Чёрно-белый человек [Ефим Сергеев] (fb2) читать онлайн

Ефим Сергеев ЧЁРНО-БЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

— Так кто ж ты, наконец?

— Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Гёте, «Фауст»

Говорят, что когда-то человек с сатиром решили жить в дружбе. Когда пришла зима и стало холодно, человек стал дышать себе на руки, поднося их к губам. Спросил его сатир, зачем он это делает, и тот ответил, что так он согревает руки в стужу. Спустя некоторое время они сели обедать. Еда была очень горячей, и стал человек брать её понемногу, подносить к губам и дуть. Снова спросил сатир, что он делает? На этот раз человек ответил, что так он охлаждает пищу. Сказал тогда сатир: «Нет, приятель, не быть нам с тобой друзьями, если у тебя из одних и тех же губ идет и тепло, и холод».

Эзоп

Однажды три брата увидели Счастье, сидящее в яме. Один из братьев подошел к яме и попросил у Счастья денег. Счастье одарило его деньгами, и он убежал вприпрыжку. Подошел другой брат к яме и попросил для себя красавицу жену. Тут же получил её, и они сразу ушли, нежно обнявшись. Когда подошел третий брат, Счастье у него спросило:

— Что нужно тебе?

— А тебе? — вместо ответа спросил последний из братьев.

— Вытащи меня отсюда, — попросило Счастье.

Он протянул руку, вытащил Счастье из ямы, повернулся и пошел прочь.

А Счастье пошло за ним следом.

Автор неизвестен

Если тебя обидели, не давай волю гневу. Просто глубоко вдохни, потом выдохни и слушай своё сердце. Стреляй между двумя ударами.

Народная мудрость

ГЛАВА 1

16 марта 2019 года в Москве с самого утра лил дождь, а после полудня резко стало подмораживать. И город встал, замер, покрывшись ледяной коркой.

Виктор Руденко, умный, красивый, в меру упитанный мужчина (дюжину килограмм он легко бы мог сбросить без риска быть причисленным к худощавым людям), в полном расцвете сил, как говорил великий Карлсон (то есть «слегка» за тридцать), обедал дома. В одиночестве, поскольку уже почти полгода как развелся. Доев, он открыл Яндекс-навигатор, с тоской посмотрел на ярко-красную десятку, обозначавшую, как всем известно, полный трындец на дорогах и с грустью подумал, что выезжать на работу придется на час, а то и на полтора раньше. На машине до Мосфильма ему было езды минут двадцать, а вот на метро придется ехать с пересадкой, да еще до и от метро черт-те сколько по такой дороге тащиться придется. Уже выходя из дома Виктор вдруг вспомнил, что вчера купил своей нежно любимой племяннице Машеньке очередной набор цветного песка, рисовать которым она просто обожала, не обращая никакого внимания на жалобы, а то и явные протесты бабушки и деда, с которыми она жила, по поводу периодически устраиваемого в квартире подобия песчаного пляжа. Прихватив с собой клеящий карандаш, по пакетику белого и черного песка (решив, что завтра же восполнит недостачу), он вышел на улицу, натер подошвы клеем, потоптался по аккуратно высыпанному на землю чёрно-белому песочку и смело направился к метро. Глядя по сторонам на еле передвигающихся людей, и нахваливая себя за находчивость и предусмотрительность, Виктор чуть не врезался во впереди идущего человека. Причем ещё секунду назад он был уверен, что перед ним метров на двадцать впереди никого не было.

Когда они почти поравнялись, мужчина вдруг нелепо взмахнул руками, поскользнувшись, и стал заваливаться назад. Руденко ничего не оставалось, как подхватить его и вернуть в вертикальное положение.

— Ох, спасибо! Спасибо преогромнейшее! Нехорошо я поскользнулся, нехорошо. Просто синяками точно не отделался бы, — сочным низким баритоном с чуть заметным акцентом поблагодарил незнакомец.

— Ну, ничего страшного, к счастью, не произошло, — ответил нежданный спаситель, с интересом разглядывая спасенного.

Одет тот был действительно интересно. Черный длинный пуховик в узкими белыми полосками на рукавах и по подолу, черные джинсы с прострочкой белыми нитками, завязанный поверх пуховика шарф в черную и белую клетку и такая же шапка. Перчатки тоже были чёрно-белыми: черные на ладонях и белые на тыльной стороне. Даже чёрные ботинки были с белыми шнурками. Виктор перевёл взгляд на лицо незнакомца и к интересу добавилась немалая толика удивления. А когда тот улыбнулся, к удивлению вдруг добавились нотки смущения или, скорее, беспокойства. Уж очень он был похож на ожившего литературного персонажа. Немного моложе пятидесяти, тщательно выбрит. Разного цвета глаза и густые черные брови, одна — едва заметно выше другой. Нет, коронок не было. Зато были твинклы, которые скорее можно было увидеть у представителей поколения тинейджеров, чем у человека этого возраста. Выполнены эти зубные украшения были в виде каких-то символов, напоминающих сломанный крест и да, справа было золото, а слева — платина.

— Нет-нет, я, конечно же, не Воланд, — усмехнулся незнакомец, глядя на широко раскрытые глаза и приоткрытый рот Виктора, — хотя меня иногда забавляет такая реакция людей, впервые меня встречающих.

— Э-э-э, да я, собственно… — промямлил Руденко и смущенно отвел взгляд.

— Не тушуйтесь, юноша.

Назвать Виктора юношей уже лет пять можно было только с о-очень большой натяжкой, но возражать он, естественно, не стал.

— Не хотите ли отметить моё чудесное спасение от неизбежных переломов. Тут совсем рядом есть неплохой бар. Я угощаю, конечно же!

Запас времени у Виктора был, но, поколебавшись, он отказался:

— Спасибо…. но нет. Сегодня важный день на работе, мне надо быть обязательно.

— О! Очень похвальная способность контролировать свои желания, — уважительно покивал головой чёрно-белый человек, — большая редкость по нынешним временам.

— Ну, желание-то только с одной стороны, с другой — necessitas trivialis, — блеснул знанием латыни Виктор.

— Это ещё бо́льшая редкость — понимать разницу между желанием и необходимостью. Или, — долгом, а если точнее, между низшей и высшей формой желания, — незнакомец даже обозначил поклон.

— Да какая там редкость, обычная жизнь… — Виктор отмахнулся, пропустив последние слова мимо ушей и, переступив с ноги на ногу, добавил, — ну, я пойду, пожалуй.

— Подождите! Может быть у Вас есть всё-таки какое-нибудь желание, а я попробую выступить в роли джинна?

— Спасибо, но… моё желание слишком долго описывать, чтобы вот так на ходу оно могло бы исполниться.

— Надеюсь, это не что-то типа мира во всем мире? — усмехнулся незнакомец.

— Нет, это… очень личное, — молодой человек хотел что-то добавить, но передумал, чуть смутившись от своей возможной откровенности.

— Тогда я просто пожелаю Вам, чтобы Ваши желания исполнялись достаточно часто, а уж какие из них — сами разберетесь, что достойно исполнения, а что нет.

Виктор кивнул, поблагодарил и отправился дальше к метро. Через пару десятков шагов он оглянулся и с удивлением увидел, что этот странный чёрно-белый человек движется в сторону, противоположную начальной, причем довольно быстро, словно под ногами у него не ледяная корка, а чистый сухой асфальт. «Наверно часть моего песка к его ботинкам прилипла, пока мы на месте топтались», — успокоил он себя и вошел в вестибюль станции метро.

* * *

В студию на Мосфильме Виктор пришел даже раньше, чем планировал, но все равно сразу занялся привычным делом: проверкой камер, софитов, микрофонов и всякой мелочёвки, необходимой для работы. Он был видеооператором. Хорошим. И не просто хорошим, а, можно сказать, уникальным. Камера в его руках всегда как бы сама собой выбирала наилучший ракурс, а пальцы тоже вроде бы сами по себе подбирали в настройках оптимальные условия съёмки. С компьютерной графикой и монтажом он тоже был на «ты». Некоторые даже называли его операторским Ме́сси. На что он обычно отшучивался: «Ну какой из меня Ме́сси? Я и по мячу-то не всегда попасть могу. Зовите просто — Месси́р».

Сегодня была съёмка очередного выпуска «Субботнего вечера с Рудольфом Орловым». Вообще, Руденко свою работу очень любил, хотя работу именно на этой программе тихо ненавидел. Но терпел. Уж больно прилично платили. А ему очень нужны были деньги.

Почти год назад, когда Маше только исполнилось четырнадцать, случилась трагедия. Она с родителями попала в жуткую аварию. В июле 2018-го года они поехали отдыхать в Киммерию. Но не просто так. Приспичило ведь проехаться по Киммерийскому мосту на своей машине! Ну и докатались. Уже после моста, в сумерках, на трассе Ливадия-Ахтияр водитель КАМАЗа, вылетевший на встречку, протаранил три машины, включая Ниссан Кашкай, на котором ехала Маша с родителями. Ольга с Алексеем погибли на месте. Маша выжила, но осталась инвалидом. Ходить теперь она могла только с тросточкой, заметно прихрамывая на правую ногу. Не смогли врачи восстановить в нужном положении несколько сухожилий и какие-то нервные окончания, как ни старались. Ольга была сестрой-близняшкой Виктора. Она выскочила замуж, ещё учась в институте, и родила дочку, когда молодой маме не исполнилось и двадцати. После трагедии он взял на себя все расходы по лечению племянницы. И последующей долгой и сложной реабилитации, которая даже к сегодняшнему дню ещё не закончилась. Да и просто с тех пор баловал и заваливал Машеньку подарками сверх всякой меры. Это, собственно, и стало причиной развода. Теща с тестем, которые его не то чтобы не любили, просто пресекали любые попытки к сближению, так за несколько месяцев запудрили мозги его Натуське, что она в конце концов стала элементарно ревновать мужа к племяннице. Все попытки призывов к милосердию и элементарному здравому смыслу кончались слезами и обидами. Почти полгода постоянных скандалов на пустом месте и претензий по нерациональному расходованию семейного бюджета привели к закономерному финалу. При этом, как ни странно, они продолжали любить друг друга, но… решение было принято и обратной дороги не наблюдалось. Семь лет спокойной и почти счастливой семейной жизни оказались выброшенными на помойку, словно разбившаяся чашка. Квартиру свою они разменяли и жили теперь весьма далеко друг от друга. Машенька же теперь жила с родителями Алексея, поскольку родители Ольги и Виктора уже пять лет жили в Красноярске, где отцу предложили работу с весьма приличным повышением. После аварии мама, конечно же, приехала, ухаживала за Машей, всех кормила, но через год вынуждена была вернуться к мужу.

Вот и тащил Виктор на себе все расходы. И на лекарства, очень и очень недешевые, и на курсы массажа, мануальной терапии, физиотерапии, специальной лечебной физкультуры, психологов и многого другого, без которого состояние девочки грозило ухудшиться. Можно было бы, наверное, найти более бюджетные варианты всего этого, но он предпочитал браться за дополнительную работу вместо поиска мест подешевле. Жила у него надежда, что надо ещё чуть-чуть потерпеть, и наступят улучшения, а он за это время получит дополнительный опыт и обзаведется новыми знакомствами.

* * *

Может быть говорить о том, что Руденко ненавидел работу в сегодняшней программе, было преувеличением, но…

Года два назад попался ему на глаза один довольно старый ролик в Ютубе, где господин Орлов в самом конце тринадцатого года, на одной из встреч со зрителями, отвечая на вопрос о справедливости передачи Жуковым Киммерии Украине, вместо ответа ехидно спрашивал: «А заче-е-ем вам Киммерия?» Причем с такой интонацией, будто очень-очень строгий воспитатель в детском саду спрашивает у ребенка, который ему совсем несимпатичен: «А заче-е-м ты разбросал игрушки?» А уже всего через несколько месяцев, после киммерийского референдума, в одном из своих эфиров, очень пафосно и очень экспрессивно восклицал, цитируя песню «День Победы»: «Этот день мы приближали, как могли!» Причем в обоих случаях говорил настолько искренне, настолько откровенно, что не должно было возникнуть ни малейшего сомнения в том, что слова, как говорится, «идут от сердца». С того момента и проникся Виктор неприязнью к Рудольфу Владимировичу. Мастерство «переобувания в прыжке» всегда вызывало у него чувство брезгливого отвращения.

Тогда-то он и стал более внимательно прислушиваться к тому, а что же вообще говорят политики, политологи, журналисты, пропагандисты и прочие публичные люди. И размышлять. Хотя раньше был абсолютно аполитичным и «граждански пассивным», как любят выражаться активисты. Послушав, поразмышляв и почесав в затылке, пришёл к выводу, что саму политику вполне можно сравнить с футболом, политиков — с футболистами, а политологов, журналистов и пропагандистов — с футбольными комментаторами. И в футболе, и в политике цель ведь одна — победить соперника. И там, и там иногда нарушают правила, за этим следуют наказания, но и зрителям, и избирателям всё-таки больше по душе Fair Play. Честная игра.

А вот некоторые политологи, журналисты и пропагандисты, как и футбольные комментаторы, от честной игры были… далеки. Нет-нет, далеко не все политологи и пропагандисты, разумеется. Среди них было много тех, кто обращал внимание зрителей и слушателей только на профессиональные моменты, но так же, как ложка дегтя превращает бочку мёда в несъедобное месиво, так и отдельные медийные персоны умудрялись прививать стойкое отвращение вообще ко всему, что они говорили или писали. По той простой причине, что на фоне правильных слов и… не всегда, но часто, корректного освещения событий иногда позволяли себе пренебрежительные, а иногда и просто хамские высказывания в адрес своих оппонентов. А то и простых слушателей или зрителей. Ну, примерно, как плохие комментаторы, когда нарушал правила игрок команды, за которую они НЕ болеют, могли выдать в эфир: «Да этот козёл судья чё, ослеп совсем?! За это надо не свободный давать, а удалять этих костоломов с поля к чертовой матери! Нет, вы только посмотрите, что они с нашими ребятами делают! Придурки!» Зато, когда ровно то же самое делал игрок ИХ команды, зрители могли услышать восторженное: «Ай, молодца! Какой техничный приём!» А адресуясь к упавшему сопернику, пренебрежительно цедили сквозь зубы: «Ну и чего разлёгся? Давай, вставай, нечего штрафной выпрашивать! Клоун!»

И ни гражданство, ни национальность не играли никакой роли. Подобные деятели слова и кадра были везде: и в России, и в Штатах, и в Европе, и на Украине, и в Азии, и в Австралии. Везде.

* * *

Убедившись, что с аппаратурой и светом всё в порядке, Виктор дожидался начала съемки, сидя в своём креслице и потягивая кофе из бумажного стаканчика. Наконец в студию вошли сегодняшние приглашенные гости и эксперты. Следом за ними, как обычно сияя голливудской улыбкой и громогласно всех приветствуя, появился сам Рудольф Орлов. Выше среднего роста, ни капли жира, грива черных, с небольшой проседью, волос, усы и бородка-эспаньолка, пронзительный взгляд зелёных глаз, приятный баритон… Он производил неотразимое впечатление. Особенно на женщин. Хотя, как все говорили, свою единственную жену он до сих пор нежно любил. Да и шестеро детей не давали повода в этом сильно сомневаться. Сочетанием в этом человеке филигранного мастерства прогиба перед нужными людьми с искусством сохранения большой и, скорее всего, дружной семьи можно было только восхищаться. Первым умением — в кавычках, само собой.

Ещё раз всех поприветствовав, Орлов дал знак к началу съемки.

— Уважаемые дамы и господа, добрый вечер! Добрый субботний вечер! Сегодняшняя программа, как все, наверное, уже догадались, будет посвящена годовщине возврата Киммерии в состав России.

Виктор старался не вслушиваться. Он прекрасно знал, кто и что сейчас будет говорить, знал, кто и как будет реагировать. Его главной задачей сегодня будет точное совмещение крупных планов с началом реплик каждого из участников ток-шоу. Это было довольно сложно сделать, несмотря на то, что подробный сценарий и был заранее оговорен с редакторами, Особая сложность состояла в том, что сегодня был прямой эфир и «редакторских возможностей» может оказаться недостаточно, поскольку почти всегда в других программах возникали неожиданные казусы, которые, как правило, убирали. Сегодня таких возможностей у них не будет.

Ну и в полном соответствии с законом Мерфи, который гласит, что «если неприятность может произойти, она произойдет обязательно», эта самая неприятность и произошла. Руслан Чимралюк, известный украинский журналист и частый гость на разных российских телеканалах (несмотря на свою агрессивно-антироссийскую позицию) пришел сегодня то ли навеселе, то ли вообще под кайфом и поэтому в выражениях не стеснялся.

— Они оба ополоумели, что ли? — голос Игоря Исаева, помощника режиссера, раздавшийся у Руденко за спиной, заставил Виктора вздрогнуть.

— Да вертел весь мир вашего Лагутина на одном месте! — продолжал тем временем бушевать Чимралюк, размахивая руками и брызгая слюной.

— Не сметь трогать нашего Президента своими вонючими лапами! Ты, гнида подзаборная! Тварь конченая! Либерота мерзотная!! — не остался в долгу Орлов, сделав пару шагов в сторону «оппонента» и угрожающе сжимая кулаки.

«Да уж! Таких перлов главный канал российского телевидения ещё не слышал», — с ужасом подумал Виктор. «Вот позорище-то!» — он не на шутку разозлился и очень сильно пожалел, что не может немедленно выключить камеру. «Да чтоб у вас у обоих языки поотсыхали!»

Не успел Руденко договорить про себя эту фразу, как свет мигнул и лампа одного из софитов с громким хлопком разлетелась мелкими осколками по всей студии. Защитное стекло, к счастью, просто выпало на пол, даже не треснув. Из ступора, охватившего всех присутствующих, вывел чей-то истеричный крик: «Врача! Срочно!» Орлов и Чимралюк, бледные как полотно, стояли друг напротив друга с открытыми ртами и зажимали себе руками шеи. Один спереди, другой — сзади. У обоих из-под пальцев сочилась кровь. Медики примчались буквально через минуту, быстро осмотрели пострадавших, успокоили, что, мол, ничего страшного, малюсенькие порезы, промыли перекисью водорода, заклеили пластырем и уже собирались уходить, но пострадавшие стали дружно хватать их за руки и мычать что-то нечленораздельное.

— Ничего не понимаю! — сокрушенно развел руками один из врачей, недоумённо переглядываясь с напарником.

Чимралюк затравленно огляделся, подскочил к стоящему в двух шагах Исаеву, держащему в руках блокнот с прицепленной к нему ручкой. Резко выхватил его и судорожно накарябал:

«Я! НЕ! МОГУ! НИЧЕГО! СКАЗАТЬ!!»

Орлов, увидев надпись, потыкал себя пальцем в грудь и энергично закивал.

— И Вы тоже?! — хором спросили врачи, демонстрируя крайнюю степень изумления.

— Ы-ы-а, — подтвердил Рудольф Владимирович, снова согласно мотая головой.

— Надо срочно в больницу, — первым среагировал Игорь. — Вы повезете, или скорую вызывать? — обратился он к медикам.

Теперь уже Орлов вырвал блокнот и написал:

«Не надо никакой скорой. Я поеду только в свою клинику».

Врачи пожали плечами и вопросительно посмотрели на второго страдальца. Тот неопределенно пожал плечами, мол, ему все равно. Медики собрали свои чемоданчики и куда-то журналиста увели, а Орлов нашел телефон своего врача, подозвал личного помощника и жестами велел звонить и договариваться о срочном визите.

«Интересно, меня будут убивать или награждать за то, что я так и не выключил камеру» — теперь уже с тревогой думал Виктор, уже в третьем часу ночи тащась на такси домой по свободным, но по-прежнему очень скользким московским улицам.

ГЛАВА 2

На следующее утро, ещё десяти не было, Руденко позвонил всё тот же Исаев и попросил не позже двенадцати быть в студии.

— Я не могу, у меня работа с двух начинается совсем в другом месте, — попробовал отбояриться Виктор, хотя на самом деле очередная съёмка должна будет начаться не раньше пяти.

— Вить, я тебя понимаю, но, боюсь… у тебя нет выбора. Тут уже чуть ли не ФСБ-шные и прокурорские генералы носом землю роют. Позвони, объясни…

— Ладно… буду, — буркнул Руденко, выдержав для приличия паузу, но прекрасно понимая, что бодаться с кем бы то ни было из каких бы то ни было правоохранительных органов он не горит желанием абсолютно. Хотя совершенно не понимал, что же такого криминального пытаются найти во вчерашней истории. На его взгляд — это был банальнейший несчастный случай. Фатальное стечение обстоятельств и ничего более. Только на его памяти софиты лопались уже второй раз. К счастью, в предыдущий раз никто не пострадал. Правда и осколки не разлетались.

Приехав на Мосфильм, он с облегчением узнал, что вчерашний эфир прервался ровно в момент мигания света, так что хотя бы насчет невыключенной камеры вопросов, скорее всего, не будет.

Всех, присутствовавших на вчерашней программе, по одному вызывали в переговорную комнату, занятую следователями. Когда туда вошел Виктор, никаких генералов не наблюдалось, зато имелись моложавый прокурорский советник юстиции и равный ему по звёздам на погонах, но явно постарше мужик в мундире Следственного Комитета.

«Сейчас будут в доброго и злого следователя играть», — подумал Руденко и уселся на указанный ему стул. И действительно, после заполнения обязательных анкетных данных спектакль начался. Первым начал обладатель более тёмного мундира:

— Не могли бы Вы рассказать, кем, когда и каким образом проверяется аппаратура для съёмки?

— Когда как. Ну, это в смысле — по времени. Иногда за пару часов до начала работы, а иногда и минут за тридцать. Проверяют техники. Свет — один, звук — другой, реквизит — третий. Я — камеры. Ну и общее расположение света и микрофонов, так сказать. Не сместили ли что-нибудь случайно с нужных мест. Вчера я пришел почти за час до начала, техники мне сказали, что уже всё проверили. — Виктор отвечал спокойно, считая весь этот то ли допрос, то ли опрос пустой формальностью.

— И каким образом происходит проверка?

— Визуально. Ну и включили-выключили.

— И всё?

— Ну да, — пожал плечами Руденко, — в этой студии больше ничего не снимают, только эту программу. Вся аппаратура стоит на своих местах, никаких новых спецэффектов не предполагается, что-то перенастраивать нет необходимости. Поэтому…

— Вчера-то как раз новый «спецэффект» и произошел, — прервал его следователь, нервно ухмыльнувшись.

— Случайность, — Виктор снова пожал плечами, — такое крайне редко, но бывает. Я работаю уже почти десять лет и это только второй случай в моей практике. Правда, в прошлый раз никаких осколков от лопнувшей лампы не было. Но и скачка напряжения, как вчера, тоже не было.

— То есть, Вы знали, что софит может взорваться и никого не предупредили об этом? — встрял прокурорский.

— Не понял. О чем предупредить?

— О том. Что. Софит. Может. Взорваться. — явно сдерживая раздражение повторил обладатель более светлого мундира, выделяя и как бы подчеркивая каждое слово.

— Как об этом можно предупредить? — Руденко тоже начал раздражаться, — У вас дома, что, никогда лампочки не перегорают? Вас ведь никто не предупреждает об этом непосредственно перед их перегоранием.

— Перегоревшие лампочки не наносят тяжких телесных повреждений. В отличии от вчерашнего инцидента! — прокурорский повысил голос.

— Каких тяжких? — Виктор почувствовал, что уже по-настоящему разозлился на нелепые, как ему показалось, домыслы, — обошлось же двумя полосками наклеенного пластыря!

— Они оба до сих пор говорить не могут. И врачи не знают почему, — сказал представитель СК, недоуменно разведя руками.

— А для одного из потерпевших — это как раз и есть тяжкие телесные повреждения. И у нас есть основания полагать, что это не простая случайность, как Вы пытаетесь показать, а умышленные действия, — уже с явной угрозой добавил прокурор.

— Умышленные действия осветительного прибора? — ехидно поинтересовался Руденко, еле сдерживаясь, чтобы не повысить голос.

— Не надо ёрничать! — почти прошипел светломундирник, — до полного прояснения всех обстоятельств и завершения всех технических экспертиз все, имеющие доступ к студийной аппаратуре, не должны покидать Москву.

— То есть все мы находимся под подозрением в совершении почти теракта? — как ему удалось не расхохотаться, Виктор так и не смог понять.

Ответом были лишь два взгляда: очень злой и слегка укоризненный.

«Да чтоб вы подавились своими подозрениями!» — пробурчал про себя Виктор, имея ввиду только прокурорского.

Через несколько секунд, перестав сверлить взглядом подозреваемого, «злой» подошёл к столику в углу комнаты, на котором стояло несколько маленьких бутылочек с водой, взял одну, открыл и отхлебнул. А дальше Виктор с ужасом наблюдал, как человек едва не расстался с жизнью, судорожно пытаясь откашляться от попавшей не в то горло воды. Вскочивший коллега со всей силы лупил его ладонью по спине, второй рукой придерживая согнувшегося почти пополам бедолагу.

«Надеюсь, хоть в этом меня не будут обвинять», — подумал Руденко. И вдруг похолодел. «А ведь я действительно в этом виноват! Я же только что пожелал ему подавиться! И вчера тоже. Сам же сказал, чтобы языки поотсыхали…» От страха противно заныло в животе, и даже слегка закружилась голова. Он почувствовал, что если прямо сейчас его спросят о чем угодно, с ним случится истерика, он начнет каяться и его тут же либо посадят в кутузку, либо упекут в дом скорби. На его счастье (хотя какое уж тут счастье) кашель прокурора продолжался еще почти целую минуту, и Виктор почти успокоился. «Не-е-е-т, стороннему человеку надо самому быть сумасшедшим, чтобы поверить в такие совпадения, связать оба случая и привязать к ним именно меня… Н-да, мистика просто какая-то».

Пока прокурор продолжал покашливать, второй следователь продолжил:

— А действительно, возможно ли внести какие-то изменения в конструкцию софита, чтобы гарантированно получать вчерашний «спецэффект».

— Н-не думаю, — Виктор выглядел немного испуганным, что было вполне естественно на фоне только что произошедшего, поэтому «добрый» не придал этому значения, — но… даже если это кому-то и удалось бы, рассчитать траекторию разлета осколков… Да и это не важно. Предугадать с точностью до секунды и сантиметра, где именно будут стоять Орлов и Чимралюк — это какая-то совсем уж ненаучная фантастика.

Теперь уже сам следователь немного смутился:

— Да, этот момент мы как-то упустили. Привыкли, что в случаях всяких подрывов такая точность не имеет значения… Ладно… давайте пока закончим. Если понадобится, мы Вас ещё побеспокоим, поэтому, действительно, по возможности не планируйте долгих поездок в ближайшее время.

— Я вообще последний год никуда ни далеко, ни надолго не уезжал. И какое-то время ещё не соберусь точно, — Виктор тяжело вздохнул, — Семейные обстоятельства…

На этом неприятная во всех отношениях беседа, наконец, завершилась и он поехал домой. Сегодняшняя работа по его слёзным мольбам перенеслась на завтрашнее раннее утро, а сейчас ему срочно нужно было посидеть в тишине и подумать. Крепко подумать.

* * *

Купив по дороге бутылку красного вина и свои любимые сухие бисквитные палочки, Виктор, придя домой, уселся перед ноутбуком и запустил какой-то видовой фильм наугад. Несколько минут бездумно глядел на меняющиеся на экране пейзажи, макая бисквиты в вино и поглощая их один за одним. Когда они закончились, он с сожалением посмотрел на пустую обертку и подумал, что надо было бы купить ещё. И тут его озарило!

— Хочу, чтобы здесь появилась ещё одна полная упаковка такого печенья!! — от охватившего его возбуждения Виктор почти кричал.

Ничего не произошло. Он попробовал проговорить то же самое про себя, менял слова, интонации, взывал к пустой пачке, чтобы она вновь наполнилась. Тщетно. Наконец, поняв бессмысленность таких экспериментов, Руденко вынужден был констатировать: никаких материальных благ простыми пожеланиями не добиться. И тут же проделал то, что полагается делать современному одинокому человеку в минуты великого изумления и разочарования одновременно — затеял внутренний диалог.

— И кто же такой был тот черно-белый незнакомец? — с недоумением спрашивал сам себя Виктор. — Может, действительно… Воланд? Или ангел? Или демон?… А-а-а! — вдруг вспомнил он, — Этот непонятно-кто сказал же, что я сам должен разобраться, какие желания достойны исполнения, а какие нет. То есть… получается, что пачку печенья я могу добыть и без помощи кого бы то ни было, просто пойдя в магазин и купив её. И это, стало быть, желание недостойное… А если я пожелаю миллиард долларов, ну… чтобы потратить его на благотворительность?

«Стоп, стоп, стоп! Не пори ерунду!» — со вновь накатившим раздражением остановил он себя. «Во всём мире и так тратятся миллиарды на благотворительность, но… происхождение этих денег всем известно, а появившиеся непонятно откуда и непонятно как с очевидностью вызовут такое количество вопросов, что проще будет застрелиться, чем отвечать на них. Причем количество вопросов будет прямо пропорционально количеству денег. Да тебя пристрелят гораздо быстрее, чем ты соберешься сделать это сам. Нет, „такой хоккей нам не нужен“… А что нужно? И нужно ли вообще что-нибудь?»

Виктор встал, походил по комнате, вновь уселся в кресло, допил остатки вина и постарался успокоиться. «Надо сначала проверить, не совпадения ли эти два случая на самом деле. Значит придется для проверки пожелать что-то достойное, но… нематериальное? Мир во всём мире? Смешно! Да и этот псевдо-Воланд тоже, помнится, похмыкал над таким желанием… Помочь каким-то конкретным людям?… Конкретным…» Он вскочил, схватившись руками за голову, и простонал: «Вот я идиот! Машенька! Я ведь тогда как раз и говорил об „очень личном“ желании. Может быть где-то глубоко в подсознании живет ещё что-то, но…». Руденко подошел к окну, сложил ладони перед грудью и, глядя в уже совсем потемневшее небо, прошептал: «Хочу, чтобы моя племянница Маша была полностью здорова!» Потом дважды повторил это про себя. С трудом сдержавшись, чтобы не поехать к ней немедленно, еле-еле выждал десять минут и набрал номер.

— Машуля, привет! Не спишь ещё? — внезапно осипшим голосом поздоровался он с девочкой.

— Привет, Вик! Ты что, заболел? Хрипишь что-то. Завтра приедешь, как договаривались.

— Приеду, конечно, — Виктор откашлялся и уже почти нормально спросил, — Как дела?

— Да как обычно, — ответила Маша без малейшего намека на хоть какие-нибудь эмоции, — массажистка час назад ушла. Уроки сделала, сейчас немного почитаю и спать.

— А чувствуешь себя сейчас как? — он, как мог, постарался скрыть волнение.

— Да тоже как обычно. А почему ты спрашиваешь? — уже с интересом спросила племянница.

— Э-э, просто подумал, может какого-то другого массажиста поискать, если никаких изменений не наблюдается, — выкрутился Виктор.

— Ну-у, мне Лариса нравится вообще-то, с ней и поболтать можно, и делает она всё аккуратно и тщательно. А у тебя что, есть кто-то супер-пуперский на примете?

— Да нет пока, но если надо, найду!

— Я не знаю, — вздохнула девочка, — меня Лариса устраивает, давай пока оставим как есть.

— Хорошо, давай пока оставим.

Поболтав ещё пару минут о том о сём, попрощались до завтра. Виктор посмотрел на погасший экран телефона и разочарованно пробормотал:

— Не получилось.

Он заметался по комнате, пиная попадающуюся на дороге мебель. Через какое-то время, поняв бессмысленность такого поведения, пошел на кухню, налил стакан воды, залпом выпил его, налил второй, выпил половину уже мелкими глотками, уселся за стол и принялся рассуждать. Точнее — спорить с самим собой:

— Всё-таки случаи в студии и со «злым» следователем — простые совпадения? Как-то очень сомнительно. Слишком уж правильно пазл складывается… Или желание помочь Маше — недостойное? Нет, это ерунда, что может быть достойнее? Или я как-то неправильно его высказал? А как правильно?

Он попытался вспомнить как можно точнее, что он думал и что чувствовал перед тем, как произнести про себя те роковые фразы. И как именно их произносил. Ничего хорошего из этих воспоминаний не получалось:

— Я ведь в обоих случаях разозлился. Сначала на откровенно хамские слова в студии, а потом на абсурдные подозрения. Ну, это тогда они мне казались абсурдными…

Виктор встал, подошел к зеркалу в прихожей и стал с некоторым страхом внимательно разглядывать своё отражение.

— Это что же получается, я стал слугой дьявола? Или Коровьевым? А может — Бегемотом? Или, страшно подумать, — Азазелло? Раз исполняются только желания, высказанные по злобе? — с горечью спросил он себя зазеркального. — А если я вдруг кому-то пожелаю смерти? Тогда уж точно проще сразу застрелиться. За что это мне?!.. Э-э, погоди-ка! — спохватился Виктор, — Этот… «демон» говорил о способности контролировать желания. И даже хвалил за это… Значит есть надежда, что непростительных глупостей можно избежать!

Поразглядывав себя пару минут, он всё-таки решился позадавать своему отражению ещё вопросы. И поотвечать на них:

— А какой, собственно, результат получился? Люди наказаны? Да. За дело? Ну, будем считать, что — да. Адекватно?… Не знаю. И никто не знает. И оценить не сможет. Получается, что я могу пожелать кому-то что-то плохое, но не должен желать ничего совсем-совсем плохого. Типа приструнить кого-нибудь слишком ретивого или слишком наглого… Ну-у, пусть так. А вот зачем мне всё это? Совсем никакого желания примеривать на себя роль супергероя и суперзлодея одновременно у меня нет. И никогда не было… И что теперь делать?

Не найдя ответа на последний вопрос, Виктор отошел от зеркала, вернулся в комнату и уставился в окно. Припозднившаяся на детской площадке малышня, с великим трудом загоняемая родителями домой, натолкнула на мысль позвонить матери и посоветоваться. Но он тут же отогнал её, живо представив, как после разговора мама немедленно примчится в Москву и будет загонять уже его. Только не домой, а к психотерапевтам. «Кстати! Психотерапевты!» — встрепенулся Виктор, — «Видимо, стоит поискать какие-нибудь видеокурсы на тему: „Как контролировать эмоции“. На всякий случай. По любому — пригодится!»

Почувствовав, что от всех этих непростых вопросов, не имеющих ответа, и внутреннего раздрая слегка проголодался, он вернулся на кухню, разогрел в микроволновке купленную в расположенном в соседнем доме «Вкусвилле» индейку на гриле и принялся меланхолично жевать. Продолжать за едой бесплодные размышления не хотелось. Потянувшись за пультом от телевизора, лежащем на другом краю стола, Виктор случайно смахнул под стол вилку, да ещё и зафутболил её куда-то дернувшейся от неожиданности ногой. Чертыхнувшись, он попытался достать её, не вставая со стула. Помешал животик, уже начинающий свисать над ремнём. Никак не получалось согнуться настолько, чтобы протянуть руку далеко под стол. Пришлось вставать, становиться на карачки и уже в таком виде выуживать злополучный столовый прибор. И уже поднимаясь, сильно стукнулся затылком о столешницу.

— Зар-р-р-раза! — Виктор в сердцах бросил вилку в кухонную мойку и уставился на своё пузико, одновременно яростно растирая затылок. — Это всё из-за тебя! — прошипел он с ненавистью, — чтоб ты пропало!

От расстройства он выбросил недоеденное блюдо в мусорное ведро, выпил чаю с давно засохшим овсяным печеньем, которое он не особо любил, но зачем-то купил дней десять назад. Посмотрев после этого минут двадцать какой-то очередной детективный сериал, расстроился ещё больше. Уже от того, что на экране очередной злодей в очередной раз покалечил очередного положительного героя. Хорошо, хоть не до смерти. «Почти как я», — с грустью подумал Виктор, выключил телевизор и отправился спать, поставив будильник на семь, чтобы успеть к половине девятого на завтрашнюю съёмку. Долго не мог уснуть, ворочался, злился, что не выспится и от этого ворочался ещё больше.

ГЛАВА 3

Утром Руденко проснулся отлично выспавшимся. В комнате было темно, он любил наглухо закрывать плотные шторы, поэтому понять сколько времени, не посмотрев на часы, было невозможно. «Неужели будильник не прозвенел, и я проспал?» — с беспокойством подумал он и схватил телефон с прикроватной тумбочки. Зажегшийся экран показал 5:45. Виктор, не поверив своим глазам, вскочил с кровати и отдернул занавески. На улице было темно. Цифрам пришлось поверить.

«Удивительное дело! — подумал он, прислушиваясь к своим ощущениям. — Проспал меньше шести часов, а кажется, что все шестьсот минут подушку давил. И что я буду делать лишний час? На работу сегодня приезжать раньше смысла никакого… Поваляться в кровати? Не, неохота. Почитать? Тоже не хочу…»

Вдруг ему в голову пришла мысль, в другое время показавшаяся бы крамольной: «А не пойти ли мне на пробежечку? И зарядочку сделать, а то уже не помню, кода последний раз руками-ногами махал, не говоря уж о приседаниях и отжиманиях. А что? Погода хорошая». Вернувшись через час домой, скинул старый спортивный костюм (нового не было — за ненадобностью), стянул мокрую насквозь майку и полез под душ. Стоя под прохладными струями с радостью отметил, что усталость чувствуется, но это совершенно не напрягает. Скорее наоборот, бодрит.

На следующий день Виктор уже сам поставил будильник на без пятнадцати шесть и проснулся именно от его трезвона. Сегодня спать хотелось. Он подумал было переставить «подъёмный механизм» на час попозже, но тут же укорил сам себя: «Не, надо! Надо вставать, а то моё вчерашнее геройство совсем уж глупо будет выглядеть». Полностью повторив вчерашнюю программу и вернувшись даже на пару минут раньше, решил вдруг проверить, а есть ли у него на завтра чистая майка. Оказалось — есть, но только одна. «Придется ещё купить, запускать стиральную машину только из-за пары маек и двух пар носков мне точно будет лень. Да и спортивный костюм еще один купить тоже надо».

Пять дней погода его баловала, а на шестой утром шел дождь. Не то, чтобы сильный, но за час промокнуть можно было бы насквозь.

— Не, сегодня не пойду на улицу, — сказал Виктор своему отражению в зеркале ванной, — дома позанимаюсь.

Умывшись, выглянул в окно. Дождь вроде бы немного стих.

«Или пойти что ли? — засомневался он. — Да что там сомневаться, тебе же эти пробежки понравились с самого первого дня. Значит — пропускать не сто́ит, чтобы не лишать себя удовольствия. И потом, что значит: сто́ит — не сто́ит? Да ты просто должен пойти, и всё тут!»

После такого внутреннего диалога Руденко решительно натянул новенький спортивный костюм, выкопал из шкафа древнюю ветровку, которую не носил уже лет сто, но почему-то не выбросил, напялил бейсболку и отправился за очередной порцией бодрости.

А ещё через две недели, одеваясь перед выходом из дома на работу вдруг заметил, что затянул ремень на одну дырочку дальше чем обычно. Порадовавшись зримому результату утренних тренировок, Виктор подхватил свой всегдашний рюкзачок, взялся за ручку двери и вдруг замер. Он вспомнил. Вспомнил вечер семнадцатого марта, когда пожелал своему животу исчезнуть. Просто за последние три недели ни с ним, ни вокруг него больше ничего мистического не происходило, поэтому события тех дней и душевные терзания не то чтобы стали стираться из памяти, а как-то притупились, что ли. Теперь же спор, не спор, диалог со своим альтер эго вспыхнул с новой силой:

— Ну что да фигня такая! Как пожелаешь какую-нибудь ерунду, если не гадость вообще, да ещё и со зла, так исполнение — пожалуйста, — немедленно. А как что-нибудь полезное, так вкалывать до седьмого пота приходится.

— А ты как хотел!? Без труда даже рыбку из пруда не вытащишь, а уж удовольствие тем более не получишь. Тебе же понравилось заниматься по утрам?

— Ну… да.

— «Чего ж тебе ещё надо, собака?» — процитировал «двойник» знаменитую фразу из легендарного фильма Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию».

Этот фильм обожали родители Виктора и они вместе с сестрой неоднократно в детстве пересматривали его вместе с ними, чтобы получить удовольствие не столько от фильма, сколько от вида хохочущих предков.

— Да как «чего»? Я же и про брюхо своё тоже от злости пожелал! Что же мне теперь, учиться, КАК и, самое главное, на ЧТО злиться, причём злиться правильно, чтобы результат положительный получать, а не абы какой!?

— Почему бы и нет?

— Бред какой-то! Уж учителей по такому предмету я точно не найду!

— Ты лучше не злись, а думай, как выкручиваться в случае чего.

— Пф-ф-ф… я уж лучше вообще воздержусь от негативных пожеланий.

— А сможешь?

— Буду стараться. Ты же сам знаешь, раздражительным я стал только после Аварии. Точнее, точнее тогда, когда понял, что все усилия по Машенькиной реабилитации быстрого результата не дают.

— Бывал бы ты у неё почаще. И каждый раз привозить какие-то подарки вовсе не обязательно. Что-то другое придумай.

— Опять придумывать!?

Виктор уже собрался обматерить и послать куда подальше своего незримого собеседника, как вдруг ему в голову пришла весьма практичная мысль: «А действительно, почему бы нам с Машей не покататься не только по Москве, а хотя бы до Суздаля, до Владимира, или ещё куда доехать. Одним днем ей туда-обратно тяжело будет, так с отелями там сейчас всё в порядке, одну ночь переночуем. Решено, сегодня же вечером позвоню и предложу… Нет, лучше заеду!»

* * *

Племянницу на дальний вояж даже уговаривать не пришлось, согласилась с удовольствием, даже в ладоши захлопала, как маленькая. Ирина Сергеевна и Андрей Кириллович, — родители Алексея, поворчали немного, но Виктор их успокоил:

— Я обязательно возьму коляску. Если Машуня устанет, покатаю.

В Москве Маша обходилась без инвалидного кресла, но оно было, просто пылилось на балконе, укрытое чехлом, специально сшитом бабушкой. Поездку запланировали через три дня, когда у Руденко было двухдневное окно в работе. Погоду на эти два дня обещали для второй половины апреля весьма теплую и с утра пораньше они стартовали. За Электросталью налетел довольно сильный ветер, пошел дождь, и Виктор с Машей приуныли было, посетовав на неточный прогноз, но дождь быстро кончился, почистив воздух и принеся легкую прохладу. Рощи и перелески, попадавшиеся по дороге, прорисовались до последнего дерева под небом, расчистившимся до прежней полной голубизны, ветер стих и настроение вернулось к празднично-весёлому. К Суздалю они подъехали ещё до одиннадцати, забросили вещи в гостиницу и отправились в Суздальский кремль. Полюбовались и снаружи, и внутриБогородице-Рождественским собором и Никольской церковью, заглянули в Архиерейские палаты, попили чаю с пряниками и переехали к Свято-Покровскому женскому монастырю. Ни Виктор, ни, тем более, Маша, религиозными людьми не были, но к мощам Софии Суздальской всё же подошли, свечки поставили. Как и абсолютное большинство туристов, решающих для себя: «Хуже не будет, а лучше… ну, как получится».

Пообедав, перебрались в музей деревянного зодчества, там еще побродили-поглазели часа три, умотались уже вусмерть, даже Виктор. Вернулись в отель абсолютно счастливые, поужинали и сразу завалились спать. Утром не спеша позавтракали, сходили за сувенирами и поехали домой. Ехали не торопясь в правом ряду, можно даже сказать — тащились. Смаковали вчерашние впечатления, строили планы на следующую вылазку. Напрягаться, кого-то обгонять, тщательно следить за дорогой совершенно не хотелось. Вдруг Виктор в левом боковом зеркале заметил постоянно моргающую дальним светом машину и поморщился.

— Ты чего, — спросила Маша.

— Да чудик какой-то обморгался сзади, торопится видать сильно.

В этот момент с ними поравнялся черный Porsche 911, оглушив их жуткой попсой из открытых окон. Парень за рулём и девица рядом с ним умудрялись при этом ещё ржать и целоваться одновременно.

— Вот ведь придурок, — раздраженно прокомментировал Виктор.

Рыкнув спортивным глушителем, Порш поморгал снова, посигналил и, не дожидаясь, когда ему уступят дорогу, вильнул в их ряд. От неожиданности Руденко ударил по тормозам, хотя необходимости в этом и не было — скорость у них была заметно ниже, а дистанция до впереди идущей машины была приличная.

— Это не придурок, а просто засранец какой-то, — процедила сквозь слёзы Машенька, которая при торможении то ли прищемила, то ли сильно стукнула палец, не вовремя решив поправить ремень безопасности.

Виктор удивленно посмотрел на племянницу. Раньше ему от неё подобных определений слышать не приходилось.

— Сильно ушиблась?

— Да ничего, до Москвы пройдет, — шмыгнув носом, ответила девочка, — Торопится он! Поспешность нужна только при ловле блох и при поносе, как известно.

Он снова, с ещё бо́льшим удивлением, покосился на Машу, увидел катящуюся по щеке слезинку и разозлился по-настоящему. «„Вот ведь действительно засранец! Чтоб ты обосрался в спешке-то!“» — ругался про себя Виктор, скрипя зубами.

Не прошло и полминуты, как скорость потока резко упала.

— Не иначе, как этот идиот аварию где-то устроил. Или он, или из-за него. Теперь тащиться сто лет будем, — пробурчал Руденко.

— Ой, нет! Смотри! Смотри! — вдруг захихикала девочка. — И правда засранцем оказался!

В нескольких метрах перед ними показался остановившийся Порш. Обе двери были открыты нараспашку, а прямо около машины со спущенными штанами на корточках сидел парень. Девица же, стоя поодаль, материлась на всю округу, не забывая при этом снимать пикантную сцену на телефон.

Маша продолжала потихоньку подхихикивать, а Виктор еле сдерживался, чтобы не заржать во весь голос. «Вот ведь какой из меня удивительный супермен получается. — потешался он над собой и над обделавшимся лихачом. — Испугать не испугал дурака, а опростаться заставил. Ну и поделом ему. В другой раз, глядишь, и поаккуратнее ездить будет. Охоту что ли на таких отморозков устроить? Только получится ли у меня рассердиться в нужный момент? Пока как-то всё спонтанно получалось… Ладно, попробую!»

* * *

За следующие три недели Руденко ещё четыре раза «выходил на охоту». Собирался долго, постоянно откладывал, сомневался: «Стоит?», «Не стоит?», «Чего ради?». Наконец решился, уговорив себя тем, что надо «потренироваться», вдруг в чём серьёзном такая вещь пригодится, а опыта «использования» — с гулькин нос.

Никуда за город не выезжал, только по дороге с работы делал приличный крюк, трижды проезжая почти по всему Кутузовскому проспекту и один раз по Ленинскому. «Охота» удалась. Первые два раза под его горячую руку или, точнее говоря, под злой язык, попались две BMW X6, в третий — снова Porsche, а вот в последний — какой-то супер-наглый мужик на Газели, подрезавший его на скорости явно под сотню. Каждый случай был похож на тот, свидетелями которого они были с Машей, каждый раз около остановившихся посреди улицы машин останавливались гаишники или ДПС-ники, выясняли в чём дело и, скорее всего, составляли протоколы, поскольку, как можно сказать забегая чуть вперёд, информация просочилась далеко за пределы полицейской епархии.

Но если первые три раза Виктор испытывал раздражение от возникновения ситуации, которое сменялось злорадным удовлетворением от наблюдения результатов, то последний случай его немного напугал. И не оттого, что пожалел бо́рзого водилу, а оттого, что тот чуть не врезался во впереди идущую машину. Видимо от неожиданности вместо тормоза нажал на газ.

«Нет, надо заканчивать с такой „охотой“. Так и до беды недалеко. Да и мелко это как-то. Даже не мелко, а мелочно». — с грустью думал Руденко. — «Ну заставлю я ещё несколько отморозков испытать несколько крайне неприятных минут, а дальше-то что? Каждый день охотиться я не могу. Да и не хочу уже, если честно. Потому как результат, скорее всего, будет никакой. Они же спишут свои внезапные жестокие расстройства просто на то, что съели что-то несвежее».

Если бы Виктор знал, к чему приведет его «охота», он бы сто раз подумал, прежде, чем решиться на неё. Через пару дней после последнего происшествия в Фейсбуке и во ВКонтакте стали в большом количестве появляться перепосты из двух групп, в которых кучковались любители мистики. Горячие почитатели всего мало-мальски необычного с одной стороны горячо одобряли факты наказания распоясавшихся молодчиков за неподобающее поведение на дорогах, а с другой — выражали нешуточную обеспокоенность проявлениями «вселенского зла» (как они это почему-то называли) и призывали бросить все силы правоохранительных органов на пресечение действий Сатаны или его приспешников. Потому что никак по-другому объяснить внезапные жестокие приступы «медвежьей болезни» невозможно. Так считали авторы этих скандальных сообщений. «Если же наши доблестные правоохранители не почешутся», писали они, — «мы оставляем за собой право на самостоятельные действия». Кто такие «мы» и каким именно образом предполагалось эти самые действия пресекать, естественно, никто не говорил. Откуда взялась информация обо всех инцидентах, да ещё и с подробностями, ни по горячим следам, ни много позже так никто и не узнал, однако камень в воду был брошен, круги от него разошлись и докатились аж до Петровки 38. Ну, то есть, всем было понятно, что информация взялась из протоколов, но конкретного «виновника» так и не нашли.

ГЛАВА 4

Лейтенант Арсентьев Алексей Александрович попал в Главное Управление МВД России по городу Москве по протекции. Правда, сам он считал, что — исключительно благодаря своим выдающимся аналитическим способностям. Алексей действительно обладал аналитическим складом ума, но, надо признать, на полную катушку использовал свой могучий мыслительный аппарат только в одном направлении. А именно — в вычислении того, удастся ли, и насколько быстро, затащить в койку очередную барышню, с которой только что познакомился. Он действительно умел так виртуозно забалтывать девушек, что они выкладывали ему не только свои предпочтения и ближайшие планы, но даже самые сокровенные сердечные тайны. Барышни млели от куртуазного обращения и готовы были на многое. Не все, конечно, но… Ещё в школе одноклассники прозвали его «Трипл Эй», что произносилось как «триплэй» и иногда превращалось в немного созвучное «Трепло», но превращения эти были не частыми и происходили скорее от зависти. Поскольку у одноклассниц Алексей пользовался и популярностью, и, как ни странно, авторитетом. Да и как ему не быть популярным и авторитетным, если от родителей ему досталась весьма привлекательная внешность и в меру щедрое финансирование подростковых и юношеских забав. Ну а первый разряд по боксу он заработал уже исключительно собственным упорством, доставшимся в наследство, видимо, от деда.

А протекция действительно была. Примерно год назад его дед — отставной — Государственный советник юстиции 3-го класса, как-то на очередной рыбалке со смехом рассказал пару историй про внука своему другу детства, — генералу полиции. В пересказе деда внук представал вылитым Эркюлем Пуаро, с блеском распутывающим козни своих многочисленных подружек. И, хотя бывший прокурор ни о чем не просил своего друга — действующего генерала полицейского, рассказы эти запали, что называется, в душу, и после небольшой проверки Арсентьев младший оказался на Петровке меньше, чем через два года после окончания Университета МВД. Об истинной подоплёке своего перевода он, конечно же, даже не догадывался. Однако ушлые коллеги-сыщики быстро вычислили откуда ноги растут и к Алексею стали относиться соответствующе. Ну и старались спихивать на него дела либо совсем тухлые, либо абсолютно с их точки зрения бесперспективные.

Вот и сегодня, едва он зашел в кабинет, который делил еще с двумя операми, не самое высокое начальство в лице майора Скрипченкова затребовало новичка пред свои ясные очи. Передав лейтенанту тонюсенькую папочку, начальство буркнуло:

— Вот, ознакомься. Через два дня жду план мероприятий.

В папке оказался единственный листок. Быстро пробежав его глазами, Алексей с удивлением посмотрел на майора и с неподдельной обидой спросил:

— За что, Егор Сергеич!?

— Что «за что»? — не понял Скрипченков.

— За что нам, и мне в частности, такое наказание — разбираться с какими-то сумасшедшими, написавшими какой-то бред.

— Да знаю, знаю я всё! — поморщился майор, — и что писаки эти — психи, скорее всего, и что написан бред, но после прошлогодних скандалов вокруг церковников тоже похожие группы появлялись. Ну, когда Константинопольский патриархат вмешался в церковную ситуацию на Украине, а РПЦ расценила эти действия как раскол Православной церкви. И даже якобы что-то готовили против Патриарха. Так вот теперь все готовы дуть не только на воду, но и на мороженое из морозильника. Не дай бог эти придурошные кроме писанины ещё чем-то готовы заняться. Это ты ещё не в курсе, видимо, сколько сил и времени тратится на поиски «телефонных террористов», чёрт бы их побрал!

— Насколько я знаю, — добавил он после небольшой паузы, — аналогичные указания получили не только мы, но и… — Егор Сергеевич потыкал пальцем куда-то себе за спину, — а рапорты то — наши люди составляли. И в соцсети тоже от кого-то из наших утекло. Так что извини, но отдуваться за всех придется нам. И что-то сделать по-любому придется. И не формально, правильными бумажками прикрыться никогда не помешает. Это ты уже давно должен понимать.

— Да уж понимаю, — вздохнул Алексей, — ладно, а искать этих ушлёпков самим, или ДИТСиЗ-овцы помогут?^[1]

— Помогут, помогут, я уже запрос отправил, — успокоил Скрипченков.

* * *

За неделю Арсентьев не только составил план, но даже успел его выполнить. Результат был. Правда, непонятно какой. Парни из айтишного департамента быстро, меньше чем за день, раскопали, что все заинтересовавшие высокое начальство группы в реальности состоят максимум из полдюжины человек, а вся шумиха, организованная ими — не более, чем «работа» ими же созданных ботов. Нашли они и страдальцев. Алексей, удивляясь самому себе, решил с ними встретиться и поговорить. Чтобы понять, имели ли они какое-либо отношение к скандальным группам. При этом прекрасно понимая, что с почти стопроцентной вероятностью вытянет пустышку. Первым был водитель Газели, выловить которого оказалось проще всего. Он развозил по городу продукты с оптового склада и согласился (хотя долго ворчал и отнекивался) поговорить там же, на складе, пока его грузовичок будет стоять под погрузкой.

— Припомните, пожалуйста, не было ли в тот день чего-то необычного с вами? Особенно во время поездки, — первым делом спросил лейтенант.

— Да нет, ничего такого не могу припомнить, — постоянно запинаясь начал рассказывать горе-водила. — Я уж всю голову сломал, пытаясь понять, что же такого я съел, что меня так… ну… пробрало. Кабину потом полдня́ отмывал. Стыдобища! Нинка, это… ну, жена можно сказать моя, чуть из дома не выгнала, когда я весь такой вонючий домой заявился. Говорит, это тебя Бог наказал, когда я ей рассказал, как дело было… А во время поездки… ну да, торопился я тогда. После погрузки надо было заехать к сестре, забрать кое-что, она как раз в тот день домой, к матери уезжала. В Волгоград. Ну вот, забрал, вижу, опаздываю, пришлось притапливать чутка. Каюсь, подрезал кого-то. То ли Ниссан был, то ли Мицубиси, не помню уже. Помню только, что светлая машина вроде как. Вот… Да… А как мужик мне загудел, так мне как будто кто в живот выстрелил. Ну и…

— Вам что, кто-то уже стрелял в живот? — напрягся Алексей.

— Э-э, — глаза мужика забегали, он, путаясь в карманах ветровки, достал сигареты, нервно закурил и нехотя признался, — было дело. Из травмата. Но это давно было. Десять лет уж тому. Я тогда в Ростове баранку крутил, только приехал туда. Ну и… не поделили кое-что с местными… Так вот сейчас точь-в-точь ощущения были. Только тогда без грязных штанов обошлось…

Не услышав больше ничего интересного, Арсентьев попрощался. Поговорив с остальными обладателями чересчур слабых желудков, Алексей выяснил, что друг о друге они вообще ничего не знают, но при этом поразился и схожести симптомов, и сходству ситуаций. Поразился настолько сильно, что постарался выяснить как можно больше подробностей. Вот только обладатели роскошных иномарок никак не сопоставляли своё лихачество и создание потенциальных аварийных ситуаций с неожиданными приступами. Мол: «А чё такого, всегда так ездили. А штрафы, если будут, заплатим. Когда-нибудь». Да и про выстрелы никто больше не заикался, сравнивая свои ощущения с сильными ударами.

«Ё-моё, так ведь и правда в божественное наказание поверить можно. Мистика, да и только! И что, всё это писать в рапорте?» — размышлял он, садясь за писанину. — «Не-е, на фиг, на фиг, ещё самого к мозгоправам отправят. Остановимся на ничтожности упомянутых в задании групп и опросе пострадавших, не выявившем связи как с означенными группами, так и между собой. Во, так и запишем!». Закончив рапорт, Алексей снова задумался: «А не покопаться ли в этом деле ещё? Хотя бы для себя чуть больше ситуацию прояснить. Теоретически ведь, наверное, может существовать какой-нибудь реальный экстрасенс или сильный гипнотизёр, который мог такое устроить? Звучит как бред, но… чем черт не шутит. И если он реально есть, то познакомиться с ним будет, хоть и очень опасно, но полезно. Вопрос только — как его найти?»

Промучившись весь следующий день над последним вопросом, он снова отправился к айтишникам, прихватив для верности литровую бутылку приличного виски. Поскольку то, о чем он хотел просить, уже никакими запросами начальства не подкреплялось.

— Парни, вы можете мне найти людей, которых эти засранцы подрезали?

— Ну, если моменты подрезания попали на камеры, то ничего невозможного в этом нет, — практически хором ответили повелители мегабайтов и мегапикселей, с одобрением разглядывая презент.

Уже через час у Арсентьева были номера двух машин, чуть было не пострадавших от лихачей, и координаты их владельцев. Остальные случаи каким-то чудом в зоны действия камер не попали, хотя таких «слепых» зон в Москве и Подмосковье почти и не осталось. Если бы у Алексея спросили, а что же, собственно, он хочет у них узнать, он бы затруднился с ответом. Свербело что-то внутри, не давало покоя. И нужно было эту занозу как-то попытаться достать. Первый страдалец ему ничем не помог, а вторым оказался Виктор Руденко.

* * *

Звонок из полиции Виктора хоть и удивил, но не насторожил. «Видимо, прокуратуре со Следственным комитетом надоело искать черную кошку в темной комнате в деле Орлова и они решили спихнуть всё на полицию», — подумал он и согласился встретиться, чтобы послать подальше и эту, как он рассчитывал, последнюю инстанцию. Настроение у него в тот момент было отличное, поскольку Машуня попросила подвезти её в кафе, где она собиралась встречаться с подружками, и он рассчитывал просто посидеть за каким-нибудь соседним столиком, отдохнуть, погреться на солнышке на уже открытой летней веранде и попить кофейку. К тому же он очень любил наблюдать за щебечущими девочками, да какими девочками, уже вполне себе девушками. Тем более обе Ма́шины подружки, да и она сама, стали если и не настоящими красавицами, то очень милыми симпатичными барышнями с отличными фигурками.

Когда примерно через полчаса лейтенант появился, Виктору как раз принесли уже второй капучино и он ложечкой по чуть-чуть снимал пенку и смаковал её, довольно щурясь. Алексей, поздоровавшись и усевшись напротив, тоже заказал кофе и поинтересовался:

— Ваше любимое кафе?

— Нет, но кофе здесь делают весьма неплохо. Племянница попросила сюда подвезти, вон она с подружками веселится, — он кивнул на девушек, над чем-то дружно хохочущих в этот момент.

— Ваша племянница в центре, я правильно понимаю? — скорее не спросил, а констатировал факт Арсентьев.

— Да, Маша очень похожа на мать, а мы с Олей были близнецами, — вздохнул Виктор.

— Как это — были? — не понял Алексей.

— Машины родители погибли в автокатастрофе в прошлом году. Она была в машине с ними. Спасти удалось только её.

— Ох, простите ради бога! — сконфузился лейтенант и ещё раз внимательно посмотрел на Машу.

— Ничего, мы уже… привыкли. Так что у Вас за вопрос ко мне?

