Развод по-турецки или постучись в мою Тверь (СИ) [Джесси Блэк] (fb2) читать онлайн

Развод по-турецки или постучись в мою Тверь

Глава 1

— Ну Джан хорош…

— Да ты вчера говорила, что он подонок.

— Ну так вчера он обижал Айбюке! А сегодня смотри-ка, стол накрыл, бабуле ее помог. Ой, хороший мальчик!

— Тридцатилетний. Мальчик.

— А кто он, девочка?

Мама и бабушка уже полчаса спорят о турецком сериале с пеной у рта, и все это время серия стоит на паузе. Они успели посмотреть всего минут двадцать, то и дело останавливаясь, чтобы поболтать, так что двухчасовая серия будет идти весь вечер, и хорошо если к полуночи эти две фанатки разойдутся по комнатам.

Я с ними не смотрю, сижу над магистерской и не могу сосредоточиться, но так уж вышло, что в нашей квартире комната с телевизором — самое располагающее к работе место. Во-первых, я привыкла учиться под эти сериалы еще со школы. Во-вторых, на кухне слышимость такая, будто мы ее с соседями сверху делим. Я и имена их знаю, и про их кризис в семье. Ну и, в-третьих, я пишу работу как раз по тюркской культуре, и бормотание всяких Джанов на фоне очень даже в тему.

Фанатки Турции создали все условия, чтобы я успешно отучилась на тюркологии и даже поступила потом в магистратуру. Я ни о чем, в общем-то, и не жалею. Они все мечтают, что я перееду работать в Стамбул и их с собой прихвачу. Мама моя — учитель английского в общеобразовательной школе, а бабушка в регистратуре сидит, но обе хотят сидеть на берегу Босфора и смотреть на закат, поедая симит.

— Наташ, дверь открой, у нас тут что-то намечается, — я вздрагиваю, потому что ушла в свои мысли и пропустила звонок в дверь.

— А у меня работа между прочим, — вздыхаю, но встаю из-за стола.

— А у нас щас Айбюке кофе подавать семье Джана будет. А, паразитка, смотри, че делает, — и это точно не про меня. Потому что у бабушки сейчас любимая внучка — это Айбюке, а не я.

Домофон в нашей девятиэтажке уже три года не работает. Однажды зимой замерз, размагнитился, и теперь его никто не чинит. Мы привыкли к проходному двору, но дополнительный замок все-таки врезали. Звонки сразу в дверь — привычное для нас дело, так что я спокойно иду открывать, даже не глядя в глазок. Это или соседка снизу опять пришла жаловаться на громкие разборки моих родственниц, или соседка сверху денег занять, которых у нас все равно нет. Больше некому.

Прежде чем открыть пробегаю взглядом по отражению в зеркале — просто по привычке — и машу рукой. Я в домашнем: пижама, шерстяные носки и сверху свитер с оленями, который еще мама носила, когда в школе училась. Люблю я такие вещи.

Щелкаю замком, открываю дверь и замираю.

— Привет, — говорит человек, которого я не видела со времен, когда целый год провела на практике в Стамбуле. И это было давно, два года назад. Сердце екает, сжимается от боли, и я точно бледнею, кожей чувствую. Часто представляла себе этот момент, но никогда не думала, что он случится.

Может, я уснула над учебниками?

— Привет…

А он совсем не изменился. Темно-русые волосы, легкая щетина и темный пронзительный взгляд. Очень жаль, что он не обзавелся пивным животом, кольцом на пальце или морщинами. Да хоть бы один волосок поседел! Но нет. Такой же молодой и красивый, быть может, даже лучше стал. А я за три года отрастила волосы и больше не обладательница каре. Перекрасилась из черного в натуральный безумный-рыжий, как зовет его мама, и набрала ровно два кило, потому что мне уже не девятнадцать и я имею на это полное право.

— Эм… как дела? — спрашиваю его тоненьким голосом, он смотрит на меня не отрываясь, а мне неловко. Что нужно-то? Что забыл в нашей Твери? На чем приехал? Прямо из Стамбула на своем черном кабриолете?

Думаю об этом и тут же начинаю хихикать, а он из-за этого еще более жадно впивается в меня вглядом. Только через несколько секунд выдыхает и произносит:

— Мне нужен развод.

Эм… что?

А, это не вслух.

— Эм… что?

— Как выяснилось, мы женаты и…

Я быстро машу руками, веля ему замолчать, беру Эмре Демира за шкирку и тащу в квартиру. Ну, точнее, он сам идет и очень быстро перехватывает контроль: заводит мои руки мне за спину, как бы намекая, кто тут главный. Ой, малыш, а ты забыл что со мной такое не прокатывает?

В общем, метр по коридору — и мы в моей крошечной спальне. Кажется, Эмре никогда в таких маленьких помещениях и не был. Ну и что? Ну вот да, бывают комнаты три на три метра, и это я даже немного преувеличила, потому что она и того меньше.

Он держит мои руки, мы прижимаемся друг к другу животами — кажется, тот стал еще тверже. Интересно, и кубиков прибавилось? Боже, о чем я вообще думаю, а? О том, что дыхание Эмре касается моих губ, а глаза сверлят со злобой. И мы оба тяжело дышим, вот черт. Да у меня губы горят от того, как горячо сейчас внутри. Я думала, что все уже отболело, а у меня каждая клеточка кожи ноет от малейшего контакта и требует большего.

— Не кричи так, а то услышат, — шиплю я. Эмре вздрагивает, потому что воздух из моих губ касается его, и мне даже кажется, что сейчас он вопьется в мои губы, как умеет. Более того, как никто больше, кажется, не умеет, потому что после него все было не то, и я бросила жалкие попытки ходить на свидания.

— Кто услышит?

От его голоса по коже мурашки бегут. А я скучала. И видимо, очень-очень сильно. Моя практика прошла что надо. Я вернулась с разбитым сердцем и проплакала следующий год, как дура, а этот тип мне даже ни разу не написал.

— Не важно. Что ты несешь, какой развод?

— Мы, оказывается, два года назад поженились, — спокойно говорит мой “муж”.

Он стоит ко мне очень близко. Очень-очень близко. Я даже хотела бы заплакать, если честно, оттого, насколько мы близко, потому что, ох, как же он приятно пахнет! И по коже от него электрический ток.

— А?.. — так, я увлеклась обнюхиванием, кажется. Что он там сказал? Мы что? Я вырываюсь, и он будто бы с сожалением меня отпускает.

— Мы. По-же-ни-лись, ты за два года турецкий забыла?

Я, признаться, забыла, на каком языке мы разговариваем от шока. Это турецкий? Ну ок.

— Мы не могли пожениться, — смеюсь я и шлепаю его освободившейся рукой по плечу. Эмре со всей строгостью смотрит на место, куда я ударила, потом на меня.

— И правда, слабо верится, — комментирует он совершенно ледяным тоном.

Какой кошмар. Он мне так даже больше нравится.

— Собирайся, поехали.

— Куда?

— В Стамбул. Разводиться.

А вот это уже новости. Я замужем. Я лечу в Стамбул. Разводиться? Да черта с два.

Ты меня бросил, ты и решай проблемы.

Глава 2

— Это какой-то розыгрыш? — отступаю назад, выйдя из ступора. Скрещиваю руки на груди, чтобы спастись от этого… турецкого наваждения! — Сейчас выпрыгнут люди с камерами, да?

Я демонстративно подхожу к окну и трясу шторы, с которых, слава богу, пыль не летит. Помню, какой Эмре педант. Пока мы путешествовали по миру, он столько жалоб оставил в гостиницах, что его как клиента боялись бы больше Лены Летучей, если бы где-то, кроме России, знали, кто она такая.

— Хе-хей! Вы где? Маленькие папарацци, выходите!

— Ты ведешь себя как ребенок, — строго отчитывает меня. Всегда терпеть не могла этот его тон. Будто он самый умный, воспитанный и взрослый.

— А ты делаешь мне замечания в моем доме! Заметь, я тебя не звала, ты сам пришел!

Я злюсь, щеки пылают, волосы разметались, а он… он смотрит на меня тем самым взглядом, который всегда сводил меня с ума. Он обожал учить меня жить, хотя старше всего-ничего, но ему также нравилось, как я злюсь. А я раньше вообще взрывалась по любому поводу.

Искры между нами всегда ощущались физически. Да мы могли одними взглядами спалить номер! Потому что терпели, потому что традиции, потому что нельзя было, а потом… А потом случился Вегас, нас поженил Элвис, и… собственно, это была лучшая неделя в моей жизни. Потому что после нее были только слезы и тлен.

Вегас…

Я хмурюсь, а Эмре понимающе улыбается.

— Начало доходить? — он сбивает меня с мыслей, потому что говорит по-русски. Пусть с сильным акцентом, но я удивлена. За почти год, который мы провели вместе, он с трудом выучил несколько фраз, а тут неприкрытый сарказм.

— Ты похож на толстого бегемота, — говорю совершенно спокойным тоном, будто выдаю нечто с сакральным смыслом. Проверяю его.

Тот чешет бороду и отвечает чуть ломано:

— Не похож, я худ.

— И где это ты успел получить такие познания?

— Бизнес. С русскими. Много командировка.

На меня внезапно накатывает такая волна обиды. Она топит меня с головой. Значит, пока я тут страдала, что он где-то неприлично далеко от меня, в другой стране и в другом мире, Эмре Демир спокойно выгуливал свои ужасные лаковые туфли по русским бульварам? И даже не поинтересовался, как у меня дела, пока ему не понадобился развод?

Кстати, о разводе.

— Объясни, почему ты считаешь, что мы женаты.

Потому что я все еще не верю в этот абсурд.

— Потому что у Элвиса оказалось полное право благословлять союзы, — отвечает уже бегло на турецком. — Пусть и не на небесах, но на бумаге точно.

— Это похоже на бред.

Я пытаюсь быстро перебрать в голове события той ночи, но… одни урывки…

Его клятва.

Мое да.

Много шампанского.

Мы падаем, когда он, неся меня на руках, спотыкается о порог номера.

Он срывает с меня белое платье-сорочку, которое я купила в магазине на первом этаже отеля.

Бог мой…

— Если ты сейчас узнал о разводе, значит… — не договариваю, потому что сама понимаю, что это значит.

Значит, он решил жениться на другой. Кольца еще нет, но, видимо, скоро появится. Как только он избавится от меня.

— Свадьба через три месяца, нужно решать вопрос сейчас. Детей у нас нет, так что должны развести быстро и без проблем.

— Это если я захочу.

Он приподнимает брови.

— А почему ты можешь не захотеть? — и снова этот огонек в карих глазах. — Будешь шантажировать меня? Так я заплачу. Сколько тебе нужно?

Фу.

— Иди ты! — рычу я и бросаюсь к двери, чтобы показать ему наглядно, куда идти.

Но он очень быстро перехватывает меня за руку, толкает спиной к стене, куда я больно врезаюсь лопатками. Все его черты лица сильно заостряются, кажется, теперь он и правда зол. Только меня не испугаешь этой турецкой натурой. Знаю я, какой он. Видела и в худшем состоянии. Он всегда себя контролировал. Правда, тогда я ему была нужна, а сейчас…

— Не смей. Меня. Говорить. Куда. Идти!

Это слишком громко, чтобы никто не услышал.

— Наташка! Что у тебя там? — вдруг стучит мама в комнату. И я подпрыгиваю, а этому хоть бы хны. Даже не моргнул лишний раз.

— Ничего, мам, кино смотрю. Про злого грубого неотесанного мужлана, — выплевываю ему в лицо, испытывая его терпение. Я знаю, что играю с огнем. Но во мне так горит обида!

Я никогда не была и не буду тихой серой мышью. Я солнце — так всегда говорила бабушка. И если надо, спалю дотла.

— А кто приходил?

— Соседка денег просила.

— Ох уж эта Вера Сергеевна, пусть бы сначала те пятьсот рублей отдала, а то делает вид, что память ей стерло. Прямо как у Озге, но ее-то машина сбила. У нее-то и правда амнезия! — мама снова болтает об очередном сериала, а Эмре… он вдруг… этот говнюк начинает смеяться!

А через несколько секунд в голос ржать.

И тут уже на кино не спихнешь.

— Ната-аш, у тебя там кто-то есть?

