Портрет в коричневых тонах [Исабель Альенде] (fb2) читать постранично, страница - 158

пациентами, по крайней мере, знали специалиста в лицо и по имени. Торговцы на рынке, чтобы хоть как-то удостоиться расположения известного человека, неизменно ласково обращались и с его внучкой, предлагая той небольшие подарки: то светящегося жука в небольшой деревянной клетке, то бумажный веер, а то и какие-нибудь сладости.

С наступлением сумерек в Чайна-тауне приходила пора и весёлой атмосфере с несмолкаемым шумом от переходящих в крик разговоров, различных торгов и зазываний продавцов. Здесь сильно пахло фритангой, различными приправами, рыбой и мусором, потому как всяческие отбросы зачастую скапливались прямо посреди улицы. Дед с внучкой гуляли по павильонам, в которых обычно делали свои покупки, беседовали с группой мужчин, играющих в маджонг сидя на тротуаре. Также захаживали и в каморку к травнику, чтобы забрать кое-какие лекарства, которые чжун и выписывал из Шанхая. Они ненадолго задерживались и вблизи игорного дома, чтобы, пусть и стоя в дверях, хотя бы посмотреть на столы, предназначенные для игры в фан-тан. Ведь было достаточно одного взгляда, как Тао Чьен сразу же ощущал в себе тягу сделать ставку, однако теперь избегал этого, словно чумы. Ещё они любили выпивать по чашечке зелёного чая в магазине дяди Лаки, где заодно смогли полюбоваться последней партией предметов античного искусства и резной мебели, которую только что привезли. После чего оба не медля развернулись кругом и заново, спокойным шагом, отправились в обратный путь до своего дома.

Вскоре на бегу к ним подлетел какой-то молодой человек, разжигаемый особым волнением, и стал умолять чжун и, чтобы он прямо сейчас бежал на помощь, потому что неподалёку произошёл несчастный случай – какого-то человека лягнула в грудь лошадь, отчего бедняга сильно харкает кровью. Тао Чьен, не выпуская руку внучки, поспешно последовал за ним по боковой улочке, а затем ещё по одной и по следующей. Они пробирались по узким переходам среди непонятного рельефа местности этого квартала до тех пор, пока оба не очутились совершенно одни в каком-то переулке-тупике, едва освещённом бумажными фонарями, выглядывающими из некоторых окон и сияющими точно диковинные светлячки. Юноша внезапно куда-то исчез. Тао Чьену удалось понять, что он попал в ловушку, из которой попытался отступить, однако делать то было уже поздно. Из тьмы незамедлительно вышли несколько вооружённых палками мужчин и его окружили.

В молодости чжун и изучал боевые искусства, поэтому за поясом под пиджаком всегда носил с собой нож, однако ж, теперь он не мог защищаться, продолжая держать девочку за руку. Оставалось лишь несколько мгновений, чтобы спросить у нападавших, что же им всё-таки нужно и что вообще произошло. Он услышал имя А-Той, пока люди в чёрных пижамах с закрытыми чёрными платками лицами всё танцевали вокруг него, а чуть позже он сам получил первый удар в спину. Лай-Минг ощутила, словно кто-то тянет её назад, и попыталась крепче ухватиться за деда, но любимая рука почему-то разжалась. Она видела, как дубинки летали над телом деда, побивая его, заметила хлынувший из головы человека поток крови, и как тот упал лицом в землю. На глазах девочки эти люди продолжали его избивать, пока дедушка не стал каким-то залитым кровью тюком, брошенным на вымощенную брусчаткой улицу.

«Когда Тао доставили на наскоро сооружённых носилках, и я увидела, что именно с ним сделали, нечто цельное внутри меня разбилось на множество осколков, будто на что-то твёрдое упал гранёный стакан – вот оно раз и навсегда и лишило меня способности любить. Я сохла изнутри. И уже больше никогда я не стану прежней. К тебе, Лай-Минг, я чувствую огромную нежность, как и к Лаки с его детьми, я испытываю её и к мисс Розе, однако ж, я могу питать любовь лишь к Тао Чьену. Без этого человека ничто в мире мне особо не важно, с каждым прожитым днём длиннейшее ожидание того, когда я воссоединюсь с ним вновь, становится на один день меньше», - признавалась мне бабушка Элиза Соммерс. И добавляла, как ей меня жаль, потому что уже в пятилетнем возрасте мне довелось воочию видеть страдания человека, кого я любила больше всего на свете, однако ж, находясь в здравом уме, полагала, что и подобное душевное потрясение изгладило бы время. Женщина верила, что моей жизни рядом с Паулиной дель Валье вдали от Чайна-тауна будет вполне достаточно для того, чтобы я всё-таки окончательно забыла Тао Чьена. И тогда даже не представляла себе, что определённая сцена в известном переулке навсегда запечатлится во всех моих последующих ночных кошмарах, также как и не думала, что запах, голос и еле заметное касание рук моего деда будут ещё долго преследовать меня при каждом пробуждении.

Тао Чьен оживал лишь в объятиях своей жены, а спустя восемнадцать часов восстановилось и сознание, и буквально через несколько дней тот смог заговорить. Элиза Соммерс вызвала на дом двух врачей-американцев, которые в некоторых случаях и сами прибегали к познаниям