Маленькая демиуржка [Владарг Дельсат] (fb2) читать онлайн

Владарг ДельсатМаленькая демиуржка

Детский сад

— Уважаемый ректор, там это…

— Говори четче, головоног!

— Там в песочнице эта порезвилась, которая позор Академии…

— О, ректор!

— Профессор, там ваша в песочнице порезвилась…

— Ты ректору докладывало?

— Докладывало.

— И что он?

— В бесконечной рекурсии завис…

— Вот сколько раз ему говорить к себе не взывать? Ладно, что она натворила?

— Из младшей группы на прогулку потащила.

— Изолируй мир!

— Так уже…

Северус Снейп горько плакал у тела Лили. Он потерял ее навеки. Проклятый Темный Лорд. Проклятый Дамблдор. Вдруг он услышал голоса:

— Тетя Мия, а почему дядя плачет?

— Он тетю любил, а она ушла на перерождение.

— А тетя его не любила?

— Не знаю, тут все сложно как-то устроено, чуть что — сразу по попе.

— По попе — это больно, я не хочу… А давай ему другую тетю подселим?

— А давай! Смотри, делаем так… ой!

Северус Снейп медленно преображался. В штанах потяжелело, как будто он обгадился, грудь начала менять форму, одежда затрещала. В панике зельевар аппарировал. Появился Хагрид.

— Ой, тетя, смотри, тролль!

— Это не троль, малышка, это великан… Ну, почти.

— Нет, тролль! Хочу тролля! Пусть будет тро-о-о-лль! Хны-ы-ы-ы!

— Все-все, вот тебе тролль, только не плачь.

— Гы! — сказал тролль Хагрид. — Дамбидор! Еда!

И, подняв палицу, пошел за едой. Юная девушка-демиург потерла попу. У демиургов весьма развито предвидение. Только поздно.

— Какой хорошенький! Можно я с ним поиграю?

— Если я скажу «нет», ты же плакать будешь?

— Ага!

— Ладно, играй… — обреченно сказала девушка, понимая, что сидеть нормально она будет в следующем тысячелетии.

Перед Гарри появилась маленькая девочка, одетая только в просторную рубаху, доходящую ей до коленок и с красивым числом 13 на спине.

— Привет, — сказала девочка плачущему годовалому мальчику. — Меня зовут «горе мое» и мне триста годиков, а тебе сколько?

— Вя-я-я, — ответил ей мальчик, утирая слезы.

— Тетя Мия, а у него в голове еще один дядя сидит, только какой-то кусочек дяди, а не весь дядя. Дай сюда! —девочка протянула руку и выдернула крестраж Темного Лорда из головы ребенка. — Фу-у-у, какая кака! Фу таким быть, фу!

И девочка уничтожила «каку», а заодно и все связанные с «какой» части души. Темный Лорд внезапно оказался перед улыбающимся мужчиной, который сразу же показал самоназванному Лорду то, что его ждет ближайшую вечность. Темный Лорд ожидал многого, но не такого. Его ждал ротанг за попытку обмануть Смерть.

В благодарность за душу Темного Лорда и абсолютно не желая связываться с неведомо как появившейся в этом мире девочкой, дядя Смерть отдал душу Лили обратно. Потому что — «ну хны-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы, ну дя-я-я-я-ядя, ну что тебе, жа-а-а-алко?» — дети-демиурги — очень страшные. Даже для богов.

Лили пошевелилась, открыла глаза и бросилась к сыну, который радостно засмеялся. Где-то облегченно выдохнула Петунья Дурсль, наградив мужа подзатыльником. Альбус Дамблдор в ужасе смотрел на переставшие работать артефакты и недоумевал, что могло случиться.

— Ой, тетя Мия, это Дед Мороз?

— Нет, малышка, это Дамблдор.

— Фу-у-у-у, нет, пусть будет Дед Мороз! Я так хочу! Ну хны-ы-ы-ы-ы-ы-ы!

— Ладно, ладно… — Девушка поняла, что попу все равно уже не спасти.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор тяжело вздохнул, огляделся, достал мешок с незримым расширением и пошел собирать туда игрушки и сладости. Надо было успеть до Рождества.

— Вот вы где!

— Ой, учитель! Ай, ухо, ухо…

— Младшую в песочницу, ее там давно воспитатель ждет.

— Не на-а-а-адо! Он же меня нашлепа-а-а-ает!

— А вот ты…

Дамби-пух!

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор задумчиво посмотрел на детей, вкушающих завтрак, потом показал на Северуса Снейпа и заявил:

Вот горшок пустой, —

Он предмет простой,

Он никуда не денется!

И потому горшок пустой,

И потому горшок пустой —

Гораздо выше ценится!

Северус Снейп упал в обморок, дети заинтересовались. Альбус Дамблдор посмотрел на окружающих и произнес: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро». Все присутствующие задумались над этой глубокой мыслью и даже перестали жевать. А Дамблдор взял Минерву МакГонагал за руку, шел по коридору и вещал:

Лучший подарок, по-моему, — мед!

Это Корнелиус сразу поймет.

Даже немножечко, чайная ложечка,

Это уже хорошо,

Ну а тем более полный горшок!

Минерва с ним горячо соглашалась и горестно думала о том, что годы не молодят и как жаль, что Альбус сошел с ума именно так… А Дамблдор отправился в Визенгамот, где сразу же, буквально с ходу, начал свой доклад:

Если я чешу в затылке —

Не беда,

В голове моей опилки,

Да, да, да.

Но хотя там и опилки,

Но кричалки и вопилки,

А также:

Шумелки, пыхтелки и сопелки —

Сочиняю я неплохо иногда,

Да!

Присутствующие поаплодировали Альбусу Дамблдору и мирно разошлись по домам. А Дамблдор подошел к министру и проникновенным голосом сказал:

Куда идем мы с Пятачком?

Большой, большой секрет.

И не расскажем мы о нем,

О нет, и нет, и нет.

Корнелиус Фадж обиделся, но не заплакал, а вызвал целителей. Целители посмотрели на Дамблдора, который им сказал: «А не пора ли нам подкрепиться?» Согласившись с Великим Светлым волшебником, все отправились подкрепляться. Как только Дамблдор подкрепился, он, радостный, подбежал к Амелии Боунс и прокричал:

Как хорошо!

Как хорошо!

Какое совпадение!

Нашелся к шарику горшок,

А хвост — ко дню рождения.

Амелия Боунс, глава ДМП, сразу же быстро побежала пересматривать дело Сириуса Блэка. А Дамблдор поскакал дальше, напевая:

Хорошо живет на свете

Дамби Пух,

Оттого поет он эти

Песни вслух.

И не важно, чем он занят,

Если он худеть не станет,

А ведь он худеть не станет,

Если, конечно,

Вовремя подкрепится,

Да!

***

— Где она? Где? Где это маленькое чудовище и куратор ее?

— Ректор, ректор, что случилось?

— Ваша Миа обзавелась поклонницей. Где эта Тринадцатая?

— Сейчас найдем.

— О, ректор!

— Опять завис, ну что с ним будешь делать…

Мечущийся ректор Академии искал девочку, недавно сбежавшую из песочницы. Непосредственный ребенок поставил на уши целый мир, вызвав когнитивный диссонанс у обитающих там богов. Старый учитель девушки-демиурга, которая и научила плохому микродемиурга Тринадцатую, только тяжело вздохнул и пошел искать их обеих.

А Тринадцатая в это время была поймана девушкой и рассказывала, какой классный «дедушка пух» у нее получился и как все было весело. На объемной проекции в это время директор школы волшебства летал над замком и пел:

…А как приятно тучке

По небу лететь.

А в синем, синем небе

Порядок и уют,

Поэтому все тучки,

Так весело поют, да!

В этот момент их и нашел старый учитель. Обе девочки синхронно ойкнули и схватились за попу. Увидев, кто пришел, взрослая девушка сделала шаг вперед, закрывая собой ребенка.

— Мия! Доколе! — возопил старый учитель.

— Я больше не буду, — сказала Мия и приготовилась.

— Это я все сделала, — сказала Тринадцатая и приготовилась зареветь.

— Ну вот что с вами делать? Отдам я вас ректору! — решительно заявил старый учитель.

Маленькая девочка громко заревела, девушка побледнела…

— А может, вы сами меня накажете?

— При ребенке нельзя, — заметил старый учитель.

— Ректор меня выгонит, — грустно сказала девушка, беря малышку на руки и успокаивая ее.

— Все, я решил, на два цикла будешь воспитателем в детском уголке.

— Ура! Спасибо, дяденька! — закричала мгновенно переставшая плакать девочка и крепко обняла девушку за шею.

А девушка-демиург просто смущенно покраснела. И у демиурга может быть Дар. Воспитывать детей тоже кому-то надо. Лучше пусть это будет тот, у кого талант к этому делу.

Цирк капитана Шевцовой

— А вот здесь мы решили в доктора поиграть, учитель.

— С кем решили?

— С Тринадцатой, — смутилась девушка.

— Прикипела к ней? — понимающе улыбнулся старый учитель. — Да, так бывает. Показывай.

— Я взяла прикольного доктора в зелененьком вот отсюда, их все равно никто не считает, и пересадила вот в нее…

— Интересно, это у тебя личная ненависть к Творцу Роулинг?

— Ну они же прикольные!

Капитан Шевцова была врачом. Проработав на своей должности в военном комиссариате сорок лет, она была готова к любым неожиданностям, кроме прапорщика Нечипорука. Этот альтернативно одаренный индивид решил сгонять за пивом на танке. Танк стоял на станции неподалеку, хотя и значительно дальше магазина, и предназначался для парада. С помощью лома и известной матери прапорщик спустил танк с платформы, неизвестно чем заправил и нажал на рычаги. На этом многолетняя славная история военкомата Кировского района закончилась.

— Вот тут у меня праздник любви, обратите внимание, учитель.

— Какой праздник любви?

— Мэра к начальнику гарнизона, начальника гарнизона к командиру комендатуры, командира комендатуры к…

— Не надо, я понял.

Капитан Шевцова была старой коммунисткой, которая пережила семерых командиров. Потому она была спокойна, как Владимир Ильич в Мавзолее. Открыв глаза и привыкнув к двойственности памяти, она осознала себя англичанкой. Высказавшись по существу этого вопроса, капитан Шевцова принялась осваивать багаж. Оказывается, это «волшебники». Капитан Шевцова сплюнула, забористо выматерилась и перекрестилась, держа перед внутренним взором образ Сталина. Волшебный портрет, висящий напротив, молча поаплодировал. Капитан Шевцова вздохнула. Надо было разбираться в хозяйстве. Волшебники вряд ли отличаются от призывников, потому нужна зеленка, йод, рвотное, слабительное и клизма. И топор для особо тяжелых случаев.

— Где тут зеленку и йод достать можно? — поинтересовалась товарищ капитан у портрета.

— Эльфа позовите, — ответил портрет.

— Эльф! Йод, зеленка есть?

— Так эта, — сказало появившееся нечто, вытирая нос рукавом. — У Снейпа надо взять.

— Мухой чтоб принес! — переложила задачу на младшего по званию товарищ капитан.

— Какие-то они у вас тут неуставные…

— А вот тут, учитель, у них танец обучения эльфов строевому шагу и песня.

— Какая песня?

— Строевая. Ну там что-то типа: «Не плачь эльфийка, пройдут дожди…», надо же им строем правильно ходить?

Капитан Шевцова была готова к учебному году. Увидев профессора Квирелла и ощутив запах, идущий от него, она схватила тщедушного преподавателя своей рукой и поволокла лечить. Встреченные эльфы отдавали ей честь, а коллеги с этим не торопились, но капитан Шевцова обладала феноменальной памятью и запомнила всех. Дотащив тушку и внимательно ее обнюхав, отчего Квиринус Квирелл мелко задрожал, капитан Шевцова решительно вымыла ему голову в хлорке, попав пальцами в морду на обратной стороне черепа, после хлорки, впрочем, немедленно исчезнувшей. «Непорядок», — подумала капитан Шевцова и залила череп профессора принесенной зеленкой, после чего отпустила, напутствовав напоследок с ноги. Профессор благодарно исчез.

— Вот тут я рассказала детям, что такое «хлорка», пока Темный Лорд танцевал септический танец.

— И что дети?

— Им понравилось. Теперь Темный Лорд будет танцевать, пока завод не кончится.

— Что не кончится?

— Ну… вон у него там… ну, где спина теряет свое благородное название…

Капитан Шевцова шла по коридорам замка. В одной руке она держала двух кошек за хвосты, в другой — Северуса Снейпа за шкирку. Северус Снейп уже не вырывался, в отличие от Минервы МакГонагал.

— А тут она стирает кошек и Снейпа. С хлоркой. В одной ванной. Смотреть будете?

— Упаси Мироздание… Это кто такой беленький?

— А это Снейп. Его отмыли, и он немножко поседел.

— Ага… Танцевать не будет?

— Вряд ли, учитель…

Капитан Шевцова увидела Дамблдора, Хагрида и Пушка. Дамблдор увидел капитана Шевцову. Хагрид как раз очень быстро понял, что пришел русский северный зверь, и как-то резво испарился. У великанов хорошо развита интуиция. Пушку было все равно, он хотел играть. А Дамблдор улыбнулся во все зубы, но сказать ничего не успел. Зато был обрит под ноль везде и смазан зеленкой. Тоже везде.

— А тут у меня зажигательный танец зеленых человечков. Детям очень понравилось.

— Да, понимаю, — утер слезы старый учитель.

Увидев Флитвика, капитан Шевцова похвалила его за инициативу.

Пушок теперь жил у ворот замка и весело гонялся за завхозом Филчем. Филч занялся физкультурой и перестал ворчать, чтобы не сбивать дыхание. Все были счастливы и готовы принять детей.

— Они танцуют и поют. Все.

— Почему?

— Тетенька так сказала и простимулировала.

— Как простимулировала?

— Жгучим перцем в попу.

***

В школу приехали дети. От вида зеленого Дамблдора и белого Снейпа многим стало не по себе. Марширующие эльфы внесли свою долю удивления, и только Грейнджер была счастлива — мир магии напоминал психиатрическую больницу, где она отлично ориентировалась. Драко Малфой с тоской вспоминал родное поместье и сравнивал крестного и папу. Получалось, что крестный белее, это было обидно.

Гарри Поттер убедился в том, что тетя была права, и захотел убежать. Но рядом были Уизли, а от них не убежишь. Грейнджер нашептывала: «Сейчас придут санитары и раскидают нас всех по палатам, главное, попу береги, а то по копчику — это больно».

— А откуда эта девочка о психбольнице столько знает?

— Ну, ее родители виноваты. Хотели идеальную, она и переучилась, стараясь всем понравиться, вот и…

— Бедный ребенок…

— Дети ее тоже пожалели, теперь она будет очень красивой в качестве компенсации.

Капитан Шевцова увидела Шляпу. Шляпа ничего сделать не успела — ее начали стирать. Распределение было сорвано, всем детям раздали противогельминтовое* средство, а преподавателям — еще и снотворное. Наутро уволились все, включая мисс Норрис. Филч уволиться не мог — его не пускал Пушок. Дети праздновали.

— Радостно танцующие дети, марширующие эльфы и вот тут еще… Уроки от тетеньки.

— Как-то они у тебя не отличаются…

— А это конец года — они все ходят строем и поют строевую песню, детям очень понравилось.

— Дать бы тебе… Но вроде бы не за что…

— Ура!!!

Побег

Здравствуйте, меня зовут «горе мое» и «чертенок с мотором», мне почти четыре сотни годиков, и я сбежала из садика. В прошлый раз мы гуляли с тетей и делали всех счастливыми. Мне понравилось, а вот потом по попе — нет. Но мне объяснили, что по попе — это плата за шалости, и когда я шалю, то должна быть готова к «по попе». Хорошо, что объяснили. Я подумала, поерзала и решила, что не поймают. Поэтому я сбежала, пока тетя на практике у демонов. А я тогда доделаю то, что мы не доделали в прошлый раз. Я взяла «решалку», она делает то, что я хочу. Взрослые сами умеют, а богам и детям, как я, нужна решалка.

Я решила пойти в такой же мир, как и тогда. Там было весело. И мне сейчас будет, да! Может быть, тетю найду. Ой, дядя. Дядя, а ты кто? Смерть? А я — «чертенок с мотором», очень приятно! Дядя Смерть, а давайте всех радовать? Ну да-а-а-авайте! Ну хны-ы-ы-ы! Вот! Всегда работает! А что там дяденька с тетенькой делает? Какую-то штучку в нее сует… какая большая штучка, тете, наверное, больно… надо уменьшить штучку! А почему он так кричит? А, это ему понравилось, наверное!

Ой, дяденька, а почему этот мальчик плачет? Его обижают? А кто? А-а-а-а! Вот они бяки! А я сказала — бяки! Пусть теперь их обижают! И чтобы мальчик не плакал! Ой… А вот еще грустный дядя. А почему он радуется, когда тому мальчику плохо? А-а-а… его папа мальчика обижал, да? Тогда пусть идет туда, где папа мальчика, и его обижает, а не мальчика!

Ой, дядя, смотри, смотри, паззл! Давай соберем? Ну пазязя… Ну хны-ы-ы-ы! Ну вя-а-а-а-а! Ура, сработало. Так эту штучку сюда, а вот эту вот сюда… Ну и что, что не лезет, зато красиво! Дядя сам виноват, зачем он паззл раскидал? Теперь сам виноват! А я говорю, виноват… хныыыы? Вот так вот.

Дядя Смерть, а ты тетю Мию не видел? А почему ты так побледнел? Что, отправишь меня к ней? Ура!!!

***

Девушка-демиург тоскливо перебирала пергаменты с описанием результатов суда над душами, когда перед ней возникла… Вот та самая, от радостного вида которой у девушки сразу заныла попа. Ее здесь не могло быть, но вот она…

— Ты что здесь делаешь, малышка?

— Я к тебе убежала!

Попа заныла сильнее, ощущения проступили так явственно, что девушка всхлипнула.

— Ты почему плачешь? Ты не плачь! Я тебя развеселю!

— Не, не надо…

Из-за большого котла показалось кабаре чертей. Они весело плясали, распевая неприличные частушки. Девушка улыбнулась сквозь слезы.

— Вот, смотри, я их всех счастливыми сделаю!

Черти начали петь: «О, великая, прекрати, нас же уволя-я-я-т». После чего изобразили нижний брейк с трезубцами. Им подпевали грешники из котлов. Появился огромный Дьявол, открыл рот и спел арию Кармен. Закрыл рот и исчез. В Преисподней началась паника.

Появился Темный Лорд. Спел «О дайте, дайте мне свободу или хотя бы соберите душу по-людски», прыгнул в котел со смолой и горько расплакался. Девушка улыбалась, малышка хлопала в ладоши. Внезапно обе личинки демиургов вскрикнули — их крепко держали каждую за ухо.

— Итак… Опять вы!

— Ой!

Девушка начала всхлипывать, маленькая девочка зарыдала. Черти и другие обитатели преисподней укоризненно посмотрели на старого учителя. Старый учитель смутился.

— Ну что вы опять натворили, что к нам боги обращаются уже?

— Ябосинибудю-ю-ю!

Учитель вздохнул, открыл свиток.

— Прекратила воспроизводство королевской семьи. Чем тебе принц помешал, горе мое?

— У него штучка была большая, а она хмурилась, ей было больно. Теперь ей не больно, потому что у него штучка теперь такая, — девочка показала пальцами. Дьяволы заплакали от смеха.

— Ладно… Ты зачем Дурслей в поросят превратила?

— Они мальчика обижали, теперь пусть сами так попробуют!

— И Снейп обижал?

— А он вообще бяка! Он мальчика не любил, потому что с его папой поссорился, и я его послала к папе. Чтобы не трогал мальчика, а то ишь чего придумал!

— Рано ему еще было…

— Ничего не знаю! Нельзя детей обижать! Нельзя, я сказала, спрячьте эту палочку, тетя уже плачет! Фу таким быть!

— Ты зачем Темного Лорда перепутала? Он же так не возродится…

— Возродится, только будет черный зайчик. Он хороший будет, честно!

— Сил моих нет, пойдем-ка…

***

— Учитель, выслушайте, прошу…

— Что тебе, горе мое?

— Это я «горе мое», а тетя хорошая!

— Учитель, не надо наказывать малышку, она ко мне убежала, соскучилась… Накажите лучше меня вместо нее.

— Нет, не бейте тетю! Лучше… лучше… меня… хнык… хнык… вя-а-а-а-а…

— Ну что ты, малышка, не надо плакать, не плачь, моя хорошая. Вот видите, чего вы добились, учитель!

— Защитница… Это хорошо! Не будет вам наказания, уговорили.

***

— Тетя, ты такая, просто чудо какая!

— Ты вовремя заплакала, а то бы огребли обе…

— Да-а-а-а!

Урок

— Мия! Смотри, что я умею!

— Мия пришла!

— Мия! Мия!

Радостные дети приветствовали девушку, рассказывали о своих успехах и бедах, делились радостью и тянулись, стараясь оказаться как можно ближе к ней, в идеале — заобнимать. Здесь она чувствовала себя на своем месте. Она занималась тем, что приносило огромное удовольствие, ведь она очень любила детей. И она улыбалась им.

— Сегодня мы поговорим о людях… А потом поиграем, да?

— Да!!! — ответили ей счастливые голоса.

— Тогда рассаживаемся и смотрим.

На объемном экране появился человек, избивающий ребенка. Большие детские глаза следили за ним, а глазки наполнились слезами. Еще секунда — и они заревут. Картинка остановилась. На ней застыл толстый мужчина, с остервенением заносящий ногу, и маленький зеленоглазый мальчуган, в страхе закрывающий руками голову. Только глаза, полные ужаса, выделялись на лице ребенка.

— Смотрите, дети, люди бывают такими. Страшно?

Дети закивали и прижались к своей наставнице. На экране появилась женщина, закрывающая собой ребенка. Картинка не двигалась. Мужчина, выносящий ребенка из огня. Девочка, тянущая за собой недвижимого мальчика.

— Люди бывают и такими, дети.

Дети сидели, замерев. Ни одного звука не издавали закрытые ротики, и только внимательные глазки следили за происходящим. А на экране дед с большой белой бородой отправлял ребенка туда, где его ненавидят и поджидает тот страшный, из первого… «Это для твоего блага, Гарри».

— И такими… Творящими зло и считающими это за благо.

На экране мужчина прятал девочку от других, сначала накричав на нее.

— И вот такими…

Замершие дети обдумывали картинки, которые им показали.

— Значит, люди неодинаковые? — раздался несмелый голосок.

— Да, дети, люди разные. Глядя на человека, нельзя сказать, хороший он или плохой. Но вы всегда должны помнить, что если один человек злой, то другой может быть добрым. Не бывает миров, состоящих только из добра или из зла.

— Мия… А вот люди… Они не чувствуют, когда делают плохо?

— А ты чувствуешь, когда хулиганишь?

— Да-а-а-а… Попа ныть начинает, — прошептала Тринадцатая.

— Люди далеко не всегда умеют чувствовать.

— Бедненькие… А Творцы?

— С Творцами не все так просто. Творец Ро сотворила мир, который понравился многим, но сделала его небрежно, да еще и пошла против сути мира, поэтому миров стало очень много — целые ветви. Хорошо ли это? Плохо ли?

— Получается, что плохо, потому что тетя Творец сделала плохо…

— Хорошо, потому что миров стало много!

— Нет, плохо!

— Нет, хорошо!

— Т-ш-ш-ш, тише, тише, малыши. Никто не сможет это точно сказать, потому что то, что для одного хорошо, для другого плохо. Запомнили?

И детские головки закивали. Дети усвоили еще один урок и это было очень важно. Ведь наставница в детском уголке — это не просто девушка, которая развлекает детей, она еще и учит их избегать черных человеческих качеств.

— А теперь поиграем! Вот у нас «хороший» Темный Лорд и «плохой» Светлый волшебник. Ставим их вместе и начинаем играть. Пусть они сами скажут, почему они хорошие или плохие. Да?

— Да! — восторженный хор голосов.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор позволил убить свое тело, чтобы переродиться в юном Поттере, который должен был достигнуть отчаянья и сделать то, о чем ему говорил Великий Светлый. Но вместо мальчика он увидел десятки детей, разглядывающих его, как муху под магловским микроскопом. Внезапно рядом оказался еще кто-то. Потом появились кентавры и единороги. Появились оборотни, которых дети встретили криками радости, а Дамблдор осознал себя на огромной арене. Оглядевшись, он увидел молодого Реддла, с удивлением озирающегося.

— Дядя, а вы хороший или плохой? — раздался детский голос.

— Конечно, хороший, — ответил Дамблдор, пытаясь нащупать отсутствующую палочку.

— А чем докажете?

И Дамблдор начал вещать о всеобщем благе, но был прерван.

— Значит, всеобщее благо — это благо нас всех, потому что нас больше?

— Да, но только я знаю…

— Тетя Мия, — позвал тот же голос, — а давай для нашего общего блага дадим дедушке по попе?

Дамблдор попытался аппарировать. Не вышло. Тогда он попытался проклясть ребенка. Тоже не вышло. Тогда он затопал ногами.

— О, точно по попе хочет! — радостно воскликнул еще один ребенок, и Дамблдор сел в песок.

— Вот видите, дети, какой он злюка, а говорил, что хочет добра.

Изучающие глаза детей переместились на Реддла, которому стало как-то нехорошо. Сразу вспомнились эпизоды приюта, потом школы…

— Бедненький дядя, — послышался тихий голосок откуда-то слева. — А можно я его с куклами познакомлю?

— Успеешь еще, — более взрослый голос. — Их дядя Смерть вам насовсем подарил.

— Ура!!! — детское ликование заставило Дамблдора закрыть руками голову, а Реддла улыбнуться.

— Ну как, дети, поняли, кто из них «плохой», а кто «хороший»?

— Да! Вот тот дядя хороший, он улыбается!

Названный хорошим Томас Марволо Реддл обтекал, а дети искренне радовались новым героям, которые их, несомненно, многому научат.

Мия улыбалась. Спасибо Смерти одного из миров за подаренные слепки, которые никогда не были самостоятельными душами, но в точности повторяли черты характера оригиналов. Дети веселились, строя веселенький черный замок Реддлу и мрачную белую башню Дамблдору. Наблюдавший за этим Смерть, приглашенный девушкой, прокомментировал:

— Надо тебе сюда настоящие души посылать. На перевоспитание.

Вопросы святости

— Хочешь повеселиться?

— Повеселиться я всегда хочу, когда за это не влетит.

— Влетит, так обоим. Мия сегодня экзамены сдает, и у нас с тобой есть некоторое время, может, никто и не заметит…

— Хи-хи, а что делать надо?

— А что хочешь, то и делай!

— Хорошо, дяденька, как скажешь, мир-то твой…

Утро начиналось странно. Еще вчера Джинни была единственной девочкой в семье Уизли, и все вокруг нее прыгали, но сегодня что-то изменилось. В мире, где они жили всей семьей, появилась маленькая девочка, которая решила, что одна девочка на шесть братьев — это нечестно, а наоборот — прикольно.

Поэтому в семье Уизли наступало утро. Началось она с задорного визга Третьей, которой Четвертая и Пятая чего-то подсыпали в пудру. Отец семейства Артур Уизли с тоской посмотрел в потрескавшийся потолок и привычно рявкнул. Визг затих. Их было всего двое с сыном на этот женский батальон.

Каждая из дочерей имела свой характер, мнение и частоту визга. Четвертую с Пятой не различала даже частота визга, вдвоём они создавали звуковую волну, способную уконтропупить горного тролля.

На кухню вступила королевой из сказок Третья. Она шла важно, видимо, стараясь не расплескать миску с водой, в которую превратились ее волосы. Вид лысенькой дочери заставил Артура схватиться за сердце и за палочку. К счастью, расколдовать дочь удалось достаточно быстро, на что та только поблагодарила и с яростным криком устремилась куда-то вверх.

На кухню вылезла Шестая, ворчливая, неразговорчивая и вечно всем недовольная. То трусы у нее не той расцветки, хотя старшие носили и не выпендривались, то прокладки без крылышек. В общем, угодить на нее было невозможно, в частности, из-за строгого бюджета семьи. Так уж вышло, что в семье работала только Молли, уже убежавшая в Министерство, а Артур был по хозяйству — свинки, курочки, готовка…

Осторожно озираясь, на кухню вышел сын. Его лицо было спокойным, движения отточенными, а глаза смотрели открыто… В его взгляде отражался неземной покой и даже святость. Он видел все — и истерику из-за сломанного ногтя, и слезы из-за платья, и обнаженные прелести сестер, которые его совершенно не стеснялись. Мальчика было невозможно чем-либо удивить. Он отлично умел расчесывать космы любой запутанности, плести косы любой конфигурации, утешать и проверять еду на сюрпризы. Особенно хорошо ему удавалось скрываться от Четвертой и Пятой, которые в нем души не чаяли и потому затискивали до посинения.

Сегодня был прекрасный день, потому что Седьмой отправлялся в Хогвартс. В то, что Героиня магического мира — свой парень, он, конечно, не верил, достаточно было посмотреть на вечно всем недовольную Шестую, ну кто с такой будет дружить? Зато в Хогвартсе он будет спать среди мальчиков и сможет отдохнуть от этого засилья женского пола. Седьмой, конечно, очень любил своих сестер, но проблема была в том, что их было просто слишком много. Очень много их было на квадратный дюйм. Даже упырь на чердаке был девочкой, кто его сотворил вообще… Надо было еще чуть-чуть потерпеть.

Артур обрадованно улыбнулся сыну и поставил перед ним полную тарелку слабоидентифицируемой еды.

— Давай, ешь скорее, пока сирены не набежали.

