Цветение [Люта Андреева] (fb2) читать онлайн

Люта Андреева Цветение

Буква “р” западала и Омела с силой надавливала на кнопку, полная решимости превратить усталость пациента из “хонической” в “хроническую”. Тот нервно хватался за ворот рубашки, то и дело поправляя его и одергивая.

– Вам нужно сменить одежду. – Одержав победу над клавиатурой, девушка начала заполнять рецепт. – Когда цветок вырастает на ключице, застегивать ворот на все пуговицы – не лучшая идея.

– Да, я зн-наю. – Мужчина слегка заикался и Омеле это не нравилось.

– Это заикание у вас постоянное?

– Н-нет. Я когда нерв-вничаю за-за..

– Тогда я выпишу вам успокоительное. Не забывайте, каждая новая эмоция – это новый цветок. А за цветами нужно ухаживать. Берегите себя, пейте три литра воды в день и вот еще, витамины для холодного времени года.

– Сп-пасибо, доктор.

– Будьте здоровы.

Дверь за пациентом захлопнулась, оттеснив его в узкий больничный коридор. Омела позволила себе потянуться и распустить тугой пучок волос. Темные пряди мягкими волнами заструились по белому халату. Медсестра, женщина солидного возраста и тела, посмотрела на юного доктора с обожанием.

– Что, Омела Ивановна, опять к своему пойдете?

– Да, закончишь прием без меня?

И не дожидаясь ответа, девушка вспорхнула со стула, чмокнула соседку в щеку, и выскочила из кабинета. Когда медсестра попыталась стереть след от помады, она заметила, что в этом же месте появился нежный бутон ярко-голубого василька.

– Вот хулиганка! – Добродушно рассмеялась женщина и вызвала следующего пациента.

***

Омела, обогнав кряхтящий лифт, поднялась на пятый этаж и прошла в самую глубь коридора. Дверь без номера поддалась легко, и девушка вошла в залитую солнцем комнату.

– Здравствуйте.

Молодой мужчина поднялся с койки, пригладил взъерошенную пшеницу волос.

– Здравствуйте, Омела Ивановна.

– Антон, давайте просто по именам, хорошо? В конце концов, вы почти месяц здесь, мы общаемся каждый день. Как у вас дела сегодня?

– Вполне прилично. Но без изменений, если вы об этом.

– Давайте проведем осмотр. Раздевайтесь.

На его теле не было ни одного цветка. Вот уже месяц Омела приходила в палату без номера и в каждый визит внимательно осматривала тело пациента. Руки, ноги, спина, плечи, грудная клетка: абсолютная пустота. Тонкие пальцы девушки беспрепятственно скользили по коже и одновременно покрывались мелкими цветочками.

– Простите! – Омела поспешно спрятала руки за спину.

– Ваши эмоции выдают вас. – Антон поморщился. – Вы удивлены или вам меня жалко?

– Я удивлена. – Девушка присела на край больничной койки, позволив пациенту одеться. – Эти драиристы… Я никогда не спрашивала вас, но… зачем они это делали? Зачем рвали с вас цветы?

– Как и все фанатики, они свято верят в свою идею. Я пробыл у них достаточно долго, чтобы немного разобраться. Драиристы считают, что жизнь была бы лучше, не отражайся каждая наша эмоция цветком на теле.

– Но это же бред! Как мы могли бы понять тогда, кто плохой человек, а кто – хороший? Кто заслуживает общественного порицания, а кто – поощрения? Как бы мы понимали, что думает или чувствует человек перед нами?

– Ну, мы могли бы спросить его самого об этом, например.

– Спросить?

– Ну да. – Он рассмеялся. – Вам кажется это глупо?

– Это… странно. Зачем спрашивать кого-то о его чувствах? Ведь он может соврать.

– Да. Может. Если посчитает нужным.

В глубоких, как колодец, глазах обеспокоенно ожили темные воды. Антон нервно почесал шею, будто пытался нащупать что-то, затем сел очень близко к Омеле. Настолько, что ее руки покрылись мурашками чужого присутствия, а вслед за ними – маленькими белыми ромашками.

– Должен признать, это очень красиво.

– Мне пора.

