Жила ли она на свете? Рассказ [Жанна Витальевна Князева] (fb2) читать онлайн

Привычка вставать в пять утра настолько стала частью меня, что, наверное, только кома или летаргический сон могли бы воспрепятствовать моему пробуждению.

Я открываю глаза и пытаюсь приподняться, но резкая боль в затылке возвращает меня в прежнее положение. Диван в гостиной, на котором мне предусмотрительно постелила жена, не выносящая моего храпа, а храплю я, только будучи пьяным, узок и неудобен. Моя правая рука затекла и нуждается в движениях. Хочется выпить холодной воды и закурить сигарету.

Я собираюсь с силами, предвкушая протесты своего тела, встаю с дивана и тут же на него сажусь поскольку в глазах потемнело, голова раскалывается от боли. Чувство такое, что у меня вместо головы барабан, по которому какой-то злодей долбит монотонно и мучительно.

Петька во всем виноват, определенно решаю я, дабы успокоить свою совесть, которая следом за мной, проснулась в пять утра. Этот бравый парень, племянник жены, уговорил выпить с ним самогона. Ведь знал же, что после коньяка пить самогон – губительное дело, но повелся на уговоры. Так, Петька парень хороший, юморной. Однако бывает нахрапистым, не сломить. Решил он мне в день рождения подарок преподнести. Да не просто преподнести, а непременно его оценить. Вот и оценил. Поначалу казалось, словно виноградный компот пьешь, сладко, кажется и градуса в этой розовой жидкости нет, но потом так развезло, что и не помню, как на диване оказался.

Вчера мне исполнилось пятьдесят три года. Не юбилей, но отметить пришлось как полагается, в компании родственников и друзей.

Все же, я, слегка шатаясь, добираюсь до кухни, по пути чуть не упав, спотыкаясь о стопу журналов, оставленных Мариной на полу. Залпом выпиваю стакан воды и с жадностью закуриваю, выпуская дым в открытое окно.

Раннее утро. В это время все пространство, которое можно охватить взглядом, улицу, многоэтажки напротив, еще пустынную дорогу и маленькую лавочку у подъезда, принадлежит только мне. В течение нескольких минут пока курю, я владею всем этим миром, не делю его со случайными прохожими, которых просто нет в поле моего зрения. Но стоит им появиться, все вокруг невольно разделяю с ними, и трепетное чувство собственника-эгоиста исчезает.

Так происходит каждое утро. Я смотрю на кусочек мира, курю сигарету и предвкушаю встречу с Ксенией. Затем у меня остается чуть более получаса на то, чтобы принять душ, одеться, позавтракать и вовремя попасть на работу, которая начинается у двери ее дома. Только сегодня мне спешить некуда, у меня несколько свободных дней по случаю дня моего рождения. На это время она осталась без моей охраны.

Сигарета не облегчает мое, мягко говоря, не самое лучшее самочувствие и я прибегаю к проверенному средству – сто грамм коньяка. Найдутся те, кто назовет это кощунством, пить в пять утра коньяк, но в моем случае, как говорит мой друг Влад: «Это не пьянки ради, здоровья для». Тело реагирует на крепкий напиток волной приятного тепла, я закуриваю вторую сигарету.

Чувство тоски и беспокойства закрадывается в душу. Нет, не потому, что вчера выпил лишнего, а потому, что сегодня нахожусь дома. Я не знаю, как распорядиться появившимся свободным временем. Как правило, в начале седьмого утра я уже мчусь по пустынному проспекту к ней. Она чрезвычайно пунктуальна, появляется на пороге своего дома ровно в семь. Я жду ее у этого самого порога, провожаю до автомобиля и везу на работу.

Садится Ксения всегда на переднее пассажирское сидение, что не вполне разумно в вопросе ее безопасности. Но объяснять ей это не имеет смысла. Она хозяйка и ставит свои условия.

– Мне здесь больше нравится, – твердо, но с улыбкой произнесла она, в ответ на мое замечание.

Порой, в дурном настроении, когда я злюсь на самого себя за то, что вынужден скрывать свое отношение к ней, мне приходит в голову мысль, что она меня дурит, смеется надо мной.

