Roses and Thorns (СИ) [thewestwindchild] (fb2) читать постранично

========== I ==========

Небольшие города, тесно приближенные к канадской границе имели свойство становиться не более чем историей, и рассказы о них, совсем как легенды, начинались со слов, что когда-то там была жизнь.

Вопреки ожиданиям Молли, Дерри в штате Мэн не умирал, сколько бы катаклизмов не происходило и, казалось, точно присосался как пиявка, отстаивая значимость земли с пошатнувшимися от времени домами, затерявшимися среди инфраструктуры последних десятилетий.

Молли не ненавидела Дерри до скрежета зубов, хотя бы потому, что, живя в Массачусетсе, она нередко поддавалась приступам ностальгии по временам, проведенным с родственниками со стороны отца, когда она была еще единственным ребенком в семье.

Бабушка любила в штате Мэн непосредственную близость к Канаде, прося, чтобы после смерти ее прах непременно развеяли неподалеку от родного Леви в провинции Квебек. Дедушка был проще и предпочел наслаждаться отведенными годами жизни среди живописных пейзажей, которые пришлись ему по душе после лет слепой жизни в устье реки Гудзон.

До начальной школы каждый день в окружении любящих родственников Молли напоминал праздник, скрывающий факт отсутствия родителей, отправившихся на заработки в поиске лучшей жизни для семьи. Единственная и любимая внучка, гордость семьи преуспевающая в художественной гимнастике и слывущая гуттаперчевой за глаза. У нее были свои цели и мечты, окруженные атласными лентами, булавами и обручами, разнящимися с планами судьбы.

В начале двухтысячных годов мать вернулась довольная округлившаяся, радостно сообщая о том, что у Молли будет брат или сестра, и между строк упомянула, что глава семьи получил хорошую должность в Центре международной торговли. Они бредили лучшей жизнью, которая, по их мнению, заканчивалась на Гудзоне.

До рождения нового члена семьи Молли старалась не воспринимать изменения в стабильной жизни категорично и не хотела настраиваться против того, чтобы быть старшей сестрой. Новая социальная роль, с которой она непременно справиться, и будет благодарна за то, что мама столь далекая от нее раньше проводила все свободное время с первым ребенком на свежем воздухе неподалеку от Кейп-Код.

«После рождения сестры все изменится, - дарил надежду отец. – Мы сдадим наш дом в Куинси и переберемся в Нью-Йорк. Он обязательно понравится тебе, и ты влюбишься в него, как это сделали мы, ведь в него невозможно не влюбиться»

Все изменилось во вторник, когда смог исходящий от разрушенных башен окутал весь город, оставляя сотни людей в страхе еще одного удара, десятки вдовцов и сирот. Молли отпустили с уроков, выразив свои соболезнования и пожелания оставаться сильными в тяжелое время. Она плохо помнила этот день из-за возраста и навалившегося на плечи семилетки гнета стресса. Пожарные и полицейские машины с включенными сиренами и экстренные новости, сообщавшие о списках погибших и горячей линии, на которой диспетчеры обязательно помогут.

В рухнувших, словно карточные домики башнях Молли видела миг между жизнью и смертью. В тот день, который окрестили национальной трагедией, под развалинами оказался не только отец, но и мать, позабывшая о том, что ее тело не придавлено руинами.

В тот год мир расширился за пределы Гудзона, оставив мечты в пользу простой жизни в Куинси с поездками в выходные к заливу Кейп-Код. Джейн был всего год, чтобы она понимала что-то или переживала, зовя папу по ночам. Она просто познавала этот мир шаг за шагом, помогая матери восстанавливаться и смотреть на начало новой жизни.

Больше некому было отвозить Молли на художественную гимнастику, как и нечем, оплачивать. Обязанности старшей легли на ее хрупкие плечи, и каждый день начинался с мантры, что отец бы хотел, чтобы она вела себя как взрослая.

Поездки в Мэн стали все реже и совсем прекратились, когда Молли исполнилось одиннадцать, а у бабушки отказали ноги. Мама словно открестилась от родства с семьей мужа, не интересуясь ни тем, в каких условиях свой век доживали старики, ни тем, кто занялся их похоронами, и лишь когда пришло извещение от адвоката с приложением в виде завещания, на лице женщины промелькнула улыбка.

«Вам досталась эта рухлядь в Дерри, девочки»

По завещанию, датированному еще девяносто восьмым годом, дом переходил в пользование старшей и на тот момент единственной внучки. Уже тогда Дерри казался чем-то изжившим себя.

Оказавшись на пороге старого дома Молли не испытывала ничего кроме раздражения. Она собиралась продать его в двадцать один или подписать какую-нибудь петицию на снос старья во имя развития города или еще чего-нибудь. В пыли, прогнивших досках у порога и ржавом почтовом ящике с облупившейся краской не было ничего, за что можно было бы уцепиться и провозгласить памятной вещью прямиком из