Девушка поспешно встала. Последнюю неделю он вел себя странно, чем вызывал у нее неконтролируемое цветение. Омела никогда не стеснялась своих чувств, но здесь, рядом с этим странным человеком, ей вновь стало неловко за яркие проявления бурной личности. Ведь Антон больше не может вырастить на себе ни одного цветка. А следовательно, он не может испытать ни одной эмоции. Почему-то от этого ей становилось особенно обидно, и полные грусти колокольчики печально кивали головами на ее шее.

***

Дома Омела поспешно скинула неудобную одежду. Включила телевизор, поставила разогреваться замороженную еду из супермаркета. Зимой на девушку нападала хандра. Который год она обещала себе всё бросить и перебраться куда-нибудь на море, где не нужно будет носить зимнюю одежду, так больно прижимающую нежные бутоны; где климат для цветения благоприятнее – много дождей и солнца. Но раз за разом, после новогодних праздников и тяжелого января она говорила себе: что скоро весна – ее любимое время года. А уезжать весной или летом на юг бессмысленно из-за невыносимой жары, которая вредна для цветов не меньше холода. Вот и теперь, Омела опрыскивала из флакончика каждый лепесток, проверяла – все ли целы, когда, неожиданно для себя, заметила маленький, только зародившийся красный бутон, прямо под сердцем.

– Что это? – Такого цветка на себе она еще не видела, но без сомнения тут же узнала. В медицинском институте их заставляли зубрить целые тонны названий и пояснений, изображений цветов и эмоции, которые они означают. Сомнений не было – это красная роза – главный признак любви.

Омела замерла. Дзынкнула микроволновка, приготовившая борщ, когда девушка в хаотичном порядке мысленно перебирала имена всех, с кем общалась сегодня и, на всякий случай, вчера. По всему выходило, что причиной нового чувства был ее главный пациент.

***

Утром следующего дня Омела спешила на работу как никогда. С трудом натянув теплые колготки на так не к месту выросшие за ночь пионы, Омела выпорхнула из своей типовой двушки в большой мир. Город жил ожиданием праздника, и отовсюду доносились знакомые с детства мелодии, а дети в метро только и делали, что растили мандарины в ладошках. Омела улыбалась.

Войдя в здание городской больницы №6, она едва поборола желание сиюминутно ворваться к нему в палату. Нежный бутон прямо под сердцем набирал цвет и заставлял девушку работать лучше любого тайм менеджмента.

– Закончишь за меня прием? – Не дотерпев последние два часа, Омела вновь обратилась к верной помощнице. Медсестра растянулась в понимающей улыбке. – Да там ничего сложного, видишь же, – боясь что та откажет, затараторила девушка, попутно расчесывая волосы и опрыскивая дорогим парфюмом свежие лепестки. – Почти у всех одно и то же – рождественская звезда, оно и понятно – праздник на носу! Ну а как ухаживать за пуансеттией ты и сама прекрасно знаешь: поменьше сквозняков и побольше влаги.

– Хорошо-хорошо, Омела Ивановна, я всё поняла.

Девушка уже летела к плате без номера. Остановилась перед самой дверью, запыхавшись. Легонько толкнула ее и вошла внутрь.

Он стоял у окна, голый по пояс. Обернулся на скрип двери, и Омела прочитала в синих глазах растерянность.

– Я сегодня немного раньше, простите, – выдохнула она и замерла. На груди Антона, прямо под сердцем, гордо и одиноко красовался маленький бутон. Пульс забарабанил в ушах. Омела, не веря глазам, подошла ближе.

– Быть этого не может, – он по-рыбьи шевелил губами.

Лучи солнца с силой били в стекло, будто пытались войти, и девушке пришлось щуриться, чтобы разглядеть испуганное лицо.

– Вы не рады? Почему вы не радуетесь?

– С чего вы взяли, я, конечно же рад. Просто сейчас я немного… в шоке.

– Не правда – Она рассмеялась, будто хрустальный бокальчик. – Если бы это было так, вы бы весь покрылись сиренью!

– Что? – Он застыл. – Что ты сказала?

Она по инерции еще улыбалась, но сердце тревожно пропустило удар.