— Понимаете, мне, в порядке стажировки, поручили прояснить ситуацию с некоторыми случаями неадекватного поведения на дорогах некоторых… э-э… граждан, — якобы смущенно улыбаясь, врал лейтенант.

— Вау! Такими случаями уже занимается МУР, а не ГИБДД? — Виктор постарался изобразить искреннее удивление, хотя мысленно уже чуть ли не отпевал себя. — «Ну всё, мне хана. Нашли всё-таки».

Пока он лихорадочно соображал, как будет выкручиваться, положение спасла Маша. Она только что попрощалась с подружками и подошла к их столику. Пока Арсентьев с удивлением и жалостью рассматривал её тросточку, Руденко встал, отодвинул для племянницы стул и нарочито весело сказал:

— Садись, Машунь! Вот, господин лейтенант с самой Петровки, расследует случаи хулиганства на дорогах, оказывается.

— Да вот приходится, — Алексей развел руками и тоже заулыбался, — уж больно обстоятельства необычные. Хотя, можно сказать — и анекдотические тоже.

— Ой, а мы с Виком тоже один забавный случай недавно наблюдали, — со смехом встряла Маша и тут же поведала лейтенанту об их наблюдениях по дороге из Суздаля в Москву. — Помнишь, когда эта парочка нас подрезала, — повернулась она к Виктору, — ты его ещё придурком назвал, а я в тот момент палец ремнём прищемила и сгоряча его… ну, нехорошим словом назвала. А он этим нехорошим словом и оказался, — и она захихикала уже немного смущённо.

— Интересно, я уже поседел от страха? — почему-то совершенно спокойно подумал Руденко, будто речь шла о постороннем, — Эх, Маша-Машуня! Ну кто ж тебя за язык то тянул!

Виктор бросил взгляд на лейтенанта и обомлел. Тот смотрел на девушку как охотничий пёс, почуявший добычу.

«Э-э, да ведь этот мент её начал подозревать», — дошло до него, — «Это же ещё хуже! Вот ведь засада! Да что б ты забыл напрочь зачем пришел сюда. И вообще об этом деле. Лучше вон Машиной жизнью поинтересуйся» — мимолетная вспышка раздражения, исказившая его лицо, к счастью, осталась незамеченной.

После неловкой паузы, повисшей за столом, Арсентьев встрепенулся, потер руками лицо и с вполне искренней улыбкой спросил:

— Маша, а чем Вы занимаетесь помимо учёбы?

— Ну-у, я рисую немного. Песком, — снова засмущалась девушка.

— О! Это круто! Я помню какой-то старый клип, который мне очень понравился. Там парень прямо в студенческой аудитории признавался в любви девушке, нарисовав её портрет как раз песком.^[2]

— Да, я тоже видела его. И он мне тоже очень нравится. Только я рисую дома. И в цвете. А бабуля с дедулей вечно ворчат, что я из квартиры периодически пляж песчаный устраиваю.

Звонкий колокольчик Машиного смеха так понравился Алексею, что он с восхищением подумал: «Какая классная девчонка! Эх, была бы она немного постарше! А тросточка, ну что тросточка? Ну, хромает немного. Зато симпатичная очень. И фигурка что надо. Интересно, как ей удаётся такую форму держать? Спорт какой-нибудь или фитнес-зал для неё, скорее всего, заказан?» Не сдержав любопытства, он всё-таки поинтересовался:

— Маша, Вы так прекрасно выглядите, как Вам это удаётся? Простите ради бога, но общепринятый спорт или фитнес для Вас, наверное, сложноват? — и Алексей кивнул на тросточку.

— Да не извиняйтесь, Вы не первый, кто такие вопросы задаёт, — спокойно ответила девушка, хотя всё же немного покраснела, — это Витина заслуга. Он ко мне столько всяких тренеров и массажистов приставил, что не захочешь, а каждый день потеть будешь.

Арсентьев посмотрел на Руденко и с уважением покивал.

— И песок для рисования мне тоже любимый дядюшка покупает, — продолжила нахваливать Виктора Маша.

— А как Вы сохраняете свои картины? Или это совсем невозможно? — полюбопытствовал Алексей.

— Никак, — пожала плечами девушка, — Вик всё снимает. И делает с ними коротенькие ролики. Иногда снимает как я рисую. Он очень классный видеооператор и монтажёр. Ну и без компьютерной графики не обходится, само собой. У него некоторые мои картины лучше, чем в реальности получаются.

— Ой, а покажите, если есть что?

— Не, нужен экран побольше, на маленьком мелкие детали плохо видно, а в них вся суть., — покачал головой Виктор, переглянувшись с племянницей. Всё у них в телефонах было, тут он соврал, конечно. Просто не хотелось именно сейчас именно этому лейтенанту ничего показывать.

— Жаль, — расстроился Алексей и вдруг понял, что ему очень хочется продолжить знакомство с Машей, и, так уж и быть, с её дядей.

«Надо будет веский повод какой-нибудь придумать, просто так навязываться мне почему-то совсем не хочется» — решил он про себя.

В этот момент Виктор посмотрел на часы и поднялся:

— Машуль, нам пора. Лариса скоро придет. Это массажистка, — пояснил он Алексею, — а нам ещё домой добираться.

— Да-да, конечно, мне тоже пора. Дела ждать не будут.

Прощаясь, Арсентьев кивнул Руденко и поцеловал руку девушке, отчего та запунцовела, но быстро взяла себя в руки и даже изобразила забавный книксен, несмотря на больную ногу.

Вернувшись в Управление, лейтенант перед своим кабинетом столкнулся нос к носу с майором Скрипченковым.

— А, Арсентьев! Ну как, разобрался с этими психами-антисатанистами?

— Конечно, тарщ майор! Еще позавчера вам рапорт отправил.

— Да? Что-то я пропустил. Ладно, найду, посмотрю. Там хоть что-то есть, или, как мы и думали, туфта сплошная.

— Так точно, туфта, — улыбнулся Алексей, — но я там вроде всё как положено расписал.

— И кроме рапорта больше ничего?

— Ну да. А что ещё?

— Вот и хорошо. Молодец, быстро управился. Ладно, иди трудись, — майор хлопнул лейтенанта по плечу и пошел дальше по своим делам.

ГЛАВА 5

Начало лета в этом году выдалось необычайно холодным. И опять все сети запестрели шуточками типа: «Сегодня третий день лета. На улице по всей центральной России от пяти до семи градусов по Цельсию. Пока выше ноля. Это всё, что нужно знать о глобальном потеплении». Весь вчерашний день, всю ночь и сегодня утром накрапывал дождь. Виктор шлепал к метро и матерился сквозь зубы, перепрыгивая особенно глубокие лужи. Как и практически все нормальные люди, дождь он не любил, а вот такой мелкий, моросящий, — особенно. Поэтому был невесел и хмур. Понедельник тоже веселья не добавлял. Даже обязательная ежедневная утренняя пробежка и интенсивная зарядка не улучшили настроения, как обычно бывало. Два дня назад, ночью, на стоянке около дома ему сильно поцарапали и чуть-чуть помяли его Мицубиси Аутлэндер и пришлось загнать его в автосервис. Вчера позвонили страховщики и предложили на выбор: либо прямо сейчас ставить в бокс на ремонт и покраску, либо ждать две недели. Виктор выбрал «сейчас», поскольку как раз через две недели они с Машей запланировали очередную дальнюю вылазку.

Он шел к метро, потому что не переваривал такси. У него было чуть более чувствительное, чем у других людей, обоняние и его всегда мутило от запахов общественных машин: то не до конца выветрившийся табачный дым, то запах пота от водителя или предыдущих пассажиров, то запах дешёвого ароматизатора, то ещё что…

Хорошо, хоть дело было уже за полдень (сегодня на работу надо было к трем), мест свободных в метро хватало. Виктор уселся на свободный диванчик и закрыл глаза, собираясь покемарить, но тут в вагон вошли бабушка с внучкой и уселись рядом. На маму женщина была не похожа, всё-таки лет пятьдесят её было точно. На няню она тоже похожа не была. Уж очень похоже одеты были. Явно дорого, но не вызывающе. Скорее можно было подумать, что старались одеться так, чтобы «быть как все». Девочка, судя по росту, лет семи — восьми, плакала, уткнувшись в бабушку. Виктор хотел было пересесть, но тут девочка оторвалась от женщины, протянула почти ей к лицу забинтованную руку и всхлипнув особенно громко, пожаловалась:

— Всё равно болит, бабуль!

— Ну потерпи, лапушка моя. Нам всего полчасика ехать. Приедем, я тебе еще вкусную таблеточку дам, чтобы не болело.

Виктор скосил глаза и увидел, что рука у девочки сильно опухла, из-под бинта видны чуть посиневшие пальцы и расплывшийся шире повязки багровый синяк. Он поморщился и поднял глаза на женщину. Та виновато улыбнулась и торопливо заговорила извиняющимся тоном:

— Приехали в гости к родным, так братец её двоюродный тяжеленный ящик с игрушками Дашеньке на руку уронил. Побежали в травмпункт, благо рядом, снимок сделали, сказали перелома нет, ушиб сильный. Завязали руку, и всё, ничего больше делать не стали. Вот домой едем. Приходится на метро, в такси её укачивает сильно.

— Сам такой, — сочувственно покивал головой Виктор, посмотрел на девочку и обомлел.

На него исподлобья, с текущими по щекам слёзками, смотрела почти точная копия Маши в таком же возрасте. Он попросил женщину поменяться с внучкой местами, чтобы девочка села ближе к нему, достал ноутбук, который всегда таскал с собой на работу (приходилось иногда что-то монтировать прямо в процессе съёмок) и запустил ролик, который они с племянницей сделали совсем недавно и ещё даже не успели озвучить до конца. Маша придумала классную штуку. Она предложила снять клип, как она рисует картину, а герои мультфильмов ей помогают. Она строит (в смысле — рисует) из песка замок, три богатыря ей стройматериалы подносят, Маша из «Маша и медведь» ими командует, а волк из «Ну, погоди!» всем мешает. Машуня сама написала сценарий, сама нашла нужные сцены и слова из мультфильмов, сама подбирала музыку, Виктор только снимал её работу с картиной, «вклеивал» рисованных персонажей и монтировал. Причём «вклеивал» таким образом, что убирал кое-где из первоначально снятого видео с Машиной работой её руки, заменяя их мультяшными героями. Там, где это требовалось по сюжету. Получилось, на их взгляд, обалденно! Они собирались после завершения всей работы выложить ролик в Ютуб и, если их восторг разделит достаточно большое количество народу, Машенька будет готовить целую серию подобных клипов. Строить ведь можно много чего — хоть пирамиды, хоть Кремль. Или каналы рыть. А уж героев мультфильмов море разливанное, выбирай, не хочу.

Когда девочка пересела к нему, Виктор, уже не просто услышав, а почувствовав её всхлипы, ощутил острый укол жалости к бедному ребёнку и прошипел про себя: «Чтоб она пропала, болячка твоя, Дашуня, пока ты этот ролик замечательный смотреть будешь!» А вслух сказал:

— Даже если ты уже не веришь в сказки, они всё равно могут помочь.

И нажал «Play».

Буквально после первых кадров девочка перестала плакать, а уже через полминуты потеребила доброго дядю за рукав и попросила:

— Дядя, дядя, останови на секундочку!

После чего повернулась к бабушке и радостно провозгласила, помахивая забинтованной рукой:

— Больше не болит! Совсем!

Виктор внимательно посмотрел на больную детскую руку, поднял взгляд и встретился глазами с женщиной, явно с сожалением оторвавшейся от экрана. Теперь слёзы стояли в глазах у неё.

— Спасибо Вам! Кто сделал такое чудо?

— Племянница, — с гордостью ответил он и тут же спросил, — Вам правда понравилось?

— Очень! И…

Договорить не дала Даша, потребовав продолжить показ. Они даже проехали одну лишнюю остановку, чтобы досмотреть до конца. Перед тем, как расстаться Анна Константиновна, как она представилась, выпросила у Руденко его и Машины координаты, чтобы девушке прислать хотя бы цветов в знак благодарности, а с ним соединить сына, который не последний человек в рекламном бизнесе и их потенциальное сотрудничество может оказаться и полезным, и взаимовыгодным.

* * *

Оставшись один, Руденко долго приходил в себя. «Ну и как я должен понять, что дало эффект: моё пожелание пропасть болячке или девочка на интересный клип отвлеклась и обо всём остальном забыла? Если пожелание, то почему тогда Маше не помогло? А если клип, то, получается, мы сделали эдакое суперлекарство? Ну, типа великая сила искусства, пресловутый двадцать пятый кадр и всё такое… Не-е-е, это практически то же самое, что и „мир во всём мире“, а такой вариант был забракован чёрно-белым псевдо-Воландом изначально. Да и опухоль с синяком никуда не исчезли, это я четко видел. Тогда что? Просто такая психо-анестезия? Анестезия… Обезболивание… Боль… Боль и пропала! Я ведь и пожелал пропасть именно „болячке“, а не „ушибу“ или „синяку“. А в случае с Машей было сказано: „Хочу, чтобы была полностью здорова“. Выходит, что сотворить что-то типа абсолютно безвредной таблетки анальгина — это пожалуйста, а провести, условно говоря, сложную операцию — фигушки? Э-хе-хех! Жаль, конечно, но что поделать. Буду делать то, что получается. Машуне и такая помощь лишней не будет».

Виктор так глубоко ушел в свои мысли, что тоже проехал свою станцию. Вернувшись на нужную, выскочил из вагона как ошпаренный и бегом поднялся по эскалатору, стремясь хоть чуть-чуть наверстать упущенное время. Выбежав на улицу, вдруг остановился от пришедшей в голову мысли: «А ведь три месяца назад бежать вверх по эскалатору меня вряд ли можно было заставить. Вот что значит впахивать по часу каждое утро!»

Собрался было стартовать дальше и снова остановился. «Так вот же в чем дело! Я пашу, то есть — тружусь по утрам, и это, сложившись с моим пожеланием самому себе, даёт положительный результат? Дает, вопросов нет. И бегаю уже по эскалаторам, как пацан, и джинсы с брюками пришлось уже на размер меньше покупать. Но просто пожелав Маше выздороветь, я хотел получить результат на халяву. И ничего не получилось. А с этой девочкой, Дашей, к пожеланию тоже был приложен труд! Мы ведь с Машуней ещё как потрудились, делая этот клип. Надо как можно быстрее и на ней такой приём попробовать — пожелать ей избавиться от боли, например, во время массажа. А то вон, Лариса рассказывала, что иногда сама чуть не плачет, когда Маша под её пальцами стонет. К тому же в клипе её труда гораздо больше, чем моего. Вдруг двойной эффект будет? Завтра очередной сеанс, приеду, попрошу ещё раз ролик посмотреть, скажу, что поменял кое-что по мелочи».

Уже почти ночью, после работы, Виктор действительно «переодел» в клипе мультяшных героев — раскрасил ярче одежду, чтобы они сильнее выделялись на экране. Такой вид персонажей ему нравился меньше, и он надеялся, что Маша скорее всего попросит вернуть первоначальный вариант.

Приехав назавтра к племяннице, застал её сидящей в прихожей на пуфике и с удивлением разглядывающей две карточки, вложенные в два огромных роскошных букета роз, от которых шел умопомрачительный аромат. В одном было пополам ярко-красных и кипенно-белых, в другом — тоже красно-белые, но все одинаковые — гибридные чайные.

— Ого! От кого такие шикарные букеты?

— Один, ты представляешь, — иронично-удивленно хмыкнула девушка, — от того симпатичного лейтенанта, с которым мы в кафе на днях болтали. А вот второй, — от какой-то Анны Константиновны, — теперь Маша хмыкнула уже просто удивлённо, — с благодарностью за помощь. Но у меня нет знакомых с таким именем.

— О! Это я тебе после массажа объясню, — напустил загадочности Виктор.

— Ну ОК, потерплю, так и быть, — она вздохнула, и, немного подумав, спросила: — А откуда им адрес-то стал известен?

— Анне Константиновне я дал, а Алексей… ты забыла, где он работает?

— А, ну да.

— Кстати, я кое-что по мелочи поправил в клипе, посмотри, если не понравится, верну как было.

— И что поправил?

— Не, не скажу, если не заметишь, значит слишком мелко, чтобы обсуждать.

— Хорошо, как Лариса уйдет, посмотрю.

— Нет-нет, посмотри именно во время массажа. Это важно.

Маша удивленно распахнула глаза и уже собиралась что-то сказать, но тут прозвенел дверной звонок. Пришла массажистка. Когда девушка улеглась на массажный стол, Виктор поставил ноутбук перед носом племянницы и запустил ролик сразу после того как Лариса приступила к обычной экзекуции, как Машуня называла эту процедуру. Перед сегодняшним приходом к племяннице он долго думал, получится ли у него разозлиться на Машенькину боль по заказу, а не спонтанно, как получилось в метро. Потому что разозлиться на саму Машу у него не получилось бы при всём желании. Даже если все демоны вместе взятые будут подталкивать к этому. Потом вспомнил, как вытаскивал себя на первых порах на утренние тренировки из кровати буквально за шкирку, апеллируя к чувству долга, и разозлился уже на себя: «Какого хрена! У тебя получается нечто такое, что не получается больше ни у кого. Да ты просто обязан сейчас сделать так, чтобы у Маши появились заметные улучшения! Как минимум! А как максимум — чтобы прошло всё и сразу!»

И сейчас, запуская клип, он повторил те же самые слова и действительно разозлился. Разозлился и на никак не желающие рассасываться Ма́шины проблемы, и на свою бывшую беспомощность: «Чтоб вы пропали, проклятые болячки! Чтоб все сухожилия правильно восстановились, все нервные окончания на место встали! И чтоб мы забыли обо всех этих проблемах как о кошмарном сне!» Виктор не отрываясь смотрел на племянницу, стараясь разглядеть какие-нибудь необычные эмоции, но она не отрывала взгляда от экрана, хотя уже давно наизусть знала и каждый кадр, и каждое слово каждого персонажа, и каждую ноту музыкального сопровождения. Лариса закончила буквально через пару минут после того, как погас экран. И только после этого Маша покосилась на дядюшку.

— Ну, увидела только костюмы поярче. А ещё что?

— Нет, это всё, — постарался как можно нейтральнее ответить он, хотя ему очень хотелось немедленно начать выпытывать у девушки о её самочувствии. Только присутствие массажистки сдерживало.

— И зачем? Такие яркие краски слишком от всего другого отвлекают. Не, давай возвращай, как было, — недовольно пробурчала Маша и повернулась к Ларисе. — А вы сегодня какой-то щадящий режим выбрали?

— Да нет, всё как обычно делала. А почему ты спросила?

— Просто не было привычных болезненных ощущений.

— То-то я смотрю ты сегодня ни разу не охнула и не пискнула, — заулыбалась женщина, — но, правду сказать, я и сама сегодня меньше, чем обычно, устала. Даже странно… И, кстати, — добавила она, — я хоть и не постоянно на экран смотрела, но то, что видела — просто чудо какое-то! Вы шикарный фильм сделали.

— Спасибо за комплимент! Очень приятно! — наконец-то заулыбалась Маша.

Виктор украдкой вытер мгновенно выступившую испарину и мысленно перекрестился: «Уф-ф-ф! Вроде получилось!» Он вдруг засуетился, постоянно переглядываясь с племянницей и Лариса, сообразив, что им не терпится что-то обсудить наедине, засобиралась на выход. Хотя обычно задерживалась после сеанса минут на пятнадцать-двадцать либо просто поболтать, либо чайку попить. Проводив массажистку, он вернулся в комнату и увидел, что Маша задумчиво крутит в руках свою тросточку.

— Ты знаешь, — рассеянно улыбаясь, сказала девушка, — я сейчас походила немного. И чувствую, что она мне больше не нужна, наверное.

Вдруг она сморщилась, будто собираясь заплакать, и бросилась Виктору на шею:

— Вик!! Неужели сдвинулось наконец? А ты хотел Ларису на кого-то другого менять! — Маша смеялась и плакала одновременно, теребя изо всех сил стоящего столбом и блаженно улыбающегося дядюшку.

— Погоди, погоди! — спохватился он. — А попробуй-ка присесть или помахать ногой.

Девушка попробовала и чуть скривилась от боли. Посмотрела на расстроенное лицо Виктора, развела руками и нарочито бодренько сказала:

— Ну а что мы хотели? По щелчку пальцев ничего не происходит. Я всё равно счастлива, что наконец-то хоть чуть-чуть могу без трости ходить. Как говорил Дуремар: «Ещё пять тысяч вёдер и золотой ключик у нас в кармане»!

— Слушай, мне иногда кажется, что ты старше меня, — почему-то смутился Виктор.

Маша снова рассмеялась, подошла к креслу, осторожно опустилась в него и спросила:

— Так кто такая Анна Константиновна? Ты обещал рассказать.

И он рассказал ей о девочке Даше и её бабушке, не упомянув ни полслова о своей роли во всей этой истории.

— Так это… — Маша захлопнула раскрывшийся во время рассказа рот, — мы, получается, как этот… как его, ну помнишь, бабушка рассказывала… а, во… — доктор Чумаровский. Только тот всякие установки давал и воду заряжал, а мы, выходит, свой клип «зарядили»?

— Ну ты скажешь тоже! — возмутился Виктор, — нас с каким-то шарлатаном равнять. Да и всё это может оказаться простым совпадением.

— Может быть, может быть, — задумчиво протянула девушка, — но…

— Вот не надо никаких «но»! Ты не ляпни это кому-нибудь, а то враз в дурку упекут. И меня с тобой за компанию. Этот твой… целитель когда был то? Тыщу лет назад. Тогда и сейчас — совсем не одно и то же.

— Не знаю, не знаю, — фыркнула Маша, — а вспомни, что Лариса сказала!

— Да думай, что хочешь, — успокоился Виктор и решил: «А действительно, пусть думает, что ролик весь из себя такой волшебный, что всем подряд помогает. Над следующим, значит, с ещё бо́льшим удовольствием работать будет».

— Вик! — племянница изобразила оскорблённую невинность, — ну давай это как-нибудь проверим! Интересно же.

— Да проверяй ради бога. Только как ты это будешь делать? Приглашать кого-то у кого что-то болит и говорить: «Вот, посмотрите замечательный видеоролик. И вам сразу станет легче!» Не боишься шарлатанкой прослыть?

— Ну-у, не знаю, — опечаленно вздохнула Маша, — приду-у-май что-нибудь, а?

— Я придумай? — Виктор изобразил возмущение, хотя у него и мелькнула завиральная мысль: в этом или в следующем клипе в самом начале записать свой закадровый голос со словами, типа: «Пусть эта история помогает всем, кто её смотрит, стать здоровее, веселее…» Ну, что-то типа этого. А вдруг и правда получится.

— Ладно, я подумаю! — буркнул он, видя, что девушка собирается его и дальше уговаривать.

— Я тебя люблю! Ты лучший! — тут же повеселела Маша.

Возвратясь домой, Руденко продолжал усиленно обдумывать слова племянницы: «А может действительно стоит попробовать? И пусть это похоже на борьбу „за мир во всём мире“. Пусть! Пусть это наивно, пафосно… Лучше мы сделаем и у нас ничего не получится, чем НЕ сделаем, и я буду постоянно мучиться вопросом: „А вдруг получилось бы?“ А запишем текст вместе с Машуней, само собой. Вот только текст должен быть… О! А напрошусь-ка я на консультацию к сыну Анны Константиновны. Всяко что-нибудь дельное да услышу».

ГЛАВА 6

Десятого июня лейтенант Артемьев явился с утра на работу в отличнейшем настроении, несмотря на холодный, промозглый понедельник и тупую головную боль, оставшуюся после аж позавчерашней встречи одноклассников. Если бы у него кто-то из знакомых спросил о причинах столь необычного сочетания и услышал ответ, то не поверил бы Алексею. Причем если бы ему самому рассказали о подобном, Артемьев посчитал бы рассказчика либо абсолютным лохом, либо клиническим идиотом.

Субботняя встреча, собравшая больше половины их класса, проходила в загородном доме у одной из общепризнанных красавиц школы — Люды Варфоломеевой, которая во времена оны была к нему весьма… благосклонна, но меньше, чем через год после выпускного выскочила замуж за весьма толстый… кошелёк родителей новоиспеченного мужа, прожила с ним три года, развелась и оттяпала тот самый домик, где они теперь и веселились. На правах хозяйки Варфоломеева буквально назначила бравого лейтенанта на сегодня своим кавалером и через пару часов уже буквально висла на нём, чуть ли не при всех пытаясь залезть к нему в джинсы. А Алексей смотрел на неё, на других своих бывших одноклассниц, и сравнивал их с Машей. Маша выигрывала. С разгромным счётом. Почему ему вдруг пришло в голову делать такие сравнения, Артемьев не задумывался. Просто сравнивал, и всё. Когда притязания Людочки стали уж слишком настойчивыми, Алексей, чтобы как-то от них отбояриться, решил напиться. И ему это с блеском удалось. Кто, как и когда доставил его домой, он мог ответить только словами Жени Лукашина из «Иронии судьбы, или с лёгким паром»: «Помнить должен… но я не помню».

Проснувшись у себя дома уже после обеда в воскресенье, с трудом встал и поплелся в ванну. Первая разумная мысль, которая смогла пробиться в гудящую не хуже пароходного гудка голову, была снова о Маше: «Хорошо, что она меня в таком состоянии не видит! Зато… у меня есть оправдание — я проводил… спецоперацию! Очень рискованную!» — он с трудом подмигнул своему отражению, вспомнив слова Ивана Васильевича Бунши: «Меня царицей соблазняли, но не поддался я, клянусь!» За что и хвалил себя весь оставшийся день, удивляясь, что уже как бы считает Машу своей девушкой.

Вот такое хорошее настроение, зародившееся в воскресенье и перенеслось на рабочий день, не взирая на продолжающую гудеть голову. Не так сильно, как сутки назад, но пока ощутимо. Поэтому включение его в оперативную группу и немедленный выезд на место преступления, даже без традиционной чашки кофе, пришлось принять стоически.

— Ограбили крупный медицинский центр на Ходынке, — в курс дела группу, чуть ли не на бегу, вводил майор Скрипченков. —Украли приличную сумму из сейфа, хотя это и не сейф вовсе, просто металлический шкаф с какой-то документацией, который обычным ключом запирался. Так-то у них наличных практически не бывает, а тут что-то с карточными терминалами в выходные случилось, не работали они, пришлось обзванивать клиентов, кто записан был, и просить привозить наличные. В этом центре, помимо обычных врачей, есть отделения пластики и ещё какой-то там микрохирургии. Вот приличная сумма и набралась. Скорее всего кто-то из своих навёл, к бабке не ходи. И с терминалами карточными он же нахимичил. Или она. Поэтому, — он уперся взглядом в Арсентьева, — твоя персональная задача, — заболтать всех тамошних девиц до такой степени, чтобы они не только свои подозрения или признания выложили, но и предпочтительный цвет нижнего белья на себе и на главвраче с главбухом.

— Егор Сергеич! — вяло возмутился Алексей, — да что вы говорите такое, я ведь ни сном, ни духом…

— Задание понятно?! — рыкнул майор.

— Так точно! — лейтенанту пришлось смириться с неизбежным. Но вопрос он всё-таки рискнул задать: — А чего нас то сразу? Местных что, поувольняли за профнепригодность?

— Поговори мне ещё! — вызверился Скрипченков, но потом смягчился и ответил, — там в клиентах жена генерал-полковника Колодяжного. Приехала туда сегодня с утра, а там все на ушах стоят. Ну, мужу и позвонила. Вот мы и реагируем.

* * *

Приехав на место, обнаружили кучу врачей, по большей части бесцельно слоняющихся по коридорам. Ждали распоряжений — начинать или нет приём пациентов. Алексей, выбрав двух девиц, видимо секретарш или медсестёр, посмазливее и помоложе, уже через час действительно знал всю подноготную клиники. И двоих явных подозреваемых, о которых уже хотел было доложить старшему группы, как вдруг, проходя мимо какой-то невзрачной двери, краем уха уловил судорожные рыдания. Заглянув, увидел плачущую навзрыд женщину лет тридцати пяти — сорока, держащую в руках какие-то железки явно медицинского назначения.

— Простите, — он представился, — может быть я могу чем-то помочь? И, кстати, если ваше состояние связано с сегодняшним ЧП, то, к сожалению, мне придется задать Вам несколько вопросов. Да и найдем мы эти деньги быстро. Мы же всё-таки МУР, а не Скотланд-Ярд какой, — Арсентьев попытался пошутить.

— Да причём здесь деньги! — почти прокричала женщина. — Вот здесь, — она сунула под нос Алексею тонкую длинную штуковину, бросив остальное на стол, — два года работы почти сотни врачей из четырех стран! И всё это безвозвратно испорчено.

— Простите ещё раз, — нахмурился Арсентьев, — но нам про порчу оборудования никто ничего не говорил. И, кстати, как Вас зовут.

— Зовут меня Елена Витальевна Сипягина, я микрохирург-травматолог.

— И про что Вы сейчас говорили?

— Это уникальный зонд, точнее, это-то чехол от него, сам зонд внутри. Чехол должен быть герметичным, но им что-то пытались поддеть или ещё что и, видите, вмятины и трещина-а-а! — она заплакала пуще прежнего.

— И он хранился… вот здесь, — Алексей недоумённо огляделся.

— Да нет же! Он был в соседнем с деньгами шкафу заперт. Его, наверное, первым вскрыли. Я как приехала и увидела, чуть сознание не потеряла. А сюда зашла просто… ну, выплакаться. Таких зондов в мире всего несколько десятков пока. Мне вот прислали, потому что это и моя разработка тоже. Собирались через неделю начать клинические испытания… теперь неизвестно сколько ждать нового придется.

— А он разве одноразовый?

— Да нет конечно, но раз чехол деформирован, значит и сам зонд поврежден.

— А его, этот зонд, для каких исследований применять предполагалось?

— Это не только исследовательский инструмент, он ещё и лечить может. Практически любые сложные травмы.

— Ого! — искренне восхитился Алексей, тут же ставя себе зарубочку, как освободится, связаться с Руденко и договориться о встрече с ним и с Машей, — Елена Витальевна, если у Вас есть хотя бы пять минут, расскажите чуть подробнее. Очень надо!

Сипягина, отвлекшись на рассказ о любимой работе, почти перестала плакать, и действительно, через пять минут Арсентьев уже практически был готов проводить рекламную кампанию новой методики.

Быстро доложив капитану Никитину — старшему группы, результаты своей работы, Алексей выскочил на улицу и набрал номер Руденко.

— Виктор, добрый день! Отниму буквально несколько секунд. У меня для вас с Машей есть интересная информация. И, очень надеюсь, — полезная.

— Добрый! — вяло откликнулся Виктор, не ожидавший от новых контактов с лейтенантом ничего хорошего. — Ну, раз интересная, выкладывайте.

— Не хотелось бы по телефону. Да и посмотреть Машины картины очень хочется, если честно, — Арсентьев постарался голосом включить режим кота из «Шрека».

— Я спрошу у племянницы, — нехотя буркнул Руденко.

— Хорошо. Когда можно перезвонить? — Алексей и не думал сдаваться.

— Н-не знаю, давайте через пару часов, что ли.

Виктор целых полчаса гадал, действительно ли у лейтенанта есть что-то интересное, или он так пытается с Машуней снова увидеться. Потом всё-таки позвонил ей, рассказал о звонке Арсентьева и с большим удивлением услышал искреннюю радость девушки от предстоящей встречи.

* * *

Руденко, приехав к Маше, даже не успел раздеться, как явился Алексей. Опять с букетом цветов. На этот раз были какие-то разноцветные ромашки. «Видимо, торопился, раз схватил первое, что под руку попалось», — с неприязнью подумал Виктор, наблюдая, как Маша вся аж засветилась от удовольствия, принимая букет и выслушивая очередные комплименты в свой адрес.

— Какие миленькие ромашки, — девушка наконец прервала поток дифирамбов, льющийся на неё (хотя и принимала его с явным одобрением), — буду гадать на «любит — не любит».

— Какое там «любит — не любит»! — Алексей чуть не подпрыгнул от показного возмущения. — Я ни в жизнь не поверю, что есть кто-то, кто Вас не любит. Так что надо гадать только на одно, — на кого обратить свою благосклонность.

Слушая всю эту, как ему казалось, театральщину, Виктор еще больше помрачнел. И вдруг неожиданная мысль чуть не заставила его вскрикнуть: «Это что же, я — Машуню — к этому лейтенанту — ревную?!.. И Наташка была права?!.. Нет, это дичь какая-то!.. Но со стороны это, видимо, так и выглядело?? Ой-ой, придется последить за собой».

От дальнейшего самокопания его отвлёк Машин тычок в бок и уже совершенно серьёзный голос Арсентьева:

— Я говорю, что сегодня был в одном крупном медицинском центре и познакомился с одной замечательной женщиной. Она — один из соавторов уникальной методики лечения сложных травм.

— У Вас тоже какие-то проблемы со здоровьем? — поинтересовался Виктор.

— Нет-нет, я там был по служебной необходимости, — торопливо ответил Алексей и продолжил, — так вот эта методика позволяет чуть ли не на клеточном уровне воздействовать на поврежденные участки, восстанавливая их первоначальное состояние. Я, конечно, не специалист в таких вопросах, но врач, объяснявшая мне всю эту премудрость, была очень убедительна. И уверена в блестящем будущем их метода.

— То есть, эта методика ещё не апробирована, я правильно понимаю? — в вопросе Руденко прозвучал явный скепсис.

— Ну… да, — нехотя признал Арсентьев, — но можно же сходить хотя бы на консультацию.

— Ой, Вик! Давай обязательно сходим, — Маша просяще посмотрела на Виктора и повернулась к Алексею. — Спасибо Вам огромное, это будет очень кстати, хотя у меня и наметился явный прогресс. Я уже могу какое-то время даже без трости обходиться. Правда, быстро устаю и некоторые упражнения пока самостоятельно делать больно.

— О, здорово! — обрадовался Алексей и тут же поправился, смутившись, как школьник. — Я имел ввиду — здорово, что прогресс, а не то, что больно.

— Я поняла, — Маша с такой обезоруживающе доброй улыбкой смотрела на молодого человека, что тот смутился ещё больше.

Если бы друзья и знакомые Алексея увидели его в тот момент, они были бы не просто удивлены, они были бы почти убиты наповал и смогли бы из последних сил поставить только один диагноз: «Лёха и смутился от улыбки девчонки?! Это не лечится! Всё, пропал парень!»

А он, мало того, что смутился, ещё и разволновался. От этого сильнее разболелась голова и Алексей машинально потёр виски. Чтобы как-то скрыть своё состояние, он преувеличенно бодро обратился к девушке, резко меняя тему:

— Маша, я прямо с момента нашей первой встречи каждый день просыпаюсь с желанием посмотреть Ваши картины.

— Да пожалуйста-пожалуйста, — не удержалась от ответного кокетства Маша, — сию секунду, не извольте беспокоиться.

— Не пересластите! — Виктор попытался как-то приструнить парня, но молодёжь не обратила никакого внимания на его слова.

Она принесла ноутбук и запустила для начала тот самый ролик. Реакция Алексея была похожа на реакцию девочки в метро: он с первых секунд начал расплываться в улыбке, которая так и осталась у него до последних кадров.

— Супер! Я представляю, с каким восхищением это будут смотреть дети, — он вдруг замер, прислушиваясь к себе, и с восторгом добавил, — у меня даже голова перестала болеть.

Маша многозначительно уставилась на дядюшку, но промолчала. Тот в ответ только пожал плечами. В этот момент у лейтенанта зазвонил телефон. Он бросил взгляд на экран, скривился, но вызов принял:

— Слушаю, товарищ майор, — Алексей некоторое время слушал, потом горестно вздохнул и выдавил, — виноват! Минут через сорок-пятьдесят буду.

Закончив разговор, сунул телефон в карман, ещё раз вздохнул и развел руками.

— К моему просто космических размеров сожалению, мне надо наведаться в контору. Сам виноват. К вам так спешил, что забыл оформить кое-какие бумаги как положено.

— Ничего страшного! Будем рады увидеться снова. Мы никуда исчезать не собираемся, — бодренько ответила девушка, хотя было видно, что она немного расстроена столь поспешным завершением визита симпатичного гостя.

Едва за лейтенантом закрылась дверь, Маша радостно завопила, тыча пальцем в дядюшку:

— Вот! А ты не верил!

— Да у него от твоего вида голова прошла, неужели ты не понимаешь? Ты что, не видела, как он на тебя пялился? — Виктор решил так просто не сдаваться, — да и ты сама, похоже, глаз на него положила.

— Да ты чего, — как-то не очень уверенно возразила девушка.

— Ты смотри, Машунь, он ведь старше тебя намного. У него, поди, за спиной таких как ты под сотню наберётся.

— Не наговаривай на хорошего человека!

— Ладно, ладно, — пошел на попятную Виктор, видя, что Маша сейчас расплачется. — давай лучше о будущем нашего творения подумаем. И попробуем накидать идей для новых сценариев.

— А я уже придумала кое-что, — похвалилась девушка и даже показала ему язык, — помнишь, мы были в парке Puy du Fou, нам там очень понравилось, — тут она прикусила губу и печально вздохнула.

Они там были ровно три года назад, всей семьей: Маша с родителями, Виктор с Наташей, все бабушки и дедушки. Этот парк — нечто большее, чем просто парк аттракционов. На его сайте совершенно справедливо написано: «Он признан лучшим парком аттракционов в мире и отличается от других развлекательных центров подобного типа». Там показывают потрясающее шоу на открытом воздухе — за пару часов перед глазами зрителей проходит вся история Франции. Без преувеличения — незабываемое зрелище. А какие там фейерверки! В полной темноте, когда гаснет всё освещение, даже на парковках. Краски настолько ярче, чем когда смотришь салют в городе… даже сравнивать не хочется!^[3]

— Ну вот, я и подумала, что можно делать клипы, подобные нашему, по истории любой страны, строя из песка на экране что-то из главных достопримечательностей, а в качестве помощников… Том и Джерри — если про Штаты, драконы — если про Китай, Кот в сапогах — если про Францию, Чиполлино и Пиноккио — если про Италию…

— Машуня, ты гений! — искренне восхитился Виктор. — Я завтра же звоню Олегу Васильевичу!

— Это кто? — недоумённо спросила Маша.

— Это сын той самой Анны Константиновны. По её словам — не последний человек в мире рекламы. Хочу с ним встретиться.

— Зачем?

— Ну как зачем? Ты что, думаешь, вот так просто взяли, залили ролик в сеть и сразу миллионы просмотров, слава, уважение. Ну и деньги, если их тоже иметь ввиду. Нет, если хочешь много благодарных зрителей и поклонников, надо как-то раскручивать своё детище.

— А как бы мы действовали, если бы он не подвернулся, — Маша упёрла руки в боки и ехидно ухмыльнулась.

— Или потратили бы кучу времени, чтобы разобраться как самим что-то можно сделать, или всё равно пришлось бы к кому-нибудь обращаться, — не принял шутливого тона Виктор.

— Фу, какой ты скучный! — надулась девушка, — нас и без всякой рекламы станут смотреть.

— Станут конечно. Весь вопрос в том: хочешь ли ты, чтобы зрителей было сто или сто тысяч?

— Да у меня только друзей во всех сетях уже около пятисот!

— Машунь, не придирайся к цифрам. Всё ты поняла, я же вижу.

— Ладно, встречайся со своим рекламщиком. Только мне потом отчитаться не забудь, — отбрила дядюшку племянница. — Кстати, — она взглянула на часы, — сейчас бабуля ужинать позовёт. Останешься?

— Нет, поеду. У вас как всегда всё диетическое. А это не из моего меню.

ГЛАВА 7

Уйдя от Маши, Руденко не поехал сразу домой. Подчиняясь странному желанию, доехал до Патриарших прудов. Хотя почему… «прудов»? Пруд ведь давно всего один. Если бы его спросили, почему он приехал именно сюда, Виктор, наверное, ответил бы, что у него не выходит из памяти образ того человека, со встречи с которым начались его странные приключения. А поскольку так похожий на него литературный персонаж появился изначально именно здесь, вдруг оно, это место, имеет какой-то особый смысл. Наверное, подспудно надеялся, что прямо тут его посетит какая-нибудь особо ценная мысль. Обойдя вокруг пруда пару раз, наконец увидел освободившуюся лавочку и, усевшись на неё, Виктор снова, в который уже раз затеял диалог со своим «внутренним собеседником».

— Когда лейтенант смотрел наше творчество, я молчал. Только за его реакцией следил. Если клип всё же как-то влияет на людей, то… да ну, совпадение просто.

— Не слишком ли много совпадений, которые оказывались вовсе и не совпадениями? — «двойник», как всегда, выступил в роли критика. — И почему бы не рассмотреть вариант, когда, как в шутку говорится: «ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным»? Ну, типа — остаточный фон и всё такое…

— И кто же тогда в противоположных случаях пострадал, кроме журналюг и горе-водил?

— Это, конечно, неизвестно, но, может, кого и коснулось? Ты же проверять не будешь?

— Ну… возможно. Кстати, если с журналистами до сих пор что не так, пусть поправляются поскорей.

Действительно, оба журналиста с конца марта так нигде и не появлялись. Про Орлова писали, что он находится на лечении и отдыхе в Европе, но без подробностей. Правда, забегая вперёд, можно сказать, что передача «Субботний вечер с Рудольфом Орловым» снова начала выходить с седьмого сентября. Но совсем в другом формате.

— Вот-вот! Думай лучше что делать, если такое воздействие окажется реальностью, пусть и с небольшой вероятностью.

— Да что тут думать!? «Делай, что до́лжно и будь что будет» — не мной придумано, не мне и отменять.

* * *

Вот с таким неоднозначным настроем Руденко и встретился через пару дней с сыном Анны Константиновны.

Офис компании с непритязательным названием Media Advertising Group располагался на самой верхотуре одного из небоскрёбов Москва-Сити, что говорило о весьма неплохо идущем бизнесе. Он был небольшим, но очень уютным и стильным. У дизайнера удачно получилось соединить хайтековские элементы с тёмным полированным деревом и мягким ковровым покрытием в тех же тонах. Получилось, как в дорогом лимузине. Ну, примерно.

Секретарша — женщина лет тридцати, одетая в элегантный брючный костюм песочного цвета, сразу, как только Виктор вошел, поздоровался и представился, предложила пройти в директорский кабинет:

— Добрый день! Проходите, Олег Васильевич Вас ждёт.

Олег Васильевич Антонов оказался высоким представительным мужчиной слегка за сорок. Подтянутым, тщательно выбритым. Безупречный серый костюм, голубая сорочка, шейный платок вместо галстука, замшевые туфли и явно дорогие часы создавали образ человека знающего и умеющего вести бизнес. Обстановка кабинета повторяла по стилю приёмную, единственное, что несколько выбивалось из образа насквозь делового офиса — несколько небольших икон, стоящих на маленьком приставном столике. Хозяин кабинета поймал немного удивлённый взгляд Виктора, брошенный на них, но никак не отреагировал. Поздоровались. Уселись за гостевой кофейно-чайный столик, стоящий у панорамного окна во всю стену.

— Я так понимаю, — начал Антонов, — вы принесли ноутбук, чтобы показать тот самый клип, о котором мне с таким восторгом рассказывали дочь и матушка? — он кивнул на кейс, который Руденко опустил на пол рядом со столиком.

— Да, конечно. Иначе моя просьба о консультации была бы слишком умозрительной.

— Давайте посмотрим! Я в предвкушении, — немного театрально воскликнул хозяин кабинета и потер руки. — Мне действительно хочется посмотреть, — он примирительно улыбнулся. — Если реакция дочери — это всего лишь реакция ребёнка, то к мнению матушки я привык прислушиваться.

Олег Васильевич, конечно, смотрел ролик совсем не так, как Даша, Анна Константиновна, Лариса или Алексей. Казалось, он в каждом кадре ищет нечто, что можно выразить словами ярко и коротко. Он не расплывался в улыбке, не умилялся, он уже… работал. Когда клип закончился, Антонов ещё несколько секунд смотрел на погасший экран, затем повернулся к Виктору и сказал, старательно пряча эмоции:

— Ну что ж. Можете поздравить свою племянницу. Она — очень талантливый человек. То, что она придумала — креативно, оригинально, свежо и перспективно. Осталась самая малость — понять, что же вам с Машей может понадобиться от меня?

— Понимаете, — протянул Руденко, не зная, как объяснить «спецэффект», не рассказывая ничего о себе, — мы хотим выложить ролик в сеть, но перед этим записать закадровый текст и… он должен быть… завлекательным. С какими-нибудь необычными пожеланиями здоровья… Или что-то в этом роде. Вашей дочери помогло, но там были особые обстоятельства. А нужно что-то простое и универсальное. И в тоже время — завлекающее… В общем, нужен рекламный супер-слоган, если так можно выразиться.

— То есть, Вы уверены, что Ваш с племянницей ролик — нечто бо́льшее, чем просто классный видеоклип? — Антонов был просто живым воплощением скепсиса.

— Да, можно сказать, что уверен. — Виктор решил идти ва-банк. — На этом настаивает ещё и Маша, у которой заметные улучшения наступили тоже именно во время его просмотра.

И он коротко рассказал об аварии, долгой реабилитации и последнем прорыве. А про себя добавил: «Больше не просите ничего объяснять. Просто поверьте! И помогите, если сможете!.. И не важно, что сам я не уверен ни в чём».

— О! Даже так?! — Олег Васильевич надолго задумался, затем потеребил ухо, неопределенно покрутил кистью правой руки, потер подбородок и наконец спросил:

— Вы знаете историю про то, как во время Великой Отечественной войны на самолёте вокруг Москвы возили чудодейственную икону Казанской Божьей матери? И которая, якобы, помогла отстоять город.

— Да, попадалось что-то на эту тему. Но там было ещё и о том, что доказано…

— Да-да, — перебил хозяин кабинета. — Почти со стопроцентной уверенностью можно говорить, что это миф. Но в то же время доподлинно известно о рапортах некоторых политработников о небывалом воодушевлении среди солдат после появления информации, или — слухов, если хотите, об этом воздушном «крестном ходе».

— То есть, — подобрался Виктор, — Вы хотите сказать, что миф может быть реальной действующей силой?

— Почему нет? Известен же эффект плацебо. Да и психологию никто пока не отменял. А именно на ней и построена вся реклама. Так что… я, в смысле, наша компания, поможет вам. И я даже предложу особые условия сотрудничества.

— И в чём эта «особость» будет выражаться? — спросил Руденко, не опасаясь подвоха. «Просто не спросить было бы, наверное, подозрительно» — додумал он.

— Сначала вопрос: вы с племянницей вообще планировали какую-либо рекламную кампанию? — вопросом на вопрос ответил Олег Васильевич.

— Только в том смысле, что она может понадобиться, — смутился Виктор, — о деньгах, в смысле — о бюджете, не думали пока вообще.

— Я так и предполагал. Поэтому. Мы попробуем придумать тот закадровый текст, о котором Вы говорили. Подумаем, где, когда и сколько разместить рекламы. И не будем выставлять вам никаких счетов. — Антонов замолчал и выжидательно посмотрел на гостя.

— Но… — Руденко улыбнулся, давая понять, что ждёт продолжения.

— Но взамен попросим процент от ваших будущих доходов.

— А если их не будет?

— Значит, это будет нашим неудачным вложением.

— И на какие кусочки Вы предлагаете разделить шкуру неубитого медведя?

— На равные.

Виктор задумался. «Наверно, надо соглашаться. Даже если эти условия невыгодны, понять, какие будут лучше — невозможно. Сейчас невозможно. Поэтому — пусть такой старт и будет».

— Я согласен. Только надо ещё и с племянницей согласовать.

— Разумеется. Только не затягивайте. Поскольку нам придется помимо всего прочего переговорить с авторами всем мультфильмов, чьи персонажи появляются у вас в клипе. Они могут что-то потребовать, особенно это касается «Маши и медведя» — там уже такой солидный бизнес, что скорее говорить придется не с авторами, а с юристами.

* * *

Тем же вечером Виктор рассказал Маше о визите и о предложенных условиях. Девушка, немного поразмыслив, не стала возражать. Созвонились с Антоновым и на следующий день подписали договор. Через неделю им показали текст и график выхода рекламы с местами размещения. Там были перечислены: баннеры на парочке наиболее популярных поисковиков и на нескольких новостных каналах, рекламные слоганы с парой кадров в почти трёх десятках детских и молодёжных групп и каналах-стотысячниках в разных соцсетях (было даже два канала-миллионника, из новичков) и даже телеканал Disney. Виктор с Машей удивились было такому масштабу, но решили, что раз платить ни за что не надо, пусть будет так, как предложили рекламщики. На удивление просто оказалось и с правообладателями всех мультиков, чьи герои мелькали на экране. Они потребовали только сделать титры с упоминанием авторства и запросили чисто символические суммы. Единственным спорным моментом стала озвучка закадрового текста. Олег Васильевич предлагал кого-нибудь из более-менее известных медиа-персон, Руденко же настаивал, чтобы текст прочитали они с Машей. В конце концов сошлись на репетициях с преподавателем сценической речи из ГИТИСа, оказавшегося старым знакомым Анны Константиновны.

Вроде бы простой и короткий текст, который им очень пришелся по душе, поначалу никак не получалось прочитать так, чтобы довольны остались все. В основном недоволен был Евгений Борисович — их «тренер». После нескольких часов мучений и пяти или шести забракованных вариантов Виктор уже жалел, что не послушался Антонова. Видя, что и Машуня начала уставать, хотя поначалу весь процесс её изрядно забавлял, он с раздражением процедил про себя: «Да чтоб она пропала, зажатость наша. Всё, последний раз и я сдаюсь».

Перед тем делать очередную попытку Евгений Борисович вдруг решил рассказать анекдот, обращаясь к Маше, к которой у него и были основные претензии:

«В театре очень капризная актриса говорит режиссёру:

— Я требую, чтобы все драгоценности, которые будут на мне, были не бутафорскими, а настоящими! Иначе играть не буду!

— Дорогая моя! Ну конечно! Всё будет настоящим! И драгоценности, и яд, который вы выпиваете в финале, тоже будет настоящим».

Маша, которая, видимо не знала этот древний анекдот, так заразительно хохотала, что заулыбались все вокруг.

«Ты веришь в сказки? Нет? Зря! Они очень помогают в жизни. Они могут помочь даже тем, кто в них не верит! Попробуй, посмотри! Сделано от чистого сердца и с большой любовью!»

Этот текст, который после анекдота Виктор с Машей произносили, пряча улыбки (каждый по одной фразе), наконец получился! Причем Евгений Борисович даже зааплодировал. Правда, потом съехидничал:

— Это не столько вам, сколько себе. Что сообразил наконец, как вас расшевелить.

И все облегчённо выдохнули! Особенно Виктор, который уже устал мысленно повторять при каждом новом дубле: «Пусть поможет хоть кому-нибудь! Хоть как-нибудь!»

* * *

Запуск наметили на первое июля. Посчитали, что к этому времени закончатся экзамены в школах, беготня по приёмным комиссиям у поступающих, нервотрёпка у родителей начнет забываться… в общем, и детей, и у молодёжи будет время расслабиться и полазить по сети в поисках новинок. За оставшуюся неделю сделали свой канал, который назвали «Magical sand», оповестили о нём всех друзей и знакомых, накидали туда роликов с обычными Ма́шиными работами и стали ждать, нетерпеливо отсчитывая остающиеся часы.

То, что их жизнь сильно изменилась, Виктор с Машей поняли только десятого числа. Всё началось со звонка Антонова. Он попросил приехать к нему в офис настолько быстро, насколько возможно. Причём говорил с явно умоляющими интонациями.

Первые пять дней они, конечно же следили за количеством просмотров, лайков и комментариев. Но, к их огромному сожалению, сначала клип посмотрели только друзья и какое-то количество друзей друзей. Комментарии были… обычными: «Здорово!», «Мне понравилось!», «Вы молодцы!»… Ну, все друзья и пишут обычно именно так. Набралось несколько тысяч просмотров, несколько десятков комментариев и столько же лайков. В общем, авторы решили было, что их эксперимент провалился и отслеживать изменения перестали. Поэтому звонок Олега Васильевича Виктора скорее напряг, чем обрадовал. Он решил, что пойдет речь о какой-нибудь компенсации расходов рекламного агентства и по дороге прикидывал, как будет выкручиваться.

Когда Руденко вошел в офис, Марина, секретарша, встретила его такой обворожительной улыбкой, что он грешным делом подумал, не перепутала ли она его с кем другим.

— Виктор! Проходите, проходите! Олег Васильевич заждался уже!

Как только он вошел, Антонов вскочил из-за стола и бросился к нему, раскрывая объятия. Но, видя недоумение гостя, притормозил.

— Судя во Вашему виду, я могу предположить только одно — последние два дня ни Вы, ни Маша на страничку своего канала не заглядывали, — он неодобрительно покачал головой.

— Ну… да, Вы правы. Что-то как-то не пошёл наш клип, — с грустью ответил Руденко.

— Ну вы даёте! — расхохотался Антонов, — Почти двадцать миллионов просмотров, около трех миллионов лайков, ни одного! ни одного! дизлайка и несколько тысяч комментариев — это называется «Не пошло?!»

— Что-о-о? Не может быть! — неверяще пробормотал Виктор и осел на вовремя подставленный стул, — ведь ещё позавчера…

— А-а! — Олег Васильевич вздёрнул брови и поднял указательный палец, — всё началось с комментария и перепоста Алекса Славко как раз позавчера.^[4]

— Кто это?

— О! Это весьма популярный блогер. Он, кстати, два года был прикован к постели после травмы. В пятнадцать лет. Но, честь ему и хвала, смог восстановиться и получить актёрское образование. Занялся блогерством, стал популярным. Не знаю, был ли он в курсе Машиной истории, но именно его комментарий и перепост стали камешком, спровоцировавшим прямо-таки лавину интереса.

— И что же он написал? — вяло спросил Руденко, продолжая пребывать в прострации.

— Да сами почитайте, я скриншот сделал, — Антонов развернул к нему монитор.

«Шикарную штуку авторы сделали! Большие молодцы! Я, конечно, не ржал, но улыбался с первого до последнего кадра. Даже мигрень, которая два дня мучила, во время просмотра прошла!» — прочитал Виктор и медленно стал сползать со стула.

Олег Васильевич быстро подошел к стенному шкафу, открыл его, достал початую бутылку коньяка и пару пузатых фужеров. Плеснул себе на донышко, а Виктору — почти на треть.

— Похожих — ещё несколько десятков, — решил добить его Антонов, дождавшись, когда Руденко, махнув рукой и пробормотав: «А, машину здесь оставлю», мелкими глоточками выцедит «лекарство». Поэтому у меня есть один меркантильный и один… ну, скажем так — философский вопрос. Вы как, в состоянии что-то обсуждать?

— Да-да, — встряхнулся Виктор, — спрашивайте.

— Вопрос первый — о ваших с племянницей дальнейших планах.

— О! У Маши были идеи насчёт ещё нескольких клипов. Но уже в привязке к конкретным странам. Мы пока не начинали ничего делать, но, я думаю, после того, как она увидит новые цифры, её энтузиазм немедленно возродится.

— Это очень хорошо! — искренне обрадовался Олег Васильевич. — А что Вы думаете насчёт дальнейшего сотрудничества с нашей компанией?

— Ну, при таких результатах, — Руденко неопределённо покрутил рукой, — «От добра добра не ищут» как говорится. Не думаю, что мы будем искать какую-то альтернативу вам. Единственное, что, возможно, подлежит пересмотру, это куски шкуры уже подстреленного медведя, — он вопросительно посмотрел на Антонова. — И не удивлюсь, если у Вас уже есть какие-то предложения от рекламодателей.

— Да, есть. Сегодня появились первые. Пока мелочь — производители игрушек и развивающих игр… Но прежде чем обсуждать какие-либо новые цифры, мне бы хотелось задать тот самый «философский» вопрос. — Олег Васильевич замялся, как бы собираясь с духом, и наконец спросил, — Вы можете как-то оценить вероятность того, что в новых клипах повторится тот эффект, который, как я теперь уверен почти на сто процентов, и обеспечил львиную долю аудитории.

— Я… не готов ответить на этот вопрос, — тяжело вздохнул Виктор. — По крайней мере, не сейчас.

— Но если ответ появится, я могу надеяться на то, что услышу его одним из первых?

— Конечно. Причём, возможно, Вы будете вообще единственным, кто о нем узнает. Ну, кроме Маши, разумеется. Ой! Надо же ей позвонить срочно! — он бросил взгляд на часы, — да, она уже должна вернуться из школы.

Не успел Руденко озвучить племяннице последние новости с цифрами, как та от радости завопила так громко, что им показалось — выключи телефон, всё равно слышно будет, даже за полтора десятка километров от её дома.

— Всё-всё-всё, угомонись. Попозже заеду, отмечать будем.

— Вик! Я тебя люблю! — прокричала Маша и отключилась.

ГЛАВА 8

Когда вечером Виктор добрался до племянницы, в квартире всё ходило ходуном. Маша с двумя ближайшими подружками, которые ей немного помогали с клипом, хохотали как оглашенные, тыча в нос друг другу свои смартфоны. И то попеременно орали: «О, ещё!», «Смотри, смотри, скоро двадцать один будет!», то бросались обниматься. Ирина Сергеевна с Андреем Кирилловичем взирали на это с улыбками и немножечко со страхом.

— Витюш, объясни, что происходит? — почти хором взмолились они.

— Происходит рождение мегазвезды, — на полном серьёзе ответил Руденко. — И это надо как следует отметить! — он показал призывно звякнувшие полные пакеты.

Посидели очень даже душевно. Виктор с Машей наслушались поздравлений и комплиментов, барышни и бабушка выпили на радостях по бокалу шампанского, ну а мужчины позволили себе и чего покрепче.

Вернувшись домой уже за полночь, Виктор посчитал, что от избытка сегодняшних впечатлений не сможет заснуть, поэтому завалился на диван и наугад включил какой-то телеканал, рассчитывая хоть так отвлечься.

* * *

Он сидел на той же лавочке на Патриарших, что и в прошлый раз, и бездумно смотрел на чуть подрагивающие отражения ближайших фонарей и полной луны в воде. Вокруг не было ни единого человека, не слышно было машин на круглосуточно гудящем Садовом кольце, в окрестных домах не горели окна, только на пределе слуха было слышно, как где-то вдали играет джаз. Вдруг почувствовав, что рядом кто-то уселся, повернул голову. Рядом сидел тот самый мартовский незнакомец, так похожий на булгаковского Воланда. Сейчас он был одет так, будто собрался на театральную премьеру или, наоборот, только вышел из театра: белый смокинг с чёрными лацканами, черные брюки, лакированные чёрные туфли, белая сорочка с чёрными пуговицами-кнопками и галстук-бабочка в мелкую чёрно-белую клетку.

— Эх, юноша, юноша! — печально произнёс псевдо-Воланд, — Вы всё-таки решили облагодетельствовать всё человечество? А между тем могли бы и поинтересоваться: удавалось ли это хоть кому-нибудь? Ведь какие люди пытались! Нет, юноша, воля ваша, но Вы что-то нескладное придумали. Оно может и умно, но больно… зыбко. Не боитесь, что над Вами в конце концов потешаться будут?

— Что ж тут зыбкого? — набычился молодой человек, — всё очень даже реально.

— Ну да, ну да, эти ваши вэб-тех-но-ло-ги-и, — нарочито медленно, по слогам произнес этот таинственный человек, — оч-чень непростая штука оказалась. По воздействию на умы, особенно на умы неокрепшие, запросто может поспорить с воскресными проповедями. Хотя их сейчас и слушает всё меньше и меньше народу. Так что нам, старикам, долго разбираться придется… — он помолчал немного и снова заговорил. — И подумайте на досуге вот ещё о чём: какими бы благородными ни были Ваши попытки, всегда найдётся кто-то, кому они поперёк горла. С ними что делать прикажете?

— Разве с ними надо что-то делать?

— А как же?! Если с ними ничего не делать, то они что-то будут делать уже с Вами.

— В каком смысле?

— Да откуда мне знать? Люди всегда были изобретательны в придумывании гадостей.

— И что же делать?

— Думать! Впрочем, пока Вы не сделали ничего настолько предосудительного, чтобы Вам можно было предъявить серьёзные претензии. Что будет дальше — не известно никому. Слышите — ни-ко-му!