Мама, не надо.

— Натаа-аш.

Эмре толкает меня к шкафу, а сам открывает дверь и, улыбаясь во все тридцать два идеально белых зуба, протягивает руку моей маме.

— Добрый вэчер, — здоровается он, а мама вот-вот, кажется, упадет в обморок. Потому что если бы я была фанаткой турецких сериалов, я бы точно шлепнулась. Потому что засранец Эмре Демир очень хорош собой: высокий, статный, и при этом почти европейской внешности, одет с иголочки и… чертовски сексуален. У меня не было шансов не влюбиться с первой секунды, как я его увидела.

Почему он выбрал из всех меня? Вот это так и осталось для меня загадкой.

— Ма-ам, — зовет моя мама бабушку.

И слыша, как та, шаркая ногами по полу, идет к нам и ругается на кого-то из сериальных героев под нос, прикрываю глаза, потому что знаю, что тут точно рванет.

— Ох, мамочки мои! — и бабуля вспоминает свою маму. — Серкан Болат, ты ли это?

Глава 3

— Наташечка… — бормочет мама. — А это не тот ли твой начальник-красавчик? Мы на фотографиях видели, да, мам?

— Да-да, видели-видели… — бормочет бабушка, и они обе хватают моего “мужа” за руки и тащат в гостиную, поставив на паузу свою «Канарейку» или… не знаю, как называется сериал, но между собой они его называют именно так.

— Рассказывайте, с чем пожаловали, — улыбается мама, пока бабушка тащит с кухни чай.

Господи, она чай в армуду налила. Я им сервиз из шести чайных турецких чашек привезла с практики, и они из них пьют только по особым поводам. Ну и пока серию “Канарейки” смотрят.

Чай Эмре не понравится, я по его лицу вижу. Это совсем не тот, к которому он привык, потому что бабушка заварила обычный “Ахмад” из пакетика.

— Я приехал разводиться с вашей дочерью, — спокойно говорит Эмре, пока мои родственницы млеют от его акцента.

Млеют… ровно до той секунды, когда до них не доходит смысл его слов.

Раз-во-дить-ся.

Ну вот зачем он так сразу и без предупреждения-то?

— Наташа? — мама смотрит на меня, щурится. — Ты что! Была замужем?

— Нет, — смеюсь я, машу рукой и качаю головой для верности. — Нет, конечно, нет. Нет. Да нет, точно!

Мама усаживает на диван сначала бабушку, потом садится сама, а я стою посреди комнаты, как будто принесла из школы двойку. И самое дикое, что Эмре Демир сидит посреди гостиной, изучает узор на ковре, перед ним чай на столике, накрытом вязаной салфеткой. Сидит он на советском стуле с шатающейся ножкой. Ну это сюр какой-то. Эмре не из этой жизни, из совсем другой! Красивой, стамбульской жизни, которую мне показали, а потом… потом дали под зад пинка.

— Рассказывай, — цедит мама сквозь зубы, и мы с Эмре переглядываемся, я пальцем изображаю, что перережу ему горло за самоуправство, а он щурится на меня, мол, ну попробуй.

— П-помните, я на практику уезжала от института, да? Ну я там работала… и вот Эмре был мой начальник, типа…

— Без типа! — восклицает мама, включив учительницу.

Эмре как-то распрямляется весь, почуяв, у кого тут власть.

Так-то! Это ты еще в регистратуре у моей бабушки талончик не просил, мажор на черном Бентли. Вот где спесь с людей сбивают.

— Мы с Эмре работали. Я была его ассистенткой. Так вышло, не знаю, зачем я ему понадобилась, было много претендентов, — начинаю говорить быстрее, он закатывает глаза и утыкается лбом в ладонь. Как знакомо… всегда так делал.

— Да даже и не знаю, — ворчит он по-турецки.

У туркоманок инфаркт.

— Приглянулась она ему, — улыбается мама.

— Ой, а детишки какие будут!

— А нам бы дачу в Бодруме, да, мам?

— Вы что тут устроили! Слышали? Раз-вод! Не будет никаких детишек, — восклицаю, понимая, что у Эмре достаточно знаний русского, чтобы понять этот бред.

— Ты продолжай, продолжай, — торопит мама.

— Ну и мы… вроде как влюбились. Ну или думали, что влюбились, — бросаю взгляд на Эмре, который слушает мой рассказ не менее внимательно, чем родственницы, но как-то скептически, будто ожидает вранья. Уткнулся виском в кулак руки и попивает чай, вижу, что еле терпит вкус. — Была командировка в Америку, и там пара выходных, которые превратились в неделю. До свадьбы вроде как, ну… ну что я вам рассказываю. Короче…

— Без короче.

— Мама! КОРОЧЕ, поехали в Вегас развеяться и набрели на часовню, где Элвис нам предложил пожениться. И это нам показалось смешным. И мы поженились. Там же сняли номер. И в общем… Казалось, что это весело и не правда, а оказалось, видимо, что правда. Все, конец истории. Теперь этот тип, которого я не видела давным-давно, хочет жениться на другой, и ему нужен развод. Все!

— А чего разъехались то? — спрашивает мама. — И жили бы…

— Не важно, — устало говорю и встаю с места, а потом достаю с антресоли чемодан.

— Ты что делаешь, дочь! — восклицает мама.

— Собираюсь. Мне этот брак не нужен, пусть будет счастлив, — говорю спокойно. Надеюсь, в голосе не слышно, как мне неприятна эта тема.

Хотя спрашивается, с чего бы мне было неприятно?

— Это же Элиф, да? — спрашиваю Эмре по-турецки и вижу, как он хмурится.

— Откуда ты знаешь?

А я только закатываю глаза и иду в ванную, якобы, собираться, на деле же умыться хочу. Куда собираться без купленных билетов, это все спектакль какой-то.

Элиф, ну конечно.

Когда мы вернулись из Вегаса, Эмре еще говорил, что мы скоро поедем к его родителям, про будущее и детей, а потом Элиф… дочь делового партнера Эмре… точнее будущего делового партнера… Господин, Демир собирался отдать сыну место генерального директора на двадцать седьмой день рождения. Тоже самое сделал бы для своей дочери отец Элиф.

Элиф и Эмре… идеальная парочка. Два полноправных гендиректора. Она подошла ко мне в первый же день после возвращения в Стамбул и по совместительству последний день практики и сообщила, что турецкий сериал для меня окончен. Последняя серия, грустная главная героиня возвращается в Тверь первым же рейсом. А у них будущее и свадьба, и это не шутки. Я посмеялась, а потом увидела на почте билеты на самолет, отправленные мне, как и остальным практикантам. Ну мало ли, может перепутали — первая мысль.

Потом за нами в апартаменты приехал трансфер, и я, как и все, была в списках, хотя так быть не должно. Это походило на какую-то шутку, а телефон Эмре не отвечал.

Потом аэропорт — и снова ничего не понятно. Я не шла в телетрап, пока мое имя не объявили по громкой связи.

Я не плакала, пока не вернулась домой. Он не написал мне ни разу, а я была слишком гордой, чтобы сделать это первой. И теперь, если ему нужен развод, и слова не скажу.

Выхожу из ванной, насухо вытерев лицо, чтобы было не видно, что плакала. Опять! Думала, больше никогда такого не будет. Мама и бабушка весело что-то обсуждают, а Эмре им улыбается.

— Когда летим? — хрипло спрашиваю уже-почти-бывшего-мужа. — Это точно нельзя сделать в России?

— Завтра летим, — хихикает мама.

— ЛетиМ? Не летиТЕ? Я не ослышалась?

— Нет, дорогая, как же такое событие, развод! И без поддержки, — и начинает скидывать в мой чемодан свои летние платья.

Этого еще не хватало.

Глава 4

Дожила. На двадцать четвертом году жизни я сплю на костлявой раскладушке на кухне, потому что… “ну как это гостя на такую уложить, пусть в твоей кроватке поспит”. Ага, он же турецкая неженка. Позвоночник ни дай бог искривится на такой койке, а мне-то что будет? Правильно, ни-че-го! Мои родственницы не отпустили «нашего мальчика» в гостиницу, а он не смог отказать из-за «глубокого уважения к старшим».

Я не принцесса на горошине, но спиной ощущаю каждый металлический прутик. А еще эта штука скрипит так, как не скрипела даже Элиф, когда объясняла, что мне, русской “Наташе”, не место в Стамбуле на пути к их с Эмре Демиром истинной любви.

Фу. И что я весь вечер вспоминаю эту зализанную Элиф? Сразу хочется пригладить свою пышную гриву рыжих волос. Я реально рядом с ней казалась неотесанной школьницей, пока она расхаживала в брендовых шмотках на десятисантиметровых каблуках по турецкой жаре.

Переворачиваюсь на другой бок, потому что из окна уличный фонарь слепит прямо в глаз. Не помогает. Думаю, уже пойти маму подвинуть на диване — пусть терпит, если уж на то пошло, но сначала… сначала воды выпью. А то как представлю Эмре Демира в моей комнате, так в горле и сохнет.

Я, конечно, постаралась спрятать все самое провокационное: белье по углам шкафа рассовала, мягкие игрушки закинула под кровать, романы с пометкой “18+” повернула корешками к стене и самое главное — сорвала с куклы и запихнула на дно ящика в столе кулон, который давно пора было выкинуть, потому что он ничего не значит, но… мало ли что! Да там нарыть компромата можно все равно на три жизни вперед.

Так, дыши! Вдох-выдох. Он спит. Ему плевать на меня. Он хочет развод и не собирается рыться в твоих вещах! Он вообще…

— Черт! — по обе сторону от меня на столешницу ложатся мужские ладони, а я подпрыгиваю, наливая из фильтра воду, роняю с грохотом в раковину стакан и со всей силы бью затылком… о да, по носу моего слишком идеального мужа, которому мужественности добавить точно не помешает. Подумаешь, фингал будет. Элиф пожалеет. В любой позе, которую он ей закажет.

Фу, Наташа, это же Турция, традиции…

Эмре ругается на турецком — бегло и ярко, я даже застываю, залюбовавшись вдруг. Он бывает таким дерзким — это меня в нем и покорило когда-то. Он, будучи таким молодым, так ловко управлялся с делами и командовал гораздо более старшими людьми. Это вызывало лишь уважение. Эмре понравился мне сначала как человек и лишь потом как мужчина. Хотя отрицать его мужские… эм-м, достоинства… нет никакого смысла.

— На, — бросаюсь в него влажным полотенцем, которым протерла забрызганный водой стол.

Он брезгливо смотрит на него, будто я предложила ему вытереть лицо половой тряпкой. Ну, извините. Здесь не отель, чтобы заменять полотенца по запросу, прачка не вышла на работу, а стиральная машина сломалась. Кстати о ней — нужно вызвать мастера завтра… или когда мы там улетаем? Тогда уже по прилете?

Эмре вытирает ладонью нос. Проверяет, нет ли крови? Ох, ну я не Тайсон, Демир в два раза меня больше, выдержит его нос. Ну и пластику никто не отменял. Может, вместе с ринопластикой ему мозги чуток поправят, чтобы таким заносчивым снобом не был.

Я понимаю, что что-то не так, только когда осознаю, что слышу разгоняющийся стук собственного сердца. Слишком тихо. Эмре стоит напротив в полумраке, подсвеченный лишь фонарем да луной, я — облокотилась на стол, моя ночная рубашка… Ой-ёй! Она слишком чертовски короткая для того, чтобы на нее пялился горячий турецкий мужчина, о котором я не раз вспоминала, оставаясь одна в запертой комнате.

Я должна что-то сделать. Должна была еще раньше. Не нужно было надевать это, но все мои домашние вещи в той самой стирке, которая не состоялась, потому что стиральная машина чуть не устроила потоп. И все равно зря надела — лучше бы у бабушки одолжила какой-нибудь пеньюар. Мне нужно завернуться в плед, который лежит на раскладушке, но… я не могу пошевелиться. Вообще. Только дышу. Даже глаза жжет, потому что моргаю раз вместо пяти.

Тишина затягивается. Я чувствую, как электризуется воздух. Нужно что-то делать. Бежать. Спасти себя от непоправимой ошибки и желания его поцеловать.

