Весна с отколотым углом [Марио Бенедетти] (fb2) читать постранично, страница - 50

Грасиела скажет в конце концов правду, Сантьяго начнет тогда вспоминать встречу в аэропорте и поймет, как все это было отвратительно смешно, и станет презирать себя и презирать нас, потому что мы знали, а он нет, и вспомнит, как целовал Грасиелу, а я стоял и смотрел, как обнимал меня, а Грасиела смотрела, тяжко ему будет рыться в этом прошлом, таком недавнем, всего несколько часов назад. Как объяснить Сантьяго, что все вышло само собой, нежданно — негаданно, что старая дружба, связывавшая всех семерых, как раз и оказалась благодатной почвой для сближения и в конце концов для любви? Ибо это любовь, Сантьяго, не интрижка, нет, в том-то и все счастье и вся подлость, думает Роландо, настоящая любовь, в ней наше истинное оправдание — Грасиелы и мое, но эта наша настоящая любовь неизбежно лишает Сантьяго всего. Неизбежно? Естественно встает вопрос, признает ли Сантьяго себя побежденным или будет бороться? Смирится с фактом, от которого никуда не денешься, или же выложит свой козырь — разумную сдержанность, скажет Грасиеле: «Не будем сейчас ничего решать, учти, что я только-только вышел из тюрьмы, дай мне привыкнуть к этому и вообще к жизни в миру, надо бы нам поговорить, только не втроем, я хотел бы поговорить с тобой одной, мы много чего пережили вдвоем, зачем же рвать сразу, впереди немало еще времени, давай отложим пока этот разговор, дай мне порадоваться на Беатриситу, поговорить с ней подольше, не об этом, не беспокойся, меньше всего я стремлюсь как-то уронить тебя в ее глазах, я и с Роландо поговорю тоже, но попозже, мне пока что трудно поверить, кажется, будто это все во сне, задремал я в самолете и сейчас проснусь». Вариант, конечно, довольно правдоподобный, тем более зная Сантьяго, он ведь такой, уж коли решит сохранить спокойствие, так оно и будет, хоть ты умри, а тут ведь как — никак не одно лишь спокойствие пожелает он сохранить, а еще и жену. И потом, я на месте Сантьяго, думает Роландо, поступил бы именно так. Роландо крепко держится за поручень; поднимает брови. Скорей бы уж дождаться хоть какой-то развязки. В сущности, последнее слово за Грасиелой, потому что оба они, и Сантьяго и Роландо, хотят быть с ней, спать с ней, жить с ней. И может быть, тут-то и кроется его, Роландо Асуэро, маленький шанс: когда заговорит плоть, он и Грасиела на диво понимают друг друга, к тому же в последнее время Грасиела много раз повторяла то с нежностью, то почти с яростью, что останется с ним, а не с Сантьяго. Но и у Сантьяго тоже есть шанс, шанс этот зовется Беатрисита, может быть, учитывая все происшедшее, Сантьяго захочет взять ее к себе, а Грасиела, она за свое дитя кому хочешь глотку перегрызет, и нет у Роландо ни малейшей уверенности, что она так вот, запросто, согласится расстаться с дочкой, а та вдобавок (и ничего удивительного тут нет) прямо бредит папой, пять лет она его не видела, и теперь ждет не дождется. Но, впрочем, такое решение крайне неразумно, думает Роландо Асуэро, подъезжая к аэропорту, не говоря уж о том, что оно ничего не даст Сантьяго. Какая ему прибыль насильно навязывать Грасиеле супружество да пользоваться ребенком, чтобы шантажировать мать? Слово «шантажировать» тут, конечно, вовсе не подходит, Роландо должен уважать Сантьяго, мысленно он зачеркивает неподходящее слово. Трудно предугадать, что будет. Не исключено, что Сантьяго все-таки предпочтет такое подпорченное супружество, лишь бы Грасиела не оказалась в постели другого, даже если другой — лучший его друг или как раз в силу этого вовсе немаловажного обстоятельства. Ладно, посмотрим, вот наконец и аэропорт, Роландо, погруженный в свои размышления, выходит из автобуса, едва не свалившись со ступеньки.

НА ВОЛЕ (Arrivals Arrivees Прибытие)

как странно, да, как странно ступать по этой земле — хорошо хоть дождь — в дождь все похоже, зонтик объединяет всех людей — во всяком случае, защищенных странно, да, но это пройдет — от этого никто не умирал, хотя от удивленья умирают — слишком много всего сошлось — самая весть — прощанье с ребятами — чертовы инстанции — наглая харя предпоследнего офицера — чтоб он сдох — никто не провожал — летел я долго, долго, видел сны, думал, строил планы — и потом, еда — ведь целых пять лет лопал черт — те что чиновник все смотрит мои бумаги — и впрямь, четыре минуты покажутся вечностью — «снимите, пожалуйста, берет» — сравнивает с фото — смотрит сурово, но вполне учтив — и я учтив — теперь улыбнулся — совсем он не суровый, просто индеец, крепкий такой — «всего хорошего, друг» — он мне сказал «друг, всего хорошего» теперь багаж — мой разнесчастный чемодан то ли приедет, то ли нет — еще из-за этого ждать — а те, кто ждет нас — сколько лиц за стеклами — вот если бы разглядеть — если бы отыскать да вон они — они, конечно — наши, уругвайцы, «Родина или смерть» — «Пролетарии всех стран…» — эврика — да будет свет — познай самого себя — Родина или смерть, мы победим — вставай, проклятьем заклейменный — а, черт, ну и радость

Грасиела, и Старик, и незнакомая