Средние века (987-1460) от Гуго Капета до Жанны д_Арк [Жорж Дюби] (pdf) читать онлайн

n

i'l
f

Si

I"

Ш

I
Ф
’

r

r> .

4

-

ПСЮРШФРЩШ

cDtm F
ЖОРЖ ДЮ5И

ъ

ш

Collection Pluriel fond6e par Georges Li6bert
et dirig6e par Pierre Vallaud

GEORGES DUBY
de I Асас1ёт1е frangaise

Le Moyen Age

De Hugues Capet a Jeanne d’Arc
(987- 1460)

HISTOIRE DE FRANCE HACHETTE

ПСЮРШ ФРАНЦИИ

ЖОРЖ дюш

от Ы

(987-1460)
Клпш до Жлнны
Перевод с французского
Г.А. Абрамова, В.А: Павлова

М осква
«М еж дународны е отнош ения»

2001

а’Лрк

УДК 944 “9/14”
ББК 63.3 (4Фра)
Д95

Издание подготовлено в рамках программы «Пушкин»
при поддержке Министерства иностранных дел Франции
и Посольства Франции в России.
Ouvrage realise dans le cadre du programme d’aide
a la publication «Pouchkine» avec le soutien du Ministere
des Affaires Etrangeres frangais et de TAmbassade de France en Russie.

Д95

Дюби Ж.
История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жан­
ны д’Арк. 987-1460 / Пер. с фр. Г.А. Абрамова, В.А. Пав­
лова. — М.: Междунар. отношения, 2001. — 416 с.
ISBN 5-7133-1066-3
Известный ученый и литератор, член Французской академии Ж орж Дюби
(1919-1996) занимает особое место в современной историографии, являясь
автором многочисленных глубоких исследований по истории средневековойг
Франции, а такж е популярных книжек по избранной им теме. Его захваты ­
вающие книги, смелость и богатство содержания которых пораж аю т чита­
теля, стали одним из символов Франции.
В предлагаемой вниманию читателей работе автор рассматривает сред­
невековое французское общество, как бы поднимаясь над фактологической
картиной прошлого, уделяя внимание лишь отдельным, наиболее ярким
историческим событиям. Он глубоко проникает в общественную структуру,
раскрывает взаимодействие материальной цивилизации, культуры и других
социальных ф акторов в развитии общества. В книге широко использованы
источники — свидетельства современников тех далеких времен.
Работа содерж ит географические карты, генеалогические диаграммы,
снабж ена справочным аппаратом.

Для студентов, преподавателей, специалистов-историков, всех интере­
сующихся историей Франции.
УДК 944 “9 /1 4 ”
ББК 63.3 (4Фра) 4

ISBN 5-7133-1066-3

© Editions Hachette, 1987
© Перевод с французского Г.А. Абра­
мова (к читателю, гл. I-VHI, XIVXV, эпилог, хронология, указатели,
библиография); В.А. Павлова (гл. IX XIII), 2000
© Подготовка к изданию и оформле­
ние изд-ва «Международные отношения», 2001

о т ИЗДАТЕЛЬСТВА

Предлагаемая вниманию читателей книга открывает серию ра­
бот — в 5 томах (8 книгах) — по истории Франции в переводе
на русский язык. Серия готовится в рамках программы «Пуш­
кин» под эгидой Министерства иностранных дел Франции и По­
сольства Франции в России. Каждый том посвящен определен­
ному периоду истории страны и написан самыми известными
специалистами по соответствующему периоду.
Творчество автора данной работы Жоржа Дюби (1919-1996)
занимает поистине особое место в современной историографии.
Не только потому, что, по всеобщему признанию, он, член Фран­
цузской и едва ли не всех европейских академий, был одним из
крупнейших медиевистов наших дней, и не только вследствие его
исключительной научной продуктивности.
Дюби — последователь Марка Блока и Люсьена Февра. По
его собственным словам, тем, кем он стал, он обязан чтению «Королей-чудотворцев», «Феодального общества», «Религии Рабле».
Небезосновательно имя Жоржа Дюби связывают с традицией
журнала «Анналы», наиболее яркого и во многом определяющего
явления в историографии истекшего века.
В центре внимания Жоржа Дюби, постоянно расширявшего
круг своих изысканий, неизменно оставалась история средневе­
ковой Франции, преимущественно XI-XH столетий. На протяже­
нии полувека своей научной биографии он рассматривал фео­
дальное общество с разных точек наблюдения, и взор историка
все глубже проникал в его структуру. Взаимодействие истории
материальной цивилизации и социальной структуры, с одной сто­
роны, с историей коллективных представлений и культуры, с Дру­
гой — в этом усматривал Дюби главную цель и задачу истори­
ческой науки. Вместе с Робером Мандру он впервые ввел в сферу
исторических исследований понятие «ментальность», подразуме­

