Первый маршрут [Майя Луговская] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Елена БЫКОВА
ПЕРВЫЙ МАРШРУТ
Земля золотого граната, опять я коснулся тебя…Наш первый маршрут был уже намечен. Опять мы в Западной Туркмении, опять в Небит-Даге. Володя, начальник нашей партии, — геолог, я — химик, Зиновия Ивановна — микробиолог. Наши работы тесно связаны, как и наши науки. Мы заняты одной проблемой — поиском месторождений полезных ископаемых. И разрабатываем новый метод. Первые дни погибали от жары. Задул афганец, понёс тучи раскалённого песка. На Аллочку жалко было смотреть. В голубом платье в горох, с открытыми плечами, худенькими бледными руками, она была похожа на цветок — парниковый, слабенький, хрупкий, вот-вот переломится в талии, но в работе не отставала от других. Когда пришла из Москвы машина с оборудованием, Аллочка вместе с мужчинами разгружала её, таскала вьючные ящики. А когда разместились в лаборатории, она — новый коллектор — целые дни в солоноватой воде мыла бутылки для будущих проб. Мы отправились в горы Копет-Дата. Сборы закончились, — кажется, ничего не забыли. Забрались в кузов «ГАЗ-63». Зиновия Ивановна, как старшая по возрасту, пользуется обычной своей привилегией — усаживается в кабину с Виктором. Виктор — новый шофёр. Зиновия Ивановна посматривает на него не слишком одобрительно. Наконец тронулись в путь. Надо спешить, чтобы засветло добраться до селения. Едем быстро. Ветер дует будто из настежь распахнутых печей. Вот и селение Даната. Надо запастись пресной водой на дорогу. Подъезжаем к роднику, отвязываем бочку, наполняем водой, умываемся, пьём. Детвора повысыпала, обступила машину. Застенчивые женщины выглядывают из кибиток, живописные, в национальных костюмах. Фотографируем. Молодой парень подбегает к нам, тащит за собой малыша. — Сфотографируйте, — говорит, — мой брат! Карапуз совсем ещё крохотный. — Пожалуйста, сфотографируйте. Вот он у нас какой! — доказывает нам ручонки карапуза. У малыша на каждой ручке по шесть пальчиков. Брат улыбается гордо: — Будет счастливым! А я нет. — Вы тоже будете счастливым, — говорит Аллочка, — я вас вдвоём сфотографирую. Становитесь как следует. — Меня не надо, я нет. Но Аллочка уже щёлкнула. Мальчишки тормошат малыша, смеются. И Аллочка смеётся. В коротких брючках, сама похожа на мальчишку — тоненькая, маленькая. Брат мальчика зовёт нас к себе. — Чал, чал, угощаю, — говорит он. С чалом мы уже знакомы. Это кислое верблюжье молоко. Ничто так не освежает в жару. — Возьми посуду, всем налью, — обращается он к Аллочке. Но Аллочка не решается идти. — Иди, иди, не стесняйся. — Виктор достаёт большую кастрюлю и сует её Аллочке. — Дают — бери. Едем дальше. Стемнело. Спала жара. В кузове машины даже прохладно. Нам хочется ещё вырваться вперёд, и потому не останавливаемся на ночлег. — Ну, нравится тебе в Туркмении? — спрашивает Володя Аллочку. — Нравится… — мечтательно произносит она. — А тебе? — Мне?.. Всё началось у меня с Туркмении, всё с ней связано — первая экспедиция, почти вся моя диссертация. Ночью в пути таинственней и интересней. Пески кажутся снегом — так белы. Кусты саксаула как ёлочки. Будто едешь зимой по Подмосковью. Конца-краю нет снеговой равнине. Простор. Тишина. — Вы очень любите свою специальность? — спрашиваю я Володю. — Да, люблю. Мне хотелось быть штурманом дальнего плавания. В морское училище