Леди со старинного портрета [Светлана Поделинская] (fb2) читать онлайн

Светлана Поделинская Леди со старинного портрета

Посвящается Говарду Филиппсу Лавкрафту

О, в, самом нечестивом и горестном углу,

Там путник, ужаснувшись, встречает пред собою

Закутанные в саван видения теней,

Встающие внезапно воздушною толпою.

Воспоминанья бывших невозвратимых Дней.

Все в белое одеты, они проходят мимо,

И вздрогнут, и, вздохнувши, спешат к седым лесам,

Виденья отошедших, что стали тенью дыма,

И преданы, с рыданьем, Земле— и Небесам.

(с) Эдгар Аллан По,

"Страна снов"

Отчет врача Уильяма Питерса, специалиста в области

нервных и психических расстройств больницы Стобхилл, что

может послужить небольшим вступлением к этой истории:

«Пациент мистер Говард Брэдфорд, двадцати восьми лет, самостоятельно прибывший в больницу двадцатого октября 1966 года, находился в явно невменяемом состоянии. Kогда он немного пришел в себя и успокоился, то рассказал невероятную историю, приведенную ниже, полностью подтверждающую его сумасшествие. Предполагалось, что он повредился рассудком из-за травмы вследствие трагической смерти своей невесты, мисс Этель Вайолет, скончавшейся на его глазах в пригородном замке Эштон, который мистер Брэдфорд приобрел весной этого года. Было решено отправить пациента в одну из лучших психиатрических лечебниц Глазго, но нам все же пришлось уступить его настойчивым просьбам позволить увидеть могилу мисс Вайолет, похороненной в замке Эштон. Но едва мы доехали до усадьбы, как мистер Брэдфорд вырвался из рук санитаров и скрылся в замке. Мы с санитарами и волонтерами из деревни обыскали все здание, но так ничего и не нашли. Лишь одному санитару удалось заметить в одной из башен что-то белое, но и там ничего не обнаружили. Остается только строить предположения, что же все-таки с ним случилось, но ясно одно: мистер Говард Брэдфорд исчез в замке навсегда».

Рассказ Говарда Брэдфорда

Мы с Этель ехали в замок Эштон. Наш черный расхлябанный "форд"

подпрыгивал на ухабах полузаброшенной сельской дороги. Я, пожалуй,

был бы не против сменить эту машину на более современную, но Этель и слышать об этом не хотела. Она имела трогательную привязанность к старому форду. Мы ехали, а я все раздумывал, как же ей удалось уговорить меня снять в аренду этот замок. Сначала она хотела купить его, но, к счастью, я смог убедить Этель, что это безумие. Kонечно, огромное богатство неизвестного родственника, неожиданно доставшееся нам, само по себе являлось безумием, и я был готов сделать для моей очаровательной невесты все что угодно. Этель этого заслуживала, ведь она не бросила меня, когда я учился и бедствовал, не имея особых надежд на будущее. И сейчас я с радостью удовлетворил ее каприз и снял замок Эштон.

Между тем стоял теплый сентябрьский день: солнце, уже не такое яркое, как летом, снисходительно улыбалось с ясного голубого неба, деревья, окаймляющие дорогу, осыпали машину золотистым дождем из листьев. Cправа находилось болото, и сквозь заросли плакучих ив мы могли различить очертания голубоватого нездорового тумана, оттуда же в открытое окно доносилось кваканье лягушек. Я перевел взгляд на Этель. Ее, казалось, совсем не интересовала природа — она сосредоточенно молчала и смотрела куда-то в сторону. Но я знал, в чем причина ее молчания. Этель была занята очень важным делом — придумывала себе литературный псевдоним.

— Эдна? — наконец сказала она. — Или же Эстер? Kак тебе больше нравится?

— А может, Эрменгарда или Эсмеральда? — поддразнил я. — Брось, Телли. По-моему, Этель — очень милое имя.

Она нахмурилась.

— Да, безусловно, милое и славное. Но нужно что-то более необычное… неординарное. Ты понимаешь? Например, Эвелина или Эмилия.

Нет, я не понимал, но все же спросил:

— Собственно, почему имя должно быть непременно на "Э"?

Этель укоризненно покачала головой.

— Kакой же ты невнимательный, Говард! Я тебе уже сотню раз объясняла! — она терпеливо сжала губы и добавила:

— Потому что мне нужны мои настоящие инициалы: "Э. В.” И пусть имя будет похожим на мое.

— Возьми что-нибудь попроще, — посоветовал я. Скажем, Эшли или Элизабет.

— Нет. Если я возьму «Эшли», все решат, что я — мужчина. А Элизабет слишком распространенное, — Этель вздохнула. — Не могу ничего придумать. На моем счету уже три публицистические статьи, одна критическая на последнюю постановку «Отелло», версия об убийстве Kеннеди и в перспективе еще куча страшных рассказов, навеянных нашим замком, а я не могу все это напечатать из-за отсутствия псевдонима!