вая под этим систему образов и представлений, которые всегда
лежат в основе человеческих суждений о мире, своем месте в
нем и, следовательно, определяют поступки и поведение людей.
Предлагая систематически изучать ментальности, он высказывал
убеждение, что все взаимоотношения внутри общества столь же
непосредственно и закономерно зависят от подобной системы
представлений, как и от экономических факторов. Воображаемое
переплетается с действительным и участвует в функционировании
социального строя — такова ведущая идея Дюби. Идеи, представ­
ления, иллюзии общества о-самом себе не только отражают соци­
альный мир, но и пересоздают его.
Человек редкого литературного дарования, Жорж Дюби все­
гда умел и желал писать не только для своих коллег и учеников,
но и для широкой читательской аудитории. Его захватывающие
книги, смелость и богатство содержания которых поражают чи­
тателя, стали одним из символов Франции.

к ЧИТАТЕЛЮ

Издание, которое задумали Эммануэль Ле Руа Ладюри, Фран­
суа Фюре, Морис Агюлон и автор этих строк, предполагало со­
средоточение нашего внимания на мире политическом. Уже напи­
саны хорошие книги, где на нескольких сотнях страниц в сжатой
форме излагаются события, которые произошли в землях, состав­
ляющих ныне Францию, в течение Средневековья, длительного
периода истории, продолжавшегося более тысячи лет. Не видя
нужды в том, чтобы добавить к этим книгам еще одну, им подоб­
ную, я решил построить свой труд на основе свободного выбора
предпочтений, о которых должен дать отчет читателям.
Свою задачу я видел в том, чтобы описать начало истории
Франции. Когда же возникла эта страна? В поисках ее корней
Фернану Броделю пришлось опускаться в глубины предыстории.
Я же решил ограничиться сравнительно тонким пластом про­
шлого, который изучаю не один год. Поэтому я начинаю с конца
X века; мне недостаточно знакомо то, что предшествовало этому
периоду. И останавливаюсь на середине XIII века; то, что проис­
ходило позднее, я самостоятельно не изучал. Подробно излагать
историю эпохи, которую столь тщательно исследовали Бернар
Гене, Франсис Рапп, Жак Ле Гофф, их ученики, означало бы менее
умело повторять то, что они уже сказали. Однако я вхожу в
команду. Если мне и позволено начать там, где я пожелаю, то
доверенная мне часть труда должна как-то смыкаться с тем, что
за ней следует. Поэтому предлагаемое читателю повествование
будет состоять из двух весьма неравных частей: первой — развер­
нутой, второй — значительно более сжатой, представляющей со­
бой простое соединение, нечто вроде легкой приставной лесенки;
дойдя до юности Людовика Святого, затем я лишь расставляю
вехи, останавливаясь только на тех изменениях в истории власти,
которые мне представляются самыми существенными.

Эта книга — отнюдь не краткий очерк истории Ф ранции и тем
более — истории ф ран цузской цивилизации. М оей задачей было
п о казать, как из ф еодальной раздроблен н ости постепенно возн и ­
кало государство. Р азум еется, политическая эволю ция п р о и схо­
дит внутри какого-то целого. Ее н евозм ож н о было бы от этого
целого отделить. П оэтом у я внимательно следил за тем , чтобы
читателю стали ясны все изменения, которы е определяю т поли­
тическую эволюцию и на которы е она, в свою очередь, влияет.
Н апример, я рассказы ваю об ускорении денеж ного обращ ения, о
строительстве собор ов, о расцвете куртуазн ости , но всегда в связи
с тем, что является объектом м оего исследования, — медленным
преобразован и ем властны х отношений.
Н аконец, я долж ен предупредить о двух избранных мною под­
ходах. П реж де всего, я б ез колебаний останавливался подробно на
некоторы х отдельных собы тиях. То отношение, ко торое они вы­
зывали к себе в определенную эпоху, бр осает внезапный свет на
историческую обстановку и на самые глубинные структуры ; через
событие мы осязаем саму жизнь. С другой стороны , я постоянно
пытался как мож но больше опираться на исторические свидетель­
ства. Вообщ е, я стремился с возм ож н о большей полнотой в о с с о з­
дать представление о своей роли в мире, присущее людям тех
далеких времен. Мне хотелось взглянуть на это т мир их глазами.
Как уж е было ск азан о , я как бы подхваты ваю р асск а з об
истории, к о тор ая не стоит йа месте, но мне приходится и сследо­
вать период, когда движение уск ор яется. Н акануне ты сячного
года на тех обширных пространствах земли, которы е я р а ссм ат­
риваю, люди попадаю тся еще редко, орудия их труда убоги, сами
они остаю тся удивительно неразвитыми; до победы христиан ства
над язы чеством еще далеко даж е в ближайш их ок рестн о стях не­
многих городов-ситё, поставленны х Римом. О днако благодаря
каком у-то глубинному движению — медленному, смутно р азл и ­
чимому — сельские местности уж е на протяж ении нескольких
поколений все энергичнее засел я ю тся. Э то движение п о бу ж д ает
так ж е приступить в м онасты рях и под сенью со бо р ов к освоению
богато го культурного наследия каролингского В о зрож д ен и я; опи­
раясь на спасенные благодаря ему античные рукописи, на комм ен­
тарии, которыми тогда эти тексты снабдили, ученые мужи меч­
таю т перестроить общ ество согласно предначертаниям Господа.
П оры вы прогресса, все более сильные, вы водят эти земли из
дикости, они все яснее предстаю т перед взо р о м историка. Однако
исследователю очень трудно понять, что представляли собой вл а­
стные институты и как они взаим одействовали вплоть до порога
ХП1 века.
Д ело преж де всего в том , что на прочных м атериалах тогда пи­
сали и мало, и редко. Л ю бая властная сила проявляла себя гл ав­

