Лишняя (СИ) [Юлия Гойдт] (fb2) читать онлайн

"Только не плачь!"

Сколько себя помню, я всегда играла одна. Но начала понимать, что я не такая, как все, лишь поступив в первый класс. До этого времени мне было неинтересно, почему я каждый месяц лежу в больнице с мамой, почему мама не пускает меня бегать во дворе с другими детьми и почему никогда не покупает мне красивые лаковые туфельки, а только грубые белые странноватые ботинки. Я всего этого не понимала и поэтому — не обижалась.

Первые по-настоящему горькие слезы застали меня тогда же, в первый день учебы. Я пришла домой, тихонечко прошла мимо кухни в свою комнату и, зажав рот руками, разревелась. Я давилась собственными слезами, пытаясь не всхлипывать, чтобы мама не услышала.

Но материнское сердце, как правило, не обманешь.

— Родная! Идем обедать! — позвала мама и, войдя в комнату, ахнула: — Ты чего ревешь?!

Так долго сдерживаемые всхлипы вырвались из моей груди. Я, захлебываясь слезами, простонала:

— Мама! Почему…?

— Боже, я знала, — вздохнула мама и притянула меня к себе, — Не плачь, мое солнышко…

— Мама, они же… дразнятся, — всхлипнула я, — все они…мальчики кричали "кривоногая!", а…а девочки…смеялись!

С этими словами я разревелась пуще прежнего. Мама тряхнула меня за плечи и сказала строгим голосом, не терпящим возражения:

— Настя, не плачь, слышишь?! Не обращай на них внимания. Ты ни в чем не виновата. Ты болеешь, солнышко, но это не значит, что ты хуже всех.

— Я не хочу болеееееть! — плакала я.

— И не будешь. Мы тебя обязательно вылечим. — мама подолом своего платья утирала с моих щек соленые капельки. — А пока ты должна быть сильной.

— Сильной? — я с сомнением посмотрела на маму, — Бить их, что ли? Но их много…целый класс!

— Нет, Настюш, — невольно улыбнулась мама. — Не бить. Терпеть, и ни в коем случае — слышишь?! — ни в коем случае при них не плакать!

Я всхлипнула и покорно кивнула головой. Мое боевое крещение состоялось. С тех пор я и вправду больше не плакала.

Первые четыре класса начальной школы были для меня, мягко говоря, адом. Недаром говорят: самые жестокие — это дураки и дети. Меня травили, обижали, толкали, даже били. Дети ведь не прощают тем, кто хоть как-то от них отличается, пусть даже не по своей воле. А я еще как отличалась — я косолапила, мои ступни были чудовищно деформированы, а сами ножки были очень худенькими, и походка — смешной, подпрыгивающей.

Но все же я больше не плакала. Твердо держала обещание, данное маме. Лишь изредка, когда становилось совсем невыносимо, когда прохожие на улице удивленно округляли глаза и долго смотрели мне вслед, показывая пальцем — лишь тогда я еле сглатывала рвущиеся наружу слезы и сильнее сжимала кулаки, проклиная про себя все.

Дед Мороз

Несмотря на физический недостаток, природа наградила меня живым умом и отличной памятью, неуемным воображением и постоянным стремлением к познанию чего-то нового. Читать я выучилась в три с половиной года и соревновалась в быстроте чтения со своим старшим братом Никиткой, который тогда как раз пошел в первый класс. Все это впоследствии и способствовало тому, что в школе я стала круглой отличницей.

Невзирая на полное отсутствие друзей, я всегда знала, чем себя занять. Новая интересная книжка, склеивание средневекового замка из картона, рисование… Последнее удавалось мне особенно — мама была художницей и её таланты, похоже, унаследовала и я. Уже в полтора года я осознанно нарисовала солнце — круг и расходящиеся лучи. С братом мы постоянно играли в игру — "рисовалку": рассказывали друг другу истории, и тут же их рисовали — сцены, персонажей, действия…Могли играть так часами.

Никитка…У меня был самый лучший брат, которого только можно было представить. Несмотря на разницу между нами в два года, мы были неразлучны. Он защищал меня в школе от злых мальчишек и как-то смог объяснить своим друзьям, что я вполне нормальная девчонка, и со мной можно играть. Порой они брали меня с собой играть в футбол, при условии, что я стою на воротах и не реву, если упаду. Но, как известно, этому я уже научилась, и не было для меня большего счастья, как стоять на воротах, ловить мяч и наблюдать за бегающими мальчишками.

Вот так и протекали дни моего, в общем-то, беззаботного детства.

Что Бога нет, поняла я еще тогда же, лет в девять. Родители как раз скопили денег на операцию, и мы поехали в Москву. Это был декабрь 1999-го, до Нового Года оставалось две недели, и Москва поразила меня буйством огней — я, разинув рот, смотрела из окна машины на мелькающие мимо деревья в гирляндах, вывески, рекламные щиты. Наверное, от новых впечатлений я и не боялась предстоящей мне операции.

А вот за час до операции я поняла, что бояться за себя — это еще не самое страшное. Нас привели в палату. Там было несколько детей, которым также предстояло оперироваться. Некоторые сидели, некоторые лежали, а некоторые…умирали.

Особенно врезалось в память бледное лицо шестилетней девочки, сидящей на кровати рядом с моей. У ней был, кажется, тяжелый порок сердца, и её мама постоянно прятала красные от слез глаза, а маленькая Кристина(так звали девочку), беззаботно смеялась и все рассказывала, что скоро уснет, а потом проснется здоровая.

Только потом, спустя некоторое время, я узнала — не проснется…

Я, в общем-то, была в этой палате самой благополучной — хотя бы могла ходить. Остальные скрючивались на кроватях, стонали от непрерывной боли, а одна девушка — ей было где-то 14, лежала в коме. Её отец все суетился вокруг нее, менял ей мокрое исподнее, протирал влажным платком лицо… Но вот зашел врач, что-то тихо сказал ему, и отец девочки бессильно уронил из рук бутылку с водой. Я услышала из уст врача обрывок разговора — "…бесполезно…"

— Мама, а бесполезно — это плохо? — спросила я шепотом, искоса наблюдая за тем мужчиной. Из глаз у него катились самые настоящие слезы. Я удивлялась — даже Никитка не плакал от боли, только морщился.

— Бесполезно — значит ничего уже не поделаешь. — мама как-то очень серьезно посмотрела на меня.

— А та девочка…она выздоровеет? — вдруг поняла смысл страшного слова я. Мама лишь покачала головой и прижала меня к себе. Я уронила на пол плюшевого мишку и закусила губу, чтоб не расплакаться.

"Как же так, — подумала я, — Почему некоторые люди здоровые, а другие — бесполезно? Это же нечестно. Одним хорошо, а другим плохо. А бабушка говорила, надо молиться и все будет хорошо у всех, наверху есть Бог, Он все видит. А сейчас Он разве не видит? Почему Он ничего не сделает, чтобы папа этой девочки не плакал, и девочка проснулась?"

К тому времени, как пришла моя очередь идти в операционную, я пришла к выводу: "Наверное, Его просто нет. Как Деда Мороза."

Новая жизнь

Новый 2000-й год я встретила неходячей — после операции нельзя было вставать четыре недели. Ужасно обидно было, что не пойду в школу на утренник, ведь мама уже было сшила мне такой замечательный костюм художника-Карандаша. Но, как говорится, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.

Наша классная руководительница — Маргарита Сергеевна, была той еще затейницей, да к тому же постоянно мне помогала: то проводит до дома, то угостит мороженым, то придет и принесет мне фруктов… Вот и в этот раз — она привела Деда Мороза и Снегурочку прямо ко мне домой, после утренника. Я спела им песенку, рассказала стихи, показала свои рисунки и получила огромный мешок с подарком. Там был плюшевый медведь чуть ли не с меня ростом. Дело рук Маргариты Сергеевны, конечно — никому в школе такие подарки не дарили. Мне было безумно приятно, а мама все не знала, куда деваться от смущения и повторяла: "Ну что вы! Совсем мне Настюху разбалуете!", на что моя учительница отвечала — "Ничего, она это заслужила."

После новогодних каникул я наконец-то встала на ноги. Ходьба давалась мне с огромным трудом — сильно болели сухожилия, но прогресс был заметен, я больше не косолапила и походка стала более естественной. Для полного эффекта необходимо было поехать на операцию еще раз сразу после того, как только я подрасту на 6 сантиметров(из-за болезни мой рост также был меньше, чем должен был быть). Но, увы — такую цену мои родители вряд ли бы потянули еще раз… И я довольствовалась тем, что есть.

Я сильно вытянулась, поправилась, и стала более уверенной в себе — уже не давала себя в обиду, научилась затыкать обидчикам рот. И к седьмому классу меня стали уважать. У меня появились друзья.

"Первопроходцем" была Ксюха — разбитная девчонка, училась на год моложе меня, была двоечницей, но какой! По правде говоря, двойки ей ставили в основном за поведение — очень уж она любила спорить с учителями и драться с мальчишками. Мне понравилась эта веселая, живая девочка, восхищающаяся моими рисунками и поделками. Стоило кому-то обозвать меня, Ксюха нетерпеливо давала обидчику по носу. Рядом с ней я научилась много смеяться, не зацикливаться на проблемах и не париться о том, что думают обо мне другие люди. С ней я перестала стесняться себя, мое истинное "Я" наконец-то вырвалось на свободу. И все вокруг были удивлены, что Настя — не маленькая тихоня, а веселая, шумная и заводная. Мама очень радовалась таким переменам.

Учеба по-прежнему давалась мне легко, и вот уже седьмой класс подряд я заканчивала круглой отличницей. И стало заметно мое полубезумное стремление к математике. На трех олимпиадах я заняла первые места, и этой осенью, осенью 2004-го я должна была перейти в математический лицей, где, в сущности, и начнется моя история взросления, перемен и событий, сменяющихся так быстро, словно узоры калейдоскопа.

— Настюх, ну чего ты там копаешься?! — кричала из передней мама. — Я уже вычистила твои туфли, на линейку опоздаешь!!!

— Мам! Ну сейчас! — я придирчиво разглядывала себя в зеркале. Мне совсем не нравилась моя фигура — я чем-то смахивала на жеребенка, такая же длинноногая, худая, голенастая. Поэтому я не рисковала ходить в юбке, а, как и всегда, надела узкие черные брюки, белую рубашку, а свои длинные темные волосы заплела в косичку. Мама подошла ко мне сзади и обняла за плечи:

— Настя, да не переживай ты так… Ты у меня красавица!

— Да ну, мам. Какое там красавица, лишь бы от остальных не отличаться. Не заметили бы. — вздохнула я, закинула рюкзак за плечо, влезла в свои туфли-башмачки на низком каблуке, поцеловала маму в щеку и пошла на линейку.

В школьном дворе я поплутала немного, безуспешно разыскивая взглядом свой будущий восьмой «Б». Наверное, я бы так и не нашла его, если бы меня не окликнул голос сзади:

— Эй, девочка! Ты что, новенькая?

Я обернулась. В метре от меня стоял мальчик, лет тринадцати, рослый, но худой. Смешной, кареглазый, каштановые волосы мягкой волной спадали на лоб.

— Да…Я в восьмой «Б»…

— А, к математикам. Ну идем, покажу, где твои, — кивнул мальчик.

Я нерешительно улыбнулась и пошла за ним. Он подвел меня к группе учеников, окликнул учителя — наверное, это был мой будущий классный руководитель; и, подав на прощанье руку, хмыкнул:

— Восьмой класс, а такая маленькая. Смотри, с какими коровами тебе учиться предстоит. — и ушел к стоящей напротив кучке парней. Один из них держал табличку с надписью «8А».

Я пожала плечами и подошла к преподавателю:

— Здравствуйте.

— Ааа, Листницких? Здравствуй-здравствуй! Добро пожаловать к нам, в нашу дружную математическую команду! Меня зовут Максим Владимирович, я твой новый классный руководитель! — учитель был высокий, молодой, с рыжей шевелюрой и добрыми голубыми глазами. Он пожал мою ладонь и поставил меня рядом с собой, когда классы выстроились на торжественную линейку. Во время выступлений он шепотом объяснял мне, кто выступает, как зовут преподавателей, как они ведут свои уроки…

В общем, новый классный руководитель мне понравился. Осталось подождать, как там дело будет с новым классом…

Ещё один друг

Я нервно накладывала штрихи на лист бумаги. Из-под руки постепенно вырисовывался профиль маленькой девочки с растрепанными косичками.

— Ого, ты так здорово рисуешь! — воскликнул кто-то за моей спиной.

Я вздрогнула и обернулась. За мной сидела светловолосая девчушка с веснушчатым лицом, с интересом наблюдавшая за движениями моей руки.

— Спасибо, — смутилась я, скомкала лист и засунула его в сумку.

Торжественная линейка закончилась. Классы разошлись по своим кабинетам и ждали начала уроков. Первым в расписании стояла алгебра. Вел её классный руководитель.

Я сидела одна на предпоследней парте в среднем ряду и краснела под взглядами двадцати пяти пар любопытных глаз. Естественно, мое появление не осталось ни для кого незамеченным, и все, особенно девчонки, оценивающе и как-то настороженно разглядывали меня. Я же сидела, опустив голову, и ругалась про себя: «Чертов звонок! Ну давай уже…»

Наконец раздалась спасительная трель. Хлопнула дверь, вошел Максим Владимирович. Улыбнулся, смахнул с рыжих ресниц такую же рыжую челку и жизнерадостно объявил:

— Ну что, мои математики, поздравляю вас с началом учебного года! А еще… — он подмигнул мне и жестом позвал к доске, — с пополнением в нашем классе!

Я встала, вышла в проход, споткнулась о собственную сумку (вот неудачница!), нервно хихикнула и наконец повернулась лицом к классу.

— Зовут нашу новенькую Анастасия Листницких, очень умная и хорошая девочка, одаренный математик. Подружитесь с ней, и будет вам еще у кого списывать, — пошутил преподаватель, и класс дружно грохнул смехом. — Настя, ты хочешь что-нибудь сказать?

— Ну…Прошу любить и не жаловаться! — выпалила я, уставилась в пол и зашагала к своей парте.

— Смело, — улыбнулся Максим Владимирович, сел за стол и открыл журнал, — Ну что ж, ребята, давайте начнем…

Прошло уже три урока, когда наконец все перестали на меня пялиться, и я смогла наконец-то вздохнуть с облегчением. Прозвенел звонок на большую перемену.

— Ты что, не идешь в столовую? — округлила зеленые глаза девочка, сидевшая за мной и обратившая внимание на мои рисунки.

— Иду…Я просто не знаю, куда, — пожала плечами я.

— Пойдем вместе, — ободряюще улыбнулась девочка и протянула ладонь, — Меня Юлей зовут.

— Настя, — я пожала ладонь, закинула за плечо сумку и последовала за новой знакомой.

В столовой было многолюдно, шумно и тесно. Юля скинула мне свою сумку и кивнула:

— Садись вооон туда, на крайний слева стол, он наш, «бэшкин». Я сейчас возьму нам обеим еду, а то ты тут не протолкнешься, — и пошла работать локтями, пробиваясь к окошечку.

Я пошла к столу. По дороге меня три раза толкнули, два раза я роняла сумки, на третий рассыпала все содержимое своего рюкзака. Быстро собрала все ручки и наконец-то плюхнулась на скамейку, где уже сидели и обедали девочки из класса.

— Эй, новенькая, ты мое место заняла, — хрипло возмутилась высокая блондинка с массивным подбородком и сильно накрашенными глазами.

— Эм…прости, — я уже собралась было подняться, как насмешливый голос сзади оборвал меня:

— Сиди, маленькая! Маш, неужели так растолстела, что тебе места мало?! — это был тот самый мальчишка, который провел меня утром к моему классу.

— А ты, Тим, сейчас получишь! — разозлилась девушка, но все-таки пересела на свободное место напротив. Парнишка подмигнул мне и спросил:

— Ты есть взяла?

— Нет…сейчас принесут, — пробормотала я, — Спасибо.

Он удовлетворенно кивнул, и повернулся к своему столу. Тут пришла запыхавшаяся Юля, поставила поднос с едой на стол и выдохнула:

— Уф…Еле протолкнулась. Ешь давай, а то всего пять минут до урока осталось!

Я благодарно улыбнулась и энергично заработала ложкой…

Домой я шла еле-еле, уставшая от непривычных восьми уроков и новых впечатлений. В общем-то, первый день прошел нормально, можно ставить галочку, усмехнулась про себя я. Наконец-то доперлась, пинком открыла дверь, скинула туфли, рюкзак в прихожей, прошла в свою комнату и упала на кровать, уткнулась лицом в подушку. Как я устала…

Мамы еще не было дома, папы тоже, поэтому обед пришлось разогревать самой. И, наверное, я все-таки была рада. День первый — никто пока не заметил. Может быть, я и не так уж безнадежна.

Первая дискотека

Нагрузок в математическом классе было безумно много, поэтому я приходила домой как выжатый лимон — просто валилась в кровать и подолгу так лежала. Все чаще думала о предложении мамы перейти на домашнее обучение, но, вспомнив о своей болезни, морщилась и собиралась с силами, чтобы терпеть дальше.

Но буквально через две недели я привыкла. Привыкла к новым лицам, привыкла на скоростном режиме решать все задачки, и опять вырвалась вперед в учебе. Молва о новенькой-отличнице вновь облетела всю школу, и однажды классный руководитель подошел ко мне на переменке и сказал:

— Настюша, скоро олимпиада по математике… Пойдешь?

— Конечно! — утвердительно кивнула я.

— Если сильно утомляешься, то лучше не надо. Точно справишься? — голубые глаза внимательно смотрели на меня.

Я улыбнулась. Ах, Максим Владимирович, я не с таким справлялась! И я начала готовиться. Конечно, на олимпиаде я заняла первое место. Конечно, меня поздравляли на линейке, мне вручили грамоту и прославили на весь лицей. Но по возвращении в класс я наткнулась на будущих врагов.

— Еще бы, чем же ей еще-то блистать, раз рожей не вышла! — Маша кривлялась перед кучкой своих подружек — «свитой», как мы их называли с Юлькой.

Я замерла у дверного проема, сжав в кулаке грамоту.

— А вы видели, как она ходит вообще?! — рассмеялась одна из девчонок, Света, — Как будто ей дали под колено палкой! Колченогая какая-то! А Макс вечно таких жалеет, помните, в пятом тоже какая-то инвалидка у нас училась, так он ее боготворил!

Слеза дрогнула и скатилась по щеке.

— Ну ничего, мы её свергнем с пьедестала славы! Подумаешь, ботаник! — фыркнула Маша, слезла со стола и наткнулась на меня.

— Ты реально так думаешь? — спокойно ответила я.

— Слушай, мелкая, не нарывайся, а то затопчу! — Мария выпятила свою необъятных размеров грудь и сделала вид, что пошла на меня. Я только еще сильнее выпрямилась.

— Ах, понятно, куда ушло полтора килограмма мозга, — усмехнулась я, — Ты их на грудь променяла. А я-то думаю, что ж ты умом-то не блещешь?

Класс заржал. Девчонки из «свиты», как ни странно, тоже. Даже скромная Юлька хихикнула. Машка покраснела, позеленела, схватила свою сумку и, оттолкнув меня от проема, зашагала к выходу, на ходу прошипев: «Ты еще дождешься!» Я устало опустилась за свою парту.

— Здорово ты её, — улыбнулась Юлька, — Да вот только теперь, похоже, ты себе врага нажила. Машка обид не спускает.

— Да знаю, — отмахнулась беспечно я, хотя внутри все дрожало и жутко хотелось разреветься. Я опустила взгляд на зажатую в кулаке грамоту и улыбнулась…

Закат багровел красным. Сухая трава отдавала холодом, но мальчишкам на футбольном поле было нипочем — в футболках и шортах они допоздна гоняли мяч. Я любила приходить сюда, на школьный стадион. Любила наблюдать, как бегают игроки, рисовать их. Мне нравилось. Еще мне нравилось наблюдать за Тимуром — тем самым мальчиком, что заступился за меня в первый день. По-моему, он так и не знал моего имени, но узнавал меня, и порой кивал головой в знак приветствия. Кажется, он был молчалив — ни разу не слышала его окриков на футбольном поле, но играл он лучше всех. А может быть, просто мне так казалось.

Во всяком случае, я выделяла его из толпы других. Нет, я не влюблялась — мне и нельзя было этого делать. Просто потому, что все мои чувства были бы безответными — ну кому нужна девочка с недостатками? Да еще порой такими заметными… Да и права была Машка — внешность у меня была тоже довольно-таки невзрачная: темные волосы, всегда собранные на затылке в хвост, темно-карие глаза, маленький нос, узкие губы. Разве что вот шея у меня была длинная, прямо-таки лебединая, скажу без ложной скромности, но на одной шее далеко не уедешь. Так что я не питала иллюзий насчет прекрасного принца, в то время, когда наши четырнадцатилетние балбески уже начали встречаться с мальчишками.

Ну, вот как-то так я и жила. Любуясь со стороны людьми, чужой жизнью. Я была в этой жизни скорее наблюдателем, чем деятелем. И это меня вполне устраивало.

Однажды вечером, когда я сидела за столом и делала домашнее задание по математике, ко мне заявилась Юлька. Разнаряженнная в пух и прах, в короткой мини-юбке, даже чуть накрашенная, она удивленно округлила зеленые глаза:

— Ты чего сидишь?!

— А что? — пожала плечами я.

— Ты что, не собираешься на дискотеку?! Сегодня же Осенний бал в школе!

— Пф, я уж думала, что-то случилось, — фыркнула я, — Нет, не пойду, все равно танцевать не умею.

— Ммм, ну а на дискотеке, конечно, все превеликие танцоры! — всплеснула руками Юля.

— Пойдем-пойдем, нечего дома сидеть.

Я призадумалась. А и вправду, чего мне терять. На крайний случай, посижу где-нибудь в сторонке. Вот только…

— Юль, а можно с собой человека из другой школы привести?

— Конечно! Ну давай, собирайся быстрей, а то через двадцать минут все начнется уже! — поторопила меня Юлька.

Я спустилась в прихожую, отпросилась у мамы, позвонила Ксюше и позвала её с собой. Естественно, моя развеселая Ксюха не отказалась, и я, обрадованная, побежала переодеваться. Через пятнадцать минут я уже знакомила Ксюшку с Юлькой у ворот школы, и мы вошли в нашу alma mater. Актовый зал был переполнен восьмиклассниками и девятиклассниками, на потолке вращались зеркальные шары, грохотала музыка. Так, атмосфера в общем-то ничего. Ксюшка с Юлькой потащили меня танцевать. Я отбрыкивалась, но все равно им удалось затащить меня в толпу танцующих.

— Ну, все, Настюха, давай пляши! — крикнула Ксюша и начала отплясывать. Юлька тоже выделывала ногами какие-то кренделя, довольно органично вписываясь в окружающую среду. Я же просто стояла, не зная, куда деться от стыда. Вдруг меня кто-то толкнул.

— А, маленькая! — Тимур старался перекричать музыку. — Чего не танцуешь?!

— Не умею! — покраснела я.

— Ну, юный математик, даешь! Это все равно что плавать! Поймала волну музыки и качаешься на ней! Давай, вперед, маленькая! — Тимур откозырял и пошел к выходу.

«Что ж ты сам тогда не танцуешь, раз это так просто?» — пробурчала я и попыталась взмахнуть рукой в ритм. Тааак, вроде ничего. А теперь ногой. Тоже пойдет. А теперь рукой и ногой вместе…

— Давай, Настюха! — завопила Ксения и, схватив меня за руки, вовлекла меня в свой полубезумный танец. Я пыталась за ней повторять и кажется, у меня получалось. Вправду получалось! Урааааа! Я танцую!

Через полтора часа мы тащились домой. Взмокшая от пота спина мерзла, волосы прилипли ко лбу, ноги немилосердно болели, но я все равно была счастлива. Я танцевала. Танцевала! Могла ли я когда-нибудь мечтать о том, что вот также буду жить, танцевать, а не наблюдать? Моя первая победа была сладкой. Даже слишком.

Музыка

Осенью 2005-го мне стукнуло пятнадцать. Отмечали мы день рожденья впятером: я, мама, брат, Юлька и Ксюшка. Папа тогда работал на вахтовой работе и не смог поздравить меня лично, но прислал с земляком подарок — музыкальный центр. Мама накрыла нам стол, и мы веселились от души — пели, танцевали, ели и бросались друг в друга попкорном.

Заводилой, конечно, была Ксюха — к тому времени она выросла и превратилась в прекрасную девушку, стройную, с копной кудрявых черных волос и озорными голубыми глазами. Юлька тоже несказанно похорошела — длинная светлая коса ниже пояса, румяные щеки, наивные, вечно удивленные зеленые глаза с пушистыми светлыми ресницами. А я… а я осталась все такой же — маленькой, худенькой и угловатой.

— Мы пойдееееем с конееем…. — все бушевала Ксюха, когда мы, уже уставшие, сидели на диване и лениво жевали оставшийся торт.

— Клево поешь, — заметил семнадцатилетний Никита и, отключив от сети ноутбук, кивнул нам и пошел в свою комнату. Ксюха высунула в его сторону язык и скривила рожицу. Я кинула в неё фантик от конфеты:

— Ксю, ну хорош уже. Достала.

— Да ну вас, зануды. Скучные вы какие-то. — Ксения взяла со стола яблоко и впилась в него зубами.

— Да устали просто, еще ты воешь. — отмахнулась Юля.

— Между прочим, у меня отличный голос, слышали, что Никитос сказал? — самодовольно улыбнулась Ксенька. — И вообще, завтра я иду записываться в школу искусств, буду великой актрисой и певицей, ясно вам?!

— Да ладно! — хохотнула Юлька, — Актриса погорелого театра!

Ксения взвизгнула и придавила девушку подушкой. На диване завязалась нешуточная борьба. Я улыбнулась, глядя на них.

— Эй, девушки! Ну-ка, успокаиваемся! — прикрикнула я, — Разбуянились, а еще старшеклассницы называются!

— Тебя вообще не спрашивают, малявочка наша! А ну-ка, иди сюда! — Ксю схватила меня за шиворот и вовлекла в свой переполох.

Спустя минут десять, когда мы повыдирали друг у друга волосы и поотрывали пуговицы на рубашках, я, смахнув с лица непослушную прядь, спросила:

— Ксень, а там… ну куда ты завтра идешь… только пению учат?

— Да нет, вроде еще гитара, барабаны… — пожала плечами Ксюша. — А, еще ионика есть! А что, хочешь со мной?! Пойдем!

— Да нет, просто интересно, — улыбнулась я. — Посмотреть бы.

— Пойдемте, девочки, вместе?! — воодушевилась Ксюша. — А что? Вдруг в нас такие таланты пропадают, а?!

— Ну-ну, ты — певица, Настя — великий гитарист, а я, пожалуй, Моцарта переплюну! — рассмеялась Юля.

— Ну, все-таки пойдем?

— Я думаю, посмотреть будет интересно, — кивнула я…

— Нет! Нет! Я туда не пойду! — вопила я, вырываясь из рук Ксюши и Юльки.

— Настюх, ты чего взбесилась?! Да там же тебя резать не будут, просто проверят твой музыкальный слух и все! Ну, споешь песенку, выстучишь палочкой ритм и все! — успокаивала меня Ксюша.

— Нет у меня никакого ритма! И слуха тоже нет! Там все будут смотреть! Пустиииииииите! — я пнула Ксюху, и, вырвавшись, отбежала на пару метров.

— Насть, ты совсем придурошная?! — присвистнула Ксенька, обидевшись. — Да никто там на тебя смотреть не будет, у тебя шизофрения уже!

Я судорожно сглотнула. Ну надо же, и чего я так развоевалась?! Неужели ты такая слабачка, Насть?

— И вправду. — я одернула на себе толстовку, — Пойдем.

Но, как только я вошла в небольшой уютный зал, моя недолгая смелость куда-то улетучилась. Это был актовый зал. В зрительной части сидело много девчонок и мальчишек, лет от двенадцати и до семнадцати. А на сцене стояла девчонка с микрофоном, парень с гитарой и барабанщик лениво вертел в длинных пальцах свои палочки. А толстый добродушный дяденька в джинсах, рубашке и бейсболке, надетой задом наперед, махал руками и кричал:

— Костя! Костя! Лажаешь! Бери на тон выше!

Девчонка с первого ряда, худощавая, с двумя зелеными(!) косичками бросила на нас любопытный взгляд, вскочила с кресла и, подбежав к сцене, пискнула:

— Андрей Михайлович! Новенькие пришли!

Дяденька оглянулся. Суетливо всплеснул руками, спустился со сцены и широко улыбнулся, протянув ладонь:

— Здравствуйте, барышни! Вы к нам?

Так как я стояла впереди всех, пожать ладонь и представиться пришлось мне(где же пресловутая Ксюшкина дерзость?!!):

— Наст… Анастасия. А это вот мои подруги, Юлия и Ксюша.

— Очень приятно! А я Андрей Михайлович Ракитин, педагог по вокалу, гитаре и фортепиано. В общем, по всему, что вы здесь видите, — хохотнул он. Сразу было видно, что он добрый и много улыбается — в уголках прозрачных голубых глаз сеточкой расходились «гусиные лапки», седая борода придавала ему сходство с Дедом Морозом, а приятный баритон говорил о том, что его голос хорошо поставлен.

— Ну, и зачем вы к нам пожаловали? — Андрей Михайлович провел нас в кресла первого ряда и усадил, сам встал перед нами.

— Я петь, — пропищала еле слышно Ксюша.

Я усмехнулась.

— Вот наша звезда. Певицей хочет стать. А мы так, поддержать пришли.

Со всех сторон на нас с любопытством смотрели ребята. Я поежилась. Блин, как же я ненавижу эти взгляды. Хорошо хоть, я еще сидела.

— Ну что ж, славно. А ну-ка, девочки, на сцену, — неожиданно скомандовал преподаватель.

— Мы… да нет, Андрей Михайлович, это Ксюша, а мы… — пытались отбиться мы с Юлькой. Ксюша вообще как-то странно себя вела — молчала.

— Давайте-давайте! Раз пришли, всех послушаем, — улыбнулся Андрей Михайлович.

Мы поплелись на сцену. Девочка, стоявшая у стойки, протянула нам микрофон. Юлька с Ксюшкой попятились. Я с испугом взглянула на препода. Он ободряюще кивнул и улыбнулся. Я взяла микрофон и, прошипев в сторону Ксюхи: «Ну ты у меня дождешься!», нерешительно пробормотала:

— И что петь?

— А что хочешь?

Я задумалась. По-моему, единственная песня, у которой я знала все слова, была «Качели» из фильма «Приключения Электроника». Я музыкой, честно говоря, вообще не увлекалась.

— «Крылатые качели», — брякнула я.

— Замечательно. Костя, пожалуйста! — Андрей Михайлович кивнул долговязому кудрявому парню с гитарой. Тот нахмурился, расставил длинные паучьи пальцы на тонком грифе, и заиграл. Я вздрогнула. Казалось, музыки и звуков, я не различала вообще. Кое-как выдержав вступление, я запела.

— Настя! Да ты молодец! Необычный тембр, слух присутствует, вот только подшлифовать немножко! Ты не поешь? — спросил преподаватель, когда я завершила песню на самой ужасающей ноте.

— Не думаю, даже в душе. — мотнула головой я.

— Хорошо, Ксения! Вы следующая!

Ну, Ксенька, конечно, выступила лучше всех. Отмалчивалась — отмалчивалась, да как распелась! Спела и русскую народную песню, и до ужаса популярных тогда «Зверей», и много чего еще. Андрей Михайлович словно бы наслаждался её голосом. Да и не только он. В конце концов, мы с Юлькой записались на соло и бас-гитару, а Ксюша — на пение. Вечером, уставшая и довольная, я сделала в своем дневнике очередную запись: «Ну что, еще один триумф? Посмотрим, что получится! Настя — гитаристка, хи:)»

Все гении — математики играют на инструментах

— Гадство, у предков нет денег, чтобы купить гитару, — я тяжело вздохнула, — Папа пообещал привезти, но приедет он только через пару месяцев. Придется, видимо, забросить.

— Настюха — какашка унылая. — пропела Ксюнька, не поднимая головы от тетради — мы делали вместе уроки. Точнее, я писала ей сочинение по английскому, а она старательно в это время решала физику. Экономия времени, так сказать.