Я практически уверен, что ей никто никогда не угрожал ужасной расправой. Для такой ситуации она слишком уверенно выходит утром из дома, гордо, словно чеканя шаг, по асфальтированной дорожке к автомобилю. За это время ее каблуки успевают сделать шестнадцать ударов, а на семнадцатый раздается звук закрывающейся двери. Я же в это время, следуя справа от нее, сканирую пространство вокруг, ничего угрожающего не находя. В ее взгляде нет и намека на испуг, настороженной внимательности, она не озирается по сторонам в отчаянном поиске врага. Ее глаза чрезвычайно ясны и пронзительны по утрам, даже с блеском от, казалось бы, навертывающихся слез. Лишь вечером в них мелькает оттенок усталости, но никак не беспокойства или тревоги. Ее губы всегда в приветливой полуулыбке.

Я уже год ломаю голову над этим противоречием. Однако мне известна только одна причина, в связи с которой я стал ее телохранителем.

– Мне угрожает опасность, поэтому я рассчитываю на вас, вы будете меня охранять, – сообщила мне Ксения, головокружительно улыбаясь.

Тогда мне казалось, ее слова звучали, словно она не сообщает о новом месте моей работы, а соблазняет меня на нее. Слишком очарован был ею, как пацан перед красивой, недоступной одноклассницей, которая снизошла до разговора со мной. Но, нет. Все обстояло иначе. Она действительно улыбалась, просто и искренне. В глазах, казалось, даже мелькал испуг. Она говорила о том, что меня переводят из должности начальника охраны на должность ее личного телохранителя. Я был удивлен, но не против таким изменениям. Но потом сомнения атаковали меня.

Ксения Андреевна Воронова, молодая женщина тридцати трех лет, финансовый директор крупной строительной компании, возглавляемой ее родным братом, Михаилом Вороновым. Она дьявольски красива, умна и общительна настолько, насколько это позволяют правила компании. А позволяют они немногое. Помимо того, что эта организация строит бетонные стены, она, на поре своего создания, воздвигла непреодолимую крепость, где схоронены личные данные ее руководителей. Никто не знает о них ничего, кроме имен, должностей и тех сведений, которые можно получить, просто глядя на человека. Так, судя по Михаилу, его сурово сдвинутым бровям, он всегда либо чем-то не доволен, либо серьезно расстроен. Так ли все на самом деле, никому кроме его сестры не известно. Эти два человека ведут себя так, будто они совершенно чужие люди, которых объединяют лишь обязанности по руководству компании. Их личная и прошлая жизнь – завеса тайны, словно они взялись из ниоткуда.

Жизнь Ксении становится доступна для меня только с момента, когда она появляется на пороге дома. Порог – граница, переступая которую она позволяет впустить в свою жизнь меня. Возможно, оставляя за ней того, кто любил ее ночью и, кто будет скучать о ней днем. Но все это мои домыслы, а наверняка я знаю только одно и ради этого я готов вечно открывать глаза в пять утра и мчаться к ней. Она принадлежит только мне одному в ограниченном пространстве автомобиля в течение двух часов каждый день, пока я везу ее утром на работу и вечером домой, пока аромат ее духов смешивается с дымом от моей сигареты, пока я веду с ней немой диалог и пытаюсь угадать, о чем она думает, мечтает, глядя на унылую картину за стеклом.

Я так и не получил никакой информации о том, кто мог ей угрожать; никаких наводок о подозрительных людях; никаких заданий проверить, проследить, разузнать что-либо; ничего, что могло меня навести на источник опасности. Я изо дня в день теряюсь в догадках.

Я не замечаю, как беру третью сигарету. Раз нечем заполнить временной сосуд пустоты, я заполняю его дымом и мыслями о ней. Оба эти явления летучи, невесомы, исчезают в одно мгновение и появляются вновь.

Встаю из-за кухонного стола и подхожу к зеркалу. Пятьдесят три года отчетливо читаются на моем лице с двухдневной щетиной. Морщины вокруг глаз и мешки под ними, отечность и дряблость кожи лица не делают меня моложе. Я невольно приподнимаю подбородок, выпрямляюсь, подтягиваю наметившийся живот. На самом деле я физически не так и запущен, рельеф мышц радует. Но я не могу перещеголять двадцатипятилетних, высоких, накаченных, выносливых молодцов, которые работают в нашем штате охраны. Так почему же она выбрала именно меня? Зачем я нужен этой женщине, пустившей меня на маленький краешек своего личного пространства? Она моя большая загадка. Я сжимаю кулаки, что есть силы, скрипят суставы. Еще один признак приближающейся старости. Я начинаю закипать в отчаянии, коньяк подрывает мою психику, становлюсь чувствительным и ранимым.