не приняли — близорукость. Тогда я пошёл в геологию. Но человек не может даже представить, как интересна его специальность, пока не узнает её как следует, до конца. Тебе холодно? — обращается он к Аллочке. — Что ты сжалась? Хочешь, дам тебе ватник? — Нет, нет мне не холодно. Я просто любуюсь дорогой. Взошла луна. Посветлело. Аллочка смотрит вперёд. Лицо у неё голубое, почти прозрачное. — А вы, Аллочка, почему выбрали этот факультет? Аллочка повернулась ко мне, улыбается. — Почему? — спрашиваю я. — Как бы вам сказать? Очень нравилось здание университета. Хотелось там учиться… Совсем не знала, куда идти. Химия не привлекала. Математику вообще ненавижу. Здание очень понравилось… — Но почему же факультет выбрали этот? — Теперь даже стыдно признаться… Один знакомый мальчик мне сказал, что все хорошенькие девочки учатся на геологическом. Вот я и решила. — Ну знаешь, это здорово! — возмущённо восклицает Володя. — Хороша! Значит, ты воображаешь, что очень хорошенькая? — Не очень, но всё-таки ничего, — отвечает Аллочка. — Дура! — произносит Володя. — Володя, как не стыдно? Вы же начальник, — останавливаю я. — Дура, говорю, — повторяет он. Аллочка не обижается. Смотрит вперёд на дорогу. На губах улыбка, туманная, неясная. Странная девочка. Она работает в нашем институте, в другом отделе. Я часто удивляюсь, глядя на неё. Отсутствующий взгляд, локоны по плечам, движения как у манекенщицы — будто позирует. Когда в Москве Володя сказал, что берёт её в Туркмению, я испугалась. — Что она будет делать? — Вы её не знаете. Справится. Остановились. Виктор устал. Сколько же можно гнать машину. Зиновию Ивановну совсем укачало. Ужинать не стали, не захотели возиться. Съели арбуз. Расставили раскладушки возле машины, улеглись. Луна ушла. Млечный Путь сияет, будто его отмыли. — Вы знаете, — говорит Володя, — что такое Млечный Путь? У туркменов есть легенда. Слышали? Белая верблюдица Майя прошла по небу и накапала своим молоком. Правда, красиво? — Значит, выходит, Млечный Путь это вроде чала будет. Так, что ли, я понял? Спокойной вам ночи, — говорит Виктор. Но ночь не была спокойной. Проснулись от ветра. Он налетел мгновенно, принёс тучи песка. Мы забрались в спальные мешки, укрылись с головой. Ветер пробивал насквозь. Стало холодно. Мы совсем промёрзли и перебрались в кузов. В машине, под тентом, было теплее. Аллочка в углу засветила фонарик. — Что это ты? — спрашивает Володя. — Так, ничего. — Имей в виду, запасных батареек нет. Аллочка молчит, не отвечает. Отгородилась от всех, уселась на спальном мешке, не тушит фонарик. — Может быть, ей плохо? — забеспокоилась Зиновия Ивановна. Заглянула к Аллочке в уголок и улеглась злая-презлая. — Локоны накручивает на бигуди. Нашла время. Глупости. — Но почему же? Время не совсем подходящее, но, по-моему, мило, — примирительно произношу я. — В вашем духе, — отвечает Зиновия Ивановна и отворачивается. К утру ветер стих, и солнце стало припекать. Встали невыспавшиеся, голодные. Особенно Володя был не в духе. Он не любил не высыпаться. Полили друг другу, умылись. Кое-как закусили и отправились в путь. Сперва дорога была приличной. Но потом началось что-то невероятное. Нас подкидывало, встряхивало, бросало во все стороны. Мы задыхались в облаке пыли. Она слепила глаза, налипала повсюду. Мокрые от жары, мы держались друг за друга, чтобы не вылететь из