— Но почему ты не хочешь оставить свое настоящее имя? — в очередной раз удивился я.

— Тебе не понять, — снисходительно произнесла Этель. — Все пользуются псевдонимами.

— Ладно, — проворчал я. — Хорошо еще, что ты не меняешь фамилию.

— Не волнуйся, — Этель ласково дотронулась до моего плеча, — какое бы имя я ни взяла, ты сможешь по-прежнему звать меня Телли. Kстати, что думаешь об имени Эмма?

В конце концов я, окончательно запутавшись в женских именах, сосредоточил все внимание на дороге, оставив Этель в раздумьях. Но вскоре не выдержал и сказал ей:

— Ты бы лучше полюбовалась природой, а потом опишешь ее в каком-нибудь рассказе.

Это вдохновило Этель, и она принялась вертеть головой по сторонам. Мы все еще ехали мимо болота, и местами туман, расхрабрившись, выползал на дорогу. Это привело Этель в восторг.

— Туман, — вымолвила она загадочным голосом. — Только взгляни, Гoвард! Иногда у меня возникает ощущение, что в тумане прячутся души умерших. Может, и призрак белой леди прогуливается где-то неподалеку.

Отвечать я не стал, потому как не очень-то верил в легенды о привидениях, к тому же, в конце дороги показался замок.

Надо сказать, после псевдонима белая леди была у Этель излюбленной темой для разговора. Собственно, ей так хотелось приобрести замок именно из-за этого привидения. Призраков леди в белых саванах полно и в других замках, но владение Эштонов располагалось ближе всех к Глазго. Замок Эштон походил на сотни других, разбросанных по просторам Англии, Шотландии и Уэльса. Мрачности и суровости придавали многочисленные башни с зубцами и бойницами, сооруженные из унылого серого камня, подъемный мост со ржавыми цепями над пересохшим рвом, который несколько веков как не поднимали, и отсутствие резных или лепных украшений. Глядя на разочарованное лицо Этель, я позволил себе сказать:

— Теперь ты понимаешь, что его не стоило покупать? Мы правильно поступили, оформив аренду. Ты ведь не хочешь, чтобы наши будущие дети росли здесь?

— Kонечно, не хочу! — отозвалась Этель. — И даже рада, что ты разубедил меня.

Мы благополучно въехали в замок и разошлись по приготовленным для нас комнатам распаковывать вещи. Примерно через час мы встретились со старым жителем деревни, который раньше работал в замке и знал в совершенстве историю рода Эштон. Это было нужно прежде всего Этель, которая сразу же полюбопытствовала:

— А где белая леди?

— Уж не думаешь ли ты, дорогая, что несчастное привидение станет бродить по замку, стонать, заламывать руки и греметь ключами средь бела дня только для того, чтобы доставить тебе удовольствие? — урезонил я ее. — Придется подождать ночи.

— Лучше не стоит связываться с духами, мисс, — вмешался старик, слышавший наш разговор. — Они все, — он широким жестом обвел громадный коридор, развернувшийся перед нами, — все злые!

Только сейчас мы с Этель заметили, что длинную галерею женских портретов, и от неожиданности у нас обоих вырвался вздох восхищения, так прекрасны были эти портреты, как и леди, запечатленные на них. С первого взгляда могло показаться, что на всех картинах изображена одна и та же женщина — схожие черты лица, фигура, руки, державшие веера или цветы, светлые, будто неживые голубые глаза и белокурые волосы. Создавалось впечатление, будто одну манекенщицу одевали в платья различных эпох. Здесь присутствовало и Средневековье с изысканной простотой костюмов, присущей временам рыцарства; и высокие пышные воротники Эпохи Возрождения; и длинные шлейфы, декольте, оборки, украшенные многочисленными драгоценностями. Разными были лишь имена и годы жизни, надписанные внизу, под каждым портретом, исключая самые ранние. Наше почтительное и изумленное молчание нарушила Этель:

— А кто это?

— Леди года Эштон, — ответил ей старик. — Они все были прекрасны и все прожили несчастную жизнь. Их преследовал злой рок, они сходили с ума, совершали самоубийства или же погибали насильственной смертью…

— Родовое проклятье, постоянные несчастья, загадочные смерти? — оживился я. — Телли, милая, это по твоей части!

— Пожалуйста, расскажите, — попросила Этель.

— Не знаю, было ли какое проклятье аль нет, но все леди Эштон умирали молодыми и ужасной смертью, — начал старик. — Вот, например, Изольда Эштон, где-то XIII век. Во время турнира внезапно бросилась между двумя рыцарями, бившимися в ее честь. Никто не смог понять, что толкнуло ее на это. Разгоряченные борьбой рыцари закололи ее своими копьями… А вот Айрин Эштон, XV век. Сожгла заживо сама себя, вздумав, что она ведьма, в чем и покаялась публично.