ным образом с помощью слова и жеста. Поэтому письменные
источники редки, они похожи на луч света, который внезапно
появляется издалека и снова гаснет. С другой стороны, лексикон
этих текстов лишен гибкости и не успевает следовать за измене­
ниями в жизни. Все используемые слова имеют латинское проис­
хождение, но смысл их со временем незаметно меняется, причем
по-разному в различных местах. Что означают, к примеру, слова
potestas, bannum в той или иной записи картулярия, сборника гра­
мот? Придавали им тот же смысл в другой рукописной мастер­
ской? Путаницу увеличивает склонность к риторическим изяществам, свойственная писцам-скрибам, интеллектуалам по роду
занятий и педантам по характеру. Вульгарным выражениям, к
которым прибегают участники тяжб, эти скрибы предпочитают
термины, заимствованные у классических авторов. И при изложе­
нии официальных речей реальность постоянно затемняется из-за
того, что слова употребляют в производных значениях. Наконец,
все то, что сохранилось от этих речей, передано нам крайне узким
кругом лиц. Поэтому образ власти, который удается воссоздать
историку, неизбежно остается таким, каким его рисовало себе
высшее духовенство, горстка просвещенных людей, защищая свои
исключительные права, оспариваемые светскими силами. В пылу
борьбы эти люди, сознательно или несознательно, искажали то,
что описывали.
Обозначив таким образом пределы нашего познания, я должен
в этом предисловии подчеркнуть четыре особенности политичес­
кой системы, свойственные ей на протяжении всего того отрезка
истории, которому будет посвящен мой рассказ. Две главные чер­
ты: всякая власть в те времена имела домашний характер и была
в большей или меньшей мере связана с сакральным. Две второсте­
пенные черты: власть отправлялась только мужчинами, и всегда
от этой власти ускользала значительная часть тех, кого она хо­
тела бы себе подчинить.
Не было тогда политического образования, которое не мысли­
лось бы как дом. Об этом свидетельствует язык: почти все тер­
мины, описывающие властную практику, принадлежат домашнему
словарю. Таким образом, слова «зал» (большое помещение для
собраний, торжеств), «комната» (покой, палата), «отель» (част­
ный дворец), живущие в нашей политической или юридической
речи, напоминают о местопребывании семьи.
Действительно, на всех этажах общественного здания, начиная
с раба, ютившегося на арендованном клочке земли, и кончая го­
сударем в его дворце, — везде опыт неравенства приобретался в
лоне семьи. И это неравенство ученые мужи почитали необхо­
димым, ниспосланным свыше, присущим сотворенному Богом. В
«комнате», вплоть до постели, женщина подчиняется мужчине. В

