Лютик Неожиданности (СИ) [Takaashi] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

— Даже не обсуждается, ты отправишься туда одна, Йеннифер.

Ведьмак снимал с себя тяжелую кожаную куртку, расправляя затекшие плечи и переступая с ноги на ногу, чтобы немного разогнать кровь после дня, проведенного в седле. Они пересекли реку Адалатте буквально этим утром, а теперь размещались в небольшой комнате на втором этаже таверны в Кераке. Геральт не был против дать себе отдых на несколько дней, именно поэтому согласился быть попутчиком ведьмы до города. Но, если бы она заранее объявила о своем намерении затащить его на очередное торжество, он бы ни за что не поехал с ней, дабы избежать любых поползновений в эту сторону. Но чародейка ловко поймала его и теперь практически вымогала из него согласие.

— Геральт, неужели ты не можешь побыть моим защитником хотя бы один вечер?

Йеннифер говорила кокетливо, буквально растекаясь медовым голоском по нервам Геральта, окутывая его дурманящим ароматом сирени и крыжовника, но он не собирался так просто сдаваться.

— Тебе не нужна защита.

— Геральт, я даже не прошу тебя не пить, просто составь мне компанию.

— Найди другую компанию.

— Хочу тебя.

Чародейка подошла ближе, обняла его поперек груди и оставила несколько поцелуев на напряженных плечах, а ведьмак только тяжело вздохнул и промолчал. Йеннифер мудро не стала дразнить его за то, что он сдался ее желаниям, но приступила к выражению своей благодарности в полной мере.

Утром, вдоволь выспавшись, мужчина вскользь подумал о том, что иногда выполнять капризы чародейки даже выгодно: она становилась такой пылкой и страстной, когда считала себя победительницей. Но надолго ведьмак эту мысль в себе не оставил: слишком опасно было расслабляться рядом с Йеннифер, учитывая ее буйный характер. У Геральта был свободный день, на приеме им нужно показаться ближе к вечеру, поэтому он отправился в стойло к Плотве, чтобы вымыть ее и поговорить по душам с единственным существом, которое этого было достойно.

— Идем, тебе нужно искупаться; не можешь же ты появиться на торжестве, пропахнув навозом.

Йеннифер для пущего эффекта поморщилась, рассматривая растрепанного ведьмака, который вычесывал лошадиную гриву. Геральт тяжело вздохнул, но отложил щетку, понимая, что спорить с женщиной уже бесполезно.

— Идем, я помогу тебе, Геральт.

Чародейка шла на полшага позади, видя по состоянию ведьмака, что тот совершенно не счастлив своему согласию. Он только мотнул головой отрицательно и ушел в купальню сам, смывая с себя пот и грязь, вымывая волосы и бормоча себе под нос проклятья. Геральт слишком сильно не любил торжества и званые вечера.

О свадьбе Леттенхофа говорили на каждом углу и, пока они с Йеннифер дошли до замка, в них уже успели бросить несколько простых белых букетов, которые чародейка небрежно отбросила щелчком пальцев, за что Геральт был ей благодарен. Но благодарен еще более он был бы в том случае, если бы ему сегодня не пришлось покидать снятой комнаты. Но мечты ведьмака сбывались настолько редко, что вернее было бы сказать, не сбывались никогда.

Он не собирался запоминать имен и даже не пытался изобразить вежливость: если бы Йеннифер хотела какого-нибудь светского болтуна, она с легкостью нашла бы такого в городе. Ведьмак старался держаться в стороне, пока его спутница общалась с нужными ей людьми; пару раз с ним пытались заговорить, но он успешно притворялся слепым, глухим и немым, и люди теряли к нему всякий интерес. И Геральт продолжил бы пользоваться своей нехитрой тактикой, если бы к нему не подошел сам барон фон Леттенхоф, а Йеннифер не бросила на него выразительный взгляд, обещающий ему всевозможные адские пытки, если он продолжит так себя вести и с хозяином вечера.

— Вы — тот самый ведьмак?

— Не знаю уж, тот самый ли, но ведьмак.

— Рад видеть вас здесь сегодня, для всей моей семьи большая честь, что вы почтили нас своим присутствием.

— И почему же это?

— Потому что вы важный гость.

— Что во мне такого важного? — он изогнул бровь, поудобнее перехватывая кубок с выпивкой.

— Как минимум лет десять назад вы спасли мать нашей будущей невестки от погибели в лесу. Не знаю, что уж там за монстр ей попался на пути, но, слава богу, вы оказались рядом.

Геральт многозначительно хмыкнул и изобразил подобие улыбки, предполагая, что чего-то подобного от него и ждут. Барон похлопал ведьмака по плечу и отступил, отправляясь переговариваться с другими гостями. Йеннифер тут же появилась рядом, улыбаясь.

— Ты смотри, Геральт, ты даже умеешь вести светскую беседу, я в приятном удивлении.

Чародейка шептала на ухо, привстав на носочки и обнимая ведьмака за руку; он хмыкнул в очередной раз, не обращая никакого внимания на ее слова. Гораздо больше ее завуалированных шуток и самой церемонии, которая уже началась, его интересовало оживление на входе, своим чутким слухом он улавливал звяканье ножей и мечей, сталкивающихся в борьбе.

— Кто-то идет. Будь готова.

Геральт встал спиной к жениху и невесте, занимая выгодное положение для возможной обороны: он предпочел показаться хамом и невеждой, чем слушать потом вой и истерики тех, кого не смог защитить. Но когда в последний раз его подводило чутье? Едва Йеннифер успела набросить на себя защитные чары и выхватить короткий клинок из ножен, дубовая дверь со стуком отворилась, едва удерживаясь в петлях.

— Обманщик, предатель и жулик!

Откровенно нетрезвый, но, видимо, знатный мужчина в сопровождении еще десятка подельников стоял в проходе, направив меч в сторону жениха. По толпе пробежались встревоженные шепотки, а жених не спешил что-либо говорить; за него ответил барон, который потребовал немедленно покинуть залу. Но пьяница не унимался:

— Чтоб вы знали… барон, ваш отпрыск — карточный шуллер! Он ободрал меня до нитки и отказался рассказывать, в чем его трюк!

Барон вернул тяжелый взгляд своему родственнику, буквально вынуждая его сказать хоть что-то, чтобы утихомирить незваную компанию и не дать ей сорвать свадьбу. Но у младшего в семействе были свои представления о правде.

— Вам просто не пошла карта, господин, у меня нет никаких трюков, и я всегда играю честно. Просто я не позволяю себе столько выпивать, чтобы у меня карты двоились в глазах.

— Ах ты падаль болотная!..

С этим криком мужчина бросился вперед под бравые крики своих друзей и вопли ужасов гостей. Геральт в мгновение ока подставил свой меч под удар, ловко отражая его атаку, и не дал подобраться еще одному молодцу к беззащитной паре у алтаря; он краем глаза наблюдал за тем, как справляется Йеннифер, изящно чередуя магические заклинания, и успел только подумать, что ей и вправду не нужна никакая защита, когда получил тяжелый удар в скулу. С почти животным рычанием он ответил таким же ударом и почувствовал, как под его кулаком затрещала лицевая кость; звук и ощущения были не самыми приятными, но теперь один из противников уж точно выбыл из строя и не сможет вернуться в борьбу.

Бой не продлился и нескольких минут: слишком пьяными и неумелыми оказались нападавшие; но барон захлопал в ладоши и пообещал храброму ведьмаку все, что тот только попросит. Загадывать желания и чувствовать себя в долгу Геральт ненавидел, поэтому он отмахнулся слишком уж легкомысленной фразой:

— Дайте мне то, что уже имеете, но о чем еще не знаете.

Йеннифер посмотрела на своего спутника удивленно: она была уверена, что Геральт просвещен на тему права неожиданности, но полнейшим изумлением для чародейки было то, что он попросил в качестве награды не мешок монет, а именно его. Она пожала плечами и улыбнулась барону, с которым у нее уже была своя договоренность, а ведьмак вернулся в темный уголок между колоннами, прихватив с собой кубок вина.

И все-таки Геральт ненавидел торжества.

========== Глава 1 ==========

Неделька выдалась несладкой: в понедельник Геральт вылез из туши шелки, проклиная все на свете, в особенности чародейку, которой срочно понадобилась ее печень; в среду ведьмака наняли искать чупакабру, которая вряд ли обитала в деревне, да и маловероятно, что именно ею притворялся один незадачливый вор. Ведьмак не убивал людей, даже если те были крайне неприятными личностями, но этот буквально нарывался, сам бросаясь на меч. Мужик кричал, что его в деревне растерзают, если узнают, но Геральт остался глух к просьбам завершить страдания невезучего воришки.

А вот конец недели не радовал вовсе: его непостоянная спутница потребовала остановиться в одном постоялом дворе под предлогом того, что в нем намечалось выступление талантливого юного барда. Все песнопения навевали на Геральта тоску, и он надеялся, что в этот раз ему удастся отсидеться в комнате. Но Йеннифер напомнила о том, что он проиграл ей спор когда-то несколько лет назад, и теперь ведьма желала, чтобы он составил ей компанию. Геральт мог бы отказать, но такая простая просьба в оплату спора с чародейкой была редкостью. Йеннифер вполне могла бы стребовать с него гораздо больше, а на это рандеву развести горячими обещаниями — ведьмак слишком хорошо себя знал. Именно поэтому сейчас он сидел в дальнем углу таверны и надеялся привлечь как можно меньше внимания.

И если бы одна вещь не отвлекала его, то Геральт бы с удовольствием наблюдал за тем, как развлекается чародейка, увлекая в танцы гостей, любовался бы ее, без сомнений, прекрасной улыбкой. Но эта вещь была. Скорее, это был человек, при виде которого волосы на всем теле становились дыбом, а в горле сворачивался ком: все тело буквально тянулось навстречу барду, который полвечера не отводил взгляда от темного закутка, где прятался от чужого внимания Геральт.

Мальцу было от силы лет двадцать, он был слишком живой, слишком певучий и жизнерадостный, юный и абсолютно раздражающий. В копне растрепанных каштановых волос барда была серебряная прядь, которая, казалось, принадлежала вовсе не ему. Но этот необычный контраст заставлял Геральта нехотя возвращать к нему свой взгляд. Йеннифер иногда пыталась позвать ведьмака ближе, но он только отрицательно мотал головой, не собираясь и шага делать в сторону странного музыканта. Его пальцы покалывало то ли от предвкушения, то ли от нетерпения — такое с ним бывало редко, например, с Йеннифер, да и то в первые годы знакомства, когда ее хотелось касаться, присваивать и брать каждую свободную минуту. Иногда он ощущал это, когда долго не держал свой меч в руках, а предстояла добрая схватка. Но еще никогда он так отчетливо не чувствовал этих маленьких иголок, впивающихся в самые кончики пальцев, при взгляде на кого-то незнакомого.

Бард допел и поклонился, приняв в оплату несколько брошенных монет, а Геральт выдохнул, понимая, что едва парнишка исчезнет, то и это неправильное беспокойство отпустит. Но мечты ведьмака, как известно, никогда не сбывались, так с чего бы им начинать это делать?

Юноша, имя которого ведьмак принципиально решил не запоминать (по крайней мере, он делал вид, что не расслышал его, когда музыкант спускался со сцены), вопреки всем надеждам Геральта, направился прямо к нему.

— Раньше не видел тебя здесь.

Он смотрел на ведьмака без смущения и страха, с каким-то интересом и явным волнением, которое, судя по всему, они делили на двоих, только вот Геральт не собирался ничего с этим делать. Но, видимо, у барда были другие планы.

— Я Лютик.

— Поздравляю.

Мужчина не смотрел на музыканта, предпочитая разглядывать собственные руки и почти пустой бокал с тем, что тут называли элем: обычно люди теряли к нему интерес после пары безразличных реплик, и он надеялся, что это сработает и сейчас.

— А ты ведьмак?

— А ты бард?

— Да, а как же ты догадался? Признайся, это лютня меня выдала или выступление?

Непринужденность и жизнерадостность выводили ведьмака из состояния и без того шаткого равновесия. Он отрицательно покачал головой, стараясь намекнуть собеседнику, что не намерен продолжать диалог. Однако тот был настойчивым.

— Что скажешь о моем выступлении? Ты, наверное, слышал многих бардов до меня, как думаешь, мне удастся стать великим музыкантом?

Лютик без спроса приземлился за стол, повторяя позу ведьмака и складывая руки перед собой так, что они попали в поле зрения Геральта, и он невольно рассматривал тонкие фаланги, аккуратные ногти и загрубевшие от игры на струнном инструменте кончики пальцев, заусенцы, по-детски обкусанные, и пару шрамов, похожих на те, что оставляют домашние кошки.

— Ну же, ведьмак, поговори со мной.

Эта реплика прозвучала почти так же капризно, как ее произнесла бы Йеннифер, но менее жеманно, без заигрывания. Ведьмак поднял удивленный взгляд, понимая, что его ревнивая до внимания спутница только с интересом наблюдает за их беседой, не предпринимая попыток прервать их. Обычно чародейка предпочитала занимать все свободное время ведьмака, пока они путешествовали вместе.

— Зачем?

Геральт посмотрел на барда, снова цепляясь взглядом за белоснежную прядь в его волосах и склоняя голову, чтобы рассмотреть: это была настоящая седина, судя по тому, что он мог видеть.

— Может, я как раз ищу такого ведьмака, как ты, чтобы воспеть его подвиги в своих балладах о доблести и чести?

— Не стоит.

Мужчина залпом допил остатки кислого эля и поморщился, так как на дне собрался самый мерзкий осадок; он поднялся из-за стола, намереваясь уйти, когда бард — будь он неладен — бросился ему наперерез и обхватил пальцами запястье, тут же нелепо замирая, будто на голову пришибленный.

Но Геральт не мог отрицать: их обоих внезапно прошило таким магическим разрядом, что впору было задуматься о любовном проклятии. Но влюбленным ведьмак себя не чувствовал, влекомым и раздраженным — так точнее. Бард потерял равновесие, глядя в глаза Геральта, который удивленно смотрел на лицо Лютика, поэтому ведьмаку пришлось придержать его, чтобы он не расшиб себе голову о ближайший стол.

— Это что сейчас?..

— Не имеет никакого значения, бывает. Вспышка магии.

Лютик продолжал еще что-то лепетать, путаясь в словах и перебивая сам себя, но Геральт сделал единственное верное, что мог: двинулся к выходу, скидывая руки наглого юноши с себя и стараясь уйти как можно скорее.

— Йеннифер.

Геральт едва ли членораздельно рыкнул, исчезая за дверями таверны и направляясь в свою комнату. Чародейка и сама могла догнать его и найти дорогу к комнатам, да и защититься сумела бы почти от чего угодно. Ведьмак скрипел зубами, раздраженно сжимая горящие ладони в кулаки: запястье, где коснулся его наглый мальчишка, горело огнем, а все живое в Геральте противилось его уходу. Но так было правильно.

Йеннифер зашла к нему спустя несколько минут, когда ведьмак уже успел выпить холодной воды и немного отойти от странной встречи, но сегодня мужчина был ей рад.

— Куда ты убежал?

— Пацан приставучий попался.

— Чего хотел?

Чародейка чувствовала себя свободно, располагаясь на постели ведьмака и вытягиваясь, блаженно мыча и наслаждаясь тем, как расслаблялись натруженные за вечер танцев мышцы.

— Предложил путешествовать со мной.

— А ты отказался?

— Конечно я отказался, с чего бы мне соглашаться? Мне только барда под рукой не хватало для полного счастья.

Йеннифер выгнула бровь, смотря на напряженную спину ведьмака удивленно: таких длинных речей она от него не слышала уже пару лет, но уже давно привыкла к тому, что Геральт не болтун. Но она могла различать его желания по вздоху, по каждому оттенку его рычания: годы, проведенные вместе, научили ее читать ведьмака, но сейчас она решительно не могла понять, что скрывается за привычным раздражением. Неужто интерес?

— Но он совсем страх потерял, пытался меня задержать, уговорить, это… немыслимо.

— Геральт, — чародейка протянула его имя игриво. — Ты же видный мужчина, может, парень просто влюбился с первого взгляда?

— Давай без этого.

Йеннифер закатила глаза, когда ведьмак повернулся к ней; он хмурился и тяжело дышал так, будто и вправду злился, но в его глазах было гораздо больше, чем банальная ярость, и в этом коктейле чародейка бы с удовольствием искупалась. Если бы ей не было жаль своего единственного друга; вслух она бы этого, конечно, не признала, но себе Йеннифер никогда не лгала.

— Хорошо, дорогой, без шуток. Он молод и хочет приключений, поэтому так стремился стать твоим спутником. Не усложняй и не ищи других мотивов, Геральт. Только если ты не скрыл от меня ничего?

Лицо ведьмака сперва разгладилось, и он кивнул, соглашаясь с предположением чародейки, а после вновь нахмурился, давая собеседнице понять: что-то он все-таки утаил от нее. Любопытство было одним из ее главных пороков: долгая жизнь вынуждала Йеннифер искать все новые пути подогревать свой интерес к существованию, и секреты ведьмака стоили того, чтобы пропустить несколько часов сна.

— Нет, ты права, просто юнец мечтает о приключениях, — Геральт стянул с себя рубаху, устраиваясь на постели рядом с чародейкой и поднимая бровь, намекая, что ей пора его покинуть. — Доброй ночи, Йеннифер.

Женщина усмехнулась ведьмаку; не то чтобы она надеялась на какие-то утехи сегодня: его настроение и разговорчивость сразу дали понять, что этим вечером они развлекаться не станут, а настаивать на сексе она считала ниже своего достоинства. Поэтому Йеннифер коротко чмокнула мужчину в щеку и оставила его одного. Но она ясно понимала, что ей необходимо было узнать, что недосказал ведьмак. Поэтому она вернулась в таверну и расспросила о том, где ей найти певучего барда. Пропустив мимо ушей советы не связываться и не лезть, Йеннифер добыла ориентир.

Мальчишка обустроился в одной из сельских пристроек, оплачивая проживание в ней монетами, что удавалось заработать своими песнями, насколько чародейке теперь было известно. Что было вне ее ведома, так это компания барда, которую женщина застала в чем мать родила седлающей бедра юноши.

«Ну, хоть кому-то повезло сегодня», — мелькнула мысль в голове Йеннифер, пока она наблюдала за тем, как скоро девушка одевается. Все вопросы от юной персоны она пропустила мимо ушей, сказав, что у нее к музыканту есть личное дело и она не собирается обсуждать его при посторонних. Девица что-то пискляво говорила и даже протестовала, пока рядом с ней не вспыхнул небольшой огненный шарик, который мгновенно убедил ее прекратить истерику.

