Спасти и сохранить [Аркадий Рух] (fb2) читать постранично

Аркадий Рух СПАСТИ И СОХРАНИТЬ

Все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле брани убиенные. Это, Жилин, понимать надо, и не всякий это поймёт.

М. Булгаков, «Белая Гвардия»

Первый

Строй легионеров, марширующий по заросшей вереском пустоши, попал в засаду перед самым закатом, когда кривой центурион Гней Сервилий уже начал высматривать единственным глазом подходящую площадку для ночного лагеря.

Ровный зелёный покров под ногами пришел в движение. Проклятые пикты, изрывшие своими крысиными норами каждый стадий! Неполная центурия, всего-то четыре десятка воинов, из них — едва дюжина стόящих ветеранов, остальные так, дрянцо, гонять и гонять еще…

«Не придётся», — мелькнуло, вызвавшая приступ ослепительной ярости.

— Сомкнуть ряды! Держать строй! — рявкнул центурион и с гордостью отметил: сомкнули. Держат.

Пикты — круглоголовые, низкорослые, даже мозгляку Квинту Люцину едва по грудь, — накатывали взбесившимся океаном.

«Скоро стемнеет», — лениво думал Сервилий, прикрываясь щитом и привычно пронзая очередного варвара. У него появились потери: молодой Маркус и еще этот… Центурион вдруг понял, что не помнит имени погибшего. Грогий? Нет, Грогия еще в Галлии убили, давно уже. Как же… Опытный воин не думал о схватке, его короткий меч сам находил верную дорогу. Центурион привык к неспешным, малозначительным размышлениям во время боя. В бою вообще не стоит думать — тело всё делает самостоятельно, а командирская глотка без лишних напоминаний выдаёт потребные команды и окрики.

«Скоро стемнеет», — вновь постучалось изнутри. Это было важно.

Сервилий видел, как мозгляк Люцин, только что почти доставший наскакивающего пикта, в глупом стремлении — добить! — делает шаг вперед, радостно наносит удар…

— Держать строй!!!

Поздно. В шее глупого — навсегда уже — Люцина появился небольшой дротик, довольная ухмылка не успела сойти с рябой физии, а сквозь не успевший сомкнуться ряд хлынули маленькие, чернявые, круглоголовые…

— Стр-ро-ой!!!

«Помирать», — прошуршало в голове. Руки продолжали привычные, единственно верные движения, а ненужный воину разум плел неторопливую нить мысли. Нет, Сервилий не собирался умирать от старости. Он видел, как это происходит: сухие дрожащие руки, слезящийся взгляд, сыплющиеся из беззубого рта крошки… Он хотел умереть, как подобает воину — под лязг мечей и хрипы врагов.

Брошенный пращёй камень разорвал бровь, кровь вперемежку с потом заливала лицо. Ерунда. Уже — ерунда. Скоро стемнеет. Тоже не важно. Плечо вперёд. Удар. Прикрыться. Шаг назад. Плечо вперёд. Удар. Прикрыться. Шаг вперёд. Солдатская пляска. Прикрыться. Шаг назад.

Центурион споткнулся о чьё-то тело. Усталость взяла своё — он упал. «Ну, вот и всё», — мелькнуло в последний раз. Впрочем, он ещё успел нанизать на выставленный меч особо прыткого пикта.

«Здравствуй, Отец-Марс!»

Второй

— Ad vitae coelumn! За жизнь небесную! — крикнул Гвидо фон Тирпенау и его отряд неостановимым потоком устремился на ряды сарацинов. Запели первые стрелы. О, музыка боя! Мелодии самых прославленных труверов и миннезингеров не сравнятся с ней! Сначала — топот копыт или, как сейчас, когда все звуки глушит мягкий песок: конский храп, нетерпеливое ржание, негромкое звяканье стремян. Потом вступают луки. У них разные голоса. Добрый английский или германский, безжалостный сарацинский или плохонький испанский — каждый берёт свою ноту. Далее — короткий стук копий и, наконец, — звон клинков. И всё это под непрестанный аккомпанемент стонов, кличей, ругани. О, музыка боя! Какой мужчина не рад тебе, не захочет танцевать с тобою! Разве что, клирики… Но их трудно считать мужчинами, особенно, если тебе двадцать три и ты — плоть от плоти рода фон Тирпенау, что идёт от побратима самого Великого Карла; если под началом у тебя отряд, где многие опытнее и старше, но никого нет лучше; если Марта ждет тебя с победой…

Марта…

— Марта фон Цвикенсдорф!!!

А отовсюду уже несётся на всех христианских языках:

— Аликс де Монпелье!

— Элеонора Пейнборо!

— Бьянка ди Калоцци!

И реют плащи, и плюмажи, и ленты. И Слово Божие ведет их к победе.

Они не надевали доспехов — только легкие кирасы. В такую жару любой металл раскаляется, подобно походному котлу, убивает вернее мусульманской сабли. На шее у рыцаря Гвидо — крошечный реликварий с кусочком Истинного Животворящего Креста, подаренный матушкой и ладанка с прядью русых волос. Ему не нужно другой защиты — Бог и Марта всегда с ним.

Копьё вышибло из седла здоровенного сарацина и с треском преломилось. Гвидо фон Тирпенау легким движением кисти чуть развернул лошадь и удержался в седле. Фамильный меч сам лег в ладонь.

Хороша хваленая дамасская сталь, да не каждому неверному по карману. Впрочем, в бездоспешном бою любой удачный удар сразу отправит невезучего воина вниз, под