«зале», публичной, парадной части жилища, сын подчиняется
отцу, молодые — старикам; одни должны идти впереди, другие —
за ними следовать. Таков был порядок в стенах дома. Этот по­
рядок выходил и за его пределы, расставляя участников торже­
ственных шествий.
Для того чтобы с наибольшей силой выразить то, что называ­
ется политическим действием, в культуре, о которой я веду речь,
прибегают к словам, обозначающим движение рук: захватить,
отнять, держать. Сын чувствовал, что находится «в руках» своего
отца, супруга — «в руках» своего мужа, а длань Господа прости­
ралась к тем, кому он доверял свою мощь. Принять какое-либо
существо «под свою руку» означало утверждать, что берется от­
ветственность за это существо, что ему следует оказывать покро­
вительство, содержать его, что устанавливается отеческое отно­
шение к нему. Вложить свою руку в чью-то другую руку означало
согласиться на положение сына, признать, что отныне тебе над­
лежит почитать этого другого и помогать ему. Принимался долг,
но одновременно приобреталось право быть причастным к лю­
бому решению другого. Солидарность, которая устанавливалась с
помощью таких жестов, будучи похожей на ту, что естественно
возникает благодаря кровному родству, определяла качество, по­
четность служения, равно как и приносимые им выгоды. Serviciи т (служение) — очень сильный термин (он связан с servus, раб­
ством, невольничеством), родившийся в самых глубоких недрах
семьи. И поскольку всякая семья по своей природе склонна к
расширению, то всякий глава семьи стремился добыть как можно
больше богатств, чтобы дарить и раздавать, умножая число лю­
дей, мужчин и женщин, которых он мог бы накормить, будь то
рожденные от его семени или те, кто вверял ему себя с помощью
ритуальных жестов. Они получили название «commendise'>> (ком­
мендация) —- передача себя под покровительство. Люди, которые
станут «есть хлеб господина», будут ему служить, и благодаря
этому власть его расширится. Экспансия власти была связана с
деторождением или усыновлением.
Будучи заключенной в домашние рамки, любая власть, какой
бы характер она ни приобретала, обнаруживала тенденцию ста­
новиться наследственной. Ни один домашний очаг не должен был
бы погаснуть. Дом — это клеточка, которая воспроизводит себя.
Почитая отца, сын в один прекрасный день занимает его место.
Из слабеющих родительских рук он принимает падающую власть;
к нему переходят властные права, которыми обладал его отец, —
по отношению к своей матери, ставшей вдовой, к братьям, к соб­
ственным чадам. Господствовало убеждение, что всякая властная
сила передается детям, то есть через кровь, носительницу добро­
детелей и харизмы, носительницу прав. Некоторые из них суще­
10

ствуют лишь потенциально. Это те права, которые мать передает
сыновьям, выношенным в ее чреве: притязания на властвование,
основанное на происхождении родительницы. Во время созрева­
ния плода в ее лоне они смешиваются с притязаниями, имеющи­
мися у ее супруга, как смешиваются ради оплодотворения две
родительские крови. Таким образом, в основе всякого устремле­
ния к власти лежала родословная.
Вот что оправдывало в глазах Господа и его служителей копу­
ляцию, греховную по природе. Совокупление отныне есть малый
грех — в той мере, в какой оно обеспечивает передачу прав на
власть, то есть миропорядок. Эта модель утверждалась с такой си­
лой, что распространилась и на церковные учреждения. В летопи­
сях, называемых «деяниями епископов» и посвященных подвигам
глав епархий, сменявших друг друга в этой должности, их череда
предстает как родственная по плоти, а mater ecclesia (мать-цер­
ковь), кафедральный собор — как настоящая мать, плодоносное
чрево, порождающее одно за другим носителей духовной власти.
Когда граф нормандцев на рубеже XI века призвал к себе
доброго летописца из страны франков, каноника монастыря СенКантен Дудона и поручил ему написать историю своего княжества
(из всех рукописей такого рода, дошедших до наших дней, она
оказалась самой древней), то ее автор решил следовать в своем
рассказе генеалогической линии: четыре главы, четыре народных
вождя — Гастинг, Роллон, Вильгельм, Ричард; они представлены
как порождавшие один другого, хотя в жилах Роллона не текла
кровь Гастинга. Дело в том, что власть, даже если она распро­
странялась на обширную провинцию, мыслилась только в форме
наследия, передаваемого одним поколением другому по кровному
родству. Из всех фактов, которые мы называем политическими,
самыми важными в те времена являлись, таким образом, семейные
события. Вокруг брачного союза, вокруг передаваемого удела раз­
вертывались главные интриги, а также самые бурные юридические
споры. Кто из членов семьи сможет распоряжаться судьбами
женщин, выдавать их замуж? Кто из младшего поколения вправе
взять в свои руки власть, которой обладал предок?
Всякая власть имела также сакральные корни. С прогрессом
христианизации росло понимание того, что власть — от Бога,
которого славили в церквах и которому служили священники.
Каролингские епископы составили нравоучительные трактаты,
предназначавшиеся для управителей. «Зерцала князей» ставились
перед их глазами не для того, чтобы те любовались своим отра­
жением, но для того, чтобы государи имели пример, образец.
Этот пример они должны были давать своим подданным, а пос­
ледние — подражать им, как подражает сын отцу. В «Зерцалах»
содержались и рассуждения о браке. Ибо их авторы-прелаты
11