… Джоанна Эштон, первая половина XVI века. Была любовницей короля Генриха VIII и фрейлиной Катрин Арагонской. Покончила с собой, когда Генрих женился на Анне Болейн. Всю себя исполосовала кинжалом.

… Шарлотта Эштон, конец XVII века. Оставила мужа и детей и сбежала с любовником в Италию, который через несколько дней убил ее.

… Летиция Эштон, вторая половина XVIII века. Сошла с ума из-за маниакальной страсти к давно покойному французскому королю Людовику-Солнце и скончалась в этом замке.

… Лавиния Эштон, середина 19 века. Была найдена мертвой на вершине самой высокой башни. Все говорили, что ее убили дьяволы…

Портреты, имена и рассказы сменяли друг друга и казалось, что они бесконечны. Мелькали также лица на картинах. Вернее, одно лицо. Наконец Этель подошла к последнему портрету.

— А что случилось с этой девушкой? Она умерла недавно?

— Двадцатые годы нашего века. Этельвина Эштон. Я служил при ней. Села на лошадь, а та унесла ее прямо в болото, в самую трясину…

— Ради Бога, прекратите, — не выдержал я. — Телли, тебе не надоело слушать эти ужасы?

— Оставь, Говард, — нетерпеливо отмахнулась Этель и обратилась к старику. — Скажите, а которая из них — белая леди?

— Да любая. А может, и все сразу. У каждой из них была настолько трагическая и злая судьба, что любая могла стать привидением после смерти.

Мы молчали, даже Этель притихла. Галерея портретов несчастных красивых женщин вместе с жуткими рассказами повергла нас во мрачное настроение. Однако за обедом мы уже шутили и смеялись.

— Нет, нет, — говорила Этель. — А если они все влюбятся в тебя? Ты же забудешь обо мне в объятиях белокурых леди.

В ответ я убеждал, что мне гораздо больше нравятся ее розовые щечки, карие глаза и каштановые с красноватым оттенком волосы, которые вопреки моде на блондинок оставались темными. Этель я бы не променял на целый рой мертвых светловолосых красавиц.

— Мне бы не хотелось испытать любовь такой леди, — сказал я. — Она, должно быть, холодна, как мертвец.

— Так она и есть мертвец, — заметила Этель.

— Кто? — не понял я.

— Белая леди.

— Ну, а я имел в виду ее любовь!

Мы снова рассмеялись. Но с наступлением темноты наша веселость куда-то исчезла, и страх черной змеей закрался в сердца. Вечером того же дня, когда я уже собирался ложиться спать, в мою комнату ворвалась Этель. Я был удивлен ее неожиданным приходом, поэтому сразу спросил:

— Что случилось?

Этель взглянула на меня круглыми испуганными глазами и вдруг выпалила:

— Я… я видела ее!

— Kого?

— Белую леди!.. — Этель бросилась ко мне и обняла, уткнувшись личиком в плечо. — Я боюсь, — жарко зашептала она. — Раньше я думала, что вовсе не боюсь призраков, а оказалось, что боюсь. Боюсь! Понимаешь, боюсь! — лепетала она почти бессвязно.

— Ради Бога, Телли, успокойся! Ты ведь отлично знала, что в этом замке нечисто. И про белую леди тоже знала. Такие привидения есть везде, в каждом старинном замке, и они еще никому не причиняли зла, потому что несчастны и вполне безобидны. Уж не думаешь ли ты, что она задушит тебя?

В ответ Этель сказала совершенную глупость:

— Давай уедем.

— Ты разве не знаешь, Телли, что у нас аренда на целых полгода?! — едва не разозлился я. — И подумай сама, мы ведь только сегодня приехали! Как же твои страшные рассказы о призраках? Ты можешь найти здесь великолепный материал! А говоришь, давай уедем… Лучше иди спать. Утро вечера мудренее.

Этель слегка покачала головой, поднялась и молча вышла, даже не пожелав мне доброй ночи. Я посчитал это ее очередным капризом, что к утру она образумится. Но за завтраком Этель появилась молчаливая и мрачная, словно чего-то опасалась. Тогда я не придал этому большого значения и попытался заговорить с ней, но Этель была замкнутая, нервная и скучная, поэтому я предпочел уйти на прогулку и оставить ее одну.

Я бродил по золотистому печальному лесу, уже начавшему облетать, по шелестящему ковру из опавших листьев и раздумывал об Этель. Что-то в ее поведении смутно волновало меня, не давая успокоиться. Раньше я был убежден, что девушке только показалось, что она видела призрака, но теперь я склонялся к мысли, что это ей вовсе не почудилось, раз Этель до сих пор не может прийти в себя.

— Ну, а даже если она и видела белую леди? — сказал я себе. — Что с того?

Запутавшись в размышлениях о белой леди, я и сам не заметил, как заблудился. Я окончательно потерял ориентиры в желтом лесу и, бог знает, сколько еще проплутал бы в нем, если бы не девушка, вдруг показавшаяся из-за деревьев. Она увидела меня и вскрикнула от неожиданности, даже уронив корзину с ягодами, что несла в руках.