— Да, папочка, — дисциплинированно откликнулся мальчик и взмолился Матери Магии, чтобы сестренки хоть чуть-чуть задержались.

Но его мечтам не суждено было сбыться. Едва он откусил от куска хлеба, как на кухню ввалилось… ввалился… многорукий, многоногий, частично обнаженный организм. Слышались крики:

— Отдай мои трусы!

— Это мои трусы, твои в горошек.

— Кто спер мой бюстгальтер?

— Он вообще мамин! У тебя сиськи еще не отросли!

— А-а-а-а-а! Отда-а-а-ай!

Мальчик тяжело вздохнул. Артур посмотрел на это и молча наколдовал «агуаменти». Организм огласил кухню громким визгом, от которого Артура чуть не сдуло, и распался на составляющие. Что-то звякнуло и окошко выпало наружу.

— Кто не оденется за пять минут, получит длинный хвост на весь день.

Девочки завизжали активней и покинули кухню. Осталась только Шестая.

— Опять эта школа, опять эта заучка Поттер, как она меня задолбала с Грейнджером на пару. Двое бесполезных зубрил, лучше бы танцевать учились, что ли, все польза, — привычно заныла Шестая.

Седьмой привычно кушал, отстранившись от всего. Его мечтой был поезд, хотя он уж склонялся к мысли убежать в Азкабан. Тут вломились девочки, и началась суета. Книги и чемоданы летали по дому под задорные крики старших, но вот все закончилось и засунувший потомство в поезд Артур просто перекрестился. Несколько месяцев тишины — это рай.

Поезд шел, в хорошо запертом на швабру купе была тишина, мальчик наслаждался.

— Так, так, так… Еще один Уизли… Ох… парень, мне тебя жалко, куда хочешь?

— Где потише, уважаемая Шляпа.

— Тогда… Райвенкло!

Радостно подбежав к столу, Седьмой представился.

— Здравствуйте, меня зовут Седь… ой… Джин.

— Привет, Джин, — монотонно отозвался стол, не отрываясь от книг.

«Вот оно, счастье!» — понял мальчик и спрятался в гостиной факультета, отдыхая душой. Черный дневник какого-то Реддла он у себя нашел, конечно… Еще с детства мальчик знал, что дневник — это компромат, который могут использовать против тебя, поэтому мальчик привязал камень к дневнику и выкинул в озеро, где его нашла какая-то русалка. Стоит заметить, что идея ползать в воде холодного озера не встретила отклика в душе тысячелетнего василиска.

***

— Вот ты где, горюшко!

— Ой, Мия… — девочка явно испугалась.

— А вот кому штанишки жмут? Кто «по попе» соскучился?

— Я не виновата, это все творец! — сразу же сдала Творца Тринадцатая.

— Хорошо, разберемся дома. Что ты тут натворила?

— Вот…

Джин занимался в библиотеке, когда на него налетели сестры и принялись тискать.

— Ужас какой, ты за что его так?

— Ну ведь его любят!

— Любят, конечно, но слишком много любят. Как только не сбежал еще…

— Он не сбежит, у него сестру прокляли, и он ищет, как ей помочь.

Джин, едва отвязавшись от любвеобильных сестер, искал, как снять проклятье, наложенное на Шестую, которая стала радостной и довольной всем. Вроде бы и хорошо так, но это была не она, и ночью, когда никто не видел, Шестая просто молча плакала.

— Ну помоги ему, ты же умеешь, — улыбнулась Мия.

— Ну она же радостной сделалась… А так опять будет ворчать… — ответила Тринадцатая, глотая слезы.

— Запомни, солнышко, никого нельзя сделать счастливым насильно, — серьезно сказала ей девушка.

***

Джин сидел за столом в окружении сестер Перлины, Фредерики, Джорджинии и Рональдины, думая о том, как ему все-таки повезло. Вот Поттер дома не любят, и она иногда такими грустными глазами смотрит, что хочется затискать, а Грейнджер не понимает этого, хоть и мальчик. Поэтому, подумав, он встал, под удивленными взглядами сестер подошел к девочке и так же молча за руку привел ее к своему месту, усадив на скамью. Потом еще подумал и уселся рядом.

— Гарриэт, я хочу тебя спросить, — проговорил мальчик. — Хочешь ли ты войти в нашу семью? Можешь сестрой, а можешь и кем другим… Как хочешь. Мы еще слишком маленькие для отношений, но я же вижу, как тебе плохо…

Девочка Гарриэт, Героиня Магического Мира, несколько долгих мгновений смотрела на мальчика, в глазах которого было понимание, а потом просто расплакалась. И все сестры Уизли принялись обнимать девочку.

— Вот, Мия, теперь правильно?

— Правильно, малышка. Видишь, они сделали доброе дело, дали девочке семью. Но мальчик у тебя получился святым — вон нимб пробивается! Тебе не стыдно?

— Ну-у-у-у… Неть!

— Чертенок ты мой, — нежно сказала девушка, обнимая девочку и исчезая с ней из Мира.

Игра с животными

Высокая фигура, закутанная в черную ткань, медленно шла, опираясь на большую косу. Она вышла на пригорок и внезапно увидела ребенка.

— Что ты тут делаешь? — женским голосом спросила фигура.

— Ой… я… я ничего, я поиграть хотела, — ответила ей девочка-демиург.

— Поиграть? — удивилась женщина, откинула капюшон и присела перед девочкой, оставив косу висеть в воздухе. — А как?

— Ну вот, смотри, тетя, вот в замке живут разные дети и люди, да?

— Да, они называют себя волшебниками, — согласилась женщина.

— Вот я выбрала мальчика, который худенький и всего боится, он самый маленький там, видишь, тетя? — показала пальчиком девочка.

— Вижу, это Гарри Поттер, — ответила женщина.

— Ну вот, с ним там нечестно играют, а я хочу, чтобы честно, — топнула ножкой девочка, вызывая небольшое землетрясение.

— И как ты это сделаешь? — улыбнулась женщина.

— Пусть он будет котиком, ма-а-аленьким, вот таким, — сказала девочка, превращая мальчика, — а теперь все, кто ему хорошего хочет, пусть тоже станут котиками, а кто нет — собачками. Вот так!

— Интересно… — протянула женщина. — А зовут-то тебя как?

— Ой, тетя, по-разному, — засмущалась девочка, — и «горе мое», и «чертенок», а Мия называет «чудом», она очень хорошая!

Завтрак в Большом зале начался как обычно, когда вдруг замок содрогнулся, все почувствовали тряску пола и стен, будто началось землетрясение, и тут… все начали превращаться. МакГонагал стала серой кошкой, Северус Снейп — черным котом, а вот Дамблдор стал венгерской овчаркой и немедленно зарычал. В зале дети превратились в котов и собак, шипели, мяукали, рычали и готовились вступить в драку.

На полу сидел маленький тощий котенок, черный, с белыми лапками и белым воротничком. Он смотрел вокруг ничего не понимающими глазками и тихо мяукал. Кот Северус увидел котенка и черной тенью метнулся к нему, по дороге отбив лапой морду какого-то мопса. Добравшись до котенка, профессор-кот прихватил его за шкирку и исчез в подземельях. А в Зале профессора-коты отделяли котов от собак, загоняя котов в башню, а собак оставляя пока в зале.

— Альбус, надо поговорить, а пока разберитесь с собаками, — высказалась Минерва МакГонагал.

Альбус Дамблдор поднял голову, сверкая глазами из-под дредов, и утробно зарычал. Учебный процесс был полностью сорван. Пройдя к собакам, он рыкнул, подзывая к себе дирхаунда, и приказал следовать за собой. Странным было то, что из всех преподавателей собакой стал только он. А из детей — в основном слизеринцы. Даже Уизли были котами, то есть статусом крови это не объяснялось. Директор задумался, глядя на миску, в которую превратилась тарелка, но в ней появилась кость, и Альбус оставил размышления на потом.

Снейп принес малыша в свою комнату, посадил на стол и сказал:

— Вы наглый, заносчивый, прямо как ваш отец.

— А мой отец был котиком? — спросил гриффиндорец.

— Он был оленем, — припечатал Снейп.

— А вы такой злой, потому что он вас забодал? — спросил котенок, ложась на стол.

От такого заявления черный кот зашипел, перепугав котенка, хвостик которого сразу же спрятался, прижатый к животу. Как-то умудрившись вызвать эльфа, который все понимал, несмотря на изменение формы профессора, Снейп приказал принести молока «этой ошибке эволюции», что было немедленно выполнено. Инстинкты требовали вылизать котенка, но Северус держался. Посмотрев в миску, котенок попытался лизнуть, потом полез передними лапками, не удержался и булькнул молоком. Северус сразу же вытащил малыша за шкирку и положил на стол. В этот момент зашла МакГонагал.

— О, вы решили его выкупать, коллега? — удивилась кошка.

— Я решил его покормить, купался он уже по своему желанию, — ответил Снейп. — Кстати, Поттер, а почему вы такой мелкий?

— Я мало кушал, — тихо ответил котенок. — В чулане не было еды, а кормили меня почти каждый день.

— Альбус-с-с-с-с-с, — шипение двух кошачьих опять напугало котенка, который булькнул в миску.

— Минерва, как вы смотрите на то, чтобы выпить?

— Положительно, а у вас есть валерьянка?

— Я же зельевар!

— Вот, тетя, теперь видно, кто хочет добра, а кто нет, — сказала девочка.

— Да, кто бы мог подумать, — ответила ей женщина. — Ну, давай дальше смотреть.

Питеру Петтигрю не повезло. Он не успел превратиться, потому — пусть покоится в мире. Псы делились на тех, кто очень не любил кошек, и на тех, кто спокойно к ним относился, например, сенбернары Крэб и Гойл.

Собрав преподавателей на педсовет, Дамблдор грозно зарычал на коллег, но результат ему не понравился. Как может понравиться результат, когда вам в морду лица вцепляются когти разъярённых кошачьих? Однако проблема оставалась. Коты ходили по замку, дрались за территорию, метили оную, совместно дрались с собаками, пока за дело не взялись профессор Снейп вместе с Минервой МакГонагал. Убедившись, что обратный оборот не работает, зато работает магия, оба профессора железной лапой навели порядок. Отныне в Хогвартсе было два факультета: «Гав» и «Мяу». Эти факультеты учились отдельно, друг с другом никак не пересекались, и территория между мяукающими и гавкающими была строго разграничена.

— Так вот ты где, Тринадцатая! — звонкий хлопок сопроводил это восклицание.

— Ай, ой! Мия! Я не нарочно, я только поиграть! Ай!

— Поиграть? А предупредить? — отвечала сердитая девушка. — Я тебя где только не искала!

— Не ругайте ее, она действительно играла, — вступилась женщина с косой. — Было весело.

— Простите, Творец, но ее нельзя не ругать! — девушка сильно сердилась.

— Так вы наставница! — до женщины дошло, почему девушка так ругается. — Убежала без сопровождения?

— А вот сейчас и спросим. Тринадцатая, ты тете сказала, как ты ушла из сада?

— Ой… Ну…. Ну… хнык… хнык… хнык… Вя-я-я-я-я-я!

— Горюшко ты мое! — сказала девушка, обняв ревущую девочку и сразу же исчезая.

— Да, дети — это сложно, — произнесла женщина и посмотрела на Хогвартс. — Так, что ли, оставить?

— Извините ее, она хорошая, просто сущий чертенок, — сказала появившаяся девушка.

— Любите детей?

— Ну как их можно не любить? — удивилась девушка. — Что горюшко наше успело натворить?

— А вот, полный замок зверей. Кто хочет Поттеру добра — коты, а кто зла — псы. Очень показательно, как считаете? Может быть, так оставить?

— Ну вы Творец, конечно, но жалко же…

Земля вздрогнула, и все начали превращаться обратно. Вот упал лицом в миску Поттер, смотрящий теперь на Снейпа, как на бога. Вот две собачки, обнюхивающие друг друга под хвостом, превратились в Малфоя и Паркинсон, застывших в той же позе. Вот директор с покрытым царапинами лицом продолжает самозабвенно грызть кость. Вот профессор Квирелл, пробиравшийся по потолку к философскому камню, падает вниз. Из него вылетает дух в виде пса и улетает. Потому что девушка не так давно сама была «позором Академии» и не могла не пошутить. Женщина-Творец хихикает и фиксирует форму. Теперь Темный Лорд может возродиться только собакой.

Маленькая девочка стоит в углу и обдирает звездочки с небосвода. Пострадавшее место зудит и чешется, но все равно это было весело. И она еще не раз сбежит, вот!

Круглый стол

…Из Шляпы выпал меч, обратив на себя внимание Гарри. Трудно не обратить внимания, когда здоровенная железяка бьет тебя по голове. Взяв в руки меч самого Гриффиндора, Поттер начал им беспорядочно махать в сторону Василиска, видимо, считая, что фехтует. Пол слегка задрожал — это начал вращаться в усыпальнице Годрик Гриффиндор, очевидно, впечатленный стилем фехтования.

Василиск сначала опешил, а потом принялся отползать от этого сумасшедшего. Он же только поиграть хотел, а тут такое вот… Странные времена. Разбудили, не покормили, попросили парализовать детей. Василиск бы не стал, но ему сказали, что это такая игра. Играть Василиск любил, еще Салазар с ним часто играл, а потом ушел куда-то и не вернулся. Еще и птица эта в глаза лезет! И Василиск принялся уворачиваться от меча, время от времени хвостом придавая ускорение птице. Игра ему начинала нравиться.

— Мия! Тут мальчишка злюка! Он змейку обижает! И птичка злюка! Так нечестно!

— Как мальчишка обижает змейку?

— Он ее натыкать хочет, бя-я-я-ка!

— Ну хорошо, что ты будешь делать?

— Ну ты же говорила, что все можно решить словами, когда Двадцать Шестой у Четвертой игрушку отбирал и порвал на отдельные части. Жалко Волдю…

— Говорила, — улыбнулась девушка.

Василиск вдруг пропал. Несколько удивившийся этому мальчик, тем не менее, быстро остановиться не смог, инерция все-таки. Если изображать грузовой вертолет на холостом ходу, то быстро остановиться не получится. Даже у вышеуказанного вертолета. Какая-то сила подняла его в воздух, потрясла… И он тоже исчез. Потом исчез дневник. В Тайной комнате остались лишь Джинни, подсматривавшая за происходящим одним глазком, и обманутый в лучших чувствах феникс.

— Вот… Только с шипучкой проблема… — виновато посмотрела Тринадцатая на наставницу.

— Какая проблема?

— Кажется, это тот Волдя, которого Двадцать Шестой порвал… Не человек, а девочковый набор… Можно я его временно соберу?

— Можно, можно, — раздался женский голос, — а потом мне отдай, умника эдакого.

— Ой, тетя Смерть! — обрадовалась девочка и полезла обниматься.

Сознание вернулось как-то вдруг. Поттер обнаружил себя за огромным круглым столом, слева от него находился Василиск, а справа — какой-то полупрозрачный мужчина и небольшая кучка разных предметов. Гарри испугался и попытался убежать, но понял, что не может и пошевелиться. Судя по тихому шипению, у Василиска проблема была аналогичной, а мужчина, похожий на призрака, грустил. Его лицо выражало вселенскую скорбь и детскую обиду. Казалось, еще минута, и он горько заплачет.

Внезапно в зале появилось трое: высокая статная женщина, юная девушка и совсем маленькая девочка, на вид лет пяти-шести.

— Здрасте, — сказала девочка, — меня зовут «горе мое», иногда еще «чудо», но чудо лучше, да! Рядом со мной — моя Наставница Мия, а еще с нами тетя Смерть пришла, она потом с этим дядей, — девочка показала пальцем, — поговорит.

В какой-то момент Гарри позавидовал этой девочке. У нее была наставница, которая точно ее любила, потому что смотрела на девочку с нежностью. Как бы мальчик хотел, чтобы… Он вздохнул, привычно пряча глаза.

— Так вот, мы здесь собрались, чтобы словами решить ваш… этот… как его? — девочка беспомощно посмотрела на наставницу.

— Конфликт, — улыбнулась девушка.

— Да! Кон-флик-т, — старательно выговорила девочка, — поэтому мы начнем с тебя, злюка. Ты зачем змейку обидел? Кто тебе разрешил в такую прелесть тыкалкой тыкать?

— Ты не понимаешь! — закричал Поттер. — Он всех окаменял и меня хотел съесть, потому что его Волдемортнатравил! А я должен спасти Джинни! И… — на минуту перед его глазами встала безжизненная Гермиона, — и всех, — закончил он шепотом.

— Змейка, ты зачем всех окаменял? — строго спросила кроха.

— Ну, мне сказали, что это игра, я же не насовсем окаменял, оно скоро само спадет, мы же игра-а-а-али! — прошипел тысячелетний Василиск, роняя слезы на стол.

Вид плачущего Василиска, кажется, что-то сломал в мальчике, потому что Гарри Поттер застыл с раскрытым ртом. Было заметно, что он борется с желанием утешить Василиска, одновременно собирая осколки шаблона.

— А почему ты не сказал, что играешь? — наконец, спросил мальчик.

— Я думал, ты поиграть пришел… — прошипел Василиск.

— Значит, во всем виноват вот этот порватый? — спросила девочка. И обратилась уже к душе. — И зачем?

— Я великий Лорд Волдеморт! — сказал призрак. — Я еще оживу и всех убью!

— Странно, — сказала Смерть. — Вроде бы все кусочки собрали…

— А вот в мальчике еще один есть, — показала пальчиком девочка и что-то выдернула.

Сильная боль в шраме пронзила Гарри, и мальчик застонал от неожиданности, но боль сразу же прошла.

— Вот, так-то лучше, — удовлетворенно сказала девочка. — И что теперь скажешь?

— Смерти боюсь, — сознался призрак, ставший плотнее. — И Дамблдора.

— А зачем ее бояться? Тетя Смерть, а почему он тебя боится? — удивленно спросила девочка.

— А вот я это узнаю и тебе потом расскажу, хорошо? — улыбнулась женщина и, получив кивок девочки, исчезла, забрав с собой и призрака.

— Теперь, когда его нет, вы будете дружить? — строго спросил ребенок, вызвав кивание Василиска и Гарри. — Вот! А если еще раз будешь обижать кого-нибудь, в угол поставлю!

А Гарри смотрел во все глаза на девочку и улыбавшуюся ей девушку и завидовал. Не как Рон, не зло, а как-то по-доброму. Как бы ему хотелось, чтобы его любили, чтобы ему хоть кто-нибудь так тепло улыбался. Мальчик не заметил, как из его глаз побежали слезы.

— Мия, — тихо спросила Тринадцатая, — а почему мальчик плачет?

— Он живет у людей, которые его не любят, а дети очень хотят, чтобы их любили, малышка, — грустно улыбнулась девушка.

— Но так неправильно! — возмутилась девочка, топнув ножкой. — Пусть его будут любить! Пусть те, с кем он живет, его любят!

— Пусть, — сказала девушка, широко улыбаясь. — Приберись тут, в Песочнице, и пойдем кушать.

— Ура! — счастливо засмеялась девочка.

Поезд уносил Гарри Поттера домой. Он не помнил, что произошло в Тайной Комнате, и что было потом. Год закончился спокойно, всех пострадавших вылечили, а кое-кто вылечился сам. Рядом сидела Гермиона, крепко держа мальчика за руку, и просто улыбалась ему. А в душе у Гарри Поттера было хорошо и спокойно, как будто все плохое позади. Даже страха перед наступавшим летом у Дурслей не было, а было ощущение грядущего чуда, поэтому поездка прошла как-то очень быстро и незаметно. Как будто он действительно ехал домой.

Когда поезд пришел на вокзал, Гарри привычно вышел на платформу, простился с Гермионой и друзьями, обещая писать. Правда, Гермиона как-то внимательно посмотрела на мальчика и предложила встретиться во время каникул, отчего он почему-то почувствовал себя совершенно счастливым, соглашаясь.

Гарри перешел барьер, ожидая привычного злого Вернона, но в этот миг все переменилось. За барьером стояли тетя Петунья и дядя Вернон, которые улыбались. Это было невозможно и невероятно, поэтому Гарри застыл на месте. В этот момент к нему кинулась тетя Петунья:

— Все в порядке, мой хороший? Хорошо доехал? Боже, как ты исхудал!

И тут улыбающийся дядя Вернон просто сказал:

— Добро пожаловать домой, сынок.

Запретный остров

— Дети, сегодня мы будем играть в настольную игру.

— Ура! Да-а-а! Здорово! — обрадовались микродемиурги.

— Вот вам фигурки играющих, выберите и назовите каждого. Шестая, только не отрывай фигурке голову, пожалуйста. Четвертый, бери фигурку, а я пока сделаю игровое поле.

Посреди бескрайнего океана появился остров. Он медленно украсился садами, строениями, даже лесом. Появились горы… Все было готово.

Драко Люциус Малфой спал. Закончился пятый курс, принесший много боли и страха юному слизеринцу. Надо сказать, его воротило от того, что происходило в поместье. Одно дело — говорить о грязнокровках, совсем другое — видеть их мучения. Парню было тяжело, к такому он был не готов. Внезапно какая-то сила вздернула его с кровати, лишила всей одежды и нацепила какой-то явно маггловский костюм со множеством карманов, сразу же потяжелевших. Драко запаниковал, но заорать не успел — все померкло, и сознание оставило его.

— Я вот эту возьму, зелененькую, можно?

— Можно, Шестая, — улыбнулась наставница.

Гермиона Джин Грейнджер долго не могла уснуть. Еще один год закончился, принеся ей только грусть и шрамы. Кстати, о шрамах… Шрамоголовый Герой так и не увидел в ней девушку, относясь, как к «своему парню», и это было грустно. Кроме того, Гермиона поняла, что лучшим выходом будет оставить магический мир… Но какая-то необычная привязанность у Рону Уизли всколыхнула ее сердце в этом году, и она пыталась разобраться в себе. Какая-то сила внезапно парализовала ее, сдернула с кровати и сняв всю одежду, как кожуру с банана, переодела в камуфляжный костюм, карманы которого сразу же чем-то наполнились. Девочка попыталась завизжать, но ее сознание померкло, и больше она ничего не помнила.

— А моя будет красненькая, да?

— Хорошо, малыш, — погладила ребенка наставница.

Юная Боунс крепко спала в своей спальне и ей ничего не снилось. Страшные новости, конечно, всколыхнули ее душу, заставив бояться, но все это было далеким-далеким. Девочка спала и не думала ни о чем, когда какая-то сила разбудила ее, подняв в воздух и сорвав ночную рубашку. Не успевшая испугаться обнажению девушка мгновенно была облачена в какой-то костюм с большим количеством не самых легких карманов, после чего свет погас, унося ее сознание во тьму.

— А желтенькая — моя!

— Да, солнышко, — наставница обняла ребенка, встречая его лучистую улыбку.

Луна грустно смотрела в потолок. Несмотря на полный приключений год, она так и не могла сказать, что кому-то нужна, кроме папы. Ей было грустно, потому что просто грустно. И еще — что-то тревожило девушку. Она чувствовала, что приключения скоро продолжатся, было какое-то томление в груди… Какая-то сила подняла ее над кроватью, лишая одежды, но ее это не обеспокоило, она лишь улыбнулась. Мгновенно оказавшись одетой в пятнистый костюм, полный карманов, она улыбнулась ярче, задорнее. И сама закрыла глаза, не дожидаясь, пока сознание погаснет.

— А я синенькую возьму, она такая прелесть, да, Мия?

— Да, Тринадцатая, чудо мое, — поцеловала девочку наставница. — Ну что, раз всех выбрали, пойдем?

— Да! — ответом был восторженный крик малышей.

Четверо молодых людей очнулись на поляне посреди чего-то, похожего на лес. Придя в себя, они уже хотели обменяться мнениями, когда из ниоткуда возникли пятеро. Четверо маленьких детей и взрослая девушка. Девушка так солнечно улыбалась, что невольно завораживала, да и от детей будто бы исходило сияние.

— Мы находимся на острове, и ваша задача — найти четыре артефакта. Этими артефактами будут — Меч Гриффиндора, Чаша Хафлпафф, Медальон Слизерина и Диадема Райвенкло. Вам придется сотрудничать и совместно искать артефакты. С каждым вашим ходом остров может погружаться в воду, поэтому помните — вы выиграете только все вместе. Или все вместе проиграете. Ну, дети, назовите своих героев.

К каждому из школьников подошел ребенок.

— Ты, зелененький, будешь летун.

— Ты, красненькая, будешь инженер.

— Ты, синенькая, будешь исследователь.

— Ты, желтенькая, будешь навигатор.

— Теперь у вас есть специальные возможности, но больше нет магии. Вы должны выполнить условия и справиться. В ваших карманах есть описание того, что вы можете, и… Удачи вам! — сказала девушка и пропала, с ней пропали и дети.

Гермиона кинулась к заплакавшей Сью, Драко стоял, как мешком по темечку ударенный, а Луна читала пергамент, который достала из кармана. Успокоив Сью, девушки, настороженно косясь на Малфоя, достали пергаменты и вчитались в них. Повисла пауза…

— Ну вот, фишки расставлены, роли назначены, можно и поиграть, — говорила наставница детям. — Шестая, тебе первой ходить, вытягивай карточки и решай, что ты будешь делать.

— Грязнокровки и магглолюбцы, — брезгливо скривился Малфой. — Противно даже находиться рядом с вами!

Он схватил метлу и решил перелететь на другой конец острова. Прилетев, Драко осмотрелся: вокруг были горы, где-то вдали что-то блеснуло на склоне, и он уже хотел полететь туда, но метла его не послушалась. Наверное, здесь были какие-то чары.

Как только Драко улетел, девочки начали совещаться, как будут искать артефакты. Гермиона заявила:

— Надо ходить гуськом, чтобы, если что-то случится, не утонуть.

В этот момент земля задрожала, и откуда-то издали раздался звук, похожий на падение камня в воду.

— Ой, Мия, у меня карта затопления…

— Ну не плачь, малышка, это всего лишь игра, все будет хорошо, — утешила ребенка наставница.

Гермиона огляделась и зашагала первой, за ней медленно пошли девочки. Она шла небыстро, внимательно осматриваясь, пока не встретила воду. За ней начинался большой красивый сад. Девушка задумалась, потом тряхнула гривой и, прочитав записанное заклятие, осушила большую лужу, которая и преграждала ей путь. Сделав еще несколько шагов, Гермиона обнаружила кусочек чего-то, что сияло мягким светом. «Кусок артефакта», — подумала девушка, показывая его догнавшим ее Сью и Луне.

— Ура! У меня получилось!

— Молодец, — вместе с ребенком порадовалась наставница.

— Теперь я?

— Да, чудо мое.

Луна внимательно огляделась и уверенно шагнула вглубь сада, чтобы найти целых два кусочка артефактов, но после этого подвернула ногу и с криком упала в какую-то яму. Гермиона кинулась к ней, стараясь вытянуть девочку наружу, а Сью что-то не давало двинуться, и она приходила в отчаянье. Внезапно что-то случилось, и девочки исчезли, Сью осталась одна. Опять задрожала земля.

— Хнык… хнык… хнык…

— Не надо плакать, солнышко, — успокаивала наставница ребенка.

Сью решила найти девочек, — артефакты никуда не убегут, — и пошла вперед. Идея обойти весь остров и найти хоть кого-нибудь казалась ей правильной, несмотря на то, что девушка роняла слезы. И вновь раздался какой-то очень мокрый звук. Оглянувшись, Сьюзан увидела, что часть пути, по которому они прошли, скрылась под водой. Стало очень-очень страшно и захотелось по-маленькому.

— А у меня целых две карты, хны-ы-ык, — почти заплакала маленькая демиуржка, на что наставница просто взяла ее на руки, успокаивая.

Драко Люциус Малфой уже жалел, что поддался порыву. Идти было очень тяжело, да и до гор он не дошел, потому что внезапно оказался на крошечном островке в окружении воды. Парню стало жутко, он чувствовал, что здесь и умрет… В свой последний час он решил еще побороться и попробовал снова полететь, что ему, к его нескрываемому удивлению, удалось. Метла принесла его прямо к пещере на склоне горы, откуда Драко приветливо улыбался огромный саблезубый тигр. Чуть не упав с метлы, молодой человек развернул ее и помчался куда глаза глядят, не особо задумываясь над тем, куда они, собственно, глядят.

— Ма-а-а-алфой, — услышал он крик гриффиндорской заучки. — Далеко летишь?

Этот выкрик несколько отвлек парня от происходящего, что и позволило ему впилиться в огромное дерево. Метла, что странно, уцелела. Лоб тоже.

— Грязнокровка! — выплюнул потомственный аристократ и захлебнулся кровью.

— Фашист, — припечатала Гермиона, потирая ушибленный кулак.

Кулаки у девушки были сильными, а удар мощным, что Драко только что и почувствовал на себе. Это стало последней каплей, он прислонился поврежденным органом к дереву и зарыдал. Гермиона опешила.

Луна оказалась в прекрасном дворце. У нее была всего одна попытка, чтобы найти кусочек артефакта, который здесь, она чувствовала, был. Войдя в тронный зал, она увидела рыцаря, который целенаправленно шел к ней, размахивая мечом. Девушке стало как-то не по себе, но она закричала:

— Остановитесь! Ну пожалуйста…

Рыцарь послушно остановился, опустился на колено и протянул Луне меч. Это был Меч Гриффиндора. В этот момент во дворце появилась Сьюзан, которая очень обрадовалась Луне и сразу принялась обниматься. Сью вся дрожала и не могла найти слов, поэтому Луна поделилась с ней своим словарем обесцененной лексики.

— Мия, а можно, чтобы у моего героя мозги появились?

— У него мозги есть, солнышко, у него совести нет, — улыбнулась наставница.

— А как ему совесть всадить?

— Ремешком, — мрачно откликнулась Тринадцатая.