— Да не унылая я. Просто откуда взять эту чертову гитару? Ведь ходить каждый день в кружок, чтобы репетировать на тамошней гитаре, я не смогу! У меня и так три раза в неделю дополнительные по алгебре, я уж молчу про английский и физику. — я скорчила рожицу и продолжила дальше царапать ручкой в Ксюшкиной тетради.

— Почему бы и нет? У тебя отлично получается, не смей бросать! Думаю, понапрягаешься два месяца, а потом будешь виртуозно бренчать на собственном инструменте! И потом, лучше всего петь у меня получается почему-то только под твой аккомпанемент, пусть даже не самый совершенный. Я не позволю тебе бросить! — Ксения высунула розовый, как ливерная колбаса, язык.

— Ладно, посмотрим, — улыбнулась я.

Well I'm not paralyzed But,

I seem to be struck by you …

— тихонько мурлыкала себе под нос я, сидя по-турецки на сцене актового зала нашей школы и пытаясь подыграть себе на школьной же гитаре. Акустическая, старая, с дребезжащими струнами, она искажала звук, но я каким-то образом находила в этих отзвуках малейший признак гармонии, и мне это нравилось. Завуч разрешила мне порепетировать немного после занятий по алгебре, и я с воодушевлением использовала предоставленное мне время, тем более здесь мне никто не мешал. По крайней мере, я так думала.

— Ты неправильно берешь этот аккорд, — раздался голос за спиной. Я вздрогнула и чуть не уронила гитару. Обернулась — это был Тимур. Он растянул губы в какой-то ненастоящей улыбке, сбросил рюкзак на скамейку рядом со сценой и взобрался на край рядом со мной.

— Здесь надо Фа-минор, а ты берешь просто Фа, и барре у тебя неправильно звучит, — он протянул руку и поставил мой средний палец на третью струну второго лада, нажал на указательный, зажимавший все струны:

— Вот как надо. Попробуй.

Я смутилась.

— Давай же, пой.

— …I want to make you move Because you're standing still — еще тише пропищала я. И правда, созвучие стало лучше.

— Вооооот, — одобрительно кивнул Тимур. — Давно играешь?

— Месяц, может, чуть больше, — пробормотала я.

— Молодец, у тебя явно есть способности, маленькая. Ах, ну да! — он хлопнул себя по лбу с досадой, — Ты же гений-математик, я и забыл.

— Это что, взаимосвязано? — я невольно улыбнулась.

— Конечно! Все великие математики на чем-нибудь играли. Музыка — это та же арифметика, только вместо цифр — ноты. И в ней куча всяких закономерностей, которые так великолепно складываются в мелодию, но никто не может разгадать законов, которым они подчиняются.

— А ты играешь?

— Да, на гитаре, и на фортепиано немного, но я, к сожалению, не математик, — рассмеялся он.

Я улыбнулась. Со вздохом отложила гитару, взяла сумку:

— Ну… ладно, мне пора. Наталья Михайловна разрешила только до пяти.

— Стой, а ты что, только здесь репетируешь?

— Ага, своего инструмента пока нет. — пожала плечами я.

— А знаешь, приходи ко мне играть. — предложил Тимур и тут же расхохотался: — Звучит по-детски, как в пять лет!

— Да нет, что ты, спасибо. Неудобно как-то. Мы даже и не знакомы толком.

— Да знаю я твое имя, маленькая. Настюха тебя зовут. Ну а меня — Тимур. Теперь знакомы. — он протянул мне ладонь. Я нерешительно улыбнулась и пожала его руку.

— Может быть, и приду. Если не заброшу.

— Ни в коем случае! — погрозил он мне пальцем, схватил свою сумку и исчез в дверях. Я шагала домой с улыбкой. Кажется, у меня новый друг, пусть и такой немножко странный.

Нелегкий разговор

А, да, я все-таки стала ходить к Тимуру в гости, чтобы поиграть на гитаре. И знаете, смешные это были посиделки. У него никогда никого не было дома, во сколько бы я не пришла. То ли он всех прогонял, то ли родители работали круглосуточно, но ведь у него был еще братишка, который учился в шестом классе. Его я видела всего раз за эти полторы недели, и то мельком, но успела заметить, как он сильно похож на Тимура.

Обстановка дома была далеко не богатой, даже где-то бедноватой. Обои не меняли лет уже семь, на полу — старенькие коврики, мебель тоже не новая, но все было настолько уютным и чистым, что, казалось, все новое только испортит обстановку. Но было заметно, что родители очень старались для детей — их комната была намного больше, чем родительская спальня, стоял компьютер, фортепиано, гитара висела над кроватью, а еще два шкафа, битком набитых книгами. Последнее воодушевило меня больше всего:

— Ух ты! Ты любишь читать?! — восхитилась я.

— А ты не любишь? — ответил вопросом на вопрос Тим. — Книги очень помогают отвлечься от реальности.

— Я тоже люблю читать. Просто мальчишки не часто сидят над книжками. — смутилась я.

— Как будто ты знала их кучу, — усмехнулся Тимур, — Насколько я догадываюсь, не так-то уж и много у тебя друзей.

Я обиделась и замолчала. Ну и…ну и что?!

— Не дуйся. Вон лучше бери гитару и играй, — кивнул Тимур, а сам сел за стол, открыл задачник по физике и начал делать уроки. Я показала ему язык в спину. Вот так и проходили наши совместные времяпровождения. Он занимался чем-нибудь своим, а я играла на его гитаре. Изредка он кидал мне короткие реплики типа «Фальшивишь», «Там другая тональность», «Палец сильнее зажми», и тогда я понимала, что он слушал.

Разговаривали мы редко. Только пару раз Тим спрашивал меня о моей семье, о жизни. Я отделывалась короткими фразами. И вот однажды он спросил меня:

— Как это случилось?

— Что? — я подняла голову от тетради с нотами. Задумавшись над аппликатурой аккорда, не сразу поняла, что он имеет в виду.

— Вот это. С твоими ногами. Ты болеешь, — он пристально посмотрел мне в глаза. Внутри похолодело. Он заметил. Почему-то сразу захотелось разреветься.

— Эм…уже восемь вечера, я пойду. — заторопилась я.

— Насть, ответь.

— Это жестоко, ты так не думаешь?! — я вышла из себя, — Указывать мне на мой недостаток и спрашивать!

— Пока ты не перестанешь воспринимать это как недостаток, это будет жестоко для тебя, — спокойно ответил Тимур. — Давай рассказывай.

— Так получилось, это родовая травма вроде, — дрожащим голосом ответила я, — Сколько себя помню, я всегда была такой. Сейчас еще лучше, раньше я еле ходила, потом сделали операцию…ну и вот.

Не удержалась. Слезы сами выкатились из глаз. Трудное это дело — снова все переживать.

— Зря ты плачешь. Знаешь, это большое счастье — быть не таким, как все.

— Ошибаешься, — мотнула головой я. — Знал бы ты, как меня в младшей школе дразнили.

— Зато теперь ты разбираешься в людях, и способна выбрать из серой толпы самых лучших, самых верных друзей. Отняв у тебя физическую развитость, кто-то наверху наделил тебя прекрасным умом и кучей талантов, а еще силу, чтобы выдержать все это. Ты ближе всех к пониманию истинных ценностей жизни, и ты не будешь размениваться по мелочам. Знаешь, всегда надо извлекать плюсы из своего положения. — Тимур прищурил левый глаз и внимательно посмотрел на мое лицо. Я задумалась над его словами. Да, он прав, но все же…

— Хорошо. А любовь? Да, допустим сейчас мне это не нужно, но ведь когда-нибудь я захочу семью, детей?

— И заведешь. Не вижу препятствий.

— Думаешь, какой-нибудь парень влюбится в меня?! — фыркнула я, — Я уж молчу об остальном.

— Если человек по-настоящему полюбит тебя, ты для него будешь самой прекрасной. Не глупи, маленькая, — Тим захлопнул учебник, — И давай закончим на этом. Уже темно, дай свою сумку — провожу.

Ванька

— Нет-нет, папа, давай возьмем вот этот! — я с воодушевлением дергала отца за рукав в сторону витрины с цифровыми фотоаппаратами.

— Настюха загналась, — рассмеялся Никита, стоявший возле отдела сборки. Я показала ему язык и продолжала «работать» над отцом:

— Пап, смотри какой! 12 мегапикселей, и зум хороший! Ну, пусть чуть дорогой, но зато дольше прослужит! Ну папааааа….Ну пожалуйста!

— Никит, стоит брать? — папа все еще сомневался.

— Пап, ну не знаю, у нас и так тут все дорого обходится. Если уж только Настю порадовать, — отозвался Никитка.

— Боже, дочь, не делай такие глаза! Хорошо-хорошо, купим этот фотоаппарат, но мама нас прибьет, — пробормотал папа.

Я с визгом кинулась к папе на шею. 29 сентября 2007 года. Мне шестнадцать, и мы покупаем мне компьютер и цифровой фотоаппарат. Сказать, что я счастлива — ничего не сказать. Наконец-то буду сидеть за своим личным компьютером и заниматься всем тем, что так давно хотелось — печатать свои рассказы и маленькие повести, которых в потайных тетрадках, исписанных вначале формулами по алгебре и геометрии(чтобы мама не спалила), а потом уже непосредственно моим творчеством, накопилось довольно много. Буду делать отличные снимки и печатать их на своем(!) новеньком цветном принтере. Как мало нужно человеку для счастья!

Мы провели в компьютерном магазине часа полтора — пока проверили всю технику, пока оформили все документы. А потом затарились и, счастливые, покатили домой. Дома нас ждала хорошая взбучка от мамы (мы затратили в полтора раза больше, чем должны были!) и хороший ужин. Весь оставшийся вечер мы с Никитосом собирали компьютер, подключали все провода и шнуры, и вот только я села за новенький компьютер, только занесла пальцы над клавиатурой, как…

— Алло, — буркнула я в трубку ненавистного мне сейчас телефона.

— Настюх, привет! — Ксюшка, как всегда, не вовремя.

— Привет.

— Слушай, айда гулять!

— Ты чего, мать? 11 вечера.

— Ой, ну да, а ты у нас в первом классе! — парировала подруга.

— Не в первом, но все же…

— Вообще, сегодня суббота! Все нормальные старшеклассники идут потусоваться. Айда, не ломайся, у меня сегодня хорошая компания!

— Да кто там еще…

— Анастасия! Быстро поднимай свою задницу с дивана и вперед! Буду у тебя через пятнадцать минут! Будем, — неизвестно для чего исправилась подруга, и в трубке раздались гудки.

Я вздохнула и положила трубку на рычаг. Влезла в джинсы, рубашку, расчесала волосы, заколола пучок, и пошла на кухню:

— Мааам, я на улицу.

— С кем? — мама сосредоточенно мыла посуду, — Если Тимур тебя проводит, то иди.

— Нет, мам, я с Ксюшей.

— Ох, ладно, только долго не ходите.

— Хорошо, — я взяла со столика ключи, надела кроссовки и вышла на улицу.

Было темно и страшновато. Ксюха, как всегда, опаздывала, и я уже думала нырнуть обратно в свою теплую квартирку, как чьи-то холодные ладошки сзади прикрыли мне глаза:

— Угадай, ктооооо?!

— Дед Мороз, — привычно ответила я, и обернулась.

Ксюшка показала мне язык и кивнула на стоящего рядом парня:

— Это мой брат Ванька.

Парень улыбнулся и протянул руку. Я посмотрела на него снизу вверх. У него были чертовски голубые глаза и длинные-длинные, загибающиеся кверху ресницы.

— Настя, — улыбнулась я и пожала его ладонь.

— Очень приятно, — Иван разглядывал меня. Я очень не люблю, когда люди так делают, и повернулась к нему спиной.

— Ну, познакомились, постояли, пора домой! Пока! — и я попыталась улизнуть. Крепкая рука подруги вцепилась в мой воротник железной хваткой:

— Кудаааа?! Я что, зря его сюда тащила? — прошипела подруга, дико вращая глазами, явно на что-то намекая, — Вань, мы побеседуем по-девичьи? — мило прощебетала она, улыбнувшись брату, и снова явила ко мне свое перекошенное злобой лицо. Ох уж мне её лицемерие!

— А не надо сводничеством заниматься, это всегда плохо кончается! — прошептала я в ответ.

— Так, Настенций. Давай-ка проясним ситуацию, — Ксюха отпустила мою куртку, и мне стало уже не так страшно.

— Ну давай. Проясняй.

— Ты одна?

— Одна.

— Сколько тебе?

— Шестнадцать.

— Точнее, очень скоро семнадцать. Девка учится в одиннадцатом классе, и до сих пор не знает как с мужиками общаться.

— Знаю! — запротестовала я.

— Твой придурок Тим ни в какое сравнение не идет. Он вообще гей, по-моему, — фыркнула Ксюша.

— Эй! — обиделась я за друга.

— Не ной. Короче, давай-ка знакомься поближе с моим Ванькой, авось чего-нибудь из вас и получится.

— А как же?… — я беспомощно посмотрела на свои ноги.

— Блин, Насть! — Ксюху это всегда бесило.

— Ладно-ладно, — подчинилась я, и мы пошли к Ване.

Ну, что сказать. Остаток вечера мы провели довольно мило общаясь. Ваня и вправду оказался хорошим, общительным парнем, любезным к тому же. А когда я засобиралась домой, даже попросил у меня номер мобильного.

Я зашла домой в час ночи с горящими щеками. Мама встретила меня немного недовольная, и чуть пожурив, сказала:

— Там тебе Тимур два раза звонил. Перезвонить просил.

— Хорошо.

Я зашла в свою комнату и набрала номер друга. В трубке раздался хриплый, сонный голос Тимки:

— Алло?

— Привет, это я, ты звонил?

— Господи, Насть, уже час ночи. Я звонил в пол-двенадцатого.

— Ну, знаешь, не так много времени прошло, — хихикнула я.

— Ага, — зевнул Тим, — Ну чего там? Где шлялась?

— С Ксюхой гуляла. И знаешь, — вновь глупо хихикнула я, — она мне тут парня подыскала.

— Ого, — Тим сразу проснулся, — Что за?

— Её брат двоюродный, Ванька. Ровесник, учится в седьмой школе. Хорошенький, — я перешла на шепот, чтобы мама не услышала.

— Номер попросил?

— Ага.

— Ну, поздравляю. Теперь не глупи, маленькая. Что я тебе говорил, ммм? — похоже, Тим был рад не меньше, чем я сама.

— Да, Тимка, ты как всегда оказался прав. Спасибо, — я улыбнулась в трубку.

— Не за что. А теперь, маленькая, спокойной ночи. Завтра я к тебе забегу.

— Пока, — ответила я и положила трубку. Потом переоделась в пижаму, выпила на кухне стакан молока и, полная надежд, пошла спать. Почему-то в эту ночь мне снились самые красивые и цветные сны…

Начало

Взрослела я медленно. Несмотря на свои шестнадцать, или как выразилась Ксюха, почти семнадцать, я была все такой же худенькой. Правда, чуть вытянулась в рост, но все равно была ниже всех в классе, и среди параллели вообще. Фигура моя таки не округлилась, я была лишена каких-либо женственных изгибов, но несмотря на это, большинство девчонок в классе завидовало моему телосложению — узкая талия, стройные ноги (еще бы им не быть стройными при такой-то худобе!) красивая шея, и моя гордость — мои темные волосы. Я не считала себя красавицей, но все же мне было чем гордиться — мне от папы достались большие карие глаза, отдающие в черноту. Когда я что-нибудь просила, я делала их жалостливо-большими, и становилась похожа на олененка Бемби. На маму это не действовало, а вот на папу и Никитку — еще как!

В семье меня порядочно избаловали. Мне практически ничего не запрещали — я могла гулять на улице, когда хотела, могла получить практически что угодно — в пределах возможностей родителей. Наверное, поэтому я привыкла сама себя держать в рамках — гулять, несмотря на вседозволенность, старалась максимум до часу и только по субботам — воскресеньям. Спиртные напитки и сигареты — да, я попробовала раз, но мне не понравилось, и я не находила в этом ничего привлекательного, как и мои друзья. Мама доверяла мне полностью, зная что я сама разберусь со временем, когда делать уроки, и поэтому никогда не проверяла моих домашних заданий, лишь порой спрашивала, как дела в школе. Наверное, поэтому я с охотой рассказывала ей практически все, без утайки, и мы как-то обошлись без кризиса переходного возраста в отношениях.

Но у избалованности были и негативные черты — мой характер сформировался, и я уже понимала, что он довольно сложен для окружающих. Я не привыкла уступать, хотя в мелочах всегда снисходительно ко всему относилась, я не умела проигрывать — честолюбие во мне порой зашкаливало за критическую отметку, а еще я страдала самоедством. Видимо, из-за того, что меня практически не ругали родители, я решила делать это сама. И очень жестоко. Стоило мне ляпнуть что-нибудь не так и не в том месте — я мучилась этим неделю, постоянно проигрывая внутри себя ту или иную ситуацию. Я была обидчива, но держала свои обиды при себе. Вот такой я стала, и плохо это или хорошо, я пока не знала, так как столкнуться со своими недостатками лицом к лицу мне пришлось намного позже.

А пока я убиралась у себя в комнате и насвистывала себе под нос веселую песенку. Жизнь была прекрасна, на улице стояла золотая осень, светило солнце, было воскресенье, в памяти все еще теплилось воспоминание о вчерашней вечерней прогулке с Ксюшкой и Ваней, а еще должен был зайти Тимка, и я уже предвкушала, как я ему расскажу подробности вчерашней прогулки. На кухне мама пекла вкуснейшие в мире(да-да!) сосиски в тесте, и пряный аромат поджаривающейся корочки щекотал мне ноздри.

— Мам! Я закончила, где Никитос? Пусть мусор выбросит! — крикнула я.

— Здесь я. — буркнул растрепанный брат, вошел в комнату и взял мусорное ведро, наполненное скопившимися в моей комнате ненужными бумажками.

— Мистер засоня. — высунула язык я.

— Да ну тебя, ведьма! — обиделся брат и вышел из комнаты.

И чего он такой недовольный? Жизнь ведь прекрасна!

Через полчаса пришел Тимур с коробкой моих любимых пирожных.

— Привет, маленькая! — улыбнулся он, когда я выбежала его встречать, и протянул пирожные. — Это тебе, сладкоежка.

— Спасибо!! — я потащила его в комнату. Тим бухнул на стол учебник по тригонометрии:

— Ты решила ту задачу? Я так и не допер.

— Эх ты, там все легко! Вся проблема лишь в том, что надо было вначале понизить степень синуса, а потом уже все преобразовать.

— Точно! — он с досадой хлопнул себя по лбу, — Ты все-таки гений.

— Да ладно, чего уж там, — поскромничала я. — Лучше послушай!

— Ах да, я же пришел сюда радоваться вместе с тобой, — Тим скорчил кислую мину, за что немедленно получил пинок, — Да хватит драться, рассказывай.

— Ну в общем, сижу я вчера дома, радуюсь…Ах, да, ты что не заметил? У меня новый компьютер!…Да стой ты, потом поиграешь…Ну так вот, сижу-радуюсь, а звонит Ксюшка, и… — тараторила я. Да, нелегко быть моим другом, честно скажу я вам. Приходится принимать на свои бедные ушки столько информации, да еще поддакивать при этом, что порой очень тяжело приходится, ведь мисс Анастасия такая болтушка. Но, как говорится, сам напросился. К концу моего рассказа Тим, казалось, был готов повеситься, но все же взял себя в руки:

— Здорово! Теперь дерзай, Стюшкин.

Позже вечером я сидела за топиком по английскому и пыталась подобрать глаголы в нужном времени. Мысли путались, на часах было уже одиннадцать вечера, хотелось спать, но я упрямо заставляла себя доделать домашнее задание. Где-то раздался звонок моего мобильного. Нашарив его под кроватью, я нажала на кнопку «Принять»:

— Алло?

— Эм. Настя? Привет. — нерешительный голос парня, хм…Ах да, Ваня!

— Привет, да, это я, — я попыталась скрыть улыбку, хотя кто меня видит?

— Это Иван.

— Да-да, помню.

— Как дела?

— Хорошо, — «Блин, я даже не представляю, о чем с парнем-то говорить?!» — Ммм, я рад. — «Похоже, он тоже. Ох, ну и кадр. Че делать-то теперь?»

— Э…

— В общем, это…ну…

— НУ?

— Эм…эээ…

— Короче, не хотел бы ты завтра встретиться?! — выпалила я и тут же пожалела об этом. А вдруг я ему совсем не понравилась и звонит из вежливости?!Ну, Настюха, ты попала…

— Да! — как ни странно, парень был рад. Скажу больше, по голосу слышалось, что он был в восторге.

— Я тоже хотел это предложить, но ты опередила. Как видишь, не мастак я разговоры разговаривать, — с облегчением рассмеялся он.

— Да уж, заметно, — хмыкнула я.

— Ну так что? Можно, я встречу тебя после школы? Ты ведь в лицее учишься?

— Ага. Да, можно. Я заканчиваю обычно в четыре, — я тихо улыбнулась в трубку.

— Отлично, я буду там. До завтра, Настюш.

— До завтра, — пробормотала я и повесила трубку. Приложила ладони к горящим щекам и оторопело смотрела на телефон. Мне ведь это не приснилось, да?!

Первое свидание

На следующее утро в школу я собиралась как никогда долго. Долго думала, что надеть («Вот не повезло-то, хоть раз бы юбку надеть!» — сокрушалась я), в конце концов выбрала любимые джинсы и черную толстовку с капюшоном. Полчаса расчесывала свои волосы, коса никак не хотела заплетаться гладко, в два раза дольше обычного чистила зубы…

— Стюх, чего ты копаешься?! — недовольно пробурчал Никита, заглянув в ванную, — Я из-за тебя опоздаю, или ты готова через пять минут, или идешь в школу пешком.

— Кит, я уже! — заторопилась я, кинула на себя в зеркало последний взгляд, вышла из ванной, надела куртку и кроссовки, — Я готова, можем идти.

— Выходи пока, — он кинул мне ключи от машины, а сам принялся начищать свою обувь. Я закатила глаза — и зачем было меня торопить тогда? Вот вредюга.

Уроки тянулись невообразимо долго. Казалось, я тут сижу уже целый год, а прошло всего полчаса с начала первого урока. Я машинально записывала в тетрадь химические уравнения, а в голове билась только одна мысль: как же пройдет сегодняшнее свидание с Ваней? Свидание? Я проговорила это слово про себя и невольно улыбнулась. Ну надо же. Настюшке назначили свидание. Могла ли я когда-нибудь мечтать о таком? Нет, безусловно, я представляла себе, что вот, когда-нибудь, в далеком-далеком будущем, я буду счастлива с кем-то, горячо мной любимым и любящим меня… А потом встряхивала головой и смеялась сама над собой: глупая — глупая Настя. Кому ж ты нужна-то такая? И вот, нежданно-негаданно обрушивается мне на голову нечто, заставляющее меня бурно реагировать вот уже второй день. Не помню, когда я была так же взбудоражена последний раз. Да, кажется, и не было такого.

— Насть! — громким шепотом окликнула меня Юлька.

— А? — я вздрогнула от неожиданности.

— Я тебя уже третий раз зову! Дай списать последнее уравнение. Ты решила? — прошипела подруга.

— Я? А…нет, — растерялась я — впервые мое задание не было выполнено.

— Да что с тобой?! — удивилась Юля.

Я неопределенно пожала плечами и принялась быстро-быстро решать уравнение. Так продолжалось весь день, пока наконец не прозвенел спасительный звонок с последнего урока.

— Эм…я сегодня не домой, — махнула я рукой Юльке, обычно шагавшей вместе со мной полтора квартала, и нарочно повернула в противоположную сторону. Дождалась, пока Юлька завернет за угол, и вышла к воротам школы. Оглянулась. Странно, никого нет. Ну конечно, не пришел. «А ты размечталась» — мрачно усмехнулась я над собой, и медленно зашагала к остановке. Зря с Юлькой не пошла…

— Настя!

Я обернулась на оклик. Ванька догонял меня, размахивая букетом. Я мигом покраснела и рассмеялась:

— Как истинная леди, опаздываешь на пятнадцать минут?

— Прости…Я у другого выхода ждал…Ты такая маленькая, трудно найти тебя в толпе этих кобыл, — запыхавшийся Иван кивнул на выходящих из школы одиннадцатиклассниц. Я помрачнела:

— Уж извините.

— Эй, чего ты? Это же здорово, что ты такая миниатюрная…Кстати, это тебе, — он протянул мне цветы.

Я улыбнулась. Ну надо же…Мои первые цветочки. Хризантемы.

— Спасибо.

— Ну, куда пойдем? — Ваня смахнул со лба светлую прядь волос. Я прищурилась на него снизу вверх:

— Я хочу есть, если честно.

— О’кей. Ты любишь пиццу?

— Ага.

— Пойдем в пиццерию, здесь недалеко. Давай свою сумку, — несмотря на мой слабый протест, парень снял с моего плеча сумку с учебниками и закинул её за спину…

Третий час я хохотала над шутками Ивана, и поедала невообразимо вкусную пиццу, запивая её колой. Ванька, не отличавшийся многословностью при первой нашей встрече, был сейчас на высоте — шутил, острил и всячески развлекал меня рассказами из своей жизни. Я слушала, невольно любуясь его правильными чертами лица, большими голубыми, почти прозрачными, глазами и невероятно изящной линией губ. Надо признать, они похожи с Ксюшей — те же манеры, та же какая-то неуловимая аристократичность в жестах и вообще во внешнем облике, та же легкая беспечность.

— Ты так аппетитно съедаешь вторую пиццу подряд, — заметил Иван.

— Ой… — смутилась я(«И вправду, сожрала две огромных пиццы, ну ты и обжора, Насть! Где твои манеры?!»), — Я просто голодная, после школы, и…

— Да чего ты все оправдываешься, — рассмеялся Ваня, — Я же приятно удивился, обычно все девки на диете сидят и калории считают, а ты так мило уплетаешь все за обе щеки. Хомячок!

Я расхохоталась. Вот уж точно. Всю свою сознательную жизнь я люблю поесть, причем много, вкусно и «с перчиком». Такие вещи как пицца, бургеры, чипсы, картошка фри и прочее исчезают в моем желудке в огромных количествах. Самое интересное, что чем больше я напихаю за щеки, тем вкуснее казалась мне еда. Поэтому мама, папа и брат всегда хохочут надо мной во время обеда и так же называют хомячком. Надо же, заметил в первую же встречу. Ну, ладно, во вторую. В первую я была сыта, к счастью.

Наконец мы закончили с трапезой, и я полезла за кошельком. Иван рассмеялся:

— Феминистка?

— Что? — не поняла я.

— Всегда платишь за себя сама, — пояснил парень, — Стремишься таким образом добиться равноправия с мужчиной.

— Да нет, просто ела же я, — если честно, я вообще мало что понимала, — Вот и собираюсь заплатить за свой обед.

— Я же тебя пригласил, позволь мне заплатить.

— Эм…но ведь ты ничего не съел.

— Вообще-то не суть, — он поднялся с места, пошел к кассе и расплатился.

Я осталась в непонятках. Да-да, ну чего ж вы ждете, я же в первый раз на свидании. И раз уж так принято, что платит он, то хорошо, пускай заплатит. В следующий раз мы наверное пойдем за мой счет в кафе…если он, конечно не испугался моего обжорства.

— Ну что, пойдем? Нааасть…Насть! — похоже, у меня был озадаченный вид.

— А да, конечно. — я суетливо схватилась за куртку…

— Ну…спасибо, что проводил, — я замялась, не зная, что сказать, когда мы дошли до моего дома.

— Да не за что, — Ваня с улыбкой смотрел на меня, явно чего-то ожидая. — Эм… «Какого черта он молчит?! Чего он ждет?!» — недоумевала я про себя, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу. Мою сумку он не отдавал, а попросить я что-то стеснялась. Но и просто так стоять и молчать тоже было жутко неудобно.

— Насть, — наконец нарушил тишину он, — А мы встретимся еще?

— Не знаю, — пожала плечами я, — Если захочешь.

— Очень даже захочу.

— Тогда ладно.

— А можно тебе звонить?

— Ага.

— Тогда я позвоню сегодня вечером.

— Хорошо.

— Насть…

— М?

— Мне понравился сегодняшний день, — он улыбнулся, наклонился ко мне, поцеловал меня в щеку, отдал сумку и, махнув на прощание рукой, ушел. Я стояла у ворот, ошарашенная, придерживая рукой щеку с его поцелуем, и улыбалась как идиотка.

Предложение

Вот уже третью неделю подряд мы с Иваном гуляли вместе после школы, и вечером в субботу. Мама удивлялась, почему я прихожу не в два, как обычно, а в четыре дня, я же врала, что у меня факультатив по математике. А брат лишь ехидно хмыкал в ответ на мои отмазки — он однажды увидел меня и Ваньку в пиццерии.

— Совсем испортилась Настюха — врать начала, — поддразнил меня он после очередного такого разговора с мамой.

— Ой, а не тебе судить! — разозлилась я и швырнула сумку на кровать.

— Да не кипятись ты! Что за парень-то хоть? — миролюбиво спросил Никитка.

— Друг, — все еще обиженно буркнула я.

— Ага, второго Тимку завела?

— Нет.

— Он тебе нравится?

— Какая тебе разница! — я покраснела и бросила в брата плюшевого медведя.

— Да большая, Настюх, — спокойно отреагировал Никита, поймав игрушку. — Мне не все равно, с кем ты встречаешься.

— Я с ним не встречаюсь.

— То есть?

— Ну мы просто гуляем…и все. — пожала плечами я, складывая свою школьную рубашку.

— Но тебе ведь он нравится? — повторил свой вопрос Никитка.

— Да.

— Эх, Стюшкин, как ты быстро выросла, — брат внезапно подошел ко мне и обнял за плечи, — Ты у меня большая молодец.

— Спасибо, Кит, — я была растрогана.

Пару часов спустя я разговаривала по телефону с Ксюшкой. Мы не виделись с тех пор, как она познакомила меня с Ваней, и я жутко соскучилась, вследствие чего наша болтовня по телефону длилась вот уже минут сорок.

— Ну чтоооо? Как там Ванька? — сгорала от нетерпения Ксю.

— Хорошо Ванька, — улыбнулась в трубку я, — Звонит каждый день, видимся…

— Уже предложил?! — взвизгнула подруга.

— Что? — не поняла я.

— Встречаться!

— Н-нет…А…что, должен был?

— Здрасьте, я ваша тетя! Конечно! Ты ему нравишься, он тебе тоже, чего резину тянуть! Вы че, еще ни разу по-настоящему не поцеловались?!

— Это как? — совсем растерялась я.

— В губы, дура! — подруга, кажется, совсем потеряла терпение.

— А…Эм…нет.

— Оооооо! Ну хоть обнимались?!

— Нет…

— Вот Ванька! Тряпка, а не мужик! Все, короче, ставишь вопрос ребром! — решительно отрезала Ксюшка.

— Какой вопрос?

— Ох, Насть, не думала, что скажу это тебе, но ты, оказывается, совсем тупая!

— Ну и ладно, — обиделась я.

— Да постой ты! Не дуйся. В общем, в следующий раз, когда встретитесь, спроси, кто ты для него…Или нет, стой, ты же никогда этого не спросишь, ладно, сама спрошу. Давай, мне некогда, пока! О результатах сообщу! — протараторила подруга и бросила трубку.

Я в шоке посмотрела на телефонный аппарат. Ксюшка в своем репертуаре — ей надо все быстро, смело и решительно. А я совсем не торопила события. Мне нравилось наше спокойное течение событий, а еще я боялась того, что совсем не умею целоваться. Поцелуи «по-взрослому» я видела только в кино, да ведь там не разберешься. А спросить у мамы значило признаться, что я влюбилась. Стыдно. Никитке — еще хуже, засмеет. В смятении я набрала номер Тима. Он парень, конечно, но ведь должен он что-то знать по этому поводу…

— Алло? — хриплый голос друга несказанно меня обрадовал.

— Привет! Как поживаешь?

— Привет. Насть, ты? Пропала совсем куда-то. Целую неделю не разговаривали.

— Прости, Тим. У меня тут события стремительно развиваются. Даже слишком.

— Ах да, у тебя ж герой-любовник нарисовался, — хохотнул Тим. — Ну, и как там на любовном фронте?

— Я думала, все хорошо, но позвонила Ксюха, и выяснилось, что все глухо, как в танке, — помрачнела я.

— Ммм, что такое? — поинтересовался, тяжело вздохнув, Тимур, и зашуршал чем-то — видимо, его надежды на короткий разговор не оправдались, и он устроился поудобней.