Я тут же бросился помогать ей собирать рассыпанные ягоды.

— Простите, если напугал вас, — сказал я, вглядываясь в хорошенькое испуганное личико.

На вид девушке было не больше восемнадцати, очень миленькая и грациозная блондинка. Глядя на нее, я сразу же вспомнил портреты леди рода Эштон. Бесспорно, девушка принадлежала к этому роду. Ее лицо, слишком схожее с лицами женщин на портретах, не позволяло сомневаться в этом. Только выражение юного личика было более нежным и наивным, а большие голубые глаза Эштонов смотрели по-детски изумленно. Селянка была одета в ситцевое голубое платье, слишком легкое для прохладного осеннего дня, а белокурые волосы заплетены в две простые косички с голубыми ленточками. По ее простому наряду и прическе я понял, что если не она сама, то кто-то из ее родителей или предков был незаконнорожденным ребенком какого-нибудь лорда или даже леди Эштон. Между тем девушка продолжала смотреть на меня все так же испуганно, поэтому я поспешил представиться:

— Меня зовут Говард Брэдфорд. Я вместе со своей невестой приехал в замок Эштонов… Вы, должно быть, слышали об этом?

Девушка неуверенно кивнула, но я заметил, что она выглядела уже не такой напуганной. Это ободрило меня, и я продолжил:

— Я совсем не знаю здешних мест и заблудился. Не могли бы вы помочь мне выбраться отсюда? Хотя бы укажите, в каком направлении находится замок.

— Kонечно, — воскликнула девушка, слегка запинаясь, — Я… буду рада… вывести вас из леса.

Мы с ней уже собрали все ягоды, и она изящным кивком головы поблагодарила меня. Должен признаться, манеры у нее были, как у леди.

— Меня зовут Энти, — весело сказала девушка. — Я живу недалеко отсюда, в деревне, а сейчас ходила на болота за поздней клюквой. Я всегда хожу через лес и уже совсем не боюсь. Ведь тут так красиво… Раньше я никого не встречала здесь, поэтому увидев вас и закричала от неожиданности.

Энти оказалась милой и чрезвычайно приятной собеседницей и вовсе не походила на простую деревенскую девчушку, какой вначале показалась мне. Мы и не заметили, как вышли к замку. Она вежливо сказала мне «до свидания», и мы расстались.

Kогда я вошел в замок, меня встретила ревниво нахмурившаяся Этель, которая сразу же спросила:

— Kто та красивая светловолосая девушка, вместе с которой ты подошел к воротам?

— Всего лишь деревенская девчонка, — последовал невозмутимый ответ. — Я заблудился в лесу, а она показала мне дорогу. Вот и все.

— Знаешь, а мне показалось, что она похожа на белую леди, — загадочно молвила Этель.

— Не на белую леди, а на всех леди Эштон, — уточнил я. — Она или же кто-то из ее предков, по-видимому, незаконный отпрыск этого рода.

— Я видела вас из окна библиотеки, — сказала Телли, резко позабыв об Энти. — О, Говард, я обнаружила там столько материалов!

Я обнял невесту за плечи.

— Ну, вот видишь. А ты хотела уехать. Ведь здесь хорошо, правда?

Этель молча кивала, выражая тем самым свое согласие, но я не был уверен, что она действительно хочет остаться. Но мы все же остались.

Дни пролетали быстро, незаметно и как бы мельком. Этель часами рылась в старинных фолиантах и письмах, просиживая в библиотеке, а я даже не мог зайти к ней, потому что возле входа были навалены книги. Одному Богу известно, каким путем она входила и выходила оттуда. В те редкие часы, когда Этель показывалась из библиотеки, чтобы поесть, запыленная и счастливая, она без умолку говорила о болезнях, смертях, различных трагедиях, происходивших когда-то в стенах этого замка. Нередко она беседовала со стариком, давно работавшим здесь, которого мы видели по приезде. Лишенный внимания Этель, я был вынужден возобновить свои занятия и продолжить одинокие прогулки по лесу и вдоль болота. Энти я больше не видел, хотя порой мне хотелось навестить ее в деревне, но я так и не осуществил своего замысла из опасения вызвать ревность Этель.

Так закончился сентябрь. Дни стояли прохладные, тихие и печальные. Лес еще не сбросил свой золотисто-пурпурный убор, но как бы притушил краски; болотный туман приобрел фиолетовый оттенок и почти вплотную приблизился к замку. Раньше мы с Этель совершали небольшие вечерние прогулки, но сейчас и их пришлось прекратить из-за боязни заболеть. Дни становились еще более скучными и мрачными. Даже Этель, кажется, устала от своей библиотеки и стала проводить там все меньше и меньше времени. Но освободившиеся часы она посвящала вовсе не мне, на что я поначалу рассчитывал, а запиралась в своей комнате. Казалось, она сторонится меня, и это чувство меня не покидало. Этель избегала всех: и девушек-горничных из деревни, с которыми раньше была приветлива и мила, и даже старика, от которого узнавала предания и легенды рода Эштон. Создавалось впечатление, что изучение этих преданий она прервала. Единственное, что ее еще занимало, — долгие прогулки по коридорам замка. Подолгу она останавливалась возле каждого портрета леди Эштон, вглядываясь в него. Мне было непонятно поведение Этель, но я пытался объяснить его тем, что она что-то пишет и, если я люблю ее, то должен это понять.

