Борис Годунов [Владислав Анатольевич Бахревский] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »
Владислав Бахревский БОРИС ГОДУНОВ
1
Свеча пылала, но свет не мог поглотить теней, черных, шевелящихся. Даже от пламени была тень. Чудилось: то горит двойник белой — черная свеча. Скрючившись, бочком сидел за печкой в простенке на березовых рубленых полешках правитель Борис Федорович. Печь скрывала от нескромных взоров куцеватую лежанку. Монастырь потому и Новодевичий, что для дев. Все тут складно, махонько… На лежанке было бы удобнее, но печь днем протопили, и кирпичи, отдавая тепло, жгли нестерпимо. Борис Федорович о жаре и тесноте забывал, слушая речи. Ему бы еще щелочку!.. — Вот тебе денюшки! И тебе столько же! — дружески шептала инокиня Александра. — Всего вашего дела — привести людей. Послужите Борису Федоровичу, — и он вам послужит. — Царица, ты всем нам мать! Ради Бориса Федоровича вот так постараемся! — сказал один, и другой поддержал товарища. — Когда в прошлый четверг Печатник Васька Щелканов выходил на площадь, мы кричали «Да здравствует Борис Федорович!» — Верно, царица-матушка! Щелкан глазами зыркает, как волк: «Присягайте, так вашу, Думе, боярам великородным!» А я ему в ответ: «Не знаем твоих бояр! Знаем одну царицу!» Это же я кричал! — Он, царица! Он! — подтвердил товарищ. — А я тут и возопил: «Да здравствует Борис Федорович!» — За такую службу нас имениями наградить не грех. — Братик мой добро помнит. Такой уж уродился: зла не держит, за доброе — последнее с себя скинет и отдаст. — Послужим Борису Федоровичу! Царь Федор Иоаннович был чистый Ангел. Мы разве враги себе, чтоб благодетеля-правителя на плута Шуйского сменять?! Будь, царица, спокойна! — Не царица я! Нет уж больше Ирины Федоровны, есть инокиня Александра. Не ради брата хлопочу, ради доброго мудрого царя для государыни Москвы! С Богом! Тени на стене сломались пополам, сапоги затопали и — стали в дверях. — Мы по сто человек пригоним завтра к твоим окошкам! И по двести! А ты, царица, Борису Федоровичу напомни про именьица, когда в царях будет. — Постараетесь вы для Русской земли, постараюсь и я для вас, — обещала мать Александра. Борис выбрался из-за печи, спеша распрямиться, размять затекшие руки и ноги. — Разговорились! — Ласковый разговор дороже денег. На слова ли жадничать? — Спасибо, Иринушка! Устала хлопотать, а я ждать устал, но поспешить никак нельзя! Потрафишь нетерпению — угодишь в такие сети, что и за сто лет не выпутаешься. Боярам нужен не царь, а дудка в шапке Мономаховой. Чего они дунут, то царь и гуднет. Не бывать по-ихнему. Не бояре меня на престол посадят, вся земля Русская. — Шел бы ты спать, Борис. Сбудутся завтра твои сны, утолишь свою жажду. Был первым слугою, будешь первым господином. Испуг вскинул Борису брови. Кончики пальцев задрожали. — В чем? В чем попрекаешь меня? Мать Александра устало потянула ворот черной рясы. — Боже упаси! Час поздний, вот и сказалось что-то не так. Что сказала-то, не помню? Борис перелетел келию, растворил дверь, закрыл тихо, плотно. — По ногам дует… — Пал на колени. — Клянусь! Кладу жизнь мою на Господню Судную книгу. Да судимо будет потомство мое Страшным Судом! — Не надо, Борис! — побледнела мать Александра. — Нет, я клянусь! Клянусь! Не травил царя Федора Иоанновича. Как можно придумать такое? Я за царем был, как за стеной, от всех ветров и дуновений защищен и сокрыт! Всем пылом моего благородного сердца любил я мужа твоего, Иринушка. За кротость! За мудрость, недоступную нам грешным! Уж кто-кто, а я знал: простота царя — от великодушия, убогость — от смирения. Он был врач. Душу царства врачевал тишиною. Мать Александра махнула рукавом по столу, и серебряный колокольчик для вызова слуг упал, покатился по полу, рассыпая звон. Борис вскочил с колен. Поднял звонок, а в келию уже входили две сестры. Мать Александра сказала им: — Принесите квасу вишневого да черемухова. А правителю в его келию воды горячей поставьте ноги перед сном попарить. — Там еще двое пришло! — сказала монахиня. — Попотчуйте вином и приводите. Борис сел на лавку, плечи у него опустились, правый глаз ушел в угол глазницы, кося по-татарски. — А вот не пойду в цари и — живите, как знаете! Дурака сыскали — за все человеческие мерзости быть Богу ответчиком. Клянусь! Трижды клянусь! Царевича Дмитрия не резал! Дочери твоей младенцу Феодосии яду с молоке не подносил. То Шуйские, то Романовы наплодили лжи. Господи, пошли им утонуть в их же злоречье… — Борис, не хочу я этого слушать. Чего томишь себя? — Да потому что никакой правдой, никаким добрым — не отмыться от черных шопотов. Нет! Я завтра же всенародно отрекусь. Царством Годунова взялись искушать!.. Я, Ирина, и впрямь умен: отрину от себя сто забот ради одного покоя. Сестра молчала, смолк и брат. — Я уже семь мешков денег раздала, — сказала наконец мать Александра. — Ты бы раньше в цари расхотел. — Прости, милая! — вытер- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »
Последние комментарии
14 минут 29 секунд назад
4 часов 28 минут назад
6 часов 47 минут назад
8 часов 37 минут назад
14 часов 22 минут назад
14 часов 28 минут назад