Приют отверженных [Владимир Шнюков] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

— Ага, вот Егор Дмитриевич говорит батьке — пора, — засмеялся Дмитрий, вставая. — Оставляю гостя хозяйке — пусть развлекает. Пойду в свою кузню — заказ есть. Не то чтобы срочный, но все же…

— Митя кузнецом работает, — пояснила Татьяна, подливая мне из бутылки.

Дмитрий ушёл. У меня было желание подробней расспросить хозяйку о поселковой жизни, но в то же время не покидало ощущение, что расспросы эти почему-то неуместны и вряд ли будут благожелательно приняты. Поэтому беседа сбилась на темы совершенно банальные: погоду и политику. Про политику лишь вскользь, так как когда я упомянул фамилию премьер-министра страны, Татьяна спросила: «А это кто такой?». Узнав, что речь идёт о главе правительства, смущённо отмахнулась: «Бог их знает, я их всё время путаю».

Егорка запросился спать, мне тоже было предложено отдохнуть. И хотя состояние моё было возбуждённым, всё же усталость дала знать — я решил с полчаса вздремнуть, а затем уже идти осматривать посёлок. И лишь прилёг, как тут же заснул — глубоко, без снов.

Проснулся разом, как от толчка, с ясной головой и точным ощущением местонахождения. И была полная уверенность, что в комнате только что кто-то был, кожа ощутила движение воздуха от прикрываемой двери. Но ни скрипа, ни звука шагов я не услышал. Вспомнив о Харитошке, я некоторое время ещё полежал недвижимо — не объявится ли? Не появился. Да и во всём доме не было слышно не то что звука — даже шороха. Посмотрел на часы. Полчаса, на которые я себя настраивал, конечно, давно минули.

В полной тишине спустился вниз. Со стороны улицы входная дверь на крыльцо была слегка приставлена наметельником, значит, в доме никого. Я вышел на улицу и направился вдоль реки по той дороге, что тянулась к подножию холма, превращаясь там в тропу, которая и вела к странному сооружению, названному Дмитрием памятником основателю посёлка.

Да, столь странного памятника видеть мне ещё не доводилось. Любопытство моё было не столько удовлетворено, сколько распалено ещё более, когда я рассмотрел памятник во всей его неожиданности. Сделан он был целиком из брёвен различного размера и представлял из себя огромного журавля со сломанным крылом, из последних сил рванувшегося в небо. Сломанное крыло и одна вытянутая нога птицы касались земли, они и были опорами для всего сооружения. Поражало не столько искусство, с каким автор этой необычной скульптуры передал очертания птицы из столь громоздкого материала, но более — как скульптору удалось передать отчаянное напряжение, боль и ярость предсмертного порыва. Потрясённый, я долго не мог успокоиться, рассматривая памятник со всех сторон, успокоившись же, огляделся.

Дивная картина, составленная из сочетания тихой реки, соснового леса, к горизонту тянущегося синего озера и просторного зелёного луга, дополненного широким, ярко отсвечивающим желтоватой белизной песчаным речным берегом, предстала глазу. Озеро было тут же, за холмом, здесь река брала из него начало. Противоположный берег реки возвышался сосновым бором, холм же, опускаясь к реке, переходил в луг — скошенный, насколько хватало взгляда. Озеро на картах было отмечено как Лиственное, река звалась Соней.

Пробыл я на холме, наверное, больше часа и когда спускался, то сочное августовское солнце уже прицеливалось — как бы ему поудобнее сесть в чащу заозёрного леса. Я решил все же пройтись по посёлку, который перед тем хорошо рассмотрел с холма, благо наблюдательный пункт был очень удачный. Хотя надо сказать, что Кириллов Берег раскинулся широко и весь не был виден даже с вершины холма. В поле зрения было домов около сотни; а часть посёлка, судя по всему, скрывалась за ещё одним холмом, менее высоким и более лесистым, который расположился километрах в четырёх-пяти от первого в излучине реки. Видимо, здешних жителей не ограничивали в выборе места — дома стояли далеко друг от друга и совершенно неупорядоченно. Впрочем, можно было предположить, что странный памятник был виден из любого места в посёлке. Я направился к нескольким домам, стоявшим на берегу то ли большого пруда, то ли небольшого озера, отдельного от Лиственного, — именно туда вела одна из тропинок, спускавшихся с холма. Но не дошёл, отвлечённый от цели неожиданно появившимся перед глазами продолговатым кирпичным зданием, прежде спрятанным от меня зарослями ивы. Характерное постукивание внутри выдавало кузницу, где, видимо, и работал Дмитрий. На правах уже хорошего знакомого я смело шагнул в раскрытую дверь.

— Заходи, заходи, — улыбнулся мне навстречу Дмитрий, — посмотришь мой второй дом. — Он был один в кузнице.

— А не помешаю?

— Нет, я как раз уже заканчиваю, присаживайся пока.

Дмитрий выключил небольшой пневматический молот, стук которого я слышал с улицы, отключил вентиляцию, стал собирать инструменты. Я осмотрелся.

По правде сказать, здание это внутри мало напоминало сельскую кузницу в привычном представлении. Бросалась в глаза чистота: гладкий цементный пол до блеска выметен,