Глаза цвета турмалин [Рина Зима] (fb2) читать онлайн

Рина Зима Глаза цвета турмалин

Глава 1. (Не)заманчивая роль

Всякий раз, когда в голове вольной птицей проносится наивная мысль о том, что незадавшийся день хуже быть просто не может, где-то там сама жизнь засучивает рукава и готовится, коварно потирая ладони, незамедлительно и во всей красе доказать тебе обратное.

«Вот же зараза», — тихо выругалась я сквозь стиснутые зубы, в очередной раз пытаясь вызволить из плена непослушную ткань, щедро расшитую алыми пайетками и стеклярусом. Бесполезно. Тонкая сетка на рукаве намертво зацепилась за язычок боковой молнии, а вот терпения у меня совсем не оставалось. Одним резким движением я избавилась от проблемы, не слишком заботясь о целостности платья: сомневаюсь, что повод надеть его снова появится раньше, чем никогда. Крепкие напитки обжигали горло, ритмичная музыка гипнотизировала, но разум не торопился утрачивать ясность. В стороне от основной массы посетителей я сидела на кожаном угловом диванчике антрацитового цвета и с любопытством наблюдала за происходящим в просторном зале. Танцпол практически пустовал, но вечер только начинался. Уверена, что ближе к полуночи лавировать в неугомонной толпе, охваченной эйфорией, станет ох как непросто. Светловолосая особа в серебристом платье, напоминающем сверкающий диско-шар, расположилась за барной стойкой и кокетливо помешивала соломинкой содержимое запотевшего стакана — такого же высокого, как она сама. Слева от неё, вольготно оперевшись спиной на столешницу, стояла девушка с тёмно-рыжими пышными волосами и буравила всех присутствующих хищным взглядом. Скрещенные руки придавали её упругому бюсту ещё больше объёма. Всем своим видом она источала непоколебимую уверенность в собственной неотразимости. Интересно, напускное ли это? Хотелось бы и мне быть такой же раскрепощённой, но чувство дискомфорта не покидало, а идея отдохнуть от серости будней в каком-нибудь элитном заведении всё больше казалась провальной.

— Эй, ты! Кажется, я предельно ясно сказала, что это место уже занято мной! Совсем не врубаешься?! — раздался где-то справа от меня недовольный возглас.

Инстинктивно я повернулась к предполагаемому источнику гневных воплей и узрела воинственно настроенную девицу в чёрном блестящем платье с высокими острыми подплечниками. Коротко стриженные волосы пепельного цвета, торчащие в разные стороны, вкупе с выразительным макияжем были под стать её дерзкому характеру. Активно жестикулируя, она продолжала настойчиво предъявлять претензии растерянной нарушительнице личных границ, попытавшейся вторгнуться в чужое пространство. До чего же омерзительно и в то же время забавно было видеть, как некто решает воспользоваться единственным шансом самооутвердиться за счёт заведомо слабого соперника. Стоит заметить, что меня разборки подобного рода никогда не прельщали, а потому я равнодушно отвернулась и поднесла к губам полупустой бокал. В ноздри ударил терпкий запах аниса, смягчённый ароматом душистых трав. Каждый новый глоток прозрачной вязкой жидкости сопровождался одной-единственной мыслью: «Да пошло оно всё». В этот странный вечер меньше всего мне хотелось наблюдать за развитием конфликта, не говоря о том, чтобы ненароком быть вовлечённой в него, однако, судьбу не слишком интересовали мои планы. Истина, которую она хотела до меня донести, заключалась в следующем: «Ежели чему-то суждено сбыться, того никоим образом не удастся миновать». Как бы мастерски ты не скрывался в тени, однажды настанет переломный момент, когда обстоятельства заставят выйти из-под её защитного купола на яркий свет.

Источники освещения вдруг синхронно погасли, погрузив зал в кромешную тьму. Звон бьющегося стекла был последним звуком, который я смогла различить перед тем, как громкость музыки выросла во много раз, лишив возможности ориентироваться в пространстве на слух. Решение продолжить сидеть на своём месте и ждать, когда кто-нибудь из рабочего персонала устранит неполадки и наведёт порядок, казалось самым разумным, но внезапный тяжёлый удар, пришедшийся в правую половину лица, показал на практике, что я ошибалась. Моё бренное тело по инерции перекувыркнулось через подлокотник дивана и распласталось на голом полу, усеянном острыми осколками. Я чувствовала, как по щеке стремительно расползаются горячие пятна, но эпицентр повреждения определить не смогла. Оказывать сопротивление не было ни сил, ни смысла, ни желания. В конечном счёте, произошло ровно то, что с огромной долей вероятности должно было случиться ещё давным-давно. Не издавая ни звука, я лежала в неестественной позе и обречённо ждала дальнейшего развития событий, однако, несмотря на всю мою покладистость, экзекуция не прекратилась. Спиной я ощутила, как рельефная подошва увесистого сапога безжалостно оставляет на коже фактурный след, а бисер, пришитый к тонкой ткани, щедро добавляет острых ощущений. Руки выкрутили настолько резко, что единственным источником света для меня стали сверкающие искры, хаотично заплясавшие перед глазами. Словно сквозь толщу мутной воды до меня донёсся едва различимый щелчок кандалов, сомкнувшихся на руках и ногах, а также громогласный голос, велевший приказным тоном встать. Я бы и рада была покорно подчиниться просьбе, пусть и не самой вежливой, но власть над собственными конечностями была утрачена. Грубым рывком моему телу попытались придать вертикальное положение, а звонкой пощёчиной — привести в чувства, но сию манипуляцию организм стерпеть уже не смог. Не прощаясь, сознание наконец покинуло стены моего разума, подарив сладостное ощущение под названием «ничто».

«Не догонишь, не догонишь, не догонишь!» — задорные возгласы тянулись длинным шлейфом вслед за маленькой девичьей фигурой, резво несущейся по узкой тропинке, пролегающей меж величавых сосен. Преодоление каждого препятствия в виде крупных извилистых корней, выступающих над сухой землёй, сопровождалось заливистым смехом, но всё утихло, как только босая ножка угодила в их плен…

Подпрыгнув на ухабе, я от души приложилась затылком о твёрдый металл и постепенно вернулась к безрадостной реальности. Картина, которую я узрела, вполне соответствовала ожиданиям: перепачканные озлобленные лица, лишённые свободы действий конечности, разорванная одежда и прочные решётки, надёжно окружающие нашу недружную компанию со всех сторон.

— Очнулась, слабачка, — над ухом раздался язвительный женский голос. — Взбодрись, скоро приедем.

Уцелевшим глазом я всмотрелась в знакомое лицо самоуверенной барышни, восседавшей на узком сидении слева от меня, но ничего ей не ответила. Из принципа ли? Вовсе нет. При всём желании ничего членораздельного я бы физически произнести не смогла. Оглядевшись, я обнаружила, что места подле остальных не нашлось лишь для одной особи. Единственной, кто сидел на обшарпанном полу, как можно догадаться, была я. Задевал ли этот факт за живое? Нет. Уже нет. Поежившись от холода, я попыталась подтянуть под себя онемевшие ноги, но предпочла не предпринимать новых попыток пошевелиться, почувствовав, как тысячи острых иголок впиваются в кожу. Видимо, в неудобном положении придётся сидеть до конца пути. Желающих высказаться больше не нашлось, поэтому до полной остановки мы ехали в гнетущей тишине, нарушаемой лишь периодическим скрипом тормозных колодок на светофорах и рёвом восьмицилиндрового двигателя. Водитель даже не старался ехать хоть чуточку плавнее, ведь на то у него не было никаких объективных причин.

В очередной раз фургон круто повернул и завалил меня набок, после чего проехал ещё несколько метров по прямой и окончательно остановился. Снаружи чьи-то грубые голоса обменялись короткими фразами, содержание которых осталось для меня неизвестным. Один за другим заскрежетали замки. Двустворчатая железная дверь распахнулась вместе с решёткой, отобрав у моей бедной затёкшей спины единственную опору. Безвольной массой я вывалилась на ровный асфальт, сопроводив своё приземление характерным всплеском: небольшой дождь успел пройти за время пути, добавив безлунной ночи уныния. Перед лицом замаячила пара грязных кожаных сапог. «С этой я сам справлюсь», — коротко бросил их обладатель своему напарнику, после чего схватил меня за предплечье и с усилием потянул на себя. Стоять на каблуках, будучи закованной в кандалы, было на грани невозможного, но кого из присутствующих волновали мои проблемы? Из последних сил я старалась удерживать равновесие, лишь бы не навлекать на себя ещё больший гнев. Вдоль периметра были расставлены постовые, под чьими убийственными взглядами, преисполненными неприязни, воспалённая кожа с легкостью могла бы обуглиться до самых костей. Мелкими шагами я семенила за своим провожатым, натирая всё новые кровавые мозоли и уповая на то, что идти придётся не слишком далеко. Ярое сопротивление оказывали не все заключённые. Подавляющее большинство последовало моему примеру, избрав стратегию полного повиновения. Причиной тому, скорее, послужила призрачная надежда на снисхождение, нежели отсутствие выбора, как это было в моём случае.