Стамбул. Элиф. Трансфер. Почти два года молчания. Все, возбуждение как рукой сняло.

— Глаза не сломай. А то мало ли, вдруг суженой кривой и косой не нужен будешь.

— На такой случай у меня есть ты — пока не развелись, ты моя законная жена. Придам огласке свой недуг и бессердечность жены, сама разводиться не захочешь — проходу не дадут.

Ой, не такая уж он и звезда!

— Захочу. Мне ничего от тебя не надо. Пусть Элиф берет на себя титул хасеки.

Ага, и терпит наложниц этого недо-султана. Я, будучи законной женой, так не смогла бы. А с ним, видимо, иначе не выйдет.

— Эх, джаным…

О нет… я пячусь назад, как могу, потому что он делает шаг. И вот эти вот мурлыкающие нотки в его голосе… и это “душа моя”… нет, это грязный прием!

Я с криком отскакиваю в сторону, когда на кухне внезапно загорается свет и заходит мама. С самым преспокойным видом.

— Тише ты, бабушку разбудишь, а у нее бессонница. Что вы тут, хорошие мои, развод, наверное обсуждаете?

Она быстро окидывает взглядом Эмре, а я краснею до пят, потому что только сейчас понимаю, что он без футболки. С голым турецким, мать вашу, торсом!

Бабуля бы в обморок упала. Но здесь моя мама, а не она. Поэтому…

— Ну обсуждайте, не буду мешать. Стаканами не гремите только больше.

И она, так ничего и не взяв, просто уходит с кухни. Следом вальяжной походкой уносит свой турецкий зад Эмре Демир, а я… что ж, я ложусь обратно на раскладушку, чтобы мучаться этими адскими пытками до утра.

Глава 5

Просыпаюсь в шесть утра с мыслью, что это все был сон, а потом слышу, как мама готовит под Таркана, и понимаю, что нет. Это не сон. Подскакиваю и подо мной в прямом смысле рассыпается раскладушка. Из нее вываливается перекладина, и я приземляюсь задницей на пол. Коленом бью себе в нос и просто застреваю.

Вот черт!

И, конечно же, вокруг меня мигом собирается вся семейка. И мама, и бабушка, и муж.

— Наташа?

— Что? Помоги, — я протягиваю руку за помощью, а слышу только хохот. Причем от всех троих.

Это что за турецко-русская компания, где бравый султан взял в плен двух немолодых наложниц?

— По-мо-ги-те, — молю я и, не дождавшись, валюсь на бок. Раскладушка опрокидывается и я вместе с ней, чтобы оказаться у ног Эмре.

Тут он, конечно, мне помогает, приобняв за талию, а я тихо матерюсь и иду в ванную, чтобы глаза мои их всех не видели.

— С добрым утром, — кричит Демир мне по-турецки вслед, пока мама и бабушка вопят, что они будто оказались в сериале.

— Зря разводиться решил, видишь, какая жизнь была бы веселая, — кричу уже на пороге ванны, а потом хлопаю дверью.

Душ! Срочно.

— Не задерживайся там, — слышу из-за двери. — Нам скоро на самолет.

— Откуда полетим? — спрашиваю, быстро раздеваясь. — Неужели в наш Змеево Боинги стали летать?

— Зм… змеево? Я так понял, у вас нет аэропорта. Хм… думал, нужно из Москвы, купил оттуда, сейчас проверю и, быть может, сдам билеты.

Я закатываю глаза и давлюсь улыбкой. Ну иди, сдавай, не опоздай на рейс.

Душ принимаю спокойно и не торопясь, потому что хочешь успеть — составляй и оглашай заранее график. В этой квартире живут три женщины и ладно я, но родственницы устроят перед поездкой самый настоящий проект «Перезагрузка». Мама когда-то подрабатывала на свадебных прическах, еще в нулевые, и до сих пор знает, что такое плойка и лак для волос, и это не полчаса занимает, а полдня.

Так что я спокойно сушу свою шевелюру и закручиваю в высокую шишку на макушке, чтоб не мешались, а сама леплю на лицо маску и сажусь на край ванны, листаю соцсети, никуда не торопясь.

Ха, Змеево, уже лет тридцать как вертодром, а не аэропорт, пусть выясняет, какие там рейсы летают в Стамбул.

Интересно, а в Москву мы автобусом поедем или как?

Ни о чем не переживаю я ровно до того момента, как кто-то дергает ручку двери.

— Занято.

— Я быстро, — говорит мама и ловко подцепив ногтями язычок замка, распахивает закрытую дверь.

Да, мы все так умеем, потому что иначе из ванной вообще не выйти, но…

— Мам!

— Не мамкай! Мне нужно делать укладку, рейс в одиннадцать сорок пять!

— Да как мы успеем? «Ласточка», — смотрю на часы в телефоне, — только что ушла, а следующая в семь сорок, это уже поздно. Не кипишуй, а, ну какой самолет?

— Зять сказал успеем, значит, успеем! И не издевайся над ним, придумала тоже мне, Змеево, он там со своим помощником поругался аж.

Закатываю глаза и ухожу из ванной, не вспомнив о маске. Но мне об этом намекает Эмре. Ага, прямо взглядом — еще и давится смехом.

Что? Такой он меня еще не видел.

— Вот так выглядят жены, — заявляю я и тут же получаю поддых чемоданом — это бабушка проносится мимо.

— Торопись, жена! Я лечу к Серкану Болату! — выкрикивает она и начинает аккуратно складывать вещи из шкафа в гостиной. Там хранятся ее наряды.

Бабушка у меня женщина молодая, ей только стукнуло шестьдесят, и я могу представить, что она и правда себе жениха там искать начнет. Она у меня стройная, высокая. Волосы всегда в высокий кудрявый, экстравагантный хвост укладывает. Макияж тяжелый люкс, шуба олд мани, валенки — Белорецкий пимокатный цех.

В этом вся бабушка, у нее флирт в крови. Даже интересно посмотреть, что станет с бедняжкой Элиф, когда на нее пойдет моя тяжелая артиллерия.

И резко становится радостно, что родственницы едут со мной, так что, плюнув на тайминг, иду собирать вещи.

Спустя час, который Эмре проводит за работой, у порога выстраиваются все три чемодана нашей семейки. Мама и бабушка с локонами, я все с той же шишкой на голове и в спортивном костюме.

— А твои вещи где? — спрашиваю Эмре, видя, как притопывает мама. Она не любит оказываться вне диалога, а говорим мы в основном на турецком, потому что как бы хорошо муженек ни знал русский, он пловины речевых оборотов не понимает.

— В камере хранения в аэропорту.

— Мажор, — комментирую я и иду на выход, прихватив свой чемодан. Родственницы следом.

— Ну что, на “Ласточку”?

— Что такое “Ласточка”?

— Так и знала, что ты сюда не на электричке приехал.

Он не понимает, что я издеваюсь, хлопает глазами, хмурится. Небось, и не знает, что такое электричка.

Спускаюсь во двор и замираю. Такси? Мы едем до Москвы на такси?

— Ты в курсе, что нам сто пятьдесят километров ехать?

— Двести, — поправляет таксист.

Я смотрю на него в недоумении, а он на мой вопрос охотно отвечает.

— Вам же во Внуково? Двести два километра ровно, — улыбается он.

Я пожимаю плечами и сажусь в большую машину. Ничего себе микроавтобус. Дороже билетов, наверное, стоит такая поездка.

Захожу на сайт по продаже авиабилетов и ищу рейсы из Внуково. Точно помнила, что в Стамбул летала из Шереметьево, вроде бы в то же время. Смотрю и начинаю смеяться.

— Вот жук, денег зажал на нормальную авиакомпанию? Полетим «Викторией»?

Эмре не слышит, а мама перегибается ко мне со второго ряда кресел.

— Копейка лиру бережет, не жалуйся.

Да уж. Нет, мы люди небогатые, если и летаем, то самыми дешевыми лоукостерами, но я-то нафантазировала частный самолет или даже шампанское в бизнес-классе. Эх, вот такая я хасеки, заслужила только «Викторию». Оф и как носит земля моего непутевого мужа!

— Ты что-то сказала? — он отрывает от уха телефон и оборачивается ко мне с переднего сиденья.

— Нет, джаным, все просто роскошно, — и посылаю ему воздушный поцелуй.

Глава 6

На стойке регистрации мы появляемся за два часа до посадки и, кажется, вполне себе все успеваем. Кроме одной крошечной детали. Прямо сейчас Эмре Демир, которому видимо в этом мире богачей не досталось частного самолета, ссорится с представителем авиакомпании “Виктория” из-за ручной клади. В камере хранения у него оказался стандартный чемодан, такой же как у нас, только дороже раз в двадцать. И вот, пока он спорит с непреклонной сотрудницей, за нами уже скопилась очередь, а в меру вежливая девушка до сих пор объясняет моему несчастному муженьку, что раз колесики в рамку для чемодана не входят, значит, это и не ручная кладь, и сдавать ее нужно в багаж. И заплатите, пожалуйста, много тыщ за это, господин Демир.

— А нечего было дешевить, — бормочу я.

— Что? — резко оборачивается Эмре.

— Что? — я жму плечами, подхожу к освободившейся стойке и демонстрирую свой задрипанный чемоданчик, который видел все лоукостеры и рамки, так что с колесиками у него никаких проблем. Их моя матушка однажды прямо у регистрации ногой отломала, чтобы полторы тысячи не переплачивать.

— А места почему не рядом?

— Это оплачивается отдельно, ваше место 31E.

— Я готов оплатить.

— Уже невозможно, — да все у нее возможно, просто супруг мой ее бесит.

Это он еще не знает, что на борту не будет питания.

В итоге мы злющие идем, кто бы мог подумать, в бизнес-зал, чтобы после лететь у туалета в хвосте салона. Хотя вообще-то мне дали пятый ряд, а у мамы и бабушки седьмой, да еще и рядом. Кажется, это сделано было на зло одному невежливому турку, и моя душа поет голосом Таркана.

Посадку и выход еще не объявили, так что мы обустраиваемся в комфортных креслах, и Эмре ведет моих родственниц к шведскому столу, где они счастливые обедают. Ну и ему бы не помешало, а то на борту-то предложат только водичку. Однако моей немой просьбе Эмре не внемлет и возвращается ко мне на диван.

— А чего ты лоукостером-то лететь решил?

— Я думал “Виктория”, ну вроде как победа… не может же так называться что-то плохое. Вообще, если честно, не смотрел. Ассистент спросил, подходит ли время и все. Раньше я возвращался домой иначе.

— М-м-м… мы не заслужили бизнес-джет? — я улыбаюсь самой сахарной улыбкой, а Эмре только глаза закатывает. Да мне-то что.

— Просто о нашей свадьбе я узнал поздно. Летел сюда по работе.

— Да-да, джаным, я поняла. Где ж ты пропадал-то все это время?

— Это ты меня спрашиваешь?

Мы мгновение смотрим друг другу в глаза. А может, два? Или три… Или вечность, потому что у меня начинаются в теле процессы, сообщающие, что пора бить тревогу. Бабочки там… кровь скапливается в определенных местах… И мне очень-очень жарко.

От этого мужчины пахнет слишком умопомрачительно. Я и без того за полтора часа в такси с ума сходить начала от воспоминаний, а эти взгляды и вовсе сносят крышу.

Все мои воспоминания живы или только оживают. Его слова, прикосновения, поцелуи… Я почти готова начать допытываться, почему он меня оставил, но появляется мама и садится между нами — со стаканчиком кофе и пончиком.

— Ой, хорош, пончик, — вздыхает она. — А вы б поели, что ли?

— Не голоден.

— Не голодна.

Но я все-таки встаю и тайком нагребаю себе орешков в карман.

Через час мы уже ждем посадки. И при виде людей, которых пропускают отдельно от очереди и встречают со всеми почестями, у муженька судорога проходит по лицу.

— ВИП-клиенты, — комментирую я.

— Н-но…

— А ты простой смертный… привыкай.

Он, кажется, впервые в такой ситуации.

— Что же тебе ассистент бизнес-класс не купил?

— Сказал, не было такого в продаже.

— А-а-а, ну да, ну да.

Я хихикаю, а сама думаю, как бы заказать ассистенту Эмре цветов.

