Анатомия власти. Гоcудари и пoдданные в Европе в Средние века и Новое время [Коллектив авторов -- История] (pdf) читать постранично, страница - 2

наконец,
проблемы «властного» мифотворчества. Ко всем этим сюжетам
примыкают источниковедческие и историографические аспекты изучения
феномена «потестарности».
Как можно видеть, этот набор тем в той или иной мере отражает
научный путь М.А. Бойцова. Но в не меньшей степени он обусловлен и
нашим желанием создать труд, у которого есть шанс стать определенной
вехой в отечественной исторической науке, заставить читателей
задуматься о собственном прошлом и о непреходящей актуальности того,
что уже, казалось бы, давно миновало. Ведь на самом деле обаяние власти
никогда не бывает скромным...
Ольга Тогоева
Олег Воскобойников

Имя, титул, инсигния

Алексей Муравьев
Эсхатологический царь-странник. Мифологема
царской харизмы времен Юстиниана в восточнохристианских текстах [1]
doi:10.17323/978-5-7598-2362-9_14-26
Представление о харизме царской власти, столь явственное в зрелом
византийском и западном Средневековье, принимало на позднеантичном
христианском Востоке порой интересные формы, отражавшие разные незападные влияния. Эта восточная харизма царства является пред взором
читателя средневековых восточных текстов флюктуирующей, то
появляющейся, то исчезающей, но неизменно устремленной в
эсхатологическую перспективу. Вся постэллинистическая картина царской
харизмы оказалась осенена огромной фигурой Александра Македонского,
который, пройдя через призму еврейской эсхатологии, оказался царемстранником [2]. Вся эпопея его завоеваний была полностью переосмыслена
на Востоке в этой перспективе.
В сирийской традиции, в отличие от византийской или, тем паче,
западной, Александр рано стал таким образцовым царем. Христианская
версия «Александрии», которая, как ясно на настоящий момент, была
одним из самых распространенных и влиятельных текстов далеко за
пределами сироязычной области (сейчас уже известны еврейская,
уйгурская и старомонгольская версии, не говоря об арабской «Жизни
Александра», сирату-л-Искендер), стала очень известной. Популярность ее
отчасти объясняется тем, что это текст-модель [3] всего процесса
эллинизации Востока. Его объясняющий потенциал настолько силен, что
его читали едва ли не как Библию и уж точно как дополнение к Библии.
Именно «Александрия» объяснила разным народам, как сложился и как
устроен мир, в котором они живут. Но самое главное — она объясняла им,
как получают свою власть цари и зачем она нужна в перспективе конца
света.
Это объяснение состоит в том, что цари нужны, чтобы уберечь великую
мировую державу ромеев до конца времен, который уже близок. Иначе
говоря, Александр стал не просто путешественником, но
апокалиптическим царем-странником. П. Александер, знаток и
исследователь византийской апокалиптики, справедливо указывал на роль
пророчеств Даниила и Иезекииля в представлениях о конце света [4].
Конечно, не стоит забывать, что весь жанр апокалиптики был еврейскоарамейского происхождения. Однако окончательное утверждение в
византийской и восточнохристианской (прежде всего сирийской), а также
отчасти и в западной традиции (вспомним мифологему о Гоге и Магоге)

темы Последнего Царя, как замечает Александер, отграничило
Средневековье от поздней Античности через представление об особой
форме царской харизмы.

Царь-странник и библейские пророчества
Эта граница пролегала по пророчеству о царе-тиране и триумфе христиан:
только впоследствии конец века сирийцы отождествили с арабскими
завоеваниями в «Откровении Псевдо-Мефодия». Но если в VII в. все
сложилось для сирийцев и потом для византийцев в понятную и единую
картину [5] и писание таких vaticinia post eventu было делом составителей
зерцал, то в VI в. такое пророчество было еще видением. И тем не менее,
как считает П. Александер, это видение в контексте сивиллиных
пророчеств (Тибуртинской сивиллы прежде всего) и библейских
пророчеств Даниила и Иезекииля было базой историософского видения
позднеантичных сирийцев и ромеев.
Сирийская версия романа Псевдо-Каллисфена (tašˤ īṯā ḏ -aleksandrōs)
была лишь частью богатой сирийской литературы об Александре, к
которой относят «Жизнь Александра», «Изречения» и «Деяния»
(neṣ ḥ ānā) [6]. Более показательна для раннего времени «Мемра» (Песнь),
приписанная антихалкидонитскому деятелю и поэту Якову Саругскому,
полное название которой — «Стих об Александре Филипповиче
преславном и о вратах, поставленных против Гога и Магога» [7]. Издатель
текста Г. Райнинк подхватил старую идею Пфистера о том,
что Wanderungmotiv, т.е. путешествие Александра в Страну Тьмы и
строительство Стены, — первичны, а «Песнь» предшествует сирийской
«Александрии».
Когда Александр собирает своих советников (mhaymānē), он обращает
к ним такие слова: «Меня охватило огромное желание повидать другие
страны [8], посмотреть, каковы они, вплоть до удаленных уголков и
прежде всего “область тьмы” (beṯ ḥ šōḥē)» [9]. И начинается