Одесса-мама. Часть 2 [Дмитрий Николаевич Дашко] (fb2) читать онлайн

Мент. Одесса-мама книга 2

Глава 1

Из всех времён года — весна мне нравится больше всего. Есть в ней какой-то позитив что ли, уверенность, что самое лучшее ещё впереди.

Тает снег, бегут первые весёлые ручьи. Дети пускают по ним кораблики из щепок. Господи, да я сам когда-то находился на их месте!

Природа постепенно оживает, разбухают почки, пробивается первая травка, возвращаются птицы из тёплых краёв. Женщины начинают примерять легкомысленные наряды…

Вот только Осип Шор не разделял моего оптимизма. Он только что вляпался в собачьи экскременты и, вооружившись отломанной веточкой, пытался привести подошвы явно дорогих штиблет в порядок.

А ещё он крайне скептически отнёсся к моей идее — выйти на Папу и его арестовать.

— Гриша, ты, верно, сошёл с ума… Это на тебя, наверное, так наш воздух действует! — качал головой мой друг и напарник.

Я усмехнулся.

— Воздух у вас в Одессе и впрямь шикарный, только он тут не при делах.

Осип закончил возиться с обувью и отбросил ветку в сторону.

— Тогда я тебя решительно не понимаю! Ты что — действительно собираешься вязать Папу единолично, так сказать — в одну харю⁈ Так тебе её мигом разобьют… Умоешься кровью, Гриша, а мне лично этого не хочется.

— Самому не хочется! — заверил я.

— Вот видишь!

— Вижу. Но всё равно, что-то делать нужно. Иного выхода на Папу у нас нет. Или бросить всё?

— Ничего бросать не нужно. Свяжусь с Москвой. Пусть они там думают…

— Времени в обрез. У нас несколько дней, максимум — неделя… А местным кадрам, увы, доверять нельзя.

В этом я успел убедиться уже несколько раз, причём на собственной шкуре. Меня прессовали, пытались подставить и арестовать… Причём, как выяснилось, на Папу работало и одесское ГПУ и, к глубокому сожалению, мои коллеги из уголовного розыска.

— Недели хватит! — объявил Осип.

— Хватит так хватит. А мне что прикажете делать?

— Делай, что обещал — ищи злодея, который перебежал папе дорогу. Без него нам Папу не видать как своих ушей. Даже если прижучим Френкеля и станем давить его пальцы дверями, он ведь всё равно Папу не сдаст.

— Не сдаст, — вздохнул я.

Папу Нафталий Аронович Френкель, будущей генерал госбезопасности в известной мне истории, боялся как огня.

Я нутром чуял, что дело про ограбление финдиректора Акопяна, убийство его любовницы — Марии Будько, загадочный инвалид Диня-Денис, а теперь ещё и явление в Одессу двойника батьки Махно — звенья одной цепи, и если я смогу распутать этот непростой клубок, то найду обидчика Папы, а это обеспечит мне личную встречу с ним.

А дальше… Дальше пусть работает «ОМОН», которого, правда, ещё не существует, но я очень надеюсь, что Москва сподобится и пришлёт сюда группу захвата.

Вот только как подступиться к этому самому клубочку, с чего начать…

Идей было много, но ни одна из них не успела окончательно оформиться.

Я снова стал перебирать факты, пытаясь выстроить более-менее стройную концепцию.

Итак, по всем признакам в городе орудует банда, во главе которой стоит довольно необычный человек, а его необычность заключается в мастерском перевоплощении. Я не сомневался, что священник, которого видели супруги Акопяны, одноногий солдат, псевдо Махно и… вполне вероятно, что и некая загадочная женщина, которая бывала у Марии Будько — это всё один и тот же человек, причём весьма одарённый, просто какой-то талант-самородок. Или… или профессионал.

Если второе — уже легче. Конечно, придётся всё равно искать иголку в стоге сена, но хотя бы понятно, в каком.

Либо театр, либо синематограф. И того и другого в Одессе с избытком: не считая гостеатра, в городе туча всяких кружков самодеятельности, а ещё есть и легендарная Одесская киностудия, на которой когда-то сняли кучу моих любимых фильмов.

И там, и там работают сотни людей… Короче, задачка ещё та, отыскать нужного человечка.

И тут я вспомнил свой визит к соседям погибшей Марии, странное поведение Оли — маленькой симпатичной супруги бывшего прапорщика царской армии. Уже тогда мне показалось, что Ольга чего-то не договаривает. Сдаётся, что она знала о таинственном «инвалиде» намного больше, чем рассказывала, но в присутствии мужа держала рот на замке.

Я дал себе зарок переговорить с ней при более удачных обстоятельствах, но потом всё так закрутилось и завертелось, что мне реально стало недосуг. И немудрено: на какое-то время я сам примерил на себя шкуру беглеца, скрывающегося от закона.

Что ж, Оленька… Пришла пора нанести вам визит вежливости и, если получится, а иного и быть не может, разговорить.

Только беседа эта должна проходить тет-а-тет и в располагающей обстановке.

Я уже примерно догадывался, что за психотип у этой барышни и представлял, что необходимо делать.

У меня в кабинете или на кухне коммуналки, душу мне она точно изливать не станет.

После того, как я раскрыл ограбление портового склада и вывел на чистую воду оборотней Полякова и Шешеню — начальство в лице Кабанова дало мне некоторый карт-бланш. Мне было совершенно необязательно согласовывать с ним свои действия.

Предупредив Рому Савиных (а я продолжал считаться его подшефным), что меня, возможно, не будет до вечера, я отправился к дому, где когда-то жила Маша Будько, морально настраивая на нужный лад.

К Олечке можно было подкатить только одним способом — изобразить кавалера.

Само собой, далеко заходить я не собирался. Так, изображу поддавшегося её чарам, слегка пофлиртую… Ничего серьёзного, Настя может не переживать.

Я подкараулил женщину, когда она выходила из дома. В руках у неё была большая холщовая сумка, очевидно, собиралась на базар.

— Здравствуйте, вы меня узнаёте?

Она замерла, глядя на меня попеременно то с испугом то с любопытством.

— Если не ошибаюсь, вы из уголовного розыска, да? Товарищ Бодров?

— Ну зачем так официально⁈ — воскликнул я.

— А как мне вас называть? — смутилась она.

— Такая красивая барышня смело может звать меня Гришей. А я, с вашего позволения, конечно, будут звать вас Олей. Вы ведь не против?

— Что… Я… Да, не против, — быстро вышла из ступора женщина.

— Вы за покупками собрались?

Ольга кивнула.

— Тогда позвольте вас проводить? Сами знаете, какое нынче время…

— Время нынче неспокойное, — произнесла она задумчиво.

— Вот видите! Позвольте… — Я выставил вперёд левый локоть, и Ольга охотно взялась за него. — Куда идём?

— Туда, — показала она в сторону ближайшего рынка.

За время пути к нему я превзошёл сам себя, рассказав с дюжину смешных историй и анекдотов. Сначала Ольга тушевалась, не понимая, как стоит реагировать, потом начала улыбаться, а в конце уже вовсю хихикала после почти каждой моей реплики.

Ей откровенно льстило мужское внимание, я понял, что не ошибся с её характеристикой.

Через четверть часа мы уже стали чуть ли не друзьями, она уже вовсю прижималась ко мне и не сводила с меня глаз, а я продолжал её смешить.

Наш путь пролегал мимо небольшой кондитерской, я решил брать быка за рога.

— Олечка… — именно так я звал её последние несколько минут, и она явно была не против, — не возражаете, если мы с вами ненадолго зайдём вот сюда… — Я кивнул на двери заведения. — Признаюсь вам по секрету: я — жуткий сладкоежка!

— Я тоже, — улыбнулась спутница.

— Ну так как? Позволите угостить вас чашечкой кофе и пирожным⁈

Она благосклонно кивнула.

Я услужливо распахнул перед ней дверь кондитерской, пропуская внутрь, и зашёл следом.

Тут было пусто, когда нам принесли меню, и я посмотрел на ценники — стало ясно почему. Хорошо, что карман продолжали греть остатки экспроприированных мной у Ромы Савиных червонцев, так что разок посидеть тут я мог себе позволить.

Хотя, конечно, я бы предпочёл, чтобы вместо чернявой Ольги место напротив бы занимала моя любимая Настя. Но… Работа есть работа!

Мы продолжили мило болтать на пустяшные темы, пока готовился наш заказ. Ольга остановила выбор на миндальных пирожных и чашечке горячего шоколада, я же выбрал кофе покрепче и эклеры, до которых ещё с прошлой жизни был сам не свой.

Не зря говорят, что совместно принятая пища, сближает людей. Разговоры становились всё более раскрепощённей. Оля по большому секрету сообщила мне, что её драгоценный супруг часто ведёт себя как какой-то варвар и доставляет ей массу неудобств, вечно ревнует по каждому пустяку…

— А что, действительно есть повод для ревности? — с невинной улыбкой поинтересовался я.

Оля лукаво стрельнула в меня глазками и тут же опустила взгляд вниз. Этот ответ был красноречивей любых слов.

— Кажется, теперь и я начинаю вас ревновать!

— И к кому же?

— Ну… Скажем к тому одноногому, который часто ходил к вашей соседке. Вы ещё говорили, что он очень хорошо поёт…

— И не только поёт… — пытаясь изобразить из себя femme fatale, произнесла она.

— Ну вот! — расстроенно протянул я. — Теперь вы разбили и моё сердце… Может, отметим нашу встречу бокалом шампанского?

Не давая Ольге опомниться, я позвал официанта и заказал бутылку шампанского. Гулять так гулять. Пока я не узнаю всё, что нужно, мне и дальше предстоит изображать из себя эдакого влюблённого гусара.

Шампусик сыграл свою коварную роль, и после второго бокала Ольга призналась, что у неё действительно был короткий («ах, право слово — вам не стоит ревновать!») и мимолётный роман с этим самым Денисом, который, на самом деле оказался мужчиной, лишённым изъянов: то есть имел штатное количество рук и ног.

— И где же вы с ним встречались? Думаю, я, после всего, что с нами произошло, имею право на откровенность с вашей стороны, Олечка?

— Ах, это было так романтично! Мы встречались с ним на Французском бульваре! Как с вами гуляли по улице, он покупал мне цветы… Только, Гриша, не вздумайте мне тоже их дарить — муж не поймёт, если я вернусь с рынка с букетом… Так вот, он был безудержным романтиком, рассказывал мне удивительные истории, рассыпался в комплиментах, а как-то раз показал мне, как снимается кино, и сказал, что я тоже, возможно, рождена для искусства…

Из всего сказанного, я уловил главное — про киносъёмки. Знаменитая Одесская киностудия — жди меня!

Глава 2

Чтобы не спугнуть преступника, нужен предлог для визита к киношникам. Если просто заявлюсь и начну доставать народ расспросами — умный злодей (а нам явно противостоит далеко не дурак) заляжет на дно. И тогда хрен его найдёшь, особенно если смотает удочки из города.

Очень даже быть, что география его «подвигов» не замыкается только лишь на Одессе. Такие широким натурам всегда тесно в одной локации, но пока сложно понять, где и когда он приложил свою руку. Полагаюсь исключительно на интуицию и подозрения, только к запросу в другие губернии это не приложишь, а копаться в сотнях уголовных дел… Нет уж, увольте!

Видимо, я чересчур погрузился в размышление на эту тему, что отразилось на ходе нашего «романтического» свидания с чаровницей Оленькой. Мои шутки заметно потускнели, былой задор погас. Мне стало скучно, труба звала к совсем иным свершениям.

Будучи дамочкой далеко не глупой, она моментально сообразила, что я потерял к ней всяческий интерес, и приняла верное решение — вот что значит большой опыт в таких вопросах!

Когда кофе был допит, а пирожное съедено, она распрощалась со мной достаточно холодно и сухо, даже не позволила помочь отнести покупки домой.

Да я и не настаивал, даже не изобразил глубокую скорбь. Ничего нового для нужд следствия уже не узнаю, продолжать отношения не имеет смысл. Да и собственно не было никаких отношений — так что совесть моя чиста: «матросить», перед тем как бросить, я с самого начала не планировал. Не в моих это правилах.

Поцеловав красавице ручку и галантно раскланявшись, помчался назад в угрозыск, а в голове тем временем вертелась очередная умная мысль, из тех, что всё-таки могут прийти в нужное время.

Ахметджанов, он же между своими — Ахметка, только что вернулся с очередного допроса шайки, обчистившей портовой склад. Вид у него был уставший, лоб прорезали задумчивые складки — знакомое выражение лица. Это только кажется, что поимкой злодеев заканчивается работа опера, в действительности — впереди ещё куча нервотрёпки, включая тонны писанины.

Бюрократия всегда была, есть и будет важной составляющей любого сыска.

Эх, придумать бы какой-нибудь искусственный интеллект, который бы вёл всю эту тягомитину за нас!

Я подошёл к коллеге, когда он медленно опустился на стул и полез в выдвижной ящик стола.

— Есть вопрос…

— Гриша, давай потом. Честное слово — некогда! — жалобным голосом попросил он.

— Да я ж тебе помочь хочу.

— Интересно — как? — без особого энтузиазма отозвался Ахметджанов.

— Помнишь, ты рассказывал, про Кольку Золотого Зуба… Ну, что у него были какие-то трения с конкурирующей организацией и что на разборки с ним противоположная сторона прислала броневик с пулемётом?

— Ну помню, а что? — по-прежнему безжизненно спросил он.

— Ты собирался ещё к военным съездить, разобраться, кто это такой добрый подогнал броневик бандитам… — продолжал напоминать об этой истории я. — Съездил?

— Ну…

— Что — ну? — флегматизм Ахметджанова начала и меня утомлять.

— Ну, значит — не фонтан…

— Что⁈ — мои глаза округлились.

За время нахождения в этом времени я привык «фильтровать базар», и, если какие-то жаргонные словечки и вырывались порой в порыве чувств, то, насколько я помню, именно этого выражения я ещё не использовал.

Рома Савиных, дотоле не вмешивавшийся в наш разговор, пояснил:

— Ты не здешний, поэтому не знаешь: «не фонтан» — это вроде как так себе, не очень. У нас давно говорят, когда что-то не лучшего качества…

— Вот как, — удивился я.

Мне прежде казалось, что это выражение родом из моего будущего. И, признаюсь, я был порядком удивлён, услышав его в устах одесского опера начала двадцатых прошлого века.

Савиных продолжил ликбез:

— В Одессе долго не было водопровода, и биндюжники возили воду из подземных источников. Самая лучшая была в «Фонтанах». Ну и потом, когда водопровод построили, люди сравнивали его с прежней, привозной, и говорили — «это не фонтан»…

— Буду знать.

Я вернулся к Ахметджанову:

— Так что военные-то сказали?

— Сказали, что все броневики на месте, в частях…

— Точно все?

— Да точно!

— И никому в аренду не отдавали?

Он замер.

— Погоди! Я об этом, пожалуй, и не подумал… Позвоню в штаб, узнаю!

Он взялся за телефонный аппарат.

— Алло, барышня… Соедините меня…

Я сел напротив и принялся ждать.

Минут через десять, Ахметджанов закончил переговоры.

— Такое дело — оказывается, один броневик они сдали в аренду киношникам на студию. Какая-то новая революционная фильма снимается.

— Броневик им вернули?

— Пока нет. Он в аренде до конца месяца.

Вот и повод наведаться на киностудию.

— Собирайся, Ахметджанов…

— Куда?

— Ну как — куда? На встречу с работниками важнейшего из искусств — кино.

Ещё во времена моего детства многие кинотеатры украшала табличка с цитатой из Ильича «Важнейшим из искусств для нас является кино». Только спустя много лет я узнал, что в действительности это выражение появилось с лёгкой руки товарища Луначарского, который в одной из своих статей упомянул, дескать в одном из разговоров с Лениным, тот отметил важность кинематографа. А потом пошло и поехало…

Ну, а мы поехали на Одесскую киностудию.

У меня уже давно не было трепетного отношения к фильмоделам, я в курсе, что это коллективный и очень непростой процесс, что шедевры зачастую рождаются не благодаря, а вопреки, ну, а актёры, несмотря на звёздный статус некоторых из них, отнюдь не являются мерилом тонкого ума и нравственной чистоты.

Вдобавок, ещё в Ростове я обезвредил целую банду, орудовавшую под видом киношников…

И, несмотря на всё это, включая откровенный цинизм некоторых деятелей культуры, я испытывал эмоциональный прилив, когда мы подъехали к воротам киностудии.

Вернее, самих лавных ворот с колонами и львами ещё не было: нас встречала кирпичная кладка в строительных лесах, сама же работа шла ни шатко ни валко. Несколько рабочих неспешно возводили кладку и лениво размешивали раствор.

Такое ощущение, что платили им не за результат, а за потраченное время.

Зато был виден высокий стеклянный павильон, в декорациях которого и творилось чарующее таинство кино. Размах строения впечатлял. При желании там можно было снимать хоть «Титаник».

Ну, а директор студии, к которому мы направлялись с вполне официальным визитом, занимал солидный кабинет в двухэтажном особняке с лепниной и облупившейся штукатуркой.

Пока шли по коридору, то и дело натыкались на заинтересованные взгляды встречных, преимущественно бойких молодых людей в щегольских костюмах, или очаровательных и при этом ярко-накрашенных женщин.

На стенах в рамках висели фотопортреты «звёзд». Один из них сходу привлёк моё внимание, но я решил рассмотреть его получше чуть погодя.

На нём был изображён актёр в незабвенном образе батьки Махно, и я сразу понял, что двигаюсь в правильно направлении.

Директор, то есть — заведующий Одесской кинофабрикой Яков Абрамович Корн, оказался невысоким худощавым мужчиной лет сорока с острым выразительным лицом, густыми чёрными бровями и большими залысинами, обрамлёнными рано поседевшими волосами цвета вороньего крыла.

Несмотря на откровенно замороченный вид, чувствовалось, что в нём буквально кипит энергия, перехлёстывая через край.

— Вы с уголовного розыска! — обрадованно протянул он. — А ведь я давно вас ждал.

— Неужели? — удивлённо произнёс Ахметджанов.

— Да-да! Уже третью неделю! Я имел честь разговаривать с вашим непосредственным начальником товарищем Барышевым, и он обещал со своей стороны всяческое содействие…

— Содействие в чём? — по-прежнему не понимали ни мой коллега, ни я.

— Как в чём! У нас в планах на этот и будущий год стоит фильма «Беня Крик» по мотивам произведений Бабеля! Не просто рядовая фильма, наподобие американских боевичков, нет, это будет киноповесть в шести частях! Вы читали Бабеля?

— Нет, — признался слегка ошалевший от напора киношника Ахметджанов.

— Я читал, — сказал я.

Правда, случилось это довольно давно, и не могу сказать, что остался под большим впечатлением. Похоже, Исаак Бабель — просто не мой автор.

Корн ободряюще кивнул в мою сторону.

— Приятно иметь дело с интеллигентными сотрудниками угро.

Ахметжанов нахмурился.

— Некогда нам читать… Работы много.

Кинодеятель сделал вид, что не слышит его реплику.

— Так вот, как я и сказал — у нас запланирована фильма по его произведениям. Знаете, такой трагически-лирический рассказ о страшном прошлом. О том, как калечила судьбы людей прежняя власть, как царизм заставлял обычного человека встать на путь преступления… Это такая, если хотите, суровая правда жизни! И, если мы хотим показать эту самую правду, нужно сделать так, чтобы всё было снято максимально реалистично… — Выдав этот спич, он взял небольшую паузу, чтобы продолжить:

— Поскольку в фильме речь пойдёт о бандите, и отнюдь не рядовом налётчике, а вожаке целой шайки, мы бы хотели, чтобы нас консультировали специалисты из уголовного розыска.

— Раз ваше кино про бандитов, вам нужны консультанты немного иного толка, — хмыкнул я. — У нас как раз таких спецов полным полно по камерам сидит.

— Ценю ваш юмор… э…

Я показал удостоверение.

— … Григорий Олегович… Ну как — потрудитесь на благо советского кинематографа?

— Нет, — сказал Ахметджанов.

— Да, — перебил его я. — Давно хотел прикоснуться к прекрасному.

Корн обрадовался.

— Прекрасно, Григорий! Я могу вас звать так — без отчества?

— Да пожалуйста! Мы ж вроде как с вами теперь в одной лодке плывём!

Напарник дёрнул меня за руку.

— Гриша, ты чего?

— Всё нормально. Сам же слышал — Барышев обещал помочь товарищам, — шёпотом произнёс я.

— Мы же здесь по другому поводу! — зашипел он.

— Одно другому не мешает.

Я улыбнулся.

— Яков Абрамович, мой напарник прав: мы оказались тут по совсем иному, довольно деликатному вопросу, но, коли начальство дало вам твёрдую гарантию оказать всяческое содействие съёмкам картины… мы, то есть я, готовы пойти вам навстречу. Обязательно согласуем это с нашим руководством, — последнюю фразу я добавил больше для Ахметджанова.

Директор расцвёл.

— Прекрасно! Вы буквально спасли мне жизнь! Я уже было испугался, что мы сорвём план! Когда приступите к работе, Григорий?

— Да хоть сейчас!

— Но сначала вы должны ответить на мои вопросы! — сказал, как отрезал, напарник.

Глава 3

Дальнейший разговор я слушал вполуха. Яков Абрамович долго и нудно что-то объяснял моему коллеге, показывал какие-то ведомости и журналы, клялся и божился, что броневик стоит на месте, что использовался исключительно для нужд киногруппы и что сам Яков Абрамович готов показать его милиции хоть сейчас.

— А покажите! — тут же отреагировал Ахметджанов.

— Может, сначала чайку? — тут же предложил Корн.

Напарник собирался отказаться, но я его опередил.

— С удовольствием! Любое дело надо начинать с перекура! Или с чая. А если у вас ещё и кофе имеется… — мечтательно зажмурился я.

— Конечно, имеется! — оскорбился товарищ Корн. — Чтобы у нас не было кофе для родного уголовного розыска! Да быть такого не может!

Он громко выкрикнул:

— Галя!

В его устах это произвучали скорее как «Халя».

В дверь протиснулась секретарша — отнюдь не модельной голливудской внешности, а эдакая сорокалетняя бой-баба в гимнастёрке, которая пузырилась и лопалась от налитых арбузных грудей, и чёрной юбке, спускавшейся почти до голенища начищенных до блеска солдатских сапог. Зато на голове была модная причёска а ля каре с подкрученными кверху кончиками волос. Такие сейчас носит почти вся женская часть советской богемы.

— Нам с товарищами из угро две чашечки кофе и… — Он вопросительно посмотрел на Ахметджанова.

— Чай, пожалуйста…

— И один чай, — послушно повторил директор. — И чего-нибудь вкусненького к чаю.

Галя оглядела нас критичным взором, по-военному чётко развернулась и вышла, чтобы вернуться через несколько минут с подносом, на котором были три чашки с блюдцами из разных наборов. Такая эклектика, похоже, никого не смущала.

К чаю прилагалось угощение: засахаренный мёд, дюжина липких конфет в разноцветных фантиках и баранки, твёрдые как камень.

Ахметджанов попробовал одну и сразу скривился, едва не сломав зуб.

Зато кофе удался: в меру бодрящий, ароматный, терпкий, явно с добавкой каких-то восточных пряностей. Сделав глоток, я оценил кофе по достоинству, восхищённо подняв большой палец правой руки.

— Напиток богов!

Директор с улыбкой кивнул.

— За то и держим. Ну, а как вам наши фильмы?

— Какие например? — заинтересовался я.

— Как какие… — удивился и даже расстроился Корн. — «Шведская спичка»… Или наша гордость — «Красные мстители». Публика на сеансы валом валила. На всю страну прогремели…

Он мечтательно зажмурился.

— «Красные мстители» — фильм безусловно отличный, — подтвердил я. — Приключения, перестрелки, погони… Опять же революционная романтика…

— Но? — вопросительно поднял брови директор.

Я отставил чашку в сторону.

— Мне, кажется, в стране не хватает хороших фильмов о нас, сотрудниках угрозыска.

Корн хмыкнул.

— Извините, сразу охватить все профессии не получается. Технические возможности не позволяют.

Я понял, что он иронизирует над моими словами. Ну как же, каждый кулик хвалит своё болото…

— Зря улыбаетесь, Яков Абрамович. На самом деле такие картины могут принести много пользы.

— Упаси боже! И в мыслях не было шутить на столь важные темы! — несмотря на серьёзный тон, в его взгляде затаилась лукавая усмешка. — Осталось только понять о какой пользе идёт речь?

Обычно я стараюсь держать себя в руках, но сейчас решил, что можно слегка отпустить поводья.

— Если вам действительно интересно…

— Конечно же, мне очень интересно!

Ахметджанов со скучающим видом стал грызть вторую баранку, а я решил выдать «базу».

— Вот вы, директор кинофабрики, и по вашей должности, вас не может не беспокоить такой аспект, как прибыль от картины. Не так ли?

— Всё так! — подтвердил он.

— Отлично. Едем дальше. Думаю. Не открою вам тайну, если скажу, что публика любит хорошие развлекательные детективы. Не зря все зачитывались приключениями Шерлока Холмса или Ната Пинкертона. И эту свою любовь люди перенесли и на фильмы.

— Допустим. Но вы же понимаете: Шерлок Холмс, Нат Пинкертон… Они же не упали с неба. Эти персонажи хорошо знакомы нам по книгам и уже не один год.

— Согласен. Но мы ведь можем придумать своего, советского Ната Пинкертона. Наделить его привлекательной внешностью, подарить пытливый ум, крепкое здоровье… К тому же наш советский сыщик не будет раскрывать преступления в одиночку, с ним будут его помощники: другие оперативники, эксперты, да просто сочувствующие товарищи… То есть будет команда сыщиков!

— Так-так, — многозначительно протянул Яков Абрамович. — Продолжайте, пожалуйста.

Ему явно нравился ход моих мыслей.

— Итак, у нас есть главный герой…

— Скажем, кто-то вроде вас, — внёс свою реплику директор.

Я поморщился.

— Зачем? Да мало ли у нас в стране отличных специалистов. Вон, приходи в МУУР, выбирай любого — такого кино про его подвиги снимешь, закачаешься! Да и тут в Одессе хороших сыщиков полно. Один наш начальник, товарищ Барышев, чего стоит!

— Простите, неудачная шутка…

— Ничего страшного. Про героя я сказал, теперь про команду. Это должна быть действительно команда — то есть люди, которые буквально горят любимым делом! И, конечно же, мы должны показать разные типажи, нельзя всех причёсывать под одну гребёнку! Отличия как и в жизни не только во внешности, но ив характере: кто-то излишне горяч, кто-то флегматичен, у кого-то душа нараспашку, а кто-то вечно замкнут в себе. Мы разные! Но это не мешает нам работать сообща.

— Наверное есть смысл добавить немного юмора? — предположил Корн.

— А как же! Думаю, у каждого розыскника в багаже есть куча самых разных комичных историй, которые так и просятся на экран.

Я тронул Ахметджанова за плечо.

— Вот, например, ты — с тобой ведь приключались иногда какие-нибудь курьёзы, нелепицы?

— Со мной никогда и ничего не происходило, — официальным тоном объявил он.

— Ладно, с тобой всё ясно! Зато у меня этих историй — полным полна коробочка! — засмеялся я. — Ну и ещё остался сюжет. Как минимум — он должен быть развлекательным, но не глупым. Во всём должна быть своя логика: как в действиях преступника, так и в поступках сыщиков. Чёткая и понятная логика! — повторил я. — Убийца лишает жертву жизни не просто так, а по конкретному и чёткому мотиву: месть, личная неприязнь, жажда наживы… Эта условность, которую нам и зрителю придётся принять. Таковы законы жанра! И, конечно, же: погони, перестрелки, схватки в рукопашную… Мы ведь обязаны думать о нашем молодом зрителе!

Я остановился, понимая, что меня конкретно несёт и, дай мне такую возможность, буду разглагольствовать хоть целые сутки, опираясь на детективные фильмы и полицейские процедуралы моего времени, включая легендарные сериалы «про ментов».

Директор задумчиво крутил в руках конфетку, не решаясь отправить её в рот. Чувствовалось, что я подкинул ему пищу для размышлений.

— Знаете что, Григорий Олегович, — вдруг произнёс он. — А почему бы вам не взяться за это дело?

— За что? — не сразу сообразил я.

— Да за эту картину про советских сыщиков! Вы знаете, что такое сценарий?

Я кивнул.

— Слышал немного.

— Тогда проще. Напишите, пожалуйста, сценарий фильмы… Всё, как вы рассказывали: про героя, про его команду. Про всякие расследования… Понимаю. Что с первого раза может что-то не получится, но я познакомлю вас с людьми, которые — если что — доведут ваш сценарий до ума. Мне почему-то кажется, что у вас должно получиться.

Напарник хмыкнул.

— Гриш, ты слышал — а? Где ты, а где фильмы⁈ Да ты у нас даже отчёты писать не любишь, а тут вона как — синематограф!

— Григорий Олегович, попробуйте, пожалуйста! Чего вам стоит⁈ — взмолился Корн.

Я задумался. Это может стоить мне уймы драгоценного времени, нервов и прочих прелестей творческого труда. Да, я в прошлом немного баловался сочинительством, но то было так… любительство, причём для узкого круга своих.

С другой стороны — у меня ведь реально огромный культурный багаж за плечами, куча просмотренных фильмов, прочитанных книжек, да и собственный опыт ещё никто не отменял.

Что если удастся придумать что-то… ну не уровня «Рождённая революцией», но всё равно захватывающее и нескучное. Я ведь когда-то в милицию во многом пошёл под воздействием книг и кино, только потом проникся настоящей «романтикой».

Сейчас для уголовного розыска наступили не самые лучшие времена: зарплата у нас откровенно копеечная, а беготни и суматохи выше крыше, домой попадаешь поздно, уходишь рано — семья фактически не видит. Часто приходится видеть боль, грязь, человеческие страдания, погубленные души и жизни… Это совсем не просто, требует определённого нравственного стрежня что ли.

Потому в уголовный розыск должны идти не просто так, а по призванию! В идеале с возможностью отбора лучших.

Рекламная агитка? Почему нет! Пусть у молодых так же горят глаза, как когда-то у меня.

Кто как не мент поднимет и раскроет эту тему?

— Хорошо, Яков Абрамович, я попробую. Когда вам нужен сценарий?

— Вчера, — засмеялся директор. — А если серьёзно: чем раньше — тем лучше. Если у вас получится, я найду для фильмы место в следующем финансовом году. И да — с точки зрения гонорара… Как понимаете, тут могут возникнуть трудности…

Понятно, пошли старые песни о главном.

— Договоримся, — хмыкнул я.

— Гриша, ты случаем не с ума сошёл? — покачал головой Ахметджанов.

— Нет. Я же тебе говорил: у меня теперь карт-бланш от Барышева!

Он нахмурился, пристально вгляделся в меня.

— Где бланш? Под каким глазом? Не вижу ничего!

Я улыбнулся.

— Не там смотришь, дружище! Я потом тебе всё объясню.

Глава 4

Броневик мы с Ахметджановым нашли в гараже при киностудии. Скорее всего, это и был тот самый аппарат, который я видел. Напарник оползал его вдоль и поперёк, но ничего полезного для себя и следствия не нашёл, разве что резюмировал коротко, совсем как в «Белом солнце пустыни».

— Стреляли…

— Естественно, — сказал я. — Его же снимали в кино. Надеюсь, палили холостыми…

В кино, как известно, бывает всякое — достаточно вспомнить трагическую смерть сына Брюса Ли Брендона.

— Если б стреляли боевыми, мы бы с тобой об этом узнали в числе первых, — усмехнулся Ахметджанов.

— Это точно. Ты как — сильно торопишься?

— А что?

— Да мне надо тут ещё немного поболтаться…

— Насчёт сценариев что ли?

— В точку.

— Не, я, пожалуй, пойду. Всё, что мне надо, я увидел.

— Тогда бывай!

Ахметджанов уехал, а я вновь вернулся в центральный корпус и стал прохаживаться по коридору с фотографиями.

Мимом как раз пробегала миниатюрная «гимназисточка» — похоже, снималось какое-то кино о дореволюционном прошлом.

— Девушка! — остановил я её. — Не подскажите, что за актёр на этом фото?

Я показал в колоритного «Батьку Махно».

Актриса развернулась, и мне стало ясно: школьная униформа, гибкий стан, парик и тонна грима на лице сыграли со мной злую шутку. «Девушке» было хорошо за сорок.

— Спасибо за комплимент, юноша! — отозвалась она хриплым прокуренным голосом.

Ей стоило молиться, что кино пока чёрно-белое и немое, иначе вряд ли бы довелось играть такие роли.

— А разве там не подписано? — продолжила она.

— Подписано, — кивнул я. — Только я сомневаюсь, что у этого артиста в удостоверении личности так и написано — Ян Краснопролетарский…

Актриса хихикнула.

— Ваша правда, молодой человек. Наш Ян — конечно, не Ян и вовсе не Краснопролетарский. Только я не уверена, что могу открыть вам его настоящее имя…

— Мне вы можете! — широко улыбнулся я.

— Почему?

— Потому что я пишу сценарий для нового фильма, и очень хочу, чтобы этот актёр сыграл в нём роль…

Женщина подобралась и стала походить на кошку перед прыжком. Кажется, я сказал магическое слово.

— Сценарист?

— Начинающий…

Это, конечно, не так круто, как режиссёр, но на актрису произвело должное впечатление.

— Дора Гай… — протянула она руку для пожатия.

— Серьёзно?

— Для вас Лидия.

— Георгий Бодров. Для вас — Гриша.

— Гриша, скажите, а ваш сценарий… о чём?

— Детектив про работников уголовного розыска.

Актриса поскучнела.

— Вот как…

— Но он не только про то, как ловят преступников… Герои будут и любить и страдать…

Градус интереса ко мне вновь повысился.

— Знаете что, Гриша, я скажу вам, как по-настоящему зовут товарища Краснопролетарского, и даже подскажу, как его найти, а вы…

— А я подумаю, может мне вывести вас в качестве одной из героинь, — подхватил нужную интонацию я.

— Какой вы умный и интеллигентный мужчина! — довольно покачала головой она. — Жаль, что женатый.

— Итак…

— Ян Краснопролетарский — в миру Володя Кучерявый.

— Простите, Кучерявый — фамилия или прозвище?

— Фамилия. Очень большой талант, между нами… Способен сыграть любую роль, хоть Гамлета, хоть бандита!

— Бандита?

— Ну да! Он аж прям сам не свой становится. Глаза такие злые-злые! Движения как у хищника. И словечками бандитскими сыплет! Я ж вам говорю — талант! А ведь когда-то начинал с торговли контрабандой… Сложен как Аполлон — я сама, правда, не видела, но, говорят, когда-то Володя подрабатывал натурщиком для порнографических открыток!

— Разносторонняя личность! — поддакнул я.

— Конечно. И да, в Одессе его нет, он пока занят на сьёмках в Тифлисе, но должен вернуться со дня на день…

— Отлично! Я как раз успею дописать свой сценарий, — довольно произнёс я.

Актриса подмигнула.

— И не забудьте — Дора Гай! В прошлом актриса цирка, а теперь и кино!

— Дорочка… То есть Лидочка! Вас не забудешь! — от чистого сердца сказал я.

Она усмехнулась и послала мне воздушный поцелуй.

Рабочий день подходил к концу, и я отправился домой, где меня ждала моя семья и вкусный ужин.

Не успели сесть за стол, как пришёл Осип.

— Ты прям носом чуешь! — засмеялся я. — Давай, к нам присаживайся! Солнышко, — обратился я к Насте, — поставь нашему дорогому родственнику тарелку и приборы. Ещё немного и это станет семейное традицией!

— Можно подумать, ты против, — с улыбкой произнесла Настя.

— Что ты — только за!

По традиции мы с Шором никогда не говорили о делах при посторонних, пусть этими «посторонними» были двое моих любимых женщин, которым я всячески доверял. Тем не менее, работа есть работа.

Ужин прошёл в весёлой и безмятежной обстановке. Осип снова одарил нас кучей весёлых историй из своего обширного жизненного багажа.

— Слушай, а ты такого писателя — Бабеля знаешь? — между делом поинтересовался я.

— Я всех в городе знаю! Приходил к нам в прошлом году, рукопись принёс про бандитов. Показывал и мне и Барышеву…

— И как?

— Да чушь собачья! Нафантазировал кучу всего. Но людям нравится…

— По его книге фильму собрались снимать.

— Это в тебе что — зависть заговорила? — подмигнул он.

— В каком смысле зависть? — заинтересовалась Настя.

Она, как настоящая женщина, сходу умела вычленять в чужих фразах главное.

— Что — ещё не рассказал своей половине⁈ — иронично спросил Осип.

— Да ну тебя! — отмахнулся я от него и повернулся к супруге:

— Не успел сказать… В общем, мне предложили…

— Не предложили, а сам напросился, — методично поправил Шор.

— Ну сам напросился… Короче, я буду сценарий для кино писать.

— Гриш, ты серьёзно? — Настя взглянула на меня так, словно видела впервые.

Я робко кивнул.

— Молодец! А я вот ни капли не сомневаюсь, что у Гриши всё получится! — разом приподняла меня на высоту дорогая. — Он ведь не только мастак бандитов ловить… Гриша вообще человек одарённый… Не так ли? — посмотрела она на меня.

— Кхм… — засмущался я. — Время покажет.

— Это не время покажет! Это ты всем, кто в тебе сомневается, покажешь! — расставила все точки над «и» Настя.

Я поцеловал её в лобик.

— Спасибо, сокровище!

Женщины остались на кухне мыть посуду и наводить порядок, а мы с Осипом отправились в комнату.

— Ты ведь не просто так пришёл?

— Догада, — кивнул он. — Я связывался с Москвой, с Трепаловым. Есть новости.

— Какие?

— В Москве здешним кадрам не доверяют, поэтому к операции по поимке Папы решили привлечь спецотряд чекистов во главе с Терентием Дерибасом. Если что — это замначальника Секретного отдела.