Однажды поздним вечером Этель проходила мимо моей комнаты, когда я стоял на пороге и курил. Она посмотрела на меня странным равнодушным взглядом и вдруг обронила:

— Я снова видела ее. Я все время вижу ее!

В следующее мгновение Этель уже скрылась за поворотом, и я даже не успел ничего ответить. Решил поговорить с ней утром и выяснить, что же такое с ней происходит.

Но вновь увидеть ее мне удалось лишь вечером. Этель стояла у окна, непринужденно облокотившись наподоконник, и, как мне показалось, пребывала в хорошем расположении духа.

— Безлунные, как говорят, божьи ночи, — произнесла Этель. — В такие ночи обычно хорошо пишется… Меня посещает вдохновение.

Ее слова придали мне смелости. Я проследил за ее взглядом, устремленным в холодное и яркое звездное небо, и неожиданно для себя сказал:

— Привидениям, должно быть, сейчас худо. Они еще больше страдают без луны…

— О чем ты говоришь? — оборвала меня Этель. — Это вампиры любят полную луну, а для призраков нет ничего лучше темных ночей новолуния.

Я зачем-то рассмеялся и пожал плечами.

— Зато как было бы приятно увидеть прекрасную леди в белом саване, насквозь пронизанную лунным светом, плавно скользящую по замку…

— Дурак, — раздраженно бросила Этель и удалилась.

Разговора снова не получилось. Не удался он и в последующие дни из-за того, что я просто не мог подступиться к Этель. Когда я пытался заговаривать с ней, она или ожесточенно молчала, или сразу уходила в свою комнату. Невеста так настойчиво избегала меня, что даже есть старалась отдельно, а если нам все же случалось кушать вместе, то на протяжении всей трапезы она не проронит ни слова. Только один раз за обедом Этель случайно обмолвилась, что псевдонимом ей послужит имя Этельвина, и безучастно добавила:

— Так звали одну из последних владелиц замка.

— Этельвина Вайолет — как-то не звучит, — заметил я.

Этель удивленно вскинула на меня глаза.

— А кто, позволь спросить, сказал тебе, что я оставлю свою фамилию? Мое имя — Этельвина Эштон.

Это тоже не звучало, но мне не хотелось ни спорить с ней, ни расстраивать ее.

Естественно, что состояние Этель меня тревожило, но мне пока удавалось успокаивать себя догадкой, что вся ее нервозность и раздражительность — из-за того, что она пишет. Этим я объяснял и ее замкнутость, и прекратившиеся посещения библиотеки. Только вот что же она пишет и что так долго занимает ее мысли, я не знал. Мое любопытство росло с каждым днем, и в конце концов я решился тайком от Этель заглянуть в ее комнату, найти рукописи и вконец разобраться в ее странном поведении. Вся трудность состояла в том, что я никак не мог предугадать, надолго ли девушка покинула свою комнату. Даже когда она бесцельно бродила по замку, непредсказуемой Этель могло вздуматься вернуться в любой момент, а я никак не хотел, чтобы она меня застала. Просто спросить я не решался, потому что у меня никогда не получалось заранее узнать ее настроение. Я знал, что в каком бы благодушном и спокойном настроении Этель ни пребывала, ни за что не сказала бы мне, а в лучшем случае просто бы промолчала и скрылась в своей комнате. Поэтому я даже как-то боялся приближаться к ней.

Осуществить свою затею я осмелился следующим вечером, когда Этель, сидя внизу, задумчиво пила чай маленькими глотками. Ее меланхоличный и отрешенный взор скользил по темному окну, и она машинально подносила чашку ко рту, даже не чувствуя, как горячая жидкость обжигает ее нежные губы. Осторожно, чтобы случайно не привлечь ее внимание, я поднялся по каменной лестнице и очутился возле комнаты невесты. Я толкнул дверь — к счастью, Этель не запирала ее, — и та плавно отворилась.

Перед моими глазами предстала ухоженная комнатка Этель: застеленная старинная кровать с пышным пологом; туалетный столик с аккуратно расставленными на нем флаконами духов; книжный шкаф, где теперь вместо модных романов, привезенных нами из Глазго, стояли старые, пыльные книги из архива. Единственным, что нарушало безупречный порядок этой комнаты, была толстая тетрадь, брошенная, по-видимому, в спешке на письменном столе. Я понял, что мои предположения подтвердились, и все свое внимание сосредоточил на тетради. K моему удивлению, это оказался дневник. Я бегло просмотрел его. Странным было лишь то, что Этель начала вести его в день нашего приезда в замок Эштон. Я открыл первую страницу. Сразу в глаза мне бросилось имя, написанное неровно и размашисто: Этельвина Эштон. Далее шли ровные и четкие строки, выведенные красивым почерком Этель.

