Два вечера на троих. [Илья Игнатьев] (fb2) читать постранично, страница - 4

«инкубаторе»! Ну, ладно, не понравилось, и чёрт бы с ним, да ведь тут ещё эти… Ну, суки, которые, - так уж и буду их называть, - суки эти… «Рыжий». А если я не рыжий! Ну и сказал я там одному, - Клим там такой, фамилия у него Климентьев, говорю ему, - сам ты! - ну, не только, добавил там кое-что… И, главное дело, ничего и не произошло, посмеялся этот урод, и ласково так мне: - узнаем, говорит, кто, значит, рыжий, - завтра Быр-Быр дежурит, вот и узнаем…

Ил написал, что он на меня внимания не обратил сперва. Ну-у… А я на него обратил. Вообще-то, случайно, наша спальня напротив ихней прямо, меня заводят, вот, говорят, это твоя теперь будет койка, ну, я там постель застилаю, а потом в открытую дверь смотрю, и хорошо видать, чего в спальне напротив, у них тоже дверь открытая. А там пацан на кровати у окна лежит, прямо поверх постели, - а за это, мне ведь сразу сказали, что без ужина оставляют, - а он лежит, и ничо, и такой ещё книжку читает, ногу на ногу положил себе, и читает… Ничо себе, думаю, старшим, значит, можно… А книжка у него в газету обёрнута, ну так, как будто в обложку, и не видать, что за книжка, и лица у пацана не видать, только волосы пепельные видать, я подумал ещё, - красиво… как сталь волосы, или как серебро, - и не седой ведь, ну, просто цвет у Илюшкиных волос такой, пепельный…

Ну, там обед потом, потом я поплакал, и тоскливо так, не знаю никого, все какие-то… А в детдоме у нас хорошо было, а тут в «инкубаторе» все какие-то… А первой ночью меня краской измазали, гуашью. И никто не смеялся, вот что странно… Я думал такой: - ведь это же шутка, мы и в детдоме так прикалывались, но тут никто не смеялся, - я во сне краску размазал, не видно стало, что они написали мне гуашью, но все сразу поняли, вот никто и не смеялся…

Ну, весь день так себе прошёл, уроки там, потом нас хотели повести в «Центр творчества», да не срослось чо-то ни шиша, ну, и старшаки вообще тогда злые стали, Клим с Длинным пацану одному из нашей палаты по морде дали, просто-запросто, а мне такие говорят: - чо уставился, с тобой особый разговор будет, после отбоя тобой займёмся! А я не испугался. Ну, думаю, пропишут там, ладно, так положено, чо уж там, потерплю…

Отбой… Меня в душевую завели, их четверо, значит, и даже на стрёме никто из этих сук не встал, а чо им бояться, Быр-Быр в жопу пьяный, и насрать ему, а тут ведь такое дело, новенького ведь трахать щас будем, и меня тогда и… Да. Трахнули. Всем ясно? Или описать надо, с деталями там, всякими? Не надо, но одно я расскажу, в деталях расскажу. Они мне говорят: - будешь орать, рыжий, тогда мы тебе в рот поссым, а потом пасть заткнём трусами. Твоими, говорят, и ещё носки затолкаем, а вот носки наши будут, выбирай, - будешь молчать, или будешь орать… И я молчал, только стонал сквозь слёзы и сквозь зубы, а когда совсем уж невмоготу стало, я отрубился… Ненадолго, эти суки меня в чувство привели быстро… Потом перекурили, задницу мою посмотрели, смеются, - целая задница, эх, говорят, жалко Лидовского какого-то нету, он тогда кому-то жопу здорово разворотил, во, ржут, членяра был у пацана!.. И снова меня, по второму кругу. А я сознания уже не терял, и не скулил уже, даже и не плакал уже вовсе, губу изнутри прикусил до кровяни, и думаю: - Что ж, это вот, значит и есть смерть, значит, завтра я умру, с этим в душе жить мне нельзя, для такого у меня в душе места нету… А вафлить, - ну, в рот они мне не стали давать, хотели, но не стали, говорят, - завтра, рыжий. Всё завтра по полной программе тебе будет, ничо, привыкнешь, потом сам просить будешь, а щас мы спать хотим, вали, давай, в палату, жопу подмой, и вали, и чтобы ни гу-гу, сам ведь всё понимаешь, рыжий, мы же тогда тебе не члены в жопу засунем, вон в углу швабра стоит, её и засунем на всю длину…

И ушли. А я… я подмылся, как они мне сказали, и пошёл в палату, только я спать не стал, - ну, что-то вроде сна было, только это не сон, я не знаю, как описать, такое что-то… И ещё. У меня и не болело вовсе. Ну, почти не болело. Когда они меня в душевой, тогда вот да, очень больно, думал, не сдержусь, заору, но говорю же, отрубился я, а когда в спальню пришёл, почти и не болело… А вот что я думал, - так я ничего и не думал. Я в душевой всё решил, - повешусь завтра. И никакой там «полной программы» этим сукам…

А утром у меня температура, но в интернатовскую санчасть меня не повели, там ремонт был, и в больницу не отправили, просто градусник Машенька посмотрела, - воспитка наша это, - тридцать семь и семь, меня в палате и оставили, и на занятия не пустили. А я и думаю: - вот как всё удачно, значит и правда всё к этому подходит, ну, что я задумал. Щас все свалят, и я в этой сучьей душевой и повешусь тогда…

Я… А это чо, Пашка уходит, что ли уже?.. Погодите, Ил, я же Пашке хотел показать стрелы новые! Паш, помнишь, в журнале, с раскладными боевыми лепестками на наконечнике? Вадим заказал, прикинь… Ладно, Паш, пока. Только не забудь, ты мне тоже тогда обещал, что у тебя новая тетива, так ты мне свою старую отдашь, сталистую, а то мой кевлар чо-то… Почему не подойдёт, а, Пашка?.. Илья! Ты не встревай, ты не разбираешься…