— Не думаю, что это хороший вариант. Он вряд ли будет тут инкогнито, значит, одесское ГПУ и милиция узнают об этом сразу, как только Дерибас приедет в город. Спугнём Папу и где потом прикажете его ловить? — не обрадовался известию я.

— Гриша, за кого ты нас держишь⁈ — возмутился он. — Те, кому надо, уже в курсе, и ждут его визита.

— Повтори, — напрягся я.

Неужели там, в Москве, решили провернуть такую операцию под грохот барабанов? Не узнаю Трепалова и товарищей из ГПУ. На них это не похоже…

— Вся Одесса уже знает про товарища Дерибаса, — ледяным тоном произнёс Осип.

— Зашибись!

— Да погоди ты! Дай договорить — он ведь не просто так сюда приедет и своих людей с собой привезёт. Всё оформлено в лучшем виде. Член коллегии ГПУ товарищ Ягода сейчас проводит плановую инспекцию местных органов. В конце этой недели — начале следующей ожидается проверка Одессы. Все об этом знают и готовятся. Ну, а Дерибас и его люди будут обеспечивать охрану товарища Ягоды. Лихо придумано, а? — вскинул подбородок Осип.

Я задумался.

— Нет, ну под таким соусом выходит очень даже неплохо…

— Не переживай так, Гриша! Ни одна собака не догадается!

— Хотелось бы. Дерибас знает про меня? А то не хотелось, чтобы ещё и арестовали за покушение на товарища Сталина.

— В общих чертах знает. Но прямого выхода у тебя на него не будет. Все контакты только через меня. Догадываешься почему?

— Трепалов не хочет меня запалить?

— В точку. Ну, а я тебя не сдам никому — пусть хоть пытают! — сказал Осип, и я понял: он не врёт.

Мы обговорили ещё несколько второстепенных моментов, потом он засобирался домой. Я проводил его до выхода и вернулся в комнату, где Настя по моей просьбе уже подготовила бумагу и чернила.

Мне предстоял долгий и мучительный процесс творчества.

— Не буду тебе мешать, — сказала она, поцеловав меня в затылок.

— Спасибо!

— Ты, главное, не сдавайся! Всё, пока! Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, солнышко!

Она нырнула под одеяло, а я в глубокой задумчивости посмотрел на идеально белый лист бумаги.

На секунду ощутил лёгкий приступ сожаления — зачем с этим связался? Оно тебе надо?

Надо, решил я для себя. А пресловутая проблема чистого листа решается простым как лом в разрезе способом — первой же пришедшей в голову фразой или сценой. Дальше будет легче. Тем более и персонажи и сюжеты уже начинали оживать у меня в голове. Бери да записывай!

Библия персонажей родилась на ура! Тут и особо придумывать не было нужды. В качестве главгероя вывел себя любимого, вывернув на максимум геройский героизм и подкрутив недостатки. Добавил помощника и, памятуя о просьбе Доры, помощницу — эдакую Анку-пулемётчицу, которая как и почти все мои герои, прошла через горнило Гражданской.

Кого не хватает? Ну, конечно, мудрого начальника. Примите и распишитесь, благо тоже имелось с кого срисовать.

Чтобы команде жизнь мёдом не казалась, добавил ещё и полуотрицательного персонажа. С виду он правильный и говорит умные вещи, а в душе — редиска и вообще нехороший человек, только мы это ещё не поняли. Его задача — ставить подножки героям.

Ох, такого добра я тоже насмотрелся за годы службы. Сколько они моей крови выпили — не одно ведро.

Ну вот, с «Библией героев» покончено. Теперь сюжет.

Через час у меня уже был довольно чёткий и ясный план — на языке киношников он называется синопсисом, где я конкретно прописал кто, где, с кем, как и почему.

Я ещё раз пробежался по тексту. На первый раз вроде неплохо, завтра наверняка ещё найду что скорректировать, а так… вполне для непрофессионального автора.

Довольный собой я потушил свет и лёг спать. Вот только соскучившаяся Настя не дала мне заснуть сразу.

Глава 5

Следующий день был по графику выходным. В идеале надо было поваляться в постели, понежиться, пообнимать Настю, да просто выспаться и привести нервы в порядок, но… труба не просто звала, она орала круче Иерихонской.

Я медленно и аккуратно сполз с кровати, стараясь не потревожить супругу, но у неё всегда был чуткий сон.

— Встаём? — сразу проснулась Настя.

— Доброе утро! Не хотел тебя будить…

— Доброе утро! Всё хорошо. Я уже проснулась.

— Тогда подъём! На зарядку становись!

После утренней зарядки и импровизированного душа (Настей поливала меня из ковшика чуть тёплой водицей), я снова засел за писанину, пока мои любимые женщины готовили завтрак.

Только долго работать не получилось: с кухни восхитительно запахло сырниками и кофе. И то и другое Настя и Степановна делали круче любого ресторана. А если учесть, что к сырникам ещё и подавалось вкуснейшее малиновое варенье… М-м-м…

Из-за обеденного стола я встал, изрядно прибавив в весе, поблагодарил за прекрасный завтрак, получил поцелуй от Насти и опять вернулся к писательским делам.

Сюжетная линия есть, герои прописаны — осталось накидать поэпизодник: то есть детальный план по сценам. Мне ещё приходилось учитывать специфику немого кино и главный принцип сценарного искусства: не рассказывать, а показывать. То бишь особенно в этом случае: минимум реплик и диалогов, а это весьма и весьма ограничивало мои возможности.

Но нет таких высот, которые не покорят ментовские упрямство и натиск, помноженные на желание найти преступника, протоптать дорожку к Папе, ну и заодно — немного заработать для семьи. Гонорар нам точно будет не лишним.

Чтобы история выглядела поинтересней, разбавил её несколькими забавными ситуациями из жизни, само собой не доводя их до фарса. Комедии в планах у меня не было.

После не менее сытного и вкусного обеда немного погулял с Настей по Одессе, радуясь скорому приходу лета. Всё-такикрасивый город, этого не отнять. Чувствуется в нём и имперский дух и купеческий размах, и это несмотря на голод и разруху, последствия которой никуда не делись.

Первый драфт (на человеческом языке — вариант) сценария был готов уже к вечеру, а утром, доложившись непосредственному начальнику Кабанову, что товарищ Барышев отправил меня поднимать с колен отечественный кинопром и вообще всячески содействовать культуре, поехал показывать результаты труда Якову Абрамовичу.

Чтобы не упасть ему как снег на голову, предварительно предупредил его по телефону.

— Так быстро? — изумился он.

— Ну, а чего кота мучать! Так как — могу к вам приехать?

— Конечно-конечно, Григорий Олегович! Буду вас ждать, — довольно тепло отозвался Корн. — Заодно познакомлю вас с одним очень хорошим человеком. Уверен, вы найдёте общий язык.

Когда я приехал, в кабинете директора киностудии уже находился интеллигентный мужчина средних лет с густыми чёрными бровями и гладкой, выбритой до блеска, головой.

— Борис Лоренцо! — представился он.

Одет он был в слегка мешковатый костюм: то ли с чужих плеч, то ли товарищ Лоренцо порядком исхудал. Горло сдавил тугой узел галстука.

В сравнении с ним я смотрелся крестьянином от сохи, пусть на мне тоже были пиджак и брюки, но я никогда не умел их носить с дворянским лоском, а уж галстуки ненавидел всеми фибрами души.

— Борис — театральный деятель и сценарист, — с гордостью произнёс Корн. — Наш первый фильм «Шведская спичка» был снят по его сценарию.

— Ну, скорее по рассказу Антона Павловича… — поиграл в скромность товарищ Лоренцо.

— А ещё Борис Яковлевич режиссировал некоторые сцены в картине, так что он может оценить ваш труд глазами и сценариста и режиссёра. Покажите ему, пожалуйста, что вы написали…

Особого энтузиазма по отношению ко мне со стороны товарища Лоренцо не наблюдалось по вполне понятным причинам. Я для него был никто, какой-то мент, у которого вдруг взыграли творческие амбиции, почти гарантировано — графоман. Тратить на такого драгоценное время жалко, но приходится подчиняться, раз уж начальство приказало.

Поскольку особо фундаментальным мой труд не выглядел: два десятка страниц убористого и не особо разборчивого почерка (была мысль отдать девчонкам машинистам, чтобы те перепечатали, но потом я её отбросил), Корн предложил устроить читку прямо сейчас у него в кабинете.

— Заодно и послушаю, — улыбнулся он. — Чайку?

Лоренцо кивнул, и я, хоть и был сыт, согласился за компанию. Как известно, совместный приём пищи объединяет. Может, профессиональный сценарист сменит гнев на милость и не станет относиться к моим литературным экспериментам предвзято…

Увы, даже после того, как Борис Яковлевич изволил выкушать крепкого чайку с дюжиной сушек, его взгляд по прежнему оставался хмурым и не предвещал ничего хорошего.

Он взял первый лист так, словно боялся испачкаться, ненадолго вчитался, а потом спросил:

— Что это?

— «Библия персонажей», — произнёс я, но тут же мысленно стукнул себя по голове: мало того, что сам термин ещё не входу, так и само слово «библия» могла вызвать у моих собеседников нездоровые мысли. — То есть, краткое описание действующий персонажей: «фио», возраст, характер, биография…

— Зачем? — удивлённо поднял брови Лоренцо.

— Мне показалось, так будет удобней… Сразу понятно, кто герой и что он собой представляет.

— А в сценарии вы, значит, это прописать не смогли? И вообще — откуда вам в голову взбрела такая мысль?

— Я читал несколько пьес… Мольера… Так там в начале каждой указаны все персонажи… — выкрутился я.

— Мольера⁈ — Лоренцо не поверил своим ушам.

Ну откуда ему было знать, что в детстве у меня на самом деле одной из любимых книг было собрание пьес Мольера — пухлый том в зелёной обложке. Не знаю,как и чем, но этот драматург меня зацепил.

— Мольера, — кивнул я.

— И какие пьесы вам понравились?

— «Мещанин во дворянстве», «Мизантроп»… — вспомнив, что Лоренцо писал сценарий по чеховскому рассказу, я добавил:

— Ещё Чехов «Дядя Ваня», «Три сестры».

Взгляд Лоренцо показал, что мне удалось слегка набрать очков… Посмотрим, что будет дальше.

— Неплохо, неплохо… Вы позволите, если я начну зачитывать вслух? — спросил он.

— Да-да, конечно… Если какое-то слово будет непонятно — спрашивайте. Почерк у меня… не очень…

— Нормально! Я читаю всё, даже рецепты, — пошутил сценарист.

Перевернув пару страниц, он снова замер.

— Странно… А почему вы так странно оформляете текст… Нумерация сцен — это понятно, где-то даже удобно, а «ИНТ» — это что?

— Интерьер… Ну, то есть сьёмки проходят в павильоне…

— То есть «НАТ» — это натура, я вас правильно понял?

— Так и есть.

— Хм… занятно… «Сыщик Знаменский подходит к эксперту Кибрит…», — внезапно он прервал чтение в слух и уставился на лист бумаги так, словно увидел нечто сокровенное, через несколько страниц лихорадочно перевернул его и стал пялиться в следующий, затем так же быстро перешёл к третьему листу…

Корн слегка кашлянул, привлекая к себе внимание, но Борис Яковлевич проигнорировал его. Директор укоризненно покачал головой.

— Боренька, голубчик, вы же обещали, что зачитаете нам вслух…

— Да-да, — неопределённо промычал Лоренцо.

Корн подмигнул мне.

— Борис Яковлевич — не только большой талант, но и крайне увлекающаяся натура. Кажется, ваш сценарий его зацепил…

— Не знаю, не факт, — хмыкнул я.

Творческие натуры весьма непредсказуемы. Сейчас дочитает и ну как начнёт кидаться с кулаками… Не брать же его под арест.

— А вы знаете — в этом что-то есть, — вдруг проявил признаки жизни Лоренцо. — Такого кино мы ещё не снимали… Сценарий, конечно, сырой, нуждается в редакторской правке, но что-то в нём есть.

Я мысленно перекрестился. Слава богу! Хотя, конечно, уши резануло упоминание про сырость — в этот момент текст казался мне практически идеальным.

— Поэтому я и позвал вас, Борис Яковлевич, чтобы вы опытным взглядом оценили рукопись товарища Бодрова… Берётесь за её редактирование?

— С удовольствием, — произнёс тот.

На его устах впервые появилась улыбка. До этого он только хмурил брови и недовольно вздыхал.

— Заключим договор? — повернулся ко мне директор.

— Разумеется. Только у меня будет одно пожелание…

Корну мои слова не очень понравились, но он изобразил на лице радушное выражение:

— Не волнуйтесь, финансово мы вас не обидим…

— Финансы — вещь очень важная, не поспоришь… Тут у вас в коридоре есть портрет актёра… Кажется, его зовут Ян…

— Краснопролетарский?

— Да, он. Мне он очень понравился в образе батьки Махно. Думаю, он может сыграть любую роль, в том числе и положительную…

— Хотите взглянуть на него? — догадался директор. — Что ж, думаю, это не сложно. Ян вчера вернулся из командировки, должен сегодня прийти к нам, часика в три — если подождёте, я вас с ним обязательно познакомлю. Действительно, очень одарённый актёр. Очень далеко пойдёт…

Я взглянул на часы. До трёх ещё было довольно далеко. Вернуться на службу? Пока туда, пока обратно — потеряю впустую уйму времени. К тому же где гарантия, что меня дёрнут на какое-нибудь новое дело, и тогда планы полетят в тартарары.

Корн догадался, что меня гложет.

— Можете подождать товарища Краснопролетарского у меня в кабинете. К тому же мне кажется, у Бориса Яковлевича появятся к вам вопросы… Так, товарищ Лоренцо?

— Безусловно, — подтвердил сценарист. — У меня масса вопросов… У вас эксперт криминалист — женщина. Такое может быть?

Глава 6

Борис Яковлевич оказался человеком въедливым и дотошным, мелочей для него не существовало. Уже через несколько минут нашего общения я ощутил в себе два противоположных чувства: искреннее уважение перед его профессионализмом и желание придушить: настолько занудным он был в некоторых моментах.

Не сразу, но я понимал — с его замечаниями сценарий и впрямь становился намного лучше, а местами и впрямь заиграл новыми красками. К главным героям у Лоренцо претензий почти не было, если не считать скепсиса в отношении пола эксперта, но я выкрутился, сказав, что это нужный и прогрессивный шаг в духе времени. А вот со злодеями меня помурыжили конкретно. Не помогали даже мои клятвы, что эти персонажи не взяты из головы, и у каждого есть свои прототипы.

— Григорий Олегович, даже если это так — нам с вами придётся ещё убедить в этом зрителя, а его на мякине не проведёшь. К тому же зритель хочет не только остроты чувств, ему необходимо добавить психологизма! К примеру, взять этого, бандита по прозвищу Аллигатор… Оч-чень скучный персонаж!

При этих словах я чуть не подпрыгнул. Аллигатор убил моего хорошего друга, по сути, из-за этой сволочи я распрощался с жизнь там, в моём времени, и попал сюда… У меня к Аллигатору есть конкретные счёты, а Борис Яковлевич рассказывает, что ему не нравится примитивный злодей и требует добавить в его облик драматизма… Ох уж эти киношники…

Лоренцо заметил, как я недовольно морщу морду лица, и пошёл на попятную.

— Бог с ним, ладно — я что-то с ним придумаю! Какую-нибудь предысторию, — изрёк сценарист и переключился на следующего гада.

Вместе с ним мы переработали с дюжину сцен, добавив интриги и запутанности сюжета.

Наконец, страдания закончились.

— Знаете, товарищ Бодров, теперь я не сомневаюсь — это можно и, скажу больше — нужно снимать! — торжественно объявил Борис Яковлевич, размахивая в воздухе стопкой листов с заметками и поправками. — Сейчас я отнесу наши труды пишбарышням, пусть напечатают экземпляров так пять…

— Шесть, — мгновенно среагировал Корн.

До сего момента он ни разу не вмешивался в наши разговоры.

— Семь, — попросил я. — Один — мне. Хотя бы на память.

Лоренцо кивнул.

— Хорошо, семь… Скажите, а товарища Краснопролетарского вы бы хотели видеть в какой роли? Мне кажется, он идеально подходит в качестве Павла Знаменского — практически такой, как вами описан в… «библии», — усмехнулся Борис Яковлевич. — Высокий, худой, интеллигентной внешности, рассудительный, вежливый… Хотя, Ян способен сыграть кого угодно, даже Кибрит…

— Нет уж, пусть Зиночку играет актриса, — засмеялся я. — А Краснопролетарского я представляю себе в качестве Александра Томина: такого, знаете, крепыша, весельчака, балагура, но при этом цепкого, умного сыщика…

— Персонаж из низов… Этакий рубаха-парень… Понятно. Согласен, эта роль ему тоже по плечу. Ну, а для Знаменского можно найти и другую кандидатуру. Думаю, на эту роль от артистов отбоя не будет, — пошёл навстречу Борис Яковлевич.

Я заметил, что и он, и Корн говорят о будущей картине как о свершившемся факте, словно постановку уже одобрили, поставили в план, набрали артистов и съёмочную группу, выделили финансы.

Неужели они настолько поверили в сценарий и зажглись им?

В кабинет без стука несколько развязно, даже не вошёл — ввалился смазливый молодой человек в идеально сидящем костюмчике, состоявшем из полосатого пиджака с налокотниками и тонких брючек-дудочек.

— Всех категорически приветствую! — заявил он, снимаю шляпу. — Яков Абрамович… Борис Яковлевич… Мне тут на ушко шепнули при входе, что меня ищут.

— Вот, товарищ Бодров, знакомьтесь — это гордость нашей кинофабрики: Ян Краснопролетарский! — представил мужчину Корн. — Мы действительно искали тебя, Ян. Дело в том, что у нас вроде как наклёвывается очень неплохой проект, как раз под тебя. И предлагает его товарищ Бодров. Он его сценарист.

— Бодров⁈ — удивился актёр, пожимая мне руку. — Кажется, я о вас что-то слышал… Скажите, а вы случайно не печатались в…

— Я ещё нигде не печатался, — усмехнулся я. — Сценарий — мой дебют. Надеюсь, но блин комом…

— Ого! Лихо вы начали, — засмеялся Ян.

От него разило как от флакона одеколона. Такое чувство, что Краснопролетарский в нём просто купался.

— И кого же мне предстоит играть?

— Сыщика… Нашего советского Ната Пинкертона.

— Боевик?

— Детектив. Очень закрученный. Но и стрельбы в нём тоже немало, — заверил я.

— Кстати, товарищ Бодров работает в уголовном розыске, и поэтому в фильме будет много реальных событий из практики настоящего работника угро. Так, Георгий Олегович? — спросил директор.

— Да. Конечно, я не стал переносить всё один к одному, но в целом и события и герои из жизни.

Во взгляде Краснопролетарского заиграли весёлые огоньки.

— Здорово! И вы, получается, их расследовали?

— Не в одиночку, конечно. Сыск — дело коллективное.

— Как и кино, — вставил свои пять копеек Лоренцо.

— Разумеется, — подтвердил я.

— И что — сценарий уже готов, и я могу с ним ознакомиться?

— Пока только черновой вариант, но если немного потерпишь — я принесу тебе окончательную версию, — сказал Лоренцо.

— Готов ждать до посинения! — заверил Краснопролетарский. — И вообще — ради хорошей роли я готов на всё…

Тут он внимательно посмотрел на меня и добавил:

— Кроме преступления, конечно…

— Мне, как служителю закона, приятно об этом слышать, — ухмыльнулся я.

Девочки-пишбарышни дело знали туго. После короткой «пулемётной» стрекотни за стенкой, Борис Яковлевич вернулся к нам с обещанными экземплярами, напечатанными на машинке.

— Другое дело! В таком виде читать будет удобнее, — произнёс он и раздал каждому по стопке страниц.

На первой титульной в графе сценарист красовалась и его фамилия. Я хмыкнул про себя, но ничего говорить не стал. На самом деле он действительно очень мне помог, и его фамилия стояла по праву.

— Томин — это ты! — предупредил Корн актёра.

— Что ж… Посмотрим, что вы для меня уготовили…

Я наблюдал со стороны за тем, как он читает. Его реакция была разной: от скепсиса и нервных ухмылок, до восхищённого вздёргивания подбородком.

Закончив, он с уважением посмотрел на меня.

— Товарищ Бодров…

— Гриша.

— Гриша… Здорово, очень здорово! Не хуже американского боевика… Особенно мне понравилась сцена погони на машине за конным экипажем налётчиков, ну когда они пытались вытащить из тюрьмы под видом сотрудников ГПУ своего подельника. Признайтесь, вы ведь выдумали эту погоню? Я прав?

— Нет, вы не правы, — спокойно произнёс я. — Эта история действительно случилась со мной и моими товарищами. Жизнь — такая штука, порой в ней бывают приключения похлеще, чем в кино…

— Никогда не читал об этом в газетах… Да и от знакомых не слышал, — задумчиво произнёс Краснопролетарский.

— Это не в Одессе стряслось. Я ведь тут всего ничего, а раньше в Омске работал, — пояснил я.

— Ну… Омск это Омск… Весело у вас там было.

— Так и тут скучать не приходится.

Ян заметно оживился.

— Товарищ Бодров…

— Гриша. — напомнил я.

— Да-да, Гриша… Ты как — сильно на работу спешишь?

— У меня сегодня выходной. А так — до вечера планов нет, совершенно свободен, — сообщил чистую правду я.

— Здорово! — обрадовался он и обратился к киношникам:

— Коллеги, вы ведь не станете возражать, если я украду у вас товарища Бодрова? Я подумал — мне надо хорошо подготовиться к роли агента угро, и, кажется, нашёл, кто мне в этом поможет, — пояснил Краснопролетарский.

— Конечно, Ян. Когда ещё выпадет возможность пообщаться с настоящим работником уголовного розыска, — одобрительно прошумел Корн.

— Тогда, Гриша, прошу следовать за мной! — объявил актёр. — Или у вас говорят как-то иначе, с другой интонацией?

— Всё хорошо, Ян. Мне кажется, тебе не особенно нужна моя помощь.

Краснопролетарский просто излучал бездну обаяния, устоять против которой было невозможно. Теперь я понимал, как ему удаётся охмурять женщин.

Для «сглаживания углов» мы направились в какую-то пивнушку, где со слов актёра клиентов дурили, но «по-божески».

Там его знали, сразу нашли столик в углу, где никто не мешал.

— Я угощаю! — сообщил актёр.

— Ян!

— Гриша, поверь — это от чистого сердца. Вдобавок, не забывай — ты вроде как нужен мне для вхождения в образ.

— Не припоминаю в картине сцен, в которых агенты угрозыска распивают пиво…

— Гриша, я ж должен представлять, как сыщики ведут себя в самых разных ситуациях…

— Даже в пивной?

— Даже в пивной! Мы же с тобой так — слегка горло ополоснём, поговорим по душам, а продолжим… Да в любом месте, где захочешь, Гриша! — горячо зашептал он.

Официант принёс пиво и вяленой рыбки, поставил перед нами.

Я сделал глоток и одобрительно кивнул.

— Видишь, Гриша! Я тебя не обманул! Пиво тут действительно что надо…

Не успели выпить по первому бокалу, как Ян заказал ещё. Потом намекнул, что можно бы добавить градуса.

— А давай! — беспечно махнул рукой я. — Всё равно сегодня выходной!

— И я тоже сейчас человек свободный! — довольно потёр руки Ян. — Продолжаем банкет?

— Продолжаем!

Актёр щёлкнул пальцем, подзывая официанта. Когда тот подошёл, что-то зашептал ему на ухо. Официант кивнул и удалился.

Вернулся он с подносом на котором стоял фужер с «беленькой».

— Какую закуску выбираешь? — Ян окинул меня слегка мутным взором.

— На твоё усмотрение… Хотя — нет… Дичь!

— Дичь⁈ — удивился Ян.

— Дичь! — снова спародировал я героя «Бриллиантовой руки».

— Ну, дичь — так дичь! Че-а-ек, сделаешь нам дичь?

— Придумаем, — пообещал официант и скрылся.

Выпили мы с ним изрядно, даже пришлось подниматься и выходить в туалет, где я засунул два пальца в горло, чтобы вызвать тошноту и извергнуть таким макаром из себя алкоголь, пока тот ещё не впитался в кровь и не ударил мне в голову. Но всё равно совсем избежать опьянения у меня не получилось, я с огромным трудом контролировал себя и свои поступки.

И всё это ради того, чтобы реализовать план, идея которого у меня родилась совершенно стихийно.

Глава 7

Дальше события развивались как в тумане. Ян предложил перекочевать в другой кабак — «более подходящий для двух приличных граждан». Я согласился, но не сразу — слегка покапризничав для виду, но потом сдался на его уговоры.

— Увидишь — тебе понравится! — пообещал новый знакомый.

Он продолжал строить из себя человека широкой души, но я знал: в нём сейчас гуляет кураж. Ему было интересно провести опера вокруг пальца, чтобы тот даже не заподозрил, что чокается и пьёт чуть ли не на брудершафт с грабителем и убийцей.

А я лишь с каждой секундой убеждался, что не ошибся, но при этом старательно подыгрывал. Главное — не перестараться и вести себя максимально естественно.

Краснопролетарский на улице высвистал извозчика, который домчал нас до ресторанчика в центре. Заведение и впрямь было не из последних: тут тебе и оркестр, игравший что-то джазовое-танцевальное, и вышколенные официанты, и куча богатых нэпачей, соривших деньгами направо и налево.

Ну и шикарная обстановка подстать: люстры в позолоте, роскошная лепнина на стенах, картины в тяжёлых рамках.

Вокруг бурлила и шумела пьяная жизнь, совершались деловые сделки и тут же проматывались большие бабки.

Звон бокалов, женский смех, громкая музыка, яркие наряды, фривольный макияж на дамах, строивших из себя женщину-вамп, клубы табачного дыма до потолка…

Несмотря на то, что яблоку было некуда упасть, администратор при виде моего компаньона расцвёл как майская роза, отдал короткие распоряжения, и вот нас уже посадили за столик с накрахмаленной скатертью и салфетками, выложенными пирамидкой.

Я открыл меню и присвистнул.

— Гриша, спокойно! Я плачу.

— Ян, я как-то не привык гулять за чужой счёт…

— Гриша, ты мне друг?

— Друг! — пьяно кивнул я.

— А разве друг не может угостить друга?

— Может!

— Ну тогда выбирай, что тебе нравится, и не забивай голову пустяками.

— Хорошо, не буду.

Снова водка и закуска, на сей раз самая разнообразная: какие-то аппетитно пахнущие кусочки колбаски, мясная нарезка, солёные грибочки.

Официант разлил водку по стопкам, Ян отпустил его.

— Дальше мы сами! За что пить будем, Гриша?

— За дружбу!

— Отличный тост, поддерживаю! — Мы чокнулись.

Я опрокинул стопку в себя. Горячая волна пробежала по всему телу.

Потянулся вилкой за солёным грибком, положил в рот и прожевал.

Краснопролетарский довольно крякнул.

— Хорошо пошла, зараза! Ну, между первой и второй — перерывчик небольшой… Есть ещё тост, Гриша?

— Конечно! За справедливость!

— В точку! За справедливость!

Мы хлопнули ещё по рюмашке. Ян склонился ко мне:

— Гриш, этот тост — за справедливость… Что-то лично?

— Личное… — заплетающимся языком произнёс я.

— У тебя что-то стряслось? Дома? На работе? Нет, Гриш, не хочешь — можешь не говорить… Я ж всё понимаю — служба! — понимающе произнёс он.

— Да пошла она на хрен такая служба! Давай ещё выпьем?

— Давай!

После третьей я сделал вид, что лёд недоверия между нами растаял и что мы — друзья, не разлей вода…

— Ян, дружище… Знаешь, как иногда обидно бывает…

— Как не понять — понимаю! Что — не ценят тебя?

— Хуже! У меня вообще такое чувство, что кругом засели сплошные враги!

— Это как, Гриша?

— Да так! Только тс-с-с

Краснопролетарский перекрестился.

— Я могила! Вот те крест!

— Даже не сомневаюсь. Ты про такого Фарини — циркового силача слышал? — спросил я.

— Был пару раз на его представлениях, а что?

Я рассказал ему историю, как мы с напарником — Ромой Савиных побывали в квартире атлета, как я нашёл в его гирях золото, которое тот собрался вывезти в Румынию, как арестовал атлета, а моё начальство взяло и спокойно выпустило контрабандиста на свободу.

— И знаешь почему, Ян?

— Не знаю, Гриша! Честное слово — не знаю! — искренне произнёс актёр.

Я с горечью пояснил:

— Потому что Фарини заплатил кому надо, и всё… Здравствуй, заграница! Послезавтра поездом отбывает в Москву, а оттуда в Румынию! Прости-прощай золото!

Я взял кусочек колбаски и стал его с остервенением жевать.

Наступил тот самый тонкий момент, когда рыбка увидела наживку.

Клюнет или нет?

— Гриша, ты — серьёзно?

Йес! Клюнуло.

Но мне предстояло отыграть эту партию до конца.

— Ян, я похож на клоуна? — насупил брови я и даже откинулся на спинку стула.

Краснопролетарский приложил руку к сердцу.

— Не похож. Извини, не хотел обидеть! Не знал, что у вас вот так — плохо!

Я простонал:

— У нас не просто плохо, дружище! У нас хреново! Если и впрямь дело со сценариями пойдёт, уволюсь из угрозыска и свалю на вольные хлеба…

— Ну вот! А бандитов кто ловить будет? — огорчился актёр.

— А какой смысл их ловить, если они дают взятку и снова на свободе! Нет, приятель, с меня хватит!

Когда мы окончательно наклюкались, Ян предложил навестить знакомых «девочек», расписывая их красоту и прелести, но я проявил твёрдость.

— Не могу! И рад бы — но не могу! Я женат!

— Уважаю!

— Спасибо, Ян! Я тебя тоже уважаю! Ты — настоящий! А вот они, — я обвёл зал взором, — они последние деньки жируют… Ничего, пройдёт время, все получат по заслугам!

Домой я доехал на извозчике, с огромным трудом вошёл в подъезд, поднялся по ступенькам, надавил на кнопку звонка и практически сразу отрубился.

Я не помнил, как меня довели в комнату, раздели, разули, уложили на кровать. Мозг просто отключился.

Проснулся я уже сам, утром. Повернул голову и увидел Настя. Она сидела в ночнушке на краешке кровати.

— Привет! — произнёс я.

Во рту было сухо, язык еле-еле двигался. Да и голова категорически не желала делать то, для чего собственно и нужна — думать. Любой мыслительный процесс доставлял мне сейчас кучу боли и мучений.

И не только он. Я будто весь состоял из кучи нервных окончаний и каждому из них сейчас было очень хреново.

Настя повернула голову. Я увидел на её глазах слёзы и почувствовал горький стыд. Да уж… можно представить каково ей сейчас. Она прежде никогда не видела меня… такого. Ни капли не сомневаюсь — ещё то зрелище.

— Извини, солнышко, — прошептал я. — Так было надо… Для работы…

— Для работы? — изумилась она и часто заморгала.

Кхм… И ведь я сказал чистую правду. Ну как ещё иначе можно было вложить нужную мысль в голову Яна? Только выболтав ему ценную информацию по пьяни. В противном случае он бы мне не поверил.

— Для работы. И я рад бы тебе обещать, что такого больше не повторится, но… не могу. Прости, пожалуйста!

Она внимательно посмотрела на меня. Я спокойно выдержал её взгляд, да и чего собственно мне бояться: правда есть правда. Мне не пришлось играть.

К тому же Настя знала: я обманываю её только в тех случаях, когда хочу уберечь от неприятностей. И что я никогда не позволю себе изменить ей… Даже в мыслях.

— Да уж… хорошая у тебя работа! — наконец, произнесла она.

И я понял — она больше на меня не дуется.

На душе разом стало легко и спокойно, заиграла музыка.

— Лучшая на свете! Как и ты! — сказал я и подтянул её к себе, чтобы поцеловать.

Она отшатнулась:

— Фу, Гриша, от тебя водкой пахнет!

— Подожди секунду! Сейчас зубы почищу и вернусь.

— Жду с нетерпением!

С утра я отправился на работу, поздоровался с мужиками и попросил Рому Савиных ненадолго выйти со мной — поговорить.

Тот хоть и неодобрительно взглянул на мой слегка помятый вид (как я ни старался, избавиться от всех следов ночной гулянки не получилось), но всё-таки кивнул.

— Ну пошли.

Мы вышли из угрозыска. Рома закурил.

— Рассказывай, Григорий, в какую авантюру ты хочешь меня втянуть…

— Есть шанс взять гада, который грабанул Акопяна и убил его любовницу. Думаю, и батьку Махно тоже косплеил… то есть изображал он.

— Здорово! — обрадовался Рома. — Тогда пошли к Кабанову, расскажешь ему, какой у тебя план.

Я поморщился.

— Что-то не так? — нахмурился Савиных.

— Всё не так. Этот урод перебежал дорожку Папе… В общем, мы будем брать его неофициально.

— Это как?

— Да так! Схватим, но в камеру для допроса не отправим. Сдадим его людям Папы. Пусть сам с ним разбирается.

— Гриша, а ты не того? Не ку-ку случаем? — Он выразительно покрутил пальцем у виска.

Я сплюнул.

— Струсил, да?

— Я похож на труса?

— Сейчас да.

— Гриша, не надо меня на понт брать! — разозлился он.

— А я и не беру. Ну, скажи, разве это плохо, если мы с тобой окажем Папе услугу? Жизнь — она штука такая, по-разному повернуться может. Сегодня мы Папе помогли, завтра он нас выручит… К тому же, вдруг этот гад заплатит Кабанову, и тот его отпустит. А так, хоть какая-то, но справедливость. Пусть зло наказывает зло.

Он задумался.

— Хорошо, Гриша, я в деле. Но ведь этот гад был не один… С ним как минимум трое-четверо сообщников. Может и больше.

— Это ничего не меняет. Возьмём всю шайку оптом! — горячо заявил я.

— Вдвоём? — изумился Рома.

— Втроём, — поправил я.

— И кто третий?

— Осип.

— Шор? — напрягся Савиных.

Ему явно пришлись не по душе мои слова.

— Да, Шор. Мой троюродный брат. Тебя что-то смущает? — спросил я.

— По честному, Гриша?

— Говори как есть…

— Хорошо. Осип — он ведь какой-то правильный… Ты в нём уверен? — резонно спросил Роман.

Я хмыкнул.

— Он мой родственник. И согласился помочь по-родственному. К тому же Осип не дурак, он сам прекрасно понимает, насколько полезно иметь за собой такое прикрытие как Папа. Не переживай за него, он с нами.

Тут я слегка опережал события. Осип пока ещё не был в курсе моих планов, но, вряд ли его придётся долго уламывать.

Роман облегчённо вздохнул.

— Что ж, тогда я спокоен. Когда приступаем?

— Сегодня вечером, — сказал я.

Глава 8

Циркач встретил нас откровенно враждебно, встал на проходе, уперев руки в боки, и гневно заявил:

— Я вас не впущу.

— Серьёзно? — удивился Осип.

Не вдаваясь в пояснения, он саданул маэстро Фарини в солнечное сплетение, а поскольку силушкой мой названный братишка обделён не был, ему легко удалось пробить накачанный пресс циркового атлета.

Фарини зашипел как гусак, согнулся и полетел в глубь комнаты от толчка Осипа.

Мы трое вошли внутрь. Я, как человек воспитанный, сам запер за собой дверь, даже накинул цепочку.

Атлет остался лежать на полу, его лицо покраснело.

— Вы! Вы хоть понимаете, что наделали!

— Привет от Папы! — усмехнулся я.

— Какого папы⁈

— Ваньку не валяй! Ты прекрасно знаешь, о ком речь! Сегодня тебя будут грабить…

Фарини заелозил руками и ногами, попытался схватиться за швабру, стоявшую в прихожей…

— Да погоди, дурак! Грабить будем не мы! Наоборот, мы спасём тебя от налётчиков! — прикрикнул на него я.

— Да⁈ А чего дерётесь? — неожиданно плаксиво произнёс огромный мужчина.

— Потому, что ты, придурок, слов не понимаешь, — популярно пояснил Осип. — Вставай, к тебе разговор есть.

Проведённая им профилактическая «беседа», возымела действие. Маэстро моментально проникся к нам уважением и сразу согласился принять в нашем мероприятии самое активное участие.

— Скажите, а они не станут стрелять? — на всякий случай уточнил он в конце.

— Боишься, что шкурку продырявят? — понимающе спросил Рома Савиных. — Не бойся, ты налётчикам нужен живым. Они после себя трупы не оставляют… Почти…

— Почти⁈ — глаза циркача округлись, прямо как у мышки из известного анекдота.

— Да ты не ссы, тебя это точно не коснётся! — успокоил Осип. — Да и нам пальбу устраивать не с руки…

Он оглядел роскошные по всем меркам апартаменты артиста.

— Надо прикинуть, кто где разместится…

План действий был примерно такой: Фарини впускает к себе в квартиру бандитов, я и Осип встречаем их в зале, Рома прячется в санузле и, когда начинается жара — выскакивает в коридор, чтобы перерезать налётчикам путь к отступлению.

Брать предстояло всю шайку оптом, тащить куда-то за город такую ораву людей — опасно, кому-то обязательно попадёмся на глаза и очень плохо, если этот кто-то из своих, обязательно пойдут ненужные вопросы, поэтому квартире циркача выпала сомнительная честь — стать до встречи с Папой арестантской камерой.

Фарини к этому мы тоже подготовили.

— А поездка в Румынию? — спросил он. — Мне ведь завтра уже надо быть в поезде.

— Никуда не денется твоя Румыния, — сказал я. — Я сам тебя посажу…

— … на поезд, — добавил Осип.

— На поезд, — кивнул я.

То, что «поезд» держит прямой путь в тюрягу, говорить было рано. Зачем тревожить человека раньше времени? Пусть и дальше думает, что мы работаем на Папу. Для нервов полезней.

— Надеюсь, гири не здесь? — подмигнул я Фарини.