Меня накрывает от воспоминаний, когда я оказываюсь перед телетрапом и зачем-то смотрю назад. На Эмре, который протягивает билет сотруднику аэропорта.

Он должен был два года назад быть там. Остановить меня, когда я вот так же стояла в очереди, чтобы зайти в самолет. С тех пор столько времени прошло, а я до сих пор воспринимаю этот момент болезненно, будто он и правда что-то да значит. Будто я в тот момент прощалась с прошлым, о котором зря мечтала. Последний шанс Эмре Демира остаться в моей жизни.

Захожу в самолет и занимаю свое место. Мимо проходят весело болтающие мама и бабушка — у них один ряд, но места через проход друг от друга, и они тут же высовывают головы, мешая остальным ходить. От любопытства у обеих глаза горят. В них бегущей строкой: “Стамбул, Турция, Серкан Болат, Босфор, Симиты, Чайки, Принцевы острова, Истикляль”. Почему я раньше их не свозила?.. Могли же себе позволить не в сезон. Хотя знаю почему. Я бы просто не пережила бродить по тем же улицам, по которым Эмре меня катал на своей пафосной тачке, а я танцевала на переднем сиденье под любимые песни.

Эмре проталкивается по проходу в поисках тридцать первого ряда, это в са-а-амом конце, у туалета — еще и спинка не откидывается. Вот теперь можно и поспать. Рядом со мной свободное место, и, кажется, никто рядом не полетит, судя по тому, что уже начинают читать по громкой связи технику безопасности. И Эмре ко мне пересесть не сможет. Ха! Правила авиакомпании “Виктория”, и девиз их “Мы разлучаем любящие сердца!”.

Самолет переходит к рулению по полосе, я вытягиваю ноги, достаю наушники и с кайфом сижу на своем месте у окна, стараясь улыбаться, потому что сердце просто кровью истекает.

Я лечу спустя два года в место, где была очень-очень счастлива…

Глава 7

Самолет приземляется в городе назначения, и у моих родственник случается самая настоящая истерия. Когда пилот читает информацию и произносит “Стамбул”, они, как дурные, подпрыгивают на местах, видимо, в страхе, что если сейчас же не достанут ручную кладь с полки и не встанут в очередь на выход, самолет развернется и увезет их обратно в Тверь. Ага, прямо к подъезду. Так что они быстро присоединяются к таким же сумасшедшим уже-готовы-выходить людям.

— Наташка, вставай скорее! Вставай давай! — шипит мама, пока я медленно обуваюсь, отряхиваю толстовку от ореховой шелухи и потягиваюсь.

Перелет был бесконечным, от воды с орехами в желудке тяжесть. Хочется спать, но жить буду. Мы проходим таможню и терпеливо ждем у ленты один крошечный чемоданчик Эмре, который тоскливый и помятый приезжает к нам последним.

— Что-то не так? — улыбаюсь я.

— Все в порядке, — цедит Эмре сквозь зубы и ведет нас по бесконечно огромному аэропорту в сторону выхода.

— Наташечка, — говорит тихо мама. — Слушай, ну я просто спросить хотела… а у господина Демира совсем денежек нет? Ну я понимаю, что самолеты — это очень дорого, да и нас много, но все-таки этот был ну совсем… как будто на маршрутке добирались. Нет, я без претензий, просто… я, если честно, думала, что он человек с деньгами.

— Мама, ну ты же знаешь, что есть жены любимые и нелюбимые. Не зря разводиться решил, получается.

— А-а-а-а, — мама кивает, а я ловлю недовольный взгляд Эмре.

Однако не успеваю позлорадствовать, а за нами подъезжает огромный сверкающий чистотой внедорожник, оттуда выходит водитель и с приветливой улыбкой начинает грузить чемоданы в багажник.

— Здравствуйте, Кан, — улыбаюсь я.

Мы знакомы с водителем Эмре. Он множество раз подвозил меня, и я его хорошо помню, он всегда был со мной приветлив.

— Здравствуй, Наташа, дорогая, как поживаешь? — он широко мне улыбается, и моя мама тут же делает шаг вперед, чтобы познакомиться.

Кану около пятидесяти, и он выглядит очень солидно. Определенно хорош для своих лет. Короткие, еще даже не седые волосы, всегда безупречно гладко выбритое лицо. Однако, к сожалению, для мечтательницы мамы Кан давно и счастливо женат.

Он помогает нам сесть в машину, всем подает руки. Эмре тем временем садится на переднее сиденье и начинает созваниваться с помощниками, как будто был вне зоны доступа так долго, что фирма там уже на грани разорения.

— Кан, а ты не знаешь, куда мы едем?

— У господина Демира новый дом в провинции Сартур. Быстро доедем, вам понравится, — Кан улыбается мне по-доброму, а я нервно киваю.

Дом! Раньше Эмре жил в Бакыркей, в высоченном доме на последнем этаже, и это казалось мне пределом мечтаний. А теперь он переехал в дом, и сначала я испытываю от новости приятное волнение — дом, надо же, а потом задумываюсь. Это он готовится к женитьбе, видимо? Чтобы Элиф загорала во дворе и плавала в бассейне. Ну да, разумеется, да.

Мы загружаемся в машину, и все, чего я хочу — душ и спать, так что невероятно рада, что дорога занимает всего полчаса. Родственницы восхищаются пальмами, видами и ощущением, что лето на дворе. Только и слышу позади себя: это как в сериале, а вон тот дом помнишь? Ну он же, говорю тебе.

И это трещание не прекращается ни на минуту, а я в общем-то рада. Это их мечта. И сейчас, когда доберемся до провинции и они увидят дом как в сериале, сойдут с ума окончательно.

Так и происходит.

Когда мы въезжаем в район Бейликдюзю, и начинает виднеться череда высоких заборов на пути к полосе Мраморного моря, уходящего в горизонт, бабушка сообщает, что у нее сейчас будет инсульт.

Ворота разъезжаются, Кан паркуется перед широкой дорожкой, выложенной плиткой, и дружное “Вау” доносится с заднего сиденья.

Я бы присоединилась к ним, но не могу открыть рот.

Это все могло быть моим. А теперь будет принадлежать Элиф. Ну и к черту! Может, ее он по крайней мере любит, а не обманывает, как меня.

Выхожу из машины, стараясь не показывать, как я восхищена. Да, это дом из сериалов. Стеклянная стена преграждает путь на террасу под крышей, где можно сидеть вечерами с книжкой. Два этажа из стекла и бетона, столик под открытым небом с изящным навесом над ним — тут мои родственницы будут пить чай, я их знаю.

Все такое идеальное, как из “пинтереста”, аж тошно.

— А душ тут есть? — скрестив руки на груди, спрашиваю я. — И где поспать. Ну… диванчик бы какой.

После раскладушки всему буду рада.

Эмре закатывает глаза, отпускает Кана и ведет нас внутрь. Кажется, он успел раздать поручения по поводу подготовки для нас комнат. По крайней мере, родственниц он устраивает внизу, у каждой отдельная спальня. А меня ведет наверх.

— Вот. Располагайся.

— Какая честь, — и прежде чем он заходит в комнату вслед за мной, я захлопываю дверь прямо перед наглым турецким носом.

А комната оказывается роскошной. И вид на море из окна. Аж плакать хочется.

Быстро принимаю душ, смывая с себя усталость после дня в дороге, и, даже не позаботившись о том, что голодна, падаю на кровать, зарываюсь лицом в подушки и стону, потому что тело просто одеревенело и невероятно мечтало о матрасе. Все, я отсюда не встану. В глаза будто насыпали песка, так что я их закрываю. Великолепно.

Без меня там ничего страшного не случится, так ведь?

Я имею право просто… поспать.

Глава 8

Не знаю, сколько я спала, но чувствую себя отдохнувшей. Сажусь в кровати, медленно потягиваюсь, вдыхаю аромат свежих простыней. Прелесть. А если вспомнить, что я еще в Стамбуле, то вдвойне хорошо! Об Эмре думать отказываюсь, он не испортит мне настроение. Я давно смирилась, что между нами ничего не может быть. Так уж и быть, разведемся, но гульнем в Стамбуле, почему нет?

Расчесавшись и чуть припудрив нос, я спускаюсь вниз на запах блинчиков и обнаруживаю бабушку у плиты. Она уже вовсю хозяйничает на чужой кухне, и ее совсем ничего не смущает. И ладно, главное чтобы они с мамой были довольны. Эта поездка нужна им еще больше, чем мне. Давно хотела хоть немного их осчастливить. А раз турецких детишек не планируется, то хотя бы так — турецкая кухня, сериальные виды за окном и один злющий турецкий мачо, который барабанит пальцами по клавиатуре ноутбука.

Эмре работает, склонившись над экраном — ну конечно, всегда таким был. Одержимым. Мог посреди ночи встать и пойти письмо написать или срочно сесть решать вопрос, который днем не поддался ему. Отвлечь его от работы… ну ладно, я без труда это могла, хоть потом он и бежал доделывать дела. Но сейчас так уж и быть — пусть портит зрение и позвоночник, это все все равно Элифдостанется, мне какое дело?

Маму замечаю не сразу, только когда подхожу ближе к окну. Она во дворе, рассматривает цветы и, кажется, уже положила на них глаз. Эта дачница однажды ночью выкапывала у администрации тюльпаны, чтобы пересадить их в наш сад, а потом уверяла, что всю жизнь платит налоги, так что это вообще не преступление и цветок просто переехал на другой участок — и что тут такого?

Одним словом я уверена, что когда мы полетим обратно в чемодане у нее будут саженцы.

— Привет, — здороваюсь со всеми, давая понять, что я здесь, а то все слишком заняты своими заботами. Рада видеть, что бабушка бодра, будто прекрасно отдохнула, мама тоже бегает по саду на турецком адреналине — еще бы, мечты сбылись как никак.

Я же тихо радуюсь, что Эмре переехал в новый дом, где со мной нет никаких воспоминаний. И у меня с ним. Это как чистый лист — по крайней мере, из-за угла не выпрыгнут призраки прошлого, чтобы напомнить, что вот тут мы целовались, а вот там… нет-нет-нет. Все спрятать в сундук, сундук подальше — в чертоги разума, и никогда больше не доставать.

Я медленно брожу по кухню, открываю холодильник, чтобы посмотреть, что там есть — конечно, слишком правильное питание, привычное для Эмре. Кривлю нос, достаю пачку апельсинового сока и пью прямо из пачки, потому что знаю, как сильно это его бесило. Кошусь на него, так как молчит, но он совершенно не обращает на меня внимания. Что ж…

Подхожу и с разбега плюхаюсь на диван рядом, но на приличном метровом расстоянии.

— Готовишься к свадьбе? Дом, смотрю, прикупил, — улыбаюсь ему, раздражая всеми фибрами души. Бабушка тут же суетится, прибегает, ставит прямо под нос между нами тарелку с блинами. — Невеста одобрила? Как ей райончик?

— Очень нравится, — он говорит это ехидно, но не поднимая на меня глаз. Это раздражает особенно сильно. Что ему все равно. И правда все равно на меня. Впрочем, как и на всех остальных. Всегда было. Только недолго казалось, что я особенная.

Надеюсь, Элиф будет счастлива с этим морозильником замерзать каждую ночь.

— А что ты женат она знает? — я улыбаюсь так широко как могу, аж щеки болят, а Эмре наконец поворачивает ко мне голову и щурит взгляд.

О да, я добилась того, чтобы он оторвался от своих букв и цифр на экране. Приятное ощущение разливается в груди — я все еще что-то могу.

— А ну давайте по-русски, мне же интересно! — ворчит бабушка, и я только теперь понимаю, что говорили мы по-турецки. — Невежливо это, говорить тайком.

— Нет, моя невеста не знает, что я женат, — продолжает он на турецком, в голосе одна сталь, мне не нравится, когда он со мной так разговаривает. Дальше продолжает на русском: — Так что надеюсь, мы быстро исправим это недоразумение.

— Хах, недоразумение. Так мило меня еще не называли, — улыбаюсь Эмре еще ярче, хочу ослепить его, сжечь чертову роговицу. — А семья твоя знает? Свекровь, свекр, — он не понимает моих последних слов, и я перевожу их на турецкий.

— Нет, не знают, — сквозь зубы звучит угрожающе.