кузова, — сплошные рытвины, ямы. Хорошо, если пять километров мы делали за час. Многострадальный «ГАЗ» тянул из последних сил. Закипала вода в радиаторе. За два года, что он нам служит, мы успели полюбить его. Есть что-то одухотворённое в машине, особенно экспедиционной. Она и помощник и дом. Перед Кизыл-Арватом стало полегче. Слева бахчи. Виктор забеспокоился: — Надо заехать. Вторые бахчи пропускаем… Арбуза охота. Но Володя скомандовал — отставить. Жаль времени. В городе заехали на базар. Видим, продают чал. Обрадовались. Только Зиновия Ивановна не пьёт, отказывается. — Отвяжитесь с вашим чалом. Не понимаю, как вы можете пить эту гадость. — Повернулась и пошла к машине. Закупаем на базаре продукты. Надоела тушёнка — захотелось свежего мяса. Но не тут-то было — ничего, кроме верблюжатины. Продавцы говорят: молодая. Решили: покупаем, проучим Зиновию Ивановну. Проехали город. Шоссе. Дорога замечательная. Вечереет. Свернули в балку, остановились. Привал. В наших маршрутах костров мы не разводим, поди разведи в песках, обходимся паяльной лампой. Чтобы она не взорвалась, выкапываем маленький окопчик, ставим её туда. Это изобретение Виктора и по удобству не сравнится ни с одним костром. Вот и чайник вскипел. Сели ужинатью Я раскладываю жаркое по мискам. Зиновия Ивановна с аппетитом съедает порцию, просит добавки. — А не могли ли нам на базаре вместо баранины всучить верблюда? — невинным тоном опрашивает Виктор. — Ну что вы! Неужели вы не отличите по вкусу баранину? — Никогда верблюд не будет таким мягким, — заявляет Володя. — И таким вкусным. Зиновия Ивановна, подложить вам ещё? — спрашиваю я. — А всё же сомнительно, — говорит Виктор, — что, если очень молодой верблюд? Аллочка молчит. — Вы что? Меня разыгрывать решили? Накормили верблюжатиной и издеваетесь? Ну так вот. Если это был верблюд, то я согласна есть его и впредь. Вкусно. Успокоились? — отрезала Зиновия Ивановна. Утром опять прогон. Приближаемся к Копет-Дагу. Кругом горы. Но не обычные, много раз виденные. Здесь они ни на что не похожи. Может быть, только на горы, которые могут присниться. Странного, неземного рисунка, славно пейзаж луны. На них нет растительности, но они то голубые, то розовые, то зелёные. Некоторые точно абстрактные скульптуры, высечены из камня продуманно, разумно, геометрично. Другие, наоборот, как животные юрского периода, окаменевшие чудища, ихтиозавры. Смотришь, и кажется — вот шевельнётся и двинется на тебя зловещая живая каменная глыба. Всё это древнейшие моря — известняки. То вверх, то вниз вьётся лента шоссе. Дорога хорошая, ветерок, прохлада. Появляются растения. На склонах гор всё больше и больше деревьев. Впереди зелёной чашей раскинулась Кара-Кала. Белые домики, укрытые зеленью сады… Это скорее маленький посёлок, чем город. Ветер из ущелья полощет алый флаг. Осёл тянет арбу, нагруженную золотыми дынями, туркменка идёт с корзиной на плече — полыхают помидоры. — Непостижимо! — говорит Аллочка. — Вся эта красота свалилась мне на плечи. Чувствую себя пришибленной. Володя следит за дорогой. Но нет-нет да и взглянет на Аллочку. Ему нравится её удивление, восторг. Первый маршрут не шутка в жизни геолога. Он пережил его сам… Необходимо удивляться, ведь с удивлением приходит любовь. И он раскрывает перед Аллочкой новый для неё и даже для себя край, как свою вотчину, с гордостью и