Ошибка Марка Фабия [Эдуард Евгеньевич Богуш] (doc) читать онлайн





Эдуард Богуш











Ошибка Марка Фабия








Пьеса в 3-х действиях












Киев тел. 2342550
ул. Маршала Жукова
41/28 кв. 144





Предисловие



Пьеса «Ошибка Марка Фабия» является авторской трактовкой событий, произошедших около двух тысяч лет назад. Автор, при изучении Евангелия, обратил внимание на два момента, как ему показалось, не имеющие своего логического разрешения.
Момент первый: Понтий Пилат, наместник Кесаря и прокуратор Иудеи, обладал неограниченной властью, но при этом так и не смог спасти жизнь Иисусу. А как зафиксировали все четыре Евангелия, он хотел сделать это.
Момент второй: противоречие между Иисусом и действующим тогда иудейским духовенством, были очень велики, это бесспорно. Духовенство в иудейском обществе играло лидирующую роль. Книжников и фарисеев в то время больше интересовали материальные выгоды от своего лидирующего положения, чем реальная работа по духовному совершенствованию своих сограждан. Этой болезнью, кстати, впоследствии страдали многие духовные конфессии. Но именно книжники и фарисеи обладали полными знаниями истории своего народа.
Священные иудейские книги, послужившие основой современного канонического Ветхого завета, напрямую указывали, что преследование Пророка, посланного Богом своему народу, сильно наказуемо. Не знать этого книжники и фарисеи просто не могли. Инициировать казнь Иисуса для них было равносильно самоубийству.
Но если предположить, что в событиях двух тысячелетней давности участвовала «третья сила», которая была настолько могущественна, что легко манипулировала и Понтием Пилатом и местным самоуправлением в лице Синедриона, то оба вышеуказанных момента получают своё логическое разрешение.
Для наглядности можно сравнить почерк этой «третьей движущей силы» евангельских событий с почерком современных спецслужб. Например, убит общественный лидер или даже президент страны. Чем сильнее и могущественнее тайная организация, совершившая преступление, тем меньше шансов у общественности узнать о её причастности к преступлению.
Пьеса «Ошибка Марка Фабия» – современная. Автор сознательно смешал стиль общения тех далёких времён с некоторыми фразеологическими оборотами современности, показывая тем самым, что взаимоотношения людей за прошедшие две тысячи лет почти не изменились.
Если кто-то из искренне и глубоко верующих христиан найдёт в пьесе, какие-либо отклонения от общепризнанных канонов христианской веры, то автор заранее просит у таких людей прощения. Целью пьесы является не оскорбление чьих-либо религиозных чувств, а, наоборот, побудить людей, пришедших на спектакль или прочитавших пьесу, самим взять в руки Библию и ещё раз, а кому-то и впервые в жизни, прочитать все четыре Евангелия.






ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:



• Учитель – проповедник и лекарь

• Понтий Пилат – прокуратор Иудеи

• Марк Постумий Фабий – член тайного совета Рима и начальник стражи Рима

• Луций Антилий – начальник тайной службы в Иудее

• Спурий Корвилий – начальник мытарей в Иудее

• Валерия – жена Понтия Пилата

• Каиафа – первосвященник Иудеи

• Ирод Антипа – сын ирода Великого, правитель Галилеии и Пиреи

• Первый Ученик – последователь Учителя

• Второй Ученик – последователь Учителя

• Начальник караула

• Начальник тюрьмы

• Стражники

• Ученики проповедника









ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

На сцене покои дворца Ирода Великого в Иерусалиме. Здесь останавливается Понтий Пилат, во время визитов в Иерусалим. Традиционный иудейский орнамент сочетается с римским стилем. Слева на сцене - бюст императора Тиберия. Из мебели - большое удобное кресло, в котором наместник принимает посетителей. За ним мраморная конторка и небольшой жертвенный очаг. На заднем плане тяжелые шторы скрывают две двери. Справа на сцене – главный вход в покои. У главного входа стоит стража.
Со двора доносятся звуки: бряцание оружия, крики командиров, топот смены караула.
На сцене в своем кресле сидит Понтий Пилат. Через левую, скрытую шторами дверь входит Валерия.


Валерия: Тебе опять нездоровится?

Валерия положила руки на плечи Пилату

Понтий Пилат: Раньше мои раны ныли только перед морским штормом. Я специально уехал из Кесарии, когда почувствовал себя плохо, но никакого шторма на побережье так и не было. Более того, вот уже неделю, как ветер не шелохнет ни одной травинки в этой проклятой стране, а солнце, проходя по небу, не встречает ни одного облака.

Валерия: Только бы ты не заразился одной из местных болезней. Что у тебя болит?

Понтий Пилат: Не бойся, у меня нет жара, и внутренности исправно принимают пищу. Дают о себе знать мои старые боевые раны, но даже не это беспокоит меня.

Валерия: У тебя нехорошие предчувствия?

Понтий Пилат: Да, но только я не решался это сказать.

Валерия: Большая часть жизни позади. Что может с нами случиться? В Риме тебя ценят, а здесь все бояться и уважают.

Понтий Пилат: Ты права, моя Валерия. И все-таки предчувствия редко обманывают старого легионера.

Валерия: Подождем, может, твои слова напрасны.


У входа перед стражей останавливается человек. Стражник ударил мечом о щит.


Понтий Пилат: Кажется, ждать пришлось недолго. Кто там?


Входит начальник караула.


Начальник караула: Наместник, к тебе Спурий Корвилий, начальник мытарей.

Понтий Пилат: Впусти его. (Обращаясь к Валерии) Валерия, иди к себе, возможно, у меня будут важные государственные дела.


Валерия уходит в ту же дверь, в которую пришла.
Входит Спурий Корвилий. Начальник караула уходит.


Спурий Корвилий: Прости, Пилат, что пришел без твоего вызова и возможно, отрываю тебя от других дел, но я подумал, - « Что может быть важнее для меня, чем казна кесаря?». Скотоводы юга провинции постоянно жалуются на падеж скота и большие убытки. Наш император может недосчитаться нескольких сот своих талантов.

Понтий Пилат: Успокойся, Спурий, я давно нахожусь на службе у нашего Великого Тиберия, и часто бывал по его приказу в разных покорённых провинциях. Ещё ни разу эти неблагодарные варвары добровольно не увеличили сумму своих податей. Их разум настолько ничтожен, что не в состоянии понять великой радости служить нашему императору, а что касается Иудеи, то, как только я ступил на эту землю, постоянно слышу, как плохо идут дела у местной знати.

Спурий Корвилий: У здешних жителей есть обычай: десятую часть доходов они отдают в Храм своего Бога.

Понтий Пилат: Да, я знаю, причём и Бог и Храм у них один. Невероятно экономные люди.

Спурий Корвилий: Мудрый Пилат, как всегда, краток и точен. Так вот, во время моей беседы с первосвященником Каиафой, он жаловался мне, что большинство граждан даже от своего Бога пытаются утаить доходы и отдают на Храм значительно меньше, чем могли бы.


Понтий Пилат: Сокрытие доходов в этой стране, что-то вроде национальной игры. Каждый хочет казаться беднее, чем он есть на самом деле. Поэтому под твоим началом служат самые твёрдые и непоколебимые люди. Назначение каждого мытаря проходит лично через меня.


Спурий Корвилий: Прокуратор прикажет послать две турмы всадников и наказать нерадивых скотоводов?


Понтий Пилат: Великий Рим силён не только благодаря непобедимой армии, но, и потому, что наказывает только виновных. Тех, кто ему предан, он награждает и поощряет.
Я прикажу начальнику тайной службы послать своих лазутчиков. Они точно всё разузнают и доложат. Те, кто напрасно жаловался, заплатит вдвойне, за себя и за тех, кто платил честно. Я, надеюсь, такие тоже есть?

Спурий Корвилий: Честные люди есть у всех народов.

Понтий Пилат: Спурий, мне кажется, ты пришёл ко мне не только поэтому делу. Твоё дело хоть и важное, но не является таким срочным, чтоб не дождаться вечера, когда спадёт эта ненавистная жара.

Спурий Корвилий: Ничто не утаиться от Мудрого Пилата. Мои люди везде и они часто узнают новости быстрее, чем твои стражники.

Понтий Пилат: Говори!

Спурий Корвилий: Видимо, мой гонец из Кесарии обогнал твоего гонца. Хочу сообщить тебе, что в порт зашёл корабль из Рима.

Понтий Пилат: Какой корабль?

Спурий Корвилий: Военный.