— Конечно. Их подвезут перед погрузкой.

Я перевёл взгляд на Осипа, тот понимающе кивнул. Надо учесть и этот момент… Надеюсь, завтра люди Дерибаса окажут нам помощь. Втроём не разорваться, да и Рома — сомнительный союзник, который ещё не знает, что мы используем его втёмную.

Он словно почувствовал, что я о нём думаю, вопрошающе вскинул голову.

Вот зараза… И что мне с ним делать? Посадить вместе с остальными продажными ментами, включая Кабанова? С одной стороны — да, заслужил. Он ведь и сейчас полагает, что выслуживается перед криминальным авторитетом.

С другой… Никогда б не подумал, что скажу такое, но чисто по-человечески мне его жалко. Не самый пропащий мужик. Если крепко прочистить мозги и дать хорошего подзатыльника от всего размаха русской души, есть надежда, что исправится. Савиных — опер толковый, опытный…

Дилемма, ёрш твою медь!

Вот как поступить: по закону или по совести? И могу ли я довериться ему, после того, как возьмём шайку налётчиков… Ещё один штык нам с Осипом не помешает.

Ладно, посмотрим по поведению.

— Как думаешь — когда нагрянут? — внезапно спросил Роман.

— Эти — наглые, в любой момент могут, — сказал я. — Рассосались по местам, ждём. А ты, Фарини, веди себя как ни в чём не бывало… Если начнёшь дёргаться и провалишь нам операцию, папа с тебя живого кожу сдерёт!

Циркач уныло вздохнул.

— Можно я позанимаюсь? Гирю побросаю…

— Если поможет успокоиться — побросай.

Сегодня я был сам доброта.

Фарини радостно вцепился за огромную гирю.

Осип напрягся — вдруг тому в голову придёт нехорошая мысль, но я подал успокаивающий знак: циркач хоть и не великого ума, но мозгов не идти против Папы у него хватит. Вряд ли стоит ждать неприятных сюрпризов с этой стороны.

Теперь у руках у Фарини были две гири, и он ловко начал ими жонглировать. Потел при этом неимоверно, скоро в комнате запахло как в конюшне.

Осип недовольно повёл носом, но ничего в адрес атлета не сказал.

Мы сели за стол, над которым висела керосиновая лампа-молния в красном железном абажуре, и настроились на долгое томительное ожидание.

Вряд ли с лестничной площадки будет слышно, что в квартире есть посторонние, но мы всё равно старались говорить шёпотом.

Совсем скоро Осип откинулся на спинку стула, сдвинул на глаза кепку и расслаблено вытянул ноги. Со стороны могло показаться, что он дремлет, но я знал, что Шор бдительно мониторит обстановку и в любую секунду готов вступить в схватку с врагом.

Рома достал из кармана пиджака замусоленную газетку, положил перед собой и принялся читать. Не удивлюсь, если уже по третьему или четвёртому разу.

Газет у меня не было, книг в квартире циркача не водилось в принципе, спать не хотелось, хоть эта ночка и выдалась не из простых… Осталось одно: наблюдать как Фарини управляется со своими снарядами.

Он заметил мой взгляд, кивнул на одну из гирь.

— Попробуете?

— Смерти моей хочешь? — улыбнулся я. — Пупок развяжется…

Атлет усмехнулся. Ему доставляло удовольствие чувствовать себя физически сильнее остальных. То, что большой шкаф громче падает, он, видимо, ещё не догадывался.

Раздался звонок. Осип сразу встрепенулся, снял кепку с головы, а Рома на цыпочках прошагал в санузел.

Я посмотрел на Фарини.

— Ждёшь гостей?

— Нет, — его лицо приняло мертвенно-бледный оттенок.

— Открывай.

Тот вздохнул, отставил гири и понуро поплёлся в прихожую. Мы с Осипом встали в разные стороны от дверей в гостиную. Каждый держал в руке револьвер с взведённым курком.

— Кто? — спросил Фарини.

— Жилотдел! — ответ был произнесён уверенным женским голосом. — Фролов Антон Павлович?

— Да.

— У вас долг перед жилтовариществом. Потрудитесь его оплатить до того, как уедете из страны!

— Долг? Какой ещё долг?

— Откройте, и мы во всём разберёмся.

— Секунду…

Звук отпираемого замка, скрип дверей, глухой удар.

— Молчать, сволочь! — прямо на середине фразы голос из женского превратился в мужской.

Чудеса да и только!

В зал стремительно ворвались четверо в масках и… женщина, высокая, с квадратными плечами, не самая привлекательная, но… женщина.

Мы с Осипом одновременно шагнули из укрытий.

— Бросай оружие! Лапы кверху!

Бандиты оцепенели, двое из них были вооружены револьверами…

— Ну! — потребовал я.

Оружие глухо упало на паркет. Грабители вздёрнули руки к потолку.

Я с интересом посмотрел на дамочку. Было в ней что-то… неестественное. Какая-то фарфоровость лица, неуклюжесть поведения… Нет, если нарочито не присматриваться, она ничем не отличалась от многих представительниц своего пола, разве что выглядела чуть грубовато… Но для меня всё сразу стало ясно.

— Привет, Ян! — усмехнулся я. — Смени парик — этот тебе не идёт!

— Гриша… ты?

Роман бросил на меня удивлённый взгляд. Ну да, я не посвящал его во все детали, не говорил, что во главе шайки будет артист Ян Краснопролетарский, способный на чудеса перевоплощения: священник, батька Махно, одноногий солдат, теперь ещё и дамочка средних лет и наружности.

— Я!

На актёра что-то нашло, он вдруг ринулся на меня — даже не знаю, задушить, вырвать из рук наган… может и вовсе с отчаяния.

Осип опередил меня, встретив деятеля искусств мощным джебом в переносицу. Ян словно влетел в каменную стену, замер и упал как подкошенный, на его лице сразу выступила кровь.

— Есть ещё желающие? — мрачно осведомился Шор.

Желающих больше не было.

Я стянул маску с одного из злодеев. Ничем не примечательная, можно сказать — обычная физиономия. На глаза мне прежде не попадалась.

— Фамилия.

— Наумов, — угрюмо откликнулся он.

Хоть в драку не лез — и то ладно.

— Где работаешь, Наумов?

— Техник на кинофабрике.

— Скажи техник, на чём вы сюда добрались?

— На извозчике.

— И где он сейчас?

— У подъезда. Ждёт, когда вернёмся.

— Понятно.

Я перевёл взгляд на Савиных.

— Рома, сбегай…

— Щаз.

— Только повежливей… Не факт, что извозчик из банды.

— Разберёмся.

Подняв пришедшего в чувство Краснопролетарского, мы посадили его вместе с остальными налётчиками в углу комнаты, связав по рукам и ногам. Я даже засунул им в пасти кляпы. Обошлось без пальбы, надеюсь, дальше пойдёт и без криков.

Савиных привёл с улицы кучера — на вид обычного городского ваньку-лихача.

— Вот, было при нём, — Рома положил на стол финку и кастет. Понятно, время сейчас такое, что мирному обывателю порой приходится брать защиту себя в свои же руки, однако набор всё равно не джентльменский.

— Думаю, он тоже из них, — Савиных покосился на связанных бандитов.

— Ладушки. Тогда определяй его к ним.

— А я! — напомнил о себе циркач.

— Ах да! — сделал вид, что забыл о нём, я. — Вы, Фролов, пока тут посидите — поможете моим товарищам держать шайку под охраной.

— Угу! Если что — я им! — махнул гирей Фарини.

— А вот этого не надо… Не приведи господь, убьёте!

Я направился к выходу.

— Гриш, ты куда? — окликнул Савиных.

— Как куда? К Френкелю, конечно. Расскажу ему о нашем улове.

Глава 9

На этот раз в «офисе» Френкеля меня встретили не в пример спокойнее, «выключать» охрану Нафталия Ароновича не пришлось. Хотя, конечно, порцию недовольных взглядов исподлобья я получил. Уж чего-чего а мой прежний визит тут многим хорошо запомнился.

Сам теневой хозяин Одессы в этот момент был занят переговорами по телефону — это у нас, в угрозыске, не в каждом кабинете стояли аппараты, а у гражданина Френкеля их было сразу две штуки. Шикарно жить не запретишь!

Речь шла о поставке крупной партии апельсинов, и я не применил прибегнуть к классике.

— Грузите апельсины бочками!

Френкель удивлённо заморгал.

— Как ваше ничего, Нафталий Аронович? — продолжил я как ни в чём ни бывало.

Одесский олигарх мгновенно закруглил телефонную беседу и даже соизволил оторвать тощий зад от мягкого кресла, чтобы меня поприветствовать.

— Григорий Олегович… Надеюсь, на этот раз у вас всё в порядке?

— Лучше не бывает! — заверил я и бесцеремонно плюхнулся на небольшой диванчик с изогнутыми резными ножками и высокой спинкой. — Я свой уговор выполнил, жду, так сказать, ответный ход с вашей стороны…

— Хорошие новости! За такие и выпить не грех! Что-нибудь желаете: шампанское, виски, ликёр? — вопросительно посмотрел он.

— Кофе найдётся? — не стал оригинальничать я.

— Конечно-конечно! — Френкель поднял со стола небольшой колокольчик и потряс им, извлекая мелодичный звук.

Мода на барышень-секретарш до преступного мира Одессы ещё не дошла, поэтому вместо длинноногой и большегрудой красотки в дверном проёме нарисовался силуэт совсем недоброго молодца в брюках, свежей рубашке и полосатой жилетке. Волосы у секретаря были наобриолинены как у героя бродвейского мюзикла. В глазах застыло угодливое выражение.

Тем не менее я заметил, что его правая рука подозрительно заведена за спину. Не удивлюсь, если в ней зажат какой-нибудь пистолетик.

— Фима, сделай мне и товарищу кофеёчку…

Френкель снова взглянул на меня:

— Может, всё-таки по паре капель коньячку? Исключительно для согрева…

— Не люблю мешать хорошие напитки, — улыбнулся я. — Только кофе… И без сливок и сахара.

— Слышал? Две чашки кофе… — продолжил Френкель.

Секретарь кивнул и исчез за дверями. Жаль, я так и не рассмотрел, что он прятал за спиной.

— Когда я смогу увидеть ваш… улов? — поинтересовался Нафталий Аронович.

— Э, так дела не делаются! — воскликнул я с немым укором в очах. — Речь шла о том, что я сдаю весь «товар» Папе. О посредниках мы не договаривались.

— Да, но как вы себе это представляете? Не могу же я идти к Папе без предварительной проверки, — вполне резонно заметил Френкель.

— Другими словами, вы обвиняете меня во лжи, — усмехнулся я. — Хорошенькое начало…

— Не обижайтесь, Григорий Олегович, — прижал руку к сердцу Френкель. — Сами понимаете — доверяй, но проверяй.

— Нафталий Аронович, я и без того слишком много поставил на карту. Не вижу резона водить вас и тем более Папу за нос. К тому же я настроен на долгое и взаимовыгодное сотрудничество. Скажу больше: за эту услугу я не возьму ни с вас, ни с папы ни копейки денег.

— А если я отвечу «нет»? Сдадите улов в милицию?

Я демонстративно пожал плечами.

— С какой стати мне облегчать вам жизнь? Наверняка, у вас хватает своих людей и в угрозыске и в милиции… Через них вы доберётесь до обидчиков, а я при этом останусь исключительно при своих интересах и без всякой прибыли. Нехорошо… Как там у Островского в «Бесприданнице» — «Так не доставайся ж ты никому!»…

— Григорий Олегович, да что вы такое говорите⁈ Неужто убьёте негодников⁈

— Полноте, Нафталий Аронович! У меня и так полным полна коробочка, зачем брать ещё один грех на душу? — притворно удивился я. — Отпущу на все четыре стороны… Естественно, не бесплатно. Думаю, у этих людей хватит и денег и ума спрятаться так, что их с собаками не разыщешь.

Принесли кофе, на какое-то время в разговоре возникла пауза. Я нарочно не подгонял Френкеля, пусть думает, что говорю с позиции силы.

— Хорошо! — наконец откликнулся он. — Договор есть договор. Я организую вам встречу с Папой.

— Желательно побыстрее, товар у меня скоропортящийся… Очень знаете не хочется, чтобы протух раньше времени…

— Папа в городе. Думаю, он захочет увидеть вас сегодня.

— Отлично. Где меня искать — вы знаете.

Я допил кофе и с сожалением поставил пустую чашку.

— Благодарю. Замечательный кофе!

Когда покидал контору Френкеля, тщательно проверился на предмет хвоста — от людей его типа можно ожидать всего. Но, кажется, Нафталий Аронович собрался играть по-честному, хотя я бы не стал верить в это на все сто.

По договорённости Савиных остался «пасти» арестантов на хате у циркача, а Осип вернулся в угро, где мы с ним и встретились.

— Как прошло? — спросил он, предварительно отведя в тихое место.

— Пока без эксцессов. Предположительно, встреча состоится уже сегодня.

— То есть Папа в Одессе?

— Да, — кивнул я. — И это меня напрягает… Короче, я тут прикинул кое-что и у меня к тебе будет просьба. Пожалуйста, ничему не удивляйся и не спрашивай…

Часа через два вкабинет зашёл дежурный.

— Кто тут Бодров?

— Ну я.

— Просили передать, — он положил передо мной небольшой конверт.

— Кто?

— Пацан какой-то, — дежурный принюхался. — Духами несёт. Не от бабы письмецо чаем?

— Может, и от бабы, — спокойно ответил я.

Видя, что он не уходит, я продолжил тем же тоном:

— Мне как — вслух зачитать?

Намёк дошёл.

— Ладно, Бодров. Бывай, — ухмыльнулся дежурный и ушёл.

Конверт действительно был надушен. Вряд ли это было любовное послание, тем более, у меня никого, кроме Насти, не было и быть не могло. Скорее всего, маленькая хитрость от Френкеля или кого-то из его подручных.

Я надорвал конверт, в нём оказалась небольшая записка. Текст был написан с почти каллиграфическим изяществом: «Выходите. Вас ждут».

Подписи не имелось, но чего голову не ломать — и так всё было ясно. Меня ждёт аудиенция у Папы.

Я переглянулся с Шором. Он правильно истолковал мой взгляд (приятно иметь дело с профессионалом) и показал условленный знак — скруглённые большой и указательные пальцы правой руки, то есть «о’кей». Этому жесту я научил его заранее и объяснил смысл.

Отлично. Пока всё идёт как и предполагалось.

Я оделся, вышел на улицу. Само собой, человечка с табличкой, на которой красовалось моё имя, там не было, но я физически ощущал на себе чей-то пристальный и настороженный взор.

Ждать пришлось минут пять, хотя я мог и ошибиться — в таких случаях внутреннее чувство времени часто подводит. Тебе кажется, что топчешься на месте чуть ли не час, а по факту и четверти не прошло.

Рядом со мной остановился автомобиль, я поглядел в его сторону и с некоторым удивлением заметил знакомую фигуру в кожанке на соседнем с водительским месте. Это был начальник секретно-оперативной части губернского отдела ГПУ Лосев, правда, на сей раз без бровастого подручного, которому я когда-то накостылял в одесском ДОПРе.

Я вежливо приподнял кепку.

— Товарищ Лосев! Какая встреча!

— Садитесь, Бодров, — Лосев кивнул на задний диван, где находился ещё один пассажир — мужчина примерно моих нынешних лет в шинели, перехваченной скрипучими ремнями. На боку у него висела деревянная кобура от «маузера».

Если честно, я ожидал встречи с кем-то из людей Френкеля…

— Вы уверены? — Я пристально посмотрел на Лосева.

— Мне что — повторить дважды? — нахмурился он.

— Не надо. Я понятливый.

Я открыл дверцу и сел возле чекиста с «маузером».

— Хороший сегодня день — не находите ли?

Собеседник в ответ скривил лицо и до ответа не снизошёл. От него пахло табаком и селёдкой, а глаза казались выцветшими и пустыми. И ещё я чувствовал, что от него исходит угроза. Убийца он и есть убийца, пусть даже у него в кармане лежат корочки от ГПУ.

Автомобиль тронулся.

— Опять в ДОПР или теперь в другое место? — беззаботно спросил я.

— Узнаете, — коротко бросил Лосев. — И да, не надо производить много шума и лишних телодвижений. Иначе…

— Понял-понял, могу не доехать, — закончил фразу за него я.

Машина свернула с центральных улиц, потянулись какие-то рыбацкие хибары, пустыри… Не надо быть Вангой, чтобы понять — ни на какое рандеву с Папой мы не едем.

Авто притормозило возле небольшого лесочка, в бок мне ткнулось лезвие ножа.

— Вылазь. — Я впервые услышал голос попутчика.

— Что, приехали?

— Приехали, — подтвердил Лосев.

Он первым вышел из машины и теперь смотрел на меня с ехидной насмешкой.

— Слава богу, а то ноги затекли…

Если чекисты и хотели испугать меня, у них ничего не вышло. Внешне я был спокоен как удав, хотя в голове то и дело мелькали тревожные мысли.

Место, куда меня привезли, глухое. Свидетелей нет. Убивай — не хочу.

— Обыскать его, — приказал Лосев шофёру.

Тот ловко обшарил меня, извлёк из кобуры револьвер и спрятал в карман гражданского пальто.

— Больше ничего нет.

Я виновато развёл руками.

— Виноват. Если бы знал заранее, прихватил бы с собой что-нибудь ещё. Например, пулемёт…

— Верующий? — мрачно спросил Лосев.

— С какой целью интересуетесь?

— С практической: дать тебе время помолиться или так шлёпнуть, если тебе всё равно.

— Шлёпнуть? — недоверчиво протянул я. — И за что мне такая честь?

— За всё хорошее. Думаешь, мы не знаем, что ты задумал? — буркнул Лосев. — Снюхался с чекистами из Москвы, хочешь Папу арестовать… А вот хрен тебе, Бодров! Сдохнешь тут и всех делов.

Я замер. Говорил Лосев как будто на полном серьёзе. Учитывая уровень связей Папы, не удивлюсь, если в отряде Дерибаса затесался засланный казачок, который и слил меня бандитам. И тогда мне действительно грозит казнь.

Судя по выражению лица Лосева — версия очень похожа на правду. Я похолодел.

— Это какая-то ошибка!

Вместо ответа шофёр ударил меня по лицу, я даже не успел уклониться.

— Не ври, Бодров! Не надо… А может ты хочешь увидеть, как мы выпускаем кишки из твоей жены?

Я забыл про боль, рванулся к Лосеву.

— Настя⁈ Что с ней?

Меня остановил следующий удар, теперь уже в живот. Лупили со знанием дела, так чтобы пропало всякое желание сопротивляться. На какое-то время из меня словно выбили дух. Я зашёлся в надрывном приступе кашля.

Вот ведь уроды….

— Пока жива. Но только пока… — многозначительно заметил Лосев. — Но это легко исправить. Продолжишь лгать, и она сдохнет у тебя на глазах. Поверь, нам это организовать несложно…

— Догадываюсь. Что вам от меня нужно⁈

Лосев ухмыльнулся.

— Немного. Скажи, кто тебе помогает, и мы её не тронем. Даю слово! — последнюю фразу он произнёс так патетично, словно его обещание действительно что-то стоило.

— А я?

— Ты⁈ Ты умрёшь, но один. Выбирай, Бодров, пока у тебя ещё есть выбор. Ну⁈

Я вздохнул.

— Хорошо, я всё скажу, только не трогайте Настю…

На лице Лосева появилась презрительная гримаса.

— Рассказывай.

Я действовал стремительно, так, как когда-то учили на занятиях. Схватил шофёра, резко крутанул его, насаживая на нож типа в шинели. Треск разрываемой ткани, короткий сдавленный крик…

Лосев не успел ничего понять, как я уже оказался у него за спиной, обхватил правой рукой горло, так, чтобы в любую секунду задушить, левая тем временем уже вытащила его револьвер из кобуры.

— Как вы меня достали со своими проверками… — в сердцах выругался я. — Всё-то у вас не по-людски! Давай, заканчивай эту хрень, и вези меня к Папе! И не переживай: я ему обязательно передам, что вы старались.

Глава 10

Нам повезло, что тип в шинели зарезал нашего шофёра «не больно», если серьёзно — рана оказалась пустяковой, много крови водитель не потерял и после перевязки смог спокойно сесть за руль.

— Надеюсь, больше сюрпризов не будет? — спросил я у Лосева.

Тот угрюмо кивнул.

— Только без обид. Вы же понимаете — я должен был вас проверить. Иначе меня бы не поняли.

— Да какие обиды! Просто в следующий раз не стану сдерживаться и перестреляю вас как бешеных собак, — заверил я.

— С вас станется, — вздохнул чекист.

Мотор нашего «фиата» зафырчал, мы выбрались из трущоб и вновь покатили к центру города. Я время от времени равнодушно поглядывал по сторонам, имитируя беззаботность.

Машина то и дело лавировала, объезжая выбоины, пока не подъехала к большой двухэтажной даче с крышей из красной черепицы.

Я понял — нам сюда. Место что надо: и вполне прилично и незаметно не подберёшься, вся округа словно на ладони… Эх, Осип-Осип, надеюсь, у Дерибаса достаточно опытные бойцы, иначе положат тут всех как миленьких.

То, что ребята нас «вели», я знал с самого начала. Стоит отметить — выходило у них неплохо. Если заранее не знать — хрен догадаешься.

Возле дома на террасе стояли двое: высокие, плечистые, в тёмных гражданских пальто, однако выправка выдавала в них военных. Руки держали в карманах, будто пряча от холода. Но я не сомневался — на самом деле в карманах оружие. При малейшей опасности, эти бравые ребята пустят его в ход, не задумываясь.

В окошке на чердаке мелькнул ещё один силуэт, сомневаюсь, что это единственный обитатель дачи. Не удивлюсь, если внутри ещё взвод рассредоточился.

Я имею дело с серьёзным и очень опасным противником, который думает о собственной безопасности.

— Приехали, — сказал Лосев.

Мы вышли из авто. Я заметил, что другого транспорта, кроме нашего «фиата» не имеется, ни с мотором, ни конного. Вряд ли фигура масштаба Папы передвигается на своих двоих — значит, на даче преступного авторитета ещё нет. Разумная предосторожность с его стороны,. Ну да ничего — мы тоже щи не лаптем хлебаем. Такой вариант я тоже предусмотрел, когда давал инструкции Осипу.

Двое «гражданских» оживились, подошли к нам.

— Бодров?

— Я.

— Руки поднимите, — потребовал один из них.

У него был цепкий пронзительный взгляд, такой бывает у опытных телохранителей и оперов, привыкших примечать любые мелочи. При этом абсолютно невыразительная внешность, из особых примет разве что вислые усы запорожского казака. Сбрей их и никогда в жизни не составишь его фоторобот. Уверен, хозяин этого «богатства» в курсе таких обстоятельств.

— Пожалуйста, — добавил с улыбкой второй — обладатель кряжистой фигуры борца и густых бровей, похожих на две мохнатые гусеницы.

Я послушно вздёрнул руки, позволив себя обыскать. Само собой, ничего криминального при мне не обнаружили.

— Можете опускать.

— Благодарю.

— Ступайте в дом, я вас провожу, — сказал усатый.

Его напарник преградил Лосеву дорогу.

— В чём дело? — удивился чекист.

— Папа сказал, что вы ему сегодня не нужны. Если что — он с вами свяжется.

— Хорошо, — покладисто произнёс Лосев и вернулся к машине.

«Запорожец» услужливо распахнул двери.

— Вам сюда.

Я оказался в длинном хорошо освещённом коридоре, где на стульчике сидел плечистый мужчина с перебитым носом. На его коленях покоился массивный браунинг.

Стоило нам войти, и мужчина поднялся со стула, пистолет упёрся в меня.

— Только без шуток.

— Да уж какие тут шутки… — честно сказал я.

Меня обыскали во второй раз и снова ничего не нашли.

— Куда его? — спросил мой сопровождающий.

— На второй этаж в красную комнату. Вот ключи…

— Вы слышали, Бодров? Нам выше.

Я кивнул.

Мы поднялись по скользким ступеням на следующий этаж. Обстановка тут напоминала гостиницу: широкий коридор, покрытый дорожкой, по сторонам комнаты.

В нишах на постаментах какие-то чаши и сосуды, на стенах картины — преимущественно морские пейзажи, и позолоченная лепнина. В конце коридора окно, сейчас оно занавешено тяжёлой бархатной шторой.

Ни дать ни взять — провинциальный отель «три звёзды», не хватало разве что горничной в белом фартучке и косынке. Хотя, ещё не вечер…

— Вперёд, вторая дверь направо, — скомандовал мой конвоир.

Я подошёл к указанной двери, подёргал.

— Тут заперто.

Вместо ответа «запорожец» открыл дверь ключами.

— Прошу.

— Благодарю вас…

Стоило переступить порог и сразу стало ясно, почему комнату назвали красной. Каждый элемент обстановки: от ковров, обоев, до мебели и штор был выдержан в оттенках этого революционного цвета. Интересно, кому в голову пришло такое странное решение — наверное, какому-то любителю страстных отношений. Не секрет, что красный резко усиливает многие эмоции, включая гнев и власть.

Внутри естественно никого не было. Эдакое Чистилище, в котором меня подержат перед тем, как представят перед очами самого Папы.

Дверь за моей спиной захлопнулась, щёлкнул хорошо смазанный замок.

Я не стал с воплем кидаться на неё, молотить кулаками, звать о помощи — к чему такая бурная экзальтация? Я ж не беременная курсистка, а мент.

Спокойно присел на уютный диванчик, поудобнее устроил под спину и голову мягкие подушки и закрыл глаза.

Хрен его знает, сколько меня будут здесь мариновать, час-два, а то и целые сутки. К тому же не исключено, что за мной наблюдают через какую-нибудь скрытую дырку в стене. Пусть думают, что я тут изнываю от скуки и завидуют моей выдержке.

А я, тем временем подремлю. Или сделаю вид, что прикорнул. Кстати, спать действительно хочется.

И пусть для наблюдателя со стороны я казался безмятежно дрыхнувшим человеком, в действительности мозг и органы чувств контролировали всё, что творится в комнате и снаружи.

Я сразу сообразил, что в помещениях по обе стороны от красной комнаты есть люди, хотя они старались не выдавать своё присутствие, дышали и то через раз. А по коридорчику снаружи кто-то ходил с завидной регулярностью, скрип половиц не могли заглушить даже толстые дорожки. И этот кто-то время от времени баловался, взводя и щелкая курком револьвера. Что ж, каждый развлекается как может.

Логично предположить, что под окном тоже есть охрана. Проверить? А смысл? Бежать отсюда в мои планы не входило, мне нужен тот самый главбосс, ради поимки которого и устроен весь этот спектакль.

И я не удивился, когда вместо входной двери распахнулась другая, которая вела в смежное помещение. По скромному виду её можно было бы принять за дверь в чулан.

— Бодров, вас ждут.

— Наконец-то, — поднялся с дивана я.

У дверей стоял добрый молодец в новенькой форме пехотного краскома, сидевшей на нём как влитая, его сапоги были начищены до блеска так, что в них можно было смотреться как в зеркало.

— Обыскивать будете?

— Зачем? Разве вас уже не обыскивали? — удивился он.

— Обыскивали…

— Тогда зачем спрашиваете?

— Ну так… Для порядка…

— Лучше идите за мной. И да, попрошу вас…

— … без глупостей, — опередил его я. — Можете не переживать.

Оказывается, многие комнаты на этаже были смежными, и я последовательно прошёл через несколько, прежде чем оказался в кабинете, где за солидным письменным столом сидел невысокий худой мужчина с ввалившимися щеками, широким носом, гладко бритым черепом и густой щёточкой усов. Одет он был в английского кроя френч со стоячим воротником.

На столе были стакан с чаем в металлическом подстаканнике и сахарница с крупными кусками колотого сахара и стальными щипчиками.

Не узнать сидевшего было сложно, я слишком часто видел его портреты в газетах, чтобы ошибиться.

— Товарищ Ягода…

Вместо ответа он посмотрел на «краскома», а если быть точнее — переодетого сотрудника ГПУ.

— Чего стал столбом? Выйди и закрой дверь с той стороны. Дай нам с товарищем поговорить…

Чекист по-уставному, словно всю жизнь служил в гвардейском полку царской армии, склонил подбородок, щёлкнул каблуками и вышел, оставив меня с по сути третьей фигурой в ГПУ после Дзержинского и Менжинского, а если учитывать факт, что оба этих товарища по состоянию здоровья удалялись от дел всё дальше и дальше, по сути я имел дело с пока ещё неофициальным главой «конторы». Ну и по совместительству — с Папой, по законам которого жил воровской мир Одессы и не только.

— Вижу, вы не очень удивлены, — усмехнулся Ягода.

— Предполагал что-то в этом духе, — признался я, не раскрывая деталей.

На самом деле, когда Осип упомянул фамилию Ягоды, я сразу сложил два плюс два — спасибо историческому послезнанию. Ну кто ещё мог долго и успешно отмазывать Френкеля от правосудия, а когда всё всплыло — не просто спас от пули, а помог совершить головокружительную карьеру, стать архитектором знаменитой структуры ГУЛАГа и по совместительству генерал-лейтенантом инженерно-технической службы?

Только очень могущественный человек — и этот человек сейчас сидел перед мной и пил чай вприкуску.

— Присаживайтесь, — показал он на один из свободных стульев.

— Спасибо.

Ягода сделал ещё один глоток и с недовольной гримасой отставил стакан в сторону.

— Извините, чай не предлагаю. Да собственно, то, что тут выдают за него — и чаем-то не назовёшь. Подкрашенная водичка и только.

Он усмехнулся.

— Георгий Олегович…

— Григорий, — поправил я.

Собеседник не сдержал улыбки.

— И всё-таки я настаиваю — Георгий Олегович… Неужели вы полагаете, что человек моей должности не в курсе событий, и не знает, за кем охотится половина моих сотрудников? Это просто смешно…

Хм… да, он знает, кто я, но не упомянул самое главное — что Сталин жив. Это ещё ни о чём не говорит, но всё же…

Я вздохнул.

— Вы правы. Урок мне на будущее — нельзя недооценивать противника.

— Урок на будущее⁈ Даже так⁈ Вы верите, что у вас оно есть — это будущее? — мрачно осведомился Ягода.

— Почему нет? Если вы с самого начала знали, кто я, зачем тогда этот спектакль? — удивился я.

— Действительно… — с иронией произнёс он. — Готов выслушать вашу точку зрения. Интересно, насколько она совпадает с моей…

— Я вам нужен.

— Ого! Вы настолько самонадеянны? — воскликнул он.

— Судите сами: вы знаете, что Бодров — не моя настоящая фамилия, тем не менее идёте на это рандеву. Вывод — я вам нужен. Ещё не знаю почему, но нужен…

— Да вы прямо Шерлок Холмс и комиссар Мегрэ в одном флаконе.

— Что?!! — услышав вторую фамилию я едва не подскочил на месте.

Готов дать голову под заклад — Жорж Сименон ещё не написал и строчки про своего будущего героя. А это значит…

Я замер, сердце бешено забилось, во рту пересохло.

— Спокойно, Георгий Олегович! Спокойно! — ухмыльнулся Ягода или тот, кто себя за него выдавал. — Вы не ослышались, насчёт комиссара Мегрэ. Хотите, я удивлю вас ещё больше?

Я взял себя в руки. После всего, что со мной приключилось, этому «фрукту» придётся порядком попотеть, чтобы я озадачился.

— Попробуйте. Я весь внимание.

Он расстегнул верхнюю пуговичку френча.

— Ух… сразу стало легче дышать… А насчёт удивления — главное, чтобы ты опять не подох как в тот раз. Всмотрись в меня повнимательнее, гражданин начальник!

— Смотрю.

Ягода подмигнул.

— Ну, майор? Признаёшь крестника?

Глава 11

— Аллигатор? — заскрипел зубами от злости я.

Ягода кивнул.

— Он самый, майор.

Волна воспоминаний накрыла меня с головой.

Аллигатор — невысокий крепыш в китайском пуховике и джинсах с вытянутыми коленками, осторожно повертел башкой и, не заметив меня, пошагал, низко склонив голову. Он горбился, а его подбородок практически лежал на груди.

В руках была объёмистая спортивная сумка.

Эх, не успела моя «кавалерия». Значит, сам. Но это даже к лучшему — хочешь, чтобы было хорошо, сделай лично.

Пистолет давно был снят с предохранителя, а в ствол, вопреки всем инструкциям, «загнан» дополнительный патрон. Фишка, перенятая от вояк, которая спасла жизнь не одному оперу.

Сердце предательски кольнуло. Я невольно поднёс руку к груди.

Слышь ты, четырёхклапанное, не вздумай подвести. Мне, пока дело не завершу, на тот свет никак нельзя.

Моторчик словно услышал обращённую к нему просьбу, меня отпустило.

Слава богу! Как хорошо…

Я уверенно преградил Аллигатору дорогу.

— Стой, сука! Ты задержан. И даже не вздумай рыпаться.

Тот замер. Рот открылся, вытягивая и без того длинное некрасивое лицо. Сейчас он чем-то напоминал мужика со знаменитой картины Эдварда Мунка «Крик». Не хватало разве что рук, сжимающих голову словно тисками.

— Гражданин майор, вы? — с непередаваемой тоской в голосе воскликнул он.

Нет, с Аллигатора точно надо картины писать. Столько выразительной мимики на каждом квадратном сантиметре «фейса» — звезда МХАТа с зависти помрёт! От ужаса и паники до лихорадочной работы мозга.

Спасать свою шкуру Аллигатор умел. Я всегда помнил об этом и потому не спускал с него глаз.

Я бросил на асфальт перед ним наручники.

— Аккуратно нагнись и надень «браслеты». Повторяю, не вздумай хоть что-то выкинуть — первый выстрел в тебя, второй в воздух.

Он покладисто кивнул и потянулся за «украшением».

В этот момент в сердце даже не кольнули — кто-то будто загнал в него осиновый кол. Матерь божья! Как мне хреново.

В глазах помутилось, стало не хватать воздуха, ноги подкосились.

Бандит уловил произошедшие со мной перемены. Он мог бы совершенно спокойно убежать — у меня просто не оставалось сил, чтобы выстрелить, пистолет превратился в двухпудовую гирю, просто невероятно, что он ещё не выпал из руки.

Однако на Аллигатора что-то нашло.

Отбросив сумку, он кинулся на меня, сбил с ног и вцепился стальной хваткой в горло. В эту же секунду мой палец сам по себе лёг на спусковой крючок. Грохнул выстрел.

Я очнулся, сбросив с себя наваждение, вызванное горькой памятью.

— Как ты здесь оказался?

— Так же, как и ты… Моего мнения никто не спрашивал, — зло произнёс Аллигатор. — Но скажу тебе как на духу: лучше уж так, чем гнить в могиле.

— Знаешь почему это произошло?

— А ты уверен, что хочешь услышать ответ?

Я кивнул.

Ягода-Аллигатор заговорил:

— Не знаю, как тебя, а меня отправили с конкретной целью — ставить тебе палки в колёса.

— Кто? Ты видел их?

— Они называют себя корректорами реальности^[1]. Я видел одного и даже разговаривал с ним, если это можно так назвать, — усмехнулся Аллигатор. — Внешне он такой же человек как ты или я: две руки, две ноги, башка. И как у нас с тобой, у этих корректоров всё не по-людски. Одни тянут в одну сторону, другие в другую. Ты типа чистишь авгиевы конюшни, калёным железом жжёшь всякую нечисть вроде меня, ну а меня направили те, другие — они посчитали, что баланс качнулся куда-то не туда.

— Что значит не туда?

— Спроси что полегче, начальник! Думаешь, передо мной распинались? Да на меня смотрели как на дерьмо, прилипшие к подошве, и обращались точно так же! Это ты ж у нас… ерой, штаны с дырой! — Аллигатор наливался ненавистью. — А я — так, отбросы!

— Другими словами, мы тут не случайно, — перевёл тему я.

— Естественно! Неужели ты не замечал, что как магнит тянешь к себе нашего брата? Стоит тебе сделать шаг и началось: либо шлёпнешь кого-то, либо на нары отправишь…

— За дело, — заметил я.

— Да мне плевать! А вот вторым корректорам почему-то нет. С какого-то перепугу они посчитали тебя чуть ли не главной угрозой, дёрнули меня, сделали большой шишкой и велели стереть тебя с лица с земли.

— А ты?

— А что я? Ты мне и в той жизни не шибко нравился, а в этой так и вовсе достал, — фыркнул Аллинатор. — Так что наши интересы с корректорами совпали. Сначала я стал давить тебя через Кравченко. Помнишь такого?

— Как не помнить… Начальник губотдела ГПУ…

Я вспомнил наше с ним противостояние. Что только он не пытался со мной сделать: и убийц подсылал, когда покушение провалилось, добился, чтобы меня уволили из угрозыска по сокращению штатов, чуть было не засадил в тюрьму…

Не зря многие говорили, что у Кравченко серьёзная крыша в Москве. Теперь понимаю, какая…

— Этот придурок облажался, — вздохнул Аллигатор.

— Но своё отработал на все сто. Столько крови у меня выпил…

Если бы не товарищ Маркус, думаю, Кравченко в итоге меня бы сожрал, но не думаю, что Аллигатору нужны такие подробности.

— Радек? Тоже твоя креатура? — поинтересовался я.

— Слышь, командир, не кидайся такими словами! Думаешь, у меня было время умные книжки читать? — возмутился он.

Я внимательно оглядел его. Этот Ягода-Аллигатор ни капли не походил на обычного уголовника.

— А мне почему-то кажется, что читал. Только не знаю — по своей воле или заставили…

— Ну и сука же ты, опер! — хмыкнул Аллигатор. — Ничего от тебя не скроешь… Да, пришлось маленько заняться самообразованием, чтобы, значит, соответствовать….

— Я тебя про Радека спросил?