В недра самого мрачного здания не только Но́ксфолла, но и его обширных окрестностей меня провели в числе первых. Каждое небольшое окно и каждую лампу, источавшую холодный белый свет, уходящий в синеву, надёжно защищали решётки с толстыми серебристыми прутьями. Металл, однотонный бетон и ни намёка на комфорт — каждая вещь ни на секунду не давала позабыть о том, в каких стенах ты находишься. У грузового лифта нас дожидался ещё один конвоир. После тщательного досмотра нам нелюбезно напомнили о наказании, предусмотренном за оказание сопротивления, и распорядились соблюдать обозначенную дистанцию. Вперёд себя конвойный пропустил в кабину ровно две пары, а сам вошёл последним. «Знай своё место», — без слов говорила ровная красная разметка, нанесённая на пол. Кнопки на панели управления были практически незаметными, а любые надписи на них отсутствовали. После нескольких последовательных нажатий двери захлопнулись, и бесшумный механизм стремительно доставил нас на какой-то этаж, прямиком к началу лабиринта из бесконечных коридоров. Надо же, какой прогресс. Добравшись до кабинета, дверь которого визуально ничем не отличалась от всех остальных, сопровождающий остановился и сквозь зубы процедил:

— Рот будешь открывать тогда, когда тебя попросят. Уяснила?

В качестве подтверждения своей понятливости я молча кивнула головой, не поднимая глаз. Хмыкнув, мужчина ради приличия постучался в дверь и по-хозяйски распахнул её, не дожидаясь ответа. Очередным грубым толчком в спину меня побудили к движению, но не успела я сделать и двух шагов, как споткнулась о металлический порог. Колени болезненно соприкоснулись с гранитным полом. Под хор злорадных насмешек, прокатившихся по кабинету волной, я предприняла несколько неуклюжих попыток встать, но ни одна из них так и не увенчалась успехом.

— Подготовить задержанного к допросу, — сурово отчеканил чей-то голос, лишённый эмоций.

Провожатый нагнулся и нехотя помог мне усесться на железный стул, надёжно привинченный к полу — как предусмотрительно. Нестерпимо клонило в сон, но какофония боли действовала весьма отрезвляюще и не давала расслабиться. Ритмичный стук пальцев по клавиатуре вторил шелесту бумаг. Сизый запашистый дым заволок всю площадь небольшого кабинета, накинув на помутневший глаз дополнительный слой пелены. Щёку неприятно саднило. Стопы промокли не то от прогулки по грязным лужам, не то от собственной крови и лимфы, беспрестанно сочащихся из-под отполированных серебристых кандалов. Устало сомкнув веки, я попыталась всецело сосредоточиться на дыхании и унять мелкую дрожь. «Ничто не длится вечно», — слабое утешение не давало отчаяться. Мне просто нужно немного потерпеть, чуть-чуть подождать, и всё непременно пройдёт. Обязательно. Наверное…

— Вы только поглядите, до чего докатились, — с любопытством протянул неизвестный, неторопливо подойдя ко мне шаркающей походкой.

В одной морщинистой руке мужчина с обильной сединой и горбатым носом держал тлеющую сигарету, выкуренную ровно наполовину, а другой — взялся за мои волосы и бесцеремонно запрокинул голову. Выцветшие глаза внимательно обвели моё лицо, пестрящее синяками и ссадинами. Цокнув языком, старик разжал костистые пальцы и хрипло резюмировал:

— Даже на дряхлой вшивой собаке раны заживают быстрее.

Из-за стола, расположенного по левую руку от меня, раздался чей-то сдавленный смешок. «Сохраняй спокойствие. Молчи. Не реагируй», — безостановочно крутилось в голове, подобно заезженной пластинке. Что бы не произошло в этих стенах, я твёрдо решила для себя, что никому не доставлять удовольствие, демонстрируя уязвлённое самолюбие и тягу к жизни. Если цепные псы рассчитывают подкрепиться чужими болью и страданиями, вынуждена разочаровать: рядом со мной им придётся голодать.

— Тишина, — скомандовал уже знакомый голос, чьим владельцем оказался привлекательный мужчина с аристократическими чертами лица. — Если с формальностями покончено, приступайте к проведению допроса согласно регламенту. Фривольные высказывания оставить за порогом.

Сдвинув тёмные густые брови, он сосредоточенно заполнял строчку за строчкой в свеженапечатанных документах. Выглядел он немногим старше меня, но назвать его юношей язык не поворачивался. На его форме, у единственного из присутствующих, красовалась аккуратная эмблема, вышитая тонкими золотыми нитями. «А ты не так прост», — отметила я про себя. Горбоносый пробурчал что-то похожее на извинение, затянулся и повернулся ко мне ссутуленной спиной. Неожиданно голос подал мой сопровождающий, который всё это время сидел неподалёку и напряжённо следил за происходящим. Вскочив с места, он нервно выпалил каким-то странным тоном:

— Это вам давно пора остаться за пределами города.

Хлопо́к. Груда крепких мышц и тяжёлых костей обмякла и всем весом обрушилась на моё хрупкое тело, совсем не готовое удерживать подобную ношу. Из нас троих устоял один лишь стул, об угол которого я знатно приложилась рёбрами. Не знаю наверняка, сломались ли кости или же просто треснули, но место столкновения словно пробило мощным электрическим разрядом. Сдавленно кашлянув, я приоткрыла потрескавшиеся губы и с трудом впустила в лёгкие частицу воздуха. От мешковатой холщовой куртки оливкового цвета исходил стойкий забах табака, навязчиво проникающий в ноздри. Интересно, сколько ещё раз за сегодня мне предстоит оказаться на полу? Быть может, проще вовсе не вставать?

Грохот. Кто-то проворно подбежал и освободил меня от гнёта бездыханного тела. Краем глаза я успела заметить разветвлённую сеть иссиня-чёрных сосудов, проступивших на побледневшей коже безвольно повисшей руки. Тусклые волосы средней длины разметались по плечам жертвы. Судя по реакции, отразившейся на лице хмурого брюнета, его сослуживец был так же мёртв, как и зачинщик беспорядка, навсегда застывший в неестественной позе. Про меня, казалось, все позабыли, и голову посетила дикая мысль, граничащая с безумием: «Надо отсюда бежать». Дверь находилась буквально на расстоянии вытянутой руки, и к ней уже спешил один из мужчин, но даже этот путь сейчас казался непреодолимым. Мышцы мелко дрожали от накатившей слабости, но нечто глубинное, истинно звериное, побудило меня собрать воедино крупицы последних сил и воспользоваться всеобщим секундным замешательством. Перевернувшись на живот, я резво поджала под себя ноги, оттолкнулась от пола, превозмогая боль, и вывалилась в коридор вслед за служивым.

— Стоять! — прорычали за моей спиной, но никакого внимания на сей приказ я не обратила.