— В общем, мы уже три недели с Ваней гуляем, он меня провожает до дома, и меня это устраивает, а Ксюха говорит этого мало, надо чтобы поцеловал по-настоящему, и предложил встречаться…вот. — выпалила на одном дыхании я. Некоторое время в трубке царило молчание, потом Тим задумчиво протянул:

— Ого…

— Что?

— Нет, ничего. А ты что думаешь сама по этому поводу?

— Я согласна, конечно, но только…Блин..- я замялась.

— …ты боишься, потому что с парнем ты никогда не встречалась, — закончил фразу за меня Тим.

— Да, и не только поэтому. Я же никогда ни с кем не целовалась, а еще, ну ты знаешь мои заморочки, я ведь не такая, как все, и вдруг Ваня и вправду хочет просто дружить, вот и не делает первый шаг..

— Насть, успокойся. Все нормально, все с тобой в порядке, перестань комплексовать.

— Я не знаю, Тимка, я так запуталась. Одной своей частью я очень хочу всего этого, а другая мне твердит, что надо послать все к черту.

— Это называется разум и сердце, — хмыкнул Тимка, — Посчет поцелуев не бойся, это вовсе не так страшно. Да и вообще, расслабься и не паникуй. Не люблю вот эту твою Ксюху, она сама суматошная и тебя тормошит.

— Да уж… — вздохнула я, — Ну ладно, Тим, не пропадай. Пойду я.

— Не бойся, маленькая, все путем будет. Информируй! — сказал Тимур и положил трубку. Я вздохнула. Впервые разговор с лучшим другом не развеял все сомнения. Наверное, я просто взрослею.

Я придирчиво разглядывала себя в зеркало. Как же надоело быть такой маленькой и тощей. Ножки как соломинки, а талию просто переломить пополам можно… На вид мне можно было дать лет двенадцать, не больше. Нет, определенно Ванька не хочет со мной встречаться. Как можно влюбиться вот в это? Я вздохнула, надела куртку, закинула сумку на плечо и пошла в школу. Подошвы ботинок мерно стучали по асфальту, а мысли были где-то далеко, в облаках. Настолько далеко, что я даже забыла про предстоящую сегодня олимпиаду по английскому.

— Листницких! Оооо, не будь ты такой умной, я бы тебя отшлепала! Ну какого черта ты приперлась в школу?! — запричитала на меня обычно уравновешенная англичанка, Наталья Денисовна.

— Эм, я могу уйти, — попыталась пошутить я, не понимая в чем дело.

— Иди! Иди в ГорОНО, регистрируйся, полчаса до начала олимпиады!

— Олимпиады? Какой…Ах ты ж, елки-палки! — хлопнула себя по лбу я, развернулась и побежала обратно. Через пятнадцать минут я, запыхавшись, остановилась возле здания городского отдела образования. Поправила растрепавшуюся косу, смахнула челку со лба, и словно на казнь, вошла в здание… Я торопливо царапала ручкой на листе сочинение на английском. Фразы путались в голове, предлоги не сопоставлялись со словами, но в целом я справлялась. Впереди еще было важное состязание- презентация, а если проще — разговор на английском. Я сдала свой листочек, взяла со столика номерок и ахнула — номер первый. Значит, прямо сейчас, без подготовки, мне придется пойти и…

— Прошу, Листницких, — учтиво показала мне на дверь соседнего кабинета преподаватель, наблюдавшая за ходом олимпиады.

— Thank you, — не менее учтиво кивнула ей я, взяла с парты свою сумку и прошла в кабинет. За столом у окна сидели мужчина и женщина, лет тридцати пяти. Женщина подняла голову и приветливо мне улыбнулась.

— Hello, — пропищала я и села на стоящий перед их столом стул. Мужчина открыл рот и… Что он мне говорил, я поняла чисто на уровне подсознания. Он хотел знать все — где учусь, как учусь, какие предметы люблю, чем занимаюсь, какая музыка мне нравится, какие фильмы… Наконец, вопросы кончились. Я перевела дыхание и в том же темпе отвечала ему. Тараторила названия фильмов и песен на английском, даже пересказала пару сказок, а под финал спела любимую мной «Innocence» из творчества Аврил Лавин. Женщина захлопала в ладоши. Мужчина слегка растянул уголки губ в улыбке, но видно было, что и ему понравилось. Я вежливо попрощалась и выскочила из кабинета.

Дааа, Анастасия, я думаю, ты победила. Еще один плюсик в личную копилку достоинств. Триумф прервал сигнал мобильника. Я полезла в карман джинсов. На экране мигало новое сообщение: «Привет, Настюш. Ты мне нравишься, очень-очень. Как насчет того, чтобы быть моей девушкой…м?»

Уважаемые читатели, если вам нравится произведение, и есть какая-то критика, милости прошу, в комментарии. Обязательно дам обратную связь. И не забывайте про звездочки, это стимулирует меня писать чаще и лучше!

Поцелуй

Я стояла у полки с обувью и держала в руках лаковые бежевые туфли. Шикарные, на высоком каблуке, с изящным носом, обтекаемой формой, они были идеальны. Пропорции, форма, цвет…Вот так надела бы их, и шла летящей походкой, а волосы развевались бы ветром, эх…

— Девушка, берите-берите, как раз Ваш размер остался! — миленькая курносая продавщица услужливо подбежала ко мне.

— Я… а, нет, я просто смотрю. Возьму я вот это, — кивнула я на коробку с очередными кедами.

— Хорошо, — пожала плечами продавщица, — Пройдемте к кассе.

Я с сожалением вздохнула, и поставила туфли на место. Пока, моя несбывшаяся сказка. Если у вас нет денег, чтобы купить туфли, это нормально. Деньги можно заработать, попросить, накопить, украсть, в конце концов. А вот если у вас нет нормальных ног, чтобы носить такие туфли… Вот над этим уже стоит призадуматься и… покупать кеды, кроссовки и прочую обувь, в которой можно ходить, но которой не восхищаются. О своей женственности я забыла уже давно. Вроде бы такая маленькая незначительная вещь — обувь, а приходится менять весь образ.

Кеды, кеды, кеды… Они уже сроднились мне, и я не представляла себя без них. Я постоянно панковала — изображала из себя крутую рокершу: носила толстовки, джинсы с цепочками, пояса с черепами, и прочую черную ересь. Красила волосы в зеленый и синий цвета. Решила удариться в другую крайность и все думали: «а, она панк, ничего такого, что не носит юбок, это для них нормально».

И лишь мои знали, что я лишь внешне такая брутальная. Внутри же мне очень хотелось быть как все девушки и носить платья, юбки, туфельки и балетки. Порой это все так начинало давить на психику, хотелось разреветься и раскапризничаться, а потом получить свое в конце концов. Но я-то знала, что «в конце концов» все равно ничего не исправит, и крепилась.

А сегодня по дороге я встретила девушку. Она шла, еле переваливаясь с одной ноги на другую, её конечности были сильно скрючены, и лицо постоянно сводила судорога. Мы столкнулись у входа в магазин, и она, поймав мой взгляд, криво ухмыльнулась:

— Каждую зиму собираюсь покончить с собой, но каждый раз потом приходит весна.

Я улыбнулась ей, и помогла зайти в магазин. Да уж, ходить таким образом по только что выпавшему снегу — адское испытание. А если еще и каждый день…

Когда я отчаивалась, я вспоминала тех детей из предоперационной палаты. Ведь многим из них грозила смерть, а они смеялись и играли. А мне смерть еще ни разу не угрожала. Природа всего лишь подпортила праздник жизни. Но жить-то можно, и вполне прекрасно. А туфли… а туфли когда-нибудь будут. Пусть и не в этой жизни. Полюбил же меня Ванька и без этих туфель. Такую, как есть — несуразную, угловатую, тощую девочку в кедах. Да еще и хохочет над моими саркастическими высказываниями.

Мы встречались вот уже второй месяц. И хотя между нами все еще не было того САМОГО взрослого поцелуя, его теплых объятий и прикосновений губ к моей щеке и лбу мне было более чем достаточно. Я расцветала. Учиться стала еще лучше, стала меньше грустить и задумываться о будущем — мне в настоящем было слишком хорошо. Эх, влюбленность в семнадцать лет — это же самое искреннее, что бывает у человека за всю жизнь.

Мама догадывалась, что у меня есть мальчик, но ничего не говорила. Но видно было, что она переживала. Думала, наверно, разобьет мне сердце. Но пока наши с Ванькой планы были грандиозны — доучиться, и пожениться в восемнадцать лет. Я говорила, что не хочу замуж так рано, а он как всегда смеялся, и называл меня прагматиком.

Новый 2008 год мы встретили весело — вначале со всей семьей, дома, отметили бой курантов, а потом я, Никитка, пара его друзей, Ксюшка с Юлькой и мой Ванька веселой гурьбой отправились на елку. Катались на самых высоких горках, визжали от восторга, зажигали бенгальские огни и пели песни. Ванька схватил меня за руку и отвел под пушистую елку.

— Настен, это тебе, — шепнул он и поцеловал меня в лоб. Я взяла из его рук маленькую бархатную коробочку и, открыв её, ахнула:

— Ванька!

В коробочке было тоненькое серебряное колечко с черным агатом. Ванька достал его, взял мою руку и надел кольцо на безымянный пальчик:

— Все, дорогуша, условно ты теперь моя невеста.

Я обняла его. Ванька немного отстранился от меня и, взяв в ладони мое лицо, притронулся губами к моим губам. Вокруг вдруг стало светло от фейерверков. И моя душа, кажется, тоже взлетела куда-то высоко, в небо.

Converse

Я стояла в белом свадебном платье и сжимала в руках букет белоснежных роз. По лицу текли слезы, размывая тщательно накрашенные ресницы. Мне было наплевать, как я выгляжу, главное, что я была счастлива. Я сделала шаг вперед. Было какое-то странное ощущение. Я приподняла подол платья и посмотрела вниз. На моих ногах красовались изящные туфельки, серебристо-белого цвета. Они искрились, и ходить в них было необычайно легко. Я счастливо засмеялась и затанцевала.

А вот и Он. Мой жених. Идет ко мне по тропинке и протягивает руки. В голубых глазах лучится искорка веселья, на губах улыбка. Я делаю шаг ему навстречу… и падаю. Хочу подняться и не могу. Все гости вокруг смеются, а я ничего не могу сделать. С ноги свалилась туфля — и вместо изящной стопы я вновь увидела свою маленькую скрюченную ступню. Мой жених тут же скорчил рожу и ушел, не оборачиваясь. А вокруг были только злые, смеющиеся лица…

Я судорожно всхлипнула и проснулась. Села на кровати, убрала намокшие от пота пряди с лица. Приснится же такое. Я посмотрела в темноте на свою ладонь. Маленькое колечко на безымянном пальце левой руки тускло блеснуло.

— Это всего лишь сон, — облегченно вздохнув, прошептала я, и повернулась на другой бок…

— Настюх, собирайся в школу! — скомандовал Никита, на ходу надевая свою темно-синюю куртку. — Опаздываем, как всегда!

Я торопливо запихивала учебники в сумку. Черт подери эту биологию, ну надо же сделать такой огромный учебник!

Брат с силой вдавил ногу в педаль тормоза, пролетая мимо моей школы. Буквально вышвырнул меня из салона, кинул вдогонку мой огромный рюкзак, и буркнув на прощание «Удачи!», скрылся за поворотом так же быстро, как и приехал. Я показала ему вслед язык, и вошла в здание школы.

Первый день после каникул шел медленно. Мы зевали на уроках и были как сонные мухи, а учителя вяло рассказывали нам новый материал. Даже любимая мной алгебра прошла сегодня ужасно. Я тупо смотрела на формулы, пытаясь извлечь производную из сложного выражения. Мысли рассыпались в голове и никак не хотели приводиться в порядок.

Что-то Ванька целый день не звонит… Обычно на уроках он закидывал меня смсками. Хотя спит, наверное, в его школе каникулы продлились на два дня.

Наконец стрелка больших классных часов дрогнула, и раздался звонок. Все радостно покидали учебники в сумки и ринулись в гардеробную. Я стояла и вертела в руках номерок от куртки, как вдруг мой мобильный завибрировал, оповещая о новом сообщении.

— Ванька! — обрадовалась я и полезла в карман. «Привет, ты закончила? Жду тебя возле школы» — гласило sms. Я выдернула свою куртку из кучи других, накинула её на себя, небрежно намотала шарф и выскочила на улицу.

Вон он, мой принц, стоит возле ворот. Он поднял голову, заметил меня и помахал рукой. Я улыбнулась и подбежала к нему:

— Привет!

— Привет, — он наклонился и поцеловал меня в щеку. Взял мою сумку, другой рукой сжал мою ладонь, и мы зашагали домой. Я искоса наблюдала за ним. Сосредоточенный взгляд куда-то перед собой, сведенные брови…

— Что-то случилось? — не вытерпела я.

— Нет, просто устал, — он несмело улыбнулся.

— Эх ты, — я пихнула его в бок, — Что же такого делал-то?

— Да ничего особенного, — отмахнулся Ваня, — Насть…

— М?

— Мы сегодня не сможем увидеться.

— Почему? — огорчилась я.

— Ммм…у моего друга день Рождения, он меня пригласил к себе.

— Во вторник? — удивилась я.

— Ну да, а что тут такого?

— Да нет, ничего… Ну если так, то конечно. Я подожду до завтра, — пожала плечами я.

— Мм. тут такое дело…

— Что еще?

— Я завтра тоже не смогу. Соревнования в спортклубе по волейболу. — Ваня как-то странно спрятал глаза.

— О’кей. Тогда позвонишь как-нибудь, — я растянула губы в улыбке, сняла с его плеча сумку — мы уже дошли до моего дома. — Ну, пока.

— Постой… — Иван удержал меня за руку, — Ты не обиделась?

— Нет, конечно, — соврала я.

— Ты меня любишь?

— Еще как, — я потянулась на носочках и поцеловала его в нервно сжатые губы, — До встречи…

Я сидела на кресле под торшером и читала Хемингуэя. Мир корриды обычно горячо мной любимой «Смерть после полудня» все никак не мог увлечь меня, мысли путались и возвращались к сегодняшнему походу Вани к другу на День Рождения. Не то чтобы мне было обидно, нет, просто мной овладело смутное беспокойство, природу которого я не могла разгадать. Откуда мне было знать, что это зачатки ревности пустили корни в моей душе?

Размышления прервались звонком в дверь. Я пошла открывать — мама ушла в магазин, а брат задержался на коллоквиуме — у них в университете началась сессия. За дверью стоял улыбающийся Тимка:

— Привет, пропащая душа!

— Тииииим! — взвизгнула от счастья я — мы не виделись неделю: он участвовал в олимпиаде по информатике, и выиграл поездку в Лондон. Мой юный айтишник снова вернулся к своей верной подружке, да еще с новыми впечатлениями! Счастью не было предела. Я протащила друга в гостиную, мигом соорудила на столике мини-ужин на две персоны и, усевшись рядом с Тимкой, выдохнула:

— Ну, рассказывай!

— Лучше покажу! — рассмеялся друг, и достал из сумки ноутбук. Тауэр, Темза, Биг Бэн, смешные стражи возле него, красные автобусы и знаменитые телефонные будки, узенькие каменные улочки и старинные здания — похоже, Тимка не ел и не спал, только фотографировал.

— Здорово! — я по-белому позавидовала другу, — Ты молодец!

— Ну прям уж, — поскромничал Тим, — Я вообще не понимаю, как я выиграл, там такие умные ребята были!

— Да никто из них и мизинца твоего не стоит, я уверена.

— Утрируешь, Настюх, — покачал головой Тим, — Кстати, я привез тебе кое-что. Он достал пакет и вытащил из него коробку.

— Аа…Тим… Засранец! — чуть не заплакала от счастья я, доставая из коробки новенькие Converse, пахнущие резиной, черные, идеальные и горячо мной желаемые.

— Как увидел, сразу подумал о тебе. И купил, знаешь, их пока носить нельзя, но, думаю, до весны доживешь, — рассмеялся Тимка, глядя на мое лицо.

— Я…я так тебя люблю! — я порывисто обняла друга, — Ты самое лучшее, что у меня есть!

— Ну, опять утрируешь, — усмехнулся Тимур, — Еще есть Ванюха.

Я еле сдерживала слезы. Все-таки не такая жизнь и плохая штука, порой она самая радужная, даже если за ней идет широкая черная полоса.

Попугаи не скрещиваются с броненосцами

Я лежала поперек своей кровати и смотрела в потолок. Ничего не хотелось. Сегодня уже было воскресенье, а Ваня так и не позвонил с тех пор. Первой звонить я не хотела, и поэтому терпеливо ждала. Вторник и среда прошли нормально. Со мной был Тимка, в среду мы с Ксюшкой ходили вечером на каток, в четверг я поздно вернулась с кружка по алгебре, в пятницу то и дело нервно поглядывала на телефон, в субботу судорожно сцепляла пальцы, чтобы не позвонить первой, а сегодня просто сломалась.

Ужасная это штука — ждать. А еще ужаснее — неопределенность и неизвестность. Я уже понимала, что в наших отношениях что-то кардинально поменялось, но что — пока не могла осознать.

Я взяла телефон с тумбочки. Все так же. Глухо как в танке. Черт с ней, с гордостью. Пальцы набрали смс: «Привет)Как ты?» Прошло полминуты. И тут раздался звонок.

— Алло? — ну наконец-то!

— Привет.

— Вань, привет! Ты куда запропастился?

— Извини. Были дела. — сухо ответил он.

— Ааа… Ясно.

— Да, вот как-то так.

Я в недоумении замолчала. Он явно не хочет со мной разговаривать.

— Ну, все нормально? — на всякий случай спросила я.

— Да, все о’кей.

— Ну…ладно. Пока.

— Пока.

Короткие гудки неприятно ударили по ушам. Что-то внутри оборвалось, и я заплакала. Заплакала навзрыд, с наслаждением, чего так давно не делала. Слезы катились градом, мешая видеть, скатывались на подушку, образуя под головой мокрую лужицу. Равнодушие больше всего выбивает из колеи. С детства я ненавидела, когда на меня не обращали внимания, когда не дослушивали мою историю, которую я взахлеб рассказывала, или не так эмоционально реагировали на мои шокирующие, как казалось мне, сообщения. А сейчас я столкнулась с глухой стеной. И что с этим делать, я не знала. Ну и черт с ним! Я вытерла слезы, снова набрала Ванин номер, дождалась его удивленного «Алло?» и выпалила:

— Знаешь, давай по-мужски! Мы расстаемся, так?

Молчание. Потом Ванька несмело начал:

— Насть, ты пойми…

— Так или нет?

— Ммм…да. Наверное, так.

— Хорошо. Удачи.

— Подожди…Давай останемся друзьями…

— Спасибо, конечно, но друзей у меня предостаточно. — буркнула я, и повесила трубку.

Ну, вот и все. Никакой неопределенности. Как ни странно, стало немного легче. «А что ты думала, глупая, — убеждала я саму себя, — Что он реально на тебе женится, и проживете вы всю оставшуюся жизнь вместе? Ага, сейчас. Я же говорила, никому ты не нужна, убогая. Такая — никому.»

Решимость куда-то исчезла, и опять хотелось плакать. Я закусила губу, и подняла лицо вверх, чтобы слезы не выкатились из глаз. Подумаешь, парень… Да ничего такого, все вокруг расстаются. Наплевать, Настя. На-пле-вать.

— Да ты что?! — вечером того же дня Ксюха сидела у меня в комнате и возмущенно всплескивала руками, — Вот козел-то, а!

— Да ладно тебе, Ксюх. Все нормально, — попыталась улыбнуться я.

— Нет, Настя, не нормально! Он ведь даже ничего не объяснил тебе! Не извинился! Да какой там, позвонил только через четыре дня! И то только после твоей смс! — бушевала подруга.

— Ксюх, он мне ничем не обязан. Все хорошо, я даже не плакала, видишь?

— Да ты никогда не плачешь! Ты же у нас кремень, мать твою, верх благородства! Хоть раз бы стала настоящей девчонкой, пошла бы и влепила ему пощечину, закатила бы истерику!

— Так нельзя, — покачала головой я.

— А так можно?!

— Ну…наверное можно. Каждый имеет право расстаться.

— Ох, Настя! Если бы не твои драгоценные мозги, прибила бы! — Ксюша наконец успокоилась, перестала бегать по комнате и села рядом со мной на кровать. — Но ты, старушка, мне дорога, как воспоминания о буйной молодости.

Я улыбнулась и обняла её. Как же все-таки здорово, что она у меня есть.

Несмотря на мое внешнее спокойствие, внутри меня бушевала буря. Я, как обычно, съедала себя изнутри. Винила во всем свою нездоровость, внешность и много чего еще. Да это вообще удивительно, как Ваня обратил на меня внимание. Ведь моя нестандартная походка издалека бросается в глаза, и нормально, что она всех отпугивает. Кому хочется связываться с неполноценным? Ведь инвалиды во всеобщем понимании — это недочеловеки. Пусть умные, пусть интересные, но они инвалиды, и этим все сказано. Некоторым ведь даже противно общаться с такими, а у меня хотя бы есть друзья. Жизнь жестока, но жестока она ко всем, и лишь эта мысль успокаивала мое сознание. Я еще не самая несчастная на земле, я могу видеть, слышать, говорить, я могу учиться, ходить, я могу дружить. Я не одна, со мной мои родители, мои друзья. А ведь не всем так повезло. От многих отказываются даже собственные родители. А здесь от меня отказался всего лишь парень. Пусть любимый, пусть первый, и возможно, последний, но он, в сущности, мне никто. Чужой. Тяжело, плохо, люблю, но привыкну. Приспособлюсь. Переживу. В жизни еще много интересных вещей, кроме любви.

Ксюша мне не сказала, но потом я узнала, что и вправду Ванька расстался со мной из-за моих физических недостатков. Не сам, что самое обидное, а лишь под натиском насмешек других парней, его друзей. Видимо, и ему пришлось несладко. Ну что же, насмешки — это очень тяжело, я-то помню. Не всякий перетерпит. Тим тоже промолчал, когда я ему рассказала. Просто спустя какое-то время мне позвонил разъяренный Иван, и накричал на меня, какого черта какой-то парень звонит и читает ему нотации. Я молча выслушала все его претензии, спросила: «У тебя все?», Ваня ошеломленно сказал: «Да», и я повесила трубку. А потом позвонила Тимуру и долго ругалась с ним, нафига он лезет в мои отношения. На что тот обиженно бросил: «Ну и разбирайся сама!» и тоже бросил трубку. А потом вечером пришел в гости, и мы долго мирились.

Последний звонок

— Господи, Ксюш, ты можешь собраться?! — взмолилась я.

— Да ну вас, зануды. Смотрите, какой день чудесный!!! — Ксюшка взобралась с ногами на подоконник и мечтательно закинула голову, подставляя щеки солнечным лучам. Тим усмехнулся, и оставил барабанные палочки. Потом встал из-за установки, подошел к Ксюшке сзади и резко хлопнул в ладоши над её ухом. Ксюха, не ожидавшая такого, вздрогнула, не удержала равновесие и свалилась с узкого подоконника. Мы рассмеялись, она же, поднявшись, скрипнула зубами:

— Ну, Тим! Держиииись! — и набросилась на Тимура. Тот успел вывернуться из-под её рук, и побежал к выходу из актового зала. Ксюшка с дикими криками — за ним. Спустя минуту их громкие голоса и топот ног были слышны уже по всей школе.

Я вздохнула, положила гитару на пол, и сама села рядом, сложив ноги по-турецки. Теперь придется ждать этих озорников. Завтра будет Последний Звонок. И меня классный руководитель попросил выступить с речью от имени всех выпускников. А я, в свою очередь, подбила ребят выступить с песней. Даже притащила Ксюху, хотя она из другой школы. Тим согласился аккомпанировать на барабанах, я играла на гитаре, а Ксюшка пела. Аккомпанемент у нас был небогатый, но все звучало довольно гармонично.

Было грустно расставаться со школой. Все-таки учеба — это все, чем я жила. Да еще и в ВУЗ я поступала не в столичный, что был недалеко от моего городка, а за три сотни километров, в городе, где жила бабушка. Родители решили, что мне так будет легче, все-таки буду под присмотром родной бабушки. Как бы они мне ни доверяли, но оставить на полную самостоятельность — боялись. Вдруг что со мной случится, а никого не будет рядом. Я согласилась с ними. В столицу поступать мне не очень-то и хотелось, потому что по новостям от Ксюшки я узнала, что Ваня собирается в тот же ВУЗ, что и я. А сердце по нему еще совсем не отболело.

А тут еще на голову неожиданно свалились экзамены в форме ЕГЭ. Буквально за два месяца до окончания учебы. Преподаватели были в панике — как за столь короткое время успеть подготовить детей к такому экзамену? Уровень ЕГЭ по заданиям был на порядок выше, даже для нас, лицейских. Я экзамена не боялась, потому что на подготовку ходила уже с сентября, так как знала, что в моем ВУЗе мне все равно придется сдавать его по математике и русскому. Поступать мы с родителями решили на факультет прикладной математики и информатики, раз уж у меня с детства была к этому тяга.

Вот такие глобальные перемены ожидали меня в моем маленьком мире. Я, казалось, была к этому готова, и даже с нетерпением ждала их. От размышлений меня отвлеклиприбежавшие Ксюха с Тимом. Тим прихрамывал на левую ногу, а Ксюшка была вся растрепанная, но довольная.

— Ты что с ним сделала? — удивилась я, поднимаясь с пола.

— Он просто получил по заслугам, — рассмеялась Ксюшка. — Давай, чертов барабанщик, поднимайся на сцену.

— Коза, — огрызнулся Тим, но послушался.

На следующее утро я все не могла усидеть на месте. Мне казалось, что я не так накрасилась, не так сидит новая рубашка, и совсем не идет короткая клетчатая юбка в складку. Мама пыталась заплести мне «корзинку» из косичек, и в конце концов ей все же это удалось. Скрепив последний узел белоснежного банта на моей дурной голове, она с облегчением вздохнула:

— Все, наконец.

— Мама! — взвыла я, критически оглядев себя в зеркало, — Ноги слишком худыыые!

— Настя! Перестань! Все отлично, белые гольфы все скрывают, зрительно полнят твои ножки. Со сцены все будет хорошо смотреться, хватит себя съедать! В конце концов, это твои ноги, и никуда ты от них не денешься, — попыталась пошутить мама, но безуспешно.

Я расплакалась. Вот почему, почему все так?! Почему я даже на праздник не могу надеть юбку, не смотря с отвращением в зеркало? Я уж молчу про выпускной…

— Я никуда не пойду. Нафиг. — Я скрестила руки на груди и села с независимым видом на диван.

— Насть, — вздохнула мама, и села рядышком, приобняв меня за плечи, — Мы с тобой проделали уже такой огромный путь, столько всего преодолели, и что, теперь ты сломаешься на этой ступеньке? — Я угрюмо молчала, — Ведь мы с папой так ждали этого дня, чтобы гордиться тобой. Посмотри, какая ты стала сильная, красивая, такая взрослая…Такая большая умница, Настя, никто не будет над тобой смеяться только из-за того, что тебе не идет юбка, или у тебя худые ножки. Между прочим, юбка тебе очень даже идет.

Я покосилась в зеркало. И вправду, было не так уж и страшно. Кеды, белые гольфы до колен, и коротенькая юбка. Ноги, хоть и были тоньше нормального, но были стройными.

— Ладно, — буркнула я. — Мне пора.

— Давай, удачи, — улыбнулась мама, и отвернулась. Но я заметила, что в глазах у неё блеснули слезы.

— Мам…

— Насть, иди. Мы с папой придем к десяти. Ты у нас молодец.

Я вздохнула, взяла гитару, и пошла к выходу…

— …Никогда нам с вами, ребят, не забыть эти стены, эти лица, эти минуты. Мы всю жизнь будем помнить наших любимых учителей, наших школьных друзей, и порой, уже взрослыми, возвращаться к ним. И кем бы мы ни стали — космонавтами, банкирами, врачами, учеными, и просто мамами и папами — все равно в душе навсегда мы останемся такими же маленькими школьниками, вечно списывающими, веселыми проказниками для наших учителей! — звонко отдавался мой голос во всех уголках актового зала. Я жутко волновалась. Хотелось плакать, но я привыкла сдерживаться. И последние слова «…мы бы хотели посвятить вам песню!» я уже произнесла без дрожи в голосе. На сцену поднялась Ксюша, Тим вытаскивал из-за кулис барабаны. Когда все было готово, я закинула на плечо ремень гитары и ударила по струнам.

…Все острова давным-давно открыты,

И даже те, где тесно и вдвоем,

Но все то, что мы знаем, ничего не значит,

Все то, что мы знаем, ничего не значит

Для нас — мы новый найдем!…

Детство убегало от нас куда-то вместе с этими строками, отдаваясь эхом в ушах. И с каждым ударом пальцев по струнам я понимала, что дальше — будет еще сложнее.

Детство закончилось

Я дописывала очередную главу своей сказки. Слова не складывались, а если и складывались, то неудачно, и не веяло от них тем самым теплом. Да что же такое-то, а?! Последние две недели я была сама не своя. Хотя это понятно — ЕГЭ, и долгое ожидание результатов…

Вот уже и выпускной был не за горами, всего через неделю, а оценок еще не было известно. И это выводило меня из строя. Ненавижу ждать. Ненавижу.

Вообще, предстоящая взрослая жизнь меня пугала не на шутку. Как-то я буду там, в новом городе? Опять привыкать ко всему и дергаться — заметят — не заметят. Самостоятельно. Мамы рядом не будет, и с друзьями будем видеться от силы раз в полгода…

Несмотря на свои внутренние сомнения, на нерешительный вопрос мамы «Насть, а может, годик посидишь дома? Подумаешь, отдохнешь…» я рубанула свое «Нет!». Показать свой страх? Да ни за что на свете. И пусть внутри меня сомненья-кошки расцарапали все в хлам, никому не стоит этого знать. А уж тем более маме. Она-то переживает не меньше меня, а может, даже и больше.

Все свои семнадцать лет я боялась огорчить или обидеть маму. Она вложила в меня буквально все — бросила работу, чтобы ухаживать за мной, чтобы я росла нормальной, не ущемленной девочкой, она воспитывала во мне характер, она переубеждала меня, если я сомневалась, и поднимала, если я падала. Но кто знает, каково было в эти моменты ей видеть мои слезы, мои сомненья, мои печали, она ведь тоже не могла знать будущего и могла упасть вместе со мной. Мама, обычно тихая, робкая и несмелая, яростно защищала мои интересы и меня. Однажды она везла меня, семилетнюю, на санках в больницу рано утром. Так как больница была далеко, а идти так долго мне было не под силу, она тащила меня на детских саночках. И по дороге мы встретили старушку, посмеявшуюся надо мной: «Не стыдно, такая большая девочка, и мама на санках везет!». Всегда молчаливая, мама мигом превратилась в разъяренную фурию, и послала эту старушку на все четыре стороны, обругав её при этом самыми непристойными словами. Послав к черту приличия, уважение к старости, и прочие принципы, защищая своего ребенка. Пусть неполноценного, пусть инвалида, но СВОЕГО. Кто знает, каково ей приходилось, когда она вела меня за руку по улице, и вместе со мной мужественно встречала эти удивленные взгляды. Кто знает, что творилось в её душе, когда им с папой приходилось тратить столько денег на мое лечение, тогда как моя семья была отнюдь не из богатых. Кто знает, каково ей было обделять вниманием и любовью второго своего ребенка, когда мы месяцами лежали в больницах. И ведь все это нужно было держать в себе, не показав своего отчаяния, чтобы не отчаялась я…

Поэтому я старалась отплатить ей тем же. Пободрее шагать по жизни, лишь бы не упасть духом. Иначе все то, что вложила в меня моя мама, напрасно.

Я дописала более-менее нормальную строчку и, вздохнув, отложила ручку. Перелистала шуршащие странички, густо исписанные ровным почерком. Кажется, близится счастливый конец. А, может быть, и начало новой истории.

Завибрировал мобильный. Я улыбнулась — наверняка Ксюша.

— Алло?

— Настя! Привет!!!

— Привет, Ксюхенций! — рассмеялась я. Интуиция меня еще ни разу не подводила.

— Ты где???

— Дома.

— Быстро вылетай в наш парк. У меня для тебя грандиозные новости!!! — голос подруги звенел колокольчиком. Значит, и вправду случилось что-то особенное.

