Сеул, зима 1964 года [неофициальный перевод] [Сын Ок Ким] (fb2) читать постранично

Ким Сынъ-Ок Сеул, зима 1964-го

Если бы вы были в Сеуле зимой 1964 года, то точно знали, что с наступлением ночи на улицах появляются передвижные палатки с кальмарами, жареными воробьями и тремя видами водки. Холодный ветер раздувал балдахины этих передвижных палаток, пробирал до костей прохожих и заставлял их пропустить рюмку другую для согрева, которую вам любезно наливал в мерцающем свете фонаря дядька в старой армейской куртке. В одной из таких пивнушек встретились случайно трое мужчин: я, Ан в очках в высокой оправе, похожий на студента, и человек неопределенной внешности, по которой можно было определить лишь то, что он низкого достатка, лет тридцати пяти.

Мы разговаривали со студентом, я узнал, что его зовут Ан, ему 25 лет, а специальность у него такая, что я как человек никогда не видевший университет и представить не мог, что такая существует. А от меня он узнал, что мне тоже 25 лет, я родом из пригорода, пытался поступать в военное училище, но провалился и был призван в пехоту, воевал с японцами, а сейчас работаю в районном управлении военными делами.

После рассказов о себе темы для бесед закончились. Мы молча наливали друг другу и пили, когда я взял в руки дочерна прожаренного воробья и понял, что у меня появилась тема для беседы. Я мысленно поблагодарил воробья.

— Брат^[1] Ан, тебе нравятся мухи?

— Я как-то не думал об этом. А тебе что — нравятся?

— Да, — уверенно ответил я. — Потому что они умеют летать. Даже не поэтому, а потому что я могу их поймать — поймать того, кто летает. Ты когда-нибудь ловил что-нибудь летающее?

— Погоди-ка. — он смотрел сквозь очки на меня, будто я был где-то далеко. — Нет, не приходилось. Только мух.

Днем была на удивление теплая погода, дороги растаяли и заполнились грязью, которая с приходом ночи замерзла повсюду, и на подошве обуви тоже. Мои туфли из бычьей кожи пропускали поднимающийся от земли холод. Такие палатки — это, скорее, места в которые заглядывают по пути домой, мало кто приходит сюда, чтобы пообщаться. Ан был одним из этих редких людей, подумал я, постучав ногами по полу, чтобы окончательно не задубеть.

— Брат Ким, а ты любишь фантазировать? — обратился ко мне Ан.

— Люблю-не люблю. — как-то неопределенно с улыбкой ответил я.

Воспоминания бывают разными — приятными, плохими, но они есть. Поэтому нельзя однозначно ответить. Плохие воспоминания вызывают грусть, хорошие — безудержный смех.

— Я провалился на вступительном экзамене в военное училище, и некоторое время делил съемную комнату с таким же как я — непоступившим. Я тогда впервые приехал в Сеул. Моя мечта стать генералом разбилась и я очнулся в суровой реальности. Реальность становилась всё ощутимее с каждым моментом. Не мне тебе говорить, что чем выше взлетаешь за мечтой, тем больнее падаешь. Тогда мне было интересно наблюдать за набитыми под завязку автобусами. Мы быстро завтракали и со всех ног бежали на автобусную остановку на горе Миари. Знаешь, что было самым интересным для меня, приехавшего в первый раз из деревни в город? Было интересно смотреть, как ночью зажигаются окна в многоэтажках, точнее на фигурки людей в этих окнах. А в набитом автобусе к тебе могла запросто прислониться красивая девушка. Иногда я трогал её кисти, или мог положить свою ладонь ей на ногу. Однажды я целый день пересаживался с одного автобуса на другой. Хотя в итоге я так устал, что меня даже стошнило…”

— Это ты к чему?

— Я хотел рассказать о своей любви фантазировать. Послушай. Так вот, мы с другом, как какие-то карманники, протискивались каждое утро в автобусы, подыскивали молоденькую сидящую девушку и становились напротив. Я хватаюсь одной рукой за поручень, опираюсь и как бы безразличным взглядом опускаюсь ей все ниже и ниже по животу. Постепенно глаза привыкают к качке и я уже вижу как опускается и поднимается низ её живота.

— Поднимается и опускается? Из-за дыхания?

— Конечно. Она же живая. Хотя сейчас не об этом… Я не знаю, но в то утро, каждый раз, когда я смотрел на тихие движения её живота, в моей душе было так светло и спокойно. Я люблю это движение до умопомрачения.

— Да, эротические фантазии! — сказал Ан тоном шестнадцатилетнего подростка.

Я разозлился. Это всё равно, что если бы я вед на радио познавательное шоу и спросил о самом удивительном в мире, кто-то может ответить, что это рассвет в мае, или… а для меня самое удивительное — это движение внизу живота девушки, сказал бы я.

— Нет, это не эротические фантазии, — нарочито жёстко ответил я. — Это правда.

— А разве правда не может быть эротической?

— Не знаю. Может быть, и может.

— Но это движение живота вверх-вниз — это не фантазии. Ким, ты не фантазируешь, ты вспоминаешь.

И мы снова погрузились в молчание, смотря в свои рюмки.

«Сукин сын, пусть по-твоему это не мечты», думал я, когда он снова заговорил.

— Я так подумал, и пришел к выводу, что это «вверх-вниз» — это одна из