Резюме [Егор Ермаков] (fb2) читать онлайн

Егор Ермаков Резюме

В небольшой съёмной квартирке, находившейся на окраине небольшого малоизвестного города, проживал уникальнейший из уникальнейших экземпляров, а именно: молодой, но уже достаточно величественный (так он считал), недавно начавший, но уже чрезвычайно опытный (и это тоже он так считал), несущий тяжёлое бремя мессии современной России, писатель. Как истинный мастер, он не брался за перо, полностью не обдумав каждую мелочь своего будущего шедевра, поэтому из написанного у него было всего несколько рассказов, но каких! Потрясающих, философичных, с глубочайшим социальным подтекстом, способных сотворить невиданную досель в литературе революцию, «и революция сия явится революцией, а не всего лишь её зеркалом!» – дополнял он каждый раз, вспоминая о сотворенном. Но несмотря на довольно резкое высказывание в сторону классика, Семён (так звали гения) бескрайне уважал своих коллег и к трудам их относился с душевным трепетом и бесконечной благодарностью, потому что они воспитали его «продолжать их светлое дело». А, впрочем, «уважал» – образ здесь весьма неудачный, потому что он не в состоянии раскрыть всей глубины отношения Семёна к предшествующей его литературе и её творцам, ведь он в совершенстве знал, как говорится, by heart, Евгения Онегина, но и на этом он не остановился: он неосознанно, то есть полностью естественно, без специальной подготовки и мысли, ни с того ни с сего начал разговаривать только на аристократическом языке, на языке героев Толстого (самых просвещённых, разумеется).

Внешне он был настоящий поэт: большеглазый, худощавый, кудряво- и пышноволосый, да и к тому же курил. Гардероб его полнился исключительно классической одеждой, иной у него не было, потому что он не признавал современной одежды. Пожалуй, единственной прозой в его жизни была жена, которая совершенно не понимала гения своего мужа. Они жили вместе недолго, всего-то три года, но для Семёна это время проходило очень сытно и насыщенно, потому что все эти три года его светлая голова вынашивала идею гениального романа, который должен … нет «Просто обязан!» был вознести его на литературный олимп. Каждый день, открывая глаза, он завтракал, потом читал, потом обедал, потом обдумывал книгу, потом ужинал, а потом снова обдумывал. Упорная работа мысли изнурила его: он похудел, стал недосыпать, часто тосковать и хандрить. Семён не щадил себя и ни дня не переставал думать над книгой, в то время как его жена постоянно мяучила ему про деньги. Как же жаль Семена, что столкнулся он именно с такой женщиной, которая не осознавала всей трудности его положения и говорила с ним о низменном, о деньгах, в то время как в голове его решалась судьба, как минимум, России. Она часто докучала ему просьбами устроится на работу, мол: «Не хватает денег, мне трудно, да и где это вообще видано, чтобы женщина содержала мужика!?», на что достопочтенный светила сдержанно отвечал: «У нас, голубушка, равноправие, потому-то то, что вы содержите меня, есть не что-то из ряда вон, а вполне современное, справедливое явление», и видя, что спорить ей бесполезно, жена умолкала.

Но, по правде говоря, он любил свою жену, он любил в ней, кажется, всё, особенно её растрёпанные светлые волосы, вид её уставших замученных глаз, её живописные скулы, походку – в общем всё, особенно то, что заметить мог только такой человек, как он. Да и к тому же, зря сетовала Татьяна (так звали жену Семёна) на мужа, ведь писатель, без преувеличения будет сказано, вёл хозяйство, и всегда, когда Татьяна приходила с работы, она оказывалась в чистом уютном доме, который был пропитан ароматом приготовленного Семёном блюда, но Татьяна всё же была чем-то недовольна и при каждом удобном случае пыталась устроить его на работу.

Так произошло и в этот вечер. Придя домой, Татьяна обнаружила своего супруга чрезвычайно бледным и обеспокоенным.

– А, ангел мой, бесконечно рад тебе. Право ты сегодня запоздала. Ужин простыл, но это ничего, это поправимо, любовь моя. Как на службе? – говорил он, вскочив с места. – Ты выглядишь уставшей, всё ли так? – спросил он, нежно поцеловав её в щёку, и ушёл подогревать ужин.

– День был сегодня какой-то сумасшедший, ну, слава Богу, он кончился. Как твои дела? Видок у тебя тоже неважный.

– Знаешь ли, душа моя, весь день я провёл, изучая политические новости, и не нашёл ничего утешительного, отнюдь: всё, что я просмотрел, есть великое мракобесие, и я очень страшусь делать самый логичный вывод, к которому я соизволил прийти.

– Что не так? – закатывая глаза, спрашивала женщина.

– Человечество потеряло всякое право на существование, ибо не способно оно более благополучно гармонировать с природой, да и с самим собой. Войны, конфликты, провокации, интриги – всё это так пошло, так ужасно, что мне стыдно, мне больно, что на планете, которая вынашивала Шекспира, Достоевского, Державина, в конце концов, может существовать этическая нищета, моральная бездна, пустошь благородства и чести. Всё, что существует сегодня, это гадость и мне грустно, что человек обнищал, что человек, которого так восхвалял Горький, полностью прекратил существовать. Это больно Танюша, страсть, как больно. Понимаешь, я даже не уверен, что я хоть как-то смогу помочь этой популяции, – говорил он, накладывая еду в тарелку.

