж как бог даст…

— Ну тогда двинули изучать рынок филиппинских пассажироперевозок, — предложил я, и мы направились в сторону, указанную капитаном.

Город был типично-азиатским, с нагромождением хижин, хибар и вполне приличных домиков в испанском колониальном стиле. Построен он был на горах, так что приходилось то и дело карабкаться вверх… у велосипедистов, помнится, есть такое мнемоническое правило — куда бы и когда бы ты не ехал, всегда получается в гору и навстречу ветру. Вот и тут так же, нам до автостанции пришлось серьезно забраться наверх, метров 100, если не 150 была разница высот. И кругом росли сплошные сосны… прямо как в средней полосе России, надо же.

— Я слышал, — неожиданно сказал Цой, — что Багио это типа такой филиппинский курорт, только наоборот.

— Как это наоборот? — заинтересовался я.

— Ну обычно же на курорт едут погреться, позагорать там, туда, где теплее, короче говоря. А здесь, поскольку город высоко в горах находится, летом прохладнее, чем на остальных островах. Вот сюда и едут охладиться, так сказать…

— Блин, приезжали бы в Россию, — в сердцах сказал я, — у нас две трети территории это вечная мерзлота и морозы круглый год — там охладились бы с гарантией.

— Надо будет закинуть такую удочку в местное туристическое агентство, — задумчиво отвечал Цой, — а еще Багио знаменито своими хилерами…

— Да ты что? — изумился я, — они прямо тут живут что ли?

— Не, не совсем уж в городе, а в окрестностях, но почему-то группируются они в основном здесь. Якобы космические излучения тут особенные какие-то.

— Было бы любопытно посмотреть на их работу, — заинтересовался я, — раз уж попали в такое экзотическое место.

— Я бы тоже посмотрел, — согласился Цой, — даже и поучаствовал бы в операции, только где ж мы их найдем тут?

— О, смотри, объявление висит, — зацепился мой глаз за красочную бумажку на сосне, — слово «хилер» тут красными буквами выделено.

Испанский, конечно, у нас обоих на очень низком уровне болтался, но с грехом пополам из объявления можно было понять, что предлагаются услуги по излечению всего на свете (тратаменте де тодас лас энфермедаес) за умеренные деньги (поко динеро).

— Интересно, что у них тут считается умеренным уровнем оплаты? — вслух начал размышлять я, но Цой меня перебил.

— Да развод же это, неужели сам не видишь? Пошли транспорт изыскивать.

— Конечно, развод, — с сожалением оторвался я от афиши, — но какой красивый развод… операцию голыми руками проводить — до этого сначала додуматься ведь надо.

А мы тем временем добрались и до автовокзала, на местном языке он назывался красиво Эстазион де аутобусис, а там первым делом изучили расписание, тут, слава богу, и без переводчика все было понятно. Ближайший автобус в Манилу отходил в 16.10 по местному времени.

— Мы же часы не перевели, — спохватился я, — последний раз я свои ставил по гавайскому поясу… интересно, сколько надо от него убрать?

— Да вон же местные часы, — Цой показал на башенку с круглыми часами сверху, — сейчас 11.05 по Маниле.

— Итого у нас пять часов до отъезда… билеты, кстати, на него есть?

С билетами в кассе все оказалось хорошо, и стоили они по сотне песо с носа, но брать мы их пока не стали и решили прицениться к автомобильному транспорту.

— Вот там, похоже, стоянка какая-то, — кивнул налево Цой, — можно начать с нее…

Я согласился, и мы побрели налево… а не соврал ведь мой товарищ о прохладе и свежести в этом городе — действительно после удушающей жары на корабле это было сильно непривычно. А до стоянки мы так и не дошли — по ходу движения тут скамеечки стояли, на которых, видимо, пассажиры ожидали своих рейсов. Так вот аккуратно в тот момент, когда мы мимо этого ряда проходили, одна филиппинка (совсем даже не старая и местами привлекательная, у меня даже глаз за нее зацепился сам собой) вдруг захрипела и сползла со скамейки на землю…

— Непорядок, — толкнул меня в бок Цой, — у нее явно проблемы со здоровьем какие-то — это клиент явно по твоему профилю.

— Только вот не хватало мне еще и филиппинских больных лечить, — вздохнул я, но все же смело ринулся в бой, подошел к лежащей на земле женщине и опустился на колено.

Соседи галдели что-то свое испанское, но помогать ей не особенно спешили, так что я один записался в числое помощников. Включил личный рентген, слава богу, это с первого раза получилось (раньше получалось по обстоятельствам), и исследовал внутренности девицы… ну да, это типичный микроинфаркт отказался, примерно такой же, как у Юрика Шпагина из моего родного ИПП. Гаркнул на соседей, чтоб заткнулись и не мешали (и они даже это поняли) и начал сеанс оздоровления… минут пять у меня на него ушло, после чего филиппинка открыла глаза и тяжело задышала.

— Эста бьен, карино — пуэдес левантарте (все хорошо, детка — можешь вставать), — сказал я ей, полностью исчерпав свои познания в испанском.

Народ вокруг опять загалдел, а эта подруга действительно встала, отряхнула платье от пыли и сказала мне на чистом английском:

— Спасибо, друг, что это со мной было такое?

— Микроинфаркт, — ответил я, — ничего особенно страшного, но врачу все-таки надо показаться.

— Ты врач? — продолжила допрос она.

— Студент медицинского колледжа, —соврал я, — третий курс.

— Я должна отблагодарить тебя…

— Да ладно, — махнул рукой я, — господь бог отблагодарит… когда-нибудь.

— Нет, — твердо ответила она, — господь, конечно, всеблагой и всепрощающий, но до его благодарения ждать слишком долго. Пойдем, я хотя бы накормлю тебя…

— Нас, — тут же поправил ее я, — я с другом путешествую (и я кивнул в сторону Цоя).

— Хорошо, — поправилась она, — накормлю вас, а ты пока про себя расскажешь.

— Ты же куда-то ехать собиралась, нет? — на всякий решил уточнить я.

— К тетке в соседний город, — ответила она, — но это не срочно, подождет тетка.

И мы втроем направились куда-то вглубь нагромождения хижин, хибар и фавелл…

— Я в Бразилии такое видел, — сказал, озираясь по сторонам, Цой, — в Рио и Сан-Пауло, если отойти от центра, там точно так же.

— Ты был в Бразилии? — заинтересовалась филиппинка, представившаяся, кстати, Марией.

— В прошлом году, — ответил Цой, — выиграл путевку в нашем колледже, вот и съездил забесплатно. — Пляжи там шикарные, конечно, а все остальное так себе.

— Вот мы и пришли, — Мария открыла калитку и впустила нас на территорию своего хозяйства.