торжеством. — Смотри, — говорит он, — мы едем долиной Сумбара. Это уже субтропики. «Сумбар, река голубая, он помнит ли про меня?» — вспоминаю я стихи Луговского. Ветер шелестит камышам, и он клонится и шипит. Навстречу машина. Двум грузовикам трудно разъехаться. Останавливаемся. Приветствуем друг друга. — Геологи? — спрашивает нас шофёр. — Смотрите, — с ужасом толкает меня Аллочка, — что это? Рядом с шофёром мужчина в холщовой рубашке. Она забрызгана кровью. — Удачная охота, возвращаемся с трофеями, — улыбаясь, отвечает он. — На кабана? — спрашивает Володя, оживившись. — Так точно. — Убили? Неужели? — Посмотрите, если не верите. Заглядываем в кузов машины. Заметались две маленькие рыжие гончие. Молодой парень, что в кузове, откидывает брезент — три чёрные кабаньи туши. — Здорово! Вот это охота! — восклицает Виктор. — В Кара-Калу завтра вернётесь? — спрашивает человек в холщовой рубашке. — А что? — Приглашаю на ужин. Кабаний шашлычок пробовали? — Жаль, — отвечает Володя, — ничего не получится, не успеем. — Что ж мне с вами делать? Надо ж вас чем-то угостить. Вот что. Несите-ка ведро. — Что вы, что вы, — отмахиваемся мы. Но Виктор мигом приносит ведро. — Отдаём вам потрох! Жареная кабанья печёночка — не плохая штука! — Вот это подвалило! — говорит Виктор, упрятывая в машину полное ведро. Он загибает пальцы: — Чал пил — пил. Вербдюжатину ел — ел. Кабанятину буду есть — буду. И всё первый раз в жизни. Но это далеко не всё, что предстоит ему отведать в этом маршруте. Ещё прогон. Володя заглядывает в карту. Заволновался. — Стоп, родник! — Володя хлопает ладонью по крыше кабины. Выпрыгивает из кузова. Почти у самой дороги из камня, круто спускающегося вниз, бьёт вода. А внизу камыш, густой. Шелестит. Зиновия Ивановна достаёт своё «хозяйство» из походного ящичка. Спускается к источнику. Володя стучит молотком по камню, вертит в руках обломки, рассматривает. — Песчаник, — говорит он, — чистейший песчаник, — и что-то записывает в дневник. — Приготовь посуду, коллектор, — обращается он к Аллочке. Зиновия Ивановна возится с резиновым шлангом, пытается вставить его в струю воды. Ей надо заполнить стеклянный приборчик так, чтобы воздух не попал в него. — Аллочка, подержите, пожалуйста, поросёнка! — Поросёнка? — не понимает Аллочка. — Да, да. Так мы называем этот прибор, — сухо отвечает Зиновия Ивановна, занимаясь с потенциометром. Она замеряет окислительно-восстановительный потенциал. — Высокий! И кислорода вагон. Она достаёт из ящичка стерильные бутылочки, набирает йоду для посевов. Чётко работает Зиновия Ивановна, всё у неё слажено, любит свою работу. Ночью, на привале, когда все мы уляжемся, она запрётся в кабине и сделает «посевы» на разных средах. Это нужно, чтобы определить виды бактерий и их количество. Когда на средах вырастут колонии бактерий, Зиновия Ивановна установит микрофлору этого источника. Володя учит Аллочку отбирать пробы: — Промой бутылку этой водой. Пробки взяла прокипячённые? Не перепутала? — Конечно, прокипячённые, — отвечает Аллочка. — То-то же. Наливай полней, так, чтобы вода вытеснила весь воздух. Плотно закрывай пробкой, забивай её. Вот так. Вместе отбирают пробы воды: восемь пол-литровых бутылок для полного анализа. — А теперь, — говорит Володя, — пиши этикетки. Зачем тратить так много бумаги? Поэкономней. Разрезай на маленькие кусочки. Аккуратней. Пиши: проба