Понтий Пилат: Мы ожидали его не ранее, чем через три месяца. Когда был последний конвой в Италию?


Спурий Корвилий: Корабль сопровождения со сменой солдат, почтой и узниками ушёл месяц назад. Он не мог так быстро войти в воды Тибра и вернуться. Я подумал, что ты ждёшь каких-то гостей из Рима или специальный груз, поэтому первым поспешил к тебе с этим известием.


Понтий Пилат: Спасибо за верную службу, Спурий. Командир тайных лазутчиков, Луций Антилий, найдёт тебя, и вы вместе обсудите план совместных действий против должников Кесаря. Если понадобится, то Сирийская ала всадников поступит в твоё распоряжение. Сирийцы ненавидят иудеев, так что месть будет страшной.



Спурий Корвилий уходит.
Появляется Валерия.



Валерия: Всё нормально? Надеюсь, ничего срочного или важного?


Понтий Пилат: (обращаясь к себе) Ну, что, старый солдат, именно это ты и предчувствовал?
(обращаясь к Валерии) Ты права, обычные ежедневные дела. Возьми свою рабыню, двух стражников, и сделай в городе все необходимые покупки. Возможно, сегодня вечером или завтра утром мы возвратимся в свою резиденцию в Кесарии. Думаю, на побережье мне будет гораздо легче.


Валерия уходит через главный вход.


Понтий Пилат: (обращаясь к себе) Неужели что-то случилось с императором! Ах, как это не вовремя! Новый император – это новые назначения. Я так надеялся закончить здесь свою службу Риму и с почетом отправиться на покой.
(встревожено оглядываясь): Ну, где же он?! На него это не похоже. Уже через час прибегут гонцы от Ирода спрашивать, что случилось, почему так неожиданно пришёл корабль из Рима.


Через стражу, не останавливаясь, входит в покои Луций Антилий.


Понтий Пилат: Я ждал тебя, Луций Антилий.

Луций Антилий: Я отстал от людей Спурия, но только для того чтобы добыть больше сведений, и как можно точнее всё изложить тебе, Пилат.

Понтий Пилат: Говори, что знаешь.

Луций Антилий: В наш порт действительно зашёл военный римский корабль. Я говорил с командиром. Они прочёсывают побережье в поисках пиратов. По его словам, недавно с Кипра бежали узники. Они захватили несколько рыбацких лодок и напали на греческое торговое судно.

Понтий Пилат: Но это было четыре месяца назад. Ты сам докладывал мне об этом. Если не ошибаюсь, греческое судно было пустым, без товара и к тому же с пробоиной после шторма.

Луций Антилий: Память Мудрого Пилата, как у юноши. Всё было именно так.

Понтий Пилат: Так, кого же ищет в наших водах военный корабль?

Луций Антилий: Если я закончу свой рассказ, то может истина откроется для тебя.

Понтий Пилат: На всех эта жара действует усыпляюще, а я, наоборот, становлюсь слишком возбудимым. Продолжай.

Луций Антилий: Как мне известно, захваченный греческий корабль затонул, не доходя до берега. Спасся только один пассажир, от которого мы всё это и узнали. Значит, причина визита явно надумана, но для всех правдоподобна. Во время погрузки воды и провизии, с корабля незаметно сошёл один человек, которому центурион, командующий гарнизоном порта, тут же выдал лошадь. Я обогнал этого человека, так как постоянно слежу, чтоб мои лошади были самыми быстрыми.

Понтий Пилат: Ты можешь описать этого человека?

Луций Антилий: По твоей просьбе я могу точно описать этого человека, но, если ты спросишь у меня его имя, то я и это могу тебе сказать.

Понтий Пилат: Как, ты узнал его имя?

Луций Антилий: Трудно не знать имени родного дяди, младшего брата твоей матери. Дядя много сделал для нашей семьи, когда отец погиб в одном из северных походов. Имя прибывшего – Марк Постумий Фабий.

ПАУЗА

Понтий Пилат: Знаешь ли ты, какую должность занимает в Риме Марк Фабий?

Луций Антилий: Да, знаю. Он уже третий год начальник всей римской стражи.

Понтий Пилат: Я тоже знаю, кто такой Марк Фабий. А теперь скажи мне, что делает человек, на плечах которого ответственность за жизнь нашего Великого Тиберия и порядок в стенах родного Рима в таком далёком захолустье как наша провинция?

Луций Антилий: Я думаю, он следует к тебе, и через несколько мгновений ты сам это узнаешь.

Понтий Пилат: Надеюсь, Луций Антилий, ты не участвуешь ни в каком глупом заговоре?

Луций Антилий: Когда год назад Сенат назначил меня в Иудею, то, провожая меня, Марк Фабий сказал: «Твоя главная задача – это безопасность Понтия Пилата. Всё остальное значения не имеет. Я надеюсь только на тебя, мой мальчик».

Понтий Пилат: Ну, хорошо. Тогда пойди, встреть его и проведи мимо стражи, в ту дверь, которой сам иногда пользуешься. Скорее всего, он хочет остаться не узнанным.


Луций Антилий удаляется.


Стража!


Появляется начальник караула.


(обращаясь к начальнику караула): Докладывать, только если придёт царь Ирод. Для всех остальных я очень занят.


Стражник удаляется. Через потайную дверь, которая за занавесями рядом с дверями в спальню Валерии, входят двое.



Понтий Пилат: Приветствую тебя, Марк Фабий! Прости, что без почестей, которые ты заслужил…

Марк Фабий: Мудрый Пилат! Ты, как всегда, поступил правильно. Чем меньше людей будет знать о моём визите, тем большая вероятность его успеха. Луций, оставь нас и позаботься о том, чтобы никто, и ты, в том числе, не смог нас подслушать. Поверь мне, это в твоих интересах.



Луций уходит тем же путём. Стража у входа тоже покидает свой пост.


Понтий Пилат: Ты голоден с дороги? Приказать подать еду и вино?

Марк Фабий: У меня мало времени. Ночью я должен сесть на свой корабль и отбыть в Рим.

Понтий Пилат: Тогда я слушаю тебя.

Марк Фабий: Надеюсь, ты давно догадался, что твоё назначение прокуратором Иудеи совсем не случайно. Более того, пришло время открыть тебе одну тайну.
Это назначение спасло тебе жизнь.

Понтий Пилат: Я продолжаю внимательно слушать тебя, Марк Постумий.

Марк Фабий: Ты помнишь, как семь лет назад, ваш легион прочно увяз в горах Дакии. Легат послал твою сотню за провизией в соседнее селение, и вы попали в засаду. Только благодаря дисциплине и стойкости твоих солдат, а также решительности и храбрости командира, потери были минимальны. Тогда, после этого боя, на твоих руках скончался один юноша - патриций.

Понтий Пилат: Я прекрасно помню тот бой. Засада варваров была организована очень хорошо. Они знали время и маршрут нашей сотни. То, что мы чудом выжили - это правда, как правда и то, что там не обошлось без предательства.

Марк Фабий: Возможно, но дело не в этом. Ты по просьбе юноши отослал двух легионеров за водой для раненого, и какое-то время находился с ним наедине. Именно в это время, он сообщил тебе один государственный секрет, знание которого карается смертью. Юноша владел этим секретом по праву рождения и не имел права его разглашать.

Понтий Пилат: Но откуда Совет узнал, что он сообщил мне эту
государственную тайну?


Марк Фабий: Это неважно. Главное то, что никто не должен знать о существовании Тайного Совета в стенах Великого Рима.

Понтий Пилат: И что остановило мою смерть?

Марк Фабий: На твое счастье, пришел долгожданный ответ от Дельфийского оракула. Дело в том, что Совет занимается только вопросами стратегического характера, чтобы через Сенат и Императора планировать долгосрочные военные компании. А также, анализировать те угрозы, которые могут возникнуть для Рима.

Понтий Пилат: Насколько я знаю, Дельфийский оракул уже много, много лет молчит.

Марк Фабий: Это, смотря, кто и как его спрашивает. Совет уже давно послал свой запрос, который звучал примерно так: «Откуда исходит главная угроза для Рима»? И оракул, наконец, ответил: «В далекой восточной стране под названием Иудея, произойдут события, которые впоследствии полностью изменят Рим».

Понтий Пилат: Ну, и какие это события?

Марк Фабий: Ты же знаешь всех этих жрецов и предсказателей. Они никогда точно ничего не скажут. Единственное, что он назвал, это время. События должны произойти либо в этом, либо в следующем году. Все эти годы мы постоянно проверяли тебя, и, думаю, не ошиблись. Пришло время тебе знать всю правду.