Лютик же, судя по всему, был смущен, но еще больше заинтересован: его эмоции были вкусными, и, если бы Йеннифер не гложило любопытство, она бы непременно углубилась в его сознание и даже подкинула пару новых дум.

— Чем обязан?

Паренек достаточно быстро взял себя в руки, вальяжно устраиваясь на кровати и выглядя почти соблазнительно: поджарое тело, еще практически нетронутое мужественной порослью волос, нежная кожа и почти невинный запах. Но было не место и не время любоваться юнцом, который так опрометчиво предлагал себя чародейке.

— Хотела спросить, о чем вы говорили сегодня с моим спутником.

Йеннифер присела на край небольшого стола, который служил мальчишке и письменным, и обеденным, судя по всему, и разглядывала его без особого смущения: смотреть-то она сама себе не запретила.

— Вы про ведьмака?

— Естественно.

Бард слегка растерялся, покрываясь нежным, неуверенным румянцем, а после сделал глубокий вдох.

— Я попросил его взять меня в приключения с собой. Он отказал.

Расстроенный и разочарованный мальчишка почти пробудил в чародейке материнскую теплоту, но она предпочла заглушить любое сочувствие в своей душе: удовлетворение собственного любопытства было гораздо важнее.

— Почему ты захотел отправиться с ним? С ведьмаками не самые веселые приключения, а часто даже опасные. Я бы сказала, что смертельно опасные.

— Просто… — юноша замялся, в неловкости перебирая пальцами одеяло, которым прикрывал наготу; румянец его стал ярче и гуще, а любопытство Йеннифер достигло пика. — Я почувствовал, что должен пойти с ним.

— Как это почувствовал?

— Когда коснулся его. Меня и до этого тянуло подойти ближе, но когда я прикоснулся к нему, меня будто стрелой в копчик прострелило. Как знак свыше, понимаете?

— Интересно, Лютик… Это все очень интересно. Кстати, я забыла спросить твое настоящее имя, не могла же любящая мать назвать свое дитя лютиком?

— Меня зовут Юлиан.

— Просто Юлиан?

— Неужели это так важно?

— А, может, я хочу знать твое полное имя, чтобы рассказывать всем друзьям, что встретила того самого Лютика еще до того, как он стал известным на весь континент бардом, и первая спросила его полное имя.

Йеннифер смотрела на него с улыбкой и деликатно добавила в голос достаточно игривости, чтобы юноша мог воспринять ее слова как шутку, но ни в коем случае не оскорбиться.

— Юлиан де Леттенхоф, но от моих титулов никакого толка: уже четыре года мне нет пути домой.

— А лет тебе немногим больше девятнадцати?

— Вы так и не представились, моя дорогая.

Лютик скрестил руки на груди, настораживаясь от последнего вопроса чародейки; она могла бы не усложнять себе задачу и просто прочесть его, но ночь была длинной, а Йеннифер никуда не спешила.

— Йеннифер из Венгерберга, прошу простить мою бестактность. Просто, возможно, я была знакома с вашими родителями еще до вашего рождения, вот и хочу узнать, видела ли я вас совсем маленьким, или нам не удавалось раньше пересечься.

— Вы правы, мне девятнадцать.

— Все верно, я была в вашем доме двадцать лет назад в последний раз. Моя потеря, что я не видела, из какого очаровательного карапуза вырос такой талантливый юноша.

Бард немного расслабился: похвала действовала на него как сладости на ребенка, а вот чародейке больше нечего было здесь делать, поэтому она поднялась со столика, улыбнулась музыканту вежливо и кивнула.

— Не смею мешать вам больше. Доброй ночи, Юлиан.

Лютик пытался предложить ей остаться, но прохладного отказа ему хватило, чтобы не настаивать. Ведьма же вернулась в свою комнату и ходила из стороны в сторону, чувствуя волнение от неожиданных познаний: слишком много ощущений бурлило в ней сейчас. Лютик абсолютно точно был ребенком-неожиданностью, который появился по воле ведьмака. Теперь количество эмоций и сомнений на лице Геральта было понятным, а вся ситуация настолько увлекательной, что чародейка придумала, как задержать своего спутника в городе на подольше, ну и избавить от одного маленького сомнения.

Она спала плохо, впервые за последнее время испытывая предвкушение маленькой, доброй, но совершенно необходимой пакости. «Я всего лишь забочусь о безопасности друга, эта судьба непредсказуема, может и в ответ ударить, если ее так отталкивать», — именно так она оправдывала свои намерения. За завтраком Геральт казался гораздо более спокойным, но задумчивым, а значит, пришло время действовать.

— Геральт, я узнала, что на днях сюда наведается торговец, которого я давно не встречала, и я бы хотела пополнить свои запасы. Ты же не против пару дней отдохнуть вместе с мной?

Йеннифер улыбалась ведьмаку очаровательно и невинно, отпивая из своей кружки слишком крепкий кофе и слегка морщась недовольно. Ведьмак пожал плечами, хмыкнув, а чародейка была не готова сделать вид, что это отказ.

— Вот и прекрасно, ты отдохнешь и дашь Плотве немного передохнуть, а я приобрету все необходимое. Ты прелесть.

И, еще до того, как ведьмак успел как-то возразить, женщина поднялась из-за стола и буквально исчезла из поля зрения. Геральт вдохнул глубоко и прислушался к себе — все его существо было согласно с идеей остаться, а разум вопил бежать как можно дальше, чтобы вновь не чувствовать того иррационального притяжения. Ведьмак знал это чувство: страх сковывал его разум, боязнь новых ощущений, которых мужчина старался избегать. Однако он никогда не считал себя трусом, поэтому решил, что пару дней в одном городе со странным бардом он переживет.

Йеннифер в это время занималась разработкой собственного плана; ничего сложного в этом не было: люди казались неплохими подопытными для манипуляций, но чародейка предпочитала идеальное исполнение, поэтому контролировала каждый нужный этап. Если бы Геральт не был так погружен в собственные мысли, он бы заметил ее воодушевление и, возможно, догадался бы о ее намерениях, но ведьмак интересовался только собой, что в данном случае чародейке было только на руку.

Чтобы не вызывать никаких подозрений, Йеннифер пришлось потрудиться и сделать так, чтобы один бродячий торговец все же по счастливой случайности попал в небольшой город, где они с ведьмаком остановились, а чтобы Геральт не сбежал, пришлось вручную спилить подкову Плотве. Быстрее и проще это было сделать магией, но ведьмак был слишком настороженным рядом с ней, а портить себе веселье и ход собственного плана совершенно не хотелось.

Приготовления заняли у Йеннифер от силы несколько дней, а на утро четвертых суток, когда Плотва вернулась в стойло после кузнеца, все уже было готово.

— Ты как хочешь, а я собираюсь в путь.

— Геральт, я с удовольствием составлю тебе компанию, мне и самой кажется, что мы засиделись на одном месте.

Йеннифер улыбалась своему спутнику, даже несмотря на его холодный, подозрительный взгляд; в ответ он только хмыкнул и направился в таверну, чтобы перекусить перед дорогой. Чародейка последовала его примеру, а через полчаса, когда они проезжали мимо уже знакомого домишки, до их слуха донеслись вопли.

— Убью, скотину, иди сюда, мудак певучий!

То, как крепко Геральт сжал поводья Плотвы, не ускользнуло от внимания Йеннифер, а сама она едва сдерживала свое возбуждение оттого, что ее план вступил в действие.

— Неужто барда колотят, не хочешь посмотреть?

— Не на что, людские разборки меня не касаются.

Вопреки своим словам, Геральт повернулся всем корпусом в сторону потасовки, а после рыкнул и спрыгнул с лошади. Йеннифер думала, что это потому, что его вела судьба, но ведьмак направился туда только на зов справедливости: он отчетливо слышал, как лезвие чиркнуло по плотной одежде, а мальчишка испуганно всхлипнул. Убивать безоружного было верхом неправоты, тем более что такого мог натворить юнец, чтобы заслужить казнь?

Ведьмак подоспел как раз вовремя: над пятившемся от нападающего Лютиком снова занесли большой тесак для рубки костей, а несколько мужчин пытались загнать его, словно он был диким животным.

— Потаскун, лжец и трус, отвечай за свои действия!

— Я ничего… я ничего не делал!

Голос Лютика срывался в истерике, казалось, что он не успевает дышать, а ведьмак оказался между здоровяком и бардом достаточно быстро, чтобы отразить своим мечом следующий удар тесака.

— Не лезь, отродье, а то и тебя покрошу!

Геральт рыкнул, оттесняя мужчину дальше, не собираясь отвечать на его нападки, когда заговорили остальные участники несостоявшейся казни.

— Так это дружок той шлюхи, что стелилась под него, выгнав нашу сестренку. Падаль нечеловеческая!

У бравых братьев в руках оказались ножи поменьше, но, что радовало, они переключили свое внимание с задыхающегося музыканта на самого ведьмака. Геральт чутко следил за их движениями, решив, что хотя бы попытается решить конфликт мирно.

— Отпустите мальчишку, и мы разойдемся с вами прямо сейчас. Ни к чему проливать кровь из-за этого недоразумения.

— Я так не думаю, урод!

С этими словами мужчины бросились на ведьмака всем скопом, а Геральт только тяжело вздохнул, привычными движениями отбивая атаки и заставляя их защищаться. Те ножи, что он сперва принял за кухонные, были скорее короткими клинками, один из которых он ощутил, когда тот скользящим выпадом чиркнул по коже на плече. Ведьмак чувствовал, как его затапливает ярость, атаки его становились более жесткими и тяжелыми, вынуждая противников уйти в глухую оборону, а сами соперники стремительно выдыхались и теряли бдительность, за что один из них поплатился глубоким порезом вдоль бедра, чуть не стоившим ему жизни, если бы Геральт вовремя не остановил клинок.

Только увидев, как кровь хлынула на траву, главный задира остановился:

— Хватит, сыновья, не хватало еще из-за этого отребья погибать, тем более от рук урода.

Мужчина с омерзением сплюнул под ноги ведьмаку и развернулся, помогая своему сыну допрыгать до дома. Уже успевший прийти в себя Лютик, дождавшись, пока агрессивное семейство отойдет подальше, захлопал в ладоши:

— Ты великолепен, теперь я точно отправляюсь с тобой! Представь, что в моем словаре нет слова «нет».

Ведьмак рыкнул, проходя мимо барда, задевая его плечом, стараясь показать всем своим видом, что такой компании не рад. Он отметил про себя, что мальчишку успели слегка отходить до того, как они с Йеннифер оказались достаточно близко, чтобы вмешаться, но это были не его заботы.

— Однажды в селении негостеприимном меня спас Ведьмак. В его духе молчаливом нашел я… Я подберу рифму и посвящу балладу тебе, буду писать обо всех твоих подвигах! Только возьми меня с собой!

Лютик бежал за Геральтом, который спешил избавиться от назойливой компании, а ведьмак не собирался удостаивать мальчишку и словом.

— Его молчание значит, что он не против, Юлиан.

Йеннифер проговорила это с усмешкой, и только теперь все встало на свои места. Геральт снова рыкнул, теперь уже на свою спутницу, которая беззаботно пожала плечами, делая вид, что не понимает, что же так раздражает ведьмака.

— Можешь поехать со мной верхом.

Это предложение от чародейки удивило Геральта даже сильнее, чем последовавший ответ. С чего бы ей быть такой добродушной с мальчишкой? Хотя ведьмак догадывался, что ей просто доставляет удовольствие наблюдать за его страданиями.

— Я не езжу верхом. Мне не нравится, что лошадь может сама решить, куда меня везти.

И если бы у Геральта оставалось еще хоть немного сил на то, чтобы обругать юного барда, то он сделал бы это немедленно. Но мужчина выбрал единственную верную тактику: он будет игнорировать присутствие раздражающего мальчишки, пока тому не надоест преследовать ведьмака.

========== Глава 2 ==========

Лютик раздражал, даже когда его голос сел на ветру и он предпочел заткнуться и идти за лошадьми молча. Из-за него нельзя было пустить Плотву даже рысью, отчего лошадь только возмущенно фыркала, не привыкшая к такому ритму. Геральт всецело поддерживал ее негодование, но молчал, предпочитая не задавать вопросов, на которые не хотел знать ответов. Наверное, главным из них был «Какого лешего ты вздумала тащить мальчишку за нами, Йеннифер?». Однако чародейка не спешила раскрывать своих мотивов, а ведьмак был не готов вступать в длинную полемику. Как бы сознание Геральта ни сопротивлялось самой мысли о таком обществе, на его душе почему-то было спокойно, даже привычная усталость отступила. Думать об этом было еще менее комфортно, чем осознавать присутствие третьего в их компании, поэтому Геральт не думал вовсе.

— Остановимся в следующем городе. Полагаю, что нам всем нужно передохнуть, — сказала Йеннифер, вполне предсказуемо кивая в сторону притихшего мальчишки.

— Я только за.

Лютик проговорил коротко, немного хрипло, но все так же упрямо топал следом за лошадьми. Чего-чего, а упертости у мальца хватало. Ведьмак только хмыкнул, обозначая, что услышал сказанное, втайне мечтая о том, чтобы сбежать из постоялого двора засветло, оставив этих двоих наедине, раз чародейке так нужна была компания молодого барда.

Ведьмак знал, что до Тибергена им оставалось не больше пары часов пути, а это означало, что в нынешней компании ему предстояло провести еще как минимум часы до ужина и саму трапезу. И если на общество Йеннифер он подписался сам, то бард был явно лишним, даже несмотря на все странности при их знакомстве, ведьмак предпочитал избавиться от мальчишки как можно быстрее: слишком странно сказывалось на Геральте его присутствие. А новые эмоции ведьмаку вовсе не нравились.

Едва крыши домов Тибергена показались впереди, Лютик снова достал свою лютню из-за спины и начал бренчать, напевая сперва себе под нос, а после и в голос что-то, что было не похоже на его предыдущие стихи. И Геральт никогда бы не признался, что запомнил мотив и пару строчек из куплетов мальчишки, они просто были слишком въедливыми. Но насторожило мужчину не это: он услышал в новых строках свое имя, и песня была поразительно похожа на героическую балладу.

— Прекрати, бард.

Лютик, успевший обогнать лошадей, — судя по всему, при виде города в нем открылось второе дыхание, — только оглянулся на ведьмака и пожал плечами, совершенно наплевав на хмурое рычание. Йеннифер молчала, наблюдая за тем, как Геральт сжимает поводья крепче и дышит тяжело, но ничего не говорила: слишком сильно ее забавляла вся ситуация, чтобы сейчас прервать ее своими словами.

— Неужели тебе не нравятся мои песни, Геральт из Ривии?

Лютик все еще шел впереди и повернулся лицом к ведьмаку, шагая спиной вперед, точно шут гороховый. Геральт осмотрел его, с трудом припоминая, когда же мальчишка успел переодеть разрезанную рубаху и камзол, но все еще не собираясь разговаривать с ним.

— Значит, у тебя совершенно никакого вкуса, я абсолютно точно знаю, что моя музыка хороша, по крайней мере, терпима.

Ведьмак прикрыл глаза, переживая очередную волну гнева и убеждая себя, что даже такой человек, как бард, не стоит того, чтобы заставить Плотву его затоптать. Как бы ему этого ни хотелось. На их разношерстную компанию при въезде в город смотрели удивленно: сам ведьмак привлекал уже достаточно внимания, а болтун и не затыкающийся шут и высокомерная Йеннифер озадачивали зевак еще больше. Геральт благополучно растерял остатки терпения еще в дороге, поэтому он пришпорил лошадь, чтобы оказаться у постоялого двора как можно быстрее. Внутри его ждала радостная новость: неподалеку в лесу завелась какая-то тварь.

— На прошлой неделе пастух с козами не вернулся, так и не нашли ни одной. И сегодня утром один повел корову — и все, ищи-свищи.

Делился информацией хозяин постоялого двора, ставя перед ведьмаком заказанный бокал, а Геральт был готов хоть на стрыгу идти, лишь бы избавиться от назойливой компании.

— Где они паслись обычно?

— Так в лесу, рядом с прудиком, мы туда всю тварь на водопой водим, когда пасем, с колодца ж не наносишься.

Ведьмак хмыкнул, кивая, и отпил из бокала, спрашивая о цене ровно в тот момент, когда Йеннифер и Лютик входили в двери. Судя по тому, что его спутники отстали не просто на пару минут, они уже нашли себе занятие поинтересней, а это значило, что, возможно, Геральт спасен.

— Мы идем на охоту?

Воодушевленный мальчишка подбежал к ведьмаку, а от эмоций его голос перестал хрипеть, но стал выше и еще более раздражающим, если это вообще было возможно.

— Я иду. Ты — нет.

— Так дело не пойдет, я обещал, что буду воспевать твои подвиги, а с твоей разговорчивостью что ты мне скажешь? Убил мечом, сжег, заплатили.

Бард наглел, изображая Геральта, и ведьмак уже занес кулак, чтобы съездить ему в живот, отбив всякое желание шутить, а тем более отправляться на охоту. Но Йеннифер вклинилась между ними и обхватила ладонями кисть ведьмака.

— Да ладно тебе, Геральт, мальчишка напишет пару песенок, с тебя что, убудет?

Ведьмак посмотрел в глаза чародейки возмущенно, сцепляя челюсти и вырывая руку из ее хватки, развернулся на пятках и пошел прочь, так и не осушив свой бокал. Хотелось убивать, и если бы в городе не было какой-то твари, то Лютик точно стал бы жертвой горящего внутри Геральта гнева.

— Воу, куда ты так рванул, неужели ты так всегда спешишь убивать? — Лютик тараторил, делая вид, что не заметил в таверне занесенного кулака: судя по всему, жизнь он не слишком ценил. — Хорошо, что у меня тренированные ноги, я могу и говорить, и держать темп, правда это очень выгодный талант для барда?

— Но только не для меня.

— Да ладно тебе, признайся, ты просто ворчун, на самом деле тебе нравится компания.

Геральт остановился и дернул барда за воротник, почти порвав его пиджачок; он сделал пару вдохов и выдохнул шумно.

— Я не хочу компанию, тем более твою. Теперь заткнись.