Совершенно неожиданно для себя Гермиона начала утешать Драко. Она заткнула ему нос тампонами из походной аптечки, гладила по голове и говорила что-то теплое и утешающее. В результате Драко Люциус Малфой рыдал у нее на груди. Видимо, в момент удара что-то сотряслось в его белобрысой голове, и теперь он цеплялся за девушку, как за спасательный круг. Когда ему удалось немного успокоиться и сообразить, что он делает, молодой человек просто прошептал:

— Спасибо… Миона…

— Что? — удивилась девушка. — Не сокращай мое имя!

— Я знаю, что нам не выбраться отсюда, — сказал Драко надломленным голосом, — и поэтому хочу сказать тебе…

— Мы выберемся, и все будет хорошо!

— Я… я… я люблю тебя, — прошептал Драко.

— Ну… — Гермиона не знала, что на это сказать, опыта романтических отношений у девушки не было. — Давай поговорим об этом, когда выберемся? — нашла она выход.

— Если выберемся…

— Когда, я сказала! — рыкнула Гермиона. — А будешь со мной спорить — по попе получишь, вот! Ой… смотри…

На камне стояла красивая чаша с изображением барсука. Это был артефакт.

— А чей сейчас ход?

— Мой, — сказала Тринадцатая тихо.

Меч был большим и тяжелым для девочек, поэтому они положили его на плечи и двинулись дальше. Выйдя из дворца, девочки увидели много воды, которую Луна принялась осушать, чтобы двинуться дальше.

— Луна, не надо, — сказала Сьюзан, — я могу перенести нас во-о-он туда, у меня есть аппарация на короткие расстояния.

— Ой, — захлопала в ладоши Луна, — как здорово!

Усадив Гермиону, держащую чашу, на метлу, Драко полетел разыскивать других девушек. Произошедшее что-то изменило внутри него, и расистские бредни куда-то делись. Он наконец понял, что любит эту девушку такой, какая она есть…

— А мальчик полюбил, потому что в нос получил?

— Нет, конечно, — засмеялась наставница.

— Ой, смотри, вон там Малфой летит! — некультурно показала пальцем Луна. — Ма-а-а-алфой!

К девочкам спикировала метла, на которой сидели задумчивая Гермиона и улыбающийся Малфой. Видеть открыто улыбающегося белобрысого слизня было настолько необычно, что Сьюзан с Луной застыли.

— Герми, ты что с ним сделала? — спросила очень удивленная Луна.

— В нос дала, — ответила Гермиона. — Предлагаешь им всем так?

— Надо попробовать!

Драко засмеялся, представляя сцену «Гермиона бьет Слизерин». У него был мягкий и хороший смех, какой-то светлый, от которого хотелось улыбнуться. Молодые люди сложили находки вместе, и на песке появилась удивительно красивая диадема, это был третий артефакт.

— А как они найдут последний артефакт, вода же уже лес залила?

— Ну, значит, не найдут…

— Нет, так нельзя! Да! Нельзя! — наперебой заговорили дети.

— Подумайте, что нужно сделать?

Драко попросил девочек подождать, у него появилась мысль. Он долетел до затопленного участка и использовал навык осушения. Из воды показалась большая статуя рыцаря с длиной пикой, на конце которой болтался медальон. Схватив медальон, Драко полетел обратно. Туда, где вода уже почти замочила ноги девочек. Кинув артефакт на остальные, он начал быстро перевозить девочек по одной на сухое место. Когда ноги Луны коснулись твердой земли, найденные артефакты скрылись под водой.

— Значит, мы останемся здесь навсегда? — с тоской в голосе спросила Луна.

— Нет! — воскликнул Драко. — Я что-нибудь придумаю.

— Драко, не надо! Ты утонешь! — воскликнула Гермиона.

— Я смогу, — сказал парень, в этот миг становясь очень похожим на Гарри.

В этот момент артефакты поднялись из воды и опустились рядом с ребятами. И их сознание померкло.

— Дети, вы справились, вы молодцы!

— Ура! Да! Еще! — закричали и запрыгали малыши.

— А еще будет завтра, — обнимала их наставница. — О чем была эта игра?

— О том, что в команде веселее, — сказала Тринадцатая, уже строя какой-то хитроумный план, наставница же, видя это, только вздохнула.

— А теперь моем руки и кушать, да?

— Да-а-а-а-а-а! — закричали счастливые дети.

Драко Люциус Малфой спал. Закончился пятый курс, принесший много боли и страха юному слизеринцу. Сейчас ему снился прекрасный сон, в нем ему улыбалась самая лучшая девушка на свете — Гермиона. Завтра же он отыщет ее в маггловском мире и признается. Даже пусть папа лишит наследства и изгонит. Эта девушка важнее… важнее всего.

Гермиона Джин Грейнджер долго не могла уснуть. Еще один год закончился, принеся ей только грусть и шрамы. А сейчас она видела странный сон — о том, как у нее на груди плачет Малфой, а она его утешает. Странно, что снился ей не Гарри, а Драко, но от этого мальчика тоже становилось тепло на душе. Наутро Гермиона решит, что если белобрысый повторит то, что он говорил во сне, то она не откажет.

Юная Боунс крепко спала в своей спальне, и ей ничего не снилось. Страшные новости, конечно, всколыхнули ее душу, заставив бояться, но все это было далеким-далеким. Ей снился странный сон про остров и про то, что можно дружить даже со слизнями.

Счастливая Луна сладко-сладко спала, это было прекрасное приключение, самое лучшее в ее жизни.

Совпадение

— Мия!!! Спаси!!!

— Что случилось, чудо мое?

— Ой, там… там… там…

— Что такое?

— Ну, мы играли с Шестой, а она… И бум! А теперь она… вот…

— Ничего не поняла, пошли, покажешь.

Гермиона Джин Грейнджер зашла в Лютный переулок. Сегодня с группой авроров ей предстояло проинспектировать лавки этого места на предмет «запрещенки». Жители Лютного называли это мероприятие «облавой» и активно прятались. «Та самая Грейнджер» была намного страшнее недоброй памяти Амбридж. В отличие от других чиновников, женщина была абсолютно неподкупной, из-за чего ее не очень любили и коллеги, и «контингент». В браке она была несчастлива и временами, встречая Гарри Поттера, вымученно улыбалась, с тоской глядя на счастливого друга. Впрочем, однажды, когда он считал, что остался один, женщина поймала его взгляд, направленный на фотографию. На фотографию из «золотого Трио».

Мир оказался совсем не таким, каким он чудился после Победы. Гермиона уже стала мамой, и только дети примиряли ее с существованием Рона, оставшегося таким же ленивым и вздорным, даже после свадьбы.

Вдруг она что-то заметила и, подав знак аврорам, уверенной походкой двинулась в сторону неприметной двери. Подойдя, она кивнула сопровождающим, которые принялись стучать в дверь с криками «Немедленно откройте», «Аврорат!» и «Сопротивление бесполезно». Также бравые авроры пытались вышибить дверь внутрь помещения. Предсказуемо — дверь не поддавалась. Так продолжалось с полчаса.

Индифферентно глядя на раздухарившихся авроров, Гермиона закурила. Вдруг мимо проскакала маленькая девочка в розовом воздушном платьице, смотревшаяся здесь так же чуждо, как Хвосторога в бальном платье. Девочка подскочила к аврорам и тактично поинтересовалась:

— Дядя, ты дурак?

Дядя аврор потерял дар речи, тогда девочка потянула ручку на себя, и дверь открылась. Авроры застыли. На их лицах начало проступать понимание и желание наказать кого-нибудь, кто, например, отвлек их от увлекательного занятия. Но девочка уже вбежала внутрь. Гермиона почувствовала опасность и рванулась, чтобы защитить и вывести ребенка из подозрительного места, когда это случилось.

— Ой, Тринадцатая, смотри, что я нашла! — радостно закричала девочка, когда Гермиона пересекла порог, и тут раздался взрыв, сознание Гермионы померкло.

— Ну, показывайте, — проговорила молодая девушка, появляясь посреди полуразгромленной улицы. Рядом с ней стояли, прижимаясь к ее платью, две девочки в розовом и сиреневом платьях. Девочкам на вид было лет пять-шесть, и они наперебой рассказывали о случившемся, некультурно показывая пальцем.

На земле валялось штук пять авроров, по телам которых прыгала симпатичная обезьянка. Обезьянка была симпатична еще и медальоном ДМП на шее, что показывало ее ведомственную принадлежность.

— Говорите, это была женщина?

— Да, злая такая тетя, которая совала палочку в рот и выдыхала дым.

— Очень злая? — почему-то спросила девушка.

— Десять секунд до «по попе», — подумав, сказала Тринадцатая.

— Ну хорошо, попробуем превратить ее обратно, пока Творец не заметил, — улыбнулась девушка.

Сознание вернулось внезапно. Гермиона обнаружила себя сидящей на корточках, но что было хуже всего — она была абсолютно обнажена, за исключением медальона ДМП на шее. Вытряхнув валявшегося без сознания аврора из мантии, женщина быстро завернулась в нее.

— Ой, Мия, а тетенька цвет сменила…

Что-то беспокоило Гермиону. Она оглянулась, но улица была пустынна. Она призвала свою палочку, которая сразу же прыгнула ей в руку. Женщина наложила на себя заклинания расширенной диагностики, чтобы узнать, что с ней все в порядке, за одним маленьким исключением. Через минуту громкий панический вопль разорвал тишину Лютного переулка.

— Что здесь происходит? — раздался напряженный женский голос.

— Ой, Творец, — практически одновременно прошептали дети, прячась за девушку.

— Дети не виноваты, твоя Героиня сама на что-то нарвалась, мы лишь вернули форму, — попыталась объяснить девушка, но Творец уже завелась.

— Ах вы, мелкие хулиганки! — закричала она, визуализируя широкий и страшный ремень. — Я вас сейчас!

— Не с-с-с-смей трогать детей! — зашипела девушка, преображаясь.

В ее руках возникли два ярких огненных шара, волосы встали дыбом, а сила прокатилась по всей улице, ломая и корежа ее. За спиной девушки раскрылись огромные белые крылья. Творец Мира также преобразилась — ремень обратился в кнут, все вспыхнуло огнем.

Маленькие девочки очень испугались того, что должно было произойти, и в страхе своем потянулись к родителям. Когда четверо Старших возникли в переулке, он был затянут дымом и полон огня. Лютный практически перестал существовать, только какая-то сила оградила людей в этом месте.

Когда сознание вернулось к Гермионе, она обнаружила себя в Министерстве, вместе с аврорами, кожа которых потемнела и стала одного оттенка с ее кожей. В мыслях, как это объяснить друзьям и мужу, она вызвала колдомедиков. В Мунго женщина провела два месяца, но, к сожалению, безрезультатно.

— А я не дам наказывать малышек за то, в чем они не виноваты!

— А то, что вы с Творцом того мира разгромили улицу, тебя не смущает?

— А нечего было трогать детей!

— Что хоть случилось?

— Одна из Героинь изменила цвет кожи.

— И все?!

— Ну да…

— Тьфу… Отправляйся к своим детям, Ректорат претензий не имеет.

— А как Творец?

— Считай, что она почернела от горя. Там у вас все почернело и все почернели.

— Вот все бы вам смеяться…

— Иди давай, не отнимай мое время.

Пресс-конференция началась в указанное время. Творец Мира наблюдала за нею издали. Среди «Золотого Трио» сильно выделялась Гермиона Джин Грейнджер, которая и не могла подозревать, кому обязана новым имиджем… А где-то вдали, среди Миров, Творец Канонического Мира ставила точку…

Брат

Мальчика, лежащего в позе эмбриона, пинали ногами другие мальчики. Он мог только плакать, потому что мальчику было очень больно. Когда другие мальчики почему-то убежали, он, с трудом встав, медленно побрел домой, хотя это место домом не считал. Он думал о том, что если бы Дад поменялся с ним местами, то, наверное, понял, как это больно, когда тебя бьют ни за что. А «дома» его наказали за порванную одежду, называя «уродом» и «неблагодарным». Жить не хотелось, вот совсем. В такой жизни не было никакого смысла. Мальчику было семь, и он видел, что есть дети, которых любят. Мальчик не понимал, чем он плох? Чем он отличается от других? Только ли тем, что у него нет родителей?

— Шестая, а давай их местами поменяем?

— А нам по попе не дадут?

— Ну дава-а-а-ай! Если рассердятся, я скажу, что эта моя идея была, пусть мне по попе дают.

— Так нечестно, Тринадцатая…. Наставница что говорила?

— Говорила, что надо вместе…

— Значит, будем вместе!

— Да!

Утром Гарри проснулся в мягкой постели, и у него ничего не болело. Осторожно встав и одевшись в Дадлины вещи, потому что других не было, он шмыгнул в ванную. Зеркало отобразило Дадли, и мальчику стало страшно. Если тетя и дядя узнают, что он стал Дадли, его, наверное, до смерти забьют, поэтому надо молчать и вести себя, как Дадли. Как себя ведет Дадли, Гарри знал даже слишком хорошо, поэтому он попрыгал на лестнице и закричал:

— Вставай, урод!

Гарри было очень страшно и противно вести себя, как Дадли, но страшно было больше, потому что неожиданно захотелось жить. Хоть немного почувствовать себя нормальным, а не «уродом».

Утром Дадли проснулся от боли. Вскрикнув, он резко поднялся и ударился головой обо что-то. Он был в чулане, где спит этот ненормальный. Ступеньки содрогнулись, на голову посыпался мусор, и его собственный голос прокричал то, что он кричал каждое утро. Дадли стало страшно. Дверка открылась, и злая мама за шкирку вытянула Дадли из чулана, наградив подзатыльником:

— Пошел мыться, мальчишка, от тебя воняет!

Попытавшийся сказать маме, что это он, ее сын, Дадли понял, что язык его не слушается, попытался заплакать, за что получил еще один подзатыльник, от которого зазвенело в голове, и побежал в ванную. Зеркало показало мальчику то, что он уже ожидал увидеть — он стал «уродом». Его накрыло истерикой, но долго она не продолжалась, потому что в ванную зашел папа, которого он теперь должен будет называть дядей. Дадли даже не мог себе раньше представить такую боль, которую принес с собой Вернон. От такой ненависти в глазах того, кого он называл отцом, становилось плохо. Глаза Дадли закрылись, и он потерял сознание, но быстро очнулся от сильной оплеухи.

То, над чем Дадли раньше смеялся, предстало мальчику совсем в другом свете. Много еды у кузена и буквально хлеб с водой у него. Это было очень обидно, но когда он потянулся к бекону, подзатыльник опрокинул Дадли на пол.

— Это для нормальных людей, а не для таких, как ты!

Брезгливость в голосе мамы ранила мальчика в самое сердце, и он поймал сочувствующий взгляд кузена. Дадли вскочил и закричал:

— Это ты! Ты урод!

И сразу же понял, что очень зря это сделал. Когда его кинули в чулан, как сломавшуюся игрушку, Дадли представлял собой комок боли. У него не было мыслей, не было ничего, только боль. И, лежа в чулане, Дадли начал что-то понимать. Как и вся семья, он ходил в церковь, но в Бога не очень верил, особенно в проповеди священника. Но когда мальчик лежал и плакал от боли, он вспомнил слова священника о воздаянии. Он попытался обратиться к Богу и по привычке обещать, что больше никогда-никогда… Но перед ним появилась сияющая светом девочка:

— Ты пытаешься обмануть, глупый мальчик, даже сейчас. Ты должен почувствовать душой и раскаяться, а иначе — не будет тебе прощения.

И Дадли тихо завыл от бессилия. А утром он опять проснулся от боли и задумался, неужели его кузен, этот урод ненормальный, покорно терпел такую боль каждый день?

А за завтраком Гарри сказал Петунье:

— Мама, этот урод слишком худой, в школе обращают внимание, как бы не дошло до полиции. Я слышал, что так уже было.

Петунья задумалась. Ее сынуля был прав. Об этой истории, прошумевшей на пол-Англии, знали все. Девочку наказывали голодом, и когда учителя обратили свое внимание на маленький скелетик, чуть не стало поздно. Быть объектом скандала Петунье не хотелось, поэтому она положила ненормальному мальчишке бекона с яичницей. Тот был так удивлен, что чуть не выронил вилку из рук. Несмотря на то, что Дадли был несколько туповат, он сейчас понял, как кузен, у которого он мог отобрать даже последний кусок хлеба, убедил маму кормить Дадли. Какое-то понимание зашевелилось в груди мальчика.

Отправившись в школу, Дадли и не подумал, что ему может что-то грозить, но на этот раз мальчику повезло. По какой-то причине его не стали бить прямо сейчас, а Гарри наслаждался возможностью учиться и отвечать на уроках, удивляя учителей своими знаниями. Мальчик неожиданно прилежно выполнял задания и наслаждался похвалой, не боясь трепки за оценки, лучшие, чем у Дадли. Потому что Дадли сейчас был он.

После школы Пирс, который был приятелем Дадли, шепнул «как всегда, за школой» и куда-то убежал. Гарри обошел школу и увидел Дадли, который почему-то не догадался убежать. Судя по тому, что Гарри видел, Дадли уже начали бить, и в этот момент что-то щелкнуло в мозгу мальчика. Пирс и другие совсем не ожидали атаки со спины, потому упали, а Гарри встал перед Дадли, набычился и, сжав свои кулаки, произнес:

— Не смейте трогать моего брата!

Потом, конечно, была драка, во время которой Дадли встал плечом к плечу с Гарри. Потом Гарри волок бесчувственное тело Дадли домой. Потом… Когда Вернон замахнулся на Дадли, то увидел яростный взгляд сына и услышал:

— Не сметь трогать моего брата!

И унеся от ошалевшего Вернона тело… аккуратно положил Дадли на «свою» кровать. А потом, сбежав вниз, вызвал скорую, несмотря на попытки Вернона ему помешать. А Петуния просто сидела на кухне и о чем-то думала.

Полиция о чем-то опросила мальчиков и уехала, а Вернон достал бутылку виски и стакан. Сегодня его мир рухнул. Его сын назвал братом этого ненормального урода и принялся защищать от отца. Этого просто не могло быть. А сын подошел к Петунье и тихо спросил:

— Мама, за что вы с ним так? Его мама была твоей сестрой! Мой брат — единственное, что от нее осталось, за что ты его так? Ты ее ненавидела и поэтому хочешь, чтобы я ненавидел брата?

Петуния разрыдалась, Вернон впервые поднял руку на сына, но сказанного не воротишь, и Петунья задумалась. Что-то не так было с ней, с Верноном, с Дадли. Все было не так, они вели себя, как какие-то ненормальные, с ребенком.

Когда скорая увозила Дадли, у него в ушах звенело слово «брат», сказанное тем, кого он постоянно унижал, обижал и избивал. С кем он вел себя, как фашист. Его… брат? Встал перед Пирсом и компанией, не побоявшись, хотя Дадли бы испугался. Точно испугался бы. И от папы…

На следующий день мальчика выписали и вернули домой. Он был еще слаб, но Гарри обнимал брата, как настоящую ценность. Молчала проплакавшая всю ночь Петунья. Молчал что-то понявший Вернон, и только Гарри обнимал брата. И тогда Дадли прошептал на ухо Гарри: «Прости меня, братик». И мир изменился.

— Смотри, Шестая, он смог!

— Ура! Тринадцатая, мы победили!

— Так, что здесь происходит? Где опять нахулиганили?

— Ой… — две девочки синхронно прикрыли руками попу, что вызвало улыбку наставницы.

А наставница смотрела, что сделали ее малышки, и радовалась. Это была и ее победа, победа наставника. Победа, от которой слезы наворачиваются на глаза. Поэтому девушка присела рядом с девочками, обняла их, прижав к себе удивленных таким «наказанием» детей, и прошептала:

— Вы все правильно сделали, мои хорошие. Я горжусь вами.

Слезинка ребенка

Маленький мальчик смотрел на злого опекуна. Сегодня склеилась упавшая ваза. Сама склеилась, и теперь дядя Вернон был зол. Он кричал, что выбьет «это» из мальчика. Что и попытался проделать прямо сейчас. Мальчик вырывался и громко кричал, зовя на помощь, но его никто не слышал, некому было помочь малышу… И когда боль вспыхнула, как звезда, почти гася сознание, ребенок закричал:

— Мама!

— Ты же Творец?

— Да, Шестая.

— Ты же все можешь, да?

— У нас тоже есть правила, ребенок, — мужчина улыбнулся.

— Смотри, как он страдает, ты же можешь это сделать…

— Нет, малышка, его мама в руках Смерти, я не могу ее вернуть…

— Но ты же… хнык… хнык… Вя-я-я-я-я-я-я-я-я!

— Не плачь, малышка, мы что-нибудь придумаем! Только не плачь! — Мужчина с отчаянно ревущим ребенком на руках шагнул в туманную дымку.

— Тетя Смерть, вы же можете, смотрите, как она страдает…

— Тринадцатая, так не делается, она уже ушла, — молодая женщина уговаривала готового заплакать ребенка.

— Ну пожа-а-а-алуйста! Вя-я-я-а-а-а-а-а-а-а!

Творец и Смерть с самозабвенно ревущими детьми на руках столкнулись. Они не смотрели по сторонам, но пытались лишь успокоить малышей, которые успокаиваться не желали. И они сдались:

— Хорошо, малыши, мы вернем ее.

И дети, прекратив плакать, начали радостно улыбаться. Хотя взрослые и понимали, что ими сманипулировали, но совершенно не могли сердиться на эти улыбающиеся рожицы. Дети плакали искренне, так же, как и искренне улыбались сейчас. И Творец, и Смерть входили в персонал ветви миров Песочницы, потому видели очень много. И этот этап взросления был очень важен. Доказывать свое мнение дети еще научатся… А пока — исстрадавшаяся и накопившая боли душа отправилась обратно в Мир.

— Отошел от моего сына, кабан! — посреди комнаты появилась рыжеволосая женщина в крайней степени ярости.

Она еще не понимала, как это могло случиться, но давно уже всей своей душой стремилась к сыну, страдая от невозможности защитить его. И сейчас ее бешенство было таким сильным, что магия откликнулась и совместила магический выброс женщины и малыша, отчего толстяк выбил собой окно и, продолжая полет, исчез где-то вдали за горизонтом.

— Л-л-л-лили? — заикнулась вторая женщина, дотоле с удовлетворением смотревшая на избиение ребенка. — Ты же умерла…

— О, да! Но меня вернули, потому что ты, Пет, издевалась над малышом! Над родной кровью! Сволочь ты завистливая! Н-н-на! — Маленький кулачок с силой воткнулся женщине куда-то в область органов зрения.

Рыжеволосая женщина метнулась к ребенку, беря его на руки и прижимая к себе:

— Сыночек, родной мой!

— Мамочка… Ты пришла, мамочка…

Побитая Петунья Дурсль, сияя наливающимся фингалом, сжалась в уголке, опасаясь ожившей сестры, которая только что ей напомнила, какой бывает в ярости.

***

Коротко вякнул ревун тревоги в бункере ПВО Лондона.

— Азимут… дальность… цель скоростная низколетящая, траектория…

— Эвакуация Королевы!

— Цель сопровождаю…

— Снять запрет пуска!

— Есть… Господин капитан, не успеет ракета.

— Гражданской обороне дать сигнал!

И вновь, как почти полвека назад, тоскливо воет над Лондоном сирена воздушной тревоги. Со скрежетом раскручиваются заржавевшие механизмы гражданской обороны, открываются противоатомные бункеры для населения. А к Букингемскому дворцу, отчаянно воя, приближается причина переполоха — Вернон Дурсль с тяжелым ремнем в руке.

Ее Величество была ошарашена, когда в кабинет ворвались дюжие офицеры личной охраны и, подхватив ее на руки, не давая и слова сказать, побежали к лифту, который мгновенно рухнул вниз с такой скоростью, что, казалось, наступила невесомость. Только оказавшись в правительственном бункере, Ее Величество Королева поинтересовалась, что случилось, получив доклад.

— Как-то не вовремя Третья мировая начинается, — проговорила Королева в задумчивости.

— Доклад!

— Цель имеет характеристики мужчины. По сообщению пилота разведчика — в витраже застрял.

— Отбой тревоги, дальше не наше дело. Пусть секретчики разбираются.

***

Держа успокоившегося ребенка на руках, Лили плюнула в сторону Петуньи и пошла к входной двери, когда дверь распахнулась и…

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор получил сигнал о том, что в доме Избранного произошел мощный магический выброс, а также о суматохе в Лондоне. Он срочно аппарировал в маленький городок на окраине Лондона. Быстрым шагом приблизившись к входной двери, Дамблдор открыл ее с ноги и встретился с разъяренной фурией. Поднимая палочку, он понимал, что не успеет…

Увидев Дамблдора, Лили яростно зашипела, переходя на парселтанг, отчего вцепившийся в маму ребенок покраснел, таких слов он еще не знал, вырвала палочку из рук волшебника и, вцепившись в бороду, принялась высказывать свое недовольство тем, как Великий Светлый Волшебник позаботился о ее сыне. Дамблдора мотыляло на бороде, которая, к сожалению, была крепкой настолько, что выдерживала все эти рывки и мотание. Мисс Фигг улыбнулась, разложила шезлонг, достала откуда-то попкорн и принялась получать удовольствие от зрелища. Дамблдор собрал своим лбом все столбики ограды, а самым дорогим — саму ограду, пять раз проверил на прочность стены дома (лоб победил) и два раза — стены гаража (гараж победил). Утомившись, Лили вызвала домовика семьи своего друга Сириуса.

— Что грязкро… ыэк, — сказал домовик, падая от удара Дамблдором по голове.

— Этого — в темницу, а меня с сыном — на Гриммо. Тебе все понятно или повторить?

— Да, Леди, — поклонился домовик и исчез, вместе с ним исчезли и Дамблдор, и разъяренная женщина с ребенком.

Сегодня вся жизнь Альбуса Дамблдора рухнула. И дело не только в том, что помнившая, кто ее убил, Лили вернулась, но и в том, что она сделала с Бузинной Палочкой. Совершенно озверевшая Леди Поттер сломала палочку у него на глазах и бросила на пол так, что Великий Светлый не мог дотянуться до ее останков. Весь его план рухнул в одно мгновение, ведь он не мог понять, как могла Лили вернуться из чертогов Смерти? Неужели Гарри — все-таки Певерелл? Тогда можно попрощаться с его идеями править всеми магами… Без палочки магия его не слушалась почти совсем, он будто бы стал сквибом. Даже Фоукс не откликался на призыв…

Вальбурга Блэк не ожидала таких гостей. Рыжеволосая Поттер, которая шипела что-то сыну и тот мало того, что понимал, но и отвечал, поразила Блэк в самое сердце. Что угодно, но эта женщина не могла быть грязнокровкой. А если учитывать еще и то, что она была возвращена Смертью, то произошло что-то совсем из ряда вон выходящее. Лили медленно успокаивалась, ее глаза перестали сверкать светом «авады», а волосы медленно складывались во вполне приличную прическу. Девушка начала улыбаться и первым делом представилась Вальбурге, выполнив идеальный книксен, что с ребенком в руках было непросто.

— Леди Лилиан Поттер, Леди Блэк, — произнесла женщина с манерами и взглядом аристократки. — Мой сын, Наследник Поттер.

— Крестник Сириуса, — кивнула Леди Блэк, улыбнувшись. — Добро пожаловать домой.

— Спасибо, — кивнула Лили и сразу же спросила: — Мне бы ребенка покормить?

— Пойдем, позавтракаем все вместе. А потом поговорим.

***

— Министр, меня не интересуют ваши отговорки, меня интересуют объяснения! — Ее Величество была в ярости.

Уже готовая к тому, что русские нанесли удар, она услышала лишь отбой тревоги, а потом ей привели какого-то сумасшедшего, который задницей разбил витраж десятого века. Сейчас этим мужчиной занимались психиатры, а перед королевой потел Министр Магии. Он не мог объяснить выброса, что сумел придать такое ускорение этому грязному магглу. Это какой силы должен был быть ребенок и что с ним делали? Сообщений о возникновении обскуров не было, никто не колдовал, значит, детский выброс… Но что сказать Ее Величеству? Да и Дамблдор куда-то исчез.

А исчезнувший Дамблдор в это время пытался увиливать от вопросов леди Блэк и леди Поттер. Но женщины были злы, заботились о своих родных, а потому Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор внезапно оказался в пыточной. Вальбурга оказалась весьма знающей волшебницей и при помощи спокойно смотрящей на все это действо Лили она спокойно вытаскивала из Дамблдора его «великий план». Как в Азкабане оказался Сириус, почему в Мунго попали Лонгботтомы, кто ответственен за то самое пророчество… И полетела сова в ДМП, а другая — в МКМ, ибо министру обе женщины не доверяли, а вот Отдел Тайн стоило бы подключить.

Прошло совсем немного времени, и вернулся Сириус. А потом он, конечно же, женился на Лили. И было у них четверо детей. Счастливая Вальбурга обожала возиться с внуками. И все стало хорошо.

Меня зовут Гарри Поттер-Блэк. Когда я был маленький, мои мама и папа умерли, потому что их убил страшный темный лорд, и меня отдали тете, которая меня не любила, а ее муж и сын меня вообще ненавидели и делали очень больно каждый день. Бывало, что не кормили, но однажды мама вернулась, чтобы спасти меня. И все стало хорошо. У меня самая лучшая мамочка на свете, которую даже смерть не остановит! И папа Сириус тоже самый-самый лучший! И сестрички с братиком, которых я очень-очень люблю. Потому что у нас все хорошо.

***

— Мия! Мия! Смотри, они счастливы!

— Спасибо вам, тетя Смерть и дядя Творец!

Счастливые дети скачут вокруг улыбающихся взрослых. А на объемной проекции счастливо улыбается большая семья, не знающая войн, боли и преждевременных смертей. Счастливо улыбается ребенок, познавший ненависть и страдания, но ради которого две маленькие девочки перевернули мир, потому что даже демиургам больно видеть детские слезы.

