Единственный пассажир [Павел Ха] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Павел Ха Единственный пассажир
Он стоял перед белой «Газелью» и смотрел на выцветшую, знакомую до боли надпись: «СТОИМОСТЬ ПРОЕЗДА – 8 РУБ». И чуть ниже: «ОПЛАТА ПРИ ВХОДЕ». – Обязательно, – пробормотал он, ухватился за ручку и рванул на себя. Тяжелая дверь с противным жестяным скрежетом отъехала в сторону, обнажив полутемное нутро пассажирского салона. В салоне было пусто. Все кресла застыли в ожидании пассажиров, которых, судя по запыленности сидений, не видели давно. Согнувшись, он проскользнул внутрь и уселся спиной к водительскому месту. – Оплачиваем проезд! – прозвучало из кабины. Он пошарил в кармане, достал горсть монет и, не глядя, бросил в привычную пластмассовую чашку. – А двери кто закрывать будет? Пушкин? Он не ответил и даже не пошевелился. Эту фразу он слышал уже сотню раз. «Газель» заворчала, тронулась, но тут же притормозила. Дверь по инерции проехала вперед и захлопнулась. Водительские хитрости – каждый раз одно и то же… – Куда едем? – поинтересовался за спиной все тот же бесцветный голос. – «Полины Осипенко», – буркнул он и закашлялся. В кабине деликатно выждали, а затем повторили с той же интонацией: – Куда едем? – На Кудыкину гору! – рявкнул он. За спиной незамедлительно откликнулись: – Не понял! Остановка с таким названием ни в одном маршруте не значится! – «Полины Осипенко»! – громко и четко произнес он и раздраженно добавил. – Мог бы уже запомнить… Урчал мотор. Микроавтобус стоял, не трогаясь. «Ну, давай, – устало подумал он, – спрашивай про время, про погоду…» И словно откликнувшись на его мысли, невидимый водитель сказал: – Время… Будто и не спрашивал вовсе, а размышлял про себя. – Полдень, – ответил он. – Середина июля. – Погода? – Солнечно, – сказал он. – Легкая облачность. Подумал и зачем-то добавил: – Без осадков. Хрустнула коробка передач, маршрутка качнулась и поехала. Он порылся в кармане, достал сигареты. – Курить можно? – и, не дожидаясь ответа, щелкнул зажигалкой. Закурил, бросив косой взгляд на пожелтевшие листки бумаги, приклеенные к стеклу. На одном из них значилось: «КУРЕНИЕ В ПАССАЖИРСКОМ САЛОНЕ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ!» На другом: «НЕ СОРИТЬ!» Он горько усмехнулся и стряхнул пепел на пол. – Музыку? – предложили из кабины. – Нет. Движение начиналось от цирка. Оно всегда почему-то начиналось именно отсюда. Вывернулся в окне знакомый цирковой купол, ярко засветились на афише крупные буквы: «ГАСТРОЛИ МОСКОВСК…» Остальное скрывали деревья. За окнами проплывали – одна за другой – Воронежские улицы. Везде царила привычная суматоха. Сновали автомобили, сигналили, мигали поворотными огнями. Мелькали огромные рекламные плакаты, вывески, витрины магазинов блестели на солнце. И люди, много людей, деловито вышагивали по тротуарам. Мальчишки на велосипедах носились вдоль домов. Неспешно брели старики. Красивые девушки в коротких волнующих юбочках весело смеялись над чем-то и по-птичьи взмахивали руками. И все это уносилось назад, будто в прошлое, в далекие невозвратные дни. Он курил молча, одну за другой, жадно затягиваясь, швырял на пол окурки. Слезы текли по лицу, он вытирал их дрожащей ладонью – они мешали видеть – и смотрел, смотрел… Он не стеснялся этих слез, потому что всегда плакал в маршрутном такси, но никто и никогда этих слез не видел. Над Воронежем раскинулось великолепное голубое небо, по которому медленным стадом брели белоснежные кудрявые облака. Деревья стояли во всей своей изумрудной пышности, и легкий ветер шевелил их резную листву. Маршрутка выехала на проспект Революции. Ослепительно сверкнула застекленная громадина кинотеатра «Пролетарий». Он посмотрел на плакаты с названиями картин и убедился, что фильмы все те же. Промелькнули здание ТЮЗа и одиноко сидящая на тротуаре серебряная собака с позолоченным ухом, ГУМ, почтамт, Дом офицеров. От дома к дому через проспект протянулась знакомая рекламная растяжка, которая кричала красным: «ВИКЛАН» – ОКЕАН ЭНЕРГИИ!» Слева за окном медленно поплыл Петровский сквер с позеленевшим памятником императору Петру. Под Петром бушевал митинг. – Что-то новенькое, – пробормотал он. Император опирался рукой на якорь и бесстрастно взирал на происходящее. Собравшаяся в сквере разношерстная толпа гудела, размахивала плакатами и развернутыми транспарантами. На одном из них он успел прочесть: «АПОКАЛИПСИС ГРЯДЕТ!» Он вспыхнул, зло и грязно выругался, а затем произнес: – Ну и шуточки у вас, в таксопарке. В кабине молчали. Такси свернуло направо и помчалось вниз по склону к Чернавскому мосту. И когда внизу призывно заблестела вода, он не выдержал и закричал: – Стой! Маршрутка послушно приняла вправо и остановилась у самой ограды. – Остановка в неположенном месте, – недовольно произнес голос из кабины. – Конечная? Он не ответил. Приложив ладонь к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце, он смотрел туда, где за- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
1 час 4 минут назад
1 час 7 минут назад
1 час 14 минут назад
1 час 25 минут назад
1 час 34 минут назад
1 час 40 минут назад