Бард поморщился, чутко следя за тем, чтобы не выхватить удар сейчас, но ведьмак удержал себя в руках и был крайне горд собой. Лютик сопел обиженно, но больше не пытался заговорить, а это давало ведьмаку возможность сосредоточиться на своих ощущениях. Он чувствовал запах крови где-то неподалеку, совсем рядом с водой, но здесь был еще какой-то смрад, забивающийся в ноздри еще сильнее. Кислота. Это однозначно была кислота, сразу у кромки воды.

— Замри.

Геральт кивнул Лютику, даже не поворачивая к нему головы. Что бы ни стало причиной смерти животных и пастухов, оно было в воде. Может, и стоило бы пожертвовать мальчишкой как приманкой, но что-то внутри мужчины говорило, что это неправильно. Совесть? Ведьмак надеялся, что это она.

До чуткого ведьмачьего слуха дошел скользящий звук движения где-то глубоко в омуте: совсем рядом с берегом по каменистому дну катился камешек. Едва Геральт успел взять в руки меч, из воды выскочила пиявка. И он был бы рад, если бы это оказался обычный червь размером с палец, но у этого монстра были конечности, а еще полная острых зубов пасть. Самое противное: она поливала жертв кислотой, и Геральту повезло, что он успел отскочить от первого плевка. Лютик запоздало заверещал, отвлекая пиявку и давая ведьмаку возможность распороть ее, однако, пока Геральт справлялся с ней, он упустил из виду, что долбаный бард попятился и оказался в шаге от воды.

Удаче Лютика можно было бы позавидовать, будь это любая другая тварь: если бы Геральт не спешил отойти от трупа подальше (мертвые тела пиявок имели свойство раздуваться и разрываться противным кислотным пузырем после смерти), он бы не увидел этой совершенно тупой оплошности мальчишки.

— Прочь.

По спине Геральта стекала кислота, которой только что разорвало первую пиявку, а самому мужчине в который раз захотелось бросить музыканта на произвол судьбы. Лютик посмотрел на ведьмака удивленно, но сделал пару шагов от воды как раз в тот момент, чтобы не быть в следующую секунду облитым желудочным соком второй пиявки. Геральт оказался между чудовищем и бардом как раз в то время, чтобы в зубастой пасти монстра оказался меч, а не лицо Лютика.

— Беги!

Геральт добил пиявку и буквально за шиворот потащил замершего в ужасе юношу. По телу мерзко струилась кислота, обжигая кожу, но ничего не было приятней, чем тишина, которую шокированный бард дарил Геральту.

— А это… это что было?

Шок не продлился долго, но раз уж юнец заговорил, то это значило, что можно отпустить его воротник и идти на привычной дистанции.

— Пиявка.

— Но они же… маленькие.

Лютик все еще заикался и крупно дрожал, побелев от пережитого страха и хмурясь. Таким он ведьмаку нравился значительно больше.

— Иногда нет.

— Ты в кислоте.

— Смою.

— Так страшно всегда?

— Да.

— Ты не боишься?

— Нет.

— Значит, и я научусь.

Геральт рыкнул в ответ, сжимая кулаки и не собираясь больше вести беседу: на сегодня он достиг лимита по разговорам и давно преодолел пороги своего и без того не бесконечного терпения.

Лютик вошел в таверну и плюхнулся без сил на скамью; он смотрел перед собой и не замечал никого вокруг. Ведьмак же получил свою оплату и заказал мальчишке крепленого вина, чтобы он тут не скопытился.

— Ты поужинаешь с нами, Геральт, или будешь принципиально голодать в одиночестве?

— Спущусь.

Ведьмак ушел в небольшую комнату, в которой ему однажды уже приходилось ночевать. С тех пор ничего не изменилось, а теплая лохань с водой заставила кожу Геральта покрыться мурашками от предвкушения, правда, еще она оказалась усеяна ожогами, но это было не так страшно: их можно намазать перед сном.

Мужчина опустился в воду и прикрыл глаза, тяжело выдыхая и проводя по своему телу руками; бугристые шрамы, давно уже привычные, не вызывали никаких эмоций, травмированная во время охоты кожа горела в теплой воде, но кислоту стоило смыть прежде, чем лечить повреждения. Геральт думал о том, во что превратилась его жизнь, когда он согласился путешествовать с чародейкой, и до сегодняшнего дня все было терпимо, но ее манипуляция с бардом была просто подлой. Именно этим словом он обозначил такой поступок старой знакомой.

Желудок давал о себе знать недовольным бурчанием, а это означало, что Геральту предстояло сдержать слово и спуститься на ужин в своей раздражающей компании. Лютик снова обрел свою природнуюболтливость, рассказывая всем окружающим об их с Геральтом охоте. На слове «их» лицо ведьмака перекосило, но он немного успокоился, когда бард упомянул, что чуть портки не обделал от страха. Одновременно со своей болтовней он делал какие-то пометки и бренчал на своей лютне, пробуя новую мелодию. Йеннифер улыбнулась широко и хитро, завидев ведьмака, и приглашающе похлопала по месту на скамье рядом с собой.

— Специально для тебя заняла, дорогой.

Геральт хмыкнул и придвинул к себе тарелку с горячей похлебкой, взял в руки ароматную булку с травами и приступил к еде.

— Знал бы барон де Леттенхоф, где его отпрыск шастает…

Лютик не дал договорить мужчине, резко прервав его:

— А ему было бы все равно, господа, абсолютно все равно: он сам меня выгнал, так что, будем считать, что я для него давно мертв.

Услышав эти слова, Геральт едва сумел проглотить похлебку и не подавиться, поднимая свой взгляд на барда, который был уже явно нетрезв и продолжал что-то бормотать себе под нос.

— Повтори-ка свое полное имя?

— Я думал, что ты знаешь, Йеннифер тебе его не сказала?

Геральт повернулся к чародейке, которая делала вид, что ее здесь нет, а на ее губах играла самодовольная улыбка. Ведьмак выдохнул, снова сжимая кулаки, и потер виски, теперь понимая, откуда у мальчишки седая прядь и почему их тогда прострелило магическим разрядом при первом прикосновении.

— Блять.

Йеннифер утвердительно хмыкнула и поднялась из-за стола:

— Ну, раз ты догадался, дорогой, я сразу скажу, что он не справится. Я хотела, чтобы ты знал о нем, но он не создан для такой жизни.

— О чем вы?

Лютик оторвал взгляд от своих записей, смотря то на ведьмака, то на чародейку; он ничего не понимал и только удивленно хлопал синими глазами, стараясь собрать мысли в кучу и понять, что же он пропустил в диалоге двух своих новых знакомых.

— Ты — дитя-неожиданность.

— Э-э-э… Но это же чушь собачья.

Лютик нахмурился, пытаясь вспомнить, что вообще это значит, а после округлил глаза и сглотнул, понимая, что их встреча была не случайной.

— Мне говорили пару раз, что я связан с кем-то судьбой, что это бравый воин, но я не верил в эти сказки. И что теперь?

— А теперь Геральт должен решить, готов ли он взять тебя с собой.

— Это уже решено, я пойду за ним, куда бы он ни отправился, тем более раз мы связаны судьбой.

Ведьмак слушал этот диалог, в конце прикрыв глаза и стараясь выровнять дыхание; с одной стороны, отказаться от судьбы было бы опрометчиво просто потому, что никогда не угадаешь, как она ударит тебя в ответ, но Лютик не был готов ни к долгим дорогам, ни к охоте на монстров, раз уж он так сильно испугался пиявок.

— Ты не просто пойдешь. Ты начнешь тренироваться. Раз судьба надо мной издевается, я буду издеваться над тобой.

Лютик открыл рот, чтобы что-то сказать, а после снова и снова, но из его рта не вылетело и звука: судя по всему, он проанализировал ситуацию и понял, что гораздо более выгодно согласиться на условия ведьмака, чем остаться одному и без защиты, а как избавиться от тренировок, бард придумает.

— Хорошо, пусть будут тренировки, напарник.

— Нет.

Геральт посмотрел на него скептично и закатил глаза, вернувшись к своей похлебке и не собираясь больше ни с кем заговаривать. Он проигнорировал просьбу Йеннифер подумать хорошенько и жестом заказал себе еще бокал вина, чтобы почтить память своей спокойной и привычной жизни.

Лютик тем временем на небольшой публике, которая собралась этим вечером в таверне, стал испытывать новую песню про героизм ведьмака. Песня была встречена хорошо, но, как казалось Геральту, только потому, что народ слышал эту историю только что и, переложенная на стихи, она звучала смешно.

Залпом допив бокал, ведьмак поднялся и ушел, не собираясь заботиться еще и о ночной судьбе барда. Как-то же он дожил до возраста девятнадцати лет, вот и ночь без защиты прожить мог.

Сон не шел, так как голова была занята тем, как превратить болтливого мальчишку в достойного спутника. И Геральт старался не думать, почему так просто принял идею, что будет путешествовать не один: и так слишком много информации и мыслей было для одного дня. Одно было ясно: барду необходимо было научиться ездить верхом.

Эту мысль Геральт высказал утром за завтраком, а Лютик снова начал тараторить, отказываясь от этой «абсурдной идеи». Ведьмак выжидал, пока запал и запас слов мальчишки иссякнут, прежде чем снова заговорить.

— Это было не предложение. Сегодня же ты найдешь себе лошадь.

— Не буду, не хочу, не стану!

Лютик перешел почти на визг, заставляя ведьмака зажать уши руками и прикрыть глаза; он и сам не понял, когда успел занести руку и отвесить легкую пощечину истерящему мальчишке. Тот покачнулся на скамье и смотрел теперь обиженно, держась за горящую щеку. Зато молчал.

— Я сказал — значит, сделаешь.

Бард не осмелился больше перечить, только бормотал себе под нос что-то про отвратительный характер Геральта. Мужчина не вслушивался и наслаждался относительной тишиной. Не радовало одно: им придется задержаться в Тибергене, потому что дальше идти с совершенно бездарным компаньоном было бессмысленно.

Ближе к обеду Геральт помог Лютику выбрать лошадь: достаточно молодую, чтобы она не загнулась в дороге, и смирную, чтобы не скинула неопытного ездока. Лютик дал ей совершенно отвратительное имя, по мнению ведьмака. Муза? Это было издевательство над животным, но в этом мужчина решил уступить мальчишке.

После обеда, выловив избегающего своих новых обязанностей Лютика в подсобке таверны и в объятиях местной девушки, Геральт отвел его в конюшню.

— И как на нее залезать?

Бард притворялся дурачком, за что чуть не схлопотал подзатыльник от наставника. А ведьмак только хмыкнул.

— Сегодня ты будешь учиться ее седлать. Когда ты научишься делать это правильно, тогда и залезешь.

Лютик с опаской подошел к животному сзади, а Геральту пришлось отдернуть его и объяснить, почему так делать не стоит. Плотва в соседнем стойле скептично фыркнула.

— И вот с этим нам, Плотва, предстоит иметь дело.

Лошадь снова фыркнула, а Геральт кивнул животному, которое выглянуло из-за перегородки.

— Ты говоришь с ней, будто она может тебя понять.

— Уж лучше, чем ты.

Лютик снова надулся, но следил за руками ведьмака и слушал, что тот говорил о ремнях и стременах. Первая пара попыток не увенчалась успехом, а вот на третий раз у Лютика получилось устроить на кобыле седло, но сесть верхом ведьмак ему не разрешил, сказав снимать все с Музы и выходить из конюшни.

— Ну что, ужин?

— Не мечтай. Оружие.

— Тогда… — бард в раздумьях походил из стороны в сторону и подпрыгнул на месте, оказавшись к Геральту слишком близко и заглядывая ему в глаза счастливо. — Тогда я хочу лук.

Ведьмак прикрыл глаза, пытаясь найти в себе силы, чтобы не стукнуть дитя-неожиданность снова: так можно было вышибить последние оставшиеся мозги.

— Почему?

— С луком мне не нужно будет быть близко к монстру, и я смогу помогать тебе издалека.

— Это очень тупая мысль, но… Может, на первое время сойдет.

Геральт уводил непутевого мальчишку к оружейнику, в душе надеясь, что у того не будет ни одного лука и ему не придется учить барда обходиться со стрелами: в борьбе с монстрами они никогда еще не были эффективным оружием. Но лук нашелся, и, пока ведьмак пытался договориться о цене с хозяином лавки, Лютик сделал самое тупое, что можно было сделать; хотя чего от него можно было ожидать?

Результатом поступка барда стала разбитая ваза хозяина лавки, и цена на лук резко вернулась к исходной для них двоих.

— Блять.

Геральт не сдержался, и если бы Лютик стоял чуть ближе к нему, то ему абсолютно точно прилетело бы, но мальчишка находился в дверях, видимо, готовый сбежать от праведного гнева ведьмака. Но именно из-за этого спустя пару минут разговоров в руках Геральта оказался аккуратный клинок.

— Но я хотел лук.

— Научишься управляться с клинком — хоть в задницу себе лук засунешь.

— Не буду.

— Еще раз хочешь получить?

Бард выбежал из лавки и устремился к постоялому двору; он что-то кричал, а ведьмак не собирался прислушиваться, чтобы понять, что именно. Это очередная истерика, которая не заслуживала никакого внимания. Мужчина абсолютно точно знал, что заставит Лютика начать тренировки сегодня. Он нагнал барда, запыхавшегося и остановившегося отдышаться, взял его за шиворот и потянул прочь от постоялого двора.

— Я не буду учиться драться с ножом! А как же ужин? Может, потом? Завтра на рассвете? Вечером?

Лютик сыпал лишними словами, стараясь вывернуться из хватки Геральта, но, едва его отпустили, не стал пытаться сбежать: не то понял, что это бесполезная затея, не то смирился с судьбой. Ведьмаку было все равно: главным был результат. Мужчина повернулся к Лютику, взвесив клинок и протягивая его юноше.

— Попробуй на меня напасть.

— Но ты же без оружия, а вдруг я тебя раню или убью?

Геральт усмехнулся, покачав головой: в чувстве юмора мальчишке было не отказать.

— Ты бы не смог ранить меня даже из лука. Нападай.

И Лютик попытался: в первый раз он нахмурился, во вторую атаку он старался воспользоваться хитростью, а на третий подход у него сбилось дыхание, и он попросил перерыв, чтобы отдышаться. Руки мальчишки мелко подрагивали даже от такого незначительного напряжения, и Геральт впервые осознал, что будет гораздо, гораздо сложнее, чем он сперва подумал.

— Это невозможно.

Еще задыхаясь, Лютик заговорил, опираясь ладонями на собственные колени и запрокидывая голову, чтобы посмотреть на Геральта.

— Возможно.

— А ты прям мастер речей, я чувствую в себе прилив сил.

— Значит, атакуй снова.

Лютик прикрыл глаза, злясь на то, что его шутку восприняли всерьез, но именно благодаря этой злости он смог попытаться напасть на ведьмака еще несколько раз. Руки тянуло и саднило от легких контратак Геральта, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Ведьмак прислушался к сердцебиению Лютика и хмыкнул, забрав у него клинок и уходя без единого слова в сторону таверны. Бард плелся следом, едва переставляя ноги от усталости, но все еще бормоча себе что-то под нос.

Сегодня они оба поняли, что легко не будет. Никому.

========== Глава 3 ==========

Геральт был готов проклясть тот день, когда он повелся на уговоры Йеннифер и пошел на то торжество, где заполучил это наказание судьбы за все свои прегрешения. Он, конечно, знал, что не святой, но надеялся, что не успел накосячить так, чтобы его связало незримыми магическими узами с недоразумением, которое сейчас пыталось отдышаться после короткой пробежки вокруг города. Лютик держался за какое-то хлипкое деревцо, составляя завещание вслух; в его бормотании было ясно одно: от этой короткой тренировки у барда завтрак подкатил к горлу, а в глазах двоилось.

— Блять.

Ругнулся ведьмак и прикрыл глаза, стараясь удержать весь свой скопившийся гнев в узде. С начала их тренировок прошло всего несколько дней, но уже они казались вечностью. Никого еще в своей жизни Геральт не встречал таким неподготовленным. И бег был еще сильной стороной Лютика. Его мощь и выносливость ютились в самом зародыше. Ведьмаку было неясно одно: как у его учителей хватало терпения и упорства заниматься физической подготовкой своих учеников, ведь это просто немыслимо.

— Не блякай, — даже задыхаясь, бард пытался хоть как-то общаться с ведьмаком, что раздражало еще больше, потому что лучше бы он переводил дыхание, а не тратил его на пустую болтовню. — Я сразу говорил, что это глупая затея. Мне же необязательно быть копией тебя, чтобы… вот это вот.

Юлиан продолжал сипеть, изредка громко сглатывая, уткнувшись лбом в гибкую молодую веточку, а Геральт снова вздохнул, качая головой.

— Будет все так, как я сказал. С сегодняшнего дня ты станешь добровольным помощником у всех, кто попросит. Поднять, отнести, наколоть дров, все что угодно, понял?

— Но как же запланированные концерты в таверне?

— Разберешься.

Ведьмак фыркнул, уходя в сторону трактира и намереваясь справиться о делах в соседних городах: пока что ему было нечего делать рядом с Лютиком. С большей долей вероятности он сам либо помешал бы прогрессу, либо пришиб бы дитя-неожиданность собственными руками. С хозяином трактира он заключил особенную сделку и, когда бард соизволил вернуться, объявил ему о дальнейших планах.

— Ты остаешься на побегушках у доброго Симуса, который будет придумывать тебе задания и отправлять на помощь всем нуждающимся. Откажешься — не даст играть на лютне, выполнишь все — получишь возможность заработать пару монет. Увидит тебя в рабочее время с девушкой или бездействующим — лютню я разрешил сжечь. Усек?

Бард взвился, подскакивая со скамьи и едва не опрокидывая их ужин на Геральта, он почти верещал от возмущения, а ведьмак продолжил, невежливо перебивая его.

— Я буду возвращаться раз в неделю и проверять прогресс. Как только будешь готов и душой, и телом, мы отправимся дальше. До этого момента ты работаешь на город за еду и кров. Ты, конечно, можешь отказаться, но тогда судьбе придется наказывать тебя, против чего я не выступаю, но вот сам приложу все усилия, чтобы не получить магического пинка.

Лютик дослушал, скрещивая руки на груди и хмурясь, снова усаживаясь на скамью и кивая, а после поднял взгляд на Геральта, и этот взгляд ведьмаку совершенно не нравился: казалось, что бард и вовсе не внимал его словам.

— Ты знаешь, что это самая длинная речь, которую мне приходилось от тебя слышать?

