Очень недолгая сенсация [Алан Александр Милн] (fb2) читать постранично, страница - 5

Гусар, дорогой? Ты будешь Хоресом, а я стану твоей правой рукой.

— А как насчет левой руки, Дженни?

— Наверное, ты что-нибудь придумаешь, дорогой.

— Может быть, Джулиан? — спросил Гусар, подумав.

— Дорогой, это чудная мысль! Тебе всегда приходят в голову чудные мысли.

А потом, год спустя, тетя Джейн познакомилась с графом де ла Тур. Во всяком случае, она так сказала.

— Гусар, дорогой.

— Да, Дженни?

— Ты понимаешь, почему тетя Джейн сбежала с французским графом?

— Да, Дженни.

— Почему им пришлось бежать?

— Он хотел оказаться во Франции быстрее, чем успеешь сказать «Vive la France!»^[8], а туда долгий путь.

— Наверное, так оно и было… Гусар, дорогой.

— Да, Дженни?

— Почему о ней больше не надо говорить?

— Потому что они везут королю в изгнании секретные послания, а об этом никто не должен знать.

— Наверное, так оно и есть. Я ничего не скажу Джулиану.

— Нет, нет, не надо.

— Я не буду ему говорить. Я думаю, он просто глупый малыш.

— Я тоже так думаю, — сказал необыкновенно умный Гусар.

Таким образом тетя Джейн покинула Обурн-Лодж… И Джейн Латур, которая впоследствии играла на арфе и делала другие странные и потрясающие вещи, больше никогда не видела Дженни. Но Дженни, как нам известно, довелось увидеть Джейн Латур.

IV

Когда тетя Кэролайн умерла, Дженни было восемнадцать. Первым делом Дженни подстриглась. Волос было очень много, чуть разного цвета, словно скирда соломы после дождя, а как только их благополучно убрали, она задумалась, не было ли это оскорблением тетиной памяти — так сразу объявить о своей независимости. Затем она вспомнила, что некоторые племена непременно обривают головы в знак траура, значит, если бы она была из такого племени, ей пришлось бы остричься. От этой мысли ей стало легче. А когда она посетила мистера Уоттерсона (которому было уже около восьмидесяти), и мистер Уоттерсон ничего не сказал о ее новой прическе, поскольку в свои восемьдесят не заметил разницы, она почувствовала себя совсем хорошо.

Мистер Уоттерсон предложил, чтобы они сдали Обурн-Лодж (со всей мебелью) на год, а Дженни этот год пожила бы с ним и его дорогой женой и за это время, как он выразился, смогла бы осмотреться. Мистер Уоттерсон жил в доме в Сент-Джонс-Вуде, с садом, и, разговаривая с Дженни, он вдруг увидел, как она сидит в гамаке, подвешенном между двумя грушевыми деревьями, читая журнал в яркой обложке, над ее головой распевает дрозд, а на траве лежит шляпка с вишневыми лентами; это было как воспоминание из какого-то другого мира; и слезы выступили на его старых глазах, и он понял, что ничего уже больше не будет, а скоро не будет и его самого. Но так же вдруг он забыл обо всем и вспомнил об оставшихся шести дюжинах портвейна и о том, что дивиденды по привилегированным акциям «Виктория Фоллз» должны повыситься.

— Вы очень добры, — сказала Дженни.

— Вы понимаете, дорогая, что теперь я ваш опекун?

— Ой! — произнесла Дженни и подумала: «Еще один опекун!», на самом деле ей нужен был только ее дорогой Гусар.

Она задумалась, что скажут о ее стрижке, потому что миссис Уоттерсон непременно ее заметит. Но, слава Богу, обратного пути нет.

— Я думаю, именно так мы и поступим, дорогая.

Дженни согласилась, как всегда соглашалась, когда с ней говорили опекуны.

Таким образом Обурн-Лодж был сдан на год (со всей мебелью) мистеру и миссис Джордж Парракот, которые тоже хотели осмотреться. Мистер и миссис Парракот десять лет прожили в Числхерсте. Они были большими театралами, но им приходилось уходить за пять минут до конца третьего акта каждой пьесы, которую стоило смотреть. Из-за этого же они пропустили и около пятисот исполнений Национального Гимна. Поэтому, когда старый Пол Парракот неожиданно умер (но не так уж неожиданно, принимая в внимание, что они были только лишь троюродными братьями), они решили снять в Лондоне дом на год и посмотреть, как им это понравится. Ведь как ни хорош Числхерст, Бромптон-роуд, несомненно, ближе к центру.

Но Джейн Латур ничего не знала об этом. Она не слышала даже о смерти своей сестры Кэролайн. Смерть Кэролайн не годилась для рубрики новостей. Ни один редактор отдела не посвятил ей ни строчки; ни разу ее фамилия не прозвучала в здании Би-би-си; и на отдаленном острове в Южных морях, к которому причалила экс-президентская яхта, Джейн Латур не пришлось проливать слез и завешивать свою арфу на ветку дерева.

Однако даже экс-президенты пресыщаются, и приятные путешествия подходят к концу. Джейн Латур снова оказалась в Лондоне и, на языке ее профессии, отошла от дел. Она тоже в каком-то смысле осматривалась. Проводила инвентаризацию.

Через год ей исполнится сорок… сорок… сорок. А сейчас, и немедленно, и все время ей нужны были деньги… деньги… деньги.

Сорок лет… деньги…

И вот, когда однажды утром, лежа в красно-черной ванне в