Грач - птица весенняя [Сергей Дмитриевич Мстиславский] (fb2) читать постранично

Мстиславский Сергей Дмитриевич Грач — птица весенняя

Повесть о Н.Э.Баумане

Эта повесть — историко-библиографическая. Она посвящена жизни и деятельности Николая Эрнестовича Баумана (1873–1905) — самоотверженного борца за дело рабочего класса, ближайшего помощника В.И.Ленина в создании и распространении первой общерусской марксисткой газеты «Искра»

Часть первая

Глава I В НОЧЬ

В ту ночь у границы разыгрался жестокий буран. Вьюга, злобясь, секла лицо клубами колючих снежинок. Не увернуться никак, не укрыться: крутит, бьет сверху, снизу, со всех сторон. И мороз жжет жгучее огня.

Пока шли по лесу, узкою тропкою, сквозь чащу, — было чудесно. Морозно, но мягко поскрипывал под осторожными-нога в ногу, след в след-шагами синий ночной снег; недвижно лежали на раскидистых рогатых ветках его пушистые хлопья. И только вверху, далеко, в темных куполах мачтовых сосен, гудел ветер.

А как только ступили за опушку, на простор, в поле, — сразу же подхватил, завертел смерчем буран. Не стало видно ни земли, ни неба.

Проводник остановился, обернул назад бородатое лицо. Два чемодана, связанных широким, через плечо перекинутым ремнем — один на груди, другой на спине, — казались белыми чудовищными горбами. И весь человек этот, в толстом овчинном полушубке своем, в бараньей высокой, снегом покрытой шапке, проглянул сквозь вьюгу нечеловечьим каким-то, сказочным, великаньим обликом.

Он крикнул что-то непонятное. Может быть, речь ломалась и оттого, что каждое слово приходилось кричать отдельно, притом — в надрыв, во всю силу, сквозь вои и визг ледяного ветра.

— Сейчас… границ. Сольдат… немецки… русски… Ты — как я… делал… так… Я нагнул… — Великан согнулся, ссыпая наросший на спине, на чемодане, сугроб, — …ты нагнул… я бежал — ты бежал… я лежал — ты лежал… Понял? Как будь, только на меня… смотри…

Он кричал, отряхиваясь, и шедший за ним человек — в тонком, не по русской, злой зиме, драповом пальто, в мягкой шляпе — кивал обмерзшим, исколотым вьюгой лицом в удостоверение того, что слова — сквозь ветер — дошли. Не все. Но всех и не нужно было: само же собою понятно, что надо ровняться по проводнику, иначе пропадешь.

Он слушал, опустив голову, прикрыв лицо рукавом, прижмурив глаза: пока на месте стоят, пока проводник кричит над самым ухом, можно отдохнуть-на секунду.

Голос смолк нежданно и сразу. Человек приоткрыл глаза. Перед ним, сквозь пургу, не маячила уже тень проводника.

Человек прыжком рванулся вперед. И сразу — снегу по пояс, дорога ушла из-под ног. Поворот?..

Да. Ветер засвистал в левое ухо — до тех пор он бил прямо в лицо. Значит, был поворот. Или ветер переменился?..

Стоять нельзя: проводник уходит дальше с каждой секундой. Человек шагнул наугад вправо. Но снег стал глубже. Человек повернулся еще раз, ногою нащупывая упор, — и потерял направление вовсе.

Тогда он крикнул, крикнул так, что, казалось, кровь брызнет из глаз от натуги, но только по этому напряжению уверился, что действительно крикнул: голоса он даже сам не слыхал.

Время шло. Обмороженное лицо не чувствовало ледяных уколов. Человек продвигался ветру навстречу, упрямо проламывая дорогу сквозь глубокие заносы, по целине. Он поймал направление ветра — пошел так, как шел раньше: чтоб било прямо в лицо. Главное сейчас — не закружить, не пойти по кругу, по собственным заметенным следам…

Он считал шаги — это помогало держать себя в руках, думать только о том, о чем сейчас надо было думать: о марше сквозь пургу, по прямой, на прорыв где-то здесь, за вьюгой, залегшей границы… Она должна быть близко совсем. Каждый момент может вздыбиться из-под снегов полосатый столб с распластанным черным клювастым одноглавым германским орлом. Или двуглавым российским.

Через каждые десять шагов человек останавливался передохнуть, прислушаться. И тотчас бесшумно и быстро нарастал кругом него — к поясу, плечам тянувшийся — вязкий сугроб. Задержись — похоронит.

Вдруг совсем близко вспыхнул сквозь пургу желтый негаснущий огонек.

Не теряя секунды, коленями разрывая снег, — к нему.

Огонек мигнул, отодвинулся — на два, на четыре, на шесть, на десять шагов. Он был будто недвижен — и все-таки уходил все дальше и дальше, в снежную ночь. Но человек уже понял; он шел все увереннее, убыстряя шаг. Еще раз провалился в снег по пояс-канава. И сразу, крутым подъемом, нога поднялась на мощеный каменный настил. Дорога шоссированная, проездная, главная. Ясным очертанием встала на придорожье часовенка с мерцающей за стеклом тусклой лампадкой.

Безлюдье. Буран. Часовня в пустом поле… Как в сказке.

Человек усмехнулся и подошел к часовне вплотную.

Лампадка теплилась с подветренной стороны. Здесь, под укрытьем высокой мраморной кладки, было тише, чем в открытом поле, хотя и здесь забросано было снегом стекло, за которым, глубоко врезанная в камень стены, виднелась икона.

Человек