Кругосветный бег «Золотой лани» [Ким Владимирович Малаховский] (fb2) читать онлайн

К. В. МАЛАХОВСКИЙ
КРУГОСВЕТНЫЙ БЕГ «ЗОЛОТОЙ ЛАНИ»

*

Ответственный редактор

доктор исторических наук

А. М. ХАЗАНОВ

© Издательство «Наука», 1980 г.

Глава 1 ЛИНИЯ РАЗДЕЛА

I

Поздней сентябрьской ночью 1567 г. английский посол в Москве А. Дженкинсон был неожиданно вызван к царю Ивану IV. Скрытыми переходами царь сам вел гостя в свой терем. Там в присутствии лишь одного советника, Афанасия Вяземского, через толмача Р. Рюттера, Грозный дал ему тайный наказ передать королеве Елизавете, что «царь Московский убедительно желает, чтобы между ее королевским величеством и им была вечная дружба и любовь, которые будут началом для дальнейших переговоров… чтобы ее королевское величество и он были за одно соединены (против всех своих врагов); т. е. чтобы ее величество была бы другом его друзей и врагом его врагов и также наоборот и чтобы Англия и Россия были заодно». Больше того, царь велел передать Елизавете, «чтобы между ним и ее королевским величеством было бы учинено клятвенное обещание, что если бы с кем из них случилась беда, то каждый из них имеет право прибыть в страну другого для сбережения себя и своей жизни, и жить и иметь убежище без боязни и опасности до того времени, пока беда не минует и Бог не устроит иначе; и что один будет принят другим с почетом. И хранить это в величайшей тайне»^{1}.

Царь очень спешил; он требовал, чтобы Елизавета ответила ему к «будущему петрову дню»^{2} (29 июня 1568 г.), т. е. с весенними кораблями. Стараясь сохранить достоинство, Грозный искал возможность укрыться от угрожающей, как ему тогда казалось, смертельной опасности. Царя повергли в ужас слухи о заговоре бояр в земщине. Такое с ним случалось не раз. Подобные известия сначала леденили ужасом душу царя. Но, быстро придя в себя, он жестоко расправлялся с действительными, а по большей части мнимыми виновниками. Но прошел назначенный срок, а царь не только не получил ответа, но и не знал даже, выполнил ли посол его поручение.

Лишь в октябре 1570 г. А. Г. Совин, посланный царем в Лондон, привез ответ Елизаветы. Это не был подписанный ею текст договора, продиктованного царем три года назад английскому послу. Совин привез лишь письма Елизаветы к царю за ее подписью и малой королевской печатью.

Елизавета внесла в условия союза, предложенного царем, такие изменения, которые лишали его в глазах Ивана всякого смысла. Так, вместо прямой военной помощи она предлагала свое посредничество между ним и его будущим врагом. А уж «если зачинщик — государь своевольно, вопреки разума, решительно откажется сие исполнять», то обещала помочь, если «обстоятельства времени и места», а также «современное положение и отношения» страны ей это позволят сделать^{3}. Вместо взаимного предоставления убежища Елизавета высокомерно обещала Ивану принять его с «благородною царицею, супругою Вашею и с Вашими любезными детьми., князьями, если бы когда-либо посетила Вас, господин брат, наш царь и великий князь, такая несчастная случайность, по тайному ли заговору, по внешней ли вражде, что Вы будете вынуждены покинуть Ваши страны и пожелаете прибыть в наше королевство…»^{4}.

Царь был взбешен. Он узнал также, что переговоры с его посланцем, тянувшиеся целый год, вела не сама королева, а ее министры. В ответном письме Елизавете Иван дал волю своему гневу и не стеснял себя в выражениях. «Наше дело ты сделала не таким образом, как договорился твой посол. Грамоту же ты послала обычную, вроде как проезжую. Но такие дела не делаются без клятвы и без обмена послами. Ты совсем устранилась от этого дела, а твои бояре вели переговоры с нашим послом только о торговых делах, управляли же всем делом твои купцы… Мы думали, что ты в своем государстве государыня, и сама владеешь и заботишься о своей государственной чести и выгодах для государства, поэтому мы и затеяли с тобой эти переговоры. Но, видно, у тебя, помимо тебя, другие люди владеют, и не только люди, а мужики торговые… Ты же пребываешь в своем девическом звании, как всякая простая девица». В оригинале это звучало: «Ажно у тебя мимо тебя люди владеют, и не токмо люди, но мужики торговые… А ты пребываешь в своем девическом чине, как есть пошлая девица»^{5}. Очевидно, последнее замечание царя особенно сильно задело «королеву-девственницу», несшую это звание не так добровольно, как она это демонстрировала. Кроме того, Елизавета и сама находилась в весьма стесненных обстоятельствах и в ее расчеты не входило заключение военного союза с Иваном IV, который практически ничем не мог ей помочь.

Ее обуревали иные заботы. Подобно Грозному, Елизавета пришла к власти тяжелым путем. Она родилась от брака, не признанного папой римским. С детства она вынуждена была хитрить и изворачиваться, отстаивая право на самое существование. Вступив на престол лишь потому, что быстро умерли «законные» дети Генриха VIII, наследовавшие его трон «по праву», — Эдуард VI и Мария I, Елизавета действовала очень обдуманно и осторожно. Реалистка до мозга костей, расчетливая как банкир Сити, она и не старалась достичь невозможного.

Всю жизнь опутанная нитями заговоров, вдохновлявшихся могущественным монархом того времени — испанским королем, угрожающих не только ее престолу, но и жизни, Елизавета была очень подозрительна. Всюду рыскали ее многочисленные шпионы. «У государей большие уши, они слышат все вблизи и вдали», — похвасталась она как-то французскому послу.

Хорошо чувствуя дух времени, Елизавета, сконцентрировав власть в своих руках, употребляла ее в поддержку нового дворянства и «мужиков торговых» и поэтому умерла своей смертью, дожив до 70 лет. Елизавета, в лицедействе не уступавшая Грозному, встав в позу античных императоров, спокойно и величественно отвечала на бранные слова своего «доброго брата»: «Никакие купцы не управляют у нас государством и делами… мы сами печемся о ведении дел, как приличествует деве и королеве, поставленной преблагим и превысочайшим Богом… никакому государю не оказывается более повиновения его подданными, чем нам нашими народами»^{6}.

В Англии во времена правления Елизаветы шло интенсивное разложение феодальных отношений и развитие капиталистического производства, причем как в городе, так и в деревне. Это было начало того процесса экономического развития Англии, который через столетие привел ее к буржуазной революции, а еще через век превратил Англию в самую могущественную капиталистическую державу мира.

Процесс первоначального накопления, составляющий предысторию капиталистического производства, происходил в Англии более интенсивно, чем в других странах. Неотъемлемым элементом процесса первоначального накопления капитала является захват и разграбление заморских земель. Но перед британской буржуазией встало казавшееся непреодолимым препятствие: мир был уже поделен.

Парадоксальным на первый взгляд было то, что Великие географические открытия, а затем и колониальные захваты были начаты не наиболее развитыми европейскими государствами того времени, и в первую очередь Англией, а, наоборот, странами, значительно отстававшими в своем политическом и экономическом развитии, — Португалией и Испанией. Да и из этих двух стран лидирующее положение вначале занимала более слабая — Португалия. Объяснение этого парадокса следует искать в совокупности целого ряда внешних и внутренних причин. К ним относится и географическое положение пиренейских стран, расположенных на крайнем юго-западе Европы, что в условиях фактической монополизации итальянскими городами средиземноморской торговли, а Ганзой — торговли северо-западной Европы заставляло португальцев и испанцев искать новые морские пути в западном и южном направлении от Европейского континента.

В пиренейских государствах к началу XV в. сложился абсолютизм. Королевская власть нуждалась в средствах для укрепления своего могущества. Она имела в своем распоряжении и людей, готовых сражаться где угодно. Это было обедневшее дворянство, сделавшее войну своей профессией и оставшееся без дела после завершения реконкисты^[1].

В поисках новых морских путей к вожделенным странам Востока были заинтересованы и пиренейские купцы, в XIV–XV вв. ставшие весьма влиятельной силой.

В Португалии формирование абсолютистского государства и реконкиста были завершены значительно раньше, чем в Испаний. Это и позволило ей первой начать заморские завоевания. Они начались после захвата португальцами Сеуты в 1415 г. Инициатором португальской заморской экспансии был принц Энрике, вошедший в историю под именем Генриха Мореплавателя. Он создал морскую школу в Сагрише, откуда вышли смелые и предприимчивые мореплаватели. Экспедиция за экспедицией шли вдоль западного берега Африки в надежде найти пролив, который привел бы в Индийский океан. Но лишь в 1487 г., через 27 лет после смерти принца Энрике, Бартоломео Диасу удалось, наконец, дойти до крайней южной точки Африканского материка, названной им мысом Мучений, впоследствии переименованным в мыс Доброй Надежды. Но до открытия пути в Индию должно было пройти еще 11 лет. Лишь 20 мая 1498 г. португальский мореплаватель Васко да Гама достиг г. Каликут на Малабарском побережье Индии.

Открытие пути в Индию предопределило направление заморской экспансии Португалии: она шла в восточном направлении. Двигаясь дальше на восток, португальцы в 1512 г. достигли Молуккских островов, или, как их долго называли, островов Пряностей, а затем и Китая.

Движение португальцев вдоль западного побережья Африки в поисках морского пути в Индию сопровождалось стремлением закрепить за собой открываемые земли, не допустить проникновения туда других европейских держав. Еще в 1454 г. булла папы Николая V давала Португалии права на все земли и острова, «как уже приобретенные, так и те, которые будут приобретены к югу от мыса Бохадор, с полным отпущением грехов всем, кто может потерять жизнь во время этих завоеваний». А спустя 39 лет, в 1493 г., папа Александр VI не только подтвердил буллу 1454 г., но и добавил к ней пункт, дающий португальцам право на открытие земель «от мыса Бохадор и вплоть до Индии».

Многочисленные неудачные попытки португальских мореплавателей найти путь в Индию, идя вдоль западного побережья Африки, заставляли искать другие пути. Мысль о том, что можно достичь Индии, направляясь на запад, возникла еще до путешествия Диаса. Уже с конца 70-х годов XV в. она охватила генуэзца Христофора Колумба — этого «странного проходимца», как его якобы характеризовали в молодости приютившие его монахи. В течение 12 лет он безуспешно добивался поддержки своей идеи в Португалии и Франции. Тогда Колумб обратился к испанскому монарху и встретил совершенно иной прием. Но и в Испании переговоры шли медленно: уж очень алчно Колумб торговался, добиваясь для себя невиданных привилегий на тех землях, которые будут открыты в ходе экспедиции. Договор был подписан лишь 17 апреля 1492 г., а 3 августа того же года горожане Палоса, собравшиеся на берегу, проводили экспедицию Колумба в путь. 12 октября 1492 г. Колумб высадился на неведомой земле, впоследствии названной Сан-Сальвадором.

Плавание Колумба усилило соперничество Португалии и Испании в овладении заморскими странами. Поскольку ни одна из сторон но имела подавляющего превосходства, а другие европейские государства в то время не были в состоянии конкурировать на море с пиренейскими монархиями, Португалия и Испания решили поделить все открытые и еще не открытые заморские земли между собой.

Раздел мира был произведен буллой папы Александра VI от 4 мая 1493 г. Линия раздела проходила на расстоянии 100 итальянских лиг к западу от островов Зеленого Мыса. Все нехристианские страны, расположенные к западу от этой линии, объявлялись владениями Испании, а к востоку — владениями Португалии.

Но это решение папы не удовлетворило испанского короля Жуана И, потребовавшего, чтобы линия раздела была отодвинута дальше на запад. После длительных и сложных переговоров в Тордесильясе 7 июня 1494 г. был подписан испано-португальский договор, которым линия раздела отодвигалась на 370 лиг к западу от островов Зеленого Мыса и проходила по западной долготе 49°32′56″. Кстати, испанцы, требовавшие переноса линии раздела на запад, проиграли от этого. Во время переговоров договаривавшиеся стороны, естественно, понятия не имели о конфигурации Американского материка, да и вообще полагали, что речь идет о восточной оконечности Азии. Когда же в 1500 г. португальский мореплаватель Педро Альварес Кабрал открыл Бразилию, назвав ее островом Вера-Круш, то это дало основание Португалии «законно» объявить ее своим владением.

Тордесильясский договор формально просуществовал около 300 лет и был отменен в 1777 г. Но фактически он утратил всякую силу задолго до официальной отмены. С самого начала европейские державы не признавали его. Другое дело, что они вынуждены были считаться с морским превосходством пиренейских держав и до поры до времени воздерживались от вооруженной борьбы. Однако Тордесильясский договор не заставил их прекратить собственные заморские экспедиции. Так, в 1497 г. английский король Генрих VII отправил экспедицию во главе с Джоном Каботом «во все страны востока, запада и севера… разыскивать и открывать всякого рода острова и страны, заселенные язычниками и до сего времени не ведомые христианам»^{7}. Экспедицией Кабота был открыт полуостров Лабрадор. За это Кабот получил от короля в награду 10 ф. ст. Открытие Лабрадора дало Англии повод позднее предъявить претензии ни больше ни меньше как на весь материк Северной Америки.

В ответ на испано-португальские притязания на морское господство англичане провозгласили принцип свободы морей для всех народов. «Открытый океан, — писал один из английских авторов того времени, — принадлежит лишь одному Богу и природой предоставлен в пользование всем людям, поскольку он вполне достаточен для пользования всеми людьми во всех их предприятиях». А Роберт Торн в царствование Генриха VIII провозгласил девизом эпохи: «Ни земли без населения, ни моря без навигации»^{8}.

Французский король Франциск I, откровенно издеваясь над папской буллой, говорил: «Пусть мне покажут тот пункт в завещании Адама, в силу которого Новый Свет должен быть разделен между моими братьями, королями Испании и Португалии, а я должен быть лишен своей доли наследства»^{9}. В 1534 г. он послал экспедицию во главе с Жаном Картье, которой предписывал «отправиться в новые земли, открыть те острова и страны, где, как говорят, должно находиться большое количество золота». Плавание Картье привело к открытию Канады, которую он объявил собственностью Франции. В 1555 и 1564 гг. французские мореплаватели Виллеганьон и Лодонньер совершили плавания соответственно в Бразилию и Флориду. Французский король Генрих II мечтал о нападении на Панаму, куда испанцы свозили сокровища со всей Америки для последующей отправки на родину. «Магическое слово «Перу» вызывает золотую лихорадку у самого спокойного человека», — говорил он^{10}.

Приход португальцев на Молуккские острова, богатые столь ценимыми в Европе пряностями, был тяжелым ударом для Испании. Но неожиданно испанский король Карл V получил предложение, указывавшее на возможность отобрать у Португалии Молуккские острова. Его сделал опытный португальский капитан Фернандо Магеллан, перешедший на испанскую службу.

Предложение Магеллана сводилось к тому, чтобы продолжить путь, открытый Колумбом, попытаться обогнуть открытый им континент и достичь Молуккских островов, идя дальше на запад. Поскольку по Тордесильясскому договору все новые земли к западу от линии раздела в Атлантическом океане принадлежали Испании, то приход испанцев на Молуккские острова с запада отдавал их во владение испанской короны. Карл V принял предложение Магеллана и приказал готовить экспедицию, выделив ему пять кораблей и 230 человек команды.

20 сентября 1519 г. началось первое в истории человечества кругосветное путешествие. После многомесячного плавания Магеллан, пройдя проливом у южной оконечности Американского континента, названном впоследствии его именем, вошел в новый неведомый океан. Лишь один из кораблей экспедиции Магеллана — «Виктория» под командой С. Эль-Кано — осенью 1522 г. достиг берегов Испании, совершив кругосветное плавание. Испанский король Карл V даровал Эль-Кано герб, изображавший земной шар, опоясанный лентой, на которой был начертан девиз: «Prima me circum navigisti» («Ты первый, кто обошел меня вокруг»).

Создавшаяся ситуация заставила Испанию и Португалию вновь обсудить проблему раздела мира. Теперь уже надо было делить и земли Тихоокеанского бассейна. Представители испанского и португальского монархов встретились для переговоров в 1524 г. на границе своих государств в местечке Бадахос. Просто и быстро решить проблему раздела земного шара не удалось. Переговоры затянулись. Каждая из сторон стремилась добиться такой линии раздела, чтобы именно к ней отошли Молуккские острова. Ирония положения заключалась в том, что ни одна из спорящих сторон не имела ясного представления о географическом положении островов Пряностей.

Не надеясь на благополучное завершение переговоров, Карл V пытался окончить затянувшийся спор, захватив Молуккские острова. 24 июля 1525 г. семь кораблей под командой Гарсия де Лоайсы (в состав экспедиции входил и Эль-Кано) вышли из Испании, направляясь к Молуккским островам. Плавание сложилось трагично. К Молуккским островам дошел лишь один корабль — «Санта-Мария-де-ла-Виктория». В пути погибли Лоайса и Эль-Кано. Треть команды корабля умерла от болезней. Оставшиеся в живых участники экспедиции создали колонию на острове Тидор. Не получая известий от Лоайсы, Карл V 20 июня 1526 г. направил Эрнандо Кортесу, завоевателю Мексики, приказ послать новую экспедицию к Молуккским островам. Ее возглавил Альваро де Сааведра, двоюродный брат Кортеса.

31 октября 1527 г. три корабля под командой Сааведры вышли в море. Во время плавания флагман «Флорида» отстал от двух других судов и дальше шел в одиночестве. Судьба ушедших вперед кораблей осталась неизвестной. В начале марта 1528 г. «Флорида» подошла к острову Тидор. Сааведра нашел там своих соотечественников из экспедиции Лоайсы в самом бедственном положении: они были окружены португальцами. Сааведра решил оставить на острове 50 солдат и матросов в помощь осажденным испанцам и плыть обратно за подкреплением. 3 июня 1528 г. «Флорида» покинула остров. Но Сааведра не смог достичь Мексики: направление ветра было неблагоприятным. Корабль, дойдя до Марианских островов, вернулся к Тидору.

Во время второй попытки достичь американских берегов, начатой в мае 1529 г., Сааведра погиб, а его корабль был вынужден вернуться к Молуккским островам. Испанцы высадились на острове Хальмахера. Туда же перебрались и их соотечественники с острова Тидор. В дальнейшем все они попали в плен к португальцам.

После неудачных попыток захватить Молуккские острова Карл V, испытывая острую нужду в деньгах, согласился, получив от португальцев 350 тыс. дукатов, провести линию раздела в 17° к востоку от Молуккских островов. Это было зафиксировано в Сарагосском договоре в апреле 1529 г. Считается, что плавание Магеллана открыло для человечества Тихий океан. Но строго говоря, европейцы увидели его раньше. Это были также португальцы и испанцы. В 1511 г., возвращаясь из португальской Ост-Индии, португалец Антонио д’Абоу обратил внимание на какой-то остров (вероятно, это была Новая Гвинея).

В 1513 г. наместник испанского короля в американских владениях послал Васко де Бальбоа для установления «торговых отношений» с индейцами, т. е., проще говоря, для захвата у них золота, жемчуга и благородных камней. Бальбоа добыл у индейцев большое количество золота, но, когда принялся делить его между своими спутниками, возник спор. Присутствовавший при этом индейский вождь сказал: «Что вам за охота спорить о такой дряни? Уж если вам она так нравится, то я могу показать страну, где вы найдете золото в изобилии! Эта страна с ее громадными золотоносными горами лежит на расстоянии шести дней пути по берегам другого моря»^{11}. Испанцы поспешили убедиться в правоте индейского вождя. Бальбоа с отрядом в 190 человек отправился на поиски золотоносной земли, расположенной у «другого моря». Вместо шести дней они шли почти месяц и, наконец, 29 сентября 1513 г. увидели просторы неизвестного им моря. Испанцы, конечно, поспешили провозгласить неведомый океан собственностью испанского короля. 30 сентября 1513 г. Бальбоа, действуя в духе времени, вошел по колено в море, держа в одной руке меч, а в другой испанское знамя, и объявил, что «берет во владение это море, земли и берега, острова и все, что на них есть, во имя монарха Кастилии, которому принадлежит господство над этой Индией, — над островами и над материком от Северного полюса до Южного, по обе стороны экватора, внутри и вне тропиков Рака и Козерога; владычество это будет длиться, пока существует свет, до второго пришествия Христа»^{12}.

К середине XVI в. Португалия и Испания создают огромные колониальные империи в отведенных им Тордесильясским договором районах земного шара. Испанцы устанавливают свое господство на гигантской территории Американского континента от северных границ Мексики до пампасов Ла-Платы, исключая Бразилию, отошедшую к Португалии. Португальцы с помощью системы опорных баз в прибрежных районах укрепляются в Африке, Южной и Юго-Восточной Азии.

Так была начата история европейского колониализма. Это поистине страшная и кровавая эпопея. Единственным стимулом заморской экспансии с самого начала было приобретение золота и других благородных металлов. «Золото — удивительная вещь! Кто обладает им, тот господин всего, чего он захочет. Золото даже может душам открыть дорогу в рай», — писал Колумб с Ямайки в 1503 г.^{13}

Английский ученый Д. Гамильтон путем сопоставления архивных материалов подсчитал количество золота и серебра, вывезенного испанцами из Америки. В период 1503–1660 гг., по его данным, общее количество вывезенных драгоценных металлов оценивается в 447 820 932 песо. Причем это только то, что было привезено в Испанию официально. А ведь огромное количество драгоценных металлов поступало в страну контрабандным путем. Гамильтон считает, что указанную выше сумму молено увеличить от 10 до 50 %^{14}. Огромные богатства стекались и в Португалию. По оценке португальского вице-короля в Индии Альфонса де Альбукерки, ежегодные прибыли португальской короны оценивались в 1 млн. крузадо.

Испанские и португальские колонизаторы не только не поощряли развитие сельского хозяйства и промышленности в своих колониях, но и всячески сдерживали его. Площадь обрабатываемой земли в испанских колониях в Америке была ничтожно малой в сравнении с их гигантскими размерами. Так, по свидетельству знаменитого французского мореплавателя Бугенвиля, в 1767 г. земли были распаханы лишь на 1,5 мили от Буэнос-Айреса. Для того чтобы обеспечить продажу по высоким ценам испанских вин, оливкового масла, шелка, полотна, в американских колониях запрещалось разводить шелковичных червей, виноград, оливки, лен и т. д. «В новой Испании, — писал знаменитый немецкий ученый и путешественник А. Гумбольдт в начале XIX в., — нет ни полотняных, ни канатных мануфактур, там не имеют представления об изготовлении бумаги»^{15}.

Заморские завоевания Испании и Португалии осуществлялись с необыкновенной жестокостью, история их написана поистине железом и кровью. Колониальные захваты освящались католической церковью, объяснялись необходимостью вырвать туземцев из тьмы идолопоклонства, распространить среди них «веру Христову». Принимая решение о первом разделе мира, папа Александр VI объявлял, что «католическая вера и христианская религия должны быть возвеличены и повсюду распространены, спасение душ достигнуто, варварские народы покорены и приведены к вере…»^{16}. Обращаясь к «рыцарям христианской цивилизации», папа Александр VI писал, что «этих людей вы обязаны привести к христианской религии; ни опасности, ни трудности никогда не должны останавливать вас»^{17}. «Из прославленных бандитов, — пишет Альфред Деберль, — хотели бы сделать нечто вроде апостолов и видеть в них только ревнителей христианства, веровавших, что похвально и достойно нападать на всякого язычника и убивать его; но нет большей лжи, чем эта! Совершенно верно, что перед сражением они выслушивали мессу и шли резать в сопровождении священников, но это была с их стороны мера предосторожности в виде сохранения установленных отношений с Небом. Единственной их целью — и они никогда не имели другой — было разыскание золота; даже сама центральная власть не имела более благородного двигателя, как корыстолюбие»^{18}.

«Лютый иберийский лев, набросившийся от Геркулесовых столбов на империи Монтесумы и Атаульпа… и овладевший несчастной Америкой, в течение нескольких веков высасывал из нее все соки» — так определялись результаты многовековой «цивилизаторской миссии» испанских колонизаторов в акте о независимости Боливии 1825 г. Испанский монах Бартоломе Лас Касас, проведший большую часть жизни в Америке, куда он прибыл с третьей экспедицией Колумба, писал о действиях конкистадоров: «Когда испанцы вступали в индейские поселения, жертвами их ярости становились старики, дети и женщины, они не щадили даже беременных, распарывая им животы копьем или шпагой. Они загоняли индейцев, как стадо баранов, в огороженное пространство и соревновались друг с другом в том, кто ловчее разрубит индейца пополам с одного удара или выпустит наружу его внутренности. Они вырывали младенцев из материнских объятий и, схватив их за ножки, разбивали им головы о камень или швыряли их в ближайший поток»^{19}.

Многие индейские племена были полностью истреблены. Особенно сильно пострадали островитяне Вест-Индии, которым некуда было скрыться от конкистадоров. На островах Пуэрто-Рико и Ямайка, по словам Лас Касаса, ко времени появления испанцев в 1509 г. насчитывалось 600 тыс. индейцев, к 1542 г. их осталось не более 400 человек. На Гаити аборигенное население исчислялось сотнями тысяч человек, к 1542 г. уцелело около 200 местных жителей. Индейское население вымирало и от болезней, завезенных колонизаторами. Только в 1576 г. от эпидемических заболеваний в Мексике погибло до 50 % всего населения.

Колонизаторы остро нуждались в рабочих руках. К 1570 г. в американские колонии переселилось 70 тыс. испанских эмигрантов. Но они приезжали с намерением быстро разбогатеть, а не трудиться в поте лица своего. Тогда и возникла идея доставки в Америку африканских негров. Испанский эксперт в этих делах Антонио де Геррера с удовлетворением говорил, что негры не умирают, пока их не повесят, и что один негр работает так же, как четыре индейца^{20}. Упоминавшийся нами священник Лас Касас обратился к Карлу V с просьбой разрешить ввоз негров с тем, чтобы на каждого колониста приходилось не менее 12 рабов. Король дал согласие. И начался страшный процесс транспортировки в Америку африканских рабов, ужаснувший и Лас Касаса. Португальцы продавали негров из Гвинеи колонистам Эспаньолы, так тогда называли остров Гаити, а оттуда привозили в Лиссабон сахар. Но испанцы ввели столь высокую пошлину на продаваемых рабов, что работорговля стала маловыгодным предприятием.

Интересы испанских колонистов вошли в противоречие с интересами испанского правительства, не желавшего снижать пошлины на ввозимых рабов. Колонисты стали искать обходные пути: находить людей, которые доставляли бы африканских негров контрабандой. Спрос, как всегда это бывает, породил предложение. «Выручить» испанских колонистов решил англичанин Джон Хокинс (Гаукинс), преуспевающий торговец и судовладелец из Плимут.а. Удачливый в делах, оптимист по натуре, Хокинс был уверен в удаче своего предприятия, тем более что до него многие французские капитаны уже достигли немалого успеха, плавая в Карибское море.

Испанцы жестоко расправлялись с европейцами, осмеливавшимися появиться в американских водах или высадиться на побережье испанской Америки. Так, когда бежавшие из Франции гугеноты образовали поселение во Флориде, испанское правительство послало туда солдат под командованием Педро де Авилеса. Все пришельцы были убиты, причем не потому, что они были французы, а потому, что протестанты. «То, что он (Педро де Авилес. — К. М.) убил их, — это хорошо», — заметил король Испании, прочитав сообщение о гибели французских гугенотов^{21}.

Хокинс тоже был протестантом, но он не устрашился жестокостей испанцев. Свое предприятие тридцатилетний делец обставил весьма солидно. В 1560 г. Хокинс появился в Лондоне и начал энергично убеждать толстосумов Сити поддержать его первую в британской истории работорговую экспедицию в испанскую Америку. Ему поверили, и такие столпы Сити, как сэр Лионель Дакетт, глава Московской компании, и сэр Томас Лодж, лондонский лорд-мэр, вступили в предложенный Хокинсом «работорговый синдикат».

В октябре 1562 г. три корабля под командой Хокинса направились к берегам Гвинеи. Хокинс рассчитал правильно: испанские колонисты остро нуждались в африканских рабах. Португальцы в Африке желали их продать. Этой сделке мешало испанское правительство, закрывшее португальцам дороги в Америку. Следовательно, как португальцы в Африке, так и испанские колонисты в Америке будут рады появлению корабля любой национальности, капитан которого предложит свои услуги. Хокинс быстро сговорился с португальскими работорговцами и, набив трюмы своих судов четырьмя сотнями черных рабов, направился к далекой Эспаньоле. Чтобы оправдаться перед испанцами, португальцы сообщили о том, что Хокинс захватил шесть их судов, которые везли более 500 невольников, а также слоновую кость и другой груз.

На Эспаньоле повторился тот же спектакль. Хокинс уведомил испанского губернатора Лоренцо Берналдеса о намерении продать негров. Губернатор ответил, что, согласно приказу его величества короля Испании, он не имеет права их купить. Тогда Хокинс высадил своих моряков на берег. Поддерживаемые огнем корабельных орудий, они захватили город, жители которого поспешили укрыться в горах. С наступлением темноты богатые торговцы вернулись в город, который, кстати сказать, совершенно не пострадал от обстрела. Сделка была совершена. Рабы были переданы новым хозяевам, деньги заплачены. В сентябре 1563 г. Хокинс благополучно вернулся к родным берегам. Каждый из членов «синдиката» получил свою долю прибыли, а Хокинс купил дом в Сити, недалеко от Тауэра.

Вдохновленный удачей, Хокинс решил предпринять новое плавание летом 1566 г. Испанский посол в Лондоне, узнав об этом, обратился с резким протестом к английской королеве. Хокинс был вызван в адмиралтейство и дал обещание не плавать к берегам Вест-Индии. И он сдержал слово. 9 ноября 1566 г. английский берег покинули четыре его корабля, но командовал ими капитан Джон Лоувелл. В этой экспедиции участвовал и получил первое боевое крещение молодой моряк Фрэнсис Дрейк.

II

Фрэнсис Дрейк родился на ферме в Кроундейле, недалеко от Тенвистонна, в Девоншире. Год его рождения неизвестен. Вероятнее всего, это был 1545 г. И вот почему. Ферма принадлежала родителям отца Фрэнсиса — Джону и Мэри Дрейкам. Землю, на которой находилась ферма, они арендовали у сэра Джона Рассела, впоследствии графа Бэдфорда, приближенного Генриха VIII. У Джона и Мэри Дрейков было несколько сыновей. Старший из них — Джон жил с родителями, и ферма перешла к нему. Младший — Эдмунд был моряком и вернулся на ферму лишь в 1544 г. Видимо, тогда же он женился, а на следующий год у него родился первенец — Фрэнсис.

Несмотря на огромную разницу в социальном положении, семья Дрейков была тесно связана как с семейством Расселов, так и Хокинсов. Старший сын Джона Рассела — Фрэнсис был крестным отцом сына Эдмунда Дрейка, который получил его имя.

Ревностный протестант, Эдмунд Дрейк вынужден был бежать с семьей из Кроундейла в Плимут, когда в 1549 г. началось крестьянское восстание. Дело в том, что с увеличением в конце XV в. сброса на английскую шерсть и повышением цен на нее овцеводство стало выгоднее земледелия. Крупные землевладельцы начали превращать земли своих поместий в пастбища. Более того, они захватили общинные земли, которыми пользовались ранее совместно со своими крестьянами-держателями, а затем сгоняли крестьян с их наделов и обращали эти наделы в пастбища, снося при этом крестьянские дома и целые деревни. Захваченные земли дворяне огораживали частоколом, канавами и живой изгородью. Этот процесс насильственного обезземеливания английского крестьянства получил название огораживания.

В XVI в. усилилась борьба английских крестьян против огораживаний. В 1547 г. выступления происходили в ряде районов Англии, особенно упорной была крестьянская борьба в Кенте. Летом 1549 г. крупное восстание вспыхнуло в Девоншире и захватило места, где жила семья Дрейков.

Во главе этих восстаний стояли дворяне-католики и католическое духовенство, которые попытались направить выступления крестьян против осуществляемой Генрихом VIII реформы церкви. Поводом к проведению этой реформы послужил отказ папы римского утвердить развод короля с его первой женой Екатериной Арагонской, родственницей испанского монарха Карла V. Папа также признал незаконной его дочь Елизавету, родившуюся от второго брака с Анной Болейн. В ответ на это английский парламент в 1534 г. освободил церковь в Англии от подчинения Риму и «актом о супрематии» провозгласил Генриха VIII ее главой. Парламентскими актами 1536 и 1539 гг. в Англии были закрыты все монастыри, а их имущество и земли конфискованы королем. В 1545 г. были закрыты все часовни, имущество которых также переходило королю. В 1547 г. Генрих VIII запретил чтение Библии. При Эдуарде VI английская церковь еще более отошла от католицизма. Лишь при его преемнице Марии Тюдор, дочери Генриха VIII от первого брака, ярой католичке, в Англии на короткое время восторжествовал католицизм.

Восставшие вскоре захватили Плимут. Эдмунд Дрейк с семьей бежал из города на корабле «Английская галера», капитаном которого был его брат Ричард Дрейк. Дрейки поселились недалеко от Чэтема, главной военно-морской базы Англии. С помощью Хокинсов Эдмунд Дрейк устроился корабельным священником. Домом Фрэнсиса, как и родившихся за ним еще одиннадцати детей Эдмунда Дрейка, стал корабль. Читать и писать Фрэнсис научился от отца и, надо сказать, до конца жизни не был особенно силен ни в том, ни в другом. Писание было для него всегда делом утомительным. Но оратором Фрэнсис стал прекрасным, о чем свидетельствовали впоследствии его коллеги по парламенту. По-видимому, Фрэнсису было не больше десяти лет, когда отец определил его юнгой на торговый корабль, совершавший рейсы во французские и нидерландские порты.

Через шесть лет фортуна улыбнулась Эдмунду Дрейку. В 1558 г., после смерти Марии Тюдор, английская корона перешла к Елизавете I, которая восстановила англиканскую церковь. Влиятельные друзья помогли Эдмунду в январе 1561 г. сменить место судового священника на викария церкви, находившейся в Кенте. В том же году умер владелец судна, на котором плавал Фрэнсис, завещав ему свой корабль. Так в 16 лет Фрэнсис стал капитаном и владельцем небольшого барка «Юдифь» водоизмещением в 50 т.

Когда Фрэнсис узнал о готовящейся Хокинсом новой экспедиции в Карибское море, он, не колеблясь, предложил ему свои услуги. Положение Фрэнсиса в экспедиции Лоувелла неизвестно. Ясно, что он не был ни капитаном, ни владельцем какого-либо из судов, участвовавших в этом плавании. Данные о том, как проходила первая половина плавания, можно найти только в португальских источниках. Согласно этим сведениям, Лоувелл на пути к берегам Гвинеи захватил пять португальских кораблей, на которых находились негры, а также груз воска и слоновой кости. Один из кораблей с захваченным грузом Лоувелл отправил в Англию, а с остальными четырьмя направился к берегам испанской Америки.

В Карибском море Лоувелл встретил французскую эскадру, которой командовал известный корсар Жан Бонтемпс. Дальше английские и французские корабли продолжали плавание вместе. В Рио-де-ла-Хача, небольшом поселении на побережье Колумбии, Лоувелл предложил испанцам купить привезенных рабов. О том, что за этим последовало, мы узнаем из отчета главы местной администрации Мигуэло де Кастелланоса испанскому королю Филиппу. Кастелланос сообщал о победе, которую испанцы в этом маленьком городке одержали над двумя корсарскими армадами: одной французской, а другой английской. Победа была одержана силами 60 местных жителей, неопытных в военном деле и плохо вооруженных. Этот необыкновенный успех Кастелланос объяснял исключительно божьей помощью и «умением нашего капитан-генерала», который доводился Кастелланосу родным братом. При поспешном бегстве Лоувелл якобы оставил на берегу 90 негров. Кастелланос спрашивал короля, можно ли распределить этих негров среди населения города, которое заслужило это своей храбростью^{22}.

Хокинс также объявил о неудаче экспедиции Лоувелла, объяснив, это «простоватостью моих заместителей, которые не знали, как делаются подобные дела»^{23}. По-видимому, сделка все-таки состоялась и обе стороны остались довольны друг другом. «Героическое» отражение нападения двух вооруженных армад горсткой испанских колонистов было лишь романтическим покровом, скрывшим от испанского правительства строго запрещенный им вид промысла.

Не успели корабли Лоувелла вернуться в Англию, а Хокинс уже подготовил новую экспедицию. Дело в том, что появившиеся в 1567 г. в Лондоне португальцы Антонио Луис и Андре Гомем сообщили британскому адмиралтейству, что им известен не захваченный еще никакой европейской державой район в Африке, где имеются богатейшие месторождения золота. Они вызвались показать англичанам путь туда.

Это была эпоха Великих открытий. Люди легко верили самым фантастическим рассказам о неведомых землях. Мир представлялся волшебным королевством, где всегда могло произойти что-то совершенно необычайное. Как-то известный английский капитан того времени Уолтер Рэли, разглядывая карту, спросил испанского картографа Педро де Сарминенто: «Что это за остров?» — «Он называется Островом Жены Художника, рисовавшего карту», — был ответ. «Почему?» — удивился Рэли. «Потому что она хотела иметь собственный остров, и художник поместил его на карте, чтобы доставить ей удовольствие»^{24}.

Рассказ португальцев очень заинтересовал не только адмиралтейство, но и правительство, и саму королеву. Джону Хокинсу была поручена организация экспедиции. Деньги на ее осуществление дали торговцы Сити. Взнос сделал лорд адмиралтейства Винтер. Королева дала два боевых корабля и приказала снабдить эскадру пушками из арсенала Тауэра. Сам Хокинс выделил четыре своих корабля.

В начале августа 1567 г., когда корабли экспедиции, готовые покинуть британские берега, прошли по Темзе, в Плимутской бухте появилась эскадра Лоувелла, вернувшаяся из Вест-Индии. Хокинс, не теряя времени, договорился с Дрейком и некоторыми другими участниками экспедиции о том, что они пойдут в повое плавание.

Подготовка Хокинсом заморской экспедиции не осталась незамеченной. Внимательно наблюдавший за подобными делами испанский посол де Сильва, несомненно, тут же сообщил об этом своему монарху. По-видимому, этим и объясняется неожиданное появление у Плимута мощной испанской эскадры под командованием фламандского адмирала барона де Вашена, пришедшей с «дружественным визитом». Королева Елизавета, уверявшая де Сильву, что ее корабли были направлены в Плимут для ремонта, приказала возможно любезнее принять испанскую эскадру.

Пока Хокинс и де Вашей обменивались любезностями, стало известно, что португальцы А. Луис и Д. Гомем тайно бежали во Францию. Это было весьма опасно для задуманного англичанами предприятия, и Хокинс предложил королеве новый план: вместо поисков неведомых золотоносных земель уже испытанную продажу африканских негров в Вест-Индию. Он обещал королеве в этом случае высокие барыши. Королева приняла план Хокинса.

2 октября 1567 г. флотилия из шести судов, ведомая флагманским кораблем «Иисус из Любека», раскрашенным в зеленый и белый цвета королевского флота, покинула Плимут. Как уже говорилось, королева дала два своих военных корабля. Это были «Иисус из Любека», купленный еще ее отцом Генрихом VIII в Любеке 30 лет назад, большой корабль водоизмещением 700 т, имевший 22 тяжелых и 42 легких орудия, и «Миньон», корабль меньших размеров (340 т). Первым командовал сам Хокинс, возглавлявший всю экспедицию, а вторым — капитан Хэмптон. Кроме этого, в состав эскадры входили небольшие суда «Уильям и Джон», «Ласточка», «Ангел» и «Юдифь». Последним командовал Фрэнсис Дрейк. Он же был и владельцем этого небольшого барка водоизмещением 50 т, обмененного или купленного взамен ранее принадлежавшего ему корабля.

Дрейк пробыл на родине лишь шесть недель. Но он успел за это время познакомиться с девушкой и принять твердое решение после возвращения из плавания жениться на ней.

Всего в экспедиции принимало участие до 500 человек.

В ноябре 1567 г. корабли Хокинса подошли к африканским берегам. Но все попытки захватить негров оканчивались неудачей. Англичане несли ощутимые потери. Сам Хокинс едва избежал смертиот отравленной стрелы, приняв противоядие, рекомендованное одним из местных жителей. Единственной удачей экспедиции был захват португальской каравеллы, которой командовал французский капитан Бланд. Корабль получил новое название «Божье благословение».

12 января 1568 г. английские корабли подошли к гвинейским берегам. Здесь, наконец, Хокинсу удалось договориться с местным царьком о доставке невольников. Царек обещал содействие, если Хокинс окажет ему помощь в борьбе с враждебным племенем. Хокинс согласился, и 15 января высадившиеся на берег британские моряки захватили и сожгли селение враждебного племени. Операцией руководил сам Хокинс. Было захвачено 250 человек. Еще столько же дал Хокинсу благодарный царек. Теперь надо было скорее идти к берегам испанской Америки. 3 февраля британские корабли покинули Гвинею. Почти через два месяца, 27 марта 1568 г., эскадра достигла острова Доминика в группе Малых Антильских островов. Затем корабли заходили к островам Маргариты и Кюрасао, недалеко от берегов Новой Андалузии, как тогда называлась Венесуэла, где англичанам также удалось продать небольшие партии рабов. Сделки происходили обычно под покровом ночи.

Формально заходы английских кораблей к островам объяснялись необходимостью пополнения запасов продовольствия и воды. Так, в письме губернатору острова Маргариты Хокинс со всей учтивостью писал: «Ваша милость, я подошел к Вашему острову лишь для того, чтобы дать возможность моим людям пополнить запасы продовольствия, которые Вы мне продадите за деньги или обменяете на наши товары, и предполагаю пробыть здесь самое большее около пяти или шести дней. В это время Вы и другие жители можете чувствовать себя в полной безопасности, ибо ни мной, пи кем-либо из моих людей не будет нанесено какого-либо ущерба.

Ее величество, королева Англии, моя повелительница; при моем отплытии из Англии приказала мне верно служить со всем моим флотом королю Испании, моему бывшему господину, если в этом возникнет необходимость в каком-либо из тех мест, в которые я буду заходить»^{25}.

В Кюрасао Хокинс разделил свою эскадру. Два корабля — «Юдифь» и «Ангел» — под командой Дрейка он направил в Рио-де-ла-Хача. Остальные суда Хокинс повел к Новой Андалузии. Подойдя к главному городу провинции — Борбурате, Хокинс направил испанскому губернатору Диего де Леону весьма учтиво составленное письмо, в котором объяснял /причину своего появления. Он хотел продать 60 рабов и некоторое количество английских товаров, чтобы заплатить своим солдатам. Ему известно, что испанский король запретил подобную торговлю. Но, может быть, все-таки губернатор сочтет возможным посетить его и обсудить дело. В этом случае он будет встречен самым дружеским образом.

От губернатора не ускользнуло слово «солдаты», а его люди уже успели подсчитать количество пушек на английских кораблях. К тому же Мадрид был далеко, а испанские гранды покидали свои богатые поместья на родине не ради склонности к «перемене мест», а для обогащения. Дон Диего был весьма опытен в делах колониального управления. И он медлил с ответом, закрывая глаза на действия Хокинса. Тот же, не теряя времени, открыл магазин в Борбурате и пригласил таможенников и потенциальных покупателей посмотреть привезенных им рабов. Сделка была осуществлена до того, как Хокинс получил, наконец, ответное послание от губернатора, в котором последний с сожалением сообщал о невозможности разрешить ему торговать в испанских колониях. Тем не менее английские суда продолжали стоять на якоре в заливе, и торговля выносливыми рабами и добротнейшей английской одеждой беспрепятственно продолжалась до тех пор, пока Хокинс не решил, что настало время идти на соединение с кораблями Дрейка.

Дрейк же, выполняя поручение Хокинса, прибыл в Рио-де-ла-Хача и обратился к уже знакомому ему по прошлогоднему плаванию Кастелланосу с просьбой разрешить набрать пресной воды. Кастелланос ответил огнем расположенных на берегу батарей. Дрейк в свою очередь приказал дать два орудийных выстрела в направлении дома Кастелланоса. На этом «сражение» закончилось, и корабли Дрейка, став на якорь, стали дожидаться подхода основной флотилии. Кастелланос тем временем строил фортификационные сооружения вокруг города.

По прибытии в Рио-де-ла-Хача Хокинс заявил Кастелланосу, что хочет продать 60 рабов. Испанец отказал ему. Тогда Хокинс высадил на берег 200 солдат и начал бомбардировку города. Испанские колонисты спрятались в окрестных лесах. Вошедшие в город британцы нашли его пустым. Переговоры с Кастелланосом возобновились. Последний еще немного поупрямился, но в конце концов согласился купить 60 рабов за 4 тыс. песо из государственных денег и еще 20 за 1 тыс. песо для своих лич-пых нужд. Практически же Хокинс продал в Рио-де-ла-Хача 150 негров и покинул город, оставив Кастелланоса объясняться с испанским монархом по поводу совершенной сделки. Кастелланос и на этот раз вышел из положения с успехом. В письме к королю он писал, что он заплатил 4 тыс. песо англичанам, чтобы выкупить захваченных ими испанцев, а также за то, чтобы они не сожгли город.

Продолжая плавание, Хокинс посетил еще несколько городов, где, как он писал, «испанское население было радо нам, и торговля шла успешно»^{26}. Но в Картахене, крупнейшем торговом порту Новой Мексики, губернатор наотрез отказался иметь дело с англичанами. Хокинс пробовал для устрашения бомбардировать город, но безуспешно. Испанцы отвечали огнем своих батарей. В состав гарнизона Картахены входили 500 пехотинцев, отряд кавалерии и несколько тысяч вооруженных индейцев. Хокинс отказался от попытки нападения на город. И хотя у него оставалось еще 50 негров и некоторое количество английских товаров, он решил, что пора возвращаться домой. Приближался август, а с ним наступал период плохой погоды.