Оперевшись плечом о стену, я шаг за шагом продвигалась навстречу маловероятной свободе, пока рядом с головой не просвистела пуля. Тонкая горячая струйка побежала вниз по шее, а в ушах зазвенел белый шум. От неожиданности я споткнулась и застыла, слово загнанный олень, ослеплённый ярким светом машинных фар, взявшихся из ниоткуда. Подняв затуманенный взгляд, я наконец узрела дуло пистолета, направленное в мою сторону. Благодаря щедрой порции адреналина, выброшенной в кровь, до настоящего момента я в упор не замечала суматоху, творившуюся вокруг. Дальнейшие события развивались стремительно. Коротко стриженный парень уже бежал навстречу и был готов снова открыть огонь, но позволить свершиться ещё одному убийству я попросту не могла. Неизвестно, что именно сподвигло меня на спонтанное геройство, но одно я могу сказать с уверенностью: на ситуацию, меняющуюся ежесекундно, тело отреагировало гораздо быстрее разума. Без лишних раздумий я бросилась вперёд и всем весом навалилась на руку, сжимающую оружие. Щелчок. Выпущенная пуля полетела по навязанной траектории и оставила на бетонной стене ровную отметину, не затронув ничью плоть. Захрипев, стрелявший повалился ничком, и в тот же миг пара крепких рук ловко обхватила мою талию и зашвырнула, точно безвольную тряпичную куклу, обратно в злополучный кабинет. От грубого приземления я поморщилась и беспомощно сползла вспотевшей спиной по холодной шершавой стене. Замок на двери с лязгом закрылся на три оборота, но ощущения безопасности не прибавилось. Голова кружилась. Лица и предметы, мельтешившие передо мной, смешались в одну абстрактную картину. Конечности сделались ватными, а к горлу подступила тошнота. В какой-то момент сознание ожидаемо покинуло меня, избавив от необходимости не только участвовать в спектакле с сомнительным сюжетом, но и досматривать его до конца.

Глава 2. (Не) быть собой

«Ничем не выделяйся. Будь как все. Живи тихо и скромно. Довольствуйся малым. Благодари судьбу за то, что даровано и не брани за то, чем не владеешь», — эти и прочие однотипные фразы я слышала от своей матери бесчисленное множество раз. Загвоздка была в том, что следовать её наставлениям весьма затруднительно, ведь отличалась я абсолютно всем и ото всех. Родной поучающий голос постепенно становился всё грубее, неразборчивее и отдалённее. Вздрогнув, я приоткрыла веко и лишь постепенно осознала реальность звуков активного спора, доносившихся из-за стены. Изображение то двоилось, то снова возвращало себе исходную целостность. Голова кружилась так, будто я качалась на игривых волнах, сидя в неустойчивой лодке, а не полулежала на жёсткой скамье в самом конце какого-то невзрачного тамбура. Осторожно пошевелив одеревенелыми конечностями, я обнаружила, что оковы всё ещё находятся на своих местах — неудивительно. Глубоких вдохов я старательно избегала: в области ребёр по-прежнему ощущался дискомфорт. Закончив ревизию повреждений, без резких движений и спешки я приняла сидячее положение. Капли холодного пота скатились по лбу: меня до сих пор лихорадило. Широкая прядь волос намертво приклеилась к запёкшейся крови, неприятно стянувшей кожу, а длинные ресницы на отёкшей половине лица прочно склеились, не давая возможности смотреть на мир широко распахнутыми глазами. Щекой я потёрлась о плечо, но положительного результата это не принесло. Терпеть и гадать, как скоро за мной соизволят прийти — ничего другого мне не оставалось. Минуты тянулись медленно и мучительно. Без окон установить точное время суток для меня было весьма проблематично. Когда все перекладины на скамье, лампы на высоком потолке и плитки на однотонном полу были пересчитаны в очередной раз, по ту сторону двери раздались долгожданные шаги. «Неужели», — единственное, что промелькнуло в голове при виде одной из немногих знакомых мне личностей. Высокая фигура приблизилась и склонила голову набок, остановившись рядом со мной.

— Живая, — краткое утверждение, лишённое эмоциональной окраски, слетело с губ, окружённых лёгкой небритостью.

Потупив взор, я сидела и не шевелилась в надежде услышать вердикт. К любому развитию событий я была готова, лишь бы ни секунды больше не томиться невыносимым ожиданием, и всё же поступок мужчины сумел удивить. Опустившись на корточки, он потянулся к моим ногам и в два счёта сбросил с них тяжёлые кандалы. Кусочки воспалённой кожи намертво приклеились к поверхности металла, я это чувствовала, а потому шумно втянула воздух сквозь зубы. Равнодушно хмыкнув, он отстегнул цепь от скамьи и коротко приказал:

— Встать.

Не слишком заботясь приличиях, я расставила ноги настолько широко, насколько позволило платье, и попыталась обрести какую-никакую устойчивость. Наклонившись вперёд, я задержала дыхание и наконец отделилась от скамьи, превозмогая слабость и боль. Сила притяжения норовила одержать над телом безоговорочную победу, в колени словно вонзили добрую сотню иголок, но крепкая рука, облачённая в перчатку из толстой кожи, стала моей надёжной опорой. Снова шествие по длинному коридору, снова лифт, снова давящие стены очередного кабинета. Справедливости ради, стоит сказать, что обстановка в помещении несколько отличалась от наблюдаемой мной в предыдущей точке пребывания. Как только дверь захлопнулась, строгий надзиратель схватил меня за плечо и развернул лицом к себе.

— Без глупостей, — с этими словами он избавил мои тонкие запястья от тесных оков. — Сядь подальше от выхода и сделай так, чтобы на ближайшие сорок минут я думать забыл о твоём существовании.

Под пристальным наблюдением я нерешительно прошагала к дальней стене и молча выполнила настоятельную просьбу. Как только я очутилась в мягком кресле, истосковавшаяся по комфорту спина испытала истинное наслаждение. Удостоверившись, что проблем с послушанием у меня нет, мужчина сел за дубовый письменный стол, заваленный стопками бумаг. Первым делом он слабил алтасный платок изумрудного цвета, завязанный в виде галстука, и с наслаждением размял затёкшую шею. Минувшая ночь действительно выдалась тяжёлой, пусть и по-своему для каждого из нас. Какое-то время он сидел неподвижно, сдавив переносицу, после чего взъерошил густые волосы и всецело сосредоточился на каких-то важных делах, будто и не было никакой усталости. Украдкой я покосилась на затонированное окно и разглядела первые рассветные лучи, слабо пробивающиеся сквозь плотные тучи, неумолимо гонимые ветром куда-то вдаль. Их свободе оставалось только позавидовать, ведь отложившийся допрос мог состояться с минуту на минуту. Решив воспользоваться благоговейной тишиной, я отрешилась от реальности и принялась осторожно разминать затёкшие конечности, начав с тонких пальцев рук. Качественный массаж пришёлся бы как нельзя кстати, но о подобных изысках можно было не мечтать. Увлёкшись, я не заметила, как добралась до оголённых участков воспалённой плоти. От неловкого прикосновения тело мгновенно пришло в напряжение. Вздрогнув, я подпрыгнула на месте и шумно втянула воздух сквозь стиснутые зубы, чем привлекла внимание к своей персоне.

— Как точно высказался Ко́нрад, — задумчиво протянул низкий голос. — Мы уж было сочли, что ты всерьёз решила испустить дух.

Захлопнув толстую папку, мужчина впился в меня пронизывающим взглядом, заставив поёжиться, словно от порыва февральского ветра, пробирающего до костей. Не выдержав, я опустила голову и молча уставилась на свои перепачканные пальцы, нервно перебирающие надорванный край платья, превратившегося в непрезентабельную тряпку. Побарабанив пальцами по столешнице, он что-то выудил из недр ящика и направился в мою сторону, заставив насторожиться. Приблизившись, крепко сложенная фигура нависла надо мной, точно огромная грозовая туча, готовая в любой момент обрушить всё своё содержимое на хрупкий, едва пробившийся к свету, росток.

— Вытяни руки перед собой и не дёргайся, — приказал мужчина, чьи действия было невозможно предугадать и объяснить логически.

Покорно я подставила запястья, но вопреки ожиданиям на них сомкнулись не железные браслеты, а эластичные когезивные бинты. Мой изумлённый и его ледяной взгляды впервые встретились. Я отчётливо видела, как соболиные брови изогнулись от удивления, осязала, как сжатые пальцы застыли в смятении, ослабив хватку, и чувствовала, как моё сердце отчего-то пропустило удар. Едва уловимо мотнув головой, мужчина разорвал зрительный контакт и с большей осторожностью продолжил накладывать повязки.

— Ничего другого нет, — дежурно произнёс он нечто похожее на оправдание.

Отсутствие каких-либо медикаментов было объяснимо, в отличие от причины, по которой мне оказывали какую-никакую, но всё же помощь. Закончив с верхними конечностями, мужчина присел и занялся искалеченными лодыжками. Испытывая неловкость, я хотела было запротестовать, но вместо этого застыла, словно парализованная, не проронив ни слова. Даже в таком положении, всем своим видом он продолжал демонстрировать превосходство надо мной. Заворожённо я наблюдала за каждым его действием, сомневаясь в реальности происходящего. Скольких усилий ему стоило перебороть отвращение и снизойти до такого ничтожества, как я? Это ведь я должна валяться в ногах — не он. Плотно прижав липкий край бинта, мой надзиратель распрямился и без лишних предисловий задал вопрос, который нельзя было оставить без ответа, учитывая, что речь зашла о моей дальнейшей судьбе.