Понтий Пилат: И что же хочет Совет от меня?

Марк Фабий: Пока немного. Люди моего племянника будут день и ночь рыскать по всей провинции, собирать и приносить тебе всю добытую информацию. Мы организуем еще несколько побегов каторжников и под видом их поимки, военные корабли теперь будут частенько заходить к вам. Ты, как единственный посвященный в это дело, будешь выделять наиболее важные сведения, и передавать их на корабль специальным людям. Если мы увидим в твоих посланиях что-то важное, я немедленно появлюсь здесь.

Понтий Пилат: Я понимаю, что начальник римской стражи не мог оставить своего Императора ради каких-то глупостей, но мне кажется, Дельфийский оракул впервые в своей жизни пошутил. Здешние жители довольно миролюбивы и большая часть из них – это обычные скотоводы и земледельцы, а наши солдаты, в основном пресекают их мелкие междуусобицы. Так что бунт против императора никак невозможен.

Марк Фабий: Чтобы мысль о шутке оракула больше не посещала тебя, Пилат, скажу следующее. В последние годы Республики, один из консулов, член тайного Совета занимался подавлением небольшого восстания в Греции, и присутствовал на допросах. Один из пленников, в обмен на свою жизнь, сообщил, что из расщелины Дельфийского Храма до сих пор идет божественный газ, и до сих пор существуют жрицы храма, которые под воздействием этого газа, умеют предсказывать будущее. С этого времени Совет регулярно получает нужную информацию, и никаких шуток до сих пор не было.

Понтий Пилат: Ну, есть хотя бы какие-то предположения, на что обращать внимание?

Марк Фабий: Совет долго думал, Обсуждались разные версии, от рождения второго Александра Великого, до возникновения какой-либо страшной и неизлечимой болезни. Ни к какому одному варианту так и не пришли. Поэтому вся надежда на твой опыт и твою жизненную мудрость. Недаром многие называют тебя Мудрым.

Понтий Пилат: У меня есть ещё один вопрос.

Марк Фабий: Задавай! В интересах дела, я уполномочен ответить на все твои вопросы.

Понтий Пилат: Кто был тот юноша, который умер у меня на руках? Он так и не назвал своего настоящего имени.

Марк Фабий: Если он не назвал, я тоже не буду. Скажу только, что он должен был занять место в Тайном Совете, после своего отца. Его отец, влиятельный сенатор, как-то убедил императора заменить одному полководцу триумф на простую овацию из-за больших потерь, которые понесли легионы этого полководца. Обида оказалась настолько глубокой, что сенатор, при загадочных обстоятельствах, был смертельно ранен. Сын слишком молод для Совета и под вымышленным именем отправлен в один из легионов набираться военного и жизненного опыта. Тебя ещё что-то смущает?

Понтий Пилат: Я вижу, Совет возлагает на меня большую ответственность. Не проще ли уничтожить эту страну?

Марк Фабий: Властью, данной мне Советом, я могу в течение нескольких месяцев, сосредоточить в Иудеи десятки легионов, и в этой стране не останется ни одной живой души, включая животных, и камня на камне от их городов и Храма. Но ты сам знаешь, насколько Рим заинтересован в сохранении мира и спокойствия на данной территории.

Понтий Пилат: Да, Сенат дал мне подробные инструкции при назначении на эту должность.

Марк Фабий: Если вопросов больше нет, я должен возвращаться на корабль. Мне с трудом удалось уговорить императора отлучиться, и я не могу злоупотреблять его доверием.

Понтий Пилат: А Император в курсе нашего дела?

Марк Фабий: Нет, у него слишком ранимое сердце и преждевременно Совет не стал ему ничего сообщать. Прощай, Пилат.

Понтий Пилат: Прощай, Марк Фабий. В конце длинного коридора тебя будет ждать Луций.

Уходя, Марк Фабий отодвинул вторые шторы, и увидел ещё одни двери в спальню Пилата, зайдя в них и никого там не обнаружив, удалился, как и пришёл.

Понтий Пилат: (Задыхаясь от гнева): И это вся награда Империи! Сделать из меня примитивного доносчика! Лучше бы я погиб от стрелы варвара, но не знал такого позора!





























ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Прошел год.
На сцене подножие горы. Острый угол горы отделяет один склон от другого. В левой стороне горы есть небольшое углубление. На сцену выходят Понтий Пилат и Валерия. Они одеты, как простые паломники.

Валерия: Ты уверен в том, что делаешь?

Понтий Пилат: Я принял меры предосторожности. Где-то рядом Али, сирийский стражник, со своими солдатами. Это самый преданный мне человек. Стоит поднять вверх правую руку, и всякий, кто приблизится ко мне, будет мертв.

Валерия: Будем надеяться, что нас никто не узнает. Я купила эту одежду в самых бедных кварталах, так что мы ничем не отличаемся от простых паломников, идущих на праздник Пасхи. Но риск велик. Иудеи ненавидят тебя, вернее, не столько тебя, как в твоем лице весь Рим.

Понтий Пилат: Али никогда не подводил меня. Я нашел его умирающего от жажды в пустыне. С тех пор он служит мне, как верный пёс. Когда он рядом, я всегда спокоен. Но риск действительно есть. К сожалению, по-другому я никак не могу выполнить одно очень важное поручение. Дело настолько важное, что никому доверить нельзя. Посмотри, проповедь уже началась?


Валерия подходит к углу выступающей скалы и смотрит на другую сторону горы.

Валерия: Мне кажется, мы опоздали. Проповедь закончилась, и он принимает больных.

Понтий Пилат: Посмотри, в толпе есть люди Луция?

Валерия: Они сидят не толпой, а ровными группами. Сегодня собралось особенно много людей, тяжело разглядеть знакомые лица. Ах, да, вижу их. Наши люди сидят в последних рядах. Первый заслоняет второго от глаз проповедника, а второй на спине первого старается что-то записать.

Понтий Пилат: Все эти свитки лежат в моих покоях в Иерусалиме. Я много раз их перечитывал, но ничего не понял, поэтому и пришел сам всё услышать.

Валерия: Тебе нужно поговорить с ним. Может тогда что-то прояснится.

Понтий Пилат: Именно за этим я и пришел. Понять, что нужно любить Бога, который тебя создал, я еще могу, хотя, по-моему, богов нужно не любить, а бояться и всячески им угождать. Но, почему, согласно его словам, я должен любить «ближнего своего, как самого себя», если этот ближний мне даже не родственник? Я не понимаю! И еще, как ему удается излечить так много безнадежно больных?..

Валерия: Вот и сейчас они по одному подходят к нему, а некоторых даже подносят. Я еще не видела в жизни лекаря, который бы принимал всех подряд, и ни от кого не брал денег.

Понтий Пилат: Вот-вот, ты права, это очень странно, он ни от кого не берет денег. Говорить и проповедовать можно что угодно, а добровольно отказываться от денег – это крайне подозрительно. Тем более, я выяснял, он из простой семьи и у него есть братья, мать, отец. Все они зарабатывают на хлеб тяжелым трудом. Он вполне мог бы помочь им, облегчить их жизнь.

Валерия: Ты не помнишь, когда впервые появился этот проповедник?

Понтий Пилат: Люди Луция заметили его примерно через два месяца, после того как посетил нас тот первый военный корабль, наделавший столько шума.

Валерия: А как они его заметили?

Понтий Пилат: Один из тайных лазутчиков Луция случайно был в Канне Галилейской на какой-то свадьбе. Вино уже заканчивалось, а гости все прибывали, и не миновать хозяевам конфуза, если б не чудо. Лазутчик сам видел, что в кувшинах принесли воду для омовения. Он клянется, что находился возле кувшинов неотлучно, но так и не понял, когда воду подменили вином. У гостей, приглашенных на свадьбу, лазутчик узнал, что фокус с вином совпал с прибытием одного дальнего родственника новобрачного. С тех самых пор по моему приказу люди Луция постоянно ходят за этим гостем и его учениками и все тщательно записывают.

Валерия: Очередь из больных уже заканчивается.

Понтий Пилат: По долгу службы я бываю на всех праздниках в Иерусалиме, и каждый раз город просто кишит всякими самозванцами, обличителями порядков. Но Каиафа и Ирод просто замучили меня просьбами принять меры именно против этого врачевателя.

Валерия: Он, что, клевещет на них?

Понтий Пилат: Я много раз спрашивал у обоих,– какой закон он нарушил? В ответ – молчание. Мне кажется, они боятся его именно потому, что он в отличие от них, не нарушил ни одного закона. В конце концов, у Ирода есть своя стража и своя тюрьма, пусть сам судит его по своим законам.