– Ты что, правда считаешь, что раз на мне нет цветов, это значит у меня и чувств нет?

По ее телу рассыпались мелкие ландыши.

– Что если я от каждого слова не превращаюсь в ромашковое поле, это значит я ничего не чувствую?

Ландыши опали, сменились тревожными гвоздиками.

– Да прекрати ты! – Он был по-настоящему взбешен. – Хватит! Это отвратительно!

– От…вратительно? В каком смысле?

– Ты что, совсем не умеешь держать себя в руках? Скрывать эмоции? Хотя бы немного!

– Скрывать?… Но я не хочу.

– Тогда скажи мне сама!

– Я не понимаю.

– Что здесь непонятного? Чертовы цветы! – Он плюхнулся на больничную койку, хмурил светлые брови, в бессилии сжимал и разжимал пальцы. Маленький бутон смял ладонью с такой силой, что Омела вскрикнула. Антон поморщился. – Мы все рабы этих дурацких цветов. Что это за жизнь, когда ты сразу знаешь чего ожидать от любого человека? Какой вообще смысл жить внутри общества, где я могу узнать о человеке абсолютно всё: курит ли он дешевые сигареты, изменяет ли жене или наоборот любит ли ее до беспамятства, даже не спрашивая его? А как быть с этими: татуировшиками? Коллекционерами редких сортов? Гербаристами? Все эти люди – побочный результат нашего общества, нашего согласия…

– Ты не был в плену у драиристов. – Омела прижала мокрую ладошку к трепещущему бутону. – Ты сам драирист. Что ты здесь делаешь? Зачем пришел?

– Я хочу сделать мир другим. И я думал, что здесь… – он замолчал. Резко поднялся, подошел к Омеле, взял ее за руку.

– Ты не прав. – Она тоже старалась взять себя в руки. – Ты годами рвал с себя цветы, в угоду глупой уверенности. Но вот. – Девушка прикоснулась к хрупкому бутону. – Вот доказательство того, что есть чувства, которые невозможно сдержать.

Непослушными пальцами, она расстегнула пуговицы на блузке, обнажила белый живот, показала ему такой же бутон под сердцем.

– И ты решила, что это…

– Любовь, конечно же. Что же еще это может быть?

Туча за окном перекрасила палату в серый. Он стоял близко и Омела видела, как расширяются ноздри аккуратного носа, как он вдыхает сладкий аромат ее цветов.

– Ты права. Эмоция которую я испытываю очень и очень сильна и … нова для меня. И ты действительно стала ей причиной.

Омела затрепетала. Он улыбнулся и рванул хрупкий цветок с груди. Она вскрикнула. Зародыши лепестков рассыпались по полу. Омела с ужасом уставилась на них:

– Это … Эустома?

– Да. Не роза.

– Эустома. Означает обман и сожаление.

Глазам стало влажно, и девушка прижала к лицу ладони, изо всех сил стараясь сдержать парад цветов на своем теле. Впервые в жизни. Обида и ущемленная гордость была сильнее хрупкого чувства и она уже наложила ладонь на бутон, чтобы вырвать любовь с корнем. Но Антон мягким движением остановил ее.

– Подожди. Уничтожив цветок, ты не избавишь себя от чувства. Ты сделаешь его сильнее.

Потом он, стремительный как волна, оказался под больничной койкой, а через пару секунд вновь стоял перед Омелой, держа в руках граненый стакан. На половину наполненный водой, тот хранил в себе распустившуюся красную розу.

– Это… Где ты взял ее? Зачем? Разве ты не знаешь, что дарить срезанные цветы неприлично!

– Я просто хотел подарить тебе цветок. Выразить свои эмоции.

– Подарить цветок? – Растерянная, она держала стакан, не зная, что с ним делать. Настоящая роза, здесь в больничной палате, среди зимы. Откуда он ее взял?

– Стой. Ты, что, вырастил ее?

Он улыбнулся.

– Перестань улыбаться! Не молчи! Поговори со мной! Это твой цветок или ты купил его?

Мелкие цветочки без названия рассыпались по ее ушам, когда он нагнулся, чтобы сказать ей:

– Угадай.