— А что — Радек? Он сам, я лишь его слегка подтолкнул. Даже особо натравливать на тебя не пришлось, вы с ним как кошка с собакой схлестнулись… Кстати, майор, какого хрена ты вызвался Сталина замочить? — спросил он. — Нет, понятно, что за жену переживал, но я тебя знаю — тут ведь было что-то ещё… Небось всяких «Огоньков» перестроечных перечитал про негодяя, лично замучившего сто тыщ мильёнов? Думал, что благое дело делаешь?

При этом у него был такой вид, словно он переиграл меня, заманил в ловушку и поймал на чём-то предосудительном.

— Тебе-то зачем?

— Просто хочу знать, что ты чувствовал, когда давил на спуск и расстреливал вождя народов, лучшего друга советских физкультурников⁈ Наверное аж гордился собой! Какой ты весь правильный! Какую услугу оказываешь стране! Избавляешь людей от террора и сталинских лагерей! Архипелаг Гулаг — Гулаг Архипелах и всё такое! — он криво ухмыльнулся, вспоминая анекдот брежневских времён.

Я с трудом удержался от усмешки. Ай-да Трепалов, вот так чудо начальник! Снимаю шляпу в восхищении!

Сумел всё провернуть так, что даже третий человек в ГПУ не в курсе, что покушение липовое… Хотя, скорее всего, тут ещё и Иосиф Виссарионович позаботился. Пусть Ягода в реальной истории почти без колебаний встал под руку Сталина в его схватке с Троцким, гнильца Генриха Григорьевича уже давненько давала о себе знать. А сейчас, когда в Ягоду вселился уголовник из моего будущего, наверняка совсем уж зацвела и запахла. При всей хитрости и изворотливости Аллигатора, он как был бандосом, так им же и остался.

Что ж, подыграем ему. От меня не убудет.

— Да, я оказал родине большую услугу! — патетично произнёс я.

— Дурак ты, майор! Круглый, набитый дурак! — не сдержал очередного приступа самодовольства Аллигатор. — С другой стороны я тебе очень признателен.

— За что?

— Хотя бы за то, что ты расчистил мне путь.

— В смысле?

— В коромысле! Ты, сам того не ведая, сделал всё, чтобы я сделал ещё один шаг вперёд и получил ещё больше власти. Сталина больше нет, Троцкого скоро сожрут — и я сделаю всё, чтобы он подох тут, а не сбежал в Аргентину! Делать мне больше нечего, чем за тридевять земель засылать к нему чуваков с ледорубами… Пусть тут сдохнет от пули или яда… — упиваясь своим величием разглагольствовал Ягода.

— А потом?

— Что потом? Конкурентов у меня, считай, больше нет. Дзержинский загибается и скоро отбросит копыта. У Менжинского моторчик барахлит, он половину совещаний в кровати проводит… Чутка помогу товарищу, спроважу на тот свет, организую похороны с почестями… И всё, ГПУ подо мной.

Аллигатор просто упивался своими словами, когда делился планами со мной. Чувствовалось, что ему остро не хватало слушателя, способного оценить грандиозность его замысла. Остапа, как водится, несло.

Я пока молчал, давая ему выговориться.

— Дальше дело техники: кто встанет на пути — сожру с дерьмом и костями, кто будет помогать — приближу и приласкаю. Ну, а там, глядишь, стану во главе всего Советского Союза. Думаешь, у меня хуже чем у Виссарионовича выйдет? Он ведь тоже в какой-то степени наш, блатной — тоже инкассаторов в своё время славно побомбил, — подмигнул псевдо-Ягода.

— Зачем ты всё это рассказываешь? — спросил я, когда он замолчал, явно довольный собой. — Хочешь союз предложить?

— Я? С тобой?

Аллигатор засмеялся.

— Да никогда в жизни! Во-первых мне в падлу иметь дело с ментом, особенно с таким правильным, вроде тебя! Во-вторых, мне союзники не нужны — без них обойдусь.

— Тогда кто тебе нужен?

— Вас ментов что — ни хрена психологии не учили? В стае может быть только один вожак, все остальные ходят под ним и жрут его подачки!

— Меня разному учили. Я просто хочу лучше тебя понять. Допустим, твой план сработает — ты станешь править страной. Через восемнадцать лет на нас нападут, начнётся война…

— Ты про Гитлера что ли? — улыбнулся Аллигатор. — Тоже мне нашёл проблему. Знаешь, а я наверное ему помогу, потом заключу с ним союз: ему одна половина мира, мне — другая. На пару с ним мы таких делов натворим — мало не покажется! Америку в бараний рог свернём, англов сотрём в порошок, остальные на цыпочках перед нами забегают!

— На концлагеря тебе наплевать?

— Господи, нашёл чем пугать ежа — голой жопой? Ну не нравятся ему жиды, пусть жжёт себе на здоровье… И цыган нахрен с пляжа! Как говорится, в добрый путь!

— То есть про план «Ост» ты не слышал?

— Начальник, когда за дело возьмусь я, Гитлеру этот план даже в башку не придёт. Да Аллоизыч у меня с рук жрать станет! Уж можешь мне поверить!

— Да уж… — протянул я. — Твои планы насчёт Гитлера я услышал, а со мной что?

— С тобой? — он на секунду задумался. — У Кравченко с тобой не получилось, у Радека тоже… Бог троицу любит. Хочешь хороший результат — сделай сам. Я сам грохну тебя, майор, вот этими руками!

Глава 12

Я понял — он не шутит. И тем более — не собирается затягивать с тем, что решил. В его руке появился ствол пистолета, палец лёг на спуск.

Ещё секунда и всё. Эх, с таким развитием событий, не дождаться мне нашей «кавалерии». И повторно прощаться с жизнью из-за этого морального урода тоже как-то не хочется.

— Уверен?

Он злорадно ухмыльнулся.

— Прощай, майор! На этот раз навсегда…

Чёрный зрачок дула уставился в мой лоб.

Что ж, придётся импровизировать, мне не в первой.

Я пошатнулся, схватился рукой за грудь.

— Сердце…

— Какого хрена⁈ — Аллигатор меньше всего ожидал от меня сердечного приступа и… растерялся, пусть ненадолго.

Сработал элементарный психологический трюк, которым любой опер обязан владеть в совершенстве.

У преступника есть план, вроде бы продуманный до мелочей. Казалось бы — что может пойти не так?

В таком случае необходимо сбить человека с толку, сделать так, чтобы моя реакция вышибла его с накатанной колеи. Конечно, профессионал моментально справится с проблемой, но я-то знал: даже в шкуре всесильного чекиста с его почти неограниченной властью и возможностями, Аллигатор остался тем, кем был с самого начала — простым уркой, пусть и с амбициями.

— Помоги… — захрипел я.

Меня «повело», сначала куда-то в бок, потом резко в его сторону.

Каким бы опытным и прожжённым ни был Аллигатор, мне удалось застать его врасплох.

Он выстрелил, но уже опоздал, пусть и на какую-то долю секунды, но мне этого хватило, чтобы отвести ствол от себя, поэтому пуля ушла в стену, выбив из неё кусок штукатурки, который остался висеть благодаря тяжёлым обоям.

— Сука! — заорал бандит.

Жалеть Аллигатора я точно не собирался. Перехватив его руку, вывернул так, чтобы гарантированно сломать, она хрустнула, лже-Ягода завопил так, что я едва не оглох. Это придало мне злости.

— Получай, гад!

Я со страшной силой саданул его лысую башку об накрытую зелёным сукном столешницу. Здравствуй, сотрясения мозга, а может, что и похуже! Только переживать за ущерб для здоровья этого гада, я точно не стану.

Долго наслаждаться видом поверженного врага не пришлось. На выстрел и крики вломились сразу двое.

Собственно, этого стоило сразу ожидать.

Пистолет Аллигатора перекочевал ко мне, медлить я не собирался: ураганным огнём положил обоих телохранителей Ягоды ещё в дверях. Ну не было у меня времени выпытывать у этих бойцов — в курсе ли они о преступных намерениях своего босса.

Если, конечно, судить по и зверским рожам, то да, не только в курсе. Правда, фотографии их морд в качестве доказательства не пришьёшь.

Щёлкнул затвор, не встав в исходное положение — оп-пачки, оказывается я увлёкся и выпустил последний патрон в обойме. Но нет худа без добра — зато эти недобрые молодцы даже не успели нажать на спуск.

Пушки им были уже ни к чему, а вот мне пригодятся.

Что тут у нас? Знакомые до боли «наганы», да ещё и с полными барабанами патронов…

Нормально. Ещё повоюем.

Аллигатор что-то простонал.

— Ты что-то сказал?

Я вернулся к нему, с наслаждением оторвал его дурную голову от столешницы, полюбовался окровавленной мордой ой (то ещё зрелище, конечно, но для меня — самое оно).

— Прости, тебя плохо слышно.

Бах! Его голова снова вошла в соприкосновение со столом. Что-то треснуло, похоже, я превратил его нос в кровавую кашу. Ничего, кремлевские хирурги, если захотят, соберут его шнобель из мелких осколков.

Мелькнула мысль окончательно решить вопрос с Аллигатором, спровадив его на тот свет. Идея показалась мне привлекательной.

Я приставил к его затылку трофейный «наган». Боже мой, какой соблазн надавить на спусковой крючок, ведь это так просто.

В башке Аллигатора расцветёт кровавый «цветок» и на этом всё, финита ля трагедия.

Зараза! Нельзя! Папа нужен живым, не целым и не очень сохранным, но живым. Пусть сдаёт следователям все расклады. Он гарантированно знает уйму интересного.

Само собой, если начнёт вдруг рассказывать, что мы с ним вроде как гости из будущего, все решат, что товарищ Ягода повредился рассудком. Так что с этой стороны мне точно ничего не грозит.

Стоп, рано праздновать победу! Я, конечно, «минусовал» пару бойцов Ягоды, но есть и другие.

Кабинет, в котором проходила наша встреча, как нельзя лучше подходил для обороны. Показывать чудеса храбрости ни к чему, достаточно забаррикадироваться и ждать, когда появится Дерибас и его команда.

Насколько помню из реальной истории, ему действительно удалось навести в Одессе порядок, причём огромной ценой. А ведь ему ставили палки и тут и в Москве. Тем не менее, Дерибас сдюжил. Значит, я могу на него положиться.

Перестрелку наверняка слышали и на улице, лучшего сигнала к атаке не придумаешь.

Твою мать! В кабинет вели сразу две двери, пока я отвлекался на ту, через которую вломилась несладкая парочка, нынче превратившаяся в остывающие трупы, кто-то невидимый распахнул вторую и, не особо думая о последствиях, закинул внутрь гранату.

Она подпрыгнула на половицах и покатилась прямиком ко мне.

Сука! Всё, что мне оставалось — сдёрнуть бесчувственного Аллигатора со стола и накрыть его телом «лимонку». В жизни всегда есть место для подвига. Даже если на сегодня у тебя были другие планы, и подвиг не входил в их число.

Негромкий хлопок, тело бандита чуть дёрнулось, принимая на себя осколки.

После такого, увы, не живут.

Понятия не имею, ко такие эти корректоры реальности, но теперь им придётся найти кого-то другого. Аллигатор приказал долго жить, причём уже дважды.

Искренне верю, что эта тварь больше никогда не возродится в другом обличии.

Судя по звукам снаружи — на даче пошла веселуха, сухо затрещали винтовки, захлопали пистолет и шпалера, раздались разъярённые крики. В плен никого не брали.

Беспорядочная пальба закончилась так же резко, как началась.

Я услышал дробный топот ног. Это мог быть кто-то из уцелевших людей Ягоды, так что радоваться рано.

— Бодров, ты где⁈

— Осип, ты?

— Ну я, а кого ты ещё ждал тут увидеть?

В кабинет ввалился огромный почти двухметровый Шор с маузером в руке.

— Гриша, ты как? — обеспокоенно воскликнул он.

— Нормально, а вот Папе серьёзно не поздоровилось, — я кивнул на распростёртое тело Аллигатора.

Появился ещё один, дотоле незнакомый мне человек в расстёгнутой шинели и без шапки. У него были густые тёмные волосы с небольшими залысинами на лбу, такие же густые усы и серые холодные глаза.

— Товарищ Дерибас, — представил его Осип.

На фоне высоченного Шора чекист немного терялся, но и карликом, как о нём порой отзывались в Одессе, он точно не был. Нормальный мужчина, ростом даже выше среднего, крепкого телосложения, с умным и открытым лицом. Ну никак не похож на опереточного персонажа, каким его пытались представить некоторые злопыхатели.

Дерибас сдержанно кивнул. Не говоря ни слова, подошёл к трупу Аллигатора, перевернул на спину и хмуро посмотрел на меня.

— Это ведь товарищ Ягода? Да?

После того, что я с ним сотворил, узнать Ягоду было не так-то просто. Вместо лица осталась только окровавленная маска.

— Точно, — подтвердил я и добавил:

— А так же по совместительству известный на всю страну и, где-то ещё примерно на половину России, преступный главарь по прозвищу Папа.

— Что ж, жаль, что он сам теперь об этом не расскажет, — вздохнул Дерибас.

Он брезгливо вытер руки и спрятал их в карманы.

Я пристально наблюдал за выражением его лица.

— А ведь вы знали… — задумчиво произнёс я.

— Что, простите? — недоумённо откликнулся он.

— Я сказал, что вы — знали и, наверное, уже давно.

Дерибас усмехнулся.

— Скорее — подозревал. Но в целом вы правы. Не зря в Москве высоко отзываются о ваших талантах, товарищ… Быстров.

Я мгновенно перевёл взгляд на Шора. Осип кивнул.

— Терентий Дмитриевич в курсе с самого начала. По сути он разрабатывал всю операцию по твоему… скажем так, внедрению, вместе с Трепаловым.

— На этом хорошие новости ещё не закончились, — улыбнулся Дерибас. — Я ведь не зря прилюдно назвал вас Быстровым. С этого дня вы снова можете жить под своей настоящей фамилией, ничего не опасаясь.

— Вы хотите сказать… — Я замер, почти не дыша.

Неужели, всё закончилось, моя одиссея завершена, и мы с Настей и Степановной можем вернуться в Москву, к привычной жизни?

Господи, какое же это счастье! Только б не спугнуть…

Дерибас правильно прочитал мои мысли.

— Я хочу сказать, что товарищ Сталин вернулся с лечения и снова приступил к работе. На днях об этом сообщат все газеты.

— А покушение?

— Какое покушение? Никакого покушения не было! — развёл руками Дерибас.

— А что было? — удивился я.

— Были заранее согласованные учения, проведенные совместно МУУР и ГПУ, по результатам которых приняли решение усилить охрану первых лиц страны. Вам, товарищ Быстров, будет объявлена благодарность. Так же вы награждены орденом «Красного Знамени» РСФСР. Официально об этом объявят чуть позже. Но я очень рад, что стал первым, кто вас поздравил!

Я невольно присвистнул. В той жизни мои заслуги так высоко не ценили, взысканий у меня было куда больше, чем наград.

Приятно, гром меня раздери! Так приятно, что аж в горле запершило и защипало глаза. Понятно, что работаю не ради орденов и медалей, но всё же…

— Служу трудовому народу! — тихо произнёс я.

Дерибас кивнул.

— И у вас хорошо получается.

— Спасибо. А как же Троцкий… Что с ним?

Терентий Дмитриевич печально вздохнул:

— Увы, Лев Давидович серьёзно подорвал своё здоровье. Врачи сейчас сражаются за его жизнь…

Я понимающе кивнул.

— Медицина творит чудеса. Но, если что-то произойдёт, нам будет очень не хватать Льва Революции.

— Конечно. Это будет серьёзная потеря для страны. Но давайте не будем о плохом. Вы много сделали для страны, товарищ Быстров! Очень жаль, что работаете не в ГПУ… Однако это легко исправить. Ну как — пойдёте? Например, в мои замы, — с надеждой спросил он.

Я покачал головой.

— Спасибо за щедрое предложение! Увы, мой ответ — нет.

— Почему? — удивился он. — Вас что-то не устраивает?

— Меня всё устраивает.

— Тогда я решительно не понимаю вашего отказа… Или вы переживаете из-за таких как он? — Дерибас бросил взгляд на мёртвого Ягоду.

— Нет, Терентий Дмитриевич. Причина моего отказа в другом. Когда-то я уже отвечал на такое предложение. Повторю мой ответ: я делаю то, что у меня получается лучше всего — ловлю преступников. В других местах от меня пользы мало.

Он с сомнением посмотрел на меня, но отговаривать не стал.

— Я услышал вас, товарищ Быстров. Тем не менее, моё предложение всё ещё в силе.

— Как долго?

— Шесть месяцев.

— Откуда такой точный срок?

— А вы не поняли?

— Признаюсь, нет.

— Столько времени мы с вами пробудем в городе, где каждый из нас займётся своим делом: я буду чистить здешнее ГПУ, ну а вас ждёт преступный мир Одессы. Всё очень запущено, товарищ Быстров. Без вас не обойтись.

Глава 13

Окна в кабинете Барышева были нараспашку, в помещении гулял сквозняк. Сам же хозяин всего одесского угро мрачно рассматривал лежавшие перед ним бумаги. Документы эти на стол положил товарищ Дерибас, вежливо попросил Дмитрия Михайловича тщательно их изучить, а потом так же вежливо и тихо удалился, оставив меня и Барышева тет-а-тет.

За спиной Барышева висел плакат «Самогон — яд», на нём был изображён в обнимку с здоровенным бутылём высотой в человеческий рост наполовину красный, наполовину зелёный забулдыга. Должно быть так художник видел процесс отравления организма алкоголем.

Я сидел в углу, поближе к натопленной печке. Тут было тепло и сухо, а главное — никто не задавал вопросы, на часть из которых у меня тупо не было ответов.

Иногда так хочется побыть одному и в тишине…

Мысли унесли меня куда-то вперёд, в такие дали, куда я ещё никогда не заглядывал. Я внезапно нашёл врага из прошлой жизни, победил его и теперь где-то там замаячил горизонт за которым… За которым — что?

Ход истории изменился, Троцкого больше нет, скоро не станет Ленина, Ягода — вернее тот, кто занял собой его тело, пал от моей руки. Всё это неизбежно повлечёт за собой перемены. Что-то к лучшему, что-то, обязательно, к худшему.

Вряд ли удастся избежать большой войны, слишком многие в ней заинтересованы, но есть крохотный шанс, что к ней мы подготовимся значительно лучше.

Эх, дай бог! Только бы снова не вмешались пресловутые «корректоры»…

Дмитрий Михайлович перевернул последний лист, устало вздохнул и посмотрел на меня. Я встрепенулся, ожил и отклеился от нагретой стены.

Сейчас начнётся.

— Ну что Григорий… простите, Георгий Олегович… Как будем жить теперь после этого? — скосил он взгляд на документы Дерибаса.

— Надеюсь, что дружно, Дмитрий Михайлович, — убеждённо произнёс я.

— А это возможно? — удивился он.

Я не знал, но догадывался, что в нём сейчас говорила обида. И понять его можно: мы проворачивали операцию фактически за его спиной, не поставив в известность. А ведь это не хухры-мухры, а самый главный сыскарь губернии. Тут даже святой оскорбится, а святых в нашей непростой профессии нет. Мы просто учимся…

И всё-таки, он в первую очередь опер, должен прекрасно понимать, а не устраивать разборки в нашем стеклянном доме.

— Зависит от вас, — твёрдо сказал я, пытаясь заразить его своей уверенностью.

— Неужели? — хмыкнул он.

— Дмитрий Михайлович, поверьте — это было вынужденным решением и его принимали там, наверху. Была б моя воля, я бы обязательно всё вам рассказал, — сделал новую попытку оправдаться и успокоить его я.

Получилось, но не очень. Обиду он проглотил, вернее — сделал вид, что проглотил, но какое-то время она будет жечь его изнутри, и это может повлиять на наши дальнейшие отношения. Мне, конечно, детей с ним не крестить, но долго или коротко (кто ж его знает?) придётся работать вместе, и это не та работа, при которой можно закрыть глаза на взаимную неприязнь. Рано или поздно всё обязательно проявится и даст о себе знать, причём даст знать больно.

— Давайте на чистоту! — попросил я.

— То есть вы до сих пор мне врали? — горько усмехнулся Барышев.

Я мысленно досчитал до трёх. Ох, как же нелегко порой бывает вести разговоры сумудрёнными жизненным опытом людьми. Они везде ищут подвох и не могут расслабиться даже на секунду.

Любой начальник, даже самый маленький, в первую очередь политик.

— Не надо так! Ну пожалуйста!

— А как прикажете поступить?

— Будь вы на моём месте, вели бы себя точно так же. На карту было поставлено слишком много. Мы не имели права рисковать. Если по-прежнему злитесь на меня — скажите прямо, я вас пойму…

— И что тогда?

Я пожал плечами.

— Поговорю с Дерибасом, что-нибудь придумаю. Переведусь из Одессы назад в Москву. В конце концов, там мои товарищи, мой спецотдел…

Барышев фыркнул.

— Ошибаешься, Быстров! Я ценными кадрами не разбрасываюсь.

Я вопросительно поднял бровь. Надо же как его зацепило.

Он продолжил:

— И коль тебя оставили под моим начальством до особого распоряжения — даже не дёргайся! Будешь пахать вместе с нами! Тем более фронт работы широкий. И спрашивать я с тебя буду как с любого другого моего сотрудника.

Барышев снова усмехнулся.

— Правда, пока их у меня стало меньше, но дай время Быстров, про наше одесского угро ещё легенды начнут складывать. Я сюда таких орлов наберу — мама, не горюй!

У меня словно камень с сердца упал.

— Только рад! С чего начнём, Дмитрий Михайлович?

— Да почти с самых низов. Кабанов сейчас под следствием. Думаю, если выйдет на свободу, то очень нескоро. Так что принимай его дела и должность. Дальше будет видно. По рукам, Быстров?

— По рукам!

— Тогда я тебя не держу. Вот тебе ключи от кабинета и сейфа Кабанова. Владей. Вечером доложишься.

Я вышел от Барышева и сразу наткнулся на моего «ментора» — Савиных. Он стоял в коридоре и мял в руках фуражку. Лицо у него было крайне тревожное. Ну как же — чекисты Дерибаса налетели на угро как Мамай и увели с собой половину народа.

Думаю, такая же чистка сейчас идёт и в городском управлении ГПУ, может и похлеще.

— Гриша…

Я покачал головой.

— Георгий. Привыкай…

Рома встрепенулся. В его взгляде засияла надежда.

— Привыкай⁈ Хочешь сказать…

Я кивнул.

— Хочу сказать, даю тебе второй шанс. Хоть ты и порядком дров наломал и вопросов к тебе накопилось много, но… В общем, работай, Рома и помни: ещё один косяк — вылетишь из угро турманом и пойдёшь под суд. Больше жалеть я тебя не буду.

Савиных просиял, приложи ладонь к сердцу.

— Гриша… то есть Георгий Олегович, да я… — его глаза увлажнились, — я ради вас — землю жрать буду! Прикажете — голыми руками врага рвать буду!

— Я бы предпочёл, чтобы на врага ты шёл с табельным оружием. А насчёт остального — посмотрим. И да, я теперь вместо Кабанова — передай нашим, что через полчаса встречаемся в его бывшем кабинете. Труби общий сбор.

— Принято! — Савиных собрался убежал.

— Погоди!

— Что-то ещё?

Я подошёл к моему новому кабинету, посмотрел на табличку «Без доклада не входить», потрогал её. Так просто не снять, приколочена на два сапожных гвоздика.

— Ножик есть?

— Как у всех. Финка, — удивился он.

— Одолжи на секунду.

Взяв финку, я аккуратно отодрал табличку от двери вместе с гвоздями, передал Роману.

— Держи, это тебе!

Он удивился.

— Зачем?

— На память о прошлой жизни! Теперь у нас всё будет по-новому. Заходить и днём и ночью, и с докладом и без!

Савиных умчался, а я открыл кабинет и зашёл внутрь.

— Дом… Новый дом…

Как и любой сыскарь, всеми фибрами не люблю бумажную работу и кабинетные посиделки, но придётся соответствовать новому уровню. Значит, чаще придётся находиться тут, чем на земле.

Интересно, и чем тогда буду отличаться от Кабанова? Ну… как минимум тем, что взяток не беру и врагам народа не прислуживаю.

В тесненьком помещении половицы всё так же скрипели под ногами, а обои не только выцвели, но ещё и отсырели. Тут всё было пропитано запахом прежнего хозяина, смесь дешёвого табака и каких-то кисло-приторных ароматов дико раздражала.

Я подошёл к окну, взглянул на улицу расцветающего города и распахнул форточку, вдыхая ароматы весенней и такой красивой Одессы.

Что ж, придётся знакомиться с тобой заново. Принимай, Одесса-мама, меня в другой ипостаси… Думаю, мы сработаемся. Нет причин не сработаться!

Вдоволь надышавшись свежим воздухом, я сел за стол, провёл руками по холодной обшарпанной столешнице, едва не поймав занозу.

Не понял, Кабанов тут бутерброды кромсал что ли⁈

Что ж, наступило время перемен… Надо ж с чего-то начинать.

Я достал из кармана бумажник, пересчитал купюры и со вздохом выложил несколько червонцев. Настя меня поймёт.

По телефону вызвал завхоза. Долго ждать не пришлось. На зов явился немолодой мужчина в стиранной-перестиранной красноармейской форме, яловых ботинках с обмотками и тростью с тёмным изогнутым набалдашником: завхоз заметно прихрамывал.

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Слушаю вас э-э-э…

— Мы незнакомы. Георгий Быстров, новый начальник уголовного розыска третьего района.

— Чем могу помочь, товарищ Быстров?

Я обвёл взглядом помещение.

— Такое дело… Прежний начальник угро района порядком запустил не только работу отдела, но и свой кабинет. Надо бы поправить дела… Нужен ремонт.

Завхоз печально вздохнул.

— К сожалению, ни средств, ни фондов нет. Обеспечение почти на нуле. В следующем году обещали выделить деньги, но я бы не надеялся. Они каждый год только и делают, что обещают.

— Знакомо.

— Вот видите…

— Вижу и это мне не нравится.

Я протянул ему червонцы. Завхоз напрягся.

— Что это?

— Деньги… Берите. Надеюсь, хотя бы на «косметический» ремонт хватит?

— Какой ремонт? — удивился он.

— Хотя бы на скромный. Обои переклеить. Пол перестелить… Если можно — стол поменяйте…

— Стол поменять… — Он задумался.

— Пожалуйста…

— Я погляжу на складе. Был там у меня одни стол — на нём, правда, ножка одна подломилась… почти как у меня, — невесело хмыкнул он, — но, в отличие, от моей, справить можно. И насчёт обоев и пола не беспокойтесь. Сделаем.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся я.

— Только ремонт времени потребует. Неделю, может, полторы… Где это время находиться будете? Сразу скажу: свободных помещениев у меня нет.

— Ничего страшного, пусть ваши работают, а я со своими всё это время посижу. От меня не убудет. Когда планируете начинать?

— Так чего тянуть? С завтра и начнём! — обрадовал меня завхоз. — Может у вас насчёт обоев какие пожелания будут?

— Главное, чтобы не розовые, а остальное на ваше усмотрение.

Отпустив завхоза, я вскрыл сейф. Слава богу, чекисты не стали его опечатывать и даже не забрали с собой документы из него, иначе был бы у нас конкретный геморрой.

Кроме полудюжины папок с завязками, в сейфе нашлась початая бутылка коньяка, грязная залапанная стопка и засохший лимончик. Понятно, чем лечил нервы совсем нам не товарищ Кабанов.

Не станем ему уподобляться.

Пить на рабочем месте мне доводилось и в той и в другой жизни — тут спорить не стану, грешен, но начинать с этого новую деятельность на новом месте — увольте!

Стопку и лимончик отправил в мусорное ведро, а коньячок вернул в сейф. Пусть там побудет, может, и до него руки дойдут. При нашей работе зарекаться нельзя.

Сел за стол, открыл первое из дел и погрузился в чтение, чтобы вынырнуть из него, когда кабинет стал заполняться новыми подчинёнными.

Глава 14

— Располагайтесь, товарищи, — предложил я. — Только прошу без обид. Кому стульев хватило — тому, считайте, повезло. Кому не досталось — принесите из своих кабинетов. Стоять не советую, разговор у нас будет долгий…

С мебелью у меня, действительно, была напряжёнка. «Спасибо», Кабанову — предшественник практически не проводил у себя совещаний, раздавал ЦУ лично, либо собирал подчинённых в других местах. Мне эта традиция была не по душе.

Ну, а то, что места немного… Так в тесноте, да не в обиде.

Кстати, нарисовалось ещё одно поручение для завхоза: стулья мне нужны позарез. Неважно где и как — пусть хоть рожает, это его проблемы!

Всё, что у меня было из свободных средств, я вложил в ремонт, на этом точка.

Людей в помещение набилось как сельдей в бочку. Воздух моментально стал спёртым, не помогла даже приоткрытая форточка.

Кто-то потянулся по старой привычке за папироской, но я отрицательно покачал головой.

— С этого дня, товарищи, здесь не курят.

— Понял, буду знать…

Медный портсигар снова исчез в кармане пиджака курильщика.

— Спасибо за понимание, товарищ!

Взгляды собравшихся скрестились на мне.

И вроде не впервой мне быть на виду у всех, словно рыбка в аквариуме, но всё равно внутри слегка потряхивало. Впрочем, это не помешало мне пристально рассмотреть будущую команду.

С кем-то, вроде Осипа, Ромы Савиных или Ахметджанова я успел сработаться, знал их сильные стороны и недостатки, понимал, чего ждать. А с кем-то успел разве что перекинуться парой слов и пока что слабо представлял, что это за люди, могу ли им доверять и поворачиваться спиной.

Нет, конечно, я успел пролистать их личные дела, кое-какие короткие, но меткие характеристики по каждому дал Осип Шор, но этого всё равно было недостаточно.

Бывает… Ничего страшного, остальное выясним по ходу дела.

Конечно, состав команды не окончательный, кто-то отсеется, появятся и новички, но в целом останется костяк.

Из отдела чекисты пришли только за Кабановым, что касается остальных — Дерибас сказал, что претензий к ним не имеет, разве что пришлось «отмазывать» Рому Савиных, но тут чекисты пошли мне навстречу, сделали вид, что их устроила версия.

А так у моего недавнего наставника были все шансы присесть рядышком с прежним начальником.

Ещё момент. Кабанов хоть и прогнил снизу доверху, но далеко не дурак. Чтобы держать руку на пульсу, стопудово держал в отделе «барабанщика». Так уж устроена система.

Интересно, кто был его ушами? Интуиция подсказывает: рано или поздно этот «тайнос агентос кубинос партизанос» заявит о себе и предложит свои услуги.

Нравственного выбора передо мной не стояло. Уволю и никаких гвоздей. Зуб даю, будет стучать не только мне, но и на меня. Ну кому нужна в стаде «паршивая овца»⁈ Мне оно точно не надо.

Кем заменить? Вопрос, ещё тот.

С одной стороны лютует безработица, с другой — толковый и грамотный народ к нам в двери не ломится. Спрос высокий, ответственность страшная, вкалывать приходится круглыми сутками, никакого спокойного житья, при этом зарплата как у пишбарышни в какой-нибудь жилконторе, а то и меньше.

Всё это со мной уже было в Рудановске. Что мог — порешал. Что не успел… не моя вина. Похоже, придётся пройти этот «путь самурая» ещё раз.

— Все собрались?

— Все, — подтвердил Осип.

— Тогда можно начинать.

Я встал из-за стола.

— Ещё раз здравствуйте! Для многих из вас это уже не новость, но… Прежде вы знали меня как агента угро Григория Бодрова, хотя на самом деле меня зовут не так. Это была служебная необходимость, так что прошу без обид.

Убедившись, что косых взглядов в мою сторону нет, а сыщики смотрят на меня скорее с любопытством, чем с ненавистью, продолжил:

— Давайте знакомиться заново! Георгий Олегович Быстров. Член партии. Воевал в гражданскую в Первой конной, после войны попал в уголовный розыск, прошёл путь от агента до начальника Рудановской милиции. Там меня заметили, перевели в Москву на новую должность. В Москве работал вместе с товарищем Треповым в спецотделе, раскрывал дела повышенной сложности. Обстоятельства сложились так, что теперь я нахожусь в Одессе и поставлен руководить отделом уголовного розыска по третьему району. Назначение считаю высоким. Постараюсь оправдать оказанное мне доверие.

Понимая, что скатываюсь в лютую канцелярщину, сделал короткую паузу, чтобы продолжить на более приземлённом уровне:

— Я понимаю — новая метла метёт по-новому. Это нормально. Чтобы вы сразу настроились и знали, что вас ждёт, коротко озвучу свой подход. Он очень простой. Мне много не надо, мне нужно всё.

Оперативники заулыбались.

— Я не шучу, товарищи. Таков мой принцип — всё или ничего. В это «всё» входит самое главное требование: моя команда должна «гореть» на работе!

— Это как? — удивился Миша Божаткин, слегка флегматичный и вечно снулый парень.

Несмотря на молодость (Божаткин едва разменял четвертак), оперативник умудрился «настрогать» пятерых детишек, а его затурканная и полноватая супруга снова была на сносях (она несколько раз была у нас в отделе, приносила мужу обед). Естественно, от такой богатой на события жизни, Михаил часто засыпал на ходу, и это сказывалось на его результатах.

Чисто по-человечески Божаткина понять можно, мужик устаёт как собака, валится с ног на пару с женой. Детей надо накормить, напоить, спать уложить, вылечить все болячки, вырастить, в конце концов… Какая тут служба…

И при этом опер он хороший, смекалистый, есть в нём правильная жилка, поэтому не хочется его терять.

— Неужели нужно объяснять? — изобразил удивление я.

— И всё-таки…

— Хорошо.

Я опустился на стул.

— Мы на фронте, товарищи. Война закончилась, но только не для нас. Нашего врага ещё нужно победить. Когда-то мы обязательно это сделаем, но до победы ещё очень далеко. Враг у нас непростой. Хитрый, умный, изворотливый, коварный, опасный. В любой момент готов ударить в спину. Дал слабину — пиши пропало. Потерял бдительность — сам погиб или, что ещё хуже, подставил товарища.

Я горько усмехнулся.

— Поэтому мы не можем позволить себе усталость, трусость, лень… Если ты не отдаёшься нашей работе целиком — тебе нечего делать в угрозыске.

Лица собравшихся стали серьёзными. Они прекрасно знали, что я имею в виду. На этих ребят покушались, они не раз теряли друзей и, к сожалению, слишком часто проходили через эту боль.

— Да, это сложно, но мы можем гордиться! У нас самая лучшая работа на свете!

Ребята аж засияли, так им понравились мои простые, но очень правильные слова.

— Теперь касательно вас лично, Михаил…

— Меня? — удивился Божаткин и с опаской втянул голову в плечи, ожидая услышать от меня разнос.

— Да, вас, — кивнул я. — Мне известно ваше семейное положение.

— А ещё известно, что вы у нас не один такой. У нас в угро и в милиции наберётся не один десяток многодетных семей.

Божаткин вздохнул.

Народ зашумел:

— У Загорулько вообще восемь, мал-мала меньше…

— Восемь? Подумаешь! У Стаса Комаринского одиннадцать — не хочешь!

— Может и хочу, только мне жена сказала — ещё одного родим и пойдём по миру… Хоть хозяйство к штанам пришивай…

Сыщики засмеялись.

Я подал знак, чтобы все замолчали.

— Так вот, это серьёзная проблема, которая мешает работе, а проблемы необходимо решать.

— Каким образом, товарищ Быстров? — спросил Савиных.

— Есть одна идейка. Надеюсь, её поддержат там, наверху…

— Так что за идея-то? Или секрет?

— Какие могут быть секреты от своих⁈ Хочу поговорить с Барышевым, чтобы вместе с ним выйти в исполком со следующим предложением: организовать для детей сотрудников милиции и уголовного розыска ясли и детский сад.

— А где? Что — прямо у нас?

— Неужели во всей Одессе не найдётся хотя бы одного подходящего помещения? — резонно заметил я.

— Ну, помещение, может, и найдётся…А деньги? Это ж, наверное, целая прорва нужна…

— Да, финансовый вопрос — самый непростой. Хотя… мы ж приносим городу губернию конкретную финансовую пользу. Если часть прибылей пустить на детский сад — город точно не обеднеет, — сказал я.

Судя по выражениям лиц подчинённых в мои слова они не сильно поверили, да и у меня тоже появились сомнения. Хотя… можно ведь привлечь к этому вопросу не только Барышева, но и Дерибаса. Половина губернской администрации сейчас от него потряхивает, так что есть шанс через него порешать.

— Да, раз уж коснулись семейного положения, могу приоткрыть и эту тайну, — заговорил я, меняя тему. — Женат, детей нет. Надеюсь, что пока. Вопросы?

— Есть один, товарищ… Быстров! — произнёс Гаврилов, немолодой, уже хорошо за сорок, агент.

— Задавайте.

— Детский сад, это, конечно хорошо… Спору нет. Семейные ребята вас целиком поддержат. Только есть одна закавыка. Допустим, начнёте вы это дело… А вот закончите ли?

— Вас что-то смущает?

— Да как вам сказать, товарищ Быстров. Ежли ваш послужной список послушать, так вы на местах долго не задерживались. Значит, и у нас, верно, не засидитесь.

— Что я могу сказать в ответ⁈ — развёл руками я. — Конкретики по этому вопросу у меня нет. Всё зависит от начальства. Скажет переключиться на другой фронт работ — придётся выполнять приказ. Но, могу вас заверить: тот, кто придёт на это место, будет его достоин. Мне бы хотелось, чтобы он был кем-то из вас.

Гаврилов недоверчиво хмыкнул.

Я усилил голос.

— Могу добавить от себя, товарищ Гаврилов: если покажете себя достойно, буду рекомендовать вас на повышение. Если напортачите — сушите сухари.

Я снова обвёл всех взглядом.

— Это касается любого из вас, коллеги. А теперь приступим к текущим делам.

Глава 15

Текучки, как всегда, было много, поэтому совещание затянулось ещё на час. Я внимательно выслушивал моих подчинённых, стараясь вникнуть во все детали.