* * *

Виктор открыл глаза и сполз с дивана, кряхтя как старый дед.

— Ох! И приснится же такое! Вот спасибо тебе, дорогое подсознание, или что там у нас за сны отвечает? Вот теперь точно не усну.

Опасался он зря. Сон, обычный сон, без всякого вмешательства подсознания, был настолько крепок, что Руденко еле проснулся от повторного трезвона будильника. Без всякого желания, уже просто в силу устоявшейся привычки и чувства долга, быстро напялил майку, шорты, кроссовки и отправился на ежедневную пробежку. Пока бегал и делал свой обычный комплекс упражнений, в голове крутилась (как какой-нибудь одинокий электрон в адронном коллайдере, забывший, с чем же ему там надо столкнуться) единственная мысль: «А всё-таки прав я был тогда, прав, когда сидел на Патриарших — „Делай что должно и будь, что будет“ — самая верная стратегия. Пока есть возможность, надо использовать то, что у меня появилось. Как бы это ни называлось. И как бы кто-то там не был против. Да и нет пока никакого „кто-то там“. Так что только вперёд. Не оглядываясь».

Через неделю Виктор уволился с «Мосфильма», где у него лежала трудовая книжка и отказался от всех подработок. Причём не обошлось без скандала — пытались не отпустить. Освободив себя от необходимости куда-то почти каждый день мотаться, плотно засел чтение сценариев, которые написала Маша. Точнее, это были пока не сценарии, а скорее синопсисы, первый из которых она обещала детализировать ещё через неделю — дней десять. А пока он перелопачивал гору литературы и видеоматериалов по Франции. Никак нельзя было ни в одном кадре показать что-то, что могло бы по недоразумению или по незнанию авторов вызвать ироничные улыбки или у самих французов, или у знатоков Франции.

«Строить» Маша решила Эйфелеву башню. Ну, кто бы сомневался, в выборе самого узнаваемого символа Франции. В качестве помощников выбрали Астерикса и Обеликса. А Кот в сапогах из «Шрэка» должен был выступить одновременно в роли и Маши, и Волка из первого клипа. То есть вроде бы пытается руководить и помогать, но на самом теле только мешает и постоянно попадает впросак. Сначала хотели мультяшную Машу и в новый ролик вставить, уж больно она Маше настоящей нравилась. Но потом всё-таки решили, что в каждом клипе будут новые герои.

Дня три ушло на выбор музыки. Слишком много было шикарных исполнителей с не менее шикарными композициями: Эдит Пиаф, Ив Монтан, Шарль Азнавур, Джо Дассен, Далида, Мирей Матье, Патриция Каас, Милен Фармер, Заз, Индила…^[5] Просто глаза разбегались. После жарких споров решили остановиться на не теряющей популярности, а значит — вечной песне «Sous le ciel de Paris» (Под небом Парижа) в исполнении Ива Монтана…

— А как ты собираешься накладывать музыку, если продолжительность песни всего три минуты, а клип предполагается длиной минимум минут пять-шесть? Как тайминг рассчитывать? — ехидно спросила Маша, когда Виктор уломал-таки её выбрать именно этот вариант.

— Нет ничего проще, — после секундного замешательства нашёлся Руденко, — берём ту же песню, но уже в исполнении Эдит Пиаф и чередуем их по мере необходимости. Кусочками нужной длины. Еще и сможем совместить какие-нибудь твои или твоих «помощников» действия с музыкальными акцентами.

— Хм, отличная идея! Действительно, если люди танцуют под музыку на паркете, на сцене или на льду и ценится в первую очередь органичное сочетание музыки и движения, то уж рисовать под музыку, так, как это делаю я — что может быть естественнее? Жаль на первом клипе не догадались такое сделать… Может, переделаем? — спохватилась девушка.

— Зачем? Тебе мало ежедневных десяти миллионов?

— Они в любой момент могут кончиться.

— Что-то мне подсказывает, что это произойдет не скоро. — успокоил племянницу дядюшка. — Кстати, надо завтра во второй половине дня подъехать к Антонову, разобраться с рекламными контрактами, рассказать про новую работу и прикинуть, стоит ли менять схему рекламной компании.

— Может ты без меня съездишь? — спросила Маша и, слегка покраснев, призналась, — мы с Лёшей завтра в кино собрались. Он на полдня отпросился.

— Интере-е-есно! Он уже просто Лёша, оказывается. Чего ещё я не знаю.

— Он меня на следующей неделе к Сипягиной Елене Витальевне записал. На консультацию. Вот! От тебя-то не дождешься!

— Машунь, тебе… не стыдно? — с трудом выговорил Виктор после долгой паузы.

— Прости, Вик! — Маша подошла и уткнулась ему в плечо. — Глупость сказала. Просто… я, кажется, влюбилась.

— Прям вот совсем-совсем?

— Угу, — покивала девушка, не отлепляясь от дядюшкиного плеча, — он такой классный! И он единственный из знакомых парней и мужчин, кто подумал о том, как мне помочь. Ну, кроме тебя и дедули, естественно, — она подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.

— Серьёзный аргумент, — вздохнул Виктор. — Только прошу тебя, держи глаза открытыми. Если почувствуешь, что ты для него просто забавная игрушка… ну, ты поняла, надеюсь.

Маша шмыгнула носом, покивала, открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала. Резко отвернувшись, постояла немного, повесив голову, потом ушла в ванную. Вернувшись через пару минут, спросила, как ни в чём не бывало:

— А что там с рекламными контрактами?

— Олег Васильевич сказал, что нужно бы выбрать, с кем договариваться. Уже больше дюжины предложений появилось.

— Ну… наша аудитория ведь дети и молодежь в основном. Значит, если есть возможность выбирать, надо брать рекламу детских товаров, ну, кроме подгузников каких-нибудь, детской и молодёжной одежды, спорттоваров и, наверное, всяких гаджетов. А всякие там банки, недвижимость и всё такое прочее, видимо, не стоит?

— Вы мудры не по годам, барышня, — вроде бы иронично, но на самом деле абсолютно серьёзно сказал Виктор, уважительно покачав головой.

* * *

Приехав на следующий день к рекламщикам, Руденко рассказал об идее нового клипа и о Машиных соображениях по поводу рекламы. Когда Антонов слово в слово повторил сказанное Виктором вчера о мудрости племянницы, тот весело рассмеялся.

— Вы разве не согласны? — удивился Олег Васильевич.

— Нет-нет, что Вы, — замахал руками Виктор, продолжая смеяться. — Просто я вчера ей сказал то же самое. Точь-в-точь! У нас даже интонации совпали.

— Значит мы правы! — тоже заулыбался Антонов. — А стало быть так и надо поступить — оставить только тех, кого одобрила Мария Алексеевна… Да-да, я её только так теперь и буду величать, — добавил он, увидев удивлённо вздёрнутые брови собеседника. — Теперь что касается нового клипа: почему Франция?

— О! Просто у Марии Алексеевны, — Руденко не удержался и подыграл, тоже назвав племянницу по имени-отчеству, — одни из самых ярких детских воспоминаний именно о Франции. Точнее — о поездке в парк Puy du Fou. Действительно — шикарное место!.. Потом, если у второго ролика будут сопоставимые результаты, Маша в качестве вариантов думала о Китае, Штатах и, возможно, Италии.

— Мне кажется, причем очень(!) обоснованно кажется, — Антонов как-то особенно подчеркнул слово «очень», — что сомневаться в сопоставимости результатов не стоит. Вы, я думаю, просто радуетесь каждодневным прибавлениям десяти миллионов просмотров и полумиллиону лайков, а между тем — это уже своеобразный рекорд и по стабильности прироста аудитории, и по количеству повторных просмотров. И… да, а как же Россия? — словно опомнившись, спросил он.

— Ну-у, в первом клипе ведь персонажи из советских и российских мультфильмов, — не очень уверенно ответил Виктор. — Хотя, может в гениальную голову Марии Алексеевны и придет что-то ещё на тему России. Но это пока дело не самого ближайшего будущего. Французский клип мы сделаем недели за две-три, я думаю.

— Отлично! — потер руки Антонов. — Значит к этому времени мы подготовим новый план и… новый закадровый текст. Я… правильно понимаю, что здесь он тоже будет. — Олег Васильевич, хитро прищурившись, посмотрел на Руденко.

— Правильно. Полагаю, что текст должен всего лишь чуть-чуть отличатся. Но смысл оставить тот же, раз уж мы имеем такой неплохой результат. И мы с Машей постараемся прочитать его ТАК ЖЕ хорошо, как и в первый раз.

Хозяин кабинета долго смотрел на гостя, а потом просто молча протянул руку для рукопожатия.

* * *

Вторая половина июля наконец-то радовала москвичей по-настоящему летней жаркой погодой. Поэтому для похода в кино Маша выбрала легкое платье-сарафан с крупными принтами в виде васильков и ирисов. Смотреть они с Алексеем собрались недавно вышедший на экраны фильм «Цветлиловый».^[6] Собственно, название и определило выбор платья. Ничего лилового у неё в гардеробе не было, пришлось выбирать наиболее близкое по цвету. Как оказалось, им обоим очень нравился старый фильм с похожим названием («Цветы лиловые полей») — почти сорокалетней давности, с блистательной Вуппи Голдберг, ещё молоденькой. И с удивительной судьбой: одиннадцать номинаций на Оскар и ни одной статуэтки. Но если в старой картине была вот прям драма-драма, то ремейк был проанонсирован ещё и как мюзикл. Подкупало и то, что в обеих картинах был Стивен Спилберг. В старой — как режиссер, в новой — как продюсер.

Идти решили в старый добрый «Ролан», что на Чистых Прудах^[7]. Чтобы после сеанса можно было пройтись по бульварам или посидеть в какой-нибудь кафешке неподалёку. Подъехав на такси к кинотеатру, Маша выскочила из машины, огляделась, увидела Алексея и замерла, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Он стоял в нескольких метрах от неё, но смотрел в другую сторону. В руках у него был букет… васильков. Наконец он повернул голову, увидел её, шагнул навстречу и расплылся в улыбке от уха до уха. Потом подошел почти вплотную, виновато развёл руками и сказал:

— Я не нашел ничего лилового!

Несколько секунд он смотрел то на свой букетик, то на Машино платье, то на её улыбающееся лицо. Затем протянул цветы.

— Где ты умудрился найти васильки в городе? Ты ограбил какой-то ботанический сад? — озорно спросила девушка, прикладывая цветы к платью и продолжая радостно улыбаться.

— Ну что ты! Совершенно официально изъял. Сославшись на оперативную необходимость. Даже расписку написал. — якобы обиженно ответил Алексей и расхохотался, увидев, как удивлённо поползли вверх изящные соболиные бровки.

Продолжая смеяться, подхватил Машу под руку и потащил в зал… После фильма, который им понравился даже больше старого, как они признались друг другу едва погас экран, немного погуляли по Чистопрудному бульвару, обсуждая музыку, игру актеров и спецэффекты. Заметив, что Маша стала уставать и уже начинает чуть прихрамывать, Алексей предложил зайти в кафе, посидеть, попить кофе и что-нибудь съесть. Как по заказу совсем рядом оказалась итальянская кондитерская с большим выбором всевозможных сладостей.

Молодые люди уселись за столик и вскоре наслаждались превосходным кофе, чудесными миниатюрными пирожными и говорили, говорили, говорили… Обо всём и ни о чем. Как болтают или близкие люди, или… влюблённые. Когда уже начало смеркаться, девушка засобиралась домой. Выходя из кафе нос к носу столкнулись с Людочкой Варфоломеевой. Маша недоумённо посмотрела на незнакомую молодую женщину, преградившую им дорогу. Та, бросив на неё мимолетный взгляд, с ехидной ухмылкой обратилась к Арсентьеву:

— Лёшик! Вот ты мне и попался! Когда же мы доделаем то, что на даче не получилось? — и она вперила плотоядный взгляд в Алексея.

Но потом, видя, что тот смотрит на неё исподлобья чуть ли не с ненавистью, перевела теперь уже внимательный взгляд на его спутницу.

— А-а, так ты себе Лолиточку нашёл? — её голос в этот момент вполне сгодился бы для приготовления сильнодействующего яда.

Маша с ужасом смотрела на эту безобразную сцену. И вдруг по выражению Лёшиного лица, по чуть дёрнувшимся рукам поняла, что если бы сейчас перед ними стоял парень, то через секунду он бы уже лежал или со сломанным носом, или с выбитыми зубами. «Не-е-т, милый дядюшка, не прав ты был!» — с затаённой радостью вдруг подумала она, — «Так на оскорбление „забавной игрушки“ не реагируют!»

Алексей медленно выдохнул сквозь зубы, молча обошел Людмилу и открыл перед Машей дверь. Все полчаса, что ехали на такси от кафе до её дома, молчали. Когда вылезли из машины и стали прощаться, Маша вдруг сказала:

— Ты знаешь, я очень боялась, что ты станешь как-то оправдываться.

Алексей долго удивленно смотрел на неё и наконец ответил:

— Спасибо! А я очень боялся, что ты начнешь расспрашивать. Но… ты оказалась гораздо… мудрее, чем я мог себе представить.

— О! — капризно надув губки, воскликнула девушка, пряча лукавую улыбку, — ты уже не первый, кто говорит точно так же. Я что, уже выгляжу древней старухой?

Вместо ответа молодой человек нежно взял её руку и, поднеся к губам, поцеловал. И не отпускал гораздо дольше, чем в первый раз, когда они только познакомились.

* * *

К Елене Витальевне они попали только в вторник, тридцатого июля. Она позвонила и попросила перенести визит, поскольку были задержки с настройкой аппаратуры. Новый зонд ей прислали ещё две недели назад, но оказалось, что в новую партию успели внести кое-какие новшества, которые ни в какую не желали «дружить» с предыдущей версией той программы, которая была установлена у них в центре. Сипягина сделала Маше все необходимые исследования: МРТ, КТ, рентген, а потом долго сидела и сравнивала старые и новые снимки.

— Очень интересно! — наконец вынесла она вердикт. — Никогда раньше не видела такого прогресса за такой промежуток времени. В сущности, ничего уже можно и не делать, через несколько месяцев всё и так должно совсем в норму прийти. Разве только вот это место чуть-чуть обработать, — она показала небольшое пятнышко на одном из снимков. — Это займёт пять минут от силы. У тебя на бедре, — она посмотрела на Машу, — от прокола, в который будет вводиться зонд, будет след как от укола очень толстой иглой, ну и синяк, конечно. Пройдёт за три-четыре дня. И всё, после этого можешь хоть акробатикой заниматься. Если готова, можно завтра прямо с утра сделать.

Маша посмотрела на обоих молодых людей, напряженно слушавших пояснения врача и решительно мотнула головой:

— Я готова!

— Ну а я уверен, что если ты согласишься, всё пройдет отлично, — бодро сказал Виктор, а про себя добавил: «Вот уж этого я буду не просто желать, а умолять всех кого можно и нельзя, чтобы эта процедура прошла без малейших последствий. И злиться буду на это поганое пятнышко как никогда ни на что не злился».

Алексей молчал, но тоже всем своим видом выражал готовность сделать что угодно, лишь бы эта пустяковая, но всё же операция, завершилась абсолютным успехом. Когда они втроём уже совсем было отправились на выход, Арсентьев попросил подождать его пару минут и вернулся в кабинет.

— Елена Витальевна! Если всё пройдет успешно, я ваш должник! Если что по моему ведомству понадобится, обращайтесь. Не дай бог, конечно, как говорится, но… — он помедлил секунду и добавил, — и, если Вам это необходимо, я могу попробовать закинуть удочку насчёт госконтракта на Ваши услуги.

Сипягина нейтрально поблагодарила и на этом окончательно попрощались до завтра.

На следующий день всё действительно прошло без всяких осложнений. Даже тот самый след от прокола оказался меньше, чем должен был бы быть. И практически без красноты вокруг, на что врач снова удивленно поцокала языком.

ГЛАВА 9

«Французский» клип был готов к двадцатому августа. А уже двадцать пятого получили разрешение от французов на использование их персонажей. Сначала старт хотели сделать второго сентября, когда во многих странах начнётся учебный год, но потом решили, что первые пару дней школьникам и студентам будет не до новинок. Успеть бы летними впечатлениями обменяться. Подумали-подумали и перенесли на пятое число. Записать закадровый текст решили третьего.

На этот раз уже первый вариант озвучки устроил всех без исключения. Текст был похож на первый, но немного отличался:

«Вы всё ещё не верите в сказки??! Разве вы забыли? Они помогают. Помогают всем, даже тем, кто в них не верит. Попробуй, посмотри! И сам убедишься!»

Было и ещё одно отличие — наличие субтитров. На французском, естественно. Про себя Виктор повторил то, первое, пожелание хоть какой-нибудь помощи, решив, что от добра добра не ищут. На всякий случай решили сделать ещё один дубль. И уже приготовились включить микрофон, как вдруг звукорежиссер бросил взгляд на один из мониторов, работающий в качестве телевизора. Там в онлайн режиме шел какой-то новостной канал и сейчас на пол-экрана мигала надпись: «Срочная новость! Стрельба в школе!» Он, извинившись, щёлкнул клавишей, включая звук и все услышали голос ведущей: «В одной из школ Челябинска произошло ЧП. Бывший выпускник этой школы, находясь в состоянии наркотического опьянения, прорвался в здание и устроил стрельбу в холле первого этажа. К счастью, никто не пострадал. Молодой человек произвёл два выстрела из обреза охотничьего ружья. Целился он по углам, крича при этом, что там притаились здоровенные крысы, и их надо немедленно уничтожить. Стрелявший задержан охраной школы и передан подъехавшим буквально в течении трёх минут сотрудникам полиции… К другим новостям…»

Все: и Маша, и Антонов, и Валентин — звукорежиссёр, и Евгений Борисович, которого снова позвали на всякий случай, более-менее облегчённо выдохнули и разом загомонили: «Слава богу, не подстрелил никого!», «Во придурок!», «Опять в школе!», «Надоели уже эти наркоманы!»

Руденко единственный молчал. Не потому, что сказать было нечего. Он с трудом сдерживал вдруг накатившее сильное раздражение и просто боялся, что начни он говорить вслух, неудобных вопросов будет не избежать.

«Действительно, за… долбали, чёртовы нарики!! Б… лин горелый! С… ки!! Чтоб вы лучше наши клипы смотрели, чем откровенной дурью маяться!» — практически неосознанно матерился про себя он.

Не то, чтобы Виктор так уж откровенно боялся, что его спросят, почему он это сказал, если бы действительно озвучил свои «хотелки», сколько опасался того, что кто-то может сгоряча ляпнуть: «Ты что, хочешь, чтобы это смотрели одни наркоманы?» И у него может не сразу найтись вразумительный ответ. О последствиях он в тот момент, естественно, не думал.

* * *

Пятого вечером Виктор с Машей сидели в офисе у Антонова и вместе с ним как заворожённые смотрели на счётчик, отсчитывающий пятьсот просмотров каждую секунду. Цифры удивляли, но уже не шокировали. Как-то почти четыреста миллионов просмотров первого клипа и около пятнадцати миллионов подписчиков, накопившихся к этому времени, приучили уже немного спокойнее относиться к успеху.

— Если так будет продолжаться, к завтрашнему вечеру будет пятьдесят миллионов, — меланхолично заметил Олег Васильевич, не отрываясь от монитора.

— И что из этого следует? — ровным голосом, но с лихорадочно блестящими глазами спросила Маша.

— А следует из этого, уважаемая Мария Алексеевна, что Вы скоро… э-э… сможете себе позволить немного больше, чем сейчас, — немного замявшись, ответил хозяин кабинета.

— Если Вы меня ещё раз так назовёте, я обижусь, — вспыхнула девушка. — Кое-кто меня чуть ли не старой мудрой черепахой Тортиллой называет, — она стрельнула глазами в сторону дядюшки, — и Вы туда же!

— Маша, поверьте! Исключительно из уважения и совершенно без всяких задних мыслей. Я совершенно искренне говорю — Вы очень, очень(!) талантливы. Я горжусь, что познакомился и имею честь работать с Вами. — Антонов даже встал и, прижав руку к сердцу, слегка поклонился.

— Спасибо, конечно, Олег Васильевич, — она то ли от смущения, то ли от таких комплиментов покраснела как маков цвет, — Вы за глаза называйте как хотите, но вот так, как сейчас, лучше всё-таки по имени. А то я себя очень неловко чувствую.

— И ещё, — Антонов прошёлся по кабинету, так и не сев обратно в своё кресло, — мне неудобно это говорить, но я, исходя из опыта некоторых своих клиентов, посоветовал бы вам обоим озаботится видеодомофонами, если у вас их нет, и нанять постоянных водителей для поездок, а не пользоваться такси… Хотя бы это. Как это лучше устроить — я могу порекомендовать одно агентство, которое подобными вопросами как раз и занимается.

— О, на этот счёт можете не беспокоиться, — усмехнулся Виктор, — если понадобится, на помощь тут же примчится половина Петровки, 38.

— А ты зря смеёшься, — нахмурилась девушка, — я действительно попрошу совета у Алексея.

— Это один из самых преданных поклонников, — прокомментировал Руденко, обращаясь к Антонову.

— И вовсе не «один из», — Маша начала сердиться.

— Всё-всё-всё, извини, пожалуйста, — тут же пошел на попятную Виктор.

— И всё же, — Олег Васильевич подошёл к столу, взял толстенную визитницу, полистал её, достал одну из визиток и протянул Руденко. — Вот, возьмите. У меня все координаты давно в телефоне есть.

— «Security Service». Скоропадский Виктор Анатольевич, — прочел тот и удивлённо воскликнул: — надо же, полный тёзка… Хорошо, позвоним, посоветуемся.

— Только после того, как поговорим с Алексеем, — безапелляционно заявила Маша.

— Хорошо, хорошо, как скажешь, — не стал спорить Виктор.

* * *

Алексей летел домой к Маше как на крыльях. Когда она позвонила и попросила вечером приехать часам к восьми-девяти, он обрадовался, как первоклассник, получивший первую в жизни пятёрку. Однако, когда дверь ему открыл Виктор, радость немного подугасла. А уж когда разговор зашёл о сфере его профессиональных интересов, настроение и вовсе ушло глубоко в минус.

— Вам что, кто-то угрожает? — с тревогой спросил лейтенант.

— Нет-нет-нет, не переживай, — успокоила его Маша, просто нам посоветовали… как бы это сказать…

— Озаботиться превентивными пассивными мерами безопасности, — вклинился в их диалог Руденко, успевший кое-что посмотреть на эту тему в сети. — Во, я уже несколько терминов освоил, — он попытался шуткой немного разрядить атмосферу.

Арсентьев шутку не поддержал. Сидел молча, хмурился и о чем-то напряженно размышлял. Спустя насколько минут вдруг хлопнул себя по лбу и улыбнулся.

— Слушайте! Только сейчас вспомнил! Сосед деда по даче, а дед у меня тоже… из правоохранительных органов, как говорится… Так вот этот сосед — его бывший сослуживец. У него есть агентство, которое как раз такими вопросами и занимается. И, судя по комментариям деда, агентство неплохое. Он, когда смотрит на соседский заросший участок, бурчит, мол: «Если бы Витька меньше работал и больше брал денег с клиентов, то мог бы нанять нормального садовника, а сам бы только чаи гонял на веранде да цветочками любовался»… О! — Алексей повернулся к Виктору, — а он ведь Ваш полный тёзка.

— А фамилия его не Скоропадский ли? — Руденко хитро прищурился.

— Да, точно. Так Вы его знаете?

— И агентство называется «Security Service», — уже не вопросительно, а утвердительно добавил Виктор.

— Вот и отлично! — Маша даже захлопала после того, как лейтенант утвердительно кивнул, — если одних и тех же людей сразу с двух сторон рекомендуют, значит с ними и надо дела вести. И искать больше никого не надо.

— Вторая сторона — это кто? — всё же спросил Алексей.

— Антонов. Олег Васильевич. Директор и хозяин рекламного агентства, которое нам очень помогло с раскруткой наших… — Виктор замялся, подбирая слово.

— Гениальных шедевров, — прыснула Маша.

— Ну, судя по результатам, о таком определении можно смело говорить безо всякой иронии, — на полном серьёзе возразил Арсентьев. — Я специально посмотрел перед тем, как к вам ехать — за два дня уже к сотне миллионов подбирается. Сколько человек в мире могут похвастаться такими достижениями? Десяток? Ну, пусть два.

— Да что ты! — всплеснула руками девушка. — Число тех, у кого больше миллиарда просмотров, давно за две сотни перевалило.

— Ну, значит вы будете первыми, кто десять миллиардов наберёт, — Алексей не собирался отступать.^[8]

— До этого ещё дожить надо, — хмыкнул Виктор.

* * *

Пятнадцатого сентября, плюнув на все дела, улетели на десять дней в Турцию. Отдохнуть, накупаться, позагорать, налопаться фруктов. Старшее поколение тоже соблазнилось. Только Анатолий Юрьевич — отец Виктора, смог выбраться всего на неделю. Перед этим договорились с «Security Service» об «апгрэйде» обеих квартир и познакомились с водителями, которые должны будут приступить к работе по их возвращении. Отель был отличный, территория, больше похожая на экзотический дендрарий и оранжерею одновременно, огромна, море тёплое, пляж чистый, лежаки мягкие, еда изобильна и разнообразна, вечерние шоу вполне смотрибельны, поддатые соотечественники в меру шумны и ненадоедливы. Был бы ещё персонал как в пятизвёздочных европейских отелях, но… это уже из области фантастики, наверное. В общем, для неизбалованных Мальдивами или Монте-Карло людей — почти рай.

Но, отдых отдыхом, а часа два-три в день Виктор с Машей работали, пока родители (они же — бабушки-дедушки) дегустировали коктейли отельных баров или резались в карты на пляже. Сначала долго не могли выбрать, что сделать темой следующего клипа — Китай или Штаты. И то, и то было очень привлекательно. Там и там были неплохие идеи. Подсказал, как частенько бывает, случай. Проходя в очередной раз мимо фитнес-центра, увидели картину, которая их весьма позабавила. Какой-то карапуз пытался заставить свою таксу ходить по беговой дорожке, пока мама с папой потели на соседних тренажёрах. Собакен, который, судя по размерам, был ещё щенком, ни в какую по дорожке ходить не хотел. Как только маленький хозяин ставил его на полотно, он тут же валился на бок, медленно прокатывался назад до конца и валился на пол. Похоже, больше всего ему нравилось именно падать.

— Слушай! — Маша тормознула Виктора, — вот что нам нужно! — она потыкала пальцем в беговую дорожку.

— Поясни мне, неразумному, как нам может помочь сей шедевр технической мысли, — заинтересовался он.

— Ну как же! Мы же сначала для китайского клипа хотели строить Великую Китайскую Стену, а помощниками будут драконы. Но потом решили, что не получится показать её огромную длину. И поменяли на Храм Неба. А если сделать световой планшет такой же, как беговая дорожка — бесконечно вращающийся, только медленнее гораздо, конечно. Правда, надо сначала узнать, можно ли нужный прозрачный пластик найти, чтобы его закольцевать и крутить получилось. А механизм, который будет всё это вращать с нужной скоростью, наверное, несложно сделать. Часовщики уж точно любой сварганить смогут.

— Нет, Машунь! — восхищенно пробормотал Виктор, — я тебя буду называть так же, как Антонов хотел — по имени отчеству. С добавлением титула.

— Какого ещё титула? — опешила девушка.

— «О, Мудрейшая!». И никак иначе. — он едва успел увернуться от шлепка пляжным полотенцем. — Я серьёзно, Маш! Классно ведь придумала! Да, и в этом случае драконам будет где разгуляться: лес валить, скалы крошить…

— Точно! — она даже запрыгала от радости. — Ты тоже вполне достоин титула «Мудрейший». А, нет, ты будешь «Мудрый», а я «Мудрейшая». Вот! — и показала любимому дядюшке язык.

— А ты сможешь на движущемся полотне реализовать все свои задумки? — вдруг всполошился он.

Племянница ненадолго задумалась, но потом успокоила:

— Смогу. Просто придется больше репетировать перед съёмкой.

В оставшиеся до возвращения домой дни они пересмотрели кучу мультфильмов, где попадались драконы. И… их ничего из найденного не устроило.

— Придётся искать художника-мультипликатора, — вздохнул Виктор, когда они решили закончить свои бесплодные поиски.

— Да, какие-то они все или слишком злобные, или слишком… детские. А нам нужны одновременно и добрые, и сильные, и брутальные, и работящие, как сами китайцы… И ещё… Великая Китайская стена ведь видна из космоса, верно? Так вот начало должно быть — как вид с орбиты, потом приближение, потом появляются драконы и, собственно, начинают строить.

— А люди-то будут? — спросил Виктор, уже примерно зная Машин ответ. Он неоднократно видел, что смотрит в сети девушка. Она последнее время много читала про Китай и когда пару раз куда-то отходила, совал нос в её планшет. Но всё-таки спросил, чтобы удостовериться, что не ошибся.

— Зачем? Сами справятся. Мы же не учебник истории иллюстрируем. Вот построят и… подарят людям. Китайцы ведь называют себя «детьми дракона». Он же у них — символ добра, удачи и процветания. В отличии от наших или европейских драконов. Один Змей Горыныч чего стоит.

— Глубоко! — покивал Виктор, радуясь, что не ошибся в своих предположениях. — А что с музыкой? Какие идеи?

— Ты знаешь, я думаю, что брать просто традиционную китайскую музыку не стоит. Лучше взять какой-нибудь танцевальный клип китайской группы с национальными музыкальными мотивами.^[9]

— Ну… наверное.

— Вот вернёмся в Москву и начнём пробовать. Пока на том планшете, что есть, — кусочками. А как сделают «бегущий» — перейдем на него.

* * *

Возвращаться в уже весьма прохладную, промозглую Москву в самом конце сентября, после теплого моря и горячего пляжного песочка — не самое радостное мероприятие. Но, тем не менее, возвращались без малейшего сожаления. Маша — предвкушая встречу с Алексеем, Виктор — соскучившись по работе, его мама и Ма́шина бабушка — от того, что не надо больше пристально следить за количеством выпитого их мужчинами, ну а сами мужчины старшего поколения — с пониманием того, что и печени тоже нужен отдых.

Первые пробы «строительства» Великой Китайской Стены прошли вполне успешно, а вот с «бегущим» планшетом вышла заминка. Нужный прозрачный и гибкий пластик нашли быстро, и даже механизм быстро изготовили. Не на часовом заводе, конечно, тамошние умельцы цену заломили как за космический корабль. И вот эта немного более грубая механика как раз и подвела. Вибрация движущегося полотна практически не ощущалась, но оказалось, что этого недостаточно для того, чтобы песчаные рисунки от неё не страдали. Пришлось возвращаться к часовщикам. Только уже не с московским, а к угличским. Те тоже слупили не три копейки, но уже не так безбожно, как москвичи. В общем, долго ли, коротко ли, но к концу ноября китайский ролик был полностью готов.

Всё время, пока работали над китайским клипом, Виктор мучился вопросом, что же такого пожелать на этот раз? Повторяться уж очень не хотелось. Вроде бы и результат был более, чем удовлетворительный, и комментарии были в абсолютном большинстве положительные: от нейтральных «Здорово! Молодцы!» до восторженных «Вау! Круто! У меня прям настроение улучшилось!». Даже счётчик, приблизившийся суммарно к двум миллиардам просмотров за оба ролика и перевалившее за полсотни миллионов число подписчиков уже не побуждали пуститься в пляс… Хотелось чего-то ещё. Чего — он никак не мог сформулировать.

«Что-то именно для китайцев? — Нет, не то! — А что? — Что нужно для всех? — Мира, процветания, стабильности, свободы… — Ну да, нужно, кто бы спорил. — Но это по щелчку пальцев не появляется и не появится никогда. Никакие ангелы и демоны, вместе взятые, обеспечить это не могут. Сами, всего сами должны для себя добиваться. — Так ведь далеко не у всех получается. — Да, не у всех. — Значит помощь нужна? — Да, нужна. — Чья?» — раз за разом прокручивал Руденко в голове эти и им подобные вопросы, пока не стал свидетелем одного случая, поставившего всё на место.

Он работал над почти последним эпизодом клипа, «вклеивая» очередного дракона, заканчивающего возведение Стены. Уже было видно море, где будет, собственно, финал, оставалось совсем чуть-чуть… Виктор отвлекся от работы, собираясь заварить себе свежего чаю и с удивлением обнаружил его отсутствие.

— Вот тебе на! Кончился, — расстроился он, разглядывая пустую упаковку. — Надо быстренько в магазин сбегать, дождь как раз кончился.

Последние два дня дожди шли почти беспрерывно и ливнёвка как всегда в таких случаях справлялась далеко не везде. Вот и у них во дворе стояли огромные лужи. Пришлось надевать резиновые сапоги, чтобы не обходить вокруг. В их жилом комплексе был огромный внутренний двор, куда не было доступа машинам. Выравнивать рельеф по уровню строители как-то не удосужились, дорожки были проложены по газонам безо всяких бордюров, поэтому в низинках собиралась вода. Магазинчик, где всегда был богатый выбор развесного чая, располагался на противоположной от подъезда Виктора стороне. Напрямую через двор — минут пять, если обходить — все десять. Вот сапоги и пригодились.

Возвращаясь обратно, метрах в тридцати впереди увидел нарядно одетую девочку лет десяти, в нерешительности замершую перед очередным мини-озером. На ней были невысокие ботиночки, и она явно не собиралась преодолевать водную преграду вброд, оглядываясь в поисках более безопасной дороги. Вдруг Виктора увидел, как с другой стороны лужи на велосипеде подъезжает мальчишка примерно того же возраста, что и девочка. Он с ужасом подумал, что вот сейчас парень с разгону обдаст её с ног до головы водой. Но нет. Велосипедист, постепенно притормаживая, пересёк лужу, остановился около девочки, развернул своего двухколёсного коня и кивнул на свой багажник:

— Садись, перевезу. Только ноги подожми, чтобы не забрызгаться. Тебе куда?

— Ой, спасибо! Мне вон туда, в крайний подъезд, — радостно прощебетала девчушка, усаживаясь позади парня.

«Ай да рыцарь!» — восхитился Руденко. И вдруг, увидев, как девочка, очень по-доброму улыбаясь, энергично машет рукой на прощанье отъезжающему мальчишке, до него наконец-то дошло: «Так вот! Вот же оно! У нас же в каждом клипе есть помощники. Не знаю, смотрел ли их этот паренёк, но это, именно это и должно быть главным результатом нашей работы — пробудить желание помочь! Ведь гораздо важнее помощь зрителей друг другу, а не наша — кому-то абстрактному. Всякие вылеченные ушибы, мигрени или ещё что — это так, мелочи. С Машуней, конечно, отдельный случай, но вдруг и её я подспудно подтолкнул помочь самой себе? Конечно, я может слишком умничаю, но… вдруг нет? И наши результаты… Маша, тут вопросов нет, талантище и большая умница, но были бы они такими впечатляющими без моих „пожеланий“? Ответа я, естественно, ниоткуда не узнаю, но нужен ли он сейчас? И даже если ответ отрицательный, всё равно мы будем продолжать… Значит, эту мысль — про желание помочь, надо закрепить в закадровом тексте и усилить, если получится, моим „пожеланием“. Потому что нам тоже помогают… Эх, знать бы ещё — кто? И попросят ли что-то взамен?»

* * *

Вернувшись домой, Виктор набросал несколько вариантов текста и позвонил Маше посоветоваться.

— Мне нравится. Особенно первая редакция, — высказалась девушка, выслушав торопливый рассказ и попросив три раза подряд прочитать все вариации. — Но не отбираешь ли ты хлеб у Антонова?

— Ты знаешь, я очень уважаю и ценю Олега Васильевича, но именно сейчас я буду настаивать на своем. Почему-то мне кажется это важным.

— У тебя есть какое-то рациональное объяснение?

— Рациональное? — он ненадолго задумался, — нет, рационального, пожалуй, нет. Просто мне в голову внезапно пришла вот какая мысль. Мы занимаемся чем? Творчеством. Придумываем что-то, чего раньше никто не делал. А теперь смотри: слова «Творчество» и «Творец» — однокоренные. Причём во многих языках — русском, английском, французском, немецком, китайском… А синонимы слова «Творец» — «создатель», «демиург»… «Бог», в конце концов. Мы, естественно, не боги, но мы тоже создаём свои миры. И должны чётко и определённо давать понять — мы хотим, чтобы наши миры были чуть добрее, чем мир реальный. Даже не «давать понять», а говорить прямым текстом. Чтобы не было ни разночтений, ни иллюзий, ни двусмысленностей. Вот… как-то так.

— Да ты, оказывается, у меня философ. Причем о-очень романтический, — Маша говорила серьёзно, но чувствовалось, что она улыбается.

— Уж какой есть, — буркнул Виктор.

— Ты что, обиделся? — удивилась девушка, — извини, если тебе показалось, что я иронизирую. Это совсем не так. Просто раньше я думала, что ты гораздо бо́льший прагматик, чем оказалось на самом деле. И… такой ты мне нравишься ещё больше!

— То есть, ты меня безусловно поддержишь, если Антонов будет проталкивать свой вариант?

— Ну конечно! Как ты мог сомневаться?!

— Да кто вас, женщин, знает…

— Уж какие есть, — не осталась в долгу Маша.

* * *

— Я вам наш вариант даже показывать не буду. Берём ваш! — сказал Антонов, увидев предложенный текст. Чем немало удивил обоих.

— Единственное, что, наверное, имеет смысл обсудить — это интонации. Мне кажется, что даже фразы с вопросительными знаками должны звучать не как вопросы, а как утверждения. Думаю, Евгений Борисович сможет подсказать, каким образом этого добиться.

Когда после совсем коротенькой репетиции записывали текст, Виктор про себя добавил для будущих зрителей: «Просто поверьте, — то, что говорится — не просто слова! Это слова, на которые нужно обратить внимание! Обязательно!»

Ну а сам закадровый текст, который на этот раз снабдили субтитрами уже на трёх языках: китайском, русском и английском, теперь был таким:

«Вы ведь уже поверили в сказки! ПравДА? И они помогли вам. А теперь посмотрите вокруг, вдруг кому-то теперь нужна ВАША помощь?»

Клип запустили десятого декабря. С первого же дня он стал абсолютным рекордсменом и по количеству просмотров, и по количеству комментариев, и по количеству лайков. Основную лепту внесли, разумеется китайцы. Дней через десять даже промелькнуло какое-то странное сообщение о том, что его чуть ли не официальном уровне рекомендовали к обязательному просмотру во всех школах и университетах. Правда, оно пришло аж из Австралии, никаких подтверждений или опровержений с китайской стороны не последовало, и о нём быстро забыли.

ГЛАВА 10

Нью-Йорк, 24 декабря 2019 года

В рождественский сочельник на улицах Нью-Йорка было, как всегда многолюдно и весело. Даже погода в этом году жителей мегаполиса баловала. Прошедший накануне снегопад добавил блеска к и так богатой иллюминации. Город стал похож на одну гигантскую зажженную бенгальскую свечу. Нью-Йорк отдыхал. Праздновал. Пил шампанское и глинтвейн, поедал индейку, гамбургеры и хот-доги, сладости и мороженое, приправляя всё это праздничным настроением и радостным смехом. Тысячи и тысячи туристов глазели на богато украшенную ёлку у Рокфеллеровского центра, шатались по Центральному парку, любовались лазерным шоу на вокзале Гранд-Централ, фейерверками и… иллюминацией на многочисленных небоскрёбах. Гигантские красочные картины на высоченных стенах были так искусны, что каждое окно, в котором горел свет, выглядело словно ненужная безобразная клякса на совершенном произведении искусства.

На стоэтажной башне крупнейшей в мире транснациональной фармацевтической компании Fizer&Fizer, которую почти двести лет назад организовали два брата, таких клякс было целых три. Светились окна в трёх огромных кабинетах: главы корпорации Джереми Файзера Восьмого, руководителя аналитического департамента Уильяма Бёрнса и главы службы безопасности Роберта Корнстейбла. Причиной их присутствия на рабочих местах в предпраздничный вечер было внезапно сильно пошатнувшееся положение компании. Но если первый лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации, второй пытался найти причину сползания в пропасть, то третий пытался вычислить, кого безболезненно можно назначить на роль стрелочника, ответственного за всё. Мистер Бёрнс в который раз за последние недели пересматривал отчёты, докладные записки и аналитические выкладки своих сотрудников, выискивая крупицы здравого смысла в одних документах и откладывая в «мусорную» стопку другие. Вторая неизменно оказывалась гораздо выше. Последние листы он хотел не перечитывая отправить в «мусор», посмотрев на имя составителя, но вдруг вспомнил, как внуки хохотали над клипом каких-то русских ребят, имена которых как раз и упоминались в оставшемся документе. Стажёр, его составивший, не писал ни о фармацевтике, ни о статистике продаж, ни о региональных особенностях, ни о чём, что обычно интересовало руководство корпорации. Собственно, именно поэтому его опус неизменно отправлялся в более высокую стопку. «Интересно, что же там всё-таки есть такого, что заинтересовало этого птенчика?» — с внезапно проснувшимся интересом подумал главный аналитик… «… На основании анализа неструктурированных данных больших объёмов с помощью новейших аппаратно-программных методов можно утверждать, что данный продукт, или — произведение искусства, если его можно так называть, на сегодняшний день является единственным, где в комментариях присутствуют неоднократные упоминания о некоем обезболивающем эффекте после его просмотра». — прочитал он в самом конце и схватился за голову.

— Почему?! Ну почему я ни разу не дочитал эту чёртову записку до конца? Он что, побоялся лично обратиться ко мне, посчитав, что его выводы сочтут бредом? Или каким-то невероятным образом оказался не в курсе того, что почти 85 процентов потерь последних месяцев — от сокращения продаж обезболивающих и антидепрессантов? — Уильям Бёрнс яростно вцепился в остатки шевелюры на своей изрядно облысевшей голове, рискуя избавить её от остатков растительности. — Ну… в общем, правильно боялся. Я же уже неоднократно игнорировал его писанину. И не собирался продлевать с ним контракт после стажировки… Даже если это действительно полная чушь, будет очень удобно пустить по этому следу Корнстейбла. Роберт ведь так любит разоблачать заговоры. Особенно иностранные, — он порадовался удачно пришедшей мысли и снова забеспокоился. — Чёрт! Дерьмо собачье! Ведь записка была подана уже почти три недели назад!.. Ладно, придётся врать, что до неё не доходили руки из-за огромного объёма работы… К тому же, это просто мнение некоего начинающего аналитика, чьим словам не принято доверять… Не очень логично, но… другого всё равно ничего нет. Как там говорят эти русские, «За неимением гербовой пишем на простой»? А нам сейчас даже туалетная подойдёт.

Немного поколебавшись, набрал внутренний номер босса.

— У тебя что-то важное, Уильям? — раздался в трубке недовольный голос.

— Не уверен, — всё-таки признался аналитик, но пока это единственное, что я могу предложить для обсуждения.

— Ладно, заходи. Нашего Цербера я тоже позову, если ты не против. Он тоже сегодня без предпраздничного ужина.

— Ну, может для чего и пригодится.

* * *

Файзер и Корнстейбл, перечитав выделенное Бёрнсом дважды или трижды, вопросительно уставились на него.

— Ты хочешь сказать, что вот это — Файзер брезгливо потыкал пальцем в лежащие перед ним листки, — причина?

— Я и мои люди в декабре работали кто в полтора, а кто и в два раза больше обычного. И не смогли найти ничего, кроме этого. Никаких зацепок.

— Может быть не там искали? — не упустил случая вставить шпильку главный секьюрити.

— Может. Если ты, Роберт, подскажешь более подходящие места, мы покопаемся и там.

— Ну хватит! — приструнил подчинённых Файзер. — Лучше давайте свои свои соображения по поводу того, — можем ли мы как-то это проверить? Ведь если твой стажер встал на верный след, это… ядерная бомба не только под нас, но и под всю фармацевтику в целом.

— Может, пока будет идти проверка, этих русских… того… — Корнстейбл покрутил в воздухе пальцами и гаденько ухмыльнулся.

— Я знаю, что ты недолюбливаешь русских, но сейчас не время для шуток. Тогда уж заодно надо и весь Ютуб… «того», как ты выражаешься, — фыркнул главный босс.

— А за что их любить?

— Меньше надо CNN смотреть, — съязвил Бёрнс.

— Уильям! Ну уж ты хоть не начинай! — упрекнул Файзер.

— Можно попробовать купить у них права на клип, — предложил аналитик.

— Хм… возможно, возможно, — хозяин кабинета посмотрел на безопасника и спросил: — как быстро твои ребята смогут выяснить всю подноготную об этих, — он бросил взгляд на бумагу, — Руденко и Нечаевой?

— Праздники, сэр, — виновато развел руками Корнстэйбл, — раньше середины двадцать седьмого, боюсь, ничего существенного не найдём.

— Даже если не найдёте, на чём кого-то из них можно подцепить на крючок, придумайте, кого на них можно будет натравить, чтобы были сговорчивей. — Сколько им будет достаточно, — он снова обратился к Бёрнсу, — пары миллионов хватит? Или парой сотен тысяч можно будет обойтись?

— Если верить цифрам, которые иногда мелькают, у настолько популярных ютуберов это доход от рекламных контрактов за пару месяцев, а то и за один. И да… я говорю о миллионах. Сколько имеют именно эти авторы, я, естественно, пока не в курсе.

— Значит твои люди, Роберт, которые будут ими заниматься, должны подготовить что-то достаточно серьёзное, чтобы у этих двоих было меньше возможностей для торговли. Без юридического департамента обойдётесь, чтобы лишних ушей и глаз не было? — Джереми Файзер Восьмой пристально посмотрел на своего, пожалуй, самого доверенного сотрудника, провернувшего уже не одно сомнительное дельце.

— Я всё понял, сэр, — Корнстэйбл медленно кивнул добавил, — мы справимся своими силами.

— А если стажёр вытянул пустышку? — спросил Бёрнс, решив на всякий случай перестраховаться. — И мы потратим на них время впустую?

— Мы потратим, Уильям! Мы. Не вы, — резко возразил глава службы безопасности, — а вы… вы попробуете за это время найти что-то более существенное. И более материальное.

7 января 2020 года

На Рождество Маша с Алексеем отправились в парк Горького покататься на коньках. Маша — после вынужденного трёхлетнего перерыва, а Алексей вообще впервые, хотя скрывал этот прискорбный факт до последней секунды. Ну никак не мог он сознаться, что не умеет кататься, когда девушка сказала, что ей просто ужасно хочется проверить, осталось ли у неё хоть что-то от прежних умений. В секцию фигурного катания она никогда не ходила, её учил отец, получивший звание Мастера спорта по фигурному катанию ещё в школе, но потом забросившего это дело. Она со второй половины августа начала заниматься в фитнес-клубе с тренером (точнее — с тренершей) и к концу года уже набрала вполне приличную форму.

Конечно, Маша больше катала Алексея, чем каталась сама, но это ничуть не мешало им получать огромное удовольствие от чудесной погоды, отличной прогулки ну и, естественно, от обнимашек во время многочисленных падений. Накатавшись, нападавшись и нахохотавшись, усталые, но довольные, они наконец завались в какую-то кафешку там же — в парке, набрали ватрушек к чаю и уселись за столик отдыхать и делиться впечатлениями.

Насладиться второй чашкой чая и такой же по счёту ватрушкой им помешал какой-то невысокий, довольно бедно одетый парнишка.

— Извините, Вы Мария Нечаева? — спросил он и шмыгнул носом.

— Да, а что такое? — удивилась девушка.

— Вам просили передать, — он достал из-за пазухи конверт формата А5 и, положив на стол, развернулся, чтобы уйти.

— Стоять! — неожиданно жёстко приказал Алексей, вставая. — Кто попросил? Когда?

— А чё такое-то? Просто попросили и всё! — незадачливый курьер боком шустро семенил к двери.

— Сиди здесь и никуда не отходи. Конверт не трогай. — бросил на ходу Арсентьев Маше, выскакивая на улицу вслед за парнем.

Догнав «почтальона» и показав удостоверение, начал выяснять детали.

— Да мы с пацанами у ворот тусили, а тут подходит этот перец, предложил пятихатку за то, чтобы конверт передать. Ну я и вызвался.

— А если в конверте наркота?

— Не, он сначала открытый был. Мужик показал, что там только лист бумаги, на котором что-то напечатано, и заклеил сразу. Сказал, что увидит с улицы, как я передавать буду. Деньги сразу отдал. Ещё сказал, что, если не сбегу, он здесь часто бывает, будет работёнку подкидывать.

— Ладно, топай. — Алексей не стал больше ничего выяснять, понимая, что подробности могут оказаться совершенно ненужными, а он только зря потеряет время.

Вернувшись в кафе, Алексей застал перепуганную Машу, нетерпеливо теребившую телефон.

— Успокойся. Ничего страшного. Можешь конверт открыть сейчас, если хочешь.

— А почему ты так резко с ним заговорил? — взволнованно спросила девушка.

— Да было несколько случаев, когда нар…, — он прикусил язык, — начинающие курьеры ошибались и передавали посылки не в те руки. А у людей потом неприятности на ровном месте начинались.

Маша недоверчиво посмотрела на Алексея, спрятала руки под стол и попросила:

— Открой, пожалуйста.

Молодой человек открыл конверт, достал лист бумаги, развернул его и, быстро пробежав глазами, нахмурился.

— Что там?

— Боюсь, ничего хорошего, — виновато произнёс он и протянул ей.

Прочитав написанное, девушка встревожилась по-настоящему.

— Позвони, пожалуйста Вику, — попросила она, — а я наберу дедуле.

Через час они втроём сидели дома у Руденко. Виктор, выслушав рассказ Алексея, молча встал, вышел в прихожую и принёс точно такой же конверт, ещё не распечатанный.

— Утром из почтового ящика достал. Когда с пробежки возвращался. Прямо при мне тоже какой-то парень в ящик бросил. Я подумал, что какая-то реклама, в прихожей на полку бросил и забыл о нём.

Открыв свой конверт, достал такой же одинокий лист бумаги. Из-за его плеча в короткий текст впились глазами и Маша с Алексеем. Он был идентичен полученному девушкой:

«Если не хотите, чтобы у вас или у ваших близких начались неприятности в самом ближайшем будущем, настоятельно рекомендуем не отказываться от предложения, которое поступит в течение двух дней, начиная с сегодняшнего».

— Прям «Крёстный отец»! Только уж больно низкопробный какой-то детектив в нашем случае получается, — презрительно пробормотал Виктор и спохватился, — ох, извините, Алексей, к Вам это, естественно, не относится.

— Э-хе-хех, — вздохнул лейтенант, — конечно, я обиделся… шучу, шучу. Просто вы даже не представляете себе, какие тараканы водятся в головах тех, кто занимается, или пытается заняться чем-то незаконным. И на какие выкрутасы они способны. А уж какие заявления приходится иногда читать! Сценаристы фильмов ужасов или детективных сериалов обзавидуются, если их увидят.

— Так что всё это значит, — нетерпеливо спросила Маша.

— Ну, судя по всему, вас собираются каким-то образом шантажировать. Вопрос только — чем? Как я понимаю, никаких особых грехов за вами не числится. Или есть что-то?

— Пожалуй… нет, — протянул Руденко. — По крайней мере таких, за сохранение которых в тайне я готов был бы заплатить. — И он перевёл взгляд на племянницу.

Та в ответ только отрицательно помотала головой и снова спросила:

— И что теперь делать?

— Как минимум — дождаться этого непонятного предложения, — развёл руками Алексей. — И уже тогда решать. По обстоятельствам… Давайте так сделаем: вы сейчас напишите заявления в произвольной форме и отдадите мне. Я их на всякий случай зарегистрирую. А когда объявится тот, кто будет делать предложение, от которогорекомендовано не отказываться, я поеду с вами. И если у вас есть адвокат, его тоже следует поставить в известность.

— В агентстве Антонова есть адвокат. Мы пользовались его услугами при заключении рекламных контрактов. Он, правда, скорее корпоративный юрист, но лицензия у него есть, — ответил Виктор. — Кстати, может эта фигня как раз от тех рекламодателей, которым мы отказали?

— Возможно, — не стал отрицать лейтенант, — но… это было бы с их стороны очень неразумно — пытаться угрожать. Доказать их причастность труда не составит. А это уже чистая уголовщина. Давайте дождёмся… э-э-э… развития событий.

* * *

Утром, ещё девяти не было, Маша с Виктором получили одинаковые смс-ки:

«Доброе утро! Меня зовут Пугачёв Денис Андреевич. Я являюсь представителем адвокатского бюро „Правосудие без проблем“. У одного из наших клиентов есть для Вас интересное и очень выгодное предложение. В случае Вашей заинтересованности можем договориться о встрече уже сегодня».

Немедленно созвонились между собой и с Алексеем. Арсентьев их обрадовал, что получил разрешение заниматься этим делом официально. Договорились снова встретиться у Руденко дома через два часа, чтобы лишний раз не беспокоить Машиных бабушку с дедом. Ирину Сергеевну с Андреем Кирилловичем и так пришлось отпаивать валерьянкой после звонка внучки накануне. Успокоили, как могли, тем, что рассказали версию о недоразумениях с рекламными контрактами. Виктор тоже созванивался с родителями. Предупредил, что если к ним кто угодно будет обращаться с какими-либо просьбами или предложениями насчет него или Маши, сразу посылать по известному маршруту, но немедленно ставить их в известность.

На встречу с Пугачёвым Алексей поехал в форме. Что вызвало явное замешательство Дениса Андреевича, который оказался лощёным мужиком около сорока, в явно на заказ сшитом костюме, тщательно причёсанным, с маникюром и перстнем-печаткой на среднем пальце левой руки. Он поначалу пытался возражать против присутствия третьих лиц, но после решительных заявлений Виктора и Маши, что все подробности любых переговоров в любом случае немедленно будут известны присутствующему здесь лейтенанту полиции, отступился. Однако всё же спросил, чем вызвано участие в переговорах представителя правоохранительных органов.

— А Вы что же, — саркастически поинтересовался Арсентьев, — считаете, что угрозы в адрес наших граждан могут остаться безнаказанными.

Недоумение и растерянность Пугачёва были столь явными и не наигранными, что слова о его абсолютном неведении подобных фактов показались всем вполне искренними.

— Давайте уже перейдём к сути, — предложил после длинной неловкой паузы Руденко.

— Но сначала поведайте нам, кто является Вашим клиентом, — притормозил Виктора Алексей.

— При всём моём желании… в сложившихся обстоятельствах… я не могу этого сделать. Только… в случае возбуждения уголовного дела… — замямлил адвокат, или кто он там был на самом деле. — Но послушайте, у меня поручение провести переговоры по делу, которое никоим образом не может считаться чем-то незаконным. Речь идет всего лишь о продаже авторских прав на один из ваших клипов, — затараторил он, кое-как справившись с волнением.

— На какой? — спросила Маша, недоумённо переглянувшись со своими.

— На тот, — Пугачёв заглянул в лежащие перед ним бумаги, — который появился на видеохостинге «Ютуб» первого июля. Наш клиент предлагает сумму, эквивалентную двумстам пятидесяти тысячам долларов. В рублях по курсу ЦБ на момент подписания договора. По официальному договору. С…

— Не интересно, — прервала Маша.

— Э-э, — заёрзал адвокат, — сумма может быть пересмотрена в случае… расширения договора на другие ваши произведения.

— Абсолютно бессмысленный разговор, — поддержал племянницу Руденко и медленно поднялся, хотя больше всего ему сейчас хотелось бежать отсюда опрометью. Его примеру тут же последовали и Маша с Алексеем.

— Что ж. В случае, если ваше решение изменится, у вас есть наши координаты, — грустно вздохнул Денис Андреевич, тоже вставая.

Не отвечая и не прощаясь, все трое покинули эту в высшей степени странную контору, уселись в ожидавшую их машину и тут Машу прорвало:

— Да они охренели, что ли?!!

— Ну-ну, не надо, успокойся, — уже никого не стесняясь, обнял её Алексей, — всё оказалось гораздо проще, чем мы думали. Кому-то просто не дают покоя ваши лавры.

— А угрозы?! — не унималась девушка.

— Блеф. Всего лишь блеф. Чтобы сбить цену, если бы вы были готовы к реальному обсуждению.

— И их никак нельзя прижучить за эти письма?

— Я думаю, что это просто посредники. И, действительно, о письмах могут ничего не знать. Но, в любом случае, я попробую оперативно «покопать», как у нас говорят, и вычислить их реального клиента. И тогда разговор будет совсем другой.

Виктор же в этот момент размышлял немного о другом. «Вот ведь засада! Тот давний сон очень даже пророческим оказался. И что же это такое — обычная зависть, или мы кому-то действительно любимую мозоль отдавили? Но если так, то — кому??… Пожалуй… никто, кроме фармацевтов на роль обиженных и не подойдет. Только вот кто из них? И что могут сделать? Не бандиты же, в конце концов… Надо что-нибудь почитать про крупнейшие компании, чтобы хоть представлять их возможности, а то ведь и названий фирм то почти не знаю, как-то не было необходимости интересоваться, к счастью… Ладно, посмотрим, что наш лейтенант раскопает… И, да, надо с Машей обсудить…».

Поделившись позже с племянницей своими соображениями, не упоминая, естественно, ни про сон, ни про свои «пожелания», услышал в ответ только её любимое «Охренеть!» А на просьбу молчать об этих обстоятельствах даже под страхом смертной казни, Маша даже обиделась.

— Ты же меня «Мудрейшей» называл! Чего ж сейчас за дурочку держишь?

— Понял, извини. Просто всё так закрутилось лихо…

* * *

Лейтенант управился с «раскопками» за два дня. И на очередных посиделках рассказал, что почти со стопроцентной вероятностью заказ на покупку пришёл от «Fizer&Fizer». Но огорчил, что доказательства таковы, что предъявить их в суде «не представляется возможным». На вопрос: «Почему?» ответил, что они получены «за счет средств фонда, чьи расходы не подлежат оглашению нигде и никогда». Сам же поинтересовался, чем Виктор с Машей так насолили фармацевтам, но те только дружно удивлённо пожали плечами. Алексей посмотрел на них с подозрением, похмыкал, но устраивать допрос с пристрастием не стал.

Руденко эти же два дня провел, почти не отрываясь от экрана ноутбука или планшета. И по мере чтения о лидерах фарминдустрии приходил в ужас. От данных о доказанных(!) фактах фальсификации клинических испытаний, о мошенническом рекламировании некоторых препаратов, о рэкете и коррупции. Волосы дыбом вставали от количества поданных против них судебных исков и от выплаченных сумм компенсаций. И всё это в открытом доступе! «Вот живёшь себе спокойно, ни о чём таком даже не задумываясь, — кипятился Виктор, — а чуть копнёшь, и оказывается, что под тонким слоем показного человеколюбия и громогласных заявлений о благе человечества вообще и о здоровье людей в частности скрываются огроменные кучи… навоза».. Зато он теперь знал, как ответить, если против них посмеют сделать какую-нибудь пакость.

К сожалению, пакость не заставила себя ждать. В понедельник, тринадцатого, в нескольких бульварных, но весьма популярных американских и российских газетах появились статьи под похожими заголовками типа «Не чудесные чудеса видеорынка» и «Гримасы видеоиндустрии». Где старательно поливали грязью каждый клип. Не гнушались ничем, ни глупостями, ни откровенным враньём. От: «Авторы сознательно искажают историческую реальность…» — это о том, что на самом деле архитектурные шедевры строили люди, а не вымышленные персонажи; до: «Все персонажи этих скандальных низкопробных клипов были украдены без зазрения совести у авторов мультфильмов…» Ну и, конечно же, «вишенкой на торте» было: «Вся прогрессивная общественность требует немедленного удаления контента, порочащего труд многих поколений людей…»

Виктор, предполагая что-то подобное, подготовил открытое письмо, в котором перечислял все прегрешения Fizer&Fizer (правда, не называя её), выкопанные им за два дня в сети, напоминал о гигантских убытках почти в три миллиарда долларов после обвинения в провоцировании совсем недавней опиоидной эпидемии, о продолжающихся судебных разбирательствах, которые в случае проигрыша приведут к банкротству корпорации и тюремному заключению многих высокопоставленных сотрудников. В общем, готовился воевать с фармацевтами, а пришлось… защищать журналистов.

