Степан Андреич «Медвежья смерть» [Сергей Константинович Безбородов] (fb2) читать постранично, страница - 5

бородатый, похожий на цыгана, угрюмый старик и сердито посмотрел на меня из-под косматых черных бровей.

Лычкин усмехнулся.

— До Радогощи-то двадцать верст. Пока везешь, человек может и по чистой отставке выйти. В бессрочный.

— Хоть бы сюда его перевезти, — поспешно сказал я. — А то что ж он в лесу-то валяется? Ведь если цости перебиты — это дело серьезное. Доктора надо!

— Ну, Кузя, гони, — решительно сказал Лычкин мужичонке в розовой рубахе. — Аллюр три креста. Об исполнении донесешь.

— Да уж я-то!.. Эх-ма! Уж я-то… Ух! — засуетился Кузя, схватил кнут, валявшийся около молотилки, побежал куда-то в темный угол амбара и сейчас же появился с огромной охапкой свежей ржаной соломы. — Уж все фактически будет! В акурате!

Он навалил солому на телегу и бросился отвязывать лошадь.

Я прыгнул в телегу, а Кузя приткнулся на грядке, разобрал веревочные вожжи и гикнул на лошадь:

— Держись, разнесу!

Мы помчались по пыльной деревенской улице. То и дело Кузя оглядывался на меня, весело подмигивал, дергал головой, прищелкивал языком, точно мы ехали на свадьбу.

— Э-эх, желанная! — орал он и из-под низу хлестал лошадь кнутом. — Призадумалась!..

Мы свернули в прогон и карьером понеслись по запущенной, расползшейся плотине. Меж толстыми стволами раскидистых ветел белым тусклым серебром замелькал широкий пруд.

Лошаденка вынесла телегу на косогор, и мы влетели в лес. Теперь телегу мотало из стороны в сторону, швыряло и подбрасывало на толстых корнях, протянувшихся поперек дороги.

— Медвежья Смерть в капкан угодил! — закричал вдруг Кузя и весело захохотал, взмахнув локтями. — Э-эх, ненаглядная, шевели ногами!

Я вцепился в грядки телеги и, лязгая от тряски зубами, прокричал Кузе:

— Сейчас направо! Он около овражка на полянке лежит.

Кузя мотнул головой и ловко стегнул лошаденку кнутом под живот.

— Вот доедем до той березы, — опять прокричал я, — там и сворачивай!

Вдруг Кузя с полного хода осадил шарахнувшуюся лошадь и спрыгнул с телеги.

— Стоп машина, задний ход! Чуть не раздавил!

По самой середине дороги в пыли лежал. Степан Андреич и строгими, посиневшими глазами смотрел на Кузю.

— Пожалте в лесорную! — закричал было Кузя, бросаясь к Степану Андреичу. Но Медвежья Смерть вдруг как-то по-волчьи оскалился и тихо сказал:

— Не цапай, не цапай.

Кузя сразу примолк и растерянно оглянулся по сторонам.

— Брать, что ли, будем? Иль как?

Борода Степана Андреича была вся в пыли. Видно, он давно уже полз по дороге. Из разрезанных донизу голенищ выпирали неимоверно раздувшиеся ноги.

Мы подняли Степана Андреича на руки и бережно уложили в телегу. Кузя совсем присмирел и с благоговейным страхом посматривал на Степана Андреича. А тот лежал на спине, нахмурившись, прикусив губу, и не отрываясь смотрел на узкую ленту неба, протянувшуюся высоко-высоко вдоль лесной дороги. Правой рукой он прижимал к себе запыленную двухстволку.

— Фактически, — тихо оказал Кузя и покачал головой.

На въезде в деревню нас встретили мальчишки. Видно, уже разнесся по избам слух, что Медвежья Смерть угодил в капкан.

— Везут! Везут! — закричали мальчишки и опрометью бросились вдоль улицы. — Смерть везут! Смерть везут!

Со всех сторон из дворов и изб стали выскакивать люди. Завидя нашу телегу, медленно катящуюся по пыльной дороге, они торопливо сходились на середину улицы, выстраивались вдоль дороги.

Какая-то старушка в черном с зелеными цветами полушалке подскочила к самой телеге, глянула на неподвижное и суровое лицо Степана Андреича, на его пыльную бороду, торчащую как веник, на черные корявые руки, сложенные на груди, и тоненьким, звонким голосом вдруг заголосила на всю улицу:

Концом полушалка она быстро вытерла нос, хватила побольше воздуха и еще тоньше, еще пронзительней закричала:

За телегой, поднимая густую пыль, степенно шла уже целая толпа мужиков и баб. Мой Кузя соскочил с телеги и, держа вожжи в обеих руках, тоже шел с краю дороги торжественно, как на настоящих похоронах.

— Это что же, жена его? — тихо спросил я у плечистого усастого мужика, который, нахмурившись, шагал около самого колеса, — старушка-то?

Мужик посмотрел на меня с удивлением.

— Зачем жена? — спокойно сказал он. — Это просто так, плакальщица. Он не нашей деревни, Андреич-то. Дальний.

А старушка, не отставая, семенила рядом с телегой и еще пуще завывала.

По темному, как седельная кожа,