Валерия: На базаре ходят слухи, что Ирод даже близко боится подойти к нему, не то, что арестовать. Какая-то семейная тайна, связанная с преступлениями его отца, Ирода Великого. Иудейский Бог покарал Ирода - старшего за какое-то преступление страшной и мучительной смертью. Сын ужасно боится повторить ошибку отца.

Понтий Пилат: Каиафа ничем не лучше. Все намекает мне, что, если бы Учитель куда-нибудь исчез, и больше не появлялся, то вся Иудея вздохнула бы с облегчением.

Валерия: Как ты назвал его?

Понтий Пилат: По донесениям лазутчиков, ученики называют его Учителем, ни больше, ни меньше.

Валерия: Тише! Давай отойдем. Кажется, они идут сюда.


Понтий Пилат и Валерия уходят на край сцены. С правой стороны горы появляется Учитель со своими учениками.


Первый ученик: Учитель, здесь есть тихое место в тени. Тебе надо отдохнуть. Нам предстоит ещё долгая дорога.

Второй ученик: Мы пока возьмём корзины с хлебом и накормим паломников.

Ученики уходят, учитель присаживается в нише горы, отдыхает.

Пауза.

Учитель: Хоть я и не вижу вас, но знаю, вы здесь и вас двое. Подойдите ко мне.

Понтий Пилат и Валерия подходят.

Учитель: Вы римляне? Но в простой иудейской одежде. Вы, наверное, не хотите, чтобы вас узнали? Что нужно вам, римлянам?

Валерия: Учитель, мы хотели послушать твою проповедь, но опоздали.

Учитель: Мне кажется, интерес ваш ко мне непростой. Я прав?

Понтий Пилат: Я вижу перед собой умного человека, поэтому не вижу смысла притворяться. Мы знакомы с твоими речами и деяниями, но не понимаем их.

Учитель: Не знал, что Рим так внимательно следит за бедным проповедником.

Понтий Пилат: Я вижу, ты сильно устал, и тебе нужен отдых. Мы придём в следующий раз.

Учитель: А я вижу храброго римлянина, который боится задать свои вопросы простому проповеднику.

Понтий Пилат: Ну, что ж, ты абсолютно прав! Нужно, раз и навсегда, получить ответы на все вопросы. Тем более, ты сам предлагаешь сделать это сейчас. Скажи нам, какой силой ты лечишь всех этих больных, убогих и одержимых?

Учитель: Их не я лечу, а Отец наш небесный. Просто я прошу Его помочь этим людям, и Он делает это. Как видишь, всё очень просто.

Понтий Пилат: Но почему Он слушает тебя?!

Учитель: Видимо, сильна моя вера в любовь Отца нашего небесного, к нам, детям Его. Я знаю, Он хочет помочь нам, но люди в постоянной погоне за земными благами и бездельем, не верят в Него и отказываются от Его помощи. Вот я и пытаюсь открыть им глаза, на собственные проблемы, поселить в их душах ответную любовь к своему Отцу небесному, Творцу всего сущего. А кратчайший путь к Отцу Нашему – это любовь к ближнему своему, ибо в каждом человеке есть частица Творца

Понтий Пилат: Странно, то же самое я читал в тех свитках, что лежат в моих покоях, но ничего не понял. А слушая тебя, все понятно, настолько безупречна твоя логика.

Учитель: Так это ваши люди всё время стоят в задних рядах и, прячась от моих глаз, что-то записывают?

Понтий Пилат: Да, это люди Луция. Ты на нас в обиде за это?

Учитель: (смеётся) Нет, что ты! Просто очень хотелось глянуть, что они там пишут. Среди тех, кто приходит ко мне, мало людей, обученных письму.

Понтий Пилат: (обращаясь к Валерии) Скажи людям Луция, чтобы они не приближались сюда. Мне нужно выполнить одно очень важное поручение.


Валерия уходит.


Скажи, Учитель, а если ты попросишь своего Бога что-нибудь разрушить или наказать кого-то, он выполнит твою просьбу?

Учитель: Лукавый римлянин, если бы ты знал, сколько подобных вопросов мне пытались задать! Но тебе отвечу. Наш Создатель внимает только тем просьбам, в основе которых лежит любовь, а со злобой и ненавистью к нему лучше не обращаться, а не то все это вернется к тебе. Что же касается наказаний, которые Он посылает нам, то делает это по своей воле, и нам не дано понять его замысел. Все, что Он даёт нам, мы должны принимать с благодарностью.

Понтий Пилат: Но почему ты не берешь денег за свое врачевание? У многих, кого ты вылечил, эти деньги далеко не последние.

Учитель: За что брать деньги? За посредничество? Я, наоборот, хочу научить людей не бояться и напрямую обращаться к своему Отцу небесному. Например, если к тебе обратиться твой сын, и попросит хлеба, ты сможешь вложить камень в его руку? Вот так и Создатель наш. Но обратиться к нему можно только с чистой душой, очистив ее от жадности, лени, зависти, злобы. Ты только послушай, о чем люди просят в синагогах своего Бога. Это обычный список предметов по улучшению благосостояния, и получить они хотят это просто так, даром, ничего не делая, и не давая взамен. Такие просьбы Он не выполняет.

Понтий Пилат: Так ты вообще против денег?

Учитель: Денег у человека должно быть столько, чтоб о них постоянно не думать. Если человек все время о них думает, то он или настолько беден, что не может прокормить свою семью, или настолько богат, что хочет купить себе очередного идола, наивно полагая, будто новая дорогая игрушка сможет сделать его жизнь ярче и интереснее.

Понтий Пилат: Не знаю, почему, но я верю в твою искренность. Теперь, когда я исполнил свой долг и не вижу в тебе опасности для Рима, хочу задать один личный вопрос. Что такое грех? Наши жрецы не пользуются этим понятием.

Учитель: Грех – это, когда ты знаешь, что делаешь плохо и все равно делаешь. То есть сам избиваешь собственную душу.

Понтий Пилат: Прости, Учитель, я медленно думаю. Видимо, годы уже не те. Если можешь, расскажи подробнее.

Учитель: Через Моисея Бог послал нам всем свои заповеди. Нарушение каждой из них пагубно для человека. Пагубно не потому, что Отец наш небесный сердиться за это, а потому, что каждый грех ослабляет человека, наносит рану его душе. Этим пользуются силы зла. Если постоянно грешить, зло овладевает душой и губит ее обладателя.
Но со времен Моисея прошло уже много времени. Люди научились формально относиться к заповедям, к законам, перестали выполнять обязанности перед Богом и людьми. Если так дальше пойдет, то скоро самым страшным грехом будет не плохой поступок, в котором можно искренне раскаяться, или даже исправить его последствия, а полное отсутствие каких-либо поступков. Ленью, равнодушием и бездействием человек будет обрекать себя и, главное, ближних своих, на страдания.
Ведь каждый из нас, посланный Творцом на эту землю, имеет свою миссию. У кого-то она велика, с него и спрос больше, у кого-то совсем маленькая. Выполнение этой миссии делает каждого человека добрее, сильнее, ближе к Богу, а малодушный отказ навсегда губит его душу. Не выполнение воли Божьей это и есть самый большой грех.
Ой, что-то я увлекся и слишком много наговорил тебе.

Понтий Пилат: Нет, нет, все, что ты сказал, мне понятно. По долгу службы я изучил заповеди Моисея. Спасибо, Учитель, за твои полные и искренние ответы. В этой стране редко встретишь интересного собеседника. Мне пора возвращаться, но почему-то очень не хочется.

Учитель: Я узнал тебя, римлянин! Ты – Понтий Пилат? Я прав?

Понтий Пилат: Нет смысла скрывать от тебя свое имя. Но все же, лучше бы наши пути больше не пересекались. Ты заботишься о своем народе, а я – о своем императоре. Думаю, наши интересы не всегда совпадут. Чему ты улыбаешься?

Учитель: Не обижайся, но смешно думать, что такой могущественный человек, как ты, боится встретиться с простым проповедником.

Понтий Пилат: А если я боюсь не за себя?

Учитель: Ты опять лукавишь, римлянин!

Понтий Пилат: Да, Учитель, ты видишь все, как есть. Для тебя не существует ширмы, за которой можно что-то спрятать. Теперь я понимаю, почему Каиафа и Ирод так боятся тебя. Опасайся, их терпение не бесконечно.

Учитель: Не бойся большого льва, трусливо поджавшего хвост, а бойся малой змеи, скрытой в зеленой траве.