— Хорошо, через двадцать минут буду. — улыбнулась я, и повесила трубку.

На улице стоял теплый июнь. Легкий ветерок трепал выбившиеся из косы волосы, солнце ласкало щеки, и день был, в общем-то, прекрасен. Я дошла до парка в конце улицы, прошлась по аллее в поисках Ксюши, но её нигде не было видно. «Пойду к фонтану и позову её туда» — решила я. Я обогнула по тропинке многочисленные клумбы с анютиными глазками и пионами, и направилась к фонтану, все еще бегая глазами по силуэтам прохожих в поисках подруги.

И тут взгляд зацепился за что-то. Тим. Тим и Ксюша. Она смеялась, брызгая водой из фонтана ему в лицо. Он улыбался ей в ответ, и обнимал её за тонкую талию. Стройная, с растрепанными кудрявыми волосами, в светлом платье, счастливая, она была очаровательна.

Как?! Как это могло произойти?!! Тим… Тим же… Он же мой, с головы до пяток! Меня прошиб озноб. Больше всего мне хотелось развернуться и уйти. И я уже почти сделала это, как…

— Насть! Настя, мы здесь! — они хором окликнули меня. Я натянула на лицо самую доброжелательнейшую из своих улыбок и повернулась обратно к ним:

— Привеееет! — боже, Настя, не так фальшиво.

— Привет! — Тимур подошел ко мне и обнял за плечи, — Давно не виделись, Настюшкин.

— Ага, — процедила я, — Целых пять дней.

— Это вечность, — подмигнул мне он.

— Насть, мы тут хотели сказать тебе… — Ксюшка не скрывала своего счастья, — В общем, мы с Тимкой встречаемся.

Тим встревоженно на меня посмотрел. Воцарилась напряженная тишина. Казалось, я слышу даже муху, летевшую с противоположного конца парка к нам. Улыбка медленно сползла с Ксюшиного лица. Она взяла меня за руку:

— Насть…Что-то не так?

— Ты не рада? — Тимур сжал челюсть так, что я услышала скрежет его зубов. Нет, эти двое меня точно побьют. Надо спасаться.

— Да что вы, ребят?!!! Конечно рада!!! Ураааааа! — завопила я, обняла их обоих за шею и повисла на них. Эти двое предателей мигом заулыбались, и начали подбрасывать меня в воздух. Потом мы все вместе искупались в фонтане, и мокрые с ног до головы, устроили праздничный обед в «Макдоналдсе». Ксюша полтора часа трещала об особенностях их начала отношений (как оказалось, они встречаются уже полтора месяца! — «Конспираторы фиговы», — подумала я.), а я угрюмо поедала огромную порцию картошки фри.

Нет, вы не думайте, я не ревновала. Я не была влюблена в Тима, и конечно, я желала ему счастья, и предполагала, что скоро у него появится девушка всей его жизни, и мы будем гулять у них на свадьбе, и я буду покупать их ребенку самые классные игрушки… но не так же скоро?!!

А то, что Ксюша идеально ему подходит, было видно сразу. Он просто глаз с неё не сводил, и держал за руку так, как будто боялся, что она вот-вот исчезнет. И она просто лучилась, вся переливалась от счастья, звенела чистым колокольчиком, вокруг неё словно бы разливался солнечный свет. Я была рада за них. Правда, я была рада. Но это был еще один шаг к разлуке. Еще одно подтверждение тому, что детство закончилось.

Апелляция

Но окончательно рушиться моя жизнь начала 17 июня. Это был обычный, ничем не примечательный вторник. Мы с мамой собирались по магазинам за выпускным платьем, ломали голову над тем, какие же туфли мне подобрать, чтобы было более-менее нарядно… Размышления прервал звонок классного руководителя, видимо — насчет результатов.

— Алло? — нетерпеливо пискнула я.

— Настя, здравствуй. У меня для тебя новости, — голос Максима Владимировича был как-то странно сухим.

— Да, слушаю.

— ЕГЭ по русскому ты написала на 3 — 45 баллов. Математика — тоже 3. 42 балла. — сухо отчитался он.

Голова закружилась.

— Н-не может быть… — пробормотала я.

— Чего ж ты так, а? Подвела нас, — упрекнул преподаватель.

— Максим Владимирович, а это точно — мои результаты?

— Да как же не точно-то? На официальном сайте висят. Ладно, Анастасия, всего доброго. Увидимся завтра, заберешь сертификат в десять утра.

— До свидания, — попрощалась я и положила трубку.

А вот теперь самое время для паники. Никакой золотой медали, ради которой я старалась столько лет. Никаких тебе оглушительных оваций и восторгов. Никакого поступлении в университет. Что мы имеем в итоге? Полный ноль. Задница. Несправедливость щипала глаза и скатывалась солеными каплями на щеки, падала с подбородка на голые коленки.

Я не могла написать математику на три. В голове отчетливо прояснилась картинка моего варианта — я решила все задания! Допущу, что парочку заданий С я решила некорректно, С3 и С5, но остальное просто не вызывало сомнений. Это, как минимум четверка. И уж точно не 42 балла.

Ну, а русский… Русский — просто явное вмешательство со стороны. Не хотелось хвастаться, но, черт возьми, горы прочитанных мною книг просто не позволяли мне писать неграмотно, я, не читая правил, интуитивно расставляла знаки препинания там, где надо. А сочинения были моим коньком, а ведь это самое важное в ЕГЭ, там за одно сочинение ставят 20 баллов.

Жестоко. Хотелось пойти и разорвать всех на части. И, не выдержав, я расплакалась. Давилась в подушку слезами, глухие рыдания сотрясали мои плечи. Ну за что?! За чтоооо?!

На следующее утро, когда я забирала свои результаты, все учителя сочувственно смотрели на меня, и начинали шушукаться, как только я отворачивалась. Было невыносимо это терпеть, и я быстрее пошла домой. Увидев мой сертификат, мама бессильно опустилась на диван и разрыдалась. Я впервые видела её такой… слабой. Папа нахмурился, обнял меня за плечи и поцеловал в макушку, сказав:

— Ничего. Мы-то знаем, что наша Настя самая умная. И эти оценки ничего не доказывают. Просто кто-то очень жестоко обошелся с тобой.

— Пап… а как же теперь… университет? — подняла глаза я.

— Поступим. У тебя есть льготы, как у… — папа запнулся.

— Инвалида. — спокойно закончила фразу я.

— Да. И мы ими воспользуемся.

— Должен же быть хоть какой-то прок от твоих мучений. — хмуро усмехнулся сидевший до сих пор молча Никита. Мама нервно хихикнула, и тут мы все вместе рассмеялись.

Потом, спустя несколько недель, подав на апелляцию, я случайно узнаю, что мои баллы были подправлены равнодушной рукой для статистики — ибо в тот год было слишком много подкупных отличников, и чтобы район не выбивался из общего процента — многих срезали по баллам. И срезали почему-то именно тех, кто своими силами и умом пробивал себе дорогу в будущее, а не просто заплатил стопку хрустящих бумажек для отличной оценки.

Снова вместе

Выпускной…Нет, там не было ничего особенного, я просто пошла, как была — джинсы, кеды и белая майка, волосы собраны в косу, поднялась на сцену, получила свой аттестат и ушла. Прямо со сцены — на выход. Не было шумных и трогательных прощаний — обниманий с одноклассниками, лишь Тимура я обняла и поцеловала в щеку. В его темных глазах промелькнула грустинка и виноватость какая-то, он прижал меня к себе и прошептал:

— Удачи тебе, маленькая моя. Хоть мы и не будем видеться так часто теперь, все равно ты всегда будешь моим лучшим другом. Помни об этом!

— Тимка, — я благодарно потерлась щекой о его ладонь, — И тебе удачи.

А на следующее утро я уехала.

— Я поступила! Мама, я поступила!! — радостно кричала в трубку я, шагая по шумной улице города с заветной бумажкой руках. — На бюджетное!

— Ну, вот и замечательно! — облегченно вздохнула мама, — Не передумала еще? Может, все-таки приедешь на один месяц? Насидишься еще там, у бабушки, по дому скучать будешь.

— Хорошо, — немного подумав, ответила я, — Я и вправду соскучилась, приеду завтра.

— Тогда ждем, — улыбнулась в трубку мама.

— До встречи. — ответила я.

Было начало августа. Город шумел, и эта быстрая жизнь мне нравилась. Я скучала по дому, но все же мне явно было лучше здесь…

Я села на автобус, идущий до автовокзала. В кассе купила билет до дома на завтра, и пешком пошла домой, к бабушке. «Обрадую завтра Тима и Ксюшку, — думала я, — Устрою сюрприз». Вечером собрала вещи, помогла бабушке по дому, посмотрела телевизор… Не зная, чем еще заняться, легла спать.

На следующий день я ехала домой, глядела на пробегающие в окне деревья и думала о своей жизни. Лучше всего думается о ней почему-то в дороге. Ник сразу после моего выпускного ушел в армию. А мы остались ждать его. Мама и папа очень скучали по нам. Ведь так внезапно от них уехали оба их чада. Я ведь никогда так надолго не расставалась с мамой. А тут…

Дома мама встретила меня так, как будто мы не виделись года два. Стол был празднично накрыт, и ломился от маминых пирогов, а за столом… А за столом сидели Ксюха и Тимур.

— Ребята! — воскликнула я.

— Сюрприииз!!! — рассмеялись они, и бросились обниматься.

— Я вчера позвонила им и сказала, что ты приедешь, — глядя на нас с улыбкой, объяснила мама.

— Ты самая лучшая, мам, — я подошла и обняла маму.

— Настюшка, да ладно, давай уже сядем все за стол.

После обильного обеда мы втроем пошли гулять.

— Ну что, Тим? Куда поступил? — помолчав, спросила я.

— Никуда. Сначала я выясню отношения с государством на предмет гражданского долга по защите родины, — усмехнулся друг. Ксюха судорожно всхлипнула:

— Смотри, Насть, чего он решил, и даже не соглашается подождать, пока срок службы скостят до года!

— Да уж, — покачала головой я. — Ну что ж, мы будем ждать тебя.

— Если эта красавица дождется, — хмыкнул Тимур. Ксения обиженно вырвала свою ладонь из его руки:

— Раз так говоришь — и ждать не буду!

Вместо ответа он потянулся к ней и поцеловал её. Я деликатно отвернулась.

— Ну, а ты, Ксюш?

— А что я? — вздохнула подруга, — Поступила в нефтяной. Буду учиться, и писать этому оболтусу, да и тебе. Ты же будешь к нам приезжать?

— Буду, — пообещала я.

Мы сели на нашу скамейку в парке, и замолчали. Смотрели, как веселятся маленькие дети, купаются в брызгах фонтана воробьи, и шумит ветер в зеленых кронах деревьев. Это было… как-то торжественно, что ли. Трое повзрослевших друзей, три разные дороги. Было странно думать о том, что было с нами раньше. Школа, дискотеки, Ванька, ссоры — как будто просто из какого-то очень старого фильма. Первой нарушила молчание Ксюшка:

— Ребят… а я не хочу взрослеть.

— Питер Пэн фигов, — усмехнулся Тим, и приобнял нас обеих за плечи. — Вы всегда будете моими маленькими девочками.

— Даже когда я буду толстая и обрюзгшая, в грязном фартуке и с десятком детей? — фыркнула Ксюшка.

— Конечно, — серьезно посмотрел на неё Тимур, — Тем более что это будут мои дети. И тетя Настя будет приходить к нам в гости, да, Насть?

— Как же иначе, — грустно улыбнулась я, и положила голову на плечо Тиму. — Так и будет.

Им хотя бы светит семья. А я… а мне шагать по жизни одной. В эту минуту я по-белому завидовала им…

— Насть! Сходи на рынок за зеленью! — крикнула с кухни мама. Я вздохнула и отложила книжку. Влезла в шорты и пошла к маме:

— Денег давай.

— Еще кефира не забудь.

Я кивнула и поплелась на рынок. Городской рынок находился недалеко, всего-то две остановки от дома. Но плелась я оттуда долго, еле-еле переставляя ноги. Глазела по сторонам, заходила чуть ли не в каждый магазин по дороге… А что прикажете делать семнадцатилетнему подростку, изнывающему от скуки?! Ксюха поехала зачисляться в общежитие, Тимура мы два дня как проводили в армию… Вот я и валялась дома целыми днями, перечитывала все книги в шкафу, хотя знала их уже наизусть.

— Настя?! — изумленный голос за спиной заставил меня вздрогнуть.

— Эээ… — я обернулась.

В метре от меня стоял Ванька и улыбался. Сердце покатилось куда-то в пятки. По телу побежали мурашки, стоило мне только заглянуть в горячо любимые мной когда-то ярко-голубые глаза. Ванька подошел и обнял меня:

— Привет! Как давно я тебя не видел…

— Да уж. Давно. — процедила я, высвобождаясь из его объятий.

— Как ты? Изменилась, — он протянул руку и ласково дернул меня за длинную осветленную прядь волос.

— А, это… — небрежно махнула рукой я.

— Да нет. Выросла. Даже пополнела чуть, — его взгляд пронизывал меня с головы до ног.

— Да… дома лежу… вот и толстею, — поежилась я. — Ну… мне пора.

— Постой! Я провожу, — его руки выхватили из моих пакет с продуктами.

— Да нет же…Не стоит, — попыталась сопротивляться я.

— Не спорь!

И мы зашагали по направлению к моему дому.

Я упрямо молчала, опустив глаза, и шагала, сунув руки в карманы шорт. А Ванька все разглядывал меня так, как будто видел впервые, и нетерпеливо задавал вопросы:

— Поступила?

— Да.

— Куда?

— Да…Там, в технический. На программиста.

— Молодец! Мозг, — похвалил Ваня. — А я вот на юриста прошел.

— Рада за тебя.

— Ага. Ты как, в столицу-то?

— Нет. В город, к бабушке, — ответила я и назвала город.

— Ого, — присвистнул Ванька. — Далековато отсюда.

— Шестьсот километров, — буркнула я.

— А как домой ездить будешь?

— Редко.

— Ммм… — протянул Иван и замолчал.

Спустя пять минут мы дошли до дома. Я взяла пакет у Вани:

— Ну, спасибо, что проводил.

— Не за что, Насть.

— Пока.

Внезапно он наклонился и поцеловал меня в краешек губ. Обнял за плечи, заглянул в глаза и сказал:

— Можно, я позвоню?

— Не надо.

— Я позвоню, — повторил он, еще раз поцеловал меня, и, повернувшись, ушел.

Первый курс

В общем, наши с Ваней отношения возобновились. Просто так, без лишних слов и объяснений, так же незаметно, как и ушел, он вернулся. И я приняла его. Он позвонил, потом пришел, потом еще раз пришел… И я почувствовала, что опять не могу без него. Этот человек сломил мою волю и напрочь убил здравый смысл.

Вот только о будущем теперь думалось с трудом. Всего через неделю мне нужно было уезжать на учебу, а Ваньке — в столицу. Как мы будем в разлуке, и будем ли вообще вместе — я не знала. И его не спрашивала, а сам он ничего не говорил. И я ненавязчиво пыталась жить сегодняшним днем, терпеливо отгоняя мысли о предстоящей разлуке.

Ксюшка, узнав о нашем примирении, долго ругалась. Ходила взад-вперед по моей комнате и называла меня «бесхарактерной дурой», кричала, что «не ожидала я от тебя такого, думала, ты умная, а ты вообще, оказывается, жизни не знаешь». Я согласно кивала головой, сидя на кровати, и виновато опустив глаза в пол. Однако про себя утешалась мыслью «Но ведь, если сильно любишь — то можно?…»

Многое можно простить, когда любишь. Я все отдала бы за те минуты, когда Ванька обнимал меня и вдыхал запах моих волос, а я зарывалась лицом в пространство между его подбородком и шеей. От него вкусно пахло чем-то до боли родным, я целовала его в ямочку между хрупкими и такими немальчишескими ключицами, и мне хотелось плакать от счастья. Ну и пусть негордая, зато мы вместе…пока. Странная она, любовь.

Первый день в новом учебном заведении прошел странно. Никак — ни хорошо, ни плохо. Мне, естественно, страшно хотелось плакать — ведь вчера я слезно прощалась с Ванькой, моим Ванькой. Он пообещал, что несмотря на расстояние, мы будем вместе, и заверил, что все будет хорошо. Я ему верила, но еще одна разлука сильно меня подкосила.

После линейки и посвящения первокурсников, где совсем не было понятно, с кем из этой трехсотенной кучи людей мне предстоит общаться и учиться ближайшие пять лет, нас наконец-то отвели в аудитории и разделили на группы. Моей группе из тридцати человек присвоилась аббревиатура «М12», что означало — математики, первый курс, вторая группа.

Я села за первую парту. Рядом со мной уселись двое рослых парней и худенькая, моего роста, светловолосая девочка. Парни о чем-то перешептывались между собой — видимо, они были знакомы, а девочка сидела, сложив руки перед собой, и вообще, держалась как-то неестественно прямо и напряженно. «Отличница» — сразу догадалась я, искоса её разглядывая. В этом не было сомнений — одета аккуратно, небогато, безо всяких излишеств: темно-серый кардиган, обтягивающий узенькую фигурку, белый накрахмаленный воротничок рубашки, черные брюки и туфли без каблуков. На руках никаких украшений, только узкое неприметное золотое колечко — скорее всего, подарок родителей на выпускной, или какой другой знаменательный праздник. На среднем пальце правой руки — небольшая мозоль — признак того, что она много писала. Взгляд светло-серых глаз спокойно-испуганный, готова ко всему новому, но волнуется. Косметики на лице никакой, светлые волосы собраны в низкий пучок. Я как-то сразу прониклась к ней симпатией. Парней я разглядеть не успела, так как вошла девушка лет двадцати пяти — куратор нашей группы. Все встали, как по команде, по старой школьной привычке.

— Садитесь, — рассмеялась куратор, махнула рукой и села сама, разложила на столе какие-то бумаги и продолжила:

— Ну, что ж. Давайте знакомиться. Меня зовут Ирина Аркадьевна, я ваш куратор. Со всеми вопросами, жалобами, претензиями и предложениями можете подходить ко мне. А сейчас я хотела бы на вас посмотреть. Сделаем вот как — я называю фамилию, вы выходите, если она ваша (она рассмеялась, произнеся последнее), и представляетесь. Как вас зовут, что вы любите, что не любите, чем дышите и живете. Согласны?

— Да, — нестройным хором ответили мы.

— Договорились. Итак, Арыкин…

Студенты вставали, выходили к доске, краснея, представлялись, бормотали что-то вроде «Вадим, люблю математику и компьютеры, люблю бегать», и садились обратно, вжав голову в плечи.

— Корикова, — произнесла куратор, и девочка, сидевшая за моей партой, поднялась с места, прошла к доске, повернулась к классу и бойко ответила:

— Софья, художник, увлекаюсь точными науками, потому и поступила сюда. Катаюсь на роликах, люблю музыку, пишу стихи… Надеюсь, что найду друзей, — она широко улыбнулась и шутливо присела в реверансе. Я улыбнулась в ответ. Но не успела я расслабиться, как прозвучала моя фамилия.

— Листницких.

Я встала из-за парты. Стараясь шагать нормально, вышла к доске. На меня уставились двадцать девять пар любопытных глаз. Я беспомощно улыбнулась, и представилась:

— Настя. Рисую, играю на гитаре, интересуюсь кинематографом и пытаюсь стать знаменитой. Думаю, буду давать списывать, — отшутилась я.

Я села на свое место и с облегчением выдохнула. Не думала, что это так трудно. Оставшееся время я пыталась запомнить в лицо и по имени своих одногруппников. Однако такое количество информации мой мозг отказывался умещать, и запомнились мне только эти трое, что сидели со мной. Девочка-отличница Софья, парень с копной кудрявых золотистых волос — Рома, он обладал шикарным голосом («Наверняка поет»- подумала я, и не ошиблась — он тут же признался, что занимается вокалом, всему классу…ой! (теперь уже группе, простите, никак не привыкну) и веселым нравом, и Сергей — худой длинноногий мальчишка с каштановыми волосами и темными глазами, он до боли напомнил мне моего Тимку.

Потом мы выбрали старосту — ей стала высокая девчонка с длинными распущенными волосами, иссиня-черными, явно крашеными. По надменному выражению ярко-голубых глаз было видно, что она привыкла быть лидером, и она первая подняла руку, предложив себя на должность старосты. Звали её, кажется, Оля. И, записав расписание на завтрашний день на доске, куратор попрощалась с нами и вышла из аудитории. Толпа новоявленных студентов ринулась к доске. Я записала в ежедневник названия предметов («Математический анализ», «Дискретная математика», «ПЭВМ» — гласило расписание) и протолкнулась на выход. Вдохнув грудью прохладный сентябрьский воздух, я зашагала домой.

На расстоянии любви

— Настюха! — ахнула Ксения, когда мы заявились к ней домой, — Заходите скорей!

Стоило войти нам в прихожую, как подруга тут же повисла на мне:

— Дорогая!!! Я так соскучилась!! Сильно-сильно! Как мне тебя не хватает, ты бы знала!

— Ксюшкин, — растрогалась я, — Я тоже очень скучала… Ксения отстранила меня от себя и начала разглядывать:

— Ох, чего-то ты прям вся цветешь! Растолстела, зарумянилась, в высоту выросла!

— Правда?! — обрадовалась я, — Ну хотя бы.

— Правда, очень похорошела! — закивала Ксюша.

— А вот ты что-то наоборот, — заглянула я в потускневшие глаза подруги.

— Да чего уж там, — неопределенно взмахнула изящной кистью она, — Вань, а ты чего мнешься? Разувайся давай, бить не будем! — звонко расхохоталась девушка.

Иван робко улыбнулся и начал расшнуровывать ботинки. Ксюшка повела нас на кухню, мы попили чаю с тортом, взахлеб обмениваясь впечатлениями о новых местах учебы.

— А как там Тимка? — спросила я.

— Не знаю, — Ксю опустила глаза, — с третьего сентября не пишет и не звонит…

— Ого… Поссорились?

— Нет, в том-то и дело… После присяги как в воду канул, даже не знаю куда его отправили. Может так далеко, что не дозвониться, а может, забыл меня уже… — в ярко-синих глазах подружки сверкнула слезинка.

— Да ты что?! Он не может так поступить, Ксюш. Если и разлюбит, то скажет тебе об этом прямо. Я Тимку знаю, — ободряюще улыбнулась ей я. — А у родителей его узнавать не пробовала?

— Я к ним ни ногой, ты что? Я их вообще не видела, да кто я ему, чтоб с родителями знакомиться, — перепугалась Ксюшка.

— Ну да, — протянула я, а про себя подумала: «Идиотка ты, Насть, о своем-то парне боишься предкам рассказать…»

Поев, мы с Ксюхой убрали посуду, и пошли в гостиную. Ванька уже смотрел по кабельному какой-то боевик. Увидев меня, он поднялся с дивана, обнял и посадил рядом с собой. Поцеловал в макушку, взъерошил мою шевелюру и прижал к себе. Ксюшка завистливо вздохнула:

— Счастливые вы, ребят… А я своего мальчика еще долго не смогу обнять.

Мне стало стыдно.

— Ложитесь здесь. Извините уж, но постелила вам вместе, Насть. Если хочешь, ложись со мной, но у меня кровать узковата, — Ксюша протянула мне два одеяла.

Я зарделась краской. Никогда в жизни еще не спала с парнем в одной кровати, не считая холодной летней ночи классе в десятом, когда мы с Тимкой и его предками ездили в поход. Но то был Тимка, он почти брат, а здесь…

— Чего ты? — ласково шепнул мне в ухо Ванька.

— Эм…ничего. Ложись. — я отвернулась.

— Боишься? — хихикнул Иван. — Парней в трусах наверно в жизни не видела?

— Очень смешно! — фыркнула я, — Еще как видела, у меня брат, между прочим.

— О’кей, — пожал плечами он, — Ладно, не смотри, не буду тебя смущать. За моей спиной он скинул джинсы и футболку на пол и залез под одеяло.

— Настюха, я все.

Я выключила свет и, как была, в белой майке и джинсах, нырнула к нему. Ванька прижал меня к себе, поцеловал в лоб и пробормотал:

— Сладких снов, моя красавица.

— Спокойной ночи, — я прикоснулась к его губам, потом положила голову ему на грудь и, пригревшись, уснула.

Меня разбудил луч солнца, пробившийся через щель в задернутых шторах. Я зажмурилась, потянулась и открыла глаза. Первым делом бросила взгляд на часы: восемь тридцать. Я подняла голову — Ванька еще сладко спал, тихо посапывая. На светлых ресницах подрагивали искры от солнечного луча, волосы взъерошены над высоким лбом. Меня переполняла нежность к нему, он был сейчас так беззащитен, словно маленький теплый котенок, уютно свернувшийся в клубок. Казалось — протяни руку, чуть погладь — и он замурлычет. Я тихонечко протянула руку и провела пальцем по его губам. Как поверить в свое счастье? Он потянулся и, не разжимая век, притянул меня к себе и нежно поцеловал.

— Мдаа, запашок у тебя с утра изо рта, дорогая… — хмыкнул спросонья он.

— Ах ты! — «разозлилась» я и ущипнула его за ухо. Он открыл свои волшебно-голубые глаза, хитро подмигнул мне и, навалившись на меня всем телом, начал целовать мои щеки, глаза, губы, шею. Я тихо прыскала от смеха и отбивалась от него. Внезапно его взгляд стал какой-то странный, и он прижал меня к себе еще сильнее и начал целовать мои губы так, как будто собирался меня съесть.

— Эй…Ты чего? — испугалась я.

— Любимая… Насть…

Внезапно я все поняла и резко отдернулась от него.

— Вань… Я пока… не готова.

— Прости, солнышко… Просто… Я очень тебя люблю, и это нормально, что меня к тебе влечет, — Иван приобнял меня за плечи и поцеловал в краешек губ, — Но я подожду.

— Спасибо, — я потерлась щекой об его утреннюю щетину, — Я очень ценю это.

— Моя самая-самая красивая! Но учти, однажды тебе все-таки попадет! — подмигнул мне Ванька. Я нервно хихикнула.

В комнату постучалась Ксюшка:

— Ребят, мне не очень приятно вас будить, но уже почти девять, Насте скоро на автобус!

Мы встали, позавтракали, оделись, собрали свои вещи, а потом пошли на вокзал. Труднее всего было разжать ладони. Казалось бы, вот они, рядышком, не разжимай, и все, однако обстоятельства были намного сильнее нас. И никаких счастливых фильмов под романтические саундтреки, где все со всеми остаются, автобусы уезжают без влюбленных, и прочая, и прочая, и прочая…

Увы, мне пришлось и разжать объятия, и сесть в автобус, и автобус, естественно, тронулся с места, унося меня подальше от моей любви. Что ж, пока… Я буду скучать. Всю оставшуюся дорогу я тихонько плакала, глядя в окно. «С любимыми не расставайтесь…»

Восемнадцать

Студенческие будни вновь потекли своим чередом, в следующий раз домой ехать я собиралась уже на свой день рождения, 9 ноября.

— Листницких, степуха пришла! — взвизгнул Ромка, хлопнув меня по плечу, когда я направлялась в аудиторию на лекцию по аналитической геометрии.

— Да? Клево… — равнодушно пожала плечом я.

— Да ты что, не поняла что ли?! Бегом за карточками!

— Какими?

— С которых деньги снимают! — хохотнул парень, схватил меня за запястье и потащил в деканат. Я поставила подписи на пяти бумажках, и мне выдали блестящую новенькую кредитку.

— Поздравляю! — улыбнулась мне Соня, которая тоже получала свою первую стипендию.

— И тебя, — кивнула я.

«Стипендия-стипендия!» — подумала я, — «Какая-нибудь фиговая тысяча рублей…»

Однако каково же было мое удивление, когда банкомат выдал мне чек с суммой 5 700! Я протерла глаза, еще раз посмотрела на чек, но нет, цифры остались те же. Я вернулась в деканат и показала чек секретарше, выдававшей карточки:

— Это, наверно, ошибка? У всех 1200 рублей, а у меня…

— Так, Листницких… — она посмотрела в какую-то ведомость, — Нет, все верно, ты на инвалидности, поэтому получаешь соцдобавку и материальную помощь.

— Аааа…

— Ишь какая честная, — улыбнулась секретарь, — Другие фиг бы так пришли, будь это даже ошибкой.

— Спасибо, — пробормотала я, и пошла на пару…

После пар я радостно визжала в трубку:

— Ванька, так здорово! Это значит, я смогу к тебе каждый месяц приезжать, и даже больше!

— Угу, — протянул Иван.

— Ты не рад? — удивилась я.

— Везет тебе, такую степуху отжала… эх

— Ты… ты завидуешь?! — ахнула я.

— Тут не позавидуешь, блин, — попытался отшутиться Иван.

— Понятно. Ну ладно, извини, что расстроила. Пока.

Я обиженно засопела носом. Да как так можно не радоваться за любимого человека? Да это же… Не комильфо, одним словом. Это было мое первое разочарование в обожаемом Ваньке.

Как же с нетерпением я ждала ноября! И вот наконец настал тот день, когда я вновь села на автобус до родного города. На этот раз вполне «легально», нам в университете дали три дня выходных, и я собиралась отметить свой день рождения дома. Я ужасно волновалась — ведь предстоит познакомить Ваньку с родителями. Мама уже заочно знала, что у меня есть мальчик, вот только как она воспримет его вживую, меня жутко интересовало. Надеюсь, положение спасет Ксюшка — она тоже приезжала на выходные.

Несмотря на все мои тревоги, родители вполне радушно отнеслись к Ивану. И даже позвали его в гости на следующий день, чтобы мы не мерзли на улице.

— Ну, винниплюшкин, как тебе мои родители? — промурлыкала я, потершись щекой о Ванину ладонь, когда мы сидели с ним обнявшись на моей кровати.

— Замечательные, — прошептал Иван, целуя подставленную щеку, — Сразу видно, что ты их дочка. Такая же воспитанная, тактичная, тонкая…

— Спасибо, — покраснела я.

— Любимая моя, — Иван прижал меня к себе, — Как мне тебя отпустить завтра, ну вот как?!

Я погрустнела. Действительно, а ведь завтра я уезжаю..

— Ну я еще приеду на твой День Рожденья, — ободряюще улыбнулась ему я.

— Целый месяц, — вздохнул парень, — Нечестно.

— Придется потерпеть…

— Я и так постоянно терплю. Терплю, чтобы тебя на части не разорвать, — он виновато опустил голубые глаза. Я почувствовала, как щеки невольно порозовели. Да уж, вот она, взрослость.

— Эм..

— Да знаю, знаю, что ты не готова… Но Насть, я же твой, я же люблю тебя, неужели ты мне не доверяешь?

Я промолчала. Что поделать, я понимала, что долгосрочные отношения ведут к тому, что возникает влечение. Да и потом, мы были уже довольно взрослые, сейчас из девушек редко кто мог похвастаться девственностью в восемнадцать лет. Да и надо признаться, этот аспект наших с Ваней отношений тоже вызывал у меня неподдельный интерес, и я достаточно доверяла ему, чтобы решиться на этот серьезный шаг, но…

Но как всегда, преградой для меня стояла моя неполноценность. До сих пор Ванька не видел мои ноги обнаженными, так сказать, во всей их красе, и не до конца еще понимал, что со мной. А я старательно оттягивала момент всяческих излияний на эту тему до последнего. И что же интересно с ним будет, когда он увидит меня без одежды? Я не хотела, чтобы Ванька вновь меня бросал. И по этой причине у нас с ним не было интимных отношений. Хотя я понимала, что для него это довольно тяжело — он, как ни странно, тоже был девственником, более того, я вообще была его первой девушкой, что меня крайне удивляло, ведь он был до неприличия красив внешне — и чертами лица, и практически совершенной фигурой.

Пред лицом таких вот проблем встало мое измученное сознание. Я очень любила своего Ваньку. Всей душой, и он отвечал мне тем же. Он дорожил мной, заботился обо мне, скучал, когда я была далеко, и хранил мне верность. Я была в нем уверена, но мне недоставало уверенности в себе. Я все равно жила с осознанием того, что рано или поздно эти отношения закончатся, и со страхом ждала этого окончания. Даже в моменты истинного счастья, когда мой возлюбленный касался моих губ, и казалось, что ничего вокруг кроме нас, не существует, где-то внутри меня дрожала подленькая струнка недоверия: а надолго ли это счастье? Трудно было жить с таким постоянным сомнением, но я практически всегда так жила. Все свои теперь уже восемнадцать лет.

