Железный Маршал (СИ) [Атенаис Мерсье] (fb2) читать постранично, страница - 3

Почему же он не де Шампер, если живет в семье де Шамперов? И его отец — де Шампер, и мать, и сестры Элеонора и Эдгита. Да даже только родившийся Гай, и тот уже де Шампер! А Уильям, значит, нет? Так ведь не бывает.

Уильяму даже захотелось зайти на кухню и потребовать у слуг ответа — как и положено благородному лорду и будущему барону, — но тогда бы его отругали за то, что он подслушивает под дверью, чего лорду и барону делать уже не положено. И ведь не докажешь, что не подслушивал, а просто по лестнице спускался и случайно услышал. Челядь ведь толком не таилась. Но всё равно нажаловалась бы потом отцу.

Чего Уильям не понимал, так это того, что начни он задавать слугам вопросы, и те не жаловаться бы побежали, а перепугались бы до полусмерти и начали бы упрашивать его не говорить ничего родителям и в особенности леди Милдрэд. Но Уильям этого не знал, а потому именно к баронессе с этим вопросом и пришел.

— Мама, — спросил мальчик, когда та уже оправилась после родов, а слуги продолжали сплетничать то на кухне, то во дворе Гронвуд-Касла, — а почему говорят, что я не де Шампер?

Расчесывавшая его влажные после купания волосы леди Милдрэд остановилась на середине движения, едва не выронив гребень из тонких пальцев.

— Кто, — спросила баронесса едва слышным, севшим голосом, — тебе это сказал, мой милый?

— Слуги болтают, — ответил Уильям, не понимая, почему мать так широко распахнула голубые глаза и теперь едва дышит. Баронесса с трудом сделала глубокий вдох и попыталась улыбнуться.

— Не слушай их, мой милый, они глупости болтают.

Сплетни прекратились тем же вечером, но, уже засыпая, Уильяму показалось, что он услышал где-то вдалеке родительские голоса. Впервые на его памяти баронесса ссорилась с мужем.

— Если этот глупец не прекратит распускать слухи про Вилли, я выгоню его из замка раз и навсегда, и мне всё равно, сколько лет он служит Шамперам!

— Что ты, кошечка, перестань, — прогудел в ответ барон, — это просто глупые слова. Юстас давно мертв и…

— А я не желаю их слышать! — исступленно закричала мать, и Уильям испуганно сел на постели, вглядываясь в полумрак комнаты с едва различимой дверью у противоположной стены и прижимая к груди край одеяла. — Это твой сын! — рыдала леди Милдрэд. — И ты знаешь это не хуже меня! Это наш первенец, Артур, и ты не посмеешь! Не посмеешь!

— Конечно, знаю. Я никогда не сомневался в том, что он мой. Ну что ты, кошечка, не плачь, скоро всё это забудется и…

— Ничего не забудется, — всхлипывала баронесса. — Они так и будут говорить, что Уильям сын этого чудовища. Они и меня называют его девкой. А я не хотела… не хотела… О, почему мне не хватило смелости его убить?!

— Никто, — с металлом в голосе ответил ей барон, — ничего говорить не будет. А тем, кто всё же посмеет, я лично укорочу языки своим мечом. Вытри слезы, кошечка, всё это давно в прошлом и никто больше тебя не обидит. Я не смог спасти тебя тогда, за что мне нет и не будет прощения, но уж теперь я о вас позабочусь, не сомневайся. Ни тебе, ни Вилли нечего бояться. Я сам поговорю с ним и объясню, что всё это досужие сплетни.

— Артур, — глухо всхлипывала мать, словно прятала лицо у мужа на груди. — О, Артур.

В Гронвуде с того дня никто не смел называть Уильяма бастардом. Но леди Милдрэд, как бы ни любила она сына и как бы ни хотела уберечь его от чужих злых языков, не могла запереть Уильяма в замке до конца его дней. Или хотя бы пренебречь традицией отправлять сыновей служить пажами, а затем и оруженосцами у другого благородного рыцаря. Она могла лишь надеяться, что в доме Уильяма д’Обиньи и Аделизы Лувенской никто не посмеет ставить под сомнение происхождение мальчика. Граф Арундел слыл человеком чести, не ставшим бы опускаться до досужих сплетен и не позволившего бы распускать их другим, а графиня, еще будучи королевой Англии, ладила со своей падчерицей, императрицей Матильдой, и вряд ли была бы жестока к ее маленькому внуку. О том, что сам Артур был бастардом грозной Матильды, говорили все, хотя никто не знал наверняка — и Артур, и его коронованный брат лишь таинственно улыбались, ничего не подтверждая, но и не опровергая, — а потому леди Милдрэд всегда подчеркивала сходство старшего сына с его венценосным дядей.

Но на эти слова у каждого сплетника немедленно находился один и тот же ответ: и Генрих II, и Юстас Блуаский оба были потомками Вильгельма Завоевателя, и эта предательская рыжина в темных волосах Уильяма означала лишь то, что мальчик тоже происходил из Нормандской династии. Но унаследовать ее он мог как от Матильды, так и от бабки Юстаса и дочери самого Вильгельма Аделы. А несдержанность Уильяма только давала повод новым сплетням.

— Бешеный, — шептались у него за спиной. — Бешеный, как Юстас.

Но как он мог не быть таким, как он мог молча