Подходит Валерия и ученики.



Первый ученик: Учитель, нам уже пора идти. Говорят, сам Каиафа тайно присутствовал на твоей проповеди.

Второй ученик: Учитель, случилось то же, что и в прошлый раз. Мы разломили наш хлеб, сложили в корзины и кормили людей. А когда все наелись, то в корзинах оказалось больше хлеба, чем было до этого.

Учитель: Не оскудеет рука дающего.


Учитель встает, и вместе с учениками собираются в путь.


Понтий Пилат: Валерия, подожди меня здесь. Мне хочется ещё хоть немного поговорить с Учителем. Я провожу его до того большого камня и вернусь. У меня ощущение, будто я нахожусь у огромного и чистого источника. Это чувство настолько сильное и радостное, что триумфальный вход в Рим просто бледнеет перед ним.


Понтий Пилат, Учитель и его ученики, продолжая беседу, уходят. На сцену выходит Каиафа.


Валерия: (вздрогнув от неожиданности) Почтенный Каиафа, ты тоже здесь?

Каиафа: (удивлённо) Здравствуй, Валерия. Я не первый раз слушаю речи этого человека, и с каждым разом мне становится всё тревожнее и тревожнее.

Валерия: Что могло озадачить такого уважаемого человека, как ты?

Каиафа: Учитель богохульствует. Он намеренно нарушает наши традиции, но это полбеды. Он призывает к этому своих учеников, а также тех, кто слепо идёт за ним. Мой народ имеет тысячелетнюю историю. За это время в жизни простых иудеев и священнослужителей возникло множество традиций и ритуалов, призванных постоянно напоминать людям о Боге, о законах Моисея и о его заповедях. Сложился определённый уклад жизни: кто-то старше, кто-то младше, кто-то богаче, кто-то беднее, кто-то более уважаемый, кто-то менее уважаемый. И никто до сих пор не доказал, что всё это плохо, более того, мы все привыкли так жить. А что делает Учитель? Он называет самых уважаемых людей - священнослужителей - лицемерами! Он подрывает их авторитет среди народа, нарушает заповеди.

Валерия: Какие?

Каиафа: Какие? Ему ничего не стоит заниматься своим врачеванием в субботу, когда все уважаемые иудеи весь день возносят свои молитвы, и посвящают все свои помыслы Богу. Его ученики постоянно нарушают пост и принимают запрещенную пищу на глазах у всех, чем подают весьма дурной пример.

Валерия: А я слышала, он изгнал торговцев из Храма. Это правда?

Каиафа: Тут он, возможно, был прав. Я и сам давно должен был прекратить это безобразие, но даже такое хорошее дело он умудрился сделать грубо и нетактично, ведь среди торговцев были уважаемые и богатые люди Иерусалима. Совершенно незачем было кричать на них, переворачивать торговые лавки, портить товар. Многие мне потом жаловались на него. В нашем народе не принято младшим, кто бы они ни были, выражать своё неудовольствие старшим, но даже не это меня больше всего беспокоит. Тех, кто слепо идёт за ним он называет «молодым вином», а все наши традиции и особенно традиции веры нашей «старыми мехами», в которые молодое вино нельзя разливать.

Валерия: А что это значит?

Каиафа: А это значит, что те молодые люди, которые пойдут за ним, неизбежно будут конфликтовать со своими отцами, приверженцами старых традиций, тогда наш народ, объеденённый когда-то законами предков, будет расколот на две враждующие половины. Такой раскол уничтожит народ Иудеи и я, как духовный пастырь, не могу не скорбеть об этом. Может, каким-нибудь другим народам Его учение и принесёт пользу, а для нашего ничего, кроме вражды и запустения.

Валерия: (себе) Не могу понять, на чьей стороне правда. Пилат от беседы с Учителем просто в восторге, я никогда не видела своего сурового и жесткого мужа таким радостным и счастливым, но и печаль Каиафы не менее глубока, чем радость Пилата.

Каиафа: Больше того, очень скоро будет ещё хуже. Поверь мне. Люди уже ждут от Учителя ежедневного чуда. Скоро они начнут требовать, чтоб он постоянно их кормил, избавил от римлян, от налогов, сделал их самым великим народом на земле. Я стар и много повидал в жизни. Очень скоро иудеи разочаруются в нём и от отчаяния, что рухнула их новая надежда на лучшую жизнь, начнут бунтовать. Мне даже страшно подумать, сколько бед может свалиться на нашу голову в ближайшее время.

Валерия: Какие страшные слова ты говоришь, Каиафа. Что же делать?

Каиафа: Нам ничего не остаётся, только ждать!






















Действие третье


Прошел еще год.

Покои Понтия Пилата во дворце Ирода. Никого нет. В потайную дверь с факелами в руках входят Марк Фабий и Луций Антилий.


Марк Фабий: Как жаль, что Пилата нет на месте. У нас очень мало времени. В эту ночь каждое мгновение на вес золота.

Луций Антилий: Не устаю удивляться твоей энергии, дядя! Ты проделал такое долгое и утомительное путешествие, а за те двое суток, что ты здесь, еще ни разу не отдыхал.

Марк Фабий: За долгие годы военной службы я научился мало спать и много делать. Всегда сильнее тот, кто больше успевает, в бою этому быстро учишься. Отдыхать некогда, ибо, когда враг спит, надо действовать. И, наоборот, время твоего сна - это самая большая тайна для врага.

Луций Антилий: Знания, которые я от тебя получаю, самые бесценные для меня.

Марк Фабий: Мне больше некого учить. У меня нет сына, и я решил сделать тебя своим наследником.

Луций Антилий: От восхищения я забыл все слова благодарности. Я ведь не знал своего отца, он погиб перед самым моим рождением, и моим героем всегда был только Марк Фабий. Мои сверстники завидовали, что у меня такой родственник. А теперь ты еще сделал меня своим наследником! Это огромная честь для меня.

Марк Фабий: Луций, как для солдата, ты очень много сказал. Мы сейчас находимся в самой гуще событий, от которых зависит будущее Рима.

Луций Антилий: Я думал, судьба Рима вершится в самом Риме?

Марк Фабий: Ты прав, на земле нет места, где бы принимались более важные и более судьбоносные решения, чем Рим. Но боги иногда проверяют нашу решимость остаться самыми сильными, и мы обязаны действовать, чтобы доказать им это свое право.
Но, где же Пилат?

Луций Антилий: От твоего имени я послал за ним самых быстрых своих людей.

Марк Фабий: Вот уже много часов ты выполняешь все мои поручения, но в твоих глазах я постоянно вижу немой вопрос. Так ли это?

Луций Антилий: Я больше привык выполнять приказы, чем задавать вопросы. К тому же ты сам учил меня, что не все знания продлевают жизнь.

Марк Фабий: Спрашивай.

Луций Антилий: Мне действительно непонятна причина твоего внезапного визита. Мне непонятно, почему мы всю ночь просидели в Гельсифманском саду и из-за куста наблюдали, как мои люди, переодетые в городских стражников, арестовывали какого-то бродячего проповедника. Почему до сих пор Пилат не должен был знать ни о твоем визите, ни о том, что мы делаем? Я даже не знаю, законно ли то, что мы делаем?

Марк Фабий: Молодец, мой мальчик! Ты задал самые правильные вопросы. Думать о законе должен каждый гражданин Рима. В данном случае я и есть закон, ибо действую в интересах Рима. А теперь отвечу на остальные вопросы. Ты моя правая рука, и я хочу, чтобы твои действия были осмысленными.
В свой первый визит в Иудею я сообщил Пилату о некоторых своих опасениях. Были сведения, что Риму из Иудеи угрожает какая-то опасность. Я просил Пилата присылать мне подробные отчеты обо всех событиях, здесь происходящих. Пилат честно выполнил свои обязанности. Его отчеты были настолько подробны, что иногда я засыпал, читая их.
Все шло хорошо, ни я, ни те люди, которые стоят за мной, в отчетах Пилата никакой реальной угрозы не видели. Я было, совсем уже успокоился, как вдруг произошло странное событие. Двое стражников из моих подчиненных отказались казнить осужденного. Случай для Рима просто необъяснимый. Я сразу назначил расследование и лично их допрашивал. Они несли какой-то бред об общем благе, о какой-то любви к ближнему. Совершенно случайно выяснилось, что оба стражника ранее проходили службу в Иудее. Я вновь поднял отчеты Пилата и обнаружил в них сведения, о каком-то проповеднике – чудотворце и его учении. Ранее я на это просто не обратил внимания.
Когда я сопоставил эти два факта, впервые в жизни мне стало страшно.