24 июля Хокинс покинул Картахену. Он пошел на северо-запад к берегам Кубы с тем, чтобы, обогнув остров, пройти мимо Флориды в Атлантику. Но страшный шторм, разыгравшийся 12 августа и продолжавшийся четыре дня, сильно потрепал его корабли, особенно старый «Иисус из Любека».

Хокинс безуспешно пытался найти подходящую гавань на побережье Флориды, когда налетел новый шторм. «Иисус из Любека» едва держался на воде. Конечно, можно было снять с судна людей и ценный груз на другие суда, а затем потопить его на дне Мексиканского залива. Это было бы естественное и самое верное решение. По корабль являлся собственностью королевы, а Хокинс не мог представить себе аудиенции у Елизаветы по прибытии в Лондон, на которой он должен был бы сказать ей, что благополучно вернулись все корабли, кроме королевского судна.

Хокинс колебался в принятии решения. Но тут он встретил и захватил три испанских судна. Испанцы посоветовали ему идти в порт Сан-Хуан-де-Улоа, находящийся в 15 милях к югу от города Вера-Круз, из которого вывозилось в Испанию серебро, добываемое в рудниках Мексики. Испанцы также сказали Хокинсу, что скоро туда должен подойти из Севильи флот за серебром.

Корабли, перевозившие драгоценный груз, усиленно охранялись. Капитан-генерал вест-индской торговли Педро Менендес де Авилес предложил королю ничем, кроме драгоценностей, не загружать флагманский («капитана») и вице-флагманский («адмиранта») кораблп этих флотов, а как можно сильнее их вооружить, приготовив для возможных встреч с пиратами. Кроме того, он предложил построить 12 мощно вооруженных галионов сопровождения. Такие корабли были быстро построены на верфях в Бискайском заливе. Хокинс не мог не знать об этом. Поэтому посещение Сан-Хуан-де-Улоа при таких обстоятельствах представлялось ему делом весьма опасным. Но он решил рискнуть, надеясь на свою опытность и счастливую звезду.

Вместе с захваченными испанскими судами британские корабли 15 сентября 1568 г. вошли в гавань Сан-Хуап-де-Улоа. Испанские власти при появлении кораблей приняли их за ожидавшийся флот из Севильи и потому приготовили пышную встречу. Велико же было их разочарование и огорчение, когда они поняли, что пришли британские корабли.

Однако Хокинс делал все, чтобы доказать испанцам свои добрые намерения. Он заявил, что не собирается отбирать у них сокровища, подготовленные для отправки в Испанию. Он хочет лишь просить разрешения произвести ремонт своих кораблей и пополнить запасы воды и продовольствия. Хокинс послал письмо вице-королю Мексики с одним из испанцев с захваченного корабля. В своем послании он писал, что, будучи подданным британской королевы, любящей сестры короля Филиппа, он надеется на покровительство вице-короля в случае прихода в порт испанского флота. Всех захваченных испанцев он, конечно, освободит и передаст властям их корабли. В то же время Хокинс высадил небольшой отряд моряков на одном из островов залива и установил там орудия. Казалось, все предусмотрено.

Но через два дня после прихода англичан в Сан-Хуан-де-Улоа, утром 17 сентября, показались корабли испанского «золотого флота». Это была первая эскадра, организованная так, как предлагал Менендес. Она состояла из 13 кораблей, ведомых королевским галионом. Ею командовал Франциско де Луксан. На борту флагманского корабля находился новый вице-король Мексики Мартин Энрикес.

Дон Мартин направил Хокинсу письмо, в котором сообщал, что если англичане беспрепятственно впустят испанские корабли во внутреннюю часть гавани, то он гарантирует им свободный выход из нее. Хокинс не поверил обещанию вице-короля и в ответном письме предложил другое: во-первых, ему должна быть дана возможность купить продовольствие на берегу на деньги, которые он выручит от одновременной продажи находящихся у него рабов; во-вторых, ему будет дана возможность произвести ремонт своих судов; в-третьих, высаженный на острове британский гарнизон должен находиться там до ухода английских кораблей; в-четвертых, договаривающиеся стороны обмениваются 12 заложниками.

Доп Мартин возражал против предложений Хокинса, говоря, что он дал свое слово, слово вице-короля, в обеспечение безопасности англичан и этого вполне достаточно. Если Хокинс не уступит, то он, имея тысячу солдат, войдет в гавань с боем. Хокинс был не робкого десятка. «Если он вице-король, — ответил Хокинс, — то я представляю здесь мою королеву и, таким образом, я такой же вице-король, как и он, и если у него есть тысяча человек, то для своих ядер и пуль я найду хорошее применение»^{27}.

Прошло три дня, а соглашение достигнуто не было. Наконец, 20 сентября вице-король сообщил, что принимает условия Хокинса. Хокинс вошел на борт адмиральского корабля, где было подписано долгожданное соглашение, и произошел обмен заложниками. Торжественно прозвучали трубы, раздались залпы приветственных салютов, и испанский флот вошел в гавань. Гавань была очень маленькой, и испанские корабли стали совсем рядом с английскими. Ближе всего стоял «Миньон». Между ним и ближайшим испанским кораблем было примерно 17 м. Капитаны испанских кораблей были в высшей степени любезны и предупредительны. Но от Хокинса не укрылись опасные действия дона Мартина. Тот послал на лодке своего гонца к губернатору порта с приказом собрать на берегу тысячу солдат в полной боевой готовности.

В течение двух дней, пока команды судов обменивались любезностями, к берегу были стянуты войска; и Хокинс увидел, что ночью между «Миньоном» и испанским кораблем встало большое торговое судно водоизмещением 800 т. Оно почти касалось борта «Миньона». Хокинс также заметил, что на это судно перешли моряки с других испанских кораблей. Он послал протест вице-королю. Последний отвечал, что дал приказание прекратить всякие действия, вызывающие подозрения англичан. Но Хокинс, видя, что ничего не изменилось, послал вторичный протест, направив к вице-королю Роберта Барретта с «Иисуса из Любека», хорошо говорившего по-испански. Положение осложнялось еще и тем, что значительная часть английских матросов сошла на берег, где испанские хозяева усердно угощали их вином. Вице-король, поняв, что Хокинс догадался о его намерениях, приказал запереть Барретта в каюте, выбежал на палубу и взмахнул белым шарфом. Затрубили трубы и масса людей хлынула с испанского судна на «Миньон». С другого борта у «Миньона» стоял «Иисус из Любека», и Хокинс приказал солдатам и матросам переходить с пего на «Миньон». Одновременно был дан выстрел по вице-адмиральскому кораблю, которым был взорван пороховой склад и убито 300 испанцев. «Миньон» был отбит. В сражение вступили все корабли. В маленькой гавани, шириной всего в полмили, жестоко бились 20 судов. Пороховой дым окутал корабли. Ничего нельзя было разобрать. Можно сказать с уверенностью, что если бы англичанам удалось сохранить свои позиции на островке, в центре гавани, то победа была бы за ними. Но испанский отряд, сосредоточенный на берегу, неожиданно захватил остров. Все английские солдаты, находившиеся там, были убиты, орудия повернуты в сторону британских судов. Были потоплены «Ангел» и «Ласточка». «Божье благословение» был сильно поврежден, и капитан Бланд приказал зажечь его и направить в сторону испанских судов. Сам же он с уцелевшими членами экипажа перешел на борт «Иисуса из Любека». Испанцы потеряли четыре корабля. Большой ущерб врагу наносила артиллерия флагмана англичан. Находившийся там Хокинс руководил сражением с большим хладнокровием. Во время особенно ожесточенного обстрела он послал своего слугу за пивом. Выпив пива из серебряного кубка, Хокинс поставил его на борт судна. Но в тот же момент кубок был сбит испанским ядром. Обратясь к пушкарям, Хокинс воскликнул: «Ничего не бойтесь, бог, который спас меня от этого выстрела, избавит нас и от этих предателей и негодяев»^{28}.

Однако испанские ядра сделали свое дело. «Иисус из Любека» почти тонул. Хокинс приказал «Юдифи» и «Миньону» подойти вплотную к флагману, для того чтобы забрать людей и перегрузить находившиеся в трюмах товары и приобретенные у испанцев драгоценности. Это было сделано. Оба судна подошли к «Иисусу», и работа началась. Но вскоре англичане увидели несущиеся на них охваченные огнем два испанских корабля. Этот прием широко практиковался в то время. В данном случае испанцы подожгли специально купленные по приказу вице-короля частные торговые суда. При виде этих огромных плывущих факелов англичан охватила паника. Тогда Хокинс решил пожертвовать «Иисусом из Любека» и уходить из Сан-Хуан-де-Улоа на «Юдифи» и «Миньоне».

Но случилось так, что корабли возвращались домой раздельно. Чем это объяснялось, сказать трудно: сохранившиеся сведения очень противоречивы. Одни обвиняют Дрейка в том, что он в трудную минуту бросил Хокинса. Другие его оправдывают. В своем отчете Хокинс писал, что «Юдифь» бросила нас в нашем несчастье». Но в то же время он сообщает, что Дрейку было приказано подойти к «Миньону» и «забрать людей и необходимые вещи, и он это сделал»^{29}. Во всяком случае, когда по возвращении адмиралтейство начало расследование всех обстоятельств плавания, Дрейку не было предъявлено никаких обвинений. Деловые и дружеские отношения с Хокинсами у него сохранились до конца его дней. Вероятнее всего, Дрейк, взяв людей и грузы, считал своей главной задачей привести благополучно «Юдифь» в Англию, что и было им выполнено. 20 января 1569 г. «Юдифь» подошла к Плимуту. Судно было в хорошем состоянии, на его борту находилось 65 человек.

Обратное плавание «Миньона» сложилось поистине трагически. На судне находилось 200 человек, а продовольствия почти не было. Было ясно, что людей ждет в море голодная смерть. Тогда 100 человек добровольно вызвались остаться на берегу, чтобы дать шанс остальным добраться домой. Они были высажены на испанском берегу. Лишь двум из них, М. Филипсу и Д. Хартору, через много лег, уже к концу столетия, удалось вернуться домой. Остальные погибли в застенках инквизиции и на галерах. Оставшимся на судне это все равно не помогло. Продовольствие быстро кончилось, были съедены собаки, кошки, крысы и попугаи, имевшиеся на судне. Смерть косила людей. Но все-таки Хокинс довел свой корабль до Плимута. Он вернулся домой на пять дней позже Дрейка, 25 января 1569 г., через четыре месяца после ухода из Сан-Хуан-де-Улоа. На борту «Миньона» осталось в живых лишь 15 человек.

Всю свою жизнь Дрейк не мог простить Мартину Энрикесу его коварства в Сан-Хуан-де-Улоа.

III

Когда «Юдифь» и «Миньон» совершали свое трудное обратное плавание, в Англии в ноябре 1568 г. произошло событие чрезвычайной важности: в портах страны неожиданно оказалось большое число испанских судов. Для того чтобы понять происшедшее, надо сделать небольшое отступление.

За год до этого, осенью 1567 г., испанский король Филипп II приказал войскам под командованием испанского гранда дона Фердинанда Альварес де Толедо, герцога Альбы, войти в непокорные Нидерланды для истребления там «духа мятежа и ереси». Армия Альбы состояла из трех бригад, укомплектованных опытными солдатами, которые, пока им платили жалованье, были лучшим войском Европы. Обходились же они королю дорого. В бригаде было около 3 тыс. солдат, стоивших испанской казне 1,2 млн. дукатов в кампанию. Один из прибывших отрядов расположился в Генте, другой — в Льеже, третий — в Брюсселе.

Деньги для выплаты жалованья солдатам перевозились на судах. И вот в ноябре 1568 г., когда испанский флот, перевозивший деньги, находился в Ла-Манше, на него напали французские корсары. Флот разделился на три группы, нашедшие спасение в трех английских портах: Фалмуте, Плимуте и Саутгемптоне. Испанский посол Гуэро де Спее обратился к английскому правительству, прося перевезти все деньги, находящиеся на кораблях, в Дувр, где они опять будут погружены на испанские суда. Правительство обещало это сделать, а королева даже предложила эскортировать своими судами испанский флот до Нидерландов. Испанского посла несколько озадачила такая предупредительность, но ему ничего не оставалось, как согласиться с предложением английского правительства. Следует сказать, что выплата таких огромных сумм была не под силу даже столь богатому человеку, как испанский король. Ему приходилось брать займы у банкиров. Деньги, попавшие в руки англичан, были взяты у генуэзского банкирского дома Спинолы. В конце ноября Бенедикт Спинола, представитель банка в Лондоне, получил известие от своего агента в Испании о том, что экспедиция Хокинса окончилась неудачей. Все ее участники, включая Хокинса, якобы были убиты. Спи-нолу очень обеспокоило это известие. Он понимал, что оно может осложнить отношения между Англией и Испанией, что, в свою очередь, повлечет потерю денег. Но, думал он, деньги принадлежат банку, пока не будут переданы герцогу Альбе в Антверпене. Значит, еще есть время остановить операцию.

Спинола написал о полученных известиях британскому адмиралу У. Винтеру, корабли которого стояли в Плимуте. Винтер немедленно переслал это письмо Уильяму Хокинсу, брату Джона. Получение страшного известия не лишило У. Хокинса деловой сметки. Он сразу же начал действовать, стараясь извлечь максимум прибыли из создавшейся ситуации.

На следующий день У. Хокинс написал письмо государственному секретарю Уильяму Сесилу, прося его лично допросить Спинолу, и, если тот подтвердит все, что написал в своем письме, немедленно наложить секвестр на испанские деньги. Сесил не колебался в принятии решения. 8 декабря деньги были в руках англичан. Разозленный дон Гуэро обратился к герцогу Альбе, прося его наложить эмбарго на собственность всех британских подданных в Нидерландах. 19 декабря герцог Альба выполнил просьбу посла. В тот же день дон Гуэро потребовал от английского правительства возвращения денег. В ответ королева Елизавета наложила эмбарго на всю испанскую собственность в Англии, что намного превышало стоимость британского имущества в Нидерландах.

Наложение королевой эмбарго послужило основанием для захвата товаров испанских кораблей. Герцог Альба послал своего представителя д’Ассонлевилля в Лондон для переговоров. Тем временем испанские корабли, находящиеся в портах Англии, были конфискованы, а их экипажи арестованы. Захваченные деньги были перевезены в Тауэр. Доц Гуэро находился под домашним арестом. Прибыв в Лондон, д’Ассонлевилль был арестован, так как не имел верительных грамот от испанского короля.

Но 26 января 1569 г. Дрейк вернулся в Плимут. В ту же ночь У. Хокинс послал с ним письмо королеве, прося ее возместить понесенные экспедицией большие убытки из средств, полученных от конфискации испанской собственности в стране. Аналогичное письмо оп написал и Сесилу. Через неделю, однако, в Плимут вернулся Д. Хокинс, и вопрос о компенсации повис в воздухе. Спор же между Елизаветой и Филиппом был решен следующим образом. Королева взяла на себя долг Филиппа генуэзским банкирам, а Филипп решил впредь посылать деньги армии Альбы сухопутным путем, несмотря на то что это и медленно, и дорого. Одна такая перевозка требовала 17 повозок, пять смен лошадей и 200 солдат конвоя.

Джон Хокинс и Фрэнсис Дрейк горели огнем мщения. Но пути мести они выбрали разные. Хокинс прикинулся преданным союзником короля Филиппа. Он вызвался своим флотом охранять подступы к испанской Америке от вражеских кораблей всех национальностей. Для этого он имел достаточный флот, насчитывавший 16 кораблей. В распоряжении Хокинса находилось 500 матросов. За свои услуги Хокинс ожидал различных благ от испанцев: участие в доле вест-индской торговли, особые привилегии для себя в сравнении с другими иностранными купцами.

Для лучшего осуществления своего плана Хокинс даже стал участником заговора против своей королевы. Дело в том, что в это время в глубокой тайне готовилось свержение Елизаветы с престола. Вместо нее испанский король хотел сделать английской королевой Марию Стюарт, королеву Шотландии, находившуюся в заточении в Англии. Нити заговора сосредоточивались у итальянского банкира Ридольди, агента папы римского. После захвата престола Марией Шотландской герцог Альба должен был высадить войска в Англии, использовав для их переброски флот под командованием герцога Медины. Хокинс просил испанского посла передать королю, что он в критический момент поддержит испанцев. И посол, и король Филипп поверили в искренность англичанина. За свои услуги Хокинс просил освободить его матросов в испанских тюрьмах и возместить ему понесенный ущерб. К концу августа 1571 г. его матросы были освобождены и отправлены на родину, получив по 10 дукатов каждый. Хокинс же получил 40 тыс. ф. ст. Кроме того, король Филипп выдал ему патент на звание испанского гранда. Хокинс вошел в такое доверие к испанскому послу, что тот сообщал ему о каждом шаге, предпринятом заговорщиками. На самом же деле Хокинс и не думал изменять королеве. Он действовал с согласия английского правительства и обо всем его постоянно информировал. В январе 1572 г. королева приказала испанскому послу немедленно покинуть Англию. Заговор был раскрыт. Посол так никогда и не узнал, кому он обязан провалом безукоризненно, казалось бы, спланированной операции.

План мщения, задуманный Дрейком, вполне соответствовал его характеру. Он был смелым до дерзости. Дрейк бросал вызов самому могущественному монарху мира. Он решил нанести решительный удар Испании там, где сосредоточивались все сокровища, дававшие силу иберийскому владыке. В Сан-Хуан-де-Улоа Дрейк увидел, как стекается серебро Мексики к Атлантическому побережью. Он узнал, что ежегодно все драгоценности, добытые на перуанских рудниках, доставляются на Тихоокеанское побережье Панамы, а оттуда на мулах переправляются в Номбре-де-Диос, порт на Атлантическом побережье. К тому времени сюда приходит испанский флот из Севильи, обычно в составе 70 кораблей, который и доставляет драгоценности в Испанию. Дрейк решил нанести удар именно здесь, в «сокровищнице мира», как называли это место пираты всех стран.

Но сначала Дрейк, как он задумал еще до плавания в Сан-Хуан-де-Улоа, женился на Мэри Ньюмен. Это произошло 4 июля 1569 г. Фрэнсису было 25 лет, его невесте — 17. Ее отец — Гарри Ньюмен — тоже был моряком.

Вскоре после свадьбы Дрейк отправился в Карибское море. Это плавание было одним из этапов подготовки к задуманной экспедиции в Панаму. Оно осуществлялось с такой большой секретностью, что не осталось никаких документов, никаких письменных следов. Неизвестно, когда оно началось и когда кончилось, как проходило. Известно лишь, что в плавании принимали участие два корабля — «Лебедь» и «Дракон», что оно осуществлялось на средства адмирала Винтера. Вероятно, это происходило в конце 1569 — начале 1570 г.

В следующем году Дрейк снова уходит в плавание. На этот раз на свой страх и риск. Никаких компаньонов у него не было. Плавание осуществлялось на небольшом барке «Лебедь» водоизмещением 30 т. Дрейк не афишировал и это предприятие.

На побережье Панамы между Сантьяго-де-Толу и Номбре-де-Диос Дрейк обнаружил великолепную бухту. Она была достаточно широка и глубока, хорошо защищена от ветров. На берегу росло много фруктовых деревьев. Дрейк назвал бухту Портом Фазанов, потому что там он увидел множество этих птиц. Прежде чем корабли Дрейка покинули бухту, он приказал очистить берег от зарослей, прорубить просеки в лесу и спрятать запасы продовольствия. Все это он держал в строгом секрете. Подготовка к давно задуманной экспедиции была закончена. Пора было ее начинать.

Глава 2 ПУТЬ К «СОКРОВИЩНИЦЕ МИРА»

I

24 мая 1572 г. Фрэнсис Дрейк на двух кораблях «Паша» (70 т) и «Лебедь» (30 т) покинул Плимут, бросая вызов самому могущественному флоту мира. Сам Дрейк находился на «Паше», «Лебедем» командовал его младший брат Джон. Корабли имели запасы продовольствия на год, были хорошо оснащены артиллерией. На борту «Паши» в разобранном виде находились пинпасы (род галер, пригодных и для паруса, и для весел, и для береговой, и для речной службы). В экспедиции принимало участие 73 человека. Всем им, кроме одного, было до 30 лет.

Через 12 дней корабли достигли Канарских островов, а на 37-й день плавания они были в Карибском море между островами Доминика и Гваделупа. Дрейк приказал стать на якорь у скалистого необитаемого острова в пяти милях от острова Доминика. Это была первая стоянка со времени выхода из Плимута. Были пополнены запасы пресной воды из ручьев, стекавших с гор. Три дня команды судов отдыхали. 1 июля Дрейк покинул остров, держа курс на Кабо-де-ла-Вела. 12 июля он увидел Порт Фазанов.

Дрейк приказал спустить лодку. Подойдя к суше, Дрейк увидел, что берег опять зарос так, как будто его не очищали год тому назад. Место казалось необитаемым. Но вдруг Дрейк увидел дымок над деревьями. Это крайне встревожило его. У него с собой не было оружия. Он вернулся на «Пашу», захватил вторую лодку с вооруженными людьми и опять подошел к берегу. На этот раз он высадился. Никого не было видно. Стояла полная тишина. Слышалось лишь пение птиц и дымилось подожженное дерево. Но когда Дрейк подошел к нему, он увидел на соседнем дереве блестевшую в лучах солнца металлическую табличку, на которой было нацарапано: «Капитан Дрейк. Если судьба приведет вас в этот порт, немедленно уходите! Испанцы обнаружили это место и взяли все, что вы здесь оставили. Я ухожу отсюда сегодня, 7 июля 1572 г. Любящий вас друг Джон Гарретт».

Значит, Гарретт был здесь лишь пять дней назад. Дрейк знал этого капитана из Плимута. Вероятно, люди из его команды, участвовавшие в предыдущем плавании и перешедшие на службу к Гарретту, показали эту бухту своему новому капитану. А тот, обнаружив следы испанцев, предупредил Дрейка.

Что было делать? Самсе благоразумное — уйти. Но это было не в правилах Фрэнсиса Дрейка. Он решил закрепиться на берегу. Другой столь удобной гавани для осуществления его плана не было. Тем более что ближайшее поселение испанцев находилось не ближе, чем в 100 милях от Порта Фазанов, и опасность неожиданного нападения испанцев была невелика. Дрейк приказал поставить «Пашу» и «Лебедя» на якорь в гавани. Затем на берегу началось строительство форта. Одна его сторона была обращена к заливу, и в случае опасности можно было быстро покинуть форт, пересев на пиннасы. Растительность на расстоянии 20 м от форта была вырублена.

На следующий день Дрейка ждал сюрприз, которого он менее всего мог ожидать. В гавань вошло английское судно. Дрейк узнал его. Корабль принадлежал знакомому ему Эдварду Хореи. Командовал им Джемс Ренс. На судне было 30 человек экипажа. Среди них оказались матросы, плававшие в прошлом году с Дрейком и теперь показавшие новому хозяину заветную гавань. Вероятно, неожиданное появление соотечественников не обрадовало Дрейка, но он решил и это обстоятельство обратить в свою пользу. Он предложил Ренсу участвовать в его экспедиции, тем более что у Ренса было два захваченных по пути испанских судна.

Неделю шли приготовления. 20 июля корабли и пиннасы покинули Порт Фазанов и поплыли вдоль побережья Панамы. Через три дня они обнаружили три маленьких острова, густо покрытых растительностью. Дрейк назвал их Сосновыми островами. Там он встретил два испанских судна из Номбре-де-Диос, команды которых состояли из негров. От них Дрейк узнал очень важные новости. Население Номбре-де-Диос было очень встревожено и даже обратилось к губернатору Панамы с просьбой прислать войска. «Не потому ли, что они узнали, что я здесь», — осведомился Дрейк. «Нет, — отвечали ему. — Мароны напали на город».

Здесь надо сделать небольшое пояснение. Подвергавшиеся нещадной эксплуатации на плантациях испанских колонистов негры массами бежали в горы. В 1570 г. епископ Панамы писал королю Филиппу, что из каждой тысячи привезенных негров 300 убегают. Беглецы захватывали с собой негритянских и индейских женщин и создавали в труднодоступных местах поселения. Оттуда они нападали на испанцев. За десятки лет численность беглых рабов, или, как их называли, маронов, стала весьма внушительной, и они держали в страхе испанскую колониальную администрацию.

Негры рассказали Дрейку, что мароны захватили в Номбре-де-Диос 13 негритянских женщин, стиравших белье на реке. А шесть недель тому назад неожиданно напали на город. Можно представить, с каким интересом выслушал Дрейк этот рассказ. Он отпустил негров на свободу, не боясь, что они расскажут о его появлении. Он был уверен, что будет в Номбре-де-Диос раньше их.

Дрейк оставил корабли на попечение Ренса, а сам с 70 матросами, своими и Ренса, на четырех пиннасах (три его и одна с корабля Ренса) поплыл к Номбре-де-Диос. 28 июля он достиг острова, находившегося в 70 милях от Сосновых островов. Ранним утром Дрейк высадил на острове своих людей, раздал оружие и произнес напутственную речь. «Операции обеспечен несомненный успех, — сказал он. — Город не защищен, никто нас не ждет. Наши люди отчаянные храбрецы. Город будет взят».

К вечеру Дрейк приказал двигаться дальше. Пинпасы держались близко к берегу, чтобы дозорные в Номбре-де-Диос их не обнаружили. Когда до порта оставалось всего шесть миль, Дрейк приказал остановиться. Дождались полной темноты и вновь поплыли. Стараясь производить как можно меньше шума, вошли в гавань. Стали на якорь. Дрейк шепотом отдал приказание всем отдыхать. Спутники Дрейка были очень молодые люди, почти мальчики. Нервы их были напряжены. Полная темнота действовала угнетающе. В голову лезли тревожные мысли. Вспоминались рассказы встреченных негров о Номбре-де-Диос. Воображение рисовало его в виде большого города, подобного Плимуту. Смогут ли они его захватить? Дрейк уловил настроение своих людей. Бездействие угнетало их. Надо было что-то предпринять. Увидев, что луна показалась над горизонтом, Дрейк воскликнул: «Солнце встает. Начинается день. Время пришло!». Атака на Номбре-де-Диос началась в три часа утра, на час раньше намеченного времени.

Но опять неожиданность поджидала Дрейка. Через несколько минут после того, как пиннасы двинулись к берегу, в залив вошло испанское торговое судно. Двигавшиеся по заливу четыре незнакомых корабля вызвали подозрение испанского капитана, он понял, что случилось неладное. С корабля была спущена лодка с гонцом, чтобы предупредить людей в городе. Дрейк, увидя это, закрыл своими судами подход к берегу, отрезав лодке путь. Его матросы в это время уже высадились на суше. Они увидели шесть пушек, установленных на платформе, возвышавшейся над заливом, которые охранял лишь один солдат. Увидев высадившихся на берег англичан, он убежал. Вскоре в городе зазвонили колокола, раздался барабанный бей. Вероятно, убежавший солдат поднял тревогу.

Оставив 12 человек охранять пиннасы, Дрейк повел остальных на вершину холма, находившегося в восточной части города. Там, как ему сообщили встреченные негры, стояла артиллерийская батарея, которая могла обстреливать весь город. Но ее не оказалось. Хотя места для установки пушек были сделаны, самих пушек не было. Дрейк дал приказ атаковать город. Его брат Джон и высокий сероглазый девонширец Джон Оксенгем с 16 людьми пошли к зданию казначейства. Сам Дрейк повел 40 человек к рынку, находившемуся в центре города, приказав бить в барабаны и трубить, чтобы усилить страх жителей. Но уже рассвело, и испанцы увидели, что силы напавших незначительны. Они приободрились. Дрейк был ранен в ногу. Испанцы перешли в атаку. Но неожиданно за их спинами раздался боевой клич англичан: «Святой Георгий!». Это Джон Дрейк со своими людьми напал на испанцев с тыла. Те дрогнули и побежали. Дрейк остался хозяином положения. Было взято несколько пленных. Дрейк приказал привести их к нему. «Где дом губернатора?» — спросил он. Получив ответ, Дрейк бросился туда. В доме губернатора складывалось серебро, доставляемое мулами. Именно серебро, а не золото. Подойдя к дому, Дрейк увидел, что дверь открыта. Около нее стоял прекрасный пони. Он был оседлан и, казалось, поджидал хозяина или хозяйку. Но дом был пуст, Зажженные канделябры на верху лестницы бросали желтый свет на стены. Но Дрейка не отвлекла эта романтическая картина. Он спешил к драгоценностям. Ему говорили, что они находятся в подвале дома.

Спустившись в подвал, Дрейк и его люди увидели груды серебра. Но Дрейк запретил трогать его. «Мы не можем сейчас его взять с собой, — сказал он. — Мы должны сражаться. Город полон вооруженных людей. Они преследуют нас. Да потом ведь это лишь серебро, а золото и бриллианты в казначейском доме на берегу залива. Скорее туда, там мы возьмем столько драгоценностей, что они смогут утопить наши пиннасы. Надо спешить».

Матросы послушались Дрейка и пошли за ним. Но вскоре Дрейк получил известие, что пиннасы на берегу могут быть захвачены испанцами, если он со всеми людьми до наступления темноты не придет на помощь. Дрейк тотчас послал брата и Оксенгема сообщить, что он скоро придет к берегу, а сам направился к дому казначейства. Вернувшиеся Джон Дрейк и Оксенгем рассказали, что марон по имени Диего прибежал из города к пиннасам и просил охранявших их матросов спасти его. Диего рассказал, что неделю тому назад 150 солдат были посланы губернатором Панамы защитить город от маронов, т. е. он подтвердил то, что Дрейку рассказали негры с встретившихся ему испанских судов. Обстановка с каждой минутой становилась все опаснее. Дрейк должен был действовать быстро и точно, чтобы сокровища оказались в его руках.

Но тут счастье изменило Дрейку. Разразился сильнейший тропический ливень. У людей Дрейка вымок порох, запалы мушкетов гасли, тетива луков ослабла. Все были близки к панике. Тогда Дрейк закричал: «Я привел вас в «сокровищницу мира». Если вы уйдете отсюда без сокровищ, то вините в этом только себя!»^{30}

На его счастье ливень прекратился так же неожиданно, как и начался. Дрейк приказал брату и Оксенгему идти в дом казначейства. Сам же направился к рынку. Но неожиданно покачнулся и упал. Из полученной утром раны хлынула кровь. Он скрывал ранение, чтобы не пугать своих спутников. Его люди бросились к нему, перевязали рану и стали настаивать, чтобы он вернулся на пиннасы. Дрейк отказывался, но силы покидали его, он потерял слишком много крови. Матросы отнесли Дрейка на пипнасу.

Опасность потерять капитана заставила их забыть о богатствах, хранящихся в городе. Его жизнь была им дороже всех сокровищ испанской Америки: без него они не смогли бы вернуться на родину.

Переправив на пиннасы всех раненых и захватив испанский корабль, помешавший им на рассвете благополучно осуществить намеченную операцию, экспедиция Дрейка покинула Номбре-де-Диос. На захваченном корабле оказался груз вина с Канарских островов, и это несколько уменьшило горечь неудачи. У Дрейка был убит один человек, испанцы потеряли 18.

Пройдя несколько миль, пиннасы Дрейка подошли к небольшому острову Бастиментос, который служил местом летнего отдыха жителей Номбре-де-Диос. Там Дрейк и его люди увидели множество садов, где росли различные плодовые деревья. Было много кур и незнакомых, очень приятных на вкус, птиц. Люди отдыхали, залечивали полученные раны. Никто их не беспокоил. Казалось, испанцы забыли про них.

Но через два дня на острове появился изящный молодой человек и сказал, что он послан губернатором. Дрейк, хотя и решил, что это губернаторский шпион, принял молодого человека со всей любезностью. Дрейк осведомился о причине его визита. Испанец ответил, что губернатор хотел бы узнать, тот ли это Дрейк, который уже дважды побывал в испанской Америке и оставил о себе хорошую память гуманным обращением с захваченными им испанцами. «Я тот самый Дрейк», — ответил капитан. Посланец губернатора также хотел узнать, не были ли отравлены те стрелы, которыми были ранены многие испанцы во время столкновения в Номбре-де-Диос, и если да, то как надо лечить раны. Наконец, губернатор хочет знать, не нуждается ли Дрейк в продовольствии: он готов прислать ему все необходимое.

Дрейк отвечал, что не в его обычае использовать отравленные стрелы и что любой хирург в состоянии лечить эти раны. Что касается продовольствия, то на острове он имеет его в изобилии. Но тут хладнокровие покинуло Дрейка. «Я советую губернатору смотреть во все глаза, — зло сказал он испанцу. — До своего ухода, если бог сохранит мою жизнь, я намерен собрать часть вашего урожая, который вы снимаете с этой земли и посылаете в Испанию, чтобы держать в беспокойстве весь мир».

Подхватив конец фразы Дрейка, посланец губернатора сказал: «Могу ли я позволить себе узнать, почему вы в таком случае не взяли 360 т серебра, находящегося в губернаторском доме, и еще большего количества золота, хранившегося в железных ящиках казначейского дома?» Дрейк ответил, что был ранен и люди унесли его. Испанец вежливо отметил, что в таком случае его люди так же благоразумны, как и храбры. Номбре-де-Диос, добавил он, не ищет реванша, но подготовился к уверенной обороне^{31}.

Диалог весьма характерный для того времени, и окончился он вполне в духе века: Дрейк пригласил посланца губернатора отобедать с ним. Во время обеда Дрейк был изысканно любезен, а когда испанец собрался уходить, сделал ему богатый подарок. Возвратясь в Номбре-де-Диос, посланец губернатора говорил, что «никогда за всю его жизнь ему не оказывалось такой чести».

На острове Дрейк имел еще более важный разговор со спасенным мароном Диего. Из его рассказа Дрейк узнал, что река Чегрес имеет выход в Карибское море в 18 лигах от Номбре-де-Диос. Именно туда подходят небольшие суда, поскольку река слишком мелка. Затем они плывут по реке до города Вента-Круз, находящегося в 18 лигах от устья реки и всего в 5 лигах от города Панама на Тихоокеанском побережье, куда доставляются драгоценности из Перу. Из Панамы они на мулах переправляются в Вента-Круз, а там перегружаются на подошедшие суда. Последние доставляют их в Номбре-де-Диос. Эту операцию можно осуществить только зимой, когда река наиболее полноводна. В летние месяцы сокровища либо лежат на складах в Панаме, либо доставляются в Номбре-де-Диос сухопутным путем.

Дрейк послал своего брата Джона на одной из пиннас проверить рассказ Диего. Сам же с остальными тремя пиннасами вернулся к оставленным кораблям у Сосновых островов. Дрейк умышленно в весьма драматических тонах рассказал Ренсу о случившейся с ним неудаче в Номбре-де-Диос, чем весьма напугал своего коллегу, который поспешил прекратить «сотрудничество» с Дрейком и ретироваться. Этого только и надо было Дрейку. Он хотел остаться один перед решительной схваткой за золото.

Джон Дрейк выполнил поручение успешно. Вернувшись. оп рассказал брату, что в Вента-Круз можно добраться на пиннасах за три дня, что дорога, по которой проходят караваны с драгоценностями, хорошо видна с реки и легко доступна. Джон установил также дружеские отношения с местными маронами.

Поскольку, как справедливо полагал Дрейк, все города на Атлантическом побережье Панамы встревожены его появлением и подготовились к отпору, необходимо переждать, дать улечься волнению. Поэтому Дрейк решил сначала идти в Картахену. 13 августа его корабли бросили якорь у острова Сен-Бернардо, находящегося недалеко от Картахены. На одной из пиннас Дрейк подошел к входу в бухту и увидел там стоявший на якоре испанский корабль. На нем Дрейк нашел только одного матроса, объяснившего ему, что вся команда сошла на берег. Испанец рассказал Дрейку, что за два часа до этого мимо корабля прошла в Картахену испанская пиннаса, с борта которой его спросили, не видел ли он английские или французские корабли, и предупредили, чтобы он был начеку. Моряк также показал на другой испанский корабль, стоявший в глубине гавани, и сказал, что он должен на следующий день плыть в Санто-Доминго и на нем нет никакого груза. Это заинтересовало Дрейка и он поспешил захватить корабль. Его действия увидели с берега и открыли орудийный огонь. Тем не менее Дрейк успел благополучно для себя увести оба корабля, причем второе судно было большим, водоизмещением 250 т.

Захваченные корабли Дрейк привел к острову Сен-Бернардо. По дороге туда он захватил два посыльных испанских корабля, которые везли в Картахену известие о нападении Дрейка на Номбре-де-Диос. Таким образом у него скопилось слишком много кораблей, а людей было мало. Дрейк сжег два судна, в том числе «Лебедь», являвшийся его собственностью и составлявший почти весь его капитал. Остальные захваченные корабли Дрейк отпустил.

С одним «Пашой»и тремя пиннасами он ночью покинул Сен-Бернардо. Дрейк шел опять в направлении Панамы и через пять дней обнаружил очень удобную и хорошо скрытую от проходящих судов гавань. Обосновавшись там, он послал 5 сентября брата Джона с Диего на пиннасе установить контакты с маронами, а сам на остальных двух отправился в поисках продовольствия. Он достиг устья реки Магдалена на территории современной Колумбии и в течение дня плыл по ней. Высадившись на берег, он обнаружил огромные склады с продовольствием, предназначавшимся к отправке в Испанию. На складах находились и различного рода деликатесы для стола испанских грандов. Дрейк забрал все, оставив в тот год иберийский нобилитет без привычных заморских лакомств. 10 сентября Дрейк направился в обратный путь. По дороге он захватил три испанских судна, груженных свиньями, курами и гвинейской пшеницей, два из которых привел с собой в открытый им залив, названный Портом Изобилия.

К этому времени Джон Дрейк уже вернулся с хорошими новостями. Он сообщил, что мароны обещали сделать все, что в их силах, чтобы помочь Дрейку. Он договорился об этом с предводителем маронов по имени Педро. Джон также обнаружил очень удобную гавань, расположенную гораздо ближе к Номбре-де-Диос, чем Порт Изобилия.

На следующий день все корабли Дрейка уже плыли к новой гавани. Там Дрейк встретился с Педро. Тот спросил Дрейка, что он хочет получить за свое хорошее отношение к маронам. Дрейк, не колеблясь, ответил: золото. Педро сказал, что, хотя он и его люди не понимают ценности золота, другое дело железо — из него можно делать наконечники для стрел, они часто отнимают его у испанцев и прячут на берегах реки. Мароны с удовольствием отдали бы золото Дрейку, но сейчас берега затоплены. Начавшийся сезон дождей не позволит и караванам из Панамы доставить золото в Номбре-де-Диос. «Как долго это продлится?» — спросил Дрейк. «Пять месяцев», — был ответ.

Временем Дрейк располагал. В этом отношении отсрочка его не страшила. Его тревожило столь длительное бездействие команды. Он хорошо знал, что это может иметь пагубные последствия. Поэтому Дрейк поступил так. Он завел все свои и захваченные испанские суда в гавань, открытую братом Джоном. Приказал перенести пушки на сушу. Оставив Джона сторожить форт, Дрейк тем временем на двух пиннасах поплыл к Картахене, расположенной в 200 милях от гавани.

Ветер ему благоприятствовал, и через пять дней корабли подошли к острову Сен-Бернардо. Там Дрейк приказал бросить якорь. В порт он не заходил, несмотря на всевозможные уловки испанских властей заманить его суда. Вместе с тем Дрейк выводил из себя испанцев, осматривая, но не захватывая входившие в порт корабли, как если бы он был хозяином Картахены. Наконец, 3 декабря Дрейк поплыл к реке Магдалена, а оттуда к городу Санта-Марта, находившемуся на полпути между Картахеной и Рио-де-ла-Хача. Здесь он едва избежал гибели. Предупрежденные о его приходе испанцы сосредоточили артиллерию в лесу на высоком западном берегу залива, в месте, наиболее удобном для стоянки судов. Когда корабли Дрейка подошли туда, неожиданно раздались орудийные залпы, и ядра стали падать в воду рядом с английскими судами. Дрейк поспешил оставить город и увел пиннасы в открытое море. Команды пипнас начали роптать, так как со времени ухода из Картахены Дрейк не встретил ни одного испанского корабля, чтобы взять продовольствие, и'люди страдали от голода. Тогда Дрейк решил действовать соответственно своей обычной практике: собрать офицеров, выслушать их мнения и поступить так, как сам считал нужным.

В данном случае офицеры с одной пиннасы считали, что нужно высадиться на побережье восточнее того места, где они находились, и попытаться достать продовольствие у местного населения. Офицеры с другой пиннасы также требовали немедленной высадки для поисков продовольствия. «Мы готовы следовать за тобой вокруг всего света, — говорили они, — но сейчас нам почти нечего есть. На 18 человек экипажа пиннасы у нас только один окорок и 30 фунтов печенья. Мы все умрем, если не достанем продовольствия». Дрейк отвечал, что они находятся в лучшем положении, чем он сам. На его пиннасе такое же количество продовольствия приходится на 24 человека. Он уверен, что они последуют его решению, положась на «божественное провидение, которое никогда не оставляет тех, кто верует в бога». И приказал плыть к острову Кюрасао, находившемуся в 500 милях к востоку.

Люди со второй пиннасы очень неохотно последовали за капитаном. Но Дрейка ждала удача. Пиннасы не прошли и семи миль, как. увидели испанский корабль. Дрейк немедленно приказал остановить его. Испанцы, видя подходившие пиннасы, открыли по ним орудийный огонь. Сильная волна мешала Дрейку начать ответную стрельбу со своих маленьких суденышек. Когда волнение на море несколько успокоилось, с пиннас начался обстрел испанского корабля, а затем они подошли к нему вплотную и люди Дрейка вошли на палубу. Судно было захвачено, на нем оказалось много продовольствия. Дрейк отпустил испанцев с миром, сам же поплыл дальше, но уже в другом направлении. Пусть испанцы ждут его где-нибудь у побережья Новой Андалузии. Он пойдет к оставленным на брата Джона судам. Пришло время соединить силы для осуществления главной цели.

Через 17 дней плавания Дрейк достиг Форта Диего, так он назвал место, где семь недель тому назад приказал построить укрепленный лагерь. Здесь его ждали плохие новости. Его брат Джон, совершая на пиннасе плавание вдоль берега, встретил испанское судно, которое попытался захватить. Но и сам он, и его люди были почти безоружны. Джон бросился на палубу корабля во главе штурмующей группы, держа в одной руке сломанную рапиру, а в другой вместо щита подушку. Он получил пулю в живот, и «в течение часа этот юноша, подававший большие надежды, окончил свои дни», — писал один из спутников Дрейка^{32}.

Дрейка ожидала и другая беда. Десять человек заболели, и большинство из них умерло через несколько дней. Среди умерших был второй брат Дрейка — Джозеф. Надо заметить, что это единственный случай, когда в описаниях жизни Дрейка, воспоминаниях его современников и сподвижников упоминается имя этого его брата. Остались неизвестными ни обстоятельства его жизни до этого плавания, ни даже его возраст.

Дрейк приказал хирургу вскрыть тело Джозефа, чтобы обнаружить, что за болезнь поразила его команду, определить, как ее лечить. Вразумительного ответа Дрейк не получил: сам хирург умер через несколько дней. Один из спутников Дрейка впоследствии писал: «Это был первый и последний эксперимент в области анатомии, который капитан сделал во время плавания»^{33}.

В начале января 1573 г. мароны, служившие Дрейку разведчиками, принесли известие о. том, что в Номбре-де-Диос прибыл из Испании флот под командованием Диего Флореса де Вальдеса, а в Панаме велась подготовка к перевозке драгоценностей на Атлантическое побережье.

Дрейк послал одну из своих пиннас под названием «Лев» проверить сообщение маронов. Это нетрудно было сделать, ибо если флот действительно прибыл, то испанцы должны были свозить в Номбре-де-Диос на судах продовольствие из различных городов своих американских владений. Действительно, «Лев» вскоре встретил испанский корабль из Толу, груженный маисом, курами и тыквами. Продовольствие предназначалось для флота, стоявшего в Номбре-де-Диос. Судно вместе с 13 испанцами, составлявшими его экипаж, было доставлено в Форт Диего. Там Дрейку с немалыми трудностями удалось уговорить маронов не убивать захваченных испанцев.

Было самое время начинать главное дело. Дрейк оставил часть своей поредевшей команды охранять захваченных испанцев, а сам с 18 матросами и 25 маронами выступил в поход через Панамский перешеек. Мароны оказывали Дрейку большую помощь. Они служили носильщиками, добывали пищу, охотясь на зверей и птиц, разбивали лагерь обычно на берегу рек, в тех местах, где было вдоволь овощей и фруктов. Вооружены они были луками и стрелами. Англичане заметили, что мароны имели различные виды стрел в зависимости от их назначения. Боевые стрелы были подобны шотландским, по несколько длиннее, с наконечниками из железа, дерева или рыбьих костей. Для охоты на крупного зверя они использовали стрелы с железными наконечниками весом в полтора фунта. Для охоты на небольших животных у них были стрелы с наконечниками, весившими вдвое меньше, а на птиц — стрелы с наконечниками весом не более 30 г. Железо на наконечниках было хорошо закалено, и они не тупились. В путь отправлялись с восходом солнца и шли до 10 часов утра. Отдыхали два часа. В полдень возобновляли переход и шли до четырех часов дня. После этого останавливались на ночевку. Мароны разбивали лагерь, готовили пищу.

На третий день отряд Дрейка пришел в селение маронов, которое было расположено на склоне холма недалеко от реки. Селение было окружено рвом шириной в три метра и обнесено стеной высотой в четыре метра. В нем была одна широкая улица и несколько узких, пересекавших ее. Всего в. селении было 50 домов. Оно имело очень опрятный вид. Жители по случаю прихода отряда Дрейка оделись в праздничные платья в испанском стиле. Вокруг селения на расстоянии трех миль постоянно находились патрули маронов, предупреждающие об опасности в случае появления испанцев, хотя от испанских поселений было более 100 миль.