— Скажи мне, ты хочешь жить?

Вот так быстро и просто он перешёл на «ты». Предложение казалось заманчивым, ведь я привыкла не жить, а выживать, но в то же время было абсолютно нереальным: в подобного рода благотворительность я не верила и не поверю никогда. Даже у нематериальных вещей в этом мире имелась своя цена, и зачастую она была непомерной.

— Зависит от того, что потребуется взамен, — протянула я хрипло, не рассчитывая ни на что.

— Половина долга.

Абсурдность ситуации, в которой я оказалась, начинала утомлять. В горле запершило. Приступ изнурительного кашля грозился отнять последние сил, которых и без того осталось мало.

— Долга? Не понимаю, о чём Вы говорите, — устало просипела я, нисколько не солгав.

Подойдя ещё ближе, мужчина понизил голос и будничным тоном озвучил информацию, повергшую меня в настоящий шок.

— Несколько часов назад ты стала свидетелем чудовищного преступления. В сложившейся ситуации коллегия, в отличие от пленума, не станет тратить время на разбирательства и ликвидирует каждого, кого сочтёт хоть как-то причастным к преступлению. Вести с тобой этот приватный диалог меня вынуждает лишь са́нгвис дэби́тум, — почти канувший в лету язык древних порезал слух. — Одна из пуль предназначалась мне, но вдруг вмешалась ты и пролила свою кровь. Теперь я обязан сохранить твою жизнь, но всё не так просто. Из списка подозреваемых тебя никто не вычеркнул, положением мы неравны, поэтому за снисхождение придётся заплатить. Я готов вытащить тебя отсюда в обмен на преданную службу. Если согласишься, из этого кабинета мы выйдем вдвоём. В случае отказа я ничем не смогу тебе помочь.

«Долг крови», — эхом пронеслось в голове. На выполнении клятвы я не рассчитывала, но как приятно сознавать, что понятие чести чуждо не всем. Этот факт заставлял проникнуться уважением, но вместе с тем жгучая волна негодования накрыла меня с головой. Вещи, о которых меня просили, находились далеко за гранью добра и зла.

— Предлагаешь мне стать цепным псом?! Да, как ты можешь! — горячо выпалила я, не заботясь о последствиях.

— Даю ровно минуту на размышления, — громким щелчком пальцев собеседник запустил обратный отсчёт.

Материнский голос ласково нашёптывал: «Неважно, кем тебя считают другие. Куда важнее всегда оставаться собой и жить в ладу с совестью». Если я прислушаюсь к её мудрому наставлению, момент нашего трогательного воссоединения где-то там, на просторах вечности, окажется не за горами. А, если не, что тогда? Ни один из ответов, приходящих на ум, меня не утешал, но и перспектива обернуться горсткой серого пепла восторга не вызывала. Быть союзниками, оставаясь врагами… Способна ли я выдержать это? Терзаясь сомнениями, я напряжённо вглядывалась в серьёзное лицо и отчаянно пыталась отыскать какой-либо подвох, но в глубине души что-то ясно давало понять: мужчина не лжёт. К горлу подступил горячий комок. Чем дольше длилась пауза, тем больше пугала неизвестность. «Решайся», — велела я сама себе и вскочила так резко, что ненароком столкнулась с крепким торсом своего новообретённого защитника и потенциального палача в одном лице.

— Я согласна.

— Какое рвение, — саркастически протянул он, изогнув уголки припухлых губ в подобии улыбки. — Идём, у нас мало времени.

Послушно я направилась вслед за мужчиной, стараясь не отставать ни на шаг. «Предательница», — презрительно прошипела совесть мне в спину. Одинокая слеза скатилась по щеке и затерялась где-то среди взъерошенных волос, оставшись никем незамеченной. Неравномерный стук каблуков гулко разносился по длинному коридору: видимо, одна из набоек была безвозвратно утеряна во время суматохи. По пути нам не встретилась ни одна живая душа, и тем не менее я неосознанно вжималась плечом в своего статного спутника. По неведомой причине я ощущала себя в полной безопасности рядом с тем, от кого стоит бежать. Украдкой мужчина покосился на меня, но от ехидных замечаний воздержался и отталкивать от себя не стал.

Оказавшись на улице, я почувствовала себя чуточку спокойнее и полной грудью вдохнула прохладный воздух. Асфальт уже успел просохнуть после дождя, будто и не было всех тех луж, в которых мне довелось искупаться. Здание мы покинули незаметно, через потайной выход, явно предназначавшийся для использования узким кругом лиц, поэтому пейзаж оказался незнакомым. Мельком я оценила масштабы строения, состоящего из нескольких корпусов. Необычным мне показалось хаотичное расположение окон. Все они были небольшого размера и находились на разном расстоянии друг от друга. Завернув за угол, мы вышли прямиком на открытую парковку и остановились возле длинного седана невзрачного цвета «совиньон»¹. Предположительная стоимость люксового автомобиля и отсутствие номеров лишний раз подкрепили мою уверенность в высоком статусе его владельца.

— Садись, — сказал мужчина, открыв передо мной переднюю дверь.

Беспрекословно я подчинилась и разместилась на краешке сидения, стараясь по возможности ничего не испачкать. Он же расположился за рулём и повёз нас куда-то вглубь двора, не выезжая за высокое ограждение. Ничего примечательного я не заметила: повсюду росли раскидистые хвойные деревья, прикрывающие территорию от любопытных глаз. Интересно, если бы я спросила о маршруте, мне бы ответили или наградили высокомерным молчанием? Впрочем, выяснять это я не стала. Разговор со мной не принесёт мужчине ни малейшего удовольствия. Не проехав и километра, машина остановилась возле двухэтажного кирпичного строения, с виду похожего на обычный жилой дом.

— Прибыли, — оповестил мужчина и заглушил двигатель. — Выходи.

Выкарабкавшись из низкого седана, я снова ощутила назойливую боль под грудью, от которой сбилось дыхание. Схватившись за бок, я сдавленно кашлянула, но, заметив на себе уничижительный взгляд, выпрямилась и стиснув зубы зашагала дальше. «Хватит демонстрировать свою слабость. Соберись, совсем немного осталось», — твердила я себе, минуя ступень за ступенью. У одной из бронзовых дверей с золотистой ручкой мы наконец-то остановились. Отворив её, мужчина посторонился и кивком головы сопроводил короткий приказ:

— Заходи.

Внутри меня встретил довольно тесный коридор с минимальным количеством мебели. Здесь не было даже зеркала, но в настоящий момент хотелось бы сказать, что это к лучшему. Не успела я опомниться, как на меня посыпались новые указания.

— Значит, так. Сидеть будешь тихо, не создавая лишних проблем. За время моего отсутствия приведёшь себя в порядок и переоденешься во что-нибудь. Детали нашего дальнейшего сотрудничества обсудим, когда я вернусь. Буду поздно.

Шагнув обратно за порог, он обернулся и напоследок угрожающе прорычал:

— Учти, бежать тебе некуда.

Дверь с грохотом захлопнулась. Оставшись один на один с растерянностью и пустотой, я тихонько опустилась на пол и дала волю бурному потоку эмоций, который еле-еле умещался внутри. Нескончаемым потоком из глазниц изливалась вся душевная и телесная боль, скопившаяся за короткий срок. «Во что я ввязалась?» — вопрос, который зловеще пульсировал в висках и разносился эхом по каждому миллиметру воспалённого разума. Чем дольше я сидела на кафельном полу, тем больше начинало казаться, что куда лучше было бы дать решительный отказ и встретить свою смерть с гордо поднятой головой. Вот только обострившееся чувство справедливости отогнало прочь упаднические мысли. По какой причине я должна сожалеть о том, что осталась жива? Почему вынуждена оправдываться за то, чего не совершала? Дрожащими руками я расстегнула изрядно потрёпанные ремешки и стянула туфли, которые следовало бы незамедлительно отправить в утиль вместе с платьем. Помассировав ноющие ступни, я поднялась на ноги и отправилась на разведку.