Поначалу ребята меня стеснялись, но потом раздухарились и понеслось…

Новости сыпались прямо как из рога изобилия. Если б не мой прошлый опыт, я бы давно бегал по кабинету и рвал на себе волосы, а так спокойно выслушал всех, кое-что записал в заведённую по такому случаю специальную книжицу и, пообещав взять на контроль, отпустил оперов по местам.

Дальше предстояла нудная и во многом штабная работа: надо было расставить приоритеты и озадачить народ ценными указаниями.

Ну и о детском садике для сотрудников милиции и угро я тоже не забыл, поэтому наметил визит к Барышеву на этот вечер.

Пока всё расписывал, в голове невольно крутились сценки из замечательной советской экранизации повести Александра Козачинского «Зелёный фургон», в которой главную роль сыграл молодой Дмитрий Харатьян. По сути главной головной болью её героя — вчерашнего гимназиста Володи Патрикеева, ставшего начальником уездной милиции, была борьба с самогоноварением.

Почти половина директив свыше, что на меня свалились, требовали того же самого — «…принимая во внимание общее тяжелое продовольственное положение страны, усугубляемое неслыханным по своему размаху голодом, когда каждая крошка хлеба должна идти по своему прямому назначению — борьба с самогонщиной должна стать первоочередной задачей местных органов милиции и уголовного розыска, в связи с чем необходимо экстренные принять меры по розыску и обнаружению очагов самогоноварения…».

Масштабы этой беды были промышленными, аппараты держали практически в каждой деревенской избе, а если товар шёл в город на продажу, выручка была примерно один к четырём. Немалое подкрепление семейному бюджету.

Не помогали огромные штрафы, тридцать процентов от которых шли непосредственно в бюджет милиции. Между прочим, неплохое подспорье для финансирования будущих яслей и детсада.

Короче, ставим моим орлам на вид и требуем расширить и углубить работу, всё по заветам «меченного» генсека.

Кстати, та экранизация «Зелёного фургона» восьмидесятых не была первой, ей предшествовала другая, только я её никогда не видел и потому не могу сравнить. И да, картину в которого играл Харатьян, сначала собирался снять Владимир Высоцкий, он даже работал над сценарием. Но… не сложилось. Может, и к лучшему.

В кабинет вошёл Осип. Я удивлённо вскинул голову.

— Ты чего — соскучился? Вроде недавно виделись…

Он как-то неуверенно протянул:

— Жора, тут такое дело… В общем, тебе надо ехать на место, смотреть самому…

По его виду я понял — дело серьёзное, потому коротко кивнул и снял с вешалки пальто.

— По дороге-то хоть просветишь, что случилось?

Осип уже успел прийти в себя, потому вернулся к характерной, слегка подтрунивающей, манере разговора:

— Само собой. Уверен, тебе понравится. Или уже привык к кабинетной тиши и теперь тебя на улицу не вытащить?

— Да ну тебя! — усмехнулся я.

Авто мне по рангу не полагалось, но за отделом был закреплён конный экипаж. Он ждал нас у входа.

— Далеко ехать?

— Дюжину кварталов отсюда. Гаврилов, кстати, уже там. Я его первым на место отправил… А ты — что, ничего не слышал?

— А что я должен был услышать? — напрягся я.

— Ну как что⁈ Бахнуло так, что полгорода тряхнуло… Аж собаки завыли!

— Погоди! Что значит — бахнуло?

— Бахнуло — значит бахнуло! Взрыв был.

— Ох, ни хрена себе! Это кого бомбануло⁈ — очумело произнёс я.

Похоже так увлёкся размышлениями и составлением планов, что пропустил всё на свете.

— Про такого Боруха Шапиро слышал?

— Я слышал только «два мира — два Шапиро»…

Осип удивлённо поднял брови.

— А при чём тут это? Какие ещё два Шапиро? Это ты про его сыновей что ли?

— Так, к слову пришлось.

Ну да, откуда ему знать это шутливое выражение из моего времени… Ходят байка, что связано оно с пожаром в здании ТАСС. Огонь в окнах агенства первым разглядел американский журналист Генрих Шапиро, он добежал до телефона-автомата, позвонил в ТАСС. Трубку снял дежуривший тогда корреспондент агентства Соломон Шапиро и принял эту информацию от однофамильца-американца за розыгрыш.

Как выяснилось, иностранная пресса, конечно, регулярно клевещет, но иногда вынуждена сообщать читателям правду.

— Ты продолжай, — попросил я. — Не знаю я вашего Боруха. И про сыновей его не в курсе.

— Значит, скоро узнаешь! Сразу скажу, далеко не последний человек в городе, — сообщил Осип.

— Бандит?

— Нет, конечно. Но мужчина влиятельный, нэпман. Половина частных аптек в городе его. А может и вторая половина, только он стесняется об этом рассказывать.

— То есть далеко не бедствует…

— Не то слово. Не бедствует так, как нам с тобой и не снилось. Кучеряво живёт… Ну или жил. Мы это ещё не установили.

Близко подъехать к месту взрыва не вышло, улица была буквально запружена народом — ну как же, давненько в городе не приключалось такого масштабного ЧП! Несколько милиционеров не справлялись с наплывом публики, разве что ближе к дому, где проживало семейство Шапиро, удалось отстоять небольшой островок спокойствия.

Осип подобно ледоколу поплыл вперёд, раздвигая толпу локтями, я пристроился за ним. В спину полетели недовольные крики и ругательства.

— Куда прёшь⁈

— А ну- не замай! Ишь, каланча какая вымахала! Думаешь, тебе всё можно? — неслось нам вслед и порой сопровождалось крепкими ругательствами.

Ну невоспитанный у нас народ, бывает.

— Простите, граждане! Извините! Уголовный розыск!

К сожалению, наши ксивы помогали слабо.

С большим трудом мы протолкались к «островку», где я, наконец, оценил масштаб бедствия.

Никогда не был спецом-взрывотехником, но моих знаний хватило понять: бахнуло снаружи, поэтому солидный купеческий особняк в два этажа не особо пострадал: окна на фасаде разбились вдребезги, вылетели рамы да обсыпалась штукатурка в разных местах, обнажив красную кирпичную кладку. О мощи взрывного устройства свидетельствовало несколько вырванных с корнем деревьев и ни единого целого куста в радиусе примерно три-четыре метра от воронки.

Залети эта хрень в дом, и всё, кранты, здание сложилось бы как карточный домик, пусть и говорят, что выстроено ещё в те времена, когда всё делали на совесть.

— Погибшие есть⁈ — сразу спросил я у встречавшего меня Гаврилова.

— Слава богу, обошлось, — порадовал тот. — Никого даже не поцарапало, хотя стёкла всю площадь перед домом засеяли. Прям чудо!

Гаврилов явно хотел перекреститься, его рука привычно полезла ко лбу, но он вовремя спохватился и спрятал правую кисть в карман куртки.

— В общем, повезло. Отделались испугом. Но долбануло знатно! Вы ж видите?

— Вижу, конечно… Картина прям маслом, хоть художника вызывай.

— А его-то зачем? У нас свой фотограф имеется.

— Не за чем. Просто к слову пришлось.

Я снова посмотрел на дом, оценил его капитальность. Интересно, он и прежде Шапиро принадлежал?

— Где хозяева?

— Шапиро и его семейство… Здесь они. Я их в зале собрал, ждут допроса. И что-то мне подсказывает — им есть что сказать. Уж Боруху точно. Вертится как уж на сковороде.

— Думаешь, знает — чьих рук дело?

— Во всяком случае, догадывается.

— Уже хорошо. Передай, чтоб без меня не начинали.

— Есть! — Гаврилов ушёл в дом, выполнять мой приказ.

Осип подвёл меня к эксперту-криминалисту: невысокому, суетливому, в больших круглых очках.

— Саныч, здоров! — поприветствовал Шор.

— И ты не хворай!

— Что тут было?

Эксперт сначала посмотрел на меня.

— Расслабься, Саныч! Это Быстров, наш новый начальник, — правильно истолковал его сомнения Осип. — Так что говоришь здесь взорвали — гранату?

— Я ещё ничего не говорил, — возразил эксперт.

— Ну так говори — не тяни кота за причиндалы!

Саныч нахмурился.

— Бомба, самодельная… Похоже на пироксилин.

— Подрыв дистанционный… ну то есть через бикфордов шнур?

— Нет, как в старину — метали в сумке на ходу из экипажа.

— Почему именно так?

Эксперт удивился моему вопросу.

— Бомба летит дальше. Иначе есть риск, что зацепит бомбиста.

— Спасибо! — искренне поблагодарил я.

Мог бы, конечно, и сам догадаться. С другой стороны — мне простительно. В моё время всё это обделывалось куда технологичней.

— Продолжайте.

Саныч кивнул.

— Хорошо. Как я сказал, бомба находилась в сумке… Мне удалось найти несколько кусочков. Обычная парусиновая сумка — если это, конечно, имеет какой-то смысл. Таких сумок сейчас миллион. Бросали на скорости и, видимо, не рассчитали, бомба не долетела до цели, ну и в итоге взрыв… Детальный анализ проведу позже, хотя и так всё ясно: кустарщина чистой воды. Но — кустарщина хорошего класса, делал специалист.

— Почему вы так решили?

— Хотя бы потому, что сами бомбисты на воздух не взлетели. Для неопытных взрывников самоподрыв — обычное дело.

— Резонно, — согласился я.

Эксперт начинал мне нравиться всё больше.

— Вы — одессит? — продолжил расспрос я.

— Коренной: здесь родился, здесь учился. А что?

— У меня к вам дело, товарищ…

Я пока что знал только его отчество — Саныч — и поэтому замолчал.

— Халецкий. Александр Александрович Халецкий. Какое у вас ко мне дело?

— Нужно ваше экспертное мнение. Можете прикинуть, кто по вашему мнению мог бы изготовить эту бомбу…

— Да я собственно мало кого знаю. Если только из здешних.

— Ну вот про них и напишите.

— А если это был не местный?

— Может и не местный, — согласился я. — Но ведь с чего-то нужно начинать…

— Это да. Как быстро вам нужна эта информация?

Я хмыкнул, посмотрел на Халецкого с лёгкой иронией:

— Вот прям щаз получится?

— Что вы… — удивился он. — Надо хорошенько подумать, повспоминать. На это время уйдёт

— Тогда до вечера этого дня. Договорились?

— Договорились, — без особого энтузиазма откликнулся он.

— Буду вам очень признателен. И да, постарайтесь, чтобы список был максимально подробным. Почему-то мне кажется, одним взрывом тут не закончится, — напророчил я.

Глава 16

Семейство Шапиро оказалось многочисленным и насчитывало сразу четыре поколения, живущих под одной крышей. Самой старшей в доме (матери Боруха Хаимовича) стукнуло уже за девяносто, её давно разбил паралич, с кровати она не вставала и потому допрашивать её не имело смысла. Самому младшему — внуку Боруха — исполнилось полтора годика, поэтому он тоже отпадал.

В любом случае, предстояло опросить целую кучу народа, кроме самого главы семейства и его супруги, были четверо сыновей, из них трое женатых, у этих семейных пар были свои дети и дети детей. Full house в прямом смысле слова.

Даже роскошный большой особняк, в котором они сейчас ютились, был слишком тесным для такого количества жильцов.

Я невольно испытал уважение к Боруху Хаимовичу: кормить такую прорву народа и держать ситуацию в семье под контролем — для этого нужны стальные нервы и тестикулы. Я б на его месте сошёл с ума или ушёл в монастырь.

Сам господин Шапиро оказался невысоким полным господином с круглой малоподвижной кудлатой головой, щекастой, выбритой до синевы, физиономией, длинным семитском носом и умными серыми глазами, глядевшими на мир сквозь толстые линзы очков в дорогой оправе.

На нём был тёмный костюм-тройка, искусно пошитый по фигуре, он тщательно маскировал его раздавшиеся во все стороны телеса и скрывал все физические недостатки. Его сорочка была белоснежно белой, а сидевший под горлом широкий галстук-бабочка придавал ему солидности.

— Поговорим, Борух Хаимович? — предложил я ему, после того, как представился.

— Конечно, поговорим, — вздохнул он.

Держался глава семьи на удивление спокойно. И эта его невозмутимость поддерживала остальных. Во всяком случае, паники среди Шапиро не наблюдалось, а ведь какой-то час назад рядом с их домом взорвалась бомба. Упади она на несколько шагов ближе, многие могли пострадать.

— Если не возражаете, можно поговорить у меня в кабинете?

— Давайте.

Мы поднялись на второй этаж. Борух Хаимович извлёк из внутреннего кармана пиджака небольшую связку ключей (похоже, своим особого доверия не было) и, найдя нужный, открыл дверь.

— Прошу вас. Тут нам никто не помешает.

Я ожидал увидеть внутри нечто роскошное: старинную мебель, кожаные диваны, сплошную позолоту, но нет — всё было как-то обыденно, но просто и функционально.

В тесном помещении с трудом поместились письменный стол, мягкое кресло, несгораемый шкаф и пара стульев для посетителей.

— Присаживайтесь.

Хмыкнув, я занял хозяйское кресло. Борух Хаимович сначала остолбенел от такой наглости, но потом до него дошло, что собственно это я буду с ним говорить, а не он со мной, потому не без труда, но всё-таки опустил широкий зад на один из стульев, не став со мной спорить.

— Закурите? — предложил он толстую контрабандную псевдокубинскую сигару.

— Спасибо, не курю.

— Ну, а я побалуюсь… Грешен.

Он вынул из кармана небольшой ножичек, отрезал им кончик сигары и с наслаждением закурил.

— Нервы успокаивает, знаете ли… Особенно после такого…

— Понимаю, — вежливо кивнул я и, дождавшись, когда он выпустит первое колечко дыма, произнёс:

— Рассказывайте, Борух Хаимович.

— С вашего позволения…

Шапиро встал, подошёл к письменному столу, крякнув, вытащил один из ящичков и, достав из него обычный почтовый конверт, положил передо мной и вернулся на место.

— Что это? — спросил я.

— А вы полюбопытствуйте!

— Хм… Как вам угодно.

Конверт был аккуратно вскрыт, я достал из него письмо, написанное корявыми печатными буквами, и углубился в чтение. Текст сводился к одному: неизвестные граждане, величавшие себя «Комитетом справедливости», вымогали у семьи Шапиро кругленькую сумму в пятьдесят тысяч советских дензнаков. В самом низу находилось нечто вроде логотипа: старинная ручная бомба, перекрещённая двумя ножами.

— Тут написано, что это второе предупреждение. Было и первое?

— Было.

— Где оно?

— Где-где⁈ В уголовном розыске, естественно! Как только я его получил, отнёс к вам и имел непродолжительную беседу с одним из ваших начальников. Фамилия его… Кабанов, — вспомнил Шапиро.

— Давно это было?

— На прошлой неделе.

Странно, мне бывший начальник ничего про письмо и про визит напуганного нэпмана не говорил.

— И что вам сказал Кабанов?

— Ничего. Посмеялся, дескать, кто-то шутит, и сказал, чтобы я не обращал внимания. Я ему поверил. Тоже решил, что это какой-то дурацкий розыгрыш. А сегодня — вот…

— Думаете, вас хотели убить?

— Вряд ли. Хотели бы убить — убили. Скорее напугать. Причём не одного меня.

— Так… — замер я. — Что это значит — не одного вас.

— Да то и значит. Подобное письмо получил не один я, а ещё несколько моих знакомых. Они тоже не верили, что это всерьёз. После сегодняшнего, они, уверен, призадумались. Что собираетесь делать дальше, господин Быстров?

— Искать взрывников, — коротко ответил я. — Это письмо я у вас изымаю.

— Ну, а мне что делать?

— Вам⁈ Скорее всего, ждать ещё одного письма. В нём наверняка сумма выкупа будет ещё больше.

— И что — мне придётся заплатить? Или мне надо бежать из города всей семьёй⁈

— Никуда бежать не надо. Вам придётся сообщить нам о новом письме, а дальше… Дальше мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Вы говорите так, словно не в первый раз сталкивались с вымогателями…

— Работа такая, — усмехнулся я.

Знал бы он, сколько на самом деле через мои руки прошло разных рэкетиров и шантажистов — удивился бы сильнее.

— Ещё мне нужны имена ваших знакомых. Тех, кто получил похожие письма.

— Записать или так запомните?

— Лучше напишите список с адресами.

— Тогда простите, придётся ещё раз потревожить.

На сей раз ему пришлось доставать из другого выдвижного ящичка несколько листиков писчей бумаги.

Взяв в руки перо и, обмакнув кончик в чернильницу, Борис Хаимович принялся за дело. Когда закончил, в списке значилось ещё две фамилии: некто Хосудовский и Аграмян.

— Вот, это все, о ком знаю. Не удивлюсь, если есть и ещё… — предположил Шапиро.

— Спасибо и на этом.

— Как с вами связаться?

Я показал ему на телефонный аппарат, висевший на стене.

— Звоните в любое время. Если не буду на работе, меня всё равно найдут и всё сообщат.

— Понял, — кивнул Шапиро. — Надеюсь, вы схватите этих негодяев!

— Обязательно схватим, — пообещал я. — А теперь можете возвращаться к своим. Им очень нужна ваша поддержка.

Первым делом я показал письмо Осипу.

— Тебе Кабанов что-нибудь рассказывал о нём?

— Ничего, — удивлённо произнёс Шор.

— Ясно. Значит, всё-таки посчитал, что это розыгрыш. Ну, а про «Комитет справедливости» приходилось слышать?

Он положил руку на сердце.

— Жор, я про уйму всяких банд слышал, и все они требовали справедливости, но про этот комитет узнал от тебя. Если хочешь — напрягу своих информаторов. Только не думаю, что будет толк. Тут явно дела серьёзные, если бы мои знали, я бы тоже был в курсе.

— И всё равно — попробуй!

— Конечно.

— Но сначала отработаем этот список. Кого выбираешь: Хосудовского или Аграмяна?

— Мне всё равно.

— Тогда на тебе Хосудовский. Гони к нему прямо сейчас. Потом доложишь.

— Лады. Я пошёл.

Эксперт Халецкий всё ещё был на улице, возился с остатками взрывного устройства.

— Как успехи? Кого из бомбистов вспомнили?

Он виновато опустил глаза.

— Вспомнил…

— Отлично. Тогда с кого начнём?

— Вам может это не понравиться, товарищ Быстров… — напряжённо произнёс Халецкий.

— Мне много чего не нравится.

Он помялся.

— Как вам сказать… Тут вопрос деликатный… Дело в том, что преступный элемент редко пользовался бомбами. Чаще всего их изготавливали, скажем так… революционеры. И некоторые из этих революционеров в настоящее время — серьёзные люди, обладающие большой властью.

Я присвистнул. Хотя, чему удивляться — чего-то подобного вполне следовало ожидать.

— Вижу, вы меня поняли, — тихо произнёс Халецкий.

— Понял, но давайте перейдём к конкретике. Мне нужны фамилии.

— Лосев. Слышали про такого?

— Начальник секретно-оперативной части губернского отдела ГПУ?

— Да. Он когда-то входил в боевую ячейку левых эсеров, занимался разными вещами… В том числе и ликвидацией. По образованию — недоучившийся химик, сам изготовлял взрывчатку. Мы накрыли Лосева и его друзей в подвале магазина… — поняв, что сболтнул лишнего, Халецкий замолчал.

— Я так понимаю, вы спец из бывших? — догадался я.

Халецкий вздохнул.

— Это не секрет. До сих пор удивляюсь, почему меня ещё не вышибли из угро…

— Наверное, потому что таких специалистов мало. Что касается Лосева… — я задумался.

Насколько мне известно, он сейчас арестован, его допрашивают столичные чекисты во главе с Дерибасом. Учитывая криминальную смычку с людьми Папы, вариант, что Лосев каким-то боком причастен к пресловутому «Комитету справедливости», вероятен.

Похоже, надо договариваться с Терентием Дмитриевичем. Неужели ГПУ не пойдёт мне навстречу и не позволит допросить своего бывшего сотрудника? Особенно после моих заслуг…

Не верю!

— С Лосевым я разберусь. В нынешних обстоятельствах это не столь сложно. Ещё кого-нибудь вспомнили? — спросил я.

— Из ныне живущих, увы, больше никого, — загрустил Халецкий.

— В любом случае, большое вам спасибо, товарищ эксперт! И не переживайте — если хоть одна сволочь решит выгнать вас из угро, дайте мне знать!

— Неужели вы, товарищ Быстров настолько большая фигура? — изумлённо спросил собеседник.

— Пусть масштаб моей фигуры вас не волнует! Спокойно продолжайте заниматься вашим делом. Преступление — терять столь ценные кадры! Я никому не позволю, чтобы оно произошло, — твёрдо сказал я.

— Спасибо… Если честно, как-то неожиданно, — признался он.

Мы пожали друг другу руки и распрощались.

Я отправился на место, где стоял служебный экипаж, чтобы на нём доехать на адрес Аграмяна.

Глава 17

Если Шапиро специализировался на аптеках, бизнес Аграмяна строился на разного рода ювелирке: от скромных мастерских до роскошных салонов. В общем, мне предстояло нанести визит к человеку, мягко говоря, со статусом.

Картина внутри ни чем не отличалась от той, что я увидел у Бориса Хаимовича: в доме проживало немыслимое количество народа. Армянские семьи по количеству детей и родственников не отличались от еврейских. И там и там под одной крышей собралось сразу несколько поколений.

Гражданин Аграмян встретил меня неласково.

— Чем обязан уголовному розыску? — пробурчал он, недовольно разглядывая моё удостоверение в прихожей.

— А вы не догадываетесь?

— Если бы я умел читать чужие мысли, жил бы не здесь, а в Париже и имел там дворец, а не эту халупу! — вздохнул собеседник.

— Давайте пройдём туда, где нам можно спокойно переговорить. Надеюсь, в вашей «халупе» такое местечко найдётся?

Я ждал, что мы пойдём в кабинет, но в итоге оказались на кухне, расположившись на мягких восточных диванчиках.

Предварительно Аграмян выпроводил оттуда кухарку: маленькую женщину со сморщенным личиком и небольшим горбом.

— Здесь нам никто не помешает. Чай? Кофе?

— Спасибо, не нужно.

— А может… — многозначительно подмигнул он, доставая с полки пузатую бутылку коньяка.

— Благодарю вас, но я на работе.

Аграмян с сожалением вернул коньяк на место.

— Слушаю вас…

— Думаю, вы в курсе, про взрыв возле дома Шапиро?

— Вся Одесса в курсе! Какой ужас! — зацокал языком он.

— Есть какие-то мысли на этот счёт?

— А почему у меня должны быть какие-то мысли? — насторожился он.

— Ну, хотя бы потому, что в следующий раз рвануть может возле вашего дома. И у меня нет уверенности, что обойдётся без жертв. Шапиро очень повезло.

— Я вас не понимаю!

— Всё вы прекрасно понимаете! — нахмурился я. — У вас ведь вымогали деньги? «Комитет справедливости»… Вспоминайте, гражданин Аграмян!

— Товарищ сыщик, я не знаю, о чём вы говорите, и что это за какой-то комитет! Сейчас такое время, что этих комитетов развелось как блох. Прикажете все их запомнить! — заёрзал он.

Я всмотрелся в смуглое морщинистое лицо Аграмяна и увидел в его глазах даже не страх — панику. А наши «бомбисты» оказались хорошими психологами Взрыв возымел действие, нэпман насмерть перепугался и теперь вряд ли будет настроен на откровенный разговор.

По-хорошему разговорить Аграмяна у меня не получится, не пытать же его в конце концов! Скорее всего, Шора у Хосудовских ждёт аналогичный результат.

Вывести на откровенность кого-то из семьи Аграмяна? Вряд ли… Тут привыкли во всём слушаться главу семейства и держать язык за зубами.

И всё-таки я дал нэпману ещё один шанс.

— Не спешите, гражданин Аграмян. Подумайте хорошенько. Вы же сами заинтересованы, чтобы мы поймали эту шайку!

— В первую очередь я заинтересован в том, чтобы никто из моей семьи не пострадал! Боюсь, дальнейший разговор бесполезен!

— Вот именно, что боитесь! Хорошо, не стану вам докучать, — поднялся я.

— Всего хорошего! Желаю удачи!

Покинув негостеприимное жилище Аграмяна я покатил к Дерибасу, договариваться насчёт Лосева.

Терентий Дмитриевич развёл кипучую деятельность:вся площадь перед губернским отделом ГУ была запружена транспортом: от обычных крестьянских подвод до авто. Повсюду были расставлены вооружённые часовые, хватало и неприметных с виду агентов в гражданском — Дерибас имел все основания полагать, что в городе хватает недобитков Ягоды и держал ситуацию начеку.

Попасть в его кабинет было делом непростым, посетителей к Терентию Дмитриевичу хватало, пришлось высидеть мучительную очередь, потеряв пару драгоценных часов. Моё удостоверение на секретарей Дерибаса почему-то магическое действие не оказывало и в качестве пресловутого пропуска-«вездехода» не срабатывало.

Пришлось побывать в шкуре обычного смертного.

Хотя стоит отметить: работал Терентий Дмитриевич быстро, посетители у него долго не задерживались, многие вылетали оттуда с красным обескураженным лицом и всклокоченными волосами. Не удивлюсь, если потом ещё и отпаивали себя валерьянкой.

— Товарищ Быстров! — позвали меня из приёмной.

— Наконец-то!

В натопленном кабинете было тепло, в старинном камине весело потрескивали дровишки.

Я сразу отметил усталый взгляд Дерибаса и ввалившиеся глаза. Он изрядно похудел и побледнел. Чувствовалось, что работы ему привалило по самое нехочу, и он практически живёт в кабинете, мало ест и почти не спит.

Любой обычный человек давно бы свалился, но Терентий Дмитриевич входил в ту когорту людей, из которых смело можно делать лучшие в мире гвозди.

— Привет, угрозыск! Небось по поводу взрыва ко мне пришёл?

В проницательности Дерибасу было не занимать.

— Догадливый вы, Терентий Дмитриевич, — усмехнулся я.

— Да как тут не догадаться — весь город только про взрыв и говорит. Даже про нашу комиссию забыли, а ведь шума было на всю губернию, — засмеялся Дерибас.

— Ну да, не каждый день такое происходит, — согласился я и сел напротив Дерибаса.

— С докладом ты бы не ко мне, а к Барышеву побежал. Значит, нужна моя помощь, — снова проницательно заметил он. — Говори, чего хочешь?

— Разрешите допросить Лосева.

— Лосева⁈ — удивился Дерибас. — А он-то тут каким боком⁈

— Возможно, что никаким, но необходимо проверить. Есть информация, что когда-то Лосев входил в ячейку левых эсеров и былу них взрывником.

— Хм… не помню ничего такого в его личном деле! — озадаченно произнёс собеседник. — Информация точная?

— Да. Мне её сообщил человек, который лично арестовывал Лосева как бомбиста.

Вдаваться в детали я не стал. К счастью, Дерибас не настаивал на подробностях, только уточнил, внимательно разглядывая меня:

— И ты ему доверяешь?

— Не вижу причин лгать мне.

Ответ чекиста удовлетворил.

— Хорошо. Видимо придётся нашим кадровикам намылить голову! Такие интересные вещи и всплывают вдруг со стороны… И всё-таки, ты всерьёз полагаешь, что это он смастерил эту бомбу⁈ — насупился Дерибас.

— Не обязательно, но он может знать других взрывников. Нужна любая ниточка.

— Полагаешь, он станет с тобой делиться такими сведениями?

— Не в его положении сейчас выкручиваться. Лосева взяли на горячем. Он отчаянно сражается, чтобы не расстреляли. В его интересах быть со мной искренним.

— Согласен. Тебя как срочно нужно его увидеть? — Дерибас потянулся к телефону.

— Желательно прямо сейчас.

— Сейчас так сейчас. Ты, главное, горячку не напори, угрозыск!… Ало, барышня! Соедините меня с…

Переговорив по телефону, Терентий Дмитриевич вернул трубку на место.

— Ну всё, можешь двигать в ДОПР! Я распорядился — тебя ждут.

— Большое спасибо, товарищ Дерибас!

— Пока что благодарить меня не за что. Ты, главное, бомбистов этих слови!

— Поймаю, Терентий Дмитриевич! Никуда они от меня не денутся!

Слово Дерибаса было веским, сотрудники ДОПРа палки в колёса даже не удумали ставить. Я только показал своё удостоверение и меня сразу повели в помещение для допросов.

От камеры оно отличалось разве что меньшими размерами и отсутствием арестантских топчанов, в остальном тут всё было таким же, включая холод, сырость, каменные стены и решётки на окошке почти под потолком.

Я занял место за столом следователя и стал ждать. Через несколько минут конвоир привёл Лосева. От былой спеси и уверенности в себя бывшего начальника секретно-оперативной части ГПУ не осталось и следа. Он словно даже стал меньше ростом и будто скукожился.

А под тусклым светом грязной лампочки казался каким-то совершенно жалким. Тем, кто его знал прежде, теперь было бы сложно его узнать.

— Помните меня?

Он кивнул.

— Бодров…

Последние новости его камеры ещё не достигли, он не знал, кто я такой на самом деле. В мои планы ликвидация этого пробела в его знаниях не входила, так что я не стал развивать эту тему дальше.

— Присаживайтесь, Лосев. Есть разговор.

— Небось отомстить хотите, да⁈

Я устало вздохнул. Да, крови Лосев попортил мне знатно. Не так давно именно здесь, в ДОПРе, это я был в качестве арестанта, а он пытался расколоть меня, не гнушаясь побоями. Но… времена и обстоятельства изменились.

И пусть я имел полное моральное право отыграться на нём за прошлые обиды, не в моих это правилах.

— Не надо мерять других людей по себе, Лосев! Я не стану мстить вам, хоть вы этого и заслужили. Лучшим наказанием для вас станет приговор суда.

Он подавленно опустил голову.

Я не ошибся, Лосев прекрасно понимал, что ничего хорошего ему не светило.

— Уверен, грехов у вас много, все и не сосчитать… Но, у вас есть шанс помочь следствию, это вам обязательно зачтётся.

Лосев вскинул подбородок и озадаченно посмотрел на меня.

— Разве вы ведёте моё дело? Им занимается ГПУ. И я рассказал на допросах всё, что знал.

— Вы правы, угрозыск вашим делом не занимается, но… так сложились обстоятельства, что у вас есть возможность заработать для себя дополнительные очки, и уже по нашей части.

— Каким образом? — судя по приливу надежды в его голосе, я его заинтересовал.

— Нужны сведения из вашего дореволюционного прошлого.

Лосев удивился.

— А оно-то тут при чём?

— Не перебивайте, пожалуйста, я всё вам расскажу. Вы ведь умеете обращаться со взрывчаткой?

Ответил он не сразу, пытаясь понять, к чему я клоню.

— Да, у меня есть кое-какой опыт…

— Не скромничайте, Лосев. Думаете, мы не знаем, чем вы занимались в террористической ячейке левых эсеров⁈

— Даже если и знаете — что с того? Мы боролись с проклятым царизмом теми способами, которые считали подходящими в тот момент! Если намекаете на мою связь с левыми эсерами — я порвал с их партией ещё в семнадцатом, когда понял, что нам не по пути… Но о своём прошлом не жалею! — горячо воскликнул он.

— Не о том речь, Лосев!

— Тогда о чём⁈ Простите, я вас совсем не понимаю!

— Вам что-нибудь говорит такое название — «Комитет справедливости»?

Лосев равнодушно пожал плечами.

— Впервые от вас слышу.

Я тщательно мониторил его реакцию, если бы он попытался обмануть — от меня бы это не скрылось.

— Допустим…

— Я не вру.

— Я вам верю. Так вот… В городе появилась некая шайка, которая так называет себя. Она вымогает с богатых нэпманов деньги, угрожая убийством. До сего дня всерьёз их не воспринимали.

— А что случилось сегодня?

— Сегодня они бросили взрывное устройство возле дома одной из своих жертв. К счастью, никто не погиб. Спецов, способных кустарно изготовить взрывчатку, в городе немного. Вы — один из них.

— Вы с ума сошли! — едва не подпрыгнул на стуле Лосев. — Я никого не взрывал!

— Сядьте! — потребовал я.

Он покорно опустился на место.

— Не спорю: взрывчатку делали не вы, — продолжил я. — Но вы можете подсказать нам, кто, кроме вас, способен на такое! Предлагаю сделку. Помогите найти этого гада, пока не погибли мирные люди. И тогда я помогу вам избежать расстрела!

Глава 18

Думал Лосев недолго, да собственно, думать было нечего.

— Я согласен. — Он помедлил. — Только…

— Сдержу ли я обещание? — спокойно спросил я.

— Да, — чуть запнувшись, произнёс он.

— Надеюсь, моего честного слова вам хватит?

Лосев кивнул.

— Хватит.

— Слово я вам дал. Назад забирать не стану. Рассказывайте.

Он немного поёрзал.

— Да собственно рассказывать нечего: у нас была жёсткая конспирация, я никогда не знал, сколько всего людей входит в ячейку. Каждый из нас имел свою узкую специализацию. Я изготавливал взрывчатку, передавал в условленном месте связному. Непосредственно к акциям меня не привлекали.

— Не доверяли?

— Почему — не доверяли⁈ — обиделся Лосев. — Я прошёл все проверки. Просто, как я и сказал, каждый в ячейке занимался конкретным делом. Как говорится, за двумя зайцами…

— Ни одного не поймаешь… — продолжил я. — Понимаю. И всё это время вы работали в гордом одиночестве?

— Почти всё, но в 1914-м, почти перед самым началом войны, я серьёзно простудился и слёг. Думал, помру… Мы как раз готовили очередную акцию, она едва не сорвалась. Был страшный скандал, — с лёгкой усмешкой сказал Лосев. — Чтобы ситуация не повторилась, руководитель ячейки приставил ко мне стажёра: толкового паренька, он как раз заканчивал последний класс гимназии, был круглым отличником, увлекался химией. Горел душой за наше дело…

— И вы его обучили?

— Практически всему, что знал. Молодой человек оказался талантливым учеником.

— Он жив?

— А что с ним станется⁈ Жив, конечно. И даже в тюрьму не угодил. Когда нас раскрыли, никто его не выдал. В шестнадцатом попал на фронт, был в плену, с плена бежал, оказался в Румынии… Договорился с контрабандистами, те переправили его в Одессу, нашёл меня.

— И?

— Вы про своё обещание помните? — рот Лосева плаксиво исказился, сам вид вчерашнего чекиста стал мерзок и кране неприятен.

А ведь совсем недавно этот человек смело распоряжался жизнями других людей, включая и мою.

И всё же я сдержал накопившиеся эмоции, ответив коротко и просто:

— Я дал вам слово! Вы что — забыли?

— Простите, — смутился он.

— Тогда продолжайте. Я весь внимание.

— Как я говорил, он нашёл меня. Договорились по встрече. Он искал работу, я ему помог по старой памяти: устроил воспитателем в детской коммуне для беспризорников в Лузановке. Знаете где это?

— Лузановка… Если не ошибаюсь, где-то за городом, — напряг память я.

— Всё верно. Коммуну организовали в бывшем имении Лузановых. Очень красивое место: парк, пляж… Детям там очень нравится.

— Рад за детей, — искренне произнёс я. — Осталась сущая малость — узнать, как звать-величать вашего ученика.

— Михаил Панов.

— Опишите его внешность, — попросил я.

— Конечно. Двадцать семь лет, но выглядит гораздо моложе. Примерно вашего роста и сложения, сильно сутулится. Волосы русые, прямые, зачёсаны на левый пробор. Лицо прыщавое. Глаза серые, нос прямой, губы полные, на подбородке ямочка… Говорит очень вежливо и культурно, чувствуется, что человек образованный. Как сейчас одевается не знаю, в последний раз, когда его видел, на нём было тёмное пальто с меховым воротником, шапка, ботинки с калошами, — без запинки перечислил Лосев.

Какой бы сволочью он ни был, всё равно оставался профессионалом. Этого у него было не отнять. Впрочем, другого бы не поставили на его должность в ГПУ.

— Что ж, спасибо! Где он живёт? — спросил я.

— Там же в коммуне. У каждого воспитателя своя комната в учительском корпусе. Надеюсь, я достаточно вам помог?

— Более чем, Лосев, — подтвердил я. — Ещё какие-то вопросы-пожелания для меня будут?

— Мне бы курева, — вздохнул Лосев. — Родных ко мне не пускают, свои я давненько скурил, а тут не дают…

— Хорошо. Думаю, этот вопрос решаем, — кивнул я.

Не факт, конечно, что взрыв возле дома Шапиро, дело рук Панова, но начать с чего-то было нужно.

Я вернулся в свой кабинет, где меня уже ждал Осип.

— Ты как насчёт пожрать? — спросил он сходу вместо приветствия.

Только сейчас я вспомнил, что с утра успел только позавтракать.

— Положительно!

— Тогда давай в столовку сходим, перекусим? Заодно расскажу, что удалось узнать от Хосудовского!

— Дай догадаюсь — ничего! — усмехнулся я.

Осип весело крякнул:

— Ты знал!

— Откуда⁈ Просто догадался.

— Что — и Аграмян в отказ пошёл? — сразу сообразил Осип.

— Увы, — развел руками я. — Он страшно напуган.

— Выходит не зря этот долбанный «Комитет справедливости» бомбу взорвал! На психику давят…

Мы вышли из кабинета и направились в милицейскую столовую, где подкрепились остатками «комплексного обеда»: пустым борщом и гречневой кашей с мясной подливой. На вкус еда была не очень, но мы так проголодались, что смолотили порции за милую душу. Осип даже сходил за добавкой.

Кроме нас в зале больше никого не было, поэтому я смог рассказать Шору про Панова.

— Значит, воспитатель в детской коммуне…Интересно девки пляшут! — хмыкнул он. — Когда навестим?

— Да вот прям сегодня и поедем — чего кота за хвост тянуть!

— Я с тобой! — твёрдо заявил он.

— Конечно! Сам собирался тебе сказать, да ты опередил. Погнали?

— Погнали.

К коммуне мы добрались ближе к вечеру, не успев толком полюбоваться на красоты природы и, самое главное, песчаный пляж, где по словам Осипа была исключительно чистая вода.