В полдень, на второй день пребывания в селении, Дрейк возобновил переход. Четыре марона бесшумно шли впереди основного отряда, 12 составляли его арьергард. Было прохладно, высокие и ветвистые деревья давали густую тень.

В 10 часов утра, на четвертый день перехода, отряд Дрейка достиг места, одинаково удаленного как от Тихого, так и Атлантического океанов. Здесь на вершине огромного дерева находилась построенная маронами деревянная площадка. Забравшись на нее, Дрейк увидел в сверкающих лучах солнца сразу два океана: голубые воды Карибского моря и желтые воды Тихого океана. Это было совершенно фантастическое зрелище, особенно после многих дней пути в полумраке тропического леса. Вместе с Дрейком на платформе стояло еще несколько англичан, в том числе Джон Оксенгем. Все почувствовали величие момента: они были первыми британцами, увидевшими Тихий океан — «Испанское озеро», как называли его монархи пиренейских стран, ревниво охраняющие свои владения.

Взволнованный Дрейк, обращаясь к своим соотечественникам, поклялся, что «если всемогущий бог продлит его дни», то он «пройдет на британском корабле по этому морю». А Джон Оксенгем добавил, что «если капитан не прогонит его, то он последует за ним во славу божью»^{34}. Но Оксенгему была уготовлена другая судьба. Впоследствии он предпринял самостоятельное плавание, попал в руки испанцев и умер в тюрьме Лимы, так и не побывав в Тихом океане.

Отряд Дрейка продолжал свой путь через лес, пока не вышел на очень красивое открытое место, заросшее высокой и сочной травой, которая, к удивлению англичан, росла быстрее, чем скот успевал поедать ее. Теперь они находились совсем недалеко от Панамы. Скоро показалась башня городской церкви. 14 февраля Дрейк подошел к дороге, ведущей на Вента-Круз.

Педро, предводитель маронов, сопровождавших отряд Дрейка, переодел одного из своих людей в одежду, которую носили негры в Панаме, и послал его в город узнать, в какой день и час караван с драгоценностями отправится в Вента-Круз. Обычно караваны из Панамы в Вента-Круз выходили ночью, поскольку дорога проходила по открытой саванне. Вторая часть пути от Вента-Круз до Номбре-де-Диос совершалась днем, так как если нельзя было переправить драгоценности по реке, то надо было идти густым лесом.

Посланный в Панаму марон ушел за час до наступления темноты. Вскоре он вернулся. Ему удалось встретиться в городе с друзьями, от которых он узнал, что караван с драгоценностями, который будет вести сам казначей Лимы (с ним будут его жена и дочь, поскольку все семейство собиралось ехать в Испанию), выйдет той же ночью. Груз будут нести 14 мулов, из которых восемь будут нагружены золотом и драгоценными камнями, а остальные — багажом казначея. За ними будут следовать еще два каравана из 50 мулов, причем первый караван повезет продовольствие и немного серебра, а второй — золото и драгоценные камни. Дрейк приказал своим людям переодеться в белые рубашки, чтобы в темноте не напасть друг на друга. Затем он разбил отряд на две группы. Первой, во главе с Оксенгемом и Педро, он приказал залечь в траве по одну сторону дороги и не нападать на караван, пока с ними не поравняется последний мул. Сам же Дрейк перевел вторую группу на противоположную сторону дороги и расположил ее несколько впереди, приблизительно на расстоянии, которое займет на дороге караван. План его заключался в том, чтобы одновременно напасть на первого и последнего мула каравана. Мулы шли один за другим. Почуяв опасность, вожак обычно ложился, за ним ложились и остальные животные. Движение прекращалось. В этом и видел Дрейк успех предприятия.

Прошло 35 недель со времени выхода Дрейка из Плимута. До сих пор его преследовали неудачи. Но теперь он твердо рассчитывал на успех. Ему казалось, что несметное богатство перуанских рудников уже в его руках.

Прошел час. Наконец в безмолвии тропической ночи послышался звон колокольчиков, которые обычно привешивали к шее мулов. Но, увы, шел караван со стороны Вента — Круз с продовольствием и товарами для населения Панамы. Только бы не показались в это же время мулы из Панамы. Но нет. Караван из Вента-Круз почти весь прошел, когда раздались звуки колокольчиков со стороны Панамы. Перуанские сокровища приближались.

Дрейка отделяло от них лишь несколько сот метров. И в это время случилась неожиданность, разрушившая весь план операции. Один из матросов, Роберт Пайк, умудрившийся напиться пьяным, встал во весь рост и бросился к последнему мулу каравана, шедшего из Вента-Круз. В следующее мгновение на него прыгнул марон, находившийся рядом с ним, и прижал его к земле. Но было уже поздно. Один из всадников, сопровождавших караван, увидел мелькнувшее в темноте белое пятно рубашки англичанина и галопом помчался по дороге в направлении Панамы.

Дрейк ничего не знал о случившемся. Он только услышал через некоторое время какое-то изменение в доносившихся звуках колокольчиков. Ему показалось, что караваи остановился. Он не понимал, в чем дело, но все еще был уверен, что встретится с казначеем столицы Перу.

Но казначей, узнав о подозрительном белом пятне, неожиданно появившемся у дороги, остановил первый караван, свел его с дороги и пропустил вперед второй, мулы которого были нагружены в основном продовольствием. Не зная всего этого, Дрейк, когда караван подошел к месту засады, дал сигнал к нападению. Его людям ничего не стоило захватить караван. Но когда они начали вскрывать мешки, то ни золота, ни драгоценных камней они не обнаружили. В поклаже было лишь продовольствие и немного серебра.

Тут же Дрейк узнал о случившемся. Вероятно, о его присутствии уже знают в Панаме. Посланные в разведку мароны доложили о приближающемся испанском отряде. Дрейк приказал приготовиться к бою. Вскоре показались испанские солдаты. Их офицер крикнул, увидя в темноте какие-то фигуры: «Кто вы такие?». Дрейк ответил: «Англичане». «Сдавайтесь во имя короля Филиппа. Даю слово джентльмена и солдата, что я встречу вас со всем почтением». «Во имя королевы Англии, — отвечал Дрейк, — я найду свой путь»^{35}. Началась перестрелка. Пуля задела Дрейка, были ранены несколько его людей, один убит. Тем не менее Дрейк, свистком подозвав к себе всю группу, бросился на испанцев. Те начали отступать в направлении небольшого форта, расположенного у дороги ближе к Вента-Круз. В это время мароны, громко крича, выскочили из засады и бросились на испанцев. Преследуя испанцев, отряд Дрейка вошел в Вента-Круз, небольшой город, в котором было не более 50 домов. Не найдя сколько-нибудь значительных запасов драгоценностей в городе, Дрейк покинул его.

Видя, что люди очень устали, да и сам он сильно страдал от еще незажившей раны в ноге, Дрейк приказал остановиться на отдых, Он послал одного из маронов в Форт Диего сообщить, что скоро вернется. Зная, что Эллис Хиксон, который был оставлен за старшего, не поверит никому на слово, Дрейк взял золотую зубочистку и нацарапал на ней: «От меня, Фрэнсис Дрейк». Действительно, Хпксон ничего не стал слушать и поверил только тогда, когда посланец показал ему надпись Дрейка на зубочистке. Вечером 22 февраля, когда Дрейк подошел к заливу, он увидел свои пиннасы и матросов, ожидавших его.

Неудача не поколебала намерений Дрейка захватить испанские сокровища. Время еще не было потеряно. Мулы еще не доставили драгоценной ноши, и «золотой флот» еще стоял в Номбре-де-Диос. Дрейк разделил свой отряд на две группы. Одну группу во главе с Оксенгемом он послал на пиннасе «Медведь» на поиски продовольствия, а сам во главе второй группы на другой пиннасе «Миньон» отправился подстерегать испанские корабли в Номбре-де-Диос.

Первая экспедиция закончилась успешно. Оксенгем захватил испанский фрегат с командой в десять человек, на котором был большой запас маиса, 28 жирных свиней и 200 кур. Но еще большую ценность представлял для англичан сам корабль. Это было совсем новое, крепкое, построенное в Гаване из отборного материала судно, предназначавшееся для охранной службы в Вест-Индии. Оно было необходимо для обратного плавания.

С Дрейком же случилось следующее. Он захватил испанский корабль, перевозивший золото из Веругуа в Номбре-де-Диос. Шкипер судна, генуэзец, сказал Дрейку, что вышел в плавание неделю назад. В городе, по словам шкипера, была паника, вызванная слухами о возможном приходе Дрейка, город почти не защищен и легко может быть взят, по надо поспешить. Дрейк приказал перегрузить золото с испанского корабля на «Миньон» и, захватив с собой генуэзца, направился в Веругуа со всей возможной скоростью. Но счастье опять отвернулось от него. Когда «Миньон» подошла к входу в гавань, раздались орудийные выстрелы с берега. Вопреки сообщению генуэзского шкипера порт бдительно охранялся. В то же время ветер переменился, и пиннаса не могла войти в гавань. Дрейк вынужден был повернуть назад.

Увидев захваченный Оксенгемом фрегат и оценив его достоинства, Дрейк приказал перенести на него артиллерию и запасы продовольствия. На этом корабле, взяв также пиннасу «Медведь», Дрейк направился в Номбре-де-Диос. На третий день пути англичане встретили французский корабль, шедший из Гавра. Командовал им капитан Тету, гугенот. Он рассказал Дрейку о массовом убийстве гугенотов в Париже в ночь накануне дня св. Варфоломея. Тету выразил желание принять участие в нападении на Номбре-де-Диос и в знак дружбы подарил Дрейку золотую саблю, которая, по его словам, принадлежала французскому королю Генриху II. Тоннаж французского корабля был значительно больше британского судна. Команда из 70 человек по численности более чем вдвое превосходила команду Дрейка. Поэтому Дрейк согласился на партнерство только после того, как договорился с Тету о том, что в операции будет участвовать одинаковое число людей, по 20 с обеих сторон, и захваченная добыча должна делиться пополам. Корабли стали на якорь в месте, указанном Дрейком. В течение пяти дней шла подготовка к предстоящей операции. Затем захваченное испанское судно, пиннаса «Медведь» и большой бот с французского корабля с 40 членами экипажей (20 французов, 15 англичан и 5 маронов) направились к Рио-Франциско, расположенному в 20 милях от Номбре-де-Диос. Там вся группа высадилась на берег. Высланные в разведку мароны сообщили, что караваны мулов движутся к Номбре-де-Диос. Мароны сказали, что караваны везут столько золота и серебра, что отряд Дрейка не сможет все унести. По их сведениям, идут три каравана: один из 50, а два других по 70 мулов. Вес одного серебра составляет 25 т. Кроме того, мулы несут большое количество золота и драгоценных камней.

Операция была проведена успешно. Как и было задумано раньше, люди Дрейка напали прежде всего на первого и последнего мулов. Остальные животные сразу же легли на дорогу. Охрана караванов, состоявшая из 45 солдат, сопротивлялась недолго. Правда, во время перестрелки был тяжело ранен Тету. Англичане и французы взяли каждый столько золота, серебра и драгоценных камней, сколько могли унести. Остальное закопали в землю. На все это ушло два часа. Вдруг послышался топот копыт. Приближался испанский отряд. Люди Дрейка спрятались в лесной чаще. Два дня они шли к Рио-Франциско. Капитан Тету был настолько плох, что его пришлось оставить в пути. Два матроса добровольно вызвались нести его к берегу. Один французский матрос, напившийся пьяным, отстал от отряда.

Утром 4 апреля, подойдя к Рио-Франциско, отряд Дрейка увидел семь испанских пиннас, охранявших выход в море. Все было потеряно. Очевидно, испанцам удалось захватить и «Пашу», и французский корабль, и ранее захваченный англичанами испанский корабль. Пути дальше не было.

Дрейк не мог знать, что его нападение на караваны вызвало сильнейшее беспокойство испанских колониальных властей. Но особенно их тревожило участие маронов в нападениях англичан и французов. Они прекрасно понимали, что им грозит, если, получив поддержку англичан и французов, мароны выступят против них. Тревожные послания были направлены королю Филиппу.

Когда мэр Номбре-де-Диос Диего Кальдерон узнал об успешном нападении Дрейка на караваны, он повел солдат к месту нападения. По дороге испанцы захватили капитана Тету и убили его. Через некоторое время был найден и отставший француз. Его привели в чувство и узнали, где Дрейк спрятал часть захваченных драгоценностей. Выкопав сокровища, испанцы вернулись в Номбре-де-Диос. Одновременно испанские колониальные власти приказали своим кораблям патрулировать побережье, чтобы не дать Дрейку уйти. Эти-то патрульные суда и увидел Дрейк в Рио-Франциско.

Дрейк не растерялся и в этом, казалось, безвыходном положении. Он приказал сделать из поваленных бурей деревьев плот. Дрейк решил, что, возможно, его суда находятся в открытом море, так как побережье охраняется испанцами. Его план состоял в том, чтобы незаметно проскочить через испанский кордон и поискать свои корабли. Один английский матрос, два французских, а также мароны во главе с Педро, который, кстати сказать, не умел плавать, вызвались сопровождать Дрейка.

Плот был спущен на воду. Незаметно для испанских судов Дрейк вышел в открытое море и через шесть часов плавания нашел две своих пиннасы. Матросы были очень встревожены, увидев, как мало людей вернулось из похода. Настроение поднялось лишь тогда, когда Дрейк протянул им золотой слиток, сказав: «Благодарю бога, дело сделано!».

Ночью пиннасы незаметно подошли к берегу. На них были погружены драгоценности. Часть людей во главе с Оксенгемом и Педро осталась на берегу. Им Дрейк поручил найти Тету, а также закопанные сокровища. Затем пиннасы вышли в море. Уходя спать, Дрейк распорядился разделить захваченные драгоценности поровну между англичанами и французами.

Оставленный на берегу отряд встретил лишь одного из французских моряков, оставшихся с Тету. Он рассказал, что произошло после ухода Дрейка с места нападения на караваны. Оксенгем все-таки проверил место, где были закопаны сокровища, и нашел кое-что не обнаруженное испанцами. Вернувшись, Оксенгем передал Дрейку еще некоторое количество золота и серебра.

Наступило время возвращаться на родину. Распрощавшись с французами, которые направились в Нормандию, отдав «Пашу» испанцам в компенсацию за затянувшийся плен, Дрейк на захваченном испанском фрегате в сопровождении одной из пиннас направился к устью Магдалены. Ему нужен был еще один корабль для возвращения на родину, и он хотел захватить какое-либо подходящее испанское судно.

Пройдя мимо Картахены, Дрейк увидел стоявший там огромный испанский флот. Он не мог, конечно, напасть на него. Но не мог и удержаться, чтобы не подразнить испанцев. Корабль Дрейка с развевающимся флагом св. Георга на мачте и длинными шелковыми лентами, спускавшимися с борта в воду, прошел мимо Картахены на виду у стоявшего флота^{36}. У устья Магдалены Дрейк увидел испанское судно, которое захватил после короткой стычки. Захваченный корабль был гружен маисом, курами и свиньями. Этого продовольствия было достаточно на всю обратную дорогу. Затем Дрейк вернулся назад.

Он высадил экипаж испанского судна на берег. Надо было прощаться и с маронами. Дрейк спросил Педро, что бы тот хотел получить от него на память. К своему неудовольствию, Дрейк услышал в ответ, что вождь маронов хочет получить саблю, подаренную французским капитаном Дрейку, и с которой тому никак не хотелось расставаться. Но делать было нечего, и Дрейк передал саблю французского короля «королю» маронов.

Несколько дней ушло на подготовку кораблей к длительному плаванию. Все было приведено в порядок, и Дрейк отправился к родным берегам. Корабли шли в направлении Кабо-Сен-Антони на Кубе. Там опп захватили небольшой испанский барк, на котором была лишь одна нужная им вещь — насос для откачивания воды из трюма. Забрав его, Дрейк отпустил испанцев.

Через 442 дня после начала плавания, 9 августа 1573 г., Дрейк вернулся в Плимут. Было воскресное утро, и в церкви св. Андрея шла служба. Слух о прибытии Дрейка быстро разлетелся по городу. Молящиеся выбежали из церкви, оставив священника в одиночестве. Они спешили увидеть своих героев. Из 74 человек, уходивших с Дрейком в плавание, вернулось 40. Эти потери были не выше обычных по тем временам.

II

На какую точно сумму привез Дрейк драгоценностей, осталось неизвестным. Приводимые в разных источниках цифры мало что говорят. Тем более трудно представить их сегодняшний эквивалент. Несмотря на то что половину пришлось отдать французским партнерам и поделиться с оставшимися в живых членами экипажа, Дрейк вернулся из плавания состоятельным человеком. Теперь он не зависел от богатых судовладельцев. Деньги дали ему еще большую уверенность в собственных силах.

Дрейк купил дом в Плимуте и сам стал судовладельцем, приобретя три корабля. Чем занимался Дрейк в течение последующих двух лет, неизвестно. Это было время относительно мирного развития отношений между Англией и Испанией. «Деятельность» Дрейка в испанской Америке в то время не могла афишироваться, так же как не могли быть поддержаны его планы нового плавания в Вест-Индию. Поэтому, вероятно, Дрейк и решил на время уйти в тень. Похоже, что он тогда использовал свои суда для перевозки английских солдат в Ирландию. Ирландия доставляла Англии не меньше беспокойств, чем Нидерланды Испании.

С весны 1575 г. Дрейк по рекомендации Джона Хокинса поступил на службу к графу Эссексу, которому королева Елизавета поручила усмирение Ирландии. Осенью того же года он оставил службу и возвратился в Лондон. К этому времени англо-испанские отношения вновь стали откровенно враждебными. Дрейк привез с собой письмо графа Эссекса к новому государственному секретарю Фрэнсису Уоллсингему (прежний государственный секретарь Уильям Сесил стал канцлером и получил титул лорда Берли), в котором Дрейк рекомендовался как человек, могущий быть успешно использован в борьбе против испанцев, ибо имел большой в этом деле опыт.

Уоллсингем был вождем «военной партии» в окружении королевы, выступавшей за войну с Испанией. В конце 1575 г., когда британское правительство обсуждало вопрос о возможной войне с Испанией, он получил почти полную поддержку кабинета. Даже лорд Берли, глава «мирной партии», был охвачен военной лихорадкой. Лондонские купцы, вначале несколько опасавшиеся открытия военных действий, активно выступили за войну с Испанией после того, как в январе 1576 г. в Англию пришли известия о том, что судно, принадлежавшее Томасу Осборну, одному из крупнейших британских коммерсантов, было захвачено в испанском порту и команда оказалась в застенках инквизиции.

Считая войну с Испанией неизбежной, Уоллсингем предложил королеве отправить морскую экспедицию, которая наносила бы удары по наиболее уязвимым местам испанской колониальной империи. Он рекомендовал Дрейка для командования этой экспедицией. Был создан «синдикат» для субсидирования экспедиции. Свою долю внесли Уоллсингем, два королевских фаворита — граф Лейстер и X. Хеттон, известное флотское семейство Винтеров (два представителя которого непосредственно участвовали в экспедиции) и Джон Хокинс. Дрейк также внес значительную сумму.

План экспедиции готовился в первой половине 1577 г. В то время Уоллсингем вызвал Дрейка и, показывая на карту, спросил, где, по его мнению, королю Филиппу может быть нанесен наиболее чувствительный удар. Дрейк сказал, что в его владениях в Америке.

Тогда же Дрейк получил секретную аудиенцию у королевы, которая целиком поддержала его замысел нападения на Панаму, более того, заявила о желании иметь свой пай в экспедиции и передала Дрейку значительную сумму денег. Елизавета приказала ему держать в строгой тайне ее личное участие в этом деле, пригрозив лишить головы того, кто об этом разболтает. При этом она подчеркнула, что канцлер лорд Берли тоже ничего не должен знать.

Берли хотя и поддерживал внешне «военную партию», но внутренне был против каких-либо предприятий, могущих осложнить отношения Англии с Испанией. Об этом свидетельствует письмо нового испанского посла в Лондоне Бернардино де Мендосы, занявшего место Гуэро де Спеса, королю Филиппу, которое он написал вскоре после приезда в английскую столицу: «В течение нескольких дней, проведенных мною здесь, и моих разговоров с королевой я нашел ее очень восстановленной против Вашего величества, и большинство ее наиболее влиятельных министров отдалились от пас: Лейстер, Уоллсингем и Сесил (лорд Берли. — К. М.), последний из которых, хотя и действует в согласии с ними… уклоняется во многих случаях… Он не хочет разрывать с Лейстером или Уоллсингемом потому, что они имеют сильную поддержку… что вынуждает друзей Вашего величества плыть по течению»^{37}.

Королева подозревала Берли и в том, что он втайне поддерживает Марию Стюарт.

Дрейк спешил с подготовкой экспедиции. Помимо всего, его нс могло не возбудить известие о том, что Джон Оксенгем, его спутник в последнем плавании, уже давно отправился к вест-индским берегам, горя желанием первым войти в Тихий океан.

Никто не знал, куда именно направится экспедиция. Экипажам судов говорилось, что они пойдут в Александрию. Вездесущий Гуэро де Спее в своем сообщении королю Филиппу от 20 сентября 1577 г., т. е. незадолго до начала экспедиции, писал, что пират Дрейк должен пойти с несколькими небольшими судами в Шотландию, чтобы выкрасть шотландского принца.

Ничего не узнал о целях плавания Дрейка и новый посол Бернардино де Мендоса. До его приезда в Лондон Уоллсингем и граф Лейстер сообщили Елизавете о готовящемся ее убийстве и возведении на английский престол шотландской королевы Марии Стюарт. Елизавете также сообщили об участии в этом деле дона Гуэро. Последний был схвачен и посажен в тюрьму. Это случилось 19 октября. Англия находилась на грани войны с Испанией. Граф Лейстер начал готовить войска для высадки в Нидерландах в помощь Вильгельму Молчаливому. Джон Норрес встал во главе отрядов английских волонтеров, высказавших желание сражаться под нидерландским флагом.

В разгар военных приготовлений, 15 ноября 1577 г., в пять часов пополудни, Дрейк, никем не замеченный, вышел в море. Даже всесведущие испанские шпионы ничего не знали об этом. Экипажу было сказано, что его наняли для плавания в Средиземное море, портом назначения была названа Александрия.

Флотилия Дрейка состояла из пяти кораблей. Сам Дрейк находился на «Пеликане» (100 т), который нес его адмиральский флаг. Вице-адмиральским кораблем был барк «Елизавета» (80 т), которым командовал Джон Винтер. В экспедиции участвовали также «Златоцвет» (30 т) под командованием Джона Томаса, «Лебедь» (50 т) под командованием Джона Честера и «Бенедикт» (15 т) под командованием Томаса Муна. Па кораблях в разобранном виде находились четыре пиннасы. Все корабли были хорошо вооружены, имели запас продовольствия на 18 месяцев.

Экипаж состоял из 164 человек, в число которых входили матросы, солдаты, юнги. Были аптекарь, сапожник, портной и священник. Последний составил подробное описание плавания. Сам Дрейк, не любивший писать, никаких записок после себя вообще не оставил. На судах находилось и десять молодых людей из знатных и богатых английских семей и среди них Томас Доути, бывший секретарь графа Эссекса, с братом Джоном. В составе экипажа были родной брат Дрейка — Томас и кузен — Джон, сын дяди-адмирала — Роберта Дрейка.

Каюта Дрейка была отделана и обставлена с большой роскошью. Посуда, которой пользовался Дрейк, была из чистого серебра. Дрейк взял с собой даже пажа, стоявшего около его кресла, когда он обедал. Во время еды играли четыре музыканта. Дрейк объяснял всю эту роскошь тем, что он хочет поразить воображение тех пародов, которые посетит, и тем возвеличить престиж своей родины. Может быть, это намерение у него и было, но вообще-то Дрейк любил находиться среди изящных и красивых вещей и выглядеть важным аристократом.

Королева послала Дрейку в подарок благовония и сладости, вышитую морскую шапку и зеленый шелковый шарф, на котором золотом были вышиты слова: «Пусть всегда хранит и направляет тебя Бог».

Всю ночь корабли шли на юго-запад в направлении Лизарда, но на следующее утро, когда они достигли Фалмута, ветер переменил направление и сбил их с намеченного курса. Затем начался сильный шторм, бушевавший два дня, и, хотя корабли успели укрыться в гавани Фалмута, два из них — «Пеликан» и «Златоцвет» — были сильно повреждены, на них пришлось срубить грот-мачты. Для починки кораблей необходимо было вернуться в Плимут, куда корабли и возвратились 28 ноября.

Через 13 дней, 13 декабря 1577 г., «подняв, — как писал священник Ф. Флетчер, — более счастливые паруса», корабли Дрейка опять отправились в путь. Как только скрылась земля, Дрейк объяснил экипажу, что, если какой-либо из кораблей отделится от остального флота, встреча назначается у острова Могадор, у берегов Марокко. Попутные ветры помогли кораблям достичь марокканских берегов утром в рождество, 25 декабря. В тот же день Дрейк был у острова Могадор.

Остров расположен в одной миле от материка, у входа в прекрасную гавань. Прибытие кораблей было замечено местными жителями, которые, стоя на берегу, криками и знаками выражали желание попасть на них. Дрейк послал на берег лодку, в которую сели два марокканца, оставив на берегу одного английского матроса в качестве заложника до их возвращения. На корабле в их честь был устроен банкет и вручены подарки. Гости остались очень довольны и, покидая корабль, предложили привезти на следующий день товары для обмена на английские. Предложение было принято. Вернувшись на берег, они отпустили заложника. На следующий день в назначенный час англичане увидели на берегу верблюдов, нагруженных товарами для обмена. Марокканцы опять попросили англичан послать лодку.

Когда лодка подошла к берегу, один из англичан, Джон Фрей, как об этом заранее договорились, выпрыгнул на сушу. Но тут его неожиданно схватили и увели за скалы так быстро, что никто из англичан не успел броситься ему на помощь. Впоследствии выяснилось, что марокканцы думали, что прибыли корабли португальского флота, и хотели разузнать, подойдут ли еще суда. Когда же правитель страны султан Фез, к которому привели Фрея, узнал, что прибывшие корабли не португальские, а английские, он отослал Фрея назад с богатыми подарками для Дрейка в знак своей дружбы и уважения к его стране.

Тем временем Дрейк во главе небольшого отряда высадился на берег, чтобы освободить своего матроса. Не встретив никакого сопротивления, он углубился в лес и обнаружил там форт, построенный португальцами. Не найдя Фрея, Дрейк и его люди вернулись на корабль. 31 декабря корабли снялись с якоря и пошли в направлении мыса Бланко. Вернувшийся на берег Фрей уже не нашел своих соотечественников. Но султан распростер свою любезность до того, что вскоре отправил Фрея на родину на английском торговом судне^{38}.

К мысу Бланко корабли подошли 16 января 1578 г., захватив по пути несколько испанских судов. Дрейк провел там шесть дней, дав отдохнуть команде и пополнив запасы продовольствия. Англичане увидели неожиданную для себя картину. Лежащая перед ними страна была совершенно лишена воды. Марокканцы покупали ее у экипажей заходивших кораблей. В обмен на воду они предложили амбру, мускус, вино и даже женщину. «Очень тяжело наказал бог этот берег!» — замечает в своем дневнике Ф. Флетчер^{39}.

Дрейк отпустил захваченные испанские корабли, перегрузив на свои суда все имеющееся на них продовольствие и другие нужные ему предметы. Один корабль он задержал у себя, дав его владельцу взамен «Бенедикт». Испанское же судно Дрейк переименовал, назвав его «Христофор», и оно продолжало с ним плавание.

21 января корабли Дрейка покинули мыс Бланко, взяв курс на острова Зеленого Мыса. 30 января Дрейк был уже у острова Майо (в группе островов Зеленого Мыса), а на следующий день — у острова Сантьягу, где захватил отличный испанский корабль, груженый вином, мешками с шерстяной и полотняной одеждой, шелком и вельветом. Но самым ценным было то, что среди экипажа испанского судна оказался опытнейший португальский штурман Нуньеш да Сильва, особенно хорошо знакомый с побережьем Бразилии. А туда-то и лежал теперь путь экспедиции Дрейка. Дрейк отпустил весь экипаж захваченного судна, но задержал да Сильву, который оставался с ним в течение 15 месяцев плавания.

Да Сильва, небольшого роста, смуглый, 60-летний человек, был очень наблюдателен и после освобождения его Дрейком, попав к инквизиторам Мексики, дал очень интересные показания как об экспедиции Дрейка, так и о нем самом.

Да Сильва нашел корабль Дрейка прекрасно приспособленным для длительного плавания, а самого Дрейка опытнейшим мореходом. Он заметил, что Дрейк очень интересовался книгами по навигации, испытывал особое пристрастие к географическим картам. На каждом захваченном судне Дрейк прежде всего искал карты, компасы, астролябии и, как только их находил, сразу забирал. Он внимательно изучал книгу о плавании Магеллана, с которой не расставался. Двоюродный брат Дрейка — Джон по его поручению постоянно делал зарисовки берегов тех гаваней, куда заходили корабли. Дрейк считал это очень полезным.

2 февраля Дрейк оставил острова Зеленого Мыса и направился к Бразилии. 19 февраля английские суда пересекли «линию раздела», как в то время называлась проведенная папой римским на карте линия, разделявшая испанские и португальские владения. 1 апреля показался бразильский берег. Этот длинный отрезок пути корабли шли безостановочно.

В течение всего этого длительного плавания, замечает Ф. Флетчер, мы не переставали удивляться и восхищаться «господом великим, создавшим неисчислимое количество как маленьких, так и огромных тварей в необозримых морях». Мы установили, продолжает он, что великие философы древности, такие, как Аристотель, Пифагор и многие другие как греки, так и римляне, ошибались, считая тропическую зону ненаселенной вследствие невыносимой жары. Напротив, эта зона оказалась поистине раем как на суше, так и на море, с которым ничто сравниться не может. «Ничто не может быть более приятным для жизни человека, чем эта зона». Единственной неприятностью было то, что иногда не хватало пресной воды, но и то «господь давал нам воду с небес»^{40}.

С удивлением смотрели англичане на невиданных морских животных и рыб, особенно поразили их летающие рыбы. Ф. Флетчер пишет, что если бы он сам не видел летающих рыб, то не поверил бы рассказам о них и назвал бы рассказчиков лжецами.

5 апреля корабли подошли к берегу у устья Ла-Платы. Люди Дрейка нуждались в отдыхе после долгого плавания. Но сойти на землю не удалось. Внезапно разразилась страшная буря. Стало темно. «Наступила тьма египетская», — замечает Флетчер. Корабли понесло к берегу, где оказались опасные отмели. И вот здесь на выручку пришел Нуньеш да Сильва. Ему экспедиция была обязана своим спасением. Он благополучно вывел корабли в море. Лишь один «Христофор» наскочил на мель, но скоро снялся и присоединился к остальной флотилии.

Да Сильва объяснил своим спутникам причину столь неожиданной бури вполне в духе времени. Берег, который они видели, рассказывал да Сильва, назван португальцами Землей Дьявола. Дело в том, что, когда португальцы, выгнав коренных жителей из их деревень, жестоко преследовали их, те, чтобы спастись, продали свои души дьяволу. И теперь, продолжал да Сильва, когда они видят какой-либо корабль у своих берегов, то начинают бросать в воздух песок, отчего внезапно поднимается густой туман, потом наступает такая тьма, что невозможно отличить небо от земли. Поднимается такой страшный ветер и дождь, что никто не может спастись. Так они погубили множество португальских судов, разбивавшихся у здешних берегов. Думая, что подошедшие корабли тоже принадлежат португальцам, они и на них наслали бурю^{41}.

Когда шторм кончился, все корабли, кроме «Христофора», оказались в сборе. Дрейк решил опять идти в устье Ла-Платы, где заранее был намечен сбор судов, если они потеряют друг друга при переходе через Атлантический океан.

Через два дня после прихода туда английских кораблей к пим присоединился и «Христофор». Дрейк поэтому назвал место их стоянки Мысом Радости. Затем около недели корабли Дрейка шли вверх по реке. Это было весьма приятное для экипажа путешествие. Матросы отдыхали, на кораблях пополнялись запасы пресной воды. 27 апреля Дрейк повернул назад и, выйдя в открытое море, направился на юг вдоль побережья. Потерялся «Лебедь», которым командовал Томас Доути. Огорчение Дрейка объяснялось тем, что он к тому времени начал серьезно подозревать Доути в намерении сорвать экспедицию. Дрейку нашептывали об этом еще. в Англии, указывая на связь Доути с лордом Берли, к которому тот хотел даже поступить личным секретарем. А лорд Берли, как уже говорилось выше, продолжал оставаться сторонником «мягкойлинии» в отношении Испании, и его пугала возможность обострения англо-испанских отношений в случае успеха плавания Дрейка.

Дрейк, однако, не обнаруживал своих подозрений. Более того, он проявлял к Доути очевидное расположение. Доути был назначен капитаном флагманского корабля «Пеликан». Когда был захвачен испанский корабль, на борту которого находился да Сильва, Доути был переведен на него, а еще спустя некоторое время назначен на «Лебедь». И вот теперь именно «Лебедь» исчез. Подозрения Дрейка в отношении Доути перешли в уверенность.

12 мая, подойдя к 47° ю. ш., Дрейк обнаружил гавань, которая ему понравилась как удобное место стоянки. Дрейк решил сам, взяв лодку с «Елизаветы», обследовать бухту. Но не успел он вернуться на борт корабля, как повторилось то, что англичане наблюдали в первые дни, подойдя к бразильскому берегу: неожиданно стемнело и началась сильнейшая буря. Наутро Дрейк обнаружил исчезновение второго судна — «Златоцвета». Свою поредевшую флотилию Дрейк повел дальше на юг, к порту Святого Юлиана, где останавливался еще Магеллан. Через два дня корабли бросили якорь. Найдя место очень удобным для стоянки, Дрейк тем не менее решил направиться сначала на поиски пропавших кораблей. Капитану «Елизаветы» Винтеру он приказал идти на юг, а сам на «Пеликане» отправился на север и вскоре встретил «Лебедя». Когда «Пеликан» подошел вплотную к борту «Лебедя», Дрейк приказал перенести весь груз с него на свой корабль. Переведена была и команда, в том числе и Доути. Затем Дрейк распорядился уничтожить «Лебедь». После этого Дрейк приказал судить Доути. Судьями он назначил офицеров кораблей.

В число судей вошел друг Доути — Викари, который заявил, что подобный суд не правомочен решать вопрос о лишении Доути жизни. «Я и не поручал вам решать этот вопрос, — ответил Дрейк. — Оставьте его решение мне. Вы должны только определить, виновен он или нет»^{42}.

Суд состоялся и, по словам Флетчера, вина Доути была полностью установлена. Сам обвиняемый ее признал и сказал, что если судьи не вынесут ему смертный приговор, то он сам станет своим палачом. Судьи в количестве 40 человек единогласно вынесли смертный приговор. Определение вида казни предоставлялось на усмотрение Дрейка. Суд происходил на небольшом островке в заливе порта Святого Юлиана, который Дрейк назвал Остров Истинной Справедливости^{43}.

После того как приговор был вручен Дрейку, которому, как сообщает Флетчер, королева на последней аудиенции перед отплытием из Англии подарила меч, сказав при этом: «Мы считаем, что тот, кто нанесет удар тебе, Дрейк, нанесет его нам», он приказал позвать Доути и прочитал ему приговор. Затем Дрейк предложил Доути на выбор: «Желает ли он быть казненным здесь, на острове, или вернуться в Англию, чтобы предстать перед Тайным советом королевы?».

Доути, как передает Флетчер, «смиренно поблагодарил генерала за мягкость, проявленную к нему», и попросил дать время подумать. На следующий день Доути сообщил свое решение: «Хотя он и виновен в совершении тяжкого греха и теперь справедливо наказан, у него есть забота превыше всех других забот — умереть христианином; ему все равно, что станет с его телом, единственное, чего он хочет — это быть уверенным, что он сподобится будущей лучшей жизни. Он опасается, что оставленный на суше среди язычников вряд ли сможет спасти свою душу. Если же он решит вернуться в Европу, то ему понадобится корабль, продовольствие и команда. Если даже Дрейк даст ему все необходимое для плавания, то все равно не будет желающих его сопровождать на родину, а если и найдутся такие, то для него путь домой будет той же казнью, но долгой и мучительной вследствие глубоких душевных переживаний от сознания своей тяжкой вины. Поэтому он от всего сердца принимает первое предложение генерала, обращаясь только с просьбой, чтобы ему дали возможность перед смертью принять святое причастие вместе с друзьями и умереть, как подобает джентльмену»^{44}.

Просьба осужденного была удовлетворена. На следующий день Доути вместе с Дрейком причастился. После принятия причастия они вместе очень дружески пообедали, подбадривая друг друга. На прощание выпили один за здоровье другого, «как если бы им предстояло лишь обычное путешествие».

После обеда, «не теряя времени, Доути встал на колени и обнажил шею. Взглянув на окружающих его людей, он попросил молиться за него и, положив голову на плаху, сказал палачу, чтобы тот делал свое дело без страха и жалости». «По странной, роковой случайности, — замечает Флетчер, — инцидент в порту Святого Юлиана, которому место в жизнеописаниях Плутарха, произошел в том самом месте и, примерно, в то же самое время года», где 58 лет назад Магеллан приказал повесить X. Картагена, кузена епископа Бургосского, вице-адмирала знаменитой экспедиции.

Наши люди, пишет Флетчер, нашли обломки виселицы, сделанной из мачты, и около нее человеческие кости. Судовой плотник сделал из деревянных обломков кубки для команды. «Что касается меня самого, то я не видел великой нужды из них пить… Покидая остров, мы назвали его Кровавым островом»^{45}.

В зарубежных исследованиях о Дрейке инцидент в порту Святого Юлиана описывается с многочисленными подробностями. Авторы не единодушны в его оценке. Заметкам Ф. Флетчера полностью доверять нельзя. Они были написаны через несколько лет после завершения плавания, когда Дрейк находился в зените славы и пользовался покровительством королевы. Сказать что-нибудь не в пользу национального героя, каким был тогда Дрейк, было практически невозможно. Неверной представляется и другая крайняя точка зрения, что суд над Доути и его казнь были «юридическим убийством». Скорее всего, Дрейк имел некоторые основания подозревать Доути в некорректном поведении. Но также несомненно, что передаваемые Дрейку факты, обвинявшие Доути, были сильно преувеличены. Нельзя не учитывать и того, что Доути вызвал сильнейшее раздражение адмирала тем, что сообщил ему о самовольном присвоении ценностей с захваченного испанского корабля, на котором находился да Сильва, братом Дрейка — Томасом. Дрейк тогда отстранил Доути от командования этим кораблем и вместо пего назначил Томаса. Представляется, что казнь Доути была вызвана совокупностью причин. Тут и возбуждаемая врагами осужденного подозрительность Дрейка, и его растущая неприязнь к Доути, а самое главное — желание полностью исключить какие бы то ни было возможности для внутренней оппозиции в экипаже накануне самой ответственной части экспедиции.

Дрейк провел в порту Святого Юлиана почти месяц — с 20 июля по 15 августа. Он дал возможность экипажу хорошо отдохнуть перед походом. Так Дрейк поступал всегда. Тогдашние корабли были небольшими по размерам, и командам было тесно, а плавания были очень долгими. Их продолжительность целиком зависела от капризов погоды. На кораблях не было льда и никаких приспособлений для длительного хранения продуктов. Вода тухла, мясо портилось, мука и сухари червивели. Люди жестоко страдали от цинги и лихорадки. Поэтому, когда корабли подходили к берегу, первой заботой капитана было набрать свежей воды, фруктов, овощей и, если возможно, мяса.

22 июня Дрейк, взяв с собой несколько человек, в том числе своего брата Томаса, высадился на берег. Их встретили два молодых патагонца. Они были высокого роста. Магеллан называл патагонцев великанами. По возвращении домой его спутники рассказывали фантастические истории о размерах и силе патагонцев, изображая их как неких чудовищ. Ф. Флетчер поэтому ядовито замечает в своем дневнике, что испанцы верно не думали, что англичане смогут побывать в этих местах и изобличить их во лжи. В самом деле, пишет Флетчер, патагонцы были высокого роста, но не такого уж чрезмерного, и в Англии можно встретить людей такого же роста.

Патагонцы были настроены очень дружелюбно. Они с удовольствием взяли предложенные им подарки. Один из спутников Дрейка, Роберт У интерн, нес лук. Патагонцы в руках тоже держали луки. Началось своеобразное соревнование. Стрела, пущенная англичанином, пролетела вдвое большее расстояние, чем стрела патагонца. Это вызвало их восхищение, и они стали вести себя еще более дружески. Но тут подошли два старых патагонца. Они явно сердились на молодых, резко выговаривая им что-то на неизвестном англичанам языке и яростно жестикулируя. Уинтерн подумал, что и они хотят посмотреть, как он искусно стреляет из лука. Он натянул тетиву, готовясь выстрелить, но она вдруг оборвалась. Этот, казалось бы, незначительный случай обернулся трагедией. Патагонцы решили, что белые плохо вооружены. И, прежде чем Уинтерн успел подготовить свод лук, один из патагонцев пустил стрелу, вонзившуюся Уинтерну в плечо. Вторая стрела пробила ему легкое. Видя это, корабельный канонир Оливер выстрелил из мушкета. Но мушкет дал осечку, и Оливер был убит на месте. Дрейк поднял упавший мушкет и выстрелил в патагонца, убившего Оливера. Пуля попала ему в живот. Раненый начал так страшно кричать, что его товарищи бросились наутек. Сражение окончилось. Уинтерн еще дышал. Его унесли на корабль, где он через несколько часов умер. На следующий день утром Дрейк похоронил двух своих моряков на берегу порта Святого Юлиана. После этого до конца стоянки никаких инцидентов с патагонцами у Дрейка не было.

ФРЭНСИС ДРЕЙК

МАРШРУТ КРУГОСВЕТНОГО ПУТЕШЕСТВИЯ

ФРЭНСИСА ДРЕЙКА

«ЗОЛОТАЯ ЛАНЬ»

Плывя вдоль восточного берега Южной Америки, англичане неоднократно встречались с коренным населением. Впечатления от всех встреч очень живо описал Ф. Флетчер. Вопреки сообщениям испанцев о кровожадности и злобности жителей Южноамериканского континента, Флетчер отмечал их добродушие, приветливость, готовность прийти на помощь. «Они проявили по отношению к нам, — пишет он, — большую сердечность, чем многие христиане, большую, чем я нахожу среди многих своих братьев по вере в моей стране». Как только англичане высаживались на берег, жители несли им пищу и «чувствовали себя счастливыми, когда видели, что еда нам понравилась»^{46}. Часто они приносили мясо страусов, которые водятся там в изобилии. Но съедобно только мясо с ноги страуса, с остальных частей его трудно снять. Страусы не могут летать: их крылья очень слабы. Но бегают они так быстро, что жители не могут их поймать даже с помощью собак. Туземцы ловят страусов только хитростью. Они заметили, что страусы обычно держатся стадом и передвигаются гуськом, как утки в воде. Во главе стада идет вожак, которому все подчиняются. Если кто-нибудь уклонится в сторону, вожак его окрикивает. В том случае, когда это не помогает, вожак сворачивает в сторону, противоположную той, куда отклонился строптивый член стада. «Если тот отклонился в правую сторону, вожак идет в левую, и наоборот, пока не внесет порядок». Заметив это, туземцы придумали следующее: один из них надевает на голову и верхнюю часть тела страусовое чучело, затем, стараясь подражать движениям этих животных, наклоняет голову, как бы щипля траву, нагоняет стадо. Потом охотник начинает нарочно уклоняться в сторону, заставляя вожака изменить направление. Таким образом стадо направляется в заранее приготовленную засаду в ущелье между холмами или в лесу, где прячутся другие охотники, мужчины и женщины с собаками, вооруженные луками, копьями, дубинками, сетями, камнями. При умелых действиях охотников удается захватить все стадо. Мясо высушивается на скалах под лучами летнего солнца и запасается на всю зиму^{47}.

Англичан удивляло то, что вначале коренные жители старались избегать встреч с ними. Потом англичане узнали, что туземцы ждали ответа от «бога Сетебоса, который есть дьявол, но которого они почитают за верховное божество»^{48}, могут ли они доверяться белым или нет. Надо сказать, что имя бога Сетебоса было известно и Шекспиру. Видимо, он нашел его в одном из тогдашних описаний плаваний в Южную Америку. В «Буре» дикарь Калибан говорит: «Ему подвластен даже Сетебос, бог матери моей»^{49}.

Наконец местные жители начали подходить к англичанам, рассматривать предлагаемые им предметы: бусы, колокольчики, ножички и т. п. Однажды туземец, стоявший около Дрейка, прельщенный красивым цветом его шляпы, снял ее с головы адмирала и надел на свою, а затем, подумав, что Дрейк может быть недоволен, взял лук и глубоко ранил себя стрелой в икру. Из раны полилась кровь. Туземец собрал горсть крови и протянул Дрейку, «показывая этим, что очень любит генерала и готов отдать ему свою кровь, и поэтому тот не должен сердиться на то, что он взял такую мелочь, как шляпа»^{50}. Другой туземец, сообщает Флетчер, стоя рядом с матросами, выпивавшими свою утреннюю чарку вина, тоже попросил выпить. Вино было крепкое и сразу ударило ему в голову. Он свалился с ног и не мог уже встать. Когда туземец пришел в себя, то потребовал еще вина. Но на этот раз он решил пить не стоя, а сидя и вытянул чарку до дна. С того дня туземец стал каждое утро приходить к английским морякам и требовать выпивку. Он даже выучил по-английски слово «вино» и, подходя к англичанам, начинал его выкрикивать. «Со временем, — заключает этот рассказ Флетчер, — он стал выпивать больше вина, чем 20 человек могли это сделать»^{51}.