Догадаться о том, что жильё являлось служебным, не составило большого труда, ведь квартира была обставлена скромно и без намёка на уют, однако, всюду царил порядок. В центре небольшой кухоньки располагался квадратный обеденный стол с двумя крепкими стульями. Узкие шкафчики и плита на две конфорки соседствовали с высоким холодильником, содержимое которого я изучить постеснялась, несмотря на предательское урчание в животе. Подойдя к раковине, я открыла вентиль и с наслаждением припала пересохшими губами к ледяной струе живительной влаги. Как только жажда была утолена, внимание переключилось на соседние комнаты, внутреннее убранство которых вызывало куда больший интерес. Открыв первую дверь, у ближайшей стены я обнаружила односпальную кровать с толстым матрасом, на который нестерпимо захотелось прилечь и замотаться с головой в одеяло. Сутки, проведённые без сна, не являлись для меня большой проблемой, но полученные повреждения ослабили организм настолько, что каждое движение давалось с трудом. На подоконнике стояла пепельница, наполовину заполненная окурками, а рядом лежала помятая пачка сигарет. В углу стоял компактный платяной шкаф, сделанный из натурального массива бука, с прямоугольным зеркалом на дверце. Внутри висела знакомая оливковая форма, состоящая из холщовой куртки и отглаженных брюк. На полках лежали тёмные эластичные водолазки, белые и чёрные футболки, носки и перчатки из толстой кожи. «Не может быть», — если владельцем вещей является тот, о ком думаю, трогать их я ни за что не стану. Спешно покинув комнату, я вошла в противоположную дверь. Обстановка отличалась тем, что у маленького окошка стоял компактный письменный стол, на котором лежали ноутбук и кипа бумаг. Открыв шкаф, я увидела несколько иное наполнение: форма цвета сосновой хвои с золотой нашивкой, белоснежные рубашки с манжетами, рассчитанными на ношение запонок, изумрудный шейный платок. Выудив чёрную футболку, доходящую по длине почти до колен, я вошла в соседнюю дверь, ведущую в индивидуальную ванную комнату.

Закрывшись на щеколду, я поспешила избавиться от одежды, насквозь пропитавшейся потом и кровью, осторожно размотала бинты и залезла в душевую кабину. Сил стоять не было, поэтому я села в угол, сделала воду погорячее, закрыла глаза и принялась ждать, пока корочки запёкшейся крови размокнут. Отмывшись дочиста, визуально я смогу оценить глубину ран и облегчить процесс заживления. Знакомый пленительный запах амбры, мускуса и сандала заполнил собой всё пространство, когда я тщательно намылила густым гелем каждый участок стройного тела. Кожу беспощадно щипало, но быть чистой куда приятнее, нежели оставаться покрытой слоем грязи. Хорошенько смыв пену, я закрыла вентили и на носочках подошла к вешалке. Укутавшись в мягкое махровое полотенце, я вытерла ладонью запотевшее зеркало и молча уставилась на своё отражение, придирчиво оценивая масштаб бедствия. Отёк практически спал, позволив глазу открыться. Вокруг него по-прежнему красовалась обширная гематома, а на белке расплылось неровное алое пятно. Поперёк густой чёрной брови зияла глубокая рана, оставленная осколком. Побледневшие припухшие щёки и аккуратный нос пестрели ссадинами разного калибра. В уголках потрескавшихся губ вновь скопилась свежая кровь. На руки и ноги взглянуть без слёз было нельзя, а в районе седьмого ребра проступила синева. Косметикой я никогда не пользовалась, но сейчас тюбик тонального крема пришёлся бы кстати. Подсушив полотенцем длинные волосы, я с удивлением обнаружила следы крови, оставшиеся на полотенце. Надорванная ушная раковина, казалось, не стремилась заживать. Вокруг повреждённого участка образовалась сеточка почерневших капилляров, и это зрелище не сулило ничего хорошего.

Сокрушённо вздохнув, я аккуратно облачилась в чужую футболку, которая была мне велика размера на четыре, и бросила взгляд на стрелки часов, висящих напротив кровати. Прошло немногим больше трёх часов. Чем же мне заняться? Ни о каких вещах, способных скрасить ожидание и разнообразить досуг, речи не шло. Тело согрелось, расслабилось и теперь меня ещё больше клонило в сон, но лечь в чужую постель было бы верхом неприличия. Позволить себе такую наглость, учитывая моё положение, я попросту не могла. Вернувшись в комнату, я плотно закрыла жалюзи, чтобы назойливый свет не мешал отдыху и свернулась калачиком на голом полу, подложив под голову локоть. Повреждённое ухо, на котором отсутствовал целый кусочек плоти, я старалась не задевать. Отсутствие удобства и навязчивый страх, что кто-то посторонний может прийти и застать меня в столь неприглядном виде, не помешали моментально провалиться в крепкий сон. В конце концов, кроме невзрачного существования, полного ограничений и тревог, терять мне было абсолютно нечего.

Глава 3. Персональный антипод

В нежном возрасте под названием «детство» не всё и не у всех бывает настолько весёлым и беззаботным, насколько хотелось бы. Реальная жизнь имеет слишком мало общего со сказками, а потому мне нередко доводилось проводить бессонные ночи в тягостных переживаниях, которые выпадают на долю не каждого ребёнка. Помню, как напряжённо вглядываясь в ночную тьму, я умоляла солнце поскорее занять главенствующую позицию на небосклоне и больше не уступать своё место ненавистной луне. Слабый жёлтый свет, настырно пробивающийся сквозь приоткрытую дверь, защекотал сомкнутые веки, и словно по требовательному щелчку пальцев я распахнула глаза. Плечи обнимало тонкое стёганое одеяло, а щёку ласкала мягкая перьевая подушка. Куда вдруг подевалось постельноё бельё с пёстрым орнаментом, и почему кровать стала выше, я сообразила не сразу. Когда в голове немного прояснилось, я медленно села и с удивлением обнаружила, что кто-то поднял меня с пола и уложил в комфортную постель. Неужели это сделал он? Вспомнив обо всём, что со мной приключилось, я опасливо потянулась к лицу и пробежалась по нему кончиками пальцев, внимательно ощупывая каждую неровность. Открытые раны затянулись, превратившись в плотные, бугристые рубцы — уже неплохо. Заметная проплешина посередине брови радовала меньше, но по сравнению со всем остальным это было незначительной мелочью. Хуже всего дело обстояло с широкими воспалёнными следами, оставшимися от кандалов — такие повреждения быстро не проходят. Череду упаднических мыслей прервала нарастающая боль в затылке. Обхватив голову ладонями, я почувствовала, как от неосторожного прикосновения к ушной раковине вновь начала сочиться кровь. «Какого чёрта?» — задавалась я вопросом, стирая алую жидкость с пальцев. Неужели мой организм и впрямь настолько слаб?

Чем дольше я сидела ссутулившись, тем больше не хотелось вставать, но заветное слово «надо» не велело бездействовать. Вздохнув, я завесила изувеченное лицо взлохмаченными волосами и обхватила себя за талию, пытаясь спрятать воспалённые запястья. Ловить на себе презрительные взгляды не было ни малейшего желания, но глупо отрицать, что даже слепой сумел бы заметить столь явные свидетельства моего недавнего пребывания в плену. Легче всего было бы остаться сидеть в своей воображаемой тихой гавани и ждать благоприятной погоды, но бескрайнее море проблем никуда не исчезнет, если просто игнорировать его существование. Держа в голове сию здравую мысль, я отправилась на кухню, где уже давно горел свет. Прокравшись на цыпочках по короткому коридору, я увидела, что за столом ожидаемо сидит влиятельная персона, чьё имя до сих пор оставалось загадкой. Вместо строгого костюма на мужчине были надеты тонкие меланжевые брюки и белоснежная футболка, но даже в домашнем облачении он выглядел безукоризненно. Вот только выражение его лица вмиг заставило пожалеть о том, что я без разрешения покинула свои временные покои, но отступать было уже поздно. Меня заметили. Не отрывая взгляда от кружки, обладатель низкого голоса холодно произнёс:

— Долго собираешься подглядывать из-за угла? Садись.

Расположившись напротив мужчины, я совершенно не знала, как буду себя вести и боялась сделать лишний вдох. Как бы мне хотелось выглядеть в его глазах чуть лучше, чем я есть, но понимание невозможности этого мигом спускало с небес на землю.