Будто Эмре мне сообщает, что я зашла на запретную территорию.

— Мило, два года брака в трубу, — бормочу, и его раздражает моя милая улыбка, но я-то что поделаю?

Бабушка, кажется, понимает, что пахнет жареным — и это не ее блины.

— Ой, а мы поедем смотреть закат над Босфором? — вмешивается в наш диалог. — А может, на рынок? Где у вас эти рынки, ну как в сериалах?

— Я не был на рынках, так что… — Эмре пожимает плечами, но я не даю ему договорить.

— Мы сами съездим на рынок, бабушка. У меня есть интернет и карта Стамбула.

И я, задрав нос, отворачиваюсь от него, чтобы съесть блин, от которого Эмре тактично отказывается в пользу овощного салата, который сам принимается делать, а потом уходит есть в сад.

Сноб! Блины ему наши не нравятся.

— Невкусные-то? Или сладкие сильно? — переживает ба, но я ее в обиду не дам.

— Не переживай, бабушка. Он просто жареное не воспринимает своим нежным богатым желудком. Козел, что с него взять? Вот и питается травой да помидорками.

Бабушка закашливается, а потом начинает смеяться.

— Вот уж точно.

Но когда Эмре оборачивается на наш смех, мы только машем ему.

— Дорогой! Эмре, сынок! — слышу вдруг с улицы и застываю, как вкопанная. — А это кто, новая горничная? Или ты флориста все-таки нанял, как я просила?

Лучше бы это была Элиф, с ней я хотя бы знакома. Но нет. Все гораздо хуже, потому что на подъездной дорожке стоит внедорожник. Из которого только что вышла мать Эмре Демира.

О-о.

Глава 9

Ух, что начинается.

Моя мама не знает турецкого, но что-то чувствует с первых секунд: в надменных интонациях матери Эмре или в высокомерной позе, но она тотчас упирает руки в бока и гордо задирает подбородок.

О-о.

— Нам лучше поспешить, — шепчу бабушке, которая и без того уже семенит следом за мной.

— Сынок, почему эта женщина так на меня смотрит? — слышу вопрос и ускоряюсь, потому что да — моя мама в гневе страшна. И лучше бы не начинать времяпрепровождение в Стамбуле с таких крупномасштабных конфликтов. Даже если мы все приехали дружно разводиться.

— Наташа! Я знаю, что она обозвала меня прислугой! Я смотрю сериалы и знаю слово “горничная”! — мама, крича мне, называет слово и притопывает ногой. — Пусть извинится!

— Мама, мама, — с ходу пытаюсь ее успокоить, пока она не бросилась выяснять отношения врукопашную. Мою маму очень тяжело разозлить и вывести из равновесия, но и у нее есть триггеры.

Те несколько лет, которые ей пришлось работать, убирая по вечерам квартиры, чтобы помочь мне деньгами на репетиторов для поступления и все такое, она не забудет никогда.

— А кто это еще? Эмре, что у тебя за гарем? — мама Демира продолжает болтать на турецком, пока Эмре стоит с ноутбуком между ней и водителем и просто… молчит. А она возмущается, пока не встречается со мной взглядом.

Черт. Она меня узнает — нет никаких сомнений, достаточно всего одного взгляда.

— Ты.

Это звучит тише. Осторожнее. С удивлением.

Не думала, что она меня запомнит, а тем более вспомнит. Мы виделись всего раз, когда она застала нас в кабинете у Эмре. Ничего такого! Мы даже не целовались. Дверь была открыта. Но я еще тогда по одному ее взгляду все поняла — она знает, что между нами что-то происходит.

Официально нас не представляли. Эмре собирался устроить ужин, где обещал все рассказать родителям, успокаивал, что они у него современные, добрые и очень любят его — а поэтому все поймут, но… как вы уже знаете, до ужина мы не дожили.

— Кто я? — кошу под дурочку, переспрашивая, чтобы потянуть время. Чтобы Эмре отмер и что-нибудь уже сказал, пока мы все тут друг друга не поубивали.

— Жена она его! — выскакивает вперед бабушка, хорошо, что мама Эмре ничего по-русски не понимает. — А это свекровь, поди. Не везет в роду у нас с ними, все мегеры.

— Ба, тише ты. Мам, все хорошо, никто тебя не обзывал, случайно перепутали. Подумали, ты флорист, возишься же с цветами…

— Флорист? — тут же лицо мамы меняется. Ей льстит, что ее приняли за флориста. — Но… как же… а ладно. Так ты представишь нас или нет? Все-таки родственнички.

— Мам, никто не знает, что мы с Эмре…

Я не успеваю закончить предложение, когда Эмре наконец подает голос, и он звучит как гром среди ясного неба.

— Мама, это Наталья. Она приехала, чтобы мы могли развестись.

И снова о-о. Тишина повисает гробовая. Я боюсь даже не то что шелохнуться, но дышать. Не ожидала, что Эмре так просто выложит все, думала, придется сейчас изображать его ландшафтного дизайнера с работницами цветочного фронта. Впечатляет, что сказать. Неужели он за это время повзрослел?

— Р-раз… разводиться? — бледнеет его мама и даже отступает назад. Эмре поддерживает ее за руку, а водитель тотчас ставит за ней кресло, куда она медленно опускается. — Это значит… значит, вы были женаты?

— Мы и сейчас женаты, мама, — спокойно говорит Эмре, не глядя на меня.

— Но… как… когда?

— Это долгая и запутанная история, и я обещаю, что все расскажу тебе позже, хорошо? А сейчас… сейчас давайте просто успокоимся и зайдем в дом. Все, — это, видимо, относится ко мне и моему семейству, потому что он наконец удостаивает нас взглядом.

Я киваю и прошу семью пройти в дом, пока Эмре остается с мамой. Он присаживается на одно колено рядом и что-то говорит ей, пока она мотает головой. “Но как же они”, “вдруг узнают”, “важно”, “конец” — это единственное, что мне удается разобрать, стоя за шторой у окна. Мурашки пробегают от ее отчаянного тона. Что-то не так. Все точнее идет не так, как я думала.

Я полагала, будет скандал. Крики, обвинения. Готовилась отбиваться, как только увидела ее. А когда эта женщина меня узнала, вспомнила про себя все доступные мне оскорбления. И теперь мне стыдно и совестно, потому что меня никто не обидел. Не понимаю, что происходит, но Эмре с мамой явно озадачены не мной. Ну разве что нашим, так сказать, браком.

— Все… все в порядке? — аккуратно интересуюсь я, когда Эмре возвращается в дом. Мама идет следом за ним. Теперь мы смотрим друг на друга иначе. Четким, оценивающим взглядом.

Не знаю, что она видит во мне перед собой, но пройдясь с головы до ног, кивает, а затем… удивляет еще больше, когда, обойдя меня, направляется к забившимся в угол маме и бабушке, что-то бурно обсуждающим.

— Что ж, пока наши дети женаты, вы наша семья, а Эмре очень плохо вас встретил. А как же традиции? Почему нет чая, кофе? Ох, Эмре-Эмре.

Пока его мама что-то на турецком пытается объяснить моим родственникам, которые ее совсем не понимают, но делают вид, что очень даже, Эмре хватает меня за локоть и оттаскивает в сторону.

— Нам нужно сегодня встретиться с моим адвокатом, чтобы обсудить все детали. Мы должны успеть по срокам, а значит, не должно быть накладок. Он подготовил бумаги и…

— Бумаги? — не понимаю я. Я рассчитывала поставить подпись и оказаться свободной. Отдохнуть в Стамбуле и вернуться, перезагрузившись, домой.

Что Эмре Демиру от меня надо?

— Бумаги, — кивает он. — У нас не было брачного договора, а значит… тебе принадлежит часть моего имущества, которое…

Он щурится, понимая, что я не понимала, о чем речь.

— Которое ты можешь затребовать у меня, но, скажем так, я готов это с тобой обсудить и предложить компенсацию.

Что?

Я стою, раскрыв рот. И не потому что на меня вдруг с неба могут свалиться деньги, как манна небесная. А потому что… Эмре верит, что я сумею их взять. После всего.

— Да пошел ты. Вместо со своей компенсацией, — выплевываю ему в лицо слова, после чего ощущаю толчок и оказываюсь пригвожденной лопатками к стене в коридоре.

И горящий турецкий взгляд впивается в мое лицо.

Глава 10

Мама припоминает все “презент перфекты”, которым столько лет учила в школе детей, и они с мамой Эмре вполне находят общий язык — английский. В то время как бабушка ищет путь к сердцу сватьи через желудок. Так что мы вполне мирно заканчиваем прерванный обед, и даже завязывается непринужденная беседа. Мамы активно обсуждают особенности работы в школе, и я припоминаю, что госпожа Демир тоже была школьной учительницей, но, кажется, еще до замужества.

— Сваты вечером придут, — слышу от бабушки самым заговорщическим тоном. — Нужно встретить по-людски, а ты мне рынок обещала.

— Ну обещала, значит — будет.

Достаю телефон и проверяю, что сегодня за день недели. По ощущениям должен быть вторник, а на календаре среда. Отлично! По средам в районе, где мы жили с остальными практикантами, открывался большой рынок, где можно было на неделю закупиться овощами, фруктами, оливками.

Так что я уже представляю примерно дорогу, и как бабушка будет восторженно охать и ахать над каждым помидором.

— Собирайся, сейчас и пойдем.

— И меня, меня подождите! — бежит за нами ма.

— А я думала, ты с подружкой новой останешься, — шепчу, но она все равно слышит и закатывает глаза.

И пока не начались разговоры о том, что в доме Дамир есть еда и без наших вложений, тоже бегу наверх за курткой и деньгами.

Деньги…

Чего нет, того нет. Ни копейки.

Надо, наверное, спросить у Эмре, где тут обменник. Ну или пару лир одолжить у него на дорогу?

Подхожу к окну и вижу, как муж садится в машину. И уезжает, ну супер! Хоть бы слово сказал, кроме того чтобы прижимать меня к стене и пялиться как на кусок мяса. Психанув, перетряхиваю сумку и достаю оттуда совершенно точно не мой кошелек. Эмре попросил подержать, пока проходил регистрацию, а я сунула в сумку и забыла. Видимо.

Так ладно, все его — наполовину мое? Так, кажется?

Да простит меня мой супруг, но это ради его же блага. Думаю я и со спокойной душой кидаю кошелек обратно в сумку, а потом бегу за бабушкой с мамой.

— А муженек чем занят?

— Работает, уехал. Ну пошли своим ходом, нам помощь никто не обещал.

И я решительно цепляю на нос очки. Зима, конечно, зимой, но жарит на улице нещадно. Такой вот Стамбул. Вроде и в куртке, а вроде и искупаться хочется.

Бабушка наряжается так, что от красоты глаза слепит: круглые огромные очки, тюрбан, кремовое пальто. Во всем лучшем. Я хихикаю и открываю этой даме дверь. Маман уже с томным взглядом ждет нас.

Так. Я предполагаю, что нам нужно найти дорогу, остановку, а на остановке всегда есть карта. Выйдем на станции где-то в Мармарае, потом, по-моему, пара трамвайных остановок и… на месте, в общем, разберусь. План-то роскошный. Жаль, в кошельке Эмре нет транспортной карты, а метро не принимает лиры.

Выходим за ворота, и я впадаю в ступор. Так, машина мамы Эмре тут и… о! Ее водитель.

— Извините, мы за покупками собрались, вы до метро нас не подкинете?

— До метро?.. — он смотрит на дом Эмре в недоумении.

— Если вы о госпоже Демир, то вы ей еще минут пятнадцать не понадобитесь, успеем быстренько? Я жена господина Демира, приятно познакомиться. Только это большой-большой секрет, вы никому не говорите. Это, кстати, моя бабушка, милая, правда? Ей тяжело добираться пешком. И моя мама…

Если на фразе, что я жена Эмре водитель нахмурился, то от фразы про бабушку тут же потерял решимость. Потому что бабушка это святое.

В итоге мы с комфортом размещаемся в только что позаимствованной машине, и уже спустя десять минут водитель высаживает нас у станции метро, которая мне даже кажется смутно знакомой. По карте я прикинула, что…

— Ну нам нужно всего трижды пересесть с ветки на ветку и… Ой, а белое это же трамвай, да?