В одежде, продолжал Флетчер, туземцы не испытывают большой нужды. Хотя они и ходят голыми, но имеют средство, предохраняющее их от холода. Оно заключается в том, что вскоре после рождения ребенка мать смазывает его тельце особым составом, состоящим из страусового сала, нагретого на огне и смешанного с мелом, серой и чем-то еще, и, втирая его в кожу, закупоривает тем самым поры. Это повторяется ежедневно и, не останавливая роста, делает кожу нечувствительной к холоду.

Тело свое они раскрашивают: некоторые в черную краску, оставляя незакрашенной только шею; другие одно плечо красят черным, а второе белым; бока и ноги красят обязательно разными красками. На частях тела, окрашенных в черный цвет, изображаются белые луны, на окрашенных в белый — черные солнца. Возможно, окраска тоже предохраняет тело туземцев от холода. Мужчины втыкают отполированные деревянные или костяные палочки в нос и нижнюю губу. Волос на голове они никогда не стригут, перехватывают их шнуром из страусовых перьев и вкладывают туда самые разные предметы: стрелы, ножи, зубочистки и другие вещи. Как только найдут добычу, тут же разводят костер и поджаривают мясо на огпе, разрезав на куски, каждый фунтов по шести. Вынув мясо из огня, «раздирают его на куски зубами, как львы, одинаково мужчины и женщины»^{52}.

Туземцы делают музыкальные инструменты из коры деревьев, сшивая куски ее и кладя внутрь маленькие камушки. Эти инструменты, напоминающие детские погремушки, они подвешивают к поясу, когда начинают танцы. Танцы они любят до безумия. Шум этих погремушек так на них действует, что они становятся, как сумасшедшие. Они могли бы, кажется, танцевать до смерти, замечает Флетчер, если бы кто-то из друзей не снимал погремушки, и тогда они сразу останавливаются и долгое время не могут прийти в себя.

Единственное оружие туземцев — это луки и стрелы. Они посылают стрелы с удивительной силой. «Мы не заметили, — сообщает Флетчер, — что эти люди имеют какое-либо правительство; они живут как хотят, за исключением того, что объединяются в племена в нескольких своих провинциях, не допускают над собой никакого командования»^{53}.

11 августа Дрейк приказал всей команде собраться на берегу. Он стоял у открытого входа в свою палатку так, что все его хорошо видели и слышали. С одной стороны около него стоял капитан Винтер, а с другой — капитан Джон Томас. У Дрейка в руках была толстая записная книга. Вот как описывает другой очевидец плавания, Джон Кук, последовавшие за этим события. Флетчер приготовился было сказать проповедь, но Дрейк перебил его: «Нет, полегче, мистер Флетчер, проповедь сегодня буду говорить я сам». Обращаясь к собравшимся, Дрейк сказал: «Господа, я очень плохой оратор, но то, что я скажу, пусть каждый хорошо запомнит, а потом и запишет. За все, что скажу, я буду отвечать перед Англией и королевой, и все это я записал здесь, в своей книге. Так вот, господа, мы здесь очень далеко от нашей родины и друзей и со всех сторон окружены врагами. Стало быть, мы не можем дешево ценить человека, потому что не найдем здесь его и за десять тысяч фунтов. Значит, мы должны оставить все столкновения и разногласия. Клянусь богом, я прямо с ума схожу, как подумаю о столкновениях между джентльменами и моряками. Я требую, чтобы этого не было. Джентльмены с моряками и моряки с джентльменами должны быть друзьями. Покажем же, что мы все заодно и не доставим врагу радости видеть паши раздоры. Я хотел бы знать человека, который отказался бы своими руками взяться за канаты, но я знаю, что здесь такого нет. Поскольку джентльмены очень нужны в плавании для управления, я их для этого взял с собой, да и другие соображения у меня на то были, и, хотя я знаю, что матросы, если ими не управлять, — самый на свете завистливый и беспокойный народ, я не могу обойтись без них. И вот еще: если кто-либо желает вернуться домой, то пусть мне скажет; здесь есть «Златоцвет», корабль, без которого я могу обойтись и отдать тому, кто хочет возвратиться. Но чтобы это было действительно домой, а то, если встречу на своем пути, пущу на дно. До завтра у вас хватит времени подумать, но клянусь, что говорю вам правду». Экипаж ответил, что никто не хочет возвращаться, что все они желают разделить его участь. «Тогда хорошо, господа, — сказал он. — Идете ли вы в плавание по доброй воле или нет?» Все отвечали, что идут по доброй воле. «В таком случае, господа, — продолжал Дрейк, — от кого вы хотите получать жалованье?» «От вас», — был ответ. «Тогда скажите, хотите ли вы получить жалованье сейчас или доверяете мне оставить его у себя?» — спросил Дрейк. «Доверяем вам», — ответила команда. Затем Дрейк приказал эконому с «Елизаветы» сдать ключи, что тот и сделал. После этого, обращаясь к Винтёру, капитану «Елизаветы», Джону Томасу, капитану «Златоцвета», Томасу Худу, капитану «Пеликана», и другим офицерам, сказал, что освобождает их от обязанностей. Винтер и Джон Томас спросили Дрейка, за что он сместил их. Тот ответил, что вина их совершенно очевидна^{54}.

Дрейк сказал, что все были свидетелями преступления, совершенного Томасом Доути, в котором тот полностью признался. Л ведь он очень доверял Доути, тот был его правой рукой. Это все знают. «Королева приказала ему, — сказал Дрейк, — никому не рассказывать о цели плавания, особенно лорду Берли. А Доути выдал план путешествия лорду Берли, вы слышали, как он сам в этом признался. Но даю слово джентльмена, что больше казней не будет. Я больше ни на кого не подниму руку, хотя есть здесь такие, которые этого заслуживают». «Есть люди, — продолжал Дрейк, — старающиеся мне повредить. Они распространяют слухи о том, что на это путешествие дали деньги мистер Хеттон, сэр Уильям Винтер и мистер Хокинс. Но я хочу рассказать вам, как было на самом деле. Лорд Эссекс написал обо мне государственному секретарю Уоллсингему, как о человеке, который лучше, чем кто другой может сражаться с испанцами, имея в виду мой опыт и практику. Уоллсингем встретился со мной и рассказал, что ее величество, оскорбленная испанским королем, желает отомстить ему. И он показал мне план действий, прося под ним подписаться. Но я отказался это сделать, потому что Бог может отозвать ее величество к себе, а ее наследник вдруг заключит союз с королем испанским и тогда моя подпись будет меня уличать. Вскоре королева потребовала меня к себе и бказала приблизительно так: «Дрейк, дело в том, что мне хотелось бы отомстить королю Испании за нанесенные мне обиды» Потом добавила, что я единственный человек, который может это сделать, и она хочет выслушать мой совет. Я ответил ее величеству, что в самой Испании мало что можно сделать и что лучшее место для нанесения удара испанцам — это их Индия»^{55}.

Затем Дрейк показал запись королевы на пай в 1000 фунтов и привел ее слова, что, если кто-нибудь из ее подданных сообщит об этом испанскому королю, тому не сносить головы.

Дрейк заключил свою речь словами: «И теперь, господа, подумайте о том, что мы сделали. Мы сейчас столкнули между собой трех могущественных государей: ее величество, короля испанского и короля португальского. Если паше плавание не завершится успехом, мы не только будем посмешищем в глазах наших врагов, но также станем навечно огромным пятном на лице нашей святой родины»^{56}. После этого Дрейк сказал, что прощает всех офицеров и предложил им приступить к исполнению их обязанностей.

17 августа корабли Дрейка снялись с якоря. Двухмесячное пребывание в порту Святого Юлиана закончилось. В путь отправилось всего три корабля: «Пеликан», «Златоцвет» и «Елизавета». Дрейк не любил больших флотилий. Это затрудняло плавание. Много времени тратилось на поиски судов, которые во время штормов и туманов отделялись от остальной флотилии. «Лебедь», как говорилось выше, был уничтожен еще в мае, а перед отплытием из порта Святого Юлиана было уничтожено захваченное испанское судно «Мария».

20 августа показался мыс Девственниц, или мыс Девственной Марии, как называли его испанцы. Это был, как замечает Флетчер, огромный серый утес, о который разбивались волны, казавшиеся струями, выпускаемыми китами. Это был торжественный момент для Дрейка. Мимо мыса Девственниц Дрейк должен был войти в океан, увиденный им впервые пять с половиной лет назад с высокого дерева в панамской саванне. Дрейк приказал всем кораблям спустить марсель в честь английской «королевы-девственницы». Вслед за этим в честь фаворита этой девственницы поневоле — Христофора Хеттона, в гербе которого была лань, — Дрейк приказал переименовать флагманский корабль «Пеликан» в «Золотую лань». По сообщениям да Сильвы, корабли Дрейка шли весь остаток дня и весь следующий день вдоль мыса Девственниц и, обогнув его 22 августа, стали на якорь у входа в Магелланов пролив.

На следующий день Дрейк, пользуясь попутным ветром, вошел в пролив. Со времени плавания Магеллана лишь двум мореплавателям удалось его пройти. В 1525 г. это сделал испанец Гарсия де Лоайса, а в 1540 г. — его соотечественник Алонзо де Камарго.

Проход через Магелланов пролив представляет серьезные трудности. Ширина пролива в наиболее узких местах не превышает трех миль. Пролив очень извилист, и, проходя через него, надо часто менять направление. Берега гористы. «С очень высоких, покрытых льдом гор, — пишет Флетчер, — дуют сильные и холодные ветры, и кажется, будто каждая гора шлет свой особый ветер. Иногда он дул нам в спину и гнал нас вперед, иногда то с левого, то с правого борта, иногда относил за час назад на такое расстояние, которое мы проходили за несколько часов. Но хуже всего было тогда, когда два или три этих ветра дули одновременно с такой силой, что образовывались смерчи, или, как говорят испанцы, торнадо, и начинался страшный ливень. Кроме того, море в проливе так глубоко, что невозможно стать на якорь»^{57}.

Но на низких склонах гор, там, где не было ветра, замечает Флетчер, температура воздуха такая, как в Англии в летнее время; сами склоны покрыты пышным лесом, трава густая и сочная, много красивых цветов.

24 августа корабли подошли к трем островам в северной части пролива, где было великое множество тюленей и пингвинов. Там англичане остановились на два дня, убив за это время две тысячи тюленей и много пингвинов в запас и набрав свежей воды. Дрейк, верный своим правилам, распорядился о высадке людей на сушу для отдыха. Выбрали самый крупный из островов. Дрейк назвал его островом Елизаветы в честь своей государыни.

Другой остров получил название в честь св. Варфоломея (был как раз день этого святого), а третий — в честь св. Георга, покровителя Англии. На острове Елизаветы Дрейк встретил туземцев, «любезных и сердечных людей», так отметил Флетчер. Некоторые из них были одеты в звериные шкуры, но большинство были голыми. Тела их были разрисованы. У мужчин вокруг глаз были нарисованы красные круги, а на лбах — красные черточки. У женщин на шее и руках были украшения из белых ракушек.

Люди эти, пишет Флетчер, постоянно передвигаются с места на место, с острова на остров, оставаясь на одном месте до тех пор, пока могут там кормиться. Поэтому постройки, где они живут и складывают свой скарб, у них лёгкие, похожие на садовые беседки в Англии. Для грубых дикарей их утварь кажется сделанной искусно и даже изящно. Многие предметы обихода сделаны из коры деревьев. Лодки они также делают из древесной коры. Они их не смолят и не конопатят, а сшивают полосками тюленьей кожи. Все предметы обихода они делают с помощью остро заточенных больших раковин. «За все время нашего путешествия, — отмечает Флетчер, — мы не видели лодок, столь изящных по форме и пропорциям». На лодках туземцы путешествуют с острова на остров, перевозя на них свои семьи^{58}.

26 августа корабли покинули остров Елизаветы. Теперь начиналась самая опасная для плавания часть пролива. Путь был очень извилист. Дули сильные ветры. Надо было искать проход к океану среди множества островов, отделенных друг от друга бесчисленными протоками. Наконец, 6 сентября корабли вышли в Тихий океан. Дрейк торжествовал: сбылась его мечта «пройти по этому морю на английском корабле». Он взял курс на северо-запад, к берегам Перу.

Предоставим теперь опять слово Флетчеру. «7 сентября, на второй день после нашего выхода в Южное море (некоторые называют его Маrе pacificum^[2], но для нас оно было скорее Маге furiosum^[3]), разыгралась такая страшная буря, какой никто из нас не видел. Она началась ночью. Когда наступило утро, мы не увидели солнечного света, а ночью не видели ни луны, ни звезд. И это продолжалось 52 дня. Шторм не ослабевал день ото дня. а наоборот, усиливался. 30 сентября, ночью, мы потеряли из вида «Златоцвет». Целый месяц, с 7 сентября по 7 октября, мы не видели земли. Ветер отогнал нас назад к 57° ю. ш. Потерялся и вице-адмиральский корабль «Елизавета». Ветер был такой силы, что, казалось, дуют все ветры земли одновременно. Казалось также, что все тучи на небе собрались в одном месте, чтобы обрушить на нас ливень. Корабль наш то подкидывало, как игрушку, на гребни гигантских волн, то с такой же стремительностью бросало в морскую бездну. Иногда были видны очертания гор, и это наводило на нас ужас, потому что ветер гнал корабль прямо на них. Потом они исчезали. Наши якоря, как вероломные друзья в минуту опасности, не хотели служить нам; словно охваченные ужасом, они скрывались в пучине, оставляя неуправляемый корабль и беспомощных людей в бушующем море, которое играло им, как ракетка мячом»^{59}.

Шторм продолжался до 28 октября. За это время «Золотую лань» отнесло к югу на 5°. Дрейк опять попал в места, которые он оставил около двух месяцев назад. Шторм стих так же неожиданно, как и начался. Дрейк сказал своим спутникам, что видит особую милость божью в том, что они опять попали сюда и должны теперь исследовать ту часть страны, которая находится к югу от Магелланова пролива. На всех картах того времени показывалось, что пролив отделяет южную оконечность Америки от огромного континента, называемого Terra Australis Incognita^[4], простиравшегося на юг до Южного полюса и на запад до Новой Гвинеи. Дрейк установил, что к югу от Магелланова пролива находится не огромный материк, а группа небольших островов, за которыми опять начинается необозримый водный простор. «Золотая лань» достигла мыса Горн. Там Дрейк и его спутники высадились и провели два дня. Пастор Флетчер отправился к самой южной точке острова. Там, достав из принесенного с собой мешка инструменты, он выбил на большом камне «имя ее величества, название ее королевства, год от рождества Христова и день месяца». «Мы, — пишет Флетчер, — покидали самую южную из известных земель в мире… Мы изменили название этой южной земли с Terra Incognita (так действительно было до нашего прихода сюда) на Terra Hunc Bene Cognita^[5]»^{60}. Дрейк дал всем островам общее название — Елизаветинские.

30 октября «Золотая лань» вновь пошла к перуанским берегам, где у 30° ю.ш. Дрейк еще до выхода в Тихий океан назначил сбор всех кораблей в случае, если они потеряют друг друга. Погода была прекрасная. В южном полушарии в это время наступает лето. Океан был спокоен, небо безоблачно. 25 ноября «Золотая лань» бросила якорь у острова Мучо, расположенного на 39° ю. ш.

Вечером Дрейк, сопровождаемый офицерами и матросами, высадился на берегу. Индейцы, населявшие остров и бежавшие туда от преследования испанцев, встретили англичан дружелюбно. Они принесли в подарок англичанам фрукты и двух жирных баранов. Дрейк тоже дал им подарки и сказал, что единственной целью его посещения острова было желание приобрести маис, картофель, скот и особенно запастись свежей водой. Индейцы обещали на следующее утро показать ему место, где можно набрать воды сколько угодно. На следующий день ранним утром Дрейк с 12 матросами на шлюпке направился к берегу. У англичан были только щиты и мечи. Никто не ждал опасности, так дружески их накануне встретили индейцы. Когда шлюпка подошла к берегу, Дрейк приказал двум матросам взять бочонки и пойти за водой туда, куда покажут индейцы. Едва матросы отошли от берега, как на них накинулись индейцы и быстро их куда-то увели. Оставшиеся в шлюпке не могли прийти на помощь попавшим в беду товарищам, так как несколько сот индейцев, прятавшихся, как оказалось, в густых зарослях тростника, растущего на берегу, неожиданно бросились к ним и начали осыпать их стрелами. Щиты не помогали, так как индейцы стояли совсем близко и могли целиться в любую часть тела. Дрейку стрела попала в лицо. Все англичане были ранены, в теле одного из матросов торчало более 20 стрел. Никто бы не спасся, если бы не удалось перерубить мечом канат, которым лодка была привязана к берегу. Сильная волна подхватила лодку и унесла в море. Нападавшие пустили вдогонку англичанам тучи стрел, которые, как пишет Флетчер, «закрыли солнце». Оба борта шлюпки были утыканы стрелами. Когда англичане, обливаясь кровью, подошли к своему кораблю, то увидели, что на воду спускается вторая шлюпка с вооруженными матросами, спешившими на выручку захваченным товарищам. Но на берегу к этому времени собралось не менее двух тысяч индейцев, и те, у кого не было лука, несли копья и длинные дротики с наконечниками, сверкавшими на солнце, как серебро. В середине толпы лежали связанные по рукам и ногам два английских матроса. Вокруг них, взявшись за руки, танцевали индейцы. Подошедшие на шлюпке англичане дали несколько залпов из мушкетов, но не причинили никакого вреда индейцам, так как те, уклоняясь от пуль, успевали ложиться на землю.

Тогда матросы вернулись на корабль и стали просить Дрейка обстрелять собравшуюся на берегу толпу из корабельных орудий. Дрейк отказался это сделать, не желая обострять отношений с коренным населением. Он всегда старался привлекать туземцев на свою сторону, понимая, что это значительно облегчит ему борьбу с испанцами. Дрейк объяснил матросам, что индейцы приняли их за испанцев. Флетчер по этому поводу замечает: «Этот случай враждебности, проявленный островитянами, объяснялся не чем иным, как смертельной ненавистью, испытываемой ими к жестоким врагам испанцам за их кровавое и тираническое подавление коренных жителей Америки. И поэтому, полагая, что действуют против испанцев (они приняли нас за испанцев еще и потому, что некоторые из наших людей, требуя воды, использовали испанское слово «aqua»), они обратили свою злобу против нас»^{61}. 27 ноября пополудни «Золотая лань», не сделав ни одного выстрела, снялась с якоря и пошла вдоль побережья.

На корабле не было врача. Главный врач экспедиции умер, а его помощник находился на пропавшей «Елизавете». Поэтому лечением многочисленных раненых занялся сам адмирал, который был сведущ не только в навигации, но и во врачебном искусстве. Все раненые, кроме двух, поправились. Умер канонир Грет Хоувер, получивший 20 ран, и марон Диего, слуга Дрейка, которого он вывез еще из Номбре-де-Диос.

Корабль Дрейка поднимался к северу, к 30° ю. ш., где, как уже говорилось, была назначена встреча судов флотилии. 30 ноября «Золотая лань» бросила якорь в заливе Филиппа, в 15 милях к северу от испанского порта Вальпараисо. Дрейк послал шлюпку к берегу. Но матросы не обнаружили ни воды, ни овощей, в которых экипаж испытывал большую нужду. Встретили только стадо буйволов, Туземцев не было видно. Лишь одна лодка с индейцем, ловившим рыбу, виднелась в углу залива. Рыбак-индеец вместе с лодкой был доставлен на корабль. Англичане дали ему много подарков и, объяснив знаками, в чем они нуждаются, пообещали дать еще больше, если он им поможет. Затем индейца отправили на берег. Через несколько часов он вернулся с людьми своего племени, в числе которых был и вождь. Индейцы принесли кур, яйца, жирную свинью и другую снедь. Рыбак-индеец объяснил Дрейку, что здесь ничего другого достать нельзя, но что он может показать англичанам место недалеко отсюда, где всякого продовольствия в изобилии. Дрейк с удовольствием принял предложение, и 4 декабря «Золотая лань», ведомая новоявленным лоцманом, пошла в обратном направлении. Второй раз, проходя вдоль побережья в тех местах, где была назначена встреча кораблей, англичане опять не встретили своих товарищей; индейцы говорили им, что тоже не видели английские корабли. На следующий день «Золотая лань» вошла в гавань Вальпараисо порта Сантьяго, столицы Чили.

Был полдень. Впереди «Золотой лани» стояло испанское судно «Капитан Мориаль». Этот корабль водоизмещением 120 т был знаменит тем, что являлся флагманом в экспедиции известного испанского мореплавателя Педро Сармиенто де Гамбоа к Соломоновым островам. Сейчас судно совершало коммерческий рейс в Перу с грузом вина и золота. Команда его состояла из 15 человек.

Приход «Золотой лани» не вызвал у испанцев никаких подозрений. Они не сомневались, что в порт вошло тоже испанское судно. Откуда же было взяться кораблю другой национальности в «Испанском озере», обозначавшемся на картах как «Тихий океан». На «Капитане Мориа-ле» в знак приветствия подняли флаг и забили в барабаны. Дрейк приказал спустить шлюпку. В нее село 18 матросов, вооруженных аркебузами, луками и щитами. Первым на борт испанского корабля вступил Томас Мун, говоривший немного по-испански. Крича «Abajo, реrrо!»^[6], он бросился на приветствовавшего его испанца и ударил его палкой. Очень скоро англичане завладели кораблем. Никто из испанцев убит не был. Ошеломленные неожиданным нападением, они не успели опомниться, как были схвачены и заперты в трюме. Среди захваченных драгоценностей был большой золотой крест, усыпанный изумрудами, «с прибитым к нему, — как выразился Флетчер, — богом из того же металла»^{62}.

Оставив охрану на захваченном корабле, Дрейк послал остальных в город. В Вальпараисо в то время было всего девять жилых домов и несколько складов. Когда англичане вошли в город, там уже не было ни одного жителя, все убежали в горы. На складах матросы нашли большие запасы провизии: хлеб, мясо, сало. Особенно много было вина. Но нигде они не видели золота. Захваченное продовольствие они перевезли на корабль, на долгое время обеспечив себя всем необходимым. Дрейк тоже высадился на берег. Там он обнаружил небольшую часовню, где увидел богато расшитый алтарный покров. Дрейк подарил его Флетчеру.

Покончив с грабежом города, Дрейк распорядился отпустить всех захваченных испанских моряков, кроме штурмана Хуана Гриего и еще двух матросов. Забрал он и все карты, находившиеся на корабле. Затем вместо отпущенной испанской команды он послал на «Капитана Мориаля» 25 своих матросов. В полдень 6 декабря, ровно через 24 часа после прихода в порт, он оставил Вальпараисо, продолжая путь уже на двух кораблях.

Дрейк никогда не перегружал добро с захваченных кораблей на свое судно в порту, опасаясь неожиданного нападения. Он уводил испанский корабль в открытое норе и там на просторе «освобождал» его от груза. Так он поступил и в этот раз. С «Капитана Мориаля» было снято 170 бочонков вина. Это количество фиксируют все источники, как британские, так и испанские. Разногласий нет. Другое дело в отношении стоимости захваченных драгоценностей. Дон Луис де Толедо, вице-король Перу, определял их стоимость в 14 тыс. золотых песо. Педро Сармпенто де Гамбоа утверждал, что хозяином «Капитана Мориаля», Гернандо Ламеро, были зарегистрированы находившиеся на корабле драгоценности на сумму в 24 тыс. песо. Какова была действительная их стоимость, определить, конечно, невозможно. Ясно одно, что первое же нападение Дрейка на испанцев в Тихом океане принесло ему немалый барыш. Ведь если перевести стоимость награбленного на современные деньги, то это составит много миллионов фунтов стерлингов.

Дрейк вернулся к бухте Филиппа, где высадил индейского рыбака на берег, и продолжал путь на север. Он шел все время недалеко от берега, заходил во все бухты и устья рек, пытаясь отыскать потерявшиеся корабли своей флотилии. Там, где было мелко и его суда не могли подойти к берегу, он посылал пиннасу.

«Золотая лань» после страшной двухмесячной бури начала давать течь, и Дрейк решил найти подходящую бухту, чтобы встать на ремонт. 19 декабря его корабли вошли в залив к югу от города Сиппо. Дрейк приказал одному из матросов забраться на мачту для наблюдения за берегом, а 14 других послал на шлюпке к берегу, чтобы они отыскали пресную воду. Шлюпка подошла к скале, находившейся близко от берега. Матросы привязали шлюпки, а сами сошли на сушу. Они поймали пару свиней, набрали в бочки воды, когда раздался выстрел. Это стрелял матрос, наблюдавший с мачты за берегом и заметивший скакавший с холма испанский кавалерийский отряд и бежавших за ним вооруженных индейцев. Предупрежденные выстрелом, матросы бросились к скале, где находилась шлюпка. Лишь один матрос, Ричард Миниви, оставался на берегу, прикрывая отход. Шлюпка с матросами ушла. Миниви был убит выстрелом из аркебуза. Испанцы были так озлоблены, что у мертвого моряка отрубили голову и правую руку, вырвали из груди сердце и приказали индейцам пронзить тело стрелами. После этого они ускакали, оставив тело на съедение диким зверям. К концу дня, когда на берегу было совершенно пустынно, Дрейк послал шлюпку, чтобы похоронить погибшего матроса. «Это было не то место, какое мы искали и где желали бы остановиться, — писал Флетчер, — и мы поспешили опять отправиться в путь»^{63}.

22 декабря, пройдя 90 миль на север, Дрейк обнаружил наконец место, которое искал: прекрасный широкий залив с песчаным берегом, где виднелось лишь несколько индейских хижин. В заливе было такое множество рыбы, что на четыре или пять удочек можно было в течение трех часов поймать несколько сот рыбин. Там и начался ремонт «Золотой лани». Тем временем Дрейк на пиннасе отправился на поиски своих исчезнувших кораблей. Однако неблагоприятный юго-западный ветер заставил его вернуться к месту стоянки.

18 января 1579 г. закончился ремонт «Золотой лани», и на следующий день корабли опять пошли на север. Дрейк все еще не терял надежды найти пропавшие корабли. Последние два месяца плавания англичане все время испытывали нехватку питьевой роды. Корабли шли вдоль выжженных солнцем засушливых берегов. Лишь время от времени им удавалось встретить индейцев, которые показывали, где можно найти воду. Так, в поисках пресной воды англичане высадились в местечке, называемом Тарапака. На берегу они нашли спящего испанца, около которого лежало 13 слитков серебра стоимостью в 4 тыс. испанских дукатов. О том, что случилось дальше, Флетчер повествует так: «Нам никак не хотелось его будить, но, против нашей воли, мы доставили ему эту неприятность, так как решили освободить его от заботы, которая, чего доброго, в другой раз и не позволила бы ему заснуть, и покинули его, взяв его ношу, чтобы она не беспокоила его больше и он мог бы продолжать свой сон спокойно»^{64}.

Тут же Флетчер записывает и другой подобный эпизод. «Наши поиски воды продолжались, и мы опять высадились недалеко от Таранаки! Там мы встретили испанца, гнавшего восемь лам, или перуанских баранов, каждый из которых нес по два мешка. В мешках было по 50 фунтов чистого серебра, а всего — 800 фунтов. Мы не могли допустить, чтобы испанский джентльмен превратился в погонщика, и потому, без просьбы с его стороны, сами предложили свои услуги и стали подгонять лам, но так как он не мог хорошо показать дорогу, то нам пришлось взять это на себя, и, после того как мы с ним расстались, мы с нашим новым багажом оказались около своих лодок»^{65}.

4 февраля Дрейк увидел небольшое селение на берегу. Пересев на пиннасу, он поплыл туда в сопровождении группы матросов. В селении Дрейк встретил двух людей, один из которых оказался корсиканцем. При нем находилось 3 тыс. серебряных песо и семь лам. Дрейк забрал с собой на корабль и корсиканца, и деньги, и лам.

6 февраля Дрейк подошел к городу Арика, расположенному на 18° ю. ш. «Этот город, — сообщает Флетчер, — показался нам расположенным на самой плодородной земле, какую мы только видели на этих берегах. К тому же он находится у входа в прекраснейшую и плодороднейшую долину, снабжающую город всем необходимым. Город ведет постоянную торговлю как с Лимой, так и с другими городами Перу. Он населен испанцами. На двух барках, стоящих в заливе, мы нашли 40 слитков серебра, по форме напоминающих кирпичи, каждый около 20фунтов. Чтобы помочь испанцам, мы взяли с собой эту ношу»^{66}. Тем временем в городе раздался звон колоколов. На берегу собрались вооруженные жители. Дрейк решил не испытывать неверную судьбу и не высадился на берег. Ранним утром следующего дня его корабли покинули гавань Арики, направляясь дальше на север.

У селения Арикипа они увидели испанский корабль, на который только что начали грузить золото и серебро. Когда Дрейк подошел к нему, оказалось, что погрузка не только прекращена, но, наоборот, корабль разгрузили два часа назад, получив известия из Арики о появлении в этом районе английских кораблей. Драгоценности закопали в тайнике. Но англичане несколько компенсировали потерю, захватив попавшийся им другой корабль, груженный полотном. Решив, что «полотно может пригодиться, мы его забрали», сообщает благочестивый Флетчер^{67}.

«Золотая лань», сопровождаемая пиннасой, пошла к Лиме, столице Перу, где находилась резиденция вице-короля этой испанской колонии. Утром 15 февраля, находясь в 20 милях от порта Кальяо, Дрейк встретил небольшой испанский корабль, принадлежавший Франциско де Трухильо, жителю Лимы. На судне не оказалось ничего ценного, но Дрейк получил от его капитана, Гаспара Мартина, важные сведения. На вопрос Дрейка, много ли золота и серебра находится на кораблях, стоящих в Кальяо, Мартин отвечал, что большинство драгоценностей увезли. Еще 2 февраля в Панаму ушел корабль с большим грузом золота. Поскольку это судно должно зайти еще в ряд портов по пути к месту назначения, Дрейк, по мнению Мартина, может догнать его.

Узнав это, Дрейк изменил свой первоначальный план. Он решил не высаживаться в Кальяо. Под покровом ночи он вошел в гавань, где стояло 30 испанских кораблей, 17 из них — в полной боевой готовности. «Золотая лань» стала среди них. Испанские корабли были ярко освещены. Их команды находились на берегу. Дрейк со своими людьми осмотрел корабли и действительно не нашел на них драгоценностей: все было свезено на берег. Но и здесь Дрейк узнал кое-что интересное. Это не относилось к искаженным известиям о европейских событиях, например о том, что умерли якобы папа римский и французский король. В действительности папа Григорий XIII, избранный в 1572 г., продолжал свой земной путь, так же как и Генрих III, в 1574 г. вступивший на французский престол. Известием, очень заинтересовавшим Дрейка, было сообщение испанских матросов о том, что Джон Оксенгем и с ним еще три англичанина находятся в руках инквизиции в Лиме.

Лима была не Номбре-де-Диос и не Вальпараисо. Основанная Франциском Писарро в начале XVI в. Лима, носившая тогда название Великого города королей, была красива и величественна. В центре находились великолепные здания, среди которых выделялся дворец вице-короля Перу, не уступавший в роскоши королевским дворцам в Испании. В городе жило 9 тыс. испанцев и 5 тыс. негров-рабов, а также индейцы, численность которых неизвестна. В шести милях от Лимы находился порт Кальяо с широкой и глубокой гаванью. У входа в нее находился остров, что предохраняло гавань от опасных волн и делало стоянку судов вполне безопасной. На берегу был расположен небольшой поселок, в котором жило несколько сот испанцев.

Своими незначительными силами Дрейк не рассчитывал захватить испанскую твердыню. Но полученное известие он запомнил и решил, что найдет еще способ выручить из плена своих соотечественников.

Переходя с корабля на корабль, Дрейк рубил якорные канаты, рассчитывая на то, что, хотя ночь и была спокойная, прилив и отлив сдвинет суда с мест стоянки и их команды, возвратясь на берег, не смогут в темноте найти свои корабли. Это вызовет смятение и даст возможность «Золотой лани» беспрепятственно уйти на безопасное расстояние.

Осмотрев стоявшие на рейде суда, Дрейк вернулся на свой корабль. В это время в порт вошло испанское судно «Святой Христофор» и стало рядом с «Золотой ланью». Матросы — народ общительный, и испанцы со «Святого Христофора» стали спрашивать людей со стоявшего рядом корабля, кто они такие. Дрейк приказал одному из пленных испанцев отвечать по-испански то, что он ему будет говорить. Все, казалось, складывалось благоприятно для англичан. Их присутствие не было обнаружено. Но произошла случайность, которую никак нельзя было предусмотреть. Хотя уже близилась полночь, приход корабля был замечен с берега, и к нему была послана шлюпка с таможенниками. Когда шлюпка подошла к борту испанского судна, таможенный офицер спросил его название и сказал, что осмотр судна будет произведен утром следующего дня. Поскольку «Золотая лань» стояла рядом, то и она привлекла внимание испанцев. Очертания судна удивили таможенного офицера. Подойдя вплотную к кораблю, испанцы спросили у команды его название. В ответ послышалось: «Святой Христофор». Это испугало испанского офицера, и, крича «Французы!», «Французы!», он приказал что есть силы грести к берегу. Видя, что без шума не обойдется, Дрейк приказал спустить шлюпку, догнать и захватить испанских таможенников. Это сделать не удалось: испанская шлюпка уже достигла берега. Тогда Дрейк приказал спустить другую шлюпку с вооруженными матросами, чтобы захватить стоящий рядом «Святой Христофор». Но атака англичан была отбита успевшими приготовиться к обороне испанцами. Когда английская шлюпка вернулась к «Золотой лани», «Святой Христофор» уже снялся с якоря. Дрейк послал вдогонку за ним пиннасу с вооруженными матросами. На этот раз англичанам сопутствовала удача. Они настигли испанский корабль уже у выхода из гавани и захватили его. Но команда успела спустить шлюпку и направиться к берегу. На борту остались лишь два матроса и слуга-негр. Тем временем «Золотая лань» снялась с якоря и вышла в открытое море.

В городе поднялась тревога. Звонили колокола церквей. Вооруженные жители собирались для отражения нападения. Известие о появлении корсаров достигло дворца вице-короля. Вице-король Перу дон Луис де Толедо в боевых доспехах, сопровождаемый отрядом кавалеристов с развевающимся королевским штандартом, прискакал на базарную площадь Лимы и призвал всех жителей города к обороне. Уже стало известно, что нападавшие были не французы, а англичане, приплывшие с юга. Вице-король послал генерала Диего де Фриаса Трейо с его солдатами в порт для захвата англичан. Но когда они достигли Кальяо, то увидели лишь огни «Золотой лани», скрывавшейся за островом, расположенным при входе в гавань… За ней шел захваченный англичанами «Святой Христофор».

Узнав об этом, вице-король послал солдат в Кальяо и, посадив их на два корабля, приказал преследовать и захватить английский корабль. Командование этой операцией он возложил на генерала Диего. Такова была обычная практика испанцев в то время. Морские операции, если в них принимали участие сухопутные войска, проводились под командованием сухопутных офицеров, морские же офицеры ставились в подчиненное положение. И в этом случае главное командование было отдано генералу Диего, а адмирал Педро де Арана должен был ему подчиняться. Когда испанские корабли вышли в море, «Золотая лань» находилась уже в 20 милях от них. Дрейк увидел преследователей, когда корабли вышли за остров. Он, оставаясь совершенно спокойным, распорядился перевести груз со «Святого Христофора» на «Золотую лань» (в трюмах захваченного испанского судна оказались шелк и полотно). Когда груз был доставлен на «Золотую лань», Дрейк разрешил всем испанцам, кроме, разумеется, необходимого ему да Сильвы, вернуться в Лиму на «Святом Христофоре». Английские же матросы, находившиеся на захваченном корабле, перешли на «Золотую лань». Попутный ветер крепчал, и «Золотая лань» быстро увеличивала расстояние между собой и преследовавшими ее испанскими кораблями.

Испанцы целый день преследовали «Золотую лань». Но, убедившись в бесцельности этого, вернулись в Кальяо. Вице-король был в ярости. Он разжаловал генерала Диего. Небольшой фрегат был послан во все порты между Лимой и Панамой, чтобы предупредить о появлении английского судна. Когда «Святой Христофор» вернулся в Лиму, стало известно имя капитана английского корабля, этого «дьявола Дрейка», вызывавшего особую ненависть испанцев за действия в Номбре-де-Диос и Картахене.

В это время Дрейк захватил маленький испанский барк и узнал, что корабль, о котором ему рассказали испанцы еще до входа в гавань Кальяо и который он так вожделенно мечтал догнать, прошел здесь совсем недавно. Зайдя в находившуюся неподалеку небольшую гавань Пайта, Дрейк узнал от капитана стоявшего там испанского судна Кустодо Родригоса, что «Какафуэго» (так назывался корабль, за которым охотился Дрейк) вышел из этой гавани два дня назад. Дрейк, захватив с собой Родригоса, хорошо знавшего здешние прибрежные воды, пустился в погоню. 21 февраля он захватил испанский корабль с грузом одежды. Взяв груз на свой корабль и прихватив марона, находившегося среди команды, Дрейк отпустил испанский корабль и поплыл дальше. Он осмотрел гавани Святой Елены и Гуаякиль. Никто и не слышал о «Какафуэго».

28 февраля «Золотая лань» пересекла экватор. Здесь Дрейк захватил испанский барк, капитаном которого был Диас Браво. На захваченном корабле Дрейк нашел запасы нового такелажа, что было очень кстати для его судна, находившегося уже второй год в плавании. Кроме того, на корабле находилось 20 тыс. золотых песо.

Перегрузив такелаж и золото на «Золотую лань», Дрейк отправился дальше, ведя за собой захваченный испанский барк. «Какафуэго» не было видно. Дрейк обещал подарить золотую пень тому, кто первым увидит этот корабль, 1 марта в час дня, когда «Золотая лань» находилась у мыса Святого Франциска, Джон Дрейк, сидевший на грот-мачте, закричал: «Парус!». На расстоянии девяти миль от «Золотой лани» шел большой испанский торговый корабль.

Это был долгожданный «Какафуэго». Джон Дрейк получил золотую цепь. Судьба этого в то время пятнадцатилетнего юноши сложилась драматически, как и судьбы большинства братьев Дрейка. Из этого плавания Джон вернулся благополучно. Но в июне 1582 г. он отправился в новое плавание, которое организовал Эдвард Фентон. Целью плавания было достижение Китая. Экспедиция должна была проходить по маршруту «Золотой лани». Джон Дрейк был уже капитаном одного из судов, принадлежавшего его брату и носившему его имя «Фрэнсис». Все шло хорошо, пока не достигли берегов Бразилии. «Фрэнсис» зашел в Ла-Плату, чтобы пополнить запасы продовольствия и воды. Там судно наскочило на скалу и разбилось. Вся команда, 17 человек, спаслась на шлюпке. Матросы успели взять только немного оружия. Все остальное погибло. Высадившись на берег, они разожгли костер, чтобы обсушиться. Огонь привлек внимание индейцев. В завязавшейся схватке четыре англичанина были убиты. Остальные попали в плен. 13 месяцев Джон Дрейк и его спутники находились у индейцев. Пять человек умерло. Четырем, в том числе Джону Дрейку, удалось бежать. После целой серии приключений англичане пришли в Буэнос-Айрес. Там они попали в руки испанских властей. Сначала их отправили в Асунсьон, а затем в Лиму. Сохранились протоколы допросов Джона Дрейка перед судом инквизиции в Лиме в марте 1584 т. и январе 1587 г. Испанские колониальные власти в Америке продолжали проявлять огромный интерес к плаванию Фрэнсиса Дрейка в Вест-Индию в 1577–1579 гг., несмотря на то что с тех пор прошло уже немало лет. Поэтому, захватив близкого родственника «дьявола Дрейка» и участника его плавания, испанские инквизиторы в основном расспрашивали Джона Дрейка о деталях этого плавания и личности его, столь им ненавистного, брата.

Джон Дрейк был приговорен судом инквизиции к тюремному заключению. Дальнейшая судьба его неизвестна. В Англию он больше не вернулся. Фрэнсис Дрейк, составляя завещание в августе 1595 г., не упомянул в нем о своем кузене, по-видимому будучи уверен, что его уже нет в живых.

Но все это было потом. А сейчас юный кузен адмирала радовался удаче, нетерпеливо ожидая возможности вступить на палубу испанского корабля. Но адмирал решил не форсировать события. «Золотая лань», имея большое преимущество в скорости, могла быстро нагнать испанцев. Но оба корабля шли недалеко от берега. Если бы с «Какафуэго» увидели опасность, то испанцы могли легко спастись, повернув к суше. Поэтому Дрейк решил напасть на испанцев ночью. Но нужно было уменьшить скорость «Золотой лани», и Дрейк приказал спустить все пустые бурдюки, которые, наполнившись водой, сильно замедлили ход корабля.

К вечеру с берега потянул бриз. Теперь, если бы испанцы и заметили опасность, им было бы очень трудно подойти к берегу. Дрейк приказал вытащить бурдюки, и «Золотая лань», получив свободу, стала быстро нагонять «Какафуэго».

О том, что произошло дальше, мы узнаем из показаний владельца и капитана «Какафуэго» Сен Хуана де Антона, которые он давал королевскому суду в Панаме 16 марта 1579 г., через десять дней после того, как Дрейк его отпустил.

В полдень 1 марта де Антон с борта своего корабля заметил судно, шедшее тем же курсом, что и «Какафуэго». Он не придал этому никакого значения, полагая, что за ним идет испанский корабль. Около девяти часов вечера неизвестный корабль перерезал путь «Какафуэго». Де Антон приветствовал его, но ответного приветствия не последовало. Де Аптон подумал, что, возможно, этот корабль идет из Чили, где тогда было восстание, и вышел на палубу. Вдруг с подошедшего корабля раздался голос: «Мы — англичане, уберите паруса!», а затем: «Уберите паруса, господин Хуан де Антон, если вы этого не сделаете, то будете пущены на дно». «Почему Англия приказывает мне убрать паруса?» — отвечал де Антон. — «Придите на борт и сделайте это сами». «Уберите паруса», — еще раз раздалась команда. За ней последовал орудийный залп. В то же время у противоположного борта «Какафуэго» показалась английская пиннаса, с которой на борт испанского корабля взобралось 40 англичан.

Не видя на палубе никого, кроме де Антона, они схватили его и потащили на английский корабль. Там он предстал перед Дрейком, сказавшим ему: «Сохраняйте спокойствие, это случается на войне». Дрейк приказал запереть де Аптона в каюте на корме и выставить охрану.

На следующее утро Дрейк завтракал на «Какафуэго», приказав своим людям накормить де Антона так, как если бы они кормили его самого. Дрейк находился на «Какафуэго» до полудня, проверяя находившиеся на борту корабля драгоценности. В течение следующих трех дней пиннаса перевезла драгоценности, находившиеся на «Какафуэго», а также запасы воды, паруса и канаты на «Золотую лань». По словам де Антона, их общая зарегистрированная стоимость определялась в 400 тыс. песо, из которых 106 тыс. принадлежало лично королю Филиппу, а остальное — частным лицам. Общая стоимость золота и серебра, которые Дрейк забрал в южных морях между портом Вальпараисо, где он захватил «Капитана», и мысом Святого Франциска, где он ограбил Сен Хуана де Антона, составляет 447 тыс. песо, не считая стоимости большого количества фарфора, ювелирных изделий из золота и серебра, драгоценных камней, а также шерстяных тканей и продовольствия. «Ущерб, нанесенный захваченным им кораблям, — говорилось в протоколе допроса де Антона королевским судом Панамы, — оценивается еще в 100 тыс. песо. В эту сумму не входит стоимость мелких вещей, которые он брал в разных местах»^{68}.

Дрейк объяснил де Антону, что во время своего второго плавания вместе с Хокинсом в испанскую Вест-Индию десять лет назад их обманул вице-король Мексики дон Мартин Энрикес, нарушив данное слово, что обошлось им тогда в 7 тыс. песо. Дрейк добавил, что по этой причине считает с тех пор за королем долг на эту сумму и теперь хочет его получить. Поэтому то серебро из захваченного им, которое принадлежит королю, он забирает себе, серебро же, принадлежащее частным лицам, он отдаст королеве, своей высокой повелительнице^{69}. На следующий день, в субботу 7 марта, Дрейк приказал перевести всех арестованных испанцев на «Какафуэго» и разрешил им плыть, куда они пожелают.

До того как испанский корабль ушел, Дрейк одарил экипаж подарками из тех же вещей, которые он забрал у испанцев. Каждому он дал по 30–40 песо. Несколько испанцев получили садовые ножи и мотыги. Одному солдату Дрейк подарил оружие. Он дал корабельному писарю щит и меч, чтобы тот при случае мог показать себя воином. Купцу по имени Куэвас Дрейк дал несколько вееров, сказав, что это подарок его жене. Самому де Антону он подарил два бочонка с дегтем, порох и серебряный кубок с надписью «Фрэнсис Дрейк».

Отпуская де Антона, Дрейк дал ему рекомендательное письмо, сказав, что в случае если тот встретит два других английских судна, которые идут следом (Дрейк все еще не терял надежды, что «Елизавета» и «Златоцвет» где-то недалеко), то пусть покажет это письмо и ему не будет причинено никакого беспокойства. «Поскольку он — капитан-генерал, они все обязаны подчиняться его приказу, и он делает Сен Хуану большую услугу, дав ему это письмо, так как капитан двух других судов очень жестокий человек и, если бы он не помешал ему, тот не оставил бы в живых ни одного человека, по с этим его письмом они могут плыть в полной безопасности». Дрейк, в частности, писал: «Мистер Винтер. Если богу будет угодно дать Вашей милости возможность встретить Сен Хуана де Антона, то я прошу Вашу милость обращаться с ним хорошо, в соответствии с данным ему мною словом»^{70}.