***

Самое короткое за всю историю Хогвартса эссе по Истории Магии на тему «Чем Дамблдор отличался от Гриндевальда», получившее оценку «Превосходно», состояло всего из одного слова: «ничем».

Заявка на Мир

— Девочки, посидите тихо, мне тут нужно выполнить одну заявку.

— Ой, Мия, а что это такое?

— Это заявка на Мир. Вот смотрите, берем две души, — девушка подвесила над уголком стола две сияющие искорки, которые дергались, будто стремились куда-то.

— А почему они дергаются?

— Потому что у них там ребенок один остался, Тринадцатая.

— Ой, а что такое «слэш»?

— Это… хм… — девушка слегка покраснела. — Это когда мальчики любят мальчиков, Шестая.

— Ой… а это как?

— Непросто, чудо мое.

— Мия, тебя к ректору зовут!

— Иду… Так, дети, сидите смирно и не хулиганьте, я скоро приду.

— Шеста-а-ая, а, Шестая…

— Чего тебе?

— А давай мы это… ну… сами, а?

— По ремешку соскучилась?

— Да ничего не будет, все порадуются!

— Да? Ну… давай… С чего начнем?

— Мия сказала, что «слэш» — это когда мальчики любят мальчиков. Я вот тут вижу только двух, которые мальчиков любят. Давай им любилки отломаем?

— А без любилок не будут любить, и тогда будет по заявке, да?

— Да!!!

Горестно взвыл высоким тенором Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, обнаружив утром свое самое ценное, кроме Бузинной Палочки, отдельно от основного тела, а из Нурменгарда вторил ему тоскливый вой Геллерта. Проклятия тысяч мам, потерявших своих детей, нашли свою цель. Альбус Дамблдор ввалился в больницу святого Мунго, поражая привет-ведьму опернымтенором, который, впрочем, звучал сейчас, как сирена воздушной тревоги. В его руке, завернутое в пергамент, находилось нечто продолговатое. Бладжером проскочив к целителю Сметвику, Альбус Дамблдор бережно развернул принесенное и с надеждой посмотрел на Гиппократа. Целитель с удивлением уставился на принесенное, потом на Альбуса, потом опять на принесенное, потом продиагностировал, осмотрел Дамблдора и, тяжело вздохнув, покачал головой. Дамблдор с размаху сел в кресло и обреченно завыл.

— Здорово получилось, да?

— Да-а-а-а!

— Теперь надо две души положить на место и еще узнать, если этот, который уже без писи, гад или не гад…

— Тринадцатая, а нам за письки не влетит?

— Скажешь, что я виновата, хорошо?

— Тебе же тогда больше достанется! Я так не согласна!

— Ты хорошая, — и две маленькие девочки обнимают друг друга.

— Давай этих двоих пихать?

— А куда? Они хотят к ребенку, а тут нет дырочки, чтобы запихнуть.

— А где есть?

— Вот и вот…

— Давай в эту?

— Давай!

Лили проснулась внезапно: только что перед глазами был зеленый луч убивающего проклятья — и вот уже она открыла глаза. Суматошно вскочив, девушка обнаружила, что находится в своей комнате старосты Гриффиндора. Взгляд на форму убедил ее, что она не заблуждается. Что же случилось? Об этом можно было подумать потом, а пока… Джеймс! Гарри! Быстро, путаясь в одежде, сдавленно ругаясь, она натянула на себя форму и выскочила за дверь.

Джеймс проснулся внезапно. Добровольно принеся себя в жертву, он надеялся, что Лили и Гарри выживут, потому что Темный Лорд теперь не властен над ними, но что-то подарило ему жизнь. Судорожно вздохнув, он подпрыгнул на кровати. Спальня Гриффиндора, привычная и знакомая за семь лет учебы. Джеймс рванулся в туалет, чтобы посмотреть на себя, и увидел отражающегося в зеркале пацана. Не было полученных в стычках и рейдах шрамов, не было усталости в глазах. «Пятый или шестой курс», — подумал Джеймс, и тут еще одна мысль вытеснила из головы все остальные. Лили! Гарри! Быстро, как в учебке Аврората, одевшись, он выскочил за дверь.

Они влетели в гостиную почти одновременно и замерли, увидев друг друга. Медленно, словно не веря в свое счастье, два гриффиндорца двинулись навстречу друг другу. Что-то было в том, как они шли и как смотрели друг на друга. Что-то было такое, что все, находившиеся в гостиной в тот момент, замерли, глядя на них. А их магия бурлила, поднимая в воздух мелкие предметы, нетерпеливо подталкивая этих двоих друг к другу. Они шли и смотрели друг другу в глаза, их руки будто бы жили своей жизнью, и вот, когда оставался только шаг, этих двоих будто бросило в объятья друг другу.

— Лили!

— Джеймс!

— Лили…

— Джеймс…

Взяв в руки ее лицо и нежно целуя любимые глаза, целуя его руки, чувствуя такие родные губы. Как родные, бесконечно родные люди, они ощущали друг друга, целовали руки и лица, пока, наконец, не слились в нежном поцелуе под аплодисменты замершей гостиной. Он прижимал ее к себе, как самую большую драгоценность… Она прижималась к нему, как к единственному защитнику… И все было неважно, кроме них двоих. Попытавшийся прокомментировать третьекурсник получил невербальное беспалочковое «силенцио», пожелавший хлопнуть друга по спине Сириус улетел куда-то вглубь гостиной. В этот момент они не существовали здесь. Существовали лишь он, она и их поцелуй.

— Ой, как красиво…

— Ага, Шестая… Это любовь, так Миа говорит…

— Какие они хорошие…

— Да… Теперь им надо темного лорда убивать.

— Это какого?

— Ну… Сначала того, который на клочки разорвался…

— Как говорит папа: трудно жить без мозга.

— Ага… А со вторым что делать будем?

— А он гад? Тут написано — на усмотрение, а как усматривать?

— Не знаю… А давай его спросим?

— Давай!

С недавних пор Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор не мог ни на чем сосредоточиться. Его преследовали две девочки… Девочки были маленькими, лет пяти-шести, но не только это было проблемой. Во-первых, их видел только он, а во-вторых, заклинания на них не действовали. Никакие, даже «авада». И вот эти девочки днем и ночью расспрашивали «Великого Светлого» о том, не «гад» ли он… Дамблдор был готов выкинуть все планы и тихо сдохнуть, но от детей спасенья не существовало.

— А ты девочек обижаешь?

— Нет!

— А ты детей лупишь?

— Нет!

— А ты конфеты любишь?

— Да!

— Не гад, получается…

— Погоди, Тринадцатая, это только первая тысяча вопросов, — сказала маленькая девочка, показав огромный, больше ее самой, свиток.

— У-у-у-у, — тихо взвыл Дамблдор, обращая на себя внимание коллег.

— Что-то с Альбусом не так, — сказала как-то Минерва МакГонагал. — Поппи, посмотри его, пожалуйста, незаметно.

А Джеймс рассказывал Сириусу и Рему про то, что ему с Лили удалось пережить. Слухи о том, что Эванс сдалась Поттеру, уже выплеснулись за пределы факультета, но, глядя на эту счастливую пару, каждую минуту стремящуюся проводить вместе, ни у кого не возникало и мысли усомниться в правдивости этих слухов. Профессора улыбались, глядя на них, Снейп злился и придумывал планы устранения Джеймса, а Дамблдор о чем-то говорил сам с собой.

— Сохатый, надо устранить этого недолорда, пока он не вошел в силу, — сказал Сириус.

— Но как? — спросил Джеймс, увидев в ответ лишь характерное движение, выглядящее как скручивание и отрывание чего-то.

— На каникулах всех приглашаю к нам, надо с родителями посоветоваться, — сказал Джеймс.

— Но как же я, твои же родители… — прошептала Лили.

— Поттеры всегда женятся по любви, они тебя примут, — уверенно ответил Джеймс Поттер.

И полетели последние недели учебы, а как только начались каникулы… Оказалось, что душа Лили долго не могла покинуть Гарри, потому видела и что сделали с Сириусом, и что — с Гарри потом. Это всплыло в памяти внезапно, будто вспышка озарила Лили, когда она увидела сестру. И тогда Лили просто без слов вцепилась в волосы Петуньи, ошалевшей от такой реакции на ее «уродка». С трудом расцепив девушек, мистер Эванс аккуратно расспросил Лили, что привело ее к такой реакции…

— Вам нельзя ехать на Рождество к родным, потому что будет автомобильная катастрофа и вы умрете. А в 81-м умру я, и моего сына отдадут этой… — ненавидящий взгляд в сторону ошарашенной Петуньи.

— Ты видела будущее, дочка? — миссис Эванс помнила, что бабушка рассказывала о ведьмах и колдунах, все больше убеждаясь в том, что когда-то давно в семье были волшебники.

— Да, мамочка… Эта… Она называла моего Гарри уродом, ты представляешь? — Лили горько плакала, вспоминая о будущем.

— Так… Я все понял, — посмотрел мистер Эванс на Петунью тяжелым взглядом, отчего та задрожала. — Ты хотела к своему Джеймсу, Лили? Вот и езжай до августа. А мы пока поговорим.

Счастливая девушка убежала, а мистер Эванс, тяжело вздохнув, начал расстегивать поясной ремень. Миссис Эванс все еще плакала от откровений Лили, потому никак не отреагировала на действия мужа.

— Что-то я упустил в твоем воспитании, Тунья. Иди-ка сюда…

***

Как и говорил Джеймс, его родители приняли Лили хорошо, а посмотрев на то, как молодые люди заботятся друг о друге, как смотрят и как поддерживают один другого, настояли на немедленной магической помолвке. И только когда смущенная Лили рассматривала подаренное самой Магией колечко, молодые люди перешли к делу.

— Джеймс, может, проще слить воспоминания в Омут памяти?

— Любимая, я не знаю, есть ли у нас этот артефакт, — задумавшийся Джеймс растрепал свою непослушную прическу.

— Род Поттер — древний род артефаторов, молодой человек, — веско сказал Карлус Поттер, призывая большой артефакт, более всего похожий на миску. — Конечно же, у нас есть Омут памяти.

Артефакт был большим, и туда поместились все, кроме Джеймса и Лили. Влюбленные хотели побыть наедине друг с другом в течение времени, пока остальные будут смотреть историю будущего. Сириус каким-то образом уговорил присутствовать даже Вальбургу с Орионом и Арктурусом, несмотря на то, что они были в ссоре. Прошло два часа, абсолютно не замеченные влюбленными, стремящимися лишить друг друга миндалин, когда старшее поколение вывалилось из Омута. Карлус и Орион абсолютно одинаковым синхронным движением наградили подзатыльником своих сыновей. Сдвоенное «ай!» заставило улыбнуться женщин, но Сириус не зря потом стал аврором, он кое-что усмотрел в картине убийства Лили и попросил всех еще раз просмотреть этот момент.

— Смотрите, откуда вылетело заклинание. Если провести прямую, то получится, что этот недолорд не мог выпустить заклинание, если только не научился колдовать локтем.

— Мантия-невидимка, — понял Джеймс.

Рассматривая сцену до и после с разных точек, пытаясь определить, кто был под мантией, друзья увидели полдюйма высунутой из-под мантии палочки. Это была палочка Дамблдора.

***

— Получается, он гад?

— Но он же сказал… ой! Пошли спросим!

— Дядя, а ты можешь в девочку заклинанием пульнуть?

— Да! Да! Да! Авада кедавра!

— Ах ты гад! — вскричала маленькая девочка и стукнула Дамблдора по голове чашей Хафлпафф.

В этот момент произошло несколько событий. Во-первых, заклинание чуть не попало в Минерву МакГонагал, которая в ответ мгновенно спеленала шефа всем, что помнила и знала, а знала она много. Во-вторых, крестраж в чаше на голову Великого Светлого рассчитан не был и потому развеялся со стоном. Крестраж был рассчитан почти на все — и на дробление, и на пожар, и на наводнение, и даже на кислоту. Только яд василиска и Адский огонь могли его уничтожить. Оказалось, что голова Дамблдора также справляется с этой миссией.

Прибывшие авроры проверили палочку Дамблдора, сильно удивились и забрали его с собой, а Фоукс…

— Ой, какая птичка красивая!

— Давай ее себе заберем? Дяде она уже точно не понадобится, да и нельзя гадам такую красоту давать, да, птичка?

— Давай! Давай!

…а Фоукс, издав торжествующую трель, медленно растворился в воздухе.

***

— Слышали, Дамблдор пытался убить МакГонагал?

— Ого! А чего это он вдруг?

— Говорят, с ума сошел, в Мунго сейчас.

— Значит, эта проблема решена. Что будем делать с недолордом?

— Проклянем, чтобы сгнил заживо, — твердо сказала Вальбурга Блэк. — Пророчество ему в одно место…

И Блэки прошествовали в Ритуальный Зал. Черный-пречерный ритуал начался… Лилась кровь жертвенных баранов, звучали воззвания к Хранителю Рода… И явился Хранитель Рода на зов. И рассказал Блэкам про крестражи Темного Лорда. Проклясть разделившего душу нельзя — он уже проклят. Но Блэки и Поттеры, совершенно озверевшие от открывшихся новостей, подключили Отдел Тайн, где у Карлуса работал старый друг.

Для Тома Марволо Реддла, называвшего себя лордом Волдемортом, арест и последующее заключение оказались полнейшей неожиданностью, хотя он и сумел ранить нескольких авроров при задержании. А его слуги ужаснулись от того, что с собой сделал этот полукровка. И дементоры славно попировали, сожрав остатки души этого сильного, но абсолютно сумасшедшего волшебника. Так и закончилась эта история…

— Что вы тут натворили?

— Ой, Мия! Мы все по заявке сделали!

— Да где же по заявке! Вот оставь вас ненадолго одних… — расстроилась девушка.

— Ну Мия… Ну не надо плакать… — девочки сами почти плакали.

— Ну Мия… По попе, да?..

— А это как автор заявки решит, так и будет, — грустно улыбнулась девушка.

И две маленькие девочки жалобными, полными слез, глазками, выражавшими страх и надежду, посмотрели на автора заявки.

Гермиона и злодеи

Когда пал Господин, это почувствовали все. Метка отдалась такой сильной болью, куда там круциатусу. Когда Белла пришла в себя и увидела потускневшую метку, она выла и кидалась на стены, Рабастана и Рудольфа, хотя последний, зная нрав своей жены, успел убежать. Рабастан убежать не успел, а стенам бежать было некуда.

Услышав о первых судах, Белла очень быстро сообразила, что им троим светит северный морской курорт с дементорами, потому собрала совет.

— Мы должны отмазаться от тюрьмы, — сказал грубый Рабастан, долгое время общавшийся с отребьем в Лютном.

— И как?

— Скажем, что были под «империо», а чтобы не цеплялись, ребенка заведем.

— Ребенок — это не мгновенно, — заявила умная Белла, — это девять месяцев, если повезет.

— Да, за девять месяцев нас заметут, — глубокомысленно заявил Рабастан.

— Я придумала! Надо грязнокровку украсть и выдать за свою! — выдала Белла гениальную идею.

На том и порешили. Побежали, значит, Лестрейнджи в магловский Лондон грязнокровку искать. Искали они, искали… И мусорки все перерыли, и дома терпимости, но все никак. И тогда увидели они девочку в руках маглы. Сильную такую, от ее силы аж лампочки лопались, на что отец девочки ругался нехорошими словами, поминая Китай. И вот решили они, значит, чью-то радость и отраду умыкнуть. Темной-темной ночью прокрались злодеи к маленькому уютному домику и…

— Мия, а что они делают?

— Они думают, что похищают ребенка, ты кушай, кушай.

— Но так нечестно! Вот я им!

— Вы чего тут забыли? — появилась перед Беллой маленькая девочка в золотом сиянии.

— Мы это… — туманно объяснила Белла.

— Нам бы ребеночка, — скорчив рожу, сказал Рудольф.

Наверное, он считал такой оскал умильной рожицей. Девочка аж отшатнулась.

— Именно этого? — спросила девочка, все закивали. — Но так нельзя… Ладно!

Махнула она рукой, и малышей в доме стало двое. Один из малышей подплыл по воздуху к Белле.

— Вот вам ребеночек. Забирайте и бегите!

— А если… — начал Рабастан.

— Тетю Магию попрошу — будете палочкой только в зубах ковыряться, — пригрозила девочка.

Злодейские злодеи устрашились страшной угрозы и исчезли в ночи, унося с собой малышку, которой было едва два годика. Вернувшись в поместье, Белла начала прыгать от радости, поэтому ребенок проснулся и заорал. Девочка кричала и плакала, что теперь она всегда-всегда будет верить в сказки и страшных ведьм и очень просит вернуть ее маме, но Белла сказала, что теперь она — ее мама. Гермиона подумала и решила, что раз злая колдунья не хочет возвращать ее маме, то сама виновата.

И начала жить маленькая Гермиона у страшных злодеев. Надо сказать, злодеи в ней души не чаяли, попу не били и кормили от пуза. А то, что учили манерам, так это неплохо, вон сколько вилочек, которые можно в Раби магией покидать. Потом ее пару раз раздевали догола, что девочке не нравилась, что-то пели, но после этого она стала похожа на маму Беллу. Когда подросла, узнала, что это называется ритуал. Мама Белла очень любила читать нотации, а Гермиона — ставить ловушки. Папа Руди пару раз даже хотел за это набить попу Гермионе, но мама Белла сама его набила о стены. После этого папа Руди не хотел бить попу Гермионы, а дядя Раби сказал, что нельзя такую попу бить, она хорошая, поэтому ему доставалось ловушек меньше всех.

А потом Гермиону переименовали в Лиру, чтобы она меньше бесилась, и Лира стала меньше беситься. Только пару раз взорвала лабораторию и один раз столовую. За это ее поставили в угол, в котором она и уснула. А потом был большой семейный совет о том, как наказать Лиру, потому что попу бить мама Белла не дает. Так ничего и не решили, только дядя Раби сильно кричал и плакал.

Белла сдувала пылинки со своего маленького чертенка, и когда та заявила, что хочет еще братиков и сестренок, с готовностью отправилась искать детей. Так как Белла меры не знала, то скоро в поместье было восемнадцать детей, собранных со всей Европы, которые у себя там были сиротами. Рабастан пытался сбежать, но его не пустили дети, которые хотели лошадку и кататься. Руди смирился. Белла была счастлива, а авроры боялись приходить к ним в поместье, потому что сразу же становились лошадками. Как можно отказать малышу?

— Тринадцатая, что ты им там в голове подкрутила?

— Я ничего… я просто хотела, чтобы они любили детей…

— М-да… Любят, не поспоришь, — вздохнула девушка и налила еще сока. — Бери печенье.

***

Настала пора Хогвартса. Первой пришло письмо Лире, и она была счастлива. Наконец-то она уедет отдыхать от этого детского сада. Все-таки такое количество детей — это очень много и очень хлопотно. Пока ехала в поезде, девочка наслаждалась. Тишина, покой, никто не дергает, никто не описался, ни у кого ничего не болит. Вот оно, счастье!

Потом было распределение, и ее… Ее отправили на Хаффлпафф! А она так хотела отдохнуть! Но шляпа сказала, что такие нужны именно там и что там Лире будет хорошо. Мама Белла была счастлива, что не Гриффиндор, куда поступил Герой сотоварищи. Лира рассказала барсукам о своей семье и стала героиней на своем факультете. Потому что старшая из восемнадцати детей — это сильно. Это даже Уизли такое не могут.

— А мы думали, вы темная семья, — говорили барсуки.

— Мы очень разная семья… А вот когда папа хочет набить кому-то попу, то тогда точно темная, потому что мама против, а когда мама против, то трясутся стены.

А потом Лира узнала, что в замке водится цербер, она сразу же побежала смотреть и кормить собачку. Собачке понравилось, и с тех пор у Лиры была возможность отдохнуть в ее шерсти, потому что собачка охраняла Лиру. Когда профессор Квирелл хотел обидеть собачку, Лира кинула в профессора мамино любимое заклятье, а цербер закопал то, что осталось от профессора, в какашки. Из профессора Квирелла вылетел черный дух и куда-то полетел, а Лира продолжила спать.

Директора Дамблдора собачка тоже не пустила, а когда золотое трио решило поприключаться, то Лира просто открыла им люк и спихнула вниз, чтобы спать не мешали. Так и закончился год, и пришлось возвращаться домой к папе и маме. И к восемнадцати сестричкам и братикам. А дома Лира рассказала, что Избранного отдали маглам и они его не любят. В общем, через день их стало двадцать, потому что заучка с Гриффиндора не хотела отпускать своего Избранного в жутко темное семейство. Через месяц она считала, что это Гриффиндор — факультет темных магов, потому что как же можно не любить детей.

— Мия, а нам за это по попе не дадут?

— Не дадут, чудо мое, — рассмеялась девушка. — Та, которая хотела бы, она добрая, у нее рука не поднимется… наверное.

Летом к ним приходил домовик, о чем-то с Поттером поговорить хотел, но не успел. Он теперь любимая игрушка десятка детей. И не сбежишь. А потом они поехали в Хогвартс. Они — это Лира, Герой, Заучка, которую звали почему-то так же, как и Лиру раньше, и еще шестеро, которым пришел черед поступать. Новенькие, распределившись по всем факультетам, быстро сколотили банду, справиться с которой могла только Лира. Ее боялись, потому что мамы здесь нет и защитить от крепкой ладошки некому.

А потом какая-то змейка начала окаменять детей, и Лира написала маме. А мама примчалась в тот же день, и змейка пожалела. Змейку потом нашли завязанной морским узлом в женском туалете. А девочку, которую кушала тетрадка, нашли на полу, а тетрадка упала в люк, который никто не смог открыть. Поттер смог бы, но у Лиры и Гермионы была тяжелая рука, и огребать сразу от двух девочек он не хотел.

А потом были опять каникулы, и опять все вместе. А когда на третий год прилетели дементоры, то мама не пустила детей в школу. Сказала, что пусть этот бородатый овощ сам приключается, потому что у нее дети и их всех жалко. Приходил Дамблдор, стал лошадкой… или козликом? В общем, он попался младшим, у него забрали палочку и катались, пока мама кушать не позвала. Дамблдор оказался невежливым, даже не попрощался. Гермиона, которая Заучка, сказала «фу таким быть», и все согласились. Потому что да, фу же.

А на четвертый год был турнир, куда затащили приключаться и Гарри, но… Отмазать не удалось, зато Дамблдор теперь без бороды, Фадж лысый, а Каркаров вообще убежал. На бал Поттер пригласил Лиру, на эту тему они с Заучкой даже немного подрались. Почти никто не пострадал, только профессор ЗОТИ, но он оказался ряженным и все равно приговоренным, поэтому девочек не наругали. После бала Лиру попробовали украсть, но не вышло, а еще она маме пожаловалась, и все. Совсем все. Турнир завершился досрочно. Потому что от мамы все убежали — и Дамблдор, и чемпионы, и русалки, и соплохвосты, и даже какой-то Темный Лорд. Он сказал, что так возрождаться не согласен. А потом Поттер долго выбирал, кого ему пригласить на свидание, и Заучка уехала с Крамом в Болгарию.

Так у Героя пропал выбор, пришлось приглашать маму. А потом они поженились. И у них родилась я.

Закончившая рассказывать историю семьи маленькая девочка подмигнула Тринадцатой, которая где-то вдали засмеялась и захлопала в ладоши.

Вернуть маму

Лили устроилась в купе с подружкой, СОВ остались позади, и теперь можно было отдохнуть в приятной компании, потому что количество предметов уменьшилось. Как только поезд отправится, надо будет пройти по вагонам, успокоить будущих первачков. Как давно и они так же ехали в первый раз, на что-то надеясь, о чем-то думая, чего-то боясь.

Делясь с Марлин новостями, Лили не заметила, как дверь купе открылась и в ней показался мальчик. Он смотрел на Лили, и было в его широко раскрытых глазах что-то такое, что Лили повернулась к ребенку, возможно, заблудившемуся. Перед ней стояла копия Поттера. В дрянной одежде очень худая копия Поттера с пронзительными зелеными глазами. Губы мальчика шевелились, он смотрел на Лили не отрываясь. Так в церкви смотрят на иконы — с надеждой, страхом и каким-то неземным восхищением. Внезапно мальчик покачнулся и медленно завалился… Он был без сознания. Только теперь Лили рванулась к нему, подняв какое-то слишком легкое тело, замерла на минуту и уложила на сидения. Марлин в это время сидела, замерев, будто проглотила палку. Лили попыталась привести мальчика в себя, но ничего не получалось.

— Это брат Поттера? — наконец отмерла Марлин. — Но у него нет братьев, я точно знаю. И у него твои глаза. Что это, Лили?

— Я не знаю! И он не приходит в себя! — на грани паники ответила гриффиндорская староста. — Но дышит… Позови сюда Поттера, пожалуйста. Если это его брат, пусть родителей вызовет, что ли.

— Поттера? Сюда? — удивилась Марлин, но потом кивнула и куда-то ушла.

А мальчик лежал, никак не реагируя на похлопывания и тормошение. Лили уже была в совершеннейшей панике и думала бежать к машинисту, чтобы вызвать помощь. Но тут вернулась Марлин с Джеймсом, которого Лили терпеть не могла.

— Что тут у вас произошло, что Эванс снизошла до Поттера? — весело начал парень, но, увидев мальчика, запнулся. — Это кто?

— Разве это не твой брат? Вы же с ним как две капли воды! — сорвалась Лили.

— Тише, тише, — обняла ее Марлин, — сейчас поможем.

Достав обычную аптечку, она перебрала флакончики, после чего вылила что-то вонючее на клочок ваты и сунула мальчику под нос. Зеленые глазки открылись, и мальчик заплакал. Вот так, без перехода, открыл глаза, увидел Джеймса, Лили и Марлин… И расплакался. Плакал он очень тихо, только слезы текли нескончаемым потоком, и Лили почему-то было больно на это смотреть. Девушка не выдержала и, присев, взяла ребенка на руки, отчего тот вздрогнул и задрожал. Увидевший это Джеймс явно напрягся и немедленно вызвал домовика, передав через него письмо. Лили качала мальчика на руках, а тот вцепился в девушку своими ручками. Лишь наклонившись к мальчику, Лили услышала «мама… мамочка… не бросай меня… без тебя так плохо… мамочка». Мальчик при этом смотрел на нее и шептал, шептал без остановки. Девушка почувствовала, как по ее лицу потекли слезы.

— Что такое? — всполошилась Марлин.

— Он зовет меня мамой и просит не бросать его, — беспомощно ответила Лили.

Поттер только посмотрел на нее… Что-то было в его взгляде такое, что смутило Лили.

— Когда ты кушал, малыш? — вдруг тихим, спокойным голосом спросил Джеймс ребенка.

— Наверное, позавчера, — тихо ответил мальчик. — Тетя Петунья дала мне целую сосиску.

Лили посмотрела на Джеймса в панике. Петуньей звали ее сестру, но как же так? Так не может же быть?

— Значит, ты хочешь кушать? — продолжал спрашивать парень, протянув руку и погладив мальчика по голове, и ребенок…

Маленький ребенок потянулся за его рукой, будто прося, чтобы ласка никогда не кончалась, как будто его так редко гладили, что он почти не знает, что это такое. А когда Лили поцеловала мальчика в лоб, он будто замер весь. Марлин смотрела на все происходящее, приоткрыв рот, и глаза ее были полны ужаса. Просто первобытного ужаса. Поттер придвинулся к Лили, поглаживая малыша, выглядящего лет на восемь в лучшем случае.

— Ему сейчас почти все нельзя, нужен бульон и жидкая каша, а то плохо будет, — сказал Джеймс Поттер, и тут раздался хлопок, от которого ребенок слабо пискнул и сильно задрожал, а Лили принялась его успокаивать, гладить, целовать. У малыша снова потекли слезы.

— В чем дело, сын? — спросил появившийся в дверях Карлус Поттер.

— Папа… отец… У нас вот… — тихо проговорил Джеймс Поттер, гладя малыша.

Когда Карлус вгляделся в это лицо, у него ушла из-под ног земля. Он такого не видел уже очень давно. Такой худобы, голодных глаз, страха всего на свете и бесконечного доверия к держащей его на руках девушке.

— Так, рассказывайте.

— Лили, — тихо и как-то ласково сказал Джеймс, — расскажешь?

— Мы сидели в купе, лорд Поттер, когда сюда пришел этот мальчик, он смотрел… он так смотрел… а потом упал и не приходил в себя. Я попросила Марлин позвать этого придурка, пусть присмотрит за своим братом, а он очнулся и стал называть меня мамой и просить его не оставлять.

— Спроси его, как зовут и какое сегодня число и год, — сильно побледнев, попросил Поттер-старший, его младшая версия начала бледнеть, цветом затмевая бумагу.

— Малыш, как тебя зовут? — тихо, почти на ушко, спросила Лили. — И где твои мама и папа?

— Гарри Джеймс Поттер, — ответил малыш. — Моя мама ты, Лили Поттер, а папа — Джеймс Поттер, только вас убил какой-то Волдеморт, и у меня нет папиной фотографии, только твоя, я ее из помойного ведра достал, ее туда тетя Петунья бросила. А сегодня первое сентября 1991 года.

В этот момент будто небо упало на голову Лили. Ее руки задрожали, и она расплакалась, пряча лицо в грязной одежде ребенка. Джеймс, поколебавшись, обнял девушку.

— Гарри Джеймс Поттер… — прошептал Карлус. — Скажи, малыш, а вот эту тетю ты знаешь?

— Нет… Хагрид сказал, что у меня совсем-совсем никого не осталось.

— Хорошо, что Дорея не слышит, — пробормотал Карлус.