Откровение

Данная глава немного интимная, возможно даже отвратительная. Так что можете её пропустить, погоды она не меняет, однако написать её мне видимо надо было) ===========================================================

И все-таки я решилась. Решилась на этот серьезный шаг. Я стояла и смотрела на себе в большое зеркало на двери ванной. Наклонила голову вправо, влево, прищурилась, закрыла глаза, открыла и вновь кинула взгляд на свое отражение. В общем и целом, ничего. Узкие плечи, тонкие запястья, ключицы, небольшая тугая грудь, плоский живот с ложбинкой по линии пупка, неширокие бедра и…ноги. Ноги-ноги-ноги. Стройные, но до ужасающего худые, просто обтянутые кожей кости.

Ежедневные тренировки, рекомендуемые врачами, всего лишь не давали атрофироваться моим мышцам, но нисколько не придавали толщины икрам. Щиколотка была как у ребенка, да и размер стопы тоже. Да еще эти пальцы…о, ужас.

Я с отвращением отвернулась и полезла в ванную, наполненную водой. Боже, Настя, какие только дурные мысли не приходят в твою голову. Отдаться Ваньке… да он убежит сразу, как только тебя увидит! Однако, несмотря на все свои протесты, я все же тщательно вымылась недавно купленным гелем для душа, который стоил так же очаровательно, как и благоухал, но мне не жалко было потраченных денег — я старалась, чтобы все было идеально. Ополоснув свои длинные волосы и тело холодной водой, час спустя я все-таки вылезла из ванной. Вытерлась большим пушистым полотенцем, обмазалась молочком для тела, чтобы кожа «сияла», как писалось на обертке, высушила и завила шевелюру, надела комплект белья, отличающийся от моего обычного исподнего — не суперэротику в кружевах, конечно, но тоже вполне гармоничный черный бюстгальтер с чуть приоткрытыми чашечками, и подобающий ему низ с заниженной талией. Влезла в узкие темно-синие джинсы, серую обтягивающую кофту с длинными рукавами и небольшим декольте, пшикнула за уши едва различимым любимым ароматом, подвела глаза, чуть коснулась блеском губ, и выпорхнула в прихожую, не забыв пакет с вещами — торопилась на автобус домой.

На дворе стоял холодный декабрь. Я поежилась — недавно принятая ванная давала о себе знать, волосы под шапкой еще совсем влажные. Но что поделать, раз уж я решила быть неотразимой.

Спустя полчаса я уже ехала в как назло не прогретом автобусе, и меня била дрожь. Не столько от холода, сколько от принятого мной решения. И неизвестности отношения Ивана.

Сегодня был его День Рождения, 10 декабря. В университете я отпросилась на два дня, и поехала домой. Родители знали, что я приезжаю, но сами поехали на свадьбу к родственникам, и обещали вернуться только завтра. Так что момент был идеальный. Жаль, что момент, а не я…

* * *

— С праздником! — поцеловала я своего любимого в щеку, когда мы сидели, обнявшись, у меня в комнате. — Закрой глаза.

— Ага, — заулыбался Ванька и зажмурился, — Чую подарок, ой, чую!

Я достала из коробки mp3-плейер, обняла его сзади и прошептала:

— А теперь открывай!

— Ох, Настька! — обрадованный Иван разглядывал подарок, — Откуда догадалась, что я хочу именно такой?!

— Провидение подсказало, — подмигнула я, и уселась к нему на колени, — С Днем Рождения, милый.

Иван поцеловал меня. Потом обнял за талию и повалил на кровать. «Ну, вот и поехали…» — вдохнула я, и будто бросилась в омут с головой…

Я сглатывала соленые слезы. Было как-то запоздало страшно. Но меня все еще грели Ванькины объятия, значит, волноваться было не о чем.

— Ты меня не бросишь? — жалобно прошептала я.

— Дурочка моя, теперь мы с тобой — одно целое, я только твой, навсегда, — Ванька прижал меня к себе и погладил по волосам, — Не плачь, моя маленькая, прости, что сделал тебе больно.

— Все хорошо, — попыталась улыбнуться я, — Теперь уже лучше…

— Правда? — в глазах Вани зажглись озорные огоньки, — Ну тогда позволь мне сделать одну вещь…

— Какую?

Иван хитро прищурился, вскочил на ноги, и, заколотив себя кулаками в грудь, завопил:

— Я мужиииииииик!!! Мужиииииииик!!!

— Идиот! — расхохоталась я: уж больно забавно он выглядел, воинственный и обнаженный, размахивающий кулаками и прыгающий на моей кровати.

— Иди на кухню, жена, и приготовь мне покушать! — пробасил парень, подняв свой указующий перст в направлении кухни, — Твой завоеватель удовлетворил тебя, и достоин пищи!

— Да пошел ты, — хмыкнула я, встав с кровати и поднимая с пола брошенное в порыве страсти белье, — Не родился еще тот мужик, который бы мне указывал.

— Ах, так! — зарычал мой «завоеватель» и кинулся на меня с подушкой. Я взвизгнула и, подхватив одежду, убежала в другую комнату.

Потом мы мирно ужинали на кухне сделанными мной бутербродами. А после играли в карты, смотрели допоздна фильм, и уснули в объятих друг друга. Я сонно смотрелана любимого, мирно сопящего рядом со мной, и ощущала себя абсолютно счастливой. И хотя некоторая боль слегка мешала мне заснуть, я ни капельки не жалела о содеянном. Похоже, мы и вправду больше не расстанемся… Мой человек принял меня такой, какая я есть. И это было, прямо скажу я вам, просто чудесно, стоило всех сомнений и мучений, одолевающих мой мозг столько времени.

Сессия

Прошла неделя с того момента, как я полностью оказалась во власти Ванькиного очарования. Как я уже говорила, я совсем об этом не жалела. Мы стали еще на шаг ближе друг к другу, и у этой медали было две стороны: теперь я скучала еще сильнее, и уже точно не смогла бы без него. Мы разговаривали целыми часами напролет. Говорили о чем угодно, обсуждали свои повседневные заботы, советовались, радовались… Я привыкла, что наши ежедневные разговоры стали заменой встреч, объятий и поцелуев, и это уже стало нашей традицией. Все свои дела, уроки я пыталась успеть закончить до того определенного времени, в которое у нас был назначен разговор. Поэтому для меня стало неприятным сюрпризом совсем иное отношение Ваньки к этому, и наша ссора.

Началась зачетная неделя. Все усиленно начали подтягивать долги к середине декабря, бегать за преподавателями, зубрить все то, что не доучили за семестр. Я тоже немного волновалась — завтра мне предстоял зачет по английскому. Вернувшись с университета, я пообедала и тут же села за учебники. За заучиванием слов я не заметила, как пролетело несколько часов. Бросив взгляд на настенные часы, я ахнула — было уже восемь вечера. Обычно Ванька звонил в пол-восьмого… «Наверное, какие-то дела» — решила не волноваться я. Дорешала пример по аналитической геометрии, собрала сумку на завтра, поужинала, вымылась в ванной… Был уже одиннадцатый час, а Иван все не звонил.

Вспомнив наше расставание в прошлом году, я приуныла. Неужели опять? Не вытерпела и набрала его номер сама. Абонент выключен. Вообще здорово. Ванька не отвечал на звонки всю ночь. Я так и не сомкнула глаз, маясь по комнате, как раненый зверь. Утром я, разбитая, пошла на зачет. «Скорее всего, не сдам» — подумала я, считая шаги.

Но я сдала. Рассказала три небольших миниатюры, написала диктант…Получила желаемую запись в зачетке и спустилась на первый этаж, в холл, села на кожаный диван и стала ждать Соньку — она изучала немецкий в другой подгруппе и тоже сегодня сдавала зачет.

— Листницких!

Я вздрогнула и подняла глаза. Передо мной стояла староста, Юлька:

— Сегодня в шесть рисуем стенгазету на Новый Год, не забыла?

— Да, конечно.

— Приходи, обязательно!

Я кивнула головой. Староста самодовольно вскинула подбородок и зашагала дальше по коридору. Ну и отлично, хоть отвлекусь от мрачных мыслей на вечер, если он все-таки не позвонит.

— Настюшкин! Я сдала!!! — из кабинета вылетела радостная Сонька.

— Поздравляю! — я встала и обняла подругу.

— А ты?

— И я.

— С почином! Идемте сегодня в пиццу! — сзади к нам подошел Вадим, размахивая зачеткой.

— И ты сдал? — обрадовалась я.

— А ты сомневалась? — он ласково дернул меня за прядь волос, свисавших со лба, — Ты что, не выспалась? Бледная какая…

— Типа того, — беспечно махнула рукой я, — Всю ночь глаголы учила.

— Круто. Эх, девчонки, вот есть же у вас усидчивость! А я никогда себя не могу заставить ночью сидеть, спать заваливаюсь.

— Да я, в принципе, тоже, — пожала плечами я, — Просто сегодня не спалось.

— Ну так что? — нетерпеливо перебила Соня, — Идем в пиццу?

— Идем, — согласились мы.

Весь оставшийся день я настороженно прислушивалась к своему телефону. И пока мы сидели в пицце, весело хохоча над шутками Вадима, и пока рисовали огромную стенгазету из шести склеенных ватманов…

Оформление последней заняло у нас, художников группы — меня, Сони и старосты — ни много, ни мало четыре часа. Домой я шагала уже в одиннадцатом часу, ужасно уставшая и без настроения. По ночным улицам города мчались с шумом автомобили, а я шагала вдоль автострады по тротуару, и ужасно хотела куда-нибудь уехать. Например, домой, в свою любимую старую комнатку, где на стене, обитой ковром, висит моя гитара. Взять бы сейчас в руки её чуть шероховатый корпус и дотронуться до струн… Я подняла лицо к небу, чтобы слезы не выливались из глаз. Ну куда же ты пропал, Ванька?!

В пол-первого ночи, когда я уже спала, изможденная ожиданием и недосыпом, крепко спала, раздался долгожданный звонок. Я, не открывая глаз, протянула руку к тумбочке, и просипела:

— Алло?

— Настя? Привет.

— Ванька! — обрадовалась я, и тут же спохватилась. Да пошел он, радоваться еще ему, неизвестно где пропадал… — Эм, привет, — деланно-равнодушно ответила я.

— Как дела?

— Не знаю. Сплю, вроде нормально.

— Разбудил?

— Есть такое, — я зевнула.

— Поговорим? Или хочешь спать?

— Да нет, отчего же, давай поговорим.

И он начал разговор, как ни в чем ни бывало. Меня гложила обида и его равнодушие к происходящему, поэтому под конец разговора, спустя час, я все-таки не выдержала:

— Может, скажешь, где ты был?

— Когда? — не понял Иван.

— Вчера, и сегодня целый день.

— Ааа, это… Я короче вчера отравился, и меня в больницу увезли на «Скорой». А телефон остался в общежитии, парни выключили его, чтобы никто не звонил.

Я промолчала. Звучало, конечно, не очень убедительно, но расспрашивать его о подробностях я сочла недостойным. Так и попрощались — он с чувством того, что все как обычно, а я — с терзающими меня сомнениями и уговорами себя самой ему доверять.

Но вскоре это наше недоразумение забылось в связи с тем, что у меня просто не было времени обижаться. Я торопилась сдавать зачеты, ведь вывесили расписание экзаменов, в котором гласилось, что первый экзамен у нас состоится лишь 12 января. А последний зачет у меня был 27 декабря, и это значило, что я смогу поехать домой и видеться со своим любимым еще 15 дней!

Когда ты счастлив, то стараешься не думать о плохом. А меня судьба пока баловала широкой белой полосой моей жизни.

Знакомство с родителями

Новогодние каникулы вышли просто потрясающими. Две недели я была рядом со своим любимым, мы просто наслаждались обществом друг друга — практически каждый день он приходил ко мне в гости, и мы сидели, смотрели кино, гуляли, да и просто болтали. Это было так здорово — все время быть рядом и не таиться ни от кого.

Счастье омрачали только предстоящие экзамены. Я жутко боялась сессии, хотя и готовилась к ней каждый день по два часа. Все-таки в первый раз, и такое серьезное учебное заведение…

Но, сколь веревочке не виться, конец все равно будет. И вот, слезно попрощавшись с Ваней и родителями, я поехала на сессию.

Первый экзамен — матанализ — я завалила. Долго ревела потом дома в подушку, не понимая, отчего же я такая тупая. Учила-учила, и в итоге в решающий момент не смогла вспомнить абсолютно ничего. Второй — аналитическую геометрию — сдала с грехом пополам на тройку. Языки программирования и информатика прошли чуть лучше — их я умудрилась сдать на четверки. Потом пересдала математический анализ, влепили трояк, естественно, и вот с такой невеселой зачеткой я поехала обратно домой на 2 недели заслуженных каникул.

Дома меня не ругали, родители понимали, что первые оценки в принципе ничего не означают. Это, в общем-то, было правдой — на экзаменах куда-то улетучивалась моя бодрость и уверенность, даже в очевидных вещах я начинала сомневаться и мямлить еле-еле.

А вот я была в смятении, считала, что никуда мои знания не годятся, и выпрут меня нафиг из этого университета за мою тупость. И поэтому моя самооценка значительно упала. Да еще и стипендия мне не светила при таких-то отметках.

У Вани в университете было иное расписание, чем у нас, сессию они сдали еще до Нового года, и поэтому новогодние каникулы считались у них как бы и послеэкзаменационными. Следовательно, и увидимся мы с ним всего пару раз, на выходных. Я с нетерпением ожидала субботы, чтобы встретиться, но и тут мне обломилось. В субботу вечером мне пришла смска — «Я разболелся, поэтому сегодня не приеду, извини, малыш».

— Ну конечно, — расстроено протянула я, — Не одно, так другое.

Заболел Иван надолго, не поехал в университет, и валялся дома понедельник и весь вторник. А в среду утром я проснулась от его звонка.

— Алло, — сонно пробормотала я.

— Доброе утро, Настюх, — прохрипел Ваня.

— Привет-привет. Как здоровье?

— Не очень…Слушай, не хочешь навестить меня?

— Шутишь?! Ну конечно! Я так соскучилась! — вскочила на постели я.

— И я, солнышко. Приходи сегодня часа в два.

— Хорошо. А…твои против не будут?

— Нет. Давай, буду ждать.

Я спустила ноги с кровати и пошла умываться. Позавтракав, и соврав маме, что иду в гости к Ксюшке (домой к парню она бы меня ни за что не пустила, пусть даже с самыми благими намерениями), оделась и помчалась к Ванюшке. Я заскочила в магазин, купила там фруктов и сока, коробку конфет, и пошла на остановку — жил Ванька довольно-таки далеко от меня, в другом районе. Глядя в разрисованное морозцем окно, я думала о том, какие же у него родители, и как они меня воспримут… Мама, наверное, такая же белобрысая и голубоглазая, как и сам Ванюшка, а отец — статный и высокий, изысканный мужчина в самом расцвете лет.

Задумавшись, я едва не проскочила остановку, вылетела уже из закрывающихся дверей автобуса и побежала к дому Ваньки. Он жил в частном секторе, и я без труда нашла большие ворота, окрашенные в зеленый цвет. С опаской открыла их — так и знала, большая белая собака яростно залаяла на меня, пытаясь сорваться с цепи.

— Фу, Снупи, — негромко сказала я и прошла к крыльцу. Надавила на кнопку звонка…

Домик был относительно небольшой, даже игрушечный. Резные ставни, крытое крылечко, завалинка… Такие обычно у одиноких старушек в деревне. Странно, вроде Ванька не из нуждающихся, хорошо одевается, чего они живут в таком маленьком доме?

— Настюша! — укутанный с ног до головы, мой принц появился на пороге.

— Эй, привет! — я потянулась к нему, и обняла за шею.

— Пойдем, входи быстрее, а то простудишь меня еще больше, — просипел, улыбнувшись, Ванька, и впустил меня в дом.

Изнутри домик оказался еще меньше, чем снаружи. Низкие потолки, прихожая оказалась сразу и кухней. У стола сидела пожилая женщина и читала газету. Увидела меня, сняла очки и улыбнулась:

— Это, значит, твоя Настя?

— Ага, — расплылся в улыбке Иван. — Знакомьтесь, это моя бабушка, Дарья Михайловна, ба, а это Настя.

— Здравствуйте, — пискнула я: несмотря на улыбку, старушка выглядела довольно… грозно, что ли. Была она очень высокого роста, это было видно, даже когда она сидела. Густые, сведенные к переносице брови, темные глаза и волосы придавали ей властный облик.

— Проходите, гостьей будете, — пригласила она. Я несмело улыбнулась и принялась расшнуровывать ботинки, спиной ощущая, что меня разглядывают. Вздохнула с облегчением лишь когда Ваня провел меня в зал и усадил на диван. Сел рядом, обнял:

— Роднюша моя…Любимая!

Я робко поцеловала его в щечку и поинтересовалась:

— А где твои родители? На работе?

— Ага, тетя в командировке.

— А мама и папа?

Ванька промолчал. Потом ответил вопросом на вопрос:

— А ты что, не знаешь?

— Нет, — пожала плечами я.

— Мама погибла в автокатастрофе, когда мне было два, а папа развелся с ней еще до моего рождения. Я его ни разу не видел. Живу с тетей и бабушкой.

— Ого…Извини, я правда не знала.

— Да ничего, — улыбнулся грустно Ванька, — Я думал, Ксюшка тебе рассказывала.

Я ошарашено помотала головой. Ну, надо же… Встречаюсь с человеком полгода, и ничего не знаю о нем.

Мы смотрели Ванькины фотоальбомы, смеялись над его смешными детскими фотографиями, потом пили чай с его бабушкой, играли в шахматы, и около пяти вечера я засобиралась домой.

— Приду к тебе в пятницу, — пообещал Иван, целуя меня на прощание.

— Хорошо, выздоравливай, — кивнула я…

Каникулы быстро пролетели, как и бывает обычно со всем хорошим, и я вновь вернулась на учебу. Опять отсиживала долгие пары, писала лекции до ломоты в пальцах, и скучала по Ваньке. Подумывала даже о том, чтобы перевестись в его город, но в деканате меня заверили, что просто так перевод не осуществишь, необходимо проверить наличие бюджетного места на моем же факультете в столице. А в столице, как известно, с этим туговато.

Да и родители вряд ли пустили бы меня, надо сказать. Несмотря на предоставленную раньше мне свободу, я чувствовала за собой их контроль. Мама настороженно относилась к нашим с Ваней встречам, а бабушка вообще не пускала меня никуда кроме университета. Даже к поездкам домой она относилась скептически — мол, живешь у родной бабушки, что еще надо? Тратить деньги на поездки туда-сюда. А уж о том, чтобы просто выйти с друзьями на улицу вечером или о студенческих посиделках, я не смела и мечтать — бабушка, бывшая учительница, считала, что это крайне пагубно влияет на учебу. Да я, в общем-то, и не стремилась тут никуда.

Друзья у меня тоже были домоседы, для Сони улица существовала только как дорога в универ и обратно, ну иногда мы ходили вместе по магазинам. А Вадима вообще бывало не вытащишь из его норки. Так что в основном я просиживала дома время после учебы. Рисовала, делала уроки, сидела в Интернете… Довольно скучная у меня стала жизнь, и самое ужасное, что я с этим мирилась. Я считала дни до следующей поездки домой. Она должна была состояться нескоро — 8 марта.

А сейчас была самая середина февраля. Тяжеловато было без стипендии, я теперь не могла тратиться на что хотела, поэтому на поездку копила деньги из ежедневных сумм на обед, что давала мне бабушка. Копила-копила и накопила.

В день 7 марта, я, как обычно перед поездкой, прибежала с пар, искупалась в ванной, привела себя в порядок и поскакала на автобус. Четыре долгих часа, и вот уже я обнимаю маму и папу. Рассказываю, как дела на учебе, ем восхитительные мамины пироги и нервно поглядываю на часы: жду Ваньку.

Естественно, последний не заставляет себя ждать, заявляется с букетом цветов, коробкой шоколада для мамы и маленькой синей бархатной коробочкой для меня.

— Вань! — ахнула я, открывая коробочку и увидев изумительной красоты кулончик в виде маленькой, усыпанной светлыми камешками подковки на тонкой серебряной цепочке.

— С праздником! — Ванька поцеловал меня в щеку, — В Бога ты не веришь, так что пусть удача тебе всегда улыбается с этим талисманом.

— Спасиииибо! — я обняла любимого за шею.

Еще он привез мне две забавные тетрадки с изображениями котят, и хорошенькую тонкопишущую черную ручку в красивом футляре.

— Это для твоих изумительных рисунков, — подмигнул мне Иван, — А тетрадки показались мне очень милыми, вот я и решил их тебе привезти, смотри, правда смешной котенок? На тебя похож.

Я растаяла от нежности. Какой он все-таки заботливый, мой Ванька! Я сидела, прижавшись к его плечу, и с наслаждением вдыхала родной запах его парфюма. Мы смотрели в моей комнате фильм, обнявшись на диване. Точнее, это он смотрел кино, я же искоса любовалась им. Такая тонкая, по-девичьи трогательная линия подбородка, шеи и ключиц, нежная белая кожа, изящная линия красивейших губ, прозрачно-голубые глаза смотрят на мир наивно и как-то… ласково, что ли, из-под пушистых длинных ресниц. Какой же он все-таки красивый, и любимый! За что мне такое счастье?

— Ты на мне дыру просмотришь, — рассмеялся Иван, крепче обнял меня и прикоснулся губами к моему лбу. — Настеныш, чего кино не смотришь?

— Не хочу. Тебя рассматривать интересней, — промурлыкала я, и потерлась щекой о его подбородок.

— Глупыш. Смотри давай, — Ваня поцеловал меня в щеку, и продолжил смотреть кино.

Незаметно для себя я уснула. Было так тепло и спокойно в его объятиях, что хотелось остаться так навсегда. Дорога и нервы сморили меня, и я провалилась в сон. Проснулась я уже поздно ночью, испугалась, что выключен свет, и пошарила рукой рядом: Ванька, наверное, уже ушел…

И вправду, рука нащупала только шуршащий листочек, на котором, включив свет, я прочитала — «Сидел с тобой до 2 ночи, и просидел бы еще, но в гостях так неудобно. Спокойно ночи, малышка. Твой Иван». Хотелось разреветься от того, что не попрощалась с ним. Но ведь завтра, то есть уже сегодня, он снова приедет, успокоила я себя, и легла обратно в постель…

* * *

Я сосредоточенно решала примеры. Сидящий рядом Ромка скучал-скучал, а потом не выдержал и толкнул меня в бок:

— Эй, ты чего хмурая такая?

— С парнем поссорились, — буркнула я и продолжила быстро-быстро царапать ручкой примеры перемножения графов.

— Ого, на 8 марта подарок не подарил? — хихикнул Рома. Я дотронулась до подковки, висящей на шее. Если бы…

Вчера, когда я приехала обратно в город, после двух прекрасно проведенных с Ванькой выходных, мы вдруг поссорились по телефону. Ни с чего, объективной причины я так и не смогла понять. Просто, слово за слово, и это чудо мне заявило: «Мне нужен тайм-аут на пару дней». Я спросила со страхом, а считаюсь ли я его девушкой на эти пару дней, он, подумав, ответил — не знаю. И бросил трубку.

Оставшиеся полночи я проревела в подушку от непонимания происходящего. А тут еще контрольная по дискретной математике… Ну, и как здесь радоваться?

Не любила я ругаться, да и не умела. В большинстве своем в ссорах я молчала. Вот и здесь, хоть я и старалась отмолчаться, и перевести все в шутку, Ванька все равно находил, к чему придраться. Не нравилось мне это его качество, ох, как не нравилось. Это, и еще склонность к затяжным депрессиям, как сейчас. Надо бы поговорить, решить проблему, а он исчезает, ничего не объясняя, уф… Однако я все-таки уверяла себя в том, что он меня любит. Сильно любит.

Элеонора

Да помирились мы с Ванькой, помирились. Через обещанных два дня. Правда, по моей инициативе, но все же помирились. Я вздохнула с облегчением.

Время неумолимо приближалось к летней сессии. Съездив домой на майские праздники и получив последний глоток свободы перед периодом напряженной зубрежки, я начала сдавать зачеты. В этот раз сессия прошла намного лучше. Половину зачетов и один экзамен я умудрилась схватить автоматом, два из пяти экзаменов сдала на пятерки, и три-на четверки. И, обрадованная, помчалась домой на всех парах. Впереди меня ждали самые лучшие каникулы с Ванькой. Два месяца встреч!

Родной город встретил теплым июньским дождем. Я с наслаждением подставляла лицо каплям, и улыбалась. Настюха теперь второкурсница!

Дома мама с папой радовались вместе со мной моим успехам, я, как всегда, в лицах показывала и рассказывала им всю свою студенческую жизнь, пока мы сидели за ужином. Мама и папа хохотали, обнимали меня, и я чувствовала — они мной гордились.

Нас ожидало еще одно приятное событие через неделю — приезжал Никитка из армии. А потом, в августе, вернется и Тимка. И все опять будет, как раньше — светло и радужно.

* * *

— Настеныш! — весело прокричал в трубку Ванька. — Едем купаться!

— Эм… — я замялась. — Даже не знаю…

— Значит, едем! Собирайся, мы с Дениской скоро заедем за тобой!

— С Денисом? — не успела удивиться я, как в трубке раздались гудки.

Ох уж этот Ванька! Вот как, скажите мне, я должна ехать купаться с ним, да еще с его другом, имея при себе такие специфичные ноги? Ведь на пляже не будешь ходить в джинсах. Вечно жизнь подкидывает мне проблем. Вот уж спасибо кому-то там, наверху.

Я со вздохом полезла в шкаф за купальником. Надела его, стараясь не заглядывать в зеркало — знала, что если увижу отражение своих ног, сразу передумаю. Поверх натянула шорты, майку, взяла в большую сумку полотенце, бутылку минералки, крикнула маме, что еду на озеро с друзьями, и вышла к воротам.

Через пять минут подъехала знакомая черная «десятка», из окна высунулось загорелое Ванькино лицо, он улыбнулся и кивнул мне:

— Залезай!

Я открыла дверь и забралась на заднее сиденье машины. Ванька перегнулся через спинку водительского кресла и поцеловал меня в щеку, потом кивнул на парня, сидящего рядом:

— Знакомьтесь, это Денис, мой лучший друг. А это Настя, моя девушка!

— Привет! — парень улыбнулся и протянул мне ладонь.

— Привет, — в ответ растянула губы в улыбке я, и пожала ему руку.

Ванька включил магнитолу, и под веселую музыку мы тронулись с места. Я искоса разглядывала его друга — такой же высокий, как и Ванька, только смуглый, черноволосый, на скуластом лице сияют удивительно светлые зеленые глаза, что странно, учитывая цвет кожи и волос. Они смеялись, обсуждая что-то, и мне было как-то удивительно видеть Ваньку в новом амплуа. Почему-то не думала, что у него есть друзья. Вот уж странно.

Мы выехали по проселочной дороге к берегу озера. Пляж был пустой, не считая пары семей, приехавших искупаться. Ванька и Денис с диким гиканьем поскидывали шорты и сандалии, и побежали в воду. Я рассмеялась их поведению, взяла полотенце, закрыла машину и спустилась к пляжу. Оглянулась на воду — не смотрит ли никто? — быстренько стянула шорты и майку, и забежала в воду по колено, чтобы никто не обратил внимания на мои ступни.

Волны приятной прохладой лизнули мои коленки, я присела, взвизгнула, подождала пока разница между жарким воздухом и прохладной водой не пропадет, и потом поплыла вдоль берега. Плавала я плохо, но на воде держалась. Дениса и Ваньку уже не было видно — видимо, поплыли наперегонки к противоположному берегу. Я улыбнулась — мальчишки…

Когда они наконец-то приплыли обратно, я сидела у берега и плескала ногами в воде. Ванька присвистнул:

— Классная у тебя фигура, Насть! Да тебе для рекламы купальников сниматься нужно!

— Ага, — усмехнулась я, — конечно.

— Эх ты, нашел такую красивую девушку, и не сказал даже где, Ванюх. Друг называется! — укоризненно посмотрел на Ваньку Денис.

— Вот Настя! Пять минут знакомы, а видишь, уже Дениску покорила! Не зря не знакомил, не зря! — Ваня рассмеялся, подхватил меня на руки и побежал в глубину. Я взвизгнула:

— Осторожно, я плохо плаваю!

— Не бойся, держу, — ласково улыбнулся Ваня и поцеловал меня.

Потом мы полежали немного на пляже, и поехали домой. Я пригласила ребят к себе, на мамины пироги, и предложение было принято на «ура». Часов в 10 вечера я выпроводила их, и уставшая, свалилась в кровать. Завтра был волнующий день — возвращался Никитка.

* * *

— Настя! Неси тарелки, что на столе на кухне! — кричала мне из гостиной мама. Я бросила салфетку, которой вытирала бокалы, и помчалась за тарелками.

Сегодня мама весь день кричит, ну и немудрено, я тоже была взбудоражена. Еще бы, не видели брата и сына целый год! Я прижала к груди стопку тарелок и помчалась обратно в гостиную. Не въехала в дверной проем, поскользнулась, ударилась об косяк — и все двадцать тарелок разлетелись вдребезги.

Я подняла виноватый взгляд на маму. Та стояла с открытым ртом, стояла…и вдруг бессильно опустилась на колени и разрыдалась.

— Мам…ты чего? — испугалась я, и подползла к маме, обняла её со спины.

— Прости, Настюш, я так нервничала… кричу на тебя целый день, а ты носишься как угорелая, угождая мне…прости… — мамины плечи содрогались в рыданиях.

— Да ты что, мам… Я все понимаю, я тоже соскучилась по Никитке. Давай-ка сбегаю к соседке за новыми тарелками.

— У нас в буфете есть…

Я кивнула головой и пошла в прихожую, к шкафу с посудой. Вдруг услышала звук хлопнувшей дверцы машины, меня как током пронзило, я швырнула тарелки в сторону и помчалась за порог:

— Никииииткааааа!!!

Брат, шагавший по тропинке, поднял голову и улыбнулся. Я, стуча босыми пятками по асфальтовой дорожке, побежала к нему навстречу. С ходу запрыгнула к нему на руки, обхватив руками шею, прижалась щекой к его небритому подбородку и прошептала:

— Киит…

— Настюха… — брат прижал меня к себе, вдыхая запах моих волос.

Потом из дома выскочила мама, и мы так долго стояли во дворе, обнявшись. Наконец-то зашли, суетились вокруг повзрослевшего Никитки — подавали ему полотенца, чистую одежду, попить… А когда пришел с работы папа, мы сели за стол и отпраздновали возвращение брата. Он жадно ел, налегая на сладости и мясо в особенности — всем известно, что кормят в нашей армии не очень.

За год Никитка вытянулся в рост, но похудел — скулы стали видны настолько, что казалось, будто они вот-вот прорвут кожу щек, а уши, и без того торчавшие в разные стороны, стали топорщиться еще смешнее. Кит долго рассказывал о своей жизни в армии, о том, как ходил в караул, как избегал натиска наглых дембелей, и много чего еще. Мама и папа жадно слушали его, стараясь наглядеться на сына.

Ну, вот и все в сборе. Спать мы легли очень поздно, уже светало — кончалась короткая июльская ночь.

***

Я шла на рынок, лениво помахивая авоськой — мама велела купить овощей. Стояла тридцатиградусная жара, солнце пекло нещадно, и при минимуме одежды мне было так тяжело шагать, что я еле переставляла ноги. Глазела по сторонам, отчаянно зевала, вдруг взгляд зацепился за знакомый силуэт. Ванька?! Ну да, он, шагает рядом с какой-то высоченной, ему под стать, темноволосой девицей и весело хохочет. Обнимает её за плечи, берет её сумку и так по-джентельменски несет.

Мне как будто ударили под дых. Час назад, когда я ему позвонила и предложила прогуляться вместе со мной на рынок, он ответил, что очень занят на огороде, помогает бабушке с прополкой. Здорово…

Они шагали мне навстречу, я попыталась свернуть, пока не поздно, но опоздала — взгляд недоуменных Ванькиных глаз уже остановился на мне.

— Тыыыы?! — как-то испуганно протянул он.

— Ага. Я. — я пожала плечами и все-таки попыталась улизнуть. Однако Иван, растерявшись, мне этого шанса не дал:

— Эм…Ну…Знакомьтесь, это Настя, а это Элеонора.