В свою очередь Дрейк, беспокоясь о судьбе Оксенгема и его спутников, просил де Антона передать от его имени вице-королю Перу, «что он уже убил достаточно англичан, а тех четырех, которые остались, пусть не убивает, а если убьет, то это будет стоить жизни более чем четырем тысячам испанцев и головы их будут ему посланы, чтобы он знал об этом»^{71}.

Де Антон старалбя успокоить Дрейка, сказав ему, что если уж англичане, о которых адмирал так беспокоится, до сих пор не убиты, то вряд ли их вообще убыот. Когда же Дрейк спросил его, как же, по его мнению, вице-король намерен поступить в отношении их, де Антон ответил, что они, вероятно, будут посланы в Чили солдатами для службы в войсках, воюющих против индейцев. «Фрэнсис обрадовался, услышав это, и стал более спокоен, — сообщает де Антон, — он был в большом гневе, когда говорил о возможности убийства пленных англичан».

Дрейк показал де Антону «навигационную карту длиной в 10 м, сказав, что она сделана для него в Лиссабоне и стоила ему 800 крузадо»^{72}. Когда де Антон спросил Дрейка, каким путем тот думает возвращаться на родину, «означенный капитан показал ему карту мира, на которой он продемонстрировал, что существует три пути, которыми он мог бы воспользоваться. Один путь через мыс Доброй Надежды, второй — той дорогой, которой он пришел сюда. О третьем пути он ничего не сказал»^{73}.

Де Антон выполнил поручение Дрейка и передал вице-королю Перу его просьбу не убивать Оксенгема и его товарищей. Но дон Франциско де Толедо не внял просьбе «королевского пирата». В начале ноября 1580 г. Джон Оксенгем, Джон Батлер и Томас Ксеруэл были повешены в Лиме. В то время когда Дрейк находился неподалеку, они сидели в застенках инквизиции. А утром 20 февраля 1579 г., через четыре дня после того как Дрейк покинул Кальяо, в тюрьме в Лиме инквизиторы Цересуэла и Уллоа, а также главный секретарь вице-короля Хуан Гутирес де Уллоа допрашивали Оксенгема, Батлера и Ксеруэла. Всем троим ставились одни и те же вопросы: 1) знают ли они, как изготавливаются английские пушки; 2) известно ли им что-нибудь о том, что королева Елизавета или какое-либо другое лицо намеревались послать военные корабли через Магелланов пролив в южные моря; 3) знакомы ли они с капитаном Фрэнсисом Дрейком, и намеревался ли он пройти через Магелланов пролив?

На все эти вопросы англичане дали одинаковые ответы. На первый вопрос все они ответили отрицательно, что крайне разочаровало испанские власти. Дело в том, что на вице-короля Перу было возложено обеспечение защиты всей береговой линии Южноамериканского континента. Когда испанцы господствовали и на Тихом, и на Атлантическом океанах, можно было относиться к этому достаточно беспечно. Когда же английские и французские корабли стали все чаще проникать в Вест-Индию, оборона побережья стала уже делом неотложным. Артиллерия привозилась из Испании, и ее ко времени появления Дрейка в южных морях было совершенно недостаточно. Колониальные власти нуждались в людях, знавших, как изготовляются пушки, чтобы организовать их производство на месте.

Пленные ответили отрицательно и на второй вопрос. Так, Оксенгем сказал, что четыре года назад один богатый английский дворянин по имени Ричард Гренвилл, который живет недалеко от Плимута, обратился к королеве с просьбой дать лицензию на плавание к Магелланову проливу и проход в южные моря на поиски земель для создания поселений, «поскольку Англия имеет большое население и мало земли»^{74}. Королева сначала дала ему лицензию. Гренвилл купил два корабля и собирался купить третий, когда королева отменила свое разрешение, «потому что узнала, что за Магеллановым проливом находятся поселения испанцев. Означенный Гренвилл продал корабли после того, как у него забрали лицензию… Королева, пока она жива, не даст такой лицензии, но после ее смерти, конечно, найдется человек, который пройдет Магеллановым проливом»^{75}.

Отвечая на последний вопрос, все трое сказали, что знают Фрэнсиса Дрейка и что если бы королева дала ему разрешение, то он прошел бы Магеллановым проливом в южные моря, поскольку «он очень хороший моряк и капитан и в Англии нет никого, кто мог бы с ним в этом сравниться»^{76}.

Тревожные письма о нападениях Дрейка были посланы испанскому монарху вице-королями Перу и Мексики. Филипп получил их в августе и сентябре 1579 г. Исходя из того что Дрейк мог вернуться в Англию только через Молуккские острова или Магелланов пролив, Филипп написал собственноручно письмо королю Португалии, прося его принять меры для поимки Дрейка у Молуккских островов, а к Магелланову проливу распорядился послать эскадру из Кадиса. Военные корабли были посланы также в Карибское море на тот случай, если Дрейк бросит свой корабль на Тихоокеанском побережье Панамы и, перейдя на ее Атлантический берег, построит новый и попытается пройти в Англию через Атлантический океан. Послу в Лондоне Мендосе король приказал: «До тех пор пока корсар не достигнет Англии, не надо ничего говорить королеве о возвращении захваченных им сокровищ. Когда же он вернется, то надо это сделать»^{77}.

Не осталось без внимания и сообщение о том, что Дрейк купил в Лиссабоне навигационную карту, которая помогла ему пройти в южные моря. Испанскому послу в Лиссабоне было приказано найти «то лицо или лиц, которые вели дела с этим корсаром», а также снять копию с карты, проданной Дрейку, и немедленно послать ее в Мадрид^{78}.

Вице-король Перу послал новую погоню за Дрейком. Когда де Антон на «Какафуэго» добрался до Панамы, он встретил корабли, искавшие «Золотую лань». Но найти Дрейка не удалось.

Тем временем Дрейк продолжал искать свои исчезнувшие корабли, заходя во все бухты и устья рек. Нигде не было никаких следов. Видя бесполезность своих усилий, Дрейк решил отказаться от дальнейших поисков, тем более что надо было думать о возвращении домой. Дрейк понимал, что его будут сторожить и у Магелланова пролива, и у Молуккских островов. Поэтому он решил пойти третьим путем, о котором ничего не говорил де Антону. Собрав команду, Дрейк сказал, что решил найти таинственный пролив Аниан, соединяющий Тихий и Атлантический океаны на севере так же, как Магелланов пролив на юге. «Открытием для мореходства этого прохода в Северной Америке из южных морей в наш океан, — писал об этом Флетчер, — мы бы не только оказали большую услугу нашей стране, но и намного бы сократили срок возвращения домой, ибо в противном случае мы должны были бы идти очень долгим и мучительным путем, который едва ли выбрали бы по доброй воле… поэтому мы с радостью выслушали сообщение генерала»^{79}.

По своему обыкновению Дрейк решил дать отдохнуть команде перед предстоящим плаванием к неизвестному проливу. Он искал только подходящую гавань. 16 марта. Дрейк обнаружил именно такое место у острова Кано в заливе Коронадо. Там англичане чистили и чинили корабль, отдыхали, ловили рыбу. Заготовили продовольствие, воду, дрова. Плавая на пиннасе вдоль берега, они встретили испанский корабль с грузом китайского шелка и фарфора. Там же Дрейк нашел сделанного из золота сокола и серебряную жаровню. Все было перенесено на «Золотую лань», а судно отпущено. 24 марта Дрейк пошел дальше на север. 4 апреля англичанам встретился еще один испанский корабль. Владельцем судна был Франциско де Сарат, происходивший из знатной испанской семьи. Он приходился двоюродным братом герцогу Медине. На груди его красовался покрытый красной эмалью крест ордена Сантьяго, знак военного отличия Испании. Через 12*дней, вернувшись в Никарагуа из короткого плена у Дрейка, де Сарат в письме к вице-королю Мексики Мартину Энрикесу так излагает события, последовавшие за появлением английского корабля: «4 апреля, за полчаса до полуночи, я увидел подошедший к нам близко корабль. С борта моего корабля крикнули, чтобы судно не мешало движению. Но ответа мы не получили, похоже было, что на судне все спали. Тогда мы крикнули еще раз, уже громче, спрашивая, откуда идет корабль. По-испански ответили, что из Перу. В это время мы заметили, что спущенная с корабля шлюпка подошла к нашей корме. Из шлюпки закричали: «Спустите паруса!» — и раздалось семь или восемь аркебузных выстрелов. Мы подумали, что это уже слишком для шутки и дело становится серьезным. Со своей стороны мы ничего не предпринимали. Люди из шлюпки вошли на корабль и приказали отдать оружие и ключи. Мы повиновались. Узнав, что я хозяин судна, они посадили меня в шлюпку и повезли к их генералу. Я обрадовался этому, подумав, что буду иметь больше времени, чтобы лучше себя подготовить к встрече с господом нашим. Скоро мы прибыли туда, где находился их генерал, на очень хороший корабль, вооруженный такой артиллерией, какой я еще не видел. Я увидел генерала, прогуливавшегося по палубе, и, подойдя к нему, поцеловал его руку. Он принял меня очень сердечно, проводил в свою каюту, предложил мне сесть и сказал: «Я друг тех, кто говорит мне правду, но с теми, кто этого не делает, я шутить не люблю. Поэтому для вас же будет лучше, если вы скажете мне, сколько золота и серебра везет ваш корабль?^». Я ответил: «Нисколько». Он повторил вопрос. Я ответил: «Нисколько, только несколько маленьких золотых пластинок, которыми я пользуюсь, и несколько кубков — вот все, что есть на корабле». Он молчал некоторое время, а потом спросил, знаю ли я Вас, Ваше превосходительство. Я отвечал: «Да». — «Есть ли на вашем корабле кто-либо из его родственников или вещи, принадлежащие ему?» — «Нет, сэр». — «Ну, ладно, встреча с ним самим меня обрадовала бы больше, чем со всем золотом и серебром Индии, Вы бы увидели тогда, как должен держать свое слово джентльмен». Я ему ничего не ответил. Мы разговаривали, пока не наступило время обедать. Он приказал мне сесть рядом и начал накладывать еду из своей тарелки, говоря мне, чтобы я не волновался, ибо моя жизнь и собственность в полной безопасности. Я опять поцеловал его руку. На следующее утро он отправился на наш корабль и осмотрел весь груз. Из моих вещей он взял очень немного: китайский шелк и фарфор, сказав, что берет это для своей жены. В обмен он подарил мне золотого сокола и серебряную жаровню. На следующий день он приказал перевести меня и мой экипаж на наш корабль и разрешил продолжать плавание. Он задержал только Хуана Паскуаля и моего слугу-негра, сказав, что отпустит их после того, как они покажут, где можно найти пресную воду на берегу. Этот генерал был англичанин по имени Фрэнсис Дрейк, лет 35 от роду, небольшого роста, с белокурой бородой. Он один из величайших моряков, когда-либо плававших на морях, и как навигатор, и как командир»^{80}.

Де Сарат нигде не упоминает о том, что Дрейк сделал еще один презент, «подарив» ему его же крест св. Сантьяго за «проявленную храбрость». Но слухи об этом широко распространились. Даже в одной из комедий Лопе де Вега высмеивается случай «награждения» дона Франциско английским пиратом испанским военным орденом.

Через неделю, 13 апреля, Дрейк был уже в Гватулько, небольшом, но имеющем важное значение порте, связанном с портами Перу и Гондураса. В это время город готовился к нескольким праздникам. Группа жителей украшала городскую церковь. Увидя входивший в порт корабль, они приняли его за судно, ожидавшееся из Перу. Но вдруг находившийся в церкви матрос поднял тревогу: «Это английский корабль!». Мгновенно город опустел: жители убежали в горы. Англичане, высадившись на берег, обошли все дома, забирая все ценное, что им попадалось. В одном доме они нашли большой сосуд с серебряными монетами, драгоценные камни и массивную золотую цепь, за которые «поблагодарили испанского джентльмена, который их оставил, убегая из города», замечает в своем дневнике Флетчер^{81}.

Несмотря на панику, городские власти успели тут же послать гонцов к вице-королю Мексики с сообщением о нападении Дрейка. Дон Мартин в свою очередь уведомил об этом короля. Одновременно он призвал к оружию всех жителей Мексики. Епископ Гватемалы распорядился снять колокола с кафедрального собора и перелить на пушки. Судья верховного суда Мексики Роблес во главе отряда из 300 человек направился в Гватулько. В его отряде в качестве переводчика состоял англичанин Майлс Филип, находившийся в тюрьме со времени неудачного для Дрейка дела в Сан-Хуан-де-Улоа 11 лет назад. Дон Мартин послал еще три отряда по 200 человек в Гватемалу, Акапулько и к побережью Карибского моря. Часть отряда, прибывшего в Гватулько, была отправлена на небольшом шлюпе вдогонку за Дрейком. Среди них был и М. Филип. «Все время, которое я находился в море с ними, — вспоминал он впоследствии, — я был счастливым человеком, потому что я надеялся, что, если мы встретимся с мистером Дрейком, мы будем все захвачены и таким образом я буду освобожден и вернусь опять в родную Англию»^{82}. Но Дрейка встретить им не удалось. Прошли еще долгие годы до того, как Майлс Филип вернулся на родину.

Тревога охватила и Атлантическое побережье Вест-Индии. Генерал Христофор де Эразо вызвался вести отряд солдат-ветеранов из Номбре-де-Диос на Тихоокеанское побережье для поимки английского пирата. А Дрейк, покинув 16 апреля Гватулько, вышел в открытый океан, продолжая путь на север к заветному проливу. Перед уходом из Гватулько Дрейк освободил, как и обещал, Хуана Паскуаля и слугу-негра, а также португальца да Сильву. 3 июня «Золотая лань» достигла 42° с. ш. Там ночью англичане испытали переход от жары к такому холоду, пишет Флетчер, что наши люди почувствовали себя больными; это продолжалось не только ночью, но и наступивший день не принес изменений. Все канаты на нашем корабле обледенели. Нам казалось, что мы попали в арктическую зону, тогда как находились недалеко от очень жарких мест. Шел дождь со снегом. Холод был такой, что, хотя моряки никогда не страдают отсутствием аппетита, для многих было вопросом, стоит ли вынимать руки из теплой одежды для того, чтобы поесть. Да и мясо, снятое с огня, сразу же застывало. Снасти за несколько дней покрылись таким слоем льда, что та работа, которая с легкостью Выполнялась тремя людьми, теперь делалась шестью с полной отдачей сил.

Американский берег все время отклонялся к северо-западу, как будто бы хотел соединиться с Азией, и никаких следов прохода на восток мы не находили. Холод все усиливался. Штормы сменялись столь густыми туманами, что мы подолгу не могли определить местонахождение корабля. Тревога охватила людей. Они стали сомневаться в правильности избранного пути. Только генерал сохранял спокойствие и бодрость духа, старался поднять упавшее настроение своего экипажа, говоря, что еще немного усилий и они заслужат великую славу.

Но когда «Золотая лань» подошла к 48° с. ш., т. е. была недалеко от нынешнего Ванкувера, и никакого пролива на восток обнаружено не было, Дрейк решил повернуть назад. До него ни один европейский корабль не заходил так далеко к северу по Тихоокеанскому побережью Северной Америки. В 1542 г. испанец Хуан Родригес Кабрпльо достиг мыса Мендосино (40° с. ш.) в современной Калифорнии, но дальше идти не решился и повернул к югу.

Спустившись к 38° с. ш., «Золотая лань» 17 апреля бросила якорь в бухте, которая впоследствии была названа заливом Дрейка, расположенной к северу от современного Сан-Франциско. На следующий день собравшиеся на берегу туземцы выслали к кораблю лодку, в которой находился лишь один человек. Видимо, его посылали на разведку. Когда лодка немного отошла от берега, туземец начал длинную непонятную речь, сопровождая ее энергичной жестикуляцией. Окончив речь, он вернулся на берег. Это он проделывал еще дважды. В руках у него были пучки перьев, похожие на вороньи, ровно обрезанные и аккуратно связанные. (Дрейк узнал потом, что это особый знак, который носят на голове телохранители вождя.) У туземца в руках была корзинка с травой, которую местные жители называли tabah. Привязав корзинку к короткой палке, он бросил ее в лодку англичан. Дрейк хотел сразу же отблагодарить его, предложив ответные подарки, но туземец отказался их принять и взял лишь шляпу, брошенную с корабля, и немедленно отправился к берегу. «С тех пор, — пишет Флетчер, — куда бы ни плыла наша лодка, ее сопровождали каноэ с туземцами, смотревшими на нас с удивлением и восхищением, как на богов»^{83}. На третий день, 21 июня, Дрейк приказал всему экипажу сойти на берег. Там он распорядился поставить палатки и соорудить нечто вроде форта, на случай нападения индейцев. Затем на берег было перенесено захваченное у испанцев добро и начался ремонт «Золотой лани».

Все это время индейцы стояли на некотором расстоянии от лагеря, наблюдая за действиями англичан. Подходили все новые и новые люди, мужчины и женщины. Мужчины были вооружены луками и стрелами, однако вид у них был приветливый и вполне миролюбивый. Англичане знаками попросили индейцев сложить в стороне оружие, что те охотно выполнили. Англичане старались убедить индейцев, что они не боги, а обычные смертные, показывая, что им необходимы еда и одежда. Они ели в присутствии индейцев, демонстрировали, как одевается платье. «Но ничто не могло поколебать сложившееся у них мнение, — пишет Флетчер, — что мы боги»^{84}.

В обмен на одежду и другие вещи индейцы приносили перья птиц, колчаны для стрел, сделанные из оленьей кожи, и шкуры зверей, которые носили индейские женщины. После этого они с радостными возгласами возвращались в свои дома. Их жилища представляли собой круглые землянки. Крыши делались из кольев, обкладываемых дерном; труб не было, дым выпускался из двери, напоминавшей корабельный люк. Внутри землянки, посредине, находился очаг, вокруг которого прямо на земляной пол были положены циновки.

Мужчины по большей части ходили голыми. Женщины же носили нечто вроде юбок «из тростника, а на плечах — оленьи шкуры». «У мужей своих они находятся в полном подчинении, — пишет Флетчер, — и ничего не делают без совета с мужчинами или их приказания»^{85}.

Однажды, вернувшись домой, индейцы подняли такой жалобный крик (особенно выделялись голоса женщин), что его было слышно на милю вокруг. Это обеспокоило англичан. Они начали укреплять свой лагерь, готовясь к возможному нападению индейцев, расценив их крики как резкую перемену настроения. Но крики скоро прекратились, а через два дня индейцы опять в большом числе собрались у английского лагеря, принеся с собой мешки с tabah в качестве подарков, «или, правильнее, жертвоприношения, так как, но их понятиям, мы были боги»^{86}. Затем они поднялись на вершину холма, у подножия которого англичане построили лагерь, и там остановились. Один из индейцев, видимо главный оратор, обратился к англичанам с длинной темпераментной речью, напрягая в полную силу голос и отчаянно жестикулируя. Когда он заговорил, все индейцы поклонились, крича: «О-о-о!». «Этим, — замечает Флетчер, — они хотели сказать, что все, что говорил оратор, было правдой и они полностью с ним согласны»^{87}. После этого мужчины, положив на землю луки и оставив на холме женщин и детей, подошли к англичанам с подарками. «Подойдя к генералу, они имели вид счастливых людей, как если бы предстали перед богом. Их радость особенно усилилась, когда генерал принял подарки из их рук: и, несомненно, они ощущали себя совсем рядом с богом, когда стояли около него. Тем временем женщины, как бы в отчаянии, крича и воя, стали причинять себе жестокие страдания, царапая ногтями кожу на лице, кровь струилась по всему телу. Затем, подняв руки над головой, оставив открытой грудь, они бросились на землю, не разбирая куда, и сильно разбивались о камни, царапались о кустарник, натыкались на куски дерева. Все это они повторяли еще и еще, по девять или десять раз, а некоторые по 15 или 16 раз (пока силы не оставляли их). Когда это кровавое жертвоприношение (против нашей воли) окончилось, наш генерал со своим экипажем в присутствии туземцев начал молиться. Распеваемые англичанами псалмы так понравились индейцам, что они потом, приходя в лагерь, прежде всего просили их спеть»^{88}.

Еще через три дня у английского лагеря собралась толпа индейцев в таком количестве, какое было трудно себе представить в этой пустынной местности. К Дрейку подошли два индейца, посланные вождем, или Hioh, как они его называли. В пространной речи, продолжавшейся около получаса, они сообщили, что Hioh хочет посетить Дрейка и попросили каких-либо подарков для него в знак того, что визит может быть осуществлен без боязни. Получив подарки, они вернулись к вождю.

Через некоторое время явился вождь в сопровождении 100 телохранителей. Впереди процессии шел высокий статный человек, несший скипетр черного дерева длиной в полтора фута. На нем было два венка, один небольшой, другой поменьше, с тремя длинными цепочками и мешочком с травой tabah. Венки и цепочки были сделаны очень искусно. Похоже, что самые маленькие звенья цепочек были сделаны из кости. Ношение цепочек являлось отличительным знаком. Их разрешалось носить в строго определенном количестве — 10, 12, 20, в зависимости от общественного положения их владельца: чем знатнее он был, тем большее количество цепочек он надевал на себя.

За человеком со скипетром шел сам вождь, окруженный своими телохранителями, которые были очень высокого роста и имели воинственный вид. На плечи вождя был накинут плащ из кроличьих шкурок, доходивший до пояса. На телохранителях тоже были плащи, но из шкур других животных. За вождем и его гвардией шли, видимо, рядовые члены племени, обнаженные, с длинными волосами, собранными сзади в пучок, с воткнутыми в него перьями. У всех приближавшихся индейцев лица были раскрашены в белый, черный и другие цвета. Каждый мужчина нес в руке какой-нибудь подарок. Заключали процессию женщины и дети. Каждая женщина несла одну или две круглые корзинки с травой tabah и различной провизией, в том числе жареными рыбками.

Дрейк, видя приближавшуюся толпу индейцев, на всякий случай приготовил своих людей к обороне. Но индейцы, не доходя до лагеря, внезапно остановились, храня некоторое время полную тишину. Потом тот, кто нес скипетр, начал речь, которая продолжалась с полчаса. Затем оратор начал петь и приплясывать в такт песне. Песню подхватил вождь, его приближенные и все остальные. Все они одновременно танцевали. Видя столь мирную картину, Дрейк разрешил индейцам войти внутрь форта. Они вошли туда, продолжая петь и танцевать. Когда они несколько утомились, то знаками попросили Дрейка сесть. После этого вождь обратился к Дрейку с речью, т. е., «если мы его правильно поняли, — пишет Флетчер, — скорее с предложением, чтобы он стал их королем и покровителем, показывая знаками, что они отказываются в его пользу от всех прав на землю и становятся его вассалами… Вождь снял корону со своей головы, снял все цепочки с шеи и передал все это генералу, называя его именем Hioh. Затем вождь и все остальные начали петь и танцевать от восторга, что самый великий и главный бог стал их богом, королем и покровителем, и они чувствовали себя самыми счастливыми людьми на свете»^{89}.

Дрейк, как сообщает Флетчер, не счел возможным отказаться от предложения, полагая, что эта земля может «принести, когда придет время, доход нашей родине». Поэтому от имени Своей королевы он взял «скипетр, корону и власть над указанной страной в свои руки»^{90}.

Дрейк назвал это «королевство» Новым Альбионом. После церемонии принятия власти Дрейк решил познакомиться с новым владением и его населением. Он обнаружил там плодородные земли, а местных жителей нашел очень сильными и энергичными. «По природе своей, — пишет Флетчер, — они были людьми приветливыми и спокойными, без какого-либо коварства; своими луками и стрелами (единственное их оружие и почти все их богатство) они владели очень искусно, но этим они не причиняют большого вреда: стрела летит на небольшое расстояние и без особой силы, напоминая скорее игрушку для детей, чем оружие мужчины. И это удивительно, потому что они очень сильны: обычный человек обладает такой силой, что может нести на спине тяжесть, с какой не справятся два или три наших мужчины, и несет ее с легкостью целую английскую милю с холма на холм. Они также очень быстро бегают и на большие расстояния… Мы также наблюдали с большим удивлением, как они руками без промаха схватывают рыбу, если та подплывает к берегу»^{91}.

Проведя четыре недели в Новом Альбионе, Дрейк решил отправляться в путь. Лето кончалось. До Плимута было 16 тыс. миль. Надо было возвращаться домой. Дрейк решил идти в Англию через Молуккские острова и мыс ДобройНадежды. 23 июля «Золотая лань» покинула американский берег, направляясь на запад. С кормы корабля Дрейк видел зажженные индейцами костры на вершинах холмов. Он не знал, был ли это прощальный салют или жертвоприношение. Покидая Новый Альбион, Дрейк в традициях своего времени установил на берегу высокий и узкий столб с прибитой к нему медной доской, на которой было написано: «Да будет известно всем людям, что 17 июня 1579 г., по милости господа и от имени ее величества королевы Елизаветы Английской и ее преемников, я взял во владение это королевство, чей король и народ по своему желанию передали ее величеству их права на всю землю, названную мной, к сведению всех людей, Новым Альбионом.

Фрэнсис Дрейк»^{92}.

В качестве печати, удостоверяющей законность сделанной надписи, в вырезанную в столбе дырку была вставлена шестипенсовая монета с изображением королевы и ее герба.

68 дней шла «Золотая лань», нигде не останавливаясь. Люди Дрейка ничего не видели, кроме неба и моря. Ни разу им не встретилась суша. Лишь 30 сентября показалась земля. Это была группа небольших островков. «С этих островов, — пишет Флетчер, — прежде чем мы успели их обнаружить, вышло огромное количество каноэ, на каждом из которых было по 4, 5, 14 или 15 человек. Они везли кокосовые орехи, рыбу, картофель, фрукты. Их каноэ были сделаны по обычному фасону, по большей части из ствола одного дерева… Местные жители носят в ушах тяжелые украшения, так что мочка уха очень оттянута; ногти у некоторых отращены по крайней мере на дюйм, а зубы черные, как смола, и это потому, что они часто едят какую-то траву, имея ее постоянно при себе»^{93}. Но обмена товарами не произошло. Получив сброшенные с корабля предметы, туземцы ничего не дали взамен. Когда же англичане попытались их прогнать, те начали с каноэ забрасывать их камнями. Тогда Дрейк приказал дать холостой выстрел. Испугавшись, островитяне попрыгали в воду, но от каноэ не отплывали, а, нырнув под них, удерживали их на месте. Когда же «Золотая лань» отошла на приличное расстояние, они опять взобрались на каноэ и быстро поплыли к берегу. Англичане назвали эту землю островом Воров.

Интересно отметить, что похожее происшествие случилось в этих же водах с Магелланом, и он буквально также назвал обнаруженную землю.

Не высаживаясь на остров, англичане 3 октября поплыли дальше и 21 октября прошли мимо Филиппин, а 3 ноября подошли к Молуккским островам. Португальские колонисты, находившиеся на островах, вели тогда войну с султаном соседнего малайского острова Тернате. Высадившись на этом острове, англичане были весьма радушно встречены султаном. Султан выразил желание вблизи рассмотреть «Золотую лань» и подъехал на каноэ к борту корабля. Дрейк приказал дать приветственный орудийный салют, сопровождавшийся звуками труб. Султан, однако, отказался принять приглашение Дрейка подняться на борт «Золотой лани» и предпочел остаться в каноэ. Султан сказал, что ему очень понравился звук трубы и он хотел бы послушать английскую музыку. По его просьбе музыканты спустились в каноэ и играли ему в течение часа. Во время пребывания на острове Дрейк успел заключить с султаном договор о том, чтобы его подданные продавали специи только английским купцам.

9 ноября «Золотая лань» покинула остров и через пять дней англичане увидели небольшой островок, оказавшийся необитаемым, находящийся к югу от Целебеса. Дрейку был необходим именно такой уединенный островок. «Золотая лань» опять требовала ремонта. Англичане оставались на острове целых четыре недели, усиленно готовя свой корабль для последней части пути. 12 декабря они покинули остров, названный ими островом Крабов, так как крабы водились там в изобилии.

Теперь Фрэнсис Дрейк первым из англичан входил в еще один океан планеты — Индийский. Но здесь его ждало серьезнейшее испытание. Выбраться из массы островов среди мелей и окружающих рифов было очень сложно. И когда уже казалось, что самое трудное осталось позади и «Золотая лань» вот-вот выйдет на просторы безбрежного океана, страшный удар потряс корабль. Он наскочил на подводную скалу. Положение казалось безнадежным. Оставалось только ждать неминуемой смерти. Это произошло 9 января 1580 г.

Пастор Флетчер созвал экипаж на молитву, чтобы все должным образом подготовились к встрече с милосердным богом. Матросы пали ниц, началась общая молитва. Дрейк, нисколько не растерявшись, дождался, когда кончилась молитва, и сказал команде, что молитвами делу не поможешь и надо искать путь к спасению, не надеясь на провидение. Он заставил весь экипаж, в том числе и Флетчера, откачивать воду из трюма корабля. Затем Дрейк распорядился проверить, можно ли поставить «Золотую лань» на якорь, чтобы волны не бросили ее на прибрежные скалы. Но дна достать не удалось. «Зародившаяся было надежда на спасение, — пишет Флетчер, — теперь угасла; наше несчастное положение становилось еще более ужасным, чем это представлялось вначале… Хорошо еще, что большинство наших людей не понимало безнадежность сложившегося положения»^{94}.

Ясно было одно, что судно прочно село на мель. Что же было делать? Оставаться на корабле — значило или погибнуть от голода, поскольку продовольствия и воды оставалось лишь на несколько дней, или разбиться вместе с ним о прибрежные скалы, если ветер сумеет сорвать корабль с мели. Покинуть корабль всем вместе было невозможно. Имевшаяся на судне шлюпка вмещала 20 человек, а команда насчитывала 58. Но даже если 20 человек воспользуются шлюпкой, то и они не спасутся, во-первых, потому, что ветер дул со стороны берега, находившегося не менее чем в 20 милях от «Золотой лани», и шлюпка не смогла бы к нему подойти, во-вторых, если бы они и сумели выбраться на берег, то кончили бы свои дни на необитаемой земле. Поэтому, решив, что лучше оставаться вместе, англичане стали дожидаться рассвета, чтобы опять приняться за поиски какого-то спасительного выхода. Утром вновь промерили дно, утешительных результатов не было. Дрейк, по-прежнему не терявший присутствия духа, приказал выбросить часть груза за борт. «То, что еще недавно казалось нам необходимым, — пишет Флетчер, — и без чего мы не могли обойтись, теперь потеряло для нас всякую ценность». Выбрасывали тюки с тканями, оружие, боевые припасы, муку и т. п. На борту остались лишь мешки с драгоценностями. И вдруг произошло чудо! Ветер начал стихать, вода прибывала, киль корабля высвободился и «Золотая лань» обрела свободу. 20 часов непрерывного кошмара кончились. Корабль пошел дальше.

Когда все успокоилось, Дрейк приказал позвать к нему Флетчера. Флетчер застал адмирала сидящим в кресле на нижней палубе. «Фрэнсис Флетчер, — сказал ему Дрейк, — я отлучаю тебя от церкви господней и лишаю всех выгод и преимуществ, проистекающих от этого, и отдаю тебя сатане и всем присным его». После этого он приказал повесить на грудь капеллана дощечку с надписью: «Фрэнсис Флетчер — величайший плут и мошенник на свете». Взрыв гнева Дрейка был вызван тем, что он узнал, что, когда корабль налетел на подводную скалу, священник говорил команде, что господь наказал их за тяжкий грех Дрейка — казнь Томаса Доути. Впрочем, через несколько дней гнев адмирала сменился на милость и он, простив Флетчера, разрешил ему приступить к своим пасторским обязанностям.

12 марта «Золотая лань» подошла к Яве. Здесь у Дрейка установились дружеские отношения с местным властителем. Дрейк даже устроил для него концерт английской музыки, приведя во дворец раджи корабельных музыкантов, а также продемонстрировал военные упражнения. «Народ здешний (как и их короли), — замечает Флетчер, — добродушный, очень честный и обязательный. Мы накупили у них кур, коз, кокосовые орехи и овощи, которые они нам предлагали с такой любезностью и в таком количестве, что наполнили ими наш корабль»^{95}.

Попутные ветры и хорошая погода помогли Дрейку благополучно пересечь Индийский океан. 15 июня «Золотая лань» миновала мыс Доброй Надежды. 15 августа был пересечен тропик Рака, а 22 августа пройдены Канарские острова. Наконец, 26 сентября 1580 г. «Золотая лань» подошла к Плимуту. Прошло два года девять месяцев и 13 дней с начала экспедиции. Первым, что увидели с «Золотой лани», была рыбачья лодка. «Жива ли королева?» — крикнули с корабля. «Конечно, жива», — ответили рыбаки, удивленные столь странным вопросом. Они предупредили, что в городе свирепствуют болезни и что высаживаться на берег не разрешают.

«Золотая лань» встала на якорь. Лишь несколько человек на берегу были свидетелями возвращения на родину первого английского корабля, совершившего кругосветное плавание. Дрейк не сразу понял, почему так мало народа. По его подсчетам, 26 сентября должен быть понедельник, а в действительности же было воскресенье, и все жители города находились в церкви.

В Плимуте Дрейк узнал, наконец, о судьбе кораблей своей флотилии. «Златоцвет» со всем экипажем погиб во время страшной бури, которая разметала корабли флотилии при входе в Тихий океан. «Елизавета» же вернулась в Плимут еще в июне 1579 г. Ее капитан Д. Винтер объяснил свое возвращение тем, что этого от него потребовала команда. Как было на самом деле — сказать трудно. Два свидетеля, оставившие описания плавания «Елизаветы», Джон Кук и Эдвард Клифф, напротив, утверждали, что решение о возвращении в Англию принял сам Винтер. Более того, Клифф даже подчеркивал, что капитан сделал это вопреки желанию экипажа. Скорее всего, дело было так. Прождав три недели Дрейка в одном из залит вов Магелланова пролива, куда он спрятался от бури, Винтер, считая, что оба судна погибли, нс решился один продолжать опасное плавание и повернул назад к удовольствию команды.

III

Воспользовавшись сообщениями об эпидемии в Плимуте и не зная, что его ждет, как его встретит королева, Дрейк счел за благо отойти подальше от родных берегов и встать на якорь у острова Святого Николая (названного впоследствии островом Дрейка), находящегося при входе в Портсмутскую гавань. Теперь, если обстановка сложится для него неблагоприятно, он сможет незаметно скрыться в спасительном просторе океана.

Дрейк написал письмо королеве. Он рассказал ей о главных эпизодах долгого плавания, сообщил о захваченных сокровищах. Передать письмо королеве он просил одного из своих музыкантов — Тома Броуера. Тем временем Дрейка посетили его жена Мэри и мэр Плимута. Из разговора с ними Дрейк узнал много неприятного. Герцог Парма, племянник Филиппа II, подавлял протестантские восстания на севере Нидерландов, борясь со сторонниками Вильгельма Молчаливого. Во Франции герцог де Гиз, креатура Филиппа, был более могуществен, чем Карл IX. В июле 1579 г. папские волонтеры высадились на юге Ирландии и помогли восставшим. Но самое неприятное было то, что после смерти в августе 1580 г. португальского короля, Филипп II стал наиболее вероятным претендентом на вакантный престол. Он приказал войскам герцога Альбы вступить на территорию Португалии, и там, в битве у Алькантары, испанцы разбили сторонников дона Антонио, другого претендента на португальскую корону.

Захватив Португалию, Филипп получил бы также ее владения в Африке и в Бразилии. Кроме того, он стал бы хозяином мощного португальского флота. Дрейк узнал также, что среди ближайших советников королевы разгорелись споры по поводу захваченных Дрейком богатств. О том, что Дрейк награбил очень много, стало известно в Англии еще задолго до его возвращения. Английские купцы в Севилье сообщили Винтеру, когда тот на «Елизавете» возвращался в Англию, о ходящих в городе слухах, что Дрейк захватил драгоценностей на 600 тыс. дукатов. Ряд советников королевы во главе с канцлером Берли настаивали на возвращении захваченных ценностей их владельцам, а до того требовали поместить их в Тауэр. Уоллсингем, Хэттон, граф Лейстер — пайщики предприятия Дрейка — возражали против этого. Поползли слухи, что королева была «недовольна Дрейком, узнав о его грабежах в Перу»^{96}. Понятно, с каким нетерпением ждал Дрейк ответа Елизаветы. Люди из его экипажа зло шутили, что его ждет или Тауэр, или адмиралтейский суд.

Наконец был получен ответ королевы. Запершись в своей каюте, Дрейк лихорадочно читал послание своей повелительницы. Содержание его положило конец беспокойству. Королева приказывала Дрейку немедленно явиться ко двору, взяв с собой наиболее интересные предметы из захваченных драгоценностей. В этом же письме она давала секретные поручения местному судье Эдмунду Тремейну, соседу и приятелю Дрейка, присматривать за оставшимися богатствами, спрятав их в надежном месте. Дрейк, не теряя времени, нагрузил несколько лошадей мешками с золотом, серебром и драгоценными камнями и отправился в Лондон.

Пока Дрейк мчался в столицу, споры между министрами Елизаветы о дальнейшей судьбе захваченных богатств продолжались. Лорд Берли по-прежнему требовал их помещения в Тауэр для последующей передачи испанцам. Массу энергии тратил испанский посол Бернардино де Мендоса, добиваясь возвращения сокровищ. Выполняя приказ короля Филиппа, он вскоре после возвращения «Золотой лани» в Плимут передал Елизавете подробный перечень награбленного Дрейком и потребовал немедленного суда над ним.

Королева действовала в своем излюбленном стиле. Разве может она наказывать Дрейка до тех пор, пока не выяснит сама у него все обстоятельства. А разве может она что-нибудь узнать у Дрейка, не видя его?

Тем временем «главный вор неизвестного мира», как тогда называли Дрейка его недоброжелатели, прискакал в Ричмондский дворец. Он смело вошел в покои королевы и преклонил колено перед своей повелительницей. Дрейк выглядел очень импозантно. Одетый с подчеркнутой роскошью невысокий голубоглазый крепыш с обветренным, загорелым лицом, на котором заметно выделялся шрам от индейской стрелы, с белокурыми волосами, ставшими еще светлее от многомесячного действия тропического солнца, он смотрел на Елизавету спокойно и уверенно. Дрейк не сомневался, что привезенные «образцы» окажут нужное действие. И он не ошибся.

Шесть часов за плотно закрытыми дверьми продолжалась беседа с глазу на глаз Елизаветы с «ее пиратом», как опа называла Дрейка. Вероятно, королева не только перебирала тонкими нервными пальцами драгоценные камни, великолепные изделия из золота и серебра и подробно расспрашивала об остальных сокровищах, оставшихся на «Золотой лани». Дрейк взял с собой карту, на которой был нанесен маршрут плавания, и можно представить себе, как увлекательно рассказывал он об удивительных перипетиях экспедиции. Правда, Дрейк не первым обогнул земной шар, но он был первым капитаном кругосветной экспедиции, проведшим ее с начала и до конца. Надо думать, что не только содержание рассказа Дрейка нравилось королеве, но и звучание его голоса: адмирал говорил с девонширским акцентом, как и новый фаворит «венценосной девственницы» — Уолтер Рэли.

После затянувшейся аудиенции Дрейк вернулся в Плимут с приказом королевы принять участие в регистрации захваченных богатств. В частном письме Тремейну королева писала, чтобы регистрация не начиналась до того, как Дрейк на некоторое время останется с сокровищами совершенно один. Кроме того, королева приказала, чтобы Дрейк сам до регистрации взял из захваченных богатств 10 тыс. ф. ст. для себя и еще 10 тыс. ф. ст. для раздачи членам экипажа. После регистрации все сокровища должны быть перевезены на хранение в Тауэр. Но по дороге туда их надо было завезти во дворец королевы, чтобы и она могла все посмотреть. Такова была воля монархини.

Поверенный Елизаветы превосходно понял, что хотела от него государыня. А она хотела, чтобы, кроме нее и Дрейка, ни одна живая душа не знала стоимость привезенных «Золотой ланью» богатств, а также чтобы в Тауэр попал минимум сокровищ. Хотя она и не собиралась возвращать сокровища Филиппу, но всякое могло случиться, так пусть лучше большая часть сразу будет надежно пристроена. Эдмунд Тремейн оправдал возлагавшиеся на него надежды. В ноябре 1580 г. он писал Уоллсингему: «Чтобы дать вам представление, как я действовал вместе с Дрейком, должен сказать, что у меня не было времени подсчитать стоимость сокровищ, которые показывал мне Дрейк. И, сказать правду, я просил его показывать мне не больше того, что он сам считал нужным, и от имени ее величества приказал, чтобы он не говорил о действительной стоимости ни одному живому существу. Я брал для взвешивания, регистрации и упаковки только то, что он мне передавал… И, выполняя секретный приказ ее величества о том, чтобы у него остались ценности на сумму 10 тыс. ф. ст., мы договорились, что он возьмет их себе и тайно вынесет до того, как мой сын Генри и я придем взвешивать и регистрировать то, что останется* Так и было сделано, и ни одно живое существо об этом не знает, кроме него и меня…»^{97}.

В Тауэр же попало на хранение 20 т серебра, пять слитков золота, каждый длиной 45 см, и некоторое количество драгоценных камней.

Узнав о необычно длительной аудиенции, данной Елизаветой Дрейку, разгневанный Мендоса потребовал встречи с королевой. Аудиенция была дана и ему. Но когда посол начал говорить о возвращении сокровищ, королева прервала его и стала перечислять все грехи испанцев в отношении Англии. Елизавета указала на многочисленные случаи преследования ее подданных во владениях испанского монарха. Но особенно резко она выговаривала послу за участие испанцев в боевых действиях против английских войск в Ирландии и требовала от Филиппа II письменного извинения за вмешательство в ее дела. Слушая речь королевы, Мендоса, окончательно выйдя из себя, вскричал: «Если меня не слушают, то пусть заговорят пушки!». С холодным спокойствием Елизавета сказала: «Если вы будете говорить со мной подобным тоном, я посажу вас в такое место, где вы вообще не сможете говорить». И Мендоса ушел ни с чем. Венценосная комедиантка отлично сыграла роль. Она понимала, что может безнаказанно это себе позволить, поскольку была уверена, что Филипп не пойдет на объявление войны: он тогда был еще к ней не готов. Филипп только что «проглотил» Португалию и осваивался с новым положением. Доставшийся ему португальский военный флот надо было еще приводить в порядок.

Елизавета так никогда и не вернула Испании захваченные Дрейком сокровища. Какова была их действительная стоимость, неизвестно. Считают, что не меньше 600 тыс. ф. ст. на тогдашние деньги. Чтобы представить себе, что значит эта сумма, можно указать, что разгром испанской «Непобедимой армады» в 1588 г., о чем речь пойдет в следующей главе, стоил Англии 160 тыс. ф. ст. Годовой доход английской казны составлял тогда 300 тыс. ф. ст. «Пайщики» предприятия Дрейка получили 4700 % на вложенный капитал. Конечно, королева получила львиную долю добычи.

Привезенное Дрейком богатство послужило основой для последующей экспансии Англии в заморских странах. «Конечно, — пишет английский экономист Д. Кейнс, — богатства, привезенные Дрейком, можно вполне считать основой британских иностранных инвестиций. Елизавета за счет их смогла погасить весь свой иностранный долг и еще часть денег вложить в Левантийскую компанию; большие же доходы, получавшиеся Левантийской компанией, дали возможность создать Ост-Индскую компанию, доходы от которой на протяжении XVII–XVIII вв. были главной основой развития английских внешних связей и т. д.»^{98}.

В сравнении с Испанией Англия того времени была бедной страной. «Доход одной Севильи, — в 1578 г. говорил государственному казначею Англии Уолтеру Милдмею Антонио де Гуарас, богатый купец, проживавший в Лондоне, и в отсутствие официального посла неоднократно представлявший Испанию при английском дворе, — много больше, чем все доходы английской короны»^{99}. Полученные богатства придали Елизавете большую уверенность в отношениях с Филиппом. Теперь ей казался уж не таким невозможным военный спор с могущественной Испанией.

Слава Дрейка перешагнула границы Англии. Принц Оранский намеревался выбить медаль в его честь, а датский король — назвать его именем свой лучший военный корабль. Генрих Наваррский просил прислать копии карт Дрейка, с нанесенным на них маршрутом экспедиции.

В Англии же Дрейк стал национальным героем. Поэты слагали в его честь стихи. «Люди аплодировали его удивительным приключениям и богатой добыче, — писал современник Дрейка Джон Стоу. — Его имя и слава стали известны повсюду, люди ежедневно собирались на улицах, чтобы увидеть его…»^{100} При дворе его звезда взошла очень высоко. Мендоса писал Филиппу II, что Дрейк «проводит много времени с королевой, у которой он в большом фаворе и которая говорит, что он сослужил ей великую службу»^{101}. Дрейк подарил Елизавете корону с пятью большими бриллиантами, а на Новый год — усыпанный бриллиантами крест. «Королева сказала, — сообщал своему монарху Мендоса, — что она возведет Дрейка в рыцарское достоинство в тот день, когда придет посмотреть его корабль, который она приказала поставить у берега»^{102}. Действительно, по приказу Елизаветы «Золотая лань» стала на якорь в Темзе у Дептфорда.