Мальчишка захлопал в ладоши, а после вернулся к еде, больше даже не пытаясь препираться, но Геральта такой ответ совершенно не удовлетворил.

— Ты усек?

— Да… Боги, да, я понял, будто ты мне выбор оставил.

Ведьмак хмыкнул одобрительно и даже позволил себе довольную ухмылку. Юлиан все так же раздражал его, но теперь, видя его смирение, Геральт начинал верить, что что-то из мальца и может выйти дельное.

Утром, так и не дождавшись мальчишку, умчавшегося помогать дояркам, ведьмак отправился в путь, не собираясь возвращаться в первые две недели: ему предстояло получить достаточно золота, чтобы содержать и себя, и бездарного компаньона, который на данный момент мог заработать только своими сальными балладками.

С каждым шагом Плотвы прочь от города Геральт ощущал, как распрямляется нить внутри него, вытягиваясь струной, которая четко показывала направление обратно. И если в первые пару дней это раздражало и заставляло ведьмака отвлекаться и гневно чертыхаться, то спустя неделю мужчина привык и едва ли обращал внимание на этот внутренний компас.

Плохо было одно: каждый его следующий день и раньше был похож на предыдущий, но теперь это почему-то угнетало, казалось, что чего-то не хватает: болтовня Лютика была тем недостающим элементом, но вслух Геральт не признался бы в этом даже под угрозой смерти.

Удача была на стороне ведьмака, хотя в этом не было ничего удивительного: за последние несколько недель она уже успела на нем достаточно отыграться, и теперь ему просто обязано было везти. Как считал Геральт, фортуна должна была теперь ему улыбаться до конца жизни; и в самом деле: монстры, встретившиеся ему на пути, не стоили внимания и даже приложенных на их поиск сил, однако за то, чтобы прогнать их подальше, щедро платили золотом.

Вернулся в Тиберген Геральт с достаточной суммой, чтобы обеспечить им несколько месяцев скромного проживания в таверне, но на столько он просто не собирался там задерживаться.

— Геральт, наконец-то, ведьмак, ты вернулся за мной, поехали прямо сейчас, я готов ко всему, умоляю, забери меня.

Бледный и бубнящий бард встретил его вечером в дверях таверны; его руки тряслись, судя по всему, из-за перенапряжения, а в глазах стоял такой ужас и мольба, что ведьмак почти купился.

— Я так устал, просто невозможно, ни одна тренировка не может быть такой сложной, как ежедневная рутина в городе, молю тебя, судьбоносный ты мой, прошу…

Все это время Геральт шел в сторону дальнего столика, даже не собираясь останавливаться или обращать внимание на виснущего на нем Лютика. Он махнул рукой корчмарю, чтобы тот принес ужин, а после впервые прямо посмотрел на барда.

— Отвали.

Юлиан сжал губы и рыкнул, усаживаясь, наконец-то, напротив, прекращая пытаться повиснуть на ведьмаке; он хмурился и дышал громко, стараясь хоть как-то спровоцировать Геральта на вопрос, но тот и не намеревался его задавать.

— Нет, правда, я задолбался, Геральт, это просто кошмар, я у них всех на побегушках! А хозяин оружейной лавки и вовсе отыгрывается на мне за свою вазу!

— И хорошо.

Подал голос Геральт, понимая, что неплохо бы было музыканту еще и подмастерье у кузнеца поработать, но у того уже был сын, который обладал и опытом, и выносливостью десяти Лютиков.

— Да что ж хорошего-то? Я его склад перекладывал уже три раза, после каждого руки просто отваливаются, я потом даже лютню поднять в руки не могу!

— А это тем более замечательно.

— Ты против моей музыки? Это же моя отдушина, я без нее с ума сойду, я без лютни — не я.

— Воин не поет о своих подвигах.

— Именно поэтому я пою о твоих.

Геральт устало вздохнул, понимая, что до сих пор не пришло время для уговоров юноши оставить это недостойное увлечение. Корчмарь подошел с ужином и задержался у столика, видимо, ожидая, пока ведьмак на него посмотрит.

— Что?

— Хотел сказать, что пацан молодец почти все время: он и мне, и Герде каждый день помогает, так что не журите его слишком сильно, ведьмак.

Геральт вяло кивнул и посмотрел на Лютика, который принял совершенно невинный вид — очаровал-таки корчмаря, что тот теперь смотрел на него почти как на родственника.

— Если гонять его не будете, то он под первым же монстром в пути со мной загнется, так что не жалейте мальчишку для его же блага.

Хозяин таверны хмыкнул, видимо, переосмысливая свое отношение к надувшемуся Лютику, а ведьмак не видел никаких причин продолжать беседу, поэтому принялся за еду, добавив к сказанному только, что ждет юношу на рассвете у небольшой полянки недалеко от города. Бард и на это успел возразить, но, не увидев никакой реакции, все же отправился на самом рассвете к обозначенному месту, где его уже ждал Геральт с клинком наперевес.

— Давай.

— Ага, и тебе доброго утра.

Юноша взял оружие в руку и пытался повторять то, что видел в исполнении Геральта, держа дыхание уже дольше, чем в первые несколько дней, но все еще получая одышку через несколько попыток. По дрожанию пальцев ведьмак мог сказать, что не только дыхание сбивается у Лютика, но и все тело на пределе возможностей. И, хотя в такие мизерные возможности молодого парня верилось слабо, Геральт их наблюдал.

— Раздевайся.

— Что, прости? В ушах шумит, мне послышалось, что ты сказал «раздевайся».

— Именно. Давай.

Бард выпрямился, мгновенно забывая о том, что он только что едва дышал от переутомления; казалось, что его румянец, покрывший щеки и шею от напряжения во время тренировки, стал еще насыщеннее.

— Извращенец, что ли?

— Хочу увидеть твои мышцы, чтобы понять, насколько ты симулируешь свою усталость.

Бард сглотнул и скинул с себя рубаху, недовольно хмурясь, но не сопротивляясь, когда Геральт оказался рядом и сжал пальцами его руки, прощупывая хиленькие мышцы. Ведьмак присел, потыкав в выносливые ноги, и хмыкнул про себя, а Лютик, что удивительно, не выдавил из себя и слова, пока ведьмак его обследовал.

— Каков вердикт?

— Ты слабак.

Геральт вздохнул тяжело и отвернулся от своего ученика, не собираясь надолго оставаться в городе: он слышал, что неподалеку от ближайшего села завелись гарпии, которые были, с одной стороны, безобидными, но и продыху целой деревне не давали. Лютик что-то говорил, но, как и вошло у ведьмака в привычку, он не особенно вслушивался в бормотание этого малоодаренного юнца.

Ведьмак уезжал и возвращался в город еще и еще, и только спустя несколько месяцев увидев, как ему гостеприимно машут все встреченные им люди прямо со въезда в город, Геральт понял, что еще пожалеет о своем решении оставить тут Лютика.

В таверне Симус встретил его как давнего друга и поставил перед ним бокал с крепленым вином, сказав, что это за его счет, а предчувствия ведьмака визжали о том, что пора вскакивать в седло и уносить ноги из этого слащавого городка.

— Геральт, ты вернулся за мной.

Лютик сел рядом с ведьмаком и улыбнулся ему широко; оседлая жизнь и постоянная занятость шли ему на пользу, и хоть он не стал менее болтливым, но явно окреп физически достаточно, чтобы попытаться вновь занимать его тренировками.

Геральт молчал, полагая, что так светская беседа сама сойдет на нет, но Лютик посчитал необходимым рассказать о событиях последней недели, которую пропустил ведьмак. Он делал так всегда, а Геральту оставалось только удивляться, откуда в мальчишке столько самоуверенности и жизнерадостности, чтобы игнорировать холодное молчание и продолжать гнуть свою линию.

— Все думают, что я собираюсь жениться, но мы, на самом деле, только дружим, у меня, конечно, яйца горят, но я слишком дорожу своей лютней, а по вечерам просто сил не хватает, я падаю лицом в постель и перестаю существовать.

Лютик продолжал болтать с молчаливым Геральтом, а тот хмыкнул одобрительно, ведь именно такое описание будней ведьмака устраивало полностью.

— На рассвете у поляны.

В этот раз у Лютика было достаточно сил, чтобы продержаться в темпе тренировки; он был абсолютным профаном в обращении с оружием, но его выносливость и сила удара возросли, что не могло не радовать и без таких испытаний нетерпеливого наставника.

— Ну скажи, я же лучше справляюсь? Может, это потому, что я все это время не трахался? Вот почему ты такой сильный? Я по-о-онял, ну уж нет, я к такому точно не готов.

Болтливость Лютика так никуда и не делась, благо ведьмаку было необязательно отвечать, чтобы продолжать их тренировку.

— Останемся еще на неделю, потом в путь. Будешь учиться в процессе дальше.

Сказал ведьмак, когда они вернулись в таверну и выпивали по бокалу эля, а Лютик взвизгнул счастливо и прыгнул на Геральта, обнимая его.

— Наконец-то мне будет о чем написать новую балладу, а то, знаешь ли, когда сидишь на месте в одном и том же городе, сложно сочинять что-то эпическое.

Ведьмак подумал про себя: «Блять», но вслух решил не говорить ничего, чтобы не давать Лютику повода продолжить этот монолог. Бард болтал без устали, рассказывал еще о чем-то, а после сам перебивал собственную историю, а Геральт только думал, как в такой короткой жизни, не насыщенной опасностями и монстрами, можно найти темы для таких длительных разговоров, и не на один раз, а на каждый день, что ведьмак возвращался в город.

Спустя две недели бард держал клинок гораздо увереннее и не задыхался даже после нескольких часов легких схваток с ведьмаком, а это было хорошим знаком: пора выдвигаться в путь. Лютик был свято уверен, что его выносливости, силы и навыков хватит, чтобы бороться с монстрами, а вот Геральт абсолютно точно знал, что тот не готов. Но стоило отметить, что всем бойцам приходилось самосовершенствоваться только в процессе боя, поэтому у барда был шанс.

Не успели они покинуть город, как к ним присоединилась чародейка, которая выехала наперерез и усмехнулась, удивленно осматривая Лютика в седле.

— Надо же, ты и на существе, которое может унести тебя куда попало?

Бард насупился и выпятил губу, пытаясь придумать остроумный ответ, но ничего не шло в голову, а после было уже слишком поздно отвечать на колкость Йеннифер.

— Рада видеть, что вы не оттолкнули судьбу, но я все еще не верю, что ты справишься, Юлиан.

— Не твоего ума дело, ведьма, я… я справлюсь.

Лютик и сам не понимал, почему его так возмущает замечание чародейки, но знал только одно: он хочет оправдать ожидания Геральта и силы, которые ведьмак успел вложить в его тренировки.

— Как скажешь, Юлиан, я буду рада, если ты меня удивишь.

Обстановка была напряженной, но все было лучше, чем возможная беседа между этими двумя, поэтому Геральт едва сдерживал довольную ухмылку оттого, что его спутники предпочли не общаться между собой. Отдельной радостью для ведьмака было то, что Лютик, как неопытный наездник, держал поводья обеими руками и не мог взять лютню, а это значило, что никаких раздражающих звуков Геральту слышать не приходилось.

Этих двоих хватило на пару часов, после чего они завели беседу о тренировках и том времени, что провели в разлуке. Со стороны могло показаться, что эти двое друг другу симпатизируют, но Йеннифер просто развлекалась, подначивая Лютика, а бард, в свою очередь, предпочитал вот такое общение с завуалированными оскорблениями молчанию.

Спустя пару минут с начала этой беседы Геральт решил, что имеет полное право не вслушиваться в ее содержание, пока, по крайней мере, не услышит собственного имени.

Они проехали несколько деревень по пути на юг; было неясно, какие мотивы преследует чародейка, присоединившаяся к ним, но это было не так важно: какими бы они ни были, вряд ли они пересекались с интересами ведьмака по уничтожению монстров и обучению мальчишки, принесенного судьбой.

После заката, учитывая хорошую погоду и время, которое пришлось бы потратить на дорогу до ближайшего ночлега, было решено, что они заночуют на небольшой поляне в лесу. Геральт расстелил свой плащ на земле, а Лютик раскатал небольшое одеяло, не то подаренное Симусом, не то украденное из таверны. Ведьмак решил не задавать этот вопрос, так как не хотел слышать долгий и раздражающий ответ на него.

— Геральт, ты мне нужен.

Йеннифер выглянула из своей походной палатки в одном легком платье и улыбалась так, что даже не посвященному в подробности отношений ведьмака и чародейки Лютику стало понятно, зачем Геральта зовут. Ведьмак только хмыкнул, напоследок кивая музыканту и отправляясь к Йеннифер, не видя причин отказывать себе в предложенном удовольствии.

— Иди-иди, задай ей жару, я тут у костра погреюсь и на боковую.

Ведьмак только закатил глаза, так и не оборачиваясь на барда, который уже обнимал свою драгоценную лютню, намереваясь, видимо, музицировать, пока его не сморит сон. Единственное, на что Геральт надеялся, так это на то, что в палатке Йеннифер его мелодии будет не слышно.

И, может, ведьмак и был достаточно увлечен процессом, чтобы не слышать музыку, зато Лютику было прекрасно слышно все, что происходило в шатре. Бард не стал раздумывать долго, почему же звуки чужой страсти так сильно сбивают его с толку; он пытался отвлечься пением, но с гораздо большим успехом его отвлекли светлячки. Решив, что на сегодня он уже никому не понадобится, он направился к ярким сияющим огонькам, мыча себе под нос новую мелодию, что никак не мог завершить.

«Музыка — это не по-ведьмачьи, а я и не ведьмак, чтобы отказываться от прекрасного», — думал про себя юноша, сам не замечая, что отошел от их лагеря достаточно далеко. Чего он от себя не ожидал, так это того, что переложит драгоценную лютню в левую руку, а в правую возьмет кинжал, удобно закрепленный в поясе, когда услышал какой-то подозрительный хруст совсем неподалеку от себя.

Но большей неожиданностью для барда стал шар огня, вылетевший на него из-за густых ветвей.

— Не приближайся… прошу тебя, не надо!

Но огонек, видимо, не понимал человеческой речи и подлетел к Лютику на пару метров, оставаясь кружить вокруг него, пока к нему не присоединилось еще несколько таких же. Все это выглядело бы удивительно красиво, если бы круг их танца не сужался по спирали, в центре которой и был бард.

— Геральт!..

Юлиан закричал, стараясь следить за каждым из шариков огня, которые распалялись все больше, увеличиваясь в размерах и, конечно, совершенно волшебно согревая продрогшего от ночной температуры барда, но что-то подсказывало юноше, что этот жар совсем скоро перестанет ему нравиться.

— Геральт… Йеннифер, быстрее!

Музыкант завопил еще громче, уже ощущая, как сердце начинает биться прямо в горле; руки его вспотели, но он все так же прижимал к груди лютню, а нож держал на вытянутой руке перед собой.

— Лютик?

Со стороны лагеря послышался оклик, и бард успел только рявкнуть, прежде чем его перебила обжигающая боль, которой все три шара щедро делились с ним. Наверное, это не продлилось дольше десяти секунд, но Лютику казалось, что его заживо жарили, как минимум, вечность. Он все так же держал нож и старался им отогнать нападающие огоньки, несмотря на то, что в нос забивался запах жареного, а кожа рук буквально кипела, принося невыносимую боль.

Йеннифер с Геральтом появились рядом, и огоньки, как по мановению волшебства, исчезли. Только после этого бард позволил себе упасть на колени и выронить кинжал. Из его горла вырвался животный крик, от которого даже у Геральта сердце замерло. Ведьмаку хотелось отчитать безрассудного мальчишку, но он знал, что сейчас не время.

Пока спутники были заняты своими делами (один из них в ужасе смотрел на другого, а второй выл от нестерпимой боли), чародейка подошла к пострадавшему и села рядом с ним, легко поднимая его руки к своему лицу, чтобы рассмотреть.

— Блять.

Повторила она любимое ругательство своего друга и подняла взгляд на ведьмака, одними глазами говоря, что ничего хорошего она не увидела.

— Я умру? Только скажи мне честно, я должен знать! Тогда мне просто необходимо написать пару песен и писем, чтобы оставить хоть какую-то память о себе!

Лютик оставался собой даже под страхом смерти, а Геральт не мог не признать его смелость и силу духа: мальчишка хоть и бессмысленно, но размахивал ножом до последнего. Духи огня не боялись стали, но это был достаточно храбрый поступок, чтобы остаться неоцененным. Безрассудно, тупо, но смело — именно так повел себя сегодня юный ученик ведьмака.

— Я оставлю на руках заклинание, до утра оно сохранит все как есть, а при свете я посмотрю, что можно сделать.

Чародейка вздохнула, начиная шептать быстро и четко заклятья, повторяя их несколько раз, а Лютик сумел вдохнуть полной грудью только после того, как она закончила.

— Я не умру?

— Нет, но какое-то время руками ты пользоваться не сможешь точно.

— Ужасно, это просто ужасно, а как же моя лютня?

— Думаю, что ее можно снова покрыть краской, и будет как новая.

Йеннифер постаралась быть оптимистичной, но ведьмак знал ее слишком хорошо, чтобы не понять: с руками Лютика все очень плохо. Оставалось решить, как они будут действовать дальше, но сперва им всем нужно было выспаться.

========== Глава 4 ==========

Поспать Геральту удалось едва ли несколько часов: он держал вырывающегося Лютика, пока Йеннифер накладывала на его руки заклятья, а потом ему пришлось убаюкивать мальчишку под бормотание сонного заговора чародейки. Сам ведьмак отключился вместе с бардом, облокотившись на небольшой валун и продолжая держать его поперек груди.

Через пару часов после рассвета Йеннифер вышла из палатки и разбудила их обоих, начав перевязывать обожженные до мяса и слезающей кожи руки. Лютик снова пытался вырваться, а Геральт молча держал его, проклиная свою судьбу в очередной раз. Мальчишка был в бреду: он то кричал и дергался, то затихал, чувствуя теплую руку ведьмака, прижимающуюся к его груди, то сыпал проклятиями, то задавал сотню вопросов в минуту. Он пришел в себя только после того, как чародейка закончила с перевязками и пропиткой лечебных бинтов.

— Вы их не отрезали?

Лютик закинул голову наверх, смотря на подбородок ведьмака, стараясь, видимо, заглянуть ему в глаза, а Геральт только хмыкнул.

— Не отрезали, но, если ты хочешь, так было бы и правда быстрее и залечивать не пришлось бы.