— Сегодня в полдень состоялась церемония прощания с моим напарником. Бывшим, — только теперь он поднял на меня взгляд, в котором помимо ненависти ясно читалась глубочайшая скорбь.

«Поделом», — цинично пронеслось в голове, однако, злорадство тотчас сменилось снедающим чувством вины за бессердечные мысли. Испытывать сострадание к личности, напрямую причастной к смертям различной степени справедливости, было непросто, но всё-таки подобной печальной участи я не желала никому.

— Соболезную. За что с ним так жестоко обошлись свои же? — робко поинтересовалась я, пытаясь наладить контакт.

— Попробуй ты мне ответить на этот чрезвычайно важный вопрос, — тень подозрения вновь пала на меня.

Завуалированное обвинение в осведомлённости было абсурдным: никакой информацией, даже в теории, я обладать не могла. Только как убедить в этом мужчину, чьё отношение ко мне всегда будет предвзятым?

— Не имею ни малейшего понятия, иначе бы и спрашивать не стала. Я никогда не подвергала опасности чужие жизни и ничего предосудительного не совершала. Ты волен думать, что хочешь, но моя совесть чиста.

— Значит, не ты была задержана за присутствие в людном месте посреди ночи?

— Обстановка была спокойной, до полунолуния пока далеко. Ваши обвинения беспочвенны, а ограничения становятся всё более абсурдными! — от несправедливости моя кровь начала закипать.

Без каких-либообъективных причин я побывала в месте, которое запросто могло бы стать моим последним пристанищем, если бы не череда случайных событий, сыгравших мне на руку.

— Раз за разом я слушаю одни и те же оправдания, — скептически протянул собеседние, не сводя с меня пронзительных миндалевидных глаз. — Знаешь, а ведь Конрад был феноменально проницателен. Он мог бы рассказать о тебе даже больше, чем ты знаешь сама.

Скривившись, я недовольно ответила с неприкрытым сарказмом:

— Не сомневаюсь, что все показания сочиняются именно так.

— Наш лучший дознаватель бывал резок в выражениях, но справедлив. Всегда, — ледяным тоном отрезал мужчина.

Повисла звенящая тишина. Вопросов было в избытке, в отличие от уверенности, что я получу хотя бы один ответ. Опасаясь сказать лишнее, я просто сидела и смиренно ждала, когда ко мне вновь обратятся.

— Ладно, — широкая ладонь опустилась на стол с негромким хлопком. — Пришло время узнать друг друга поближе. Назови своё имя. Настоящее, разумеется.

Реалии, в которых я жила, вынуждали держать в строжайшем секрете очень многое, но какое значение это имело отныне? Тщательно взвесив все «за» и против», я всё-таки решилась открыть правду.

— Ви́тта, — проговорила я, пробуя каждую букву на вкус.

Собственное имя приятно ласкало слух, ведь я не произносила и не слышала его уже давным-давно.

кто-то из близких мог начать твои поиски?

— Нет. У меня никого нет, — спокойно ответила я, равнодушно пожав плечами.

— Тем лучше для тебя.

Взглядом он проскользил по тоненькой седой пряди, ярко выделявшейся на фоне иссиня-чёрных волос, и беззастенчиво протянул руку, чтобы убрать волнистые локоны с моего лица. От неожиданности я вздрогнула и подняла на мужчину глаза, в которых плескался испуг. Повышенное внимание к моим слабостям обостряло чувство уязвимости, тесно переплетённое со стыдом за собственную неполноценность.

— Ты не восстановилась, — сложно поверить, но в его голосе помимо любопытства слышались нотки беспокойства. — Сколько времени обычно занимает регенерация?

— Несколькими минутами или парой-тройкой часов не отделаться.

Его брови изумлённо поползли вверх.

— Дни? Недели?

— Бывает по-разному, — ответила я неопределённо, стараясь поскорее уйти от неприятной темы.

— Угораздило же тебя свалиться именно на мою голову, — тихо проговорил низкий голос, заставив всерьёз задуматься о том, сколько всего может изменить наша встреча.

Оторвав от меня взгляд, мужчина встал, взял белый пакет, лежащий на кухонном гарнитуре, и начал извлекать его содержимое. На столе поочерёдно оказались бинты, вата, пластыри, фалкон с каким-то раствором и заживляющая мазь. За каждым его действием я наблюдала с немым вопросом в глазах.

— Полагаю, всё это я приобрёл не зря. Поможет?

— Да…

Не спрашивая дозволения, мужчина обильно смочил вату прозрачной жидкостью и принялся обрабатывать раны, начав с лица. Сосредоточившись на процессе, он старался прикасаться как можно аккуратнее, дабы крепкие руки не причинили ещё больше вреда. Было видно, что оказанием такого рода помощи он занимался нечасто и притом весьма неумело. Движения были неуверенными, что совершенно не соотносилось с моим представлением о его характере. Неуклюже он снова попытался убрать за уши копну непослушных волос, норовивших опутать его пальцы, но обнаружив на одном из них повреждение, резко замер и нахмурился.

— Хрящ не восстановится. Кожа по краям постепенно затянется, но шрамы останутся навсегда, — тихо констатировал он с нотами искреннего сочувствия в голосе.

— Знаю, выглядит плохо, но…

— Нет. Не знаешь, — грубо перебили меня на полуслове.

Когда мокрая вата коснулась глубокой зияющей раны, я дёрнулась и тихо зашипела, но широкая ладонь властно легла на мою шею, не позволив отвернуться.

— Терпи, — велел голос, противиться которому было трудно.

Наклонившись поближе, мужчина осторожно подул на место, пылающее огнём, но не только это действие помогло унять боль. Породистое лицо с широкими скулами, выразительными глазами, окаймлёнными густыми ресницами, и соблазнительными губами находилось слишком близко от моего, вызывая в душе противоречивые чувства. От тёплого прикосновения руки по коже разливались приятные волны. Мне надлежало ненавидеть, а вместо этого я… Поймав себя на мыслях сомнительного содержания, я по привычке потупила взор, но длинные изящные пальцы ловко перехватили подбородок, заставив снова поднять голову. Затаив дыхание, мы судорожно изучали друг друга на протяжении целых восьми секунд, показавшихся бесконечностью.

— Никогда прежде я не видел таких глаз, — протянул он с непонятной интонацией. — Не хочешь ли ты рассказать какую-нибудь занимательную историю из своего прошлого? М?

Сердце заколотилось в бешеном ритме, выдавая мой страх. Неужели он смог о чём-то догадаться?

— Будет справедливо, если теперь ты раскроешь своё имя, не находишь? — ответила я вопросом на вопрос, пытаясь направить разговор в другое русло.

Хитро улыбнувшись, он притворился, что попался на уловку и наконец представился.

— Меня зовут Дэ́вид.

«Дэвид», — повторила я мысленно. Его благозвучное имя перестало быть тайной, но я по-прежнему не знала, чего ожидать.

— И почему же, Дэвид, я должна взять и выложить тебе всю свою подноготную?

— По той простой причине, что глава округа должен знать биографию всех своих подчинённых до мелочей, — со всей серьёзностью заявил он, отложив бинты в сторону.

— Я согласилась на роль твоей личной рабыни, но не позволю причислять себя к прислужникам Ордена, — раздражённо фыркнув, я откинулась на спинку стула и демонстративно закинула ногу на ногу, пытаясь поставить точку в разговоре.

— Вынужден огорчить: для меня это одно и то же.

— Главное, что не для меня, — упорно я продолжала стоять на своём.

— Ты вольна злиться и ненавидеть меня, Витта, но люди гибнут по объективным причинам, на которые нельзя закрывать глаза. Наш Орден был создан не просто так, и я уверен, что ты это знаешь. Без должного контроля наше общество придёт в упадок.

— Бесконечные казни и запреты не помогут решить проблему. Далеко не все гибриды заслуживают презрения, но великому Ордену удобнее этого не замечать, — вернула я Дэвиду его же фразу.

— Верно ли я понимаю, что под словами «не все» ты в первую очередь подразумеваешь себя?

Щёки тотчас вспыхнули, и я застенчиво уставилась в пол, закусив губу. Говоря о своих возможностях, я всегда испытывала чувства противоположные гордости. Порой мне казалось, что я стала равнодушна к чужому мнению и смирилась со своим положением в обществе, но раз за разом приходилось убеждаться в обратном.

