Клад Зеленого Оврага [Игорь Недоля] (fb2) читать постранично, страница - 5

— А как же я? А обо мне ты подумала?

Привыкла она к трудолюбивой и скромной Горпине. Та знала немного немецкий и, живя рядом с комнатой хозяйки, приходила к ней в любой час по первому ее зову.

— Сестра моя ночью у вас побудет.

— А если дети пойдут?

— Так что ж? Проведаю маленького и снова к вам.

— Иди, я подумаю.

Семья Марко Толока

Через год после свадьбы родилась у Горпины дочь. Назвали ее Оксаной. Не могли родители нарадоваться на нее. Слушал Марко, как мурлычет она по-своему, и улыбался.

— Оба мы любим петь, а у дочки нашей голос будет куда лучше. И будет она любить песню не меньше, чем мы с тобой. Ей еще года нет, а вон, как заливается.

Вечером придут с работы, накормят ребенка, поужинают. Горпина в доме хозяйничает, а Марко возьмет бандуру и начинает петь. Тихонько слушает Оксана, словно понимает слова печальной песни...

А время быстро летит, и вот уже бежит маленькая Оксана, словно уточка. И первым делом к папе на конюшню. В покои барские она не ходит — боится и делается там, словно дикий зверек, испуганной и робкой. А с папой все иначе, там она смелая. Кто не пройдет мимо нее, обязательно по головке погладит или поцелует, а если во дворе много лошадей, возьмет на руки и отнесет в безопасное место или к отцу. По дороге же непременно что-нибудь расскажет, а Оксана в ответ о своем: и какие у нее куклы, матерью сшитые, и какого ей коня сделал папа из дерева. Ну, чисто живой! Только не ржет, никак его Оксана не научит.

Светлели лица у конюхов и кучеров, когда появлялась она на конюшне. У многих дети жили в селе, но не каждое воскресенье случалось родителям их увидеть. На все барская воля: прикажет хозяин, и никто не посмеет уйти домой.

Поговорит с папой Оксана и бежит к деду Мартыну. Днем он свободен, а ночью приглядывает за лошадьми. И летом и зимой спит на конюшне — никого у него из родных нет.

Дед Мартын лучший друг Оксаны, и умеет делать все. В свободное время выпиливает из медяков обручальные кольца для сельских красавиц. Из куриных или фазаньих перьев сделает такой цветок — не поверишь, что он не живой. Из тонких тростинок свистульки и свирели мастерит, да и сам неплохо на них играет. Лучший же подарок он сделал Оксане — цепочку из конского волоса. Звенья в ней такие маленькие, что даже Оксанин мизинчик не пролезет. И нигде не увидишь концов волосков.

А еще старый конюх умел делать ложки. У Оксаны своя ложка, у папы с мамой — свои. Держало папиной ложки — конь. Летит он, а не скачет. У маминой ложки вместо держала — ребенок маленький в пеленках, а у Оксаны — рыбка. Даже глазки у рыбки есть...

Встретишь порой в степи растение. Ничем вроде не примечательно оно. Лишь цветок у него красивый. Но не затопчут, не сломают люди, а постоят возле него, полюбуются красотой. Так и Оксана росла. Всяк ею любовался, всяк оберегал. Кто сказку расскажет, кто быль, а кто и песне новой научит. Поднималась девочка на радость всем, словно то степное растение.

В том году Пасха ранней была. Погода менялась часто. То жара, словно летом, то налетит вдруг с севера стужа, принесет с собой дождь с крупинками снега, как поздней осенью.

Готовились к Пасхе и Шнейдеры.

Горпина убиралась в барских покоях, выбивала во дворе ковры. Разгорячившись, вспотела, обдул ее холодный ветер, а вечером стало ей плохо. Огнем горит и непонятно, о чем просит. Но недолго болела она. Как-то позвала к себе Марко:

— Подойди и дочку с собой возьми. Милые мои, как же вы жить без меня будете? Умру я скоро. Высохло все в груди, дышать тяжело. Страшно умирать, а еще страшнее, что Оксаночка сиротой останется. Кто присмотрит за ней, кто платьице ей постирает, искупает, умоет? — еле говорила больная.

Умерла она на рассвете погожего дня. Сады белели цветом, словно невесты в свадебном строе.

Похоронили Горпину, и остались Марко с Оксаной сиротами: без ласки, без любви, без доброго слова.

А летом заболела девочка. Марко уж надежду потерял, что выживет его радость и утешение, но Оксана, переборов тяжелую болезнь начала потихоньку ходить. Марко же совсем извелся. И так черный был, а тут еще чернее стал, осунулся так, словно не дочка болела, а сам он в могилу смотрел.

Оксана пришла в себя, только стала она тоненькой, как лозинка, которую они высадили на могиле Горпины.

Иногда после работы сажал отец дочь на колени, брал книжку и начинал читать ей вслух. Водит пальцем по строчкам, а Оксана остановит папин палец и спрашивает, что это за буква. Так к шести годам и выучила всю азбуку, а потом научилась складывать слова.

Бывало, девочка просила отца поиграть на бандуре. Нехотя брал Марко инструмент, играл, пел, но почти всегда грустное: о невольниках, гайдамаках или о сестре, не узнавшей брата.

Посмотрит Оксана, как отец струны перебирает, и скажет:

— А теперь играйте, тато, а я петь буду.

Дивился Марко, как дочка быстро запоминала самую сложную песню, не ошибалась ни в словах, ни в мелодии. Голос у нее чистый, сильный, словно