стремились как раз к тому, чтобы внести сакральный дух в это
мирское установление, от которого зависела игра властных сил.
И среди политических конфликтов, имевших место во Франции
XI века, самыми острыми были те, где ставкой являлся контроль
за институтом брака. Сохранят ли этот контроль отцы семейств?
Перейдет ли он к священникам? Эти последние в конце концов
взяли верх. Все, что относилось к супружеским узам, а значит и
к передаче власти, оказалось отныне под юрисдикцией духовных
правителей, и это привело к очень серьезным последствиям.
Конечно, вплоть до царствования Людовика Святого священ­
ники еще не соединяли брачующихся под сенью Церкви. В
1200 году отец жениха оставался главным участником церемонии;
ему принадлежало право просить небеса благословить своего
сына и ту, которую он оплодотворит. Через главу дома им сооб­
щалась благодать, гарантирующая счастливое отправление вла­
сти, передаваемой семенем. Однако священника приглашали в
опочивальню освятить брачное ложе, то сокровенное место, где
утверждается власть мужчины над женщиной, где начинается
власть отца над существами, которых он породит.
Необходимость приобщения к сакральному объясняет то ме­
сто, которое предоставлялось служителям Церкви внутри самого
домашнего круга. И здесь следовало иметь кого-то, наделенного
властью совершать таинства. Как только семья становилась доста­
точно богатой, чтобы содержать духовных лиц, в доме появля­
лась целая команда священнослужителей. И как бы ни был домо­
хозяин запятнан кровопролитием на поле брани, плотским грехом,
он восседал в окружении клириков, вместе с ними читал псалмы.
Всякий мужчина, обладавший какой-либо земной властью, будь
то хотя бы власть мужа над женой, называющей его своим «гос­
подином» и ставшей перед ним на колени в день бракосочетания,
оказывался, таким образом, наделенным какой-либо духовной
функцией. Он отвечал не только за тела, но и за души всех живых
и всех усопших семейства, главой которого являлся. Если этот
глава грешил, его прегрешения падали на всех. А его богоугодные
деяния шли всем им на пользу. Поэтому глава семейства должен
был достойно вести себя и направлять часть того, что он держал
в своих руках, на спасительные приношения. Акт пожертвования
находился в самой сердцевине политических структур. Здесь же
помещалась и проповедь. Господин должен был учить своих лю­
дей как примером, так и словом. Он молился о том, чтобы на
смертном одре сохранить силу для последних наставлений своим
сыновьям, своим племянникам.
Что же касается тех, чья власть распространялась за стены
дома, на публичную жизнь, то они-должны были вести к спасению
всех, кем повелевали. Господь доверил им частицу своего племе­
12

ни. Он даже поставил под их руку живущих здесь, но не являю­
щихся христианами, дабы те имели пастырей. И руку эту разре­
шил сжимать очень крепко, ибо роль управителей состояла в том,
чтобы принудить неверных войти в сообщество. Всякий облада­
тель «публичной функции» обязан был, следовательно, помогать
тем, кто нес Евангелие, искоренял дурные верования, возвращал
заблудших на путь истинный. Он должен был истреблять всех
упорствующих, очищать народ от носителей порчи, дабы не рас­
пространилась зараза. Но первым делом управителя было обес­
печение мира и справедливости для своих подданных. Ему следо­
вало по мере сил приближать несовершенное людское общество
к тому идеальному порядку, который царит в невидимых далях
среди ангелов, окружающих Всевышнего.
Действительно, мир и справедливость рассматривались тогда
как отражение, преломление в этом бренном мире другого мира —
дома небесного. Такое представление являлось фундаменталь­
ным, оно неизбежно придавало священный характер публичной
власти. Это вело к следующим трем последствиям.
Всякие властные отношения, которые не имели естественного
основания в кровном родстве, брачном союзе или в искусствен­
ном родстве, образованном благодаря коммендации, покоились
на священном акте — клятве {sacramentum), на клятвенном обе­
щании, закрепленном ритуальным жестом — положением руки на
священный предмет, на Святое Писание, на крест, на ковчег, —
а также произнесением ритуальной формулы — «Да поможет мне
Бог». Таким образом ткалось полотно политических отношений,
целиком находившееся в сфере сакрального. И те, кто это полот­
но разрывали, и те, кто отказывались быть вплетенными в его
основу, навлекали на себя гнев небесный. А поскольку еретики не
желали давать священную клятву, ересь оказывалась непосред­
ственно в политическом поле.
Применение силы, грубой силы, сокрушающей тела, было за­
конным лишь при «служении», которое, как и духовное служение,
состояло в утверждении справедливости и мира. «Справедливость
и мир в корне твоего служения», — напомнили в 1023 году ко­
ролю Франции. Эмблемой этого служения был меч; его вынимали
из ножен и несли перед обладателем мирской власти, когда он
готовился действовать, или же сам он держал этот меч. В такой
позе на ковре из Байё изображен Вильгельм Завоеватель в мо­
мент, когда он собирается вершить правосудие. Меч был простым
знаком силы. Вождь поднимал его, когда решал восстановить мир
путем переговоров, опираясь на собственные представления о
развитии событий, учитывая репутацию (fama) спорящих. Если
стороны не соглашались с решением, то миротворец обращался к
высшему судии — Господу, прося его самого вынести приговор;
13