Размещалось учреждение в нескольких двухэтажных кирпичных корпусах с четырёхскатными крышами, проржавевшими водосточными трубами и башенкой во флигеле.

Судя по остаткам столбов когда-то тут был деревянный забор, но потом его разломали и, вероятнее всего, пустили на дрова.

Ещё тут росли чахлые деревца, срубить которые не поднялась рука.

Большинство окон в корпусах горело, шум и детские крики были хорошо слышны за пределами коммуны.

— Должно быть весело тут у них, — усмехнулся Осип.

— Что поделаешь — дети, — вздохнул я. — Тем более недавние беспризорники… Главное, что есть крыша над головой, обуты, одеты, накормлены. А сколько их таких ещё осталось на улицах — не перечесть!

Из небольшого строения, больше смахивающего на сарай, в нашу сторону выдвинулся сторож с колотушкой. Он бросил в нашу сторону опасливый взгляд: двое крепких мужчин, да ещё в тёмное время суток — ждать можно всякого, но всё же решился спросить:

— Я извиняюсь. Вы кто такие будете?

— Мы, дедушка, будем из уголовного розыска, — ровным тоном сказал Шор.

— Сам ты дедушка! — заворчал сторож.

Он шагнул ближе, и стало ясно, что он лишь немногим старше нас.

— Документ покажите! А шастают тут всякие…

Крепким он не выглядел, скорее храбрился — при желании отобрать у него бесполезную колотушку — раз плюнуть. Но к чему обижать служивого человека?

Я сунул ему под нос удостоверение:

— Читать умеешь?

— А как же! По складам, но могём!

— Давай тогда, складывай… Только быстро. Спешим мы, — сказал Шор.

Изучив, бумаги, сторож разом подобрел.

— Всё в порядке. Вам к кому, товарищи?

Осип открыл рот, но я его опередил.

— К заведующему. Насчёт шефской помощи…

Эту версию я придумал ещё по дороге в коммуну.

— К заведующему… Так его нет сегодня. В город по делам поехал. Завтра только вернётся, — огорчённо произнёс сторож.

— Ничего страшного. А вместо него кто?

— Тогда вам к товарищу Загорулько. Его вместо заведующего оставляют. Видите во-о-он там, на втором этаже, окошко с красными занавесками горит. Его кабинет, значит, — показал сторож.

— Ну, Загорулько, так Загорулько… — флегматично сказал я и, словно невзначай, поинтересовался:

— А Миша Панов по-прежнему у вас работает?

— Работает! — успокоил меня сторож. — А что, вы его знаете?

— Ещё б мне его не знать! Учились когда-то вместе. Надо заскочить к нему, проведать… Где его найти?

Сторож задумался.

— Занятия у него закончились, в классах свет не горит — у себя в комнате, наверное.

— До сих пор один? Не женился? — продолжил аккуратно выпытывать я информацию.

Плохо, если Панов окажется в комнате не один. Могут возникнуть крайне нежелательные эксцессы.

— Была у него дамочка, да видать сплыла. В лавке бакалейной, кажись, торговала… Но чёто давно не приходила. Мабуть поссорились, — предположил он.

Я облегчённо выдохнул.

— Может, и поссорились. Так, где его комната, говоришь?

— Во флигеле. Там все воспитатели живут. На первом этаже до самого конца коридору идите — коричневая фанерная дверь слева. Не ошибётесь!

— Да уж постараемся, — пообещал я и внимательно посмотрел на Осипа:

— Давай сначала к Панову заглянем? Сто лет с ним не виделся…

— Ты начальник, тебе и решать! — улыбнулся он.

В отличие от других корпусов, во флигеле было тихо. Мы спокойно вошли внутрь, не встретив никого на пути, пошагали до конца коридора.

— Вот его адрес, — покосился Осип на потёртую коричневую дверь и достал револьвер.

Я кивнул, вытащил своё наган.

— С богом!

Да, вполне вероятно, Панов давно уже забросил ремесло по изготовлению взрывчатки и не имеет никакого отношения к «Комитету справедливости», но это ещё предстояло выяснить, поэтому действовать пришлось быстро и нагло.

Я не стал стучать в тонкую филёнку двери, а просто выбил замок ногой и шагнул через порог.

А через секунду остолбенел.

Напротив входа на стуле сидел мужчина, подходящий по описанию Лосева, в одной руке у него был небольшой кожаный саквояж, а в другой карманный пистолетик. Дуло пистолетика было направлено не на вход или меня, а на саквояж.

— Быстро ж вы меня вычислили, мильтоны! — со злостью произнёс мужчина. — В саквояже взрывчатка. Догадываешься, что произойдёт, если нажму на спуск?

Глава 19

— Панов, не дури! — покачал головой я. — Взлетишь на воздух вместе с нами…

— И что⁈ Думаешь, я блефую⁈ — зловеще оскалился бомбист. — Не знаю, как вам, а мне на свою жизнь плевать. Всё равно ей цена копейка.

Я бросил на него оценивающий взгляд.

Панов горделиво вздёрнул изъеденный прыщами подбородок, принимая мой вызов. Мне не очень понравился лихорадочный блеск в его глазах. Такой бывает у тех, кто не дружит с башкой.

— Что думаешь, Жора? Гражданин нас на понт берёт или как? — спросил Осип.

— А ты проверь! — снова оскалился Панов.

Я по-прежнему анализировал его поведение.

То ли хороший актёр, то ли на самом деле отчаянная душа. Попадались мне и те и другие. Определить, к какой категории относится Панов, невозможно. Вернее, можно, только есть нехилая такая вероятность, что окончательные выводы будут делать уже другие, после того, как нас не станет.

Может и впрямь псих? Вон как глаза горят!

Пристрелить? Каким бы быстрым и ловким я ни был, он тоже успеет нажать на спусковой крючок. Если Панов не врёт и в портфеле бомба, ахнет так, что мало не покажется. В лучшем случае нас потом соберут по кусочкам, но ведь в здании есть и другие люди. А среди них женщины, дети…

Ох, тяжела ты шапка Мономаха!

А решение принимать нужно, пока всё не зашло слишком далеко.

Что если в саквояже достаточно взрывчатки, чтобы сложить оба этажа? Счёт погибших тогда пойдёт на десятки.

На моей спине выступил холодный пот.

— Так что будем делать, мильтоны⁈ — издевательским тоном поинтересовался Панов.

— Чего ты хочешь? — спросил я, продолжая наблюдать за его поведением.

— Бабу хочу! — хмыкнул он.

— Что⁈ — нахмурился Шор.

— Хрен через плечо! Дайте мне выйти и тогда никто не пострадает! Давайте, мусора, соображайте быстрее. А то палец у меня не казённый, в любую секунду судорогой сведёт…

— Жора? — спросил Осип.

— Пусть идёт, — решился я.

— Ты что⁈ Как мы потом его искать будем?

— Как-нибудь найдём! Иди, Панов! Мы не станем тебе мешать!

— То-то же! — осклабился он. — А ну — разошлись по сторонам: дайте пройти.

— Делай, что он говорит, — предупредил я Осипа.

Меньше всего мне хотелось, чтобы Шор начал проявлять инициативу.

— Жора…

— Осип, это приказ!

— Понял! — с досадой произнёс напарник.

Мы дали Панову выйти в коридор.

— А теперь оба вошли в комнату! Ну! — заявил бомбист, снова тряся саквояжем.

— Как скажешь.

Мы послушно переступили порог. Дверь за нами захлопнулась.

— Оревуар, мусора! Считайте, что родились заново! — захохотал Панов.

Мы услышали, как он затопал по коридору.

— Зря мы его отпустили! — покачал головой Осип.

— Думаешь, я за себя боюсь?

— Не думаю. Знаю, что про других подумал! Только ведь уйдёт, сволочь!

— Ничего! Никуда он от нас не денется. Найдём! — твёрдо объявил я.

Правда, как именно — над этим ещё предстояло подумать.

Я толкнул дверь плечом: что-то мешало, скорее всего, Панов подпёр её чем-то, в коридоре мне на глаза попалась швабра, скорее всего, бомбист использовал её, чтобы затруднить нам выход.

— Отойди, — попросил Осип.

Он разогнался и на ходу снёс дверь с петель. Она с грохотом упала на деревянный пол.

Мы выскочили в коридор. Панова и след простыл, а из соседних комнат выглядывали встревоженные люди.

— Что здесь произошло? — спросила, поправляя пенсне, пожилая женщина.

Её седые волосы были собраны в пучок на затылке.

— Всё в порядке, граждане! Волноваться нечему, — произнёс Осип.

Нам не особо поверили, но дали спокойно покинуть флигель.

Сторож стоял неподалёку. Он курил самокрутку, окутывая себя с ног до головы вонючим дымом.

— Панова видел? — подскочили мы к нему.

Сторож кивнул.

— Видел. Вылетел как пробка из бутылки. А что?

— Куда он направился? — проигнорировал его вопрос я.

— В сторону парка помчался. Так что собственно приключилось-то?

— То, что ваш воспитатель Панов — опасный преступник. Если он снова появится в коммуне, немедленно просигнализируйте нам, в угрозыск.

— Ох ты ж… — выматерился сторож.

Мы побежали к парку и, оказавшись на одной из его аллей, остановились — Панова и след простыл.

— Ушёл, гад! — разъярённо произнёс Осип.

— Шустрый оказался, — вздохнул я.

— Эх, сюда бы собачку… — размечтался Шор.

— Это да! Собачка нам бы не помешала, — согласился я, с ностальгией вспомнив тестя и его уникального подопечного по кличке Гром.

Они бы нам здесь и сейчас ой как бы пригодились.

Но, мы не собаки, по запаху на след преступника не нападём. Значит, придётся искать сбежавшего бомбиста другим путём, только я понятия не имею, каким именно.

— Пошли назад, в коммуну, — сказал я. — Опросим всех. Может, удастся понять, к кому Панов стопы направил.

— Слабо предание, но верится с трудом, — скривился Осип. — Панов не дурак, вряд ли побежит к родне скрываться.

— Дурак — не дурак, но версию отработать нужно.

В коммуне застряли где-то до полуночи, собирая информацию по Панову. Опросили всех, даже ребят, у которых бомбист вёл занятия по химии.

Результат нас не сильно порадовал: в Одессе родни у злодея больше не было, отец и мать скончались в начале двадцатых от «испанки», один брат погиб в империалистическую, второй ушёл к белякам, следы затерялись где-то в Крыму — скорее всего, сбежал в Турцию. Сестра вышла замуж и уехала куда-то в Сибирь.

Друзей среди воспитателей и работников коммуны не было и, вообще, Панов вёл достаточно замкнутый образ жизни.

Про девушку, которая его навещала, тоже никто ничего толком не знал. Да, работала продавщицей в какой-то бакалейной лавке, звали не то Аглаей, не то Нюрой.

— Так всё-таки: Нюра или Аглая⁈

— Да шут его знает! Вроде и так и так…

— Смеётесь? Так не бывает!

В ответ обычно непонятное кряхтение или почёсывание в затылке.

— Да уж, — вздохнул в конце допросов порядком осоловевший и уставший как собака Осип. — Выходит, только уйму времени зря потеряли, а как и где искать Панова, не выяснили.

— Ну а что ты хотел — чтобы всё было сразу, легко и просто⁈ Нате вам на блюдечке с голубой каёмочкой? Нам и так повезло, что мы быстро Панова вычислили. Видимо, на этот наш лимит исчерпался, — возразил я.

— Да ладно, Жора! Это я так, мысли вслух… Понимаю, что прав ты, не было у нас другого выбора, кроме как отпустить его. Понимаю, но всё равно злюсь!

— Главное, чтобы твоя злость делу не мешала!

— Да уж будь спок — не помешает! — заверил он. — Есть у меня способность одна…

— Что за способность? Паучье чутьё? — хмыкнул я.

— Какое ещё паучье чутьё? — удивился Шор. — И при чём тут вообще пауки⁈ Ты бы ещё про блох сказал…

— Да я это так… В книжке одной читал, не нашей. Там одного паренька паук укусил… — сообразив, что если начну пересказывать сюжет американских комиксов, то запутаю и себя и Осипа, махнул рукой. — Короче, глупости всякие… Ты лучше про свои способности расскажи.

— Да что тут рассказывать… Меня, когда трясёт, вот как сейчас, такая злость накрывает — сутками могу не спать! Пока не найду сволочь, не успокоюсь! И никто меня при этом не кусал: ни пауки, ни блохи, — улыбнулся он.

— А поспать всё равно придётся. Ты мне с утра понадобишься бодрым и полным энергии. Никуда Панов от нас не денется. Найдём гадёныша! Обязательно!

Даже не помню, как добрался домой, такое чувство, что в квартиру ввалился на автопилоте, и сразу попал в заботливые руки Насти.

Меня слегка встряхнули, напоили, накормили и уложили спать на расстеленную постель. Я обнял любимую жену, вдохнул запах её роскошных волос, счастливо улыбнулся и тут же провалился в глубокий сон.

Разбудил меня пронзительный трезвон электрического звонка, казалось, он длился целую вечность.

Я с трудом оторвал голову от подушки и увидел сидящую на постели встревоженную Настю.

— Ты сиди, не вставай. Я схожу, открою. Наверное, это ко мне… — логично предположил я.

Возле дверей уже стояла Анна Эммануиловна, наша соседка. Она успела накинуть халат поверх ночнушки.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, Анна Эммануиловна! Думаю, ко мне гости, — постарался успокоить женщину я. — Вы уж извините — работа такая.

— Вы только поосторожнее, — попросила она. — А то сами знаете, какое нынче время.

— Не беспокойтесь! Злодеи так себя не ведут. Они бы провернули всё по тихому.

— Плохо вы наших одесских уркаганов знаете!

— Не скажите, Анна Эммануиловна. Как раз с некоторыми я успел очень хорошо познакомиться.

— И всё равно, Георгий Олегович! Я вас очень прошу!

— Всё будет хорошо, Анна Эммануиловна! Ложитесь спать!

— Я всё-таки тут постою. А то мало ли что…

Я усмехнулся. Вряд ли моя соседка могла бы оказать существенную поддержку в случае бандитского налёта, но…. раз считает что будет полезной, не стану разубеждать.

— Хорошо!

Я подошёл к дверям и спросил:

— Кто?

— Товарищ Быстров? — раздался с той стороны грубый прокуренный мужской голос.

— Он самый.

— Я порученец из угрозыска. Меня к вам дежурный направил.

— Погоди, сейчас открою.

Я отпер дверь, не снимая на всякий пожарный цепочку.

На лестничной площадке было темно, мне с трудом удалось распознать лицо порученца. Я видел его прежде в уголовном розыске, поэтому уже смело скинул цепочку и впустил в квартиру.

— Если не ошибаюсь, товарищ Хапич?

— Так и есть, Хапич! — обрадовался он.

— Что стряслось? — спросил я, догадываясь, что вряд ли услышу что-нибудь хорошее, тем более в столь ранний час.

Предчувствия меня не обманули.

— Чрезвычайное происшествие у нас, товарищ Быстров… Какие-то сволочи бомбу минут тридцать назад возле ворот регистрационного отделения взорвали… — затараторил он.

— Что⁈ — Я замер с обалдевшим видом.

Новости были из разряда охренеть, да и только! Ладно, взрывать дома нэпманов, но учудить такое с органами внутренних дел… Это ж как надо берега потерять!

Неужели кто-то вдруг решил, что он бессмертный⁈ Да уж…

— Говорю, взорвали нас! — произнёс Хапич. — Хорошо, что ночью дело было — только трёх человек из дежурной смены осколками посекло. А так стёкла повыбивало, стены повредило и у нас и у соседских домов. Но там вроде тоже как без жертв. Ну, а когда все в суматохе забегали, дежурному кто-то на стол конверт положил, а в конверте записка.

— Что за записка?

— Да какой-то комитет привет нам передаёт. Спрашивает — сильно понравилось?

Я привык не верить в совпадения, тем более такие.

— Случаем не «Комитет справедливости»?

— Точно! «Комитет справедливости»! Собирайтесь, товарищ Быстров. Я за вами. По пути ещё за товарищем Шором заскочим. Приказано всех собрать.

Глава 20

Шора тоже пришлось поднимать с постели, которую он любезно разделил с полноватой блондинкой. Прежде я эту женщину никогда не видел и даже не подозревал про её существование, но устраивать расспросы по этому поводу не стал. Осип — мужик видный, узами брака не связан и может устраивать личную жизнь как хочет

Судя по осоловелому виду и красным глазам, ночка у него выдалась, что надо.

Только известие о взрыве в угро заставило его проснуться и отбило желание беспрестанно зевать.

— Ничего себе… — озадаченно протянул он. — Дай догадаюсь… Панов⁈

— А кто ж ещё! — произнёс я. — Даже записку нам оставил. Дескать, привет от «Комитета справедливости». Так что я на все сто процентов уверен — Панов и его компания.

— Эх, надо было тогда пристрелить этого гада! — сжал кулаки Осип.

— Ну да, ну да, — хмыкнул я. — И заодно взлететь вместе с ним на воздух!

— Хорошего без плохого не бывает. И — наоборот, — философски заметил Осип. — А, ладно! Хрен с ним! Сделанного назад не воротишь! Представляю, что сейчас там, на месте, творится!

— Да уж точно ничего хорошего! — согласился я.

Тут и Вангой быть не надо. Не каждый день гремят взрывы возле губернского уголовного розыска. Шуму и криков будет на весь Советский Союз.

Естественно, событие сразу привлекло к себе толпу зевак. Скоро наступит рассвет, народа на улицу хлынет ещё больше.

Последние сто метров мы не ехали, а катили со скоростью беременной улитки. Не вытерпев, я соскочил на землю и пошагал пешком. Осип быстро догнал меня и пошёл сбоку.

— Как думаешь с чего этот «комитет» так раздухарился?

— Не знаю. Найдём и спросим, — сказал я.

Долго искать Барышева не пришлось. Он что-то горячо обсуждал с Дерибасом. До нас долетели обрывки их речи:

— Даю вам неделю!

— Терентий Дмитриевич…

— Я всё сказал, товарищ Барышев! Неделя и ни часом больше! Не уложитесь в срок — поставим вопрос ребром!

— Какой вопрос?

— Ясно какой — о вашем соответствии занимаемой должности!

— Я за неё не держусь!

— И зря! Где это видано, чтобы всякая шваль позволяло себе такое! Да я б на вашем месте от стыда сгорел!

Мы с Осипом благоразумно не стали подставляться под горячую руку сразу двух больших начальников, постояв пару минут в сторонке.

Лишь когда Дерибас убежал к своему служебному автомобилю, рискнули подойти к Барышеву.

— Дмитрий Михайлович… Вызывали?

Тот окинул нас хмурым взглядом.

— Я? Неужели?

Осип слегка опешил.

— В смысле… Нам сказали, что всех собирают. Разве не так?

— Конечно так! Вы понимаете, что вот это всё из-за того, что вы отпустили бомбиста. Этого, как его…

— Панова, — подсказал я.

— Да, Панова! — буркнул Барышев.

Он насупился ещё сильнее.

— Значит так, орлы: чтобы через пять дней этот Панов и вся его камарилья сидели у нас в камере и давали признательные показания!

— Так ведь неделю на поиски дали, — снова неудачно встрял Осип.

— Ясно! Выходит, слышали наш разговор с Дерибасом, — зловеще улыбнулся Барышев, и от этой улыбки нам с Шором тут же стало не по себе. — Так вот, начальник для вас я, и это я даю вам пять дней на поиски! Вопросы есть?

— Нет вопросов, — понуро ответили мы.

— Тогда хватит тут толкаться. Давайте, работайте! Жду вас сегодня с результатами!

— Есть! — по-военному козырнул я.

Барышев собрался уходить, но я его остановил:

— Дмитрий Михайлович…

— Что, Быстров?

— Можно с вами поговорить?

— О чём? О том, как Панова на свободе оставил? — упрекнул Барышев.

Я возмутился:

— Дмитрий Михайлович, вы же знаете, почему я так сделал!

Он сокрушённо махнул рукой.

— Да знаю я, Георгий! Знаю и полностью поддерживаю тебя.

Я с любопытством посмотрел на начальника.

— Будь на твоём месте, поступил точно так же, — заверил он. — Прости. Не хотел на тебя сорваться!

Он сокрушённо махнул рукой, показывая, что и впрямь раскаивается.

Я тоже не стал разыгрывать из себя обиженку. Работа есть работа. У всех есть нервы. Даже у начальства.

— Всё в порядке, Дмитрий Михайлович. И, уж извините, что не вовремя и не к месту, но потом будет совсем некогда. В общем, я тут с моими ребятами переговорил, и у нас появилось предложение организовать ведомственный детский сад.

— Понял, к чему клонишь! — заволновался Барышев. — Да, действительно, разговор ты завёл не вовремя и не к месту. Сам видишь, что у нас творится!

— Товарищ Барышев, работы у нас всегда будет по самое горло! А с ситуацией всё равно надо что-то делать…

— Ну до чего ж ты приставучий, Быстров! — в сердцах воскликнул он.

— Какой есть! — легко согласился я.

Начальник угро сдался.

— Давай так сделаем: найдёшь мне этих уродов-бомбистов, будет у нас при угрозыске детский сад. Костьми лягу, но фонды и помещение из губернии выбью.

— А если нет? — осторожно спросил я.

— А вот этого «нет», я от тебя чтобы не слышал! — сделал угрожающие глаза-щёлочки Барышев. — Пять дней, Быстров! Пять дней!

— Есть, пять дней. Разрешите выполнять?

— Да уж сделай милость! — благословил меня на служебный подвиг начальник.

Я снова вернулся к Шору.

— Слышал?

— Про пять дней?

— Про детский сад…

Он сокрушённо вздохнул.

— Не о том думаешь, Жора! Тебе начальство можно сказать причинное место в тисках крутит, а ты про детские садики болеешь…

— Ты за моё причинное место не боись! Найдём мы Панова! Но сначала поищем Халецкого. Я его неподалёку видел.

— А чего меня искать⁈ Вот он я! — как гриб из-под земли вырос эксперт. — Что-то хотели узнать?

— Хотел. Предварительное заключение по взрывчатке дать можете?

— Только очень предварительное…

— Мне пока и такого хватит, — заверил я.

Беспомощно щуря воспалённые глаза (а ведь не только Осип славно оторвался этой ночью!), Халецкий уверенно заговорил:

— Точно такая же кустарщина, как и в случае возле дома Шапиро.

— Полагаете, дело рук одного человека? — спросил Шор.

— Не полагаю. Знаю твёрдо. Рецепт один и тот же.

— Спасибо, товарищ Халецкий. Я вас больше не держу, — отпустил эксперта я.

Ну вот… Не то чтобы я сильно сомневался в вине Панова, пока не услышал авторитетное мнение Халецкого, но зато теперь знал наверняка.

Желудок подозрительно заурчал. Естественно, меня вытащили из постели, причём всё срочно-срочно, бегом-бегом. Какой тут завтрак! Настя даже бутербродов с собой для меня собрать не успела.

А тут свежий воздух, улица, куча неотложных дел… Молодой растущий организм опять же.

Короче, есть охота до потери пульса.

— Ось, — позвал друга я.

— Чего?

— Вопрос есть.

— Какой?

— Где тут пожрать можно в спокойной обстановке и недорого?

Шор понимающе кивнул.

— В правильном направлении думаете, товарищ Быстров. Пошли, покажу одно приличное местечко.

— Так рано же на улице… Уверен, что оно успело открыться?

Осип хмыкнул

— Господи, Жора! Ты прямо как ребёнок и ничего не знаешь про ночную жизнь Одессы. Я лично уверен, что оно ещё не успело закрыться. Это ресторан, друг мой!

— У меня на ресторан денег не хватит, — честно предупредил я, но Шор меня успокоил:

— Не кипишуй! Для нас с тобой из ресторанного будет только сервис. А цены как в нашей столовке. Главное, красную икру, рябчиков и ананасы в шампанском не заказывай!

— Что-то не тянет меня сегодня на рябчиков…

— Вот и меня тоже, — хохотнул он.

— Далеко твой ресторан?

— А ты сильно спешишь?

— Мы оба сильно спешим, — поправил его я.

— Десять минут!

— Идём.

Вид ресторанной вывески всколыхнул в душе воспоминания, как ещё относительно недавно меня выперли из губро, и я стал работать кем-то вроде начальника безопасности в похоже вертепе. Правда, это заведения общепита было классом повыше моего.

Швейцар у входа хорошо знал моего напарника.

— Товарищ Шор… Давненько вы к нам не заходили! — радостно осклабился он.

— Кто сегодня из старших?

— Лизонька.

Осип многозначительно подмигнул мне.

— Кажись, Жора, нам сегодня подфартило конкретно. У нас с Лизонькой особые отношения…

— И что это значит? Могу заказать кусок мяса по цене картошки?

— Всё может быть!

Мы вошли в ресторан. Тихо играла музыка, какой-то густой прилипчивый джаз.

Посреди зала топтался мужчина в буржуинском долгополом фраке, который делал его похожим на толстую ласточку. Компанию мужчине составляла дамочка в состоянии хорошего подшофе. Не стоило большого труда определить в ней «ночную бабочку».

К нам подошла другая женщина: стройная, холёная, в струящемся длинном платье. В руке у неё был длинный мундштук с папироской. На голове причёска в виде каре с изогнутыми кончиками.

Она была не молода, знала об этом и прятала следы увядания за косметикой. Но всё-таки это была очень привлекательная женщина.

Когда я её только увидел, то почему-то решил, что у неё будет хриплый прокуренный голос и потому удивился, когда услышал, как она задорно и мелодично пропела:

— Ося-солнышко! Дай я тебя расцелую!

Женщина коснулась его щеки губами и тут же отстранилась.

— А этот молодой приятный человек с тобой — он кто? Только не разбивай мне сердце и не говори, что он тоже работает в вашем кошмарном уголовном розыске!

— Ну почему сразу кошмарном⁈ — улыбнулся я. — Мы строги только с теми, кто нарушает закон. Вы ведь ничего не нарушаете… Лиза…

— Значит, ты уже успел рассказать своему спутнику обо мне! — сверкнула глазами женщина. — Лиза.

Она протянула руку, чтобы я её поцеловал.

— Георгий Быстров, — спокойно произнёс я.

Можно было бы поиграть в джентльменство, но утро сегодня явно не задалось, и я не был в хорошем настроении, поэтому, вместо поцелуя, сжал её кисть в своей ладони.

— А вы мне нравитесь! — задумчиво протянула Лиза. — Где желаете сесть, господа… Простите, товарищи. В общем зале?

Осип оглядел зал. Несмотря на приближающееся утро, посетителей разной степени алкогольного опьянения хватало.

— Зачем в зале! Неужели для нас отдельного кабинета не найдётся⁈

— Для тебя, Осечка, найдётся всё! И, конечно же для твоего симпатичного, но явно безнадёжно женатого спутника тоже, — точно определила мой статус Лиза.

Она провела нас в кабинет, посадила за тяжёлый дубовый стол и сама приняла заказ. Я выбрал яичницу с колбасой и кофе — незатейливый, но сытный завтрак. Осип выбрал баранину.

Лиза ушла.

Без порции утреннего кофе, я почувствовал, что меня сковывает усталость, стало клонить ко сну. Стоило больших трудов не заснуть, пока на столе не появилась заказанная яичница.

Баранину Осипу принесли чуть позже, когда я уже допивал свой напиток богов.

— Что скажешь, шеф? Есть какие-то идеи насчёт Панова?

— Идеи есть, — подтвердил я.

— Поделишься.

— Обязательно поделюсь. Но сразу после того, как ты покончишь с едой.

Я осторожно огляделся.

— Нас не подслушивают, — тихо произнёс Шор. — Я знаю Лизу. Не раз мне помогала. Она не позволит.

— Поверю на слово. Но всё равно поговорю потом, когда ты поешь. И на улице.

Лиза вышла провожать нас, когда мы покидали ресторан.

— Надеюсь, вам у нас понравилось, мальчики?

— Очень, — кивнул я.

— Тогда приходите к нам ещё. С женой, — лукаво стрельнула в меня глазками она. — И ей будет приятно, и мне интересно, какая ж это красотка смогла охомутать такого, как вы!

— Как-нибудь обязательно удовлетворю ваше любопытство, — пообещал я.

Мы отошли на изрядное расстояние от ресторана.

— Ну, давай. Не тяни… конспиратор! — хмыкнул Осип.

— Обязательно. Ты должен знать все расклады в местной мафии. Френкеля мы арестовали. Как считаешь, кто сейчас за него?

Говоря слово «мафия» я не боялся, что Осип меня не поймёт. Этому термину давно уже перевалило за полвека. Не сказать, чтобы он был в широком ходу, но сыщики из отечественного уголовного розыска понимали о чём речь и не связывали исключительно с сицилийской оргпреступностью.

— Есть пара кандидатов, — откликнулся Осип. — А тебе на что?

— А на то! Пусть помогают искать Панова и этих «комитетчиков». Интуиция мне подсказывает, местным деловым они точно не по душе, — сказал я.

Глава 21

Я уже был в этом помещении, когда на меня пытались повесить вооружённое нападение на милиционеров Малинкина и Чупахина. Пришлось удрать от неминуемого ареста и обратиться за помощью к Френкелю.

Да уж, сюрприз для Нафталия Ароновича вышел что надо. Он долго приходил в себя…

И вот я снова здесь.

Обстановка в его бывшем кабинете не изменилась, всё было как тогда, если не считать того, что сейчас за огромным письменным столом с двумя телефонными аппаратами восседал совсем другой человек. И этот человек был полным антиподом Нафталию Ароновичу: даже ни намёка на интеллигентность в облике и поведении. Квадратное грубое лицо, жестокие глаза убийцы, короткие чёрные волосы, подстриженные ёжиком, широкоплечая фигура портового грузчика, мускулистые руки — словно их обладатель сутками не вылезал из спортзала и при этом давно «курсил» химией.

На этот раз мне не пришлось вырубать охрану, достаточно было показать удостоверение.

Меня беспрекословно отвели к Симону Хейфецу по прозвищу Крюк. Осип рассказал мне, откуда взялось это прозвище: на заре своей бандитской карьеры Хейфец расправлялся с врагами, втыкая им под рёбра огромный мясницкий крюк.

Обычно рядовые быки вроде него долго не живут, но, видимо, у Симона нашлись и другие таланты, раз его поставили на должность криминального смотрителя Одессы.

Осип хотел идти к нему вместе со мной, но я убедил, что будет гораздо лучше, если отправлюсь в одиночестве и пообщаюсь с Крюком тет-а-тет.

— Чем обязан, гражданин начальник? — окинул меня взглядом исподлобья новый владелец кабинета.

— Дело к тебе есть, Крюк.

— Вы хотели сказать — Хейфец? — недобро прищурился он.

— Не пыли, Крюк. Я сказал ровным счётом то, что хотел сказать.

Бандит ухмыльнулся.

— Не очень-то вы вежливы, Георгий Олегович.

— Не когда мне с тобой политесы разводить. Я же сразу предупредил — дело у меня.

Я сел на кресло напротив.

— Насчёт взрывов? Так это не ко мне, Георгий Олегович. Наши так не работают. К тому же, насколько мне известно, бомбист из бывших политических. Левый эсер… Разве не так?

— Всё так, Крюк. Бомбу действительно изготовил Панов, в прошлом участник террористической ячейки левых эсеров, — подтвердил я.

Крюк ухмыльнулся.

— Ну вот и я о чём. Мы здесь не при делах, Георгий Олегович. И повесить эту историю на нас не получится.

— Я ничего не собираюсь вешать на вас. Пусть каждый отвечает по грехам своим.

— Тогда что вы от нас хотите? — удивился Крюк.

— Сущую мелочь. Панов где-то прячется. У вас везде есть свои глаза и уши. Помогите найти.

Крюк фыркнул.

— Георгий Олегович, у вас репутация серьёзного человека. Вы не успели приехать, а уже такой шум-гай в Одессе учинили… До сих пор город потряхивает! Вы же должны понимать — если я начну для вас каштаны из костра таскать, на меня всё общество косо посмотрит!

— Общество начнёт на тебя косо смотреть, если взрывы продолжатся, — резонно заметил я. — К тому же эти бомбисты и их «Комитет» стригут вашу же добычу. Неужели спустишь это им с рук⁈

— Уели, Георгий Олегович! Как есть уели! — вздохнул Крюк. — Правда ваша: нам эти террористы как гость поперёк горла! Устали от обиженных людей жалобы принимать.

— Это ты на Шапиро, Хосудовского и Аграмяна намекаешь? — догадался я.

— Есть и другие, Георгий Олегович. Только они боятся и говорить с вами не будут.

— Даже, если ты им прикажешь?

— Даже, если я, — кивнул он.

— Настолько напуганы?

— Очень, Георгий Олегович! Очень!

— Ну вот видишь — вот тебе и резон со мной посотрудничать. Помоги напасть на след Панова и его сообщников. Только сразу хочу предупредить: не вздумай никого трогать. Мы эту шайку сами возьмём.

Долго размышлять Крюк не стал.

— Хорошо. По рукам! Сразу могу сказать насчёт Панова: мы ведь тоже стали его искать. На хазах и малинах его нет — это точно говорю.

— То есть прячется где-то по знакомым?

— Мне пока нечего добавить, Георгий Олегович! Но даю слово: если что-то узнаем, обязательно сообщим.

— Спасибо, Крюк! Тебе это зачтётся! — встал я.

Хорошо, что гражданин Хейфец не стал уточнять, как именно, потому что я пока и сам этого не знал.

Стоило мне только покинуть контору Крюка, как рядом остановился служебный экипаж, и я увидел внутри взволнованное лицо друга.

— Всё путём! — успокоил его я.

— Крюк согласился?

— А куда денется⁈

— Ну да, деваться ему некуда… Кстати, как он тебе?

— Знаешь, классический случай, когда внешность бывает обманчивой. На вид тупая горилла, а по факту не дурак.

— Дурака на такойпост не поставили бы.

— Это да. Кадровая политика у деловых не чета нашей, — вздохнул я.

— Крамольные мысли излагаете. Нехорошо, товарищ Быстров! — усмехнулся Осип.

Несмотря на весь переполох, устроенный «комитетом», текучки ещё никто не отменял, а я, как ни крути, был небольшим, но начальником. Пришлось на время заскочить в угрозыск, чтобы провести очередной разбор полётов и нарезать задач подчинённым.

Само собой, ставку только на уголовный мир я не делал. Люди Крюка ищут Панова по своим каналам, мы, опера, будем искать по своим.

Но пока было не очень понятно, за что ухватиться.

Мои ребята плотно поработали с окружением Панова, однако ничего существенного не нашли. Прежней загадкой оставалась таинственная пассия взрывника — то ли Нюра, то Аглая.

Что самое странное — в именах девушек путались все, кого допросили. Что это — издержки конспирации? Или девица со странностями, у которой семь пятниц на неделе и минимум два разных имени… В зависимости от настроения что ли⁈

От размышлений отвлекла телефонная трель.

— Быстров у аппарата.

— Мне бы товарища Бодрова, — несмотря на некачественную связь, я узнал голос режиссёра Лоренцо.

— Борис Яковлевич, здравствуйте… В общем, это я — Бодров.

— Вы⁈ — на том конце трубки замерли. — Но как же…

— Долгая история, Борис Яковлевич. Так было нужно для работы. Я потом, как-нибудь, всё объясню.

— Хорошо, Григорий Олегович или как вас правильно?

— Георгий Олегович. Это моё настоящее имя.

— Что ж, теперь буду знать… Георгий Олегович, можете подъехать на кинофабрику?

— А по какому вопросу?

— У меня радостное известие: картина запустилась. Мы сами в шоке — всё завертелось так быстро! Нам по секрету сказали, что сам товарищ Дзержинский лично одобрил и сказал, что будет оказывать всяческое содействие.

— Спасибо за отличные новости! — обрадовался я.

Известие меня и впрямь порадовало. То, что начиналось как игра, вдруг обрело чёткие очертания. Да ещё и поддержка со стороны самого Феликса Эдмундовича! Уверен, он сразу оценил, какую пользу нашему делу может принести кинематограф, у скольких молодых людей загорятся глаза.

— Это вам большое спасибо, Георгий Олегович! Ну так как — придете? Надо уладить кое-какие формальности.

— Смогу быть у вас где-то через час. Устроит?

— Вполне. Жду вас, Георгий Олегович.

На кинофабрике мне сказали, что у Бориса Яковлевича Лоренцо теперь появился собственный кабинет.

Я вошёл в административный корпус и сразу столкнулся в коридоре с парой грузчиков, пытавшихся занести в двери огромный кожаный диван. Он категорически не желал вписываться в габариты дверного проёма.

Рядом стоял мокрый от пота Лоренцо. Он то и дело промокал покрасневшее лицо платочком.

— Борис Яковлевич, — окликнул я его.

— Ещё раз здравствуйте, Георгий Олегович.

— Что тут у вас происходит?

— Да вот, обживаюсь помаленьку. Мебель с боями в кабинет выбил, — вяло улыбнулся он.

Когда эпопея с диваном закончилась, и грузчики вышли Лоренцо пригласил меня зайти внутрь.

— Прошу вас.

В кабинете режиссёр извлёк из несгораемого сейфа несколько бумаг.

— Это ведомости. Распишитесь, пожалуйста. Кстати, в бухгалтерию сегодня завезли деньги. Можете получить гонорар. Не побоитесь с такой кучей деньжищ ехать?

— А что делать, Борис Яковлевич, — усмехнулся я. — Как-нибудь отобьюсь.

Подписав документы, я засобирался.

— Вы куда? — расстроился Лоренцо.

— Как куда? Сначала в бухгалтерию за деньгами. Закину домой, а потом на службу. Работа, — пояснил я.

В кабинет зашёл парень примерно моего возраста и комплекции. На нём был серый коверкотовый костюм из тех, что носили нэпманы средней руки, обут в тупоносые «бульдоги», начищенный до зеркального блеска. На голове клетчатая кепка.

Улыбка парня была такой же широкой, как радиатор автомобиля. А ещё он был очень обаятельным и знал это.