— Очень приятно, — прошелестела брюнетка.

Я окинула ее взглядом. Ну да, фигура отменная — длинные ноги, обутые в фиолетовые туфли на нереально высоких каблуках, задница, талия, грудь размера третьего, ошеломляющее мини, декольте и спереди, и сзади, распущенные волосы длиной ниже талии, вот только лицо… Явная склонность к башкирской национальности, и любовь к обильному мейк-апу. Дааа, Иван, разочаровал ты меня.

— И мне, — соизволила бросить я. — Гуляете?

— Типа того, — отмахнулся Ванька нарочито-небрежно, — Провожаю её на вокзал.

— Аа.

— Ванюш, мне бы на автобус успеть, — Элеонора томно закатила глаза.

— Ну…ладно, Насть, вечером увидимся. Пока, — заторопился Иван, и они зашагали к вокзалу.

Я вмазала кулаком по бетонной стене дома, ободрав кожу на костяшках пальцев до крови. Как всегда, Настя, пролетаешь! Глаза застила пелена злых слез, и я заторопилась домой, забыв про необходимую маме морковку и зелень.

Дома я закрылась в комнате, бросилась на кровать и вцепилась зубами в подушку, чтобы не заорать. Меня корежило часа два. Потом я, обессилев от раздумий, уснула. Разбудил меня Ванин звонок в одиннадцать вечера.

— Алло. — буркнула я спросонья в трубку.

— Привет.

— Привет.

— Выходи давай, я приехал.

— О’кей, — ответила я и бросила трубку. Влезла в джинсы, надела футболку с длинным рукавом. Провела рукой по своей шевелюре. «Завтра же постригусь» — промелькнула мысль у меня в голове. Вышла к воротам, там уже стоял Ванька. Обнял, прижал к себе, поцеловал в щеку. Заглянув в глаза, спросил:

— Ты чего такая грустная?

— Спала.

— Садись, прокатимся, — он открыл передо мной дверцу. Я забралась на переднее сиденье. Ванька сел за руль, нажал на газ…

По нетвердому ходу машины я поняла, что он нервничает. Я надавила на кнопку магнитолы.

…Ты больше о любви своей не вспоминаешь,

И раненое сердце спрятано за семь замков…

— донеслось из колонок. Отлично, очень в тему. Машину мотало из стороны в сторону. Я пристально посмотрела на Ваню.

— Да остановись ты. Поговорим, — сказала я.

— Хорошо, — с явным облегчением вздохнул Иван. Машина притормозила у обочины. Мы уже были на окраине города, на главной трассе.

— Что не так? — начала я.

— Все в порядке, — Иван сжал руль руками. — Просто нам нужно расстаться.

— Кому-нам? — опять как будто кто-то резко дал кулаком под солнечное сплетение, и я почти перестала дышать, — Мне это не нужно.

— Мне нужно.

Молчание.

— Посмотри мне в глаза, — попросила я. Иван поднял голубые глаза. Такие наивные и честные, и потому умеющие бессовестно лгать.

— Это из-за этой Элеоноры? У вас что-то есть?

— Нет, мы просто друзья. Мы родились в один и тот же день, представляешь? И в столице она мне показывала, что к чему, она уже с девятого класса там учится, а я-то, дурачок, не знаю столицы… — зачастил парень.

— Отлично. Значит, не впервой так гуляете. Круто. — черт возьми, предательские слезы, не вытекайте из глаз! Не надо! Снова молчание.

— Ладно. Расставаться так расставаться. — я повернула ручку двери машины, вышла и хлопнула дверцей.

— Постой! Я довезу! — крикнул, высунувшись из окна, Иван.

— Не надо, дойду сама. — махнула рукой я, и побежала по дороге вниз, по направлению в город.

Дошла я часа в два ночи. Ноги отваливались, а глаза щипало от непрошеных слез. Зачем-то звонил на мобильный Ваня, я его выключила нафиг. Сняла кеды, ткнулась лицом в плюшевого медведя и горько разрыдалась. Прости меня, моя любовь — так там, кажется, у Земфиры?

Новая работа

— Насть. Я волнуюсь, — Ксюха прижала заплаканное лицо к моему плечу.

Я погладила её по непослушным кудрям.

— Успокойся, все хорошо, ведь он приезжает, а не уезжает.

— А вдруг он меня разлюбил?!

— Это ему надо волноваться, по-моему, — хмыкнула я. Голубые ксюшкины глаза расширились от ужаса:

— А вдруг я его разлюбила?!

Я рассмеялась:

— Ксения Андреевна, Вы поражаете меня своей глупостью!

— Я хоть брови ровно выщипала?

— Да! Ксюш, заткнись, мне не легче твоего! — прикрикнула я на подругу, и крепче сжала её ладонь в своей.

Мы стояли на перроне и ждали тимкин поезд. Стояла пасмурная погода, то и дело ветер пытался сорвать с нас ветровки, но несмотря на это мы стояли и напряженно смотрели вдаль.

Поезд задерживался уже на полчаса, и за это время Ксюшка успела надоесть мне лет на десять вперед. Сначала ей было холодно — еще бы, приперлась в своем легоньком белом платьице, — потом её волновал вопрос о том, как долго будет ехать поезд, затем этот разговор про брови… уф! Хотя я понимала её, внутри меня тоже все дрожало от предвкушения встречи с другом.

Наконец гнусавый голос объявил о прибытии поезда. Ксюха взвизгнула, подпрыгнула, и до хруста костей сжала мои пальцы. Вдали показался состав, поезд оповестил о своем прибытии оглушающим гудком. Мелькающие мимо вагоны все замедляли и замедляли свой ход. И вот, скрипнув последний раз тормозами, поезд остановился.

Толпа встречающих смешалась с толпой выходивших из поезда. Я, приподнявшись на носочках и вытянув шею, сосредоточенно разглядывала прохожих. Наконец сердце екнуло — знакомая каштановая шевелюра в защитного цвета бейсболке, благородный профиль и колкий взгляд хитрых темных глаз.

— Вон он, — шепнула я Ксюшке, и подтолкнула её. Она секунду поискала глазами, потом расплылась в улыбке, и понеслась, разбрасывая балетки с голых пяток по перрону, с криком:

— Тиииииииииимкаааааааааааааааааа!!!

Он дрогнул, увидел, улыбнулся, бросил сумки и побежал навстречу. Она с разлету прыгнула ему на руки и впилась жадным поцелуем ему в губы. Слезы на их лицах перемешивались с начавшимся так некстати дождем, когда соленые капли тронули мои губы, я заметила, что тоже плачу.

Ну, товарищи, а теперь мой выход. Та-дааам.

— Настя, — тихо улыбнулся Тима, увидев меня. Я обняла его, и покрыв поцелуями его щеки, улыбнулась, прижавшись к его плечу:

— С возвращением, друг.

***

— …а Настя такая ему: «Да иди ты, козел, я блин что, с компом не справлюсь?!» — слегка опьяневшая Ксюшка болтала без умолку, не выпуская Тимку из своих объятий.

Я посмотрела на часы. Было половина пятого утра. Мы бурно отмечали возвращение Тимки. Сначала с его родителями и братом, а потом предки деликатно свалили, оставив нас одних. И хотя мы с Тимкой молчали, а Ксюшка разговаривала, все чувствовали себя необыкновенно уютно, словно нам и не надо было слов. Просто мы так давно не были вместе, что слова тут наоборот даже бы помешали. Что Тимка и доказал, прижав свой палец к губам Ксюши:

— Тссс, любимая. — и легонько поцеловал её в краешек губ.

— О’кей, молчу. — Ксюшка икнула, свернулась клубочком на его коленях и задремала. Все-таки такой выброс эмоций её не на шутку утомил. Я тихонечко погладила её по кудряшкам и улыбнулась:

— Она так ждала тебя…

— Знаю, — улыбнулся в ответ Тимур и с нежностью посмотрел на свое чудо, сопящее у него на коленях. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Тимур потерся щекой о мои волосы:

— А тебе так даже лучше со стрижкой. Похожа на маленького бойкого мальчишку, да вот только ты что, поседела?

Я, не открывая глаз, метко пихнула его в бок:

— Это называется мелировка, придурок.

— Ммм, вон оно что. — Тим еле сдерживал смех.

— Да не понять тебе, — рассмеялась и я.

— Как Иван? — вдруг спросил он.

— Ааа… никак. Мы расстались. Точнее, как всегда, он меня бросил, — процедила я.

— Мдэ. Третий раз.

— Ага. Завтра у нас был бы год.

— Не огорчайся.

— Да-да, найду себе другого, не проблема, — я встала с дивана и начала мерить комнату шагами. — Вот только есть ли этот другой? Иван, по крайней мере, хоть какое-то время воспринимал мои… недостатки. Остальные вообще ко мне не подходили, видя мое несовершенство.

— Насть, ты зацикленная идиотка.

— Спасибо, Тим, я ценю твою прямоту.

— Ты сама понимаешь, что я говорю тебе правду. — Тим поднял на меня взгляд строгих темных глаз.

— Понимаю. — вздохнула я, — Я не обращала на это внимание, пока была с ним. И мне сейчас тяжело лишь потому, что он перестал меня любить, а я его — нет. И все из-за какой-то Элеоноры! — я отчаянно всплеснула руками и, неожиданно для самой себя, расплакалась. Тим грустно улыбнулся и обнял меня свободной рукой…

Утром следующего дня меня разбудил звонок. Я нашарила рукой на тумбочке свой мобильный и прохрипела:

— Алло.

— Насть…

Сон как рукой сняло.

— Ванька?!

— Привет.

— Привет…

— Я тут звоню…чтобы узнать, как ты.

— Спасибо, все нормально. А что?

— Ничего, просто ты была…такая расстроенная тогда.

— Странно, правда? — хохотнула я, — В любом случае, я не собиралась киснуть две недели.

— Я приеду?

— Эм?

— Поговорить… Все-таки мы так странно расстались, с недомолвками.

— Ах, с недомолвками… Знаешь что, катись-ка ты к Элеоноре со своими недомолвками! — вспылила я.

— Да при чем тут Элеонора?! Я же сказал, у меня с ней ничего нет!

— Ну так заведи что-нибудь, в чем проблема?

— Ох, Настя… С тобой стало невозможно разговаривать!

— Да иди ты! — воскликнула я и бросила трубку.

Такие странные существа, ей-богу. В общем, вечером того же дня мы снова были вместе. Иван и Настя. Настя и Иван.

* * *

А время все шло и шло. Вот и закончилось такое богатое событиями лето, и мы опять разъехались кто куда. Точнее, разъехалась с ребятами я — Ваньке, Тиме и Ксюхе было по пути в один город. А мне совершенно в другую сторону… И почему всегда так?

И снова мы с Ванькой начали жить от поездки до поездки. Я считала дни, обрывала календари, ехала счастливая туда, и возвращалась обратно со слезами. Все труднее было заставлять себя привыкать к этим разлукам. Учеба пошла намного легче, и это радовало. Теперь я уже не корпела до поздней ночи над уроками, половину домашней работы делала там же, на парах, во время переменок и скучных лекций.

Поэтому у меня появилось куча свободного времени, и я устроилась на работу. Да-да, Настя теперь стала сервис-менеджером одной из компаний, поставляющих услуги Интернета в город. Я ходила по клиентам, подключала им Интернет, устраняла неполадки с компьютером, и прочие мелочи. Мне теперь приходилось много общаться с самыми разными людьми, и благодаря этому я стала более раскованной и коммуникабельной, чем раньше. Ванька восхищался мной, родители гордились, а я стала уверенней в себе. Да еще и зарплату там платили очень даже неплохую, мне хватало с лихвой и на поездки домой, и на фирменные шмотки. Купила себе так давно мечтаемый компьютер от Apple, помогала родителям — в семье с финансами стало туго, так как Никитка устроился на работу в столице, и снимал там квартиру. Да еще начал жить с какой-то девушкой, к большому ужасу родителей. Ведь ему только двадцать один, неужели он собирается жениться??

Серьезных изменений претерпела не только жизнь моего брата, но и моих друзей — Ксюшка съехала с общаги и тоже начала жить вместе с Тимкой на съемной квартире, что предполагало всю серьезность их отношений. Похоже, и здесь назревала свадьба. Я чуть-чуть завидовала им — я не то что вместе с Ванькой, в одном городе-то жить с ним не смогу по крайней мере еще три года. Ну, Настя как всегда, лузер первой марки.

Год пролетел незаметно. Обе сессии — и летнюю, и зимнюю я сдала на отлично, стипендия стала прибавкой к зарплате. Вообще, год был замечательный в денежном плане, я даже успела отложить себе небольшую сумму про запас — мало ли…

И вот я снова ехала домой на летние каникулы. На работе дали неограниченный отпуск — клиентуры летом было мало, так как все разъезжались из города, и потребности в Интернете практически не было.

Нас ждали приятные хлопоты — двоюродный брат Альберт решил жениться, и мы всей семьей ходили помогать его матери — сестре моего папы, — делать ремонт в доме, мне было поручено красить стены, разрисовывать баню, и ведра для невесты: по поверьям, она в день свадьбы должна принести воды в свой будущий дом.

Невестой была Светлана — милая, хрупкая девушка с длинными вьющимися волосами и раскосыми голубыми глазами. Мы подружились, она восхищалась моим способностям к рисованию и даже попросила нарисовать её портрет, с чем я успешно справилась и удивила всю родню.

Наконец все приготовления были закончены, и мы с мамой и папой накануне свадьбы поехали в столицу выбирать себе наряды на торжество. Маме купили класссический бежевый костюм, папе брюки и рубашку, а мне короткое черное платье. Долго не могли найти мне туфли. Ну, это обычная моя проблема, которая меня практически не расстроила. Выход придумал, как всегда, Никита — и мы купили балетки с широким ремешком на подъеме. Выглядели они очень изящно, и не спадали с ноги благодаря ремешку.

Свадьба прошла на «ура». Море шампанского, счастливые невеста с женихом, веселые розыгрыши… Свадебный букет невесты поймала девушка Никиты — Вика, она тоже была приглашена.

Да, кстати, о Вике — невысокая девчонка с рыжей копной вьющихся волос. Она была сиротой, жила в столице одна, и уж не знаю, как они там познакомились, но Никита души в ней не чаял. Мне она почему-то не понравилась — было видно, что она старается быть милой, но бесенявые зеленые глаза выдавали в ней эгоистичную натуру. Может быть, я просто придиралась, но относилась к ней все равно с предосторожностью. В общем, все приметы говорили о том, что следующую свадьбу будут играть у нас…

С Ваней все было хорошо, мы не ссорились, не расставались, и вообще, это было лучшее наше лето. Мы много времени проводили вместе, купались, загорали, ездили вместе в столицу за покупками, ходили в кино. Я чувствовала себя счастливой.

В этот раз два месяца счастья вновь пролетели очень быстро. И я возвращалась в свою обычную реальность — меня ждали любимая работа и третий курс университета.

На работе обрадовали в третий же день — за высокие показатели я становилась капитаном всех сервис-менеджеров, теперь мне не нужно было ходить по квартирам — я обучала этому новых сотрудников компании и по вечерам сидела в офисе и проверяла отчеты своих «учеников». Забивала показатели в базу данных, вела отчеты по клиентам и каждый четверг выступала на совещаниях с докладами. Здесь я была по-своему счастлива — меня уважали и ценили, как сотрудника, я была нужна, и никто не обращал внимания на мои физические недостатки, напротив, это было поводом для бережного ко мне отношения. В случае чего меня без проблем и всяких справок отпускали на больничный. Но я старалась этим не пользоваться, и так частенько побаливаю, не стоит расслабляться. Зарплата радовала своим увеличением, я буквально купалась в деньгах, многое откладывала — хотела поехать на море следующим летом, и подарить Ваньке дорогие часы на день рождения- все-таки двадцать лет…

Да, кстати, о двадцатилетии — мое прошло с размахом. Ксюшка и Тимка приехали ко мне в город, Ванька тоже, еще я пригласила своих институтских друзей — Рому, Софью и Вадима, и мы здорово повеселились все вместе. Ванюшка подарил мне красивейшие серьги со стразами Сваровски, Тимка и Ксю — набор для рисования маслом, ребята из университета — книгу и деньги. Мы с мамой над застольем потрудились на славу — стол ломился от избытка закусок и горячих блюд. После такого шикарного застолья мы все вместе пошли в клуб и танцевали там до утра. В общем, двадцатилетие Настюха отметила достойно. Мама гордилась своей совсем уже взрослой дочкой.

Двадцатый день рождения Ваньки мы тоже справили на «ура». Ванька все не мог нарадоваться шикарным новеньким часам, блестевшим у него на запястье, и беспрестанно целовал меня в щеку. Я приехала поздравить его к нему в столицу, мы вместе купили подарок, а теперь стояли и ждали Ксюшку с Тимом, чтобы сходить в кино на сеанс предпоследнего «Гарри Поттера» — мы с Ксю обожали этот фильм и прочли всю серию книг чуть ли не одними из первых. Помню, скупали книжки с прилавков на оригинальном языке — благо, наш английский нам это позволял.

Выходили из кинозала оживленные, и счастливые, что снова были все вместе. Но рай скоро кончился — сутки пролетели быстро, и вот уже Ванька сажал меня на обратный рейс, целовал мои соленые от слез щеки, и обещал, что скоро мы вновь будем вместе. Я послушно кивала головой, но все равно никак не могла разжать его ладони.

Как в затянувшемся сезоне надоедливогобесконечного сериала, мне пришлось это сделать. Сидя в автобусе и глядя в окно, я думала о том, как зациклена моя жизнь на отдельных её периодах — расставания и встречи. Постоянные разлуки, вокзалы, слезы, поцелуи, обещания вечно любить и хранить верность, а потом эти удары под дых, период затишья, и снова в омут головой. Все монотонно и постоянно, чего я с детства ненавидела. Почему то, что давалось другим с легкостью, я получала с трудом?

Нормальная жизнь — на, получай, только сначала пройди семь кругов ада, испытай на себе все издевательства одноклассников, правдой и неправдой заслужи себе уважение, сломай свое «я» — и вперед. Любовь — о да, конечно, только перешагни свою гордость, будь преданной и предана, вечное расстояние будет тебя преследовать, но ничего, это же любовь… Будь счастлива, что она вообще у тебя есть, такой, как ты, вообще бы не следовало любить и быть любимой, скажи спасибо, что на тебя вообще посмотрели… Там, наверху, словно бы Кто-то издевался надо мной, черкая безжалостной рукой мой жалкий сценарий, за мое неверие в Него. И я не верила.

* * *

Мы хохотали с Ванькой над комедией, бросались друг в друга теплым поп-корном, изготовленным собственноручно в нашей микроволновке, в общем, вели себя как пятилетние. Что совсем ни странно, учитывая завтрашний Новый Год и последующие две недели каникул. Мы только-только закончили наряжать елку, и нетерпеливо ждали пирога, который мама только вынула из духовки и поставила остужаться. Мама смеялась вместе с нами, смотря комедию, и беззлобно прикрикивая, чтобы мы не рассыпали поп-корн на ковер, недавно ею вычищенный. Наше веселье прервал звонок её мобильного.

— Да, Никитка, привет. — мама улыбнулась и вышла из комнаты. Ванька продолжал меня щекотать, я шлепнула его по руке — прислушалась к разговору. В соседней комнате повисло выжидающее молчание. Потом мама как-то неестественно засмеялась, потом, кажется, начала тихо ругаться, и наконец, повесила трубку. Вошла в зал неестественно-бледная, и я сразу все поняла:

— Никита?

Мама кивнула головой и бессильно опустилась на кресло. Ваня развел руками. Я сделала большие глаза, и он тоже все понял:

— Эммм… Вас можно поздравить с прибавлением?

— Ага. Поздравить… — усмехнулась мама.

В общем, девушка Никиты была беременна. И настаивала на свадьбе.

Молодость все простит

И вот наше семейство начало готовиться к столь важному событию. Мама с папой поджали животы потуже и начали собирать деньги на свадьбу. Кит съехал с квартиры, снимаемой им за непосильную теперь цену, перевелся на работу в город к нам с бабушкой, и они с Викой вселились в квартиру, которая осталась от младшего бабушкиного сына — моего дяди, который погиб в автокатастрофе десять лет назад.

Вот и пригодились мои накопленные сбережения, так как свадьбу Виктория, несмотря на свою безденежность, планировала пышную — друзей у ней, видите ли, много. Но для брата мне было ничего не жалко. Слегка нервировала захапистость этой рыжей, но так обычно и бывает — сестренки всегда немного ревнуют братьев к их будущим женам.

А в город тем временем пришла весна. Свадьбу назначили на 26 марта, в нашем с братом родном городе. Все-таки родни было больше с нашей стороны, да и Никиткиным друзьям из столицы было проще добираться. Вика была уже на пятом месяце беременности, и, хотя живот был почти не виден, заправлять всем приходилось моей маме.

На выходные 8 марта я приехала ей помочь. Ну, и естественно, увидеться с Ванюшкой, да и с друзьями мы запланировали небольшие посиделки. Как обычно, приехала я вечером, шестого марта. Помогала маме по дому, подписывала приглашения на свадьбу, вместе с Викой составляла коллаж из их с Китом фотографий.

В десять пришел Ванька, обнял меня, и прямо с порога сунул мне в ладошки маленький комочек: — С праздником, дорогая. Я разжала ладошки и ахнула: там трепетал маленький хомячок. Крошечный, милый, он испуганно поводил носиком и смешно теребил лапками свои усики.

— Спасибо, — я потянулась, чтобы поцеловать любимого. Хомяка на семейном совете было решено назвать Василием Порфирьевичем, и он торжественно был водружен в старый аквариум.

Все три дня выходных мы провели в хлопотах. Восьмого числа мы собрались с друзьями у меня дома. Веселые Ксюшка и Тим наперебой рассказывали мне смешные истории, я беспрестанно смеялась, а хмурый почему-то Ванька сидел с отсутствующим видом. В два часа ночи, проводив гостей, я устало положила голову ему на плечо:

— Ну, вот мы и вдвоем… — и потерлась щекой о его подбородок.

— Ага.

Я посмотрела в его голубые глаза и испугалась. Снова этот взгляд.

— Вань… — дрожащим голосом позвала я, наперед зная уже, что будет дальше. — Что случилось?

— Да ничего, — Иван хотел обнять меня, но я уклонилась:

— Лучше скажи.

— Понимаешь… помнишь ну… Элеонору?

Я кивнула.

— Так вот… Я две недели назад встретил её в торговом центре, и… В общем, понял, что я по ней скучаю, и меня к ней тянет. — Иван робко заглянул в мои глаза.

Я перестала дышать. За что?! За что опять?!

— Ты обещал, что больше не будешь с ней общаться… — словно бы оправдываясь, прошептала я.

— Насть, знаю, помню, я и не пытался, это произошло случайно… Я встретил её, она там работает, мы разговорились, а потом… а потом мне захотелось увидеть её снова и снова, и я ходил туда чуть ли не каждый день… Настя, прости пожалуйста, я дурак, да, я пожалею, возможно об этом, но сейчас… Сейчас она мне нужна. Я любил тебя, правда, искренне, но…

— Хватит. Я встала, сняла с ушей серьги, сорвала цепочку с шеи, сжала все это в кулак и протянула ему:

— Забирай.

— Это же…подарок.

— Забери, мне будет легче, если о тебе не будет ничего напоминать.

— Хорошо, если тебе так правда лучше…

Я села, обхватила его руками, и не выдержала, заплакала:

— Вань, ну зачем так, а?! Ну не уходи, ПОЖАЛУЙСТА, прошу тебя, не уходи… Я не выдержу так больше…

Иван обнял меня за плечи и погладил по голове. Прижался губами к моему лбу, и прошептал:

— Ты сильная, Насть. Ты удивительно сильная. Ты выдержишь, только… Только береги себя, ладно?

Я кивнула, и, стиснув зубы, прохрипела:

— Уходи…

Иван прижался последний раз к моим губам, взял куртку, и ушел, тихо притворив за собой дверь…

Я заколотила руками в стену. Мне хотелось кричать, хотелось взорваться, хотелось умереть.

Мое сумасшествие прервал звонок телефона.

— Настюх, мы дошли, — веселый голос Ксюшки меня добил, я не выдержала и громко всхлипнула в ответ.

— Насть…Ты плачешь? — насторожилась подруга.

— Да…Н-нет … Я н-не знаю…

— Насть, что случилось? — трубку выхватил Тимка.

— Ваня…он…он ушел, — я не могла остановить эти чертовы слезы.

— Настюш, милая моя, маленькая моя девочка, жди, мы идем! Мы сейчас придем! — проорал в трубку Тим, и спасительный голос оборвался мерными гудками. Я тупо смотрела на трубку минут пять. Потом начала одеваться. Когда вышла в прихожую за курткой, проснулась мама:

— Настен…Ты куда?

— Да…пройдусь. Спи. — стараясь не всхлипнуть, ответила я.

— Утром в 7 на автобус, встанешь?

— Конечно. Я скоро.

Холодный воздух резанул по мокрым щекам. Да уж, 8 марта, а все еще минус 25 по ночам.

По пустынной улице навстречу мне бежали два человека. Два самых дорогих мне человека, бежали так, словно за ними гнались собаки. В мороз, ночью, с довольно-таки далекого расстояния, они вернулись лишь потому, что услышали в трубке мой плач.

Часа три они ругали Ваньку. Потом меня, что верила ему. Потом опять его. Потом обнимали, и убеждали, что все еще будет отлично. Я хотела им верить. Хотела. Потому что знала, что в этот раз Иван уже не вернется.

Но плакать и отчаиваться было некогда. Меньше, чем через месяц — свадьба брата, а еще никто не отменял работу и учебу. Причем на работе снова светило повышение, а деньги мне сейчас были ой как нужны — я ведь еще не выбрала Тот Самый наряд для свадьбы, а я должна была быть отпадной — все-таки женится мой родной брат!

Так что по возвращении после таких грустных праздников я с головой погрузилась в работу и учебу. Я очень боялась вечеров, тогда тоска по Ване накрывала меня с головой, и мне сильнее прежнего хотелось плакать, и чувство чего-то сдавленного внутри доводило до тошноты. Первые две недели после нашего расставания я просто-напросто не могла есть. Пена в утреннем кофе так отвратительно смахивала на яд, что меня тут же выворачивало наизнанку. Я даже было подумала, что беременна, зная, как мне «везет», это было бы неудивительно. Но на удачу, пронесло, и это оказалось всего лишь нервное.

Пару раз я даже сломалась, и позвонила Ваньке. Сама. Плакала в трубку и умоляла вернуться. Он с грустью отказался, и попросил не звонить, пока не успокоюсь и не возьму себя в руки. Я опомнилась и бросила трубку. А потом хакнула его страничку в социальной сети. Прочитала всю их переписку с Элеонорой, из которой выяснила, что она его продинамила. Потом, воодушевленная, хакнула и её страничку, и нашла её множественные переписки с кучей парней. Да уж, Вань, куда ей до тебя, у ней тут вся неделя на горячие свидания расписана, а ты лезешь к ней со своими цветочками и предложениями пообедать…

— Тьфу, мне за тебя стыдно, Иван! — с досадой фыркнула я, и отодвинула ноутбук. Больше я к ним не лезла.

* * *

— Настюх! Так что, идем сегодня выбирать платье? — запыхавшаяся Софья кинула мне вдогонку учебник по информатике. Я мгновенно среагировала и схватила учебник левой рукой:

— Ах, да. Сонь, я позвоню тебе, как освобожусь, ладно?

— Девчонки! Куда намылились? — как всегда вальяжный, Руслан подошел к нам сзади и обнял обеих за плечи.

— Да фигня, Гайнетдинов, наши бабские разговоры, — съязвила я и пихнула его в бок. Он раскрыл свои круглые темно-карие глаза:

— Ну и тяжелая у тебя рука, Листницких. А пойдем сегодня со мной на свидание, говорят, ты со своим парнем рассталась?

— Врут, — небрежно бросила я, заталкивая в сумку учебник.

— Не врут. — пискнула обычно скромно молчащая в разговорах с другими, а тем более с парнями Соня. Я скорчила ей угрожающую рожицу и показала кулак за спиной парня.

— Понятно, боишься меня, Настеныш? — подмигнул Руслан.

— Да чего тебя бояться, — фыркнула я. — Хорошо, раз настаиваешь, пойдем, только освобожусь поздно, работа у меня, дел полно.

— Правда? — обрадовался парень.

— Да конечно.

— О’кей, тогда в 11 в пиццерии? Сойдет?

— Хорошо, только возьму с собой Соньку, — кивнула я.

— А я — Вадима!

— До встречи, — я помахала ему рукой, улыбнулась Соне и побежала на работу.

Уж не знаю, чем меня зацепил этот парнишка, но всю дорогу я улыбалась, думая о предстоящей встрече. Руслан был другом Вадима, таким же гениальным, но ужасно ленивым. То, что он мог сдать еще в начале семестра, он сдавал позже всех. Он слыл известным пересмешником, и я любила порой посоревноваться с ним в остроте чувства юмора. Да и парнем он был симпатичным — иссиня-черная копна чуть вьющихся волос крыльями спадала на лоб, круглые темные глаза, острый нос и смешные, как у пятилетнего ребенка, пухлые губы. Руслан был на полголовы выше меня, худой, постоянно одевался во все черное — этакий «мрачный красавчик». А теперь еще и зовет меня на свидание… Хм, Листницких, неплохо, совсем неплохо.

Суматошный день наконец закончился. Отчеты были сданы, платье куплено, и я собиралась на встречу. Сильно мешала своими звонками Софья, которую вообще никто никогда никуда не приглашал, и она была в панике, что надеть. Успокоив наконец подругу, я стала думать над своим гардеробом. Надела темно-синие джинсы, белую майку, клетчатую рубашку, массивные браслеты на руки, свою любимую подвеску-якорек на шею, короткие волосы собрала в низкий пучок, слегка накрасилась, улыбнулась своему отражению в зеркале, влезла в сапоги, накинула куртку, и побежала — меня уже ждала Сонька.

Третий час мы сидели в уютной кафешке, перед нами высилась груда пустых тарелок из-под пиццы и бургеров, и весело хохотали. Компания у нас собралась отличная, и молчаливость Сони и Вадима компенсировала наша с Русланом громкоголосость. Руслан оказался крайне галантным кавалером, не давал нам заскучать, и весело поддерживал разговор.

Во втором часу ночи мы засобирались домой. Руслан взялся проводить меня, а Вадим пошел с Соней.

— Ну, спасибо за вечер, — улыбнулась я, когда мы дошли до дома. Парень улыбнулся в ответ и обнял меня. Я почувствовала себя глупо, похлопала его по спине и пробормотала:

— Ну, мне пора…

— Смотри, какая торопливая! А традиционного поцелуя у подъезда я не заслужил? — усмехнулся Руслан, выпуская меня из объятий. Я помотала головой:

— Я крайне нетрадиционная молодая особа.

— Да уж! — рассмеялся парень. — Насть, учти, ты мне нравишься.

— Спасибо, но… я еще не готова к новым отношениям, — уклончиво ответила я.

— Я подожду, Принцесса. — Руслан подмигнул мне, поцеловал в щеку и ушел. Я пожала плечами и зашла в подъезд…

Свадьбы

— Кит, ты обещался приехать полтора часа назад. Завтра свадьба, уже девять часов вечера, ехать до дома нам четыре часа, а ты все медлишь! — кричала я в трубку.

— Да не парься, Насть. Работа. Сейчас приеду, — коротко ответил брат и положил трубку.

Я вздохнула и села на сумку. Ох уж мне эти парни! В родном городе нас ждали: а) невеста, б) родители, которые не могли начать кое-какие приготовления без нас, в) баня, а еще столько дел нужно сделать! И на все — про все одна ночь. А мы еще даже не выехали. Чувствую, ночка выдастся жаркая.

Телефон оповестил о новом полученном сообщении. «Не сомневаюсь, на свадьбе ты будешь самой шикарной!» — уверял меня Руслан. Я фыркнула и быстро напечатала ответ: «Надеюсь, она состоится, так как мы с женихом еще не прибыли к месту назначения:(»

Наконец, еще полчаса спустя, брат позвонил и приказал мне спускаться. Я схватила свои бесчисленные сумки — ну как свои, еще и брата — костюм, камеры, мое платье, новые туфли и прочая, и прочая — и спустилась на улицу. Мы быстренько распихали все сумки по багажникам и выехали в снежную темноту. Домой мы прибыли глубоко за полночь. Получив хорошую взбучку от мамы и Вики, отправились в баню.