номер один. Родник Ялчи, выходит из трещеноватых песчаников верхнемелового возраста, сеноманского яруса. Температура воды двадцать два градуса. Покажи, как пишешь? Можно и поразборчивей. Володя привязывает этикетки к бутылкам. — Не думай только, что я всегда буду этим заниматься, — говорит он. — Это я только первый раз помогаю тебе. Ты всё обязана делать сама. Аллочка слушает. Молчит. А я всё думаю, как бы приблизить лабораторию к природе, делать анализы на месте, у источника, без разрыва во времени, изучать вещества неизменными. Сейчас наш маленький отряд стоит, может быть, на переднем крае науки о земле. Изучать органику в подземных водах и породах сложно, но необходимо для решения такой важной проблемы, как формирование месторождений полезных ископаемых. Наклоняюсь к источнику напиться. Из-под камня выползает краб. Маленький неприветливый уродец, двигая клешнями, уставился на меня. По долине Сумбара едем мимо совхоза субтропических растений. У дороги инжир. Гранатовые деревья склонили ветви чуть не до земли, в красных и золотых крупных яблоках. Валяются плоды. Виктор затормозил, выскочил из кабины. Подбирает гранаты. — А эта чернота съедобная? — показывает на инжир. — Да? Тогда кушай, Аллочка, поправляйся. Я соберу ещё. Всё равно пропадёт. Володя тоже с удовольствием съедает треснувшую медовую инжирину. Только Зиновия Ивановна возмущается: — Безобразие! Если будете подбирать всё, что валяется на дороге, некогда будет работать. Тогда давайте не поедем дальше и будем объедать чужие сады. Я, например, намерена засветло «посеять». Аргументация убедительная. Виктор надулся. Рванул машину так, что чуть не вылетели из кузова. — Аллочка, ты знаешь, что такое яблоки Гесперид? — спрашиваю я. — Нет. — По-моему, один из подвигов Геракла, — припоминает Володя. — Он доставал эти яблоки. Кажется, их охранял дракон. Что-то в этом роде. — А сколько подвигов совершил Геракл? Аллочка, знаешь? — Не знаю. — Двенадцать, — говорит Володя. — Даже пересчитать смогу. По дурости заучивал когда-то. Володя разламывает гранат и даёт нам по куску. Он не совсем ещё созрел. Я отделяю прозрачные, розовые зёрна и играю ими на ладони. — Вы видите, сколько зёрен. Это целый мешок с семенами. Гранат — священный плод, символ плодородия. — А почему вы спросили про яблоко Гесперид? — спрашивает Аллочка. — А потому, что Геракл похитил у Гесперид не яблоки, а гранаты. И охранял дракон гранатовые яблоки. Это моё открытие. Их подарила богиня плодородия Гея на свадьбу Гере. Удивительная символика греков! — А кто такая Гера? — Жена Зевса, не люблю её. Она только и делала, что ревновала, — говорит Володя. — А я вообще ничего этого не знаю, — вздыхает Аллочка. — И не обязательно. Всё это ерунда. Едем дальше. Кругом горы. Въезжаем в ущелье Ель-дере. Стемнело. Ручей журчит, напевает песенку. — Пожалуй, здесь и остановимся, — говорит Володя. И опять разбиваем бивуак. Разжигаем огонь. Готовим. Жарится, благоухает кабанья печень. Такого ужина у нас ещё не бывало. — Ай, ай! — истошно кричит Виктор. Он пошёл к ручью мыть посуду — его очередь. — Скорей, скорей сюда! Кинулись к нему. Володя прихватил фонарь. Подбегаем, видим — крабы. Копошатся в ручье, освещаем их фонарём, не расползаются. — Что такое? — Теперь видишь? А ещё не верил, что могут быть в пресной воде. Весь Копет-Даг ведь это бывшее море. Смотри, сколько