Прямо перед домиком росли абрикосы и, по-моему, маракуйя какая-то, а позади домика виднелся приусадебный, так сказать, участок с овощными какими-то культурами.

— Посидите тут, — она кивнула на скамейку, стоявшую рядом с длинным столом, — я сейчас еду принесу.

— Совсем как у нас, в России, — заметил я, — где-нибудь под Тамбовом или Воронежем.

— У нас в Корее тоже есть похожие места, — ответил Цой.

Мария вернулась назад очень быстро, в руках у нее были две тарелки, а под мышкой кувшин. А за ней шел дряхлый старичок, на вид так ему все девяносто было.

— Это Антонио, мой дедушка, — представила его Мария, одновременно расставляя тарелки и кувшины, — он хочет с тобой познакомиться, Петер.

— Очень приятно, — пожал я ему руку.

По-английски он, разумеется, не говорил, так что переводила его слова Мария. Да, а в кувшине оказалось домашнее пиво, не очень крепкое, но оригинального вкуса… так сразу и не скажешь, на что похоже.

— Значит, ты врач? — спросил меня Антонио, отхлебнув очень немалую часть из своей кружки.

— Учусь, — повторил я свое вранье, — третий курс мединститута.

— Что там с Марией приключилось, расскажи, — потребовал он.

В двух словах повторил то, что разглядел своим рентгеном, после чего Антонио надолго задумался. Да, а на тарелках оказалась местная рыба с очень острыми приправами и рисом — вкусно, только приправы до кишок пробирали… пришлось гасить пожар пивом.

— А ведь ты врешь, что учишься, — хитро ухмыльнулся дедуля, — ты давно свой институт закончил, и совсем не медицинский.

Нарвался, блин на еще одного экстрасенса, с тоской подумал я, косясь на Цоя…

— Он и точно провидец какой-то, — сообщил мне тут же Цой на корейском, — валить надо бы отсюда, пока они полицию не позвали.

— Погоди, — тормознул его я, — побеседуем для начала, — а дедуле ответил прямо, — ты прав, выгнали меня из медицинского института, так что закончил я в итоге политехнический.

— Вот это больше похоже на правду, — удовлетворенно сказал дед, крикнув Марии, чтоб она еще чего-нибудь попить принесла.

Мария притащила запыленную бутылку, которая оказалась ромом… ну да, Филиппины же испанской колонией были черт-те сколько времени, а у испанцев национальный напиток это ром. Антонио разлил его в наши стаканы, опрокинул в глотку свой, не чокаясь, а потом сказал:

— Я же вижу, что у тебя есть некие необычные способности… у него, кстати, тоже, — он перевел палец в сторону Цоя, — и внучку мою ты из беды вытащил не просто так, а благодаря этим способностям, верно?

— Ну есть у меня немного этого дела, — не стал упираться я, — не всегда они проявляются, правда — твоей внучке вот повезло.

— Я к чему все это говорю… — продолжил Антонио, — у меня есть один старинный друг, он потомственный хилер…

— Правда? — заинтересовался я, — практикующий?

— Да, иногда подрабатывает… так вот — давай я тебя с ним познакомлю…

Глава 26 15 октября

15 октября

Я придержал заднюю дверцу для Лены, сам запрыгнул на переднее сиденье, стойко перенес ехидное подмигивание Егора, и мы помчались по вечернему проспекту имени российско-советского ученого и лауреата Сталинской премии товарища Вернадского.

— Как там Никулин? — справился Егор, — живой?

— Живее всех нас, — ответил я, — несмотря на свои шестьдесят. Самое запоминающееся выступление во всем представлении, правда, Лена? — обратился я назад за поддержкой.

— Кио, — ответила она, — если честно, мне больше понравился.

— Эх, — ударился в воспоминания Егор, — я этого Кио совсем недавно ведь возил вместе с Галиной. Вежливый мужчина, ничего не скажешь.

У меня все слова застряли в глотке после такого откровения — продолжать тему бывших мужей Брежневой мне никак не хотелось, поэтому я свернул обратно.

— Я слышал, Никулин в одном новом фильме снимается по одному скандальному роману, как уж его… в журнале Пионер печатали…

— Скандальный роман и в Пионере? — задумался Егор.

— Точно, — поддержала меня Лена, — Чучело назывался, у нас в училище его до дыр зачитали.

— И про что же этот скандальный роман?

Тут уже Лена взяла руль управления беседой в свои руки:

— Про школьную травлю, вот про что. Все же знают, что такое бывает, только говорить об этом вслух не было принято, но очень многие прошли через это… меня, например, сильно травили в старших классах.

— Тебя? — изумился я, — и за что, если не секрет?

— А я толстая тогда была, вот и дразнили жирдяйкой?

— Ты толстая была? — в свою очередь изумился Егор. — А сейчас и не скажешь…

— Пришлось заняться спортом и сесть на диету, — пояснила Лена, — но это уже в училище, а в школе меня до слез задразнили…

— Это печально, — ответил я, быстренько свернув скользкое ответвление в нашей беседе, — с Никулиным, как я слышал, будет сниматься дочка Пугачевой… в роли девочки, которую травили.

— А у нее есть дочка? — не скрыла изумления Лена.

— Ну да, — ответил я, — что она, не человек что ли — у каждой женщины могут быть дети. У дочки только, говорят, другая фамилия.

— Слушай, Петя, — обратилась она прямо ко мне, — а ты не можешь меня познакомить с Пугачевой? Раз уж у тебя такие большие связи есть.

— Попробую, — сдержанно отвечал я.

— А чего тут пробовать, — ухмыльнулся еще раз Егор, — только намекни Гале, она все устроит в пять минут.

— Точно, спасибо за подсказку, друг, — поблагодарил я Егора. — Как, кстати, Чайка выдержала Индию? Не забарахлила?

— Не, — помотал он головой, — выдержала с честью — на ГАЗе свое дело знают… там есть специальный цех такой, слышал?

— ПАМС? — спросил я.

— Он самый, производство автомобилей малых серий. По машине в месяц выпускают, зато уж каждую вылизывают до последнего болтика… а мы уже и приехали.

Егор лихо тормознул и заехал через арку во двор прямо к нашему подъезду.

— Спасибо, дружище, — пожал я ему руку, — обращайся, если что.

Пропустили нас вдвоем с Леной совершенно беспрепятственно, а когда я закрыл входную дверь, начались расспросы.

— Что там за разговор про Индию был? — тут же спросила она.

— Ну ездили мы туда с Егором, — пояснил я, — он Леонида Ильича возил, а я в группе поддержки значился.

— И кого же и как ты там поддерживал?

— Слушай, — поморщился я, — тут мы вступаем на заминированное поле — я, извини, кучу подписок дал, так что говорить могу далеко не про всё…

— Ладно, — вздохнула она, — тогда покажи свое жилье — про него ты подписки, надеюсь, не давал?