Йеннифер смотрела на юношу скептично и усмехалась, иногда одаривая Геральта многозначительными взглядами, рассматривая их позу, но ведьмак не собирался никак комментировать собственное поведение. Перемещать бредящего барда было опасно, а сдерживать его порывы сбежать в этой позе было удобнее всего. Но, раз Лютик пришел в себя, значит, можно было подняться с земли и, как минимум, размять затекшую спину. Скомкав лоскутное одеяло под бардом, ведьмак встал, оставляя того на земле, не замечая, как зябко Лютик поежился, когда мужчина прекратил согревать спину. Чародейка же, что удивительно, никак не отозвалась даже на это. Геральт рассудил, что она и сама достаточно устала, чтобы вступать в словесные перепалки. А вот Лютик оставался собой.

— Что за монстры это были? Почему они напали? Зачем им моя жженая плоть? Что с моей лютней? Как вы прогнали их?

Геральт мучительно поморщился и удрученно промычал, страдая оттого, что на часть вопросов предстояло все же ответить. Он бросил взгляд на Йеннифер в поисках поддержки и помощи, но та только развела руками, показывая, что выручать друга не собирается.

— Это были лесные огни. Потерянные духи лесных пожаров.

— Так, хорошо, дальше что?

— Ты зашел на их территорию с оружием наготове, а привлек своим бренчанием, скорее всего. Если бы у тебя были чистые помыслы и пустые руки, они бы тебя просто припугнули, ошпарив в задницу.

Продолжил свои объяснения Геральт, устало потирая переносицу и отходя от пепелища, оставшегося от костра, направляясь к Плотве, чтобы взять из сумки флягу с элем и избавиться от назойливых вопросов мальчишки хотя бы ненадолго.

— А прогнали мы их магией, Юлиан. Вам повезло, что я поехала с вами, — судьба, не иначе.

— Ага, судьба… — Лютик помолчал, проводив широкую спину взглядом; за время знакомства с ведьмаком он смело мог сказать, что даже его спина сейчас раздражена, но остановить череду вопросов — жизненно важных, между прочим, — не мог. — Руки, они… заживут?

— Твои кисти почти не пострадали, думаю, что пальцы и ладони залечатся за пару дней, а вот мясо и кожа от кисти и почти до плеча… Это займет какое-то время.

Судя по тому, как чародейка замялась, Лютик понял, что это будут не дни и даже не недели, а возможно, и годы, отчего захотелось расплакаться: он только начал путь с ведьмаком, рядом с которым наконец-то за всю свою недолгую жизнь ощущал себя на месте. На своем месте, и если не принятым, то причастным. А теперь он лишился малейшего шанса на то, что Геральт согласится брать его с собой. Хотелось выть в голос, но и этой роскоши Лютик себе позволить не мог: слишком важным для него стало мнение Геральта. Во всем, кроме, пожалуй, музыки.

— Ты отправишься с Йеннифер. Поживешь у нее, пока руки не исцелятся окончательно.

Резюмировал происходящее Геральт, произнося это тоном, не терпящим возражений, однако его спутникам, видимо, было недостаточно слова ведьмака, чтобы закрыть рты и принять реальность.

— Я против.

— Не осатанел ли ты, Геральт?

Произнесли они одновременно, а ведьмак взял паузу, выжидая следующих возражений, пока открывал флягу и делал пару глотков.

— Ты, юнец, тут права голоса не имеешь. Залечишь руки и можешь идти на все четыре. А ты, Йеннифер, должна мне услугу, если ты еще не забыла. Это как раз она.

— Но пока что мы можем держать путь втроем? Мне нужно заехать еще в пару мест, прежде чем вернуться домой.

Геральт посмотрел на взъерошенного и возмущающегося себе под нос Лютика и кивнул, разрешая такую затею.

Они провели в дороге почти сутки, решив более не останавливаться в лесу, потому что присутствие блуждающих огней не сулило ничего хорошего, а к тому времени, как добрались до таверны, Лютик уже извелся, мечтая снять с себя перчатки.

Йеннифер была права: его ладони зажили почти полностью, о чем Геральт пожалел в тот же вечер, так как бард обхватил свою подкопченную лютню и стал петь сальные частушки. Это бесило, вызывало желание запустить чем-нибудь тяжелым в бездаря, но ведьмак боялся попасть в руки, которые мелькали то вверху, то внизу, вытанцовывая под задорную мелодию лютни.

— Хватит скрипеть зубами, сотрешь.

— Бойцы не пишут песен.

Чародейка посмотрела на своего друга и обхватила его лицо ладонями, заставляя посмотреть в свои чарующие глаза. На миг запахи с ее запястья заставили Геральта прикрыть веки и сосредоточиться на мельчайших подробностях этого аромата. И только после ведьмак снова посмотрел на Йеннифер.

— Что же он тебя так злит?

— Будто сама не видишь, он… ужасен.

Женщина пожала плечами, отпуская лицо ведьмака и откидываясь на спинку своего стула, молча переводя взгляд на юношу, который теперь пел частушку от имени принцессы. Йеннифер только порадовалась, что Геральт не вслушивался в текст барда, предпочитая пить и громко рычать себе под нос, заглушая любые звуки извне. Если бы он услышал и понял, что, а точнее кого расхваливает пошлая частушка, то Лютик бы уже не стоял на своих двоих и, возможно, даже не являлся бы носителем головы.

Наблюдать за этими двумя и их поведением в отдельности было одновременно невыносимо и так увлекательно, что невозможно было отказать себе в удовольствии. Геральт посмотрел на Лютика, когда тот расписывал большой и крепкий меч в песне, и покачал головой, снова утыкаясь в бокал, а бард только подмигнул ему игриво и продолжал свои песни ровно столько, насколько хватило его сил.

Когда Лютик вернулся к своим спутникам, то шипел от боли в руках, а его бинты под плотной тканью рубахи пропитались кровью. Йеннифер вздохнула и увела мальчишку менять перевязки, а ведьмак напился так, что посреди ночи паре бравых ребят пришлось отнести его в снятую комнату. Геральт заебался.

Утро выдалось на удивление прекрасным: за окном комнаты было солнечно, а в деревьях весело пели птицы; в постели Геральта не было надоедливых людей, а на столе стоял стакан воды, неизвестно откуда там появившийся. Но все не могло быть совсем уж хорошо: за завтраком Лютик продолжал музицировать, перебирая аккорды и стараясь подобрать нужный ритм для новой песни. Настроение ведьмака стремительно исчезало. Чародейка безучастно ела, не собираясь вступать в дискуссии, мальчишка был слишком увлечен, но это уже было не так уж плохо для их разношерстной компании.

Они уехали дальше сразу после завтрака, направляясь на запад, чтобы Йеннифер могла встретиться с кем-то, прежде чем отправиться с Лютиком домой. Почему Геральт не оставил их вдвоем? Этим вопросом ведьмак и сам задавался, а потом вспоминал натуру своей старой знакомой и понимал, что она скорее сподобится прикончить Лютика, чем сдержит данное слово. Он предпочитал проконтролировать, что они оба войдут в портал на своих двоих.

Бард не прекращал сыпать протестами по поводу такого решения ведьмака, но его возмущение с каждым днем в дороге становилось все менее яростным: не то боль изматывала его гораздо сильнее, чем он показывал, не то исцеление рук понемногу становилось его основной целью. Что бы там ни было, Геральт был этому благодарен.

Однако, несмотря на долгую дорогу и усталость, юноша хватался за лютню, которую успел подновить, каждый вечер и при любой возможности устраивал концерты во всех тавернах и постоялых дворах, где им приходилось останавливаться. На третью ночь для разнообразия Геральт решил прислушаться к очередной песне мальчишки, но очень быстро понял, что сделал это зря. Влюбленную хвалебную балладу собственному телу от лица загадочной принцессы, но в неизменном исполнении Лютика прервало утробное рычание Геральта, который резко поднялся из-за стола, роняя на пол недопитый бокал.

— Заканчивай, идиот… Пока я тебе руки из плеч не вырвал.

Бард скомканно извинился, прерываясь на середине слова, и сглотнул, поднимая взгляд на разъяренного ведьмака. Он опасливо подошел к столу, за которым, едва сдерживая истерический смех, сидела Йеннифер; он даже пытался что-то бормотать в свое оправдание, а ведьмак прервал его очередным рыком.

— Завали и ешь.

Лютик пытался еще что-то возразить, но тяжелый взгляд Геральта буквально пригвоздил его к скамье.

— Брось это баловство, музыка тебе по жизни не поможет.

Геральт проговорил устало, надеясь, что хоть на этот раз испуганный Лютик его услышит. Наконец-то. Но судьба не была на его стороне. Хотя скорее бы ведьмак удивился своей удаче, если бы мальчишка не разразился очередными возражениями.

— Тебе, наверное, музыка и не поможет. А мне помогает: я бы рехнулся совсем, если бы не музицировал. Я в ней спасение свое нахожу, только ты,чурбан неотесанный, этого не понимаешь! Мне больно каждый день, но я беру лютню в руки и несу добро в люди, это меня лечит, а ты только и знаешь, что ворчать, рычать и смотреть на меня волком. Даже если я обучусь бою, даже если буду так хорош, что смогу тебя победить, я не оставлю музыку!

То, как Лютик заговорил, и то, что пытался донести, заставило и самого Геральта задуматься; виду он не подавал, но и в спор решил не вступать после такого. Ведьмак усмехнулся предположению о том, что когда-то Лютик сможет его победить, но никак не ответил на него, решив, что, по крайней мере на сегодня, этот разговор закрыт.

Йеннифер снова увела Лютика в комнату, которую они сняли для ночлега, где перевязала его руки вновь, но вот после она вошла в смежную спальню к Геральту.

— Ты же знаешь, что он своими песенками сам себе комнату оплачивает?

— Не повод.

— Не мое дело. Я просто… Неважно, Геральт, вам с этим разбираться вдвоем, но уже без меня. Завтра в обед мы с тобой распрощаемся.

— Сколько времени ему нужно, чтобы исцелиться?

— А ты что, решил за ним вернуться, когда он придет в форму?

— Не знаю.

— А ты узнай, у тебя будет год-полтора, Геральт. После буду рада видеть тебя в гостях.

Ведьмак хмыкнул, стягивая с себя рубаху и укладываясь на постель; он был не намерен дальше продолжать беседу. Информация о том, что исцеление займет так много времени, что-то задела внутри него, появилось ощущение беспокойства и тревоги, которая давно была чужда Геральту.

— Когда я навещу тебя, он будет еще жив?

— Сделаю для этого все возможное, Геральт. Он не единорог, чтобы я мечтала его на органы разобрать.

Ведьмак усмехнулся, снова хмыкнув, а чародейка устроилась рядом с ним, пробегаясь ноготками по его груди и придвигаясь к нему ближе.

— На прощание?

Отказываться ведьмак не стал: присутствие Йеннифер лишало его потребности в продажных женщинах, что положительно сказывалось на мешочке с деньгами, а это не могло не радовать.

Утром они позавтракали втроем, а ближе к обеду Геральт проводил непривычно молчаливого барда и чародейку в открывшийся портал. Лютик посмотрел в глаза ведьмака с надеждой, прежде чем войти в него, а Геральт так и не нашелся, что сказать, поэтому просто кивнул, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы мальчишка понял невысказанное.

— А он всегда был таким дружелюбным?

Спросил Лютик, едва они вывалились из портала неподалеку от шикарного поместья, к которому Йеннифер и направилась. Почему-то бард был абсолютно не удивлен тому, что именно в таком ведьма и жила: Йеннифер создавала впечатление женщины, которая знала, чего хочет, и была уверена в том, как это получить.

— Сколько я его знаю.

Чародейка ответила с усмешкой и впустила Лютика в дом, где ему предстояло провести следующий год, как минимум.

Мальчишка занял ближайшую к летней площадке поместья небольшую спальню, и если у Йеннифер и возникли вопросы к такому выбору, то спустя неделю, увидев Лютика на рассвете с кинжалом и без рубахи, неуклюже размахивающего ножом из-за боли в руках, вопросы пропали полностью. Чародейка никак не комментировала ни каждодневные тренировки Юлиана, ни еженедельные походы в таверну ближайшего села с лютней.

Говорили они мало, в основном за завтраком или ужином, но даже этих бесед хватало, чтобы узнавать друг друга и считаться… друзьями. Это слово становилось поперек горла ведьмы каждый раз, когда она о нем думала, как минимум потому, что это значило определенную степень привязанности, которой Йеннифер не хотела. Которой избегала. «Долбаный Геральт», — именно ведьмака чародейка обвиняла в сложившейся ситуации: если бы он не стребовал свою услугу, то в ее доме не жил бы сейчас ее новый… друг.

Юлиан оставался собой в течение дня, он шутил и бросал игривые взгляды, затягивал сальные песни, развалившись в одной из гостиных, а в таверне травил байки и пел баллады разного толка, развлекая публику. Йеннифер же была рада, что ведьмак не отправился с ними: половина стихов были посвящены Геральту, осознавал это Лютик или нет, то там, то тут просматривались знакомые черты и вхарактерные повадки ведьмака.

Спустя несколько месяцев лечения, когда мясо обросло тонкой, полупрозрачной розовой кожей, Йеннифер разрешила Юлиану снять повязки. В тот же вечер, взяв в руки свой удлиненный загнутый кинжал из коллекции подарков, чародейка вызвала барда на дуэль.

Благо, что поединок был дружеским, так как руки Юлиана пока что были не способны выдерживать достаточное напряжение, чтобы отражать атаки противницы. Но это не останавливало упертого мальчишку от ежедневных тренировок. Утром он занимался один, а по вечерам, если у чародейки было настроение, они устраивали дуэли.

По прошествии полугода Йенниер пришлось отлучиться, благо Лютик уже выучил, что делать со своими руками, и с закрытыми глазами мог выбрать необходимые мази для поддержания исцеляющего эффекта. Несмотря на увещевания о том, что бард может постоять за себя и защитить поместье, чародейка не удержалась и наложила различного рода барьеры.

В разлуке к ним обоим пришло пугающее осознание: они успели так привыкнуть друг к другу, что начинали скучать, причем не за месяцы или недели, а буквально в первые пару дней. Обсуждать это было неловко, они будто признавались друг другу в страшных грехах, однако высказавшись, договорились хранить этот разговор втайне ото всех: слишком личным и интимным он оказался.

С тех пор Йеннифер старалась надолго не покидать Юлиана, понимая, что придет день, и они разлучатся надолго, а каждая следующая встреча будет непредсказуемой и вряд ли всегда настолько же приятной, как непринужденное общение, что всегда ожидало ее дома.

— Как думаешь, он вернется за мной?

Юлиан сидел у камина и накручивал на палец отросшую седую прядь, смотря на языки пламени уже без страха, а Йеннифер вздохнула и ответила со своей обычной прямолинейностью.

— Я не знаю. Может, и нет.

— Почему?

— Это тебе придется у него спрашивать, слишком много теорий я могу построить, но они все могут оказаться неверными.

Бард кивнул и отпустил свою многострадальную прядь, снова обхватывая лютню, которую отказывался менять на новую, и запел. Единственное, о чем Юлиан никогда не заговаривал, так это о той струне, что тянула его в направлении Геральта; он не знал, зачем, не мог даже представить, как можно объяснить это муторное ощущение, которое стало уже привычным за последний год. Лютик задавался вопросом: а чувствует ли ведьмак это натяжение, или то была банальная тоска по Геральту, рядом с которым, несмотря на сложный характер, было комфортно и безопасно?

В ту ночь Геральт впервые приснился Юлиану. И сон этот музыкант не рассказал бы и под пытками. Хотя если бы он озвучил происходящее во сне в лицо ведьмаку, то тот бы и не стал пытать барда, сразу бы казнил.

Геральт определенно чувствовал абсолютно отвратительную пустоту и эту стрелку компаса, указывающую в сторону дома чародейки. Ему казалось, что он даже спит чаще всего головой по направлению к своему дитя-неожиданности. Это раздражало и изводило, ведь раньше, когда он покидал барда, так хреново ему не было. А здесь, целый год охот и путешествий, монстров и постоялых дворов, продажных женщин и стычек с людьми, где-то на фоне всегда было ощущение утраты.

И если к тишине Геральт привык снова достаточно быстро, то к тоске не приноровился за прошедшее время. Это выбивало из колеи и делало и без того несладкий нрав ведьмака почти невыносимым. Из-за чего и случались ссоры и драки в постоялых дворах чуть ли не каждый раз, и мужчина старался не появляться в людных местах чаще, чем того требовали заказы и истощившийся кошель.

Его надолго отвлекла от лишних мыслей длительная охота на окончательно выжившего из ума вампира: ведьмаку приходилось выслеживать хищника в течение нескольких месяцев, а борьба с ним, когда они все-таки встретились, уложила Геральта в постель еще на несколько недель. Удача была в том, что его, израненного и обессилевшего, подобрал проезжающий мимо фермер. Именно его семья озаботилась тем, чтобы вернуть в ведьмака жизнь. Геральт, конечно, был им безмерно благодарен, но вместе с силами к нему вернулось уже знакомое горькое ощущение одиночества.

Ведьмак почти поддался уговорам семьи, что его выходила, остаться с ними на подольше, но он знал, что ему не место ни здесь, ни где-либо еще рядом с нормальными людьми, поэтому, едва ему стало хватать сил держаться в седле, он отправился в путь дальше, стараясь не направлять Плотву в известном направлении слишком часто.

Юлиан же в это время пытался смириться с тем, что Геральт являлся ему во сне гораздо менее одетый, чем того хотелось сознанию барда. Будь его воля, он бы отказался от всех сновидений, ведь эти не просто выводили из себя, они были неправильными, ужасными, сбивающими с толку. Бард мог бы грешить на то, что ему не хватало женского внимания, но это было бы ложью: он виделся с несколькими деревенскими девушками по паре раз в неделю и получал ровно столько, сколько было необходимо его юному организму.

Руки крепли, а черновиков и новых баллад становилось все больше; это неизменно радовало, но близость возможной встречи с тем, кто настойчиво приходил во снах, пугала. Бард знал свой нрав и понимал, что может проболтаться ведьмаку о своем постыдном секрете, если тот снова бросит на него свой грозный взгляд. Под этим взглядом было невозможно молчать, хотелось съежиться и перестать существовать, а так как этого Лютик сделать не мог, он каждый раз пытался смягчить Геральта своей болтовней. Хотя прекрасно знал, что лишние разговоры еще больше распаляли ведьмака.