4 апреля 1581 г. королева прибыла в Дептфорд. «Золотая лань», отремонтированная и свежеокрашенная, стояла расцвеченная флагами. Для прохода на корабль с берега был построен деревянный мост. На нем скопилось столько людей, желавших быть свидетелями знаменательного события, что мост не выдержал нагрузки и рухнул в воду. К счастью, никто не пострадал и к приезду королевы все было восстановлено. Елизавета прибыла на корабль в сопровождении де Маршомона, представителя герцога Алансонского, брата короля Франции. Он должен был начать переговоры о женитьбе герцога на английской королеве. 48-летняя Елизавета, казалось, всерьез решила положить конец своему затянувшемуся девичеству. Мендоса с большой тревогой сообщает об этом Филиппу. Еще бы, ведь герцог Алансонский претендовал на нидерландский престол. Брак с ним Елизаветы — прямой вызов Испании. Но Филиппа новая матримониальная затея «королевы-девственницы» особенно не беспокоила. Он был уверен, что это очередной ее ход в политической игре, что она сама, когда ей это будет нужно, прервет брачные переговоры. Но в день посещения «Золотой лани» Елизавета всячески подчеркивала посланцу жениха свое расположение. Герцог должен был вскоре прибыть в Лондон, сопровождаемый почетным эскортом из 200 французских дворян. Трубили трубы, раздавалась барабанная дробь. Дрейк склонил колено перед королевой. Елизавета, держа меч, пошутила, что король Филипп требует от нее возвращения привезенных Дрейком богатств вместе с головой пирата. Сейчас в ее руках золоченый меч, чтобы казнить Дрейка. Обратившись затем к де Маршомону, она отдала ему меч и попросила продолжить церемонию. Де Маршомон возложил меч на плечо Дрейка. Королева обдумала и это. Церемония теперь как бы символизировала англо-французское содружество против Испании, ведь королева вместе с представителем французского королевства дома возвеличивала человека, нанесшего ощутимый удар испанскому монарху. Так Дрейк был возведен в рыцарское достоинство. В елизаветинские времена это была очень большая награда. В Англии было всего 300 человек, носивших это звание. Выше их были лишь 60 пэров. Даже могущественный государственный секретарь Уоллсингем до конца жизни не удостоился такой чести.

Королева объявила также, что отныне «Золотая лань» как символ славы нации навечно станет в специально построенном доке. Затем был устроен такой роскошный банкет, какого в Англии не было со времен Генриха VIII.

Имея в виду предстоящее замужество Елизаветы с герцогом Алансонским, которого та любила называть «моя лягушка», Дрейк подарил королеве инкрустированную бриллиантами золотую лягушку, что было встречено доброжелательным смехом. Королева в свою очередь подарила Дрейку свой портрет-миниатюру, украшенный драгоценными камнями, и шарф из зеленого шелка, на котором из конца в конец было вышито золотом: «Пусть милосердие ведет и защищает тебя до конца дней».

Позднее королева сделала Дрейку более существенный подарок: патент на землевладение в Девоншире и других местах страны «для него и его наследников» за заслуги «Фрэнсиса Дрейка, рыцаря, обошедшего земной шар с востока на запад и открывшего в южной части мира много неизвестных мест»^{103}. На следующий Новый год Елизавета подарила Дрейку серебряный кубок с выгравированным изображением его корабля. Сама же «Золотая лань» очень долго стояла в Дептфорде. Шекспир упоминает, что гуляющие в праздничные дни лондонцы любили посещать этот корабль.

Потом о судне забыли. Оно обветшало, охотники за сувенирами растащили деревянные части корабля. Из них изготовлялась различная утварь. До нашего времени сохранились лишь стол и кресло.

Рыцарское звание обязывало Дрейка иметь свой «замок». И Дрейк купил небольшое поместье в Буклендо, расположенное в шести милях от фермы, где он родился.

Дрейк зажил жизнью помещика, энергично занимаясь сельским хозяйством. Мэри была счастлива: никогда на протяжении ее 12-летнего замужества ее муж не находился дома столь длительное время.

Но счастье длилось недолго. В январе 1583 г. Мэри умерла. Дрейка тогда не было дома. Он был в Лондоне у королевы, которой преподнес очередной новогодний подарок. На этот раз это была золотая солонка, сделанная в виде земного шара, покоящегося на спинах двух обнаженных мужчин. На верху земного шара располагалась фигура женщины, державшей горн. Дрейк всегда делал королеве необычные подарки. В 1587 г., например, он подарил ей усыпанный бриллиантами веер из красных и белых перьев, который, когда его раскрывали, обнаруживал ее портрет.

В то время Дрейк был не только помещиком. Он был избран мэром Плимута, назначен инспектором королевской комиссии по проверке состояния военного флота, а в 4584 г. стал членом палаты общин английского парламента.

В феврале 1585 г. Дрейк вторично женился. На этот раз его женой стала девушка не из низшего сословия, как Мэри Ньюмен, а представительница знатного и богатого английского семейства Соммерсетов, единственная дочь сэра Джорджа Сиденгема, 20-летняя красавица Елизавета.

Последним эпизодом, связанным с кругосветным плаванием, был судебный процесс против Дрейка, начатый Джоном Доути, братом казненного им капитана. Не добившись ничего через суд, Доути вошел в сговор с пострадавшими от Дрейка испанскими купцами, замышляя его убийство. Это было раскрыто, Доути был арестован. В ходе дознания выяснилось, что Филипп II обещал 20 тыс. дукатов тому, кто выкрадет Дрейка и доставит в Мадрид или хотя бы пришлет в Эскуриал его голову. Именно это и намеревался сделать Джон Доути. Несмотря на поддержку всесильного канцлера лорда Берли, он был заключен в тюрьму.

Внешне жизнь Дрейка в первые пять лет после возвращения из кругосветного плавания шла размеренно и спокойно: управление своими поместьями, обязанности мэра Плимута, поездки в Лондон ко двору королевы, несложная деятельность члена палаты общин английского парламента. На самом деле это было не так.

За день до возведения Дрейка в рыцарское звание, 3 апреля 1581 г., Уоллсингем представил королеве на рассмотрение два альтернативных плана морских экспедиций, направленных против Испании.

Первый план был назван Уоллсингемом «первым предприятием», второй — «вторым предприятием». «Первое предприятие» предусматривало отправку восьми кораблей и шести пиннас с тысячей матросов и солдат на Азорские острова для создания на Терсейре своего рода «пиратского королевства» под эгидой неудачливого претендента на португальский престол дона Антонио, внебрачного сына младшего брата испанского короля Жуана III, который был дедом бездетного португальского короля Себастьяна. Смерть последнего и вызвала борьбу за португальскую корону между доном Антонио и Филиппом II.

Находившийся в изгнании во Франции после захвата герцогом Альбой Лиссабона дон Антонио сохранял еще власть над Азорскими островами. Уоллсингем и хотел, воспользовавшись этим, обосноваться в столь стратегически важном месте. Английский флот получил бы прекрасную базу для нападения на испанский флот, перевозивший драгоценности Америки в Севилью. В плане Уоллсингема Дрейку отводилось центральное место командующего всей экспедицией.

«Второе предприятие» предусматривало организацию экспедиции в Каликут для того, чтобы, с одной стороны, не допустить захвата Испанией португальских колоний в Азии, а с другой — обеспечить торговлю с ними английских купцов. Эта операция также должна была осуществляться в интересах дона Антонио.

Королева выбрала первый вариант, но сказала, что разрешит начать «предприятие» лишь в том случае, если в нем примет участие Франция. Темпераментный дон Антонио через своего представителя в Лондоне торопил английское правительство с началом экспедиции. В обеспечение займов, которые надо было сделать для финансирования экспедиции, он даже передал Уоллсингему крупный бриллиант. Приготовления к экспедиции, которыми руководили Дрейк и Хокинс, шли полным ходом. Все должно было быть закончено в июне 1581 г. В конце июня дон Антонио прибыл в Лондон. 1 июля он был принят королевой. Дон Антонио просил послать на Азорские острова как можно более мощный флот. Елизавета же, в обычной для себя манере, осторожничала, стараясь обеспечить себе сильного союзника в этом чреватом опасностями деле. Она послала Уоллсингема в Париж для того, чтобы тот сумел втянуть в «предприятие» Францию.

Но время шло, а вести от государственного секретаря приходили неутешительные. Франция не желала участвовать в экспедиции против Испании. К тому же были получены сообщения, что испанский флот с американскими сокровищами уже достиг родных берегов, а Терсейра была захвачена войсками короля Филиппа. 18 августа лорд Берли писал Уоллсингему в Париж: «Все эти сообщения… заставили ее величество воздержаться от отправки экспедиции… ее вчерашний ответ дону Антонио был таков, что подготовка к плаванию будет продолжаться, но корабли не покинут порт до вечера, т. е. до того времени, когда она надеется что-нибудь от Вас услышать»^{104}. Но ожидавшегося сообщения от Уоллсингема не поступило. Франция продолжала отказываться от участия в экспедиции. Тогда королева предложила компромиссный план: послать два или три корабля к Азорским островам, чтобы спровоцировать местное население к выступлениям против испанцев, а весной следующего года направить туда морскую экспедицию. За это время, полагала она, удастся склонить Францию к военному союзу против Испании. Дрейк и Хокинс передали это предложение Елизаветы дону Антонио. Но последний не хотел ничего слышать. Он рассматривал предложение королевы как уловку, как попытку уйти от осуществления экспедиции. Дон Антонио заявил, что прекращает всякие переговоры с Елизаветой и потребовал назад свой бриллиант, переданный Уоллсингему. 24 августа 1581 г. лорд Берли писал Уоллсингему: «Сегодня дон Антонио потребовал от королевы возвращения бриллианта и хотел послать за ним своего человека к Вашей жене; но я думаю, что ответ Вашей жены должен быть такой, что бриллиант был оставлен ей Вами и она может вернуть его без Вашего разрешения только в том случае, если будут уплачены деньги, которые были затрачены на подготовку экспедиции»^{105}. Отвечая лорду Берли 28 августа, Уоллсингем полностью его поддержал. Бриллиант не был возвращен дону Антонио, так как тот отказался возместить расходы по подготовке экспедиции. Судьба бриллианта была сложна. Многократно переходил он из рук в руки, пока наконец не оказался в сокровищнице русских царей.

Разгневанный дон Антонио вернулся во Францию, где, набрав добровольцев во главе с Ф. Строцци, поплыл в 1582 г. к Азорским островам. Испанцы под командованием маркиза де Санта Круз разгромили флотилию дона Антонио. Строцци был убит, а сам дон Антонио хотя и спасся, но потерял все деньги и драгоценности. Никто в Англии больше о нем не вспоминал.

Тогда решили осуществить «второе предприятие». По совету графа Лейстера, Дрейк отказался от участия в этом деле, только предоставил в распоряжение будущей экспедиции свой барк «Фрэнсис». Руководителем экспедиции был назначен Эдвард Фентон. Командование «Фрэнсисом» было поручено Джону Дрейку. В состав экспедиции, кроме небольшого «Фрэнсиса» (40 т), вошли «Медведь» (400 т), «Эдвард Бонавентура» (300 т) и «Елизавета» (50 т). Фентон получил от правительства инструкции ни в коем случае не ввязываться в сражения с испанскими кораблями и идти к Молуккским островам только через мыс Доброй Надежды. Проход через Магелланов пролив мог быть использован только при чрезвычайных обстоятельствах. Чтобы подчеркнуть мирный характер экспедиции, в ней приняли участие купцы, а также плотники и каменщики, взятые для сооружения торговых факторий в заморских землях.

Когда началось плавание, неблагоприятные ветры погнали корабли к берегам Америки, т. е. сложилась именно та чрезвычайная обстановка, которая разрешала Фентону использовать Магелланов пролив для прохода в Тихий океан. У берегов Южной Америки Фентон захватил испанский корабль, от команды которого узнал, что испанская колониальная администрация начала строить военные укрепления в Магеллановом проливе, чтобы воспрепятствовать проходу по нему чужеземным кораблям. Фентону стало известно также, что была налажена связь между районом Ла-Платы и Перу, благодаря чему вице-король мог быстро узнать о появлении вражеских кораблей у Атлантического побережья испанской Америки. Эти сведения так напугали Фентона, что он решил прекратить дальнейшее плавание и возвратиться в Англию. Джон Дрейк самовольно повел свой корабль к бразильским берегам. О том, чем это кончилось, говорилось выше. «Второе предприятие» Уоллсингема, таким образом, тоже потерпело неудачу.

Однако «партия войны» при английском дворе не собиралась складывать оружие. Политическая обстановка в Европе накалялась. В голове Уоллсингема зрели новые планы нападения на Испанию, главным исполнителем которых по-прежнему оставался Фрэнсис Дрейк.

Глава 3 ГИБЕЛЬ «НЕПОБЕДИМОЙ АРМАДЫ»

I

В 1571 г. в морском сражении в заливе Лепанто испанско-венецианский флот нанес поражение турецкому флоту, уничтожив практически все морские силы Османской империи. Господство Турции в Средиземном море было подорвано. Позиции Испании в этом районе значительно укрепились. Но к западу от Геркулесовых столбов положение осложнилось. Близилась битва за господство в Атлантическом океане между рвущейся к заокеанским землям английской и нидерландской буржуазией и Испанией, претендующей теперь и на владения португальской колониальной империи. Готовясь к решающим сражениям, Филипп II прежде всего заботился об увеличении флота. Еще в 1584 г. Луис де Рекесенс, главнокомандующий войсками Кастилии, писал ему: «Мы сможем победить в войне только в том случае, если ваше величество станет хозяином моря»^{106}. Внешнеполитические дела также на первый взгляд складывались благоприятно для Испании.

Казалось, шел к успешному завершению заговор на жизнь Елизаветы. 6 Нидерландах герцог Парма продолжал подавлять антииспанское восстание, захватив главные города на юге страны. В июле 1584 г. в Делфте был убит Вильгельм Молчаливый. Во Франции смерть от лихорадки герцога Алансонского еще более укрепила позиции герцога де Гиза в борьбе с протестантом Генрихом Навароским, новым претендентом на французский престол.

Но заговор на жизнь Елизаветы был раскрыт. Высланный из страны Мендоса (он стал последним при жизни Елизаветы испанским послом в Лондоне) угрожал: «Поскольку я, очевидно, не устраиваю ее величество как посол мира, то это вынуждает меня постараться оправдаться перед ней в будущей войне»^{107}.

В этой сложной обстановке Елизавета решила созвать новый парламент. Перед открытием сессии Дрейк был вызван на заседание Тайного совета королевы. Его познакомили с планом экспедиции на Молуккские острова и предложили ее возглавить. Опять был создан «синдикат», финансировавший это предприятие, в состав которого вошли королева, Лейстер, семья Хокинсов, Рэли, Хеттон и Дрейк. Общий капитал составил 40 тыс. ф. ст. Экспедиция должна была иметь чисто военный характер. Используя опыт Дрейка, приобретенный им во время кругосветного плавания, предполагалось нанести удар по Молуккским островам, расположенным вдали от главных испанских колониальных центров. Приготовления к плаванию начались немедленно и шли на протяжении всей сессии парламента.

Однако, когда корабли были уже готовы выйти в море, политическая ситуация резко изменилась. Урожай в Испании в 1585 г. был плохой. Над Галисией и Андалузией нависла угроза голода. Филипп обратился к английским купцам, предлагая им послать корабли с английской пшеницей в Испанию. Он обещал англичанам привилегии, давая возможность их судам после выгрузки пшеницы свободно заходить в любой испанский порт. Конечно, такая любезность Филиппа в отношении английских торговцев была подозрительна. Но дельцов лондонского Сити, увлеченных возможностью хорошо заработать, это не насторожило. Большое число судов, груженных пшеницей, направилось в Испанию. Назад они не вернулись. Все английские корабли, пришедшие в испанские порты, по приказу Филиппа были захвачены, груз их конфискован, а команды посажены в тюрьмы.

Лишь одному английскому судну «Примроз» удалось избежать испанского плена. 8 июня корабль вошел в лондонский порт. Англия узнала о случившемся. Оказывается, 24 мая корабль пришел в залив Бильбао и два дня дожидался выгрузки. 26 мая к кораблю подошла испанская пиннаса, на которой находились испанский чиновник и шесть мужчин, назвавшихся местными торговцами. Они вели себя очень дружески. Хозяин «Прим-роз» — Фостер пригласил всех семерых на завтрак. Завтрак был очень обильный, и испанцы воздали ему должное. Но вскоре чиновник и трое других из этой компании встали из-за стола и покинули корабль, сославшись на какое-то срочное дело на берегу. То, что гости так быстро покинули уставленный яствами стол, показалось подозрительным опытному Фостеру. Поэтому, проводив гостей, он не сразу вернулся в каюту, а обошел команду, состоявшую из 27 человек, и приказал им быть готовыми к неожиданному нападению. После этого он вернулся в каюту и продолжал разыгрывать роль гостеприимного хозяина перед оставшимися тремя испанцами.

Вскоре ему сообщили, что испанский чиновник вернулся на большом судне с 70 людьми, одетыми как местные купцы. Их сопровождала шлюпка, в которой находилось еще 24 человека. Фостер пригласил чиновника и с ним еще четырех человек войти на палубу «Примроз», а остальных просил остаться на месте. Чиновник согласился, но не успел он договорить фразы, как «купцы», оказавшиеся переодетыми солдатами, схватили находившиеся на дне шлюпки шпаги и бросились на палубу английского корабля. Вслед за ними на корабль поднялись уже знакомый Фостеру чиновник и какой-то, по-видимому, важный человек, заявивший Фостеру: «Теперь вы пленник короля». «Нас предали», — вскричал Фостер. Экипаж, заранее предупрежденный своим хозяином и хорошо вооружившийся, принял возглас Фостера за сигнал к нападению на испанцев. Англичане начали палить из мушкетов, в ход пошли и три небольшие пушки, спрятанные на палубе. Немногим испанцам удалось вернуться на берег. Несколько из них были захвачены англичанами. Среди них был и знакомый англичанам чиновник, оказавшийся высокопоставленным лицом Бискайской провинции. Он заявил, что действовал по приказу короля, и показал Фостеру письмо Филиппа II, в котором говорилось: «Я поручил привести в готовность огромный флот в гавани Лиссабона и у Севильи. Все необходимое для солдат: вооружение, продовольствие и амуниция — должно быть собрано и в больших количествах… Поэтому я требую от Вас по получении этого письма останавливать и арестовывать все суда, которые будут появляться у берегов или заходить в порты вверенной Вам провинции…»^{108}.

Реакция в Англии была мгновенной. До того времени Филипп мог рассчитывать на поддержку части влиятельных дельцов лондонского Сити, имевших большое влияние на политику английского правительства. Эти люди сдерживали «партию войны» от прямого выступления против Испании, так как были заинтересованы в торговле с пиренейскими монархиями. Но в день, когда «Нримроз» вошел в лондонский порт, Филипп утратил их поддержку. Даже лорд Берли был возмущен. Видя всеобщее единодушие, Елизавета ответила наложением эмбарго на всю испанскую собственность в Англии. Она вызвала «своего пирата» и приказала собирать большой флот. Дрейк поспешил в Плимут. Он пригласил к себе Томаса Муна, своего соратника по кругосветному плаванию, брата Томаса и молодого Ричарда Хокинса. Уоллсингем послал к Дрейку своего зятя Христофора Карлейля, опытного моряка и солдата, который был назначен капитаном одного из кораблей флотилии и командующим сухопутным отрядом, передававшимся в распоряжение экспедиции. Один из лучших английских мореплавателей того времени, Мартин Фробишер, был назначен вице-адмиралом. Эдвард Винтер, брат капитана «Елизаветы», сподвижника Дрейка по предшествовавшему плаванию, стал капитаном одного из кораблей. Капитаном флагманского корабля «Бонавентура», на котором находился сам генерал-адмирал Фрэнсис Дрейк, был назначен опытный моряк Томас Феннер. Дрейк включил в флотилию свой собственный корабль «Томас», командовать которым назначил брата Томаса. Кузен королевы Фрэнсис Ноллис, получивший чин контр-адмирала, командовал кораблем «Галион Лейстера».

Всего было собрано 21 судно. Укомплектовать их командами, вооружить, оснастить, запастись провиантом на длительное плавание было делом нелегким. А надо было спешить. И не только, чтобы застать Филиппа врасплох, но и для того, чтобы не дать возможности королеве, после столь обычных для нее колебаний, отменить экспедицию. «От плавания Дрейка, — писал УоллсингемЛейстеру, — зависит жизни и смерть нашего дела». Даже Берли проявлял нетерпение и, получив письме Дрейка из Плимута, отвечал ему, что хотел бы получить от него известия из испанского порта. Дрейк все понимал и спешил изо всех сил.

Королева передала экспедиции два военных корабля, отряд пехотинцев, но денег не дала. Финансирование плавания взяли на себя Дрейк, Уоллсингем, Лейстер, Берли и купцы Сити.

Подготовка экспедиции шла к концу, когда к Дрейку прибыл человек, которого он меньше всего ожидал. Это был Филипп Сидней, блестящий молодой человек, любимец двора, новый фаворит «королевы-девственницы». Он объявил Дрейку, что хочет принять участие в экспедиции в качестве волонтера. Сидней не сомневался в согласии адмирала: он был племянником графа Лейстера, одного из главных «пайщиков» нового предприятия Дрейка. В Плимут же Сиднея привело следующее. Он договорился со своим дядей, что примет участие в намечавшейся под его командованием высадке английских добровольцев в Нидерландах для помощи сражавшимся против герцога Пармы голландцам. Но королева не разрешила. Она не желала подвергать опасностям своего юного фаворита и приказала ему оставаться при дворе. Обиженный, он упаковал свои баулы и направился к Дрейку, страстно желая проявить себя, приняв участие в плавании знаменитого адмирала. Королева ничего не знала о его бегстве.

Дрейк сразу оценил ситуацию. Королева будет взбешена, когда узнает о поступке Сиднея. Она никогда не поверит, что Дрейк не был в сговоре с Сиднеем. Она может отменить экспедицию, а самого адмирала, несмотря на его прошлые заслуги, на долгие годы засадить в Тауэр. Дрейк реагировал немедленно. В ту же ночь его гонец мчался в Лондон с письмами к Уоллсингему и Берли. (Филипп Сидней также приходился зятем государственному секретарю.) Ответ королевы не заставил себя ждать. Ее посланец привез три письма. Одно — для Дрейка, запрещавшее ему брать в плавание Сиднея, другое — Сиднею, приказывавшее ему явиться в Лондон, и третье — мэру Плимута с приказом арестовать молодого человека, если тот не послушается. Дрейк облегченно вздохнул, когда красавец Сидней отбыл с корабля. Теперь уж Дрейк решил не медлить с отплытием. Мало ли что еще может случиться! В большой спешке на корабли были погружены припасы; баки с водой были залиты лишь наполовину. 14 сентября 1585 г. флотилия Дрейка покинула Плимут. На кораблях находилось 2300 солдат и матросов. Никогда еще Дрейк не командовал столь большим флотом. Корабли быстро шли на юг. Попутный ветер туго надувал паруса.

Войны и в те далекие времена не всегда объявлялись. Вот и сейчас, хотя объявления войны не поступило ни от одной из враждующих сторон, это не мешало ни Испании, ни Англии действовать вполне по-военному.

Подходя к берегам Испании, Дрейк встретил французский корабль с грузом соли. Судно так понравилось адмиралу, что он, назвав его «Дрейк», включил в свою флотилию, пообещав французам выплатить компенсацию по возвращении из плавания, что он, кстати сказать, выполнил. Затем был захвачен испанский корабль с грузом ньюфаундлендской рыбы, известной в Англии под названием «Бедный Джон» и очень нравившейся англичанам. Добыча была разделена между командами судов флотилии, а захваченный корабль отпущен.

27 сентября флотилия Дрейка бросила якорь у острова Байона, расположенного недалеко от испанского порта Виго. Дрейк послал несколько пиннас с солдатами под командованием Карлейля к берегу. По дороге они встретили лодку с английским купцом, которому губернатор острова Педро Ромеро поручил узнать, что за корабли появились в гавани. Купец был отослан назад в сопровождении Семпсона, одного из пехотных офицеров, входивших в состав экспедиции. Когда Семпсон предстал перед губернатором, то сразу же спросил его: «Объявлена ли война между Испанией и Англией?» Губернатор ответил, что нет. Тогда Семпсон задал второй вопрос: «Почему же в таком случае испанские власти удерживают в своих портах английские суда и арестовывают их команды?». Губернатор ответил, что это делалось по приказу короля, но что еще неделю назад все английские корабли были отпущены и остались лишь те, которые хотели продолжать торговые операции с испанцами. В подтверждение своих слов он просил английских купцов, находившихся на острове, посетить Дрейка и сказать ему об этом. Но адмирал удовлетворился объяснениями и приказал высадить на остров солдат. Губернатор же, проявляя любезность, выслал солдатам хлеба, вина, фруктов и сладостей.

Между тем погода портилась, надвигался шторм. Солдаты поспешили вернуться на корабли. Среди ночи разразилась сильная буря, продолжавшаяся три дня. Когда буря стихла, Карлейль на своем корабле «Тигр», сопровождаемом тремя пиннасами, был послан Дрейком в Виго. Прибыв в город. Карлейль увидел, что жители покинули его, испугавшись слухов о появлении Дрейка. Англичане не теряли времени даром и, вернувшись на корабли, привезли добычу в 30 тыс. дукатов, в том числе большой серебряный с позолотой крест из кафедрального собора Виго.

Узнав, что в городской тюрьме находятся арестованные английские матросы, Дрейк послал туда Семпсона с солдатами. Семпсон не только освободил англичан, но и захватил добра еще на несколько тысяч дукатов.

Пробыв неделю в Виго, Дрейк направился дальше, к Канарским островам. Он хотел остановиться на острове Пальма, чтобы дать отдохнуть экипажу и пополнить запасы воды и продовольствия. Но при приближении к берегу английские суда были обстреляны береговой артиллерией. Дрейк решил идти не останавливаясь к островам Зеленого Мыса. Он надеялся перехватить испанский флот, перевозивший драгоценности из Америки, но не успел. 8 октября флот уже прибыл на родину. Вечером, 16 ноября, английская флотилия подошла к одному из островов Зеленого Мыса — Сантьягу. Находившийся на острове город с тем же названием лежал в долине, окруженной холмами, на которых были расположены укрепленные форты. Дрейк приказал Карлейлю с отрядом в тысячу человек на следующий день высадиться на берег и захватить город. Карлейль начал операцию по всем правилам военной науки. Но когда его люди подошли к фортам, то не увидели ни одного человека. Не было жителей и в самом городе. Не было их и в соседних селениях. 17 ноября был день коронации Елизаветы, и Карлейль решил отметить этот праздник салютом из батарей, находившихся в захваченных фортах. Услышав орудийные выстрелы и правильно поняв их причину, Дрейк приказал ответить салютом корабельной артиллерии. Под гром орудий англичане высадились на берег и вошли в опустевший город. Удалось отыскать только одного жителя. Он сказал, что пять лет назад Сантьягу был разрушен французскими пиратами, и поэтому когда показались корабли неизвестной флотилии, жители в панике покинули город и вместе с губернатором и епископом укрылись в горах в небольшом городке Сан-Доминго. Дрейк отправился туда, взяв 200 солдат. Пройдя 12 миль, англичане увидели Сан-Доминго, но городок был безлюден. Дрейк ждал до вечера. Никто из жителей не появился.

Предав Сан-Доминго огню, Дрейк вернулся в Сантьягу. Во время обратного марша никто не напал на отряд Дрейка. Лишь один юнга, сбившись в темноте с пути, был захвачен и зверски убит местными жителями. Это решило судьбу Сантьягу. Город был сожжен дотла. Англичане искали золото, но безуспешно. Вина же было найдено с избытком. Дрейк заметил очевидное падение дисциплины. Тогда он собрал всех своих людей и заставил их дать клятву на протяжении всего дальнейшего пути беспрекословно подчиняться ему и его офицерам. На шестой день пребывания англичан на острове в город вернулся один из жителей. На вопрос Дрейка, где золото, он ответил, что много золота находится на скале в Порто-Прайа, небольшом селении к востоку от Сантьягу, и сказал, что может проводить туда англичан. Но побывавший в селении Семпсон золота не нашел. Дрейк приказал сжечь и Порто-Прайа. Утром 26 ноября английская флотилия покинула острова Зеленого Мыса и направилась в испанскую Вест-Индию.

Погода продолжала благоприятствовать плаванию. Корабли шли быстро, разрезая золотисто-зеленые волны тропического моря. Матросы и солдаты благодушествовали. На восьмой день плавания внезапно умер один из солдат. Тропическая лихорадка, «Желтый Джек», как называли ее моряки, подхваченная людьми Дрейка на островах Зеленого Мыса, мстила за сожженные города. В течение короткого времени умерло 200 человек.

На 18-й день после выхода из Сантьягу англичане достигли острова Доминика. Островитяне радушно встретили флотилию. Они угощали матросов и солдат белым хлебом и табаком, говоря, что последний очень помогает при лихорадке. Дрейк пополнил запасы воды и продовольствия на кораблях и, не доверяя местным жителям, покинул остров, держа курс на север. В тот же день корабли подошли к маленькому необитаемому островку Сан-Киттс. Там Дрейк решил дать отдых экипажам судов. То ли усиленное курение табака, то ли свежая пища, фрукты и прекрасный воздух сделали свое дело, по лихорадка прекратилась так же внезапно, как и началась. Люди поправлялись, вновь обретая бодрость духа и уверенность в себе.

На острове Сан-Киттс англичане отпраздновали рождество. Дрейк, видя, что его люди восстановили силы, решил, что настало время действовать. В своей каюте на флагманском корабле он собрал военный совет, на котором присутствовали Мартпп Фробишер, Фрэнсис Ноллис, Карлейль и капитаны всех судов флотилии. Адмирал объявил им план дальнейших операций. Он решил напасть на богатейший остров Вест-Индии — Эспаньолу и захватить столицу американской империи Филиппа — Санто-Доминго.

Это был прекрасный город, построенный из мрамора и белого камня. В центре его находился огромный, роскошно украшенный собор с гробницей Христофора Колумба. Санто-Доминго имел внешнюю и внутреннюю гавани. Это был центр вест-индской торговли — город, где сосредоточивались фантастические богатства. Никто из пиратов, говорил Дрейк, еще не грабил Санто-Доминго, боясь мощных укреплений, окружавших город. Но он это сделает в первый день нового, 1586 г. во славу божью и в прославление своей королевы.

Помня опыт прошлых своих операций в Вест-Индии, Дрейк решил прежде всего возобновить дружественные отношения с маронами. Для этого он послал часть кораблей своей флотилии под командованием Фробишера к берегу. Там Фробишер тайно высадил несколько человек, а сам направился к городу и три дня демонстративно плавал на виду у жителей Санто-Доминго. Через три дня его посланцы вернулись, принеся хорошие вести. Они установили связь с маронами. Те обещали свою помощь. В ночь, когда Дрейк будет высаживаться, они обещали уничтожить всех испанских солдат, находящихся в сторожевых башнях на берегу.

Дрейк тоже не бездействовал в это время. Недалеко от Санто-Доминго он захватил небольшой торговый корабль. Капитан захваченного судна, грек по национальности, подробно рассказал адмиралу о подходах к городу, об укреплениях и вооружении, о наиболее уязвимых местах для нападения со стороны моря. В частности, он сказал, что берег охраняется солдатами в сторожевых башнях, которых посылали туда ежедневно из крепости, расположенной на холме в окрестностях города. Эта крепость и являлась центром обороны Санто-Доминго.

В шесть часов утра 1 января 1586 г. Дрейк начал операцию. Его корабли подошли к городу и остановились на таком расстоянии от пего, чтобы до них не могли долететь ядра крепостной артиллерии. Испанцы ждали немедленной фронтальной атаки. Но Дрейк ничего не предпринимал. С наступлением темноты он погрузил тысячу солдат на пиннасы и шлюпки и сам вместе с Карлейлем повел их к берегу. Береговая стража, как обещали мароны, была перебита так тихо и незаметно, что никто в городе об этом не узнал. Отряд беспрепятственно высадился на берег. Дрейк, передав командование Карлейлю, вернулся на свой корабль, приказав начать наступление на город в восемь часов утра следующего дня.

Ночь прошла спокойно. Утром Дрейк приказал кораблям подойти ближе к городу и начать его бомбардировку. Действуя таким образом, он отвлек внимание горожан от отряда Карлейля. Это дало тому возможность неожиданно подойти к северным воротам Санто-Доминго. Поело ожесточенной схватки Карлейлю удалось ворваться в город. Выйдя на рыночную площадь, он поднял на городской ратуше флаг св. Георга в знак победы. Но до полной победы было еще далеко. Большая часть города, в том числе крепость, продолжала оставаться в руках испанцев.

Отряду Карлейля было не под силу овладеть таким большим городом, как Санто-Доминго.

Дрейк высадился на следующий день, имея с собой тяжелую артиллерию, захваченную им еще в фортах Сантьягу. Но гарнизон Санто-Доминго продолжал оказывать сильное сопротивление. Тогда Дрейк послал к испанцам своего парламентера, избрав для этого юношу-негра. Один из испанских офицеров, увидя парламентера Дрейка и оскорбившись тем, что им оказался негр, тяжело ранил юношу. — Тот с большим трудом вернулся назад и замертво упал к ногам адмирала. Дрейк тут же приказал повесить двух пленных испанцев и послал нового гонца передать испанцам, что до тех пор, пока в его руки не будет передан убийца парламентера, он будет ежедневно вешать по два пленных испанца. На следующий день испанский офицер, убивший парламентера, был передан Дрейку. Но теперь адмирал не стал казнить офицера сам, а заставил испанцев повесить его на глазах у англичан.

Переговоры Дрейка с властями Санто-Доминго об уплате денежной контрибуции затягивались. Желая форсировать события, Дрейк начал планомерное разрушение города. Он сжигал квартал за кварталом, но дома в Сап-то-Доминго были построены прочно. Прошел месяц, а две трети города было еще цело. К своему великому разочарованию англичане не нашли в Санто-Доминго большого количества драгоценностей. Жители успели их попрятать на своих загородных виллах. И вообще у Дрейка было неправильное представление о Санто-Доминго. Эспаньола была тогда уже не центром добычи драгоценных металлов, а главным производителем сахара. Серебряные рудники были заброшены из-за отсутствия рабочих рук. В ходу были медные монеты. Санто-Доминго жил за счет экспорта сахара, а также имбиря и кожи.

Видя, что он не сможет получить с испанцев требуемой суммы, и не желая дальше терять времени, Дрейк решил удовольствоваться полученными 25 тыс. дукатов. Он наполнил трюмы своих судов запасами продовольствия и воды, захватил стоявший в порту большой испанский галион, а также 240 крепостных пушек и направился к Картахене.

Губернатор Картахены, предупрежденный о появлении Дрейка, спешно готовил город к обороне. Он усилил артиллерию крепости, поставил во внутренней гавани две галеры с двумя сотнями аркебузников. Кроме регулярных войск, губернатор вооружил 600 испанцев (жителей города), 400 индейцев и 40 негров.

Дрейк появился у Картахены 9 февраля. Потери в людях у него были значительны. Кроме убитых в сражениях, многие умерли от болезней. Болезни не оставляли экспедицию. Во время плавания к Картахене на кораблях каждый день совершались похоронные обряды. Это заставляло Дрейка спешить с проведением своей экспедиции.

Когда английская флотилия подошла к Картахене, испанцы увидели, что все ее корабли были декорированы черным, люди тоже были одеты в черные платья. Впрочем, это был не траур по погибшим, а сигнал маронам. Те его увидели и приняли.

Английская флотилия остановилась в миле от внутренней гавани. Вечером Дрейк высадил пехоту на берег. Одновременно он послал Фробишера на ппннасах захватить форт, прикрывавший вход во внутреннюю гавань.

В это время два рыбака-марона подплыли к флагманскому кораблю. Они рассказали Дрейку об оборонительных укреплениях испанцев на берегу. Использовав эти сообщения, Дрейк наметил план захвата Картахены. Разделив свои основные силы на три группы, он начал атаку. На второй день боев Картахена пала. Дрейк, как и в Санто-Доминго, приступил к переговорам с городскими властями о денежной контрибуции. И на этот раз переговоры затянулись. Чтобы ускорить заключение соглашения, Дрейк начал жечь город. Получив 110 тыс. дукатов и дополнительно 1 тыс. крон за то, что не был разрушен монастырь, находившийся в четверти мили от города, Дрейк покинул Картахену. Через несколько дней, однако, английская флотилия вернулась назад, страшно испугав этим жителей города. Но Дрейк объяснил, что возвращение связано с тем, что испанский галион, захваченный англичанами в Санто-Доминго и названный «Новогодний подарок», дал сильную течь. На нем были ценные грузы и Дрейку пришлось вернуться обратно, чтобы распределить их по другим судам флотилии. Через неделю Дрейк ушел из Картахены. Испанский военный флот туда прибыл только через несколько дней.

Узнав от штурмана захваченного испанского судна, что испанцы создали базу в Сан-Аугустине во Флориде, как раз в том месте, где были убиты колонисты-гугеноты, Дрейк решил наведаться туда. У берегов Флориды он обнаружил небольшой остров. Высадившись там, англичане услышали, что кто-то распевает популярную протестантскую песню «Вильгельм Нассау». Певец оказался французом, несколько лет находившимся в испанском плену. Он вызвался помочь англичанам найти Сан-Аугустин. Когда англичане пришли туда, жители успели скрыться. Маленький Сан-Аугустин постигла участь двух крупнейших городов испанской Америки — он был сожжен.

Дрейк тем не менее еще не думал возвращаться домой. Он хотел сначала посетить первое английское поселение в Америке, созданное за год до этого. В апреле 1584 г. фаворит королевы, еще один «ее пират» Уолтер Рэли, на свои средства послал два небольших корабля в Америку, поручив их капитанам, Филиппу Амадасу и Артуру Бэрлоу, выбрать место для колонии, назвав ее с разрешения «королевы-девственницы» Виргинией. Капитаны выполнили поручение и, вернувшись в Англию, сказали, что нашли очень удобное для колонизации место на побережье Северной Америки. В апреле 1585 г. флотилия из семи кораблей под командованием Ричарда Гренвилла, опять-таки на средства Рэли, отправилась в указанный пункт и прибыла туда 3 июля. Гренвилл сжег находившуюся там индейскую деревню, прогнал жителей, а затем высадил на берег 100 с лишним человек, назначив одного из них, Ральфа Лейна, губернатором новой английской колонии. Обещав вернуться в апреле следующего года, Гренвилл покинул колонистов и прибыл в Англию 6 октября 1585 г.

1 июня 1585 г. Дрейк пришел к месту высадки колонистов и нашел их в крайне бедственном положении. Адмирал предложил Лейну на выбор: либо возвратиться вместе с ним в Англию, либо оставить им корабль с продовольствием и пару пиннас. Колонисты выбрали последнее. Адмирал выделил колонистам судно «Дрейк», нагрузил его продовольствием и послал к берегу. Но тут разразилась сильная буря, длившаяся три дня. Корабль погиб. Дрейк предложил колонистам другое судно. Но, напуганные плохим предзнаменованием, они не захотели оставаться в Америке и попросились на корабли флотилии. Так закончилась первая попытка английской колонизации Нового Света.

Дрейк вернулся в Плимут 28 июля 1586 г. Новое плавание Дрейка в Вест-Индию было тяжелым ударом для испанцев. «Предприятие Дрейка, — писал Лейстеру государственный секретарь Уоллсингем, — обнаружило нынешнюю слабость короля Испании»^{109}.

Филиппа II ждала еще одна неприятность. Через две недели после возвращения Дрейка в Англию был арестован Энтони Бабингтон, участник заговора Марии Стюарт, а еще через полгода была казнена и сама шотландская королева, непримиримый и опасный враг Елизаветы.

II

Восемь месяцев Дрейк пробыл дома. Все это время отношения между Англией и Испанией продолжали ухудшаться. Филипп явно готовил удар по Альбиону, создавая невиданный по размерам флот. Во всех портах Испании и Италии кипела работа. Строились корабли, свозилось вооружение и продовольствие, сосредоточивались войска. В Англии упорно говорили о прибытии гигантской испанской эскадры уже летом 1587 г.

«Партия войны» настойчиво требовала от Елизаветы решительных действий. Как всегда в подобных обстоятельствах, королева колебалась, стараясь избежать открытой войны.

Наконец, Уоллсингему удалось добиться от королевы согласия на организацию экспедиции, имевшей целью помешать Филиппу в подготовке нападения на Англию. Командование этой экспедицией поручалось Дрейку.

Подготовка экспедиции осуществлялась настолько секретно, что никто в Англии ничего об этом не знал, не узнали об этом и вездесущие шпионы испанского короля. В течение марта Дрейк собрал относительно небольшую, но сильную в боевом отношении флотилию. Четыре крупных корабля было получено от королевы, четыре меньших размеров — от лондонских купцов, один корабль — от адмиралтейства и четыре — дали сам Дрейк и его великосветские компаньоны. Кроме того, в распоряжении экспедиции было несколько пиннас. Дрейку был передан также отряд сухопутных войск.

По инструкции королевы Дрейк должен был уничтожать испанские корабли в местах их стоянки, захватывать заготовленное для них продовольствие и делать все, что в его силах, чтобы «не дать испанскому королевскому флоту собираться вместе из нескольких портов»^{110} в главную базу Лиссабон, где суда должны были перейти под командование маркиза Санта Круз.

Дав эти инструкции, Елизавета продолжала сомневаться и колебаться. В конце концов она послала курьера к Дрейку с новыми указаниями, в которых ему предлагалось «воздерживаться от применения силы для захода в гавани и порты испанского короля, или причинения какого-либо ущерба его городам, или совершения каких-либо других враждебных актов против этой страны»^{111}.

Но, как ни спешил курьер, он не застал Дрейка в Плимуте. 2 апреля 1587 г. его флотилия вышла в море. Королевский курьер пересел на пиннасу и помчался вдогонку, но Дрейка он не нашел. Пиннаса принадлежала Хокинсам, и, конечно, было сделано все, чтобы встреча с Дрейком не состоялась. Представляется, что и сама королева не жалела об этом. Она имела письменное свидетельство своих благих намерений в отношении Филиппа, а то, что сделает Дрейк, теперь уже будет на его ответственности.

Дрейк же пребывал в отличном настроении. Как никогда, он чувствовал уверенность в успехе своего дерзкого предприятия. Это видно из его письма Уоллсингему, отправленному в день отплытия. Оно начиналось так: «Ветер командует мне — иди. Наш корабль поднял паруса…»^{112}.

Погода опять благоприятствовала Дрейку, и 5 апреля его корабли уже подходили к испанским берегам. Но тут погода резко переменилась. Начался сильный шторм. Корабли потеряли друг друга из виду. Десять дней понадобилось Дрейку, чтобы собрать свою флотилию в Кабо-Роса, заранее определенном на тот случай месте. Там англичане встретили два корабля, идущих из Кадиса, где, как они узнали, сосредоточился большой флот, состоявший из судов, построенных или купленных для Филиппа в Италии, а также иностранных кораблей, захваченных в испанских портах. На них грузились артиллерия, продовольствие, боеприпасы. По окончании погрузки суда должны были идти в Лиссабон.

Таким образом, нападение на Кадис явилось бы прямым исполнением инструкции Елизаветы. И Дрейк поспешил туда. 19 апреля английская флотилия стояла уже у Кадиса.

Дрейк собрал на борту флагманского корабля «Бонавентура» военный совет. Он проводил его в обычной доя себя манере. Терпеливо выслушал все мнения, а затем твердо сформулировал свое не подлежащее обсуждению решение: пополудни атаковать Кадис. Но тут произошла неожиданность. Присутствовавший на совете вице-адмирал Уильям Бороу, опытный и очень авторитетный в морских кругах офицер, но несколько шаблонного склада ума, посланный в экспедицию по настоянию королевы, полагавшей, что его рассудительность умерит горячность Дрейка, выступил с возражениями. Кадис, говорил он, сильно укрепленный — город. Кроме того, в его гавани ст^ят многочисленные военные корабли, готовые к бою. Решиться напасть на Кадис можно только после тщательного обсуждения операции и подготовки детально разработанного плана. Дрейк на это ответил, что он знает, как провести операцию, и остальным надо лишь выполнять его приказы. Бороу ничего не оставалось, как промолчать. Но раздражение его улеглось не сразу. Даже вернувшись в Лондон, он продолжал защищать свою точку зрения, добавляя, правда, что «тем не менее все прошло благополучно». Конечно, хорошо иметь до начала операции детальный план ее проведения. Но ни Дрейк, ни Бороу не были знакомы с Кадисом и его укреплениями и никаких сведений на этот счет получить не могли. Затяжные дебаты о проведении операции были бы в этих условиях формальностью, которая привела бы лишь к ненужной трате времени и потере важнейшего фактора — внезапности. Дрейк правильно решил, что в этом случае надо в значительной мере импровизировать. Он был в этом великий мастер. Интересно отметить, что другой знаменитый английский адмирал, лорд Нельсон, через 220 лет писал из того же Кадиса, находясь на борту своей «Виктории»: «Иногда приходится полагаться на случай; ни в чем нельзя быть вполне уверенным в морском сражении…»^{113}.

В четыре часа дня 19 апреля Дрейк повел свои суда в гавань Кадиса. Вход в гавань был с запада. В сторону моря тянулись песчаные косы, на которых находились артиллерийские батареи. Город был расположен на вершине скалы. Его защищала крепость и артиллерийские батареи, расположенные во фронтальной части гавани. Две огромные отмели прикрывали вход в гавань: одна — Лас-Пуэркас, со стороны Кадиса, а другая — Эль-Диаман, с северной стороны, напротив залива порта Святой Марии, где находился дворец герцога Медины Седонии, губернатора Кадиса. Между этими двумя отмелями был расположен проход во внешнюю гавань, и входившие в нее корабли должны были идти к якорной стоянке под наведенными на них жерлами пушек. За внешней находилась внутренняя гавань со множеством мелей и подводных скал, представлявших большую опасность для любого судна, идущего без местного лоцмана. В северо-западном углу внутренней гавани находился залив Порт-Ройял.