государь председательствовал на ордалии, дуэли — испытании
огнем, водой. Вынесшие его считались правыми в сообществе,
которое собралось вокруг поднятого меча. Но меч становился
карающим оружием, если надо было защитить слабых, не способ­
ных самостоятельно отстаивать свои права, если надо было ото­
мстить за невинных. И в этом случае меченосец не должен был
забывать, что, действуя оружием, он вершит правосудие от имени
Господа и поэтому обязан следовать определенным правилам.
Ему надлежало, таким образом, быть богопослушным, подчиня­
ясь тем, кто решал вопросы богопочитания.
Поскольку власть была священной, ею в огромной степени
обладали служители Церкви, превосходя здесь и военных. В пер­
вую очередь, клирики имели монополию на письменную культуру.
Они заполняли пергаменты странными знаками, произносили
слова, непонятные для всех других, читали книги, утверждая, что
в них находятся образцы для любого законного действия. В об­
становке хаоса, вызванного обветшанием варварских кодексов и
переменчивостью установлений обычного права, именно клирики
на протяжении всего XI века прилагали усилия для воссоздания
сводов законов, черпая вдохновение свыше. Они представляли
высшее, духовное, правосудие, от имени которого возмутители
спокойствия удалялись из сообщества правоверных, то есть ли­
шались милости Божией. Таких возмутителей отлучали от Церк­
ви, изгоняли на определенный срок ради покаяния. Их лишали
какой-либо власти над женщинами, но также и над мужчинами,
ибо эти грешники должны были отставить свой меч. Их выводили
из круга семейной солидарности, изгоняли из родного дома, вы­
брасывали на улицу, принуждали странствовать, совершать па­
ломничество. Наконец, поскольку вся власть была сакральной,
священники следили за государями, наблюдали, как те выполняют
свой долг, предавали анафеме дурных, прославляли добрых, ко­
роновали их. В XI веке приобщение к лику святых еще оставалось
делом нетрудным. Всякий носитель державной власти, если он
хоть как-то решал свои задачи, имел шанс быть провозглашенным
святым. Около 1030 года монах Эльго из монастыря Флёри-сюрЛуар составляет жизнеописание короля Франции. Он видит пятно
в его биографии — плотский грех, незаконный брак. И стремится
показать в своей книге, что король искупил свою вину многочис­
ленными очистительными деяниями. В этом повествовании самые
обыкновенные действия власти приобретают литургическую ок­
раску. А поскольку тот, кто их совершал, — Роберт, названный
впоследствии Благочестивым, считался наместником Божиим на
какой-то части земли, то он становился святым.
Добавим также, что вся власть, будучи по своей природе до­
машней и сакральной, принадлежала мужскому полу. Господь
14

доверял ее только этому полу. И имел на то основания. Посколь­
ку женщины по своему сложению ближе к плотскому миру, более
хрупки, они должны быть в подчиненном положении. Конечно,
некоторые из женщин в сугубо частном кругу, в семейной обста­
новке имели власть над другими женщинами в доме и над малы­
ми детьми. Бесспорно и то, что кровь некоторых из них содер­
жала частицу общественной властной силы. Это придавало таким
женщинам необыкновенную ценность. Получить их в свои руки
означало одновременно овладеть и телом, и властью, которую это
тело хранило. Поэтому наследницы становились предметом оже­
сточенного соперничества, составлявшего в те времена главный
нерв любой политической интриги. Так происходило потому, что
только мужчина мог реализовать власть, и по весьма очевидным
причинам. Немыслимо было, чтобы женщины, лица женского
пола, отправляли богослужения; этот пол не допускали к духов­
ному сану. Немыслимо было, чтобы женщины, лица женского
пола, вооружались мечом; женщина не могла участвовать в дей­
ствиях во имя мира и правопорядка.
И наконец, последняя особенность власти тех времен. Ни
одной из них не удавалось утвердиться полностью. Сеть была
слишком редкой. На краях мира, который оставался еще очень
безлюдным и диким, сохранялись неупорядоченные пространства,
то есть пространства «неодомашенные», не организованные по
принципу дома. Там не царили ни обычаи, ни право. В романах
ХП века изображается лесной облик этих свободных и опасных
мест. Но лес не представлял собой безлюдную пустыню. Там
легко было добыть средства к существованию. Укрыться в лесной
чаще также не представляло особой трудности.
Долгое время, вплоть до царствования Людовика Святого, до
того как земля не заполнилась людьми, рост народонаселения
приводил к увеличению числа бродяг, маргиналов, ускользавших
из-под опеки власти. Можно даже говорить о целом слое марги­
налов, поскольку количество людей странствовавших, доброволь­
но исключивших себя из общества, было значительным. Однако
независимость фактически означала жизнь в группе. В стороне от
вертикальной иерархической системы, соответствующей небесной
воле, развивались горизонтальные структуры солидарности. Они
также строились по семейной модели, но скреплялись не отцов­
ским авторитетом, а братским равенством. В этой обширной боко­
вой сфере преобладающей формой социальности являлась банда,
ватага. Но и здесь святость власти выступала как цементирующий
фактор: языческие ритуалы пиршества, совместных возлияний,
христианские ритуалы клятвы, клятвенного обещания. Среди
«друзей», которые объединялись-таким образом, первое место
занимали разбойники. Они были повсюду. В X веке их обнаружи­
15