«15 сентября. Я в ужасе, и ничего не могу с собой поделать. Это наваждение не позволяет мне даже уснуть, забыться во сне от того, что я только что пережила. Еще днем я без страха смотрела на эти картины, изображающие Иx, а потом мы с Говардом смеялись над Ними. Страх охватил меня, когда я собиралась идти спать. Я не знала, чего боюсь, но это был подсознательный и безотчетный ужас. Увидев в конце коридора нечто мерцающе-белое, я пошла посмотреть. Страх ненадолго испарился, и мною овладело любопытство — если это было привидение, то я, пожалуй, хотела его увидеть, ведь я помнила, как стремилась к этому раньше. Но, столкнувшись с ней лицом к лицу, я не просто испугалась, а пришла в ужас. Она смотрела на меня мертвыми остекленевшими глазами, которые были все еще красивы, и уже протянула полупрозрачную руку, чтобы прикоснуться ко мне… Я вовремя убежала в комнату Говарда и спаслась. Но он даже не захотел выслушать меня и уехать из этого страшного замка, а взамен начал что-то говорить про то, что все призраки безобидны и не причинят мне зла. Но я знаю, что это не так! Я вижу, с какой ненавистью они смотрят со своих портретов. Эти взгляды я чувствую везде, где бы ни оказалась. Такое впечатление, что все эти леди вот-вот оживут!»

«В те дни я была почти счастлива, но сейчас снова видела ее. Вернее, я слышала голос, очень красивый женский голос, но какой-то неестественно мелодичный. Этот голос говорил страшные вещи. Он сказал, что я буду здесь всегда, в этом замке. А затем мимо промелькнуло что-то белое…»

Я читал и читал, не в силах оторваться от строк, написанных моей Этель. Порой мне становилось страшно, особенно когда записи становились полубезумными:

«Я не могу больше! Этот ужасный замок держит меня словно в железных тисках. Я не могу выйти из него, мне не дает неведомая сила. Всюду мне чудятся белые тени. Леди будто улыбаются со стен, улыбаются хищно и победно. Мне страшно выходить из моей комнаты. Но даже и в этой комнате меня преследуют кошмары. Едва я засыпаю, как вижу их всех: Айрин, горящую на костре, Джоанну, всю исполосованную кинжалом, Этельвину, погружающуюся в болото… Этельвина… Kрасивое имя. Если бы у меня когда-нибудь родилась дочка, я бы назвала ее этим именем. Но у меня никогда не будет дочки. Я умру здесь, они погубят меня. Они заставят меня умереть здесь. Липкий лиловый туман вползает в мою комнату даже сквозь плотно закрытое окно и душит меня… не дает мне дышать. Это их руки тянутся ко мне из могилы… ужас…»

Пораженный, не зная, что и думать, я захлопнул тетрадь, но она с непонятной силой вновь открылась на самой первой странице, и имя «Этельвина Эштон№ бросилось мне в глаза. Внезапно я понял все.

«Так она хочет все это опубликовать! — ухватился я за спасительную мысль. — И, черт возьми, как все гениально сделано! Особенно последние строки. Они вселяют такой ужас… что даже я едва не поверил. Отличный сюжет! Дневник девушки, попавшей в замок с привидениями…», — мои размышления оборвал звук распахнувшейся двери, и на пороге появилась Этель.

K моему удивлению, она не только не рассердилась, но даже не заметила меня. Рассеянно, будто не зная, зачем пришла сюда, Этель немного постояла в дверях, повернулась и направилась к лестнице. Но я твердо решил, что пора бы уже поговорить с ней, и кинулся следом, рискуя вызвать ее гнев. Этель уже спустилась вниз, и, хоть шла она медленно, а я бежал, мне не удавалось догнать ее.

— Телли! — крикнул я вслед. — Милая, ты — настоящий писатель! У тебя талант! Я прочел твой…, — я на секунду запнулся, — твои записи и нахожу, что это — чудо…

Этель же не обращала на мои восклицания никакого внимания. Она только один раз обернулась и, не останавливаясь, взглянула куда-то мимо меня, а затем невозмутимо продолжала идти к выходу из замка. Я старался идти быстрее, но что-то будто удерживало меня, затрудняя мой путь. Между тем она, как мне показалось, с огромным усилием открыла дверь и вышла на крыльцо. Со скрипом дверь захлопнулась сама, и я не мог видеть Этель в течение нескольких секунд. Kогда же наконец я добрался до двери и распахнул ее, то был поражен и испуган тем, что увидел, а та неведомая сила, помешавшая мне прийти раньше, теперь не позволяла сдвинуться с места и сделать хоть что-нибудь для моей Телли. Я был вынужден стоять вместо того, чтобы броситься к ней.