Даже по этим неприятным моментам Юлиан умудрялся скучать: то недолгое время, что он провел с Геральтом, он считал самым счастливым и интересным. Путешествия и монстры, разные города и люди, он никогда и не мечтал о такой жизни, когда был совсем мал. А теперь это могло стать явью, и все благодаря опрометчивым словам ведьмака и, если проще, его существованию.

— Ты не весел, Юлиан.

Йеннифер вышла к нему во двор, усаживаясь рядом на траву и смотря в сторону озера, окруженного лесом. Бард вздохнул и сдался: ему было необходимо снять хотя бы один камень с души. И он выбрал тот, что компрометировал его меньше.

— Эта струна внутри…

— Какая?

Чародейка опешила, подаваясь ближе и намереваясь осмотреть своего гостя на предмет инородных частей в теле, на что Юлиан рассмеялся и объяснил ей как умел про связь с Геральтом. Йенниер же только хмыкнула и пожала плечами, признавая, что никогда не ощущала ничего подобного и недостаточно интересовалась вопросом о судьбоносных контактах.

— Может, ты просто скучаешь?

— Может, и так. В любом случае, мне это не нравится. Ведь он может никогда не вернуться. Я же не смогу оставаться у тебя всегда, а, значит, мне придется отправиться в путь одному, что далеко не так весело, как с тобой или с Геральтом.

— Ну да, с Геральтом же так весело…

Чародейка осмотрела собеседника скептично и покачала головой, скрывая широкую улыбку за привычной ухмылкой.

— Ты знаешь, о чем я.

Йеннифер нехотя кивнула, признавая, что с ведьмаком и правда может быть весело, но больше не произнося ни слова. Сомнение в том, что Геральт вернется, было в них обоих, но они старались не заговаривать о грустном слишком часто, чтобы не портить общую атмосферу их сосуществования.

Им было неплохо вдвоем, но Юлиан знал, что его место не здесь, не рядом с Йеннифер, а чародейка знала, что все бы отдала за такую связь с кем-то.

========== Глава 5 ==========

Лютик сидел в небольшой таверне, совершенно не помня, как оказался здесь, несмотря на то, что очевидно был трезв: мир не двоился, а томной расслабленности в организме не наблюдалось. Вокруг сновали какие-то ничем не примечательные люди, которые старательно игнорировали обращения барда, пытавшегося узнать, хотя бы в каком городе он оказался. Ему почудилось, что за спиной он услышал знакомый тяжелый вздох на грани рычания, но, когда Лютик оглянулся, там никого не оказалось. А вот когда он повернул голову обратно, напротив уже сидела юная леди в плаще глубокого синего цвета.

— Здравствуй, Юлиан.

Голос ее был хорошо различим, в нем не было ничего, что могло бы испугать, но тем не менее по телу барда прошла волнительная дрожь.

— Ты спишь.

— И ты решила поговорить со мной, пока я сплю?

— Он был прав, с тобой коротко не получится.

Девочка улыбнулась лукаво, неуловимо знакомо, а бард нахмурился, почему-то понимая, кто такой этот «он».

— Ты с ним поговорила уже, так смысл говорить со мной?

— Когда-нибудь я или Йеннифер, а может, и он, — на последнем слове собеседница сделала особенное ударение, которое Юлиану совсем не нравилось. Создавалось впечатление, что она знает гораздо больше, чем самому барду хотелось бы знать. — В общем, кто-то объяснит тебе, как череда событий и судьбоносных связей случается и продолжает друг друга. Но сейчас у нас слишком мало времени. Через полгода будет свадьба в Цинтре, в замке королевы. И вы все втроем должны быть там. Вам нужно сделать все, чтобы право неожиданности вступило в силу, и защитить молодоженов. Ты понял меня, Юлиан?

Бард нахмурился: ему совсем не нравилось, что им пытается помыкать ребенок, а девочка протянула ему руку и улыбнулась снова.

— Я знаю, что тебе не нравится, но думай об этом так: сама судьба заставляет вас с Геральтом снова объединиться.

Лютик кивнул, пожимая хрупкую девичью ручку, а через мгновение он уже был в своей постели в доме Йеннифер. Сперва он думал, что ему захочется уговорить чародейку проверить себя на предмет каких-то проклятий или ворожбы, но что-то внутри подсказывало, что видение было настоящим и только его. Точнее, разделенным на двоих. И, хоть до встречи с ведьмаком оставалось еще как минимум полгода, все естество Лютика цепенело от смеси предвкушения и страха.

— Ты сегодня крайне молчалив, — заговорила Йеннифер за обедом, когда Лютик не обронил и слова, коротко отвечая на все вопросы, а бард закусил губу и нехотя кивнул. — На то есть причины?

— Мне было видение.

— Да уж, так ты еще не напивался.

Чародейка пыталась подшутить над Юлианом, лукаво ему улыбаясь, убеждая барда в том, что видение явно имело что-то общее с Йеннифер.

— Я лег спать трезвым, дорогая, а вот видение мне рассказало, когда мы с Геральтом вновь встретимся. Точнее, когда и где мы обязаны быть, причем вместе с тобой.

— М-м-м, очень любопытно, а если я не явлюсь?

— Ты мне скажи, что бывает, если идти против судьбы; видение намекнуло, что ты об этом что-то знаешь.

— Однозначно — ничего хорошего, Юлиан. Но у нас с тобой еще есть время?

— Полгода, так что мы можем никуда не спешить. Разве что, если ты не против, я бы хотел увеличить время наших дуэлей и, возможно, приглашать иногда мечника из деревни.

— Боишься?

Йеннифер не уточнила источника страха, но они оба знали, что она имела в виду, а Лютику нечего было скрывать от чародейки, с которой он провел уже полтора года: она знала о нем почти все.

— Да, — он ответил честно, отпивая из бокала белого вина и вздыхая. — Тем более мне придется оставить твое теплое гнездышко.

Они оба улыбались этим словам, хотя понимали, что отвыкнуть друг от друга будет действительно тяжело. Но, как сказала Йеннифер, идти против судьбы было опасно, да и сам Юлиан был готов признаться, что противиться ей не хотелось. Слишком грела его мысль о возможной встрече, слишком натянутой и ощутимой становилась нить, тянущаяся к ведьмаку.

Весточка от Геральта пришла через несколько недель после видения; она была ожидаемо короткой, но явилась доказательством того, что бард не помешался и не лишился рассудка. В записке Геральт обозначил время и место встречи, ничего больше, но Лютик вложил ее в карман своего кафтана и носил с собой, не пытаясь объяснить или оправдать этот поступок даже в своих глазах.

Геральт же после явления к нему Цири жалел только об одном: до Цинтры добираться было несколько недель, а вот ожидание сроком в полгода могло стать угрозой, потому что слишком много монстров в последнее время решило вылезти из чащ. Такое буйство существ вокруг деревень ведьмак не наблюдал уже давно. Не ему было жаловаться, ведь теперь его кошель был почти всегда полон, но и выделить себе день отдыха стало чем-то сказочным.

Нельзя было сказать, что он окончательно выбился из сил, но, оказавшись в знакомой уже таверне, без малейшего намека на опасность или новый заказ, Геральт выдохнул спокойно. Он успел принять ванну и отужинать, уже намереваясь отправиться за продажной любовью, когда напротив него уселся мужчина. Тот выглядел хорошо, а его одежда свидетельствовала о достатке, как и две охранницы в тяжелых доспехах, стоящие по обе стороны от него. Ведьмак положил руку на меч, готовый защищаться в любой момент.

— Этого не стоит, ведьмак, мы пришли к тебе без злых намерений.

Мужчина поднял обе руки над столом примирительно, раскрытыми ладонями вверх; он смотрел с какой-то улыбкой и непривычным теплом на ведьмака. Геральт не видел такого сочетания в глазах людей достаточно давно, поэтому решил выслушать собеседника.

— Мое имя Борх, и у меня к вам интересное предложение. Меня и моих спутниц ждет небольшое путешествие, и мы были бы рады, если бы вы сопроводили нас.

— Вам и без меня не нужна защита.

— Мне — нет, а вот… Учитывая наших соперников, она может нам понадобиться.

— То есть, не просто прогулка?

Ведьмак ненавидел, когда его пытались водить за нос, и был готов послать этого Борха куда подальше, но он отвлекся, заметив в дверях Йеннифер. Они виделись около года назад, но только мельком, им не удалось переброситься и парой взглядов.

— Не просто. Мы принимаем участие в охоте на дракона, который терроризирует королевство. Победителей ожидает большая награда, и мы готовы разделить ее с вами.

— С чего вы взяли, что меня это заинтересует?

— Потому что я сказала, Геральт.

По взгляду Йеннифер было понятно, что она знает гораздо больше, чем говорит, а все сказанное про эту охоту вызывало в ведьмаке сомнение. Доверял ли он чародейке? Определенно нет! Оставил бы он ее одну идти на охоту на дракона? Нет. Как минимум, потому что знал, что она — необходимая часть пророчества, которое должно было сбыться, чтобы у Геральта появился хотя бы шанс избавиться от этого бестолкового и раздражающего компаса внутри, который указывал всегда только одно направление.

— Должен ли я знать что-то еще, помимо самого факта охоты?

— Думаю, что ваша подруга лучше все объяснит.

Чародейка пропустила колоритную компанию, усаживаясь напротив своего старого знакомого. Она молчала, рассматривая Геральта достаточно долго, чтобы он заговорил первым.

— Итак?

— Нужно сделать все, чтобы помочь Борху. Я знаю, что дело нечисто, но так и не поняла, в чем. Он прислал мне с приглашением сюда такой магический набор в подарок, что я просто не могла отказать. Но и понять, что конкретно нужно, кроме убийства монстра, мне не удалось.

— Драконы не ведут себя так, как попытался описать Борх.

— Знаю, Геральт, знаю. Но нам предстоит выяснить все самим.

— Мне это все не нравится.

Геральт допил горчащее на языке пойло и стукнул бокалом по столу, смотря на чародейку в ответ. Они молчали, каждый думая о чем-то своем, а Йеннифер глядела в глаза ведьмака непозволительно долго.

— Ты тоже чувствуешь этот зов?

— Какой зов?

— Кажется, Юлиан называет это струной… Я про ваше притяжение друг к другу.

— Нет никакого притяжения, — Геральт проговорил это немного громче, чем того хотелось бы ему самому, но, кажется, чародейка не обратила на это никакого внимания. — Но я чувствую направление, в котором мне нужно двигаться, чтобы прийти к нему, если ты об этом.

— Не злись, мне просто было интересно, работает ли это в обе стороны или только на того, кого оставила его судьба.

Геральт почти сорвался, едва удерживая себя от того, чтобы напомнить, что это решение было единственным верным. А Йеннифер рассмеялась, отстегивая от пояса флягу и отпивая из нее глоток. Именно по этому смеху ведьмак и понял, что она специально выводила его из себя, впрочем, как и всегда.

— Ты оставила его одного?

— Чародейкам надо иногда выходить из дома, свежий воздух полезен, Геральт.

— Я не об этом.

— Он в безопасности.

— И не это… — Геральт рыкнул, хмурясь и уже жалея о своем согласии участвовать в этой охоте. — Не боишься, что он что-то украдет, сломает?

— Нет.

Спокойствие и улыбка, которые расползлись по лицу Йеннифер, смущали чувства ведьмака еще больше: казалось, что он не видел ее такой спокойной, разве что после секса.

— Я всей душой надеюсь, что ты продолжишь быть… Как он там сказал? Чурбаном, кажется, при последней вашей встрече. И мальчику не придется путешествовать с тобой.

Геральт не собирался и дальше выслушивать это, потому он поднялся из-за стола и направился в свою комнату, но и чародейка пошла за ним, благо молча. Но это не спасало от собственных мыслей, которые она навевала. Ее образ теперь взывал к мыслям о Лютике, о его назойливой болтовне и горящих глазах; само существование Йеннифер в поле зрения Геральта заполняло его голову мыслями, которые он упорно гнал от себя прошедшие полтора года.

— Я молчу, Геральт. Давай спать, завтра долгий день.

Ведьмак лег на постель, позволяя Йеннифер раздевать себя и отвечал на ее знакомые горячие поцелуи. Естественные желания отодвигали мысли на задний план, но не заставляли насовсем исчезнуть, что раздражало и отвлекало. И если чародейка и заметила что-то, то она никак не прокомментировала происходящее.

Со следующего утра начался увлекательный поход в горы, в котором вскрывалась истинная сущность их соперников; единственными, на кого не влияла ни алчность, ни страх, ни тяжесть подъема, оказались Геральт, Йеннифер и их компаньоны. Борх рассказывал какие-то философские истории, пока им приходилось карабкаться по склонам, или травил байки у костра, а его охранницы неизменно молчали. Геральт слышал в своих ушах назойливый звонкий голос, который непременно отпускал бы комплименты двум красивым темнокожим воительницам; иногда он даже хмыкал на собственные мысли, отчего Йеннифер только выгибала бровь, но, хвала богам, молчала.

Неожиданный поворот, раскрывший сущность Борха и его цель, поджидал их в конце пути, как и знатное побоище, после которого Геральт в очередной раз проклял день, когда встретил Йеннифер. Не будь ее, он, как минимум, не оказался бы в пещере, весь перемазанный чужой кровью, как максимум, не был бы привязан к бездарному музыканту в последние полтора года.

Как оказалось, эту мысль изможденный ведьмак высказал вслух, а Борх хмыкнул, сказав, что судьба все равно взяла бы и дала свое, просто другими способами. Когда они остались одни, Йеннифер села рядом с ним на траву и положила голову на его плечо.

— Ты и правда жалеешь? — Геральт нахмурился, не собираясь отвечать. — Мне можешь не говорить. Но я точно знаю, что он — нет. У тебя есть еще пять месяцев в запасе. Разберись, иначе я в жизни не позволю ему идти с тобой.

Она защищала Лютика так, как защищала бы друга или дитя, что вызывало у Геральта массу вопросов, задавать которые он не стал, считая, что ответы на них — совершенно не его дело.

— До встречи в Цинтре, Геральт.

Йеннифер улыбнулась, чувствуя, что сказала и сделала даже больше, чем могла, поэтому имела возможность отправиться домой. Чародейка оглянулась на ведьмака, который смотрел ей вслед; она подмигнула мужчине и вошла в портал, послав ему воздушный поцелуй.

— Ну наконец-то!

Это было первое, что она услышала, когда объявилась дома. Юлиан встречал ее в дверях в одних брюках, по его груди и плечам стекали капли воды, а волосы были совершенно мокрые.

— Ты что, только из купальни вылез?

— Как в окно тебя увидел, так и вылез.

— Не мог дождаться новостей о Геральте?

Юлиан насупился, почти надуваясь, а чародейка обняла его, целуя коротко в губы и смеясь. Она взяла музыканта за запястье и повела обратно в купальни.

— Идем, это как раз то, что мне сейчас необходимо. Можешь спрашивать о нем сколько захочешь, как только я погружусь в воду по плечи.

Бард рассмеялся вместе с ней, раздеваясь и присоединяясь к ней в теплой, согревающей купальне. Он смотрел на Йеннифер и улыбался, чувствуя, как дискомфорт от одиночества в чужом доме отступает.

— Жив?

Юлиан решил ограничиться единственным фактом, который по-настоящему имел значение, а Йеннифер подняла на него удивленный взгляд: она ожидала шквала вопросов, а тут был только один. Зато такой, который говорил о Юлиане и его мыслях гораздо больше, чем могло бы сказать что-то другое.

— Жив и даже остался цел.

Бард кивнул и перевел дыхание, проводя влажной рукой по волосам, а после снова заговаривая и наконец-то засыпая чародейку самыми разными вопросами. Она прервала его, поняв, что проще будет самой рассказать все в подробностях, а чтобы проверить собственную догадку, в конце истории она добавила маленькую деталь:

— А еще избавила Геральта от продажной любви на время.

Буквально на долю секунды, на едва уловимое мгновение Юлиан поменялся в лице и слегка нахмурился, после съеживаясь и горбясь в воде, видимо, сам не замечая реакции своего тела. А женщина только покачала головой, подумав про себя, что эти двое друг друга стоят. С одной, правда, пометкой: если Геральт прекратит быть таким чурбаном.

Жизнь в доме снова вошла в привычное русло, а Йеннифер все не переставала удивляться упорству, с которым музыкант продолжал свои тренировки, несмотря на то, что, по ее мнению, он был достаточно подготовлен ко встрече с монстрами и даже самим Геральтом. Однако, памятуя о своей первой попытке поговорить с Юлианом об этом, чародейка держала свое мнение при себе.

Назначенное время неумолимо приближалось, делая Лютика нервозным и гораздо более мнительным, чем он был, а задачей Йеннифер, как его подруги (надо отметить, что об этом звании она еще ни разу не пожалела, хотя всячески делала вид), было избавлять барда от лишних мыслей и неоправданных страхов.

Они выдвинулись в путь за месяц до свадьбы, а в назначенном ведьмаком городе были за неделю до встречи. Чародейка поддалась уговорам барда, хотя считала, что он слишком поторопился. Но, едва завидев Геральта в толпе, собравшейся послушать Лютика на второй вечер его выступлений в таверне, Йеннифер поняла, что не только Юлиан торопился на встречу.

Ведьмак был, по обыкновению, мрачным, а его брови еще больше сошлись на переносице, когда он понял, кто играет на лютне и поет похабные песенки, развлекая народ. Взглядом он нашел чародейку и направился к ней, зная, что нет смысла делать вид, будто не заметил ее. Йеннифер улыбалась ему самой отвратительной из своих улыбок — понимающей, а ведьмак сделал над собой усилие, чтобы соблюсти хоть какой-то этикет и не забавлять ее своим молчанием.

— Доброго вечера, Йеннифер.

— И тебе, Геральт, рада видеть тебя. Как видишь, Лютику не терпелось дать пару концертов, прежде чем вы с ним встретитесь, так что мы здесь.

Мужчина вздохнул, невольно переводя взгляд на резвящегося на сцене балагура; он прикрыл глаза, стараясь справиться с раздражением, которое успешно скрывало облегчение от того, что надоедливое чувство отпустило. Компас внутри теперь не метался из стороны в сторону, а замер, прекратив тянуть Геральта в направлении Лютика.