Уже после полудня около редакций каждой из газет, опубликовавших гнусные статейки, собралась довольно приличная толпа с требованиями удались эти пасквили, извиниться перед Нечаевой и Руденко и выплатить компенсацию. Как всегда водится в таких случаях, нашлись излишне горячие головы. В зданиях побили стёкла, нескольким сотрудникам, неосторожно выглянувшим на улицу, намяли бока, а двоих журналистов (одного в Москве и одного в Нью-Йорке) даже пришлось отправлять в больницы. Но что самое интересное, полиция, оперативно прибывшая для пресечения беспорядков, была настроена к митингующим вполне лояльно. Даже якобы не замечали бросающихся камнями по стёклам людей. Только аккуратно приняли драчунов, своротивших носы и челюсти журналистам. После этого толпа немного поредела, но отнюдь не исчезла.

Ближе к вечеру к Маше и Виктору приехал Арсентьев. Они сразу после получения конвертов в пожарном порядке сняли на время дом в охраняемом коттеджном посёлке «Заречное» по по Новорижскому шоссе совсем недалеко от Москвы и только вчера переехали сюда, забрав с собой и Ирину Сергеевну с Андреем Кирилловичем. Дом был совсем не огромный, но все разместились вполне комфортно. Алексей прямо с порога начал плакаться. Правда, это больше походило на похвальбу:

— Вы представляете! — заявил он, театрально заламывая руки и при этом едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. — Мне позвонил наш министр, сам министр! И пообещал, что если я не уговорю или не заставлю вас что-нибудь сделать, меня сожрут вместе с фуражкой и погонами!

— А чего ж он сразу нам то не позвонил? — ехидно спросила Маша.

— Не знаю, — лейтенант пожал плечами, уже не сдерживая довольной улыбки, — наверное, помощникам мой телефон первым под руку попался.

— Ну-ну, — прокомментировал Виктор. — и что же мы должны сделать? Самостоятельно добивать журналистов и разгонять митингующих? — с явным сарказмом добавил он.

— Не-не-не, экстремистов и без вас хватает, — снова попытался пошутить Алексей, но, наткнувшись на сердитые взгляды, сразу стал серьёзным. — Запишите, а лучше в прямом эфире на своём канале сделайте заявление о том, что вам известны заказчики публикаций и в ближайшее время вы подадите на них в суд. А мы распространим это заявление ещё и по своим каналам.

— А они нам уже известны? В смысле — официально? — уточнил Руденко.

— Пока нет, — погрустнел Арсентьев, — просто смысл этого действия в том, чтобы отвлечь ваших фанатов.

— Ну, тогда про суд и заикаться не стоит. Но про заявление — идея здравая. Только надо сделать не заявление, о обращение. К нашим подписчикам и поклонникам… Плюс к этому у меня возникла идея, как обойти судебные вопросы. Давайте текст обсудим.

В результате полуторачасовых споров, предложений, добавлений, вымарываний и исправлений родилось «Обращение», которое сразу перевели на английский, консультируясь на всякий случай по телефону с мамой Машиной лучшей подруги, которая была целым профессором кафедры английского языка в МГИМО. Перед камерой уселись вдвоём. На русском озвучивал Виктор, на английском — Маша. По очереди. По одному предложению, так же, как они озвучивали свои закадровые тексты для клипов.

«Дорогие друзья! Уважаемые подписчики и просто зрители!

Мы бесконечно благодарны вам за оказанную поддержку. Мы, так же, как и вы, до глубины души возмущены дурацкими статьями, полными глупостей и откровенной лжи. Если авторы этих худших примеров журналистской деятельности посчитают такие определения оскорблениями — пусть подают в суд. И мы посмотрим, кто его выиграет! Но дело не только в них. Мы почти со стопроцентной уверенностью можем сказать, что знаем заказчика данной провокации. Это гораздо, гораздо(!) больше, чем „highly likely“, как любят выражаться некоторые господа в некоторых странах. Но всё-таки не сто процентов. Против этой корпорации в разные годы было подано огромное количество судебных исков, она выплатила по проигранным делам солидные компенсации, так что подкуп нечистоплотных журналистов для них, видимо, обыденность. Мы ждём от этой корпорации извинений, пусть и не публичных. И компенсации. Скажем, в пятьдесят миллионов долларов, после получения которых мы гарантируем их перечисление в благотворительные фонды. Список которых мы опубликуем чуть позднее.

(Произнося последние фразы, Виктор добавил, как обычно, про себя: „Только попробуйте не извиниться и не заплатить! Оставлю не только без прибыли, а вообще без штанов!“)

Мы ни в коем случае не оправдываем ни журналистов, ни их редакции. Но, как мы понимаем, они просто пешки. Поэтому! Мы просим вас, друзья, не наказывать их способами, продемонстрированными нашими излишне горячими поклонниками около их редакций.

Давайте наберёмся терпения! Мы обещаем, что любая новая информация будет нами публиковаться на нашем канале и в социальных сетях на наших страничках».

Выключив камеру, Виктор нажал enter на ноутбуке и на личную почту Джереми Файзера Восьмого (адрес добыл Алексей через своего министра, который, в свою очередь, получил его от министра здравоохранения) ушло чуть-чуть исправленное то самое открытое письмо. Где в конце он дописал:

«Превратить это частное письмо в публичное — дело одной секунды. Сколько человек его прочтут — думайте сами».

Через два часа после «Обращения» у злополучных редакций не осталось ни одного человека, через два дня пришло письмо от главы Fizer&Fizer с извинениями, в котором говорилось, что данный инцидент — частная инициатива одного из высокопоставленных менеджеров корпорации, что он уже с позором уволен и что сама корпорация не имеет к этому ни малейшего отношения. «Ну-у, формально — выкрутились, поганцы!» — примерно так выразились Маша с Виктором, прочитав послание.

Ещё через три дня им передали две чековые книжки. В каждой было по десять чеков на один миллион долларов каждый. К ним прилагалось сопроводительное письмо, где было сказано, что поскольку «Компания не признаёт за собой вины, но понимает, что невольно стали источником причинения беспокойства. Поэтому просит принять, в знак солидарности с заявленными благородными целями помощи благотворительным организациям, пожертвование в размере…». Посовещавшись, решили, что с паршивой овцы хоть шерсти клок. И не стали настаивать на увеличении суммы.

Потом практически целый день они провели в головном офисе Сбербанка, подписывая гору бумажек по передаче чеков и перераспределению денег на счета благотворительных фондов. Устали так, что казалось, будто марафон с мировым рекордом пробежали.

Отчитавшись о проделанной работе так же — в прямом эфире (пришлось «обойти молчанием» реальные суммы), вздохнули, наконец, свободно и решили на недельку куда-нибудь исчезнуть, — отдохнуть. Не тут-то было! В понедельник, двадцатого, им передали приглашение в китайское посольство.

ГЛАВА 11

22 января 2020 года, Посольство КНР в Москве

Начальником Отдела по вопросам культуры в ранге Советника-посланника Посольства Китая в России оказалась милая улыбчивая женщина. Среди её многочисленных регалий оказалось даже звание Почётного члена Российской академии художеств. По-русски она говорила абсолютно правильно, а небольшой характерный акцент нисколько не мешал. Скорее, наоборот, подчёркивал правильность речи. Госпожа Чжан Чжунхуа^[10] для начала устроила Виктору с Машей небольшую экскурсию по посольству. С особым удовольствием она показывала большой банкетный зал. А когда начала переводить сделанную изящными иероглифами рельефную надпись на роскошной ширме, стоящей при входе:

— «Повсюду ты найдёшь друзей»… — она сделала паузу и с многозначительной улыбкой повернулась к гостям…

— «Даже на самом краю света», — закончила Маша, вызвав удивлённо-уважительный лёгкий кивок хозяйки.

— Вы можете читать иероглифы? — спросила она.

— Нет, к сожалению. Просто читала об этой замечательной ширме, которая воочию производит гораздо бо́льшее впечатление, чем разглядывание даже очень качественных фотографий, — ответила девушка.

Искренне восхищаясь изумительными произведениями искусства, собранными в посольстве, часть которых даже внесена в Реестр национального наследия Китая, Виктор с Машей всё же чувствовали себя немного скованно от оказываемого им почтения, не понимая, что же последует дальше и как, собственно, им себя вести. Госпожа Советник, нарочито не замечая их стеснительности, наконец привела их в небольшую гостиную, декорированную, по сравнению с другими комнатами и залами, предельно аскетично и функционально. Усевшись в удобные кресла, обтянутые какой-то кожей, очень мягкой и тёплой на ощупь, вокруг чайного столика, гости горячо поблагодарили хозяйку за чудесную и очень познавательную экскурсию, пригубили невероятно ароматный, чуть терпкий на вкус чай, переглянулись и с интересом стали ждать продолжения.

— Мне очень интересно было бы узнать, что же на самом деле заставило вас обратиться к столь неоднозначной для вас, и столь важной и символичной для нас теме, — спросила дипломат после небольшой паузы, снова обозначив уважительный кивок и посмотрев на Виктора.

— О! Это вопрос скорее к моей племяннице, — он многозначительно посмотрел на Машу, мол: «Ты автор сценария, тебе и карты в руки».

— Вы знаете, — девушка, очутившись в помещении, уже не напоминавшем музейные залы, успокоилась и отвечала уже безо всякого смущения, — мне очень нравится ваша страна и, особенно(!), ваши легенды. Я их, пока обдумывала сценарий, перечитала множество. И больше всего меня привлекли те, где рассказывается именно о связи строительства Великой Китайской Стены и помощи драконов. Ведь по одной из них именно драконы начертили карту, где обозначалось её местоположение. А по другой — некоторые области, по которым проходит Стена, так и называются — Земли Драконов. Мне это показалось очень интересным, очень важным и очень символичным.

— Если позволите, я бы хотел кое-что добавить, — продолжил Виктор, видя, что племянница задумалась, — надо ли продолжить, или сказанного достаточно. — Мне кажется, что символов в истории взаимоотношений Китая и России столько, что их можно изучать отдельно. Одно название улицы, на которой расположено ваше прекрасное посольство чего стоит! Улица Дружбы! Куда уж символичней… Или взять два самых известных символа наших стран: Великую Китайскую Стену и Московский Кремль. И сравнить некоторые цифры. Например: Великую Китайскую Стену, по данным некоторых источников, строили примерно две тысячи лет. Из других источников можно узнать, что первые поселения на территории московского Кремля появились примерно в пятисотом году до нашей эры. Но тогда ни одно поселение в этих местах без какой-никакой, а ограды, обойтись не могло. А что такое ограда? Та же стена, хоть и не такая монументальная. Ну а окончательный вид стены московского Кремля получили уже в начале шестнадцатого века. То есть… от первого колышка до завершения строительства — те же самые две тысячи лет… Протяженность тех и других стен, конечно же, несоизмерима, но… нам и драконы не помогали.

Госпожа Чжан мгновенно оценила шутку. Она сначала притворно нахмурила брови и погрозила гостю пальцем, но сразу после этого весело рассмеялась.

— О! Теперь я вижу, что выбор темы был совсем не случаен. Я слышу в ваших словах интерес, любовь и уважение к нашей стране. Поэтому…, — она встала, подошла к небольшой секретеру, стоящему у стены, открыла его, достала какой-то конверт и вернулась к гостям, — я с огромным удовольствием хочу передать вам приглашение посетить Китайскую Народную Республику в конце следующего месяца. Приглашение направлено от имени Министерства культуры и туризма и лично от министра, товарища Лю Шучанга. Предполагается, что с ним состоится короткая, но важная встреча, на которой… — дипломат на секунду задумалась и продолжила, — нет, пожалуй, об этом немного позже. Поэтому… мне бы очень хотелось, чтобы вы заранее сообщили, если по каким-то причинам не сможете совершить поездку в это время, — и дипломат протянула конверт Виктору.

Он принял его и вопросительно посмотрел на племянницу. Увидев одновременно радость, удивление и сомнение, Виктор перевел взгляд на хозяйку и сказал:

— Мы очень рады, что нам оказана такая честь и с огромной благодарностью примем приглашение, но… — он замялся, не зная, как потактичнее выразить свои опасения. Маша, как он понял, испытывала в этот момент похожие чувства.

— Я догадываюсь, что вы хотите сказать, — пришла на помощь Чжан Чжунхуа, — вы опасаетесь этой новой якобы страшной напасти — ковида. Могу вам совершенно определённо сказать, что через три дня будет официально объявлено о полной отмене всех локдаунов, снятии карантина и возобновлении в полном объёме всех торговых, туристических и культурных контактов. Мы справились. И победили эту угрозу. И произойшло это в том числе… благодаря вам.

Видя искреннее недоумение гостей, дипломат с улыбкой продолжила:

— Да-да, не удивляйтесь. Думаю, что не сильно погрешу против истины, если скажу, что ваш клип посмотрели практически все жители Китая не по одному разу. Вы же призвали в нём оказывать помощь людям. Так вот, ваш призыв оказался очень своевременным и очень, очень(!) действенным. Могу вам сказать (это вроде бы не попадало в не-китайские СМИ), что буквально через два или три дня после выхода вашего ролика мы получили более двухсот миллионов заявок на участие в волонтёрском движении.^[11]

Люди готовы были на всё: работать в госпиталях, помогать в дезинфекции, проверять соблюдение карантинных мероприятий, разносить и развозить продукты питания и предметы первой необходимости и многое-многое другое. Среди волонтёров можно было встретить кого угодно, — от простых крестьян до топ-менеджеров крупных компаний, которые на время волонтёрской работы оформляли себе отпуска без сохранения зарплаты. Больше всего было, конечно, молодёжи, особенно школьников старших классов. Но были и совсем пожилые люди. Самому старшему, если я не ошибаюсь, было восемьдесят девять лет. Причём, когда необходимость в большом количестве волонтёров уже отпала и медицинские и коммунальные структуры стали отказывать вновь прибывающим добровольцам, для некоторых людей это становилось настоящей трагедией. «Как же так?!» — говорили они, — «Мы пришли помочь. От чистого сердца! С пониманием необходимости помощи стране в трудный момент. А вы нас гоните?» Было даже четыре обращения в суд — за отказ предоставления место волонтёра. Правда, чем суды закончились, — не в курсе.

Маша с Виктором слушали всё это с совершенно недипломатично «растопыренными варежками» и вытаращенными до последнего предела глазами. Когда госпожа Советник закончила, девушка с совершенно обалдевшим видом повернулась к дядюшке и пробормотала:

— У меня такое ощущение, что нас перепутали с Юрием Гагариным и Валентиной Терешковой, когда они вернулись из своих полётов.

— А ты знаешь, — медленно ответил Виктор, глядя при этом прямо в глаза хозяйке, — это тоже очень символично. Нет-нет, я не про космонавтов. Я про то, что только, наверное, два народа в мире — китайцы и русские — в минуты реальной опасности для своего государства настолько выше ставят интересы страны над своими личными интересами, что это уже не просто символы нации, это, можно сказать, знак свыше. Знак того, что две страны просто обязаны идти по жизни рука об руку. Если и не как близкие люди, то хотя бы как добрые и надежные соседи, готовые помогать друг другу в любых ситуациях.

Он замолчал, опустил глаза и, немного смутившись, добавил:

— Может быть прозвучало излишне пафосно, но мне действительно это кажется важным.

— Я очень рада, что познакомилась с вами, — торжественно произнесла Чжан Чжунхуа после долгой паузы. — что в вашем лице я увидела глубокое уважение к нашей стране и её культурному наследию. Мне очень приятно сообщить вам, что по ходатайству Министерства культуры и туризма Китайской Народной Республики вы, Виктор Руденко и Мария Нечаева представлены к награждению орденом Двойного Дракона. Это орден, которым награждали иностранных подданных, оказавших Китаю значительные услуги. Он старый, им никого не награждали уже более ста лет, но было принято решение, в силу особых обстоятельств, вновь вернуться к практике награждения им.^[12]

Еще продолжая говорить, дипломат начала вставать. Ну а гостей как будто выбросило из кресел какой-то неведомой силой. Маша, даже не подозревавшая о том, что существует такое понятие, как «встать по стойке смирно», умудрилась принять именно такое положение. Ну а Виктор, тоже вытянувшийся изо всех сил, чуть было не гаркнул по старой армейской привычке «Служу России!». Хорошо, успел сообразить, что это было бы… не совсем уместно.

Госпожа Советник, совершив церемониальный поклон, предложила вновь садиться. Виктор с Машей тоже поклонились, но продолжали стоять, не зная как поступить. Наконец Руденко, переглянувшись с девушкой, заговорил:

— Мы бесконечно благодарны за оказанную нам честь и за столь высокую оценку нашего труда. Мы, к сожалению, не знаем, как положено поступать в таких случаях, поэтому просим нас простить, если мы что-то делаем не так, как это принято. Мы просто… были не готовы к такому… то есть, даже не предполагали… — он запутался, смутился и замолчал.

Госпожа Чжан тепло улыбнулась и вновь предложила садиться.

— Не стоит беспокоиться. Перед церемонией награждения вам подскажут, что и как надо сделать. Сейчас же у нас хоть и первая, но не совсем уж официальная встреча, поэтому можно пока оставить эту тему. Лучше я вам расскажу ещё один интересный факт. Когда на сайте нашего министерства было опубликовано сообщение о вашем предполагаемом визите, нам поступило почти восемьсот предложений, или, скорее, — просьб, быть вашими гидами. Пришлось устраивать конкурс.

Маша с Виктором, уже уставшие удивляться, только качали головами и растерянно улыбались. Вдруг девушка встрепенулась и спросила с надеждой:

— Скажите, а во время нашего… э-э… визита можно будет посмотреть панд? Это ведь тоже один из символов Китая.

— Я думаю, это не сложно будет устроить, — покивала Чжан Чжунхуа., — а Вы, Мария, их уже видели вживую?

— О, Машу можно привезти в зоопарк, где есть панда, к открытию, — засмеялся Виктор, — и подвести к вольеру, то потом смело можно уходить, заниматься своими делами, вернуться к самому закрытию и найти её ровно на том же месте, где оставили.

— Не выдумывай, — махнула она рукой. — Но мне действительно эти удивительные животные очень и очень нравятся.

— У нас много мест, где можно посмотреть этих «застенчивых мишек», как их иногда называют. Это, конечно, в первую очередь, зоопарки Пекина и Шанхая. Есть и несколько заповедников, и даже питомник панд недалеко от города Чэнду. Но туда надо специально планировать поездку. Если вы подтвердите предложенное для вашей поездки время, я пришлю примерную программу, в которую можно будет внести какие-то изменения.

Потом они ещё почти целый час пили изумительный чай и делились с хозяйкой своими «секретами» создания клипов. Маша даже за несколько минут нарисовала для посольства на специально приготовленном планшете кусочек Стены и маленького дракончика, летящего над ней. Чем привела в восторг госпожу Чжан, которая наконец скинула маску дипломата и превратилась просто в любопытную женщину из мира искусства.

* * *

Получив через два дня из китайского посольства примерную программу поездки, Виктор с Машей почти всё свободное время теперь тратили на виртуальное изучение достопримечательностей Поднебесной с спорили о том, что надо посмотреть обязательно, а что — если силы останутся. В десятидневной программе было указано только примерное время встречи с министром и церемонии награждения, день отводился на Стену и день — на Пекин. В остальное время, как было написано, «организаторы готовы пойти навстречу любым пожеланиям» дорогих гостей.

Конечно, им хотелось посмотреть всё. И саму Стену, и Запретный город, и Летний императорский дворец, и Храм Неба, и Гробницы императоров, и Пещеру Тростниковой Флейты, и сады Сучжоу, и терракотовую армию, погулять по шанхайской набережной Вайтань, прокатиться по реке Лицзян, которую называют «шелковой лентой Китая», полюбоваться на рисовые террасы Хунхэ-Хани, побывать в Национальном парке Чжанцзяцзе, где снимали «Аватар», пройтись там по «Мосту через Небо», покататься на «Лифте ста драконов»… Маша требовала целых два дня на исследовательский питомник гигантских панд в Чэнду, собираясь один из них потратить на волонтёрскую программу в Дуцзянъяне. А ещё были висячий монастырь Сюанькун-сы, национальный парк Цзючжайгоу с озёрами и водопадами невообразимой красоты, пещерные гроты Юньган и многое, многое другое.

Перечитывая в который раз список своих «хотелок», прикидывая расстояния и расписание самолётов, поездов и автобусов, будущие «покорители Китая» с сожалением констатировали, что совместить желания и возможности никак не получается.

— Н-да-а, десяти дней явно мало, — сокрушался Виктор.

— Угу, — согласно кивнула в ответ Маша. И вдруг хлопнула себя ладошкой по лбу. — Вот мы тормоза! Почему бы нам не арендовать вертолет? Мы же можем себе это позволить?

— Ну-у, наверно. Если там это не каких-то безумных денег стоит, — засомневался Руденко.

— Да чего их жалеть, эти деньги. Я вот пока до сих пор не осознаю, что на моём счету лежат суммы, о которых я раньше только в книжках читала. К тому же, что-то мне подсказывает, что услуги гидов не будут нам стоить ни копейки. Точнее — ни юаня. Если вспомнить слова Чжан о конкурсе. И ещё… как ты думаешь, если мы попросим об одном-двух сопровождающих с нашей стороны, нам не откажут?

— Ну один — это Алексей, он же — Лёша. А кто второй? — не упустил шанса лишний раз подначить племянницу Виктор.

— Я бы сагитировала кого-нибудь из бабушек-дедушек, но, боюсь, такой жёсткий график для них сложноват будет. Может, с Антоновым поговорить? — Маша мило проигнорировала дядюшкину шпильку.

— Давай-ка сначала выясним, возможно ли это в принципе — взять кого-то ещё? И насчёт Олега Васильевича у меня большие сомнения. А что он там, собственно, делать будет? Съездит просто на экскурсию? Он и сам может это сделать в любое время. Не… если и спрашивать — то только насчёт Арсентьева. И кстати… зачем он тебе нужен то там?

— Ну как зачем? Чтобы поклонники не приставали. Буду с ним под ручку ходить, улыбаться ему, томные взгляды бросать… — Маша попыталась обратить всё в шутку.

— Ха, не знал, что ты склонна к лицедейству.

— Не передёргивай, пожалуйста, — рассердилась девушка, — мне с ним действительно… спокойно. Я себя… более защищённой чувствую.

— Хорошо-хорошо, извини, пожалуйста, — пошёл на попятную Виктор, — давай напишем китайцам и спросим.

Так и получилось в результате. Через месяц они садились на рейс Москва — Пекин втроём. И, как оказалось, это было правильным решением.

* * *

Перед полётом Руденко «пожелал», чтобы и сам перелёт, и вся поездка обошлись без неприятных сюрпризов с погодой, чтобы не было никаких накладок с вертолётом, который они действительно смогли арендовать, с машинами, гидами, отелями. Даже про еду не забыл. Ну, чтобы не пробовали накормить всякими жареными тараканами и тому подобной экзотикой. А вот про людей как-то не подумал. До сих пор им с Машей не приходилось сталкиваться со своими поклонниками вживую. Обходились общением на страницах соцсетей и каналов Ютуба. Для чего, правда, пришлось приглашать парочку редакторов, которые тащили на себе львиную долю черновой работы.

На выходе из здания аэропорта Дасин их встречали. Так-то нашу троицу прямо на выходе из стыковочного рукава перехватила миловидная сотрудница аэропорта и через какой-то спец-зал провела на паспортный контроль и дальше к багажной ленте. После того как они получили багаж, она подвела их к другой барышне, оказавшейся их первым гидом. На сегодня и на следующие два дня. На её бэйджике кроме иероглифов было по-русски написано: Айминь Ли-Юдина. Представилась она на чистейшем русском, хотя выглядела на первый взгляд типичной китаянкой. Как оказалось, её фамилия вовсе не странная, а просто двойная. Женщины в Китае, выходя замуж, частенько выбирают себе двойную фамилию, ставя на первое место девичью. А папа у неё — русский инженер-атомщик Евгений Юдин, приехавший ещё в девяносто седьмом году строить АЭС на Жёлтом море.^[13]

Пока шли к выходу, Айминь успела рассказать, что учится в Пекинском университете иностранных языков, была несколько раз в Москве и Питере, увлекается историей российско-китайских отношений, ведет два видеоблога на эту тему — на русском и китайском, уже три года летом подрабатывает в турагентстве, занимающемся индивидуальными турами, на конкурсе в министерстве заняла второе место, что ей очень-очень нравятся их клипы и она их смотрела не по одному разу, что завтра встреча с министром и церемония награждения состоится по расписанию, и после неё, если гости не будут возражать, — небольшая пресс-конференция, о которой просили не меньше дюжины разных СМИ. В основном китайских, но не только.

За несколько метров до выхода на улицу девушка вдруг остановилась и очень по-русски «ойкнула»: «Ох и нифига себе!» За дверями собралась небольшая толпа народа. Судя по наличию плакатиков «Привет Маши и Викто́р!» и «Дабро пожаловат!» все эти люди ждали именно их. Было видно и несколько профессиональных камер и микрофонов на длинных штангах.

— Человек двести — двести пятьдесят, — сходу оценил Арсентьев.

— Подождите, пожалуйста, здесь одну минуту, я сейчас вернусь, — попросила Айминь и направилась к паре полицейских, стоящих неподалёку.

Вернувшись действительно примерно через минуту вместе со стражами порядка, девушка пригласила следовать дальше. Полицейские пошли впереди — расчищать проход. Как только они вышли на улицу, поднялся гвалт, в котором иногда можно было разобрать и выкрики на русском. Защёлкали фотоаппараты, поднялось несколько десятков рук с телефонами, парни с камерами и микрофонами стали протискиваться вперед. Вдруг один из плакатов стал заваливаться вперёд. То ли из-за порыва ветра, то ли случайно толкнул кто… Эта палка с приличным куском картона, падая, стукнула человека с микрофоном, он споткнулся о коллегу с камерой, тот толкает кого-то, стоящего рядом… Страйк! Куча народа копошится на земле, сзади напирают, чтобы разглядеть, что же такого интересного происходит, что все так возбуждённо орут… И всё бы ничего, можно было бы и посмеяться над этой кучей-малой, только вот штанга с микрофоном валилась ровно на Ма́шину макушку. Алексей рванулся вперёд, отбил падающую конструкцию, но в этот момент тот самый злополучный плакат, так и не упавший на землю, а наоборот, подхваченный кем-то, снова «нырнул» вперёд и углом звезданул Машиного спасителя точнёхонько в середину лба. В нокаут не отправил, но приличным рогом наградил. Как позже неудачно пошутил Руденко: «Вот, женой ещё не обзавёлся, а рог уже вырос». За что чуть не заполучил такой же от племянницы, замахнувшейся на него своей сумочкой. Алексей же, наоборот, очень гордился своим «украшением» и говорил: «Не зря поехал!». И даже соорудил себе что-то типа японской хатимаки, намекая, что он готов стать хоть камикадзе ради своей девушки. На замечания, что они вовсе не в Японии, а в Китае, просто отмахивался и улыбался.

* * *

Встреча с министром и награждение на следующий день прошли официально-торжественно, оставив после себя ощущение хорошо сделанной, но довольно скучной работы. Пока ехали вчера от аэропорта до отеля, Айминь зачитала им «Инструкцию по поведению на торжественном мероприятии», чуть поморщившись от названия, пояснив, что лично ей совсем не нравится такой перевод, но для почти официального документа лучшего, к сожалению, не придумать. Выдав всем по копии, попросила, если будет время, перечитать ещё раз.

— Хоть ваша награда и уникальна в какой-то мере… вас могут не понять, если будет сильное отступление от принятых правил. В том числе — негласных, — пояснила она.

К счастью, на обоих протокольных мероприятиях гости «лицо не потеряли» (как часто говорят в Китае, если речь идет о чём-то, что не укладывается в представление китайцев о принятых правилах). Всё прошло «без сучка, без задоринки», как говорят уже в России.

Зато последующая пресс-конференция стала для её участников довольно ярким и весьма живым событием. Проходила она там же — в Министерстве культуры и туризма, в зале человек на сто, который был заполнен явно больше, чем наполовину. Так что их гид явно поскромничала насчёт дюжины журналистов.

Первым вопросом был тот же, который задавала им госпожа Чжан в Москве: «Почему вы выбрали именно такую тему для своего замечательного клипа?» Задал его представитель аж самой «Женьминь жибао», — представительный китаец неопределённого возраста в безукоризненном темно-сером костюме. Маша практически слово в слово повторила московский ответ, вызвав одобрительный гул большинства, которое составляли, естественно, китайцы. А уж когда Виктор толкнул небольшую речь, общим смыслом которой было (тоже по мотивам разговора в посольстве): «Русские и китайцы — братья навек!», зал вообще разразился аплодисментами. Не выразили бурной радости только трое из четверых мужиков европейского вида и чернокожая американка из Fox News, как значилось на её бэйджике. Четвёртый, судя по характерному внешнему виду — итальянец, больше наблюдал за реакцией коллег по цеху и хлопал скорее «за компанию» с китайцами. Трое российских журналистов — из Интерфакса, Коммерсанта и Первого канала внешность имели вполне себе азиатскую и никак на фоне своих китайских коллег не выделялись. Именно от Первого канала и последовал следующий вопрос, когда народ наконец угомонился:

— Ваши клипы становились рекордсменами по многим показателям практически сразу после выхода в эфир, особенно последний. Это, вне всяких сомнений, очень впечатляющее достижение. Скажите, а как вы сами оцениваете полученные результаты?

— Лично меня результат устраивает. Даже очень(!) устраивает, — начал Виктор, — но не потому, что наши работы просто посмотрели так много людей, а потому, что я точно знаю — посмотрев наши клипы, улыбнулись многие миллионы человек. И, я надеюсь, ни один человек не заплакал. Вообще, это, наверное, должно быть одним из основных критериев деятельности человека: если в результате его трудов количество улыбнувшихся людей больше количества заплакавших, — значит, всё нормально, если наоборот, — с таким человеком не стоит иметь дело. Как минимум.

— То есть, получается, что кинематографисты должны снимать только комедии, писатели — писать только юмористические рассказы, — выкрикнул, не вставая с места, мужик из ВВС.

— Вовсе нет, — спокойно продолжил Руденко. — Я сказал: «улыбнулись», а не «рассмеялись», как обычно и бывает при просмотре комедии или при чтении юморесок. Если Вы не понимаете разницы между этими понятиями, что Вы делаете в журналистике?… Посмотрите на маленьких детей в нормальных семьях. Они часто улыбаются. И вовсе не потому, что их что-то рассмешило. Просто им хорошо в этом мире. И у них есть мама и папа, которые их любят… И всё.

— А как же ваши фильмы и книги про войну, которыми вы так гордитесь, — ехидно спросила американка, тоже не удосужившись оторвать свою вовсе не анорексичную задницу от кресла, — там ведь не до улыбок.

Виктор замялся, не находя быстрого ответа и вдруг почувствовал на своей руке Ма́шину ладошку. Посмотрев на неё, понял, что она готова ответить и кивнул.

— Не знаю, как Вы, а я очень хорошо знаю, что такое война. Потому что я на ней была.

Переждав удивлённые охи и ахи, Маша заговорила снова:

— Я больше года воевала со своей болезнью. Было очень тяжело и больно. Я видела горе и слёзы моих родных и близких… Но я победила. И теперь они улыбаются… А вообще… Не знаю, будет ли вам интересно то, что скажет совсем еще молодая девушка, но я всё-таки хочу сказать… — она обвела взглядом зал и, не услышав возражений, продолжила:

— Для современного цивилизованного человека война — абсолютное зло. По крайней мере — так должно быть. И не важно какая война: горячая, холодная, гибридная, информационная, торговая… Тот, кто начинает войну — заслуживает только суда. Хотя бы суда истории… Но во́ сто крат хуже тот, кто к войне подталкивает других, пытаясь чужими руками ослабить своего противника. Тот, кто это делает, не только мерзавец, но и трус. А вот тот, кто старается войну предотвратить или прекратить — он знает наверняка, что благодаря его усилиям люди будут меньше плакать и больше улыбаться… Поэтому я тоже очень довольна нашими результатами и абсолютно согласна с Виктором в том, что огромное количество людей, просматривая наши клипы, улыбаются, а не плачут. Хотя… надо честно признаться, во время работы мы о таких вещах, как вопросы войны и мира, не задумывались…

Когда Маша закончила, именно итальянец первым вскочил со своего места, громогласно выкрикнул «Brava!» и захлопал. На этот раз — весьма энергично. Теперь к нему присоединились все без исключения.

Пока журналистская братия выражала горячую поддержку Машиному пацифизму, Виктор без конца повторял про себя: «Ай да Машуня! Ай да молодец! Твои слова — да всем президентам, премьер-министрам, канцлерам, депутатам, сенаторам с конгрессменами — запомнить бы накрепко!»

Когда стихла это почти овация, всё тот же горячий житель Аппенин воскликнул:

— Сеньорита Мария! Пообещайте, что следующий ваш фильм будет на итальянские мотивы! И вся Италия будет у Ваших ног! — чем вызвал волнусмеха и аплодисментов уже в свой адрес.

— Обещать не буду, но мы обязательно задумаемся на эту тему, — улыбнулась в ответ девушка.

После этого их ещё минут сорок мучили вопросами о реальных планах, личной жизни, пристрастиях и предпочтениях. В общем — обо всём, что всегда и везде интересует журналистов и, естественно, их читателей и зрителей.

* * *

Вся следующая неделя запомнилась Виктору и Маше с Алексеем как очень добрая, и при этом очень реалистичная волшебная сказка. Они выполнили практически всю намеченную программу, исключив только речную прогулку по «шелковой ленте». Очень устали, но усталость эта была приятной. К тому же сильно выручал вертолёт.

Встречу с пандами оставили на самый конец поездки, посчитав, что положительные эмоции после наблюдения за этими «черно-белыми Винни-Пухами», как их назвал Арсентьев, — самое то для завершения такой восхитительной поездки! В Чэнду их встретил лично главный зоолог заповедника и повёл какими-то специальными тропами, которыми могли пользоваться только сотрудники. Когда они увидели первого мишутку, господин Ли Синьчэн притормозил их и сказал:

— Я видел вашу пресс-конференцию и тоже хочу рассказать одну легенду. О пандах. Хотите?

— Ну конечно! — хором откликнулись гости.

— Сначала панды были почти целиком белыми, только ступни — черными. С ними по соседству жила маленькая девочка, с которой они очень дружили. Но случилась трагедия, и девочка погибла. Панды очень сильно горевали, много плакали и вытирали слёзы с глаз лапами. Так чёрный цвет попал с лап им на глаза. Потом они начали утешать друг друга и обниматься. И чёрными стали их ноги, плечи и уши…

— Это очень трогательная легенда, — вздохнула Маша, — но… грустная.

— Зато теперь люди смотрят на панд и… улыбаются, — возразил Ли Синьчэн и низко поклонился девушке.

Потом они целый день наслаждались прекрасным парком, нафоторграфировались и вволю наобнимались с пандами^[14], кормили малышей, играли с ними, немного понаблюдали за малыми (рыжими) пандами, посмотрели других обитателей заповедника… Маша просто захлёбывалась от восторга, мужчины от неё тоже не сильно отличались в выражении эмоций, хотя Алексей, видимо, гораздо бо́льшее удовольствие получал от наблюдения за девушкой.

А когда они вернулись в отель, их ждал сюрприз. Маша, открыв дверь своего номера, увидела посреди комнаты большую коробку и тут же позвала Виктора с Алексеем. Когда они вошли, показала им на коробку и протянула лист бумаги, который лежал на ней.

— В знак признательности и нашего восхищения вашим творчеством компания China Robotics передаёт вам в дар продукт нашего творчества, — прочитал Руденко.

— Вот и я ничего не поняла, — сказала девушка, глядя на то, как её любимый дядюшка чешет в затылке.

— А чего тут думать?! — лейтенант оказался самым прагматичным, — открывайте и смотрите, что там.

Вскрыв упаковку, Маша радостно взвизгнула, и выхватила из коробки больше, чем полуметровую плюшевую панду, выглядевшую совсем как живая.

— Ого! Тяжёленькая! — она разглядывала игрушку, с видимым усилием удерживая её на вытянутых руках.

— Да она почти живая! — Алексей листал толстую брошюру, выуженную из коробки. — Это же робот!..

В аэропорт все трое приехали сонные, как осенние мухи. Просто почти всю ночь не могли наиграться, отбирая друг у друга инструкцию по эксплуатации и пульт управления, который представлял из себя полноценный смартфон. А по возвращению в Москву Ань-Ань (так назвали своё детище создатели — в часть настоящей панды, отправленной аж в 1960-м году в московский зоопарк) почти на месяц выбил из рабочего графика Машу с Виктором. Они только и делали, что снимали свою возню с игрушкой, пробуя всё новые и новые функции. Правда, надо сказать, эти ролики пользовались почти такой же популярностью, как и песчано-мультяшные клипы.

ГЛАВА 12

Поздним вечером того дня, когда Виктор, Маша и Алексей садились в самолет, увозивший их в Москву, по узким и темным улочкам Латинского квартала Парижа, плетясь нога за ногу, Кристоф шёл на встречу, которой ему хотелось бы избежать любой ценой. Но никакой реальной возможности для этого не видел. Он вышел к Сорбонне, в которой проучился всего несколько месяцев в позапрошлом семестре, с горечью посмотрел на купол часовни Святой Урсулы, стоящей перед основным корпусом, тяжело вздохнул, поправил тощий рюкзачок на плече и поплёлся дальше. Он с грустью вспоминал эти месяцы учёбы. Было одновременно трудно, весело и интересно. У него даже появилась подружка — испанка, учившаяся в параллельной группе. Всё было замечательно до тех пор, пока он однажды не проиграл приличную сумму в баккара Пьеру. Пьер, числившийся здесь же, в Сорбонне, но уже на третьем курсе, предложил проигрыш отработать. Так Кристоф стал пу́шером. Из университета он ушёл, но связи со студенческими тусовками не потерял, наоборот, даже постарался их ещё и расширить.

Поначалу новый бизнес казался простым и выгодным. Ну а чего такого? Студенты народ простой, весёлый, немного безбашенный, жадный до всего новенького, неизведанного. Подошёл, рассказал как всё становится классно после того, как попробуешь, предложил первую дозу со скидкой. Получил денюшку, отложил свою «честно заработанную» комиссию, раз в две недели, а то и раз в месяц передал собранные деньги, получил новый товар. И всё по новой. Через пару месяцев Кристоф обзавёлся и постоянной клиентурой, да и новички появлялись регулярно. Несколько раз, правда, пришлось выслушать угрозы сдать его полиции, но до их реализации дело так и не дошло. Да и не боялся он особо. Схема была давным-давно отработана, попадались его «коллеги» редко, что-то серьёзное могло грозить только в момент, когда забираешь товар из закладки. Да и тут можно было попробовать отбояриться, мол: «Вот, нашел, несу в полицию…». Ходили слухи, что такое кому-то удалось, но он в такие чудеса не верил. «Ну, риск в любом бизнесе есть, чего уж там», — успокаивал себя Кристоф. Он уже подсчитал, что ещё три-четыре месяца и можно будет подыскивать себе какое-нибудь более приличное жилье, чем та конура почти на бульваре Переферик, в которой он обитал. Да и гардероб обновить лишним не будет.

Так всё и было бы, если бы не странные дела, которые начались с середины ноября. Тогда впервые сократилось количество новичков, готовых расстаться с деньгами на «невинные забавы», как он любил говорить. Выручка снизилась, но совсем чуть-чуть, в пределах погрешности, по выражению Пьера. В декабре «неофитов» практически совсем не стало. И если в первый раз, когда Кристоф принес Пьеру чуть меньшую сумму, тот просто поворчал и посоветовал, причём очень и очень настоятельно «посоветовал» сделать так, чтобы такого больше не повторялось, то во второй — пришлось выслушивать откровенные угрозы и обвинения в крысятничестве. Кристоф со слезами на глазах показывал нераспроданный товар, клялся, что не взял себе ни одного лишнего сантима и божился, что в следующий раз непременно исправит ситуацию. А в январе начали отказываться и постоянные клиенты. Он совсем было начал паниковать, но ситуация чуть выправилась за счёт новой волны иммигрантов из Африки. Откуда у них деньги на наркоту, Кристоф даже не спрашивал. И так было понятно, что кого-то обчистили. Да и не до того было. Февраль же оказался совсем провальным. Ни одного новичка и минус половина константы. И теперь он шел на встречу с Пьером, зная почти наверняка, что его будут бить. Причём очень жестоко. Он даже поддел под куртку ортопедический корсет и пояс, напялил на голову шапку потолще, чтобы хоть как-то защититься от неминуемых побоев. О сопротивлении Кристоф даже не помышлял. Нет, с Пьером он один на один может и справился бы, но с ним всегда была парочка здоровенных детин, одолеть которых мог бы только какой-нибудь Сигал Норрис, да и то вряд ли.

— Это всё, что удалось собрать, — дрожащим голосом пролепетал Кристоф, передавая Пьеру тощий конверт. — Причем на этот раз я взял себе только на еду. А последнюю неделю вообще жевал одни пустые дешёвые багеты, запивая водой из-под крана.

— Меня не интересует, что ты жрёшь, — процедил Пьер. А заглянув в конверт, заорал, — Ты что, за дурака меня держишь?! Здесь меньше половины!

— А что я могу сделать?! Они теперь либо бегут от меня как от огня, либо смеются и говорят, что больше заниматься ерундой им не интересно!

— Ещё менее мне интересно, о чём ты болтаешь с этими говнюками, — как-то подозрительно спокойно сказал Пьер. И, помолчав, добавил, — Ты перестал справляться. И стал мне не интересен.

Когда Кристофу за спину шагнул один из мордоворотов, он втянул голову в плечи, готовясь принять первый удар. Но почувствовал удар не кулака или дубинки, а ножа…

* * *

Нашли его только утром. Пожилая женщина остановила патрульную машину и сказала, что вот тут, в подворотне лежит молодой человек без признаков жизни.

— Смотри-ка, Филипп, снова пу́шера подрезали, — пробурчал пожилой ажан своему молоденькому напарнику, осматривая тело, — уже второй на этой неделе.

— Откуда вы взяли, что это именно пу́шер, Бернар? — удивился второй полицейский.

— Уж поверь! Я перевидал их немало. Одних штрафов за десять лет выписал тысяч на сорок, наверное.^[15] Жаль, за решётку можно упечь далеко не каждого. У меня племянница, как в университет поступила, тоже решила попробовать, вот у такого же урода и покупала, скорее всего. Хорошо, хоть одумалась вовремя. Сестра говорит, уже два месяца — ни-ни.

— Хм, ну надо же! У меня ведь с младшим братом точно такая же история. Только он ещё в школе решил попробовать. Я его чуть не прибил тогда. И вот тоже два месяца уже держится.

— Ну что ж. Можно только порадоваться, что у нашей молодёжи остались мозги в головах… Ладно, вызывай труповозку, а я рапорт составлю.

* * *

Примерно через два часа после произошедших событий министр внутренних дел Франции Теодор Стег входил в кабинет президента Этьена-Александра Мильерана для ежемесячного личного доклада. Ему никогда не нравился ни сам Елисейский дворец, ни кабинет президента в Золотом салоне на втором этаже. Его (кабинет) здесь обустроил ещё генерал де Голль, видимо, истосковавшийся в своём изгнании по роскоши. Ну а уж интерьер почти не менялся аж с 1861-го года. Теодора Стега раздражали вычурная ампирная мебель и обилие позолоты. Он считал, что такое убранство сильно отвлекает от решения очень важных или очень сложных вопросов. «Надо или наслаждаться всем этим великолепием, или дела делать», — ворчал он про себя всегда, когда попадал сюда.

Но сегодня он обошёлся без обычного брюзжания. Тот доклад, который он собирался представить президенту, был настолько же позитивным, насколько и необычным. Единственное, что министра немного беспокоило, — удастся ли получить запрошенное пополнение бюджета в полном объёме. «Всё-таки это не только наши заслуги… Но мои люди тоже очень хорошо поработали… Ну… поторгуемся, если что…» — думал министр, входя в кабинет.

— Судя по Вашему цветущему виду, есть чем порадовать? Я угадал? — улыбнулся Мильеран, пожимая руку Стегу.

— Мне действительно есть чем порадовать, прежде всего тем, что значительно, очень(!) значительно снизилось количество преступлений, связанных с употреблением наркотиков, — с довольным видом ответил министр, раскладывая перед президентом распечатки. — Помимо этого, в связи с высвобождением сил полиции и жандармерии, занятых в этой области, нам удалось за два последних месяца заметно улучшить показатели и на других направлениях. В результате нашей работы мы смогли по индексу преступности оставить за спиной Бельгию, Великобританию, Италию, Грецию. Даже Россию. И вплотную приблизились к Германии.^[16] Без лишней скромности могу сказать, что считаю это выдающимся результатом… — здесь Теодор Стег замялся и выжидающе посмотрел на Мильерана, словно ища поддержки.

— Но!?… — подтолкнул его хозяин кабинета…

— Вы правы, господин президент, есть одно «НО», — даже не знаю, как сказать… В общем, по данным нашего аналитического управления в немалой степени нашим успехам мы обязаны… одному видеоклипу. Его сделали двое русских: молодой человек и совсем юная девушка. Именно благодаря ему очень многие стали отказываться от употребления наркотиков. В первую очередь — молодёжь. И это стало, если так можно выразиться, «спусковым крючком» механизма снижения преступности. Как это ни покажется странным, в нём нет ни слова, ни кадра ни о чём криминальном, но по многочисленным комментариям к нему однозначно можно сделать вывод о том, что благодаря просмотрам данного ролика полностью или частично пропадает тяга к наркотикам.

— Как такое возможно?? — удивление президента, казалось, превысило все мыслимые и немыслимые пределы.

— В это, действительно сложно поверить, но выводы аналитиков совершенно определенно говорят именно о таком положении вещей. Они подкреплены весьма сложной математикой. Я в этом не очень разбираюсь, но мне объяснили, что при обработке так называемых big data закономерности прослеживаются очень чётко и двусмысленностей в интерпретации быть не может.

— И что же это за чудо-ролик?

— О! Там девушка рисует песком Эйфелеву башню, а Астерикс и Обеликс ей помогают.

— А-а, — заулыбался Мильеран, — мне его внуки демонстрировали, выражая прямо какой-то щенячий восторг. Там ещё что-то говорилось про сказки…

— Именно так! И тем не менее мы имеем весьма сильный антикриминальный эффект. Просто мистика какая-то… Кстати, эти русские сняли ещё пару клипов. Так вот последний, по китайским мотивам, сделал их в Китае чуть ли не национальными героями. Их даже орденами наградили. Причем весьма экзотическими.

— Как интересно! Может быть тогда и нам стоит их как-то отметить?

— Ну, оказывается Парижский Совет и администрация парка Астерикс уже подсуетились и выписали им «вечные» билеты на Башню и в парк, по которым они могут до конца жизни посещать эти достопримечательности в любое время бесплатно.

— Это, конечно, хорошо. Но, мне кажется, на государственном уровне тоже имеет смысл что-то придумать. Нет? Чтобы не ждать какой-нибудь шпильки от китайцев при случае.

— Э-э, — растерялся министр, — но если их наградить Медалями Национальной жандармерии, то как мы будем объясняться с журналистами, к примеру? Нас же поднимут на смех, если озвучить реальную причину награждения.

— Не стоит беспокоиться, — рассмеялся президент, — Вам не придется ничего выдумывать. У нас же есть Орден Искусств и Литературы. Вот и сделаем их Кавалерами. Я поговорю с министром культуры.^[17]

— Отличная идея! — с облегчением воскликнул Стег.

— Кстати, с вашей стороны лучше бы вообще никаких контактов с ними не было. Не стоит привлекать к ним лишнее внимание с этой стороны. Не дай бог криминал заинтересуется… Ну а теперь давайте посмотрим, что у Вас там по бюджету…

* * *

Наигравшись после возвращения из Китая с Ань-Анем, Маша с Виктором заспорили, на какую тему делать следующий клип. Маша хотела взяться за Штаты, Виктор напоминал об «обещании» итальянского журналиста положить к её ногам всю Италию, она с одной стороны соглашалась, с другой — говорила, что американский сценарий почти созрел и надо «ковать железо, не отходя от кассы». Они спорили бы и дальше, но тут пришло очередное приглашение. На этот раз из посольства французского.

Виктор с Машей в доме купца Игумнова на Большой Якиманке, где и располагалось посольство Франции в Москве, уже бывали. Так что «культурным шоком» (как в случае с китайцами) новое посещение этого удивительного «теремка», как его называли москвичи, не стало. Да и принимал их «всего лишь» заместитель главы Отдела по сотрудничеству и культуре. Дядечка был приветлив, но немногословен. Вручив приглашение и сообщив о награждении в июле, как-то слишком официально выразил свою радость по поводу крепнущих культурных связей и подчёркнуто благосклонно выслушал слова благодарности. После чего вручил ещё два конверта, сообщив, что не в курсе их содержимого. Правда, пояснив, что один — от Парижского Совета, а другой — от администрации парка «Астерикс».

Вернувшись домой и порадовавшись «вечным» билетам, Руденко сказал племяннице:

— Ну вот, теперь надо выбрать, какой следующий орден ты больше хочешь получить — американский или итальянский.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением покачала головой девушка, — что-то я совсем не уверена, что за американский клип они нам хоть какую-нибудь завалящую медальку выдадут.

— А давай ты наконец расскажешь мне, что ты там напридумывала. А то я ведь до сих пор не в курсе твоих планов. Упоминала, давно уже, про Тома и Джерри, а после этого — ни гу-гу. Или ты хочешь рисовать грибы ядерных взрывов в Хиросиме и Нагасаки? — с напускным ужасом спросил Виктор.

— Скажешь тоже! — отмахнулась Маша, — постапокалиптических картинок и без меня хватает. — Я хочу «строить» статую Свободы. А Том и Джерри будут, как обычно, гоняться друг за другом вокруг неё и строить козни друг другу. Ну а в процессе погони у статуи то факел будет падать, то зубцы короны отламываться, то ещё чего… Но, в результате, достроят, конечно, с грехом пополам.

— Ну ты и язва! — расхохотался Руденко.

— Ну а чего?! — возмутилась девушка, — не всё же им арабов да югославов бомбить по надуманным поводам.

— О! Да ты у нас знатный политолог, оказывается, — продолжал веселиться Виктор, — и хочешь показать, что «бомбить» можно не только им, но и их?

— А ты зря смеёшься, — Маша оставалась серьёзной, — ты думаешь, я зря в Китае про войну распиналась? Или ты не в курсе, что после Второй Мировой войны Штаты были участниками примерно восьмидесяти процентов всех военных конфликтов?.. — она перевела дух и продолжила, — да и из чисто меркантильных соображений я исхожу: чем меньше стреляют, тем больше смотрят наши клипы. Разве это плохо?

— Хорошо! Конечно, хорошо, Машунь, — он стёр с лица ухмылку, подошел, обнял её и погладил по голове. — Ты молодчина! Действительно, если наши работы смотрит так много народу, можно и о чём-то серьёзном «поговорить». Только не боишься, что после такого могут появиться и совсем НЕ лестные комментарии.

— Боюсь, — вздохнула девушка, — но всё равно, чувствую, что надо. Не знаю, откуда у меня такая уверенность. Просто чувствую… И ещё… Очень не хочется, чтобы у кого угодно, хоть у китайцев, хоть, не дай бог, у наших, не возникло желание брать пример с американцев. Мол, им можно, а мы что, рыжие, что ли?… Нельзя оправдывать себя чужой глупостью или мерзостью, — она снова вздохнула и решительно закончила, — надо только постараться, чтобы было больше смешно, чем обидно. И… мы даже сделаем так, что у Статуи что-то отваливается когда кот с мышонком строят друг другу козни, а потом они типа мирятся и у них тогда всё идёт как по маслу.

— Мы постараемся… И… над закадровым текстом придется крепко помыслить. Очень крепко. — Виктор смотрел Маше прямо в глаза и думал: «И ещё крепче стоит задуматься над моими пожеланиями. Как бы обратного эффекта не получить, а то всё как-то слишком гладко получается. Даже с фармацевтами больно легко справиться получилось».

* * *

Алексей, узнав о предстоящей летней поездке во Францию и приехав через пару дней к Маше и Виктору, с ходу заявил:

— Если вы не запланируете хотя бы пару дегустаций, я вам этого никогда не прощу! Проехаться по Франции и не выпить хорошего вина — грех смертный.

— Так во время дегустации ничего не пьют. Всё сплёвывать положено, — спустила его с небес на землю Маша.

— Н-да? — лейтенант огорчённо почесал в затылке. — Так это правило на русских наверняка не распространяется, — выкрутился он.

— Не переживай, — успокоил племянницу Виктор, — там наливают грамм по тридцать всего. А сортов вина на дегустациях не больше десяти-двенадцати. Но, как правило, — меньше. Так что допьяна не напьёшься при всём желании.

— При желании можно и в луже утонуть, — буркнула Маша, но больше для виду.

— Давайте лучше накидаем места, где мы хотим побывать, — предложил Руденко. — По времени надо рассчитывать на две недели примерно. Чтобы не носиться как ошпаренные — по китайскому варианту.

— Так! — тут же включилась Маша, — Париж и Версаль пропускаем, в прошлый раз достаточно времени на них потратили. Но в Puy du Fou ещё раз я не откажусь заехать. И, раз уж мы будем там летом, без Лазурного берега обойтись никак невозможно. Четыре-пять дней минимум! Хоть покупаемся вволю. Плюс к этому, в обязательном порядке: Сен-Поль-де-Ванс и Мужен.^[18] В Сен-Поле — не забыть заранее заказать столик в «Золотой голубке»^[19]… И ещё мне бы очень хотелось побывать в Лурде.^[20]

— О! — подал голос Арсентьев, разглядывавший большую карту Франции, которую накануне специально для такого дела купил Виктор, — он от Бордо совсем недалеко.

— Господи! Кто о чём, — ещё раз вздохнула девушка, картинно закатив глаза.

— Ещё как минимум парк Астерикс надо включить в планы, — напомнил Руденко. — Ну и замки Луары, на которые у нас прошлый раз времени было явно недостаточно.

— Погодите, погодите, — встрял лейтенант, — а на Эйфелеву башню вы что, не заглянете даже?

— А, ну да, — смутилась Маша, — с неё начать придется, естественно. И… надо бы нам всем хоть несколько уроков французского взять. Пригодится, я думаю.

Забегая вперёд, можно сказать, что это им практически не пригодилось, хотя они все ко времени поездки и могли сказать пару фраз на языке Дюма и Бальзака. Ну и понять с десяток. А так им в качестве гидов-сопровождающих достался «русский интернационал». В том смысле, что трое совершенно замечательных гидов были русскими, уже почти по тридцать лет они жили во Франции и говорили по-французски, естественно, абсолютно свободно. При этом один был родом из Ташкента, второй — из Минска, а третий — из Киева.^[21]

* * *

До французского вояжа Маша с Виктором так и не успели сделать американский клип. Они пересмотрели почти сотню мультиков про Тома и Джерри (из примерно 160 снятых на тот момент серий), переслушали десятки часов музыки, перебрали восемь компоновок сюжета и всё равно первый вариант их не устроил. Получилось как-то слишком сложно. И не очень смешно. Целую неделю ходили злые, недовольные жизнью и вообще всем вокруг, пока Машу не осенило.

— Слушай, всё должно быть гораздо проще. Надо идти от истоков. Вспомни самую первую серию, Когда Том был ещё Джаспером, а Джерри — Джинксом. Там ведь как раз Том и разбивает цветочный горшок на подставке, когда врезается в него. Прямо как у нас в клипе должно быть! А в другой механический кот вообще бомбит всё подряд и, само собой, ничего хорошего из этого не выходит. Это вообще — попадание прямо в яблочко. Ну и, в конце концов, эти серии — ещё довоенные. На них и авторские права небось закончились.^[22] И с музыкой нечего мудрить. Прямо из этих серий и взять… Попробовали. Получилось гораздо лучше. Оставалось работы ещё на день-два, но пора было вылетать в Париж.

* * *

Париж летом, как и любой другой крупный туристический центр, хорош (впрочем, как и в любое другое время года), но уж больно многолюден. Многосотмертовые очереди перед Лувром и Эйфелевой башней, огромные толпы людей на Монмартре и переполненные бистро, кафе и рестораны кого хочешь в тоску вгонят. Тем более, что Виктор с Машей всё это уже видели. Причём в гораздо более спокойном варианте. Бурчание Алексея на тему: «А может заглянем на часок хотя бы…» мило игнорировалось. Поэтому они, честно отработав на всех официальных мероприятиях, наулыбавшись и наговорившись, наверное, на пару лет вперёд, с огромным облегчением покинули французскую столицу и отправились почти строго на восток, чтобы выполнить ещё один пункт обязательной программы — посещение парка Астерикс.

Этот парк понравился им гораздо меньше, чем Puy du Fou. То ли он был «слишком детским», то ли оттого, что впечатления пятилетней давности были слишком яркими и переплюнуть их было весьма и весьма затруднительно. А ещё там произошёл один случай, который заставил Виктора и испугаться, и крепко задуматься. К счастью, Маша с Алексеем ничего не заметили, занятые гораздо больше друг другом, чем наблюдением за окружающим.

Они сидели на открытой веранде кафе, отдыхая после забега по аттракционам, пили кофе и лениво ковырялись в десертах. Александр — их сегодняшний гид и сопровождающий, прогуливался неподалёку, разговаривая с кем-то по телефону. Маша с Алексеем, наклонясь друг к другу, что-то шепотом обсуждали и не обращали ни на что внимания, периодически заливаясь счастливым смехом. Вдруг Руденко краем уха услышал, как неподалёку какой-то мужик витиевато матерится на смеси русского и английского. «Грёбаные лягушатники!» — было самым безобидным. Рядом крутились его, видимо, жена с двумя девчушками лет по десять, пытавшиеся его успокоить, и молодой парнишка в униформе. Работник парка, скорее всего. Естественно, Виктор понятия не имел о причинах недовольства этого русско-американского туриста, но отборный мат в присутствии детей вернул уже давно забытое состояние раздражения.

«Чтоб тебя перекосило, матерщинник хренов! Чему у тебя дети научатся?!» — подумал он. В этот момент мужчина, размахивающий перед носом работника парка какой-то бумажкой, уронил её, нагнулся чтобы подобрать, громко охнул и… остался в скрюченном состоянии, тихонько подвывая. Запричитала супруга, заплакали дочки, засуетился служащий. К этой суматошной группе подошел Александр, коротко переговорил с парнем и тот куда-то сорвался.

У Виктора в этот момент потемнело в глазах, сильно заболела голова и забухало сердце. А когда к ним вернулся Александр и рассказал о подоплёке возникшего скандала, Руденко стало ещё и нестерпимо стыдно. Оказывается, у этой семьи, действительно приехавшей во Францию в отпуск из Штатов и действительно оказавшихся русскими, не только каким-то образом вдруг оказались заблокированы карточки посетителей, дающих право прохода к аттракционам, но ещё и деньги за входные билеты списались повторно. Вот глава семейства и выражал своё недовольство столь бурно. Через пять минут убежавший парень-служащий вернулся с врачом, который быстренько вколол страдальцу, видимо, сильное обезболивающее и тот буквально через минуту аккуратно распрямился. Виктор же без конца повторял про себя: «Мужик, прости! Пусть у тебя всё нормально снова станет… Только постарайся при детях не материться». Дядька, продолжая постанывать, сделал несколько аккуратных шажочков и немного повеселел.

— Так, давайте обратно собираться! — обратился он к своему семейству, — повеселились и хватит, б… лин горелый.

Было похоже, что последние слова этот русско-американец произнёс с некоторым удивлением, явно намереваясь поначалу разразиться более сочной тирадой.

Виктора отпустило. Вытерев украдкой выступившую испарину, он почувствовал, будто чья-то чужая мысль помимо его воли тупым сверлом вгрызается в мозг: «Вот так и бывает, если, не разобравшись, дурные или неадекватные пожелания высказывать. Может и ответочка прилететь в наказание…». «Стоп-стоп-стоп!» — продолжил он уже «самостоятельные» размышления, — «Выходит, что, если раньше ничего такого не было, значит ничего предосудительного я не сделал? Это… радует! Весьма! Но дальше, дальше то как быть? Аккуратнее, ох, аккуратнее надо будет „высказываться“ при выпуске американского клипа!»