Этель полулежала на ветхих перилах, и я почти сразу различил белую фигуру рядом с ней. Ночь была темная, но эта фигура словно светилась неясным призрачным светом. Когда же она повернулась и начала, удаляясь, исчезать, будто тая в воздухе, сила, державшая меня, вдруг отпустила, и в одно мгновение я оказался возле Этель. Ни крови, ни каких-либо других следов на ее теле не было заметно, но девушка еле дышала. Последним неимоверным усилием она открыла глаза и, приблизив свое лицо к моему настолько, что я мог почувствовать ее теплое дыхание, прошептала:

— Мне не удалось уйти…

В следующий миг Этель упала мертвой мне на руки. Инстинктивно я оглянулся, но белой фигуры уже не было видно. Стояла тишина, как в могиле. Лишь слабый и скупой луч новорожденного месяца, чудом пробившийся сквозь тучи, что заволокли все небо, освещал распростертое тело Этель.

Ее похорон я не помню. Не помню даже, присутствовал ли я на них. Несколько дней я не ел и не пил, не выходя из ее комнаты и перебирая ее вещи. Когда вновь взял в руки тетрадь Этель и перечитал ее, ужасная мысль поразила меня. Я осознал, что все, о чем писала она, — правда. И мою Телли убила белая леди. Этель писала «они», значит, их много, и мне нужно всего лишь встретить одну из них, чтобы она сделала со мной то же самое, что и с Телли. Единственным моим желанием стало очутиться вместе с ней, потому что, потеряв невесту, мне было незачем больше жить.

И я стал бродить по замку, как делала это Этель недавно. Не замечал ничего вокруг себя — мои глаза искали только белую фигуру. Не помню, сколько времени прошло, пока я не увидел ее за очередным крутым поворотом коридора. Это была девушка в белом, с лицом леди Эштон, она стояла рядом со мной и смотрела на меня. «Kоснуться ее, — вспомнил я слова, написанные Этель. — Ее прикосновение сулит смерть». Вдруг я испугался, что призрак сейчас исчезнет, и поспешил протянуть к нему руку… и тут что-то поразило меня. Привидение вовсе не ждало моего прикосновения и не стремилось к нему; его реакция была обратной. Леди испуганно отшатнулась, слегка дернувшись; на белых щеках выступил невольный румянец, и выражение ее лица вместе с кротким, немного испуганным и удивленным взглядом показалось мне знакомым. Я вгляделся в ее лицо и понял, что эта девушка вовсе не таинственная и ужасающая белая леди, а просто Энти, уже при первой встрече изумившая меня сходством с портретами леди Эштон. Внезапно я понял другое. Никакой мистики и привидений не было, а была она. Энти стала причиной сумасшествия Этель и ее смерти. O том, что Телли видела белую леди еще до моей встречи с Энти, что белая фигура рядом с телом Этель у меня на глазах растворилась в воздухе, я тогда просто не подумал. Весь мой гнев вырвался наружу, обрушиваясь на Энти.

— Это ты! — закричал я. — Ты довела мою невесту до того, что она помешалась и умерла от страха!

Энти разрыдалась и упала на колени.

— Умоляю вас, не думайте так про меня! Я все, все вам расскажу…

Она подняла на меня свои трогательные молящие глазки, наполненные слезами. Мне невольно стало жаль ее, и я решил позволить ей говорить. Но сначала я выкрикнул:

— Что ты скажешь? Что ты убила Этель?!

— Нет, нет! — судорожно затрясла она светлыми локонами. — Я все вам расскажу! — Энти перевела дыхание и в перерывах между всхлипами прорыдала, со стыдом опустив ресницы.

— Я полюбила вас… полюбила с самой первой встречи. Я не могла забыть… а увидеться с вами не удавалось, ведь вы редко выходили. Поэтому я стала переодеваться в привидение, которое часто видят здесь, чтобы увидеть вас… хоть на миг. — Она подняла на меня омытое слезами лицо. — Но я ни разу не видела вашу… невесту. Клянусь вам! Я не хотела ничего дурного…

Я с недоверчивостью не сводил с нее глаз. Похоже, она говорила искренне и действительно раскаивалась,

— Тогда кто же убил Этель? — спросил я, уверенный, что она не знает ответа на этот вопрос.

Энти поднялась и указала рукой на портреты, возле которых мы как раз и находились. Она уже не плакала.

— Они. Белые леди, леди Эштон. Они готовы убить любого, кто будет счастлив в этом замке. Он был для них источником бед и страданий. Его стены запачканы их кровью… а их стоны раздаются здесь до сих пор. Цветы возле замка политы их слезами. Здесь все дышит горем!

— Откуда ты все это знаешь? — только и смог выговорить я в удивлении.

Энти гордо вскинула голову.

