Книжное обозрение 2013 №06 (2356) + PRO (399) [Газета «Книжное обозрение»] (pdf) читать постранично, страница - 4

хвамелется в муку войны, и в живых останется
крайне малое число читателей – простых
чение из партии – все эти нервы заставляют
тает на новые и новые темы. Но он ведь
только полкласса.
людей, тех самых, кто более полувека составВасильева, как любого творческого человене выдумывал их, своих героев, хоть и ловко
Сам Васильев служил в воздушно-десантной
лял кворум в его произведениях. Почему?
ка, бросить работу, сесть и… написать пьесу.
натягивал на себя их кожу. Все они где-то
дивизии. В войну был контужен, можно скаЗабыт? Неправда. Слова «А зори здесь
Которую тут же и запретят.
«И мы десять летбыли, все ситуации когда-то где-то происхозать – два раза. Первый раз – подорвавшись
тихие…» отзовутся сегодня в любом русжили на Зорину зарплату в 86 рублей,дили.
пока Был и Коля Плужников, совсем зелена мине, второй – встретив в Военной акадеском человеке старше 18 лет, они известны.
я не написал «А зори здесь тихие…»» ный пацан, 22 июня 1941 года оказавшийся
мии свою будущую жену со славным именем
Не ко времени, может быть? Неправда тоже:
В самом деле, повесть «А зори здесь
в Брестской крепости (списан с друга ВасиЗоря. «Этакий колобок в длинной гимнастер«ко времени» бывает журналистика, докутихие…» сделала Васильева знаменитым
льева, который не вернулся с войны). Была
ке»! Он называл ее – Зоренька. Всю жизнь
менталистика, отчеты, но никак не литерав 1969 году раз и навсегда. А саму повесть
и комсомолка Искра (прототипом была его
называл ее так, и всю жизнь боялся умереть
тура.
сделала знаменитой популярная экранизаЗоренька). Была где-то мама Искры, навсеграньше нее.
Сам Борис Васильев знал – почему.
«Стация. Сразу следом, через пять лет, как да
втопереставшая быть женщиной и оставшаяЭто и случилось. Зори Альбертовны
рость только тогда имеет право на уважерой, отложенный выстрел, выходит роман
ся рьяной революционеркой. Был чудик Егор
не стало в этом январе. Кому дано знать,
ние, когда молодость нуждается в ее опыте»
«В списках не значился». Страшный роман
–
Полушкин
(«Не стреляйте белых лебедей»),
какие два месяца пережил Борис ВасильСегодня Россия делает вид, что очень молоснова о юности, об очень молодом челобыла Клавочка, женщина с несчастной судьев, прежде чем не выдержать и уйти иследа. И опыт – если ей и нужен, то только опыт
веке, который жил, жил – и вдруг попал
бой. Все они были, населяли, присутстводом? Такая любовь конца не имеет – а ведь
себе подобных. Молодых. Все прочее отдает
на войну.
вали, любили… Они настолько живые, что,
он не святой, Васильев, и не монах! Читаешь
запашком корвалола и морали. А значит
И всегда Борис Васильев будет мастевозможно, они уже умерли. И память о них,
его– повести и чувствуешь, что за ними стоит
вон отсюда, и запах свой заберите.
ром
как говорится, всегда будет жить в наших
сильный, страстный мужчина с либидо
– страшного жанра – хотя не написал
Слова «советский военный писатель» пахни одного триллера. Просто он был живым
сердцах.
ого-го каким. Какой же «советский военный
нут скукой. Несут за собой нечто правильное,
и писал о жизни правду. И правда оказаКак бы трудно ни было в начале и в конце
писатель»? Он все подмечает в своих персосухое, моральное и хлопчатобумажное. нажах
Но, женского пола, все видит – юбку, лась
пути, Борис Васильев работал всегда. Может,
ого- пострашней ужастиков. Говоря всего
как известно любому грамотному человеку,
лишь-то о жизни, Васильев пошел буквальпотому что Зоря в него верила? С середилившую колено, бюстгальтер, отброшенный
они никак не относятся к Борису Львовичу
но на разрыв читательской души в повести
ны 1990-х он писал исторические ромав кусты и не долетевший, обтянутую ситВасильеву – смельчаку, озорнику и хулига«Вы чье, старичье?» 1982 года. И особенно
ны о древнерусских правителях и остался
цем грудь…
ну, «диджею» литературного ритма и диридико,
в них собой. Не насилуя читателя сфабри«Засмеявшись, она отводит руки за спину
и, что повести-то уже 30 лет миновало.
жеру грохота канонады.
Два
абсолютно никому не нужных старика,
кованной стилизацией речи Древней Руси,
шевельнув плечами, сбрасывает лифчик.
РазОн был и остается очень живым писакак дети, голодающих, тоскуон говорит то и так, что понял бы русский
махнувшись, бросает лифчик к кустам, беззащитных,
но он
телем – и сейчас, как ни ужасно, лучший
ющих,
человек из любого века. Вот как начинается,
не долетает и мягко ложится на песок. А
она – а еще не случилось даже перестроймомент, чтобы об этом вспомнить. Живым
ки. В этой повести Борис Васильев все раск примеру, «Вещий Олег»:
«Зимние дни наповертится по берегу, приплясывает, и размаи жизненным.
«Жить – значит страдать,хивает руками, и смеется, закинув голову.
сказал: что с ним будет, если не станет
его
минали
вечера, а вечера почти не отличались
обмирая ли от счастья или каменея от Белая
горя, девушка в розовых