Житьё-бытьё [Светлана Шагако] (fb2) читать постранично

Светлана Шагако Житьё-бытьё

Бабке Матрёне в этом году 80 лет стукнуло. Последние пять лет она готовилась помирать. В позапрошлом году даже коровку свою продала удачно: дёшево, но зато не на убой, ветеринар из соседнего села на молоко купил. Потом бабка Матрёна привела в порядок могилки мужа и сына: подновила памятники, покрасила оградки. Себе местечко рядом приготовила. И каждый раз напоминала местной почтальонке Рае, чтоб именно рядом похоронили.

Рая заглядывала в домик на окраине каждую неделю: то с пенсией, то с телепрограммой, которую бабка Матрёна по привычке выписывала, хотя телевизор у неё даже в хорошую погоду плохо показывал.

— Ты бы вот чем место подбирать, — ворчала Рая, — лучше б поближе к людям перебралась, домов вон сколь пустует! Или хоть в престарелый дом, с твоей-то пенсией тебя туда за милую душу возьмут… А то тащиться к тебе два километра, репьи по дороге собирать, чё случись, и будешь тут одна лежать, пока кто найдёт!

— Тут сынок мой Паша жил! А лежать-то, поди, долго не придётся! Люди схоронят, снаружи-то ещё никого не оставили…

— Н-у-у-у… Засобирала!

Мужа бабка Матрёна потеряла давно, ещё когда сын маленький был. На лесозаготовке лесиной прибило. А сын ушёл в армию служить, исполнять интернациональный долг, да и не вернулся, погиб…

Как пережила, сама не помнит. Работой только и спасалась да людям помогала, то с детками посидеть, то по хозяйству. От бабушки своей знания в травничестве переняла, лечила понемножку — у детей грыжи правила и испуг выливала.

Целый день руки и голова работой были заняты, а вечера долго тянулись — сидела на крылечке дома и думала о житье-бытье. Была семья, планы строили, надеялись… А теперь что? Альбом с заветными фотографиями только и остался…

Иногда брала книги сына, их ему в школе за хорошую учёбу дарили. Перечитывала любимые страницы. Думала о людях, которые эти книги написали: «Это же надо! Вот ведь уже многих в живых нету, а думки их в печатном слове до сих пор среди людей живут! До сих пор любой может книжку открыть да поговорить как с живым человеком…»

Не могла только тетрадку сына с его стихами читать. В руках подержит и обратно положит.

Место для тетрадки выбрала в красном углу на столе под иконами. Салфеточку кружевную сама связала и на неё положила.

Стихи писать Паша начал ещё в школе, продолжил в армии, тетрадку с собой забрал. Её потом вместе с ним прислали…

Паше учительница предлагала его стихи в газету послать, но он всё отмахивался со смехом:

— Вот с армии вернусь!

Не вернулся…

Люди её в память о муже и сыне, да и за былое добро не оставляли. То пастух местный заглянет, покричит через забор:

— Бабка Матрёна! Ты жива ли там?

— А то! Пеструшку-то в стаде не обижаешь? Как она?

— Как сыр в масле катается! Тем более сама их и производит! — смеётся пастух своей, только что придуманной шутке.

А она уже спешит к нему с кулёчком из газеты.

— Ну-ну… На вот деткам шанежки.

— Да ты что, бабка Матрёна! Зачем? Сама ешь!

— Бери-бери… Пусть Пашеньку моего помянут.

— То да-а-а… Святое дело!

Рая, почтальонка, если уж дойдёт, то и почаёвничать сядет, и рукава закатает, что-нибудь поможет. Ей бы самой уже пора на пенсии сидеть, да никак не оставит работу: никак не найдут ей замену — молодые за такую низкую зарплату не хотят на почту идти.

А иной раз и односельчане соберутся за грибами-ягодами, по дороге в лес занесут продукты из местного магазина да приветы от старух-подружек передадут. Так и перебивалась.

А в прошлом году совсем было слегла, расхворалась, но тут к ней прибился одноглазый раненый кот.

В каких баталиях его потрепали, неизвестно, но лечить долго пришлось. Тут и знания травницы пригодились. Люди-то в последнее время уже не обращались, проще в городе в аптеке всё купить и за полчаса болячку вылечить, чем травки да припарки…Но Васька принимал лечение с благодарностью и через месяц уже распушил рыжий хвост и каждый день сидел на заборе как сыч, вглядываясь вдаль единственным глазом.

Бабка Матрёна его пыталась пристроить, но он возвращался.

Она часто ему выговаривала:

— И чё вот пришел! Сидишь… Ну и сиди! Вот помру — один останешься! Пеструшка вон моя прижилась у людей и живёт себе припеваючи… Помереть спокойно не дадут…

Но долгими одинокими вечерами бабка Матрёна была рада обществу Васьки.

— Хоть поговорить есть с кем! А то чё ж сама с собой говорю-то, люди ещё подумают: чёкнулась бабка!

В тот день бабка Матрёна, как обычно, копалась в огороде. Полола да поливала. Тяжело уже было, но по привычке садила огурчики да картошечку — что ж земле пустовать?

Работу прервала Рая. Пенсию принесла. И рассказала новость, что из города студенты-практиканты приехали, ходят по домам, местный говор, как они говорят, слушают да записывают. А ещё записывают житьё-бытьё обычных людей, книжку хотят сделать.

— Частушки-то хоть какие повспоминай, байки там разные…

— Да в