На последние слова мужа Татьяна отреагировала испугом, потому что никогда ещё до этого времени Семён не сомневался в своей способности изменить мир.

– Сёмушка, не верь новостям, ведь они говорят то, что им удобно или сказано, да и к тому же, я уверяю тебя, ещё очень много человек осталось, просто о таком человеке не принято говорить, потому что он скучный и неинтересный. Не переживай, милый, ты страшно накрутил себя.

– Ах, как выходит это у тебя, – сказал он, прижав к себе жену.

– Что? – улыбнувшись, чуть выше обычного протянула она.

– Успокаивать меня. Ты молвила и мне и не так тоскливо. Ах, ангел мой! – говорил он, укутываясь в её волосы носом; в это время прозвучал "дзынь", оповещающий о согретой еде.

– Ну-с, приятного аппетиту, – говорил Семён, сидя против жены.

– Спасибо. Кстати, Сёма. Я давно у тебя хотела спросить у тебя. Ты достаточно консервативный человек, так почему ты так легко принял тенденцию равноправия?

– Видишь ли, голубушка моя, в наш век, будь ты хоть трижды консерватором, нельзя, даже преступлением будет не открываться новому, ибо в таком случае я очень скоро превращусь в плесень на обочине современности. Да и к тому же я не консервативен, я скорее старомоден, а это разное, фаворит сердца моего.

Наступило молчание, Татьяна напряжённо ела пюре, не зная с какой стороны подойти к мужу с предложением работы.

– Сёма. Я сегодня разговаривала с Аней, и она сказала, что у них освободилась ставка библиотекаря. Может попробуешь? Делать ничего почти не надо. Сиди себе, оформляй да читай, ещё и деньги получай, а? Что скажешь?

–Хм. Я в общем-то не против.

– Урааа! – прокричала Татьяна, вскочила с места и принялась сильно целовать мужа. – Тогда сегодня заполнишь резюме, а завтра я его отнесу.

– Но я никогда досель не заполнял этих ваших "резюме".

– Не переживай, это всего лишь формальность. Ладно, спасибо за ужин, я пойду поработаю, а ты пиши. Ты же писатель, вот и пиши.

– Не сравнивай, жёнка, ой не сравнивай, – сказал великий и отправился мыть за женой посуду.

Когда Татьяна уже сидела за работой, а посуда медленно обсыхала на столешнице, Семён, обхватив пальцами волосы, тяжело склонился над листом бумаги. «Так, что же там надо… Имя – Нарциссов Семён Евграфович. Ну, год рождения –известно. Образование… Хм… Напишу высшее домашнее. Так – с, о себе. Что же писать тут? Необходимо зарекомендовать себя, как идеального кандидата. Может в стихах? А что именно сказать?»

Долго просидела надежда Русской современной литературы, пытаясь подобрать нужные слова. Он много пыхтел, зачёркивал и голова его наконец вскипела, оно и понятно, ведь «резюме» – абсолютно не подходящий ему жанр, ибо ( грешен, подражаю) потому что он терпеть не мог всех возможных ограничителей мысли и формуляров. Творить благополучно ему удавалось лишь в свободной среде, где ничто не давило ни на него, ни на великую мысль его. Но спустя долгое время у него получилось написать небольшую аннотацию к своей безграничной личности.

В простонародье безвольном

Учился видеть я добро,

К народу, к сердцу сердобольным

Я стал. И будто серебро

Облагораживал я их.

Страдал за каждого не меньше,

Чем за себя. И каждый стих

Есть боль, но призрак благоведший

Ко мне пришёл и наказал:

"Не вздумай, гений, отступать,

Ступай же век ты просвещать,

Тот, кто рано так познал

И страсть, и слёзы, и печаль.

Ноша тяжела твоя, мне жаль

Тебя. Но ты способен, ты избрАн

Так не бросай же караван

В пустыне этой." И он ушёл

А я остался. И гордо нёс я знамя света,

Покуда смертный час мне не пришёл,

Я буду жить, ища ответа.

Обрадованный полученным стихотворением, Семён на крыльях вдохновения полетел к жене, чтобы скорее поделиться с ней своим очередным успехом. Войдя в комнату, Семён застал Татьяну за работой; она была сгорблена, голова – опущена на левую руку. Он радостным ребёнком подбежал к ней и сказал:

– Душа моя, ознакомьтесь!

Татьяна абсолютно безэмоционально взяла листок и принялась читать. Гордый с собой, Семён стоял подле неё в ожидании лестной справедливой критики. Когда девушка глазами дошла до стихотворения, она поморщилась, а дочитав, сказала:

– Милостивый государь, позвольте вопросец.

–Всё что угодно!

– Вы дурак?

Такого вопроса никак не ожидало ранимое сердце художника. Грубая, ничего не понимающая жена стала отчитывать его, как маленького ребёнка, да ещё за что?! За то, что он ни на что не способен. Это было чересчур для Семёна, и благородная гуманная душа его не выдержала, и он вступил в пустословную полемику, чтобы отстоять свою честь и свой дар, но безуспешно. Жена была непробиваема и продолжала ругать творца, который, в свою очередь, до последнего не понимал, за что его ругают. Ссора кончилась тем, что Татьяна не выдержала и отправила Семёна в одно очень неприличное место, где человек физически не способен поместиться. Раздосадованный бескультурьем своей избранницы он вышел на улицу и горько-горько заплакал оттого, что «пошлость слишком близко и крайне незаметно подобралась к нему!», а Татьяна, переведя дух, начала писать резюме за мужа.