— Про это нет, про квартиру я могу говорить совершенно свободно, — улыбнулся я, — смотри сколько хочешь, если что-то непонятно, спрашивай. Там гостиная, здесь спальня, вот та дверь это в кладовку. Балкон выходит во двор. Ванная одна, а вот туалетов две штуки… вроде ничего не забыл.

— Это чего, кухня такая? — изумилась она, — сколько ж в ней метров?

— 23 кажется, — ответил я, — или 24. У вас в Доме на Набережной меньше что ли?

— Сравнил… там семь метров, эконом-вариант сталинской эпохи, — сказала она. — А это вертушка, да? — указала она на черный артефакт тех же времен, стоявший на кухонном столе.

— Угу, — подтвердил я, — АТС-2, АТС-1 я пока не заслужил. Номер отца знаешь?

— Конечно, — подтвердила она, — сотню раз ему на службу звонила.

— Ты набирай, — предложил я ей, — а я пока на стол соберу, что там бог послал.

И она начала накручивать диск, а я залез в холодильник проинспектировать, чего же нам послал на сегодня бог…

* * *

Через час примерно она лежала рядом со мной, задумчиво теребя редкие волоски на моей груди.

— Какая у тебя кожа гладкая, — сообщил я ей, — это от природы или результат творческого подхода?

— От природы, Петя, от нее, — отвечала она, — я тут подумала… какой-то ты необычный парень, напрочь выламываешься из всего того, что я знала до этого.

— Все в нашей жизни случается когда-нибудь в первый раз, — вздохнул я, — вот и ты встретила то, чего раньше не бывало.

— Наверно, — улыбнулась она, — а ты правда меня с Пугачевой познакомишь?

— Делов-то, — буркнул я, — завтра не обещаю, но до конца недели запросто. Только сразу хочу предупредить, что характер у нее совсем не сахарный, так что знакомство это может тебе не понравиться.

— Ладно, разберемся на месте, — хладнокровно ответила она, — завтра мне на работу к восьми…

— С утра машину вызову, — пояснил я, — отвезет, куда надо.

— А вечером у меня одно мероприятие… завтра же 15-е число…

— 15 октября? — прошиб меня холодный пот.

— Ну да, не сентября же, — удивленно отвечала она. — А что тебя это так взволновало?

А взволновало меня то, что я вспомнил пророчество дочки хирурга из нашей заводской больницы, Зины-Корзины… как уж она там выразилась-то… 15 октября на улицу не выходи, а не то хуже будет…

Что-то о грузовике она заикалась, продолжил вспоминать я, когда из воздушки в тире стреляла — якобы грузовик меня собьет так, что потом по частям в Кремлевской больнице собирать будут. И способности мои от этого наезда то ли уменьшатся, то ли совсем пропадут. Чего мне очень не хотелось бы… ни грузовика, ни потери шестого чувства.

— Вспомнил чего-то? — встревожено спросила Лена.

— Да, — придумал я легенду на ходу, — завтра надо сдать окончательные варианты выступлений на милицейском концерте, раз, и еще у меня встреча во Внешторге одна, не забыть бы.

— Это не страшно, — успокоила она меня, — все ты сдашь и не забудешь.

— А у тебя что за мероприятие на завтра намечено? — вспомнил я про ее слова.

— Ты не поверишь, но просмотр в модельном агентстве Славы Зайцева, — ответила она.

— Иди ты, — повернулся я к ней, подперев щеку рукой, — будешь новой Региной Збарской?

— Если получится, — зевнула она, — там конкурс, говорят, сто человек на место.

На этой звенящей ноте мы и уснули крепким беспробудным сном до самого звонка будильника в семь утра — я специально его завел на всякий случай. Леночка собралась очень быстро, практически как солдат в казарме, видно в училище научилась. С вызовом машины не все гладко сложилось, пришлось по трем номерам звонить, но в итоге черную Волгу все же прислали.

Я проводил ее до машины, а сам вернулся домой и начал размышлять, как жить дальше… чтобы живым и здоровым остаться. Решил сказаться больным и никуда не вылезать отсюда до самой полуночи… Зина-Корзина, конечно, вполне могла и пулю прогнать, но тут ведь как, лучше перебдеть, чем недобдеть. Решено, у меня температура и я лежу-страдаю на диване, вот и все решение наболевшего.

Но как говорится в известной поговорке — гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Оба моих телефона в последующие полчаса начали разрываться на части. Первым в очереди оказался Наумыч с предложением немедленно встретиться с его прикормленным фирмачом. С трудом восстановил в памяти подробности нашей беседы и перенес встречу на завтра — стоило мне это минут пятнадцать потраченного на уговоры времени.

Сразу вслед за Наумычем по вертушке меня набрал товарищ Цуканов, прочитавший целую лекцию о допустимом поведении в присутствии генсека. Я внимал молча и не перебивал. И завершил он свой спич сообщением, что Леонид Ильич ждет меня у себя в апартаментах ровно через час. Зачем — он сам объяснит. Ну это ладно, из подъезда хотя бы выходить не требуется, тяжело вздохнул я.

Следом, не успел я чай допить, вертушка звякнула еще один раз, это был (трам-парам-тарам) замминистра внутренних дел Чурбанов Юрий Михайлович. И хотел от меня Юрий Михайлович полную раскладку по предстоящему к дню милиции концерту. Прямо сегодня, прямо сейчас, и прыжками чтоб. С большим трудом я отговорился тем, что есть срочное поручение от сами понимаете кого, так что сегодня никак, а завтра в любое время в любом месте. Договорились на 12 часов на Петровке-38.

Тут мне подошел срок выдвигаться к Леониду Ильичу, так что на какое-то время я освободился от назойливых требований телефонных аппаратов. Дело у товарища генсека оказалось совсем уже пустяковым, геморрой у него разыгрался не на шутку… провел сеанс оздоровления, снял проблему, но на словах объяснил следующее:

— Надо бы операцию сделать, Леонид Ильич, у вас третья стадия этого дела, незаметно переходящая в четвертую и последнюю. Тут уже терапия будет бессильна, наступает очередь хирургии.

— Не нравится мне, когда меня режут, — честно признался Ильич и поведал случай из своей бурной биографии, — на Малой земле как-то раз осколок на излете в задницу попал, зашивали в медсанбате, так я потом месяц спал на животе.

— Это понятно, — ответил я, — одна из самых распространенных фобий у народа, это боязнь врачей и всего, что с ними связано. Ятрофобия называется. Надо просто себя заставить…

— Хорошо, — тяжко вздохнул генсек, — постараюсь. Да, — вспомнил он еще об одном деле, — что там у тебя с этой игрушкой… с Тетрисом?