* * *

Обязательная программа осталась позади. Всё оставшееся путешествие и особенно последние пять дней на море они просто получали удовольствие. От хорошей погоды, вкусной еды, приятной компании, классных отелей, отличных дорог… В общем, от всего, чем богата благословенная Франция.

Даже Арсентьев почти получил то, чего так страстно желал. Особенно его впечатлило посещение одной из виноделен в Вуврэ́, куда они заехали во время путешествия по замкам Луары. Виталий, их второй гид, оказался большим знатоком гастрономических и винных туров и привёз их к своему старому знакомому — виноделу, который и устраивал в том числе дегустации. С удовольствием побродив по необъятным винным погребам, вырубленным прямо в скалах и послушав интересный рассказ о тонкостях виноделия, пришли в дегустационный зал. Попробовав по всем правилам (Маша строго следила, чтобы всё было именно по правилам) около десятка сортов, выбрали три, которые захотелось купить.

— Выбрали? — почти ехидно спросил Виталий. — А теперь поставьте на место.

— Почему? — возмутился Алексей.

— Потому, что то, что вы пробовали, можно купить и в магазине. Возьмите вина своих годов рождения. Это будет ненамного дороже, зато оригинально.^[23]

— Э-э-э, а оно не… того?… такое старое. Белое ведь… — неуверенно возразил Виктор.

— Ну, я привозил сюда клиентов и постарше Вас, — возразил Виталий с усмешкой, — пока никто не жаловался.

И действительно, потом, когда все трое на свои дни рождения выставляли на стол бутылки, купленные в этом удивительном месте, никто и не думал жаловаться.

А вот в Бордо им не повезло. Они исколесили коммуны Пойяк, Марго, Сент-Эмильон и Медок впустую. Добравшись до первого места, намеченного гидом, упёрлись в закрытые ворота.

— Странно, — почесал в затылке Виталий, — Никогда такого не было, чтобы в субботу было закрыто. Ну ладно, поехали в следующее. Тут несколько километров всего.

Но и в следующем, и в третьем, и в четвёртом месте их тоже ждали только закрытые двери.

— Объявлений «Все ушли на фронт!» не хватает, — мрачно пошутил Алексей, сплюнув от досады при очередном конфузе.

— Всё! — решительно заявила Маша, — обойдётесь без очередной выпивки. Едем дальше.

Как чуть позже выяснил Виталий, лейтенант был не далёк от истины. Просто в тот день глава местной гильдии бочкарей выдавал свою дочь замуж за сына главы гильдии производителей бутылочных пробок. Ну и, естественно, никто из имеющих отношение к виноделию такое событие пропустить никак не мог. Вот все дружно и отправились на фронт борьбы с якобы избыточным производством якобы слишком доброкачественной продукции. Местом решающей битвы была выбрана большая поляна рядом с шато семьи жениха.^[24]

Потеряв в бесплодных попытках отведать лучшие бордо́сские вина несколько часов, до Лурда добрались, когда уже совсем стемнело. Всех троих неприятно поразила необычная многолюдность и суета, царящая вокруг даже в такое позднее время.

— Сегодня что, какой-то особенный день? — спросил Алексей у Виталия.

— Нет, здесь всегда так. Правда, я бываю здесь с клиентами только летом. Завтра, когда к Санктуарию пойдёте, и не такое увидите.

Утром, протиснувшись кое-как к началу моста Сен-Мишель, Маша вдруг остановила всех и со слезами на глазах сказала:

— Давайте не пойдем дальше! Простите меня. Это я всех сюда затащила, но… — она замялась, — я и представить себе не могла, как, оказывается, тяжело видеть одновременно столько больных или инвалидов. Особенно маленьких детей.^[25]

Мужчины согласно покивали, и вся компания стала выбираться из этого места, оказавшегося совсем не таким, каким они себе его представляли.

* * *

Зато последние пять дней на море были безмятежны и беззаботны настолько, что самой большой проблемой был выбор купальника Машей каждый день перед выходом на пляж. Накупавшись и назагоравшись, отправлялись вечером на ужин, по пути заезжая в Сен-Поль или в Мужен, и тратили по паре часов, бродя по галереям, магазинам и сувенирным лавкам. К их удивлению, во многих местах продавались постеры с кадрами из их французского клипа. А в одной галерее хозяин, узнав их, стал упрашивать подписать всё, что у него на тот момент было, пообещав по пять евро за каждый автограф. Маша с Викторов, увидев солидную стопку листов под сто, рассмеялись, отрицательно покачали головами, подписали по одному постеру каждого вида и пошли дальше.

Ужинали каждый раз в новом месте. Василий, их гид на Лазурном берегу, кажется знал всех хозяев всех приличных ресторанов в округе. И привозил только в те, которые в ресторанном гиде ГоМийо (Guide GaultMillau) имели не ниже пятнадцати баллов из максимальных двадцати. Этот гид, который оценивал только кухню и ничего больше, некоторые считали даже круче мишленовского за довольно жёсткую позицию в оценках. И потому более объективную по сравнению с Красным гидом Мишлена.

Так что в Москву вернулись отдохнувшие, довольные и соскучившиеся по работе.

ГЛАВА 13

Москва, начало августа 2020 года

По возвращении домой, Руденко практически не вставая просидел за монтажом американского клипа почти двенадцать часов. Ма́шина помощь на этом этапе заключалась в доставке еды и кофе. И подаче ценных советов, типа: «Вот здесь надо „Бум!“ погромче сделать» (это когда у статуи Свободы что-нибудь отваливалось) или «А вот тут кота чуть подвинуть, а то слишком много загораживает»… Закончив работу, позвали Алексея в качестве первого зрителя, хотя Виктор и поворчал, что, мол:

— Он необъективен будет, потому что ему априори нравится всё, что ты делаешь.

— Но ведь здесь не только моя работа, — возразила Маша, — ты что думаешь, он не понимает, что твоей работы в наших роликах гораздо больше, чем моей?

— Ну-у, понимает, я думаю. Он вообще подозрительно много понимает и подозрительно во многом разбирается для человека в погонах. Но в отношении тебя — обыкновенный человек, истыканный стрелами Купидона.

— А ты со многими людьми в погонах знаком? — поинтересовалась племянница с интересом, по обыкновению проигнорировав замечание насчёт их с Лёшей отношений.

— Мне и немногих хватило, — буркнул Виктор, вдруг вспомнив эпизод с допросом на Мосфильме…

И действительно, Алексей смотрел клип с улыбкой от уха до уха, временами заливаясь беззаботным, почти детским смехом. При этом не забывая бросать на Машу восхищенные взгляды.

— А теперь, пожалуйста, посмотри ещё раз, — попросила девушка, нахмурившись.

Лейтенант удивлённо переглянулся с Руденко, пожал плечами и кивнул Маше:

— Хорошо. Как скажешь. Давай ещё раз.

После повторного просмотра Алексей долго сидел молча, глубоко задумавшись. Наконец вздохнул и сказал:

— Это очень здорово, действительно — очень здорово! Не буду говорить хуже или лучше предыдущих ваших работ, но… неоднозначно.

— Поясни, — потребовал Виктор.

— Видишь ли, мощь страны, экономическая и политическая, по выражению моего деда, определяется количеством людей, готовых ради неё выпрыгивать из штанов, пробивать лбом стены, лезть из кожи вон… а врагов рвать на британский флаг. И это количество сильно увеличивается всегда, когда есть внешняя угроза. Вне зависимости от страны и от времени, хотя к нам, в смысле — к России, это применимо в максимальной степени, но…

— Ты хочешь сказать, — прервала его Маша, — что этот ролик может быть воспринят американцами как «внешняя угроза»? Мы вообще-то хотели просто слегка щелкнуть их по носу, а получается, что можем добиться обратного эффекта?

— Как внешняя угроза может быть расценено и оскорбление… Если это кто-то посчитает таковым. А этот ваш клип… он… на грани… Нет, конец, конечно оптимистический… И вообще, первый раз у меня и мысли никакой не возникло о том, что здесь что-то ещё есть, кроме обычной развлекалочки, но… когда ты попросила посмотреть второй раз…

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — вклинился Виктор, переглянувшись с Машей и давая ей знак не вмешиваться. — Это ведь не более, чем шутка. «То, чаго на белом свете воопче не может быть», как гениально сказано у Филатова. К тому же недавние протесты, погромы там у них, BLM всякие…

— Да, да, — покивал головой Арсентьев. — Я потому и говорю — неоднозначно. Могут или на щит поднять, или начать помоями поливать.

— Мы ничего не будем менять! — решительно заявила Маша, сверкая глазами.

— Да я и не предлагаю, — Алексей примирительно поднял руки. — Я просто хочу сказать… предупредить, чтобы вы были готовы к повторению чего-то, похожего на зимний сценарий.

— Мы это уже с Виком обсуждали, — отмахнулась Маша, — справились тогда, справимся снова.

Повисла пауза, которую прервал Руденко:

— Ладно, раз технических замечаний нет, завтра едем Антонову показывать клип и согласовывать закадровый текст.

* * *

К сожалению, наши герои даже не подозревали, откуда им уже грозит опасность настоящая, а не будущая. И вовсе не с той стороны, о которой они думали. И не такая, как предыдущая, а гораздо, гораздо более серьёзная.

Май 2020 года, где-то в Колумбии.

Пабло дель Скобар сидел на открытой веранде своей виллы, пил не пьянея стаканами сорокалетний Macallan^[26] и пребывал в чёрной меланхолии. Было из-за чего! Весь бизнес уже который месяц летел коту под хвост. Особенно удручали результаты во Франции и, почему-то, в России. Он только что просмотрел мартовский отчёт главного бухгалтера и никак не мог выбрать один из двух вариантов, — либо перестрелять всех вокруг, либо самому застрелиться. Потому что компаньоны, обеспечивающие прикрытие всех крупных сделок, уже настолько ясно выразили своё неудовольствие, что было понятно даже самым тупым обезьянам, — если быстро не найти причину катастрофы, то первый вариант никак не поможет, а второй совершится и без его желания. И ведь искали причины. Причём очень тщательно. Заказывали даже через нескольких посредников два исследования, — у психологов из «Анонимных наркоманов» и в ECAD (European Cities Against Drugs).^[27] Стоили такие изыскания, по сравнению с основными потерями, совсем немного, но и эти деньги оказались потрачены впустую.

От окончательного погружения в печальные глубины депрессии дель Скобара спас его младший брат Рикко, занимавший в его «холдинге» (как Пабло любил называть свою весьма разветвлённую сеть по производству и сбыту кокаина), место главы «курьерский службы». В его ведении были не только гонцы-носильщики, но и немало крепких парней, хорошо умеющих обращаться со всякими приспособлениями, помогающими быстро лишить человека жизни. Но, несмотря на богатый арсенал быстрых и радикальных методов, имеющихся в распоряжении Рикко, он славился тем, что умел виртуозно подставлять неугодных людей, либо подводя их под серьёзные статьи уголовных кодексов разных стан, либо провоцируя и фабрикуя скандалы, результатами которых частенько были «самоубийства».

— Пабло! — младший брат вошел на веранду и уселся напротив старшего, неодобрительно покосившись на очередную почти пустую бутылку, — у меня есть интересная новость.

— Хорошая или плохая? — слегка заплетающимся языком спросил «кокаиновый король».

— Скорее хорошая, — Рикко хищно оскалился, — но мне понадобится несколько минут, чтобы всё объяснить.

— Излагай! — буркнул старший брат и икнул.

— Один из моих парней, Карлос, ты должен его помнить, у него здоровенная родинка на лице… Большой любитель шариться по интернету. Сидит в сети каждую свободную минуту, даже когда какой-нибудь девчонке юбку задирает. Так вот он случайно наткнулся на заметку о двух русских, которых собираются наградить французскими орденами. Ему почему-то стало интересно — за что? Оказалось, что эти ребята сняли несколько очень популярных мультиков. Собирают миллиарды просмотров, у них куча рекламных контрактов… в общем, на этой фигне они смогли заработать приличные деньги. Карлос их посмотрел. Говорит, ржал, как конь. Полез почитать комментарии. И представляешь, в них ему попались признания, что после просмотров одного из них, французского, пропадает желание покупать дурь. Таких признаний не много, но попадаются. Сколько придурков, — тут Рикко презрительно хмыкнул, — приносивших нам деньги, ничего не написали, естественно, не известно, но…

— Раскопай о них всё, что возможно, — Пабло вдруг прервал брата совершенно трезвым голосом. — Надо понять, как это работает! И… дальше ты и сам знаешь, что делать. Не мне тебя учить.

— Это будет… не просто. И, по крайней мере, не быстро.

— Почему?

— У нас в России нет своих людей. Русские, занятые в нашем бизнесе, крайне неохотно пускают к себе чужих. Даже можно сказать — совсем не пускают. А просто так послать кого-то… они там будут как бельмо на глазу. Там много узкоглазых, но практически нет латиносов.

— Зато у нас есть люди в Европе. Действуй через них… Короче! Сколько времени потребуется?

— Я думаю, что точно больше месяца. А скорее два или три.

— Долго! Ещё три-четыре месяца, максимум полгода, и от нас начнут разбегаться люди, потому что мы перестанем им платить. Надо быстрее!

— Я постараюсь. Но обещать ничего не буду.

* * *

Антонов, к большому удивлению Виктора, прореагировал на новый клип точно так же, как Арсентьев. Только после первого просмотра, во время которого тоже хохотал как ребёнок, сам попросил посмотреть ещё раз. И так же, как Алексей, глубоко задумался после второго. Потом встал, походил по кабинету, снова уселся в кресло и спросил:

— А что вы хотели бы сказать в закадровом тексте? То есть идея-то понятна, но что именно?

— Ну-у, — протянул Руденко, — если что-то делать вместе, то результат положительный, а если воевать — то всё наперекосяк идёт.

— Ага! То есть никакого скрытого подтекста быть не должно? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Олег Васильевич.

— Нет, не должно, — покачала головой Маша, — мы решили, что чем проще, тем лучше. Точнее, чем понятнее, тем лучше… К тому же мотивы клипа — из первых, ещё довоенных мультфильмов. Им больше семидесяти лет уже. Может и разрешение от правообладателей не потребуется.

— Тогда… может быть так… — Антонов подошел к своему рабочему столу, пробежался пальцами по клавиатуре и развернул к ним монитор. Там было написано:

«Всем известно: в сказках бывают положительные и отрицательные герои. Если они враждуют друг с другом — плохо всем. Но если действуют заодно, — наоборот, всем хорошо. А теперь посмотрите вокруг. Разве в обычной жизни не то же самое?»

Маша с Виктором внимательно перечитали текст несколько раз, посидели, подумали, переглянулись, и девушка предложила:

— Давайте заменим «положительные и отрицательные» на «разные».

— Да, пожалуй, так будет лучше, — согласился рекламщик.

Пообсуждав ещё около часа разные формулировки, утвердилиокончательный вариант:

«Как известно, в сказках бывают разные(!) герои. Если они враждуют друг с другом, — всем плохо. Но если действуют заодно, — наоборот, всем хорошо. Посмотрите вокруг, в обычной жизни — то же самое. Ведь ПравДа?!»

Руденко при записи закадрового текста пожелал (про себя, само собой): «Вот чтоб до всех, до кого надо, дошло наконец, что строить — гораздо выгоднее, чем ломать!» И не то, чтобы злился при этом, но чувствовал, что любому, кто осмелится оспаривать такую очевидную (как ему казалось) истину, готов «плюнуть в лицо», что называется…

Вышедший через неделю клип мгновенно стал похож на взрыв при пожаре во время наводнения. То есть одновременно очень горячо, много шума и очень много воды. Прямо с момента выхода он ежедневно становился рекордсменом по количеству комментариев. Количество просмотров уже никого не интересовало — десятком миллионов больше, десятком меньше… Ролик попал во все более-менее зна́чимые новостные каналы, его обсуждали в политических, экономических, социальных и прочих ток-шоу, у Виктора с Машей за несколько дней набралось под сотню запросов на интервью и несколько десятков приглашений на различные шоу. При этом, в отличии от предыдущих фильмов, всё было далеко не однозначно. Кроме привычных уже «Супер!», «Шикарно!» «Спасибо за отличный ролик!», появились и дизлайки, и люди, вопившие «Да как вы посмели поднять руку на…»; дальше шли самые разные варианты: на «святое», на «демократию», на «символ истинной свободы», на «саму историю»… Дошло до того, что какие-то гаврики организовали сбор подписей под петицией Ютубу о блокировке канала «Magical Sand». И даже собрали несколько десятков тысяч подписей. Все попытки оппонентов возразить этим радетелям «истинной свободы и демократии», что, мол, клип совсем не о нападках на свободу и демократию, послушайте авторов, они прямо сказали — о чём, тупо игнорировались.

Виктор с Машей, после недолгих обсуждений решили не ввязываться в дискуссию.

— Мы всё, что хотели, сказали. Коротко и, по-моему, абсолютно понятно! — отрезала девушка.

— Но ведь имелось ввиду и кое-что другое, — напомнил Руденко.

— Сначала — да. Но ты вспомни, я же сама захотела изменить концовку. А она сильно всё смягчает.

— Именно, что смягчает. Но не убирает совсем, — возразил Виктор. — Может быть всё-таки стоит как-то извиниться перед теми американцами, кто реально обиделся?

— На обиженных воду возят, — буркнула Маша. — Нет, если извиняться, ещё хуже будет, мне кажется. Лучше молчать. Как партизаны на допросе. А вот добавить ссылки на те самые две серии, которые стали, так сказать, источником нашего вдохновения, наверное — стоит.

— Тогда уж лучше новый ролик смонтировать: кусочек из первоначального мультфильма — наш кусок с теми же действиями и теми же результатами. Чтобы даже идиотам было понятно, откуда что взялось.

На том и порешили. К их удивлению и, чего уж там говорить, к огромной радости, этот всего лишь сорокасекундный клип, смонтированный Виктором за несколько часов, переплюнул все остальные. Миллиард просмотров он набрал меньше, чем за две недели. Критики не то, чтобы совсем заткнулись, просто их реплики совсем потерялись на фоне бесконечного числа хохочущих смайликов, оставляемых в комментариях. И смеялись теперь в основном над самими критиками, правда, не всегда по делу: «Оказывается, все „горшки“ побиты ещё семьдесят лет назад! J Опомнились! J J».

И всё стало бы хорошо…

* * *

И всё было бы хорошо, если бы Аннушка не пролила масло. Правда не на трамвайные рельсы, а на ступеньки перед подъездом. Утром, возвращаясь из «Пятёрочки», где купила с хорошей скидкой подсолнечного масла в стеклянных бутылках, она прямо перед своим подъездом споткнулась, резко и сильно наклонилась вперёд и грохнула пакет прямо о первую ступеньку. Глядя на растекающуюся масляную лужу, старушка долго костерила на чём свет стои́т дворника Ахметку за плохо убранный мусор и грозилась стребовать с него убытки…

Вот в этой самой луже чуть позже и поскользнулся Малыш, живший в этом же подъезде. Да так неудачно, что, свалившись, настолько сильно подвернул ногу, что пришлось звонить и, скрипя зубами от боли, отказываться от сегодняшней работы. На самом деле на малыша этот уже почти сорокалетний мужчина не был похож. Роста он был даже чуть выше среднего, и кличка прилипла к нему исключительно благодаря фамилии. Малышев никем другим, кроме как Малышом, стать не мог по определению…

Японец, поговорив с Малышом, был в бешенстве. Так-то никаким японцем он тоже не был. Приехав в Москву из Душанбе почти двадцать лет назад поступать в МГУ, экзамены завалил, но домой не стал возвращаться. Сошелся с земляками, приторговывавшими дарами маковых плантаций и постепенно стал главой небольшой банды, промышляющей всем подряд, кроме легального бизнеса. А Японцем его стали называть из-за своеобразного хобби. Он увлекался историей якудза.

Ярость, застившая глаза красной пеленой, не помешала Японцу быстро соображать. Мало того, что трое его людей, узнав, кого им предстоит «вязать» сегодня, категорически отказались участвовать в деле под какими-то странными предлогами, теперь ещё этот. Остались он сам, Гарик с Серым в качестве водителей и… всё? Больше, кроме никудышного Очкарика, ему и подписать некого. Троих замели на прошлой неделе, трое отказались, Малыш в ауте. Обращаться к коллегам-конкурентам не хотелось категорически. Придется брать Очкарика, хотя тот, скорее всего, будет под кайфом. Этот парень, имевший орлиное зрение, носил чуть затемнённые очки без диоптрий исключительно ради понтов. Зато стрелял почти как булгаковский Азазелло, если был хотя бы почти трезвый и не укуренный. Меткой стрельбы, правда, сегодня не понадобится.

Заказ, поступивший от очень и очень уважаемых людей был, на первый взгляд, совсем не сложным: нужно было двух людей — мужика и девчонку доставить к заказчику в любом виде. Лишь бы говорить могли. Никакой охраны у них вроде бы не было, только водитель. Однако, понаблюдав за «клиентами» несколько дней, Малыш обнаружил, что с ними часто ездит крепкий парень, который вёл себя совсем не как охранник-телохранитель, хотя и частенько оглядывался по сторонам.

— Разберёмся как-нибудь, — отмахнулся тогда главарь банды, — вырубить из травмата, всего и делов-то! Водилу — тоже.

«Принять» клиентов решили за городом, по дороге к посёлку, где они сейчас жили. На почти пятикилометровом ответвлении от трассы, очень удачно проходившем через несколько небольших рощиц. Выехали на двух арендованных по левым документам минивэнах, нащли удобные места в небольших «карманах» на обочинах в паре километров друг от друга и приготовились ждать.

— Так, ещё раз, — проинструктировал Японец Гарика напоследок перед тем как занять исходные позиции. — Как только их машина проедет мимо тебя, стартуешь за ними. Я маякну и ты, Серый, перекрываешь дорогу. Когда они остановятся, мы подъезжаем сзади, вырубаем парня и водилу, а вы вытаскиваете пассажиров, можно грубо, но не калеча, запихиваете к себе и быстро мотаете на хазу. Мы за вами и прикроем, если что… Очкарик, ты помнишь, что использовать можешь только травмат?

— Не бзди, начальник, всё я помню, — как-то слишком развязно ответил парень, протирая мягкой тряпочкой свои дорогущие очки немного подрагивающими руками.

«Все-таки принял уже что-то, поганец» — подумал Японец, но промолчал. — «Ладно, потом разберёмся».

* * *

Арсентьеву сегодня весь день пришлось мотаться по разным начальственным кабинетам. И не только в родном министерстве. После случая со звонком от министра его перевели в аналитическое управление и теперь периодически отправляли к разным мелким и не очень начальникам что-то передать, что-то попросить или потребовать, что-то согласовать. Лейтенант делал это без удовольствия, но понимал, что личные знакомства лишними не бывают. Он делал бы это и с удовольствием, но приходилось надевать форму, носить которую лейтенант очень не любил. А сегодня — тем более. Пару дней назад Маша передала приглашение Андрея Кирилловича присоединиться к домашнему празднованию его дня рождения. С Ма́шиным дедом у Алексея сложились довольно тёплые отношения. Видимо из-за того, что сам он был на семь лет старше супруги и весьма одобрял выбор внучкой себе молодого человека старше неё. Ехать в «Заречное» в форме очень не хотелось, но заехать домой переодеться он никак не успевал. А захватить что-то цивильное, чтобы переодеться в кабинете, банально забыл.

Маша с Виктором, которые были по делам в городе, договорились подобрать его на Петровке в половине восьмого. Из центра Москвы, несмотря на летнюю пору, выбирались довольно долго, так что по дороге успели поболтать о том, о сём, перемыли косточки критикам американского клипа и посмеялись над удачными ответами поклонников. Как-то незаметно разговор перекинулся на воспоминания о поездке по Франции.

— Ну уж сегодня мы с Андрей Кирилычем будем дегустировать напитки по нашим правилам, — Алексей в предвкушении расслабил узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, зажмурился и почмокал губами.

— Ага, ждите! — фыркнула Маша, — так вам бабуля и даст разгуляться.

— Ириночка Сергеевна мудрая женщина и понимает, чем отличается правильная дегустация от банальной выпивки, — не сдавался лейтенант.

Как раз к этому моменту подъехали к повороту на «Заречное». Не проехав и километра, Саша, водитель, резко затормозил перед выскочившим на встречную полосу и вставшим поперёк дороги микроавтобусом. Сзади, чуть не воткнувшись им в бампер с визгом шин остановился точно такой же, заблокировавший дорогу назад. Арсентьев, сидевший на заднем сиденье вполоборота к Маше, резко повернулся, мгновенно оценил обстановку, быстро расстегнул форменную куртку, достал пистолет, передёрнул затвор и сунул табельный ПМ обратно в подмышечную кобуру.

— Никому из машины не выходить. Сам разберусь, — жёстко приказал он, выскочил на улицу и сделал пару быстрых шагов в сторону от машины.

Японец, увидев, что из машины вышел полицейский в форме, растерялся.

— Ёп… пона мама! Малыш, придурок… охраны нет, охраны нет, — зло выругался он.

— Валить отсюда надо, — прокомментировал Гарик, вцепившийся в руль так, что побелели костяшки пальцев. — За мента нас в шесть секунд найдут и закопают, даже имени не спросив.

Японец согласно кивнул и схватил рацию, чтобы вызвать Серого и дать отбой. Не успел. Из переднего минивэна вывалился Очкарик и заорал:

— А-а-а, мусорок! Щас-с я те отстрелю чё-нить!

В руках у него было два(!) пистолета. Он, судя по его виду, к утренней дозе добавил. И весьма немало. Его покачивало, руки дрожали, взгляд был мутный и бегающий, очки сползли на самый кончик носа. Он начал медленно поднимать оружие…

— Урод!! Что ты творишь!!! — заверещал Японец, лихорадочно пытаясь открыть дверцу, но со страху промахиваясь мимо ручки.

— А вот и совсем пипец, — вдруг спокойно сказал Гарик, наблюдая в зеркало заднего вида за быстро приближающимся сине-красным проблесковым маячком.

Очкарик и Арсентьев выстрелили практически одновременно. Бандит в момент выстрела не устоял на ногах, сильно качнулся вперёд и чуть в сторону и… обзавёлся «третьим глазом», поймав пулю лейтенанта точнёхонько серединой лба. Алексей же, тихонько вскрикнув, выронил пистолет, схватился за верхнюю часть правого бедра с внутренней стороны и осел на асфальт. Под ним сразу же начала расплываться кровавая лужица.

— А-А-А!!!!! — Машин то ли крик, то ли вой разорвал повисшую после выстрелов тишину. Она вылетела из машины и рухнула на колени перед Алексеем. — Лёшенька! Миленький! Потерпи, врачи едут уже! — кричала она, прижимая руки к ране. — Потерпи, миленький! Любимый мой! Потерпи! Всё хорошо будет! Едут! Едут врачи уже!

Лейтенант, с трудом приоткрыв глаза, прохрипел:

— Я услышу это ещё раз? Про любимого? Если выкарабкаюсь?

— Услышишь! Конечно услышишь! Только не «если», а «когда»… Я люблю тебя, Лёшенька!

— Я тоже тебя люблю, — слабо улыбнулся лейтенант и потерял сознание.

Виктор судорожно тыкал в экран телефона, вызывая скорую и без конца повторял, едва не срываясь на крик: «Да чтоб вы все сдохли! Все! Все, кто имеет к этому хоть какое-то отношение! Десять, сто, тысяча, мне всё равно! Сдохните, твари!», когда раздался усиленный громкоговорителем голос: «Полиция! Всем лечь на землю! Не шевелиться!»

Четверо выскочивших полицейских, увидев раненого коллегу, жёстко «упаковали» всех мужчин, вкололи что-то противошоковое лейтенанту, наложили повязку и сами вызвали скорую. Машу, к счастью, не тронули, только мягко подняли и отвели в свою машину. Через несколько минут, кое-как выяснив у рыдающей девушки кто есть кто, Виктора и Александра развязали. Руденко, растирая запястья, поинтересовался у старшего сержанта с укоризной:

— Что ж вы раньше-то не приехали, если знали всё?

— Что мы знали? — удивился тот. — А-а, да нет, мы здесь случайно… Ну, то есть, для вас — случайно. Мы ж обычная тревожная группа. Ехали по вызову в «Заречное». У кого-то тревожная кнопка сигнализации в доме сработала. А тут вон какие дела творятся. Сейчас скорая приедет, сдадим лейтенанта и поедем. Но сначала вас другому наряду передадим.

Скорая приехала минут через пятнадцать. Маша порывалась ехать с Алексеем, но её не пустили. Пришлось ехать в ближайшее отделение полиции, отвечать на кучу вопросов, писать объяснения и заявления… Домой попали только в третьем часу ночи. Как только они вошли, Андрей Кириллович крепко обнял до сих пор всхлипывающую внучку и твёрдо заявил: «Ничего, в следующем году как следует отпразднуем!»

ГЛАВА 14

Несколько следующих дней Маша не вылезала из госпиталя. Она похудела, под глазами залегли тёмные круги. Состояние Алексея было тяжёлым. Пуля задела крупные сосуды, он потерял много крови, потребовалось переливание и несколько операций. Только на четвёртые или пятые сутки (они даже потеряли счёт дням) положение более-менее стабилизировалось. Лейтенант начал сам есть и кое-как говорить. Но проявились новые проблемы…

Арсентьев позвонил Руденко и попросил приехать без Маши. Виктор и так все последние дни места себе не находил, а тут и вовсе чуть голову не потерял, предчувствую тяжелый разговор. «Как же так? За что?! Что я сделал неправильно? Почему всё пошло наперекосяк? Что теперь делать? Могу ли я как-то помочь?» — эти вопросы, чередуя друг друга, крутились у него в голове сутки напролёт, не давая нормально заснуть. Ответов не было. Только накануне визита в госпиталь он наконец забылся долгим, но тяжёлым сном…

Виктор сидел в большой, совершенно пустой комнате на единственном колченогом стуле, на спинку которого было невозможно опереться без риска полететь на пол. Ни окон, ни светильников не было. Свет шёл от стены, на которой были фотообои, изображающие панораму Патриарших прудов, единственную скамейку и единственного человека, сидевшего на ней. То, что это именно фотообои, было понятно по тому, что кое-где они пузырились, создавая как бы эффект импрессионизма. На этот раз был день, ярко светило солнце, чирикали воробьи и тихонько шумел ветер в ветвях старых лип. Источника звука тоже не было заметно.

— Удивлены? — раздался голос из ниоткуда?

— Нет! — недовольно ответил Руденко, — скорее разочарован.

— Вот как?… Чем же? Результатами испытаний?

— Каких испытаний?! — искренне удивился Виктор.

— Ну как же, — ехидно заметил голос, — Вы разве не поняли? Вас испытывали. Вы ведь забыли, что никогда и ничего нельзя просить. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!

— Я ничего не просил! — закричал Виктор и вскочил.

— Разве? — голос уже прямо-таки сочился ядом, — значит Ваши желания исполнялись сами собой?

— Я. Ничего. Не. Просил. — упрямо повторил Руденко, выделяя каждое слово, и снова уселся, покачнувшись на шатком стуле, — желать и просить — разные вещи!

— Оставьте софистику, — в голосе послышалась усталость от глупости и недальновидности сидящего посреди комнаты человека.

— Ну уж нет! — набычился Виктор, — это именно Вы подменяете понятия… И потом, что значит «всё дадут»? Пока что за эти «дары» стребована слишком высокая цена. Слишком! Запредельно! Неприемлемо высокая! И даже не с меня!.. А исполнение всех моих «желаний» — вовсе не моя заслуга. И…

Он хотел сказать «и не Ваша», но поостерёгся, не понимая, кого же, собственно он будет иметь ввиду. Тяжело вздохнул и продолжил:

— За этим стоит тяжелый труд огромного числа людей. Каждый из них боролся. Кто-то со своей ленью, кто-то — со своим безразличием, кто-то — со своими страстями. И многие победили. Не все. Но многие…

— А заплатить за это пришлось Вам? Вы переживаете из-за этого? — голос изобразил что-то похожее на смешок. — Формально это как бы вопрос, но по сути — скорее утверждение.

— Если бы мне! — Виктор горько усмехнулся. — Заплатил Алексей. Платит Маша. А я… мне больно видеть их страдания. И я пока не понимаю, смогу ли я как-то помочь, не говоря уж про то, чтобы всё исправить.

— Нет, не сможете. И это будет Ваша плата. Вы будете платить до тех пор, пока не поймёте, как ещё можно использовать тот «дар», который Вы получили.

— Значит, ничего сделать нельзя, — Руденко готов был расплакаться от бессилия.

— Почему нельзя? Любовь… — голос сделал многозначительную паузу, — и в особенности любовь умной и сильной Женщины, — очень мощный защитный механизм. И очень действенный. Помните об этом…

Виктор проснулся, бросил взгляд на часы и резко подскочил. До встречи с Арсентьевым и с его врачом, оставалось всего два часа. «Вот ведь засада!» — подумал он, вспоминая свой странный сон. — «Лучше бы приснилось, о чем Алексей хотел со мной поговорить и как-то подготовиться. Не нравится мне, ох, не нравится, что он без Маши просил приехать. Ладно, по дороге попробую прикинуть». Однако по дороге ничего «прикинуть» не получилось. Вместо этого ему пришла в голову мысль, что они пока так и не удосужились поинтересоваться, а кто же такие эти отморозки, что остановили их на дороге. И были они сами по себе или за ними кто-то стоял. «Мама дорогая!» — тут же ужаснулся Виктор. «Я же там такого нажелал… это что же, теперь надо ждать сообщений о какой-нибудь катастрофе с кучей жертв, что ли? И чем же расплачиваться придётся??» Настроение, и так бывшее на нуле, провалилось куда-то в минус бесконечность.

* * *

В палату к лейтенанту он вошёл мрачнее тучи. Увидев Виктора, Алексей попробовал приподняться, но Фёдор Иванович Кулаков, его лечащий врач, удержал его.

— Виктор, — хрипло произнёс Алексей. Я попросил Фёдора Ивановича передать тебе кое-что… В смысле — рассказать.

Руденко удивленно посмотрел на врача. Тот, ничего не говоря, показал на дверь, встал и направился к выходу из палаты. Удивившись ещё сильнее, Виктор вышел вслед за ним в коридор.

— Не знаю почему, но Алексей Александрович попросил именно меня сказать вам то, что я сейчас скажу… — сильно волнуясь, постоянно запинаясь и как-то странно поглядывая на своего собеседника, начал Кулаков, — возможно потому, что считает, что мои слова будут звучать убедительнее… Не знаю… В общем… характер его ранения таков, что… скорее всего… как сексуальный партнёр Алексей будет… несостоятелен.

— М-м-м!! — застонал Виктор и схватился за голову, не заметив презрительной ухмылки врача. — Машуня!

— Простите, что? — удивился Фёдор Иванович.

— Почему он просил Вас сказать это мне?! Почему сам ей не скажет? — вместо ответа Виктор пристально посмотрел на врача, заметил не успевшую исчезнуть гримасу, и с огромным изумлением увидел как быстро может меняться цвет лица. Кулаков вдруг стал даже не томатного, а скорее вишнёвого цвета. И тут до Руденко дошло: — Э-э, Вы же посчитали, что мы из этих, из радужных? — он горько вздохнул. — Нет. Всё гораздо хуже. Моя племянница влюблена в Алексея как Джульетта в Ромео. Или как Изольда в Тристана. Да и он тоже, судя по всему… Вот только трагедий подобного рода нам и не хватает!.. — он грязно выругался, буркнул «Извините!» и замолчал. Потом, встрепенувшись, схватил Кулакова за пуговицу халата. — Подождите, подождите, Вы сказали: «Скорее всего»? Значит, есть надежда, что всё обойдётся?

— Ну, надежда есть всегда, — как-то неуверенно ответил врач и заторопился, — Собственно, это всё, что я должен был Вам передать и… мне пора, знаете ли… другие больные ждут…

— Почему ты попросил врача сказать это мне? — прямо с порога спросил Виктор, вернувшись в палату и тщательно закрыв дверь.

— Потому… — после долгой паузы наконец заговорил лейтенант, — потому что я хочу просить тебя сказать Маше, чтобы она… постаралась забыть обо мне.

— Тебя что, ещё и в голову ранили? — грубо поинтересовался Руденко. — Тебе мало, что она места себе от переживаний не находит, теперь ещё и об этом должна голова болеть?!

— Я… я не смогу сделать её счастливой, — Алексей почти плакал.

— Во-первых, ты не можешь этого знать. Фёдор Иванович сказал, что надежда есть. А во-вторых, и это гораздо важнее, ты, чёрт тебя побери, даже ещё не попытался бороться! — последние слова Виктор не проговорил, а прошипел прямо в лицо Арсентьеву. — А Маша, слабая девчонка, к тому же лишившаяся родителей, воевала, да, именно воевала(!) со своими болячками больше года! И победила! А ты сразу лапки кверху задрал. Тоже мне, бравый офицер.

— Причём здесь профессия? — попытался возразить Алексей.

— Дурак ты! — махнул рукой Руденко, — Маше я, так и быть, расскажу о нашем разговоре, но расскажу так, как мне представляется правильным. А ты готовься. Мне кажется она сумеет тебя… удивить…

На следующее утро девушка выслушала короткий рассказ Виктора (о своей отповеди лейтенанту он умолчал), до боли закусив губу. Когда он закончил, она вдруг улыбнулась каким-то своим мыслям, прощебетала: «Спасибо!», подхватила сумочку и направилась к двери.

— Ты далеко?

— К нему, конечно!

* * *

Войдя в палату, Маша подошла вплотную к кровати и упёрлась в Арсентьева сердитым взглядом. Лейтенант в ответ посмотрел на неё взглядом совершенно несправедливо наказанной собаки и отвернулся.

— Я выхожу замуж! — беззаботным тоном, совершенно не вязавшимся с её хмурым видом, заявила девушка.

— Поздравляю, — еле слышно пробормотал Алексей, не оборачиваясь. — За кого, если не секрет?

— За тебя!

Он умудрился от такого ответа упасть даже из положения «лёжа». Это было так забавно, что Маша звонко рассмеялась.

— Ты не рад? — продолжая смеяться спросила Маша.

— Э-э-э, а разве Виктор…

— Он рассказал о вашем разговоре. Я предлагаю о нём забыть, как о глупой неудачной шутке и поговорить серьёзно. Во-первых. Ты забыл, что есть такой замечательный доктор, как Елена Витальевна Сипягина. Во-вторых. Ты видишь перед собой результат её работы. Не только её, разумеется, но тем не менее. Напомню также, что именно ты её нашёл и рассказал мне о ней. И в-третьих. Мне очень обидно, что ты считаешь меня дурой.

Глядя на возмущённо вскинувшегося парня, Маша наконец улыбнулась и ласково сказала:

— Неужели ты думаешь, что я тебя на кого-нибудь променяю?

Она легонько погладила Алексея по давно небритой щеке, наклонилась и поцеловала его. В этот момент дверь открылась, и медсестра вкатила в палату стойку с капельницей.

— Пойду-ка я Елене Витальевне позвоню, — заявила Маша, поднимаясь, — а если она на месте, то и съезжу к ней.

Уже у двери она остановилась, обернулась и выдала нечто такое, от чего медсестра чуть не уронила шаткую конструкцию, а Алексей ещё долго лежал с открытым ртом и глупой, но счастливой улыбкой на лице:

— Да… я думаю, детей у нас будет двое. Минимум…

… Сипягина оказалась на месте и с удовольствием согласилась принять девушку. Выслушав Машин рассказ, не на шутку разволновалась и развила бурную деятельность. Сначала схватила с книжной полки какую-то одну медицинскую монографию, потом другую, в каждой пролистала несколько страниц, задерживаясь на некоторых, периодически восклицая: «Ага!» и довольно цокая языком. Потом пробежалась пальцами по клавиатуре ноутбука, стоящего на рабочем столе и надолго зависла, видимо, читая найденный документ. Маша терпеливо ждала, изредка порывалась что-то спросить, но каждый раз останавливала себя. Наконец Елена Витальевна откинулась на спинку кресла и посмотрела на девушку:

— Ну что ж, Маша! Как только ваш ненаглядный будет транспортабелен, привозите. Будем пробовать. И если всё получится… то есть я уверена практически на сто процентов, что с Алексеем получится, а вот с мужиками постарше… В общем, если получится, то… это золотое дно! Вы подкинули блестящую идею, и я Ваша должница. Ох и растрясу я старых импотентов! Ох, растрясу! — и Сипягина хищно улыбнулась…

Выйдя из медицинского центра, Маша, на радостях, что её неизвестно откуда взявшаяся уверенность в благополучном исходе получила высокопрофессиональное медицинское подтверждение, решила побаловать себя какой-нибудь обновкой, заехав в «Авиапарк» — огромный торговый центр, который был в десяти минутах езды оттуда. Купив себе в каком-то крошечном бутике весёленький комплект из кепки с огромным помпоном и шарфика, она, весело помахивая пакетом с покупками, махнула рукой Саше, ждущему у входа в магазин, и они отправились на парковку. Александр, их с Виктором водитель, теперь, после ранения лейтенанта, всегда повсюду сопровождал их вместе или по отдельности, не оставаясь, как раньше, ждать в машине. Профессиональным телохранителем он, конечно, не был, но кое-что умел и габариты имел соответствующие. Поэтому, когда к ним подскочила размалёванная девица и начала громко и почти нецензурно верещать, быстро убрал свою подопечную себе за спину и нарочито грубо спросил: «Чего надо?»

А Маша, узнав девушку, устроившую им с Алексеем сцену в кафе прошлым летом, приготовилась давать отпор чисто женским способом. Варфоломеева тем временем, неуклюже пытаясь обойти водителя, кричала:

— Ты! Это из-за тебя его ранили! А ты себе уже другого нашла! Шалава малолетняя!

— Девушка, Вы вообще соображаете, что говорите, — опешил Александр, беспомощно оглядываясь.

— А откуда ты знаешь про ранение Алексея? — недобро прищурилась Маша.

— Не твоё дело! — продолжала бушевать Людмила.

— Ну, не мне, так в другом месте ответить придется. Но это, на самом деле, не так уж и важно… Я-то Лёшу вылечу. И замуж за него выйду. И детей ему рожу. А вот ты, — она презрительно усмехнулась, — ты сильно рискуешь. Рискуешь сильно подурнеть. Либо от злобы, либо от зависти. Так что лучше поищи себе кого другого, поглупее, на кого собак безнаказанно спускать будешь… Александр, поехали! — и Маша решительно двинулась дальше, оставив Варфоломееву стоять с выпученными глазами и судорожно вздыхающую с широко открытым ртом, как будто она пыталась что-то сказать, но у неё ничего не получалось.

Вернувшись домой, она застала дядюшку за рабочим столом, что-то внимательно читающего. Он даже не отвлёкся, чтобы спросить о результатах поездки, что её очень удивило. Маша подошла и заглянула через плечо. На экране ноутбука была открыта вчерашняя статья из лондонской Times «Суперуспешная операция американских, французских и российских спецслужб».

— Чем отличились доблестные рыцари плаща и кинжала? — спросила девушка, не проявив особого интереса.

— Да так, больше о взаимодействии разных стран… в основном, — не очень натурально отмахнулся Виктор, — расскажи лучше, как съездила.

— С Лёшей поговорила, мозги вправила, с Сипягиной встретилась, она меня обнадёжила. Так что всё нормально, — она слегка хмыкнула, — в основном.

Руденко и на хмыканье племянницы тоже внимания не обратил, продолжая читать. Маша пожала плечами, обиженно поджала губы и пошла к себе в комнату, решив, раз такое дело, ничего не рассказывать о стычке в «Авиапарке». Она и представить себе не могла, что в этот момент её любимый дядюшка находится в такой глубокой задумчивости, что отвлечь его мог бы только недалёкий взрыв, да и то вряд ли.

Виктор читал уже пятую статью с похожим заголовком. Перед этой был перевод статьи из французской Le Monde — «Наркодилеры расплатились кровью», из наших «Известий» — «Совместные усилия спецслужб дали фантастические результаты» и парочки американских с аналогичными названиями. Уже после первой его прошиб холодный пот, потому что у него в голове вдруг соединились его внезапное «пожелание» при записи закадрового текста к французскому клипу и круто замешанное на страхе и ненависти «воззвание» после ранения Алексея. Теперь он в разных публикациях выискивал цифры и пытался их осмыслить. По данным разных источников выходило, что при действительно очень масштабной и действительно одновременной и совместной операции в Колумбии, США, Франции и России было уничтожено от ста двадцати до ста пятидесяти наркодельцов разного масштаба. Именно уничтожено, а не арестовано. Впрочем, и арестованных было примерно столько же. Они все дружно почему-то вздумали оказывать вооружённое сопротивление, но задействованные против них силы были настолько велики и действовали они настолько решительно, что результат получился именно таким, как его описывали журналисты. О потерях среди силовиков ничего не говорилось, хотя было понятно, что без жертв среди них вряд ли обошлось. Ещё писали о тоннах захваченных и уничтоженных наркотиков, о количестве ликвидированных складов и лабораторий и изъятых деньгах. Всё последнее Виктора не интересовало абсолютно, а вот по поводу убитых он весь испереживался.

«А вдруг среди погибших были те, кто не имел отношения к нападению на нас? Нет, так-то их не жалко, но… но… так слишком много „щепок“ при рубке леса разлететься может. А там и до „вампиризма“ недалеко! Пожелал крови и — пожалуйста. Только пальцами щелкни. Б-р-р-р…» — его передёрнуло так, что клацнули зубы.

«Погоди, погоди!» — остановил себя Виктор, как уже не раз бывало при внутренних диалогах. — «Тогда, в парке, во Франции, мне внезапно стало плохо, когда того мужика из-за меня скрючило. А ни при записи текста, ни на дороге ничего такого не было! Это значит, что я всё сделал правильно? Или что мне что-то могут простить, а что-то нет?… Хорошие вопросы… Ещё бы кто подсказал, где ответы получить…»

Он резко встал и сделал несколько быстрых шагов в сторону машиной комнаты, решив, что надо бы всё рассказать Маше, и, возможно посоветоваться с ней. Племянница действительно была не по годам умна. Причём нужным именно сейчас житейским умом, а не способностью решать сложные математические или какие другие задачки.

«Нет! Не сто́ит!» — Руденко снова притормозил. — «По крайней мере не сейчас. Ей и так проблем хватает…»

Вернулся к столу, взял лист бумаги и попытался нарисовать некое подобие схемы взаимодействий их клипов, своих хотелок, и полученных результатов. Просмотрел цифры, статистику… Получилось не очень вразумительно. Вопросы никуда не исчезали. Он разорвал листок со своими каракулями, дошел до кухни, выбросил в мусорное ведро обрывки и собрался вернуться в кабинет, когда на пороге появилась Маша. Виктор вдруг наконец-то сообразил, что не расспросил у неё о поездке к Арсентьеву подробно, хотя следовало бы.

— Машунь, извини, я что-то зачитался, когда ты вернулась. Расскажи, как ты с Алексеем поговорила. На чем расстались?

Девушка вздохнула, давая понять, что простила недавнее отсутствие должного интереса, улыбнулась и в лицах пересказала весь их разговор и подробно отчиталась о поездке на Ходынку к Сипягиной. А Виктор слушал и блаженно улыбался. Улыбался не только тому, что одна из проблем оказалась не настолько большой, как казалось, не только тому, что Маша говорила об Алексее с нескрываемой нежностью, а ещё и тому, что благодаря Машиному рассказу вспомнил свой последний сон в мельчайших деталях. Точнее, его конец: «… в особенности любовь умной и сильной Женщины…». И не только вспомнил…

«Было же ясно сказано, что придётся платить до тех пор, пока не пойму, как ещё использовать этот „дар“. Который больше похож на проклятие, чем на подарок. Вот же! Вот он! Вот он, ответ! Любовь! Ведь не было сказано „только“, было сказано „в особенности“! Значит… „всего-навсего“ нужно поменять раздражение, ненависть, — на… их противоположность и… тогда можно меньше беспокоиться о последствиях? Да, скорее всего именно так!»

«Это „всего-навсего“ конечно же в огромных кавычках» — осадил он себя, — «но… но… примеры-то есть! Вот солдат на войне. Он ведь убивает врага не только потому, что ненавидит агрессора, а ещё и потому, что любит свою страну, своих родных, свою свободу, в конце концов… Или это меня куда-то не туда занесло?… Кста-а-а-ти! В нашем первом клипе… да и в китайском, никакого раздражения или злости ни на кого у меня не было. В результате плюсов — вагон. Даже наезд фармацевтов обернулся „прибылью“. Не денежной, само собой, вон как за нас наши подписчики вступились. А это дорогого стоит!.. Во французском — ну, тут и так всё ясно, на каждый плюсик нашёлся жирный минус. В американском — там двояко истолковывать можно. Ну и минусов, соответственно, отсыпали. Не таких жирных, как за предыдущий, конечно, но ведь были они, были!»

Тут Виктора отвлекло Машино ехидное хихиканье.

— Ты чего?

— А потом ещё кое-что было, — и она рассказала о своей стычке с Людмилой.

— Хм, не боишься, что по злобе́ гадость какую задумает?

— Вот ещё! — презрительно фыркнула девушка, — много чести таких куриц опасаться.

— Ну, если куриц, тогда конечно… Хотя всё равно придётся оглядываться, чтобы в помёте не изгваздаться.

Маша беззаботно отмахнулась, сказав, что по-крупному гадить у таких кишка тонка, а на мелочи у неё иммунитет теперь, после того, как она руками хлещущую кровь пыталась останавливать. Виктор, почему-то смутившийся и разволновавшийся от таких слов, посмотрел как за вернувшейся в свою комнату племянницей закрылась дверь и решил, что всё-таки не помешает попозже поинтересоваться у лейтенанта насчёт возможностей этой Варфоломеевой… Отсюда, вдруг, как-то сам собой выстроился мост к тому, чем они с племянницей занимались последнее время.

«Вот есть несчастная, по сути — отвергнутая женщина. И есть Маша, ставшая успешной, нашедшая свою любовь, будем надеяться — любовь долгую и счастливую. Таких, как Маша — единицы… ну, пусть — десятки или даже сотни. Таких, как эта Людмила, — тысячи, если не миллионы. И не женщин, а вообще — людей. И среди этих тысяч или миллионов обязательно найдутся такие, которые будут стараться сделать какую-нибудь гадость. Кто словом, кто делом. Кто из зависти, кто от злости, что у самого так не получается. И плевать всем на то, что Машин успех оплачен огромным трудом, толикой таланта и выстрадан долгими месяцами сражений за своё здоровье… А ведь от этих завистников и злопыхателей как-то защищаться придётся. Отгораживаться от всех батальонами телохранителей? И что за жизнь тогда будет? Не, не годится. Построить крепость и запереться в ней, залезть в бункер или в какой-нибудь медвежий угол — тоже не вариант. А от лжи или несправедливых обвинений вообще никаким забором не отгородишься. И что делать?… Ведь нельзя быть счастливым среди несчастных… Стоп!» — Виктор в очередной раз запнулся.

«А что мы вообще делаем?… Мы заставляем людей чаще улыбаться. И они, пусть хоть на мгновенье, становятся счастливыми. И это хорошо без всяких „НО“! Значит… значит и дальше будем делать то же самое, пока будет получаться».

— Вот и ладненько! «Делай что должно и будь, что будет» — сказано давно, не нами, не нам и сомневаться в этом, — тихонько пробормотал он уже вслух, словно боясь, не услышит ли кто. И добавил уже про себя: «Что-то я повторяться стал… Ну и ладно. Правильные слова не грех и почаще повторять».

Руденко успокоился, согрел себе чаю, достал свои любимые бисквитные палочки и включил кухонный телевизор. Шло шоу «Идеальные половинки». Приторная патока, которую лили в уши зрителей якобы счастливые семейные пары, мгновенно начала вызывать неприязнь, и он с раздражением ткнул в пульт, выключая зомбо-ящик.

«А ты? Ты сам как? Ты постоянно талдычишь: „Мы будем…“, „Мы сделаем…“, „Мы то…“, „Мы это…“. У Маши теперь есть Алексей, а у тебя?… Э-хе-хех, права, ох, как права была великая Фанни Ардан, когда говорила: „Искусство заполняет те лакуны, которые покинула любовь!“ Не знаю, можно ли назвать, то, что мы… вот, опять „мы“… мы с Машуней делаем, но признайся честно, сам ты счастливее не очень-то становишься, потому что… мне без Натуськи плохо. Ну, пусть не плохо, но хуже, чем с ней до того дня, когда Машка одна осталась… Интересно, как там сейчас она?…»

ГЛАВА 15

Первое время после развода Наташа часто плакала. Она стала меньше общаться с родителями, которые видимо посчитали свою «миссию» исполненной и стали меньше донимать дочь. От этого пришло понимание, что её Витя на самом деле очень добрый и порядочный человек. А вся его забота о племяннице ничем другим не является и никогда не являлась. Теперь все претензии и с её стороны, и со стороны её родителей выглядели по меньшей мере… слишком эмоционально.

«Да что нам, в самом деле, денег что ли не хватало?» — сокрушалась она теперь иногда по ночам, уткнувшись в мокрую от слёз подушку. — «Ну, не откладывали ничего, это да, но ведь хватало на всё! Мы ж не безрукие какие, заработали бы. И Манька в конце концов выздоровела. А я как последняя дура одна осталась!»

Несколько раз Наталья совсем уж было собиралась позвонить Виктору, договориться о встрече, попросить прощения, предложить начать всё сначала, но почему-то каждый раз откладывала. А потом появился первый ролик. И она снова отложила звонок, побоявшись, что Витя решит, будто бывшая супруга хочет примазаться к появившейся популярности.

Сам клип понравился ей настолько, что она пересматривала его раз двадцать. И каждый раз у неё прямо на глазах поднималось настроение, появлялась какая-то бодрость, лёгкость, хотелось немедленно заняться делами, до которых всё не доходили руки. Хотя, надо было честно признаться самой себе, она и чуть-чуть завидовала успеху бывшего мужа. Точнее даже не завидовала, а сожалела о том, что не принимала участие в создании такого замечательного фильма. Просто Наталья была неплохим архитектором и своим профессиональным взглядом отметила парочку малюсеньких огрехов, которые стоило бы исправить в нарисованном Машей замке. Она даже нарисовала парочку эскизов, надеясь при случае использовать их как повод для встречи и возможного примирения. Но потом появился второй ролик, где ничего поправлять было не нужно. Ну действительно, что можно поправить в Эйфелевой башне? Второй клип понравился её ничуть не меньше первого, но не приносил ни радости, ни лёгкости, потому что нарисованные эскизы теряли свою актуальность, новых поводов придумать не получалось, и Наташа грустила.

«Дождалась?» — накручивала она себя, разглядывая своё отражение в ростовом зеркале в прихожей, — «с такими результатами Витя с Машей заработали столько, что теперь около них, поди, не протолкнуться. Наверняка всякие супермодели косяками вокруг хороводы водят, с ложечки кормят и ноги омывают. Или что там им положено делать, куклам этим? И все ведь не намного старше Машки скорее всего!».

Со времени развода Наталья всего лишь чуть-чуть прибавила в весе, но парикмахерские и прочие салоны красоты посещала с прежней регулярностью, бережно сохраняя природную красоту и очарование, на которое в своё время и запал молодой талантливый видеооператор. Так что надежда на то, что полные обожания взгляды Виктора могут её снова порадовать, ещё теплилась у неё глубоко в душе. Следующие клипы вроде бы должны были и эту призрачную надежду окончательно развеять, поскольку в них снова не было ничего такого, что могло бы послужить поводом для попытки восстановить отношения. Но произошло ровно противоположное. Наталья каким-то непостижимым образом почувствовала, что её Витя тоже тоскует по ней и ему тоже не хватает спокойного и ровного семейного счастья. Если бы её кто-нибудь спросил, откуда взялось это чувство, эта уверенность, она не смогла бы ответить. Вот появилось, и всё тут! Перечитав и пересмотрев в который раз всё, что говорили Виктор с Машей в своих интервью, обращениях и комментариях, она только утвердилась в мысли о том, что за благородными порывами и высокими целями стоит не только, а, возможно, и не столько стремление помочь каким-то незнакомым людям, а простое и понятное желание вернуть то, что когда-то называлось счастьем.

* * *

Наташа узнала о том, что у племянницы есть молодой человек, с которым у неё ну прям как в кино — «большая и чистая любовь» и о его ранении из свежих комментариев к последнему клипу — «американскому». Откуда подписчики канала Magical Sand узнали, да ещё с подробностями, обстоятельства нападения, было непонятно, но страсти закипели нешуточные. Чего там только не было! От предложений адвокатов и частных детективных агентств «найти и покарать» обидчиков, до призывов организовать чуть ли не частную военную компанию для защиты любимых авторов. Все эти экстремальные предложения и призывы вызывали у неё только ироничную улыбку. До тех пор, пока она не прочитала, что при нападении Виктор Руденко не пострадал.

«Господи!! Значит он тоже там был! Не пострадал?! А если бы пострадал?!» — ужаснулась она. — «Боже мой! Надо срочно ехать к нему!»

Наталья быстро собралась, выскочила из квартиры, но у дверей подъезда резко остановилась.

«А куда бежать то? Вечер субботы на дворе как-никак. Где его искать? Дома ли он?» — спохватилась она и решительно набрала номер Виктора, нахваливая себя за то, что решилась наконец позвонить.

— Алло, — такой знакомый голос был немного удивленным.

— Здравствуй, Вить, — Наташа замялась. Вся решимость куда-то сразу улетучилась. — Э-э-э, у тебя всё в порядке?

— Спасибо! Более-менее… А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Виктор и, вдруг испугался, что она сейчас обидится и бросит трубку. — Извини ради бога, — торопливо добавил он, — у тебя-то как дела?

— Ну-у, тоже более-менее… я тут прочитала, что на вас с Машей…

— Приезжай, а?! — прервал он её, — или, если хочешь, давай в городе встретимся.

— Давай, — потихоньку выдохнула Наталья, стараясь не выдать радостного возбуждения, охватившего её от этих слов, — подожди, ты сказал «в городе»? А ты где сейчас?

— Мы с Машуней дом снимаем. Ирина Сергеевна и Андрей Кириллович тоже здесь.

… Они встретились в Сокольниках, долго гуляли по тенистым аллеям, иногда заходили в какое-нибудькафе выпить по чашке кофе и говорили, говорили, говорили…

«Как там было у Булгакова?» — в какой-то момент подумал Виктор, — «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож…»

«Но нет, нет! Конечно же любовь не выскочила сейчас перед нами», — продолжал размышлять Руденко, — «Это произошло давно. А сейчас… я очень надеюсь на это… сейчас она просто вернулась. Как возвращаются блудные сыновья. Как возвращаются моряки, пережившие жестокие шторма и увидевшие, наконец, родную гавань. Тихую и спокойную. В которой есть удобный, широкий и глубокий фарватер, но и опасные рифы попадаются. И пройти по этому фарватеру, не наткнувшись на рифы — тоже дар, который нельзя растратить ни на что другое…»

Он смотрел на свою Натуську и больше всего на свете хотел, чтобы она почувствовала сейчас примерно то же самое, что и он. И в то же время очень боялся, что своим «желанием» подтолкнёт её к нужному ему состоянию возобновляющейся влюблённости. А никакой суррогат его уже ни в каком виде не устроил бы.

«Вот ведь как, оказывается, бывает! — удивлялся Руденко, — Можно хотеть и не хотеть чего-то одновременно! А вот чего я не хочу точно — так это того, чтобы в наши отношения кто-то или что-то вмешивалось. Ангелы, демоны, теория вероятности, сама Вселенная, да кто угодно! НЕ ХО-ЧУ! Я с удовольствием откажусь от этого сомнительного „дара“, если он может помешать вернуть её… „Сами всё дадут“», — Виктор с горечью вспоминал свои сны и слова гениального создателя «Мастера и Маргариты». — «Не-е-е-т! Человек сам! Сам должен брать то, что принадлежит ему по праву — свободу! Свободу поступать по чести и совести. Свободу любить и защищать тех, кто ему дорог. Свободу презирать тех, кто от чести и совести отступился».