— Всем салют!

По реакции Лоренцо я догадался, что режиссёр ждал этого визитёра.

— Георгий Олегович, разрешите, я познакомлю вас с Валерием Фогелем. Вы лишили нас одной «звёзд», — намекнул он на арест Краснопролетарского. — Но, незаменимых людей нет. Худсовет постановил, что главную роль будет играть Валерий.

— Смотрели «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков»? — спросил Фогель.

Я покачал головой.

— Нет, а что?

— Валера исполнил там одну из главных ролей, — пояснил Лоренцо. — Буквально блистал.

— Круто, — сказал я. — Рад знакомству с известным актёром!

— А я рад знакомству с не менее знаменитым сыщиком! — протянул руку Фогель. — Мне сказали, что я буду играть вас.

— В смысле? — я перевёл взгляд на Лоренцо.

— Мы решили, что главный герой фильмы — сотрудник угрозыска Павел Знаменский должен походить на вас. Даже типаж аналогичный подобрали.

Я оглядел Фогеля.

— Ну… Я б не сказал, что смотрюсь на своё отражение в зеркале…

— Потом, всё потом! Немного грима, и вас потом даже родная матушка не отличит, — засмеялся Лоренцо.

— Понимаю! Искусство кино и всё такое!

— Да-да! Кино — действительно великое искусство. А ещё мы решили применить в нашей фильме максимально реалистический подход.

— Чтобы в кино всё было как в жизни, — поддакнул Фогель.

— Похвально, — заметил я.

— Зритель не должен почувствовать фальши. Мы хотим, чтобы он верил всему, что происходит на экране, а для этого надо не просто хорошо играть. Необходимо полное погружение в героя, — продолжил Лоренцо.

— К чему вы клоните? — осторожно спросил я.

— Мы хотим, чтобы на время подготовки к сьёмкам товарищ Фогель стал вашей тенью. Чтобы он видел, как вы работаете, вместе с вами ездил на аресты бандитов, сидел в засадах и проводил допросы.

— Зачем?

— Я же сказал: мне нужно стать вами. Научиться вести себя как вы, думать и действовать как вы. Я не хочу играть пародию на персонажа, я должен стать им… Ну то есть в данном случае вами, — горячо воскликнул Фогель.

— Только через мой труп! — ответил я. — Всего хорошего, товарищи. Мне пора.

— Что ж, Георгий Олегович, а нам казалось, что вы — самое заинтересованное лицо.

— А ещё я сотрудник уголовного розыска. И я не хочу, чтобы у меня путались под ногами…

— Я не буду путаться у вас под ногами. Я буду вам помогать! — взвился Фогель.

— У меня достаточно других квалифицированных помощников. Если нужна какая-то консультация — всегда пожалуйста. Расскажу всё, что поможет картине. Но подвергать жизнь Валерия серьёзному риску… Увольте!

— Мы вас услышали. Нет так нет, — вздохнул Лоренцо.

— Спасибо за понимание! — улыбнулся я.

— Но вы же не думаете, что мы так легко отступимся? — тут же продолжил он с лёгкой ухмылкой.

Глава 22

Ухмылка режиссёра мне сразу не понравилась. Нутро сыщика не подсказывало, оно кричало на всю Ивановскую с хвостиком — добром это не закончится, жди проблем, товарищ Быстров!

И эти проблемы дали о себе знать с самого начала следующего дня.

Какое-то время всё было как обычно. Я прикинул сколько мне ещё осталось из отпущенного срока. По всему выходило, что чуть-чуть, но на горизонте не маячило ничего, никаких перспектив.

Наступил тот самый классический тупик, когда ты упираешься в глухую стенку и, устав колотить по ней кулаками, опускаешь руки.

Сдаваться я не хотел. Даже если всё шло наперекосяк.

Я только-только успел провести летучку и распустить парней, как в кабинет ко мне пожаловал Барышев.

Мне сразу не понравилось выражение его лица. Оно было кислым как долька лимона и не предвещало ничего хорошего.

Осталось только выяснить — для кого конкретно.

Хотя, если он заглянул не к кому-то другому, а ко мне, ответ напрашивался сам собой.

— Дмитрий Михайлович? Что-то стряслось? — сразу напрягся я, прикидывая все мыслимые и немыслимые грехи за вчера и сегодня.

Мои чем-то накосячили и «забыли» предупредить? Или я где-то конкретно налажал?

Ладно, чего тут гадать.

— Стряслось, — без обиняков заявил начальник уголовного розыска. — Лучше скажи, что у тебя за дела такие с киношниками. И почему я о них ничего не знаю?

Я нервно сглотнул. Глупо было ждать, что эта история не всплывёт. Тем более до товарища Дзержинского дошло.

По идее никакого криминала, но всё же…

— Да вроде ничего такого серьёзного… — стал оправдываться я. — Помните, когда выходили на Краснопролетарского?

— Ну, — буркнул Барышев.

— Мне понадобился уважительный повод, чтобы почаще бывать на кинофабрике. Вот я и высунулся с идей снять фильму о работниках уголовного розыска. А оно потом как-то само закрутилось-завертелось…

— Закрутилось, говоришь. Завертелось… — фыркнул Барышев. — Тогда плоды пожимай. Сам напросился на свою голову. Мне только что позвонил товарищ Иванов. Знаешь такого?

— Председатель губисполкома? — догадался я.

— В точку, Быстров! Так вот, Андрей Васильевич настоятельно потребовал, чтобы мы оказывали всяческую помощь и поддержку киношникам. Дескать, дело государственной важности.

— Раз надо — окажем, — кивнул я.

— А куда денемся, — усмехнулся Барышев. — Ситуация следующая: слышал про такого актёра Фогеля?

— И слышал и видел, — сказал я, не став уточнять, что видел его вживую, а не на экране.

— Так вот: с сего дня товарищ Фогель временно находится у нас в угро в творческой командировке и закреплён непосредственно за тобой. Отвечаешь за него головой!

— Дмитрий Михайлович… — взмолился я.

— Нечего смотреть на меня большими глазами! Сам виноват. Проявил инициативу, теперь расхлёбывай последствия. И не пытайся его сбагрить кому-нибудь другому! — предупредил Барышев.

— А нельзя что-нибудь придумать?

— Нельзя, — вздохнул Барышев. — Андрей Васильевич у нас, увы, сильно пьющий. Я сразу по его голосу понял: вчера он крепко так посидел с кем-то из кинофабрики. Видать, там, за бутылкой, и порешали.

— Но вы же сами понимаете — он будет мне только мешать, под ногами путаться! — горячо воскликнул я.

— Я всё понимаю, и где-то даже жалею тебя. Только помочь ничем не могу. Раз попал в колесо — пищи, но беги!

— И когда мне ждать этого «подарка»?

— Речь случаем идёт не обо мне? — в дверной проём просунулась голова Фогеля и с любопытством осмотрелась по сторонам.

— Оставляю вас наедине с товарищем Фогелем, — покинул «поле битвы» Барышев.

— Так я могу войти? — спросил актёр.

— А у меня есть выбор? — с иронией спросил я и продолжил, не дожидаясь ответа:

— Заходите. Чего уж там…

Фогель вошёл. Я сразу отметил, что на нём надет костюм очень похожий на мой, вдобавок, он изменил причёску, и я невольно отметил её сходство с моей.

Он правильно истолковал мой взгляд.

— Я же сразу предупредил, что постараюсь копировать ваш внешний вид и поведение. Кстати, я немного пройдусь тут взад-вперёд с вашего позволения. Скажите, как походка — смахивает на вашу? Хотя бы в первом приближении…

Он промерил мой кабинет шагами от стены до стены, затем замер и пытливо посмотрел на меня:

— Ну как?

— Понятия не имею. У других лучше спросить. Я себя со стороны не вижу. И вообще — мне кажется, это не самая лучшая идея обезьянничать и копировать меня. Может, найдёте что-то своё, Валерий…

— Георгий Олегович, давайте на «ты»…

— Ну давай, — согласился я.

Его губы расплылись в улыбке.

— Спасибо, Георгий! А что касается того, что я вроде как обезьяничаю и леплю с тебя слепок… Так это моя работа. Ты жуликов и бандитов ловишь, а я ловлю повадки и манеру речи других людей. И на мой взгляд лучше тебя в прототипы моего персонажа не найти. Так что не взыщи, Георгий: я буду за тобой наблюдать и копировать. И это…

Он замялся.

— Чего? — спросил я.

— Может мне это… какой-нибудь шпалер на время положен? — выдавил Фогель.

Я отрицательно покачал головой.

— Насчёт шпалера — это не ко мне. Будь моя воля — я бы тебе пулемёт «максим» дал.

— Издеваешься?

— Шучу.

Внезапно у меня появился ещё один гость. Правда, на этой раз — свой. На «огонёк» заглянул Осип. Похоже, новости, что к нам прислали актёра и приставили его ко мне, уже успели распространиться в угрозыске со скоростью света.

— Здравствуйте! — заулыбался Осип, разглядывая актёра. — Это вы — товарищ артист?

— Я, — самодовольно произнёс Фогель.

Как многие творческие люди он не был лишён тщеславия.

— Агент уголовного розыска Осип Шор, — представился оперативник.

— Валерий Фогель, актёр.

— Товарищ Шор! — повысил голос я.

— Да, товарищ начальник! — усмехнулся он.

— Вы же по делу пришли?

— Так точно… По делу.

— И?

— Ну, в общем, ничего радостного сказать не могу. Эксперт дал заключение по бомбе, которую взорвали возле угро. В обоих случаях состав идентичный.

— Мы и вчера знали об этом, — заметил я.

— Теперь получили официальное подтверждение. Одно плохо — мы так и не узнали, куда спрятался Панов и как глубоко он забился. Со слов его сослуживцев удалось составить портрет этой самой Нюры-Аглаи. Вот, художник эскиз набросал.

Осип протянул мне карандашный рисунок. На нём была изображена внешне малопримечательная девушка. Таких на улицах Одессы тысячи. Глазу не за что зацепиться.

— Это кто? — заинтересовался Фогель.

— Про взрывы недавние слышали? — спросил Осип.

— Весь город слышал.

— Не выдам военную тайну если скажу, что это его подружка, — произнёс Шор, после того, как я разрешающе кивнул. — Есть предположение, что сейчас бомбист прячется у неё. А что — кого-то узнали?

— Сразу человек пять, — усмехнулся Фогель. — Типаж, знаете ли, распространённый.

— Именно что распространённый, — вздохнул Осип. — Думаю, нет смысла эскиз постовым показывать. А то к вечеру половину девчат пересажаем.

— Кстати, а почему у неё сразу два имени? — продолжил расспрашивать Фогель.

— Сами не знаем, но она почему-то представлялась то как Аглая, то как Нюра. Женщина… — пожал плечами Шор.

— Загадочные существа, — поддакнул ему артист.

Я задумчиво посмотрел на своего двойника, потом на Шора. В голове мелькнула шальная идея. Поначалу я её отвергнул, но потом, взвесив окончательно, решил, что в ней что-то есть. Тем более ничего лучше на горизонте не вырисовывалось, а будет ли результат от Крюка и его бандосов — ещё бабушка надвое сказала.

Надо отдать должное Осипу. Он уже успел изучить все мои реакции и сходу определил, что у меня появились какие-то соображения.

Шор тут же принял стойку как гончая, завидевшая добычу. Осталось только дождаться команды от хозяина.

— Жора… — многозначительно произнёс он.

— Ну?

— По глазам вижу — придумал чего? — в его голосе было столько надежды, что я решился:

— Да так… Есть одна мысль.

— Поделишься? — нетерпеливо спросил он.

— А чего б не поделиться! — сказал я и стал развивать дальше:

— Я по поводу этой подружки Панова. Что если, это на самом деле не одна девушка, как мы с тобой думаем, а две очень похожих. И не просто похожих, а таких, что их регулярно путают. В общем, это сёстры-близнецы. Одну зовут Нюра, вторую — Аглая.

— Иди ты! — восхищённо качнул подбородком Осип.

— Ну уж нет! — засмеялся я. — Я, пожалуй, останусь пока тут, с товарищем артистом. Это ты — иди и ставь задачу нашим. Пусть ищут сестёр-двойняшек, которые работают продавщицами в бакалейных лавках. Мне что-то подсказывает — это значительно сузит круг наших поисков.

— Разрешите выполнять? — подмигнул Осип.

— Дуй уже! — напутствовал Шора я.

— Дую!

Осип вышел, притворив за собой дверь. Мы остались вдвоём с артистом в моём маленьком тесном кабинете.

Я вернулся за свой стол.

— А мы что будем делать? — поинтересовался Фогель.

— Мы⁈ — Я прикинул чем бы полезным и не шибко опасным занять актёра, пока «Чапай», то бишь я, будет думать. — Шилом и иголкой с ниткой владеешь?

— Владею, конечно. А что — у вас тут вроде как швейная или обувная мастерская? — хмыкнул он.

— Вроде того, — кивнул я. — Сейчас буду учить тебя самому важному в нашей работе.

— Ух ты! — восхитился Фогель. — И чему же?

— Наводить порядок в делах и подшивать материалы, спустил его с небес на землю я.

— Но…

— Нет, ты всегда можешь отказаться… Я никого не держу… — Я был сама вежливость, всё-таки за спиной Фогеля стоял председатель губисполкома, а с такими людьми приходилось считаться.

— Ну нет! Так легко ты от меня не отделаешься. Раз шпалер не даёшь, обойдусь шилом, — стоически произнёс Фогель. — Показывай, где что лежит.

— Обязательно покажу! — заверил я.

Работы моей персональной «тени» предстояло много. Кабанов, мой предшественник на этом посту, мало того, что оказался оборотнем… нет, не в погонах, а в скажем — будёновке, так ещё и откровенно запустил делопроизводство.

И этот косяк мы будем исправлять в ожидании благих вестей.

А они обязательно появятся, в этот я ни капли не сомневаюсь.

Глава 23

Я посмотрел на часы. Поздно, уже половина девятого вечера. Пора домой… К теплу домашнего очага, к любимой супруге, Степановне, вкусному ужину и постели.

Вот только птичка с информацией в клювике никак не желала прилетать. Видимо, сегодня уже не судьба.

Посмотрим, что день грядущий нам готовит. Может, опять вытянем пустышку. И тогда в активе у нас останется только одесская братва, а это — тот ещё надежный источник.

Фогель как раз закончил подшивать очередное дело. Каюсь — была робкая надежда, что он плюнет на всё и сбежит как можно дальше от меня и моего кабинета, но… я недооценил его характер.

Актёр был само усердие. За эти несколько часов я не услышал от него ни одной жалобы. Он прилежно трудился аки пчела, делая редкие перерывы на перекур, да потом сбегал со мной в столовку.

Эх, люблю упёртых! Наверное, потому что сам такой.

Вот артист, ну зараза! И что прикажешь с тобой делать⁈ Гнать прочь не имею права. Остаётся уповать, что уйдёт сам, только тут тот случай, когда коса нашла на камень.

— Товарищ Фогель? — позвал я.

— Давайте уже без официоза. Можно коротко и просто — Валера. Если хотите — Валерий… — откликнулся он, перекусывая суровую нитку.

— Вот что, Валерий… На сегодня вы уже достаточно поработали. Продолжите завтра. Если, конечно, не передумаете… — многозначительно заметил я.

— А вам конечно бы хотелось, чтобы я передумал? — усмехнулся он.

Я кивнул.

— Да.

— Спасибо за откровенность, — спокойно, я бы даже сказал — флегматично, произнёс Фогель. — Придётся вас огорчить, Григорий Олегович. Так легко вы от меня не отделаетесь.

— Интересно, почему?

— Хотя бы потому, что я привык работать на совесть. Знаете, с малых лет не переношу халтуру и в жизни и в искусстве.

— Тут я с вами полностью солидарен.

— Вот видите, как много между нами общего. Думаю, я не ошибся, выбрав вас в качестве прототипа моего персонажа.

— Если вы не забыли — этого персонажа так-то придумал я, — с лёгкой ревностью сказал я.

— Конечно. Но в кино очень важна фактура, нужны яркие запоминающиеся детали, какие-то особые интонации.

— И что — много фактуры успели набрать?

Фогель ответил слабой улыбкой.

Я спрятал дела в сейф, накинул на плечи пальто.

— Значит, до завтра?

— До завтра,- подтвердил он.

Мы вместе вышли на улицу.

— Где вы живёте? — спросил актёр.

— Господи, а это вам ещё за каким лешим понадобилось?

— Не сочтите меня за невоспитанного человека или нахала, но… Не могли бы вы пригласить меня в гости? — без тени смущения на лице попросил Фогель.

— Это ещё зачем?

— Я видел вас на работе, и теперь хочу видеть вас в быту.

— До свидания! — коротко бросил я, развернулся и пошагал домой.

По пути я несколько раз проверился на предмет слежки. У Фогеля хватило ума не идти за мной.

За ужином я рассказал Насте и Степановне, что у меня теперь вроде как появился «двойник».

— Мало того, что он пытается копировать меня, даже оделся как я и сделал похожую причёску. Так он ещё и таскается за мной везде как собачка! Представляете, весь день проторчал со мной в кабинете, а потом ещё и стал напрашиваться в гости!

— Жора, подумаешь, какая беда⁈ — всплеснула руками Настя. — Чего ты, честное слово⁈ Пригласил бы парня к нам. Посидели бы, поговорили… Всё-таки артист, человек интеллигентный.

— Вот-вот, правильно тебе жена говорит, — поддакнула Степановна. — Нешто у нас бы на ещё одного человека тарелка супа бы не нашлась⁈ Мы б с Настюшей блинчиков вам нажарили. Правильно говорю, Настя?

— Правильно, — подтвердила моя вторая половинка.

Я выразительно кашлянул, привлекая внимание.

— Мои дорогие и любимые! Давайте пока не станем спешить с приглашением к столу в сущности малознакомых нам людей. Тем более артистов!

— Милый, а чем тебе артисты не нравятся? — удивилась Настя.

Я понуро опустил плечи. Ну вот как объяснить своим женщинам, что актёр — есть актёр. Даже если он блистает на театральных подмостках и ярко светит «таблом» на экране кино, это ещё не значит, что перед нами действительно умный человек, к мнению которого стоит прислушаться.

И сколько ярких звёзд кино и эстрады в моей прошлой жизни оказались в сущности обыкновенными пустышками, а некоторые так расчехлились, что при взгляде на их гламурные физиономии, руки невольно тянулись к служебному ПМ.

Особенно удручали те советские артисты, что всю жизнь купались в лучах славы, были обласканы властью, но, как выяснилось, при этом их пальчики всегда были сложены в кукиш. Просто эти лицемерные твари не подавали виду… до поры до времени…

Валерий Фогель вроде бы не из таких, но я его знаю всего ничего, так что пока не вижу смысла заводить с ним дружбу. И пока он для меня скорее пятое колесо, за которым ещё и нужен глаз да глаз.

Утром я застал его возле дверей моего кабинета.

— Как спалось, Георгий Олегович?

— Нормально спалось. Заходите.

Я впустил его внутрь.

— Мне как — снова к станку? — с улыбкой спросил Фогель. — Ну, в смысле, снова за иголку и нитку?

— Да вы прямо как Нострадамус! Умеете предсказывать будущее.

— Хорошо! Побуду вашим предсказателем.

— Через десять минут начнётся летучка, — заметил я.

— Здорово! — восхитился он.

— Я не уверен…

— … что мне стоит присутствовать на этом совещании? — продолжил за меня он.

— Вы ещё и мысли читать умеете.

— Я разговаривал с товарищем Барышевым. Он сказал, что я имею полное право быть на всех ваших оперативках. Я даже подписал какие-то бумаги. Если не верите: снимите трубку и позвоните вашему начальнику, — кивнул в сторону телефонного аппарата Фогель.

Я окинул Фогеля изучающим взглядом. Что это — попытка взять меня на понт?

— Обязательно.

Я позвонил Барышеву.

— Дмитрий Михайлович, здравствуйте. Это Быстров.

— Слушаю тебя, Быстров.

— Возник вопрос относительно товарища Фогеля…

— Какой ещё вопрос⁈ — недовольно пробурчал Барышев. — По-моему, я тебе ещё вчера всё объяснил на его счёт.

— Товарищ Фогель утверждает, что вы дали добро на его присутствие на всех наших оперативных совещаниях, включая секретные…

— Всё верно. Это была настоятельная просьба товарища Иванова.

— Может товарищ Иванов ещё и разрешил выдать товарищу Фогелю служебное оружие?

— Быстров, ты, наверное, упал и серьёзно головой стукнулся? Что за бред?

— Это не бред! Товарищ Фогель вчера как раз этим моментом интересовался, вот я и спрашиваю — как далеко зашли хотелки уважаемого товарища Иванова?

— Значит так: чтоб я больше ничего на этот счёт не слышал. Лучше доложи, как продвигается дело этого проклятого «комитета справедливости»

— Надеюсь, сегодня у меня будут уже первые результаты.

— Надеешься? — с иронией спросил голос в трубке.

— Виноват. Уверен.

— Вечером доложишь об успехах.

Я вернул телефон на место.

— Видите, я вас не обманул, — сказал внимательно прислушивавшийся к нашему разговору Фогель.

— Если бы ты попробовал меня обмануть, я б лично тебя в окно выкинул.

— Глядя на вас, даже не сомневаюсь — это не шутка, — кивнул Фогель.

Кабинет стал быстро наполняться людьми. Оперативники с интересом посматривали на Фогеля, который тихо сидел в углу, старался не производить лишних телодвижений и не мешать.

Постепенно к его присутствию привыкли.

— Что по подруге Панова? — спросил я.

— Нашли подходящую кандидатуру. Вернее, если ты прав — подходящие кандидатуры. Мы навели справки. Есть такие сёстры-близнецы Аглая и Анна Перелесовы, родились в 1905-м, в комсомоле не состоят, обе работают в бакалейной лавке на Гаванской… то есть на Степана Халтурина, — сказал Осип.

— Любопытно, — согласился я.

— Я пробил их, — с моей лёгкой руки жаргонные словечки моего времени успешно приживались на благодатной ниве двадцатых прошлого столетия. — Дамочки, несмотря на относительно юный возраст, те ещё штучки. Любят пожить на широкую ногу. Чтоб, значит, рестораны, шмотки, брызги шампанского и всё такое.

— Рестораны, говоришь…

— Да. И, как выяснилось, не раз бывали в заведении Лизы, — подмигнул Осип.

Я понял, о каком кабаке он говорит.

— Так-так… Одни или в компании?

— Лиза сказала, что девушки приходили к ней в обществе одного и того же кавалера. По описанию очень похож на Панова. Жаль, у нас нет его фотографической карточки.

— Ничего, разыщем и без карточки.

— Что будем делать с сёстрами? Брать?

— Успеется. За их домом установили наблюдение?

Осип кивнул.

— Савиных уже на месте. Осматривается. Но вроде говорит, что в квартире Перелесова никого нет.

— А где сами сёстры?

— На работе. Лавка в семь вечера закрывается. От неё до их фатеры четверть часа неспешным ходом.

— Встретим девушек по пути с работы домой и поговорим, — определился я.

— А Савиных сколько возле дома сестёр торчать?

— Товарищ Гаврилов, — перевёл я взгляд на немолодого оперативника.

— Да, товарищ Быстров.

— В тринадцать часов смените товарища Савиных на посту. Если Панов прячется на квартире, постарайтесь его не спугнуть.

— А что если нагрянуть вот прямо сейчас и обшмонать фатеру сверху донизу⁈ — загорелся Осип.

— Забыл, кто такой Панов? — хмыкнул я. — Что, если он превратил дом в бочку с порохом? Не хватало, чтобы после нас на воздух взлетела половина квартала…

— Вместе с нами, — дошло, наконец, до Осипа.

— Именно: вместе с нами. Поэтому действовать, товарищи, придётся аккуратно. Так, чтобы и преступника взять и при этом не превратить дом в развалины. Мне кажется, нам это по плечу? — спросил я, обводя взглядом оперативников.

— По плечу, товарищ Быстров, — ответил Гаврилов.

Остальные подтвердили его слова одобрительным гулом.

— Приятно слышать. Всё, товарищи, расходимся, — приказал я. — Сегодня у нас будет очень трудный день.

Говоря это, я ещё даже не представлял себе насколько он будет трудным и к чему это приведёт.

Глава 24

Осадить Фогеля у меня не получилось.

— Я пойду с вами, — твёрдо объявил он.

— Нет. Это может быть очень опасно.

— Господи, Георгий Олегович — вы серьёзно? Какую опасность могут представлять две девицы? Это даже не смешно! — насупился актёр.

— Жора, плюнь! Ты же видишь, товарищ Фогель сдаваться не собирается! — усмехнулся в его сторону Осип. — Пусть едет с нами, но даст обещание, что не станет путаться у нас под ногами. А если вдруг это произойдёт — пусть пеняет на себя! В конце концов, не маленький!

— Честное комсомольское! Я буду только стоять в сторонке и наблюдать, как вы работаете! — воскликнул актёр.

— Хрен с тобой, золотая рыбка! — сдался я. — Только, как договорились — не отсвечиваете, в разговоры с подозреваемыми не вступаете, никаких действий не предпринимаете.

— Конечно же! А когда едем?

— Лавка закрывается через полчаса. Если хотим успеть — выдвигаться нужно прямо сейчас, — прикинул Шор.

Мы двинулись втроём: я, Осип и навязавшийся на нашу голову Фогель.

Окна в магазине ещё горели, из дверей выходили последние покупатели, так что успели в срок.

— Я загляну, проверю — на месте ли сёстры, — предупредил Осип.

— Давай, — кивнул я.

— А я? — дёрнулся Фогель.

— А вы…

— Лучше на ты, — попросил он.

— На ты, так на ты. Осип пойдёт в лавку один. А ты побудешь со мной. Постоим на той стороне улицы с непринуждённым видом, — сказал я.

Осип потянул на себя дверь и зашёл в магазин.

Фогель достал из кармана портсигар, открыл и предложил мне.

— Будешь?

— Спасибо. Не курю, — отказался я.

— А я всё-таки закурю с вашего разрешения…

— На это как раз моего разрешения не нужно, — хмыкнул я.

Зажигалки у актёра не было, вместо этого он вытащил коробок спичек, прикурил и с наслаждением затянулся.

— Можно вопрос?

— Валяй.

— А почему ты пошёл в уголовный розыск?

— Зачем это тебе?

Он пожал плечами.

— Должен же я понимать твои мотивы, что тобой движет… Иначе я не смогу сыграть убедительного персонажа.

Я задумался. Вопрос был не из простых, я и сам не знал на него ответа. Вернее, знал, но каждый раз он у меня почему-то выходил разный. Я менялся, а вместе со мной менялось и моё восприятие.

— Даже не знаю, что тебе сказать… Может, это прозвучит немного наивно, но я очень хотел помогать людям. И это вдруг стало моей профессией. и мне стали платить за неё деньги, — после паузы откликнулся я.

— То есть это не было каким-то спонтанным решением?

— Не было, — подтвердил я.

— Чувствуется, — задумчиво произнёс он. — Посмотришь на тебя, и сразу видишь: человек на своём месте. У меня такое чувство, что ты словно рождён быть сыщиком. Тебе. Наверное, даже учиться особо не пришлось.

— Ошибаешься, Валера. Очень даже пришлось. И слишком часто на собственных ошибках, — признался я.

Хлопнула дверь, Осип вышел из лавки и подошёл к нам.

— Обе на месте, — коротко бросил он.

— Здорово. Тогда всё идёт по плану…

— Красивые, — вдруг протянул Осип. — И на кой ляд спрашивается, связались с этим бомбистом⁈

— Женщины, — вставил реплику Фогель. — Для них это романтика, интерес…

— Вот присядут лет так на несколько, и на этом вся романтика исчезнет, — фыркнул Шор.

— Пока ещё степень их вины не установлена, — заметил я.

— Брось, Жора! Зуб даю — девки в его дела влипли по самую маковку! — засмеялся Шор. — Да чего мы гадаем. Сейчас они на улицу выползут, вот мы их и спросим.

Лавка закрылась, но какое-то время окна в ней продолжали гореть, а сёстры не появлялись: должно быть сдавали кассу, приводили в порядок товар.

Наконец, ночной сторож распахнул перед ними дверь.

— До завтра, Петрович! — весело произнесла одна из девушек.

— И вам до завтрева, вертихвостки! — гнусаво засмеялся тот.

Близнецы бывают разными — эти же были похожи как две капли воды. Они даже одевались одинаково. Немудрено, что в коммуне принимали их за одну.

Девушек на наше счастье никто не встречал. Мы выждали, когда они отойдут от лавки и двинулись за ними. На одном из поворотов я преградил им путь.

— Эй, мужчина! Что вам нужно⁈

— Перелесовы: Аглая и Анна? — не дожидаясь их реакции, показал удостоверение:

— Уголовный розыск.

Сёстры замерли.

— Уголовный розыск… Что-то произошло?

— Произошло, — подтвердил я. — Мы ищем Панова.

— Какого ещё Панова? — пискнула одна из сестёр, и я понятия не имел кто это — Аглая или Анна.

— Не знаем мы никакого Панова! — в такт бросила вторая.

Я нахмурился.

— Хватит врать! Всё вы прекрасно знаете! Вас часто видели вместе с ним, вы приезжали к нему в коммуну. Десятки людей смогут вас опознать.

— Ах, вот вы про кого! Но это было исключительно мимолётное знакомство. Мы давно с ним порвали и не поддерживаем никаких отношений, — заявила писклявая.

— Решительно никаких! — поддакнула её сестра.

Осип выступил вперёд.

— Товарищ начальник, чего вы с ними чикаетесь⁈ Отвезём гражданочек к нам, определим в камеру к каким-нибудь проституткам. Пусть там поспят, хорошенько обо всём подумают. С утра допросим на свежую голову.

— Отличное предложение, товарищ Шор! — удовлетворённо кивнул я. — Не помнишь — Машка-чахоточная ещё у нас сидит или в ДОПРе?

— У нас. Одна беда: говорить не может толком: кашляет да дохает! Того и гляди: лёгкие из себя выплюнет, — подхватил мою игру Осип.

— Ну вот к ней и подселим гражданочек. Чтоб, значит, всем скучно не было. Ну, а если каких бацилл там нахватаются — так это не наша забота!

Перелесовых эта информация проняла. Они заговорили практически в унисон:

— Зачем в камеру? Не надо никакой камеры.

— Тем более с чахоточными!

— Вы лучше тут пораспрашивайте, мы всё вам расскажем!

— Да-да, не арестовывайте нас, пожалуйста, гражданин начальник!

Фогель наблюдал за нами с улыбкой, но, как и обещал, не вмешивался в ход событий.

— Дадим им шанс, товарищ Быстров? — посмотрел на меня Осип.

— Попробуем, — нехотя кивнул я и снова вернулся к девицам:

— Итак, где находится Панов?

— У нас на квартире, — шмыгнула носом писклявая.

— Вы ничего не подумайте про нас такого плохого… Он сказал нам, что его ищут плохие люди, бандиты — вот мы его и схоронили на время.

— Да-да. Аглая всё как есть говорит, — вступила вторая сестра — Анна. — При нас о нём мордатый такой верзила справки наводил. Я как только на него взглянула, сразу поняла — как есть бандит!

Ясно. Крюк сдержал обещание, пустил по следам Панова своих людей, так что сестрички не лгали.

— А вы в курсе, чем занимается ваш Панов? — спросил Осип.

— Никакой он не наш! Так, случайный знакомый… — сделала вялую попытку оправдаться Анна.

Теперь я различал сестёр хотя бы по голосу.

— Так вы в курсе, чем занимается этот ваш случайный знакомый? — настойчиво повторил Осип.

— Н-нет! — взвизгнула Анна. — Просто он… Ну он весёлый человек, с ним очень легко! А чем он занимается, мы с сестрой не в курсе. Раньше работал воспитателем в коммуне, детишек учил.

У меня сложилось впечатление, что и тут нам не соврали. Да, девчонки молодые, явно с ветром в красивых головах, но на подручных опасного злодея они всё-таки не тянули.

По виду Шора я понял, что он думает то же самое.

— Ладно. Пока задерживать вас не будем, — буркнул я.

— Спасибочки, товарищ начальник!

— Панов точно у вас дома?

— Да-да! Он почти не выходит, — затараторила Анна.

— Всё со склянками какими-то возится! Превратил дом в лабораторию какую-то. Мы его спросили — что он тут нам делает, а он хохочет: эликсир вечности, говорит, готовлю, — добавила Аглая.

— Как можно попасть внутрь и не спугнуть его?

— Чёрного входа у нас нет, дверь он запирает изнутри на замок и цепочку. Кому-то чужому даже не подумает открывать — всех боится, — не порадовала меня Анна Перелесова.

— Он только нам откроет, — вздохнула Аглая.

— А выманить его наружу? Скажем, попросить помочь или сходить куда-то?

Сестрички усмехнулись.

— Он тени своей боится, на улицу нос не кажет… А вы тут такое предлагаете!

— Жаль…

Мы с Осипом переглянулись. По всему выходит, без девчонок нам не обойтись, а это — серьёзный риск. Не знаю, что у Панова в голове, но у меня сложилось впечатление в прошлую нашу встречу, что смерти он не боится и всё-таки не блефовал, когда обещал устроить взрыв.

— Девушки, придётся попросить вас об одолжении, — произнёс я.

— Каком? — не понимая всю опасность ситуации, заулыбались сёстры.

— Кто-то из вас поможет нам войти в квартиру. Главное — не спугнуть Панова. Ну, кто тут самый смелый?

— Я! — оттолкнула сестру в сторону, Аглая.

На какое-то время мне стало не по себе. Конечно, подставлять её под пули я не собирался. Всё, что от неё требовалось: вести себя естественно, чтобы Панов ничего не заподозрил и открыл дверь. Дальше я всё беру на себя.

И, тем не менее, всегда оставалось пресловутое «но». Проклятый фактор внезапности, который невозможно просчитать.

Панов — псих, надо исходить из этого. Поведение психа бывает непредсказуемым, и, не приведи господь, если это приведёт к гибели девушки.

— А может всё-таки я попробую? — прозвучало позади нас.

Мы обернулись на Фогеля. За всё это время, он ещё ни разу не вмешался в наш разговор.

— В смысле — ты?

— Может, я смогу сделать так, чтобы Панов открыл дверь? — без тени смущения произнёс он.

— И каким это образом? — удивлённо спросил я.

— Например, таким. Аглая, как вы обычно называете Панова между собой?

— Мишаня, — недоумённо произнесла та.

Фогель внимательно вслушивался в её слова.

— Ещё раз повторите, пожалуйста.

— Мишаня, — покладисто повторила она.

— Так! Секундочку! — Фогель отвернулся в сторону, а когда вновь обратился к нам — его было не узнать.

Он преобразился, его лицо внезапно приобрело женские черты, появилась раскованная и коварная улыбочка. Теперь это был другой человек.

— Мишаня, привет! Открывай, это мы! — Фогель не проговорил, он будто пропел эту фразу голосом девушки.

Мы открыли рты.

— Обалдеть! — восхищённо воскликнул Осип. — Если бы своими глазами не увидел, решил, бы что это Аглая говорит! Тебе бы в цирке выступать с такими талантами!

— В цирк всегда успеется, — сверкнул глазами Фогель. — А пока мне и кино хватает. Жаль, конечно, что оно всё ещё немое.

— Ничего, — усмехнулся я. — Будет тебе и звуковое, и цветное и даже три «дэ». Только не спрашивайте меня, что это такое!

Глава 25

Весь путь до жилища сестёр артист демонстрировал нам свои способности имитатора. Получалось у него весьма правдоподобно. Почувствовать разницу мог разве только очень близкий человек, да и то, если только хорошенько прислушался.

Девушки восторженно ахали, Осип просил спародировать то одного, то другого из общих знакомых, а сам Фогель буквально светился от счастья и купался в лучах неожиданной славы. Творческая личность, одним словом.

— Слушай, а может ты ещё и того… Чревовещатель? — вдруг спросил Шор.

— Маленько могу, — улыбнулся Фогель. — Было дело, брал пару уроков у Григория Михайловича Донского…

— Погоди, у того самого что ли⁈

На цирковом представлении известного на всю Россию артиста-вентролога — так на научном языке называется профессия чревовещателя, мне побывать не удалось, но много слышал о нём от других. Отзывы были восторженные. Донской выступал вместе с одиннадцатью куклами в человеческий рост и маленькой собачкой, говорил за всех разными голосами. Самые ударные репризы доставались пёсику, он же в конце исполнял трогательный романс.

Кстати, до революции Григорий Михайлович проживал в Одессе, а во время гражданской войны часто выступал перед красноармейцами, гастролируя в рядах агитбригад.

— У того самого! — подтвердил Фогель.

— Ну ничего себе! А ну, сбацай чего-нибудь! — обрадовался Осип.

— Сбацать, значит. А чего бы не сбацать! Давайте, я вам спою? — произнёс вдруг с абсолютно закрытым ртом Фогель и, не шевеля губами, затянул густым шаляпинским басом:

— Из-за острова на стрежень,

на простор речной волны…

Девушки прыснули. Осип, тоже не выдержав, схватился за бока и разливисто захохотал.

А я, прикинув некоторые моменты, замер. Меня, после всех продемонстрированных Фогелем талантов, осенила догадка.

— Валера, а товарища Иванова, председателя губисполкома, можешь изобразить? — вкрадчиво попросил я.

— Конечно, — кивнул, не понимая, что попадает в ловушку, Фогель.

— Да ну… Что-то сомневаюсь я…

— Зря!

— Пока не услышу — не поверю!

Фогель нахохлился, на его молодом лбе откуда-то появились глубокие морщины. Он принял картинную позу и произнёс слегка трескучим прокуренным голосом:

— Товарищи, на повестке дня первым пунктом стоит вопрос создания райсполкомов. В целях соблюдения общеустановленных по республике выборных сроков, общих перевыборов всего низового аппарата в связи срайционированием, не производить…

Закончив, довольно поглядел на меня.

— Ну как?

С Ивановым я никогда не встречался, как он говорит не слышал — так что всё зависело от мнения Шора.