Луций Антилий: Не могу поверить, что Марку Фабию могло быть страшно. Мать рассказывала, что ты часто добровольцем стоял в первом ряду манипулы.

Марк Фабий: Да, это самое почетное место в бою. Середина первого ряда манипулы принимает на себя первый и самый сильный удар врага. Поэтому сотники ставят туда самых опытных и заслуживших это право воинов. Быть в первом ряду манипулы огромная честь для легионера.
Но дело не в этом. Я никогда не боялся врага, которого видел своими глазами. Тут же я столкнулся с невидимым врагом.

Луций Антилий: Я не понимаю, о каком враге ты говоришь? Неужели это два жалких трусливых стражника?

Марк Фабий: По молодости ты о многом не догадываешься, многое принимаешь, как есть, не задумываясь о сути происходящего. Я попытаюсь тебе это объяснить.
Могущество Рима держится на праве сильного управлять слабым. Слабый должен покориться и отдать сильному все, что имеет. Так было с самого основания Рима. Сильный, чтобы покорить слабого, должен быть жесток и беспощаден. А теперь представь себе, если наши легионы вместо подавления восстания, будут заходить в покоренные провинции и помогать местным народам сеять хлеб, убирать урожай, воспитывать детей,отпускать на свободу рабов и заключенных?

Луций Антилий: Но почему они это будут делать?!

Марк Фабий: Из любви к ближнему!!!

Луций Антилий: Какой ужас!

Марк Фабий: Рим в считанные мгновения падет под ударами варваров, а от его красоты и величия не останется камня на камне.

Луций Антилий: И что, во всем этом будет виноват тот жалкий убогий проповедник, которого мы ночью арестовали?

Марк Фабий: О, Луций, ты его недооцениваешь. Я допросил всех солдат и офицеров, вернувшихся за последние полтора года из Иудеи. Примерно каждый второй слушал его проповеди, а каждый пятый из тех, кто их слушал, считает себя его последователем. Представляешь! В мирной провинции легионы ежедневно без всякого боя теряют своих солдат, а, главное, офицеров! С каждым днем жизни этого проповедника угроза для Рима катастрофически возрастает. А если он вдруг посетит Рим? Или его ученики обретут дар его красноречия?
Вот потому я и прибыл сюда.

Луций Антилий: А почему Пилат пока находится в неведении? Он, что, предатель?

Марк Фабий: Пилат так долго прожил здесь, что я ему пока не доверяю. А, главное, почему он первый не забил тревогу?

Луций Антилий: Но я тоже здесь давно нахожусь. Мне ты тоже не доверяешь?


Марк Фабий: Я проверял тебя, когда мы находились там, в саду, во время ареста проповедника. Ты не проявлял ни малейшей тревоги, Значит, ты пока не отравлен этой заразой всеобщей любви. Я вполне могу доверять тебе.
Не обижайся, сам видишь, какое серьезное дело. Мелочей здесь быть не может.



Доносится топот копыт десятков лошадей. Крики кавалерийских командиров. Бряцание оружия. Крики караульных. Заходит Пилат в полном боевом снаряжении. Двое стражников останавливаются у входа.




Понтий Пилат: Приветствую тебя, Марк Фабий. Как понимать твоё появление здесь? Я инспектировал всадников нашего гарнизона. Скоро Пасха – главный праздник иудеев, и гарнизон должен быть в полной боевой готовности. На этот праздник у них постоянно случаются беспорядки.

Марк Фабий: Узнаю неутомимого Пилата, весь в государственных делах, ни мгновенья личной жизни. Но ты прав, дело прежде всего. Согласно нашим сведениям, случилось то, чего мы так боялись, и о чем сказал Дельфийский оракул.

Понтий Пилат: Марк, ты читал мой последний отчёт? Я писал, что все спокойно и нет никаких оснований для беспокойства.


(Марк Фабий и Луций Антилий переглянулись)


Марк Фабий: Спасибо, Пилат, за столь подробные отчёты. Они мне очень помогли. Но из Рима опасность оказалась виднее.

Понтий Пилат: Я решительно не вижу никакой опасности!

Марк Фабий: Послушай Пилат, я, как солдат солдата, тебя очень ценю и уважаю, но у меня нет времени на дипломатические игры. У меня приказ Совета, если ты будешь мне мешать, немедленно арестовать тебя и отправить как изменника в Рим. Не будь глупцом! Ты не актёр греческой комедии. Поэтому спрячь свои обиды и внимательно слушай.
По решению Совета, ты останешься наместником в Иудее еще около трех лет, пока возможные волнения не улягутся. Всю тайную и грязную работу я беру на себя. Сейчас мы с тобой выйдем к твоим центурионам, и ты, сославшись на недомогание, временно передашь все свои полномочия мне. Многие из них меня знают, так что проблем возникнуть не должно.
Когда я сочту, что дело сделано, немедленно все полномочия перейдут опять к тебе.

Понтий Пилат: Я не знаю, что ты задумал и что хочешь сделать, но если ты затеешь беспричинную бойню, и провинция восстанет, то от суда Кесаря тебя никакой Совет не спасет.


Пилат и Фабий выходят в преторию к солдатам.


Луций Антилий: О каком Совете они говорят? Но лучше и мне идти. До утра еще нужно две кессанийские когорты переодеть в простых горожан. Таких странных приказов, какие отдает мне дядя, мне еще не приходилось выполнять.


Луций уходит через обычный вход. Входит Валерия.


Валерия: Странно! В претории столько шума и войск! Я думала, Пилат здесь! Подожду его в опочивальне.

Валерия направляется к двери в опочивальню, в это время входит Пилат.

Понтий Пилат: О, боги, до каких пор я буду терпеть эти унижения! (Замечает Валерию) Я же просил тебя на время праздника отправиться в Кесарию. Здесь может быть очень опасно.

Валерия: Я уже хотела ехать, но на улицах прошел слух, что Учитель арестован. Просто хотела убедиться, что это недоразумение, и ты во всем разберешься.

Понтий Пилат: Не может быть! Мне никто не докладывал. Стража!

Появляется начальник караула.

Начальника тюрьмы ко мне!

Валерия: Помнишь, когда-то давно у тебя были плохие предчувствия?

Понтий Пилат: Да, но время рассеяло их. После беседы с Учителем, я отправил отчет в Рим, где точно изложил его учение. Я не видел в нем никакой опасности для Рима, и честно написал об этом.

Валерия: У тебя тогда свалилась гора с плеч, я помню это. Потому и не рассказала о своей беседе с Каиафой. Так вот, он был совершенно другого мнения об Учителе.

Входит начальник тюрьмы.

Понтий Пилат: Кто был за последние сутки доставлен в тюрьму, и по какому обвинению?

Начальник тюрьмы: Вчера конвой доставил двух разбойников – Гестаса и Дисмаса. Они убили легионера, охранявшего персидский караван с товаром. Они и раньше были замечены в беспорядках. Оба ожидают твоего суда. Этой ночью были доставлены еще двое – Вар-раван и некто, по прозвищу Учитель. Оба арестованы по приказу Синедриона. Первый убил священника и ограбил его дом, второй призывал толпу разрушить Храм и избрать его царем Иудеи.

Понтий Пилат: К утру преступники должны быть готовы к вынесению приговора. Иди.

Начальник тюрьмы уходит.


Валерия: Пилат, ты прекрасно знаешь, Учитель ни в чем не виноват! Спаси его!


Понтий Пилат: (Мрачно) Все слишком серьезно. Не знаю, как будут развиваться события, но тебе лучше уехать.

Валерия: Нет, нет! Я не буду тебе мешать. Я буду в опочивальне, пока ты сам меня не позовешь. А вдруг тебе нужна будет помощь.

Валерия уходит в левые зашторенные двери.


Понтий Пилат: Стража!

Входит начальник караула.


Послать гонцов к Ироду и первосвященнику Каиафе. Пусть немедленно оставят свои дела и посетят меня. Дело государственной важности.

Начальник караула уходит.

Значит, Марк Фабий хочет уничтожить Учителя. Интересно, что могло произойти в Риме, что так напугало его? Уже светает. Нужно успеть, что-то сделать до суда. Открыто выступить против Фабия я не могу. Отдать столько лет служению Риму и умереть как изменник.…Нет, позор хуже смерти! Но и вместо меня Фабий на суде вряд ли появится… Одно дело - командовать войсками, другое – утвердить смертный приговор.

Входит Ирод.

