Без названия [Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (110) »
Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович Без названия
Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ТОМЪ ШЕСТОЙ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ. ПЕТРОГРАДЪ
БЕЗЪ НАЗВАНІЯ.
Роман.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
. I. -- Вот она раскинулась, наша матушка Белокаменная!-- как-то слащаво проговорил небольшого роста господин, из-под руки присматривая раскинувшийся под ногами великолепный вид на Москву.-- Историческое сердце святой Руси... -- Да, сердце,-- согласился его сосед по ресторанному столику, худенький, болезненнаго вида брюнет.-- Лучшаго места нельзя было и придумать... -- Знаете, Василий Тимофеич, когда я приезжаю в Москву, так каждый раз скажу: ну, слава Богу, дома... Ведь родился-то Бог знает где, там, в Сибири, а дом в Москве. Да и все так... Вы ведь москвич? -- Да, коренной москвич... И деды и прадеды здесь жили. Брюнет тяжело перевел дух и раскашлялся. На лбу и на шее у него напружились жилы. Мягкая пуховая шляпа сбилась на затылок. Он напрасно старался удержаться: кашель так и душил. Впрочем, он ждал этого пароксизма, потому что руки у него похолодели и сделались влажными, когда они еще ехали на Воробьевы горы. Ему было обидно за собственную слабость, когда над годовой стоял такой прекрасный весенний день, внизу разстилалась панорама родной Москвы, и рядом сидел такой безсовестно здоровый собеседник. Отовсюду веяло силой, а он чувствовал себя таким немощным и слабым, как цыпленок. -- Простудились?-- с невольным сожалением заметил купчик. -- Нет, это так... У меня сердце не в порядке, Марк Евсеич. Наследственный порок... -- Нужно лечиться, Василий Тимофеич... -- Лекарств нет. Так пройдет... Зажился в городе, вот и кашляю, как овца. Василий Тимофеич улыбнулся какой-то больной улыбкой и принялся сосать леденец, вынутый из жилетнаго кармана. Он долго и внимательно смотрел на Москву, прищурив левый глаз. Ах, какой вид -- единственный, чудный, до боли родной! Вон какой величественный изгиб делает река Москва, а за ней зеленые шахматы полей и огородов в Лужниках, какая-то деревянная церковь, притянувшаяся на этой зелени, дальше белеют стены Новодевичьяго монастыря, еще дальше -- браной скатертью раскинулась сама Москва, замыкавшаяся в глубине золотым гребнем Кремля. Даль тонула в каком-то радужном ликующем тумане, точно это было море, настоящее море из безконечных улиц, уличек и переулков. Правый гористый берег был задрапирован старым Мамоновским садом,-- для коренного москвича это был именно Мамоновский сад, а не Нескучный -- под ним прятались белевшия здания Андреевской богадельни, а там, налево, тот же правый берег совершенно уходил из глаз едва брезжившим Ходынским полем. Но Москве-реке бойко разбегались два маленьких пароходика,-- издали они казались детскими игрушками. -- Да, хорошо,-- как бы про себя заметил брюнет, снимая шляпу. -- Лучше не бывает, Василий Тимофеич... Ведь вы весь свет изездили, так есть с чем посравнить. -- Да... Без шляпы лицо брюнета было совсем другое. Его изменял открытый лоб с развитыми выпуклостями. И светло-карие глаза казались строже, и рот складывался иначе. "Мал зверь, да лапист..." -- подумал Марк Евсеич, раскуривая папиросу. В выражении лица Василия Тимофеича было что-то жесткое, а такия лица хороши только тогда, когда улыбаются,-- именно оно и светлело от улыбки, получая детское выражение. Только улыбался Василий Тимофеич редко. -- Удивляюсь я вам,-- заговорил Марк Евсеич после длинной паузы: -- и что вам за интерес наши промыслы... И далеко, и дело рискованное. Самое неверное... -- Да вед я так, от скуки... Засиделся в Москве и хочу прогуляться куда-нибудь. На юге был, на Кавказе был, в Средней Азии был -- остался Урал. Хочется побывать, присмотреться к делу... Я хорошо знаю золотое дело в Калифорнии. -- Может, и сами занимались? -- Нет, но знаю... Я несколько лет прожил в Америке. -- Так-с... Оно, конечно, любопытно, Василий Тимофеич. Самое слово любопытно: золото. А больше-то и нет ничего... Я уж давненько не бывал на своих промыслах, потому как утвердилась вся семья в Москве, а там доверенные да управляющие руководствуют. Конечно, это не порядок, да уж как-то так далеко очень... Летом, по навигации, неделю слишком ехать, а зимой и с две другой раз не доедешь. Одним словом, размякли мы в Москве... -- Ведь у вас дело старинное, кондовое? -- Как же-с, от дедов досталось... Еще дедушка орудовал, а потом родитель покойный. Ну, при родителе-то покойном нам плохо пришлось... Совсем-было разорились. До того дело доходило, что краснаго билета в дому нет... Особенное дело, одним словом. Когда уж брат Яков вступил, ну, тогда все пошло как по маслу. Он Трехсвятительскую жилу открыл... -- Вас ведь много, братьев? -- Я-то самый меньшой, а постарше меня еще пятеро: Прокопий, Андрей, Гаврило, Семен и Яков. Две сестры были, ну, те замуж выскочили и сейчас свое положение женское имеют. -- А брат Яков давно умер?. Этот простой вопрос заставил Марка Евсеича сежиться. Он посмотрел на- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (110) »
Последние комментарии
13 часов 51 минут назад
20 часов 14 минут назад
20 часов 22 минут назад
20 часов 50 минут назад
20 часов 54 минут назад
20 часов 54 минут назад