Ну-у-у, получается две станции проехать по желтой ветке, четыре на трамвае и пять по розовой. И потом одну по темно-розовой.

— Наташечка, а на такси у нас денежек нет?

— Есть, но они не наши, а мы птицы гордые!

Карты покупаем в ларьке у станции, потом пополняем их в автомате и бодрым шагом начинаем спускаться вниз. Метро в Стамбуле глубокое, а эскалатор не один большой, а штуки четыре маленьких — так что от одного к другому нужно идти коридорами, но бабушке с мамой становится все веселее.

Они рассматривают турков и турчанок, а еще постеры с сериалами и фильмами. Я от них только и слышу, что тот или иной актер играл в том или ином са-а-а-амом любимом их сериале.

Мы едем и едем, а когда пересаживаемся на трамвайную линию, они видят город мечты снаружи. Такого из окна дома Эмре не увидеть. Бабуле уступает место молодой парень, и она расцветает. Наслаждается видами, особенно когда мы пересекает Босфор.

— Я хочу семит! — почти одновременно заявляют они мне.

И во время пересадки с трамвая обратно в метро мы берем посыпанные кунжутом бублики с медом.

— А можем прогуляться? — спрашивает мама, а я не возражаю. И прикидываю, что если пройдем одну станцию пешком, ничего не изменится. Они обе идут в пальто, которые подхватывает ветер, едят семит и напевают песню из заставки какого-то модного сериала. Идилия.

— Так, последний рывок, — я киваю на красивую станцию Мармарай, украшенную мрамором, и бабуля с готовностью мчит за мной.

Еще одна станция, две, три, маленькая пересадка и…

— А мы точно на месте?

— Да, но сначала давай купим сим-карту.

Только оказывается, без паспорта сим-карты не продают, а мне его взять почему-то в голову не пришло.

— Справимся без интернета, — пожимаю плечами. Мне кажется, что место знакомое.

Тут нет колорита, который я представляла, когда слышала про Турцию, но этот район бабулю тоже устраивает. Новостройки, милые магазинчики. У меня тут же ностальгический приступ случается.

Мы бредем в сторону, где по моим воспоминаниям должен быть рынок, и я мысленно расставляю пункты. Так… кондитерская, вроде есть.

Чебуречная — да. Тут направо… верно. И теперь мимо Мигроса, в арку, по тротуару.

— Ух ты какая морковка! — восклицает бабушка у первого же стола, который стоит даже не на территории рынка.

— Ну, бабуля, добро пожаловать!

Глава 11

— У входа не бери, тут дороже, вглубь надо уйти, — с трудом оттаскиваю бабулю от прилавка с морковью, которые лежат одна к одной, и мы попадаем в водоворот кричащих людей.

Ба притихает — она явно в шоке. А мне эта атмосфера на самом деле нравится. Шум, гам, столы, заваленные свеклой, мандаринами, оливками, свежей рыбой. Отделы с овощами, которые по твоему конкретному желанию могут залить острым или простым маринадом. Целые горы всех видов перчиков, зелени. Лотки с ерундой вроде открывашек, вешалок, плечиков — и все это по двадцать лир. “Фикс прайс”, так сказать. Только больше и душевнее.

Я не успеваю сообразить, а бабушка уже торгуется. Она спорит на русском, но ее жесты и экспрессия понятны, кажется на любом языке. Как только продавец понимает, что перед ним эксперт по торгу сразу переходит на турецкий, хотя вот только что неплохо говорил по-русски.

— Ба, пойдем, уверена, найдем лучше, а то мама, вон, сейчас парфюмерных масел накупит.

Я увожу бабушку, и теперь мы обе приходим на подмогу маме, которая всегда была падкой… на то чтобы ее разводили. Ох, помните времена, когда продавцы ходили по домам и впаривали дурацкие никому не нужные и неработающие приблуды? Так вот мама скупала их со страшной силой. Ей обязательно нужна была яйцерезка, хотя мы их практически никогда не ели, электрическая пемза и датчик утечки газа, которого у нас в доме нет. Поэтому, когда я вижу знакомый блеск в ее глазах, то сразу понимаю — нужно оттаскивать ее от лотка.

— Мам, а пойдем посмотрим приправы? Ты вроде бы соседям хотела что-то привезти.

— Да-да, доча, сейчас только… этот прекрасный джентльмен так красиво поет о каждом из ароматов.

— Я свожу тебя на концерт Таркана, пойдем только…

— Да он же ж почти и не выступает… — вздыхает мама, а я в этот момент понимаю, что потеряла бабушку.

— Мам, бабушки не видно.

— Ох, ладно-ладно, мы подумаем и еще… вернемся в общем, — она говорит так громко как может, будто это поможет турецкому продавцу ее лучше понять. А он тут же перестает улыбаться, вежливость мигом сдувает. Еще по-турецки и ругается нам вслед.

— Сам такой, — повернувшись, говорю на турецком, отчего тот еще больше злится.

В общем, рынок оказывается тем еще приключением. Мы обходим его трижды вдоль и поперек. Мама с бабушкой все-таки покупают продуктов и свежайшие турецкие сладости. Я не чувствую ног, но довольна, что они довольны. Вот только…

— Мам, а где бабушка? — в какой-то момент, когда мы уже направляемся на выход, спрашиваю я.

— Да вот же была… — мама оборачивается в одну сторону, в другую… еще раз. А потом в ужасе смотрит на меня.

Черт.

Мы решаем не разделяться, чтобы не потерять еще и друг друга, сначала спокойно обходим рынок, потом бегом, потом начинаем спрашивать всех. Возвращаемся на исходную позицию — ну вот же этот мужичок, с которым ба спорила, вот морковка. Но ее и тут нет. Все продавцы, как один, отвечают, что видели ее вот недавно, но где она теперь никто не может подсказать.

А меня быстро накрывает паника.

Черт. Черт. Черт.

В какой-то момент я усаживаю маму на скамейку у входа в рынок и беру с нее обещание, что она не сдвинется с места, пока я попробую обежать район. И вот чебуречная, кондитерская… Я добегаю до метро, но это ничего не дает мне. Возвращаюсь я с тяжелым сердцем, когда…

— А вот и Наташенька! Натусь, посмотри, господин Демир нашел бабулю и приехал отвезти нас домой!

Эмре. Собственной персоной. Стоит у внедорожника, пока тот самый водитель его матери, что подбрасывал нас на метро, помогает моим родственникам усесться в машину. Бабушка спокойна и довольная, показывает матери, каких семитов накупила в лавке через дорогу. А я зла. Да у меня чуть сердце не остановилось! Еще и Эмре сверлит меня взглядом.

— Что ты здесь делаешь? — лучшая защита ведь нападение, да? Поэтому я с ходу спрашиваю его.

— Спасаю тебя. Вернулся домой, а там никого. Как только водитель сказал, что вы говорили про рынок, так я сразу вспомнил, что ты тут пропадала. Решил, что большие пакеты наберете, и вас нужно будет отвезти. А тут твоя бабушка стояла плакала у дороги.

— Плакала? — весь гнев как рукой снимает. Конечно, я должна была понимать, с кем иду на рынок, и злиться на них я не могу. Конечно, я должна быть благодарна Эмре Демиру за то, что выручил и очень добр к моей семье. Но я все равно злюсь.

Потому что он слишком хороший для всех, кроме меня.

— Что ж, спасибо, но не стоило. Сами бы разобрались.

— И вернулись бы через неделю? Не забывай, завтра у нас встреча с адвокатом.

— Я помню, у меня с памятью все в порядке.

Даже слишком. Я слишком хорошо помню, как он целовал меня где-то здесь неподалеку, когда я рассказывала, что урвала мандарины за бесценок. Торги у нашего семейства в крови.

Обратно мы возвращаемся под воодушевленные рассказы мамы и бабушки, которых никто, кроме меня, особенно и не понимает, потому что они говорят быстро и непонятно. Я смотрю в окно, понимая, что забылась. Сегодня было много воспоминаний, но мне не нужно забывать, с какой целью мы сюда прилетели. Скоро я поеду домой в статусе разведенки.

Скорее бы уже со всем покончить.

Мама Эмре, к моему удивлению, все еще в доме. Хотя, понятно, мы же с ее водителем вернулись домой. И она очень увлеченно наблюдает за тем, как мои мама с бабушкой колдуют над блюдами. Я все это время делаю вид, что меня не существует. Сливаюсь с креслом, в котором сижу, пока Эмре по-прежнему работает на террасе.

Ну а когда мы все усаживаемся за стол, и я думаю о том, что хотя бы набью желудок, мама Эмре потирает руки и с широкой улыбкой выдает:

— Ну а теперь рассказывайте, как так вышло, что вы женаты.

Глава 12

Я давлюсь водой и чуть было не выплевываю ее обратно. Да-да, прямо в лицо тому самому мужу, который женат на мне. Он сидит как раз напротив, и нас разделяют только кулинарные шедевры моей семья на русско-турецкий лад. Там и оливье с курицей, потому что бабуля не нашла на прилавке в магазине “Докторской” колбасы, и окрошка на шалгаме — свекольном соке, которая выглядит очень странно.

— Странный квас у вас, — все не унимается бабуля, намешивая блюдо и обращаясь к маме Эмре, которая ее не понимает. — Странный, но вкусный. Еще подлить?

Госпожа Демир очень интеллигентно качает головой, не понимая кулинарных изысков. Я же просто доверяюсь бабулиному вкусу — он меня никогда не подводил. Она может из остатков сыра и пары яиц шедевр, который не уступит мишленовскому, приготовить. Наливаю себе побольше странной кровавой по цвету окрошки, только бы не отвечать на вопрос. Эмре уплетает оливье — это я его пристрастила к нему в свое время, но долго отказывался пробовать, а потом целую кастрюлю за вечер уплетал.

— Ничего, можем подождать, когда твой отец приедет, и все вместе выслушать вас. Уж при нем не получится молчать, — говорит мама Эмре.

— Ты позвала отца?

— Ну конечно. Повод-то какой. Сын женат! А мы не отметили даже. На свадьбу никто не пригласил… — мне кажется, или эта женщина звучит обиженно?

— Мы не знали, что женаты, — выпаливаю на одном дыхании я, потому что мне становится совестливо.

— Наташенька, почему это госпожа Демир так смотрит на тебя? Она тебя не обижает? — переживает бабушка.

Я мотаю головой, в очередной раз убеждаясь, что у меня лучшая семья на планете. На Эмре не смотрю, хотя он определенно сверлит меня взглядом. Ну а что поделать. Лучше сразу признаться, если учитывать, что его мама подмогу вызвала для семейных разборок.

— Могу я попросить чуточку подробностей? — мама Эмре откладывает столовые приборы, складывает руки и опирается на них подбородком. Безумно красивая женщина, понятно, в кого сынок такой.

И нет, я не хочу сейчас думать о том, что Эмре красивый.

Но думаю.

Черт.

— Поездка в Лас-Вегас, — вперед меня говорит он. — Нас поженил Элвис, у которого оказалось на то полное право. Нас поженили взаправду со всеми вытекающими, а мы были слишком…

Я почему-то заранее краснею, потому что сейчас он скажет о том, как много мы выпили тем вечером, и приравняет все наши отношения к нулю.

— Слишком счастливы, чтобы во всем разобраться.

Стреляю взглядом в Эмре. Счастливы, значит?

Он возвращает мне взгляд, задирает брови, будто бросая вызов: мол, если ты не была счастлива, давай, скажи, моей маме об этом.

А я не скажу. Потому что была. Очень.

— Да, нехорошо получилось, что мы с вашим сыном расстались, а брак наш продолжался. Ни в коем случае не хотела стать преградой на пути к его новому счастью.

Я произношу это слово, впрыскивая в него яд.

— Хм, расстались… — еще до конца не прожевав, произносит Эмре. — Я бы это так не назвал, но ладно.

Это уже тише и непонятно для меня. Мама его переводит между нами взгляд, то же не совсем понимая. Бабушка с мамой просто с открытыми ртами смотрят на нас, как на героев их любимого сериала.

— Значит, у тебя, Эмре, новое счастье возникло на горизонте? — голос его матери ровный, но от меня не укрываются нотки сарказма.