вали в большом количестве среди завоевателей, вторгавшихся с
Севера и из исламизированных стран. Летописцы тысячного года
описывают их как «юнцов», как людей, еще не включенных в ос­
новную общественную клеточку — супружескую семью. Два века
спустя таких людей станут называть даже «детьми», или «пас­
тушками». Упомянем затем всех тех, кто бежал от своего пороч­
ного века, дабы стать возможно ближе к Господу. Многие из них
оказались объединенными в устойчивые сообщества. Но эти мо­
нашеские братства также отказывались подчиняться кому-либо,
будучи уверенными в том, что они образуют некий лучший, более
совершенный порядок, являющийся земным отражением небес.
Многие другие в своих духовных исканиях странствовали малень­
кими группами вдоль слабо очерченных границ, отделяющих ис­
тинную веру от ересей. Наконец, не следовало бы поместить в те
зоны, где мужская власть была ослаблена, и женщин, всех жен­
щин, причастных — если верить мужчинам, жившим в те беспо­
койные времена, — к потаенному знанию, обладающих грозной
магической силой, противостоящей этой власти?

Часть

первая

НАСЛЕДИЕ

Для того чтобы выявить элементы политической системы,
развитие которой я попытаюсь проследить, начиная это иссле­
дование, будет уместно, на мой взгляд, обратиться к тому, что
увидел в этой системе в 40-е годы XI века один замечательный
историк. Речь идет о монахе благородного происхождения по
имени Рауль. Судя по своему имени (прозвище его было —
Безбородый), Рауль являлся представителем одного из самых
могущественных родов того времени. Этому проницательному,
очень образованному человеку становилось известным все, что
происходило вокруг, ибо он принадлежал к Клюнийской кон­
грегации, ответвления которой были рассеяны по многим ме­
стам христианского мира. Живя в Бургундии, между Осером
и Клюни, он переходил из одного монастыря в другой, получая
богатейшие сведения. Рауль решился описывать недавние со­
бытия, стремясь понять то, как они следовали одно за другим,
чтобы открылся Промысел Божий, который движет людской
историей. В его сложном, искусно выполненном сочинении я
выделю три черты, которые дают направление моему собствен­
ному исследованию. Прежде всего, Рауль не описывает исто­
рию княжества, как некогда Дудон, или жизнь суверена, как
другой монах — Эльго. Рауль размышляет о судьбе всего Божиего племени и рассматривает ее в тех пределах, которые, на
его взгляд, наиболее этому соответствуют, а именно — Импе­
рии, Римской империи, воссозданной Карлом Великим. С дру­
гой стороны, для этого автора политический порядок покоится
на двух столпах. Это короли Генрих и Роберт, которые ответ­
ственны на востоке и на западе, за две части франкского на­
рода. Наконец, по убеждению Рауля, род человеческий только
2

—

1532

что прошел испытание. Потрясение совпало по времени с ты­
сячелетием Страстей Христовых. Кара, ниспосланная гневом
небесным, очистила христианский народ от прегрешений. Этот
народ ныне вновь заключил завет с Вседержителем и возобно­
вил свой путь к Земле Обетованной, миру прекрасному, врата
в который откроются в конце времен. Перед нами — идея
прогресса, но прогресса, которому предшествуют мучитель­
ные, однако необходимые изменения политических структур.
I. ИМПЕРИЯ
В глазах свидетеля, которому я задаю вопросы, христиан­
ство представляется как некое расширяющееся тело. В «круге
земном», огЬе terrestre (изображение которого можно было
тогда видеть в Сен-Дени на ковре, когда-то подаренном аббат­
ству Карлом Лысым, а также на карте мира, вкладе супруги
Гуго Капета), это тело зан^1мает лишь его часть. Оно призвано
увеличиваться в объеме. Но для того чтобы надлежащим обра­
зом продолжился рост этого тела, его следует снабдить поли­
тическими структурами, скрепляющими его единство и при­
дающими ему силу. Под ними подразумевается христианская
империя, частью которой является пространство, занимаемое
ныне Францией. Здание прочно. Его не поколебала череда бес­
покойных веков. Однако оно подтачивается темными силами,
поэтому его надо постоянно подновлять. Главенствует следую­
щая идея: поскольку плотский мир неотвратимо идет к упадку,
прогресс зависит не от принятия нововведений, но от улуч­
шений существующего. Одно из таких периодических улучше­
ний предприняли в 1023 году пастыри, которым Господь дове­
рил свое племя, — франкские короли, в согласии с епископом
Римским. Действительно, задача дальнейшего расширения хри­
стианского мира и, следовательно, поддержание сплоченности
вокруг res publica — общественного дела — доверена двум раз­
личным институтам власти, которые должны оказывать друг
другу поддержку.
Есть два способа содействовать воцарению на земде не­
бесного порядка, служения ему (militare). Отсюда — два «milices», «воинства», как и два рода законов — божественные и
людские. Воинство, которое образуют люди молитвы, следует
законам божественным, предписывающим отрешиться от плот­
ского, не прикасаться к женщинам. Это воинство менее гре­
ховно, а поэтому в соответствии с мерой святости, на основе
18