— Идут процессы, — осторожно ответил я, не совсем понимая причины такого интереса, — до завершения пока далеко.

— Мне тут Юрий Владимирович недавно намекнул насчет твоих телодвижений по этому Тетрису…

Я сразу насторожился, с госбезопасностью у нас шутки плохи.

— Так вот, прямо тебе скажу — работай только с Внешторгом, тогда никаких неприятностей у тебя не возникнет… я ясно выразился?

— Яснее не бывает, — хмуро буркнул я и счел нужным повторить сказанное, — если я буду работать с Министерством внешнеэкономических связей, не отвлекаясь на посторонние воздействия, никаких неожиданностей у меня не случится.

— Молодец, Петя, — похвалил он меня, — с первого раза понял… а то мне в последнее время попадаются в основном такие, которым по три раза повторять надо.

И я вернулся в свою квартиру, солнцем палимый, размышляя о бренности бытия и всевидящем оке КГБ, зорко усмотревшем все мои телодвижения по Тетрису. Хотя стоп, сказал я сам себе, может совсем и не все, может это просто Наумыч работает штатным стукачом в наших органов, оттуда они и черпают информацию…

Может быть да, ответило мне внезапно проснувшееся второе я, а может и нет — вероятность и того, и этого, сам понимаешь, примерно одинакова.

Глава 27 15 октября-2

15 октября-2

— Раз уж ты проснулось, — сказал я этому второму я, — давай не молчи и посоветуй хоть что-нибудь полезное. А то критиковать мы все умеем, а как конструктив выдать, сразу язык проглатываем…

— Что тебе посоветовать, родной? — ехидно ответило оно.

— Что мне делать в ситуации с Тетрисом, — повторил я, — у меня аж три предложения по продвижению этого проекта. От Наумыча, раз, от индийского миллиардера, два, и от родного Внешторга, это три. Развилка, как в русской народной сказке, короче говоря — налево пойдешь, коня потеряешь, направо пойдешь, кошелек отберут, а если прямо двинешься, там ваще вилы торчат.

— Даже не знаю, что тут тебе и сказать, — издевательски растягивая гласные, отвечало второе я, — разве что… разве что не выбирать что-то одно, а как-то скомбинировать выбор из всех трех… или хотя бы двух. Это будет неожиданным для всех действующих лиц.

Я чуть не поперхнулся от такого ответа… ясно же, что издевается скотина, но как тонко оно это делает — слов нет.

— Хорошо, — сказал я ему, — я тебя услышал. Погоди, не исчезай еще минутку — второй вопрос касается пророчества Зины-Корзины…

— Задавят тебя сегодня или не задавят? — еще более ехидно осведомилось оно.

— Ты бы лучше не иронизировало над этим делом, — строго отчитал его я, — если меня с концами задавят, то ведь и тебя тоже — что тогда делать будешь?

— Ладно, беру свои слова обратно, — спохватилось второе я, — тебе совет нужен на предмет, как вести себя сегодня, так?

— Угадало, — мрачно ответил я.

— Ну слушай тогда… — и оно в течение битых пяти минут разъяснило мне ситуацию и варианты поведения в зависимости от внешних воздействий.

А я что… я намотал на ус и решил тщательно обдумать свою программу действий на сегодня. А вот не буду никуда выходить из подъезда — и точка, это все, что я решил делать на сегодня. И телефоны хорошо бы отключить, чтобы не задалбывали.

Сказано-сделано, городской телефончик я мгновенно выдернул из розетки, а вот с вертушкой пришлось повозиться. Никакого штепселя в пределах квартиры я не обнаружил — из корпуса выходил толстенный витой шнур, который затем скрывался в отверстии плинтуса. Не резать же его ножиком в самом деле… но в кладовке я обнаружил небольшой наборчик инструментов (вот интересно — кто здесь до меня жил такой, что ему пассатижи с долотом могли понадобиться), включающий в себя крестовую и плоскую отвертки. И этими подручными средствами я взял, да и вскрыл черный эбонитовый корпус вертушки.

Мда, делали же вещи при Иосифе Виссарионыче… даже не с двойным, а с четверным запасом прочности… а это что, звоночек такой что ли? Вот сюда входной провод подключается, блин, ни одна отвертка не берет этот винт. Решал проблему с помощью пассатижей — один провод отсоединил, второй оставил, чтобы потом меньше возни было. Так, этот вопрос мы тоже решили.

И я уселся за кухонный стол с твердым желанием восстановить полностью программу функционирования игры Тетрис — все равно же это придется когда-то сделать. Через час и чашку растворимого кофе в дверь забарабанили, надо открывать, со вздохом подумал я — вдруг это судьба туда стучится. Но это оказалась совсем даже не судьба, а охранник в черном костюме со зверским выражением на лице.

— Ты чего на телефон не отвечаешь? — зло спросил он меня, не заморачиваясь на представление.

— Сломался, наверно, — отвечал я.

— Что, оба сразу сломались? — ухмыльнулся он.

— Оба, — кивнул я, — техника сложная, и не такое бывает.

— Собирайся и выходи во двор, — тоном, не предусматривающим отказа, сообщил он.

— Кто приехал? Зачем приехал? — попытался съехать я на базаре.

— Там все и увидишь, — отрезал охранник, — у тебя (он поднес к глазам наручные часы, Командирские, успел заметить я) десять минут. Время пошло.

Ну делать нечего, подумал я, надо выполнять указания сверху… быстро переоделся в джинсовый костюм, причесался и спустился вниз, благо тут всего один этаж надо было одолеть.

А во дворе стоял самый обычный Жигуль-копейка, если я не напутал… ну да, бампер с клыками, на всех позднейших моделях эту конструкцию убрали. И лампы заднего хода нет — явно не ВАЗ-21011 и не 21013. Цвет был какой-то невнятный лилово-серый.

— Садись, — водитель утомленно кивнул мне на пассажирской сиденье, — и поехали, опаздываем уже.

— А кто вы такой и куда нам надо ехать? — тут же задал я напрашивающиеся вопросы.

— Капитан Кудрявцев, — он вынул из кармана бордовое удостоверение со щитом и мечом на обложке, махнул перед моими глазами, так что я кроме фотки ничего там не разглядел, — куда едем, я по дороге объясню. Еще вопросы?

Вопросы у меня закончились, поэтому я молча сел справа от капитана Кудрявцева и захлопнул за собой дверь… получилось это, кстати, только со второго раза.

Капитан сунул ключ в замок и завел мотор, но тут я спохватился и сказал:

— Стоп-машина!

— Это почему? — осведомился тот.

— Меня арестовывают? Если да, то где ордер?

— Никто тебя арестовывать не собирается, — буркнул капитан.

— Тогда куда и зачем меня везти хотят? — продолжил я, — без этой информации я никуда не поеду.

— У меня нет таких полномочий, чтоб рассказывать все это.