их тут, — говорит Володя. — Давите наловим! — предлагаю я. — Ведь это чудесно — крабы на завтрак! Но наловить их сразу нам не удаётся. Виктор их побаивается. Только подхватит миской, сразу закричит, роняет краба, отскакивает в сторону. Но упустить не хочет, опять его хватает и опять пугается. Очень смешно на него смотреть. Ущелье Ель-дере гудит от хохота. Утром, когда сваренные крабы покраснеют от жестокости людской, Виктор станет уплетать их без страха, с аппетитом. И к его набору «деликатесов» в этом маршруте прибавится ещё один. Зиновия Ивановна устроилась в кабине. Не разделяя «крабьего» ажиотажа, она делает «посевы». Звёзды с ладонь величиною взошли над Копет-Дагом и повисли в чернильном небе. И что-то благоухает, и кажется очень знакомым этот запах, но не поймёшь, чем пахнет. И наплывает усталость, блаженная, сладкая. Закрываешь глаза и видишь опять дорогу, голубые и розовые горы, зелёную долину, и Сумбар, и синее небо, и камыши, и опять горы. И так без конца наплывают, сменяются пейзажи, как кинокадры. И незаметно всё переходит в сон. Утро ясное, звонкое. Небо безоблачно, высоко, сине. Щебечут птицы радостными голосами. Еле заметной тропинкой, сквозь заросли кустарника идём к источнику, захлёбываясь от восторга. Только Зиновия Ивановна, нагруженная приборами, с рюкзаком за плечами и с ящиком в руке, хмурится. Не нравятся ей эти коллективные восторги. И не потому, что не любит природу, нет, очень любит, но любовь признаёт сдержанную — без рекламы собственных чувств. Она сердится и не хочет остановиться, когда тропинка приводит нас в царство ежевики. Синие ягоды гроздьями свешиваются с колючих ветвей. Созревшие, сочные, они осыпаются в наши ладони и невозможно оторваться — так они вкусны. И Володя, наш начальник, «пасётся» на ежевике, хотя на всё, что не относится к работе, жалеет время. Но Зиновия Ивановна и минуты не хочет задерживаться. — Не на пикник приехали, не на прогулку. Нечего лакомиться! Она уходит вперёд, не дожидаясь нас. Мы с трудом пробираемся следом. — Казалось бы, родник должен быть здесь, — говорит Володя. — Но нет. Аллочка тянет на спине рюкзак с бутылками для проб. Устала с непривычки. Виду не показывает, только губы облизывает. Жара. Тропинка оборвалась, густеют заросли. Мы в джунглях Копет-Дага. Всё оплетено, перекручено. Хватает и колется держидерево. Травы по пояс. — Стойте! Кажется, он! — восклицает Володя. — Наконец-то. Ура! Дрожит ручеёк, бежит. На своём пути пробивает тропические заросли. Путь к нему был уже пройден до нас, изучен, отмерен. Топографы пришли с теодолитами, отметили этот маленький выход воды, первыми нанесли его на карту, оставили добрый, мудрый след. До выхода источника надо ещё подняться. Володя нас опередил. А мы с Аллочкой не можем отдышаться. Дорого стоит каждая бутылка пробы. Отыщи источник, доберись до него, подойди. Сотни километров надо проехать, десятки пройти без дороги… Оценишь эту водичку, каждую её каплю, когда сам отберёшь пробу. Зиновии Ивановны нет, где-то плутает. — Зиновия Ивановна, ау! — кричит Аллочка. И Володя сердится: — Нечего кричать. Готовь бутылки. Отбирай пробы. Пусть… Будет знать, как отбиваться в маршруте. Трещит валежник. Продираясь через кустарник, ломая ветви, пробивает себе дорогу Зиновия Ивановна. Она как взмыленный конь. Ковбойка прилипла, изорвалась. Руки в царапинах. — Вот вам