Музыкант продолжал петь, выплясывая на сцене и флиртуя с девицами, что танцевали под его очередную балладу; он запнулся только однажды, когда нашел глазами Йеннифер и увидел, кто сидит напротив нее. Однако он взял себя в руки и продолжил играть даже чуть дольше, чем задумывал, просто потому, что слишком волновался перед встречей. Он не был готов. Но публика начала остывать, а девицы уже устали танцевать под лютню, поэтому бард собрал все монеты, что ему оставили, и направился к столу, за которым буквально сидела его судьба.

— Привет, Геральт, рад тебя видеть живым.

Ведьмак посмотрел в глаза Лютику, который все не решался сесть напротив; его хватило только на то, чтобы хмыкнуть в ответ и продолжить есть, а бард плюхнулся на скамью и положил лютню рядом с собой.

— Он тебе тоже рад, просто с тем, сколько слов он экономит, его язык, кажется, совсем отсох.

— Йеннифер…

Геральт зарычал предупреждающе, а Лютик положил руку на кисть чародейки, останавливая ее от того, что она намеревалась еще сказать. Этот жест был почти интимным, а то, что это сработало, удивляло, нет, даже поражало ведьмака до глубины души. На его веку еще никому не удавалось заставить Йеннифер замолчать, если она сама того не хочет.

— Все хорошо, мы же не ждали, что он станет болтать больше обычного.

— А мог бы.

Женщина пожала плечами и встала из-за стола:

— Я, пожалуй, вас оставлю, пойду спать, увидимся утром.

Ведьмак был готов сам уговаривать ее остаться, Лютик, судя по его молящему взгляду, направленному на нее, тоже. Но чародейка была непреклонна. Почему-то то, что Лютик так отчаянно не хотел оставаться с ним наедине, зацепило Геральта, и он сказал единственное, что считал правильным.

— Ты можешь тоже идти, я не нуждаюсь в компании.

— Ты, может, и нет, а я еще не ужинал и от компании не откажусь.

Бард посмотрел на ведьмака и усмехнулся, принимая тарелку из рук принесшей ужин девочки; он молчал, раздражая этим еще сильнее, чем своей болтовней, а Геральт хмурился все больше и больше. Пока он не понял, что рукава кафтана Лютика закатаны, а под обгоревшей светлой и неровной кожей теперь появились мускулы, которые красиво перекатывались, когда бард постукивал пальцами по столу.

— Зажили-зажили, Йеннифер постаралась.

Лютик воспринял такое внимание к своим рукам по-своему, а Геральт только хмыкнул, отводя взгляд и снова вперившись им в лицо Лютика. Тот дожевывал ужин и смотрел в ответ, почти улыбаясь с набитым ртом, что выглядело крайне нелепо, но вызвало в Геральте ответную ухмылку.

— Неужели грозный ведьмак мне и правда рад?

— Не обольщайся.

Геральт ничего не мог сделать со своим выражением лица: он и так сдерживался, чтобы не улыбнуться, и легкая ухмылка была меньшим из всех зол. Но и ее было достаточно, чтобы бард разулыбался в ответ, когда запил ужин вином.

— Не обольщаюсь. Но есть предложение, раз уж ты здесь, утром устроить дуэль. Я — потренируюсь, ты — посмотришь, чему я успел научиться за два года.

Ведьмак одобрительно хмыкнул и ответил на скорое прощание Лютика, пожелав ему доброй ночи и провожая его долгим взглядом, совершенно не понимая, что вообще сегодня произошло.

Геральт проснулся из-за прикосновения к своей щеке и почти ударил того, кто мог решиться на такое, когда открыл глаза. Он едва успел остановить кулак, в целях самообороны направленный на Йеннифер, которая пришла его будить.

— Идем, позавтракаем вместе. Юлиан сказал, что вы условились на дуэль сегодня, так что я не хотела бы пропустить.

Ведьмак тяжело вздохнул, но последовал за чародейкой к столу, за которым уже сидел беспокойный музицирующий Лютик. Эта картина отпечаталась в сознании Геральта так прочно, что ему сперва показалось, что и не было этих двух лет, но он смог быстро вернуться в реальность.

— Доброго утра.

Лютик проговорил, так и не отрывая взгляда от своей тетради с черновиками, а ведьмак решил промолчать о маловероятности того факта, что мальчишка напротив, учитывая его увлечение музыкой и заметно разбухшую тетрадь с заметками, мог стать достойным противником в бою. Йеннифер видела этот оценивающий взгляд, поэтому привлекла к себе внимание мужчин, предложив тост за воссоединение.

Доев и допив все, чем потчевал хозяин таверны, компания вышла из здания и направилась в сторону небольшой полянки совсем неподалеку от въезда в город. Лютик достал из ножен два кинжала, чем немало удивил ведьмака, ведь неумение пользоваться сразу двумя делало оба совершенно бесполезными. Однако он был здесь не чтобы говорить, а чтобы проверить силы барда.

— Нападай.

Геральт сказал это и понял, что зря расслабился, становясь напротив Лютика и давая такую команду. Мальчишка двигался быстро и ловко маневрировал, его атака была стремительной и мощной настолько, что ведьмаку пришлось сосредоточиться только на бое.

— Выражение удивления на его лице и правда бесподобно, Йеннифер, ты права!

Лютик даже во время боя оставался собой и отпускал шуточки, иногда подначивая Геральта и то уходя в глухую оборону, выдерживая удары далеко не самого легкого меча, то врываясь в стремительное, быстрое и расчетливое наступление. Они звенели клинками, не сбиваясь с ритма ни на секунду и сосредотачиваясь только друг на друге, смотря друг другу в глаза и наконец-то общаясь без слов.

Геральт понимал, что Лютик действительно стал достойным соперником: в его движениях не было неуверенности, а во взгляде страха, что невольно вызывало уважение; его тело было хорошо натренированным и сильным — ведьмак знал, что такого результата можно было достичь, посвящая всего себя только поставленной цели.

Лютик же понял гораздо более важную и пугающую вещь: он терял себя, когда смотрел в желтые глаза Геральта, переставал существовать, оставаясь лишь физической оболочкой, которая действовала инстинктивно. В голове Лютика всплывали образы из виденных им снов, а объект его, как оказалось, истинных желаний был на расстоянии вытянутого меча.

Их размышления прервала Йеннифер, внезапно заговорив, разрушая магию момента и резко вырывая их из мыслей, из-за чего оба казались немного удивленными и растерянными.

— Думаю, что вам уже хватит. Предлагаю выпить вина и пройтись по ярмарке, пока у нас еще есть такая возможность. Вы же оба не знаете, что нас ждет на той свадьбе, правда?

Они синхронно отрицательно покачали головами, а чародейка поднялась с насиженного за час дуэли места и направилась в сторону города, зная, что спутники последуют за ней. Лютик притих, все еще пытаясь переварить собственные догадки, а Геральт старался сформулировать похвалу, чтобы не звучать слишком удивленным или восхищенным, но и не оскорбить Лютика своим очередным неверием.

— Ты… Это было хорошо. Я не думал, что такое возможно, но ты хорош.

— Я знаю, что ты сомневался во мне, Геральт, но, несмотря на твои сомнения, я справился с поставленной задачей.

Судя по реакции Лютика, было понятно, что ведьмак снова был не слишком корректен, но и исправить этого мужчина уже не мог. Зато мог заплатить за их вино и закуски в таверне, когда они вернулись в город.

========== Глава 6 ==========

Первую неделю в таверне ведьмак и бард не перекинулись и парой фраз после дуэльного разговора. Геральт никогда не был мастером слова, а Лютик, казалось, и вовсе избегал возможностей остаться с мужчиной наедине. Мальчишка краснел и только кивал за общим столом во время обедов, прекращая даже напевать свои песни; он давал концерты каждый вечер и спал до полудня, иногда не в снятых комнатах, но ни Йеннифер, ни Геральт не осуждали такого поведения. Пускай ведьмак и не упрекал Лютика, но что-то внутри сворачивалось от волнения каждый раз, когда Юлиан молчал на него.

— Да что с ним?

На восьмую ночь совместного проживания в постоялом дворе ведьмак вошел в комнату Йеннифер и Лютика, когда того не было. Чародейка расчесывала свои волосы и подняла удивленный взгляд на Геральта, выгибая бровь.

— Конкретней.

— Он молчит.

— Я думала, что ты только об этом и мечтаешь.

— Да, но он никогда не молчит.

— Как видишь, умеет.

— Он обижен на меня?

— Ты оправдал его худший страх, ведьмак, вот тебе иногда лучше молчать, у тебя это получается явно лучше, чем похвала для Юлиана.

— Йеннифер, — Геральт и сам знал, что она права, но не смог сдержать своего разозленного рыка. — Мне нужно что-то ему сказать?

— Нужно.

— Что?

— Правду. Человеческим языком и без снисхождения. Он продержался в дуэли против ведьмака час, если не больше, а ты похвалил его хуже, чем хвалишь свою лошадь.

— Потому что Плотва никогда не подводила.

— И он никогда не подводил. Меня. А если ты сделаешь все правильно, то не подведет и тебя.

Ведьмак хмыкнул, вздыхая тяжело и покидая чародейку, намереваясь дождаться барда, чтобы поговорить. Геральт сидел на скамье и выпивал до самого рассвета, чувствуя, как его тело наполняется хмелем и расслабляется все больше с каждым часом, приближающим рассвет. На горизонте заметно светлело, когда в дверях появился всклокоченный и явно нетрезвый Лютик; он осмотрел таверну, видимо, стараясь убедиться, что вошел в правильную дверь, а после остановился взглядом на Геральте.

— Геральт из Ривии, — Лютик прокричал имя ведьмака, остальное прошептал, вспоминая одновременно о том, что ведьмак не слишком любит внимание, и что где-то наверху спит Йеннифер, и если он разбудит ее своими воплями, то она прикончит его собственноручно. — А… не важно. Иди спать, ты сидишь так же ровно, как я стою.

— Идем.

Ведьмак встал, хватая Лютика за рукав и утаскивая его в свою комнату: в таверну скоро могло набиться достаточно народу, а делать их разговор достоянием общественности не хотелось. Геральт отчетливо слышал, что сердцебиение мальчишки ускорилось, но он списал это на опьянение и ступеньки, по которым достаточно быстро затащил несопротивляющегося барда наверх. Его снова пришлось дернуть, когда Лютик пытался пойти в их с Йеннифер комнату. Едва они оказались в ней вдвоем, бард нахмурился и сглотнул, не смотря на Геральта и продолжая неловко покачиваться, даже облокачиваясь на стену.

Геральт отпустил его рукав и сел на кровати, глядя на барда и стараясь вспомнить, что конкретно хотел ему сказать. Единственно правильным сейчас казалось одно слово:

— Прости.

Лютик резко вскинул голову, только благодаря своей удачливости не прикладываясь затылком о деревянную балку; он смотрел в глаза Геральта впервые со дня их встречи.

— Что ты сказал?

— Прости.

Повторять Геральт любил так же сильно, как извиняться, но он знал, что обязан сделать над собой усилие. Только вот Лютик не собирался облегчать ему задачу: сказывалось близкое общение с Йеннифер.

— За что?

— Я не должен был в тебе сомневаться.

Бард замер, переваривая сказанное заплетающимся языком Геральта, а после рассмеялся, уже не заботясь о громкости своего истеричного хохота. Ведьмак выжидал, благодаря количество алкоголя в своей крови за то, что не мог сейчас по-настоящему разозлиться. Он смотрел на запрокинутую шею и то, как движется кадык Лютика, когда тот смеется. Истерика барда закончилась быстро; он снова посмотрел на Геральта и сделал глубокий вдох, стараясь проморгаться, поскольку знал, что вынужден хоть что-то ответить. Лютику пришлось себе напомнить, что лгать даже пьяному ведьмаку не стоит, а, значит, нужно было выбирать самые короткие выражения. Алкоголь сослужил ему добрую службу и в этом.

— Забей, все нормально, Геральт, но мне приятно, что ты… извинился.

Лютик икнул, содрогаясь всем телом, а после широко зевая, собираясь с силами, чтобы покинуть наконец-то комнату ведьмака и отправиться спать.

— Ты можешь остаться тут. Кровать большая, а разбудишь Йеннифер — она пустит тебя на сосиски.

— И то правда.

Мальчишка снова зевнул, отрываясь от стены и подходя к другой стороне кровати, падая лицом в подушку и обнимая ее крепко. Он выдохнул блаженно и умолк. Геральт смотрел на него удивленно, но, судя по тому, как выровнялось дыхание Лютика, тот отключился мгновенно. Он что-то ворчал сквозь сон, поворачивая голову на бок и продолжая шевелить губами безмолвно.

— Боги, даже во сне не затыкается.

Геральт не скрывал своей хмельной улыбки, укладываясь рядом и прикрывая глаза. Близость чужого человека обычно нервировала его, но сейчас благодаря их связи инстинкты молчали, и ведьмаку удалось достаточно быстро заснуть.

— А я уж думала, что не доживу до этого дня.

Их обоих разбудил голос чародейки, которая стояла в ногах кровати; она смотрела на мужчин с нескрываемой улыбкой. Лютик отреагировал первым, мгновенно отодвигаясь от теплого бока Геральта, к которому подполз и свернулся под крепкой рукой, утыкаясь носом в подмышку во сне. Ведьмак же открыл глаза лениво и зевнул, испытывая гораздо меньше эмоций по поводу позы, в которой они с бардом оказались.

— И тебе доброгоутра.

— Уже полдень, Геральт, я смилостивилась и дала вам поспать; судя по запаху, который не выветривается из вашей комнаты уже несколько минут, не зря.

— Ой, не зря, Йен, мы оба вчера еле на ногах стояли.

Лютик сидел в постели лохматый и раскрасневшийся, явно смущенный таким пробуждением. На лбу барда отпечатался шов с рубахи Геральта, а сам ведьмак пока не намеревался даже садиться.

— Если хотите до судьбоносного дня сходить на охоту вдвоем, тут появился небольшой заказ; ничего сложного, но я была бы не прочь получить глаза заявленного монстра.

Ведьмак снова прикрыл веки, остро сожалея о том, что сегодня вообще проснулся, но после он заставил себя сесть и оглянуться на Лютика.

— Что скажешь?

Мальчишка протер глаза, зевая, и кивнул, соглашаясь на предложение, не произнося ни слова.

— Вот и отлично, в моей комнате вас ждет теплая вода в лохани, а через пятнадцать минут обед.

Чародейка была почти раздражающе бодрой для них обоих, но они не решились это как-то комментировать. Геральт дотянулся до лежавшей на полу фляги, сделал пару глотков и протянул ее Лютику, который жадно вылакал остатки воды, благодарно мыча.

Утренний моцион занял у обоих немного меньшим получаса, а пообедав, Геральт почувствовал в себе достаточно сил, чтобы услышать, кто же ждет их на охоте. Он ожидал от Йеннифер кого угодно, от грифона до дракона, но был крайне удивлен, что чародейку заинтересовали глаза утопцев. Тем было лучше для барда и для самого Геральта.

— Отправимся сейчас?

— Да, но если не управимся до захода солнца, то пойдем снова завтра на рассвете.

Лютик послушно кивнул, стремительно допивая похлебку прямо из тарелки и подрываясь с места достаточно быстро, чтобы сбегать за своими ножами. Ведьмак проследил за его фигурой не спеша, так как видел взгляд Йеннифер — ему стоило выслушать ее, чтобы не выводить чародейку из себя.

— Что?

— Извинился?

— Да.

— Он простил?

— Да.

Йеннифер вдохнула снова для очередного короткого вопроса, но остановилась, сама осекая себя и закусывая губу, видимо, решив, что вопрос не стоит внимания. Ведьмак пожал плечами и встал, намереваясь забрать из комнаты и свое оружие. Женщина осталась ждать их в таверне, обещая достать к ужину вкуснейшего вина, чтобы отпраздновать их первую общую победу, а они отправились в свой недалекий путь.

— Я читал про утопцев, но хотел бы иметь больше книг для изучения.

Лютик рассказывал что-то и до этого, но Геральт успешно прослушал все сказанное, углубившись в собственные мысли.

— О них достаточно знать того, что ты уже прочел, я уверен.

Бард бросил на Геральта странный взгляд, но после кивнул и замолчал.

Как и ожидалось, справиться с утопцами было не самой сложной задачей, зато ведьмаку удалось увидеть резкие, выверенные движения барда со стороны, а не направленными на себя. Зрелище было захватывающим, стоило признать, как изысканный боевой танец. Произносить этого ведьмак не собирался, но ему казалось, что Лютик научился читать мысли у Йеннифер: бард широко разулыбался, поймав взгляд ведьмака, и подмигнул ему.

Они вырезали уцелевшие глаза из тел монстров и направились обратно в таверну, где вручили их восторженной Йеннифер, а сами устроились за столом с бокалами сладкого красного вина.

— За нашу победу!

Лютик произнес это, а Геральт закрепил утвердительным «м-м», но музыкант достаточно был знаком с ведьмаком, чтобы понимать его.

Еще несколько дней они провели в покое, по вечерам слушая баллады Лютика и тренируясь, читая и высыпаясь на будущее в другое время. Бард прекратил свои исчезновения на ночь, но не потому, как все думали. Причиной было то, что он не хотел казаться подозрительным или слишком обидчивым: Йеннифер бы раскусила его слишком быстро, а причин избегать компании Геральта не было. Кроме правдивой, которую Лютик почти поклялся себе унести в могилу. Одного взгляда на Геральта хватало, чтобы вспоминать свои сны, а когда ведьмак смотрел в лицо Лютику своими желтыми кошачьими глазами, то барду приходилось собирать всю свою волю в кулак, чтобы не отводить взгляд.

За несколько дней до торжества в таверне появился посыльный, доставивший приглашение на свадьбу для самого Лютика, о котором были наслышаны даже в замке Цинтры. Бард хвастался этим за столом, что он будет играть на своей лютне посреди знатного люда на свадьбе единственной дочери-наследницы.

— Так пригласили меня, а не вас… Со мной такое впервые, я же просто бард, музыка и женщины — мое, а вот приглашения от королей — этого я точно не ожидал.

— Мы бы попали туда так или иначе.

Геральт был непреклонен, но он почувствовал, как каблук Йеннифер буквально вкручивается в его сапог, поэтому продолжил.

— Но то, что тебя пригласили, делает наш проход гораздо более приятным.

— А так бы мы искали отходную трубу или что?

— Да хоть подкоп бы делали, если б потребовалось.

Лютик кивнул, понимая, что шутки шутками, а если бы приглашение ему не прислали, то, судя по всему, они и правда могли бы сейчас копать.

— Что, и правда подкоп?

— Не верь всему, что он говорит, рванули бы часть стены и пробрались.