— Ну в таком случае я никуда не еду, — и я решительно распахнул пассажирскую дверь копейки, — мне сначала начальству позвонить надо.

— Иди звони, — с непонятной угрозой в голосе предложил капитан.

А я вернулся в подъезд и попросил у дежурного разрешения звякнуть один раз. Тот изучил меня с ботинок до макушки, а потом придвинул к краю стола самый обычный телефонный аппарат из позднего СССР, производства завода ВЭФ, если не ошибаюсь.

— Юрий Михайлович? — спросил я, не узнав голос Чурбанова, — это Балашов говорит… вы мне звонили час назад примерно… нет, ничего особенного не случилось, а просто приехал тут товарищ из госбезопасности и собирается увезти меня куда-то… нет, куда именно, не говорит… вот я и решил на всякий случай прояснить вопрос — ехать мне с ним или не стоит… капитан Кудрявцев его зовут, из второго управления КГБ, но это неточно… звоню с такого номера (и я продиктовал семь цифр, написанных на шильдике аппарата)… есть подождать.

Я положил трубку, сказал спасибо дежурному и вышел обратно к копейке.

— Вопрос решается в верхах, — сообщил я капитану, — сейчас вам позвонят, наверно…

Кудрявцев этот слегка изменился в лице, но внешне это никак не проявилось — он медленно достал пачку сигарет и задымил, не торопясь и стряхивая пепел прямо на асфальт. А я начал прохаживаться вперед-назад вдоль подъезда, пиная ногами опавшие листья и разглядывая галдящих воробьев. Через пять-шесть минут дверь в подъезд раскрылась, и дежурный зычно провозгласил:

— Кудрявцев — к телефону!

Капитан скрылся за дверью, а когда вернулся, лицо его было каким-то вытянутым и бледным.

— Ничего, — бросил он мне на ходу, — мы еще встретимся.

— Да хоть два раза на дню, — доброжелательно ответил ему я, — почему не пересечься с хорошим человеком.

Он посмотрел на меня с совершенно волчьим выражением, завел мотор и с места рванул к арке, ведущей на Кутузовский. Скатертью дорога, подумал я, и земля тебе стекловатой. Но додумать эту мысль до конца не успел, потому что навстречу ему из этой арки с лязгом и громыханием выкатился здоровенный грузовик типа КрАЗ… а может и ЗИЛ какой, я это не совсем отчетливо понял… и этот КрАЗ или ЗИЛ со всего размаху взял и наехал на бедную маленькую копейку.

Удар пришелся в пассажирскую дверь, в результате чего правый бок копейки сильно выгнулся внутрь… КрАЗ протащил машину с добрый десяток метров и весь этот паровозик остановился, доехав до развесистого клена, при этом внутрь вогнулся уже и левый бок копейки. А зря ему стекловату-то пожелал, подумал я, человек все же, а не животное.

Дежурный по подъезду стоял некоторое время рядом со мной, открыв рот. Но быстро спохватился и побежал звонить, куда следует. Из соседнего помещения выбежали специально обученные товарищи и побежали разруливать ситуацию, а я стоял столбом и в голове у меня только одна мысль болталась — спасибо тебе, Зина-Корзина, если б не ты, я бы сейчас лежал в копейке, расплющенный в блин… следом еще одна мысль пришла, что недодал я Зине обещанные семьдесят что ли рублей, надо будет вернуть их с процентами… а еще и третья мысль последовала за двумя первыми — на этом зиночкино пророчество исчерпало себя или как? До конца 15 октября еще часов 7–8 остается… семь часов и двадцать три минуты, если точно.

* * *

Капитана увезли на скорой, водителю КрАЗа заломили руки за спину (машина здоровая, поэтому с ним как раз ничего и не случилось) и тоже отвезли куда следует. Вызвали эвакуатор и погрузили на него сплющенную копейку. А дежурный философски заметил мне:

— Ты, парень, в рубашке наверно родился. Если б не задержался, то ехал бы сейчас на скорой помощи в Склиф… если не сразу в морг…

— Да, — согласился я с ним, — наверно в рубашке. Накрайняк в майке спортивного общества «Динамо»…

И тут в арку вошла Леночка, в форме лейтенанта и очень встревоженная.

— Ты чего не на работе? — спросил я у нее.

— Отпросилась, — без лишних подробностей сообщила она. — А что тут случилось-то? Разбитую машину куда-то повезли…

— Случилось страшное, — сказал я ей, — пойдем уже из этого двора, видеть я его больше не могу… по дороге расскажу… нет, не туда, в квартиру нашу пойдем.

Глава 28 Хилеры-хилеры

Хилеры-хилеры

— Конечно, познакомьте, — не стал отказываться от заманчивого предложения, — когда я еще живого хилера увидеть смогу.

— Могу прямо сейчас это сделать, время у тебя есть? — задал этот Антонио следующий вопрос.

— Вот чего-чего, а времени у меня… и у моего товарища (я кивнул в сторону Цоя) хоть отбавляй. Надеюсь, ваше предложение и на него распространяется?

Заминка была буквально секундная, после чего он подтвердил — да, обоих могу познакомить.

— Ну тогда пошли, — сказал я, — или поехали… или как у вас к хилерам добираются?

— Никуда ехать не надо, — недовольно отвечал старик, — он сам сюда придет.

— Еще лучше, — обрадовался я, а мой корейский дружбан вдруг обратился ко мне на родном языке:

— Ты точно уверен, что нам это надо? — спросил он, косясь в сторону Марии.

— Почему нет, брателло… — отвечал я, — вряд ли он чего-то нехорошего нам сумеет сделать, почему тогда не познакомиться с необычным человеком?

— Ну смотри сам, — ответил Цой с непонятной интонацией.

— Дедушка спрашивает, — вклинилась в наш диалог Мария, — на каком языке вы разговариваете, не на японском?

— На корейском, — сказал я, — он родом оттуда, а у меня отец кореец.

— Ааа, ну тогда ладно, — передала Мария дедушкины слова.

— А что у Антонио есть против японцев? — невольно вырвалось у меня.

— Да он воевал против них во Второй мировой, — пояснила Мария, — с тех пор недолюбливает.

— Понятно, — сказал я ей, — а он далеко живет-то отсюда, ваш знакомый хилер?

— На соседней улице, — пояснила она, — пять минут пешком. Сейчас дедушка позвонит ему, он и подтянется. Ты кстати не сказал, откуда к нам приехал — акцент у тебя очень странный.

— Из России, Мария, а если быть точным, то из Советского Союза, — не стал я скрывать от нее правды.

— Да ну⁈ — изумилась она, — неужели оттуда? Недавно у нас тут шахматный матч проходил на первенство мира, оба претендента из России были.