Естественно, в эту ночь дома никто не спал. Вика утюжила свое роскошное белое платье, я настраивала камеры и заряжала батарейки, папа с братом и его лучшим другом доклеивали плинтуса в зале, а мама готовила салаты и закуски для утреннего фуршета.

В девять мы с невестой пошли в парикмахерскую делать прически. Мою пеструю шевелюру (я так и выцвечивала небольшую прядь у виска) заплели в симпатичный «дракончик», а Вике на голове сооружали сложное творение под названием «свадебная прическа».

Закончив с прической, я побежала домой наряжаться и наряжать — меня ожидало еще около сотни шариков, которые надо было надуть и украсить ими ворота и дом. Постепенно приезжали друзья Никитки. Я их всех отлично знала, и мне было даже веселее наряжать дом с ними, и получать такое огромное количество комплиментов. А комплиментов я и вправду заслуживала. Платье я себе выбрала восхитительное, цвета «металлик», оно туго обхватывало мою и без того тоненькую талию, спускалось фалдами до середины бедра и безумно мне шло. На руках и шее были черные браслеты и колье, которые оттеняли основной фон платья, а на ушах болтались длинные сережки, состоящие из ярусов маленьких сверкающих звездочек. На ноги я надела черные балетки с маленькой серебристой пряжкой на носочке.

Скоро все приготовления были закончены. Мама смотрелась очень элегантно в своем бирюзовом платье, так оттеняющем её голубые глаза, папа ничуть не отставал, а жених и невеста были просто ослепительны. Возле нашего дома собралась куча машин, ряд которых венчал свадебный кортеж. Мы расселись по машинам и поехали в ЗАГС. Регистрация, слезы родителей, марш Мендельсона…

Все закрутилось-завертелось, как в голливудском кино. Потом — фотосессии, букеты, похищение невесты, и банкет. Банкет прошел просто шикарнейше весело. Такого количества молодежи на свадьбах я не видела никогда, и наверное, благодаря тому, что у Кита было столько друзей, мы так здорово и непринужденно веселились. Я чувствовала себя счастливой…

* * *

На следующее утро после свадьбы тело ужасно ломило. Я все никак не могла заставить себя приподнять свое тело с постели. Да еще двоюродная сестренка рядом сопела на ухо всю ночь…

Я протянула руку и нащупала под её подушкой свой мобильный. Охренеть, три пропущенных и два сообщения… Кому понадобилось что-то мне сказать в шесть утра? Это, конечно же, был Ваня. Первое сообщение от него гласило «Привет, я знаю, ты в городе. Поздравляю тебя и твою семью с таким важным событием!», а второе робко вопрошало «Может, мы сможем встретиться? Если да, то жду тебя у площади, в три часа дня». Я хмыкнула. Посмотрела на часы — 14:23. «Нужен он тебе…» — деланно-равнодушно зевнула я, и повернулась на другой бок…

Холодный воздух неприятно резал нос. А еще мерзли уши, и прическа была растрепана. Но я бежала, в кедах, потертых старых джинсах, тонкой куртке навстречу Ване.

Вот и он. Надо же, ничуть не изменился… Хотя что это я, всего-то месяц прошел. Я замедлила шаг. Подошла к нему.

— Привет.

— Привет, — он, кажется, даже обрадовался.

— Чего звал?

— Поговорить… Насть, поздравляю

— А че поздравлять-то, не я замуж вышла, — пожала плечами я.

— И ты когда-нибудь выйдешь, — улыбнулся Ванька. Вот ненавижу, когда он так делает.

Я промолчала.

— Настя, я скучал очень.

— Я тоже.

— Правда?

— Да.

— Я за эти три недели многое понял. Это, конечно, нагло, но… Настя, давай начнем все сначала.

Я подняла глаза и посмотрела на него. Как же я желала этих слов две, нет, даже неделю назад! Как же я заставляла себя не мечтать, и все равно представляла себе, как он подходит/звонит/обнимает/говорит, что не может без меня. Всего неделю, каких-то семь дней… Но я отчетливо поняла, что сегодня я этого не хочу. Просто не хочу идти назад, ведь я с таким трудом шагала против ветра вперед.

— Вань, не нужно.

— Мне нужно, — он взял меня за руку. Я сжала его ладонь.

— А мне — не нужно. Прости, но я за эти три недели привыкла думать только о себе.

На его лице заиграли желваки, и он отдернул руку:

— Что, нашла уже мне замену, да?

— Нет. А, впрочем… Нет, не нашла. Наверное, потому что не искала.

— Но почему? Почему тогда ты не хочешь быть снова вместе? Ты меня больше не любишь?

— Люблю. Но я уже почти стараюсь это забыть. У меня другая дорога, Вань. И я уже её нашла, — я посмотрела в ставшие когда-то мне такими родными голубые глаза.

— Насть… Прости меня. Я такой дурак…

— Все в порядке, Вань. Спасибо тебе, что ты принимал меня такой, какая я есть.

— Да что ты…

— Нет, правда. Ты очень многое сделал для меня, дал мне почувствовать, что меня могут полюбить. Дал мне уверенность. — я обняла его и зажмурилась. — А теперь просто отпусти меня.

— И мы что, больше никогда не увидимся? — в его глазах застыл неподдельный страх.

— Почему же? Наверное, увидимся.

— Спасибо, Насть… За твою бескорыстную любовь.

Я улыбнулась, махнула ему рукой на прощание и ушла.

Прошло пять лет. Пять долгих лет. Я работала все в той же компании, предоставляющей людям Интернет. Только теперь — в столице и уже на должности ведущего специалиста отдела продаж. Университет был окончен с красным дипломом, теперь я получала второе высшее заочно, изучала журналистику в одном из столичных ВУЗов. Жила на съемной квартире одна, каждый день виделась с Ксюхой и Тимом, периодически мы вылазили в свет все вместе.

Да, кстати, о Ксюхе. Она тоже закончила университет, и работала менеджером в одной из промышленных компаний, связанных с нефтедобычей. Из юной девушки она превратилась в прекрасную молодую женщину, и уже стала невестой — не так давно Тим предложил ей руку и сердце. И последние две недели наши головы были заняты мыслями о предстоящей свадьбе — ведь она была назначена на середину июня, а на дворе уже радовал теплом апрель. Они уже давно жили вместе с Тимом, и этого события я ждала с нетерпением последних года три, как только мы закончили учебу. Но Тимурка у нас — парень серьезный, и свадьбу откладывал до того момента, как только придет в его жизнь стабильность.

И вот настал этот момент — квартира куплена, на свадьбу заработал. Ксюшка просто порхала от счастья. И все свободное от работы время мы с ней бродили по магазинам в поисках Того Самого свадебного платья, которое должно было изменить всю её жизнь раз и навсегда.

А я… а я так и была пока свободна. Да, за пять лет были какие-то парни, уделявшие мне внимание, но, однажды обжегшись, я так и не решилась вступать в новые отношения. Да и некогда было — я полностью уделяла время себе, своим друзьям, скорее, жила их жизнью. Воспитывала племянника — четырехлетнего озорника Максимку, как две капли воды походившего на меня. Многие думали, что это мой сын, он почему-то унаследовал мои удивленно-округлые карие глаза и улыбку. Мне нравилась эта жизнь, и ничего в ней менять я пока что не хотела. Я чуть вытянулась в росте, посерьезнела, но все равно мне давали на вид лет восемнадцать-двадцать. Я смеялась, вспоминая, как меня это злило в юности, сейчас же это было скорее комплиментом. Волосы я чуть отрастила, они спускались мягкой волной до плеч, фигура моя так и не округлилась, как мечталось, но изгибы стали мягче, все углы и шероховатости сгладились, и я с полной уверенностью могла сказать, что стала более-менее привлекательной барышней. Болезнь моя не прогрессировала, скорее наоборот, походка стала чуть лучше и необычность моя была уже не столь заметна. Правда, туфли я по-прежнему не могла носить, и это мне добавляло хлопот, так как в двадцать пять уже не похвастаешь новыми кедами, учитывая то, что на работе был довольно строгий дресс-код. Я, как могла, увиливала от правил, покупала себе более-менее женственные ботиночки без каблуков, строгие балетки, но порой все же плакала от безысходности и доставала из шкафа кеды и кроссовки.

Жизнь шла своим чередом. И радовала стабильностью, но все же долгими ночами сердце сжималось от тоски и одиночества. Я уговаривала себя, что я самодостаточная личность, и мне никто не нужен, чтобы быть счастливой, но сердце просило перемен.

* * *

— Ксения! Возьми себя в руки! Не плачь, весь макияж ведь смажешь! — прикрикивала я на подругу, зашнуровывая её корсет белоснежными шелковыми лентами.

Подруга вот уже третий час выла, как белуга. Вдруг ей показалось, что она недостойна Тима, и это в день свадьбы! Я уже не знала, что с ней делать, и отвесила пощечину.

Ксюшка округлила и без того огромные голубые глаза:

— Ты чего?!

— Надоела. — авторитетно заявила я, и продолжила затягивать на ней корсет. Она надулась и наконец-то замолчала.

— Выдохни, — приказала я. Ксюшка втянула живот, и я со всей силы потянула за ленты. Сильно мешали вспышки «зеркалки», девушка — фотограф контролировала всякое малейшее движение со стороны невесты и ее свидетельницы.

— Готово!

Ксюха повернулась. Нежнейшее белое платье с кружевным корсетом туго обхватывало тонкую талию, и шикарным шелком струилось по ногам. Не было там пышных юбок и напыщенных каркасов, была лишь только утонченная элегантность искренне чистого существа — невесты. А с Ксюшкиной идеальной фигурой оно слилось, будто вторая кожа. Кудрявые волосы подруги парикмахер гладко зачесала на затылке, открыв беззащитную длинную шею, закрепила сверкающей маленькой тиарой в россыпи бриллиантов, по нежным плечам струилась прозрачная с кружевом фата. На шее — серебряный кулон в виде знака бесконечности, и маленькие бриллиантовые гвоздики на ушках — вот и все украшения. Я смахнула слезу — Ксения была идеальной невестой. Самой красивейшей из всех, которых я когда-то видела. А видела я их немало — среди коллег и бывших однокурсников я слыла хорошим организатором, и меня раз пять уже за последний год приглашали на свадьбы свидетельницей.

Ксюшкина свадьба была шестой, и самой важной для меня. Поэтому и готовилась я к её свадьбе, как к собственной.

— Настен! — умилилась Ксюха моим слезам, и прижала меня к себе.

— Ксю… — всхлипнула я и разрыдалась неожиданно для самой себя.

Как же это здорово — видеть, как взрослеют и меняются твои друзья, и лишь одно при этом остается неизменным — ваша дружба.

— Ну, Настюха, чуть последние штаны не содрала! — воскликнул, отдуваясь, Тим, когда мы наконец-то уселись в свадебный экипаж.

— Ха-ха. — высунула язык я, стараясь поудобнее устроиться и распихать бутерброды, которые всунула мне Ксюшина мама, чтобы мы успели перекусить в машине, пока едем до ЗАГСа, бутылки колы и коньяка.

— Все-таки мы с ней раньше познакомились, — легонько стукнула свадебным букетом белых орхидей жениха по носу Ксюшка.

— Не нойте, все равно это вам на свадебное путешествие, — потрясла большой нарядной коробкой-«банком» я, — Первый, так сказать, ваш семейный капитал.

— Ну что, поехали? — наконец-то в машину запихнул свою пятую точку Сергей, свидетель.

— Не прошло и полгода, — рассмеялись мы.

Лимузин тронулся с места, отчаянно гудя. Я обернулась и посмотрела в заднее стекло — вслед за нами двинулась целая кавалерия наряженных шариками и цветами машин. Этакий гудящий огромный поезд.

— Не передумал еще? — я поправила Тимуру свадебную бутоньерку. Тим улыбнулся и вместо ответа поцеловал Ксюшу. Мы со свидетелем радостно засвистели. До регистрации было довольно много времени, и мы поехали фотографироваться во всех живописных парках столицы. Жених и невеста были ослепительны, мы со свидетелем старались не уступать, гости радостно перешептывались, глядя на нашу неутомимую четверку, неумолимо пьянеющую у всех на глазах — мы распивали колу с коньяком в машине, закусывая бутербродами.

— Я так до ЗАГСа не доеду, — глупо хихикнула Ксюша, опрокидывая очередной бокал.

— Пф, глупости, — икнул Тимур.

— Главное, не забудьте сказать «Да», — хмыкнула я и забрала у них бутылку с коньяком. И вправду, хватит им пока что.

Сама же я от осознания собственной ответственности не то что не пила — не могла опьянеть, рой мыслей беспорядочно кружился в голове: «Не забыть проверить кольца…забрать паспорта…ё-моё…».

Регистрация пролетела быстро, ну еще бы — пятнадцать минут, согласна/согласен, надень кольцо/поцелуй невесту и вперед, на выход.

— Мы женаааааатыыыыыыыыы!!!! — вопила Ксюха, размахивая своими уже изрядно потрепавшимися орхидеями, пока Тим тащил её на руках, вынося из ЗАГСа, а гости старательно осыпали их рисом и лепестками роз под моим руководительством.

Потом мы долго катались по городу, высунувшись из люка свадебного лимузина, и распевали песни. Машины на проезжей части радостно гудели нам вслед, а мы ослепительно им улыбались. Фата Ксюхи развевалась на ветру, свидетель безбожно фальшивил, но нами владело такое безграничное счастье, которого не показывали ни в одном кино.

Спустя несколько часов, мы приехали в свадебное кафе. Ну, банкет прошел более-менее спокойно, гости поздравляли, бокалы звенели, я под столом, хихикая, забирала у Ксюшки конверты из открыток и складировала деньги в банк. Танцевать чаще приходилось нам со свидетелем, ведь мы обязаны были поддерживать настроение всего праздника. Почему-то я отбросила в сторону свою неуверенность, вспомнила свои сценические навыки — ведь выступали же мы в школе! — и от всей души заводила публику, веселилась, танцевала, шутила вместе с тамадой…

А вот когда пришла моя очередь поздравлять невесту, я разволновалась и все никак не могла поднести ко рту микрофон.

— Ксюш, Тим, мы с вами с четырнадцати лет вместе… И я дорожу вашей дружбой, как никто в этом зале… — я постаралась унять дрожь в голосе, — Я не знаю, как отплатить вам за все, что вы для меня когда-то сделали. Хотя нет, знаю! Вы давайте соображайте там мне племянника поскорей! — публика рассмеялась, — Да-да, именно племянника, потому что вы мне как брат и сестра, даже дороже… Я надеюсь, в глубокой старости, мы будем сидеть вместе у камина и вспоминать нашу с вами бурную молодость, и эту свадьбу в том числе! Только навсегда, только вместе — это мое пожелание для вас! — я не выдержала, прижалась к Ксюшиному обнаженному плечу и спрятала слезы в её фате. Она тоже всхлипывала, а Тим нежно обнял за плечи нас обеих и шепнул нам на ухо:

— Девчонки, сейчас воображаемая публика, как в сериалах, должна сказать «Ооооооо!»

Мы прыснули со смеху.

Праздник продолжался. Я лениво ковыряла вилкой мясо в тарелке. Объявили медляк, Ксюшка с Тимом поплелись танцевать — представляю, как им это надоело — без конца целоваться и танцевать. Я вздрогнула от того, что мне положили ладонь на плечи:

— Анастасия, можно Вас пригласить?

Я подняла глаза и чуть не поперхнулась. На меня таким знакомым ласковым взглядом смотрел, улыбаясь, Иван.

— Эм…привет. Да, можно, — я подала ему руку, он повел меня на площадку.

Надо же, а я совсем и не заметила его среди гостей. Хотя да, он же двоюродный брат Ксении. Я молчала, не зная, что ему сказать. К счастью, музыка играла довольно громко, не требуя разговора. Он очень изменился. Мальчишеское лицо теперь как-то возмужало, скулы стали резче выступать, линия губ сложилась из наивной полудетской — чуть — улыбки в усмешку, под тонкой тканью праздничной светлой рубашки перекатывались мускулы. Вел он уверенно в танце, в его объятиях я сразу почувствовала себя слабой и хрупкой. Искоса поглядывая на него, я заметила, что и он меня разглядывает.

— Что, изменилась? — приподняла левую бровь я.

— Еще как, Насть. Повзрослела, — подмигнул мне Иван. Музыка закончилась. Он отвел меня на мое место и галантно поцеловал мне руку, потом прошел на свое место за соседним столом.

— Вы что, опять? — прошипела Ксюха.

— А…что? Нет, я его только увидела. — отмахнулась я.

— Смотри у меня.

— Все нормально, не переживай, — улыбнулась Ксюшке я. Домой я приехала в четвертом часу ночи, и сразу завалилась спать. Ведь утром следующего дня праздник продолжался — мы ехали в загородный дом купаться и есть шашлыки.

Неужели боль сильнее твоей гордости?!

Я нервничала, поглядывала на часы — жутко опаздывала. А что делать, пришла вчера поздно и не успела смыть с головы растрепавшееся к вечеру жалкое подобие прически, и с утра волосы торчали колом. Да еще все тело чертовски ломило, и вообще меня колбасило не по-детски. И вот сейчас, с копной мокрых волос, которые я безуспешно пыталась расчесать, я одновременно влезала в старые, сохранившиеся еще со времен первого курса, джинсы и толстовку — все-таки предстояли сутки на природе, шашлыки и прочее, значит, пятен не избежать, ведь я такая хрюшка.

Вообще, несмотря на весь свой вкус в макияже и одежде, не быть мне настоящей леди! Настоящие леди сушат волосы феном, когда они мокрые, и никогда не носят кеды. А не как я, выбегают из дома с мокрой головой, вкусно матерясь на всю улицу.

Я запрыгнула в арендованный «бьюик» и рванула с места. Через пятнадцать минут я уже была у дома новобрачных. Открыв дверь ключом, я окликнула:

— Эй…ребят!

Меня встретила тишина. Я прошла в комнату и ахнула — Ксюша лежала на скомканном одеяле на полу в мятом свадебном, уже далеко не белом платье и смачно храпела, а Тим со свидетелем распластались на широком брачном ложе и вторили Ксюше легким посвистыванием. Еще парочку гостей я обнаружила на кухне, они сладко уснули прямо с бутылками вина. Я хихикнула, взяла ковш, наполнила его водой из-под крана и вернулась в залу.

— А ну, вставайте, сони! — гаркнула я. Никто, естественно, не шелохнулся.

Тогда я опрокинула ковш с водой на Ксюшу. Пока новоиспеченная жена орала матом, отплевываясь и просыпаясь, я сбегала на кухню еще за одним ковшиком с водой, и облила Тима с Сергеем. Да, такое количество «комплиментов» в свою сторону я не слышала никогда.

Пока я, посмеиваясь, приводила недовольную Ксюшку в порядок, заплетая её только что вымытые волосы в косу, Тим и свидетель разбудили гостей на кухне, собрали нехитрый паек в дорогу, созвонились со всей молодежью, собиравшейся ехать с нами на пикничок, и в принципе мы были готовы.

— Господи, что надеть-то? — зевнула Ксюша, все еще сидевшая в свадебном платье посреди пола, — Я ж ничего не взяла.

— Ты у меня такая кроха! — умилился Тим её заспанному умытому личику и поцеловал ее в прохладные от воды губки. Ксюша скривила недовольную рожицу:

— Зубы почисти…

Я хмыкнула — вот тебе и любовь. Достала из рюкзака запасной спортивный костюм и кинула его подруге:

— Я знала, что ты такая растеряша.

— Оооо! Вот за это спасибо! А кроссовок лишних у тебя не найдется? — заискивающе спросила Ксюнька.

Я усмехнулась и бросила ей еще вчера предусмотрительно прихваченные мной у неё из дома её собственные кроссовки.

В общем, спустя полчаса мы ехали в загородный дом. Там царил такой хаос, по сравнению с которым вчерашняя свадьба казалась раем. Кто-то с криком искал шампуры для шашлыка, кто-то никак не мог разжечь костер…

— Эх вы, мужики, — насмешливо хмыкнула я, присев рядом с неразгорающимся костром, щедро залила его жидкостью для розжига и чиркнула зажигалкой. Мигом загорелось пламя. Пара парней, занимающихся до меня костром, посмотрели на меня с обожанием.

— Ну и ну, — раздался насмешливый голос за моей спиной, — Не знал, что ты начала курить.

Я обернулась и попыталась придать своему лицу равнодушное выражение:

— С чего ты взял?

— Вообще, только курящим девушкам свойственно носить с собой зажигалку, — пожал могучими плечами Иван.

«Ему так идет серая толстовка» — промелькнуло у меня в голове. Я помотала ею, чтобы прогнать эти дурацкие мысли:

— А может, это мой способ знакомиться с мужчинами? «Огонька»? — передразнила я какого-то киношного героя. Ванька рассмеялся.

— Дай-ка я помогу тебе, — опомнился он, и взял у меня из рук тяжеленное ведро с маринующимся мясом для шашлыка.

— О, спасибо, а то уже руки отваливаются. Ну, я побежала.

— Давай, еще увидимся, — улыбнулся парень.

Я пошла в дом. По дороге меня остановила Наташка, препротивнейшая двоюродная сестра Тимки:

— Ой, Настюх, ты с тем парнем разговаривала, да?

— Каким?

— Ну, тем, светленьким, симпатичным таким? Ты с ним знакома?

— Ну да, вроде того.

— Познакомь нас, пожалуйста! Я со вчерашнего вечера на него запала! А сама подойти стесняюсь.

В душе вскипела ревность.

— Говорят, он занят. У него девушка есть, и вроде следующая свадьба в семействе Ларионовых — у него, — заговорщически прошептала на ухо Натке я.

— А чего ж его девушку не пригласили? — захлопала круглыми глазами девушка.

— Да, там какие-то давние семейные распри, — на ходу сочиняла я, — Вроде его родители против, но они так любят друг друга, что готовы пожениться даже без родительского благословения!

— Вот блин! — всплеснула руками Наташа, — Что ни мужик, все женатый попадается!

— А давай со свидетелем познакомлю? — предложила я, — Вроде свободный, и нормальный парнишка.

— О, давай! — загорелась Натка, и мы пошли в дом искать Сергея.

***

— Ксюх, я постелю себе с ва… — крикнула я, открывая дверь в верхнюю комнату, и замерла на полуслове — Ксюшка с Тимом самозабвенно целовались, лежа на широкой кровати. Так, все понятно, здесь явно третий — лишний.

Я тихонечко закрыла дверь и повернула ключ в замке, чтобы новобрачных никто больше не беспокоил. Мда, и куда ж теперь идти спать. Загородный дом огромный, но и гостей целая куча, человек сорок, не меньше. На первом этаже в гостиной прямо на полу перед камином дрыхли парни, на двух соломенных софах — их девушки, раскладушки на кухне тоже были заняты, на балкон я даже не стала и соваться — там лежали те, кого стошнило от количества выпитого спиртного, а верхние две спальни были заняты парочками.

Я вздохнула, обняла руками свою подушку и присела на ступеньку. Здесь что ли спать, перед их дверью?

— Не пустили? — улыбнулся невесть откуда взявшийся Ванька, присаживаясь рядом со мной.

— Ага, теперь я в нашей тройке друзей лишняя, — грустно улыбнулась ему в ответ я. — Теперь у Ксюшки с Тимом пойдет совсем другая жизнь, семейная…

— Тоже хочешь замуж?

— Да нет, не то чтобы… Хотя… Нет, наверное нет.

Иван вновь улыбнулся и приобнял меня за плечи:

— Пойдем, кое-что покажу.

Мы вышли во внутренний дворик. Было просто прекрасно, так хорошо дышалось свежим воздухом, и сверчки пели свои песенки. В сени двух больших раскидисты дубов покачивался гамак.

— Прошу, я это место пригрел для себя, но с удовольствием уступлю его Вам, Анастасия, — старательно изображая галантность, показал на гамак Ванька.

— Вааань! — обрадовалась я. — Спасибо! Стой, а как же ты?

— А я, с твоего позволения, посижу вот тут, поохраняю твой сон, — он присел на траву и облокотился на один из дубов. Я забралась в гамак, положила подушку под голову, накрылась пледом и прикрыла глаза. Как хорошо…

— Насть, — негромко позвал Иван.

— М? — Как ты там? Как жила все эти годы?

Я промолчала. Потом ответила:

— Хорошо.

— Работаешь?

— Да, все там же. Только теперь почти главная, — хихикнула я.

— Я знал, что ты многого добьешься, — я почувствовала в его голосе гордость.

— А как ты?

— А я тоже закончил университет, работаю помощником прокурора…

— И твоя мечта сбылась, — улыбнулась я в темноту.

— Не совсем.

— Ну, тебе всего двадцать пять. Еще успеешь.

— Боюсь, что сегодня последний срок, — сказал Ванька и поцеловал меня.

Утром я проснулась от каких-то криков. Зажмурилась от бивших мне прямо в глаза лучей солнца, проникающих сквозь листву, потянулась… И наконец увидела лежавшего рядом Ваньку. Он обнимал меня своей могучей рукой, а я, похоже, сладко спала всю ночь на его груди. Ладно, с этим потом разберемся, что там за крики?!

Я осторожно, чтобы не перевернуть гамак, выбралась из-под пледа, и побежала к дому. Увидела Ксюшку, спускающуюся с окна второго этажа по бельевой веревке, сунула руку в карман и расхохоталась. Я же вчера их закрыла!

— Ксю!!! Лезь обратно!!! — смеясь, завопила я и помчалась их открывать.

— Ну ты вообще, подруга! — обиженно сопела Ксю за завтраком. — Даже пи-пи мне пришлось сделать в комнате!

Я давилась от смеха:

— Прости…я чтоб вас не тревожили…

Ксюшка фыркнула:

— Угу. А чего это Иван на тебя так косится?

Я пожала плечами вместо ответа.

— Ох, смотри у меня, Настюха! Хоть у него и не было девушки все эти пять лет, все равно у вас с ним ничего не выйдет!

Я поперхнулась:

— В смысле-не было девушки?

— Ну как, не замечали его ни с кем. Да и он сам, по-моему, не особо стремился завязать с кем-то отношения, нигде в людных местах не появлялся… Да-да, в общем, как будто кого-то ждал.

Я посмотрела в сторону Ивана. Он поймал мой взгляд и улыбнулся.

— Голубки, мать твою, — проворчала Ксюша, — Забыла, как мы тебя после ваших расставаний валерьянкой отпаивали?

Я промолчала. Ведь люди же меняются, нет?

***

Я одернула юбку и вышла из-за ширмы к столу врача за медицинской карточкой.

— Листницких, так?

— Да.

— Возьмите. Это у вас медосмотр с работы направлен?

— Да, регулярная проверка.

— Я запишу вас на завтра на дополнительный прием ко мне, — гинеколог что-то писала в моей карточке.

— Эм, а зачем? У меня что-то не так?

— Есть подозрение на… — она назвала какой-то длиннющий диагноз.

— Но Вы не пугайтесь заранее, завтра мы это уточним.

— Хорошо, — озадаченно кивнула головой я, взяла сумку и вышла из кабинета. Заверещал мобильный в сумочке.

— Настеныш, привет!

— Привет, Вань.

— Чего такая странная? Что-то случилось? — забеспокоился парень.

— Все хорошо, медосмотр прохожу, просто устала. — не стала вдаваться в подробности я.

— А у меня хорошие новости!

— Здорово! Какие?

— Не по телефону. Давай-ка я сегодня заеду за тобой, и мы поедем в ресторан?

— Давай. — согласилась я и положила трубку.

Нас с Иваном снова связывали какие-то отношения. Какие — я пока не знала, но называть их серьезными боялась, и по возможности не мечтала о счастливом воссоединении нашей пары. Да и Иван, казалось, избегал этой темы. В общем, мы встречались и не думали о будущем. В моем возрасте казалось странным начинать все с чистого листа. Точнее, наоборот, в моем возрасте скорее уже надо было думать о создании семьи, ведь что греха таить, редко в наши дни встретишь девушку двадцати восьми лет без мужа, без семьи и все еще живущую на съемной квартире.

— Ну, какие у тебя там новости? — я ответила на приветственный поцелуй Вани.

— Итак, дорогая Настин, можете меня поздравить! — сияя, как медный таз, объявил парень. — Но сначала шампанского. Официант!

Нам принесли бутылку дорогого шампанского в ведерке. Ванька наполнил бокалы искрящейся жидкостью.

— Настя, я теперь не помощник прокурора! Я теперь зам!

— Ого! — я округлила глаза от удивления, — Правда?!!

Ванька утвердительно кивнул и, не удержавшись, подхватил меня и закружил по зале. Люди за немногочисленными столиками удивленно оглядывались.

— Поздравляю! — я поцеловала его в щеку. — Я очень рада за тебя, Ванюш.

— За меня? — удивленно приподнял левую бровь парень. Я пожала плечами.

— Ах, да! — Иван раздосадованно всплеснул руками. — Самого главного не сказал.

Он положил на столик связку ключей и хитро посмотрел на меня:

— Знаешь, что это?

— Эм… ключи?

— Ага. От нашей с тобой новой квартиры.

Я хотела спросить «Почему нашей?», но он уже пододвинул ко мне голубую коробочку, перевязанную белой шелковой лентой.

— А знаешь, что это?

— П-п-п…

— Выходи за меня замуж, Настя, — просто улыбнулся он.

Я потеряла сознание.

***

— Вань, я не смогу выйти за тебя, — говорила я монотонным голосом парню, стараясь не смотреть на него. Мы сидели все в том же ресторане, что и вчера. Ксюшка с Тимом позвали нас, чтобы сообщить какую-то новость.

— Почему? — в глазах парня читалось недоумение.

— Потому что… — я глубоковдохнула, — потому что я не смогу иметь детей.

В воздухе повисло молчание. Потом Ванька протянул руку и зажал мои пальцы в своей ладони:

— Солнышко мое, ты уверена?

— Ага, сегодня только сама узнала, — помахала я медицинским заключением.

— Это не проблема. Сейчас все лечится.

— Сомневаюсь, — усмехнулась я, — Конечно, предстоит еще куча анализов, но врач ясно дала понять, что надеяться не на что. Так что зачем тебе я? Хромая, да еще и бесплодная. Жениться — это ведь на всю жизнь.

— Ну, вообще-то можно и развестись, — пошутил Иван. — А если серьезно, Насть, мое предложение все еще в силе. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Дети не к спеху, а если уж совсем никак, возьмем ребенка из детского дома, сделаем счастливым хотя бы одно маленькое сердечко. Я ценю, что ты мне все рассказала, и мое решение не изменилось. Ответ за тобой.

— Ах, значит, только одно? — пошутила сквозь застилающие глаза слезы я.

— А ты хочешь двоих? — поцеловал меня в щеку Иван.

— Семерых! — вконец разревелась я и обняла своего любимого.

— Так, что за слезы, ммм? — улыбнулся нам подсевший Тим.

Я потянулась, чтобы обнять друга.

— А где твоя благоверная? — спросил Иван.

— Носится по магазинам, — махнул рукой Тимка. — Настя, чего так сияешь?

Я лукаво улыбнулась и, протянув руку, продемонстрировала великолепное кольцо с бриллиантом. Тим сжал мои пальцы в своей большой теплой ладони и поцеловал их. Потом просиял улыбкой:

— Ванька — молодец! Счастья вам, ребят. Дождалась, Настюша.

— Ага, — счастливо рассмеялась я.

— Привет, мои дорогие, — Ксюша, шурша многочисленными пакетами, неуклюже впихнулась между столиками и расцеловала меня в щеки.

— Ксюхенций, снова придется платье покупать, — вздохнул притворно Тимур.

— А что? — захлопала глазами Ксюшка.

— У нас тут еще свадьба намечается.

— Как? У кого? — Тим кивнул на нас, Ксюха раскрыла рот: — Что, правда?!

Я утвердительно кивнула головой.

— Наааастя! Вань! Я так рада за вас!!! Неужели вы наконец-то будете вместе!!! — сентиментальная моя подруга разревелась. Я обняла её за плечи:

— Ты чего ревешь, глупая?

— Ну, ей по положению можно, — многозначительно подмигнул мне Тимка. Я ахнула:

— У вас будет маленький?!

— Дяяяя, — пропищала Ксюшка и рассмеялась, — Ну прям Санта-Барбара какая-то!