— Точь в точь товарищ Иванов! — сия восторженными глазами, подтвердил Осип.

Я показал Фогелю правый кулак с поднятым большим пальцем.

— Во! Первый класс!

— Ну так… — заулыбался артист.

— Осталось только связаться с самим товарищем Ивановым и уточнить у него: точно ли он направлял в Одесский губернский уголовный розыск актёра товарища Фогеля и просил оказать ему всяческое содействие, — продолжил я.

Фогель поник. Мой удар попал в цель, догадка оказалась верна. А это уже совсем другой коленкор.

— Девушки, отойдите в сторону. Постойте там пять минут, — попросил я.

Перелесовы послушно отошли. Видать, не такие уж и пропащие. Обычные девчонки которых потянуло на сладкую жизнь. Слава богу дров наломать ещё не успели! И, надеюсь, больше не будут.

Разговор по душам с сестричками мне ещё предстоит. Но это потом, сразу, как только разберусь с более важными вещами.

Повисла тягостная тишина.

Понимая, что моего взгляда ему не выдержать, Фогель съёжился и спрятал от меня лицо.

А ведь ещё минуту назад я считал его мировым парнем.

— Значит, я прав — Иванов про тебя ни слухом ни духом. Ты позвонил Барышеву и его разыграл, — хмуро процедил сквозь зубы я.

— Так и есть, — еле слышно выдавил актёр.

— Зачем?

— Я уже всё объяснил: это нужно для роли.

— Прекрасно! — в сердцах воскликнул я. — А что мы потом будем объяснять товарищу Иванову? А? Если ещё не заметил: мы здесь не в бирюльки играем! У нас убийства, ограбления, налёты, трупы, в конце концов. Думаешь, я шучу?

— Да уж какие теперь могут быть шутки, — сокрушённо шмыгнул носом Фогель.

От недавней весёлости не осталось и следа.

— Я не хотел. Ребята… Простите меня!

— Бог простит! — покачал головой Шор.

— Что со мной будет?

— Догадайтесь с трёх раз, товарищ Фогель! — сказал я.

— Погоните?

— Нет, пива нальём и наградной маузер подарим! — взорвался я. — Знаешь, как это называется, Валера⁈

— Как? — вздрогнул он.

— Подстава. Вот, как это называется. Запомни и заруби себе на носу!

— Григорий… — посмотрел он на меня больными глазами и растерянно замигал. — Осип…

Шор отвернулся.

— Парни… — продолжил Фогель. — Ну, пожалуйста… Я ж не для себя старался! Для искусства!

Он оживился:

— Ну хотите — морду набейте! Я даже слова против не скажу!

— А что, мне идея нравится, — усмехнулся Осип. — Прям тут бить будем или девушек отпустим?

Артист стушевался.

— Можно и при девушках. Я готов.

— Морду тебе набить мы всегда успеем, — принял решение я.

Фогель вздохнул.

— Сначала поможешь нам арестовать Панова, — стал излагать план действий я. — Потом скажешь Барышеву, что так мол и так, творческая командировка в угро накрылась медным тазом, тебе позарезнужно на кинофабрику, и твоей ноги у нас больше не будет.

— Не боись, про твою выходку от нас он не узнает, — дополнил Осип.

— Точно, — кивнул я. — Не в наших правилах.

— Хорошо, — сдался артист. — И это… спасибо вам! Честное комсомольское, у самого на душе сейчас паскудно, что вот так вот с вами… не по-людски.

— То, что паскудно — это хорошо, — изрёк с видом философа Осип. — Выходит. Не совсем пропащий ещё.

Я позвал сестёр. Аглая и Анна снова подошли к нам.

— Можно идти? — спросила писклявая.

— Нужно.

Чем ближе мы подходили к дому Перелесовых, тем всё мрачнее становилось моё настроение. Не знаю почему, но мной овладели дурные предчувствия.

И вроде бы нет никакой причины, но… Пресловутое оперское шестое чувство вновь дало о себе знать.

— Вот здесь мы живём, — кивнула на двухэтажный кирпичный дом Аглая, расположенный на противоположном конце дороги. — Наша квартира вот там, наверху, где балкончик.

По моим прикидкам где-то здесь, поблизости, должен был находиться Гаврилов, который вёл слежку за домом. По идее пора бы ему дать знать о себе.

Я осторожно закрутил головой.

Странно… Очень странно. Гаврилова нигде не было видно.

У меня было всего два объяснения этому. Первое — Панов всё-таки рискнул покинуть убежище, и Гаврилов сел ему на хвост. А вот второе… Про него даже думать не хотелось.

— Убили! Убили! — раздался истошный крик.

Кричала женщина, судя по чёрным волосам, цветастой шали и броской, словно лоскутной, одежде — цыганка.

Не сговариваясь, мы бросились к ней, добежали за считанные секунды…

— Гаврилов! — замер Осип.

Издали оперативника можно было бы принять за пьяницу, который не рассчитал сил, и свалился спать на холодную, на не успевшую прогреться даже под ярким одесским солнцем, жирную землю. Вот только из груди его торчала рукоятка финки.

Убийца то ли не успел выдернуть, то ли нарочно оставил нож для нас.

Я склонился над телом, проверил пульс, вздохнул, констатируя результат, и снова распрямился.

Увидев вопросительный взгляд Осипа, отрицательно покачал головой. Сомнений быть не могло, наш товарищ мёртв. Погиб на боевом посту.

— Как же так, Гаврилов! — простонал Шор. — Как же так!

Крики женщины привлекли не только нас. Откуда-то появились двое красноармейцев в долгополых шинелях и будёновках. Солдаты были вооружены «мосинками» с примкнутыми штыками.

— Что тут происходит, товарищи⁈

Я показал удостоверение.

— Уголовный розыск! Нужна ваша помощь!

— Что нужно делать?

— Охраняйте тело до следственной группы. А вы, гражданка, — я посмотрел на цыганку.

Она нервно сглотнула.

— Я… Я ничего не видела. Просто шла и наткнулась на него…

— Всё равно попрошу никуда не уходить и дождаться нас.

Теперь мой взгляд был устремлён на Шора.

— Думаешь, Панов? — догадался он.

— Ещё не знаю. Скорее всего, Панов или кто-то из его сообщников. Гаврилов давно работал в угро?

— Года три.

— Сообщник Панова мог знать его в лицо. Догадался, что Гаврилов следит за Пановым и убрал.

— А почему всё-таки не сам Панов?

— Девчата говорят: он постоянно дома сидел, на подвиги не рвался. Возможно, ждал кого-то из своих.

— Логично, — кивнул Шор.

Крохотный шанс, что смерть Гаврилова никак не связана с делом бомбистов у нас всё-таки был, но… Когда мы ворвались в квартиру сестёр и не застали Панова внутри, стало окончательно ясно: противник снова нас опередил, и на сей раз погиб человек.

На улицу я вышел мрачнее тучи, сразу наткнулся на Фогеля.

— Товарищ Быстров… Я… Мне очень жаль. Примите мои соболезнования! — заговорил он.

Я кивнул. Желания вступать в разговор не было. Хотелось одного: накрыть всех уродов и задушить собственными руками. Или же пристрелить «при попытке к бегству».

Я твёрдо знал одно — этим гадам недолго осталось топтать башмаками землю. Я обязательно найду их и прикончу.

— Товарищ Быстров… Георгий… Может, нужна моя помощь? — продолжил актёр.

— Нет. Нам ничего не надо. Отправляйтесь к Барышеву и делайте, как договорились. Дальше мы уже как-то без вас.

Фогель развернулся и пошагал прочь. Я не стал смотреть ему вслед. Сейчас меня заботили совсем другие мысли проблемы.

Откуда-то нарисовался краснорожий здоровяк в глубоко надвинутой на глаза кепке.

— Ты Быстров из угрозыска?

— Я, — не стал отрицать очевидное я.

— Тебя Крюк видеть хочет. Говорит: разговор к тебе есть. Поехали?

Он показал взглядом на припаркованный во дворе экипаж.

— Или дрейфишь? — хохотнул здоровяк.

— Заткни пасть!

Он замер, не веря ушам.

— Поехали, — сказал я.

Глава 26

На сей раз наше рандеву с Крюком состоялось не у того в «офисе», а в памятном для меня Александровском парке. Приключений в нём я не так давно отхватил с лихвой. А сейчас, спустя не так уж и много времени, казалось, что всё это происходило с кем-то другим, не со мной…

Интересно устроена человеческая психика.

Откуда-то с моря дул противный ветер, кидая в лицо мелкие песчинки.

И всё-таки весна есть весна!

Под ярким тёплым ветром не хотелось верить, что сейчас тело Гаврилова везут в морг, кладут на ледник, что его жена, узнав о страшном известии, плачет, а дети, ещё не понимая, что произошло, спрашивают, где папа и когда вернётся.

Какой контраст с высоким тёплым солнцем, с разгулявшейся погодой, с пробуждением ростков новой жизни…

— Вам туда, — показал краснорожий.

Всю дорогу, пока мы сюда ехали, он молчал, да и сейчас не стал словоохотливым.

Крюка я увидел сразу. Новый глава преступного мира Одессы мирно прохаживался по аллее неподалёку от причудливого здания главного ресторана и щедро бросал ломти ситного вездесущим и кричащим чайкам.

Со стороны Крюк казался обычным обывателем, и лишь немногие избранные знали, каков его настоящий статус и как далеко распространяется его власть.

— Георгий Олегович! — приветствовал он меня, дежурным жестом снимая с головы шляпу-котелок.

— Я вас слушаю.

— Давайте немного прогуляемся, — предложил Крюк.

Видя, что я колеблюсь, он добавил:

— Знаю, что вы очень заняты. Но поверьте, я вас не задержу.

Я кивнул.

— Хорошо. И да, вы правильно понимаете — со временем у меня всё очень плохо.

Я поравнялся с ним, и мы степенно побрели по дорожке. Позади, на отдалении держалось несколько крепких ребят — телохранителей Крюка. Что-то мне подсказывало: устрой я им обыск, то наверняка бы нашёл не только финки за голенищами сапог…

Посетителей в парке не было, если не считать нескольких молодых мамочек с детишками, так что нашему разговору никто не мешал.

— Слышал, у вас сегодня погиб сотрудник, — вкрадчиво произнёс Крюк.

— Быстро до вас слухи доходят. Всего два часа прошло, — мрачно сказал я.

— Такая работа. Соболезнования, уж извините, приносить не стану. Мы с вами вроде как на разных сторонах находимся. Но чисто по-человечески понимаю вас. Жаль его, очень жаль. Тем более, человек семейный… Какое горе для близких!

Я пропустил его слова мимо ушей. Меньше всего мне сейчас было нужно фальшивое участие.

— Моего сотрудника убили люди из банды Панова. Я обязательно найду их! — твёрдо заявил я.

— После того, как вы ловко вычислили, где он прячется, у меня уже не осталось никаких сомнений. Мои парни тоже искали его подружек, но вы нас опередили! — уважительно произнёс Крюк. — Городу с вами повезло: вы — настоящий профессионал! Таких мало. А значит, можете стать для нас и нашего дела опасным врагом.

— Надеюсь, вы привезли меня сюда не для того, чтобы устранить эту угрозу? — напрягся я.

— Георгий Олегович, за кого вы нас принимаете! — почти натурально обиделся Крюк. — Убийство — крайняя мера!

— Ну-ну, — хмыкнул я.

Крюк приложил руку к сердцу.

— Времена изменились. Сейчас далеко не семнадцатый год и дела так не делаются. Мы уже отвыкли решать наши проблемы столь радикальными методами!

— Сделаю вид, что поверил вам, — раздражённо сказал я. — И не забывайте: времени у меня не вагон и маленькая тележка.

— Конечно-конечно! — закивал Крюк. — Перехожу к самому главному. У меня появилась информация, которая безусловно вас заинтересует.

— Что же это за информация?

— Вы давно вызывали на допросы господ Шапиро, Хосудовского и Аграмяна? — вкрадчиво поинтересовался Крюк.

— Они отказались сотрудничать со следствием. Более того, Шапиро забрал своё заявление.

Военной тайной эти сведения не были, так что я смело поделился ими с Крюком.

— Естественно. Особенно в свете последних событий. Эти господа страшно перепуганы и готовы на всё, чтобы спасти свои жизни.

— Это и есть та важная информация, ради которой вы меня дёрнули с убийства?

— Нет, — покачал головой Крюк. — Всем трём уважаемым господам недавно позвонили с требованием заплатить. Иначе их дома и лавки взлетят на воздух. Можно сказать, объявили ультиматум.

А вот это уже действительно новости.

— Кто? «Комитет справедливости»?

— Во всяком случае, тот, кто им позвонил, так и сказал, — подтвердил Крюк.

— Откуда вы знаете про звонки?

— Георгий Олегович… — укоризненно произнёс Крюк.

— Ясно. Вам и вашим людям они, в отличие от угрозыска, доверяют.

— Конечно.

— И каково окончательное решение этих господ?

— Как я уже говорил — они в панике. Тем более у «комитета» слова с действиями не расходятся. В общем, все трое коммерсантов дали согласие и сейчас спешно собирают деньги.

— Что ж… Это действительно важная информация, — признался я.

— Но и это ещё не всё, — улыбнулся Крюк.

— Та-а-ак!

— На вашем месте я бы проверил, откуда были сделаны эти звонки, — продолжил он. — Впрочем, памятуя про вашу занятость, помогу сэкономить вам время. Итак все три звонка делались в один день — вчера, с одного и того же номера телефона.

— И вы, конечно, знаете, кому он принадлежит?

— Разумеется. Номер принадлежит некоему гражданину Карандину. Вот его адрес.

Крюк протянул мне выдернутый из записной книжки листок, на котором крупными печатными буквами было написано название улицы, номера дома и квартиры.

— Хочу заранее предупредить, Георгий Олегович: Карандин — обычный мелкий торговец. Он не имеет никакого отношения ни к нам, ни к «комитету»! Это тоже поможет вам сэкономить бездну времени.

— Учту, — кивнул я, пряча бумажку с адресом. — От лица всего губернского уголовного розыска объявляю вам благодарность за помощь!

Крюк поморщился.

— Не скажу, что горд оказанной честью!

— Тем не менее, вам это обязательно зачтётся в будущем.

— Вы столь уверены в себе? — прищурился он.

— Не только в себе, но и в моих коллегах из милиции и уголовного розыска. А теперь вынужден откланяться — мне пора!

— Мои люди отвезут вас, куда прикажете, — сказал Крюк.

— Пусть отвезут к уголовному розыску. Прямо ко входу необязательно.

Фогель с несчастным видом ждал меня у закрытых дверей моего кабинета. В его руках был лист бумаги.

— Вы? — удивился я. — Что-то забыли? Сейчас я открою кабинет и посмотрим.

Он помялся.

— Георгий Олегович, это была дурацкая шутка… — в его взгляде была искренняя боль.

— Проехали, Валерий. Вы уже извинились. Ваши извинения приняты, — сухо сказал я.

— Я во всём признался Барышеву, ничего не утаил…

— Похвально с вашей стороны, — безжалостно произнёс я.

— Тогда вот…

Он протянул мне лист.

— Что это? — я удивлённо посмотрел на артиста.

— Моё заявление. Хочу устроиться на работу в уголовный розыск.

Я рассердился.

— Фогель! Не перегибайте палку!

— Георгий Олегович, я всё обдумал и решил.

— Что вы решили, Фогель⁈

— У вас погиб товарищ. Я подумал, что смогу заменить его! Я уже разговаривал с товарищем Барышевым. Он сказал, что не против. Если вы дадите добро, он тоже подпишет.

Я вернул актёру заявление.

— Жест широкий и благородный, конечно. Но… Давайте каждый из нас будет делать своё дело. Вы — играйте сыщиков на экране, мы будем ловить их в настоящей жизни.

— То есть вы против? — вздрогнул актёр.

— Да, я против!

— И не передумаете?

— Я похож на человека, который меняет свои решения по нескольку раз за день?

— Нет. Не похожи…

— Тогда всего хорошего, Валерий! Желаю вам творческих успехов и удачи на сьёмках! Не поминайте лихом! И обязательно пригласите нас на премьеру.

— Хорошо, Георгий Олегович. Как скажете…

Фогель опустил голову и, страшно сутулясь, словно тащил на спине неподъёмный груз, пошагал по коридору.

И тут что-то внутри меня оборвалось. Я задумался.

А ведь меня действительно тронул этот его детский, но во многом правильный поступок. Не каждый решится на такое, далеко не каждый. Тем более, человек искусства.

— Подождите! — позвал его я.

— Да⁈ — с готовностью откликнулся он и застыл как изваяние.

— Пожалуй, вы правы насчёт того, что в кино должны быть реалистичные образы, — произнёс я.

Он обернулся. Ответом мне стал недоумённый взгляд актёра.

— Так и быть, я разрешаю вам находиться при нашей опергруппе на период поиска банды взрывателей, — сказал я.

Лицо Фогеля просветлело.

— Спасибо, Георгий Олегович! Даю честное комсомольское: вы не пожалеете!

— Очень на это надеюсь! — вздохнул я, отпирая кабинет и пропуская его вперёд. — Заходим, Валера! У нас на сегодня целая куча дел.

Нас встретил поток сквозняка из распахнутой форточки. Фогель поёжился.

— С чего начнём?

— С всеобщего сбора. Зови наших! Труба зовёт!

Актёр исчез, чтобы вернуться вместе с операми. Пришли все, кроме, конечно, Гаврилова.

— Товарищи! — произнёс я.

По горлу словно прошлись наждаком, каждое слово доставалось, каждая фраза доставлялись с трудом.

— Товарищи! — повторил я. — Сегодня, от рук врага пал наш товарищ — агент уголовного розыска Иван Гаврилов! Он погиб как герой, на боевом посту! Почтим его память минутой молчания!

Все склонили головы и скорбно опустили глаза.

Выждав, я продолжил:

— Но мы обязательно отомстим за него, товарищи! Причём скоро! Даже быстрее, чем думают многие из вас.

Осип посмотрел на меня с любопытством. Он первым понял, что я что-то узнал, но не стал спрашивать.

— Мы напали на их след, товарищи! — торжественно объявил я. — Если сделаем всё правильно, уже завтра они будут сидеть в камере и ждать приговор.

Я зловеще ухмыльнулся.

— А если кто-то из них вдруг окажет сопротивление, разрешаю вынести приговор на месте и пристрелить его как бешеную собаку! Всю ответственность беру на себя!

Глава 27

В квартиру Карандина мы вошли тихой сапой, когда улица затихла, за окнами давно стало темно, и жители дома легли спать.

Крюк заявил, что это обычный торгаш, не связанный ни с городской мафией, ни с пресловутым «комитетом». Справки, которые мы навели про Карандина, тоже подтверждали эту информацию, так что обошлось без маски-шоу, вышибания дверей и всяких спецэффектов.

Я просто постучал в окошко пузатого домика, в котором жила семья торговца, и когда вспыхнул свет и занавеска отдёрнулась, показал удостоверение лохматому мужчине лет пятидесяти.

— Карандин?

— Он самый.

— Уголовный розыск. Впустите нас внутрь, пожалуйста. Необходимо поговорить.

Через минуту я, Осип и Карандин уже сидели на кухне.

— Можно, я закурю? — спросил торговец.

— Конечно. Вы же хозяин дома, — максимально дружелюбно ответил я.

Карандин вытащил из кармана халата медный портсигар, на котором была вырезана монограмма в виде слонов, и протянул его по очереди нам с Осипом.

— Будете?

Я отрицательно покачал головой, а Осип, секунду подумав, взял папироску.

— Благодарю за угощение.

Он же щёлкнул колёсиком зажигалки, давая прикурить Карандину и себе. Оба с удовольствием задымили.

— Я что-то натворил? — спросил владелец дома.

— Нет. Во всяком случае, уголовный розыск претензий к вам не имеет, — сказал я.

— Тогда чем обязан столь позднему визиту?

— Скажите, у вас установлен телефонный аппарат… — я назвал номер.

— У меня, — подтвердил Карандин.

Он заволновался.

— Думаете, телефон у меня поставлен незаконно? Заверяю вас — это не так. У меня всё в полном порядке. Хотите, покажу документы?

— Не надо, — усмехнулся Осип. — Даже если аппарат у вас поставили с нарушениями, нам до этого дела нет.

— Лучше скажите, кто пользуется телефоном, — спросил я.

— Ну кто… — задумался Карандин. — Естественно, в первую очередь — я. Мне аппарат нужен, чтобы связываться с клиентами и поставщиками. Супруга моя часто звонит… Знаете ли, любит с подружками поболтать… Дети… Дети — нет. Пожалуй, всё… Соседи иногда просили позвонить. Врача надо было вызвать…

— Хорошо, а кто ещё мог пользоваться вашим аппаратом? Меня интересует вчерашний день, — сказал я.

— Вчера⁈ — Карандин поскрёб пальцами небритый подбородок.

— Да, вчера, — подтвердил я.

— Вспомнил! — просиял Карандин. — Вчера приходил Костя Брылов. Делал несколько звонков. Детали, простите, не знаю. К чужим разговором прислушиваться с детства отучен! — похвастался он.

Осип хмыкнул.

— Кто такой это Брылов? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Костя-то⁈ — Карандин пожал плечами. — Очень хороший человек. Такой, знаете ли душевный и открытый очень: попросишь помочь — никогда не откажет. Прошлым летом мне надо было старую мебель на дачу перевезти, так Костя всё на своём горбу таскал: и на телегу грузил, и потом, с телеги выгружал, затаскивал в дом. Ни копейки с меня не взял! Плавает матросом на корабле.

— Ходит, — поправил Осип.

— Куда ходит⁈ — удивлённо вскинул брови Карандин.

— Это мы как раз у вас сейчас и узнаем, куда он ходит, — улыбнулся я. — Адресок вашего друга назовите. Хоть познакомимся с хорошим человеком.

— Конечно-конечно! Тут недалеко, — засуетился Карандин.

В отличие от него, с Брыловым церемонии разводить мы не стали: жил тот на втором этаже некогда большого доходного дома, ныне превращённого в коммуналку.

Парни вышибли сначала входную дверь, а потом вломились в его комнату. Произошло это за какие-то секунды, поэтому хозяина комнаты застигли безмятежно спящим.

Пробудился он, только когда я тронул его за плечо.

Первое, что увидел моряк, открыв глаза, ствол моего револьвера.

— Брылов?

— Он самый. А что…

Я не дал ему договорить:

— Где Панов⁈

— Какой Панов?

Я угрожающе взвёл курок.

— Повторяю вопрос: Панов где?

— Не знаю я никакого Панова! И вообще, кто вы такие и на каком основании ворвались в мой дом⁈ — зло произнёс Брылов.

— Уголовный розыск.

— И что с того, что уголовный розыск⁈ Думаете, я на вас управы не найду!

Брылов оказался неробкого десятка, такого на понт не возьмёшь.

— Я сяду? — спросил он.

— Садись.

Моряк сел. На нём была засаленная, порванная в нескольких местах тельняшка, и такие же засаленные кальсоны. Пахло от него самогонкой и потом.

— Так в чём дело, мильтоны? На каком таком основании мы посреди ночи врываетесь в чужой дом?

— Самый наглый, да? — сквозь зубы процедил Осип.

— А если и да, то что? — прищурился матрос. — Бить будете? Как при старом режиме? А я, между прочим, всей душой за революцию болел, винтовки в город подпольщикам возил. У меня даже благодарственная грамота имеется! Показать?

Он дёрнулся, чтобы встать.

— Потом покажешь, — сказал я.

Он сел и замолчал.

Показалось мне или нет, но в том момент, когда Брылов пытался вскочить, его взгляд был прикован к одному из предметов, что стоял на обычном кухонном столе, покрытом вместо скатерти, газетой.

И я кажется, понял, к какому. Это была стеклянная банка, доверху наполненная светло-серым веществом, чем-то похожим на комок сахарной ваты.

— Осип, посмотри, — кивнул на банку я.

Шор подошёл, взглянул и сразу отпрянул.

— Пироксилин!

Брылов словно ждал этой секунды, он кинулся на меня, пытаясь отобрать револьвер, но я врезал ему в скулу. Голова моряка дёрнулась.

— Хватит, Брылов! Хочешь, чтобы я тебе ногу прострелил?

— Не хочу! — признался моряк.

— Зачем тебе пироксилин?

— Рыбу хотел глушить.

— Да он издевается, гад! — ринулся к нему Осип, вскинув кулак.

Брылов закрыл глаза.

— Ладно! Ваша взяла, мильтоны! Я всё расскажу…

После того, как моряк открыл рот, он его практически не закрывал. Показания лились рекой. А в конце Осип подозвал меня, чтобы показать рукав матроской куртки Брылова. На правом рукаве её была кровь.

— Видишь? Похоже, кровь свежая. Странно, что не замыл.

Я кивнул и вернулся к допрашиваемому.

— Это всё?

— Всё без утайки.

— Не всё, — вздохнул я.

— Гражданин начальник, ей-богу: как на духу говорил!

— Нет, Брылов. Ты забыл упомянуть, как вчера убил Гаврилова.

— Вы и это знаете, — опустил голову Брылов.

— Мы многое знаем. А теперь я узнал, почему ты его убил. Когда я назвал фамилию, ты даже не спросил, кто это. Значит, вы были знакомы.

— Ходили когда-то на одном корабле, — шумно выдохнул воздух сквозь ноздри Брылов. — А потом Гаврилова списали на берег, он подался в угро. Когда я увидел его возле дома, где прятался Панов, сразу понял: не случайно. Я не хотел его убивать… Мне пришлось это сделать.

Мои пальцы сжались в кулаки, я заставил себя сделать паузу, досчитав в уме до десяти.

— Осип, сними с него показания. А потом убедись, что он всё подписал.

— Сделаем, — коротко произнёс Шор, с ненавистью разглядывая Брылова.

Было раннее утро, почти все заведения на улице ещё не открылись, но разноцветная вывеска «Русский салон для стрижения и брижения братьев Воган» свидетельствовало, что цирюльня начинала работу с восьми.

На моих часах была четверть девятого.

Я вошёл в салон.

Толстый маленький парикмахер, скучавший без клиентов, отложил газету в сторону и встал с кресла. На его широком лице расплылась фальшивая улыбка.

— Милости прошу! Побрить, подстричь? Если хотите — сделаем причёску по последнему парижскому каталогу…

Я машинально тронул рукой голову. Что-то за делами и заботами, действительно, давненько не наведывался к парикмахеру и порядком зарос. Правда, Настя убеждала, что мне так идёт, но… и служба в армии, в милиции, полиции, а потом ещё и уголовного розыска советской России двадцатых, приучила меня носить короткие стрижки. Вдобавок, это ещё и очень практично и удобно.

— Простите, на вывеске написано, что это салон братьев Воган… Вы кто-то из них? — спросил я.

Парикмахер усмехнулся.

— Увы, братья Воган давно уже в Берлине. Я выкупил у них дело, но вывеску менять не стал. Среди клиентов так много людей консервативных… Но вы можете не переживать: стригу я ничуть не хуже братьев!

— Значит, это вы — гражданин Архипов, — теперь уже улыбнулся я.

— Да, а что?

— Ничего… хорошего для вас. Вы арестованы, Архипов. И да, кстати, Панов прячется у вас в подсобке — да?

— Да, — взволнованно кивнул парикмахер.

— Он всё ещё спит?

Архипов снова кивнул.

— Чудесно. Тогда давайте не станем шуметь и тихонечко проведаем нашего общего друга. Вы меня поняли, Архипов?

— Понял.

— Тогда пошли.

В небольшой подсобке при цирюльне стоял стойкий аромат винокурни. По нему сразу можно было понять: выпито вчера было изрядно.

Панов лежал на животе, его левая рука безвольно свисала на пол.

По такому случаю я прихватил с собой пару наручников. Громоздкие, неудобные, ещё дореволюционные — но ничего лучшего в нашем распоряжении пока не было.

При нашем появлении Панов даже не почесался, продолжил храпеть как ни в чём ни бывало.

— Набрался? — поглядел я на Архипова.

Тот понуро вздохнул.

— В одну харю бутыль самогонки выжрал. На нервах весь был.

— На нервах… Ничего, это дело поправимое. Отправим его на «курорт», там его нервы вылечат.

Я поставил колено на спину Панова, схватил обе руки и защёлкнул на них наручники.

— Ну вот, теперь порядок. Кстати, гражданин Архипов, собирайтесь и закрывайте парикмахерскую.

— Да, но я…

— Там разберёмся, — сказал я.

Вечером нас с Барышевым дёрнули к Дерибасу.

Терентий Дмитриевич приветствовал нас улыбкой.

— Давайте, товарищи, делитесь успехами!

— Ну какие успехи, товарищ Дерибас… Так, трудовые будни, — попробовал отшутиться Барышев.

— Не прибедняйтесь! Думаете, я не узнаю, что вы этот самый «Комитет справедливости», что у меня вот тут, в печёнках, сидел, в полном составе приняли!

— Не совсем в полном, — печально произнёс Барышев. — Один из его участников, Константин Брылов, в момент, когда наши товарищи хотели доставить его в камеру при уголовном розыске, предпринял дерзкую попытку побега и был застрелен. К сожалению, погиб на месте. Но оставил после себя ценные показания.

— Это тот Брылов, который убил вашего сотрудника Гаврилова? — внимательно посмотрел на Барышева Дерибас.

— Он самый, — спокойно выдержал взгляд чекиста мой начальник.

— Это вы узнали из его показаний?

— Не только. На финке, которой зарезали Гаврилова, эксперты нашли отпечатки пальцев Брылова, — сказал я.

Наступил момент истины. Если Дерибасу что-то не понравится, и он начнёт копать — возьму всю вину на себя. Брылова мы приговори сразу, как только он сознался в убийстве.

— Кхм… Ну ладно. Бандит, он всегда бандит. Может, оно и к лучшему, — покладисто произнёс Дерибас. — Давайте, рассказывайте про «комитет» подробнее. Что удалось выяснить?

— В состав организации входили трое: главарь и идейный вдохновитель — Панов, в прошлом — подрывник одной из террористических ячеек левых эсеров. Он изготовлял взрывчатку и выбирал объекты для вымогательства среди богатых нэпманов. Наводчиком в банде был парикмахер Архипов. У него обширная клиентура, люди охотно делились с ним информацией, а он передавал её Панову. Ну, а Брылов был основным исполнителем. Все материалы собраны, готовятся для передачи в суд, — не стал растекаться по дереву Барышев, сообщив важное.

— Кто отличился в ходе операции? — спросил чекист.

— Товарищ Быстров и его отдел.

— Что ж… Вижу, не зря Георгия Олеговича откомандировали к нам из Москвы…

— Не зря, — подтвердил Барышев.

— Мне кажется, товарищ Быстров и его коллектив заслуживают награды. Что скажете на этот счёт, Дмитрий Михайлович?

— Я целиком солидарен с вами.

— Что ж… — задумался чекист. — Может у вас будут какие-то пожелания, товарищ Быстров?

— Будут, — сразу откликнулся я.

— И какие? — помрачнел Дерибас.

Очевидно, от меня ожидалось больше скромности.

— Прошу оказать содействие в организации детского сада и яслей для семей сотрудников уголовного розыска и милиции. А так же прошу оказать материальную помощь родным павшего на боевом посту товарища Гаврилова. Он был единственным кормильцем в семье, — спокойно озвучил свои пожелания я.

Дерибас кивнул.

— Я понял вас, Георгий Олегович. Думаю, мы с товарищем Быстровым сможем пробить оба этих вопроса. И никто будет не силах нам помешать. Так, Дмитрий Михайлович?

— Конечно, — улыбнулся Барышев.

— Тогда перейдём к другим вопросам, товарищи сыщики! Дело у меня к вам следующее… — заговорил Дерибас, пододвигая к себе несколько пухлых папок с документами.

Эпилог

На экране появились титры «Конец фильмы», вспыхнул яркий искусственный свет. В зале раздались оглушительные аплодисменты.

Я поёрзал на кресле кинотеатра. Даже волшебная сила киноискусства не сделала его мягким.

Сидевшая рядом Настя довольно толкнула меня локтем.

— Неужели, это ты всё это придумал? — восхищённо спросила она.

— Честно?

— А как иначе? — удивилась она.

— Если честно, от меня тут примерно половина. Остальное киношники переврали, — признался я. — Того убийцу с топором мы совсем по-другому брали. Улик у нас не было, пришлось методом провокаций…

— А в сценарии у тебя как было?

— Почти как в жизни, но, видимо, режиссёр решил, что это не кинематографично и сделал по-своему.

— Всё равно — здорово получилось! — заявила Настя. — А ты что скажешь, Степановна?

Женщина улыбнулась.

— Скажу, что с мужем тебе повезло, Настюша!

— Это точно! — засмеялась Настя и поцеловала меня в щёку.

— Сама такому счастью не верю! До сих пор думаю, что сплю!

— Хочешь — я тебя ущипну, чтобы проверить? — подмигнул я.

— Дома ущипнёшь! Всё дома! — многообещающе, так, как умела только она одна, прошептала Настя, и меня аж бросило в жар.

Вот что значит, любимая женщина!

На сцену тем временем выходила съёмочная группа картины в полном составе: и директор картины Яков Абрамович Корн, и режиссёр Борис Яковлевич Лоренцо, и сыгравший Знаменского — Валера Фогель, и красотка исполнявшая роль эксперта Кибрит, и здоровяк, перевоплотившийся в Томина — я не знал их фамилий, но, говорят, звёзды советского кино не из последних. Оператор, какие-то техники… Человек под сто, если не больше.

Публика с жаром аплодировала. Чувствовалось, что народу «зашло».

Я нарочно попросил, чтобы меня на сцену не приглашали, да и в титрах, вместо моей фамилии стоял псевдоним: там меня указали как Георгия… Победина. И когда я увидел это имя в титрах, то на миг ощутил приступ острой ностальгии.

Смириться с ним я смог только лишь потому, что рядом, в соседнем кресле сидела Настя, моя любимая Настя.

После шквала аплодисментов и моря цветов, Яков Абрамович выдержал паузу и торжественно объявил:

— Товарищи, вижу фильма вам понравилась!

— Конечно! — понеслось с мест. — Ещё давай!

Корн лукаво улыбнулся.

— Ещё говорите⁈ Так вот, у меня для вас радостное известие: наша кинофабрика приступает к работе над продолжением, в котором вы снова встретитесь с полюбившимися героями!

— Когда снимите? — выкрикнули из зала.

— Не затягивайте! Публика ждёт!

Корн с довольным видом снял очки и улыбнулся.

— Очень скоро, товарищи! Очень! Быстрее, чем вы себе можете только представить!

— Это ты написал для продолжения сценарий? — ревниво спросила Настя.

— Я. Можешь поверить: у меня в запасе историй ещё на сто с гаком фильм!

После премьеры, меня, Настю и Степановну пригласили на торжественный фуршет, устроенный здесь же в кинотеатре для съёмочной группы и важных гостей.

— Жора, это несомненный успех! — взволнованно заговорил Корн. — Наша фильма произвела фурор! Люди валом повалят на неё, не только в Одессе, но и по всей стране.

— Было бы здорово! — осторожно произнёс я.

— Всё так и будет! Уж поверь мне — я в деле кино не одну собаку съел! — засмеялся Корн.

— Вам, Яков Абрамович, верю!

— Кстати, а вы заметили, что наш Валера по-прежнему старается вас копировать: у него и костюм и причёска точь-в-точь как ваши?

Настя сразу заметила этот «коспелей» под меня, даже успела пошутить по этому поводу.

— Конечно! Но мне кажется, не стоит всё время быть в образе. А то ещё забудет, каково это — быть самим собой, — вежливо произнёс я.

Фогель, почувствовав, что речь идёт про него, «подрулил» к нам с бокалом шампанского в руке.

— Что скажете, Георгий Олегович? Я был достаточно убедителен?

— У вас дар, Валерий. В этом вам не откажешь!

Он польщённо улыбнулся.

— Я очень старался. Георгий Олегович, не будет бестактным с моей стороны, если я завтра снова приду к вам в уголовный розыск, чтобы задать парочку вопросов.

— Конечно. — улыбнулся я. — Вы же теперь наш человек!

Он приблизил губы к моему уху и тихо произнёс.

— У меня к вам есть ещё один вопрос. Возможно, как раз по вашей части.

— С удовольствием на него отвечу, — сказал я.

Вечеринка затянулось надолго, но мы не стали сидеть на ней до конца. Поймали возле кинотеатра извозчика и вернулись втроём домой.

Утром меня ждало страшное известие: тело убитого Валеры Фогеля нашли в квартале от губернского угро. Его застрелили предательски, тремя выстрелами в спину.

Об этом я узнал из звонка дежурного.

— Понял. Скоро буду, — сказал я, опуская трубку.

Не успел встать и выйти из кабинета, как вошёл Барышев.

— Ты куда?

— Артиста Фогеля убили. Собираю своих, выдвигаемся на место.

Барышев отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Что значит — нет, Дмитрий Михайлович⁈ Это мой район. К тому же я знал Валеру. Я обязан расследовать это дело, — сверкнул глазами я.

— Нет — значит нет! — сказал как отрезал Барышев. — Только что позвонил Дерибас. Знаешь, что все подумали, когда увидели тело Фогеля?

— Что?

— Сначала все решили, что убили тебя. Терентий Дмитриевич тоже так полагает. Убийца стрелял не в Фогеля, он охотился на тебя.

— И что с того? Тогда я тем более должен раскрыть это дело!

— Нет, Жора. Сегодня ты покупаешь билеты и уезжаешь вместе с семьёй в Москву. В Одессе тебе грозит опасность. Мы не простим себе, если с тобой случится беда. Я уже связался с Трепаловым. Он тебя ждёт.

— Ему придётся ещё немного меня подождать, — ответил я.

— Георгий, ты не понял — это приказ! — нахмурился Барышев.

— Неважно! — упрямо бросил я. — Я никуда не уеду, пока не найду убийцу Валеры! Можете так и передать!

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/306464

Примечания

1

О корректорах реальности рассказывается в трилогии «Гвардеец».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Эпилог

*** Примечания ***