Когда Дрейк вошел во внешнюю гавань Кадиса, то увидел 60 судов, стоящих на якоре. На часть из них продовольствие было уже погружено, остальные еще стояли под погрузкой. Но на большинстве судов еще не было артиллерии. Со стоявших в гавани иностранных судов, захваченных ранее в испанских портах, были сняты паруса. Испанцы боялись, как бы их команды не увели корабли из Кадиса. Несколько к юго-востоку стояли небольшие барки и каравеллы.

Неожиданное появление в гавани неизвестной эскадры вызвало общее беспокойство. Две галеры были посланы навстречу, чтобы узнать национальность кораблей. Англичане встретили их огнем корабельной артиллерии, и галеры поспешили назад. Тревога охватила испанцев. Она переросла в настоящую панику, когда Дрейку удалось потопить огромный галион водоизмещением 1000 т с 40 пушками на борту, полностью готовый к выходу в море. На испанских кораблях рубили якорные канаты. Некоторые небольшие суда старались спастись во внутренней гавани, но большинство, особенно те, с которых были сняты паруса, пребывали в совершенной беспомощности. Лишь десять галер под командованием Педро де Асинья попытались атаковать англичан. Они шли на корабли Дрейка, вытянувшись в линию. Дрейк приказал четырем своим судам идти наперерез испанцам, что в морской тактике носило название перекрестного «Т». Это давало очевидное преимущество англичанам. Их корабли проходили мимо носовой части испанских судов, большинство же орудий размещалось по бортам, и англичане таким образом получили большой перевес в артиллерии. Галеры рассеялись. Семь из них ушли во внутреннюю гавань, в Порт-Ройял, две зашли за отмель Лас-Пуэркас, одна была сожжена.

Дрейк стал хозяином внешнего рейда. Часть своих судов он поставил на якорь среди испанских кораблей. Часть кораблей он выслал вперед, поручив им охранять вход во внутреннюю гавань. После этого Дрейк приступил к уничтожению испанских кораблей и запасов продовольствия. 30 судов было сожжено, 10 тыс. т продовольствия уничтожено. Однако Дрейк не удовлетворился этим. Он узнал, что во внутренней гавани стоит галион, принадлежащий маркизу Санта Круз, командующему испанским флотом. Это был громадный корабль водоизмещением 1200 т, вооруженный крупной артиллерией. Дрейк просто не мог уйти из Кадиса, не захватив его. И он сделал это с помощью следующего маневра. Не сообщив никому, Дрейк перешел с флагманского корабля на другой, меньший по размерам — «Королевский купец». На рассвете следующего дня «Королевский купец» в сопровождении пиннас неожиданно вошел во внутреннюю гавань и, захватив врасплох команду галиона, овладел им и возвратился назад, ведя за собой захваченное судно. Никто из англичан, даже вице-адмирал Бороу, этого не заметил.

Дело было сделано, можно было уходить. Дрейк отдал приказ к отплытию. Но выполнить его было невозможно. Ветер затих, корабли не могли сдвинуться с места. Создалась крайне опасная ситуация. Английская флотилия находилась в закрытой гавани, простреливаемой испанской береговой артиллерией. В Кадисе сосредоточились крупные сухопутные силы. Герцог Медина Седония, получив тревожный сигнал от жителей города, вызвал на помощь армейские части и явился в Кадис с отрядом из 300 кавалеристов и 3 тыс. пехотинцев. Испанские галеры, стоявшие во внутренней гавани, были готовы к атаке. Несколько судов были зажжены и направлены в сторону англичан.

Но судьба продолжала быть благосклонной к Фрэнсису Дрейку. Ядра береговой артиллерии не причинили ущерба его судам. Вообще, надо сказать, что пушки XVI в. производили больше шума, чем разрушений. Во время морских сражений стоял страшный грохот, небо застилал пороховой дым, а дело решалось в рукопашных схватках на корабельных палубах. Пушки, как и мушкеты, эффективно поражали цель лишь на расстоянии, не превышавшем 200 м. Нападение галер англичане отбили. Горящие суда были встречены шлюпками и направлены в сторону отмели, где и сгорели дотла. «Испанцы, — иронизировал Дрейк, — делают нашу работу, сжигая свои корабли».

В два часа ночи погода изменилась. С берега подул ветер и через несколько минут английская флотилия уже шла в открытое море. Но ветер внезапно стих, и корабли англичан вынуждены были остановиться. Дрейк приказал встать на якорь. Он решил плодотворно использовать время и обратился к командующему войсками Кадиса с предложением обменять захваченных им испанцев на англичан, находившихся в испанском плену. Командующий ответил, что у него нет пленных англичан. Этим дело и кончилось. Дождавшись попутного ветра, Дрейк пошел к берегам Португалии, к мысу Сан-Висенти. «Так, с помощью милосердного бога и непобедимой храбрости нашего генерала, — писал один из участников экспедиции, — это странное и счастливое предприятие, к великому удивлению короля Испании, было закончено в течение одного дня и двух ночей и нанесло такой удар в сердце маркиза Санта Круз, великого адмирала Испании, что он никогда уже не имел ни одного радостного дня и через несколько месяцев умер в глубокой печали»^{114}.

Неизвестно, прав ли был спутник Дрейка, говоря о причине смерти маркиза, но совершенно очевидно, что нападением на Кадис Дрейк серьезно осложнил подготовку испанского флота к войне с Англией. Не меньше года потребовалось Филиппу для восполнения потерь.

Радовались в Испании в те дни лишь жители Кадиса. В первое воскресенье после ухода Дрейка они в церкви св. Франциска устроили благодарственный молебен. У них были для этого серьезные основания: Дрейк не напал на город и ни один из его жителей не пострадал.

Причиной, заставившей теперь Дрейка мчаться к мысу Сан-Висенти, было услышанное им известие, что один из наиболее видных испанских адмиралов, Жуан Мартинес де Рекальд, назначенный вице-адмиралом флота, предназначавшегося для нападения на Англию, должен был находиться именно там. Кроме того, мыс Сан-Висенти занимал важное стратегическое положение. Чтобы в этом убедиться, надо лишь взглянуть на карту. Мыс представляет собой крайнюю юго-западную точку Португалии, и все корабли собираемого Филиппом флота должны были обязательно проходить мимо него на пути в Лиссабон. Если бы Дрейк захватил мыс, то сделал бы невозможным проход в Лиссабон испанских судов из Кадиса или итальянских портов. Лишь очень сильная эскадра решилась бы помериться силами с Дрейком.

Но, придя к мысу Сан-Висенти, Дрейк понял, что для создания постоянной угрозы испанскому флоту необходимо укрепиться на суше, устроить там английскую опорную базу. Осмотревшись, Дрейк решил, что для этой цели лучше всего подойдет находящийся в юго-восточной части мыса замок Сагриш, построенный Генрихом Мореплавателем, создателем школы португальских капитанов, отличившихся в эпоху Великих географических открытий.

Но захватить его казалось практически невозможным. Сагриш находился на вершине скалы, имевшей три отвесных склона высотой в 70 м, а на четвертом склоне находилась крепостная 10-метровая стена. Но Дрейка это не испугало. Он высадил на сушу 800 солдат, и сам повел их в атаку на неприступную крепость. Никому из своих офицеров он не хотел этого поручать. Только что у Дрейка произошел острый конфликт с Бороу, который и в этом случае постарался доказать обреченность задуманного предприятия. Но Дрейку было опасно становиться поперек дороги. Это проявилось еще в деле Доути. Ни минуты не поколебавшись, Дрейк приказал арестовать своего вице-адмирала. Бороу говорил впоследствии, что ежедневно ждал, «когда адмирал осуществит в отношении меня свое кровожадное желапие, как он это сделал с Доути»^{115}.

В шлеме и панцире, с мечом в руке, Дрейк повел своих людей к воротам замка. Подойдя туда, он потребовал немедленной сдачи гарнизона. Ответ был отрицательным. Тогда Дрейк приказал принести хвороста и смолы к воротам замка и зажечь их. Это было нелегко сделать под выстрелами обороняющихся, но, когда ворота начали гореть, гарнизон сдался. Как оказалось, замок защищало 110 человек. Дрейк приказал сбросить в море находившиеся в замке пушки и разрушить крепостную стену.

Пока солдаты разрушали стены замка, часть флотилии была отправлена Дрейком для уничтожения испанских судов и запасов продовольствия. Англичане уничтожили рыболовные суда и захватили 47 каравелл, перевозивших продовольствие в Лиссабон. Затем корабли вернулись в Сагриш и взяли на борт пехоту, которая к тому времени закончила разрушение крепости. Оставив небольшие суда у мыса Сан-Висенти для дальнейшего перехвата и уничтожения испанских судов, Дрейк с остальными силами своей флотилии 9 мая направился к Лиссабону.

10 мая английские корабли вошли в устье Тахо и встали на якорь в бухте Каскэс, в 20 милях от столицы Португалии, второго по богатству города Европы. Там в заливе Святого Юлиана находилась штаб-квартира маркиза Санта Круз. Подходы к Лиссабону были хорошо укреплены, и Дрейк не рассчитывал повторить маневр, успешно осуществленный им в Кадисе. Поэтому он хотел выманить испанский флот из лиссабонской гавани. Но старый маркиз был опытным моряком и не отвечал на задиристые выпады Дрейка, посылавшего свои пиннасы захватывать мелкие суда, шедшие в Лиссабон.

Санта Круз (Дрейк этого не знал) не был еще в состоянии дать бой английскому флоту. Мощные испанские галионы стояли без артиллерии, парусов и экипажей. Галеры не были опасны, как показал опыт Кадиса, судам Дрейка. Поэтому маркиз никак не реагировал на захваты и уничтожение испанских кораблей в заливе Каскэс.

Поняв, что выманить испанцев не удастся, Дрейк послал маркизу письмо с предложением провести обмен пленными. Но он получил такой же ответ, как и в Кадисе. Санта Круз сообщал ему, что у него нет пленных англичан. Тогда Дрейк задал вопрос, намеревается ли король Филипп в этом году начать войну с Англией? Санта Круз ответил, что король Испании не хочет войны. Дрейк исчерпал свой запас вежливости и написал маркизу, что раз тот отказался обменять военнопленных, то он продаст пленных испанцев марокканцам, а на вырученные деньги выкупит своих соотечественников из плена. Дрейк добавил тут же, что если Санта Круз — мужчина, то он должен принять его предложение выйти из лиссабонской гавани и сразиться. На этот вызов Дрейка Санта Круз ответил, что не имеет от короля полномочий на сражение с английским флотом. Дрейку надоели бесплодные препирательства, и он скрылся из залива Каскэс так же неожиданно, как и появился.

Узнав об исчезновении Дрейка, Филипп был сильно напуган. Он был уверен, что Дрейк пошел на перехват его «золотого флота», идущего из Америки в Севилью. На этот раз флот вез 16 млн. песо, из которых 4 млн. принадлежало лично королю. Филипп приказал послать к Азорским островам, где, как он полагал, должен появиться Дрейк, сильный флот. Но вскоре Филипп получил известие, что Дрейк вернулся к мысу Сан-Висенти. Он вызвал для консультации маркиза Санта Круз. Тот сказал, что, по его мнению, Дрейк не будет нападать на «золотой флот», его цель — не допустить соединения испанского флота в Лиссабоне, поэтому он и будет крейсировать в районе Сан-Висепти. Филипп с этим согласился и отдал новый приказ: напасть на Дрейка у Сан-Висенти. Власти Кадиса предложили королю послать против Дрейка 60 кораблей. Король, конечно, согласился и направил в Кадис опытного военного Алонзо де Лейва. Вести от дона Алонзо были неутешительными: Кадис не сможет выставить такой флот.

Дрейк действительно хотел обосноваться у мыса Сан-Висепти. 14 мая он писал Уоллсипгему: «Пока нам хватит продовольствия и воды и паши корабли, ветер и погода будут служить нам, вы будете получать вести от нас с мыса Сан-Висенти, где мы делали и будем делать то, о чем ее величество и ваша милость будут приказывать. Мы были бы благодарны ее величеству, если бы она прислала еще несколько кораблей. Если у нас будет на шесть кораблей больше, мы сможем задержать соединение испанского флота на месяц и далее…»^{116}.

Но уже 22 мая Дрейк опять исчез. Теперь он шел к Азорским островам, оправдывая первое предположение Филиппа. Однако Дрейк искал не «золотые галионы». Он получил сведения, что португальский каррак^[7] под названием «Святой Филипп» идет к Азорам. Это был самый крупный корабль Ост-Индского флота. В его трюмах находился ценнейший груз. На 18-й день плавания, 9 июня, Дрейк встретил каррак. Английские корабли обстреляли судно и вынудили его к сдаче. На карраке оказалось все, чем славился Восток: специи, шелка, фарфор, драгоценные камни и золото. Испанцы считали, что, захватив «Святого Филиппа», Дрейк нанес им ущерб в 114 тыс. ф. ст.

Возвращаться к мысу Сан-Висенти Дрейк теперь не думал. Подкрепление, о котором он просил Уоллсингема, не пришло. Его люди устали, было много больных, суда требовали ремонта. Дрейк решил возвращаться домой, чтобы потом со свежими силами продолжать уничтожение испанского флота у пиренейских берегов. Через три месяца с начала плавания, 26 июня 1587 г., флотилия Дрейка, ведя за собой огромный каррак, подошла к Плимуту.

III

За время отсутствия Дрейка в политике английского правительства в отношении Испании произошли значительные изменения. Королева искала теперь пути для их улучшения. Ее страшило укрепление позиций испанцев в Нидерландах, закрытие для английских товаров испанского, португальского, фламандского рынков. «Партия мира» вновь усилила свое влияние на Елизавету. Разгневавшись, она даже сказала о Дрейке: «Он никогда не разбивал, а только раздражал врага к большому для меня ущербу». Очень возможно, что эта венценосная комедиантка (кстати, получившая только что от Дрейка свою часть добычи — 40 тыс. ф. ст.) опять играла роль, желая, чтобы ее слова были услышаны в Мадриде. В июле лорд Берли писал испанцам, оправдывая свою королеву: «Ее величество послала корабль с письмом, приказывавшим Дрейку воздерживаться от каких-либо вооруженных действий, но посланное судно не смогло его догнать. И, таким образом, независимо — да, независимо от желания ее величества — Дрейк совершал те действия, которые вызвали неудовольствие им ее величества»^{117}.

25 июля Дрейк пришел в дом лорда Берли, где, как он узнал, должна была быть королева. Зная хорошо свою повелительницу, Дрейк захватил с собой корзинку с бриллиантами, взятыми на «Святом Филиппе». Подарив бриллианты Елизавете, он обратился к ней с просьбой судить и казнить Бороу, его вице-адмирала.

Следует сказать, что посещение Дрейком дома Берли произошло именно в тот день, когда лорд написал письмо, отрывок из которого мы привели. Конечно, с Дрейком не согласились. Лорд Берли защитил Бороу. Последний получил даже повышение: он был назначен инспектором королевского флота.

Но «партия войны» тем временем не бездействовала. Уоллсипгем, непревзойденный мастер шпионажа, создал лучшую в Европе шпионскую сеть, обходившуюся английскому правительству в 3,3 тыс. ф. ст. в год. Иногда выделявшаяся правительством сумма бывала недостаточной. В этих случаях государственный секретарь доплачивал из своих средств. Одним из лучших его агентов был английский католик Энтони Стенден, скрывавшийся под именем Помпео Пеллегрини. Он состоял на службе у герцога Тосканского, посол которого в Мадриде снабжал Стендена сведениями об испанских делах. Но, кроме этого, Стенден на деньги, полученные от Уоллсингема, имел своих агентов в Испании и Португалии. От одного из них, брата слуги маркиза Санта Круз, он узнал, что после уничтожения Дрейком испанских кораблей в Кади»-се нападение Испании на Англию, намечавшееся на 1587 г., откладывалось.

Забегая вперед, скажем, что, когда весной 1588 г. наступил острый кризис в англо-испанских отношениях, Уоллсингем уже не довольствовался сведениями из вторых рук и Стенден перебрался в Испанию, откуда посылал государственному секретарю важнейшие сведения о количестве судов, их тоннаже и вооружении, численности находившихся на них матросов и солдат, а также о состоянии королевских финансов. Так, Уоллсингем узнал, что генуэзские банкиры отказались предоставлять займы Филиппу, и финансовое благополучие Испании зависело от прихода в августе 1588 г. «золотого флота», на борту которогонаходилось 16 млн. дукатов.

Уоллсингему было известно и о многих трудностях, с которыми столкнулся Филипп при подготовке флота. Коррупция и неразбериха царили в Лиссабоне. Герцог Парма, сначала горевший желанием вторгнуться в Англию до прихода флота из Испании, теперь писал Филиппу, что, несмотря на приход итальянских войск, не готов к военным действиям ввиду слабости и малочисленности своей армии. Герцог сообщал королю, что 800 итальянских солдат заболело и болезни среди них продолжают быстро распространяться. Он жаловался на нехватку оружия и боеприпасов. «Все. зависит от воли божьей, — мрачно заключал Парма, — одного усердия и активности людей еще не достаточно».

Но Филипп не разделял пессимизма герцога, он требовал нанесения удара по Англии. «Вначале Вы не хотели и говорить об испанском флоте, — отвечал он Парме. — Вы разработали свой план вторжения, который не требовал вмешательства флота. И лишь я обратил Ваше внимание на необходимость помощи флота». Если вторжение в Англию, продолжал король, будет отложено, Испания потеряет шанс. Филипп хотел нанести удар Англии до возможного заключения мира между турецким султаном и персидским шахом и активизации турецкого флота в Средиземном море^{118}.

Филипп шел на все, чтобы ускорить подготовку нападения на Англию. Он даже, как сообщал венецианский посол в Мадриде, приказал освободить из тюрем всех уголовных преступников, выразивших желание служить в его армии.

В это время Елизавета пыталась заручиться поддержкой турецкого султана. Английский посол в Константинополе Уильям Хэрбоун был очень активен и уже добился обнадеживающего приема у султана. Дрейк в свою очередь послал в Константинополь серебряные вазы в подарок командующему турецким флотом.

Всегда прекрасно осведомленная, Елизавета видела бесплодность своих попыток задобрить испанского короля. Угроза с его стороны становилась все реальнее. Она снова обратила благосклонный взгляд на «своего пирата» и воинственного Джона Хокинса, спрашивая у них совета, как лучше нанести удар по Испании. Ответы того и другого очень характерны. Тороватый Хокинс считал, что надо послать военные корабли к Азорским островам и там дожидаться «золотого флота», захват которого лишит Филиппа средств, необходимых для ведения войны. Однако осуществление этого плана было сопряжено с очевидной опасностью. Захват испанского флота, состоявшего из 20–30 галионов, требовал соответствующей мощной английской эскадры. И, пока эта эскадра, в состав которой вошли бы основные силы английского флота, дожидалась испанских галионов, идущих из Америки, Англия была бы практически открыта для вооруженного вторжения, ибо у Филиппа оставалось достаточно кораблей для проведения этой операции. Дрейк же предложил напасть на испанский флот, стоявший в пиренейских портах, и либо полностью уничтожить его, либо нанести ему возможно больший ущерб.

В конце 1587 г. королева назначила Дрейка командующим эскадрой, состоявшей из 30 судов, дав ему секретный приказ уничтожать испанские корабли, если он их встретит. В первые дни 1588 г. Дрейк был уже в Плимуте и набирал экипажи для своих судов. Когда распространился слух, что Дрейк опять собирается в плавание, от желавших принять участие в экспедиции не было отбоя. Очень скоро их собралось столько, что хватило бы на укомплектование 200 судов. Но Елизавета и в этом случае была верна себе. Поставив перед Дрейком задачу нападения на испанские корабли, она практически всячески препятствовала ее осуществлению. Она тормозила снабжение флота артиллерией, боеприпасами, такелажем.

9 февраля 1588 г. умер маркиз Санта Круз. Король Филипп был даже рад этому, потому что старый маркиз, потерявший веру в успех задуманного вторжения в Англию, мешал подготовке операции. «Господь показал мне свое расположение, — писал он через неделю после смерти маркиза Санта Круз, — забрав его теперь, до отплытия флота»^{119}. Филипп назначил командующим испанским флотом герцога Медину.

Елизавета же расценила смерть маркиза Санта Круз, которого считала основным проводником идеи вторжения в Англию, благоприятным обстоятельством, позволяющим начать мирные переговоры с Испанией. В феврале она послала своих представителей в Остенде для ведения переговоров с герцогом Пармой.

Начало переговоров совершенно заморозило предприятие Дрейка. Адмирала крайне тяготило вынужденное бездействие. Его нетерпение еще более усилилось, когда он узнал, что подготовка испанского флота идет к концу. С целью разведки Дрейк послал два своих небольших корабля к испанским берегам. Им удалось войти в Тахо и захватить испанских рыбаков, от которых англичане узнали о состоянии флота, находившегося в Лиссабоне. Кроме того, Дрейк захватил недалеко от Плимута два шведских судна, возвращавшихся из Лиссабона, команды которых рассказали, что в Лиссабоне сосредоточено огромное число боевых кораблей.

Дрейк решил использовать своего нового приятеля при королевском дворе графа Роберта Эссекса, отец которого в свое время рекомендовал Дрейка Уоллсингему. Молодой граф состоял теперь в фаворитах Елизаветы. Дрейк просил его повлиять на королеву, чтобы опа не препятствовала быстрейшему оснащению его эскадры. Но все было тщетно. Елизавета все еще надеялась на мирный исход переговоров с испанцами. Не только Дрейк, по и сам первый лорд адмиралтейства Хоуард испытывал большие трудности в снабжении флота продовольствием, деньгами, боеприпасами. Его тоже сильно беспокоило вынужденное бездействие английского флота при все растущей опасности испанского вторжения.

Дрейк убеждал королеву, что никогда еще та не была в столь опасном положении. Он просил, чтобы опа дала ему 50 судов и разрешила напасть на испанский флот в Лиссабоне. «Мои дорогие лорды, — писал Дрейк в марте Тайному совету, — с 50 кораблями мы нанесем испанцам больший ущерб у их собственных берегов, чем с во много раз большими силами здесь, в Англии; и чем скорее мы это сделаем, тем лучше»^{120}. Одновременно Дрейк сообщал, что испытывает острую нехватку пороха, хотя для учебных стрельб расходует минимальное его количество. Оп просил срочно прислать ему порох, так как его запасов хватит лишь на один день боя. Тайный совет разрешил Дрейку взять порох на складе в Тауэре, по идти к испанским берегам запретил.

Переговоры представителей Елизаветы с герцогом Пармой не давали никаких положительных результатов. Становилось все более очевидным, что испанцы просто тянут время, чтобы закончить приготовления к вторжению в Англию. Но королева все еще не хотела прерывать переговоров, прислушиваясь к советам лорда Берли. Последний старался всячески очернить Уоллсингема и всех тех, кто, «предлагая на словах заключить мир, в то же время делает вер для кровавой войны». Однако и о Берли королева не была искренна. Она уже не верила в успех мирных переговоров и возобновила совещания с «партией войны» и со «своим пиратом».

В испанском лагере обстановка тоже была непроста. Герцог Парма- все более скептически относился к успеху немедленного вторжения в Англию, считая, что прежде всего надо подавить восстание в Нидерландах. Новый командующий флотом герцог Медина Седония обнаруживал сходное отношение к готовящейся операции. Но Филипп не хотел ничего слушать и требовал скорейшего его осуществления. Огромный испанский флот, «Непобедимая армада», как его называли, был уже готов отправиться в плавание.

Наконец Елизавета решилась. 10 мая был собран Тайный совет для того, чтобы выслушать Дрейка. Тот был, как всегда, немногословен. «Надо немедленно приступить к решительным действиям… — говорил он собравшимся лордам, — в этом — половина успеха». После долгого обсуждения было принято решение начать операцию. Для этого объединили в Плимуте два флота: один, которым командовал Дрейк, другой — под командованием лорда-адмирала Хоуарда. Последний назначался королевой главнокомандующим объединенным флотом, а Дрейк — его заместителем.

Через несколько дней Хоуард привел в Плимут эскадру, состоявшую из 34 кораблей и 8 пиннас. Там они соединились с 40 судами Дрейка. Хоуард был в восторге от Дрейка. «Я не могу не сказать Вам, — писал он Уоллсингему, — как сердечно и приятно сэр Фрэнсис Дрейк держит себя, а также с какой преданностью он служит ее величеству и мне, имея в виду пост, который я занимаю; поэтому я умоляю Вас написать несколько слов благодарности в частном письме к нему»^{121}.

Лорд Хоуард был также чрезвычайно доволен офицерским, матросским и солдатским составом. «Мой дорогой лорд, — писал он Берли, — здесь собраны прекраснейшие капитаны, солдаты и матросы, какие когда-либо были в Англии». Одно беспокоило адмирала: острая нехватка продовольствия. Корабли имели запас провизии только на 18 дней. Главный морской интендант обещал Хоуарду в течение недели прислать 10 судов с продовольствием. Но 28 июня адмирал получил от него сообщение, что корабли не смогут прибыть даже через две недели. Несмотря на это, Хоуард решил не задерживать отплытие. В том же письме Берли он писал: «Бог послал нам попутный ветер, в мы отправимся в плавание, хотя нам и грозит голодная смерть. Очень жаль, что мои люди не будут иметь еды тогда, когда, не жалея жизни, будут служить ее величеству»^{122}.

Однако неблагоприятный ветер и высокая волна не позволили английскому флоту выйти в море. Воспользовавшись этим, офицеры отправились в Плимут за продовольствием. Вернувшись, они принесли очень важные новости. Английский корабль захватил у мыса Сан-Висёнти несколько рыбаков, сообщивших, что «Непобедимая армада» вот-вот покинет Лиссабон. Капитан другого английского судна, пришедшего из Испании, сообщил, что армада вышла в море. «Если это произошло несколько дней назад, — забеспокоился Хоуард, — мы увидим их стучащихся в нашу дверь». В конце июня ветер переменился, и Хоуард вывел свою эскадру в море.

Армада действительно шла к Англии. Опа покинула Лиссабон в тот же день, когда в Плимуте соединились две английские эскадры. Выход «Непобедимой армады» из Лиссабона сопровождался пышными церемониями. Торжественно звонили колокола, раздавались залпы орудийных салютов. Под звуки церковных гимнов корабли поплыли по Тахо к выходу в океан. Всезнающий венецианский посол в Мадриде сообщал, что после выхода армады в море Филипп молился по два-три раза в день.

В самом начале плавания армаду постигла неприятность. Начался сильный шторм, разбросавший корабли далеко друг от друга. Понадобилось немало времени, чтобы Медина Седония собрал свой флот в Ла-Корунье, ближайшем к Англии испанском порту. Герцог был настолько напуган ущербом, нанесенным его флоту, что обратился к Филиппу с просьбой отложить экспедицию на год.

О случившемся не знали ни англичане, ни герцог Парма. Последний готовил войска для вторжения в Англию и ждал только появления армады, чтобы начать операцию. Парма собрал армию в 17 тыс. человек, подготовил 300 транспортных судов для переброски солдат и 70 — для перевозки лошадей. Он приказал доставить 20 тыс. пустых бочек для изготовления плотов, послал своих агентов на север Германии для вербовки опытных команд транспортных судов. Как уже говорилось, Парма испытывал большие сомнения в успехе вторжения в Англию, Задержка армады очень беспокоила его.

Выйдя в море Хоуард полагал что вскоре встретит испанскую эскадру, и был удивлен ее отсутствием. Свежий северо-восточный ветер быстро гнал английские суда к Бискайскому заливу. Но когда они подошли к северному берегу Испании, погода резко изменилась, и эскадра вынуждена была повернуть в Плимут, куда она пришла 12 июля. В этот же день герцог Медина Седопия, получив отрицательный ответ от короля, не хотевшего и слушать об отсрочке экспедиции, приказал флоту выйти из Ла-Коруньи и направиться в Англию.

19 июля, как рассказывает старинная легенда, когда лорд-адмирал и его офицеры после обеда играли в шары на борту флагманского корабля, Томас Флеминг, капитан пиннасы «Золотая лань», посланной для наблюдения, неожиданно появился на флагмане и сообщил, что видел испанский флот у мыса Лизард, находившегося в 60 милях к западу от Плимута. Все игравшие обратили взоры на Дрейка, а тот спокойно заметил: «У нас достаточно времени, чтобы закончить игру и после этого разбить испанцев».

Этот рассказ принадлежит, несомненно, к числу многочисленных исторических анекдотов. Вероятно, в основе его лежит то, что английская эскадра действительно бездействовала до следующего дня. Это объяснялось неблагоприятным ветром. Корабли не могли выйти навстречу врагу. В то же время западный ветер, мешавший англичанам покинуть Плимут, благоприятствовал испанскому флоту. Положение становилось опасным.

Но «Непобедимая армада» почему-то не торопилась.

20 июля испанские корабли остановились в нескольких милях от Плимута. Герцог Медина собрал военный совет. Он считал, что нет оснований форсировать события. Медина не знал, что в Плимуте уже стояли две эскадры — Дрейка и Хоуарда. По сведениям, полученным испанцами, Тайный совет королевы принял план ведения войны с Испанией, согласно которому Дрейк не должен был выходить из Плимута до тех пор, пока армада не пройдет мимо, направляясь на соединение с армией герцога Пармы. Испанцы считали, что, как только их флот минует Плимут, Дрейк должен напасть на него, чтобы не допустить соединения с Пармой. Поэтому Медина хотел тщательно и неторопливо обсудить план предстоящей операции. На совещании находились заместитель герцога Жуан Мартинес де Рекальде, старшие офицеры Мигуэль де Окендо, Педро де Вальдес, Гуго де Монкада, Диего Флорес де Вальдес, Алонзо де Лейва.

Герцог Медина не имел никакого опыта в флотоводческом искусстве. Он с большой неохотой принял пост главнокомандующего флотом и целиком полагался на опыт своих офицеров. Обсуждался вопрос, атаковать ли флотилию Дрейка в Плимуте или, миновав порт без боя, дать англичанам возможность выйти в пролив и уже там напасть на них. Большинство присутствующих на совете высказалось за нападение на английский флот в Плимуте. Но герцог показал инструкции, полученные им от короля, в которых ему запрещалось вступать в сражения с неприятельским флотом до соединения с войсками герцога Пармы. Сторонники нападения на Плимут возражали, что, если бы король находился с ними и видел, какая блестящая возможность предоставлена судьбой испанцам, он, конечно, приказал бы атаковать Плимут.

Тогда Медина принял компромиссное решение. Он послал: Филиппу донесение, в котором ни слова не говорил о предложениях его офицеров напасть на Плимут, а просто сообщал, что военный совет решил, чтобы армада не двигалась восточнее острова Уайт, пока от герцога Пармы не будет получено известия о готовности его армии к посадке на корабли. Это была ошибка. Благоприятная возможность нападения на английский флот была упущена. Медина получил вскоре сообщение о том, что английский флот ушел из Плимута. А если бы он сразу же при подходе к Лизарду приказал наиболее быстроходным судам армады идти к Плимуту, то испанцы захватили бы там англичан, которым неблагоприятный ветер не давал возможности сдвинуться с места. Испанские суда были вооружены артиллерией, которая наиболее эффективно действовала в ближнем бою и в спокойной воде, как раз в условиях портсмутской бухты. Испанские матросы и солдаты наилучшим образом проявляли себя как раз в абордажных схватках, а армада имела более чем десятикратное превосходство в людской силе над англичанами. Преимущества же английских кораблей заключались, наоборот, в их маневренности, большей дальности действия и точности артиллерийской стрельбы.

Когда ветер переменился, Хоуард поспешил вывести свою эскадру из Плимута. На рассвете 20 июля более 50 английских кораблей вышли в западном направлении. Вечером, на заходе солнца, англичане увидели первые корабли армады. Весть о приближении испанского флота была немедленно передана во все концы страны через установленную систему сигнализации: днем — дым, ночью — огонь костров, сигнальные огни на холмах и колокольнях церквей. Получив сигнал тревоги, жители городов и селений вооружались, соединялись в отряды и шли к побережью.

Ни англичане, ни испанцы не знали о численности кораблей друг друга. Английские адмиралы понимали, что против них стоит невиданный по размерам флот. Действительно, армада состояла из 134 судов, в число которых входило 33 громадных боевых галиона. На судах находилось 8 тыс. матросов и 18 тыс. солдат. В распоряжении Хоуарда было 90 кораблей, из которых только 19 были судами королевского военного флота, остальные же принадлежали частным лицам, главным образом купцам.

Дрейк с восемью судами занял позицию для неожиданного нападения на испанский арьергард. Поздним вечером он увидел испанский флот, который шел в необычном порядке: крупные галионы впереди, сзади и по флангам, а более слабые суда — в середине. Галионы сверкали яркими красками и позолотой, на мачтах развевались флаги и вымпелы.

Дрейк с Фробишером и Хокинсом изготовился к атаке на вражеский арьергард, выбрав в качестве первой жертвы галион «Сан Жуан», несший флаг вице-адмирала армады Жуана Мартинеса де Рекильда. Под огнем артиллерии противника испанский корабль резко изменил направление, чем сбил с курса соседний галион «Розарио», которым командовал Педро де Вальдес. При столкновении со следующим галионом на «Розарио» были сломаны бугшприт и фок-мачта. Дрейк, нарушая приказ, обязывающий его не уходить с занимаемой позиции, погнался за «Розарио» и захватил его. После разгрома армады против Дрейка было выдвинуто обвинение (особенно на этом настаивал Фробишер, ревниво относившийся к громкой славе Дрейка) в нарушении дисциплины и чуть ли не предательстве, но лорд-адмирал Хоуард вполне удовлетворился объяснениями Дрейка, и суд адмиралтейства «присудил» Дрейку и команде его флагманского корабля «Мщение» ценности с захваченного галиона. На «Розарио» оказались большие суммы денег, а также ящик со шпагами, рукоятки которых были украшены драгоценными камнями. Эти шпаги предназначались для подарков английским дворянам-католикам, которые должны были поддержать вторжение испанской армии в Англию. Надо сказать, что и сам Хоуард на заключительном этапе сражения с армадой совершил поступок, подобный Дрейку: бросил во время сражения свой флот, погнавшись за «призом».

Команда «Розарио» была высажена на берег, а допа Педро и нескольких его офицеров Дрейк оставил на своем корабле. Среди его экипажа был офицер, хорошо владевший испанским языком. Дон Педро, покоренный любезностью и гостеприимством Дрейка, рассказал о планах герцога Медины. Откровенность испанца объяснялась, может быть это и было главным, его враждебностью к герцогу, возникшей из-за того, что тот, приказав кораблям армады следовать своим курсом, бросил поврежденный «Розарио» на произвол судьбы. Полученные сведения Дрейк немедленно передал Хоуарду.

Выведав от дона Педро все, что тот мог- рассказать, Дрейк высадил его на берег, и знатный испанец три года находился в Англии в качестве военнопленного, пока за него не был уплачен выкуп в 3 тыс. ф. ст. Что касается команды «Розарио», то ее появление было крайне враждебно встречено местными жителями, которых английское правительство заставило содержать пленных. Это даже вызвало ссору между местными помещиками — сэром Джорджем Кэри и сэром Джоном Гильбертом. Кэри упрекал Гильберта в том, что вместо того, чтобы поместить 226 пленных испанцев в тюрьму, тот использовал их на хозяйственных работах в своем имении.

По распоряжению Хоуарда Дрейк вечером 21 июля послал письмо лорду Генри Сеймуру в Дувр, в котором рассказал о событиях дня и просил быть готовым к нападению на испанский флот, продолжавший двигаться на восток. Эскадра Сеймура насчитывала до 30 кораблей.

23 июля началось морское сражение в районе Портленда, с еще большей силой продолжавшееся на следующий день к юго-востоку от острова Уайт. Вой шли по многу часов, «с большим расходом пороха и пуль», как тогда писали. Несмотря на превосходство артиллерии, англичане не смогли нанести испанской эскадре существенного ущерба. К этому времени испанцы потеряли всего два судна, да и то не в бою: «Розарио» столкнулся с соседним галионом, а 800-тонный «Сан Сальвадор» был уничтожен взрывом порохового погреба, происшедшего от случайно брошенной спички.

Битва продолжалась еще три дня, запасы пороха истощились как у испанцев, так и у англичан. Наконец, 27 июля испанские корабли укрылись во французском порту Кале, где герцог Медина решил дождаться вестей из Нидерландов. В ночь по прибытии в порт он послал капитана Педро де Леона к герцогу Парме с просьбой срочно прислать порох и ядра. Лишь 23 мили отделяли испанский флот от войск Пармы, находившегося в Дюнкерке.

Казалось, ничто не может помешать соединению флота с сухопутной армией для нанесения решительного удара Англии. Но органический порок всей задуманной операции заключался в том, что ни армада не могла дойти к Дюнкерку, пи Парма на своих судах выйти пего. Подходы к Дюнкерку был затруднены многочисленными песчаными отмелями, до 13 миль выдававшимися в море. В порт могли входить суда с осадкой только до пяти футов, а у испанских кораблей осадка была 25 футов и больше. В свою очередь транспортные суда Пармы не могли благополучно выйти из Дюнкерка в море, поскольку попадали под удар голландского флота.

Но ни Парма, ни Медина не знали действительных обстоятельств. Парма ждал корабли армады, которые обеспечили бы ему безопасный выход из Дюнкерка и сопровождали бы до устья Темзы, а Медина ждал, когда суда Пармы выйдут в открытое море.

Посланцу Медины Парма ответил, что не может послать суда с порохом и ядрами, так как море очень бурно. Второму гонцу, посланному узнать, когда армия будет посажена на суда и выйдет в море, Парма сказал, что не сделает этого до тех пор, пока, во-первых, не установится благоприятная погода, а во-вторых — и это главное — море не будет очищено от вражеских кораблей.

Англичане также не имели ясного представления о сложившейся ситуации. Они совсем не были уверены, что голландский флот их поддержит и будет блокировать армию Пармы в Дюнкерке. Испанский флот, стоявший в Кале, по-прежнему являл собой грозную силу.

На борту флагманского корабля Хоуард собрал военный совет. Всем присутствовавшим было ясно, что откладывать нападение нельзя. Если Медина соединится с Пармой, над Англией нависнет смертельная опасность. Помешать этому может лишь уничтожение испанского флота. Но как это сделать? Было решено послать в Кале горящие корабли, чтобы вызвать панику на испанских судах. Дрейк первым предложил для этой цели свой собственный корабль «Томас» (200 т). Хокинс передал барк «Бонд» (150 т). Всего было отобрано восемь судов общим водоизмещением 1240 т. На них были погружены различные горючие материалы.

В ночь на 28 июля подул благоприятный ветер, и подожженные суда быстро преодолели полуторамильное расстояние, отделявшее их от испанских кораблей. Среди испанцев началась страшная паника, когда они увидели в темноте ночи приближавшиеся к ним огромные факелы. Дело в том, что в Испании в то время распространялись слухи, будто англичане владеют каким-то «секретным оружием», сделать которое им помог итальянский инженер Федериго Джиамбелли из Мантуи, переселившийся в Лондон. Этот инженер ранее предложил испанцам построить «дьявольские корабли», которые, в частности, были использованы герцогом. Пармой для разрушения моста через Шельду во время осады Антверпена. Каждый из «дьявольских кораблей» имел на борту 3,5 т пороха. Мост был разрушен пороховыми взрывами, было убито 800 человек.

Поэтому, заметив двигавшиеся на них горящие суда, испанцы вместо того, чтобы попытаться отогнать их, как сделал это Дрейк в Кадисе, начали рубить якорные канаты и поднимать паруса. (130 якорей осталось на две бухты). Первым опомнился Медина. Он пристыдил офицеров, предлагавших ему пересесть на пиннасу и укрыться на берегу. Герцог приказал «Сан Мартину», на котором он находился, стать на якорь и выстрелом из пушки дать сигнал к тому, чтобы остальные суда эскадры последовали его примеру. Одновременно он послал находившегося с ним принца Асколи, внебрачного сына короля Филиппа, на корабли для передачи более подробных инструкций. Покинув «Сан Мартин», принц исчез. Боясь разгрома эскадры и пленения, он поспешил на берег и отправился в Дюнкерк к Парме. Узнав об этом, Медина не только не огорчился, но и вздохнул с облегчением: забота о безопасности столь важной персоны с него, таким образом, снималась.

Большинство испанских кораблей не послушалось команды герцога и, спасаясь от опасности, поспешно вышло в море. Флагман галерного флота «Сан Лоренцо» потерял рулевое управление, столкнувшись в суматохе с другим судном, и был выброшен на берег прямо у городской крепости. Вызвавшие столь сильную панику горящие корабли сами по себе не нанесли никакого ущерба испанскому флоту. Они сгорели в песчаных дюнах.

На рассвете следующего дня англичане могли наблюдать результаты ночной операции. Великолепная галера «Сан Лоренцо» лежала на боку на песчаной отмели. Пушки одного из ее бортов смотрели в небо, а другого — уткнулись в песок. Восточнее стояли на якоре флагманский корабль «Сан Мартин» и с ним еще четыре талиона. Остальные суда беспорядочно двигались на северо-восток от Кале.

В четыре часа утра юго-западный ветер сменился северо-западным, и Хоуард дал сигнал к атаке. Корабли Дрейка, Хокинса и Фробишера двинулись к стоявшим на якоре галионам. Остальные погнались за ушедшими из Кале судами. Поднялась страшная канонада, густой дым окутал сражающиеся корабли. Небольшие в сравнении с испанскими, но быстрые и маневренные английские суда кружили вокруг галионов, обстреливая их из орудий. Пушки с низких английских судов били в наиболее опасные места, поражая талионы ниже ватерлинии. В то же время орудия с высоких бортов испанских кораблей стреляли гораздо выше цели, не нанося ущерба противнику. Кроме того, английские пушки были значительно скорострельное испанских. На один выстрел врага английская артиллерия отвечала тремя.

Трюмы испанских судов заливала вода, входящая через пробоины в корпусе. Палубы окрасились кровью убитых и раненых матросов и солдат. Мачты многих судов были сломаны, паруса висели клочьями. После семи часов сражения орудийные залпы становились реже. Бой затихал. У англичан опять кончался порох.

В ходе сражения испанцы не только преодолели панику и неорганизованность, но и объединили силы. Медине удалось собрать до 50 кораблей. Испанцы защищались мужественно. Ни один галион не сдался. Несмотря на сильный орудийный огонь, ни один корабль потоплен не был. Два галиона «Сан Матео» и «Сан Филипп», сильно поврежденные, были захвачены голландцами у Остенде. Это событие англичане полностью игнорировали. Напомним, что меньше чем через столетие Англия и Нидерланды в трех войнах решали между собой спор о господство на море. А сейчас в донесении королеве Хоуард писал: «Ни одного голландца в море не было»^{123}.

Вечером того же дня Дрейк писал Уоллсингему: «Бог дал нам славный день, и мы нанесли такие удары врагу, что, надеюсь, герцог Парма и герцог Медина Седония не пожмут друг другу руки на этих днях… Пришлите боеприпасы и продовольствие и мы выбросим врага вон». Напряжение дня сказалось и на неутомимом адмирале. Он закончил письмо фразой: «Всегда готовый выполнить поручение Вашей милости, но теперь полуспящий, Фрэнсис Дрейк»^{124}.

Двигаясь вдоль французского побережья, испанский флот находился в чрезвычайно опасном положении. Якоря были потеряны, мачты сломаны, запасы пороха истощены, было много убитых. Неблагоприятный норд-вест грозил выбросить галионы на песчаные отмели Зеландии. Корабли все ближе и ближе подходили к береговым мелям. Катастрофа казалась неминуемой. Офицеры флагманского судна «Сан Мартин» вновь предложили Медине высадиться на берег, захватив освященный лиссабонским епископом королевский штандарт.

Нервы герцога сдали. Утром 30 июля он спросил у адмирала Окендо: «Сеньор Окендо, что нам делать? Мы все потеряли!». Темпераментный Окендо, находившийся в ссоре с начальником штаба армады Диего Вальдесом, ответил: «Спросите Диего Вальдеса! А я иду сражаться»^{125}.

Но тут счастье обратилось к испанцам. Внезапно северо-западный ветер сменился юго-восточным. Галионы один за другим стали отклоняться к северу, уходя в море. Англичане не могли задержать испанские корабли. У них в буквальном смысле не было пороха, орудия их кораблей молчали.

Обе стороны боялись друг друга. Англичане считали, что испанцы еще могут вернуться в Ла-Манш, ведь значительная часть испанского флота вообще не принимала участия в бою. Испанцы в свою очередь опасались немедленного нападения английской эскадры.

Среди английских адмиралов лишь один Дрейк был уверен в том, что армада уже потеряла силу и никогда не вернется назад, а будет искать путей на родину, выйдя в Северное море. «Герцог Седония, — писал Дрейк Уоллсингему, — желает лишь попасть в порт Святой Марии под свои апельсиновые деревья»^{126}.

Оставив заслон против войск герцога Пармы, Хоуард и Дрейк, несмотря на отсутствие боеприпасов, бросились в погоню за испанским флотом. Однако, когда испанские корабли подошли к шотландским берегам, погоня прекратилась. Англичане опасались возможной поддержки шотландскими католиками испанских войск, если те вздумают высадиться на берег. Как только испанский флот миновал Шотландию, англичане утратили к нему интерес.

Путь на родину был для испанцев ужасен. Люди были истощены до предела. Запасы продовольствия и воды кончались. Штормы и туманы разбросали корабли. Десятки судов разбились о скалы у шотландских и голландских берегов. Когда в сентябре корабли бывшей «Непобедимой армады» стали прибывать в испанские порты, стали известны размеры потерь. Вернулось не более 50 судов. Погибло не менее 20 тыс. матросов и солдат. Умерли Алонзо де Лейва, Мигуэль де Окендо, Жуан Мартинес де Рекальд… Поседевший и измученный вернулся в Испанию герцог Медина Седония. Король отстранил его от командования флотом, и он вернулся в свой замок в порту Святой Марии.