А маленький Гарри изо всех сил вцепился в маму, причиняя некоторый дискомфорт, но всем, абсолютно всем было понятно, что даже смерть не сможит их разлучить. Малыш нашел маму. Потом он познакомится и с папой, и узнает его, и полюбит. Это будет потом, потому что в тот миг, когда перед его глазами появилась мама, он поверил и в бога, и в магию.

***

А в это время совсем в другом вагоне Ксено Лавгуд в ужасе смотрел в синие глаза Полумны Лавгуд. Девочка неожиданно появилась в купе и, увидев его, расплакалась. Зашедшая к Ксено любимая Пандора замерла, когда увидела ребенка, а весь вагон, даже, может быть, весь поезд, слышал отчаянный крик ребенка: «Мама! Мамочка!»

И летели совы, и пытались разобраться, что происходит, большие взрослые волшебники. А дети были просто счастливы оттого, что могут обнять маму. Просто почувствовать тепло ее рук. Просто услышать голос. Просто прижаться. А там — пусть хоть небо рухнет, но здесь и сейчас у них есть мама.

— Тринадцатая, опять?

— Я… я… я готова на любое наказание, — зажмурившись от смелости, сказала маленькая девочка.

— Я не буду тебя наказывать, чудо мое, хоть это и не по правилам. Я понимаю тебя…

Чертыхался Творец, выводя реальность в новую ветку, но не мог не улыбаться, глядя на маленькую девочку, которая сделала огромный, самый большой на свете подарок детям. И благодаря этим двоим, возможно, история пойдет по совсем другому пути. Не будет жертв и не будет слез. Не будет горьких слов прощанья у могильного холма. Не будет боли в глазах ребенка, приходящего в Мунго. Всего этого не будет, потому что одна маленькая девочка решила, что надо хоть кому-нибудь вернуть маму.

Рога

— Олень тебя так и не пригласил? — подошел Фред к чуть не плачущей Гермионе.

— Нет… А с Крамом я не хочу, — ответила девушка.

— Пойдешь со мной?

— Пойду, — с безнадежностью в голосе ответила Гермиона.

У Поттера росли рога. Он обнаружил это совершенно неожиданно, принимая душ вечером. Рожки были небольшими и совершенно терялись в его шевелюре. Сегодня он не пригласил Гермиону на бал, хотя хотел, но так и не решился. Чертыхнувшись, Герой Магической Британии побежал в сторону Больничного крыла. Хорошо, что профессиональная этика не давала мадам Помфри смеяться, однако зелья на рога не действовали, проклятия тоже не диагностировалось. Они просто росли.

— Тринадцатая, прекрати немедленно! — вскричала возмущенная таким поведением девушка. — Накажу!

— Это не я… — заплакала маленькая девочка, — это тетя Магия…

— Прости меня, солнышко, — принялась обнимать и успокаивать ребенка наставница.

А у Поттера росли рога. Он поделился этой бедой с друзьями, и верная Гермиона попросила родителей прислать напильник. Теперь друзья помогали Поттеру пилить рога. Однажды недопиленный кусочек рога Поттера упал в котел на зельеварении, сотворив из его варева идеальное зелье, что шокировало Снейпа. Теперь в рога Поттера вцепилась Гермиона, желающая исследовать этот феномен. А феномен рос. Медленнее, когда Гермиона была рядом, и намного быстрее, когда она была с кем-то другим. А стоило Гарри прикоснуться к Джинни или другой девочке, как рога вырастали молниеносно на несколько сантиметров.

— Тетя Магия, а за что ты его так?

— Потому что он олень. А у оленя должны быть рога.

— Разве он не может быть с другой девочкой?

— Тринадцатая, посмотри сама!

— Ты права… А почему тетя Судьба плачет?

— Ей жалко их всех…

Наступил день бала. Спилив рога заподлицо, Гарри Поттер повел свою партнершу к залу, когда увидел счастливую Гермиону и Фреда. Тоска на миг тронула сердце мальчика, но он сказал себе, что надо радоваться за друга, ведь у него есть Джинни. Мальчик старательно убеждал себя в том, что у него есть Джинни и он ее любит. В этот момент он почувствовал, как рога тронули волосы, и начал молиться, чтобы никто этого не увидел.

Фред вел в танце наслаждавшуюся каждым движением Гермиону. Вальс звенел в зале, наполняя тело легкостью. Это было прекрасно. Только где-то там, на дне души, жила грустинка, она была как маленькая Гермиона, которая сейчас сидела в темноте и горько плакала. Но танцующая Гермиона закрыла грустинку и старалась о ней сейчас не думать. Не думать, что хотела бы сейчас ощущать совсем другие руки и видеть совсем другую улыбку. По грусти в глазах Фреда девушка почувствовала, что он понимает ее.

Вальс у многих пар закончился поцелуем, потянулся губами к Джинни и Поттер, но вдруг что-то оттянуло голову назад, и мальчик чуть не упал. Минуту весь зал молча смотрел на большие ветвистые рога мальчика-который-выжил. Девочки находили рога довольно красивыми, а Поттер пытался сделать что-то, чтобы не свернуть себе шею. Громкий хохот сотряс зал. Не смеялась лишь Гермиона. Одна из всего зала. Только она.

— Ну что, ты видишь? — воскликнула Магия, показывая на слезинку Гермионы, которая не смеялась.

— Ну почему он такой олень!

— Над любовью мы не властны, малышка, — прижала к себе хнычущего ребенка наставница.

Прошел второй тур, потом и третий… В тот момент, когда Гарри получил круциатус, сердце Гермионы замерло, и она прижалась к Фреду, который ее поцеловал… В общем, Волдеморта Гарри забодал. Так он и появился перед колдокамерами — грязный, оборванный, с одним обломанным рогом и головой Волдеморта на уцелевшем роге.

Трибуны замерли… Фадж упал в обморок, а Гарри еще потряхивало, поэтому он ничего не сказал. Пролетело время, пока наконец не случилось то, что должно было случиться.

Гермиона гуляла под ручку с Фредом, который чувствовал, что с ним она пытается отвлечься от Гарри. Парень не был глупым и видел, как Гарри и Гермиону тянуло друг к другу, но не мог понять, почему те так сопротивляются этому. А у Гарри росли рога.

***

Очередное воскрешение Волдеморта произошло в конце седьмого курса, когда уже казалось, что все позади. На этот раз Гарри просто похитили, чтобы потом заавадить на месте. Вновь было кладбище, вновь котел и восстановленный из последнего крестража Волдеморт, но на этот раз злобное существо просто послало «аваду» в связанного Гарри, не давая тому ни одного шанса. В далеком Хогвартсе упала без чувств девушка.

Призрачный вокзал расстилался перед мальчиком, вот появился и Дамблдор, но Гарри не хочет возвращаться. Его ничто не держит в том мире, совсем ничто. Погиб в стычке с Пожирателями Сириус, у Джинни новый парень, Гермиона… Пусть она будет счастлива с Фредом, она заслужила.

— Вот и кто теперь его вернет? Без него им не победить!

И в этот момент перед Гарри появилась маленькая девочка.

— Ты должен вернуться, а потом поговорить с Гермионой. Ведь ты ее ни о чем никогда не спрашивал, олень! Вы с ней — два оленя! Вернись, немедленно! — заплакала девочка.

Мадам Помфри смотрела на лежащую без чувств девушку с удивлением и жалостью. Состояние девушки напоминало кому, а сквозь копну неухоженных волос пробивались изящные рожки. Теперь и у Грейнджер росли рога.

— Ай! Мия, за что?

— Зачем ты полезла, а? Ты знаешь, что за такое бывает?

— По попе…

И потом, когда Волдеморт был повержен, Гарри пришел к Гермионе. Присел на койку рядом с очнувшейся девушкой и долго говорил ей, что он олень и дурак. Что любит ее и не может без нее жить. Но что принимает ее любовь к Фреду и не будет им мешать. А девушка плакала. Слезы катились по ее лицу, и она совсем не могла их остановить. Поэтому Герой Магического Мира получил по рогам. А потом она поцеловала его со всей накопленной нежностью. Потому что очень любит этого оленя. Потому что сама такая. Потому что нельзя даже помыслить жизни без него. И в миг их признания, в тот самый миг наивысшей нежности поцелуя, когда они обрели наконец то, чего были лишены по собственной глупости, рога исчезли у обоих.

— Вот, а ты боялась, тетя Магия!

— Ты наше солнышко, — обняла и расцеловала девочку Магия.

— Ваше солнышко сейчас по попе получит, наверное… — вздохнула девочка и сморгнула слезинку. — Потому что вмешалась же…

Девочку же не будут обижать?

— Тринадцатая, давно по попе не получала? Что ты задумала?

— А тетенька Автор Заявки сказала, что по попе точно не будет, вот! Она хоро-о-ошая! — маленькая девочка поцеловала Автора Заявки куда достала.

— Кто же спорит, — улыбнулась наставница. — Ну а все же?

— Вот, — показала девочка на маленького мальчика, тихо плачущего в чулане, — он к маме хочет.

— И ты что сделала?

— Ну… теперь он девочка. Девочку же не будут обижать?

Мне одиннадцать, и очень хочется кушать. Мне всегда хочется кушать, даже когда кормят, хотя кормят меня редко. Вчера я увидела сон, в нем маленькая девочка мне говорила, что все будет хорошо и я попаду к маме. Это был такой волшебный сон, что я проплакала всю ночь. Ой, забыла, меня зовут Уродка Ненормальная, когда дома, а в бумагах я Гарриет Лили Поттер… Кажется — я точно не знаю. Это потому, что маму звали Лили, она была сестрой тети Петуньи, которой меня навязали. Хотя я иногда думаю, что лучше бы убили вместе с мамой, которая была проституткой. Я не знаю, что значит это слово, но явно что-то плохое. Хотя Хагрид сказал, что мама и папа были героями, которых убил какой-то лорд. Но я думаю, это всем сиротам говорят, чтобы они себя чувствовали лучше.

Сегодня я еду в Хогвартс! Это такая школа для волшебников, если мне не почудился Хагрид с голоду. Я знаю, что иногда от голода чудится разное, и у меня такое уже бывало. Мне нужно вставать и делать завтрак для всех, кроме меня, хотя живот сводит от голода и иногда появляются темные пятнышки перед глазами, но я наказана, правда, не знаю, за что. А еще дядя Вернон обещал мне показать сегодня утром, что будет, если меня выгонят из школы и я опять буду его расстраивать своим видом. Надеюсь, я смогу после этого поехать в школу, потому что для того, чтобы поехать — нужно ходить, а не лежать. Лежа в школу не поедешь, потому что поезд. Может быть, в поезде можно будет полежать?

— Какая бяка этот Вернон! — плакала маленькая девочка, глядя на то, что мужчина сделал с девочкой. — Мия, накажи его!

Амбуланс увозил сошедшего с ума Вернона, а Петунья провожала его с горечью. Как же все это не вовремя. И почему вдруг ее мужу пришло в голову себя избивать?

Вот и вокзал… Я не помню, куда идти, еще и ходить больно. Надеюсь, платье достаточно плотное, и никто не увидит… В ушах пока еще тихо пищат комарики, но мне нужно попасть на поезд. Спасибо дяде полисмену, который помог затащить сундук на тележку. Она, наверное, тяжелее меня, но я справлюсь. Я не хочу обратно…

Большая рыжая тетенька подсказала мне, как пройти барьер, и даже подтолкнула меня, отчего я чуть не упала, и я закрыла глаза, делая шаг… Если вдруг останусь в стене, пусть я этого не увижу. По ушам ударил шум, какие-то фразы и крики. Я открыла глаза и увидела волшебный поезд, он был красным и очень старым, хотя выглядел, как новый. Я шла и уговаривала себя, что еще чуть-чуть — и можно будет расслабиться, потому что черных пятнышек становилось все больше и комарики звенели тоже, из-за чего я плохо видела, куда иду.

Какой-то мальчик, скривившись, помог мне засунуть сундук в багажный вагон. Я на него не сержусь, потому что я же ну… Уродка… Понятно же, что мальчик не хочет с такой общаться.

Дважды упав и чувствуя, что сил совсем не осталось, я залезла в вагон и вошла в первое попавшееся купе. Там сидела красивая девочка, в которой я внезапно увидела… У тети Петуньи была единственная фотография с мамой, потому что там были и ее родители. И эта фотография была сделана тогда, когда маме было двенадцать. И эта девочка, которую я увидела, она… Все померкло, и меня выключило.

Когда свет снова зажгли, я обнаружила, что лежу голая на чьих-то коленях. Значит, я сделала что-то плохое, и меня сейчас накажут. От этого я тихо заплакала, стараясь сделать так, чтобы никто не услышал, потому что кричать нельзя, а то еще хуже будет. Почему мне так не везет? Но тут оказалось, что я лежу на коленях старшей девочки, которая испугалась моего плача и принялась меня обнимать, обещая, что больше никто и никогда не сделает мне больно. А я ей сказала, что она моей порченной кровью вымажется и за это ей попадет… Она заплакала и сказала, что не попадет, потому что это неважно, а важна я. Этого я не поняла: почему я вдруг могу быть важной?

А девочка, которая почти тетя, залила меня какой-то штукой, которую назвала «бадьян», и боль сразу ушла. Правда, сначала сильно защипало, но я стерпела. А потом она сразу спросила, как меня зовут, и я честно ответила, что Уродка. А девочка, которая моя мама… ну которая будет, наверное, потому что это же она на фотографии была… она сделала такие большие глаза и заплакала. А потом я осмелела и попросила немножко хлебушка, и почему-то от этого все снова заплакали.

Старшая девушка закутала меня в мантию, не надевая платье, чтобы не тревожить спинку, она так сказала. А я посмотрела на платье, и оно было на спинке и на юбке запачкано красным. Девочка, которая почти тетя, спросила, сколько времени я не кушала… Я сказала, что недолго, всего три дня, и тогда она мне дала супчик, потому что от хлебушка может быть плохо, а я сказала, что я бы хлебушек не ела, а просто сосала — тогда не так кушать хочется. А старшая девочка сказала, что так нельзя, потому что сейчас не времена какого-то Вальда или как-то так, и принялась кормить меня с ложечки супом, потому что у меня сильно дрожали руки. Наверное, я испугалась еще одного наказания и поэтому.

У меня так бывает иногда, когда кушать долго нету. Меня тетя Петунья кормит почти каждый день, ну или мусор посылает выкидывать, а там всегда что-нибудь найти можно. Потом пришли еще старшие девочки и сказали, что имени «уродка» нет, и меня, наверное, как-то иначе зовут, но я не вспомнила то имя, которое в документах, потому что комарики не давали вспоминать. А девочка, которая мама, но она не знает, что она мама, она предложила мне дружить и сказала, что ее сестра тоже зовет ее «уродкой», я хотела сказать, что это тетя Петунья и я ее знаю, но неожиданно уснула.

Пока я спала, старшие девочки меня переодели, и мама, которая не знает, что она мама, даже отдала мне свои запасные трусики, потому что у меня ничего не было, кроме мантий. А потом мы приехали. Была дорога на лодках и через лес, я чуть не упала, но какой-то лохматый мальчик меня поймал, а потом и большой такой зал, там было много людей и детей, и все они смотрели на нас, и меня напугал мальчик, которого Лили, так мою маму зовут, хоть она и не знает, что она мама, назвала «Сев». Он дернул меня за руку и что-то крикнул, а я испугалась и спряталась за маму, которая всего только второкурсница, но не оставила меня одну, потому что это же мама. Ее за это отругала какая-то страшная женщина, и мама почти заплакала, но я защитила маму, пусть она и не знает, что она мама. Я сказала страшной женщине, что ма… Лили так сделала из-за меня, и что если ей так хочется, то пусть лучше меня накажет. А потом пришли старшие девочки, которые были в поезде, и защитили нас с мамой от страшной женщины. Пусть мама не знает, что она мама, но ведь в мыслях ее можно называть мамой?

А потом был кабинет директора, и он пытался узнать, как меня зовут, и я ему честно рассказала, что Ненормальная Уродка, но он не поверил и попросил разрешения «почитать» меня. Я сказала, что если это не очень больно, то я согласна, и спросила, надо ли раздеваться, а директор сказал, что не надо. Директор посмотрел мне в глаза, и я начала вспоминать все, что видела, слышала и… чувствовала. Даже увидела, как меня закрывает собой какая-то женщина и кричит, а в ответ пыхает чем-то зеленым, и она падает.

А потом директор заплакал. Я тоже плакала, но я же девочка, мне же можно, главное, громко не кричать, а тихо плакать можно же. А он плакал и просил у меня прощения, а я не понимала, за что. Директор еще поговорил сам с собой у камина, а потом появился какой-то дяденька, и директор сказал, что я дяденькина внучка, а потом поставил большую миску с чем-то белесым, и дяденька залез туда всей головой. Наверное, это какое-то специальное блюдо, которое едят всей головой, ему виднее, наверное.

А потом дяденька сказал, что он меня заберет на пару дней, чтобы одеть и обуть «как полагается». Он взял меня за руку и куда-то повел. Мне было очень страшно, и я боялась того, о чем говорят по телевизору и в школе. Дяденька привел меня в какую-то комнату и там был еще один дяденька в желтой мантии или халате. Нет, наверное, в мантии, потому что на халате пуговицы, а у него не было. Тот дяденька сказал, чтобы яразделась, и я заплакала. Дяденька в желтой мантии испугался, и подбежал ко мне, и спросил, почему я плачу, а я спросила — он будет меня сейчас наказывать или делать то, что по телевизору и в школе рассказывали. А дяденька замер, как-то очень тепло улыбнулся и сказал, что сейчас будет смотреть на меня, а наказывать не будет. Я решила, что смотреть — это не больно, и разделась, платье больно прошлось по попе, и там стало мокро и опять больно.

А дядя, который меня привел, смотрел такими большими глазами, что мне стало страшно, и я начала закрываться ладошками. Ну то место, про которое в школе пугают. А дядя в желтом попросил меня лечь на кушетку, попой кверху. Я легла и положила подушечку, которая там лежала, куда положено, чтобы не получить еще больше, но он не наказывал меня, а только чем-то смазывал, а подушечку положил под голову. А потом сказал, что я могу одеваться, и отпустил.

Дядя опять куда-то меня повел, и мы оказались в большом месте, как гостиная, но очень большая. Я в таком месте никогда не была. А дядя сказал, что это поместье, и бабушка мне поможет. Тут пришла женщина и спросила, кто я… а я сказала, что это все ошибка, потому что меня зовут Уродка Ненормальная. А эта женщина смотрела на меня, а потом что-то спросила у дяденьки, но комарики в ушах стали сильно-сильно зудеть и снова выключили свет и меня.

— Карлус, как же так? Кто посмел такое сотворить с невинным ребенком?

— Маглы, Дора, маглы где-то в будущем, где нас всех нет.

— Чья она дочь?

— Джеймса и Лили Эванс, магглокровки. Мы сделаем все, чтобы этого не случилось.

— Ох, Карлус…

В Хогвартс я попала только через две недели, потому что из меня часто шла кровь и меня надо было кормить. У меня почему-то плохо шевелились и сильно дрожали руки. Бабушка Дора мне подарила много-премного красивых платьев, а потом сказала, что все будет хорошо. Она очень добрая, несмотря на то, что старается выглядеть суровой. Но это же правильно. А еще она учила меня моему правильному имени и была очень терпеливой, даже ни разу за линейку не схватилась… Хотя иногда ей хотелось, но почему-то не стала.

А потом меня отправили в Хогвартс, и я очень просила Шляпу попасть туда, где мама. И Шляпа разрешила. А потом были уроки, я очень-очень старалась, но у меня не все получалось и вот однажды я не справилась, и наша профессор сказала, что она меня накажет за лень. Я тогда сказала «хорошо» и приготовилась к наказанию, а она почему-то заплакала, обняла меня и сказала одеваться, потому что здесь меня никто не будет так наказывать, а только по-другому. А другие мальчики и девочки, которые это видели, не смеялись. Мальчики отвернулись или закрыли глаза, а девочки плакали. А еще профессор попросила прощения почему-то… Это так странно…

А еще мальчик Сев подружился с «несносным Поттером», и они ходили за нами с мамой. Только мама очень сердилась на Поттера, который, получается, мой папа? Какой-то он несерьезный, правильно мама говорит. А Сев серьезный, но какой-то забитый, как будто и не мальчик. На меня похож. Но мы учились и гуляли.

Скоро у меня начало получаться и больше не снимали баллы. Потому что каждый раз, когда снимали баллы, я все равно приходила к старосте… В первый раз она просто расплакалась, когда я ей сказала, что пришла за наказанием, а потом сажала меня на коленки и все-все объясняла. Хотя я была готова… ну… А она сказала, что никогда такого не будет, потому что я солнышко. И тогда я заплакала, потому что солнышком меня никто никогда не называл. Это было так нежно, что просто хнык…

А потом были каникулы, и меня сначала забрали в поместье, а потом разрешили к маме, которая не знает, что она мама. Там тоже есть бабушка, но другая, и она меня спросила обо всем, а я сказала, что не знаю, что можно рассказывать, и это маму надо спросить, правда, она не знает, что она мама. И тогда мама и бабушка из меня все вытащили, а Лили сказала, чтобы я ее не называла мамой, а я сказала «хорошо» и плакала всю ночь, потому что мама от меня отказалась.

— Лили, не смей!

— Но мама… она на год меня всего младше, какая мама?

— Она из будущего, и там ты для нее — мама. Ее погибшая мама, Лили! Единственный свет в окошке, единственная, для кого она живет. Как ты можешь так поступать?

— Но… Ай! Не надо, мамочка, я больше не буду, я все поняла!

Утром пришла мама и сказала, что она пошутила и никогда от меня не откажется. И мы плакали вместе, а я просила у нее прощения за то, что она умерла из-за меня, и мы снова плакали. Потом приехала ее сестра — страшная Петунья, я ее очень боялась, и бабушка меня обнимала и защищала от Петуньи. А дедушка с бабушкой меня спрашивали, почему я так боюсь Петунью, и я рассказывала, что тетя очень злая и очень страшная. Бабушка плакала и мама тоже, а дедушка сердился, и я хотела пойти за ремешком, но он обнял меня крепко-крепко и сказал, что в этом доме меня никто не обидит.

А потом мы много гуляли с мамой и дедушкой с бабушкой, а Петунья сидела дома, потому что она наказана. А я сказала, что она хоть и страшная, но нельзя же, она же все равно мамина сестра. Мне было очень страшно это говорить дедушке, потому что он сильно сердился, но он со мной согласился, и мы были в парке все вместе. А Петунья обнимала маму, а потом и меня. И говорила, что больше никогда-никогда. Потому что ведь мы семья… А я обещала, что постараюсь ее больше не бояться.

Потом мы еще гуляли, и каникулы закончились. И мы много-много учились, я очень старалась, чтобы маме не было стыдно за меня, поэтому мы с мамой были лучшими на наших курсах. И даже на зельях. А на чарах профессор маленький, но очень умный, и мне очень нравятся чары даже сейчас. А потом опять были каникулы. Мама меня обнимала и говорила, что она гордится, и от этого становилось очень тепло на душе.

А на следующий год пришел директор и сказал, что тот лорд, от которого умерли мама и папа, больше не будет никого убивать и он обещал быть хорошим. Ну… как-то так сказал… Я не все поняла. А потом пришел большой дядька и сказал, что больше никому ничего угрожать не будет, потому что это… контр… сложное слово, я не запомнила. Но точно-точно не будет. И директор, который Дамблдор, этому очень радовался.

— Тринадцатая, ты как лорда перевоспитала?

— Я его в героя, ну который избранный, сунула. Тетя Роза подсказала. И все, он перевоспитался.

— Ох, чудо мое… Вот чует мое сердце, огребем мы все…

— У меня им-му-ни-тет! Хорошая тетя сказала, что я не огребу.

— Мне-то такого хорошая тетя не говорила, а что скажет учитель, я и представить не могу…

И стало все хорошо, и больше не было плохого. Были походы в Хогсмид, были размолвки, но я всегда-всегда слушалась маму, даже если была не согласна. Это же мама! А мама понимала, что я ее всегда послушаю, и стала очень внимательной и осторожной. Однажды она сказала, что со мной сложно, потому что я очень послушная, а я сказала, что она же мама. И она поняла, что я просто не умею иначе.

Мы часто бывали у бабушки с дедушкой, которые меня учили всему, но больше всего я любила быть с Эвансами, даже когда мама уезжала к папе. Потому что с Петуньей я подружилась после того, как перестала ее бояться, и мы любили дурачиться. Бабушке очень нравилось то, что мама и Петунья дружат. Ну и что мы тоже. Потому что семья же…

Поттеры меня учили, как быть настоящей ледью… или как-то так, а еще учили правильно говорить и ходить. Наверное, у меня получалось, потому что однажды бабушка даже сказала, что я хорошо понимаю и без палки, не то что она в свое время. И это была такая похвала… Так здорово было. А еще мне очень нравилось, когда меня хвалила и гладила мама. Девочки в школе говорили, что у меня от этого глаза сверкают, как две звездочки, правда, они не знали, что это же моя мама.

А потом мы опять много учились и выросли. Мама помолвилась с папой, потому что разве может быть иначе? А я… У меня есть Северус. Он хороший. Дедушка был не очень за Северуса, но потом сказал, что я и так настрадалась и нечего меня лишать любимого.

Прошло еще немного времени, и мы поженились. У мамы с папой родилась я и еще два братика, а у меня — доченька Эйлин, которую мы с Севой очень любим. А я, которая маленькая, очень улыбчивая. Я так рада, что у маленькой меня все будет хорошо. Потому что у большой меня все точно хорошо. А Петунья вышла замуж за сквиба из Блэков, кажется, и у нее два сыночка-волшебника. Она такая счастливая!

Ой… кажется у меня, может быть, еще кто-нибудь родится, потому что тошнит и хочется мандаринов с укропом.

Коробочка

— Тринадцатая, спаси!

— Что случилось, Тридцатая?

— Я изменитель уронила… Туда…

— Ой…

Гарри Поттер нашел коробочку, похожую на пульт. На ней были кнопки и два рычажка. Один был похож на джойстик, как у Дадлиной телеприставки, а второй — просто рычажок вперед-назад. Кнопок было шесть и все разного цвета. Гарри еще раз осмотрел странный пульт и нашел маленькую выдвижную антенну, как у вертолетика на радиоуправлении. Мальчик видел такие в магазине. Хмыкнув, мальчик направил пульт на дверь и нажал зеленую кнопку. Под кнопкой появился огонек. Тут дверь резко открылась и появился дядя Вернон, от испуга Гарри дернул рычажок, и дядя Вернон резко исчез. По ступенькам что-то загрохотало. Мальчик сжался от страха, но сова не прилетела, значит, это не магия. Или магия, но другая.

Осторожно спустившись вниз и держа пульт перед собой, он увидел дядю, которого бинтовала тетя Петунья, и Дадли, который жрал. Кушать очень хотелось, но Гарри боялся родственников. Пакостно улыбнувшись, мальчик подергал джойстик. Дадли вдруг выпустил гамбургер и принялся биться головой о потолок. Тетя Петунья завизжала и, когда мальчик рефлекторно перевел пульт на нее, задев рычажки, стукнулась о стену и вылетела в окно. Улыбка Гарри стала счастливой. В течение следующих двух часов он играл родственниками в бадминтон. Наконец родственники кончились, и Гарри смог покушать. Впереди был третий курс в школе Хогвартс, куда мальчик уезжал уже завтра, а сегодня он наслаждался едой и покоем.

Мисс Фигг видела улетающих вдаль Дурслей и сразу же написала Дамблдору, который тут же прибыл через ее камин. Опросив старушку, он двинулся к дому Дурслей, откуда как раз стартовал Дадли. Оценив скорость и траекторию полета упитанного, почти шарообразного мальчика, Дамблдор резко распахнул дверь.

— Что за несносный мальчишка! — сказал Дамблдор, улетая в сторону Франции.

Испугавшись резко распахнутой двери, Гарри нажал на рычажок, случайно зажав желтую кнопку с надписью «Турбо». Выйдя на крыльцо, он увидел смотрящую на него мисс Фигг. Она была в ужасе и показывала на него пальцем. В этот момент мальчик решил узнать, что делают другие кнопки, и нажал на фиолетовую без надписи. Мисс Фигг исчезла. Вздохнув и решив посоветоваться с Гермионой, Гарри ушел в дом.

Мистер Лапка, внезапно оказавшись вожаком стаи, презрительно смотрел на старую кошку, в которую превратилась та, что считала себя его хозяйкой. Если бы книзлы могли улыбаться, он бы хохотал, ну а раз нет, то придется обходиться исключительно кошачьими методами, поэтому Мистер Лапка просто зашипел, на что мисс Фигг пометила территорию, хотя кошки этим обычно не занимаются.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор грустно сидел на крыше Собора Парижской Богоматери и вспоминал маму Гарри Поттера. Шпиль собора вошел глубоко, поэтому самостоятельно спуститься надежды не было. Французские авроры тоже не очень могли помочь, потому что падали с метел. Великий Светлый Волшебник грустно вздохнул.

Дурсли, в отличие от Великого Светлого Волшебника, не грустили. Они приземлились в аквапарке. Точнее, приводнились. Еще точнее — последовательно забили трубу. Чем полностью парализовали работу крупнейшего аквапарка страны.