результат индивидуализма, — шепчет мне Володя. — Не пей, простудишься, — останавливает он Аллочку. — Ангину захотела схватить? Надо сперва остыть. Рюкзак с полными бутылками совсем придавил Аллочку. Ремни врезались в узкие плечики. Спуск ещё тяжелее подъёма. Зиновия Ивановна помягчела. — Володя, — говорит она, — помогите Аллочке. Что вы, не видите? Ей тяжело. — Вижу. Но у нас не развлекательная прогулка, Зиновия Ивановна, не пикник, а маршрут, — ехидно отвечает он. Я вмешалась: — Но вы же мужчина, как не стыдно. — Мужчина, мужчина. Заладили одно. У нас не гулянье. Я должен научить коллектора работать. Вы думаете, мне не хочется ей помочь? Да, может быть, я и её бы с удовольствием пронёс вместе с рюкзаком. Откуда вы знаете? Но я начальник партии и не имею права. «Ах, вот оно в чём дело…» — улыбаюсь про себя. Вышли на тропинку. Узенькая, она вьётся в зарослях. Вдруг что-то летит сверху и хлюпается у ног. Виноград. Нас забрасывают гроздьями винограда. Откуда это? Что такое? Подбираем. Ягоды полопались. А в нас кидают ещё и ещё. Ничего не понимаем. — Может быть, обезьяна? — Человекоподобная! — бурчит Володя. Это Виктор. Он забрался на дерево и продолжает бомбардировку. Всё дерево оплетено вьющимися лозами. Высоко к солнцу поднялись виноградные кисти, совсем красные на свету. — Как ты оказался здесь? — Всё расскажу. Уже два ящика нарвал. Видали, какое богатство? — Он спрыгивает с дерева, да так ловко! И впрямь обезьяна. — Вы представляете? Два вьючных ящика, с верхом. Рви сколько хочешь: задарма. Что вы скажете? Чудеса. Тары не хватает. — А если бы мы стали тебя искать на старом месте? — сердится Володя» -—Я оставил там кастрюлю с виноградом и записку. Но это же совсем рядом… Сижу один, вы ушли. Любуюсь на природу… Вдруг слышу: мяу-мяу — котёнок. Не поверил. Прислушиваюсь — в самом деле. — Какой котёнок, откуда он сюда попал? — Сам думал, откуда. Оказывается, котёнок, самый натуральный. Пошёл на мяу. Мяу всё ближе, ближе. Ага, — палатка. Она совсем здесь рядом. Аллочка, прими к сведению: двое ребят — первый класс! Твой вид никуда не годится. Давай рюкзак, приободрись. Мы подходим к палатке. Нас встречает молодая женщина с маленьким серым котёнком на плече. — Таня, — произносит она просто, протягивает руку. Знакомимся. Уселись на кошме, разговариваем. — Сейчас напою вас чаем, зелёным. У нас есть даже сушки, — говорит Таня. — Мальчики принесут винограду. У нас его здесь сколько угодно — и белого, и чёрного. Остатки парфянской культуры. Виноград одичал… Здесь совсем рядом парфянское кладбище. Могу вас отвести, показать. Но Володя не хочет на кладбище. Впереди работа, время бежит, и пробы ещё не отобраны. Появляются ребята с вёдрами винограда — Овез-дурды и Шир. Они студенты Ашхабадского университета, географы. А Таня — аспирант, ленинградка. Вот так и проводят они лето втроём, перемещаясь со своей палаткой, с котёнком, с места на место. Таня собирает гербарий, лазает по склонам гор к вершинам Сюнт и Хосардак, отмечает различные фазы у растений. «Как странно, — думаю я. — Как будто бы всё это уже было когда-то и мне знакомо. Ребята, ущелье, чай у костра… Так это же опять стихи Луговского, его герои…Владимир Луговской
Последние комментарии
9 часов 34 минут назад
10 часов 9 минут назад
11 часов 2 минут назад
11 часов 7 минут назад
11 часов 18 минут назад
11 часов 31 минут назад