Осторожно, станция «Сокольники» [Екатерина Вячеславовна Исаченкова] (fb2) читать постранично, страница - 2

линий, впереди и сзади – темнота. Даже пассажиры становятся тише, отрываются от телефонов и переглядываются. Их лица в напряжении. Маме вообще не страшно, она задумчиво смотрит перед собой. Мне кажется, что она даже не замечает вынужденную остановку.

Поезд снова набирает ход.

Внезапно с противоположного конца вагона к нам идут три парня. Я чувствую опасность. Заметила их сразу, как только мы вошли. Они стояли и громко спорили, кто больше жмет от груди. Подходят, один из них показывает на нас пальцем и восклицает: «О!». Внимательно смотрят и садятся напротив. Они перемигиваются, усмехаясь. Сначала я думаю о том, что им понравилась мама и они хотят с ней познакомиться. Ничего удивительного, моя мама – самая настоящая красавица. Пшеничные волосы, высокая, доброе лицо, фарфоровая кожа, тонкие запястья и щиколотки как у Барби. Мужчины часто обращают на нее внимание. Но по их взгляду я понимаю, что настроены они враждебно.

Один из них – очень крупный, с маленькими злыми глазами. Второй – тощий, с открытым ртом и глуповатым выражением лица. Третий – небольшого роста, коренастый, с порезами на руках. Страшно. Внутри меня все цепенеет. Беру маму за руку, она ободряюще сжимает ее, говорит мне не смотреть на них. А я от страха не могу глаз отвести. Коренастый говорит: «Серый, глянь. Сидят, руками машут. Ну чисто обезьяны. У-у. А-а! Как с ветки слезли. Жалко банана нет». Тощий отвечает: «А-а! У-у! А я смотрю и не понимаю, чего они дергаются. Как эти». Тощий изображает будто его ударило током, извивается. Они оглушительно смеются. Поезд ускоряется.

Я не хочу расстраивать маму и передавать их слова, поэтому отворачиваюсь и смотрю в другую сторону, сжав кулаки. Так сильно, что ногти впиваются в ладони, оставляя глубокие следы. Хотя мне кажется, что мама и так всё понимает, еще лучше, чем я. Рассматриваю свои ладони в полумесяцах, чувствую, как горят щеки. Парни продолжают насмехаться, обзываться и тыкать в нас пальцем. Я поворачиваюсь к маме и перевожу ей, что нас назвали обезьянами. Она отвечает: «Не обращай внимания». Наблюдая за тем, как мы общаемся, парни начинают еще больше передразнивать наши жесты. Смеются, искажают их, стараясь развеселить друг друга еще сильнее. Неужели со стороны мы так уродливо выглядим? Они громко гогочут на весь вагон, на их лицах издевательские гримасы, парни размахивают руками в разные стороны. Некоторые пассажиры с любопытством поглядывают на нас. Я краснею и спрашиваю маму: «почему они нас передразнивают?». Мама молчит. «Почему все смотрят и не делают им замечаний? Почему никто не хочет за нас заступиться? Почему им все равно?». Мама не отвечает на мои вопросы. Молчит. А потом вдруг поворачивается ко мне и спрашивает: «какие пирожные купим к чаю?». Мне совсем не хочется пирожных. Я не хочу пирожные, я хочу, чтобы они перестали обзываться. Обидно, что они смеются, что над моей мамой смеются и что я ничего не могу с этим сделать. На глазах выступают слезы.

Поезд замедляет ход. Мы подъезжаем к нашей станции. Вот-вот – и поезд вырвется из тоннеля на освещенную платформу. Мама резко встает, я семеню за ней. Мы проходим мимо парней, которые уже готовы заплакать от смеха. Парень с маленькими злыми глазами кричит нам вслед: «О, смотри, обезьяны выходят. Валите обратно в свой зоопарк! Хахаха! Вот кадры! Ой, я не могу! У-у а-а-а! Обезьяны!».

Не так давно была похожая ситуация. Только в прошлый раз над нами смеялись дети. Они также показывали пальцем, шептались, обсуждая нас со своими родителями. Тогда я промолчала. Мама сказала, что не надо с ними связываться, надо быть умнее. Но я не хочу каждый раз терпеть и делать вид, что ничего не происходит. Внутри меня все кипит от злости и обиды. Я поворачиваюсь к парням, набираюсь смелости и не своим дрожащим писклявым голосом говорю: «Нехорошо над нами смеяться. Стыдно!». Они внезапно замолкают и удивленно смотрят на меня.

«Станция «Сокольники». Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи».

Мокрой от страха ладонью беру маму за руку, мы выходим из вагона. Двери закрываются, через стекло я вижу, как краснеют уши у парня со злыми глазами. Поезд проносится мимо.

Выдыхаю. Мы идем с мамой по шахматному полу станции, я часто моргаю и стараюсь наступать только на черные гранитные квадратики. Мама замечает это, и наступает только на белые квадратики. Чувствую, как прохожие удивленно смотрят на нас. Выходим из метро. Хлопьями падает снег. Я слегка дергаю маму за руку, она останавливается. «Почему над нами всегда смеются?» Мама садится на корточки передо мной, ее ласковые глаза на уровне моих. «Знаешь, смеются и передразнивают глупые люди, которые не понимают, что такое быть инвалидом и не слышать, поэтому им кажется это смешным». «Так может им надо объяснить, что так делать нельзя? Неужели они не понимают?», спрашиваю я. Мама встает и отвечает: «Они тебя не послушают».

Застегивает молнию на моем пальто, заботливо укутывает шарфом, поправляет шапку и берет меня за руку. Смахивает пальцем слезу с моей щеки и целует