А Гарри хорошо выспался, хорошо покушал, хорошо пога… эээ… в общем справил естественные надобности, оделся, взял сундук и вызвал такси. Деньги он нашел: дядя куда-то улетел, а на поезд надо. Или не надо, но заставят. Тот же «добрый дедушка», не к ночи будь помянут. Поэтому Гарри вызвал такси и уехал на вокзал, где и встретился с друзьями. Точнее, с Гермионой. Потому что Рона Гарри увидел издали, и его «лучший друг, мешающий общаться с девочкой», улетел куда-то по ходу поезда. Тринадцать лет — это такой возраст… Сложный. Когда третий лишний. А Гермиона еще в прошлом году… Поэтому они оказались в закрытом всем, чем только можно, купе вдвоем. Девочка треща… то есть активно делилась впечатлениями, а Гарри любовался девочкой. Девочке нравилось, когда ею любуются, но она в этом не признавалась никому.

Когда поезд достиг середины пути, его взяли на стоп-кран… То есть остановили милые гости… Ну не совсем милые, точнее — совсем не милые. А если еще точнее — то дементоры. Дементоры были черненькими и для своего создателя в чем-то, наверное, гламурными. Потому что если творение не радует глаз, то зачем оно нужно?

В общем, дементор захотел поближе пообщаться с Гарри и, наверное, взять автограф, но не сложилось. Мальчик вытащил пульт и начал судорожно нажимать кнопки. Через секунду перед мальчиком летало десятка два маленьких дементоров, примерно с палец величиной. Они что-то горестно просвистели и полетели к домашним животным.

Пока поезд двигался к Хогвартсу, Дурслей транспортировали в куске трубы, так как вытащить их, не трогая оную, не вышло. Дамблдор же получил сообщение о штрафе за порчу культурных ценностей и рекомендацию покинуть пределы страны. Разбирать Собор ни у кого желания не было, зато была надежда, что он как-нибудь сам. Верный Фоукс снимать Альбуса с купола собора не захотел — он летал вокруг и пел «Оду к радости».

— Да, — вздохнула Тринадцатая, — попадет так попадет.

— Вя-я-я-я-я, — согласилась с ней Тридцатая.

Рональд Уизли попал в Хогвартс своим ходом. Попал очень точно — прямо в кольцо квиддичное. Точнее, он там застрял. Еще точнее — намертво застрял костями таза. Так и висел, пока его не нашли. А нашли его потому, что он похудел и выпал. А так его никто не хватился, даже сестра, потому что маленькую Джинни злой Поттер превратил в очень маленькую Джинни. Пять дюймов в холке. Очень уж она Гарри преследовала, а тут такая возможность. Поэтому Джинни отправилась в Мунго, а мальчик начал ухаживать за Гермионой.

Пока Северус Снейп оскорблял Гарри, тот терпел, а вот когда обидел Гермиону, Гарри рассердился и намакал зельевара в котел с отбеливателем. Так что Северусу Снейпу пришлось менять имидж на зависть Малфоям.

Альбусу Дамблдору удалось сбежать, но во Франции его теперь видеть не хотят. Совсем не хотят, потому что нечего. Но директор добрался до Хогвартса как раз тогда, когда Снейп сменил имидж и представлял собой реалистичный косплей Вечной Невесты в мужском исполнении. Поэтому Дамблдор без пересадки отправился в Мунго — не мальчик уже для таких стрессов.

— Надо придумать, как у него изменитель отобрать…

— Хнык… Может, попросить?

— Если другого выхода не будет, попросим…

Третий курс прошел почти без приключений, к Гарри присоединился Сириус, а вот пульт мальчик решил никому не показывать. И правильно сделал. Потому что Дамблдор не хотел его отпускать с Гермионой. Мальчик обиделся, и Дамблдор куда-то усвистал. На чемпионате по квиддичу Пожиратели стали совсем маленькими, и Темный Лорд передумал возрождаться, потому что с таким врагом он мог и не справиться. А Дамблдор сидел среди красных песков и думал о своем поведении. И все должно было закончиться хорошо. Как раз в тот момент, когда Поттер решил, что дальше он сам, пульт испарился.

— А ну, признавайтесь! — девушка-наставница была очень сердита, и у детей начали зудеть попы.

— Мы больше не будем! — закричала Тринадцатая, пряча Тридцатую за спиной.

— Больше и не надо, кто там прячется?

— Наставница, не надо ее, пожалуйста, лучше меня накажи! Меня, а не ее! — закрыла девочку Тринадцатая и заревела.

— Вя-а-а-а-а-а-а-а! — ревели девочки на два голоса, пугая дух Волдеморта, который все не развеивался.

Возвращение

— Я люблю тебя… И не буду жить без тебя… — шептала девушка, глядя на уходящего парня. — Только вернись…

Зеленый луч остановил два сердца. Призрачный вокзал… Гарри… Дамблдор…

— Миона, что ты здесь делаешь? — воскликнул Гарри, а Дамблдор… Дамблдор будто бы сразу постарел на сотню лет, поняв, что это значит.

— Я же сказала, что не буду жить без тебя, любимый… — проговорила девушка, обнимая Гарри.

— Любимая… — И долгий поцелуй.

Вспышка, и все исчезло.

— Мия! Так нельзя! Нельзя! Они же связаны! — горько плакала Тринадцатая, случайно увидевшая этот обреченный мир.

— Не плачь, малышка, ну пожалуйста, — уговаривала девочку наставница, сама роняя слезы.

— Сделай что-нибудь, ты же можешь… — полные надежды глаза маленькой девочки…

Эти глаза ребенка, которые нельзя обмануть, которые смотрят в самую душу, ища защиты, помощи, ответа. Глаза, полные веры в тебя. Ты знаешь, что одно слово — и они потухнут, смирившись, но как можно их погасить?

— Хорошо, малышка, — улыбается наставница, неосознанно потерев пятую точку, и маленькая девочка улыбается с такой надеждой…

Сознание включается мгновенно. Как щелчком. Гермиона осознает себя лежащей на кровати, с которой мгновенно скатывается, невербально призывая палочку и утрамбовываясь под кровать. Вокруг тихо и темно. «Темпус». Светло-зеленые цифры разгоняют мрак. Буквы и цифры, которые еще предстоит осознать и принять. 31 июля 1991 года. Два часа ночи. Она дома, не в Хогвартсе, не у Уизли. Дома. В соседней спальне спят родители, которым она еще не стерла память. И еще ничего не было — ни тролля, ни василиска, ни дементоров, ни Турнира этого проклятого… И войны еще нет. У нее еще есть время, пусть немного, но оно есть. И девочка расслабляется, засыпая под кроватью, не забыв насторожить чары. Только утром она сообразит, что колдовала на каникулах и не получила за это предупреждения. «Я все исправлю, любимый».

Утром девочка изо всех сил старалась казаться обычной, что у нее не получилось. Родители сразу заметили перемену в девочке, произошедшую за одну ночь. Если бы еще Марк Грейнджер не имел своего опыта, то, возможно, не обратил бы внимания на то, как напряжена дочь, на то, как садится, как смотрит, как безотчетно готова к чему-то. Сам побывавший в «одном интересном месте» и чудом выживший, мистер Грейнджер сегодняшним утром не увидел своей дочери, а увидел ветерана, еще не вышедшего из боя. А миссис Грейнджер плакала. Она помнила глаза мужа тогда… и видя сейчас такое же выражение в глазах дочери, просто расплакалась.

— Рассказывай, дочь, — спокойно предложил Марк.

Гермиона посмотрела в такие родные глаза, смотревшие на нее с тем же выражением, что и глаза любимого тогда… И слезы побежали по ее лицу. Перед взрослыми людьми сидела не одиннадцатилетняя девочка, а девушка, потерявшая многих и саму себя в круговерти неведомой войны. Ее глаза затуманились…

— Через пять лет начнется война. Там, в Магическом мире. Она выплеснется и в мир людей. Нет, вы не можете меня не пустить, потому что тогда это сделают насильно, стерев вам память. Я… я не смогу остаться в стороне, потому что там… там мой… — слезы заглушили последнее слово, лишь губы шевельнулись.

Марк понял дочь, прочитав по губам «любимый». Если уж дочь, вернувшись обратно, по-прежнему любит кого-то, значит, так тому и быть. Видимо, он там погиб, поэтому дочка плачет. Марк поставил себя на место своего ребенка и понял.

— Ты погибла?

— И да, и нет… Я умерла, папа, когда остановилось его сердце.

Миссис Грейнджер обняла дочку, и они заплакали вместе, а Марк просто поразился. Сердцу было трудно принять, что в теле его маленькой принцессы сейчас закаленная войной волчица, любившая своего мальчика настолько сильно, что не смогла жить без него. Он о таком только слышал, но не видел никогда. Для Кэтрин Грейнджер все было намного проще — она чувствовала материнским сердцем и принимала доченьку такой, какой та была.

— Папа, мне нужно сегодня в Лондон кровь из носу, — спокойно проговорила подуспокоившаяся дочка. — А потом я все-все расскажу. И мне еще нужно будет тренировать руки. Потом расскажу, зачем.

— Да понятно, зачем, — протянул Марк. — Хорошо, поехали?

— Поехали.

Глядя на то, как маленький, по сути, ребенок мягко идет, страхуется, дергает рукой на любое движение или громкий звук, Марку хотелось взвыть. Выть и расстрелять того, кто посмел сделать такое с детьми, кто вверг их в войну и не защитил. Просто расстрелять их всех. Чтобы его принцесса стала снова улыбчивой и радостной, чтобы она не плакала, вспоминая, и чтобы ее сердечко не останавливалось…

Девочки на войне… В санбатах, связи и на передовой. Скольких девочек унесли бесчисленные войны, скольких прекрасных хрупких созданий искалечила война. Но страшнее девочки, вышедшей из боя — это ребенок на войне. Если воюют дети, значит… Это наша вина. Значит, мы не смогли их защитить. Сколько этих картин перед глазами ветеранов… И девочка с красным крестом под обстрелом в Ту войну. И девочка со снайперской винтовкой. И… восьмилетняя девочка, получающая орден за спасение людей*. На войне. Ребенок. На войне. Задумайтесь.

Гермиона не заметила, как проскочили пригороды Лондона. Всем своим существом она стремилась туда, где сегодня точно будет он. Она знала, что он будет, потому что ее Гарри сам рассказал об этом. И Марк видел, что еще чуть-чуть — и дочка полетит туда сама. Что же, сегодня он увидит того, кто в будущем стал для его принцессы всем.

Промелькнул Дырявый Котел, вот и открывшийся проход. И снова перед глазами Косая Аллея. Еще полная радостных людей, гуляющих снобов, детей… Еще не было той атаки, еще живы многие… Перед глазами вставала совсем другая Косая Аллея — полная страха, заколоченных лавок и трупов, которые были, казалось, везде.

Гермиона сморгнула и сразу же увидела Хагрида. Она устремилась вперед, привычно подняв переливающийся на солнце щит, туда, где был… он. Она знала, она чувствовала, что он там. Марк едва поспевал за дочерью. И вот люди расступились, и показался мальчик, рассматривающий палочку. Вдруг, словно что-то почувствовав, он поднял голову, и глаза встретились с глазами. Щит лопнул, будто бы и не было его, что заставило людей отойти от странной девочки, одетой, как маглорожденная. Гермиона медленно подходила к Гарри, в глазах которого расцветало узнавание и счастье. Просто неземное счастье.

Хагрид, что-то говоривший мальчику, прервался на полуслове, во все глаза глядя на происходящее. А мальчик сделал первый неверный шаг навстречу девочке. И будто бы все замерло вокруг. Ничего больше не было, только делающие маленькие шаги навстречу друг другу дети.

Когда Марк взглянул в лицо мальчику, его будто бы ударили под дых — в глазах ребенка было столько любви и нежности, сколько, казалось, не могут вместить детские глаза.

Дети замерли и внезапно, без перехода, оказались в объятиях друг друга. И как только девочка коснулась губ мальчика, ярчайшая вспышка залила все вокруг. Марк даже на секунду ослеп, не вынеся этого яркого света, перекрасившего эту аллею… Возникла ассоциация со взрывом атомной бомбы.

— Спасибо, тетя Магия, — обнимала девушку маленькая девочка, смаргивая слезы. — Спасибо большое-пребольшое.

— Не плачь, солнышко наше, — улыбалась девушка.

— Это что грязнокровка там сделала? — спросил проморгавшийся Драко своего отца и немедленно получил подзатыльник.

— Молчи и думай, что говоришь, — прошипел Люциус Малфой. — Это воля самой Магии… Надо получше узнать этих двоих. Ты меня понял?

Казалось, ничто не могло разорвать объятья этих двоих, но в какой-то момент о чем-то молча разговаривавшие дети повернулись к Хагриду, который смотрел на них так, как будто видел богов или святых. Он наклонился к ним и сказал:

— Поздравляю вас, юные сердца, теперь вы вместе навсегда… Чудо-то какое… Гарри, возьми билет, а я пойду, мне надо…

— Спасибо, Хагрид, — спокойно сказал мальчик, который сейчас совсем не выглядел одиннадцатилетним.

— В банк? — спросила Гермиона, на что мальчик только кивнул и, найдя глазами Марка, пригласил следовать за ним.

У Гермионы создалось ощущение, что гоблины отлично осведомлены о только что произошедшем, потому что как только они вошли, их сразу же попросили следовать за каким-то гоблином в бордовом сюртуке, при этом вежливо порекомендовали Марку подождать в кабинете. Пройдя коридорами, дети вошли в небольшой кабинет, где сидел очень старый гоблин.

— Добрый день, — поздоровался гоблин и протянул два пустых пергамента.

— Что это? — спросила Гермиона.

— Кровью капните, — лаконично ответил гоблин, протягивая кинжал.

Гермиона и Гарри переглянулись и, молча порезав пальцы, капнули кровью на пергамент, засветившийся от этого багровым светом. На нем начали появляться буквы, какие-то цифры и странные символы. Гоблин внимательно читал. Прочтя все, что появилось на пергаментах, он тяжело вздохнул и с какой-то тоской посмотрел на детей.

— Ну что ж, мистер и миссис Поттер, поздравляю вас с заключением нерасторжимого брака и заодно с совершеннолетием, — гоблин еще раз вздохнул. — Кошельки брать будете или покатаетесь?

— Кошельки, — ответила Гермиона, снова переглянувшись с Гарри.

Они понимали друг друга без слов, как и тогда… Понимали и чувствовали. Поэтому, когда им выдали кошельки, даже не задумались, а просто капнули кровью, кивнули на загоревшийся зеленым символ и, поблагодарив гоблина, шагнули из кабинета. Гарри шел чуть впереди, Гермиона привычно защищала его спину. Поэтому, когда сзади раздался какой-то резкий звук, дети мгновенно развернулись с палочками в руках.

— Я так и думал, — сказал тот же гоблин. — Была война?

— Да, — кивнула Гермиона, не думая, откуда гоблин это знает, просто чувствовала — знает. — Мы все исправим.

— Верю, — кивнул гоблин, — идите, дети. Пусть вам сопутствует судьба.

Марк увидел детей… Они шли, как опытные бойцы, контролируя пространство вокруг себя, и улыбались. Дочка шла чуть позади мальчика, явно прикрывая ему спину. И улыбалась такой по-детски счастливой улыбкой, что Марк невольно улыбнулся сам. А потом была дорога домой, и по дороге Марк узнал, что случилось.

— Гарри живет с нами, — поставила Гермиона родителей в известность и повернулась к мальчику. — Возражения?

— Дамблдор? — спросил мальчик.

— На хрен Дамблдора, — ответила девочка.

— Хорошо, любимая, — согласился Гарри.

В машине дети сидели в обнимку, и выглядело это так естественно, что Марк не смог сделать замечание о приличиях. Предвкушая лицо жены, он улыбался. Вот уже и городок, в котором они живут. Мальчик подал девочке руку, шаря глазами по окрестностям. Гермиона улыбнулась ему, а внимательные глаза смотрели за спину Гарри. Внезапно со звоном в воздухе появилась белесая пленка, отделившая детей и Марка от… От чего?

Дети уже стояли напряженные и беззвучно что-то колдовали, судя по двигающимся палочкам.

— Не бойтесь, я просто поговорить, — донесся откуда-то голос.

— Мы не боимся, директор, но у меня вопрос, — с видимым спокойствием сказал Гарри. — Как зовут жену Грюма?

Появившийся старик с белой бородой эту шутку знал и спокойно ответил:

— Паранойя ее зовут.

— Ладно, — сказал Гарри. — Допустим, это действительно вы.

— Кто вы, дети?

— Пойдемте в дом, — произнесла Гермиона, снимая тихо звенящий щит.

Когда в доме все расселись по креслам, а Гермиона — рядом с Гарри, начался неспешный разговор.

— Директор, Омут достаньте, так проще будет.

— Так кто вы?

— Мы Гарри и Гермиона, — ответила девочка с молчаливого согласия Гарри, — этот оболтус дал себя убить в 98-м году, а я…

— А ты не смогла без него жить, — закончил все уже понявший Дамблдор, на что девочка только кивнула. — Хорошо, показывайте.

И на столе возник Омут памяти, в который дети начали отправлять свои воспоминания. Глядя, как на только что улыбавшихся лицах детей проступает боль, Альбус Дамблдор понимал, что сейчас он увидит последствия своих решений. И это будет больно. Внезапно Гарри сказал:

— Крестража во мне больше нет, директор, поэтому убивать меня теперь не нужно.

На что Дамблдор только вздохнул.

— А мы, мы можем посмотреть? — спросил Марк.

— Можете, — вздохнул Дамблдор.

Дамблдор посмотрел в глаза мальчику, который вернулся назад из ада, и просто кивнул. После чего вздохнул и, объяснив, как это делается, опустил голову в Омут. Перед ним возникли держащиеся за руки дети, рядом — родители Гермионы. Туман поблек. И появились картины.

Страшный тролль и Квирелл на первом курсе. Василиск и молодой Том на втором. Дементоры и открывшаяся правда на третьем. Обманом втянутый, чуть не погибший мальчишка, рядом с которым нет даже его, Дамблдора, — на четвертом. Пытки Амбридж, перипетии войны, поиск крестражей, опять пытки, побег, предательство друга, ад, бесконечный ад двух детей, которых хранила во всем этом только их любовь. Его тело, падающее с башни, и воюющие дети, защищающие замок, а взрослых почти нет. Взрослые сидят по домам, пока дети дерутся и умирают… Десятки детей, встретивших в тот день свой последний рассвет. Зеленый луч, призрачный вокзал… Тело Гарри на руках плачущего Хагрида, призрачный вокзал…

Взрослые вывалились из Омута как-то мгновенно, задыхаясь от горя и боли. Там, на их глазах, произошло такое, чему не было объяснения. Совсем не было, но Марк теперь понимал дочь гораздо лучше. Они выжили только потому, что любили друг друга — в волшебной палатке, в бою, на пороге смерти…

— Как же так? — спросил Марк у разом постаревшего директора. — Почему дети?

— У меня нет ответа на этот вопрос, — ответил Дамблдор. — Простите меня, дети, если сможете…

Его план никуда не годился, потому что после победы не будет ничего, даже смысла жизни. Дети погибнут… Зачем это все, если они погибнут? Спасибо за то, что открыли секрет Тома, теперь крестражи найти будет просто, а Гарри может жить нормальной жизнью. Одно дело планировать, не видя результатов, совсем другое — переживать это самому. Видеть, к чему привело то, что он напланировал. Смотреть в глаза почти сошедшей с ума от горя матери. Видеть растерзанных детей. Понимать, что вся эта кровь на его руках. Нет, этого не будет. И Дамблдор молча аппарировал.

А Грейнджеры обнимали детей, которые пережили так много и вернулись, чтобы попытаться все исправить. Вернулись, чтобы быть вместе навсегда. И взрослые люди, тоже немало повидавшие в жизни, поняли этих маленьких, но уже таких взрослых детей.

Кому-то трудно понять, как мы узнаем друг друга. По глазам. По усталости, прорывающейся на миг, по боли от потерь. По седой прядке на виске. По въевшимся привычкам, на которые уже не обращаешь внимания. Когда-то давно ветеранами называли тех, кто задавил фашистского зверя, сейчас же ветеранов много… Локальные конфликты, как их ни называй, войной быть не перестают. А ветеран ветерана всегда сможет понять. Даже если это мальчишка.

Этот месяц был лучшим месяцем их жизни. Они ездили во Францию, потом еще на море, потом в парки аттракционов. Взрослые люди пытались отогреть этих двоих, научить улыбаться, дурачиться и быть счастливыми. Ведь это так важно — быть счастливыми. Это очень важно — уметь так.

А потом был поезд, новые старые знакомства, Рон, Невилл, даже Хорек… Дети ходили по вагонам и встречали их. Живых, здоровых, улыбающихся, совсем юных. Распределение никого не удивило, только слова МакГонагал, пошедшей с ними впервые за историю факультета. «Семейные апартаменты». И просьбу — подождать с детьми до окончания школы. Были годы, счастливые годы учебы, с друзьями и приключениями, но не было того ужаса. Ни тролля, ни Квирелла, ни василиска… Ничего из того прошлого не было. Было счастливое окончание школы, красивые дипломы. Первый артефакт и первый пациент. И тошнота, и капризы, и слезы. И первый крик, первые сопли, первый зубик. Первая паника, первое «мама» и первое «папа».

— Теперь все хорошо будет, да?

— Да, солнышко, — улыбнулась наставница.

— Как это хорошо все-таки… Спасибо, Мия!

Время

— Достаточно будет трех оборотов…

Эти слова Великого Светлого и стали последними словами старого мира. Хотя нет, последними словами стали слова юной демиуржки, которые, впрочем, никто не услышал.

— Ой, уронила…

На деле же маленькая игрушка демиургов попала в Маховик Времени, создав новую реальность и полностью разрушив старую, но дети этого еще не знали. Правда, куда-то делся Клювокрыл, но у Гарри была метла, поэтому дети подлетели к заветному окну, за которым оказалось пусто. Гарри испугался, выскочил в коридор и закричал:

— Сириус! Сириус! — обернулся к Гермионе. — Неужели мы опоздали?

— Этого не может быть — Маховик сработал, давай поищем, может, мы ошиблись.

По коридору бежали дети, заглядывая во все классы, и звали Сириуса, пока, наконец, им не отозвались:

— Ну здесь я, что случилось?

Навстречу им вышел не сильно довольный парень лет 16-17, очень похожий на Сириуса. Гарри и Гермиона застыли. Из темноты вышло еще несколько человек: парень, похожий на профессора Люпина, Гарри, только какой-то другой, и… Гермиона вспомнила старую колдографию, виденную в альбоме, который подарил Гарри Хагрид. Мальчик смотрел на ожившее чудо и не чувствовал, как по его лицу текут слезы. Он сделал неверный шаг, протянул руку вперед и… наверное, все сложилось вместе — Сириус, дементоры, детство, девушка, так похожая на ту колдографию. От отчаянного крика «Мама!» выбило двери всех классов, а Гарри упал в обморок. Лили кинулась к мальчику, а Гермиона расплакалась. К ней шагнул тот, кто был похож на профессора Люпина.

— Ну не плачь, не надо, расскажи, что случилось, — уговаривал он рыдающую девочку, а Джеймс с Лили пытались привести в сознание мальчика.

— Ма-ма-маховик, — прорыдала Гермиона.

— Сири, давай детей с нами, сначала нужно сообразить, что происходит, — сказал Джеймс.

— Может, к Помфри? — осторожно спросил Сириус, истошное «Мама!» звенело еще в его ушах.

— А тут директор хороший или бяка? — спросила маленькая девочка, потирая наказанное место.

— Не знаю, Тринадцатая, — улыбнулась наставница и прижала ребенка к себе.

— А пусть он будет хороший? Ну пожа-а-алуйста.

— Ну, это в твоих силах.

Перед Альбусом Дамблдором появилась маленькая девочка в сияющих одеждах, отчего директор чуть не подавился лимонной долькой.

— Дяденька директор, ты должен быть хорошим, а то по попе получишь! — пригрозил ребенок.

— Взрослых нельзя по попе, — улыбнулся Дамблдор, думая, что Мародеры в шутках уже зашли довольно далеко.

— Можно. Так, если будешь думать плохие мысли или делать плохо — тебе будет стыдно, — сказала маленькая девочка и исчезла, будто бы не было ее.

Директор пожал плечами и вернулся к планированию. Он должен был спланировать акции Ордена Феникса так, чтобы никто и не подумал, что с Томом можно договориться. В этот момент у него свело живот и… пришлось менять мантию. Мантию пришлось менять четыре раза, когда до него дошло, что девочка была тут не зря и на него наложено какое-то заклятье, правда, какое, он определить так и не смог. Поэтому следующую неделю он пытался определить, что за заклятье на него наложено и как это снять.

Впрочем, от заседания Визенгамота это его не спасло. Да, добежать он не успел, что взбесило Великого Светлого. Полностью забросив дела в школе, он принялся искать способ избавиться от проклятья. Ситуация осложнялась еще и тем, что при некоторых фразах, им произнесенных, его начинало тошнить. Как произнести «общее благо», если рвота? Правильно, никак. Дальше стало еще хуже: как только у него возникало желание не то что сделать, а даже плохо подумать о школьниках, как сильная боль прошивала грушевидную мышцу, создавая ощущение сильного удара паддлом, что ему, несомненно, не нравилось.

— Директор не хотел быть хорошим, теперь придется, вот! — заявила Тринадцатая, на что наставница лишь рассмеялась.

Гарри держал за руку Гермиону и отказывался отлипать от ма… Лили Эванс. И рассказывал, рассказывал о своей жизни, о Волдеморте, о том, как потерял маму и папу, о тете Петунии и дядя Верноне, о предателе Питере, о Сириусе, тролле и василиске… Обо всем… Лили горько плакала, Джеймс был в ярости, а Сириус просто сидел и смотрел в одну точку. Когда Гарри закончил рассказ, появилась маленькая девочка, висящая в воздухе, и тихо сказала:

— Вам пора обратно… прости…

— Нет! Пожалуйста, нет! Разреши мне еще побыть с мамой и папой, — Гарри умоляюще смотрел на маленькую девочку, которая заплакала и хлопнула в ладоши.

— Почему, ну почему так? Почему мы не можем оставить их здесь? Вя-а-а-а! — плакала маленькая девочка на руках наставницы.

— Этого не будет, — твердо сказал Джеймс, когда Лили успокоилась. — Сири, слышал?

— Слышал, — потерянно сказал Сириус. — Через месяц конец школы, а потом совсем чуть-чуть…

— Бродяга, уймись, возьмешь свою Маккинон, я — Лили и валим из страны, — наметил дальнейшие планы Поттер, насмотревшись на отчаяние в глазах своего сына.

Дамблдор, узнав, что Поттеры и Блэки покинули страну, сильно рассердился и хотел… в туалет. Трое суток Великий Светлый не мог слезть с унитаза, горько плача над своей судьбой, потому что геморрой — это вам не «круцио», само не пройдет. Когда Великий Светлый смог ходить, что-либо предпринимать было поздно. Ловушка не получилась, а думать он мог только на темы исключительно добрые — как всех спасти. Вот и пришлось ему самому, потому что мантии уже подходили к концу, а домовики просто не успевали их стирать.

Очень трудно колдовать при диарее. Не помогала даже морковка, по совету кого-то из директоров воткнутая в виде пробки. Пробку вышибало с серьезной силой. Так был разрушен памятник в атриуме Министерства… ну и репутация Великого Светлого. Репутацию надо было восстанавливать, разрушая Томаса Марволо Риддла. И буквально через месяц сильно похудевший на почве регулярной диареи и время от времени обостряющегося геморроя, которые не снимали никакие зелья, Альбус Дамблдор заявил о победе над Темным Лордом, держа лорда за шкирку одной рукой, а его крестражи — другой. Другой стремительно чернеющей рукой.

— Не-е-е-ет, не сбежишь!

Проклятье Волдеморта оказалось очень сильным и неснимаемым, поэтому вскорости Великий Светлый волшебник был абсолютно черным.

Однажды дружившие с первого курса Гарри и Гермиона почувствовали сильное головокружение, но оно быстро прошло. Проведенная проверка показала, что Гермиона не беременна, отчего Гарри выдохнул.

— Хи-хикс!

Луна

Луна сидела на берегу реки и горько плакала. Уже почти полгода прошло с тех пор, когда мама погибла, взорвавшись прямо на глазах девочки, так и не сумевшей смириться с этим. Девочка плакала, всей душой стремясь к маме, когда перед ней появилась сияющая золотом малышка, которая погладила Луну и сказала:

— Привет, ты чего плачешь?

— Моя мама умерла, и я хочу к ней или ее обратно… — ответила Луна.

— Ну пойдем, посмотрим… — задумчиво сказала маленькая девочка. — Тебя как зовут?

— Луна… Лавгуд, — тихо ответила Луна, успокаиваясь. — А тебя?

— Меня зовут… «горе мое» или «чудо мое», зависит от того, как нашалю, — ответила маленькая девочка. — А чаще всего — Тринадцатая. Имя мне еще не положено, потому что я маленькая. Ну что, пойдем на маму смотреть?

— Пойдем, — прошептала Луна.

Они шагнули в неизвестно откуда взявшийся туман. Луна увидела высокую тетю в черном и немножко испугалась, а Тринадцатая подбежала к тете, таща за собой Луну.

— Тетя Смерть! Тетя Смерть! — закричала Тринадцатая. — Помоги, пожалуйста, она маму ищет!

— Я вижу, — вздохнула Смерть. — Малышка, твоя мама уже родилась в другой семье, смотри…

Перед Луной появилось что-то похожее на окно, где счастливые взрослые играли с маленькой девочкой, она смеялась, тянулась к погремушкам, и девочка опять заплакала. Тринадцатая обняла Луну, говоря ей:

— Твоя мама уже родилась, и она счастливая… Правильно ли отнимать ее у тех родителей?

— Нет, — всхлипнула Луна, понимая, что маму больше никогда-никогда не увидит. — Спасибо… — прошептала она. — Маме так лучше, я вижу.

— Постой, — сказала Тринадцатая, которой было очень жалко девочку. — Ты совсем одна, а так плохо, давай дружить?