— Слышал, — отвечал я, — Карпов и Корчной играли. В итоге выиграл Карпов. А ты, кстати, тоже не сказала, откуда так хорошо знаешь английский…

— В школе хорошо учили, — ответила она, — американка у нас была учителем по иностранному языку, вот я и научилась. О, а это, кажется, идет тот самый дедушкин знакомый, — показала она пальцем куда-то вправо, — его зовут Эухенио.

Я посмотрел в ту сторону — действительно вдоль по улице ковылял дедок по виду еще древнее нашего Антонио. Он добрел до калитки дома Марии и без стука зашел внутрь. Антонио встал со своего места, поклонился пришедшему и проводил его к нашему столу. И без разговоров нацедил ему целый стакан рома. Тот тоже без слов выцедил его без никакой закуски, потом повернулся ко мне и начал разговор:

— Значит, это ты Марию вылечил? — сказал он, разумеется, через переводчицу.

— Не стану отказываться от очевидного, — кивнул головой я, — вылечил, как сумел…

— Антонио говорит, что у тебя есть какие-то необычные способности, это так?

Я и тут не смог сказать что-то кроме «ну есть что-то такое».

— Хочешь поучаствовать в нашем деле? — без обиняков заявил он мне.

— Можно попробовать, — осторожно ответил я, — а что делать-то придется?

— Я все расскажу и покажу… сейчас важно твое согласие… если интересно, сколько ты сможешь заработать на этом, прямо скажу, что не меньше 10 тысяч песо.

Я мысленно подсчитал, сколько это будет в баксах (10000/25=400), и кивнул в знак согласия.

— Забились, — сказал я… Мария попросила уточнить, что значит это слово, а перевел его в общедоступную плоскость — deal.

— Ну и хорошо, — на лице старичка проступило что-то вроде улыбки, — сегодня ты осваивайся в нашей обстановке, а завтра в полдень операция.

— Мне бы какие-то вводные данные не помешали, — начал ставить условии я, — что за пациент, какой диагноз, анализы опять же какие-никакие должны быть…

— Все будет, но только завтра утром, — ответил старичок Эухенио. — А сейчас давайте выпьем за успех нашего начинания, — и он, не спрашивая разрешения, разлил остатки рома по своему и нашим стаканам.

Выпили, чего ж не выпить… ром здесь был весьма специфический, с какими-то добавками, так что глотка после него горела не хуже, чем от рыбы с рисом.

После того, как весь ром вышел, дедушка Эухенио с сожалением проинспектировал бутылку, убедился, что там ничего больше нет, и откланялся.

— Я вам в беседке постелю, — сказала Мария, — у нас сейчас сезон, когда москитов нет… ну почти нет, так что ночь проведете нормально… ну почти нормально.

Ночь и правда прошла без проблем… почти что без проблем. Птицы какие-то орали из соседней сосновой рощи, а может и животные, уснуть не давали. И к утру холодрыга настала, почти что как у нас в Нижнереченске в марте где-нибудь. Но под одеялами, которые Мария нам выдала, было достаточно комфортно.

А утром мы наскоро позавтракали, чем филиппинские боги послали, Мария убежала по делам, сказала, что на рынок, а дедушка Антонио предложил нам половить рыбу в местной речке, раз у нас свободное время до полудня образовалось.

— Если наловите чего, на обед будут рыбные блюда, — сообщил дедушка нам с Цоем через Марию, а потом предложил на выбор разные удочки.

— Ты как, — спросил я у Цоя, — в рыбалке силен?

— Ловил один раз, — угрюмо ответил он мне, — но давно.

— Вот и я в школе пару раз ходил с друзьями, — признался я, — но с тех пор много лет утекло. Ну пойдем восстановим утраченные навыки…

Цой тяжело вздохнул, выбрал удочку типа спиннинг, мне досталась самая обычная, и мы зашагали в указанном дедушкой направлении через сосны и араукарии.

— Там ведь еще наживку какую-то надо, — вспомнил я, — червей или мух или кусочки хлеба…

— На месте разберемся, — ответил Цой.

Ручей (речкой его назвать язык не поворачивался) протекал примерно в километре от дома Марии с Антонио, быстрый и узенький, десяток метров в самой широкой части. Червей мы с грехом пополам добыли на берегу, я поплевал на крючок для верности и первым закинул снасти в ручей. Цой посмотрел на мои действия, повторил их, как сумел, и мы сели на камешки, в изобилии разбросанные тут вдоль всего берега.

— Как думаешь, что за рыба тут водится? — спросил меня он.

— Если б это у нас в Сибири было или на Камчатке, я бы сказал, что голец, хариус или таймень. А здесь не знаю… наверно, что-то похожее — форель или другой какой лосось. Щуки и караси вряд ли.

Цой с уважением посмотрел на меня, было видно, что таких слов он до сих пор не слышал. Но тут у меня, кажется, что-то клюнуло.

— О, — толкнул меня в бок он, — зацепилось что-то, давай вытягивай.

— Ты меня не торопи, — осадил я его, — сначала подсечь надо, потом поводить туда-сюда, если вдруг рыба большая, и только потом вытягивать.

Но тут клюнуло и у него — подсекать и водить он не стал, а не мудрствуя лукаво потянул свой спиннинг на себя… через полминуты довольно большенькая рыбка выползла на песочную отмель.

— У меня первый трофей есть, — гордо объявил он, зацепив рыбу за жабры, — а у тебя как?

— У меня никак, — мрачно ответил я, — сорвалась, гадина.

Вот так всегда, подумал я — новичкам везет, а старичкам не очень.

— Что за рыба-то? — спросил меня Цой, разглядывая трофей.

— Похоже на форель, — ответил я, и тут у меня клюнуло совершенно конкретно, удочка колесом согнулась.

— Ничего себе, — присвистнул Цой, — чего это тебе на крючок попалось?

— Не знаю, — буркнул я, — помог бы лучше…

Вдвоем мы поводили туда-сюда то, что на крючке болталось, а когда оно устало, так же вытащили улов на отмель.

— Вот это да, — с уважением посмотрел на меня Цой, — килограмм на пять, похоже.

— А тип тот же, — ответил я ему, — что и у тебя, форель… хотя это неточно.

— Слушай, — сказал вдруг Цой, — две штуки у нас есть, хватит, наверно, дедушке на обед. Давай обратно двигаться, а то…

— Что а то? — переспросил я.

— Предчувствие у меня нехорошее, вот что… с утра проснулось мое шестое чувство.

— Давай уже вываливай все подробности, — подстегнул его я, сваливая рыбу в мешок, которым нас снабдил Антонио.

— Короче так, дружище, — продолжил он с видимой неохотой, — один из нас не доживет до завтрашнего утра, вот что оно мне подсказывает. Если совсем точно, то может не дожить, небольшая вероятность благополучного исхода все же имеется.