— Она нервно курит в сторонке, — расхохотались и мы с Ваней…

***

Я стояла и смотрела на себя в зеркало. Неужели после всех этих скитаний, мучений, слез и страданий, мне наконец-то улыбнулась удача? Неужели это я стою сейчас вот тут, в своей старой комнате, в свадебном платье и жду, пока мой жених пройдет там все изощренные конкурсы, выдуманные извращенкой Ксюшкой, и выкупит меня? Не верю. Нет, не верю.

В комнату зашла мама.

— Что, дорогая, нервничаешь?

— Еще как. — вымученно улыбнулась я.

— Ты у меня молодец, солнышко, — мама взяла меня за руки и усадила на мою старую тахту.

— Только благодаря тебе, мам, — я склонила голову на мамино плечо.

— Да, мы с тобой молодцы. А помнишь, как ты первый раз прибежала со школы, плача?

Я кивнула.

— Знаешь, тогда я не могла и представить себе, что наступит тот день, когда мы с тобой вот так будем сидеть, и со смехом вспоминать, что было. Я надеялась, конечно, но я не представляла, что моя дочь, вопреки всем невзгодам, вырастет в такую прекрасную молодую женщину, которой все по плечу. Теперь ты можешь все, Настенька, весь мир в твоих руках. Ты не закрылась, не обозлилась на окружающий мир, а продолжала с улыбкой шагать по жизни, даря любовь и тепло своим близким. Рядом с тобой теперь друзья, еще и будущий муж теперь… Я так горжусь тобой, моя родная. — мама всхлипнула и погладила меня по голове.

Я расплакалась.

— Настенька, в жизни еще будет много проблем, которые надо будет решать, но теперь ты не одна. Теперь ты можешь положиться не только на маму и папу. В добрый путь, доченька.

Мама подвела меня к зеркалу и надела фату. Во дворе слышались крики Ваньки, смех Ксюшки и оклики гостей. Да, я теперь сильная. Я все могу.

Надо сказать, выглядела я в свой главный день шикарно. Не зря старалась два месяца — лечила и отбеливала зубы, ухаживала за волосами и кожей, носилась по спа-салонам и делала маникюр. В результате из зеркала на меня смотрела особа с сияющей кожей и идеальным макияжем. Темные волосы были гладко зачесаны на затылке небольшой сверкающей заколкой из любимых страз Сваровски, к которой крепилась и ниспадала на хрупкие плечи нежно-кружевная фата. Глаза я тонко подчеркнула темным карандашом и придала сияния светлыми тенями. На губах едва заметно блестела помада естественного оттенка. Шею обвила тонкая цепочка белого золота с кулоном-подковкой, на ушах блестели бриллиантовые капельки, а руки были в тонких кружевных перчатках до запястья.

Ну а платье… Да, товарищи, над платьем для Настюшки пришлось покорпеть не одному мастеру. Выложила я за него кругленькую сумму, и оно того стоило. Без бретелей, драпированный шелковый лиф показывал мою практически отсутствующую грудь чуть выше, под грудью обхватывала туловище шелковая бирюзовая лента, и фалдами из-под нее спускалась юбка, окантованная кружевом ручной работы, и заканчивающаяся небольшим шлейфом.

На ноги я надела туфельки на небольшом каблуке, сшитые по заказу, они были того же цвета, что и контрастная лента на платье. Да, кстати, все подружки невесты были одеты в платья этого же приятно — бирюзового оттенка, благо, шел он всем моим подругам, а в особенности — Ксюхе, а друзья жениха надели такие же галстуки в тон. Выглядеть все это, по моим расчетам, должно было довольно зрелищно. В общем, над своим образом я работала долго и кропотливо, и результат меня обрадовал.

Я нервно шагала по комнате взад-вперед. Ну когда уже там Ксюшка перестанет мучить моего жениха? Так можно и на регистрацию опоздать… Наконец дверь в мою спальню распахнулась, и счастливый Ванька вручил мне свадебный букет из белых лилий и поцеловал под аплодисменты гостей. Потом был небольшой фуршет, после чего мы всем скопом отправились в ЗАГС. Остальное я смутно помнила, все было как будто во сне — и когда меня спросили, согласна ли я взять в мужья Ларионова Ивана Олеговича, я не сразу ответила «Да», очнулась лишь после того, как меня пихнула под бок Ксюшка. Я дрожащими пальцами надела кольцо на безымянный палец своего мужа, едва слышно лепеча клятву. Ванька улыбнулся и сильней сжал мою ладонь. Потом посыпались цветы и поздравления. Заплаканное мамино лицо, ласково улыбающийся папа, безмерно счастливый за меня Никитка с женой и любимый Максимка, Тим и Ксюша… Господи, как много у меня близких людей, и благодаря им я, возможно, и получила это счастье…

* * *

— Готова? — заговорщически подмигнула мне Ксюшка. Я кивнула головой, взяла её за руку и мы вышли из-за кулис. В руках мы держали по маленькой свече, весь банкетный зал был погружен в кромешную темень. Гости выжидающе молчали. Я села за рояль и положила руки на клавиши. Глубоко вдохнув, заиграла.

Это был мой свадебный сюрприз Ваньке. Еще в мечтах своей юности я почему-то представляла, как мы с Ксюшей поем эту песню, и почему-то именно на моей свадьбе. И я эту мечту осуществила.

Does the pain weigh out the pride?

And you look for a place to hide?

Did someone break your heart inside?

You're in ruins…

— пели мы с Ксюшкой в терцию.

«Неужели боль сильнее твоей гордости, И тебе нужно спрятаться? Может быть, кто-то разбил тебе сердце? Твоя жизнь в руинах…» — мысленно перевела строчки из песни я.

Песня была сильной, да и пели мы её более чем вдохновенно, а невеста (то бишь я) за белым роялем смотрелась, наверное, волшебно, в общем, когда я положила пальцы на последний аккорд, гости нам захлопали стоя, а Ванька подбежал ко мне и, подняв на руки, расцеловал. Счастливее меня и вправду не было человека на свете.

Илария

Я подставила ладошку под свет солнечного луча. Обручальное кольцо от Cartier переливалось на безымянном пальце. Я улыбнулась. Настя теперь — жена.

Повернулась на левый бок и обняла своего спящего принца. Он сонно пробормотал «Любимая», непонятно хрюкнул, поцеловал меня в висок, и засопел дальше. Я хихикнула и зарылась лицом в его ямочку между ключицами и с наслаждением вдохнула такой родной запах его тела.

Осторожно высвободившись из мужниных объятий, чтобы не разбудить, я спустила босые ноги с кровати и на носочках прошла на нашу маленькую и уютную кухоньку. Мурлыкая под нос песенку, приготовила овсяную кашу, сварила какао, нарезала фрукты, пожарила блинчики, накрыла на стол и пошла будить Ваньку. — Милый, — шепнула я ему в ушко, — вставай, завтрак готов.

— Мммм… — промычал Иван, сонно потягиваясь. — Не встану, давай полежим немного.

— Ну нет, — я пощекотала его пятки, — свадьба была вчера, а сегодня начинается суровый семейный быт!

Мы рассмеялись и пошли на кухню завтракать.

* * *

— Тим! Алло! Как там Ксю?! — пыталась докричаться сквозь помехи на линии я.

— Все хорошо! Девочка, три кило ровно, рост 43 сантиметра! Я договорился с врачом, завтра можем подъехать к десяти утра, только не забудь простерилизоваться в автоклаве!!! — кричал в трубку счастливый Тимур.

— Поздравляю!!! — я запрыгала по кровати с телефоном в руке, — Тимааааа!

— До завтра, Настюх!!!

— Пока!!

Я завизжала от счастья! Мои лучшие друзья теперь родители!!! Родители самой замечательной на свете девочки!!! Ну вот как теперь уснуть?! Четыре часа ночи, так и так придется завтра не идти на работу. Жаль, Ваня уехал по работе в командировку, меня распирало гордостью за друзей, как будто родила я сама.

Еле-еле я дождалась десяти утра, чтобы сесть в машину и помчаться к Тимке. Новоявленный отец также оказался крайне взъерошенным и невыспавшимся. Мы примчались в роддом и сразу столкнулись с врачом Ксюшки.

— Здравствуйте! Я муж Ксении Нестриченко… — начал Тим.

Доктор внимательно посмотрел на него. Почему-то у меня екнуло сердце.

— Пойдемте.

Мы пожали плечами и последовали за доктором. Он провел нас в свой кабинет.

— Присаживайтесь. — показал врач на кресла. Я села и потянула Тима. Однако он только отмахнулся:

— Доктор, что-то случилось?

— М, да.

— Ксюша? — испугался Тимур.

— Нет, с роженицей все в порядке.

— А с ребенком? — тревога колючей лапой сжала сердце.

— Понимаете… Мы недоглядели, у Вашей дочери врожденная аномалия. — доктор опустил глаза.

Тимур нервно повел плечом:

— Я не понимаю.

— У ней врожденное отсутствие нижних конечностей.

— Что?! — ахнула я. — У ней нет ног?

Врач кивнул:

— Голень и ступни обеих ног отсутствуют.

Тим сжал зубы. Я закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, подошла к Тимуру, сжала его руку и только потом спросила:

— И что… И что теперь?

— Ксения Алексеевна отказывается от ребенка, — пожал плечом врач. — Вы должны либо подтвердить отказ, либо поговорить с женой о судьбе девочки.

Я прижала ладонь ко рту. Не может быть… Ксюша, наверное, передумает, ведь сейчас у ней такое состояние, послеродовая депрессия и все такое… Нет-нет, Ксюша не откажется от дочери, ни за что, я ей не позволю! Тимур стоял, потрясенный произошедшим. Я погладила его руку и спросила:

— Когда мы сможем поговорить с Ксенией?

— Как только примете решение насчет ребенка. — доктор посмотрел на меня, — Я очень сочувствую.

Я кивнула и вывела Тима из кабинета.

— За чтоооо?!! — выл в моей комнате Тимур, рыдая и кусая подушку, — Так не должно было быть, нет, не должно было… Господи, за что?!!

Я молча сидела на кресле, и старалась не расплакаться. Если я сейчас не буду держаться, Тиму будет еще хуже. Его истерика продолжалась третий час, первый раз я видела друга таким отчаявшимся.

— Настя… Настя… — всхлипнул Тимур и повалился передо мной, положив свою голову мне на колени. Я обняла его за плечи.

— Тим, держись. Я понимаю, сейчас тебе очень плохо, но… Надо подумать, что делать с девочкой. Оставлять её в роддоме нельзя.

Тим поднял заплаканное лицо и прошептал:

— Я её ни за что не оставлю.

Я тихонько улыбнулась и сжала его ладонь.

— Мы её не оставим. Я с тобой, друг.

Ксюша лежала на спине, бледная и поникшая, и смотрела неподвижно в одну точку на потолке. На наше появление она никак не отреагировала. Я подтолкнула Тимура, нерешительно топтавшегося у двери. Он покрепче сжал в руке букет васильков и подошел к её кровати:

— Здравствуй, родная, — поцеловал в лоб и присел рядом. Ксюша перевела равнодушный взгляд на него и еле заметно кивнула. — Как ты?

Она приподнялась на локтях и шепнула:

— Нормально.

Тимур взял её за руку. Я нервно кусала губы за дверью палаты. Напрягало обстановку то, что остальным мамочкам, лежавшим вместе с Ксенией в палате, уже принесли их младенцев и они упоенно их кормили грудью, изредка кидая в сторону Тимы и Ксю любопытствующе-жалостливые взгляды.

— Ксюшенька, скоро я заберу вас домой, тебя и нашу дочку, — несмело начал Тимур. Подруга покачала головой, и в голубых её глазах показались слезы:

— Не хочу… Тимур, я не возьму её с собой…

— Но…

— Я не смогу, — прошептала Ксюша, бессильно опускаясь обратно на кровать, — Я просто не смогу…

— Ты не одна, любимая, я буду с тобой.

— Мне её даже не показали… Настолько все страшно? — она подняла взгляд на мужа.

Все, хватит. Я решительно толкнула дверь плечом и вошла в палату.

— Ксюхенций, — обняла я подругу.

— Настя!

— Так, дорогая моя, а теперь слушай. Это твоя дочь, и заберешь ты её отсюда в любом случае, — я говорила решительно, но тихо, стараясь избегать этих противных взглядов мамашек-зевак.

— Но…

— Ксю! Вот скажи мне, только честно — ты испытывала когда-нибудь ко мне чувство отвращения, жалости, хотела порвать со мной дружбу, лишь из-за того, что я какая-то не такая?!

Ксюша опустила голову в свои ладони. Её плечи затряслись от рыданий. Но я была непоколебима:

— Ответь.

— Нет… Но ты… ты сильная… и не давала себя пожалеть.

— А ты думаешь, твоя дочь даст себя в обиду?

— Я… Я не знаю… Я не смогу смотреть на неё…

— Надо хотя бы дать ей шанс, Ксюш. Ведь это ваша дочь, — я опустилась на колени перед её кроватью и взяла её за руку, — Я знаю, что это ужасно несправедливо, и ты не знаешь, что делать с этим дальше, но ради новой жизни, прошу тебя — дай ей шанс. Хотя бы маленькую толику шанса.

Ксюша посмотрела на меня, потом на Тима… и тихо шепнула:

— Я не буду писать отказную.

Неделю спустя, мы встречали новоявленных родителей и их дитя из роддома. Я собрала нескольких общих друзей, родителей Ксюши и Тима, мы нарядили машины плакатами с поздравлениями и шариками, и с нетерпением ждали, когда же из дверей роддома появится счастливая пара со свертком в руках.

Наконец двери скрипнули, и вышла Ксюшка с букетом цветов, а за ней шагал Тимур, осторожно сжимая в руках крохотное розовое одеяльце. Я закричала:

— Уррра!!!! — и все подхватили, родители — а теперь бабушки и дедушки, — выпустили в небо шары, а друзья стрельнули многочисленными пробками открывающегося шампанского. Тим счастливо заулыбался, Ксюша растянула губы в какой-то ненастоящей улыбке, но все же улыбнулась, засверкали вспышки фотоаппаратов, посыпались поздравления…

Дома Ксюшка всучила мне в руки маленький розовый сверток, а сама умчалась в ванную — реветь. Я ободряюще улыбнулась Тиму, осторожно положила ребенка на кровать, помыла руки, и лишь потом развернула розовое одеяльце и пеленки. Девочка, милое хрупкое создание, причмокнула маленькими губками, поморщилась, пошевелила крохотными ручками и продолжала спать. У ней были тоненькие рыжеватые волосики, носик — кнопочка и длинные белесые реснички. Я осторожно перевела взгляд на то место, где у неё должны были быть ноги. Там тихонечко вздрагивали два несимметричных обрубка, это не выглядело настолько уж страшно, скорее наоборот — было безумно жаль это маленькое существо, только начавшее жить, и уже потерявшее нечто необходимое…

— Тимка… — шепотом позвала я друга, — Иди сюда, посмотри — она прекрасна.

Тим опустился перед кроватью на колени, посмотрел на свою дочь, тихо улыбнулся и… заплакал.

— Ты что, Тим?

— Насть… — всхлипнул он. — Ты правда думаешь, что она… она красивая?

— Идиот, — я шутя отвесила ему затрещину, — Она очень похожа на тебя, а значит, прекрасна вдвойне. Смотри-смотри, у ней Ксюшины голубые глазки!

Малышка приоткрыла глаза и приготовилась заплакать. Ксюшка прибежала из ванной с зареванным лицом, шикнула на нас «Вы что, ей же холодно!», завернула дочь обратно в пеленки и приложила её к груди. Девочка принялась жадно сосать. Я обняла Тимура, и мы так и сидели, на полу перед кроватью, смотря, как Ксюша кормит их дочь.

— Илария. — вдруг сказал Тимур.

— Что? — не поняли мы с Ксюшей.

— Назовем её Иларией.

Малышка громко икнула, как бы соглашаясь. Мы громко рассмеялись.

Заводить собственную семью, пусть даже состоящую всего из двоих, нелегко. Теперь ты отвечаешь не только за себя, но еще и за мужа.

До замужества я питалась бог знает чем. Перекусывала в Макдоналдсах, на работе, иногда вообще не ела. Да и мой маленький желудок не требовал от меня никаких кулинарных ухищрений, лишь иногда тихой болью робко напоминал мне: «Бургеры — это, конечно, хорошо, но ведь можно порой баловать меня чем-то горяченьким?». И тогда я собиралась и ехала к маме. Мамочка всегда чудно готовила, видимо, я пошла не в неё, так как попробовала пожарить себе яичницу в девятом классе — и чуть не сожгла кухню. С тех пор я больше не готовила.

Представьте себе теперь мое удивление, когда через неделю после свадьбы Ванька мне заявил:

— Дорогуша моя, мы все время будем обедать этими гамбургерами и картошкой фри?

— Да, — пожала плечами я, — Вкусно же.

Муж молча встал и пошел на кухню. Там что-то зашипело, заскворчало, и через минут сорок был готов полноценный обед. Мне стало стыдно, и я решила научиться готовить. Пару раз сожгла всю еду, на третий раз недоварила курицу… В общем, спустя какое-то время я все же научилась.

Потом, стирка. Я не могла понять, почему каждый день ему нужны свежие рубашки? И даже какое-то время покупала ему каждый день новые, чтобы так часто не гладить и не стирать, ан нет, никакого семейного бюджета не хватит, при том, что зарабатывали мы оба очень и очень хорошо. Но на рубашки терпения у меня не хватало.

Уборка. Ну здесь я думала, что справлюсь. Я всегда слыла чистюлей, и постоянно страдала хроническим подбиранием вещей — это когда идешь себе, телевизор, например, посмотреть, видишь — тут не так что-то лежит, и давай убирать на свое место. А там, глядишь, и весь дом уберешь. Но когда я жила одна, порядок у меня как-то сохранялся. А теперь, стоило мне подобрать его носки и убрать в шкаф, как тут же я находила еще одни где-нибудь под кроватью или на полу, где им совсем не место. Ванины зубная щетка и приборы для бритья в ванной валялись как попало, я каждое утро расставляла их на свои места, и каждое утро все повторялось снова.

В общем, к концу дня я валилась на кровать с одной мыслью — спааааать. Но нет, опять заявлялся муж и со всей серьезностью твердил о выполнении супружеского долга. В первый год после замужества я похудела на пять килограммов и снова стала похожа на пятнадцатилетнего угловатого подростка, при своих-то двадцати девяти.

А после того, как у Тима с Ксюшей появился ребенок, я стала работать еще больше. Мы с Ванькой старались помогать им, как могли. Подарили им детскую кровать, завалили всю детскую девочки игрушками… Только все равно им жилось тяжеловато. Ксюшка все время моталась с девочкой по больницам, а Тим ходил сам не свой. Вся жизнерадостность моей лучшей подруги бесследно улетучилась. Редкий раз мне удавалось её рассмешить или обрадовать, я видела, что больная дочь была ей в тягость, и мне было ужасно больно это осознавать. А Тимуру — тем более, ведь он безумно любил девочку.

И нельзя её было не любить — несмотря на свою болезнь, девочка росла не по дням, а по часам, в свои семь месяцев она была подвижной, улыбчивой, находчивой — как-то осознав, что ползать ей по каким-то причинам не дано, она нашла другой способ передвижения: перекатывалась с боку на бок. Редко капризничала, никогда не мучала родителей бессонными ночами, хорошо ела, улыбалась врачам.

Я всей душой полюбила маленькую Иларию, она была так похожа на моих друзей: у ней были голубые хитрые глазки Ксюши, воля и характер Тима. К всеобщему удивлению, откуда-то выросли густые рыжие кудри, и она была похожа на маленькое солнышко. Тимур гордился дочкой, и она, кажется, делала все, чтобы его не разочаровать.

Беда пришла неожиданно. В четыре часа ночи раздался звонок. Я, не открывая глаз, протянула руку, нашарила на тумбочке трубку радиотелефона и сонно пробормотала:

— Алло. — Насть… — сдавленный голос Тима дрожал.

— Привет, Тимур. — зевнула я.

— Настя, приезжай, пожалуйста.

— Что-то случилось?

— Да. Ксюша ушла.

Я тут же проснулась. Бросила в трубку короткое «Еду», вскочила с кровати, быстро натянула джинсы и свитер, поцеловала мужа:

— Вань, я к Тимуру.

— Что-то не так? Мне поехать с тобой?

— Нет, не надо. Я скоро вернусь, — я схватила с тумбочки ключи от машины и побежала на улицу.

Дверь их квартиры была приоткрыта. Я тихонечко вошла и чуть не расплакалась от увиденной картины — Тим, весь заплаканный, пытался успокоить надрывно ревущую Иларию. Девочка билась в истерике. Я подошла к нему и взяла её на руки.

— Вот… — виновато всхлипнул Тим, — как будто почувствовала, проснулась, а её нет…

Я прижала его к себе. Он уткнулся лицом в мою шею и затрясся от рыданий. Спустя некоторое время, когда я еле-еле успокоила и усыпила девочку, друг показал мне скомканный лист бумаги, на котором решительной рукой Ксении было написано: «Я больше так не могу. Я не такая сильная, как ты и Настя. Не вини меня, лучше ответь — сможешь ли ты улыбнуться дочери в ответ, когда она улыбнется тебе?»

— И куда она пошла?

— Не знаю. Я проснулся лишь от хлопка входной двери, первый раз так спал как убитый. Кинулся её догонять, но тут проснулась Илария и заплакала, а когда я взял её и выбежал из подъезда, она уже уехала.

— Почему она мне ничего не рассказала? Если ей было так тяжело, надо было поговорить об этом, ведь мы же ей не чужие… — с горечью произнесла я.

Тимур посмотрел на дочку, уснувшую у меня на руках, и тихо сказал:

— Она ей чужая.

Тимур, как мог, справлялся с подрастающей дочуркой, но ему было адски тяжело. Ксюша объявилась лишь спустя три недели, прислав бумаги на развод. Посмотрев на обратный адрес, я поняла, что она пока у родителей.

— Хочешь, поеду за ней? — предложила Тиму я. Тимур тихо покачал головой и твердо сказал:

— Раз уж она сама ушла… Я не хочу её заставлять любить Иларку и меня, Насть. Если бы так любила, все выдержала бы. — и решительно подписал бумаги, не глядя.

Они не встретились больше даже в суде. Увидев подругу перед процессом, я подошла к ней:

— Привет.

Она так посмотрела на меня, словно окатила ушатом с холодной водой:

— Ну привет.

И я поняла: не только с Тимуром она развелась, но и меня равнодушно вычеркнула из своей жизни. Больше мы её и не видели. По слухам, буквально через месяц-полтора она нашла себе ухажера и махнула с ним куда-то за границу. Ну да, это было вполне в её стиле.

А Иларка росла не по дням, а по часам. Каким-то образом она начала ползать, опираясь не на колени, которых у неё не было, а на нижнюю часть бедер, твердо держала ложку, и гулила что-то на своем младенческом языке. Порой казалось, что это не Тим ухаживает за ней, а она не дает ему сломаться. Я видела, как он преображался, когда обнимал её, и все меньше оставалось в душе места для жалости. А в последний раз, когда мы ходили с Тимом в больницу, врач, очень довольный состоянием одиннадцатимесячной малышки, серьезно взглянул на нас:

— Ей уже вполне можно заказать протезы. Девочка пытается встать.

Я ахнула от счастья и обняла друга. Тимка тоже улыбнулся, но тут же посерьезнел:

— А сколько они стоят?

— Смотря где их заказывать, — сказал доктор и озвучил цифры.

Домой Тимур ехал в удрученном состоянии. Я посмотрела на девочку, уснувшую в детском кресле на заднем сиденье, а потом перевела взгляд на друга:

— Ты чего такой? Радуйся же, она сможет ходить!

— Не знаю, — мотнул головой Тим, — Не по карману мне эти протезы.

— Брось, Тим. Неужели ты думаешь, что я позволю Иларии не ходить?

— Настенька, ты и так слишком много нам помогаешь. Постоянно смотришь за Иларией, покупаешь ей игрушки… У тебя есть собственная семья, и уже пора заводить своих детей. — Тимур взял мою ладонь в свою. Я опустила глаза.

— Если бы все было так просто… — прошептала я.

Тимур молча на меня посмотрел и все понял.

— Прости, наступил на больное, — он припарковал машину возле моего дома и обнял меня. — Насть, неужели вообще нет надежды?

Я помотала головой.

— А как же Иван?

— Он пока ничего не говорит, но… Ты же сам видел, как он играл с Иларкой. — Да уж, — вздохнул Тимур,

— Жизнь у нас с тобой — точно кино без хэппи — энда.

— Ты что, — улыбнулась сквозь слезы я, — Так нельзя говорить, хэппи — энд обязательно будет.

***

— Настя, ты куда? — Ваня оторвался от процесса поедания ужина.

— К Тиме, — я деловито собирала новые игрушки в сумку, — Иларке надо замерить ножки для протезов, и …

— Останься, — потребовал муж. — Завтра пойдешь.

Я изумленно посмотрела на Ваньку. Он никогда мне ничего не запрещал, а тут… Тем более что сам так обожал дочку Тимура.

— Почему?

— Тебе не кажется, что надо больше времени проводить со своей семьей? Я понимаю, когда ты была не замужем, ты жила их жизнью, но теперь…

— Что? Что теперь?!! Теперь у меня соизволило появиться Ваше Величество?! — съязвила я. — После стольких расставаний и обманов ты соизволил ко мне вернуться, и теперь требуешь, чтобы я принадлежала тебе одному? А ты знаешь, через сколько испытаний меня провели Ксю с Тимой? Ты знаешь, как они мне помогли? Нет, не знаешь, потому что в это время ты развлекался со своей Элеонорой, и знать не знал обо мне!!! — я схватила сумку, хлопнула дверью и вылетела на улицу, взбешенная.

Слезы запоздало струились по лицу. Я смахивала их тыльной стороной ладони, но они текли ручьем, мешая видеть и вести машину. Хорошо, что до дома Тимы было недалеко, и вели туда не оживленные магистрали, а тихие улочки с односторонним движением.

Я уткнулась в руль лицом и разрыдалась. Все-таки здорово меня все это подкосило. Ну зачем ты ушла, Ксюша?

— Тим, я пришла! — смазывая остатки слез рукавом свитера, и открывая дверь квартиры, крикнула я. Ответом мне была тишина. Странно, неужели ушли куда-то? Тогда почему дверь открыта? Я прошла в залу, заглянула в детскую кроватку. Илария мирно сопела. Я порыскала по квартире, но друга нигде не было. Неужели он мог безответственно бросить дочь и спуститься в магазин? Ну нееет, на него это не похоже.

Я в растерянности уселась на кресло, посмотрела в окно балкона… и закричала от ужаса. Там, в проеме, болтались Тимкины ноги, обутые в его любимые Van’s. Я, задыхаясь от страха, бросилась к двери балкона, рванула её на себя, она не поддалась. Я начала её пинать, но она была заперта оттуда, со стороны балкона.

Дрожащими руками нашла схватила сумку, вытряхнула оттуда мобильный, набрала номер Ваньки, на его «Алло» прокричала, точнее, прорыдала:

— Приезжай… скорее…

Я в изнеможении опустилась на пол, не зная, что делать. Наверное, надо позвонить в «Скорую»… Полиции… И вдруг под ладошкой что-то хрустнуло.

Это оказался смятый лист бумаги. Я развернула и сквозь застилающие глаза слезы прочла «Настя, прости. Я оказался еще слабее Ксюши. Я не хочу для своей дочери той жизни, что уготовила ей судьба. Надеюсь, она тоже не проснется. Прощай».

Илария! Я бросилась к кроватке. Так вот почему малышка не просыпалась! Возле кровати валялись пачки от снотворного. Я схватила девочку и прижалась к её груди. Сердце слабо, но билось. Я начала её тормошить, пытаясь вспомнить хоть что-то из учебника по ОБЖ.

Первой приехала «Скорая». Они промыли девочке желудок, поставили капельницу и увезли в больницу, уверяя меня, что она выживет. Я осталась дожидаться полицию и Ваньку. Они приехали одновременно.

Балкон вскрыли, тело Тимура сняли с петли и упаковали в черный пластиковый мешок. Я не выдержала зрелища и вновь разрыдалась. Ну зачем он так?! Ванька со вздохом обнимал мои дрожащие от рыданий плечи. Кажется, он сам не на шутку испугался.

Илария выжила. Крепкому организму девочки почти не навредила большая доза снотворного. Через три дня я забрала её из больницы.

В тот же день я хоронила своего самого лучшего друга. Людей на похоронах было немного. Пришла даже Ксюша. Она молча положила на гроб две белых розы, перекрестилась и подошла ко мне, положила свою руку мне на плечо:

— Прости меня.

— Не у меня тебе нужно просить прощения, — опустила голову я, — А у неё.

Ванька с Иларией на руках прощались с Тимой. Малышка смотрела на закрытый ящик хмуро и строго, будто что-то понимала.

— Забери девочку, у тебя ей будет лучше всего.

Я посмотрела на бывшую подругу и кивнула.

— Он просто не выдержал. Как и ты. Прощай, Ксю.

***

Ванька обнял меня и усадил на кресло. Я устало положила голову ему на плечо. Он прикоснулся губами к моему лбу.

— Настюша… Бедная ты моя девочка.

Я закрыла ставшие такими тяжелыми веки.

— Тим был сильным. Гораздо сильнее меня. Он всегда давал мне силы идти дальше. Почему он не смог?

— Потому что остался один.

— Он был не один. С ним была я.

— Настя… Ты бы все равно не заменила девочке мать, — Ваня убрал прядь волос с моего лба.

— Я бы постаралсь…

Мы помолчали. Потом Ваня нерешительно спросил:

— А что будет с Иларией?

— Отдадут в детский дом.

— Нельзя. — Иван внимательно посмотрел на меня, и я внезапно поняла, о чем он, и тихо кивнула в ответ.

Эпилог

Мы смогли. Я вырастила веселую, умную девочку, увлекающуюся химией и музыкой. Иларка закончила школу с золотой медалью, музыкальную школу по классу фортепиано, и поступила в ВУЗ на факультет естественных наук, где изучает физику и химию. Сейчас она учится на втором курсе, приезжает домой на каникулы, где её доводит братец-сорванец Ромка.

Я все-таки смогла, вопреки диагнозам врачей, родить ребенка. Правда, дело ограничилось одним, но все же мальчик родился здоровым, крепким и, кстати, тоже рыжим. Волосы цвета морковки вылезли у него, по словам Ваньки, от его (Ваниной) мамы. Так что у окружающих людей не было сомнения, что они с Иларией родные брат с сестрой. Вот правда наукой Ромка не любит заниматься, его больше прельщает спорт. Хоть и таскает он из школы чаще тройки, мы с мужем никогда его не ругаем. Ведь каждый должен заниматься тем, что он больше всего любит.

Недавно Иларка подкинула мне идею для благотворительности. Я вспомнила, как в детстве мечтала о красивых туфлях, при взрослении дочери мы также не раз столкнулись с этой проблемой, и мы решили открыть обувную мастерскую, где стали шить специальную обувь для инвалидов. Учитывая деформацию и особенности их ног и протезов, ну, и естественно тенденции мировой моды. Да, пусть я не решала глобальные проблемы, но я делала этих людей чуточку счастливее. А Илария продолжит дело своей матери.

Да, кстати. Недавно у ней появился парень. Она, стесняясь, привела его домой и познакомила с нами. Так что, скорее всего, через три года придется мне спонсировать свадьбу дочери, а может, и нет, ведь она крайне честолюбива, как и я когда-то.

Фотография Тима и Ксюши стоит у нас в гостиной на камине. Я не скрывала от Иларии её происхождение, и как только она достигла осознанного возраста, я рассказала ей историю своих друзей. Хорошую сказку с не очень хорошим концом. Большие голубые глаза девочки с недоверием смотрели на меня, а потом наполнились слезами. Но я научила её не осуждать своих родителей, а понять и простить их. И она простила, как простила когда-то я.

Пусть каждый ребенок, который тяжело болен, однажды проснется здоровым.

Оглавление

"Только не плачь!"

Дед Мороз

Новая жизнь

Ещё один друг

Первая дискотека

Музыка

Все гении — математики играют на инструментах

Нелегкий разговор

Ванька

Начало

Первое свидание

Предложение

Поцелуй

Converse

Попугаи не скрещиваются с броненосцами

Последний звонок

Детство закончилось

Апелляция

Снова вместе

Первый курс

На расстоянии любви

Восемнадцать

Откровение

Сессия

Знакомство с родителями

Элеонора

Новая работа

Молодость все простит

Свадьбы

Неужели боль сильнее твоей гордости?!

Илария

Эпилог