Наталья видела, что Витя о чём-то напряжённо размышляет, но не решалась ничего спрашивать, боясь спугнуть, сломать это пока ещё очень осторожное и очень хрупкое чувство возвращающего счастья. Она даже боялась лишний раз посмотреть ему в глаза, опасаясь неосторожным взглядом выдать своё состояние. «Ну же, позови меня с собой!» — попросила она беззвучно. И тут же одёрнула себя: «Чтобы позвал, надо сделать то, что собиралась. Прямо сейчас!..»

— Вить! Ты… прости меня, пожалуйста! Я… — она смутилась и замолчала, не в силах подобрать слова.

— Нет, подожди! — прервал её Виктор, — я знаю, что ты хочешь сказать. Это ты прости меня! Наверное, я даже больше виноват в том, что произошло. Значил не сумел как следует объяснить… Слов нужных тогда не нашёл ни для тебя, ни для родителей твоих. И сейчас…

— Нет-нет! Теперь ты подожди! — Наташа теперь уже решительно остановила его, — я тоже знаю, что ты хочешь дальше сказать. Я… я теперь крепко-накрепко усвоила, что это очень опасно — хотеть всего и сразу: и обычного семейного счастья, и финансового благополучия, и любимой работы, и верных друзей, и мудрых родителей…

«О-хо-хо! Ты даже не представляешь — насколько!» — хмыкнул про себя Руденко.

А она тем временем продолжила:

— А ещё… когда по сто раз пересмотрела ваши клипы, я поняла, что совсем по-другому стала относиться к Машке. Теперь… теперь мне тоже хочется называть её Машуней. Как ты…

Они, казалось, целую вечность смотрели друг на друга, силясь понять, насколько каждый из них сейчас был искренен. И каждый из них видел, что да, — вполне. И каждый пытался найти какие-нибудь изъяны в интонациях, взглядах, вздохах. И одновременно боялся их найти, и радовался, что не находит… Виктор не выдержал первым:

— Поехали к нам? — робко предложил он.

— Прямо сейчас? — растерялась Наталья, хотя несколько минут назад и хотела этого больше всего на свете, — но… мне переодеться хотя бы…

— За… — Виктор хотел спросить: «зачем?», но вовремя прикусил язык, сообразив, что Натуська в этом случае может решить, что это будет просто визит «в гости», а ему очень хотелось, чтобы она осталась совсем. — Заедем к тебе, делов то…

К Наталье на Преображенку доехали минут за десять. Она отправила Виктора на кухню, быстро переоделась в полуспортивный костюм, вытряхнула из своего почти клатча всё содержимое в сумочку побольше, заскочила в ванную, схватила зубную щётку, вернулась в комнату и достала из комодика свою любимую шёлковую ночную рубашку, которая, если её плотно свернуть, могла уместиться в большой спичечный коробок, закинула в сумку, но тут же выхватила обратно.

«Ну ты, мать, даёшь! Всё решила уже? И за него тоже?» — она на целую минуту замерла в нерешительности, потом вздохнула и сунула ночнушку обратно в комод. Потом достала и зубную щётку, повертела в руках и сунула обратно. «Ну, если что, скажу, что она у меня всегда в сумочке лежит» — успокоила она сама себя.

— Судя по навигатору, доедем меньше, чем за час, — сказал Виктор, когда они наконец сели в машину, — как раз к ужину успеем. Ирина Сергеевна грозилась свой фирменный рыбный пирог сделать.

— О, здорово! А то я его вкус уже забывать стала! — заулыбалась Наталья. — А… Маша готовит что-нибудь уже? В смысле — не сегодня, а — вообще.

— Бывает, берет иногда уроки у бабули. Но до совершенства пока далековато. Хотя всё, что она делала, было вполне съедобно.

— А ты?

— Не-е, как за город переехали, я только кофе иногда на всех варю. Да и в Москве чаще что-то в кулинарии «Вкусвилла» брал. У них всяко лучше, чем если бы сам готовил. Ты же помнишь, повар из меня всегда был… так себе.

Так, болтая ни о чём, быстро долетели до МКАДа и… встали в мёртвую пробку. Впереди мигали проблесковые маячки полиции и скорой помощи, народ даже повылезал из машин, все куда-то звонили, что-то обсуждали… Наталья было напряглась, не зная, как реагировать на непредвиденную задержку, но Виктор, повернувшись к ней спросил:

— Ты ведь останешься?

— А… ты этого хочешь? — спросила она на всякий случай, хотя это было понятно и так. Ей почему-то захотелось услышать его ответ, постараться понять по интонации — желание это возникло только сейчас или вызревало долго и осознанно.

— Да. Очень. — просто ответил Виктор.

— И никто не будет против? — лукаво улыбнулась Наталья, с радостью осознав, что нет, ничего сиюминутного в его словах не было.

— Мне кажется, что — нет…

Когда они наконец добрались до дома, уже совсем стемнело. Встретили их только Ма́шины бабушка с дедом. Самой её не было ни видно, ни слышно. Секундное удивление сменилось радостными улыбками, Ирина Сергеевна протянула к гостье руки, подошла, обняла и расцеловала.

— Здравствуй, Наташенька!

— Ну наконец-то! — буркнул Андрей Кириллович вроде бы сварливо, но так, что всем стало ясно: не наконец-то добрались, а наконец-то приехали вместе.

— Маша спать пошла. Хотела тебе что-то показать, но не дождалась. Она завтра ни свет ни заря к Алексею собралась. Вроде договорилась до утреннего обхода с врачом поговорить, — пояснила бабушка отсутствие внучки. — А я вам сейчас пирог согрею. Он сегодня удался. Вы умывайтесь, и на кухню.

За столом Ирина Сергеевна с Андреем Кирилловичем Наталью ни о чём серьёзном не спрашивали, ничего не выясняли и планов не выпытывали. Так, мельком поинтересовались здоровьем родителей, задали пару вопросов о работе, поболтали о том, о сём и стали собираться на боковую. Через минуту после того, как они ушли, бабушка вернулась и позвала Виктора помочь с чем-то.

— Вы спать то в одной комнате будете? — спросила она шёпотом, когда они вышли из кухни. — А то я в гостевой спальне постелю.

— Да я сам сделаю, — смутился Виктор, — хотя очень надеюсь, что это не понадобится.

— Ну и хорошо, если не понадобится, — успокоила его Ирина Сергеевна…

Наташа проснулась посреди ночи и долго разглядывала лицо Виктора, иногда угадывающееся в проблесках лунного света, просачивающегося сквозь недостаточно плотно задернутые шторы. Во сне он то хмурился, то вдруг начинал улыбаться безмятежной улыбкой. И она, словно дразня его, тоже вместе с ним начинала улыбаться или хмуриться.

А ему снилось, что он стоит в Третьяковской галерее и удивлённо разглядывает «Чёрный квадрат» Малевича. Самый первый вариант, написанный художником в 1915-м. С характерными белёсыми кракелюрами — трещинами в красочном слое картины, сквозь которые проглядывают слои других картин, которые он записал во внезапном порыве своего вдохновения. В раме, которая была не совсем белой, скорее она была похожа по цвету на плохо отстиранную ткань, когда-то бывшую белой. Но при этом Виктор прекрасно знал, что именно этот, первый, вариант хранится в запасниках Третьяковки и доступен крайне редко. Только на специальных выставках искушённый зритель может увидеть этот памятник вдохновению — в изначальной фактуре, трещинах и пятнах растёкшегося лака. И совершенно отчётливо помнил, что ни на одной такой выставке он не бывал. Вдруг кракелюры блеснули серебром и начали расширяться. Руденко в ужасе оглянулся, думая, что сейчас набежит охрана и начнёт обвинять его в порче шедевра. Но никого не увидел. Ни других зрителей, ни смотрительниц, ни охраны. Повернувшись обратно к картине, с неописуемым изумлением увидел, что она превратилась в зеркало. Он судорожно прижал ладони к вискам, стараясь хоть так сдержать безумный круговорот мыслей, хлынувших в голову. Отражение, однако, его движение НЕ повторило, а, усмехнувшись, спросило:

— Выбрал уже?

— Что я должен выбрать? — через силу выдавил Виктор.

— Ну как же? Твоё личное желание исполнилось. Теперь надо выбрать: оставить исполнение других желаний, или отменить последнее.

— Но разве помощь Машуне… да и всё остальное…

— Нет-нет! — мягко перебило его отражение. — Всё это ты делал НЕ для себя. А вот то, что твоя бывшая жена перестала быть «бывшей» — это и было твоё «очень личное» желание, разве нет? Теперь пришла пора выбора.

— Ну да, — Виктор насмешливо скривил губы, — осталось добавить «Он не заслужил света, он заслужил покой».

— А вот ирония сейчас совсем неуместна! — нахмурился зазеркальный «собеседник». — Так что ты выбираешь?

— Это НЕ выбор! — горячо возразил Руденко. — Да, я люблю мою Натуську. И счастлив, что она теперь снова со мной. Но я не понимаю, почему надо отказываться от того, что у меня хорошо получается? Даже не у меня. И не у меня с Машей! С нами работает уже много людей. И они работают с нами не только из-за денег!.. Да и то, что мы делали, реально помогало многим людям. Очень многим. Иначе не было бы таких результатов!

— О! Ты уже торгуешься? — отражение погрозило пальцем. — А разве не ты говорил, что за вашими успехами стоит огромный труд этих самых «многих» людей? Может твоей заслуги и нет вовсе? Вспомни-ка, ведь Наташа верно сказала, что нельзя хотеть всего и сразу. Нельзя в нищей стране быть богатым… то есть можно, но впрок такое богатство не пойдёт. Кто-нибудь или постоянно в спину шипеть будет, или в суп плевать исподтишка, не говоря о чем-то более серьёзном. Или все неприятности забылись уже?

— Иди ты к чёрту! — разозлился Виктор, вспомнив, как мучился от безысходности после прочтения статей о разгроме наркодельцов, покрываясь липким противным потом от горечи за невинные жертвы. От осознания собственной беспомощности. От страха, что выплывут наружу истинные причины произошедшего. И от того, что в этом случае наверняка не получится больше ничего сделать.

— Куда-куда? — иронично уточнил «двойник».

— Не придирайся к словам, — окрысился Руденко.

— Я — это ты! Ты споришь сам с собой. И боишься себя. И злишься тоже на самого себя. Потому что знаешь, что нет никакой гарантии, что будет всё и сразу. А если и будет — придётся платить. Дорого. Ты готов к этому? — Виктору показалось, что отражение в этот момент немного потемнело.

— Если платить придётся лично мне, то да, готов! — он решительно кивнул. — Чем бы ни пришлось платить.

— Ты же знаешь, что это далеко не всегда зависит от тебя, — темнота стала ещё гуще, отражения почти не стало видно.

— Знаю. Но теперь я ещё знаю, что при необходимости за нас есть кому заступиться. И нам есть у кого попросить помощи, если она понадобится.

Откуда вдруг появилась такая уверенность, Виктор не хотел разбираться. Слишком сложный был разговор. Хотелось как можно быстрее его закончить, забыться и просто отдохнуть.

— Ты веришь, что вся эта «помощь» и «заступничество» может быть не только на словах? — теперь и голос стал гораздо тише.

— Да, верю! Иначе всё, что мы делали, не имело смысла! Те мимолётные секунды счастья, когда люди улыбались, просматривая наши клипы, не могли пройти бесследно. Не должны!

— Что ж, выбор сделан! — прошелестело на пределе слышимости и зеркало окончательно превратилось обратно в картину. Только теперь на ней не было никаких трещин, а рама стала ослепительно белой…

Он проснулся от лёгких прикосновений. Открыл глаза и совсем рядом увидел Наташино лицо. Её глаза подозрительно поблёскивали.

— Извини! — жарко прошептала она. — Я не смогла удержаться.

— От чего? — он улыбнулся и обнял её.

— От того, чтобы сказать тебе «Спасибо!» — Наталья легонько погладила Виктора по щеке и прижала палец к его губам, видя, что он собирается что-то сказать. — Мой победитель!

— Всё хорошо! — Виктор поцеловал её ладошку. — Теперь мы всех будем побеждать только вместе.

* * *

Окончательно они проснулись незадолго до возвращения Маши из госпиталя. Она влетела в дом, когда все как раз садились завтракать. Увидев Наталью, девушка резко затормозила и уставилась на гостью, недобро прищурившись.

— Доброе утро! — бабушка как ни в чём не бывало улыбнулась внучке, — ты как раз вовремя. Мы ещё не начинали. Как дела у Алексея?

Мужчины ограничились коротким: «Привет-привет!», Наташа вежливо поздоровалась и опустила голову, не зная как реагировать на холодный приём племянницы.

— Там! — с нажимом выделила Маша, продолжая сверлить взглядом бывшую тётушку, — там всё более-менее нормально. Через неделю выпишут скорее всего.

— Слава Богу! — Ирина Сергеевна перекрестилась. — А потом?

— Ну, отпуск по ранению в таких случаях положен, — вклинился Андрей Кириллович, пытаясь отвлечь внучку от немедленного выяснения отношений с Натальей. — По-хорошему в санаторий какой-нибудь стоит поехать. Наверняка у МВД сейчас с этим всё в порядке.

— Ой, и правда! — девушка действительно переключилась на более важный для неё сейчас вопрос, — пойду позвоню ему, выясню.

— Покушай хоть сначала! — заохала бабушка.

— Потом, — на ходу отозвалась Маша, скрываясь в своей комнате.

Она так весь день почти и не выходила, за обедом и ужином молча съедала свои порции и снова закрывалась у себя. Наталья из-за этого места себе не находила, несколько раз порывалась уехать, но Виктор всякий раз её останавливал, успокаивал, хотя и сам напрягся не на шутку.

— Не переживай! Машуня умненькая барышня. И уже совсем взрослая, несмотря на свой возраст. Она сильно изменилась за последнее время. А сейчас, я думаю, она просто перебирает варианты поведения и пытается просчитать последствия.

— Ты так говоришь, будто она шахматную партию разыгрывает, — фыркала Наташа.

— Да так и есть, скорее всего. Мне кажется, что Маня размышляет, чем пожертвовать, чтобы свести всё к ничьей. Потому что твой или её выигрыш приведет к тому, что отношения со мной могут сильно измениться. А ей это совсем не нужно. Ну а мне — тем более.

— Давай я пойду с ней поговорю!

— Не торопись. Вы обязательно поговорите. Не сегодня. То есть, может быть и сегодня, если она сама этого захочет.

Однако ни в этот день, ни в понедельник с утра Маша никаких попыток объясниться не предприняла. И только когда Наталья уехала на работу, она позвала дядюшку прогуляться.

— Правильно ли я поняла, что вы теперь хотите снова жить вместе? — спросила девушка, когда они пришли на берег небольшого озера примерно в километре от их дома и устроились в одной из небольших беседок, разбросанных вокруг.

— Угу, — кивнул Руденко. — А ты, как я(!) понял, — против.

— Пока — да. То есть мне, конечно же, всё равно с кем ты спишь, но… — она на секунду задумалась, — но если ты мне внятно не объяснишь, почему вдруг ты так решил, я её терпеть рядом с собой не буду!

— А ты знаешь, что она мне сказала, когда мы встретились? Вот сейчас, после долгого перерыва? — Виктор, хитро прищурившись, посмотрел на племянницу, гадая, предложит та хоть какой-то вариант или нет.

— Небось соловьём разливалась, расхваливая наши работы? — фыркнула Маша.

— Ну-у, — разочарованно протянул он, — зачем ты так упрощаешь? — Виктор даже отвернулся от огорчения.

С одной стороны, он прекрасно понимал, что тогда в Сокольниках Натуська имела ввиду, что поняла наконец: Маша — не капризная девчонка, требующая к себе повышенного внимания, а очень талантливая и добрая девушка, слишком рано ставшая взрослой. И которая очень дорога́ ему. А с другой — расстроился от того, что племянница всё-таки угадала, хотя и повернула всё таким образом, что получалось как-то не очень красиво.

— Ладно-ладно, давай, удиви меня, — девушка потеребила дядюшку за рукав, как бы прося прощения.

— Она сказала, что теперь ей хочется называть тебя так же, как я — Машуня.

— И ты ей сразу поверил? — после недолгого раздумья спросила Маша, недоверчиво покачивая головой. — Ведь она единственная, кто пытался тебе ставить палки в колёса, когда ты мне помогал.

— Ну ты же знаешь, — поморщился Виктор, — что там в основном её родители постарались.

— Да, но она даже не пыталась сопротивляться этим глупостям.

— Это не вина её. А беда. Это тебе повезло с бабушками-дедушками, а вот нашим детям, если бы они были, — не со всеми, — он грустно вздохнул и потупился.

Виктор понимал, что племянница со своей стороны права, но ему очень хотелось, чтобы эта страница их жизни была перевернута и забыта. Забыта как можно быстрее. Они долго молчали, размышляя каждый о своём. Наконец он решился сделать ещё одну попытку:

— Посмотри на себя. Какая ты сейчас, и какая была год-полтора назад. Очень ведь многое изменилось. Ты многое поняла, ко многому стала относится совсем по-другому. Почему ты думаешь, что с Наташей не могло произойти то же самое?

— Не знаю, Вик! — Маша поёжилась, — мне кажется, что я осталась точно такой же. То, что для меня было хорошо или плохо год или два назад, так же и осталось.

Снова повисла длинная пауза.

— Ты не боишься, что она вернулась за деньгами? Только уже за гораздо бо́льшими, — нарушила тягостную тишину девушка.

— Я даже думать об этом не хочу! — горячо возразил Виктор. — Потому что если вдруг ты окажешься права, я… я не знаю, что я тогда сделаю!

— Ты прежде, чем решишься что-то делать, с Лёшей посоветуйся. Он подскажет, как с уликами поступать, — мрачно пошутила Маша.

— Да типун тебе на язык! — возмутился Руденко. — Неужели ты думаешь, что я могу кому-то из вас сделать что-то такое, о чем потом пожалею? Я имел ввиду: застрелюсь, утоплюсь, в монастырь уйду, в Антарктиду насовсем уеду…

— Извини. Слишком черный юмор получился, — повинилась племянница. — Но ты тоже пойми, мне ужасно не хочется, чтобы нашей совместной работе что-то помешало.

— А ты знаешь… Если придётся выбирать, я… я выберу нашу работу!

Маша видела, с каким огромным трудом её любимый дядюшка произносил эти слова, с какими мучениями он делал этот выбор. Выбор в её пользу. Она видела, что он как и раньше любит свою Наташку, прекрасно понимая при этом, что ей без него будет гораздо хуже, тяжелее, чем бывшей-будущей жене. И совершенно ясно осознала, что если сейчас не уступить, не пойти по пути примирения с Натальей, то не будет ни прежних тёплых отношений, ни нормальной работы. То, что они сделают, если вообще сделают, будет самыми обычными видеоклипами, не приносящими ничего ни зрителям, ни, тем более, авторам.

— Ладно, Вик! — она поднялась о скамейки и протянула ему руку с оттопыренным мизинцем, — помнишь, как бабуля учила — надо сцепиться мизинцами и сказать: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Насчёт мира пока не знаю, но перемирие я точно объявлю. Обещаю!

ГЛАВА 16

Виктор позвонил Наталье ближе к шести и спросил, во сколько её ждать?

— Ты уверен, что мне стоит приезжать и сегодня тоже? — спросила она с некоторой тревогой.

— Конечно! Даже не сомневайся. Как говорится: «Переговоры на высшем уровне прошли в конструктивном ключе и закономерно дали результат, устраивающий все договаривающиеся стороны».

— Тогда мне нужно будет заехать сначала домой, и кое-что взять. Так что раньше девяти вряд ли получится.

— Годится! Час на умыться-поужинать, пара часов на поболтать в расширенном составе. И со спокойной совестью не позже полуночи — баиньки, — за нарочитой весёлостью он попытался скрыть совсем нешуточное волнение.

— Мне кажется, ты волнуешься даже больше, чем я, — рассмеялась Наталья. — Может, что-то к ужину купить?

— О! Купи в каком-нибудь приличном месте настоящий яблочный штрудель. Машуня его сильно уважает, а у нас поблизости купить негде.

— Хорошо…

Ужин прошёл, как опять же говорится, «в тёплой дружественной атмосфере». Женская половина обсуждала какие-то новинки из области садово-декоративного искусства, а Андрей Кириллович с Виктором были заняты очень важным делом — они молча слушали женщин. Это было не просто, но они справились! Уже в конце, отдав должное штруделю, который действительно оказался хорош, Маша вдруг начала вспоминать какие десерты они ели во Франции. И без конца спрашивая у Натальи, что ей нравится больше — тарт-татен, профитроли или мильфей. Наташа купилась на эту подначку, и они полчаса с жаром обсуждали различия вкусов и оформлений этих шедевров кондитерского искусства. Потом девушка переключилась на китайские сладости и восторженно делилась своими ощущениями после дегустации «Лунных пирожков», «Бороды дракона» и «Торта процветания». Наталья, которая в Китае не была, слушала молча, со смиренно-вежливой улыбкой, даже не пытаясь что-то уточнить или переспросить. Наговорившись, Маша как бы невзначай бросила взгляд на часы, ойкнула и сказала, что она — спать, поскольку завтра с раннего утра надо позвонить Лёше и кое о чём договориться. Виктор, переглянувшись с Натальей, чуть заметно пожал плечами, давая понять, что лучше потерпеть и не торопить события.

Следующие два дня прошли как-то обыденно, и опять без малейших попыток начать хоть какой-то серьёзный разговор. Наталья договорилась, что всю оставшуюся неделю она будет работать на удалёнке, привезла свой огромный ноут с двадцатидюймовым экраном и занималась очередным проектом, отвлекаясь только на поесть вместе со всеми и недолго погулять по окрестностям с Виктором. А в четверг утром она после завтрака задержалась на кухне и якобы случайно забыла на столе те эскизы, которые она нарисовала по мотивам первого клипа и которые пока никому так и не показала. Ей очень хотелось как можно быстрее как-то поучаствовать в создании нового ролика, надеясь таким образом привлечь внимание племянницы, хотя она понятия не имела, когда начнётся новая работа. То, что Виктор не будет против, и так было понятно. А вот Машу надо было чем-то заинтересовать. И это вполне удалось.

— Пошла на кухню чаю себе налить, а там… Это твои рисунки?! — Маша ворвалась к ним в комнату, даже не постучавшись, где-то через час.

— Да, — спокойно отозвалась Наташа, отрываясь от экрана своего ноутбука.

— И когда они появились? — девушка от возбуждения чуть не подпрыгивала.

— Почти сразу после того, как первый раз посмотрела ваш клип, — всё так же невозмутимо ответила Наталья. Немного слукавить, сдвинув время их создания, ей показалось вполне уместным в данной ситуации.

— Эх! Жаль, что я раньше их не видела! Хотя… раньше они и появиться не могли. Ну да ладно. Вик! Ты посмотри какая прелесть! — она подскочила к дядюшке. — И у меня сразу же родилась классная идея по поводу нового клипа. — Маша резко развернулась к тётке, — мне нужны ещё несколько эскизов. Я потом поясню, каких. Поможешь?

— Господи! Машуня! — Наташа наконец не выдержала, порывисто вскочила, глаза предательски заблестели, и она срывающимся голосом, запинаясь и захлёбываясь от эмоций быстро начала говорить, — Да я… мне так нравится всё, что вы с Витюшей делаете… вот честно… я ведь так давно об этом мечтала… ну, не то, чтобы мечтала, но так хотелось как-то… хоть чем-то помочь… но ты не подумай, мне ничего не надо, никаких денег, ничего…

Маша растерянно смотрела на взрослую женщину, со слезами на глазах оправдывающуюся перед ней, совсем молодой девчонкой, и никак не могла решиться поверить ей. «Где ж ты раньше была? Почему только сейчас? Что же поменялось настолько, что ты сейчас говоришь такие правильные слова?» Но вместо этих вопросов она задала совсем другой:

— А кто кому позвонил в конце концов? И почему?

— Позвонила Наташа, — Виктор, который до этого тихонько сидел на кресле-качалке в углу комнаты, встал, подошел к жене и обнял её. — После того, как прочитала о нападении на нас.

Маша вопросительно посмотрела на Наталью. Та в ответ только кивнула и потупилась. «Ладно!» — успокоилась девушка, — «В конце концов сама о перемирии говорила. Так что нечего нос воротить». Потом подошла, слегка дотронулась до тётушкиного плеча и просто сказала:

— Прости!

— За что? — Наташа всхлипнула и недоумённо посмотрела на племянницу.

— Ну-у, были… всякие мысли. Но это уже не важно, — она повернулась к Виктору. — Значит так! Слушай! Идея такая: обыгрываем русскую народную сказку. Теремок. Только в конце, после того, как медведь всё разломает, все звери себе отдельные теремки построят. Которые будут уж точно не хуже, чем один большой. Построят каждый теремок все вместе, само собой. Общая идея… ну, что не обязательно всех в одно место впихивать, свой дом-теремок может быть ничуть не хуже общего. И, типа, не надо лезть в чужой дом, а то всё и разрушить можно. И вот здесь, — Маша перевела взгляд на Наталью, — нужны будут рисунки классных «теремков», которые я и буду из песка «строить». Сделаешь?

— Конечно! — Наташа радостно заулыбалась и энергично покивала, — только скажи, насколько сложными, вычурными или, наоборот, простыми они должны быть.

— Я думаю…

— Стоп-стоп-стоп! — прервал разошедшихся барышень Виктор. — Давайте не будем спешить.

— Что не так? — Маша сердито посмотрела на него.

— А скажи мне пожалуйста, этот замысел… про разные теремки и всё такое прочее… возник у тебя вот прямо сейчас?

— Про разные — да, вот прямо сейчас, когда эти рисунки увидела. А вообще насчёт «Теремка», — нет, уже несколько дней как.

— Вот просто так, взял и появился? Из ниоткуда?

— Не совсем. — девушка по-прежнему хмурилась. — Как-то в госпитале разговор подслушала… не то, чтобы специально подслушала, просто случайно услышала. Я около Лёшкиной палаты ждала, когда его на процедуры увели. Там ширма стоит, за которой меня никому не видно было. Так неподалёку двое офицеров по поводу наших заграничных соседей спорили. Даже не то, чтобы спорили, просто каждый из них старался показать себя эдаким супер-ультра-патриотом. Прикол был в том, что «топили» они за разные(!) стороны, даже не понимая этого. И каждый считал себя чуть ли не святее Папы Римского. Мне это показалось настолько смешным, но и диким одновременно, что я чуть было не заржала в голос.

— А ты, значит, считаешь, что разобралась в таких вопросах лучше них?

— Не знаю, лучше или хуже, знаю одно: чем больше таких почти фанатиков, тем хуже. Эти придурки и за настоящее оружие схватиться могут, а не только словесные баттлы устраивать. А я от своих слов не отказывалась и не собираюсь этого делать.

— От каких слов? — недоумённо спросил Виктор.

— От тех, которые говорила про войну на пекинской пресс-конференции. А больше всего я НЕ ХОЧУ трястись за Лёшку, если не дай бог какая заварушка случится. Причём не хочу настолько сильно, что готова кричать об этом на каждом углу при любом удобном и неудобном случае!

Теперь нахмурился и Руденко. Наталья настороженно следила за разговором, готовая в любой момент вмешаться. Правда, она никак не могла решить, кого придется защищать. Наконец, после почти минутной паузы, Виктор медленно выдохнул сквозь сжатые зубы и заговорил:

— Я прекрасно тебя понял. И полностью поддерживаю. Но… тема уж больно сложная. Слишком горячая и… провокационная, что ли. Потребуются развёрнутые пояснения того, что мы хотим сказать. Так, как в прошлые разы, скорее всего, не получится. В несколько строчек не уложишься. Придётся очень тщательно обдумывать каждое слово, каждую паузу, каждую интонацию. Я не уверен, что это можно придумать и сделать быстро. Да и «американский» клип столько шуму наделал, что лучше будет, если те страсти немного подзабудутся. Поэтому… — он немного подождал, не будет ли каких возражений, — я предлагаю выбрать другую тему… Помнишь, там же, в Китае, тот итальянский журналист обещал бросить к твоим ногам всю Италию, если клип будет о ней. Ты же вроде говорила как-то, что у тебя есть идеи по поводу Италии.

Маша размышляла гораздо дольше Виктора. Несколько раз порывалась что-то сказать, но тут же снова глубоко задумывалась.

— Пожалуй, ты прав. Действительно непростая тема. Тут главное, чтобы как у врачей было — «не навреди»… А про Италию у меня только идеи по поводу Чиполлино и Пиноккио были.

И снова тишина, которую нарушал только бьющийся снаружи в стекло здоровенный шмель. Вдруг Наталья, начавшая чему-то улыбаться, как только речь зашла об Италии, звонко рассмеялась:

— Ребята, вы чего?

— Что? — дружно спросили Маша с Виктором, не понимая, о чём это она.

— Ну у вас же в каждом клипе о чём говорится? О сказках. А сказки — это чудеса. А где в Италии есть Площадь чудес? — Наталья, видя, что подсказки не работают, всплеснула руками и укоризненно закончила, — ну в Пизе же!

— Боже мой! — Виктор схватился за голову в притворном ужасе, — вокруг меня только гениальные женщины, а я… я только и умею, что железяку со стёклами крутить и по клавишам компа пальцами тыкать!

— Смирись, — хмыкнула Маша. — А идея с Пизанской башней действительно классная. — она благодарно кивнула тётушке и рассмеялась. — И Чиполлино с Пиноккио здесь очень даже в тему будут. Трудолюбивый Мальчик-Луковка будет в поте лица башню строить, а бестолковый, непоседливый и не в меру любопытный Буратино-Пиноккио своим длинным носом будет везде тыкаться и делать дырки, как на холсте в каморке папы Карло. От этого Башня и начнёт заваливаться.

— А помидорами не закидают за такое? — усомнился Виктор.

— Томатина — это в Испании, — успокоила его Наталья.

— А только от тебя зависит, — подхватила племянница, — ты хоть и не гениальный, но тоже ничего. Сделаешь смешно, — меня будут на руках носить и у ног штабелями укладываться. Не сделаешь, — тебя помидорами и в Италии закидают.

— Но-но-но! У нас всё поровну. И вершки, и корешки.

— Кста-а-а-ти! — снова вмешалась Наташа, — вы в Китае про всякие символы похожие говорили. Так вот здесь, у России и Италии похожих символов больше гораздо. И Рим, и Москва на семи холмах стоят. Москву вообще третьим Римом называли.

— Точно! — подхватил Виктор, — и кремлёвские стены ведь итальянцы строили по образцу миланских и веронских.

— А Зимний Дворец — Растрелли, — добавила Маша. — И вообще Питер Северной Венецией называют.

Наталья с улыбкой смотрела то на племянницу, то на бывшего мужа (хотя теперь уже вроде как снова настоящего) и чувствовала, что вот оно — счастье. И оно вовсе не в деньгах, хорошем доме или интересной работе, а в том, что она «пришлась ко двору», что на её слова никто пренебрежительно не фырчит, не одёргивает, а, наоборот, к ним прислушиваются и оценивают по достоинству. Может быть так должно быть всегда, но сейчас, именно сейчас было особенно приятно. «Конечно, надо посмотреть, как дальше будет», — думала она, — «но начало положено и надо сделать всё возможное, чтобы так было всегда. Ну или, по крайней мере, как можно дольше!»

* * *

Алексея выписали из госпиталя пятого октября, в понедельник. И ему, как и говорил Андрей Кириллович, выдали путёвку на две недели в ведомственный санаторий, в Сочи. Маша, естественно, загорелась поехать туда же. А поскольку осенним отдыхом в этом году из-за французского вояжа и навалившихся забот как-то никто не заморачивался, Виктор с Натальей тоже решили провести пару недель на северном берегу южного моря. К счастью, на это время платные путёвки в этот санаторий, с непритязательным названием «Искра» на октябрь были вполне доступны даже для людей, не имевших никакого отношения к МВД. Улетели из Москвы девятого. Место оказалось очень даже приличным, с большой и неплохо ухоженной территорией, шикарным крытым бассейном и вполне себе достойным рестораном. Турецкого изобилия там не было, но и сидеть на йогуртах и бутербродах с сыром тоже не пришлось. В море, конечно, не купались, зато осенний морской воздух оказался настолько «вкусным», что каждый день часа по полтора-два просто гуляли по берегу, что-нибудь обсуждая и наслаждаясь запахами моря, свежим, но не холодным ветром и мелкими солёными брызгами, изредка долетавшими до гуляющих пар.

Отдых отдыхом, но и поработать не забывали. Причём Наташа стала практически полноценным членом команды. Они с Машей без конца обсуждали, как логично и достоверно показать динамику процесса, как и куда должен Пиноккио сунуть свой нос, чтобы башня не рухнула, но начала наклоняться. Первые несколько вариантов были забракованы. Наталья, каждый раз что-то рассчитав в какой-то своей архитекторской программе, делала заключение, что если Буратино покорёжит именно эти кирпичи, башня обязательно завалится. И на это могут обратить внимание дотошные зрители, знакомые с архитектурными расчётами. Особенно итальянские инженеры, которые занимались или занимаются сохранением Пизанской башни в неизменном виде. Уж они-то не только каждый кирпич там изучили вдоль и поперёк, но и расчёты наверняка проводили намного более точные. Виктора, который было заикнулся насчёт того, что он с помощью монтажа покажет любой наклон и любую динамику, дружно послали далеко и надолго. Мол, «не любо, не слушай, а врать не мешай». Спас ситуацию, как ни странно, Алексей. Посмотрев на мучения женщин и послушав ехидные комментарии Виктора, он предложил:

— Да и пусть Буратино корёжит что угодно. Главное, чтобы Чиполлино это видел и срочно исправлял. Пока будет бегать за новыми кирпичами да инструментами, башня немного наклонится, а он уже тут как тут. Заменил испорченное, башня и остановилась.

— Ты тоже из этих что ли? — якобы сердито буркнул Руденко буквально через пару секунд, первым сообразивший, что это будет самым лучшим вариантом.

— Из каких? — не понял старший лейтенант. Ему накануне выписки как раз присвоили очередное звание.

— Из гениев! — Виктор с нарочито грустно вздохнул, — один я, неприкаянный, обыкновенный, простой…

Ответом ему был дружный смех, на что он, собственно, и рассчитывал. С этого момента продвижение ролика заметно ускорилось и к возвращению в Москву Маша с Виктором уже подробно расписали каждый кадр, каждое движение персонажей и самой Пизанской башни. Можно было начинать съёмки.

А вот с «пояснялками-разъяснялками» к клипу получилось даже слишком хорошо. Они при активном участии Натальи, ещё до отъезда в Сочи накидали столько параллелей между Россией и Италией, что стало понятно — в таком виде «вступительное слово» пускать в эфир нельзя. Слишком длинно. А значит — придётся сильно ужиматься. Покрутив текст так и эдак, сходу ничего путного не придумали. Поэтому решили перевалить эту часть работы на Антонова. Дескать, вот вам, дорогой товарищ, несколько страниц текста и извольте к нашему возвращению сделать одну, не потеряв при этом ничего. Олег Васильевич, получив, так сказать, «техзадание» и пару раз перечитав текст, только крякнул и озадаченно почесал в затылке, немало повеселив Виктора с Машей, которые увидели у него такой неинтеллигентный жест впервые. Пока они были в Сочи, Антонов прислал несколько разных вариантов, которые хоть и были покороче первоначального, но всё равно на их взгляд были длинноваты. В результате решили по возвращении в Москву устроить мозговой штурм. Вдруг совместными усилиями что-нибудь да получится.

* * *

Как ни хорошо было на море, пусть и уже холодном, а пора было возвращаться. Впрочем, город, славящийся своими «темными ночами», если верить фильму и песне, не очень-то хотел их отпускать. Минут через десять после отъезда из санатория Маша спохватилась, что оставила на ресепшене свой рюкзачок-сумочку. Ничего важного там, к счастью, не было, паспорт и телефон были в карманах куртки, но там лежала важная и очень нужная флэшка, восстанавливать которую ну очень не хотелось. Пришлось возвращаться. А поскольку выезжали в аэропорт без особого запаса по времени, на стойку регистрации прибежали уже немного запыхавшиеся. Как оказалось, торопились зря. Из-за каких-то мелких неполадок с самолётом вылет отложили на час. Алексей, помахав своим удостоверением и что-то наплетя про служебную необходимость какой-то барышне из авиакомпании S17, которая выполняла этот рейс, узнал, что ничего страшного не произошло, другой самолёт требовать не надо. Всего-навсего загрузили не те контейнеры с питанием. Сейчас привезут правильные и сразу полетим.

Образовавшийся лишний час провели в кафе, неспешно потягивая кофе и лениво ковыряясь в мороженом. Портила удовольствие только сидевшая рядом чересчур шумная компания из четырех крепких парней, которые несмотря на хоть и позднее, но утро, заправлялись то ли шотландским, то ли ирландским самогоном. Именно самогоном, потому что пить виски так, как пили они, просто кощунство. Причем, судя по их очень красным и очень потным мордам, начали они ещё вчера. И надо же было такому случиться, что эта компания оказалась их соседями в салоне самолета. Они и здесь вели себя так же, как и в кафе. Алексей даже повернулся к ним и попросил быть немного потише. Естественно, нарвался на довольно грубое:

— У тебя чё, проблемы, братан?

— У меня нет, — спокойно ответил Алексей, снова доставая удостоверение. — А вот вам по прилёте могу обеспечить. И серьёзные!

— Служивый! — ехидно ответил самый старший по виду, — а мы ничего не нарушаем. Просто голоса у нас такие — громкие. Или теперь всем, кто без погон рот можно только по спецразрешению открывать? Да и праздник у нас! Тебе налить за компанию?

Виктор, слушающий эту перепалку, хотел было присоединиться к старшему лейтенанту, но Наталья с Машей его удержали. Он тяжело вздохнул, поддаваясь, а про себя прошипел: «Да что б вы заткнулись уже! И задрыхли бы до самой Москвы!» И парни действительно угомонились. Но! всего лишь на пару минут. А потом веселье полыхнуло с новой силой. Руденко, давя в себе раздражение, и так и эдак переиначивал своё пожелание и… ничего не менялось. Ему даже показалось, что в отличие от всех предыдущих раз ситуация развивается ровно по противоположному пожеланию сценарию. Виктор попробовал ещё несколько вариантов совсем уж нейтральных и почти безобидных пожеланий типа: «Чтоб стюардесса подошла…» и «Чтоб вам приспичило в сортир сбегать…», но результат был точно такой же. Его это поначалу расстроило, но он вспомнил свой последний сон у успокоился:

«Ну и ладно. Я ведь выбрал уже… точнее, всё решили за меня, не оставив выбора… Вот такой каламбурчик получился… Но менять я ничего не хочу! И не буду! Даже хорошо, что не надо больше задумываться о том, как бы чего ненужного или опасного не пожелать. А то, что в следующих клипах не будет „невидимых пожеланий“ — тоже хорошо. Хоть увидим, чего мы стоим без посторонней, точнее — без потусторонней помощи!.. Только вот теперь с пояснялками к итальянскому клипу что делать? Придётся их всё-таки делать длинными… но интересными. А как? Н-да-а-а, задачка…»

* * *

Двадцать шестого октября, в понедельник, прямо с утра собрались у Антонова в офисе. И начали эту самую задачку решать. С самого начала Виктор всех удивил, заявив, что текст, возможно, надо не сокращать, а, наоборот, расширить.

— И почему у Вас так кардинально поменялось мнение? — спросил Олег Васильевич.

— Потому, что из нескольких строк, если мы до них ужмёмся, будет непонятно, причём тут какая-то связь между Италией и Россией. А именно в этом была идея закадрового текста. И, заметьте, мы первый раз обсуждаем текст ДО того, как сняли клип. И вообще, нам нужно дать понять, что несуразицы в ролике будут не столько про Италию, сколько, возможно, про Россию.

— Куда-то тебя не туда заносит, — вскинулась Маша.

— А вот смотри, — усмехнулся Руденко, — был такой культовый советский фильм «Приключения Буратино». И там была песня Окуджавы, которая тоже стала культовой. Там ведь есть слова: «Пока живут на свете дураки…». А, как известно, именно в России дураки и дороги — две главные беды.

— Ну, вот это уж действительно как-то чересчур сложно-притянутая штука, — запротестовал Антонов.

— Я не говорю, что вот прям эти слова надо выдавать в эфир, но… как-то дать понять стоит, — не сдавался Виктор. — А ещё можно вспомнить слова Гоголя о том, что «О России я могу писать только в Риме…»

— Слушай! — Маша от возмущения даже встала и нависла над дядюшкой, — ты хочешь превратить развлекательный клип в какой-то политический памфлет. Причём только текстом. Ничего хорошего из этого не выйдет!

— А разве американский клип не был с похожим подтекстом?

— Там видеоряд полностью совпадал с текстом, если ты забыл. А подтекст был именно ПОДтекстом! И мы показали, откуда взяли сюжетные ходы — из их же мультфильмов!

— Так мы это показали уже посфактум. Да ещё пришлось дополнительный ролик делать. И ты не забыла, какие были комментарии?

— Стоп-стоп-стоп! — Антонов решительно пресёк разгоревшийся спор. — Давайте сначала определимся с целью вашей новой работы. Вы хотите показать… ЧТО? Не сказать, а показать?

«А действительно, — подумал Виктор, — может я упираюсь только из-за того, что идея с символами и аналогиями Италия — Россия исходила от Натуськи? А она так хотела быть нужной, полезной… и она… она ведь „плясала“ от наших СЛОВ, сказанных ПОСЛЕ показа китайского клипа и сказанных в Пекине, когда УЖЕ был результат. Значит… значит надо отступить?… Да, пожалуй…»

— Да, пожалуй Вы правы, Олег Васильевич, — Руденко поднял руки, показывая, что, мол, «сдаюсь». — Слишком сложно получится. И слишком хорошо нужно знать Россию и Италию, чтобы понять такие аллюзии не россиянам и неитальянцам. Можем оттолкнуть аудиторию. Но!.. Но тогда надо пойти по американскому варианту, только сделать ролик-пояснение до, а не после основного клипа. И текст должен идти на фоне картинок. На пол-экрана стены московского Кремля, на второй половине — Милан или Верона; на одной половине — Венеция, на другой — каналы Питера. И так далее. А читать сам текст может быть будет иметь смысл пригласить каких-нибудь профессиональных актёров.

— Ну уж нет, — тут же отреагировала Маша, — лучше пусть будет сто репетиций с Евгением Борисовичем, чем каким-то неизвестным людям сто раз объяснять чего мы хотим.

— Мне нравится идея с клипом-пояснением, — тут же вклинился Антонов, опасаясь, что снова начнётся спор. — Ну а текст вы и сами прочтёте не хуже профессиональных актёров. Опыт у вас богатый, не говоря уж о фантастических результатах.

Следующие четыре часа прошли во вполне рабочей обстановке. Три забракованных варианта, бесчисленное количество стилистических правок и уточнений, по дюжине чашек кофе на каждого и… «золотой ключик у нас в кармане». Выбросить всё-таки пришлось кое-что. Убрали упоминание о том, что первый нормальный автозавод был построен ещё в Союзе итальянским Фиатом, «откровение» о шопинге состоятельных россиян не где-нибудь, а именно в Милане, ссылки на тесную взаимосвязь русской и итальянской оперы, упоминание о бесконечных творческих «командировках» русских художников и писателей в Италию и об идентичности макарон по-флотски и спагетти болоньезе.

Сам текст решили построить в виде вопросов и ответов.

— Кому задавать вопросы, а кому отвечать на них, решит Евгений Борисович, — предложила Маша усталым голосом, — а то если и по этому поводу спорить начнём, я на всех кидаться начну.

Спорить никто не стал, на этом решили закончить, предварительно договорившись через два-три дня встретиться уже вчетвером и начать репетиции. И, естественно, к этому времени подготовить картинки к тексту.

Евгений Борисович, посмотрев картинки и прочитав текст сказал, что задавать вопросы лучше Маше, поскольку она может говорить голосом, похожим на детский. Дети ведь, как известно, большие мастера задавать вопросы. А получать ответы они привыкли, естественно, от взрослых. После этого вопросительно уставился на своих «учеников». И жутко расстроился, узнав, что основной клип ещё не готов. Только после того, как он получил твёрдое обещание стать первым зрителем, приступили, наконец, к репетициям. На этот раз больше всего всем понравился вариант, который был первым. Так-то записали три, но после недолгих обсуждений остановились на первом…

Маша и Виктор по очереди:

— Дорогие друзья! И мы, и вы очень любим сказки!

— А ты можешь объяснить, — что такое сказки?

— Ну, сказки — это в первую очередь чудеса!

— А в реальной жизни есть чудеса?

— Конечно! В замечательной стране Италии, в удивительном городе Пиза, даже есть площадь, которая так и называется: Площадь Чудес.

— И что же там замечательного?

— Чтобы это узнать, надо посмотреть наш следующий ролик. Сразу после этого.

— Но мы же в России. Почему мы будем рассказывать про Италию?

— Потому что в России и в Италии много общего. И похожего.

— А, точно! Москву ведь когда-то называли Третьим Римом. А ещё?

— Ещё и Москва, и Рим стоят каждый на семи холмах. Ещё стены московского Кремля похожи на стены в итальянских городах Верона и Милан. И строили их итальянские мастера. А наш Питер называли Северной Венецией.

— Ой, точно! А Зимний дворец, где Эрмитаж сейчас, Растрелли построил. А ещё?

— А ещё у нас снимали замечательные мультфильмы по мотивам итальянских сказок: «Приключения Чиполлино», «Приключения Буратино», он же — Пиноккио и фильм с таким же названием. Вот их герои нам и помогли рассказать свою… сказочную, чудесную историю!

Получилось в результате коротко и… слишком по-детски, как выразилась Маша. Но Олег Васильевич, немного подумав, сказал, что это может быть, наоборот — хорошо: «Всё-таки львиная доля вашей аудитории дети и молодёжь. Вот и посмотрим, насколько большую роль дети играть будут». Поэтому решили ничего не менять. Виктор же, в отличии от племянницы был очень доволен этой детскостью. «Замечательно! — решил он, ещё раз прокрутив про себя последний разговор, — у детей ведь ни забот, ни проблем особых нет. Им и желать особо ничего не надо. В смысле — серьёзного, „взрослого“. А „каждому по новой игрушке“ — это не наш случай. Так что, придётся понадеяться, что результат будет не катастрофично хуже. Ну… если без моих спецпожеланий. Не полные же мы бездари с Машуней, не может такого быть, чтобы всё только на мистике держалось… А может что-нибудь пожелать всё-таки? На всякий случай. Вдруг выгорит? Вдруг ситуация в самолете — случайность? Или просто моя собственная глупость?… Господи! Как же я устал от этих бесконечных размышлений…»

ГЛАВА 17

На съёмки основного клипа ушло десять дней, хотя со всеми предыдущими они справлялись максимум за неделю. Показать наклон Пизанской башни как процесс, а не как статичную картинку оказалось совсем не простым делом, как представлялось поначалу Руденко. Ему пришлось изгаляться, записывая отдельно и Машино строительство, и «падение» башни на пустом заднем фоне, и окружающий пейзаж. А потом всё это сводить воедино, добавляя Чиполлино и Буратино. Долго спорили по поводу музыкального сопровождения. Виктор предлагал что-то, исполненное Адриано Челентано, упирая на то, что мало кому надо объяснять, кто это такой. Маша стояла за Тото Кутуньо (Toto Cutugno) с его знаменитым «Настоящим итальянцем» («Italiano Vero» или «L'Italiano»). Её аргументами было то, что это практически неофициальный гимн Италии и там есть шпилька в адрес Америки, хоть и малюсенькая.

— Вот дались тебе эти Штаты! — бурчал Руденко. — Мало было бучи по поводу разгромленной Статуи Свободы?

— Да не, отличная страна! — огрызнулась Маша. — Только пусть её будет… поменьше!

Спорили до тех пор, пока Наталья не нашла весьма приличный перевод «Итальянца» на русский, исполненный тоже весьма качественно и немного похоже на самого Кутуньо. В общем, со счётом один-два Челентано проиграл. Виктор тут же обвинил жену и племянницу в коварном женском заговоре, за что был немедленно побит в четыре руки. После этого ему не оставалось ничего другого, как позорно капитулировать…

Антонов, посмотрев итоговый результат, не рассыпался в комплиментах, как он делал каждый раз до этого, а глубоко задумался.

— Надо объединять клипы. Один без другого будет проигрывать, по ссылке пойти не у каждого руки дойдут, кто-то внимания не обратит… — Олег Васильевич наконец вынырнул из своих раздумий и вопросительно посмотрел на Виктора с Машей.

— Не слишком длинно получится? — засомневался Руденко. — Раньше мы максимум в шесть минут укладывались, а тут в сумме больше восьми набегает.

— Я тоже думаю, что надо объединять, — поддержала Антонова Маша, — и полностью согласна по поводу опасений насчёт ссылок. Так что — делаем один. А время можно чуть сократить, запуская некоторые моменты в ускоренном темпе. Например там, где Чиполлино исправляет косяки, которые Буратино устраивает.

— Тогда звук придется перезаписывать, — недовольно заметил Виктор.

— Ничего страшного, на день работы, не больше, если я правильно понимаю, — отмахнулась девушка.

— Да пра-а-вильно, — вздохнул Руденко. — Только опять всё как всегда: одни идейки подкидывают, а другим их в жизнь воплощать приходится.

Похихикав над дядюшкиными проблемами, Маша спросила у Антонова:

— Олег Васильевич! А сам клип-то Вам как?

— Как всегда, Марья Алексевна, — Антонов поднял руки, предупреждая Машины протесты, — я помню, помню, что Вам не нравится, когда я Вас так называю. Ничего не могу с собой поделать, уж прошу меня простить. Не могу сказать, что ваша последняя работа как-то выделяется на фоне предыдущих, но… я буду очень, очень удивлён, если Италия не будет носить Вас на руках.

Никто из них в тот момент и представить себе не мог, как долго придется ждать этого события.

* * *

Запланированный на субботу, четырнадцатого ноября, старт так и не состоялся. Накануне Европа в буквальном смысле слова испытала шок из-за серии терактов в Париже, Берлине, Вене и в Риме^[28]. Конечно, мир давно… нет, не привык к террористическим актам, но перестал реагировать на них, как на конец света. Так было… пока не наступила «Чёрная пятница». Теперь уже даже в самую отмороженную голову не пришла бы мысль использовать это выражение в рекламных целях. Да ещё как на зло на тринадцатое число пришлась эта чёртова «Чёрная пятница». В сети в очередной раз начались разговоры о происках Сатаны и очередном «конце света».

Вот так, одновременно во многих европейских столицах, со стрельбой и взрывами, с почти сотней жертв, такое было впервые. Люди были откровенно напуганы и подавлены. И это при том, что в Брюсселе и Москве аналогичные теракты были предотвращены ещё на стадии подготовки. Причём не благодаря хорошей работе спецслужб, а с помощью обычных граждан, которые случайно увидели, как какие-то подозрительные личности шляются с чем-то, похожим на оружие, и с непонятными баулами. И не только заметили и позвонили куда следует, но и выложили в Ютуб кучу роликов со своими звонками и разговорами. Так что московской и брюссельской полиции и прочим безопасникам на этот раз не удалось приписать только себе славу супербдительных стражей порядка.

Запускать развлекательный ролик в такой ситуации было бы не только глупо, но и кощунственно, к тому же во многих странах был объявлен трехдневный траур, почти все телеканалы отменили развлекательные передачи, люди не смотрели ничего, кроме выпусков новостей. Казалось, даже дети перестали шалить и смеяться на улицах. И не только в Европе.

Через десять дней, двадцать четвёртого, когда схлынули самые бурные эмоции и новостные выпуски уже чуть меньше, чем на девяносто процентов состояли из отчётов о ходе расследований, во время общего ужина, Маша вдруг спросила, ни к кому не обращаясь:

— Может теперь самое время сделать наш «Теремок»?

— А разве что-то изменилось с тех пор, когда мы это последний раз обсуждали? — мгновенно отреагировал Виктор. — По-моему, стало только хуже. Я «чёрную пятницу», естественно, имею ввиду. Теперь реализация идей, которые ты хочешь в «Теремок» заложить, какие-нибудь отморозки вполне могут как призыв к действию расценить. Или чужие теремки начнут громить, или из своих чужаков выгонять.

— Ты… не преувеличиваешь? — Наталья осуждающе посмотрела на мужа.

— Я же не говорю, что так будет, — поморщился Руденко, — но рисковать, лично у меня, ни малейшего желания не возникает. Я понимаю, — он повернулся к Маше, — ты считаешь свою задумку очень важной. Я не спорю, так оно и есть на самом деле. Но взрывать бомбу, а это будет очень мощная бомба, сразу после… нет, не думаю, что это хорошая идея. Вот запустим через недельку-другую итальянский ролик, посмотрим, как на него отреагируют, а после нового года, если не будет ничего из ряда вон… можно и за «Теремок» приниматься…

Однако ни через неделю, ни через две, клип не запустили. Теперь вмешались чисто итальянские проблемы. Первого декабря по всей стране начались массовые выступления с требованиями отправить правительство в отставку. Вообще жители благословенных Апеннин обычно довольно спокойно реагировали на правительственные кризисы, которые случались там с завидной регулярностью, но на этот раз призыв основной оппозиционной партии «Свободная Италия» упал на благодатную почву. Если французы, немцы и австрийцы как минимум арестовали по несколько человек, предъявив им обвинения в терроризме, и уже передали дела в суды, то итальянцы топтались на месте, пока бездоказательно обвиняя то мафию, то исламских экстремистов, то нелегальных мигрантов. Толпы людей во многих городах собирались перед офисами карабинеров, перед парламентом, перед штаб-квартирой Совета министров и скандировали лозунги, общим смыслом которых было: «Найти и покарать» и «Не можете найти, отправляйтесь в отставку».

Пришлось ждать ещё пару недель, пока не схлынет и эта волна негатива. Снова собрались в Media Advertising Group. Решать, когда наконец запускать многострадальный итальянский клип. Маше не терпелось стартовать, Виктор сомневался, Антонов тоже.

— Маша, ну смотрите, — терпеливо объяснял Олег Васильевич. Сейчас у всех на носу конец учебы. У кого контрольные, у кого зачёты и прочие напря́ги. Я понимаю, что посмотреть клип, поставить лайк и тиснуть коротенький комментарий много времени не занимает, но кому-то ведь точно не до развлечений сейчас. Зачем терять часть аудитории? А вот сразу после тамошнего рождества запустить, по-моему, будет самое то. Ну и подзабудутся все эти ужасы, как бы цинично это не звучало. Слава богу, что у итальянцев какие-никакие результаты появились и там все попритихли. А так — будет от вас подарок поклонникам к Новому Году. Выпустите лучше анонс. Или трейлер, как у полномасштабных фильмов. Секунд на тридцать, не больше.

— Вот умеете Вы уговаривать, Олег Васильевич, — Маша наконец улыбнулась, хотя до этого сидела хмурая и надутая.

— О! — Руденко хлопнул себя по лбу, — в анонс же надо вставить напоминание о нашем обещании в Китае подумать именно об итальянском ролике. Типа, вот — помним, выполняем. У Вас есть запись той пресс-конференции? — спросил он у Антонова.

— У нас как в Греции. Всё есть! — ответил тот с характерным акцентом, и мужчины дружно расхохотались.

— И чего вы так веселитесь? — недоумённо спросила девушка.

— Ты что, не смотрела старый фильм по чеховской «Свадьбе»? — спросил Виктор, быстро нашел нужный ролик и показал племяннице.

— А, теперь понятно, — теперь и Маша заулыбалась после просмотра.

* * *

В ночь на двадцать шестое декабря Руденко никак не мог заснуть. Сегодня с утра они с Машей запустили трейлер итальянского клипа, где пообещали завтра показать итальянский клип полностью и заодно поздравили своих подписчиков с Рождеством, у кого оно сегодня, и с наступающим Новым годом всех без исключения. Виктор перед эфиром никак не мог решить, стоит или нет всё-таки что-нибудь пожелать «про себя».

«Нет! — наконец выбрал он, — если „пожелание“ будет, то я никак не пойму, насколько оно повлияло на результат, каким бы он ни оказался. Да и не знаю я, что же такого-эдакого пожелать именно сейчас. Придумать, конечно, можно, но… это будет откровенно высосано из пальца».

Вот эта неопределённость будущего результата и заставляла волноваться, отгоняя сон как надоедливую муху. «Как же быстро мы привыкаем к хорошему, — думал он, ворочаясь с боку на бок, — и как легко пользуемся чужой помощью, не давая ничего взамен… А почему, собственно, „ничего“? Да, тому, кто помощь предоставил, действительно — ничего. И кому — „тому“? И как? То ли свечки в церквях ставить, то ли кровавые жертвоприношения устраивать. Спросить-то не у кого… Н-да, „тому“ — ничего, зато другим — очень даже „чего“! Или всё это — только Ма́шина заслуга?…»

Он гонял эти и подобные мысли по кругу так долго, что Наталья, тоже не спавшая из-за его возни, наконец не выдержала, включила ночник, приподнялась на локте и с тревогой спросила:

— Ты всегда так сильно переживаешь перед выходом клипа? Или этот — какой-то особенный?

— Нет, Натусь. Первый раз такое. Не знаю, — он замялся, не понимая, как объяснить своё волнение. Всё рассказывать он не собирался, чтобы не давать повода заподозрить его в ненормальности, но что-то сказать было нужно. Наконец сообразил: — Прошлые разы́ как-то легче было. А тут… Столько раз переносили… Не по своей вине, но… Примерно… ну как родов ждёшь, когда беременность тяжело проходила.

— Да тебе-то откуда о таком знать? Сравнил тоже! — горько усмехнулась Наташа.

Детей у Виктора с Натальей не было не потому, что кто-то из них не хотел ребёнка, просто… так сложилось. Они никогда не предохранялись, а когда через полтора года после свадьбы не получили желаемого результата, пробежались по врачам. Оказалось, что оба были совершенно здоровы. А через ещё год уже и надеяться перестали. Виктор как-то заикнулся насчёт ЭКО или усыновления, но Наталья восприняла такие варианты настолько прохладно, что больше этой темы они никогда не касались.

— Ну… приходилось слышать разговоры всякие, — неуклюже оправдался Виктор, только сейчас сообразив, что такое сравнение применительно к ним действительно выглядит не совсем уместно.

Только под утро получилось ненадолго забыться. Так что на кухню к завтраку они выползли, ожесточённо зевая. От них не отставала Маша, которая, как она сама призналась, полночи болтала с Алексеем по скайпу. На бабушкин вопрос, что же такого важного нужно обсуждать именно ночью, Маша нахмурилась и нехотя рассказала о возможной длительной командировке Арсентьева куда-то на юг. Мол, что-то там непонятное то ли затевается, то ли уже происходит и это нужно разгребать.

— Ну я и придумывала всякие отмазки, а он их пытался, как бы со стороны начальства, «разоблачить».

— Ну и как результат? — спросил Виктор.

— Пока ничья, — буркнула Маша, наливая себе чаю. — Прямо не знаю, что делать, — продолжила она, уставившись в чашку, — забеременеть от него, что ли, и в ЗАГС быстренько затащить? В таких случаях вроде послабления мужикам бывают, а?

— Ну ты, Маня, даё-ё-шь! — выразил общее мнение Андрей Кириллович после почти минутной тишины, когда все в обалдении пялились на девушку.

— А школа как же? — жалобно спросила Ирина Сергеевна.

Теперь все в недоумении посмотрели на бабушку. Первой не выдержала Наталья. Она деликатно отвернулась, пытаясь скрыть рвущийся наружу смех, глядя на неё, захихикала Маша, за ней и мужчины подхватили разгорающееся веселье.

— Да ну вас, охальники! — Ирина Сергеевна замахнулась на мужа полотенцем и тоже заулыбалась.

— Ладно! — отсмеявшись, Маша посмотрела на Виктора и встала, — стартуем меньше, чем через час уже. Пойдем, проверим всё ещё разок, что ли?