— Давай, — впервые улыбнулась Луна.

Жизнь перестала быть серой с тех пор, как в этой самой жизни появилась Тринадцатая, приходившая к Луне каждый день. Они играли вдвоем, проводя много времени вместе. Луну отпускала боль… Она начала чаще улыбаться. Находила что-то хорошее в жизни и старалась ни на кого не сердиться. Поэтому, когда услышала от соседского мальчишки: «Эй ты, полоумная!», то простила его. А вот Тринадцатая не простила, записав мальчишку в бяки и принявшись разбякивать, поэтому Рональд Уизли часто искал угол в Норе, чтобы подумать над своим поведением. Потом до Рона дошло, что угол он ищет каждый раз, как оскорбит Лавгуд, поэтому мальчик сообразил, что так делать нехорошо. Ведьма есть ведьма…

Перед поездкой в Хогвартс Луна думала, что расстанется со своей новой подругой, но оказалось, что та сможет появляться и в Хогвартсе, потому что «это для вас он крепость». Что имела в виду подружка, Луна не поняла, зато поняла самое главное — они будут дружить и во время Хогвартса, и от этого становилось очень тепло.

Поезд девочке не запомнился, потому что Драко Малфой, который хотел ее задеть, куда-то быстро убежал. У Малфоя возникла реальная проблема — где найти в поезде незанятый угол, чтобы подумать о своем поведении. С незанятыми углами в Хогвартс-экспрессе было плохо, отчего Драко совершенно измучился.

Распределение Луне не запомнилось, но ее почему-то отправили на Гриффиндор, хотя красный цвет девочке не нравился. Она не знала, что Шляпа поймала мысли Тринадцатой, как раз засучивающей рукава для разбякивания. Поэтому из зала очень быстро убежали профессора Локонс и Снейп. Им очень нужно было постоять в углу и подумать о своем поведении, но у всех на виду они совсем не хотели стоять, потому что стыдно стало.

Девочка Гермиона очень беспокоилась о своих друзьях, поэтому Луна посоветовала ей простить и Рона, и Гарри. Гермиона поблагодарила Луну, дождалась обоих и простила их. После чего у Гарри и Рона была трудная ночь, потому что свободный угол в спальне был только один, а подумать требовалось обоим, но Гарри старался после этого Гермиону не сердить и смотрел влюбленными глазами. А на Луну смотрел Невилл Лонгботтом, которому она сразу понравилась.

Потом начались уроки, и профессору Локонсу стало очень стыдно, поэтому он убежал в учительскую, где его так и не смогли выковырять из угла, а пикси разлетелись по всему замку, потому что их много, а углов мало. Поэтому они дрались за каждый угол. Профессор Снейп хотел обидеть Луну, но не успел, он толькоподумал о нехорошем, как пришлось быстро бежать в угол и думать над своим поведением. Слухи по замку распространялись быстро, поэтому задевать Луну теперь опасались, углов оказалось мало и бо́льшая часть занята пикси.

Окаменившая кошку змеюка по имени Василиск приползла в Большой зал просить прощения и попросила у директора и профессора МакГонагалл. А потом и у авроров, поэтому авроры быстро кончились. Василиск уполз к себе, по пути скушав черную тетрадку на память. Луне было радостно, как и Тринадцатой, поэтому девочки радостно смеялись и хлопали в ладоши, а вот директору было не смешно, да и профессору МакГонагалл, потому что они стали камушками до самой весны, но лежали не в Больничном крыле, а сидели за столом в Большом зале, потому что незачем их двигать.

А больше ничего в замке не происходило, только Луна начала чуть-чуть светиться, но Тринадцатая сказала, что это нормально, потому что она готовится стать этой… ну за которых по попе… Богиней, вот. Луна сказала, что она не против, но по попе не надо, потому что чешется потом. Они с Тринадцатой потом долго об этом говорили. Потом год закончился, и все разъехались по домам, только Гарри забрала к себе Гермиона, потому что он некормленый, а Невилл обещал приехать в августе к Луне. И еще Дамблдора забыли оживить, сказали, что так он лучше смотрится и пусть посидит и подумает.

Потом начался второй курс, и в поезд попытались просочиться страшные дементоры, но быстро улетели куда-то в Министерство искать угол. В Министерстве тоже все начали искать угол, чтобы подумать о своем поведении, поэтому дементоры пропали. А потом появился Сириус Блэк, он хотел напугать Луну, но она его простила, поэтому Сириус ушел домой и стоял там в углу, потому что нашалил за свою жизнь он много, а по попе ему давать было некому, поэтому пришлось долго-долго думать о своем поведении. Год закончился без приключений, потому что профессор оборотень очень часто стоял в углу, а потом вылечился и перестал выть на луну. Не на ту луну, которая Луна, а на ту, которая наверху.

На третьем курсе ничего не случилось, потому что директора так и оставили, вместе с его заместительницей. Только Гарри поцеловал Гермиону прямо при всех, да Невилл предложил Луне погулять. Она долго спрашивала Тринадцатую, не хочет ли та с ними, но маленькая девочка только хихикала. Потом попытался воскреснуть местный главный бяка, но Тринадцатая сказала, что нечего, и он не воскрес. Его тетя Смерть забрала, потому что ему давно пора.

Тут наконец все поняли, что девочек трогать нельзя, а то они ка-а-ак простят! Мало никому не будет! Но последние четыре курса прошли спокойно, потому что девочек не трогали уже. Ну, кроме как поцеловать. Гарри Гермиону хотел не только поцеловать, поэтому семь раз стоял в углу, а Невилл только два, потому что нерешительный. Но Луна не расстраивалась, ей было кого прощать.

Тринадцатая убежала кушать, обещала зайти лет через сто, а чтобы Луна ее дождалась, девочка сделала ее младшей богиней и старшей по прощению и углам. Теперь Луна сама умела правильно прощать, чтобы становилось стыдно. Стыднее всего регулярно становилось Министру, и он теперь в углу жил, а Сириус Блэк стал хорошим и лапочкой. Только попросил Луну простить его мамочку на портрете, и Луна простила, потому что ей не жалко. Леди Вальбургу жалели все портреты, но именно поэтому с Луной связываться никто не хотел.

Все было хорошо, особенно когда Невилл предложил выйти за него замуж. Ну и Гарри Гермионе тоже предложил, потому что жить в углу ему не понравилось, а «скалкой по бестолковке» не так страшно, как прощение любимой. Это он так сказал. Невилл был просто хорошим, а его бабушка сказала, что ее прощать не надо, она все поняла, поэтому все было хорошо.

С тех пор в Магической Британии были мир и счастье, а потом вернулась Тринадцатая…

Шалунья

— Я тоже так хочу, — насупилась Шестая, глядя на улыбающуюся Тринадцатую, которая опять нашалила.

— А кто мешает? — поинтересовалась Тринадцатая.

— По попе не хочу, — ответила маленькая девочка.

— Ну… Это как повезет, — потерла попу та, что была постарше. — Не попробуешь — не узнаешь.

***

Прапорщик Люкин травил анекдоты, глядя на то, как два солдата тщетно пытаются заменить собой экскаватор. Грунт был скальным, и лопата его не брала. Здесь, на севере, выкопать хоть что-то адекватное без тротила… В общем, сложно, даже для солдат из стройбата.

Мимо шел лейтенант Бисерев, которого за глаза называли «бес», ибо команды его были бессмысленны и непредсказуемы. Сейчас «бес» маялся с бодуна, поэтому звонко стучавшие по скале лопатой солдаты офицера раздражали. И он приказал взрывать это все к Люкиной маме. Радостные солдаты порысили к складу, провожаемые задумчивым взглядом товарища прапорщика.

Мимо Люкина проплыла баба Зина — женщина достаточно юная, чтобы заинтересовать, но недостаточно тощая, чтобы не перевозбуждать инстинкт самосохранения. Все 170 килограммов живого веса бабы Зины приветливо колыхались на ветру, отбивая все желание. А отбить желание у прапорщика — это талант. Отвлекшийся прапорщик не заметил, как два солдата из стройбата приволокли инженерный боеприпас и, не дожидаясь сапера или хоть кого-то, кто в голову не только ест, что-то с ним сделали. Вокруг все померкло.

Прапорщик Люкин резко очнулся. По правую руку от него лежала баба, тощая настолько, что вызывала опасения — не проткнет ли костями. Баба застонала и пошевелилась. Потом еще пошевелилась и выразилась матерно, но не по-русски, хотя Люкин ее понял. Сравнения и интонации были настолько знакомы, что товарищ прапорщик не выдержал и поинтересовался:

— Баба Зина?

— А ты кто, милок? — поинтересовалась баба, в этот раз по-русски.

— Прапорщик Люкин, — признался прапорщик, не помнивший уже сам, как его зовут по имени.

— Изменился-то как, — поразилась баба Зина. — Правда, отощал-то как… Вот ужо откормлю я тебя.

— Ой, — прошептала маленькая девочка, закрыв глаза на время игр пестиков и тычинок, по попе все еще не хотелось. — Я им память дать забыла.

— Представляешь, — умиротворенный Люкин возлежал рядом с, как оказалось, супругой. — Я, оказывается, лорд, а ты ледь… Или лядь?

— А я ле-е-еди, — протянула женщина, оценивая состояние тела, судя по которому, эти двое спаривались только двадцать девятого февраля. Или даже тридцатого. — Тебе надо сыночка нашего в школу собирать.

— Судя по моим воспоминаниям, сыночек наш первые недели две будет есть стоя, — натянув на себя одежду лорда и прихватив с полочки непонятно зачем лежавший там ремень, сиятельный лорд изволил проследовать к сыну. Прислушавшись к неизбежно донесшимся звукам, ле-е-еди удовлетворенно кивнула.

— Развели тут, панимашь, аристократов, — пробормотала ледь, собираясь поглядеться в зеркало полностью.

***

Такого шока Драко Люциус Малфой не испытывал никогда. Пришедший к нему в комнату отец в одних штанах резко изменил вектор воспитания молодого наследника. То есть сначала лишил возможности сидеть, а потом начал менять вектор, в результате рыдающий Драко отправился на завтрак. Родители спустились чуть позже, а пока рыдающий Драко поедал тост, который ему подсунул рыдающий за компанию эльф.

Родители были странными, как будто их кто-то проклял, они разговаривали на незнакомом языке и уже пару раз выдали руководящие указания сыну методом подзатыльника. Внезапно захотелось в Хогвартс. Даже если нельзя магглорожденных называть грязнокровками, в школе его точно никто не будет бить. Ну… наверное. Вытирая слезы, юный наследник отправился в школу, а лорд, как он выразился: «штырить леди». Они были упорны, потому проклятие одного наследника пало через недели полторы, в течение которых лорд от леди не отрывался, даже питались по месту… ммм… снятия проклятия. Убедившись, что баба Зина, то есть Нарцисса Малфой глубоко и безнадежно беременна, лорд Малфой отправился в школу.

В школе ему были не рады. Не рад директор, не рад декан сына, ну и сын, конечно… Учитывая, что он назвал симпатичную кудрявую девочку нехорошим словом, а папа услышал.

— Простите моего сына, юная леди, — извинился Люциус, а потом взял сына за ухо и пошел.

Гермиона Грейнджер была шокирована настолько, что забыла куда шла, что сказалось минут через пять, когда недовольный мочевой пузырь высказал все, что думает о хозяйке, и ей пришлось быстро бежать в башню. За ней бежал неутомимый Гарри Поттер, подумавший, что девочке плохо и ей надо помочь. Поэтому Герой видел цель и не видел препятствий, что создало определенные проблемы юной гриффиндорке, проблем, впрочем, не испугавшейся.

Лорд Малфой объяснил своему сыну всю его неправоту, чуть не сломав собственную трость, убедился, что сын понял, и отпустил того, запретив обращаться в Больничное крыло. Плачущий Драко Люциус Малфой пообещал себе никогда не называть грязнокровок грязнокровками, потому что это очень больно. А его дорогой папа отправился в министерство.

***

Нарцисса Малфой в это время учила домовиков варить борщ в восьмидесятилитровой кастрюле. Домовики послушно учились, так как борщ предполагался для себя, любимой, а не для солдат, то эльфы бились в истерике, но так и не смогли найти сала, гречки и сметаны. Это была личная трагедия леди Малфой, с помощью магии пославшей Патронуса мужу, который обещал найти вышеуказанное и доставить. Окружающие удивились тому, как изменился Патронус леди Малфой. Теперь это был бегемот, хотя его распознали немногие.

Решив разнообразить досуг, Нарцисса отправилась в гости к портрету тетушки, с которой ругалась следующие четыре часа, получая от этого процесса почти ни с чем не сравнимое удовольствие. Почти — потому что удовлетворение было близко к тому, что она получала в постели с товарищем прапорщиком. А товарищ прапорщик радостно командовал в Министерстве, потом в банке, а потом опять пришел в школу, чтобы порадовать директора, встречавшего его со слезами на глазах.

Как только лорд Малфой в ответ на «мальчик мой» сильно обиделся и лишил Хогвартс директора методом выкидывания из башни, возникла большая проблема, сразу же ставшая маленькой, потому что Люциус воцарился в школе, начав сразу же насаждать армейскую дисциплину в своем понимании этого слова. В результате свободного времени у школьников не было совсем — они учились, копали, закапывали накопанное и ходили строем. Гермиона Грейнджер была счастлива. Гарри Поттер тоже, особенно после того, как закопал Рона Уизли по шею в драконий навоз. Не нравился Герою выглядевший слишком сытым «друг», а Гермиона из-за того, что из-за книг часто забывала поесть, была тощей, почти как Гарри, и поэтому пользовалась любовью мальчика. Ну, любовь пришла на старших курсах, а пока они только ходили вместе, держась за руки, чтобы ветром не унесло.

Лорд Малфой исчез через пару-тройку месяцев, пока его жена рожала ему тройню, а потом сбежал обратно, потому что манор от слаженного детского рева качался и грозил обрушиться, но баба Зина как-то справлялась со всеми: детьми, домовиками и заглянувшими на огонек аристократами, отчего Мунго пополнялся регулярно.

На министерство товарищ прапорщик натравил лорда Гринграсса, потому что лорд Нотт не мог, у него были выбиты зубы везде, даже в труднодоступных местах, а лорд Гринграсс нормальным мужиком оказался, даже мог выпить стакан спирта. Правда, только один. Но мог же! Именно поэтому лорд Гринграсс и вызвался поставить Министерство в 92ю позицию, ибо лорду Малфою эти аристократические игры претили. Да и баба Зина могла приревновать чем-нибудь тяжелым. Поэтому министерство было тихим и лорда Малфоя не провоцировало.

Зато пытались спровоцировать близнецы Уизли в школе, но шутить товарищ прапорщик умел и любил, из-за чего близнецов Уизли никто больше не видел, ибо вся семья Уизли отправилась в Ородруин, где много золота. Что такое «Ородруин» товарищ прапорщик не помнил, впрочем, ему это было не важно — просто слово красивое. Семья Уизли слово тоже оценила и пошла…

В Мире Магии Великобритании наступил мир и сплошное процветание, особенно товарища прапорщика и бабы Зины. Правда леди Малфой была огорчена невозможностью набрать 170 кг, как она ни старалась. Зато детей было семеро, отчего Уизли утерлись в своих поисках загадочного Ородруина.

***

— Шестая, тебя Тринадцатая покусала? — поинтересовалась наставница, которой только что очень много чего интересного высказали, и не только высказали, отчего сиделось некомфортно.

— Ну почему ей можно, а мне нет? — поинтересовалась маленькая девочка.

— Шалить можно всем, — хмыкнула Мия. — Только за шалости потом следует расплата, ты знаешь?

— Я знаю, — всхлипнула Шестая, прикрывая попу, и очень жалобно посмотрела в глаза читателям.

Воспитание Слизерина

В очередной раз сбежавшая от наставницы Тринадцатая услышала отчаянный рев Шестой. Девочка горько плакала, поэтому Тринадцатая мимо пройти не могла.

— Что случилось? — поинтересовалась более старшая девочка у более младшей.

— Они… Бяки… Все слома-а-а-а-али!

На большой проекции умирал привязанный к памятнику мальчик, напротив него из котла вылезало нечто змееподобное. Привязанный мальчик имел только одну ниточку, связывавшую его с этим миром, она была тоненькой-тоненькой, значит, влюбленные еще себя не осознали, но он умирал, и ниточка была готова разорваться.

— А ну пойдем! — сказала Тринадцатая, беря за руку Шестую. — Бяк надо разбякивать!

***

Видя, как из котла поднимается Темный Лорд, Гарри чувствовал, что пришел его последний час. Все мысли мальчика сейчас были о том, каким он был дураком, что не пригласил Гермиону на бал. Постепенно становилось все холоднее, но страшно уже не было, Гарри уже почти видел машущую ему маму где-то вдалеке, когда все изменилось. Все застыло, как статичная картинка, заставив Гарри растерянно оглянуться. На старом кладбище возникли две фигурки, две девочки — одна лет, наверное, шести, а вторая ее гораздо младше. Младшая хныкала, глядя на представившуюся ей картину.

— Ой, фу! — сказала старшая, глядя на змееподобное тело Волдеморта. — Это что?

— Это Волдеморт, — ответил Гарри. — Он возродился, и теперь все будет плохо… А я…

— Нет, это фу, а не Волдеморт, — уверенно сказала девочка. — Сейчас мы тебя…

Волдеморт начал меняться, ужиматься, светлеть, и через некоторое время на земле сидела голенькая девочка лет полутора от роду.

— А почему девочка? — удивилась Тринадцатая. — Он же мальчиком был?

— А этот, когда его возрождал, — Шестая потыкала пальчиком в Питера. — Про письку забыл. Теперь он девочка, потому что у мальчиков писька другая.

— Точно! — воскликнула Тринадцатая. — Теперь этого, — она посмотрела на очень похоже изображавшего Буклю Гарри. — Надо починить… Починить… Ты будешь папой, и еще мама нужна же.

— А у него есть девочка, — сообщила Шестая. — Только они не признаются, вот!

На кладбище появилась Гермиона, она громко завизжала и бросилась к Гарри, а он смотрел на нее такими глазами, как будто прощался. Но во взгляде его читалось что-то такое, что заставляло девочку… Нет, в этот момент она ни о чем таком не думала, потому что была занята, но где-то внутри у нее зарождалось тепло.

— Глупые… Наставница говорила, что минус на минус дает плюс, — задумчиво произнесла Тринадцатая. — Сейчас…

Она сделала движение рукой, и рядом возникла фигура высокого мужчины с мечом и в латных трусах. Больше на мужчине не было ничего, что могло бы смутить ту же Гермиону, но она была занята — пыталась развязать Гарри, связанного заклинанием. Тринадцатая подошла к Гарри, развязав его одним движением, и начала впихивать в него мужчину.

— Что ты делаешь?! — закричал Годрик Гриффиндор.

— Сливаю ваши души, — ответила пыхтящая девочка. — Вот сейчас влезешь, и из двух придурков будет один умник. Наверное. И еще тебя надо большим сделать…

— А как же я? — удивилась Гермиона. — Я тоже хочу быть большой, он же без меня пропадет!

— Вот! — подняла Тринадцатая указательный палец вверх. — Это любовь!

— А как же Дамблдор? — удивился Гарри, сливаясь с Годриком.

— Перетопчется, — мрачно ответила девушка.

— Теперь надо их большими сделать? — спросила Шестая, перестав плакать.

— Да! — Тринадцатая махнула руками, Гарри и Гермиона стали, навскидку, двадцатилетними, Волдеморт описалась и заревела. — Забирайте дочку, и идите воспитывать.

— Ай, за что? — воскликнул Гарри Поттер, получив подзатыльник от Гермионы.

— Как тебе не стыдно рисковать жизнью, когда я так беспокоюсь! — ответила ему молодая девушка, поднимая голую Волдеморду с земли. — Так, теперь тебя зовут Эльза… — Гермиона покосилась на юношу и признала очевидное. — Поттер.

— Ой, забыла! — Тринадцатая еще что-то сделала, Гарри и Гермиону объяло белое пламя, вскорости опавшее. — Вот!

— Что «вот»? — поинтересовалась девушка.

— Нерасторжимый магический брак, это раз, — объяснила девочка. — И это… Вот это вот теперь действительно ваше. Зеленоглазое, вот!

— Дожили, — вздохнула Гермиона. — Пошли, олень, нам ребенка воспитывать…

— А чего вдруг олень? — удивился Гарри, глядя влюбленными глазами на красивую девушку и роняя слюну на грязную землю.

— Потому что я так сказала, — отрезала девушка. — Где моя романтика? Цветы? Серенады, наконец?

— Гвя… Гья… — попыталась выговорить бывшая Волдеморт. — Тьфу… Вя-я-я-я-я-я!

— Баю-баюшки баю, — запела Гермиона, Эльза опешила и замолчала. Тяжело было у девушки с музыкальным слухом, тяжело, конечно…

***

Напрасно ждал Дамблдор своего Избранного. Гарри с Гермионой и дочкой исчезли с кладбища, отправившись прямиком к Гермионе домой — ребенка следовало одеть и покормить. А Дамблдор ждал-ждал, ждал-ждал и аппарировал по следу кубка. А там как раз Пожиратели закончили искать своего Лорда и принялись бить Питера. Питер повизгивал, но не сознавался, куда дел Волдеморта.

Аппарировавший Дамблдор сгоряча получил на пять сантиметров выше бубенчиков, утер кровь, рассвирепел, и все Пожиратели вдруг стали тихими и спокойными. Потому что были связанными. Вот связанных Дамблдор и начал допрашивать. Они поначалу молчали из-за площадного Силенцио, наложенного Великим Светлым, но потом начали говорить. Как только Дамблдор вспомнил, что конкретно он наложил и на кого.

— Где Поттер? — возопил Великий Светлый, сдирая мантию не с того конца случайного Пожирателя.

— Не знаем, только что тут был, — донеслось с противоположного конца нехорошего человека в трусах с синими цветочками.

— А Волдеморт где? — уже тише поинтересовался Дамблдор.

— Тоже только что тут был, — вздохнул кто-то. — А потом бух!

— Что «бух»? — удивился Альбус, буха по плану не было.

— Что-то бух, они исчезли, котел перевернулся, и только этот гад, — пнул Питера все тот же Пожиратель.

— Питер, мальчик мой… — начал Дамблдор.

— Вот! Я знал! Он предатель! Бей его, ребята! — раздался тоненький голосок откуда-то сбоку.

— Похоже, Драко действительно последняя надежда рода, — хмыкнул Великий Светлый, оглянувшись на тонкоголосящего. — Ладно, недосуг мне, вы все должны простоять в углу десять лет, чтобы хорошенько подумать о своем поведении.

— У-у-у-у-у-у, — ответили ему Пожиратели, но Дамблдор уже аппарировал прочь, думая о том, что теперь делать.

— Ну, где? Где он? — поинтересовался министр Фадж.

— Он улетел, но обещал вернуться, — туманно ответил Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. — Так что победила дружба.

— Дамблдор! Вы мне за это ответите! Вы… Вы… Вы… — Фадж захлебнулся слюной и подавился своим английским языком. А Дамблдор, весело припрыгивая под хруст суставов, отправился в замок.

***

Заявившаяся домой взрослая Гермиона с таким же взрослым юношей и годовалым ребенком несколько озадачила родителей. Мистер Грейнджер, можно сказать, застыл, нащупывая ремень, но миссис Грейнджер остановила мужа. Ей очень хотелось разобраться в том, что произошло, ведь совсем недавно дочь выглядела вполне обычным подростком, а тут она вдруг взрослая и с дитем, которого явно не вчера родила. Насупленная девочка была похожа на Гермиону и на молодого человека, что вознамерился ее защитить от папы.

— Олень, папу не трогай, он девочек по попе не бьет, — прокомментировала девушка. — Папа, мама, познакомьтесь: олень — это Гарри Поттер, мой муж, ребенок — Эльза Поттер, наша дочь.

— Доченька, когда вы успели? — поинтересовалась миссис Грейнджер.

— Ма-а-агия, — протянул Гарри и резко пригнулся, отчего папин кулак встретился с Гермиониной ладонью.

— А реакция хорошая, — прокомментировал Марк Грейнджер.

— Жить-то хочется, — ответил ему Гарри Поттер. — Тут без реакции никак.

— По внучке не скажешь, — улыбнулся Марк. — Или вас не спрашивали?

— Как ты догадался, папа? — удивилась Гермиона. — Выяснилось, что мы любим друг друга, только олень молчал, как придушенный, вот высшие силы нас и одарили.

— Мне еще тебе серенады петь, — вспомнил Гарри. — Надо у котов мисс Фигг мастер-класс взять…

— Расскажи, что случилось, доченька, — тактично попросила Эмма Грейнджер. — Только внученьку покормить надо сначала.

— И офефь, — не очень внятно сообщил ребенок.

— Вы с ней осторожнее, — посоветовал Гарри. — Совсем недавно она страшным Темным Лордом была.

— Нам не страшен темный лорд, темный лорд, темный лорд, — опять пропела миссис Поттер. Глаза Эльзы, обладавшей, как выяснилось, музыкальным слухом, округлились и стали жалобными.

— Спой еще что-нибудь, любовь моя, — наблюдая эффект, попросил Гарри. — Глядишь, ты его так перевоспитаешь и попу бить не придется, — Эльза сглотнула, прикрывая руками попу. — Кстати, а она так голой и будет?

— Ой, — спохватилась Гермиона, трансфигурируя девочке платье. — Надевай, а то запою!

Увидев розовое платье, Эльза скривилась, но потом, услышав угрозу, быстро оделась, не слезая с маминых рук. Девочка, несмотря на характер, чувствовала, что вот это мама, а это папа, и по попе не хотела. Поэтому вела себя смирно и почти не капризничала. Мама, которая Гермиона, а не которая уже бабушка, понесла ребенка на кухню, кивнув туда же Гарри, который радостно унесся готовить ребенку поесть. Свежеиспечённые бабушка и дедушка потянулись следом.

Чуть позже Гарри кормил с ложечки капризничающую девочку, говоря ей:

— Салли, ты был умным мужиком, зачем ты позволил проводить ритуал недоучке?

— Боше некому, — отозвалась девочка.

— Вот теперь ты девочка, и моя дочь, — проговорил Гарри. — Поэтому эпичной битвы не будет, а будет что?

— Нихацу… — тихо сказала маленькая девочка, и была она такой милой, что Гарри обнял своего бывшего врага.

— Любить тебя будут, — тихо сказал всю жизнь мечтавший о семье мальчик в теле взрослого дяди. — Одевать, заботиться и кормить.

— А если… ну… — девочка исподлобья посмотрела на свежеиспеченного отца.

— А тогда мама песенку споет, — улыбнулся он, глядя в округлившиеся глаза дочери.

Пока Гарри кормил дочь, забыв о том, что она вообще-то страшный темный лорд, Гермиона начала рассказывать. Сначала она рассказала о турнире, вызывая желание папы все-таки потянуться за ремнем, но потом, опасливо покосившись на отца, подошла к сути дела:

— Этот олень опять пошел убиваться, я сидела на трибунах и плакала от страха за него, и тут вдруг хлоп, я оказалась на кладбище, где Гарри так смотрел… Он так на меня смотрел, мамочка… — девушка всхлипнула. — И еще там были две маленькие девочки, но всемогущие. Они превратили Волдеморта в Эльзу, а нас во взрослых и послали. Вот мы и пришли.

— Это еще кто из вас двоих олень, — вздохнула все понимающая миссис Грейнджер. — Ладно, будем воспитывать нашу маленькую прелесть.

От нежности, что звучала в голосе, получается, бабушки, Слизерин вздрогнул. Он и не помнил, чтобы к нему хоть когда-нибудь так относились, поэтому это было неожиданно. Полуторагодовалая девочка внезапно почувствовала тепло семьи и улыбнулась. Ребенок же, чего б не улыбаться.

***

О чем-то вспомнив, Альбус Дамблдор аппарировал сначала к Дурслям, а потом и к Грейнджерам в поисках своего Героя. Увидев мисс Грейнджер, точнее, уже миссис Поттер, Великий Светлый волшебник опешил, а потом прошел в гостиную, куда его любезно пригласила молодая мама, правда, на тот момент Дамблдор не знал, что она мама, но его быстро просветили.

— Вя-я-я-я! Нихацунибудю! — донесся до него детский голос.

— У вас ребенок? — удивился Дамблдор.

— Это Слизерин бывший, — пояснила ему девушка. — Теперь он девочка, потому что Питер налажал.

— Ничего не понял, — признался Великий Светлый. — А что там происходит?

— Противостояние Слизерина и Гриффиндора, — меланхолично ответила Гермиона.

— Что же случилось, мисс… миссис Поттер? — пораженно спросил Дамблдор.

— Сначала Возрождение Темного лорда, потом это не понравилось высшим сущностям, так что теперь мы родители Эльзы, — спокойно объяснила девушка, покосившись в сторону ванной, откуда донесся звонкий звук шлепка, прервавший капризные крики. — Только что очередная битва закончилась.

— Как закончилась? — Великий Светлый Волшебник не понимал решительно ничего.

— По попе, — лаконично сказала Гермиона. — Теперь у нас все битвы так заканчиваются.

— Сила любви… Сила любви… — прошептал Дамблдор. — По попе?

— Дочь мы любим, но и воспитываем, конечно, — девушка мило улыбнулась. — Так что не с кем вам бороться, мой Гарри за доченьку всю Британию кровью зальет, да и я тоже.

— Это точно, — подтвердил молодой отец, неся в руках закутанную в полотенце девочку.

— А купает ее Гарри, потому что у него терпения больше, — объяснила Дамблдору Гермиона. — Ему терпение Дурсли воспитывали.