Потери английского флота были незначительны. Не был потоплен ни один корабль, число убитых не превышало 100 человек. Но распространившаяся на кораблях страшная болезнь уносила сотни жизней. Причина ее осталась неизвестной. Матросы считали, что болезнь была вызвана прокисшим пивом. Так или иначе, но четыре-пять тысяч матросов и солдат погибли от нее после того, как война закончилась.

IV

Разгром «Непобедимой армады» дал основание Дрейку вновь добиваться разрешения королевы перенести войну непосредственно на испанскую территорию. Он всегда стремился к этому, а теперь обстановка была особенно благоприятна. Дрейк нашел человека, полностью разделявшего его идеи и готового разделить все тяготы и заботы, связанные с их осуществлением. Этим человеком был сэр Джон Норрес, прославленный солдат, ветеран войны против Пармы в Нидерландах. В середине сентября 1588 г. Дрейк и Норрес передали королеве план операции по захвату Лиссабона.

Экспедицию предполагалось организовать на обычной для того времени, так сказать, частно-государственной основе. Предполагалось образовать «консорциум», в который вошла бы королева, ее министры и купцы Сити.

Авторы плана доказывали, что успех предприятия обеспечен: испанский флот разгромлен, отборные войска — сицилийские и португальские бригады — понесли очень большие потери. Захват Лиссабона и возведение на португальский престол английского ставленника дона Антонио открыли бы прекрасные возможности для английского купечества в торговле с азиатскими колониями Португалии. В то же время, обладая такой базой, как Лиссабон, англичане смогут контролировать морские коммуникации в Атлантике и успешно нападать на «золотой флот», дважды в год перевозящий сокровища Вест-Индии в Севилью. Филипп не смирится с потерей Лиссабона и попытается выбить англичан оттуда. Но, как уверяли королеву Дрейк и Норрес, он обязательно потерпит неудачу и тогда ему ничего не останется, как искать мира с Англией.

Елизавета одобрила план. Как главный «акционер» затеянного предприятия, королева передала в распоряжение экспедиции шесть кораблей и две пиннасы из состава английского военно-морского флота, оружие, трехмесячный запас продовольствия и 20 тыс. ф. ст. наличными. Дельцы Сити вложили в предприятие 10 тыс. ф. ст., Дрейк с компаньонами — 5 тыс. ф. ст. Королева обещала также дать осадные орудия.

Норрес обратился к голландским генеральным штатам с просьбой одолжить корабли и откомандировать часть английских войск, находящихся в Нидерландах, для участия в экспедиции. Обстановка позволяла это сделать. Герцог Парма был занят тогда французскими делами, так как победы Генриха Наваррского и убийство герцога Гиза осложнили положение католиков во Франции. Голландцы обещали Норресу 600 кавалеристов и 23 роты пехоты. Но практически передали лишь половину обещанного, а королева, кстати, не дала осадных орудий.

Испанские шпионы в Лондоне успешно добывали сведения о предполагаемой экспедиции. Особенно полезным оказался Антонио де Вейко, человек, близкий к дону Антонио. Филипп знал о всех деталях предприятия: количестве судов, численности солдат и матросов, оперативных планах, союзниках англичан в Португалии.

В марте 1589 г. Дрейк направился из Дувра в Плимут, чтобы принять командование собранным там флотом. По дороге в Плимут Дрейк встретил флотилию голландских транспортов из 60 судов, направлявшуюся в Ла-Рошель с грузом соли. Он уговорил голландцев идти с ним. Когда Дрейк выходил из Плимута, в его распоряжении была эскадра, какой он еще никогда не имел под своим началом. В состав экспедиции вошли 8 кораблей королевского военно-морского флота, 77 вооруженных купеческих судов и 60 голландских транспортов. На борту эскадры имелось 3 тыс. английских и 900 голландских матросов, И тыс. солдат и 1000 волонтеров.

Единственное, в чем испытывалась нужда, — это продовольствие. Но Дрейк не стал из-за этого задерживаться. «К концу месяца в Испании и Португалии созреет урожай, — говорил он, — и это выручит нас»^{127}.

Когда флотилия уже покинула Плимут, оказалось, что в составе экспедиции находится молодой граф Эссекс. Этот новый фаворит королевы бежал из Лондона вопреки строгому запрещению своей покровительницы.

Через шесть дней эскадра была в Ла-Корунье. Отсюда десять месяцев назад вышла «Непобедимая армада». Это был большой, хорошо защищенный город, административный центр Галисии. Ла-Корунья разделялась на две части: нижнюю — у моря, и верхнюю — на скалах. Каждая из них была защищена крепостью.

Не теряя времени, Дрейк выслал на шлюпках солдат для захвата на берегу плацдармов. Солдаты высадились в центральной части бухты и закрепились там. Затем Дрейк отправил на берег еще 500 солдат, которые укрепились на западной стороне нижней крепости. В полночь был дан сигнал атаки. Под прикрытием орудийного огня основные силы англичан высадились в центральной части гавани. Нижняя крепость была захвачена довольно быстро. Трудности были только у атаковавших западную сторону крепости, стены которой выходили к морю. Там защитники крепости трижды отбивали атаки англичан.

Верхнюю крепость, однако, англичанам захватить не удалось. Получив сведения от пленных, что в пяти милях к югу от города сосредоточено 8 тыс. испанских солдат, Норрес во главе 7-тысячного отряда двинулся туда и после ожесточенной схватки обратил испанцев в бегство. Англичане преследовали их и убили не менее тысячи человек. 200 испанских солдат спрятались в монастыре. Они были обнаружены голландскими матросами и убиты. На следующий день англичане вернулись на корабли, захватив немалые трофеи, в том числе 50 бронзовых пушек и 3 тыс. пик. Перед отплытием англичане сожгли пи ж и п и город.

Следующей жертвой Дрейка был город Пениши, расположенный в 50 милях к северу от Лиссабона. Захватив горо: Дрейк высадил там основные силы под командованием Норреса, Эссекса и дона Антонио. Он приказал напасть на Лиссабон только в том случае, если станет ясным, что португальцы поддерживают допа Антонио, и если в Лиссабоне нет крупных сил испанской армии. Сам же Дрейк повел флот к устью Тахо.

Дрейк очень сомневался в успехе захвата Лиссабона с суши при отсутствии осадных орудий. Кроме того, его краппе беспокоило состояние экипажей. Болезни просто кос ли людей. Если заболевания не прекратятся, то очень скоро не будет достаточно людей, чтобы управлять кораблями. Капитан «Дредноута» Феннер писал Уоллсингему, что из 300 человек команды корабля 114 умерли, а среди оставшихся в живых только 18 работоспособных. 22 мая английская эскадра бросила якорь у небольшого порта Каскэс в устье Тахо. Город был безлюден. Дрейк не решался папасть на Лиссабон, он ждал новостей от Норреса. Сообщения оказались неутешительными.

Норрес дошел до Лиссабона, потеряв значительное число солдат вследствие болезней и дезертирства. Испанцы уклонялись от сражений. Норрес вынужден был вернуться к своим кораблям. Болезни продолжали свирепствовать, боеприпасы кончались. Но хуже всего то, что появление дона Антонио не вызвало никаких признаков взрыва патриотических чувств у португальского народа.

Последнее в значительной степени объяснялось действиями испанского вице-короля в Португалии кардинала-герцога Альберта. Генрих Наваррский как-то сказал: «Есть только три правдивые вещи, но никто им не верит: что королева Англии — девственница, что я — хороший католик, и что кардинал-герцог — хороший генерал». Кардинал-герцог, получив сведения о намерениях англичан посадить дона Антонио на португальский престол, жестоко расправился с его сторонниками, часть казнив, часть отправив в тюрьмы. Определенная часть португальского дворянства, поддерживавшая дона Антонио, была лишена руководства, и, следовательно, выступление в поддержку англичан не состоялось.

Венецианский посол в Мадриде злобно писал своему правительству, что португальцы «слишком глупы, чтобы действовать хорошо, и слишком трусливы, чтобы действовать плохо»^{128}.

Дрейк находился в устье Тахо, когда туда прибыл отряд Норреса. В течение последующих шести дней он еще надеялся, что сумеет организовать нападение на Лиссабон. Но заболевания распространялись все сильнее. 2791 человек были больны. Португальцы по-прежнему не замечали присутствия дона Антонио, а без поддержки местного населения Дрейк не мог рассчитывать на удержание Лиссабона даже в случае успешного захвата города.

В это время из Лондона были получены очень неприятные для Дрейка и Норреса письма. Королева спрашивала, почему не были уничтожены сохранившиеся суда армады и почему так дорого обходится операция. Она также приказывала срочно вернуть графа Эссекса в Лондон. Теперь Эссекс был рад этому. Он видел, что затяжное предприятие обречено на неуспех, что лавров он здесь не пожнет. Поэтому при первой возможности Эссекс покинул экспедицию. Королева быстро простила ему его грехи.

Ни Дрейк, ни Норрес не могли рассчитывать для себя на столь счастливый исход. Кроме того, их очень огорчил отказ королевы прислать дополнительный отряд пехоты и осадные орудия. Некоторое удовлетворение доставлял захват 80 французских и ганзейских судов, груженных пшеницей. Они воспользовались ими, чтобы отправить на родину больных и раненых.

Дрейк и Норрес решили отказаться, от нападения на Лиссабон и попытаться обосноваться на Азорских островах. Но и в этом они потерпели неудачу. Неблагоприятные ветры не дали возможности кораблям идти к архипелагу. Флотилия продолжала беспомощно простаивать у португальских берегов. Болезни не прекращались. Но Дрейк все еще не хотел подчиниться судьбе и прекратить экспедицию. Он атаковал испанский порт Виго и сжег его. В этой операции приняли участие 2 тыс. солдат и матросов, сохранивших боеспособность. Это было все, чем располагал Дрейк.

После сожжения Виго Дрейк и Норрес решили разделить силы. Дрейк с 20 судами отправился к Азорским островам, а Норрес повел остальные корабли в Англию.

Но опять Дрейка ждала неудача. Сильный шторм очень повредил корабли, и эскадра вынуждена была повернуть к родным берегам. Когда Дрейк привел в Плимут свой флагманский корабль, он едва держался на плаву.

Португальская экспедиция 1589 г. окончилась неудачей. Основная ее цель — захват Лиссабона — не была достигнута. Из 16 тыс. человек, отправившихся в экспедицию, в живых осталось 6 тыс. Шесть судов было потеряно, правда, ни один королевский корабль не пострадал. Фактические расходы королевы составили вместо 20 тыс. ф. ст. 50. Для скупой Елизаветы это было большой неприятностью.

Это совершенно заслонило положительные для Англии результаты экспедиции. А они были. Престижу Филиппа был нанесен новый удар «женщиной, владевшей лишь половиной острова, с помощью корсара и простого солдата», писал своему правительству венецианский посол в Мадриде^{129}. Экспедиция уничтожила значительные запасы продовольствия в захваченных испанских портах, нанесла немалые потери живой силе врага. Пребывание флотилии Дрейка у португальских берегов заставило испанское правительство задержать отправку «золотого флота» из Америки, что очень осложнило финансовое положение Филиппа и привело к задержке выплаты жалованья армии Пармы, что, как всегда в таких случаях, крайне снижало ее боеспособность. Опасность английского вторжения в Португалию заставила Филиппа оттянуть туда часть войск из Нидерландов, что улучшило положение борющихся голландцев. Захваченные Дрейком ганзейские суда были проданы потом за 30 тыс. ф. ст., которые компенсировали Елизавете финансовые потери. В королевский арсенал было передано также 150 пушек. Что касается солдат и матросов, принимавших участие в экспедиции, то оставшиеся в живых получили на руки только по 5 шиллингов. Возмущенные этой грошовой подачкой,матросы двинулись на Лондон, грозя устроить новую Варфоломеевскую ночь. Обеспокоенный лорд-мэр Лондона собрал 2 тыс. солдат, с помощью которых усмирил взбунтовавшихся ветеранов Дрейка. Четырех зачинщиков бунта повесили. Перед казнью один из них крикнул: «Это и есть плата, которую вы даете солдатам, сражающимся за вас!».

Глава 4 ПОСЛЕДНЕЕ ПЛАВАНИЕ

Дрейк утратил не только благосклонность королевы, но и расположение купцов лондонского Сити. Он приучил их к тому, что возвращался всегда с богатой добычей, дававшей огромные прибыли на вложенный в «предприятие» капитал. Теперь они решили, что счастливая звезда Дрейка закатилась. Дрейк ушел в тень. Несколько лет он не был в море, занимаясь сугубо сухопутными делами. В 1591 г. он наконец осуществил свой давний проект улучшения водоснабжения Плимута, вложив в строительство водоотводного канала и собственные средства. Очень серьезно Дрейк занимался строительством оборонительных сооружений Плимута, опять-таки вкладывая в это дело личные средства.

Разгром «Непобедимой армады» был тяжелым ударом для Испании. Но он не сломил ее мощи. Испания оставалась сильной державой, обладавшей огромной колониальной империей, многочисленным флотом. Полученные уроки войны с Англией заставили Филиппа модернизировать флот, усилить защиту своих американских владений. Там, где еще недавно Дрейк с небольшим отрядом храбрецов одерживал удивительные победы — в Номбре-де-Диос, Картахене и т. д., были построены новые оборонительные сооружения, усилены гарнизоны. Испанский флот получил маневренные, быстроходные и хорошо вооруженные суда. Их конструкцию предложил Педро Менендес Маркес, сын знаменитого испанского адмирала, создателя конвоев для сопровождения «золотого флота». Педро Менендес предложил новый тип судна, сочетавший в себе свойства галеры и фрегата. Такой корабль был вытянут по килю, имел небольшую осадку, был вооружен 20 пушками. Теперь сокровища грузились в Гаване прямо на эти суда, и они шли в Испанию без конвоя. Корабли нового типа были быстроходнее английских судов и в случае нападения могли уйти от врага.

Пока Дрейк занимался сухопутными делами, английские корсары особенно сильно разбойничали на морских просторах. Так, Томас Кавендиш привез из кругосветного плавания огромные богатства. Лондонский купец Джон Уатт на своих кораблях подстерег у Юкатана и захватил два испанских галиона из состава «золотого флота» с богатейшим грузом. Большую добычу привез граф Кумберлендский из экспедиции к Азорским островам. В 1589–1591 гг. 236 английских кораблей бродили по морям в поисках добычи. Было захвачено 300 судов. Стоимость награбленного превышала в десять раз стоимость английского импорта.

В 1592 г. королева как будто начала менять к лучшему свое отношение к Дрейку. В начале года Уолтер Рэли был назначен командующим флотилией из 16 судов, в число которых входили два корабля, принадлежавших королеве. Королева также передала экспедиции отряд солдат. Вице-адмиралом был назначен Роберт Кросс, а командиром сухопутных войск — Джон Бороу. Целью плавания были: высадка в Номбре-де-Диос, марш к Панаме и захват ее, т. е. повторение экспедиции Дрейка 20-летней давности. Но Рэли перед уходом в плавание самовольно измелил план, распорядившись отложить экспедицию, чтобы попытаться захватить «золотой флот», который должен был выйти из Вест-Индии в первую педелю августа. За свое самовольство Рэли был отстранен от командования флотилией, а затем посажен в Тауэр за тайную женитьбу на фрейлине королевы Бэсси Тракмор-тон. На его место был назначен Фробишер. Это назначение было неудачным. Кросс и Бороу не желали служить под командой Фробишера. Взяв несколько судов флотилии, они поплыли к Азорским островам. Фробишер же с оставшимися судами пошел к мысу Сан-Висенти.

Со времени пребывания Дрейка положение там изменилось. Испанцы и здесь укрепили свои позиции. Фробишеру пришлось возвращаться домой с пустыми руками. Зато Кросса и Бороу ждала необычайная удача. Им удалось захватить огромный португальский каррак водоизмещением 1500 т, шедший из Ост-Индии с ценнейшим грузом, среди которого были драгоценные камни, золото, шелка и специи. Такой «приз» никому еще не доставался на протяжении столетия.

Когда в сентябре 1592 г. каррак был доставлен в Англию, то поползли слухи, что значительную часть захваченных сокровищ растащили. Королева, которая, как всегда, должна была получить львиную долю добычи, забеспокоилась и назначила трех уполномоченных для проверки положения на месте. В их число вошли Дрейк, Роберт Сесил, сын лорда Берли, и сын, Джона Хокинса Ричард. Дрейку не потребовалось много времени, чтобы убедиться в хищениях. Но, сговорившись со своими коллегами Сесилом и Хокинсом, он не стал преследовать виновных. Они ведь шли, по сути дела, по его следам. И Дрейк сообщил королеве, что им не удалось установить истину, поскольку «получить от матросов сведения, приводя их к присяге, значило бы нанести оскорбление богу». Одновременно Дрейк сообщал Елизавете, что за вложенные ею в «предприятие» 3 тыс. ф. ст. она получит 90 тыс. ф. ст. из общей стоимости захваченного груза в 150 тыс. ф. ст. Королеву приятно порадовал невиданно большой размер дивидендов, и она не стала допытываться до первоначальной стоимости груза.

После того как королева вспомнила о Дрейке и дала ему столь деликатное поручение, начались разговоры, что Дрейк вскоре отправится в новое плавание. В Новый год Дрейк послал Елизавете подробный доклад о своем плавании в Номбре-де-Диос в 1572 г. В письме к королеве он писал, что предпочел бы лучше вновь служить ей, чем рассказывать о прошлых подвигах. Дрейк начал подготавливать план экспедиции в Панаму. Но тревожные события заставили его на время забыть о плавании в, испанскую Америку. Враг опять подходил к английским берегам. Испанские войска высадились в Бретани и захватили Брест. Елизавета вынуждена была действовать. Она послала против испанцев сухопутную армию под командованием Норреса и флот, которым командовал Фробишер. Дрейк был оставлен защищать Англию в случае вторжения неприятеля. В течение ноября 1594 г. английские войска выбили испанцев из Бретани, но понесли при этом тяжелые потери. Погиб и Фробишер. Непосредственная угроза Англии была устранена. Теперь Дрейк мог вернуться к своей идее нового плавания в Вест-Индию.

Королева одобрила план Дрейка, но включила в экспедицию Хокинса как напарника Дрейка. Она теперь не доверяла «своему пирату».

Дрейк хотел захватить Панаму, но королева в своей инструкции ограничивала его действия лишь уничтожением кораблей в испанских портах и нападением на «золотой флот»^{130}. Корабли должны были вернуться в Портсмут в мае 1596 г. Королева передавала экспедиции шесть кораблей военно-морского флота и 2500 пехотинцев под командованием опытного офицера Томаса Баскервиля, принимавшего участие в недавних сражениях с испанцами в Бретани. Она давала также 30 тыс. ф. ст. Купцы лондонского Сити передали на организацию экспедиции 60 тыс. ф. ст. и снарядили 21 корабль.

29 августа 1595 г. корабли покинули Плимут. Флотилия была разделена на две эскадры, которыми командовали Дрейк и Хокинс. Еще до отплытия из Плимута определились два обстоятельства, очень осложнявшие успешное осуществление предстоящих операций. Первое заключалось в отсутствии единоначалия. Было два равноправных командующих — Дрейк и Хокинс, люди разных взглядов на ведение войны, резко отличавшиеся складом ума и темпераментом. Вторым было то, что сохранить в секрете это «предприятие» не удалось.

К тому же, когда был назначен состав военного совета, в который, кроме Дрейка и Хокинса, вошли Томас Баскервиль и капитаны кораблей, Хокинс подробно рассказал им план экспедиции. Он заключался в том, чтобы прежде всего идти в Пуэрто-Рико, уничтожить имевшиеся там корабли, захватить драгоценности, а уж потом направиться в Панаму. Это стало известно и экипажам.

9 сентября Дрейк собрал военный совет. В это время английские суда находились на широте Лиссабона. Дрейк предложил до того, как отправиться в Вест-Индию, напасть на какой-либо испанский или португальский порт в Южной Атлантике, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия, а также нанести возможно больший ущерб находившимся там военным укреплениям и кораблям. Хокинс возражал, настаивая на прямом пути в Пуэрто-Рико. Между командующими началась перепалка. Тактичному Баскервилю пришлось немало потрудиться, чтобы потушить ссору. Вечером следующего дня заседание совета было продолжено и предложение Дрейка, к большому неудовольствию Хокинса, было принято. Было решено идти к Канарским островам и атаковать Лас-Пальмас на острове Гран-Канария.

26 сентября эскадра встала на якорь в западной части гавани Лас-Пальмас в виду форта, расположенного над городом. Дрейк попытался спустить шлюпки с солдатами для захвата плацдарма на берегу, необходимого для последующей высадки основных сил. Это была его обычная тактика. Но высокая волна, с большой силой бившая о берег, не позволила это сделать. Дрейк сам на лодке попытался подойти к берегу, но все было тщетно. Хотя Дрейк и не побывал на берегу, его опытный глаз заметил большие перемены, происшедшие с тех пор, как Дрейк беспрепятственно хозяйничал в этих местах. Дрейк понял, что ему на захватить Лас-Пальмас.

Надо сказать, что первая встреча Дрейка с испанцами в этой экспедиции показала, что годы, безусловно, наложили свой печальный отпечаток на адмирала. Возможно, сказывался и возраст: Дрейку уже было за пятьдесят. Он действовал необычно для себя. Сильной его стороной всегда была рассчитанная дерзость, неожиданность и точность удара, мастерская импровизация в ходе уже начавшегося сражения. В гавань Лас-Пальмас Дрейк вошел днем на виду всего города. Много времени потратил на бесплодные попытки высадиться на берег.

Дрейк, по всей вероятности, в душе согласился с тем, что на военном совете прав был не он, а Хокинс, предлагавший идти прямо в Пуэрто-Рико. Поэтому, когда Томас Баскервиль просил дать ему четыре дня для подготовки солдат, гарантируя захват города, Дрейк отказал ему. Заявив, что основной целью экспедиции является захват сокровищ в Пуэрто-Рико, Дрейк приказал поднять якоря и идти к юго-западной оконечности острова, где он предполагал запастись водой. Когда Дрейк высадил на берег небольшой отряд солдат, они были обстреляны. Семь человек было убито, а один захвачен в плен.

К несчастью, он, как и многие в экспедиции, знал детали предстоящего плавания. На допросе он рассказал испанцам, что флотилия идет в Пуэрто-Рико. Губернатор острова немедленно послал одно быстроходное судно в Пуэрто-Рико, а другое в Испанию с сообщением о полученных сведениях. Судно, посланное в Пуэрто-Рико, пришло туда на неделю раньше английского флота. В Испании в это время стояла наготове эскадра под командованием адмирала Дельгадильо де Авелланеда. Получив сведения с Канарских островов, адмирал теперь отчетливо представлял себе маршрут экспедиции.

Дрейк, к большому удивлению своих спутников экипажа, не стал преследовать испанцев, а приказал взять курс на Гваделупу. Это тоже было совершенно непохоже на Драйка. На кораблях начали шептаться: «Он уже не тот человек, каким был».

Через три недели, 27 октября, английская флотилия подошла к острову Доминика. Было решено не высаживаться на острове, а идти к Гваделупе, где можно было без помех пополнить запасы воды и дать отдохнуть командам судов. Флотилия разделилась. Эскадра под командованием Дрейка направилась к восточной части острова и встала там на якорь. Корабли, которыми командовал Хокинс, подошли к западной части острова. В составе эскадры Хокинса было два небольших барка — «Фрэнсис» и «Удовольствие». Во время перехода они отстали от других судов. Неожиданно их атаковали пять испанских кораблей. Это были быстроходные суда новой конструкции, посланные Филиппом в Пуэрто-Рико забрать драгоценности с находившегося там поврежденного талиона. Испанцы захватили «Фрэнсис» и погнались за барком «Удовольствие», уходившим к Гваделупе, к месту стоянки флотилии. Испанские суда не догнали британский барк, по они достигли большего. У Гваделупы испанцы увидели английский флот и со всей возможной скоростью направились к Пуэрто-Рико. В середине апреля губернатор Пуэрто-Рико Педро Суарес получил от Филиппа послание о выходе в Вест-Индию английского флота. Теперь командующий прибывших к острову фрегатов Педро Теллео де Гузман подтвердил это и, более того, сообщил, что английские кораблп уже находятся на Антильских островах.

Корабли Дрейка подошли к Гваделупе 28 октября, корабли Хокинса — 29 октября, а барк «Удовольствие» — 30 октября В тот же день капитан барка рассказал на военном совете о встрече с испанскими судами и пленении «Фрэнсиса». Все присутствовавшие на совете были очень встревожены этим сообщением. Теперь в Пуэрто-Рико узнают об их прибытии в Вест-Индию и постараются подготовиться к отпору. Дрейк предложил немедленно отправиться на перехват испанских фрегатов. Тогда они смогут подойти к острову неожиданно. По Хокинс категорически возражал, настаивая на проведении тщательной подготовки к нападению на Пуэрто-Рико. Хокинс был тогда уже очень болей, и Дрейк не стал с ним спорить. Лишь 4 ноября корабли ушли с Гваделупы. По и тогда флотилия не пошла прямо к Пуэрто-Рико. Англичане зашли к Виргинским островам и остановились у маленького островка этой группы. Остановка была объяснена необходимостью перераспределения людей на кораблях, а также тем, чтобы сбить с толку испанцев, нетерпеливо ожидавших их в Пуэрто-Рико. Дрейк использовал время, чтобы попытаться найти новый, неожиданный подход к Пуэрто-Рико. И он действительно нашел его. И ноября английские корабли снялись с якоря, а на следующий день утром появились у города Сан-Хуан.

За последние годы в городе были построены новые укрепления, значительно усилена артиллерия, увеличен гарнизон. Особенно мощной была крепость Морро, расположенная у выхода из гавани. До прихода англичан был собран военный совет, на котором было решено снять орудия с прибывших фрегатов и перенести их на берег для усиления артиллерийской обороны города. Экипажи фрегатов должны были защищать город на суше. Два фрегата пришлось затопить, чтобы блокировать вход в гавань. Женщины, дети и рабы были отправлены в глубь острова. Когда появилась английская эскадра, Сан-Хуан был готов к обороне, моральный дух защитников города был высок.

Англичан же с начала плавания преследовали неприятности. Они потерпели поражение на Канарских островах, потеряли судно у Гваделупы. Все время враги опережали их, успевая подготовиться к отражению удара. Не успели корабли бросить якорь у Сан-Хуана, как разнеслась весть о смерти Хокинса. Это явилось тяжелым ударом для всего экипажа. С именем Хокинса были связаны многие славные победы английского флота, его популярность была очень велика. К тому же на кораблях узнали, что, умирая, Хокинс выразил сомнение в успехе экспедиции и потому завещал передать из своих средств 2 тыс. ф. ст. королеве в компенсацию ее возможных потерь. На Дрейка Хокинс не сердился и даже оставлял, как он писал в завещании, «моему дорогому кузену сэру Фрэнсису Дрейку мой лучший бриллиант и крест с изумрудом».

Теперь Дрейк готовился к штурму города. Когда он обедал с несколькими офицерами в своей каюте, туда попало испанское ядро, убило двух офицеров, сидящих рядом с адмиралом, и выбило стул, на котором оп сидел. Выбежав из разрушенной каюты, Дрейк приказал кораблям отойти на безопасное расстояние.

На следующее утро испанцы увидели, что английская флотилия расположилась к западу от гавани, укрывшись за двумя небольшими островками. В течение всего дня английские корабли не подавала признаков жизни. Дрейк вновь обдумывал план нападения. Он понял, что ошибался, полагая, что оборона испанцев осталась на том же уровне, что и во время его предыдущего плавания в Вест-Индию.

Дрейк решил сначала атаковать испанские фрегаты, стоявшие в гавани. Ночью он с отрядом солдат на 25 шлюпках и пиннасах подошел к испанским кораблям. Ему удалось зажечь четыре фрегата. Но загоревшись, они ярко осветили гавань и дали возможность береговой артиллерии обстреливать английские корабли. Потеряв несколько шлюпок и 50 солдат, Дрейк отступил.

Опытный Педро Теллео, командовавший испанскими кораблями, не сомневался, что Дрейк так просто не уйдет, что он еще будет пытаться захватить город. Поэтому дон Педро приказал затопить две тяжело груженных шлюпки и фрегат при входе в гавань. Когда Дрейк на другой день обнаружил это, то понял бесполезность попыток прорваться к городу. Собрав на своем флагманском корабле военный совет, Дрейк предложил высадить войска, которые будут штурмовать Сан-Хуан с суши, в наиболее слабо укрепленных местах.

Томас Баскервиль отверг этот план, сказав, что город укреплен значительно сильнее, чем укреплялись раньше испанские города в Америке. Его защищает гарнизон, состоящий из профессиональных солдат, а не из наскоро вооруженных мирных жителей, как это бывало в прежние времена. Дрейк не настаивал на своем предложении.

Ночью английские корабли ушли из Сан-Хуана. Утром жители города увидели опустевшее море. Педро Теллео тут же послал быстроходное посыльное судно в Санто-Доминго и Гавану предупредить о появлении английского флота. Дрейк повел свои корабли на запад, и 19 ноября его флотилия остановилась у залива Святого Германа. Там англичане провели неделю, отдыхая, охотясь, пополняя запасы продовольствия и воды, ремонтируя суда и пиннасы. Затем флотилия пошла к югу, к берегам Панамы.

18 декабря Дрейку был у Рио-де-ла-Хача. Баскервиль без труда овладел городом. Все жители скрылись в лесах, унеся с собой наиболее дорогие вещи и спрятав их в укромных местах. Но солдаты с помощью беглых рабов отыскали большинство этих кладов и забрали ценности. Пока солдаты Баскервиля рыскали в окрестностях Рио-де-ла-Хача, Дрейк отправился в находящуюся недалеко от города деревню, население которой занималось ловлей жемчуга. Там опять-таки с помощью беглых рабов он отыскал место, где был спрятан жемчуг, и захватил его. Большие ценности нашел он и в селении Ранчерия. Вернувшись в Рио-де-ла-Хача, Дрейк начал переговоры с губернатором о выкупе за то, что англичане не уничтожают город. Губернатор всячески сопротивлялся. Видя, что губернатор платить не намерен, Дрейк разрушил все здания, за исключением церкви и одного из домов, хозяйка которого очень упрашивала адмирала сохранить его. После этого Дрейк направился к Санта-Марита, где его люди, тщательно обшарив все закоулки, не нашли ничего ценного. Через неделю английская эскадра бросила якорь в Номбре-де-Диос. И здесь Дрейка поджидали неприятные новости. Он надеялся встретить своих бесценных помощников-маронов, но не нашел их. Вскоре после попытки Джона Оксенгема в 1576 г. поднять их против испанцев, колониальные власти жестоко расправились с маронами, уничтожив их поселения. Сам город был пуст, и англичане не нашли там драгоценностей. Номбре-де-Диос давно перестал быть «сокровищницей мира», как называл его когда-то Дрейк. Теперь драгоценности направлялись в новый порт Пуэрто-Белло, находящийся в 20 милях к западу. Дрейк послал отряд под командованием Баскервиля к дороге, по которой перевозились сокровища из Панамы. Но и здесь англичане встретили много нового. У дороги в разных местах находились сильные укрепления, на самой дороге были устроены завалы. Все это англичане узнали не сразу, а проделав тяжелый трехдневный путь. Все время шел дождь, размывший дорогу. С большим трудом отряд прошел в первый день 10, а во второй 18 миль. На половине пути находилась станция, на которой меняли лошадей и мулов во время перевозки сокровищ. Но, подойдя к пей, англичане увидели лишь руины. Станция была сожжена. На третий день, пройдя две мили, англичане наткнулись на укрепление, сооруженное под руководством приглашенного на испанскую службу итальянского инженера Хуана Батиста Антонелли. Укрепление скрывалось в чаще тропического леса и было совершенно незаметно. К нему вела дорога, по которой шел отряд. Другой дороги вообще не было. Неожиданно путь преградил завал. Когда англичане попытались разобрать его, то были обстреляны из мушкетов невидимым противником. Ответить они не могли, так как порох и спички основательно промокли. Потеряв несколько человек убитыми, англичане вынуждены были отступить. Баскервиль узнал, что впереди по дороге к Панаме расположено еще несколько таких укреплений. Ничего не оставалось, как повернуть назад.

После возвращения отряда Дрейк, 14 января 1596 г., собрал военный совет на борту флагманского корабля.

Надо было решить, что делать дальше. От пленных испанцев и беглых рабов Дрейк знал, что все наиболее крупные порты Вест-Индии, предупрежденные о его появлении, подготовились к обороне. Адмирал сидел во главе стола, обложенный картами и книгами. Он говорил о великом городе Гондурасе и о поселениях на берегу озера Никарагуа, где, как говорят легенды, улицы вымощены золотом. Он не видел этих мест, но читал о них в книгах, пояснил Дрейк присутствующим на совете. «Так куда мы пойдем, — спросил адмирал, — в Гондурас или Никарагуа?» «В оба места!» — ответил за всех Томас Баскервиль.

Дрейк приказал сжечь Номбре-де-Диос, потопить 14 небольших фрегатов, стоявших в порту, погрузить на корабли 20 ящиков с серебром и немного золота — все, что удалось найти в Номбре-де-Диос. 15 января флотилия вышла в море. 20 января Дрейк подошел к острову Эскудо-де-Верагуа, расположенном к западу от Номбре-де-Диос. Там англичане захватили испанское посыльное судно, от команды которого узнали, что знаменитые города, о которых рассказывал Дрейк, бедны и путь к ним очень труден из-за многочисленных отмелей и рифов. Но все равно англичане не смогли бы выйти в плавание. Все время дули неблагоприятные ветры. Продовольствие на кораблях кончалось. Место, где они остановились, было очень нездоровым. На судах начались заболевания лихорадкой и дизентерией. Люди умирали. Дрейк и сам заболел дизентерией. На 12-й день он решил положиться на судьбу и приказал поднять якоря и «ловить тот ветер, какой бог пошлет».

Ветры погнали корабли назад к Номбре-де-Диос. Дрейк слабел с каждым днем. Он уже не покидал своей каюты. Но воля его не была сломлена. «Господь имеет много средств, чтобы спасти нас, — говорил Дрейк своим спутникам, — и я знаю много способов отлично послужить ее величеству и сделать нас богатыми, мы должны иметь золото до того, как увидим Англию»^{131}.

В ночь на 28 января, почувствовав приближение смерти, Дрейк с большим трудом оделся, попросил своего слугу Уайтлока помочь ему облачиться в доспехи, чтобы умереть достойно солдата. На рассвете 28 января 1596 г. Дрейк скончался. Через несколько часов флотилия подошла к Номбре-де-Диос.

Командование флотом принял Томас Баскервиль. Тело Дрейка было положено в свинцовый гроб. Под грохот салюта гроб был опущен в воду залива в нескольких милях от берега, «почти в том месте», сообщали потом участники плавания, «откуда адмирал начинал свой путь к всемирной славе». В том же месте были затоплены два корабля флотилии и несколько захваченных испанских судов — как дань особого уважения к памяти Дрейка.

Баскервиль не стал медлить с возвращением на родину. Он получил сведения, что испанская эскадра под командованием адмирала Дельгадильо де Авеллапеда ждала английские корабли у берегов Кубы. Баскервиль хотел избежать встречи с испанскими судами, но это не удалось. Встреча произошла к югу от острова. Сражение длилось три часа. Англичане заставили испанцев отойти и продолжали свой путь. Баскервиль привел свои корабли в Плимут в конце апреля 1596 г., точно выполнив обещание, данное Дрейком королеве.

Сообщение о смерти Дрейка быстро распространилось по всей Испании. Севилья горела огнем иллюминаций. Филипп, в ту пору постоянно болевший, сказал, что, узнав о смерти Дрейка, он почувствовал себя так хорошо, как никогда со времени Варфоломеевской ночи.

А шел уже май 1596 г. До конца столетия оставалось меньше пяти лет. Уходил XVI век, а с ним уходило навсегда морское владычество Испании,

INFO

М18 Малаховский К. В. Кругосветный бег «Золотой лани»,–

М.: Наука. — (Страны и народы) –167 с.

5.4

М 10603-367/054(02)-80 62–80 НП 0504000000

Ким Владимирович Малаховский

КРУГОСВЕТНЫЙ БЕГ «ЗОЛОТОЙ ЛАНИ»

Утверждено к печати

редколлегией серии научно-популярных изданий

Академии наук СССР.

Редактор издательства О. Б. Константинова

Художник М. М. Бабенков

Художественный редактор Н. А. Фильчагина

Технический редактор Т. Н. Хилькевич

Корректора Н. М. Вселюбская, Л. И. Карасева

ИБ № 18459

Сдано в набор 26.08.80. Подписано к печати 4.12.80. Т-19629

Формат 84X108 1/32. Бумага типографская 2.

Гарнитура обыкновенная. Печать высокая.

Усл. печ. л. 9,03. Уч. изд. л. 9,7. Тираж 100000 экз.

Тип. зак. 3430. Цена 60 коп.

Издательство «Наука»

117864, ГСП-7, Москва, В-485, Профсоюзная ул., 90.

2-я типография издательства «Наука»

121099, Москва, Г-99, Шубннский пер., 10.

…………………..

FB2 — mefysto, 2024

Примечания

1

Реконкиста — отвоевание в VIII–XV вв. народами Пиренейского полуострова территорий, захваченных арабами.

(обратно)

2

Тихое море (лат.).

(обратно)

3

Безумное море (лат.).

(обратно)

4

Таинственная Южная земля (лат.).

(обратно)

5

Земля, теперь хорошо известная (лат.).

(обратно)

6

Прочь, собака! (исп.).

(обратно)

7

Каррак — судно типа галиона.

(обратно)

Комментарии

1

Толстой Ю. Первые сорок лет сношений между Россией и Англией, 1553–1593. СПб., 1875, с. 39–40.

(обратно)

2

Там же, с. 40.

(обратно)

3

Там же, с. 79.

(обратно)

4

Там же, с. 99.

(обратно)

5

Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951, с. 332–333, 616.

(обратно)

6

Толстой Ю. Указ. соч., с. 120.

(обратно)

7

Мижуев П. Г. История колониальной империи и колониальной политики Англии. СПб., 1902, с. 9.

(обратно)

8

Lloyd Ch. Pacific horizons. London, 1946, p. 50.

(обратно)

9

Thomson G. M. Sir Francis Drake. London, 1972, p. 3–4.

(обратно)

10

Ibid., p. 4.

(обратно)

11

Кристман Ф. Австралия: История открытий и колонизаций, растения и животные пятой части света. СПб., 1871, с. 5.

(обратно)

12

Там же, с. 6.

(обратно)

13

Мирошанский В. М. Освободительные движения в американские колониях Испании. М.; Л., 1946, с. 8.

(обратно)

14

Hamilton У. American Treasure and the Price revolution in Spain, 1501–1680. Cambridge, 1934, p. 34.

(обратно)

15

Humboldt A. Essai Politique sur le Royaume de la Nouvelle Espagne. Paris, 1811, p. 127.

(обратно)

16

Burney J. A chronological history of the voyages and discoveries in the South Sea, or Pacific Ocean. London, vol. III.

(обратно)

17

Ibid., p. 272.

(обратно)

18

Деберль А. История Южной Америки от захватов до наших дней. СПб., 1899, с. 87–88.

(обратно)

19

Мирошанский В. М. Указ. соч., с. 38–40.

(обратно)

20

Thomson G. М. Op. cit, р. 7.

(обратно)

21

Ibid., р. 9.

(обратно)

22

Ibid., р. 17.

(обратно)

23

Mason A. E. W. The life of Francis Drake. London, 1941, p. 9.

(обратно)

24

Thomson G. M. Op. cit., p. 18.

(обратно)

25

Williams N. Francis Drake. London, 1973, p. 45.

(обратно)

26

Corbett J. S. Drake and the Tudor navy. New York, 1899.

(обратно)

27

Mason A. E. W. Op. cit., p. 20.

(обратно)

28

Ibid, p. 23.

(обратно)

29

Williams N. Op. cit, p. 51.

(обратно)

30

Thomson G. M. Op. cit, p. 69.

(обратно)

31

Mason E. A. W. Op. cit., p. 48–49.

(обратно)

32

Thomson G. M. Op. cit, p. 79.

(обратно)

33

Ibid.

(обратно)

34

Mason A. E. W. Op. cit, p. 60.

(обратно)

35

Thomson G. M. Op. cit, p. 85.

(обратно)

36

Corbett J. S. Op. cit, p. 189.

(обратно)

37

Ibid, p. 210.

(обратно)

38

The World Encompassed by Sir Francis Drake. London, 1854, p. 9–12.

(обратно)

39

Ibid, p. 15.

(обратно)

40

Ibid, p. 27–28.

(обратно)

41

Ibid, p. 34–36.

(обратно)

42

Thomson G. M. Op. cit, p. 110.

(обратно)

43

The World Encompassed…, p. 61–65.

(обратно)

44

Ibid, p. 66–67.

(обратно)

45

Ibid, p. 67–69.

(обратно)

46

Ibid., p. 40.

(обратно)

47

Ibid., p. 40–42.

(обратно)

48

Ibid., p. 48.

(обратно)

49

Шекспир У. Полное собрание сочинений. М., 1960, т. 8, с. 139.

(обратно)

50

The World Encompassed…, р. 49.

(обратно)

51

Ibid., р. 49.

(обратно)

52

Ibid., р. 50.

(обратно)

53

Ibid., р. 51–52.

(обратно)

54

Ibid., р. 212–214.

(обратно)

55

Ibid., р. 215.

(обратно)

56

Ibid., р. 216.

(обратно)

57

Ibid., р. 73.

(обратно)

58

Ibid., р. 75.

(обратно)

59

Ibid., р. 86.

(обратно)

60

Ibid., р. 88.

(обратно)

61

Ibid., р. 99.

(обратно)

62

Ibid., р. 102.

(обратно)

63

Ibid., р. 104.

(обратно)

64

Ibid., р. 105.

(обратно)

65

Ibid., р. 106.

(обратно)

66

Ibid., р. 107.

(обратно)

67

Ibid., р. 108.

(обратно)

68

Nuttall L. New light on Drake: A collection of documents relating to his voyage of circumnavigation 1577–1580. London, 1914, p. 163.

(обратно)

69

Ibid., p. 161.

(обратно)

70

Ibid., p. 160.

(обратно)

71

Ibid., p. 173.

(обратно)

72

Ibid., p. 162.

(обратно)

73

Ibid., p. 171–172.

(обратно)

74

Ibid., p. 9.

(обратно)

75

Ibid., p. 9–10.

(обратно)

76

Ibid., p. 10.

(обратно)

77

Ibid., p. 404.

(обратно)

78

Ibid., p. 405..

(обратно)

79

The World Encompassed…, p. 111–112.

(обратно)

80

Nuttall L. Op. cit., p. 201–206. The World Encompassed…, p. 113.

(обратно)

81

The World Encompassed…, p. 113.

(обратно)

82

Thomson G. M. Op. cit., p. 137–138.

(обратно)

83

The World Encompassed…, p. 120.

(обратно)

84

Ibid., p. 121.

(обратно)

85

Ibid., p. 122.

(обратно)

86

Ibid., p. 122.

(обратно)

87

Ibid., p. 123.

(обратно)

88

Ibid., p. 123–124.

(обратно)

89

Ibid., p. 128.

(обратно)

90

Ibid., p. 129.

(обратно)

91

Ibid., p. 131.

(обратно)

92

Williams N. Op. cit., p. 110.

(обратно)

93

The World Encompassed…, p. 135.

(обратно)

94

Ibid., p. 152.

(обратно)

95

Ibid., p. 161.

(обратно)

96

Williams N. Op. cit., p. 123.

(обратно)

97

Mason A. E. W. Op. cit., p. 196–197.

(обратно)

98

Keynes J. M. A treatise on money. London, 1930, p. 156–157.

(обратно)

99

Thomson G. M. Op. cit., p. 160–161.

(обратно)

100

Williams N. Op. cit., p. 125.

(обратно)

101

Ibid.

(обратно)

102

Ibid.

(обратно)

103

Ibid., p. 127.

(обратно)

104

Corbett J. S. Op. cit., p. 329.

(обратно)

105

Ibid., p. 330.

(обратно)

106

Thomson G. M. Op. cit., p. 169.

(обратно)

107

Williams N. Op. cit., p. 133.

(обратно)

108

Mason A. E. W. Op. cit., p. 218.

(обратно)

109

Ibid., p. 254.

(обратно)

110

Thomson G. M. Op. cit., p. 197.

(обратно)

111

Mason A. E. W. Op. cit., p. 270.

(обратно)

112

Ibid., p. 269.

(обратно)

113

Ibid., p. 272.

(обратно)

114

Ibid., p. 277.

(обратно)

115

Thomson G. M. Op. cit., p. 208.

(обратно)

116

Mason A. E. W. Op. cit., p. 285–286.

(обратно)

117

Ibid., p. 295.

(обратно)

118

Thomson G. M. Op. cit., p. 219–220.

(обратно)

119

Ibid., p. 222.

(обратно)

120

Ibid., p. 225.

(обратно)

121

Mason A. E. W. Op. cit., p. 313.

(обратно)

122

Ibid., p. 314.

(обратно)

123

Thomson G. M. Op. cit., p. 268.

(обратно)

124

Ibid.

(обратно)

125

Ibid., p. 269.

(обратно)

126

Williams N. Op. cit., p. 187.

(обратно)

127

Thomson G. M. Op. cit., p. 282.

(обратно)

128

Ibid., p. 292.

(обратно)

129

Ibid., p. 295.

(обратно)

130

Williams N. Op. cit., p. 212.

(обратно)

131

Ibid., p. 220.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 ЛИНИЯ РАЗДЕЛА

  I

  II

  III

Глава 2 ПУТЬ К «СОКРОВИЩНИЦЕ МИРА»

  I

  II

  III

Глава 3 ГИБЕЛЬ «НЕПОБЕДИМОЙ АРМАДЫ»

  I

  II

  III

  IV

Глава 4 ПОСЛЕДНЕЕ ПЛАВАНИЕ

INFO

*** Примечания ***