Ирод: Приветствую тебя, Пилат! Я одной ногой был уже в постели, когда меня застала твоя просьба. Я слушаю тебя.

Понтий Пилат: Ты знаешь, что арестован один из твоих подданных, по прозвищу Учитель из Галилеи?

Ирод: Да, его даже прислали ко мне на допрос. Никак не могу привыкнуть к этой римской манере - работать круглые сутки. Ну, куда спешить?.. Пойми правильно, я ничего не имею против Рима, мы с тобой четко разделили наши полномочия, я этим доволен. Просто мой друг, персидский посол, привез с собой на наш праздник трех очаровательных танцовщиц. Такого страстного танца я еще не видел!

Понтий Пилат: Если можешь, то про танцовщиц короче!

Ирод: Хорошо. Я, посол, и еще несколько моих лучших друзей, отдыхаем, пьем прекрасное греческое вино, наслаждаемся танцами, музыкой. И вдруг: грохот подков, лязг оружия, крики стражи!
Прямо в комнату вталкивают этого Учителя, говорят, в чем его обвиняют, и хотят, чтоб я его допросил.

Понтий Пилат: Чем кончился допрос?

Ирод: Я думал, тебе доложили?

Понтий Пилат: Я хочу все знать от тебя.

Ирод: Ну, я спросил его: « Ты хочешь стать царем Иудейским? », а он ответил: « Ты сказал, не я », вот, собственно, и все.

Понтий Пилат: Значит, ты снимаешь с него это обвинение?

Ирод: Послушай, Пилат, мы не первый год знакомы и до сих пор понимали друг друга. Но теперь я не знаю, что ты затеял, поэтому скажу только за себя. Я его не арестовывал, я ему никаких обвинений не предъявлял, поэтому снимать с него никаких обвинений не буду.
Ты не хуже меня знаешь, что этот Учитель у меня, как кость в горле. Это тебе хорошо – у тебя власть военная. Отдал приказ, – выполнили, не выполнили, – казнил, и все. А у меня власть гражданская. Мои подданные понятия не имеют о дисциплине, и, чтобы поддержать какой-то порядок, приходится применять публичные меры устрашения, вплоть до казней. Иначе они не понимают.
Ну, а в ответ я имею полный список разоблачений: жадный, жестокий, развратный …Я многим правдолюбам могу заткнуть рот, так как у каждого есть грехи. Но с Учителем справиться не могу, ибо народ считает его за праведника, а многие - даже за пророка.
И пусть я публично для всех буду жадный, жестокий и развратный, но я не полезу в ловушку, где главной приманкой является Учитель.

Понтий Пилат: Что ты имеешь в виду?

Ирод: А то, что эта страна религиозная и у меня есть свои глаза и уши. Так вот, я прекрасно вижу, что делает этот Учитель. Простому человеку такие дела неподвластны. И я не знаю точно, кто он на самом деле, простой любимец нашего Бога, или посланный нам очередной пророк, но я к нему пальцем не прикоснусь.
К тому же год назад у меня был неприятный случай, и второй раз мне это с рук не сойдет.

Понтий Пилат: А что случилось год назад?

Ирод: Как все произошло, точно не помню, пьян был сильно. И вот в таком состоянии, кто-то уговорил меня казнить одного праведника. Потом я жалел об этом, но ничего сделать было нельзя.
Так вот, теперь этот праведник, когда я сильно выпью, приходит ко мне во сне. После такого сна я несколько дней боюсь выйти из дома.

Понтий Пилат: Что же он говорит тебе во сне?

Ирод: Он-то как раз молчит, только берет меня во сне за руку и ведет к кратеру вулкана. А там, в кипящей и бурлящей лаве, корчится в муках мой отец, Ирод Великий. Зрелище кошмарное! Со временем я понял – еще одна ошибка в жизни, и я буду плавать рядом с папашей.

Понтий Пилат: Попробуй отвлечься от своего отца, ему уже не поможешь. Давай решим, что делать с обвинением?

Ирод: А лично я ничего делать не буду. Похоже, эти надутые индюки в Синедрионе крепко влипли с этим Учителем, и я с удовольствием посмотрю во время очередной прогулки к вулкану на их плавание в кипящей лаве.
Не сделай ошибки, Пилат! Меньше всего рядом с папашей я хотел бы видеть тебя. Ты хоть и жесток, но справедлив. Твою верность закону и порядку уважаю не только я. Хотя до сих пор не могу понять, зачем Рим держит в Иудее столько войск? Ты ведь сам убедился, мои подданные – весьма мирные люди.

Понтий Пилат: Я также уважаю тебя, Ирод, за лояльность к Риму, и откровенно отвечу на твой вопрос. Тех налогов, что собирает Рим в Иудее, не хватает даже на содержание наших войск. Но несколько легионов, расквартированных здесь, служат гарантией спокойствия торгового пути между Азией и Европой. Рим от этой торговли получает огромные доходы. Любой, кто нарушит спокойствие караванов с товаром, будет немедленно уничтожен. Я имею на этот счет самые точные инструкции.

Ирод: Устал я от твоих серьезных речей. В опочивальне меня ждет одна из танцовщиц. Боюсь, как бы она не остыла от своего зажигательного танца.

Ирод уходит. Входит Каиафа.

Каиафа: Здесь только что был Ирод?

Понтий Пилат: Да, ты уже все знаешь?

Каиафа: Совет старейшин Синедриона принял решение об аресте Учителя уже очень давно. Этим решением мы больше хотели припугнуть этого человека, чем действительно его казнить. Во всяком случае, я точно знаю, что никто лично брать на себя ответственность за казнь не хотел. Не могу понять, как они решились на это?

Понтий Пилат: Значит, не ты был инициатором ареста?

Каиафа: Конечно, нет! Оба обвинения, которые ему предъявили, абсолютно беспочвенны.

Понтий Пилат: Так уж получается, Каиафа, чем глупее обвинение, тем сложнее его опровергнуть.

Каиафа: Что касается Храма, то на суде, я как первосвященник, смогу снять это обвинение. Это в моей власти. Но что касается покушения на государственную власть, тут я бессилен.

Понтий Пилат: Что случилось, Каиафа? Ты ведь когда-то бегал ко мне жаловаться на Учителя, а теперь хочешь его защитить?

Каиафа: А случилось то, о чем я и говорил. Многие разочаровались в Учителе. Он не оправдал их надежд. Его популярность падает, теперь за ним бегают только безнадежно больные и небольшая кучка его учеников. Мне доложили, что кое-где его не впустили даже в городские ворота. Теперь он нам совсем не страшен. А эта бессмысленная казнь сделает из него мученика, и многие опять уверуют, что он пророк. Поднимут голову его ученики, и все опять начнется сначала. Надо его освободить!

Понтий Пилат: А если потом окажется, что Он действительно пророк, а мы казнили Его?

Каиафа: Ну, тогда будет совсем плохо! Бог сильно наказывает за преследование или, тем более казнь пророка. Тогда беды обрушатся на головы всего иудейского народа. Этому учат наши священные книги, и кому, как не мне, знать это!

Понтий Пилат: Тогда остается последнее – публичное помилование по просьбе народа в честь праздника. Надо, чтобы ты собрал как можно больше своих сторонников, и привел их под балкон в претории, на котором я буду стоять во время суда. Когда я спрошу, кого помиловать, пусть кричат: «Учителя». Думаю, Синедрион не посмеет противиться воле своего народа.

Каиафа: А разве своей властью ты не можешь просто помиловать Учителя?

Понтий Пилат: Я уверен, что на вопросы он отвечать не будет, а по римским законам, молчание – это признание своей вины. Вся моя огромная власть бессильна против закона, ибо, как только я его нарушу, я не только потеряю власть, но и сам стану преступником. Таков Рим.

Каиафа: Тогда воспользуюсь твоим советом, не буду терять времени. Его у нас и так слишком мало.



Каиафа уходит.


Понтий Пилат: Марк Фабий вряд ли знает о помиловании в честь праздника, а выйти вместо меня на балкон он не решиться. Так и сделаем.
Совсем рассвело. До суда остается несколько часов. Я всего один раз видел Учителя, но почему-то уверен - он не будет, ни оправдываться, ни отвечать на вопросы. А значит и доказать его невиновность нет никакой возможности.
Только бы Каиафа успел собрать своих людей.


В это время происходит смена караула. Вместо сирийцев, - личной стражи Пилата, у дверей становятся незнакомые легионеры. Пилат пробует выйти, но ему не дают. Потайная дверь так же оказывается запертой.


(обреченно) Ну вот и все. Теперь остается только ждать!