Ошарашенный Великий Светлый поздоровался с девочкой, смотревшей на него с подозрением, и аппарировал прочь, пообещав прислать задания, чтобы молодые родители могли подготовиться к экзаменам. Совсем не так, как оказалось, он понимал Пророчество, сделанное Трелони. Он думал, Гарри придется сражаться, а тут получается, что надо воспитывать. Тоже, в чем-то сражение…

А маленькая девочка продолжала капризничать, но тут все зависело от того, кому она капризничала. Потому что может и по попе прилететь. А по попе ей не нравилось. И в угол тоже. Ей нравились теплые объятия и конфеты, которые пока было нельзя, зато можно фрукты, потребляемые ребенком в неимоверных количествах. О «магглах» и «грязнокровках» юная Эльза уже не задумывалась, потому что «по попе» ей не нравилось, ну вот совсем, поэтому девочка медленно-медленно, но привыкала к тому, что право на жизнь имеет каждый, а кто думает иначе, тому будет по попе.

Самое главное — чтобы мама не пела, а то еще неизвестно, что хуже — когда мама поет или по попе.

Эльза Поттер росла в атмосфере любви, иногда отхватывая по попе от папочки, поэтому она была лапочкой и солнышком. А кто ее не считал лапочкой и солнышком — мог огрести от папы и не обязательно по попе. Потому и в маггловской школе, а потом, и в Хогвартсе милая девочка была лапочкой и солнышком, правда, когда очередной Малфой попытался что-то вякнуть, она чуть не прервала род белобрысых, а потом пришел папа, похвалил свою доченьку, сильно напугал белобрысого дядю и все. Папа же. А вот ненависти больше не было… невозможно ненавидеть, когда тебя так любят.

***

— А мы по попе точно не получим? — спросила Шестая.

— Тетя Автор заявки сказала, что нас нельзя по попе, вот, — ответила улыбающаяся Тринадцатая. — Зато у них все хорошо.

— А когда тетя дядю сковородкой «промеж рогов», как она сказала — это тоже хорошо? — удивилась Шестая.

— Ну конечно! — закивала Тринадцатая. — Ты послушай, звук какой… надо тете музыкальный слух в награду подарить, а то, когда она моется, страдает весь квартал…

Явление

НАЧАЛО

— Девочки, попробуйте сегодня не шалить, — попросила Мия, направляясь к кабинету Ректора.

— Па-а-а-а-а-акость, — прошептала Тринадцатая.

— Где? Без меня? — откликнулась Шестая.

— С тобой! — обняла её Тринадцатая.

Девочки захихикали и двинулись в сторону карты Миров. Не все Миры входили в конгломерат Песочницы, но вот буквально на днях появился новый. Он даже не успел развиться, когда его Творец потерял интерес к Миру. Теперь этот Мир свободен для любого из Творцов, почему бы и не для маленьких девочек из детского садика?

— С чего начнём? — деловито осведомилась Шестая.

— С явления Основателей, — хихикнула Тринадцатая, совершая странный жест руками.

Салазар Слизерин изволил открыть левый глаз. Вокруг было темно. Зажёгшийся по воле его светлячок осветил маленькое помещение, которое он кратко охарактеризовал на парселтанге. Взглянул на руки и охарактеризовал ситуацию ещё раз. Его личность, как оказалось, почти полностью подавила личность хозяина тела, который был забитым и несчастным. «Не зря я не люблю маглов», — подумал Салазар, просмотрев память юного мага.

Петунья Дурсль не успела постучать в дверь чулана, так как эта дверь превратилась в пыль буквально перед её носом, и из чулана горделиво вышел её «урод»-племянник, но как он изменился! Глаза были полуприкрыты, с губ срывалось раздражённое шипение, а вся поза говорила о величии — прямая спина, вздёрнутый подбородок и ощущение смертельной опасности… Петунья пискнула и громко закричала:

— Вернон! Вернон! Тут ненормальный опя-я-я-я…

Крик всё не заканчивался, а Салазар с интересом смотрел на бьющуюся на полу презренную маглу. Выбежавший свиноподобный экземпляр магла был отправлен повисеть на стене, пока Салазар шествовал на кухню. На кухне было то, что местные маглы считали едой. Салазар скривился.

— Рейли!

— Рейли явился… О, магия Хозяина! Хозяин вернулся!

— Жрать давай!

Со стола было убрано убожество, разложенное там, и Салазар принялся трапезничать. В сегодняшнюю трапезу вошли перепела и гусь, но гуся эта тщедушная тушка не осилила, потому Слизерин быстро почувствовал усталость и приказал перенести себя в замок. На полу осталась тихо лежать Петунья, страшась обратить на себя внимание, а на стене под потолком понуро висел Дурсль-старший.

***

— Кого б зарезать? — задумчиво спросил Годрик Гриффиндор, глядя на родственника тушки, в которой оказался.

Родственник нервно икнул и сделал шаг назад, а Годрик рассмеялся и побежал к выходу из здания с целью разминки. Тушка была толстой и неповоротливой. Это необходимо было срочно исправить. За мальчиком понеслись эльфы и бабушка. Увидев пруд, мальчик с разбегу прыгнул в него.

— Невилл, не надо топиться! — кричала бабушка, порываясь бросить в воду дядюшку тушки.

Годрик взлетел над прудом, чтобы увидеть сцену бросания получше, но дело явно застопорилось, поэтому он помог старой женщине, махнув рукой. Дядюшка тонул, Годрик самозабвенно ржал, бабушка находилась в обмороке, а эльфы — в восхищении.

***

Кандида Когтевран с девочкой просто договорилась. Тело, в котором она очнулась, принадлежало такому же пытливому уму, как и она сама, поэтому Кандида не подавляла Гермиону, они просто объединились в одном сознании и теперь поглощали книги. Причём Кандида тихо ругалась, читая «Историю Хогвартса». Некромант по сути своей, она очень не любила, когда её идеи извращали, а потому решила примерно наказать волшебников. Однако для этого требовалось встретиться с Салли или его потомками. Ибо если Пенелопа это увидит — будут жертвы. Возможно, массовые.

Девочка, готовящаяся поступить в Хогвартс, аппарировала на Косую Аллею и направилась в банк. Гоблины вначале не приняли всерьёз требование девочки, но потом всё-таки прислушались. Особенно, когда ничего не соображающая охрана обезглавила руководство банка. Брать их под контроль было проще, чем сотворить высшего лича. И девочка рванула за покупками. Палочка ей была не нужна, а вот книги… Правда, книжный магазин сгорел, но это просто сопутствующие потери, вежливее надо быть, вежливее. Так, а теперь — к Салли!

***

Пенелопа была в бешенстве. В таком бешенстве она не была с тех пор, как Годрик побрил её любимую мантикору. Эти… Извратили весь её труд, всю работу боевого мага! Цветочки… Она им устроит цветочки! И всё ещё находясь в ярком бешенстве, Пенелопа аппарировала в замок Салазара.

— Ну нет, так дело не пойдёт, — сказала Тринадцатая, — они же детей подавили, а должны быть просто памятью. Надо переделать!

— Ура! Давай переделывать! — запрыгала Шестая.

***

Гарри проснулся в чулане, перед его глазами отцветали картины необычного сна, в котором он был великим волшебником и много чего умел. Стало тоскливо, но в следующий миг в дверь привычно постучала тётя Петунья.

— Вставай, негодный мальчишка! — закричала она. — Иди готовить завтрак.

Мальчик привычно встал, оделся в старую одежду Дадли и понуро пошёл на кухню. Тётя сегодня была не в настроении, замахнувшись на мальчика и назвав его «проклятым уродом». Что-то всколыхнулось в Гарри, когда он так же привычно прикрыл рукой голову, а тётя внезапно улетела, разбив собой окно. Мальчик замер, разглядывая свои руки, которые светились сейчас мертвенным зелёным светом.

— Вернон! — закричала сидящая на автомобиле тётя Петунья.

В кухню ворвался Вернон Дурсль, оценил разбитое стекло и замахнулся своим огромным кулаком на Гарри, желая ударить, что было видно по его озлобленному лицу. Мальчик снова закрылся руками и пожелал, чтобы дядя замер. Будто превратившись в камень, Вернон с грохотом упал. Гарри очень испугался и спрятался в чулан. Оттуда он слышал, как Петунья отчаянно кричит в телефон:

— Помогите, мой муж превратился в камень!

Приехали не только полиция, но и парамедики, которые обездвижили и забрали тётю куда-то, а дядя как раз начал приходить в себя. Полицейские быстро осмотрели дом и нашли Гарри в чулане. Когда его попытались вытащить, он кричал и просил его не бить. Поэтому полицейские не стали вытаскивать мальчика, а только куда-то позвонили. В чулан заглянула добрая тётенька, которая смогла выманить ребенка на яркую конфету. Когда перепуганный мальчик вышел на свет, дядя полицейский что-то сказал сквозь зубы и разозлился, потому что Гарри закрылся руками от страха. Добрая тётенька обняла мальчика, и они куда-то поехали, а дядю посадили в другую машину.

Всю дорогу Гарри дрожал, но ничего плохого не случилось, его привезли куда-то, посадили в комнату и сказали, что теперь это его комната. И даже покормили. Уставший ребёнок уснул на мягкой кровати.

***

Гермионе Грейнджер снился сон, в котором она была дамой по имени Кандида Когтевран и очень любила учиться. А ещё она любила поднимать кладбища и играть с зомби в догонялки, это было очень весело.

Утром девочка оделась, умылась, позавтракала и отправилась в школу. В школе всё было хорошо, она отлично знала ответы на все вопросы, но отдельные мальчики вели себя отвратительно — ругали её плохими словами, кидали в неё резинку и даже облили водой. Поэтому Гермиона обиделась, а потом что-то случилось, и обидевшие её мальчики начали громко кричать. Они недолго покричали и убежали, держась за попу. Подумав, Гермиона поняла, что умеет колдовать, и это было прекрасно.

***

Невилла Лонгботтома выкинули из окна. Его дядя обладал странной манией — он пытался убить племянника, но магия пока не разрешила ему это сделать. Поэтому мальчик завис в воздухе и пульнул в дядю молнией, от чего тот немножко обуглился.

Всю ночь перед этим мальчику снились сны, в которых он весело рубил мечом разных тварей, включая людей, вместе с прекрасной Пенелопой. Двум боевым магам всегда было о чём поговорить, что выпить и кого нарубить. Проснулся Невилл уже, казалось, совсем другим человеком. Память — это ведь не только образы, но и характер, потому утро следующего дня началось с зарядки и паники эльфов, ну а дядя изрядно обуглился и больше уже не хотел выбрасывать мальчика из окна. Впрочем, Невиллу нужно было прийти в форму, впереди Хогвартс и факультет боевых магов. О том, что сделали со школой за тысячу лет он пока не догадывался.

***

— Шла бы ты домой, Пенелопа…

Девочке снился сон. Сон был полон кулинарии, сверкания верной секиры и достаточно агрессивной зелени. Скоро ей уезжать в школу, где она сможет оценить, как изменилась школа и что нового появилось за тысячу-то лет.

Девочку с детства привлекали растения, ей нравилось возиться с цветочками и травками, а проснувшаяся память добавила знаний и умений. Правда, тот факт, что Ханна не владела секирой, сильно удручал ребёнка, поэтому она начала утро с пробежки, напугав окружающих.

— Куда же ты, доченька? — спросила мама.

— Мне скоро в Хогвартс, мама, — ответила убегающая дочь, — а у меня ни умений, ни знаний, и секиру я не подниму.

Нельзя сказать, что этот ответ успокоил домашних, но, решив, что ребёнок так играет, её оставили в покое и даже выдали секиру, которую Ханна ожидаемо не подняла. Девочка расплакалась и грустно постреляла молниями пролетающих птичек.

***

— А это точно не хуже? — спросила Шестая, наблюдая за падающей от молнии птичкой.

— Ну хоть всех сразу не поубивают… Наверное… — задумчиво проронила Тринадцатая.

СЕРЕДИНА

Они встретились в поезде… Точнее, Гермиона, Ханна и Невилл пошли поглазеть на Героя Магического Мира. Герой меланхолично стукал рыжего мальчика о потолок. Ни Гарри, ни Салазар не терпели бестактность, поэтому на вопросы рыжего Гарри просто обиделся, а как правильно обижаться, ему подсказала память Салазара, потому что опыта в обиженности у мальчика не было, зато магических сил — как у дурака махорки.

— Дружище, ну и хиленькая же тушка тебе досталась, как я погляжу, — услышал Гарри голос со смутно знакомыми интонациями.

Эти слова у Невилла вырвались непроизвольно, заставив лохматого паренька повернуться к ним со странно знакомым выражением лица.

— Рик? — полувопросительно окликнул Герой Магического Мира.

— Сал? — удивился Невилл, почёсывая затылок кинжалом, отжатым у дядюшки.

— Рик! Твою Магию! Повеселимся! — Надоевший рыжий вылетел в открытую дверь и пропал в глубине вагона.

— Годрик и Салли, — раздался голос с так же знакомыми, слегка издевательскими интонациями. — Замок не восстановим…

Девочка с пушистыми коричневыми волосами и умными глазами смотрела на обоих сразу же смутившихся мальчиков, после чего перевела взгляд на Ханну, будто рентгеном просветив её.

— Магия! Кандида! — Гарри упал на колени перед девочкой, принявшей это как должное.

— Я тоже по тебе соскучилась, — кивнула она и обратилась к Ханне. — Два придурка у нас есть, я Кандида, значит, ты — Пенелопа?

— О прекраснейшая! — Невилл упал на колено перед Ханной, почти рефлекторным жестом наложив на купе чары расширения.

Ханна покраснела и ласково пнула Невилла красивой ножкой в солнечное сплетение.

— Не смущай меня… — прошептала девочка.

Пока Гарри целовал туфельки Гермионы, а Невилл пытался разогнуться, девочки успели познакомиться и обсудить девичьи проблемы. Одной из проблем, правда, ненадолго, стал белобрысенький мальчуган, почему-то решивший, что он бессмертный.

— С дороги, грязнокровка, — сказал самоубийца… Гермионе.

— Эх… — произнесла девочка и попросила Ханну: — Мелом его посыпь*, что ли…

***

Усевшись в лодочку вчетвером, дети принялись оглядываться. Гарри вежливо поздоровался с Кальмаром, указав ему на лодочку с белобрысеньким, которого Кальмар сразу начал макать в воду и радостно обнимать. Поднявшийся на поверхность русалочий царь посмотрел в наглые слизеринские глаза и счёл правильным утонуть. О Салазаре Слизерине ходили легенды не только среди народа людей.

— Смотри, Рик, а ты говорил — временное решение! — прошипела Ханна. — Тысячу лет они на этих лодках катаются, как вы двое.

— Ну, Пени… Кто ж мог знать-то? — Невилл был откровенно смущён.

— Вы на замок посмотрите, — прошептала медленно звереющая Гермиона, отчего местное кладбище зашевелилось, а тыквы на грядке Хагрида предприняли попытку самоэвакуации в Запретный лес.

Салазар перевёл взгляд на замок, его глаза потемнели, а изо рта вырвалось шипение. Кандиду Салазар всегда понимал с полуслова, и, увидев, что сделалось с замком, Гарри хотелось сейчас кого-нибудь посадить на шпиль Астрономической башни.

— Все распределяемся на один факультет, — сказала Ханна, оценив состояние друзей.

В Большой зал четвёрка будущих первокурсников входила уже в состоянии холодного бешенства. Замок был почти беззащитен, обветшал, будто в нём совершенно никто не учился. Призраки шарахнулись от детей, каким-то образом почувствовав, что юных первокурсников лучше не злить. Песня шляпы заставила Невилла поморщиться, а Ханну — недобро усмехнуться.

— Временное решение, говоришь? — оскалилась Гермиона, что даже на лице юной девочки выглядело устрашающе.

— Ну кто ж знал… — Гарри развёл руками.

Когда шляпа упала на глаза Ханны, мгновенно воцарилась тишина. Шляпа мелко дрожала на голове девочки, а в это время шёл неспешный разговор с находящейся в почти крайней степени бешенства воительницей.

— Не виноватая я, это всё они, гады… Ритуалы отменили, детей мучают, сказки про вас придумали… Не надо меня развеивать!

— Так, распределишь нас всех… Да хоть бы и к Годрику, хоть повеселимся.

— Госпожа, это давно уже не факультет боевых магов…

— Вот и исправим…

Крики «Поттер с нами!», язвительная улыбка Гарри, оскалившаяся Гермиона, злой Невилл и уже немного успокоившаяся Ханна завершили процедуру распределения. Казалось, ничто не может сделать ещё хуже, если бы не речь директора, от которой у Гермионы помутилось в глазах. Смертельная опасность в их творении, которое было Убежищем? Дети с памятью Основателей не сдержались, и в следующие полчаса крайне удивлённые ученики и преподаватели могли наблюдать за Альбусом Дамблдором, летающим по залу. Причём у большинства было ощущение, что его таскают за бороду.

Наконец Гермиона успокоилась, директор отправился в Больничное крыло, разрушенные колонны в зале восстановили, но это было ещё не всё. Гарри принюхался к еде и напиткам и стукнул по столу кулаком.

— Эльф Хогвартса!

Перед мальчиком возник эльф, сразу же схваченный за ухо и получивший кубком с соком в глаз.

— Что делают зелья в моём напитке, ты, выплеск стихийной магии? — почти спокойно поинтересовался мальчик.

— Директор приказал… — прошептал эльф, боясь разозлить могущественного чародея.

— Школа перестала быть убежищем? — тихо прорычала Гермиона.

Все присутствующие в зале замерли. То ли от осознаниявыволочки, которую делали первокурсники, то ли от чрезвычайно мощного заклинания обездвиживания, которое наколдовала впавшая в ярость Гермиона.

— Директор… — проговорил эльф и заплакал.

— Ах, директор…

***

По какой-то улыбающейся сейчас в кресле причине никто в зале не запомнил, что произошло, но юные гриффиндорцы отстали от основной толпы, отправившись в Выручай-комнату, где и расселись по креслам. Новости были отвратительными, убить прямо сейчас — совершенно некого, хотя…

— Кандида, душа моя, не улыбайся так, — произнёс Гарри, с обожанием глядя на девочку. — Я пугаюсь.

— Нечего пугаться, я же не на тебя улыбаюсь, — ответила Гермиона, подумывая о том, не поднять ли кладбище для развлечения.

— Предлагаю директора изгнать, кстати, нах… эээ… зачем он нужен? — мягко сказала Ханна.

— Поддерживаю, — сухо ответил Невилл, сильно сожалея сейчас о том, что они такие маленькие. — Кстати, почему замок такой вялый?

— Ритуалы полтыщи лет никто не проводил, — мрачно ответил Гарри.

Дети встали и пошли проводить ритуал обретения контроля, а в Больничном крыле грустно летал вокруг факела Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Его с переменным успехом ловила сачком мадам Помфри, веселились эльфы. Рядом стоял наслаждающийся зрелищем мрачный зельевар, и рвала себе шерсть на хвосте Минерва МакГонагалл.

— Заканчивай с эпиляцией, Минерва, — произнёс злобный зельевар. — Я тебе для этой цели зелье подарю.

— Северус, — вскричала декан факультета смелых. — как ты можешь!

— Да как-то так…

— Хихи, а ты представляешь, как они удивятся, когда историю узнают?

— Тринадцатая, может, не надо?

— Шестая, да ну, когда ещё так повеселимся!

— Что?! — вскричала Гермиона. — Как умерла? Кто ей разрешил умирать? Да я ей!

— Не нервничай, душа моя, — произнёс Гарри, обнимая девочку. — Мы всё исправим!

Невилл опять медленно зверел, читая историю Хогвартса, Ханна же успокаивала мальчика поцелуями, от чего озверение сразу же терялось, но ненадолго.

— Сал, представляешь, а ты, оказывается, тёмный маг, маглокровок хотел извести.

— Я?! — Гарри был в шоке.

На глаза мальчика навернулись слёзы. Перед глазами проносились картины прошлого… Как с трудом обнаруженных волшебников привозили и аппарировали в убежище, как с ними возились, помогали, спасали… Скольких он лично вынес из горящих домов. И вот теперь…

— А я тебе говорил, что зря ты это. Чернь не может быть благодарной, — жёстко бросил Невилл, в душе сильно переживая за друга.

КОНЕЦ

— Салли, твоих родственников до седьмого колена! Это что такое? Что это такое, я тебя спрашиваю? Кто из твоих потомков испортил мою вещь? — кричала Гермиона на Гарри, потрясая своей диадемой, из которой вился чёрный дымок.

Гарри закрыл голову руками и свернулся в привычную позу эмбриона, переживая приступ ярости возлюбленной. Он не понимал, о чём она кричит, но заранее был согласен с любой карой. Гермиона, слегка поостыв, вытянула чужеродную сущность из диадемы, воплотив её в простого голема, чтобы допросить, и только сейчас увидела состояние Гарри. Девочке стало стыдно, она обняла мальчика и поцеловала куда-то в район глаза. Гарри сразу же обнял девочку в ответ, наслаждаясь её прикосновениями, отчего Гермиона смутилась и повернулась к шатающемуся голему.

— Ты, отрыжка дракона, кто такой? — грозно вопросила девочка.

— Я — лорд Волдеморт, Наследник Слизерина, — гордо ответил голем и чуть было не стал горсткой песка от жеста разозлённого Гарри.

— Как ты посмел, наследничек, испортить вещь Кандиды? — прошипел Гарри, желая развеять сущность, но возлюбленная не дала ему этого сделать.

В течение недолгого, но эффективного допроса выяснилось, что этот… наследничек… разорвал свою душу на множество частей, желая бессмертья, на что Кандида лишь фыркнула и начала составлять круг призвания вместе с друзьями. Одна частица есть, остальные можно призвать и посмотреть на весь набор. Чтобы решить — развеять или пусть живёт.

— М-м-м-м, Кандида, тут твоя дочь… — тактично сменила тему Ханна. — Она призрак.

— Что?! Вот как у такой умной меня родилась такая дура, а? — тихо спросила Гермиона. — Ладно, с наследничком Салли разберёмся, придёт время и для дочери.

***

— Па-а-акость! Был старик, а ста-а-ал…

— Тринадцатая, нас же не помилуют…

— Не боись, тут добрая тётенька, она защитит… Ну, хотя бы тебя…

— А ты?

— А мне не страшно, потому что он заслужил, воть!

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор медленно менялся… уменьшалось тело, отвалилась борода, выросли уши… Мадам Помфри была в совершеннейшем ужасе, ничего не помогало, камины не работали, замок, казалось, был полностью отсечен от внешнего мира. А Дамблдор медленно менялся. Уроки шли как обычно, только Квирелл в какой-то момент начал биться в судорогах и впал в коматозное состояние, но от отсутствия этого вонючего заики дети всё равно ничего не потеряли.

Мадам Помфри была цинична, как все медики, видела в жизни всякое, а потому уже ничему не удивлялась. Поэтому, когда перед ней предстал старый сморщенный домовик, она только вздохнула.

— Дамби готов выполнить приказание госпожи!

— Отправляйся на кухню, Дамби.

И тот, кто совсем недавно был Великим Светлым Волшебником, отправился на кухню, ибо что может быть лучше работы для домового эльфа.

***

— Ну вот как она могла так, а?

— Будешь ей тело делать?

— Буду! Глупая девчонка! — Гермиона расплакалась в объятиях Гарри.

— Давай помогу…

Елена Когтевран чувствовала, что её что-то тянет. Призрак думал, что вот и конец его призрачной жизни, когда всё тело вспыхнуло белым светом и пришла сильная боль. Громкий крик означил рождение новой жизни. Пятилетняя девочка проморгалась от слёз, открыла глаза и увидела четверых детей, которые были старше неё, а впереди стояла девочка и с таким знакомым выражением смотрела на Елену, что малышка заплакала.

— Мама… Мамочка…

— Доченька, — Гермиона обняла ребёнка. — Сал, надо её к моим родителям, нечего ребёнку в замке делать.

— А объяснишь как? — Гарри скептически посмотрел на Гермиону.

— Надо ли нам объяснять?

— Логично… Ну, полетели?

***

— Что мы имеем… — Невилл почесал тестикулы и немедленно получил воспитательный пинок от Ханны. — Дамблдор исчез, зато есть новый эльф — это точно не мы. Местного Тёмного Лорда сейчас Салли пытает. Скорее всего, перепрограммирует и на местных натравит, он это умеет. Кандида отправила дочь к родителям местным. Ханна — душа моя. А я… Кстати… Какого эта кошка драная делает во главе моего факультета?

— А кого взамен? — Ханна потыкала пальцем в живот Невилла.

— Да хоть Вектор, там кто угодно будет лучше.

Дикий мяв раздавался из деканских покоев башни Гриффиндор. Какая-то сила вынесла Минерву за порог и придала ускорение по копчику. Причём перед этим бывшая декан была обращена в свою анимагическую форму. Поэтому, пролетев буквально метр, не самая юная кошка встретилась со стеной, по которой и стекла вниз. Дверь апартаментов закрылась и исчезла. Минерва поняла, что уволена с поста декана… Это было очень обидно, поэтому Минерва побрела к миссис Норрис — плакаться на жизнь и несправедливость.

— Ох, Тринадцатая, Мия придёт — будет нам…

— А я… я… я скажу, что это всё я, вот!

— Нельзя же… мы же вместе.

— Ну и что, что вместе, я не хочу, чтобы тебя наказали…

Две маленькие девочки обнялись и застыли, поддерживая друг друга…

***

— Слушай меня, наследничек, — шипел Гарри, глядя на сложившийся паззл. — Ты будешь любить маглокровок как жизнь. Но твоя обязанность — сделать их волшебниками, поднять магов из той грязи, в которую они влезли. Используй для этого своих рабов, в конце концов! Я хочу, чтобы ты был директором и чтобы здесь был образцовый порядок! А то я тебе устрою такое посмертие, что Кандида будет плакать от умиления. Ты меня понял?

— Н-но… вы же… — заикаясь и краснея, ответил Том, — ненавидели маглов!

— Ты брось мне эту ересь! — поморщился Гарри. — Ты ещё легко отделался, мог бы, как Дамби…

— Дамби здесь! — появился перед ошарашенными волшебниками домовик. — Чего изволит хозяин Гарри Поттер?

Том с ужасом смотрел на существо перед ним, понимая, что ЭТО и есть Дамблдор. Всё тело Тёмного Лорда охватила волна ужаса, и он клятвенно пообещал, что сделает всё, что нужно.

Том Марволо Риддл мелко дрожал после оживления в теле сорокалетнего респектабельного волшебника. Его признали наследником, но… Но для того, чтобы дожить до старости, требовалось очень многое сделать. Для начала Том отправился в Министерство. Ему очень, просто очень хотелось поговорить с министром. Министр, правда, этого не хотел, но его никто не спрашивал. Когда Том на ушко рассказал министру, кто он такой, то одним пациентом в Мунго стало больше, потому что нельзя постоянно ходить под себя министру… Исполняющая обязанности министра Амбридж сразу же согласилась на экстерриториальность Хогвартса. Всё-таки полчаса в виде жабки убеждают лучше круциатуса.

Вернувшись в Хогвартс, Том прошёл в кабинет директора, из которого распорядился убрать всё лишнее. Предстояло ввести новые предметы и позаботиться о четвёрке гриффиндорцев, которые всё же возвратили его к жизни и дали самый прекрасный шанс в жизни — шанс быть нужным.

***

— Елена! Зачем ты брала диадему? Зачем отдавала этому… паззлу? Как ты посмела умереть? — Гермиона была очень зла.

Её родители приняли девочку после небольшой коррекции памяти, так что у Гермионы теперь была маленькая сестричка-волшебница, которую девочка сейчас воспитывала. Елена хныкала, понимая, что ей сейчас влетит за все художества, но принимала это, потому что радовалась тому, что есть мама… И она снова живая. Девочка безропотно полезла на Гермионины коленки, принимая неизбежное.

— Я кого просила не шалить? Что вы здесь устроили? Тринадцатая, ну сколько можно? Всё, никакая добрая тётенька тебя не спасёт! — наставница была очень раздражена.

— Не наказывай Шестую, пожалуйста, Мия! Это я во всём виновата! — хныкала маленькая девочка.

— Надо исправлять…

Память Основателей медленно засыпала в детях, не пропадая вовсе, но оставляя им их детство, они больше не были Кандидой, Салазаром, Годриком и Пенелопой. Дети становились просто Гарри, Невиллом, Ханной и Гермионой. Больше дети не были одержимы уснувшей памятью, они были собой, правда, сердца и души остались. И для Гарри самым дорогим и светлым человеком по-прежнему была Гермиона, как и он для неё, а Невилл вздыхал по Ханне, которой очень нравился этот нескладный представитель древнего рода. Улыбнувшись друг другу, дети разошлись по спальням, чтобы встретиться назавтра. Впереди были полные учёбы и приключений семь лет. Семь лет, которые дети просто проживут, не бегая от смерти и не попадая в сети манипуляторов.

Шестая пыталась вступиться за Тринадцатую, как-то оправдаться, но была без разговоров поставлена в угол, а Тринадцатая… Девочка всхлипнула, понимая, что наставница права, и безропотно полезла на её коленки, принимая неизбежное.

В маленькой комнате на кровати на животике лежала наказанная Елена Когтевран, всхлипывая после всего произошедшего, а с ней рядом так же на животике лежала светящаяся девочка. Они всхлипывали в унисон, но всё равно, несмотря на наказание, знали, что их любят.

Оглавление

Детский сад

Дамби-пух!

Цирк капитана Шевцовой

Побег

Урок

Вопросы святости

Игра с животными

Круглый стол

Запретный остров

Совпадение

Брат

Слезинка ребенка

Заявка на Мир

Гермиона и злодеи

Вернуть маму

Рога

Девочку же не будут обижать?

Коробочка

Возвращение

Время

Луна

Шалунья

Воспитание Слизерина

Явление