— Поговорим начистоту. Ты отличаешься от остальных и полна сюрпризов, это очевидно. Я только пытаюсь понять, каких именно, — вкрадчиво произнёс Дэвид, уловив моё замешательство.

— Я могла бы рассказать о себе больше, если бы кое-кто не стал торопиться с выводами.

— Он не станет.

Долго торговаться не пришлось. С несвойственной мне наивностью я решилась довериться мужчине, которому ничего не стоило в любой момент отправить меня на эшафот.

— Тогда слушай и не перебивай меня, — собравшись с духом, я начала свой долгий и непростой рассказ.

Вопреки расхожему мнению, отражённому в древнейших людских преданиях, канувших в лету, мы не питались исключительно свежей сырой плотью, пропитанной ещё неостывшей кровью, наши тела не источали зловонный запах намокшей собачьей шерсти, а любимой мелодией являлся отнюдь не собственный вой. Впрочем, стоит признаться, что полноценным оборотнем я не была. Гибрид, полукровка, нечистая, вырождённая — в арсенале истинных потомков волков имелись и другие нелестные слова, которые они с удовольствием употребляли в адрес моего вида, но своими устами я предпочту их не произносить никогда. Сама мысль о том, что мы существуем, претила каждому уважающему себя чистокровному волку. Испокон веков гибридов считали серьёзной угрозой, как для простых людей, так и для своих величественных сородичей. Риск раскрытия тайны существования, вырождение вида, несдерживаемая агрессия — объективных причин для тревоги хватало. Когда ночное небо озаряется тусклым лунным светом, истинные оборотни каждой клеткой своего тела ощущают прилив недюжинной силы. В полнолуние вся эта мощь достигает своего апогея, даруя не только превосходство, но и мучительные страдания. Рассудок при этом остаётся кристально чистым, как их драгоценная кровь, чего нельзя сказать о гибридах. Даже тонкий серп луны способен затуманить их неустойчивый разум, а полный диск и вовсе лишает контроля: достаточно неосторожно брошенного слова, чтобы запустить необратимый процесс. Безудержный гнев может обрушиться на любого, кому просто не посчастливилось оказаться не в том месте, не в то время. Случалось и так, что концу своего жизненного пути несчастные сходили с ума. Лишь редким экземплярам удавалось обуздать инстинкты и научиться мирно сосуществовать с людьми, однако, Орден предпочитал отвергать эти успехи. Искоренить всех тех, в чьих жилах течёт смешанная кровь, пытались многие вожаки влиятельных стай, но сделать это было крайне сложно, если не сказать, что и вовсе невозможно. Веских поводов для регулярного вступления в межвидовые связи было несколько. Банальное вожделение и нежные чувства, противиться которым не хватало сил, нередко приводили к закономерному исходу, но самым главным являлся тот факт, что волчица за свою многовековую жизнь способна принести потомство лишь один раз. Каждое живое существо естественным образом стремится оставить свой след в истории и продолжить род на долгие столетия вперёд, особенно, если речь идёт о носителях уникального дара. Простых женщин, избранных для этой цели, неминуемо ждала мучительная гибель в родах, ведь к концу беременности слабый человеческий организм истощался до предела. Если удавалось выяснить, что кто-то из чистых переступил черту, его незамедлительно призывали к ответу перед пле́нумом. Наказаниями, как правило, являлись телесные истязания или же заключение в неволе на определённый срок. Вердикт о смертной казни члены пленума выносили лишь в чрезвычайных случаях, ибо каждая пролитая капля чистейшей крови — огромная потеря для стаи. Совсем иначе дело обстояло с коллегией, в чьих руках была сосредоточена власть нас судьбами гибридов. Всестороннее презрение, гонения, запрет почти на любой вид деятельности, лишение жизни без права на исправление — такова мрачная реальность, в которой мы вынуждены влачить своё жалкое существование и порой совсем незаслуженно.

— Вижу, с доверием у тебя большие проблемы, но я правда не представляю никакой угрозы для людей, — в очередной раз повторила я Дэвиду.

Взгляд его бледно-серых, как и у всех чистокровных волков, глаз изобиловал подозрениями, но мои слова вовсе не были пустым звуком. Истина заключалась в том, что ночное светило не оказывало на меня никакого воздействия от слова «совсем». Ни боли в воспалённых мышцах, ни беспочвенной ярости, ни жуткой мигрени, от которой хочется лезть на стену. Ничего. Тёмное время суток было для меня таким же обыденным, как и солнечный погожий день. Стыдливо оправдываться за то, чего не совершал, сидя в чужой кухне — всего лишь одна из граней унизительного бремени, от которого едва ли возможно избавиться.

— Осознаёшь ли ты, какая опасность заключена в твоих генах? Если полная луна не властна над тобой, это может в корне изменить баланс сил. Кроме того, я собственными глазами видел, что серебро причиняет тебе гораздо меньше боли, чем другим гибридам. Не приходилось ли задумываться на досуге, что подобной устойчивостью можешь обладать не ты одна?

— Так вот, в чём дело, — процедила я с издёвкой. — Вы боитесь не слабых вырожденцев, нет. Ваш главный страх заключается в нашем возможном превосходстве, я права?

— Чистокровные оборотни испокон веков оберегали людей от бесчинств, которые устраиваете вы, — прорычал Дэвид, и я заметила, как вздулась вена на его лбу. — Их слабая раса, как минимум, денно и нощно трудится на благо общества, чего не можем позволить себе мы. Подумай на досуге, что сотворят с человечеством гибриды, заполучив власть в свои руки? Не станут ли они упиваться долгожданным превосходством, погрузив в хаос весь мир?

— Если ты вдруг не расслышал, я повторю, что не обладаю ни вашей выдающейся физической силой, ни регенерацией, ни скоростью. В кромешной темноте я не смогу различить ничего, кроме размытых очертаний предметов. Согласись, что парочка преимуществ не перекрывает собой избыток недостатков. Мне вряд ли посчастливится одержать победу даже в схватке с сородичем, так о какой власти ты толкуешь?!

Глаза гибридов своим цветом ничуть не отличались от человеческих, зато им в дар досталась полезная способность ясно видеть во тьме, но соплеменникам я уступала даже в этом. Причудливая смесь различных оттенков будто бы растрескалась в радужке, а между осколками затесалась белёсая пустота, слабо отражающая холодный свет нашей ночной покровительницы.

— Природа проявила мудрость хотя бы в том, что лишила вас возможности вновь скрещиваться с людьми, — процедил Дэвид.

Слышать подобные изречения было неприятно, а из его уст — вдвойне. Обычно я старалась никак не реагировать на откровенные провокации, но в этот раз эмоции возобладали над разумом.

— Разве не чистокровные первыми начали цинично использовать простых женщин в качестве инкубаторов, стремясь любой ценой увеличить свою популяцию?

— Ошибки дней минувших.

— Которые происходят по сей день, — не унималась я.

Впрочем, никакой реакции на мой выпад не последовало, и разговор вернулся к исходной теме.

— Есть ли что-нибудь ещё, о чём мне стоит знать? М?

Дэвид не спрашивал — он требовал, не оставляя шанса увильнуть от ответа. В такие моменты начинало казаться, что мужчина и впрямь видит меня насквозь. Понимая, что правда когда-нибудь неизбежно выплывет наружу, я набралась смелости и приготовилась быть честной до конца.

— Ты поверишь, если я скажу, что в начале зимы мне исполнилось девяносто три года?

— Немыслимо! — резко вскочив на ноги, мужчина чуть было не опрокинул стул и принялся расхаживать кругами, пытаясь успокоить нервы. — За моими плечами сто шесть прожитых лет. Будешь всерьёз утверждать, что мы с тобой почти ровесники?

В редких случаях гибридам удавалось отменить своё трёхсотлетие. По всем законам я должна была выглядеть старше Дэвида и обзавестись лишними прядями седых волос, но…

— Да, потому это правда так. Разумеется, я не могу знать наверняка, какой срок мне отведён, но пока смерть действительно не торопится выходить за мной.

Отвернувшись, мужчина надолго задумался, а я не находила себе места от волнения. Изменится ли его отношение ко мне? Что будет, если он откажется хранить мой секрет? Судорожно я сидела и пыталась подобрать подходящие слова, но Дэвид первым нарушил молчание.

— Учитывая открывшиеся обстоятельства, выставлять тебя на всеобщее обозрение намного опаснее, чем я думал. Кто ещё осведомлён о твоих особенностях?