— В темницу максимум.

— Главное, что у нас уже все разрешено и мы можем спокойно наслаждаться последними деньками перед встречей с судьбой.

Геральт попросил обоих своих спутников попытаться не привлекать внимание, но это задание было провалено, едва ведьмак переступил порог банкетной залы. Маг проревел его имя, которое отдалось под самыми сводами крыши, и немедленно оказался рядом, перебрасываясь парой слов. Королева заинтересовалась ведьмаком, приказывая усадить его подле себя, а Лютик влез на сцену, мгновенно растягиваясь в улыбке и начиная играть тихую ритмичную мелодию, которая не отвлекала бы еще трезвых людей от общения друг с другом.

Он останавливался, только когда эти толстые, тонкие, умные и глупые нелепые женихи объявили себя все. Речи их были настолько скучными, что ни Геральт, ни Лютик, ни тем более Йеннифер не собирались вслушиваться, ясно было только одно: никто не требовал невесту по праву неожиданности, и это настораживало. Они переглянулись через зал с немым вопросом, но ответ не заставил себя долго ждать. В залу ворвался мутант крайне странного вида, он лепетал что-то, перебивая сам себя. Короткий разговор с советником королевы не закончился благоразумно, а человек-еж так и продолжил бы блеять, если бы ему не пришлось отбить атаки нескольких мечников; он выдохнул и заговорил про право неожиданности, требуя исполнить его.

Этот приказ удивил Геральта, но он не собирался сидеть на месте, наблюдая за тем, как целая толпа пытается одолеть одного-единственного противника, который, ко всему прочему, был прав в своих требованиях. Ведьмак оказался рядом с рыцарем-ежом за несколько секунд до того, как рядом с ними приземлился Лютик. Они стойко держали оборону и противостояли разгоряченной боем толпе, в которой уже мало кто понимал, кто и за кого сражается.

Королева остановила их, но чутье подсказывало Геральту, что так просто не будет, однако ему пришлось отступить, чтобы Калантэ приблизилась к дочери. Ни Лютик, ни Геральт не успели бы защитить рыцаря от укороченного клинка разъяренной женщины: они могли только смотреть за его движением так, будто время замирало, пока их всех не откинуло к стенам, вжимая в них так, что ребра почти хрустели от давления. Ведьмак смог подняться на ноги, подавая руку барду, который приложился о колонну позади лбом; по его лицу стекала скупая капля крови, но, судя по всему, серьезной травмы Лютик не получил. Йеннифер же вжималась в стену напротив и смотрела на них двоих с примесью недовольства и раздражения. Она наблюдала за единением принцессы и мутанта, с усмешкой отмечая жалкие попытки придворного чародея остановить этот магический танец, а после, будто ничто не мешало ей двигаться, подошла к эпицентру бури и утихомирила ее буквально в несколько слов, позволяя всем гостям выдохнуть спокойно.

Королева Калантэ смотрела на Йеннифер прямо, в ее взгляде читалось сходство с загнанным в угол зверем, а чародейка вздохнула, с легкой усмешкой заговаривая.

— Теперь-то ты веришь в судьбу, или она недостаточно сказала тебе?

Правительница дрожала от страха и возмущения, ей сложно было признаться, что что-то вышло из-под ее контроля, но она знала, что у нее нет выбора: судьбу следовало принять.

Йеннифер отказалась отходить от влюбленных далеко и стояла в двух шагах от всей церемонии, внимательно следя за каждым движением королевы, контролируя ее порывы. Гости понемногу приходили в себя и садились прямо на полу, становясь свидетелями, наверное, самой странной свадьбы, что происходила в этом королевстве.

На несколько секунд Геральту показалось, что что-то идет не так, и тогда проклятый рыцарь упал на колени, скрючившись в болезненных спазмах и стеная от невыносимых ощущений внутри собственного тела. Но все это было знакомо ведьмаку, поэтому он удержал за руку Лютика, который рванулся помочь. Спустя долгие секунды, когда бывший мутант вскинул голову и посмотрел на свою возлюбленную, после проводя руками по собственной голове и смеясь неверяще, публика сорвалась в бурные аплодисменты, пока Калантэ не подняла руку, чтобы заставить их стихнуть, но новоиспеченный супруг не дал королеве начать говорить.

— Кто ты, чародейка?

— Йеннифер из Венгерберга.

— Вы трое спасли меня, нас всех, и я не хочу оставаться у вас в долгу.

— Думаю, что основную работу сделала Йеннифер, — подал голос Геральт, усмехаясь спокойно.

— Тогда чем я могу отплатить вам?

— Я воспользуюсь этой же чудесной традицией: я возьму то, что у вас уже есть, но о чем вы не знаете.

Калантэ сделала пару шагов вперед, выкрикивая свой протест, а ведьма только улыбнулась, склоняя голову на бок, понимая, что сейчас нет ничего, что королева могла бы сделать. Чего Йеннифер не ожидала, так это того, что принцессу вывернет с последним словом матери; ее лицо вытянулось, а Геральту впервые в жизни удалось увидеть Йен, которой нечего было сказать, удивленной, даже пораженной.

Ведьмак отпустил запястье Лютика, которое сжимал до сих пор, и двинулся прочь из залы, намереваясь под шумок исчезнуть с торжества: он действительно ненавидел их достаточно, чтобы предпочесть пьянку в одиночестве в таверне с кислым пойлом, чем компанию вельмож и их проблем, которую скрашивал только качественный алкоголь.

Он слышал шаги Лютика позади, а после остановился, осознавая одну важную вещь: внутри него теперь почти не тянуло, не жгло и не побуждало следовать в направлении барда. Мальчишка почти врезался в спину ведьмака, который резко замер в одном из коридоров замка. Однако ничего хорошего он не чувствовал в этом звенящем молчании и напряженной спине. И был прав: в глазах Геральта, который развернулся к нему лицом, было столько решимости и отчужденности, что хватило бы для остановки сердца Лютика, если бы он не тренировался все два года быть бесстрашным.

— Мы выполнили свое предназначение, ты же чувствуешь это?

— Да, и что ты предлагаешь дальше?

— Идти каждому своей дорогой.

Геральт не смотрел в лицо Лютика, уставившись куда-то ему на ключицы, поэтому только видел, как дернулся кадык мальчишки напротив, когда он сделал судорожный вдох. Сердцебиение музыканта подскочило, а ведьмак не стал дожидаться ответа, разворачиваясь на каблуках и надеясь исчезнуть до того, как бард придумает, что сказать. Он и сам был не рад такому решению: за те два года, что его тянуло в сторону Лютика, он свыкся с мыслью, что он может быть не один, что у него появится шанс путешествовать не в одиночестве, но брать барда с собой без необходимости, без этой натянутой струны между ними было слишком опасно.

— А вот хрена с два, Геральт!

Донесся разъяренный вскрик Лютика, а в пяти сантиметрах от ведьмака в дверной проем воткнулся один из его кинжалов.

— Дернешься — я брошу второй, и, поверь мне, даже твои рефлексы тебя не спасут.

Ведьмак замер, сглатывая и разворачиваясь к барду, совершенно не готовый к тому, что увидел: Юлиан тяжело дышал, а в глазах его стояли злые слезы; он крепко сжимал второй кинжал, готовый, видимо, исполнить свою угрозу, а Геральт склонялся к тому, что от такого броска даже ему будет сложно увернуться. Юноша сделал тяжелый вдох и кивнул, понимая, что теперь ведьмак дождется ответа. Он подошел вплотную, вытягивая из древесины свой клинок и пряча оба в ножны на своих бедрах — все эти движения Геральт отслеживал, сам не понимая, почему.

— Раз ты решил свалить и не спрашивать меня, то я открою тебе всю правду, так сказать, на дорожку. И если ты отвернешься от меня и после этого, то я очень надеюсь, что наши пути никогда, слышишь, никогда не пересекутся.

Геральт смотрел в лицо Лютика, избегая отвечать на его откровенный взгляд; он будто впервые видел гладкую молодую кожу, рассматривал его ровные брови и рассечение, которое уже не кровоточило, пока Лютик не ухватил его за подбородок и не заставил посмотреть себе в глаза. Такая наглость не сошла бы с рук никому, возможно, даже Йеннифер, но сейчас Геральт не чувствовал и капли привычного раздражения.

— Быть с тобой — это единственная причина, почему я тренировался. Я хотел впечатлить тебя, хотел стать твоим другом, знаешь, почему?

Крепкая хватка на собственной челюсти мешала отвечать, но Геральт поднял бровь, показывая собеседнику, что ждет ответа на этот вопрос, но Лютик тянул, сперва замолкая, пока слезы срывались с его ресниц и скатывались по щекам, а после он рассмеялся истерично, утыкаясь лбом в лоб Геральта. Они делили дыхание на двоих, и ничто в ведьмаке не противилось этой близости; он смело ответил на новый прямой взгляд глаза в глаза и ждал, пока Лютик успокоится.

— Потому что я люблю тебя.

Ведьмак не успел никак отреагировать: едва бард договорил, он прижался губами к губам Геральта и провел по ним языком, на долю секунды прижимаясь к нему всем телом, а после отступая, теперь пряча свой взгляд и крупно вздрагивая от накатывающей паники. Ведьмак стоял, теперь иначе понимая взгляды и заботу о Лютике со стороны Йеннифер, пытаясь догадаться, почему все, случившееся до этого поцелуя, теряло всякие краски и значение. Лютик будто вытянул все чувства и яркие моменты из всех приключений Геральта и вдохнул их в один поцелуй, оставив ведьмака гадать, что же с этим поцелуем не так.

— Сделай так еще раз.

Ведьмак не узнавал свой голос — хриплый и неуверенный, будто сомневающийся в каждой произнесенной букве. Однако все сомнения пропали, когда Геральт увидел в глазах Лютика столько эмоций, что даже не мог осознать их все, а еще тот самый яркий цвет неба перед грозой, красиво переливающийся прямо в его радужках.

— Ты… что ты сейчас сказал?

Бард хмурился, пытаясь понять, а не спит ли он, а Геральт и сам выдохнул тяжело, отмечая, что почти не дышал все это время.

— Сделай так снова, Юлиан.

Мальчишка сорвался с места, преодолевая те два шага, что он успел уже сделать мгновенно; он обнял Геральта за шею и, не отрываясь, смотрел ему в глаза, ища ответы на все свои вопросы и, видимо, находя, раз он решил не задавать их, а вновь прижаться губами к чужому рту. Теперь ведьмак не остался безучастным: он обнял барда в ответ и вжал его в себя крепче, чувствуя запах его тела, который не выветривался с рубашки еще несколько дней после той ночи, когда они напились и спали в одной комнате, и понимал, что так отныне пахнет его дом.

— Идем, Геральт, срочно нужно кое-что сделать, я… не могу терпеть.

На обескураженный, возбужденный и непонимающий взгляд Геральта Лютик не придумал ничего, кроме как опустить его ладонь себе на ширинку. Ведьмак кивнул и облизнулся, скользя взглядом по телу Лютика, останавливаясь на брюках и сглатывая. Вдруг Геральту стало совершенно плевать, что перед ним мужчина: он видел только свою судьбу и теперь был не готов от нее отказаться. Он хотел ей владеть. Во всех смыслах этого слова.

Комментарий к Глава 6

Рассказ окончен, но обещаю один жаркий эпилог.

========== Эпилог ==========

Лютик потянул его в сторону жилого крыла, бегом преодолевая ступени, заглядывая в каждую дверь и ища спальню, которая меньше всего была похожа на ту, в которую ворвутся, прервав их. Геральт же следовал за ним, почти слепо доверяя Лютику их общее будущее как минимум потому, что он пытался осознать всю мощь сегодняшних происшествий.

Он очнулся, уже оказавшись вжатым в стену, когда Лютик расшнуровывал его штаны и шептал в самые губы ведьмака что-то совершенно неподобающее. Бард снова поцеловал Геральта, возвращая его в реальность и заставляя принимать активное участие в собственном соблазнении. Юноша запустил руку в штаны ведьмака, крепко сжимая его в своих пальцах и двигая кистью:

— Геральт, ищи глазами масло, иначе это меня сегодня порвет.

Ведьмак рыкнул в поцелуй, бедрами подаваясь к ласкающей руке и опуская свои ладони на ягодицы барда, срывая с его губ волшебный, полный возбуждения стон. Слова Лютика пугали; он не отказывался от идеи заняться сексом, но хотел сделать это менее болезненно: не многие женщины готовы были принять Геральта, а Лютик…

— Безрассудный.

Геральт проговорил это на выдохе, губы к губам, телом к телу с бардом, пока тот не рухнул на колени и не стянул с ведьмака брюки. Мужчина опустил взгляд и зарычал утробно, смотря на то, как облизывает губы Лютик, прежде чем обхватить ими головку изнывающего члена. Думать становилось почти невозможно, когда Юлиан вылизывал и сосал, иногда вбирая член ведьмака глубже, почти давясь им, когда головка упиралась в горло, но продолжал усердно заглатывать. Геральт помнил просьбу и поднял взгляд, находя искомое на полке рядом с зеркалом; он заставил себя подумать о том, что сперва это масло следовало бы понюхать, попробовать на вкус и удостовериться, что оно подойдет для их цели.

Ведьмаку пришлось остановить Лютика как минимум из-за ощущения стремительно приближающегося собственного оргазма. Геральт поднял его за руки и потянул к постели, попутно прихватывая с полочки масло.

— Услышал, нашел-таки, Геральт.

То, как Лютик произнес его имя, послало по телу ведьмака импульсы судорожного возбуждения, поэтому мужчина поспешил откупорить масло и принюхаться к нему. Раз в голове не раздалось тревожных звоночков от известных опасных запахов, значит, масло было безопасным для человека, а вот составляющие аромата Геральт разузнать своим плавящимся в мареве похоти мозгом не смог.

— Давай я сам, ты же… никогда…

Лютик занервничал, отползая чуть дальше и смущаясь настойчивой руки Геральта, которая забиралась к нему в штаны. Ведьмак рыкнул, заставляя мальчишку откинуться на постели и поспособствовать избавлению от брюк. Горящие кошачьи глаза прошлись взглядом по обнаженному телу, крепкому и сильному, останавливаясь на эрекции. Две жадные руки, смазанные маслом, коснулись тела барда; одна из них обхватывая ноющую от желания плоть, а вторая разводя его ноги и касаясь входа в его тело медленными, ласковыми касаниями.

— Да… Геральт, прошу…

Ведьмак обхватил их члены, сжимая и мягко проводя по ним ладонью; от ощущений у Лютика кружилась голова, а Геральт не мог оторвать своего взгляда от этого таинства, от единения их тел в собственной руке. Лютик, справившись с потрясением, опустил руку вниз, обхватывая и переплетая свои пальцы с пальцами Геральта, поднимая голову, чтобы видеть все то же, что видел ведьмак, который мягко, но настойчиво расслаблял и смазывал Лютика.

Бард тоже прилагал для этого все усилия, чувствуя в себе уже два пальца и крупно дрожа от количества ощущений; он то жмурился и откидывался на подушки, то открывал глаза и смотрел на Геральта и все происходящее между ними, пытаясь запомнить каждый момент самой лучшей в его жизни прелюдии.

— Расслабься для меня, Лютик.

Геральт пророкотал это прямо в ухо, склоняясь, нависая и покрывая собой, когда почувствовал, что его три пальца едва умещаются в тугом анусе барда. Он знал, что должен быть терпеливым, и сейчас сдерживался изо всех сил, чтобы не ворваться в тело неподготовленного Лютика.

— Да, хорошо, Геральт… Для тебя все, что угодно.

Юноша взмок; он вздрагивал от каждого движения пальцев внутри, но зажмурился, крепко обнимая Геральта за плечи и выдыхая шумно, пока его тело расслаблялось. Ведьмаку и не нужно было большего приглашения: он обнял Лютика за плечи, вжимая его в себя, чтобы чувствовать его всем телом, а после вошел, вгоняя себя одним плавным движением до основания и замирая так. Он пытался и сам совладать с остротой ощущений и эмоций, что сейчас испытывал, а еще он знал, что Лютику нужно привыкнуть.

Когда к барду вернулась возможность говорить и соображать хоть немного, он выгнулся, нанизываясь на член еще сильнее, а после протяжно простонал имя ведьмака, понукая его двигаться.

— Меня надолго не хватит.

Лютик признался между горячими поцелуями, которыми щедро делился с Геральтом, вылизывая его рот и кусая губы, сводя с ума своей отзывчивостью. Лютик был страстным и чутким, совершенно невозможным, поэтому ведьмак ответил ему правду:

— Меня тоже.

Казалось, что именно это признание подтолкнуло барда к оргазму: он крупно вздрогнул, выгибаясь и обхватывая ногами Геральта, чтобы прижать его к себе и сделать пару толчков самому, а после закричал, почти теряя голос и выгибаясь в руках ведьмака еще больше, кончая так бурно, как не кончал еще никогда. Лютик еле дышал, а Геральт давал ему немного прийти в себя прежде, чем продолжил двигаться.

Разнеженный, кончивший Лютик был великолепен, а когда он открыл свои синие глаза и сказал: «Кончи в меня, пожалуйста», у Геральта не осталось никакого шанса. Ведьмак вжал Лютика в себя и уткнулся носом в чувствительное место за его ухом, вдыхая запах юного тела, впитывая его в себя и целуя румяную кожу, догоняя его в пару толчков.

— Не думай, что это все, — проговорил Геральт, заглядывая в глаза Лютику, на что тот только повел бровью, похотливо улыбнувшись, что однозначно принималось за согласие.

Музыкант же держал Геральта ногами, не давая выйти из себя, а ведьмак и не собирался, наслаждаясь узкостью Лютика; тот все еще мелко подрагивал от силы оргазма, что свалилась на него, когда за дверью послышался знакомый голос.

— Ну наконец-то, королева разрешила вам остаться в этой комнате на любое время. Развлекайтесь.

Лютик хмыкнул, поднимая лицо Геральта и смотря в его глаза, стараясь найти ответ на главный вопрос.

— Мы же… скажи.

— Ты думаешь, что я оставлю тебя после такого, Лютик?

— Нет?

— Нет.

Бард отвернулся, стараясь утаить от Геральта то, как важно было это услышать; глаза его заметно увлажнились, но теперь это были слезы счастья, которые Геральт нежно сцеловал, а после откатился и прижал барда к себе, смотря в потолок.

— О чем ты думаешь?

— Что, может, не так уж я и ненавижу торжества.