Вечер того же дня. В покоях Валерия и Понтий Пилат.


Понтий Пилат: Не задавай ненужных вопросов. Ответы на них могут стоить тебе жизни. Сейчас я серьезен как никогда.

Валерия: И все-таки, Пилат, что произошло? Ты так и не смог ему помочь? Ты сидишь тут целый день, будто арестованный.

Понтий Пилат: Не говори глупостей, никто меня не арестовывал.

Валерия: Но я же вижу. За весь день ты не отдал ни одного приказа. Твои подчиненные даже не заходят сюда. Скажи мне, ты еще наместник кесаря в Иудее?

Понтий Пилат: Пожалуй, ты права. Мне без тебя не обойтись. Придется кое-что рассказать. Слушай, сегодня вся власть в Иудее временно принадлежит Марку Фабию. Ты помнишь этого римлянина?

Валерия: Это тот симпатичный патриций из древнего рода Фабиев? Конечно, помню. Римские женщины от него просто без ума. А что он здесь делает, и когда прибыл?

Понтий Пилат: Я вижу, ты поняла, о ком я говорю. Что он здесь делает, это большая тайна, которую тебе нельзя знать. Формально он действует от моего имени, поэтому наместником я все-таки остаюсь, но все, до единого солдата, выполняют только его приказы.
Сегодня ночью Марк Фабий отбудет в Рим, и все опять станет по-прежнему. А до этого времени только ты во всей Иудее не подчиняешься ему. Он думает, будто все рассчитал, и полностью меня изолировал. Но он забыл о тебе. Ты единственный солдат в моей армии, который остался мне предан, и это главная его ошибка.

Валерия: Ты никогда не говорил такими загадками.

Понтий Пилат: Помнишь, «Нет ничего тайного, что не стало бы явным»,- так, кажется, говорил Учитель? А теперь слушай меня очень внимательно. Ты единственная моя надежда. Мы сейчас сделаем то, что должны, времени у нас мало. Марк Фабий скоро придет проститься, и я не уверен, чем это прощание закончится для меня.

Валерия: Я уже долгие годы жена солдата. Говори, что нужно делать?

Понтий Пилат: Ты помнишь те свитки, на которых записаны отчеты лазутчиков? Эти свитки лежат у меня.

Валерия: Да, я помню, ты говорил о них.

Понтий Пилат: Так вот, Марк Фабий, скорее всего, еще не знает о них, а когда узнает, записи исчезнут навсегда. Самые важные свитки, где говорится про Учителя, его речи и деяния, я скрепил в один длинный свиток. Сейчас мы намотаем его на твою талию, и ты отнесешь его в дом, который я отметил на этом рисунке крестиком. Рисунок оставишь в том же доме. Для всех - ты пошла к лекарю за пиявками. Все знают о моих головных болях, и подозрений это ни у кого не вызовет.

Валерия: А что это за дом, куда я должна пойти?

Понтий Пилат: Там живет мать одного из учеников. Я узнал его там, на проповеди, куда мы ходили год назад. Зовут Ученика Иоанн. Когда-то он был зажиточным иудеем и владел рыболовецкой артелью. Несколько лет назад, еще до всех этих событий Иоанн принимал нас с Каиафой у себя в доме. Отдашь свиток матери Иоанна в руки. Зовут ее Саломея. Если спросит, кто ты, не говори. Скажи только, чтобы свитки передала своему сыну. Нам эти документы ни к чему, а Иоанн найдет им применение.

Валерия снимает платье, наматывает рулон на себя, одевается и уходит. Стража ее пропускает.
Пилат сжигает остатки свитков в жертвеннике.


Понтий Пилат: Ну вот, мы и посчитались с тобой, всемогущий Совет! Я не знаю, когда, но рано или поздно, ты Марк Фабий, от досады вырвешь остатки своих волос, но ничего сделать уже не сможешь. Я помню слова Учителя: «Самый большой грех – это не сделать то, что должен». Если я не смог уберечь твою жизнь, Учитель, то теперь твои ученики разнесут мудрость твою для всех страждущих слова Божьего.
Жаль только, что в глазах этих страждущих я навсегда останусь твоим палачом, и никем более.
Палач праведника, – какой тяжелый груз! Вряд ли я смогу его долго нести.


Пилат уходит в опочивальню.
В покоях появляются Марк Фабий и Луций Антилий.


Марк Фабий: Ты лично убедился, что Учитель мертв и его похоронили?

Луций Антилий: Я все сделал так, как ты приказал. Если честно, то я думал, хлопот будет больше. Ты говорил, у него много последователей, и я считал, что бунт неминуем. Но единственное, что всех напугало – гроза. Сколько здесь служу, а такого страшного грома не слышал. Казалось, еще мгновение и сам Юпитер покажется из-за тучи.

Марк Фабий: Как бы там ни было, дело сделано. Мы покидаем эту землю и возвращаемся в Рим.

Луций Антилий: Мы?

Марк Фабий: Да, ты, я и твои люди, все до единого человека. Запомни, нас здесь никогда не было. В Риме нас ждет большая награда. Я официально представлю тебя Тайному Совету, как своего наследника. Членство в Совете передается по наследству.

Луций Антилий: Подожди, а как же мое назначение Сенатом?

Марк Фабий: По документам, ты назначен командиром альпийских проводников. А тайной службой в Иудее командовал совсем другой человек. Он ждет нас на корабле.

Луций Антилий: Я уже привык, дядя, к твоим неожиданностям, и мне не надо повторять дважды.

Марк Фабий: О том, что здесь происходило, и о нашем участии в этих событиях никто не должен знать. Не должно остаться ни свидетелей, ни документов. Я рад, что не ошибся в тебе.

Луций Антилий начинает что-то искать.

Марк Фабий: Что случилось? Что ты ищешь?

Луций Антилий: Здесь у Пилата хранились отчеты моих лазутчиков, я сам много раз их видел. Пилат говорил, что хотел отдать их римским историкам. Сейчас в Риме, после Тита Ливия, модно быть историком.

Марк Фабий: Почему же ты сразу об этом не сказал?

Луций Антилий: Я не знал, что это так важно. Столько дел свалилось на меня! И каждое поручение было «самым важным». Знаешь, сколько времени и сил заняло переодеть две кессанийские когорты и разместить их под балконом Пилата? Мы еле успели занять первые ряды, как подошла еще одна, кем-то руководимая толпа горожан. Их крики на суде Пилата звучали гораздо слабее, чем голоса наших солдат.

Марк Фабий: Тогда нам удалось перехитрить Пилата, и освободить вместо Учителя этого никчемного разбойника, но теперь, похоже, Пилат взял реванш?

Луций Антилий: Нет, не верю в это! Наша стража никуда не выпускала его, а тайную дверь я сам запер.

Входит Пилат.

Понтий Пилат: Какой тяжелый был день. Наконец-то закончилась эта гроза!

Марк Фабий: Где отчеты лазутчиков?

Понтий Пилат: Я подумал, что они больше не нужны, и сжег их на своем жертвеннике.

Луций Антилий и Марк Фабий подбегают к жертвеннику.

Луций Антилий: Что-то маловато золы.

Входит Валерия.

Марк Фабий: Валерия? Ты разве не в Кесарии?

Валерия: Пилату последние дни нездоровится. Я опять ходила к лекарю за пиявками. ( Показывает пиявки).

Понтий Пилат: Пойдем, Валерия, поставим мне пиявки.

Валерия и Пилат уходят в опочивальню.


Марк Фабий: Он через нее передал бумаги! Как я мог совершить такую ошибку?!

Луций Антилий: Разве это что-то меняет?

Марк Фабий: (истерически смеётся) Нет, если только он это сделал! (смеется громче) Нет, если только он это сделал!! Это просто невозможно!!!

Луций Антилий: Что случилось, дядя?

Марк Фабий: ( Продолжая смеяться) Ты не поверишь, Луций, какие мы идиоты!

Луций Антилий: Мы что-то сделали не так?

Марк Фабий: Мы все сделали не так!!!… О, боги! Сколько сил, времени, денег, затратил Рим, сколько солдат и кораблей было задействовано в этом грязном и недостойном деле! И все это для того, чтобы безграмотные и нищие ученики, и фанатики этого Учителя получили в свое распоряжение полный список его речей и дел.
Мы за них сделали то, до чего сами они никогда бы не додумались. Теперь эти речи и легенды о нем будут множиться десятками, сотнями! И мертвый Учитель станет в тысячу раз сильнее, чем был при жизни!!!



ЗАНАВЕС