— Если говорить о ныне живущих, то только ты.

Как бы я не старалась звучать убедительнее, скепсис и подозрение не сходили с лица Дэвида, однако, допытываться он не стал.

— Настоятельно рекомендую и дальше не распространяться о своих особенностях, а тем более — о связи с Орденом, иначе мы оба серьёзно пострадаем. Какими силами ты будешь выполнять условия сделки, мне не ведомо, но запомни одну простую вещь: никак поблажек я делать не стану, и чем быстрее ты это уяснишь, тем продуктивнее будут тренировки.

— Ты правда возьмёшься меня обучать?

— Мне придётся повесить это ярмо на свою шею, иначе ты не жилец, — язвительно протянул он. — Завтра с утра я отправлюсь в штаб, где зачитаю на общем собрании приказы о назначении на должности новых лиц. Придётся тебе подождать, пока я освобожусь, а потом мы обговорим дальнейший план наших действий.

— Позволь спросить, откуда вообще взялась уверенность, что Орден позволит сделать своей частью гибрида? Извини за прямоту, но всё это звучит как полнейший абсурд.

Остановившись, мужчина резко развернулся, опёрся обеими руками на стол и тихим низким голосом властно произнёс:

— Потому что я так решил. Определённые регалии позволяют мне делать ровно то, что я считаю нужным. Твоё личное дело будет уничтожено, можешь не беспокоиться об этом.

Каждое слово было произнесено со стопроцентной уверенностью, и это заставляло подозревать, что о личности Дэвида мне предстоит узнать много интересных подробностей. Возразить ему я не осмелилась и отвела взгляд, признавая поражение. Зарывшись пальцами в локоны, повторяющие изгибы безмятежных морских волн, он покачал головой и снова сел рядом со мной.

— Что-нибудь ещё болит? Я видел, как ты держалась за бок, — спросил он уже спокойным тоном.

Интересно, был ли Дэвид заботливым по своей натуре или исключительно долг обязывал его быть наблюдательным и подмечать каждую деталь?

— Кажется, повредила ребро. Пару дней точно будет беспокоить, — тихо ответила я, стыдясь собственной уязвимости.

— Возьмёшь бинты и перевяжешь на ночь. Надеюсь, с этой задачей ты в состоянии справиться сама?

Его колкий вопрос, лишённый интимной подоплёки, почему-то заставил мои щёки порозоветь.

— Вполне.

Несмотря на сдвинутые брови и напускное хладнокровие, я точно видела, как его губы тронула озорная ухмылка. Поднявшись, он включил чайник и будничным тоном спросил, остановившись у открытого холодильника:

— Что желаешь отведать на ужин? Я подозреваю, сырым мясом ты питаешься нечасто?

— Предпочитаю готовить, но подойдёт любое.

— Значит, разогреваю гуляш. Конрад тоже любил запекать добытую дичь, но ещё больше ему нравилось перекладывать эту обязанность на меня, — по лицу Дэвида мрачной тенью скользнула печаль. — Чай? Кофе? Или желаешь чего-нибудь покрепче?

— Предпочитаю кофе, но подойдёт и простая вода. Спасибо, — ходить в должниках до скончания веков мне не хотелось.

Выудив из шкафа вторую кружку и столовые приборы, мужчина аккуратно расставил посуду передо мной, после чего опёрся обеими руками на край стола и озвучил неожиданную информацию.

— Давай кое-что проясним. Конрада больше нет. Сегодня переночуешь в моей спальне, а потом сможешь занять его комнату. Пользоваться можешь всем необходимым, не спрашивая разрешения.

— Подожди, ты хочешь сказать, что теперь я буду жить здесь? С тобой? — эта мысль не на шутку пугала, ведь находиться в бесконечном плену мне отнюдь не хотелось, но вместе с тем перспектива совместного времяпрепровождения с Дэвидом будоражила воображение.

— Имеются какие-то возражения? — поинтересовался мужчина, хотя для нас обоих было очевидно, что мой ответ не изменит решения. — Впрочем, всё не совсем так. Сюда мы ещё вернёмся, но позже, когда для этого наступит подходящее время.

— А, как же деньги, вещи? У меня даже обуви нет!

В суматохе я совсем забыла подумать о том, на какие средства буду существовать, смогу ли вернуться в своё скромное убежище и где буду искать новую работу.

— Где ты живёшь?

— В восьмом округе…

Похвастаться успешной жизнью в процветающем районе я не могла, но от оценочных суждений Дэвид великодушно воздержался.

— Обувь я тебе принёс, а вот одеждой пока воспользуешься моей. Размер будет велик, поэтому бери любые вещи, которые более-менее подойдут. В свою квартиру ты сможешь наведаться в ближайший выходной, но исключительно в сопровождении меня. На этом всё, проблемы решены? Теперь можем приступить к ужину? Лично я зверски голоден.

Через силу я постаралась нацепить на лицо благодарную улыбку и молча приступила к еде. Желудок изнывал от голода, но тоскливое чувство безысходности перебивало аппетит. Вкус блюда поражал удачным сочетанием целого ряда ароматных специй, но даже это не помогало опустошить тарелку, а потому я начала бесцельно гонять вилкой кусочек говядины, выписывая на густом томатном соусе хаотичные узоры. Дэвид же, несмотря на внушительные размеры своей порции, расправился с ней за считанные минуты. Допив кофе, смешанный с ликёром, мужчина снова наполнил кружку до краёв и принялся терпеливо ждать, пока я закончу трапезу. Не знаю, какие цели он преследовал и почему давным-давно не ушёл отдыхать, избавив нас обоих от тягостного молчания, но как бы то ни было, одиночество настолько опостылело мне, что компания мужчины пришлась как нельзя кстати.

— Спасибо, всё было вкусно, — скромно поблагодарила я своего нового соседа, разделавшись с окончательно остывшим ужином.

— Подъём ровно в семь. Опоздания здесь неприемлемы, — бросил он прежде, чем скрыться за глухой дверью орехового цвета.

Стараясь не шуметь, что в принципе не имело смысла, ведь у волков отменный слух, я тщательно перемыла керамическую посуду приятного светло-серого оттенка, протёрла ничем не застеленный стол и спешно удалилась во временные покои, прихватив с собой мазь и бинты, любезно оставленные Дэвидом. На мирно тикающих часах уже было за полночь. Щёлкнув замком, я наконец выдохнула и почувствовала себя в относительной безопасности. Отражение в зеркале приятно удивило: рубцы под воздействием лекарства заметно разгладились и уже не так ярко выделялись на фоне светлой кожи. Раздевшись, я принялась накладывать бандаж, дабы не вскакивать среди ночи от каждого движения. Если хочу восстановиться быстрее, придётся заставить себя отдохнуть. Худо-бедно перемотав грудную клетку, я натянула футболку обратно и улеглась в прохладную постель. Уставившись в белый потолок, я отрешённо блуждала глазами по тонкой сеточке растрескавшейся краски. Минуты тянулись, а сон упрямо не шёл. Знание того, что в комнате напротив, на расстоянии всего лишь пятнадцати метров, находится ещё одна живая душа, никак не давало отделаться от воспоминаний о прошлом. В былые времена меня баюкал ласковый материнский голос, а не звенящая тишина. Страшно представить, сколько дней и ночей минуло с тех самых пор, когда я прослушала свою последнюю колыбель. Впрочем, предаваться ностальгии долго не пришлось. Мысли плавно вернусь обратно к Дэвиду. Интересно, спит ли он сейчас или так же, как и я, беспокойно ворочается с боку на бок? Как он справляется с утратой? Могу предположить, что более стойко, нежели когда-то я. Ни отношений, ни семьи, ни друзей — любые чувства и привязанности были под запретом. Сложно сказать, какую именно выгоду я собиралась извлечь из службы Ордену, помимо обретения свободы. Однако, шестое чувство ясно давало понять, что личные интересы очень скоро вступят в игру и спутают карты не только мне, но и мужчине, имевшему неосторожность заключить договор. За размышлениями я незаметно уснула, совсем не подозревая, что причиной чьей-то мучительной бессонницы явилась пара уникальных глаз причудливого цвета.

Примечания

1

Совиньо́н — название серебристо-серого цвета автомобильной краски.

(обратно)

Оглавление

Глава 1. (Не)заманчивая роль

Глава 2. (Не) быть собой

Глава 3. Персональный антипод

*** Примечания ***