* * *

До Нового года ничего особенного не произошло. Клип в первые два дня, конечно же, посмотрели все подписчики и их друзья, но на этом счётчик практически остановился, чуть прибавляя в основном за счёт итальянцев. Миллиардных результатов, к которым все уже успели привыкнуть, даже на далёком горизонте никак не просматривалось. Руденко ходил расстроенный, Наталья его пыталась подбодрить, без конца повторяя, что о трехстах миллионах просмотров, которые набрал ролик, могут только мечтать девяносто девять целых и девяносто девять сотых процентов всех людей, которые размещают свои видео в Ютубе. Маша целыми днями где-то пропадала с Алексеем. Виктор уже всерьёз начал задумываться, а не заняться ли ему чем-то ещё, когда седьмого января вечером Маше позвонил Серджио Гуерра, — тот самый итальянский журналист, который на пекинской пресс-конференции обещал поклонение всей Италии. Она, как только поняла, с кем говорит, вломилась к дядюшке в комнату, и дальше они слушали вместе.

Сначала журналист довольно экспрессивно, с истинно итальянским темпераментом поздравил её и Виктора с Рождеством, а потом, захлебываясь от восторга, принялся расточать комплименты. Поначалу кроме «Bene», «Belissimo», «Grazioso» и «Elegante» они ничего не понимали, поскольку Серджио тараторил больше на итальянском, чем на английском. Когда, наконец, им удалось его чуть-чуть притормозить и начать понимать о чем он говорит, они совершенно не эстетично выпучились друг на друга в совершеннейшем обалдении.

Как оказалось, у синьора Гуерры есть двоюродный брат — Бадди Валастро^[29], которого в Италии называют «Королём кондитеров». Он ведет суперпопулярное кулинарное шоу и, увидев ваш клип, который ему показали его дети, загорелся идеей сделать торт в виде Пизанской башни. И не просто торт, а точную копию. Правда, уменьшенную. В масштабе один к тридцати, то есть немногим меньше двух метров.

— И он приглашает вас принять участие в шоу, где этот торт и будет изготовлен на глазах у зрителей. А я со своей стороны берусь обеспечить его освещение во всех крупнейших итальянских СМИ, — уже почти спокойно закончил журналист.

— Что, действительно во всех? — ехидно уточнила Маша.

— Ах, синьорита Мария! Как Вы можете сомневаться, — опять зачастил итальянец, — я же обещал Вам бросить всю Италию к Вашим ногам! И первыми будут именно журналисты. Шоу планируется провести накануне Дня Святого Валентина, так что если у Вас, сеньорита Мария, есть… э-э-э… близкий друг, а у Вас, синьор Викто́р — жена, невеста или тоже… подруга, приезжайте все вместе. Время подготовиться у вас есть. Продиктуйте свой e-mail, я пришлю сценарий. Он тоже «Belissimo». Не буду скромничать, к нему приложил руку я сам, — Серджио так жизнерадостно заржал, что Маша с Виктором поневоле к нему присоединились.

Как только разговор закончился, девушка бросилась к ноутбуку, просмотрела несколько сайтов об этом супер-кондитере и, на минуту задумавшись, предложила дядюшке:

— А давай запишем ещё один «трейлер», — она показала пальцами кавычки, давая понять, что ей лень подыскивать подходящий термин. — С рассказом о приглашении на это шоу. Судя по тому, что я посмотрела, хоть и впопыхах, у этого Бадди довольно интересно.

— А что? Пожалуй! — тут же согласился Руденко. Уже к вечеру всё было готово и коротенький «рекламный ролик», как они его назвали, «ушёл в народ».

Через три дня скорость прибавления числа просмотров заметно возросла, хотя и оставалась пока прилично ниже этого показателя для предыдущих клипов. Зато в комментариях появились благодарности за ссылки на интересное кулинарное шоу. Что было необычно, но приятно.

* * *

Ещё через пару дней, двенадцатого, Маша сразу после завтрака затащила Виктора уже к себе.

— Вик! Ты не мог бы поговорить с Алексеем на предмет того, чтобы он ушел из своего МВД, открыл своё агентство и работал бы с нами, — с места в карьер начала она, — а то я…

— Подожди, ты что, уже предлагала ему это? — удивился он.

— Что я, дура что ли? Я же его уже как облупленного знаю. Если предложу я — тут же обидится и заявит, что я его альфонсом пытаюсь сделать. Ты же помнишь, сколько мы его уговаривали не возвращать деньги за Китай и Францию. А вот если ты…

— Ну да, — хмыкнул Виктор, — а если предложу я, он ни о чём не догадается и сразу согласится?

— Ну хоть аргументы может выслушает, — неуверенно предположила Маша.

— И какие же?

— Да не знаю, — почти простонала она, — боюсь я. Сама не знаю чего, но… тревожно как-то. Он последнее время всё об этой командировке говорит. Вижу, что ему туда ехать, если ехать, — совсем в лом, но храбрится, о долге талдычит. Или начинает меня успокаивать, что, мол, только с документами работать будет, статистику проверять.

— Хорошо. Поговорю, — нехотя согласился Виктор, понимая, что сейчас Машуня не в том состоянии, чтобы выслушивать хоть какие доводы и аргументы.

Так-то качество услуг, которые им оказывало агентство «Security Service» их в общем устраивало, но каждый раз, когда приходилось к ним обращаться, проскальзывало что-то, похожее на пренебрежение умелого и рачительного слуги к нерадивому господину. Это не мешало, хотя и слегка напрягало. «Конечно, было бы лучше, если бы такого рода услуги оказывало „карманное“ агентство», — Руденко прекрасно это понимал, прикидывая, когда лучше поговорить с Арсентьевым. Чтобы не нарваться на ненужное при важном разговоре состояние, решил прямо спросить у племянницы:

— Когда ты считаешь это лучше сделать?

— В субботу, шестнадцатого, он сюда приедет. Может, тогда?

— Хорошо. Попробуем до этого времени что-нибудь придумать. А пока давай-ка начнем колдовать над твоим «Теремком»…

В субботу Алексей приехал к обеду. Ирина Сергеевна по просьбе Маши и с её активной помощью приготовила роскошный стол, чем привела гостя в абсолютно благодушное состояние. И когда Виктор пригласил его немного прогуляться, охотно согласился, заявив, что после таких разносолов без прогулки, в понедельник в форму может не влезть.

Прикидывая сегодняшний, как ему казалось, непростой разговор, Руденко не придумал ничего лучшего, чем выложить на стол все карты сразу: и о некоторых напрягах с «Security Service», и о будущих потенциальных сложностях, которые могут появиться после «Теремка», и о возможном расширении спектра услуг, о которых будет неудобно просить посторонних людей. Ну и намекнул на Машино беспокойство. К удивлению Виктора, Алексей не стал возражать сразу. Несколько минут они неторопливо продолжали брести по пустынной дорожке, наслаждаясь свежим морозным воздухом и тишиной, нарушаемой только поскрипыванием снега под ногами.

— Ты знаешь, — наконец заговорил Арсентьев, — я и сам думал на эту тему. И даже прикидывал, какой кредит взять для раскрутки, но сейчас… это невозможно. Я не могу многого рассказать, но… на юге действительно творится какая-то фигня, и наши, и «смежники» мотаются туда постоянно. Под это дело потихоньку подзакрутили гайки. Поэтому любой, кто сейчас уйдёт из системы, окажется в вакууме. Никакое частное агентство, работающее на рынке секьюрити услуг, не может работать без связей в МВД и ФСБ. А они будут жёстко оборваны, если кто-то захочет уйти на совсем вольные хлеба́. Так что… я и рад был бы быть поближе к Машке, но в ближайший год вряд ли найдётся удобное время для смены статуса.

— Но сейчас, точнее, через месяц, ты сможешь поехать с нами в Италию? Дня на три-четыре? — спросил Виктор после паузы, поняв, что Алексей не собирается пока ничего добавлять.

— Я очень постараюсь, но обещать ничего не могу, — сокрушённо вздохнул старший лейтенант…

* * *

К счастью, до их отъезда двенадцатого февраля ничего особенного не произошло, и Алексей смог вырваться. Шоу было запланировано на следующий день, четырнадцатого вся компания решила устроить себе большую экскурсию по Риму, пятнадцатого смотаться в Пизу и вернуться домой на следующий день. Сначала хотели в день Святого Валентина устроить себе праздничный расслабон с кофейнями, барами и ужином в каком-нибудь приличном ресторане, но за две недели до отъезда Татьяна, лучшая Машина подруга (та самая, чья мама — профессор МГИМО), узнав о поездке, настоятельно советовала взять экскурсию у их знакомой, которая уже много лет водит туристов по Риму. Причём рассказывала о ней настолько ярко и увлекательно, что Маша сразу прониклась и уговорила всех остальных поменять планы.

И Людмила действительно оказалась не просто отличным экскурсоводом, а Экскурсоводом. Именно так — с большой буквы. Если бы гидам вручали «туристические Оскары», она была бы обладательницей почетного трофея неоднократно. После экскурсии оставалось только подписаться под каждым словом, написанным на титульной странице её сайта: «Странно оказаться в этом городе, где под ногами оживают легенды и тихо следуют за вами, заманивая в храмы и музеи. Здесь, в тишине, они способны навсегда украсть ваше сердце и приковать вечной любовью к Вечному городу»^[30].

Уже на середине экскурсии вся компания, совершенно очарованная и гидом, и городом одновременно, начала упрашивать Людмилу завтра «сгонять», как выразилась Маша, вместе с ними в Пизу.

— Ха! — воскликнула Люда то ли с иронией, то ли с обидой, — теперь, чтобы туда попасть, надо тратить на дорогу часа на три-четыре больше. Туда и обратно, я имею ввиду. И всё из-за вашего клипа, — она с напускной строгостью погрозила Виктору с Машей пальцем. — Туристов даже сейчас уже столько, что на въезде и выезде можно угодить в приличную пробку. Тамошние власти сначала радовались наплыву гостей, но потом за голову схватились. Что будет летом, даже представить сложно.

— Ну, пробки для нас — не проблема. Мы вертолёт арендовали. — сообщила Маша. — Звёзды мы в конце концов, или не звёзды? — похвастаться у неё получилось совсем не высокомерно, наоборот, она словно извинилась за что-то, недоступное остальным.

— О! Тогда — летим, — с воодушевлением согласилась Людмила, — давно мечтала полетать на вертолёте.

Когда экскурсия, к всеобщему сожалению, подошла к концу, Виктор попросил посоветовать приличный ресторан, где можно хорошо провести вечер.

— А давайте я вас отвезу в одну пиццерию. Ручаюсь, такой пиццы, как там, вы не попробуете больше нигде. Туда приезжают только профессиональные пиццееды. Туристов там практически не бывает. Разве что вот такие, как я, гостей привозят. Правда, она не в самом Риме, если мерить московскими мерками — то примерно в Химках.

— Едем! — дружно решили уже порядком проголодавшиеся москвичи, даже не подумавшие усомниться в рекомендации Людочки, как её стала называть даже Маша.

Когда приехали на место, поздороваться с ними вышел сам хозяин, не первый год знакомый с Людмилой. Этому, естественно, никто и не подумал удивляться. Приглядевшись к Маше с Виктором, он развёл руками и посетовал, что сделать Пизанскую башню из пиццы у него никак не получится. Когда все отсмеялись, он добавил:

— Но будет даже вкуснее, чем у Бадди Валастро. Потому что он не умеет готовить пиццу, — чем вызвал новый приступ безудержного веселья.

Вчерашнее шоу шло практически в прямом эфире. Естественно, за тот час, что оно длилось, изготовить такой сложный торт было невозможно. Да ещё такой огромный. Поэтому во время рекламных пауз все просто переходили от одной заготовки к другой. И каждое следующее включение камеры показывало уже итоговый результат каждого из этапов: выпекания коржей, сооружения каркаса, сборку, украшение. Вместо «вишенки» на торте были марципановые фигурки Пиноккио и Чиполлино…

Усевшись наконец за стол, занялись весьма непростым делом — выбором пиццы. Непростым это дело было по очень простой причине — там было почти пятьдесят видов: мясные, рыбные, овощные, комбинированные и даже десертные. Алексей же сосредоточенно изучал винную карту. Наконец все выбрали и сделали заказ. Правда, перед этим Людмила посоветовала взять «домашнее» вино, сказав, что именно оно лучше всего подойдёт именно к пицце, чем вызвала у Арсентьева вздох разочарования от бесполезно проделанной работы.

Когда официант, записав семь видов пиццы, продиктованных Руденко, повернулся к Люде, она, не заглядывая в меню, продиктовала ещё столько же других. Переждав недоумённые возгласы, пояснила с улыбкой:

— Иначе пришлось бы делать ещё один заказ. Да и то не факт, что не придётся.

Через два часа, с безмерным удивлением глядя на груду пустых тарелок, на три пустых литровых кувшина и четвёртый, в котором оставалось на донышке, Наталья чуть заплетающимся языком пробормотала:

— Не знаю, как вы, а я решительно не понимаю, как всё это в нас поместилось. Особенно в меня. Знаете, Людочка, я всегда верила в добрых волшебниц, но никогда не думала, что встречусь с кем-то из них.

Остальные только одобрительно промычали что-то нечленораздельное, поскольку сил на более осмысленное выражение благодарности ни у кого не осталось.

— Это не я, — ответила Людмила, чуть смущенно улыбаясь, — это страна такая. Вам ещё обязательно надо приехать сюда в начале лета. Я отвезу вас в одно место, которое называют ароматным раем. Это окрестности озера Неми. Столько земляники, клубники, голубики и других ягод вы не увидите нигде в мире^[31]. Особенно земляники. А какая там ювелирка из живых ягод! Как землянику сохраняют в натуральном виде в серёжках, кулонах, подвесках и ожерельях, я до сих пор не понимаю, хотя мне рассказывали это десятки раз.

А ещё я знаю одну небольшую гостиницу, примерно на полпути между Римом и Неаполем, про которую я, даже если бы очень сильно захотела придраться, не смогу сказать ни одного плохого слова.

— Может ну её, эту Москву? Останемся до лета? Прямо здесь, — нашел в себе силы пошутить Виктор.

— Да, хорошо бы, — поддержала его Маша, тяжело отдуваясь — но нас Пиза завтра ждёт. И этот Серджио неугомонный.

* * *

Синьор Гуерра ждал их на площади Чудес не один. С ним вместе было полдюжины человек, профессиональную принадлежность которых можно было определить с первого взгляда. Куртки, костюмы и рубашки на мужчинах, пальто, брючные костюмы и блузки на женщинах, обувь, шарфы, береты и шляпки, сумки и сумочки, солнцезащитные очки, перчатки, всё это пестрело логотипами известных Домов Моды. Армани, Версаче и Прада, с которыми договаривался ушлый журналист, прислали по паре своих сотрудников для согласования места и времени фотосессии Виктора и Маши в нарядах этих брендов. Кроме них Серджио притащил и собственного фотографа. Упускать возможность получить профессиональные снимки на фоне настоящей Башни никто не стал, и после перекуса в ближайшем кафе немолодой фотограф, которого звали совсем не по-итальянски — Стив, мучил их примерно час и вместе, и по отдельности.

С представителями высокой моды договорились о приезде в середине июня. Те сначала сильно кривились от такого длинного ожидания, намекая, что интерес к клипу может иссякнуть, и надо действовать по принципу: «куй железо, не отходя от кассы»^[32]. Людмила, взявшая на себя роль переводчика (не у всех английский оказался на уровне, достаточном для обсуждения тонкостей), именно так и перевела какую-то итальянскую пословицу. Видимо, итальянцы в своей поговорке ничего смешного не видели, поэтому с удивлением поинтересовались причиной дружного хихиканья.

— Если хотите работать с русскими, надо не только Феллини и Антониони восхищаться, но и советскую киноклассику знать, — снисходительно бросила Маша.

— Кстати! — добавил Виктор, — наш ролик после позавчерашнего шоу резко прибавил оборотов, поэтому, я надеюсь, ваши опасения не оправдаются.

На этом, собственно, обязательная программа пребывания была завершена, все ещё чуть-чуть поболтали, что называется, ни о чём, и распрощались до новых встреч. Вернувшись в Рим, поужинали с Людмилой в гостиничном ресторане, поскольку времени на поспать оставалось совсем немного и ехать куда-то далеко было не с руки. Надо было собраться ещё сегодня. Рейс был ранний.

Люда напоследок загрузила их по полной программе, перечисляя, куда ещё надо сходить в самом Риме и что посмотреть в окрестностях. Расставаясь, клятвенно пообещали приехать летом не меньше, чем дней на десять и потратить не меньше половины времени на поездки, а не ограничиваться солнечными и морскими ваннами.

ГЛАВА 18

Вернувшись в Москву, плотно занялись «Теремком». До отъезда в Италию успели только подобрать мультяшных героев: Мышку-норушку, Лягушку-квакушку, Зайчика-попрыгайчика, Лисичку-сестричку, Волчка-серого бочка и Медведя косолапого. Последний вызвал ожесточённые споры. Какие только варианты не предлагались: и из сериала «Маша и медведь», и Балу из «Книги джунглей», и Винни-Пухи (советский и американский), и несколько «настоящих» медведей из мультиков про «Теремок», но… к единому мнению так и не пришли. Решили оставить окончательный выбор на потом. Мол, в Италии отмякнем, подобреем, глядишь и договоримся.

Зато Наталья нарисовала такие замечательные теремки для каждого персонажа, что к ним никаких вопросов вообще ни у кого не возникло. Особенно хорошо они смотрелись на фоне первоначального — маленького, кривенького и убогого…

— Эхе-хех! Надо было в Италии договариваться, — ворчал Руденко после очередного спора, — как-то Москва не способствует успешному переговорному процессу. — Он специально выдал такой официозный перл, давая понять, что, по крайней мере, его терпению скоро придет конец.

Даже Алексей на этот раз не смог подсказать ничего путного, только пробурчал после объяснений чего от него хотят:

— Видит бог, что-то неладное вы затеяли, если никак договориться не получается. Может что другое сочините?

Виктор готов был его горячо поддержать, но сдержался. Уж слишком сильно Маша была поглощена идеей этого клипа и бросить всё на полпути точно бы не согласилась. Потратив впустую пару дней, решили обратиться к Антонову. Олег Васильевич, выслушав спорщиков, попросил день-два на размышления. Выглядел он при этом очень недовольным и хмурым. Таким Маша с Виктором видели его впервые.

— Уж слишком вы тему непростую выбрали. И неоднозначную, — Антонов, впервые услышавший новый сценарий, помассировал лицо руками и тяжело вздохнул. — Приглашайте завтра-послезавтра в гости, хоть знаменитых рыбных пирогов Вашей бабушки попробую…

Он приехал в «Заречное» в воскресенье к обеду. Рыбные пироги были на месте, аппетит тоже никого не подвёл. Вот только благодушествовать Олег Васильевич вовсе не собирался.

Руденко позвал всех в «кабинет», где можно было расположиться с комфортом и относительно свободно. Наталья решила самоустраниться от решения «идеологических» вопросов, честно заявив, что если придется выбирать, на чью сторону вставать, разорваться она не сможет. Антонов с Машей уселись в кресла у журнального столика, а Виктор развернул своего рабочего «монстра» и пододвинулся к ним поближе. Это супер-кресло он заказал у самого Фридриха Вилкхана^[33].

Стоило оно столько, что казалось, будто каркас делали из чистого золота, а потом зачем-то замаскировали хоть и не дешёвым, но всего лишь полированным алюминием. Когда он проговорился Маше о цене этого чуда, она покрутила пальцем у виска. На что Руденко с важным видом заявил, что компьютерное кресло — инструмент не менее, если не более, важный, чем сам комп. Вот в нём Виктор с удобством и устроился.

— Поймите, Маша, — начал Олег Васильевич, — вы с новым клипом собираетесь выйти на тропу войны. Да-да! — Антонов остановил девушку, явно готовую ему что-то возразить. — Вы с этими отдельными теремками хотите поменять идею сказки ровно на противоположную. Что вместе — плохо, а порознь — хорошо. А это может быть воспринято в штыки очень и очень многими. И хорошо, если не в буквальном смысле.

— Но ведь каждый новый теремок звери вместе строить будут! — не выдержала Маша. — Мне казалось, что эта идея как раз и есть самая главная!

— Это, конечно, верно. Но где гарантия, что она будет верно истолкована. Вы же хотите рассказать, так сказать, «альтернативную» сказку, сильно отличающуюся от «реальной».

— Да что ж тут реального, если лиса и мышь, волк и заяц в одном доме жить собираются? — Маша возмущённо засопела.

— И тем не менее сказка проверена временем, никто никогда не пытался так кардинально её менять. А вы хотите за десять минут разрушить привычную картину мира и нарисовать принципиально новую.

— Ну, разрушитель там уже есть один, — вмешался Виктор, — этот бугай косолапый может и не со зла, но разрушает ведь всё. Последствия? Не, не слышали. Эт чё такое?

— Кстати, о медведе, — перебил Антонов, — почти во всех вариантах он только разрушитель, и лишь Сутеев придумал, что звери новый теремок строят, где места всем хватает. А что такое «медведь»? Символ России. То есть, получается, что Россия и есть разрушитель? Конечно, вы не это имели ввиду, но сколько людей подумает именно так, когда посмотрит ваш клип? А посмотрят его сотни миллионов как минимум. И это сейчас, когда на Россию и так всех собак спускают по любому поводу. Надо честно признаться, не всегда безосновательно, но именно — не всегда.

— Олег Васильевич! — Маша резко встала. — Скажите честно, Вы можете что-то предложить? Или Вы за прекращение этого нашего проекта?

— Ну как я могу быть против! — Антонов всплеснул руками, и тоже встал, — хотя я прекрасно понимаю, что предстоит пройти по канату над пропастью без страховки, поэтому я… я предлагаю всех запутать. Пусть сказка будет русской, а персонажи — разные. Мышкой пусть будет Микки Маус, лягушка, заяц и лиса — не важно какие, волк — Акела из Маугли, а медведь — диснеевский Винни-Пух… Именно диснеевский.

— О! А мне нравится! — у Маши загорелись глаза.

— Да уж тебя хлебом не корми, дай только Штаты пнуть, — добродушно проворчал Виктор и повернулся к Олегу Васильевичу. — А не произойдет у зрителей, как сейчас модно говорить: «когнитивный диссонанс»?

— Это почему же, — недовольно спросила Маша.

— Почему могут не понять? — переспросил Виктор. — Да потому что охренеют от такого набора.

— Ну и хорошо, — рассмеялась девушка, — значит посмотрят ещё несколько раз, чтобы понять.

— Угу, — не согласился Руденко, — или будут писать в комментариях: «Ничего не понял. Хрень какая-то!»

— Х-хех! — коротко хохотнул Антонов. — такие комментарии иногда могут работать не хуже любой рекламы. Молодёжь, как Вы только что сказали: «хлебом не корми», дай посмотреть «хрень какую-то».

— Ну вот! — Виктор, бросив быстрый взгляд на племянницу, демонстративно понурился, поняв, что за понравившийся ей вариант она будет стоять насмерть, — опять мне переделывать мышек-норушек в Микки-Маусов всяких. Как бы так сделать, чтобы мои идеи другие в жизнь претворяли, а не наоборот.

— Да ладно тебе, — укорила его Маша, — пока и не сделали ничего, что переделывать-то?

* * *

После этого «совещания» работа над клипом закипела. За неделю Маша быстро отрепетировала строительство теремков по эскизам Натальи, Виктор, вдосталь насмотревшись мультиков про Микки Мауса и Винни-Пуха, выбрал, наконец, нужные кадры и ракурсы и был готов к монтажу. Дело оставалось за музыкальным сопровождением. И тут снова всё застопорилось. Поначалу Маша предложила в качестве звукоряда использовать «Дом восходящего солнца», она просто фанатела от этой музыки и готова была слушать её по сто раз в день.

— По-моему очень символичненько получится. «Теремок» — это и есть дом, а восход солнца — надежда на лучшее и всё такое…

— Э-э, а ты когда последний раз оригинал-то слушала, — удивился Виктор.

— Да я только инструментальные каверы слушаю. — смутилась Маша, — мне вот этот особенно нравится, — и она запустила запись на своём смартфоне.

— Понятно! — Руденко потыкал в экран своего смарта, — музыка божественная, не спорю… а теперь вслушайся в слова, которые изначально, до всяких слёзно-романтических переводов были. Там же какой-то декаданс сплошной, позитива ни грамма. — и он запустил свой вариант, специально выбрал с титрами. — Так что пойдёт только как вступление. На несколько секунд, не больше. И без слов, само собой.

— Ну и ищите сами другую музыку! — обиделась Маша.

Два дня она на всех дулась, даже с бабушкой и дедом почти не разговаривала. Руденко тоже пребывал в не самом радужном настроении, без конца терзаясь сомнениями по поводу перспективнезаконченного клипа. Наталья же, слышавшая Машин разговор с Виктором по поводу шедевра группы «The Animals», но тогда не сказавшая ни слова, два дня просидела за ноутбуком, не снимая наушников. И когда племянница в воскресенье, двадцать восьмого, вернулась домой в приподнятом настроении после очередного свидания с Алексеем, после ужина поскреблась к ней в комнату.

— Машунь, — робко проговорила Наташа, входя к племяннице после приглашения, — мне кажется, я нашла то, что может подойти…. Тут, — она протянула племяннице флэшку, — две песни. Можно «Дом восходящего солнца» как заставку использовать, а потом — вот эти. Только я не знаю, в какой последовательности. Это вы уже с Витей решите… Если понравится, конечно.

Маша, удивлённо посмотрев на тётушку, молча взяла флэшку, сунула её в свой ноутбук и надела наушники. Она слушала, закрыв глаза и беззвучно пощелкивая пальцами. Иногда она принималась что-то рисовать в воздухе, покачивая головой в такт звучащих песен. Судя по времени, девушка прослушала обе композиции раза по три. Потом резко сняла наушники и начала что-то быстро-быстро набирать. Её пальцы летали по клавиатуре так стремительно, что у Натальи зарябило в глазах, когда она перевела взгляд на Машины руки. Затем племянница резко встала, выскочила из комнаты и через некоторое время притащила Виктора. Наташа, пока никого не было, еле успела пробежать глазами текст. Усадив дядюшку перед экраном, Маша ткнула пальцем в набранный текст.

— Читай! А потом слушай, — она кликнула пару раз мышкой, показывая, что именно и в какой последовательности. — И только попробуй потом сказать, что тебе не понравилось.

Услышав так оригинально высказанную похвалу, Наташа облегчённо выдохнула и стала наблюдать за реакцией мужа. Прочитав текст, он посмотрел на своих женщин ничего не выражающим взглядом и запустил первый трэк. Послушав второй, снова вернулся к первому, уже постоянно скользя глазами по тексту. Проделав то же самое со вторым, посидел пару минут не шевелясь, и наконец повернулся к Маше.

— Говорить, что это гениально, я не буду… — Руденко стоически выдержал пару гневных взглядов и сердитое сопение, — это и так понятно…

— Вот ты… зануда, — укоризненно сказала Наталья, хотя по её глазам было видно, что она готова прямо сейчас расцеловать Виктора за такие слова.

— Между прочим, это наше совместное творчество, — заметила Маша, — текст мой, прямо сейчас за пять минут написанный, песни — Наташины.

— Ну, я к ним, естественно, отношения не имею, только нашла их, — усмехнулась Наталья в ответ на вопросительный взгляд мужа.

— Единственное… — Виктор задумчиво потёр подбородок, — можно с текстом поколдовать… Но, возможно, вот так спонтанно родившийся, лучшим вариантом окажется.

— Поколдуем, конечно, — согласилась Маша, — да и подводку какую-никакую по-любому сделать надо.

«Колдовство» затянулось аж до двух часов ночи, пока случайно проснувшийся Андрей Кириллович не пристыдил и не разогнал полуночников. Пришлось продолжить утром, сразу после завтрака. Закончили к обеду, после которого, довольные собой, приступили к записи. Как обычно — по очереди, по одной фразе или строчке. Получилось длинновато — из-за пауз и выделения стихотворных строк, но пытаться что-либо сокращать на этот раз не стали. И Виктор, и Маша понимали, что здесь слова важны не меньше, если не больше, чем видеоряд:

Мы хотим рассказать вам о доме. О доме, в котором живёт или мечтает жить каждый…

Каждый автор, создавая свое произведение, хочет что-то сказать своим зрителям, слушателям или читателям. Но часто не говорит об этом напрямую, используя разные художественные приёмы. Особенно в сказках.

Сейчас вы увидите новую сказочную историю, которую мы рассказали немного не так, как обычно. Где будет сразу несколько мелодий и песен. В одной из них есть такие слова:

   «Дом, как известно всем давно, это не стены, не окно,

   Даже не стулья за столом

   Это не дом, это не дом…»

Здесь с авторами песни можно поспорить, потому что со стенами, окнами и крышей хороший дом может и не получиться, но без них — вообще никакого не будет, ни хорошего, ни плохого.

А что такое дом для каждого человека?

   «Дом — это там, где вас поймут,

   Там, где надеются и ждут…»

Правда, хорошо сказано?… Только дом может и должен быть ещё и убежищем…

И есть другая, в которой говорится:

   «Среди городов, шумящих и ночью, и днем,

   И тысяч домов,

   Нам нужен единственный дом…»

Не один. А именно единственный.

   «Среди перемен, шатающих мир до основ

   Покой этих стен всегда защитит от ветров…»

Нам кажется, что главное слово здесь — «покой».

Смотрите! Слушайте! Думайте! И помните: сказка — ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок…

А что же мы? Не мы придумали эту сказку и эти песни. Мы просто показываем её немного по-другому, не как обычно.

И мы хотим сказать совершенно чётко и недвусмысленно, без всяких метафор и аллегорий: не надо лезть в чужой дом. Даже из лучших побуждений или по незнанию. Последствия могут оказаться такими, о которых вы и не задумывались. Лучше свой дом строить и обустраивать. И быть со всеми если не друзьями, то хотя бы добрыми соседями.

Показали готовый результат Наталье, которая в «колдовстве» практически не участвовала. Посмотрев, она только покачала головой.

— Никогда не думала, что, изменив несколько слов, можно настолько усилить впечатление от текста. А у меня ещё одна песня была заготовлена, но там столько аллюзий и подтекста, который будет понятен только русскому человеку, что я не решилась вам её показывать.

— Ну-ка, ну-ка, — хором потребовали Маша с Виктором.

— Это Высоцкий. «Сказка о старом доме на Новом Арбате», — и Наташа включила свой смартфон. — Да, пожалуй, — согласилась Маша, когда запись закончилась. — Даже я, хоть и русская, не вполне понимаю.

— Ну, тем более хорошо, что не показала, — кивнул Виктор Наталье. — Антонову будем показывать? — он посмотрел на племянницу.

— Надо бы… Но я буду биться за каждую запятую.

— Я буду участвовать^[34], — с интонациями Леонида Ярмольника ответил дядюшка под смех женской половины собрания. — Только давай сначала и сам клип сделаем, а то, боюсь, там много возни будет с подгонкой нужных слов в песнях к подходящим действиям всех зверушек. Ну и готовый продукт у него меньше желания критиковать будет…

Управившись за три дня со съёмками и монтажом, поехали на суд к Олегу Васильевичу. Тот, посмотрев клип, к удивлению авторов, не стал высказывать никаких возражений или пожеланий.

— Ну что ж, — вздохнул Антонов после недолгих размышлений. Он словно бы собирался с духом, прежде, чем что-то сказать. — С Богом, как говорится. Осталось только в церковь сходить, свечку поставить. За то, чтобы количество собак, которых на нас спустят, было меньше того количества, от которого мы сможем отбиться… Когда думаете запускать?

Отвечать никто не торопился. Виктора эти слова сильно озадачили. Он догадывался о причинах беспокойства Олега Васильевича и чувствовал, что после «Теремка» они снова могут столкнуться с чем-то неприятным. Конечно, факт отсутствия (как и в итальянском клипе) каких-либо «спецпожеланий» давал надежду, что всё обойдется, но вдруг появившаяся тревога не исчезала. К тому же он прекрасно понимал, что Маша ни за что не отступит. Ни при каких обстоятельствах.

— А давайте восьмого, — предложила девушка после долгой паузы, — может ради праздника меньше злопыхателей будет.

— Годится. Только не забудьте титры на английском и китайском добавить, — напомнил Олег Васильевич. — Предложил бы ещё на французском и итальянском, но это, наверное, будет перебор.

* * *

Восьмого марта, в день выхода клипа, действительно, ничего особо выдающегося не происходило. Количество просмотров не зашкаливало, но было примерно таким же, как в китайском и американском клипах. Что Виктора очень радовало, поскольку и на этот раз не было никаких «тайных» пожеланий, он о них даже не вспомнил. Хотя изо всех сил и старался не показывать своё ликование. «Уфф-ф! — мысленно вытирал он пот, — всё-таки мы с Машей кое-что и без потусторонней помощи можем. Не был итальянский клип случайностью, не был. И дал неплохой результат отнюдь не по инерции. Имя и репутацию мы себе заработали, можно сказать, „почти“ честно».

Но потом начались странности. Просмотры росли как на дрожжах, начиная обгонять по темпам все предыдущие ролики, а вот количество комментариев и лайков было рекордно низким. Несколько дней на это не обращали внимания, решив, что народ не может понять, что же он такое только что посмотрел и пересматривал по несколько раз, осмысливая увиденное и услышанное. Так продолжалось неделю.

А в понедельник, пятнадцатого, произошло невозможное, невероятное, непредставимое… МИД России, Госдепартамент США и МИД Китая почти одновременно выпустили коммюнике, посвященные не каким-либо крупным международным событиям, а одному-единственному видеоклипу. Прямо об этом, естественно, не говорилось, но все причастные сначала сильно удивились, а потом также сильно напряглись.

Первым был российский МИД, который в лице своего пресс-секретаря Михаила Макарова выдал на-гора́ шедевр в стиле: «Я не такая, я жду трамвая…». В своём обычном стиле, якобы ироничном, но отдающем разборками соседей на коммунальной кухне из-за оставленной грязной посуды, господин Макаров на весь мир заявил: «Вы опять со своими „хайли лайкли“ до нас докапываетесь? Так дайте нам расписание того, что и когда мы хотим разрушить. Мы свои отпуска спланируем, чтобы по сто раз всем подряд не объяснять, что мы ни при чём…»

Не сильно отстал и Госдеп. У этих стиль был другой. Они как будто получили индульгенцию не от какого-то там кардинала Ришелье, а от самого Господа Бога. Там, судя по всему, как у Дюма в «Трёх мушкетёрах», было написано: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства». Только слово «государство» было заменено на слова «всего человечества». Смысл их заявления был прост и понятен: «Если мы что и разрушали, то делали это в интересах и с согласия всего цивилизованного мира. Мнение не-цивизованного мира нас не волнует и волновать не будет».

Китайцы, выступили последними и были, как всегда, аккуратны. В их заявлении были тщательно выверенные дипломатические формулировки, которые в переводе на простой язык звучали следующим образом: «Э-э-э, ребята! Вы там поаккуратнее. Если надумаете чего порушить, это вам дорого обойдётся. Мы никому помогать не станем, но и своего не упустим. Можете не сомневаться».

Причем было понятно, что между собой никто ни о чём не договаривался. Потому что на уши встали все: политики и политологи, журналисты и блогеры, экономисты и финансисты, дирижёры и кинорежиссёры, бывшие и действующие вояки, депутаты всех уровней и даже популярные музыканты и актёры.

Простой народ от такой активности маленько прибалдел и озадачился вопросом — с чего это вдруг? Потом нашёлся кто-то сообразительный и в комментариях к клипу прямо связал активность публичных персон с «Теремком». И это был тот самый камешек, который запустил лавину. Конечно, тот или иной фильм, книга или песня и раньше не раз провоцировали бурные обсуждения или, выражаясь казённым языком, «вызывали широкий общественный резонанс», но сейчас, помноженное на гигантское число людей, посмотревших «Теремок», это было скорее похоже на супер-экстра-мега-цунами, грозившее его виновникам не только полной потерей свободного времени, но и лишением сна и аппетита от не всегда безобидных бесконечных звонков, странных просьб и таких же странных или, наоборот, слишком заманчивых предложений.

Мало того, что Виктору с Машей понадобилось пригласить ещё пару человек в помощь к уже давно работающим с ними редакторам и парочке модераторов, им пришлось через неделю поменять номера телефонов и буквально прятаться от настырных журналистов, требующих дать им хотя бы коротенькое интервью. Хорошо хоть морально были готовы к такому экстриму благодаря Олегу Васильевичу, позвонившему им на следующее утро, шестнадцатого. Антонов не удержался от ехидства: «А я говорил! Я предупреждал!» И добавил с некоторой озабоченностью в голосе:

— Мне кажется, что вы заварили кашу гораздо более серьёзную, чем даже мне представлялось. Я не исключаю, что могут понадобиться услуги очень хорошего адвоката. И лучше бы найти его заранее и проконсультироваться по поводу разных вариантов.

Адвоката искать не стали, а вот с одним интересным человеком старший лейтенант Арсентьев через пару дней их свёл. Встречались они в Сокольниках. Прогуливаясь по уже высохшим под ярким и уже достаточно тёплым солнышком дорожкам, неспешно беседовали, замолкая, каждый раз, если кто-то проходил мимо. Алексей, представляя Сергея Сергеевича, сказал только, что он из их конторы и к его анализу ситуации стоит прислушаться более, чем внимательно. На вопрос Виктора о причинах или мотивах согласия этого «интересного человека» на встречу, Алексей с улыбкой ответил, что, как бы это ни показалось странным, он большой ваш поклонник. А потом уже серьёзно добавил: «Ну и задолжал он мне кое-что».

— На сегодняшний день ситуация такова, — объяснял коллега и, скорее всего, начальник Алексея, — что по всем признакам начата подготовка к какому-то весьма и весьма крупному… э-э… проекту на юге. Все засекречено по самому высшему разряду. Подробностей не знаю даже я, хотя мне это и некоторым образом положено по должности. Вы же, каким-то невероятным образом смогли посеять сомнения в целесообразности этого проекта. Это не более, чем мои догадки, но я не смог пока найти ничего, что их бы опровергало.

— И… это может иметь для нас какие-то серьёзные негативные последствия? — спросил Руденко, когда «Сергей Сергеевич» сделал паузу.

— Серьёзные — очень маловероятно, но этого… нельзя исключать. Поскольку любой крупный проект — это всегда большие деньги. И если он не важно по каким причинам задерживается или, тем более, прекращается… ну, дальше понятно, я надеюсь.

— Это абсурд какой-то! Где мы и где всё то, о чём Вы говорите? — не выдержала Маша, с очень хмурым видом слушавшая разговор. — Мы же всего-навсего сказки рассказываем! Пусть с подтекстом, но всего лишь сказки. Никого не обвиняем, не разоблачаем…

— Машунь, — перебил её Виктор, — ты свою задачу выполнила блестяще. Кашу заварила. Давай теперь оценивать ситуацию будут люди, менее подверженные эмоциям.

Он говорил преувеличенно спокойно, но именно от этого спокойствия Маше вдруг стало не по себе.

— Я?! А ты что, в сторонке стоял? — девушка готова была расплакаться от обиды.

«Лучше бы стоял», — чуть не ляпнул Руденко и сжался от страха, что вполне мог сейчас произнести это вслух.

Он уже которую ночь во сне видел свою первую встречу с тем самым чёрно-белым псевдо-Воландом. Точнее, видел его саркастическую усмешку и слышал единственную фразу: «Надеюсь, это не что-то типа мира во всем мире?» Каждый раз Виктор от этого просыпался, долго не мог уснуть, ворочался, просыпалась Наталья, тревожно смотрела на него, он затихал неподвижно, давая ей снова заснуть. А сам лежал без сна с закрытыми глазами, и вопросы без ответов ползали по его извилинам как по бесконечной ленте Мёбиуса, поворачиваясь разными гранями: «Надо ли было остановить Машку с её идеей? Не подтолкнули ли мы кого-то ближе к краю пропасти? Можно ли что-то исправить, если станет хуже?…»

От этих вопросов иногда не было покоя даже днём. И вот сейчас, в очередной раз вспомнив ночные кошмары, Руденко с ужасом понял, что впервые в жизни рассердился на племянницу по-настоящему. Рассердился не как на ребёнка, разбившего по неосторожности очередную чашку, а как на взрослого человека, совершившего опрометчивый поступок, который может принести серьёзные проблемы. То, что он был соучастником, только добавляло раздражения. Из этой мерзкой, липкой, противной до тошноты, почти физически ощущаемой, паутины страха Виктора вырвал голос Сергея Сергеевича:

— Друзья мои! Вы напрасно ссоритесь и заранее пугаетесь. Могу вас успокоить: такого рода анализом у нас занимается от силы несколько десятков человек. И с нашей стороны точно никакой инициативы исходить не будет. Сколько в других странах — не знаю, врать не буду. Но не думаю, что их число сильно отличается. К тому же никого, кроме наших, вообще опасаться не стоит, поскольку ничьих других интересов вы своим клипом, судя по всему, не затронули. Заявления американцев и китайцев — всего-навсего реакция на… перлы господина Макарова. Да-да, не удивляйтесь, на мидовцев многие давно уже смотрят с некоторым раздражением, — пояснил он, заметив кривые ухмылки после «перлов».

— Для вас главное, — продолжил Сергей Сергеевич, — помнить, что ни один серьёзный разговор с незнакомыми людьми не стоит вести без видео- и аудиозаписи. И эти записи никак не редактировать и не монтировать. И ещё. Я могу ошибиться, но, поскольку вы стали очень крупными и очень влиятельными инфлюенсерами, то официально к вам вообще вряд ли кто-то будет претензии предъявлять. Огласки может и не боится никто, но избегать её будут стараться. Скорее, для начала, какое-нибудь «частное лицо», — он показал пальцами кавычки, — попытается прощупать вас и попробует получить обещание чего-либо в обмен на… ну-у, вариантов может быть множество. Так вот — сразу ничего не обещайте, набивайте себе цену и ни на что не соглашайтесь… А пока — ждём. И живём своей обычной жизнью…

Насколько точен анализ и насколько полезны советы, Виктор с Машей смогли убедиться гораздо быстрее, чем им хотелось бы.

* * *

Виктор Анатольевич Скоропадский позвонил своему полному тёзке и лучшему клиенту через два дня, двадцатого и слёзно попросил о срочной встрече. Руденко, согласовав с Машей время, пригласил его вечером в Заречное.

Скоропадский примчался даже минут на двадцать раньше оговоренного времени и прямо с порога стал умолять Машу с Виктором принять одного его знакомого для важного и, возможно, выгодного разговора.

— И кто же это такой, что Вы так просите за него, — удивился Руденко, с нескрываемой иронией наблюдая за сильно нервничающим полным тёзкой.

— Это Боровский Михаил Борисович. Два года назад он ушёл с Лубянки и теперь возглавляет такое же, как у нас, агентство. Только их контора, насколько я слышал, выполняет заказы его бывших коллег частным, так сказать, образом.

— Фабрика-прачечная. Понятно. — от Машиного замечания Скоропадский дернулся и расплескал стакан с водой, который она поставила перед ним, заметив, как он постоянно облизывает губы.

— А почему он обратился к Вам? — спросил Руденко.

— Мы давно знакомы. А узнать, что вы — наши клиенты, для… определённого круга лиц большого труда не составляет.

— Он Вам что-то обещал за содействие?

— Да… — Скоропадский немного помялся, — подкидывать выгодные заказы.

— А в случае отказа? Угрожал?

— Нет-нет, что Вы! Но и так понятно, что при желании можно кому угодно жизнь отравить совершенно законными… проверками, запросами… особенно в нашей сфере.

— Ну хорошо, — Руденко переглянулся с племянницей и, не увидев отрицания, кивнул. — Всё равно не отстанут, как я понимаю. Так что лучше уж через Вас. Давайте договоримся на…

— Послезавтра, — Маша заглянула в своё расписание на экране телефона, — так же, вечером. После восьми.

— Спасибо огромное! Вы меня очень выручили, — гость вскочил и, прощаясь уже на бегу, запрыгнул в свою машину и рванул обратно в Москву.

* * *

Боровский Михаил Борисович был больше похож на преуспевающего банкира или адвоката, чем на чекиста, пусть и бывшего. Отличный сидящий, явно не от «Большевички», костюм, дорогие туфли, ещё более дорогие часы, которые он носил почему-то на правой руке, чуть затемнённые очки «Авиаторы» в цвет галстука и изящный кожаный портфель однозначно говорили о процветании его конторы. Да и приехал он отнюдь не на Рено Логане. Абсолютно чистый серебристый BMW X6, оставленный у ворот участка, тоже говорил сам за себя.

Гость с первых же секунд повел себя достаточно нагло. Едва усевшись в указанное кресло, он посмотрел на Машу и процедил снисходительно:

— Будьте любезны, сделайте мне зелёного чаю.

Маша удивлённо посмотрела на дядюшку, пожала плечами и точно таким тоном ответила:

— Прислугу я уже отпустила на сегодня. Вода — вон, в графине, — она кивнула на кувшин для поливки цветов, стоящий на подоконнике, — пейте сколько хотите.

Боровский не сказать, что опешил от такого ответа, но желваками на скулах поиграл. Виктор про себя племяннице поаплодировал, но смотрел преувеличено укоризненно, мол «Ну зачем так сразу-то человека опускать?» Михаил Борисович тем временем развернулся всем корпусом к Руденко, давая понять, что будет разговаривать только с ним.

— Есть мнение, — начал он, — что вам нужно выступить с разъяснениями своей позиции, отражённой в вашей последней работе. С какими именно разъяснениями, я уточню чуть позже…

— Чьё мнение? — резко спросила Маша, — если перефразировать известное изречение товарища Кагановича, у каждого мнения должны быть имя, фамилия и должность.

Вот теперь Боровский откровенно растерялся. Он явно не ожидал ни таких слов, ни такого напора от девчонки.

— Ка-а-кого Кагановича? — он даже запнулся от неожиданности.

— Ну как какого? — поддержал племянницу Виктор, — сталинского наркома.

Ничего удивительного в таком слаженном троллинге их собеседника не было, но это если знать, что Руденко сам пару дней назад зачитывал Маше выдержки из статьи, на которую случайно наткнулся. Там говорилось и о выражении «есть мнение», и о фразе «у каждой ошибки есть имя и фамилия», которую приписывали аж самому Сталину, и которую на самом деле первым сказал действительно Лазарь Каганович, но сказал: «У каждой аварии есть имя, фамилия и должность». Боровский, естественно, про это не знал и сейчас лихорадочно соображал, как повернуть разговор в нужное русло. Изначально он рассчитывал немного припугнуть этих «чёртовых блогеров», а потом в качестве «спасительной шлюпки» предложить им задёшево, если вообще не задаром, сделать пару рекламных роликов на тему сказочных перспектив «Южного проекта».

— Ну вы же понимаете, что не моё личное мнение. Мне… поручили провести предварительные переговоры… Но если у вас уже есть поддержка со стороны… э-э… определённых сил…

— Наша поддержка — это миллиарды наших зрителей, — многозначительно сказал Виктор. Помолчал и переспросил, — так о чьём мнении Вы говорите?

Про себя же Руденко без всяких задней мысли с иронией произнёс: «Давай же, Гюльчатай, открой личико». То ли таким оригинальным способом высказанное «пожелание» сыграло свою роль, то ли гость вдруг сам решил пооткровенничать, но дальше он повёл себя так, будто ему вкололи слабенькую дозу «сыворотки правды».

«Похоже, придётся часть карт на стол выкладывать, — в этот же момент думал Боровский, удивляясь самому себе, — чёрт их знает, кто на самом деле за их фантастическими результатами стоит. А у нас частенько правая рука не ведает, что творит левая».

— Речь идёт о согласованном мнении руководства некоторых силовых ведомств и высокопоставленных чиновников со Старой площади. И в ближайшее время оно будет соответствующим образом оформлено в виде законодательных актов, ведомственных приказов и инструкций. А ваши разъяснения потребуются в связи с подготовкой крупного проекта на наших южных границах, в результате осуществления которого существенно изменится политико-социальная и экономическая ситуация сразу в нескольких регионах. Будут задействованы очень крупные… ресурсы. И эффективность их использования зависит в том числе от поддержки населением этих регионов готовящихся… инициатив. — Выдав эту тираду, Михаил Борисович с некоторым страхом размышлял: наговорил ли он сейчас только на начальственный рык, или уже на расстрел. — «И как у меня язык-то повернулся! Хорошо хоть ни одной фамилии не назвал!»

— А от нас-то Вы чего хотите, — прервала Маша его самокопание.

— Ну как же, — взял себя в руки Боровский, — вы же сейчас самые популярные инфлюенсеры в мире. Поэтому ваши разъяснения нашей позиции…

— Нашей? — то ли уточнил, то ли спросил Виктор с заметным сарказмом.

— Да-да, конечно, — гость никакого подвоха не заметил, — вы же как истинные патриоты не можете не понимать всей важности крупных национальных проектов…

— Мы же всего-навсего сказки рассказываем. Сказки, понимаете. — Руденко почувствовал накатывающее раздражение от такого неприкрытого официоза.

— Которые посмотрели огромное число людей. Которые вас любят и к вам прислушиваются. Это необходимо использовать в… общественных интересах, а не только в частных.

В таком духе разговор продолжался ещё почти час. Маша с Виктором пытались добиться конкретики, Боровский вертелся как плохо насаженный червяк на крючке и на прямые вопросы, особенно Машины, отвечал в основном лозунгами или общими фразами. В конце концов выудив обещание подумать над «ихними» (он именно так и сказал) предложениями, Михаил Борисович распрощался.

«Вот ведь чертовка! — думал он о Маше по дороге в Москву. — Прям не девчонка, а комиссар госбезопасности в юбочке и с косичками. Вот бы такую кобылку объездить, цены бы ей не было… О, господи!! Я ведь из-за неё забыл даже предупредить, чтобы не смели запись выкладывать, если делали её. Камеры-то стояли, но индикаторы записи вроде бы не горели. Хотя… даже если и делали, и выложат, то и чёрт с ней. Ко мне меньше вопросов будет. Никто не сможет сказать, что я не старался изо всех сил…»

А Руденко с племянницей в это время как раз проверяли качество записи. Виктор поставил на запись сразу три камеры. Причём одна была совсем старая, пишущая на плёнку. Он подумал, что если гость включит какую-нибудь хитрую штуку, мешающую работе цифровой техники, то этот антиквариат может и устоит. Во всех трёх он специально отключил индикаторы записи, которые своими яркими красными светодиодами выдали бы их с головой. Записи на всех трёх оказались вполне качественными, и они выдохнули с облегчением.

— Что скажешь? — спросила девушка, когда они закончили просмотр.

— Скажу, что Сергей Сергеевич со своим анализом попал точно в десятку. Так что благодари Алексея, с очень полезным человеком он нас свёл.

— Это да, — согласилась Маша, а потом, недобро прищурившись, спросила:

— А чего это ты так пренебрежительно о сказках говорил?

— Ну ты скажешь тоже — пренебрежительно, — возмутился Виктор. — Просто отделаться от этого типа хотел побыстрее.

— Хорошо, если так, — девушка помолчала и продолжила, — знаешь, что сказал о сказках Виктор Михайлович? Который Васнецов, — она открыла свой смартфон и прочитала с экрана: «Я всегда был убеждён, что в жанровых и исторических картинах, статуях и вообще в каком бы то ни было произведении искусства — образа, звука, слова — в СКАЗКАХ, песне, былине, драме и прочем, сказывается весь цельный облик народа, внутренний и внешний, — с прошлым и настоящим, а может быть, и будущим»… У него много разных офигенных работ, но самые известные — как раз на сказочные мотивы.

— Да, сильно сказано, — согласился дядюшка, — ты где эту цитату выкопала?

— А это мы с Танькой на той неделе, после выставки Серова в Новой Третьяковке, в дом-музей Павла и Сергея Третьяковых зашли. Он совсем рядом. Там и увидела. И знаешь, — Маша вдруг резко помрачнела, — я там прочитала ещё оду цитату… я простояла около неё минут пять… и ревела… Это из письма Василия Васильевича Верещагина Павлу Михайловичу Третьякову от третьего мая 1879-го года: «Передо мною, как перед художником, война, и я её бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действенны ли мои удары — это другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаху и без пощады». А рядом — его «Апофеоз войны».

Маша быстро отвернулась и зашмыгала носом. Виктор, поражённый такой реакцией племянницы, еле слышно спросил:

— Ты думаешь, что то, что наговорил этот… Боровский…

— Да не думаю я ничего, — сердито отмахнулась девушка. — Сидит у меня занозой эта Лёшкина командировка… Муторно как-то… Вот и лезут всякие дурные мысли в голову…

— Давай выложим сегодняшние записи, — после длительного, тягостного и, наверное, неизбежного молчания предложил Руденко.

— Наверняка этот… Борисыч докопается ведь. В суд подаст или ещё чего удумает, — тяжело вздохнула Маша.

— Ну удалим. Штраф заплатим, — пожал плечами Виктор. — Но сколько-то народу успеет увидеть.

— А давай!

ГЛАВА 19

Видео провисело на их канале два дня и собрало всего лишь чуть больше сотни миллионов просмотров. Для кого-то такой результат был бы пределом мечтаний, но для Виктора с Машей это уже не имело никакого значения. Им было важно, как говорится, «прокукарекать, а там хоть не рассветай». Его даже не все подписчики успели посмотреть. Но, видимо успели посмотреть те, кому по долгу службы положено было отслеживать всякие «странности». А дальше события понеслись вскачь с такой пугающей скоростью, что стало непонятно, сумеют ли наездники удержаться в сёдлах. А даже если и удержатся, совершенно непонятно, куда унесут их обезумевшие скакуны.

К концу второго дня без предупреждения примчался Арсентьев и с порога огорошил их странным заявлением:

— Если вы не удалите своё последнее видео, придётся искать людей, которые будут нам передачи носить.

— А ты тут при чём? — перепугалась Маша. То, что ей и дядюшке могут грозить точно такие же «неприятности», она в тот момент даже не задумалась.

— А за компанию. Чтоб вам не так скучно было, — попытался пошутить Алексей.

— Почему об этом говоришь нам ты? — спросил Руденко, — почему нет никакого официального требования, просьбы или разъяснения?

— Скорее всего никто светиться не хочет. Даже таким образом. Похоже, многие вообще перестали понимать, что из всей этой бодяги может получиться. И нового видео боятся. Или такого, как уже было, или даже как вы в какую-то контору входите, куда вас могли бы вызвать.

— А тебе Сергей Сергеевич предложил с нами поговорить? — скорее не спросила, а сделала вывод Маша.

— Пожалуй, стоит прислушаться, — совершенно без сожаления сказал Виктор после утвердительного кивка старшего лейтенанта. — Результата мы добились, похоже. Правда, пока непонятно — какого…

Какого — стало понятно ещё через пару дней. Видео они удалили, но было поздно. Похоже, что «компетентные органы» по всему миру не зря ели свой хлеб, какая-то очень и очень серьёзная информация у них уже была, скандальное видео легло на хорошо подготовленную почву и стало, как говорится, последней каплей, переполнившей чашу терпения людей, наделённых правом принимать решения.

Совместные заявления Евросоюза, Штатов, Канады, Японии, Швейцарии и Австралии стали не просто громом среди ясного неба, а поистине тропическим дождём в Сухих Долинах Антарктиды, где дождей не было около двух миллионов(!) лет. Тем более тропических.

«В целях предотвращения действий, могущих привести к нежелательным последствиям, и в качестве предупреждения, наши страны приостанавливают действие виз нижеперечисленных категорий граждан и их ближайших родственников. Также ограничения накладываются на все их активы, находящиеся в нашей юрисдикции…»

В список попали депутаты, сенаторы, сотрудники Администрации Президента, руководство всех силовых ведомств, министры иностранных дел, финансов, юстиции, все их заместители и руководство Центрального Банка. Дополнительных разъяснений не последовало. Но и без этого было понятно, что ситуация если не критическая, то очень близка к ней. Наступившее во всём мире шоковое состояние длилось почти двое суток. С российской стороны пока никаких официальных заявлений не было. Это интриговало и пугало одновременно. Журналисты, как ни странно — с обеих сторон, совершенно справедливо возмущались творимым беспределом и изгалялись кто как мог, выдвигая версии одна фантастичнее другой. Понимания причин столь резких действий со стороны «запада» не было ни у кого, а «официальные лица» делиться информацией не торопились. Поползли слухи, что Президент Лагутин совсем неважно себя чувствует и, возможно, поэтому не отвечает сам и не дает команду подготовить ответ хоть кому-нибудь. А без его прямых указаний никто брать на себя ответственность не хотел. Но, как обычно бывает в моменты полной неопределённости, всё равно находятся люди, поражающие то ли своей смелостью, то ли глупостью. Группа депутатов, по всей видимости, абсолютно, вообще, совсем, «ни грамма» не понимающая, что происходит и, самое главное, из-за чего весь сыр-бор, выступила с законодательной инициативой о национализации собственности компаний из стран, посягнувших, как они выразились: «на священное право частной собственности». То, что никакого сочувствия к упомянутым в «проскипционном списке» людям народ не испытывает, их нимало не смущало. Мало того, соцсети после пресловутого заявления запестрели ехидными комментариями, типа: «Да так им и надо!» Ну всё как всегда. Вместо выяснения причин столь резкой эскапады западных стран и просчёта последствий предлагаемых ответных мер главное было — «дать сдачи». Так-то дело нужное. Правильное и полезное. Но не в таких ситуациях, не на таком уровне и не таким способом. Никакой реакции и никаких возражений со стороны исполнительной и всяких других ветвей власти депутатская инициатива не вызвала. Все словно воды в рот набрали. И это породило панику. В течение двух месяцев один за другим стали закрываться фирменные магазины электроники и бытовой техники, одежды и косметики, мебели и хозтоваров, закрывались фастфуды и кофейни… Объявили о приостановке работы авто- и пивоваренные заводы, производители бытовой химии, накрылись «медным тазом» почти все логистические компании, рухнул рынок рекламы… Десятки, а то и сотни тысяч людей лишились если не целиком зарплаты, то были переведены на минималку с абсолютно туманными перспективами. А кто-то из западных компаний вообще в сердцах хлопнул дверью, списав в ноль все свои российские активы. Таких было не много, но их работники вообще оказались на улице ни с чем.

Начались стихийные митинги. Сначала у офисов ушедших или вставших «на паузу» компаний. Потом, когда подключилась так называемая «несистемная оппозиция», эти люди стали потихоньку перемещаться к городским, областным Думам. Ну и к Государственной, само собой. Народу нужно было выплеснуть на кого-то свои страхи, недовольство, разочарование и потребовать… Чего потребовать, было не понятно. Президент молчал, правительство молчало. Зато у всех на виду и на слуху были действия «народных избранников», приведшие к многочисленным проблемам. Закономерно появились лозунги с требованиями досрочных выборов всего депутатского корпуса. Куча партий, пролетевших мимо депутатских кресел на последних выборах уцепились за эту идею руками и ногами. Митинги, до этого собиравшие от силы по несколько десятков тысяч, грозили превратиться в миллионные…

* * *

За эти два с лишним месяца настроение Маши менялось почти каждый день по нескольку раз. Если сначала она радовалась, что именно из-за их работы стали разворачиваться такие грандиозные события, то потом, когда стало понятно, какого жестокого джинна они выпустили из бутылки, пришла в ужас. Она то порывалась поудалять все клипы вообще, то загоралась идеей нового ролика с извинениями и пояснениями, то принималась лихорадочно вырисовывать эскизы Кремля, Биг Бена, Тадж-Махала, египетских и мексиканских пирамид, часами смотрела разные мультики, всматриваясь в персонажей, надеясь «поймать за хвост» какую-нибудь идею. Кончилось тем, что девушка поклялась больше никогда в жизни ничего не придумывать и не рисовать, если из-за их злосчастного клипа начнутся ещё бо́льшие проблемы. То, что «Теремок» был не причиной, а всего лишь поводом, её не волновало, она просто не задумывалась над такими тонкостями…

Виктор же, хоть и предполагавший с самого начала, что последствия могут быть гораздо более серьёзными, чем после всех их предыдущих работ, сначала растерялся. Он считал, что последствия будут серьёзными только для них самих, поскольку тема была спорной и неоднозначной, но, раз не было никаких «спецпожеланий», то никаких особых «общественных эффектов» не будет. А тут впору было вспоминать горе-электрика из старой рекламы Twix, который, починив свет в одной квартире, вырубил целый район и после этого с недоумённым видом вопрошает: «Ё-моё, что ж я сделал-то?». Руденко теперь прекрасно понимал, что готовилась какая-то крупномасштабная провокация, которая могла перерасти во что угодно. Непонятно, правда, с чьей стороны. Был этот пресловутый «Южный проект» наступательным или оборонительным, так и не прояснилось. Задать «кому следует» прямой вопрос и получить честный ответ ни у кого никакой возможности, естественно, не было. И ему было абсолютно НЕпонятно, — сделали они только хуже, ускорив события, или наоборот, смогли внести какие-то положительные изменения в написанный сценарий. От бесконечных размышлений, переживаний и самокопания Виктор однажды сильно надрался, но, увидев, с какой мукой, молча, смотрела на него в это время его Натуська, решил больше таких экспериментов по «очищению» сознания не проводить. И снов никаких не было…

Наталья, глядя на мучения мужа и племянницы, попыталась разделить с ними ответственность, заявив как-то, что это она своими рисунками теремков всё испортила. На что Маша бесцеремонно заявила: «Не мели чепухи!», предварительно покрутив пальцем у виска. Наташа сначала на такую грубость сильно обиделась, но потом, поразмыслив, поняла, что племянница таким образом просто старалась не допустить увеличения «поголовья кающихся и посыпающих голову пеплом».