— Тээээк, — протянул я, закидывая одновременно мешок за спину, — а кто именно из нас не доживет, неизвестно, да?

— Да, этого я не разглядел в будущем, как ни старался.

— А от чего этот один из нас помрет — насчет этого никаких подробностей тебе не открылось?

— Почему не открылось, — пожал плечами он, — это как раз мне первым делом прилетело… от укуса змеи… или насекомого какого-то ядовитого, точнее я не понял.

— Тэээк, — вторично почесал я затылок, — почти что как в нашей песне о Вещем Олеге…

— Не слышал про такого, расскажи, — попросил он.

— Олег это был такой русский князь, давно, в 9 или 10 веке. И ему как-то раз волхвы предсказали, что он умрет из-за своего коня…

— Волхвы это колдуны что ли?

— Почти… священнослужители на Руси до принятия христианства.

— И чего — Олег ваш от коня и помер?

— Он тут же приказал забить своего коня, а дальше ходил пешком, но это ему не помогло, — вспомнил я перипетии пушкинской баллады, — однажды он проходил мимо того места, где закопали коня и пнул его череп зачем-то… а в черепе пряталась ядовитая змея, она-то и укусила Олега насмерть…

— Интересная история, — задумался Цой, — ты сейчас намекаешь, что если мы примем какие-то меры против ядовитых змей, то это нам не поможет?

— Угадал, — вздохнул я, — даже не намекаю, а прямым текстом говорю…

Глава 29 Змеи и скорпионы

Змеюки подколодные

— А что ты тогда делать предлагаешь? — спросил Цой.

— У русских есть такая поговорка, — ответил я, — делай, что должен, и будь, что будет…

— Философская поговорка, — задумчиво отвечал мне он, — но я пока умирать не хочу… так что вот тебе мое решение — сваливаю я подальше от всех этих хилеров, от филиппинских змей и скорпионов, так что всего хорошего, друг.

Он пожал мне руку и сказал на прощание:

— Если бог даст… неважно какой, наш или русский… то свидимся когда-нибудь еще… а не даст, не свидимся — спасибо, короче, тебе за все и это… желаю тебе выжить.

Я пожал ему руку и ответил просто:

— И тебе спасибо, друг, без тебя я бы давно уже в могиле был. Увидимся в будущей жизни…

И на этой ноте Цой взял и скрылся в близлежащих кустах какого-то местного филиппинского растения… алоказии или асплениума, хрен у них тут разберешь эту эндемику. А я закинул мешок с рыбой за спину, взял обе удочки в руку и побрел по направлению к жилищу Марии и Антонио, благо это недалеко было.

— Ай, молодец, — восхитился Антонио на испанском, но я его почему-то понял, — клади рыбу на плиту, я ее сейчас почищу.

Выложил обе форелины, куда было сказано, потом помыл руки под рукомойником во дворе и сел ждать то ли Марию, то ли соседского Эухенио. А Антонио мне даже полный стакан пива нацедил, чтобы не скучно, значит, ожидать было…

Через полчаса появился Эухенио, весь мрачный, как грозовая туча в мае месяце. Заходить даже в наш двор не стал, а просто сделал мне знак, чтобы следовал за ним.

— Ты же русский, — сказал он мне на вполне различимом русском языке, но со странным акцентом.

— Ну да, — не стал отказываться я, — а ты откуда наш язык знаешь?

— Да выучил пару сотен слов, — усмехнулся он, — по случаю. А товарищ твой где?

— Он отказался участвовать в вашем деле, — ответил я, — поехал в Манилу.

— Аааа, — протянул старичок, — понятно… так даже лучше будет.

— А куда мы идем? — спросил я, когда мы миновали уже добрых три перекрестка с такими же деревенскими улицами.

— В хорошее место, — неопределенно выразился он, — уже почти пришли.

И мы свернули в приоткрытую калитку очередной местной хибары, у которой вместо крыши были пальмовые, по-моему, листья. Последнее, что я увидел, это было двое местных товарищей в камуфляже, каждый причем с автоматом Калашникова за спиной, они сидели за столиком в углу двора и оживленно о чем-то беседовали. И тут меня конкретно так долбанули по голове сзади, так что я потерял сознание… очнулся, лежа на циновке из бамбука (вроде бы) со связанными за спиной руками.

— Очухался? — спросил дедушка Эухенио, заметив мое движение.

— Что вам надо? — спросил я, поморщившись, голова раскалывалась просто напополам.

— Сейчас будешь лечить бойцов нашей армии, — просто ответил тот.

— Так вы партизаны что ли? — пришла мне в голову такая простая мысль, — против официальных властей воюете?

— Угадал, — ответил дедок, — мы Новая Народная армия или Багонг Хукбонг Байан по-нашему, боремся с продажными тварями из Манилы.

— Совсем незачем было меня по голове бить, — заметил я, — могли бы и на словах пояснить.

При словах, обозначающих название оппозиции, к нам подтянулись те двое граждан в униформе плюс еще какой-то хлыщ в обычной одежде, чуть ли не в джинсах.

— Для надежности решили так сделать, — пояснил Эухенио, — чтобы ты не дергался. Теперь слушай свою задачу на сегодня.

* * *

Задача оказалась не так, чтобы очень сложной, но заковыристой… к хилерам, как я понял, хитрый дедок Эухенио никакого отношения не имел (попутно возник вопрос, какого ж хрена старый хрыч Антонио мне такую легенду про него скормил), а имел он прямое отношение к этой вот повстанческой армии, называющей себя Новой и Народной. Идеология у них была прямиком из Китая, как я понял, и была эта армия ответвлением от общей Компартии Филиппин. В конце 60-х когда наши боссы окончательно разосрались с Мао, во всем третьем мире произошел раскол компартий на тех, кто за нами пошел, и тех, кому Мао был ближе. Так вот и здесь компартия Филиппин раскололась на нашу КПФ и маоистскую КПФ (м), быстро ушедшую в подполье. Она, эта КПФ(м) (блин, как у нас в начале века — РСДРП-б и РСДРП-м), и создала повстанческие отряды, провозгласившие целью свержение буржуазного правительства страны и установления пролетарской… ну ладно, с пролетариями тут не очень… коммунистической, короче говоря, диктатуры. Чуть ли не тридцать тысяч бойцов в этой армии числилось, две дивизии образца 1941 года.