И что это значит? Уверена, она знает про Элиф. И саму Элиф точно знает — они же там семьями много лет дружат.

— Мама, не начинай.

— Может, кто-нибудь посвятит нас в тему разговора? — возмущается теперь моя мама, почуяв горячее.

— Всем добрый вечер, — по-турецки здоровается с нами только что вошедший отец Эмре Демира, которого я видела только на фотографиях. В жизни он намного более добродушный, чем на снимках в интернете.

— А это что за прелестный мужчина? — хватаясь за сердце, выдает бабуля.

— Ма, да ты глянь, одно же лицо, это отец нашего зятя, — комментирует моя мама.

Я все же останусь при мнении, что Эмре больше похож на мать: яркими чертами лица, дерзостью, подбородком. Но от отца в нем тоже есть какая-то стать, рост, телосложение, общие черты. Его папа такой же яркий мужчина, ни сединки в волосах.

Они пожимают руки с Эмре, который слегка напрягается. Быстро представляет всех за столом.

— Твоя мама сказала, что меня ждут какие-то новости, я весь во внимании…

— Это жена Эмре, — кивает на меня эта женщина, бросая в самое пекло, потому что на мне сходятся все взгляды. Мои бабушка с мамой тоже прекрасно знают слово “жена” по-турецки. — Наташа.

— Вот как, — выдает отец…. к моему удивлению, совершенно беззлобно. — А я думал, ты собрался жени…

Госпожа Демир очень явно кашляет, перебивая мужа. Тот только пожимает плечами, но не продолжает свою фразу.

— Так, ничего непонятно, но очень увлекательно, — выдает моя бабуля. — Сейчас принесу наливочку. Со сверками-то выпить за знакомство.

— Ба, какая наливочка? — не понимаю я.

— Куда идти твоя бабушка? — спрашивает на ломаном русском Эмре.

— Понятия не имею.

— Я слышал слово “наливочка”. В прошлый раз когда ты угощала меня этой штукой, я пропустил самолет.

Не сдерживаю смешок. Было дело. Мы отмечали что-то. Какую-то его сделку. Вино закончилось. А бабушка посылку мне прислала в подарок. На следующий день Эмре было так плохо, что он никуда не полетел. Его отец, кстати, был не рад.

Мы пересекаемся взглядами, и я не могу сдержать улыбки. Эмре пытается не улыбаться, но по глазам вижу — точно помнит, что тогда произошло.

— Вот она, вишневая, хорошая моя, — бабуля появляется с… и правда с бутылкой наливки, которую сама делает.

— И как ты провезла ее с собой в ручной клади?

В “Виктории”-то. Я думала, там до трусов все проверяют.

— А я разлила ее по одноразовым шампунькам. Так, а давай-те ка за знакомство. Кадех калдерма!

О нет, бабуля требует тост. Специально учила слово?

Она без спросу разливает наливку родителям Эмре, пытается и ему всучить стопку, но он не преклонен. С тоской смотрит на папу с мамой, которые явно не догадываются, что их ждет. А потом машет на все рукой, откидывается на спинку стула и вместе со мной наблюдает.

И да начнется пир!

Глава 13

У мам завязывается диалог, и я отчетливо слышу слова “внуки” и “семья”. Не прислушиваюсь, даже рада, что с английским у меня хуже, чем с турецким, и можно просто превратить все, что доносится до ушей в фоновый шум. Не интересны мне их домыслы, когда речь идет о том, что у нас развод на носу.

Бабушка усиленно ухаживает за новой семьей, так она по крайней мере называет семью Демир. Папа Эмре от бабули без ума. Она зовет его сынок, он к ней вежливо обращается матушка, хоть она этого и не понимает.

— Так что между вами? — наконец интересуется господин Демир, оценивающе прищурившись на меня.

— А?… Ну… развод? — я нервно смеюсь, будто это свекор должен ответить мне на вопрос, а не я ему.

— Отчего так?

— Элиф?.. — я будто все слова забыла, отвечаю односложно и нервно, как туристка выучившая три фразы.

— А у них любовь?

— А разве нет?

— Не знаю, ты жена, тебе виднее, — и он салютует мне наливочкой бабули.

Все немного пьяны, хоть и сопротивлялись первое время наливке, утверждая, что вообще не пьют. Как же, никто не устоит против бабушки.

— А может, кофе? — прерываю я особенно громкий до неприличия взрыв смеха со стороны старых и новых родственниц.

— А вот ты невестушка и сделай, — пьяно велит свекровь, и я встаю с места, даже испытывая облегчение.

— А Эмре поможет, а то я на его новой кухне ничего и не знаю.

И я силой тяну его за руку.

— Ты куда?

— Сам слышал, кофе варить.

— И только? — он не сразу тормозит, когда я останавливаюсь напротив модной кофемашины и в итоге налетает на меня, толкая спиной к столешнице.

Мы прижимаемся друг к другу, ловим воздух ртами и смотрим друг другу в глаза пару лишних секунд, за которые у меня успевает закружиться голова. Когда-то он вот так же ловил меня в коридорах фирмы, где я стажировалась, и я краснела, а потом не знала, как смотреть в глаза людям, потому что волосы были растрепаны, и помада съедена.

Мы определенно очень много целовались. Слишком много! И сейчас я это вспоминаю с болью, потому что знаю, как легко мне сейчас спровоцировать Эмре. Стоит только посмотреть на его губы, привстать на цыпочки, склонить набок голову. Я могу коснуться его шеи, потом скулы и проложить к вискам еле заметную дорожку невесомых прикосновений. Где-то между этими пунктами в зависимости от уровня самоконтроля Эмре он уже на меня набросится, и останется только расслабиться и получать удовольствие в его руках.

Я могла бы сделать это.

Прямо сейчас.

— Что. Ты. Делаешь? — рычит он на меня, а я моргаю, освобождаясь от наваждения, и понимаю, что стою на цыпочках, а мои пальцы рисуют круги на его шее у самой линии волос. В какой момент он подхватил меня за талию? Почему его горячая ладонь на моей спине.

— Привет, — тихо говорю первое, что приходит в голову, и улыбаюсь.

Мне так хорошо. Как прежде.

— Ты не сделаешь этого с нами, — строго говорит Эмре, но не отступает.

Почему он звучит так, будто обижен на меня? Будто это я ушла, а не он.

— Потому что ты женишься? — я приподнимаюсь повыше, он стоит чуть наклонившись ко мне, и мы едва ли не соприкасаемся носами.

— Потому что ты… — начинает он, я касаюсь кончиком своего носа его щеки и Эмре с шипением выдыхает. — Потому что… уехала. И теперь… все кончено.

Что?

Я моргаю в недоумении. Он смотрит на меня внимательно, его рука соскальзывает с лопаток на поясницу, и пальцы сжимают мою талию. Такие горячие и знакомые, что из моего горла вырывается тихий стон, а Эмре в ответ на это хмурится и, кажется, рычит. Это определенно очень похоже на рык. Что происходит?

И он резко потянувшись вперед… прижимается к моим губам своими.

Черт возьми, что это значит?

Я всхлипываю, отвечаю на поцелуй и через секунду оказываюсь на столе, а он между моих ног. Между нами был слишком бурный роман, а потом всего одна неделя близости, когда мы, как выяснилось, поженились, я хорошо помню каждую ночь (не всегда ночь, к слову), и теперь тело реагирует мгновенно. Оно хочет как раньше. Оно недополучило положенного супружеского долга, так что я не до конца отдаю себе отчет, когда закидываю ноги на талию Эмре, прижимаюсь к его груди своей. Это невероятно круто. По-настоящему круто.

— Я скучал, — бормочет он.

— Я тоже… очень…

Его рука скользит по моей спине то вниз, то вверх.

Я хочу продолжения. Немедленно.

Или развода?

Он женат!

Почти…

Женат на мне, а женится на другой.

Наташа, стой, стой, стой!

Но Наташа не останавливается, а вместо этого запускает пальцы в волосы мужа.

Он бросил меня.

Он спутался с другой.

Он…

Со стоном прижимается ко мне, и я клянусь, что хочу прямо сейчас уйти в его спальню и никогда оттуда больше не выходить.

Спальню, которую обставила Элиф для своего будущего гнездышка!

Черт.

— Черт…

Эмре от меня отстраняется, резко ставит на пол, поправляет мне платье, волосы. Жесты привычные, потому что мы делали так сотни раз, после того как обжимались в комнате с принтерами или в конференц-зале. Я не присоединяюсь, не поправляю Эмре прическу или одежду. Мне не хочется, потому что через секунду мы с ним обо всем забудем, а я неожиданно хотела бы помнить. Смотреть, какой он лохматый, и помнить.

— В чем дело? — устало интересуюсь, пока Эмре застегивает мое платье. Когда расстегнуть успел?

— Элиф.

Он говорит это коротко, делает от меня два шага, а через мгновение распахиваются кухонные двери.

— Ты? — холодно говорит она, стоя на пороге.

— Я.

Глава 14

Ох, что начинается!

Элиф теряет всю грацию загадочной турецкой женщины, которой всегда пыталась казаться, вопит, как истеричка, и бросается на меня. Я чувствую, что она вот-вот вцепится в мои волосы, когда… Эмре закрывает меня собой. Поэтому Элиф колотит кулаками его по груди и что-то быстро и несвязно кричит.

Не понимаю. Слишком быстро и непонятно. Но там определенно мелькает нечто вроде “опять она”, “что она здесь делает”, “я избавилась от нее”.

— Каким образом? — спрашивает он, перехватив запястья Элиф и хорошенько ее встряхнув. Я осторожно выглядываю у него из-за спины.

— Я сделала так, как лучше будет тебе! — выплевывает ему в лицо.

— И кто давал тебе права решать это за меня?

Дальше снова быстрая ругань на турецком. Из-за отсутствия практики я слегка подзабыла сленг и… ну, кажется, там присутствуют крайне резкие нецензурные выражения.

— Эта русская шлю… — продолжает, сокрушаясь, вопить Элиф.

— Не смей.

Это звучит так коротко, но так властно, что даже я сжимаюсь вся. А Элиф и подавно. Прямо-таки уменьшается в размерах под прямым и злым взглядом Эмре Демира, который может быть очень грозным и устрашающим, когда пожелает.

— А как же наша свадьба? — теперь она больше похожа на маленького плачущего ребенка, у которого отобрали сладкую конфету — а он только вот-вот ее распробовал. — Как же мы? Ты не можешь променять меня на эту…

— Ты разговариваешь с моей женой! — ревет Эмре.

У меня в груди расцветает весна. И мне жаль, что это причиняет боль даже такой, как Элиф… хотя нет, не жаль. В топку ее.

— У вас тут все хорошо? — бабуля заглядывает к нам, оценивает обстановку, приподнимает брови. Явно проводит параллели с ее любимыми сериалами.

— Как дела у молодых? — господин Демир появляется следом. — Ах, здравствуй, дорогая Элиф.

И почему-то в его голосе не слышно ни капли сожаления к невестке. Только выдержанная официальная вежливость.

— Что ж, они тут и без нас, думаю, разберутся, да, сынок? — Эмре ему кивает, и господин Демир уводит мою ничего не понимающую бабушку обратно в гостиную.

— Дождись меня здесь, — я резко отрываю глаза от места, где стояли эти двое, когда слышу это, и разбиваюсь о эмоции, плещущиеся в его глазах. Меня не хватает на то, чтобы согласится вслух. Я просто киваю. И жду. Даже сдвинуться не могу. Даже сесть.

Что все это значит?

Что это только что было?

В дом пришла его невеста. Официальная. Я слышала про объединение бизнеса. Так почему господин Демир не бьет тревогу? Не утешает дочь своего будущего партнера? Не гонит меня взашей? Что здесь все скрывают от меня?

— Как ты, девочка моя? — слышу голос мамы, оборачиваюсь и, не ожидая от себя, начинаю плакать. Обнимаю ее крепко-крепко, а она меня в ответ.

Ничего не понимаю. Эмре меня целовал. Снова целовал. Когда я уже не надеялась ни на что. Боже мой… это было похоже на сон. Но зачем? Теперь ведь будет так больно. Он ведь должен сейчас успокаивать свою будущую жену и уверять ее, что все у них будет в порядке. Что я ничто, пыль под его ногами. А она — его будущее.