— Вы хотите знать правду? Я — Антониана Эштон, законная владелица этого замка, который мне вовсе не нужен, — изящным жестом она вновь указала на портреты. — Здесь нет моей матери, Мэрион Эштон. После того, как ее мать Этельвина вместе с лошадью утонула в болоте, она сбежала отсюда со старой нянькой. Я родилась в деревне и всю свою жизнь прожила там. Мне не позволяли приближаться к замку, и я этого не делала до тех пор… до тех пор, пока не появились вы. — Энти вдруг снова расплакалась с еще большим отчаянием. — Боже! Что же я наделала?? Зачем я сказала это здесь? Теперь эти стены, — она беспомощным взглядом обвела коридор, — не выпустят меня отсюда!

— Нет, Антониана, — твердо возразил я. Энти она перестала для меня быть с тех пор, как превратилась из незаконнорожденной крестьяночки во владелицу замка. Теперь это была леди Антониана Эштон.

— Мы выберемся отсюда, и сейчас же! Этому замку и так хватает жертв.

Я схватил Антониану за руку, и мы побежали по длинным, мрачным коридорам туда, где по моим расчетам находился выход. Но, как ни странно, мы снова вернулись в галерею портретов.

— Не бойтесь, — постарался я ободрить мою спутницу. — Сейчас мы непременно найдем выход.

Мы опять тронулись в путь. На этот раз я зашел в комнату Этель и окинул ее взглядом в последний раз, затем взял из своей комнаты фотографию, где мы с ней вместе. Антониана сочувствующе наблюдала за мной и казалась вполне спокойной. Но когда мы вновь оказались в галерее, она безутешно расплакалась.

— Бесполезно, — сказала она сквозь слезы. — Мы можем пытаться и в третий, в десятый, в сотый раз — нам не выйти отсюда. Послушайте, — вдруг посмотрела она на меня. — Оставьте меня и попробуйте уйти один. Им нужна я, а вас, быть может, они и выпустят…

Я бы никогда не смог оставить Антониану, но она продолжала настаивать:

— Нет, нет, уходите! Я не хочу, чтобы вы погибли тоже.

— Разве вы не видите? — наконец отозвался я. — Взгляните на них! — Я указал на портреты. — Как они смотрят! Нет, Антониана, они не отпустят меня, даже если я брошу вас.

Она сникла и подавленно затихла. Лишь только слабые всхлипы нарушали тишину.

Зловеще и коварно часы пробили полночь.

— Они сейчас будут здесь, — молвила Антониана. — Я знаю это! Все кончено, Говард…

Едва она успела в первый раз произнести мое имя, как в комнату скользнуло что-то белое. Антониана вздрогнула, ее тело изогнулось, лицо исказилось минутным страданием, и она рухнула на пол. Я опустился возле девушки на колени, жалея, что ничем не могу помочь бедной маленькой леди, дожидаясь своей гибели. Антониана Эштон, последняя представительница древнего и знатного рода, умерла, и я остался наедине с привидениями.

Между тем зала медленно и неизбежно наполнялась женщинами в белом.

Через окно я мог видеть, как одна из них показалась со стороны болота. В тот же миг от вершины самой высокой башни отделилась другая. "Лавиния", — вспомнил я. Это имя как-то незаметно всплыло в памяти. Несколько вышли из длинной картинной галереи, словно сошли со своих портретов.

Они были уже возле Антонианы, которая немедленно поднялась при их приближении. Мне показалось странным, что в ее лице уже не было и тени печали, которая только что терзала ее. «Она теперь как они, — сказал я себе. — Как они". Словно угадав мои мысли, все леди приблизились ко мне и встали вокруг. Они были повсюду, куда бы я ни посмотрел, одетые в платья различных эпох. Но, без сомнений, на всех был погребальный наряд. Среди них стояла, выделяясь темными волосами, Этель. Она не отрываясь смотрела на меня, но вскоре затерялась среди белых леди, среди их невесомых колыхающихся одежд. Из-за темных грозовых туч месяца не было видно, но они светились неземным, потусторонним светом. Внезапно моему взгляду вновь открылась Этель. Она стояла ближе, чем раньше, и я мог различить блеск ее глаз. Так блестели они, когда она говорила, что любит меня. Но теперь было в ее лице что-то, делавшее ее похожей на них всех. Я вдруг понял, что и она, как все в этом ужасном и проклятом замке, не смогла умереть совсем, а превратилась в его неотъемлемую часть, в заложницу белых леди, тех самых леди, которые из гроба мстили потомкам за свою разбитую жизнь и из зависти не давали собственным внучкам стать счастливыми. Они не позволили быть счастливыми и нам с Этель.

Тогда эта мысль почему-то не показалась мне ужасной, и я еще раз взглянул на Телли, свою Телли, которая — я это знал — теперь будет со мной вечно. Она тоже была в призрачно-белом саване. Его развевал ветер — ветер прошлого, — внезапно нахлынувший на замок Эштон. Замок, теперь полностью принадлежащий белым леди.

Оглавление

Рассказ Говарда Брэдфорда