Но это теория, так сказать, которую я сам вспомнил, пока лежал связанный на циновке, а что касается практики, то Эухенио мне вот что сообщил… у них, у этих ново-народо-армейцев, есть двое раненых бойцов, которые помимо ранений поражены еще какой-то неведомой хворью. А так как у них каждый человек на счету, ННА обратилось к местным хилерам, а те, как наверно всем понятно, ничего путного с ними сделать не смогли. А тут я подвернулся, вылечив на свою голову Марию на автобусной станции. Дедуля Антонио, в душе симпатизирующий повстанцам, стуканул своему знакомому Эухенио, а тот в свою очередь в местное руководство ННА просигналил. Вот таким образом я и оказался в связанном состоянии во дворе захолустной хижины в Багио…

— И где же эти ваши бойцы? — задал я, наконец, главный вопрос. — В джунглях что ли лежат?

— Нет, парень, — отвечал мне Эухенио (я попутно заметил, что словарный запас у него побольше, чем в сотню слов, видимо, пулю он мне прогнал про то, где учился русскому), — они не в джунглях лежат, а здесь, — и он показал на эту покосившуюся хижину дяди Тома. — Если вылечишь их, получишь пять тысяч песо и свободу.

Я мысленно пересчитал песо в доллары, получил 200–250, потом ответил:

— А если не вылечу?

— Тогда разное может случиться, — нехотя отвечал старичок, — нет, убивать мы тебя не будем, пойдешь с ними, наверно, в партизанский отряд.

Вот здорово, подумал я, только этого счастья мне и недоставало — попартизанить в тропических джунглях Филиппин… а бойцы с автоматами до этого все молчали, но тут их прорвало — заговорили все трое одновременно. Я некоторое время вслушивался в их речь, пытаясь уловить хоть каплю смысла, но не уловил. Когда они закончили, Эухенио вкратце перевел мне суть их слов.

— Это Карлос, Пабло и Рикардо, бойцы Народной армии, — сообщил он мне, поочередно показав пальцем на каждого, — они очень недовольны тем, что ты русский. И хотят расстрелять тебя прямо сейчас.

— А чем им русские-то так досадили? — поинтересовался я.

— А вы не уважаете председателя Мао, — пояснил мне он, а эти ребята в знак подтверждения его слов достали по маленькой красной книжечке с портретом председателя на обложке и крупной надписью «Пекеньо либро рохо»… Маленькая красная книга, догадался я.

— Стоп-стоп, — скомандовал я, — лично я всю свою жизнь уважал как товарища Мао, так и весь коммунистический Китай (практически не покривил душой, произнося это), так что не надо на меня переносить политику всего государства.

Тот боец, который был повыше и бородатее других, видимо старший, что-то вякнул на испанском, а дедуля перевел мне:

— А скажи хоть одну цитату из этой книги…

Я напрягся и извлек таки из темных глубин своей памяти парочку подходящих высказываний:

— Винтовка рождает власть, — сказал я, — это по-моему самое главное, что содержится в цитатнике…

Эухенио перевел ребятам мои слова, те одобрительно покивали, а я продолжил, чтобы закрепить свой успех:

— Любой договор это не больше, чем клочок бумаги… а еще — пусть расцветают сто цветов, пусть соревнуются сто учений.

— Хватит,- остановил меня дед, — ты их убедил, не будут тебя расстреливать… сегодня по крайней мере, — и он принялся развязывать мне руки.

Успокоил, старый хрен, подумал я растирая затекшие запястья. Дед помог мне подняться и повел внутрь домика… мда, подумал я, а вот это совсем не похоже на российскую среднестатистическую избу с сенями, горницей и русской печкой. Двое больных лежали на куче пальмовых листьев в самой дальней комнате, если считать от дороги. Вид у обоих был не очень здоровый…

— Расскажи хоть, что с ними приключилось и в чем выражается болезнь, — попросил яЭухенио.

Тот обменялся парой коротких фраз со старшим, которого звали Педро, после чего обратился ко мне.

— Они оба были ранены неделю назад, один в руку, другой в ногу. Наш человек в отряде перевязал их и сделал все, как обычно… антибиотики каждый день выдавали. Но почему-то ни тот, ни другой выздоравливать не захотели. А кроме того. Еще и сыпью какой-то покрылись — сам смотри…

И он откинул покрывало с одного из раненых… картина была малопривлекательной — мало того, что сыпь у него на каждом открытом участке тела была, еще и запашок от него шел соответствующий… гнильем каким-то несло. Со вторым больным ситуация была полностью аналогичной.

Дааа, мысленно присвистнул я, это тебе не геморрой и не остеохондроз, Петя, тут дела посерьезнее творятся — чего делать будем, спросил я у своего второго я. Оно пораскинуло мозгами и ответило в том смысле, что умывает руки… ну или что там у него вместо рук. Сам влип — сам и выпутывайся. А я глубоко вздохнул и включил внутренний рентген… нихрена он мне не помог на этот раз. Поэтому я собрал всю свою волю в кулак и смело ринулся с кручи в пучину революционного правосознания.

— У них обоих лихорадка Эбола, — бухнул я первое инфекционное заболевание, о котором вспомнил.

— Это еще что такое? — ошарашенно спросил Эухенио.

— Редкое заболевание, которое до сих наблюдалось только в Центральной Африке… а теперь, видимо, и до вас добралось. Вот эта сыпь (я ткнул пальцем в покраснение на груди) характерна именно для него.

— Оно лечится?

— Общепризнанной вакцины пока не сделали, сообщил я (ее только в десятых годах следующего века изобретут, как подсказала мне память), так что остается только давать антибиотики и молиться…

— То есть ты отказываешься их лечить? — с угрозой в голосе сказал Педро, одновременно перекидывая свой автомат со спины на грудь.

— Стоп-стоп, — тормознул его я, — я сделаю все, что в моих силах, но результат гарантировать не могу.

— Делай тогда, а не языком работай, — угрюмо передал мне Педро через дедулю.

И я приступил к делам…

Конец 5 книги. 6-ю постараюсь запустить в кратчайшие сроки

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Младший научный сотрудник-5

Оглавление

Глава 1 Харе Кришна

Глава 2 Ванга

Глава 3 Палам-Внуково

Глава 4 Гавайская гитара

Глава 5 Нинка как картинка

Глава 6 Нинка как картинка-2

Глава 7 Пожар в джунглях

Глава 8 Аскольдова могила

Глава 9 Аскольдова могила-2

Глава 10 Не все золото, что блестит

Глава 11 Бурлаки на Волге

Глава 12 Стендап в массы

Глава 13 Гавайская роза

Глава 14 Миронова и Менакер

Глава 15 Снова Тетрис

Глава 16 Розамунда

Глава 17 Милен и Фантомас

Глава 18 Русский самоубийца

Глава 19 Спасение на водах

Глава 20 Бизнес-подход

Глава 21 Буриданов осел

Глава 22 Эксфильтрация

Глава 23 Леночка Демонжо

Глава 24 Цирк в большом городе

Глава 25 Багио

Глава 26 15 октября

Глава 27 15 октября-2

Глава 28 Хилеры-хилеры

Глава 29 Змеи и скорпионы

Nota bene