Только вот зачем он этому самому будущему сказал, что мы женаты вообще?

— Никто в нашей семье не хочет этого союза.

Я резко оборачиваюсь, вытираю слезы с щек, потому что мне стыдно за излишнее проявление эмоций и удивленно смотрю на госпожу Демир.

— Компания уж какое-то время не приносит прибыли и продолжает работать только на энтузиазме моего сына. Муж хочет продать ее. На довольно приятную старость без излишеств мы себе заработали и хотим провести ее спокойно вдвоем. Слишком много времени были потеряно… непонятно на что, но Эмре… Он не может смириться с подобные положением дел. Он всеми силами пытается спасти компанию, пробовал много разных способов, но для этого нужны большие деньги. Родители Элиф предложили помощь. Ну, как помощь, это Эмре верит в подобную чушь. Я считаю, это похоже на мышеловку. Они хотят поглотить компанию и исполнить капризы любимой дочери, которая души не чает в нашем сыне. Если у нее есть эта душа. Плохой она человек… очень плохой… не хотела бы я подобной судьбы сыну.

— Но он… вы говорили с ним?

— Он ничего не хочет слышать. Когда я увидела, как он смотрит на тебя, решила, что есть шанс… Что может он отступиться от этой ужасной идеи.

— Но… я… я ведь никто, я из России и…

— Какая разница, если мой сын тебя любит.

— Нет, вы ошибаетесь.

— Я знаю, о чем говорю.

— Даже если что-то было, то все в прошлом. Уже точно в прошлом.

Чувствую, как подрагивают губы, потому что снова плачу. Смахиваю слезы, чтобы не чувствовать еще и стыд перед этими людьми. Беру себя в руки. Как раз когда в кухню заходит Эмре. Надеюсь, он не слышал наш с его мамой спор.

Моя мама, которая не поняла явно и половины слов, первая приходит в себя и уводит госпожу Демир, чтобы оставить нас вдвоем.

Что-то не так. Я чувствую это. Вижу по позе Эмре. Он стоит, держит руки в карманах, перекатывается с носков на пятки.

— Элиф рассказала мне все. О том, что она сделала. Как отправила тебя домой и…

Я выдыхаю. Значит, мне не показалось. Он был не в курсе ее инициативы, а это значит…

— Но это ничего не значит, — обрубает он любые мои надежды. — Если ты так легко отказалась от меня, точно ничего не значит. И он мимо меня уходит наверх. К себе. В спальню. Оставив меня с колотящимся сердцем. И в полной растерянности.

Глава 15

Ну уж нет дорогой. Я отказалась? А сам-то сильно меня искал?

Уняв поднимающийся к щекам стыд, я фырчу и следую за ним. Ловлю закрывающуюся дверь его спальни и, выставив перед собой руки, быстро выпаливаю на ходу:

— Что-то я не слышала себе в спину криков сожаления, дорогой муж! Я отказалась? А сам-то? Даже не спросил, что случилось. Гордость взыграла? Да иди ты к черту… со своей Элиф! Я вам не игрушка. Встретимся завтра в суде, переночуем в отеле!

И я хлопаю дверью, прежде чем он меня выставит.

— Родственницы, собираемся. Завтра развод, нам нужно выспаться. В отеле!

Мама и бабушка смотрят на меня как громом пораженные, а я не хочу ничего слышать. Так что когда мама Эмре тихо говорит:

— Давай… у нас… мы ему не скажем, где ты… — я только закатываю глаза.

— Да он и не спросит, гордый петух!

И решаю, что это идеальный вариант, учитывая, что я без связи и без денег. Сим-карту, наверное, покупать уже нет смысла, обойдусь.

У меня нет кучи вещей, так что я быстро иду на выход, за мной мама и бабушка. Мы садимся в уже знакомую машину госпожи Демир. Ее муж приехал сам, так что едет на другой машине, и уже через двадцать минут езды по пустынному вечернему городу мы останавливаемся у большого богатого дома.

И это пенсия без излишеств? Хотя, быть может, без фирмы им пришлось бы этот особняк — иначе не назову — вообще продать?

Нас встречает помощница по дому, которой видимо успели сообщить о гостях, и очень быстро устраивает в комнатах, каждую в отдельной. Мама уже с интересом поглядывает в сад, который госпожа Демир обещает показать с утра. Бабушка восхищается кухней, да так долго, что я еле останавливаю ее от обещаний с утра приготовить первое, второе и третье. Хорошо, что ее никто тут не понимает.

Спать ложусь с тревожным чувством недосказанности. Терпеть его не могу и даже рада, что у меня нет сети, иначе бы уже строчила Эмре гневные тирады в ожидании первого шага к примирению.

В сон проваливаюсь незаметно, а просыпаюсь будто и не спала, от звона будильника. Привожу себя в порядок, надеваю лучшее платье и спускаюсь вниз при полном параде.

— Наташенька? — госпожа Демир стоит с чашкой кофе в руках у кухонного острова.

Родственницы вместе с господином Демиром завтракают в саду, исполняя мечту из турецкого сериала, видимо. Там дом свекрови — это всегда роскошь и столик в саду, так всегда бабушка рассказывала. Она просто грезила своим домом только радиэтого.

— У меня суд скоро…

— Да, конечно, тебя отвезет наш Серкан. Он уже в курсе.

— Спасибо.

— Позавтракай, силы пригодятся. Можешь тут или в саду…

Я предпочитаю кухню и завтракаю в тишине. Вчера была так зла, что полностью приняла развод, а сегодня со мной вся семья Эмре так мила, что хочу только спрятаться и вообще отсюда не выходить.

Но время отъезда неминуемо наступает, я сажусь в машину и улыбаюсь водителю, который как будто сочувствует мне? Или так только кажется. Он долго едет по пробкам в здание суда, и у меня слишком много времени чтобы подумать, всплакнуть, успокоиться, разозлиться. Гипнотизирую контакт Эмре в телефоне и надпись “поиск сети”, ну, конечно, он не пройдет успешно без сим-карты. Даже тянется рука за пятьсот рублей в сутки подключить тариф роуминга, но денег и так впритык, а рассчитывать на чью-то доброту я не собираюсь.

— Приехали, — улыбается Серкан, я киваю и выхожу из машины, забыв поблагодарить.

Потом очень тупо возвращаюсь и говорю “Спасибо”.

— Я вас тут подожду, — отвечает он.

Киваю и плетусь в сторону суда. Там меня, кажется, ждут, потому что ко мне кидается низенький худой мужчина и, чуть повспоминав, понимаю, что это юрист Эмре.

— Наталья, — он подходит ко мне и пожимает руку. — Мы все организовали, нужно будет просто подписать документы и все готово, — он улыбается так, будто оказал мне услугу. А я закатываю глаза, как только юрист отворачивается.

Хотя с другой стороны… Вспоминаю его слова и тут же снова злюсь. Отказалась! Я! Мог бы и вернуться за своей женой, раз так любил. Развод.

Развод!

Развод!

Мне нечего терять.

Эмре я не вижу, в кабинете судьи только юрист, я и женщина лет шестидесяти, которая мне улыбается.

— А где Эмре?

— Он уже все подписал, — пожимает плечами юрист. — Дела.

Он будто оправдывается.

Пожимаю плечами и сажусь за стол, по которому аккуратно разложено три экземпляра документов на развод и на каждом внизу, рядом с именем Эмре размашистые закорючки, от вида которых у меня тут же расплывается все перед глазами. Не хочу их видеть! Даже смотреть туда не могу.

Он из тех, у кого в подписи много букв и вечно на всех документах он занимал столько места, что второму человеку его не хватало. Я шутила, что он даже тут доминирует и унижает.

Смотрю на графу, оставленную мне и гипнотизирую ее взглядом.

Он даже не явился.

Просто расписался и ушел!

И это Я от него отказалась?

Хочу рвать и метать. Рука замирает над листом. Судья нетерпеливо постукивает ногтями по столу.

А я быстро и еще более размашисто чем Эмре, пишу “Пошел к черту”, хватаю все три документа и бросаюсь наутек.

— Девушка, подождите! — кричит юрист, судья тоже что-то восклицает.

Надеюсь, меня не осудят за воровство государственной бумаги.

Прыгаю в машину и кричу Серкану.

— В офис Эмре, срочно!

— За нами погоня?

— Типа того. Быстрее!

Глава 16

Залетаю в знакомый офис, и меня начинают буквально душить слезы. Это невыносимо. Со мной даже здороваются, узнают. Но я, не глядя, пролетаю мимо, к кабинету Эмре на третьем этаже. Там, за прозрачной стеной, вижу, что идет совещание. Плевать на всех.

— Ты! Придурок!

— Вот как?

— Да, именно так!

Он пожимает плечами. Все смотрят на меня, а я подкидываю многостраничные документы, пытаясь швырнуть их Эмре в лицо, но те только разлетаются во все стороны, падая к моим ногам и на головы сидящих за длинным столом для совещаний.

— Смотрю ты уже подписала, — он кивает на лист, валяющийся от него в метре, на столе. Там даже с моего места видно, что внизу стоят две подписи.

— Смотрю ты тоже!

— Нет, — мягко обрубает он.

— Что нет?

— Я не подписывал.

— О, конечно, это, наверное, за тебя подписали тайные враги.

— Сама-то!

— Я ничего не подписывала.

— Да, это наверное Элиф, — ехидничает он, шутник, блин!

На нас все смотрят, проносится шепоток, в котором точно фигурирует имя Элиф.

Плевать.

Пусть я обрасту сплетнями и слухами, просто уеду в Россию и забуду как страшный сон эту Турцию.

Подбираю с пола один из листов и широким шагом иду к месту Эмре, сую ему документ в лицо и рычу.

— Ничего я не подписала! — он смотрит на “Пошел к черту” и усмехается.

А потом вырывает у меня бумагу и сует ее уже мне в лицо.

В графе напротив имени “Эмре Демир” написано его рукой “Seni seviyorum”… “Я тебя люблю”.

— Вот мерзавец… — шепчу я.

— Выйдете, пожалуйста.

Я вижу краем глаза, как сотрудники Эмре убирают телефоны. Видимо, нам скоро смонтируют видео с развода.

— Ты что не подписал? — спрашиваю, как только мы остаемся одни.

— Как видишь.

Он вздыхает, тянет меня на себя и усаживает к себе на колени.

— Прости, что не искал тебя.

— Прости, что ушла… Я думала, что ты наигрался, и я тебе больше не нужна…

Он смотрит мне в глаза очень долго, пока у меня не начинает болеть в груди.

— Может, ты меня… ну, типа, поцелуешь уже? — спрашиваю его, и Эмре закатывает глаза.

— Я твоя жена все-таки.

— До сих пор не привык… — говорит он и утыкается лбом мне в висок.

— Столько лет женаты, а он не привык, — фырчу я. — Мог бы и…

Но Эмре договорить мне не дает, и от его поцелуя у меня срывает крышу.

Замечательно. Только как это все теперь объяснить бабушке и маме?

Хотя, впрочем, им-то как раз нечего жаловаться.

— Эй, а фирма? Ну она же… в опасности.

— Мама разболтала? — спрашивает Эмре, качая головой.

— Ну… я ее ближайшая родственница, — жму плечами. — Так что теперь?

— Даже не знаю, ну разводиться, наверное, не стоит…

— Я подсыплю Элиф крысиного яду, — предупреждаю его. — Если ты меня реально любишь — ей не жить. Счастью я твоему мешать бы не стала, но чтобы вот так, без любви на ней женился мой мужчина… нет уж, пусть выкусит!

Он смотрит на меня, потом начинает смеяться.

— Что-нибудь придумаю, — наконец, говорит он, и я ему верю.

В конце концов он изобретательный, я предприимчивая. А если не придумает, где найти других спонсоров, уж точно найдем, на что жить.

— Булочную откроем…

— Что? — он не успевает за моими мыслями.

— Ничего, так, сама с собой. Ну а теперь… раз уж я твоя жена, и развод не планируется…

— …мне уже страшно…

— …хочу перестановку…

— …ну, разумеется…

— …мне нужна работа, и у тебя я работать не буду!

— …не сомневался.

— И у тебя огромный долг накопился.

— Какой еще?

— Супружеский, господин Демир, супружеский.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16