Кульминацией «разброда и шатаний» стало приглашение баллотироваться в депутаты от нескольких мелких партий, типа «Партия свободного выбора», и «ПМП» («Прогрессивная молодёжная партия»). В том случае, если удастся добиться новых выборов уже в этом году. Типа — вы кашу заварили, давайте, помогайте расхлёбывать. У первых получилось заловить на разговоры и дискуссии Виктора, у вторых — Машу. Её возраст «молодёжных» партийцев совсем не смутил. Ей предложили стать «лицом партии», как становятся известные актёры или спортсмены лицом какого-нибудь брэнда. Правда, денег никаких за это не пообещали, зато попытались раскрутить на спонсорство. Она даже сначала не сразу сообразила, что же на самом деле от неё хотят, уж слишком в тот момент голова другим была занята. А когда сообразила, ругалась так долго и витиевато, что боцманы и прапорщики, услышь они её, точно стали бы честь отдавать.

Все стали нервными, раздражительными, любые попытки начать разговор о новой работе проваливались, едва начавшись. Всё казалось либо пресным, либо никчёмным, либо слишком простым. От того, чтобы окончательно не переругаться друг с другом, спасло то, что пришло, наконец, время ехать в Италию на растерзание акул Высокой Моды. Каким-то чудом февральские договорённости оставались в силе, никаких изменений не произошло и двадцатого июня Маша и Виктор с Натальей улетели в Рим. Алексей на этот раз с ними не поехал, у них в министерстве практически всем запретили отпуска. Маша, когда узнала об этом, стала мрачной и неразговорчивой. Только уже в самолёте немного отошла, предвкушая интересную и весёлую поездку. Они собирались там пробыть недели две минимум. Обратные билеты были с открытой датой, если погода позволит, решили накупаться вволю, отдохнуть от московских проблем и попытаться на свежую голову придумать что-нибудь новенькое. Тем более забронированный отель, судя по рекламным проспектам и рекомендациям Людмилы, был на пять с плюсом. От Рима до него было не больше часа неторопливой езды, что, для привыкших к многокилометровым пробкам москвичей, было вообще не расстояние.

Уехать туда они собирались после завершения всех намеченных мероприятий в Пизе. А вот с этим возникли неожиданные проблемы. В римском аэропорту нашу троицу встречал Серджио Гуерра, который назначил себя их итальянским куратором, как он сам как-то выразился. Журналист был чем-то расстроен, а вот молодая женщина, представившаяся менеджером рекламного агентства, была, наоборот, преувеличено радушна. Синьорита Франческа, едва представившись, жизнерадостно сообщила, что их компания ведёт дела с Армани, но Версаче и Прада ради этого проекта тоже согласились с ними сотрудничать.

— Сейчас мы заедем в ваш отель, у вас будет полтора-два часа, привести себя в порядок с дороги, перекусить и отдохнуть, а потом сразу поедем в студию…

— В какую студию? — удивились Маша с Виктором. — Мы же через час должны лететь в Пизу.

— Мы не летим в Пизу, — мрачно поведал синьор Гуерра, — позавчера в сетях появилась информация о вашем визите и туда ломанулась половина Италии. Рядом с Башней целый палаточный городок вырос. Мне позвонил мэр Пизы и умолял не приезжать. Город оказался совершенно не готов принимать так резко и быстро выросшее количество туристов. В кафе и ресторанах надо отстоять приличную очередь, чтобы выпить хотя бы чашку кофе, отели переполнены, коммунальные службы не справляются с вывозом мусора, туда направлены дополнительные силы полиции и карабинеров, но и они не успевают разбираться с многочисленными авариями, даже штрафы выписывать за нарушения правил и неправильную парковку и то не успевают. Похожая ситуация уже давно, с месяц примерно, а в последние два дня вообще дурдом. Работать там будет совершенно невозможно. Хорошо ещё, что в новостях про это практически ничего не говорят, а то бы вообще светопредставление началось… Так что всё перенесли в одну из римских студий. Со всеми всё согласовали.

— Да-да, — по-прежнему бодренько затараторила Франческа, — студия замечательная, там будет очень удобно работать. Все коллекции уже там. А задний план с Пизанской башней потом с помощью компьютерной графики добавят.

— А-а-афигеть! — Маша очень точно выразила общее состояние.

Пока Серджио говорил, Виктор стоял ни жив, ни мёртв. В буквальном смысле. Если бы не Наталья, крепко вцепившаяся в его локоть, он, наверное, просто грохнулся бы на пол.

«Вот тебе и клип безпотусторонней помощи!» — набатом стучало в висках. — «И это он ещё совсем невинный был… А последний?? Если сейчас такие дела творятся, то что же дальше будет?! Все как с ума посходили. Надо как-то всё это останавливать! Кто бы ещё подсказал — как!»

Когда добрались до студии, Руденко немного успокоился. Едва добравшись до отеля, он опустошил минибар под горестные вздохи Наташи и завалился, не раздеваясь, на кровать. Алкоголь немного притупил горечь от осознания собственного бессилия и неизбывности человеческой глупости, так что к моменту начала съёмок из глаз исчез лихорадочный блеск и появилась способность адекватно реагировать на просьбы фотографов, визажистов и костюмеров. Хорошо хоть говорить ничего не требовалось, а то бы он точно что-нибудь не то ляпнул. Но вот почти пять часов бесконечных переодеваний, улыбочек и статичных поз, от которых уже через пару часов ломило руки, ноги и спины, закончились, последние формальности улажены и вот она впереди — свобода! И море!

* * *

Когда приехали в отель, Маша снова загрустила. Её не радовали ни удобные, очень стильно обставленные номера, ни прекрасные виды с огромных балконов, ни изумительной чистоты море в небольшой бухточке с частным, отлично оборудованным пляжем, ни отлично вышколенный и очень дружелюбный персонал, ни прекрасный ресторан.

— Машунь, тебе что, нездоровится? — с беспокойством спросил Виктор, глядя, как девушка вяло ковыряет ложечкой своё любимое фисташковое мороженое в изящной креманке.

— Да нет, нормально всё. Просто… жалко, что Лёшка всего этого не видит.

— Ну, даст бог, на следующий год сюда приедете, — утешила Наталья…

От Машиной хандры через день не осталось и следа. Не зря Наталья назвала Людмилу доброй волшебницей. Программу с ней согласовали уже давно, так что денёк отдохнув, накупавшись и отъевшись, встретились с ней недалеко от Рима и поехали, как и договаривались, в Неми. Через полчаса после встречи Маша уже вместе со всеми хохотала от Людиных рассказов, исторических баек и итальянских анекдотов. А уж когда добрались до этого земляничного рая, все мысли, кроме одной — с чего начать дегустацию, были напрочь забыты.

Начали, само собой, с земляники с шампанским. Не зря же Ричард Гир в «Красотке» предлагал Джулии Робертс: «Заешь клубникой. Она выявит вкус шампанского». Надо же было проверить, — земляника действует так же, как клубника, или как-то по-особенному. Ну-у-у… То ли земляника была особой, то ли шампанское, то ли снизошедшее на всех умиротворение от красоты городка и окружающих пасторальных пейзажей, кто знает? Просто всем стало хорошо и спокойно.

Потом была земляника с мороженым, со взбитыми сливками, с шоколадной крошкой и с горячим шоколадом, земляника в вафельных рожках без мороженого, просто отборная, огромная — в кулёчках и плошечках. Были ювелирные лавочки, где Маша с Натальей набрали и себе, и на подарки, серёжек, кулонов и подвесок с ягодами земляники, действительно выглядевшими так, будто их минуту назад сорвали с кустика.

Когда дело стало двигаться к закату, стали собираться домой. Отпускать Людмилу совершенно не хотелось, хотя впереди должна быть не одна и две экскурсии.

— Поехали к нам в отель, поужинаем вместе, — предложил Виктор, — судя по вчерашнему ужину шеф-повар там такой же мастер, как Вы — гид.

— О! После таких комплиментов совершенно невозможно отказаться, — тут же согласилась Люда. — Тем более, что сегодня в ваш отель ещё мои давние клиенты должны приехать. Так-то мы с ними только завтра должны будем увидеться, но вдруг и сегодня встречу.

Она угадала. На входе в ресторан нос к носу столкнулись с супружеской парой примерно Людиного возраста, около пятидесяти. Последовали радостные восклицания, бурные обнимашки и представление друг другу. За ужином ни о чем важном не говорили, обсуждали итальянскую кухню, природу, отели, море и самих итальянцев. Делились планами, забавными случаями и воспоминаниями. Вскользь пообсуждали и клип с Пизанской башней. Новые знакомые — Владимир Андреевич и Яна Александровна отозвались о нём очень тепло и уважительно. Людмила, отказавшись от десерта и кофе, уехала домой, а за столом продолжился неспешный разговор.

— Вы знаете, — вдруг сказала Яна Александровна, когда возникла пауза в очередном раунде обсуждений особенностей пиццы и равиоли, — если позволите, я бы хотела сказать о вашей работе. Не только о клипе с Пизанской башней, обо всех. Мы их, кстати, все по несколько раз пересматривали. — Она чуть поклонилась в знак признания и уважения. — Вы в своих клипах соединяете то, что до вас никто и не думал соединять. Мне это кажется очень интересным и… зна́ковым, что ли. Зна́ковым в том смысле, что, — невозможного нет, если стоишь на стороне добра… Ну, собственно ваши результаты как раз об этом и говорят… Прошу прощения за столь высокопарные слова, — она смущенно развела руками, — просто… если вы ещё не были в аббатстве святого Нила в Гроттаферрате, спросите о нём у Людмилы при встрече. Там есть монастырь, в библиотеке которого есть один… даже не знаю, как назвать… экспонат, который, я уверена, вам будет очень интересно посмотреть. Я думаю, Людочка вас с удовольствием туда отвезёт. Когда мы там с ней были, она была хорошо знакома с настоятелем, мы ходили по таким местам, куда обычно туристов не пускают. Было очень интересно. Съездите туда — не пожалеете. И, кстати, этот монастырь — тоже пример соединения, казалось бы, несоединимого. Он, на сегодняшний день, остается последним греко-византийским монастырём на территории насквозь католической Италии.

Маша с Виктором, немного растерявшись от такой трогательной оценки своего труда, молчали, словно размышляя, действительно ли им подходит роль «паладинов света». Наталья, приобняв мужа, смотрела вокруг с чувством некоторого превосходства: «Вот, смотрите! Такой талантливый и такой замечательный во всех отношениях человек, — мой муж!»

Владимир Андреевич, видя, что слова супруги явно смутили их новых знакомых, поспешил вмешаться:

— Я вспомнил одну историю, тоже на тему соединения несоединимого. — Он посмотрел на жену, — я хочу о Фабио рассказать.

— О! Точно! История как раз с этим отелем и связана.

— Когда мы здесь были первый раз… Это было лет двадцать назад, мы тогда здесь ещё с детьми были, — начал Владимир Александрович…

Так вот… когда мы пришли на свой первый ужин, нас усаживал за столик сам метрдотель — мужчина непонятного возраста, ему можно было дать и тридцать пять, и сорок пять, одетый в строгий костюм и умопомрачительную жилетку. Объяснив порядок ужина (можно было выбирать один из трех салатов, антипасту — тоже одну из трёх, рыбу или мясо в качестве основного блюда и десерт или мороженое), он показал на рояль, посетовав, что сегодня только четверг, а живая музыка у них только в пятницу и субботу. Потом он начал рассказывать о шеф-поваре, какой он классный и все такое. А в конце мы были просто добиты сообщением о том, что, если мы предпочитаем какую-то определенную рыбу, нам надо сказать об этом кому-нибудь из официантов и на следующий день шеф постарается именно такую рыбу купить на ближайшем рыбном рынке, куда он ездит каждое утро. Ну а представление всех официантов поименно прошло уже как само собой разумеющееся.

Английский Фабио (так в самом начале представился мэтр) был безукоризненным, как сказала супруга. Подвергать сомнению мнение преподавателя с многолетним стажем, естественно, никто не стал, о чем тут же и было во всеуслышание заявлено.

— Приходится соответствовать, — усмехнулся Фабио.

— Соответствовать чему? — удивились мы.

— У меня студенты… из разных стран, — немного смутился наш мэтр.

— О! И где же Вы преподаете? — спросил я, подозревая, что сейчас начнётся рассказ о каких-нибудь крутых курсах кулинарии, которые нам обязательно нужно будет посетить.

— Я… преподаватель философии и теологии в Ватикане…

Вы когда-нибудь видели наяву статуи людей с упавшими на пол челюстями?? Нет? Я тоже до того момента думал, что это метафора — и про остолбеневших людей, и про упавшие челюсти. Оказалось, нет — вот они мы — наяву.

Видимо, наше обалдение настолько выходило за обычные рамки, что в качестве доказательства причастности и к теологии, и к философии, нам тут же была подарена написанная им книга: Fabio Miele, «LA REALTA DELLA CHIESA Il risveglio la visibilita nel pensiero di Romano Guardini» («Реальность Церкви. Осознание явственности в мышлении Романо Гуардини»^[35])… С дарственной надписью — как положено! — И Владимир Андреевич, порывшись в телефоне, показал фотографию книги. — Перевод, понятное дело, — приблизительный, но мы уточнять не стали.

— Оказалось, что его братья занимаются ресторанным бизнесом, он им помогает, когда есть возможность, и вот сейчас, во время отпуска, постигает, так сказать, тонкости. Вот такое «хобби» у человека было, — со смехом закончил рассказчик.

— Мне кажется, — рассмеялась и Яна Александровна, — мы тогда выглядели точно так же, как вы сейчас. Даже дети прониклись, хотя им тогда было всего двенадцать и четырнадцать.

* * *

На следующую экскурсию, согласовав с Людмилой изменение программы, отправились в Гроттаферрату. После интригующих рекомендаций Яны Александровны захотелось побывать там немедленно.

— Тот настоятель, о котором говорили Володя с Яной, отошёл от дел, — старенький уже совсем стал, — рассказывала Люда по дороге, — но с новым я тоже познакомилась, так что разрешённый для нас маршрут остался тем же самым. И в библиотеку, конечно, тоже заглянем.

— А что же за экспонат такой, ради которого мы туда едем? — живо поинтересовался Виктор. — Какая-то особенная книга? Или что-то другое?

— Ты неправильно спрашиваешь, — подколола дядюшку племянница, — понятно, что в библиотеке что-то особенное будет именно с книгами. Правильный вопрос — в чём особенность?

— Ну почему с книгами? Может, там какие-то особые потайные шкафы или ещё что в таком роде, — возразил Руденко.

— Нет-нет, — Людмила прервала спор, — Маша права. Но, конечно, заранее я вам ничего не скажу. Терпение. Нам ехать осталось минут десять…

Приехав в аббатство, Люда нашла настоятеля, взяла, на правах старой знакомой, ключи от внутреннего дворика, где вся компания устроилась в тенёчке, слушая как всегда интересный рассказ. Потом отдали должное интерьерам базилики Святой Марии и отправились, наконец, в библиотеку. Войдя в просторный, но отнюдь не гигантский, зал, разбрелись в разные стороны. Людмила осталась стоять у двери, поглядывая в коридор, словно ожидая кого-то.

Наталья больше обращала внимание на архитектурные решения интерьера, сравнивая с недавно увиденным. Их фирма всего пару недель назад закончила проектирование нового здания областной библиотеки в одном из российских городов-миллионников, и она тогда вволю насмотрелась в интернете фотографии и старинных, и современных библиотек в разных странах мира. Налюбовавшись на детали декора, она посмотрела по сторонам и увидела, что Маша замерла у одной из полок. Девушка осторожно протягивала к чему-то руку, но затем испуганно отдёргивала, не решаясь прикоснуться. Наташа оглянулась на Людмилу, и, увидев, как та покивала головой, подтверждая — да, именно там и находится тот самый особенный экспонат. Быстро подошла к мужу, который внимательно разглядывал книги в другом конце зала, и потащила его к племяннице. Когда стала видна та часть полки с книгами, которую Маша закрывала от них спиной, Виктору сначала показалось, что из одной книги выползает змея. Или, наоборот, заползает в неё. Но, подойдя на пару шагов ближе, он наконец понял, что это такое. Из книги торчал здоровенный осколок снаряда или бомбы. Рядом стояла табличка.

— В 10 часов утра 1-го июня 1944-го года в библиотеку упала американская бомба. Её осколки застряли в книге, — перевела тихонько подошедшая Людмила.

Маша, ещё раз посмотрев на чуть обугленные, рваные края пробоины, оставленные осколком в книге, подняла на Виктора взгляд и чуть слышно спросила:

— Ты понимаешь, что это значит?.. Помнишь?… «Рукописи не горят!»…

Сзади вдруг раздался мужской голос, говоривший по-английски с сильным акцентом:

— И не только это!

Рядом с Людмилой стоял священник. Видимо — сам настоятель. Поворачиваясь, и Наталья, и Виктор с Машей успели заметить, как Люда, наклонясь к уху святого отца, поясняет Машины слова, а тот согласно кивает в ответ. Затем она действительно представила всем отца Доме́нико как настоятеля.

— Я очень рад видеть вас здесь. Синьора Людмила предупредила меня о вашем визите. И вот что я хотел бы сказать, — святой отец помолчал несколько секунд. — Вы же наверняка помните: «В начале было слово», — священник перекрестился, обвёл рукой полки и стеллажи. — И мы верим, что слово может останавливать зло, — он показал на «раненую», но не «убитую» книгу. Мир наполнен символами и знаками. Надо только научиться их видеть и правильно понимать, — он снова сделал паузу и загадочно улыбнулся, — даже то, что это аббатство основано на руинах виллы знаменитого римского оратора Цицерона, — тоже можно считать символом. И знаком свыше.

«Как интересно!» — подумал в этот момент Виктор, — «и Яна Александровна тоже о знаках так… горячо говорила. Неспроста так всё один к одному складывается, ох, неспроста».

— А вы, — продолжил тем временем святой отец, — если я правильно понял, уже научились и видеть, и понимать. Может быть и неосознанно, но научились… Я видел все ваши работы. Правда, должен честно признаться, сначала мне показали фильм про Пизанскую башню, и только потом я посмотрел всё остальное. — Отец Доме́нико замолчал и внимательно посмотрел каждому в глаза. — И должен сказать: вы, вне всякого сомнения, делаете богоугодное дело. Даже если и не задумывались о таких вещах. И даже если вам кажется, будто своими фильмами вы вносите смуту в чьи-то умы, это… всего лишь испытание…

«Эх, святой отец!» — усмехнулся про себя Виктор, — «знали бы Вы, с чего, или, точнее, с кого, всё началось»…

Настоятель тем временем ещё раз перекрестился сам, перекрестил всех вокруг и произнёс как-то особенно торжественно, но в то же время умоляюще:

— Вы должны продолжать то, что вам так хорошо удаётся. А мы здесь будем молиться за вас.

Виктору показалось, что вслед за такими словами должно что-то произойти: громыхнёт гром, задрожат стены, погаснет свет… Но нет, ничего такого не происходило. Напротив, установилась тишина, которую сторонний наблюдатель вполне мог бы назвать благоговейной. Руденко украдкой вглядывался в лица жены и племянницы, пытаясь разглядеть признаки иронии, или хотя бы сомнения, но видел в глазах только отблески благодарности и надежды. В тишине прошла минута, другая. Вдруг у Натальи вырвалось:

— The show must go on! — было видно, что она хочет сказать что-то ещё, но боится испортить торжественность момента.

Все удивлённо посмотрели сначала на неё, потом на отца Доме́нико. Тот одобряюще улыбнулся и медленно кивнул, соглашаясь и с такой трактовкой своего благословления. Наташа, не увидев негативной реакции, тихонько продекламировала.

— Вчерашней сказки дух, взрослея, не умрёт…

А затем, поняв, что сейчас будут вопросы, пропела почти как в оригинале (с поправкой на женский голос):

— Fairytales of yesterday will grow, but never die, — это же оттуда, из песни, строчка, пояснила она.

«Не слишком ли много символов и знаков вокруг? Рехнуться можно!» — заторможенно подумал Виктор, наблюдая за племянницей, готовой расплакаться от переполнявших её эмоций.

Маша подскочила к тётушке, крепко обняла, чмокнула в щёку, потом повернулась к священнику, поклонилась ему и горячо поблагодарила. Затем подошла к Людмиле и прошептала её на ухо:

— Если у нас нет в планах чего-то ещё более интересного, то мне надо срочно на улицу или куда-нибудь, где прилично будет уткнуться в телефон минут на десять-пятнадцать.

Люда кивнула и, выдавая Машу, как говорится, «с потрохами», спросила у настоятеля:

— Падре, синьорите пришла в голову какая-то новая идея и ей срочно нужно её записать, пока муза не улетела. Если позволите, мы отлучимся на некоторое время.

— О! Я очень рад, что новые идеи приходят в головы в таком месте. Ну а мне, к сожалению, уже пора. Дела ждать не будут. — он в очередной раз осенил всех крестом, попрощался и ушел.

Пока святой отец шёл к дверям, Виктору казалось, что он слышит, как тот мурлычет под нос мотив легендарной песни.

ГЛАВА 20

Едва выскочив на улицу, Маша воткнула в уши наушники и зависла в телефоне. Запрошенные ею десять-пятнадцать минут превратились в двадцать, но она всего лишь вытащила наушники и принялась что-то быстро-быстро набирать на экране. Все терпеливо ждали ещё минут десять, а потом Виктор не удержался и заглянул через плечо. Но ничего не понял, разглядев только набор непонятных символов и сокращений. Покашлял, потеребил племянницу за рукав и спросил:

— Может скажешь уже что-нибудь?

— А? Да-да, поехали, — невпопад ответила девушка.

Наталья с Людмилой рассмеялись и наперебой начали предлагать свои варианты:

— Давай, бери её в охапку и поехали домой. Похоже, в ближайшие пару часов, если не больше, от неё проку никакого.

— Или здесь её оставить на ночь, а то и на пару дней, если здесь такое место креативное оказалось.

— Не-не-не, — в притворном ужасе Виктор вытаращил глаза и замахал руками, — если здесь оставить, она на гора́ очередной шедевр, конечно, выдаст, но я, я-то от любопытства помру уже к вечеру.

Маша, услышав последнюю фразу, «вынырнула» в реальный мир, без тени веселья посмотрела на Люду и спросила:

— Здесь действительно можно остаться?

— Э-э-э, — растерялась Людмила, — прямо здесь?

— Ну да.

— Так монастырь вроде бы мужской? — охнула Наталья. — Раз настоятель мужчина.

— Ой, правда ведь, — опомнилась Маша. — Тогда поехали в отель. На ноуте я всё быстрее сделаю.

В дороге Маша снова отгородилась от мира наушниками и прикрыла глаза. Людмила переписывалась с очередными клиентами, Наталья задумчиво смотрела в окно, иногда бросая на племянницу заинтересованные взгляды, а Виктор полез смотреть переводы песни, вспомнив, как хорошо легли некоторые строчки русского перевода «Настоящего итальянца» в их предпоследний клип. С ходу ничего особо интересного не попалось, и он стал вчитываться в слова оригинала.

«Ну да. Почти каждая строка — как манифест. Или лозунг. Действительно — очень мощно. И очень многосмысленно» — думал он. И вдруг взгляд сам собой вернулся к словам, которые процитировала Наташа. А рядом, строчкой выше…

«My soul is painted like the wings of butterflies…»

«О-ох! Это… это ведь прям про меня: „Моя душа как крылья бабочек, пестра…“. Все мои „спецпожелания“ — они же как пятнышки на крыльях — и цветные, и белые, и… чёрные… Было. Было. Всё было. Но кончилось. И начались серьёзные проблемы. Из-за меня?… Вряд ли. На этот раз, действительно, скорее — совпадение. Слишком серьёзные причины должны быть у серьёзных проблем, а свалить всё на один коротенький, пусть и очень популярный мультфильм, — это манией величия попахивает… Ну, то есть может он и стал последней соломинкой, переломившей хребет верблюду, но только соломинкой. И только последней… И не переломившей хребет даже, а пока только поставившей на колени… А это значит что? Значит нужно придумать что-то, что начнёт эти соломинки со спины многострадального верблюда убирать… Правильно этот отец Доме́нико сказал — продолжать надо. Не зря Манька так в „Show must go on“ вцепилась. Только уже не сказки надо рассказывать, а рисовать апокалиптические картины. Или пост-апокалиптические?… Стоп-стоп! Такого добра уже и так навалом. Будет очередная страшилка, к которой никто не отнесётся серьёзно. Как в той басне про мальчишку, который не по делу „Волки, волки!“ кричал. И??… Ладно, что мы имеет на сегодня? Мы имеем несколько популярных клипов, которые… которые очень разные. Общего в них только — сказочные мотивы. Так-так-так… сказки…, нет, герои сказок…» — дальше у Руденко в голове начали крутиться совсем уж мелкие обрывки мыслей: «Всех объединить… дети… внуки… всё-таки пост-ап… восстановление…»

С трудом остановив эдакий мысленный калейдоскоп, Виктор наклонился к жене и спросил чуть слышным шёпотом:

— Как думаешь, можно будет Машуню немного отодвинуть от того плана, который она наверняка уже придумала?

— Ты же его ещё не видел и не слышал, — удивилась Наталья. — Почему ты решил, что его обязательно надо будет менять? — тут её брови поползли вверх, она улыбнулась и спросила:

— Сам что ли что-то придумал?

— Угу. Точнее, мне кажется, что — «угу». А если удастся совместить мой план и её — вообще супер должно получиться.

— Откуда ты знаешь, что она придумала?

— Догадываюсь. Только, боюсь, она решит шашкой махнуть и снова станет наезжать на кого-нибудь. И на этот раз уж совсем по серьёзному.

* * *

На следующее утро, после завтрака, они ушли в самый дальний уголок пляжа, куда пока не добралось солнце, поставили в круг лежаки и Маша принялась рассказывать свой сценарий.

— Я предлагаю строить тот самый теремок, который был разрушен, — решительно начала девушка. — Show must go on! Этим как бы всё сказано. Музыкальное сопровождение — естественно от Queen в оригинальном исполнении. Можно даже некоторые кадры из их официального видео использовать. И строить его будут герои всех наших предыдущих клипов: И Маша с Медведем, и драконы, и Астерикс с Обеликсом, и Том с Джерри, и Чиполлино с Пиноккио. А вот персонажи последнего — только в качестве подсобников «подай-подержи-пошёл на фиг», поскольку один они уже… профукали…

Виктор слушал, совершенно неприлично вытаращив глаза и открыв рот. Удивляться было чему — сценарий племянницы повторял его собственный очень во многом. Можно было бы даже сказать: слишком во многом; но думать сейчас о степенях похожести Руденко сейчас не собирался.

Тут Маша, наконец, заметила ошарашенный вид дядюшки и, нахмурившись, спросила:

— Что не так?

— Нет-нет, всё нормально, — смутился Виктор, — просто… я только что поверил в существование телепатии. Похоже, я прочитал твои мысли.

— В каком смысле? — девушка выглядела весьма озадаченной.

— Ну-у, я тоже придумал новый сценарий. И он во многом совпадает с твоим.

— О-о! — теперь к Машиному недоумению прибавилось и безмерное удивление Натальи. — Давай, рассказывай, — хором потребовали они.

— Значит так, — Руденко резко выдохнул и потёр руками лицо, — с музыкальным сопровождением мы полностью совпадаем. С использованием некоторых кадров из официального видео Queen — тоже. То же самое и с персонажами предыдущих клипов… И вот это совпадение — самое удивительное и самое неожиданное, по-моему. А значит — мы это обязательно используем, — он даже покачал головой, как бы подтверждая свои слова. Несколько секунд помолчал и заговорил снова:

— Со строительством теремка — я думал не строить, а восстанавливать. Понятно, что у тебя это тоже подразумевается, но надо как-то специально внимание заострить. Сначала — руины, потом — восстановление. То есть, — снять строительство, потом теремок разрушить, и показывать процесс в обратной перемотке. А действия персонажей будут в обычном формате. Да! Где-то в начале вполне подойдёт кадр, где Фредди руками стрелки часов двигает, — Виктор посмотрел на Машу с Натальей, но те продолжали внимательно слушать, не делая попыток возразить или спросить что-нибудь.

— С часами, и вообще со временем, — продолжил он, — есть ещё одна задумка: берём приложение типа FaceApp или Face Master, состариваем всех наших героев и получаем аллюзию на будущий трындец. Ну, то есть, если не менять ничего. Типа вот они все состарились, стоят и печально смотрят на развалины. Начинают что-то делать, восстанавливать как-то, но не успевают всё отстроить. Тогда мы всех в том же приложении омолаживаем и показываем, что до конца довести восстановление разрушенного придётся уже как бы детям. Мол, слишком много родители накосячили… Восстанавливать, кстати, можно не обязательно теремок. Можно хоть Помпеи, хоть Атлантиду, хоть Китежград какой-нибудь… Да хоть Нотр-Дам. Хотя нет, это слишком частный случай для такой идеи. Вот как-то так… Ну и понятно, что текст подводки снова будет как бы главнее картинки. А текст примерно следующий:

— Сказки кончились… но дух сказки жив, пока жив человек. Тут прям вот очень хорошо строчка из песни ложится, — Виктор с благодарностью посмотрел на жену и продолжил:

— Поэтому смотрите и… думайте, как жить дальше, чтобы детям или внукам не пришлось исправлять ошибки родителей…

Виктор замолчал и с надеждой посмотрел на племянницу.

— Ну-у-у, — немного подумав, Маша потешно вытянула губы в трубочку, — пожалуй тебя можно принять в нашу группу. С испытательным сроком.

— В какую группу? — спросил он, недоумённо посмотрев на племянницу. Виктор был слишком поглощён мыслями о совпадении своих и Машиных сценариев, чтобы замечать иронию и понимать намёки.

— Ну как в какую? В группу гениев, конечно! — на этот раз Маша была абсолютно серьёзна. — Нет, правда. Твоя идея с состариванием и омоложением — шикарна…

— А почему с испытательным сроком-то? — он облегчённо рассмеялся, поняв, что никаких обвинений в «плагиате» не предвидится.

— Да потому, — девушка на секунду замешкалась, но быстро выкрутилась, — потому что Помпеи, Атлантида и Китежград — это на будущее, а сейчас нужна связь с тем самым разрушенным теремком.

— Подождите! — остановила их восторги Наталья, — если вы сделаете всё так, как сейчас говорите, то получится, что вы противоречите предыдущей идее о том, что не надо вмешиваться в чужие дела.

— Нет! — с жаром возразил Руденко. — Идея в том, что заботиться об общем доме надо точно так же, как о своём собственном. Не «ИЛИ», а именно «И». Надо только не нарушать баланс частных и общих интересов. Не может быть одного без другого.

— Ты совершенно прав, — успокоила Наташа, — только из описанной вами картинки это пока никак не следует.

— Да уж, — вмешалась племянница, — нарисовать такое вряд ли получится. Придётся словами описывать.

— И словами опишем тоже. — покивал Виктор, — и показать, наверное, можно. Например, так: стоят герои «Теремка», на свои персональные теремки любуются. И тут появляются герои всех предыдущих клипов, хвалят их, руки жмут, по головке гладят, мол, молодцы, всё здорово сделали. А потом тянут их всех разрушенный отстраивать. И пальцем грозят, типа, что ж вы, сломать, — сломали, а чинить кто будет?

— Так ломал то один Винни-Пух, — попыталась возмутиться Маша.

— Ну да, — хмыкнул Виктор, — а остальные тупо молчали и тупо позволили себе на шею сесть. То есть — на крышу. Вот она и «поехала».

— Кстати, — Маша всплеснула руками, что-то вспомнив, — ты всё жаловался, что тебе чужие идеи в жизнь воплощать приходится. А сейчас сам себе работы подкинул ого-го сколько. Мне-то тут делать почти ничего не надо.

— Ничего, — Руденко решительно махнул рукой, — ради хорошей идеи и поработать ударно — не грех. Тем более — ради собственной.

Пообсуждав ещё пару часов всякие мелкие детали, решили на этом остановиться и оставшееся время отдыха к работе не возвращаться, просто получая удовольствие от моря, солнца, вкусной еды и интересных экскурсий с Людмилой. В Москву вернулись отдохнувшие, загорелые и готовые горы свернуть, как говорится: «не взирая на» и «вопреки».

* * *

Через три недели новый клип был готов. Он получился существенно длиннее всех предыдущих, но на этот раз никто даже не заикнулся о сокращении. Готов был и текст, в который чуть ли не каждый день вносились изменения и дополнения. Результат получился не бесспорный. Маша считала его слишком пафосным, но Виктор настоял на том, чтобы было именно так — чтобы не было ни сомнений в том, что они хотят сказать, ни разночтений. Его горячо поддержали Алексей с Натальей, и Маша, немного поупиравшись, уступила.

«Все сказки когда-нибудь кончаются. Но хоть однажды прочитав, увидев или услышав сказку, в нас остаётся жить её дух. Дух добра и справедливости. Мы иногда забываем об этом. И тогда наступают тяжёлые времена. Значит надо иногда вспоминать сказки. И вспоминать, как они помогали нам всем. А вспомнив, не забывать снова. Поэтому — смотрите. Смотрите и думайте, как жить дальше, чтобы детям или внукам не пришлось исправлять ошибки родителей. И не придумывать новые, но уже — страшные — сказки.

Кому-то может показаться, что мы сейчас будем говорить нечто, противоречащее тому, что мы говорили раньше. Это — обманчиво. Помните? — „Время разбрасывать камни и время собирать камни; время обнимать и время уклоняться от объятий“. Не бывает в нашей жизни только белого или только чёрного. Нельзя жить только для себя или только для других… О чём это мы? Да вот об этом:

Об общем доме надо заботиться так же, как и о своём собственном. При этом не важно, что считать общим домом — город, страну или всю планету. И всегда помнить: если плохо соседям, то и у тебя не будет так хорошо, как тебе хотелось бы…

  Все мы — люди земного племени,

  Нам природой даны тела,

  Воздух, твердь и немного времени

  Чтоб закончить свои дела.

  Если меньше ума, чем действия,

  Грохнут взрывы, дома сметя,

  И природа вновь станет девственной

  На Земле много лет спустя…

Мы никогда ни о чём вас не просили, дорогие наши зрители. И вот теперь такое время пришло. Мы просим вас: рассказывайте об этом фильме, делитесь им с друзьями и знакомыми, показывайте его детям или родителям. Вместе мы должны сделать так, чтобы в нашей жизни не было места страшным сказкам, а добрые — снова и снова возвращались. Главное — сделать правильный ВЫБОР. От этого, и только от этого будет зависеть многое, если не всё! А шоу под названием ЖИЗНЬ — должно продолжаться».

Антонов, которому показали практически готовый материал, снова взял пару дней «на подумать». Но молчал почти целую неделю. А когда снова приехал в гости в Заречное, выглядел немного смущённым и растерянным.

— Знаете, друзья мои, — неуверенно начал Олег Васильевич, — на этот раз у меня нет ни одного замечания и ни одного совета. — он развёл руками, молчаливо извиняясь. — Но не потому, что мне нечего сказать. Просто, сколько бы я ни старался, я не могу представить себе, каковы будут последствия. Могу только сказать: я абсолютно уверен, что они будут. Ваше влияние на умы молодёжи… да и не только молодёжи, уже настолько велико, что каждое ваше слово и каждый кадр будут восприниматься если и не как откровение свыше, то как минимум то, над чем имеет смысл задуматься.

Виктор переглянулся с Машей и вдруг понял, что почти наверняка знает, о чём она сейчас подумала: «Наверняка сравнивает с тем, что отец Доме́нико сказал. Действительно ведь, есть что-то общее…»

— Поэтому, — продолжил Антонов, — вы можете ставить любые условия для рекламодателей и вообще кого угодно, заинтересованного в сотрудничестве с вами.

«Ну вот, — разочарованно подумал Руденко, — сразу и разница видна между человеком из реального мира, и человеком „не от мира сего“, если так можно говорить о монахах». Он бросил быстрый взгляд на племянницу и с удовлетворением увидел промелькнувшее на её лице явное неудовольствие. «Как же похоже мы с ней начали думать и чувствовать» — успел удивиться Виктор, прежде, чем Маша ответила довольно резко, если не сказать грубо:

— Нет! Этого ничего не будет! — она нахмурилась и начала пояснять Олегу Васильевичу, — в этом клипе не будет никакой рекламы. Вообще. Но будет другое. Мы решили сделать объявление о создании особого фонда для сбора… э-э… ну пока назовём это пожертвованиями. Все собранные деньги будут направлены на контроль за честностью выборов и обеспечение их прозрачности. Да, да, — Маша увидела, что Антонов скривился как от зубной боли и поспешила предупредить его возражения. — Мы понимаем, что есть всякие контрольные комиссии, официальные наблюдатели, полиция и прочие органы, которые и так должны всё это обеспечивать. Это всё так. Но, во-первых, они далеко не всегда могут справиться с нарушениями. А иногда и не хотят справляться, если уж говорить начистоту. Во-вторых, сейчас ситуация особая. Предвыборно-перевыборная кампания набрала обороты, каких не было, как говорят все, кому не лень, целых тридцать лет. Мы сами её в какой-то степени и спровоцировали. Поэтому посчитали для себя невозможным не принять в этой движухе посильное участие. Вы сами только что сказали, что к нашим словам будут прислушиваться. Вот мы и попытаемся «достучаться»… до кого сможем.

Она замолчала и посмотрела на дядюшку, ожидая подтверждения.

— Да, всё именно так. — решительно кивнул Виктор. — Сейчас наши с Машей позиции одинаковы как никогда, пожалуй.

Антонов бесконечно долго, как им показалось, молчал, изредка переводя взгляд с одного на другого. Потом тяжело вздохнул и сказал:

— Что ж. Могу сказать только одно: снимаю шляпу. Это — достойная позиция. Не всё и не всегда надо переводить в коммерческую плоскость. Но… что будет, если собранных средств окажется слишком мало для организации чего-то серьёзного?

— У нас… нет ответа, — Руденко посмотрел на племянницу, которая заметно напряглась, сжав губы так, что они побелели. Потом грустно улыбнулся, но сразу затем с какой-то лихостью, которой даже сам немного удивился, заговорил быстро и горячо:

— Помните знаменитые слова Джека Николсона в «Пролетая над гнездом кукушки»? — «Я хотя бы попытался». Вот и мы решили, что лучше мы попробуем и у нас ничего не получится, чем не попробуем и будем потом мучиться вопросом: «А вдруг получилось бы?» Шанс на победу есть только у того, кто ввязался в драку. По-другому не бывает.

На самом деле у Руденко ответ был. Ну… почти. Он, этот ответ, появился практически сразу после того, как была поставлена окончательная точка. Виктор тогда едва не уснул прямо за рабочим столом. Наталья растормошила его и чуть не волоком оттащила в кровать.

* * *

Она снова, как в их «первую», но повторную, брачную ночь проснулась задолго до рассвета. И снова смотрела на мужа, как он попеременно то радостно, то смущенно улыбается. Но на этот раз не «передразнивала» его, а просто с обожанием вглядывалась в лицо человека, только что закончившего трудную работу и очень довольного результатом. Однако безмятежные улыбки совсем не отражали сути того, что Виктор сейчас видел во сне…

Они сидели в пустом зале ресторана на обзорной площадке башни «Федерация» в Москва-Сити и молча разглядывали друг друга. Под ними, далеко внизу, тысячи и тысячи фонарей, огни машин, светящиеся окна невысоких зданий, рекламные плакаты и билборды смотрелись как следы от трассирующих очередей разнокалиберного смертоносного оружия, но Руденко сейчас было не до метафор и аллегорий. Он с недоумением разглядывал героя своих снов. Сегодня визави Виктора был одет совсем непрезентабельно. Серый, немного потёртый костюм, непонятного оттенка, напоминающего подтаявший снег, сорочка, засаленный галстук и явно не новые туфли говорили о том, что дела последнее время у этого персонажа (будем его теперь так называть) идут… не очень.

— Зачем я здесь? — наконец не выдержал Руденко. — По окончании нашего последнего «разговора» я подумал, что та встреча была последней.

— Тогда я тоже так думал, — грустно улыбнулся бывший чёрно-белый, а теперь просто серый персонаж. — Но у вас получилось настолько сильно удивить нас…

— «Нас» — это кого? — грубо перебил Виктор, мимолётно поразившись собственной наглости.

— Ну к чему такое буквоедство, — поморщился собеседник, — а то Вы не понимаете.

— Хорошо, пусть по умолчанию считается, что я понял. Но вот чего я действительно не понял, так это того, что смогло… вас, — тут он скривился, — удивить?

— А вот здесь начинается самое интересное, — серый персонаж состроил забавную гримасу. — Если помните, при нашей второй «встрече» я говорил об удивительных свойствах ваших новых технологий. В этих самых вэб-технологиях настолько сильно и причудливо переплелись чисто физические и, будем говорить прямо, духовные компоненты, что оказалось, что ни воздействовать на них, ни как-то их использовать просто невозможно. Если бы этих компонентов, кусочков, частиц, элементов, как угодно можно называть, было мало, что-то можно было бы сделать. Но когда их многие миллионы, а то и миллиарды, и они все очень и очень разные, — как в случае с вашими мультфильмами — их смотрят и примерно одинаково оценивают, и одинаково реагируют на них, — и христиане, и мусульмане, и буддисты, и атеисты, то… В общем, у нас ничего не получилось… Слишком велика оказалась сила, сложившаяся из огромного множества проявлений воли и неосознанно выраженных пожеланий.

— Погодите, погодите! — растерялся Виктор, — о каких проявлениях воли и желаниях Вы говорите?

— Ну как же! Все эти ваши лайки, дизлайки, комментарии, смайлики — это они и есть.

— Ну… допустим. — Руденко на секунду задумался, а затем неуверенно спросил: — Получается, что если миллионы людей скажут чему-то или кому-то: «Да» или «Нет», то именно так всё и произойдёт?

— Да. Если их будет достаточно много. И если их проявление воли или выражение желания будет подкреплено хоть какими-нибудь действиями. Хотя бы в виде нажатия одной кнопки. Или в виде пометки в одной из клеточек бюллетеня.

— А как же всякие там манипуляции со стороны власть имущих и всё такое прочее? — скептицизму Виктора позавидовал бы сейчас сам Фома Неверующий.

— Это же всего лишь люди, — поморщился серый персонаж. — Если уж у нас не получилось…

— Вы сказали: «Достаточно много…», — Руденко снова перебил собеседника. — А это сколько?

— Помилуйте! Я и так сказал Вам достаточно.

— А кстати, — вскинулся Виктор после долгих размышлений, — почему Вы мне всё это рассказываете? Получается, что Вы играете против себя. Или Вы поменяли сторону Тьмы на сторону Света?

— Фу, как примитивно. Нет никаких сторон, нет никакого абсолютного Зла и абсолютного Добра, уж Вам это должно быть понятно, как никому другому…

— Ну, насчёт абсолютного Добра — наверное, можно согласиться. А как же фашизм, например? Или маньяки-серийные убийцы?

— У нас просто разные понятия Абсолюта. То, о чём Вы говорите, является злом для абсолютного большинства людей. Но не для абсолютно всех. Иначе не появлялись бы новые маньяки и новые последователи фашизма. Разве нет? Или ваши, я имею ввиду — человеческие, «игрушки», — он показал пальцами кавычки, — с биологическим оружием… Хотя, это и не проблема ближайшего будущего, у будущих врачей будет много работы. Очень много. Врачевание, медицина, — это всегда было очень уважаемым делом… а будет вообще на первом месте…

— Могу я уточнить? — Виктор поспешил уйти от слишком абстрактной и опасной, как ему показалось, темы. — Вы упомянули наши работы. Означает ли это, что они могут как-то повлиять на какие-то глобальные процессы? Или хотя бы на результаты выборов?

— А сами-то как думаете?

Руденко отвернулся к окну, чтобы скрыть вдруг накатившее раздражение. «Да что ж такое-то? То сокровенным делится, как с равным, то за неразумного пацанёнка принимает, который очевидных вещей понять не в состоянии».

Когда он повернулся обратно, в зале никого не было.

* * *

На следующий день Виктор, помучавшись с расшифровкой загадок собственного сна, предложил Маше подумать над идеей предвыборного фонда. Она уцепилась за неё, как за спасательный круг. Правда, очень быстро Руденко понял, что на первом месте у племянницы стоит всё-таки личный интерес. Маша очень хотела любым способом вытащить Алексея из его конторы. Как угодно, и куда угодно. А тут такой интересный вариант образовался — этим самым фондом рулить и за порядком следить. Но и суть идеи восприняла вполне благожелательно, а после долгих обсуждений вообще сама вызвалась выделять время на «партийную работу», как она с иронией назвала общение с молодёжными активистами.

— Да и, честно говоря, эти ребята из ПМП не такие уж и меркантильные засранцы. Вполне можно с ними иметь дело, если не позволять на шею садиться. — резюмировала она. И, немного подумав, спросила: — А сам-то не боишься в эту клоаку соваться?

— Нет. Теперь — нет.

ЭПИЛОГ

Первого июля 2046-го года Виктор с Натальей провожали внучатых племянников на последний экзамен в Сеченовской Академии. Ольга и Алексей Арсентьевы были близнецами. Их назвали в память родных бабушки и деда — родителей мамы Маши. Вроде как избыточное количество Алексеевн и Алексеевичей никого не смутило. Они родились в 2022-м и почти всю свою сознательную жизнь считали, что у них две мамы: мама Маша и мама Наташа. Когда им исполнилось четыре года, мама Маша после неофициального, но активного участия в работе «Прогрессивной молодёжной партии», влезла-таки в предвыборную гонку сама; на детей у неё стало катастрофически не хватать времени, и родную маму с удовольствием заменила Наталья. Она не то, чтобы разбаловала близнецов, но позволяла им точно больше, чем родители. Алексей-старший, которого иногда называли папа-Лёша, по аналогии с мамами, и Виктор, которого иначе, как дедулей не называл никто и никогда, частенько ворчали по поводу её воспитательных методов, но больше для проформы. Дети на удивление тонко чувствовали, когда и по какому поводу можно вить верёвки из мамы Наташи, росли вполне нормальными: добрыми, воспитанными и в меру озорными.

Арсентьев-старший, взвалив на себя всю организационную и юридическую сторону работы Фонда, оказался загружен не меньше жены. Хорошо хоть с финансированием никаких проблем не было. Собранных денег, которых поначалу, казалось, просто девать некуда, хватило и на профессиональных юристов, и на классных айтишников, и на хорошую аппаратуру для съёмочных групп. Правда, хватило впритык. Виктор с Машей добавили из своих чуть меньше миллиона рублей всего. Не всё получилось, как хотелось и планировалось, но в целом Фонд заявленных целей достиг: и в ту, и в следующую предвыборные кампании было на порядок меньше скандалов вокруг «вбросов» и «некорректных подсчётов». Так что папа Лёша видел детей если и чаще, чем мама Маша, то совсем ненамного.

Ну а уж когда в 2030-м мама Маша стала самым молодым в истории спикером парламента, встречи с родной мамой стали для Лёшки и Оли приравниваться к празднованию Нового Года или дня рождения. Она не то что дома, в стране бывала от силы неделю в месяц, мотаясь по всемумиру. Как-то легко получалось у неё находить общий язык с новым поколением парламентариев. Тогда, в 22-м, «эпидемия» перевыборов перекинулась из России и в Европу, и в Штаты. Даже казавшаяся незыблемой КПК, и та была вынуждена пойти на значительные уступки во внутриполитической жизни Китая.

Вот и сегодня родители пропадали по делам вдали от детей. Но никто не жаловался. Близнецы давно привыкли и всё прекрасно понимали. Посадив детей в аэро-такси, Виктор с Натальей дружно пожелали им «Ни пуха, ни пера» и отправились в студию заканчивать очередной фильм. После «Show must go on», собравшего за месяц почти десять миллиардов просмотров, Маша заявила, что бо́льшего добиться уже в принципе невозможно, и объявила о прекращении своей работы на канале «Magical Sand». Почему-то больше всех переживала из-за этого Наталья, и Виктор предложил ей вместе с ним делать похожие клипы, только вместо «живых картин» из песка, как делала Маша, использовать её собственные рисунки. Племянницу обещали «мучить» только на предмет поделиться идеями, если они будут возникать. Так родилась онлайн энциклопедия «Просто о сложном», немного похожая на энциклопедию Чевостика, но для аудитории постарше. Они делали клипы о внутренней и внешней политике разных стран, о финансовых системах, о демократии и тирании, о международной торговле, об экологии, науке, технологиях… Для каждого ролика приглашали какого-нибудь признанного эксперта, тот накидывал им интересных фактов, которые они и обыгрывали. Клипы были исключительно познавательные, никаких оценок и выводов не делалось. Популярность у них была не в пример ниже, чем у клипов, которые делали Маша с Виктором, но сотню-другую миллионов просмотров набирали легко.

* * *

Ольга с Алексеем вылезли из такси на втором ярусе парковочной башни в самом начале Большой Пироговской и спустились на улицу. До входа в Академию было минут пять хода, время до начала экзамена у них было достаточно, поэтому они решили сначала зайти в ближайший магазин, купить мороженого и не торопясь съесть его по дороге. Жарища под тридцать пять стояла уже вторую неделю, на солнце так вообще лучше было надолго не оставаться, астрономы весь год без конца твердили о его небывалой активности. Так что идея насчёт мороженого была весьма актуальна.

Мороженого накупили с запасом. Друзей-одногруппников угостить, экзаменаторов задобрить. Когда до входа в Академию оставалось метров сто, шедший перед ними пожилой мужчина вдруг стал оседать на землю. Близнецы подскочили к нему, не давая совсем упасть.

— Давай я за нашей скоропомощной бригадой сбегаю, — быстро предложила Ольга брату, — до них всяко быстрее, чем до городских дозваниваться. А ты его вон, мороженым обложи. На такой жаре, да в таком костюме, — она осуждающе покачала головой. — Немудрено тепловой удар схлопотать.

Алексей тем временем кое-как стащил с незнакомца некогда явно дорогой, а теперь сильно потасканный, а кое-где и заштопанный серый пиджак, снял с него стоптанные серые ботинки, прикрыл голову свалившимся серым полотняным то ли беретом, то ли панамкой, и положил несколько пачек мороженого на грудь и на голову. Не успел он закончить эти немудрящие процедуры, вернулась сестра.

— Через пять минут будут. У них там ещё два таких же, — сердито буркнула Ольга.

Прохожие останавливались, спрашивая, что произошло и не нужна ли помощь. Выяснив, что скорая скоро будет, сочувственно кивали и шли дальше по своим делам. Просто стоять на солнцепёке, дожидаясь врачей, никому не хотелось.

Через пару минут пострадавший зашевелился, глубоко вздохнул и, опираясь на руку Алексея, сел. С удивлением посмотрел на валяющиеся вокруг пачки мороженого и перевёл внимательный взгляд чуть прищуренных глаз, которые почему-то казались разного цвета, на близнецов.

— О! Молодые люди, я бесконечно благодарен вам за помощь. Скажите, как я могу отблагодарить вас?

— Пожелайте нам удачи на экзамене. Он уже скоро начнётся. — Наконец-то улыбнулась Ольга, увидев, что мужчине стало лучше.

— Ну, судя по вашим быстрым и умелым действиям, никакие оценки, кроме отличных, вам не грозят. Вы ведь будущие медики, как я понимаю? Очень! Очень благородная профессия. Низкий поклон вашим родителям за подсказанный путь.

— Это дедулина заслуга, — немного смущенно ответила Оля. — Он нам так часто и так интересно рассказывал всякие истории про врачей и так активно нас агитировал, что мы не могли не поддаться на его уговоры. Хотя сам никакого отношения к медицине не имеет.

Алексей удивлённо посмотрел на сестру. «С чего это вдруг такая откровенность перед совершенно незнакомым человеком? Хотя… кого-то он мне напоминает. Актёр что ли какой?… Нет, не могу вспомнить». — подумал он. Но ни спрашивать, ни вообще как-то комментировать слова Ольги не стал.

— Значит и ему поклон тоже, — покивал мужчина. — Он ведь наверняка вам говорил, что профессия врача всегда была очень востребована, а в будущем без неё и шагу ступить будет невозможно… Но мне почему-то кажется, что всё это было при полном одобрении вашей матушки.

— Откуда Вы всё это знаете? И откуда Вы знаете нашу маму? — хором воскликнули близнецы, вытаращив глаза на незнакомца.

— Помилуйте, кто же не знает единственного в мире человека — трёхкратного лауреата Нобелевской премии мира^[36]?

Ну и фотографии членов её семьи тоже не бог весть какой секрет. Да и об остальном догадаться совсем не сложно. Так что желать вам удачи на экзаменах я не буду, это… мелко слишком, а вот открытий и больших достижений в вашей будущей работе пожелаю с удовольствием. И, прошу заметить, это не вы попросили, а я — сам предложил!

В этот момент появились пара медбратьев с каталкой, легко пересадили на неё пострадавшего и бегом помчались в сторону приёмного покоя.

Ольга с Алексеем переглянулись и пожали плечами.

— Ну что, успеем сбегать ещё за мороженым?

— Да, давай. Только поторопиться надо.

КОНЕЦ

Примечания

1

ДИТСиЗИ — Департамент информационных технологий, связи и защиты информации МВД России (точно такой же, как у нас, в «нашей» реальности J).

(обратно)

2

В «нашей» реальности тоже есть такой сюжет.

(обратно)

3

В «нашей» реальности тоже есть такой парк.

(обратно)

4

В «нашей» реальности у белорусского актёра, спортсмена и блогера Алексея Савко точно такая же судьба.

(обратно)

5

Рука не поднялась «модифицировать» имена выдающихся исполнителей для «другой» реальности

(обратно)

6

В «нашей» реальности фильм должен будет выйти только в конце 2023 года.

(обратно)

7

Автор в курсе, что в «нашей» реальности кинотеатр «Ролан» недавно закрылся насовсем.

(обратно)

8

В «нашей» реальности первым видео, набравшим больше 10 миллиардов просмотров, стал ролик Baby Shark Dance

(обратно)

9

В качестве примера.

(обратно)

10

В «нашей» реальности Чжан Чжунхуа являлась Советником-посланником посольства КНР в РФ и директором Китайского культурного центра в Москве в 2017 году. И ей действительно было присвоено звание Почётного члена Российской Академии художеств.

(обратно)

11

В «нашей» реальности в Китае работало (по разным источникам) от 8 до 13 миллионов волонтёров.

(обратно)

12

В «нашей» реальности орден Двойного Дракона существовал в Китае с 1882 по 1912 годы. Им действительно награждали иностранцев, оказавших значительные услуги Китаю. Были награждены, к примеру, малазийский врач У Ляньде (этнический китаец) — за успешную борьбу с эпидемией чумы в Маньчжурии в 1910–1911 годах. А также 42 гражданина Российской Империи, в том числе — публицист, журналист, писатель Сергей Николаевич Сыромятников (участвовал в Русско-Японской войне).

(обратно)

13

В «нашей» реальности Россия начала строить Тяньваньскую АЭС на берегу Жёлтого моря в 1999 году (контракт на строительство был подписан в 1997).

(обратно)

14

В заповеднике Чэнду действительно можно пообниматься с молодыми пандами. Очень недолго. И это оч-чень недешёвое удовольствие.

(обратно)

15

В «нашей» реальности во Франции полиция может штрафовать за употребление или хранение наркотиков прямо на месте с сентября 2020 года. Размер штрафа — 200 евро. Если заплатил в течении двух недель, — скидка 50 евро, если не заплатил в течение 45 дней, — штраф вырастет до 450 евро. Франция — крупнейшая страна Европы по потреблению марихуаны и третья — по потреблению кокаина.

(обратно)

16

В «нашей» реальности индекс преступности и рейтинг стран по уровню преступности (по данным Numbeo — крупнейшей в мире базы данных экспертных оценок рисков криминального характера. Не путать с официальной статистикой.)

(обратно)

17

Орден Искусств и литературы (иногда используется другой вариант названия: Орден Искусств и изящной словесности) имеет три степени. Кавалер — низшая. Есть ещё Офицер и Командор. Решение о награждении принимает Министр культуры и коммуникаций Франции. В «нашей» реальности Машу наградили бы вряд ли, поскольку награждаются люди не моложе 30 лет. Хотя в статусе Ордена есть оговорка, что в особых случаях возрастной ценз может не учитываться.

(обратно)

18

Маленькие городки на Лазурном берегу, состоящие, кажется, только из картинных галерей, сувенирных магазинов и ресторанов. Каждый из них любой турист может смело называть «город-наслаждение».

(обратно)

19

Знаменитый ресторан и отель, где в 20-е годы 20-го века любили бывать Матисс, Пикассо, Модильяни и другие художники, ставшие впоследствии знаменитыми. Они тогда частенько расплачивались за еду и кров своими картинами. Теперь там одна из богатейших частных коллекций живописи, которой можно любоваться, только заранее забронировав столик в ресторане

(обратно)

20

Одно из самых почитаемых (и посещаемых) христианами-католиками мест, где, по преданиям, людям являлась Дева Мария.

(обратно)

21

В «нашей» реальности автор действительно знаком с такими людьми. Они действительно очень хорошие гиды и действительно родились там, где указано.

(обратно)

22

В «нашей» реальности первая серия действительно снята в 1940-м году, а во втором случае Маша (если бы речь шла о «нашей» истории) «ошиблась»: серия снята в 1952-м. Что же касается авторских прав, то в «нашей» реальности авторские права сохраняются в течение 95 лет после публикации или через 70 лет после смерти автора. В зависимости от того, что наступит раньше.

(обратно)

23

В нашей реальности автор лично был участником такой ситуации.

(обратно)

24

Реальный случай, имевший место быть в 2005 году (в нашей реальности, естественно).

(обратно)

25

В Лурд действительно привозят много больных детей, с болезнями которых не может справиться традиционная медицина.

(обратно)

26

Один из самых дорогих сортов виски. Цена колеблется в районе 50 000 $ за бутылку.

(обратно)

27

Организации с аналогичными названиями есть и в нашей реальности.

(обратно)

28

в нашей реальности наиболее громкие теракты в Европе в 2020-м году были в Ницце, Вене и Ханау (Германия).

(обратно)

29

В нашей реальности Бадди Валастро — американец итальянского происхождения. Его действительно называют называют «Королём кондитеров», он действительно ведёт кулинарные шоу и действительно сделал торт в виде Пизанской башни, правда, чуть пониже — «всего» около полутора метров.

(обратно)

30

Очень надеюсь, что такие люди, как Людмила Дорошенко есть в любой реальности.

(обратно)

31

Такие места не могут не существовать везде, в любом мире, под любым небом.

(обратно)

32

Фраза из фильма «Бриллиантовая рука».

(обратно)

33

в нашем мире Wilkhahn — очень крутая фирма по производству офисной мебели. Название образовано из имен основателей: Frederich Hahne и Christian Wilkening. Например, модель Wlkhahn ON признана журналом Forbes лучшим офисным креслом с 2009 года

(обратно)

34

Из к/ф «Человек с бульвара Капуцинов».

(обратно)

35

Романо Гуардини (Гвардини) — немецкий философ и католический теолог итальянского происхождения.

(обратно)

36

В нашей истории пока был только один такой трехкратный лауреат Нобелевской премии мира, но не человек, а организация — Международный комитет Красного Креста: в 1917-м, в 1944-м и в 1963 годах.

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ЭПИЛОГ

*** Примечания ***