Подхожу к сейфу и достаю пистолет точно также, как достаю его каждое утро. Верчу в руках до мельчайших деталей знакомое оружие, передергиваю затвор, нацеливаюсь на невидимого противника и кладу обратно в сейф. Сегодня оно мне не нужно. Как ни странно, но эти действия придают уверенности и успокаивают.

Раздается звонок домашнего телефона. По нему звонят так редко, что мгновение я соображаю о происхождении звука.

– Игорь Сергеевич? – раздается сухой женский голос, в котором с трудом узнаю голос руководителя службы управления персоналом, Вероники Степановой, жизнерадостной и веселой молодой женщины.

– Да, это я.

– Игорь Сергеевич, вы с завтрашнего дня отправлены в отпуск, – продолжает она говорить монотонно, словно автоответчик. Меня настораживает не столько сообщение об отпуске, сколько пугает тон ее голоса.

– Как в отпуск? Почему? – не скрываю я беспокойства. На том конце прокашливаются, колеблются с ответом, явно пытаясь сообразить, насколько допустимо сообщить мне причину.

– Ксению Андреевну сбил автомобиль, грузовик, – молчание, короткое, я не успеваю вставить слово, – она умерла, – почти шепотом произносят в трубке и тут же раздаются гудки.

«Она умерла», – произношу последние услышанные слова и осознаю их значение.

У меня перехватывает дыхание, прилив сил такой, что я не могу стоять на месте. Выбегаю из квартиры на улицу, не закрыв двери на замок, и бегу по проспекту, уже не такому безлюдному каким он был час назад. «Умерла, умерла, умерла» – звучит в моей голове приговором. Чувствую усталость, кашель одолевает меня. Сигареты и бег не совместимы. Я пытаюсь понять, куда и зачем бегу. Спасать ее? Поздно, она умерла! Где произошла авария? Когда? Кто ее убил? Убил! Я не думаю иного, я уверен, ее убили. Убили, пока меня не было рядом. Ей действительно грозила опасность, а я необоснованно сомневался в ее существовании. Я ругаю себя, впадая в гнев. Кашель становится так мучителен, что вынуждает меня перейти с бега на шаг, а затем и вовсе остановиться.

Я с большим трудом делаю вдох, но не успеваю набрать воздуха в легкие, кашель душит, разрывая грудь на части, словно по ней полоснули ножом. Кажется, в голове вот-вот что-то необратимо разорвется, я обхватываю ее руками и прижимаю к груди. От напряжения лицо краснеет, на глазах выступают слезы. Я сплевываю мокроту с ярко-красными сгустками крови. Кровь растекается по асфальту, я не в силах оторвать от нее взгляда. Наклоняюсь к земле и всматриваюсь в крохотную красную лужу через мелькающие перед глазами черные точки. Меня шатает из стороны в сторону, но я пытаюсь устоять на месте.

Это ее кровь. Я вижу руки, раскинутые в стороны, и неестественно поджатые ноги, густые волосы, закрывающие ее лицо. Я приближаюсь к ней и падаю на асфальт. Теперь кровь так близко, что я не могу ничего рассмотреть. Слабак, ничтожество, допустил смерть любимого человека, грызет меня червь совести. Только сейчас я осознаю, что любил эту женщину, молча и безропотно, но пришел конец. Голова кружится и все тело содрогается от приступа рвоты. Я пытаюсь приподняться, тщетно. Остатки пищи, алкоголя и желчи лезут из меня, растекаясь по асфальту, лицу, одежде. Становится мерзко, тело реагирует второй порцией рвоты, я захлебываюсь ей. В нос затекает блевотина, я чувствую смрадный запах от полупереваренной пищи. Мне кажется, я умираю.

За мгновение до потери сознания меня посещает мысль, мучительная и невыносимая настолько, что оттесняет сам факт смерти Ксении на второй план. Душераздирающее понимание того, что передо мною воздвигнута непреодолимая стена из еще одной тайны, тайны обстоятельств ее смерти. Я никогда не узнаю правду о ее смерти, как и не знал правду о ее жизни.