достоинств занимает более высокие ступени на иерархической
лестнице власти. Оно таклсе более устойчиво, опирается на
формы, унаследованные от античного Рима. Церковь взяла
себе все его достояние — римскую школу, римскую музы­
ку, римское искусство строить, украшать камнем; церковные
учреждения — копии римских. То, что в политике сохраняет
римские черты, по большей части отождествляется с Цер­
ковью.
Церковная власть укореняется в городах-ситё, там, где их
не разрушило время. Они более многолюдны, менее обветшали
на юге Галлии. В каждом из них заседает епископ как преемник
римского магистрата. Его окружает архитектурный ансамбль,
который своей строгостью, стенами, монументальными воро­
тами, прямоугольной сетью улиц выражает публичную упоря­
дочивающую мощь. В центре городского порядка возвышается
группа зданий, несколько церквей, епископский дворец, в ко­
торых сосредоточены все знаки гражданской власти. В ходе
недавних раскопок в Экс-ан-Провансе обнаружилось, что ос­
нования базилики на северной стороне форума, где вершилось
правосудие от имени Цезаря, поддерживают стены собора
XI века и что епископская резиденция, относящаяся к раннему
Средневековью, занимает в точности то же самое место, на ко­
тором находилась обширная постройка II века до Р.Х. Явная,
бросающаяся в глаза преемственность. Епископальный орга­
низм своими порами впитывает всю жизненную силу города.
Добрые каролингские епископы перестроили соборные ан­
самбли в большинстве городов-ситё Галлии. Но затевались все
новые стройки. Благодаря экономическому подъему возобнов­
лялся, ускорялся процесс renovatio^ обновления. Я приведу
пример Адальберона, архиепископа Реймсского. «После свое­
го восшествия (в 961 г.) он приказал полностью, начиная со
входа, разобрать аркады, которые занимали почти четвертую
часть всего пространства базилики; он украсил главный алтарь
золотым крестом и установил с одной и с другой сторон его
сверкающее ограждение (внутренность храма должна была,
таким образом, излучать божественный свет); во славу храма
он подвесил там венцы, изготовление которых обошлось очень
дорого; он осветил его окнами с различными изображениями
на стекле (это уже витражи, необходимое украшение, преобра­
жающее солнечный свет); благодаря ему церковь обрела голос,
получив в дар звонкие колокола». В начале XI века местами
подобного строительства стали. Шалон, Санс, Бове, Санлис,
Труа, Верден, Мец, Орлеан, Шартр. В епископских «Житиях»
2*

19

прелаты восхваляются прежде всего за умение строить. Они
строили во славу Господа, но также и ради собственного пре­
стижа, чтобы утвердить свое могущество перед лицом светских
соперников.
Забота о том, чтобы строить, обязанность строить есть вы­
ражение упорядочивающей власти, которую епископ призван
осуществлять по праву своего рождения; в его жилах всегда
течет самая благородная кровь. Его судьба предопределена
нареченным именем, образование он получает либо в монасты­
ре, либо в церковной обстановке дома какого-либо великого
государя, затем — среди «левитов», ученых клириков, которые
собирались в калсдом соборе. После своего посвящения в сан,
после помазания елеем, благодаря чему он впитывал боже­
ственную мудрость, способность разгадывать тайны, епископ
оказывался в городе-ситё и в рамках пространства с неизмен­
ными границами, центром которого являлся этот город, источ­
ником всей святости. Именно епископ определяет самые тяже­
лые наказания, призывает гнев Божий на головы закоренелых
грешников. Он единственный пастырь. Но в его распоряжении
имеется сонм помощников, духовных лиц, для которых епис­
коп — отец, которых он порождает, посвящая в сан, и которых
обязан просвещать. С этой целью рядом с кафедральным собо­
ром учреждается школа, очаг учености, непонятной простым
людям. Это весьма действенное орудие в схватках за власть.
Какую-то часть священников епископ рассеивает по сельской
местности. Ему полол